"Фантастика 2023-41". Компиляция. Книги 1-11 [Олег Николаевич Верещагин] (fb2) читать онлайн

Олег Верещагин Я иду искать. История первая Воля павших

— Не отчаивайся. Мальчишкам всегда почему-то казалось, что ничего такого… героического им уже не достанется.

— А потом?

— Что потом?

— Ну… им всегда доставалось?

— Доставалось. Всегда. И ещё как!.

С. Павлов. «Лунная радуга».

Светлой памяти: Желько Ражнятовича по прозвищу «Оркан», Симо Дрляка, Эрнесто «Че» Гевары, Петра Машерова, Генерала де Вета, Ивана Турчанинова, лорда Джорджа Ноэля Гордона Байрона и сотен других, считавших, что чужого горя не бывает, а свобода и вера стоят того, чтобы за них драться.

С благодарностью и восхищением посвящает автор эту книгу.

Пролог

Позывной не отвечает

Кто-то гибнет, тонет, и зовёт, и стонет…

Чей корабль в море погибает?!

Или это крик затравленных погоней?!

И людей пытают или убивают?!

Ю. Кукин

Он пришёл в город под вечер, когда ворота уже закрывались.

Стражники-хангары в плоских хвостатых шлемах видели, как он возник из вечернего сумрака шагах в ста от ворот. Они хмуро разглядывали приближающуюся фигуру человека, обмениваясь негромкими замечаниями на своём языке — кто же под вечер таскается со стороны Великого Леса? Колдуны, бродяги, убийцы… а то и ещё кто похуже. С молоком матери хангары впитали убеждение, что лес буквально кишит нечистью. По-этому они с надеждой посматривали на стоящего ближе к воротам данвана — не прикажет ли он сразу рубить позднего пришельца, пока он не натворил дел в городе, как уже бывало?.

Рослый, широкоплечий человек шагал размеренно и легко, чуть наклонив корпус вперёд. Лица ещё не было видно в быстро сгущающихся сумерках, но хангары видели серо-зелёный плащ, накинутый поверх зелёной кожаной куртки, стянутой на груди ремнями, такие же зелёные штаны, заправленные в высокие сапоги, подбитые железом и перевитые ремнями накрест. Длинные чёрные краги доходили почти до локтей. На широком, в два ряда проклёпанном медью поясе висели тощий кошелёк, дорожная сумка, широкий меч в обтянутых шкурой длинным белым мехом наружу ножнах и тяжёлый нож-камас. Сочетание оружия и одежды делали позднего путника вдвойне подозрительным, потому что меч и камас могли принадлежать лишь северному горцу-славянину, а кожаная одежда всадника — только анласу, кочевнику из западных степей. И те и другие были давними врагами данванов — так одеться и вооружиться можно было лишь в знак вызова могущественным господам, лично Капитану здешней крепости и последнему наёмнику-хангару.

Но данван, стоящий возле ворот, остался неподвижен. Похожий на чудовищную башню из гибкой брони, угловатый, огромный, безликий, он стоял, широко расставив ноги и положив ладони в металлических перчатках на своё страшное оружие, висящее поперёк широкой груди. Казалось, ему нет дела ни до наёмников, выжидательно посматривающих на него, ни до приближающегося странного путника, ни до города за спиной. Матовый блеск маски шлема был исполнен холодного равнодушия. Способность господ, личной стражи Капитана крепости, то часами сохранять полную неподвижность, то взрываться молниеносным броском пугала хангаров, но в то же время придавала им уверенности в своих силах на чужой, враждебной земле… И теперь они успокоились тоже. Раз господин неподвижен — значит, опасности нет. Опершись на короткие хвостатые копья с широкими наконечниками, предназначенные для ближнего боя, хангары уже с ленивым любопытством следили за чужаком.

Тот подошёл совсем близко — так близко, что стал виден цвет его глаз, серых и спокойных. Длинные русые волосы падали на спину и плечи. Такого же цвета усы гордо покоились за ушами, как было принято у славян во всех землях. Тёмную от ветра, солнца и холодов кожу лица пересекал от правой брови до угла рта шрам, в котором любой из наёмников мог легко узнать след хангарской сабли — такой же, как висевшие у них на поясах. Симпатий к пришельцу это не прибавило, а он ещё вознамерился пройти через ворота, словно сквозь пустое место! Было от чего остолбенеть, но в последний момент один из стражников преградил лесовику путь своим копьём:

— Пошлина давай, — гортанно прокаркал он с неистребимым хангарским акцентом.

— Пошлину? — глуховато спросил человек на славянском языке, останавливаясь и обращая на стражника слегка отсутствующий взгляд светлых глаз. Эти глаза всегда раздражали хангара, вот уже пятнадцать лет служившего господам в лесной земле — равнодушные, невыразительные глаза рыбы, по которым невозможно понять, о чём думает и чего хочет их обладатель.

— Пошлина, — повторил хангар, расправляя грудь и выпятив губу: он был на полголовы ниже пришельца. Двое стражников помоложе засмеялись — не над своим старшим, а над лесным дикарём. Может, он и вообще не знает, что такое пошлина — думает, что в город, где есть Капитан, можно входить, как в лес, без разрешения и свободно?! Но тот уже достал из кошелька серебряную монету с Летящим Фрегатом и Грифоном Данвэ.

— Возьми, — монета упала в ладонь стражника. Но вместо того, чтобы идти дальше, человек вдруг спросил: — К кому в городе можно наняться на службу, скажи?

— Служба? — переспросил хангар. — Э, что твоя умеет делать?

— Я воин, — так же глуховато, словно оберегая голос, ответил человек. — Могу быть следопытом в лесу. В горах. Могу водить корабли по звёздам.

— Ты? — хангар скривился. — Хай!

— Я спрашивал совета, а не насмешки, — без обиды сказал человек.

— Могучий Отважный Всевидящий, Капитан под Грифоном Данвэ, Капитан крепости Виард Хоран, — титуловал хангар Капитана полностью, назвав даже данванское наименование крепости, — не принимает в свои отряды червей, которые только и умеют, что ковыряться в земле. Тут есть лишь место для могучих сынов Белого Верблюда, рождённых в Ханна Гаар.

Эту тираду стражник произнёс без акцента — отшлифовал долгим и частым употреблением. Остальные стражники откровенно заржали. Их веселье ещё более усилилось, когда ничтожный лесовик проглотил и это оскорбление. Смиренно наклонил голову:

— Я понял… А есть ли у вас в городе рынок рабов?

— Эй, ты где видеть город без рынок рабов?! — насмешливо спросил хангар. Пришелец был глуп и безопасен, даром что с оружием.

— А если видел? — с непонятной насмешкой ответил вопросом лесовик.

— Тогда твоя зарабатывать много денег, да? — хангар ткнул челровека в грудь волосатым пальцем. — Рассказывать об этом чудесном месте и зарабатывать!

— Я смогу зарабатывать деньги у себя дома, рассказывая, каких глупцов держит вместо стражи тот, кто называет себя Капитаном Крепости Трёх Дубов.

Хангар на миг застыл, хватая ртом воздух, а потом схватился за рукоятку сабли. Во-первых, проклятый лесовик говорил на языке Ханна Гаар — знал, знал его и заставил ломать язык своей тарабарщиной! Во-вторых, он открыто и нагло исковеркал титул Капитана и осмелился назвать Виард Хоран СТАРЫМ названием!!! Это требовало кары — немедленной и беспощадной — его голова скатится раньше, чем лесовик успеет достать свой неуклюжий меч…

Пальцы хангара словно примёрзли к рукояти, украшенной речным жемчугом. Нет, лесовик ничего не сделал, не пошевелился, даже не моргнул. Прост наёмник, как на копьё, натолкнулся на его взгляд — уже не безразличный и равнодушный, нет! Рука хангара упала вдоль бока. Ему показалось, что сквозь прорези в маске проглянул демон из сказок. Но голос лесовика остался прежним, и говорил он опять на своём языке:

— Вот что. Я не знал, что у вас в городе стражникам отдана монополия на шутки. И если ты хочешь и в дальнейшем шутить без помех — не задерживай меня, достойный сын Белого Верблюда, хорошо?

Неведомым ухищрением голоса он ухитрился превратить родовое прозвище хангара в оскорбление, и стражник понял это… но сейчас он пропустил бы в город хоть самого Храага Огненного — лишь бы больше не встречаться с этим взглядом… И лесовик уже двинулся дальше — но его задержал ещё один голос:

— Стоять.

Пятнистая башня данвана двигалась механически и бесшумно. Ростом выше лесовика, шире в плечах и массивней, он подошёл вплотную, не обращая внимания на раздавшихся в стороны стражников — те брызнули от него, словно плотва от щуки.

— Назови имя.

Данван говорил без акцента и без насмешки, но в голосе хангара были человеческие эмоции, по сравнению с монотонно падавшими словами данвана наёмник говорил почти приятно…

— Немой, — сразу, хотя и без подобострастия или испуга, ответил лесовик.

— Это имя?

— Какое есть, — он пожал плечами.

— Откуда идёшь? — продолжался бездушный допрос.

— Из Фрайск Тайн.

— Что делал там?

— Служил разведчиком в гарнизоне.

Данван протянул руку, обтянутую гибким металлом:

— Документы.

Так же без промедления, но и без суеты Немой подал карточку, покрытую пластиком. Данван помедлил, задержал её перед слепой маской и отсалютовал, вскинув прямую ладонь к правой брови:

— Удачи в городе, разведчик. И приятного отпуска, — добавил он, возвращая карточку. — Если тебе и вправду нужен рынок рабов, то он начинает свою работу рано, на центральной площади. Ты её легко найдёшь по указателям. Может быть, один из них. — жест в сторону застывших хангаров, — покажет тебе гостиницу — корчму, как вы говорите?

— Я так никогда не говорил, — равнодушно ответил Немой. — Я хобайн, а не славянин… Лайс свэс хлаутс н'д байра хит.

— О-о! — голос данвана вдруг изменился, стал моложе и приобрёл живые интонации. — У хлиган ват'с хаусйен?! Скейнан!

— Т'экт, — Немой тоже отсалютовал рукой и, больше ни на кого не глядя, вошёл в город через ворота, бесшумно и плавно закрывшиеся за его спиной…

… Узкой мощёной улицей Немой шёл между двумя рядами высоких домов, чьи окна были закрыты ставнями. В тишине по ровным булыжникам коротко стучали шаги подкованных сапог. Далеко впереди, над крышами домов, вознеслась, словно чёрный призрак, Цитадель Капитана. Такая же, как и в любом другом городе. Построенная по плану, с пристрелянными подходами, непоколебимая и несокрушимая. Символ власти данванов — ни для кого не секрет, что они специально строят свои крепости вот так, чтобы их было видно из каждого уголка города, чтобы они висели над кварталами и площадями, над крышами и стенами, как судьба, как рок… Это не просто крепость. Это напоминание.

Лайс свэс хлаутс н'д байра хит.

Я знаю своё место и несу жребий.

Немой сплюнул. Каждый раз, когда он говорил на этом языке, ему хотелось потом прополоскать рот родниковой водой.

Было пустынно. Лишь нарушал теперь тишину доносящийся откуда-то спереди голос, возвещавший что-то через равные промежутки времени. Металлический, неживой голос, похожий на голоса, которым данваны говорят на языках своих рабов. Автомат говорит. Наверное, какое-нибудь объявление Капитана.

Он ещё раз посмотрел на Цитадель. Площадка для кораблей была пуста. Ни фрегатов, ни даже патрульных вельботов. Все в разгоне. Это и к лучшему.

Что он там твердит?

Впереди, в свете мощных прожекторов, обрисовался вход на площадь. Та самая, на которой днём рынок рабов — или другая? Голос нёсся оттуда…

— … так! Эти четверо злоумышленников казнены согласно законам Данвэ за разбой, нападения на слуг Данвэ и злоумышления против граждан Данвэ! Да будет так! Эти четверо злоумышленников…

Немой остановился у выхода на площадь — небольшую (вряд ли это рыночная), залитую иссушающе-мощным дневным светом четырёх ламп, наклонно размещённых на четырёх мачтах по углам. Идти дальше было опасно. Кроме того, Немой боялся.

Он боялся того, что мог увидеть и что означало провал. Полный провал десятилетий работы.

Четыре человека были посажены на колья, вделанные между булыжниками площади. На тонкие металлические колья — такие, чтобы человек умер не сразу. Колья были в засохшей крови. И булыжник. И люди.

НЕ ТЕ, кого он боялся увидеть.

Немой испытал кощунственное облегчение, когда понял это.

Он не знал никого из умерших на этой площади. Ни могучего сложения мужчину лет тридцати с огненно-рыжей бородой. Ни другого — помладше и пониже ростом. Ни седого старика с обожжёнными ногами. Ни коротко подстриженного мальчика примерно лет четырнадцати. Отсюда, с края площади, он видел белые лица казнённых, запрокинутые вверх, к небу, залитые кровью рты. Видел пыльные, остановившиеся глаза. Видел одинаковые позы, характерные для принявших смерть на колу — руки вытянуты вдоль тела, ноги чуть расставлены и выпрямлены последней судорогой.

Немой пожалел, что уже давно не верит ни в каких богов. Иначе он непременно помолился бы. Трудно верить в богов, живя здесь. Впрочем, Христос принимает всех. И утешение дарует всем. А в обмен забирает одно только — желание бороться ЗДЕСЬ, на этой земле, в этой жизни.

Недаром эту веру так поощряют данваны.

* * *

Когда Немой добрался до полуподвала, на дверью которого висела доска с изображением факела и надписью глаголицей: «Ночной огонёк», то уже совсем стемнело. Он пригнулся и вошёл внутрь по ступенькам, заросшим в углах у стены мохом.

«Ночной огонёк» больше напоминал берлогу ведьмака, а то и что почище. Но сейчас тут не было обычного люда — беглых рабов, разных перехожих из леса, нищеты с окраин… Для всей этой публики было ещё слишком рано.

Хозяин смерил клиента скучающим взглядом, но всё же придал своему разбойничьему лицу максимально приветливое выражение — даже вышел из-за грязного прилавка, на котором удобно отдыхало его брюхо.

— На площади был, — вместо приветствия сказал Немой.

— На той, где четыре трона стоят? — спросил хозяин. — Знаем, видели… Сидеть на тех тронах колко, да только тех, кто на них садится, народ по-выше Капитана ставит. Жаль только, что сойти с тех тронов своими ногами никому не пришлось…

— А ты, Чреватый, не меняешься, — тихо бросил Немой. Лицо хозяина осталось прежним, лишь чуточку сузились зеленоватые глаза, и через секунду он так же негромко спросил:

— Немой? Зато ты поменялся, не узнать… Так это тебя ждут? — Немой наклонил голову. — Тогда пошли, чего стоять-то?

Он неожиданно быстро заспешил за стойку, нырнул, отодвинув серый занавес из некрашеного льна, в низкую дверь. Немой, быстро оглянувшись, скользнул за ним, почти упершись в спину корчмаря — тихо пыхтя, тот с натугой отводил в сторону рожок масляного светильника, вделанный в стену короткого коридорчика. Послышался тихий лязг — и небольшой квадрат стены ушёл в темноту, открыв лаз, в который Немой ловко и без промедления юркнул, ухитрившись не звякнуть, не лязгнуть и не зацепиться ничем из своей амуниции. Он услышал, как корчмарь за спиной отпустил рожок — и стало темно.

Несколько секунд он стоял неподвижно, полный неприятного ощущения, что его — слепого — внимательно разглядывают из темноты. Потом негромкий девичий голос произнёс:

— Он, всё в порядке, — и зажёгся свет газового рожка.

В колеблющемся, призрачном свете Немой увидел двух человек, одетых, как горожане — в сероватые просторные рубахи, синие штаны и короткие сапоги с завязками. Девушка лет восемнадцати с переброшенной на грудь великолепной косой держала в правой — уже опущенной, впрочем — руке пистолет, у кряжистого густобородого мужика был наготове самострел. Правда, он тут же опустил своё оружие, в спутанной бороде блеснули крепкие зубы — улыбка.

— Здорово, друг!

Помня об искреннем убеждении Ломка, что объятие без хруста в рёбрах не считается, Немой успел подать руку. Ломок немедленно обиделся:

— Что ты мне руки тычешь? Или я не верю тебе, не вижу, что зла в ладони не держишь?! Обидеть не хочешь — так давай обнимемся, да поцелуемся, как заведено…

— Погоди, дядя Ломок, — остановила его девушка, и Немой вдруг понял с изумлением, что это Зоринка. Боги, как переменилась-то за три года! Так выходит, не восемнадцать ей, а шестнадцатый… — Дядя Немой, знаешь, зачем вызывали?

— Догадываюсь, — неохотно ответил Немой. — Ведите давайте.

Запалив от рожка факел, Зоринка пошла впереди. Ломок тащился следом, всё бубнил что-то обиженно. Выложенный камнем коридор уводил вниз с еле заметным наклоном.

— Каких людей казнили на площади? — на ходу спросил Немой. Зоринка передёрнула плечами под грубой рубахой:

— Не наши, — тихо сказала она. — Стреляли в Капитана. Из самострелов.

Глупые…

Немой стиснул зубы. Да, глупые. Он вспомнил, как отлетали от ненавистной брони тяжёлые стрелы отца… и как данван подошёл почти вплотную и выстрелил.

И он, рождённый в славянской семье, в лесной вёске, превратился в хобайна. По крайней мере, так ОНИ думали, не подозревая, что по какому-то странному капризу природы он ЗАПОМНИЛ…

Да, запомнил, хотя больше не помнил ничего из своей прошлой жизни.

Немой стиснул зубы ещё сильней и встряхнул головой, выбивая навалившиеся воспоминания. Нет, об этом сейчас нельзя думать.

А в следующий миг стало не до воспоминаний — Немой услышал, как впереди надтреснутый голос повторяет:

— Трук, трук, йа хнесто, йа хнесто… Трук, трук, отфеть хнесто…

— Живой?! — с искренним изумлением выдохнул Немой, даже остановившись.

— Чего ему сделается, — буркнул за спиной Ломок. — Лопатой не прибьёшь, нас с тобой переживёт…

Но Немой его почти не слушал, потому что они вошли в небольшую комнатку, в которой немой последний раз был три года назад… и этот же надтреснутый голос тоже звучал здесь, со своим чудным, неистребимым выговором произнося славянские слова.

Тут было совсем светло — горела электрическая лампа. Около установленной на двух сдвинутых вместе столах станции, внутри которой что-то потрескивало и скрежетало, сидел в кресле, обтянутом мягкой кожей, Ялмар Берг, бессменный (и бессмертный, как порой казалось Немому) связист виардхоранских «крамольников». Сухощавый, подтянутый, в чёрном мундире, на котором во множестве поблёскивали непонятные значки — такой, каким Немой помнил его всегда.

Ялмар Берг появился в городе лет пятьдесят — нет, больше! — назад, когда всё ещё только начиналось. Рассказывали, что там, откуда он пришёл, Ялмар был убийцей и преступником. Но для «крамольников» он оказался настоящим кладом, потому что… потому что дал им связь. Странную, как он сам. Непонятную. Но связь. И надежду.

— Не отвечает? — спросил Немой, сбрасывая плащ. Ялмар повернул сухое, изрезанное морщинами лицо:

— А, этто ты… Пусть Зоринка коворит. Йа попропую снофа… — и, отвернувшись, заговорил в микрофон: — Трук, трук…

— Молчит уже восьмой день, — печально сказала девушка. — Поэтому мы позвали тебя. Надо идти. Помнишь, так уже было, когда он попал в больницу? — Немой кивнул. — Надо хотя бы узнать, что с ним. И где груз…

— Он мог просто умереть, — тихо сказал Немой. И сам ужаснулся своим словам. Если Друг умер… или с ним что-то случилось… тогда они остаются без помощи. Без оружия. Без… Об этом не хотелось думать.

— С чего ему помирать? — недоверчиво спросил Ломок. — Сам же говорил — у них там сила. Как у данванов. Мёртвых поднимают!

Пять лет назад серия уколов поставила его на ноги после того, как он получил воспаление лёгких, провалившись под лёд на реке, и с тех пор в нём поселилась твёрдая уверенность, что помощь они получают на святое дело прямиком из виррая, от бога Перуна. Вслух Ломок об этом не говорил, конечно — не горец дикий, горожанин, как-никак! — но легко можно было понять, о чём он НЕ говорит.

— Старость, Ломок, старость, — устало сказал Немой. — Он старый, почти как… — кашлянув, он перебил сам себя, но Ялмар насмешливо каркнул:

— Как йа, хотеть сказать?! Этто ферно, старость не попетить. Йа, он мох умирать. Тепе нато итти, Немой. Ты хорошо уметь открыфать канал.

Зоринка уже доставала из сундука у стены одежду. Расстёгивая пояс, Немой подумал, что каждый раз боится он этого момента. Каждый раз…

— Хочешь пойти со мной, старик? — задал он уже ставший ритуальным вопрос. До этого его задавал Ялмару Добромир, погибший где-то в лес-ах — Немой помнил его… Ялмар тоже ответил ритуально:

— Что телать хауптштурмфюрер ЭсЭс ф мир, хде йего зфаний есть рухательстф? Найн! Йа умирать здесь, с мой милий слафянски сфинья…

— Я могу задержаться, — предупредил Немой, критически осматривая каждую вещь, которую Зоринка вынимал из сундука. — Если он и правда… Если его нет, то я попробую найти другую связь.

— Будем верить в лучшее, — твёрдо сказала девушка.

И никто не услышал, как Ялмар Берг, гауптштурмфюрер СС, негромко сказал по-немецки, отвернувшись к своей странной рации:

— И готовиться к худшему.

Рассказывает Олег Марычев

Только тайна даёт нам жизнь.

Только тайна.

Гарсиа Лорка

— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я! Иду! Искать!

Обычно, играя в прятки, эту считалку отбарабанивают поскорее, чтобы можно было мчаться на поиски, а не торчать, как столб, когда все уже попрятались. Но «водившему» мальку — пацану лет десять — доставляло какое-то удовольствие вопить эти слова. Они звучали у мальчишки чётко, раздельно и очень весело, словно он собирался найти не попрятавшихся друзей, а что-то необыкновенное, суперклассное. Так… Отнял ладони от лица, стрельнул по сторонам счастливыми глазищами и помчался куда-то… Беги, беги, мелочь, наслаждайся своими десятью годами, какие у тебя проблемы? Что ты скажешь, когда стукнет четырнадцать? Да ещё так стукнет, как мне…

Тридцать первого мая, в последний день занятий, я шёл из школы домой, гордо отсвечивая на всю улицу великолепным фингалом под левым глазом.

Самое обидное было не в фингале даже, а в том, кто мне его поставил. Олег Полосухин, мой тёзка, тот самый, который в первом классе прилепил мне неоригинальную, но обидную кликуху «жиртрест».

Кликуха сама по себе была вполне заслуженной. Я, например, стараюсь не смотреть на фотки тех лет — одно расстройство, честное слово. ТАКОГО просто хочется обозвать жиртрестом. Но одно дело — кличка, пусть и обидная, а совсем другое, когда тебя лупят.

А Олег меня лупил. Да ещё как! Сдачи ему дать я не мог — просто не умел, да и боялся. Колотить меня ему доставляло удовольствие. Если покопаться в умных вещах вроде «подсознания» и «комплексов», то можно решить, что он колотил меня как раз потому, что мы были тёзками, его злило, что такое же имя носит человекообразное бегемотоподобное. Так что понять его было можно.

Но мне от этого было не легче. Что я мог? Жаловаться родителям значило прослыть «стукачом», тогда лучше повеситься — это понимают в первый месяц подготовительного класса. Можно было реветь втихомолку да строить планы грандиозной мести обидчику. И всё-таки достал он меня окончательно не кулаками. Просто на переменке причалил к подоконнику с двумя своими приятелями — это было уже в третьем классе — и начали они там что-то нести, вроде даже и не про меня. Потом Олег спросил Сашу Рыльева по кличке Рыло, своего вернейшего «шестёрку»: «Санёк, а ты рожи смешные показывать умеешь? — тот заорал, что а как же, конечно, и Олег его попросил — Ну покажи.» И Сашка со словами: «Гляди, вот!» — ткнул меня в лицо пальцем.

Я убежал с уроков даже без рюкзака. Просто не мог больше. Дома стащил из шкафа деньги (!!!), побежал на рынок и с лотка купил пакет «гербалайфа» — тогда как раз был его бум. Вернулся домой — и…

Неизвестно, успели бы меня откачать, или нет, потому что в целях радикального похудения я собирался сожрать пакет целиком. Но тут как раз явился мой фазер. Он тогда только-только ушёл из армии и развернулся в авторемонтном бизнесе, отразил несколько «наездов» и счёл, что настала пора обратить внимание на семью. Для меня это оказалось удачей. Фактически он застал меня «с занесённым пакетом».

«Гербалайф» он отобрал и спустил в унитаз. Я ждал разборки по поводу денег и, возможно, даже физической кары — но фазер вдруг поставил меня между колен — сам он гордо сидел на унитазе, — долго рассматривал и грустно констатировал: «Нда. Упустил. Ну ничего.»

Круто, да?! Но как мне потом пришлось… Позже я читал «ОНО» Стивена Кинга — если кто помнит, у одного из главных героев были те же проблемы, что и у меня. Как я его понимал, когда читал!

Фазер… а, пошло оно! Отец у меня каэмэс по боксу. Ну, он и взялся меня наставлять. Мало того! Притащил меня на стадион «Динамо» к какому-то своему знакомому, руководителю конно-спортивной секции, и буркнул: «Этому найдёшь ярославского битюга. Не будет появляться на занятиях — звякни.» А под занавес забабахал меня в кружок фехтования при областном Доме Детского Творчества.

ДДТ.

И начались для меня муки не хуже освенцимовских. Нет, неплохо, конечно, научиться раскидывать противников парой тычков кулака. Я, правда, заикнулся, что каратэ лучше, но отец мне серьёзно сказал: «Запомни, парень — настоящие мужики дерутся кулаками.» Но начали мы с зарядки — после каждой с утречка пораньше я дышал, как рыбка на песке. На «Динамо» мне приходилось в основном чистить в стойлах и подметать проходы. В фехтовальной секции просто ничего не получалось. Правда, ребята везде подобрались хорошие, никто надо мной не смеялся особо. А за то же «Динамо» я отцу особо благодарен, потому что там познакомился с Вадимом… но это особый разговор.

А пока у меня даже читать времени не оставалось — а читать я научился и полюбил ещё до школы, это маме спасибо. И самое главное — лупить-то меня в школе не перестали! Наоборот — скрыть мои занятия не удалось, и начались — плюс к пинкам и щелбанам — ещё и добавочные насмешки…

И как-то странно… Я занимался. Пыхтел. Плакал. Потом перестал пыхтеть и плакать. Потом перестал быть мишенью на фехтовальной дорожке. И бить по отцовской ладони уже не приходилось — он хмыкал и говорил: «Выбьешь, чем я от наездов отмахиваться буду?» И стипль-чез[1] вдруг перестал пугать и начал увлекать. И новую одежду приходилось покупать больше по росту и меньше по объёму. А жил я — как прежде. Короче — боялся и получал.

Изменилось всё, когда я вернулся с летних каникул в шестой класс, за лето, проведённое в деревне, практически полностью позабыв, кто я есть в школе. Отдыхал я в Троицкой Дубраве, в восьмидесяти километрах от нашего Тамбова, и местные пацаны восприняли меня просто как… как пацана. Не «жиртреста» — да я им уже и не был.

«Тёзка» примотался ко мне в первый же день, когда я шёл домой через парк — для меня этот парк был хуже ночного кошмара с Фредди Крюгером. Ну и вот. Он что-то сказал. Я смолчал — по привычке, ускорил шаги. Он подскочил спереди, ткнул в губы раскрытой ладонью. А до меня вдруг дошло, что я на полголовы выше его…

… Короче, я услышал, как какая-то тётка орёт «милиция!» — и рванул от валявшегося в куче мусора Олега. Он зажимал глаз и скулил, даже не пытаясь встать. Прямой правой получился у меня сам.

Почти весь этот год я прожил спокойно. Как в сказке. Одного удара хватило, чтобы научить его осторожности. Но совсем уняться он таки не смог — и майским вечером подстерёг меня в парке, почти там же, с двумя «мистерами сиксерами». Очевидно, он считал, что месть — это блюдо, которое едят холодным, хотя вряд ли слышал такое высказывание. «Шестёрки» понесли на меня матом, а он, совершенно уверенный в победе, ухмыляясь, их даже оборвал, зловеще сказав: «Ну это вы зря. О покойниках плохо не говорят.»

Не люблю матюков, честное слово. Одному я выбил челюсть хуком справа и почти тут же встретил Олега прямым в солнечное. Третьего не догнал. Да и не очень старался.

Третий — решающий! — раунд состоялся у нас в конце того же мая. Очевидно, тёзка не мог поверить, что я уплываю из-под его влияния. Они пришли вчетвером и с обрезками арматуры. Я пришёл с Вадимом и с голыми руками. Почти.

Чего-то подобного я ожидал и не хотел, чтобы мне проломили голову. Когда я объяснил Вадиму, что к чему и попросил его пойти со мной, он согласился тут же. Мой отец часто повторяет: «Нетрудно умереть за друга. Трудно найти друга, за которого можно умереть.»

Короче, может это и высокопарно. На у меня такой друг есть.

Палку я подобрал у входа в парк. Ничего себе палочку. Бить ею я никого не собирался, мне она была нужна, чтобы убрать арматуры, и я не прогадал. Один противник вышел из строя сразу — он, глупенький, слишком цепко держался за свой прут, и я вывихнул ему кисть.

Остальных мы немного побили. Вадим занимается не боксом, а самбо, но это тоже неплохо, особенно если в тебя вцепляются накоротке. Побили и правда немного — много не понадобилось.

Отцу я рассказал обо всём до конца только после этого, потому что чувствовал себя победителем. Всё, что он мне ответил: «Узнаю, что бьёшь тех, кто слабее — накажу.»

Бить тех, кто слабее, я не собирался. В скором времени занял второе место на стипль-чезе, а в начале этого года выиграл первенство города по фехтованию. Дружил с Вадимом и водил компанию с целой кучей ребят и девчонок — и из нашей школы, и нет. Читал. И по мере необходимости дрался, тем более, что тёзка по временам «прощупывал оборону». Всё реже и реже. И вот сегодня — под занавес учебного года! — я расслабился. Олег ухитрился пристать за школьными воротами к одной девчонке, к ней ничего не имею, просто мимоходом указал, чтобы он свалил. Он огрызнулся и врезал мне в глаз.

Такого удивлённого лица, как у него, я в жизни не видел! В следующие несколько секунд я подмёл им улицу… но фингал налицо. Точнее — на лице. На моём лице, чтоб его.

Я свернул в парк — тот самый. Народу тут, как всегда, было полно, но парк всё равно казался пустынным, что вполне соответствовало моему настроению. Правда, стоило мне об этом подумать, как мимо пронеслась орда погромщиков младшего подросткового возраста — лет по двенадцать. За ними нёсся дворник Аристарх Степаныч (это не прикол — наградили родители имечком, да?), разя их с тыла метлой и вопя:

— Ну, прости господи, ничего, мать вашу, святого не осталось — даже в туалете, прости господи, курят!

Дыхалка у нашего дворника олимпийская — бежать за пацанами, орать и махать метлой одновременно не всякий сумеет. У него получалось. Два месяца назад дворник изловил в одиночку двух чеченских террористов и отконвоировал их в отделение, «нанеся, — как было сказано в протоколе, — вышепоименованным телесные повреждения средней степени тяжести». Чеченцы, правда, оказались дагестанцами и вся их вина была в том, что они подыскивали квартиру на неделю, пока будут распродавать какие-то радиодетали. Но от нашего дворника их это не спасло…

Аристарх Степаныч и преследуемая им банда унеслись в зелёные парковые дали. Тоже проблемы у людей, подумал я, лениво шагая дальше по сырой от утреннего дождя тропинке. Господи, хоть бы поскорей неделя прошла! Через неделю я должен был ехать в летний военно-спортивный лагерь, а по возвращении отец грозился, что мы все вместе «махнём на месячишко на Алтай!» Я бы предпочёл Анталию или какие-нибудь острова — деньги у отца были, а некоторые ребята из нашего класса говорили, успев там побывать, что это здорово. Но отец не признавал заграничных курортов. Я один раз видел, как он наехал на своего школьного приятеля, который работал где-то по линии МИДа и, будучи у нас в гостях, расхвастался — Рим, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Иерусалим… Все он видел и везде побывал. Я ему, если честно, позавидовал. А отец слушал-слушал, да и спросил наконец: «Погоди, а ты на Дальнем Востоке по тайге ходил? — Не, — приятель этот отвечает. — Так. А по Енисею на плотах плавал? — Нет, не плавал. — А северное сияние над Нарьян-Маром видел? — Не видел. — А карельские озёра фотографировал? — Нет, не было. — А на Урал ездил? — Не ездил я на Урал, когда мне?! — вот тут отец его и припечатал: — Э, так ты ж ни черта не видел!»

Мама — та тоже не против где-нибудь на островах отдохнуть. Ей на море хочется, а отца море бесит. Он его иначе как «моча» не называет. «Что, захотелось в моче побултыхаться?!» Ну это им там виднее, а мне с моим украшением главное побыстрее в лагерь смыться, а до этого — максимально ограничить контакты с окружающим миром. Благо, школа накрылась до сентября.

Стоило мне про это подумать, как впереди нарисовался ещё один персонаж — Юрка Юрасов. Впрочем, я облегчённо вздохнул — это был не худший вариант. С Юркой мы вместе занимались фехтованием, и он на этом деле был вообще задвинутый — недаром занимался не только в нашей секции, но ещё и в клубе исторической реконструкции «Борсек» Мы пару раз ходили смотреть, как он там работает. Ничего, даже интересней, чем в разных там исторических фильмах… Ну вот. Из-за своей задвинутости, да и по природе, Юрка болтливым не был. Мне временами казалось, что всё вокруг ему просто до фени. Вот и сейчас — он сидел на ограждении детской площадки, подыгрывал себе на обшарпанной гитаре и напевал что-то. Он вообще часто так проводит время, и я несколько раз видел, как люди останавливаются и слушают, а кое-кто ищет шляпу, кепку или там консервную банку, чтобы бросить туда мелочь. Но Юрка выступает не из-за денег. Вернее — он вообще не выступает…

Кто его знает, где он выкапывал тексты… Я шёл тихо, но Юрка услышал, поднял голову и, взглянув из-под светлой шторки волос, тихо присвистнул. Хлопнул ладонью по струнам.

— Что, очень красиво? — спросил я, останавливаясь рядом и пожимая протянутую руку. Юрка повёл плечами:

— Да как тебе сказать… По ночам можно без фонарика ходить. Кто?

— Итс май троблз[2], — ответил я. — Вот как ты считаешь — может, его на дуэль вызвать?

— Лучше на хольмганг[3], — предложил Юрка. — С дуэлей часто живыми возвращались. Вот с хольмганга — почти никогда… А он согласится?

— Не-а, — вздохнул я. — В том-то и проблема… Ты чего в школе не нарисовался? Последний день…

— Вот именно, — усмехнулся Юрка. — Последний день весны — и я его потрачу на школу? Да ты шутишь, брат.

— Вообще-то я про последний день учёбы говорил, — заметил я. — Ладно, твоё дело.

— Мои траблз, — согласился Юрка. — Ну, а в лагерь-то едешь?

— Куда я денусь. — я кивнул. — Анекдот про Вовочку слышал? Вовочка у бабки спрашивает: «Бабуль, а вот как я на свет появился?» Та начала ему про капусту задвигать, про аиста, всё такое… Вечером Вовочка в постели с одноклассницей лежит и говорит ей: «Вот думаю — сказать бабке правду, или пусть дурой необразованной помрёт?»

— А я по-другому слышал, — вспомнил Юрка. — Бабка ему про капусту рассказала, а Вовочка вздохнул и говорит: «Бабуль, ну я же в январе родился.» Она: «Ну и что, внучек?» — «Какая на хрен капуста зимой?!»

Мы оба заржали. Потом я — не без подначки — спросил:

— А мушкетёрский кодекс не мешает похабные анекдоты рассказывать и слушать, а, Юр?

— Во-первых, это не похабные, — не смутился он. — Не понимаешь разницы между порнухой и эротикой… А во-вторых — ты «Мушкетёров» читал вообще?

Если честно, эту книгу я не читал. Точнее — попробовал и бросил, не понравилось. Занудная, не понимаю, что в ней раньше находили? Но зато я смотрел кино, и наше — которое с Боярским — мне всегда нравилось, поэтому я и кивнул головой:

— Угу.

— Ну и о чём это произведение? — Юрка поставил гитару между ног и серьёзно посмотрел на меня. — Гляди сам. Главный герой крадёт деньги у квартирного хозяина, спит по очереди с двумя женщинами и попутно плетёт политические интриги. Его друг — хронический алкоголик, явный клиент ЛТП — занимается махинациями различного рода. Второй приятель — сутенёр, имеет любовницу, муж которой больной и парализованный старик, обирает его, лжёт и хвастает на каждом шагу. Третий — религиозный лицемер, прохвост и бабник. Все четверо по ходу действия объединяются, чтобы убить женщину, которая была женой одного и любовницей другого… Всё вместе — «Три мушкетёра», роман, который учит добру, благородству и справедливости.

— А? — растерянно вякнул я. Потом потёр лоб и признался: — Вообще я с такой… интерпретацией не сталкивался.

— Не моё, — признался Юрка, сладко потягиваясь. — Это я в интервью Невзорова прочитал, который «Чистилище» снял.

Мы с минуту помолчали. В парке царила весна — а точнее, уже лето со всей его бездельной беззаботностью, и я, неожиданно воспрянув дух-ом, подумал, что фингал — это не самое страшное, а впереди — масса времени, которое можно будет провести куда полезнее, чем в школе. И странным диссонансом прозвучала пришедшая на ум строчка из «Алисы в Стране Чудес»: «Провести Время?! И не мечтай!»

— Ладно, пойду, — кивнул я Юрке и решительно зашагал к дому, а он за моей спиной запел, как ни в чём не бывало:

* * *

На кухне разговаривали на повышенных тонах. Придерживаясь рукой за стену, я прислушался — не для того, чтобы подслушать, а от удивления. Мама с отцом никогда не ссорились. У нас вообще была очень дружная семья — это и бабульки у подъезда отмечали; отмечали с долей неудовольствия, явно считая, что это уж слишком — семейное благополучие вдобавок к материальной обеспеченности. По-моему, они были бы очень довольны, начни я глотать «колёса», отец — бухать, а мама — гулять на сторону. Тогда было бы что обсуждать, соболезнующе качая головой.

И всё-таки родители ссорились. Или — во всяком случае — спорили, да так, что не услышали, как я пришёл, хотя мама слышит это, даже если спит — и всегда выходит навстречу.

Наверное, можно было проскочить к себе в комнату, не отсвечивать украшением… Я вздохнул, сковырнул с ног кроссовки и, не надевая домашних тапочек — мама всегда за это ругала — пересёк коридорчик. Сбросил на пол рюкзак, открыл дверь в кухню:

— Родители! Я пришёл, можете поздравить…

Отец сидел в своей обычной позе — ноги широко расставлены, пальцы спелетены под подбородком, локти на столе. Мама стояла около окна. Вид у неё был скорее растерянный, чем рассерженный, да и отец выглядел абсолютно спокойным…

И тут я со своим фонарём… Похоже, пока я шёл от школы, он стал ещё более вызывающим, потому что мама расширила глаза и сказала:

— Поздравляю с окончанием учебного года… — а отец хохотнул и заметил:

— Ого, давненько мы такого не видели…

— Олежка, что это? — мама подошла ближе, я уклонился от её руки и буркнул:

— Фингал… Ма, где у нас свинцовая примочка?

— Поздно примачивать, — заметил отец. — Ладно, это мелочи…

— Какие мелочи, Сашка?! — сердито обернулась она. — Чем тебя так?! — это снова мне. — Кто?!

— Бейсбольной битой, — отец явно развлекался. — Олег, ты ей скажи, скажи, кто, пусть сбегает разберётся, кто её маленького обидел… Свет-ка, отойди от парня!

— А в следующий раз он придёт без глаза! — воинственно заявила мама.

— Не приду, — заверил я. — Это я в конце года расслабился. А… он у меня ещё получит. Потом.

— Господи боже! — мама схватила меня за уши и несколько раз помотала моей головой из стороны в сторону. — Неужели нельзя решать споры не кулаками?!

Отец за столом захрюкал и забулькал. Я пожал плечами:

— Можно… Разным местами можно. Коленька Лёвшин, например, с первого класса проблемы задним местом решает, даже трусы не носит, чтоб не мешали… Только мне кулаками привычней.

— Гадости говоришь… — поморщилась мама, усаживаясь на табурет.

— Какие гадости, если правда… — начал я, но отец показал мне кулак и строго потребовал:

— Дневник.

Я ногой выдвинул из-за двери рюкзак и, протянув отцу требуемое (никаких опасений это у меня не вызывало, потому что там всё было нормально), присел к столу и взял из хлебницы сухарь. Мама заглянула отцу через плечо, заметив:

— Олежка, терпимей нужно относиться…

— Ы, — ответил я, разгрызая сухарь с каменным треском, — ыхау, — проглотил я кусок и пояснил: — Не хочу терпимее… А чего вы шумели? Наследство получили?

Отец аккуратно закрыл мой дневник с портретом Мэла Гибсона в роли Уоллеса на обложке и отложил на край стола. Они с мамой обменялись непонятными взглядами, и я заволновался, сам не понимая, почему:

— Что случилось, товарищи производители?

— Наследство получили, — буркнул отец, а мама вновь сердито сказала:

— Поздравляю, сын, мы переезжаем на Эльдорадо. Твой… производитель, — она метнула на отца испепеляющий взгляд, — собирается продать квартиру и переезжать.

Я подавился вторым куском сухаря и захлопал глазами. Переезд в мои планы не входил. Во-первых, я вполне уютно чувствовал себя в нашей школе, а переезд означал новую школу. Во-вторых — это что же, уезжать от Вадима, от фехтования, от скачек?! В третьих, я не понимал, зачем продавать квартиру, в которую полгода назад вбухали кучу денег, соединив нашу нижнюю и купленную у соседей наверху. В четвёртых — Эльдорадо! Это ж километров двадцать отсюда, в зоне отдыха! Красиво там, это да, но жить?!. Да и как же отец со своей мастерской?!

— Не понял, — выдал я наконец, откладывая сухарь. — А как же вы…

— Тебе купим мотоцикл, — прервал меня отец, — ты давно мечтал.

— Ещё чище, — почти удовлетворённо вставила мама. Я ничего не имел против мотоцикла, как средства передвижения, но по-прежнему не мог врубиться, о чём идёт речь. Отец продолжал:

— И я вполне могу оттуда на работу добираться.

— А я застрелюсь от скуки в двадцати пустых комнатах, — скорбно сказала мама. — Олег, твой отец сумасшедший. Это наследственное…

— Заведёмвторого, — отец моргнул мне. — Тогда скучать будет некогда.

Мама просто покрутила пальцем у виска и промолчала.

— Да вы про что разговариваете?! — не выдержал я. — Какие двадцать комнат?! Какое наследство?! Объяснить кто-нибудь хоть что-нибудь!

— Отец оставил нам свой дом, — сказал отец. И мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять — он говорит про СВОЕГО отца, моего деда, тоже Олега, который умер неделю назад.

* * *

Моя комната располагалась как раз на втором этаже нашей квартиры и имела свою лоджию, которую я решил не застеклять. С неё было видно парк, а на него здорово смотреть даже зимой, когда деревья голые и чёрные, а снег расчерчен параллельными следами лыж. Летом смотреть вообще классно. Только сейчас мне этого делать не хотелось.

Сложившаяся ситуация требовала всестороннего обдумывания.

Переодевшись, я обрушился в мягкое кресло и обвёл комнату пристальным взглядом. Как будто это могло помочь.

Да, семья у нас не бедная. У меня в комнате — полный набор, даже сверх того, и ни одна вещь не вырвана с мясом из родительского бюджета. Я и не замечал, как всё это появлялось — телик с видео, комп, центр… Ещё масса всего по мелочи. Приятные вещи, делающие жизнь удобнее и веселей. Не могу сказать, что у меня не получится без них обойтись, но с ними — лучше.

Правда, есть в комнате вещи, которые я на самом деле ценю. И, кстати, не самые дорогие в денежном исчислении.

Конечно, горка с моими призами и грамотами. Это — моё, это я сам завоевал, не заработал даже. Кое-кто похохатывает, а мне начхать с «Минтоном».

Ещё — винтовка. Настоящая. Десятизарядный «тигр» под патрон калибром 9. 3 мм, могучая штука, купленная отцом на прошлый день рождения. Записана она, конечно, пока на него, но это ничего не меняет, он сам так сказал.

Наперекрёст с ней — шпага. Не спортивная, а настоящая, с почти метровым широким лезвием и гардой из переплетённой бронзовой проволоки. Весит эта штука больше трёх килограмм, и посмотрел бы я на японца, который решил бы выйти против неё со своей катаной[5]. Это подарили мне ребята из фехтовального клуба после моей победы, специально заказывали.

И — последнее. Наверное, самое важное, хотя я и не могу объяснить, почему мне так кажется.

Это тоже подарок на прошлый день рождения, но только не от отца, а от Вадима — картина. Метр на метр, в простой рамке. Вадим рисовал её сам, он вообще здорово рисует. Я не великий ценитель живописи. Вообще не ценитель. Могу сказать — нравится, не нравится, и никто меня не убедит, что в «Чёрном квадрате» Малевича есть хоть какой-то смысл.

Так вот, эта картина… Над бескрайним лесом горит алый закат. Холм, увенчанный каменным столбом с полустёртыми загадочными знаками. Около столба — группа ребят и девчонок, все — в современной одежде, один — с бумбоксом на плече… но у всех средневековое оружие, в основном — мечи. Стоят и задумчиво смотрят на закат, на солнце, уходящее за лес, левее которого — ещё два маленьких диска, белёсый и зелёный, оба поменьше Луны. Вадим ничего не объяснял — просто подарил мне эту картину… За год до этого я прочитал «Нарнию» Клайва Льюиса и часто (сам от себя скрывая эти мечты: они казались мне детскими!) представлял себе, как оживает всё, нарисованное на картине. Оживает… и можно, перемахнув обрез рамы, отправиться исследовать бесконечный лес с пятнами озёр, отражающих закат, спускаться по жилкам далёких рек к морю, которого нет на картине, но которое, конечно, есть где-то там, за её краем, где лежит большой и неизведанный мир… Я завидовал тем, кто был нарисован на полотне. У них впереди был весь мир.

Вадим знал, что мне дарить.

Сидя в кресле, я пытался понять, почему мне так грустно. Как будто я расстаюсь со всеми этими вещами! Это ведь ерунда, я их увезу с собой на новую квартиру — в новый дом — и там, если придёт фантазия, могу рас-ставить их в том же порядке, что и здесь…

И всё-таки я понял. Я оставлю тут то, что увезти нельзя. Двор оставлю. Парк. Улицу, остановку на ней, стадион, знакомых. Ко всему этому я привык — и как раз всего этого с собой не взять.

Уезжать не хотелось.

Дотянувшись до центра, я толкнул в него диск «Нау», и Бутусов негромко запел для меня:

Надо было позвонить Вадиму, и я, не дослушав песни, поднялся, набрал его номер. Довольно долго никто не подходил, потом, когда я уже собирался класть трубку, гудки прервались, и как раз Вадим, фыркая, как бегемот, откликнулся:

— Ага!

— Хайль, — поприветствовал его я и тут же перешёл к делу: — Вад, ты не подъедешь сейчас к нашему кафе?

Кажется, он что-то почувствовал в моём голосе, потому что, секунду помедлив (на заднем фоне шуршала вода в ванной), коротко ответил:

— Буду.

* * *

«Нашим кафе» мы называли небольшую забегаловку «Петербургер» недалеко от стадиона «Динамо», куда часто «забегали» (отсюда и «забегаловка») после возни с лошадьми и скачек. От моего дома до «Петербургера» было минут пять ходьбы. Вадим жил дальше, ему нужно было добираться на транспорте, поэтому я, устроившись за столиком — тут они были стоячие — и заказав себе фирменный «петербургер» и колу, уставился в большущее окно, через которое хорошо можно рассматривать тёплую, зелёную улицу.

Впрочем, улицы я не видел. Я думал про странный выверт происходящего.

Деда я помнил очень плохо. Да нет. Не помнил вообще, только фотографии видел. Когда отец не захотел идти по его стопам и ушёл служить просто в армию, дед рассорился с моим отцом насмерть, не желал ни видеть, ни слышать его, его жену и своего внука — меня. И у нас в семье про него говорили не очень охотно.

Дед всю жизнь прослужил в спецслужбах. Причём начинал ещё тогда, когда ФСБ было не ФСБ и даже не КГБ, а НКВД. Был дед в больших чинах и, выйдя в отставку — довольно рано, как это всегда бывает у военных — поселился в своём доме на Эльдорадо, в практически безлюдном месте. Раньше это была его же дача, но дед превратил её в постоянное место жительства, а в город почти не приезжал.

И вот теперь он умер.

Не скажу, чтобы я был расстроен или хотя бы огорчён. Все умирают, а дед был практически чужим человеком. Просто, когда я вспомнил, кем он был, во мне впервые шевельнулась положительная эмоция, связанная с переездом. Интересно же посмотреть дом, в котором безвыездно жил секретный агент! Чёрт его знает — может, там осталась масса любопытных вещей…

Додумать эту мысль я уже не успел.

Вадим, наверное, прошёл дворами, потому что перед окном «Петербургера» он не появлялся, а сразу возник в дверях кафе, крутя головой в поисках меня — одетый в свои обычные штаны от «ночки», кроссовки, чёрную тишотку с портретом Милошевича и надписью по-русски: «Янки, гоу хоум!» на груди. Я поднял руку, и мой друг, улыбнувшись, махнул в ответ, уже лавируя между столиками.

— Ну хайль. — он пожал протянутую мою ладонь и оперся локтями о стол, глядя на меня своими странноватыми, серыми с золотыми искрами глазами, от которых девчонки обмирали и начинали складываться в штабеля у его ног раньше, чем Вадим открывал рот.

Я молча пожал крепкую ладонь. По телику, установленному над стойкой, «знаток русской кухни известный повар Владимир Соколов» рекламировал майонез «Кальве», и я в который раз подумал, что Соколов дурак — в традиционной русской кухне отродясь не было майонеза… Дурацкая мысль означала, что я боюсь разговора с Вадимом, поэтому я отвёл взгляд от экрана и решительно сказал:

— Влад, я уезжаю…

… Мы дружили столько, сколько были знакомы — последние пять лет. Почти пять. Взрослые посмеются над этой цифрой. Но для нас это треть жизни. Лучшая треть — самая интересная, самая весёлая… Вадим не перебил меня ни разу. А я ни разу не отвёл взгляд. Очень хотел этого и не отвёл.

Когда говорить стало нечего и я умолк, Вадим опустил глаза. Он, оказывается, уже давно крутил в пальцах мой пустой бокал из-под колы — прокатывал снова и снова по его краю оставшуюся на дне капельку. Сейчас эта капелька выскочила на пластик стола, и Вадим, бесшумно поставив на нё стакан, поднял голову:

— Значит, в лагерь не поедешь? — обычным своим голосом спросил он.

Как будто ничего не произошло.

— Отец сказал — мотоцикл купит, — вместо ответа пробормотал я. — Тут всей езды — на четверть часа… Долго приехать, что ли?

Вадим кивнул. И он, и я понимали — долго. Мы учимся в разных школах. Просто ради встреч с ним не наездишься. Значит, мы сможем видеться только на «Динамо». И уже не забежишь друг к другу после уроков, не отправишься вместе на лодочную станцию, или в парк, или в кино с девчонками из его дома… Понимаете, нельзя дружить по-настоящему на таком расстоянии. Даже если очень хочется. Да и в лагерь я в самом деле не смогу — с переездом будет куча хлопот, отец не справится, даже если возьмёт парней из фирмы, а их и нельзя надолго снимать с работы…

— Ты тоже будешь ко мне приезжать, — сказал я. — Родаки не будут против.

Это тоже была правда — Вадим нравился и матери, и отцу. Он это тоже знал и кивнул:

— Ага, буду… Помнишь, как в прошлом году мы с тобой маньяка поймали?

Я невольно заулыбался — эту историю я помнил хорошо, даже слишком, потому что выслеженный от вечернего безделья Вадимом маньяк, которого мы заперли в котельной, оказался новым сантехником. Он не обиделся и даже с тех пор всегда здоровался с нами при встрече… Я кивнул, совсем уже было хотел сказать, что помню, но Вадим вдруг оттолкнулся от столика и негромко сказал:

— Ну давай. Счастливо, — повернулся и пошёл к выходу. Не оборачиваясь пошёл, а я глядел ему в спину, и мне было страшно обидно, словно Вадим ни за что меня оскорбил — и страшно стыдно, как будто это я был виноват в том, что мы вот так разъезжаемся. А около входа он повернулся и сказал: — Не ходи за мной.

И быстро вышел.

* * *

Миру вокруг нас плевать, есть мы, или нас нет.

Я подумал так, стоя около садовой ограды. Она была из посеревших слег, надёжно притянутых проволокой ко вкопанным в землю столбикам-опорам. Пара столбиков — совсем свежие, недавно сменённые. Дед сменил. Может быть, в тот самый день.

Непроизвольно вздохнув, я оглянулся. День был пасмурным, но тёплым, сад зеленел, над какими-то цветами жужжали пчёлы, в траве копошилась разная насекомая мелочь. Из-под густых кустов крыжовника пахло сырой землёй. На тропинке, уводившей вниз по откосу в полусумрак речного берега, сидел и умывался здоровенный рыжий котище.

Этот сад посадил и вырастил дед. И работал в нём каждый день. В нём и умер, в нём его и нашёл почтальон. Ну и что?

Ничего вокруг не изменилось. И, может быть, так же сидел и умывался, глядя на мёртвого хозяина, этот кот.

— Пошшёл! — заорал я, и кот электрической искрой порскнул в кусты. Я сплюнул и зашагал к дому.

Дом стоял посреди большого сада. Парадной дверью — на тропинку, ведущую к калитке, открывавшейся на грунтовку; чёрным ходом — на спускающийся к реке склон. Около этой, задней, двери стоял колодец-журавель с привязанным гусеничным траком для противовеса, хотя в доме были водопровод, газ и газовая колонка для нагрева воды.

Сад занимал не меньше полугектара. Дом в саду был просто-напросто неразличим, хотя строили его в шесть окон по фасаду и в два этажа. Точнее, в два с половиной — эта «половина» называлась «мезонин» и раньше, говорят, была популярна, как рыцарские башенки на новорусских особняках. Последние десять лет — после смерти бабушки — дед жил в этом огромном домище один.

Дом не понравился маме. Я это понял сразу, потому что на лбу у неё собралась морщинка, ещё когда я отвалил приржавевшие ворота и мы через сад подъехали к дому. Она ничего не сказала. ВООБЩЕ ничего — и молчала весь день, пока мы с отцом и двое ребят из его фирмы таскали и кантовали мебель, которая так и не нашла себе места среди старомодной обстановки комнат дедова дома — вернее, мы смогли её расставить, но смотрелась она идиотски. Замучились мы жутко, и я даже не осмотрел толком две доставшиеся мне комнаты — каждая больше моей в городской квартире. Я решил, что одну оборудую как спальню, а вторую — как рабочий кабинет. Раз она есть — не пропадать же ей без дела?

Ближайшие наши соседи — в похожем здоровенном домище — жили метрах в двухстах, за нашим и их садом, и признаков жизни не подавали. В свою первую ночь я несколько раз просыпался именно от противоестественной тишины и лежал без сна чуть ли не по полчаса, прислушиваясь, как шуршит, поскрипывает и вздыхает дом. Честно говоря, было жутковато…

Именно об этой ночи я вспомнил, когда на третий день пребывания в «родовом гнезде» (все вещи уже почти нашли свои места и коридор у входной двери почти ничего не загромождало) отец, хмурясь, сказал мне, что им с мамой надо на два дня съездить в Тамбов и решить кое-какие вопросы с городской квартирой. Маме это очень не понравилось (мне то-же), и она сказала — точнее, приказала, что с ней бывает редко:

— Позвони Вадику, пусть приедет и заночует, вдвоём будет веселее.

Я, конечно, пообещал позвонить, а про себя подумал, что Вадим, конечно, уже в лагере. Отец ничего не говорил, но перед отъездом молча показал мне, где лежат патроны к моему «стволу». Похоже, они с мамой ухитрились крепко поссориться незаметно для меня, и я проводил их с максимально весёлой физиономией, как будто был невероятно счастлив.

Чёрта с два я был счастлив! И сейчас, шагая к дому, думал лишь о предстоящей ночи, хотя только-только наступило утро.

Я не трус и не боюсь темноты. Не боялся я ни маньяков, ни грабителей каких-нибудь, ни тем более бомжей, которые любят ночевать в пустых дачах. Я бы, пожалуй, даже пустил к себе на ночлег с кормёжкой какого-нибудь бомжа, только бы не сидеть одному в двухэтажной пустоте, слушая тишину.

Говорят, если вот так её слушать — можно услышать всё, что угодно. И проверять это мне не хотелось.

Я бы занялся осмотром дома, но вот беда — осмотреть я успел почти всё, кроме мезонина. И ничего заслуживающего внимания тут не было. Словно не контрразведчик тут жил, а профессор или врач знаменитый. Никаких признаков профессии. Неосмотренным остался лишь мезонин — запертый на висячий замок.

— Глупости всё это, — сказал я в сад, останавливаясь на крыльце. — Ничего с тобой не может случиться.

Кроме шуток — я совершенно точно знал, что не бывает ничего сверхъестественного. Ничего такого, что показывают в ужастиках. Да, бывают крезанутые или просто бандиты. Но ни тем, ни другим нечего делать в таких местах. И всё-таки я знал — наступит темнота, и все эти рассуждения забудутся, и я буду сидеть, запершись в своей комнате и поставив рядом с креслом заряженный и взведённый «тигр», хотя отец мне бы руки оборвал, узнав о таком. И даже в обнимку с «тигром» я буду думать о серебряных пулях и прочей ерунде… которая кажется ерундой только днём. Вот блин!!!

Закрыв за собой дверь, я решил всё-таки заняться осмотром мансарды. Даже если для этого мне придётся взломать дверь! Не знаю, чего уж меня так заело, но я зло протопал вверх о лестницам и остановился у коричневой двери, обитой дермантином, как во многих городских квартирах.

Замок тут был не врезной, а висячий — могучий, в чешуе ржавчины, из тех, для которых — знаете? — ключи делались с дырочками. Сейчас таких не делают, кажется, а на этом замочке под слоем ржавчины вполне могло быть клеймо Тульского Императорского Оружейного Завода. Во всяком случае, делали его, похоже, из отходов танковой брони, и он наглядно демонстрировал собой несокрушимость тоталитарного строя.

Примерно с минуту я с ним повозился — просто так, ради интереса. Подёргал дужку, исследовал утопленную в дверь и косяк скобу с пробоями. Похоже, она готова была «сопротивляться всем видам взлома», как пишут в рекламе, ближайшие четверть века.

Я перешёл к дверным петлям. Их не было. Ну, они были, конечно, но прятались где-то в дермантиновых глубинах. Я расковырял складным ножом обивку. Хренушки, не в дермантиновых, а в стальных — под дермантином серела хмурая металлическая поверхность.

Теперь я был уверен, что за дверью — всё самое интересное, что только может быть в этом доме. Не знаю, что — коллекция оружия, секретные документы КГБ, золотые червонцы… Но что-то, очень дорогое деду. Мысли о предстоящем ночном одиночестве отодвинулись даже не на задний план, а за горизонт. Я вылез из рубашки, повесил её на перила лестницы и, отойдя на шаг, окинул дверь мрачным взглядом.

Стоп. Самое простое — с разбегу биться в эту конструкцию телом, пока не посинеет. Тело, конечно. Но ГОРАЗДО умнее — подумать. Дед ведь как-то входил туда? Жил он в доме один. Умер внезапно. Значит, по идее, ключ не должен быть запрятан так уж хитро… Хотя — с другой стороны! — может, он клал ключ в место, казавшееся ему вполне обычным. А для других — век не найдёшь…

Звонок у парадной двери раздался до такой степени неожиданно, что я без преувеличения подпрыгнул и обернулся. Звонок повторился — короткий, деликатный, но как бы предупреждавший, что посетитель не уйдёт, пока ему не ответят. Проще всего, кстати, и было бы — не отвечать, но я внезапно рассердился. Кто-то будет там трезвонить, а я — стоять на лестничной площадке МОЕГО дома, обливаясь потом и ждать, когда он соизволит уйти?! Чёрта с два!

С нарочитым грохотом я спустился по лестнице, сунулся не в тот коридорчик, вернулся и открыл дверь как раз когда визитёр поднял руку, чтобы позвонить в третий раз. Вместо этого перед ним предстал я.

Он удивился, это точно. Но я не знаю, кто удивился больше.

Человек, стоявший на парадном крыльце, был гигант. Во мне — метр семьдесят восемь, для своих лет я очень и очень высокий и вовсе не хлипкого сложения. Так вот он был выше меня на голову. Нет, больше. Но дело не только в росте. В дверь этот неожиданный гость вряд ли смог бы пройти иначе, чем боком. И при виде его в моей памяти всплыла строчка из «Борьбы за огонь» Жоржа-Рони Старшего: «На его груди могла улечься пантера.» Могла. Запросто. И не одна, а с выводком.

Кожаной курткой, потёртыми джинсами и офицерскими сапогами гость напоминал байкера или ещё кого-то неформала. Сходство усиливали диких размеров и густоты усы, заложенные (!!!) за уши. Но в самом лице ничего неформального не было. Напротив, оно было весьма официальным и жутковатым — грубо загорелое, с длинным шрамом справа. Лицо человека, который всю свою жизнь проводит на свежем воздухе. В том числе — на очень свежем.

— Здравствуйте, — наклонил он голову, и в его речи тут же проскользнуло что-то, из-за чего она казалась неуловимо странной. Хотя я и не смог бы объяснить, в чём эта странность…

— Здрась, — рассеянно вякнул я. — Вам кого?

— Я хотел бы видеть товарища генерал-майора. Товарища Марычева, — сказал он, и я понял, что визитёр говорит про деда.

— А вы кто? — бесцеремонно спросил я, рассматривая его в упор.

— Я друг его старых сослуживцев, — терпеливо и спокойно ответил усач. — Так товарищ Марычев дома?

Он говорил безупречно вежливо — никаких «позови его, мальчик» или «это тебя не касается, пацан», хотя меня это и правда не касалось. Поэтому я и не стал задавать больше вопросов, а просто ответил:

— Вы извините… вы, наверное, были в отъезде, но дедушка, к сожалению, умер.

Впервые в жизни я увидел, как у человека каменеет лицо. Только что было живое, хотя и странноватое. И вот — каменная маска, даже глаза застыли, словно кусочки серого гранита. Мне даже жалко его стало, хотя я и не сам не понял, почему.

— Это не может быть ошибкой? — тихо спросил он, шевеля только губами.

— Нет, это не ошибка. — покачал я головой. — Теперь тут живём мы, дедушка оставил нам этот дом по завещанию.

Он не стал уточнять — ни кто это «мы», ни сколько нас. Но спросил:

— Товарищ Марычев… он ничего не оставлял… для друзей?

— Я не знаю, — пожал я плечами. — Дедушка умер внезапно… Если хотите, приезжайте дня через два, отец освободится, и вы узнаете всё точно.

Я нарочно не стал говорить, что родителей нет дома. Пусть думает, что они просто заняты. На всякий случай… хотя, похоже, его уже не интересовали ни дом, ни сам я лично.

— Очень жаль, — сказал он, глядя мимо меня, но не в коридор, а вообще — мимо. — Спасибо. Может быть, я зайду через два дня. До свиданья.

Он повернулся и тяжело, но быстро спустился с крыльца и пошёл по дорожке, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Я смотрел ему вслед, пока широкая спина, обтянутая кожей, не скрылась за деревьями, потом передёрнул плечами — стало холодно.

Странные у деда были знакомые. Похоже, он из вояк. Хотя — какие они ещё могли быть у отставного генерала КГБ? Я спустился по ступенькам, вышел на тропинку — человека уже не было.

И всё-таки странно он говорил. И вёл себя странновато. Что должен был оставить ему дед? У меня в мозгу закопошились подозрения. А может, дед и правда не умер? В смысле — не сам. Может, его убили, потому что он знал какие-то секреты… и хотел их передать кому-то… Вот его и убрали. А что если те, кто убил деда, явятся за его бумагами… или из-за чего там его убили?! А тут я! Да ни одна в мире спецслужба не станет церемониться с пятнадцатилетним пацаном, оказавшимся у неё на пути! Вколют какую-нибудь дрянь и скажут, что умер от «золотого укола» и вообще был наркоман со стажем…

Куда в таких случаях звонят?! В ФСБ? А вдруг это не иностранные спецслужбы, а наши? Скажут спасибо и тут же примчатся… спасать.

Я провёл рукой по лбу — он был весь мокрый. Ну и дичь в голову лезет. Это одиночество виновато, не привык я к такому. Да любая спец-служба сто раз уже слазила бы в дом, пока он стоял пустой. По-другому только в дурацких голливудских триллерах бывает. Мало ли, что и кому должен был оставить дед?!

Повернувшись, я нашёл взглядом два окна мансарды. И вдруг понял, что влезать до них довольно легко. И нечего мучиться с дверью. Выставлю, или, на худой конец, вышибу стекло. И всё!

Высоты я никогда не боялся и в два счёта взлетел на крышу второго этажа, на которой, как домик Карлссона, стояла мансарда. Отсюда в просветы между древесными кронами можно было видеть дорогу и дом соседей. Нет, я всё-таки не один на белом свете… Окончательно успокоившись, я подошёл к перильцам балкончика и обнаружил, что одно из окон — вовсе не окно, а небольшая дверь, которая, кстати, открылась, когда я нажал на ручку. Просто открылась, и всё.

Обеими руками я медленно развёл шторы. Сердце неизвестно почему стучало где-то в горле…

Первое, что я увидел в мансарде, был лозунг, выписанный напротив окна, над входной дверью, белой краской по тёмным брёвнам.

БОЙСЯ ГОВОРЯЩЕГО О МИЛОСЕРДИИ!

* * *

Мансарда изнутри не была ни оштукатурена, ни хотя бы обшита досками — голые брёвна с ровными ниточками шпаклёвки между ними. На полу из некрашеных досок лежала дорожка — половик. Такие можно встретить в деревенских домах — из разноцветных лоскутков. Под вторым окном стоял широкий стол, на нём — пишущая машинка в чехле, стопки бумаги — чистой и с текстом, копирка нескольких цветов, какие-то книги; рядом — отодвинутый стул с высокой, неудобной прямой спинкой. Около стены — большой шкаф из полированного дерева вишнёвого цвета.

Мне вдруг стало грустно. Я уже говорил, что никогда не знал деда. Но было во всём окружающем что-то обидное и неправильное. Хозяин этого кабинета — а это был именно кабинет — вышел на минутку, чтобы вернуться. Отдохнуть в саду, поработать руками, дать отдохнуть голове — и вернуться.

Но не вернулся. И не вернётся.

Однако, грусть моя тут же испарилась, когда я увидел, стену напротив шкафа.

От потолка и почти до пола её сплошным слоем увешивали заключённые в простенькие рамочки фотографии. Чёрно-белые, старые, некоторые даже коричневатого оттенка, какой бывает у фотографий тридцати- сорокалетней давности. А между фотографиями висело оружие. Его было немного. Но оно было, и этого за глаза хватило, чтобы я подскочил к стене.

Ближе всего висела деревянная кобура в исцарапанной лакировке. На откидной крышке была врезана серебряная табличка с надписью — это оказался подарок деду, сделанный в 1955 году (ему тогда было 35 лет) «за отвагу, проявленную при исполнении интернационального долга». Я нажал защёлку — крышка со щелчком отскочила, и в ладонь мне выехал АПС — автоматический пистолет Стечкина с вытертым до белизны воронением. Очевидно, эта штука не часто висела на стене, пока дед служил… Где же он в 55-м выполнял интернациональный долг? Я попробовал вспомнить — ничего не вышло. Вьетнам или Ближний Восток… Мы тогда много кому помогали. Пистолет был заряжен и я, убрав его в кобуру, повесил на стену, удовлетворённо подумав, что смогу взять в любой момент, если захочу.

Неподалёку висела ещё одна кобура — вытертая, из хорошей рыжей замши, тоже с наградной пластинкой, только надпись была сделана по-французски. Французский у нас был вторым иностранным, я напряг память и сложил слова в осмысленную фразу: «Наш Легион — наследник легионов Рима. Честь. Слава. Франция. Майору Анри д' Эстье Сент-Валери.» Внутри оказался большой незнакомый мне пистолет, отделанный слоновой костью, пожелтевший от времени. Вот как! Похоже, дед прибил где-то иностранного легионера, и не из последних!

Дальше — крест-накрест — располагались две финки в ножнах. На рукоятках, в венчавших их серебряных дисках, распростёршие крылья орлы несли свастику. Похоже, и это трофеи. Только ещё более древние… А над ними висел…

А это что за чудо?

Из грубых, потрескавшихся кожаных ножен неопределённо-бурого цвета, сшитых через край серой, необычайно толстой нитью, выглядывала ребристая изогнутая рукоять, увенчанная стилизованной головой хищной птицы. Вместо глаз кроваво поблёскивали мелкие алые камешки, даже необработанные. Я снял ножны со стены — и удивился их тяжести. Положив ладонь на рукоять, осторожно вытянул оружие на свет божий.

У меня нет средневекового прибабаха, как у Юрки. Но любой человек, занимающийся фехтованием, разбирается в холодном оружии, без этого — никуда. Так вот — я не знал, что держу в руке.

Оружие напоминало турецкий ятаган, только уменьшенный — лезвие в полруки длиной, с середины расширено и загнуто в направлении удара, гарды нет совсем. Полировки или покрытия тоже не было — серый цвет, сумрачный, как речная поверхность в дождь, многочисленные царапины и проступивший рисунок — словно сплетённые то ли стебли трав, то ли струи воды… Кромка была заточена до лунного сияния, я даже не осмелился до неё дотронуться. Удар таким оружием должен быть страшен. А самое главное — это и было ОНО. Оружие.

Сейчас некоторые любители старины заказывают себе целые кол-лекции средневекового оружия. Дорогое, кстати, удовольствие. Не муляжи, а настоящее оружие у хороших кузнецов — с заточкой, сбалансированное… И всё-таки посмотришь — и видно, что это так. Для коллекции.

Так вот, то, что я держал в руке — это было Оружие. И на стене оно оказалось потому, что состарился его хозяин.

И всё-таки, что это за оружие-то?

Что-то похожее я видел в небольшой коллекции нашего тренера по фехтованию — боевой нож непальского горца, называется «кукри». Только тот был покороче и посильнее изогнут, а это — почти меч… или, скорее, сабля. Я не удержался — несколько раз махнул клинком, прислушиваясь, как словно бы вскипает от ударов воздух: «З-з-з-зых… з-з-з-зых…»

Наигравшись (и покраснев при мысли об этом), я повесил клинок обратно, вставив его в ножны (кстати, выстланные изнутри какой-то шерстью, вытертой и не очень чистой). Мельком подумал, что надо будет поискать его в справочнике «Ножи мира», который стоял в книжном шкафу в нашей новой гостиной — и подошёл к фотографиям.

Сейчас не принято вешать фотографии на стены. А здесь они висели, как в некоторых деревенских домах, где мне приходилось бывать. Впрочем, ничего удивительного — дед был старше, чем обитатели многих тех домов. Только вот его снимки не имели ничего общего с молодыми мужчинами и женщинами, одетыми в топорщащиеся парадные костюмы специально для того, чтобы позировать у столика или вазы с цветами…

На первом же попавшемся мне на глаза снимке я узнал деда. Ему было на вид лет тридцать, могло быть и больше — кажется, он был из тех подтянутых людей, которые мало меняются с возрастом. Одетый в офицерскую форму без погон или ещё каких-то знаков различия, дед стоял на фоне крупной каменной кладки, почему-то вызвавшей у меня ассоциацию с церковью. Большие пальцы рук — за широкий ремень, на бедре — планшет, на другом — уже знакомая мне кобура «стечкина». Голова деда была непокрыта, волосы — слишком длинные для офицера — откидывал в сторону сильный ветер, гнувший высокую траву у его ног. На фотке это выглядело чудно. Внизу фотография была мелко подписана: «Около стен Крентаны». Название мне ничего не говорило, и я ещё какое-то время просто рассматривал снимок, чтобы сравнить деда с собой. Мы были не очень похожи, как мне показалось — да и с отцом у деда выходило мало общего. По тем снимкам, которые я уже видел — и где дед был старым — это не замечалось, а тут несхожесть бросалась в глаза.

Крентана. Странное название. Где это, интересно? Я повернулся к следующей фотографии и невольно хмыкнул.

Дед и ещё группа людей были сняты за полевым столом, заваленным бумагами. Дед выглядел так же, как и на первом снимке, только по-верх кителя был надет мешковатый маскхалат с расхлюстанными завязками, а на ремне висели подсумки. Но окружали его какие-то хиппи, как в кино про 60-е. У здоровенного, как лось, мужика на расшитую бисером кожаную жилетку опускались роскошные косы, в них были вплетены какие-то феньки, а голые руки охватывали спирали татуировки. Другой — бородатый — носил нормальный маскхалат, зато бороду свою расчесал надвое и забросил за плечи. Третий… короче, их там было человек десять, и нормально смотрелись только дед, да двое мужчин помладше его. Всё это действительно выглядело бы тусовкой не могущих расстаться с детством шестидесятников, но эта банда носила самое разнообразное оружие (в том числе — хрестоматийные «калаши»). А подпись была и вовсе несуразной: «Штаб 2-й интербригады».

Слово «интербригада» вызвало у меня ассоциации с Испанией и тамошней гражданской войной, имевшей место быть где-то в конце 30-х годов прошлого века. Деду тогда ещё и двадцати не было. Это во-первых. А во-вторых, я готов был поклясться, что в те времена не было ни «стечкиных», ни «калашей», ни другого оружия, которое я узнал на снимке. Да, ещё в-третьих — запечатлённые персонажи и рядом с испанскими коммунистами не лежали. Интересно, мой дед что — организовывал волнения хиппи в Америке 60-х? Кроме этой версии ничего в голову не приходи-ло…

Третий снимок — он висел повыше, точно на уровне моих глаз — был уж вовсе убойным. Деда на нём нет. Стоял мальчишка моих лет в какой-то средневековой кожанке, шаровароподобных штанах и идиотских сапогах, перетянутых ремнями. Длинные волосы обхватывала повязка с узорами. Физиономия была — как будто случилось самое важное в его жизни событие, а на плече он держал… зенитный комплекс, в них не разбираюсь — «стингер» или что там… На заднем плане дымилась и местами горела неопознаваемая куча металла, из которой торчало что-то вроде короткого крыла.

Под снимком значилось: «Яромир около подбитого вельбота».

Я вгляделся. То, что лежало за спиной счастливого мальчишки, больше всего напоминало остатки великанской ванночки. Только очень серьёзной. Как бы это объяснить… Ну вот танк, например, похож на утюг. Смешной и плоский. А смеяться над этим утюгом не хочется ни хрена. Так и здесь — чувствовалось, что эта «ванночка» ещё недавно была грозной боевой машиной, всё такое…

Только не бывает на свете летательных аппаратов, похожих на ванночки. Просто не бывает. И я не помнил, чтобы какой-нибудь летательный аппарат назывался «вельбот» — сейчас или в прошлом.

Фотографий было множество. Все они до такой степени не соотносились с реальной жизнью, что я подумал бы — не иначе как дед на старости лет увлёкся ролевыми играми. Но я совершенно точно знал, что ролевые исторические игры появились у нас лет пятнадцать назад, не больше. Да и то, чтобы было на фотках, выглядело слишком масштабным для ролевой игры.

Слишком масштабным и слишком… слишком НАСТОЯЩИМ, вот что.

Например — снимок «После битвы у Чёрных Ручьёв». Где, во время какой игры могло быть снято огромное поле сражения, сплошь заваленное трупами людей в полу-средневековых одеждах, с оружием от мечей до всё тех же «калашей»?

А может, дед на склоне лет тронулся и занимался фотомонтажом, находя в этом некое невинное удовольствие? Я всмотрелся в фотографии. Где-то мне приходилось читать, что невозможно сделать настолько искусный фотомонтаж, чтобы его нельзя было обнаружить при детальном осмотре… Но на снимках вроде всё было в порядке, и я бросил поиски несоответствий, занялся осмотром других фотографий.

Вот дед в обнимку с человеком в ЭсЭсовском мундире при всех регалиях… Оба широко улыбаются в объектив. А почему нет, в конце-то концов?! Вот все те же хиппи на марше. Огнестрельное оружие не у всех, зато у всех мечи, а у многих — щиты и арбалеты… Подписи я даже не читал — боялся увидеть что-нибудь вроде «41-й эльфийский эскадрон на переходе».

Все снимки я так и не посмотрел, потому что внезапно заинтересовался шкафом. Он выглядел, как обычный одёжный, какие сейчас собирают коллекционеры — старый, основательный, с резными украшениями на уголках. Подсознательно я ожидал, что шкаф будет заперт, но левая дверца легко распахнулась, и я увидел в самом деле одежду — офицерский китель, ещё один, маскхалат старого образца… На верхней полке лежали свёрнутые ремни, фуражка без кокарды, пограничная панама — тоже старая, выцветшая до белизны. На полу под одеждой стояли аккуратно вычищенные сапоги, высокие ботинки с какими-то клоунскими носами (в американской армии такие называются «Микки Маус», вспомнил я), а в самом углу поблёскивала пара шпор.

Я наклонился.

Шпоры были золотые. Без сомнения. И не с круглым, а с зубчатым колёсиком, как в старину. А наклонившись, я увидел в другом углу аптечку — большую, кожаную, настоящий чемодан, перетянутый ремнями и отмеченный облезшим красным крестом.

Продолжая коситься на шпоры, я открыл вторую дверь. И не удержался от посвистывания. Эта часть шкафа внутри делилась на секции. На уровне моей груди стоял какой-то аппарат — плохо было видно, что за штука. А выше оказались выдвижные ящики вроде ящиков библиотечно-го каталога, только побольше. На одном было написано: «ПЕРЕПИСКА». На другом — «АРХИВ 2-й ИБР». На третьем — «ЭТНОГРАФИЯ, ПОЛИТИКА, ИСТОРИЯ, ВОЕННОЕ ДЕЛО» И на четвёртом, последнем — «КИНО — И ФОТОМАТЕРИАЛЫ, КАССЕТЫ».

Поколебавшись, я потянул к себе «архив». Там оказались туго про-шнурованные и застёгнутые на ремни кожаные папки, помеченные цветовыми кодами — трёхцветными квадратами. Возиться с ними мне не захотелось, и я вытащил третий ящик. Он внутри был поделен на секции, в каждой из которых лежали скреплённые степлером стопки листов — или растрёпанные блокноты разного формата. Я схватил один — толстый, но размером не больше ладони. Желтоватые плотные страницы оказались сплошь исписаны… но не по-русски, не по-английски, даже не по-французски, а значками, в которых я узнал глаголицу! [6]

Это не лезло уже ни в какие ворота. Какой человек в здравом уме и твёрдой памяти станет писать мёртвой азбукой?!

Я сунулся в четвёртый ящик. Тут лежали магнитофонные кассеты — вернее, бобины к катушечнику — пакеты из плотной чёрной бумаги — скорее всего, тоже фотки — и жестяные коробки с киноплёнкой, подписанные тоже глаголицей.

Я не помнил, чтобы видел в доме проектор или катушечный магнитофон. Можно поискать, но… Не вполне уверенно я потянул первый ящик, коленом задвинув остальные.

Тут лежали в основном письма. Их читать я бы не стал ни за что. Можете смеяться — считаю, что это непорядочно. Но вместе с письмами лежали два больших блокнота в зелёных обложках. Я достал один.

Он распух, потому что страницы скоробились, их покрывали разноцветные пятна, часть строк расплылась, обложка-картонка отслоилась от дермантинового верха. Чернильные строчки мешались с другими — написанными карандашами разных цветов, да и чернила были разноцветные. Стоя около шкафа, я наугад перелистал несколько страниц, наткнулся на красную строчку, яркую, как солнце морозным утром:

ЛУЧШЕ ТВОРИТЬ ЗЛО, ЧЕМ НЕ ЗАМЕЧАТЬ ЕГО.

А ниже чуть вкось шли строчки стихотворения, написанного уже карандашом[7]:

Во рту у меня пересохло, я плотно сжал блокнот, словно боялся, что его у меня вырвут. Странное ощущение возникло — как перед походом, когда ждёшь начала, первого шага и знаешь, что будет здорово, и это «здорово» надолго. Я ещё раз перечитал — не строчки, нет. Странную двойную дату.

Чушь, чепуха. Дед точно был сумасшедший. Я листнул блокнот.

И ещё:

И ещё:

Там было ещё много их — стихов, написанных в 60-х, 70-х, 80-х и 90-х годах прошлого века. Не всегда понятных. Я не очень люблю стихи как стихи. Я и эти читал с пятого на десятое. Но почему-то у меня возникало странное ощущение — мой дед не сумасшедший. Он…

Я повернулся, отложив блокнот. Дед, стоящий у стены крепости со странным названием Крентана, смотрел на меня с чёрно-белого снимка. И — неожиданно для себя — я спросил:

— Дед, ты кто? А?

* * *

«Верность — это ограниченность со знаком +,» — сказал он, прежде чем мы его расстреляли. Я не уверен в себе, а это плохо. Может быть, это потому, что я всегда привык чувствовать за собою мощь своей страны — и в фашистском тылу, и в джунглях Индокитая, и в Египте. Здесь этого нет.»

Я отложил второй блокнот. За окнами было темно, но меня это мало колебало. Второй блокнот оказался чем-то вроде дневника. «Вроде,» — потому что тут не было хронологического изложения событий, имён тоже почти не встречалось, да и самих событий не было как таковых. Дед — аккуратным, очень разборчивым почерком — излагал обрывки своих мыслей, записанные на какой-то войне. Я не мог понять — какой, и это раздражало и злило.

Я не нашёл ключей от сейфа. Магнитофона и проектора — тоже, а фотографии в пакетах оказались почти такими же, как на стенах. Они ничего не проясняли, только больше запутывали. «Архив» писался глаголицей — какие-то сводки, ведомости, рапорты… Я вспотел, как мышь. Я завалил стол этими бумагами и весь день рылся в них в поисках ответов, не ощущая голода и не отвлекаясь даже на туалет, хотя временами казалось, что сейчас лопну. Телефоны, кажется, не звонили. И никто больше не приходил. Слава богу — сейчас я бы, наверное, спустил всех собак на того, кто отвлёк бы меня от «работы с документами», как любили говорить про того, кто именовал себя нашим президентом ещё недавно.

Одно было ясно: выйдя в отставку в 65-м, дед почти сразу ввязался в какую-то войну, в которой активно участвовал (с перерывами, правда) до середины 70-х. А до последнего времени помогал одной из воюющих сторон пассивно.

А вот другое неясно совсем.

ДА ГДЕ ЖЕ ШЛА ЭТА ЧЁРТОВА БЕСКОНЕЧНАЯ ВОЙНА?!

У меня ещё пару раз возникло опасение, что дед просто спятил и тщательно придумал себе «виртуальную реальность» — я про такие случаи слышал. Но потом опасения таяли. И дело даже не в эмоциях каких-то. Уж слишком огромной была проделанная фальсификация. Просто не под силу одному человеку даже с современной техникой.

«Странно, но эта штука стопроцентно сделала в начале века в России! Конечно, две трети деталей с тех пор поменялись, но базовые узлы прежние и помечены клеймом Сестрорецкого Императорского Оружейного Завода! Совершенно необъяснимая вещь… Интересно было бы узнать, сколько их вообще и где они находятся. Пока совершенно точно можно сказать — эта, в Трёх Дубах — не единственная…»

Я снова пролистал и отложил блокнот, даже зашипев от досады. Хрень какая-то непонятная. Всё равно как разговаривать на совершенно неизвестную тебе тему — вроде все слова у собеседника понимаешь, а смысла в них нет.

Подойдя к шкафу, я потянул на себя центральную полку — с непонятным агрегатом — в слабой надежде, что эта штука поможет разобраться.

Полка выдвинулась легко и плавно. Я отшатнулся — откуда-то сбоку, словно гигантская пружина, выскочила и замерла в приподнятом положении странная антенна, похожая на две спирали, противоестественным каким-то образом скрученные друг вокруг друга. В их глубине прятался длинный прямой штырь.

Опасливо покосившись на эту конструкцию, я посмотрел на то, что стояло передо мною. И озадаченно заморгал.

Передо мной стоял древний, как библейский пророк, радиоприёмник «Урал». Ламповый. С посеревшей сеткой динамика. С красной стрелочкой, бегающей по шкале с названиями городов в такт вращению ребристой ручки.

«Хариан».«Крентана». «Скейван». И ещё — много других названий на шкале. Названий, которым я не мог найти аналогии ни в одной географии — ни в политической, ни в экономической. НИ В КАКОЙ.

Я покрутил ручку. С еле слышным гудением стрелочка пробежала шкалу, уперлась в край. Я ткнул кнопку «СЕТЬ» — упруго щёлкнуло, шкала озарилась тускло-жёлтым светом. Я нажал «ВКЛ.» — из невидимого, но мощного динамика понеслись шумы, от которых мне всегда вспоминались стивенкинговские лангольеры.

Осторожно, словно ручка успела раскалиться, я повёл стрелочку по шкале с непонятными названиями, которых — я мог поклясться! — не имелось ни на одной карте Земли.

Хариан передавал музыку. Настолько обычную, что я изумился до предела — знакомый шум, как говорится, «заводной», за которым почти не слышно было слов. Впрочем, это расстраивало — писклявенький девичий голосишко что-то вопил о том, что ей плевать, что он ушёл, потому что таких на её жизненном пути было, есть и будет… ну и т. д. Для меня слушающие такие песни стояли по уровню развития повыше моллюска рапана, но пониже хорошей лошади… однако, как я уже сказал, музыка и слова были настолько обычными, что я решил — принимаю «Русское Радио» или ещё какую-то знакомую станцию.

Я повернул рукоятку. Город (или что?) Наарт передавал проповедь. Тоже самую обычную, я даже вслушиваться не стал, потому что слышал эти слова и по телевизору, и по радио, и вживую — красивый голос, убедительный и мягко-напористый, проникающий аж в подсознание…

С досады (а что я, собственно, ожидал услышать-то?!), я проскочил несколько пунктов — и вдруг краем уха уловил чужой язык. Я вернул стрелочку, пошарил в эфире…

— … вейтан вейх гартс. Аль навис. Хайусен? Хайусен? — спрашивал металлический голос. — Родйан, свара, свара… Вейтан руст. Хайусен! — в голосе отчётливо прозвучало раздражение.

Голос ещё что-то повторял — то монотонно, то со всё большим раздражением… Язык был совершенно незнакомым. Или нет… Я знал английский и французский достаточно хорошо, чтобы понимать разговорную речь. В языке, звучащем в эфире, было что-то общее с ними обоими и, как ни странно — с русским. Что-то неуловимое, неясное, но — общее.

Долго, как заворожённый, я стоял перед приёмником и слушал чужую речь. Потом снова повернул ручку, провёл до конца шкалы, нигде не задерживаясь. В приёмнике скреблись обрывки передач — хотели вылезти, сердились, что их не выпускают. Я не вслушивался. Меня заинтересовал переключатель волн.

Тут не было обычных УКВ, ДВ, СВ и прочих. Приёмник стоял на обозначении «верхняя волна» — так и было написано под кнопкой, нажатой, наверное, ещё дедом. Но была ещё одна — с надписью «дно». Так и было написано — дно. Помедлив, я нажал эту кнопку.

Эфир почти полностью молчал. Не было даже шумов, только по временам за секунду, не больше, проскакивали какие-то разряды. Уже у самого конца шкалы я наткнулся на связную речь — и вздрогнул, так неожиданно и громко она звучала.

Молодой голос по-русски, как и почти все предыдущие на верхних волнах, устало говорил, обращаясь к какому-то собеседнику:

— … лучший выход. Они настолько сильнее нас, что позволяют себе глупость нас не замечать. Мы же себе такой роскоши, как глупость, позволить не можем.

— Я вас выслушал, — ответил ему густой, булькающий бас. — Жила?

— Я не буду здесь говорить, — раздался третий голос. — Хватит с меня и того, что…

Волна вдруг стремительно куда-то поплыла, я зашарил в эфире — и потерял её совсем. С досады я хватил кулаком по приёмнику, почти отпрыгнул от шкафа и, подойдя к окну, распахнул его.

Летняя ночь была тёплой и звёздной, как небо в планетарии. Глядя туда, вверх, я неожиданно вспомнил, как отличить звезду от планеты: мерцает — значит, звезда, горит ровно — планета… Кто же мне это говорил?

Через плечо я посмотрел на приёмник, чья шкала по-прежнему горела ровным, мутноватым светом. Оставив окно открытым, я вернулся к столу, снова листнул блокнот. Наткнулся на слова, где дед говорил о своей жене — о моей бабушке.

«Последними её словами были: «Это ты виноват!» Я много думал над этим. Это — правда. Я испортил ей жизнь. Всю жизнь она любила меня и ждала меня, а я таскал её за собой по гарнизонам, я заставлял её месяцами ждать писем или звонков в нечеловеческом напряжении. Сын наш родился поздно, и это моё упрямство поставило между им и мною стену, от которой больше всего страдала она. Но… если бы она могла увидеть… Даже ради любви к ней я не мог отказаться от участия в этом. Тот, кто не борется со злом, становится крёстным отцом зла, потому что даёт ему второе рождение.»

Я отбросил блокнот. Ответ насчёт природы дедовых странностей лежал на поверхности. Хороший, всё объясняющий ответ.

Года три назад я бы принял его с восторженным повизгиваньем. Я тогда обожал читать Крапивина, хотя отец что-то и хмыкал насчёт «вечно молодого интеллигентика». Потом Крапивин меня достал — бесконечным повторением сюжетов, эпитетов и портретов героев. Книжки его до сих пор стоят у меня на полках… но речь не об этом. Вот ТОГДА я бы радостно уцепился за версию, что мой дед умел связываться с параллельными пространствами. Или с иными планетами.

НО ВЕДЬ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!

Или… может?.

* * *

В доме было полно народу. Все ходили, что-то таскали, перекликались, а я как дурак лежал в своей спальне под простынёй и понимал, что совершенно неуместен в этом доме. Двое бородатых мужиков — в точности с фотографий в дедовом кабинете! — сняв со стола компьютер, принялись устанавливать на его место полевую рацию. Задребезжал вызов…

Я проснулся в полу-свесившемся с кровати состоянии — головой почти на ковре. Она (голова) дико болела. Во рту стоял омерзительный вкус позднего пробуждения, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где я нахожусь и что звонок надрывается не у меня в голове, а в телефоне, стоявшем на шкафу.

Я упал с кровати окончательно. Потряхивая головой и издавая противоестественные звуки, которые должны были обозначать, как мне плохо, я с трудом принял вертикальное положение (голова закружилась, я вцепился в шкаф, как в спасательный круг) и снял трубку:

— Да?

— Олег, ты? — голос отца.

— Я, а что случилось?! — почему-то забеспокоился я.

— Да ничего, — спокойно ответил отец, — просто звоню узнать, как ты там. — Вадим с тобой?

— Да, — неизвестно зачем соврал я.

— Поздно легли?

— Вроде того, — я покосился на часы. Ужас!!! Первый час!!! Правда, я лёг в седьмом часу утра… — Так чего звонишь-то?

— Ничего, — повторил отец. — Всё в порядке?

— В полном, — подтвердил я. Если бы ещё голова так не болела…

— Ну ладно, не скучай. Завтра утром приедем, — информировал он меня и отключился.

… После холодного душа голова прошла, и я, стоя на пороге ванной и ожесточённо вытираясь полотенцем, вдруг понял, что хочу есть. Очень хочу, что не удивительно — вчера-то я весь день проголодал!

Я уже почти вошёл в кухню, держа в руке почти свежие трусы — но остановился. Прислушался.

На меня упала тишина. Огромная и бесконечная. Я стоял и слушал её, глядя, как медленно и плавно ползёт вдоль стены по полу косой солнечный четырёхугольник с танцующей над ним пылью.

Был яркий солнечный день. И тишина в пустом доме — такая, что распадалась на несуществующие, осторожные звуки.

Нервы. Это просто нервы, нервы, нервы, новое место… Постукивает в тишине беда — не беда, а так, что-то напряжённое и странное, хрустят осколки разбитого спокойствия под чьими-то шагами. Тяжело ступает неизвестность, подходит ближе, ближе, останавливается за плечом. Стоит и смотрит спокойным, пристальным взглядом. Если обернуться — можно увидеть её лицо со знакомыми чертами… Чьими? Деда? Вчерашнего посетителя? Людей с фотографий в кабинете?!

Весь в поту, я обернулся, чтобы увидеть пустой коридор, лестницу наверх, дверь ванной.

— Это всё бред, — громко сказал я в пустоту.

А ведь уезжать надо. Не есть садиться, а подняться к себе, одеться, сунуть в карман деньги, ключи, запереть этот дом — и на станцию. И больше никогда — НИКОГДА!!! — не оставаться тут одному.

Потому что если я не уеду, случится что-то… что-то страшное. Вот прямо сейчас. Не ночью, а днём, днём…

Это не я. Это дедовы дела, дедовы счёты, а он мёртв. Я тут ни при чём. Не трогайте меня!!!

— Не трогайте меня!!!

Я вдруг понял, что бормочу это вслух. Мне неожиданно стало стыдно до жара в щеках, и я, заставив себя перевести дыхание, громко спросил:

— Олег, ты здесь? — после чего сам себе ответил: — Здесь.

Этому дурацкому на первый взгляд фокусу обучил меня наш Игорь Степанович, тренер по фехтованию. Помогает, надо сказать — и на этот раз беспричинный страх начал откатываться прочь, как почти зримая волна. Конечно, это я сам себя накачал. Нет, клык даю, дед занимался какими-то странными вещами, но это совсем не значит, что на меня немедленно должны обрушиться тридцать три несчастья. Я влез наконец в трусы и отправился на кухню — инспектировать холодильник.

Тишина в доме меня больше не пугала.

* * *

До вечера я успел привести в порядок тот бардак, который устроил в дедовом кабинете, а потом, прихватив удочку, отправился через заднюю дверь и по тропинке к реке, протекавшей внизу сада, разбитого на склоне холма. Но переключиться мне не удалось — может, ещё и поэтому рыба не клевала, совершенно игнорировала мою удочку. В конце концов я просто положил дурной кусок пластика на берег и устроился поудобнее, обхватив руками коленки, да отмахиваясь по временам от комарья.

На воде колебалась дорожка света от полной луны. Комарьё над этой блестящей зубчатой лесенкой толклось тёмным облачком, и я вспомнил, что это означает наступающий тёплый день. Потом ниже по течению плеснула рыба, я досадливо поёжился, но тут же снова застыл — уж очень тихой и красивой была ночь возле реки. Где-то за деревьями, на-верху, ещё догорал закат, но тут темнота полностью вступила в свои права.

Над рекой, приплясывая в воздухе, пронеслись несколько летучих мышей, я услышал писк и словно очнулся. Комары успели-таки нагрызть мне руки, и я, подхватив удочку, зашагал сквозь чёрную тишину сада вверх, к дому.

На берегу я чувствовал себя вполне комфортно. А вот в саду стало вновь жутковато — не по себе идти мимо тёмных силуэтов деревьев. Луна еле просвечивала сквозь кроны, от полос её бледного света, рассекавших темноту, та казалась только непроглядней под кустами и деревьями. Я специально не ускорял шаги, чтобы не дать страху разрастись — вполне обычному страху перед ночной темнотой; казалось, что кто-то смотрит в спину тяжёлым, неприятным взглядом. С таким страхом я научился справляться ещё в первых турпоходах.

На верхней ступеньке я остановился, посмотрел через плечо в сад, в его тёмную пустоту. Взглянул и вошёл в дом.

Вчерашние страхи меня оставили совсем. Убрав удочку в чуланчик, уже приспособленный отцом под рыбачье-охотничье снаряжение, я решил, что поднимусь наверх и ещё раз поищу ключ от сейфа. Дедова тайна не давала мне покоя… а вам, спрашиваю, дала бы?! Конечно, можно просто отвернуться, зажать уши и сделать вид, что ничего не происходило. А на дверь мансарды повесить новый замок — побольше и попрочнее, если удастся такой найти. Но мне было слишком интересно, чтобы отказаться от поисков разгадки.

Собственно, отмечу ещё раз, разгадку я знал. Просто слишком уж дикой она была, чтобы вот так сразу поверить, не попытавшись найти ещё доказательства. Не знал я другого — что мне делать ВООБЩЕ с этой разгадкой. От предчувствия какой-то опасности временами дрожь пробегала по телу, честно. А ещё от самой мысли, что такое — возможно наяву, в жизни, а не в книге. Вернее всего будет посоветоваться с отцом… но не раньше, чем я сам — САМ — распотрошу эту «тайну загородного особняка».

Размышляя так, я проник в коридор между чёрным и парадным ходом. Свет тут не горел, в стеклянных окошках по обе стороны парадной двери я видел тропинку между деревьев, ведущую к воротам. Луна её здорово освещала… Тропинка местами искрилась — посвёркивали крупинки кварца в песке.

У меня всё-таки хорошо развито шестое чувство. Это генетическое, наверное — от отца, да и от того же деда. Я уже совсем собрался подняться наверх, но почему-то медлил, не уходил, а потом — неожиданно для себя! — подошёл к двери и, распахнув её, на два шага вышел в ночь. Прислушался.

И — в который уже раз здесь! — поразился тишине.

Ночью не бывает так испуганно-тихо — разве что перед грозой, но небо над головой висело ясное, чистое. И всё-таки тишина стояла гробовая. Поёживаясь, я внимательно осмотрелся, стараясь дышать потише и в душе удивляясь, почему всё ещё не вернулся в дом.

А потом темнота впереди шевельнулась. Метрах в десяти от меня, около кустов крыжовника, у самых корней, я увидел движение — словно что-то большое и тяжёлое поднималось с земли.

Я не заорал только потому, что язык прикипел к нёбу, и у меня получилось выдавить лишь еле слышное сипение. Меня вообще парализовало, и какой-то частью мозга — ещё работавшей! — я понял, почему так легко со своими жертвами — часто здоровыми, крепкими парнями и девчонками — расправляются разные там маньяки. Потому что это парализует — сознание и зрелище того, как в обычном, привычном тебе, понятном мире происходит что-то ужасное и противоестественное. Ко мне — почти пятнадцатилетнему, спортсмену, совсем не трусу — можно было сейчас подходить и делать со мной всё, что угодно. Я покорно и тупо смотрел на оживший кусок темноты, похожий на Тварь из легуиновского «Волшебника Земноморья», ожидая, что же он предпримет в моём отношении — хотя до двери за спиной было шаг шагнуть.

Потом я услышал самый обычный человеческий стон. Негромкий, еле слышный — будто ветер что-то прошептал в ветвях… только ветра-то не было.

Стон повторился — в такт жутковатому подёргиванию тени. Я вздрогнул — гипнотическое наваждение пропало. Пьяный, что ли? Или, может, раненый — машиной на дороге подшибло?. Да нет, незачем ему на участок ползти. Да и ворота раненый не откроет. Точно, пьяный — не соображает, куда занесло, и ноги дальше не идут.

В тот момент я не подумал, что и пьяный ворота не откроет, не сможет…

Пьяных я не любил. Отец не пил почти совсем; вид шатающегося, идиотски выглядящего человека вызывал у меня брезгливое отвращение. Позволять такому валяться в саду у меня не было никакого желания — я решительно пошёл по дорожке к лежащему, на ходу говоря:

— Какого чёрта вас сюда принесло? Ну-ка…

Лежащий человек — теперь я хорошо видел, что это именно человек, рослый и крепкий — вдруг тяжело перевернулся на спину и прохрипел голосом, выдававшим страшную боль, но с голосом пьяного не имевшим ничего общего:

— Помоги, мальчик…

Я остолбенел вторично, но теперь — от изумления. Луна осветила лицо вчерашнего посетителя. Только теперь оно было искажено невероятной гримасой то ли боли, то ли напряжения. Роскошные усы превратились в липкие чёрные сосульки — кровь, тёмная и густая, вязко текла из пролома на месте левого глаза; казалось, там шевелится что-то живое.

Я очень хотел отвести взгляд от этого лица, но не мог, лишь мельком заметив, что правый бок мужчины тоже окровавлен, куртка там разодрана в мокрые, лоснящиеся клочья, а под кустами тянется примятый, почти сплошь помеченный кровью след — там он полз, пока не потерял силы окончательно.

— Что с вами? — выдавил я, чувствуя, что меня сейчас начнёт тошнить. — Кто вас так?

— Времени нет… — он тихо кашлянул и задышал, как дышит на жаре большая собака. — Скорее…

— Я сейчас вызову «скорую»! — опомнился я, но рука раненого с неожиданной быстротой перехватила меня за штанину джинсов. — Вы чего, я же помочь вам хочу…

— Молчи, слушай, если хочешь помочь… — он кашлянул снова, и изо рта выплеснулась кровавая струйка. — Это я виноват. Меня выследили. Наверное, кто-то нас предал. Они шли сразу за мной и сейчас будут здесь… я чудом опередил их, они думали, что я мёртв. Да я и правда мёртв.

— Кто «они»? — холодея, спросил я, подумав почему-то о конкурентах отца, хотя среди них не было настолько серьёзных. — Вы о ком?! Вы кто?!

— Тише… — он отпустил штанину — вернее, его рука просто соскользнула и бесшумно упала на траву, я дёрнулся, чтобы бежать, но почему-то остался на месте, слушая, как страшно он дышит. — Мальчик, я друг твоего деда. Мы никогда не виделись, но там, откуда я родом, его имя помнят, как имя героя… поэтому я говорю, что я его друг… Они идут сюда, потому что думают — твой дед жив. Им надо его убить. Спрячься, мальчик. Не в доме. Они скоро уйдут. Вот… это…

Он неловко полез левой рукой под куртку, пошарил, скалясь — словно беззвучно смеялся. Я следил за ним. «Бе-ги, бе-ги, бе-ги…» — выстукивала у меня в висках кровь. Вместо этого я ждал.

— Вот, — повторил он и протянул мне на ладони что-то, похожее на сотовый. — Нефиксированный… настраивается на любой канал… им не должен достаться. Бери и уходи. Если случится чудо… с тобой свяжутся наши… скажи им… Немой…

Рука с приборчиком упала. Больше ничего не изменилось — лишь луна, светившая в глазах раненого, заполнила их целиком, лишив собственного выражения. Там больше не было ни боли, ни страдания… ничего. Только красивое и холодное серебристое сияние.

И я понял — странный и страшный ночной гость умер.

Нагнувшись, я поднял «сотовый», выскользнувший из его руки на песок. Антенны у него не было — всю поверхность занимали шесть плотных рядов по пять квадратных кнопок в каждом, помеченных странными символами, не похожими ни на цифры, ни на буквы — во всяком случае, знакомые мне. Скорее это были просто рисунки. Как это… а, вспомнил — пиктограммы! Но самым странным был значок, расположенный не на кнопке, а на верхнем торце прибора.

Миниатюрная, изящная серебряная свастика.

Толком удивиться этому я не успел. Моё счастье, что, рассматривая прибор, я боковым зрением всё время видел тропинку. И заметил две словно бы плывущие над землёй фигуры раньше, чем они заметили меня — неподвижного.

На самом деле они, конечно, не плыли над землёй, а шли — просто очень ровным, размеренным шагом, плечо в плечо, неспешно и уверенно. Луна светила им в спины, и я не видел лиц. Двое рослых мужчин в одинаковых — то ли белых, то ли светло-серых — костюмах.

Пригнувшись, я метнулся к дому, в два прыжка оказался в коридоре и, стараясь не дышать, закрыл дверь на засов. Затравленно осмотрелся и бросился к висящему на стене телефону, мысленно благодаря отца за то, что он не поскупился установить несколько аппаратов.

В дверь постучали. Потом раздался звонок — такой резкий и неожиданный, что я чуть по правде не обдул джинсы. Потом снова стук — уже не вежливый и короткий, а несколько сильных ударов кулаком. Не сводя глаз с двери, я наощупь пытался попасть в кнопки аппарата.

«Отворить именем Моргота!… После второго удара дверь рухнула вся — вместе с крюками, запорами и цепочками…» Ой, мамочка! Сведя коленки, чтобы унять сильнейшие позывы, не отпускавшие меня, я наконец набрал спасительный 02. Телефон пискнул и… равнодушно «сбросил» номер! Я набрал снова, снова, снова… Все три раза — сброс.

Хана.

Сейчас меня убьют.

Только бы быстро, сразу.

Удары повторялись с размеренной неотвратимостью, но всё-таки вокруг была не сказка, и дверь — добротная, мощная! — выдерживала. Обливаясь потом, противным и липким, я набрал номер квартиры родителей — и потерял ещё полминуты, выслушивая длительные гудки. Никого нет дома.

Колотить в дверь неожиданно перестали. Я замер, прижимая к уху пищащую телефонную трубку. Ушли?! В доме было полно оружия, но я даже не подумал о нём — стоял, как истукан, и слушал, слушал… пока не услышал за дверью два тихих голоса, говоривших явно не по-русски! Я не мог понять, по-каковски…

Да. Да, это был ТОТ ЯЗЫК. Который я слышал вчера вечером в «Урале».

Вот так. Пришли за дедом, а убьют меня.

Деревянным пальцем я набрал 3-59-66 — телефон Вадима. Не знаю, зачем. Может быть, подсознательно — из-за чувства вины перед ним, в этой ерунде любят копаться психоаналитики в штатовских фильмах.

— Да? — прозвучал в трубке хорошо знакомый голос Вадима.

— Вадим, ты?! — заорал я, и Вадим холодно переспросил:

— Да, кто это?

— Вадим, это я, я, Олег, — зашептал я, но было уже поздно — удары в дверь возобновились с невероятным ожесточением.

— Олег?! — я уловил в голосе друга вспыхнувшую радость. — Ты с Эльдорадо звонишь, что ли?

— Да! — снова крикнул я, потому что уже не имело значения, услышат меня за дверью, или нет — они знали, что я здесь и что я звоню по телефону. — Вадим, я тут один! Двое ломятся в дом, слышишь?! Звони в ментовку, скорее!

Он ни на секунду не подумал, что я валяю дурака. Понимаете?! НИ НА СЕКУНДУ. И сразу разобрался в моих нечленораздельных выкриках.

— Сейчас! — услышал я его крик. С визжащим хрустом рухнуло стекло слева от двери. Внутрь просунулась рука — я увидел вздёрнувшийся рукав костюма, призрачную белизну рубашки и блеск больших часов на запястье — рука шарила по двери в поисках щеколды. Хрен тебе, сука, кто бы ты ни был — засов с защёлкой, без ключа не откроешь… — Олег! Убегай из дома! Или запрись, я звоню! Продержись, слышишь?!

Где-то в глубине первого этажа с треском вылетела рама, долго сыпалось разбитое стекло. Поняв, что это значит, я похолодел и неожиданно спокойно сказал в трубку:

— Поздно. Они уже в доме.

Я аккуратно повесил трубку на место. И понял неожиданно, что аппарат висит… рядом с дверью чёрного хода! А за ней — ночной сад, река… спасение!

Я рванул дверь. Заперто! Ах, да… Сквозь открытую дверь в комнаты я заметил краем глаза человеческую фигуру — кто-то стоял через комнату от меня, озираясь и прислушиваясь. Я повернул ручку замка — щелчок! Он утонул в грохоте слетевшей с петель двери за моей спиной.

— Штайс! — крикнул вломившийся в коридор человек. Это было ужасно — нас разделяли три шага, протянутая рука почти касалась моего плеча. Не выдержав, я вскрикнул от дикого страха — к счастью, не цепенящего. Наоборот — во меня словно поддали энергии. Ночные гости рванулись ко мне оба сразу. Распахнув дверь, я ударил одного — того, который выскочил из комнат — её створкой (ударил хорошо, крепко, потому что он даже не закричал — молча опрокинулся на пол). Второй схватил меня за плечо — пальцы скользнули по рубашке, я присел и с низкого старта метнулся в дверной проём, в темноту.

«Тв! Тв! Тв!» — странные звуки послышались сзади, но только когда над моей головой что-то свистнуло, я понял, что в меня стреляют из пистолета с глушителем. И это, как ни странно, вызвало настоящее облегчение! Почему? Да очень просто — всё это время я в глубине души больше всего боялся, что пришельцы — НЕ ЛЮДИ. Вообще не люди, а… ну, кто-то ещё. Пистолет — это другое дело…

… Никогда не бегайте по ночам в плохо знакомом месте. Я споткнулся о корень. И упал. Не просто упал — грохнулся на живот так, что внутри всё словно замерло, ссохлось. Дышать не получалось. Двигаться не получалось. Можно было только смотреть, как ко мне бежит, а потом — идёт, уже неспешно и спокойно, один из нападавших.

Он остановился в пяти шагах. Да, самый обычный человек — я слышал, как он взволнованно дышит и мог рассмотреть, хотя и неясно, лицо — тоже абсолютно обычное. А в руке он держал пистолет с несуразным надульником глушителя. Большой пистолет, воронёный — лунный свет на нём становился чёрным. Несуразно звучит, но это так…

— Не убивайте, — попросил я. И нажал в кармане джинсов кнопку «мобильника». Первую попавшуюся — с отчаянья, потому что не знал, что мне ещё сделать.

Ничего не произошло.

— ЭнТэ, — вдруг сказал человек. — Дай сюда ЭнТэ.

Он говорил по-русски совершенно правильно и столь же совершенно безжизненно, как робот в дурацком старом фильме.

— Что? — пискнул я. Пискнул, больше имитируя страх. Нет, я боялся — я ОЧЕНЬ боялся. Но не безрассудно. Мозг работал изо всех сил. Мне не хотелось умирать. Я нажал на другую кнопку.

Ничего. А чего я ожидаю-то? Надо сейчас бросить ему эту штуку, а самому — в кусты. Только встать сначала.

— То, что у тебя в кармане, — ровно сказал он.

— У меня нет ничего, дяденька. — хныкнул я, возясь на земле и понемногу поднимаясь.

Ствол пистолета переместился — теперь он смотрел мне между ног.

— ЭнТэ, — повторил человек. — Я могу сам забрать его у тебя. У мёртвого. Лучше отдай.

— Это? — я достал «мобильник», словно бы невзначай нажав ещё одну кнопку.

Ничего!

— Они не работают, — человек улыбнулся, что совершенно не вязалось с его равнодушным тоном. — Мы уничтожили все машины. Вчера захватили последнюю — мы вернёмся, и её уничтожат тоже. Даже ЭнТэ тебе не поможет. Давай его сюда и убирайся.

Я не понимал, о чём он говорит. Человек, которого они с напарником убили, был другом моего деда. И он не хотел, чтобы эта штука попала в руки к этим двоим.

Девять из десяти пацанов на моём месте отдали бы «мобильник». Десятый — особо заядлый «тормоз». Как я.

— Возьмите, — я переложил мобильник в левую и, весь трясясь, сделал шаг к человеку с пистолетом. — Возьмите, мне не надо, — ещё шаг. — Только не трогайте меня, не стреляйте, дяденька…

Третий шаг.

Скорее всего, он бы меня и в самом деле не тронул. Я потом десятки раз думал об этом, обсасывая ситуацию со всех сторон — незачем ему было меня трогать. Но он сделал шаг навстречу, протягивая руку — и пистолет его уже смотрел в землю.

Вот тогда я выдал ему по полной. Свинг в левую скулу — отработанный, поставленный. Человек был на пятнадцать-двадцать килограммов тяжелее меня, но… Короче, отец мог бы мною гордиться. Убийца рухнул, как манекен — полностью вышел из строя на какое-то время.

Но к нам уже бежал второй, которого я уложил дверью. В поднятой руке — пистолет, снова пистолет… В отчаянье я надавил на ещё одну кнопку.

Когда багровое пламя брызнуло в глаза, я подумал с тоской, что всё-таки убит. И перестал воспринимать что-либо вообще.

История I Стража горных границ

Убежал, я из дома —

Бродить по сказочным мирам…

Группа «Hi-Fi»

Солдат в пятнистом мешковатом маскхалате и глубокой каске, с фаустпатроном на плече и мужественным лицом целился в Олега. За плечом солдата стоял рабочий — усатый, в спецовке, с винтовкой в руках. На винтовке был примкнут кинжальный штык, хорошо знакомый по фильмам о Великой Отечественной.

Ни солдат, ни рабочий не двигались. И всё-таки прошло некоторое время, прежде чем Олег начал понимать, что видит перед собой большой яркий плакат. Точно — плакат. И что-то написано внизу наискось — по немецки, кажется, колючими готическими буквами…

Лежать на бетоне было холодно. Да, под Олегом был бетонный пол — серый, щербатый и неожиданно чистый. Откуда-то по полу поддувал ветерок. И потолок наверху был бетонный.

И бетонной казалась тишина вокруг. Полная. Абсолютная. Глухая.

Олег вспомнил, что с ним произошло, сразу. И сел, стиснув зубы от ужаса.

Ничего. Никого. Никто не бросался на него, не грозил пистолетом, не требовал что-то отдать… Первое, что пришло ему в голову — оглушили и бросили в какой-то подвал. Но на подвал под домом — уже исследованный Олегом — это ничуть не походило. А в следующий момент Олег увидел ту машинку, похожую на пульт — она лежала у самой его головы.

Впрочем, она заняла внимание мальчишки на какую-то секунду, потому что, обернувшись, Олег увидел остальную часть подвала.

Он сидел на полу совсем рядом с высокой — метра два-три — и широкой — грузовику пройти — аркой, увитой проводами. Тут и там из гнёзд торчали радиолампы. На арку чуть сбоку было направлено нечто, вызвавшее у Олега ассоциации с боевым лазером из фантастического фильма начала 80-х годов. Всё вместе это напоминало создание излюбленного персонажа Голливуда — сумасшедшего учёного, который на дому громоздит машины времени и преобразователи материи.

Неясная, но беспокоящая мысль скользнула по краю сознания Олега. Он нахмурился, рассматривая машину, но поймать мысль не успел. Тем более, что за «лазером» виднелся пульт с тремя высокими креслами возле него. На пульте одиноко и ритмично мигал зелёный светодиод.

Олег поднялся, машинально отряхивая сзади джинсы. Куда же его упрятали? Он прислушался — было тихо. Свет лился из двух узких окон под потолком, забранных мутными стеклоблоками — даже если научиться прыгать на три метра в высоту и зависать в воздухе, всё равно ничего не разглядишь. Олег подошёл ближе к арке, присмотрелся… Вблизи она производила впечатление вещи, которую сделали очень давно и с тех пор много раз подновляли, заменяя целые узлы. Сама же основа была выполнена из чугуна! Точно — из чугуна, если Олег хоть что-то в этом понимал.

Сбоку арки, на шероховатой поверхности, была гравирована длинная надпись. Мальчишка подошёл ближе, нагнулся, упираясь ладонями в колени…

СЕСТРОРЕЦКIЙ ИМПЕРАТОРСКIЙ ОРУЖЕЙНЫЙ ЗАВОДЪ

Лампы в арке были не только русские, но и немецкие — по крайней мере, так можно было понять по надписям. Протиснувшись между аркой и «лазером» (на нём надписей не было — ну, видимых, во всяком случае!), Олег осторожно подошёл к пульту, на самом видном месте которого красовался ширококрылый орёл со свастикой в когтях и хорошо читаемая даже без знания немецкого языка надпись: «Сталелитейный завод Круппа». Однако, на чугунной же основе пульта Олег ещё издалека заметил всё то же — Сестрорецкий и так далее. Снова что-то такое шевельнулось… и опять Олег не успел поймать мысль за хвостик, потому что мысль эта сбилась, а сам Олег вцепился обеими руками в спинку кресла, к которому подошёл.

Из второго — среднего — кресла ему улыбался скелет. Именно его жуткую улыбку Олег заметил в первую очередь. Но страх прошёл очень быстро — Олег не относился к тем людям, которые боятся скелетов или покойников вообще, тем более, что совсем недавно фактически у него на руках умер человек. Кстати, это событие в памяти словно какая-то дымка подёрнула, словно было это уже очень и очень давно…

Скелет был одет в старую офицерскую форму — обветшавшие китель и галифе, пыльные хромовые сапоги… Китель был без погон, его перетягивали… нет, на нём висели потрескавшиеся портупеи. Очевидно, именно форма и не давала скелету рассыпаться.

Обращённый к мальчишке правый висок скелета был пробит — аккуратная глубокая дырочка глубоко чернела на кости. И Олег сразу понял, чем была сделана эта дырочка. В глубоком кресле рядом с упавшей рукой лежал револьвер. Воронение тускло поблёскивало сквозь пыль. Курок, мушка и спица бойка были вытерты до белизны.

— Ёлки… — прошептал Олег.

Бросил быстрый взгляд на пульт. Зелёный диод мигал — спокойно и ритмично, это мигание успокаивало… но успокаиваться как раз и не следовало. Олег сунул руку в карман, достал «мобильник». В отчаянии осмотрелся — ниже орла со свастикой в металл был врезан значок:

Точно такой же значок был под одной из кнопок. И Олег был уверен — он нажал, спасаясь от ворвавшихся в его дом убийц, именно эту кнопку.

— Ёлки! — плачущим голосом повторил Олег и начал давить на все обозначенные кодами кнопки.

Ничего не произошло. Тогда Олег ещё раз огляделся дикими глазами, сел в кресло, обхватил голову руками и застыл в полном отчаянии. Скелет с сочувствием смотрел на него.

Плакать не хотелось. Орать не хотелось. Хотелось немедленно проснуться. Сию секунду проснуться, потому что это могло быть только дурным сном. Мозаика из разрозненных кусочков сложилась — и кто-то шептал мальчишке в уши: «Романтики хотел? Хотел узнать дедову тайну? Вот она, хлебай полной ложкой. Давай-давай!»

Олег просидел так долго. Солнечный луч успел вползти с пола на стену. Своими собственными руками отправить себя в мир, о котором не знаешь ничего, кроме того, что тут воевал твой дед, что тут он снимался в обнимку с хипповыми типчиками, персонажами средневековых фильмов и ЭсЭсовцами в полной парадной форме! СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ!

От равнодушия Олег перешёл к острому желанию убить себя. Что будет с мамой?! Что станет с отцом?! Они вернутся, а его нет! ВООБЩЕ нет в нашем мире! Найдут труп на дорожке, разгром в доме. Станут, конечно, искать, мама будет ездить на опознания сбитых машинами, утонувших, убитых в разборках и маньяками. Будет рассматривать изуродованные, обожжённые, искалеченные трупы подростков — в ужасе, в страхе узнать собственного сына… и в надежде, что хоть так прояснится его судьба… Отец будет нанимать детективов, они будут искать…

Но как найти того, кого даже и на Земле-то нет?! На другой плане-те… в другом измерении, вообще неизвестно где?! Они же сойдут с ума от горя и тоски, его родители, для них сам дом станет склепом, могилой…

Олег всхлипнул. Слёзы сами собой капали на руки, тёмными звёздочками оставались на бело-голубой ткани джинсов. Он не плакал уже много лет — ни от боли, ни от страха. А сейчас не смог удержаться. Да и не захотел.

Он перестал плакать только тогда, когда слёзы перестали течь. Сидел — оглушённый, опустошённый, не знающий, что делать. Сидел так, пока на глаза ему не попалась дверь, спрятанная за пультом.

От внезапно вспыхнувшей надежды сердце заколотилось, как барабан в атаке! Отшвырнув кресло, Олег метнулся к двери, навалился на колесо всем телом, хотя оно шло легко — со всей силой открыть дверь и увидеть… что? Да что угодно! Помойку, свалку, заброшенный завод — только бы это был ЕГО мир! Пусть Чечня, пусть Африка какая-нибудь, Тибет — что угодно, но НА ЗЕМЛЕ, там, откуда можно вернуться домой!

Дверь отворилась медленно, но одновременно очень мягко. И на Олега хлынули звуки и краски — зелень лета, пение птиц, запахи летнего леса. Да, перед ним был самый обычный летний лес. Тесно стояли дубы, ясени, белели стволы нескольких берёзок… Густо разросся огромный — по пояс! — папоротник, почти исчезнувший в средней полосе России. Ярко светило над головой солнце — приземистый бетонный блок, из которого Олег вышел, стоял на большой поляне-вырубке.

Опершись руками о косяки, Олег улыбался. Улыбался глупо и счастливо. Всё в порядке. Он дома. Его зафигачили в какой-то заброшенный центр в лесу — глухом лесу, звуков человеческой жизни совсем не слышно! — но это его мир, Земля. А значит, он выберется. Доберётся домой, даже если он…

Олег застыл с поднятым в небо лицом. Радость сбегала с него, как вода. Мальчишка закрыл глаза, крепко зажмурил их, потряс головой. Открыл глаза снова.

Звёзды. Он видел звёзды в небе. Солнце — и бледные, но чётко различимые пятнышки других звёзд. Над земным лесом в земном небе светили дневные звёзды.

На этот раз Олег не дал себе заплакать, хотя и было такое желание. Он вернулся в подвал и обследовал машину. Понятно было, что его перемещение сюда связано именно с ней… и что она работает. А если она работает — должен быть способ отправить его обратно. И должны быть люди, которые этот способ знают.

Нужно найти друзей Немого. Того человека, который умер на тропинке перед домом. Они знают деда Олега. Они помогут. Не могут не помочь.

А чтобы найти — нужно искать.

— Хватит ныть, — приказал себе Олег вслух. — Никакой пользы от этого нет. И быть не может.

Стараясь всё-таки не смотреть на скелет, Олег подобрал револьвер. Его познаний в оружии вполне хватило на то, чтобы понять — это обычный семизарядный «наган» калибра 7, 62. Барабан у этого револьвера не откидывался, как у американских в фильмах, но Олег быстро нашёл защёлку и убедился, что шесть из семи гнёзд заполнены — в них тускло поблёскивали донца гильз. Сомнение было одно — сохранили патроны свои свойства, или нет? Скелет сидел тут не меньше двадцати лет, это же ясно… Да и маловато это — шесть патрон. Олег обыскал всю комнату, выдвинул два ящика под пультом — там был пепел, но именно среди этого пепла он нашёл жестяную, плотно закрытую коробку. Отбив крышку о край пульта, мальчишка убедился, что тут в самом деле патроны — много, они лежали, завёрнутые в промасленную пергаментную бумагу. Подумав, Олег дозарядил оставшееся гнездо барабана, затем выбросил шесть подозрительных патронов и заново снарядил весь барабан. Остальные патроны — сорок три штуки — он пересыпал в карман джинсов.

Заставить себя обыскать скелет Олег неожиданно не смог. Всё, на что его хватило — снять с кителя (морщась и отворачиваясь) широкий офицерский ремень с большой кобурой. Ремень прошёл в петли джинсов почти идеально, и Олег, уложив наган в кобуру, на миг даже забыл о своих неприятностях — какой мальчишка не мечтает покрасоваться вот так с оружием на бедре?! Он даже попытался несколько раз быстро выхватить наган из кобуры, но очень быстро понял, что армейская кобура — не ковбойская. Крышка мешала.

Олег постоял ещё в нерешительности около скелета, но так и не смог заставить себя слазить в карманы кителя и галифе, хотя и сознавал, что там могут оказаться полезные вещи. А потом вдруг подумал, что сидящий в этом кресле знал когда-то его деда. Наверняка знал… Почему он застрелился? Может быть, странные враги, которые летают на вельботах, окружили это здание? Нет, вряд ли — они бы не оставили целыми машины — Олег помнил, как они говорили о том, что уничтожают их… Скорее всего, этот человек просто перестал верить, что можно победить.

— Я дойду! — вслух громко сказал Олег. Подошёл к дверям и, обернувшись в пустое помещение со странной машиной, фашистским плакатом на стене и скелетом советского офицера в кресле, добавил: — И вернусь. Обязательно.

Потом Олег с усилием закрыл за собой дверь — так, чтобы щёлкнул фиксатор, сделал глубокий вдох и решительно зашагал в лес. По прямой от двери.

* * *

По опыту походов Олег знал, как трудно ходить по лесу без тропинок. Этот лес не обманул худших ожиданий мальчишки — приходилось то перешагивать через валежины, то подлезать под рухнувшие деревья, покрытые бородой мха. В конце концов Олег оказался на небольшой лужайке и решил отдохнуть — благо, по ощущению, отшагал часа три, не меньше.

Обстановка располагала к отдыху. Было жарко, душно и дремотно. Солнце скрылось за вершинами могучих деревьев. Сухо, одуряюще пахла трава на поляне, где-то в кронах шумел лёгкий ветерок. Олег стащил с себя мокрую от пота рубашку и плюхнулся в траву у корней огромного, непредставимо толстого и кряжистого дуба. Мальчишка был в мыле и какое-то время наслаждался прохладой, но на потное тело стала собираться мелкая гнусь — бескрылая, но кусачая, она несчётно обитала в траве вокруг.

— Говно с крылышками, — Олег несколько раз хлопнул себя по плечами вынужден был снова влезть в рубашку.

Проведённая тут же инвентаризация карманов ничего не дала. Кроме револьвера, патронов и пульта не было ни фига. Даже часов. Не надел, отправляясь на рыбалку. Так…

Несмотря на укусы, Олег было задремал — ноги гудели… но его разбудил словно бы внутренний толчок. Олег очнулся с тревожной мыслью — куда же ему идти? Лес, глушь. Ни признаков жилья, ни хотя бы свидетельств о том, что тут вообще есть люди. А между тем никто не стал бы ставить переходник — так для себя Олег обозначил арку с прибамбасами — в глуши. Ей же пользоваться надо! Значит, где-то поблизости должна быть цивилизация. Или её остатки.

Олег решительно поднялся. Дуб — дерево не из высоких… но с другой стороны, тут кругом почти что одни дубы. Можно взобраться и посмотреть. Вот ещё странность — почему тут вся флора — земная?

Первая попытка влезать на дуб окончилась печально. Подошвы соскользнули, и Олег треснулся о ствол дерева животом и местом, наиболее болезненным для любого мальчика или мужчины. В довершение всего он грохнулся на задницу.

— У-у-у-у-й-й… — вырвалось у него. Неизвестно, что болело больше — копчик или… хм, промежность. Перетерпев боль, Олег с хмурой решимостью начал разуваться.

Босиком дело пошло на лад — он смог добраться до того места, откуда землю было видно уже плохо, а ветки истончались. Тут его ждало разочарование — дуб и в самом деле оказался мелковат, хоть и могуч. Всё, что он смог увидеть, был лес во все стороны. Без малейших признаков человеческого жилья. Лишь на севере (если принять за исходные данные, что солнце уходит на запад) вроде бы начинались горы, и местность в ту сторону повышалась…

… Обуваясь, Олег размышлял, куда ему стоит идти. Он находился в положении инопланетянина, оказавшегося на Земле, которому показали клочок местности и предложили найти лучший путь домой. Выбирай, дорогой, что перед тобой — Альпы или Алтай. И не забывай, что это могут быть Апаллачи… Да. Влип.

И всё-таки надо было решать, куда идти. Ной не ной, плачь не плачь.

На севере лес кончается, так, может быть, туда и следует двигать? Может, там живут люди? Не исключено… даже наверняка. Но КАКИЕ люди? Если судить по фильмам и литературе, то хорошие парни — партизаны, сопротивленцы — прячутся именно по лесам. Однако, с другой стороны — и по горам тоже. А если это континент размером с Африку? «С револьвером по лесам» — название для книги…

Кроме всего прочего, Олег хотел есть. И сильно. В грибах и ягодах он разбирался, но пока не видел ничего, достойного внимания. Нет, надо будет пристальней приглядываться…

Олег поднял голову и обомлел. В десятке метров от него поляну пересекал медведь. На секунду у мальчишки возникло странное чувство нереальности происходящего. Словно во сне, мимо него вперевалку двигалась бурая туша, и Олег разглядывал свалявшуюся у брюха шерсть, порванное правое ухо, маленький добродушный глаз, слышал смешное похрюкивающее дыхание. Ему даже в голову не пришло взяться за револьвер — медведь показался вдвое больше, чем на самом деле.

Между тем, бурый даже не обратил внимания на мальчика, застывшего у дуба. Лесной медведь не был склочным и плотоядным, как горный… Кусты ещё долго трещали после того, как широкий мохнатый зад со смешным коротким хвостиком скрылся в них. И только тогда Олег перевёл дух… а потом со всех ног рванул прочь, уже не колеблясь, куда бежать. На север — но только потому, что эта сторона была противоположной движению медведя…

… Опомнился он лишь когда споткнулся о рельс и, грохнувшись, понял, что лежит поперёк железнодорожного пути. Два проржавевших рельса держались на редких трухлявых шпалах — рыжие от наполовину съевшей их ржи. Они уходили вправо и влево — одна-единственная колея посреди вплотную подступившего леса.

Грохнулся Олег крепенько. Вдобавок, перепачкался в ржавчине — было больно и противно, а когда онвстал, то сделалось ещё и страшно. Пути, уходившие вправо и влево, навевали ужас звонкой тишиной, повисшей над ними. Олег шарахнулся через рельсы, прыгнул вниз с откоса, оказавшегося на другой стороне, покатился, не устояв на ногах, вскочил и почти с облегчением вломился в заросли. Перевёл дух.

Он решил идти вдоль путей, не поднимаясь на насыпь. Железная дорога вела не совсем в нужном направлении, но всё-таки. Олег поправил ремень с кобурой, сорвал травинку, сунул её в зубы и зашагал низом, поглядывая время от времени вверх.

* * *

Первую свою ночь в лесу Олег запомнил навсегда. Так страшно ему не было даже когда в дом начали ломиться неизвестные. И дело было не в темноте — темнота так и не настала, над миром взошёл жуткий, разбухший диск, светили звёзды, ещё один спутник планеты — маленький и синий — быстро бежал над горизонтом на юге. Голову поднимать не хотелось — здешняя луна занимала едва ли не половину неба и давила почти физически.

Страх был растянут на всю темноту. С наступлением ночи лес зажил своей — непонятной и жуткой! — жизнью. Ожили кусты, деревья и трава. Словно лес был единым — и злым! — живым существом, окружившим мальчика со всех сторон.

Это был настоящий ДИКИЙ лес. И не было костра, не было палаток, не было рядом товарищей по походу.

Олег забрался на здоровенный дуб, как только начало темнеть. Ему повезло — на высоте примерно десяти метров сучья расходились венцом, образуя усыпанную листвой и трухой площадку шириной метра в два, на которой можно было даже вытянуться в рост. Тем не менее и тут Олег уснул очень нескоро. Несколько раз ему казалось, что кто-то лезет на дерево. Один раз на соседнем сучке в самом деле появилась смутная тень большой кошки, похожей на рысь. Впрочем, если это и была она, то напасть не решилась и исчезла, бесшумно ступая по веткам. А Олегу это добавило беспокойства. Он уже не выпускал из руки револьвера, мучаясь от страха и голода, вслушиваясь в ночь и не смея поглядеть на небо, тоже казавшееся враждебным…

И всё-таки он уже почти начал засыпать, когда что-то разбудило его. Олег на этот раз сразу же понял — ЧТО. На четвереньках он бросился к краю площадки, встал в рост, придерживаясь за ветки.

Он видел такое в фильмах и хрониках — в сценах ночных боёв. Звуков совсем не было слышно из-за расстояния, но Олег хорошо видел медленный и красивый полёт трассерных пунктиров. Они летели навстречу друг другу, перекрещивались, гасли, возникали вновь… Бой шёл именно в той стороне, куда вела железная дорога… и бой какой-то неактивный. Опыта у Олега не было, но определённые знания он имел и ему показалось, что бойцы немногочисленны и экономят патроны.

Продолжалось зрелище полминуты, не больше. Олег почти забыл про страх — он готов был слезть с дуба и рвануть туда… но бой шёл далеко. Километрах в десяти, если Олег правильно помнил слышимость звуков и учёл ночные условия.

И всё-таки это, как ни странно, приободрило мальчика. Даже голод слегка отступил — и Олег уснул, зарывшись в листву…

… Поднявшийся утром ветер едва не разбудил Олега — он шумел и гудел в густой кроне, раскачивая её. Но мальчишка только повозился, так и не открыл глаза — и продрых до полудня, не меньше! Во всяком случае, когда он проснулся, здешнее солнце стояло у него точно над головой.

Немного побаливало тело — листья и труха только с усталого разлёта показались мягкими. Когда же Олег встал, то еле успел ухватиться за сук; ещё секунда — и полетел бы вниз, так неожиданно и резко, до темноты в глазах, закружилась голова. Во рту появился металлический привкус, ноги ослабели, в ушах зазвенело… и мальчик мгновенно и плавно погрузился в бездонную мягкую пучину настоящего голодного обморока.

Очнулся он быстро — весь в противном поту, со спазмами в желудке. Появился дикий, необоснованный страх, что не удастся спуститься с дерева, и Олег, торопясь, почти слетел на траву. Проблема голода была самой насущной, но не единственной. Если человек, сколько себя помнил, пользовался туалетной бумагой, трудно от него ожидать, что он счастлив будет переучиваться на лопух. Вдобавок, вокруг росла крапива.

Однако, Олег был не полный «чайник» в лесных делах. Он вспомнил, что и крапива, и лопух — следы человеческого жилья, поэтому совсем не удивился, когда фактически уперся в белую станционную будку, до одурения похожую на будки небольших железнодорожных разъездов Земли.

И сразу же мальчишка понял, что этот дом — нежилой. Окна были выбиты, крыша полуосыпалась внутрь, крапива стояла стеной — почти до этой крыши. От шлагбаума давно ничего не осталось, кроме металлической проржавленной опоры. Дверь тоже была снесена.

Держа револьвер в руке и часто переглатывая, мальчик вошёл внутрь.

Небольшая комнатка была полузасыпана остатками рухнувших крыши и потолка. В углу, на покосившемся столике, Олег увидел остатки примитивного телеграфного аппарата. А около столика, на полу, лежал скелет. Второй — за вторые сутки, только совершенно голый и подрастащенный разной животной мелочью. Череп откатился под столик.

Из стенного шкафа — сбоку от столика — с полуоторванными ржавыми дверцами — почти вывалилась прикованная цепочкой винтовка. Тут же лежали жестяные коробки с патронами, но и они, и цепочка, и металлические части винтовки спеклись в однородную рыжую массу. Досадно… Олег нашёл на полу среди мусора зажигалку из патрона — вернее, то, что от неё осталось. В шкафу отыскались и спички — их головки, внешне сухие, отлетали без намёка на искру, стоило только чиркнуть. Спички, кстати, были земные — с изображением красного маяка, сделанные на фабрике «Маяк» в городе Андропов. Олег никогда не слышал ни такого города, ни такой фабрики, но ясно было, что это где-то в бывшем СССР. Ещё одно доказательство частых контактов двух миров…

Мальчишка прошёлся по комнате, пиная обломки. Лопнувший лист красного шифера с хрустом съехал в сторону, открыв вделанную прямо в пол дверцу — серую от присохшей пыли. Олег присел на корточки и легко открыл её.

Когда-то это был холодильник. Но сейчас всё, что в нём хранилось, уже даже не воняло, а просто высохло по стенкам ровным бурым слоем, в который вкипели куски стекла, жести и бумаги. На последних кое-где ещё можно было различить полную оптимизма коровью морду и надпись «ТУШЁН… ГОВ…» Олег мысленно досказал последнее слово и метко плюнул на коровью рожу, подумав, что, будь эти банки целы, его бы не остановила бы даже мысль об угнездившемся в них ботулиническим токсине. Сожрал бы за милую душу и «гов…», и что там ещё было!

Злой и ещё больше оголодавший, он вышел из здания. На всякий случай обошёл вокруг него, наткнулся на затянутый песком и илом колодец, около которого долго стоял — в сотне метров от колодца железную дорогу переходило небольшое стадо оленей. Рослые, стройные животные со светло-шоколадными лоснящимися шкурами были очень красивы. И только когда последний скрылся в кустах, Олег подумал о них, как о мясе. Но без особого сожаления. Во-первых, он не был уверен, что оленя можно убить из револьвера. Во-вторых, мясо пришлось бы есть сырым, а это…

— Ничего, — пробормотал Олег, ероша волосы, — ничего, скоро ты и сырое будешь точить, как волк. Если так дальше дело пойдёт…

* * *

Вдоль насыпи росли одуванчики. Местами их было очень много и, шагая через солнечно-жёлтые, местами уже пушистые, проплешины, Олег вдруг вспомнил, что как-то слышал — молодые листья одуванчиков можно есть, а корень, если его поджарить — заваривать, как кофе… Ну, корень — это не актуально, а вот листья…

На ходу он нарвал пригоршню молодой зелени, критически рассматривая каждый листок. Есть хотелось очень, и Олег решился — подышал зачем-то на один, наиболее симпатичный, и сунул в рот…

… Одуванчики оказались умопомрачительно горькими. Олег жевал их, давясь и отплёвываясь, думая, что, кажется, листья тоже надо как-то обрабатывать, только он не помнит — как… Голод заглох, но не ушёл совсем — торчал где-то неподалёку, готовясь к новой атаке, следил за парнем, и Олег, всё ещё отплёвываясь от мерзкого привкуса, подумал уныло, что на травяной диете он долго не протянет. Придётся охотиться. Он никогда не делал этого с револьвером, да и мысль о том, что нужно будет есть сырое мясо, по-прежнему вызывала отвращение, несмотря на голод.

Подумав об этом в очередной — бессчётный — раз, Олег вдруг сбил шаг и тупо посмотрел на кобуру своего револьвера. Медленная, довольная и глуповатая ухмылка расползалась по его лицу, он прищёлкнул пальцами и тихо выругался. Блин, да какой же он идиот! Досада на себя мешалась с радостью от неожиданного открытия. Он же всё время носит огонь у себя на поясе! Самую настоящую зажигалку, для которой всего и нужно немного постараться — найти сухой травы или тонких сухих палочек… Огонь же можно развести выстрелом из револьвера!

Шагать сразу стало веселее, словно костёр уже горел и над ним жарилась кабанья туша. Голод ещё какое-то время тащился следом по кустам, потом тихо убрался, поняв, что Олег ему не компания. Великая вещь, чёрт побери, Огнестрельное Оружие! Парень даже начал бухтеть на ходу песню «Наутилусов», казавшуюся наиболее подходящей к обстановке:

Дальше не пелось. Дальше было про чьё-то фото, и Олега снова подмяли мысли о доме. Он попытался было представить себе, что, как в детских книжках, которые он ещё недавно запоем проглатывал, время на Земле и здесь идёт неодинаково — вот он вернётся, а там, дома, всё та же ночь, и родители ещё не вернулись из Тамбова…

— Перестань пороть эту слюнявую чушь, — сквозь зубы процедил Олег сам себе.

И — назло опять-таки самому себе! — погромче запел по-английски из «Чижа и Ко» — про самолёт, ковыляющий во мгле на последнем крыле…

… Родник он обнаружил в паре километров от переезда, под насыпью. И что интересно — родничок был выложен тонкими гранитными плитками, а сама струя воды «взята» в трубу из выдолбленного куска дерева. Тут же висела на сучке кружка, аккуратно и умело свёрнутая из бересты.

Олег напился и умылся. Что о ручейке заботятся — было ясно. Неясно — кто. Он ещё раз осмотрелся вокруг, подражая следопытам из фильмов.

И — к своему собственному немалому удивлению — нашёл след.

Неясно было, впрочем, чем этот след ему может помочь. Но Олег изучил его добросовестно. Плоский, как от кроссовки или кеда, без какого-либо рисунка, но вполне человеческий. Теоретически Олег знал, что с человеческим следом можно спутать медвежий, поэтому особо внимательно поискал штрихи от когтей — их не было. Да, здесь прошёл человек. Олег решил попробовать применить то, чему его учили в походах — просто ради интереса.

Ну, куда шёл — понятно. А вот когда? Ощущая себя спецназовцем, выслеживающим врага, и сам немного посмеиваясь над этим чувством, Олег посмотрел вокруг. След был всего один — человек, наверное, пил и случайно поставил ногу на островок мокрой глины у родничка. Та-ак… Длина ступни равна примерно 1/7 человеческого роста. Длину своей босой ноги Олег знал — 25 сантиметров. У этого следа длина оказалась под тридцать! Даже с учётом того, что он был обут, рост получался около ста девяноста сантиметров — гигант. Вспомнился Немой — он тоже был рослый. Может, они тут все такие? Да нет, на фотках вроде были нормальные, вернее — разные… Так, теперь — когда оставлен след. Олег потёр указательным пальцем бровь, вспоминая признаки, по которым даже сдавал зачёт. А, вот! Влажная земля… След ещё чёткий, но на дне уже есть мелкая, тонкая паутинка трещинок. Солнце светит прямо сюда с самого утра… Больше шести, меньше десяти часов.

Олег вздрогнул и, вскинув голову, огляделся. Его шуточное расследование дало нешуточный, определённый результат — не так давно тут в том же направлении, что и он сейчас, проходил человек! Рослый, обутый в непонятную обувь. И неизвестно, что собой этот тип представляет. Может, это местный вариант Чикатилло?

Так. Олег напился снова и пошёл дальше — уже ничего не напевая, держа револьвер наготове…

… На ходу мелкая кусачая гнусь не приставала. Правда, летали тут здоровенные оводы, но их легко было отгонять, и Олег, с наслаждением раздевшись до пояса, закрутил рубашку вокруг бёдер. Стало легче, а то на припёках было жарко до умопомрачения. Похоже, здесь тоже лето, как на Земле. Ему повезло — хорош он был бы в джинсах, кроссовках и рубашке зимой! Олег старался держаться под деревьями, не выпуская из вида дорогу, но в то же время отгородившись от неё кустами, чтобы его не заметили сразу в случае чего.

Может быть, именно поэтому он и сам не сразу заметил то, над чем трудилась стая ворон. Они с карканьем взлетели с насыпи, почувствовав приближение мальчика. Вопли и хлопанье крыльями при этом стояли такие, что Олег вскинул голову — и замер. Он стоял, широко расставив ноги и держа револьвер стволом в землю — высокий русоволосый мальчишка с мгновенно расширившимися серыми глазами и приоткрытым ртом.

Вороны, мрачно каркая, расселись на ближайшие деревья, ожидая, когда же уйдёт человек, согнавший их с плотного завтрака. На насыпи — в два ряда, вдоль рельсов — стояли вкопанные столбы, похожие на букву Т. На каждом висели по два человека. Голые, со скрученными за спиной руками, они были повешены за шеи, и верёвки тихо поскрипывали. Скрип был многоголосым и вкрадчивым. В насыпи косо торчала прибитая к доске палка с надписью глаголицей.

Олег не сдвинулся с места. Раньше он видел такое только в кино. Нет-нет, он знал, что были войны, Освенцим, инквизиция, что есть чеченские бандиты, что в Косово убивали сербов… но всё это было ДАЛЕКО. Или в пространстве, или во времени. В Тамбове ничего такого не было. И быть не могло. И даже если совершалось убийство — никому не приходило в голову выставлять его результаты напоказ. А здесь…

Трупы ПАХЛИ. Даже со своего места Олег видел, что ни у кого из повешенных уже нет глаз, многие были обклёваны местами почти до костей, практически у всех были съедены пальцы, губы, уши, носы, половые органы…

Страшным усилием всего организма Олег удержал в себе немного съеденное. Он понимал, что надо, необходимо отвести глаза и уйти как можно скорее. Но не мог сдвинуться с места.

Крайний из трупов неожиданно развернулся на верёвке, натянутой, как струна. Чёрные ямы глазниц смотрели на замершего под насыпью мальчика, зубы смеялись, оскаленные из-под остатков губ. Оскаленная, смеялась татуированная во всю грудь цветными красками морда рыси.

Казалось, труп смеётся над ужасом мальчишки.

Олег поперхнулся. Попятился, не сводя глаз с повешенного. Карканье ворон звучало, как смех. Олег опрометью бросился в лес.

Вовремя! Странный гулкий треск, похожий на треск повреждённых, закоротивших проводов ЛЭП, рухнул на просеку дороги. Олег остановился среди деревьев — и, задрав голову, увидел в просветах между ними плывущую на высоте не больше тридцати метров огромную и страшную машину.

Она была больше самого большого пассажирского самолёта, но двигалась медленно, как вертолёт, ведущий поиск. Треск то нарастал, то становился слабее. Похожая на вытянутый треугольник, машина имела пёстрый, маскировочный верх и белёсо-голубое брюхо — брюхо выловленной рыбы. Почти во всё это брюха распростёрся странный рисунок золотой краской — крылатый сидящий лев держал в поднятой передней лапе меч с волнистым лезвием. В нескольких местах брюха виднелись зеркально поблёскивающие овалы иллюминаторов — именно это слово первым пришло Олегу на ум. А с левого и правого борта круглились по пять выступов, странно похожих на паучьи яйца. Из них торчали короткие, косо срезанные чёрные кожухи, дырчатые, как у гигантских пистолет-пулемётов ППШ. Ещё один — вытянутый — выступ занимал всю хвостовую часть, «основание треугольника». Из него ничего не торчало.

Чудовищный аппарат бесконечно проплывал над прогалиной — как звёздный крейсер в голливудском фильме, который тянется и тянется через экран… Олег стоял неподвижно, без мыслей, ощущая только одно — какой он крошечный и жалкий по сравнению с этим чудовищем. И даже когда аппарат исчез, Олег, не двигаясь, ждал, пока утихнет звук — он метался над просекой от дерева к дереву, подобно электрической искре…

* * *

Часа четыре Олег шёл, не решаясь вернуться к дороге… но, как он надеялся, параллельно ей. Однако, когда — ближе к вечеру — мальчишка попытался вернуться на пути, у него это не получилось.

Олег сбился с направления.

Собственно, эта мысль его не слишком напугала. Заблудиться больше, чем он уже заблудился, было просто нельзя, невозможно. А направление он теперь определить мог довольно легко. Кроме того, Олег был уверен, что наткнулся на следы ночного боя — точнее, расправы победителей над пленными — и опасался встретить врага (почему-то парень был уверен, что победил «враг», а повешенные — партизаны). Страх от увиденного помешал ему сообразить, что трупы выглядят совсем не свежими, да и слишком близко место казни от того дуба, на котором он ночевал — он бы не только увидел трассера, но и услышал бы выстрелы.

Короче, Олег продолжал упорно забираться в чащу, уверенный, что спасается от близких врагов. Он решил зайти подальше, а там снова сориентироваться и повернуть на север, к горам. А пока надо было думать о еде и располагаться худо-бедно на ночлег.

С едой ему неожиданно повезло. Почти сразу после того, как мальчишка начал думать о ночлеге, ему под ноги из-за большого куста метнулся заяц. Олег бы в жизни его не увидел — просто чуть не наступил на зверька. Сперва Олег оцепенел, но, на его счастье, сделав два больших прыжка, заяц припал к траве. Парень, царапая ногтями вслепую кобуру нагана, открыл её — он не сводил глаз с зайца — и бабахнул самовзводом.

Звук завяз в лесу, только эхо что-то прокричало в ответ. Заяц молча подскочил на месте, дрыгнул длинными задними лапами и замер в траве снова — но уже мёртвый. А Олег думал только об одном — что патроны оказались годными.

Заяц был крупный, тяжёлый, и рот у Олега наполнился слюной. Он уже не раз охотился и знал, как свежевать, потрошить и разделывать добычу, хотя эта мерзкая работа у него никогда не вызывала воодушевления. Но сейчас перед ним стояла куда более серьёзная проблема, чем отвращение.

У него не было ножа.

Теоретически Олег знал, что надо делать. Но практически… практически это было ещё более гадко, чем обычная разделка. Вздохнув, Олег подцепил зайца за лапы и пошёл искать воду, внутренне готовясь к тому, что предстояло сделать, чтобы поесть…

… Вообще-то ему продолжало везти. Он нашёл одновременно и место для ночлега — и воду. Подходящий дуб рос в тридцати шагах от ручейка, проложившего себе путь среди травы и мха.

Бросив зайца на траву, Олег стащил рубашку, ещё раз благословив этот мир за то, что он обошёлся без комарья. Морщась, поднял зайца, осмотрел его, словно это что-то меняло и от внешнего осмотра он мог превратиться в готовый полуфабрикат.

Противно было — непередаваемо. Олег попробовал на себя разозлиться. Не получилось, хотя есть хотелось очень. Кривясь и стараясь не смотреть, начал ломать заячью лапу — заднюю. Когда кусок лапы с остро поблёскивающей кромкой розовой кости остался у Олега в руке, мальчик сделал им круговой надрез повыше задних лапок зайца и, запустив в надрез, под шкуру, пальцы, начал стягивать её, как перчатку, к голове и хвосту, пока она не слезла полностью — довольно легко, кстати. Решительно взявшись за голову зверька, Олег начал откручивать её, глотая кислую слюну. Руки у мальчика были в крови почти до локтя, кое-что попало на грудь и лицо. Говорят, что кровь — ценный продукт, который можно и нужно пить, но заставить себя это сделать Олег не мог.

С облегчением бросив на траву открученную голову, Олег сжал освежёванную скользкую тушку повыше желудка, вскинул руки над головой и сделал сильное движение — словно рубил топором дрова. С коротким чавкающим звуком внутренности зайца вылетели через зад. Облегчённо отдуваясь, Олег опустил тушку в ручей, собрал все остатки, разбросанные вокруг, чтобы потом прикопать, и начал мыться. К отвращению — постепенно, кстати, проходившему — добавилось чувство гордости. Он первым же выстрелом подбил зайца. И разделал его, не имея ножа. Теперь оставалось развести костёр…

Очевидно, сегодня у него был удачный день. Уже через десять минут материал для костра был собран — от растопки до сухих сучьев, чтобы поджарить добычу — а ещё через пять минут Олег подкладывал в пока ещё робкое пламя, бледное в последнем дневном свете, веточки покрупнее, насвистывая что-то оптимистическое. Поднявшись, Олег с удовольствием посмотрел на огонь, весело взбирающийся по дровишкам, и отправился за рубашкой и зайцем.

… Волк стоял на другом берегу ручейка, задумчиво глядя в воду. Конечно, он не отражением любовался — его интересовал странный водоплавающий предмет, даже в таком состоянии пахнущий мясом. Конечно, зверь издалека почуял человека, но не сдвинулся с места — только поднял большую голову, и Олег, выйдя на берег, встретил взгляд его жёлтых, неожиданно печальных и мудрых, глаз с расстояния в пять метров.

Волк знал правду жизни — вот что читалось в его глазах. Всё живое на свете существует, чтобы есть и быть съеденным. И на этот раз он проиграл, не почуяв за волнующими запахами ещё один. Запах мёртвого — и в то же время живого! — предмета, который человек выхватил из кобуры. Запах револьвера. Волк не знал слов «кобура» и «револьвер», — но знал этот запах. Означавший, что человек — сильнее. Он не двинулся с места, не попытался бежать — гигантский серый зверь, чья голова пришлась бы на уровень Олеговой поясницы, встань они рядом. Волк стоял и смотрел на человека — в его глаза, а не на оружие в его руке.

Олег знал, что с такого расстояния не промахнётся. Успеет всадить в голову хищнику не одну, а три или четыре пули раньше, чем тот прыгнет через ручей. Не промахнётся, не промахнётся…

Ему совсем не хотелось стрелять между этих жестоких и красивых глаз, смотревших со спокойной человеческой храбростью.

— Давай так, — услышал Олег свой голос и не удивился тому, что говорит с волком. — Я забираю рубашку и тушку. Остальное — тебе. Я понимаю, что тебе это на один зуб, но мне тоже надо есть.

Волк по-собачьи склонил голову к плечу — смешным коротким движением, вслушиваясь в человеческую речь. Олег сделал шаг вперед, присел на корточки, не сводя всё-таки глаз со зверя, выловил заячью тушку из воды. Потом подцепил свою рубашку, висевшую на кустах, локтем прижал к боку и начал пятиться. Волк остался неподвижен, только провожал Олега глазами, пока тот не скрылся в зарослях.

… В эту ночь Олег лёг спать по-настоящему сытым, хотя несолёное мясо быстро перестало казаться вкусным. Остатки зайца мальчишка оставил около затушенного костра и несколько раз слышал ночью, устроившись среди ветвей дуба, как кто-то внизу похрустывает и потрескивает косточками.

Вообще ночь прошла очень плохо. И дело было не только (да и не столько) в звуках под деревом, и даже не в том, что Олег не нашёл такой же хорошей развилки, как в прошлый раз, и вынужден был спать, фактически сидя на толстом сучке. Он засыпал, просыпался — было страшно, в сон вламывалось то, что он видел на насыпи, трупы открывали безгубые рты, что-то шептали, тянулись руками, даже гнались за ним по лесу, а револьвер то ли не срабатывал, то ли просто не мог убить уже убитых… Под утро, когда дул рассветный ветер и только-только села за лес чудовищная луна, Олег проснулся окончательно — замотанный снами, со вкусом рвоты во рту и больным животом. Он хотел сразу тронуться дальше, но поопасался ночных хищников, которые как раз должны были возвращаться в свои логова, — и ещё почти час просидел на сучьях, прежде чем спуститься и продолжать путь…

* * *

Солнце перевалило за полдень, когда Олег снова вышел к железной дороге.

Он сел на рельс и плюнул. Похоже было на то, что он ухитрился заблудиться и теперь начал ходить кругами. Или это не та дорога? Внезапно стало совсем всё равно. Олег вытянулся на насыпи, ощущая ни с чем не сравнимое блаженство. Солнышко пригревало… А, пусть всё прахом идёт. Он не сдвинется с места, пока не отдохнёт как следует! Всё сразу поплыло, закружилось перед закрытыми глазами, навалилось — нервное напряжение, полубессонная ночь, переход с самого раннего утра… Олег сам не заметил, как уснул.

Снился почему-то спортзал фехтовального клуба. Занимались гимнастикой — как обычно, в спортивных трусах и босиком. Поддувало по ногам из дверей. Странно — никогда не было такого… Олег сделал батман — ноги почему-то очень ныли — и увидел себя в зеркале напротив: в одежде и с револьвером в кобуре. По ногам продолжало противоестественно дуть.

Олег с усилием проснулся — словно из липкой паутины выдрался. Ноги, кстати, болели на самом деле, а солнце село за деревья. И по ногам дуло.

— Бред какой-то, — пробормотал Олег, садясь и подтягивая ноги. И тут же процедил: — Вот это фишка…

Подошва левой кроссовки на носке протёрлась. Правой — лопнула по центру. И без того поношенные «пумы», надетые на рыбалку, не выдержали многокилометрового перехода по лесу.

От неожиданного огорчения глупо защипало в носу. Впрочем — так дли уж глупо? Ясно же, что скоро эта дрянь развалится совсем. Что тогда? Плести лапти? «— Вы умеете играть на рояле? — Не знаю, не пробовал…» Абсолютно пропало желание куда-то идти, что-то делать, вообще шевелиться. Кончено. Ему только четырнадцать, если уж на то пошло (ещё несколько дней назад он подумал бы — почти пятнадцать), и он имеет право устать и отчаяться…

Вот только имеет ли?

Олег медленно улыбнулся, словно улыбка требовала физического усилия. Похоже, не имеет он такого права… Да и не в этом даже дело — имеет, не имеет… Просто тут всё куда проще, чем дома. Хочешь — борись и живи. Не хочешь — только сложи руки… и всё, кранты. Тобой пообедают вороны и старый дружбан серый волк. Не побрезгует.

Он вдруг вспомнил… нет, не отца и не маму, по которым продолжал тосковать. Он вспомнил снимки — снимки в кабинете деда, где он, ещё не старый, снят на фоне крепостей, гор, лесов этого мира. Всё это где-то тут ЕСТЬ. И его дед здесь БЫЛ. И не важно, что Олег не помнил своего деда живым. Просто… просто такое родство, оно ОБЯЗЫВАЛО. Олег понимал свои собственные мысли очень смутно, они не формулировались. Но сидеть тут было нельзя, даже если он останется в одних трусах… или вообще с голым задом. Надо идти. Не важно, что не знаешь — куда. Не важно, что нет ни ножа, ни зажигалки. Не важно, что разваливаются кроссовки, что снова нечего есть, что в этом мире вешают людей и что тебе просто страшно… или даже ОЧЕНЬ страшно. Надо вставать и идти. Потому что надежда даётся лишь тем, кто в пути.

«Дорогу осилит идущий!» — вспомнил Олег невесть где читанные или слышанные слова. Повторил их вслух и встал.

Интерлюдия. «Антипсалом».

* * *

На этот раз он ночевал не на дереве. Не потому, что не нашёл подходящего — просто хотелось нормально вытянуться на земле в рост и выспаться. Буквально за полчаса до ночлега Олегу повезло — наткнувшись на болотце, заросшее рогозом, он натаскал целую кучу похожих по виду на бананы корней этого растения и набил ими желудок. Не мясо, конечно, но и не одуванчик. А около самого места ночлега попались под ноги, когда ходил за дровами, восемь здоровенных, крепких, не червивых белых грибов. Несолёные они были никакие, но после них и рогоза есть уже не хотелось.

Из ночи тянуло сыростью, лес вновь угрожал всеми своими звуками, но у огня страх притупился. Олег лежал спиной к костру, лицом в темноту. К опасности лучше всего находиться именно лицом, а за спиной иметь надёжного друга — в данном случае — огонь. Эти философские мысли напомнили Олегу о Вадиме. Как он там? Наверное, тоже ищет пропавшего друга. Рассказал в милиции о разговоре и рыщет по разным подозрительным местам… Лучше бы он был здесь, подумал Олег и тут же обругал себя скотиной. Нет, такого желать нельзя.

Он долго не засыпал. Не от страха, нет. Напряжённо — и спокойно — парень думал о том, что ему делать дальше. Может быть, в первый раз за всё время пребывания тут — спокойно. Куда можно придти, держась железной дороги? К населённому пункту. А кто их тут контролирует? Нет, лучше не рисковать. Надо опять углубляться в лес, ориентируясь с деревьев на горы. Почему-то Олег был уверен, что именно там найдёт помощь.

* * *

Правая кроссовка развалилась около полудня. Лопнувшая подошва отлетела полностью, и Олег вынужден был остановиться. Довольно долго он сидел на траве (сырой, кстати; земля стала болотистой, местами попадались бочажки с чёрной, торфяной водой), хмуро созерцая скончавшуюся обувку. Потом реанимировал её довольно оригинальным способом — мушкой нагана вырезал из куска берёзовой коры подошву и прикрутил её к кроссовке свитой из травы верёвочкой. Идти было можно, хотя теперь промокали обе ноги — в левую кроссовку вода лилась уже давно через протёртый носок.

Местность резко менялась. Оводы исчезли, и это было просто здорово. Но дубы и ясени исчезли тоже — стояли негусто мрачные чёрные ели, перемежавшиеся какими-то кустами с почти круглыми алыми листьями — похоже, это было первое на самом деле инопланетное растение, увиденное здесь Олегом. Среди кочек стыли лужи серой воды, лежали тут и там мёртвые, гниющие деревья. Впереди скрипела какая-то птица — монотонно и однообразно; других голосов, ставших уже привычными, не слышалось. Солнце грело, и от земли поднималась влажная духота — колебалось белёсое марево. Стоило мальчику остановиться — ноги проваливались по щиколотку.

Олег понимал, что забирается в болото, но упрямо шёл вперёд, надеясь, что оно вот-вот закончится. А местность понижалась, деревья мельчали и приобретали всё более болезненный вид, как это обычно и бывает на болоте. Наконец, он провалился по бёдра. Выбрался и, словно проснувшись, оглянулся вокруг.

Нет, не очень-то было похоже, что болото скоро кончится. Тяжело выдохнув, парень вытер мокрым рукавом рубашки такое же мокрое лицо. Назад идти было тошно. Вперёд — убийственно, он видел, что дальше начинается уже настоящая топь — гнилая вода, из которой палками торчали мёртвые деревья. На большой кочке сидела жаба с бугристой, неприятной кожей.

Олег снова провёл рукавом по лицу и повернулся, чтобы всё-таки шагать назад. И замер, нашарив револьвер.

Из болота поднимались… руки. Длинные, похожие на сухие ветки, тонкие — но с загнутыми птичьими когтями на пальцах. Пальцев было по три — суставчатых, гибких. Руки зашарили по гнилой воде. Нащупали мёртвую лесину, напряглись, вытягивая из трясины… что?

Облизнув губы, Олег быстрым шагом, не глядя по сторонам. Прошёл мимо жутких рук и зашагал прочь. Не оглядываясь и напряжённо слушая, как позади булькает, ухает и стонет. Только вернувшись на относительную сушу, он позволил себе посмотреть через плечо.

Позади никого не было. Олег даже усомнился, существовало ли он на самом деле то, что он видел, или он стал жертвой галлюцинаций — от духоты и болотных испарений. Проверять это не хотелось, и он решил идти краем болота. Куда-нибудь, да выйдет…

… К его удовольствию, этот ход оказался правильным. Болото резко поворачивало, и скоро вокруг вновь были дубы, шуршал папоротник да иногда рос отдельными маленькими рощицами сумрачный тис — дерево английских лучников, это Олег твёрдо запомнил ещё с уроков истории в шестом классе. Вот жаль, что он не умеет делать эти луки — пригодилось бы. Да что там — и стрелять он не умеет тоже, хотя видел, как ребята из Юркиного клуба били в цель у себя в зале…

Кроссовки и джинсы были в грязи. Идти так стало противно — грязь сохла, стягивала кожу и воняла тухлятиной. Поэтому у первого же ручья мальчишка начал отмывать обувь. Поставив её на солнце, он кое-как отстирал — а точнее, отмыл — джинсы, после чего выстирал носки, тоже расстелил всё это на траве и, сидя на корточках, умылся. Выше по течению из того же ручья совершенно безбоязненно пили несколько ланей или косуль — не поймёшь. Мальчишку они даже не замечали, а он, не поднимаясь с корточек, долго следил за ними, раздумывая, стоит ли подстрелить одну. Пока раздумывал, они смылись.

Вода в ручье была холодной и прозрачной, как стекло, на дне серели и чернели мелкие камешки. Мыть в такой воде ноги было даже как-то неудобно. Но Олег всё-таки вымылся, вздрагивая и нервно смеясь от холода, а потом вытянулся на траве, заложив руки под голову и глядя в небо.

Вечерело. Впервые за всё время, что о тут находился, на небе появились тучки — небольшие, подсвеченные розовым, — а сам и синие и от подсветки казавшиеся почти чёрными. Картина была красивой, но немного угрожающей, словно небо готовило большую неприятность.

Чтобы оторваться от мрачноватой красоты, Олег сел и, скрестив ноги, устроился удобнее — трава колола икры и бёдра. Впервые в жизни он занялся чисткой револьвера. Смазывать механизм было нечем, вместо ветоши он использовал сухую траву, накрученную на палочку.

Мальчишка решил заночевать тут же, на берегу. Почистив оружие, он, осторожно ступая босиком по сучкам и траве, отправился на заготовку дров.

… Около костра джинсы и носки высохли быстро, и Олег с удовольствием оделся — неожиданно похолодало. Снова повезло с грибами — соорудив из них нечто вроде шашлыка, Олег вполне наелся и сейчас, сидя у огня, ворошил дрова палочкой, размышляя о завтрашнем дне. Он уже понял, что не стоит думать о доме или загадывать далеко вперёд. Когда глаза стали закрываться сами, Олег сунул палочку в костёр и, вздохнув, улёгся рядом, спрятав руки в карманы джинсов…

… Он проснулся от удушья и ужаса. Что-то тяжёлое давило сверху, слышались мерзкие причмокиванья, хрип и сопение. С усилием выдрав себя из пучины кошмара, Олег застонал… и понял, что это — не во сне!!!

Кто-то навалился на него. Холодное, липкое касалось лица и шеи. Ужасный затхлый запах, непохожий на запах живого существа, ударил в ноздри. Олег задыхался от этой вони. Шею резануло жгучей болью, и парень, вскрикнув, начал бороться — чисто инстинктивно, стараясь сбросить с себя нападавшего. Странно, но он не ощущал ни тепла, ни живого запаха, ни дыхания животного. Только странный сип и хлюпанье.

Ледяные РУКИ — не лапы! — словно наручниками, опоясали запястья мальчишки. Шею снова полоснула боль. Олег, стиснув зубы, ударил нападающего коленом, поддел, швырнул через себя. Тварь оказалась неожиданно лёгкой и перелетела через голову мальчишки, словно пенопластовое чучело.

Выхватив наган, Олег вскочил, готовый драться за свою жизнь. Что-то капало на рубашку; мазнув рукой по больному месту на шее, в свете луны и звёзд мальчишка увидел на ладони кровь!

Костёр потух, но всё того же природного света хватило, чтобы разглядеть поднимающееся существо — высокое, тощее, длиннорукое, в каком-то балахоне. Белые глаза-плошки — без зрачка, без радужки! — щурились. Тонкие губы на отвратительно получеловеческом лице кривились, обнажая длинные иглы клыков. Снова — похрюкиванье, посипыванье…

— Вампир! — вырвалось у Олега. Тварь переместилась в сторону — но она не бежала, а лишь уходила от света луны, бившего в жуткие глаза. Балахон на ней, как различил Олег, оказался крыльями — кожистыми крыльями летучей мыши. Справа в темноте тоже что-то зашевелилось — Олег краем глаза увидел две такие же тени, они подбирались сбоку осто-рожными, неслышными шагами.

«Их можно… только серебром. А тот, кого укусили… сам…,» — заполошными обрывками метнулись мысли в голове Олега. С нечленораздельным криком вскинув наган, он выстрелил почти в упор между белёсых глаз.

Тварь упала сразу, с какой-то готовностью, почти бесшумно. Олег повернулся, но две других исчезли так же незаметно и тихо, как и появились. В этом фильмы врали — свинцовая пуля брала вампиров ничуть не хуже, чем серебряная.

Шею саднило, но страх начал проходить — толчками, временами возвращаясь. Олег почувствовал, что дрожит. Дрожит так, что зубы лязгают.

— Ну и райончик, — выдавил он. — Хуже Гарлема, наверное…

Он снова прикоснулся к шее и передёрнулся, представив себе, как эта гадина, пока он спал, пила его кровь. Интересно, много ли успела выжрать? Обрадовалась, наверное, такому передвижному буфету… Если их свинец убивает, то, может, и остальное тоже фигня — насчёт превращения, если укусила? Надо бы прижечь…

Не переставая оглядываться по сторонам, Олег подошёл к кострищу. Там ещё тлели несколько угольков. Мальчишка, помедлив, подобрал сухую веточку из запасённых, подпалил её об угли и, задув, повёл тлеющий уголёк к шее. Опустил руку, ощутив жар. Поднял снова и, прошипев: «Давай же, трус!» — приложил огонёк к месту укуса на ощупь. Выдержал секунду — отшвырнул ветку и, постанывая, завертелся на одно месте.

— Сволочи, — выдавил он наконец, — ещё хоть одного увижу — кончу, пощады не ждите!

Потом, с остервенением затоптав одной ногой костёр, Олег зашагал в ночной лес. Остаться на месте этого привала его не заставила бы даже многомиллионная премия.

* * *

На покосившийся плетень Олег наткнулся примерно через полчаса и какое-то время тупо брёл вдоль него, пытаясь понять, что за странные кусты. Когда же до него дошло, что это плетень, Олег замер, превратившись в слух. Потом осторожно — очень осторожно — подлез под него, оказавшись… на огороде. Да, на вполне обычном огороде, где даже в полутьме легко опознал помидорные кусты, рассаженные в художественном беспорядке и подвязанные к лучинкам.

Олег с завидной сноровкой хлопнулся в ботву и выставил перед собой револьвер. Кругом было пусто и тихо. Но впереди — непонятно, далеко или близко — горел огонёк. Неярки и красноватый, рассечённый буквой Т.

Это могло быть только человеческое жильё. Свет напоминал с одной стороны окно какой-нибудь ведьминской избушки, с другой — столь любимые недавно ещё восхищавшим Олега писателем Крапивиным образы. Олег колебался. Шея болела, воображение подсовывало ему картину помещения, где сидят некие бородатые и добродушные личности с оружием, варят кашу с салом и, конечно, не откажут голодному, укушенному мерзкой тварью и одинокому мальчишке в убежище. Другая — более трезвая! — часть воображения рисовала наёмных убийц-вешателей или вообще какую-то нечисть. Да и потом — если это даже партизаны, то кто мешает их часовым отрезать ему голову ещё на подходе, не утруждая себя выяснением того, кто это там ползает в ботве по их помидорам? Или ещё круче — взять его живым и начать аккуратненько заправлять щепки под ногти… или, вынув из печи всё ту же кашу с салом, посадить его на место каши голым задом или поджарить у домашнего огонька пятки, пытаясь узнать, кто он такой НА САМОМ ДЕЛЕ… и не рассказывай нам, юное дерьмо, про иные миры, а скажи-ка лучше, кто тебя послал, и получишь — так и быть! — лёгкую смерть…

Олег лёжа кусал ноготь. Было прохладно. Сумрачные тучи ползли через огромный угрюмый диск луны. И Олег сделал величайшую глупость. Он даже не попытался заглянуть в окно, а просто подошёл к покосившейся избушке, крытой камышом, отыскал дверь и, толкнув её, шагнул внутрь.

Навстречу каше с салом и партизанскому гостеприимству. Уж больно тошно было на улице, когда рядом человеческое жильё.

Дверь распахнулась сразу и без скрипа. Олег увидел большую комнату. В её углу, около вделанного в приземистый очаг из обожжённой глины котла, возилась напоминавшая ворох тряпья старуха. У стены стояла большущая кровать — или лавка, не поймёшь. Между нею и входом позицию занимал стол, на котором среди пустых тарелок тут и там горели кривобокие свечи. А за столом в самом деле сидели трое бородачей. Правда, без оружия и каши. Здоровенные, в грязных белых рубахах серого цвета и синих штанах; Олег созерцал подошвы их мягких сапог, очень похожие на ту, что оставила след возле родника под насыпью. Точнее он понять не смог — все трое вскочили, в свете свечей блеснули ножи — и Олег ещё удивился, увидев копии того, найденного в мезонине деда, только не такие ухоженные. Старуха развернулась и оказалась морщинистой ведьмой «без верхнего предела» — удивительно было, как она не рассыпается от сквозняка из двери. Рот ввалился, нос наоборот обрёл домини-рующее положение на лице, рога странного головного убора торчали вверх, как заячьи уши. Похоже, версия с ведьмой оправдывалась. Все четверо молча таращились на Олега, пока он, не в силах больше выно-сить затянувшееся молчание, не поздоровался:

— Мир вашему дому, добрые люди.

Последовал общий обмен взглядами, ножи опустились. Старуха закаркала так, что Олег испугался, прежде чем понял — она смеётся. Но дальнейшее развитие событий вообще выбило почву у него из-под ног. На классическом русском языке ушасто-рогатое недоразумение закаркало дальше:

— Молодой бойра зашёл на огонёк в наше скромное жилище! Молодой бойра, не будьте так вежливы, мои сыновья пугаются этого до того, что пачкают штаны, а где мне стирать на трёх таких верзил… Садитесь, молодой бойра, и не трудитесь называться — никому это тут не интересно… Сейчас я подам.

Остатки сил у Олега ушли на то, чтобы сохранить самообладание. На какой-то миг ему перекосило мозги — он был убеждён, что находится где-то в Сибири. Старуха, всё ещё каркая(этот звук очень напомнил Олегу ворон над насыпью!), повернулась к котлу, мешая в нём. Олег подошёл к столу и сел на выдвинутый навстречу табурет — мощное трёхногое сооружение из дубового спила.

Бородачи продолжали изучать его. Тот, что сидел в центре, рассматривал Олега внимательней других, а потом, поднявшись, согнулся в поклоне и вышел. За ним последовал другой. Самыймладший по виду остался сидеть, лениво зевая во всю волосатую пасть.

Олег, если честно, и сам не знал, почему начал прислушиваться.

Может быть, от общей напряжённости… Говорили те двое очень тихо, но, как и у всех подростков, слух у Олега был острее, чем у взрослых.

— … не знаю, — шептал, похоже, старший, — может, он за ней пришёл и они из одной брашки.

— Он ещё щенок, — возражал младший.

— У него огненный бой. Настоящий.

— Может, ещё не заряжен… Давай скрутим его и отдадим Капитану в Трёх… в Виард Хоран.

— Ты дурак. Капитан возьмёт и его, и наши головы, чтобы мы никому не разболтали о том, что его выжлоки затравили не всех… Нет, если уж не отпускать его, то лучше оставить себе. Он весит больше трёх пудов, молодой и нежный…

— Хорошо, давай сделаем так… Будет запас.

Олег ощутил ужас. В висках заколотилась кровь; к счастью, он не успел ничего подумать, потому что иначе додумался бы до неконтролируемых воплей. В голове металась туда-сюда только одна мысль: «Вот так заглянул на огонёк…»

Те двое вошли обратно. И не сели, а встали у входа.

— За ночлег и еду надо платить, бойра, — сказал старший. Средний нехорошо скалился.

— Если вы не даёте этого бесплатно, я могу уйти, — ответил Олег, стараясь, чтобы голос не дрожал. Неожиданно появилось понимание то-го, что от его хладнокровия зависит сейчас одна простая вещь — останется ли он жив. От абсолютного, полного хладнокровия… Удивляясь сам себе, Олег, пользуясь тем, что повернулся к двери боком, расстегнул кобуру.

Все трое захохотали, и старуха присоединила своё карканье к их смеху.

— Ты не понял, бойра, — ощерился старший. Это была не улыбка — оскал зверя, почти такой же страшный, как у волка, и такой же мерзкий, как у вампира. — Мы тут прячемся уже месяц. Мы истосковались по хорошей еде и женщинам… Правда, вчера нам повезло, но надолго этого не хватит. А ты очень красивый. И молоденький — не надо закрывать глаза, чтобы представить себе, что ты девка. Я даю слово — если ты нас ублажишь как следует, то в ближайшие дни мы обойдёмся прошлой добычей.

— Если мы тебе не нравимся — можешь зажмуриться, — сказал сбоку младший, и Олег мысленно поблагодарил его за то, что он напомнил о себе. Внутри мальчишки всё скрутилось в тугой ком ужаса и отвращения. Он понял, что сейчас упадёт в обморок… и это будет гибель. Поэтому он запретил себе падать. «Ты знал, что тут не рай, — услышал он в глубине сознания свой собственный голос. — Поэтому давай, дружок. Спасайся. И не веди себя, как девочка… иначе скоро ей и станешь… а потом превратишься в суп и бифштексы.»

— Так как, бойра? — спросил старший, доставая нож. Вместо ответа Олег быстро встал и шагнул к стене так, чтобы видеть сразу всех четверых. Наган оказался в его руке словно бы сам собой — никто больше даже не успел пошевелиться. Глаза мужиков стали расширенными и испуганными.

— К ним. Быстро, — не узнавая своего голоса, приказал Олег, чуть шевельнув стволом в сторону младшего.

— Да, бойра. — губы у него дрожали, он повиновался мгновенно. — Ради милости богов, не стреляйте, бойра…

— Он у тебя не заряжен, — процедил старший. — Пустая игрушка.

— Брось нож, — приказал Олег…

… Нож с гулом, похожим на гул вентилятора, пролетел по воздуху и со стуком ушёл в стену качнувшегося влево мальчишки. Одновременно Олег выстрелил — рефлекторно нажал спуск. Он увидел распластавшееся над столом в прыжке тело и выстрелил в него второй раз, в упор, увидев, как рыжее пламя расплющилось о грязную ткань рубахи, обугливая её.

Грохот. Треск. Младший бросился к выходу — слепо выставив руки. Олег выстрелил ему в спину, потом — в четвёртый раз — в чёрную тень — и полетел на пол, сбитый тяжёлым ударом. Упал по-борцовски — на локти.

Старший полз к нему. Нижняя челюсть отвисла, изо рта лилась кровь — чёрная, как дёготь, голова моталась.

— Ыыыы… ыак, — завывал он, и Олег ощутил, как пальцы сомкну — лись на его щиколотке — так, что, казалось, хрустнула кость. Мальчишка дёрнул ногой — кроссовка слетела, — быстро подогнул под себя ноги, по-ворачиваясь юлой на мягком месте, приставил ствол ко лбу врага и нажал спуск.

Из затылка старшего ударила тугая струя крови. Опала. Пробитая голова ткнулась в пол, в быстро расползающуюся лужу.

Олег вскочил мгновенно, шарахнулся от этой лужи. Странный терпкий запах — запах крови — наполнял комнату. Застыла у котла старуха. Среди обломков стола лежал, разбросав руки и ноги, средний из троицы, его рубаха на груди дымилась. Младший корчился на полу — подволакивая ноги и правую руку, скрёб доски левой. Пуля пробила ему позвоночник у крестца.

Олег задумчиво склонился над полом. Открыл рот. И почти с облегчением начал блевать, думая только об одном — не заблевать себе ноги. Но всё равно брызгало — уже желчью из пустого желудка — на джинсы, на кроссовку, оставшуюся на ноге, на носок… Потом, шатаясь, он подошёл к углу, где в ведре темнела вода, долго полоскал рот. Им овладело тяжёлое равнодушие, он не понимал, почему старуха воет, ползая по полу от тела к телу, обнимает их и целует. Потом она завизжала, потрясая кулаками:

— Ты убил моих детей! Проклят будь! Будь проклят! Чтоб ты не мог умереть — хотел и не мог! Убийца и ублюдок убийц! Горский пёс! Выкидыш рыси! Чтоб ты не мог умереть, даже если станешь просить об этом всех богов! Проклят будь! Пусть Морана приготовит тебе ложе, холодное, как труп и вечное, как моя боль! Ты убил моих детей!

— Они хотели меня изнасиловать, а потом зарезать, как свинью, и съесть, — Олег сплюнул. — На что ты жалуешься, идиотка?! Я должен был дать им с собой расправиться?!

— Да! Должен был! Должен! — старуха била кулаками в пол, головной убор слетел, седые пряди мотались вокруг её страшного лица. — Они были добрые! Добрые! Добрые — мои дети, мои сыно…

Она внезапно вскинулась, перекосила рот и без единого звука кучей тряпья повалилась на пол. Теперь уже настоящей кучей тряпья — совершенно безжизненной.

— Инфаркт. Вредно волноваться в её возрасте, — пробормотал Олег и на миг испытал острое отвращение к самому себе — только что убившему трёх человек. Но разжевать эту мысль он уже не успел, потому что услышал стук.

* * *

Сперва Олегу показалось, что размеренно и целеустремлённо барабанят в дверь. Натянутые нервы отозвались, как гитарные струны — не сводя с неё глаз, парень откинул защёлку барабана, выдвинул шомпол, начал поспешно выколачивать гильзы, чтобы перезарядить оружие и встретить ночных гостей огнём, кто бы они ни были. Но не успел он затолкать в освободившееся гнездо первый длинный цилиндр патрона, как понял — стучат не в дверь, а где-то за его спиной.

Олег повернулся, готовый встретить нападение. Удары продолжались — и он наконец понял, что они несутся из-за кровати, а точнее — из-под неё. Впечатление было такое, что кто-то колотит ногами в доски пола, как во входную дверь.

Сунув револьвер в кобуру, мальчишка подошёл к кровати и, взявшись обеими руками за край, потянул на себя. Кровать повернулась неожиданно легко. Если был Олег был любителем былин, он бы нашёл сравнение — примерно так действовала ловушка, в которую пытались поймать Илью Муромца во время его знаменитых трёх поездок. Но Олег этой былины не читал — он увидел просто люк в полу, даже дверь скорее, запертый на металлическую вертушку. Это люк вздрагивал от ударов. Кто бы там ни был — его дух заключение не сломило.

Олег снова достал револьвер и, ногой откинув вертушку, предусмотрительно шагнул в сторону. Очень вовремя — изнутри по люку влепили особенно мощно, он со страшным грохотом откинулся, ударившись в стену, и Олегу открылась прямоугольная гробоподобная яма, аккуратно обшитая досками. В этой яме лежал человек — свет свечей был рассеянным, падал косо, и Олег не мог толком понять, что он собой представляет, этот пленник людоедской семейки. Человек дёргался, а короткое яростное мычание дало Олегу понять, что у него ещё и рот заткнут. В крышку своей «камеры» он лупцевал связанными в щиколотках и под коленями ногами — Олег успел заметить, что пленник босой и удивился силе ударов.

— Сейчас вытащу, — пообещал Олег, но почти сразу передумал.

Не убирая револьвера, он отломил от прикипевшего сала одну из свечек с остатков стола и наклонился над ямой. — Только сначала посмотрю, кто ты такой. И если ты мне не понравишься — извини, оставлю здесь. Уже поздно, я устал драться и стрелять…

Пленник ответил Олегу яростным взглядом, яснее ясного говорившим о такой постановке вопроса, но дёргаться и мычать перестал. Это оказался мальчишка — ровесник Олега, может — чуть помладше, тоненький и не очень широкоплечий, одетый в серовато-зелёную то ли рубаху, то ли куртку с широким рукавом и капюшоном, поверх которой держался распахнутый на груди жёсткий на вид кожаный жилет, доходивший до пояса. Мешковатые штаны — того же цвета, что и рубаха — задрались до колен длинных сильных ног. Цвет волос и глаз Олег понять не мог, но лицо было симпатичное, даже красивое, немного похожее на лица со старых икон. Только там лица не бывают такими перекошенными от злости. Впрочем… Олег вспомнил слова этой нечисти, которую уложил, о том, что им вчера повезло, о прошлой добыче — и ещё раз запоздало содрогнулся от омерзения и гнева. Теперь он совсем не жалел этих тварей. Они не колеблясь надругались бы и над этим парнишкой, и над ним самим, а потом просто съели бы.

— Ладно, ты мне нравишься, — сообщил Олег. — Ну-к…

Он спрыгнул в яму и, одной рукой выдернув кляп, другой попытался приподнять пленника. И отшатнулся. Когда он просунул руку под плечи и помог ему приподняться, прямо в ладонь попала… коса. Не очень длинная, но мощная, в руку толщиной. А ещё через секунду он заметил и кое-что другое — под распахнувшимся жилетом и под рубахой.

— Бли… девчонка! — вырвалось у Олега так искренне-удивлённо, что злобная гримаса на лице шлёпнувшейся обратно девицы превратилась в невольную улыбку:

— Аэвяы уи, — сказала она, и Олег сперва решил, что это на чужом языке (как и положено!), но потом понял, что это было всего лишь «развя-жи руки», только очень онемевшими губами.

— Ага, сейчас, — бормотнул он и, неловко убирая револьвер (девчонка смотрела на оружие непонятно), выбрался наружу, за одним из тяжёлых ножей. Когда он вернулся, девчонка уже сидела на дне, подогнув под себя связанные ноги. Она гримасничала — разминала губы и челюсти.

Олег подсунул кривое лезвие под верёвочные стяжки (верёвка была лохматой, толстой и жёсткой), приготовился резать, но нож рассёк верёвку с одного движения. Девчонка выдвинула ноги — а длинные и сильные ноги у девчонки вызывают у нормального мальчишки совсем иные ощущения, чем такие же у пацана… короче… фу ты, чёрт…

Не сводя глаз с Олега, девчонка попеременно неловко тёрла себе то запястья, то щиколотки, то под коленками. Глазищи у неё были синие, как второй спутник этой планеты, а волосы — светло-русые, как у самого Олега. А тот крутил в пальцах нож, пока не порезался. Чертыхнулся, бросил его на край ямы, прижал палец к джинсам. Он не знал, что говорить. Спасённому мальчишке, пусть и незнакомому, он бы нашёл, что…

Девчонка тяжело поднялась, села на пол. И вдруг вскинулась, верхняя губа её приподнялась, как у зверя, она посмотрела на Олега вспыхнувшими глазами:

— Это ты побил их? — спросила она быстро, и Олег отметил, что она говорит похоже на то, как говорил Немой — по-русски, правильно, но в то же время — есть в речи что-то чужое. — Ты побил их всех?

— Я, — буркнул Олег, тоже поднимаясь на ноги и выскакивая из ямы. — А что, тебе их очень жаль?

— Жаль?! — девчонка смерила Олега горящим взглядом и засмеялась. Смех у неё оказался звонкий и недобрый. — Жаль, очень жаль, что они мертвы. Я бы хотела, чтобы они были живы. Тогда бы я их убила… — пока Олег переваривал это заявление, девчонка ещё раз потёрла запястья, поморщилась и требовательно спросила: — Какого ты рода? Какого ты племени? И как зовут тебя?

— Ну… — Олег пожал плечами. — Фамилия у меня Марычев… я русский. А зовут Олег.

— Вольг, — переиначила девчонка. — А что такое фамилия? И чей ты, как ты сказал?

— Ничей, — сердито ответил Олег. Ему показалось, что они всё-таки говорят на разных языках. — Ты лучше объясни мне, какого пальца у вас тут все говорят по-русски и что это за место?

— По-русски? — с искренним недоумением переспросила девчонка, вылезая из ямы совсем и становясь напротив Олега. — Что за слово? А место обычное. Не очень хорошее, правда. Но всё спокойней, чем юг… Постой, ты, должно, городской? Беглец? Ты не с Ломком?

— Чего? — беспомощно спросил Олег. Девчонка посуровела:

— Нет, ничего… Меня зови Бранка, — она подумала немного и добавила: — Бранка Званова из Рысей. Благо тебе, Вольг, что спас меня от сильничанья и смерти позорной. И благо, что эту нечисть, — она сплюнула в сторону лежащи трупов, — в темноту отправил, чтоб им оттуда не выйти, пока солнце светит!

Она оттолкнулась от стены и по-хозяйски, без брезгливости, переступая через трупы и лужи крови, подошла к очагу. Девчонка напомнила Олегу — очень живо! — Наташку, девчонку с «Динамо». Такая же решительная и энергичная, только Наташка одевалась лучше, а Бранка… Бранка красивее, определил Олег откровенно. И подумал, что девчонка ему нравится.

— Нашлось! — негромко, но радостно воскликнула Бранка, вытягивая наружу мешок вроде солдатского «сидора» — с завязкой в горловине. — Попрятали, пакость…

Она достала, деловито раздёрнув горловину, широкий кожаный пояс, пробитый частыми рядами металлических клёпок. Справа на поясе висел уже хорошо знакомый Олегу нож в ножнах, слева — большой гребень и шестиконечный крест в круге. Бранка, удовлетворённо сопя, застегнула пояс поверх рубахи, снова зарылась в мешок. Смотреть на неё было почему-то очень приятно. Точнее — Олег знал, почему. Как уже было сказано, девчонка ему понравилась. Бранка тем временем достала и ловко, двумя неуловимыми движениями, вплела в волосы на висках большие подвески — Олег с немалым удивлением узнал свастики, только концы были заломлены не под прямым, а под тупым углом. Волосы надо лбом Бранка перехватила вышитой повязкой — вышивка была очень сложной, узорчатой, сине-красно-золотой.

Сделав всё это, девчонка откровенно перевела дух и что-то прошептала, протянув руку к танцующему в отверстии очага огню. Олег стоял, как свадебный генерал, следя за её действиями. А Бранка уже обувалась в странную обувку — сперва Олегу показалось, что это просто куски шкур, но она как-то обернула их вокруг ног на манер портянки и затянула ремнями — под коленями, крест-накрест по голени, вокруг щиколотки и вокруг ступни. Получились эдакие сапоги до колен. Бранка притопнула и снова сунулась в мешок. Теперь она достала кисет, который привесила к поясу рядом с ножом. И только после этого извлекла топор и арбалет со стрелами — Олег вытаращил глаза.

Топор был на недлинной — в руку — рукояти, стянутой ремённой оплёткой и металлическими кольцами. Полотно — небольшое, скруглённое и оттянутое вниз, к топорищу — уравновешивалось крюком. Арбалет оказался большой, с удобным, винтовочной формы, прикладом, металлическими узорными накладками и почти автоматным затвором — коротким рычажком справа. Сам лук закрывал чехол из кожи, колчан тоже был натуго закрыт крышкой, на которой мастерская рука изобразила оскаленную голову рыси.

— Классная вещь, — похвалил Олег арбалет.

— Как? — нахмурилась Бранка.

— Хороший арбалет, — поправился Олег.

— Что-что? — девчонка смотрела на него почти неприязненно.

— Вот это. — Олег ткнул пальцем, тоже рассердившись. — Это — хорошая штука, говорю!

— Это не штука, а самострел, — поправила Бранка. Вздохнула и сказала: — А, всё одно — с огненным боем не сравнить. Удачливый ты — свой на поясе носишь.

Она пристроила самострел и колчан за спину, а топор — на бок, в петлю на ремне. Взглянула на Олега:

— Как будем? — спросила она, глядя прямо в глаза — Олег смешался. — Если своя дорога у тебя — разойдёмся, добра друг другу пожелав. Если некуда тебе идти — можешь и со мной. Только в тот раз сперва уж будь ласков — расскажи, кто ты да откуда, да не басни, а правду, чтоб знала я — зло с собой не приведу.

— С тобой — это куда? — спросил Олег в ответ. Бранка махнула рукой:

— На полночь в горы, к моим. К Рысям. Неблизкий путь, ну да не первый раз. Скажешь о себе — иль пусть каждый свою тропу топчет?

Олег вздохнул. Сумасшедшие дома — есть ли они тут?

— Вот что, Бранка, — решительно начал он, заставив себя тоже смотреть в глаза девчонке. — Я тебе расскажу, кто я и откуда, а ты решай, с собой меня брать — или звонит на ближайшую станцию «скорой». Дозвонишься — ноги тебе расцелую…

* * *

Олег уже слегка привык к чудесам и странностям. Поэтому как-то не очень и удивился, когда Бранка восприняла его рассказ без какого-либо недоверия. Заинтересовалась, поразилась — несомненно. Но недоверием здесь и не пахло. Когда Олег кончил говорить, она покусала кончик косы и заявила:

— Что ж — ничего такого тут нет. Тогда тебе непременно идти со мной сулилось. Один пропадёшь, как куть слепой. А у нас старики есть, да и не чтоб старики, так они помнят большое взмятение, что на шестьнадесят третьем году Беды было, когда лесовики да горожане поднялись против данванов да выжлоков их из Ханна Гаар, да против своих перемё-тов… Тогда и наши с гор воевать ходили, и от Анласа большое исполчение прискакало. И ваши были всему головой. Они и огненный бой привозили, и много чего… Только данваны сильнее оказались. Побили всю нашу силу на Чёрных Ручьях, — Бранка пристально посмотрела как бы сквозь стену и негромко, нараспев, сказала:

С тех пор подмяли данваны и леса, и города южные, только в горы наши не добрались, — глаза её опасно сверкнули. — Ну да мы не хитрованы-горожане и не лесовики неповоротли-вые! Мы свою свободу не сменяем и не проспим…

— Кого-то я час назад из кладовки доставал. Упакованную в верёвки и с кляпом во рту, — невинно сказал Олег. — Ты не знаешь, кто это был, о отважная горская воительница?

Бранка хлопнула глазами (с густющими, длиннющими, пушистейшими ресницами — девчонки в школе удавились бы от зависти коллективно, увидев такое!), открыла рот обиженно… и засмеялась:

— Ко времени ты меня пристыдил, Вольг, — чуть поклонилась она.

— Разболталась я языком, как церковный колокол…

— Ладно, — отмахнулся Олег. И спросил: — А… раньше? Ну, до шестьдесят третьего года Беды — раньше тут людей с Земли не было?

— Не слыхала, — покрутила головой Бранка. — Хотя старики иной раз говорят, — она помолчала, припоминая, закончила неуверенно, — говорят, что люди много раз ходили туда-сюда. Только я не помню в точности. Они тебе расскажут. Может, и как вернуться, путь укажут. Может, и знакомцев деда своего повстречаешь. Пойдёшь ли?

— Пойду, — согласился Олег, подумав, что выхода у него всё равно нет. — Погоди, Бранк… А кто такие данваны?

Глаза девчонки потемнели. Она коснулась пальцами висков — словно у неё болела голова, и только потом Олег понял — она касалась свастик, отгоняла зло. Здесь, в этом мире, со знаком свастики не было связано того зла, которое знали в мире Олега. Но, похоже, тут было своё Зло. Как знать — может быть, такое же страшное… Мальчишка даже думал, что Бранка не ответит, так долго она молчала. Но она заговорила:

— Мы — славяне. Горцы, лесовики, горожане с юга. За лесами далеко на закат и на полдень, в степях и своих лесах, живёт народ Ханна Гаар — многочисленный и жестокий, поклоняющийся восьмилапому чудищу Чинги-Мэнгу. А если идти на закат и полночь — придёшь к ледяному морю, за которым Анлас, земли конных дикарей — воинственных, но не злобных, жестоких, но честных. Это — Мир. Он таким был всегда, и если где-то есть другие земли, мы не знаем о них, Вольг с Земли… Но есть синяя звезда Невзгляд. Она бежит над землёй, и чем дальше на юг — тем выше поднимается в небо. Давным — давно оттуда пришли данваны. Без-ликие. Безголосые. Они покорили Ханна Гаар, а потом вступили на наши земли… Так в Мире кончился — мир. У нас не любят вспоминать об этом. Могущество их ужасно и велико. Кое-кто говорит даже, что данваны убили всех Сварожичей и нет теперь у нас небесной защиты… — Бранка горько вздохнула, спохватилась, с вызовом сказала: — Мы, горцы, не верим! Верят многие на юге и даже меняют веру в наших богов на веру в бога Христа, которую привезли данваны и которая учит терпеть и молиться на своих мучителей… Тем, кто не противится им, данваны многое дают, но в обмен забирают душу, — Бранка посмотрела на Олега и призналась: — Я не знаю, как это может быть, но так говорят те, кто убегает к нам с юга. Данваны могут летать по воздуху. У них у всех — огненный бой, и они дают его своим выжлокам из Ханна Гаар и предателям с юга… Там мало осталось тех, кто сопротивляется. А мы немногочисленны, наши племена разбросаны по горам… Анласов данваны сживают со свету колдовством, говорят, те вовсе уходят со своих земель, потому что там испортились вода и воздух… Люди с вашей Земли пытались нам помочь, но я говорила уже, что не вышло…

Олег молчал. Вот чем занимался дед, офицер в отставке! И, значит, таких, как он, было немало. И, судя по всему, не только русские… Мальчик мысленно усмехнулся — всё развивалось по канонам фантастического жанра. Но потом он вспомнил виселицы на насыпи. И свои ощущения, когда летучий корабль давяще и бесконечно плыл в небе.

Для других — фантастика. А для него — реальность.

Чтобы сбить мрачные мысли, он спросил:

— А ты что делала в лесах?

— Мы ездили менять хлеб у лесовиков, — ответила Бранка. — Два десятка человек. В горах хлеб плохо родится, но у нас есть соль и драгоценные камни, ещё кое-что… Капитаны данванских крепостей мешают нам, а с тех пор, как они ещё продвинулись на полночь, к горам, стало совсем трудно… Выжлоки из Ханна Гаар выследили нас и напали ночью два дня назад. Их было больше двух сотен, у каждого пятого — огненный бой. А у нас — только у четверых. Мы рассеялись по лесу. Я долго шла, пока не попалась в ловушку — в сеть. Ставили на косулю, ввалилась я… — она скривилась, словно лимон укусила. И Олег, не удержавшись, спросил:

— Знаешь, что такое лимон, Бранк?

— Знаю, — не удивилась та, — плод такой мелкий, жёлтый с зеленцой… Чай с ним пить хорошо.

— И чай знаешь? — искренне поразился Олег. — А картошку?

— Бывает год — так только ей и спасаемся, — рассеянно сказала Бранка — она уже явно думала о чём-то другом, оглядываясь по сторонам. А Олег неожиданно весело подумал, что ему это нравится. В смысле, такой разговор. Никаких тебе: «Эвон, зри, Вольг, мизгирь потёк!»[9] — и прочих бяше и понеже. Правда, с языком всё-таки непонятно, ну да это успеется.

— Благо, напомнил про еду, — пробормотала Бранка, снова нагибаясь за «сидором». — Порыщем давай, что тут, в этой норе, из еды найдётся.

— Здесь?! — Олег невольно передёрнулся. — Да ты что?! Это же людоеды!

— А вот, — Бранка ловким пинком отбросила крышку ранее почти крышку ранее почти невидимого ларя в углу, устроенного так же, как тот, в который её бросили. — Вот и картошка, и морква… А вот сухари. Иди, нагружай, а я крошно подержу.

— Вещмешок? — переспросил Олег, подходя. — Рюкзак, ранец?

— Крошно, — Бранка тряхнула мешком. — Вообще крошно из лыка плетут, да лыковыми одни старики пользуются, что говорят, как раньше всё лучше было.

— У вас тоже? — удивился Олег, садясь на корточки и нагребая не очень крупную, но крепкую прошлогоднюю картошку. — Не такую музыку слушаете, и все заморочки у вас чумовые?

Он нарочно пустил в ход жаргон, которым обычно, чтобы не унижать себя, не пользовался. Смысл Бранка уловила и, ловко отправив в крошно мешок с чем-то угловатым — сухарями, наверное — сказала:

— Жил давно князь Вящеслав, при котором первые города выстроили. Может, тысяча лет тому прошла, может — больше… Прежде как умирать, велел Вящеслав вырезать по камню надпись плача своего по делам тем, которые не задались в его жизни. Камень Вящеславов до сих пор стоит — знаешь, что первым там написано?

— Догадываюсь, — Олега разобрал смех. — Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодёжь прежних времён и не сумеют сохранить того, что мы им оставим. [10]

— Ясно, — понимающе ответила Бранка, — как небо в хороший день. «Горе старости моей! Нет в молодых почтения и вежества. Я им говорил: «Иди!» — и шли в корчму, им говорил: «Думай!» — и думали о серебре. Кому оставлю сделанное и кровью политое?» Это мой дед часто повторяет. А прадед мне было сказал тишком да со смехом, как в прошлое время он деда-то лозой сёк и говорил: «Не гуляй, не гуляй!»

— У тебя и прадед жив? — спросил Олег, вертя в руках репку.

— За сотню перевалило давно, — беззаботно ответила Бранка. — Думал было помирать, да не собрался — живёт всё.

Эти слова слегка покоробили Олега. Бросив репку обратно, он по-интересовался:

— А отец и мать?

— Отец сгинул, — Бранка отвернулась. И замолчала. Олег тоже молча перебирал овощи. Ему вдруг стал очень плохо — подумалось, что для родителей он тоже сейчас «сгинул» — и как они там?. — Меньше думай, — послышался голос Бранки, и мальчишка, вскинув голову, увидел её сочувственные глаза. — Тебе у нас плохо не будет, право. А там и домой вернёшься. Человек всё может, коли сильно захочет. А много будешь о том думать — недолго и ума лишиться.

— Спасибо, — заставил себя усмехнуться Олег. И под руку ему попала банка. — Это… консервы?

— Они, — подтвердила Бранка, и Олег уже не удивился, что она знает слово. — Й-ой! — вырвалось у девчонки. — Данванские!

Она запустила руки в картошку, достала ещё две банки. Они были высокие, цилиндрические, по килограмму, не меньше, каждая, из серебристого металла с многоцветным рисунком, нанесённым прямо на него — на белоснежной скатерти дымились обложенные зеленью куски мяса, красиво сервированные на шестиугольной тарелке. Ниже шла надпись из штрихов и точек.

— Ты понимаешь, что написано? — поинтересовался Олег. Бранка неуверенно кивнула, водя пальцем по строчкам, прочла:

— Свэс биуд. Стиер ун лаур. Кейнон ана милн… Это значит — ну… домашняя еда. Говядина с луком, разогреть… А вот, на крышке — драган ворн, потянуть кольцо. Чтоб открылась, в смысле… Это хорошо, что они нам попались. Брать можно без опаски, а хватит на несколько дней…

— А далеко до ваших мест? — задал Олег давно мучивший его вопрос.

— Дней пять, — Бранка смерила Олега взглядом и поправилась: — Седмица.

— Можешь на меня так не смотреть, — слегка обиженно ответил Олег. — Пойдём на равных. Увидишь. И крошно я понесу. Как мужчина.

Бранка вдруг звонко рассмеялась — сейчас её смех совсем не походил на тот, каким она смеялась, увидев трупы врагов.

— Благо тебе! — выдохнула она сквозь смех. — Не держи обиду, Вольг. Ты сейчас был похож на Гоймира. Так похож!. — и она снова залилась. Олег невольно улыбнулся, потом засмеялся тоже.

— Кто такой Гоймир? — спросил он сквозь смех.

— Вы с ним ровесники, — ответила Бранка. — Ты повстречаешься с ним, когда дойдём.

«Он твой парень?» — хотел спросить Олег. И эту мысль перебила другая — он ЧУТЬЁМ понял, что слово «когда» Бранка употребила не в смысле времени. А как синоним слова «если».

* * *

Кроссовки Олега окончательно развалились днём, когда Бранка объявила привал. Именно в этот самый момент Олег почувствовал, что идёт босиком и шлёпнулся на траву под крепкий граб с серебристой трещиноватой корой. Он честно нёс крошно (кстати, не так уж и тяжело, туристские рюкзаки были куда как тяжелее) и не отставал от девчонки, хотя это оказалось очень трудно. Бранка была легка на ногу — впервые в жизни Олег увидел человека, который шёл по лесу быстро и совершенно бесшумно — словно плыл над землёй.

Бранка присела рядом — разведя колени и свесив между них руки, на корточках. Её лицо стало озабоченным.

— Развалились.

— Угу, — буркнул Олег, рассматривая остатки своих кроссовок.

— Нельзя по лесу в шитых ходить, — просветила его девчонка.

— Нельзя… Как я дальше-то пойду? — Олегу не хотелось казаться перед Бранкой нытиком, но он и в самом деле ощущал досаду — острую, почти до слёз. — Босиком я не смогу, не умею я!

— Давай я тебе свои отдам, — предложила Бранка без насмешки.

Олег почувствовал, что краснеет и грубо ответил:

— На хрен надо.

При одной мысли, что он возьмёт обувь у девчонки, а она попрётся босая, Олегу стало стыдно. Размахнувшись, он запулил остатки кроссовок в кусты. Лицо Бранки построжало:

— Нельзя так! — резко сказала она. — Надо зарыть, да и дёрном прикрыть. Плохо оставлять за собой следу. Хоть какие. Кто забывает про то — недолго на свете заживается.

Без единого слова Олег поднялся и пошёл в кусты, откуда притащил свои кроссовки. Сев на траву, стянул с ног носки, тоже протёртые до дыр, затолкал внутрь обувки. Бранка, ловко орудуя топором, уже рыла ямку.

— Да будет земля вам пухом, — пробормотал Олег, следя за её действиям. — Вы верно мне служили, товарищи.

— Так возьмёшь обувку? — повторила Бранка, аккуратно закрывая место захоронения заранее срезанным пластом дёрна. — Я же вижу — ты и впрямь босой далеко не уйдёшь.

Она повернулась и посмотрела на Олега. На загорелом лбу девчонки поблёскивали капельки пота — жарко ей в кожаном жилете…

— Ну и как ты себе это представляешь? — с отчаяньем спросил Олег. — Дойдём мы к твоим. Я в твоих сапогах. Ты босиком. Все от хохота коней двинут… умрут, одним словом, в смысле.

— Я без обувки не останусь, — отмахнулась Бранка и, присев, начала разуваться. — Сейчас отдохнём немного, поедим и пойдём дальше. Дождь скоро станет. Хорошо, следы наши вовсе замоет.

— Дождь? — Олег поднял голову к небу в проёмах крон, на котором и следа не было от вчерашних тучек. — Откуда?

— Добрый дождь, — невозмутимо повторила Бранка. — Смотри, как стрекозы летят — кучно, низко, крылышками часто бьют… К дождю. Доставай там хоть моркву, погрызём…

— Я бы, если честно, от мяса не отказался, — Олег в самом деле почувствовал, что очень голоден. — Есть же консервы.

— А вот вечером рыбу половишь, я поохочусь — будет мясо и рыба, — обнадёжила Бранка. И тут же подозрительно спросила: — Ты рыбачить умеешь?

— Я даже охотиться умею, — ответил Олег.

— Ты заряды береги, — посоветовала Бранка. Посмотрела на свой самострел, лежащий рядом на траве. — А с самострелом сумеешь?

— Дело нехитрое, — Олег, доставая морковь, с сожалением посмотрел на банки с аппетитными рисунками. А повернувшись, увидел, что Бранка сняла жилет (он стоял на траве — именно стоял, словно кожа была продублена до жёсткости металла, как кираса) — и теперь стягивала через голову рубаху. Смешно было ожидать, что под нею окажется лифчик. Олег отвернулся, чувствуя, как сердце прыгнуло вверх и заколотилось где-то в горле.

— Позагорать решила? — спросил он хрипло, надеясь, что Бранка не заметит перемен в голосе.

— Нет, обувку тебе мастерить буду… Возьми, чего в сторону глядишь?

Она подошла, неслышно ступая по траве и, нагнувшись, положила рядом с Олегом свои шкуро-сапоги. При этом она нагнулась, и Олег увидел то, от чего отворачивался — крепкую тугую грудь, покрытую таким же восхитительным ровным загаром, как и остальное тело. Мысли заскакали, как монстрики в компьютерной игре. Олег перевёл дыхание, словно боялся, что Бранка услышит его — слишком громкое и неровное.

ТАКОГО он не видел никогда, если конечно не брать в расчёт телик, видео и печатную продукцию. Но весь объём виденного (в том числе — и вполне похабного порно, что уж греха таить!) мерк перед теми несколькими секундами, когда Бранка была рядом. А она совершенно спокойно уселась на травку, скрестив ноги, достала свой нож и принялась ловко отпарывать страшным лезвием рукава у рубашки (или куртки, Олег не мог понять до сих пор). При этом девчонка что-то мурлыкала без слов, а потом спросила:

— Ты знаешь какие песни? Только не для войны, их наши часто поют, тяжко слушать.

Она не стала объяснять — почему, а Олег, удивлённый вопросом, повернулся, забыв о виде Бранки. Девчонка смотрела на него ясным взглядом, и он рассердился на себя. Да что такое, в самом деле?! Она же неизвестно что про него может подумать — непохоже, что сама Бранка как-то неудобно себя чувствует, а он смотрит в сторону и краснеет, как морковка, которую они только что грызли! Ну девчонка. Ну красивая. Ну голая, так ведь только до пояса! И вообще, что в этом странного или неприятного?!

— Знаю, только я петь не умею, — наконец ответил Олег.

— А ты всё одно — спой, — попросила Бранка. — Какие у вас поют. Мне любопытно.

Она с усилием надпарывала крепкие нитки, то и дело кидая на Олега выжидающие взгляды. Тот снова находился в смущении. Вряд ли она поймёт «Нау» или ДДТ, а если попробовать вспомнить что из въевшейся против своей воли в память попсы, то эта девица чего доброго решит, что все жители Земли давно помешались. «Может, так и есть,» — отметил про себя Олег, но тут же безо всякой связи с этой мыслью вспомнил начало песни Высоцкого «Про несчастных лесных жителей». Высоцкого обожал слушать отец Олега, мама тоже любила, ну и мальчишке передалась некоторая увлечённость песнями этого архаичного для его времени барда. Правда, множество песен, приводивших в восторг родителей, Олегу были не очень понятны, но имелись и другие — о, так сказать, вечных вещах.

— Вот, — немного неуверенно протянул Олег, — одна… Только предупреждаю — когда я в походах пел — лесники от инфаркта помирали и медведи с деревьев осыпались.

Олег наговаривал на себя. Конечно, Вадим пел лучше, а тот же Юрка — гораздо лучше, но и у Олега был вполне приятный голос. Обычный мальчишеский дискант, местами ломающийся. Бранка выжидающе и подбадривающе молчала, и Олег, быстренько пробежав в памяти куплеты песни, набрал — для решимости — в грудь побольше свежего лесного воздуха и начал, посматривая на вершины деревьев:

Он распелся, излагая душераздирающую историю — строчки припоминались сами собой. Но примерно со слов «и началися его подвиги напрасные» Олег обратил внимание на реакцию Бранки и чуть не подавился очередной строчкой. Бранка слушала совершенно серьёзно! Она воспринимала шуточную песню, как былину о подвигах неизвестного ей богатыря Ивана! Конечно, некоторые, а то и многие слова былины ей были непонятны, но общий смысл — вполне ясен. Олег так обалдел, что даже не расхохотался, глядя на серьёзное лицо своей спутницы — и продолжал петь на автопилоте…

— Хорошая песнь, — похвалила Бранка. — И напрасно клепал на себя — ты хорошо поёшь. У меня брат есть, так он певец настоящий, его все люди слушают, а мне думается — ты немногим хуже спел.

— Это же шуточная песенка, — попытался объяснить Олег, но Бранка возразила:

— Чего тут шуточного? Про Кащея не шутят, это не бер скомраший… Ну вот, готова обувка.

Она успела, пока Олег копировал Высоцкого, отпороть оба своих рукава, завернуть их внутрь самих себя так, что получились двойные матерчатые трубки, зашить один конец ниткой, вынутой из кисета на поясе, настлать внутрь травяную стельку и, обув эти»«пакеты»«на ноги, перетянуть их у верхнего края.

— Тебе не холодно без рубашки? — спросил Олег, разглядывая с немалым удивлением результат её трудов.

— Что ты, душно, — возразила Бранка. — Я же говорю — гроза идёт.

Но рубашку надела. А Олег и правда с удивлением почувствовал, что в воздухе повисло замешанное на духоте, тихое предгрозовое напряжение. Он пододвинул к себе шкуро-сапоги. Бранка поднялась на ноги:

— Давай покажу, как обувать…

— Сам разберусь, не муж вроде, — заметил Олег, стараясь вспомнить, как и что делала Бранка. А девушка нахмурилась:

— При чём тут муж?

— Ну это ведь мужа положено обувать и разувать, — щегольнул Олег познаниями в истории. И был огорошен ответом:

— Чего ради? Нет у нас такого обычая… А у вас есть?

Олег уклончиво пробурчал себе под нос нечто такое, чего и сам понять не мог. Мысленно он дал себе зарок — не забывать, что тут всё-таки другая планета — и обычаи могут быть другими, чем у славян, про которых он читал и учил. А обуваться и правда оказалось легко — шкура и ремни словно сами занимали нужные места, и когда Олег, справившись, встал, то испытал чудесное ощущение: нога была обута, защищена — и в то же время двигалась свободно, легко, не теряя контакта с почвой. Бранка, слегка насмешливо за ним следившая, пояснила:

— Это обувка горца. Лесовики всё больше лапти носят, а в городах данванскую обувь — похожа на ту, что у тебя была… А данваны у нас эту нашу обувку украли.

— Украли? — спросил Олег, вертя ступнёй. — Как украли?

— Украли, — подтвердила Бранка. — Я сама не знаю, не видела того, но старики рассказывают, что во взмятение, когда твой дед воевал, так ужас сколько самих данванов в наших горных лесах сгибли. Они в лесу иной раз, как слепые. От ловушек медвежьих, от самострелов настороженных… А покалечилось и того больше, да по-обидному: малую ямку выроют наши, тонкий колышек навострят и в дно вобьют, а верхом листву кладут. Данван наступит — ногу насквозь, вместе с обувкой. Так они тогда стали делать обувку по-нашему, только из своей кожи, и пряжки по-иному, а в подошву — чешую, как у рыбы. Ходить не мешает, и от колышков бережёт… Та чешуя — лёгкого металла. Не сталь, не железо — серый, лёгкий и крепкий такой!

— Титан, — пробормотал Олег. — Хитры…

— Мой нагрудник с такой чешуёй, — не обратив внимания на его слова, Бранка кивнула в сторону жилета. — Отцов нагрудник, а делал дед. Слой кожи, подшита чешуя, а потом снова кожа. Стрелу держит, а кольчугу стрела насквозь просаживает. Таких нагрудников на всё племя — по пальцам считать.

Трогая изнутри щёку языком, Олег смотрел на Бранку и думал — ему в этот именно момент пришла в голову очень странная мысль. Вспомнилась картинка, основанная на оптической иллюзии — кубики с выпуклыми рёбрами, один стоит на двух других. Присмотришься — а на самом деле два кубика балансируют на одном. Сморгнёшь — снова кубик стоит на двух других. Было время, когда такие оптические иллюзии — их много оказалось в одной старой книжке, найденной Олегом в шкафу — занимали воображение мальчика. Вот сейчас Бранка казалась ему похожей на эти кубики. Смотришь — девчонка как девчонка, Олегова одноклассница. Вглядишься — средневековая, даже древняя девчонка. Потрясёшь головой — одноклассница. Короче, нестандартная ситуация, не описанная ни в одной из книжек, где попадавшим в примитивные общества землянам удавалось овладеть умами местных жителей при помощи коробки спичек или хотя бы специфических знаний. Кстати, ни знаний особых, ни спичек у него не было.

— Пошли, пошли, — поторопила Бранка, посматривая на небо. — Не найдём, где укрыться — мокрыми нам быть, что мышам.

Теперь и Олег отчётливо видел признаки надвигающейся грозы — маячивший между деревьями клок неба стремительно и грозно затягивали чёрные, подсвеченные солнцем, тучи. На фоне черноты быстро и бесшумно сверкнула молния — белая, как раскалённая до предела сталь. Взваливая на плечи крошно, Олег увидел, как Бранка что-то шепчет, поглядывая на небо. Он различил слова — торопливые, опасливые: «… змея гонишь, а нас не тронь… мы дети твои…»

— Перуну молишься? — не удержавшись, спросил он. Бранка ответила строго:

— Перун самый сильный. Отец видел, как он данванский корабль летучий одним ударом сжёг.

— Это же молния, — насмешливо пояснил Олег. Бранка непонимающе пожала плечами:

— А что молния есть? Блеск тупика Перунова…

— Тупика, не секиры? — припомнил читанное Олег.

— Перун не воин, — удивлённо, но терпеливо пояснила Бранка, — зачем ему секира? Было время — он жил на земле, и тупиком своим расчищал лес для братьев младших — для людей, селил их на росчистях… А потом пришёл Великий Змей Волос, и Перуну пришлось тупик свой в оружие превратить… Это брат его, Дажьбог — воин, и солнце — щит его…

У Олега на языке вертелось: «А что же Перун вам не поможет?» — но это был глупый и неприятный вопрос, похожий на издевательство. Поэтому он лишь спросил:

— Куда бежим?

— Вон туда, — решительно указала Бранка, — где гуще. Только бежать не надо. Плохо бегать перед грозой…

— Ну а те твари, с которыми я встречался? — просунув пальцы под лямки крошна, спросил Олег, когда они быстрым шагом вошли под сень дубов. Сзади где-то уже начал гулять предгрозовой ветер, качал верхушки деревьев, но дальше в чаще было тихо. — Это кто?

— Нелюдь, — отмахнулась Бранка. Она на ходу словно к чему-то принюхивалась — ноздри тонкого носа раздулись и отвердели. — В болоте ты топляков повидал, а на ночном привале с упырями-летунцамиперемолвился. Её вокруг пропасть. Какая без вреда, какая погубить может, а с какой, если с умом, и пользу поиметь можно…

— Что, и домовые есть? — поинтересовался Олег. Бранка кивнула:

— Есть, как без них. А у вас не то нет?

— Нет, — признался Олег. — Может, были, но вымерли все. Зато у нас есть налоговая полиция и рэкет.

— Да, это хуже, — согласилась Бранка с серьёзным видом. — Й-ой, а темнеет как!

И в самом деле — темнело очень быстро. Уже над самой головой гремел гром — точнее, не гремел, а упруго перекатывался, словно шар в кегельбане. Длинно и ворчливо, с гулом. Молнии сверкали часто, свет их почти не пробивался через кроны. Ветер тоже гулял где-то по вершинам.

— Сюда! — прокричала Бранка слева. Было уже так темно, что Олег едва различал её — девчонка стояла около чудовищного дубового выворотня. Неизвестно почему, но дуб, начавший валиться, выстоял и теперь зеленел, хотя его ствол торчал косо, под углом, а слева, под корнями, образовалась даже не яма, а настоящая пещера, в которой можно было стоять, не сгибаясь. При виде этого Олег по непонятной тоскливой ассоциации подумал, чего лишился с приходом цивилизации его мир…

Они с Бранкой успели вовремя. Как раз когда вошли, чуть пригнувшись, под выворотень, гром хрястнул — вот сейчас хрястнул по-настоящему! — и на лес рухнул дождь. Ветер тут же стих. Кроны отозвались многоголосым шорохом, быстро слившимся в громкий непрерывный шум, который лишь временами заглушали удары грома. Первая струйка упала на землю… другая… третья… закапало… хлынуло! В лесу под сводом листвы тоже шёл дождь. Местами вода лилась наземь, как из водосточных труб.

Зачарованный этим зрелищем, Олег стоял у края вывортня, как на пороге странной комнаты. И сперва даже не понял, кого видит в свете очередной молнии — только через несколько секунд догадался, что Бранка, скинув всю одежду, танцевала под дождём, запрокинув лицо и подняв вверх соединённые руки. Вода лилась по её лицу, плечам, распущенным волосам, телу, в промежутках между раскатами грома Олег слышал, как она почти исступлённо выкрикивает:

— Бей! Бей! Бей!

— Рррах! Ррах! Ррах! — готовно отзывалось её просьбам-приказам небо. Бранка повернула смеющееся лицо:

— Во-ольг! Иди сюда! Скидывай своё, иди сюда! До чего хо-ро-шо-о!!!

— РРРААXX!!! — подтвердило небо. Олег почувствовал, что каждый мускул в нём напряжён, словно хорошо натянутая гитарная струна. Гроза умело била по этим струнам пальцами опытного гитариста, выбивая то ли марш, то ли вальс, то ли хард-рок, то ли всё вместе. Мальчишка понял, что ещё секунда — и он всё равно вылетит под дождь — на зов грозы — и поспешно начал стаскивать одежду, чтобы не замочить. Оставшись в трусах, он в два прыжка выскочил наружу, успев почувствовать, какой тёплый дождь и какая тёплая земля под ногами. А в следующий миг он завопил — просто так, без слов, запрокинув лицо к небу:

— Йааахххха-а! — и небо готовно откликнулось ещё одним ударом.

— Поймай меня! — крикнула Бранка, бросаясь вбок, в чащу. Олег метнулся за ней — безо всяких там «таких» мыслей, увлечённый одним весёлым желанием — догнать мелькающее между деревьями загорелое тело.

Что потом — он не знал и не думал. И не хотел думать, потому что «потом» означало прекращение этого бега по лесу под дождём.

Впереди слегка посветлело. Бранка выскочила на поляну — и почти сразу Олег, перейдя в мощный спурт, незнакомый, конечно, здешним жителям, догнал её, схватил за плечи, а потом — раньше, чем он вывернулась гибким, скользким от дождя телом — перехватил за локти. Бранка весело дышала, глядя своими сияющими глазами в лицо мальчишки, ничуть не смущаясь своей наготы. Да и скорей уж трусы Олега казались здесь неуместными… и где-то самым краем сознания вдруг проскользнула мысль — сбросить их и… дальше Олег не думал. Может быть, он и попробовал бы подумать… или даже сделать это. Но Бранка вдруг ахнула. И не отразившиеся на лице Олега его мысли были тому причиной. Она смотрела через плечо мальчишки, и глаза Бранки наполнял ужас.

Олег резко обернулся — на краю поляны, в десятке шагов от них, под дождём стоял всадник.

* * *

Раньше, чем ему удалось разглядеть всадника подробно, Олег по-чувствовал его ЗАПАХ. Это была отвратительная, густая, мокрая вонь — смесь человеческого и лошадиного пота, застарелой грязи и нестиранной одежды с мокрым железом. И только потом мальчик увидел всадника подробно.

Невысокий — ниже самого Олега — он сидел на маленьком мохнатом коньке цепко, словно сросся с ним, с высоким седлом, украшенным алой попоной с длинными золотыми кистями. Всадника защищали длиннополая пластинчатая броня с широкими рукавами, небольшой круглый щит с изображением спрута, закреплённый у самого левого плеча, и круглый же плоский шлем с чешуйчатыми нащёчниками и жидким, но длинным султаном из алых перьев. У высоко поднятого левого колена был приторочен лук, у правого — колчан, на левом бедре виднелась рукоять сабли. В правой руке всадник держал остриём вверх копьё с зелёным древком и наконечником, украшенным алым конским хвостом. Круглое, со стёртыми чертами дауна, лицо всадника было бесстрастно, тонкие усы, перевитые красными нитями, спускались на кольчужный шарф.

— Хангар, — услышал Олег выдох-стон Бранки, — выжлок…

Глаза-щёлки под тонкими бровями окинули взглядом прижавшихся друг к другу мальчишку и девчонку. Бранка задрожала — Олег это почувствовал. Для неё опасность эта была не просто реальной — смертельной она была. А Олег смотрел на всадника и никак не мог отделаться от ощущения, что всё это сон, фильм или спектакль, к нему не имеющий отношения. Он не мог поверить, что вот это копьё может войти ему в грудь… или, что ещё хуже — этот всадник может сейчас погнать их, куда ОН хочет, связать, ударить… просто потому, что он — хозяин положения. Он — сильнее.

Таких неприкрытых юридическим или моральным флёром конфликтов в мире Олега давно не встречалось. И Олег не мог поверить в то, что вот это — ЕСТЬ, даже совсем недавняя история с людоедской семейкой не производила столь противоестественного впечатления — может быть, потому что разыгрывалась в соответствующих декорациях, а не в лесу, под дождём, где только что было так здорово…

Всадник тронул коня — каким-то неуловимым движением. Олег успел отметить, что эта мохнатая животина ничуть не напоминает тех коней, с которыми он привык иметь дело — глупая мысль. Копьё, опустившись, ткнуло его в плечо, отодвигая в сторону, и мальчишка сделал шаг — не потому, что толчок был сильным, нет. Просто от удивления. Конь, равномерно покачивая головой, украшенной чеканным налобником, вклинился между Олегом и Бранкой, которая замерла, словно парализованная. Больше не глядя на Олега, всадник нагнулся… и сырой воздух резанул отчаянный визг Бранки. Не крик, как от боли или гнева, а именно визг. Так визжат даже очень храбрые девчонки, случайно прикоснувшись к лягушке или столкнувшись со страшной серой мышью. Всадник что-то довольно проскрежетал, прохрюкал — ничего общего с человеческой речью это не имело. Бранка снова подала голос — и на этот раз уже не визжала, а отчанно кричала:

— Пусти! Пусти! — и вдруг: — Во-ольг!

Пригнувшись, Олег прямо с земли прыгнул на латную спину.

… Он не знал, что заставило его сделать этот прыжок. Только что он не ощущал ничего, кроме изумления, смешанного с заторможенностью. Даже когда Бранка завизжала, он вздрогнул лишь от неожиданности и — помнилось — тупо подумал: «Чего это она?» Но крик вдруг разом объяснил ему — и что происходит, и «чего» она.

И что с ней — и с ним — будет.

Наверное, это и называется — «генетическая память».

… Всадник не ожидал прыжка. Ударив всем телом, Олег выбил его из седла наземь, и при всей неожиданно кошачьей ловкости тот уже не успел перехватить повод или схватиться за луку — одной рукой он мял грудь Бранки, а второй держал её за волосы. Но успел, невообразимо извернувшись, оказаться лицом к лицу с Олегом и ударить головой в шлеме в подбородок навалившегося сверху мальчишки.

Тренируясь, Олег получал и более сильные удары. Его охватила злость, смешанная с омерзением. Этот грязный коротышка тискал Бранку! Может быть, именно злость и помешала ему выбрать на самом деле верное решение. Помотав головой, как молодой бычок, Олег чуть отстранился от врага, чтобы нанести удар вернее — и полетел кувырком, получив пинок в живот.

Но вскочили они одновременно. Всадник, визжа — конечно, не как Бранка, а с явной угрозой — молниеносно схватился за рукоять сабли. Но Олег уже сделал быстрый скользящий шаг — и свинг правой свалил мерзкую тварь с ног. Сабля серебристой змейкой выскользнула в траву, а Олег зашипел — костяшки пальцев были рассечены о проклятый нашёчник! И поэтому же нокаута не получилось. Всадник быстро поднялся — потряхивая головой, чуть покачиваясь, но уже с длинным кривым кинжалом в руке. Рукоять кинжала была украшена алыми ленточками. Из-под нащёчника всадника, склеивая левый ус в сосульку, медленно выползала кровь. Он тряхнул рукой, сбрасывая щит в мокрую траву.

Труднее всего было заставить себя не бояться ножа. Пританцовывая на траве, Олег принял решение. Подпустить ближе. Пускай ударит. Поставить блок. Если порежет руку — неважно, вытерпим. И — панч в переносицу этой жабе. Во всей своей амуниции он ляжет на месте.

… Лицо всадника вдруг стало безмерно изумлённым. Он подался вперёд, словно увидел друга после долгой разлуки и решил обнять его, даже руки чуть развёл. Рот приоткрылся, выдохнул: «Х-х-х-х-у-у…» — а потом из него толчками полилась густая тёмная кровь, и вот теперь Олег заметил окровавленный наконечник копья, который, раздвинув чешуи панциря, торчал на пол-ладони из правого бока врага.

Не сгибая ног, всадник тяжко повалился ничком. Только теперь Олег заметил, что волосы его заплетены сзади в две тонких косицы. Всадник лежал, разбросав руки, и над его телом мерно раскачивалось древко его собственного копья. А подальше стояла Бранка — ощеренная, как волчица, напружинившаяся и торжествующая. Олег смотрел на неё почти с ужасом — напряжение схватки спало. Он же вовсе не хотел убивать напавшего на них! Его мысли не шли дальше нокаута — и он не мог себе и представить, с какой лёгкостью его спутница способна убить человека!

— Вот вам кегли, — вырвалось у Олега. Бранка смачно и хладнокровно плюнула на труп и, подняв саблю, двумя деловитыми ударами отделила голову убитого от тела. Пинком босой ноги откатила её в сторону. И, как ни в чём не бывало, обратилась к Олегу:

— Бежать надо, Вольг. Что дождь — добро, он следы замоет и шума не слышно было за ним. Но всё одно — найдут его скоро. Выжлоки по одиночке не ездят.

— Бежать, так бежать, — Олег заставил себя отвести глаза от трупа.

Впрочем, тот выглядел не так страшно, как в фильмах.

— Ну, ты его… — слов больше не нашлось, и Олег просто покачал головой.

— У тебя кровь, — сказала Бранка, отшвыривая саблю. — На лице и на руке.

— А, ерунда, — Олег несоклько раз согнул и разогнул пальцы, мазнул по подбородку. — Заживёт.

— Второй раз ты меня спасаешь. — ладони Бранки легли на плечи Олегу, она серьёзно посмотрела мальчишке прямо в глаза. — Благо тебе и на этот раз. Смелый ты. Сильный. И бьёшься умело.

— Ерунда, — с запинкой повторил Олег, не зная, куда деваться сейчас от своей спутницы. Да что это дитя природы — совсем не соображает, что делает, или просто его провоцирует?! Но Бранка не собиралась его провоцировать. Она лишь слегка подалась вперёд и, коснувшись лбом плеча Олега, отстранилась со словами:

— Идти надо. Скорее.

* * *

Олег ощущал, что местность поднимается. И горы больше не были призрачными силуэтами на горизонте — какими их он увидел с дуба в первый день своего суматошного пребывания здесь. Они нависали и громоздились над деревьями, сами покрытые лесом, как невиданным мхом.

Вопреки опасениям Бранки, хангары-выжлоки их не нашли. Да и неизвестно — может, и не искали. Дождь шёл почти до вечера, надёжно смыв все мыслимые и немыслимые следы, пока они безостановочно уходили на север — шли, пока совсем не стемнело, и лагерь вопреки всем правилам разбивали уже в темноте. Просто забились под кусты, прижимаясь друг к другу и провели настороженную, холодную ночь. Хорошо ещё, утро встретило вновь пением птиц, теплом и солнечным светом — одежда сохла буквально на глазах, а вместе с сыростью испарялось и дурное настроение с опасениями.

Нельзя, впрочем, сказать, что опасения испарились совсем. Бранка продолжала твердить о коварстве хангаров, оба были настороже — именно это спасло им жизнь на третий день пути, когда они вовремя метнулись под деревья с проплешины, поросшей вереском. А через считанные секунды над головами проплыл данванский корабль. Как Олег догадался, это и было то, что обозначалось, как «вельбот». Аппарат в самом деле походил на крылатую лодку размером с большой вертолёт. Два уже знакомых гипертрофированных ППШ торчали снизу на носу и корме.

— Оружие данванов, — пояснила Бранка шёпотом, хотя машина давно уже скрылась за деревьями. — Извергает поток маленьких стрел из металла. Они летят так, что пробивают каменные плиты… А ещё у них есть взрывающиеся снаряды, которые сами видят врага и сами летят к нему на тепло, на огонь костра… И оружие, которое превращается в огненный шар — такой шар оставляет после себя только пепел. Даже камень плавится, даже сталь…

— А люди? — поражённый догадкой, спросил Олег. — Те, кто остаётся жив — они… ну, они ничем не болеют?

— Нет. — помотала головой Бранка. — Но данваны могут колдовством заражать воду, землю и воздух. Тогда начинают болеть все — и растения, и животные, и люди. Так они убили два наших племени только на моей памяти. Выжившие приходили к нам. Только всё равно… — она махнула рукой. — У них постоянно что-то болело. И самое страшное, — в голосе Бранки прозвучал настоящий ужас, — они не могли иметь детей! Так и умерли — бездетными!

«Как же, колдовство, — зло подумал Олег. — Знакомые штучки. «Оранжевая рецептура», ещё какие-нибудь дефолианты… А то и радиоактивную пыль рассеивают. Вот сволочи!»

Он впервые по-настоящему разозлился на неведомых данванов. И только позже понял, почему — и разозлился ещё больше. Бранка ему нравилась. И отвратительна была мысль, что и её могли убить каким-нибудь подлым оружием — сильную, смелую, красивую девушку превратить в больное, изуродованное существо… Олег не отдавал себе в этом отчёта, но в нём сидело привитое отцом — бывшим офицером — глубокое отвращение к «неспортивным методам ведения войны». Можно вырезать ножами спящий вражеский лагерь — нельзя залить его ипритом. Можно пытать пленных, чтобы добыть сведения — нельзя издеваться над мирными жителями. И так далее…

… Олег долго считал, что земля, по которой они идут, заброшена, но на третьи сутки Бранка пояснила ему, что это не так, просто она старается идти местами где людей не встретишь. Местные жители-лесовики — Бранка говорила о них со смесью презрения и сочувствия — запуганы данванами, среди них легко найдётся предатель, который выдаст идущих в горы. А вот та страна, в которой они с Олегом встретились — та действительно заброшена. Её опустошили данваны и хангары во времена подавления восстания, которое Бранка называла «взмятение». Раньше там много было весей и даже несколько городов, а между ними — проложенные людьми с Земли железные дороги…

О славянах-горожанах Бранка говорила с отвращением и омерзением, как о совершенно падших существах, которые сами себя продали за данванские милости и теперь вымирают. Хангаров иначе как «выжлоками» — тупыми и жестокими гончими — не называла, упоминая не раз, что до прихода данванов «хангарские выжлоки под сапогом у наших князей были, ходили мы и за горы, и за лес в их города и степи» — Бранка всегда говорила «мы», даже если речь шла о событиях тысячелетней давности, бессознательно не отделяя себя от народа вообще во все времена его истории. Данванов она боялась — как боятся не людей, а злых духов, обла-дающих сокрушительным могуществом, хоть и смертных. О кочевниках-анласах с северо-запада знала немного, но в целом говорила хорошо, хотя и несколько свысока, говоря, что они «дикие люди, ездят верхом и не строят домов, как положено» — Олег не понял, «не строят, как положено» — это не строят вообще или не строят, как славяне? Очень неодобрительно отзывалась она о племенах Серого Медведя и Орла — но тут, как смог разобраться Олег, речь шла о самой настоящей (и обычной для этих мест, насколько он смог понять с неудовольствием и удивлением) кровной мести, корнями уходящие в дальние дали истории. Троюродного брата и дядю Бранки убили Серые Медведи, старшего родного брата — Орлы. Но Олег заключил, что и племя Бранки — Рыси — были отнюдь не без греха.

Из того, что говорила Бранка, можно было понять, что горцы живут чем-то вроде шотландских кланов — или, что менее известно, но более точно — черногорских задруг. Руководит племенем Сход Бойров — глав родов, а особо важные решения принимает Сход Мужчин. Есть и князь, но он лишь водит в походы дружину и ополчение. И снова Олега посетило ощущение оптической иллюзии.

… Это была пятая ночь в пути. Они наелись жареного мяса косули, которую подстрелила Бранка, и, укладываясь спать в кустах неподалёку от остывающего кострища, девчонка указала на двойную вершину, видневшуюся над деревьями: слева лесистый пик с двумя отрогами, справа — такой же, но с тремя, между ними — седловина.

— Сохатый перевал.

— Похоже, — согласился Олег — стоя около кустов, он аккуратно чистил зубы разжёванной на конце веточкой ольхи. Это, кстати, он начал делать по примеру Бранки, которая занималась этим по утрам, вечерам и после еды. Сейчас в ответ на Олегову реплику она повернула к мальчишке своё неожиданно возбуждённое лицо:

— Ты не понял. За Сохатым — Вересковая Долина. Земли моего племени. Завтра до темноты мы там будем, Вольг!

После этого она легла и преспокойно уснула. А вот Олег, провозившись часа два, по ощущению, поднялся и, выбравшись из кустов, присел на траву, скрестив ноги.

Впервые за всю его короткую жизнь (ему самому казавшуюся очень и очень длинной), Олег оказался жертвой бессонницы. До тех пор никакие заботы не могли заставить его забыть про сон. Сейчас сон не шёл — вместо него были мысли.

Нет, Олег не боялся встречи с незнакомыми людьми. Он отдавал себе отчёт, что и хорошие и плохие люди есть везде, но в то же время был уверен, что большинство соплеменников Бранки похожи на неё, а это не так уж плохо. Уснуть мешала не какая-то конкретная мысль, а их путаница. Вернётся ли он домой? Да, должен вернуться. Но одновременно Олег отдавал себе отчёт — он будет скучать. Скучать… по Бранке?

Да, по Бранке, она удивительная девчонка, но не только по Бранке. Нет, он будет скучать по всему этому миру, небольшой кусочек которого видел за последние… он тут неделю! Уже неделю… Олег попытался мысленно представить себе, что сейчас дома — и с обидой на самого себя отметил, что мысли в этом направлении текут неохотно, словно вода в гору. Нет-нет, он хочет домой, он скучает по дому… но МЫСЛИ о нём отступали под натиском того, что было вчера, позавчера, неделю назад. Казалось, за эти семь дней произошло событий больше, чем за все предыдущие годы. А Бранка перестанет с ним быть уже завтра. Уже в это время ей будет не до него, потому что её ждёт этот парень, Гоймир. Точно — ждёт, хотя она никогда не говорила об этом прямо… Чего хотел дед? Фашистский плакат в бетонном доме посреди леса, машина, словно собранная по частям из разных эпох и разных стран… Найдёт ли он дорогу обратно?.

Олег достал пульт, ещё раз как следует осмотрел его при свете звёзд и здешней луны. Вновь наугад нажал несколько кнопок — без ожидания, просто так. Вздохнул и убрал пульт, а сам неуверенно поднял лицо к небу.

И понял вдруг, как оно красиво.

До сих пор небо пугало его — непривычным рисунком созвездий, разбухшими, словно овсяные хлопья в молоке, звёздами, жутковато опрокидывающейся на планету луной… А теперь он видел — всё это красиво.

Звёзды светили не как на Земле — колюче и одинаково-холодно. Здесь у каждой был свой цвет, пушистый, как щенок. Они почти не мерцали — голубые, белые, зелёные, синие, красные, жёлтые, фиалковые… А луна — как отчеканенный из бронзы щит, побитый в боях. Здесь её называют Око Ночи.

— Луна — Око Ночи, — негромко сказал вслух Олег, и в чаще забился, хохоча, как безумец, филин.

Скользнув взглядом дальше, к вершинам деревьев, Олег словно споткнулся. Вот она, планета Невзгляд. Он не смог добиться от Бранки, что это — другая планета той же солнечной системы, что и Мир, или спутник Мира? Бранка не знала… Вряд ли на спутнике планеты, похожей на Землю, может появиться жизнь… Олег немного знал астрономию.

А солнце тут так и называют — Солнце.

И, может быть, в его жизни, в жизни Олега, больше не будет такой хорошей и почему-то очень грустной ночи.

Интерлюдия: «Млечный Путь»

* * *

Бранка подняла его ещё затемно. Её вполне можно было понять, но Олег не выспался и хмуро реагировал на весёлые выпады своей обычно сдержанной спутницы. Только когда солнце уже по-настоящему поднялось над верхушками деревьев, он пришёл в норму и начал оглядываться по сторонам.

Дубы отступили. Он и Бранка шли среди стройных корабельных сосен, по пояс в папоротнике, из которого только и состоял тут подлесок. Навстречу порывами задувал прохладный ветер, легко пробивавшийся между красных стволов. Он приносил какой-то необычный, странный запах, и Бранка, видя, что Олег принюхивается, тихо и торжественно сказала:

— Это Снежное Море.

Вообще буквально за несколько часов резко похолодало, хотя солнце светило по-прежнему ярко. Среди сосен часто поднимались тут и там валуны и целые скалы из алого гранита с многочисленными вкраплениями слюды, сверкавшими, словно маленькие зеркала. Попадались тропинки, проложенные явно человеком — узкие, утоптанные до твёрдости того же гранита. А около полудня, когда ветер улёгся, Бранка и Олег подошли к столбу, на котором синели человеческие останки.

То, что было некогда человеком, давно не издавало запаха и напоминало египетскую мумию, которую Олег два года назад видел в музее Санкт-Петербургского Эрмитажа. Толстая верёвка, проходившая под отвалившейся нижней челюстью удавленного, охватывала столб — и не сразу Олег заметил, что верхняя часть столба представляет собой грубо вырезанную из дерева человеческую голову — суровое лицо с нахмуренными бровями, вислыми усами и длинной бородой, ямы глаз под низко надвинутой на лоб круглой шапкой… Истукан глядел на юг с угрозой и одновременно мастерски переданным неведомым резчиком бесстрастием.

— Что это? — невольно охрипшим голосом спросил Олег. Вид повешенного после всего, что он успел тут повидать, не производил особого впечатления, но истукан пугал. Он словно бы живой был… и знал все грехи и даже грешки, водившиеся за Олегом.

— Прав, — негромко объяснила Бранка, вскинув правую руку в каком-то фашистском, как мельком определил Олег, приветствии. — Бог закона и справедливого суда.

— Справедливого? — усомнился Олег, когда они отошли на несколько сот метров и душевное равновесие относительно вернулось к мальчишке. — Мне что-то кажется, что у повешенного было на этот счёт особое мнение…

— Кому интересно, что он мнил? — презрительно ответила Бранка, подкидывая в руке самострел. — Он был глуп, иначе не пришёл бы в наши горы с данванской дурью.

— С какой дурью? — поинтересовался Олег. — Он что, принёс подрывную литературу?

— Он принёс дурь, — повторила Бранка и, видя, что Олег не понимает, на ходу принялась объяснять: — Это такая жидкость… Если впрыснуть её себе в жилы шприцем (Олег уже не удивился тому, что Бранка знает это слово), то человек пьянеет, ему становится хорошо, чудится наяву виррай и все самые большие свои мечты он видит сбывшимися… Только потом, когда жидкость та растает в крови, становится дурно, белый свет не мил кажется, хочется ещё и ещё… Те, кто часто её колет, забывают есть, пить, мочат под себя, как малые дети, а потом просто умирают. Кто её попробовал — того не спасти. Поэтому все племена казнят смертью тех, кто пробует принести дурь в горы, смертью у столбов Права.

Олег только что рот не разинул. Бранка описывала действие наркоты! И название — «дурь» — точно совпадало с одним из земных названий наркотиков. А девчонка продолжала рассказывать:

— Там, у лесовиков, много привыкших к дури. В каждой веси есть! А в городах на юге данваны продают по бросовой цене и дурь, и шприцы… Хоть из-за неё люди друг друга убивают и чужое берут, ты подумай! — по голосу Бранки было ясно, что это куда страшнее убийства. — Данваны говорят — мол, каждый человек волен делать, что пожелает, запрещать кому что — не по законам… Те, кто оттуда приходят, такое расскажут — послушаешь и не знаешь, то ли верить, то ли басня, чтоб людей пугать… Вот ты веришь, что можно родного ребёнка страшно сказать — ПРОДАТЬ?!

— Да вообще-то… — Олег припомнил интернетовские сайты с объявлениями о продаже детей, лицемерно называемой усыновлением, ценами, образцами контрактов и контактными телефонами. И решительно сказал: — Не верю. А кто этим занимается — тому на вот таком столбе и место.

— Что ты?! — Бранка замахала руками. — Разве такое на взгляд человечий выставляют?! Камень на шею — и в болотину, от солнца да от земли подальше…

— Решительная ты девица, — шутливо сказал Олег. — Тебе бы прокурором в нашем мире быть… Бранк, а ты сама разве не веришь, что людям свобода воли дана?

— А ты веришь, что свобода воли — это всё одно делать, что пожелаешь? — вопросом ответила Бранка. И не стала дожидаться ответа. — Вот послушай, как у нас говорят… Раньше был на свете только один Сварог и дети его, Сварожичи. Творили они мир, как им по нраву было. А когда сотворяли зверей — так и человека сотворили. Одного из всех зверей — по своему подобию. Единого! И подумал Сварог, как звери-люди, его облик имеющие, станут сырое мясо рвать, кровь пить, да под коряжинами жильём жить — не понравилось то ему. И вложил Сварог тогда в сердце каждого человека частичку своего огня. Того, что в Солнце, в звёздах, в блеске тупика Перунова. Вот так и остались на вечные века в каждом человеке две частички — огонь Сварожий, пламя божье, а рядом с ним зверская половинка, тупая, злая да хитрая… Потому-то каждый человек с малолетства должен Сварожий огонь поддерживать да лелеять, ввысь тянуться — душой, в мыслях… А звереву половинку топтать, давить без пошады! — Бранка с очень серьёзным лицом решительно взмахнула кулаком. — Тому у нас с колыбели учат. Человек на то Челом Века и прозван, чтобы жизнь прожить, как Сварог заповедал — и умереть, как положено, когда час его придёт. С поднятой головой умереть, а не в слезах трусливых и не в соплях пьяных… А коли дал слабину зверской половинке — на миг, на вздох! — тут она и сожрала тебя, затоптала пламя божье… И будет такой человек жить, как звери живут, об одном себе думать, брюхо своё холить, да одни свои думки баюкать, а о других и не помыслит. Живой человек с виду — а так зверь зверем. На то и дана человеку свободная воля, потому и обликом он с богами-то схож, чтоб не забывал, кто он есть, за свет боролся, за правду, за род свой!

— А ты знаешь, что такое правда? — спросил Олег. Горячность Бранки позабавила его и в то же время он чувствовал, как выросло его уважение к этой девчонке. — Знаешь?

— Конечно, знаю, — решительно кивнула — так же, как только что взмахивала кулаком — Бранка.

— Что? — коварно спросил Олег, готовый пуститься в рассуждения о том, что правд много, с какой стороны взглянуть… Но Бранка только немного растерянно сказала:

— Понимаешь, Вольг… если кто этого не понимает, не видит — ему и не расскажешь, и не объяснишь. Как слепому с рожденья рассказать про солнце? А зрячему выколи глаза, брось в поруб — так он всё одно знать будет, какое оно есть!

Теперь растерялся Олег. Сказанное Бранкой — не аргумент. Но… но крепче любого аргумента. Всё-таки он сказал:

— Знаешь, у нас говорят, что, если хочешь видеть правду и справедливо поступать — надо смотреть сразу с обеих сторон.

— А глаза не разьедутся — с обеих сторон смотреть? — грустно спросила Бранка. — Ты, Вольг, так не говори. Не думай даже… У вас, может, так и сходит. А у нас оглянуться не успеешь, как душу запродашь…

— Дьяволу? — пошутил Олег. Бранка улыбнулась невесело:

— Это которого христовы волхвы выдумали?. Нет, к чему? Данванам. Это ж их наука — мол, нету на свете ни добра, ни зла, а верней — нужны они друг другу, чтоб равновесие в мире было… А раз равновесны — так и равны. А коли равны — так и равноценны. А коли равноценны — так одинаковы. А коли одинаковы, так зачем, стать, добро защищать? Лучше злу поклониться, под боком у него пригреться, да и не заботиться ни о чём.

— Ну ты говоришь… — удивлённо смерил Бранку взглядом Олег. Та вдруг покраснела сквозь загар, сконфуженно спрятала нос в косу — у мальчишки словно лампочка зажглась где-то в груди. А Бранка смущённо ответила:

— Не со своего ума говорю… Про огонь божий у нас любой бесштанный знает, коли этому не учить, так чему ж? А про то, как данваны живут и учат, да куда их ученье ведёт — это Йерикки слова.

— Кто такая эта Йерикка? — поинтересовался Олег.

— Не такая, а такой. Парень это, ровесник тебе и мне… Он…

Бранка хотела что-то ещё объяснить, но не успела. Вся подобралась вдруг, раздула ноздри и присела в папоротник. Самострел, будто живой, скользнул спуском ей в руку. Олег, ничего не спрашивая, опустился рядом, глазами уточнил: «Что?» Ответом был тревожный взгляд и тихие слова:

— С полночи ветер нехороший. Кровью пахнет. Железом…

Олег добросовестно принюхался. Ветер пахнул всё тем же морем… и…

И был ещё какой-то запах. От которого, пусть и неузнаваемого, еле заметного, сами собой противно шевелились волоски на запястьях.

— Й-ой, в беду кто-то попал… — шептала Бранка, кусая губы так, что оставались белые вмятинки. — Как бы не из наших кто…

Олег глубоко, как мог, но тихо вздохнул. И, достав револьвер, взвёл большим пальцем курок:

— Пошли.

* * *

Убитых хангаров было много. Так много, что их количество стирало ужас, который должен был возникнуть при виде такого множества изувеченных мёртвых тел. Какая-то жуткая сила отсекала хангарам руки и ноги, разрубала до пояса вместе со стальной чешуёй доспехов, разваливала груди и спины… Не меньше двадцати трупов лежало полукругом на небольшой полянке возле гранитной глыбы, алым клыком скалившейся над землёй.

Около глыбы сидел человек. Славянин в алой рубахе, чёрных штанах и настоящих сапогах с подковками на носке и каблуке. Сидел, раскидав ноги, держа в обеих руках зажатые мёртвой хваткой широкие недлинные мечи, по рукояти залитые кровью. Крупная лобастая голова свалилась на плечо. Лицо и после смерти сохраняло строгое, решительное выражение, светлые глаза задумчиво смотрели куда-то в просвет между сосен…

Неожиданно ледяной вихрь с разбойничьим посвистом согнул алые стволы, ударил Олега в грудь, помчался дальше, гудя и посвистывая… А Олег понял вдруг, что рубаха и штаны на убитом просто залиты кровью из множества ран, которые нанесли ему враги. На самом деле рубаха была белой, а штаны — синими…

— Ломок! — задохнулась рядом Бранка.

— Ваш? — не сводя глаз с убитого, спросил Олег.

— Наш… — запнулась Бранка. И с отчаянной решимостью быстро заговорила: — Недобро я поступила, Вольг! Дважды ты мне жизнь спас, а я ж тебя обманула — как нож в рукаве держала! Прости, если можешь, не моя то тайна была, боялась открыться, да что уж теперь… Не за зерном мы на полдень ездили, на юг, к городу Три Дуба… Я с тем обозом уходом ушла, увязалась… а они шли за пословным человеком из Трёх Дубов, на встречу важную шли… Вот, Ломок, — она кивнула на труп, — тот человек… А по его следу на нас выжлоки и вышли… Я ведь, как ты про Немого рассказывал, мало себя не выдала. Первым делом Немого они выследили, хоть и был он у них на хорошем счету, а заподозрили! В твой мир людей за ним послали, за ним, да за дедом твоим — старые обиды кровью утолить. А в Трёх Дубах всех, кто по совести жил, их власти признать не мог — кого сразу убили, кого похватали да на колья… Говорят, был там и землянин один, старый уже… Ломок один ушёл, уж не на встречу с нами, письма важные спасал, да жизнь свою… Когда навалились на нас, мы бой-то приняли, чтоб он подале ушёл! А они его и здесь нагнали… Опастись бы ему — да он, видать, на нашу землю понадеялся, а они и тут не убоялись засаду выставить, смердь гнилая, нелюдовище! — и Бранка вдруг заплакала.

— Не похоже, чтоб его обшарили, — Сказал Олег, сам удивляясь своему хладнокровию. — Погоди реветь, валькирия… Будут бить — будем плакать, а пока подумай — может, он засаду побил, а сам от ран умер, и то, что он нёс — цело? Посмотреть надо…

Бранка встрепенулась.

— А может и так!

Она ни о чём не стала просить Олега — чего он втайне боялся. Сама, подбежав к убитому, опустилась рядом с ним на колени, что-то сказала, начала щарить за пазухой (Олег скривился) и уже через полминуты стояла рядом, держа в руке залитый воском берестяной скруток.

— Вот оно, похоже, — сообщила девчонка, пряча бересту за пазуху. — Прибрать бы его, — она повернулась в сторону трупа и попросила: — Прости нас, Ломок. Да своих дойдём — пошлём за тобой… Пошли, Вольг. Тут вёрст десять, не больше…

… Вниз по склону зацокал камешек. По конскую грудь в папоротнике между сосен ехали около дюжины всадников-хангаров. Над ними возвышался могучий мужчина в кожаной одежде, сидевший на рослом белом коне. Под одеждой поблёскивала кольчуга, на поясе висели меч и камас, но в правой руке мужчина держал дулом вверх автоматическую винтовку со стволом, заключённым в лёгкий дырчатый кожух и складным прикладом. Длинные русые волосы мужчины стягивала зелёная повязка с коричневыми пятнами неправильной формы.

Один из хангаров, быстро натянув крутой небольшой лук, не целясь, выпустил стрелу в замершее у валуна тело. Второй, опасно галопируя по камням, объехал глыбу сбоку и, чуть перегнувшись с седла, несколько раз вонзил жало копья в неподвижного человека и, распрямившись, весело крикнул:

— Мёрытвый! Его мёрытвый сапысем!

— Ищите! — резко пророкотал человек в коже. — Ищите же! Должно быть на нём!

Несколько хангаров спешились и, оскальзываясь на камнях, окружили труп. Один из них, воровато оглянувшись, сдёрнул с шеи убитого цепочку из тяжёлых золотых звеньев, поспешно спрятал за кольчужный ворот. Второй тут же вцепился в его руку, сердито завизжал по-своему… Всадник не обращал на них никакого внимания. Он сидел прямо, чуть постукивая пальцем по луке седла, с неподвижно-напряжённым лицом.

— Нету ничиго, пустой его! — наконец растерянно доложил один из хангаров.

— Ищите! — всадник начал бледнеть. — Ищите лучше, ублюдки!

Но один из хангаров — с жидкой седой бородкой, лёгкий и сухощавый, не участвовавший в азартном обыске тела, а неспешно ездивший вокруг — поднял на него внимательные, недобрые глаза:

— Тут были двое, — сказал он без малейшего акцента. — Вон туда пошли, — взмах руки вверх по склону. — Недавно совсем. На Сохатый Перевал пошли.

— Скорей! — всадник хлестнул коня по крупу ладонью и, стаптывая папоротник, галопом ринулся в указанном направлении. Следом, на скаку взлетая в сёдла, визжа и улюлюкая, устремились хангары.

* * *

— Далеко ещё? — сорванный мальчишеский голос сипло прозвучал в холодном воздухе.

— Беги, беги же, — ответил тусклый от усталости голос девчонки.

Они карабкались вверх среди валунов и осыпей уже почти час. Сосны тут были мелкие, они росли из расщелин, раскалывая камни корня-ми, оплетая их живой сеткой. Папоротник сменился длинностебельным вереском с мелкими бледными цветками и кустиками черники, которые разбрызгивали из-под ног ягодный сок.

Олег с Бранкой бежали плечо в плечо. Крошно мальчишка давно бросил, рубашку сдёрнул и обмотал вокруг пояса — от его тела валил пар, было не больше +10 по Цельсию. «Бронежилет» Бранки был расстёгнут.

— Скорее! — Олег отчаянным прыжком взвился на камень, протянул руку, вздёрнул за собой ловко оттолкнувшуюся Бранку. Пальцы и у неё, и у него были сбиты в кровь, ногти поломаны, по лицам тёк пот, русые волосы почернели от пропитавшей их влаги. Оба двигались, как автоматы, по временам подталкивая друг друга вперёд, когда кто-то начинал шататься и проявлял явное стремление упасть. Сперва Олег гордился тем, что бежит наравне с горянкой, но потом гордость ушла, оставив лишь равнодушное понимание того, что НАДО БЕЖАТЬ, заставляющее передвигать чужие, непослушные ноги.

Олег подтолкнул Бранку вперёд, а сам оглянулся — туда, где сосновый бор уходил вниз по склону. Там, в глубине его, шумела река. Именно переходя через неё, они заметили погоню…

… Из последних сил они взобрались на самый гребень, где даже скрюченные сосёнки не росли, так вылизал его ветер. Бранка рухнула лицом в камни и осталась лежать, втягивая со свистом холодный воздух и сотрясаясь всем телом. Олег согнулся, уперся ладонями в колени, вытер мокрое лицо о такое же мокрое плечо и только теперь ощутил, как холодно в мире.

Прозрачное небо простиралось над ними — небо с пятнами звёзд в его бесконечной глубине. А дальше то же небо лежало над километрами и километрами вересковых пустошей, перемежаемых лишь верещатниками, да многочисленными ручейками и речушками. К юго-востоку виднелась цепочка далёких озер, окружённых чёрными и угрюмыми торфяными болотами. Лучи бледного солнца пронизывали прозрачный, как небо, холодный воздух нагорий.

Левее того места, где вышли на гребень ребята, в двух километрах от них отдалённо гремел водопад — хрустальная дуга рушилась с гранитных красных скал, на которых гордо высились стройные сосны, вниз, превращаясь в реку, несущую свою воду на север, к Снежному Морю. А над водопадом, на холмах, окружённых берёзовыми рощами, видна была высокая каменная башня и стены, казавшиеся продолжением и порождением этой суровой и прекрасной земли. На башне плескался неразличимой отсюда расцветки стяг. По вересковой пустоши ползла гигантская овечья отара, окружённая несколькими пастухами и множеством собак.

Это была Вересковая Долина — родина Бранки, девушки из племени Рыси.

Это было Рысье Логово — сердце племени.

… Короткий, злобно-торжествующий вопль заставил Олега обернуться и вздрогнуть — но уже не от холода, а от ужаса.

Метрах в пятистах от него, на том же гребне, замер, покачиваясь в седле, хангар. Ветер трепал конский хвост на копье и перья на шлеме. Он смотрел сюда, в эту сторону! Вопль повторился…

Непроизвольно заскулив от отчаянья, Олег затормошил Бранку:

— Вставай… да скорее же, вставай… рядом же совсем, добежим, успеем!

Девушка застонала, пошевелилась, но подняться не смогла. Олег отчаянными глазами смотрел на то, как ещё двое хангаров вылетели на гребень и застыли, так же покачиваясь в сёдлах. А по лесу дробно поскакало эхо — не меньше десятка всадников мчались низом!

Бежать! Но вместо этого Олег выхватил револьвер в решительной попытке если не защититься, то хотя бы продать подороже свою жизнь. Однако, крики и топот копыт словно бы разбудили Бранку. Она заставила себя подняться и, спотыкаясь, бросилась по вереску вперед, к водопаду, к серой башне… Олег кинулся за ней.

Бегать по вереску — занятие, прямо скажем, неблагодарное и заниматься этим безнаказанно может лишь человек, выросший среди окружающей экзотики. Поэтому Олег на бегу с ужасом отмечал, насколько медленно приближаются спасительные холмы, насколько быстро сокращается их фора… Бранка то и дело оглядывалась — она пришла в себя и могла бежать быстрее, но не хотела бросать неловкого мальчишку с Земли! Олег наддал. Всадники сзади надвигались неумолимо, словно в кошмаре… Их лошадям тоже мешал вереск, поэтому ребята успели пробежать четверть расстояния прежде, чем хангары подобрались на полсотни метров.

Не в силах больше выносить ужас погони, Олег остановился, почти не думая о том, что делает и крикнул Бранке:

— Беги! Не смей останавливаться! — и, видя, что она поднимает самострел, нашёл единственно верные слова: — Письмо! Спасай письмо!

И больше на неё не смотрел.

Первыми скакали пятеро — трое на одной линии, чуть подальше — явно славянин на рослом коне, а подальше — четвёртый хангар. До остальных было ещё метров триста. Трое передних наклонили копья — ярко блестели искры наконечников, мотались конские хвосты.

«Вот это да, — подумал Олег абсолютно хладнокровно. — Это что же, я сейчас умру? Похоже…». Вместо того, чтобы заорать и упасть на вереск, он поднял наган, взводя курок. Всё было очень просто. Бранке нужны лишние секунды — она их получит. Дальше этого мальчишка не заглядывал.

Хангары мчались с протяжным жутким воем, целя в Олега, как в мишень, какое-нибудь соломенное чучело… «А ведь мне и правда не страшно,» — подумал Олег, целясь в того, который скакал в центре. Хангар не имел ничего общего с живым существом, которое можно жалеть, в которое нельзя стрелять — безликая металлическая башня надвигалась на Олега.

Наган выстрелил. Хангар подскочил в седле и опрокинулся на круп, завязнув в стременах. Пуля ударила его точно между глаз. Конь, вытянув шею, шарахнулся в сторону…

Двадцать метров. Рука не дрожала. И казалось — в запасе вечность. Две вечности. Тот, что скакал справа, отводил руку с прижатым к боку копьём для размашистого удара. Второй чуть придерживал коня, прячась за своего соратника — трус…

— Гадина, — процедил Олег, стреляя три раза подряд. Того, что скакал первым, словно вихрем вынесло из седла, второй странно осел в нём, выплёвывая кровь простреленным горлом… — И ты подходи! — это он крикнулславянину, почти не осознавая, что кричит: — Подходи, предатель!

На скаку тот целился из винтовки.

«Вот и всё. МАМА!» — этим внутренним криком прорвался страх. И нажать на курок Олег уже не успел…

… Предсмертно, страшно завизжал, заваливаясь, конь — в его лоснящемся боку одна за другой открывались жуткие дыры от разрывных пуль. Всадник, перекосив лицо, попытался выдернуть ноги из стремян, но одна пуля взорвалась у него в груди, другая срезала левую руку, третья — снесла голову. Скакавший следом хангар, выплюнув длинный кровавый сгусток, в который превратились его лёгкие после попадания очереди, вылетел из седла мешком.

Олег, не опуская револьвера, ничего не понимая, завертелся на месте. Перебивая друг друга, стреляли сразу два пулемёта. Хангары гибли один за другим — кричали люди, страшно выли и визжали умирающие кони, рушась вместе с хозяевами кровавыми кучами рубленого мяса. Один из хангаров, успевший спрыгнуть наземь, бежал к лесу, как недавно бежал сам Олег — безнадёжно, путаясь в вереске. За ним по пятам летел — не бежал, а именно ЛЕТЕЛ, легко и страшно, невесть откуда взявшийся человек — развевались в беге густые волосы, серо зелёный плащ, мелькали крепкие, длинные ноги, убийственно сверкал широкий недлинный меч в опущенной руке. Хангар обернулся, показал перекошенное молодое лицо, страшно вскрикнул, попытался бежать быстрее, путаясь в длинных стеблях… преследователь нагнал его скорым волчьим скоком, ещё в прыжке взлетел и опустился меч, обрывая истошный крысий визг… С жутким гиканьем убийца подхватил отрубленную голову за перья на шлеме раньше, чем она скатилась наземь — и вскинул над собой, ликующе захохотав. Удар был такой силы и точности, что обезглавленное тело пробежало ещё метров десять, прежде чем поняло собственную смерть и свалилось в вереск, мелко суча ногами.

Среди вереска не осталось никого живого, кроме застывшего на месте Олега и воина, победно держащего над собой жуткий трофей. А дальнейшее походило на кадры военного фильма. В нескольких местах вереск зашевелился… его куски поднялись, словно крышки люков — оказалось, что это масикровочные сети, утыканные стеблями, а не живой покров. Под ними прямо в каменной подушке были вырублены гнёзда, из которых сейчас ловко выбирались люди. И подходили, бесшумно ступая по вереску, останавливались перед Олегом.

Это были подростки — примерно ровесники Олега, одетые почти так же, как была одета Бранка при первой с ним встрече. Только у каждого на левом локте был закреплён маленький круглый щит — кожаный, обитый по краю металлом, с бляхами. На некоторых — кольчуги с коротким рукавом (впечатление они производили жутковатое и красивое — словно ребят облили гибким жидким металлом), на остальных — кожаные жилеты с металлическими пластинками. На всех — свободные, заколотые у правого плеча плащи, кое на ком — шлемы, другие просто в головных повязках той же расцветки, что и у Бранки. Каждый был вооружён — меч и изогнутый нож на поясе, тут же, в петле — топор. У большинства в руках Олег увидел самострелы, но двое держали хорошо знакомые мальчишке пулемёты Дегтярёва (только с очень толстыми и меньшими по диаметру дисками), ещё двое — старые, потёртые «калаши», у кого-то — охотничьи ружья… У многих на поясах Олег заметил гранаты — «лимонки» и похожие на консервные банки РГ-42. Вся эта компания, сошедшая с дедовых фотографий, рассматривала Олега вполне дружелюбно. А он, чувствуя, как с каждой секундой всё больше хочется сесть или лечь на что-нибудь мягкое, пялился на них.

Ростом и сложением ребята были самые обычные — кто пониже, кто повыше Олега. У него даже мелькнула дурацкая, из прошлой жизни, мысль, что он попал в компанию из юркиного клуба, не очень старательно обрядившуюся «под старину». Вот разве что, если быть честным до конца — лица этих ребят были… ну, поблагородней и поумней, что ли, чем у большинства олеговых земляков. Загорелые, обветренные, мужественные, но в то же время с мягкими правильными чертами — такие лица, не изуродованные признаками «цивилизации», Олег часто встречал на иллюстрациях Каштанова к книгам по истории Руси — и куда реже в жизни.

Эти могут перерезать глотку. Но не подставить ножку.

До Олега не сразу дошло, что все они говорят разом, обращаясь к нему:

— Молодец, городской…

— А метко бьёшь…

— Храбрый парень…

— Откуда несёт-то вас?.

— Мы уж и ждать перестали…

За их спинами Олег увидел Бранку. Она прижималась к груди одного из парней — единственный, он не обращал на Олега никакого внимания, одной рукой прикрыл Бранку своим плащом, второй поглаживал по волосам, склонив голову…

Олег проглотил какую-то горечь, закупорившую горло. От долгого отчаянного бега, наверное. И сказал, отвернувшись:

— Мне нужно говорить с вашими командирами. Мне и Бранке.

* * *

— Стал быть, погиб Немой. И все люди добрые в Трёх Дубах погибли.

Олег кивнул, хотя ответа от него не требовали. Кивнул машинально. Он сидел за столом, держа на нём забинтованные мягкими льняными полосками руки — сбитые пальцы тупо ныли. Перед ним дымилась на вышитой скатерти — вышивка варьировала рысь в разных положениях — деревянная миска, доверху полная кашей с кусками жареного мяса и луком, и крепкая, уже немолодая женщина ворчала, что мальчику не дают поесть. Олег почти не слушал её. Впервые за много дней он находился в полной безопасности, в абсолютном покое, и эти ощущения словно выдернули из него стержень, незримо поддерживавший мальчишку. Он хотел спать. И хотел плакать.

Князь Крук — угрюмый, седоволосый, но с неожиданными чёрными усами, спускавшимися на грудь — выслушал его очень внимательно, с не дрогнувшим лицом, как до того выслушивал Бранку, которую пото отослал движением бровей. Олег не мог понять, что думает о нём князь. Жалеет? Сочувствует? По глазам — синим, не старческим — не поймёшь даже движение мысли…

— Что не ешь? — спросил Крук, и Олег вздрогнул. Покачал головой:

— Спасибо… то есть, благо (князь неожиданно улыбнулся — зубы крепкие, ровные, только левый верхний клык сломан пополам). Спать очень хочется…

— Потерпи уж… — Крук придвинул к себе лежащий на столе пульт, повертел, положил обратно. — Мне говорить с тобой надо.

— Вы можете мне помочь? — быстро спросил Олег, поднимая голову.

Князь смотрел ему прямо в глаза. Олег не отвёл взгляда, повторил требовательно, голосом, ставшим очень высоким даже для его лет:

— Вы можете мне помочь?

— Я знал деда твоего, Вольг, — вместо ответа негромко сказал Крук. — Он меня вынес с поля битвы нашей последней, смертной — от Чёрных Ручьёв…

— Вы знали деда? — недоверчиво спросил Олег. — Сколько вам лет?

— Да уж за девятый десяток, — спокойно ответил князь. — У нас стариков-то немного, да уж те, кто есть, дряхлости долго не поддаются…

— Вы знали деда… — повторил Олег. — Вы знаете, как работает машина для переноса?!

— Не знаю, — покачал головой князь. — И боюсь я, Вольг — у нас того никто и не знает.

— Никто, — Олег обмяк. Слёзы подступили к самым глазам, ресницы набухли, мир расплылся и задрожал. — Значит…

— То ничего не значит, — возразил Крук. — Вот слушай, что говорить стану. Не умею я красиво-то, ну да захочешь — послушаешь песни наши, там складней… А пока меня слушай. В Мире-то ходы на Землю есть где-нигде. Кто говорит — на севере (Олег обратил внимание, что Крук оперирует привычными ему, Олегу, названиями сторон света), — кто на юге, кто — в горах, а кто и вовсе — на дне морском! Одно стать верно — есть они. В давние времена жил тут народ ариев, в Мире жил. Потом часть его теми ходами на Землю ушла, а часть в Мире осталась. От тех, кто остался, анласы пошли, кочевники с северо-запада. Тому две тысячи лет прошло, как народ наш, славяне, теми же ходами на старую родину — в Мир — вернулись. Снова жить здесь стали, а где те хода — забыли. То ли зло какое по их следу шло, то ли просто время знание унесло с собою… Неполную сотню лет назад на юге вновь наши родичи объявились. Было то за считанные до моего рождения годы. Они-то не ходами пришли. Построил кто-то на Земле ту машину, которую ты видел. Такую же. И пошли они, как в тёмный лес, наудачу — и выпало им родину предков найти… Только не задержались они тут — ушли, а машины оставили. Потом — уже при моей жизни — снова люди с Земли сюда приходили. Другие люди, но тоже родину предков искали, на их языке — «ФАТЕРЛЯНД». Данваны уж были на нас в то время. Дрались мы и с данванами, и с теми людьми, и промеж собой они дрались тоже. Люди те не лучше данванов были, как звери, жестокие, беспощадные, хоть и храбры в бою… Ушли они обратно, а данваны стали те машины искать и рушить. И пришёл твой дед, а с ним иные прочие, разноязыкие, не только славянского корня. Мы взметнулись тогда — всем миром на врага пошли. Они нам помощь давали и сами бились, как за свою землю. Нас пятеро было побратимов — кэйвинг анласский Аратас, дед твой, Ян ван Лоомб, Ялмар Берг и я… Долго мы сражались. Целые земли великие от врагов на годы освободили. Да только переломили данваны нашу силу. Великую рать на нас подняли, и почернело небо от их кораблей… — Крук замолчал, и Олег с изумлением увидел в глазах князя искорки слёз. — Ян погиб, детишек лесовиков спасая — сожгли его вместе с малыми… Аратаса данваны живым взяли, под ранами — и страшной мукой домучили, сняли с него кожу… Ялмар в Трёх Дубах укрылся, а дед твой вернулся домой, да через него ещё долгие годы нам пособлял. А теперь, выходит, один я остался. Один… — он смотрел куда-то мимо Олега и продолжал говорить: — Машинку эту, что ты принёс, Ялмар в те дни надумал. Был он великого ума и великой жестокости человек, на Земле его петля ждала, а для нас сколько добра сделал… Понимаешь, те, первые машины, тяжёлые. С места на место их не повозишь. Потому те, кто сюда первым пришёл и машины ставил, ставили их и тут, и на Земле. Как их наводить — не знаю я, помню только, что Ялмар их называл… — Крук сморщился, — фиксированный телепортатор. А это, — князь указал на пульт, — не фиксированный.

— ЭнТэ! — вырвалось у Олега. Крук не заметил его слов:

— Значки на нём — значки машины, у каждой свой. Да их почти все данваны взорвали, не свезло тебе. На какой нажмёшь — к той и попадёшь, если цела она…

— А такие же… такие же, — умоляюще повторил Олег, — для того, чтобы на Землю попасть — есть?!

— О том и речь… Да не перебивай меня! Старших молча слушать надо! — Крук сердито дёрнул вислые усы, забрав их в горсть. — Есть такие, делал их Ялмар. Говорил — смехом — для нас, дураков, кнопку нажал — и пожалте, а значки выучить и медведь сможет… Только не знаю я, где такие машинки. Последний раз у деда твоего видел. А у Немого — видишь сам — только для возвращения была, к вам-то его Ялмар большой машиной отправил…

— Да что же мне, — в отчаяньи воскликнул Олег, — всю жизнь такую машинку искать, что ли?! По всему вашему долбаному Миру?!

— Зачем? — спокойно возразил Крук. — Коли уж так — живи у нас. Внуку твоего деда ни одна семья в крове не откажет, любой род примет в свои…

— Да вы что?! — Олег вскочил. — Как?! Там же… мама! Я на вас надеялся… и Брнка… а вы!.

Расплакаться ему не дала злость. Словно его и в самом деле подло обманули. Крук, не шевелясь, спокойно наблюдал за взбешенным Олегом, а потом вдруг повелительно и негромко сказал:

— Сядь.

Олег шлёпнулся на лавку. Он рвано, ожесточённо дышал. Крук прокашлялся и заговорил:

— Так домой хочешь? И опасностей не побоишься?

— А что? — горько спросил Олег. — Кащея нужно найти и победить?

— Что уж так-то? — серьёзно спросил Крук. — Нет. А вот что можно. Ты пока сердце в кулак сожми, а то разорвётся оно, храни Сварог… И не вскидывайся сразу, послушай. Ляжет снег на землю. Зима будет, Моранино время… Мы зимой санным путём тайком добираемся втихую через леса на полдень, юг по-вашему, к Крентане, ещё куда то. Торгуем втихую. Опасны те поездки, но в южных городах точно люди имеются, которые с Землёй скрытно связь держат. И кого-никого из тех людей я знаю. Помогут. Не побоишься ехать? Лжу не скажут — можешь не то что на Землю не вернуться, а и сюда тоже — останешься с нашими под снегом в лесах, лисам на потраву. Так как будем?

— Поеду, — сразу и решительно сказал Олег, а про себя скрутился от тоски: зимой! Через полгода! Да за это время он… а дома? Но он повторил лишь — а что оставалось? — Поеду, князь.

— Вот и славно, — кивнул Крук, словно и не ожидал другого решения. Или и вправду не ожидал? — На жильё я тебя определю. А пока не можешь ли услугу оказать? Знаю я — устал ты, вон, даже есть не смог… А всё-таки — проводи людей к месту, где Ломок пал. Прибрать его надо.

— Конечно, — кивнул Олег. А Крук продолжал, словно в чём-то оправдываясь непонятно перед мальчишкой:

— Видишь как… Ломок был сыном моим. У меня их ещё много, от разных жён, а всё нехорошо оставлять его там, хоть и меня не спросил он, как из дому ушёл — давно ушел…

Он говорил это равнодушным тоном, как о чём-то пустячном, но Олег, с сочувствием и жалостью глядевший старику в лицо, увидел в глубине невыразительных глаз недоумённое, тяжёлое, как свинец, горе…

* * *

Внутри каменного кольца стен холодный ветер не ощущался. Олег устало опустился на пригреве у стены, откинулся затылком к тёплым камням мощной кладки. Смотрел вокруг бездумно и спокойно.

Рысье Логово оказалось внутри куда меньше, чем виделось снаружи. Мальчик, попав сюда, понял, что здесь не живут. Каменные стены в четыре человеческих роста образовывали не кольцо, а подкову, своими краями примыкавшую к отвесной скале — части горного кряжа. В скале был пробит большой туннель — танку проехать — с распахнутыми створками ещё одних ворот. Где-то в глубине туннеля брезжил солнечный свет, виднелась зелень. Очевидно, само поселение находилось в маленькой долине, защищённое естественной крепостью крутых скал, а эта, искусственная, служила лишь форпостом, призванным сдерживать врага на подступах. Умно, ничего не скажешь. И, пожалуй, крепость можно было бы назвать неприступной, если бы не фрегаты и вельботы данванов. Или и против них тут тоже что-то есть?

Шум водопада был мощным и эхом отдавался в скалах. А за водопадом, внизу, Олег увидел серый, спокойный залив, большую пристань и словно вклеенные в водную гладь узкие корабли — пять или шесть, — а рядом — пузатые, неуклюжие на вид. И те и другие были без мачт. Там же мелкой шелухой подсолнухов были раскиданы в воде и по берегу десятки лодок. А в другой стороне, за берёзовыми рощами, тянулись загоны для овец — летние и зимние.

А вокруг — вереск, вереск, вереск, камни, высокое небо, холодный воздух. Было немного похоже на Карелию, где Олег был. Или на Шотландию, которую он знал по фильмам.

Мимо часто проходили люди. Почти все кивали, окидывая сидящего мальчишку нелюбопытными взглядами — вежливыми и пристальными одновременно. Олег отметил, что совсем не видит мужчин — молодых или среднего возраста. Дети, подростки, женщины, старики, девушки. Не мужчины, даже не юноши. В походе?

Где-то на верхних этажах башни очень красивый и грустный женский голос пел:

Прошли двое пожилых рыбаков — в чешуе, распространяя вокруг неповторимый запах свежей рыбы. Компания мальчишек лет шести-восьми, босых, одетых в одни рубашки, неподалёку считалась для какой-то игры, и безразличие немного отпустило Олега — он вдруг услышал:

— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать!

Ему вспомнился солнечный майский двор — и смешной пацан, выкрикивающий эту считалку так, словно за поворотом вместо спрятавшихся друзей его ждала Тайна. Что же, может, только эти воспоминания и останутся ему… Олег даже тряхнул головой, прогоняя вновь нахлынувшие тяжёлые мысли.

Двое стариков у ворот в скале, сидя на лавочке, затачивали длинные мечи — любовно, синхронными, умелыми движениями. Около их ног мальчишки играли с огромной серо-шёрстной собакой — куцехвостой и безухой. А переведя взгляд повыше, Олег ощутил озноб.

В скалу над воротами были вбиты ряды металлических штырей. А с них в крепостной двор слепо глядели… человеческие головы и черепа. Добела вылизанные ветром. И высохшие, с ещё развевающимися пучками волос. И почти свежие.

Олег поспешно отвёл взгляд. Черепов было немало. И немало пустых штырей. Как говорится — в каждой избушке свои погремушки… но кто поручится, что и ему не придётся в них играть?

Впрочем, он ведь уже играл… Олег вспомнил тугую струю крови, ударившую из горла одного из убитых им хангаров. И… ничего не почувствовал. Нет, он помнил то, что сделал — наган, выстрелы, падающих всадников, свои злость и странное спокойствие. Не было одного — сожаления. И отвращения не было тоже, как не было ни сожаления, ни отвращения, когда он убивал мух.

Честное слово, убитого зайца он жалел куда больше. Олег достал наган, неспешно дозарядил его, с сожалением отметив, что патроны убывают. Интересно, тут есть патроны к наганам?

Мимо широко прошагала группа парней — ровесников Олега. Они несли на плечах лопаты со странными П-образными полотнами и оживлённо разговаривали о торфяниках, которые «не иначе как сам Кащей на землю выпихнул, чтоб посмотреть, как мы ломаться будем, да посмеять-ся.» За парнями проскочили две девчонки — посмотрели на Олега, фырк-нули и унеслись дальше, заливаясь смехом. В точности одноклассницы…

— Эй, горожанин! Горожанин! Вольг!

Олег обернулся, понимая, что именно сейчас и начинается его настоящий контакт с местными жителями — внутренне подобравшись, готовый даже к неприятностям.

К нему шли четверо парней его возраста, одетых в точности как их с Бранкой спасители. Один — неожиданно рыжий, с резкими чертами лица, каких Олег тут ещё не видел — пёр на плече «дегтярь». Двое — с арбалетами — несли почти современные складные носилки, на одном из них была кольчуга. В четвёртом Олег узнал того, кто обнимал Бранку — на этом парне сидел такой же, как у Бранки, жилет, а на груди висел ППШ с рожковым магазином.

— Крук сказал, что ты можешь место показать, где дядя погиб, — сказал именно он, меряя Олега оценивающим взглядом. — Это далеко?

— Километров пятнадцать, — прикинул Олег и поправился: — Вёрст десять. Почти точно на закат.

Пулемётчик длинно свистнул. Олег обратил внимание, что у него необычайно благородное лицо. Как бы аристократическое. И смотрел он на Олега с открытой симпатией.

— И ты всю дорогу бежал? — спросил тот, что в кольчуге — не без уважения.

— Очень жить хотелось, — признался Олег. Пулемётчик подбросил на плече своё оружие:

— Однако, потом-то ведь остановился?

— Так ведь девчонку надо было спасать, — искренне ответил Олег.

— Мог бы и не торопиться, — хмыкнул Гоймир — Олег был почти уверен, что это он и есть. — У нас от самой речки всё под наблюдением… А по-правде — благо тебе, — он вдруг искренне и хорошо улыбнулся. — Мне Бранка пересказала про тебя. В седле держишься?

— Немного, — скромно ответил Олег.

— О боги, за что караете меня, — хмыкнул тот, что без кольчуги, — вот и опять это шкодливое животное…

— Ничто, — не без злорадства успокоил его Гоймир, — лошади-то тебя не любят по то, что растолстел ты последнее время. Заодно и брюхо порастрясёшь.

Олег засмеялся вместе со всеми, хотя ему парень вовсе не казался толстым. Но и он хохотал тоже без какой-либо обиды.

— Меня зови Гоймир Лискович, — чуть поклонился, положив ладонь на сердце, парень с ППШ (ага, угадал, подумал Олег). — Да ты уж, верно, догадался… Тот, что с пулемётом — Йерикка Мечиславич — не смотри, что он рыжий, его мать из анласов, потому он дикий, что волк лесной…

Йерикка оскалил зубы и вместо поклона подал руку Олегу, сказав:

— Привет, — словно встретил приятеля на школьном дворе. Рукопожатие у него было сильным без желания свою силу показать.

— Этот, жирный — Ленко Справнич, — продолжал представлять друзей Гоймир, — а вон тот, ничем не наотличку — Гостимир Званич. Нет, неправда моя — певец он справный.

— И ещё у него есть сестра, — сказал Йерикка, — которая уже третий год вытирает ноги о сердце Гоймира.

— Э-эй, йой, — лениво сказал Гоймир, потянулся надвинуть повязку на глаза Йерикки, но тот присел, и рука повисла в воздухе.

— Так ты — брат Бранки? — с интересом спросил Олег, только теперь заметив, как мальчишка по имени Гостимир похож на его лесную спутницу. Тот кивнул, открыто глядя на Олега. — Она про тебя говорила. В смысле, что поёшь хорошо.

— Теперь часом все знакомы, не поехать ли нам наконец? — жалобно спросил Ленко. — Чем скорей мука почнётся, тем скорей и покончится…

* * *

Здешние лошади оказались невероятно мохнатыми и низенькими, ещё меньше хангарских, почти пони. Галопом они скакать ни за что не желали, зато с удивительной лёгкостью рысили среди вереска, ничуть в нём не путаясь, а Гостимир похвастался, что при случае они могут скакать с камня на камень, словно горные козлы. Олег вполне готов был в это поверить, но всё равно разочаровался. На таком животном не покажешь своего умения… Кстати, Йерикка это разочарование заметил и, подмигнув, сказал:

— Да, эти крысы — не настоящие кони. Настоящие кони живут в степях запада и в Анласе. Может, ты ещё увидишь их.

— А ещё там птицы гадят драгоценными камнями и можно питаться одним воздухом, — сердито добавил Ленко, трясясь в седле.

— У вас тут всегда так холодно? — полюбопытствовал Олег, глядя, как приближаются сосны. Спать ему уже не очень хотелось, а хотелось есть, и он жалел, что не очистил поставленную перед ним миску с кашей и мясом. Судя по всему, пришло второе дыхание…

— Разве это холодно?! — засмеялся Гостимир. — У нас тут выше плюс двадцати пяти никогда не бывает!

— Плюс двадцати пяти чего? — растерялся Олег. А Гостимир важно ответил:

— Градусов по Цельсию. А у вас на Земле температуру не так меряют?

— М-м-м-м… — уклончиво промычал Олег, а Йерикка без насмешки пояснил:

— Тут есть много такого, что привезли с вашей Земли. И во время восстания, — он так и сказал «восстания», а не «взмятения», как другие, — и раньше, и позже.

Гоймир, ехавший чуть впереди, обернулся:

— Мы все рады будем тебе помочь, Вольг. И не только потому, что ты спас и хранил Бранку. Мы знаем твоего деда. Это горе, что он умер.

А Гостимир так же серъёзно добавил:

— Но «умер» — это не «пропал», Вольг. «Умер» — это только «умер», а существовать в сущем он будет, пока его помнят. И ты не забывай.

Олег промолчал. Что он мог сказать? Что вообще не знал своего деда, а в эту историю влез случайно, из любопытства? Не поймут… Не иначе как они считают его наследником славы героя… Вот подарок-то… Теперь Олег предпочитал молчать, поглядывая вокруг. И сейчас он смог до конца оценить красоту этих мест — неброскую, тихую и гордую, похожую на красоту девушек Севера и такую отличную от крикливой наряженной развязности шлюхи — тропической природы. Это сравнение Олег как-то слышал от отца. Но сейчас даже мысли о доме не могли разрушить очарования, которому поддался мальчишка.

Очевидно, Йерикка понял овладевшее им настроение. Чуть нагнувшись с седла, он сказал гордо:

— У этих мест не было никакой истории, пока полторы тысячи лет назад князь Стомудр из племени Лося не привёл сюда свой народ. История начинается, когда приходят люди. Я люблю эти места, хотя родился не здесь…

— А где? — полюбопытствовал Олег. Йерикка указал на юг:

— В аду, — усмехнулся он. — В городе Джеррай — или Холмске — жил и сражался мой отец. Там он купил мою мать.

— Купил? — неверяще спросил Олег. — На… рынке?

— Нет, что ты, — снова скривил губы Йерикка, — это далеко на юге, там нет рынков рабов и данваны не торгуют людьми, это же не хангары… Это называется «работница по объявлению». Культурно и гладко, как они любят… Мой отец, как и дядя Ломок, был сыном Крука, хоть и от другой женщины…

— А где сейчас твой отец? — поинтересовался Олег.

— Там же, где и мать. И старшие братья, — тихо сказал Йерикка. — В виррае. В Вальхайме. Нигде. Выбирай то, во что веришь, Вольг.

— Погибли? — сочувственно спросил Олег. Йерикка кивнул:

— Они еле успели спасти меня. Мне было одиннадцать, и они отослали меня сюда с верным человеком. А сами погибли. И мои старшие братья погибли. С тех пор я живу здесь. И не знаю лучше мест, чем эти.

Мальчишки немного отстали от остальных. Олег, посмотрев вслед трём другим всадникам, нерешительно начал:

— Я ещё спросить хочу…

— Спрашивай, — тут же ответил Йерикка. — Хорошо, когда человек спрашивает.

— Мужчины племени — где они?

На секунду Олег пожалел о своём вопросе. Лицо рыжего горца сделалось страшным… нет, не страшным, оно помертвело, как посмертная маска. Но Йерикка не сказал никакой резкости, не выругался, не закричал, чего, если честно, ожидал Олег. Он повернулся в седле и уставился вперёд, а Олег начал тоскливо размышлять, что же он ляпнул не так.

— Они пришли в ночь на Корочун[11], — заговорил Йерикка так внезапно, что Олег вздрогнул. — Они появились с полдня в темноте, как злые мары, как настоящие посланцы Зла. Их было трое. Они пришли в крепость, не скрываясь, и веселившиеся люди замолкли, окружили их кольцом, а князь, отец Гоймира и сын Крука, вышел на крыльцо своего дома и стоял там, под резным Перуновым знаком, опираясь на обнажённый меч-двуручник. Ему уже сказали, что за гости пожаловали… Это были не хангары, а предатели, сумы перемётные. Двое. Третьим с ними пришёл данван. Он не открывал своего лица и молчал, а лаяли его псы… — Йерикка вдруг ожесточённо сплюнул. — Они говорили, что довольно нам, дикарям, жить на нашей дикой земле по нашим диким законам. Что есть могучие и добрые данваны, которые за всех обо всём подумали и позаботились… Что земля наших предков, наша кормилица, наш дом — это просто никому не нужные голые скалы и мы должны сказать «благо» великодушным данванам, которые решили взять нашу землю и нас на ней под опеку. Для того, что-бы мы зажили так же счастливо и дружно, как живут наши братья в лесах и городах славянской земли… Мы молчали. Все молчали. Тогда они стали пугать и грозить, напоминая о мощи данванов и их решимости спасти нас от дикости… — Йерикка посмотрел на Олега потемневшими глазами и тихо сказал: — Когда тебя убивают — это страшно. Но в сто раз страшнее, когда убивающий тебя кричит: «Ты будешь счастлив! Я тебя люблю! Я тебе помогу!»

Олег представил себе такую картину и вздрогнул. А Йерикка продолжал:

— Они говорили. А мы молчали. Они снова начали расписывать то счастье, которое ждёт всех нас, когда наша крепость превратится в данванскую, когда у неё отберут имя Рысьего Логова, когда в ней поселится Капитан данванов, а нам дадут всё, чего нам не хватает. В замен же требуют лишь одного — нашу свободу. Такой пустяк, говорили они. И снова грозили войной, её ужасом и разорением… И наконец, — голос Йерикки вдруг звонко, стеклянно дрогнул, он вскинул голову, — наконец они замолчали тоже. Им нечего было больше сказать! А мы не возражали, не соглашались, не кричали, не бросались на них. Просто стояли. И они стояли в нашем кольце и с каждым вздохом теряли свою пёсью смелость… Они озирались, ёжились, и страх овладевал ими. Только данван был неподвижен и молчалив, — с ненавистью и неожиданным уважением добавил Йерикка. — Тогда князь сказал: «Мы выслушали вас. Уходите и скажите, что вы были последними данванскими прихвостнями, что пришли сюда по доброй воле и ушли живыми.» И они убрались! Те двое бежали, как побитые малыши. А данван оглянулся и сказал неспеша: «Вы все умрёте, глупцы.» И мы знали, Вольг — это не просто слова. Мы снова праздновали, но с первым светом уже собрался Сход Мужчин. И многие говорили, что надо всё бросить и уходить в горы, пока не поздно. Но князь сказал: «Если есть силы бежать — кто поверит, что нет сил драться?!» И большинство заняли его сторону. Собралось ополчение, мы выслали пословных людей в соседние племена. Даже в те, с которыми у нас кровная вражда. И снова не все были согласны. И опять князь сказал: «Не будет добра, коль меж своими котора.» Мы радовались, — Йерикка усмехнулся. — Мы, мальчишки… Мы думали, что едва придёт враг, мы вгоним сталь ему в глотки — пусть погрызёт её! Даже я так думал… Мы успели вовремя. Едва собралось ополчение, как прибыли люди с ответом от соседей. К тем тоже приходили мары — и тоже убрались ни с чем. Ополчения ещё четырёх племён присоединились к нашему, и отец Гоймира стал князь-стар-шиной. Нас не взяли. Мы страшно обиделись, мы чувствовали себя оплёванными, опозоренными на всю жизнь! Ополчение ушло навстречу врагу, который уже двигался через зимние леса — большим числом, хотя самих данванов там было мало. Ушло ополчение — и больше не вернулось.

Этими простыми словами Йерикка закончил рассказ. И Олег только теперь заметил, что остальные всадники, придержав коней, вновь едут рядом с ним и рыжим славянином. Олег обвёл взглядом суровые лица мальчишек:

— Значит, ваши отцы… — начал он и осекся. Вместо него закончил Ленко:

— И старшие братья, и дядья — все они погибли, горожанин. Врага не пропустили. И сам и легли в лесах. Ни один не вернулся.

— Заявочки… — пробормотал Олег. — И что же вы теперь собираетесь делать?

— Мы ждём и готовимся, — ответил Гоймир. — Это наша земля. Тут пепел наших навий[12], тут наши дома и наши корни. Мы люди племени Рыси, а не осенние листья, которые гонит ветер, Стрибожий внук.

«Веют ветры, Стрибожьи внуки…» — вдруг откликнулось в памяти. Невесть как как запавшая в голову строчка из мельком даже не прочи-танного — просмотренного! — «Слова о Полку Игореве» была словно странный укор. И Олег поспешно сказал:

— Но ведь они вернутся. Думаете, они оставят вас в покое?!

— Не оставят, — кивнул Гостимир. — Потому нам важен каждый меч.

— Вы собираетесь сражаться?! — Олег ощутил, как против воли вытаращились глаза.

— Разве можно по-иному? — с таким же удивлением спросил Гоймир. — Со своей земли умри — не сходи! Так сказано.

Олег подумал, что очень даже можно — по-иному. Он был развитым парнем, имел свои суждения по множеству вопросов, о которых большинство его сверстников даже не задумываются. И, глядя телевизор — репортажи о притеснениях русских в разных местах бывшего СССР — всегда очень переживал, не понимая, почему те не сопротивляются. Да хотя бы и с оружием в руках — что терять, когда тебя выгоняют из дома, издеваются над твоими близкими?! Отец с горькой иронией говорил: «Зато живём по божьим заповедям — ударили по щеке, другую подставляем.» Но вот рядом с Олегом ехали совсем другие славяне. Такие же, как он. Говорившие на неотличимом почти языке. И всё-таки — другие. Считавшие, что боги за тех, кто противится врагу. Готовившиеся вступить в войну, в которой им заведомо не было победы.

Это не около телевизора возмущаться — почему, мол, не сопротивляются, почему такая покорность. А если автомат в беспощадных руках уже нацелен в лоб и тебе говорят: «Беги!»? Или: «Бросай оружие!»? Кто не побежит? Кто не бросит?

Да вот они не побегут и не бросят. Но ему-то что делать?! Зимы ждать, до которой, может быть, никто тут и не доживёт?! Противное чувство страха поднялось откуда-то из района желудка. Снова вспомнились виселицы и тупой, исполненный высокомерной силы, полёт данванских машин… Против них — с мечами?! Да пусть даже с этой рухлядью — «дегтя-рёвым»?! И что?! Вон, даже когда дед со своими друзьями — или кем там! — помогал, и то ничего не вышло, а теперь?! Ведь объективно — им кранты, это же видно. И им, и сопротивлению в городах, и неведомым анласам-кочевникам, землю которых травят данваны… Мир этот — в их власти. Они тут самые сильные…

Было что-то… неправильное в этих мыслях. Неправильное и скользкое, как лягушка под босой ногой. Противное. Только Олег не мог понять — что.

Его спутники тоже ехали молча. То ли переживали совсем недавнюю безвестную кончину близких, то ли думали о своём вполне ясном будущем… А потом вдруг Гостимир вскинул голову, тряхнул волосами, улыбнулся и… запел. Здорово запел, словно солист хор мальчиков имени кого-нибудь там знаменитого. Чисто, звонко и сурово:

И почти тут же подхватили Гоймир, Ленко и Йерикка:

Это была первая песня с рифмой, которую Олег тут слышал. И звучала она, как дерзкий вызов тому, что происходит в Мире. Не было в ней безнадёжной, суровой готовности ТОЛЬКО умереть, чего можно было ожидать. Олег почувствовал, как напрягаются мускулы, а руки сжимаются в кулаки…

— Почему песня о волках? — спросил Олег. — Ведь вы — племя Рыси?

— Волк — зверь Перуна, — сурово ответил Гоймир. — Зверь войны. И не надо больше спрашивать…

* * *

Бесшумно ступая по моховой подушке, коньки выбрались на поляну, посреди которой высился тот самый камень — словно памятник Ломку. Тут ничего не изменилось. Всё так же лежали трупы хангаров, да задувал холодный ветер между сосен.

— Вяжите носилки к лошадям, — приказал Гоймир, спешиваясь первым.

— Помоги, — обратился Гостимир к Йерикке, и они вдвоём начали особым образом пристёгивать носилки к конской сбруе. Гоймир, чуть пригнувшись, водил стволом ППШ, шаря взглядом между деревьев, по камням и зарослям папоротника ниже на склоне.

— Нету там никого, — слегка насмешливо бросил Ленко, перекидывая ногу через седло и сьезжая наземь, — довольно в бабки играться.

— Для многих последними стали такие слова, — через плечо заметил Йерикка. — И многие из тех многих были воинами не чета нам.

Олег тоже спешился, машинально закинул повод за сучок, потрепал коня по жёсткой долгой гриве. Расстегнул кобуру. С одним револьвером в окружении славян, особенно Йерикки с пулемётом и Гоймира с ППШ, он чувстовал себя каким-то голым. Тем более, что…

— Уж больно тихо тут, — сказал вдруг Гоймир раньше, чем Олег додумал свою мысль. — Вольг, Ленко, пошли тело подберём, да и поедем отсюда.

Они втроём двинулись к камню. Ленко шёл чуть впереди. Гоймир — сбоку Олега.

С камня взлетела сорока. Уже видно стало, что убитый лежит на животе и что его обыскали. Иного трудно было ожидать… Мох, покрывавший камни почти повсеместно, ощутимо пружинил под ногой. Олег всматривался вниз — туда, откуда доносился еле слышный шум речки. Взгляд мальчишки скользил по камням, тут и там поднимавшимся надо мхом и папоротником. Их бурые и серые бока пятнали лишайники…

И на одном из камней лишайник был содран.

Содран так, словно на него в спешке наступили… и обнажившийся камень был всё ещё влажным, непросохшим. В сухом, холодном воздухе, в солнечный день, в сосновом лесу камень высох бы минут за пять.

Кто-то пробежал тут не больше пяти минут назад.

Олегу стало жарко. Но он ничего не успел сказать — Йерикка сверху вдруг закричал:

— За-са-да-а-а!!! — и ударил вниз очередью из «дегтярёва» прямо через голову Олега. Услышав свист пуль, тот бухнулся на живот раньше, чем до него дошёл смысл крика. Прямо перед Олегом подпрыгивал на месте и крутился, словно танцевал рэп, Ленко, а потом — упал и скатился чуть вниз, упёрся в камни спиной, застыл. Гоймир прыгнул вперёд и в сторону, за похожий на мяч для регби валун. Йерикка продолжал стрелять, и Олег увидел, как бежит, прыгая с камня на камень, Гостимир — а потом ныряет в папоротник, словно в воду…

Потом взгляд Олега упал вниз.

Там, среди сосен и камней, передвигались от укрытия к укрытию люди в мешковатой серо-зелёной форме. Не хангары. Они перебегали и стреляли из длинных винтовок короткими очередями.

Сюда стреляли. Вот один из них как-то странно завалился в папоротник и уже не встал… другого, спрятавшегося было за дерево, словно удар передком автомобиля швырнул вниз по склону…

Что-то с коротким хлопком разорвалось среди камней позади. Рядом на живот рухнул Йерикка, с хрипом завозился, подтягивая за ремень пулемёт; спина у него заплывала кровью сквозь плащ. Только теперь до Олега дошло, что он находится в центре самого настоящего боя.

Почти инстинктивно, движимый страхом за свою незащищённость, Олег оттолкнулся и перекатился по склону вниз, к Ленко. Тот был прострелен пулями в десятке мест, не меньше, но Олег не заметил этого, как не заметил и того, что перепачкал кровью ладони, схватившись за самострел — к счастью, свободный, ни за что не зацепившийся…

— Горцы, суки! — закричали снизу, и Олег вздрогнул — столько было в этих словах злобы и до такой степени неожиданно оказалось услышать их на русском… на славянском языке. — Сдохнете сейчас, выродки вонючие! Сдохнете!

— Сам ты выродок, подстилка хангарская, выползок данванский! — зло крикнул Гоймир. Он стрелял, лёжа за камнем, выставив ствол ППШ, наугад, и ветер сносил облачка быстро рассеивающегося призрачного дыма.

Пули щёлкали по его укрытию, высунуться Гоймир не мог.

Забинтованными руками действовать было нелегко, но всё-таки вполне возможно. Олег сдёрнул крышку с тула на поясе Ленко, выгреб наружу короткие, без оперений стрелы. Он не хотел пускать в ход наган, боясь совсем растратить патроны.

Ленко смотрел на него — совершенно спокойными, живыми глазами. Но изо рта и ноздрей мальчика вытекали струйки тёмной, уже начавшей сворачиваться крови…

Олег положил самострел на поясницу убитого — для упора. Абсолютное хладнокровие, подобное тому, посетившему его утром в поле, поселилось и сейчас в каждой клеточке тела…

… Человек, учивший его фехтованию, этим не ограничивался. Он много раз водил мальчишек в походы и устраивал с ними военные игры. Во время таких игр своих подчинённых тренер терроризировал беспощадно — физически и морально. Ему ничего не стоило проехаться специально срезанной палкой по спине, если она в строю казалась недостаточно прямой, пнуть ботинком на сантиметр выше, чем надо, в поднятый при переползании зад, довести четырнадцатилетнего парня до слёз едкими и громогласными публичными насмешками… Жалобы на «тяжело» или «не могу» он игнорировал. «Не хочу» же не признавал вообще — на «не хочу» ответом было «у нас всё добровольно — вон из клуба и из секции!»

Но одно было совершенно точно. Олег научился у этого грубого и временами беспощадного человека едва ли не большему, чем у отца.

Противник обладал подавляющим огневым превосходством. На два «огненных боя» и два самострела у него имелось не меньше полудюжины стволов. И ручные гранаты. «Спокойно, Олег, спокойно,» — прошептал мальчишка сам себе, всматриваясь до боли в заросли папоротника. В желобе самострела лежал не болт, а срезень — с широким. Заточенным до остроты бритвы лезвием-полумесяцем. Светлокожее лицо под низко надвинутым капюшоном поднялось от корней сосны.

— Спасибо, Игорь Степанович, — процедил Олег, нажимая удобный, почти винтовочный спуск. Он привычно изготовился к отдаче, но её не было, как не было и выстрела. Просто лицо врага вдруг залилось волной крови — срезень ударил в глаз. Олег перекатился, дёрнул рычаг затвора, поспешно вложил вторую стрелу — бронебойную, с настоящим гранёным ножом вместо наконечника… Снова мелькнуло в перебежке серо-зелёное пятно. Выстрел! Рослый враг выронил винтовку, обеими руками схватился за бок, скрючился и неверным шагом отступил за ствол сосны. Олег сделал кувырок в сторону, увидел, как от дерева, за которым он только что прятался, полетела светлая, нарядная щепа. Вот такого в пейнтбольных баталиях не было.

Ещё одна граната разорвалась выше по склону. Пластаясь у самого основания камня, Олег осторожно высунулся — и увидел, как на фотографии в журнале, ствол ручного пулемёта метрах в пятнадцати от себя, не больше — и злой, короткий выхлест пульсирующего пламени на стволе.

— Гранату! Кто-нибудь! — завопил Олег, кляня себя за то, что не посмотрел, есть ли на поясе Ленко гранаты. Хотя бы одна! Как бы она сейчас пригодилась!

— Держи! — резко крикнул Гоймир, поняв, зачем «горожанину» граната.

Рубчатая Ф-1, старая добрая «лимонка», упала в ловко подставленную ладонь. Около бока, слева, корень расщепился, показав розоватую мякоть сосны, тут же потёкшую смолой… Боевая граната — впервые в жизни. Кажется, она очень мощная. Олег рванул кольцо — оно не выдернулось. Внезапно заспешив, он разогнул торчащие с другой стороны запала усики, дёрнул снова и, задержав на секунду в ладони компактную, уже успевшую нагреться его теплом смерть, метнул её, как мяч в игре, безжалостно-пластичным движением хорошего спортсмена.

Треск, грохот, щелчки по камням. Ствол пулемёта резко дёрнулся вверх и пропал, съехал куда-то.

Ещё кто-то в мешковатой одежде покатился вниз, сминая папоротник и пытаясь выдрать из горла стрелу Гостимира. Что-то тугощёлкнуло о камень возле головы Олега, ударило в плечо. Он посмотрел — рядом лежала граната, чужая, идеально круглая. Быстрым спокойным движением, без мыслей, Олег оттолкнул её в расщелину меж камней. Там она взорвалась — почти тут же.

Двое в чужой форме словно из-под земли выросли — глаза бешеные под капюшонами, винтовки за плечами, в руках — длинные широкие тесаки с зазубренным обухом. С губ Олега сорвалось матерное ругательство, он рванул рычаг самострела… Сбоку живым клубком выкатился Гоймир, вскочил, с размаху врубил изогнутый нож в бок одному, с криком «Рысь!» рубанул наискось мечом по ключице второго, и тот повалился на осевшего первого, обливаясь кровью. Олег выпустил стрелу в третьего — поднявшись на колени из папоротника, тот целился в спину Гоймиру из винтовки.

И стало очень тихо.

Очень-очень. Олег осматривался, вжавшись плечом в камень и держа наготове вновь заряженный самострел. Гоймир, осторожно ступая, шёл к нему, держа в обеих руках окровавленные клинки. Гостимир, зажав плащом левое плечо, подходил к Йерикке, лежащему за пулемётом — голова на прикладе, в кулаках торчит папоротник.

— Всех кончили, — сказал Гоймир, подходя к одному из убитых. — Предатели, переветчики! — процедил он сквозь зубы и повернулся к Олегу. С лёгким удивлением посмотрел на него, словно впервые увидел. — А ты боец, Вольг. Без тебя прибрала бы нас Белая Девка… [14] Это и называют — пошли по шерсть, а вернулись стрижены… крровь Чернобогова! — он коротко, зло рассмеялся и неясно было, кого имел в виду.

Олег, не снимая самострела с руки, поднялся в рост и тоже подошёл посмотреть на убитых. Не сказать, чтобы ему этого очень хотелось, но что-то упрямо тянуло его к трупам, каменно-неподвижно лежавшим в кустарнике и уже очень мало похожим на людей. Смерть забрала у них это сходство — теперь они скорей напоминали валуны, каких вокруг много.

«Вот я и поучаствовал в настоящем бою, — подумал Олег, скользя по трупам взглядом. — Скольких же я убил? Троих — на лугу утром. И четверых здесь. Или больше? Я фигею. Почему я ничего не чувствую?» В самом деле, он не испытывал желания жадно вглядываться (как в книжках) в лица убитых им, но не ощущал и какого-либо чувства вообще. В бою было хладнокровие — даже без азарта. А сейчас — равнодушие.

Его хотели убить.

Убил он. Всё.

— Ленко убит, — сказал Гоймир. — Как решето. А что Йерикка?

Тот ответил сам:

— Два осколка в спину. Так, пустяк, эти штучки даже плащ добротный не пробивают.

Но, кажется, всё было не так красиво, как он говорил. Лицо Йерикки и в самом деле было спокойно, как вода в тихой заводи, он сидел, словно просто решил отдохнуть, привалясь затылком к стволу сосны — вот только дышал очень осторожно. Белые полоски мягких льняных бинтов охватывали ему грудь. Гостимир, сидя рядом, бинтовал себе плечо.

Тем временем Гоймир с абсолютным хладнокровием подошёл к одному из убитых. Сказал:

— Чтоб тебе не вернуться! — и, примерившись, точным, сильным движением отсёк трупу голову. Ударом ноги откатил её в сторону. Перешёл ко второму…

— Мамочки… — Олег отвернулся и, согнувшись, уперся ладонями в колени, пережидая резкий и болезненный позыв на рвоту. За его спиной Гостимир возмутился:

— Смотри, куда катишь!

Олег открыл рот, но пустой желудок ничего кроме струйки зеленоватой желчи из себя не выдавил. Спазм отозвался резью во внутренностях. Вот тебе и равнодушие…

— Вольг, помоги, — окликнул его Гоймир. Не поворачиваясь, Олег сердито ответил:

— Знаешь, не тянет меня на это смотреть.

— На это? — Гоймир, кажется, усмехнулся. — Война такова.

— Рубить головы покойникам? — Олег распрямился, сплюнул, жалея, что нечем сполоснуть рот. — Ничего себе война…

— Знаешь пословицу: «Подсел к чужому очагу — ешь, как все!»? — спросил Гоймир. Гостимир поддержал:

— Попади к ним кто наш…

— Ладно, — откликнулся Олег. — Это ваши дела, не мои.

По-прежнему не глядя на то, чем занимается Гоймир, Олег подошёл к Ленко. То ли при падении, то ли при повороте уже мёртвого тела меч убитого парня — с рукоятью, увенчанной искусно выкованной из меди головой рыси — на треть выскользнул из ножен. На сером, без полировки, лезвии играл ставший сумрачным солнечный свет, словно бы сплетались стебли трав, образовывавшие что-то, очень похожее на фигуру человека, стоящего с прижатыми к бокам руками… Олег сморгнул — человеческая фигура растворилась среди стеблей невиданных трав…

Мальчик нагнулся, чтобы задвинуть клинок обратно в ножны. Но его остановил тревожный оклик Гоймира:

— Нет! Не трогай!

Олег удивлённо оглянулся. Странно, но все трое горцев смотрели на него — внимательно и непонятно, с какой-то тревогой… или ожиданием?

— Почему? — непонимающе спросил Олег. — Я только хотел поправить меч.

Горцы переглянулись. Гоймир чуточку пожал плечами:

— Добро. Пускай…

А Йерикка пояснил серьёзно и значительно:

— Видишь ли, Вольг… Тот, кто берёт оружие убитого в руки, может оставить его себе… а может и не оставлять. Но независимо от того, что он решит, он становится местьником. Он ОБЯЗАН отнести оружие в род убитого и поклясться отомстить. Именем Перуна Сварожича, Карны и своей Доли[15]. А ведь ты скоро уедешь. А у Ленко мать, дед с бабкой, младший брат и две сестры…

— Я принесу его оружие в род, — вызвался Гостимир, и уже встал, шагнул вперёд… но Олег остановил его:

— Подожди, — и повернулся к убитому.

Что он знал об этом парне? Ничего. Какое ему было до него дело? Никакого. Он тут гость — Йерикка прав на все сто. И он сам сказал — это их дела. Не его. Если он сейчас возьмёт оружие — он свяжет себя дикарским обычаем с людьми, которых не знает. До которых ему нет дела. Не может быть дела.

Олег вспомнил дом. Отца, маму, свою новую комнату. Вадима, многочисленных приятелей. И ещё. Виселицы вдоль заброшенного железно-дорожного полотна. Немого, который полз по садовой дорожке. ЗАПАХ хангара, лапавшего Бранку…

— Мой дед, — отрывисто сказал он. — Он был местьником?

— Да, — откликнулся Гостимир. — Не надо, Вольг, тебе будет жаль потом.

Падающий Ленко. Разорванный плащ на спине Йерикки. Крик: «Горцы, суки! Сдохнете!»

Сладкий ужас, от которого на глаза навернулись слёзы, заполнил всё существо Олега. Он ещё раз посмотрел в спокойное лицо Ленко. И, наклонившись, отстегнул пояс с мечом и ножом — широкий, из толстой кожи, с серебряной пряжкой в виде восьмиконечной звезды-перуники. Выпрямился. Поглядел вокруг с лёгким вызовом:

— До зимы далеко. Я что-то сделал не так? Скажите.

Йерикка смотрел явно одобрительно. Гостимир покачал головой. Гоймир вздохнул:

— Ты не ведаешь, что сделал, Вольг. Но теперь уж прошло время поправлять что…

— Я и не собираюсь ничего поправлять, — упрямо сказал Олег, застёгивая на себе пояс. Ленко в самом деле был плотнее — пришлось перетянуть пряжку, чтобы пояс не болтался на бёдрах. Меч и нож оттянули его непривычной сумрачной тяжестью — словно присматривались к но-вому хозяину и ещё не решили, принять ли его, признать ли…

* * *

Дома Олегу пришло в голову определение «пятистенки», хотя он и не знал, что оно означает и пятистенки ли эти дома — стояли без заборов, открыто, среди яблонь, шиповника и ещё каких-то кустов, мальчику неизвестных. Все они образовывали одну длинную улицу, тянувшуюся прямиком через укрытую в скалах долину. За домами покровительственно раскидывали свои кроны могучие дубы. Очевидно, когда-то всю эту укромную, закрытую от ветров скалами землю занимала небольшая дубрава. Потом пришли люди. Построили у входа в долину крепость. Стали ставить дома, сажать яблони, ухаживать за ними в морозы… Но и дубов не свели больше, чем нужно — Рысье Логово лежало в их окружении, как под надёжной стражей. Красивое, тихое место… Дома — от конька до завалинки — покрывала искусно сделанная резьба, в которой узнавал Олег всё те же мотивы, что и на головных повязках, на одежде людей племени… И в каждом дворе — даже символически не обозначенном — стоял резной столб. Женщина в рогатом головном уборе обеими руками прижимала к животу разделённый на четыре части ромб.

Лада. Богиня порядка, чистоты, гармонии. Так объяснил Олегу шёпотом Йерикка. Он же сказал, что эта часть Рысьего Логова называется Город — как огороженная скалами и крепостью у прорубленной в тех скалах дороги.

Олег плохо слушал эти объяснения. Чувство, владевшее им, нельзя было назвать страхом. Он словно бы всё глубже погружался в странный тревожный сон — с каждым часом всё больше и больше увязал в делах этого мира, подчиняясь его холодному очарованию и совершая поступки, на которые раньше просто не был способен. Как знать, не испытал ли что-то подобное его дед, оказавшись здесь впервые? Может быть. Его сейчас этот вопрос не очень волновал.

Город был тих, но не пустынен. Люди стояли возле каждой низкой двери — молча, глядя на приближающихся по пыльной дороге мальчиков. Олег шёл первым, неся на руках перед грудью пояс Ленко. За его плечами мерно, в ногу, шагали Гоймир и Гостимир; Йерикка пойти не мог, остался с краю Города.

И едва они проходили мимо какого-то дома, как люди, стоявшие там, начинали петь за их спинами. Родившись около крайнего, песня усиливалась и росла с каждым десятком шагов. Она была без слов — люди пели, не разжимая губ, печально и сурово повторяя один и тот же пронзительный мотив, при котором можно было думать о единственной вещи.

О Смерти.

Громче. Громче. Громче. Лица обоих горских мальчишек — Олег видел их боковым зрением — были отрешённы и суровы, глаза устремлены вдаль, где они видели… что? Как их друзья вот так же идут к их домам и несут на вытянутых руках чёрное горе, а безликая женская фигура шагает в ногу с ними — видимая для тех, кто МОЖЕТ видеть?

Олег не знал, сколько они прошли. Он не считал ни шагов, ни домов. И почти не способен был думать. Пояс оттягивал ему руки, словно он нёс человеческое тело. По дороге домой кривящийся от боли Йерикка объяснил землянину весь смысл совершённого им, Олегом — и теперь этот разговор занимал всё воображение мальчишки.

Меч и камас — так правильно назывался нож, похожий на кукри — это часть воина. Когда Карна обрезает нить, питающую человека идущей из Божьего мира, из виррая, огненной, жизненной силой, в страхе и тоске кричит Желя, водительница человеческой души. Некоторые слышат этот крик и могут сказать — я скоро умру. Другие не слышат… но это и не важно. А важно то, что принимающий оружие убитого — принимает его часть. Сливает её с собой — и САМ становится ЧАСТЬЮ ТОГО, КОГО БОЛЬШЕ НЕТ НА ЗЕМЛЕ, В МИРЕ. Морана-Смерть чует эту оставшуюся в мире живых частичку. Морана-Смерть посылает Мар, своих прислужниц — забрать то, что должно быть воссоединено с умершим. Тот, кто взял оружие товарища, облегчает ему возвращение из вир-рая в Мир — в облике внука, правнука, племянника; любого из родичей. Но на себя навлекает великую опасность. Мары слепы в мире живых. Они не могут отличить слившуюся с живым часть погибшего — и самого живого, нового носителя оружия. И, если находят то, что ищут — стараются забрать всё сразу. И не всякий может им противостоять, потому что сила Мар велика…

Сам того не зная, в глазах горцев Олег уже совершил ПОСТУПОК — он СТАЛ ЧАСТЬЮ МЁРТВОГО, облегчив и приблизив для Ленко ВОЗВРАЩЕНИЕ, сохранив на земле, в Мире, живую его частичку. Когда Йерикка объяснил всё это, Олег, внутренне поёжившись от неприятного ощущеньица, спросил, верит ли в это сам Йерикка?

И тот сказал только: «ДА.»

А песня без слов, казалось, пульсирует, заняв собой всё пространство долины.

— Здесь, — еле слышно сказал за плечом Олега Гоймир.

Как автомат, Олег повернул.

Дорожка к ЭТОМУ дому была обложена по краям гранитными плитками и усыпана песком. На этой дорожке, рядом с фигурой Лады, стояли красивая статная женщина, седая пара — старый воин и сухонькая старушка, его спутница жизни, и дети: мальчик лет десяти, поразительно похожий на Ленко, а с ним — две девушки на три-четыре года старше, похожие похожие на мать.

— Мы принесли горе в твой дом, Миловида Справна, — Гоймир поклонился женщине в пояс.

Женщина, очевидно, поняла это давно — ещё когда они вошли в Город. Но надеялась на чудо — надеялась с неистовой верой матери, которая, бывает, отталкивает смерть… А вот не оттолкнула. Олег заметил, как подались друг к другу и без того тесно стоящие люди — будто сплотились перед бедой.

Женщина вскинула голову решительно и гордо:

— Где сын мой Ленко? — послышался её ровный голос.

— Он ушёл, чтобы погостить у отца и родни и вернуться, когда отпустят, — тихо ответил Гоймир. — Перун Сварожич нальёт ему полную чашу мёда и подаст руками своей дочери…

Женщина покачнулась. Мальчик, брат Ленко, подался к ней с решительным бледным лицом, но мать отстранила его:

— Скажи по правде, Гоймир Лискович, ответь по чести — не опозорил ли мой сын имени Рыси и достойного рода своего?

— Ленко погиб в бою, — откликнулся Гоймир. — Радуга не обломится под ним. Лёд Кащеев его не дождётся, Миловида Справна, мать воина…

— Кто принёс нам его пояс? — подал голос старик, и глаза его блеснули под седыми бровями. Он смотрел мимо Олега. — Ты, Гоймир Лискович?

— Я, — со звенящей в голове пустотой Олег шагнул вперёд. — Я принёс тебе пояс твоего внука. И я оставлю его себе.

И Олег нарочито медленно застегнул пояс у себя на бёдрах.

Глаза старика пронзили мальчика насквозь почти злобным взглядом.

— Тебя я не знаю, не ведаю, кто ты, не видел до сей поры. Назовись.

— Олег Марычев, — ответил Олег. — Я издалека, но я буду сражаться за ваш род, ваше племя, как за свой.

«Кто это сказал?! Я это сказал?! I'm crazy[16] совсем, кажется. Тут, наверное, воздух такой.»

Старик ещё несколько мгновений изучал Олега — словно вещь ощупывал глазами. Потом седая голова наклонилась:

— Добро. Так будет.

— Мать, — неожиданно сурово произнёс младший, беря женщину за руку, и это не прозвучало смешно. — Я тоже буду мстить за брата. Подрасту лишь немного — и будет им горе, как оружие возьму. Я столько их убью, сколь смогу, сколь поможет убить Дажьбог Сварожич…

— Ты, рысёнок? — спросил старик. И, неожиданно легко шагнув вперёд, повернул к себе младшего внука, взяв его жёстким хватом за волосы. Заглянул ему в глаза: — Ты будешь местьник тоже?

Мальчишка не вздрогнул:

— Я, дед, — решительно сказал он. И старик разжал пальцы.

— Добро. И так пускай тож будет.

Тем временем Миловида, повернувшись к Олегу, неспешно и глубоко ему поклонилась, а затем заговорила:

— Войди и ты в наш дом, Вольг Марыч, — она сказала так, а Олег, услышав свою фамилию в здешнем произношении, сообразил только теперь, что она созвучна с «марами» и вновь ощутил неприятный холодок по коже. — Будь в наш род, сядь к нашему Огню, местьник за моего сына. И не услышишь ни от кого слова «чужой». Так я говорю про то, в чём слово женщины — закон богов. Будь добр и благо тебе…

* * *

Нет, Олег не остался жить в доме, к которому пришёл тем вечером.

Он очень боялся обидеть людей, искренне предложивших ему… вот в том-то и дело, что не гостеприимство, а возможность стать членом их семьи! И эта возможность была для Олега до такой степени странна и в новинку, что его охватило внезапное смущение. Путаясь и мямля довольно беспомощно, он попытался объяснить, что не хочет никого стеснять, что… ну и так далее. На лицах родичей Ленко отразилось искреннее недоумение, но что хуже всего — такое же недоумение охватило и Гоймира с Гостимиром. Неизвестно, как бы Олег выпутывался из всего этого, но появился Йерикка. Он увидел, что церемония окончена, третий сопровождающий больше не лишний — и поспешил на помощь. От лица Олега, застывшего с глуповато-благодарным видом, Йерикка воздал хвалу за гостеприимство, поклонился за доброту и мягко пояснил, что у Олега на родине осталась семья. Он непременно вернётся к ней и не хочет, чтобы расставание — когда к нему привыкнут — больно ударило по новым родичам, так хорошо с ним, Олегом, обошедшимися.

Если честно, Олег сам о семье думал в этой ситуации очень мало, но объяснение Йерикки всех удовлетворило. Пользуясь всеми правами приёмного в род, мальчик оказался ничем не связан и поселился на постоялом дворе.

Как ни странно, но в Рысьем Логове был и такой — единственное строение в два этажа, если не считать крепостной башни. Содержала его — и это тоже было странно — женщина, беженка с юга, энергичная старушка, жившая среди Рысей уже лет пятьдесят и намеревавшаяся прожить ещё столько же. С Олега или его рода брать плату она отказалась. Кстати, Олег удивлялся, зачем тут нужен постоялый двор, пока не понял, что в племени постоянно живут чужие, приезжающие по делам — заведение Славны никогда не пустовало. А Олег оказался обладателем апартаментов из одной — но большой! — комнаты, выходившей застеклённым(!) окном на дубы, окружавшие Город. А за ними можно было видеть скалы — природную крепость Рысьего Логова.

Ничего более странного, чем окружающая его жизнь, Олег никогда не видел — что, впрочем, понятно. Будучи от природы мальчиком наблюдательным, он с интересом вглядывался в то, как живёт племя, пытаясь найти знакомые по книгам черты — так разглядывают лицо полузнакомого человека, узнавая и не узнавая. Он плохо помнил, как жили древние славяне — исторические, в смысле. Сперва Олегу показалось, что вокруг него — мир из великолепного сериала о Волкодаве, который он залпом проглотил совсем недавно. Но узнавание оказалось… не то, чтобы ложным. Неполным. Если этот мир и был на что-то похож, так это только на самого себя.

Племя Рыси насчитывало около двух тысяч человек — Олег не расспрашивал, определив на глазок (и почти не ошибся) — и переживало не лучшие времена (это, кстати, было понятно сразу). Оно делилось на роды — но это были не многочисленные классические роды по 20–30 человек, а скорее просто большие — 8-10 членов, редко — больше — семьи, жившие в отдельных домах. Определить их, как «древних славян» мешало то обстоятельство, что Олег то и дело испытывал уже знакомое раздвоение. Его новые родственники временами вели себя так, что возникало полное ощущение современности происходящего — современности для Олега. И вдруг те же люди молниеносно преображались — оставалось лишь головой потрясти и гадать, какой это век, восьмой или шестой. Они отрубали головы убитым врагам и мерили температуру в градусах по Цельсию, глядя на термометр, одиноко висящий в крепостном дворе. Мальчишки учились в настоящей школе, где был компьютерный класс, гоняли по улице мяч — и могли с серьёзно-торжественнм видом перечислять своих предков, пока хватит терпения у собеседника. Они знали, что такое ПЗРК «Игла» — и нерушимо верили в святость воинского дела и справедливость богов.

И при всём при том — это было САМЫМ странным! — они не выглядели смешными, какими часто выглядят дикари, получившие в пользование дюжину благ цивилизации.

Окружавшие Олега люди не имели ничего общего с «туземцами», слепо поклоняющимися любым из этих благ и легко перенимающими самые простые — и самые опасные — их приметы: внешние. Но не было в них ничего и от тупого дикарского фанатизма (часто трактуемого как «свободолюбие» или «своеобразие») с его нежеланием перенимать что-то вообще, чего не было у предков. Каким-то странным образом эти красивые, спокойные русоволосые люди сумели «отделить зёрна от плевел». И чего они не принимали на самом деле — так это САМУ цивилизацию, созданную где-то на юге пришельцами со звезды Невзгляд — данванами. Именно поэтому горцы были ОБРЕЧЕНЫ. Данванам они не подходили в соседи — и не желали становиться их рабами. Жить в обществе, спокойно готовящемся к смерти — странное ощущение.

К счастью, возраст делал Олега максималистом. Он не терзался поисками истины, приняв жизнь такой, какой она была вокруг него. И не пытался понять, в чём причины конфликта. С него хватило, что люди, ему лично симпатичные, оказались по ЭТУ сторону баррикады — начиная с деда и кончая Йериккой и Бранкой.

Которую он, кстати, ни разу не видел за те четыре дня, что провёл под гостеприимным кровом Славны.

Да и вообще — он мало кого видел. Жизнь, если можно так сказать, текла мимо, и первоначальная приподнятость духа, толкавшая его на необдуманные поступки, сменилась самым противным, что только может настичь человека — тоской. Это была тоска по дому, смешанная с неожиданно пришедшим пониманием печального факта — он тут чужой. При всём к нему хорошем отношении, гостеприимстве, готовности помочь — чужой.

И, похоже, предстоит ему сидеть до зимы в этой комнате на втором этаже постоялого двора — с револьвером и мечом, который он неизвестно зачем взял с убитого…

… Олег проснулся с мокрыми щеками. В окно ломилась красноватая луна — кстати, пошедшая на убыль с тех пор, как он её первый раз видел. Убывало Око Ночи сверху, а не сбоку, как привычная земная его сестричка.

В комнате пахло вереском — им был набит тюфяк, на котором Олег лежал. Запах был приятным, успокаивающим. Мальчишка судорожно вздохнул и сел на широкой лавке, которыми тут пользовались, как кроватями. На лестнице еле слышно шаркали шаги, и Олег знал, что это домовой — самый настоящий, не слишком разумная, но полезная тварь, которых тут содержали так же естественно, как собак. Первый раз столкнувшись с ним на лестнице, Олег испугался до оцепенения. Потом привык. Домовой был ночным существом и за ночь успевал провернуть массу чёрной работы.

Сон, вот что его разбудило. И вот почему он плакал. Во сне человек не отвечает за себя… Олег потёр виски. Сон вспомнился отчётливо и тяжело — отец и мать стояли в дверях дома совершенно седые, с помертвелыми лицами, он кричал, пытаясь подбежать к ним, но каждый раз почему-то оказывался в стороне, словно скользя по ограждавшей их прозрачной стенке…

Болела голова. Она иногда болела и дома — тогда Олег пил темпалгин. Тут темпалгина нет. Тут ничего нет. А если завтра начнётся аппен-дицит? Загибаться от перитонита? Мальчишка внезапно почувствовал, что ненавидит этот мир, как зверь, наверное, ненавидит клетку, из которой не может выбраться — не тех, кто его посадил внутрь, а именно клетку: прутья, запах, дно…

Доски пола были тёплыми — нагревались снизу, где в кухне всегда горел открытый огонь. Олег подошёл к окну, навалился животом на подоконник, ткнулся носом в стекло.

Звёзды над Миром были обычными — яркими и многочисленными. Олег отыскал перекошенную расстоянием Большую Медведицу, потом — Полярную. Не найти таких примет, чтобы добраться по ним домой… Вроде и среди людей — а один, и от этого одиночества можно сойти с ума.

Внизу, под окнами, негромко засмеялись, мелькнули две тени. Олег отвернулся от окна. Им до него нет дела. Племя жило одной семьёй — можно было ночью явиться в чужой дом (двери-то не запираются!) и начать хозяйничать на кухне у печи. Можно незваным приходить на праздники и самому никого не звать — придут и так. Можно здороваться на улице со всеми подряд, не опасаясь нарваться на недружелюбный взгляд…

А живётся им тяжело — это Олег понимал. Здешняя земля плохо родила хлеб, разве что ячмень, да и то не везде. За зерном ездили на полдень — на юг, в леса, и не раз платили за хлеб кровью. И вообще, тут мало что росло хорошо. Спасали богатая охота и море — суровое, холодное… У племени было восемь боевых шнек и одиннадцать кочей — рыбацких и торговых пузатых, остойчивых кораблей. Только добытчиков не хватало после гибели мужчин.

Ко всему ещё — ожидание висело над Вересковой Долиной, ожидание неминуемой беды, которую готовились встретить женщины, старики, дети и ровесники Олега. Тоже дети, взвалившие на себя мужскую работу.

А он сказал несколько красивых слов — и выпал из жизни, как манекен из разбитой витрины.

Ну хорошо. Если завтра придут данваны, хангары, кто ещё там — он возьмёт наган, самострел, меч, камас, что там ещё дадут — и пойдёт сражаться. Не надеясь победить — просто потому, что бежать не имеет смысла. А если не придут — ни завтра, ни через месяц? Они-то словом не попрекнут — как же, внук народного героя, друга самого князя!

Говна-пирога, с отвращением подумал Олег, пялясь в полумрак комнаты. Вот на это ты годишься — о приключениях мечтать. И кроме того, не надейся спокойно просидеть в этом закутке до зимы. Ещё неделя — и ты со стенами разговаривать начнёшь. И спать будешь бояться ложиться. Нет, надо что-то делать. Заставить себя действовать, загрузить чем-нибудь, чтобы поменьше места в голове оставалось для памяти…

Шипя ругательства, он прошёлся туда-сюда по комнате, мазнул взглядом по висящему на стене оружию, разозлился ещё больше — на себя. Хорошо, так и надо… Снова подошёл к окну, нашарил щеколду, настежь распахнул застеклённые рамы.

Ночь сразу зазвучала на десятки голосов, среди которых почти не было человеческих. Вздыхал где-то ветер. Стрекотала насекомая мелочь. Таинственно бормотали за кольцом скал пустоши. Огни нигде не горели — Город спал, спало всё Рысье Логово…

Нет, не сё. Сквозь тоннель в скале было видно, как в нижнем ярусе башни, в крепости, светятся два окошка-бойницы. Там находилась школа — это Олег знал. Несколько секунд он смотрел на эти огоньки.

Потом — потянулся за своей ковбойкой.

* * *

На ночной улице была угнетающая пустота, а в скальном тоннеле — вообще жутко. Капала вода, собственные шаги звучали странно, по-чужому. Олег почти бежал на огоньки, придерживая ладонью кобуру нагана.

Дверь в башню была открыта. Сейчас Олег видел, что и на самом верху горит огонёк — третий. Там жил в полном одиночестве князь Крук. Жил над опустевшей дружинной горницей, где ещё недавно его сын пировал в окружении лучших мужчин племени…

Над дверью в камне были высечены оскаленная морда рыси и охранительный знак — восьмиконечный звезда-цветок, перуника. Здесь верили, что ни одно Зло не войдёт в дом, помеченный таким знаком. Верили и в то, что от беды защищает рябина — это дерево росло у каждых дверей, недалеко от статуи Лады…

Олег вошёл в тёмный, озаряемый лишь светом из двери, коридорчик, имевший странный, потусторонний вид. Быстренько форсировав его, он оказался перед второй дверью — над низкой притолокой в камне был вырезан круг со вписанным в него странным крестом — словно четыре буквы Т срослись ножками. Это Олег уже знал — символ распространения благ на все стороны Мира. Для школы — вполне подходяще… А вот внутри этого помещения он ещё не был.

Примерно так он чувствовал себя — это ощущение всплыло из глубин памяти необычайно явственно — когда переминался перед дверью фехтовального зала, впервые придя в секцию и не решаясь шагнуть в новый, привлекательный, но чужой пока что мир. И тогда этот мир для него быстро стал своим… так чего же он боится сейчас?!

Олег толкнул дверь, бесшумно распахнувшуюся на хорошо смазанных бронзовых петлях.

Ничего особо примечательного внутри не было. Около большого — широкого и длинного — стола стояли скамьи, вдоль стен — большие сундуки. На одном из сундуков уверенно замер «дегтярёв» без диска, на другом лежали, тускло поблёскивая в свете нескольких подвешенных к потолку светцов, предметы, которые Олег тут увидеть не ожидал — три новеньких, почти что в смазке, «сайги» 12-го калибра. Земля, привет… Кроме этих предметов тут же находились несколько человек.

Гоймир, скрестив ноги, сидел на одном из сундуков, держа на коленях вполне обычного вида блокнот и карандаш — что-то черкал, по временам посматривая на узколицего рослого парня с диковатыми глазами, ходившего у почти обычной школьной доски, рядом с которой на полочке лежали бесформенные комья мела. (При ближайшем рассмотрении доска оказалась каменной плитой!) Её поверхность была изрисована омерзительно кривыми строчками глаголицы и непонятными рисунками, похожими на творчество Марка Шагала. Лица у Гоймира и этого парня были одинаково сосредоточенными, только Гоймир молчал, а парень что-то негромко, но горячо доказывал, отчаянно жестикулируя. Судя по жестикуляции, он из кого-то тянул кишки, кому-то рубил голову, кого-то добивал копьём… Йерикка, положив ногу на ногу, развалился на одной из скамей, упершись спиной в стол; лицо его выражало стойкий скептицизм пополам с иронией. Ещё один парнишка — моложе остальных — весьма уныло переставлял по столу пузатые патроны к «сайгам». Последний присутствующий — почему-то в одних штанах и босиком — затачивал камасом двадцатый карандаш. Девятнадцать штук уже лежали перед ним, сомкнув в копейный ряд остренькие носики.

— Мне можно? — осторожно спросил Олег, наклонив голову в знак приветствия.

— Можно, можно, заходи, Вольг! — обрадовался Йерикка. Гоймир не обратил внимания — смотрел в блокнот. Остальные кивнули в ответ, а точивший карандаши, усмехнувшись, сказал:

— Вот, Горд, — он кивнул на Олега узколицему, — один человек, что без понуждения сюда зашёл. И то лишь оттого, что не знает дел наших…

— Так думаешь… — сердито и быстро обернулся к нему узколицый Горд.

— Думаю я, — медлительно ответил «точильщик», — что ненужным делом мы тут балуемся. Чистым, как родник в горах, баснописанием, планов кропанием, что есть занятие скверное и недостойное… а без обид сказать — словами блудим, как девка городская — телом. А за словами — пустота, и свою немочь мы ими прикрываем.

Горд резко покраснел:

— Ты дошутишься, Резан… — начал он напружиненно. Но Йерикка с места оборвал:

— Ладно, ладно, хватит… Что там дальше у тебя, Горд?

Олег тишком уселся в углу на сундук и начал слушать.

— Вот будем её потрошить после улова, — Горд пощёлкал пальцем одну из строчек, — да головы рубить сразу, а потом убивать плотнее, так сразу места больше станет. И пойдёт у нас…

— … нелепица, — заключил Йерикка. Он, кажется, один внимательно прислушивался к словам Горда. А сейчас потянулся и добавил: — Нелепица, дружище. Места станет больше. Верно. А как в море на наших кочах рыбу разделывать? Всё равно что против ветра мочиться и не забрызгаться. День, другой, третий — и в море от усталости падать начнём, той рыбе на радость.

— Не о себе надо думать, — оскалился Горд, — а о том, чтобы на торг было что везти, не то быть нам голодом, без хлеба…

— Ага, — невозмутимо прервал Йерикка, — ты готов всех наших овец ободрать и полушубки сшить. А я лучше их каждый год буду стричь и безрукавки вязать… Не спорю — полушубок теплее. Зато безрукавок больше будет.

— То анласы так шутят? — осведомился Горд.

— Да какие шутки, — ласково сказал Йерикка, — это жизнь!

Гоймир тем временем вырвал из блокнота листок и подал его, наклонившись вперёд, «точильщику» Резану. Тот посмотрел и фыркнул. Олег вгляделся: хорошо узнаваемый Горд с утрированно-перекошенным лицом правой рукой рубил головы перепуганным рыбинам, левой камасом потрошил их, одновременно озверело прыгая на рыбе обеими ногами — трамбуя её. На заднем плане рыдала невероятно красивая девушка. Рисунок был очень умелый, профессиональный — примерно так мог рисовать карикатуры на товарищей Вадим. Но что интереснее — внизу листка что-то было подписано, и Резан это прочитал вслух, хотя и негромко:

— Первым делом, первым делом — ловля рыбы, ну а девушки — а девушки потом!

Строчка из старинной песни повергла Олега в лёгкий шок. Гоймир между тем потянулся всем телом и, следя за тем, как листок пошёл по рукам, сказал:

— Так послушаешь — думается, мы в поход знатный собрались, столько разговора. А по делу — что такое рыба? Мелочь…

В его глазах плясал смех, он явно подкалывал Горда, который как раз рассматривал дошедшую до него карикатуру и сказал:

— Нелепица.

— А то как же, — согласился Гоймир.

— Между прочим, — Йерикка повернулся к Гоймиру, — несмотря на всю нелепость затеи, — Горд то ли рыкнул, то ли каркнул от возмущения, — Горд где-то прав. Дело, конечно, скучное, но нужное, а водитель наш рисует карикатуры, как Кукрыниксы… — теперь уже невнятный возглас издал Олег, но на него никто не обратил внимания. — Ты, Резан, ничего по уму не сообразил. Тебя, Крут, я вообще сегодня не слышал.

— Могу сказку сказать. Посмеёмся, — не переставая двигать патроны, объявил младший.

— Как наглотался кто-то «дури» данванской, да вообразил, что лежит в постели с честной супругой, да и занялся рукоблудием посередь улицы, — с отвращением добавил Горд, опершись спиной на стену. — Знаем. Слышали ту сказку.

— У тебя спина белая, — равнодушно заметил Гоймир. Горда перекосило:

— А…

— Не веришь — не надо, — лицо Гоймира вдруг стало злым. — Рассказывай, Крут, что хотел.

Мальчишка довольно уныло и без особого вообще воодушевления начал рассказывать:

— У нас в хозяйстве порешили вчера холостить бычка. А он, понимаете, здоровый вырос невмерно. Если б ещё по уму делали, а то оно как обычно покатилось… Нашёлся кто-то — не дать самый умный, да самый быстрый — и понеслось под раскат… Трёхродный мой с торфяников стал. Чистил задок, а как дело за бычка пошло — сказал, что соседи-то его холостить обучили. Нам бы у тех спросить, да уж где там… Начал он расставлять людей, значит. Дал одному здоровенный кий — мол, бей бычка в лобешник. Ещё одного ставит позаду с резаком — давай, как падать начнёт, режь ему добро. Двое ещё — в тех двоих и я, ума-то временем нету — приткнул обок, чтобы, как бычка кием пометят, валить его начинали. А сам трёхродный в дверях становится — одно слово, князь, и только. И пошло. Тот, что с кием, замахнулся сплеча, а колотушка-то с оскепа и сорвись. Лёгкой птахой — да прямо трёхродному в лоб. Он вместо бычка в дверях — бряк! Но то начало было. Тот, что позаду стоял, видит — кием махнули. Он и взялся за дело. Ну а бычок восчувствовал — сей час его самого главного в жизни лишат, начинает ломить вперёд. Его вмах палкой между глаз, а что ему палка? Стоптал… Мы меж делом тем навалились на бок, а бычок у нас из-под рук и выскочи, ну мы мордами в навоз и полегли. Трёхродный мой тем часом подниматься начал, да бычок по нему и пробежал.

Олег засмеялся, отчётливо представив себе эту картину. Но больше никто даже не улыбнулся. Гоймир вновь что-то рисовал в блокноте. Йерикка разглядывал носок своего мягкого шкуросапога. Горд по прежнему стоял у доски, вообще ни на кого не глядя. Резан точил карандаш — точнее, стачивал его.

— Да, — пошевелился Йерикка. — Куда ни кинь — всюду клин. Не получается ничего — добычу увеличить.

Это была единственная реплика, последовавшая в ответ на рассказ Крута. Впрочем, он совершенно не отреагировал на невнимание, а продолжал двигать по столу патроны.

— Давайте этим днём больше о рыбе не говорить, — продолжал Резан.

— Ночью, — не отрываясь от блокнота, поправил Гоймир.

— Что? — переспросил Резан.

— Ночью не говорить, — уточнил Гоймир, демонстрируя новую карикатуру: бык в штанах, которые распирали гипертрофированные гениталии, сражался двумя мечами с целой толпой хангаров, а ещё столько же лежали вокруг порубленные. На лбу у быка набухала шишка.

На этот раз все посмеялись, но опять-таки — не очень весело. Йерикка подвёл итог:

— Хорошо, рыбу оставим в стороне. Пока. Горд, не кривись, затея твоя нужная. На ярмарке закажем Чайкам коч побольше. А этот год уж обойдемся тем, что у нас есть.

— Было время — сами те кочи делали, — тихо сказал Крут.

— Было, — согласился Йерикка. — И вновь будет. А пока так… Ты ружья-то проверил?

— Огненный бой? — встрепенулся мальчишка, отбрасывая с глаз светлые волосы.

— Крут Гордыч — ты? — ехидно спросил Йерикка.

— Ну… я заряды смотрел…

— По одному на зуб пробовал, — беспощадно подвёл итог Йерикка. — Второй час сидим, а ты к делу и не приступал.

— Ладно, возьмусь сейчас, — проворчал мальчишка, вставая. Остальные с интересом за ним наблюдали.

Олег опередил Крута, не слишком уверенно смотревшего на «сайги». Он поднялся с сундука, подошёл и взял в руки ближайший полуавтомат. Такое оружие он держал не впервые… и стрелял из него несколько раз. Мощная самозарядка для охоты на крупного зверя — впрочем, если дробью, то можно и уток бить. Двенадцатый калибр валит волка — обычно говорят «слона», но отец, учивший Олега стрелять, всегда смеялся: слона свалить ничего не стоит, он лёгкая добыча, а вот волк иной раз убегает, простреленный в голову! Неметаллические детали не из дерева, а из зернистого углепластика. На Земле такая штучка обойдётся тысяч в пять-семь, а тут, интересно, откуда, уж не последний ли дедов подарок?.. Пятизарядный магазин, флажковый предохранитель, удобный затвор с правой стороны ствольной коробки, прицел перекидной… Крепление для оптики. Плавный спуск. Удобная для удержания шейка приклада — шершавый пластик так и прикипает к ладони… Автоматического огня, конечно, нет, у предохранителя всего два положения…

Олег вертел эту штуку в руках, сам толком не зная, зачем за неё взялся — и услышал вопрос Горда:

— Умеешь ли с ней?

— Вполне, — кивнул Олег, поднимая глаза. Гоймир покривился:

— Я же тебе говорил, как он бьёт, так что спрашиваешь?

— Наган и гладкий ствол — разное дело, — довольно резонно сказал Горд. И спросил снова: — Хорошо ли бьёшь? Метко?

— Метров за… — начал Олег, поморщился и, задумавшись на секунду, поправился: — Сажен за тридцать в гильзу от этой же штуки попаду. Как не фиг делать.

На миг воцарилась многозначительная тишина. Резан сказал:

— Да мы клад откопали…

— Ты стреляешь лучше? — спросил Олег — ему почудилась в голосе насмешка.

— Да ты не ершись, — добродушно ответил Резан. — Я без того, чтоб просмеять… Тридцать сажен — это добро. Очень добро!

— Тем более — патрон, зарядов мало, — добавил Крут. — Две дюжины на два ствола, полдюжины на третий. Покидаем впустую без навычки. Йерикка?

— Гоймир? — встрепенулся рыжий горец, и, когда Гоймир молча кивнул, обратился к Олегу: — Ты у нас вроде гость. Местьником для войны назвался, войны нет, потому откажешься — не обидится никто. Мы вот что хотим предложить — пойдёшь завтра с нами на коче?

Снова повисла тишина — на этот раз выжидающая. Больше всего Олег, ошеломлённо выслушавший это короткое предложение, хотел завопить: «Да!!!» — и как можно быстрее, пока не передумали, чтобы снова не начались пустые дни и ночи, скука и тоска… Но достоинство требовало соответственной реакции, поэтому мальчишка задумался (тишина стала уважительной — не пустомеля какой ответ дать хочет, вон как думает!), и в эту тишину Олег небрежно обронил:

— Куда? — словно его ждал десяток дел и он ещё собирался выбрать, какое интереснее. А про себя он удивился, как просто всё получилось — как в сказке. Зашёл со скуки на огонёк, а тебе подарили клад.

— Смотри, — Йерикка толчком развернул на столе льняную тряпицу — это оказалась карта. Вычерченная от руки, но очень умело и подробно. — Вот — наша долина. А эта каша — Северные Моря, Снежные Моря. Наш залив, — он махнул рукой на стену, — открывается в них. На островах живут снежища — такие твари с белой, как снег, шкурой. Нам к ярмарке нужна их желчь — да и для себя тоже. Из неё делают лекарство, которое останавливает кровотечение даже из рваных ран. Даже внутреннее, которое часто бывает от данванского оружия. Охотиться на снежищ трудно — они бегают, как лошади, да ещё и ныряют, а если лягут — не увидишь, пока не наступишь. Мы ходим на них с рогатинами, охотничьего оружия мало, да и привычки к нему нет. А раз ты говоришь, что хороший стрелок — то согласишься?

Олег посмотрел прямо в глаза Йерикке. И неожиданно понял, что никто из этих ребят В САМОМ ДЕЛЕ не обидится, не затаит злобу или неприязнь, если он, Олег, скажет: «Нет!»

Поэтому «нет» сказать нельзя.

И, сохраняя предельно равнодушный вид знающего себе цену человека, Олег ответил:

— Ладно, пойдём.

— Вот и добро, — с этими словами Гоймир дёрнул из блокнота и протянул Олегу ещё один листок. — Бери для памяти.

Это снова была карикатура: охотник, очень похожий на Олега, со свирепым лицом целился из «сайги», зажмурив один глаз. Огромный и очень ехидный зверь, похожий одновременно на акулу и белого медведя, стоял сзади и закрывал охотнику лапой второй. Внизу что-то было написано. Йерикка, нагнувшись к Олегу, перевёл со смехом:

— Ни единого зверя не вижу!

* * *

Коч не имел названия. Олегу объяснили, что чести иметь своё имя удостаиваются лишь боевые шнекки. Пузатая посудина, набранная из сосны, была не больше тридцати метров длиной и по здешним масштабам могла считаться лайнером. Вёсла отсутствовали; на невысокой мачте уныло висел подобранный парус. Зато на носу стоял под чехлом из промасленной кожи самый обычный ДШК. Под носовой же палубой хранились в специальных сундуках охотничье снаряжение и одежда на все случаи жизни. Экипаж этого покорителя северных широт составляли десять крепких ветеранов, а охотничью партию — три десятка подростков, в число которых на правах «огнебойца» вошёл Олег.

Никаких жилых кают тут не было. Кают вообще — тоже. Для поселения предлагался провонявший рыбой открытый трюм — Олег знать не знал, как эта штука на самом деле называется, для него это было просто место между пятачками крытых носовой и кормовой палуб. Здесь все и обосновывались совершенно непринуждённо, расстилая спальники на гагачьем пуху. Такой же получил и Олег — вместе с комплектом тёплой одежды: штаны, безрукавка из шерсти, меховая куртка с капюшоном, трёхпалые рукавицы и сапоги-унты, которые тут называли «куты».

Отплывали вместе с солнцем. Было около трёх утра, но оно уже уверенно взбиралось на небо из-за горизонта. Олег уже давно заметил, что здесь рано светает, поздно темнеет, а ночи становятся короче раз от раза. Ему объяснили, что дальше на полночь солнце вообще перестаёт садиться — но объяснили потом, а тут при виде солнечного диска все вдруг неспешно, но дружно поднялись на ноги (Олег тоже, непонимающе оглядываясь по сторонам)и, вскинув руки всё в том же «фашистском» приветствии, хором сказали:

— Слава, Дажьбог!

Кормчему — седому, как лунь, морщинистому на лицо, но широкоплечему старику — подали связанного за ноги петуха с крыльями цвета бронзы. Солнечный свет искрами взблёскивал на них. Петух хлопал крыльями и хрипло орал. Кормчий, повернувшись на солнце лицом, медленно извлёк камас и со словами: «Тебе даём, помоги детям твоим!» — одним точным ударом обезглавил птицу, а потом швырнул брызжущее кровью, встопорщенное тело в воду, хмурую и спокойную у берега… С хрустом и треском упал и развернулся широкий крашеныйпарус, на котором скалилась рысь.

Путь на полночь начался.

… У Олега было противное ощущение, что он сидит в автобусе, который быстро движется по бесконечной ухабистой дороге. Коч не успевал опуститься на воду, как в днище поддавала очередная волна — и кораблик снова взлетал вверх. Так, наверное, чувствует себя муравей, оказавшийся внутри теннисного шарика, который шутки ради снова и снова подбрасывают ракеткой. Почти сразу навалилась странная апатия. Олег присел на своё место, вытянул ноги и с испугом понял, что у него начинается морская болезнь — самая обычная и очень неприятная, о которой она раньше знал только понаслышке. Запах рыбы из неприятного стал омерзительным. Располагавшиеся вокруг ребята раздражали ещё и потому, что вели себя совершенно как на суше, похоже, и не ощущая волнения.

— Плыть четверо суток, — сообщил располагавшийся слева Йерикка. — Обратно быстрее — ветер будет дуть точно в паруса, не надо петлять. Сейчас-то против ветра идём — чувствуешь, как бьёт? А ведь это ещё и волны нет совсем…

— Чувствую, — кивнул Олег, с обречённостью подумав, что если это «нет волны», то там, где она есть, ему точно придётся блевать. На глазах у всех остальных! И в каком состоянии он прибудет к месте охоты?!

Его страданий никто не разделял и не замечал. Справа устроился Гоймир, напротив — у другого борта — невысокий и неожиданно смуглый Хмур и совсем юный тринадцатилетний Морок, впервые покинувший Вересковую Долину для серьёзного дела. Все они деловито копались в своих вещах, взятых в плавание — немногочисленных, но важных. Наконец Морок нарушил тишину трагическим:

— Чтоб мне!. Бельё под смену забыл!

— Так оно бывает, когда человек по первому разу сам себе рухлядишку в путь укладывает, — назидательно заметил Гоймир.

— Так как же, — Хмур оглянулся через плечо, стоя на коленях около своего крошна, — как прошлым летом ему сестрица, на пастбище собирая, сунула в крошно свою исподнюю — он с той поры до сборов никого не допускает…

— Йерикка, — не обращая внимания на подначки, Морок умильно смотрел на рыжего горца, — сердце у тебя доброе… Так дашь мне своё?

— Нет, — отрезал тот. — Ты запачкаешь ночью. У тебя возраст такой, а мне носить… — хохот потряс коч, а Йерикка выругался: — Кровь Перунова!

— Что за дело? — невинно спросил Гоймир.

— Я рубаху забыл, — убито признался Йерикка.

— Меняю на исподнее, — немедленно предложил Морок.

— Что-то мне тошно, — решил обратить на себя внимание Олег. Гоймир — он пристраивал на коричнево-жёлтый выгнутый борт в головах своего спальника карандашный рисунок Бранки, держащей в зубах веточку рябины — немедленно отозвался:

— Это море тебя обнюхивает. Отпустит скоро, коли уж вовсе несчастливым не окажешься…

— А если окажусь? — вздохнул Олег и спросил: — А где Бранка сейчас? Что-то я её не вижу.

— Как её увидишь? — пожал плечами Гоймир, садясь на спальник. — На восходе она, на дальнем пастбище… Дед сильно гневался, что ушла без спросу с обозом да едва не сгинула — заслал с глаз долой. Вернётся недели через две, может — к нашему возвращению…

— Накличешь, — Хмур трижды сплюнул через левое плечо, пробормотал: «В морду тебе, сгинь-пропади-рассыпься!» — Снежища — не селёдка, косяком не идут. Как будет — может статься, вдвое больше просидим на льдах…

— Совет хороший, — вдруг сказал Йерикка. — Ложись-ка ты спать. Прошлую ночь на ногах прокрутился, уснёшь быстро, а во сне привыкнешь к качке… Да и дел тут других всё равно нет. Есть-то не хочешь?

— Нет! — Олега даже передёрнуло, к горлу подскочил ощутимый комок. — Я, наверное, правда лягу…

Он, торопясь, чтобы поскорее улечься спокойно, разделся, влез в тёплый спальник и… уснул, едва успев надвинуть на лицо клапан.

* * *

Олег проснулся от лёгкого, но настойчивого голода, а ещё — от мелкой водяной пыли, моросившей на подбородок. Сперва он совершенно не понял ни того, где находится, ни почему темно, ни отчего всё вокруг качается… Потом вспомнилось — он на коче, и мальчишка застыл, с тоской ожидая, что сейчас вернутся тошнота и отупелость.

Но Йерикка оказался прав. Морская болезнь ушла со сном.

Неожиданное открытие очень обрадовало. Высвободив руку из тёплых объятий мешка, Олег откинул клапан и понял, что резко похолодало. Низкое серое небо сочилось дождём. Было хмуро, но достаточно светло — похоже, за тучами солнце раздумало садиться. Коч скрипел и стонал, наверху что-то загадочно посвистывало и выло. Вокруг сопели, похрапы-вали и просто громко дышали спящие.

Кроме голода хотелось в сортир. Олег покосился на свою одежду, лежавшую рядом. Пожалел, что не сунул её в мешок. Представил, какая она сейчас холодная. Вздохнул. И решил потерпеть. Всё равно придётся вылезать, так хоть не сию секунду…

Почти все вокруг спали — почти, но не все. Хмур, например, не спал — лежал, закинув голые руки под голову и смотрел в небо, шевеля губами.

Молится, что ли? Особенного молитвенного рвения Олег тут ни за кем не замечал… Почувствовав на себе взгляд, Хмур отсутствующе посмотрел на Олега и снова уставился в небо.

На секунду Олегу представилось, что ничего и не было — он просто в походе… Но потом неожиданно накатила тоска по дому — такая, что мальчик плотно сжал веки, а в мозгу сами собой возникали мысли, что он никогда, никогда больше не вернётся на Землю… никогда…

Он вновь открыл глаза. Посмотрел налево. Йерикка читал. Да, читал самую обычную толстую книгу в обложке с неразличимым рисунком и стёртыми строчками названия, написанного, похоже, глаголицей. И вернулся интерес — до чего на широкую ногу было поставлено взаимодействие миров, если земляне тут проложили железную дорогу, печатали книги на местном языке… А потом пришла мысль: интересно, дед был всему головой? Или он просто примкнул к чему-то, что начали другие? И как вообще всё начиналось, с чего, с кого?

Йерикка тоже ощутил взгляд Олега. Но он в отличие от Хмура отреагировал:

— Проснулся? — тихо спросил он, опуская книгу. — Как себя чувствуешь?

— Нормально, — тоже шёпотом ответил Олег. — Что читаешь?

— «Описание Ханна Гаар» Владимира Твердиловича, — пояснил Йерикка. — Интересная книга, хоть и старая.

— Старая? — переспросил Олег. Йерикка объяснил:

— Владимир Твердилович жил двести лет назад… Тогда горцы были ещё настоящими дикарями, а на юге лежали десятки разных княжеств… Независимых.

— Я хотел спросить, — нерешительно начал Олег. Йерикка кивнул: — Как же так получилось? Мы с вами совсем одинаковые. Один народ. Но у нас столько техники разной, настоящее государство… А тут средневековье… Это…

— Я знаю, — перебил его Йерикка. — Я читал.

— Время ведь одинаково идёт, — продолжал Олег. — Но у нас на Земле люди те же самые, из того же народа, в технике ушли дальше намного. Потому и данваны вас покорили…

— Нас они не покорили, — без обиды поправил Йерикка. — Но я понял, про что ты. Наш мир погубило спокойствие. Когда наши предки вернулись сюда с Земли, они увидели благодатные пустые земли. Хангары, хоть и многочисленные, были куда слабее нас. Они платили нашим князьям дань… На северо-западе иногда приходили из своих земель анласы, но с ними никогда не было большой войны, так — молодецкие сшибки за славу… И мы перестали развиваться. В первую очередь — в технике. Её развитие всегда подталкивает война с настоящим врагом, опасным, равным по силам. У нас такого врага не было на всей планете. А когда он пришёл — застал нас почти такими же, какими мы вернулись сюда с Земли. Вся техника, которую ты тут видишь — она привезена тоже оттуда. Или сделана тут по вашим образцам…

— Зато у вас экология хорошая, — утешил Олег. И покаялся: — Извини, я глупость сказал…

— Глупость, — подтвердил Йерикка. — Данваны тоже очень об экологии заботятся. Чтоб технический прогресс их владения не портил… Ты кем хотел стать? — неожиданно спросил он.

— Почему «хотел»? — спросил Олег. — Я хочу… только не знаю — кем. Я всегда мечтал о приключениях. Вроде, — он усмехнулся, — вроде того, в которое влип. И никогда не думал, что приключение изнутри — совсем не то, что приключение снаружи.

— Совсем не то, — подтвердил Йерикка. — Отец был у данванов на хорошем счету, мы очень неплохо жили… Я много читал, в том числе — запрещённые книги… И мечтал о приключениях тоже. А потом они начались… Здешние ребята не так живут. По нашим меркам, у них вся жизнь — одно приключение. А мечтают они о другом. Чаще всего о том, чтобы уничтожить данванов и просто жить.

— Ты веришь в то, что их можно уничтожить? — поинтересовался Олег.

— Нет, — ответил Йерикка.

Олег растерянно посмотрел на него и непонимающе переспросил:

— Нет?

— Нет, — подтвердил Йерикка почти равнодушным тоном. — Я сейчас объясню, почему так думаю. Если хочешь.

— Давай, — всё так же растерянно попросил Олег.

— Мы, славяне, считаем, что весь мир — это единое целое, — начал Йерикка. — Боги, люди, навьи, потомки — всё это одна большая семья, Верья. Наши боги нам не «пастыри», а предки и старшие братья, которых не нужно бояться, от которых ждёшь помощи и на кого нельзя бросать тень своим недостойным поведением. Навьи — отцы, деды, прадеды — воплощены в нас, ныне живущих. А в наших детях, внуках, правнуках будем мы. Понимаешь, ВСЁ ЕДИНО. И живём мы по закону, что Великий Род дал дочери своей, Ладе — а она лишь принесла его людям, когда отделил их Род от зверей. А в законе том говорится, что высшая свобода — осознанно подчинить себя благой цели. Так мы верим и так живём. Словно в большой семье, повторяю, где ты отвечаешь за всё — и все отвечают за тебя. Кто зло сделал — твоя вина. Ты зло сделал — все виноваты, и не за страх божий, а потому что… разве можно ложью, подлостью, бесчестьем свою семью позорить? А теперь представь себе такую жизнь — когда ВЕСЬ МИР на тебя смотрит. Оценивает. Проверяет. Представил?

— Не могу, — признался Олег, честно попытавшись это сделать. — Это даже не ответственность… я и названия не подберу, правда!

— Вот, — грустно сказал Йерикка. — Вот, вот, вот. Трудно быть богом.

— Как?! — удивлённо переспросил Олег. Йерикка повторил:

— Трудно быть богом, а наша Верья этого требует. Чтобы мы к богам тянулись, ввысь росли. Вровень с ними, с нашими братьями… Вот тут данваны нас и поймали. Не нас, — поправился он, — а наших родичей с юга. У данванов проще. Они людям дали бога, который для людей — пастырь. Пастух в стаде. И ничего особенного от людей не требует. Молиться и верить. Да ещё погромче каяться, если согрешил. Там в священной книге так и сказано: «Нет разницы между человеком и скотом.» А раз нет — так чего себя сдерживать? Согрешил. Покаялся. И снова… А можно и вообще в богов не верить. Ни в каких — данваны за это не преследуют. Лишь бы знал — один раз живём. Для себя, ни для кого больше. И главное — весело прожить, а там гори всё синим пламенем. Ни чести, ни ответственности. И надрываться не надо — себя переделывать, заставлять, зверя в себе скручивать… Что естественно — то не безобразно. Легко так жить. Хорошо. Голова пустая, дума её к земле не клонит. Ешь, пей, да девок под себя греби, никто не спросит, не осудит — ни люди, ни боги. Тем более, что опять сказано: «Не судите, да не судимы будете!» То есть — прощай, и тебя простят. Хороший задел…

Йерикка говорил спокойно, но Олег заметил вдруг, как дрожат у него губы.

— А для тех, кто поумнее, — продолжал он ровно, — можно и философского туману напустить. Мол, раз в мире всё едино — то и добро со злом — две стороны одной медали… Как посмотреть!

— А в вашей Верье есть место злу? — задумчиво спросил Олег. Йерикка покачал головой:

— Верья — это семья. А зло возникло позже, как отрицание всего, что делал и дал людям Род. Зло с добром — не две стороны одной медали, а два разных мира. ДА и НЕТ не могут быть одним словом. Зло и Добро не могут быть одним делом… Так вот. Поставили данваны на зверскую половинку в человеке — и выиграли. Уже когда восстание было — половина южан за них дралась. Тупо дралась, со страхом, на славян не похоже совсем — но ДРАЛАСЬ! А сейчас там и того хуже, на юге… Ничего в людях нашего не оставляют. Ни закона, ни языка, ни обычая, ни памяти… В ком воля и честь сохранились — тех после войны перерезали. Сам ведь шёл по обезлюдевшим местам — это тогда их опустошили. В лесовиках только страх и остался. А в горожанах… — Йерикка недобро шевельнул уголком рта.

— Это правда, что там свободно продают нарко… дурь? — поправился

Олег. Йерикка немного досадливо проворчал:

— Да знаю я это слово — наркотики… Продают. И ещё много вещей делают, о которых здешние горцы и представления не имеют. Да и ты, наверное, тоже.

Йерикка ошибался. Олег — в основном понаслышке, по газетам и телевизору — всё-таки представлял себе, кажется, какое общество там, на юге, отгрохали данваны. То самое «свободное и демократическое» которым гордятся на Земле политики. По крайней мере — очень похоже, если судить по услышанному. Взрослые знакомые, друзья, наставники Олега, его отец — они это общество презирали, и мальчик принял от них такое же отношение, хотя, если честно, лично ему это общество ничем не досадило… А так ли уж ничем? А те уроды, с которыми сцепился Вадим, когда они начали приносить на школьный двор наркоту и толкать её соплякам? А две его, Олега, одноклассницы, которых нашли за городом — изнасилованных, с перерезанными горлами? «Лица кавказской национальности» затолкали их в машину среди бела дня, на людной улице — и этих подонков так и не нашли… А серые от скуки и безделья стайки его ровесников, шатающихся вечерами по улицам? Да, он, Олег, сам близко не сталкивался с этой жизнью. Но достаточно хорошо её знал — Йерикка ошибался…

— У нас очень похоже, — хмуро сказал он. Йерикка удивился:

— И у вас? А старики рассказывали, что ваши — ну, кто нам помогал — говорили: на Земле по-другому…

— Было, наверное, по-другому, — осторожно ответил Олег. — Но сейчас похоже на то, что ты рассказываешь…

— Значит, и у вас… — помрачнел Йерикка. — Тогда вообще край. Наши многие ещё надеются, что от вас снова помощь придёт. А кому тут помогать-то? Во всех горах полсотни племён, не больше ста пятидесяти тысяч человек, они за старые предрассудки цепляются. Ну, ещё анласы… И всё. Остальные гниют заживо.

— Почему же ты не убежишь? — спросил Олег. — Не на юг, а куда-нибудь ещё… На другой континент, я не знаю…

— Во-первых, я даже не знаю, есть ли другие континенты, — улыбнулся Йерикка. — В школе учили, что на Мире их только два — наш, большой, и Анлас — он меньше почти вдвое. А там тоже данваны разгуливают, как у себя на Невзгляде. А во-вторых… — он помедлил. — Понимаешь, я их ненавижу. Данванов. Даже не за отца, мать и братьев. Тут дело такое, тут война… Я их ненавижу за то, что они с нами сделали. За их тупую надменность и беспощадность ненавижу. Куда унести такую ненависть, в каком скиту её спрятать, Вольг? Да, можно ненавидеть и прятаться. Но я хочу ненавидеть и мстить. Даже если совсем нет надежды на победу… Лучше умереть, чем бежать, оплакивая своё поражение. Для мёртвых поражения нет.

— Ты веришь в богов? — поинтересовался Олег. Йерикка глянул строго:

— Я верю, что во мне есть что-то, не дающее делать подлости, — ответил он. — Если это не бог — то что?

— Совесть, — предположил Олег. Йерикка ответил:

— А это просто другое имя бога.

— А ты видел данванов? — спросил Олег, позабыв, что и сам их видел.

— Видел, — кивнул Йерикка. — Без их доспехов — видел, ты ведь про это спрашиваешь? Они рослые, могучие, с надменными лицами. Внешне — вполне люди. А вот детей и женщин их я не видел ни разу. Они их не привозят с Невзгляда… или откуда они там… и из наших там никто не бывал. По крайней мере, — поправил себя Йерикка, — никто оттуда не вернулся…

Гоймир что-то пробормотал во сне, выбросил из-под спальника руку и треснул ею Олега по носу. Олег отпихнул её — Гоймир даже не проснулся. Хмур, похоже, уснул. Йерикка тоже больше ничего не говорил — лежал с книжкой на груди, смотрел вверх и улыбался каким-то своим мыслям…

— Знаешь, — вдруг сказал он, — в отцовской библиотеке были книжки с Земли. Я умею читать и кириллицей… У моих родителей действовал канал связи с вашим миром — будь они живы, помогли бы тебе… Так вот. Среди прочих там была такая тоненькая книжечка в мягкой обложке. Сборник стихов «Альтернатива». Не все стихи хорошие, много было таких, что поют по данванской указке — в смысле, похожих на них… Но кое-какие мне понравились. Ты вообще любишь стихи, Вольг?

— Я? Н-н-н-н-н… — Олег затруднился с ответом. Если брать школьную программу — нет. Песни? Но это же не стихи… Он уже хотел ответить, что не очень, но вспомнил стихотворные предисловия к главам «Волкодава». И ещё — Киплинга, которого как-то начал читать со скуки, а потом… — Скорее да, чем нет, — решился с ответом он.

— Тогда послушай, — предложил Йерикка. — Я не помню автора, а стихи запомнил, потому что понравились…

И он начал читать — просто, очень обыкновенно произнося слова…

Примерно с середины Олег перестал слышать слова. Остался лишь РИТМ — горьковатый и печальный, как запах полыни в степи. Иного сравнения Олег не мог подобрать — и оно казалось ему точным. И только когда Йерикка закончил читать, мальчишка встрепенулся, вспомнив фамилию автора, чьи песни он слышал на отцовских кассетах — фамилию, для большинства его ровесников обозначавшую лишь ведущего программы «СМАК»:

— Это же Макаревич!

— Может быть, — кивнул Йерикка. — Понравилось?

— Я почти не слышал, — признался Олег. — Слов не слышал, я имею в виду. Я… я ВИДЕЛ.

Это звучало глупо. Но Йерикка понимающе кивнул:

— Всё правильно. Ты точно сказал. ВИДЕЛ…

* * *

Лёжа с чуточку приоткрытыми глазами, Олег наблюдал, как Гоймир в коленно-локтевой позе подбирется к Хмуру. В правой руке Гоймира была банка с жиром для смазки оружия, на лице — выражение, характерное для охотника, загнавшего крупную дичь. Йерикка, жевавший кусочек ольховой коры, поглядывал на происходящее через плечо. Морок, сидя на «постели», затягивал ремни кут.

Хмур неожиданно ловко взял руку Гоймира на излом и резким движением ткнул банку ему в физиономию, а сам, выскочив из спальника, метнулся к бадье с водой, из которой умывались ребята. Гоймир с проклятьями начал стирать жир, залепивший ему глаза.

С кормовой палубы свесился один из охотников:

— Й-ой! — завопил он. — Да у них веселье!

— Ты по делу, или как обычно? — Йерикка сплюнул кору. Сверху свешивались и другие физиономии, на всех читался живой интерес.

— Вообще-то завтрак подходит, — заметил кто-то. — Вольг пробудился?

Или всё спит?

— Уже нет, — Олег приподнялся на локтях. — А тут не подают завтрак в постель?

— Обычно нет.

— Для вас разве только подать, князь-господин!

— А не в обиду ли вам будет есть ту же пищу, что и нам-то?

— Довольно зубоскалить, шутки грубые ему в оскорбление, неумойки дикие!

Олег засмеялся и, вздрагивая от холода, выскользнул из спальника:

— Ладно, ладно… Как погода за бортом?

— На открытую воду выходим, — торжественно сообщил Гоймир, вытерший наконец свою физию. — Спокойно пока… Завтракать-то будешь, или как?.

… Было холодно. В налетавших порывах ветра кружились мелкие снежинки, вылезавшие из спальников ребята плескались ледяной водой из нескольких бадей и поспешно натягивали тёплое, рассаживались, кто где хотел с мисками в руках. У многих на груди Олег замечал татуировку — оскаленную рысь. У многих, но не у всех, из чего и заключил, что когда-то это был племенной знак, ныне превратившийся просто в дань моде или традицию.

— Здесь тоже не подают? — осведомился Олег, доставая новенькую миску, выданную перед отплытием. Гоймир громко собщил:

— Сколько нужно горожан, чтобы работать на мельнице? Один. Он держит жёрнов, а свет вокруг него вращается, вращается…

— Совсем не смешно, — обиделся Олег. Несколько младших мальчишек быстро разнесли холодную кашу, вяленое мясо и хлеб — пока что свежий, не сухари. А ещё — жбан с чем-то непонятным, мутно-белёсым.

— Это что, берёзовый сок с мякотью? — поинтересовался Олег.

— Квас, — ответил Йерикка.

Небо почти цепляло мачту. Море, хоть и вовсе спокойное, было свинцово-серым, как небо. Жуя завтрак, Олег тихо мечтал о картошке и размышлял, как вышло, что никому из прежних землян не пришло в голову познакомить местных с таким полезным и неприхотливым продуктом. Хотя — Бранка говорила, что картошка тут есть. Так где она? И как там сама Бранка?

Было холодно, противно и сыро. Причём — к некоторому облегчению Олега — не только ему. Все с тоской посматривал за борт, даже ветераны из экипажа, бодрые деды, похожие на военных-пенсионеров. Ну, позавтракали. Будем ждать обеда…

Гостимир, обосновавшийся у самого носа, при общем одобрительном молчании извлёк из промасленного мешка небольшие гусли, игравшие в здешнем мире примерно ту же роль, что гитара — на Земле. Помимо гуслей тут употребляли редкостно пронзительные рожки (в основном — на войне, как понял Олег) и волынки. Сперва Олег, считавший волынку чисто шотландским инструментом, удивился, но потом вспомнил, что, кажется, в учебнике истории правда видел древнерусского музыканта с волынкой.

Пока он всё это обдумывал — Гостимир обратился к нему:

— Споёшь что? Я подыграю.

— Я?! — искренне удивился Олег. — Да ну нафик…

— Говорила сестра — знатно поёшь, — настаивал Гостимир. — Что-то из неслыханного. Скучно же!

Одобрительные возгласы посыпались со всех сторон. Олег понял, что отбиться не удастся — народ жаждал зрелищ.

— Ладно, спою, спою! — отчаянно махнул он рукой. — Не понравится — за борт не бросайте, я вам ещё пригожусь… Ну-ка, сыграй так…

Он тихо пропел, сбиваясь, без слов мелодию одной из песен Высоцкого. Гостимир согласно кивнул и умело подхватил — пальцы так и бегали по струнам на изогнутом лебединым крылом деревянном коробе. Олег улучил мгновение и включился:

… Может быть, не всё в песне было понятно горским мальчишкам, но общий не слишком пристойный смысл они уловили и похохатывали, косясь друг на друга, в нужных местах. А Олег, видя успех, разошёлся и хотел спеть ещё «Про любовь в средние века», но потом вдруг — неожиданно для самого себя! — задумался на несколько секунд и показал Гостимиру совсем другую мелодию… А сам, помолчав немного, отставил подальше миску и…

… Он не очень-то смотрел по сторонам. Но тишина подсказала ему — выбрал правильную песню.

Все смотрели на него. Все слушали. Притихнув, сидели неподвижно, забыв про еду. Слушали те, кому не то что тридцать — кому и двадцать могло уже никогда не исполниться. И Олег, с ужасом поняв это, поняв, что поёт для смертников, почувствовал, как на миг сорвался голос — сжало горло.

Но всё равно продолжал петь, глядя теперь уже не поверх голов, а в заблестевшие глаза мальчишек вокруг…

Он умолк. И, чтобы не молчать, чтобы хоть что-то сказать в наступившей тишине, сказал:

— Вот.

— Благо тебе, Вольг, — откликнулся Гоймир. — Благо тебе.

И отвернулся в море.

А Олег необычайно отчётливо вспомнил, когда он выучил эту песню. Весной 99-го, когда НАТО бомбило Югославию, вот когда. Отец смотрел новости, ругался сквозь зубы, а потом уходил к себе в комнату и ставил кассету. А на небе горели, взрывались дома и с гулом плыли над взлётными полосами бездушные и высокомерные «Файтинг Фалконы», «Иглы», «Торнадо», «Хорнеты», «Тандерболты»…

Как тот данванский фрегат, что придавил его, четырнадцатилетнего славянского мальчишку, на железнодорожной просеке. Придавил ужасом, мощью, беспомощным сознанием собственного ничтожества перед проплывающей в небе броневой тучей…

А ещё вспомнилось тоже виденное по телевизору — люди, взявшись за руки, стоят на мостах и глядят в пересечённое пунктирами очередей завывающее небо. Женщины стоят, дети и старики.

Нельзя прятаться от опасности. И если уж совсем нет сил — одолеть врага, если не осталось даже надежды — так надо подняться в рост и, глядя ему прямо в глаза, сказать: «Стреляй, сволочь.»

И пусть тогда убивает.

Это — тоже победа.

* * *

В последующие дни у Олега было много возможностей снова и снова пожалеть о необдуманном решении принять участие в ОЧЕНЬ плохо продуманной, подготовленной и управляемой экспедиции. Нет, морская болезнь не вернулась. Но было постоянно холодно (опять-таки ОЧЕНЬ!), мокро и ветрено. Возможность согреться была только в спальнике — по утрам из него не хотелось вылезать. На четвёртое утро появилось солнце. Нет, вообще-то оно никуда и не девалось, предпочитало оставаться на небе круглые сутки. Просто на этот раз оно решительно разогнало тучи, очистило небосклон, заиграло на воде… и ударил мороз градусов в пятнадцать. Брызги замерзали на лету, и коч набрал лишний вес за счёт льда.

Лёжа в спальнике, Олег хмуро размышлял над своим идиотизмом. Помимо воли перед ним вставала картинка — коч затирают и давят могучие льды, они все идут пешком… куда — не вполне понятно. Ему уже объяснили, что коч не может затереть в принципе — он построен так, что лёд сам выдавливает кораблик наверх. А уж летом такого льда не бывает даже на самом севере. Это не зима, когда Снежные Моря замерзают до самого побережья! Но жуткое видение продолжало качаться перед глазами.

— Морской Народ!!! — заорал кто-то с носа. Все вокруг засуетились, забегали, из спальников пулями по вылетали даже те, кто вроде бы дремал. Йерикка перескочил через лежащего Олега, крикнул:

— Вставай скорей!

Около носового склада расхватывали охотничье оружие — рогатины, короткие мечи, тяжёлые топоры. Кто-то скакал по обледеневшим трапам босиком. Выбираясь наверх, все рассыпались вдоль бортов или группировались на носу и корме. Захваченный общей тревогой, Олег тоже вскочил, не ощущая холода. Воображение почему-то рисовало ему викингов на большом длинном корабле, подгоняемом неутомимо шевелящимися вёслами. «Во попал!» — лихорадочно думал он, засовывая за пояс брошенный ему меч и поспешно передёргивая затвор «сайги». Но, когда он в числе последних взобрался на борт, то не увидел никакого корабля вообще — на все шестнадцать румбов, как говорят моряки на Земле. Только метрах в двухстах к кораблю, по-дельфиньему выпрыгивая из воды, приближалась большая стая крупных рыб.

— А где? — тяжело дыша, спросил он.

— Кто? — ответил вопросом оказавшийся рядом парнишка, державший

обеими руками тяжёлый топор-секиру.

— Эти. Морской народ, — повторил Олег.

— Да вот же они! — удивлённо указал топором горец. — Плывут! Дай боги — по-мирному… Махаться перед охотой — недобро…

Но Олег его уже не слушал. С изумлением и омерзением он понял, что к кораблю плывут вовсе не рыбы — это были человекоподобные зеленокожие существа, необычайно стремительно передвигавшиеся волнообразными движениями чешуйчатых тел. Челюсти их резко выдавались вперёд, над выпуклыми надбровными дугами начинался гребень, становившийся всё выше и выше до центра спины, а потом вновь уменьшавшийся к копчику. Некоторое время Олег не мог понять, есть ли у Морского Народа хвост, пока те не подплыли поближе и не стало ясно — хвоста нет, а есть почти обычные ноги, в то же время напоминавшие плавники.

Метрах в двадцати от корабля Морские Люди разделились на два потока и, охватив коч овалом, легко пошли вровень с ним, то и дело поворачивая к людям ничего не выражающие большеглазые лица. Потом один из них плавно отделился от остальных и приблизился к корме. Старик кормщик, передав рукоять весла напарнику, наклонился над водой и крикнул:

— Добром пусти — дадим чего! А нет — много нас, с огненным боем идём, бить вас станем!

Не переставая пугающе легко держаться вровень с кочем, Морской Человек поднял из серой воды длинную трёхпалую руку с перепонками, коротко протрещал — словно на сучок наступили. Кормщик взял в ладонь поданный ему нож — не камас, конечно, а просто длинный одноострый клинок из бронзы, кованый с рукоятью в одно целое и, нагнувшись ниже, вложил оружие в пальцы чудища. Оно немедленно нырнуло — и тут же, повинуясь явному беззвучному приказу, нырнули и остальные, чтобы по-явиться метров за сто от коча. Олег шумно перевёл дух, покосился на соседей — никто не смотрел насмешливо, размякли лица, опускались руки с оружием. Олег щёлкнул предохранителем ружья.

— Берег рукой подать, — сказал кормщик. — Может, и доберёмся к месту.

— Почему берег близко? — спросил Олег у своего соседа. Тот, поставив секиру рукоятью между ног, ответил охотно:

— А Морской Народ вдаль от берегов не забирается. Им отмели самое по душе. А вот погоди — берег увидим-то. Сей час увидим.

— Не каркай, ворона! — окликнул кормщик. И тут же кто-то истошно крикнул — ещё никогда не слышал Олег такого человеческого голоса:

— Вон!

… Данванский вельбот шёл над одой совсем низко и очень быстро, немного похожий сейчас на экранопланы Земли. Поверхность моря разбегалась мелкой белёсой рябью.

На коче все окаменели. А вельбот приближался легко, играючи. Оба «ППШ» в блистерах[17] были наведены на палубу кораблика.

«Оружие данванов… Извергает поток маленьких стрелок из металла… Они летят так, что пробивают каменные плиты…» — вспомнил Олег слова Бранки. И сдвинул вниз предохранитель.

Вельбот повис над палубой — метрах в трёх от верхушки мачты. Звук его движения стал неслышным вопреки расстоянию. Сколько это продолжалось — Олег не взялся бы сказать. Он смотрел прямо в чёрный косой срез ствола и думал только о том, чтобы успеть выстрелить. Хотя бы раз. Просто в это серо-голубое днище, наверняка бронированное всеми видами брони.

Потом что-то тяжело упало на носовую палубу. Все вздрогнули, а вельбот так же легко снялся с места и уже медленнее, зачем-то рыская в воздухе, пошёл дальше.

— То что? — напряжённо с просил кормщик. С носа ответили:

— Мешок, вспорем сейчас… — и после короткой паузы — какой-то болезненный крик: — То дерьмо! Мешок с дерьмищем кинули, паскудцы!

Мальчишка рядом с Олегом прохрипел:

— Уж добро бы били… выродки… чем так-то…

Олег покосился на него — из глаз мальчишки текли медленные злые слёзы. А с носа закричали:

— Й-ой, ты смотри! Ты смотри, смотри, что творят, что творят-то, негодящие! Смотри!

Вельбот словно бы танцевал над поверхностью воды старый брейк — резко дёргался туда-сюда, чуть опускался и тут же поднимался на прежнюю высоту… Из носа и кормы в воду били серебристые, посвёркивающие под холодным солнцем струи, казавшиеся призрачными, как слабый туман. Там, где они касались воды, та вскипала. И в этом кипении суетливо и гибко подскакивали и рушились обратно рыбообразные тела Морских Людей.

Их спокойно и точно расстреливали с вельбота — всех, кто не успел нырнуть глубже. Вот один из Морских Людей подскочил высоко, взмахнул рукой — на солнце ярко вспыхнул вылетевший из его руки клинок, направленный в брюхо вельбота — и падал обратно уже мелким крошевом…

Люди на коче, онемев, смотрели на бессмысленное истребление. Смотрели всего несколько секунд — не вечность, как почудилось Олегу. Потом сразу пятеро или шестеро бросились к установленному на носу ДШК, свирепо и молча завозились, сдёргивая промасленную кожу, мешая друг другу… Олег увидел, как из открытого ящика металлической змеёй выскользнула ощетиненная патронами лента. Жала пуль были обведены красными кольцами — бронебойно-зажигательной маркировкой. ДШК, повинуясь ладоням Гоймира, вставшего к рукояткам управления, плавно развернулся на турели, повёл округлым набалдашником пламегасителя… Кормщик вместо того, чтобы остановить мальчишек, каркнул хрипло:

— По-над крылами стегай, по-над крылами! Да гуще, не жалей бою, родной!

Гоймир дрогнул спиной, повёл плечами — не мешайте! Лента легла в приёмник, масляно клацнул затвор… Вельбот всё ещё плясал над волнами свой страшный безжалостный танец — там или не замечали действий славян, или молча их презирали. С их жалкой скорлупкой, с их пулемётиком, с их гневом за чужую гибель…

Какую-то часть Олега охватил ужас. Если вельбот окажется достаточно хорошо бронирован — вторая или третья очередь по нему станет последней для всех, кто находится на коче! Но об этом думала только малая часть, а всё остальное существо мальчишки стремилось к одному — увидеть, как эта штука упадёт!

Когда-то отец рассказывал ему, как в детстве видел однажды охоту с вертолётов — снежное поле, густо стрекочущие машины и хохочущих красноносых «охотников» в дублёнках, с самозарядными карабинами. И сайгаков, на которых они «охотились». И кровь на снегу… «Если бы я тогда мог — я бы их поубивал,» — признался Олегу отец — сам охотник…

И сейчас Олег желал только одного — чтобы Гоймир попал. И не потому, что в противном случае его, Олега, ждала гибель. Совсем не потому.

— Курсовой установлен! — пролаял Йерикка, нагнувшийся к прицелу ДШК.

Гоймир, впечатавшись плечом в обрезиненный наплечник, окаменел. Секунда… другая… и ДШК взорвался оглушительным грохотом, размеренно и бесшумно выплёвывая в приёмник стреляные гильзы и рассыпавшиеся звенья ленты. Бледное пламя запульсировало около дульного среза. Гоймир бил одной длинной очередью, не выпуская вельбот из паутинной сетки прицела.

Дымная полоса прошлась по верху машины над короткими крыльями — туда, обратно, снова туда… В стороны полетели части обшивки, потом переломился и рухнул вниз, оставляя чёрную спираль, широкий невысокий хвост. Пули вспороли носовой блистер, кормовой; поворачиваясь, вельбот подставил всю корму, и Гоймир прошил её ещё одной очередью.

— Падает! А, падает! — заревели сразу несколько глоток, и их вопль подхватил весь коч. Олег тоже завопил, потому что машина данванов, сделавшись разом неуклюжей и нестрашной, опрокинулась на борт, застыла на миг и рухнул в воду, как сундук, подняв фонтаны брызг. Почти тут же на воде двумя яркими фосфоресцирующими овалами распустились спасательные плоты — знакомые, почти земные. Олег ничего не успел подумать, как Гоймир, резко опустив ствол, начал бить по плотам, открыв рот в неслышном крике.

Оранжево-синие наросты на морской глади разорвало в клочья — вместе со всем, что в них было живого. Только лохмотья закачались на серой воде вместе с бликами солнца.

ДШК умолк. Тишина била в уши. И в этой тишине Гоймир сказал, сурово глядя на воду:

— А твоим добром да тебе и челом, — и тихо добавил: — Сучье племя…

* * *

Почти отвесные серые и чёрные скалы дышали в залив холодом. Ни единого кустика, ни одной травинки не росло на голых камнях, только тут и там лизали сумрачную воду языки ледников, да громоздились готовые обрушиться бело-зелёные горы айсбергов. Ветер дул в заливе, как в трубе, завывал в береговых трещинах и пещерах, стонал и гудел в рога на сотни голосов. Коч, медленно двигавшийся по заливу, казался крохотным рядом с хмурыми каменными великанами в снежных шапках…

— Похоже на ваш север? — спросил, проверяя лыжные крепления, Гостимир. — Так у вас?

— Не знаю, — Олег, пряча лицо в меховую оторочку капюшона, покачал головой. — У себя я не был так далеко на севере… Но у нас там нет земли, только замёрзший океан… большое море.

— Здесь не то, — Гостимир выпрямился. — Здесь тех островов много, а меж ними проливы. По лету — замёрзшие только к самой полночи, ещё дальше. А в зимнюю пору тут всё под лёд уходит. Ночь, Моранино княжество…

— прочитал он задумчиво и словно бы смутился, больше не разговаривал.

Охотники — уже полностью снаряженные, с оружием и крошнами, держа в руках недлинные широкие лыжи, стояли вдоль борта. Кое-кто молчал, но большинство переговаривались — обрывки разговоров носились вокруг Олега…

— … зеленью воняет. А он так-то за столом расселся важно, да пальцем под стреху кажет: «Эвон сидят они, да и ножки свесили!»…

— … не так то поётся. Что ж ты голосишь, как скопец хангарский?! Вот, слушай…

— … спросили тогда и анласа: «Что будет такое — зима аль лето, а всё одного цвета?» А он в ответ: «Кровища!»…

— … их-то старший и говорит: «А ну, вожаки, зачинщики да горцы, на казнь — шаг вперёд!» А Войдан-то шагнул и отвечает: «Ну, меня, стало, трижды казните…»…

— Вольг, — рядом встал Гоймир, положил на борт рогатину с широкой перекладиной под длинным тяжёлым пером, — я думал тут… пойдёшь ли со мной в пару?

— Конечно, — немедленно согласился Олег. Он сам, если честно, стеснялся предложить свою компанию кому-нибудь — ребята друг друга знают уже давно, наверное, уже сбились в пары, а тут он…

— Ну и добро, — Гоймир тряхнул непокрытыми капюшоном длинными светлыми волосами, увесисто стукнул Олега в плечо. — А вот подходим. Сейчас коч прятать станут, а мы двинем…

Коч, сбавляя ход — парус сворачивали — подходил к плоскому пляжу из чёрного песка, на который ритмично набегала непроглядная вода. Над нею танцевали снежинки, а в метре от песка начинался снег — плотный, сверкающий белизной и безжизненный…

… Солнце вновь спряталось. Низкое хмурое небо рассыпало снежные заряды, которые рывками разносил плотный до вещественности ветер. Когда не было снега, он пахнул солью и йодом — эти запахи за дни плавания стали уже привычными.

Палок не было. Гоймир, который шёл первым, балансировал рогатиной. Олег, стараясь не отставать, нёс ружьё в опущенной правой руке — «сайга» была заряжена пулями.

В таких условиях Олег ещё никогда не охотился. Он даже толком не представлял, что это за звери — снежища. Расспросить было недосуг, а на рисунке Гоймира они походили на белого медведя и акулу одновременно. Хорош гибрид…

Лыжи шли не очень удобно. Тут, похоже, ещё не додумались до искусственной смазки. Из снега тут и там поднимались ропаки[18], часто встречались искрящиеся даже без солнца площадки фирна[19], где лыжи с хрустом проваливали верхнюю корку. Было не так уж и холодно, но ве-тер резко усиливал мороз.

— Как пусто, — не выдержал Олег молчания. Гоймир откликнулся тут же, словно ждал случая заговорить:

— То вид один. Тут всякой живности через край, а по лету — на особицу.

Вот похоже только, снежищ нету, — добавил он.

— Они чуткие? — деловито осведомился Олег.

— Глуховаты. А нюх — тот выше похвал. Да и не увидишь тут тварь,пока не переедешь… — пожаловался горец. Потом вдруг сказал решительно: — Не одним нам боги ума вложили, а всё ж таки станем быть на Ледянку, это место такое. Они там тюленей у полыней скрадывают, а мы их поглядим.

— Поехали, — откликнулся Олег, — тут твоя вотчина.

— Я этим местам не князь, — возразил Гоймир, — а у Мораны вотчину не отсудишь, силы не те… А у вас хороша охота?

— Только по лицензии, за деньги, — с сожалением сказал Олег. — Зайцы, утки, кабаны, лоси… Вот волка в любое время бить можно.

— Нас тоже в любое время бьют, — засмеялся Гоймир, — как волков, да не выбить им ни тех, ни других, ни серых, ни нас… А что за тварь — лось?

— А у вас нету? — удивился Олег. — Большой такой, горбатый… на четырёх ногах. Ноги — как ходули, рога — офигеть… большие, я говорю, рога. Губа такая…

— А, сохатый! — опознал описание Гоймир. — Есть и такие… Как назвал — лось? Смешное слово, право… Вольг, ты кем быть хочешь?

— Йерикка меня уже спрашивал, — заметил Олег. — Не знаю, если честно. А ты станешь князем?

— Стану, когда время будет, — равнодушно ответил Гоймир, — коли не убьют до поры… — это он добавил легко, без страха или огорчения. И тут же спросил: — А у вас в гулу играют?

— Это как? — поинтересовался Олег.

— Две ватаги. Старший и десять содругов в каждой. На ровном месте пускают шар железный — гулу. Надо её кольями к противному краю загнать, тогда твоя взяла. А держать можно тоже только одними кольями, не руками, не ногами.

— Я в футбол играл — с мячом, как вон у вас перекидываются, — ответил Олег. — Там тоже команды по одиннадцать человек, и мяч кожаный, только не набитый, как ваш, а воздухом надутый, и его как раз ногами гоняют, не просто на край, а в ворота к противнику… Мне вообще спорт нравится.

— Спорт? — переспросил Гоймир. — Слышал слово… Это?.

— Ну, — замялся Олег. — Разные упражнения, чтобы быть сильнее, ловчее, быстрее… Вот охота у нас тоже спорт считается.

— А читать любишь ли? — задал Гоймир неожиданный вопрос.

— Люблю, — чуть удивлённо ответил Олег. — А ты что, тоже?

— А то как же? — тоже удивился Гоймир, отталкиваясь древком рогатины. — У нас книг-то много, новых только нету. Самые лучшие — про звёздные путешествия. «Туманность Андромеды» или «Страна багровых туч» читал ли?

В который раз Олег онемел от удивления. Гоймир читал Ефремова и Стругацких, чуть ли не основоположников ещё советской фантастики!

— Читал, — осторожно ответил он. — А тебе Хайнлайн не попадался? Он тоже про звёзды писал…

— Не читал, — огорчённо помотал головой Гоймир. — Расскажи, как время будет.

— Попробую, — пообещал Олег. А Гоймир, вздохнув, продолжал:

— Я иной раз думаю — сгинь данваны, может, и мы уже до звёзд летали бы? Йерикка смеётся. Его послушай — так человек новое узнаёт одно когда его по голове хлобыстают, а без того лежит и брюхо чешет… Мне вот чего до смерти охота — у вас побывать, на Земле! Посмотреть, чем да как там живут?

— Там не очень хорошо, — сухо ответил Олег. У него снова холодно закололо в груди при мыслях о доме. — Слишком много лгут, крадут и разрешают. И слишком мало верят, делают и борются. Тебе бы не понравилось. Хотя техника у нас, конечно…

— Так и будь с нами, — предложил Гоймир. — Чего тебе? Или данванов сторожишься?

— У нас там свои такие есть, — вздохнул Олег. — А ещё там моя семья. И мой друг. И моя родина, Гоймир. Я только тут и понял, как это много…

— Да, много, — согласился Гоймир. — Посмотреть бы я хоть вот сейчас. А на жизнь… — он покачал головой. — Нет лучше гор и леса нашего. Ты как мы думаешь, а значит — правильно думаешь.

— А у нас многие уезжают, — вспомнил Олег. — Где теплее, богаче и забот поменьше…

Гоймир вместо ответа сплюнул. Потом поинтересовался:

— А девушка ждёт ли тебя?

— У меня нет девушки, — честно признался Олег. Гоймир посмотрел удивлённо, но ничего не сказал по этому поводу, а просто вспомнил:

— Бранка пропала — я мало ума не лишился. Снова благо тебе, что выручил её и довёл, что защитил…

— Кто ещё кого довёл, — смущённо пробормотал Олег. И подумал, что Гоймиру даже в голову не пришло заподозрить, что за неделю в лесах между Олегом и Бранкой могло ЧТО-ТО быть. Просто — В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО, что Олег мог что-то сделать с девушкой против её воли.

А в Бранке он был уверен.

— Ледянка, — нарушил размышления Олега негромкий оклик Гоймира.

* * *

Хаотичное нагромождение торосов и сугробов чередовалось с открытыми участками чёрной воды и голыми красными валунами. От этой картины пахнуло такой дремучей, первобытной жутью, что Олег ощутил озноб. «Такими эти места были, — с почти суеверным ужасом подумал он, плотнее натягивая капюшон, — когда людей в Мире не было вообще. Такими они останутся и когда… когда? Им просто всё равно.»

И снова, как в саду дедовского дома, Олег со злостью подумал, что миру вокруг плевать на людей, а природа человеку никакая не мать. Даже не мачеха.

Словно отвечая его мыслям, неподалёку с мрачным и долгим грохотом сполз в море торос, и эхо монотонно раскатило шелест льда и плеск воды. Как будто бесстрастные и могучие силы природы почувствовали гнев маленького человека — и снизошли до ответа… то ли насмешливого, то ли угрожающего… Мол, на кого рог тянешь, козявка?!

Не зная, что, если эта козявка берётся за что-нибудь — то уже не отступает, пока не побеждает… или не падает замертво. А тогда на мес-то погибшего приходит другой.

— Стало быть, мы самые умные, — сказал Гоймир, — или остальным в других местах везение… Ну, пошли. Да в оба смотри.

Мальчишки спустились вниз со снежного холма и, почти не проваливаясь на своих широких лыжах, неспешно пошли между полыней и торосов, не теряя друг друга из виду. Но, не пройдя и десятка шагов, Гоймир остановился:

— У тюленей за обычай возле полыней лежать, — напряжённо сказал он, прищуренными глазами всматриваясь в Ледянку. — А где они?

— Может, снежища близко, они в воду и попрыгали? — предположил Олег. Гоймир медленно кивнул:

— Может, так и сталось… Смотри туда, а я сюда.

Несколько минут мальчишки стояли неподвижно и молча, всматриваясь каждый в свою сторону — снег, полыньи; над камнями — унылое небо. Ветер дул вовсю.

— Й-ой, не по себе мне, — тихо сообщил Гоймир. — Так не по себе, словно Кащей по рёбрам погребальную играет…

— По-моему, всё нор… — Олег хотел сказать, что всё нормально, но осекся. Ему почудилось какое-то движение между торосами в полукилометре от них.

— Гоймир, что это?

— Где?! — молниеносно обернулся горец.

— Смотри, — вытянул руку Олег. — Льдины — одна как клык, а вторая почти кубиком. Там что-то есть.

Несколько секунд Гоймир всматривался в ту сторону. И его загорелое лицо медленно белело. Он всё ещё молчал, но Олег, тоже смотревший в ту сторону во все глаза, и сам видел теперь, что движение ему не померещилось.

Казалось, что движется сам снег. Быстро и целеустремлённо — сюда, в сторону мальчишек, застывших под склоном. Что-то… что-то похожее Олегу уже приходилось видеть, но где?! Когда?!

Да в кино же! «Хищник» и «Хищник-2»! Инопланетный охотник, маскировавшийся под окружающее, как хамелеон!

Мальчишку прошиб пот.

— Что это? — спросил он, не узнавая своего голоса. Гоймир сглотнул и ломко ответил:

— Попали мы… Вот пусто-то почему. То восьминог-ледовик. Слышать слышал, а видеть не приходилось… да и наперёд не видеть бы!

Олег стряхнул в снег правую рукавицу и поднял «сайгу», но Гоймир, поспешно сбрасывая лыжи, быстро заговорил:

— Огненным боем — без пользы. Любой заряд насквозь проходит, всё одно через воду — у него и костей с кровью-то нет. Запоминай: руби ноги ему, как потянется, во всю силу руби. У него одно место уязвимо — где ноги венцом расходятся, по-над пастью… так старики говорят. Они таких били, так и мы, глядишь, осилим… — но по его движениям было видно, что горец боится. Перехватив удобнее рогатину, Гоймир вдруг спросил, глядя прямо в глаза Олегу: — По чести ответь: не побежишь? Хуже нет, когда обнадеешься, а тебе спину-то и откроют. Лучше уж сразу одному встать.

— Пошёл ты… — внятно сказал Олег, доставая меч и стараясь немного утоптать снег вокруг, чтобы не вязнуть. Ответ, судя по всему, вполне удовлетворил Гоймира — он кивнул и замер, чуть пригнувшись, выставив вперёд рогатину и прижав ступнёй её древко.

Наступила тишина. Только сухо пел снег — ближе, ближе и ближе. Рядом. За соседними камнями.

Потом Олег увидел восьминога.

Сейчас он не был таким уж незаметным. Сквозь него мутно просвечивало всё, рядом с чем или на чём эта мразь оказывалась. Как две капли воды восьминог походил на гигантского кальмара, вот только ракетообразную капсулу несли вперёд множество мокричьих ножек. Толстые щупальца были сжаты в сердцевидный бутон. Бессмысленно белели глаза размером в тарелку, казавшиеся маленькими при размерах существа — оно было не меньше двадцати метров длиной без щупалец, которые тут же выстрелили вперёд, едва восьминог увидел людей. Олег увидел в их основании круглую беззубую пасть, а повыше — чёрное пульсирующее пятно. Из пасти пахло рыбой — отвратительно пахло.

Толстое щупальце неожиданно быстро обвилось вокруг ног Олега, и он упал в снег раньше, чем успел понять — драка началась. Приподнявшись на локте, мальчишка нанёс два удара — словно валил дерево, перекатился, ещё раз рубанул мечом — выше, вскочил на ноги. Гоймир, стоя на колене, рубил и колол рогатиной, капюшон с его головы свалился… Страха не было — он снова отступил, едва началась схватка. Щупальце метнулось навстречу, обвило тут же онемевшую вскинутую руку — стиснув зубы, Олег перерубил его пополам — удача! Но тут же второе, обхватив в поясе, едва не задушило Олега, подтаскивая его к пасти, пульсирующей, словно диафрагма фотоаппарата. Мелькнула мысль, что конечности у чудовища, наверное, вырастают, раз оно так легко с ними расстаётся… Гоймир перескочил, оттолкнувшись рогатиной, через щупальце, тянувшее Олега, обрушил её, как топор:

— Ххак! Ххак! — и тут же упал сам, сбитый со спины, а Олег вместо того, чтобы броситься к нему на выручку, оттолкнул перерубленное щупальце, швырнул меч и в отчаянном рывке дотянулся до «сайги». Переворачиваясь на спину, ернул вниз предохранитель и, авскидку прицелившись поверх плеча Гоймира, одну за другой выпустил три пули в чёрное пятно…

… — Ты мне мозги запудрил, — тяжело дыша, Олег опирался на ружьё. Гоймир, стоя на коленях, мотал головой, весь сотрясаясь от накатившего страха омерзительной смерти. — Не привыкли вы тут со стрельбой, вот и… Если рогатиной или мечом можно, то почему же пулей в то же место нельзя? Там, наверное, нервный узел… Правда, ваши витязи, небось, в одиночку таких ломают, да ещё голыми руками, так что былины про нас не споют… Хорошо ещё, я догадался вовремя, а то бы нас сейчас дожёвывал…

Он покосился на обретавшую непрозрачный серый цвет тушу монстра и передёрнулся. Гоймир с трудом встал на ноги, сообщил, морщась:

— Рёбра помял… — и, неуверенно подойдя к Олегу, вдруг обнял его и поцеловал в щёки.

— У… уди! — вырвавшись, Олег отскочил. — Ты что, голову повредил?!

Гоймир захлопал глазами недоумевающе и обиженно:

— Чем обидел? — непонимающе спросил он. Вместо ответа Олег покрутил пальцем у виска. — Да чем обидел-то, скажи, Вольг!

— С Бранкой целуйся, — сердито ответил Олег. Гоймир неожиданно покраснел и потупился:

— До свадьбы?!

— А со мной что — уже обвенчался?!

— Не пойму тебя, — признался Гоймир. Олег с шумом выдохнул:

— Блин, дремучий… — и, помявшись, пояснил: — У нас мужчины не целуются. Парни тоже. Только если они… э… ну… больные.

— Й-ой! — Гоймир улыбнулся. — У вас, должно, так делают?

И с той же улыбкой он протянул Олегу руку.

— Ну вот, другое дело, — ответил Олег, крепко пожимая сильную ладонь…

… До самого ночлега им не везло. В жизни Олег столько не ходил на лыжах — и устал так, что почти равнодушно воспринял слова Гоймира о ночлеге, тем более, что солнце за тучами и не думало закатываться.

На ночь устроились в пещере, вырубленной в одном из снежных холмов, состоявшем из похожего консистенцией на пенопласт, сухого снега — его бруски звенели, словно металлические. Из этих же брусков выложили закрывшую вход стенку, а оставленное отверстие Олег завесил меховым пологом, который Гоймир нёс прикрученным к крошну. Сам Гоймир тем временем вырезал в стене пещеры два лежака и бросил на них спальные мешки, а потом разжёг жировую лампу. К тому времени, когда Олег влез внутрь, набрав в котелок снега — в пещере уже было здорово теплее, чем снаружи, стенки блестели, покрывшись слоем льда, а самое главное — не было ветра, донимавшего весь день и вообще всё последнее время. Мальчишки сняли верхнюю одежду и куты. От лампы шли сразу и тепло и вполне достаточный свет.

— Нет удачи, — огорчённо сказал Гоймир, пристраивая котелок над огоньком. — Лишь бы ко всему погодка не испортилась, тогда и вовсе ничего не возьмём…

— Это что, хорошая погода?! — изумился Олег. — Ас-с-с… а! — он влез, поворачиваясь, ладонью в пламя и сунул руку в снег.

— Чем плоха? — удивился Гоймир. — Посвети Дажьбог сильней — снежной слепотой накажешься… А в иной край — снег повалит, не заметишь, как в полынью ухнешь… По за ту зиму так-то наш один сгинул. Отыскали его — сидит на корточках у самой полыньи кусок ледяной. Было, свалился, вылезти мочи хватило, а разогнуться не смог. Морана его и согрела…

— Ну тебя, повеселей ничего не вспомнишь?! — Олег представил себе, как там, наверху, снег засыпает их убежище и поёжился. — Есть давай, вода уже согрелась, наверное… Знаешь, я в первый раз вот так ночую.

Гоймир достал сухари, вяленое меся, бросил в начавшую закипать воду сухие брусничные листья и ещё какие-то травки — в пещере запахло настоящим летом и теплом лесных полянок. Какое-то время мальчишки молча и сосредоточенно жевали. Потом Олег сказал:

— Да, на таком холоде, как тут у вас, в генерала Карбышева недолго превратиться…

— А кто это? — Гоймир, продолжая жевать, посмотрел на Олега.

— Ну, это наш, русский генерал. В Великую… Короче, была большая война, враги его взяли в плен. Предлагали на службу к ним перейти, а он отказался. Ну, тогда его связали, вывели на мороз и давай водой поливать, пока он не превратился в ледяную глыбу…

Гоймир помолчал, потом вздохнул и сказал:

— У нас было похожее… Во время взмятения вот так погубили целое племя, Медведей… Они жили на полдень и на закат от нас. Мороз клятый был, рассказывают. А выжлоки всех, кого живыми побрали, выводили под данванские глаза — и в водопад, а после — наружу. Человека разом схватывало, льдом брало, что плевок на лету. Те ледышки вдоль их города расставили, другим на страх. Только совсем малых и пощадили…

— И то хорошо, — понимающе ответил Олег, но Гоймир замотал головой:

— Где хорошо — лучше уж самую страшную смерть принять, чем к ним в руки! Им малые нужны знаешь про что? Они с них хобайнов делают. Сила, умение, здоровье, сметка — наши, навычки — данванские, злобища — тоже. Нет у горца врага страшнее хобайна, Вольг. Выучат его и уськают на нас — искать, след тропить, врага на свою же землю водить. Чудище бес-памятное и безродное из малого сотворяют — бывает, его ж кровным родичам на слёзную беду… А ты говоришь — хорошо… Немой, что тебя в эту кашу втянул, был хобайн. Но у него везение случилось — память сохранил человеческую, вот и погиб за правое дело. Я про такое больше и не слышал вовсе…

Олег смущённо примолк. Какое-то время они ели, потом Гоймир снова заговорил:

— А вот ты — смог бы, как этот ваш, что в плену за верность замёрз?

Олег задумался, глядя на язычок пламени над лампой. Вопрос был неожиданным…

— Так, наверное, смог бы, — медленно сказал он. — Говорят, замерзать не больно…

— Ты боли боишься? — спросил Гоймир.

— Ну, это смотря какой, — осторожно ответил Олег. — Мы однажды с ребятами поспорили: кто дольше руку продержит над свечой… Сожглись страшно, — Олег показал ребро левой ладони, где сохранились следы этого глупого эксперимента двухгодичной давности.

— Мы тоже испытание устраивали, — вспомнил Гоймир. — В давнее время были воины, что боли вовсе не боялись. Так мы костёр большой запалили, а как прогорел — босиком по углям бегали, кто дольше протянет… Тоже сильно ноги пожгли. Йерикка тогда отказался.

— Неужели струсил? — неприятно удивился Олег, но Гоймир возразил:

— Не трус он. Рядом не лежал. Однако, иной раз думает не так, как мы. Городская кровь, что ещё… Давай-ка спать, — неожиданно оборвал он воспоминания, влезая в мешок. — Угол у полога загни, а то не проснёмся… вот так. Да и ложись тоже.

Однако, Олег ещё какое-то время сидел на лежаке, обхватив колени руками и думал о своём. Гоймир вроде бы уснул — по крайней мере, дышал ровно и тихо. Решив наконец-то последовать его примеру, Олег полез в спальник, сказав вслух:

— Пора спать.

— Что? — спросил Гоймир.

— Не спишь? — удивился Олег.

— От тебя проснулся… Сказал ты что?

— Спокойной ночи.

— А. Да. Слушай-ка, Вольг… — Гоймир замялся. — Я вот тоже сказать хотел… что ты живёшь у чужих, как не родной? Не хочешь у родни жить — так переходи ко мне. Плохо одному. И не только на охоте да в бою…

Олег закинул за голову руку и пожал локоть горца:

— Давай-ка спать, дружище.

* * *

С этой охоты Олег жил словно во сне — быстром, красивом и ярком. Как по волшебству, его безоговорочно признали своим. Он вскакивал в шесть утра, чтобы успеть сделать личные дела, на которые днём не будет времени, потом поспешно завтракал и нёсся в школу, чтобы вернуться глубокой ночью и, вымывшись (воду заботливо готовила хозяйка), рухнуть в постель, перестать существовать до шести утра.

Он ходил на единственном мотоботе племени, переделанном из коча, к самому полюсу Мира — протоками и озёрами до тех мест, где лёд не таял даже в разгар лета, где в беспощадно-стылом и прозрачном во-здухе среди бела дня со стеклистым шорохом переливался в небе Большой Сполох[20]. На каменистых берегах Снежных Морей оно охотился на тюленей и слушал рассказы своих новых друзей об изворотнях[21], которых нельзя убивать. Среди бела дня налетали шторма, и густой сухой снег взвихривался над чёрными вязкими валами, встававшими на пятнадцатиметровую высоту, словно кипящая смола, и день обращался в ночь, и чёрное море сходилось с чёрным небом… Приходилось вручную скалывать лёд с опасно кренящихся кочей, а потом тросы оснастки срывали кожу с рук, мотая вцепившихся людей, словно бумажных… Солёная вода разъедала раны… Чудовищные каменные акулы мрачно следовали за людьми, показываясь меж пологих валов. На ветру трескались и кровоточили губы, спать приходилось на выловленной рыбе… Кочи буксировали к причалам огромные туши китов, убитых гарпунами с крохотных лодчонок. Однажды из ледяных пучин всплыл настоящий кальмар — почти сорокаметровый архитойтис — и напал на два коча, и был убит только общими усилиями… По ночам на пустынных этажах крепостной башни в тишине гулким эхом отдавались шаги сторожевых. Прямо посреди улицы разворачивались самодеятельные представления — со смехом, шутками, патетикой типично средневековой в них говорилось о прошлом Мира, о его героях и негодяях. Тяжела была работа в оружейных мастерских, не оставлявшая зачастую времени перекинуться словом с соседом. Под гул волынок и воинственный визг рожков вокруг костров, метавших в светлое ночное небо бледное пламя, неслись гикающие живые кольца — руки на плечи, быстрей, быстрей, быстрей! — так плясали коло, здешний национальный танец. Жаркий пот учебных поединков… а потом — сутки и сутки в седле вокруг овечьих отар, и режущий ухо свист товарища, отгоняющего волков, и стрелы твоего самострела вслед тени, тающей в белой ночи, и кожаная куртка, посланная на мох, и вереск вместо постели (а седло — вместо подушки), и костры, и та же куртка, распростёртая над заболевшим ягнёнком во время дождя, и струи этого дождя, лупящие по голой спине… Обмороки, когда в яму для резки торфа прорывались вдруг болотные газы — и сама резка, больше похожая на сражение, где оружие — лопата с изогнутым буквой П лезвием… Купание в обжигающе холодных и прозрачных, как воздух, речках и озёрах, от которого в первый момент перехватывало дух и обжигало всё тело — прыжки нагишом с десятиметровых скал, пушечный грохот воды, дикие вопли прыгающих… И снова игра-война — засады в скалах и в лесу, когда сидишь, сжимая оружие и, как в настоящем бою, ждёшь схватки, а под ложечкой сосёт… Наполненные раздирающей рот зевотой часы ночной стражи на стенах крепости, когда девчонки выносят из домов горячий травяной «чай», улыбаются тебе, и разговаривают с тобой, и смеются… Ночные костры, затаённое дыхание соседа, блестящие глаза и приглушённый голос рассказчика: как победить Чёрного Кожана[22]; почему нельзя пилить старые деревья — не все, но какие именно; как оседлать лесного коня[23]; что делать при встрече с лесной нелюдью; что такое обаянь и отвод[24]; как противостоять скажу[25], который напускают уводни[26]; кому и за что помогает Полу-денник[27]… И другие ночи — когда за горло брала прежняя тоска, а время снова казалось еле полузщим… но внизу хлопала дверь, стучали шаги по всходу-лестнице, вваливались серьёзные или смеющиеся друзья — и время переходило на быстрый шаг, а потом пускалось в галоп снова. Вовсе не старинные, а вполне современные портреты вперемешку с фотографиями смотрели на мальчишку со стен дружинной горницы — и Олег находил на них своего деда и тёзку, здешнего героя, почти сказочного богатыря, офицера НКВД-КГБ, всё ещё совершенно непонятного внуку… Огромная форель в горных ручьях, её незабываемый вкус, когда она — свежая! — оказывалась на раскалённой сковородке… Походы вдоль самых рубежей Вересковой Долины, ночёвки, когда засыпаешь, следя за лёгким парком, вылетающим изо рта — а где-то в глубине сознания не спит острое ощущение опасности, и внизу, совсем близко, горят электрические огни ХРОТОВ — данванских крепостей с хангарскими гарнизонами, что стерегут границу… Зелёная с алыми вкраплениями шкура лесов, серо-зелёный ковёр вереска, серые громады скал, свинцовое море, прозрачность рек, ручьёв и озёр. Звонкие, холодные, солнечные просторы сосновых боров на склонах гор. Ослепительная белизна берёзовых рощ вокруг Рысьего Логова. Блуждающие огоньки на бездонных просторах торфяных болот. Многотысячные птичьи стаи на озёрных берегах…

Ночи, дни, вечера — бешеный калейдоскоп света, тьмы, холода, тепла, камней, воды, шума, тишины, леса. Пустошей… Жизнь. Жизнь. Жизнь.

И над всем этим — холодный синий зрачок Невзгляда.

* * *

Утречко выдалось жаркое — в смысле работы. ВЧЕРА утром Олег с группой волков — стаей товарищей — взялся чинить три вытащенных из недр склада немецких ЭмПи-38, занесённых в северные горы Мира суровым ветром земных сороковых двадцатого века. Трудно чинить то, что раньше никогда не держал в руках, имея рядом с собой троих отчасти древних парней, у каждого из которых есть своё мнение вплоть до того, что большая часть деталей в оружии вообще лишняя и, возможно, даже вставлена туда вредителями. ЭмПи вполне соответствовали характеристике, которую дал Попандопуло в знаменитом фильме: «Один трясётся, ак ненормальный, а второй, гад, по своим стреляет. «Лишних деталей всё-таки не удалось обнаружить. Тогда новоявленное «КБ им. Содома и Гоморры», как охарактеризовал происходящее Олег, пошло путём офицера Жилина из рассказа Толстого «Кавказский пленник», который чинил часы чеченцам следующим образом: «Разобрал, почистил, сложил — пошли часы.» Один ЭмПи после этого начал стрелять и был опробован под ликующие вопли сотрудников КБ. На остальные навалились всем миром — впятером — и к шести утра привели в чувство ещё один, чему сами же удивились. Последний пистолет-пулемёт ушёл в глухой отказ и в наказание был разобран на запчасти. Конструкторы быстро добили квас и чёрствые медовые пряники (всё это позволяло коротать время за раздумьями) и разошлись хоть немного поспать перед трудовым днём. Олег, вывихивая челюсть от зевоты, полез вниз за водой — умываться.

Он уже несколько раз плеснул себе в лицо водой, пахнущей цвелью и колодцем, когда сзади от дверей раздался грохот и невнятные проклятья, к которым Олег уже привык вместо мата.

— На это и ставили, — буркнул он, вытираясь рушником. — Заходи, не заперто!

— Однако, глянется, заминировано, — ответил Гоймир, стоявший в крайне неловкой позе рядом с упавшей с притолоки небольшой скамейкой. — Тут, глянется, гульба была?

— Вроде того, — Олег ткнул рукой. — Не стой, садись.

— Огненный бой оживляли? — ловким толчком ноги Гоймир поставил скамейку, прицелился сесть, но Олег, уже поднаторевший в здешних обычаях, повёл ладонью в сторону лавки:

— Сделай милость. По гостю честь.

Гоймир уселся на лавку, вытянув ноги, поставил между них меч. Олег, продолжая вытираться, доложил:

— Значитца, доношу, водитель. Из трёх единиц шайтан-бабах две восстановлены, но зарядов мало. Третью разобрали на… в общем, на запчасти… А ты какого чёрта в полном снаряжении — боишься, в школе на тебя нападут?

— Э-эм-м-м… — неопределённо отозвался Гоймир. — Я про что зашёл…

— Да кто тебя знает, — Олег развесил рушник на окне и, помедлив, выплеснул наружу воду.

— Да Зелёных Садов поедешь ли?

— Это вёска внизу, где обалденные яблоки? — припомнил Олег разговоры. — Вообще-то я спать хочу, а днём ещё за дровами ехать. Да и для яблок не рановато ли?

— Не сам еду, дело гонит, — пояснил Гоймир. — Есть там мужичонка такой — Степаньшин. Крещатик, но силком. Он нам зерно сторговывает. Так вчерашним днём должны были подводы приволочься, а нету их…

— Может, волоты[28] груз переняли? — Олег посвистывал, рассматривая свою ковбойку.

— Волоты скотину тащат, зерно им не к рукам… Так будешь со мной? — Гоймир положил меч на колено.

— Конечно, — Олег снял с крюка на стене самострел. — Эту штуку брать? Или наганом перебьюсь?. Как-никак, к друзьям в гости едем.

— Дружили волки с собаками, пока бер[29] леса тропил, — презрительно усмехнулся Гоймир. — А самострел не бери. Возьми-ка один из тех, что починил, да и оставь себе — дело получше.

— Серьёзно?! — восхитился Олег перспективе обладания автоматическим оружием. Но тут же увял. — Не, Гоймир, это нечестно. У меня револьвер, да ещё и ЭмПи будет, а больше половины ребят и одного-то ствола не имеют…

— Дают — бери, бьют — беги, — серьёзно ответил Гоймир. — А огненный бой бери, не отказывайся. Тебе он к месту.

— Ну, спасибо… Я давно хотел спросить: а почему вы у убитых врагов не берёте оружие? С боеприпасами было бы легче…

— Без пользы оно нам, — досадливо покривился Гоймир. — Если чужак за него берётся — так оно рвётся у него в руках… С давна прослежено то. Ну, за чем дело? Пошли, шагать-то немало…

— Пешком?! — ужаснулся Олег. — Да тут вёрст двадцать, ты чего?!

— Обклался, городской, — злорадно отметил Гоймир. — Не трясись, верхами поедем.

— Дружище, — вкрадчиво поинтересовался Олег, поднимая со стола один из пистолет-пулемётов, — а ты на лошадь-то сможешь сесть? Тебе же штаны помешают.

— Ты про что это? — немедленно насторожился Гоймир.

— Не, мне правда интересно, — Олег, пряча улыбку, повернулся к столу, на котором россыпью лежали остроголовые пузатые парабеллумовские патрончики, — как у вас вообще получается верхом-то ездить? При таких-то штанах… Или вы их повыше подтягиваете? Или… в дамском седле?

Не оглядываясь, Олег нырнул в сторону — очень вовремя. Сумка Гоймира со шлепком впечаталась в стену, пролетев в десятке сантиметров от головы мальчишки. Тот сразу вскинул руки:

— Сдаюсь! Правда, прости. Сейчас поедем. А тебе это за то, чтобы не обзывался.

— Ладно, — буркнул Гоймир. — Ты поспешай давай, кони-то стоят…

… Тропка вела по лесистым склонам, лишь изредка выходя на вересковые пустоши или пересекая речушки по расшатанным, не знавшим машинного колеса мостам. Ехать предстояло долго, да ещё и заночевать в веси. Олег не имел ничего против, но Гоймир довольным не выглядел и ничем не пояснял своего недовольства, пока Олег прямо не спросил его:

— Ты чего такой кислый, словно квашеной капусты переел?

Гоймир искоса посмотрел на него, потом метко плюнул на закачавшуюся веточку папоротника и ответил:

— Гостимир говорил — сей день Бранка будет. Ввечеру.

Олег ответил не сразу. За последнее время он почти забыл, как выглядела та девчонка, с которой он бегал под дождём… и вот теперь вспомнил сразу, вспомнил при одном звуке её имени.

И то, что он ощутил при этом воспоминании, его испугало. Потому что это могло быть только… НЕТ!

— Ничего, завтра увидитесь, — равнодушно откликнулся он.

— Пень ты, коряжина вывороченная, — ответил Гоймир. — Долей ушибленный, потому и не любил никогда. А я как вижу её — сердце вмах засекается… Й-ой, и чего я рассыпаюсь с тобой!

— Спасибо, обложил, — поблагодарил Олег. — Кстати, зря. Хотя я и вправду девчонок не любил. Гулять — гулял с ними, и всё.

— Я тебя с собой кликнул, чтобы ты меня развеял, а ты чего творишь?! — почти взвыл Гоймир. — Это ж сколько я с ней ещё не перевижусь-то?!

— Между прочим, ты этот разговор сам затеял… Что это? Слышишь?

Мальчишки остановили коней. Гоймир прислушался — и услышал то, что Олег засёк ещё до него — звук летящего вельбота. Не сговариваясь, они свернули под деревья. И почти тут же из-за сосен вынырнула хорошо знакомая обоим машина, шедшая точно над верхушками.

— Выглядывает, трупоед, — Гоймир следил за вельботом из-под руки. — Ух, нечисть смердячая…

Вельбот сделал круг в полуверсте от мальчишек и пошёл, резко забрав на юго-восток. Далеко залетать не стал, почти сразу скрылся за деревьями, а потом растаял и звук.

— Дальше, — скомандовал Гоймир, толкая коня пятками. И ещё раз зло покосился на небо, в глубине которого бледными пятнышками различались звёзды.

… Скоро Олег начал жалеть о том, что согласился ехать. В седле он держался получше горца, но уж больно скучно было. Это его в здешних поездках доставало больше всего — выросшему в скоростном мире подростку до тошноты медленными казались здешние средства передвижения. Ландшафт и пейзажи стали угнетать разнообразием. Гоймир молчал, думая, судя по всему, о Бранке. Скакать галопом тут было невозможно, да и не признавали здешние пони-кони такой вещи, как «галоп» — он оскорблял их медлительное достоинство. Оставалось покачиваться в седле, зевать и думать о самых разных вещах.

О Бранке, например.

— Смотри-ка, а это что? — вдруг привстал в стременах Гоймир. Олег передвинул на бедро ЭмПи и убеждённо сказал:

— Зря ты не взял «шпагина».

На тропе лежали несколько лошадиных туш. Уткнувшись в дерево, стояла телега. Ещё две или три валялись, опрокинутые на бок. По всей тропе были разбросаны лохмотья и кучи чего-то серого, омерзительно воняющего…

Гоймир спешился и, на ходу доставая меч, подошёл к одной из этих куч. Ткнул в неё…

— Хвост Переплутов! — гневно выкрикнул он, поворачивая к Олегу вспыхнувшее лицо. — То наше зерно, то хлеб! Его известью окатили!

— Данваны? — Олег огляделся.

— А подводчики-то где? — Гоймир ходил вокруг разора. — Нет, данваны случись тут — они б и подводчиков… да и не по чину им то, всё одно что на ворота помочиться тишком…

— Поищи лучше, — Олег тоже спешился, перехватил ЭмПи с упором в бедро.

— Мертвяков-то? — Гоймир описал большой круг, вороша папоротник. — Ни пса тут не валяется. Ни живых, ни мертвяков не видать.

— А вот тут ты пролетел, друг мой, — Олег потянул воздух сквозь зубы. — Если ты их знаешь, то представь мне.

Гоймир повернулся.

С разных концов на тропу вышли восемь человек — восемь ребят примерно в возрасте друзей. На взгляд Гоймира так одеться могли только полоумные, а вот на Олега повеяло знакомыми ветерками с тусовки. По крайней мере, кислотная цветовая гамма, покрой одежды, приоткрытые рты и прыщи пробудили в нём почти ностальгические чувства. При всём при том эти восемь обормотов казались тут до смешного чужими — куда более чужими, чем Олег — в ковбойке, джинсах, сапогах-чунях и с пистолет-пулемётом.

Однако, у троих были обрезы охотничьих ружей, у остальных — солидные дубинки, явно частенько использовавшиеся. Движениями вся компания до такой степени напоминала рэперов, что Олег тихонько пробормотал:

— Ой йо ма фа йоу…

Месяца два назад такая встреча его бы серьёзно обеспокоила бы. Но после того, что он повидал, сознание отказывалось воспринимать, как угрозу, даже обрезы в руках этих недоразумений.

— Не ходит у меня такая срань в знакомцах, — сообщал Гоймир с некоторой брезгливостью.

— Оба-на, мы ему не катим, — сказал один, поигрывая обрезом, и Олег снова на секунду впал в столбняк. — Не катим, э, ты, козёл горный?

— Не промахнулся, — лениво ответил Гоймир.

— А тебе? — обратился тот же к Олегу. — Тебе мы, твою мать, тоже не нравимся?

— Не очень, — признался Олег. — Чесслово, мне и покруче пацаны стрелки забивали, — он подумал и добавил: — Клык даю. Век воли не видать.

— Вы сотворили? — махнул рукой Гоймир. Олег прислонился к одному из валунов, беспечно сунув руки в карманы, а подошвой упершись в камень.

— А чё, не нравится? — осклабился ещё один, недвусмысленно целясь из обреза в пах Гоймиру.

— Один тот мешок, — задумчиво сказал Гоймир, — что вы испоганили, по деньгам будет поболе мяса, что из вас настругать можно. А буде не деньгами померять — так и вобще не равняй; в том хлебе труд человечий, пот… а в вас и есть-то, что кто-то зачать озаботился, а кто-то — из-под подола выкинуть. Невелик труд, да и вышло не чтоб красиво.

Олег, осклабившись, вынул руки из карманов, три раза хлопнул в ладоши и убрал их обратно.

— Тебе чё-то надо, ты? — спросил у Олега третий с обрезом.

— Ну, — откликнулся Олег. — Не видеть твоей похабной рожи.

— Поначалу думал я в ряд вас поставить да и окоротить на голову, — излагал Гоймир, не повышая голоса. — Но поразмыслил — какой с того племени прибыток? По справедливости будет — свести вас в Зелены Сады, да и заставить тот хлеб отработать…

— Приносить пользу обществу — это даст вам ощущение некоторой новизны, — изысканно заметил Олег.

— Он чё-то квакнул про мою рожу, — родил наконец тот, кто спрашивал Олега, что ему надо.

— Коли я говорю — другим молчать, — оборвал его Гоймир, — а уж вам — и особо. Бросайте дреколье, да и шагом поперёд нас в весь.

Воцарилось молчание. На лицах за прыщами угадывалась усиленная и тяжкая работа мысли. Потом кто-то, хлопнув по ладони дубинкой, неуверенно сказал:

— Э, ты за языком следи. Не проспался, что ли — нас ВОСЕМЬ, а вас ДВОЕ!

— Погоди, он прав, — снова подал голос Олег. — Их ВСЕГО восемь, а нас АЖ двое. Нечестно получается. Знаешь, я у себя всегда мечтал таких бить, а получалось редко, то настроения не было, то менты под кроссовками путались. Ты постой в стороне, а то ведь скажут потом — с мечом на малолеток недоразвитых…

— Ну, держи штаны, падла, я сейчас тебе всю харю в кисель превращу! — не выдержал морального давления один из дубиноносцев. И ринулся на Олега в лучшем стиле уличной драки — галопом, занося дубинку над головой с маху. Олег до последнего мгновения не менял позы, стоял у камня, а потом… пропал. По крайней мере, так показалось атакующему. Он ахнул по камню со всей силы и ярости — отдача вышибла дубинку из руки, осушив ладонь, а в следующий миг стало совершенно нечем дышать, и нападающий лёг под камешек, уютно свернувшись клубочком. Олег, простенько пригнувшись, ударил его коленом в солнечное и, танцуя, как на боксёрском ринге, отскочил в сторону.

Разом вскинулись три обреза, но Гоймир вдруг выстрелил в воздух из невесть откуда взявшегося ТТ и сказал:

— По чести, так по чести. Оружие наземь, а не то… кто на первую руку пойдёт? Кто без страха? Кто за соратников мой заряд примет?

— Спасибо, дружище, — весело откликнулся Олег.

— А всегда помогу, только слово скажи, — заявил Гоймир, держа малолетних налётчиков на прицеле.

Переглядываясь, неохотно, трое с обрезами побросали оружие. Олег подхватил выпавшую дубинку и несколько раз покрутил её в пальцах, потом перекинул из руки в руку.

— Крой его!!! — взвизгнул кто-то. Первый признак трусости — вот такие крики. Олег отбил удар дубинки серединой своей и свалил двоих — ударами в пах и под челюсть.

— Трое на сторону, — отсчитал Гоймир. — Подмогу дать?

Олег переоценил свои силы. Ударом ноги в колено он сшиб ещё одного, но не уследил за размашистым движением сбоку, и дубинка ударила его в левое плечо, отбросив к камню. Но Гоймир вступил в дело мгновенно.

Двое рухнули, как мешки, от ударов раскрытыми ладонями по шее и боку. Третий получил ногой в грудь. Четвёртый — единственный! — успел ударить Гоймира кулаком в лицо, но промахнулся и повалился от беспощадного тычка локтем в солнечное.

— Ого! — выдохнул Олег, держась за плечо. — Ничего себе чего!

Он уже видел, как дерутся местные ребята, но такую молниеносную расправу с реальным противником наблюдал впервые. Гоймир спокойно огляделся — никто не шевелился, решили, что вставать себе дороже.

— Надобно их поспрошать, кто да зачем их нанял, — Гоймир расслабился. — По обличью — городские, тут, в весях, такие не водятся.

— А сейчас расспросим, — предложил Олег. — У нас с ними некоторое взаимопонимание, а тебя они боятся. Я нежненько, осторожненько…

— А я уж было думал костёр запалить, — серьёзно — Олегу даже жутко стало — заметил Гоймир. — Добро. Спрашивай ты.

— Открывай глазыньки, радость моя, — Олег наступил на руку тому, которого завалил первым. Парень сообразил, что притворяться бессмысленно. К тому же он несомненно слышал про костёр.

— Ты меня изувечил… — облизнул он губы. Олег упал на колено и воткнул разведённые «вилкой» большой и указательный пальцы правой руки в горло по обе стороны кадыка:

— Я с тобой ещё и не то сделаю! Ах, бедняга, — Олег подпустил в голос насмешки, — а что вы-то собирались с нами делать?! Бутербродиками кормить? Так гони, я по ним уже соскучился… Хватит! Кто приказал погубить груз?! Откуда вас таких черти принесли?

— Б… б… о… на… — прохрипел парень. — У… у… ери…

Олег отнял пальцы. На коже остались два пятна — багровые, они быстро наливались синевой.

— По порядку. Откуда вы?

— Из Виард Хоран, — парень несмело поднял руку, потёр шею. Гоймир что-то буркнул, сплюнул в траву.

— Умница, — поощрил Олег. Происходящее казалось ему игрой. — Ну и кто вас нанял?

— Мужик один… здешний… отслюнил кучу бумаги, билеты нам подогнал… Сказал — дело плёвое… — он снова скривился.

— Что приказал? Какое дело? — отрывисто спросил Олег.

— А вот… зерно это уработать. Сказал ещё, — заторопился парень, — пусть эти ко… козлы горные, — он с опаской посмотрел в глаза Олегу, рыскнул взглядом куда-то в сторону, — пусть, мол, вы, короче, почешетесь, а то хорошо больно живёте, на всех положили с прибором… Ещё посмеялся так…

— Одно посмеялся? — зловеще сказал Гоймир. — Уж мы смеяться будем. Приспело.

— Чего? Чего? — парень приподнялся на локтях, облизнув губы, умоляюще зашептал: — Я же всё сказал, я всё сказал… не убивайте…

Олег прервал его шёпот шлепком по щеке — несильным, но обидным. Хотя — подобного типчика едва ли можно оскорбить подобным образом.

— Тебя как зовут?

— Нико, — удивлённо и с опаской отозвался лежащий, словно ожидая от произнесения своего имени ещё каких-то неприятностей.

— Что за имя? — удивился Олег. — Ты славянин?

— Кто славянин?! — взвился Гоймир. — Его славянином зовёшь?! Его одной со мной кровью вяжешь?! Его в Верью нашу пхаешь?! Ты видь — не то что природное, славянское имя его стороной обкатило, он и от крещатого-то охвостье оставил, позыв собачий, на данванский лад скроил! Давить таких след!

Нико (скорее всего — Николай, отметил Олег) заскулил, закрылся ладонями с расставленными дрожащими пальцами. Олег вскочил, уперся ладонью в грудь взбешенному Гоймиру.

— Стой, стой, — спокойно сказал он. — Чего разоряешься? Порубить их хочешь здесь? Давай, руби. Ба-альшая честь будет.

Гоймир, раздувая ноздри, смотрел на Олега. Залегшая между густых бровей злая складка распускалась на глазах. Очевидно, ему впервые в жизни указали на неразумность решения. Без какой бы то ни было охоты он наконец ответил:

— Добро. Твоя правда. Пусть двигают отсюда всем скопом, да живой ногой, пока я их не повыдирал, откуда растут. А нам-то, глянется, в обратную…

— Давай уж поедем, — возразил Олег, больше не обращая внимания на лежащих вокруг налётчиков, на вздрагивающего у его ног Нико. — Заодно порасспросим, кто там такой предприимчивый, что за этими придурками в город съездить не поленился… Вирад Хоран — это ведь город?

— Три Дуба, — произнёс Гоймир славянское название. — Самый ближний к нам. Оттуда Ломок уходил. И машина твоя там была, сквозь неё мы с Земли от деда твоего пересыл имели… Едет кто? — вдруг оборвал разговор и насторожился Гоймир.

Олег схватился за ЭмПи. Но через секунду Гоймир успокаивающе отмахнулся, вглядываясь в двоих всадников, появившихся на тропе со стороны Вересковой Долины:

— А, то наши — старый Семик Мечкович с внуком — Брячислав, мой трёхродный! Куда их Кулла[30] тащит?.. Брячко! — Гоймир махнул рукой, убирая ТТ.

Гибкий парень — рослый, красивый, как и весь здешний народ — махнул рукой в ответ, чуть наклонившись с седла:

— Хвала! Думали вас в Зелёных Садах нагнать, так вы вот где стали? За чем дело?

— Вон, — Гоймир повёл вокруг рукой, — разговоры разговаривали. Слово за слово, да повздорили… А вас куда несёт? Не туда же?

— А что, своё дело на наши плечи переложить хотите? — вопросом откликнулся ещё могучий старик-горец, сивые усы которого были заброшены за уши по здешней моде.

— Да наше дело вроде как тут разбросано, — вздохнул Гоймир. — С чего нам конские копыта бить, да и свои задницы? А вам всё одно там быть, так и к Степаньшину заглянулибы?

— А добро, заглянем, — кивнул старик. — И к Сцыпину Аркашке тоже, говорил он, что дешевле даст… А этих — иль пускаете?! — он указал на возившуюся вокруг шелупонь.

— Пусть бегут, куда ноги несут, — насмешливо бросил Гоймир. И добавил: — А со Сцыпиным глаз да глаз. На крысу он кажет. Такие хороши, пока за горло их давишь, а отворотишься — своё борони… Как бы не он по паскудству орлов заборных нанял.

— Вот и мне не кажется он, — поддержал Брячислав, поправляя головную повязку. — Глаза б не глядели, дед.

— Гривны карман не оттянут, а с пустым тоска, — ответил внуку старик.

— Ярмарка на носу, там бы и купили, — упрямился Брячислав, но ясно было, что сделает, как скажет дед. Они зарысили дальше по тропе — плечо в плечо, колено в колено, почти одинаково рослые, только Брячислав — стройный и гибкий, как тополёк, а Семик — кряжистый, узловатый, будто оживший дуб…

* * *

Аркашка встретил гостей, как положено — у самых ворот, сам отвалил их, припёр камнем, лучась улыбкой так, что во дворе стало светлее.

— Гости, гости-то какие! — излишне суетливо шустрил он, частя на лесном наречии. — Жена, собирай на стол, да что получше — проголодались, небось, с дороги? — и заглядывал в глаза горцам, неспешно шагавшим по убитой до каменной твёрдости земле, словно воочию хотел убедиться, что они всем довольны.

— Что ты метёлкой мечешься? — удивился Семик, уже усаживаясь за стол — широкий, крепок сбитый из прочных досок. Брячислав устроился у окна, подпёр спиной раму, подмигнул старшей дочке Аркашки, которая вдруг побледнела и выскочила из горницы. — Ты вот что говори нам…

Двери распахнулись, с треском ударив по стене, от тяжёлого пинка. Внутрь полезли, склонив винтовки со штыками наперевес, горные стрелки с тупо-злобными лицами, многочисленные и молчаливые.

— Хватайтя их! — завопил Аркашка, предусмотрительно, словно на пружинах, отскакивая к другому концу стола. — Хватайтя!

— Дед, засада! — крикнул Брячко, прянув вперёд от окна.

— Чтоб впослед у тебя упыри гостили, переворотень! — выхваченный стариком короткий широкий нож полетел в Аркашку, но тот успел в страхе присесть, и нож со стуком вонзился в стену, глубоко расколов бревно. Второй — угодил в ощеренный рот одного из стрелков. — А! Кровь Перунова! Брячко, в окно! Беги, внучек!

Брячислав, мгновенно подхватив из угла скамью, высадил раму и метнулся следом. Семик, ударом ноги перевернув стол между собой и нападающими, выхватил меч и камас…

… Брячислав упал на руки с перекатом — сразу оказался на ногах. И так же сразу ему стало ясно, что уйти не удалось — расплывчатые, серые фигуры, похожие на Мар, надвигались со всех сторон.

— Не кричала сей день моя Желя, — пробормотал мальчишка и, бросив послушное, тренированное тело в воздух, с маху ахнул не успевшего и вскрикнуть стрелка, что оказался ближе остальных, в грудь обеими ногами. — То тебе! А то — тебе! — приземляясь, он обеими руками опустил меч на плечо подскочившего сбоку, раскроив его до середины груди.

— Бейте его прикладом в морду! — визгливо и истошно заорали сзади.

Повернуться Брячко не успел — стало ОЧЕНЬ светло, как не бывает даже днём, а потом — ОЧЕНЬ темно, как не бывает даже ночью…

… Старого горца пытались первые секунды взять живым. Двое поплатились за это руками, один лишился головы, двое были проколоты, а двое — порублены насмерть. Семик не пытался выскочить за внуком в окно — бесполезно это было, в саду слышались крики и свирепая возня.

В юности он был ловчей и подвижней, но силу и выносливость сохранил и сейчас. Отбиться Семик не надеялся — скорей уж просто хотел прихватить за кромку побольше врагов.

Его закололи штыками сразу в грудь и спину, навалившись толпой спереди и через окно. И долго потом били и кромсали безжизненное тело…

… Ледяной поток обжёг лицо. Вспышкой боли разорвало разбитый затылок. Голоса. Смех. Солнечный свет, видный сквозь веки.

Брячко открыл глаза.

Первое, что он увидел — грубо сваренный из чёрных стальных прутьев крест, перечеркнувший высокую белизну неба.

Увидел и понял — это — ДЛЯ НЕГО.

— Очнулся! Очнулся! — завопил кто-то с такой радостью, словно очнулся лежавший при смерти родич или дорогой друг. Вот только радость эта была злая. — Очнулся, падла горская! Очнулся, козёл сраный!

Удар под рёбра почти не ощутился сквозь нахлынувшие тоску и ужас, которые разом переполнили всё существо Брячко. Как во сне, он увидел стрелков, выстроившихся полукругом, отсекавшим от креста молчаливую людскую толпу, хангаров-выжлоков, сидевших в сёдлах у границ этой толпы — и данванов. Трое огромных существ в угловатой броне, в шлемах с матовыми забралами, широко расставив ноги, замерли совсем рядом. Какое-то существо носилось кругами и вопило — Брячислав не сразу узнал Аркашку. Именно он, визжа от удовольствия, с почти безумным лицом бегал вокруг, истерично хохотал, осыпал мальчишку пинками и ругательствами.

Брячислав разлепил мокрые губы:

— Боишься, — сказал он жёстко. Словно не он лежал тут, связанный по рукам и ногам, а этот плюгавенький мужичонка.

— Чо-о-о-о?!?! — завизжал тот, но Брячислав лишь повторил:

— Боишься, — и перестал его замечать.

Несколько хангаров наваливали у подножья креста дрова и хворост. Один из данванов начал говорить тем правильным, мощным и бездушным голосом, который так пугал всех, кому приходилось слышать данвана:

— Благодаря бдительности одного из жителей вашей веси сегодня вечером были схвачены и обезврежены двое горских бандитов-дикарей. Проявившему бдительность жителю будет выплачено денежное вознаграждение…

— Иуда! — крикнул кто-то в толпе. Данван оборвал речь. Другой — с чёрными наплечниками — монотонно крикнул:

— Кто сказал?!

Люди враждебно молчали. Данван не стал продолжать — только добавил:

— Вам предъявляются на опознание захваченные. Если кто, что может о них сказать — говорите.

Двое хангаров вздёрнули Брячислава за руки и волоком потащили мимо людей, стоящих за спинами горных стрелков. Боли в вывернутых руках мальчик не ощутил — навстречу ему за ноги тащили труп его деда. Седая голова Семика билась о комья земли и камни. Руки старого рубаки были отсечены выше кистей — из них не удалось вырвать оружие…

Мертвец и живой поравнялись.

«А помнишь ли, дед, спросил я одно у тебя — что живёт в Мире человек? Для чего? И ты в ответ говорил — затем, чтоб бороться… А как стать, если нету сил, спросил я? Тогда не человек он, отвечал ты. Так я ещё попробую бороться. Благо тебе. А перевидимся мы раньше, чем ты говорил…»

Мужчины в толпе смотрели себе под ноги. Женщины откровенно плакали, прижимая к себе испуганно притихших людей. Подростки стояли угрюмые. Старики и старухи крестили Брячислава.

— Ты прости нас, сыночек…

— Сила солому ломит…

— Прости за того предателя…

— Господи, спаси и сохрани…

Брячко слушал всё это равнодушно. Ничего он не имел против этих людей. Разве что чуть презирал их за скотскую покорность, за слепую веру… и жалел их за то же. И всё. Их жалость, их восхищение, не были ему нужны. Он готовился к своему последнему бою.

Страх ушёл, растаял, хотя сейчас, как никогда отчётливо, мальчишка представлял свою судьбу. Жестокость врагов в нём тоже не вызывала отвращения или злобы сама по себе. Он и его соотечественники были тоже жестоки, и в сказках старших о днях взмятения была захватывающая дух жуть расправ над врагом. Остались тоска, решимость и холодная злость к предателю, который принимал их в своём доме, за столом — и там же выдал. Потому он не сказал ни слова, даже когда военный священник, прибывший со стрелками, спросил его, не хочет ли он исповедаться?

Заскрипели блоки, и крест наклонился, зачёркивая небо, свет, остатки надежды. Умело удерживая мальчишку, хангары прикрутили его, и с тем же зловещим скрипом крест поднялся вновь.

— Есть ли у тебя последнее желание? — спросил данван в чёрных наплечниках. — Ну, скажи, чтобы мы все подох…

— А поверните-ка крест. Я скажу — как.

Слова были настолько неожиданны, что данван дёрнул головой и умолк, безлико глядя вверх, на распятого пленного. Потом махнул рукой хангарам, и крест начал поворачиваться.

— Довольно.

Отсюда, с высоты, Брячислав видел сосновый лес, поднимающийся к бледному небу, а там, за этим лесом, различал он в прозрачном предутреннем воздухе вересковые пустоши, за которыми лежало море. Вдали собирались, взбухая штормом, чёрные тучи, и море уже, наверное, с грохотом билось о скалы, и вереск гремел на пустошах, как жесть, и клочья пены неслись по воздуху… Кочи возвращались к причалам, и кто-нибудь из его, Брячко, друзей, пел, задыхаясь холодным солёным ветром:

— Эй! Холодное море, Глубокое море, суровое море — Э-гей!

Всё это было, всё это существовало, и всё это будет продолжать жить, даже если оставит Мир он, Брячислав из племени Рыси! Не разорвать великую цепь-Верью. И море, и вереск, и сосны, и торфяные болота, и высокое бледное небо, и песни, и былины… А тогда — какой смысл бояться одного мига, пусть и сколь угодно мучительного?

Мы сражались за эту землю!

И пусть МНЕ выпало прожить на свете неполных пятнадцать — я сражался тоже, и никто не посмеет сказать, что прожил я свою жизнь слепо и без смысла!

Мы жили отважно!

И пусть я не смог погибнуть в бою — связавшие мне руки не свяжут ни сердца моего, ни духа!

Огонь, вспыхнув разом, охватил загудевшую, затрещавшую кучу дров и хвороста, взметнулся, засвистел, запел, поднимаясь всё выше и выше, окутывая распятого мальчика струящимся плащом… И оттуда, из этого пламени, ясный и бесстрашный голос запел:

— Брячко закашлялся, но справился с собой и вновь запел:

…— Иди за мной! — голосом, похожим на гул пламени, воскликнул могучий воин на вороном жеребце, облачённый в сияющую броню. — Иди за мной, Брячислав, сын храброго Воимира! Отец твой ждёт тебя! Отец твой горд тобой! Иди! Не страшись!

Серебряные волосы и огненная борода воина вились под неощутимым ветром, волновались бурными потоками, и Брячко понял, обмирая от восхищения и радости — вот он, Перун! А откуда-то из-за его спины по-слышался и другой — знакомый — голос:

— Шагай встречь, сын! Вот рука — берись!

— Иду! — изо всех сил крикнул Брячислав. — Иду, отец!.

… Огонь взметнулся выше, стирая черты лица мальчика. Видно было, что он горит — одежда, волосы, кожа — но по-прежнему смотрит на северо-восток, туда, откуда надвигался морской шторм…

* * *

— Были и хангары, и стрелки, и данванов самих трое было. Что мы могли сделать? Они ж все с оружием, а у нас дома, детишки, бабы… — Степаньшин сцепил пальцы и глядел в стол, голос его звучал глухо, как из-под земли. Гоймир сидел напротив него, сведя кулаки перед лицом и поставив локти между двух кружек с вонючим сивым самогоном — Степаньшин пил, когда пришли горцы. Гостимир замер у дверей, скрестив руки на груди. Йерикка — у стены, опираясь на свой «дегтярь». Олег — вполоборота к окну, положив ладони на ЭмПИ, висящий поперёк груди. — Веску сожгут, и поминай, как звали. Ну вот. Старика-то в доме убили. А мальчишку схватили живым. И сожгли на костре.

Последние слова Степаньшин произнёс совсем тихо. Олег чуть шевельнулся — горцы даже не переглянулись.

— Боимся мы их, пойми ты, парень! — вдруг надрывно сказал Степаньшин, хватаясь скрюченными пальцами за ворот. — А ну как снова придут, да и…

— А рубаху-то не мучай, жене работа — зашивать, — Гоймир аккуратно отцепил, нагнувшись через стол, пальцы мужика от ворота. — К нам вон по зиме одно приходили. Знал, небось? А что обратно не ходят — хочешь знать?

— Народ у вас… — Степаньшин спрятал глаза.

— Ой, не надо, язык-то не мучай. Нас в красную пору и полутора тысяч счётных не сыскалось бы. А у вас одних мужиков на круг столько по вёскам, — спокойно перебил его Гоймир. — В том толк, что овцы вы. Стричь вас — самое милое дело, ведаю, что говорю, право слово. Куда скажешь — туда они и бегут, а как стрижёшь или режешь — одно блеют: «Господи помоги!» — и Гоймир поднялся, возвышаясь над словно бы растёкшимся по столу мужиком. — Да вы тут ведь овец не водите? Так я тебе скажу, как их на бойню гонят. Поставят им так в голову барана-подманочка. Они и текут за ним, куда ведёт. Хоть на бойню, так-то. Дед мой знал твоего деда. Так ли тот жил, как ты живёшь? Да и живёшь ли ты?

— Мальчик, — горько сказал Степаньшин. — Мальчик, где те ваши, что против силы встали? И дед мой — где? И отец? Думаешь, нам легко? Но мы живые. А они все — мёртвые, мёртвые…

— Это вы мёртвые, — пошевелился Йерикка. — Каждый день, каждый час умираете. Дохнете от страха и молитесь, чтобы подольше подыхать, — он скривился, помотал головой и неожиданно прочитал насмешливо:

— Это Пушкин сказал. Был на Земле такой поэт… Ну что, Гоймир, пойдём?

— Здесь постойте. Я разом вернусь, — попросил Гоймир. — Дело сделаю и вернусь, — он пошёл к двери. Гостимир посторонился, тихо сказал:

— Ой, беды наворотишь горячим делом… С собой бери.

— Благо, — Гоймир пожал плечо Гостимира. Помедлил, объяснил: — Один пойду. Был мне Брячко трёхродным. Мне и расчёт вести…

… Аркашка, сидя за столом, хлебал щи из здоровенной миски. Хлебал неспешно, напоказ, что никого не боится — но заряженное картечью охотничье ружьё (разрешённое!) лежало рядом на лавке.

Сцыпину было тревожно. Куда-то пропали городские сопляки, за которыми он специально ездил в Виард Хоран, чтобы их руками сорвать сделку со Степаньшиным — в надежде срубить бумагу на торговле с горцами. Если попали в руки данванов — по головке не погладят, хоть он и выдал, не задумываясь, прибывших к нему (как и рассчитывал!) гостей.

В окно постучали — размеренно и негромко. Аркашка поднял голову — и схватился за ружьё, схватился, как за последнюю свою надежду… да так оно и было на самом деле!

Гоймир выстрелил прямо через окно — выстрелил не из ППШ, а из ТТ через прозрачное, как родник, привозное с юга данванское стекло. Мягкая пуля 7,62 мм пришлась Аркашке в правое плечо, развернула вокруг себя и бросила через лавку, в угол. Ружьё загремело по чисто выскобленным доскам пола. Плечо, рука, часть груди разом онемели. Подвывая, Сцыпин зажал ладонью рану, поднял голову — и увидел бешеные, широко поставленные светлые глаза невесть когда успевшего войти горца — золотистыми искрами в них горел гнев.

— Сидеть, — услышал Аркашка, и этот голос парализовал его намертво, как заклятье.

— Ы-ы-ы-ы-ыиии… сижу-у… сижу-у… — садящимся, скулящим, каким-то юродствующим от страха и боли голосом простонал Аркашка, зажимая плечо. Жена с дочерью и сыном, выскочившие в горницу, сжались у двери. Мельком скользнув по ним взглядом, Гоймир мягко, бесшумно по-дошёл к столу. — Стало, вот тут ты наших-то принимал, гнусь болотная?

— Ы-ы-и… за ни-им… за ни-им… — Аркашка корчился в углу, рука висела плетью, кровь капала на пол, собираясь в чёрную лужицу.

— Много ли взял за них? — спросил Гоймир, шагая обратно и не сводя глаз с Аркашки, вжавшегося в стену. И того вдруг прорвало:

— Гоймир! Не надо! Христом-богом! Не надо! Не хотел! Заставили! Грозили! Семья! Детишки! — стуча коленками по полу, с искажённым лицом Аркашка бросился к Гоймиру, ткнулся в мягкие сапоги, начал целовать их — истово, словно икону. — Гоймир! Не надо! Не убивай! Родненький! Матерью твоей! Не надо! — он поглядел на горца снизу вверх со смертельным ужасом и сумасшедшей надеждой в плачущих глазах, кривя мокрый рот. Увидел там что-то такое — в этом сером, золотыми искрами — и завыл бессмысленно, цепляясь здоровой рукой то за штанины, то за мохнатые ножны меча, то за сапоги, то за руки Гоймира, которые тот отдёргивал с гадливой гримасой на лице: — Не! Не! Не-е-е! Я! Меня! Ы-а-а-а! Ы-а-а-а… до!!!

Животный страх плёнкой остывал в его глазах, неотрывно глядящих на единственного настоящего бога, в которого сейчас верил Сцыпин — на Гоймира.

— Ты, вижу, трясёшься — тебе та же смерть, что Брячко, будет, — размеренно сказал Гоймир. — Не трясись. Что за радость труса мучить — от него в последний час смердит стократ больше, чем по жизни… Я тебя быстро сведу, перевет. Молись богу своему.

Рывком подняв икающего и пускающего слюни Аркашку, Гоймир страшным ударом всадил камас ему в живот и рванул лезвие, распарывая внутренности. Толкая Сцыпина перед собой, подвёл к двери — тот смотрел бессмысленно и умоляюще, словно ещё на что-то надеялся, и молчал. Потом вновь повернул лезвие и вогнал его изогнутый конец за рёбра, в сердце.

И выбросил Аркашку наружу с крыльца.

— Душу твою Кащею без возврата, — тихо сказал он, делая шаг назад. По рукам мальчишки текла кровь.

Кто-то потянул его за подол. Гоймир повернулся — это оказался пятилетний сын Аркашки. Жена его и дочь лежали у дверей воющей кучей тряпья.

— Зачем ты убил папу? — требовательно и без слёз спросил ребёнок, пристально глядя в глаза горца — своими, такими же серыми.

Гоймир встал на одно колено и провёл ладонью по светлым, тоже как у него самого, волосам ребёнка, пачкая их кровью. Потом рукоятью вперёд протянул камас ему.

— Бери. В мужской возраст войдешь — убьёшь меня. Пусть оно так будет — расти будешь с мужской думкой за месть. Живи той думой — всё лучше, чем как твой отец, ложью да молитвой. Будем живы — сыщи меня, коли почуешь, что вдосталь сил да умения скопил. Одно — не торопись, потому как я не сжалюсь… да и не медли, потому как без чести — старика вбить.

Обеими руками мальчик взял камас — их потянуло вниз стальной тяжестью, но ребёнок удержал оружие и серьёзно кивнул:

— Хорошо. Я убью тебя, когда вырасту. Я тебя обязательно убью.

— Санька! — завыла женщина, протягивая руку с пола. — Ты что говоришь?!

— Смолкни, дура, — сказал Гоймир, не поворачивая головы. — Станется — вырастет он не таким выб… ком, как муж твой. Станется — начнёт нас убивать, но не предаст никого за столом своим, как гостя принимая, через хлеб ему в глаза глядя, подле Огня печного сидя! Смолкни и не смей в его путь встревать!.

…— Убил?

Спросил это только Гостимир. Олег стоял, где стоял, по-прежнему молча. Йерикаа смотрел куда-то в угол.

Вошедший Гоймир сел к столу, нашарил, глядя под ноги, в миске огурец, захрустел. Невнятно сказал:

— Зарезал… Да что… не вернёшь ни деда Семика, ни Брячко… В толк возьми! — он плюнул огрызок обратно в рассол и поднял голову: — То ведь меня да Вольга, то нас должны были убить! Мы-то в обратную пошли, а…

— Ты не о том думаешь, — откликнулся вдруг Йерикка. — Они вторглись на наши земли. Целой воинской частью, нагло, — рыжий горец обвёл всех своих товарищей холодным взглядом. — Это уже не зерно потравленное! Это нам в лицо плевок почище убитых в Трёх Дубах, почище Ломка! Потому я предлагаю по возвращении собрать ребят и обсудить ответные меры.

— Набег? — во взгляде Гоймира появилась осмысленная злость, похожая на голубой огонёк.

— Конечно, — кивнул Йерикка, и Олег впервые увидел, что такое «зловещая улыбка» — раньше он эти слова считал выдумкой писателей. — И если кто-то решил, что мы теперь вроде тряпки при входе — то скоро он убедится в обратном. Так как, водитель?

Гоймир улыбнулся в ответ. Или просто оскалился.

Интерлюдия: «Баллада о ненависти»

* * *

Олег лежал на лавке, забросив руки под голову и мрачно глядя в окно с распахнутыми ставнями. На Вересковую Долину наползала вторая за сутки туча, обещавшая потрясающий ливень. Что вполне соответствовало настроению мальчика. Только внутри него бушевала настоящая гроза.

Олег был обижен.

Нет, он понимал, что Гоймир — водитель племенной молодёжи — соберёт на совет человек пять-шесть, не больше. Никаких прав там присутствовать у Олега не было. И всё-таки…

«И всё-таки, чёрт побери, — Олег зло завозился на лавке, — Гоймир примчался к кому?! К Йерикке, Гостимиру — и ко мне! Чёрт, чёрт, чёрт побери! — повторил он. — Мог бы и разрешить…»

Мысли перескочили на другое. Он как раз вернулся «домой» и собирался бежать в школу (вот интересно, кто занёс сюда это словечко?!), когда влетел Гоймир с бешеными глазами и косноязычно от спешки и злости сообщил, что прискакал нарочный от Степаньшина… Гоймир даже позвать не успел — Олег рванул из комнаты, на ходу влезая в ремни: «Скачем!»

Олег ощутил нервный озноб. А ведь, как и крути — Гоймир прав. Убить должны были их двоих. Он перевёл дыхание, вспоминая, что осталось от Брячислава — обугленные кости с остатками скрученных чёрных мышц. Ему, Олегу, на тех тинэйджеров из Трёх Дубов молиться нужно, как на икону!

Страх — запоздалый и резкий — внезапно нахлынул всё сметающей лавиной. Олег во всей отчётливости понял, что здесь, в этих холодных и равнодушных местах, смерть ходит под ручку с каждым. И с ним, Олегом Марычевым, Вольгом Марычем… Несколько секунд мальчишкой владел страх — ну, ещё смешанный с желанием как можно скорее испариться из этого мира. Домой, и что ему за дело до совета, на котором обсуждают планы мести — ещё одного витка круговорота крови в природе…

… Ремень меча вдруг лопнул со щелчком, похожим на щелчок кнута, и тяжёлое оружие, на лету выскальзывая из ножен, упало на колени подскочившего Олега. Он подхватил меч у пола и задержал в руке.

— Прости, — вырвалось у него. — Это так… типа нервы. Слово!.

… Он как раз заканчивал чинить ремень, когда в дверь застучали.

— Войдите, — вертанувшись на лавке, откликнулся Олег.

Вошёл смущённый Гоймир. Он смотрел на Олега исподлобья, склонив голову к плечу — и чем-то напоминал нашкодившего щенка.

— Разрешишь ли? — неловко спросил он. Олег ткнул — не без злорадства — на табурет, а сам встал, отошёл к окну и устроился у подоконника. — Я понимаю, — вздохнул Гоймир. — Не злился бы ты, Вольг — право слово, не надо. Когда б можно было — первым бы тебя кликнул, слово вот!

Самое странное, что утихшая было обида при словах Гоймира вновь вспыхнула, как пожар в торфянике. Олег махом оседлал подоконник, уставился наружу…

— Ха! А ты думаешь, мне интересно слушать, о чём вы базарили?!

— Да не гони ты… — покачал головой Гоймир. Но Олег в самом деле «погнал» в земном смысле этого слова:

— О чём вы там могли договариваться?! Пара налётов на деревни… тьфу ты, блин с икрой, веси!.. всё население которых виновато, что у них стоят вражеские гарнизоны?! Да знаешь, где я видал эти ваши набеги?! В гробу в белых тапочках, чеченцы, зас… ные! Я тут остался, чтобы что?! Чтобы воевать(сорвавшиеся слова больше всего удивили самого Олега), а не по ночам на крестьянах отыгрываться! Вы вон давайте найдите тех, кто наших убил — слабо, эй?!

— Нет твоей правды, Вольг, — терпеливо сказал Гоймир, — и не знаешь ты, о чём говоришь…

— Да ну нафик! Всё я знаю и понимаю! Прямо скажи: «Мальчик, ты нам не в кассу!» — я и это пойму! А не хочешь говорить прямо — стрэбай видсэля, как говорят наши братья-украинцы! Ну, вали отсюда, чего ждёшь?!

— Что кричишь, что дуешься, как лягва на коче?! — не выдержал и Гоймир, вскакивая и краснея. — Не тебя одного не кликали! Ты уж наособицу встал, не яснит мне что-то?! Тут полторы ста таких, как ты — один в один!

— А прилупил ко мне!. — Олег с ужасом осознал, что ляпнул, осекся. Вот так, от нескольких слов, и рухнет сейчас только-только зародившаяся дружба…

Гоймир втянул воздух — так, что только свист пошёл по комнате:

— Потому к тебе, что друг ты мне, — открыто сказал он. — Не знал я, не думал, что за дружбу можно особицы себе стребовать. Недобро то. Недобро то, и коли ты так хочешь — гуляй стороной, а мы тебя не дожидаемся!

Они смотрели друг на друга через комнату. Потом Гоймир совсем спокойно продолжил:

— Скажи, что нет твоей правды, Вольг.

— Ага, — Олег устало махнул рукой. — Ты прости, я так глупо обиделся… Это со страху. Я про Брячко думал.

— Ясен день. — просто ответил горец. — А я до тебя скоро так, едва совет кончили. Сказать, что порешили.

— Рассказывай, — Олег указал на лавку. Гоймир присел, на другой конец опустился сам хозяин комнаты.

— Между делом, Йерикка один в один как и ты сказал, — заметил Гоймир.

— Йерикка? — удивился Олег. — Да он же этот набег и предложил!

— Да не то думаешь. — отмахнулся Гоймир. — Говорил он — напасть не на вёску, а на хрот данванский.

— Ну, это дело! — обрадовался Олег. — А когда?

— Будет день — будет пища, — загадочно ответил Гоймир и неожиданно сморщил нос. — Слушай, есть ли у тебя время свободное?

— Есть, — подумав, ответил Олег.

— Дай что пожевать, — почти умоляюще попросил Гоймир. — Два дня домой нос не казал, а в школе тоже куска не перехватил с этим советом…

— Пошли, — оживился Олег, — чего ж ты сразу не сказал?

— От дома в корчму есть хожу — слышать странно, — усмехнулся Гоймир. — Вот только домой-то я кто знает когда появлюсь. Ночью-то опять дела. Вот тут приходи и ты, коли хочешь… А кто те чеченцы — ты говорил?

Они спустились на кухню нижнего этажа, и по дороге Олег коротко рассказал о проблемах России с независимой Ичкерией. Гоймир надулся:

— Поровнял, как пса с котом повенчал… Детишек да баб хватать, чтоб мужам руки крутить — то самая данванская навычка и есть, не наша!

— Ладно, без обид, — отмахнулся Олег, открывая шкаф. — Понял, отчего я ни к кому переселяться не хочу? тут на жратве сижу, как князь на престоле. Вареники холодные будешь?

— А то… Молоко есть?

— Под лавками горшок посмотри. Да осторожней, там уж ночует.

— Не учи… Вареники-то где?

— Оп! — Олег метнул на стол деревянную миску. — Вот.

— Оп! — Гоймир подцепил двузубой вилкой сразу два вареника, кинул в рот и, залив водопадом молока, сообщил: — Вот, — и засмеялся.

— Проглот. — весело ответил Олег. — Ладно, не объешь… Ты отсюда куда?

— В море часом выйдем, — Гоймир отлил молока в кружку. — Рыбку посмотрим. Скоро вернёмся.

Олег пробормотал нехорошее ругательство. Вот уже несколько дней данванский вельбот упорно охотился за выходившими в море кочами. Просто чудом было, что не потопил ни одного… пока.

— Я случаем в него топор кину, — угадав мысли друга, обнадёжил Гоймир. О чём-то подумал и спросил: — А вот скажи, почему тех разбоев, про которых сказал, смертью не казнят?

— Не по закону, — пожал плечами Олег, присаживаясь напротив.

— Что ж то за закон, что смертоубийцу карать не велит? — нахмурился Гоймир. — Хуже, чем смертоубийцу — татя, ночника трусливого! От таких на всём роде человеческом гниль заводится, что парша по овце — не прирежешь, так всё поголовье выморит…

— Закон, — повторил Олег пожав плечами. — У вас лучше?

— Нет у нас тех законов, — ответил Гоймир. — Йерикка про такие много рассказал — что на бумаге лежат. Не на бумаге должен стать закон. Тут он должен быть, — и мальчишка-горец коснулся груди.

— У вас законов не нарушают? — не без иронии спросил Олег. Гоймир покачал головой:

— Вольг, друже. Прав-бог хранит закон Рода-Сварога, со Сварога Верья наша начало ведёт. Закон его — основа естества людского. И что, как не Зло — против естества пойти. Кому в разуме то на сердце ляжет? А коли ляжет — одно Зло им овладело. Нет мочи славянину в разуме закон рушить. Всё одно нет мочи… ну… — Гоймир задержался, подыскивая сравнение, потом вскинул вилку с вареником: — Ну, вот, вареник ухом съесть. Безумец одно попробует.

Олег промолчал. Он был парнем начитанным и умным, поэтому всегда с подозрением относился к диким народам Земли, тщательно хранящим свою «самобытность» и право «на свой путь развития». Это всегда оборачивалось хаосом, бандитизмом, войнами — исключений земная история не знала. Все «национально-освободительные движения» Африки, Азии заканчивались после изгнания «угнетателей» одним и тем же — трайбализмом[32], клановой враждой, беспределом вплоть до людоедства. Как бы плоха не была европейская цивилизация (в её изначальном, неамериканизированном, варианте!) — она всё равно оказывалась лучше и гуманнее любого «особого пути», который пытались изобрести что выпускники Университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы, что питомцы МВФ, резвившиеся на просторе без присмотра глаз старших наставников. Но здесь… Нет, здесь было что-то другое. Глядя на своего товарища, поглощающего вареники с молоком — и только что высказавшего почти коммунистическую идею о воспитании внутреннего закона в человеке, Олег размышлял, каким бы мог стать ЕГО МИР, ЗЕМЛЯ, не случись на Руси христианства, которое вышибло из-под людей этот самый Закон Рода, а взамен… взамен ничего не давшего. Неужели славяне Земли могли бы сейчас быть похожи на горцев Мира? Не по одежде, не по образу жизни — по образу мышления и поведения?! Это было бы здорово.

— Скажи, — вырвалось у Олега, — а как же Брячко?

— А что Брячко? — нахмурился Гоймир. Олег сбивчиво начал объяснять:

— Ну вот мы говорим, смеёмся, шутим. А он мёртв. Совсем недавно умер. Нет его. А мы вроде бы и забыли. Уже.

— Ну так что… — Гоймир вздохнул. — Война. А на войне редко помнят дольше, чем сутки тех, кто сгинул. Иначе и жить не сможешь. И зачем той смерти прятаться? Смерть в бою — слава вечная. Пройдёт время — вернётся и Брячко, и дед Семик вернётся. Первое — чтоб племя жило, племя не сгинуло. Тогда и все жить будут. Даже те, кто на погляд умер.

— Мы на войне? — задумчиво спросил Олег. И сам себе ответил: — Как незаметно…

* * *

Часовым на стене оказалось на этот раз скучно. Один напарник всё время зевал, другой согласен был говорить только о девушках — эта тема Олега сейчас не вдохновляла. Тоскливо цепляясь ЭмПи и ножнами меча за все выступы, Олег пошёл обходом по стене, заглянул в башню… Дождь всё-таки полил, и Олег, откопав в одной из школьных комнат словарь с глаголицей, уселся зубрить азбуку. Давалась она на редкость плохо, хотя с языками вообще у Олега никогда не было проблем. Совершенно без аналоговые значки плохо вписывались в память. Листая страницы из хорошей бумаги со значками английской фирмы «Белойт», Олег рассеянно думал, что глаголица была распространена на Балканах — наверное, предки здешних славян пробрались в Мир во время Великого Переселения Народов, когда славяне вторглись в Византию и докатились до Малой Азии…

В башне было сегодня особенно тихо. Через приоткрытую дверь тянуло сквозняком из коридора и было слышно, как в отдалении бубнить напарник Олега, сумевший, кажется, расшевелить второго разговорами о девчонках — этот бубнёж казался просто частью тишины. Поэтому Олег насторожился, услышав в коридоре чьи-то быстрые и лёгкие шаги.

Мальчик положил на стол, под раскрытую книгу, наган — просто на всякий случай. Кто-то шёл по коридору, дёргая все двери и заглядывая в помещения. Кольнувшее было беспокойство испарилось — в башню (если исключить личные помещения князя наверху) заглядывали часто и все, кому не лень. Здание было огромным — находясь в одном его конце, просто трудно сказать, есть ли кто-то в другом.

— Тут ли кто? — звонкий девичий голос раздался за дверью, и она отворилась.

— Й-ой! Вольг, ты? Здоров будь…

Олег поднялся на ноги, чувствуя, что выглядит нелепо — особенно если учесть выглядывающий из-под книги револьвер. Ему показалось, что в каменный сумрак, освещённой лишь одним факелом, заглянуло солнышко.

Бранка стояла у порога в свободной, лёгкой позе, опираясь поднятой рукой о косяк — совершенно такая же, какой Олег вытащил её из жуткого подвала в памятную ночь — даже снова босиком, только весёлая, ещё более загорелая, чем в первую встречу. Она улыбалась Олегу — весело и чуть смущённо улыбалась обветренными губами, никогда не знавшими помады, и всё же такими яркими…

— Бранка! — вырвалось у него радостно прежде, чем он успел себя проконтролировать.

— А кто ж, — весело подтвердила она, закусив уголок губы и с любопытством глядя на вытянувшегося перед ней рослого мальчишку с такими же, как у её соплеменников, светло-русыми волосами и почему-то очень растерянным взглядом.

— А на рисунке ты не такая, как в жизни, — ляпнул Вольг. — Я ещё тогда подумал.

— На каком рисунке? — не поняла девчонка, глядя на Олега смеющимися глазами.

— А… Гоймир с собой брал, — пояснил Олег. — Ну, когда мы на охоту плавали. Ходили, в смысле, — Олег подумал и уточнил: — На коче.

— Опять до любого места он тот листок с собой тащит! — фыркнула Бранка. — Я его, между делом, ищу — уговорились встретиться, ан нет его!

— Он не виноват, — поспешил Олег оправдать друга. — У нас тут были кое-какие проблемы… короче, он занят был. Мы были заняты.

— А этим часом он где? — с ядом спросила Бранка. — Обратно занят?

— Да. Нет. Вернее, у него дело, но он скоро появится, это точно, — заверил Олег. — Короче, он в море вышел. Ненадолго.

Бранка помрачнела. Её рука сползла по притолке.

— Как чуяла, — беспомощно сказала она. — Всё сам. В каждое дело воткнётся. Давно ли ушёл?

— Давно, — кивнул Олег. — Ты садись… Там дождь, а в дождь данваны их не выследят, и думать нечего.

Бранка села, положила ногу на ногу. Олег примостился обратно на своё место.

— Отбыла наказание? — поинтересовался он, чтобы не молчать.

— Отбыла, — Бранка вдруг зевнула — очень изящно. — Овцы по сю пору перед глазами толпятся. В баню бы сейчас, да и спать подольше. А ты, одно, прижился?

— Вроде так, — солидно согласился Олег. И хотел добавить: «Я часто про тебя думал,» — но смолчал, сказав вместо этого: — Так ты будешь ждать? Он, наверное, скоро уже вернётся.

— Я тут посплю, — указала Бранка на одну из лавок. — По то время, как он сюда будет. Укрыться найди чем, а?

— Вот, — Олег через голову стащил надетую на его ковбойку местную куртку, — подойдёт?

— Чего лучше, — уже сонно ответила Бранка. Она в самом деле очень устала — приняв решение никуда не ходить, начала засыпать сидя и с явным облегчением завалилась на лавку, подложив под голову ладони. Олег накинул ей на ноги куртку и не сразу распрямился, разглядывая профиль горянки — мягкий и совершенный одновременно. Понадобилось сделать физическое усилие над собой, чтобы выпрямиться.

Он отошёл в другой конец комнаты. Факел светил неровно, тени прыгали по лицу мгновенно заснувшей Бранки, и Олег, решительно взявшись за рукоятку, отнёс факел в коридор и воткнул в крепление у дверей. Постоял — и запретил себе возвращаться обратно в комнату…

… Снаружи по-прежнему лило, и он, решив не мокнуть, вернулся в башню. На нижних этажах шумели — похоже, та начали собираться ребята, и Олег спустился туда, попутно размышляя, до чего быстро он привык к оружию на поясе — словно никогда не ходил без него!

В уже хорошо знакомой комнате, где он вроде бы совсем недавно показывал своё умение обращаться с «сайгой», собралось человек тридцать. Все рассматривали прислоненную к стене большую картину, написанную на липовых досках, собранных в рамку из дубовой резьбы. Автор картины — парнишка одних лет с Олегом по имени Одрин — стоял возле своего творения с хорошо знакомым Олегу скромно-отсутствующим видом: именно так выглядел Вадим, когда Олег или ещё кто-то рассматривал его картины. Олег присмотрелся… и невольно тихонько ахнул.

Откуда средневековый мальчишка — пусть даже и знающий, что такое огнестрельное оружие, печатные книги и школа! — мог взять образы, которые положил на дерево отнюдь не средневековой кистью?! Откуда это — тропический лесопарк под куполом, возле которого выстроились северные сосны, любопытно заглядывающие сквозь стекло; стрелы крытых переходов между свободно разбросанными среди скал и ручейков зданиями; лёгкие, красивые летающие машины над знакомым заливом?! Ему что — во сне всё это приснилось? Но в каком сне он мог увидеть ажурную стройную башню, стоящую ногами опор на обоих берегах залива — и аппараты, похожие на дирижабли, причалившие к этой башне на разных уровнях?! Откуда взялись в его фантазиях эти странно одетые мальчишка и девчонка, которые, взявшись за руки, стоят на переднем плане феерии, навалившись грудью на лёгкое ограждение овальной площадки, венчающей хорошо знакомую скалу с водопадом?! По нижнему обрезу рамки шли буквы, и Олег неожиданно понял, что разбирает их…

«Моя Долина: ПОСЛЕ БЕДЫ,» — вот что было написано там.

Почти с ужасом Олег взглянул на Одрина, уверенный, что увидит Вадима. Но… нет, Одрин оставался Одрином — рослым парнем с камасом на широком поясе, с повязкой на светлых волосах. У Олега вырвалось — в полной тишине, все остальные рассматривали картину:

— Одрин, что это?!

Все обернулись на голос. А сам Одрин смущённо ответил:

— Во сне привиделось, Вольг… Похоже ли на те города, что в твоём мире?

Олег вспомнил рисунки из старых журналов «Техника-молодёжи», которые отец выписывал чуть ли не с начала 70-х. Город походил на рисунки оттуда, а не на города, виденные Олегом на Земле. В нём не было ни суетливости мегаполисов, ни напыженной погони за этими мегаполисами, характерной для областных центров, ни сонной тишины районных «столиц»… Только простор и бесстрашная открытость.

— Нет. Он в сто раз лучше, — тихо сказал Олег. — Но что это, что?

— Наше Рысье Логово, — пояснил Одрин. — Говорю же: во сне увидел. Что и нет данванов будто, и Беда сгинула, а вокруг — вот так-то.

Он умолк, и остальные молчали. А Олег видел, что они словно примеривают на себя сказку с картины. И внезапно испытал страшный прилив злости — злости на тех, из-за кого никогда, никогда не будет у этих ребят такого города… а их потомков если и ждёт что-то — так имен-но копия мегаполисов Земли. Или здешнего Юга, о которых рассказывал Йерикка.

— Спору нет — красота, — наконец сказал Горд; из его голоса ещё не ушло искреннее восхищение. — Так ведь то мечта одна.

— Чем плохо — мечта? — вспыхнул Одрин. — Что за жизнь то станется, если не мечтать?!

Йерикка, которого Олег не сразу заметил у стены, сказал под одобрительный шумок:

— Ты на Горда внимания не обращай. Его только рыба интересует. А нарисовал ты красиво… — он умолк, словно бы что-то не договорив. И Олег мог бы поклясться, что удержал он на языке те же горькие слова, что думал про себя Олег.

Ребята столпились около картины, обсуждая её. Олег тоже хотел подойти… но подумал, что ему станут задавать вопросы про его мир, на которые не хочется отвечать — и, сунув руки в карманы джинсов, вышел обратно в сумрачный коридор.

За щелями бойниц лупил красноватый в свете Ока Ночи дождь. На стене масляно поблёскивал зачехлённый ДШК. Кто-то пробежал, накрыв голову курткой, из ворот к дверям башни.

— Вольг!

Голос Гоймира вывел мальчишку из задумчивого состояния. Гоймир шёл по коридору, улыбаясь и обняв за плечо Бранку. Вольг улыбнулся в ответ, вскинув ладонь в салюте, который всё ещё определял для себя, как «фашистский»:

— Вернулся? И уже успел её разбудить?

— Это ты её укрыл? — поинтересовался Гоймир. — Благо… Что Одрин — показал дело?

— Показал, — подтвердил Олег. — А Бранка твоя спать хотела. Раздумала?

— Так он меня развлечь клялся, — насмешливо заметила Бранка. — Так развлекай, коли говорил.

Гоймирово лицо стало слегка растерянным. Он покосился на Олега, и тот, мысленно усмехнувшись, сказал:

— Пойду-ка я, пожалуй.

— Поспешаешь? — с явным облегчением спросил Гоймир. Ясно было, какого ответа он ждёт, и Олег совершенно серьёзно подтвердил:

— Оченно. Падаю от поспешности.

— А постой, — отчеканила Бранка. — Желается мне-е… — она посмотрела на обоих мальчишек и закончила: — Желается мне, чтобы вы подрались. Вот и будет мне развлечение.

— Как? — поперхнулся вопросом Гоймир.

— Куда проще, — задрала она нос. — Вы драться станете, а я — смотреть. В любой комнате.

— Тебе повезло с девчонкой, — от души веселясь про себя, задумчиво сказал Олег вслух. Непонятно почему, но ему одновременно хотелось плакать и смеяться. Гоймир покачал головой:

— Й-ой, слепила…

— Трудно ли подраться? — изобразила возмущение Бранка. — А клятвой клялся, что развлечёшь… Одно я спать иду.

— Да не трудно, не трудно, — поспешно сказал Олег. — Гоймир?

Тот двинул плечом:

— Будь по её… Устроим ей скомрашье глядение. Ой и жадны до крови длиннокосые! — он шутливо дёрнул Бранку за косу…

… Нелепость положения Олег ощущал совершенно отчётливо. Ни черта себе — ни с того ни с сего драться, пусть даже и не всерьёз, со своим лучшим другом ради прихоти девчонки… но в том-то и было всё дело! Скорее всего, Бранка решила приколоться над Гоймиром за то, что он не встретил её — для девчонок в таких случаях несуществует объяснений «не мог», «был занят». Это, скорее всего, общее правило для всей Галактики.

В первой же пустой комнате они отодвинули к стене большой стол и две скамьи. Гоймир, ни слова не говоря, начал вылезать из своей рубахи с капюшоном. Олег стащил ковбойку, бросил её на стол, ткнул для разминки кулаками в воздух. Он помнил, как дрался Гоймир на тропе, и сейчас мысленно приноравливался к манере нежданного противника.

Бранка отошла к окну, с интересом разглядывая обоих мальчишек. Олег был великолепно развит, с выпуклыми мышцами под загорелой, чистой кожей. Гоймир — шире в кости, с многочисленными шрамами; когда он двигался, рысья морда на груди вскидывалась и смыкала клыки. Но оба одного роста, стройные, быстрые… Девушка затруднилась бы сказать с первого взгляда, кто из них сильней. Да она и не задумывалась над этим — просто смотрела, испытывая ей самой не до конца понятное волнение… Единственное, что она подумала связно — это что землянин, пожалуй, очень красив — не меньше, чем горцы…

Олег легко затанцевал в боксёрской стойке. Гоймир пошёл вокруг него по дуге — неровными, припадающими движениями… Бранка не уловила, когда землянин начал атаку — быструю, как бросок гадюки — свингом[33] левой. Бранка не знала, что это называется «свинг» — она видела только, что Гоймир пригнулся, ныряя под удар, а Олег отскочил, как резиновый, и нанёс хук[34] правой в пригнутое лицо Гоймира. Тот уклонился, но неудачно — кулак врезался ему в плечо, горца развернуло, и Олег впечатал апперкот[35] в удобно подставленную спину. Гоймир упал на колено, но тут же вскочил лицом к противнику.

— Ловко, — признал он, отступая перед перемещающимся скользящим шагом и ныряющим вправо-влево Олегом. — Только что же ты так слабо? Ровно муху бьёшь.

— Могу и сильней, — улыбнулся Олег и ударил обманный панч[36] в корпус правой, а на самом деле провёл хук левой в челюсть. Вернее… думал, что провёл, потому что Гоймир закрылся от панча локтем, а сам поймал хук рубящим ударом по запястью… и вскинул брови. Олег только на миг скривился, отскочив, но руки не опустил. И тут же снова атаковал. Гоймир закрылся от апперкота в челюсть скрещенными руками, крутнулся на пятке, подсекая ноги Олега, но тот, упав на спину, перекатился назад и снова оказался в стойке!

Гоймир вдруг взмыл в воздух — и Олега шмякнуло в стену, удар ногой пришёлся в лоб. Он устоял на ногах, но кулаки опустились сами собой, ноги стали ватными…

— Хха! — выдохнул Гоймир, ударяя ногой в колено. Он поспешил — Олег подсёк его бьющую ногу зацепом вверх, и Гоймир вынужден был отскочить, чтобы удержаться на ногах, а Олег выиграл время для того, чтобы придти в себя.

Если бы мальчишки приглядывались, то заметили бы, что Бранка давно сбросила маску скучающей королевы. Она следила за схваткой с неподдельной, всё возрастающей, тревогой. И как раз когда противники изготовились ко встречному броску, прозвенел её голос:

— Будет! Довольно!

Ребята опустили руки, всё ещё по-боевому дыша. Гоймир поморщился:

— Не ко времени крикнула. Я едва разнёсся…

Олег подставил ладонь и засмеялся, когда Гоймир неумело хлопнул по ней.

— Красивая схватка, — оценил Олег. — Давай одеваться. И… — он украдкой взглянул на Бранку, — … я всё-таки пойду по своим делам. А вы сходите посмотреть на картину Одрина.

* * *

Уже со следующего утра Олег окунулся в донельзя привычный ритм спортивного лагеря — могло показаться, что он всё-таки очутился там, куда не мог попасть на Земле из-за переезда. Три десятка подростков постарше всё своё время посвящали теперь практически исключительно военной подготовке — от пробежек с камнем на плечах до боевых стрельб. Племя Рыси начало всерьёз готовиться к мести за предательски убитых в Зелёных Садах.

До начала этих тренировок Олег самонадеянно считал, что его классное умение спортивного фехтования даст ему преимущество перед местными. Так было во всех книжках, которые он читал — в «Дипломированном чародее» Спрэг деКампа, в «Дороге Славы» Хайнлайна, у того же пресветлой памяти Крапивина… Но тут с первых же секунд первой же учебной схватки он пожалел о том, что не записался в клуб, когда Юрка звал. Мечом — на треть короче и в два с лишним раза тяжелее спортивной шпаги — фехтовать в привычном смысле слова было нельзя, невозможно. Кроме того, у него просто отсутствовало остриё — он предназначался только для мощных рубящих ударов. Плюс к этому, дрались обеими руками, держа в левой камас и используя щит на левом локте… Короче говоря, Олег попал в аутсайдеры, что больно ударило по самолюбию — и в любую свободную минуту он занимался с Гоймиром или с Йериккой. Со вторым это получалось лучше — Гоймир был никуда не годным учителем и быстро начинал горячиться.

Реванш взять удавалось по стрельбе — тут уже Олег выступал в роли инструктора. Жаль только, что патронов было очень мало и на тренировки их выделяли более чем скупо…

… В этот раз Олег сражался с Йериккой. Тот был, пожалуй, лучшим бойцом на мечах во всём племени, что в немалой степени воодушевляло Олега — ведь и Йерикка родился и рос в городе. Кроме того, рыжий горец обладал непробиваемым терпением и вкусом к обучению — умел повторять без срывов снова и снова одно и то же, никогда не ленился показать подробно любое, пусть и самое сложное, движение. Кроме того, он ещё и ухитрялся разговаривать во время схватки.

— Запомни, — Йерикка наступал, парируя встречные удары Олега щитом, — то, чему я тебя учу, это не данванский гессадрер, не искусство. Наша цель — за минимальное количество времени максимально изрубить как можно больше противников с наименьшими потерями. Что угодно для того, чтобы вывести врага из строя! Даже не убить — главное, чтобы он перестал сражаться. Ты его обезвредил — и сразу к другому! Вот так!

Меч вырвался из руки Олега и с длинным гулким лязгом ударился о стену дома, за которым они фехтовали. Клинок Йерикки, свистнув, оставил на шее Олега угольную отметку от обматывавшей его тряпки — землянин схватился за чувствительно ушибленное место.

— Ладно, пока хватит, — Йерикка прокрутил в воздухе своё оружие.

Олег, ворочая шеей, пошёл за мечом; Йерикка уселся у стены и хлопнул рядом по вереску, доставая из сумки на поясе пару яблок. — Посидим немного.

— А что такое гессадрер? — спросил Олег, опускаясь рядом. Йерикка протянул ему яблоко, хрустнул своим, прожевал кусок и только тогда ответил:

— Данванское развлечение. Похоже на твоё фехтование. У них многие этим увлекаются.

Подушка вереска приятно пружинила. Тут, за домом, не было здешнего постоянного ветра, пригревало спокойное солнце, и Олег, щурясь на него, глубо вздохнул, расслабляясь. Йерикка искоса посматривал, поглаживая лезвие меча. Оба мальчика молчали, постепенно задрёмывая.

— Так мы уснём, — Йерикка зевнул, лязгнул зубами. — Пошли, вставай, — он ткнул локтем Олега в бок. — И помни, что человеку боги дали две руки, одну — чтобы нападать, другую — чтобы защищаться! Это не бог моей матери Дьяус Однорукий.

— Почему он однорукий? — осведомился Олег, становясь перед Йериккой.

— Вторую руку ему оторвал Астовидату Расчленитель, когда они боролись. Правда, Дьяус всё равно связал его и посадил на цепь…

— Оторвал этот… Астовидату? — поинтересовался Олег. — А не волшебный волк откусил? — ему вспомнились скандинавские саги.

— Нет, при чём тут волк, — пожал плечами Йерикка.

— А народ твоей матери, анласы — они какие? — спросил Олег. Йерикка признался:

— Я же их редко видел, да и не жил с ними никогда… Дикие даже по сравнению со здешними горцами… Вот, может, когда поедем на ярмарку — увидишь их. Они иногда добираются в эти места. Последнее время — чаще, потому что со своих земель за проливами начали уходить… Готов?

— Готов, — кивнул Олег, но тут же спросил. — Йерикка, а почему у вас нет волхвов?

Йерикка посмотрел на Олега расширившимися глазами, словно очень и очень удвился вопросу. Потом дёрнул плечо, отвернулся и несколько раз воткнул кончик меча в землю, как будто очищал его от чего-то.

— Почему ты спросил об этом? — голос Йерикки был безмятежен и равнодушен.

— Ну… мне всегда казалось, что, если есть боги, то должны быть и эти,

— Олег взялся за камень в кладке фундамента, покачал. — Служители культа.

— Кто?! — на этот раз Йерикка на самом деле изумился и не пытался этого скрыть. — Какие служители?!

— Культа, — растерянно промямлил Олег. — Это…

— Не, я понял, — поспешил Йерикка. — Я только не понял, волхвы-то тут при чём?

— Ну, разве не они типа там с богами говорят? — у Олега внезапно возникло ощущение, что они с Йериккой внезапно переключились на разные языки; он говорит по-португальски, а Йерикка отвечает ему на кечуа.

— Каждый может сам говорить с богами, если захочет, — покачал головой Йерикка. — Мы не христиане, нам не нужны посредники и специальные места для беседы со своими родичами… Так в вашем мире волхвы говорили с богами? Не может быть.

— Так в истории сказано, — возразил Олег. Йерикка засмеялся:

— А я читал историю, где сказано, что до прихода всех благ с Невзгляда в Мире процветали скотоложество, кровосмешение и людоедство. Её написали для нас верные слуги данванов… А кто писал историю для ваших школ?

— Фонд Сороса, — буркнул Олег. Он чувствовал себя глупо. — Ладно. Ты смешал меня с грязью. Но кто же тогда волхвы?

— Любой наш воин способен на многое в бою, — сказал Йерикка и замолк, уставившись куда-то мимо Олега. На фоне неба его профиль казался отчеканенным из воронёной стали, а волосы вспыхивали, как медная проволока. Казалось, он превратился в памятник. — Но волхв — это… — ладони Йерикки сделали жест, словно в них лёг какой-то хрупкий шар. — Это всё. Начало и конец. Свет и тьма. Вопрос и ответ. Жизнь и смерть. Да и нет. Я не видел ни одного волхва. Их и во все-то времена было немного. А последние, наверное, погибли во время восстания. Понимаешь, Вольг, волхв может НИЧЕГО НЕ ХОТЕТЬ. Есть, пить, спать. Он может сутками лежать на льду или раскалённом песке. Может остановить кровь из любой раны… кроме самых уж страшных. Может не ощущать боли. Проходить сквозь крепостные стены, превращаться в волка или орла, читать мысли врагов на расстоянии. И многое, многое другое. Волх — совершенный воин, лекарь, учёный. Он воплощённая справедливость, которая не осознаёт факта своей воплощённости, не задумывается над своим воплощением, потому что оно — часть сущности. Волхв ближе к богам, чем остальные люди. Говорят, до Беды волхвов было относительно немало. И становилось с каждым поколением всё больше. Они боролись с междоусобицами, учили детей, изгоняли болезни. Так было, пока не пришли данваны. И теперь есть только мы… — Йерикка посмотрел наконец на Олега и печально продолжал: — Да ты ведь, наверное, заметил, что мы, молодые, живём как бы одни? Старики устали. Они смелые, гордые, но… утомлённые и больше ни во что не верящие. Они проиграли свою войну. а наш проигрыш ещё впереди.

— Проигрыш впереди… — повторил Олег и передёрнул плечами. — Я бы не смог рассуждать с таким спокойствием о том, что меня наверняка убьют. Понимаю, воплощение, Верья и всё такое… но жить-то всё равно очень хочется.

— А тебе не хотелось, когда ты приказал Бранке бежать, а сам остался задерживать хангаров с одним револьвером? — напомнил Йерикка. Олег смутился:

— Ну, это дело такое… Она девчонка. Я и не думал особо.

— Правильно, потому что кроме жизни есть ещё и честь. Высшая ценность в мире! Смерти не хотят все. Но смерть — это миг. А жизнь без чести — смерть длиною в жизнь. И негодяям часто жизнь отпущена долгая — не как награда, а как мучение! Вечная, свинцовая, непреодолимая мука. Снова и снова вспоминать свою трусость, своё предательство, свою мерзость — вот это настоящий христианский ад на земле… Ладно, берись наконец за меч! Легендарные герои прошлых дней за нас клинками работать не станут…

* * *

На протяжении дней, заполненных тренировками, Олег часто видел Бранку — как правило, с Гоймиром. Но она всякий раз махала мальчишке рукой и улыбалась. Олега уже и это страшно смущало… впрочем, горские девчонки сердечно относились не только к «своим» парням. У них находились хорошие слова и внимание для любого — да и удивительно оказалось бы, случись здесь, на краю земли, в немногочисленном, обескровленном племени иные отношения между людьми.

Гоймир относился к этому совершенно спокойно, хотя частенько отпускал в адрес Олега грубоватые шуточки — но именно шуточки. На близкое общение с какой-либо девушкой у Олега просто не оставалось времени…

… Олег жарил сам себе оладьи на кухне. Настроение у него было отличное, и, пока оладьи, шкворча, подрумянивались, он напевал:

Ничего, кроме этого куска, он не помнил, поэтому повторял его снова и снова. Олег как раз снял последнюю оладью и полез за мёдом и маслом, когда в кухню вломился Гостимир:

— Ты… чего тут?. — почему-то косноязычно спросил он, что было для певца отнюдь не характерно.

— Оладьи жарю, — невозмутимо пояснил Олег. — Буш?

— Зачем оладьи?! — выпучил глаза Гостимир. — Тебе что, ум застило туманом Мораниным?! Подхватывайся, коней седлают! Приспело!

Вот оно. С треском захлопнув дверцы шкафа, Олег помчался наверх, в свою комнату. Его трясло от нетерпения. Гостимир мчался по пятам, комментируя ситуацию:

— А мы тебя спохватились… глядь — нету… ну, двое потекли в школу… а Гоймир-то и скажи — да он, станется, в корчме… я и сюда… ты собирай там всё, как есть…

Снаряжение было давным-давно готово. Олег перепоясался поверх спешно накинутой местной рубашки поясом с мечом и камасом, закрепил на локте щит. Привычный местным топор он так и не научился использовать, зато сунул в кобуру наган, а через оба плеча перекинул рыжие трёхмагазинные подсумки из вытертой свиной кожи. Седьмой магазин вставил в ЭмПи, передёрнул затвор и поставил его в предохранительный вырез. Забросил оружие на правый бок, под руку.

— Готов, пошли.

Проскакивая у выхода мимо зеркала из полированной бронзы, Олег на секунду поражённо застыл. Из зеркала на него глянул персонаж дедовых фотографий.

— Он сказал «поехали!» — сообщил Олег своему отражению. И махнул рукой.

… Около коновязи пахло металлом, кожей, лошадьми и возбуждением. Гоймир, метавшийся вдоль бревна, набросился на Олега — и заодно на Гостимира:

— Кровь Перунова! Да где вас носит — Кащей с собой уволок, что ли?! А ты его ещё какое время искать не мог?!

Гостимир хмыкнул и вспрыгнул в седло своего конька, уцепившись за луку седла соседа. Тот замахнулся на него:

— Лапаешь, ну?!

— А ты что стал, свои задохлей все пути сгородил?! — огрызнулся Гостимир, удобнее устраивая за спиной АКМС со смотанными пластырем магазинами. Его конь подал назад, кого-то брыкнул, сзади заорали:

— Ещё, ещё! Прёшь куда?! Держи коня! Носилку перекинешь!

— А куда ты со своей волокушей, калечный, что ли?!

— Брось сухарями хрумкать, хомяк об двух ногах-то! Дыру в брюхе сделают — повысыплются!

Короче, лаялись все. Олег, принимая из чьих-то рук повод, поинтересовался, сдерживая странный озноб:

— Куда едем?

— Й-ой! — парень, к которому он обратился, поправил головную повязку.

— Вытропили тех гнусливцев, что Брячко умучили. Тут они, недалече сидят, пивко яблочное заливают… Теперь и порежем их.

Олег ловко вскочил в седло, тронул конька, чтобы занять место в строю. Его встретили руганью, он огрызался весело, пиная чужие сапоги, лезущие в брюхо его «транспорта», пока не втиснулся на своё место. Слева от него оказался Йерикка, справа, справа — тот мальчишка, с которым плавали на север — Морок. Гоймир верхом прорысил вдоль строя и, пришпорив коня пятками, махнул рукой:

— Вперёд! Свет Дажьбогов с нами!

… На перевале один за другим шли снеговые заряды. Белые вихри снова и снова в плавном красивом танце проходили вокруг упрямо пробивающегося вперёд отряда.

— Да тут зима! — вырвалось у Олега, когда первый холодный порыв обжёг лицо, а его конёк бодро ступил в снег, доходивший до края бабок.

— Тут всё зима, — коротко ответил Гоймир, кутаясь в плащ.

— И это просто здорово, — откликнулся сбоку Йерикка, надевая на ствол «дегтяря» чехол. — Хэй-хоп! Держись за мой хвост, Вольг, а то познакомишься с пропастью!

— У тебя есть хвост? — невинно осведомился Олег, но тут же прикусил язык — кони стали прыгать с камня на камень, ухитряясь не поскользнуться на тающем снегу — буран уходил вверх, а отряд спускался вниз еле приметной тропкой. Олега прошиб пот — зависеть от лошади было для него совершенно новым ощущением. Но коняшки, потряхивая мокрыми гривами, очень ловко пробирались вниз, словно на копытах у них были скалолазные шипы. Потом сами по себе перешли на рысь — высохшим руслом реки между огромных валунов, по воде ручья, дальше — берёзовой рощей… остановились они тоже словно бы сами собой — у спуска вниз, в долины, но совсем не там, где попал в Вересковую Олег. Внизу кипело настоящее лето — вовсе не такое, как в горах. Отсюда, сверху, были видны зелёные поля на росчистях, домики веси в окружении садов, стоящие вдоль текущей с гор речки. Сосен и берёз там не было — дубы, тополя… Именно к такой природе привык Олег — и сейчас он буквально с наслаждением вглядывался в раскинувшийся у его ног летний пейзаж.

Отряд спешился. Несколько человек, у которых были бинокли, подошли, скрываясь за камнями, к краю обрыва левее уводившей вниз тропы. Олег последовал за ними — и тут же Йерикка протянул ему мощный, хотя и помятый, «цейсс».

— Посмотри.

Улочки веси, сады и огороды приблизились сразу. Пустынные, ночные… Но — у явно наскоро сколоченной коновязи стояли кони. Много коней, украшенных многоцветьем сбруи — хангарские! За домами виднелся вельбот. Над крайним зданием лениво хлопало по ветру полотнище с Грифоном Данвэ.

— Они там? — тихо спросил Олег. Йерикка ответил из-за плеча.

— Да. Там.

— А то что за скомрашье хороводье? — удивлённо спросил Гоймир.

Олег повёл биноклем наудачу — и тоже удивился. Около десятка солдат — мальчишка уже научился узнавать горных стрелков — с винтовками наперевес вели по улице полдюжины гражданских (так определил их Олег), непрестанно избивая их прикладами и поднимая упавших за волосы и вывернутые руки. Большинство из конвоируемых уже потеряло даже подобие человеческого облика — в рваной одежде, окровавленные… Дальше хангары — четверо, с саблями наголо — конвоировали ещё двоих, вроде бы целых и невредимых.

— Да нет, на скомрахов это похоже, как я на упыря, — медленно сказал Йерикка, глядя в бинокль, который отдал ему Олег. — Слушай, водитель, они их ведь расстреливать ведут, честное слово. Наверняка во-он к тем скалам.

— Кажет на то, — согласился Гоймир. Олег переводил взгляд с одного на другого — и выпалил, сам того не ожидая:

— Надо их отбить!

Об горца разом уставились на Олега, потом — переглянулись:

— Из человеколюбия? — задумчиво спросил Йерикка. Гоймир недоумённо сказал:

— Но они ж лесовики… да и не готовы мы, всё дело загубим!

— А те двое кто? — запальчиво спросил Олег. Йерикка молча пристукнул о камни неуклюжим прикладом ДП. Заметил:

— Всё равно нам язык нужен.

— Случись, заболтают нас четырнадцать языков-то, — подал голос кто-то. Гоймир, размышлявший ещё несколько мгновений, тряхнул головой.

— Добро. Йерикка, сам-шесть сделай всё путём. Без огня!

Йерикка кивнул. Олег тут же вцепился ему в плечо:

— Возьми меня! Честное слово, не подведу!

Тот даже не задумался — кивнул, потом ткнул ещё в пятерых, явно наугад. Все поднялись сразу, а рыжий горец вскинул руку:

— Побежали!

— Хоть своими ногами, — вздохнул Олег.

* * *

Йерикка оказался прав — всю эту компанию явно вели на расстрел, и именно туда, куда он указал. Горцы добрались до места вовремя — стрелки как раз выстраивали свои жертвы у большущей, с хороший дом, отвесной каменной плиты. Один из избитых — пожилой мужчина, борода которого была наполовину выдрана с мясом, а наполовину запеклась сосулькой — уже не мог стоять сам, его поддерживали двое мужиков средних лет.

Ещё один бородач — помладше первого — обнимал, прижимая лицом к груди, плачущего мальчишку. Последний из смертников — подросток лет 14 — сжав кулаки, стоял сам, лицо оплыло от побоев, но глаза сверкали злобой.

Двое, которых конвоировали отдельно, оказались одеты по городскому. Олег снова удивился, насколько эта одежда похожа на одежду его мира: жилеты с кармашками поверх серых рубах, мешковатые штаны из чего-то, похожего на вельвет, крепкие высокие ботинки. Оба были молоды, лет по 25, хорошо выбритые. Спешившиеся хангары поволокли их к камню и толкнули в общий строй. Тот, что пониже, схватил своего товарища за рукав и затряс, истерично-громко выкрикивая:

— Да скажи же им, Виктор! Скажи им, что мы журналисты!

Виктор, медленно скрестив руки на груди, поднял голову и ответил очень чётким голосом, спокойно и презрительно:

— Сказать? Я не умею разговаривать со зверями.

— Кон-во-о-ой!. — протяжно скомандовал один из стрелков. — Заряжай!

Послышался слитный лязг затворов. Линия стрелков выровнялась. Хангары отошли в сторону, предоставив славянам расстреливать славян.

Избитый мальчишка, перекосив лицо в последнем напряжении, в отчаяньи шагнул вперёд и высоким, нездешним голосом закричал-запел:

И остальные подхватили — сперва недружно, а потом — всё более слитно…

— Целься! — выкрикнул старший. И… рухнул с изумлённым лицом, выплёвывая кровь — в горле торчал метательный нож. Следом, не успев опомниться, повалились ещё четверо — ножи летели точно.

— Рысь! Руби! — с каким-то сухим треском рявкнул Йерикка, сваливаясь с расстрельной глыбы едва не на головы убийцам. Двое горцев отсекли хангаров от лошадей. Противников осталось одиннадцать, и они были растеряны до столбняка.

Олег соскочил вниз вместе со всеми, держа меч и камас в руках. Никогда в жизни он никого не убивал холодным оружием. И, если честно, сейчас совершенно забыл, что надо делать.

АБСОЛЮТНО.

Мелькнули растерянные лица стрелков. Кто-то выметнулся вперёд слева от Олега, тонко и зло свистнула сталь, и молодого стрелка, стоявшего ближе остальных с разинутым ртом, как-то перекосило… он начал падать… или нет! Олег понял, что стрелок стоит, а падают его ГОЛОВА, ПРАВОЕ ПЛЕЧО И ПРАВАЯ РУКА. Олег бросился в сторону, отворачиваясь, чтобы не видеть этого; внезапно ему стало очень плохо, физически плохо, а на него бежал плечистый стрелок, отводя винтовку со штыком для удара, и лицо стрелка было бешеным, нечеловеческим… Олегу было совершенно всё равно, что сейчас его заколют, но тело оказалось умнее и быстрее оцепеневшего мозга. Олег метнулся влево перед самым штыком — и обрушил удар сплеча. Он услышал хриплое «аахх!», и в ноздри ударил запах… страшный запах крови, парного мяса — СМЕРТИ. Стрелок, повернувшись, повалился под ноги Олегу, зачем-то закрывая грудь винтовкой. Ни лица, ни нормальной человеческой головы у него не было… а из этой жути текла бурлящая кровь и торчало что-то розовое, влажно блестящее. Мальчик застыл, не в силах отвести глаз от зарубленного им человека — и очнулся, лишь когда Йерикка дотронулся до его спины и сказал весело:

— Й-ой, как ты его!. Меч-то вытри, всё кончено.

— Уже? — спросил Олег. Просто чтобы что-то сказать. И огляделся.

Все горцы были на ногах. Скрутили стрелка и хангара, заткнув им рты и накинул на шеи удавки. Пленных развязывали, и те выглядели не менее обалдевшими, чем их палачи.

— Меня сейчас вырвет, — тихо и задумчиво сообщил Олег, не сводя глаз с убитого. Йерикка увидел, что землянин быстро зеленеет, а вокруг глаз ложатся чёрные круги, и, приобняв его за плечи, силой повернул в сторону:

— Сначала всегда так. Дыши глубже. И смотри вон туда, в горы…

… Двое журналистов оппозиционной газеты «Глас Мира» оказались там, где не надо, не вовремя. Они засняли сцену избиения схваченных лесовиков, вся вина которых была в том, что они возмутились хангарским постоем в их домах. Комментатор Виктор больше всего сожалел не о том, что их едва не расстреляли, а об утраченной записи. Однако, похоже, считал, что набрёл на ещё один потенциальный сюжет — мальчишки-партизаны, отважно и гордо ведущие борьбу за право жить по законам предков на своей земле! Разубеждать его не стали, и Олег (он один мог оценить красоту момента!) с восхищением наблюдал, как Йерикка (знакомый с повадками журналистской братии, обожающей объяснять всё не так, как есть, а как им кажется, причём выдавая личное мнение за истину в последней инстанции!) забивает баки восторженно кивающему Виктору. Тот, кстати, выглядел неплохим мужиком, и Олег с трудом удержался от того, чтобы подкатиться к нему со своими проблемами — да и то лишь после предостерегающего жеста Йерикки.

Палачи, превратившиеся в пленных, находились в шоковом состоянии от быстрой смены декораций. Их приволокли на стоянку, очень спеша — счёт теперь пошёл на минуты, не заметить исчезновение шестнадцати бойцов в веси не могли, — и Гоймир с пулемётной скоростью выдал им серию вопросов, на которые ни стрелок, ни хангар отвечать не пожелали. Горцев это ничуть не обескуражило.

— Да пусть молчат, — махнул рукой «развязавшийся» с журналистами Йерикка. — Лично я и по руке правду узнавать умею.

— Делай, — предложил Гоймир. Двое мальчишек, повинуясь знаку Йерикки, схватили правую руку хангара и протянули её вперёд ладонью вверх. Рыжий горец извлёк из-за пазухи металлическую зажигалку из патронноё гильзы и, выбив огонь, поднёс его длинный язык к коже хангара, ласково сказав:

— Говори правду. А то по другим местам узнавать начну.

При этом лицо у него было такое, словно он делал что-то очень-очень доброе и гуманное.

Страшное лицо, если честно. Олег даже вздрогнул — ему показа-лось, что Йерикка исчез, а вместо него появилось какое-то страшное существо. Смотреть дальше он не мог — отвернулся. Но не слушать было труднее.

…— Что с этими-то будем? — поинтересовался кто-то, когда пленные подтвердили данные разведки — в веси действительно находились те, кто был нужен. Гоймир провёл большим пальцем по горлу — и расправа была совершена тут же с хладнокровной жестокостью. Пленным просто отрубили головы.

Виктор и пятеро из шести освобождённых потребовали себе оружие, но Гоймир начисто игнорировал эти просьбы…

… К околице вёски подобрались, скрываясь за камнями и деревьями. Гоймир, явно волнуясь, отдавал последние распоряжения:

— Их там две ста, впятеро перед нами. Огненного боя хватает. Вон те дома. Бросаемся сразу, оконца, двери — под огонь. Готовы? — он ещё раз огляделся. — Почали. Боги с нами.

Двумя цепочками горцы побежали в улицу, продвигаясь вдоль стен домов и плетней перебежками, прикрывая друг друга. Странно и жутковато было идти по молчаливой, призрачной в белой ночи, улице, поднимая тёплую придорожную пыль, мимо молчащих окон, слепо глядящих на нежданных гостей.

Олег присел у калитки, подняв к плечу ЭмПи с откинутым прикладом. Напротив перебежал Йерикка, упал в пыль, выставив воронку пулемётного ствола.

Позади скрипнула дверь.

Олег обернулся сразу, вскидывая оружие. Его взгляд встретился со взглядом мальчика, вышедшего на крыльцо.

Несколько секунд двое мальчишек смотрели друг на друга. Олег качнул стволом в сторону двери, прижал указательный палец к губам. Мальчик кивнул и исчез; вновь скрипнула дверь. Олег перевёл дух, скользнул взглядом по окнам дома и отвернулся. Горцы вновь задвигались, теперь уже выбирая позиции для стрельбы. Их никто не заметил — скорее всего, часовые присоединились к развлекаловке с расстрелом.

Отряд врага был обречён.

Над спящей весью прокричала сова. Раз. Другой. Третий.

— Рысь! Рысь! Рысь!

Утренняя тишина развалилась, словно стеклянная витрина, в которую угодил камень. Посыпались её осколки, разрываясь треском очередей и тугими раскатами гранат.

Дверь дома под флагом распахнулась. С хрустом срывались ставни, но люди, появлявшиеся в оконных проёмах, не успевали выпрыгнуть — очереди швыряли их обратно. Несколько человек, пригибаясь и стреляя, всё-таки вырвались из одного дома, прыгали по ступенькам лестницы… но сбоку от крыльца разорвалась ручная граната, положив конец попытке бегства.

— Закройте концы! — проорал Гоймир, указывая на противоположную сторону улицы. Там — раз, раз, раз — проскакивали на противоположную сторону стрелки, очевидно, ночевавшие на каком-то сеновале. Проскакивали, ложились и густо лупили из своих винтовок.

— За мной, — выдохнул, подбегая, Йерикка, — через огороды, скорее!

Несколько горцев, влетев во двор, проскочили его и выбежали на огороды. Олег перепрыгнул через несколько грядок с помидорами, стараясь держать ЭмПи стволом на линии огня, не опускать его в землю.

— Ложись! — Йерикка грохнулся между грядок, приложился к пулемёту.

Остальные попадали кто где стоял — Олег, например, под стену хлева, за которой хрюкали разбужденные свиньи.

— Тише вы, отбивные, — пробормотал он еле слышно, удобнее перехватывая оружие.

Йерикка угадал точно и на этот раз. На огороды начали выскакивать горные стрелки — оглядываясь и стреляя в улицу.

Гром «дегтярёва» был похож на длинный секущий прут. Йерикка стрелял, вжавшись щекой в приклад и придерживая его левой ладонью сверху.

Олег поймал на мушку метнувшегося обратно и срезал его первой же короткой очередью. Вскочил, перебежал под прикрытием пулемёта до угла хлева, стоя на колене, выпустил ещё одну очередь, наугад, просто чтобы обозначить себя.

— Прикрой! — выкрикнул Йерикка, подхватывая пулемёт на бедро. Олег начал от живота поливать горизонт перед собой, не заботясь о том, что ЭмПи при стрельбе длинными очередями неизбежно задирает вверх. Йерикка перебежал, почти не пригибаясь и стреляя, упал между грядками, начал менять диск. Горцы косой дугой перемещались по огородам, отрезая стрелкам отступление. Те это поняли и рванули напролом, густо стреляя перед собой, надеясь задавить врага огнём.

— Уйдут! — заорал Йерикка. Один из парней около него, стоявший на колене, вдруг взвился всем телом, рухнул в ботву, заколотил ногами. — А-а-а-а!.

— Куда они денутся! — крикнул в ответ Олег. — Пальцы загибать умеешь? Гни!

Жестокий азарт овладел им. Расстояние было метров сто, увеличивалось по секундам, следовало спешить, пока эти метры не сделали бесполезной стрельбу из малоприцельного ЭмПи. Олег приложился…

Бежали уже трое — было пятеро, но двоих успели срезать другие. Олег стрелял, как недавно по мишеням: короткая очередь — ствол чуть в сторону и вниз, короткая очередь… Бегущие валились, кувыркались, как подстреленные кролики.

— Загнул? — Олег быстро поменял магазин. — Что новенького?

— Все новости устарели, время динамичное, — Йерикка приподнялся. — Всё, кажется…

Они всей командой, прикрывая друг друга, перебежали туда, откуда выскочили стрелки. Последним подбежал парнишка по имени Твёрд, оставшийся осмотреть подстреленного товарища.

— Как? — быстро спросил Йерикка, не поворачиваясь и немного высовываясь из-за угла.

— Мёртвый. В лицо, — так же быстро ответил Твёрд.

— М-угу, — откликнулся Йерикка. — Через улицу, быстро. Твёрд первый.

В веси ещё шёл бой. Точнее сказать, отстреливались из одного дома — не деревянного, а блочного, должно быть, здорово построенного. Били в четыре ствола, из них, похоже, два — пулемётных.

— Может, предложить им сдачу? — спросил Олег. Йерикка даже не обернулся.

— Тут сдачу не предлагают. И не принимают.

Следующим перебежал Коваль — и почти сразу попал под огонь. Йерикка вытащил его за ноги, мальчишка был ранен в грудь справа навылет.

— Интересно, — сквозь зубы спросил, накладывая на рану льняной бинт, Твёрд, — как это ты ухитрился-то?

— Да… — Коваль кусал губы и выглядел не столько испуганным, сколько растерянным. Он даже нашёл в себе силы пошутить: — Так они ж мне по ногам били. Ну я и увернулся…

В улице неподалёку зазвучал голос Гоймира — горцы прекратили стрелять:

— Подпалим вас! Подпалим, нечисть! Молитесь!

Это было просто предупреждение. Не предложение сдаться.

Стрельба из дома тоже прекратилась. Несколько секунд царило полное молчание, а потом молодой голос красиво запел:

— и ещё два голоса подхватили:

— Данваны, — процедил сквозь зубы Йерикка. А Гоймир крикнул:

— Пали их!

«Баум! Баум!» — дважды рявкнул гранатомёт — единственный в группе. Две гранаты поочерёдно влетели в окна, разорвались внутри, и жирное, чадное пламя метнулось изо всех окон, с хрустом проломило крышу…

— Думаю, Брячко было так же хорошо, как им сейчас, — сказал Йерикка, вставая. Потянулся и спросил Олега: — А знаешь, о чём они сейчас пели? О том, что они на нас плюют. И что придут другие, которые пройдутся по нашим трупам. Так вот, Вольг. Так вот.

…Побоище, учинённое горцами в вёске, не затронуло местных жителей. Если не считать, конечно, что один дом сгорел, а ещё четыре были здорово покалечены. К счастью, местных из них выселили, чтобы не путались под ногами.

Бежать, судя по всему, никому не удалось. Пленных тоже не было — раненых врагов обезглавили на месте. У самих горцев трое были убиты, один ранен тяжело и двое — легко. Тяжело раненый — с простроченной наискось грудью — умирал…

Корреспонденты обнаружили в одном из домов свою аппаратуру и метались по вёске, похожие на голодных, дорвавшихся до стола с обедом. снимали всё подряд, раздражая горцев, занимавшихся сбором трофеев.

Олег в этом не участвовал. К трофеям его друзья хладнокровно относили и головы врагов, а это… Он сидел на ступеньках одного из домов, ел скороспелку и поглаживал ЭмПи, лежавший на коленях. Усталость и нервное напряжение откатывали прочь, уступая место странному умиротворению, как после хорошо сделанной важной работы.

Огрызком Олег запустил в верхнюю жердину плетня и удовлетворённо хмыкнул, когда огрызок разлетелся мелким крошевом.

Сзади спустилась и села рядом девочка лет восьми. Искоса и внимательно смотрела на рослого незнакомого парня, от которого пахло потом, порохом и горячим железом. Олег подмигнул. Он не представлял себе, как надо обходиться с маленькими девочками. Однако, она сама сделала первый шаг.

— А у нас кошка вчера окотилась. Один котёнок весь беленький, а остальные четверо все серые…

— Красивые? — спросил Олег.

— Ага… А тебе не нужен котёнок?

— Да нет, знаешь… — Олег вздохнул. — У меня на квартире домовой есть.

— А он страшный? — округлила глаза девочка. — У нас давно нет…

— Он полезный, — важно сообщил Олег, не упомянув о том, что домовой несколько раз прятал его джинсы.

— А ты с гор?

— Из Вересковой Долины. Знаешь такую?

— Ага, знаю…

Подошедший Йерикка держал пулемёт на плече. Остановившись рядом, он вздохнул:

— Хорошо сработали.

— Неплохо, — согласился Олег. — Тебе котята не нужны?

— Котята? — удивился Йерикка. — Знаешь, нет.

— Жаль…

Йерикка сделал движение, словно собирался сесть. Но не сел, а оперся локтем на перила и с глубочайшим удовлетворением оглядел улицу:

— Теперь можно и на ярмарку, — заявил он. — За душу не тянет. А, Вольг?

— Не тянет, — согласился Олег.

И понял, что сказал правду.

* * *

— Почему ты не дал мне поговорить с журналистами? Они, наверное, могли бы помочь…

Потряхивая головами, коньки Йерикки и Олега шли рядом, недалеко от головной подводы неспешно тянущегося по еле заметной тропе обоза племени. Всадники, удобно устроившиеся в сёдлах, разговаривали «за жизнь» — так определил Олег, а Йерикке выражение очень понравилось.

— Да ничего они не могли бы, кроме как испортить тебе жизнь, а то и просто погубить, — обстоятельно ответил Йерикка, поглаживая конскую гриву.

— Почему? — удивился Олег. — Мне показалось, они неплохие мужики.

— Хорошие, — подтвердил Йерикка. — Я их газету знаю. Да там много таких газет, на юге. Оп-по-зи-ци-он-ных, — саркастически отчеканил он. — Ра-ботают там хорошие люди, искренне верят, что по-своему борются с режимом. Гордятся тем, что их иногда убивают за «острые материалы». А на самом деле — всё это балаган налаженный, и наладили его сами же данваны. Во-первых, масса энергичных, честных людей отвлекается от борьбы. Во-вторых, там их можно контролировать. В-третьих, создается впечатление, что в обществе полная свобода — иногда по их материалам даже меры принимают, обязательно с шумом, с треском. А на самом деле они для данванов — мелочь. Если и правда кто опасен становится — его сразу к ногтю, и все дела. А прочие пусть сенсации публикуют, кому от этого вред? Там, на юге, они наших так надрессировали, что никакой сенсацией это болото не расшевелишь… Ну а скольких настоящих сопротивленцев эти самые журналисты — не со зла, по азарту, за теми же сенсациями гоняясь! — спалили, так этого лучше и не считать. Сотни! И с тобой могло быть то же. Ты бы рассказал про себя, они бы искренне пообещали помочь, тиснули про тебя материальчик, ты зимой сунулся в город, тебе на хвост сели — и пропал не только ты, но и те, к кому мы тебя направляем.

— А… — Олег даже дыхание затаил, представив себе эту картину. А Йерикка продолжал:

— Ты, Вольг, пойми — для данванов ты опасен. Во-первых — внук их страшного врага. Во-вторых — на руках у тебя ЭнТэ, за которыми они охотятся. В-третьих — раз ты сюда попал, значит, где-то ещё и ЭфТэ действует, им неизвестный — а это для данванов первая опасность. Так что выплыви про тебя правда — и ты нигде не будешь себя спокойно чувствовать, это точно.

— А на ярмарке будут те, кто на самом деле может помочь? — спросил Олег. Йерикка кивнул:

— Должны… Даже если и не будут — отправим тебя зимой с обозом. Жаль.

— Чего? — удивился Олег. А Йерикка ответил прямо:

— Ты хороший парень. Всем нравишься, смелый, стреляешь хорошо. И мне с тобой интересно.

Олег смутился, сам не понимая, почему. И быстро спросил, чтобы прогнать смущение:

— Я одного не пойму. Кто у нас, на Земле, вам помогает? Организация какая? Государство? Или просто люди отдельные?

— Если честно, то я и сам точно не знаю, — признался Йерикка. — Понимаешь, каждое племя свои связи бережёт… Во время восстания вроде бы была какая-то организация у вас, на Земле. Дед твой нам потом в одиночку помогал. Не разберёшь! А вообще такие, как ты, тут нередко появляются… Но что пакостно — у данванов на вашей Земле тоже своих людей полно. У меня есть… знакомые, — Йерикка помялся, — так они считают, что у вас всем на Земле давно уже заправляют данванские ставленники.

— Похоже, — хмуро буркнул Олег и пришпорил коня, бросив сердито: — Еле тащимся!

Он вдруг испугался, что их нагонит Бранка…

… Гоймир никуда не поехал. Так интенсивно собирался, непривычно болтал, как он оттянется на ярмарке — как последний тинэйджер про давно ожидаемую дискотеку — и вдруг увял, хотя и продолжал усиленно готовить обоз к отправке. Олег приглядывался, собираясь расспросить водителя молодёжи племени, но Гоймир подошёл к нему сам — перед отъездом обоза из крепости.

— Не еду, — решительно сказал он, словно до этого ещё сомневался, а вот теперь определился точно.

— Ну и зря, — сердито ответил Олег — он седлал лошадь. — всё спокойно, мог бы и съездить. Ты же этой ярмарки год ждал.

— Два, — вздохнул Гоймир, рассеянно теребя пояс, — о прошлый год мы в лесах сидели. Отец учил меня след тропить…

— Ну и ехал бы, — посоветовал Олег. — Ничего не случится.

Гоймир покачал головой:

— Вот то время и станется самое опасное. Когда все уж порешат, что спокойно вокруг, не быть ничему дурному… То как в лесу: раз тихо — сам человек рядом. Нет, не поеду. Так вот что, Вольг… — он помялся. — Я уж и Йерикку-то просил, и Гостимира тож… А всё-таки и ты догляди за Бранкой. Зла она, что не еду, чего не вытворила бы.

— Она едет без тебя?! — почти выкрикнул Олег. И едва не сказал, что и он не поедет… но было поздно.

И теперь Бранка сидела в седле где-то позади, в середине обоза. А Олег упрямо ехал в голове, никому не уступая своего места. И, естественно, никому не объясняя причин такого решения…

…— Спой что-нибудь, — прервал его воспоминания голос Йерикки. Рыжий горец смотрел в глаза Олегу, и тот в какой-то момент готов был поклясться, что Йерикка читает его мысли. Олег давно перестал стесняться, когда его просили спеть, а обширный репертуар неизвестных тут песен обеспечивал ему стойкую популярность. Хотя нередко, стоило ему начать, как кто-то подхватывал.

Вот и сейчас, едва Олег открыл рот, как Йерикка подключился — и они пели вдвоём:

— Отличная песня, — заметил Йерикка, едва они допели. — Только я всегда хотел узнать, кто такой «есаул». Предсказатель?

Олег вытаращился на него, как баран на новые ворота:

— Ты что? Какой предсказатель? Казачий офицер!

Он коротко рассказал о казаках и спросил:

— Что, никогда не слышал?

— Нет. — покачал головой Йерикка. — И не читал.

Они на какое-то время умолкли, лениво оглядываясь по сторонам. Последний день — пятый день пути — солнце вообще отказывалось закатываться. Ехали тёплой долиной, слева и справа от которой вставали увенчанные белымикоронами горы, но было тут тихо, безветренно, гораздо жарче, чем в Вересковой, а растительность — совсем такая, как на юге, в лесах. Олег уже понял, что среди этих огромных гор, раскинувшихся на весь север материка, прячется немало таких же оазисов, защищённых от ветров и холода Северных Морей горными хребтами. Понял он и то, что племени Рыси досталось не лучшее место для обитания.

— Это Ярмарочная Долина, — ещё утром, когда преодолели перевал и начали спускаться, пояснил один из бойров, вёдших обоз. — Ничья земля. Круглый год пустая, одно летом народ собирается со всех концов…

Народа «со всех концов» Олег пока не видел. Его взгляд рассеянно скользил по сочной зелени вокруг, над кронами деревьев — к склонам гор.

Позади неспешно тащились тридцать подвод, нагруженных всем, что могло дать племя. Тридцать подвод, полтораста человек, из них женщин и девушек — четверть, да четверть восторженно глазеющих по сторонам в предвкушении ярмарочных чудес детей. Судя по такому количеству не бойцов, дорога была безопасной, и Олег с начала пути молча удивлялся тому, что все снарядились, как на войну — и не только огнестрельным оружием. Йерикка вёз при седле аккуратно сложенную кольчугу, шлем, стальные наручья с кольчужными перчатками, а бойры все — полный двухпудовый доспех, какой Олег раньше видел только на стенах башни, в покоях князя Крука… Сейчас мальчишка вновь об этом вспомнил и вслух спросил:

— Зачем это?

— Что? — повернулся к нему Йерикка.

— Доспехи, — Олег ткнул во вьюк. — Вчерашний день, сам говорил. Против данванов от них помощи — как от картонок.

— Против данванов — да, — согласился Йерикка. — Но на ярмарке будут наши кровники — Серые Медведи и Орлы.

— Возможны стычки? — деловито спросил Олег. Йерикка подумал и ответил:

— Раньше — точно не обошлось бы… Но наши отцы и старшие братья вместе погибли, зимой отражая нашествие… Может, и обойдётся. Но ты учти — если с кем сцепишься, не хватайся за огнестрельное, это против правил. Можешь звать Коней, Вепрей или Снежных Ястребов — это наши союзники и дальние родичи.

— В смысле — звать на помощь? — уточнил Олег и засмеялся. — Это что орать во всю глотку? Да ну на фиг.

— Не ну на фиг, а учти, — строго оговорил Йерикка. — Это не шуточки. Прицепятся втроём-впятером и будут по очереди вызывать на поединок, пока не зарубят. На тебя много не понадобится.

— Я думал — толпой навалятся и по рёбрам настучат, — серьёзно заметил Олег. Йерикка сердито покосился на него и на всякий случай крепко ткнул кулаком в бок. А потом — спросил в лоб, неожиданно:

— А что это ты от Бранки бегаешь?

Олег почувствовал, как его сердце подскочило к горлу и застряло там плотным комком. Ладони вспотели, словно он окунул их в воду. А голос стал абсолютно чужим и позорно сорвался, когда Олег начал отвечать:

— Я не бе…

— Погоди, — Йерикка осадил коня и, положив правую ладонь на рукоять меча, левой снял с пояса прямой рожок. Прежде чем Олег успел задать вопрос, горец протрубил пронзительный сигнал. Позади послышался стук копыт — от обоза мчался десяток всадников. А спереди ответил из-за деревьев сигнал такого же рожка, только в другом тоне, и там замелькали очень похожие на Рысей всадники на таких же лошадках.

— Кто? — спросил Боривой. Бойра, вёдший весь обоз, всматриваясь дальнозоркими старческими глазами в движущихся навстречу людей.

— Синее с белым. Кони. И рожок их, — успокаивающе ответил Йерикка.

Действительно, теперь легко можно было различить, что головные повязки у скачущих навстречу горцев не сине-красно-золотые, как у Рысей, а сине-белые. В остальном отличить их было непросто.

— Привет тебе, Боривой! — прокричал такой же старый и крепкий воин, приближаясь. Боривой в ответ вскинул руку:

— И тебе привет, Воидан! Добро, что живой ты.

Они съехались и, не сходя с коней, обнялись, расцеловались. Из-за деревьев выползала голова обоза Коней, окружённого всадниками. И людей, и подвод было примерно столько же, сколько у Рысей, но Йерикка успел шепнуть:

— Зерно и у них брать будем. У них земля хорошая.

— На что поменяем? — так же шёпотом поинтересовался Олег.

— Железо, медь, — быстро ответил Йерикка и с улыбкой поднял руку в ответ на приветствие мальчишек из охраны обоза Коней.

Охранники смешались. Знакомые, конечно, были у каждого, у многих, судя по всему, и родственники… Йерикка уже болтал на городском диалекте с двумя ребятами и девчонкой, которая была помладше — очевидно, тоже беженцами с юга.

Олег отъехал чуть в сторону и, скучливо, с внезапной лёгкой обидой поглядывая на происходящее, полез в карман джинсов — за серебром, которое ему, как и всем участникам поездки, выдал перед отъездом князь Крук. Это были гривны — почти такие же, как в учебнике истории Отечества: прямоугольные слитки серебра весом граммов по двести, в количестве пяти штук, они здорово оттянули карман. По всей длине гривны были проклеймлены головой рыси. Если Олег что-то понимал — деньги ему достались немалые, и он даже выразил удивление этим, но князь неожиданно хлопнул его по плечу и сообщил: «А мы серебра не дешевше, — и добавил: — Мужи гривну добудут, а вот гривной мужей не добыти.» И улы-бнулся вдруг — странный князь племени, лишившегося всех своих мужчин. Одинокий князь, проводивший почти всё своё время под крышей башни Рысьего Логова…

…— Того на немалое дело хватит.

Олег поднял голову. Возле него в седле сидела Бранка — кивнула на серебро и повторила:

— Немало можно сделать на то серебро, Вольг.

Ещё утром она принарядилась в праздничное, как и почти все, кто ехал в обозе. Новый плащ скалывала на плече большая заколка — хотя и бронзовая, но красивая, да и вдобавок украшенная крупными синими камнями — сапфирами, что ли? И головная повязка была новой, и широкий пояс, и расшитая узорами безрукавка… И вообще Бранка выглядела новенькой, красивой и весёлой. Такой, что Олег ещё раз подумал с ужасом, как было бы дико, пойди она в пищу тем уродам в лесах заброшенной земли на юге… Но, конечно, он не сказал ей этого, а просто заметил:

— Ты сегодня красавица.

— Да и ты ничего, — не осталась в долгу Бранка. — Ни у кого такой рухляди нету, кроме как у тебя.

Месяц назад Олег смертельно обиделся бы за ковбойку и джинсы. Но слово «рухлядь» в горском диалекте означало просто «вещи». И точно — едва ли кто-то придёт ещё на здешнюю ярмарку в двухсотдолларовых «леерах» и американской же рубашке. Успех обеспечен!

— Я тебе подарок куплю, — неожиданно для самого себя сказал Олег. — Сегодня же куплю.

— Не. Сей день не купить, — покачала головой Бранка. — Одно завтра, а сей день, как доберёмся, торг уж сложится. По крупному, зерном да другим припасом, торговать, право, будут дотемна, а то и в ночь. Да ты ведь не зерном дарить будешь?

— Я придумаю, что купить, — пообещал Олег. И подумал, что дома он бы позвал девчонку в «забегаловку». И в кино позвал бы. И ещё — что он вернётся домой (а как же, не может не вернуться!), а Бранку — Бранку больше никогда не увидит. Между ними будут не километры, не континенты, а непредставимые расстояния — чудовищные и холодные.

«Что это? — удивился Олег. — Я… НЕ ХОЧУ домой?!»

Он прислушался к своим ощущениям. Нет, домой он хотел, пусть и ослабела тоска. Очень хотел. Вот сейчас опять представил себе маму, отца — и всё скрутилось в груди. Но он НЕ ХОТЕЛ расставаться с Бранкой. Это было упорное и идиотское желание, доходившее до того, что Олег решил предложить ей вместе отправиться на Землю. Но вместо этого спросил:

— А Гостимир где?

— Й-ой, надоел больше капусты квашеной, — скривилась Бранка. — Шага не отходит. Это Гоймир его притравил, точно… Да, не спросила я — у тебя-то, Вольг, братья-сёстры есть ли?

— Никого, — покачал головой Олег. — Я один. У нас много семей по одному ребёнку.

Сказал — и стало смешно. «Ребёнок»! Олег улыбнулся; Бранка тут же спросила:

— Что ты?

— На тебя смотрю, — соврал Олег. Или честно сказал? Смотреть на Бранку было здорово, это тоже вызывало неожиданную улыбку.

Слившиеся обозы тронулись дальше вместе. Бранка решительно сказала:

— С тобой буду.

— Ага, — кивнул Олег, сам себе удивляясь. Несколько дней он даже спать укладывался на другом от Бранки конце лагеря, все силы прилагал, чтобы случайно не встретиться во время переходов или отдыха дневного… а вот она подъехала — и он даже попытки не сделал разойтись в стороны. Послал коня рядом, словно так и надо. А надо-то отъехать подальше и думать о ней поменьше, смотреть на неё поменьше, не то что говорить, потому что с каждым сказанным словом — всё крепче и крепче становятся невидимые, но физически ощутимые нити между ним и этой девчонкой-дикаркой — нити, первая из которых протянулась, когда он вытащил её из подпола в залитой кровью комнате лесного логовища… Страшные нити, потому что Гоймир — его друг, который прикрепил им самим нарисованный портрет этой девчонки на борту коча.

— Й-ой, буду сей час! — оживлённо сказала Бранка. — Там вон вижу — трёхродная моя, перевидеться надо! — и она направила коня в сторону. Олег проводил её бездумным взглядом — и пошевелился в седле лишь когда кто-то прочёл рядом, за плечом:

— Isot, ma drue, Isot, m'amie,

En vos ma mort, en vos ma vie!.. [37]

Звуки французской речи так удивили Олега, что несколько секунд он таращился, не понимая, кто перед ним, в лицо подъехавшего Йерик-ки. А тот, чему-то улыбаясь, спросил:

— Парлэ ву франсэ, нэ спа, Вольг? [38]

— Жэ парль…[39] — машинально ответил Олег и вдруг рассердился: — Какого чёрта ты взялся читать мне «Тристана и Изольду»?! Мы их проходили в школе год назад!

— Значит, прошли мимо[40], — негромко ответил Йерикка и оживлённо-беспечным голосом продолжил: — ну вот, скоро уже будем на месте! Сами доехали — и Бранку довезли в целости, как Гоймир просил.

* * *

Ярмарочная долина до странности напомнила Олегу тамбовский рынок в среду или воскресенье. Площадью побольше, но народу тут кучковалось примерно столько же. Солнце уже подходило к горизонту, чтобы почти сразу начать новое восхождение на небо, чётче обозначились звёзды и нависло Око Ночи. Но ярмарка не утихала — её шум слышался ещё до того, как обозы Рысей и Коней выбрались на гребень холма, за которым начинался спуск. Ряды телег, балаганы, сотни людей — всё это придавало долине внизу ещё и вид цыганского табора.

Здесь, на перевале, в ряд стояли врытые в землю статуи славянских божеств — словно шеренга воинов-часовых, охраняющих спуск.

Обозы остановились. Всадники спешились, те, кто сидел на телегах, соскочили наземь. Вместе со всеми Олег уже привычно вскинул руку в приветствии. Следовало подождать, пока старшие поговорят с могучими родичами живущих на земле людей.

Олег уже знал всех этих богов. Даже тех, о которых не упоминалось в школьном курсе истории — а может, их просто и не было у славян Земли.

Щитоносец Дажьбог с восьмиконечным ломаным крестом-свастикой на щите.

Среброволосый, золотобородый Перун, опершийся на свой грозный тупик, украшенный восьмиконечной звездой-перуникой.

Охранительница ряда и кона Лада, прижимающая к груди четверочастно рассечённый ромб.

Грузная Макошь, подательница благ природы.

Юный красавец Ярила с венком на голове и черепом у широкого пояса.

Суровый, грозный Прав. Бог закона и порядка, справедливого воздаяния за обман и нарушение заветов Рода.

Без-образный и добрый Огонь, живущий среди людей Бог — четверо конечный ломаный крест.

Мудрый Числобог, властитель знаний, со своим знаком из четырёх букв Т.

Безликая Среча с такой же Несречей — все одинаковые, только платки золотой и чёрный; богини счастья и несчастья.

Прекрасная Лель — покровительница чистой любви.

Гордая Купава в платье с узорами-волнами — властительница вод и одновременно — хранительница женского начала природы.

Змей-Велес — бог скотий, царь лесного зверья, стихий, покровитель охотников.

Расправивший могучие крылья пёс — Семаргл-Переплут, без которого не расти в Мире ни придорожной муравке, ни золотистому хлебу.

Супруги Озем и Сумерла — хранители подземных богатств, кладов, рудных жил и пещерных глубин.

Бесстрастная Морана в платье без вышивки, с распущенными волосами. Как удивился Олег, когда узнал, что и её тоже чтут — богиню Смерти! Ему объяснили, что в Моране нет человеческого зла, как нет его в сосущем болоте, в насквозь вымороженном зимнем лесу, в горном камнепаде, что убивают без ненависти, без злобы, без разума…

Настоящее Зло — Чернобог-Кащей. И его тут нет. Не может быть.

Олег смотрел в лица богов, смотрел на небо, вниз, в долину, на лес по склонам, на пики гор — и понимал, что всё это и есть — храм. Без крыши, без стен, без запаха ладана, без коленопреклонённых молящихся — настоящий храм для свободных людей, куда несут беду, счастье, клятву, как несут их к старшим и сильным родным — отцу, старшему брату. Они всё поймут, всё примут, во всём помогут. Перед ними нет нужды вставать на колени, их незачем бояться.

Он услышал заключительные слова, произнесённые бойрами:

— … а коли замыслю нечестие — да будет мне стыдно.

Обозы поползли в долину.

… — Здесь они, — с неудовольствием сказал Йерикка. Намеренно или случайно, но он пустил своего коня между конями Бранки и Олега. Олег не знал, злиться ему за это или благодарить изо всех сил. Поэтому спросил:

— Кто?

— Смотри, — Йерикка вытянул руку. — Стяг видишь? Весь алый, а на нём по центру — чёрная птица падает? Это Орлы. А во-он, левее, наискось чёрно-золотой, а на чёрном — серый медведь на золотом коловрате? Это и есть Серые Медведи… А наши?

— Вон Снежные Ястребы, — показала Бранка, — тебя выслепило, что ли, Йерикка?

— А, да! — Йерикка указал Олегу чёрный стяг с падающей белой птицей, удивительной похожей, как и символ Орлов, на знак украинского РУХа или «трезубец» киевских князей. — А вот Вепрей что-то нет.

— А это чей? — Олег показал на белое полотнище, на котором были алая свастика и изогнувшаяся над нею рыба.

— Касатки, — пояснил Йерикка. — А вон там, где без флагов, горожане и лесовики стоят — добрались всё-таки…

— А вон анласы! — возбуждённо выпалила Бранка. — Кой год не было!

— Где? — заинтересовался Олег таинственными родичами Йерикки.

— Вон баннорт анла-тайар, вон — анла-коом, — непонятно сказал Йерикка, засмеялся и перевёл: — Баннорт — это стяг. Только они не такие, как у нас. Смотри же, вон!

Олег увидел похожие на значки римских легионов баннорты: Т-образная перекладина, с которой свисали цветные ленты, а на ней стояла фигура. Один баннорт был сине-белый со вздыбленным конём, другой — коричневый с быком, роющим землю рогами.

— Эти анласы сдавна за горами на закат живут, — пояснила Бранка. — Одно до Беды перебрались. Разно было — бились, роднились, на выжлоков хангарских заодно хаживали, набегали… А в наше время они всем народом в загорные земли перебираться начали. Новости послушаем, как у них на родине-то. Жаль мне их — слов нету. Каково это — с родной земли уходить, страха такого врагу не пожелаешь…

— Сегодня купить уже ничего не успеем, — оценил Йерикка ярмарку. — Вот разве что зерном ночь напролёт торговать будут, да прочим таким. А нам не погулять.

— Скомрахи должны быть, — возразила Бранка, — их глянем. Одно видел скомрахов, Вольг? Бывает — живот сорвёшь, как хохочешь. А бывает — в плач кинет. Вот глянешь.

— Заворачивай! Заворачивай! — зычно прокричал Боривой своим. — а вон наше место!

Обоз пополз среди многочисленных телег, костров, людей, коней и неумолкающего гула, который тут, очевидно, длится всю ночь. Олег заметил в отдалении большие стальные фургоны, ярко расписанные данванским линейным алфавитом, изумлённо спросил Йерикку:

— Данваны?!

— Где?! — тот вскинулся, но тут же обмяк. — Шутки у тебя… Горожане. Фургоны на конной тяге, кони не в пример нашим, тяжеловозы. Машинами в эти места не доберёшься. А надписи — чтоб в пути не придрались. Они ж сюда тайком добирались.

— Смелые, — оценил Олег. Йерикка кивнул:

— Большинство — правда смелые, наши хорошие друзья, вот познакомишься… Но есть и данванские агенты. Кто с дурью, кто с непотребщиной разной, а кто просто шныряет, высматривает… Пять лет назад вот на такой ярмарке несколько сот людей насмерть отравились южным вином. А семь лет назад — данваны высадили десант и устроили побоище. С тех пор всегда берём с собой огнестрельное оружие.

Обоз неспешно продвигался вперёд. И Йерикка спросил так, словно не было только что слов о прошлых жертвах, об опасностях и врагах:

— Ну скомрахов-то пойдёшь смотреть?

— А когда? — оживился Олег.

— А вот устроимся — и пойдём, что ещё делать-то? — пожал плечами рыжий горец.

* * *

Около скомрашьего балагана собралась шумная толпа в сотню, не меньше, человек. Все перекликались, посмеивались, спорили. Горцы разных племён перемешались, как жидкости в коктейле — жаль, что тут никто не знал этого точного сравнения.

Йерикка с Олегом протолкались в первый ряд — их пропускали неохотно, однако у Йерикки был слишком уверенный вид.

— Вот, смотри, — шепнул рыжий горец. Олег кивнул, разглядывая устроенный на телеге балаган — просто занавес из какой-то тяжёлой ткани, расшитой золотыми и алыми узорами, в которых проглядывали то звериные морды, то распростёртые крылья сказочных птиц, то запрокинутые ветвистые рога оленей, то переплётшиеся, как на лезвии меча, стебли трав. Присмотреться Олег не успел — послышался негромкий напев гуслей, и сбоку от занавеса появился вполне обычно одетый для лесовика старик. Поклонившись в пояс собравшимся, он выпрямился, оглядел людей — и под его взглядом шум стих. Все ждали начала. Старик кивнул и заговорил — отчётливым, хорошо слышным даже тем, кто стоял в задних рядах, голосом, в котором не было и намёка на старческую слабость или надтреснутость:

— Благо за внимание всей честной компании. Благо, что свои важные дела побросали, да наши глупые речи послушать собрались. Может, чего и сгодится — иной раз из глупости ум родится. Не понравится — гневу волю не давайте, а понравится — так не забывайте… — он снова поклонился и под изменившийся, ставший погромче, гусельный напев продолжал:

По сигналу его руки занавес разъехался в стороны и началось представление…

… На фоне грубовато, хотя и ярко нарисованных декораций некоего богатого города началась вполне обычная история. Только персонажи были одеты так, что в старшем сыне сразу можно было узнать горожанина, в среднем — лесовика, а в младшем — горца. Куклы изготовила рука мастера, и даже Олег, избалованный телевидением и видео, смотрел внимательно, хотя и ожидал, что сейчас начнутся традиционные поиски невест и так далее.

Однако вместо этого на сцене разворачивались другие события. Старый князь пошёл походом на неведомых чужаков, что разоряли окраинные земли. И вернулся разбитый, с остатками дружины, сам умирающий от ран. На заднем плане ловко и бесшумно менялись декорации, создавая ощущение смены пейзажей и вообще здоров оживляя происходящее.

Умирая, князь завещал своим детям, пришедшим проститься с отцом:

Но почти сразу после отцовской кончины старшие братья принялись затирать младшего. Старший с ним вообще знаться не хотел. Средний всячески обманывал в мелочах и в крупном. Младший не обращал внимания, вёл себя по-прежнему дружелюбно, да ещё и охранял границы княжества, пока старший бездельничал, а средний копил богатства. Зрители реагировали очень непосредственно, поддерживали младшего сочувственным гулом, а в адрес старших не скупились на сердитые реплики.

Вот как-то братья обедали. И вдруг прямо в их богатую горницу ворвался всадник — рыжий, как огонь, на большом коне. У всадника был отчётливо крючковатый нос, и в толпе заперешёптывались: «Анлас, анлас…» И точно — братья заговорили:

Гусли сменили ритм — мелодия стала явно не славянской. Всадник, соскочив с коня, заговорил — и речь его тоже была иного стиля: без рифм, с частыми аллитерациями. Он жаловался братьям-князьям, что, пока пас он своих коней, неведомая злая сила разорила кочевье, и нашёл он стариков-родителей сгоревшими в пламени, младшего брата-юнца — лежащим у пожарища с копьём в руках, умершего от ран, верных псов — порубленными, а молодую жену и новорожденную дочь унесла злая сила невесть куда.

Но оба старших брата принялись юлить, ловчить, отнекиваться, а потом прямо заявили, что они к отцову побратимству касательства не имеют, и пусть анлас сам со своими врагами разбирается, а от их земель любая опасность далеко — не по воздуху же враг прилетит?! Тогда вскочил младший:

И ускакал с анласом. А старшие только обрадовались:

На сцену упала тень. И женский истошный голос прокричал:

— Ой, спасайтесь! Данваны!

Занавес на время закрылся. Вокруг стояла напряжённая тишина — ни звука, даже с ноги на ногу никто не переминался. Все ждали…

— Эх-хе-хе, вот как бывает, — печально заговорил старик, — среди лета снег выпадает; думаешь — беда далече, а она тебе — прыг на плечи!

На декорации был уже не красивый город, а дымящиеся руины, трупы и вереницы пленников, тянущиеся куда-то бесконечными цепями, жуткими в своём однообразии. На переднем плане старшие братья пытались спрятаться друг за друга, а на них надвигались несколько огромных фигур в до удивления похожих на данванские доспехах, с громоздким, устрашающим оружием в руках.

А у края сцены тем временем появились анлас и младший брат — оба пешие, в рваной одежде с пятнами крови. Появились и застыли, перешёптываясь. Потом подошёл конь анласа — тоже пораненый.

— горячо сказал младший брат. Но анлас гордо отвечал:

И они бросились на врага, чтобы не дать данванам стрелять из своего оружия — врукопашную. Но данваны отступили, а между ними и защитниками княжества встали кривоногие уродцы — хангары. Началась схватка. Мельком Олег подумал, что скомрахов, наверное, человек двадцать — иначе такое не изобразишь… но эта мысль тут же ушла. Представление увлекло его. Горцы кругом вопили и потрясали мечами и камасами.

Тем временем героям удалось пробиться к данванам. Младший брат ловко обрушил на шею одного меч, анлас умело ударил другого тяжёлой пикой. В толпе одобрительно заревели, но… и меч, и пика переломились пополам!

Герои отступили в растерянности. Но только на миг. Тут же младший брат закричал:

И они с анласом бросились на врага с голыми руками. Но с воплями прихлынули хангары, завалили героев живой копошащейся кучей, а когда отхлынули — те стояли на коленях, связанные…

— Эх, чему быть, тому не миновать, — вздохнул старик. — Воинам молодым головы потерять, а народам нашим в ярме стонать… Видно, такая судьба, что без пользы борьба…

Но гусли вдруг заиграли что-то озорное, весёлое, даже не подходящее к моменту. Все персонажи подняли головы, прислушиваясь — а будто бы приближавшийся из дальней дали голос распевал бесшабашно:

— Да никак сам Иван-Великан! — всплеснул руками дед. — Ой, и впрямь — берегись, данван! Тот Иван — не данванский Иван, не Иван-Болван, не безродина подзаборная, силой крещена, на беде повенчана! Ноги уноси, разорители! То брат наш идёт, грабители!

Хангары тишком рассосались в какие-то щели, как и не было. Данваны ощетинились оружием, но откуда-то сверху за из спины прыгнул не уступающий им в росте и ширине плеч… Олег открыл рот. На этом герое был пятнистый камуфляж, фуражка набекрень и АКМ на ремне. Впрочем, он справился и без АКМ — сгрёб данванов в охапку и треснул головами, прокричав:

Быстро опустилась новая декорация — на ней люди кто чем гнали по развалинам хангаров и данванов, те удирали, сломя голову и побросав оружие, во все стороны, прятались в щели, а восставшие опрокидывали брёвнами вельботы, поддев под днище, освобождали пленников… А впереди трое братьев, анлас и Иван-Великан лихо домолачивали своих врагов, выкидывая их за верх занавеса. Полёт каждой куклы толпа сопровождала хохотом и одобрительными выкриками. Наконец с последним врагом разделались, и герои представления встали в ряд на краю сцены, поклонились, а занавес опустился.

— Кабы в жизни так, — тихо сказал старик, ещё раз поклонился и медленно ушёл за балаган…

Вместо него появился другой скомрах — с рожком и волынкой, на которых одновременно заиграл что-то донельзя дурашливое, при этом ещё и ухитряясь высоко подпрыгивать, кувыркаться, а его напарник в длиннорукавой рубахе и перекошенной кожаной «харе», проходись колесом, распевал разную смешную чушь:

В толпе начали смеяться. Но Олегу, если честно, ни стихи, ни ужимки скомрахов по душе особо не пришлись. Он покосился на Йерикку и начал проталкиваться в сторону, на свободу.

Оставалось сделать пару шагов, когда Олег неожиданно споткнулся. Ему сперва показалось, что под ногу попала кочка, но, с трудом удержавшись на ногах и выпрямившись, он столкнулся взглядом с мальчишкой своего роста и сложения, который буркнул:

— Глянь, куда копытишь! — и, пихнув Олега плечом — весьма чувствительно! — собрался было ввинтиться в толпу. Но Олег бросил ему в спину:

— А ты костыли не расставляй, инвалид хренов, а то как бы не поотшибали.

Реакция мальчишки была совершенно адекватной — он развернулся, словно закрученная и отпущенная пружина, подбоченился и встал перед Олегом, меряя его взглядом. И только теперь Олег с запоздалым сожалением заметил на его алой головной повязке чёрные силуэты падающих хищных птиц.

— Говорил ли что? — процедил он.

— Баклан ты неконкретный, — улыбнулся Олег, решив идти до конца. На лице Орла отразилось искреннее недоумение пополам с замешательством:

— А? — удивлённо спросил мальчишка, расширив глаза. Олегу стало смешно:

— Хорошая погода, не правда ли? — продолжал он давить противника интеллектом.

Мальчишка понял, что его непонятно и изощрённо оскорбляют и побагровел.

— Ты чьих будешь? — напористо спросил он. А у Олега эта фразочка вызвала приступ весёлости. «Ты чьих будешь, смерд?! — От смерда слышу!» — вспомнилось ему, и Олег фыркнул.

Тут же, без промедления, Орёл въехал ему в ухо.

Удар получился сильный и болезненный, а главное — обидный. Олег полетел наземь. Стоявшие поблизости на них покосились, но даже не подумали вмешаться — сцепились двое парней, подерутся и разбегутся.

Мальчишка с недоброй улыбкой, подняв сжатые кулаки, следил, как Олег поднимается на ноги. В ухе позванивало, оно быстро немело. Олег пощупал его и сообщил Орлу:

— Ты труп.

Но броситься в драку ему не дали. Между мальчишками, уже напружинившимися перед настоящей стычкой, шагнула Бранка. Гостимир схватил Олега за плечи, а Йерикка выкрикнул:

— Стоп!

Так выкрикнул, что Олег опустил кулаки. Орёл скользнул взглядом по Бранке и, скривив губы, сказал над её плечом:

— А ты прыток за девчачью спину утекать.

— Чо-о-о-о-о?!?!?! — взревел Олег вслед уже уходящему мальчишке, рванулся, но к Гостимиру присоединился Йерикка. — Пустите, блин! — уже спокойно, побарахтавшись в их руках, попросил Олег. Они отступили. Бранка, подойдя, чуть прикоснулась к уху пальцами — прикосновения Олег не ощутил — и жалостливо сказала:

— Й-ой как… Ну одно ничего. На ночь примочку приложу, к утру спадёт.

— Чего вы влезли?! — спросил Олег. — Я бы сейчас…

— Примета дурная — торг со свары начинать, — пояснил Гостимир, — от того не задастся… Да ты и другой день его вытропишь, а мы пособим такому делу-то. Уймись, Вольг. Пошли лучше, уж и вставать скоро. Тут с рана начнут, а дел хватит.

Молча освободившись от его руки, Олег первым зашагал к стоянке Рысей. Было обидно и стыдно — в основном от того, что Бранка видела, как он закувыркался по земле. Он, чемпион по боксу среди юниоров! Ну ничего, Гостимир прав — этого баклана Орла он, Олег, не упустит. Времени впереди много, тогда посмотрим, кто песочек с земли собирать станет…

С такими злыми мыслями Олег, закутавшись в плащ, буквально закатился под телегу и неожиданно для себя… всплакнул. Не потому, что ухо, хоть и положила Бранка на него примочку, горело. Не потому, что захотелось вдруг домой. Не от обиды, что получил удар на глазах девчонки, которая ему нравится. Не от того, что нравится девчонка, которую друг зовёт своей невестой. Ни от чего, а просто так вдруг потекли по щекам слёзы, и Олег больше удивился, ощутив их.

А потом укрылся плащом с головой, ткнулся лицом в сложенные руки и заплакал по-настоящему, ощущая лишь одно — невероятную, давящую, громадную растерянность перед всеми сложностями, свалившимися вдруг на его голову.

* * *

Олег проснулся от щекотки. Резко сел, подобрав босые ноги и в последний момент избежав знакомства с днищем телеги, под которой спал.

Раннее утро было вокруг. Примятую траву посеребрила роса. Ярмарка шумела, но глухо, словно тоже просыпаясь; вокруг храпели, дышали и сопели на разные лады Рыси; сонно фыркали кони; то тут, то там скрипела телега под спящими.

— Вылезай из норы, хомяк, — негромко позвал Йерикка. Полностью одетый, он сидел на корточках возле телеги, поигрывая прутиком, которым щекотал пятки Олегу, и улыбался. Одной левой рукой рыжий горец колол лесные орешки и ловко забрасывал в рот очищенные ядрышки. — Вопрос: или спишь дальше, или идёшь со мной по важному делу, а потом — гуляем.

— По какому делу? — Олег вылез из-под телеги, сел на плащ, начал обуваться. Йерикка высыпал рядом на плащ горку орехов. На поясе у него висела коричневая кобура «парабеллума», по другую сторону — тяжёлый, больше похожий на сумку, кошель.

— Грызи… Орудия труда пойдём покупать. Ну и о тебе заодно поговорим…

— За оружием пойдём? — тут же окончательно проснулся Олег. — А ещё кто?

— Никого, — строго ответил Йерикка. — Даже Бранку не возьмём.

— А я и не о ней, — запротестовал Олег, но Йерикка отмахнулся:

— Ладно. Вдвоём пойдём. И приготовь глаза и память. Ты об оружии немало знаешь, вот и будешь этим, как его — экспертом… И вот что, Олег. О том, что на этой ярмарке увидишь, пока будешь со мной ходить — помалкивай.

— Я вроде не трепло, — обиделся Олег, перебрасывая через плечо ремень ЭмПи. Йерикка кивнул:

— Вот и отлично.

Было ещё в самом деле очень рано. Люди не столько торговали, сколько вяло перемещались с места на место, плескали в лица водой (Олег тоже умылся возле ручейка и бросил в рот кем-то протянутый кусочек ольховой коры), переговаривались и сдёргивали кожаные пологи с телег. Однако где-то уже лихо и неразборчиво кричал зазывала, в другом месте спорили о цене, а в третьем пели… Поспевая за Йериккой, Олег успевал и вертеть головой — ему было любопытно. Сейчас, среди оживающей суеты и толкотни, к нему вдруг пришло ошеломляющее и острое понимание: ЭТО — ДРУГАЯ ПЛАНЕТА, И ЛЮДИ ЭТИ — ИНОПЛА-НЕТЯНЕ! Он частенько об этом забывал, увлечённый обычностью про-исходящего, а потом вдруг накатывало и хотелось смотреть по сторонам вдвое внимательней, чтобы не пропустить самого-самого… чего? Как здоровенный лесовик пересчитывает мешки с зерном? Как крепкая женщина задаёт трёпку ревущему мальчишке? Как варится что-то в котелке над небольшим костерком? Да нет, ведь и вправду всё совершенно обычно…

— Сюда, — коротко приказал, не сказал даже, Йерикка, сворачивая в проём между двумя огромными городскими фургонами.

На откидной лесенке сидел молодой мужчина в серой рубашке, накинутой на плечи плотной куртке, мешковатых брюках и хороших сапогах на толстой подошве. При виде Йерикки он молча кивнул, поднялся и жестом пригласил мальчишек внутрь.

Направо, похоже, была спальня. За левой дверью горел электрический свет — большая комната без окон выглядела, как склад, да и была складом. К некоторому удивлению Олега, здесь мужчина и Йерикка обнялись.

— Вытянулся, — сказал хозяин, отшагнув и рассматривая рыжего славянина. — И возмужал. Вот отец посмотрел бы…

— Рад, что ты живой, Саша, — по-взрослому ответил Йерикка. — Слышал, что в Трёх Дубах?.

— Все газеты выли, — кивнул горожанин. — Накрыто ещё одно логово бандитов… Значит, вы без связи теперь?

— Всё, накрылась наша ближняя… И Олег Семёнович умер.

Олег вздрогнул, услышав имя деда. Саша остолбенел, потом тихо спросил:

— Неужели?..

— Нет, сам. От старости, — пояснил Йерикка. — Да вот внук его, — он кивнул на Олега, — тоже Олег.

— Погоди! — Саша уставился на мальчишку, который начал переминаться с ноги на ногу. — Погоди, погоди… Вот он на кого похож! Не лицом, а… — Саша покрутил ладонью в воздухе, но тут же нахмурился: — Стой, а как ты здесь?

— Несчастный случай, — объяснил Йерикка. — И кроме прочего — вот что. Не поможете парню домой вернуться? У вас же ЭфТэ рабочий.

— Да, но он настроен на… — Саша потёр переносицу, хмыкнул. — Короче, далеко от твоего дома, парень.

— Мне лишь бы домой, — искренне ответил Олег, — а там я хоть с Южного Полюса доберусь.

— Ладно, проблем тут нет, — решительно отрубил Саша. — Зимой подъедешь с обозом, перебросим. Если живы будем… Не в первый раз. А теперь о деле давай. Что у тебя?

— Золото, — Йерикка отстегнул и бросил на стол кошель. — Ещё — тюлений жир. Потом заберёте.

— Много? — деловито поинтересовался Саша.

— Десять берковцев[41]. Бальзам из желчи снежищ есть. Камешки, но немного — нам ещё зерно менять. В этом году урожай ничего, да вот только придётся ли нам тот урожай собрать…

— Ждёте? — понимающе спросил Саша. Йерикка наклонил голову:

— Ждём. Похоже, что дождёмся… Так что — давай, что там у тебя есть.

— Есть кое-что, — охотно откликнулся Саша и двинулся вдоль ящиков, сложенных во всё помещение на колёсах. — От Сновида-то не было никого?

— Тоже ждём. — коротко ответил Йерикка и — Олег готов был поклясться! — показал на него, Олега, глазами: мол, не при нём! — Давай, давай, показывай, хватит разговаривать…

— Вот, — Саша достал из одного ящика хорошо знакомый всему свету автомат. — «Калашников», новяк, ещё в смазке. Пять штук.

— Посмотри, Вольг, — кивнул Йерикка. Олег, рисуясь, взял оружие в руки, повертел, сообщил:

— АК-103, семь-шестьдесят-два. Подствольники есть?

— Есть три «костра», — подтвердил Саша, — в комплекте. Ещё есть пять М16 с подствольниками, но вы же их брать не будете?

— Дерьмо. — всё больше входя в роль эксперта, определил Олег. — Без отвёртки не разберёшь. И гильзу разрывает часто.

Он сам М16 в руках не держал, но так отзывался о неё Игорь Степанович. Саша понимающе пожал плечами:

— Ну вот… Ещё есть три СКС, охотничья модификация…

— «Архар»? — уточнил Олег.

— «Архар… Пять «судаевых» тоже есть.

— Всё берём, — решил Йерикка. — Пулемёты?

— Только один «дегтярь», — развёл руками Саша. — зато есть гранатомёт-станкач. Вы такого чуда ещё не видели. Лента на девяносто гранат, так же, как в АГС-17, а сам вместе с лентой весит всего два пуда. «Тридцатка» называется. Ещё — «гром», тоже новяк, к нему гранаты осколочные. И двадцать «мух», плюс шесть «шмелей».

— Ручные гранаты? — поинтересовался Йерикка.

— Сорок английских L2L2. И десяток РКГ, противотанковых. Пистолеты, револьверы нужны? Могу дать восемь ПММ.

— Героически застрелиться? — ехидно поинтересовался Олег. Саша засмеялся:

— Не обкатишь! Лады. Пять «вальтеров» Р-88, не машинка — жена, спать можно, чуть подучить — готовить начнёт и постель стелить. И десять револьверов Нагана.

— Тоже берём… Как с боеприпасами? — уточнил Йерикка. Саша начал перечислять:

— 7.62х39 — залейтесь, двадцать тыщ штук… 7.62 ТТ — пять тыщ, 7.62 к «наганам» — двести всего, больше нет…, 9 «парабеллум» — восемь тыщ, 12-й калибр охотничий — тыща, картечь, пули-экспансивки… 12, 7х107 — полторы тысячи… 7.62х54 — шесть тысяч… Да, есть противотанковое ружьё, ПТРД, к нему — сто патрон, возьмёте?

— Возьмём, — согласился Йерикка.

— Лады… Что ещё?. А, к тому, что уже есть: 5.45х39 — четыре тысячи, 5.56х45 — десять тыщ…

— Миномётов бы пару, — попросил Йерикка.

— Нету, — развёл руками Саша. — И ракет нету — ни зенитных, ни противотанковых… Так, что ещё? ВОГ-25 к «кострам» — сто штук, ВОГ-17 к «тридцатке» — триста шестьдесят, к «грому» выстрелы — двадцать, сколько осколочных — не помню… К вашим РПГ-7 — шестьдесят штук, ПГ-7В. Ещё — мины. «Клэймор», противопехотные, сорок две штуки. L9А1, противогусе-ничные — десяток. Пластит — два пуда в брикетах. Вот и всё вроде.

— Неплохой урожай, — одобрил Йерикка, поднимая со стеллажа затянутые в пластиковую упаковку гранаты без запалов. — Может, ещё что есть?

— Бронежилеты, — предложил Саша. — Но я знаю, вы их не уважаете. Или как?

— Не надо, — отмахнулся Йерикка. — Лекарства какие есть?

— Хирургические наборы полевые есть, — ткнул в ящики Саша. — Шёлк. Шприцы одноразовые. Нембутал, тоже в шприцах. Больше ничего из того, что вам нужно. Ещё, правда, антидоты есть. Будете брать?

— Возьмём, — решил Йерикка, — это всё возьмём. Ну, договорились насчёт зимы.

— Конечно, — Саша протянул Олегу руку. — Для внука Олега Семёновича пополам треснем, но сделаем, честное слово.

— Не надо пополам, — смутился Олег. — Спасибо, я приеду… А вам не удобней будет послать человека к ЭфТэ, который я в лесах нашёл?

— А ты его сейчас отыщешь? — спросил Саша. Олег подумал, уверенно ответил:

— Отыщу, точно.

Саша помедлил, что-то оценивая, потом решительно ответил:

— Нет, лучше не надо. Данваны про неё не знают, ну и пусть не знают. Будет на крайний случай… Ты потом своим расскажи, как туда добраться.

— Он уже рассказал, — сообщил Йерикка, — даже план нарисовал… Ну, к вечеру наши подъедут, всё заберут, — деловито продолжил он, по-хозяйски окидывая взглядом внутренность склада на колёсах. И вдруг обратился к Олегу: — Вольг, хочешь свою сморкалку на «калаш» с подствольником поменять?

Предложение было неожиданным и лестным. Олег представил себе автомат, чуть было не кивнул головой, не раздумывая, но вздохнул и ответил:

— Нечестно… Только появился — мне пистолет-пулемёт. Потом — автомат, да ещё и с подствольником. А многие всё ещё ар… самострелы носят. Обидятся.

— Никто не обидится, — спокойно возразил Йерикка. — И не надо думать, что с тобой так потому, что ты особенный или гость. Я же видел, как ты стрелял. Будь у тебя автомат — получилось бы ещё лучше. Как ни крути, а ты с этими вещами обращаться умеешь лучше, чем большинство наших, так что это не знак внимания, а военная необходимость.

С такойточки зрения Олег этот вопрос ещё не рассматривал, поэтому без особого сопротивления сдался. ЭмПи и подсумки к нему он с лёгким сожалением положил на ящики, подумав, что машинка служила ему недолго, но верой и правдой. А Саша уже копался в ящиках, доставая новое оружие.

«Калашников» сотой серии с установленным «костром» лёг в руки приятной боевой тяжестью. Олег перебросил его поперёк груди — стволом к левому бедру, прикладом к правому плечу — и, сняв ремень, начала цеплять на него подсумки: один на четыре тридцатизарядных «рожка», другой — на семидесятизарядный «барабан» от пулемёта. Саша, наблюдавший за его манипуляциями, протянул десятизарядную кассету для подствольника и предложил:

— Наганчик не хочешь поменять? Коль тебя уж так ценят — бери «вальтер». Я тебе говорю — не машина, а золото. Берёшь?

Олег открыл кобуру «нагана», коснулся пальцами плавного изгиба рифлёной рукояти. И вдруг подумал, что легко расстался с ЭмПи, потому что ничего не знал о его прежнем хозяине. Да и едва ли тот был хорошим человеком… А вот наган — наган ему словно бы передал совсем другой человек. Как бы… ну, как бы в знак того, что и он, Олег, тоже… типа того…

Олег запутался в мыслях, засопел сердито и, закрыв кобуру, коротко ответил:

— Я с ним.

Когда вышли от Саши, ярмарка была уже в разгаре. Йерикка выглядел довольным, даже мурлыкал что-то под нос, как кот, потом предложил весело:

— Прогуляемся?

— Ага, давай, — Олег украдкой посматривал по сторонам, выглядывая Бранку. Несколько ребят из Рысей были в поле зрения, но её не наблюдалось, и Олег пошёл следом за Йериккой со смесью облегчения и досады.

В толпе легко было потеряться. Люди гомонили, скрипели подводы, лаяли собаки, ржали лошади, визжала, мычала, кудахтала и блеяла разная другая живность, все что-то куда-то тащили, волокли, грузили, сгружали. Олег растерялся, что было странно для парня, выросшего в шумном городе — похоже, отвык как раз от шума. Вокруг него били по рукам, смеялись, ругались, перебирали ткани, плетёные короба, связки лука, украшения…

Олег ощутил себя чужим. Это чувство оказалось таким острым, что он хотел уже было окликнуть Йерикку и попросить его пойти в другое место, где не так шумно. Но как раз в этот момент взгляд Олега упал на балаган, мимо которого они проходили — и наткнулся на привычные ряды книжных корешков.

— Я посмотрю, — уже меняя направление, бросил Олег и подошёл к этому неожиданному товару.

Книг было много — несколько сотен. Они плотно стояли на чём-то вроде топчана, застланного тканью, за которым сидел совсем не похожий на книготорговца лесовик — пожилой, но плечистый, не в лаптях, как большинство из них, а в хороших сапогах, в накинутом на плечи чёрном плаще. Что-то странное было в фигуре торговца, но Олег не мог определить, что. А сам торговец скользнул по Олегу равнодушным взглядом и продолжал читать лежащую на коленях пухлую книжку того формата, который на Земле называют «покетбук».

— Я посмотрю? — нерешительно обратился к его склонённой шевелюре Олег.

— Смотри, — голос торговца был глубоким, гулким, как из бочки ухал. И снова он ничем не подал виду, что ему интересен покупатель.

Олег провёл пальцем по корешкам, оплетённым то в кожу, то в ткань, то в пластмассу. Наугад вытащил две книги. Одна оказалась на данванском — судя по всему, какой-то справочник. Название второй Олег разобрал и привычно удивился: это была напечатанная глаголицей «Молодая Гвардия» полузабытого писателя Фадеева. А рядом оказался Джек Лондон, «Рассказы Южных морей». И «Справочник офицера запаса» — всё той же глаголицей.

— Вольг, — окликнул его хозяин балагана. Мальчик удивлённо вскинул голову и понял, что ошибся. Лесовик звал не его. Из-за косо свисавшей занавеси бесшумно вывернулся худенький мальчишка лет десяти, босой, в одной рубашке. Любопытно посмотрел на Олега, перевернул страницу лежащей на коленях торговца книги и исчез обратно.

Проследив взгляд Олега, лесовик хмыкнул и повёл плечами. Плащ тяжело соскользнул за спину — и Олег закусил губу. Вот почему фигура показалась ему странной! Плащ не скрывал рук, его складки висели пу-стыми. Правой руки у хозяина балагана не было по плечо, левой — выше локтя.

— Это о Крентане память, — теперь уже не сводя глаз с лица Олега, прогудел лесовик. — Взрывом оторвало. Что лапки букашке… Отлежался — думал умереть, к чему я такой. Да вот живу. Чужими жизнями, правда, да уж лучше так… А ты никак с Земли? — Олег неловко кивнул. — Землянин меня спас. Хороший врач был, Ганс Дидрихс. Пропал потом — может, по-гиб, может, обратно вернулся, когда они уходить начали… Книгу выбрать хотел? — он указал подбородком на корешки.

— Это наши все, — вздохнул Олег, — и вашим… вашей азбукой я плохо владею.

— Тебя тоже Вольгом зовут? — спросил лесовик и, не дожидаясь ответа, снова указал подбородком на левый край топчана: — Гляди здесь. Может, что и найдёшь.

Олег снова наугад вытащил книжку в переплёте из серой ткани — и улыбнулся. Буквы, от которых он уже отвык, гласили: «Статьи фронтовых газет. 1966–1970 г. г. (64–68 г. г. Беды).» Он отложил эту переплётом вверх, потянул другую.

«О. С. Марычев. Нас не нужно жалеть. (Стихи разных лет.)»

Вспотевшими руками Олег открыл форзац. «Военно-полевое издательство. 1970 г. (68 г. Беды).» И фотография.

Это были стихи его деда.

— Я возьму эти, — сипло сказал Олег. Лесовик предложил:

— Ещё посмотри.

— Я эти возьму, — упрямо повторил Олег. — Сколько?

Безрукий ветеран внимательно изучал стоявшего перед ним мальчишку с автоматом поперёк груди. Потом позвал — буркнул:

— Вольг.

Выскочивший мальчик набросил ему на плечи плащ. Лесовик уткнулся в книгу и проворчал:

— Ничего.

…Йерикка успел куда-то пропасть, и Олег побрёл наугад. Ему очень хотелось перелистать книги прямо сейчас, но в толпе это сделать не представлялось возможным. Вместо этого он высматривал Йерикку.

Надо сказать, это оказалось совсем не трудно. Рыжая голова друга маячила в азартно гомонящей толпе не так уж далеко от места, где Олег обзавёлся книгами. Человек пятьдесят, образовав круг, внимательно и напряжённо, но при этом не переставая вопить, следили за происходящим внутри.

Не без труда, прижимая книги локтем, Олег протолкался в круг, к Йерикке. Тот едва оглянулся со словами:

— А, погоди, погоди… — и тут же завопил: — Куси, эй, куси!!!

Олег только теперь увидел, что так привлекло общее внимание.

В кругу, на небольшой утоптанной площадке, предназначенной очевидно специально для этих случаев, совершенно молча и ужасающе остервенело дрались два горских пса. Вставали на дыбы, вцеплялись зубами так, что кровь брызгала на землю, повисали на враге, стараясь завалить под себя и всадить клычищи в горло. Мотали друг друга, вскакивали, отлетали, набрасывались, били грудью. И всё это — молча, только с каким-то утробным, жутким хрипом.

Смотреть на это было неприятно. Не страшно, а именно неприятно. Олег отвернулся и начал проталкиваться наружу. За его спиной толпа ещё раз взревела — и слитный гомон распался на отдельные голоса: то радостные, довольные, то досадливые, сердитые.

— Скрючился Урван, — весело сказал Йерикка, догоняя Олега. — О, книжки купил?.. Зря Ладен его расхваливал. Пияк у Властислава в сто раз лучше. Поздравь, Вольг, я тут подзаработал немного. Главное — знать, на кого ставить!.. — и уже тоном ниже: — Ты чего такой?

— Ничего, — Олег посмотрел за его спину. Кто-то обтирал бока замершего на широко расставленных ногах пса-победителя. Молодой парень, стоя на колене, растерянно ворочал запрокинутую голову второго бойца, неподвижно лежавшего в пыли. Шерсть на обоих слиплась сосульками. — Неужели тебе нравится на это смотреть?! — вырвалось у Олега.

Глаза Йерикки вдруг стали жёсткими, как камешки-гальки в холодном ручье.

— Нравится, — отрезал он. Но потом заговорил иначе, мягче: — Я знаю, Вольг, что ты сейчас подумал. О дикарях и дикарских забавах. Вот данваны, например, собачьи бои запретили. Как, кстати, и охоту, и многое другое. Именно как дикарские забавы. Больше того — даже на содержание домашних животных масса ограничений. Таких, чтобы не причинять им при содержании страданий. Я вот очень хорошо помню, как мне было девять лет, и я видел сходку активистов организации «Защита творений Господа». Много народу, с плакатами, организованные — пикетировали городской совет, требовали запретить продажу мяса в торговой сети, по-тому что убивать животных негуманно, — Йерикка вдруг задрожал и, отведя глаза в сторону, продолжил: — А на соседней улице… за углом… мои ровесницы торговали собой… продавали себя хангарским наёмникам из гарнизона и нашим извращенцам, которых вырастили данваны… И никому, ни одному гаду с плакатом, не было до этого дела. Коровки на бойнях для них были важнее, чем детские трупы, которые каждое утро вылавливали в реке — кто потребовал за ночь слишком много, или нарвался не только на насильника, но и на убийцу. А женщины с окраин продавали старших детей в больницы — на кровь, на органы, для опытов — чтобы кормить младших. Или вообще не могли иметь детей из-за того, что их сте-рилизовали во время облав — «в целях борьбы с перенаселением», тоже из гуманизма… Я был маленький и из обеспеченной семьи, Вольг. Но я всё это знал. Я играл с мальчишками, чьих старших братьев украли прямо со двора и замучили… или тоже стерилизовали — прямо в школе, у школьного врача, под местным наркозом, в приказном порядке. И с девчонками, которые днём играли в самодельные куклы, а вечером шли продавать себя, чтобы на следующее утро хоть что-то поесть — с ними я играл тоже. И знал, чем они живут и что это за жизнь. А потом шёл домой и смотрел передачи, где рекой лилась ненастоящая человеческая кровь. И передачи эти перемежались спорами, как сделать наше общество ещё гуманней, чем оно есть. Что для этого ещё нужно запретить и разрешить славянам…

Йерикка снова посмотрел в глаза Олегу.

— Всё, чем жили наши предки, было неправильно и не так, — продолжал он. — А всё, что осуждал закон Рода, становилось нормой, «естественным проявлением раскованных чувств»… Как ты думаешь, где совершается большем убийств на душу населения — в наших горах, где нет ни общей власти, ни общего правительства — или в городах на юге?

— В городах, — без промедления сказал Олег.

— Верно, — удовлетворённо кивнул Йерикка. Лицо у него вдруг стало таким, словно Олег подарил ему торт. — Верно. Потому что наши жизнь и смерть весомы, реальны и ощутимы! Они не подделка под жизнь и смерть. Помнишь, как ты зарубил человека мечом?

— Да, — Олег вздрогнул. Йерикка поднял палец:

— Вот! Ты убил его, потому что так было НУЖНО. И тебе никогда не придёт в голову убить, чтобы попробовать, как это — убивать. Я смотрел на собачьи бои. Но мне ни за что, никогда не захочется сжечь на костре живого щенка. А те, кто живёт на юге, под данванской властью, уже утратили любые ориентиры в жизни. Они путают реальность с тем, что читают и видят на экранах. Они много спорят о добре и зле, об их видах, но давно разучились различать их инстинктивно, навскидку, как и положено человеку… Чем больше жестокости в обществе между людьми — тем добрее оно старается быть ВООБЩЕ. И наоборот, потому что охота, вот такие бои, поединки, даже кровная месть — это клапан, через который выпускается пар агрессии. И школа, которая учит людей НАСТОЯЩЕЙ жизни и смерти. и их цене. Никто из людей, которые вызвали у тебя такое отвращение своей кровожадностью, не обманет тебя, не ударит в спину и не надругается над женщиной потому что над ними — и в них! — Закон Рода. Порог, через который не переступишь. А те, на юге… — Йерикка скривился. — Они придумали сотни красивых, правильных слов и законов. И думают, что данваны дали им мудрость. А данваны их погубили, потому что ЕДИНСТВЕННЫЙ НАСТОЯЩИЙ ЗАКОН может существовать только в душе человека. Вот так, Вольг. Недаром они там даже язык свой заменили на полуданванский, на четверть хангарский — в славянском даже слов нет для обозначения тех цветистых вещей и тех мерзостей, которыми насытили их мозги наши «спасители от дикости»! А то, что мы — другие, данванов бесит и пугает больше, чем наше вооружённое сопротивление, Вольг.

— У нас тоже есть такие, — вдруг вспомнил Олег. — Ходят по улицам и краской обливают тех, кто одежду из натурального меха носит. А до тех, кто мальчишек по телефону в постель заказывает, им дела нет… Маму однажды окатили краской, она пришла вся в слезах — шуба такая красивая была. Так отец их через два дня нашёл.

— Ну и что? — заинтересовался Йерикка.

— А ничего. Заставил друг друга этой краской изрисовать и отпустил, — Олег невольно улыбнулся, вспомнив эту виденную им картину. И вздохнул.

— Они у тебя хорошие, наверное, родители, — понимающе произнёс Йерикка. — Ты не грусти, Вольг. Ты их скоро увидишь. А вот я своих — уже никогда, — он посмотрел куда-то на горные вершины. — Даже если мы вернёмся обратно, как положено по закону Рода — мы друг друга уже не узнаем. А может — и не вернётся никто. Некуда будет.

— Почему? — спросил Олег.

— Да потому, что, когда погибает всё племя, становится некуда возвращаться, — печально ответил Йерикка. И тряхнул головой. — Ладно. Ты книжки купил?

— Не совсем купил, — замялся Олег. — Подарили. На, посмотри, если хочешь.

Йерикка перелистнул книги. Понимающе сказал:

— Стихи твоего деда… Ты их, наверное, очень любишь?

— Я их почти не знаю, — не стал притворяться Олег.

— Такие хорошие?! — искренне удивился Йерикка. Перевернул ещё несколько листов и, не обращая внимания на толпу вокруг, прочёл:

— Наверное, он посвятил их своей жене.

— Вряд ли, — покачал головой Олег. — Он писал, что мало уделял ей внимания. И даже прощенья просил… только вот поздно — уже после смерти.

— Вот как? — кажется, Йерикка удивился. А Олег попросил:

— Пошли, покажешь мне, чем тут торгуют.

* * *

К тому времени, когда деловой шум ярмарки затих и сменился шумом веселья, Олег «уходился». Они раз двадцать прошли ярмарку насквозь, и Йерикка показывал всё новые и новые товары. Олег купил пачку чая в серебристой фольге, совсем земной. Несколько раз они перекусывали пирогами с лотков разносчиков — горячими, мягкими и умопомрачительно вкусными. И разговаривали, сами не заметив, как остановились, присев на край чьего-то воза, около большой утоптанной площадки, на которой и вокруг которой уже начал бурлить народ. Только сейчас Олег обратил внимание, что уже поздний вечер.

— День напролёт вас ищем! — послышался знакомый голос, и мальчишки, обернувшись, увидели Бранку, Гостимира и ещё с полдюжины парней и девчонок из Рысей. Шумной компанией они подошли к друзьям и расселись на возах. Посыпались вопросы:

— Купил?

— Забрать-то когда?

— А кроме огненного боя ничего?

Йерикка отмахивался. Бранка, ловко усевшись рядом с Олегом, обиженно сказала:

— За-про-сон усвистал, не побудил одно. Вместе б ходили.

— Йерикка не велел, — поспешно перевёл стрелки Олег, хоть это и было не очень красиво. От Бранки пахло нагретой тканью, ромашкой от волос и холодной водой. Поспешно порывшись в кармане джинсов, Олег достал орешки, которыми так и не попользовался. — Угощайся, вот.

— Угощай, — лукаво сказала Бранка. Олег, поднатужившись, раздавил орех об орех, протянул девчонке очищенные ядрышки:

— Держи, я сейчас ещё расколю.

Здесь, как успел заметить Олег, эти орехи лопали, как в его мире — семечки. Где бы не собирались славяне на короткое время — обязательно оставляли после себя шелуху скорлупок.

Два рожка визгливо задудели какую-то странную ломаную мелодию, и на мгновенно расчистившуюся середину утоптанного круга вышел совершенно седой гигант с гладко выскобленным подбородком и могучими усами, которые, будучи заложенными за уши, спускались до плеч. На головной повязке у него были знаки Орлов. Расшитую кожаную безрукавку в юношески стройной талии стягивал широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, украшенной красными камнями, а ремни, стягивающие «сапоги», были сделаны из узорчатой, переливающейся всеми цветами радуги, кожи. Старик начал пританцовывать-приплясывать, то нагибаясь к земле, то выпрямляясь, то раскидывая руки, то идя вприсядку, то почти падая, то подскакивая… В наступившей почти полной тишине Олег услышал его сильный, но дурашливый голос, выкрикивавший:

Почти тут же в круг вышли трое молодых мужиков — в разных повязках, но с одинаковыми длинными палками. Переглянулись — и напали. Одновременно и всерьёз.

Потом начался какой-то идиотизм… Один из нападавших грохнулся наземь; у второго из рук вылетела палка; третий сам её выпустил и зарылся носом… Старик, продолжая свой танец, завопил:

Теперь Олег различил у него в руке выскользнувшую из рукава тусклую гирьку на тоненьком ремешке. Действовал ею старик обалденно, заставляя всех троих кувыркаться снова и снова. Из толпы выскочили ещё трое, бросились с такими же палками на помощь… Олег заметил, как из другого рукава старика серой тенью выскочил второй кистень — и к старому бойцу просто стало не подойти: его окружало сплошное серое сияние, издававшее низкий посвист:

— Это Яр Туроверыч, — с уважением и неприязнью, прозвучавшими в голосе одинаково отчётливо, сказал Йерикка. — Когда-то он убил одного из моих прадедов, тогдашнего князя племени… Яру было шестнадцать; он вызвал прадеда на поединок в полном вооружении, а сам вышел с одним кистенём. И убил одним ударом — перехлестнул ремень через щит, пробил шлем и голову… Такого бойца поискать, хоть и лет ему много.

Старый Яр подобрал оба кистеня и положил руку на плечо рослого парня — выскочив из толпы, тот с готовностью подставился и гордо посмотрел кругом. Вот тогда Олег и узнал в парне своего вчерашнего обидчика.

Юный Орёл тоже задержал взгляд на землянине. Скривив губы, что-то сказал старику, кивая на Олега.

— Так этот дуб его внук? — спокойно спросил Олег, уже зная, что сейчас будет и веселея от азарта. Йерикка, ничего не заподозрив, кивнул, но Бранка, обострённым женским чутьём что-то ощутив, взяла Олега за рукав:

— Не след…

— Погоди, — улыбнулся Олег и рассчитанно-негромко (но так, чтобы все слышали) сказал: — А я-то думал — кто он? А он подпоркой работает!

Шутка была так себе. Но Рыси готовно заржали. Мальчишка-Орёл вывернулся из-под руки старика:

— Мне?!

— Тебе, — кивнул Олег. — А перед тобой, Яр Туроверыч, извинюсь — не понял я. Тебе подпорка ни к чему — это ты сам его придерживаешь, чтоб ветром не повалило.

Мальчишка зарычал. Но старик, посмотрев на Олега с иронией и — нет, правда! — симпатией, сказал:

— Драться с моим внуком подбиваешься, чужой?

— Не чужой он! — крикнул кто-то из Рысей. — Местьник за нашего!

— Родич он, — поддержали другие, — по закону!

— То добро, — кивнул Яр. — Так что — драться похотел?

— А хоть бы и так, — Олег соскочил с телеги. — Посмотрим, так ли он ловок в лицо бить, как по уху исподтишка!

— Лжа это, дед! — возмущённо выкрикнул мальчишка. — Сам он за девчачью спину прыгнул! Сам так!

— Теперь не прыгну, — пообещал Олег. — Выходи… баклан.

Мальчишка сверкнул глазищами — синими, пронзительными, как самоцветы — и Олег понял, что бой будет не спортивным, нет… Но это только добавило азарта.

— На кулачках, одно ещё что? — старик отступил в сторону.

— На кулачках! — Орёл сбрасывал рубаху. Ещё раз зло посмотрел на Олега и подытожил: — До лежака!

— До лежака, — подтвердил Олег, расстёгивая ковбойку. Бросил её Гостимиру, но рубашку перехватила Бранка, и Олег улыбнулся ей, несколько раз ударил кулаками воздух, поменял стойку, провёл серию нырков и уклонов, разогревая мышцы…

Его противник стоял неподвижно, и Олег мысленно присвистнул. Тело горца-Орла было телом греческой статуи. Не культуристская гора мышц, не тяжёлый амбал-селянин стоял перед Олегом. Пятнадцатилетний мальчишка легко посрамил бы многих взрослых спортсменов Земли тем, как были развиты его мускулы — словно хорошо прочеканенная кираса из золотистой чистой бронзы. Олег много занимался боксом, ходил к Вадиму на самбо, спарринговался ради интереса с каратистами и кикбок-сёрами — но ни разу не видел у своего ровесника такого совершенного тела — инструмента для боя.

— До лежака, — повторил Орёл, вытягивая в сторону Олега руку. И пошёл вперёд, держа кулаки почти в боксёрской стойке, разве что шире и ниже.

Никакого преимущества бокс тут дать не мог. За противником Олега стояли забытые на Земле, но развивавшиеся и крепнувшие здесь традиции школы славянского кулачного боя — не клубно-надуманного, а настоящего и смертельно опасного.

Ну ничего. Бокс тоже не с дуба рухнул и не на разных изолированных островах изобретён. Любой «восточник» проиграл бы этот спарринг после первого же удара Олега — у тех, кто занимается восточными единоборствами, всегда проблемы с силой удара и стойкостью на удар партнёра. Разница весовых категорий, параметров тела и культурных традиций превращает европейца, занимающегося каратэ или кунг-фу, в забавное недоразумение, совершенно непригодное для настоящей схватки — это Олег понял давно.

Но бокс — это другое дело.

Потому что настоящие мужчины дерутся кулаками.

Ну, папа, спасибо тебе.

Противник — Олег с острым интересом думал о том, как его зовут — приближался осторожным, раскачивающимся шагом, словно вместо ног у него была пружинная подвеска. Потом вдруг оказался рядом одним длинным, скользящим движением — и Олег, привычно подставив блок предплечьем под размашистый удар, нырнул вниз-вперёд, в клинч[42], вы-бросил руку в молниеносном броске. Пальцы резануло болью — вот оно как, без бинтов и перчаток! — но горец попятился: не отскочил, а именно попятился, поматывая головой. Удар пришёлся точно в подбородок — жаль, слабоват оказался! Олег быстро перебрал пальцами — целы — и сам пошёл в атаку, демонстрируя свинг левой в ухо, а в последний момент всей тяжестью тела, скоростью броска и силой удара повёл панч в корпус.

И получил сразу два ответных! Горец каким-то звериным чутьём угадал удар, скользнул в сторону… Олегу показалось, что он услышал треск сухожилий правого локтя, по которому удар пришёлся снаружи. А второй — «под ложечку» — лишил его возможности дышать.

Пришёл он в себя, наверное, через секунду — этого времени хватило только на то, чтобы упасть. Тут же вскочил, опираясь на руки — правая отплатила резкой болью, словно локоть полоснули ножом. А противник опять наступал, точно и сильно молотя кулаками по блоку — предплечья Олега начали гореть.

Мелькнула мысль — этой схватки ему не выиграть. Он дрался на ринге — строго ограниченные раунды, судьи… Дрался со всякими лохами — там у него было преимущество на две головы. Дрался с хангаром — было. Но сейчас его противником оказался человек, для которого драка была стилем жизни. ВОИН, а не спортсмен. Не выиграть.

Он запретил себе думать об этом, и мысль ушла без следа. Под очередной удар Олег быстро и чётко подставил… голову. Самую макушку — то, что на ринге строго наказывается. Но тут не ринг…

В глазах — звёзды! Но, проморгавшись, Олег увидел, что его противник с искажённым лицом стоит, прижав правую к груди, и по пальцам льётся кровь из рассечённых костяшек. Орёл не заорал, как заорал бы на его месте любой (уж сам-то Олег — он это знал! — точно). Но и бой сразу продолжить не мог. В его взгляде, устремлённом на земного мальчишку через разделявшие их пять-шесть шагов, были злоба и боль.

За спиной Олега одобрительно и возбуждённо гудели. Как на собачьих боях, подумал Олег, но эта мысль его почему-то рассмешила и взбодрила. Он подвигал правой — боль сошла почти на нет — и бросил насмешливо:

— Пальчики повредил?

Орёл мигнул. Медленно. Его зрачки сузились. И он заскользил к Олегу. Как большое и смертельно опасное хищное животное.

Только вот кулак у него не сжимался. Олег видел, как он хочет сжать, свести пальцы — и не может. Видел — и оскалился насмешливо прямо в лицо Орлу, танцуя в стойке. А потом — пошёл в атаку, бомбардируя горца равномерными, страшными ударами: хук левой, хук правой, отскок, свинг правой, свинг левой, бросок, панч левой, панч правой, хук левой, хук правой, отскок… Он не стремился к точности. Главным сейчас были быстрота и сила — всё равно часть ударов попадала в цель, и Олег знал, что один какой-нибудь окажется последним.

Каменное лицо противника маячило перед глазами. Он тоже бил. Но только левой, попадая в блоки. А на его теле горели тут и там жаркие пятна попаданий.

И всё-таки он бил в ответ снова и снова, закрываясь своей полу-беспомощной рукой. И не жмурился, когда кулаки Олега с коротким тупым звуком месили его тело.

— Ложись, — сказал Олег. Тихо, так, что услышал только Орёл. В его глазах мелькнуло удивление. — Ложись, — повторил Олег. — Ты не выстоишь… с одной. Ложись.

И понял, что ляжет этот парень только тогда, когда он, Олег, сделает с ним то, чего делать уже не хотел — измолотит до потери сознания.

Из носа Орла шла кровь. Из обеих ноздрей — разбивалась на верхней губе на два алых ручейка, похожих на усы, стекала в углы рта и копилась там липкими каплями. Бежала дальше — на подбородок. Смотреть на это было тошно — словно Олег делал то, чего делать нельзя.

Может, и правда так?

Правый кулак Орла врезался Олегу в скулу. Солнечная бомба с треском разорвалась в центре головы, потом всё померкло — и Олег ус-пел изумлённо подумать: «Как же так?! ПРАВЫЙ?!»…

… Кажется, он и на этот раз провалялся не долго — тоже секунды. Но встать сразу не получилось. Ноги вело коленями в разные стороны, они подламывались, словно разболтанные шарниры. В голове звенело, как год назад, когда на ринге его послал в нокаут — было такое — парнишка-кикбоксёр из Мичуринска. Нет, стоп. Надо встать.

Он переломил себя и непослушное тело. Встал ровно, быстро, не качаясь. Поднял кулаки. Орёл замер напротив. Хлюпнул смешно носом, сказал:

— Одно подловил я тебя. Цела рука-то. Дурака я ломал. Другой раз не поднимешься — слово вот.

— Ты, — ответил Олег, чувствуя, как впервые с начала боя загорается в нём опасная холодная злость, от которой мышцы начинают петь, а остатки тумана после удара улетучиваются из головы, — меня положи сначала. Баклан.

Злость была такой прозрачности и градуса, что у Олега изменился болевой порог — как, наверное, менялся он у древних воинов, которые, утыканные стрелами, крушили врагов до тех пор, пока не расправлялись с последним. Иначе не объяснить то хладнокровие, с которым Олег встретил кулак противника не блоком, а беспощадным, во всю силу, встречным ударом своего кулака — но левого. Кисть разворотила, вспорола ужасающая боль, на миг Олегу всерьёз почудилось, что пальцы оторваны… и вместо того, чтобы заорать в голос и прижать руку к корпусу, Олег нанёс сбережённой правой пушечный удар в корпус Орла.

Такой, что всё тело у того затряслось, как желе — и горец мешком рухнул на утоптанную землю.

Только после этого Олег сунул руку под мышку и тихо — чтобы никто не услышал — завыл от нестерпимой боли.

Яр Туроверыч смотрел на него с края площадки. Смотрел, расширив яркие, как у внука, не старческие совсем глаза — удивлённо, недоверчиво и восхищённо. Потом перевёл взгляд на неподвижно лежащее в пыли тело.

Олег тоже посмотрел — и ужаснулся мысли, что убил парня. К нему бежали, что-то радостное выкрикивая, люди, мелькнуло лицо Бранки, восхищённое и ликующее, приоткрытый рот Йерикки — то ли от удивления, то ли тоже в крике… Но, не обращая ни на что внимания, Олег встал на колено возле лежащего и дотронулся до его шеи.

Орёл открыл невидящие глаза. Поморгал. Выдохнул. Попробовал сесть. Олег подставил плечо, локтем отпихиваясь от Бранки, выкрикивавшей: «Руку, руку калечную дай, пособлю — й-ой, дурилище!» И помог горцу сесть потвёрже. Беспомощный вид противника убил всякое желание драться дальше.

— Хорош удар, — скривившись, сказал Орёл. Попытался подняться, мотнул головой и сел опять. Потом, опираясь на руки подскочивших своих — парнишек помладше — всё-таки встал на ноги. И побрёл прочь — не оглядываясь, молча, загребая ногами пыль.

Олег тоже поднялся. Боль из руки уходила, её словно всасывало и растворяло что-то влажное и холодное. Покосившись, мальчишка увидел, что Бранка осторожно и быстро заматывает руку мягким бинтом поверх тоже же мази, которой вчера лечила ему, Олегу, ухо. Лицо девчонки было отстранённым и нежным. Да, именно нежным, и Олег, со странным весельем подумав: «Вот влип!» — сказал, как ни в чём не бывало:

— Орешки-то я больше щёлкать не смогу. Если только наганом колоть.

Бранка посмотрела сердито и посторонилась, давая дорогу Яру Туроверычу. Тот подошёл вплотную, оценивающе глянул на Олега. Олег ответил ему внимательным — глаза в глаза — взглядом.

Странное выражение мелькнуло в глубине глаз старого Яра. Словно он хотел улыбнуться, но передумал. И только сказал:

— Хорош удар, — как его внук. А потом повернулся и зашагал прочь, к своим — широким шагом, прямой и спокойный.

Олег дёрнул плечами и стал проталкиваться из окружающей его толпы.

… Сидя на краю воза, одетый по-городскому парень с повязкой на глазах — широкой и тёмной — перебирал струны на инструменте, поразительно похожем на гитару, но с овальным корпусом. Вокруг стояли и сидели несколько десятков человек — и горцев, и лесовиков, и горожан. Олег остановился тоже. Огляделся — никого из своих не было видно, да он и не очень-то хотел их видеть. После выигранного поединка мальчишкой овладела тяжёлая усталость, смешанная с лёгкой насмешкой в свой же адрес: герой, ж… с дурой! Зачем полез? Затем, что Бранка смотрела, вот зачем… Ремень с оружием и подсумками, автомат — всё вдруг показалось очень тяжёлым и каким-то бессмысленным, неуместным. Зачем ему это? И что это вообще такое? Закрыть сейчас глаза — и открыть их в своей комнате, и чтоб утро было, а не странный вечер под распухшей здешней луной и всё чётче вырисовывающимися звёздами…

И под синим Невзглядом, который словно наблюдает за человеческой суетой снисходительно и насмешливо — мол, копошитесь, милые, по-ка я добрый. А надоедите — к ногтю вас…

Господи боже, да что он тут делает-то?! Кому он тут нужен?!

Струны отозвались печальным плачем на его мысли. И возник голос певца…

И певец вдруг застонал! Так, что Олег вздрогнул. Это была словно бы всё ещё песня, но в то же время просто стон, долгий и болезненный, бесконечное: «А-а-а-а…» умирающего в бреду человека. И только когда стон сделался почти невыносимым — вновь зазвучали слова:

— он оборвал пение и тихо сказал — просто сказал: — Родина я твоя… — и, отчаянно ударив по струнам, запел:

Лёгшая на плечо Олега ладонь заставила его вздрогнуть и досадливо обернуться.

На него смотрела Бранка.

— Пойдём, — настойчиво сказала она. — Неладно одному… да ещё под ту песнь…

— Что ты за мной ходишь? — горько спросил Олег. — Ну что ходишь?

— Пойдём, — попросила Бранка снова.

— Я хочу один быть, — отрезал Олег.

— Один и будешь, — согласилась она. — Одно со мной. Я тихо буду, что мышь. А тебя так не кину. Лицо у тебя неладное. Пойдём.

— Не хочу я к нашим, — ответил Олег, тем не менее подчиняясь её руке.

— Не надо, — покладисто согласилась девчонка. — Ещё куда пойдём.

— Искать будут, — противореча сам себе, сопротивлялся Олег.

— Поищут — кинут, — решительно подытожила Бранка, и Олег внезапно решил, что и в самом деле будет неплохо забиться куда-нибудь в тихое место и просто посидеть. А что эта девчонка будет рядом…

Он не дал себе додумать эту мысль.

… Большой плоский валун нагрелся за день, но Бранка всё равно постелила заботливо свой плащ, прежде чем сесть. Строй кряжистых дубов отгораживал словно выросшую из склона каменную площадку на высоте двух человеческих ростов от края ярмарочной долины — притихший шум сюда почти не доносился, а над головой висело загадочное небо. Солнце погасшим костром неподвижно тлело у горизонта между двух гор — скоро оно двинется обратно в вышину…

Ноги мягко гудели, и Олег, увидев, что Бранка снимает ремни со своих «сапог», помедлив, снял и свои тоже. С наслаждением пошевелил пальцами, нагнувшись, молча закинул свои и её ноги краем плаща. Откинулся назад, опираясь на локти, а Бранка наоборот — подалась вперёд, поставила подбородок на колени, обхватив их руками.

— Где твоя звезда, твоё солнце? — вдруг спросила она. Олег вздрогнул от неожиданного вопроса, смешался, но ответил честно:

— Не знаю, Бранк… Тут похожие созвездия, но немного другие. Я же никогда не видел нашего Солнца издалека. У нас на Земле никто не знает, как оно выглядит среди других звёзд. Может, его и не видно отсюда — оно же маленькое, совсем рядовая звёздочка.

— А как знаешь — оно далеко? — снова тихо спросила Бранка.

— Очень, — Олег посмотрел в небо и почувствовал, как дух захватило при мысли о расстоянии, отрезавшем его от дома.

— Десятками тысяч вёрст? — зачем-то допытывалась Бранка. Олег засмеялся:

— Это в вёрстах мерить — всё равно что дорогу до южных городов пшеничным зерном — жизни не хватит. Тут, Бранк, не вёрсты, а световые годы.

— Световые… годы… — повторила она. — Что то?

— Свет в мире — самое быстрое, — пояснил Олег. — Но и ему до моей родины бежать не один год. А то и не один десяток лет.

— Свету?! — в голосе славянки прозвучал жалобный ужас, она повернулась к Олегу. — Свету?!

— Свету, — тихо подтвердил Олег, и у него самого внезапно прошёл по коже озноб. — Если светит нам сейчас моё Солнце, то его лучи, что мы видим, уже годы в пути. Может, ещё до моего и твоего рождения вышли и только сейчас до Мира добежали…

— Страшно, — ладонь Бранки коснулась её губ. — Ой страшно, Вольг.

— Почему? — снисходительно спросил Олег.

— А вот подумай, — она смотрела расширенными глазами. — Сколь того пространства, — она на миг подняла глаза в небо, — меж живыми. Не измерить. И живым встреча — что двум пушинкам, по морю плывущим: небывалое… Та встреча — не чудо; ей прозванья нет! — она снова посмотрела в небо и вдруг яростно выдохнула: — Ненавижу!!! Бездну ту, звёзды те — ненавижу!!!

— За что?! — изумился Олег, почти испуганный тем, как звучал её голос.

Бранка медленно опустила голову. Долгим взглядом посмотрела на мальчишку, и в глазах её жидко дрожало отражение Ока Ночи. Олег не сразу понял, что это слёзы — стоят на самом краю, вот-вот прольются…

— За что? — еле слышно выдохнула она. — За то, что шагнул ты, Вольг, из той-то бездны. Поманила басня. Подумалось — истиной станет для меня. А ты в ту бездну канешь. Навек. Навек. Уведёт она тебя от меня, Вольг. Сто медных сапог стопчу — тебя не сыщу. Всю жизнь идти буду — к тебе не дойду. Вот так-то, Вольг. Понял теперь?

Кровь шумела в ушах. И сквозь этот шум Олег услышал свой голос — внезапно онемевшие губы едва шевелились:

— Уходи со мной, Бранк…

— Как уйду? — горько сказала она. — То ведь тоже — навек. А здесь моё всё оставлю? Нет, Вольг. Не жить у нас счастью — так пусть хоть погостит… Назло бездне той, назло уходу твоему… любимый мой.

Она сказала эти слова — словно в воду прыгнула, это Олег понял по интонации. И придвинулась как-то сразу, хотя вроде бы и не трогалась с места — волосы, пахнущие ромашкой, припухшие губы, казавшиеся в ночном свете почти чёрными, высокая, крепкая грудь под рубахой с вышивкой, блеск подвесок на висках… Олег понял вдруг, что ни разу в жизни ни одна девушка не была так близко… не вообще БЛИЗКО, конечно, а ВОТ ТАК близко.

— Вольг, — шепнули губы тепло и щекотно. И Олег потянулся навстречу — молча и жадно, словно к воде после долгого, мучительного перехода по жаре. Потянулся, уже не думая ни о Гоймире, ни о дружбе, ни даже просто о том, что делает.

Это было мгновенно, как удар молнии и больно, как ожог.

Это длилось вечность и было прекрасно, как радуга.

Олег не знал, куда деть руки. А потом вдруг нашёл — куда, и Бранка не имела ничего против, а губы её оказались податливыми и в то же время — жадными, ищущими, и местом для рук оказалась она ВСЯ, а её руки тоже нашли себе место… Олег смутно ощутил, что дрожит, как натянутая струна.

— Бранка… — выдохнул он, оторвавшись от её губ. — Я… сейчас… кажется… — не договорив, парень пригнул голову, коснулся губами её сосков, твёрдых, как свинцовые пули, только горячих…

«Но ведь это — НЕЛЬЗЯ! — ожгла его трезвая мысль. — Она не твоя! Это — ПРЕДАТЕЛЬСТВО!»

Бранка почувствовала это изменение мгновенно.

— Что, Вольг? — тревожно спросила она.

Олег приподнимался над ней на широко расставленных руках, и Бранка, глядя в его встревоженные и обиженные глаза, вдруг ощутила, как в ней начинает подниматься смешанное со злостью понимание. Она коснулась обнажённых плеч мальчика, пытаясь его удержать. Но Олег перевалился в сторону, на спину и замотал головой по камню, цедя сквозь зубы:

— Не хочу… нет, НЕ МОГУ я ТАК, Бранка… он же мой друг, и кто я получаюсь?! Подонок…

Может быть, это были справедливые слова. Но для девушки сейчас не существовало справедливости и несправедливости. Вскочив, она подхватила рубаху, прижала её к груди и сказала — как плюнула:

— Да чтоб ты в воде сидел — и напиться не мог!

Хотела ещё что-то добавить, злое, обидное, чтобы наотмашь — но задохнулась, залилась слезами и, соскочив с каменной плиты, бросилась, не разбирая дороги, вверх по склону. Коса металась за плечами, била по спине, словно подгоняя её. Плащ остался лежать рядом с Олегом.

Мальчик неспешно свернул его. Возбуждение медленно отпускало, хотя губы ещё казались онемевшими, а тело странно горело, да и в голове позванивал лёгкий гонг. Олег посмотрел вслед Бранке, печально сказал:

— Гад ты, Гоймир, дружище… — а потом — громче: — Бранка, я тебя люблю! Слышишь, очень! Мамочки, больно-то как!. — простонал он и откинулся на камень снова, глядя в небо, равнодушно смотревшее вниз тысячей глаз.

Если бы можно было с ней больше не видеться до самого отъезда! Если бы так получилось…

Если бы так получилось — он бы умер. Лучше как угодно мучиться, чем не видеть её ВООБЩЕ.

Но настанет зима. И что ПОТОМ?

— Ненавижу, — сказал Олег пустоте над ним. И плотно закрыл намокшие глаза.

Интерлюдия: «Сага»

* * *

О том, что стоит ночь, говорило только молчание птиц. Олег шагал через лес без цели, никуда не спеша и просто посматривая по сторонам — так ведут себя иногда на последней прогулке те, кто приговорён к смертной казни. Из дальних кустов можжевельника выглянула чешуйчатая мордочка лешего — Олег лениво шуганул его, леший бесшумно канул в заросли, застрекотал, заухал обиженно неподалёку, потом — всё дальше и дальше. Мальчишка вздохнул и неожиданно для самого себя отчаянно заорал:

— Да перестань же орать, — произнёс вроде бы над самым ухом звонкий голос, заставивший Олега подпрыгнуть,хватаясь за автомат. — На твои вопли сюда примчатся даже с Невзгляда!

Кругом никого не было, и, прежде чем мальчишка догадался посмотреть наверх, с толстого сука дуба спрыгнул и встал перед Олегом человек.

Это оказался рослый юноша немногим постарше его самого — плечистый, с лицом красивым и гордым, типично славянским. Русые волосы в беспорядке падали на плечи, обтянутые кожаной курткой. Повязки не было, как не было и меча, зато на поясе висели камас, большая сумка вполне современного вида и деревянная кобура маузера. Мальчишка слегка оперся на палку, поставленную между ног, обутых в горские «сапоги». За спиной угадывались гусли в кожаном чехле. Этот тип беззастенчиво рассматривал Олега большущими зелёными широко поставленными глазами — очень знакомо, такие взгляды Олег частенько ловил на Земле и означали они одно: тот, кто смотрит на тебя, уверен в своих силах. Однако, грубое вмешательство в переживания Олега возмутило:

— Не нравится, как я пою? — воинственно спросил он. — Заткни уши и не слушай!

— Пожалей птиц и зверей — им-то за какие грехи эта кара? Они-то не могут заткнуть уши, — насмешливо ответил парнишка. Говорил он, кстати, по-городскому, несмотря на одежду и ловкое поведение в лесу.

— Пожалей лучше себя, — посоветовал Олег. — Тут неподалёку ярмарка, а ты ночуешь в лесу — поневоле поинтересуешься, от кого ты прячешься и за кем следишь?

— А, вот оно что! То-то всю ночь мне мешали уснуть какой-то вой и визг! Теперь понял, — парень облегчённо шлёпнул себя по лбу, — горцы подпевали рожкам и волынкам. Угадал?

— Скажи лучше — ты струсил и не смог заснуть от страха, потому и влез на дерево, — предположил Олег.

— Для горца ты недурно остришь по-городскому.

— Для мужчины ты слишком молод, поэтому я ещё разговариваю с тобой.

Это была чистейшей воды наглость — как уже заметил Олег, парень был постарше его. Но тот не отреагировал на оскорбительное замечание, а продолжал прикалываться:

— Лучше уж разговаривай со мной — так ты, по крайней мере, не отравляешь своим пением жизнь Миру.

— Ты можешь петь лучше? — осведомился Олег.

— Господи, да я ещё в сопливом возрасте пел лучше! — с этими словами незнакомец воткнул палку в землю, ловко перебросил в руки чехол, из-влёк небольшие гусли и, умело аккомпанируя, весело запел чистым, звонким голосом:

Ничего худшего гусельщик сейчас и выбрать не мог. Тоска, заглушённая спокойствием леса, ожила в Олеге, и он буркнул:

— Песня под стать хозяину — охи и вздохи, вопли и сопли.

— Ты чего-то хочешь? — обиделся наконец незнакомец — не за себя, а за песню.

— А ты что-то можешь? — ехидно осведомился Олег.

— Могу поучить тебя и пению, и хорошему поведению. И ещё многим вещам, недоступным горцу.

— Мне кажется, нам на этой тропинке не разойтись даже боком, — задумчиво сказал Олег.

— Нагнись, и я через тебя перепрыгну, — предложил незнакомец, убирая гусли.

— Ты усугубляешь своё положение. Скажи мне, как тебя зовут, чтобы я знал, кому выразить соболезнования по поводу твоей долгой нетрудоспособности. Убивать тебя я не стану.

— Меня зовут Чужой, — любезно представился гусельщик. — Твоего имени я не спрашиваю — не думаю, что кто-то будет сожалеть о человеке с таким голосом.

— Видит бог, я этого не хотел, — вздохнул Олег, пошевелив пальцами забинтованной руки — боли почти не было. — Погоди, я отыщу подходящую дубинку.

— Дубина, вооружённая дубинкой — здорово!

— Куда ни пойдёшь — везде натыкаешься на нахалов, прямо рвущихся к тому, чтобы их проучили, — философски заметил Олег, вырубая камасом подходящую палку и прикидывая её в руках.

— Готов? — вежливо спросил Чужой (то ли по имени, то ли по сути, то ли от балды). Он по-прежнему просто опирался на свою дубинку. Олег, ловко перекрутив выбранное оружие в правой руке, сообщил:

— Я сегодня уже одного очень умного отметелил. Поздоровей тебя. Готов!

— Атакую, — предупредил Чужой — и палка в его руке исчезла. Растворилась в воздухе, как тень в сумрачный день, только мгновенно.

Вот когда спасло Олега чутьё земного фехтовальщика, привыкшего реагировать на молниеносные движения противника! Именно этим чутьём Олег УГАДАЛ направление удара — сверху по голове! — и чисто по-фехтовальному взял пятую защиту, отбросил палку Чужого и, продолжая движение, сильно ударил его по левому боку. Но тот ответил мощным батманом — и, прежде чем Олег успел опомниться, палка жёстко толкнула его в грудь, крутнулась, подсекла под колени…

Он лежал на спине, а Чужой стоял над ним, глядя с весёлым удивлением. Грудь болела — её сверху треснул автомат.

— Очень неплохо, — оценил Чужой. — Но там, где ты учился, я преподавал. Сам встанешь?

— Встану, — Олег, сцепив зубы, поднялся прыжком. Чужой одобрительно кивнул, сказал:

— Заметь, имени всё ещё не спрашиваю.

— Вольг Марыч, — представился Олег. Никакой злости он не испытывал — парень казался интересным.

— Городской беженец? — понимающе кивнул Чужой.

— Ага, — не стал его разочаровывать Олег. Ногой поддел палку, перебросил её в ладонь и зашвырнул в кусты.

— Будь другом, покажи на ярмарке, где Рыси остановились, — попросил Чужой. — Дело у меня к ним.

— Пошли, — сказал Олег ровным голосом, — их я знаю… А поёшь ты хорошо, соврал я. Просто песня не под настроение.

— Это у меня наследственное, — скромно признался Чужой. — Ещё как мой дед гусли в руки брал, так вся вёска собиралась — и в лес. Но дед все тропинки в лесу знал, поэтому музыка всё-таки находила своего благодарного слушателя… Хороший человек был дед, но всего до ста двадцати прожил — безвременно скончался.

Олег искренне засмеялся, а про себя подумал, что дальше с этим странным посетителем пусть разбирается Йерикка…

…Йерикка и был первым, кого Олег увидел, когда они с Чужим выбрались из леса. Рыжий горец почти бежал навстречу со злым лицом — и с ходу заорал на Олега, не обращая внимания на поотставшего Чужого:

— Ты где ходишь?! Смотрю — тебя нет! Думал, ты с Бранкой, а она спит…

— Почему я с Бранкой? — смутился и ощетинился Олег, но Йерикка даже не заметил этого:

— Я невесть что подумал! Давай беги к нашим, скажи, что нашёлся, а то тебя там человек двадцать ищут, с ног сбились!

— Я по лесу гулял, — независимо ответил Олег. — Вот, встретил — Рысей ищет, — он кивнул на Чужого, равнодушно стоявшего шагах в десяти и, понизив голос, добавил: — В лесу ночевал.

— Разберусь, — пообещал Йерикка. — А ты иди, иди, волнуются же…

— Может, помочь чем? — уточнил Олег.

— Иди, — Йерикка подтолкнул его в спину, — нужен будешь — ща крикну.

— Ладно, — и Олег, не оглядываясь, зашагал к лагерю.

Неспешным шагом Йерикка подошёл к Чужому. Несколько секунд смотрел ему в лицо. Потом оглянулся — Олега уже не было видно, пропал среди повозок. Тогда Йерикка обнял пришельца со словами:

— Здравствуй, Ярослав. Здравствуй…

* * *

— Не зови меня Ярославом. Чужой я и есть Чужой.

Йерикка подкинул в руке сухую веточку, искоса посмотрел на старого друга. Согласился:

— Не буду, — и запустил веточку между деревьев.

Мальчишки шли в шаге друг от друга. Под ногами пружинил мягкий белый мох.

— А где же Сновид? — спросил Йерикка, касаясь ладонью ствола дуба, мимо которого они проходили. Чужой повёл рукой:

— На юге. Далеко… Я приехал за него.

Снова долгое молчание, становившееся с каждым мигом всё тягостнее — Йерикка ощущал его, словно за плечами всё тяжелел и тяжелел груз… Ожидание стало невыносимым, и он спросил почти умоляюще:

— Что? Говори, пожалуйса…

— Не обманешь, — печально улыбнулся Чужой. — Зря ты не захотел с нами.

— Не тяни, — покачал головой Йерикка.

— Готовят поход, — словно в огонь шагнул Чужой.

Йерикка остановился. Глянул помертвевшими глазами в лицо друга. Повёл вокруг странным взглядом — словно уже стоял за порогом комнаты, в которую не суждено вернуться, старался запомнить её на всю оставшуюся жизнь… Потом тихо сказал:

— Значит, не собрать нам нынешнего урожая… Когда?

— Сам сказал, — тихо, но твёрдо, не опуская глаз под горестным взглядом, ответил Чужой, — урожая не собрать…

— Так скоро! — с мукой вырвалось у Йерикки, и Чужой не выдержал — отвёл глаза. А Йерикка спросил:

— Не меньше ста тысяч, — торопливо, словно желая поскорей избавиться от груза тяжёлых известий, заговорил Чужой. — Тысяч пятьдесят хангаров, конница. Не меньше тридцати — горные стрелки. Пять тысяч — хобайны, полный фоорд. Остальные — сами данваны. Техника наземная, фрегатов около дюжины, вельботы — не знаем, сколько…

— Кто командует? — отрывисто спросил Йерикка.

— Кто… — криво улыбнулся Чужой, — ан Ормонд йорд Виардта.

— Палач, — выдохнул Йерикка. Снова посмотрел вокруг и с тоской сказал: — Вот и всё… Боги, за что?! — вырвалось у него горестное, но через миг горец справился с собой: — Как пойдут?

— Не с юга, — торопливо ответил Чужой, — С запада, от самого побережья. Там легче высадить такое войско, чем вести через леса и болота. Хотят сразу десантами оседлать перевалы и, медленно продвигаясь на восток, чистить долину за долиной, пока не упрутся в Ключ-Горы. Дальше не пойдут.

— Зачем? — горько спросил Йерикка. — За Ключом — едва пять племён, а места гиблые… Та-ак… Что на юге?

— На восстание не рассчитывайте, — покачал головой Чужой. — Всё, что можно сделать — налёты, набеги… Там готовы взяться за оружие не больше пяти тысяч.

— Сто шестьдесят миллионов! — эти слова вырвались у Йерикки, как грязное ругательство. — Сто шестьдесят!!! А ближние анласы?

— Им не до нас, — сказал Чужой. — На их земли переселяются анласы из-за моря, там всё движется и кипит. На них натравят хангаров, свяжут боями…

— А Земля? — с затаённой надеждой спросил Йерикка, по-детски заглянув в глаза Чужому. — Как же Земля?

— Прибудут несколько сотен добровольцев, — вздохнул Чужой. — Ни о каком новом 61-м и речи быть не может. С тех пор, как спихнули Коля и заморозили его счета, мы лишились последней поддержки на государственном уровне, Йерикка… А ещё… ты же сам знаешь. Грачёв давно снят. Рохлин и Ражнятович убиты. Краешник — в гаагской тюрьме… «Икзекьютив ауткамс» и «Сэндлайн интернешнл» закрыты. Нас под корень подрубили, нашим друзьям впору самим на Мир спасаться, тут их хоть найти труднее… Оружие вы можете попытаться достать через Марычева.

— Олег Семёнович умер, — тихо сказал Йерикка.

— Вот как… — Чужой на миг прикрыл глаза — веки дрожали, словно последние листья на осенних деревьях ветреным днём. — Вот как…

— Кое-какое оружие привёз Саша, — продолжал Йерикка. — У меня просьба будет… Этот парень, который тебя привёл — кстати, а что ты в лесу ночевал?

— Ждал Сновида, — признался Чужой. — Всё думал — может, догонит… Так что парень? Вольг его зовут?

— Вообще он Олег Марычев, — сообщил Йерикка. — Внук Олега Семёновича. Погоди, — он предупредил изумлённый вопрос Чужого, — я потом расскажу. А сейчас — не заберёшь его с собой? Зачем ему погибать с нами? Для него вся наша жизнь — как фантастическая книжка, пусть такой и останется…

— Рад бы — не могу, — покачал головой Чужой. — Правда — не могу. Я же не на юг отсюда… Да вы, как заварится каша, пошлите его туда с каким-нибудь поручением. Зимой хотели отправить? — Йерикка кивнул. — Ну вот… Дождётся срока у верных людей в город каком-нибудь. Нет, Йерикка, я бы его взял, но я правда не могу!

— Ничего, — согласился рыжий горец, — сделаем, как ты сказал. Тем более, Саша уже предупреждён… А чем Сновид занимается? Я надеялся, он придёт.

— Дела, — туманно ответил Чужой. — Ты слышал о «душевном слиянии»? Новая данванская выдумка.

— Что ещё? — криво усмехнулся Йерикка.

— Хангарам из гарнизонов вменяется в обязанность брать в жёны славянских девушек — даже списки предоставляются, начиная со старших школьниц. Детей называть только крещёными или хангарскими именами, воспитывать в закрытых школах… Те же хобайны, только при живых матерях и ещё хуже — полукровки. В школах открыты пункты контрацепции… Да, ещё — детей из семей, признанных специальным советом не-благополучными, забирают у родителей и вывозят куда-то. Мы пока не знаем — куда. И про сто шестьдесят миллионов ты зря сказал — это про-шлогодние данные. На этот год — сто пятьдесят шесть.

— На четыре миллиона меньше за год, — процедил Йерикка. — Дальше будет расти ещё быстрее…

— Быстрее, — подтвердил Чужой. — И ещё, кстати. Появились заразные болезни.

— Как?! — изумился Йерикка. — Но их уже лет сто пятьдесят как нет!

— Теперь есть, — покачал головой Чужой. — В школах от них делают прививки — массово. Мы добыли образцы вакцин.

— Отрава? — быстро спросил Йерикка. Чужой странно улыбнулся:

— Нет, почему… Действительно лекарство, только… с небольшими побочными эффектами. Конкретную болезнь лечит, а человека в целом — ослабляет.

— Та же история, что десять лет назад с пищевыми добавками?

— Та же, — согласился Чужой. — Только тогда фабрику добавок взорвали. А сейчас всё умнее — вакцину привозят с Невзгляда. Мы вымираем, Йерикка. Через век весь материк будет заселён хангарами и полукровками.

— Сновид занят этим? — догадался Йерикка.

— Да. Ликвидирует наиболее активных проводников новой задумки.

Они довольно долго шли молча. Потом Йерикка тоскливо сказал:

— Ярослав, я бы всё отдал за то, чтобы отец был жив… Так тяжело тащить на себе этот груз…

— Расскажи всё Гоймиру и бойрам, — напомнил Чужой.

— Бойрам… — устало повторил Йерикка. — Они давно уже не живут, а доживают… С зимы, когда погибло ополчение пяти племён… А Гоймиру расскажу обязательно.

— У вас есть одна небольшая надежда, — неожиданно вскинулся Чужой. — Если вы сумеете задержать их до зимы и нанести большие потери — они отступят. Почти наверняка! Данваны не любят больших потерь, ты же знаешь.

— Они могут стереть нас с лица земли фрегатами, — возразил Йерикка, но Чужой поспешно замотал головой:

— Нет, нет! Это слишком дорого. Они всё меряют с этих позиций! Если вы продержитесь до снега на перевалах — они оставят вас в покое. Может быть — ещё на годы.

— Я иногда думаю — зачем? — зло спросил Йерикка. — Год, два, десять… Дожить до старости, до дня, когда не сможешь поднять меч, беспомощно смотреть, как погань будет жечь и рушить твой дом?! Может, лучше СЕЙЧАС, СЕГОДНЯ — меч и камас в руки и на врага! Быстро, без тоски и сожалений…

— Это отчаянье, — тихо сказал Чужой, останавливаясь и опуская ладонь на плечо Йерикки. — Это отчаянье, друг. Боги завещали нам надеяться до последнего мига жизни. И это ведь твой отец сказал когда-то: «Всё кончено. Идём дальше.»

— Откуда знаешь? — невольно улыбнулся Йерикка.

— Сновид рассказывал… Ещё, друг. Прежде, чем мы пойдём к вам… — Чужой помедлил, посмотрел вокруг рассеянно и сообщил негромко: — На ярмарке человек данванов. Работает под прикрытием — прикрытие наглое, чтобы вас отвлечь.

— Знаешь его? — напружинился Йерикка.

— Знаю обоих, — кивнул Чужой. — Они от нас не уйдут… но пока мне надо хоть немного поспать. Я ждал Сновида всю ночь.

* * *

Олега не будили, и он заспался — без снов, глубоко и устало, зато хорошо выспался. Может быть, поэтому проснулся в относительно спокойном настроении и мог посмотреть на проблему философски.

«Поссорились — и хорошо, — уговаривал он себя, сидя на одном из возов и держа на колене миску каши с мясом — остывшей, но вкусной — которую щедро навалила ему повариха. — Неизвестно, что могло случиться!»

Но он как раз хорошо понимал, ЧТО могло случиться (и почти случилось!), помимо воли представил это — всё внутри свело от было отхлынувшего, а сейчас вернувшегося неудовлетворённого желания. Олег зажмурился, пытаясь заставить себя переключиться, но память подло подсовывала ему тёмные губы Бранки, запах волос, запах кожи, глаза…

— Ч-чёрт, — помимо воли вырвалось у Олега — просто так, в пространство. — Что ж ты такой деревянный ниже пояса?!.

Есть расхотелось совсем. Он заставил себя прожевать всю кашу и выскреб миску, преодолевая желание запустить ею вместе с ложкой — не в кого-нибудь конкретно, просто запустить подальше и посильнее. Потом так же через силу умылся и, забросив за плечо автомат, подпоясавшись, отправился бродить по ярмарке в препоганом настроении.

Повозок и балаганов стало ещё больше, чем вчера или позавчера. Между ними легко было запутаться, но это не беспокоило Олега. Ко всему прочему добавилась ещё и глупая обида на Йерикку: мог бы и разбудить, а то ушёл шататься где-то в одиночестве — друг называется!

Пробираясь через толпу и не особо обращая внимания на происходящее вокруг, Олег почти натолкнулся на солнечно-рыжий конский бок. Удивлённо посмотрел — и сообразил, что перед ним стоит, потряхивая узкой сухой головой, не славянская лошадка. Рыжий был огромен и могуч, но в то же время непередаваемо красив — широкогрудый, мощный, на высоких крепких ногах, с длинной, расчёсанной на две волны гривой и ровным лбом. Красивее даже чистокровных коней, на которых Олег ездил на Земле.

Хозяин этого чуда возился у заднего правого копыта — стоял на колене, что-то гортанно приговаривал и выскребал из копыта камешки коротким изогнутым ножом. И хозяин тоже не был славянином. С ног до головы этот человек одевался в скрипучую коричневую кожу: кожаная безрукавка со шнуровкой на груди, кожаные штаны, высокие, подбитые металлом настоящие сапоги с затяжкой на верхнем крае… Широкий пояс оттягивали длинный меч — совсем не такой, как у горцев — и прямой длинный нож в мохнатых ножнах из шкуры мехом наружу. Длинные рыжие волосы отводила на виски со лба узкая повязка — просто полоска кожи, сильную шею охватывал золотой пластинчатый обруч. Мускулистую правую руку от запястья до локтя обвивала, словно странный браслет, сплошная цветная татуировка — бык топтал змея.

Олег понял, что видит вблизи анласа.

Конь слегка дёрнулся, подался вперёд. Хозяин, продолжая удерживать копыто, ласково проворчал:

— На-на, арбас, топере, стата ана метти, майс брад… — и поднял голову.

Олег увидел уже немолодое загорелое и обветренное лицо, на котором синие глаза казались необычайно яркими; узкое лицо с орлиным носом и плотно сжатыми губами; суровое лицо с тяжёлым, выдвинутым вперёд четырёхугольным подбородком. Правильное, даже, пожалуй, красивое, если бы не уродливый, похожий на белую кляксу шрам над левым глазом, искалечивший бровь. Без какой-либо неприязни взглянув на мальчика, анлас спросил: — Аас, гирис, пурвас видре прэстоти фари?

— Не понимаю, — улыбнулся в ответ Олег. Анлас кивнул и спросил снова — уже на славянском (Олега так и подмывало сказать «русском»), без акцента, только растягивая слова — немного похоже на то, как это делают прибалты:

— Первый раз увидел настоящего коня, горец? — в его голосе прозвучало некоторое превосходство. Олег, продолжая улыбаться, простодушно спросил:

— А что вы делаете?

— Подрезаю копыта, — с честными глазами ответил анлас, — а то неровно сточились. От этого конь может захромать.

— Да? — Олег бесстрашно присел на корточки, наклонился к передним копытам: — Кованый… Камешки вычищаете каждый день, даже если никуда не ездили?

Анлас отрывисто засмеялся — словно залаял. Пружинистым движением поднялся на ноги — плечистый, рослый. Протянул руку тоже вставшему с корточек Олегу:

— Ратэст Ардаар хун Таркас, пати й' уд анлас сам зинд анла-коом, — и пожал не ладонь, а запястье мальчишки. Олег неловко ответил тем же жестом. — Просто Ардаар, — представился уже понятно анлас. — Впервые я вижу славянина, который хоть чуть знает коней… Если не побрезгуешь — идём со мной, к нашему огню. Не самый он яркий, а я — не первый человек среди своих, но для хорошего гостя найдётся и место, и пища, и слова для достойной беседы.

Олег уже успел понять, что тут не бывает приглашений из вежливости. Да и потом — просто интересно было посмотреть, как живут анласы. Поэтому он согласился и спросил неуверенно:

— Можно повести в поводу коня?

— Ты гость, — анлас широким жестом протянул Олегу длинные потёртые поводья и вежливо зашагал рядом.

— Как его зовут? — поинтересовался Олег, с удовольствием ощущая за спиной мощное живое движение.

— Тигри, — ответил Ардаар и перевёл: — Стрела.

Часть ярмарочной долины, где расположились анласы, Олег видел только издалека. А сейчас они всё ближе подходили к этому месту, и Олег мог подробно рассматривать новые для него вещи.

Ему вспомнились слова Бранки о том, что анласы-де «не строят домов, как положено». В самом деле, славянину дикими могли показаться жилища анласов, живо напомнившие Олегу фургоны переселенцев из фильмов об американском Западе — длинные, высоченные четырёхколёсные фуры, запрягавшиеся, должно быть, двумя парами лошадей и укрытые полукруглыми тентами из кожи, натянутыми на месяцевидные распорки. Эти фургоны были составлены в круг и сцеплены длинными дышлами попарно. В центре круга поднимался прозрачной струйкой дымок, борта фургонов покрывала резьба — чаще всего повторялись бык, бесконечно сплетающиеся стебли трав и свастика — но не с загнутыми наружу под тупым углом концами, как славянская, а словно бы две перекрещенные буквы S, наложенные на меньший по диаметру круг.

Вход — шириной в одну повозку — с обеих сторон охраняли деревянные изваяния. Молодой однорукий всадник на спокойно стоящей лошади держал в единственной руке большой топор с хищно оттянутым книзу полотном. «Дьяус, — вспомнил Олег рассказ Йерикки, — победитель Астови-дату.» Другой — воин в полном доспехе, непохожем на славянский — мчался на крылатом коне, до отказа растянув огромный лук.

— Хайлс, — поприветствовал Ардаар изваяния взмахом руки — тоже почти славянским. Очевидно, и анласы к богам относились, как к ближней родне, а не как к грозным повелителям.

Народу в лагере почти не было, и Олег увидел, что дым — от огня, горящего в ограде из длинных пик, направивших свои узкие гранёные острия в небо. Похоже, наконечники пик были сделаны из серебра. Тут же несколько мальчишек играли с собаками — поджарыми, более высокими, но не такими массивными и длинношёрстными, как горские.

Ардаар режуще, пронзительно свистнул и крикнул:

— Белгат!

Один из мальчишек, собиравшийся бросить палку прыгавшей вокруг собаке, оглянулся, сорвался с места и опрометью бросился к… кто ему Ардаар? Но анлас тут же негромко сказал:

— Белгат, мой младший.

Мальчишка подбежал, звонко выкрикнул: «Хайлс!» — и замер перед отцом. Босиком, одетый в перепоясанную простым ремешком тунику (или как тут у них это называется?) из зелёной ткани, не кожаную; на поясе — нож и пучок маленьких фигурок. Такие же яркие, как у отца, глаза с любопытством рассматривали Олега.

— Барати Тигри, арбас, — строго сказал Ардар и кивнул на Олега. — Ана славас хост, мес ети ин дама… — а потом, неожиданно ткнув сына в плечо, добродушно добавил: — Стоти Тигри — васу такти на тиргас.

Мальчишка заморгал, потом вдруг подпрыгнул с очень знакомым Олегу выкриком:

— Е! Е, атта! Балам!

Он подхватил повод и важно, высоко подняв голову, повёл коня куда-то мимо фургонов. Ардаар же, повернувшись к Олегу, указал на тот, возле которого они стояли:

— Прошу, входи.

Он не просил Олега назваться, и мальчик, ступив на нижнюю планку откидной лестницы, уводившей внутрь фургона, повернулся к гостеприимному хозяину со словами:

— Зови меня Олег, Ардаар.

— Эльха, — переиначил на свой лад имя мальчика анлас и благодарно наклонил голову: — Благодарю за то, что назвал мне своё имя… — и крикнул внутрь фургона повелительно: — Встречай гостей, Ринта!

Олег вовсе не ожидал, что внутри окажется ещё кто-то. Немолодая, но очень красивая женщина, сложив руки на животе, поклонилась мальчишке, едва его нога ступила на плотно подогнанные доски пола фургона, и что-то негромко сказала по-своему. В отличии от горянок, анласка держала волосы распущенными, их схватывал тонкий серебряный обруч… поверх длинного платья малинового цвета с расшитым квадратным воротом было надето ещё одно: коричневое, свободное, от колен под грудь. На поясе висели гребёнка, большой нож и вновь фигурки оберегов. Йерикка, помнится, говорил, что и у горцев раньше часто носили обереги на поясах…

— Очень приятно, — склонил голову Олег, снимая с плеча автомат. Фургон изнутри был обставлен довольно бедно. Пахло кожей, нагретой тканью и дымом от небольшой печки, оборудованной на глиняном пятачке. Примерно треть длины отгораживала расшитая занавеска — по тяжёлому голубому полю летели, сражаясь с многоглавыми и многорукими чудовищами, всадники в броне, на бронированных конях. Над сражающимися горела в небе всё та же свастика.

Среди всей обстановки внимание Олега привлекли две вещи, совершенно к ней не подходившие. Над занавесью висело у одной из распорок охотничье ружьё. А прямо напротив входа на такой же распорке была укреплена большая цветная фотография молодого парня в городской одежде: он стоял на фоне сверкающего стеклом и металлом здания и улыбался широко и открыто.

— Таркас, мой старший, — сказал анлас, входя следом за Олегом — в фургоне можно было стоять, не сгибаясь. — Он сейчас ходит тропой Дьяуса на далёком юге — пусть подольше не вспоминают про него Старухи, — непонятно добавил он и указал на постеленные около занавеси шкуры. — Садись, Ринта подаст еду и пиво.

Олег подождал, пока сядет хозяин — не только из вежливости, но и чтобы понять, как это делается. Ардаар опустился просто, вытянув перед собой длинные сильные ноги: как отметил Олег — вовсе не кривые, хоть и провёл их хозяин полжизни — если не больше — в седле. Молчаливая Ринта подала большое глиняное блюдо и тихо что-то сказала. Ардаар пере-вёл:

— Она извиняется, что еда холодная. Она не знала о госте.

— Ничего, ничего, — поспешно сказал Олег. Он вдруг почувствовал, что на самом деле голоден, а ломти копчёного окорока на блюде выглядели и пахли очень здорово. А это что рядом? Это…

— Картошка?! — вырвалось у него. Всё ещё не веря своим глазам, Олег взял с блюда коричневый, пахнущий дымом клубень печёного картофеля и, улыбнувшись Ардаару, стал чистить его. Анлас добродушно засмеялся, разливая в деревянные цилиндрические кубки светлое пиво из круглой кожаной фляги с тиснением на боках:

— Ты странный славянин, сказать по чести! Они не так чтобы много понимают в лошадях. А земляное яблоко им покажи — скажут тебе, что яд. А тебе, как я погляжу, нравится?

— Я из города, — пояснил Олег, принимая — не без опаски — кубок. — А земляное яблоко вы привезли с вашей старой родины?

— Да, — медленно ответил анлас. Глаза его затуманились, он вздохнул и прочёл:

Он покачал головой и признался:

— Я не помню нашей родины… Мы ушли оттуда, когда я был ещё ребёнком — случилось так, что на одних полянах и тропах нам стало тесно с соседями, и Дьяус принял в том споре их сторону. Тогда те, кто выжил, забрали табуны и пришли сюда. Но мне всё равно не слишком хорошо, когда я думаю, что настало время всему нашему народу потерять ту землю. И что с теми лесами, где я родился?. Говорят, от колдовства данванов умирают деревья, что старше всего человеческого рода, а это страшнее, чем смерть человека… Может, настанет тёмный день, когда среди мёртвых лесов в Анласе лишь могилы, где спят наши предки, будут напоминать о том, что мы — БЫЛИ. И найдёт ли счастье на новой земле народ, что покинул свою родину? — он покачал головой. — Но те, кто приходят, говорят, что не покинуть — значит умереть… И всё-таки во сне ко мне приходит мой отец, что похоронен на берегах Даверинга, где дали мы последний бой нашим соперникам. Приходит и смотрит молча. Нехорошо, когда умерший предок молчит — это значит лишь, что нечего ему сказать доброго. Мудрые люди говорят, что совесть — это голоса мёртвых. Поэтому, — неожиданно закончил Ардаар и отхлебнул пива, — да, поэтому я и не сказал «нет», когда Таркас пришёл ко мне просить отпустить его. Хотя сердце чует… — Ардаар угрюмо замолчал, не договорив.

Заворожённый его речью, Олег молчал, почти не слыша слов. Но что-то заставило его встрепенуться.

— Как ты сказал? — переспросил он. — Как ты сказал, что такое совесть?!

— Это не мои слова, — покачал головой Ардаар. — Наш народ говорит, что совесть — это голоса мёртвых.

— Да, — кивнул Олег. — Да, спасибо…

Он машинально отпил пива, не ощутив вкуса — просто во рту пересохло. Совесть — голоса мёртвых.

«Не уходи от меня, дед, — попросил Олег и не удивился этой мысли, не смутился её кажущейся наивности. — Не бросай меня…»

* * *

Пива он выпил слишком много. За разговором, за компанию, просто потому, что хотелось пить. Теперь Олег об этом жалел — пиво ударило в ноги, выходило потом, во рту стоял его вкус. Оружие казалось тяжелее обычного. Очевидно, он и выглядел странно, потому что на него несколько раз косились.

«Да ты набрался, придурок, — пришла необычайно ясная мысль. — Ты просто пьяный, вот и всё! Ну и ну…»

Он присел на траву возле чьих-то телег. Почему-то пришла обида — жгучая и болезненная — на Бранку, на Йерикку… Бросили. Его все бросили. Или нет. Бранку-то он сам оттолкнул, а зачем? Она же выбрала его, его, не Гоймира, а он повёл себя, как последний сопливый пацан! Или… или как настоящий мужчина? Снова вернулись болезненные и приятные мысли о том, ЧТО и КАК могло быть у них с Бранкой. А теперь она на него и смотреть не хочет. Вот странно — сделал хорошо одному человеку и обидел второго…

Шевельнулся — в кармане ощутил серебро. Почти всё было цело — вчера только на чай потратился… А вот интересно — есть ли у них проститутки? Олег серьёзно задумался. Что если найти — и… Такая мысль ни разу не приходила ему в голову на Земле, где он не раз видел этих женщин, а то и девчонок младше себя. Да нет, наверное, нету тут проституток. Дикая земля…

«Как домой хочется, — трезво подумал Олег. Он ничего не ощущал — ни тоски, ни желания заплакать, ни желания вернуться. Просто словно написанные на плакате, всплыли перед его мысленным взором эти сло-ва. — Как домой хочется.»

Напротив балагана сидел на скамеечке сухощавый старик, одетый в белое — немного похожий на волхва с иллюстрации к «Песне о Вещем Олеге». Косматые брови до такой степени нависали над глазами, что невозможно было понять, открыты они, или нет. Но Олегу почему-то казалось — старик смотрит на него. Пристально и непонятно. Хмель быстро откатывался прочь, и Олег с неожиданным суеверным ужасом понял, что это — из-за взгляда.

Мальчик решительно поднялся и в несколько широких шагов оказался рядом со стариком. Тот остался неподвижен — даже головы не поднял на замершего рядом рослого вооружённого парня — и Олег грубовато спросил:

— Почему ты смотрел на меня, старик?

Седая длинноволосая голова поднялась, из-под густых бровей, из глубины тёмных впадин, загадочно и жутковато посмотрели в лицо Олегу блёклые, не имеющие выражения глаза.

— Ты был пьян, — сказал старик на городском диалекте, как две капли воды схожем с земным русским. — Я не люблю пьяных. Тем более — тех, кто начинает пить в твоём возрасте.

— Я вообще не пью, — возразил Олег сердито. — Просто… настроение поганое. Мысли всякие…

— Это не причина, — непреклонно ответил старик. — Никому и никогда не может быть настолько плохо, чтоб заливать горе хмелем. Да и не удалось это никому, как ни старались. А твоё горе и горем не назовёшь.

— Откуда ты знаешь, что со мной случилось? — подобрался Олег.

— Да то же, что и с сотнями до тебя, — безразлично отозвался старик. — Все молодые одинаково слепы, они думают, что до них не было на земле ни счастья, ни горя, что их беда и радость — первые в Мире. А это не так. Я знаю, что говорю. Когда пришла Беда, я уже был немолод. А в твои годы сидел князем в городе, данванское имя которого не хочу произно-сить, а нашего сейчас никто не помнит. И мне тоже казалось, что до меня ничего не было. Даже солнце засветили для меня… А если приходила беда — я удивлялся, почему весь свет не плачет со мной.

— Сколько же тебе лет? — спросил Олпег. Старик поднял и опустил широкие костлявые плечи. — Ты вправду был князем? — седая голова склонилась. — А сейчас, если не секрет, ты чем зарабатываешь себе на жизнь? Или ты живёшь у родни?

— Я не дряхлая развалина, чтобы меня кормила родня, — Олегу показалось, что старик усмехнулся. — Я рисую.

— Ты художник? — удивился Олег. — Разве тут это может прокормить?

— Знаешь слово «художник»»? — в свою очередь удивился старик. — Ты с юга?

— Я горожанин, — уклончиво ответил Олег. И ему показалось, что старик не поверил. — Так ты живёшь продажей рисунков?

— Ты не понял, — покачал головой старик. — Мои рисунки не повесишь на стену. Ты видел, конечно, наколки на коже воинов? Многие из них сделал я — к какому бы племени воин не принадлежал.

— Татуировки? — Олег поморщился, вспомнив, в каких условиях впервые увидел татуированного человека. — Ясно.

Он было собрался отойти и поискать своих. Но задержался. Татуировки славян были искусными и красивыми, но особого восторга не вызывали. Ещё на Земле Олег с пренебрежением относился к пирсингам и «тату», которыми увлекались многие одноклассники и одноклассницы, открыто посмеивался над ними: мол, недалеко ушли от дикарей, ещё консервные банки к ушам подвесьте! Или кость в нос… Здесь, в Мире, татуировки казались вполне уместными, но Олега не привлекали.

А сейчас вдруг он подумал о них совсем по-другому.

— Ты можешь сделать любую наколку? — спросил он старика. Князь-мастер ответил, не поворачиваясь:

— Любую, которую знаю. А если у тебя есть рисунок — сделаю по нему и незнакомую.

Олег помолчал, помялся. Собственная затея казалась ему с одной стороны нелепой — это же на всю жизнь! Да и больно, наверное… Но именно эта мысль — о боли — заставила принять решение. Что он, боли испугался, что ли?!

— Дорого берёшь? — задал он ещё один вопрос.

— Рубль, — ответил старик. Это было дорого: рубль — пятая часть здешней гривны, это Олег уже знал. Часть его всё ещё сопротивлялась, но мальчишка уже знал, что не откажется от затеи, хотя и не понимал, на кой чёрт ему это нужно.

— Сделай мне, — почти приказным тоном сказал он.

Старик вновь поднял голову. Смерил мальчишку с ног до головы непонятным взглядом. И спросил без интереса:

— Зачем?

— Мне так хочется, — не нашёл лучшего объяснения Олег.

— Не стоит, — безразлично, без выражения, сказал старик.

— Я плачу, — настаивал Олег. — Это твоя работа, так ведь? Ты делаешь — я плачу.

— Подумай, — тон старика стал предостерегающим. — А лучше не думай — просто уйди и купи на этот рубль сластей той, с которой поссорился. Это будет умнее.

— Тебе нет дела до моих ссор! — негромко, но резко бросил Олег. — Я ХОЧУ, чтобы ты это сделал.

ОН приготовился продолжать спор, но старик внезапно спросил:

— Какой рисунок и куда?

— Сюда, — Олег коснулся груди слева под ключицей, почувствовав, как засосало под ложечкой от предчувствия неприятных ощущений. Это даже на Земле, говорят, больно — специальной машинкой, под обезболиваньем. А тут? Но он решительно продолжал: — Знаешь Рысь? — старик кивнул. — Я хочу коловрат, — Олег употребил местное название свастики, — а в центре его — Рысь.

— Хорошо, — старик легко поднялся, и Олег невольно шагнул назад: в нём было за два метра росту, широченные ладони походили на лопаты, плечи у стоящего казались ещё шире, чем когда он сидел. Олег понял, что в зрелом возрасте это был богатырь. — Подожди здесь.

С этими словами он скрылся в балагане. Олег нервно огляделся, снова подумав, что делает глупость. Вот про такие случаи говорили на Земле: «Бес под руку толкает.» И знаешь, что не стоит, и…

А может, именно стоит?

Он не успел закончить спор с самим собой — старик появился так же бесшумно, как и исчез. В руке он нёс ковшик с водой, который протянул Олегу, повелително сказав:

— Выпей.

— Обезболивающее? — Олег замотал головой. — Зачем, не надо, я не боюсь…

— ПЕЙ.

Прозрачные глаза заглянули в самую глубину… чего? Души? Внезапно совершенно успокоившись, Олег взял ковшик и выпил одним длинным глотком — там и было-то с полстакана. Вода как вода — холодная и безвкусная.

— Куда идти? — спросил Олег и шагнул следом за стариком в темноту…

…— Очнись, Вольг. Очнись.

Подскочив на скамейке, Олег широко открыл глаза. Сердце бешено застучало, мальчик, разинув рот, жадно схватил воздух.

Старик наклонялся над ним. Шумела ярмарка. Судя по всему, прошло не так уж много времени. Если вообще прошло… «Я что, сознание потерял?» — хотел спросить Олег и подняться, но увидел над собой глаза старика — ноги подломились, мальчишка неловко шлёпнулся на скамейку.

— Что ты видел? — повелительно спросил князь — иначе сейчас его и назвать было нельзя. — Что видел?!

— Я? — голос Олега сорвался. — Я… ничего… — но внезапно дыхание перехватило: он ВСПОМНИЛ, что видел в той темноте, куда шагнул, выпив поданный ковш! ВСПОМНИЛ! — Меч… — сказал он с трудом, словно язык сделался чужим и неповоротливым, а словам приходилось протискиваться через узенькую щель — тяжёлым, выкованным из металла, шипастым. — Да… меч, длинный меч… Его держал… держал в руке человек… г-гигант с огненной бородой. Нет, не человек! — глаза Олега широко распахнулись, он облизнул губы. — Не человек… бог. Бог с огненной бородой и серебряными волосами… Перун. Он протянул меч мне и сказал… сказал: «Возьми!» — Олег стиснул голову ладонями, потёр виски, брови, кривясь от усилий. — И я взял… или нет? Я не помню… я шагнул и взял… не помню! — обиженно и удивлённо выкрикнул он, поднимая глаза на старика. — Я взял этот меч?!

— Это ты узнаешь потом, — старик ссутулился и стал дряхлым и усталым. Олег вскочил — он тяжело опустился на скамейку. — Но одно могу сказать тебе точно: если ты взял его — то будешь сожалеть об этом всю свою ОЧЕНЬ КОРОТКУЮ жизнь.

— А если нет? — Олег сглотнул.

— Если нет… то жизнь твоя будет очень долгой. И всю свою долгую жизнь ты будешь сожалеть, что НЕ ВЗЯЛ его, — старик вздохнул и сказал прежним своим голосом— равнодушным и бесцветным: — К вечеру наколка опухнет. И ещё пару дней будет болеть и чесаться. Не чеши. Серебро я у тебя уже взял. Иди, Вольг. Иди. И помни, что у Силы только одно право — защищать слабых.

* * *

Место под ключицей оказалось закрыто тканевой подушкой, прилепленной к телу обычными полосками лейкопластыря. Отодрать подушку Олег не решился — и, прежде чем вновь навалились рефлексии, увидел около большого стального фургона, явно городского, Йерикку, Чужого — они разговаривали с невысоким человеком, одетым тоже по-городскому. Человек походил на славянина… и не походил. В лице, в движениях, во всём было что-то хангарское. Но беседовали все трое вполне дружелюбно — хотя, подходя, Олег услышал реплику, с ласковой укоризной обращённую торговцем к Чужому:

— Не любишь ты меня, Ярослав.

— Не люблю?! — возмутился Чужой (Ярославом его, оказывается, на самом деле зовут). И, улыбаясь, поправил: — Что ты. Терпеть тебя не могу.

Все трое весело засмеялись.

— Привет, — вклинился Олег, подходя вплотную. — Вы чего без меня убежали, я вас всё утро ищу.

— А, поединщик! — Чужой первым протянул руку. Йерикка кивнул. — Мы вот тут товары смотрим. Видел такие? Это Исаак Сергеевич нас совращает…

— Исаак Сергеевич — это я, — представился торговец. Но Олег его уже не слышал. На металлическом лотке перед ним лежали… сидюшники. Стопки дисков в ярких упаковках с надписями глаголицей, но очень знакомыми картинками. Батарейки — Олег узнал «Энерджайзер» и «Дэву»! Ширпотреб, как на лотке у вьетнамца — бейсболки, майки с аляповатыми цветными рисунками… Несколько ноутбуков с логотипами известных фирм, над-писанными по-данвански… но Олег мог покляться, что это копии «Атари» — видно по дизайну корпуса, расположению кнопок на клавиатуре, компоновке…

Что за ересь?

— Ваши меня поедом едят за то, что разлагаю общество, — шутливо пожаловался Олегу торговец. — А я, между прочим, торгую только тем, что покупают, ничего сам не навязываю. Полчаса назад один ваш вот плеер купил. Хорошая вещь. И батарейки к нему.

— Ревок купил, — хмыкнул Йерикка. — Ладно, пусть балуется… Гладко у тебя выходит, торговец. Мол, я не я и вина не моя — это люди покупают, а я только их запросы удовлетворяю. Вот так вы и дурью торгуете.

— Я этой дрянью не торгую, — брезгливо отозвался Исаак Сергеевич, — не первый год езжу сюда, вы меня знаете… Да и то сказать, если уж на такое свернули — разве не так? Посмотрим давайте — из-за дури масса преступлений совершается, а почему? Да потому, что люди ХОТЯТ её иметь. Если им это запрещают — так они убивать начинают. А если им дать то, чего они хотят — преступлений не будет, никому же насильно дурь не навязывают. Но если кто хочет — да на, пожалуйста, чего жизнь-то себе невыполнимыми запретами усложнять, обставлять, как волка флажками?!

— Каков, а? — с не которым даже удовольствием подмигнул Олегу Чужой. — Не прищемишь.

— Ну и вы не простачки, — хрукнул Исаак Сергеевич. — Да что там, все мы рабы божьи.

— Мой бог меня рабом не зовёт, — тихо сказал Йерикка, чуть наклоняясь вперёд, и Олег с изумлением увидел в его руке, нацеленной под прилавком в живот торговца, воронёный парабеллум. — Давай-ка мы с тобой тут постоим, а друзья мои посмотрят, что ты там в этот год привёз, кроме обычного набора. Вольг, поможешь?

— С удовольствием, — искренне сказал Олег, наблюдая, как лицо торговца начинает сереть с зеленцой. Чужой уже гибко прыгнул через лоток, отстранил Исаака и вошёл внутрь балагана. Олег последовал за ним, услышав за спиной одышливое:

— Не понимаю… там нет ничего против вашихзаконов…

Йерикка молчал.

Чужому не слишком требовалась помощь. Он уверенно подошёл к ящикам у стены прямо напротив входа, сбросил верхний, открыл ногой. Там лежали майки. Концом своей палки Чужой отбросил их, открыв ровные ряды упаковок со шприцами, уже наполненными желтоватой жидкостью.

— Наглёж… — поражённо сказал Олег.

— Подстава, — усмехнулся Чужой. Сбросил второй ящик, сделал то же — там оказались блестящие пластмассовые пакеты. — Это что ещё?

Олег подошёл ближе. Чужой, достав камас, распорол обёртку — внутри оказался глянцевый яркий журнал. Олег моргнул. Чужой тихо потянул сквозь зубы воздух, словно ему стало очень больно, пролистал страницы — с минимумом текста и максимумом иллюстраций, почти сплошь заполненных голыми детьми и подростками, группами и поодиночке, среди самых различных интерьеров. Сказал задумчиво:

— А я-то думал, мы эту дрянь… ошибся, — пролистал ещё раз, бросил в ящик. Покосился на Олега: — Что с тобой?

— Ничего, — трудно ответил Олег, чувствуя, как начинает ровно, жарко полыхать всё лицо. К горлу подступил комок, скатился обратно в желудок, оставив изжогу. В школе среди ребят были несколько человек, достававших из-под полы ИМЕННО ТАКИЕ издания и даже видеокассеты с дисками. В этом было что-то настолько отвратительное, что Олег всякий раз заводился, стоило ему увидеть подобные вещи. Ему это казалось хуже… честное слово, хуже убийства. Там, на Земле, он не мог ничего сделать. Но здесь…

— Я выпотрошу эту крысу, — процедил он. Но Чужой перехватил Олега за плечо:

— Стой. Я же сказал, что это подстава. Исаак, конечно, грязь, но не того плана. Это ему просто подбросили, чтобы отвлечь наше внимание… Вот что, ты один этот журнальчик у упаковку шприцев вынеси и покажи ему. И скажи, чтобы сюда шёл.

Олег вылетел, как на крыльях. Шваркнул шприцы и журнал на лоток, со злорадством увидев, как из зелёного торговец стал превращаться в творожно-белого и начал потирать шею, словно на ней уже захлестнулась верёвка Права:

— Это не я… это не знаю… вы же меня… я чтоб — никогда! Я нет!

— Успокойся, — негромко сказал Йерика. — Твоё счастье — это и правда тебе подбросили, — торговец дёрнулся и громко испортил воздух.

— Иди внутрь, — мотнул головой Олег. — С тобой поговорить хотят.

Исаак Сергевич моментально шмыгнул в балаган. Йерикка поднял журнал, полистал — Олег отвернулся, чувствуя, как его начинает колотить.

— Да, — словно металлическую черту подвёл Йерикка. — Вот это и есть самое страшное.

— Почему товары не обыскивают в начале торговли?! — взорвался Олег. — Чтобы эта грязь даже появиться здесь не смела! Или это первый случай?!

— В том-то и дело, что не первый, — грустно ответил Йерикка. — А товары некому обыскивать. Тут же нет полиции, даже нет управляющего ярмаркой. Сам каждый приезжает, сам торгует, сам уезжает… Исааку подкинули. А бывает, что и нагло привозят. И торгуют.

— Ради такого дела можно было бы и полицию организовать, — проговорил Олег, успокаиваясь. — Сам же говорил — это и есть самое страшное!

— Ты не понял, Вольг, — поморщился Йерикка. — Самое страшное — не то, что это ВОЗЯТ. Самое страшное, что есть кто-то, кто это ПОКУПАЕТ. Уже есть. Среди этих людей, — Йерикка повернулся и обвёл рукой толчею вокруг. — Таких надёжных, честных, сильных людей… Исаак прав — спрос рождает предложение, а не наоборот… — он помолчал и добавил: — Скотиной быть легче, чем человеком. А оправдание скотству найти легко. И я боюсь, что, когда большинство из нас погибнет — те, кто сейчас покупает ЭТО, сами откроют данванам ворота наших городов…

— А как же Закон Рода? — спросил Олег. Ему было горько.

— Смотри, — Йерикка полистал журнал. — Этот мальчишка похож на меня… только волосы светлые. А вот — точь-в-точь Морок… На юге тоже верили в него, — в голосе Йерикки прозвучала безнадёжность. — Может быть, ещё их отцы верили и скорей умерли бы с голода или разбили себе головы о стены, чем… Просто мы, горцы, оказались крепче… но и мы начинаем поддаваться. Может быть, оно и к лучшему будет — погибнуть. Не так страшно, как увидеть день, когда и здесь восторжествуют животное скотство и вседозволенность под масками свободы, Вольг…

— И ты смиришься?! — выпалил Олег. — Ты смиришься, говори?!

— Нет, — Йерикка внезапно вскинул голову, глаза его опасно блеснули. — Нет, клянусь Солнечным Щитом Дажьбога! Пока жив — нет. А потом… — он засмеялся негромко. — Мир таков, каковы мы в нём. Так-то, Вольг. И это совсем неплохо.

— Только трудно, — угрюмо буркнул Олег, хотя такой Йерикка — обычно ироничный — нравился ему куда больше, чем мрачно-обречённый.

— Нелегко, — согласился Йерикка. И прищурился: — А что это тебя вдруг так заело а, Вольг?

— Не знаю, — помолчав, немного удивлённо ответил Олег. — Может, просто мне всё это и на Земле не нравилось. Только там я ничего сделать не мог.

— Ну сейчас сможешь, — пообещал Йерикка. — Сейчас мы пойдём брать одного на самом деле опасного типа.

— Это хорошо, — рассеянно заметил Олег. И спросил: — А почему аппаратура с Земли? Вот, батарейки. И ноутбуки такие же, только лейблы другие. Я понимаю, что вам нужно оттуда помощь получать. А данваны же и так высокоразвитые.

— Ты даже не представляешь — насколько, — непонятно ответил Йерикка. И не стал ничего объяснять.

…Вопреки словам Йерикки и ожиданиям Олега сразу они никого «брать» не пошли. Чужой, выйдя из балагана, целеустремлённо потащил их в ту часть ярмарки, где расположились лесовики, заявляя, что он голоден, а сейчас самое время сходить в гости. У Олега начало печь грудь, словно там уже давно стоял горчичник — да так сильно, что и свалившийся на голову обед был не в радость.

Между тем, Чужой, не постучавшись даже символически, вломился первым в один из балаганов, где его уже, судя по всему, ждали. Вокруг накрытого стола, размерами напоминавшего бильярдный, стояла целая компания, включая Гостимира, который шумно обрадовался — и Бранку. При виде её Олег весьма глупо хотел повернуть назад, но невысокий, хотя и кряжистый мужик уже с поклонами провожал всех троих на места, причём Чужого усадил напротив себя, за другой конец стола, а Олег оказался рядом с Бранкой.

— Сажай своих девчонок с нами, Степан, — махнул рукой Чужой. — Знаю, у вас, дикарей лесных, не принято, но я же гость!

— Ты, Славко, не гость, а, считай, родич, — ответил Степан и жестом подозвал жену и двух дочерей, стоявших у входа в балаган. Те чинно поклонились и уселись на свободные места. Напротив Олега оказалась старшая — примерно его ровесница, с могучей русой косищей, едва ли не более мощной, чем у Бранки, и весёлыми, озорными глазами василькового цвета. Олег попал в стол ложкой вместо супа, девчонка фыркнула и уткнулась в косу (так классно!), а он внезапно получил зверский пинок в щиколотку от Бранки.

— Ты что?! — не выдержал Олег, разворачиваясь на скамье.

— Хлеб подай, — весело сказала он, ухитряясь одновременно зло смотреть на Олега и ещё злее — на лесовичку. Когда Олег наклонился к ней, подавая ломоть, то его ухо щекотнул шёпот: — Зарежу, как свет свят.

«Упс. Приехали,» — отметил Олег, а Степан усугубил ситуацию, щедро сказав, хрустя огурцом:

— Понравилась моя старшая? Женись хоть завтра. Крещёный ли?

— Э?. Я?. В смысле — да, — кивнул Олег.

— Батюшка! — лесовичка зарылась в косу.

— А чего? — удивился Степан. — Хороший парень…

— Ой, батюшка! — простонала та.

— Молчу, молчу, — отмахнулся тот.

Олег от смущения налёг на здоровенный рыбник, зверски обжигаясь паром. Первым же куском он подавился, и Бранка от души врезала ему между лопаток:

— Легче так-то? — невинно спросила она.

— Угу, — хмуро ответил Олег. Йерикка почему-то не менее хмуро грыз мосол, потом в сердцах трахнул им по столу, выбивая мозг.

— Одичал в горах, право, — извиняющимся тоном заметил Чужой. Степан отмахнулся:

— Ничё, я тоже мозги люблю.

— Стёп, Славко у тебя? — от входа осведомился амбального телосложения бородач в маскхалате, с «калашниковым» поперёк груди, заглядывая в балаган, как к себе домой.

— Здесь, здесь, садись, — Степан махнул рукой. — Рубай, до чего дотянешься.

— Да ел я, во уже, — амбал чиркнул себя по горлу, но сел, пододвинув скамью и непринуждённо кладя АКМС между рыбником и миской с варениками. Если он и ел, то заметно это не было — вареники со скоростью хорошо натренированных солдат сигали на ложку, в ней — до миски со сметаной, а оттуда — в рот. При этом амбал усиленно делал Чужому какие-то знаки глазами и свободной рукой.

— Жуй спокойно, — предложил Чужой, разрезая поросёнка. Амбал судорожно заглотил последний вареник, а младшая дочка Степана задумчиво сказала:

— А у дяди Феди отсюда, — она показала на горло, — и выше пятнадцать вареников умещается.

Балаган вздрогнул от хохота. Амбал покраснел и махнул рукой:

— Ды… чего я там съел-то?.

— Тебе же сказали — пятнадцать вареников, — пояснил Чужой серьёзно.

— Ну пошли, пошли, дело уже есть, — теперь амбал сигнализировал сразу обеими руками.

— Что ты скажешь? — Чужой поднялся. — Пошли, ребята. Поесть не дадут… Вольг, автомат оставь. После заберёшь.

— Зачем? — агрессивно спросил Олег. Йерикка мягко попросил:

— Оставь… Пошли.

* * *

…Балаган, к которому они подошли, была даже не городским, а лесным. Там торговали стеклянными бусами, подделками под драгоценные камни, браслетами, ожерельями, подвесками — короче, как сказали бы на Земле, бижутерией. Хозяин — молодой весёлый мужик — управлялся вместе с красивой женщиной, похоже — женой и с мальчишкой лет 13–14, не сыном, скорее всего, а племянником. При виде их трудно было поверить, что все трое — данванские агенты.

— И пацан? — изумился Олег, когда они с Йериккой подходили к балагану, и рыжий горец растолковывал ему, что и как. На этот вопрос он жёстко ответил:

— Все трое — хобайны. Понял?

— Понял, — ошеломлённо ответил Олег, наблюдая, как Гостимир и Бранка вместе подошли к прилавку, хозяин пошутил, все засмеялись, и Бранка начала, требовательно покрикивая на Гостимира, примерять ожерелье из эмалированных бусин. Чужой подходил с другой стороны — быстрым, деловитым шагом, во всём его облике ясно читалось — иду мимо, до бабских безделушек мне дела нет.

— Мужик нужен живым, — продолжал Йерикка. — Его можно только ранить. Двух других — ликвидировать.

— Мальчишку? — Олег посмотрел на привалившегося к стенке балагана русого паренька, который рассеянно крутил в пальцах рубль, чему-то улыбаясь, и честно сказал: — Я не смогу.

— Женщина твоя, — без возражений кивнул Йерикка. — Запомни, Олег, — он назвал Олега настоящим именем, — это не шуточки, не горные стрелки, не хангары. У них — оружие. И они его пустят в ход чуть что… Идём. Сигнал — Чужой подойдёт, спросит: «Золотые не поменяете?» После этого — стреляй сразу. Сможешь?

— Да, — холодея, ответил Олег и, расстегнув кобуру, заткнул наган со взведённым курком сзади за пояс.

— Застегни кобуру, — приказал Йерикка, пряча свой парабеллум под плащ.

Они подошли неспешно, Йерикка поздорововался с Гостимиром и Бранкой. Олег, изображая совсем чужого, остановился у прилавка, рассеянно разглядывая украшения. Краем глаза он заметил, что Чужой сбил шаг, порылся под одеждой, досадливо мотнул головой, огляделся — и направился к балагану.

— Да пойдём, — унылым голосом бубнил Гостимир, — задались тебе стекляшки крашеные…

— Всё одно — красиво, — Бранка что-то подняла на свет. — Одно настоящие камни-то того цвета не бывают… Возьмём, а?

— Золотые не поменяете? — спросил Чужой, опираясь левой рукой на прилавок. Эти слова Олег услышал, как во сне…

Гостимир, сбивающий Бранку наземь.

Мальчишка — в развороте, в броске, с вытянутой рукой.

Чужой — с вытянутыми вперёд руками, пальцы растопырены.

Мужчина, падающий наземь с перекошенным лицом.

Йерикка с пистолетом.

Наган выстрелил в упор — пламя расплющилось о рубаху женщины повыше грудей. Олег выстрелил ещё раз — в почерневшую ткань. На прилавок, глухо стукнув, упал короткоствольный пистолет с широким дулом. Она не успела нажать спуск и косо повалилась за прилавок.

Мальчишка — лицо сонное — сползал по стояку наземь, оставляя на отполированном дереве чёрный след. Между закатившихся — одни белки видны — глаз темнела аккуратная дырочка. Чужой, перемахнув прилавок, сноровисто и зло вязал безвольного старшего хобайна.

— Видал? — Йерикка показал кровоточащий след на левом виске. — Раньше успел, гадёныш.

— Чем? — слабо удивился Олег, опуская наконец наган.

— Да рублём, — зло сказал Йерикка. — Как он там, Чужой?

— Дышит, — пропыхтел тот. — Тяжёлый, гад!

— Как это ты его? — спросил Олег, пытаясь засунуть оружие в кобуру и не попадая. — Чужой?

— Можем кое-что, — тот поднялся на ноги. Отовсюду спешили люди с оружием, кто-то кричал: «Купца, купца кончили!» — ему отвечали: «Грабёжника вяжут!» — ещё кто-то поправлял: «Хобайны объявились!» Собралась толпа. Олег почувствовал себя глупо и, чтобы не встречаться взглядом с десятками чужих людей, нагнулся помочь Бранке, которая всё ещё сидела на земле. Девчонка молча оперлась на его руку, встала, но ни слова никому не сказала. Олегу в том числе…

Появившиеся из толпы три человека в камуфляжах, с автоматами, обогнули прилавок, ни слова не говоря, подняли бессильно обвисшего в их руках пленного и куда-то поволокли. Йерикка проводил эту группу внимательным взглядом и посоветовал:

— Записи узнать нужно. Пошли поищем.

— Не надо, — отмахнулся Чужой. — Сейчас не до этого… Да и не нужны

мне никакие записи, чтобы всё узнать. Нужны полчаса времени и факел… Пойду, а вы посмотрите.

Он довольно поспешно удалился. Йерикка смотрел ему вслед. Олег поинтересовался:

— Кто он всё-таки такой?

— Мой старый друг, — неохотно, как-то неповоротливо откликнулся рыжий горец. — Вместе росли… Потом я сбежал, а он остался. А в прошлом году встретились снова.

Йерикка что-то не договаривал. Это Олег почувствовал — как чувствуют запах вещи, которую ещё не видят, но про которую по этому запаху можно точно сказать — она есть! Йерикка врал — не нагло, скорее через силу, потому что не хотел врать Олегу… но врал. Не насчёт дружбы врал, а делая вид, что мало знает о Чужом. О странном парне, который ночевал в лесу на дереве, отлично пел, дрался и мог выбить сознание из здоровенного мужика на расстоянии простым движением рук.

При мысли о вранье Олегу совсем расхотелось идти в балаган — он так и ответил на предложение Йерикки, вместе с которым наладился Гостимир, но Олег ухватил его за край плаща:

— Ты что, обалдел? — процедил он в лицо брату девчонки, независимо стоявшей поодаль. Толпа расходилась, его слов никто не слышал. — Гоймир сказал — беречь её, а ты притащил в стрельбу!

— Стань, закажи ей! — огрызнулся Гостимир виновато. — Дед ей по-травень заказал на полдень ходить. Так ты сам видел — волей ушла, заказ ей под сапог лёг! Что я-то?! — и он, сердито выдернув из рук Олега плащ, пошёл в балаган.

Олег повернулся к Бранке. Нерешительно подошёл, не зная, что будет говорить или как молчать. Но она вдруг заговорила первой:

— Я злые слова говорила, — неожиданно виновато и поспешно сказала девчонка и, коснувшись груди Олега, словно что-то сняла с неё и бросила в сторону, прошептав какое-то неуловимое слово. — Вот, сняла с тебя сказанное. Нельзя такое говорить. Храни Огонь — мары подслушают, или вовсе до беды ходить недалеко — Кащеевы выслуги. Простишь?

— Ладно, — Олег вздохнул, улыбнулся, встретившись глазами с умоляющим взглядом Бранки. — Ничего, я не обижаюсь… Ты тоже… — он сбился и замолчал, понимая, что Бранке ясно, как стекло, О ЧЁМ он молчит. И от этого понимания загорелось лицо.

Из затруднительного положения его вывел Гостимир — высунувшись из балагана, он взволнованно позвал:

— Вольг, поди!

— Зовут, — логично объяснил Олег и облегчённо нырнул в балаган.

Часть вещей тут уже была перевёрнута вверх дном. Йерикка нависал над столом, на котором стоял увенчанный чем-то вроде зонтика из фольги ноутбук. До боли знакомая система — как в «Захвате-1».

— Ого, — сообщил с порога Олег. — Накрыли шпионское гнездо.

— Знаешь, что это? — поинтересовался Йерикка, не поворачиваясь.

— Компьютер с антенной, — пожал плечами Олег. — Средство связи че—

рез спутник. Компьютер… — он пригляделся, определил уверенно: — «Макинтош», только вашего, местного производства. А ты что, не знал?

— Таких я ещё не видел, — признался Йерикка. — А ты работать умеешь?

— Я данванского линейного алфавита и языка не знаю, — напомнил Олег. — Да тут ничего сложного. Если на обычном умеешь, то и с этим справишься.

— Да? — с лёгким сомнением наклонил голову вбок Йерикка. Не очень понятно добавил: — Ладно, отшлифуем… Спасибо, Вольг.

— Какой? — невозмутимо спросил Олег. Йерикка наконец обернулся к нему и удивлённо поднял брови:

— Что?

— Какой бог должен меня спасти? — уточнил Олег. — Ты сказал «спасибо», а это усечённое «спаси бог тебя». Так какой?

— Рад видеть, что у тебя исправилось настроение, — Йерикка сощурил глаза, явно хотел ещё что-то спросить, но передумал и отвернулся.

— Я пойду? — спросил Олег в его спину, радуясь, что Бранка, конечно, уже ушла и проклиная Йерикку за то, что он позвал его в такой момент.

— Угу, — безразлично откликнулся рыжий, склонившись к ноутбуку…

…Никуда она не ушла.

* * *

— А про мои глаза? — тихо, но требовательно спросила Бранка. Олег улыбнулся, поднёс палец к её губам и продолжал читать:

Дома — на Земле — Олег никогда не читал девчонкам стихов, хотя и немало их знал. Не попадались такие, которым можно было почитать… Да и вообще — сложными были отношения Олега с девчонками, не то что у Вадима, который отбоя от них не знал, общался-то даже нехотя от пресыщения.

Кто бы мог подумать, что за ТАКОЙ девчонкой придётся попасть на другую планету?!

Они с Бранкой стояли недалеко от большого поля, на котором шумно играли в гулу две команды. Олег впервые услышал об этой игре от Гоймира во время той охоты, потом несколько раз видел её, но такими многочисленными и буйными команды ещё ни разу не были — может быть потому, что представляли разные племена. Происходящее напоминало знаменитую игру в футбол кирпичом на минном поле из анекдота. Впрочем, Олег не слишком присматривался — ему хватало переживаний от того, что стоял он рядом с Бранкой. И от того, что ей нравились стихи, которые он читал, хотя и не все она, наверное, понимала.

А может, ей просто плевать было, что говорит Олег — лишь бы говорил?

… Мимо прошёл, высоко подняв голову, молодой священник в длинной рясе, с жидкой бородкой. Лицо у него было замкнутое и гордое, как у великомученика. На великомученика он, может, и не тянул, но обычным мучеником его назвать было можно — следом за ним, шагах в десяти, приплясывала целая толпа мальчишек из разных племён — кривляясь, они распевали звонкими и вредными голосами:

— повторяя дразнилку снова и снова. Олега это покоробило, но Бранка посмотрела злорадно и крикнула:

— Эй, скопец долгополый! Одно они тебе юбку-то отреплют, гляди! — а потом плюнула вслед.

— Зачем ты так? — поморщился Олег. — Он никому ничего не делает.

Бранка скривилась, плюнула снова и процедила недобро:

— Чтоб его Белая Девка расцеловала, да покрепче… Чего заступаешь, чем они хороши — с языка мёд капает, да только мёд тот на данванской кухне наварен!

— Ладно, — пожал плечами Олег, — это ваши дела.

— Наши, — грустно подтвердила Бранка и посмотрела в небо, словно пытаясь определить, не пойдёт ли дождь. — Вольг, станешь может быть тут ещё? Своей машинкой. Я б тебя встречала там прямо…

— Машинку отдать придётся, — покачал головой Олег. — Ещё один канал для вас… Бранка, дурочка, — неожиданно мягко вырвалось у него, девчонка посмотрела удивлённо, — ты подумай только, ты ж меня себе выдумала… Чем я лучше ваших парней? Ничем. Просто не отсюда, вот ты и сочинила себе такого «человека со звезды», понимаешь? А так — я ведь такой же.

— Я тебе совсем ровно с остальными? — еле слышно спросила Бранка, продолжая смотреть в небо. — Совсем-совсем ровно — что я, что другие? Или у тебя та есть на Земле, что ты крепче всего света любишь? Ты скажи — я вот больше словом не обмолвлюсь.

Это был простой и приятный выход — соврать ей, что на Земле ждёт девчонка. Но мысль о том, что Бранка станет ему сразу чужой, порвётся какая-то глупая и приятная нить, что их связала — эта мысль так испугала Олега, что он поспешно и испуганно ответил:

— Нет у меня никого, а ты мне очень нравишься… — и осекся, увидев, как откровенно и радостно просияло лицо Бранки.

— У нас девушки сами выбирают, — мягко сказала она. — Одно я тебя выбрала, не Гоймира — страшного в том нет. Понимаешь?

Олег ошалело моргал. Такая постановка вопроса ему, выросшему на принципе, что мужчина выбирает себе пару, а не наоборот, казалась почти кощунственной. А Бранка продолжала:

— Я понимаю, вижу — дружбу замарать боишься. Так?

— Так, — кивнул Олег, и она погрустнела. Потом спросила:

— А правду ли говорил, когда уйти с тобой предлагал? Или плёл?

— Правду, — твёрдо ответил Олег.

— Ушла бы, — вздохнула Бранка. — Ушла бы, Вольг, с тобой — ушла бы… Да ведь оно в баснях ради любви всё кидают и на край света бегут. А в жизни такое есть, что не кинуть. Земля родная — как её кинешь?

Олег молчал. На языке вертелись кощунственные слова, что в его мире многие родную землю «кидают» во всех смыслах даже не ради любви, а просто так. Но он чувствовал — Бранка не поймёт. Да и самому ему эти мысли казались сейчас неуместными. Наконец он выбрал нейтральную тему:

— Ты странная девчонка, — искренне сказал он, глядя на Бранку. — Наши не такие.

— Троерукие? Или глаз во лбу? — усмехнулась она.

— Не такие, — повторил Олег. И Бранка ответила:

— Пошли спляшем.

Неподалёку гудела волынка, подвывали рожки и слышался смех. Олег протянул Бранке руку:

— Пошли.

* * *

Наколка дала о себе знать ночью, как только Олег уснул. В суматошном сне вновь пришедший Перун коснулся своим тупиком груди мальчишки — и прикосновение обжигало, как пламя. Олег проснулся от этой боли.

Грудь горела. Олег полез под рубашку — опухоль захватила всю левую сторону, была горячей даже сквозь повязку. Казалось, татуированная рысь вгрызается в тело. Знобило и выкручивало суставы, как при высокой температуре. Сейчас мальчишка раскаивался в своём дневном решении. «Загнусь ещё от заражения крови, — с испугом подумал он. И вспомнил, что горцы ничем не болели. За всё то время, пока он тут был, он не видел ни единого случая, если исключить травмы, ран и всё такое. — Значит, и лечить такое они не умеют… У, блин!»

Уснуть не получалось, хотя очень тянуло. Стоило задремать — тупик Перуна возникал из качающейся мути и касался груди, вызывая новую острую вспышку боли. В конец концов Олег сел, прислонился к тележному колесу и приготовился ждать, когда боль спадёт.

Было душно. Волны тяжёлого воздуха грузно перекатывались над Ярмарочной Долиной, небо затянули слои туч. Звуки казались слишком отчётливыми, стояла гробовая тишина в природе — ни ветерка, ни посвиста птиц, ничего. «Гроза будет,» — подумал Олег, невольно кривясь от боли. Судя по всему, не он один плохо спал — тут и там среди телег шатались люди.

Сидеть было тошно. Усталость брала своё. Тело просилось в сон, боль из него выдёргивала. Проклиная всё на свете, Олег поднялся, не обуваясь и не застёгивая ремня, сунул наган в карман джинсов и отправился шататься вокруг в надежде найти собеседника.

Росы на траве не было — ещё один верный признак грозы. Когда он встал, то увидел нависшую над дальним краем, над горами, жуткую фиолетовую тучу. Тучу пришивали к горам белые стежки неслышных молний. Гроза шла покруче той, что они с Бранкой пережили в лесу.

Посматривая в сторону тучи, переступая через спящих и досадливо вздыхая, Олег выбрался на край лагеря. Постоял и углубился в лес, решив окунуться в ручей — если не целиком, так хоть головой, чтобы уж проснуться на самом деле. В лесу духота и тишина казались ещё тягостнее. Деревья стояли молча, раскинув ветви, словно тоже не могли дождаться грозы. В их молчании была какая-то угроза — Олег почувствовал себя неуютно и остановился на опушке, вглядываясь в затемневшую лесную глубину. Там перемещались тени, корчились, приплясывали, и мальчик отвёл глаза — перед грозой баловались уводни, разная пакость наслаждалась напряжением в мире. В такие минуты нечисть и нежить была особенно опасна, а большинство обычной нелюди просто попряталось по норам и дуплам. Олегу послышался человеческий голос, отчётливо позвавший на помощь, он напряг слух — зов повторился, и Олег узнал голос — звала его мать.

Скаж схлынул, мерзостишка перестаралась — рассудок подсказал Олегу, что его родных тут быть не может. Но в то же время явственно по-слышавшийся родной голос всколыхнул другую боль — в душе, боль и тоску. Подобрав увесистый сук, Олег яростно метнул его в тени, процедив:

— Вот вам… — и услышал негромкий стеклянный смех.

Смеялась мавка — почти человеческое существо, девушка с огромными зелёными глазищами на худеньком лице, в Вересковой Долине их не было, Олег только слышал о них. Она сидела в развилке дуба шагах в десяти от Олега, невысоко над землёй, смотрела, склонив голову к плечику. Разговаривать мавка не умела, как и вся нелюдь — но была умнее самых умных животных; Олег часто задумывался, что они такое — все эти сказочные для него и обыденные здесь существа. Тупиковая ветвь эволюции? Или ещё что-то? Во всяком случае, мавка была безвредной, она просто наслаждалась грозой, но по-доброму.

Олег махнул рукой, мавка замахала в ответ и снова засмеялась своим странным смехом. Потом ловко перескочила на ветки повыше и бесшумно исчезла в листве.

А Олег увидел Йерикку.

Рыжий горец стоял около того самого дуба — обхватив ствол насколько хватало рук и прижавшись лбом к грубой трещиноватой коре — стоял неподвижно, будто сросшись с деревом. Казалось, он спит стоя.

— Эй! — окликнул Олег. Йерикка вздрогнул, медленно обернулся. Лицо у него было бледным, глаза смотрели непонимающе, словно он впервые увидел Олега или вообще плохо соображал, на каком свете находится. Потом моргнул и как будто узнал друга.

— Это ты… Почему не спишь?

— Тебя ищу, — невесть зачем соврал Олег. — Ты чего с дубами обнимаешься?

— В себя прихожу, — дёрнул плечами Йерикка. — Мы с Чужим пленного допрашивали.

— А… — Олег осекся и понимающе кивнул: — Ясно… Тошно?

— Ты себе и представить не можешь, — криво перекосил рот Йерикка — это не то что улыбкой, даже усмешкой назвать было нельзя. — До того пакостное дело… Хорошо, дуб помог.

— Дуб? — Олег смерил взглядом почтенное дерево. — Ну конечно… В каком смысле помог?

— Деревья — они живые, — охотно пояснил Йерикка, отряхивая ладони от коры — на них отпечатался ветвистый рисунок. — У них тоже есть Огнива, как у людей, и отдают они её щедро, надо только уметь попросить и знать, к какому подойти… Хочешь попробовать?

— Я? — удивился Олег. Он готов был поверить, что здешние жители умеют разговаривать с деревьями, но… — А как? У меня не получится.

— Иди сюда, — Йерикка махнул рукой. — Нет, не к этому, я у него и так слишком много забрал, чахнуть начнёт, если ещё взять… Вот подходящий.

Он подтолкнул Олега к брату-близнецу дуба, возле которого стоял сам — такому же кряжистому, раскидистому и мощному. Олег задрал голову — ему показалось, что из кроны глядят на него спокойно и оценивающе внимательные глаза Дерева.

— Что делать-то? — шёпотом спросил мальчик.

— Обними его, — тоже негромко приказал Йерикка. — Прижмись лбом. И постарайся ни о чём не думать. Просто замри.

Чувствуя себя немного глупо, Олег выполнил сказанное. Жёсткая кора давила на лоб. Под босую ногу попал корень, стоять оказалось неудобно. И вообще…

…Что-то мягко толкнулось в ладони мальчика. Словно ИЗНУТРИ дерева выросли и прикоснулись к его рукам мягко и дружелюбно другие руки — сильные и добрые. Тук. Тук. Тук. Размеренный пульс отдался в лоб, ровно забился в висках — и Олег понял, что ощущает, как ЖИВЁТ ДЕРЕВО. Странная прозрачная бодрость потоком переливалась из-под коры в тело Олега, в мускулы и мозг, отгоняя неприятные мысли, печаль, усталость, напряжение и даже боль в наколке. Казалось, можно было слышать, как шепчутся в глубине леса деревья, как неслышно спешит за добычей волк в версте отсюда, как озабоченная белка перед грозой не спит на дне своего дупла, поводят носиком, как по корням из земли в ствол дуба переливаются соки — и дерево растёт, набирает силу… а вместе с ним набирает силу и растёт он, Олег. Это было чудесное чувство — настолько неожиданное и радостное, что Олег негромко засмеялся и тут же сердито обернулся на Йерикку, который тронул его за плечо со словами:

— Хватит, довольно.

— Что это было? — спросил Олег, отстраняясь и потягиваясь — на миг ему почудилось, что он может, приподнявшись на цыпочки, дотянуться пальцами до Ока Ночи.

— Я же сказал — Огнива, — ответил Олегу Йерикка. — Огнива дуба… Но как быстро это у тебя получилось! — недоверчиво добавил горец. — Ты только прикоснулся — и дуб тебе ответил. Я так не могу.

— А я талантливый, — пошутил Олег, но Йерикка серьёзно ответил:

— Кажется, да. Жаль, что этого не видел Чужой.

— Расскажи ему, — предложил Олег. Йерикка покачал головой:

— Ушёл он… Своей дорогой, а она у нас с ним немного разная.

— А со всеми деревьями так можно? — Олег снова посмотрел на дуб.

— Здесь — да, — кивнул Йерикка. — А на юге они давно уснули… Лучше всех — дуб, Перуново дерево, да жена его — липа. Сосна неплоха. Бук тоже… А вот ель и вяз лучше стороной обходить. Неизвестно, чем они человека наполнить способны. Могут огромную силу дать, а могут и чёрные мысли вложить в душу. Деревья — они тоже разные, как люди. И тоже в Верье нашей.

— А берёза, наверное, лучше всех? — спросил Олег. И удивился, когда Йерикка сердито сказал:

— Мусор эта берёза. Она, ольха, да осина.

— А у нас её русским символом считают, — почему-то обиделся Олег.

Йерикка посмотрел внимательно и тревожно:

— Правда? Это скверно…

— Да чем скверно?! — возмутился Олег. — Красивое дерево!

— Красивое, — согласился Йерикка. — Смертоносное… Любит беду человеческую. Там, на юге, в мёртвых городах посмотришь — все развалины берёзой заросли. На гарях она первая. Доброму лесу подняться не даёт. Когда данваны Медведей истребили — берёзовые рощи вокруг их города поднялись за два года, в рост пошли на людском горе. Ничего доброго из берёзы не сделаешь, одни дрова. И подходить к ней опасно — влюбит в себя человека и будет из него ЕГО Огниву сосать, как упырь. Вот такой он, твой символ, Вольг… Нет, символ славянский — Дуб, брат наш. Могучий, несокрушимый, вечный. Ветер его не согнёт, если уж падает — то в рост, а не на колени… А у тебя что-то очень сильно болело, — безо всякого пе-рехода продолжал Йерикка, — и сейчас всё ещё болит… — он примолк, нахмурился, словно вслушиваясь в неслышимое: — Сердце?. Не-ет… Да перестань ты мне мешать!!!

Изумившийся до столбняка Олег пролепетал:

— Ме-мешать?. Я не мешаю…

— Мешаешь, — сердито возразил Йерикка, — потому что не хочешь, чтобы я узнал, где болит… Ты что, грудь обжёг? Нет, на рану похоже…

Изумление Олега перешло в испуг. Он невольно попятился, меряя Йерикку настороженным взглядом. Когда тот подошёл — по-прежнему с таким лицом, как будто напряжённо слушает — Олег пробормотал:

— Слушай, отстань…

— Ты мне не груби, — ласково ответил Йерикка, — а то заболеешь сотрясением мозга и переломом челюсти… Ну-ка, что там у тебя? Показывай, показывай.

— Зачем? — сопротивлялся Олег. Собственная затея с татуировкой ему вновь показалась глупой. Но Йерикка настаивал — мягко и решительно:

— Показывай, — и, когда Олег расстегнул рубашку, внезапным быстрым и точным движением сорвал державшуюся на пластырях повязку — Олег от неожиданности вскрикнул, а Йерикка присвистнул: — Й-ой!

Олег опустил глаза. Было действительно «й-ой!», и очень даже «й-ой!» Самой татуировки и видно-то не стало. Место, где она была, опухло.

— Это что такое? — прокурорским голосом спросил Йерикка.

— Да-а… — неопределённо ответил Олег. — Короче…

— Короче стой смирно, — приказал Йерикка и положил ладонь на опухоль. Олег дёрнулся и недоумённо скосил глаза вновь — от руки горца шёл холод, который растворял и прогонял боль.

— Ты кто? — вырвалось у Олега помимо воли. Йерикка посмотрел серьёзно и почему-то печально. — Эрик, ты кто?

Глаза Йерикки чуть сощурились. Он спросил:

— Как ты меня назвал?

— Эрик — это имя такое, — пояснил Олег. — Похоже на твоё, но короче… Да кто ты?!

— Славянин из племени Рыси, — ответил тот и отнял ладонь. Лицо его приняло странное выражение — словно он увидел то, что давно ожидал увидеть. — Так.

Опухоль пропала начисто! Но Олег лишь отметил этот факт, потому что его внимание привлекла отныне навеки украсившая его грудь татуировка. Старый князь постарался на славу. Алый знак огня с надломленными концами в центре занимала оскаленная морда племенного символа — казалось, рысь живёт и смотрит…

— Оставил дурака одного на полчаса, — печально и обречённо объявил Йерикка. Олег обиделся:

— Кто дурак?

— Ты, — сообщил Йерикка, отшагнув назад и добавил: — Красиво сделано. И этот ещё дурак, хоть и старый… Ты зачем её сделал, Вольг?

— Не знаю, — откровенно сказал Олег. — Может, на память… А то уйду от вас — и как будто приснилось всё. Только название, что вашим родичем был.

— На память, — Йерикка покачал головой. — До чего у тебя всё просто! Ты знаешь, что век назад всего, вздумай ты себе такую вещь просто так «на память» сделать — тебе бы её до рёбер срезали? Да не просто так, а прилюдно?

Холодок пробежал по спине Олега, но он с вызовом спросил:

— Считаешь, что не достоин? Так?

— Достоин, — грустно ответил Олегу друг. — В том-то и дело, что… достоин. А скажи, когда тебе знак накалывали, что ты видел?

— Я?. — Олег замялся. — Ну… разное.

— Ясно, — подытожил Йерикка. И вновь печально и тревожно смерил Олега взглядом. — Ну что же, может, оно и к лучшему.

Послышался раскат грома. Только теперь Олег заметил, что в лесу резко потемнело — гроза подобралась вплотную. Йерикка тоже обратил на это внимание:

— Пошли-ка отсюда, — озабоченно посмотрел он вверх. — Сейчас хлынет… Мы завтра уезжаем, Вольг.

— Завтра? — переспросил Олег, шагая по еле заметной тропке следом за Йериккой. — Что, всё купили?

— Всё, что нужно, — подтвердил Йерикка. Помолчал и добавил: — Вот и ещё одна ярмарка прошла… С анласами я так и не поговорил, а очень хотелось. А тебе как — понравилось?

— Здорово, — оценил Олег. Но вспомнил хобайнов и поморщился — Йерикка этого не увидел.

— У тебя дома нет девчонки? — спросил он, легко перескакивая через сухую лесину.

— Нет, — коротко ответил Олег.

— Тебе нравится Бранка? — Йерикка резко остановился и круто развернулся.

— Не твоё дело, — Олег так же порывисто остановился и встретился с Йериккой глазами. — Хочешь драться?

— Не хочу, — возразил тот, но с места не двинулся. — Оставь её, Вольг. Ты мне друг, хотя я тебя недавно знаю. И Гоймир друг. Я не хочу, чтобы вы сцепились.

— Я ей тоже нравлюсь, — ответил Олег, сжимая кулаки.

— Ты уйдёшь и не сможешь забрать её с собой, — напомнил Йерикка. — Ты погубишь её и Гоймира. Оставь её ради нашей дружбы.

— О таких вещах ради дружбы не просят, — жёстко ответил Олег, — это бесчестно.

— Бесчестно, — согласился Йерикка, — но что мне ещё делать? Пока что больше никто ничего не заметил. Оставь её.

Олег стиснул зубы, борясь с желанием броситься на ни в чём не виноватого Йерикку. Но тот смотрел прямо и требовательно — взгляд отрезвил Олега, он тяжело вздохнул и ответил, глядя вбок:

— Я попробую… Я понимаю, что ты прав, но и ты пойми — мне ни одна девчонка в жизни так не нравилась, как Бранка! Со мной сумасшествие какое-то, честное слово! Я только о ней и думаю, если её не вижу!

— Бедняга, — тихо сказал Йерикка, — да ты её любишь на самом деле…

— Наверное, — облегчённо от того, что ему не пришлось это говорить, откликнулся Олег. — Я…

Но его последние слова даже для него самого потонули в оглушительном грохоте. Фиолетовый свет залил лес, как вспышка чудовищной галогеновой лампы. И, мгновенно прошив кроны деревьев, хлынул сплошной, проливной, увесистый и шумный дождь. Стена воды обрушилась сверху, но мальчишки не сдвинулись с места — они стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза…

* * *

С морей Олег вернулся ранним утром, когда даже самые неугомонные уже угомонились и ещё не проснулись. От причала ребята шли тесной группкой — плащи не гнулись от пропитавшей их соли. Все очень устали за два дня непрерывного лова, различающегося лишь сном на рыбе. Дважды за эти два дня на коч заходил для атаки данванский вельбот, но поднятый ствол ДШК оба раза заставлял разбойников менять свои планы и пропадать в низких облаках.

Впрочем, никто не переставал шутить. Собственно, шутки, смех и песни помогли им продержаться эти два дня и не пасть духом, когда невод срывал кожу с ладоней и казался неподъёмным.

Однако сейчас, при виде родных домов и мыслях о бане и отдыхе, когда их покинуло нервное напряжение, все «увяли» — еле волоклись, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мечтая добраться до горячего чая, полока в парилке и постелей.

— Мало времени — и спою я любимую «На заре ты меня не буди», — пообещал Гостимир. — Боги благие, вот глаза не разлепишь — спать хочется!

Последняя реплика была встречена общим хмыканьем, которое можно было понимать в диапазоне сколь угодно широком. Комментировать сказанное членораздельно никто не пожелал, и при входе в город отважный рыбачий коллектив начал распадаться.

Гоймир, Йерикка, Гостимир, Морок и Олег ещё какое-то время шли вместе. Широко зевая, Морок сказал:

— Одно — дома-то у меня и нет ни души…

— Приду к тебе спать, — объявил Гостимир. — Сестра вовсе из дому выжила. Чем лучше было ей на пастбищах остаться!

— А идём, — оживился Морок.

— Он дома один боится, — хмыкнул Олег, — его домовой за уши тягает.

— За уши куда — за иное место, — проворчал Гоймир. Морок покраснел и хотел что-то ответить, но Олег дурашливо пропел:

— Маленький, маленький, — он ловко хлопнул Морока по щеке:

— Ладно, мне в море уже надоел ваш щенячий визг, — вмешался Йерикка. — Все свободны.

— Баснь слыхали? — вдруг засмеялся Гоймир. У него настроение было получше, чем у остальных, и Олег вдруг сообразил, что его дом немного в другой стороне, а значит он намылился к Бранке. — Вот одолели мы данванов…

— Й-ой, ну?! — удивился Гостимир.

— Кладём так… Вот выводят из поруба пленных. Выходит старший стражник, глянул на тех — стоят, один за одного держатся, ветром их качает… Ну, старший одно и говорит: «Други мои! Война окончена. Все свободны. Всем спасибо.»

— Чей поруб? — спросил Олег.

— Наш конечно, — сразу ответил Гоймир.

— А, это хорошо, — одобрил Олег.

— Смешно, — заключил Йерикка. — Ну, я пошёл.

Мальчишки разошлись. Олег, чисто ради интереса задержавшись, убедился, что Гоймир и в самом деле зашагал к дому Гостимира…

… а значит — к Бранке.

…Олег сел в постели, ещё не проснувшись — тыжело дыша, сердце колотится в бешеном ритме барабанной марш-атаки, глаза широко открыты, всё тело в поту. Мальчик чувствовал, что во рту у него сухо, как в пустыне. Его охватил озноб.

«Сон. Что мне снилось?.. А!»

Вспомнив свой сон, разбудивший его, Олег повернулся и рухнул в постель ничком, пряча вспыхнувшее лицо в подушку, пахнущую свежим сеном и ёжась.

— Ой, блин… — пробормотал он, втискивая лицо глубже, — блин, блин…

— Блин!!! — выкрикнул он затем, чтобы произнесёнными вслух словами заглушить мысли — казалось, гремевшие, как церковный набат в лесной вёске. Потом вскочил на ноги и, на ходу выскакивая из трусов, метнулся к ушату с водой для умывания.

Подобные сны ему снились и раньше. Но всякий раз они были расплывчатыми — словно из тушной темноты появлялись какие-то гипертрофированные формы, неясные и изменчивые. И он никогда не видел лиц. Но сегодня… ожесточённо выплёскивая на себя воду, Олег почувствовал, что кожа горит, словно настёганная крапивой — не только лицо, но и шея, и плечи, и грудь, и спина.

— Как стыдно… — пробормотал Олег, чтобы хоть что-то сказать. Прислонился мокрой спиной к стене и сполз на пол, запрокинув лицо и закрыв глаза.

Ему снилась Бранка. Он ни разу — слово чести! — не представлял её себе БЕЗ ОДЕЖДЫ. Не позволял себе — даже после того, что у них было на скалах.Она была сестрой друга и чужой — ЧУЖОЙ, ЧУЖОЙ!!! — девчонкой, опять таки девчонкой друга. Настоящего друга, даром что они знакомы около двух месяцев. Но во сне человек не отвечает за себя. И себя не контролирует. А сейчас Олег тщетно старался запретить себе вспоминать сон. Сон, где…

— Нет, нет, нет! — выдохнул Олег, еле шевеля губами. Его знобило. — Я, наверное, заболел…

«Ага. Заболел. Классики так и говорят — любовь и есть разновидность болезни.»

— Чушня, — Олег обнял себя за плечи, пытаясь заставить встать. Самым кошмарным было, что воспоминания о сне ему… приятны. Он не мог их прогнать, как ни старался.

Подобрав трусы, Олег в сердцах швырнул их в ушат, а потом бросился на постель и вцепился руками в подушку с риском разорвать кожу.

«Домой. Поскорее — домой, домой!»

Интерлюдия: «Песня о далёкой родине»

* * *

Неумолимо, как саммит ОБСЕ на Россию, надвигалось 20-е число червеня — Перунов День, время, когда зацветает на миг папоротник. Во-общето Олег знал, что папоротник размножается спорами, но благоразумно об этом помалкивал. Всё больше и больше времени отнимали тренировки — Йерикка почти не отходил от Олега, добиваясь от него совершенного владения холодным оружием. И это было, пожалуй, хорошо, потому что меньше времени оставалось — встречать Бранку, её недоумённый и обиженный взгляд. Она не понимала, почему Олег вновь начал так упорно избегать её.

А он НЕ МОГ её видеть.

Не мог — потому что боялся. За неё. За себя. За Гоймира. Эта любовь доставляла больше страданий, чем радости, тем более, что Гоймир совершенно не мог понять холодности своей названой и часто впадал в уныло-хмурое состояние, а то ещё делился переживаниями с Олегом, и это было всё равно что сидеть на раскалённой сковородке.

Йерикка догадывался о мучениях друга. Олег понял это, когда рыжий горец зашёл к нему как-то утром, когда Олег пил чай с пирогами, сготовленными заботливой Славной, тоже начавшей замечать, что с её постояльцем что-то неладно и приписавшей это плохому питанию.

— Будешь? — спросил Олег. Йерикка кивнул:

— Плесни.

Он был какой-то странный, с красными глазами — и навалил в чай кучу дорогого южного сахара, чего обычно не делал. Отхлебнул этот сироп и сообщил:

— Хочу поехать отдыхать на южное море. Где солнце, вода — тёплая, как этот чай, и девчонки в купальниках. Ты на море был?

— Нет, — ответил Олег, разламывая пирог. — Я не люблю, когда жарко. А что с тобой?

— Договаривался о продуктах с лесовиками, — неохотно ответил Йерикка, снова припадая к чаю. Олег, если честно, давно подозревал, что его друг в племени играет роль шефа службы безопасности или что-то в этом роде. Именно он встречался с разными приезжими, останавливавшимися у Славны, а то — сам ездил куда-то с конвоем или один, отвозил и привозил грузы…

— Ты же говорил, что мы всё необходимое купили, — вспомнил Олег. Йерикка поморщился:

— Сейчас необходимое — это не продукты… До чего трудно говорить с этими лаптями! — вырвалось у него. — Всё равно, что осла перекрикивать, они же, в своих весях сидя, всё лучше всех знают. «Тык эта, парень, значить, и самим-то оно не того — хватает, вот мы, оно это-то сюда и не повезём скольки обычно — уж звиняй!» Почуяли, сидни запечные, что гарью запахло, в печень им дыш-ш-шло! — Йерикка аж прошипел это слово и, словно спохватившись, вскинул глаза на Олега, поспешно продолжал. — Я им предложил разрешить желающим нас снабжать — кто сколько может. У нас же там друзья есть — на себе приволокут почище любого транспорта, ещё и подерутся по дороге за то, кому первому сгружать! Нет, как же… Если нам не помочь, то их не тронут… — Йерикка поболтал остатки чая в кружке и опрокинул их себе в рот. — Ненавижу идиотов. До икоты.

— До икоты? — засмеялся Олег.

— Угу… Я иногда думаю — неужели идиотизм такая же вечная категория, как отвага и любовь?

Олег пожал плечами. Ответить ему было нечего, да Йерикка, похоже, и не ждал ответа:

— Очевидно — да, — ответил он сам себе. И, разряжая досаду, резко повёл перед собой сверху вниз прямыми сжатыми ладонями — пустая глиняная кружка, из которой он пил чай, вдруг взорвалась шероховатыми осколками.

— Ох ты! — Олег от неожиданности чуть не опрокинулся со скамьи. — Как ты это?!.

— Ничего особенного, — смутился Йерикка. И спросил неожиданно: — Тебе никогда не снится Ленко?

— Нет, — вопрос удивил Олега. — А что?

— Его оружие, — кивнул Йерикка на стену, где висели меч и камас. — Я боюсь, что теперь, когда ты сделал себе наколку, марам будет ещё легче добраться до тебя.

— Бред это, — устало сказал Олег. — Послушай, Йерикка, неужели ты и вправду во всё это веришь?

— В мире слишком много простых и понятных невозможностей, чтобы в это не верить, Вольг, — непроницаемо отозвался Йерикка.

— Ну тебя, — отмахнулся Олег. — Чаю ещё будешь?

— Нет, — вдруг сухо ответил Йерикка. — Вольг, ты давно последний раз виделся с Бранкой?

Олег встал. Йерикка продолжал сидеть, глядя снизу вверх внимательными серыми глазами.

— Что тебе за дело? — спросил Олег сдавленным от досады на себя, стыда и внезапно прихлынувшей ярости голосом. — Что ты всё лезешь не в своё? Я тебе обещал — обещал! Пришёл сюда с разговорами, устал он, на хрен…

— Тише, тише, тише, — Йерикка поднял обе руки. — Ты же мой друг.

— Да иди ты… в баню! Друг! Поэтому ты суёшься в мои дела?! — Олег сжал кулаки. — Убирайся, или я вышвырну тебя, понял?!

Йерикка встал.

— Легче!

Он произнёс это слово повелительным, металлическим голосом. Олег осекся. Йерикка ничего не добавил — он просто стоял и смотрел уже не холодными глазами — нет, в них горело странное алмазное пламя!

Олег сделал шаг назад и рухнул на лавку, с которой не успел убрать свою постель. Он был не в силах шевельнуться или произнести хоть слово. Йерикка сразу же тоже сел и вздохнул:

— Прости.

— Ну ты даёшь, — Олег провёл рукой по лбу. — Я испугался…

— Прости, — повторил Йерикка. — Я испугался тоже… Знаешь, Вольг, Гоймир с Бранкой неразлучны уже семь лет.

— Тем больше шансов, что она меня забудет, когда я исчезну, — вырвалось у Олега.

— Они иногда ссорятся, — словно не заметил его реплики Йерикка. — Понимаешь? У них обоих сильные характеры, а таким нелегко жить без ссор… и они иной раз сожрать друг друга готовы из-за мелочей. А раз ты ей УЖЕ нравишься — я боюсь, что она в какой-то момент совершит глупость… и ты — тоже. Ты, по-моему, дошёл уже до такой степени, что готов принять её голую и обритую налысо…

— Эрик! — Олег пристукнул кулаками по лавке.

— Не спорь, не надо… Но самое страшное случится, если она НА САМОМ ДЕЛЕ тебя любит.

«Любит,» — со сладким ужасом подумал Олег, а вслух спросил:

— Да почему самое страшное?!

— Да потому!!! — вдруг взорвался Йерикка. С грохотом полетела в угол тяжёлая скамья. — Ты что, тоже… лесовик, что ли?! Если ты её пару раз обнимешь и поцелуешь — это хоть у нас и не принято, но кончится дракой между тобой и Гоймиром, а потом — общим примирением! Но если И ОНА влюбится в тебя — Гоймир тебя убьёт. Или ты убьёшь его. 70 на 30 не в твою пользу, а я в любом случае в болоте, потому что мне так и так придётся хоронить друга. Я тебя даже не прошу подумать о себе или Гоймире — понимаю, что сейчас это бесполезно, ты глух к этому. Но ты о Бранке не забывай — она-то как потом будет жить! Подумай, если и вправду её любишь!

— Люблю, — обречённо ответил Олег. — Я не могу о ней не думать, не могу, НЕ МО-ГУ-У!!!

Йерикка сочувственно посмотрел на друга, потом сказал:

— Или, может, писались стихи дураками?! Или наша любовь не достойна стихов?!. Да, ты влип.

— Я не встречаюсь с ней, — с трудом ответил Олег. — Я даже близко к ней не подхожу. Я…

Он всхлипнул и закрыл лицо скрещёнными ладонями, пытаясь спрятать слёзы.

Йерикка отшатнулся. В первые секунды он не понимал, что происходит и что ему делать. На подобный исход разговора он не рассчитывал — взрослый смелый парень расплакался навзрыд! Потом, решительно шагнув вперёд, рыжий горец взял Олега за локти и оторвал его ладони от лица.

— Уйди… — выдохнул Олег, опуская голову, но Йерикка решительно подставил предплечье. — Я сказал! Отстань!

Слёзы всё ещё дрожали в его глазах, но выглядел Олег хмурым и даже злым. Йерикка отстранился. Олег, исподлобья глядя на него, вытер лицо рукавом ковбойки.

— Я не плакал, — предупредил он. — Иначе я тебя убью раньше, чем Гоймира. Усёк?

— Нормально, — улыбнулся Йерикка. Олег, приподнявшись, подошёл к окну, открыл его. Не поворачиваясь, сказал:

— Сейчас пойду и застрелюсь. Так будет проще для всех.

— Если это шутка, то твою чувство юмора накрылось, — спокойно резюмировал Йерикка, но Олег не видел, как он напрягся.

— А ты мне что посоветуешь? Ты же пришёл сюда советовать!

— Не советовать, а поговорить, — возразил Йерикка, — и открыть тебе глаза.

— Открыл, радуйся. Дальше?

Йерикка почувствовал, что перебрал пафоса и словно бы немного сник:

— И ничего… Олег, держись от неё подальше.

— Ага. Только тогда я до зимы точно застрелюсь. Ты хоть можешь представить, ЧТО советуешь?

— Да-а… Может, перейдёшь жить ко мне?

— Боишься, что всё-таки застрелюсь? — насмешливо спросил Олег. Йерикка не принял тона:

— В таком состоянии, как у тебя? И стрелялись, и на меч бросались, и не только в баснях, но и в жизни.

— Не беспокойся, — уже совершенно серьёзно и спокойно возразил Олег. — У вас тут война, и я могу, если припрёт, не дожить до её конца, не прилагая к этому личных и лишних усилий.

Йерикка на миг обрадовался, что Олег смотрит в окно. Иначе он увидел бы, как его друг на миг не совладал со своим лицом — и оно стало обречённым и больным…

* * *

Пять овец потерялись на вересковых пустошах в восемнадцати верстах от города. В полном соответствии с Евангелием от Матфея, как пошутил Йерикка[47], Гоймир и Олег отправились верхами их разыскивать, оставив ещё нескольких парней со стадом — и вынуждены были заночевать на пустошах. Белая ночь, безраздельно господствовавшая надо всем Севером, позволяла искать и дальше, но от усталости в седле плохо держался не только Гоймир, но и Олег.

— По-ночь их волки могут прибрать, — угрюмо сказал Гоймир, снимая с седла сумки и самострел — ППШ он с собой не взял.

Олег молча кивнул. С волками у горцев были неплохие взаимоотношения, но несколько дней назад откуда-то с юго-запада пришёл одиночка — его несколько раз видели — который беспощадно резал овец, даже не съедая их. Очевидно, Южака — так прозвали волка — чем-то обидели люди, и он вымещал злобу на скотине…

…Скоро на каменной плите, выступавшей из вереска, горел небольшой костерок, а мальчишки, лёжа около него на плащах, хрустели луком, жевали хлеб и копчёное мясо. Гоймир выглядел хмурым, и Олег не выдержал:

— О чём задумался? — встав на колени, он подбросил в огонь сушняка. — Найдём мы завтра этих овец, никуда не денутся.

— Не за овец я, — Гоймир потянулся. — Недобрые мыслишки бродят.

— Какие? — спокойно, но внутренне натянувшись тетивой лука, спросил Олег.

— Как положишь, — Гоймир перевернулся на бок, — пойдут данваны на нас?

«Да ну его на фиг, это дубло! — раздражённо подумал Олег. — Вот комсомолец, он что, слепой совсем, что ли?! Или и правда никто ничего не замечает, кроме меня?» Но серьёзность вопроса перебила эти мысли, и Олег с заминкой ответил:

— Не знаю… Наверное, на это нужно много людей?

— Числом-то они не поскупятся, — мрачно спрогнозировал Гоймир. — Кинут тысяч сто — и станется для нас выбор: на нашей земле лечь, в море со скал племенем падать или… или бежать — а куда бежать-то? — он отвернулся и глухо добавил: — Пуще смерти бессилие ненавижу.

И замолчал. Глядя на огонь, Олег доел оставшийся хлеб и улёгся, накинувшись плащом. Но не успел даже задремать, когда услышал:

— Вольг.

— М? — не очень охотно вернувшись к реальности, откликнулся он, повозившись.

— Спишь ли?

— Нет.

— Бранка пригожая?

Вот тут Олег проснулся. И сделал вид, что ещё не проснулся.

— Чего?

— Да протри глаза! — Гоймир даже затормошил его. — Бранка пригожая?

— Я не рассмотрел, — ответил Олег, мысленно похвалив себя за то, что лежит спиной к Гоймиру.

— Да вот тебе! — обиженно воскликнул Гоймир. Слышно было, как он шуршит возмущённо плащом. — Слепыш, вот право! Бранке и Лель сама вровень не станет, а он не рассмотрел…

— Заткнись и дай мне спать хотя бы здесь, — оборвал его Олег. На самом деле спать ему расхотелось.

— Спи, спи, — сердито фыркнул Гоймир.

Похоже, он сам и правда уснул через какую-то минуту. А Олег лежал, чертыхаясь про себя и глядя в пустоши, расстилавшиеся перед ним. Потом — сел и громко, прочувствованно сказал несколько слов — не оригинальных, но выразительных.

Белая ночь плыла над вересковыми пустошами. Всё вокруг казалось чётким и нереальным, как во сне. В небе между звёзд бесшумно и многоцветно горел Большой Сполох. Еле слышно шелестел вереск, а потом вдруг очень-очень далеко послышался жутковатый, заунывный волчий вой. В вышине, кажется, дул ветер — на фоне Сполоха, пригашивая звёзды, быстро проносились, меняя цвет, лёгкие, раздёрганные перья редких облачков.

Было прохладно, не больше +8, но Олег с каким-то упрямым наслаждением сидел, не натягивая плаща, цедил сквозь зубы холодный воздух. И не понимал, что чувствует.

— Я пропал, — сказал он вслух. — Со мной всё. Всё ясно. Я пропал, — и засмеялся не очень хорошим смехом.

Он ещё не знал, что и как будет делать. Но жить так дальше было нельзя. Обманывать себя, обманывать Бранку, Гоймира, всех — всех кругом. Надо было подумать, и Олег, достав из кармана блокнот, с запинкой, морщась и припоминая значки, написал строчку глаголицы:

НЕ СПИТСЯ. УШЁЛ ЗА ОВЦАМИ. ВОЛЬГ.

Записку он положил в ногах Гоймира, прижав камнем. Тихо обулся, затянул ремни чуней и, подойдя к коням, погладил своего по гриве, шепча:

— Тихо, тихо, шуметь не надо… Я понимаю, что ты не отдохнул, ну да мы спешить не будем…

Оглядываясь на спящего друга, оседлал и взнуздал коня. Гоймир не просыпался — очень устал днём. Он не проснулся и когда Олег отвёл коня в поводу подальше, вскочил в седло и пристукнул свой транспорт пятками по рёбрам…

… Если честно, Олег не знал, зачем уехал — может быть, чтобы просто побыть одному. Конёк никаких признаков усталости не выказывал — подчиняясь хозяину, неутомимо шёл то рысцой, то шагом, поматывая косматой гривой и тихо фыркая.

Началась пологая горная осыпь — граница между землями племён, это Олег знал. Дальше — земли Вепрей, давних союзников Рысей. Говорят — Йерикка рассказывал — раньше на этой осыпи каждые десять лет торжественно пороли княжичей обеих племён — чтобы, став князьями, не забывали, где проходит племенная граница, кто сосед и как следует границу соблюдать: на чужое не зариться, своего не отдавать. Вспомнив об этом, Олег улыбнулся. А неплохой был обычай. Можно его у Олега ввести, на Земле… только вот поди узнай, кто президентом станет, кого лупить на границе? Проблема…

Странный цокающий звук отвлёк его от этих мыслей. Олег вскинул голову, взялся за револьвер уже привычным движением, но никого не увидел. А звук усиливался, множился, и Олег узнал цокот копыт — конь скакал вдоль каменной гряды на той стороне.

Мальчишка соскочил на землю. Первое, что пришло ему в голову — Гоймир проснулся и отправился его искать. Олег поспешно вскарабкался по осыпи, заранее поднял пуку и…

И застыл, окаменев.

Никакого Гоймира за насыпью не было.

Олег стоял на гребне скалы, с этой стороны обрывавшейся отвесно вниз. На высоте (или глубине?) примерно двухэтажного дома в каменном кольце лежала почти идеально круглая площадка — большая, размером с половину футбольного поля или около того. От её центра радиально расходились к краям восемь похожих на лодки углублений. Размеры увиденного были настолько велики, что Олег не сразу понял — он видит перед собой огромную перунику — восьмиконечный символ. А в центре перуники поднимался Дуб.

Дуб не был очень уж высок — его вершина едва достигала края гряды, на котором стоял Олег. Но зато он был неимоверно, невероятно, невозможно кряжист. Широко раскинутые его ветви осеняли собой без малого всю площадку. У основания выступали из земли узловатые могучие корни толщиной в туловище быка.

Вид благородного дерева настолько зачаровал Олега, что он не сразу сообразил и то, что внизу находятся люди. Восемь коней стояли у дальнего конца, где угадывался проход в скалах. Семь человек замерли на семи концах перуники. А восьмой — только что подъехавший — размашисто шёл к последнему лепестку.

Все восемь человек были одеты одинаково — с ног до головы их окутывали белые плащи с капюшонами, даже при ходьбе скрывавшие и лица, и фигуры. Как во сне, Олег шлёпнулся наземь и выставил над краем гряды только голову, да и то не всю, смутно понимая, что видит он вещь, не предназначенную для большинства людей.

Восьмой человек занял место на перунике. Молча, не сговариваясь, абсолютно синхронным движением все восемь выхватили из-под плащей длинные мечи-двуручники и направили их, легко удерживая каждый своё оружие одной рукой, в центр — к корням дуба. Солнца на небе не было, но на длинных лезвиях вдруг заиграло золотистое тёплое пламя, по-текло по клинкам, сорвалось с острия каждого — и с треском ударило в землю посредине между людьми и дубом!

Вокруг могучего дерева пылали бесшумным пламенем восемь костров. Люди подняли мечи к вершине — таким же согласным и плавным жестом…

— Род Сварог Безначальный Бесконечный Вечный, — прозвучал ровный, мощный голос, и Олег вздрогнул. Кто говорил — было непонятно: все восемь человек оставались неподвижными. — Отец Божий, создатель племени славянского, податель кона и лада! И вы, Сварожичи: Дажьбог, Щит Солнечный; Перун Громоносец; Лада Охранительница; Макошь Подательница; Ярила Юный; Прав, Закона Ведун; Благ Огонь Безобразный; Числобог Мудрый; Сестра Двуликая, Среча да Несреча; Лель Вечно Прекрасная; Купава Гордая; Озем с Сумерлой, Подземные Хозяева — и ты, Морана Смерть, Белая Девка! Младшие боги — Велес Змей да Переплут Крылатый! И вы, навьи наши, что в земле, да в воздухе, в воде, да в ветре, в траве, да в камне! Поклон вам низкий от родичей ваших в Верье общей, вечной, неразрывной, славянской!

— Поклон! — откликнулся негромкий хор, и восемь голов в капюшонах склонились коротко и быстро.

— А тебе, Кощей, — загремел первый голос, и ветви дуба грозно и тревожно зашумели, — а тебе, Ядун-Чернобожище — тебе мы не кланяемся! От тебя отрекаемся! Отрекаемся! Отрекаемся!

— Отрекаемся! — ухнул хор, и мечи, сверкнув в воздухе, разрубили его над головами хозяев. И послышалось торжественное пение:

— Сгинь, сгинь, сгинь! — мерно ухнул хор, и мечи опустились под плащи.

— Ну что ж. — снова раздался начавший заклятье голос, — все, я вижу, в сборе? Давайте говорить, братья, что нам в жизни, не в песне, с лихом делать…

Он говорил — кто конкретно, Олег так и не мог понять — на городском диалекте, как две капли воды похожем на русский. И это звучало тем более странно после уже сказанного и спетого.

Восемь человек, на ходу откидывая капюшоны — Олег даже заёрзал от досады, что не может разглядеть их лица со спины — молча пошли куда-то за дуб. Олег прополз по краю гряды — и вытаращил глаза.

За деревом никого не было. Огни потухли. Только рослые лошади смирно стояли у дальнего конца поляны.

* * *

Это воистину была ночь случайностей. Во всяком случае — овец Олег нашёл тоже совершенно неожиданно. Он трусил рысцой через пустоши, раздумывая над тем, что видел — и ветерок, поднявшийся перед «утром», донёс до него блеяние…

Заставив коня перемахнуть ручей, вдоль которого ехал, Олег примерно полверсты проскакал пустошью и наткнулся на тушу овцы. Животное было зарезано — из располосованного горла текла кровь, в глазах запрокинутой головы стыл бессмысленный ужас. Конь захрипел, попятился и опустил голову, мотая гривой, отказываясь идти вперёд.

«Волк,» — понял Олег, соскакивая наземь и доставая наган.

Поодаль, блея, лежала ещё одна овца — левый бок порван. Три оставшихся, сбившись в кучу, дрожали у камней, словно большой комок спутанной шерсти.

— Тише, глупые ублюдки, — прошептал Олег, оглядываясь по сторонам.

Овцы, увидев и услышав человека, начали успокаиваться, но внезапно захрапел и заметался конь, а раненая овца завопила истерично. Олег крутнулся на месте.

В двадцати шагах от него — и в десяти от овец — стоял, широко расставив мощные лапы, белый волк.

Он был огромен, этот волк-одиночка — не меньше чем по пояс Олегу в холке — и весил, должно быть, больше мальчика. Жёлто-карие глаза смотрели не мигая, умно и зло, а под приподнятой верхней губой сверка-ли влажно ничуть не стёртые страшные клыки. Плотная густая шерсть на холке стояла дыбом.

«Лет пять, — подумал Олег. — В самой силе…»

Мальчик и волк смотрели друг на друга, не двигаясь и не мигая. И Олег всё больше понимал, что пришедшее ему на ум слово «одиночка» было не просто эпитетом. Оно точно отражало сущность зверя. Будь у него логово, подруга и волчата — он не зарезал бы больше одной овцы. И не осмелился бы — вот так, летом! — подойти к человеку. Вспомнив встречу в лесу с другим волком, Олег негромко заговорил:

— Уходи, гончая Перуна. Забирай добычу и убирайся — других овец я тебе не отдам.

Волк зарычал — страшно, утробно. Олег взял его на мушку, левой рукой нашарив камас. И вспомнил слова Йерикки о марах, которые ищут его. Волк ли это?.

… Большой белый зверь не сомневался — нападать или нет. Он прожил на свете шесть зим и видел немало людей. От этого человека пахло потом, железом и огнём, и в руке у него была огненная палка, а на другой — длинный блестящий коготь… но и того и другого волк боялся не настолько сильно, чтобы страх перебил старую ненависть, которую он носил в себе уже два года, нападая на стада и умело, ловко уходя от погонь.

Два года назад у него была подруга. Второй год — одна и та же. Вторую весну они держали логово в скалах, под каменными плитами. Волчата — шестеро умных и весёлых зверьков — уже подрастали, и он приносил им живую добычу, растил охотников…

Однажды он принёс им большого зайца. Но возле логова были люди — двое страшных людей, которые пахли совсем не так, как остальные, жившие в этих местах, а резко и непонятно. Они вышли из большой летающей штуки — волк много раз видел такие в небе — и стояли около развороченного входа в нору. А его подруга лежала в пыли на смятой, чёрной траве с разбитой головой, и от неё уже не пахло живым… А в логове скулили, плакали волчата… И белый, швырнув зайца, бросился на людей… но тупой удар рыжего пламени опалил бок. Волк пополз за скалы — люди не преследовали его. А потом над камнями логова взвихрились осколки и донёсся гром. Когда люди ушли, улетели, он приполз на это место и долго выл над остро, нестерпимо пахнущей ямой на месте своего дома…

…Наган грохнул впустую — волк прыгнул неожиданно и стремительно, как белая молния. Олег, движимый каким-то инстинктом, успел перехватить его под челюсть и встретить ударом камаса в грудь. Но огромный зверь как-то по-кошачьи извернулся в воздухе, ударил мальчика боком в левое плечо и голову. Оба противника полетели на вереск под возобновившееся блеянье овец.

Олег вскочил — челюсти волка лязгнули, смыкаясь, возле самого бедра — и ударил вниз, но волк увернулся тоже и, выгнувшись буквой «С», полоснул клыками по правой ноге мальчика ниже колена — та без боли подломилась, и тело волка навалилось сверху на упавшего Олега. Рыча не хуже своего противника, мальчишка не давал волку дотянуться до горла или лица, вцепившись в шерсть под челюстью, а сам раз за разом всаживал камас то в воздух, то в бок волка… пока не ощутил, как страшная тяжесть потяжелела ещё больше… но перестала быть страшной, потому что перестала быть ЖИВОЙ.

Хрипя, Олег свалил с себя белого и сел. Зверь лежал рядом, вытянувшись — и Олег вздрогнул, увидев, что в нём было около двух метров от носа до крестца. Камас торчал в залитом кровью боку — последний удар, пятый, пришёлся в сердце точно между рёбер.

Олег ощутил холод — разгорячённое боем и страхом тело остывало на ночном воздухе. Вместе с холодом пришло осознание боли, и мальчишка скрипнул зубами — в ногу, казалось, снова и снова вонзаются волчьи клыки. Джинсы были распороты, четыре рваные раны располосовали икру до кости. Кровь текла сильно, но нигде не бежала тоненькой струйкой и не выбразгивала фонтанчиком — значит, вены и артерии были целы. Но нога стремительно немела, а всё тело затряс озноб — тряслись руки, и Олег не мог заставить себя не лязгать зубами. Порадовался тому, что его не мутит и не тянет потерять сознание — таких ран он никогда не получал.

— Заткнитесь, — бросил Олег овцам. Невнятно — губы прыгали и казались чужими, как после неудачной драки. Из кармана джинсов достал моток бинта, пропитанного бальзамом, сдёрнул кожаную обёртку. Скрипя зубами, потянул вверх насквозь промокшую кровью брючину, а разорванную чуню сдёрнул вместе с ремнями. — У-у-у-у…

Нога от колена до щиколотки была как чужая. Олег наложил повязку — кровь унялась сразу — и, выдернув камас из трупа волка, сказал, вытирая лезвие о вереск:

— Лучше бы нам было разойтись, одиночка.

Волк молчал, равнодушно глядя на вереск, камни и небо над ними. Олег подобрал револьвер, взвёл курок и дважды выстрелил в это небо.

А потом привалился спиной к трупу волка и закрыл глаза.

…Гоймир нашёл его часа через полтора, не меньше, когда солнышко уже высоко взобралось в небо. Выехал рысью из-за каменной груды — не там, откуда прискакал Олег, держа самострел наготове. Вздыбил коня, соскочил, подбежал с обеспокоенным лицом к лежащему другу, но, увидев волка, остановился. Глаза расширились до размеров блюдца.

— Салют, — Олег слабо махнул рукой. — Присоединяйся, только сначала закажи петербургер и бутылёк колы. Лучше двухлитровый.

— Это Южак! — выкрикнул Гоймир, подбегая и с трудом приподнимая волка. — Он что, напал на овец?!

— Ага. И на меня, — Олег кивнул на свою ногу. Гоймир присвистнул:

— Й-ой! Порвал?

— Зацепил немного…

— Не то слово — «немного»! Посиди, я скорым-скоро коня подведу и подсажу.

Он опрометью бросился прочь, но вновь не удержался — оглянулся и ещё раз сказал:

— От да!

* * *

Первое живое существо, которое Олег воспринял, сползая с седла на руки ребят, была Бранка. Он услышал её крик, пробившийся сквозь гул кровопотери:

— Матерь Лада! Ну, Гостимир — жди добра!

— Чем он-то повиноватился? — весело спросил Гоймир, сбрасывая наземь тушу зарезанной овцы.

— Бухнул, что одного из вас волк порвал, а кого — так я его спину спросила…

— Мои страдания не в счёт? — почти всерьёз обиделся Олег. Бранка собиралась ответить, но подскочивший Морок завопил:

— Южак! Й-ой, ей-пра! Вольг, ты его?! Или Гоймир?!

— Вольг, — признался Гоймир. — Камасом под сердце…

— Й-ой!

Налетела толпа. Отбиваясь, Олег слабо кричал:

— Убивают! Автографы потом, приёмные часы с двенадцати до часу ночи! Ай! Не троньте ногу — волк не оторвал, а вы оторвёте!

— Доведу тебя, — Бранка подставила плечо. Олег оглянулся. Гоймир был занят рассказом, но Йерикка, прибежавший вместе со всеми, смотрел внимательно и сочувственно. — Цепляйся.

— Я тяжёлый, — ответил Олег. Девушка пожала плечами и решительно перекинула руку мальчишки себе через плечо:

— А я сильная. Случись — я бы тебя и нести смогла.

— Вот ещё, — фыркнул Олег…

…— Так вот где ты живёшь, — сказала девушка то ли одобрительно, то ли насмешливо. Олег поспешно сел на лавку — прямо на брошенные вчера вечером трусы — и ответил:

— Ага. Мне много не требуется.

— Ложись, — повелительно сказала Бранка, — ногу глядеть буду.

— Да она в норме, не надо… — попытался возразить Олег, но Бранка усилила напор:

— Ложись, кому говорю! Я в этом понимаю, — и от напора словесного перешла к напору физическому, ловко надавив на плечи мальчика. — Лежи.

Присохшая повязка отдиралась так больно, что у Олега на глазах выступили слёзы, и он почти не воспринял слов Бранки:

— Так-то норма у тебя?! Положил повязку и кинул — мол, заживёт, что на волке! Й-ой, дубины эти парни! Хирургический набор есть у тебя?

— У Славны… Эй, ты что, собираешься шить?!

— И кроить, — решительно выставила подбородок вперёд Бранка. — А то — лохмотья эти оставлять, так ли? Лежи.

Она почти бегом покинула комнату и вернулась через несколько минут, неся плевой хирургический набор, шёлк, бинты, тазик кипятку и кусок самой обычной клеёнки.

— А ты умеешь? — неуверенно спросил Олег, следя за её движениями.

— А у нас любая соплюха умеет. Я ещё не в лучших хожу.

— Это обнадёживает, — вздохнул Олег.

— Не трусь, — засмеялась Бранка, — не в лучших — не одно, что плохая!

— Ой, надеюсь…

Шила она в самом деле ловко и быстро, чуть выставив вперёд верхнюю губу. Было очень больно, раны горели, и Олег, наверное, завыл бы, делай это кто-то другой. А так — он смотрел на Бранку, не отрываясь, ощущал прикосновения её рук и терпел. И легче было терпеть всё — ножницы, обрезавшие кожу, иглу, протыкавшую тело и омерзительно тянущуюся сквозь живое шёлковую нить.

— Вот и добро, — удовлетворённо объявила Бранка, закончив накладывать свежую повязку. Денёк покоя — и плясать пойдём. Мазь-то свежая, любое затянет.

— Спасибо, — кивнул Олег, устраивая ногу удобнее. Жгучая боль отступала, на её место шла тупая, мозжащая, которую предстояло терпеть — болеутоляющих тут не придумали, а привозные — дефицит, только для боевых действий, а не для ерунды вроде охотничьих ран…

— Не про что… Я сейчас снесу всё в обрат и вернусь мигом.

Она ушла, а Олег не успел даже задуматься, для чего она вернётся, как в дверь буквально вломился Гоймир, неся на руках свежеснятую шкуру волка, уже начерно обработанную солью.

— Вот, — он бросил её — тяжёлую, влажную, пахнущую кровью — на пол рядом с лавкой Олега. — За тот подарок любая в племени на шею тебе повиснет. Княжеский!

Олегу показалось, буто его лицом ткнули чан с кипятком. Но он весело сказал в ответ:

— Ага. Здорово, Гоймир.

Вошедшая Бранка резко вскинула голову, свысока посмотрела на водителя. Смеясь, Гоймир указал на Олега:

— Починила его? Уж что, а это она умеет, Вольг!

— Это его? — присев, Бранка провела ладонью по белому меху, запустила в него пальцы — те утонули… Мальчишки переглянулись.

— Его, — ответил Гоймир. А Олег, холодея от собственной беспредельности, спросил:

— Можно я подарю эту шкуру ей?

— Бранке? — удивился Гоймир. — Так оно лучше своей…

— Мне так хочется, — настаивал Олег, и Гоймир недоумённо ответил:

— Пожалуй.

Олег, придерживаясь за край лавки, встал и поднял шкуру на руки — её концы свисали чуть ли не до пола.

— Возьми, — просто сказал он. И, прикоснувшись на секунду кончиками своих пальцев к кончикам пальцев Бранки — та вздрогнула, словно получив удар током и расширила вдруг ставшие какими-то беспомощными глаза — перебросил пышную тяжесть ей на ладони.

* * *

Праздник начался задолго до вечера. Казалось, что в племени внезапно появилось втрое больше молодёжи, чем было на самом деле — время давно подбиралось к полночи, а веселье и не думало кончаться. В рощах вокруг Логова горели костры, возле которых со смехом, песнями, выкриками кружились парни и девушки. Среди деревьев аукались ищущие друг друга и тихо перемещались к укромным местечкам парочки. Кто-то запалил костёр на скалах. Над водопадом — шум, смех, молодецкие выкрики и пушечный плеск, гром прыжков в воду. И надо всей долиной разливалась, перекликалась от костра к костру песня…

Перунов день. Рябиновая ночь папоротника, волшебного алого цветка. Ночь молодых, ночь дружбы и любви.

Лучшая ночь в году — светлая ночь, и не только потому, что белая…

… Олег ушёл в самый разгар веселья, потому что у него с начала праздника не было настроения. Нога вела себя нормально — ни одна больница на Земле не могла бы дать такого эффекта, как кусок льняной ткани, смоченный чудо-бальзамом из желчи снежищ. Вот просто надоели ему шум, вопли, музыка. Всё надоело.

Он разминулся с парой-тройкой весёлых компаний, искавших разноплановых приключений в рощицах вокруг — и вскарабкался постепенно на самую вершину скалы, откуда падал водопад. Тут росли под ветрами сосны — знаменитые сосны, от древесины которых отскакивал стальной топор, не очень высокие, жилистые и упорные, вцепившиеся корнями в камень. и отсюда было далеко видно.

Тут всегда дул ветер. Сегодня — из глубины материка в спину, резкий, влажный и ровный, какого не было внизу… Олег, прислушиваясь к его свисту в соснах, к немолчному грохоту водопада, неспешно шёл по гранитной, влажной от брызг скале, трогая ладонью смолистые, шершавые стволы. Вспомнился дуб около Ярмарочной Долины. Йерикка тогда, кажется, говорил, что и сосна — подходящее дерево. Попробовать, что ли? Да нет, от его тоски любая самая прочная засохнет.

Он крепко хлопнул ладонью по стволу, мимо которого проходил — и получил шишкой по голове.

Это его рассмешило. Потирая голову и улыбаясь, Олег вспомнил анекдот — про мужика, который увидел на улице колодец и, подойдя к нему, крикнул: «А!» — «Б!» — ответили из колодца. Мужик удивился и сказал: «В!» — «Г!» — гаркнули снизу. «Ни фига себе,» — пробормотал мужик. «А ты как думал?» — был ответ.

— А ты как думал? — спросил себя Олег, подняв шишку и точным броском отправляя её по камням — она запрыгала, сухо щёлкая, словно засмеялся кто-то маленький и злобный.

Олег, не глядя, сел, нащупав рукой камень. Повторил:

— А ты как думал? — и умолк, сделавшись частью окружающего его мира.

Но надолго погрузиться в нирвану не получилось, потому что почудился взгляд в спину. Олег выждал несколько секунд и обернулся.

Бор просматривался насквозь, а белая ночь северного лета была не темнее дня. Но сзади — пусто… Мальчик передёрнул плечами и решил вернуться — начинала уже чудиться всякая ересь.

— Чудесится и чудесится, — вспомнил он слова Алисы в Стране Чудес, поднимаясь на ноги и отряхивая джинсы — сзади они были мокрые. Звонкий, весёлый смех был ему ответом. Из-за большого валуна ловко поднялась девушка — и встала, уперев руку в бок и склонив голову к плечу. Олег узнал её сразу:

— Бранка!

Она кивнула и взмахнула рукой — одетая во всё новенькое, в накинутом на одно плечо плаще. Когда Бранка, продолжая улыбаться, пошла навстречу мальчику, Олегу показалось, что она парит в воздухе — так быстро и легко она ступала.

— Испугался? — чуточку насмешливо спросила она, садясь на камень.

Олег оперся ладонью о ствол дерева.

— Я почувствовал, что тут кто-то есть… А как ты здесь?

— Я шла за тобой, — призналась Бранка. Вроде бы смущённо, а вот глаза из-под волос сверкнули лукаво. — Ты не сердишься?

— Нет, — пожал плечами Олег, — дороги никому не заказаны.

Бранка посмотрела уже немного сердито:

— А что ушёл-то? Было скучно? У вас, стало, не так веселятся?

— Вообще-то похоже, — возразил Олег. — И не скучно мне стало, а так… взгрустнулось.

— За дом? — понимающе спросила Бранка, глядя снизу вверх на рослого, прямо стоящего Олега.

— По дому? — переспросил Олег. — Может быть… не знаю… Послушай, идём погуляем у водопада? Если уж тебе меня жалко…

— А пойдём, — Бранка легко поднялась на ноги.

Они медленно и молча пошли, петляя между сосен. Бранка жевала сосновую иголочку и не спешила заводить разговор. Олег подумал, что она — редкое исключение, почти не расспрашивала его, как живут на Земле. Может быть, потому что её и так с ним… хорошо? Эта мысль была тёплой и радостной.

— Котёл Мораны, — Бранка вдруг ловко прыгнула на большой камень, протянула руку. — Гляди, Вольг.

Олег встал с ней рядом. Водопад ревел совсем близко, воздух был перенасыщен влагой. Пена, похожая на взбитые сливки, кипела далеко внизу, под медленным, тяжёлым падением многотонных тёмных струй. Ещё дальше лежало Логово.

— Нас оттуда, наверное, видят! — перекрикивая водопад, сказал Олег.

— Ну и беды? — Бранка нагнулась над водой, и мальчишка схватил её за плечо. — Ты что? Не упаду, Вольг.

— Отвечай потом за тебя, — смущённо сказал Олег, не выпуская её плеча. Бранка смотрела ему прямо в глаза:

— Синьцы посадишь.

— Извини. — не отводя взгляда и не отпуская её, ответил Олег.

— Пустое…

— Бранка, — позвал её Олег, словно она уходила. — Сегодня ночь, когда можно найти папоротник.

— Да, — шевельнулись её губы.

— Если бы я его нашёл — я бы пожелал одного. Чтобы ты всегда была со мной, Бранка.

— И я, — произнесли губы, — и я так же, Вольг.

— Иди ко мне, — попросил Олег. И потянул к себе эти лучистые глаза, эти полураскрытые губы, это огромное счастье — не думая уже ни о чём и ничего вокруг не замечая…

… Не заметили они и Йерикку, который, появившись у крайней сосны, споткнулся и несколько мгновений стоял неподвижно, глядя на своего друга и девушку второго своего друга. А потом, круто повернувшись, пошёл вглубь сосняка, где долго, выхаркивая ругательства на нескольких языках, рубил кусты, пока особо прочный стволик молодой сосёнки не вышиб серебристое лезвие у него из ладони, вывернув кисть. Тогда, плюнув, Йерикка рухнул на камень и, свесив руки между колен, застыл. Кисть опухала и болела, но парень очень мало ощущал это…

… Олег вернулся в город утром. В нижнем этаже заведения Славны, куда он направился сразу же, сидели несколько стариков из ранних пташек, да за двумя сдвинутыми столами тихо бушевала до предела загулявшая молодёжная компания. Олега заметили, замахали руками, за-голосили. Он махнул в ответ, взял с прилавка кружку с пивом, мясо с чесноком, хлеб и подсел к столам.

— Разошлись почти все? — осведомился он. Рван кивнул:

— Остатние гуляют.

Похоже было, что он несколько косой — то ли от хмельного, то ли от ночи. Остальные выглядели так же — весёлые, с блестящими глазами, шумные.

Олег внезапно обнаружил, что ему больно есть. А секундой позже это обнаружили и горцы.

— Й-ой, губы-то опухли!

— А вот он где ночь-то высиживал! А его сыскивали!

— Скольких обцеловал-то?!

— Смотри, городской, не май наших!

— Да отзыньте от него, пусть сил набирается, ему то самое дело сейчас!

Олег заставил себя жевать, уткнувшись в стол. Горцы подшучивали беззлобно и не имели в виду ничего определённого, но великолепная копчёная свинина, которая на Земле продавалась бы не иначе как в у.е., превратилась в опилки, а потом потеряла и этот вкус — Олег подумал о том, что они с Бранкой всё-таки не смогли друг без друга… а дальше что?

… Казалось бы — ну, целовались, ну и пусть, что такого? Но дело было не в поцелуях, а в словах, сказанных друг другу над водопадом. Каждое из них могло зарезать Гоймира не хуже камаса… нет, финки наёмногоубийцы, потому что было таким же предательским.

«Неужели, — с отчаяньем подумал мальчик, — каждое счастье — это чьё-то несчастье?!» Есть он не мог — допил пиво и поднялся на ноги.

— Пойду высплюсь, — бросил он уже на ходу не собиравшейся расходиться компании. И у самого входа, поворачивая наверх, к себе, нос к носу столкнулся со входившим Гоймиром.

— Куда тебя Кулла унёс? — удивился горец. — Я искал, искал — ночь насквозь.

«Точно — Кулла.»

— Гулял, — Олег сглотнул, перебивая вкус лжи, похожий на вкус мыла, во рту. — А что?

— Да ничего, — удивился Гоймир. — Не в лад ты какой-то.

— Спать хочу, — с трудом сказал Олег, отчаянно подумав, что раньше он врал лучше — не иначе, как этот проклятый мир его отравил… или просто дело в том, что НИКОГДА в жизни не приходилось ему врать по такому поводу…

— Спать? Дело, — одобрил Гоймир. — Одно погоди, я пиво возьму, сговоримся про встречу и разойдёмся. Я мигом.

— Подожду, — вяло сказал Олег и прислонился к косяку, ожидая, когда Гоймир, взяв кувшин с пивом, вернётся к нему. Они вышли на пустынную улицу… и в них почти врезался Йерикка.

— Кровь Перунова! — Гоймир едва не выронил пиво. — А с тобой-то чего?!

— Вы?. — Йерикка метнулся взглядом с одного на другого, грудь его вздымалась, словно он нёсся от границ долины. — В… а?!

— Красно говоришь, — одобрил Гоймир. — На, промочи глотку, — он протянул рыжему горцу кувшин. Йерикка сделал несколько глотков, держа кувшин левой. — С рукой-то что?

— Повредил, — Йерикка вытер губы рукавом, снова приложился, вернул кувшин Гоймиру.

— Всех как смело куда-то — тебя, Вольга, Бранку, — Гоймир принял кувшин. Йерикка поперхнулся не проглоченным пивом и почти с ужасом уставился на друзей. Олег всмотрелся в его лицо и понял одно: «Видел.» А Гоймир, почувствовав неладно, свёл брови:

— Что-то… — неуверенно начал он. — Недоброе что, Йерикка? Вольг?

— Ничего, — Йерикка быстро овладел собой. Но Олег — Олег больше не мог терпеть. Это было всё равно что идти по тёмной аллее, слышать сзади шаги и не иметь сил оглянуться. Загремела в висках кровь, во рту стало кисло, и Олег, почти не слыша себя, сказал деревянно:

— Гоймир, мы с Бранкой любим друг друга.

Гоймир, смотревший на Йерикку, вздрогнул, как вздрагивают люди, убитые в спину — застывают, потом силятся обернуться, пытаясь понять, кто убил их… и падают. Падают. Но то враги, а сейчас он убил друга — в спину.

В тот миг он бы всё отдал, чтобы вернуть время на секунду назад — В КОГДА это ещё не было сказано.

Со странным хлопком разбился о землю кувшин с пивом. Олег увидел глаза Гоймира — внимательные и непонимающие, как у глухого, старающегося понять речь собеседника по губам. И каменное лицо Йерикки — маску Равнодушия из греческого театра, неподвижную, лишь глаза тоже живые, и в них разом столько всего…

— Не мыслю, — улыбнулся Гоймир. И тут же: — Вот как оно…

Йерикка всё с тем же спокойным лицом напрягся, явно готовясь разнимать драку всеми доступными способами — пока не убили или не изувечили друг друга. Но мальчишки даже не пошевелились. Лишь Гоймир не просто бледнел — его кожа становилась какого-то зеленоватого оттенка, а лицо — страшным, как у мертвеца. Потом он что-то неслышно сказал.

— Гоймир, — Олег покачал головой, — я виноват… очень… но…

— Виноват? — тихо произнёс Гоймир и поднял руки со скрюченными пальцами. Олег сделал шаг назад — и водитель просто с силой пнул его в пах подъёмом ноги, круто повернулся и стремительно зашагал прочь.

Молча открыв рот, Олег встал на колени, зажимая ладонями промежность.

— Йоо-о-о-о… — выдавил он. Глаза побелели от боли.

— Вообще-то он не так уж неправ, — безжалостно сказал Йерикка, подавая Олегу руку. Тот с трудом встал, сё ещё сгибаясь и придерживая больное место. — Скажу откровенно — ты долбо…б, брат наш с Земли.

— Иди на… — Олег не договорил и взорвался: — Если он вздумает дёрнуться на Бранку тоже — я его урою, похороню на хрен!

— Не шуми, — предостерёг Йерикка. — Ты лучше подумай, что будет с тобой. Вот придурок… Олег, а что она?

— Я тебе уже говорил, — с вызовом ответил Олег, — любит она меня!

— Да я и не сомневался, — вздохнул Йерикка, — я отчётливо вижу, что это точно п… ц.

— Не матерись, — поморщился Олег, — и где только выучился?

— А по книгам, — охотно просветил Йерикка. — Да и не скажешь точней… Зрак Кощеев, что же вы будете делать, если мне отлучиться придётся?

— Громоотвод, блин, — ядовито сказал Олег. — Ой, ну и больно…

— Пошли, — вздохнул Йерикка. — До комнаты тебя провожу. Тебе теперь охрана нужна. Круглосуточно.

* * *

Олег проснулся около полудня и какое-то время лежал в постели, потягиваясь и жмурясь. Обычно этого он себе не позволял, вставал сразу… но сейчас решил, что такой день, как вчера, бывает раз в жизни — во всех отношениях. Даже не в году, как день рождения или Новый Год. Как ни странно — настроение было вовсе неплохое. Может быть, потому что по сравнению с подвешенным состоянием, в котором Олег жил довольно долго, любое другое положение кажется полным кайфом.

Тихо-тихо было в доме. Правда, Олег последнее время жил тут не один — кров Славны делили с ним человек пять делегатов от разных племён, которые вроде бы не собирались съезжать. Но от них беспокойства и шума было ноль — они приходили только ночевать.

— Сегодня можно никуда не торопиться, — громко сказал он вслух. И вдруг отчётливо ощутил, до чего устал за прошедшие два месяца и как это приятно — просто поваляться, никуда не спеша и отодвинув все заботы.

Отчётливо вздохнув, Олег закинул руки за голову и неожиданно вспомнил сон, который видел перед самым пробуждением. Хороший сон, в котором они с Бранкой шли сначала по лесу на Эльдорадо, а потом он привёл её домой — знакомиться с мамой и отцом, и Бранка им понравилась. Они вместе сели за стол… Олег негромко засмеялся — сейчас ему казалось, что всё на свете хорошо, а плохое если что и есть, то скоро утрясётся.

По дому тихо ползли запахи готовящейся еды. Пахло чем-то вкусным и знакомым. Олег, всё-таки поднявшись и завершив утренний туалет, сбежал на кухню вниз, похлопывая ладонью по перилам.

— Доброе… — начал он с порога и осекся в радостном изумлении.

Улыбающаяся Бранка повернулась ему навстречу. На огне тушилось мясо с овощами и… жарилась картошка! Не иначе как из запасов, закупленных у анласов на ярмарке.

— Добро тебе! — весело сказала девчонка.

— Мамочки, это мне? — в тихом восторге спросил Олег.

— Зашла кормить тебя, — Бранка кивнула на стол. — Садись вон…

Олег подошёл к столу, уселся, переставив босые ноги с холодных, только что окаченных колодезной водой досок пола на перекладину под столом. С ходу задал вопрос:

— Погуляем потом на пустошах? Когда поедим? Я решил сегодня бездельничать.

— Погуляем, — без раздумий ответила Бранка и, прихватив сковородку с картошкой, поставила её на чугунный кружок. — Вот, попробуй. Не знала, сладится ли…

…сказать по чести, до той поры Олег на пустошах ни разу не был по-настоящему, хотя и исходил их вдоль и поперёк. А в них оказалась хмурая, сумрачная красота — такая же, как в высоком холодном небе и насквозь прозрачных сосновых борах. И, поглядывая на Бранку, шагавшую рядом, Олег подумал, что люди похожи на те земли, в которых живут.

Они бродили пустошами целый день, временами останавливаясь, чтобы отдохнуть, выкупаться, поесть захваченных с собой пирогов с мясом, просто полюбоваться на красивые места. И лишь когда ярко-ярко загорелись в небе звёзды, а солнце опустилось к самому горизонту, Бранка запросилась домой. Хороший, бездумный и беззаботный день кончался.

Они выбрались на древнюю дорогу, ведущую через болота — прямую и пустынную, выложенную ровными, плотно подогнанными квадратами алого и серого гранита. Олег уже знал, что дорогу проложили много веков назад южане, пришедшие покорять горцев — от их короткого владычества немало осталось в северных горах разных построек, словно не-подвластных времени.

Слева вёрстами лежали вересковые луга. Справа чернели торфяные болота — мрачные, с проплешинами островов, заросших верещатниками. Резко, гулко, уныло кричала выпь.

Олег и Бранка шли плечо в плечо молча. Они устали и наболтались за день, но и в самом молчании крылось то, что их объединяло — навек. Молчать с тем, кого любишь — тоже здорово… Над чёрными болотами низко пролетела пара больших, похожих на гусей, птиц — но это были не гуси, а одна из местных пород, добавочно напоминавших Олегу, что он не дома.

— Самострел надо было взять, — вздохнула Бранка и вгляделась вперёд: — Видь, кого несёт навстречу.

— Болотник, — пошутил Олег. — Хочет отбить тебя у меня. Но я не отдам.

— Мужчина, человек, — на полном серъёзе возразила Бранка.

— Изворотень, значит, — продолжал посмеиваться Олег. Бранка остановилась и сердито сказала:

— Будет тебе басни перебирать, накличешь… Что-то мне не по себе.

— Да просто ветер неуютный, ещё и от болот чудится разная ересь, — успокаивающим тоном сказал Олег. — Кто-нибудь из города идёт на торфяники.

Но и ему внезапно стало как-то жутковато. Действительно, в приближающейся фигуре было что-то жуткое… даже потустороннее. Теперь уже ясно различалось, что это и правда мужчина — ветер с болот шевелил тяжёлый плащ и волосы, на бедре качался меч, слышно было уже шарканье чуней по плитам, и звук этот жутковато-отчётливо разносился в тишине болот, сливаясь с посвистыванием ветра. Человек приближался не то чтобы быстро, но как-то… неотвратимо, что ли.

С болот наползал туман, и Око Ночи, стоявшее в небе, делало белую ночь ещё светлей. И тут-то Олег узнал Гоймира. Да, им навстречу шёл Гоймир Лискович — и Олег, честное слово, предпочёл бы встречу с любой болотной нечистью. Впрочем, лицо Гоймира было едва ли не страшнее лица злого духа: скулы каменели желваками, глаза золотились искорками гнева.

Бранка обо всём догадалась раньше Олега — и, буквально закрыв собой мальчишку, крикнула:

— Стой, Гоймир! Родом тебя заклинаю — стой, не влезай!

Олег ещё ничего не понимал. Но Гоймир, не останавливаясь, выдернул из ножен присвистнувший меч и продолжал идти, словно на пустое место — округлый плоский кончик широкого к рукояти узорчатого лезвия тускло мерцал, глядя в горло Бранке.

— Гоймир, ты чего? — Олег сделал шаг в сторону и вперёд, но Бранка отбросила его в сторону с неожиданной и ловкой силой, надрывно крикнув:

— Вольг, он ведь убивать тебя идёт!

— Бред, — сказал Олег. Но неуверенно. Уж больно СТРАШНО шёл Гоймир. Остановившись в каких-то трёх шагах, горец сказал тусклым, мёртвым голосом:

— За спину её прыгнул, городской? Одно выходи и давай драться, враг.

А то быть убиту не одному тебе — но и её сведу… а потом — себя.

— Не понял, — сказал Олег, перемещаясь — а Бранка перемещалась перед ним, словно блокирующий защитник в баскетболе, следя за Гоймиром, как за диким зверем, — объяснись, — но голос Олега стал жёстким.

— Что понимать-то? — левой рукой Гоймир достал камас. Щита-налокотника у него не было. — Любил я девушку. Любила и она меня. Потом стало — ты пришёл. Думал я — друг пришёл, добрый друг. Но не стало друга, и суженой моей не стало. Убивать я тебя хочу, Вольг.

— Что ты плетёшь? — Олег положил ладонь на плечо Бранки.

— Дерись, — откликнулся Гоймир.

— Я не хочу драться, — покачал головой Олег.

— Трус, запечина! — оскалился Гоймир, и в его оскале ярости и горечи было поровну.

— Думай, как знаешь. — ровно ответил Олег. — Я с тобой драться не стану.

— Трус! — повторил Гоймир. — Не то себя — её! — резкий кивок на Бранку, похожий на выпад атакующей змеи, — и то защитить не станешь! Свою… соложу!

Бранка слабо ахнула. Так ахает человек, в которого неожиданно попадает пуля — и он успевает лишь удивиться произошедшему. Не ужаснуться смерти, а удивиться. Беспомощный, слабый звук…

Олег достаточно хорошо разбирался в тонкостях здешнего — похожего на русский, но всё-таки не русского — языка. И понимал разницу между «супругой» — той, с кем сопрягаешься, с кем тащишь по жизни воз общей судьбы, кому подставляешь своё плечо — и «соложей» — той, с кем делишь ТОЛЬКО ложе. И всё. Которая нужна лишь для удовлетворения инстинктов. В мире Олега слова виделись, как через залитое дождём стекло — размытые, искажённые, утерявшие смысл — там придумали красивое слово «любовница».

Здесь слова были прямы и жёстки, как лезвие меча. И так же отточены. И так же ими можно было убить.

… Бранка отлетела на обочину, едва удержавшись на ногах. В руке Олега сверкнул меч.

— Не смей её оскорблять, падла! — прохрипел Олег, левой доставая камас.

Гоймир отскочил, скалясь:

— Оно лучше!

Неизвестно, хотел ли он вправду убить Бранку, но своего добился. Олег стоял напротив него с оружием в руках — почти такой же злой.

Смерть. Смерть для одного из тех, кто называл себя друзьями. И Бранка больше ничего не могла предпринять — подняв руки к подбородку, она съёжилась на обочине, отчаянно следя за движениями мальчишек.

Они кружили, вышагивали — медленно, вкрадчиво — по камню друг напротив друга. Ни один удар ещё не был нанесён. Мальчишки почти пластались по дороге, карауля движения противника. Ещё месяц назад у Олега не было бы шансов. Но сейчас дела обстояли немного иначе.

Ярость подвела Гоймира. С коротким хриплым криком он метнулся вперёд, целя мечом в бедро, а камасом — в горло Олега. Тот подскочил как мог высоко, ударил Гоймира ногой в плечо, мечом отбил камас. Гоймир отшатнулся, отбежал на несколько шагов, сохраняя равновесие, крутанул перед собой, проверяя, как его слушаются руки, восьмёрки в обеих плоскостях. Прорычал:

— Бейся! — и снова рванулся вперёд, занося меч для убойного удара наискось в плечо. Скользнув по клинку Олега, вскинутому навстречу, лезвие ударилось о небольшую медную гарду — тут её называли «огниво» — и отскочило. Брызнул фонтан искр…

Если честно, Олег всё никак не мог поверить, допустить, что ему надо сражаться в полную силу.

Камас мелькнул вдоль бедра Олега — в самый последний момент мальчик сменил ноги в стойке и ударил Гоймира в скулу кулаком с зажатой рукоятью меча, как кастетом. Удар наверняка свернул бы Гоймиру челюсть и вышиб из него сознание, но горец — воин и потомок воинов! — выскользнул из-под неожиданного выпада. Рысья морда на рукояти меча Олега разорвала Гоймиру кожу на скуле, брызнула кровь — Гоймир отскочил волчком, описав вокруг себя смертельный кокон обеими клинками и застыл на широко расставленных ногах, не пытаясь вытереть кровь и не сводя глаз с Олега. А тому вдруг вспомнилось из «Василия Тёркина»:

Да нет же, не может быть! Но меч горца словно независимо от руки, сам по себе, скользнул вперёд в открытом колющем фехтовальном выпаде. В том самом, который как-то показал Гоймиру Олег… Прямо в грудь… Тот машинально отмахнулся камасом — и ощутил острую боль в левом плече. Вскрикнув, Олег скосил глаза… и увидел, как из его тела быстро, по-змеиному, выскользнул камас Гоймира. Вокруг раны на ковбойке расползалось тёмное пятно, и Олег выронил камас — просто пальцы сами разжались.

Бранка закричала, словно ранили её. Олег пятился, мечом отбивая удары горца с обеих рук — тяжёлые, неистовые, наполненные злой силой. Да, Гоймир хотел его убить. Бешеное лицо его словно плавало в каком-то дурнотном тумане, на белых губах пузырилась густая пена.

Второе ранение Олег получил вновь камасом — в правый бок. Боли почти не было, но острое жжение подсказало ему, насколько серьёзно его задело в этот раз. Рана не кровоточила, и это только подтвердило опасность. На этот раз Олег отплатил немедленно — меч ткнул Гоймира под рёбра слева, скользнул по ним и раскроил одежду и тело до подмышки. Гоймир словно и не заметил этого — бросившись на клинок, он обрушил свой меч на голову Олега с диким, выворачивающим нутро воем. Олег успел вскинуть оружие, но сила отвесного удара была такова, что Олег не удержал защиту. Впрочем, меч Гоймира отклонился — вместо того, чтобы раскроить Олега до пояса, ударил плашмя.

Ноги мальчишки подкосились, перед глазами всё смешалось — и он рухнул навзничь к ногам Гоймира.

Но через секунду лицо горца из бешеного стало удивлённым — Гоймир повалился ничком, не выпуская из рук оружия. Бранка, округлив глаза, стояла над ним, держа в руке увесистый булыжник.

— Ты… — Олег с огромным трудом приподнялся на локте. — Ты его убила?

— Не знаю, — Бранка выронила камень, но голос её звучал твёрдо. — Он бы тебя не сжалел.

Олег вспомнил лицо Гоймира и, мысленно вздрогнув, согласился с Бранкой: убил бы. Точно. Ему и сейчас было определённо скверно — в ушах шумело, тело каким-то образом ухитрялось раскачиваться так, что тошнило, словно при корабельной качке.

— Идти… идти можешь? — голос Бранки доносился глухо, словно через вату. Олег нашёл в себе силы пошутить:

— Если не смогу — прирежешь?

— Вольг, не к месту шутишь, — голос Бранки стал умоляющим. Мальчишка хотел произнести что-нибудь назидательно-ободряющее, но вместо этого искренне и без испуга произнёс угасающим голосом:

— Ты знаешь, а я, кажется, умираю… — и он распластался на дороге.

Бранка никоим образом, к счастью, не впала в панику — хотя вообще-то обстановка к этому располагала: одна на пустынной дороге рядом с двумя потерявшими сознание парнями, один из которых истекает кровью, а второй вот-вот очнётся и прирежет первого.

Бранка много раз делала вещи, которые девушке делать не полагается по меркам не только мира Олега, но и здешних мест. Она была сильной, закалённой и не раз проходила по пять-десять вёрст, неся на плечах двухпудовую овцу. Олег весил пуда четыре, но и до города всего пара вёрст…

Оторвав рукава у рубашки (вспомнилось, она уже делала это, когда отдала этому парню свои чуни!), Бранка туго и быстро перевязала раны мальчика, который так и не пришёл в себя, а потом тяжело, но уверенно взвалила его на плечо — на подушку из плаща — стараясь не разбередить раны. Вздохнула, собираясь с силами, призвала на помощь всех богов… Бранка уже решила попросить Гостимира пару дней побыть дома — на тот случай, если Гоймир снова явится выяснять отношения. Поморщилась, представив себе лицо брата — они же с Гоймиром друзья! Но в Гостимире Бранка была уверена — не откажет…

Всё это она думала, уже шагая по дороге. Светловолосая голова Олега раскачивалась в такт шагам девушки, и она вдруг испытала прилив острой, почти болезненной нежности.

— Ты не умирай, — сказала она, прикоснувшись губами к этим мягким волосам. — Лада, сделай так, чтоб не умер он. Не то уйду за ним. Уйду — вот слово… — и, продолжая шагать, тихо заговорила старинное заклятье на счастье:

… Гоймир провёз щекой по камню, задавил в себе стон и сел, оглядываясь вокруг. Он был один, голову раскалывала боль. Прикоснувшись к волосам, мальчик ощутил тёплую липкость и острую вспышку всё той же боли…

— Она сзади била, — сказал Гоймир и удивился тому, как дико звучит его голос. — О боги… сзади била… — в голосе прозвучало недоверие. Он снова тронул голову и посмотрел на пальцы, а потом — засмеялся горьким, стонущим смехом, внезапно отчётливо поняв, насколько была нелепа его затея. Даже если бы он убил Вольга — что дальше? Бранка возненавидела бы его. А убить ЕЁ он не смог бы никогда, он лгал себе и Олегу.

Жизнь превратилась бы в сплошную муку мученическую…

А сейчас? Встретивший свою пятнадцатую весну, Гоймир во многом жил моментом, и ему казалось, что тоска и боль будут сопровождать его до конца жизни. От этого можно избавиться, если…

Он посмотрел на лежащий рядом камас и, подняв его, повернул остриём к себе, целя в живот. Один точный удар на всю длину лезвия… недолгая вспышка боли… покой.

В следующую секунду он выронил оружие, тонко зазвеневшее на камне — словно камас заплакал. И в ответ ему заплакал сам Гоймир. Задыхаясь, судорожно всхлипывая, покачиваясь и не вытирая льющихся по лицу слёз.

Нет, он ни на секунду не испугался смерти или боли. Он боялся своей трусости — убить себя сейчас и было бы — трусость. Но, чтобы жить — казалось Гоймиру — нужны будут какие-то запредельные силы…

* * *

Небольшая, уютная комната неопределённо, но отчётливо принадлежала девушке. Лежать было удобно — похоже, не лавка под ним, а настоящая кровать с периной. Вот только голова начинала кружиться при любом движении. Лёгкое одеяло мешало видеть самого себя — Олег, неуверенно выпростав руку, откинул его.

Бок плотно закрывал бинт, слегка пахнущий уже знакомой мазью. Плечо тоже забинтовано. Олег осторожно повозился — кроме головокружения не было никаких неприятных ощущений. Похоже, он долго уже валяется без сознания, а его в это время починили…

Стараясь не делать резких движений, Олег устроился удобней и удовлетворённо вздохнул при мысли, что остался жив. Взгляд его бездумно скользил по окошкам, резному столику, половикам на полу, ковру с красивым орнаментом на стене, двум большим сундукам в углах, белёному печному боку… За косым оконным переплётом дул ветер, и Олег, поёжившись, натянул одеяло и спокойно уснул…

… Второй раз он проснулся от тихого смеха и лёгкого прикосновения ко лбу.

— Бранка, — сказал он радостно, ещё не открывая глаз. И широко распахнул их.

Бранка сидела рядом на табурете, держа на коленях поднос с дымящимися чашками. Склонив привычным милым жестом голову к плечу, она улыбалась:

— Проснулся наконец.

— Как я тут оказался? — задал Олег естественный вопрос. — И что с Гоймиром?

— Живой, — равнодушно ответила Бранка. — А тебя я… привезла, так-то.

Она решила не говорить «принесла», зная, что парень может оскорбиться — они привыкли считать себя самыми сильными, ловкими, умелыми. Но Олег, как оказалось, думал о другом:

— Бранка… — он замялся, — тебе его не жаль?

— Кого? — девушка осторожно повернула поднос.

— Гоймира, — нетерпеливо пояснил Олег. Глаза Бранки сузились:

— А знаешь, что он за малым тебя не убил?! Из тебя крови вылилось, как из телка порезанного, он тебе потроха вспорол, я сама не управилась, Йерикку покликала, мы в ту ночь до утра тебя у Белой Девки отбивали!

Она говорила горячо и быстро. А Олег всё равно не мог — вот глупость-то?! — разозлиться на Гоймира. Скорей жалел его и чувствовал себя немного виноватым, потому что Бранка сидела около НЕГО и жалела ЕГО. Подумав об этом, Олег протянул руку и кончиками пальцев коснулся губ девушки. Бранка умолкла, растерянно и почему-то умоляюще глядя на него. В светёлке повисла странная, напряжённая тишина. Улыбнувшись, Олег убрал ладонь от лица Бранки:

— Что ты принесла?

Девушка вздрогнула — словно проснулась.

— Й-ой, забыла!. Вот тут жидель одна… суп да чай, тебе другого временем нельзя… ешь вот.

— Покорми меня, — жалобно сказал Олег. — Я лежу весь израненный, только язык и ворочается… и, может быть, даже совсем больной…

— Одно и отваги у парней, что воюют, — фыркнула девушка, аккуратно переставляя поднос на одеяло, — а потом плачутся да стонут… Открывай рот-то, быть так, покормлю с ложечки, а там повязки сменю…

— Бранка, — тихонько сказал Олег, приподнимаясь, — я тебя люблю.

— Я знаю. — на миг прикрыла глаза девушка…

…Гостимир не удивился, когда Гоймир переступил порог дома. Скорей уж ему стало тоскливо. Но он поднялся из-за стола, за которым чинил рогатину и приветливо сказал старому другу и неудавшемуся шурину:

— В гости? Проходи.

— Этот… — Гоймир словно задохнулся. Голова у него всё ещё была перевязана, хоть и прошло три дня — крепко его Бранка приложила. Рука сжимала меч. — Этот, — с трудом повторил он, — тать у тебя?

— У нас Вольг, — Гостимир выделил слово «у нас», — дома.

Он умолчал, что Олег — в светёлке Бранки. Но Гоймир, похоже, и сам догадался. Тёмный румянец хлынул у него по щекам, словно дурная вода, глаза вспыхнули. Больше ничего не говоря, Гоймир шагнул ко всходу, но Гостимир поставил ногу на ступеньку:

— Не надо тебе туда. Добро?

Гоймир неверяще посмотрел в глаза Гостимиру. Будь он поспокойней сейчас — увидел бы в них острое нежелание ссоры и сочувствие. Но сейчас видел он только ногу на ступеньке…

— Пусти, — выдохнул он запалённо.

— Не надо тебе туда, — терпеливо сказал Гостимир.

— Я одно войду! — Гоймир шагунл назад, и меч с шипением полез из ножен, словно радуясь свободе.

— А и то, — спокойно согласился Гостимир, — ты рубиться горазд, мне — куда. Войдёшь.

Шипение повторилось и завершилось стуком — меч скользнул обратно.

— Род, — вырвалось у Гоймира, — так мне что оставили — смерть?

— Пойдём, попьём квасу, — предложил Гостимир, словно и не было ничего. — И не вини их, — он указал глазами наверх. — Помнишь, как сказано было: тот, кто чужую любовь убивает, собственную душу убивает. Так уж выбралось. Не прикажешь.

— Была у меня душа — она, — ответил Гоймир. — А часом нет у меня души — одни головни стылые…

— Кидай добро вперёд — оно тебя там подождёт, — Гостимир положил ладонь на спину друга. — А Вольг — парень добрый. Ты прости, но осталось тебе без злобы счастья им желать — по-достойному.

— Нет, — Гоймир повернулся и пошёл к выходу, ступая чунями так, словно они были сделаны из свинца. У самой двери обернулся, взялся рукой за косяк — выступили на тыльной стороне ладони струны сухожилий. — Не желаю я его им. Нету мочи желать.

И — вышел, чиркнув ножнами.

Гостимир, посвистывая сквозь зубы, смотрел ему вслед. Потом подошёл к двери, провёл ладонью по косяку. И свистнул уже громко, изумлённо.

В косяк, сколоченный из местной плотной, кручёной ветрами сосны были глубоко впечатаны, словно зубья капкана, следы пяти человеческих, когтями разведённых гневом — пальцев.

* * *

На шестые сутки после ранения Олег вовсю трескал твёрдую пищу и мечтал разбогатеть, наладив поставки отсюда того же бальзама. Но больше своего выздоровления удивляло его отношение к происходящему окружающих — в том числе — семьи Бранки. Они ничуть не сетовали на то, что он порушил намечавшуюся родственную связь с будущим князем. Похоже, Бранка не привирала, когда говорила, что девушки тут сами выбирают, с кем быть и кого бросать.

Часто заходили ребята. Но больше всего обрадовался Олег, когда зашёл Йерикка. Усевшись на табурет, пододвинутый ногой, скрестил руки на рукояти поставленного между ног меча и долго изучал Олега. Ясно было, что новостей от него не дождёшься, зато сейчас будут точно описаны моральный облик и трудное, короткое будущее Олега.

Угадал. Йерикка шевельнулся, сел удобнее и сказал:

— Тут в одной вёске есть двое мужиков. А прозванья у них — Преступляк и Кровопущенко… Ну, фамилии, по-земному.

— Ты к чему это? — напружинился Олег.

— Вот я и думаю, кто из вас кто. Судя по всему, Преступляк ты. А Кровопущенко…

— Ладно тебе, — рассмеялся Олег. Йерикка вдруг с интересом спросил:

— Слушай, а ты понимаешь, что Гоймир тебя чуть не убил?

Ответом был удивлённый взгляд — Олег о том и думать позабыл. Йерикка громко расхохотался, откинув голову:

— Да, Олег, я бы хотел иметь такого…

— Друга? — серьёзно спросил Олег. Горец посерьёзнел и покачал головой:

— Да нет, друг у меня вроде уже есть… Я бы не отказался от такого младшего братишки, как ты! Жаль, что расстанемся…

— Может, ещё и встретимся, — Олег подмигнул. — Приедешь к нам, и мы с тобой Думу разгоним на х…р.

— Можно, — легко согласился Йерикка, не уточняя, что это за Дума и за что её разгонять. Олег продолжал развивать планы:

— И девчонки у нас тоже ничего.

Йерикка почему-то смутился. А Олег уже осторожно спросил — словно тропку на болоте нащупывал:

— Значит, ты на меня не сердишься, что… ну, короче…

— Я? — Йерикка поднял брови. — Погоди-погоди, а почему Я должен сердиться?

— Ну, ведь ты же меня предупреждал, — пожал голыми плечами Олег.

— Именно ПРЕДУПРЕЖДАЛ, а не бегал за тобой с мечом, чтобы заставить отказаться от Бранки. Ты выбрал? Выбрал. Теперь пожинай плоды своих грязных деяний… а мне на тебя сердиться не за что.

— Очень приятно слышать, — улыбнулся Олег. — Только… как с Гоймиром?

— Э, а вот это тоже твои проблемы, и тут тебе никто не поможет.

— А ещё друг, — с деланной обидой ответил Олег, но Йерикка не принял шутки:

— Драться вместе с тобой, закрыть тебя от пули или клинка, веселиться или вынести с поля боя, грустить или странствовать — это пожалуйста… и не только я. Но любовь… любовь, Олег, это такая стервозная штука… она только для двоих. И все проблемы, с ней связанные — тоже. А иначе это уже не любовь. — и Йерикка пропел:

— Слышал такое?

— Не-ет… — медленно ответил Олег. — Эрик, а у тебя есть девчонка?

— У меня? — Йерикка поднялся. — Ну, выздоравливай. Пойду, мне сегодня на поля.

Он очень быстро вышел, даже не пожав руку и оставив Олега в полнейшем недоумении — то ли обиделся, то ли что-то вспомнил, то ли просто не захотел ответить, то ли правда опаздывал?.

… Этим вечером Олег не мог уснуть. Он лежал в постели, положив под одеялом ногу на ногу и откинув голову на подушку. За окном висел искривлённый, разбитый ковш Большой Медведицы — Лося по-здешнему. Где-то снаружи смеялась девчонка — счастливо, взахлёб, как смеются лишь в юности. Ей отвечал неразборчивый, грубоватый мальчишеский басок — и вот смеются уже двое.

— Бранка, — вслух сказал Олег.

— Да?

Он вскинулся. Бранка стояла у дверей в своей обычной позе — головой к плечу, одетая в «уличные» рубашку и штаны, босиком, без пояса.

— Как ты, болезный? — весело спросила она, подходя и садясь у Олега в ногах.

— Лучше, чем когда бы то ни было, — Олег сел, как следует. — А теперь и вообще здорово.

— Что так? — спросила Бранка, ставя одну ногу на край кровати и обнимая колено.

— Ты же пришла. — улыбнулся Олег и протянул руку. Бранка вложила в неё свою.

— Так уж потому не спишь? Может, домовой давит, или просто — бессонница?

— Бессонница, — легко согласился Олег. — Без тебя — бессонница. И страшно. В темноте. Может, травки какой?

— Белены, — предложила Бранка. — Белая ночь, что темнота? — глаза у неё поблёскивали.

— Такая, — Олег погладил её по руке. — Какая бывает темнота, если моё солнышко исчезает на целый день? Вот сейчас ты уйдёшь… и опять будет темно…

— А если я останусь? — Бранка куснула нижнюю губу. — Хочешь ли?

Голова у Олега закружилась, как не кружилась уже несколько дней. Он, не сводя глаз с Бранки, спросил:

— А ты — ТЫ этого хочешь?

— Да.

Бывает, что мы принимаем ложь, как должное. И теряемся, если нам в глаза говорят правду. Почему-то ни Олег, ни Бранка не подумали даже, что «остаться» может означать просто просидеть вместе полночи, болтая о разном — как уже было.

Олег внезапно испугался. Испугался, что поведёт себя не так — и Бранка уйдёт. Он ещё толком не знал, чего хочет… но он совершенно точно НЕ ХОТЕЛ, чтобы Бранка уходила.

Девушка прикоснулась пальцами к вискам Олега (он вздрогнул) и, встав коленями на постель, несколько раз поцеловала его в губы — сухие, горячие, словно у мальчишки поднялась температура.

— Я не прошу с тебя ничего, — сказала она и, стоя на коленях, потянула через голову рубаху. — Ты волен уйти… как пожелаешь, когда пожелаешь…

Эти слова прозвучали нелепо. Олег чувствовал, что ему трудно дышать носом и открыл рот, который немедленно пересох, как и губы. Бранка, положив ладони на плечи Олега, закрыв глаза, наклонялась всё ниже и ниже — её груди коснулись напряжённых, твёрдых, как камень, мышц на груди мальчишки… и, когда они перестали целоваться, Олег быстрым, горячим шёпотом сказал:

— Подожди, подожди… давай перестанем… а то я сейчас… — он тихо хихикнул, — я сейчас в трусы сделаю, как в том сне…

— В каком сне? — сев, девчонка стаскивала штаны, подняв длинные, стройные ноги с изящными ступнями. — Снимай одёжу…

— Ты мне снилась, — Олег отпихнул одеяло на пол и помедлил. Бранка стояла вновь на коленях, только теперь уже — без одежды. — Понимаешь, я… я это делал только во сне…

— Может стать, и это — сон? — ладони девушки сомкнулись на затылке Олега.

— Если так — я не хочу просыпаться, — прошептал он, прежде чем они снова начали целоваться. Наконец Бранка одышливо спросила:

— А до меня… целовался ли… ты?.

— А-га, — Олег жадно искал её губы, словно вокруг было темно; на самом деле он просто почти ничего не видел от переполнявшего его возбуждения. — Бранк, я больше не могу так!

Девушка соскользнула вниз и вбок, её лицо оказалось рядом с лицом Олега. Потом перекатилась на спину…

…— Тебе… не… больно?.

— Мне хорошо… Вольг, жизнь моя… ещё чуть… по-терпи…

— Я… да… да… да…

Бранка закричала — негромко, Олег не обратил на это внимания, как и на то, что её пальцы свозят ногтями кожу у него на спине. Закрыв глаза, он очень слабо понимал, что делает — кроме того, что это доставляет ему невероятно, ни с чем не сравнимое наслаждение, которое с ним делит Бранка…

…Олег лёг на живот, щекой на плечо Бранки, носом в её шею. Посопел; девушка сказала:

— Щекотно, — и, засмеявшись, запустила пальцы в волосы Олега. Тот поднял голову, как-то странно глянул на неё: — Что ты?

— Да так… Я думаю — а как я жил раньше? Может, меня вообще не было?

— Глупый… Хотя, — она вздохнула, удобней устраивая светловолосую голову на подушке, — может стать, что и меня не было…

— Я у тебя первый — вот так, по-настоящему, — не спросил, а сказал Олег. — Послушай, давай… ещё раз.

— Сейчас. Погоди… Скажи мне по чести, верное слово скажи — ты меня не кинешь, пока…

— Я тебя НИКОГДА не кину, — и Олег закрыл её рот поцелуем.

… ЕСТЬ ВЕЩИ, ОТ КОТОРЫХ НЕ СПАСАЮТ НИ ВОЗРАСТ, НИ СВЕТЛАЯ ЛЮБОВЬ, НИ ГРЯЗНАЯ ТРУСОСТЬ… НИ ИСКРЕННИЕ КЛЯТВЫ.

Интерлюдия: «Песня о Новом Времени»

* * *

Йерикка пришёл в башню глубокой ночью, когда весь город спал — и пламя факелов заметалось, бросая текучие отблески на развешанное по стенам гридницы оружие, свидетельствовавшее о славе побед племени. Старый князь Крук, молча сидевший на своём месте во главе пустого дружинного стола, поднял голову.

— Они идут, — ответил Йерикка на невысказанный вопрос. — Всё, как говорили, дед. Час назад они начали высаживаться на побережье, до нас им не так уж долго. Между нами и ими сейчас наших племён — всего ничего, больше лесовиков, что после восстания сюда переселились. В остальные племена весть уже послана. Там собирают дружины и ополчения.

Крук сидел, опираясь на рукоять меча. Бесполезного меча.

ОНИ сядут на перевалы — и…

Старый князь остро пожалел, что не умер зимой, когда дошла весть о гибели любимого сына, отца Гоймира. Он пытался отогнать видения гибели родного города. ОНИ идут наказать за непокорность детей, стариков и женщин. Весь горский народ. Они идут, чтобы разрушить всё, чем жил старый Крук, что было дорого ему и его людям. Что может противопоставить племя, мужчины которого погибли в боях? Куда вернутся они, когда придёт пора? На пепелище?

Уйти, мелькнула мысль. Сняться, уйти за Ключ-горы. Но от одной этой мысли князь вдруг ощутил боевое бешенство, не посещавшее его уже много лет. Уйти, чтобы жадная и жестокая нелюдь ворвалась в дома, опоганила очаги, осквернила труд поколений славян? Уйти — пряча глаза, пробираться чужими землями, не сметь взглянуть на тех, кто из жалости станет кормить в пути детей и стариков? НЕТ!!! Легче умереть!

Умереть легко. Но как сохранить то, что есть душа племени? Никто не испугается смерти. Но с гибелью горцев уйдёт последние свободные славяне Мира. Хозяева придумают своим рабам новое имя, новые обычаи, новую веру — и смерть лишится пользы — единственного, что оправдывает её…

… Он открыл глаза. Йерикка стоял перед ним — рослый, плечистый, ладонь на рукояти меча. Он ждал.

— Можно уходом уйти, — медленно сказал князь. Ноздри Йерикки раздулись, он негромко, но чётко, печатая слова, ответил:

— Тот, кто ушёл с родной земли, не смеет на неё вернуться. Хорошо, если мы все погибнем. А если соседи отобьют врага? Как пойдём обратно, дед? Надо встать на перевалах и в долинах на закате. Надо сдержать нелюдь до зимы. А там — как Род даст.

— С кем встать? — допытывался старый князь. — Где дружина моя? Ополчать кого?

— Мы встанем, — просто ответил Йерикка. И, хотя Крук знал ответ, в голосе его прозвучала искренняя горечь:

— А побьют вас, детки…

— Побьют, — согласился Йерикка. — Может, и всех побьют, дед. А младшие жить будут. Женщины им про нас расскажут. Вырастут они. И будет жить Рысь. И на нашей крови, на памяти о нас — крепче прежнего встанет племя. Славой умножится. Без людей, случалось, на одном-двух живых — выживали племена наши. А без чести, без родины, без памяти — и великий числом народ сгинет весь. Решай, князь.

Крук тяжело вздохнул. Трудно решиться на такое. Единственно верное решение, единственно возможное — решение, которого он сам себе никогда не простит, принеси оно победу или поражение. Цена будет страшной. Немногим лучше самой беды.

Но лучше.

— Вольга ушли, — сказал князь. — Нечего ему за наши дела голову класть. Род деда его, моего побратима — на нём.

— Сам прослежу, чтобы отослали. И провожатых найду, — Йерикка вскинул руку и вышел…

… На улицах города было прохладно. Над Логовом шумел ветер. Огоньки светились в домах — там, где ещё не спали.

А ОНИ уже шли сюда. Шли — наглые, уверенные в своей силе, такой неодолимой перед беззащитными племенами.

Что же. Пусть идут… и пусть радуются те, кто сможет ещё и УЙТИ отсюда. Может, и нет в племени мужчин. Но ВОИНЫ — есть. И перевалы на закате станут могилой для врага… и для тех, кто его задержит.

Или не сможет задержать.

Князь вошёл в спальню Гоймира. Внук спал на животе, повернув голову и тихо, мерно дыша. Во сне лицо его казалось совсем детским и беззащитным, а сильные руки — слишком тонкими. Рядом лежала на сундуке одежда — повязка упала на пол. Старик поднял её и пальцами погладил оскаленную Рысь. Положил повязку обратно на сундук и легко коснулся длинными узловатыми пальцами, привыкшими к мечу, волос спящего мальчика, словно прося прощенья.

— Уж тебе впрямь идти, — сказал Крук тихо. — Иных пошлю, тебя оставлю — а дальше как? Идти тебе, внучек… идти…

— Что ты, дед? — сонно спросил мальчик, поднимаясь на локте. — Неладно тебе?

— Вставай, Гоймирко, — сказал князь. — Тебе теперь долго дома не спать.

Мальчик сел, стукнув в пол босыми ногами. Широко раскрыл глаза…

… В этот миг ночи люди — сами не зная, почему! — проснулись почти во всех домах. Отчаянно залаяли, взвыли обычно молчаливые горские псы. Переменившийся тёплый и сырой ветер тащил с юго-запада невиданную грозовую тучу, но на чистом ещё небе заиграл всеми своими красками Большой Сполох.

И был это тридцатый день червеня 98-го года Беды на Мире.

Интерлюдия: «Песенка»

Конецпервой истории[50]

Олег Верещагин Я иду искать. История вторая Красный вереск

— Не отчаивайся. Мальчишкам всегда почему-то казалось, что ничего такого… героического им уже не достанется.

— А потом?

— Что потом?

— Ну… им всегда доставалось?

— Доставалось. Всегда. И ещё как!

С. Павлов. «Лунная радуга».

Светлой памяти:

Желько Ражнятовича по прозвищу «Оркан»,

Симо Дрляка,

Эрнесто «Че» Гевары,

Петра Машерова,

Генерала де Вета,

Ивана Турчанинова,

лорда Джорджа Ноэля Гордона Байрона

и сотен других, считавших, что чужого горя не бывает, а свобода и вера стоят того, чтобы за них драться.

С благодарностью и восхищением

посвящает автор эту книгу.

М. Семёнова. «Волкодав»

Утро выдалось солнечным и безветренным. Было холодно, и над людьми, собравшимися в крепостном дворе, взлетали облачка пара.

Тишина царила здесь. Слёзы и просьбы, если и были, остались дома. Даже маленькие дети вели себя тихо и незаметно.

В главных дверях башни стоял, держа в руке зачехлённый стяг племени, старый князь Крук. Плечом к плечу с ним замер Гоймир Лискович, его внук, водитель молодёжи Рысей. Крук смотрел прямо перед собой, но у тех, кто встречался с ним взглядом, создавалось впечатление, что старик ничего не видит.

Прямо перед башней, в центре двора, застыли квадратом двести парней 13–16 вёсен — цвет и будущее племени. На каждом — плащ. У каждого — оружие и крошно. Многие в кольчугах и шлемах.

Олег Марычев стоял вместе со всеми…

…Вот и пришёл час — оправдывать хлеб-соль!

Уже тихо завыла с некрасивым лицом и бросилась опрометью прочь Бранка. Уже с полчаса Олег слонялся по своей комнате-горнице, хватаясь то за одно, то за другое. Уже шумел весь город. А за ним все ещё не шли, и только эта мысль билась в мозгу, пульсировала:

ВОТ И ПРИШЁЛ ЧАС — ОПРАВДЫВАТЬ ХЛЕБ-СОЛЬ!

Нельзя сказать, что эта мысль Олега воодушевила и в нём запели боевые трубы. Нельзя сказать, что его охватила гордость, смешанная с желанием бежать в ближайший военкомат (с радостью побежал бы — только дорогу укажите!!!) и записываться в народное ополчение. Скорее уж Олег испытывал сосущий, дурнотный, обречённый ужас. Обречённый — потому что отлично себя знал. И знал, что сделает этот шаг. Не сможет не сделать, просто не сможет. Но в то же время он обладал достаточно развитым воображением, чтобы представить себе возможные последствия этого шага. Сейчас ему больше, чем когда бы то ни было, хотелось домой, где никто не потребует от четырнадцатилетнего подростка пойти и погибнуть на войне. Правда, и здесь пока никто не требует вроде бы — и мысль о том, что его могут списать, как гостя вырастала до размеров, превосходивших страх, заставляла хвататься за оружие…

Йерикке, который вошёл в горницу, Олег чуть не бросился на шею. Рыжий горец был зол, деловит и быстр.

— Собирайся, — сказал он, поглядывая в окно, — уезжаешь сейчас же. Два надёжных человека тебя проводят. Бранку, если уговоришь — бери с собой.

На миг вспыхнула в Олеге сумасшедшая радость — вот всё и разрешилось! Само! Можно сделать печальное лицо — и прочь, прочь, прочь от надвигающегося. Мол, так уж приходится, не моя воля… И Бранку…

«Бери с собой», он сказал?!

Значит — всё. Совсем всё.

— Автомат только оставь, — Йерикка посмотрел на Олега. — И к нему всё. Наган не прошу, и… меч тоже.

Вот сейчас он кивнёт. Надо кивнуть, надо…

…А совесть — это просто голоса мёртвых…

…А Бранку он просто любит…

…А книжка со стихами деда — на столе…

…А кто-то говорит его голосом:

— Нет, Эрик, не уеду я никуда.

— Уедешь, — ровно ответил Йерикка. И Олег, вернувшись сам в себя, весело и зло предложил:

— Связать попробуешь? Давай. Меня свяжут, тебе — лечиться. Долго. Лучше уж вместе пойдём.

Йерикка отшатнулся, глаза ожили удивлением — и Олега хлестнула обида.

Удивился? он мог думать, что Олег поступит иначе?!

— Уезжай, Олег, — почти прошептал Йерикка. — Хватит играть. Это не книжка. Это не басня. Это — не твоя планета.

Горло перехватило. Но голос — спокойный.

— Ещё скажи, что и племя не моё.

Йерикка молчал. Нечего ему было сказать.

— Так, — добил его Олег. — Значит, всё-таки моё? Ой, спасибо. И кто я тогда получаюсь, если сам уйду? Нет, ты не молчи, ты скажи, скажи!

— Исторг, — неохотно отвечает Йерикка.

— Или изверг, как у нас говорили, — усмехнулся Олег. — Хорошую ты мне кликуху хочешь навесить.

— Тебе нельзя, — умоляюще сказал Йерикка. — Да пойми же ты — тебе вдвойне нельзя! Мары только и ждут случая, чтоб тебя забрать — с наколкой, да с оружием мертвеца!..

…Ух, кайф! Класс, когда можно поорать вовсю!

— А пошёл ты со своими игрушками!!! — рявкнул Олег так, что Йерикка открыл рот. И, переведя дух, продолжал: — Не пойду никуда. Только с вами, а с вами — хоть на Кощея, — а потом добавил впервые в жизни, без патетики, как должное: — Я русский, Эрик. Русский, а мы своих не бросаем.

Сказал — и слегка удивился этим странным киношным словам, дико прозвучавшим в его исполнении на исходе делового, деловитого XX века.

Или, может, не на исходе века, а в самый разгар Беды? И в этом было всё дело?

Олег не знал. Он просто сказал, что сказал. И — совсем успокоился. Йерикка успокоился тоже. Лишь покачал головой и, вздохнув, улыбнулся:

— Что же, по крайней мере, мы все увидим кое-что необычное.

Он не объяснил, что. Но Йерикка с его юмором, на который наложило отпечаток долгое проживание на юге (тут, в горах, не знали такого выражения, а вот на Земле такой юмор назвали бы «чёрным») вполне мог иметь в виду под «необычным» просто Белую Девку.

Или, по-простому — Смерть.

…Тихо-тихо было вокруг, а старый князь всё стоял неподвижно, пока Гоймир, немного повернув к нему голову, не сказал что-то. И тогда сильный, но хриплый голос старого вождя зазвучал над площадью:

— Вот скоро тридцать вёсен, как стал я над племенем. Вот и те по вас среди, кто вживе помнят, как княжевали меня. Видит вся Верья моё слово — по чести старался я быть праведным князем. Ответьте, люди Рыси — сошло ли то у меня?

Громкое «хвала!» прокатилось по толпе — и снова установилась тишина. Крук чуть склонил голову — он услышал то, на что надеялся.

— Не было от меня обиды никому ни словом, ни делом. Я — князь племени Рыси Крук! — глаза старика сверкнули. — Я — БЫЛ князем племени. Но слово наших законов есть: князь тот, за чьим шлемом на бой идут. И не быть князем тому, кто шлем снимет, родичей на битву услав. То ли наш закон? — на этот раз ответом ему было молчание, и князь подтвердил сам: — То и есть. Так вот оно: всей Верье в сведомцах быть, что отдаю я стяг племенной внуку моему, сыну сына старшего — Гоймиру. А внука своего, кровь свою — вот отдаю племени — и тому тоже да быть Верье в сведомцах!

Повернувшись, старик на вытянутых руках протянул выглаженное до стеклянного блеска, стиснутое бронзовыми и золотыми кольцами древко внуку. Гоймир сорвал плотный льняной чехол и — широко взмахнул стягом, с громом разворачивая сине-алое полотнище, на котором скалилась золотая голова рыси.

Это значило одно — племя выступает в поход. Развёрнутый боевой стяг в руках князя. Нового князя.

— То наш князь — по крови и закону Рода! — и старый Крук встал на колено перед внуком. Постоял несколько мгновений и, неожиданно легко поднявшись, вновь повернулся к людям: — Все уж прознали, на какое дело собрались мы тут. Наши боги не востребуют смерти за себя, не в радость им кровь младших братьев. Но каждый человек про себя может решить жизнь отдать за богов. За дома. За родичей. За всю Верью, за всех, бывших прежде — и всех, кто вослед грядёт! Коли сошлись вы — так стало, решили умереть за племя. Умереть — неладное слово на бой для воина. Но и лжа до боя ни к чему. Будет вас малая сила против великой. Кому Среча объятья откроет, кому Несреча — не ведаю. Ведаю лишь — то сами вы избрали. Пусть так. Одно — помыслите напоследок. И коль кто сойдёт на сторону — так пусть и станет. Не будет ему поношения — не под всякие плечи грузно, что вас дожидается. А что будет без срама думы переменившему — в том клянусь. Вот слово.

— Вот слово, — эхом повторил Гоймир.

Олег почувствовал, как ноги его напряглись… и остался стоять. Потому что поступить по-другому значило нагадить в доме, где тебя приняли, как своего, да ещё и уйти, гордо задрав нос.

Слева от Олега раздался жуткий серый шорох и, скосив глаза, мальчишка увидел, как Йерикка тянет из ножен меч, по лезвию которого текут, текут густые, тяжёлые блики…

…Двести мечей, со свистом черкнув холодный воздух, мерцающей щетиной встали над головами ребят, замерших в строю молча, с суровыми лицами.

— Так, — кивнул Крук. Похоже, не ждал он ничего другого… — Да, малая вас сила. Но за вас — эти горы. За вас — это небо. За вас — вереск и сосны, камни и воды. И то сила великая! Ввек не собрать такую врагам! А за вами — братья и сёстры, матери и деды. И на вас смотрят боги и навьи. Малая вас сила — да сразитесь вы за многое. А у врагов за душой стали одно дары Чернобожьи: ненависть со злобой. Горько мне за вас — и гордо вами, дети мои. Миг настал кромешный — в долг у родной земли взятое с лихвой вернуть. Ране, чем должно, настал, и беда то. Но мыслю я — вернёте вы долине хуже, чем отцы и старшие братья ваши вернули зимним сроком… Не думайте о врагах поперёд вас. Думайте о том, что позади. А уж мы… ждать встанем… — голос старого Крука задрожал, он наклонил голову и отшагнул в сторону.

Вперёд шагнул Гоймир, твёрдо сжимавший в руках древко. Глаза водителя, ставшего князем, были обмётаны тёмным и сухо поблёскивали. И Олег не мог не признать, что выглядел Гоймир сейчас и впрямь как князь. Уперев древко в носок ноги, он заговорил в свой черёд:

— Драться в горы пойдём. Станется — умирать. Вот и забудет пусть всякий, кого кидает здесь. Пусть всякий помнит, что кидает. Окоём гляньте! — резким жестом свободной руки очертил он полукруг: — Вот место, до которого лишь с победой придём! Или не быть нам. здесь! Матери наши! Вернись кто из нас до победы —…прокляните того! Братья младшие? Сыщись кто из нас трусом — не найдите для него слова «брат»! Сёстры наши! Кто из нас бросит бой — одно пусть презренье будет от вас тому! Душу труса — Кощею без возврата! — он помолчал и уже негромко, но как-то очень слышно продолжал: — Братья мои. Часом вот каждый из вас глянет окоём ещё. И самое дорогое ему лицо приметит — всё ведь сошлись. Глянет в то лицо. Может, последний раз. И забудет, чтоб память бою не мешала. И не смеет забывать! — крикнул Гоймир. — То — чтоб не забыть, за что сразишься! Что Моранины объятья — миг. Любовь, память и честь вечны в Верье нашей. Гляньте окоём на тех, кто дорог…

Обернулись все. Сейчас каждый искал в толпе одно лицо. И видел только его. Встречались взгляды — и люди замирали…

…Представьте себе на секунду, каково это — знать, что можешь не идти — и идти всё равно. Любить — и отказаться от любви. Неистово, до слёз, хотеть жить — и добровольно жертвовать жизнью. В тринадцать. В пятнадцать. Когда ты ещё даже не начинал жить. Понимаете — даже не начинал! Когда тебе и вспомнить-то свою жизнь нечем!

А тебе говорят — отдай её. Ради слов — отдай. Просто — ради слов.

Можете себе это представить? А понять?

Те, кто сейчас готовился высаживаться на побережье Ан-Марья на закат от гор — едва ли могли. Поэтому в конечном счёте они были обречены на бесславную гибель. Но их было много, очень много — и это значило, что ребята, стоящие на площади, погибнут тоже.

За слова, без которых они не мыслили своей жизни.

ЛЮБОВЬ. ПАМЯТЬ. ЧЕСТЬ.

Интерлюдия: «Дон Кихот»

…В шаге от Бранки Олег почти столкнулся с Гостимиром, но тот лишь весело улыбнулся, махнул рукой и поспешил куда-то в сторону. А Бранка с улыбкой протянула руку навстречу мальчишке, который тоже улыбнулся и принял её ладонь обеими своими руками.

— Ты пришла проводить меня.

— Да… — кивнула Бранка.

— Правда?! — окончательно просиял Олег. Девушка покачала головой:

— Одно не веришь ещё — твоя я? — и она крепко поцеловала Олега в губы.

— Я видел тебя…но не поверил, что ты — ко мне, — Олег вздохнул: — Вот, видишь…Я ухожу, но не туда, куда мы думали. И всё равно — может быть совсем.

— Может статься, — спокойно ответила Бранка: — Так я стану ждать тебя, Вольг.

— А если я… — Олег помедлил и всё-таки не сказал этого слова: — Если я не вернусь?

— Может статься, — повторила Бранка: — Будет так — убью я себя. Тем часом, как уверюсь, что потухла твоя звёздочка.

— Не говори так, — Олег коснулся ладонью губ девушки. — Я вернусь с победой.

— Й-ой! — вдруг оживилась притихшая было Бранка. — Без памяти стою! То тебе! — и она развернула на пальцах сине-алую головную повязку с вышитой золотом мордой рыси: — Волосы твои коротки, да всё одно бери.

— Конечно, — Олег сложил повязку и опустил её в карман ковбойки — левый.

— Я её здесь носить буду… ну а успею обрасти, она на своё законное место перекочует!

Бранка протянула руки, взялась пальцами за локти Олега. Тихо прошептала:

— О чём речь ведём… об этом ли надо…

— Я не знаю, о чём, — беспомощно ответил Олег.

— Так помолчим.

— Помолчим.

Они застыли, глядя друг другу в глаза так, словно на всю жизнь хотели запомнить друг друга. И таких пар много было вокруг…

…Шум и голоса, донёсшиеся от ворот крепости, заставили обернуться всех разом. Горцы с изумлением уставились на людей, входящих на площадь.

Тут было человек триста, шедших в подобии строя — мужчин и юношей в возрасте от 15–16 до 50–55 лет. Разно, но удобно одетые, они шли с топорами, заткнутыми за пояса, рогатинами на плечах, охотничьими ножами, самострелами, виднелись несколько ружей… Над головой строя колыхался чёрный флаг с золотым прямым крестом.

Эта полутолпа-полустрой, до отказа забив свободное пространство у башни, замерла. Стоявший рядом со знаменосцем Степаньшин — на плече у него было ружьё, у пояса — топор и нож — выступил вперёд, обвёл горцев взглядом, всем земно поклонился и начал:

— Вот оно что… Знаем мы все дела. Трое суток ещё назад приходили к нам по вескам послы с юга. Собрали мужиков и начали говорить… Порешили мы их, — жёстко оборвал сам. себя лесовик: — Стали судить промеж собой — не по-божески получается, — остальные дружно загудели, подтверждая его слова. — Уж сколько лет бок о бок живём, и зла мы от вас не видели. Вот мы тут собрались… Ну и пришли, значит. Потому и в Писании сказано: «Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!» Принимайте и нас в своё войско! — и он снова поклонился, а за ним — весь отряд.

Горцы замерли в изумлении. Отважные, гордые — и высокомерные от этой гордой отваги, они всегда смотрели на лесовиков свысока, не считая их способными на сознательную активность. Но вот стояли люди с оружием в руках, которые шли всю ночь и весь день до неё — на смерть «за други своя».. и многим из горцев стало стыдно…

Потом поднялся радостный и дружный крик. Горцы смешались с лесовиками. Гоймир резким, коротким жестом указал Степаньшину место рядом с собой. Тот надел шапку, принял знамя и легко взбежал на приступки башни…

* * *

Светлым северным вечером вокруг Рысьего Логова горели костры. Завтра с рассветом надо было выступать, но никто не спал и нигде не было слышно причитаний. Воина не провожают слезами. Зато много слышалось песен — самых разных: под гусли, волынки, резкие рожки-кувиклы. И много было танцев.

Олег с Бранкой не расставались. Переходили от костра к костру, нигде не задерживаясь надолго. И только в одном месте остановились — где вокруг большого пламени кольцом стояли, положив ладони друг другу на плечи, три десятка парней. Они смотрели в огонь молча, но Бранка шепнула:

— Часом будут коло плясать…

Олег кивнул. Он уже видел этот танец, но каждый раз зрелище будило в нём напряжённое волнение.

— По рану дружина уходила в бой… — негромко пропел непонятно кто. Ему откликнулись хором:

Круг двинулся — неспешно, нога за ногу. Сцепленные руки разом взметнулись, ноги ударили в землю:

Круг убыстрял движение. Снова, раз за разом, вскидывались руки — словно раскрывался невиданный цветок — и гулкое «умп!» издавала земля под перетянутыми ремнями походными чунями…

Быстрее, быстрее нёсся круг, металось пламя, кидаясь в стороны за летящими над землёй людьми, словно добрый Огонь хотел коснуться каждого, защитить прикосновением от бед и зол…

— Уйдём, — попросила Бранка, — нет желанья и думать про то…

— А? Погоди… — Олег с трудом оторвался от гипнотизирующего зрелища, расслабил напрягшиеся мышцы. Но всё же пару раз оглянулся на скачущее за подвижным частоколом ног пламя…

В другом месте под быстрый перебор гусельных струн Олег услышал знакомое:

— и подумал, как был бы удивлён Розенбаум, узнав, где поют его песни и на чём аккомпанируют. А дальше заливался девчоночий голос — довольно-таки беззастенчиво:

— Пойдём до тебя, — негромко сказала Бранка. — Одна ночь, да наша…

— Пошли, — легко согласился Олег.

Наверное, не они одни в эту белую, ночь стремились остаться хоть ненадолго и оставались вдвоём. И в этот раз — второй в их жизни — всё получилось ещё лучше, а главное — без ощущения вины перед кем бы то ни было. Потому что третьего раза могло и не быть. На топчане в комнате Олега на постоялом дворе лежали не два подростка, нет. Подростки не ходят на смерть. И не клянутся убить себя, если любимый не вернётся — так, что в истинности клятвы не остаётся сомнений..

Уже под утро они уснули, обнявшись — коротким, глубоким сном. И Олег проснулся первым — ему почудилось, что Бранка плачет. Но её лицо — в ладони от лица Олега было спящим и спокойным во сне, на скулах лежало полукружье теней от длинных густых ресниц. А всхлипывали где-то сзади, и Олег осторожно повернул голову.

Небольшое существо — комок меха с крупного кота размером — сидело на небрежно брошенной, а теперь аккуратно сложенной одежды Олега. Существо перебирало вещи лохматыми то ли лапками, то ли ручками, перекладывало их удобнее, аккуратнее аккуратного — и совсем по-человечески всхлипывало.

Домовой плакал…

…Рыжего конька Гоймир привёл на обрыв над водопадом в тот момент, когда солнце, неподвижно повисев над краем мира. вновь поползло в небо. Юный князь поставил смирное животное на каменной площадке недалеко от Грохочущего водопада и, протянув к разгорающемуся диску топор-чекан со скруглённым книзу полотном, заговорил:

— Хвала тебе, Дажьбог, отец огня небесного, Солнце пресветлое! Вот он я — стою под взглядом у тебя, родич старший. Гоймир, князь племени Рыси с недавна. Пришёл со спросом. Правдой ответь. Недобро увидишь — одно ответь правдой, без лжи. Что ответишь — при мне и будет, не поманю братьев своих поперёд победы надеждой, не уроню духа им поперёд гибели отчаяньем. Мне ответь, Дажьбог! Князю! Вот — то тебе — ответь!!!

И с этими словами Гоймир, повернувшись на пятках, обрушил чудовищный, молниеносный удар чекана на широкий лоб рыжего коня.

Коротко хрустнула кость. Брызнула в стороны кровь из-под умело вырванного лезвия, залила лицо князю. Но, не обращая на это внимания и не поднимая руки, чтобы вытереться, молча смотрел Гоймир, на какую сторону упал конь.

Больше этого не видел никто. Только князь — и Дажьбог, давший свой ответ.

* * *

Оказалось, что и без того невеликому ополчению предстоит разбиться на ещё более мелкие группы, которые дойдут вместе только до предполагаемой зоны боевых действий. Олег только теперь сообразил, что не будет массового ополчения и больших битв с врагом, какие он представлял себе. Такая тактика со стороны гораздо менее многочисленных дружин и ополчения всех выступающих племён — а они едва ли превышали по численности 25 тысяч воинов — и куда хуже вооружённых горцев была бы губительной. Данваны и их рабы не раз разбивали и более многочисленные армия лесовиков, горожан, горцев, анласов и добровольцев с Земли. Ставка делалась на партизанские боевые действия — как тут говорили, «украдную войну» — по всей территории на западе Горной Страны, примерно в шестистах километрах по земным меркам от Вересковой долины. Опыт предыдущих войн подсказывал князю Гоймиру — такому же мальчишке, как и его бойцы — что оптимальными будут отряды по два десятка человек, бьющиеся самостоятельно и объединяющиеся на время для проведения особо крупных операций. Конечно такими словами Гоймир не мыслил, потому что не знал их, но общая концепция имела такую суть. Люди Степаньшина должны были развернуть войну в их родных лесах на границе Горной Страны и задержать те отряды врага, которые попытаются нанести удар горцам «в подбрюшье» — а что такая попытка будет, никто не сомневался. Пожилые воины, кроме того, брали под охрану Сохатый перевал.

Горцев никого специально не делил на эти группы — четы. Они потерялись по два десятки человек в результате хаотичного движения, основанного на личных симпатиях и антипатиях, близких и дальних родственных связях и дружеских протекциях. Такая система комплектования делала их внутренне несокрушимыми: не было случая, чтобы горец бросил товарища, предал или струсил. Командиров чёт — воевод — тоже выбирали сами. Именно поэтому Олег с утра пораньше отыскал Йерикку.

— Слушай, мне бы хотелось пойти в одной ком… ну, чете с тобой — это возможно? — с ходу взял быка за рога Олег.

— Да, конечно… — Йерикка замялся, с некоторой неуверенностью глядя на друга. — Но понимаешь, я иду в чете Гоймира…

— Блин! — изумился Олег. — Ты что, не воевода?!

— Да я и не стремился, — в свою очередь удивился рыжий горец. — Я пулемётчик, а не командир, — и он пристукнул оземь прикладом своего «дегтяря».

— Ну… — Олег махнул рукой — А, да всё равно, лишь бы Гоймир не закозлился.

— Он-то согласится, — по-прежнему не очень уверенно покачал головой Йерикка, — только вот будет ли это по уму…

— Без паники, — посоветовал Олег, — у нас по уму ни фига не делается, а то не стоило бы и затевать эту мясорубку. Надо было просто бежать на восток этаким Большим Спринтом со стайерской скоростью. Это было бы по уму.

— Пожалуй, — признал Йерикка его правоту и хлопнул Олега по плечу, мерзко осклабившись: — Ты будешь почётным членом нашей компании. По нечётным можешь приводить девок.

— Слушай, из чисто академического интереса, — осторожно начал Олег, — как считаешь, кто-нибудь из нас типа живым вернётся?

— Это зависит от времени, — спокойно разъяснил Йерикка. — Чем дольше мы там пробудем, тем меньше нас будет оставаться и тем больше у оставшихся окажется шансов выжить в связи с приобретаемым опытом. Хорошо сказал, а? Так что главное — выжить в первую пару недель. Зато Кощей подохнет от тоски — погибшие в бою к нему не попадают. А в вир-рае, говорят, во-от такая земляника.

— Кто говорит? — поинтересовался Олег. Йерикка ответил туманно, но без запинки:

— Люди.

— А-а…Я уж думал, у тебя связь по пейджеру. Знаешь, что такое пейджер?

Йерикка если и знал, то под другим названием, а Олег объяснять не стал, они просто вместе посмеялись, и Олег задумчиво сказал:

— Вот и идём воевать… А знаешь, дома мальчишек моего возраста вывозят из зоны боевых действий.

— Нас бы тоже никто не пустил, сражаться, будь живы наши мужчины, — Йерикка повёл плечами и процитировал — Олег — узнал Киплинга:

…Но я в целом не тороплюсь под камни… — внезапным движением, ловким и быстрым, он вдруг выхватил меч. Олег подскочил, спасая ноги от подсекающего удара, взял третью защиту от удара в шею мечом в ножнах, обнажил клинок, и сталь высекла искры о сталь.

— Здорово! — крикнул, отскакивая, Йерикка. — А ты кое-чему научился!.. А если так… так… и так?!

Меч выпрыгнул из руки Олега, как живой. Мальчишка досадливо сплюнул:

— Никогда не научусь!

— Не думаю, что ты хочешь умереть, — заметил Йерикка, убирая меч, — а значит, научишься… Пошли?

…При подборе своей четы Гоймир позволил себе единственную привилегию — забрал приобретённый на ярмарке автоматический гранатомёт ТКБ, который ему очень понравился: лёгкий и стрелять можно буквально с ходу, без долгой подготовки. Олег такие гранатомёты вообще-то презирал (конечно, личного знакомства с ними он на Земле не водил, но доверял словам Игоря Степановича, который говорил, что любой профессионал предпочтёт АГС крупнокалиберный пулемёт. Впрочем, такой пулемёт у Гоймира тоже был — НСВ на треногом лафете, но вообще-то новый князь имел право на своё мнение.)

У сборного пункта четы — дома Гоймира — толпился народ, лежало снаряжение и оружие, подобранное ещё вчера, перед построением, слышались смех и выкрики, то и дело затевались схватки. Всё это немного напоминало сцену отбора богатырей в дружину из былины — не хватало только чары зелена вина в полтора ведра, которую надо поднять одной рукой и осушить единым духом. Сходство усугублялось тем, что сам Гоймир стоял на всходе крыльца, положив меч на перильца и возвышаясь над остальными. Он был возбуждён, зубы блестели, но это выглядело не улыбкой, а оскалом — волк-вожак готовился вести стаю на добычу.

— Йерикка! — увидев друга через головы, Гоймир поднял руку в перчатке — краге с широким раструбом. — А ему что здесь положено? — глаза князя из возбуждённых превратились в отчуждённые…

— Хочу идти в твоей чете, князь-воевода, — миролюбиво и почтительно, но как с почти незнакомым заговорил Олег. Глаза Гоймира расширились, словно между век вставили спички. Казалось, наглость землянина лишила его дара речи. Но ещё больше его ошеломил тон, каким было высказано пожелание: — Ты же знаешь, что я хороший стрелок…

— То нож в свежую рану, — отчётливо сказал кто-то. Гоймир метнул в ту сторону свирепый взгляд.

Может быть, эта реплика и решила судьбу просьбы. Горцу непереносима оказалась мысль, что его могут посчитать человеком, неспособным сладить со своими чувствами

— Добро, — кивнул он. — Семьнадесятый — Вольг Марыч.

…Четы уходили верхами. Коней отпустят потом, и они доберутся домой. Они уходили рядами и выстраивались в квадрат уже за воротами Рысьего Логова, чтобы проститься — теперь уже по-настоящему — с домом. Надолго. А кое-кто — навсегда.

На стены высыпали те, кто оставался. Смотрели вниз и молчали… Олег тоже сидел верхом в строю. Его пальцы зачем-то ощупывали шероховатую кожаную поверхность жилета — того самого, что был на Бранке в своё время, с прокладкой из непроницаемого и лёгкого данванского металла. Бранка сама одела на него этот жилет у ворот — и крепко обняла свесившегося с седла мальчишку. Сейчас Олег искал её взглядом на стене… и так увлёкся этим занятием, что вздрогнул, когда Гоймир, выехавший впереди строя, вскинул руку:

— Хвала! — выкрикнул он. И продолжал. глядя в сторону родного города: — Мы, бессмертные духом, дети Дажьбога, внуки Сварога — клянёмся!

— Клянёмся! — поддержал строй: — Клянёмся землю любить горячо, жизней своих от вражьего оружия не таить, не страшиться силы врага — заради закона Рода, племени и родичей наших! Клянёмся!

Гоймир первым повернул от стен, уже не оборачиваясь — и, подгоняя коня, громко, торжественно запел — песню, как и клятву, подхватили остальные:

Четы вытягивались походной колонной — уходили дальше и дальше по дороге через торфяники. А те, кто оставался, молча стояли на стенах, до боли в глазах вглядываясь в уходящих, стараясь не потерять фигуру своего, единственного — сына, брата, любимого… Но всё равно наступал момент, когда люди становились неотличимы один от другого… а потом исчезали совсем. И этот момент был горше, чем расставание у родных порогов. И всё-таки песня звучала.

Мальчишки не оглядывались. Оглядываться нельзя, нельзя показывать своё лицо марам, что летят за уходящим отрядом. Да и жестоко молодое сердце. Воспитанные среди воинов, с мыслями о боях и подвигах, они стремились в долгожданное дело, достойное мужчин — и это было главным. Мало нашлось бы среди них тех, кто мучил себя мыслями о смерти и поражении — почти всем светила над видящимися курганами изрубленных врагов Победа, заслуженная и великая. И не с них ли начнётся дело освобождения всего Мира от поганой власти данванов? Почему не с них?! Это другим не повезло! Нам — повезёт!

Они были бессмертны, эти идущие в бой. И знали: если сильно хотеть, если очень желать — сбудется то, о чём мечтаешь.

Не оглядывался и Олег. Хотя его и тянуло. А вот Бранка смотрела ему вслед то тех пор, пока идущий конный строй не слился в однородную туманную массу. Тогда она закрыла глаза и зашептала еле слышно; так, что стоявший рядом мальчишка, с восторгом смотревший вслед уходившим, расслышал лишь отдельные слова:

* * *

Горная война обусловлена рядом правил не менее жёстких, чем спортивное фехтование. Верх берёт тот, кто, оседлав перевалы, заняв тропы, сумеет навязать противнику активную партизанскую войну, заставив его бесконечно воевать со своей тенью. Тот, у кого лучше качество солдат. Превосходство в технике особых преимуществ в горах не даст; перепады местности не позволяют полноценно использовать авиацию, масса естественных укрытий — тяжёлое возимое вооружение. Как когда-то в штыковом бое, войну в горах выигрывает тот, чьи бойцы лучше подготовлены индивидуально, смекалистей и имеют больше решимости и лучшую мотивацию. Эти правила, наверное, являются общими для всех мест Вселенной, где есть горы и война.

Горцы спешили часами, их выносливые лошадки шли ровной рысцой, пронося своих хозяев горными тропами, лесистыми долинами, дорогами, проложенными чужими племенами, мимо водопадов, узкими карнизами над пропастями, через торфяники, похожие на торфяники Вересковой… Люди встречались редко — отсюда уже все ушли воевать на закат. Но возле стен чужих городов отряд щедро снабжали продуктами, позволяя сберечь припасы, подготовленные для долгого хранения. И так же смотрели вслед, как смотрели вслед родичи со стен Рысьего Логова — такие же женщины, старики, дети, девушки, говорившие на том же языке, только в головных повязках других цветов, с вышивками другого вида…

Настал час, когда Гоймир остановил своих и, соскочив наземь, вынул изо рта лошадки мундштук. Молча. Это был знак того, что — приехали. Всё. Остальные тоже начали спешиваться… вот тут-то откуда-то слева появился второй отряд.

— Орлы! — выкрикнул кто-то.

Да! И головные повязки — алые с чёрным силуэтом птицы — говорили о том, что нежданно-негаданно с Рысями повстречались их кровники. А Олег без удивления узнал во главе колонны в вооружённом старым «калашниковым» парне своего соперника-поединщика, внука князя Орлов. Значит, старый князь остался дома? Но не успел Олег это подумать, как увидел и могучую фигуру. Старый Яр Туроверыч, кажется, тоже передал главенство над лишившимся мужчин, как и Рыси, племенем, своему внуку. Но и сам дома не усидел…

В напряжённом молчании оба отряда делали свои дела, поглядывая друг на друга. Искоса, настороженно. И Рыси замерли, повернувшись все в одну сторону, когда молодой князь Орлов, шлёпнув своего конька ладонью по крупу, направился прямиком к Олегу. Тот положил руку на рукоять меча и ждал — спокойно, неподвижно, только сузил глаза.

— Меня зови Вийдан, — неожиданно сказал Орёл, подходя вплотную и показывая обе руки ладонями вверх. Потом добавил: — Станем вместе. Не стать добра, коль промеж собой котора. Я сказал… — потом повернулся к Гоймиру: — И тебе, князь, так говорю. Не по-первой — одно потому, что с ним обиду имел, — он склонил голову в сторону Олега.

— Станем вместе, — кивнул Гоймир. — Добрые слова, благо тебе за, них, Орёл.

…Чета Гоймира остановилась на привал в скалах, неподалёку от чистого ручейка, выбившего себе ложе в граните. Олег оглядывался с тоскливым недоумением. Близость океана Ан-Марья делала эти места сырыми. Серый мир окружал их, непохожий ни на долины юго-восточнее, тёплые и солнечные, ни на Вересковую — прохладную, но тоже пропитанную солнечным светом и ветром. Небо — низкое и мокрое, как разбухшая от влаги губка. Однообразные россыпи камней. Вереск. Какие-то колючие кусты, таких вроде бы нет на Земле. Редкие деревца. Вдали унылой пеленой сеялся из туч, проткнутых горными вершинами, дождь.

— И тут нам воевать придётся, — невольно вздохнул он, принимая от кого-то свою кружку с горячим травяным взваром.

— Выше поднимай — жить, — откликнулся Ревок, тот мальчишка, что купил плейер на ярмарке. Он и сейчас сидел с плейером, прицепленным к громоздкой деревянной кобуре древнего «маузера».

— И помирать тож, — сверкнул улыбкой Твёрд, — коли оченно возжелается.

Морок и Богдан, самые младшие в чете, затеяли возню среди камней, как два шаловливых щенка. Гоймир, расстеливший на этих камнях самодельную карту — старую, как мир, — не глядя, вытянул их ножнами.

— Йерикка, — позвал он. Рыжий горец, жевавший кусок леваша с ягодами, поднялся и подошёл. — Вот, видишь ли гриву? Тут версты две, сядем на неё?

— Может, начнём с того, что осмотримся? — без особого энтузиазма предложил Йерикка.

— За гребнем — Длинная долина, — палец Гоймира чертил по карте. — Они ей-пра там уже. Ведомцев вышлют, вот мы их и вытропим — и с почином.

— Дар убеждения отличает истинного вождя от прочих смертных, — с еле заметной иронией заявил Йерикка.

— То «да» или «нет»? — уточнил Гоймир.

— «Да», — поднял руки Йерикка.

Вдвоём, они вернулись к отдыхающей после первого пешего перехода чете. На Гоймира уставились восемнадцать пар глаз.

— Довольно пучиться, — отмахнулся он. — Передых был? Был. Так что вас, на те камни рыбьим клеем присадили? Поднимаемся!

Кто-то засмеялся.

Кто-то издал губами неприличный звук.

Кто-то лязгнул затвором.

Потом все дружно начали подниматься, затягивая ремни чуней и забрасывая за спины крошны.

…Тропа вела вдоль ручья, за которым росли берёзки. Ветер уныло и однообразно подвывал среди камней, как злое маленькое животное. Пустынно и спокойно было вокруг. Чета лезла по тропе на перевал через горы — как раз туда, где шёл дождь…

Олег чувствовал, что ему тяжело. Воздух был сырым и одновременно редким, всё время хотелось прокашляться непонятно почему. «Неужели так высоко поднялись, что кислорода не хватает?! — удивлённо и с тревогой думал он. — Как же я воевать буду, если тут везде так?!»

Однако, жалеть себя дальше у него не получилось. Впереди застрекотала сорока, условный сигнал передового дозора — и, раньше чем Гоймир взмахнул рукой, тропа опустела. Раскинутые плащи надёжно скрывали залёгших горцев. Олег ещё успел удивиться, что встреча с врагами произошла так быстро и вполне обыкновенно — но оказалось, что чутьё не подвело Гоймира.

По склону зацокали, покатились камешки. Олег повёл глазами — и едва не сказал вслух, но подумал — точно: «Вдруг откуда ни возьмись появился, в рот…» — и дальше неприличная рифма.

Двое в серо-зелёном, придерживая на груди длинные автоматические винтовки с дырчатыми кожухами на стволах, спускались по камням, как здесь говорят, в тридцати саженях от засады. Для Олега, чей мозг никак не мог смириться с неметрической, системой, это было метров семьдесят. Он различал выражение лиц — сосредоточенное, внимательное, напряжённое. Не было сомнения, что разведка горных стрелков высматривает врага. Выше, на самом гребне перевала, среди камней что-то поблёскивало — оттуда прикрывали своих. При подняв губу, Олег издал мышиный писк и указал обернувшемуся Йерикке глазами на этот блеск. Тот успокаивающе моргнул.

Один из разведчиков, повернувшись лицом прямо к засаде, указал вниз — второй, легко прыгая с камня на камень, двинулся туда. Видно было, как он шагов тридцать прошёл вдоль ручейка и поднял руку. Первый повторил его жест.

И тут же вниз к ручью, отскакивая от склонов брошенными камешками, покатилось звонкое эхо уже не осторожничающих шагов. Очевидно, стрелки только и ждали сигнала о том, что опасный склон чист. Их было не меньше четырёх десятков, и они несли на себе детали то ли миномётов, то ли ракетных установок, то ли ещё какого-то серьёзного оружия, двигаясь если и не очень быстро, то уверенно, точным размашистым шагом.

Единственное, что Олег ощутил при виде их — резкое, какое-то недоумённое нежелание их убивать. С какой стати, за что?! Лица этих людей — не нападавших на него, Олега, как раньше, когда приходилось защищаться, находящихся слишком близко, чтобы воспринимать их, как мишени, ничуть не напоминали лица хангаров. Обычные. Славянские, человеческие… Да это и были славяне, такие же, как слева и оправа… Где данваны, где выжлоки-хангары?! Почему под стволом у него — русского мальчишки, славянина! — тоже славяне, что за несчастная судьба такая?!

Очевидно, больше никого такие сомнения не терзали. Непонятно чей страшный вопль пронёсся над склоном:

— Рысь! Лупи!!!

И загрохотал «дегтярь», а потом стрелять начали до всей линии засады, изо всего, что было.

Часть горных стрелков бросилась назад, на гребень, часть к берёзкам, за ручей. Но большинство упали — и лишь немногие для того, чтобы отстреливаться.

Секунду-другую Олег пытался честно начать стрелять с автоматом, поставленным на предохранитель. Потом — опустил его вниз, ссадив об острую кромку флажка палец, выпустил несколько пуль гоняться за облаками — и начал бить прицельно, короткими очередями по два-три патрона. На склоне от внезапного шквального огня деться было некуда. Вверх, на гребень, добежали не больше полудесятка — их безликие фигуры чёрными силуэтами обрисовались на фоне неба в шаге от спасения — и это был приговор. Олег застрелил двоих в спины, остальных сняла длинная пулемётная очередь, непонятно чья. Дольше прожили те, кто не бежал, а отстреливался из-за камней. Но в отряде было пять подствольников — и гранаты «костров» довольно быстро достали всех, одного за другим. Дым выстрелов и разрывов почти мгновенно рассеялся в сыром ветре, и снова стало тихо. Раненые — если они и были — не стонали, на что-то надеясь.

Первое — с ходу — столкновение с противником закончилось полной победой горцев.

— Никого не ожгло? — спросил Гоймир, поднимаясь на колено. Его ППШ смотрел стволом в сторону лежащих бесформенными кучками врагов. Похоже было — что никого.Четверо горцев быстро поднялись на гребень и залегли там, обезопасив отряд от внезапного нападения. — Раненых — прирезать скоро!

Большинство горцев перебросили мечи ещё в начале перехода в заплечные крепления, чтобы не мешали. И сейчас с азартными лицами рысили по склону, словно волки, разыскивая и докалывая раненых, врагов.

Олег стоял, наблюдая за происходящим довольно равнодушно, но и не изъявляя, конечно, желания в нём участвовать. Он давно понял, что здешние обычаи не очень похожи на рыцарские, а кодекс чести несколько иной, чем у Айвенго и Горца. К нему подошёл, неся пулемёт на плече, Йерикка:

— С почином… Что стоишь? По-прежнему в такие игры не играешь?

— Не играю, — подтвердил Олег. — Надеюсь, ты не решишь, что я трус? Хотя только что я запутался в устройстве собственного автомата.

— Бывает… А насчёт трусости — я уже убедился в обратном, — рыжий горец посмотрел на небо, втянул воздух так, что что ноздри раздулись и отвердели — Через полчаса, будет дождь… Гоймир! — повысил он голос: — Небо протекать начинает!

— Вижу! — Гоймир помахал рукой снизу: — Кончаем, нам заново шагать! — прокричал он остальным.

— Вельботы, Гоймир! — закричали с гребня. — Два, версты за четыре, змейкой идут!

— Уходим! — Гоймир вскинул руки. — Споро, споро, споро!

На бегу выстраиваясь цепочкой, горцы начали втягиваться на поросший сосняком склон, прыгая через ручей и пробираясь между берёзок. Гоймир пропустил мимо себя последних, окинул взглядам небо — и побежал следом.

* * *

Полуразрушенная хижина, сложенная из серого камня, словно вросла в склон. Двери не было, ставни с окон давно сорвал то ли ветер, то ли людская рука.

Когда мальчишки добрались до этого приюта, дождь хлестал уже вовсю — совсем не летний, а какой-то осатанелый, ледяной. К счастью, в хижине кем-то были запасены хворост и сухие, звонкие берёзовые дрова. Вскоре все окна и дверь оказались завешены плащами, и вокруг большого костра, горящего в круге из закопченых камней, толклись, фыркая и отжимая волосы и одежду, все — места хватило. Но Гоймир быстро навёл порядок. Троих выгнал на дождь в часовые, пообещав смену через два часа. Остальные наконец-то успокоились, развесили наиболее мокрую одежду на шестах под крышей и разлеглись на плащах возле огня. Гоймир опять-таки в приказном порядке заставил всех вычистить оружие, после чего несколько человек занялись наконец-то ужином. Остальные частично заснули, частично принялись негромко разговаривать. Ревок погромче включил было плейер, где оказались записаны какие-то вполне внятные песни, но Йерикка потребовал, чтобы он вырубил прибор.

От одежды валил пар. В хижине было душно и сыро, хотя и тепло. Разговоры по мере того, как ребята расслаблялись, утихали, превращались в бормотание.

Олег чувствовал бы себя совсем хорошо, как в обычном походе после трудного дня, когда много прошагали, забрались под крышу и вокруг друзья. Но мешала ссора с Гоймиром. Тот на бывшего друга не смотрел и не заговаривал с ним. Олег пытался тоже его не замечать, но получалось плоховато. Чёрт возьми, на Земле тоже случались между мальчишками конфликты и даже драки из-за девчонок! Но, как правило, потерпевший поражение на любовном фронте соперник не уходил в глухую оборону во всех остальных делах. Олег начал сомневаться, что попроситься в отряд к Гоймиру было хорошей идеей — оказывается, тяжело жить рядом с человеком, который тебя терпеть не может и не скрывает этого!

Чтобы отвлечься от надоедливых мыслей, Олег повернулся к Йерикке — тот сидел со скрещёнными ногами и смотрел в огонь спокойными глазами.

— Ты про эту хижину знал?

— Она есть на карте, — кажется, Йерикка тоже был рад отвлечься от каких-то своих мыслей. — Но я про неё слышал. С ней связана одна история… — Олег улёгся поудобнее, давая понять, что ему интересно: — Во время восстания её построил твой земляк. И умер в ней. От болезни… или от одиночества.

— Одиночество — тоже болезнь, — тихо сказал Олег. Йерикка посмотрел немного удивлённо и кивнул:

— Наверное… Вон, смотри.

Он достал из костра головню и протянул руку в сторону, к стене, освещая её кусок. И Олег увидел чёткие буквы кириллицы, обозначенные въевшейся в камень копотью: «Не всё ли равно, за что воевать?!» Секунду головня освещала надпись дрожащим светом, потом — полетела в огонь.

— Это оставил он, — пояснил Йерикка. — Я часто думаю, что было с ним? Он сделал что-то страшное, бежал сюда, подальше от войны — и тут воспоминание и разочарование убили его… А ещё я думал, сколько правды было в его словах? Перед смертью люди обычно говорят правду… или то, что им кажется правдой. Мне всегда нравилась история. Не история вообще… а нравилось думать об отдельных людях, об их судьбах, привязанностях, желаниях… Иногда я пытаюсь представить себе всех людей, которые жили на протяжении тысячелетий. И добрых, и злых, и равнодушных… В разные времена — разные обычаи, даже правды разные. Представь себе, что сейчас посторонний человек узнал бы о нашей войне — чью сторону он бы принял?

— Как чью? — удивился Олег. — Я же…

— Твой дед воевал за нас, — напомнил Йерикка. — Ты уже не был посторонним, когда попал сюда… А кто-то другой мог бы увидеть нас тупыми дикарями, воюющими за дикарские обычаи и законы. Тупыми, жестокими, неразумными… И принял бы сторону данванов. Или — ещё хуже! — решил бы, что между нами вообще нет разницы, а значит — всё равно за кого воевать…

— Да ну тебя… — вырвалось у Олега. — Зачем ты мне это говоришь? Как это — нет разницы?!

— А вот так, — Йерикка слегка потянулся и засмеялся. — Представь себе — попадает сюда совершенно неподготовленный, посторонний человек. И видит, как мы сегодня истребили стрелков на тропе, как добивали раненых… А потом — как данваны жгут восставшую лесную веску… Ну и где разница? В чём? Чем мы лучше? И лучше ли мы? Или всё дело в том, как нас приучили видеть? А родись ты и я в данванских семьях — мы бы считали горцев жестокими погромщиками и разорителями, как в сериале «Птицы войны» — есть на юге такой, про отважных данванских пилотов и благородных «братьев меньших» — горожан с юга, которые добровольно вступили в горные стрелки. Вот там горцы — ты бы видел! Вот и получается, что данваны правы — нет на свете ни добра, ни зла, а есть только взгляд на вещи. Сторона, на которой стоишь.

Олег сердито сопел. Потом вдруг спросил:

— Если я сейчас встану и уйду — меня будут удерживать?

— Нет, — с искренним удивлением ответил Олегу Йерикка.

— А почему я не ухожу?

— Не знаю, — улыбнулся рыжий горец. — По глупости?

— Хрен с ним… Ты почему не уходишь?

— Я? — недоумённо спросил Йерикка. — А совесть? — ответил он без рисовки.

— А если бы тем, кто против нас, предложили разойтись по домам — они бы что сделали? Только в жизни, а не в кино? Им бы тоже совесть не позволила?

— Шутишь?!

— Ну вот и весь спор, — махнул рукой Олег. — Мы воюем за совесть. На своей земле. А их или гонят насильно — или они идут грабить чужую. Ну и как может между нами не быть разницы? А всё остальное — мне Бранка хорошо объяснила в своё время. Это, туману напускают, чтоб люди добро и зло разучились различать. И ты, между прочим, об этом говорил.

— Говорил, — согласился Йерикка. — Да ты не обращай внимания, это я размышляю вслух… Прав ты, конечно.

— Да это не я, это вы правы! — возразил Олег. — В моих местах как раз мнение бытует, что в любой войне виноваты обе стороны и справедливых войн не бывает.

— Как же вы там живёте?! — то ли в шутку, то ли всерьёз ужаснулся Йерикка. Олег развёл руками:

— Да так… Время дурное.

— Времена не выбирают, в них живут и умирают, — грустно оказал Йерикка. Олег кивнул:

— Это я слышал. Верно… Но мы можем выбирать, как нам жить и умирать. Вот я и выбрал, а от того, как мы живём и умираем, меняются сами времена… О блин, я начал философствовать! Что осталось — научиться играть на гуслях и отрубать головы мёртвых врагов? Этот мир пагубно воздействует на мозги, точно. Я рациональный мальчик из рационального времени, где ценности измеряются в баксах… надо это почаще повторять, а то совсем гикнешься… Мне поесть сегодня дадут, или тут все считают, что на ночь вредно наедаться?

— Вольг, Святомир, Данок, — скомандовал Гоймир, — на подмену. Ужин оставим вам… А ну-ка — есть и ложиться, одно по утру за зевотой не различим ничего!

Выходить под дождь не очень хотелось, и Олег подосадовал на Гоймира. Впрочем, как месть такой шаг — поставить его часовым перед едой — был бы слишком мелким, и Олег поднялся, как и все названные, оделся, перебрасываясь шуточками с остальными — и вышел под дождь.

Странно, но белая ночь всё равно оставалась достаточно светлой, хотя у дождевые тучи буквально лежали на перевалах да и ниже. Распрощавшись с «товарищами по несчастью» Олег отправился к своему посту — менять Тверда, который, конечно, совсем вымок и замёрз.

Мальчишка шагал, почти не прячась — камни, дождь, сырость, всё это создавало трудности не только для визуального наблюдения, но и для техники, которой, судя по всему, обладали данваны. Высохнуть толком одежда, не успела, мокнуть оказалось не так уж страшно. Правда, настроение после непонятного разговора с Йериккой так и не исправилось, а тут ещё лезли мысли о Бранке… и потом пришла ещё одна, пугающая мысль — Олегу по казалось, что воспоминания о здешних прошлых, событиях вытесняют из памяти воспоминания о доме, о родителях. Август начался, что они там? На миг вспыхнула острая досада на себя — и чего он ввязался в это дело?! Страшно подумать, а если его правда…

Думая обо всём этом, Олег не переставал, тем не менее, смотреть по сторонам. Почудилось движение — оказалось, большой песец драпал от человека, мелькал, оборачиваясь, среди камней… Ну, по крайней мере, тут есть не только враги, мокрые облака, мшистые камни и вереск…

Впереди показалась острая глыба, возле которой должен был лежать Твёрд. Заметить его Олегу не удалось, как ни старался — отлично. Представляя, как тот обрадуется смене, Олег пискнул по-мышиному. Ответа не было — он повторил сигнал.

Ноль реакции. Что он, уснул, что ли?! Олег обошёл камень — никого. И только обходя глыбу второй раз, мальчишка понял, что Твёрд уснул очень крепко.

Край плаща и нога в чуне торчали из-под вереска чуть в стороне от камня. Сперва Олег не понял, как это могло быть, а потом, холодея, разворошил кустики — кто-то искусно прикрыл ими лежащего на спине Тверда, вот только поторопился…

Горло часового было перерезано от уха до уха — в один мах, точно и ровно, как бритвой. Крови не было — её смывал дождь, и разрез чернел, как широкий приоткрытый безгубый рот. Оружия убитого никто не трогал.

Олег не ощутил страха. Он лишь отпрянул и присел за камнем, оглядываясь и прислушиваясь. Промытая дождём рана на горле Тверда по-прежнему стояла у него перед глазами, но это был не страх, нет.

Твёрд умер недавно. На дожде он ещё не успел остыть. Тот, кто его убил, был не просто вражеским солдатом — такой не смог бы подобраться к горцу, чуткому, как зверь. И убийца был не далеко. Вернее всего, он даже видел его, Олега.

А кто идёт за снимающим часовых?!

…Вереск спас Олега — и, наверное, всю чету. Ещё не восприняв толком шороха, Олег пригнулся и перекатился через плечо, а удар, который должен был снести ему голову, пришёлся в камень, высекая бледные искры.

Олег вскочил быстрым движением, продолжавшим кувырок.

Напавший на него стоял в трёх шагах, не дальше — ростом чуть повыше Олега, одетый в какой-то пятнистый балахон невообразимого цвета, у которого непонятно где начинались и кончались штаны, куртка, капюшон, маска; в прорезях её поблёскивали серые глаза. На широком ремне висели какие-то штуки, но в правой руке — клинок над плечом — убийца держал то ли меч, то ли тесак: короче меча Олега, но шире, с лезвием в виде лаврового листа.

Вот и всё, что успел рассмотреть Олег. Чутьё заставило его отпрянуть в сторону, одновременно выхватывая меч и камас.

Вовремя. Сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверстием посередине — непонятно, откуда он и взялся в левой руке нападающего! — с тонким злобным посвистом сорвался с его пальца и отлетел от камня. «Вот чем он убил Тверда!» — мелькнула мысль, а потом стало уже не до мыслей.

В каждом движении, в каждом повороте тела нападавшего сквозила странная, безжалостная пластика. Он тёк, словно был сделан из воды, непонятным образом удерживающей человеческую форму и не утратившей своих свойств. Воплощённая смерть надвигалась на Олега — существо, не осознававшее своей гибельности, потому что гибельность эта стала неотъемлемой частью натуры. Широкий клинок казался продолжением руки… и одновременно, как это ни дико звучит, нападающий сам был частью клинка. Олег не мог вонять, кто главный в этом союзе. Движения оружия и неотрывный взгляд серых глаз гипнотизировали и подавляли волю. Олегу стоило больших усилий сбросить липкую паутину оцепенения — и атаковать первым.

Противник скользнул назад и вбок. Из его левого кулака вырос широкий прямой клинок — короче первого. Разворачиваясь в почти балетном повороте, он отвесно и рассчитано ударил оружием в правой — и выбросил вперёд ногу, впечатывая её в голень Олега. Если бы не камас — Олег был бы зарублен сразу. А так — падая, он успел отразить удар клинка и, откатившись, вскочил, заставив себя превозмочь боль.

Удар сыпался за ударом. Казалось, что бой для этого молчаливого существа — не цель, а способ существования. Олегу удавалось защищаться, он поминал добрым словом Йерикку, но понимал, что устанет раньше. В какой-то момент просто запоздает поднять меч — и не отобьёт удар.

Они сражались лицо в лицо, топча и приминая вереск, скользя на камнях. Судьёй был дождь. Олег слышал профессионально-экономичное дыхание врага и это, как ни странно, нервного успокаивало: враг был живым, из плоти и крови.

Широкий клинок вскользь полоснул по левому плечу — толстый плащ распался, как переспевший арбуз под ножом. Заточка у оружия была превосходная!

«Отскочить и выстрелить, — подумал Олег. — А если его приятели совсем близко? Если он меня убьёт — нашим конец, я и так успел чудом, он наверное услышал мои шаги издалека и затаился… Что же делать?!»

И тут он понял — что. Единственно возможное «что».

На этот раз он сам прыгнул под удар — то, за что в земном фехтовании предупреждают «обоюдная атака!» Камасом в левой взял вторую защиту против широкого клинка врага, с силой отведя его в сторону и заблокировав, а сам одновременно чуть развернул корпус назад и поймал удар короткого ножа в левой врага, зажав его руку под мышкой.

Меч Олега был направлен от бедра, концом вверх. Скруглённым здешним концом, хотя и непригодным для уколов, но отточенным до бритвенной остроты. Бросившись вперёд нападающий сам наделся на клинок — до медного огнива. В руку отдало до плеча, её повело назад… Олег удержал её у бока.

Близко-близко Олег увидел спокойные глаза — ни боли, ни вообще какого-то выражения. И поспешно отскочил, замахиваясь изогнутым клинком камаса.

Но никакой нужды в этом не было.

Нападающий стоял так, как оставил его Слёг — левая рука вытянута вперёд, правая отведена в сторону, ноги расставлены. Но всё было кончено. Вогнанный до упора меч торчал слева между рёбер, комбинезон промокал от крови. Потом вздрогнула и пятном потемнела маска, а через секунду с нижнего её края медленно закапали струйки. Стоящий то ли булькнул, то ли кашлянул, то ли вздохнул… и начал падать, не выпуская своего оружия — на бок, показывая вышедшее сзади окровавленное лезвие. Оно и помешало убитому опрокинуться на спину — он застыл в неудобной, полувисячей какой-то позе, из-за чего казался живым, силящимся встать.

Запалённо дыша, Олег опустил камас в ножны и несколько секунд стоял, жадно втягивая сырой воздух. Дождь хлестал по лицу. Надо было забрать меч, и Олег, внутренне сжимаясь, шагнул вперёд.

Он нагнулся, но не успел даже дотронуться до рукояти. Ему послышалось, что убитый что-то сказал.

Волосы встали дыбом на голове у отпрянувшего Олега. Он в ужасе смотрел, как правая рука лежащего заскребла сырой вереск, потом — поднялась, пошарила, стянула капюшон вместе с маской, пропитавшейся кровью. Олег увидел узкое, загорелое лицо парнишки немного постарше самого себя. Серые глаза смотрели прямо в лицо Олегу. Окровавленные губы шевельнулись:

— Так много людей… на самом деле вы — последние… — услышал Олег. — Спаси… бо… Вот… и… всё… — он оскалился и вытянулся. Голова свесилась до земли на плечо. Жёлтые, яркие волосы — таких Олег никогда, не видел — резко потемнели, по ним стекал дождь. Кровь изо рта, остановилась.

Олег несколько раз облизнул губы, не сводя глаз с мёртвого лица. Потом решительно нагнулся и, взявшись, за рукоять меча, потянул. Клинок освободился неожиданно легко, а мертвец окончательно упал на спину — мягко, неслышно. Кровь на его лице начал быстро размывать дождь. Две прозрачные лужицы почти сразу скопились во впадинах глаз.

Олег отвернулся.

* * *

— Это хобайн, — Йерикка поднялся с колена и внимательно осмотрелся. — Засада впереди ждёт его сигнала… Тебе повезло. Вольг. Очень повезло.

— Я это уже понял, — угрюмо ответил Олег. И посмотрел в ту сторону, где ребята молча стояли над телом убитого Тверда, для которого первый день войны оказался последним. Вспомнилось, как он говорил, улыбаясь — совсем не давно: «Помирать… коли оченно возжелается…» — Вот и всё, — вырвалось у Олега.

— Что? — Йерикка снял головную повязку, выкрутил её, опять натянул, прижав ею свои рыжие волосы, чтоб не лезли в глаза. Посмотрел вверх и задумчиво сказал: — Кто-то забыл надеть штаны…

— Хобайн — это их славянин-воспитанник? — вспомнил Олег.

— Можно и так сказать, — согласился Йерикка. — На стороне противника их сейчас против нас полный фоорд. Порядка пяти тысяч.

— И всё… ну, такого возраста? — мотнул головой Олег. Йерикка удивился:

— Нет, почему? Взрослые, конечно… Таких они используют на спец-операциях. В том числе — для снятия часовых… Гоймир!

Воевода-князь подошёл, положив руки на висящий поперёк груди ППШ.

— Засада впереди, — предупредил Йерикка. Гоймир поморщился:

— Сам дошёл… Тверда схороним и через горы по тропам полезем, перевалом не пойдём. Пусть одно той порой нас вытропят.

— Где хоронить будем? — спросил Олег. — Тут же нет места…

Он не ожидал ответа от Гоймира, но тот ответил — правда, глядя в сторону:

— Под камень положим, где он смерть принял. Доброе место…

…Ветер не утихал. Тут, на высоте, он вылизал камни и лёд до зеркального блеска, отполировал их и сносил снег, не давая ему задерживаться, лечь, швыряя снизу в лица. идущим людям — словно мало было того, который летел сверху с тем же ветром! Зато между камней и на тропе слой снега доходил до колен, и Олег, выдёргивая ноги из этого белого болота, ощущал, как всё больше и больше охватывают его беспомощная злость, и отчаянье. «Пропали! Не выбраться!» — билось в висках. Он смахивал рукавом капли талой воды с лица — капли мешались со слезами. Олег плакал не от страха или жалости к себе — угнетало до слёз чувство беспомощности. «А где-то внизу… тепло… солнце,» — вяло подумал он и почувствовал, что его поднимают. Он не понял, кто поставил его на ноги — капюшон плаща мешал разглядеть лицо горца.

Где-то вдали, за их спинами, вдруг послышался мощный, нарастающий гул, пугающий своей неотвратимостью. Потом докатился мягкий, но могучий удар — в спину ощутимо толкнуло, как при взрыве, волной спрессованного до твёрдости воздуха.

Они втянулись под прикрытие валунов — гранитные исполины высились стеной на пару саженей. Тут было потише, снег шёл через верх, и казалось — обманчиво — что находишься в каком-то шатре с белыми стенами. Все прислонились к камням, выдыхая облачка пара из-под капюшонов, раздался приглушённый кашель, звякало оружие, но никто не разговаривал — лишь сипело из многих глоток сорванное дыхание.

Гоймир хрипло сказал, полузакрыв глаза чёрными от недосыпа и усталости веками:

— В пору поспели… Лава сошла… — он улыбнулся, на губах из трещин выступила кровь. — Если кто и поспешал по следу — свело их… — он вытер кровь крагой, моргнул, сплюнул.

— Нас тоже сведёт, — тускло ответил кто-то. — Им добро — их хоть в тепло утащило. А мы тут одно… окочуримся.

— Заткнись, — сказал Йерикка. Проваливаясь в снег, прошёл до конца каменной гряды, выглянул в снежную мглу.

— Не потишало? — спросил Гоймир. Йерикка покачал головой, возвращаясь, ударил по руке Богдана, потянувшегося к кожаной фляжке анласской работы. Тот уронил руку, сел в снег и заплакав, вытирая лицо локтем. Йерикка пнул его ногой в бок, потом ударил ножнами по спине:

— Встань, сопляк! Быстро!

Богдан поднялся, привалился к камням, достал негнущимися пальцами «вальтер»:

— Кончу тебя…

— А, — отмахнулся Йерикка. Подбросил пулемёт на плече и пошёл к Гоймиру. Богдан выстрелил ему в спину, промахнулся. Йерикка даже не повернул головы.

Олег, оттолкнувшись плечами, пошёл следом, проходя мимо Богдана, ударил его в подбородок. Тот неловко сел в снег опять, выронил пистолет, стукнулся затылком о камень.

Олег подошёл к совещавшимся Гоймиру и Йерикке. Позади шмыгал носом, копошился в снегу, разыскивая пистолет, Богдан, сплёвывали и шумно дышали остальные.

— Что там? — коротко спросил Олег. Йерикка ответил:

— Если в ближайшие полчаса не найдём себе убежище на ночь — подохнем. Или сядем и не встанем уже, или на тропе занесёт… Гоймирко, ребята садятся. Прошлую ночь почти не спали, потом считай двадцать вёрст по горам… Гоймир, не отвечая, смотрел в круговерть снега. Тихо ответил:

— На рисунках пещер нет. Только скалы одно…

— Попросимся переночевать к волотам в камень, — сказал Йерикка, — лишь бы не под камень.

— Идти надо, — решился Гоймир. — Й-ой, поднимаемся, встаём! Всё!

Йерикка пошёл в конец колонны. Олег не переставал удивляться его выносливости. Рыжий горец был совершенно неутомим — а сейчас ещё и беспощаден. Тех, кто успел усесться и не хотел вставать, расслабившись и уже погрузившись в оцепенение, легко переходящее в смерть, он бил наотмашь мечом в ножнах, выплёвывая ругательства — порой совершенно бессмысленные, но остервенелые. В ответ ему тоже неслась ругань, но беспомощная. Подняв всех, Йерикка пристроился последним и пообещал:

— Кто упадёт — прикончу тут же! — не поверить ему было трудно…

… Наверное, о таких переходах потом сочиняют былины. Или складывают? Тут ничего не надо сочинять — всё правда… Может, и про них сложат — сейчас Олега это мало интересовало. Снова лупил в лицо беспощадный снег. Олег, стиснув зубы, пёр на одной гордости, как плуг — тут было по бёдра — полуволоча Богдана. Тот еле передвигал ногами, бормоча:

— Помрём… все помрём… боги, боги…

Грозить ему смертью или стыдить было бесполезно, Олег пыхтел и тащил его, хотя не вполне понимал, почему сам движется. А преследователи сейчас лежат под снегом… им не надо идти… снег тёплый, толстый… там нет ветра и холода… там тихо и тепло…

…— Вольг, оправо возьми!

Ах,да! Олег зашёл шагов на пять от тропы. Казалось, идущую цепочку размывает ветер — то один, то другой вываливался из неё, забирал в сторону, проваливался в снег или падал на сколизи камней и льде. Гоймир по временам оборачивался и хрипло вскрикивал:

— Одно… ни единый… не помрёт! Я… запрещаю… то!

И все удивились и не поверили, когда он вдруг выбросил руку вперёд и выкрикнул:

— Пещера!

…Это было сильно сказано. На пещеру увиденное воеводой не тянуло — просто расщелина в скале, узкая и невысокая. Но ветер туда не задувал, и это оставалось главным.

Радоваться ни у кого сил не оставалось, выяснилось, что в расщелине «паркетом» (это Олег так определил) могут поместиться десять человек. Но это уже никого не интересовало и не смущало. Мальчишки поспешно побросали часть плащей на пол и легли — пятеро ногами к выходу, пятеро — головами между их голов, ногами — вглубь расщелины. Остальные девятеро улеглись на товарищей сверху — и вся эта куча закрылась оставшимися плащами,

Трудновато в это поверить, но никто не шевельнулся, чтобы расположиться поудобнее. Меньше всего их сейчас волновало, что кто-то кому-то давит локтем на горло, что в живот упёрлась рукоять пистолета, а чья-то чуня упёрлась тебе между ног. Сил пошевелиться не оставалось, и обтекающая талой водой одежда не казалась неудобством.

Олег лежал между Йериккой и Рваном, голова его оказалась зажата головами Богдана и Холода. Сверху навалился Морок. Было душно, сыро, пахло мокрой тканью, потом, сырым металлом, коже и талой водой. Снаружи вовсю уже свистел, и ревел буран, по ногам немного тянуло. Дышать оказалось трудновато, вокруг тоже тяжело дышали остальные. И всё-таки Олег чувствовал, как его с каждой секундой всё больше и больше охватывает счастье — оттого, что он просто жив!

Он уже засыпал, покачивался на мягчайшей перине предсонной дрёмы, когда ему в щёку толкнулся горячий шёпот Богдана:

— Во-ольг…

— Умм… — отозвался он. И пошевелился, насколько это было возможно, чтобы показать — не спит.

— Прости… Вольг?

— Ага. За что? — сонно спросил Олег, стараясь удерживать себя на грани сна и бодрствования, чтобы и говорить, и иметь возможность заснуть в любую секунду.

— Так ты ж… ты меня одно спас… — услышал Олег шёпот младшего мальчишки — смущённый и растерянный какой-то.

— Когда? — вяло отозвался Олег. Он не соображал, о чём говорит Богдан, а задумываться было невыносимо лень.

— Ну… на тропе. Повис я на тебе, как мешок… — было слышно, что молодому горцу стыдно. И Олег, вдруг проснувшись рывком, вспомнил прошлогодний поход и младшего мальчишку, свалившегося в болото. Олег вытащил его. Мальчишка был так напуган, что даже не плакал, когда Олег, сам перепуганный, тащил его на берег — и только прижимался к Олегу, глядя испуганными глазами на колышущуюся поверхность болотины. А может быть, он просто не понял, что мог погибнуть… и лишь потом его начала бить крупная дрожь, хотя он уже отогрелся и даже обсох возле с бешеной скоростью разведённого Олегом костра…

Землянин вдруг испытал короткий, но острый прилив нежности, забыв, что Богдан не так чтоб уж намного младше. Он повернул голову и тихо сказал:

— Ладно тебе. Давай спи.

Закинув руку за голову, он нашёл ладонь Богдана и чуть сжал её — на секунду ладонь окаменела, но потом расслабилась, и Богдан, вздохнув коротко, уткнулся носом в плечо Олега. Уже сонно сказал:

— Угу… благо… — и почти сразу задышал спокойно. Олег осторожно высвободил свою ладонь. Пробормотал:

— Защитник слабых, оскорблённых и униженных…

Стало смешно. Он провалился в сон раньше, чем перестал улыбаться…

…Они спали и не видели, что буран улёгся, и теперь падал тихий, густой и сухой снег, кружившийся в синем воздухе. Он залетал и в расщелину, постепенно покрывая белым лёгким слоем плащи горцев, закостеневшие от дыхания. Стены расщелины подёрнулись тоненькой плёночкой льда — дыхание двух десятков спящих, пробиваясь сквозь ткань, превращалось в конденсат, оседавший на камне и замерзавший.

И в конце концов в тихом белом, царстве не осталось уже ничего, кроме красных скал, что нарушало бы общую картину мрачного и величественного покоя — покоя смерти. Казалось, горы затихли и погрузились в сон, загнав людей в убежище и вновь доказав свою силу. Немигающее Око Ночи в полном блеске сияло над снегами. Красным отсвечивало висящее у горизонта Солнце.

Смотрела с небес в расщелину звезда. Не взгляд — холодная и внимательная, как Смерть.

* * *

Олег проснулся от того, что по разогревшемуся телу потянуло холодом, Он завозился, не понимая, где находится — было темно, душно, давила какая-то тяжесть, кругом хрипло дышали люди — и вдруг послышался весёлый возглас Гостимира:

— Й-ой, поднимайтесь! Родину снегом заносит!

Спихнув с себя живой груз, Олег треснулся головой в твёрдую крышу. Пока он размышлял, куда делись пледы, по нему резво проползли, больно пихаясь, двое или трое, а по глазам резанул белый, беспощадный свет…

…Мальчишки один за другим выползли, наружу — лица у всех были красные, распаренные, глаза розовые, как у кроликов. Следом валил пар, первый вдох на свежем воздухе врезался в лёгкие, как нож. Олегу при виде товарищей вспомнился Михаил Евдокимов: «После бани морда красная…» Плащи спеклись, их завалил толстый слой снега. Рядом с Гостимиром снаружи уже выплясывал Хмур, выкрикивая:

— Да выникайте скорей, одно куры сонные! Окоём каково — красотища!

Он был, пожалуй, прав. Снег перестал. По склонам: гор сияли алмазные россыпи — полыхал под солнцем выпавший за ночь. В мире было безлюдно и тихо. Олег услышал негромкий шёпот:

— Нарисовать бы то… — посмотрел вбок и увидел восхищённые и зачарованные глаза Одрина. Художник смотрел на окружающий покой, не дыша.

Это было, конечно, очень трогательно и романтично. Но вот только Олег почувствовал, как его начинает потряхивать. Волглую одежду — вообще не зимнюю! — прохватил, холод, он поспешно потянул свой плащ, и из-под него вывалился Йерикка. Посмотрев снизу вверх на Олега, он прохрипел:

— Ты выглядишь, как я себя чувствую.

— Отдай плащ, — сердито сказал Олег. Оный плащ превратился в некое подобие кровельной жести. Йерикка, не вставая с корточек, начал умываться снегом.

— А мы часов шесть спали, — заметил он. Талый снег скользил у него по липу и ладоням. Олег кивнул. Он, если честно, уже начал ощущать, что и в самом деле прошло часов шесть… и крупной рысью направился за ближайшие скалы, где буквально уткнулся в спину Резана, стоявшего со счастливым и умиротворённым лицом передом к камням.

— Далеко ли? — осведомился Резан. — Забито, прыгай подальше.

— Чтоб вас, — буркнул Олег, метнувшись вбок.

Девятнадцать мальчишек продрыхли совершенно неподвижно, да ещё и вповалку, в самом деле не меньше шести часов, поэтому все испытывали настоятельную потребность «отлить», и снег вокруг места лагеря вскоре украсился пятнами — во-первых, неэстетичными, во-вторых, демаскирующими.

Холод ощущался с каждой секундой всё сильнее, и горцы собрались у расщелины, жуя копчёную рыбу из неприкосновенного запаса, щедротами их собратьев на востоке оставшегося нетронутым.

— Одно, мы тут не стать чтоб долго, — Гоймир кутался в отмякший плащ, — а уж в говне об колено.

— Тверда жалко, — вздохнул Морок, поправляя ремни со снаряжением. — Как дальше станем?

Гоймир, вытирая губы крагой, огляделся вокруг прищуренными от снегового блеска глазами:

— Тааа… Вон тот одинец — за Длинной долиной — Слёзная гора. Об лево — Белое взгорье… — он нахмурился, припоминая. — Коли идём промеж них, так будем…

— …у озера Светозарного, — дополнил Йерикка, — а за ним — Дружинные Шлемы и Птичья река… По-моему, так и следует идти — и по возможности никогда сюда не возвращаться.

— Коли идём — то одно быстро, — вмешался Гостимир, часто облизывая губы. — Гляньте — буран на Слёзной. А её не зря так прозвали.

— Не зря, — кивнул Гоймир. В его взгляде появилась озабоченность.

Олег вгляделся в видневшийся километров за сорок на западе седоголовый пик. Мрачные тучи облегли его вершину и медленно, но верно, скользили вниз по склонам. Да, там бушевал буран покруче ночного здесь…

— На Птичьей можно станом стать. — решительно кивнул Гоймир. — Пошли. И попросим богов, чтоб дали нам не видеть наперёд этих мест.

— В обгонку с бураном — то забава что надо, — сказал Данок. Резан пихнул брата в снег, и, пока тот барахтался, посоветовал:

— Одно помысль, что все гонятся следом — тебя и фрегат данванский не настигнет!

Уже привычно выстроившись в цепочку, горцы двинулись через снег…

* * *

Небольшая веска Пригорки стояла в этих местах уже лет сто — с тех пор, как на опустевшие после большой усобицы земли горцев пришли с юга лесовики. Одиннадцать добротных пятистенков предпочли бы оставаться нейтральными и в этой войне, как остались нейтральными в дни Большого Взмятения. Какое-то время это удавалось и сейчас… но подобная самостоятельность никогда, не держится долго.

Сначала в веску ворвался отряд горных стрелков, вытрясший начисто всё съестное. Стрелки перепороли всех мужиков, парней и мальчишек от двенадцати лет без верхнего предела шомполами, повесили на воротах войта и убрались. Очень спешили. А вот пришедший следом хангарский отряд никуда не спешил — он встал в Пригорках постоем и взялся за дело основательно. Два десятка кривоногих плосколицых чужаков жрали за две сотни, словно у каждого было по дюжине ртов, курили какое-то зелье из коротких трубок, а потом долбили из огнестрельного оружия по донам и сараям, но самое главное — не давали проходу ни девушкам и женщинам, ни мальчишкам. Деревенского священника, попытавшегося воздействовать на разорителей словом божьим, хангары утопили в выгребной яме, а его семью спалили вместе с небольшой церквушкой.

Жители вески терпели безобразия с подобающей христианской кротостью. Ровно неделю. А в светлое Христово воскресение сыпанули в молоко утреннего надоя чемерицы — и не успевших прогадиться по-настоящему хангаров без единого выстрела подняли на тройчатки. На чём и успокоились — а зря, потому что присланный опять-таки хангарский отряд под командой офицера из славян немедленно приступил к наведению порядка. Пытавшихся сопротивляться перестреляли, почти всех остальных позагоняли в самый большой дом, заколотив ставни на окнах и двери — а сами взялись методично обыскивать Пригорки, поджигая одно обшаренное строение за другим…

…Андрей метнулся от плетня к овину. Хангар лязгал, топал следом, а за сараем дико кричала сестра и хохотали насильники.

— Ма-альчик… — позвал хангар. И почмокал языком, — Иди сюда, — он говорил почти без акцента. — Я не обижу…

«Господи, помоги!» — затравленно подумал Андрей и, сжавшись в комок, рванулся из-за овина — мимо опешившего хангара. Ухнув, тот схватил… воздух. Обвешанный доспехами и снаряжением, хангар был природным всадником и неплохим бойцом, но никаким бегуном — и ни за что не догнал бы босого и одетого в одну рубаху мальчишку. Но, вспрыгнув на забор, отделявший огороды от речушки, мальчишка поскользнулся на жердине, упал в траву — и не успел даже вскочить.

Сопя и ругаясь по-своему, хангар пытался скрутить мальчишку. Андрей отбивался молча и отчаянно, лишь иногда вскрикивая от омерзения и ярости. Воспользовавшись тем, что хангар шире расставил для упора ноги, мальчишка изо всех сил впечатал колено под болтающийся кольчужный фартук…

— Вввууй… — выдохнул бандит, выкатывая глаза и складываясь пополам. Правой рукой он потянул из ножен саблю. Андрей прыгнул к забору, рванул слегу, отчаянно крикнул:

— Убью! Не трожь, гад! — и раскачал дерево в руках.

Хангар попятился. Оставил саблю — клинок скользнул обратно в ножны. И, свирепо улыбаясь, перехватил в руки винтовку. Мальчишка прижался спиной к шатким слегам забора, сорвано дыша и глядя на чёрную точку ствола, качавшуюся на уровне груди.

Улыбка хангара стала ещё шире. Потом он хрипло булькнул и, выпустив оружие, поднёс руки к короткому ножу, возникшему под челюстью, в том месте, где была распущена шнуровка кольчужного воротника. Снова булькнул. И плавно завалился на спину, взрывая землю грядок сапогами.

Забор вздрогнул. Андрей уронил слегу, посмотрел вправо-влево, ещё не понимая, что произошло.

Четверо ребят постарше его — 13–15 вёсен — и одетые как горцы, стояли у забора с оружием в руках. Один — рыжий, как анлас, с пулемётом, пришлёпнутым сверху сизым блином магазина — спросил Андрея, говоря не как горец, а как горожанин:

— Что в веске? Данваны?

— Ка… ратели, — с трудом выдохнул мальчишка. И сел в грядку, обхватив голову руками…

— Сколько? — Йерикка тряхнул мальчишку за плечо. Яромир трижды прокричал совой — горцы, лежавшие под речным берегом, поднимались на ноги и перебирались через плетень. — Сколько карателей?! Ну же, говори!

— Десятка три… наших в доме заперли… — Андрей опомнился, поднял голову. До него дошло, что окружающие его люди явно не враги. — Остальные дома жгут… спасите, Христа ради прошу…

— Ясно, — чуть брезгливо ответил Гоймир. — Ну — пошли.

Горцы заскользили через огороды, словно бесплотные мороки-скажи, на ходу изготавливая к бою оружие.

Каратели, естественно, часовых не выставили — обороняться было не от кого. Это их и погубило. Горцы появились между подожжённых домов, среди рассеявшихся по веске ретивых поджигателей совершенно неожиданно и действовали молниеносно. Большинство хангаров были перебиты, трое плюс офицер — схвачены живыми.

Пока несколько мальчишек открывали двери дома, где были заперты уцелевшие жители, остальные собрались возле колодца, на сруб которого взгромоздился Гоймир с лицом прокурора Коржакова, разоблачающего деяния мафии. Пленных притащили, сюда же, но от хангаров толком ничего нельзя было добиться кроме завываний и бесконечных просьб пощадить, да ещё имени командира — Иван Вратников.

— Ты б видел, что делали они, — сказал, подходя, Одрин. Лицо художника было каменно-бледным. Олег тоже походил по веске и клял себя сейчас за дурость, пытаясь отогнать пропитанное средневековым ужасом видение тщательно и неспешно расчленённой и освежёванной девушки с животом, вспоротым и забитым тлеющими углями — она оказалась ещё жива, пришлось её добивать. Поэтому совершенно спокойно Олег услышал, как Гоймир приказал:

— Смертью казнить.

Хангары совершенно покорно встали на колени — молча, ничего не пытаясь предпринять — и наклонили головы под мечи…

…Вратников не выглядел напуганным — скорей, разозлённым. Ему разбили лицо и превратили в лохмотья мундир, и сейчас он почти кричал в лицо Гоймира:

— Я с вами говорить не буду! Вы бандиты, малолетние преступники, вас ждёт скорое и справедливое наказание!

— А вам имя каково?! — выкрикнул Богдан. Горцы загудели; выкрики и плач по всей веске усиливали впечатление.

— Находники!

— Убойцы!

— Выродки!

— Да свести его и делу конец!

— Мы служим законному правительству, — прокричал в ответ Вратников, — которое пытается установить на планете мир и спокойствие! А такие, как вы — это просто помеха! Мы находимся тут по просьбе…

В ответ, заглушая его слова, раздавался уже настоящий рёв молодых глоток:

— То земля наша!

— Наша!

— Мы вас одно кончим, раз сами не уберётесь!

— Под меч его!

— Тихо! — рявкнул Гоймир, вскинув руку. — Судом его судить будем. Как я князь — так я скажу. Прощенья ему нет. Прав не велит прощать убойц — он и есть убойца. Прав не велит прощать перескоков — он и есть перескок, выжлок данванский, хуже хангара. Прав не велит прощать нечестных находников — он и есть находник из находников. Законом Права — смерть ему?

— Вы просто глупые щенки, играющие в старинных воинов! — закричал офицер, подавшись вперёд. — Очень скоро от вас и головешек не останется! И…

— …и одно ты наперёд умер, — с этими словами Гоймир обрушил чекан на лоб Вратникова…

…Горцы решили заночевать в веске — благо, местные не знали, куда усадить и чем угостить своих спасителей. После горного перехода и предшествующих ему событий тепло и домашний уют уцелевших домов Пригорков казались раем. Горцы разместились в двух пятистенках, и молодёжь, совершавшая сюда паломничества, кажется была не против завтра уйти вместе с ними.

Это, конечно, было здорово — видеть раскрытые рты своих ровесников, перемигиваться с красивыми девчонками, небрежно выставлять напоказ оружие… Но Олег никогда не был позёром, ему это быстро надоело. Скинув чуни, он улёгся на широкую лавку в тихом уголке и заснул, несмотря на продолжавшийся междусобойчик…

…Он проснулся ночью. Ребята в основном спали, местные разошлись. Йерикка сидел на скамье возле приоткрытого окна, на столе стоял его пулемёт. С другой стороны стола устроился Святомир — подперев голову рукой, он читал какую-то книжку. Гостимир, сидя со скрещёнными ногами на другой лавке, перебирал струны своих походных гуслей и напевал печально:

— Выструнили горцев псами выть в плену… — он накрыл струны ладонью, спросил: — Йерикка, спеть-то чего?

— А… — рыжий горец шевельнул ладонью, фривольно опёрся локтем на пулемётный приклад.

— Понял, — охотно согласился Гостимир, ущипнул струну и тихонько запел, улыбаясь:

— Годится?

Святомир отпихнул книжку и потянулся:

— Й-ой! Чего мне желается, кто угадает?

— Домой, — предположил Йерикка.

— Не-а… Вызнать, чем наши дела скончаются.

— А я и так знаю, — заявил Йерикка. — Ложился бы ты спать лучше!

Гостимир снова играл на гуслях что-то печальное, и Йерикка вздохнул:

— А этот и в Кощеевом царстве гусли сыщет. Если не можешь не бренчать — сыграй и спой что-нибудь…

— …ещё похабнее прежнего, — заключил Святомир.

— А добро, пожалуй, — Гостимир устроил гусли удобнее:

— Хватит-хватит, — поспешно сказал Йерикка. — Дальше все слышали.

— Стережёшься за свой строгий нрав? — ухмыльнулся Святомир. — Добро, мы то и впрямь насквозь знаем.

Олег зевнул и сел.

— Не спишь? — спросил Йерикка.

— Да мне приснилось, что коту рядом половые органы откручивают, какой уж тут сон, — пожаловался Олег. — Эрик, что завтра делать будем?

— Спроси у Гоймира, — предложил Йерикка.

— Спрошу, — пообещал Олег, — вот ремни на чунях поглажу — и спрошу. Ещё бы, как опрашивать пойду, по пути не заблудиться. Проводишь?

— Остроумных дополна, — резюмировал Йерикка, — просто умных нету.

— Й-ой, дождь, — сообщил Святомир посмотрев в окно. Все остальные перебрались к нему и прилипли к окну носами.Дождь лил из низких серых туч, вспузыривая лужи на пустынной ночной улице.

— А вот прознать бы, как это, — задумчиво сказал Гостимир, — бежали они за нами, как хорт за косым. А потом одно отлипли разом? Неуж лавы испугались?

— Притомились, — предположил Святомир.

— Хохмач-самоучка, — под нос буркнул Йерикка.

— Мыслишь — не притомились?

— Да хватит вам, — Йерикка снова уселся спиной к окну. — Завтра и наговоримся, и устанем, и на дождь наглядимся так, что уши опухнут.

— Может, без дураков поговорим, — спросил Олег.

— Я, пожалуй, выйду, — вздохнул Святомир.

— А я, пожалуй, останусь, — высказался Гостимир. Йерикка поднял брови:

— Ты льстишь себе.

— Всё, понял, — поднял руки Олег. — Пойду досыпать, а вы мне сбацайте колыбельную. Что-нибудь из Сюткина… Не знаете такого? Дикари…

— Я, наверное, тоже пойду лягу, — потянулся Святомир.

Засыпая, Олег видел сидящего с гуслями на высоко поднятых коленях Гостимира и слышал его задумчивый голос:

…Может быть, Олегу это приснилось, а может, быть, он на самом деле проснулся ещё раз. Дверь была открыта, из неё тянуло сырой прохладой, и дождь шуршал по мокрому крыльцу. Серый полусумрак белой ночи, пронизанной его струями, лежал за дверью — без конца и края.

Йерикка стоял, опираясь спиной и ногой на косяк, скрестив руки на груди. Он разговаривал — тихо, но отчётливо — с каким-то человеком: из комнаты Олег видел только его спину, обтянутую пятнистой курткой… а вот голос был знакомый. Очень.

— Значит, они в самом деле отстали, — говорил Йерикка. — Что ж, ты принёс хорошее известие.

— Я был очень рад, когда меня направили сада, — тоже тихо ответил незнакомец.

— Верю, Чуж… или всё-таки Славко? — судя по голосу, Йерикка улыбнулся. Олег вспомнил — Чужой! Странноватый знакомец Йерикки!

— Брось, — между тем ответил Чужой, — мы вместе росли. Зачем смеёшься?

— Это я помни, — кивнул Йерикка. Чужой осторожно сказал:

— А может, ты всё-таки пойдёшь?.. Сновид был бы рад.

— Не сомневаюсь, — подтвердил Йерикка. — Только не хочу я… Хорошо, что увиделись. Ты теперь неподалёку будешь?

— Не я один, — обнадёжил Чужой. — Вот и утро скоро, мне уходить пора… Сейчас моё время — дождь.

— Славко, — тихо-тихо, Олег едва услышал, сказал Йерикка. — Ты пойми, я и вправду не могу. Вы, конечно, большому делу служите, а я — только племени. Но это моё племя.

— Ничего, — откликнулся Чужой. — Но жаль. Таких, как ты, даже среди наших немного. Особенно в это дождливое время, серое время… Береги себя.

— Береги и ты себя, — Йерикка встал прямо, оттолкнулся от косяка. Чужой сделал шаг с крыльца — под дождь. Струи воды вокруг него словно бы уплотнились, обрисовывая его силуэт серым контуром… пеленой… Потом этот силуэт начал ломаться, терять форму — только тень скользнула по улице.

Олег приподнялся на локте, собираясь окликнуть Йерикку, но вдруг обнаружилось, что тот трясёт его за плечо.

Дождь шёл, и дверь оказалась открыта, как во сне, но вокруг почти никто, не спал, ребята ходили по дому, что-то жевали всухомятку, перекликались, одевались, готовили оружие…

— Вставай, выходим, — Йерикка выпустил плечо Олега.

— Сейчас, — мальчишка сел на лавке. — А где Славко?

— Славко? — удивился Йерикка. — Какой? Мирослав, Твердислав?

— Чужой, — уточнил Олег. Йерикка засмеялся:

— Тебе приснилось что-то! Давай скорей, вся веска в горы уходит, а мы — по Птичьей к Светозарному.

— Так значит — ночью никого не было? — Олег заглянул в глаза Йерикке. Тот приоткрыл было рот, на секунду отвёл взгляд. Потом твёрдо посмотрел на друга и негромко сказал:

— Ты мне всё рассказываешь?

— Ясно, — коротко ответил Олег. И добавил: — Прости.

— Как ты говоришь — шевели поршнями, — Йерикка толкнул землянина в плечо кулаком.

— А что за название у реки — Птичья? — Олег сел на лавке. — Там что, много птиц?

— Особенно уток и гусей, — подтвердил Йерикка и повысил голос, обращаясь уже к остальным: — Скорей, скорей, побей вас Перун!

— Так думается — ему на той речке стол накрыли, — серьёзно сказал Гостимир, подмигнув остальным. А Краслав, вышедший на крыльцо первым, вдруг завопил:

— Й-ой, глянь, глянь!!!

Все разом, высыпали наружу, поднимая головы в низкое, дождливое небо.

Улица мигом опустела — люди разбежались по домам, и было отчего. Со знакомым гудением над нею ходил вельбот данванов. Грифон Данвэ с брюха, казалось, рассматривает Пригорки, пытаясь понять, куда делся карательный отряд, не вышедший на связь — и почему веска всё ещё цела?

Мимо Олега, державшегося за резной столбик, подпиравший навес над крыльцом, пробежал Йерикка. Выскочил на середину улицы, поднял на руках «дегтярь», упёр его прикладом в бедро. Широкая воронка ствола внимательно уставилась в небо. Олег видел его прищуренный глаз — Йерикка следил за вельботом, который, на миг зависнув над околицей, снова заскользил в улицу — быстрее, быстрее… Непрекращающееся гудение перекрыл пронзительный вой — и прибитая дождём пыль на улице взметнулась мокрым вихрем. Этот вихрь приближался к Йерикке.

«Дегтярь» в руках рыжего горца изрыгнул, прыгая, длинную очередь. Вельбот вильнул, подскочил, описал какую-то странную дугу — Йерикка, продолжая стрелять, поворачивался следом, потом замер, смеясь, с мокрым от промозглой взвеси, пропитавшей воздух, лицом; из ствола пулемёта шёл сизый дымок. Вельбот долбанулся в берёзки на склоне Слёзной и взорвался ослепительной магниевой вспышкой.

— Хвала!!! — заголосили, высыпая из домов, горцы. — Хвала! Рысь! Йерикка, посмеиваясь, менял диск, потом показал Олегу патрон с чёрной, окольцованной красным, головкой — бронебойно-зажигательный — и, стукнув прикладом о носок чуни, заявил:

— Вот так и впредь. Ясно?

— Как свет свят! — с хохотом завопили вокруг: — Хвала витязю!

* * *

Желание шутить и смеяться пропало у всех на первой версте. Дорогу к Светозарному над речным берегом развезло; все успели нападаться и извозиться, Морок грохнулся в воду, а Холод, ныряя за ним, вывихнул себе левое запястье. Короче говоря, к озеру подходила мокрая, грязная и унылая компания. Но, когда впереди показалась серая гладь, Олег — неожиданно для всех, а в первую очередь для себя — довольно бодро запел:

Внимательно слушавшие горцы слегка приободрились и не очень громко, но дружно подхватили со смехом припев, а Олег допел последний куплет:

Ещё раз прозвучал припев. Пока распевали, все невольно ускорили шаги и сейчас находились у впадения Птичьей в озеро. Птиц тут оказалось в самом деле видимо-невидимо, но вместо того, чтобы охотиться, пришлось прятаться в камышах по грудь в воде — над берегом пролетела, четвёрка вельботов с направленными вниз стволами. И наконец, уже совсем мокрые, опять злые и усталые, ребята, подошли к развалинам древней крепости.

От когда-то мощной твердыни племени, владевшего долиной, остались лишь развалины, почти заросшие папоротником и каким-то местным кустарником. Над зеленью острым клыком высились развалины главной башни.

— Кожаны там, все уделали, — сообщил Ревок. — Туда лучше и нос не казать.

— Придётся, — возразил Гоймир. — Окоём надо глянуть.

— Я — сторона, — хмыкнул Ревок. — Одно — не просыхаем. Так ещё в добре-от по колено ходить.

— Я пойду, — вызвался Олег. Ему было интересно. Гоймир посмотрел мимо него. Ответил. Йерикка:

— Сначала надо место найти, где засесть. Тут подвалы…

…Подвалы в самом деле впечатляли. Крепость обрушилась не от времени, а в одночасье, когда соседи во время усобицы взяли её стены штурмом — и подвалы засыпало. Время и люди расчистили некоторые входы. Из-за их обилия горцев было бы трудновато запереть под землёй, даже отыщи враг место их стоянки.

Единственное, что хорошо — внизу не было дождя. А так тут оказалось почти так же сыро, как наверху, холодно, да ещё и темно. Свет факелов и двух фонариков выхватывал из темноты на стенах суровые лица — барельефы изображали забытых вождей и безымянных ныне героев племени, имени которого Рыси не помнили, как не знали и из-за чего началась и с кем велась усобица, его погубившая…

Люди тут не раз ночевали — в одном из залов с низким потолком возле очага в стене были сложены дрова. Они отсырели и только после того, как ими занялся Йерикка — у него получилось, но дерево всё равно горело со щелчками, шипением и брызгами, высыхая по мере сгорания. В подвале сразу же стало уютнее.

— Да, то не в пещере…

— Ну и не у лесовиков на перине-то…

— Кто на перине, а кто в овине…

— А то гнали тебя туда?..

— Да не гнал его никто — с девчонкой он перемигнулся…

— Й-ой, она хоть то себе была?..

— Помните ли — о прошлую зиму в Снегиревке одна-то рыжую двойню в подоле принесла?..

— Ты на что намекаешь?!.

— Так… одно за девять-то месяцев об тот срок единый в наших местах рыжий вроде и в Снегирёвку-то являлся…

— В рыло?..

— Воевода, будет темноту напускать, теперь как станем?..

— Увидится — развиднится…

Гоймир ничего не приказывал, но Олег встал и подхватил автомат:

— Пойду.

— Погоди, с тобой я, — Богдан вскочил на ноги. — Одиночкой ты там переломаешься…

…Летучие мыши-кожаны, должно быть, держались того мнения, что погода нелётная. Они беззастенчиво дрыхли на балках — словно кто-то увешал каменные брусья сотнями серых свёрточков. Но ни одна даже не пискнула, когда, мальчишки пробирались полуразрушенными лестницами на самый верх.

— Уоп! — Богдан перескочил провал. — Сюда шагай, тут виднее.

Олег предпочёл перейти карнизом.

Когда-то это была широкая бойница, сейчас превратившаяся в выемку на обрезе стены — тут можно было встать спина к спине. Наблюдатели подняли взятые у товарищей бинокли. Просветлённая оптика, разредила пелену дождя. Дружинные Шлемы шли на севере ровной цепочкой, больше похожей на похоронные курганы.

— Стрелков вижу, — сказал Богдан. Олег осторожно повернулся.

Ряды серо-зелёных куполовидных палаток виднелись за рекой, верстах в шести. Живого ничего не было заметно, но подальше в грязи буксовали два мощных грузовика, а возле них суетились фигурки.

— Добро то, что дорог нет, — убеждённо заявил Богдан. — Вот были бы — нам кисло стало бы. А так — пусть грязь-то поразгребают, трупоеды пустоперые!

— Смотри-смотри! — Олег толкнул его локтем, едва не скинув вниз. — Там в Дружинных Шлемах!

В той стороне, куда он указал, опадало облако мощного взрыва. Сюда не донеслось ни звука.

— То что? — удивился Богдан. А Олег вдруг догадался, что это и весело ответил:

— Похоже, кто-то из наших тропу взорвал… Давай ещё вокруг посмотрим?

Они посмотрели. Но среди лесов и участков лугов ничего больше не двигалось.

— Там что? — Олег, опустив бинокль, указал на запад.

— Там-то? — Богдан тоже повесил бинокль на грудь. — Берег, от тех мест они движутся, данваны-то… Вон то — гора Тёмная, во-он, видишь? — Олег различил очень-очень далеко на севере, километров за сто пятьдесят, а то и больше, похожие на тень очертания серого пика. — С неё течёт Воронья река, через горы, с которых мы спустились, по ней сплавом можно аж в нашу Вересковую веслом не шевеля добраться… Во-он за теми горами — озеро горное, Светлоозеро именем, а из него прямым путём под горами бежит река Ольховая — через всю Оленью долину сквозом. Из той-то долины хорошие тропы есть за горы — не сядь нам на плечи хобайны, там бы прошли… Красивое место — Оленья, большое. Его Лоси под собой держат… А вон до тех мест, — Богдан протянул руку на юго-запад, — горы Моховые, по-за ними — Тенистое озеро. Голодные места, пустынные, а озеро само — мёртвое, Кощеем любимое…

— А почему название такое красивое? — удивился Олег.

— Так там и впрямь рощи берегом стоят. Да вот деревья — уродились корченые, выморочные… Отец мой там бывал, так говорил — малое время побыли — всех тоска за сердце взяла… Знать бы то, куда отсюда?..

— Пошли, а то я опять мокрый, — повёл плечами Олег.

…В подвале у очага полным ходом шло совещание. Правда, большинство горцев в нём не участвовали, а с довольным видом сидели и лежали у огня на расстеленных плащах.

Великая это вещь — огонь. Мелочи типа власти над природой, которую он дал человеку, в счёт не идут. Огонь лечит человеческие души, и недаром тут его почитают как самого близкого людям бога. Вот плохо всё — внутри, снаружи… Хуже некуда, край! Соберёшь в кучку сухие веточки, составишь их шалашиком, сунешь внутрь скомканную бумажку, чиркнешь спичкой — и поднимается над сушняком призрачное в свете дня или ярко-оранжевое во тьме пламя. Сядешь возле него, сложишь руки на коленях, посмотришь на танцующие язычки — и словно бы сами собой отодвинутся, а то и вовсе уйдут горькие мысли, беды и заботы. Огонь — защитник, друг и даже… собеседник!

Может быть, именно поэтому так любят люди разводить огонь…

…В целом тут было тихо, даже говорившие над картой Гоймир, Йерикка и Резан явно глушили голос, чтобы не нарушать тишину. Лица мальчишек в оранжевом свете казались по-особенному задумчивыми и по-особенному красивыми, похожими на смотревшие со стен барельефы.

— Лагерь их вот тут, — приглушил голос и Олег, показывая на карте. — Остальная Лесная долина, пуста, как…

— Стол горожанина? — спросил, посмеиваясь, Резан.

— Голова горца, — невозмутимо ответил Олег, облокачиваясь на край каменной плиты, на которой расстелили карту. — Я больше не нужен?

— Да ты и прочим часом не очень требован, — пустил ему в спину Гоймир.

Олег промолчал. У огня потеснились и дали место. Олег, сбросив плащ, сел на него и вытянул мокрые ноги к огню.

Шёл оживлённый, хотя и негромкий разговор о сказочных нелюдях.

Неожиданно выяснилось, что большинство горцев стоит на твёрдых, почти материалистических позициях и убеждены, что человек — единственное по-настоящему разумное существо в Мире.

— Вон они — лешие, водяные, мавки, уводни — полна коробочка, — говорил Холод. — Под ноги бросаются, иной час — больше чем грибов по осени! А хоть капля разума в них есть? И не бывало. По мне — что лешак, что бер. Звери. И вместе на человека похожи, но не люди же от того!

— А басни? — запальчиво возражал Гостимир. — Там-то они говорят! А коль говорят — значит, разум есть?

— Й-ой, так в баснях на коврах поднебесьем летают! — насмешливо возразил Холод. — Я тем часом, как сопливым был, ковёр из горницы аж до крыши затащил. Сел на него, да и давай все заклятья рядом вспоминать — полетать возмечтал!

Вокруг засмеялись. Но Гостимир не сдавался:

— А Морской Народ-то?! Или, тебя слушать, они тоже по-вроде акул? Вот то и есть, что не врут басни — были и иные, не только люди. Были, а по времени не то перемёрли чохом, не то люди же и свели их…

Олег слушал не внимательно. Оглянувшись, он увидел, что Йерикка отошёл от карты и стоит у входа, глядя в дождь, снова разошедшийся не на шутку. Гоймир и Резан что-то ещё обсуждали, но довольно лениво.

Олег тихонько поднялся и подошёл к другу. Скрестив руки на груди, встал рядом. Йерикка покосился на него и тихо сказал:

— Они сейчас про мечи говорить будут. Полезно было бы тебе послушать.

— У меня каникулы только через три недели кончатся, — слегка ощетинился Олег.

— Точно-точно, — согласился Йерикка. — Мы не в школе, но тут отметки тоже ставят. Вон, как Тверду за невыученный урок… Ладно, как ты говоришь — не надо меня оперировать?

— Лечить? — не смог удержаться от улыбки Олег.

— Лечить… Не читал такого автора— Звенислява Гордятича?

— Конспектировал, — обиделся Олег. Йерикка увесисто стукнул его в плечо:

— Не обижайся… Это мой любимый писатель. Даже больше нравится, чем ваши, которых, я читал. У него есть по весть «Друзья и враги Лена Ставратича». А в ней такой странный персонаж — Толик…

— Почему странный? — спросил Олег скорее машинально. Дождь смешивался с мокрым снегом, невесть откуда налетевшим, поднялся ветер, посвистывавший в развалинах…

— А потому. Он не отрицательный и не положительный, не наш и не враг… Лён всю книжку гадал, друг ему Толик или нет. А потом стал его жалеть, когда тот объяснил. Я это наизусть помню, уж больно поразительные слова… «Если ты говоришь, что человек может сам себе выбирать сторону, то почему он не может понять, что ошибся в выборе — и поменять её? Почему?»

— Я бы такого не пожалел, — хмуро ответил Олег. — А дальше? Что ему этот Лён оказал?

— Лён? Не помню точно, но что-то вроде того, что понимание, конечно же, приходит в наиболее опасный момент… Помнишь, как мы разговаривали в той хижине? — Олег кивнул: — Ты тогда здорово сказал насчёт нашей правоты… В самом деле — есть огромная разница, за что воевать…

— Я вот где-то читал, — медленно начал Олег, — только не помню — где… короче, что единственная вещь, оправдывающая пролитую свою и чужую кровь — высокая идея.

— А дальше? — как-то подозрительно посмотрел Йерикка.

— Что дальше?

— Дальше… там ничего не было? — нетерпеливо спросил рыжий горец.

— Погоди… какая-то чушь насчёт… а, вот. Единственное, что оправдывает жизнь — любовь. Точно.

— А ты считаешь, что это чушь?

— Ну, может и не чушь… — Олег вспомнил Бранку. — Но только это совсем о разных вещах. Война — и любовь.

— Есть великие вещи — две, как одна. Во-первых — любовь. Во-вторых — война, — напомнил Йерикка.

— Киплинг, — узнал Олег своего любимого поэта. — Только всё равно. Какое имеет отношение война к любви?

— Не будем спорить, — Йерикка стёр с лица воду. — О, капает… Вот только подумай, зачем мы тут? Почему мы всё это терпим? Из чувства долга? Ради идеи? Плохо воюет тот, кому нечего защищать. А защищают лучше всего то, что любят…

— Мы констерьваториев и вертисиськетов не кончали, — досадливо ответил Олег, двинув Йерикку кулаком в спину. — Где нам равняться в фаллософии с разными всякими…

Йерикка развернулся к Олегу и взял его за плечи. Слегка встряхнул и спросил каким-то странным голосом:

— Слушай… а ты часто думаешь о том, что мы все вернее всего погибнем?

— Ты что? — Олег высвободился из его рук, удивлённо сказал: — Не-ет…

— А вот я, — с силой выговорил Йерикка, — не могу об этом забыть ни на секунду… Стоп, что это?!

Йерикка присел, и Олег, не дожидаясь приказа, присел тоже — уже рефлекторно.

— Т-ш! — Йерикка поднял руку, сзади стало тихо. Подбежал, пригибаясь, Гоймир.

— Хорошо то, что сейчас не ночь. Долбаки мы, вход в пещеру не замаскировали…

Мальчишки наблюдали за тем, как около дюжины горных стрелков один за другим прошли шагах в ста от развалин, нацелив во все стороны ручные пулемёты. Четверо в середине несли большие и, видимо, тяжёлые мешки защитного цвета.

— Положим, как на ладони же… — подал голос Резан. Гоймир покачал головой

— Не… Ты мысли — идут из стана, да с грузом… Что у них в крошнах?

— Я знаю, что, — Олег покусал сгиб пальца. — Аппаратура связи. И будет это пост РЛС. В такую погоду даже вертушка, наша — ну, вертолёт — без точной наводки разбилась бы запросто. Выбегут, найдут площадку, поставят аппаратуру наводки…

— …а сигналы-то будем подавать мы, — заключил Йерикка.

* * *

— Кровь Перунова! — Гоймир сплюнул. — Как в Оземово царство провалились!

— На надо так громко, мы же не знаем, где они, — Йерикка вытер лицо повязкой.

— Да и мы-то где — одно загадка, — пробормотал кто-то.

Мокрый снег кружил рядом, идиотски выглядел, ложась на зелёные траву и листву. Гоймир кипел от злости и стыда — горцы под его командой упустили врага в родных местах!

— По следам мы их не найдём, — Олег остановился. — Давайте разделимся на пятёрки и поищем методом тыка.

— Неплохая идея, — одобрил Йерикка. — Гоймир, Резан, я… и кто поведёт четвёртую пятёрку?

— Я, — снова подал голос Олег, — если никто не против. И даже согласен взять не четверых, а троих.

— Я с тобой, — тут же сказал Богдан.

— Я тож, — присоединился Морок.

— Я с братом, — руку поднял Холод. Всё решилось прежде, чем Гоймир успел вообще сообразить, что к чему и что вообще происходит. Ему оставалось только наклонить голову:

— Добро… Гранатомёт не потеряйте. А лучше оставьте вовсе, тяжёл…

…Олег повёл своих на восток, к Дружинным Шлемам, но, чтобы не переправляться второй раз через довольно широкую реку, повернул по течению Птичьей на северо-запад. И буквально через версту Богдан вдруг потянул в себя воздух широко вздутыми ноздрями — словно животное:

— Дымом тянет, — тихо сказал он. Все тихо зашмыгали носами — и даже Олег ощутил хорошо знакомый, но давно уже не встречавшийся запах сигаретного дыма.

— Курили малое время назад, — уверенно сообщил Холод. — А вот и скурок! — он ловко подцепил концом меча «бычок» сигареты с фильтром.

— Вот это я называю — повезло, — Олег передвинул автомат на бедро, стволом вперёд. — А ну — к бою, они могут где угодно оказаться… Холод, двадцать шагов влево, Богдан — вправо, Морок — на десять тагов позади… Полная тишина, сигналы обычные.

Горцы молча разошлись, как указано, почти растаяв среди мокрого снега. Олег в очередной раз удивился их сказочной выносливости. Да и своей можно было удивляться — откуда что берётся?! На ходу он ещё несколько раз натыкался теперь уже на полузанесённые снегом следы ботинок и уверился, что они идут правильно.

Но потом вдруг неожиданно как-то захлюпало под ногами, из мокрой метели выступили сумрачные, вымороченные силуэты деревьев, и Олег в нерешительности остановился. Было очень тихо, лишь отчётливо шуршали тысячи тысяч падающих снежинок.

Слева возникла тень — это был Холод. С другой стороны подошёл Богдан, глаза у него были круглыми от испуга:

— Вольг, Вольг… — зачастил он, — Где то мы?!

— Случилось чего, й-ой? — встревоженно спросил, подходя, Морок. А Холод вдруг присвистнул:

— Щит Дажьбогов! — он потёр лоб. — Да то ж Лесное Болотище, лишнего к закату мы хватили…

— Холод, — пробормотал Морок, глаза у него бегали, — так ведь то ж… оно самое место?

— Так оно, — раздражённо отозвался Холод, — оно и есть, да ведь одно — басни про него баснят, и чего тут?!

— Одно так ли? — покачал головой Морок. — Часом чего ж ты меня им пугал?

— А чтоб послухом был, — весело ответил Холод, потрепав брата по волосам, но Олег был готов поклясться, что лицо у него встревоженное.

— Может, обойдём? — неуверенно предложил он, вспоминая карту. — Оно вроде бы не очень широкое…

— В такой снег по лёгкому в него прямиком и ухнуть… а там… — Холод выдал себя испуганным взглядом. — Добро будет назад вернуться — пусть Кощей их водит!

— Да чего вы так трясётесь? — спросил Олег. — Ну болото. Так в ваших местах везде болото, где гор нет.

— Вольг, — серьёзно ответил Холод, — то не болото. То Лесное Болото.

Олег нахмурился. Только теперь он вспомнил слышанную не так уж давно былину, как бились в этих местах Кощей и Святогор Заступник, и от той битвы треснула до сердца Мать Земля. Место, где пропадают люди, болото, даже к границам которого подходить опасно, потому что кое-кто прямо говорит, что Кощей-Чернобог тут и живёт, это и есть его вотчина. Горцы населяли болото жуткими чудовищами, перед которыми лесные уводни были просто конфетками. И отбросить эту мистику никак не удавалось — мысли сами съезжали на неё.

— Ноги надо уносить, — у Богдана плясали губы, он озирался.

— Твоя правда, — согласился Морок, — и не мне последним идти, хоть казните…

— Тихо, — жёстко сказал Олег. Он командовал, этими ребятами — по крайней мере, сейчас — и это помогло справиться с собой. — Никуда мы возвращаться не будем. У нас война, а не Коляда[54]. Мы врага преследуем, и я за ним и в Кощеево царство пойду! Холод, Морок, пройдёте шагов… нет, пойдёте на полночь, пока не упрётесь в болото. Тогда просигналите. Мы двинем кромкой и снова встанем на след.

— А разом… — Богдан сглотнул, повернулся в сторону болота. — Разом они туда пошли? Нездешние одно…

— В этом случае, — Олег заставил себя улыбнуться, — мы их никогда больше не увидим.

— То и добро, — похоже, Холод справился с собой. — Пойдём, братец, никто не помер ещё об два шага в болотине.

Они исчезли в промозглой метели, а Олег, глядя им вслед, в который раз подумал, что родители братьев обладали странным чувством юмора, раз дали им такие имена — Холод и Морок.

Стоя спина к спине с Богданом, Олег прислушивался и вглядывался. Но в мире были лишь посвистывание ветра да какой-то скрип на болоте.

— Вольг, — шепнул вдруг Богдан, — глянь-ка…

Олег сразу повернулся. Сперва он ничего не заметил… а потом увидел, как низом по краю болота плывёт густое белое молоко, ещё более плотное чем снег. Дальше всё тонуло в этой пелене, смешанной с пургой.

— Туман, — изумлённо сказал Олег, не веря своим глазам. Но тут же сообразил, что это совсем хреново. — Надо наших догонять!

— Дело бы — покликать, — предложил Богдан.

— А кто услышит? — возразил Олег. — Нет уж, пойдём. Они далеко уйти не могли…

…Пока ледяная жижа не дошла до колен, Олег не останавливался, всё ещё надеясь выбраться на сухое место. И только после этого плюнул и начал озираться.

Богдан тяжело дышал позади. Когда Олег обернулся, чтобы подмигнуть, то увидел испуганное, жалобное лицо.

— Часом стемнеет, — одними губами сказал горец.

— Ну и фигли? — грубо отозвался вместо ободряющих действий Олег.

— Ночью-то…

— Да пошёл ты! — Олег вытер рукавом ковбойки мокрое лицо, стряхнул с плеч налипший снег. Огляделся ещё раз и пробормотал: — Куда же идти-то? Во блин… Богдан, пойдём дальше.

— На бо… болото?! Не стану я. Одно убей, — твёрдо заявил Богдан. И икнул.

— Самому не хочется, — признался Олег. — Но что, на месте стоять? Может, развиднеется…

— Туман-то разом за нами выполз, — объявил Богдан. Олег пригрозил:

— Не заткнёшься, я тебя в болото скину.

— Лучше уж ты скинь, — на полном серьёзе ответил. Богдан, — чем утянут.

— Кому ты нужен — обгадившийся… — начал Олег, но тут неподалёку что-то заскрипело. Заурчало. Завозилось. Вскидывая автомат, Олег против своей воли шагнул в сторону — подальше от звуков — и, не успев вскрикнуть, ухнул в воду с головой.

Почему-то он открыл глаза. Кругом была чернота и страшная, смертельная тишь. В ужасе чувствуя, что его тянет вниз, Олег вскинул руки над собой… и вернулся в нормальный мир, где Богдан, стоя на коленях — по пояс, следовательно, в грязи — тянул его, Олега, на… скажем, не «сухое», а относительно твёрдое место. Олег вместе со снаряжением весил по местным меркам пудов семь, да и болото выпускало неохотно, но Богдан всё тянул и тянул, молча, с лицом одновременно ожесточённым и перепуганным, пока Олег не встал на твёрдое коленями, а потом повалился в грязь лицом… впрочем, это уже не имело никакого значения.

Богдан сидел рядом с круглыми, очумелыми глазами и часто-часто клацал зубами. Чувствуя себя страшно неудобно — испугался обычного болотного газа, герой! — Олег встал на ноги:

— Значит, туда нельзя, — сделал он вывод.

— А можно-то докуда? — Богдан вытер мокрое лицо рукавом, оно стало ещё и грязным.

— Туда, блин, — буркнул Олег. — Знаешь такой анекдот? Ну, историю?

— Нет, — озадаченно ответил Богдан, поправляя грязный АКМ на груди.

— Подходит англичанин к кассе в аэропорту и говорит: «Плиз, уан чикет ту Даблин!»[55] — а кассир ему: «Куда-а, блин?!».

Горец ничего не сказал, лишь дико посмотрел на Олега. Конечно, смысл анекдота остался для него загадкой, и, когда Олег сам засмеялся над рассказанным, Богдан озабоченно заморгал.

— Да в порядке я, — успокоил его Олег. — Если нельзя вперёд — попробуем ползти назад.

* * *

Впереди из снега вынырнула избушка, поднятая на гладких столбах, с обомшелой лестницей без половины ступенек. Появилась, словно выросла из болота. Именно эта мысль первой пришла в голову Олегу, и он выругал себя за неё.

— Что это? — тихо спросил он. Богдан покачал головой:

— Кто ж то знает?..

…Бояться, остерегаться они оба уже устали. Попробуйте больше двух часов походить по болоту — в тумане, под снегом, то и дело ожидая нападения, да ещё и думая обо всякой чертовщине. Кроме того, избушка выглядела давно и прочно заброшенной.

— Ноги-то отвязываются, — сказал Богдан. — Глянем, будет — переночуем?

Олег представил себе сырую вонь, осклизлые топчаны, мох на стенах… Но ночевать на болоте не было не просто желания — не было возможности, и он кивнул:

— Пошли…

Вытягивая ноги из грязной жижи, мальчишки подошли к крыльцу. Тут было посуше, но всё равно оставалось не вполне понятным, кто и как мог тут жить. Пышная подушка мха затягивала ступеньки.

— Пойду первым, — почему-то приглушил голос Олег. Богдан, ни слова не говоря, кивнул.

Разбухшие доски под ногами не скрипели, а жирно чавкали. Олег толкнул дверь — с силой, готовясь к тому, что она разбухла — и влетел внутрь, споткнувшись о порог. Дверь распахнулась легко и бесшумно.

— Чёрт, чуть не упал… — выдохнул Олег, выпрямляясь.

— Скоро упадёшь. Совсем, — услышал он в ответ.

И увидел дырчатый ствол винтовки, направленный ему в живот. В небольшой комнатке за разбухшим столом сидели трое. Двое рядовых стрелков: один — за мощным комплексом РДС с зонтиком антенны, выставленным в окно; другой — боком к столу. Он и целился в Олега. В углу, прислонившись спиной к брёвнам и положив ногу на ногу, сидел офицер. На колене у него лежал пистолет, похожий на бластер из фантастических фильмов.

— Я же говорил — гость, господин командир, — удовлетворённо сказал стрелок.

— Хороший мальчик, — вяловато ответил офицер, двинув рубчатым стволом пистолета, — только очень грязный… Пусть проходит, а автомат у косяка оставит. И ремни снимет. А ты ему налей. Для храбрости.

Радист, ухмыляясь, плеснул в крышку от фляжки прозрачной жидкости. «Он сказал — «гость», а не «гости»,» — отметил Олег, шевельнув плечом и сбросив в руку автомат. Аккуратно поставил его к косяку. — А где остальные? Спят в соседней комнате? С РЛС я угадал, но какого овоща им на болоте нужно?..» — мальчишка взялся за пояс.

Короткий, негромкий свисток раздался из окна, и Олег засмеялся, опустив руки. Весёлая физиономия Богдана соседствовала там с РЛС и стволом автомата, нацеленным в голову офицеру:

— Ты, выпердок, — весело сказал Богдан, — накажи своим скотолюбам оружие бросить. И сам-то бросай, не то часом мозгами до стенки раскинешь.

Олег молниеносно подхватил автомат и нацелил его на ошалевших врагов. Вооружённый винтовкой стрелок сразу уронил её. И оттолкнул ногой, повинуясь жесту Олега. Офицер, помедлив, то же сделал с пистолетом. Радист молча кивнул на угол — там стояла вторая винтовка. Богдан исчез, чтобы через секунду появиться у двери — Олег отшагнул в сторону.

— Там все, — мотнул он головой на дверь в другую комнату. Богдан сделал два мягких шага, ногой распахнул дверь и открыл огонь от бедра. Радист метнулся за винтовкой — Олег срубил его короткой очередью, повёл стволом, вколачивая в стенку нагнувшегося за оружием второго стрелка. И направил автомат на вскочившего офицера — молча, но тот застыл, держа руки по швам, Из соседней комнаты раздались два одиночных выстрела, вышел Богдан и сел к столу, сбросив с мокрой лавки ногу убитого радиста. Пододвинул, придерживая локтем автомат, банку консервов.

— Ну так, — Олег, широко расставив ноги, сел возле печки, положил автомат на колени, чувствуя, как ноги наливаются свинцом, — вот теперь поговорим. И не надо мне врать. Я, как и все подростки, человек ранимый и остро реагирую на неправду. Кроме того, я устал, промок и хочу спать и есть. Кто вы такой и почему охотитесь в неположенное время?

— Офицер штаба 23-го туземного фоорда, специалист связи капитан Пестемеев, — офицер сглотнул.

Богдан активно жевал что-то — похоже, что колбасу. Олегу стало завидно, он проглотил слюну и задал вопрос, который много раз слышал в кино:

— Ваша цель?

— Наводка вельботов с десантом…

— Врёте! В болото?! — перебил Олег.

— Вельбот может садиться и в бо… — начал офицер, но Олег снова перебил

— Врёте! Зачем эта бодяга, если полно мест для посадки на сухих равнинах? Я считаю до трёх, потом, если вы не скажете правду, вгоняю вам — пулю в лоб — раз…

— Тут будет базироваться штаб всей операции, сам анОрмонд йорд Виардта! Мы должны были дать наводку вельботам, но не с десантом, а с грузом!

— На болоте?

— Да-да, — заторопился офицер, — для создания дополнительной зоны безопасности…

«Похоже, не врёт,» — подумал Олег и спросил ещё:

— А зачем такие заморочки, ведь здешние племена фактически беззащитны перед вами?

На губах офицера появилась неуверенная улыбка:

— Но-о… уже двое суток, как разослали ориентировки, в которых указывается на возрастание опасности со стороны банд…

— Так, произошло что-то значительное? — быстро задал вопрос Олег.

— М-множество мелких нападений… пропали несколько небольших отрядов, патрулей… особенно на периферии… взорвали тропы во многих местах. Сбиты до десятка вельботов… И большой бой идёт недалеко от такой горы… на севере…

— Тёмной Горы, — сказал Богдан.

— Да, может быть…Уже почти сутки идёт, наши пытаются окружить несколько бан… ваших отрядов.

— Ясно, — кивнул Олег. — Вы уже передали сигнал о прибытии?

— Да.

— Когда следующий сеанс?

— Его не будет. Наводка действует постоянно, утром прибудут вельботы.

— Кажется, всё, — вздохнул Олег. Богдан, совершенно спокойно, всё ещё жуя колбасу, развернулся, выхватывая из кобуры «вальтер» — и выстрелил Пестемееву в затылок. Офицера подбросило, и он рухнул в рост на пол, не успев толком осознать, что с ним произошло. «Странно, — подумал Олег, глядя на то, как Богдан, продолжая жевать, тянет из ножен меч, — в болоте он умирал от выдуманных страхов, а тут укокошил столько народу — и ничего… А ты сам, Олег, что — не изменился совсем? И в лучшую ли сторону, если сидишь рядом с тремя трупами и думаешь о еде?»

— Ну как стать, ночевать-то будем? — спросил Богдан, примериваясь мечом к шее убитого. Потом передумал, убрал клинок в ножны.

— Придётся, — не слишком охотно согласился Олег. — Давай этих стащим в соседнюю комнату.

— Может, сразу в болоте утопим? — Богдан вздохнул. — Одно место забивают…

— Не гони, — Олег поднял палец. — Я кое-что придумал, слушай…

Олег в двух словах изложил свой план, глядя, как Богдан расплывается в улыбке. Когда Олег закончил, горец захохотал и, ударив кулаком о колено, азартно сказал:

— Вот то ладно! Й-ой, ладно!

— Мы ещё можем поспать, — Олег тоже улыбался. — Давай, ложись, а потом я тебя разбужу, ты подежуришь.

Богдан, на ходу снимая плащ и снаряжение, подошёл к лавке у печки, покачал её, сел, вытянув ноги:

— Обувку сниму, — сказал он, — ноги ором орут, второй день как не разувался.

— Давай, — Олег понюхал фляжку. — Водка, что ли?.. А колбаса вкусная?

— С нашей не поровняешь, — Богдан растянулся, повёл плечами: — Сырое всё сквозом, аж морозит, — он пошевелил ступнями в грязных разводах. — Хлеб добрый, одно тут у кого забрали.

— Ага… Ладно, дрыхни, — Олег ещё раз понюхал фляжку, и, брезгливо сморщившись, опорожнил её на мокрый, в наростах плесени пол. Потом, достав камас начал кромсать хлеб и класть на него куски консервированной колбасы и банки, торопясь и ощущая, что зверски голоден. — Богдан…

Ответом было мерное посапывание. Богдан спал, и его вымазанное грязью лицо было немного обиженным, как у маленького ребёнка.

Олег вздохнул и, жуя первый бутерброд, посмотрел в окно, из которого тянуло сквозняком. Снег прошёл, его сменил какой-то осенний дождь, заштриховавший панораму заболоченного леса. Из глубин его неслись странные, пугающие звуки, и Олег пододвинул автомат ближе.

— Что я здесь делаю? — вырвалось у него. Отложив бутерброд, Олег спрятал лицо в ладонях и надолго застыл так…

…Два часа спустя — по ощущению — он совершенно извёлся от безделья и внезапно напавшей зевоты — настолько жуткой, что после каждого зевка Олег серьёзно опасался: а удастся ли свести вместе челюсти?! Он просмотрел бумаги офицера, но они напоминали «Чёрный квадрат» — видно, что нарисовано, а что — непонятно начисто. Линейного алфавита данванов Олег не знал. Пейзаж за окном усыплял.

Наконец он поднялся, потянулся, чиркнув ладонями потолок и прошёлся по комнате туда-сюда, посвистывая, сквозь зубы и. размышляя, не выглянуть ли ему наружу. Может быть, и собрался бы, не почудься ему какое-то движение в смежной комнате.

В сырой и холодной одежде Олег вспотел, как в сауне. Не сводя глаз с двери, метнулся к столу, споткнулся по пути о лавку, ухватил автомат и, сбросив предохранитель вниз, на автоматическую стрельбу, прицелился в дверь.

Звук больше не повторялся. Не сводя автоматного ствола с двери, мальчишка чуть сбоку подошёл к ней и толкнул ногой. С сырым скрипом дверь распахнулась.

В комнате пахло стынущей кровью и сыростью. Звук повторился, и Олег увидел большущее крысоподобное животное — оно метнулось под опрокинутую лавку и исчезло под стеной. Олег перевёл дух и уже собирался закрыть снова дверь, когда увидел вторую — за печкой, общей для обеих комнат, низенькую и оснащённую большим кольцом, изъеденным ржой.

В Олеге ожило любопытство, пересилившее даже желание поспать. Ещё раз окинув взглядом трупы, он осторожно перешагивая через них, подошёл к двери и пошатал кольцо. Странно, что никто из стрелков не попытался уйти в эту дверь — а что не попытался, это точно, потому что кольцо буквально развалилось в руке у Олега, настолько пропитала железо ржавчина. Дверь не шелохнулась. Тогда Олег достал камас и попытался поддеть разбухший край двери лезвием. Это получилось — чавкнув, дверь отошла, внутрь упал луч света белой ночи, отразился от чёрной, ровной поверхности воды, неподвижным, стылым зеркалом замершей в полуметре от ног Олега. Когда-то это был подвал, но сейчас этот подвал оказался затоплен. Из воды выступали стол, высокие то ли нары, то ли стеллажи — не поймёшь, на которых что-то лежало… Олег всмотрелся — и понял, что на столе стоит пулемёт. Незнакомый, похожий на охотничье ружьё с длинным, круто изогнутым магазином сверху.

Несколько секунд Олег стоял, вздыхая и переминаясь с ноги не ногу, на пороге. Любопытство победило — вздрагивая и ёжась, он полез в воду, дошедшую до живота. Вода оказалась ледяной, но не настолько, чтобы не вытерпеть.

На нарах лежало полусгнившее тряпьё — то ли остатки одеяла, то ли просто рогожа. Оно начало расползаться, когда Олег взялся и потянул… а потом разом отдёрнулось, открыв человеческий череп.

Вскрикнув и едва не упав, Олег отшатнулся. Странно, он не так боялся мертвецов в комнате наверху, как этого черепа, взглянувшего ему в лицо пустыми глазницами. Но это и правда был всего лишь череп — и страх тут же прошёл. Олег осторожно сбросил остатки тряпья, открыв весь скелет.

Уже невозможно было понять, во что он одевался при жизни — одежда превратилась в то же осклизлое рваньё и слилась с одеялом. Но сохранились кожаные сапоги с подковками, ремни — поясной и плечевые — медные части которых съела зелень. И Олег понял, что перед ним лежит — военный. Из кобуры на поясе выглядывала рукоять такого же, как у Олега, нагана, рядом через прогнившие ножны виднелось изъеденное лезвие шашки, на рукояти которой ещё сохранился серый от сырости темляк. У стены, заплывшей грибом, лежал футляр бинокля — и Олег несказанно обрадовался, когда в руки ему лёг даже не тронутый ржавчиной немецкий «цейсс» начала века. На позвонках скелета сохранился серебряный православный крестик.

— Ещё один дедов соратник, — пробормотал Олег, берясь за распадающуюся кожу офицерской сумки.

Там оказались компас, совершенно тут бесполезные часы — большие, на цепочке — слипшиеся в один толстый рыхлый лист бумаги, коробка из жести, в которой мокло что-то с запахом сигарет, но похожее на лепёшку — и разбухшая от сырости тетрадь в плотном кожаном переплёте с замочком, рассыпавшимся от первого же нажатия. На коже был вытиснен встопорщивший перья имперский орёл — не республиканский, а именно имперский, с гербами губерний, цепью, мантией. И Олег понял, что это — едва ли соратник деда…

…Тетрадь оказалась дневником, заполненный чернилами — но строчки превратились в бурые полосы. Олег едва не заплакал от досады — и тут пошли страницы, написанные карандашом. У писавшего был чёткий, ровный почерк, разбирать который не мешали даже дореволюционные орфография и буквы типа «ятя» и «ижицы». Перед Олегом лежало доказательство того, что Мир — практически проходной двор. Дневник принадлежал штабс-ротмистру Особого Гусарского Его Императорского Величества полка при Этнографическом Комитете Министерства Иностранных Дел Российской Империи Сергею Кологривову. Разборчивые записи начинались с того момента, когда штабс-ротмистр возглавил охрану экспедиция профессора фон Валленберга, отправленную из Святорусского на север для картографирования лежащих там земель. Записи были то короткими, то пространными, но все отличались характерным для дневников тех времён тяжеловато-практичным и в то же время романтическим восприятием мира.

— Вспоминаются наши споры, — негромко читал вслух Олег, пристроившись у стола и забыв и о войне, и о мокрой одежде, и о посапывающем Богдане, — со студентом тогда ещё политехнического Сашей Протопоповым — сколь яростно он доказывал мне возможность правоты г-на Циолковского о возможной надругих мирах жизни и к оным мирам путешествий. Я, признаться, мало понимал в его доказательствах, а горячность Саши меня смешила, его же насмешки приводили в ярость. Бедный Саша! Воспаление мозга свело его в могилу раньше, чем он смог бы получить доказательство — и блистательное! — своей и своего кумира правоты. Я бы рекомендовал его к нашей работе, он очень пригодился бы г-ну губернатору. И каково было моё собственное удивление, когда мне предложили эту службу! До сих пор не могу вспоминать без улыбки своего мальчишеского восхищения при мысли, что уподоблюсь я Стэнли и Ливингстону, героям романов Майн Рида и Жюля Верна, которые любил я читать ещё в кадетском корпусе… Сижу у костра, светят над головой по-иному рассыпанные, часто и неузнаваемые вовсе звёзды. Вспоминается радость матери и сестричек — как они все радовались, когда приехал я в отпуск, как удивлялись, когда выложил свои подъёмные: таких денег они и в жизни не видали (да и я тоже!), и как мама спрашивала с опаской, не занялся ли я чем нечестным, что мне, простому офицеру, так платят. Бедная мама, как же было трудно поднимать ей нас всех на тридцать восемь рублей пенсии после отца! Рабочий на заводе получает больше, чем платили вдове и троим сиротам героя туркестанского похода… Но хватит об этом. Даст Бог, отныне ей больше ни в чём не нуждаться. Жаль только, что не скоро увижу моих родных. Иначе просто нельзя… и неужели никому не смогу я рассказать о том, где был?! Это пытка!

Олег перелистывал страницы одну за другой. Не все даже карандашные записи удавалось разобрать…

— Сего дня на переправе через реку погибли урядник Пров Данилов и казак Егор Затрата. Они проверяли брод, когда какое-то чудовище вроде морского спрута схватило Затрату вместе с лошадью. Урядник Данилов, не желая бросать товарища, подскакал вплотную и стрелял из карабина, а потом рубил гадину шашкой, но она уволокла и его. Мы забросали омут, из которого она появилась, гранатами с химическими взрывателями, надеюсь — убили эту тварь. Но всё равно — очень жаль обоих казачков, акая страшная смерть… Упокой, Господи, души рабов твоих… Проводники из местных славян уверяют, что это было злое божество из близких к этим местам земель Ханна Гаар, которое называют Чинги-Мэнгу. А г-н Валленберг рвёт и мечет не столько от того, что погибли люди, сколько оттого, что не смог заснять это чудище на фотопластинку…

— Горцы — народ совершенно дикий, но в то же время благородный и полный достоинства и гостеприимства. Чем-то они напоминают германцев Тацита, про которых с таким увлечением рассказывал нам в корпусе подполковник Скосырев. Что удивительно — они, как и прочие здешние туземцы, не подвержены никаким болезням, и богатейший арсенал современной медицины не может нам тут создать тут ореола богов, которым, как правило, окружены европейцы среди племён отсталых. Оружия нашего они тоже не боятся, даже в некотором роде презирают его, чем отличаются от своих собратьев с юга, где с такой охотою брали в подарок берданки. Но нам очень рады, говоря, что «наконец обратом пришли братья, что порешили в ином мире встать.» Они убеждены, что их предки пришли с Земли, но тут ещё не очень ясно — похоже, переселение имело место несколько раз. Какие тут звёзды — они пушистые и похожи на котят. Хочется погладить…

— Похоже, я заболел. Пальцы кажутся невероятно толстыми, всё тело будто обложено льдом, а голова горит. Плохо вижу, что пишу — страница, то приближается к самым глазам, то становится не больше спичечного коробка. Не знаю, что со мной. Страшно хочется прилечь, чудятся голоса родных. Мы напрасно углубились в это болото. Жаль товарищей. Но, может быть, ещё кто-нибудь выберется?! Я буду ждать. А сейчас — прилечь, хотя бы ненадолго. Приду в себя — допишу…

…Олег вздохнул и отодвинул дневник. Не было никаких сомнений, что гусар не пришёл в себя и уже ничего не дописал. Неизвестная болезнь — судя по описанию, похожая на малярию — убила его. Странно — Олег жалел Кологривова куда больше, чем убитых, лежащих в соседней комнате. Если бы можно было взять дневник с собой! Олег с сомнением посмотрел на тетрадь. Тяжёлая и не маленькая. Нет, придётся оставить, как ни скверно…

К счастью, он не успел задуматься, что и ему может вот так же не повезти, как не повезло гусарскому офицеру — не успел, потому что снаружи, у крыльца, хорошо знакомый голос приглушённо воскликнул:

— О, то оно?

— Живой ногой идём, — поторопил второй голос, — я поверху мокрый до пят, а понизу — так по уши.

Улыбаясь, Олег повернулся к двери, и, когда она открылась, а Морок полез в неё, стряхивая воду с волос, вкрадчиво спросил:

— Холод, младших, значит, вперёд пропускаем?

* * *

Богдан так и не проснулся, хотя Морок, закутавшись в плащ, повалился на ту же лавку головой к его голове, даже не поев. Холод предложил ложиться и Олегу, но тот пожелал раньше услышать, каким ветром занесло сюда остальные пятьдесят процентов группы, а заодно рассказать и о своих приключениях.

Холод слушал и ел, покачивая головой и отпуская маловразумительные короткие замечания-междометия.

— Ты рассказывать собираешься — или так и будешь жрать?! — рассердился наконец Олег. Холод огорчённо посмотрел на только что вскрытую консервную банку и кивнул:

— Так слушай… Сажень на сотню мы прошли и о болото упёрлись. Обратом повернули, туманище пополз, ну мы и встали. Кричать думали, да Морок скажи: «А будь кто рядом — дозовемся, да кого?» Пождали ещё. От того ожидания гляди уши опухнут! Я-то: «Пойдём?» А он мнётся: «Страшно.» «Да не в болотину, — говорю, — кромкой к нашим пойдём.» Пошли. Шли, шли — вас и след простыл. Братушка мой расскулился, как щен: «Да и где они?! Да и утянули их в болотину, верным-верное! Да и идти-то нам куда?» Я-то: «Не скуль.» Он молчком пошёл, да время спустя говорит: «Этим местом избушка должна быть, одно Гоймир про неё поминал. Искать станем — Богдан про ту избушку припомнить мог…»

— Хрен он вспомнил, — мрачно ответил Олег. — Он сам… а! — Олег махнул рукой: — Так, а потом?

— Я-то про ту избушку и краем не слыхал — да что делать? Идём. Мыслю, смекаю: малым часом не добредём — прибью проводника. Туманом бредём, чудеса всякие морочатся — уводнев перепляс… Братишка мой лицом слинял, одно и мне не очень. Ну а там и вышли к избушке.

Мальчишки примолкли. Холод снова начал жевать, но уже без прежнего азарта, потом сказал: — Да ложись ты. Подниму я вас, посижу.

— А они? — Олег ткнул через плечо в спящих младших. Холод тихо засмеялся:

— А ты глянь. Глянь, глянь…

Олег тоже оглянулся. Морок и Богдан спали голова к голове и разбудить их не поднялась бы рука у самого строгого сержанта-сверхсрочника.

— Разбалуем мы их, — проворчал Олег мудрым и суровым голосом Ворчливого Ветерана С Золотым Сердцем из кичового голливудского ура-боевичка. — Ладно, пусть дрыхнут. Я тоже завалюсь.

— Давай, — Холод неожиданно широко зевнул, лязгнул зубами и заулыбался.

— Эй, эй, не усни, — посоветовал Олег, ложась на стол. Под голову он подложил свёрнутый плащ, а ноги поставил на скамью. Поза была не слишком удобной — Холод жевал и что-то похрюкивал — но Олег спал уже через несколько секунд…

…Дверь в избушку открылась, и внутрь заполз ледяной туман. Облившись потом от страха, Олег медленно повернул голову:

— Холо-од?..

Тот спал, уткнувшись лицом в стол. Олег, протянув руку, шарил ею вокруг в поисках автомата — и не мог найти.

Дверь распахнулась до седела и осталась открытой. Олег сел на столе и взялся за револьвер.

На пороге клубился туман, и в нём кто-то стоял. Олег видел человеческую фигуру, не больше, но это он видел точно. Взведя курок ударом ребра ладони, Олег спрыгнул на пол:

— Кто это? — резко, громко спросил он.

— Я, — ответил тихий глуховатый голос. Человек шагнул внутрь, и Олег, задохнувшись, опёрся рукой о стол, чтобы не упасть. Наган в его руке ходил ходуном.

Ночной гость был высокий молодой мужчина со щегольскими усиками, форме начала прошлого века. Его сапоги впечатывались в пол с чавканьем, словно в мокрую глину.

— Штаб-р-ротмистр? — выдавил Олег. — Что вам…

— Дневник, — ответит офицер.

— Зачем он вам? — Олег испытал облегчение от того, что мёртвый остановился у начала печки, не пошёл дальше в комнату. — Вы всё равно в него больше ничего не можете записать! — продолжал он упорствовать, сам не понимая, почему.

— Не всё написанное человек может прочесть, — возразил гусар. — Мёртвые знают куда больше живых, вам предстоит в этом убедиться очень скоро.

Олег не понял, как штаб-ротмистр оказался возле него. Холодная тяжёлая рука легла на плечо, и под её тяжестью Олег начал погружаться в оказавшуюся под ногами трясину — ощущение бездны внизу оказалось настолько непереносимым, что он не выдержал и… проснулся.

Конечно, Холод тряс его за плечо, повторяя:

— Что ты, что?

— Сон… — Олег сел и посмотрел на дверь. — Вот… блин!

— Кикимора навалилась? — понимающе спросил Холод. — Одно вставать пора. А они-то, — кивок на лавку, — спят, как с ярманки приехали. Ты криком закричал, а они и не поворотились.

— Умыться бы, — Олег провёл по лицу ладонью, повторил: — Вот блин…

Во рту был пакостный привкус короткого и беспокойного сна. Подтягивая ремень, Олег вспомнил:

— Эй, ты ведь не спал совсем! Ложись, дрыхни, а мы сами всё сделаем…

— Да вот то ещё… Будим их?

— Будим, — согласился Олег и вздохнул: — Как там наши? Небось, всё ещё этих покойничков ищут.

Холод не ответил — кинул пустой консервной банкой, угодив в спину Богдану — тот вскочил с таким обалдевшим лицом, что Холод засмеялся, а Олег сказал:

— Страшный Суд проспишь.

— Мой черёд?! — Богдан оглядывался, моргал. — Холод?!. А где… й-ой, вот! Как вы тут?!

— Из болотины выползли, — пояснил Холод, а Олег строго добавил:

— Проспал ты всё на свете. Вон, Холод за тебя караулил.

— Будет тебе, — махнул рукой тот, — он одно не поймёт никак, часом на каком свете… Мы вам, отоспаться дали, побуди Морока…

…— Я сперва думал — устроить ловушку на болоте, — говорил Олег, пока они все приводили в порядок оружие. — А потом ещё доработал. Вытащим на крыльцо пару солдат, слегами по-тихому подопрём, а сигнал ориентируем на опушку, где мы с Богданом чуть не утонули. На вид место ровное. Аппаратуру беру на себя.

— Догадаются, — возразил Холод. Олег пожал плечами:

— Да ну и на здоровье. Мы-то чем рискуем? Нас тут уже не будет… Помогите всю эту фигню вытащить.

* * *

— Выйдешь в поле, сядешь срать — далеко тебя видать, — задумчиво сказал Холод, вытягивая из грязи по грудь увязшего в ней Морока.

— Родичи-Сварожичи, что вы меня лосем не сотворили? — пробормотал тот, опираясь на карабин.

— Одно рога его ты видел? — поинтересовался Богдан, помогая ему встать на ноги.

Олег покидал болото с большим облегчением. Его здесь не оставляло чувство нереальности окружающего и… то ли его, Олега, чуждости, то ли мира болотного — ему, Олегу. До кромки оставалось совсем немного, Олег потянулся и совсем было собрался сказать что-то жизнеутверждающее, когда увидел впереди между деревьями движущиеся ровным шагом, пригнувшиеся фигуры хангаров. Они шли тяжело, по кольчужную оторочку своих кафтанов в грязи, но уверенно, наклонив стволы винтовок.

И ясно было — предельно ясно — что они видят четверых подростков тоже.

…Плюхнувшись в грязь, ребята немедленно расползлись в стороны. «Калашниковы» (на двух — подствольники) и «архар» были, конечно, хорошим оружием, но хангаров оказалось до сорока, и первые же секунды боя выявили у них не меньше десятка пулемётов. Пули с мокрые треском прошивали стволы деревьев навылет и подсекали ветви кустов, простреливая всё болото вглубь.

— Попались, как куры в ощип, — поделился впечатлениями Холод. — Кровь Перунова, у меня есть-то две сотни да полста к пулемёту! — он имел в виду свой РПК.

— Попробуем заставить их залечь! — азартно ответил Олег. — И уйдём через болото!..

Он хотел ещё что-то добавить, но осёкся, услышав в изумлении то, что раньше доводилось слышать только в фильмах:

— Эй, э-э-эй, бандит, сдавайся! — закричали со стороны хангаров на городском диалекте. — Оружие бросай, выходи, слышишь?!

Бам! Бам! Олег и Богдан разом, разрядили подствольники. Гранаты, детонируя в полёте о ветви кустов, разрывались над лежащими хангарами, осыпая их мелкими осколками. В ответ послышалось карканье: «Харр, харр!» — и хангары, повскакав на ноги, побежали вперёд, стреляя от животов из винтовок.

Командовать уже не имело смысла. Олег стрелял на уровне груди бегущих длинными очередями, пока автомат не уводило в небо, слыша, как бьёт РПК и ругается слева, стреляя из «архара», Морок. Богдан отстреливался чуть дальше, и все четверо старались менять позиции, ползая в грязевой каше на самом краю болота.

Хангары залегли, возобновив стрельбу из пулемётов. До них оставалось шагов сто, не больше.

— То ещё! — крикнул Холод, указывая налево. Быстрым шагом оттуда, пригнувшись, подходили по кромке болота ещё хангары. — Окружают, Вольг! — он перенёс огонь пулемёта на них.

— Морок — к нему! Богдан — сюда! — отрывисто скомандовал Олег, стреляя в офицера-славянина, поднимавшего свой отряд. Тот встал на колено с перекошенным лицом и рухнул на бок, винтовка воткнулась стволом в грязь. Хангары каркали своё, но больше не вставали. Однако второй отряд продолжал наступать.

Морок, перебегая, вдруг повалился наземь и, ругаясь, покатился к кустам, пытаясь зажать рану в правом боку. Холод на миг повернулся, его лицо сделалось отчаянным, но от пулемёта он не оторвался. Богдан, распластавшись рядом с Мороком, начал ловко бинтовать его, помогая зубами.

— Тебе надо угодить с ним! — крикнул Олег.

— То ещё! — огрызнулся мальчишка.

— Искалечу, дубло! — прохрипел Олег, яростно стреляя снова и снова.

— Перепугал! Вон Холод его потащит, они одно стать, братья!

— У-у… — Олег плюнул. — Да куда же вас столько… Ну вы тупые всё-таки… Холод, тащи его в лес!

— Бро… бросить?! Тебя бросить?! — Холод не повернулся, он менял магазин.

— Спасай брата! Найдёте наших — расскажете! Ну?! Я тут командую!

Холод оглянулся. С виска у него, из-под повязки, густо ползла кровь. Горец был в растерянности. Бросить друга?! Но брат! Брат!

— Мечи и камасы у нас возьмите! — Олег не понимал, что кричит, не понимал и того, что приговаривает себя и Богдана к смерти. Он поступал так, как поступали Положительные Герои в фильмах. — Давай скорей, пока не обошли!

Холод, не переставая ругаться, взял пулемёт на ремень, перехватил у Олега и Богдана перевязи с холодным оружием и, взвалив на плечи Морока, ползком потащил его за кусты. Несколько хангаров сунулись наперерез, но Олег короткими очередями уложил их в болото. Богдан отстреливался из-за валуна. Олег окликнул его:

— Мотай отсюда!

Тот сделал одной рукой межпланетный неприличный жест и швырнул, приподнявшись, «лимонку» в перебегавших группкой хангаров. Олег примкнул к автомату сбоку штык.

— Надо было патроны у ребят взять, — запоздало пожалел он. — Бог…

Что-то со звучным шлепком упало в грязь рядом. Олег обернулся и увидел слегка выступающий из жижи серо-зелёный бок гранаты. В метре от себя.

Он успел вжаться всем телом в грязь и открыть рот…

…Влажная тряпка прошлась по лбу, уменьшила боль. Олег открыл глаза. Богдан стоял над ним на коленях, выжимая оторванный кусок рубахи.

— В себя возвернулся! — обрадовался он, когда Олег моргнул. — Я часом боялся — всё ж убило тебя!

— Где мы? — сквозь кашу, забивавшую рот, выдавил Олег. — Что со мной было?.. Ой, голова…

Богдан нахмурился и сел рядом, продолжая крутить тряпку.

— В плену мы, — ответил он. — Тебя одно гранатой стукнуло, я-то к тебе кинулся… ну и навалились, повязали…

— А ребята? — Олег пошевелился, повернул голову, схаркнул липкую кашу. Они лежали возле чёрных резиновых колёс какого-то прицепа и несколько хангаров, похожих на Страшилу из «Волшебника Изумрудного города» в нелепых плащах, накинутых поверх доспехов, стояли неподалёку, направив на лежащих короткие копья, украшенные цветными хвостами.

— Не вытропили их, — Богдан опёрся затылком о. колесо. Теперь, когда Олег очнулся, он почувствовал себя спокойнее — всё-таки не один… — Что будет часом, с нами-от?

— Выше нос, — Олег скривился и сел, — Худшее уже произошло — мы в плену. У вас тут есть какие-нибудь конвенции? По правам военнопленных или о несовершеннолетних? Нет? Жа-аль…

Часовые вытянулись, демонстрируя неожиданно хорошую выправку. Подошедший человек был явным славянином — тоже в плаще, но сидевшем куда более прилично. Однако глядел он на мальчишек, словно на отвратительных животных. «Хобайн? — подумал Олег. И вспомнил вдруг, что самыми страшными воинами турок были захваченные и воспитанные ими дети европейцев. — Похоже, хана.»

— Бандиты, — удовлетворённо сказал между тем офицер. — Рад, что мы с вами сможем разделаться, как вы того заслуживаете!

Олег придержался рукой за колесо и заставил себя встать.

— Мы не бандиты, а партизаны. Мы защищаем свою землю.

— Молчать! — глаза офицера сузились. — С тобой разговор вообще будет особый — похоже, ты из наших мест! А пока на допрос со мной отправишься ты! — он ткнул в сторону Богдана, который побледнел так явственно, что офицер зло усмехнулся.

— Этот парень — только мой подчинённый, — упорствовал Олег. — Вам надо допрашивать меня…

— Молчать! — повторил офицер, указывая на Богдана хангарам. Ещё двое из них уткнули в грудь Олегу копья, и он смог только крикнуть:

— Держись, не бойся!

…Когда Богдана впихнули в палатку, где уже сидели несколько офицеров, он почти возблагодарил богов — тут было тепло и сухо. Мальчишка осмотрелся, потом переступил с ноги на ногу — на пол натекла лужа.

— Чёрт побери, — шевельнулся на стуле высокий офицер, не старый, но седой, — да это же мальчишка! Сколько тебе лет, горец?

— Четыренадесятая весна, — угрюмо, но без промедления ответил Богдан. Он решил не врать, по возможности. Было страшно, и страх не уходил.

— Какая разница? — резко спросил третий офицер, узколицый, похожий на лису. — Они все опасны, и чем моложе — тем хуже — потому что их ещё не учили. Второй — тоже щенок, но между прочим я уверен, что именно он уничтожил группу Пестемеева и подстроил крушение вельбота штаба! Похоже, он вообще с юга и даже ещё более опасен, чем этот дикарь…

— Хорошо, хорошо, — поморщился седой, — допрашивайте сперва этого…

— Имя? — качнул пальцем лисолицый.

— Богдан из племени Рыси, — мальчик старался твёрдо держаться на ногах.

— Кто командир… воевода твоего… твоей четы?

— Я… — мысленно Богдан попросил Дажьбога о помощи и отчеканил: — То я не отвечу.

— Этот, что с тобой, сказал, будто он твой воевода! — офицер встал на ноги и заложил руки за спину.

— Вёснами он старше, потому и приказы приказывал, — пояснил Богдан. — А воеводой над нами не он.

— О чём он говорит? — весело спросил третий офицер, совсем молодой блондин, вдруг живо напомнивший Богдану дядю-стрыя[56], погибшего зимой.

— У них жёсткая система, — пояснил негромко седой, — второй пленный старше возрастом, поэтому назвался командиром.

— Численность вашей четы? — задал новый вопрос лисолиций.

— То я не отвечу.

— Что собираетесь делать?!

— То я не ведаю.

— Куда идёте дальше?!

— То я не ведаю.

— Где останавливались в прошлые разы?! Кто помогал вам?!

— То я не отвечу.

Удар был очень сильным и неожиданным. Богдан отлетел к выходу и не упал только потому, что один из часовых ударил его прикладом в спину — Богдана бросило вперёд, он рухнул ничком. Сел. Слизнул кровь, двумя струйками тёкшую из носа. Встал и выпрямился.

— Сколько чёт выслало ваше сучье племя?! — прошипел офицер. — Говори, дикарь!

— То я не отвечу, — твёрдо сказал Богдан.

— Отвечай!

— Я на те вопросы отвечать не стану, — Богдан хлюпнул разбитым носом.

— Ваше племя имеет прикрытие с востока?!

— То я не отвечу.

— Послушай, — лениво сказал белокурый офицер, — ну что ты дурака валяешь? Тебе ещё и четырнадцати нет. Отбарабань, что спрашивают, и поедешь в школу. Или ты боишься, что тебя расстреляют? Мальчишки твоего возраста вообще не имеют права участвовать в боевых действиях на любой стороне.

— А хобайны? — Богдан снова хлюпнул. Офицер засмеялся:

— Дети-хобайны?! Это же сказка времён восстания!

Богдан зажмурился. И вспомнил Славко, который, сгорая на костре, пел боевую песнь Рысей.

Он открыл глаза, и без страха взглянул на офицеров:

— Переветчики вы, перескоки, — презрительно сказал он. — А у нас коли беда у ворот — каждый мужчина клинок берёт. Вот и весь вам сказ на ваш спрос.

— Значит, ты — взрослый мужчина и воин? — подался вперёд лисолицый. — Ну что же — тогда тебе не на что будет жаловаться…

…— Ты не похож на горца.

— Я горожанин, — коротко ответил Олег, гладя поверх голов допрашивавших.

— Откуда?

— Из Харианы, — вспомнил Олег одну из надписей на дедовом приёмнике. А вспомнив — испытал стремительный, похожий на падение в пропасть, ужас от того, как быстро и страшно для него всё закончилось.

— Имя?

— Олег М… икичев.

— Возраст?

— Мне пятнадцать.

— Господи, — покачал головой сухощавый офицер.

— Меня интересует, — заставил себя Олег держать тон, не скатываясь на скулёж, — что случилось с моим младшим товарищем. С Богданом.

— У него свадьба, — ответил офицер, ведший допрос. Седой уставился в стол. — Он сейчас гуляет. Хочешь посмотреть?

— Если с ним… — начал Олег, но офицер крикнул:

— Советую отвечать на вопросы, а не ставить условия? Наши хангары — дикари похуже ваших друзей, они ещё не все отказались от человеческого мяса! Кроме того, они часто путают пол своих пленных!

— Перестаньте, — досадливо оборвал седой.

— Где, Богдан?! — Олег не слышал угроз.

Когда в палатку волоком втащили окровавленного, с бессильно мотавшейся головой горца, Олег смотрел на него одну секунду. Ровно. Потом, молча и молниеносно развернувшись, достал допрашивавшего его офицера панчем с правой в челюсть.

* * *

Низкие серые тучи, тянувшиеся под ударами холодного ветра с севера на юго-запад, к Ан-Марья, распарывали толстые, грязные брюха о верхушки столетних сосен, рвались на длинные лоскуты, проливавшие ледяной дождь. Земля, казалось, кипит — жидкое месиво, в которое она превратилась, вспузыривалось под ударами жёстких ливневых струй. Дождь хлестал почти сутки… а до этого почти сутки лепил мокрый снег, и всё кругом промокло, раскисло и подёрнулось мутной вуалью из дождевой пелены.

Лагерь у южных отрогов Дружинных Шлемов был тих. Хангары, сидя в палатках, покуривали дурь из маленьких трубочек да тянули заунывные песни под аккомпанемент похожих на балалайки кумр. Славяне просто отсыпались.

Полевые орудия, уныло поднявшие зачехлённые хоботы стволов к небу, сгрудились в углу лагеря. Часовой в чёрном от воды плаще медленно месил остроносыми сапогами грязь. Его похожее на глиняную маску лицо под капюшоном было исполнено сонного равнодушия. На плоском штыке, задранном в небо, поблёскивали капли.

Около колёс крайнего орудия, ушедших в грязь до ступиц, застыли в чудовищно неудобных позах раздетые догола мальчишки. Они полусидели на корточках — полустояли на коленях. И, если всмотреться, становилось ясно, что поменять положение им мешают тонкие стальные тросы. Встать в рост не давал один, пропущенный в колесо и стягивавший за спинами руки пленных. А сесть или хотя бы встать на колени препятствовал другой — петлями охватывая шеи, он проходил над стволом. Садистский интерес заключался в том, кто раньше ослабеет и, упав, удавит товарища. В полной мере наслаждаться происходящим мешала погода.

Дождь стекал по телам мальчишек, пего-синим от кровоподтёков и грязи. Но они даже и не дрожали больше, замёрзшие до такой степени, когда ни холод, ни ветер уже не воспринимаются.

Богдан был почти без сознания. Приоткрытые посиневшие губы чудовищно распухли. Распухшими были и ступни мальчишки — грязь вокруг них мешалась с кровью, выступившей из-под ногтей — его били по ногам шомполами. Олег, сохранивший больше сил, нет-нет, да и вытягивался, как мог, вверх, давая Богдану на минуту-полторы встать на колени полностью. Потом трос тянулся — и Богдан совершенно безропотно приподнимался, двигаясь, как во сне.

Богдан мотнул головой — даже не мотнул, перекатил её сплеча на плечо, со свистом втягивая воздух.

— Эй, — позвал Олег, чуть повернув голову. Богдан не отозвался, Олег повторил: — Эй!

— А-а-а?.. — послышался вздох.

— Ты главное глаза не закрывай, слышишь? — обеспокоенно приказал Олег. — Ну, слышишь?! И не молчи ты, говори со мной, усёк?! Говори!

Говорить Богдану не хотелось. Ему хотелось спать, потому что во сне не было тупой боли в ногах. Умом мальчишка понимал, что это желание и есть смерть, но тело почти не повиновалось. Во сне было тепло и тихо…

— Не смей спать, Богдан! — тормошил его Олег. — Шесть умножить на двадцать пять — сколько?!

— Не вяжись… — осветил Богдан. — Я малое время посплю, мне надо… а ты вяжешься, чтоб тебя…

— Так, ругайся на меня! Ну, ещё!

Но Богдан ещё что-то пробормотал и умолк. Олег звал, дёргал трос, ругался, но Богдан больше не отзывался, и Олег понял — всё. Петля начала давить шею — Богдан всё дальше и дальше уходил «за край», как здесь говорили, а с ним уходил и он, Олег.

Олег взглянул в тоскливое серое небо и закрыл глаза…

…Часовой подошёл к пушке, возле которой были привязаны мальчишки. Глаза обоих были закрыты, они ещё дышали, но уже совсем слабо. Спустив штаны, хангар помочился в лицо младшему. Потом присел и погладил его по бедру — оно было холодное и мокрое, как у забытого на дожде трупа, но часовой всё равно ощутил сильное желание…

…Каменная россыпь на склоне холма была так же мокра, как и всё вокруг. И пришлось бы очень долго вглядываться, чтобы понять — многие из валунов вовсе не валуны, а лежащие совершенно неподвижно люди в плащах.

— Часовой около них один, — сказал Йерикка. Гоймир чуть наклонил голову: с бровей и ресниц упали чистые капли:

— Дождь на руку лёг. Надо живой ногой ребят вызволить. Одно жаль — отпускать нечисть!

— Ввосьмером всех не перережем, — Йерикка слизнул капли с губ. — Но ночью мы сюда вернёмся…

…Часовой вгляделся. На какой-то миг ему показалась глупость — что камни на склоне движутся. Нет, конечно, даже в этой земле такого не бывает. Дождь и сбегающие с холмов ручейки смутили его.

Он дошёл до конца, своей тропинки, повернулся и снова вспомнил о мальчиках возле орудия. Их скорченные фигуры синевато-белыми тенями выделялись возле колёс. Младший почти лежал в грязи. Старший, мучительно подавшись вверх, застыл, дождь барабанил по груди и запрокинутому лицу. Мельком подумав об их мясе, часовой решил всё-таки попользоваться младшим, даже если тот издох.

Он уже почти дошёл до пленных, когда что-то заставило его обернуться. Он вдруг почувствовал… нет, не страх. Внезапное и острое, как нож, понимание того, что уже мёртв. Медленно — очень медленно и очень покорно — часовой обернулся.

Он прошёл мимо своей смерти. Славянин с грязным лицом встал прямо из лужи. Сверкнули зубы — он улыбался. Страшное изогнутое лезвие ножа покрывала та же грязь.

— Молчи, — сказал Гоймир по-хангарски. И хангар вспомнил рассказы своего дряхлого прадеда, над которыми он смеялся. О давних временах, когда не было Хозяев. И о жутких славянах-саклавах, духах-буссеу, которые приходят в ночи… приходят в ночи…

— Пощади, — часовой упал на колени в грязь. Сильная рука откинула ему голову. Хангар увидел оскаленные зубы, серые глаза, пряди рыжих волос, прилипшие ко лбу.

Огненная, узкая боль пересекла горло наискосок, лишив возможности вдохнуть… и жить.

Йерикка, держа наготове камас, побежал к орудию. Когда Гоймир и ещё двое ребят подоспели, Йерикка, ругаясь на двух языках, раскручивал узлы троса.

Казнь, которой подверглись попавшие в плен, поразила горцев, не отличавшихся сентиментальным добродушием. Богдан совсем застыл, дыхание его было редким и неглубоким. Олег тихо хрипел, из углов рта текла пена, которую тут же смывал дождь.

Ревок оттолкнул Иерикку, в его руке оказались ножницы из штыка и ножен от него. Двумя точными движениями Ревок перекусил трос. Гоймир перекинул через плечо Богдана. Йерикка, раня пальцы, расширил петлю на шее Олега, тот со свистом втянул воздух и надсадно закашлялся, но в себя не пришёл.

Рослый и сильный, Йерикка легко поднял друга и накинул на него свой плащ, а потом уверенной охотничьей побежкой горцы покинули вражеский лагерь — так же тихо и незаметно, как и появились в нём.

* * *

Когда Олег пришёл в себя, над ним был низкий пещерный свод, на котором плясали тени. Рядом горел, распространяя приятное тепло, костёр. Олег лежал, закутанный в два плаща — восхитительно сухих. На шее и руках плотно лежали бинты.

— Пришёл в себя? — послышался, весёлый голос. Олег повернул голову, морщась от боли в шее. Рядом с ним сидел Морок. Увидев, что Олег смотрит на него, мальчишка весело сморщил нос: — На вот, попей.

«На вот» оказался густой и горячий бульон. Первые несколько глотков отплатили болью в горле, но дальше дело пошло легче. Опустошив котелок, Олег снова прилёг.

Теперь он мог понять, где находится. Кроме него и Морока никого в этой небольшой пещерке не было.

— Где остальные? — спросил Олег. — Что с Богданом? Я помню, что он отрубился…

— Да ничего ему не отрубили, — возразил Морок. — Тут он, в веске обок, у верного человека. Вытянет! — Морок поправил плащ на Олеге. — И прочие не далеко. Дождь перестал-от, они и поджидают прочие четы. По ночи охота будет на тех, что над вами измывались. Й-ой, не повезло мне! — Морок с досадой коснулся бока.

— Я бы тоже не прочь подняться, — сказал Олег. У входа зашуршал папоротник.

— Где тут наш обмороженный? — весело спросил Йерикка, вваливаясь в пещерку. — Всё ещё симулируешь? — насмешливо спросил он, но руку Олегу пожал с неуклюжей нежностью и задержал в ладонях.

— Вроде того, — ответил Олег. — Мне тут сказали, что я не должен вставать…

— Конечно, не должен, — подтвердил Йерикка. — Ты же не хочешь нам провалить всё дело, споткнувшись в самый решающий момент?

Он положил под бок Олега свёрток из ткани и откинул его край.

В свёртке Олег увидел рукояти меча и камаса.

* * *

…Чета Гоймира ушла на запад, мимо Лесного Болота, к Светлым Горам, чтобы, перевалив через них, продолжать активные боевые действия в глубоком тылу противника — на просторах долины Древесная Крепость, между реками Смеющаяся и Горный Поток. Вместе с ними на запад двигались дождевые тучи.

Олег, вскочив не большой камень, повернулся лицом к долине, остающейся позади. Туман скрывал Мёртвую Долину. Южнее свинцово поблёскивали озёрные воды Светозарного, дальше, возле цепи Дружинных Шлемов, ещё тянуло дымом от сожжённого лагеря врага, а за их цепью высился пик Слёзной, вновь увенчанный тучами…

…— О чём задумался? — спросил Йерикка, вставая рядом. Пулемёт у него висел наискось через грудь, стволом в землю.

— О людях, — вздохнул Олег. — Йерикка, ты же ботаник, скажи мне, отморозку с Земли: куда уходит всё то, что мы делаем?

— О труды, что ушли, их плоды, что ушли, головы и рук наших труд… — понимающе прочёл Йерикка. — Что же… Большое складывается из малого. И если оно ОЧЕНЬ большое, малости просто стараются и превращаются в общий фон.

— Ты о Круге? — тихо спросил Олег. И вздохнул, а Йерикка молча кивнул. Только вчера Олег узнал, что младший из тех, с кем он когда-то в башне обсуждал охоту на снежищ, погиб двое суток назад в бою у Тёмной Горы. — Но его-то мы не забудем!

— Мы — да… Но больше о нём нигде не будет сказано. А если мы проиграем — уйдёт и эта память… — и Йерикка снова удивил Олега: — Знаешь, как говорил Омар Хайям:

Олег помолчал и ответил с вызовом:

— А я знаю другие стихи…

— Киплинг, — определил Йерикка. — Ты молодец, Олег.

— А? — удивился Олег. — Не я, а Киплинг!

— Пойдём, — улыбаясь, Йерикка хлопнул Олега по плечу, — а то отстанем!

* * *

Ночью температура в Светлых Горах упала до —20^оС. Выщербленное Око Ночи светило всё равно ярко, мешаясь с повисшим над самым горизонтом солнцем.

Чета Гоймира остановилась лагерем недалеко от истоков Горного Потока в пещере — точнее, углублении с широким выходом, посреди которого разожгли костёр. Конечно, всё равно было холодно, но не настолько, чтобы жаловаться. День пути по горам принёс «урожай» каменных курочек и каких-то клубней, похожих на картошку, к которой горцы относились с таким недоверием — а эти клубни лопали и ничего. НЗ по-прежнему сохранялся, пополненный в разбитом лагере врага почти земного вида консервами.

— Как с погодой будет? — поинтересовался Гойшир, обгладывая ножку курочки.

— Облака не натянуло, марева, об Око нет — должно, хорошая, — предположил Резан. — Верховка вот пойдёт верно — да станем по ровным уклонам держаться, оно и ничего… А всё одно — скоро надо отсюда уходить.

— И я то думаю, — проворчал Гоймир.

— Что там, куда мы идём? — потихоньку спросил Олег у Йерикки, который готовился лечь, расстилая плащ.

— Прохладно, — ответил рыжий горец, — долина на плоскогорье, постепенно к Ан-Марья понижается. Сосновые леса и луга…

— Живёт кто-нибудь, я вот про что?

— Да-а… правда — немного. Но там есть дороги, хорошие дороги. Когда-то там жили Медведи. Данваны истребили их.

Гостимир сидел за небольшой рацией, которую ради интереса прихватил в лагере. Неожиданно он рассмеялся и, сдёрнув наушники, включил внешнюю трансляцию:

— Й-ой, слушайте!

Мальчишки все обернулись на звук. Где-то — очевидно, далеко — девичий голос, слабенький и какой-то мяукающий — распевал бессмыслицу:

— Выключи! — крикнул Йерикка, кривясь. — Слышишь, выключи немедленно!

— Ты что? — удивился Гостимир, выключая рацию. — То с юга. Это… как то сказали…

— Группа «Гормональный препарат», — по-прежнему морщась, ответил Йерикка. Олег чесал нос — слова показались ему знакомыми, но он не мог вспомнить, откуда? Может быть, он слышал их на Земле? М-да, от такого успел отвыкнуть… А Йерикка, потирая щёки ладонями, словно у него зудела кожа, сказал:

— Слушать это так же опасно, как колоть дурь, — и добавил: — Вир врикан анс мар хлаутс — стриука альс славе, сайан слим, алан фалр, деад хайлс…

Лица горцев стали ожесточёнными — настолько ожесточёнными, что Олег не сразу, решился спросить:

— А что это, Эрик?

— Один из постулатов обращения со славянами, — нехотя ответил тот и сплюнул, будто рот очищал от сказанного: — Коротко — славянам ничего, кроме грязи.

— Про какое дело хоть песнь-то? — поинтересовался Морок. Простейший вопрос вызвал сильное затруднение у присутствующих. Со слухом у всех был порядок, с — мозгами — тоже, но уловить хотя бы оттенок смысла в «песне» никому не удалось.

— Ты бы спел Гостимир, — попросил Олег. Остальные закивали — после этой радиочуши хотелось послушать что-нибудь своё. Даже где-то почвенное и посконное, как отметил про себя Олег, глядя на Гостимира, достающего гусли. Несколько парней полезли за кувиклами, но Гостимир отмахнулся:

— Ой не надо. Послышит кто ненароком — решит одно Змея в горах казнят… Вот то слушайте, — и он положил пальцы на струны…

…Если честно — Олег плохо помнил, о чём пел Гостимир в тот холодный вечер у костра. Он очень устал — больше остальных, потому что ещё не оправился от короткого плена, поэтому лежал на плаще, перебирал пальцами за пазухой дарёную Бранкой повязку, которую разыскал в разгромленном лагере Йерикка и отдал Олегу — и не слышал слов. Но было ему грустно и в то же время хотелось поскорее в бой, и отзывалась песня тоской по дому и ожиданием чего-то великого и радостного, как Чаша Грааля, которую обязательно обретёт достойнейший… а те, кто не дойдёт, обретут смерть, какой заслуживают воины…

…Говорят, когда пел великий Боян, князь-певец — даже Солнце замирало в небе, останавливался Дажьбог послушать земного певца. И даже самые злые и подлые люди не смели творить злых и подлых дел. А всё лучшее, что есть в человеке, выходило наружу, и трус совершал подвиги, скупец давал серебро, не глядя и не требуя возврата, чёрствый сердцем влюблялся и шёл на смерть за любовь… А Кощей-Чернобог в своём дворце зажимал уши, падал без сил и выл от страха.

Так было, когда пел Боян.

Тогда слово могло расколоть скалу и повернуть вспять реку…

…Те времена ушли. Измельчали слова. А люди стали сильнее. Словом не остановить данвана и не сбить его вельбот. Для этого нужно оружие — автоматы и ракеты.

И ещё кое-что.

Смелая душа. Без неё всё остальное — хлам. Даже самая могучая техника — ничто.

А смелую душу по-прежнему будят в человеке простые слова.

Как в те времена, когда пел Боян.

Гостимир пел — и время не замечалось, оно таяло на фоне голоса и звона гуслей…

И когда уже люди стали засыпать, Гостимир всё пел — для самого себя. Но Олег слушал — слушал, лёжа у костра под плащом и подперев голову рукой…

…Олег уснул под песню. И ему приснилось, что он дома — на Земле, с мамой, отцом, Бранкой и Йериккой сидит на крыльце дедова дома и слушает поющего под гитару Гостимира.

* * *

Утром с горных вершин в обе стороны скатилась волна фёна, который тут называют верховкой — тёплого, упругого ветра, срывавшего вниз лавины и камнепады. На перевалах ветер дул и ревел, как в аэродинамических трубах на заводских испытательных стендах.

Чета зашевелилась только к девяти утра — лязгая зубами и дрожа, выползали мальчишки из-под плащей, раскочегаривали костёр, кипятили чай и, ещё не проснувшись, жевали остатки ужина. Потеплело, и над горами скопились тучи.

— Этим днём горы перевалить надо да и спускаться, — Гоймир засыпал костёр пылью пополам со снегом. — Ближний перевал далеко ли?

— Девять вёрст, — сообщил Одрин. — По вечеру уж треть от спуска одолеем. Так — разом снег не падёт.

Все подняли лица вверх. Тучки выглядели подозрительно — ой, подозрительно!

— Добро, гляди не гляди, а снег не заворожишь, — вздохнул Гоймир. — Пошли…

…Перевал уже затянуло туманом. Гоймир, осторожничая вполне объяснимо, выслал вперёд дозор — и скоро выяснилось, что не зря. Дозорные вернулись бегом.

— Катят! — выдохнул Холод. — Й-ой, много, много!

— Кто-то снега опасался? — спросил в пространство Йерикка.

Гоймир не растерялся ни на миг. Несколькими короткими командами он прояснил ситуацию, и дорога через перевал очистилась — горцы рассыпались по склонам с обеих сторон дороги.

Ждать пришлось недолго. Сначала через перевал проползли несколько раньше Олегом никогда не виденных наземных боевых машин — плоских, широких, ворочавших блоками тонких стволов в угловатых башнях. Олег слышал, как Йерикка рядом ругается по поводу того, что нет взрывчатки, чтобы закрыть перевал.

Следом во всю ширину дороги, по два в ряд, чуть ли не сталкиваясь бортами, пошли крытые грузовики с небольшими кабинами, а вперемешку с ними двигались цистерны — тоже практически такие же, как на Земле.

— Горючка, горючка, то вам не шуточка, — пропел кто-то неподалёку. Горцы подтягивали к себе приготовленные к стрельбе «мухи» — этого лёгкого и простого, как лапоть оружия в чете было немало. По цепи передали излишний приказ Гоймира — сосредоточить огонь на наливниках.

— Излишнее замечание, — не удержался Олег, раскладывая трубу РПГ и пристраивая её на плечо. Колонна втянулась в ущелье полностью.

— Рысь! Рысь! Рысь!..

…Честно говоря, Олег не ожидал, что всё произойдёт так. Он попал в наливник, и тот превратился в огненный клубок.

— Рысь! Рысь!

— Бей, жги!

— Кружи!

Били по наливникам, и те вспыхивали, как пропитанная бензином пакля. Колонна шла неудачно — грузовики с пехотой вперемешку с бензовозами — и теперь волна пламени захлёстывала машины, пожирая выпрыгивавших наружу людей. Пламя со свистом и треском растекалось по дороге, ползло в обочины; грузовики, ревя, выползали на склоны, а навстречу били очереди и летели осколочные гранаты двух «многоразовиков». Колонна попала в ловушку своей спешки, они поверили в безопасность этих мест и беззащитность горцев. Теперь предстояло платить, и платить не тем, к сожалению, кто отдал приказ на движение…

Последние машины «раком» начали убираться прочь. Боевые машины, шедшие авангардом, развернулись, но пробиться сквозь горящее железо и жидкий огонь, смешавшиеся на пути, просто не смогли. Они открыли бешеный огонь по горам — достаточно бессмысленно.

Резан, Данок и Воибор, посланные к выходу из ущелья, хладнокровно дождались, когда две последние машины, спеша, вошли в узость борт оборт — и подожгли обе, закупорив выход. Пытаясь спастись, стрелки лезли на склоны, другие залегли и пытались отстреливаться. Но большинство растерялись совершенно, и горцы выбивали их одного за другим.

Придерживаясь рукой за камни, к Гоймиру подобрался Гостимир. Он тащил за собой трофейную рацию. Мотнул головой в сторону дороги:

— То тебя.

— Меня?! — Гоймир, страшно удивившись, оторвался от ППШ.

— Что смотришь? — спросил Гостимир. — Те-бя!

Гоймир взял гарнитуру, как гранату без чеки. Из чёрных наушников несло руганью, истошными воплями и командами — невыполнимыми и разноречивыми, перемешанными всё с той же руганью.

— А? — не нашёл ничего лучшего Гоймир. Гостимир хрюкнул и помотал растопыренной ладонью у виска. — То кто?

Раздался голос — голос зрелого мужчины, сорванный от ярости:

— Ты командир партизан?!

— Пусть и так, — согласился Гоймир, сделав приятелю недоумевающий знак бровями и губами: — А то кто всё ж?

— Командир колонны Чубатов…

— Й-ой, с поздравкой тебя! — обрадовался Гоймир.

— Хватит, сволочь… — со злой тоской ответил офицер. — Ловко поймал… Слушай, у меня тут пацаны совсем. Выпусти их, ради Христа — богом, матерью… твоей прошу! Только их, не офицеров, я прикажу мальчишкам оружие бросить… Видел бы тебя — на колени бы, сука, встал! Выпусти пацанов, слышишь, парень?!

Гостимир увидел, как лицо Гоймира сделалось холодным и скучным, как осенний дождь. Таким же был и голос юного князя-воеводы, когда он отвечал в рацию:

— Воин сражается за то, чтоб убивать и умирать… Нет возраста у воина, коли взял он оружие. Умрите все, и я желаю вам умереть мужественно.

— Ты сам подохнешь! Слышишь, щенок?! — заорали наушники. — Не сегодня-завтра…

— А и тогда не услышит никто, как я о пощаде молю — ни себе, ни людям своим, — ответил Гоймир, — какой бы смертью нам смерть не показалась.

— Я тебя найду, падлюка! Ясли я здесь уцелею — я тебя найду, сучонок! Я тебя кончу за пацанов!.. — офицер захлебнулся.

— Станет — перевидимся, — Гоймир отложил гарнитуру: — Огня, огня!..

…Олег, Морок, Холод и Йерикка подобрались совсем близко к дороге — туда, где им приходилось щуриться от резкого, убийственного жара. Братья, поставив ствол ТКБ на максимальное возвышение, поливали врагов ВОГами, как из многозарядного миномёта — взлетая по крутой дуге, тромблоны падали в огонь и разрывались.

— Это вам за Богдана, предатели! — цедил Олег. Лёжа, на боку за камнем, он расстреливал бегущих короткими очередями, как движущиеся мишени. Бежали те с одной целью — просто спастись от огня, они даже не пытались стрелять в ответ… Холод, стоя на коленях за ТКБ — рубаха расстёгнута, зубы оскалены — бил короткими очередями, навалившись плечом на приклад, и гранатомёт прыгал на камнях, взрёвывая от ярости.

— А гони их всех обратом в огонь! — смеялся Морок. — Гони, гони, то им костёр погребальный — на всех разом!

Это был ад современного боя, где смешались сталь, свинец, огонь и человеческая плоть. Горцы спешили — колонна уже наверняка высвистала вельботы, а то и фрегат. Стрелки ещё пытались отбиваться из канав и из-за камней на обочинах, хотя на многих уже горела, форма.

Один из стрелков выбрался из канавы — мужчина средних лет тащил, не обращая внимания на свою горящую спину, молодого парнишку, явно контуженного — тот волокся, как кукла. Повернувшись, стрелок крикнул:

— Не стреляйте! Ради бога! — и, видя, что Йерикка целится в них из «дегтяря» закрыл парнишку собой: — Убийцы! — прокричал, он: — Чтоб вам…

Йерикка — он стоял на правом колене, положив пулемёт на левое — прошил его очередью. Взмахнув руками, тот повалился назад, на тело своего младшего товарища. Йерикка выпустил ещё одну очередь, пробивая навылет обоих.

— Об лево! — весело прокричал Холод, вытягивая руку в перчатке. Олег повернулся, ударил короткой очередью по мелькнувшему совсем близко стрелку, и тот, рухнув, безвольно съехал по камням вниз на сажень. — Й-ой, не зевай! Об лево заново!

— Да чтоб им!.. — Олег влепил в ещё одного очередь — тот сел, но привалился к камню так, что стало ясно: убит наповал. — Куда они лезут?!

— Не куда, а откуда, — спокойно ответил Йерикка. — Из ада. Посмотри. Это же — ад.

Из огня выскакивали какие-то чёрно-алые, горящие и молчаливые фигуры. Они бежали, вскидывая руки и падая. Многие уже не поднимались. А те, кто поднимался, падали под очередями…

* * *

Отойти успели на полверсты — едва-едва. И точно так же «едва» успели залечь, забившись кто в пещерку, кто в щель, кто просто под наклонный камень. Чудовищно огромный фрегат прошёл над скалами так низко, что Олег, лежавший под стоявшими буквой М плитами, почувствовал, как волосы встали дыбом и затрещали, наэлектризованные. До визга нестерпимо долго плыло в узких щелях белёсое брюхо воздушной акулы, украшенное выпуклостями бустеров и огромным силуэтом меченосного грифона. В конце концов Олег не выдержал и закрыл глаза, лишь бы скорее прошёл фрегат, скорее… Когда, он их открыл — гудение машины уделялось туда, где ещё гремели взрывы и растворилось в них…

…Краслав высунулся из-под камня, за которым лежал, первым. Наблюдая за небом, он опирался на руку и внимательно смотрел вверх, очень похожий на суслика. И свистнул, убедившись, что опасность исчезла, чисто по-сусличьи.

Не прошло и полуминуты, как чета уже уходила тропинкой наискось от дороги, ведшей через Светлые горы…

…Прогноз Резана оправдался. Верховка обрушилась на склоны гор, как насильник на свою жертву — внезапно и с воем. Упругая, беспощадная волна тёплого воздуха покатилась по откосам, и жутко было видеть, как тонкие стволики берёзок пригибаются к самой земле, словно люди, стремящиеся укрыться от обстрела, а камешки, в том числе — довольно крупные — катятся, подскакивая со звонким стуком.

— Ложись, ложись! — закричал Резан, падая, горцы начали валиться головами под ветер, закрываясь плащами. Олег тоже рухнул, широко раскинув руки и ноги — и почти тут же верховка налетела на чету.

…Олег почти физически ощущал массы перемещающегося над ним ветра. Камешки постукивали по спине, ногам, рукам, заднему месту — больно, словно ими стреляли из рогатки. Он не знал, сколько это продолжалось — почти так же мучительно, как пролёт фрегата. Но самое нелепое, что Олег… заснул, сбрасывая нервное напряжение боя. А когда проснулся, то ощутил, что на нём лежит что-то довольно тяжёлое и мокрое.

Олег испуганно вскочил. И отвесил челюсть, растерянно пошарив вокруг глазами. Всё кругом оказалось завалено снегом — слоем глубиной до колена! Из него тут, и там как раз вставали горцы — они удивлёнными не выглядели и совершенно спокойно отряхивались. Лица однако у всех были недовольными.

— Наследим, — буркнул Йерикка. — Тает он быстро, но всё равно лишнее беспокойство!

— Снег… — Олег не мог отойти от удивления. — Откуда?!

— Верховка то ж, — откликнулся Резан. — По концу всегда вот так станет. Уже тает, смотри.

В самом деле, большие камни обнажались на глазах, сохли, над, ними курился парок.

— Пошли, пошли! — замахал рукой Гоймир. — Об вечер надо горы перевалить, да и в дедину…

— А то нас там обождались с расстегаями-то, — пробормотал Резан, но Гоймир услышал:

— Нет, нас с кулебяками сзади догоняют! Желаешь?

— Пощады, — Резан поднял руки. — Пошли…

…Они спустились всего на сотню шагов — и солнце, съели дождевые тучи, серые и однообразные. Горцы спускались ниже, и вот уже тучи повисли не вокруг них, а над головами, и туман, висевший повсюду, превратился в моросящий сверху упорный, унылый и частый дождь. Олег уже понял, что вся партизанская жизнь — это ходьба, недосып, сырость, нехватка всего на свете и усталость. Ну что — же, он сам выбрал, жаловаться не на кого. Как поётся в одной здешней песне: «Своей волей гулял, своей волей всё взял…»

Гоймир остановился и разложил на удобном камне карту. Остальные — развернулись в стороны, чутко прислушиваясь к шороху дождя по камням и отдалённому плеску ручейка. Когда воевода подошёл к остальным, лицо его было не проницаемым.

— Идём часом на полуденный закат, к Горному Потоку, — бросил он, — и там дале, на Тёмное озеро. К берегу ближе.

— Кто, соседи у нас? — поинтересовался Йерикка. Гоймир ответил неуверенно:

— Кто-то из Лис и Квитко из Снежных Ястребов… — он убрал карту и вытер лицо краем плаща: — Пошли, ночевать надо понизу.

— Надо бы с ними о совместных действиях договориться, — подал голос Олег.

— Дельное предложение, — подал голос Йерикка. Гоймир неожиданно кивнул:

— Дельное… Договоримся. У них тож рации есть, добыча. Только одно не стоит ими почасту пользоваться. Не для чего.

— Погружение в каменный век, — Йерикка подмигнул Олегу, — медленное, но верное.

— Знали, на что, идём, — изрёк Олег вслух недавно пришедшую ему в голову мысль. В общем она звучала мужественно и непоколебимо. А Гоймир прикрикнул:

— Пошли, пошли!

* * *

Древесная Крепость — так с давних времён называлась долина, плавно понижавшаяся на запад, к морю, и густо заросшая соснами. На открытых местах — каменистые россыпи, скалы, вечный вереск и — между озером Тёмным и Моховыми Горами — торфяники. Тут почти постоянный ветер, а самое неприятное — смешной момент — есть хорошие дороги, выстроенные ещё поголовно истреблённым данванами во времена Взмятения племенем Медведей. С другой стороны — именно с тех пор долина пользуется жуткой славой, и не так уж многочисленно её население. Это в основном охотники-промысловики, для лесовиков нравом весьма независимые и данванов не обожающие.

В эту долину и спускались сейчас сразу несколько горских чёт, в том числе — и отряд Гоймира, успевший наделать дел в Лесной и Мёртвой долинах. Под тучи, тянувшиеся от самого побережья — как под толстый, тяжёлый полог…

…Дождь почти сразу превратился в непрестанный кошмар. Казалось, сюда стянуло тучи со всей горной страны. Шагая по мокрому вереску, Олег тихо бухтел про себя выученную ещё в пятом классе английскую считалочку: «Рэйн, рэйн, гоу а вэй, кам эгейн эназа дэй, литл Томми уонс ту плэй…»[58]. Да, а тут хочешь не хочешь — приходится гулять под дождём. Ремни крошна натирали плечи, два выстрела к РПГ хором толкались сзади в поясницу. Поганое самочувствие…

Сверху лило. Внизу хлюпало. Если шли под деревьями — то с них для разнообразия капало. Короче говоря, обстановка не располагала к хорошему настроению, горцы шли молча, а если и разговаривали — то словно бросались короткими, отрывистыми фразами. Двигались двумя колоннами — шахматным порядком, шагах в десяти друг от друга, контролируя противоположную от себя сторону и бесконечно поднимаясь на возвышенности для осмотра местности. Вверх-вниз, вверх-вниз… Шли ужасно долго. Олег устал от однообразия, от леса в серой штриховке дождя, напоминавшего страницу школьной тетради из бумаги плохого качества. Сначала он ещё думал, куда они, собственно, идут. Но Гоймир, похоже, это знал… Олег почти отключился. Впрочем — не настолько, чтобы пропустить вскинутую руку Яромира, шедшего первым в колонне.

Все сразу опустились на колено, зашевелились стволы. Морок, шедший впереди Олега, обернулся. Его лицо было азартным и чуть испуганным:

— Бер, — выдохнул он.

— Где?! — изумился Олег. Лицо Морока тоже стало изумлённым:

— Да вон же ж, то ли не видишь?! Вон?

Олег увидел — и обомлел. Медведь стоял у сосны. На задних лапах, а передними скрёб шероховатый красно-золотистый ствол на высоте трёх метров!!! Мощный загривок, плечи и спина ходили валиками тугих мускулов, шерсть лоснилась — медведь был сыт и благодушен.

— Не стать, что велик, — как ни в чём не бывало заметил Морок: — Должно, тоже с гор спустился…

— Будем стрелять? — спросил Олег. Морок удивился:

— Да про какое дело? Он часом убредёт. Покойный зверь, не зима.

Олег так не считал. В жизни, на Земле он видел медведей только в зоопарках, да ещё чучелами в музеях. Даже там они выглядели устрашающе. А уж этот… Однако медведь и вправду то ли не чуял людей, то ли не обращал на них внимания. Он драл кору, похрюкивая, как довольная свинья в грязной луже. Почесался, шагнул в сторону, явно готовясь опуститься на четыре лапы и уйти…

…Бум! Глухой, мощный выстрел охотничьего ружья эхом отозвался в дождевом лесу. Медведь качнулся. И опустился на четыре лапы, но и на них не удержался — лёг на бок. Пуля, направленная умелой рукой, угодила ему точно в сердце.

Между деревьями появился человек — он тихо и быстро шёл по опавшей хвое к своей жертве, не очень высокий, но крепкий бородач с повадками бывалого охотника, одетый, как лесовик, и вооружённый запрещённой охотничьей двустволкой. Увидев горцев, человек от бедра вскинул ружьё, на него тут же нацелились несколько стволов автоматического оружия… Гоймир, в чью грудь ружьё глядело, совершенно спокойно сказал:

— Убери одно громыхалку-то. Ты стать попадёшь, ну да и мои не мимо поцелят.

— Так тебе-то всё равно будет, — уверенно ответил охотник. — Нашу весь не задаром Стрелково зовут, — но ружьё опустил. — Горцы? Шиши, что ли?

Олег знал уже, что так называют партизан и не удивился, когда Гоймир кивнул; одновременно он коротко отмахнул рукой, и все опустили оружие, но продолжали поглядывать по сторонам.

— Далеко зашли, — медленным, спокойным движением охотник забросил ружьё на плечо. — Гонятся за вами, что ль?

— Да вроде и нет часом, — ответил Гоймир. — Так весь-то ваша говоришь Стрелково прозваньем?

— Точно.

— А данваны-то у вас стоят?

— Бог миловал, — мужик перекрестился.

— А вот где они — близким-то? — Гоймир полез за картой. — Не укажешь?

Мужик нахмурился, покосился на медведя. Неуверенно сказал:

— Шкуру снять надо… Неделю я его выслеживал, мохнатого. Трёх коров у нас задрал — это летом-то!

— А скору мы обдерём, — Гоймир мигнул Йерикке, тот, улыбаясь, кивнул. — Ну а ты помоги. Иль ты к данванам подлипаешь?

— Тьфу, — сплюнул мужик и перекрестился снова. — Лады, давай покажу… Только вы, ребятки, шкуру не порешите.

— Умеем, — заверил Иерикка, ладонью быстро указав направления слежения: несколько человек рысцой рассыпались по сторонам, а сам Иерикка тихонько посвистывая и доставая камас, пошёл к туше. — Вольг, Гостимир, Воибор, помогите.

Гоймир расстелил карту на камне. Мужик одобрительно посмотрел на часовых, замерших за стволами сосен:

— Шкуру не знаю, а воевать вы, кажись, умеете. Давно гуляете?

— Не очень чтоб, — Гоймир прищурился: — А воевать-то мы с мала выучены.

— Наслышаны… Вот, смотри, парень, тут их машины прошли…

— То знаю. Пожгли мы их, — слегка нетерпеливо ответил Гоймир. Мужик почесал бороду:

— Эге… Да ты, парень, знаешь, сколь там человек-то было?

— А мы так больше бьём, чем считаем.

— Ну, дальше смотри… Рисовать-то есть чем? Дай-ка.

— А вот, — Гоймир подал ему простой карандаш. Охотник довольно умело обозначил известные ему коммуникации, гарнизоны и посты.

— До Тёмного озера тропки не заставлены? — Гоймир повёл пальцем по карте.

— Вот чего не знаю… Я в тех краях года два не бывал.

— Ясен день… Данваны что? Не доняли одно? — осведомился Гоймир, складывая карту.

— Торопятся, не задерживаются… — ответил охотник. — Вас клянут. Сам слышал, говорили — время вы у них отбираете.

— Чуете? — на секунду повернулся Гоймир к остальным. И снова обратился к охотнику: — От вас людей забирать не пробовали?

— Так у нас в каждом доме ружьё, — почти добродушно отозвался тот, словно это всё объясняло. Или в самом деле объясняло?..

— А так чего сами?.. — Гоймир не договорил, но и так было ясно, о чём он.

— Парень, семьи у нас. И дома. Они нас не трогают, так и ладно.

— Ваши беды, — Гоймир признал правоту или, по крайней мере, правомочность слов охотника. — А вот каким местом тут стать можно?

Охотник задумался. Посмотрел на медленно качающиеся кроны сосен, медленно сказал:

— Да чего ж… Ночуйте у нас. Чай, весь не спалите… хотя данваны про вас ещё и не то болтают! — и он засмеялся, в бороде сверкнули крепкие белые зубы. Потом сказал уже серьёзно: — И не опасайтесь, у нас народ надёжный, не продадут.

Гоймир потёр нос жестом, неожиданно напомнившим Олегу Юрку:

— Прямиком спрос, — решительно выложил он: — Накормите ли? А то запасы в трату неохота, кто там знает, как завтра-то будет…

— Восемнадцать человек? — охотник окинул горцев оценивающим взглядом. — Накормим, не обеднеем… Сняли, парни?

— Тяжёлый, сволочь, — бросил Олег. Донельзя неприятная работа, настолько грязная и кровавая, что три месяца назад его затошнило бы от одного вида, сейчас воспринималась, как нечто обыденное, и Олег подумал, вытирая с камаса кровь и жир, что Мир подминает его под себя всё больше и больше. А Йерикка улыбнулся, толкая ногой сырую шкуру:

— Посмотри, хозяин, ладно ли будет?

Охотник подёргал её, проверил мездру и посмотрел на Йерикку одобрительно и с интересом:

— Охотник?

— Так у нас все охотники… Далеко до вашей веси?

— Версты две, — мужик легко забросил на плечо туго скатанную шкуру. — Пошли, что ль?

— Мясо брать не будешь? — удивился Гоймир.

— Бершину? — охотник удивлённо сплюнул: — Погань… да и жёсткое.

— Ну… — только и смог ответить Гоймир. Горцы запереглядывались. Медвежатину — особенно окорока — все они любили.

— Срежем что ль? — предложил Одрин. Гоймир задумался. Мясо, конечно, было бы не лишним, но в перспективе их ждал отличный обед.

— Пошли, — решительно скомандовал он.

* * *

Стрелково, лежавшее на холмах, выглядело типичной весью лесовиков — дома лежали привольно, окружённые зеленью любовно возделанных садов. У поднося холмов тянулись полоски огородов. На вершине самого высокого холма махали приветственно крыльями два ветряка. Весь смотрелась крепкой, неспешной и зажиточной, в ней не было сумрачной готовности крепостных стен Рысьего Логова и других городов горцев, виденных Олегом. Такие деревни он встречал на Земле — и сейчас не мог избавиться от ожидания: вот-вот из-за какого-нибудь дома вывернет «нива» с прицепом или подержанный «фольксваген», на котором «в город» отбывает зажиточный фермер.

— Скоро расчухаются, — уверенно сказал Йерикка. — Поживут чуток под данванами, обожгутся и полезут изо всех щелей с топорами…

— Лучше бы сейчас помогли, — непримиримо ответил Олег. Впрочем, его непримиримость большей частью проистекала от усталости. Он был мокрый насквозь и слегка натёр правую пятку. Йерикка слегка удивлённо ответил:

— А они что, не помогают?! Вот тебе еда. Вот тебе дом. А там — я тебе точно говорю! — мы и проводника на Тёмное найдём!

В Стрелково вела хорошая дорога, построенная ещё во времена Медведей. На улицах никого не было — дождь…

— Скряги вы, так-то, — с насмешкой заметил Гоймир. Он вошёл в весь с Йериккой и Олегом, оставив остальных за околицей. Хлопов — так звали нового знакомого — не принял шутки:

— А того и опасаемся, что живём хорошо, — хмуро буркнул он, — Хоть бы бог вам дал данванов обратно завернуть…

— А подкормите-то — так и завернём, — вроде бы даже серьёзно ответил Гоймир. Хлопов покосился на горца, который широко шагал рядом, сдувая с носа капли и посматривая совершенно невозмутимо.

— Ладно, — неопределённо буркнул он. — Вот мой дом, заходите прямо, да и своих позовите там. А я по соседям пойду.

— Я схожу тоже, — вызвался Йерикка. Хлопов посмотрел на рыжего горца и вдруг улыбнулся:

— Пошли. А если я тебя где по башке тюкну и шумну, кого надо?

— А не справишься, — парировал Йерикка совершенно спокойно. Хлопов ещё раз окинул взглядом его с ног до головы — и сказал вдруг:

— Пожалуй… Ты либо не горец? Я ваших много повидал, таких рыжих нету… Да и этот, — он ткнул в грудь Олега, — не иначе горожанин?

— Мы оба с юга, — коротко ответил Йерикка.

* * *

Семья Хлопова — жена, мать с отцом, двое взрослых сыновей и дочь лет двенадцати — встретила мокрую компанию весьма спокойно и очень радушно. Казалось, они не замечают ни смущения горских мальчишек, ни воды (грязной, между прочим!), текущей с них на чистый пол, ни запаха масла, пота и кожи. Робкие попытки горцев остаться на большой веранде ни к чему не привели — их вежливо, но настойчиво проводили в горницу. Дом был здоровый и хорошо обставленный. В одной из комнат Олег мельком заметил… компьютер и телевизор!

— Это чьё?! — слегка удивлённо спросил он.

— Моё, — ответил Мишка, младший из сыновей, восемнадцатилетний крепыш. И пояснил: — Я учусь. По фильмам. Нам это запрещают, но я всё равно достаю, когда на юг ездим… — а потом оглянулся на мать и, понизив голос, сказал:

— Вы только плохо не думайте. Мы с отцом и Колькой собирались в лес уходить, да вот родные…

— Ладно, — неловко ответил Олег.

Вернулся главе семейства. И почти сразу в дом потянулись соседи — в основном, женщины. Они не задерживались — оставляли свёртки, банки, кастрюли и уходили абсолютно без любопытства, что очень нравилось уставшим, не расположенным отвечать на вопросы мальчишкам.

Хозяева занялись обедом. Горцы выбрались-таки на веранду и расселись прямо на полу. Дождь, идущий снаружи, отсюда, изнутри, казался спокойным и даже привлекательным, он навевал дремоту, и кое-кто уснул. Впрочем, Йерикка и Одрин выбрались к компьютеру и сейчас о чём-то разговаривали возле него с Мишкой. Гоймир стоял у двери, скрестив руки на груди. Привалившись плечом к косяку, он смотрел на дождь. Гостимир, как по волшебству, раздобыл где-то масло и пропитывал им чехол своих гуслей, напевая:

Слова казались Олегу знакомыми. Как, впрочем, и многое в этом мире. Олег слушал, привалясь спиной к стене. Ему было не очень хорошо. Нет, беспокоили не бои — они как раз не очень пугали. Война на девяносто процентов состояла из бесконечной дороги и забот о еде, ночлеге, обуви… А временами возникало ощущение — очень неприятное и такое же отчётливое — что они, как муравьи, бегают по некоему макету. А кто-то беспристрастный и непонятный наблюдает за ними сверху. И решает, что с ними делать. Олега беспокоило и пугало, что до сих пор на сцене не появились сами данваны. Они сражались чужими руками, оставаясь недосягаемы. От этого в душу закрадывался страшок.

Олег не любил копаться в себе — как и большинство подростков, он очень редко старался понять причины своих поступков, действий и мыслей. Но, как опять-таки большинство подростков, он доверял своим ощущениям. С возрастом это качество почти все теряют, интуицию заменяет логика. А у этого безотказного оружия есть одна тупая сторона — тот факт, что в мире много нелогичных вещей. Интуиция же подростка почти безошибочна, она сродни чутью гончей. И сейчас Олег беспокоился. Нет, совсем не сильно — беспокойство было похоже на осадок в бокале с вином. Он не портит вкуса, запаха, цвета, букета. Он просто есть. Лежит на дне тоненькие коричневым слоем, почти невидимым и совсем неощутимым.

Но он есть.

Олег вспомнил картину Одрина — одну из тех, которые он видел и которые так ярко напоминали ему некоторые работы Вадима. Летний луг, мальчишки, играющие в войну… А под землёй, в черноте, белыми штрихами нарисованы схватившиеся врукопашную воин и чудовищное существо. Олег не помнил названия картины, но хорошо помнил серьёзно-азартные лица детей, думающих, что именно у них идёт настоящая война…

Олег вздохнул и подумал снова, что Мир всё больше подминает его под себя. На Земле он и представить не мог, что можно убивать людей и не вспоминать о тех, кого убил. Они не приходили во сне, Олег не вспоминал их лиц и не жалел их. Наверное, так воспринимали убитых врагов воины древности — как вереницу безликих теней, не способных смутить покоя, потому что ты уверен в правоте своего дела. Это очень и очень важно. Все психические расстройства, которыми страдает человек, побывавший на войне, вызваны вовсе не её «ужасами», о которых так любят талдычить журналисты и врачи — это просто следствие плохой мотивации тех, кто воюет, не понимая целей войны.

«А ты, выходит, знаешь? — иронически спросил сам себя Олег. — Ну и за что ты воюешь?»

Слов для ответа не нашлось. Олег был умным и развитым парнем, но едва ли мог облечь в чёткие формулы понимание того, что здешняя жизнь стоит защиты. Он посмотрел на ребят вокруг и неожиданно подумал — не ворвись в здешнюю жизнь данваны, не сломай её, не изгадь — и, глядишь, лет через сто тут было бы единственное в своём роде человеческое общество, построенное свободными людьми для свободных людей. Общество, где не нужны тома законов, потому что есть главный Закон, и он в самих людях. Где не нужны полиция, замки на дверях, благотворительные организации, чиновничьи аппараты… Где не бывает больных и одиноких. Общество без кровожадных маньяков-«вождей», лучше всех знающих, что нужно «их народу» — и без слащавых и лживых «народных избранников», этот народ презирающих и разлагающих… Общество без «измов», без голода, без ужасающих нелепостью и размахом войн за никому не нужные цели…

Такое могло быть здесь. Мир, где человеку было бы хорошо на самом деле — может быть, впервые за всю его историю. Разве это не заслуживает защиты?

Мысли были взрослые и печальные — как запах травы на вечернем лугу, прогретом солнцем. И Олег невольно подумал — а не об это ли мечтал и его дед?..

— Гостимир умолк и весело заявил: — Й-ой, обед!

Жена Хлопова, появившись на пороге веранды, приветливо улыбалась:

— За стол, за стол!

На эти слова реакция последовала, как на призыв к атаке. Горцы оперативно стянулись в зал, где большой стол был сдвинут ещё с несколькими своими собратьями. Во круг стояли раз разнокалиберные стулья, а на столе — «обед». Иначе как в кавычках это слово и произнести было нельзя. Больше подходило — «пир». Мальчишки начали рассаживаться.

Лесовики не поскупились. Стояла огромная кастрюля со щами, смахивавшая размерами на старинный щит сковорода с яичницей, жареная картошка с мясом и грибами, копчёное сало, лук, чеснок, какие-то салаты, огурцы, свежий хлеб, и ещё, ещё, ещё… Всего этого хватило бы на племенное ополчение после недельной голодовки. Ну и конечно — тут же расположилась волка в гранёных штофах с выдавленными на стекле здравицами в честь пьющих.

— Водки не пить, чеснок не жрать, — быстро прояснил генеральную линию поведения Гоймир, хватая ложку, тем не менее, первым. — А то вони станет на весь лес.

— То зря, — возразил Резан, но спор не перешёл в затяжную фазу — всё оказалось очень вкусным, и примерно минут двадцать, не меньше, над столов стояли лязг и стук, как в рукопашном бою, не тише, только без боевых кличей — рты у всех были заняты.

Олег налегал на дарёную картошку, живо напомнившую дом — мама так же её жарила на неочищенном подсолнечном масле, безо всяких «Олейн», считая, что именно такое масло придаёт картошке особый вкус. Постепенно горцы всё-таки начали отваливаться от стола с осоловевшими глазами. Кое-кто ещё вяло жевал горячие блины с маслом и мёдом, остальные вразнобой благодарили хозяев. Резан уже успел наведаться к телевизору и посмотреть его, а вернувшись, сообщил, что данванские войска, не встречая сопротивления, продвинулись далеко вглубь горской территории, и местное население встречает их с радостью, как долгожданных слуг порядка и закона. Это заявление за столом встретили изумлённым молчанием, кое у кого даже блины во рту позастревали. Наконец Олег, более привычный к вывертам СМИ, объявил:

— Славная германская армия принесла долгожданную свободу томившимся под большевистским гнётом народам Советской России. Ура, сограждане.

— Шутник, — Резан едва ли что-то понял, но потянулся, чтобы щёлкнуть Олега в нос. Тот показал камас:

— Зарежу. Руки прочь.

— Одно наш гость грозит горцу горским камасом же, — сокрушённо заметил Резан. — То и есть наша терпеливость да незлобливость славянская. Мы-то его…

— …на помойке подобрали, почистили — а он нам фигвамы рисует, — договорил Олег и фыркнул.

Горцы стали выбираться на веранду. Гоймир задержался.

— Вот то, — он прикоснулся к притолке и посмотрел на хозяина, — я и понимаю, ты много для нас сделал. Стать, ещё одним поможешь?

— Найти проводника на Тёмное? — тут же спросил Хлопов.

— И добро бы… Да ещё кого ни есть выслать — вытропить наших соседей. А я передам что воеводам. Поможешь ли?

— Почему не помочь, — легко согласился Хлопов. — Завтра с утра — годится?

— Благо тебе, — сдерживая радость, кивнул Гоймир…

…Перешагнув порог веранды, князь-воевода столкнулся с Йериккой. Тот стоял у косяка и что-то посвистывал. По веранде разносились хихиканье, шорох, слышались негромкие возгласы и обещания, в основном связанные с членовредительством — чета делила жизненное пространство.

— Нашёл? — с ходу спросил Йерикка. Гоймир поморщился:

— Й-ой, догада… Нашёл, добрым путём всё.

— Вот когда мы, — Йерикка ногой раскатал свой плащ и, сев на него, начал растирать подъём босых ног, — Когда мы, — повторил он, — вернёмся домой, и дом будет цел, а данваны уйдут на какое-то время, тогда я скажу: «Добрым путём всё.» Да и то — преждевременно.

Гоймир сел рядом на свой плащ. Вздохнул:

— Если так, то мыслю — твёрдым сказать: «Добрым путём всё» можно одно на одре, среди друзей и родни…

— Где уж тут «добрым путём», это чистый ужас — такая смерть, — искренне сказал Йерикка.

По другую сторону поднялась голова Олега. Он свирепо сказал:

— Если не заткнётесь, то ночью я положу вам на морды по носку!

Гоймир тут же улёгся на бок — лицом от Олега — и закрыл голову плащом. Олег с шутовской поспешностью шлёпнулся на «постель» и, треснувшись затылком в стену, зашипел.

— Шарик спустил, — отчётливо сказал в наступившей тишине Йеерикка.

— Кто в шарик спустил? — откликнулся Воибор. Веранда взорвалась хохотом, а когда он утих, все услышали похрапыванье. Это спал Олег.

* * *

Проводником оказался мальчишке лет 11–12 — рослый и молчаливый. Горцы встали рано, но мальчик уже сидел на скамейке у ворот и грыз яблоко. Он был одет в куртку, подпоясанную ремнём, бесформенные штаны, заправленные в хорошие, пошитые по ноге сапоги; между колен вверх стволом стояла одностволка 410-го калибра, в которой Олег узнал изделие Тульского завода. На поясе висел нож.

Лил всё тот же серый дождь — он всю ночь шуршал по крыше, убаюкивая ребят, и они хорошо выспались. Мальчишка поднялся навстречу и безошибочно протянул руку Гоимиру:

— Владимир.

Имя у него было старое, не крещёное, и вёл он себя солидно и обстоятельно.

— Гоймир, — горец серьёзно пожал протянутую руку. Мальчишка посмотрел на небо:

— Ну чего, пошли, что ли?

— Идти далеко? — поинтересовался Йерикка.

— До закатного края — дня три, если напрямик, без затей, — обстоятельно стал разъяснять мальчишка, — а если тропами, да чтоб не знал никто — все четыре.

Йерикка свистнул и поправил на — волосах повязку. Гоймир спросил:

— А разом до реки, да и плотом?

— А всё равно трое. Только там не незаметно не проплывёшь, и думать нечего.

— Одно сможешь так вести, чтоб не вытропили нас? — допытывался Гоймир. — У нас вон оборужение есть тяжёлое…

— Проведу, — коротко ответил мальчишка, всем своим видом показывая, что ему надоели бессмысленные расспросы. — Так идём?

* * *

Тропинка была хорошо знакома Мишке. Он почти бежал по ней — налегке, только с двустволкой на одном плече и небольшим рюкзаком — на другой. Эти места, он знал отлично, а Гоймир хорошо объяснил, как и где найти чету Квитко.

«А всё-таки мать неправа, — думал юноша, размеренно двигая ногами. — Надо воевать с ними. Мы живём на этой земле, а они приходят и хотят, чтобы мы жили, как надо им. Наши прадеды ушли от такого сюда. А нам куда уходить? Да и сколько можно уходить?»

Он вспомнил горцев, ушедших дальше, на закат — и снова восхитился этими ребятами, которые были младше его…

…Мишка не ожидал никого встретить на этой тропе. И не мог даже предположить, что она окажется перекрыта, что на неё могут наткнуться хотя бы случайно. Поэтому и заморгал глазами удивлённо, когда шесть горных стрелков появились сразу со всех сторон и шесть стволов уставились на него.

— Кто такой? — спросил старший.

«Хлопов,» — хотел сказать Мишка, но не открыл рта. Ему стало страшно, да ещё и прибавилась злость, что попался так глупо.

— Ты что, оглох? — ствол винтовки шевельнулся.

— Кудыкин. — выдавил Мишка, — Степан.

— Откуда? — продолжал допрос стрелок.

— Из Каменного Увала, — назвал Мишка большое село на полночь. — Охочусь тут.

Стрелки совершенно отчётливо расслабились, и Мишка ощутил облегчение.

— Документы есть? — спокойно уже спросил их стёрший. Мишка пожал плечами:

— Да вы чего? Кто же на охоту бумажки берёт? Не верите — ну, проверьте как там… — это предложение он выдал, обмирая от ужаса, но стрелок повернулся к своим и махнул рукой, уже не глядя на Мишку:

— Вали отсюда. Крюк тебе придётся сделать. Иди на запад, потом сворачивай домом, как подальше отойдёшь.

— Эй, чего такое? — удивился Мишка, уже собираясь идти, куда сказано. Стрелок без раздумий пояснил:

— Да зажали тут, место не далеко, горцев, человек двадцать. Обложили, ждём сигнала, они и не чуют ничего… Давай, шагай, нам некогда.

— А-а, — уже без интереса отозвался Мишка. — Ну ладно, пойду я.

— Ни пуха, — пожелал стрелок.

— К чёрту, вам тоже, — уже машинально ответил Мишка, шагнув в кусты…

…Он спустился на сотню шагов по отлогому склону и вслушался. Стояла тишь. Но сейчас она взорвётся выстрелами, взрывами, криками… Мишка перевёл дух и вытер пот с лица. Дико осмотрелся вокруг. Он не сомневался, что речь идёт о тех, к кому он добирался — о чете Квитко. А горцы даже ничего не знают! Что же делать, что делать-то — Господи, помоги, подскажи…

«А какой подсказки ты ждёшь? — сурово спросил он сам себя. — Что тебе должны подсказать? Как нужно поступить?»

Он дёрнул плечом, сбрасывая в ладонь ружьё. И двинулся обратно. Вверх, но параллельно тропе, вслушиваясь и вглядываясь. Он запретил себе думать о чём бы то ни было — абсолютно обо всём, чтоб не поддаться страху.

Первый кордон он обошёл. По расчётам, сумел прошагать половину расстояния до горцев, когда услышал резкий окрик с хангарским акцентом:

— Эй, стой!

Он выстрелил на звук — сразу из обеих стволов, как учил отец. И закричал на бегу:

— Братцы, братцы-ы! Окружают ва-ас! — переламывая ружьё.

Удар в голову был таким, что всё разом закружилось — небо, камни, трава, кроны деревьев, бегущие к чему перевалистые фигуры хангаров… Потом камни полетели навстречу, но Мишка не успел упасть них, подумав: «Ох и расквашу я морду!» — они вдруг растворились, стали гудящей чернотой без дна… а потом — ничем…

…Неподалёку загрохотал крупнокалиберный «утёс», перекрывая частый лай автоматов и винтовок. Отряд Квитко рванулся из кольца, как взбесившийся зверь из непрочного ошейника…

* * *

Тяжёлый грузовик остановился в центральной улице Стрелкова. Мегафонный жёсткий голос собрал на площадь всех жителей. Он звал без угроз — но угроза была в самом тоне, в манере выговаривать слова…

Дождь не прекращался. Десяток солдат — не стрелков, а хобайнов, громоздко-устрашающих в полном снаряжении — цепью выстроился вокруг грузовика. Хобайны глядели поверх голов людей, положив руки на висящие поперёк груди многоствольные, разлапистые автоматы.

Высокий офицер-данван поднялся на кабину, заложив руки в жёлтых перчатках за спину. Ещё двое хобайнов с чем-то возились в кузове; потом подняли и установили у откинутого заднего борта сбитый из досок щит.

По толпе прокатился полувздох-полустон. Она качнулась в стороны, словно круги побежали от брошенного в воду булыжника. На щите вбитыми в ступни и ладони гвоздями был распят труп Мишки Хлопова. Вода смыла кровь, шляпки гвоздей казались чёрными точками на белом фоне кожи. Епте один гвоздь был вбит в лоб, чтобы держалась голова. Сбоку от чего, над бровью, чернел довольно большой пролом, из него дождь ещё вымывал розовые струйки…

— Молчи, — сказал Хлопов жене. И она задавила крик, лишь глаза стали безумными, Колька, старший, обнял её, не отрывая взгляда от спокойного, безмятежного лица брата, которое ничуть не уродовала дыра и вбитый в лоб гвоздь…

Офицер заговорил. Он держал шлем в руках за спиной — то ли барахлила система перевода, то ли данван хотел казаться «ближе к народу». Но язык он знал плохо, говорил с сильнейшим акцентом, тянул гласные и наоборот — вылаивал короткие слова, будто команды перед строем. Очевидно, он и сам понимал, что не очень хорошо объясняется, потому что то и дело морщился — вполне по-человечески — и потирал лоб перчаткой.

Смысл сказанного был, тем не менее, ясен. Юноша назвался Степаном Кудыкиным из Каменного Увала. Он сорвал операцию по захвату горской банды. В Каменном Увале Степана Кудыкина нет. Тело возят по весям с целью опознания. Если кто-то знает мёртвого — пусть скажет. Офицер-данван напоминал о долге перед армией, принёсшей в эти дикие места закон и порядок. Он говорил о том, что горские банды могут явиться куда угодно и «причинить чрезмерно слишком страшный вред мирным весникам».

Люди молчали. Каждый из них знал, что горцы провели тут прошлую ночь. Никто не слышал от них плохого слова. Никто из горцев, бывавших в веси до начала этой войны, не причинял никому из лесовиков вреда. Горцы были вспыльчивы, горды, но честны и отходчивы. Беду принесли не они. Беду принесли приехавшие на грузовике.

Люди так же молча начали расходиться в улицы. И данван, знавший, конечно, что в каждом доме тут есть ружья, подождал ещё, отдал команду и сел в кабину, откуда торчал ствол пулемёта. Солдаты опустили доску, попрыгали в кузов, подняли борт — и грузовик поедал прочь через дождь. Хобайны покачивались в его кузове и молчали. Говорить им было не о чем. Родины и старых привязанностей ни у кого из них давно не осталось. Друг друга они знали так хорошо, как только могут знать солдаты-профессионалы, долго служащие вместе. А говорить о войне, находясь на войне, было глупо. По этому они молчали. И лишь когда грузовик уже взбирался, ревя мотором, на гряду холмов у леса, молодой солдат, глядя за борт, сказал:

— Дождь.

Ему никто не ответил…

…Хлопов вошёл в комнату сыновей, когда Колька шнуровал рюкзак — хороший, отец привёз братьям такие с юга. Парень обернулся, глаза у него были красные и бешеные.

— Не держи, батя! — хрипло сказал он. — Всё равно уйду!

— Я и не держу, — Хлопов перевёл дух. — Мать уснула… Ты ступай, сынок. Ты найди этого Квитко. Как хочешь, где хочешь. Скажи ему… ну, то Мишка должен был сказать.

— В потом? — Колька не спускал с отца настороженных глаз. Хлопов посмотрел мимо сына:

— Иди, к кому захочешь. Лучше б к нашим, если есть отряды такие.

Колька встал на колени:

— Благослови, батя.

* * *

Володька оказался превосходным проводником. Во-первых, он был поразительно вынослив. Конечно, трудно было ожидать иного от мальчишки, выросшего в здешних местах. Но он шагал вровень со старшими горцами. Кроме того, он шёл первым, выбирая какие-то одному ему ведомые тропки. За три дня пути чета раз двадцать, не меньше, проскакивала буквально под носом (или — у ног, или — над головами, или — за спиной) у многочисленных патрулей врага. Всё это время было холодно, шёл дождь, ночи превращались в пытку, вставали все не выспавшиеся, с запавшими глазами, злые, как уводни, но мальчишка не жаловался — шагал впереди, бросая короткие фразы по делу. В разговорах по вечерам он практически не участвовал, хотя слушал всегда — лёжа на боку и подперев щёку ладонью.

В эти дни трудновато было удержаться от того, чтобы устроить хороший бумсик. Было где! Чем дальше на закат, тем больше попадалось складов, резервуаров с горючим, только что проложенных дорог и трубопроводов, весьма беспечно гуляющих солдат и офицеров, колонн и отдельных машин… Но подобный бумсик был бы непростительным со всех точек зрения…

…Утро четвёртого дня было похоже на остальные. Спали в высоченном и густющем папоротнике — обнаружить в нём горцев можно было, только наступив на кого-то. Зато с папоротника лило — не рассеянными тоненькими струйками, а солидными ручейками и почему-то всегда в самые уязвимые и неудобные места. И — естественно! — происходило это как раз в тот момент, когда начинаешь засыпать как следует. Кое-кому удавалось наплевать на эти проблемы и уснуть-таки. Но снились холод, водопады и осенние купания.

Олег проснулся от очередной струйки, попавшей ему точно в нос. Он закашлялся, подавил капель ещё во сне и, судорожно вздохнув, всхлипнув, открыл глаза.

В щелях между растопыренным пальцами-листьями проглядывало серое небо, суровое и хмурое, как глаза честного офицера милиции в старом фильме. С этого неба сеялся дождь — Олег различал даже отдельные капли, тихо планирующие вниз. При мысли о том, что «пора вставать», стало тошно. Даже двигаться не хотелось — мокрая одежда пригрелась, и двигаться — значило вновь прикоснуться к чему-то мокрому и холодному. Олег лежал в полусонном состоянии, довольно приятном, надо сказать, пока не услышал неподалёку голос Гоймира:

— Подниматься пора.

В ответ тихо засмеялся и что-то сказал по-французски Йерикка. Гоймир досадливо отозвался:

— Й-ой, не понимаю, знаешь одно!

— Ерунда, — бросил Йерикка, и Олег услышал, как шуршит папоротник — Йерикка без особой нежности расталкивал спящих. Но он был ещё довольно далеко, и Олег не спешил шевелиться, наслаждаясь мгновениями относительного покоя. Когда же Йерикка подошёл и довольно нахально занёс ногу — Олег ловко откатился, со смехом вскочил, фыркнул, отряхиваясь от воды.

— Сам виноват, — злорадно объявил Йерикка. — Помоги остальных поднять.

— И не подумаю. Если будут бить, то пусть тебя одного.

— Опять меня подставили, — вздохнул Йерикка. — Что за друзья… Ладно?!

— Слушай, — потихоньку сказал Олег, посматривая в сторону Гоймира, который уже о чём-то говорил с Володькой,поднявшимся, судя по всему, уже давно, — а что ты ему сказал?

— Подслушал?.. Так, ты только ему не говори, а то разозлится… Faute de mieux, faire bonne mine a mauvais jeu par occasion partie de plaisir.

— Большое спасибо, я всё понял, — серьёзно поблагодарил Олег. Йерикка удивился:

— Ты же говорил, что знаешь французский?

— Я его учил, — дипломатично ответил Олег. Йерикка кивнул:

— Я ему сказал, что он безуспешно старается вести себя так, словно у него хорошее самочувствие, а мы все вышли на прогулку… Ну, не будь гадом, помоги разбудить остальных!

Но будить никого не было нужно. Горцы либо уже проснулись и лежали, как Олег, либо поднимались сейчас, разбуженные разговорами. Тем более, что где-то вдали вдруг серией бухнули взрывы, а потом послышалась стрельба из скорострелок. Гоймир уже торопил: «Пошли, пошли!» — это «пошли» стало рефреном последних дней, чем-то вроде обязательной молитвы для мусульман. «Пошли!»— и они шагали куда-то через дождь, начиная постепенно ненавидеть и его, и самих себя. С утра это ещё было так себе, к вечеру — превращалось в пытку…

— Мне-то часом девчонка моя снилась…

— Й-ой, блажь — вот мне помнилось, что куты с ног снял! Самый лучший об мою короткую жизнь сон…

— Ей длиннее и не быть стать, одно часом мне подпилок не вернёшь.

— Он у Йерикки, пули надпиливает…

— Добавь, что шутишь.

— Так и есть то, я думал сказать — ногти стачивает…

— Й-ой, кому желается бо-ольшой шмат сала?

— Мне, давай.

— Так я не сказал, будто он у меня разом тут, я простым спросим — кто желает?

— За то убивать требуется.

— Кто сгадает, по что я больше прочего данванов ненавижу?

— М?

— Так часом всю дичину распугали!

— Й-ой, нет, я — так за то, что хотел у соседей в руене побывать, у Вепрей…

— Так Вепри данванам должны Дажьбога молить. За уберёг от тебя…

— Хоть до вечера умолкните! — вклинился Гоймир.

— Одно «хоть», — реплика Гостимира была последней в утренней болтовне. Вытянувшись привычными двумя цепочками, чета зашагала дальше, к озеру.

* * *

Шагали уже часа четыре, останавливались за это время дважды. Первый раз — пропускали патруль, второй — прежде чем пересечь дорогу, по которой пёрла колонна грузовиков. Немного грела мысль, что завтра чета прибудет на место, Володька обещал это твёрдо.

Гоймир остановил Йерикку и Олега. Он по-прежнему смотрел на землянина волком, но Гоймир был хорошим воеводой и не мог не признать (по крайней мере — про себя!), что Олег полезен во всех отношениях и успел зарекомендовать себя, как хороший боец и начальник. Они пропустили остальных, и Гоймир высказал мучившие его опасения:

— Думается мне — дошли, нет, кого Хлопов посылал до наших?

— Наверняка он послал таких, кто места хорошо знает, — успокоил Йерикка. — Голову себе не забивай.

Гоймир хотел что-то сказать, но спереди послышался свист. В ту же секунду все бежали на звук сигнала.

Чета столпилась у края заросшего малиной оврага. Внизу, на дне, саженях в трёх, лежал ничком, разбросав руки и ноги, человек — кажется, подросток, одетый в чудную смесь лесовикового и городского. Поломанные и погнутые кусты малины чётко отличали путь, каким он туда слетел.

— Спуститься надо, достать, — возбуждённо бросил Холод, снимая с пояса верёвку. — Держите меня.

— А разом помер? — спросил Одрин. Холод пожал плечами:

— Так что?

— Давай-ка, — Гоймир принял верёвку, пропустил её по спине и под мышками.

Холод оказался внизу в два прыжка — для горца такой спуск был сущим пустяком. Остальные напряжённо смотрели, как он присел, перевернул лежавшего и крикнул, подняв голову:

— А живой!

Сверху уже сбросили верёвку, завязанную тройным беседочным, и Холод начал просовывать пострадавшего в петли, предупредив, что у мальчишки, похоже, вывихнуто бедро. Сам Холод поднялся вверх безо всякой помощи.

Спасённый оказался светло-русым мальчишкой в возрасте Морока — лет 13, очень бледный.

— Знаешь ли? — спросил Гоймир. Володька помотал головой:

— Не. Он, наверное, издалека.

Бедро у мальчишки в самом деле оказалось вывихнутым, а ещё он ударился, падая, головой. Яромир ощупал место вывиха сквозь штаны, кивнул Краславу и Ревку, чтоб держали за плечи — и ловко рванул.

С пронзительным криком мальчишка дёрнулся, приходя в себя от боли, горцы удержали его, и через секунду он уже со смесью удивления и страха оглядывался, скользя взглядом по мокрым лицам обступивших его ребят. А потом вдруг прошептал — так искренне, отчётливо и непосредственно, что в все заулыбались в ответ:

— Наши…

…Антон — так звали мальчишку — оказался из расположенной недалеко от побережья, в дне ходьбы, веси Сосенкин Яр. По совпадению, именно там должны были дожидаться Гоймира с его ребятами Квитко из Снежных Ястребов и Дрозах из Лис вместе со своими четами — если всё пойдёт, как надо. Антона о них спросили в первую очередь, и он сказал, что никого не было, но он-то ушёл из веси почти двое суток назад — искал потерявшуюся корову с телком. Ружья не взял, наткнулся на кабанов, бросился бежать…

— От кабанов? — спросил Володька — он стоял рядом, опираясь на свою «тулку» уверенно и ловко. — И в лес без ружья попёрся? Ну ты пене-ек…

— Да я ж не местный, — виновато пояснил Антон, — Я из Холмска, а тут… ну, по случаю.

— Из Холмска? — подобрался Йерикка, а Олег вспомнил, что вроде бы так назывался родной город рыжего горца. — Так ты не лесовик?

— Ну, — кивнул Антон.

— А где ты жил в Холмске? — поинтересовался Йерикка. Антон хлопнул глазами:

— А ты что, оттуда?! — Йерикка кивнул. — В Старом Квартале, на улице Невзгляда.

— А-а, — кивнул Йерикка, — рядом с церковью?

— Недалеко, — согласился Антон. — Спасибо вам, ребята.

Гоймир и Йерикка переглянулись. Йерикка пожал плечами, как бы говоря: «Делай, как знаешь.» Гоймир кашлянул и обернулся к Антону:

— Ходить-то можешь?

— Наверное, — не слишком уверенно сказал тот. И добавил уже решительно, подвигав ногой: — Смогу.

— Тогда так. Иди в Сосенкин Яр. Наши всяко уже там. Обскажешь им, с кем и где перевиделся. Сможешь?

— Конечно, — твёрдо ответил Антон. — Говорите, что передать, я запомню.

* * *

Они ещё какое-то время оставались у того оврага уже после того, как Антон сорвался в весь. Безо всякой цели, просто чтобы немного отдохнуть. Гоймир понимал это, но не торопил, и лишь через полчаса, не меньше, поднялся первым. Прежде чем он открыл рот — чета выдохнула одним голосом:

— Пошли!..

…Они шли почти до «темноты», как Олег всё ещё определял про себя вечера. Когда остановились и стали искать подходящее место для ночёвки, Володька засобирался:

— Ну, я вас довёл, — сказал он довольно. — Тут уж рядом и берег закатный и побережье. Успеха вам!

— И тебе благо, — за всех ответил Морок, близко сошедшийся с мальчишкой-лесовиком за эти дни. — Пусть будут с тобой в дороге наши мысли и сам Перун Сварожич!

— Христос с вами, — Володька пожал всем руки и зашагал к кустам, уже ставшим призрачными в свете белой ночи.

— Поздравку там всем! — крикнули ему вслед. Он махнул рукой, не оглядываясь — и пропал в кустах без единого звука.

— Хорош парень, — сказал Гоймир, — я так взял бы его в чету.

— А он к нам и придёт, — ответил Йерикка, — ну не в нашу чету, так в другую, но к нам. Это точно.

— Верно, пожалуй, — согласился Гоймир. — Часом Антон бы не подвёл — и вовсе добро. Так по-завтра с нашими перевидимся.

— Давайте устраиваться спать, — предложил Олег. И спросил Йерикку: — А ты этого Антона не знаешь?

— Откуда, — отозвался рыжий горец. — Он из Старого Квартала, я там и бывал-то редко. Но улицу Невзгляда с храмом я знаю… — Йерикка над чем-то задумался и вдруг сказал — Хотя про храм сказал не он, а я.

* * *

Дождь прекратился и выглянуло солнышко. К великому счастью горцев — весьма мокрой компании, устроившейся в небольшом, густо заросшем лещиной логу. Они грызли орехи, пытаясь спастись от дождя под плащами. Если учесть, что по дну ложка бежал дождевой ручей — сидеть там было вовсе не удобно.

— У меня скоро на ушах поганцы вырастут, — бухтел Мирослав, вытирая от воды свой ЭмПи.

— Дождь-то стал, — раздражённо заметил Краслав, — а коли станешь так же частым уши мыть, как до сегодня — поганцы и без него вырастут.

— У меня от этой погоды голова пухнет, — пробормотал Олег. Йерикка, сидевший рядом, ответил тихонько:

— А у кого-то — безо всякой погоды — живот.

— Что? — быстро и подозрительно спросил Олег.

— Ничего, — Йерикка стянул с плеч плащ и посмотрел в небо. — Отличная погода.

— Это шутка? — не понял Олег.

— Почему, правда. Смотри, солнышко вылезло! — Йерикка потянулся.

— Хитрый ты парень, Эрик, — заметил Олег, вставая на ноги. — Ну что, лезем наверх?

— Наверх и выше, — весело поддержал Йерикка, вставая на ноги. — Эй, обмороженные — за мной!

— И отморозки — следом, — пробормотал Олег.

Все повылезали из ложка. Сперва — осторожно оглядываясь, потом уже совершенно спокойно. Вода почти сразу ушла в песчаную почву, было уже тепло и почти безветренно. Выбравшись на открытое место, мальчишки начали раскладывать на солнце плащи, рубашки, штаны, а на оставшемся пространстве расположились сами, подставив солнцу плечи, спину и лица. Все помалкивали, наслаждаясь теплом.

— Как дальше станем? — лениво спросил Мирослав. — На Тёмное?

— По перву надо одно выяснить — как там наши-то? — возразил Гоймир. — А ты часом купаться нацелился?

— То Тёмное — там купаться? — Мирослав засмеялся. — Глянем.

— Так что выяснять, — подал голос Твердислав, — в Сосенкином Яру они.

— А сходи, — предложил Гоймир. Твердислав откинулся на спину и сделал вид, что умер. — Так-то. Ещё желается кому?

— Да я схожу, — предложил Одрин.

— Сиди, — поднялся на ноги Олег. — Я сбегаю, согреюсь.

Гоймир долгим неприязненным взглядом смерил Олега:

— Чаешь — гривну на шею пожалую?

— Да не чаю, — пожал плечами Олег. — Тебе не всё равно, кто к ним пойдёт? Может, они уже навстречу движутся, если Антон добрался.

— Самому сходить, нет… — Гоймир заколебался, но Олег тряхнул головой:

— Не заблужусь. Что им сказать?

— Да всё обскажи, что у нас с Дружинных Шлемов и было. И про их дела расспроси…

— Хорошо.

Олег пошёл к своему снаряжению. Йерикка поймал его за ковбойку.

— Почему идёшь? — понизил он голос.

— Я же говорю — прогуляюсь, — ответил Олег.

— М? — поднял бровь Йерикка. — Ладно.

— Не пойму, — прищурился Олег, — что ты меня контролируешь?

— Хочу тебя вернуть Бранке в целости, а не фрагментарно.

— Хитрый ты парень, Эрик, — повторил Олег, бросив взгляд на солнце. — Хорошо иметь такого друга. И плохо — врага.

— У меня их нет, — улыбнулся Йерикка, вытягивая ноги.

— Совсем нет? — опустил глаза Олег и смерил Йерикку взглядом. — Врагов?

Йерикка продолжал улыбаться чуточку отстранённой улыбкой. И ответил:

— Живых, — а потом задумчиво сказал: — С тобой пойти, что ли?

— Ага. И отвезти меня в колясочке — пусть агусенька подышит свежим воздухом, — ядовито согласился Олег. — Нет уж. Прогуляюсь. Пока! — и он, повернувшись, весело махнул рукой, зашагал прочь, на ходу поправляя снаряжение.

* * *

Олег шёл через сосняк без дороги, держась по солнцу указанного направления и преследуя одну цель — выйти к веси как можно скорее. Его окружала северная красота — прямоствольные сосны, густая поросль папоротника под ногами, а на редких открытых местах грело солнце и из верескового ковра поднимались гранитные глыбы серого и алого цвета. То и дело попадались ручейки. Высокое бледное небо было безоблачным.

Но Олег давно перестал замечать эту красоту, лишь по временам, когда лес расступался широко, и далеко-далеко на западе сверкало море, мальчишка замедлял шаг. Но и это он делал лишь для того, чтобы пробормотать пару нелестных слов в адрес различимых на этом блеске серых штрихов — кораблей десантной эскадры.

Он перебрался по бревну через широкий бурный ручей. И сразу же встал на колено.

В нескольких шагах, у большой глыбы, похожей на ракету, готовую к старту, лежал ничком человек в форме горного стрелка. В правом виске чернела дыра, залитая свежей кровью. Подальше лежал второй — на спине, с развороченной грудью. Третий, четвёртый и пятый виднелись ещё дальше — что с ними, было неясно, но то, что они мертвы, сомнению не подлежало.

Ироничное уханье совы, раз давшееся совсем рядом, заставило Олега вскочить, вскинув руку:

— Салют!

Парня своих лет, появившегося из-за «ракеты», Олег чуть-чуть помнил по ярмарке — это был Мирослав, правая рука Квитко из племени Снежных Ястребов, как и Рыси, оставшегося зимой без взрослых мужчин. Поднявшегося впереди из вереска рослого немолодого мужчину Олег не знал, цвета его тоже не были знакомы, но он догадался, что это и есть Дрозах, Лис. Стволом вверх Дрозах держал длинную СВД. Подальше появился мужчина с АКМС при подствольнике — тоже Лис, наверное.

— Добрая встреча, приёмыш, — добродушно поздоровался Дрозах. Олег кивнул:

— Чем это вы тут занимались?

— Я иду-от, — пояснил Мирослав. — А они мне навстречу. Но они-то тут уже сидят, одно! Так того — я. А тех — то они.

— Всё ясно, — согласился Олег. — Ну, обошлось, и хорошо.

— Куда как добро! — захохотал Дрозах. — И то добро, что не разминулись лесом! Ладом, пошли вон до тех пёночков, говорить… Й-ой, а что ж воеводы ваши, индо заняты так?

— Опаской живут, а наших голов не чтоб жаль, — подмигнув Олегу, ответил Мирослав. — Да пошли.

Они двинулись по вереску к сосновому борку в сотне шагов от того места, где стояли.

Олег чуть приотстал. Дрозах и неизвестный молчаливый его спутник шли почти рядом. Мирослав вырвался вперёд и шагал уже по опушке, держа на плече американский карабин «кольт» с массивным подствольником.

— Пёночки-то где? — спросил он, повернувшись.

— Глянем, глянем! — откликнулся Дрозах. — Там-то их ровным четыре…

Олег нагнулся — поправить ремни кута — уже у самых сосен.

Когда он выпрямился — перед ним никого не было. И мальчишка не сразу понял, что его спутники… лежат.

Никогда в жизни не было Олегу так страшно. Даже когда их с Богданом захватили в плен. Там всё было понятно, а тут… Тихий сосновый бор светился насквозь, как решето, было солнечно и тепло, но от этого происходящее казалось ещё более жутким и нереальным.

Ближе всех лежал оставшийся безымянным Лис — и Олег мог видеть совершенно отчётливо дырочку от пули точнёхонько между бровей и застывшее на лице спокойное выражение: убитый так и не понял, что с ним произошло. Подальше, уткнувшись лицом в валежину, замер Дрозах. Прядь волос на затылке слиплась от крови — там, очевидно, скрывалось выходное отверстие. И шагах в пятидесяти лежал на спине, разбросав руки и ноги, Мирослав.

— М-мир… — обрывисто окликнул Олег. Его била дрожь; он ощущал на себе внимательный, пристальный взгляд стрелка. И всё-таки пошёл на подламывающихся ногах к Мирославу. Мальчишке казалось, что он идёт, разрывая грудью плотную, упругую паутину… и только пройдя половину расстояния, он понял с беспощадной отчётливостью — это страх.

И ещё — что он на прицеле…

…Один из друзей отца, дядя Витя, был в своё время профессиональным снайпером спецназа ГРУ МО СССР. Олег любил слушать его рассказы. Противник, уложивший, как на стенде мишени, троих горцев, мог быть только очень опасным и опытным врагом. Но он не выстрелил сразу… И сейчас Олегу вспомнились рассказы дяди Вити. «Если не выстрелили сразу, — говорил он, — то мысленно невольно назначаешь рубеж, до которого позволяешь дойти врагу. Что угодно — дерево, куст, труп, камень приметный. Из-за этой привычки я однажды промахнулся и однажды именно благодаря ей уцелел. Первый раз тот, в кого я целился, интуитивно что-то ощутил и успел спастись. Второй раз так же спасся я сам…

…Рубеж! Тело Мирослава!

Зачесался висок. Словно кто-то легко-легко прикасался к нему. Главное — не выдавать чувств. Мне просто страшно. Не дать понять, что догадался, а то он выстрелит раньше.

— Мирослав, — позвал Олег снова.

Ещё два или три шага. Два? Или три?

И сделав третий — последний! — шаг, Олег сжался в комок, бросаясь вниз и в сторону.

Выстрела он не услышал. Но увидел, как, подскочив, повалилась молоденькая сосенка — на уровне его виска. И почти тут же вторая пуля подняла фонтанчик дёрна и палых иголок там, куда упал сначала успевший откатиться за сосну Олег. Третья — навылет прошибла дерево, и Олег увидел в нескольких сантиметрах от лица бело-розовое, похожее на рану в живом теле, отверстие, оплывающее янтарной, пахучей смолой…

Очень медленно и осторожно Олег выглянул у самых корней. Скользнул взглядом по верхушкам сосен — для порядка, там не спрячешься, да и неудобно стрелять с корабельного гиганта… Перевёл дыхание, чувствуя, как пот стекает по спине — холодный, липкий…

В лесу стояла тишина. Молчали даже птицы, напуганные непонятным.

«Интересно, он думает, что убил меня? Если да, то сейчас появится… он не мог не видеть, что нас шло четверо…»

Мальчишка сдунул травинку, мешавшую смотреть… и песком, землёй, кусочками корня брызнуло в глаза! Прежде чем зажмуриться от нестерпимой рези, Олег успел заметить сажень за пятьдесят, в подлеске, редком и невысоком, как и везде в сосняках, мгновенный промельк движения, но выстрелить уже не смог — слёзы лились ручьём.

Проморгавшись, Олег перехватил автомат. Раз этот — на земле, значит, ему несподручно бить в лежащего… или ползущего. Вот и сейчас — целил в голову, а попал в корень. Сосенка эта уже засвеченная, надо место менять.

Тихо, чуть ли не прокапывая перед собой канавку, Олег переполз в сторону и ближе к тем кустам, где видел движение. Снайпер не стрелял; в то, что не заметил, верилось слабо, скорее, понимал, что не попадёт в ползущего и не хотел светиться сам.

Олег, вжавшись в землю, поднёс к глазам бинокль, благодаря покойного гусарского офицера и прикрывая линзы ладонью, чтобы, упаси бог, не дать вспышки. Лёжа совершенно неподвижно, он минут пять рассматривал кусты. Страх ушёл, его сменил азарт охоты — самый настоящий, ещё более острый от того, что сейчас Олег был и охотником и дичью. В сравнении с простой охотой это были овсяная каша без соли на воле — и венгерский гуляш с красным перцем…

Пусто… Нет, он там, там… и сейчас, как Олег, рассматривает сосны в прицел. Может быть, даже видит Олега, но выстрелить не получается — неудобно… вот только Олег-то его не видит!

Быстро вскинув на руке автомат, мальчишка густо ударил по кустам — веером, простреливая каждый шаг примерно на уровне человеческих коленей, пока не кончился сорокапятизарядный пулемётный магазин.

Олег даже не успел его поменять. Длинное тело вывалялось из-за зелени, роняя винтовку; попыталось зацепиться за кусты — и рухнуло мёртво — нога осталась в развилке спружинивших ветвей.

— Попал, — выдохнул Олег, ощущая, как дрожат руки. Сменил магазин на ощупь и повторил: — Попал.

«….а не дуром ли?» — подумал он через секунду. И, достав из-под жилета головную повязку, которую пока не носил, нацепил её спуская глаз с подстреленного, на пятку подтянутой ноги. Медленно выпрямил ногу, поставил на носок…

…Удар пули швырнул ногу в сторону. Олег выпустил очередь в ответ — и пуля вырвала клок кожи из жилета у плеча, с визгом и хлюпаньем ссеклась о металлическую чешую прокладки, ушла в сторону. Мальчишка вжался в землю и чуть повернул голову.

Кута на пятке оказалась распорота. Повязка качалась на ветке куста шагов за десять.

— Ладно… поползём дальше, — процедил Олег.

«Дальше» оказалось ямой под корнями выворотня. Отцепив с пояса кожаную баклажку, Олег осторожно установил её на краю ямы. Потом так же осторожно установил перед ней бинокль, а сам перебрался в другой конец ямы и, прячась за толстым корнем, приподнялся на локте и выставил ствол автомата.

Не шевелились кустик… Заметил, что переполз сюда? Не заметил? Выжидает…

Минуты ползли, как пьяный на четвереньках. Чирикнула птичка, откликнулась ей другая… и сосняк вновь наполнился жизнью. Через прогалину проскакал местный заяц — вообще-то не совсем заяц, но похож, и очень — присел, шарахнулся от трупов.

«А ведь и «он» видит этого зайца!» — удивлённо подумал Олег. — «И заяц этот всё ещё будет жить и прыгать, когда один из нас умрёт… и вот эти муравьи будут суетиться…»

И внезапно мальчику стало до стеклянности ясно, насколько кошмарна ситуация в сравнении с тем, что их окружает: на мирной поляне в самое окончание лета, среди жизни, два человека со звериным упорством выслеживают друг друга, чтобы убить! Нет, звери так не охотятся друг на друга, это могут только люди. Захотелось бросить автомат… и встать, отряхивая джинсы от налипшего влажного песка… и подставить лицо падающим в просветы крон солнечным лучам…

Очень медленно и очень твёрдо между двух сучьев молодой сосенки, росшей среди кустов, выдвинулся винтовочный ствол.

Он был обвешан лентами с искусственными иглами. И, как это бывает в таких случаях, «картинка проявилась» полностью — стало видимым то, чего не замечал раньше. Глухой капюшон-маска с прорезями для глаз — невидимых на расстоянии — скрывал голову за длинной трубой прицела, не дававшего бликов, с козырьком.

«Тише, — приказал себе Олег, обретая неподвижность камня. — Только не спешить. Не смей спешить.»

Белое пламя беззвучно метнулось перед стволом винтовки. Олег увидел, как баклажка, расплёскивая воду, взлетела вверх и упала в песок.

С такого расстояния Олег попал бы даже вслепую. И на этот раз он знал, что не промахнулся — потому что видел, как голова судорожно дёрнулась, а винтовка скользнула вперёд, выпущенная из рук, и повисла ремнём на сучке. Однако Олег не был уверен, что убил. И, если у этого гада был пистолет, не исключено, что сейчас он ещё живой лежит в кустах и готовится перед смертью прикончить хоть ещё одного горца.

Олег выполз из ямы и, перебегая от куста к кусту, выбрался к укрытию снайпера с фланга. Распоротая пятка мешала бежать.

Ещё шагов за десять Олег услышал странный звук — словно дышала, устав от жары, часто и громко, большущая собака. Ступая на носки и держа автомат наизготовку, он обошёл кусты…

…Первое, что увидел — глаза. Серые глаза в прорезях маски, смотревшие бессмысленно-умоляюще, глаза умирающего животного.

Снайпер лежал на спине, выпрямив одну ногу и согнув другую, разбросав руки. Он был одет в мешковатый глухой комбинезон и сапоги, похожие на горские куты — Бранка говорила когда-то, что эту идею данваны украли у славян. На широком ремне висели бинокль, подсумок, нож, большая кобура — но воспользоваться оружием снайпер уже не мог. Олег боялся зря.

Он попал. И попал хорошо.

Три пули прошили грудь справа — от середины к боку. Кровь текла через дыры в комбинезоне и через рот — маска была мокрой, лишь вздувалась кровавым пузырём при каждом вздохе, выталкивавшим новую порцию крови. Левой рукой снайпер то сгребал в кулак землю, то выпускал её…

Олег молча стоял над ним. Азарт исчез, как раньше исчез страх. Нет, мальчишка не раскаивался. Ему было просто грустно и жалко этого дурака, умиравшего в сосновом лесу в такой классный денёк… Он видел, что снайпер невысокий, узкоплечий, и…

…Догадка была настолько страшной, что у Олега перехвалило дыхание. Качнувшись — автомат ударил по колену — он окаменевшими, негнущимися пальцами поднял маску, отлепившуюся с пластырным звуком, на лоб.

Это была девчонка. Красивая светловолосая девчонка на пару лет старше Олега. Ртом у неё шла кровь, и где-то в горле клокотало дыхание, выходившее через простреленную грудь.

— Я-а-а… — бессмысленно сказал Олег, садясь на корточки рядом с ней. — Сейчас, сейчас, погоди… — он полез за пакетом первой помощи, но почти сразу опустил руку. Девушка вдруг оскалилась, глаза запали, по телу прошла судорога — и всё кончилось.

Он не помнил, сколько сидел возле трупа, не двигаясь и даже не мигая, без мыслей и чувств. Потом вяло обшарил карманы комбинезона — они были пусты, лишь из внутреннего выскользнула, умножая боль, цветная фотография, с девчоночьей аккуратностью запаянная в пластик. На фоне какой-то почти строго конической скалы стояли, обнявшись и склонив головы друг к другу, улыбающиеся девчонка (Олег узнал убитую) и мальчишка, одетые ярко и весело. Было видно, что они не позируют — им просто хорошо друг рядом с другом. Сзади было написано — кажется, чёрным карандашом, не данванским линейным алфавитом, а глаголицей: «Встретимся здесь, Машендра!»

— Маша, Мария, — сказал Олег, пряча снимок обратно. — А где-то есть парень, который тебя любит… а я тебя убил, потому что есть девчонка, которая любит меня — меня, кого ты хотела убить… — он говорил, словно мёртвая могла его услышать. Она молчала, и кровь чёрными сгустками высыхала на оскаленных зубах, а по глазам плыли облака.

И тогда Олег обнажил камас и начал рыхлить им песок, разрубая густые переплетения корней…

…Он зарыл убитую на глубину меча — глубже не получалось — и долго строгал камасом найденную деревяшку, пока не получил грубый крест, на котором нацарапал, путаясь в оставшихся чужими знаках: «19 августа 2001 года по счёту Земли я, Олег Марычев, убил тут в перестрелке снайпера по имени Мария, примерно 17 лет. Она сражалась за захватчиков, но мне жаль её. Будь проклята война!» — последнее он добавил в непонятном ему самому порыве.

Ему почему-то казалось важным похоронить именно эту девчонку, а не своих товарищей по оружию… Переставив автомат на одиночный огонь, он выпустил в воздух три пули — салют. Потом какое-то время стоял у свежей могилы. Наверное, он бы многое мог сказать девчонке, окажись она живой. Но она села на этой прогалине со своей снайперкой… Олег посмотрел на винтовку — и увидел на прикладе из пятнистого материала одиннадцать нарисованных мечей. Она села и убила ещё троих. Четвёртый оказался ловчее, монолог выстрелов превратился в диалог, и…

…Приглушённые голоса вывели мальчишку из ступора. Шагах в шестидесяти — вниз по склону, за рощей — говорили по-славянски двое.

Голос одного звучал ужасно-механически. Это был данван.

* * *

Ползком, вжимаясь в опавшую хвою на песке, Олег добрался до начала откоса. И выглянул, прячась за корни сосны, торчавшие из склона, как оголённые нервы…

Двое — один в форме горных стрелков, а второй — в громоздком снаряжении, со шлемом на голове — неспешной, уверенной походкой поднимались по склону, без тропинки, просто так.

— Сработала она или нет? — спросил стрелок. Данван засмеялся — смех звучал естественно:

— Мария? Она не умеет мазать. Сейчас увидишь сам.

— Вроде бы последние выстрелы были из автомата, — сомневался стрелок. Данван поднял плечи:

— У неё бесшумное оружие… Как ты решил действовать дальше?

— Тут всё в порядке, господин зегн, — довольно сказал стрелок. — Бандитов Квитко и Дрозаха мы навели на Сосенкин Яр, сейчас они туда уже добрались, и капкан захлопнулся. Войт — наш человек. Часовых двое, они все устали. Мы их снимем всех одними тесаками. Двести человек у меня наготове. Потом — быстрый марш-бросок, мы прочёсываем лес до Горного Потока, а хангары — из-за реки, и отряд Гоймира в ловушке!

— Неплохо, — ответил данван. Добавил: — Жарко тут у вас. Я не ожидал такого.

— Да, это же ваша первая поездка в наши места, господин зегн… Бывает и жарко.

Олег положил автомат на корень. И замер, услышав слова данвана:

— Сейчас заберём Марию — и быстро к вашим. Должны обернуться до начала операции, три сотни шагов — не расстояние.

«Триста шагов? — Олег обомлел. — А если бы они поспешили и нашли меня в позе скорбящего?.. — даже думать было страшно, но Олег заставил себя собраться. Опасность грозила не ему. Под угрозой были те, кто сейчас отдыхал в веси — совсем недалеко. Он не вполне понимал, как враг сумел устроить ловушку, засаду, откуда столько знал о горцах. Да это и не было важно. За своих друзей Олег готов был умереть… да вот только сейчас требовалось не умирать, а жить и предупредить своих! — Ну, боец, действуй… И без промаха!»

Не спуская глаз с приближающихся врагов, Олег достал из ножен штык-нож. Оставив автомат на земле, выпрямился в рост, отводя руку для броска. Пятнадцать шагов. Должен попасть. Должен.

Данван поднял безликую голову. И подался в сторону — напрасно. Олег и не думал метать штык в эту бронированную статую. Оружие, перевернувшись в воздухе, полетело в стрелка — и тот, сделав движение, словно рукой ловил муху, качнулся и покатился назад. Данван схватился за короткий автомат, висевший на боку — разлапистый, вместо отверстия ствола — узкая щель — но Олег с силой, порождённой ненавистью и отчаяньем, прыгнул с откоса, целя обеими ногами в грудь бронированной смерти, застывшей ниже его.

Тот было пригнулся, но Олег, извернувшись в полёте так, что хрустнули позвонки, всей тяжестью тела, помноженной на скорость падения, рухнул на данвана сверху.

Занятия боксом, вообще спортом на Земле, бесконечные тренировки здесь не прошли даром. Но данван превосходил Олега на несколько порядков. Сбитый с ног, он сумел подставить локоть так, что Олег едва не убил сам себя — ещё чуть, и попал бы на него солнечным, тут бы и амбец. А потом два удара — кулаком в горло и ребром ладони в печень — скрутили мальчишку, будто выжимаемую тряпку. Жизнь ему спас жилет Бранки, но первые мгновения Олег мог только беспомощно наблюдать, как выронивший автомат данван оглянулся в сторону оружия, махнул рукой и неспешно достал длинный, с широким концом нож. Встал на колено, примериваясь — резать. Олег понимал, что надо сопротивляться, драться, хотя бы в сторону откатиться, но внутренности скручивала боль, воздух-то в горло, и то с трудом проходил! Слепая бликующая маска приблизилась…

— Всё, — сказала она.

Паралич внезапно исчез, руки Олега, бешено зашарили по поясу, но меч не вылезал из ножен, да и что от него пользы? Потом он вспомнил, что меч — за плечами, он лежит на мече — и пальцы сомкнулись на камасе. Олег удачно пнул врага в грудь — тот качнулся, сел на три точки, покачал головой:

— Глупо, — и отвёл нож для удара, приподнимаясь.

Тогда Олег, вскрикнув от злости и страха, толкнулся ногами и, крутнувшись на спине, ударил врага справа под мышку. Держа камас обеими руками.

…Когда его перестало рвать — орехами, желчью, водой и кровавыми ошмётками — он, всё ещё сотрясаясь от позывов, подобрался к данвану, словно к опасному зверю и, пошарив под подбородком, стащил с того шлем — удобный, уютный какой-то. Опасливо отложил — но шлем либо не был рассчитан на детонацию, либо, что вернее, детонировал на голове рискнувшего его надеть врага.

У данвана было узкое, бледное лицо с едва заметной россыпью веснушек, прямой нос, чеканный подбородок и крупные зелёные глаза — именно зелёные, как трава. Ярко-рыжие волосы — коротко острижены. На вид данвану было лет 20–25, если их годы совпадают с людскими.

На левый глаз данвана упала сосновая иголка. Олег вздрогнул. Но убитому уже было всё равно.

— Ну? — хрипло спросил Олег. — Всё, это ты в точку попал — всё, только кому, сволочь? Кому?!

Сидеть долго было нельзя. Олег подобрал своё оружие. Триста, шагов, они сказали? Сосенкин Яр? Олег потёр горло, застонал от боли, отдёрнул руку. Потом побежал. Каждый шаг отдавался болью где-то внутри, там ёкало и хлюпало. Закусив губу, Олег старался держать глаза широко открытыми и дышать размеренно. Он надеялся, что боль уйдёт сама собой, как после про пущенного удара на ринге, но она не уходила, и Олег понял, что данван его покалечил.

Но он бежал. Он бежал, потому что вспомнил разом всю свою недлинную прошлую жизнь, и друзей — здешних и тамошних, и книги, над которыми хочется плакать, и деда, которого он не знал, но любил, и Бранку… Неужели он, здоровый лось, не может пробежать триста шагов из-за какой-то дурацкой боли?! Люди делали и большее ради меньшего. Или всё, что он говорил себе — враньё?!.

…На первую группу стрелков — четверых, расположившихся за кустами — Олег выскочил неожиданно для себя и для них. Они слышали, как кто-то бежит, но не обратили внимания, решив, что это свои, — а Олег, опомнившись, врезал в них с нескольких шагов картечью из подствольника и, перепрыгивая через оседающие тела, понимая, что раскрыт, бросился к домам вески, видневшимся шагах в ста… по открытому месту. Бросился, крича сквозь боль, забушевавшую в нём бурей:

— Прос-ни-те-е-есь!!!!

Наперерез ринулись двое — Олег срезал их на бегу очередью. И кусты взорвались огнём.

Споткнувшись, Олег полетел в огородную борозду лицом. Перевернулся, открывая рот.

Голубое небо быстро багровело, и в нём покачивались листья огуречных плетей. На одном из них сидел какой-то жучок, деловито объедавший зелень.

— Вот блин, — изумлённо спросил Олег, переставая видеть, — убили, что ли?

* * *

Сухо пахло тёплым сеном. Но на сеновал-то он как попал; что за фишки? Олег изучал высокие балки, увешанные какими-то сере-зелёными снизками трав. В открытом окне, нахохлившись, сидела большущая, как Гельмут Коля, сова.

— Бабуль, можно к нему? — послышался снизу приглушённо-умоляющий голос Йерикки.

— Спит он, — отозвался непреклонный старушечий скрип. — Иди пока. Проснётся — тогда.

— Да я тихо! Бабуль!

— Иди, я сказала! А то вот лопата-то… Дырок понаделать, так на это вы, мужики, что стар, что млад, лихие, много ума-то не надо, прости Господи душу мою грешную… А я — лечи. Да ещё прячь. То мужика порубленного. Ну там-то хоть в возрасте да в сознании. А тут мальчонка без памяти! Как вчера-то идолы эти глиномордые завели ко мне во двор коней поить — а он возьми да и заблажи там! Хорошо, догадалась ведра уронить… Иди, не доводи до греха!

— Бабуль, ну я ж на полчаса, мы уходим…

— Войт-то увидит…

— Много он одной башкой с кола увидит!

— Тьфу, нехристь! И как вас только земля носит — некрещёных, да…

— Бабуля…

— Не пущу, сказано! Ему сейчас спать — самое дело? Дня через три поднимется — тогда, и увидитесь!..

— Эрик! — радуясь собственному голосу, позвал Олег. Попытался приподняться — закружилась голова, заболело всё тело, в ушах пошёл звон, а перед глазами опустилась красная шторка. Как тогда, после раны, полученной от Гоймира…

Йерикка взлетел на сеновал птицей. Сел рядом, бережно коснулся плеча Олега. Левая рука рыжего горца висела на перевязи из ремня.

— Как ты? — тихо спросил он.

— Нормально, — торопливо ответил Олег. — Погоди, слушай, как там все?

Йерикка широко заулыбался:

— Да как-как… Часовые-то тебя увидели. Бой начался. Да такой, что мы услышали. Атаковали с тыла засаду, ну и не ушёл никто. Хангары сунулись позже, мы их огнём. Там меня в руку и цапнуло… Пустяк, заживает уже.

— Убитые есть?

— У нас — никого. У Квитко один, да у Дрозаха — трое… это если тех, что в лесу убили, не считать. Могло быть хуже. Офицеров ты прикончил?

— Я… Эрик? — нерешительно сказал Олег.

— Ты что? Плохо? — забеспокоился тот.

— Нет… то есть, да, — сбился Олег. — Мне не так плохо… Эрик, я девчонку убил. Снайпера, который наших подкараулил…

— Я видел крест, — ответил Йерикка. — Что ж, всё было честно… насколько вообще это бывает честно с ними. У нас вот тоже…

— Что? — Олег повернул голову. Йерикка медлил. — Говори, раз начал…

— Скажу, — поморщился Йерикка. — Чета Стойгнева погибла. И ещё одна чета, из племени Касатки. Они вместе были.

— Стойгнева? — Олег напрягся. — А как же Яромир? Стойгнев ведь…

— Его брат, — подтвердил Йерикка. — Что Яромир?.. Он ночью ремень от снаряжения в клочки изгрыз, как нам сообщили…

— Как это случилось? — тихо спросил Олег.

— Как… Заманили в засаду на перевале в Моховых Горах. Наших троих и двоих Касаток взяли в плен. Связали, положили на леднике, ну и начали водой поливать, пока они все в лёд не вмёрзли… — Йерикка подумал и добавил так, словно это и было единственно важным: — Никто из них не предал. А тех, кто их казнил, на другой день всех в снег уложили, там же, в горах. Не скучно ребятам будет спать во льду…

— Да… — откликнулся Олег. — А где это я?

— А, — оживился Йерикка, выловил, соломинку и прикусил её, — на сеновале у одной бабки. Ох, ругательница! — он восторженно покачал головой. — Мы ей говорим: «Спрячешь? Раненый…» — ну, ты, по правде сказать, вроде был уже и не раненый, а холодненький, тебе две пули под жилет в бок справа попали, а третья — в левое бедро… Так вот. Она как начала нас крыть! А сама на сеновал ведёт и место показывает. Мы тебе помочь, а она на нас с метёлкой: «Идите отсюда, сама я!».

— Что, я… очень плохой был? — спросил Олег, и Йерикка честно признался:

— Мёртвый ты был, Вольг. Я было попробовал тебя вытащить, да ты уж, наверное, до самого вир-рая добраться успел, я тебя только и смог — не отпустить совсем. А бабуля тебя за двое суток на этот свет перебросила. Не иначе, как у неё в юности Числобог бывал да и передал знания. Она ведь и пули из тебя без ножа вынула!

— Так я двое суток здесь?! — изумился Олег.

— А сколько же? — Иерикка улёгся на сено. — Й-ой, хорошо… Мы тебя навещали всё это время… по-тихому, конечно, мы тут, в лесу, стоим, недалеко.

— Уходите ведь? — тоскливо спросил Олег. — Бросаете, как Богдана? Йерикка, глядя на крышу, кивнул:

— На Тёмное… Ты не рвись, мы пришлём за тобой.

— Странно оставаться, — признался Олег. — Пушки мои где?

— Ты что, правда боишься?

— Боюсь, — вздохнул Олег. — Знаешь, как страшно, когда… вот такой, шевельнуться не можешь…

— Мы же никого с тобой оставить… — начал Йерикка виновато, но Олег его перебил:

— Ладно, это я немного расклеился. Всё будет о'кей. Это на продвинутом международном языке Земли — на американском — значит: хорошо.

— Послушай, Вольг, — Йерикка повернулся на бок, устроил локоть в проминающемся сене, — а о чём ты думал, когда, рванул под огнём через огороды? Только по-честному: о чём? Ведь ты… на смерть побежал!

— О разной фигне, — честно сказал Олег. — А что убьют — я и не подумал. Только когда упал… Понимаешь, лежу, небо красное, а на листке жук сидит. И жрёт этот листок, сволочь! — Олег хрюкнул. Потом задумался и добавил: — Просто офигеть, до чего эта дура старая равнодушна к лучшему из своих творений!

— Ты о природе? — догадался Йерикка.

— О ней, — неохотно ответил Олег. Ему снова захотелось спать. — Никому мы не нужны, кроме самих себя. Я это понял, когда дед умер…

— Да и самим себе, похоже, не очень, — Йерикка сел. — После этого боя посмотрел я… лежат две сотни наших молодых парней. Славян, как ты, как я. В хряпу! — он рубанул воздух рукой: — В месиво нарублены… месиво со свинцом. А мне не противно, не страшно — я радуюсь! Самые свирепые хищники добрей, чем мы, люди.

— Почему, Эрик? — тихо спросил Олег.

— Да потому, что они ничего не хотят, — ответил Йерикка, — ничего, они всегда довольны своей жизнью. А человек всегда недоволен… а как жизнь менять? Наверное — только так… и знаешь, что самое поразительное? — Йерикка сцепил руки на поднятом колене. — Всей этой стрельбой действительно МОЖНО изменить мир к лучшему. Высокая идея — суть не оправдание для пролитой крови, а то, что действительно её оправдывает.

— А данваны? — спросил. Олег.

— Они как раз не хотят ничего менять, — покачал головой Йерикка.

— Знаешь, чего мне хочется? — Олег осторожно пошевелился, ложась удобнее. — Если мы победим — чтобы ты побывал на Земле. Там есть одна такая забегаловка… Я влезу в кроссовки, в тишотку…

— А вдруг это будет зимой? — спросил Йерикка.

— Что? — изумился Олег.

— Ну, вдруг мы победим зимой?

— Да ну тебя! — засмеялся Олег и прикусил губу: — О-оххх…

— Болит?! — забеспокоился Йерикка. Олег улыбнулся:

— Нет… Так, побаливает немного… — он зевнул. — Спать охота… Послушай, Эрик, я тебя попрошу… — он смутился и умолк.

— Ладно, — кивнул тот, привалясь к стене сеновала.

— Что? — удивился Олег.

— Ладно, посижу, пока не задрыхнешь.

— Я же ни словечка…

— Считай, что я прочёл твои мысли. Спи, Вольг. Пушки твои я тут, рядом оставлю. Спи.

Закрыв глаза, Олег уснул почти сразу. Он только услышал ещё, как Йерикка насвистывает грустную песенку.

* * *

На сеновале мальчишка отлёживался ещё двое суток. На Земле такие ранения уложили бы его в постель на месяц, и это считали бы хорошим сроком. Но тут получалось по-другому.

Баба Стеша оказалась до невероятности криклива и ворчлива, но она отлично кормила Олега и лечила непонятными и действенными методами. Однако и она пришла в лёгкое изумление, когда утром третьего дня обнаружила мальчишку у дверей сеновала: всё ещё морщась, он колол дрова.

Баба Стеша вытянула Олега полотенцем по спине и погнала обратно на сеновал, поливая бранью за то, что он вылез наружу. А запихав мальчишку в укрытие, она остановилась в дверях, убрав руки под передник, изумлённо покачала головой:

— Ой народ горцы! Из стали откованы… Тебе бы лежать, малый, слышишь?

— Слышу, — отозвался Олег. — Я себя нормально чувствую!

— Про то и говорю… — непонятно ответила старуха. — Ой, народ… Бог-то, кажись, за вас.

— Говорят: бог-то бог, да и сам не будь плох! — откликнулся: сверху Олег. Баба Стеша фыркнула, как молодая, и ушла в дом.

Лёжа на пахучем сене с руками, заложенными за голову, Олег лениво размышлял «за жизнь». В щели под стрехой пробивались широкие лучи солнечного света. «Погода — как по заказу, — весело отметил Олег, — ребятам сейчас хорошо. Да и мне будет неплохо их догонять. Завтра и уйду…».

От этого решения настроение стало вообще радужным. Сутки, другие — и он вновь со своими… Но тут по какой-то странной прихоти сознания Олег задумался над происходящим вообще. Чудно как-то всё сложилось. Откуда враг узнал столько вещей, которые должны были быть известны партизанам — и больше никому? Место встречи, место лагеря Гоймира, о том, что горцы хотели встретиться в Сосенкином Яру? Вся эта канитель с засадами, окружением, ловушками — её мог затеять лишь знающий человек, посвящённый в дела четы… даже нескольких чёт! Сорвалось-то по чистой случайности! «Благодаря мне,» — весьма гордо заметил Олег, шурша сеном и потягиваясь в нём — всё ещё осторожно, чтобы не вызвать боль. Но рана вроде бы не тревожила… Он снова начал думать о завтрашнем дне — и отвлёк его от этих мыслей разговор.

За стеной.

Олег знал, что стена эта выходит в один из переулков, а тот, в свою очередь, выводит к дороге вдоль реки. Он не раз посматривал от нечего делать на этотпереулочек, где в подсохшей за последние дни пыли и в зарослях странных красноватых лопухов рылись куры. Люди тут ходили редко — да, и вообще в Сосенкином Яру их жило куда меньше, чем в Стрелково.

Осторожно шурша сеном, Олег подобрался к стрехе. Оседлал балку. Лёг на неё животом, свёл ноги вместе и приблизил лицо к щели…

…Один из говоривших был офицер — горный стрелок. Он явно нервничал и к своему собеседнику обращался то агрессивно, то заискивающе — первый признак неуверенности в себе. Это было тем более странно, что его собеседник — Олег видел со спины — был подросток, одетый в пятнистый комбинезон, с непокрытой головой, вроде бы без оружия. Но говорил этот парнишка почти командирским тоном:

— А какого чёрта вы ещё от меня хотите? Я один сделал больше, чем все ваши люди вместе взятые. Я глупо и ненужно рисковал. Я занимался не своим делом…

— Ну что тебе это стоило, Тоша? — спросил офицер. — Для тебя это пара пустяков?

— Какие вы говорите глупости! Если вы думаете, что так легко было их выслеживать, а, потом самому себе вывихивать бедро — попробуйте? А тут ещё этот рыжий с глазами, как у ожившего детектора, лжи! Если бы он хоть чуточку меня заподозрил и задал парочку вопросов о своём городе… — мальчишка передёрнул плечами.

— Тоша, ради бога! — офицер даже молитвенно сложил руки. — Ещё раз!

— Нет уж! Я для вас сделал всё! Я за вас всё сделал, я дал вам сведения, а вы проморгали противника, упустили его из рук да ещё и позволили ему начистить вам морду! Работайте сами, а у меня дела! Мне и так устроили разнос за эту экспедицию!

— О, с анОрмондом йорд Виардтой я договорюсь! Тоша, мы, в конце концов, одно лаем!

— Хорошо, ладно, — буркнул парнишка. — Я прогуляюсь на речку, а вы идите, наладьте связь — встретимся потом здесь и всё обсудим.

— Тоша, ты меня спасаешь! — офицер затряс руку мальчишки, тот почти вырвал её и, что-то буркнув неприязненно, повернулся.

Олег ожидал этого. Он узнал парня по голосу, как раз когда офицер назвал его «Тошей». Но передать чувство гнева, гадливости, стыда, непонятной тоски — передать всё это было почти невозможно. Мальчишка, которого они спасли, к которому отнеслись по-человечески-доверчиво, оказался врагом. Человеком, хладнокровно и рассчитанно сдавшим врагу людей, которые о нём искренне позаботились. И лишь чудо спасло шесть десятков бойцов…

Нет, Олег понимал, что на войне возможно всё, чтобы нанести врагу урон, идут в дело самые нечистые методы — особенно на войне партизанской «украдной». Но вот так… глядя в глаза людям… слушая их утешающие слова… не выдав себя ничем — готовить им смерть?! Всё равно что пожать человеку руку, сказать ему: «Будь здоров?» — а, когда он повернётся, ударить ножом в спину.

«И сейчас, — Олег ощутил, как в голове тяжёлыми толчками пульсирует, разрастаясь, злость, — он готовится сделать то же самое. Интересно, как он подкатится на этот раз? Выйдет навстречу с «найденной коровой»? Или просто «случайно попадётся на пути»? И будет смеяться, хлопать наших по рукам, есть с ними, смотреть им в глаза… А потом уйдёт. Чтобы привести тех, кто для него в самом деле «наши». Ну уж нет!»

Вытянув босую ногу, Олег подцепил пальцами ремень автомата и, высунув ствол под стреху, поймал в придел светло-русый затылок. Антон отошёл шагов на тридцать, не больше…

— Стоп, — тихо сказал Олег вслух. И посмотрел в другую сторону.

Офицер ушёл ещё недалеко. Можно снять и его, проблем нет. Но на выстрелы прибегут солдаты, они где-то рядом. Даже если он, Олег, уйдёт, бабе Стеше несдобровать. А приносить смерть в её дом мальчик не хотел.

Он плюхнулся в сено. Отложил автомат и быстро оделся — одежда была застирана от крови и аккуратно починена. Потом достал и положил на ладонь камас.

И вот тут его пробрало! Не страхом, а отвращением к тому, что предстоит сделать. Сцепив зубы, Олег закрыл глаза и переждал наплыв дурноты, похожий на мутную, шумную волну-цунами — он так и представлял эту волну, кадры виденной хроники…

…Война оставалась войной. И даже убитый хобайн, которого Олег заколол в самом начале похода, укладывался в её схему. Он был боец и грозил Олегу тем, что получил сам — смертью. Даже девчонка, застреленная в лесу, всё ещё оставалась «в рамках войны».

Не оставался в них Антон: с одной стороны — безжалостный вражеский разведчик, с другой — мальчишка младше Олега с открытой улыбкой.

«А если рвануть сейчас к нашим? — мелькнула спасительная, казалось, мысль. — Я его опережу, и он явится прямо в наши руки… Да, — добавил Олег, — и убьёт его уже кто-то другой, а не ты. Марычев. Оч-чень просто, а главное — спокойно, ты сможешь даже в сторонку отойти и ушки зажать, и глазки зажмурить… Твоя совесть останется чистой-чистой, как носовой платочек в кармашке. Это же так офигительно важно — иметь чистую совесть! Кто-то — но не ты… И правильно, береги себя, Олежка — у тебя это здорово получается! Вместо того, чтобы извозиться в грязи самому, ты обольёшь ею кого-то другого. Но значит ли это — остаться чистым?!»

Олег услышал чей-то хриплый и злой голос, произносящий матерные ругательства — и не сразу узнал свой собственный.

Замолчав, он сжал в руке, лезвие камаса, чувствуя, как оно нехотя, словно с недоумением, ранит хозяйскую ладонь. Это была физическая боль, и терпеть её оказалось легче, чем мысль о том, что предстояло сделать. Но переложить это ещё на кого-то Олег не мог.

…Больше всего Олег боялся, что офицер заявится первым. Ему не хотелось возиться ещё и с ним. Но Антон не разочаровал Олега. Тот лежал на скате крыши, обращённом во двор, наблюдал из-за конька за приближающимся неспешно хобайном и вёл философский спор с товарищем Достоевским.

«Ну и как же мне поступить? — интересовался Олег у классика. — Вот сейчас слезинки ребёнка будут капать градом. Потоком. Так может, пусть идёт?»

Антон, наверное, выкупался — во всяком случае, волосы его сейчас тёмными от воды и блестели мокро. Он чему-то улыбался и ловко срезал прутом головки цветков у дороги. Очень ловко, точными, молниеносными, совсем не мальчишескими движениями, и Олег мельком подумал ещё, что не хотел бы увидеть в этой руке клинок.

«А потом погибнут наши ребята — с их слезами как быть? И даже не с их, они не заплачут и на костре — но сколько женщин и девчонок страшно завоют в Рысьем Логове? Ведь он слышал это, Олег, слышал — когда женщина воет уже не по-человечески… Или они не в счёт, или как у кочевников — что вижу, о том пою?.. Интересно, что он себе представляет, ссекая цветы? Думает ли он, что можно умереть здесь, на тихой и тёплой летней улице? Думает ли он, что вообще можно умереть?!»

Пропустив Антона, Олег съехал к краю крыши. Подумал напоследок: «Сука вы, Фёдор Михайлович, и фарисей!» — и мягко спрыгнул в пыльную траву. Бесшумно, но Антон почти сразу обернулся — и рука его скользнула в карман на бедре.

Вообще-то Олег такого ждал. Небольшой пистолет упал под стенку, и Олег, оттолкнув Антона к стене, выпрямился. Перекосив лицо, Антон придерживал вывихнутое запястье, вжимаясь в стену.

— Здравствуй, Тоша, — тихо сказал Олег. — Узнал? Значит, церковь-то недалеко?

Антон побледнел. Олег достал из ножен камас — и Антон перевёл глаза на него. И вдруг попросил:

— Не надо, — голос его дрогнул. — Пожалуйста, не надо. Я не хочу… умирать.

— Неужели ты думаешь, что кто-то хочет? — Олег приближался к нему неспешно, покачивая камасом. Он не хотел пугать. Скорей медлил, потому что не хотел убивать…

Антон всё понял. Он опустил опухающее запястье и ещё сильнее притиснулся к брёвнам. Он больше ни о чём не просил, ничего не говорил, а просто смотрел на камас, беспомощно следя за всеми его движениями в руке Олега.

— Я бы дорого дал, — чтобы вас не слышать, — Олег внезапно охрип. — Сколько тебе лет, Антон?

Сухие губы дрогнули. Глаза Антона внезапно ожили, глянули в лицо Олегу с какой-то сумасшедшей надеждой.

— Дв-в-венад-дцать… — он не сразу справился с губами.

«За что мне это?» — подумал Олег. И услышал свой голос:

— Тут просто нет другого выхода, Антон. Если бы я был один… я бы скорее умер. Но нас восемнадцать человек. И у всех кто-нибудь есть… кто ждёт. И у меня. Это будет не очень больно. Я… обещаю.

— Не надо, — глаза Антона сделались вновь стеклянными, обречёнными, но губы ещё жили, одни — во всём существе, и шептали какие-то глупости: — Я никому не скажу… честное слово — я убегу…

До Антона оставалось два шага.

— Закрой глаза, — попросил Олег.

…Камас, войдя точно в горло, сел в брёвна — Олег бил уже поставленным на взрослого ударом… Он смотрел только в лицо Антона, но через оружие ощутил, как судорога сотрясла умирающее тело. На лезвие почти ничего не вытекло — камас рассёк не артерии, а гортань и позвоночник. Олег одержал своё слово. Едва ли убитый успел осознать что-то из того, что почувствовали его нервы. Глаза подёрнулись пылью, рот открылся уже сам собой, и из него выплыл маслянистый, густой кровавый пузырь. Лопнул с еле слышным «пок», и струйки крови потекли на подбородок, закапали на комбинезон и лезвие…

Олег качнул камас и вырвал его. Антон уютно и неспешно сел в траву у стены. Уткнулся подбородком в грудь, и волосы мокрыми прядями упали на лоб. Кровь больше не капала.

«Он спит, — сказал себе Олег, вытирая клинок. — Всё нормально, он спит. А мне пора идти. Надо уходить сейчас. Всё нормально.»

Он лгал себе. Ничего не было нормально. Ничего уже не могло теперь быть нормальным… Ничего.

* * *

Странно, но чету Олег нашёл не на Тёмном. Он прошёл какие-то две версты, никуда не сворачивая и почти ничего не видя, — лишь затем, чтобы попасть в объятья Холода и Святомира — Гоймир послал их посмотреть, кто там прётся, как кабан через заросли.

Олег даже не удивился. Кажется, он отвечал на приветствия, хлопки и поздравления. Кажется, даже смеялся. Он не спросил, почему чета здесь. И хоть как-то живо отреагировал лишь на вопрос Гоймира:

— Одно Антона не повстречал? Ну так, того…

— Да я помню, — сказал Олег, — что я, дурак, что ли? Видел, — Гоймир и Йерикка переглянулись, а Олег поспешил сказать: — Всё нормально. Я его убил. Без проблем.

Потом он снова куда-то пошёл, и, когда Йерикка, нагнав его, схватил за плечо, Олег его ударил, и Йерикка не увернулся, а лишь перехватил друга за руки, удерживая от падения в чёрный колодец, который называется обмороком…

…Все давно уже спали в наспех разбитом лагере, кроме часовых, костерка да Олега и Йерикки. Собственно, Олег рад был бы уснуть, но Йерикка, сидя рядом, костерил себя и просил прощения, хотя Олег не понимал — за что?..

— …дубина! Кровь Перунова, ну он же мне сразу показался подозрительным, так кто мне мешал его «пощупать»! Нет, поверил! Он же нас просто на дурачков взял — в каком мало-мальски крупном городе на юге нет улицы Невзгляда и Старого Квартала?! Ну и дурак же я! Надо было мне догадаться и самому его прикончить….

— Эрик, — тихо позвал Олег.

— Что? — сразу откликнулся тот, нагнувшись.

— Не говори ничего больше, я спать хочу, хватит, — попросил Олег.

— Конечно, — поспешно согласился Йерикка.

— Эрик, — снова позвал Олег, и рыжий горец почувствовал, как ладонь друга — холодная и мокрая от пота — коснулась его руки.

— Что? — снова отозвался тот.

— Пожалуйста, — голос Олега сорвался, — не уходи. Мне страшно. Мне ОЧЕНЬ страшно.

— Я буду здесь, — Йерикка твёрдо повторил: — Я буду здесь, ты спи.

— Ты не уйдёшь? Ты будешь скотиной, если уедешь, Эрик, я умру от страха…

— Я всегда буду с тобой… — Йерикка помедлил и закончил: — Друг.

— Хорошо, — удовлетворённо вздохнул Олег. — Хорошо.

* * *

— Никогда не думал, что папоротник может быть таким вкусным, — заметил Олег, копаясь палочкой в золе.

— На безрыбье и рак — рыбу… то есть, рыба, — Йерикка, растянувшись на охапке вереска, покрытой плащом, ловко поправлял разболтавшуюся накладку на пистолете. Ветер свистел над оврагом; день был холодный и солнечный. Но тут, в затишье, оказалось тепло и спокойно. Горцы лежали или сипели — кто лениво переговаривался, кто спал, кто чистил оружие, кто пёк в небольших бездымных костерках корни орляка, кто перебивал голод черникой. Поохотиться не успели, трофейные сухие пайки Гоймир открывать не разрешил.

— Самое прикольное лето в моей жизни, — со вздохом признался Олег, добыв наконец-то корешок и вытирая его о плащ. Йерикка искоса посмотрел на него, словно оценивая сказанное, и с интересом спросил:

— Слушай, а ты понимаешь, что тебя могут убить? Мы же играем в «кто хитрее» и вовсе не обязательно останемся самыми хитрыми.

— Если постоянно думать о том, что тебя могут убить, то сдвинешься раньше, чем это случится, — возразил Олег. Йерикка подумал и согласился:

— И то верно.

Он хотел ещё что-то добавить, но сверху бесшумно спрыгнул Резан.

— Гоймир, — не садясь, мотнул он головой, — выжлоки по-за полверсты.

Все разговоры разом угасли. На Резана смотрели семнадцать пар глаз. Гоймир чуть-чуть выдвинул из ножен зловеще замерцавший клинок меча:

— Числом? — задумчиво спросил он.

— Полста, — ответил Резан. — По ручейку стоят. Но близким ещё стрелки, так что…

— Так что без огня возьмём, — заключил Морок. — Так ли, князь? В мечи их!

— Й-ой-а, — лениво начал Гоймир, — я-то разом молчу одно…

— Да будет! — возбуждённо перебил Гостимир. — Промнемся, Гоймирко, а? — он вскочил, выхватывая меч — и сверкающий нимб засиял вокруг замершего на расставленных ногах мальчика. Горцы вскакивали один за другим, возбуждённо обнажая мечи:

— Рысь!

— Рысь да победа!

— Скукой скучаем!

— Кровь-от им пустить!

— Да и свою погреть!

— До боя!

— Князь, твоё слово!

— Всей докуки — плюнуть и растереть!

Гоймир ещё колебался, хотя отчётливо было видно, что его самого дико тянет в бой. Хор голосов совершенно определённо уговаривал его атаковать. Конечно, Гоймир был князь-воеводой, но он оставался мальчишкой по возрасту и горцем по рождению — а значит, ему хотелось подраться!

— Тишком! — слегка повысил он голос. Тишком, слово моё! Морок, угомонись! Твердиславко, не горлань, твердь треснет! Добро! Довольно, за-ради Сварожичей! Мирослав, смолкни концом! Кому-от ножнами по хребту?! — установилась относительная тишина, все ждали, опустив мечи. — Добро, возьмём их в мечи. Да тихо! — он снова повысил голос, видя, что все вокруг готовы опять завопить, теперь уже — ликующе. — Йерикка, сам-восемь поведёшь ручьём. Глубоко ли, Резан?

— Вершков десяток, за голенище не плеснёшь, — ответил тот.

— Добро… Я с остатними сзади зайду. Как ворон трижды каркнет — то на место вышли. Как лис-то — тявкнет — разом до боя. Йерикка, до лошадей выжлоков не пустишь. Пошли!

…Олег ещё раз проверил, как ходит в ножнах меч. Йерикка, стоявший на колене впереди него, неотрывно смотрел через ветви кустов на вражеский лагерь. Остальные горцы расположились справа и слева — большинство тоже рассматривали врага, некоторые, как и Олег, проверяли клинки.

Хангары выбрали удачное место для водопоя, но очень неудачное — для лагеря. Кусты подходили слишком близко к берегам. Некоторые поили или купали лошадей, кое-кто вроде бы стоял на часах, но большинство сидели на сёдлах, валялись на плащах, спали, разговаривали или правили клинки. При несхожести персонажей Олег удивился тому, как хангарский лагерь похож на лагерь горцев в овраге — и подумал с холодком, что Йерикка был прав: напасть могли и на них. Кто ловчее…

У хангаров запели — протяжно, под занудливый аккомпанемент какого-то инструмента. Несколько голосов подхватили. «Один палка, два струна — я хозяин вся страна,» — подумал Олег. И услышал троекратное карканье с той стороны. Йерикка, поднеся ладони ко рту, тоже каркнул три раза. Вокруг, зловеще шипя, поползла из ножен сталь. Олег обнажил свой меч и устроил его клинком на плече.

Хангары весело перекликались. Кое-кто ловил рыбу в ручье, над большим костром кипела вода в закопчённом котле.

«Йа, йа, йа-п-п, йа-п-п!» — затявкала лисица в кустарнике на том берегу. И тут же Олег был оглушён — таким диким, тошнотворным воплем рвануло вокруг:

— Р-р-рысь! Ай-йа!

— Рысь!

— Дажьбог!

— В мечи! Руби выжлоков!

— Ай-йа!

С визгом и воплями горцы перелетали через кусты — волосы и плащи по воздуху, орущие рты, убийственные высверки стали. В туче брызг, не переставая улюлюкать и выть, они мчались через ручей.

На берегу всё замерло на миг. Потом послышался непонятный рыдающий крик — в нём отчётливо звучал ужас.

Всё смешалось. Кто-то бросился к лошадям, кто-то, оцепенев, замер на месте, кто-то рванулся к кустам, кто-то — к оружию.

Олег поотстал — от неожиданности — и видел, как горцы рубят поводья и схватываются с хангарами. Глухой лязг стали, крики и призывы смешались в воздухе. Несколько кочевников с саблями наголо рванулись через ручей. Но на их пути встали Данок и Холод; хангаров было аж семеро, мальчишки пятились, отбиваясь обеими руками.

Все сомнения и вообще мысли исчезли. Олег завопил:

— Иду, ребята, держись! — и бросился к сражающимся по воде.

Очень вовремя. Левая рука Данока повисла, его ранил быстрый, как ртутный шарик, хангар, ловко орудовавший клинком, украшенным драгоценными камнями. Холод отбивался, как мог, но с двумя руками сражаться за три было трудно: Олег увидел белое лицо горца с несколькими капельками пота над закушенной верхней губой, прищуренные глаза…

Навстречу Олегу бросились двое. Они бежали так, словно тот был каким-то неодушевлённым препятствием на пути к жизни — с безумными лицами, ощерив зубы.

«Нападут сразу с двух сторон — хана,» — отметил Олег и, буквально в шаге от левого, когда тот уже заносил саблю, отпрыгнул в сторону, одновременно нанеся удар мечом, за который держался обеими руками, по животу врага, не успевшего отреагировать на исчезновение противника. Рубящий удар с оттягом — клинок на себя.

Послышался лёгкий треск. Хангара подбросило, он переломился в поясе, расставив руки — глаза расширились и сделались изумлёнными. Второй, вильнув, проскочил мимо Олега, не останавливаясь — бросил товарища.

Пинком повалив всё ещё державшегося на ногах раненого, Олег ринулся за бегущим, видя обтянутую мокрым халатом спину и ощущая омерзительный запах никогда не мытого тела. Олег бежал намного быстрее, занося меч. Очевидно поняв, что уйти не удастся, хангар на бегу повернулся, вскинув в отчаянной попытке защититься саблю. Если бы он не потерял головы, он мог бы ранить Олега в живот или пах — мальчишка не остановился сам и не остановил рубящего мясницкого удара сверху вниз. Брызнул сноп искр; лезвие сабли переломилось с деревянным треском. По лицу хангара из рассечённого лба потекла кровь, он вскинул руки, крича по-славянски:

— Не руби! Нет, нет!

Меч взлетел без задержки — ни мольба, ни вытянутые руки его не остановили. Хангар прижал ладони к лицу — тяжёлое лезвие отсекло ему левую кисть, срубило три пальца с куском правой ладони и раскроило череп, завязнув в нижней челюсти. Ощущая тяжёлый судорожный позыв на рвоту, Олег, словно топор из полена, вырвал меч из черепа, разбрызгивая мозг — убитый повалился на спину.

— Вольг! Помощь! — резанул уши вопль Холода. Чтоб горец звал на помощь?!

Но было отчего. Один хангар лежал ничком в воде, из-под него плыли бурые струи, но оставшиеся четверо наседали на Холода, крутившего в левой руке — камас выронил — кистень. Данок за его спиной стоял, навалившись на меч — его рвало кровью.

— Иду! — выстрелил Олег. Он пробежал мимо первого хангара, сваленного им — тот был ещё жив и, опершись на локоть, широко зевал. Подбегая, Олег, сам не зная, почему, крикнул хангарам: — Обернитесь, сражайтесь, сволочи!

К нему развернулся тот быстрый, что ранил Данока. Олег чуть не погиб сразу — извернувшись, едва отбил саблю над самым плечом, отскочил, пригибаясь, перехватил меч обеими руками, кляня себя за то, что так и не научился толком владеть камасом.

Хангар наступал, рубя легко и быстро, но несколько однообразно — справа вверху, слева внизу, слева вверху, справа внизу. Но в этой монотонности крылась ловушка — совершенно неожиданно вместо нижнего левого удара хангар выбросил саблю в грудь Олегу в фехтовальном выпаде. Славянина он бы убил, но Олег, ахнув, на автопилоте взял третью круговую защиту, отшвырнув саблю врага вправо. Хангар тут же попытался рубануть Олега по внутренней стороне бедра — тут бы и конец, но спасла такая же автоматическая вторая защита.

Хангар поменял тактику. Он опять гипнотизировал парными ударами — по ногам, сверху, по ногам, сверху… Кажется, что руки у него были сделаны из стали — да и сабля легче меча. Впору было самому звать на помощь; Олег спокойно понял, что его, скорее всего, убьют. Блин, если бы у меча был острый конец!!!

Лицо хангара вдруг окаменело, он грудью подался вперёд и, сделав два шага на прямых ногах, махнул саблей нелепо и повалился в воду. Приподнялся, пытаясь достать ещё Олега саблей по ногам, с искажённого лица капала вода — и ткнулся в ручей уже окончательно, бессильно вытянув руки. В спине у него торчал рукояткой вбок чекан; Данок, всё ещё опираясь на меч, тяжело сплёвывал. Олег вскинул кулак с мечом — Данок болезненно осклабился…

Основную опасность представлял именно этот. Оставшихся троих Холод теснил, как детишек с палками. Один встал на колено, зажимая рану в правом бедре, и Холод, не глядя, смахнул ему голову.

— Иду! — повторил Олег, перехватывая саблю одного из уцелевших мечом. Холод бросил на него короткий, полный благодарности взгляд. Выдохнул в три приёма:

— Бла… го… тебе…

— Ага, — ответил Олег. Его новый противник — совсем молодой, безусый — еле отмахивался саблей, в глазах стыла обречённость. Но он не пытался бежать или просить пощады, поэтому Олег убил его одним ударом в шею.

Последний хангар пятился. Олег и Холод нацелили на него мечи, Данок подошёл тоже.

— Бросай саблю, — сказал Олег, не заботясь, чтобы его поняли. Хангар очевидно понял — вскинул саблю оборонительным жестом. Олег выбросил меч ему в пах, и тут же Холод полоснул хангара поперёк груди. Из распахнувшейся грудной клетки выплеснулась волна крови, хангар рухнул в воду.

— На берег, — Данок вновь склюнул кровь. Холод поддержал его:

— Тебе одно на берег! Под кустами сядь, а то…

— То драться будут, а я часом сидеть?! — воспротивился было Данок. Холод бросил:

— Так ино — всё сидеть станут, а ты — лежать. Иди-то! — проводив взглядов Данока, озабоченно сказал: — Плечо что, сапогом ему в грудину достали… — и уже на берегу спросил: — Что кричал? Что оглянуться звал?

— Не хотел бить в спину, — ответил Олег. Холод хлопнул его по плечу:

— Добро!..

…Драка уже фактически закончилась. Большинство хангаров так и не успело добраться до оружия — лежали тут и там вповалку, и кровь пятнала песок, и в ручье тоже плыла кровь… Покачивались вонзившиеся в берег сабли — как невиданная стальная трава, взошедшая у воды. Трое из четверых последних, прижатые к опушке, бросили оружие и упали на колени. Самый последний, тяжело дыша, привалился к дереву, обвёл горцев тоскливым и затравленным взглядом, процедил:

— Белий сабак! — и слепо прыгнул вперёд, прямо на мечи, тут же отбросившие его к дереву…

… — Пленные нам ни на чём, — спокойно сказал Гоймир. Скользнул взглядом по лицам тех, кто подошёл. Задержал глаза на Олеге, но ладонь Йерикки коснулась плеча, и Гоймир мотнул головой: — Кто сведёт?

Яромир сделал шаг вперёд. На его мече длинными подтёками стыла кровь. Отставив вооружённую руку, он несколько раз пошевелил кистью, выбирая себе жертву.

Олегу всегда было противно смотреть на такие вещи. Шевельнув плечом, он выбрался из толпы и, встав к ней спиной, начал методичными движениями чистить меч.

За спиной раздался свист, окончившийся влажным чавканьем. Горцы коротко прокричали; Олег сосредоточился на том месте меча, где переломившаяся сабля хангара оставила неглубокую, но всё-таки зазубрину. Но отключиться до конца, конечно, не получилось — звук повторился снова, и снова — восторженный крик… А потом — умоляющий высокий голос:

— Нет, нет, не рубить… нет… ради богов… я плохо не делал, не дела-ал!!!

Олег обернулся против своей воли. Просил, стоя на коленях, мальчишка-хангар. Яромир, расставив ноги в забрызганных кровью кутах, замер над ним, движениями руки намечая место для удара. Лицо у Яромира было жутким, словно суровый лик Права. Двоих других он обезглавил точными, сильными ударами. Яромир, у которого недавно погиб брат…

«Не делал, — молча ответил Олег на слова хангара. — Может, ты и не делал ничего плохого. Мы тебя сегодня впервые увидели, как и ты нас. Никаких счётов нет между нами и не может быть. Но мы влезли в это на разных сторонах, и это был наш выбор — мой, твой, Яромира, твоих друзей, моих друзей. Никто ни в чём не виноват, но за свой выбор надо отвечать, прости.»

Казалось, хангар услышал, услышал то, что не говорил вслух Олег, потому что он умолк и хотел закрыть лицо руками… но не успел. Яромиг взмахнул мечом — и хангар боком свалился наземь. Яромир носком оттолкнул отрубленную голову.

Олег отвернулся. Широко шагая, пошёл к тому, которого ранил в живот — ему показалось, что хангар шевелится.

Да, тот был жив, хотя и лежал уже неподвижно, отчётливо следя за приближающимся Олегом. Без страха, скорей — с усталой болью. Глядя бесстрастными глазами в лицо мальчику, он сказал без малейшего акцента:

— Добей меня. Вы хорошо убиваете.

— Я бы хотел этого не уметь, — ответил Олег. Он хотел ещё добавить, что не горцы начали эту войну… но какой смысл был спорить с умирающим о правде — своей у каждого?..

Меч, пройдя сквозь позвоночник, скрипнул о гальку на дне ручья.

Выдернув оружие, Олег долго смотрел, как вода смывает с меча кровь, и та уплывает бледнеющими, истончающимися струями… Больше всего в эти минуты ему хотелось проснуться у себя в комнате, сощурить глаза на солнечный луч, танцующий на подоконнике, дотянуться до отложенной вечером фантастической книжки, в которой всё правильно и ясно, со страниц если и льётся кровь, то яркая и не страшная, как краска…

Но за свой выбор надо отвечать, и отвечают не только мёртвые — те, кто побеждает и остаётся жить, отвечают тоже.

Он досуга вытер меч о рукав рубашки и убрал оружие в ножны — лезвие скользнуло туда с лёгким, удовлетворённым шипением, словно насытившись боем и кровью. А на берегу почему-то стало очень тихо и, когда Олег обернулся, то увидел, что все стоят неподвижно — лишь четверо ребят, медленно шагая, несут кого-то на плаще. Разжатая рука расслабленно чертила по песку вялыми пальцами.

— Кто?! — спросил Олег, подбегая. Ему что-то ответили, но он не услышал: не было нужды. На плаще несли Воибора. Кто-то положил меч ему поперёк ног и закрыл лицо повязкой. Рубящий удар сабли пришёлся слева по рёбрам — наверное, в момент замаха — прорубил их и достал сердце…

— Так то, — виновато сказал Твердислав. — Мы-то и поделать ничего не поспели, Гоймир, Родом клянусь! Он по горячке гнал одного, замахнулся… а выжлок и рубани на повороте. Его-то мы срубили, — добавил он так, словно это могло что-то исправить,

Опустив плащ на песок, мальчишки молча закинули его краями труп и угрюмо шагнули в стороны…

Интерлюдия: «Поговори со мной, трава!»

* * *

Смерть Воибора обрушилась на отряд, как удар сверхзвуковой ракеты. Никто ничего не ждёт и даже не слышит — и вдруг взрыв, падают люди, оставшиеся в живых в ужасе, непонимающе озираются… а через секунду слышат гул летящей ракет, и до них постепенно доходит, что произошло.

Если честно, Олег даже не ожидал, что это так подействует на горцев. Он сам ощущал что-то вроде тупой боли, какая бывает в заживающей ране… или при виде чужой беды, когда понимаешь, как всё страшно и дико, но понимаешь умом, а душа вообще-то молчит… Почему-то, когда убили Тверда, он забылся быстро. Может быть — потому что никто не видел, как он умер, и можно было уверить себя, что он не погиб в бою, а просто… ну, как люди умирают, и не так уж редко, горько, но естественно. А Воибор погиб на их глазах. Погиб в бою, от вражеской сабли, и друзья видели, как он упал…

Тело Воибора несли долго. Нельзя же было хоронить его на месте боя, куда неизбежно явятся враги…

…Чета вернулась к западному берегу Тёмного, где Горный Поток вновь вытекал из озера, разделяясь на два рукава, чтобы через два десятка вёрст влиться в Ан-Марья. Озеро от моря отделяли поросшие лесом холмы и невысокие скалы, в которых горцы прятались с тех пор как вырвались из ловушки в Сосенкином Яру. Квитко увёл своих Снежных Ястребов на восточный берег, Лисы Дрозаха, выбрав нового воеводу, двинулись куда-то севернее. Изредка включая трофейную рацию, Гоймир смог определить, что в Оленьей Долине действует чета старого знакомца Олега Вийдана из Орлов. На севере, в Кровавых Горах, сражались Белые Волки Ратислава, князя-воеводы немногочисленного местного племени. Чуть южнее, по Смеющейся, гулял Хайнц Хассе — как объяснили Олегу, доброволец с Земли (при мысли о том, что он тут всё-таки не один, становилось как-то спокойнее, хоть это и глупо.) Об остальных — весьма многочисленных — четах из эфира ничего выловить не удалось. Но успехи «украдного войска», судя по всему, были велики — восточнее Длинной Долины данванские рабы почти не пробирались, слишком занятые погоней за неуловимыми врагами…

…Лагерь четы располагался в пещере — в одной из скал примерно на высоте десяти саженей. К площадке перед пещерой вела узкая тропка, почти полностью скрытая кустами остролиста и каменной ивы — местного растения, не попадавшегося на Земле. Тропку для вящей безопасности подминировали, а с другой стороны скалы выдолбили ступеньки, по которым — с некоторым, правда, риском — можно было спуститься на речной берег, скрытый от взглядов сверху каменным козырьком; из-за этого казалось, что река вплотную подступает к подножью скалы.

В полном молчании все поднялись на площадку и, положив на камни тело Воибора, встали вокруг, опустив головы. Те, на ком были лёгкие шлемы, сняли их; стояла гнетущая тишина, только чирикали в кустах привыкшие к людям пичуги.

Глядя на белое, спокойное лицо Воибора, запрокинутое к небу, Олег пытался что-нибудь вспомнить об убитом. Что-нибудь… что-нибудь… И не мог вспомнить ничего конкретного. Обычный парень, не хуже и не лучше других. Не храбрей, не трусливей. Не певун, как Гостимир. Не такой жёсткий, как Гоймир, не такой умный, как Йерикка, не такой талантливый, как Одрин… А ведь есть у него семья, какие-то интересы были, и девчонка осталась, и она ждёт — значит, была какая-то жизнь! Интересная для Воибора. Неужели была лишь затем, чтобы сейчас Олег не мог даже ничего вспомнить о нём?!

И вот при мысли об этом Олега настигли боль и злость. Настоящие боль и злость! Какая, на фиг, разница, как жил Воибор!? Те, кому надо, об этом помнят. А для него, Олега Марычева. Вольга Марыча из племени Рыси, важно, что Воибор был его соратником. Соратником — в любом случае, защищавшим в этих горах свою родину. И те, кто его убил, заслуживают ответа — смерти!

Он вспомнил Антона, зарезанного им три дня назад. И — странно — не ощутил больше ни жалости, ни раскаянья. Словно нагнулся, жалея над убитым тобою человеком, а с его лица упала маска, и ты увидел злобную харю уводня.

«Нет, нет, нет, — в не до конца ему самому понятном ожесточении повторял Олег, — я не хочу больше этих мыслей о жалости, о раскаяньи… Во всём я был прав! Во всём! Их надо убивать, не жалея, убивать, как можно больше, всегда, везде… Клянусь тебе, Воибор — я их буду убивать! Я понял, я понял — это война, на ней не жалеют никого, кроме своих, не сочувствуют никому, кроме своих!..»

— Носы-то выше, — вдруг послышался голос Гоймира. — Пал друг наш, то верно. Так или стать бою без павших? Или стать войне без крови? Живы часом — одно думать нам о жизни, о живых. А павшим — будь слава вечная и продолжение в Верье бесконечной, неразрывной. Будь так!..

…В скалах нашли подходящую выемку и отнесли тело к ней, положив на плащ, разостланный на мечах. Установив мечи над выемкой, четверо ребят потянули их в стороны, одновременно наклоняя — и Воибор медленно и плавно соскользнул вниз, в своё последнее пристанище. Пронзительно и жутко завывали, плакали два рожка-кувикла. А потом, когда начали возводить над могилой холм из камней, Гостимир закрыл глаза и звонким, чистым голосом затянул:

Олег увидел, что Ревок поменялся оружием с погибшим… «Наверное, она была друзьями, — подумал мальчик, — как мы с Эриком или Богданом…» Он вспомнил Богдана и улыбнулся вдруг при мысли, что тот сейчас в относительном спокойствии, у надёжных людей…

На камни могилы каждый положил веточку белого вереска. И Гоймир торжественно произнёс:

— Так не опоганят твоего тела враги наши, Воибор. Так не забудется могила твоя. Будь к нам в обрат из вир-рая — ждёт тебя племя… У кого есть слово?

Говорить, собственно, было нечего. Только когда все уже уходили. Ревок прикоснулся ладонью к камням и очень тихо сказал:

— Спи, Воиборко…

Он очень крепился, но всё-таки заплакал, и никто не сказал ему ни слова, когда он, обогнав всех и низко опустив голову, почти побежал к пещере.

Оттуда он не выходил до темноты. А остальные, словно сговорившись, старались не входить внутрь без крайней необходимости.

* * *

Олег лежал на плоской, прогретой солнцем скале над озером, поставив подбородок на руки и вытянувшись так, чтобы не потерять ни капли тепла — редкой вещи здешним летом. Одежду и оружие он положил рядом — так, чтобы в любой момент дотянуться до своих пушек. Впрочем, никакой опасности поблизости и в отдалении не наблюдалось. День был тихим, солнечным и тёплым.

Олега клонило в сон. Он лениво наблюдал за ребятами на берегу, по временам поднимая голову. Но делать это становилось всё более лень, и наконец он уткнулся носом в сложенные руки, почти уснув — во всяком случае, провалился в вялый, приятный полусон, расслабив все мышцы. Это было здорово — валяться на солнышке и по возможности ни о чём не думать. Оказывается, можно устать до такой степени, что единственным желанием будет не утруждать мозги. Недостойное, нелепое желание — мозги и даны для того, чтобы их утруждать… а вот поди.

«Ну, это просто стыдно, — вяло ворочались мысли в голове Олега, инертно валявшегося на скале, — что за скотство — лень даже думать!» Он попытался на чём-то сосредоточиться и… проснулся.

Вздохнув, мальчик перевернулся на спину. Сказал в пространство, в чистое, огромное небо над ним:

— Классно тут загорать. Не сгоришь.

Ему, соответственно, никто не ответил. Народ внизу спал, как только что спал сам Олег, только вот на верхотуру никто не забрался. Лень было, наверное…

Мальчишка потянулся, завывая во весь голос и растопырив пальцы. Потом вновь перевернулся на живот и, улёгшись поближе к краю, стал смотреть вниз.

Кажется, он опять уснул, потому что обнаружилось, что рядом сидит, скрестив ноги, Йерикка. Он читал, положив на загорелые коленки растрёпанную книжку с лохматыми жёлтыми страницами.

— Что читаешь? — спросил Олег, сглотнув неприятный привкус от сна на солнцепёке. Йерикка поднял взгляд от листов:

— Библию.

— Че-го?! — Олег, смотревший из-за плеча, повернулся на бок и замер, приподнявшись на локте и таращась, как на чудо. — Библию-у?!

— Её самую-у, — подтвердил Йерикка. — А че-го?!

— И охота? — поинтересовался Олег, не обратив внимания на поддразнивание, — Это же чушь.

— Уверен? — Иерикка перевернул несколько страниц и прочёл нараспев: — «Что пользы, братия моя, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, А кто-нибудь из вас скажет им: «Идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе…» Соборное послание святого апостола Иакова, глава 2,14–17. Что теперь скажешь?

— Да ну… — махнул рукой Олег. — То же самое можно было оказать проще, красивее и короче.

— Например? — с интересом спросил Йерикка, не закрывая книжку.

— Например?.. — и Олег выпалил: — Кто бездействует — того нет!

Разница между замысловатой образностью восточной мудрости и чеканным, коротким афоризмом была до такой степени разительна, что Йерикка изумлённо хлопнул глазами. Потом протянул:

— А-а… Пословица народа моей матери? С тобой становится опасно спорить.

— Бездарная книжонка, — упрямо сказал Олег. — Писали её явно в разное время люди, свихнувшиеся на религиозном фанатизме. Я её, между прочим, ещё на Земле читал. А тут читал «Слово Однорукого»— вот это вещь!

— с удовольствием процитировал Йерикка и перевёл прозой: — Лучше в любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом… А ты знаешь, что данваны объявили эту книгу запрещённой к распространению в цивилизованном обществе из-за «натуралистичной жестокости»?

Олег сделал неприличный жест средним пальцем правой руки — Йерикка понял и засмеялся. Потом добавил:

— А Библию почитать всё-таки полезно.

— Да читай-читай, я не мешаю.

— Можно?

— Можно, — разрешил Олег.

— Спасибо, — Йерикка стукнулся лбом в камень. Когда поднял голову — то оказалось, что он улыбается. Встав одним гибким движением, он подошёл к краю и уселся, спустив ноги с обрыва — Олег дёрнул плечами:

— Смотреть на тебя страшно…

— Я часто думаю, что тут было до нас, — вдруг сказал Йерикка, не поворачиваясь.

— Ты о чём? — Олег лёг на живот, подперев голову руками и покачивая ногами в воздухе.

— О тех ребятах, которые были тогда, давно и совсем давно. Понимаешь?

— Ага, — Олег в самом деле понял. — А что ты думаешь?

— Ну-у… Вот например — они тут отдыхали?

— А что? — Олег пожал плечами. — Местечко классное, почему нет? Снимали доспехи — и в воду. А потом загорали на пляже. Или здесь, — он хлопнул по камню, — на скале.

— И верили в то, что победят… — задумчиво дополнил Йерикка. — Как верим и мы, так?

— Наверное, — согласился Олег. Йерикка повернулся, чуть нагнувшись назад:

— А если бы, Вольг, — тихо сказал он, — им показали бы, что вся их борьба — проигранное дело? Если бы им показали поля у Чёрных Ручьёв и сказали: «Вот ваша победа!»?

— Они не поверили бы, — решительно ответил Олег.

— Ну… а если бы их убедить? Что они сделали бы? Может, просто разбежались кто куда? Всё равно ведь нечего защищать… Как ты думаешь?

— Мой дед был в сто раз отважней меня, — ответил Олег. — А я не сбежал бы, даже узнай точно, что мы проиграем нашу войну. Просто потому, что не хочу… — Олег задумался и с лёгким удивлением продолжал: — Знаешь, я не хочу, чтобы эти гады хвастались, что взяли нас голыми руками. Там, на Земле, нас, русских, сплошь и рядом вот так берут на голубом глазу, на одной наглости. А тут — не хочу.

— Да, — согласился Йерикка, — настоящее поражение — это не гибель, а сдача. Я сейчас подумал — сколько было тех, кто сражался до последнего, даже когда ясно было, что всё проиграно!

— И они всегда побеждали, — дополнил Олег, — даже когда погибали…

— Смотри-ка! — Йерикка вдруг отложил Библию и поднялся в рост, приложив обе ладони к бровям, — Гоймир вернулся!

— Где? — Олег тоже вскочил. Гоймир вчера ещё ушёл на встречу с Квитко. — Э, а он на один. Кто это с ним?

— По-моему, Бойко, — неуверенно откликнулся Йерикка. — Ржут чего-то…

— Пошли, посмотрим? — предложил Олег, натягивая порядком обветшавшие от стирок трусы. Йерикка сделал то же, и они быстро сбежали по крутизне прямо навстречу неспешно идущим к лагерю Гоймиру и Бойко, который немедленно загорланил:

— Й-ой, а добро живёте! Лежи лежмя на солнышке…

— Вы что, хуже? — спросил Йерикка, обнявшись с ним. Гоймир почему-то заржал так, что Олег с испугом посмотрел на него. Тот ржать не перестал. Он задыхался и охал, потом попятился и сел на камень, продолжая икать и квакать.

— Описаешься, дружище. — Йерикка погладил Гоймира по голове. Тот завизжал. Тогда рыжий горец поглядел на Олега и торжественно-грустно сказал: — Ясно. Тяжкое бремя ответственности сломало его психику. Такова наша высокая дорога, великий долг солдата перед…

— Хватит, — поморщился Олег.

— Понял, — согласился Йерикка. — Бойко, мы ждём объяснений. Что вы сотворили с нашим князем, изверги? Мы вам его нормальным давали.

— Квитко женился, — неожиданно совершенно чётко ответил Гоймир. И снова захохотал.

— Прекрати, наконец, — предостерёг Йерикка, — ребята в лагере подумают, что это орёт коллективная Желя!

— Скорей сирин кричит, — со знанием дела поправил Бойко.

— Ты, сирин, — угрожающе сказал Олег, — колись, родной. Кто женился? Квитко? А на ком, на волчице, или на Дуньке Кулаковой[60]? Или… э… на ком-нибудь из, так сказать, вас? Мать моя в кедах, неужели правда?! Ну интим! А целовались без трусов?! А как это — когда в попку?! Ну скажи, скажи, я прям горю от нетерпения… протии-и-и-и-ивны-ы-ый… — он потянулся к шарахнувшемуся в испуге Бойко губами «трубочкой».

— Не… на… до… — стонал Гоймир, — од… но… дыхнуть… не… мо… гу…

— Полить его водичкой, что ли? — Йерикка тряхнул Гоймира. — Й-ой-й-ой, очнись, а?

— Добро. Лады. — Гоймир перестал хохотать и сел, сложив руки на коленях. Потом вскочил: — Одно часом пойду, упрежу наших. А ты-то скажи им, скажи! — бросил он Бойко уже через плечо.

Йерикка и Олег, как по команде,повернулись к тому…

…Оказалось, что Квитко со своими развернулся вовсю возле веси Панково, рядом с которой квартировал. В Панково разместили склады горючего, при этом без церемоний потеснив саму весь — махом снесли полдюжины домов и повесили на всякий случай семью, решившую не выселяться. Склады охраняли хангары, на небольшую площадку за околицей базировались три вельбота.

Ночью Квитко явился в Панково прямо к войту и имел с ним длительную, солидную беседу. Результатом беседы стало то, что рано утром через день в Панково влетели пять убранных лентами и колокольчиками троек. Молчаливый и важный жених сидел в первой, закинув ноги кожаной полостью — местных штанов найти не удалось на всех, а лесовик в перетянутых ремнями горских кутах и свободных горских же штанах выглядел по меньшей мере странно. Из дома войт под руки, с причитаниями и иконами, вывели его среднюю, и весь свадебный поезд помчался вроде как в Каменный Увал, где располагалась лучшая на всю Древесную Крепость церковь. Сам войт, уже полупьяный, в сопровождении родни тоже не первой трезвости попёрся в гарнизон — упрашивать тамошних почтить свадьбу присутствием и построением гарнизона в почётный караул. Хангарами командовал данванский офицер, которому стукнуло в голову посмотреть обряд и заодно сплотиться с местными, чтобы загладить впечатление от репрессий. Он согласился почти сразу и с хангарскими старшими явился в дом, где гуляли вовсю.

Через три часа появились тройки. В двух из них экипажи едва не выпадали наружу, потому что в кузовах, высунув задрапированные лентами стволы в пропилы задних бортов, стояли «утёс» и АГС, заряженный картечными гранатами. Квитко с «невестой», успевший переодеть штаны, а с ними четверо парней прошествовали в дом, тройки развернулись… и парадный конный строй хангаров почти весь полёг под разрывными пулями и картечью, а на аэродром и склады полетели фугасы «шмелей». Квитко, войдя в дом с невестой под ручку, с ходу врезал из автоматического «маузера» по дорогим гостям, и они влипли физиономиями в миски с квашеной капустой.

Короче говоря, всё дело провернули с наглым изяществом, на одном дыхании. Но самое-то интересно, оказывается, ещё было впереди! Дочка войта за время короткой поездки просто-напросто влюбилась в Квитко. Он, по собственному признанию — тоже. На пути к счастью легли препятствия шекспировского масштаба: поп в местной церкви отказался венчать «безбожника»; при всём своём уважении к горцам войт считал, что о замужестве дочке думать пока рано, а о замужестве за горцем — думать рано всегда.

Опять-таки в полном соответствии, с Шекспиром влюблённые решили не «покоряться пращам и стрелам яростной судьбы». Оксана, как и большинство славянок, готова было за любовь босой ходить по углям. Квитко вполне соответствовал тому типу горца, о котором говорилось: «Никогда не станет делать то, что ему говорят, но всегда выполнит то, что скажет сам.» Короче говоря, пока суд да дело, Квитко украл девчонку, и они повенчались вокруг ракитового куста — тут это, как успел убедиться Олег, было не фигуральным выражением, а натуральным старинным обрядом — и Оксана ушла в чету…

…Похохотали здорово. Но потом Йерикка посерьёзнел и сказал:

— Это было редкостно неосторожно. Я не об операции, а о женитьбе. Мы не должны отталкивать от себя местное население…

— Кровь Перунова, ты одно в одно говоришь, стать горожане! — скривился Бойко: — Прости на слове, Вольг… В Панково-т побулгачат и под сапог положат… Й-ой, а что вы нагишом — купались, так?

— Загорали, — махнул рукой Олег и ощутил вдруг, что в тени довольно прохладно. Он взял себя за плечи: — Мотаем отсюда! Тут хреновато… Пошли с нами, отдохнёшь.

— А то у нас-то берег не тот, — отмахнулся Бойко. — В обрат стану.

— Эй, а ты чего, собственно припёрся? — окликнул его Олег уже в спину.

— Безделко, — откликнулся Бойко. Олег и Йерикка переглянулись. Олег повторил:

— Безделко, — и оба засмеялись. — Пошли одеваться, всё равно отдых рухнул с дуба.

Они неспешно зашагали обратно по крутой тропке.

— Блин, сюда бежали — не замечал! — Олег неловко скакнул, наступив на острый камень. Йерикка спокойно сделал то же, перенёс на эту ногу полный вес и подмигнул Олегу. — Ну да, как же, как же! — завёл глаза тот и, споткнувшись, чуть не упал, а потом запрыгал на одной ноге, стиснув ушибленные пальцы другой и шипя: — Ай-я! У-у, на фиг, как больно… Ну вот, до крови. А если идти?

— Иди, иди, — Йерикка подтолкнул друга, — шагай, а то без нас всё решат!

— Что решат? — изумился Олег, ставя ногу на камень и разглядывая её.

— То, зачем Гоймир так спешил в лагерь, Вольг, — загадочно и спокойно сказал Йерикка.

* * *

Чета дружно сидела возле своего князя-воеводы на озёрном берегу. Почти никто не позаботился толком одеться, зато каждый автоматически положил рядом «пушку». Гоймир, встав на камень, ораторствовал, как древний князь:

— Одно бока пролёживаем мы — Родом клянусь, а враги наши насмешки нам строят! Того хуже беда — не замечают нас! Что последним делом мы сделали? Что свершили? В горах две недели-то назад обоз пожгли — так-то! Другое что — то мы себя спасали или гривны на медь меняли… То ли по то мы сюда шли, чтоб лагерем на красивом бережку стать, да и лечь брюхом кверху; чтоб и в вир-рае бездельников видать было?! То ли по то, чтоб одно гордостью гордиться — ползком проползли вражьим исподом, ровно змеюка… да и не уклюнули ни разу?! Я, князь-воевода племени, так слово скажу: успехи братьев наших… сердце мне жгут и завистью полнят! Драться надо! Вихорем по вражьей земле пройтись, Куллой промчаться, след чёрный по-заду проложив!

— Он в ударе, — углом рта шепнул Олег Йерикке. Тот кивнул, продолжая играть в «ножички» метательным ножом. Казалось, Йерикка не слушает, но Олег готов был поклясться на полном собрании сочинений Киплинга, что рыжий слышит всё — от и до. — Интересно, что предложит?

Гоймир тем временем закончил с лирикой.

— Одно оженился Квитко, — он переждал взрыв смеха и добавил: — А я предлагаю так — похороны заделаем.

— Чьи-то? — спросил Краслав.

— А твои, — отозвался Гостимир, и незамысловатая шутка вызвала новый смех. Гоймир поднял руку, задрапировался в плащ и стал до судорог похож на иллюстрацию к учебнику истории 5 класса, глава «Древний Рим».

— Покойней! — призвал он. — Похороны невинно убиенных зверями-горцами человеческих жертв!

— Каков слог! — восхищённо сказал Гостимир. — Бояне — ей-пра!

Гоймир тоже еле сдержал улыбку. Олег давно его не видел таким. А он продолжал:

— Похороны со сбором широкого народа, друзей наших из лесовиков и всех, кого собрать успеем… Вняли?

— Туман, — возразил Резан. — Разгони-от.

— Так, — кивнул Гоймир. — Завидки меня взяли, не укроюсь. Бойко рассказал кой-что, — посланец Квитко взмахнул ножкой дикой утки, которую обгладывал, — мол, в Каменном Увале склады стоят. Сотни две стрелков, с сотню выжлоков. Вот там-то и схоронят нас. Добровольцы до гробов есть ли?

— А как свет свят! — вскочил Холод. — Я ж понял! Гоймирко, то моё место! А вы-то дошли?!

Горцы зашумели, вскакивая. Идея Гоймира, неясная в деталях, действительно дошла до них в общих чертах.

— Я понимаю, Гоймир, — Олег встал, — что ты меня с удовольствием похоронил бы на самом деле…

— Угадал, — процедил Гоймир, глядя срезу потемневшими глазами.

— Ну вот, можешь и правда воображать, что хоронишь меня.

— Для тебя у меня вот что яма-выгребуха сыскалась бы, ясно?

Олег не ответил — Йерикка незаметно всадил в него локоть…

…О таких делах говорится: «Наглость — второе счастье.»

Ранним утром конца августа, солнечным и тихим, но прохладным на околице Каменного Увала появилась похоронная процессия, шедшая, надо думать, издалека. Под торжественное и стройное пение более трёхсот человек входили в весь со скорбными и значительными лицами. Слышно было, как рыдают женщины. Дети с испуганными глазёнками цеплялись за матерей или сидели на плечах отцов. Впереди всех в полной красе шествовал величавый, могучий священник с окладистой седой бородой и вздетым на неё золотым крестом. Размахивая паникадилом, он густым, мощным басом выводил: «Спаси Господи люди твоея!» От всей процессии веяло патриархально-величественным духом народности, смирения и почвенности.

Над головами плыли семнадцать гробов, в которых возлежали покойники.

Патруль стрелков, попавшийся на околице, спешился и обнажил головы, за что был вознаграждён благословением батюшки, а хор с новой силой грянул песнопение. Но навстречу уже спешил командир гарнизона — подбежав, он спросил скорее растерянно, чем сердито:

— Что это значит? Кто вы такие?

— Сыне! — прогудел поп. — Не препятствуй нам — в горести нашей! — вершить святой обряд над этими юношами, невинно павшими от рук безбожников, налетевших третьего дни на наше Крапищево… — и заревел: — О-о-о-отче на-а-аш… иже еси на не-бе-си-и!!!

Офицер, смешавшись, отступил и перекрестился. Он знал, что церковь в Каменном Увале — самая большая и почитаемая на всю долину, поэтому перекрестился и указал рукой:

— Проходите, святой отец. Не препятствую… Благословите!

— Благославляю, сыне! — и священник двинулся дальше, за ним — и вся процессия.

Если бы офицер не склонялся под благословение, он бы заметил, что при движении руки священника под распахнувшейся рясой сверкнули две гранаты, висевшие на армейском поясе. Не заметил этого и сам священник, но шедший сбоку белобрысый и тонколицый — словно с иконы — мальчишка, державший хоругвь со страдальческим ликом, заголосил тонко и неразборчиво, но достаточно ясно для идущего рядом попа:

— Де-еду-деду гранаты спрячь что на по-оясе вися-ат!..

Священник зыркнул вниз, помянул чёрта и ловким движением скрыл неподобающие сану предметы.

Гробы, сопровождаемые безутешными родственниками, среди которых почему-то было полно крепких мужчин, вплыли в церковь и были расставлены на возвышении строгим рядом. Местный священник готовился к отпеванию. В передний ряд с постными лицами набились православные офицеры гарнизона, спешащие выразить пропагандистское сочувствие…

…Олег и в самом деле почти уже умирал. Он лёг неудачно, и рукоять автоматного затвора врезалась ему в спину у левой лопатки — сейчас это походило на тупой нож, казалось, этот чёртов затвор уже пророс до сердца. Но покойники, как правило, не шевелятся, и Олег, мысленно подвывая в голос, молчал и не двигался. Весь его вид говорил, что бедный мальчик скончался в ужасных муках, оставшихся на его лице и после смерти.

Он вслушался в гулкие слова молитвы, звучащие где-то рядом. Стало жутко. Казалось, что сейчас он уже не сможет пошевелиться, даже если и захочет, не сможет открыть рот, когда начнут забивать крышку… Усилием воли он заставил себя успокоиться. «На свадьбе, конечно, было веселей», — подумал он, продолжая вслушиваться. Сейчас… сейчас…

— …Подаждь, Господи, оставление грехов всем прежде отошедшим в вере и надежди воскресения отцем, братиям и сёстрам нашим и сотвори им вечную память… вечную память… вечную память…

…Ничего более жуткого и представить себе было нельзя. Белые покровы гробов отлетели с шелестом и хрустом, и в руках садящихся трупов зловеще сверкнуло оружие. Кое-кто шарахнулся к выходу, но скопившиеся там «родственники и друзья» уже нацелили свои стволы.

— Стой! — резко скомандовал Гоймир, соскакивая на пол с ППШ в руках. — Кто дрягнись — пулю промеж глаз!

Несколько шустрых, мальчишек пробежали вдоль строя, обезоруживая офицеров, которых сразу скрутили и побросали, как поленья, в угол церкви. Гоймир уже распоряжался:

— Пулемёт — на колокольню! Мужики, окружай склады, начнёте, как нас заслышите, одно передом не влезать! Резан, бери Гостимира, Данока, Одрина, Твердислава — караулы по околице сведите! Сквозь алтарь выходим! Батюшка, — обратился Гоймар к местному священнику, чудом сумевшему сохранить спокойствие, — то против религии вашей, но часом и дальше служите. Боле никому не казать носа наружу! Вперёд!

Молча — только запалённое дыхание, взволнованное, сдержанное, только шорох подошв по камню коридора, потом — по земле — горцы и лесовики выскакивали за церковь и быстро разбегались в стороны. Охрана бдительно следила за округой, но и предположить не могла, что враг уже внутри обороны!

— Вольг, — Гоймир махнул Олегу рукой, и тот подбежал, обогнав остальных: — Те антенны-то видишь? Там связь их.

— Понял, — кивнул Олег. — Возьму Морока и Холода.

— Тебя подождём, — предупредил Гоймир. Олег сделал рукой знак братьям, снова оставившим свой ТКБ в лагере, и они втроём рванули через широкую улицу.

Бежали клином, Олег ощущал уже хорошо знакомое смешанное со страхом острое волнение, от которого все чувства становятся похожими на вытащенные из ножен клинки. Это не обессиливающий страх, это нечто другое, и даже мысль, что в тебя могут ударить из окна автоматной очередью, не пугает, а подбадривает…

— Окно! — резко выкрикнул Холод. Олег увидел то, о чём крикнул горец, уже позже своего выстрела из подствольника, сделанного на бегу — как открывается окно, но в руках у стрелка, выглядывающего наружу, не винтовка, а бритва… Тромблон влетел в это окно над плечом солдата, и тот успел проводить гранату недоумённым взглядом. Так он и выпал из окна — не успев повернуть голову обратно.

Олег ещё успел услышать, как загрохотал сзади крупнокалиберный пулемёт — и перестал воспринимать то, что не касалось «его» боя.

На крыльцо выскочили сразу двое — глупо, плечо в плечо, и Морок почти в упор выстрелил в одного, тот, словно поскользнувшись, рухнул на ступеньки, но второй успел юркнуть обратно… «Плохая вещь для нашей войны — самозарядка,» — мелькнула у Олега холодная мысль, и он влупил в закрывшуюся дверь очередью в надежде, что там коридор, а не поворот. Не попал, кажется.

— Холод? — Олег рухнул на корточки перед окном, впечатался в стену спиной и сжал в руках автомат, словно ступеньку. Холод влетел в окно в кувырке. Морок взлетал на крыльцо, Олег крикнул ему по какому-то мгновенному наитию: «Ложись!» — к счастью, тот не думал, а просто скатился по ступенькам, и дверь с треском распахнулась под ударами пуль изнутри от неё со свистом, как кинжалы, бросаемые сильной рукой, летела длинная щепа. Мальчишка, не поднимаясь, бросил в коридор ручную гранату, метнулся следом за разрывом, стреляя так часто, как мог нажимать на спуск. Олег вскочил, опёрся левой на подоконник и легко перелетел в комнату. Холод внутри отбивался прикладом РПК от штыка.

— Влево! — крикнул Олег, и горец припал к полу, а Олег выстрелил во врага, тот, переломившись в поясе, рухнул к двери, изо рта хлынула кровь. В коридоре стреляли, бешено и густо, потом сразу перестали. Холод обезумевшими глазами посмотрел на Олега, тот показал успокаивающе ладонь. И действительно, внутрь, споткнувшись о труп, шагнул Морок.

— Я так на их кухне все банки побил, — сообщил он. Из левого плеча у него текла кровь, пропитывая рубашку.

— Достало, братишка? — спросил Холод. Морок поморщился:

— Краем.

Это он преуменьшил. Пуля засела где-то внутри и, судя по всему, повредила сустав. В земном госпитале могло дело кончиться ампутацией, но Олег уже убедился прочно, что тут ранения куда менее опасны — организмы горцев были могучими, да и бальзамы помогали лучше земных лекарств. Однако, сейчас Морок при малейшей попытке двинуть плечом терял сознание.

— Сиди здесь, — приказал Олег, — из тебя боец сейчас так себе, а у нас не напряг… Холод, пошли!

— Разом, — тот как раз затягивал повязку на плече брата. — Пошли!

Они проскочили коридором в комнату, выходившую окнами не параллельную улицу. Вообще-то Олег хотел бежать на помощь остальным, но тут в улицу с визгом и улюлюканьем влетели два десятка хангаров.

— Эти откуда? — сквозь зубы процедил Олег. И тут же улица утонула в пыли, криках, хрипе лошадей, хангары слетали с сёдел, кто-то спиной проломил плетень… — А это откуда?!

— Это с колокольни, — со злой усмешкой сообщил Холод. Пулемёт работал ровно и точно в опытных руках стрелка. Но хангары — их осталось человек 8-10 — спешившись, быстро втянулись в мёртвые зоны и начали перестрелку с колокольней. У одного была снайперская винтовка, он побежал к углу.

— Сто-ять, — приказал Олег и выстрелил в него одиночным. Снайпер подломился и рухнул на спину. Холод тут же пустил в дело пулемёт. Мёртвые для колокольни зоны простреливались из окон дома. Двое хангаров, гремя доспехами, успели сигануть в сад напротив, но Олег покосил их очередью на уровне пояса…

— Пошли. — Холод осмотрелся, — нет никого.

Они выскочили через окна. Олег чертыхнулся:

— Только бы на колокольне нас за чужих не приняли…

Опасения были обоснованными. На войне люди не так уж редко убивают своих — причём нередко тогда, когда и спутать-то вроде бы невозможно. Но на этот раз мальчишки вполне благополучно перебежали улицу и прыгнули через плетень в сад. Олег наткнулся на лежащие в крыжовнике тела, довольно пробормотал:

— Ага…

— Ягоды доспели, — сообщил Холод, на ходу срывая зелёные с желтоватыми прожилками и коричневыми хвостиками ягодки. Олег усмехнулся:

— Правду говорят, что горцы ворюги. Сад-то чужой.

— Так дам часом тебе! На, — Холод протянул Олегу несколько ягод.

…Гоймир малость не подрасчитал со своими силами. Оставив с собой слишком мало людей, он не смог толком атаковать — едва-едва получалось сдерживать активно рвущегося из окружения врага. Но тут примчался со своими Резан — правда, без Святомира, тому пулемётной очередью прошило обе ноги. Хангарн, чтоб их дубом прихлопнуло, оказались расквартированы не в веси, а в шатрах за околицей… Потом возникли Олег и Холод, и почти тут же рвануло так, что задрожала земля, а дальше уже рвалось, горело, визжало и свистело без перерыва — небольшая охрана складов, лишённая поддержки гарнизона, полностью погибла в бою с местными, после чего лесовики начали погром. «Утёс» Хмура с вышки поджёг на аэродроме все три вельбота и мягкий резервуар с горючим. Вскоре уже все вместе навалились на блокированный гарнизон — и не прошло много времени, как два десятка стрелков, подняв руки вверх, уже выходили к воротам.

— Что с ними делать? — спросил Йерикка, пришлёпывая к своему «дегтярю» похожий на консервную банку магазин на шестьдесят три заряда.

— Диво слышать такое от тебя, — ответил Гоймир хмуро.

— Ну уж нет, — решительно сказал Йерикка, — ты погляди на них!

Пленные в самом деле имели весьма жалкий вид. Даже не пытались скрыть страх, с ужасом они глядели на горских воинов и лесовиков, окруживших их со всех сторон.

— Расстрелять, — жёстко приказал Гоймир. Горцы запереглядывались. Резан с равнодушным лицом поднял пулемёт. Стрелки молча сбивались в кучу, глядя уже не на врагов, а на пулемёт Резана. Но молчали — не верили в происходящее, что ли? Или уж скорей поняли, что ничего не поможет…

Резан стрелял без предупреждения — в упор, не целясь, но точно. Когда его «дегтярев» выплюнул последнюю гильзу и умолк, он поднял ствол к небу и флегматично поменял магазин.

— Лесовики говорят — под церквой со взмятения большой склад заложили, — Гоймир отвернулся к своим. — Разобрать надо будет. Что лишку потянет — в обрат схороним, не нам, так ещё кому пойдёт.

— Дело, — поддержал Резан, — а то скудаемся боеприпасами-то… Да, у нас часом поранили двоих. Святомиру ноги прошило, а Одрина осколком в пах пометило.

— Трое раненых, — возразил. Олег. — Морок в плечо ранен. Не так удачно, как у Квитко получилось.

На него посмотрели враждебно.

— Против Квитко была всего сотня, — оказал Йерикка.

— А у нас — два ста, — добавил Гоймир.

— Да выжлоки, — напомнил Резан.

— Да вельботы, — заключил Хмур, спустившийся с вышки колокольни.

— Запиши их на свой личный счёт, — язвительно предложил Олег. Хмур кивнул:

— А то… Меж делом, Гоймир, офицеров в церкве побило. Снаряд со склада в двери влетел, так угадал в них.

Гоймир выругался. А Йерикка серьёзно добавил:

— Да, бога нет…

…Под церковью и в самом деле находился большой склад — похоже было, что над ним-то церковь и построили. Низкое сухое помещение, выложенное каменными блоками, оказалось забито ящиками, в которых были разные разности почти сплошь советского производства. Не оказалось, к сожалению, тромблонов и выстрелов к «грому» и ТКБ, но остального — навалом. Оставалось жалеть, что невозможно распихать по крошнам всё, хотя горцы и делали такие героические попытки.

Олег, запасшийся патронами к «калашникову» и нагану, а ещё — ручными гранатами, бродил по складу. Может быть, именно поэтому ему и попалась на глаза снайперская винтовка. В промасленном чехле, надёжно укрытая слоем смазки, загустевшим до консистенции сала, она стояла между ящиками с превратившимися в однородную массу сухарями. Это оказалась не СВД, а древняя, как мир, снайперская модификация старушки-«мосинки», на которую заботливо установили прицел ПС01. Винтовкой пользовались — на приклад чей-то нож нанёс почерневшие от грязи, но хорошо различимые хрестоматийные зарубки: двадцать две штуки. Тут же лежали пачки серебряноголовых бронебойных патронов.

Олег подумал. Взвесил винтовку в руке. И забросил её за плечо.

* * *

Налёт на склады вызвал неожиданно замедленную реакцию противника.

Но лишь потому, что одновременно в дельте Смеющейся партизаны подожгли пирсы и взорвали танкер с горючим, использовав ракеты «малютка». Ещё кто-то взорвал три только что настланные дороги у истоков Смеющейся и сжёг колонну, а невесть откуда взявшийся Горд, слетев со Светлых Гор, как волчья стая, расстрелял на аэродроме восемь вельботов и заходивший на посадку фрегат — такого успеха у партизан ещё не было. На закуску Горд уничтожил радиолокационную станцию и ушёл через те же горы, где благополучно потерялся снова и для своих, и для чужих. События эти происходили на севере Древесной Крепости и попытка поймать Гоймира на юге окончилась тем же, чем попытка поймать Квитко — на юге. Ничем, проще говоря…

…Рана в пах у Одрина была не опасной, но очень болезненной. Его накачали какими-то отварами, и он постоянно находился то ли в коме, то ли в состоянии устойчивого дебилизма, когда все потребности исчерпывались жидким питанием. Святомир страдал не от боли, а от невозможности двигаться. Он было пробовал ковылять, но Йерикка наорал на него и пригрозил «усыпить, как Одрина, если будешь ещё прыгать на простреленных ногах!» Мороку извлекли пулю, но сустав слушался плохо, и мальчишка, потеряв почти всю жизнерадостность, в основном сидел над озером, кидая в воду камешки и терпеливо ожидая, когда организм справится с раной.

Четыре дня прошли, как выразился Йерикка, «в напряжённом безделье». Горные стрелки в количестве не полезном для здоровья рыскали в округе. Зачастую — так близко, что, должно быть, видели пещеру, но не могли подумать, что туда ведёт тропинка — наткнуться на неё можно было только случайно. А уж подняться незамеченными…

И всё-таки эти дни стали для горцев мучением. Каждый убивал время, как мог. Йерикка читал Библию, то и дело штудируя её вслух, за что его обещали избить. Гоймир изучал карту. Олег возился со снайперкой. Гостимир сочинял музыку. Если точно было известно, что поблизости никого нет, все пели, сражались на мечах и чеканах, до одури купались в холодной воде или загорали — благо, солнце, решив взять реванш за дождливые дни, шпарило вовсю. Ну и конечно, особенно по вечерам, вспоминали все какие-то истории о своей прошлой жизни, без конца расспрашивали Олега о Земле, делились планами на будущее и разговаривали о девчонках.

В этих разговорах Олег участия не принимал. Гоймир демонстративно набрасывал на голову плащ и лежал совершенно неподвижного, но Олег готов был присягнуть, что он не спит — и становилось стыдно. Вдвойне стыдно от того, что никакого раскаянья Олег не испытывал, а при мысли о Бранке его снова и снова охватывала самая эгоистичная радость…

…В эти дни Олег ещё ближе сошёлся с Йериккой. Рыжий горец нравился ему во всех отношениях. С ним было интересно говорить на любые темы. Хотя иногда он говорил такие вещи, что Олег мог только открыть рот и с опаской посмотреть на друга — не спятил ли он?! Он мог по памяти часами читать разных местных авторов — и прозу, и стихи, а на четвёртый вечер, разговорившись, рассказал Олегу о том, что агентура данванов давным-давно проникла почти во все правительства и корпорации Земли.

— С чего ты взял? — ошарашенно спросил Олег. Нет, он и сам видел, как прочны оказались связи между двумя мирами, но такое безапелляционное заявление… — У нас, конечно, дерьма хватает, но так уж…

— История в картинках для детей… Самодостаточный, мир… — непонятно и зло прокомментировал Йерикка, глядя в проём входа на светлое небо северной ночи: мальчишки лежали носами на свежий воздух, подстелив плащи. — Ладно, слушай… Как я понял — и даже не столько из твоих рассказов — у вас, как и у нас на юге, изо всех сил насаждается цивилизация потребления. То есть, некая космополитическая верхушка насильственно сдерживает развитие человечества, тратя гигантские денежные суммы на оттачивание отточенного, улучшение великолепного. А делается это потому, что выход человечества за пределы Земли губителен для власти, тех, кто эту власть имеет… а заодно имеет и вас. Причём так, что большинство и не замечает… Я в одной нашей оппозиционной газете видел «портрет современной цивилизации» — телевизор вместо башки, огромное брюхо и гигантский пенис… — Йерикка хмыкнул. — Вот ты восхищался проектами Одрина, его картинами… Помнишь, ты мне рассказывал про старые журналы, которые любил рассматривать? Грандиозные проекты городов на морском дне, орбитальных станций, лунных баз… А вместо этого — «грандиозные проекты» всё новых и новых телешоу, миксеров, стиральных машин, пылесосов и кухонных комбайнов… Был у вас на Земле такой профессор-бельгиец, Зенон Бак. Он говорил так… — Йерикка прикрыл глаза, словно видя перед собой страницу: — Вместо того, чтобы тратить столько денег, усилий и времени на индустрию развлечений, профессиональный спорт, надо больше заниматься созданием возможностей для интеллектуального развития детей. Но несмотря на активные выступления учёных-технологов, как бы стихийные кампании, умело инспирируемые и направляемые политиканами, блокируют идеи и указания тех, кто более дальновиден и даёт мудрые советы… В 1957 году запустили вы ваш первый спутник. Дальше что? Через десять лет побывали на своём спутнике — Луна, кажется? А потом? Учитывая скорость развития человечества и растущий её темп, было бы предположить, что ещё через десять лет вы освоите всю свою систему. Или хотя бы на ближайшие планеты — Марс с Венерой — переберётесь. А на самом деле? Несколько десятилетий прошло, а вы и на Луне не закрепились. Странновато так. Суммы на освоение космоса у вас идут смехотворные, иначе не скажешь. Зато гигантские — отпускаются на «бытовые технологии» все под лозунгом «заботы о человеке». Автомобили с навигационным оборудованием, телевизоры с суперплоским экраном… Как там Стругацкие писали — создание индивидуальных квартир для муравьёв?.. Если вдуматься, всё это человеку не нужно, это вредные излишества. Ещё больше денег сжирает чудовище — индустрия развлечений, из-за которой «человек разумный» превратился в «человека развлекаемого». Он даже развлекаться сам не желает — ему нужно, чтобы его развлекали! И ему для этого массу возможностей предоставляют… Самоуважение, отвага, честь, воля к борьбе — всё это смыто половодьем бредятины, оккультизма… Вместо истории — фальсификация. Вместо прогнозирования будущего — «озарения» и «откровения». На щит поднимается проблема, экологии решающаяся как дважды два благодаря всё тому же выходу человека в космос. У человека настойчиво отбивают желание знать, узнавать — все силы на это бросают! Литература из учителя и наставника «превратилась в филиал «фабрики грёз». Со всех высоких трибун в открытую или исподволь убеждают людей, что мы бессильны, что есть «крыша», «потолок», выше которого не подняться. Программы планирования семьи, распределения ресурсов служат всё той же цели — подчинить человечество, превратить его в покорное, сытое, равнодушное, лишённое мужества стадо, все интересы которого ограничиваются едой, выпивкой, несложной работой, обилием развлечений и потрахом. Человечество разворачивают внутрь самого себя. И создаётся впечатление, что кто-то очень хочет запечатать его, как помидор в банке, на отдельных планетах…

— На двух, — уточнил Олег. Йерикка странным голосом спросил:

— Ты думаешь? А если на десятках планет живут наши братья? До скольких миров успели добраться арии? Только ли на Землю ведёт коридор из Мира? А машины, позволявшие в начале XX века переноситься меж звёзд? Ими пользовались русские и нацисты Германии — сколько миров посетили они?

— Ты думаешь?.. — Олега охватила сладкая жуть, когда он представил себе, что могут означать олова Йерикки. А тот твёрдо ответил:

— Уверен. И кто-то не жалеет сил и средств, чтобы мы никогда не встретились, чтобы сварились всмятку в собственном соку, каждый — в своём мирке, не поднимая глаз к звёздам… Что-либо другое, малейший рывок в небо — крах власти наших врагов. Постоянно воздействуя на запертого в просторах одного мира человека средствами массовой информации, новейшими технологиями, от которых на Земле просто негде укрыться, запугав людей всеми мыслимыми и немыслимыми бедами до полной потери здоровых инстинктов, они могут легко управлять народами. Такой путь — это путь в рабство. В тупик, из которого не выйти. Нанести врагам тотальное поражение можно было бы, вырвавшись в космос, став вровень с ними, сбросив контроль. Набрать силу, вернуться и ударить. За всё, за всех… За отупленные поколения, за детей, превращённых в недоумков этими монстрами, за десятки тысяч нерожденных, за оплёванную историю, за всех погибших… — Йерикка задохнулся, и Олег с жалостью и ужасов увидел, что он плачет. Плачет без слёз. — Я люблю Мир, Вольг. Я люблю его весь, не только горы. Я люблю его людей, я люблю звёзды над ним. Ты любишь Землю. Ужасно терять то, что любишь — знать, что теряешь — и не иметь силы помешать. Это чудовищное ощущение, оно ломает тебя, как непосильный груз… Я иногда вижу сон, Вольг. Хороший и жестокий. Что на Мир пришли наши братья. В сто раз более сильные, чем мы или вы. Пришли, чтобы помочь. И мы выжгли вою плесень, которой данваны затянули нашу жизнь. А вокруг всё стало, как на картинах Одрина… Но это лишь сон, — добавил Йерикка. — А наяву мне кажется, что данваны везде. Везде… Ты видел в Вересковой Долине компьютеры?

— Конечно, — кивнул Олег.

— А знаешь, почему к ним нет игровых программ?.. Потому что это суррогат реальности. Эти штуки лишают человека ориентации, умения чего-либо добиваться. Они отнимают желание действовать в реальном мире. В опасном и суровом. Выныриваешь из компьютерного мира — и тут же с ужасом ныряешь обратно. Туда, где ты самый сильный без усилий, самый умный без ума, самый храбрый без отваги… Мы — мир воли и стали. То, что от него уцелело на этой планете. Нам не нужны пластиковые миры. А для данванов это — предел хлева, в который следует загнать нас. Пустая, молчаливая планета, обслуживаемая автоматами, миллионы домов, в каждом из которых — переставший отличать реальность от вымысла человек. Ни любви. Ни ненависти. Ни стремлений. Это вариант для Земли, для твоего мира. А нас они просто уничтожат физически или сольют с хангарами. Есть такая программа… Ежели человеку дать чего он захочеть — хлебца там, отрубей пареных — то и будеть это, значить, не человек, а ангел… — словно процитировал Йерикка полузнакомые Олегу слова. Но тому было не до цитат. Он спросил:

— Откуда ты так хорошо знаешь Землю, Эрик?

— Много читал про неё, — усмехнулся Йерикка. — Да и очень похожи наши миры.

— Эрик, — Олег задержал дыхание. — Кто такие данваны? Они выглядят как люди. Или это маска?

— Нет, — словно нехотя отозвался рыжий горец. — Не маска. Они и в самом деле почти как люди. Даже без «почти». Я знаю двух парней — знал, вернее — и девчонку, у которых отцы были данванами, а матери — славянки. И знаю парня, у которого было наоборот. Его отец был славянином, а мать — данванкой.

— Это Чужой? — по какому-то наитию спросил Олег. И раньше, чем Йерикка открыл рот, понял — угадал!

— Да, — коротко ответил Йерикка. — Подумал и добавил: — Ты очень опасный человек, Вольг. Далеко не все способны, родившись на Мире, к тому, что у тебя получается после неполных трёх месяцев жизни здесь.

— Что у меня получается? — искренне спросил с удивлением Олег.

— Да так… — те стал отвечать Йерикка, заговорил вновь о данванах: — Иногда я думаю, что Невзгляд — никакая не планета. Просто спутник наблюдения… А их родина — где-то неизвестно где. Может быть, они тоже потомки ариев, которым никто не мешал в развитии и которые решили избежать конкуренции… Я не знаю, кто они и не хочу знать. Я знаю лишь, что они — зло. И с ними надо бороться, пока дышишь. Просто ради самоуважения. Или ради Верьи, как говорят горцы, Йерикка перевернулся на живот и, устроив подбородок на кулаках, задумчиво уставился на озеро. Олег подобрался поближе, сел, подогнув ноги вбок и опершись плечом на выступ стены. В такие минуты ему очень хотелось знать, о чём думает друг.

«Ни о чём хорошем.»

— Что ты сказал? — удивился Олег.

— Я? — отозвался Йерикка. — Ничего… Знаешь, у меня в школе была собака. Горский волкодав. Мне его подарил отец… А потом его сбил грузовик. Это было первое живое существо, которое мне пришлось хоронить.

— А у меня никогда не было собаки, — признался Олег. — Тебе было жалко его?

— Очень, — признался Йерикка. — Я так ревел… Здесь я редко плакал. Крук не одобряет слёз.

— А ему-то что? — удивился Олег.

— Ну, он же мой дед…

— А, да… — кивнул Олег. И вдруг до него дошло то, чего он раньше не понимал: — А… вот так фишка, вы с Гоймиром двоюродные?!

— Братаны, — удивился Йерикка. — А что? В племени все так и так родня. Об этом легко забывают — кто кому кто.

— Я заметил, — тихо согласился Олег. Йерикка внимательно посмотрел на него. И кивнул:

— Да. Это легко заметить.

— Ну вот, я ещё и братьев поссорил, — сделал вывод Олег.

— Поссорил? — Йерикка негромко засмеялся. — Да ничего подобного! Думаешь, я часто поддерживай тебя, потому что мы в ссоре, и я хочу ему досадить?! Нет, я не такой дурак, чтобы из чистой вредности поддерживать того, кто неправ. Ты просто очень хороший командир, Олег.

— Я?! — поразился Олег. — Ну это бред…

— А вот и нет, — возразил Йерикка. — Я знаю, что говорю. Ты этого сам, может, ещё не понял. Но ты потенциальный командир. Если мы тут уцелеем и ты вернёшься домой, то быстро это поймёшь.

— При чём здесь это? — Олег чувствовал себя сбитым с толку.

— Смотри! — вместо ответа выдохнул Йерикка, ещё плотнее прижимаясь к камням. Олег, молниеносно цапнув автомат, распластался рядом:

— Куда? — он зашарил взглядом по камням.

— Никуда, — Йерикка расслабился. — Вот это я и имел в виду.

— Пошёл ты! — Олег перевёл дух и сел, отставив оружие: — Экс-пе-ри-мен-та-тор! Балдафон хренов, — добавил он с некоторым возмущением и даже каким-то изумлением, Йерикка удивлённо переспросил:

— Как-как?

— Балдафон, — повторил Олег. Йерикка засмеялся, а Олег вдруг поинтересовался: — Слушай, Эрик. Мне иногда кажется, что ты какой-то… короче, вроде члена какого-нибудь тайного Совета Светлых Сил или что-то вроде. Может, правда?

— Спой-ка лучше, — попросил Йерикка. — Ты давно не пел.

— Олег вздохнул и не стал отказываться, вспомнив один текстик…

— Только на себя надежда, — повторил Йерикка. — Высоцкий?

— Он самый, — подтвердил Олег. — И ещё…

— Тихо! — Йерикка приподнялся на локтях, его лицо сделалось остервенелым. — Проклятье!

— Это что, опять шутка? — тревожно опросил Олег.

— Как бы не последняя, — резко ответил Йерикка. — Кто-то нас выследил. Смотри!

* * *

Не меньше трёхсот горных стрелков, примерно столько же хангаров и человек тридцать хобайнов в тяжёлой броне при поддержке трёх орудий обложили убежище четы. Видно было, как перемещаются поодаль пригнувшиеся фигурки, и чей-то яростный голос ревел в усилитель:

— Сдавайтесь, сволочи! Или вызываем вельботы и хороним вас в этой норе!

— А то вам по-ровному ноги переломать… — процедил добрый совет Резан.

В глубине площадки, около пещеры, можно было передвигаться без опаски — скала доминировала над местностью, Гоймир точно выбрал лагерь. Сейчас он совершенно спокойно готовил отход. Раненых и тяжёлое оружие предстояло опустить на тросах. Олег вызвался прикрывать отход, с ним дружно вызвались все остальные, но он выбрал Резана, Яромира, Хмура и Твердислава. Прочие поспешно спускали на речной берег грузы.

Выждав какое-то время, Олег сознательно пошёл на резкое обострение отношений — он разрядил подствольник в сторону кричавшего и, похоже, попал. Тот заткнулся, а вот позиции противника взорвались, как Везувий. Больше полутысячи бойцов поливали огнём при поддержке трёх скорострелок меньше двух десятков мальчишек, прижатых к обрыву — беспроигрышный вариант.

Это был настоящий бой. Олег почти сразу оглох от разрывов, и от страха его удерживала лишь мысль, что каждая секунд, которую они сражаются, даёт эту самую секунду друзьям, чтобы уйти.

В атаку были брошены хангары — спешенные и обкурившиеся травы до полного атрофирования страха. Около десятка выжлоков прорвались на тропку, невзирая на огонь.

Все они погибли от взрывов мин, заодно обрушивших тропу. Груда щебня и глины, выросшая у подножия скалы, была окрашена кровью и перемешана с частями тел, стонали засыпанные…

… — Пойдут хобайны — не устоим, — прохрипел Резан в ухо Олегу. В глаза пулемётчику текла кровь, он был ранен осколками гранита, выбитыми взрывом. — Цепкие, что тебе пауки, задавят нас, а там-то ещё не все слезли!

— Йо-ой, мама! Йо-ой, родная! Йо-ой, боль-но! — надрывался Твердислав. — Больно!

— Молчком! Молчком, слышишь?! — вопил в ответ Яромир, бинтуя ему развороченное бедро, весь в крови сам, как мясник на бойне. — Вольг, как будем?!

— Спускайте его нахрен! Йерикку сюда! — крикнул Олег. Яромира уволокли, подбежал Йерикка с пулемётом.

— Без меня не катит? — весело спросил он. Олег не ответил — хангары снова накатывались, стрелки били гранатами из помповых надствольников, а следом уже уверенной, тяжёлой побежкой передвигались группки хобайнов.

— Огнемёты, — вытянул руку Хмур. — Штуку сюда положат — гореть нам…

— Отсеките их! — скомандовал Олег Йерикке и Резану. Два «дегтярева» подали голос одновременно. Хобайны залегли, словно растворились среди камней и кустов, а пулемёты резанули по хангарам…

…Граната из гранатомёта разорвалась рядом с Олегом, настолько близко, что конусом ушедшие вверх и в стороны осколки его не задели, но зато взрывная волна подняла его и шмякнула в стену пещеры. Яромир, наблюдавший за тылом, вдруг начал орать и стрелять, к нему бросился Хмур — оказалось, что горные стрелки лезут по откосу. Йерикка принял решение отступать…

…Исчезновение горцев привело командовавшего операцией данванского офицера в состояние, близкое к помешательству. Пятна крови на камнях показывали, что среди бандитов есть раненые или убитые. Но куда они делись — а с ними ещё полтора десятка живых и здоровых с грузом! — было не более объяснимо, чем христианское триединство господне. Лишь через три часа горные стрелки случайно наткнулись на спуск к речному берегу.

Данван никогда не охотился на местных кроликов. И не знал, что этот зверёк, как и его земной собрат, никогда не живёт в норе, не проделав запасной выход — а то и два…

…Имея пятерых раненых, Гоймяр просто не мог уйти далеко. Чета вброд перебралась на поросший березняком островок и засела там, ожидая худшего. Но, кроме пары вельботов, проскользнувших над рекой, ничего опасного или даже просто подозрительного не появилось.

Олег пришёл в себя оттого, что Йерикка положил ему на лоб мокрую тряпку.

— За-ачем?? — простонал он, садясь. И тут же снова застонал — уже без слов, показалось, что в оба виска сразу вогнали тупые колья, и голова сей час лопнет. — Мы ушли? Что со мной? Ой, как больно-о…

— Ушли, — спокойно ответил Йерикка. Сидя рядом, он чистил пулемёт. — А у тебя контузия. Пройдёт.

Придерживая голову рукой, словно опасаясь, что она оторвётся, Олег осмотрелся. И сказал с отвращением:

— Местечко так себе.

* * *

Надо сказать, что Олег выразился слабовато. Местечко оказалось очень поганым. Горцы просидели на островке двое суток, питаясь мокрыми остатками сухих пайков и пойманной в реке рыбой — в основном, форелью — которую приходилось жрать сырьём, так как разводить огонь было опасно, вельботы барражировали вокруг слишком часто. Вкус сырой рыбы, казалось Олегу, будет преследовать его до конца дней… и временами возникало ощущение, что этот конец чем скорее наступит, тем лучше.

Из раненых больше всего беспокоил Святомир. Раны его были не опасны, но двигался он по-прежнему как кролик с перебитыми задними лапами. Сильнее остальных страдал от своей беспомощности сам мальчишка — емуказалось, что он связывает чету, хотя остальные все наперебой и убеждали: мол, всё равно надо пересидеть!

Но Олег видел, что Гоймир недоволен задержкой вообще. По его мнению, была она просто бездельем — в то время, как остальные партизаны воевали вовсю и весьма успешно. Судя по радиоперехватам, данваны перебрасывали в горы добавочные силы — и не маленькие. Это было похоже на жест отчаянья. Стремясь уничтожить горцев любой ценой, всемогущие правители Мира становились смешны. Почти двухсоттысячная армия с мощными средствами усиления, гоняющаяся едва за двадцатью пятью тысячами не ахти вооружённых партизан — такая армия вызывала уже не страх, а смех и презрение. Тем более, что даже трупы врагов попадали в руки данванов крайне редко, чаще же горцы наносили обидный удар — и растворялись в окружающем мире прежде, чем их настигала вся нешуточная мощь данванов. Из неудач «взмятения» были сделаны неплохие уроки… Операция, казавшаяся прогулкой, втянула в себя вдвое больше солдат, чем предполагалось, а результаты?! Пройти дальше Длинной Долины оказалось не возможным. До пяти тысяч горцев и лесовиков взорвали почти все ущелья, заняли перевалы и дороги — и с методичным хладнокровием отбивали все атаки. За их спиной была Горная Страна, снабжавшая защитников всем необходимым, а войска данванов снабжались плохо — тыловые коммуникации рвались, как нити. Огромное количество войск приходилось держать на их охране, причём это всё равно плохо помогало, так как поддержка местного населения обеспечивала скрытность и быстроту действий… Приходилось начинать утюжить горские города — крепости, чего первоначально хотели избежать…

…Все эти события проходили мимо четы Гоймира, и это никого не радовало. Поэтому, когда вечером третьих, суток Гоймир заговорил о том, что надо идти на полночь, к озеру Текучему, его поддержали все. Гостимир предложил сплавиться по реке, а там пешком, но от этого всех удержала простая мысль: ночи такие же светлые, как дни… До Текучего пришлось добираться пешком. А на озере Гоймира неожиданно стукнула мысль — навести порядок!

Это оказалось сложнее, чем предполагалось. Провонявшие потом рубахи, драные плащи и куртки, окаменевшее нижнее бельё и по месяцу немытые волосы способны были привести в отчаянье самых стойких. Немного смешно было видеть, как отважные юные рубаки слоняются вдоль берега, ища место для постирушек, или со стенаниями орудуют иголкой, вонзая её по большей части себе в пальцы. Но посмеивался Олег лишь до того момента, когда, обнаружил, что его собственные носки приобрели стойкость бумерангов. Плавки сделались задумчивыми и разорвались в шагу. Ковбойка утратила первоначальный цвет, джинсы поблёскивали экзотическими оттенками металлика от въевшейся грязи…

А деньки по-прежнему стояли, как по заказу. Горцы уверяли, что такая погода в последних числах лета — в порядке вещей, и предыдущие дожди были исключением. Но Олег видел только это лето — и исключением казались ему именно эти дни — тёплые, прозрачные, тихие и солнечные.

Озеро Текучее лежало во впадине, окружённой скалами, поросшими могучими соснами — со всех сторон, кроме небольшого галечного пляжика, полого уходившего в прозрачную, чистейшую воду. Напротив пляжика падал с высоты рассеянный водопад — в озеро вливалась маленькая речушка. А к самому пляжику подступали дубки. Почти одновременно с четой Гоймира на берегах появилось ещё несколько отрядов — оставалось лишь разворачивать их в менее романтичные места. Пакостить озеро постирушкой было прямо-таки кощунством. К счастью, неподалёку протекал ручей…

…Когда мальчишка вырывается из ада — веселье, остроумие, юность просто-таки фонтаном прут из него, вышибая любые пробки сдержанности. Он не думает, что спасся от смерти — точнее, не знает, что думает об этом. Я жив — а раз я жив, значит, не умру никогда. И кто сказал, что я не герой?! Конечно, жаль погибших — но я-то жив!

К первому вечеру на озере чета привела себя в порядок. Конечно, весьма относительно — матери пришли бы в ужас, попробуй кто-нибудь доказать им, что этот очень иррегулярный отряд состоит из их сыновей.

Олег как раз выкручивал свои носки, когда его отвлёк от этого полезного занятия задорный свист. Он вскинул голову — прямо над ним на скале стоял и смотрел вниз Богдан.

Несколько секунд Олег просто моргал глазами. Потом заорал:

— Братва! Бог дал нам Богдана! Вернулся!

Богдан спрыгнул вниз и, приземлившись прямо перед Олегом, обнял его. Со всех стороне приветственными возгласами бежали остальные, но мальчишка успел шепнуть:

— То тебе… — и сунуть в руку Олегу свёрнутый листок бумаги…

…Это было письмо от Бранки. Богдан привёз их несколько и сейчас весело рассказывал, как нашли его приехавшие с восхода запоздавшие к общему веселью воины, передали письма, как он искал чету по следам… Но его рассказ мало занимал Олега. Лёжа на песке подальше от общего шума, он вчитывался в скоропись глаголицы. Да, скоро нужно будет куда-то идти, стрелять, что-то взрывать, но сейчас — да простится мне. К чёрту. Есть я — и Бранка, до неё можно дотронуться, она живая и пахнущая солнцем и горькой травой с пустошей. Бранка есть, и не нужно отбиваться от накатывающего временами страха, что говоришь со своим воображением…

«Тяжко ждать. Легче самому дело делать. Лечу к тебе мыслью, песней лечу к тебе — где ты, как ты, любый мой?! Одно не тронет тебя Морана. Я так хочу! Хожу на стену, в туманы гляжу — осень горами шагает — где ты, солнце моё?! Не уходи уходом, слова не сказав — вернись, в глаза мне взгляни хоть мельком, промельком, мигом единым сыта буду — где ты, жизнь моя, Вольг?!»

Смаргивая слёзы с ресниц, шмыгая носом и не стесняясь этого, Олег снова и снова вчитывался в поспешные, набегающие друг на друга — не на бумаге, СМЫСЛОМ! — строки-зов. И шептал что-то, веря — Бранка его слышит.

Не может не слышать!!!

Интерлюдия: «Эхо любви»

* * *

В блаженном состоянии Олег вернулся в лагерь. Большинство читали принесённые Богданом письма, сам он спал, завернувшись в плащ — устал. Навстречу Олегу попался Йерикка, чинивший оковку на ножнах меча, и Олег обратился к нему с бездельным вопросом:

— А где Гоймир?

— Не знаю, — поднял Йерикка спокойные глаза. — Да тут где-нибудь. Ему-то не от кого получать письма.

Хорошее настроение Олега испарилось. Мысленно он плюнул. Да чтоб они провалились, эти горцы с их гипертрофированной гордостью! Почему он должен чувствовать себя, словно… словно совестливый барон рядом с парнем, девчонку которого он выбрал для права, первой ночи?!

— Н-н-н-ну, козёл… — процедил он и выдохнул: — Всё, блин!

— Сто-ой! — Йерикка очень вовремя перехватил его за пояс. — Пр, жеребчик! Куда рванул, можно спросить?

— Сейчас найду Гоймира, — нарочито медленно, чтобы голос звучал спокойно, ответил Олег, — и снесу ему башку. Или пусть он мне снесёт. У меня терпелка не из стали, меня эта тень отца Гамлета задолбала, если честно — это, блин, плюнуть нельзя, чтобы в него не попасть! И мне положить на то, что он князь, если он даже проиграть достойно не умеет!

— Ха, какие речи! — не потерял хладнокровия и ироничности Йерикка. — Прямо дуэль Пушкина с Дантесом!

Он рассчитывал, что Олег задаст обычный вопрос: «Откуда ты это знаешь?» — но землянин рванулся, и усаживать его силой означало нарваться на драку. Драться Йерикка не боялся, но и не хотел, а если отпустить Олега — он вполне может в таком состоянии найти Гоймира и без предупреждений начать и кончить разговор ударом меча по шее. Йерикка знал одну скверную сторону войны — она прививает любовь к простым выходам… и это не всегда хорошо.

Но проблема решилась сама собой — Гоймир появился, и на его лице не было ни скорби, ни тоски. Больше того, он потрясал связкой огромных рубин и вопил:

— Там-то, ручьём ниже, та-акенная рыба гульмя гуляет!

— А вот Горда-то нету, — откликнулся Резан, — то-то он бы распорядился! — и, переждав смех, спросил: — Чем притянул?

— Так руками! — Гоймир шлёпнул добычу на песок.

— А то, — согласился кто-то: — «Й-ой, плечо-от мне вправьте, браты, хотел показать, какую прошлым днём поймал, да вот вывернул!»

— Так гляньте пойдите, — не обиделся Гоймир, поднимая свои куты с песка.

Йерикка увидел, как пальцы Олега медленно разжались на рукояти меча, и лицо его приобрело обычное выражение. И рыжий горец в который раз уже подумал, что зря не воспрепятствовал Олегу присоединиться к чете..

…Около костра Олег рассказывал про конкурс пирогов, который девчонки устраивали в апреле в школе.

— …последнее место?!» «— Да вот, — говорит, — неудача.» «— Ты что, даже пирог испечь не смогла?!» «— Почему, — отвечает, — испекла как не фиг делать!» «— А сама пробовала?» «Заставили…» — и, переждав смех, вдруг спросил: — Я вот не пойму. Нас — хорошо ещё если двадцать пять тысяч. Их — двести. С техникой. Я воюю и не врубаюсь, почему они нас с маху не сомнут?

— Ну, это как раз просто, — Йерикка, обхватив колени руками и привалившись к сухому древесному стволу, бездумно рассматривал огонь. — Ты на тура ведь ещё не охотился?

— Бог миловал, — ответил Олег.

— А я охотился. Он всадника с конём через себя бросает. Рога — как мои руки в размахе, а я охотился, и было мне тринадцать лет. Но со мной были собаки… Тур вылетел на меня саженей за десять, и была бы то моя последняя охота, только он и половины расстояния не прошёл. Собачки осадили, он завертелся, рогами бил… В одиночку он бы любого из моих псов затоптал. А так — даже задеть никого не мог. Но и они его свалить не могли. Ничья, понимаешь? Тут я и вогнал рогатину ему под лопатку…

— Тур — это данваны, — определил Олег. — Собаки — мы. А где охотник с рогатиной?

Вместо ответа Йерикка поднялся и бесшумно пошёл в сторону скал. Его провожали, недоумёнными взглядами.

…Гоймир сидел на камне над озером, невидимый со стороны костра. Он шевельнул плечом, давая понять, что слышит Йерикку, но не обернулся, даже когда тот начал беззаботно:

— Я вот подумал…

— Не надо говорить, — глухо сказал Гоймир. — Не надо…

* * *

Противотанковые мины походили на зелёные консервные банки очень большого размера — в таких бывает селёдка.

— Когда я ставлю мины, — Олег ловко надрезал камасом квадрат земли и аккуратно отвернул его, как крышку люка, — я себя чувствую Санта-Клаусом,

— То тот, что в трубу печную с гранатомётом прыгает да «хо-хо-хо!» криком кричит? — с интересом спросил Краслав, державший в руках ПТМ, готовую к установке. — То я книжку с картинками видел.

— В трубу-то он прыгает, — возразил Ревок, — да, сдаётся мне, без гранатомёта…

— Так на что в трубу? — присев, Краслав уложил мину в приготовленную Олегом ямку. — Верно говорю, то и есть данванский воин из военной книжки.

— Нет, он, по-моему, подарки детям носит, — неуверенно оспорил Ревок. Олег, всё это время наблюдавший за ними круглыми глазами, тяжело вздохнул и приказал:

— Закапывайте…

…Когда мины были заложены и аккуратно засыпаны землёй с куртки, а потом — прикрыты дёрном, Олег безбоязненно похлопал ловушки сверху ладонью и, махнув рукой, двинулся назад, к лагерю, а горцы неспешно зашагали через лес в противоположную сторону, просто прогуливаясь. Они шли и негромко разговаривали о девчонках, ждущих в Рысьем Логове, пересказывали, друг другу письма, недавно полученные — за исключением, конечно, самых сокровенных мест, предназначенных только для двоих.

И успели только почувствовать, как что-то тяжёлое обрушилось им на головы сверху…

…Уже сутки вся чета перечитывала письма снова и снова. Не было слышно ни шума, ни споров, ни даже разговора на повышенных тонах. Все разнеженно улыбались миру, обращались друг к другу исключительно изысканно, а Гоймир плюнул на всё и большую часть суток проспал.

Йерркка, Богдан и недавно вернувшийся Олег только что выкупались и сохли на пляжике. Олег думал, закрыв глаза ладонью. Богдан, лёжа на животе, смотрел на него влюблёнными глазами. Йерикка лениво развивал свою концепцию ведения войны с данванами — вопреки обыкновению, его никто не слушал.

Гостимир, сидевший неподалёку с гуслями, напевал лирическо-приключенческое, и Олег сквозь дрёму удивлялся, до чего странно звучат знакомые по отцовским записям строки, которым аккомпанируют на этом инструменте…

— Гостимир оборвал пение и спросил: — Вольг, а то что — «флибустьерский»?

— Это морских разбойников так называли, — лениво пробубнил Олег, — ну, типа морских анласов, про которых вы говорили…

— А бриг — это корабль? — уточнил слушавший песню Реван. — Такой, что коч да снек?

— Больше, — припомнил Олег когда-то любимого Крапивина с его воспеванием парусного флота. — Здоровенный, двухмачтовый… А грот — вторая от носа мачта… а ванты — это верёвки на мачтах… — голос Олеге угас, и Гостимир запел снова:

Олег лениво подумал, что сейчас его спросят, а что такое «джентельмен», но вопроса не последовало…

— Что-то мы слишком расслабились! — явно с усилием встрепенулся Йерикка. Олег со стоном откинул руки в стороны, с наслаждением потянулся и, приоткрыв один глаз, сказал:

— Спокойно, рыжий. Знаешь анекдот?

— Меня всегда бесит этот вопрос, — фыркнул Йерикка. — Ну что на это можно ответить?! Рассказывай.

— На птичнике меняют петуха, — возвестил Олег. — Старого — в отставку…

— В варево, — уточнил Богдан.

— В отставку, — Олег строго взглянул на него. — А новый вылез на трибуну…

— Петух? — изумлённо спросил Йерикка.

— Это анекдот, — уже с лёгким раздражением пояснил Олег. — Я могу и дальше спать.

— Да нет, давай уж, раз начал. Петух вылез на трибуну… — напомнил Йерикка.

— …и обещает полное сексуальное удовлетворение всем курам птичника. Ну, там кудахтанье, хлопанье крыльями… А после этого митинга старый отозвал новичка в сторону и говорит ему тихо: «Ты, Петь, не надрывайся. Их тут до хрена, сдохнешь ведь…» Молодой ему: «А иди ты!» Проходит неделя. Сначала все куры обслужены, потом утки, гусыни, индюшки… Старый петух забеспокоился: «Перетрудится, дурачок, ведь точно сдохнет!» — ну и пошёл его вразумлять, молодого. Подходит к птичнику, видит — на дороге в пыли лежит молодой, крылья разбросал, клюв раскрыт, глаза закачены… Старый к нему бросился: «Я ж тебе говорил, Петя, эх, как же ты…» А молодой на него покосился краем глаз а, кончиком крыла шевельнул и говорит еле слышно: «Уйди, старый дурак. Ты же мне всех ворон распугаешь.»

Богдан весело рассмеялся. Йерикка тоже захохотал — резко, взрывчато, потом спросил:

— Ага, значит, мы здесь вроде того молодого петуха… А если вместо ворон спустится коршун?

— Ну, мы-то не петухи, — подытожил Олег и вновь закрыл глаза ладонью: — Ладно, каникулы продолжаются…

Богдан — он как раз сел — поднялся на ноги. Приложил ладони к бровям, чуточку привстал на цыпочки:

— Лодка озером гребёт, — сообщил он. — Вольг, бинокль возьму?

— Бери, — Олег сел. Он тоже видел лодку. Йерикка свистнул, вокруг зашевелились прочие отдыхающие.

— Мальчишка, гребёт! — раздался звонкий голос Богдана. — Скоро так!

Гребец в самом деле наддавал. Рвал одним веслом, стоя, и разогнал свою посудину так, что выбросился на песок. Это и вправду был мальчишка из прибрежной веси. Он тяжело дышал, рубашка промокла от пота.

— Двоих ваших… — глотая слова, обратился он к замершим горцам. — Там… в лесу… недалеко….

— Коршун, — отчётливо сказал в тишине Йерикка.

* * *

Если бы это помогло, Краслав разбил бы себе голову о борт грузовика, в котором их везли к побережью. Но и он, и Ревок лежали на грязном дне неподвижно и молча, лицами вниз. Скрутили их профессионально, рваться было бесполезно, грозить или ругаться — смешно.

В кузове было двое хобайнов. Они сидели у заднего борта, поглядывая на дорогу, то пустынную, то внезапно заполнявшуюся техникой. Ни с пленными, ни друг с другом они не говорили, отчего возникало жуткое ощущение, что конвоиры и не живые вовсе.

Плен — самое страшное, что может случиться с человеком на войне. Плен — это отрицание человеческой личности в ещё большей степени, чем смерть, потому что смерть меньше унижает человека; недаром сказали предки: «Одно лучше смерть на поле, чем жить позором в неволе!» Плен страшен даже у благородного противника, который «за столы-то велит сажать, а сажать-то не слугой, не из милости — а сажать-то велит, как брата родного!»

А если ты в руках у настоящего врага?

Вольг с Богданом попадали в плен. И ребята из других чёт — тоже. Кого-то выручили, как тех же Вольга и Богдана. Но большинство были убиты и замучены.

Плен чаще всего — не свидетельство трусости. Но от этого не легче. А при мысли о том, что ждёт впереди, становилось так тошнотно, что хотелось вцепиться зубами в гладкий пол и грызть его.

Ехали долго. Вечно мучиться нельзя, и мальчишки уснули, а разбудили их лишь когда развязали ноги и приказали встать. Грузовик был неподвижен.

Их вытолкнули на подъездную дорогу, спускавшуюся в прибрежную котловину с практически отвесными стенами — насыпь, по которой вела вниз дорога, была единственным пологим местом.

— Гляди, — Ревок толкнул Краслава локтем в бок. Но тот уже сам увидел сбоку от дороги виселицу, на которой за левую ногу был подвешен голый человек. Как раз когда мальчишек подняли на ноги, по телу висящего волной прошли судороги, и он вытолкнул струю смешанной с ошмётками внутренностей крови в большое болото кровавой грязи под виселицей, поблёскивавшее жирно и маслянисто.

Край котловины обтягивала поблёскивающая нить проволоки, натянутой на высоте человеческого роста — от неё до самой земли стояла мерцающая лиловая стена. Внизу, на дне, друг против друга выстроились шесть бараков — два поменьше, один совсем маленький, три больших. На четырёх вышках по краям котловины — тоже внизу — виднелись прожектора и счетверённые установки.

Грузовик ждали четверо хангаров — в лёгких кожаных доспехах и с винтовками наперевес. Они заученно приветствовали хобайнов, один из которых сказал:

— Кум йар зегн ан Ольвитц йорд Ратта, — и кивнул в сторону бараков. Старший из хангаров, указав стволом туда же, отозвался:

— Энер ава земис, герета. Вир зоу вирдинг.

— Кам зиннен найва най дарга байн! — тон хобайна стал резким, угрожающим. — Тардинг виспер ту бинни айни форвостен! Диз айна стод!

Хангар несколько раз поклонился, скрипя оружейной кожей. Мальчишки переглянулись. Они достаточно хорошо знали язык данванов, чтобы понять — их ведут к какому-то анОльвитцу, который находится в бараках, и конвоировать будут хангары, но хобайн предупредил, что вечером завтра приедут его начальники, и с пленными — добычей хобайнов! — ничего не должно случиться. Уже хорошо. Время — это всегда, спасение… А надежду нельзя терять до последнего мига.

Их провели совсем рядом с виселицей. Ревок отвернулся, а Краслав, всмотревшись в чёрное лицо висящего, шепнул:

— То не наш, — и получил удар прикладом в спину. Горец обернулся, ожёг взглядом того, кто ударил. Хангар завизжал по-своему, замахнулся прикладом, но старший удержал его, сказал, несколько слов, и все кочевники покатались от хохота. Краслав презрительно сплюнул: — Нечисть…

Старший хангар, повернувшись к остальным, ударил пальцами правой руки о ладонь левой, вызвав ещё один взрыв хохота. Ревок, вертевший в это время связанными руками, признал, процедив:

— Умеючи вязали…

…Предки нынешних славян Мира называли данванов «безликими». Название употреблялось и сейчас, хотя давно уже всё знали — у пришельцев с неба есть лица, и вполне обычные. АнОльвитц йорд Ратта ничем не отличался от своих соплеменников — рослый, бледнолицый, с большими зелёными глазами на узком лице с прямым носом, рыжий и слегка веснушчатый. Но это только с первого взгляда. Чем ближе подходили мальчишки с конвоем, тем острее чувствовали: этот человек — сумасшедший. От ясного понимания этого хотелось закричать — так воет собака, когда в доме покойник.

Старший из хангаров заговорил с данваном на своём языке. На анОльвитце не было шлема, но выяснилось — он и понимает и говорит не только по-хангарски, но и по-славянски. Выслушав своего раба, он кивнул, почему-то сожалеюще смерил мальчишек взглядом и заговорил с Ревком:

— Теперь ты понял, что заниматься бандитизмом глупо? Обязательно поймаем. И посадим сюда.

Ревок пожал плечами:

— Так старший брат у меня есть.

— А мы и его посадим и поймаем, — ответил анОльвитц, заложив руки за спину.

— Так и младший брат у меня есть, — спокойно ответил Ревок. АнОльвитц дёрнул углом узкого рта:

— Поймаем и посадим и его.

— Да там-то и я, будет час, сбегу, — улыбнулся Ревок. И чуть не упал — ладонь данвана хлестнула его по лицу, разбив губы. Но удержался на ногах, не закричал и ответил спокойно, только чуть косноязычно: — А теэ-от и беать стаэт неуда.

— В барак, — махнул рукой анОльвитц, повернулся и зашагал прочь…

…В бараке не было пола — просто железный домик, поставленный на почву. Но, когда Краслав попытался копнуть, ямка сразу заполнилась водой.

— Срам Кощеев, — подвёл он итог и уселся в угол, сложив руки на коленях. Ревок какое-то время кружил по камере, исследуя её, потом уселся рядом:

— Как станем?

— А посидим тут, дверь выпнем да и уйдём уходом, — серьёзно ответил Краслав. — По-меж делом — глянь, глазок там.

Действительно, в двери был широкий, с экран телевизора, глазок, позволявший видеть, всё внутри. Как раз когда мальчишки на этот глазок посмотрели, в нём возникла мрачная рожа охранника, обозрела камеру и исчезла. Горцы переглянулись, и Ревок, поняв, что им обоим одновременно вспомнились рассказы Вольга, поднялся:

— А то похохочем…

…Через какое-то время охранник доложил анОльвитцу, что славянские щенки каждый раз, когда он, выполняя долг, заглядывает в камеру, просто умирают со смеху, даже по полу катаются. Так в лагере себя ещё никто не вёл, и анОльвитц поспешил в барак.

Реакция на его появление в глазке выразилась в визге, икоте и судорожных телодвижениях. АнОльвитц в сопровождении двух хангаров ворвался внутрь. Он с удовольствием разорвал бы маленьких негодяев в клочья, но завтра должны были явиться за ними. Кроме того, СЕГОДНЯ вечером намечался небольшой праздник с несколькими командирами ночевавшей неподалёку колонны — и портить себе настроение не хотелось. АнОльвитц убрался — напоследок заглянув в глазок и вызвав ещё один приступ смеха…

…Да, рассказы Вольга не пропали даром. Изнутри глазок был жирно обведён грязным квадратом. Ниже той же грязью было тщательно выписано совместно припомненными буквами латиницы: коротко и убойно:

SAMSUNG

* * *

Вечерело, когда на подъездной дороге появились шестнадцать молодых парней в форме горных стрелков. Они шагали по обеим сторонам дороги, провожая похабными замечаниями любое проносившееся транспортное средство, появлявшееся навстречу или догонявшее их. Грязная форма, драная и попалённая, раздрызганные ботинки, угрюмо-бесшабашные лица, сбродное оружие — всё говорило о том, что ребятки долго уже бултыхались в дерьме, чудом из него выбрались и сейчас стремятся отдохнуть…

…Когда Йерикка предложил это, Гоймир задумался и возразил:

— Молоды.

— У горных стрелков молодых полно, — ответил Йерикка. — Прорвёмся.

Тогда Гоймир согласился и послал в одну из весок за трофейным барахлом.

Вроде бы и в самом деле сошло. Хангары у входа подтянулись и заозирались. В негласной «табели о рангах» данвансних войск они стояли на последнем месте.

Ребята остановились шагах в пятнадцати и тут же устало поплюхались на обочины, нарочно отворачивая лица. Кто-то завалился на спину, кто-то начал переобуваться, кто-то глотал воду из фляжки… Йерикка, Олег и Гоймир пошли на пропускной пункт.

В таком напряге Олег давненько не был. И удивлялся, как спокойны его спутники — в полной уверенности, что сейчас именно по нему определят подлог, что он не выдержит…

— Тут есть данваны? — Йерикка обратился к старшему хангару. — Срочно и любые.

— Гаспадин анОльвитц йорд Ратта, — ткнул хангар в бараки, — но у них там ивыстыреча…

— Не важно, — поморщился Йерикка и пошёл мимо так, словно хангарами тут и не пахло.

Вот тут началось слегка наперекосяк. Очевидно, те получили строжайшее указание никого не пускать, потому что хангар почти умоляюще сказал, заступая дорогу:

— Бамаги… бамаги, документы покажите…

«Абзац», — подумал. Олег, невольно оглядываясь на дорогу, по которой как раз пёрла колонна грузовиков с солдатами.

И вот тогда-то Олег и оценил Йерикку в полной мере. Рыжий горец повёл себя с потрясающим хладнокровием и пониманием обстановки — им можно было только любоваться. Сперва он застыл, словно не понимая, кто ему заступил дорогу и что это, собственно, значит?! Потом он сбычился и набрал воздуху в лёгкие — этого было достаточно, чтобы хангар посторонился, но, раздражённый недосыпанием, усталостью и человеческой тупостью командир горных стрелков выхватил из кармана блокнот и заорал, пересыпая рёв матерной бранью:

— Ты, ублюдок, б…я, видишь этот блокнот?! Я, б…я, сейчас тебя заставлю его в зубы взять и к этому вашему анОльвитцу раком, раком, на х…, ползти! Мы, б…я, за этим блокнотом… А ну-ка!..

Йерикка зашагал дальше. Гоймир и Олег, всё это время стоявшие с устало-непроницаемыми лицами, двинулись следом.

— Что там? — спросил Гоймир, когда они отошли шагов сорок, имея в виду блокнот.

— Мои записи, — спокойно ответил Йерикка. — А ведь чуть не влипли… До чего поганое место!

Олег был о ним согласен на все сто. Пахло сыростью и — слабо, но ощутимо — гнилой кровью и нечистотами. Котловина напоминала декорацию к фильму о концлагере, но для декорации она была слишком реальной.

— Так, начинаем, — Йерикка достал из-под куртки свой «парабеллум» с кустарным глушителем. Такой же был на «нагане» Олега, а Гоймир позаимствовал второй «парабеллум» у Святомира. — Вольг, вышки… Куда? — это относилось к хангару, появившемуся из-за штабного барака. «Тв!» — выплюнул «парабеллум», и хангар грохнулся наземь. — А мы внутрь.

Он и Гоймир взбежали на крыльцо — изнутри, когда Йерикка распахнул дверь, донеслись сдержанный, но весёлый шум, позвякиванье… а потом всё разом стихло.

Дальнейшее, происходившее внутри, Олега не интересовало. До вышек с того места, где он стоял, было шагов по восемьдесят — предел для нагана. Олег всмотрелся — все четверо на вышках смотрели на подъездную дорогу, где торчали остальные горцы. Ну и хорошо.

Мальчик положил массивный надульник «глушака» на сгиб руки, поёрзал. Он знал, что надо действовать быстро, но эта неспешность помогала ему успокоиться.

«Тв! Тв!» Двое на вышках, находившихся дальше от дороги, вскинулись, поражённые в головы, и сползли внутрь своих коробов. Олег повернулся, подул в ствол, снова устроил его на предплечье.

«Тв!» Но четвёртый обернулся примерно в эту секунду — и, увидев, как падает предпоследний, сел. Наверное, даже не осознанно, а от страха — это его спасло.

Олег оценил всё моментально. К скорострелке эта мразь не подберётся. Но может начать стрелять из автомата и всполошить охрану в бараках. Или даже тех, кто проезжает по дороге…

Додумал он всё это, уже привалившись спиной к одной из холодных стальных опор вышки. Мальчишка смотрел вверх, держа «наган» обеими руками у щеки.

Хангар наверху не двигался. Но сейчас он очухается — и…

…— Файле! — резко крикнул Олег, вспомнив одно из двух десятков выученных при помощи Йерикки данванских слов военного обихода. Грохнуло наверху упавшее на доски тело — хангар выполнил приказ автоматически, даже не поняв, кто приказал падать.

«Тв! Тв! Тв! Тв!» Олег выпустил сквозь пол все четыре оставшихся пули. Раздался какой-то странный звук, стук… а потом через две из четырёх дырок закапала кровь.

— Упс, — Олег вздохнул и огляделся. Горцы, перерезавшие охрану, уже мчались в лагерь по спуску. — Парни! — он поспешил им навстречу. — Давайте к охране. Всех, кто там есть — перерезать, и чтоб без стрельбы. Потом выпускайте пленных, но тоже тихо!

Поднявшись на крыльцо штаба, он потянул на себя дверь. Та открылась с явным трудом, да и не удивительно. Изнутри к ней был пришпилен под левую лопатку брошенным камасом данванский офицер.

— Неплохо, — «заценил» Олег, оглядывая разгром. Йерикка сидел за столом и кушал какой-то салатик из не забрызганной мозгами миски. Валялись ещё три данванских трупа. — Я там распорядился… Не понял?!

— От то и я! — воинственно подтвердил Гоймир. Он стоял, опираясь на стол, рядом с третьим живым в этой комнате. Больше того — живым этим был горец, в котором Олег узнал Морозко из четы Святобора. — Ты мне отвечай стать кровь Перунова, каким ветром ты тут?! Да что молчишь, одно рыба?!

— Я в плену, — еле слышно ответил, мальчишка.

— Й-ой, Род и навьи наши! — застонал Гоймир. — Часом уж и не в плену ты! Ну да хоть разумное слово слышу…

— Гоймир, — так же тихо сказал Морозко, — по-завтра об вечер тут будут со штаба фронта…

— Какого фронта? — поднял голову Йерикка. Олег, присев, подцепил кусок красной рыбы, кинул в рот.

— Нашего…

— О, против нас уже открыт фронт?! — оживился Йерикка. — Поздравляю, нас признал враг.

— А то — когда будут тут? — заинтересовался Гоймир. — Й-ой, Морозко, да ты голову-то вздень! Так сильно били, что ль? Ну и ушло всё, сгинуло, на воле ты…

Морозко то ли всхлипнул, то ли усмехнулся, но головы так и не поднял, лишь сказал:

— По-завтра об вечер, говорил уж…

— Би-или, — протянул Йерикка. — Сволочи…

По ступенькам простучали шаги и, упираясь ладонями в косяки, внутрь всунулся Яромир — весёлый, как на величанье:

— Тут вот оно… — начал он. — Й-ой, то себе! А что спразнуем?!

— Ты что-то хотел сказать, — напомнил Йерикка.

— Да…Тут вот оно. По-первых, нашли мы Краслава да Ревка, часом отмыкать не стали…

— ?! — изумился Гоймир.

— Так что ржут, как кони! — обиженно ответил Яромир, отпихивая локтем АК103. — Холод там в глазок глянул, а они-то легли посмехом!

— Пойду посмотри, — Йерикка встал. Яромир махнул рукой:

— Годи, годи, вот ещё дело-то, вот оно…

— Третьим разом твердишь — забыть боишься?! — рявкнул Гоймир. — То ли кто из выжлоков бегу задал?!

— Скажешь! — возмутился Яромир. — Тут в закуте двое наших. Тёрн из четы Вийдана — ну, помнишь того Орла, что о прошлое лето плечо Мирославу порубил? И Ростислав из четы… Й-ой, Морозко?! А, Гостислав из четы Святобора. Глянутся так, то меня на жалость взяло — попусту мы выжлоков быстро свели. А прочие пленные — из здешних лесовиков.

— Я взгляну, — встал Олег, подхватив ещё ломать холодного мяса.

— Кличь сюда прочих, — сказал ему вслед Гоймир…

…— Й-ой, новым-новая передача! — завопил Ревок, тыча в глазок. — Смотри, Краславко! Вот то прозванием: «Лицо в стене»!

Йерикка открыл камеру и, войдя, безошибочно развернулся лицом к двери, которую толкнул ногой. Хмыкнул:

— И долго вы этих бедняг так мучили?

— А сутки считай, — Ревок вскочил и, раскинув руки, шагнул к Йерикке. — Ждали-жда…

Йерикка посадил его наземь коротким, точным ударом «под ложечку». Краслав вскочил, крикнул изумлённо:

— Ты что?!

— Как попались в плен, дурачьё?! — резко выкрикнул Йерикка, беря его за плечи, и подтягивая ближе. — Думаешь, я следы не умею читать?! Болтали, шли друг рядом с другом — гор-р-рцы! Вон! — он пнул проскочившего мимо Краслава. — Хохмачи недоделанные! — подняв Ревка, Йерикка выволок его наружу, как куклу, послал вслед за Краславом, рявкнул: — Ищите оружие?

Он сам не знал, с чего так разошёлся. Нет, он был зол на самом деле, но вовсе не так сильно! Прислонившись затылком и лопатками к стене, Йерикка сквозь зубы цедил холодный вечерний воздух с явным привкусом дождя. Да, дождя. Висевшее над горизонтом солнце скрыли тучи, они ползли всё дальше, дальше по небу, наползая на Око Ночи… и где-то на северо-западе уже штриховал мир холодный ливень.

— Всё, — сказал Йерикка. Не о дожде. Он сам не знал, о чём — но настроение из пакостного вдруг стало тревожным…

…Он увидел Олега. Тот шёл, словно слепой, ведя рукой по стенке барака. Потом поднял голову — Йерикке бросились в лицо его глаза — недоумённые глаза, человека, ничего не понимающего в жизни.

— Эрик? — опросил Олег, словно не веря тому, что видит.

— Как там наши? Живы? — спросил рыжий горец. Олег секунд десять смотрел на него, потом заторможено ответил:

— Живы… Знаешь… там, в этих баранах… трупы гниют… и черви в них… а живые — тут же… и гнилая кровь… — Олег поднял ладони к лицу. — Так пахнет…

— Это война, — не подумав, ответил Йерикка. Олег вскрикнул:

— Война?! Этих людей забивали насмерть! Даже не казнили, как вы пленных, а забивали какими-то палками! Резали, как скот, выпускали кровь и оставляли лежать там, в этой крови! Как это может быть?! — недоумевающе и тонко вскрикнул он.

Йерикка обнял друга и прижал к себе.

— Тихо, тихо… — зашептал он. — Это правда, это не война, они не воины, они убийцы… но из боя нельзя уходить, потому что воины — МЫ. Мы уже не можем всё это бросить, как бы страшно не было…

— Да мне не страшно, — Олег не отрывал лицо от плеча Йерикки, и слова звучали глухо, — мне ничуть не страшно… Я не по-ни-ма-ю, как такое можно делать?! Они люди — или нет?!

Олега трясло. И Йерикка… успокоился. Тоскуешь и боишься, когда думаешь о себе… А когда беспокоишься за другого — беспокойство и страх за себя уходят. Другое дело, что не все могут ощущать это беспокойство за других….

— Ладно, — грубовато сказал Йерикка, — пойдём.

Олег поднял лицо. Не плакал он. Но на его щеке вдруг появилась капля. Поползла вниз, на подбородок.

— Дождь, — сказал Олег. И сморгнул: — Смотри, дождь начался.

* * *

Почти все горцы собрались у штабного барака. Ревок и Краслав отмахивались от шуток и тычков, хохотали счастливо, очевидно так и не поняв до конца, что спаслись от смерти. Всё произошло, как и должно было произойти. Как в былине. Наши успели вовремя. Как надо!

Тёрн и Гостислав выглядели не столь радужно. Нет, они тоже радовались и даже улыбались, и хлопали в ответ по плечам ребят, и целовались с ними. Но вид у них был… Ясно, что они оголодали и предельно измотаны пленом, да ещё и отчётливо видно — избиты неоднократно и жестоко. Оба мальчика были бледны, глаза, провалились, волосы висели грязными космами.

Морозко почему-то сидел на земле, широко расставив ноги и свесив голову. Он совершенно не реагировал на вопросы, разговоры, толчки… Пока на это как-то не обращали внимания, настроение у всех оказалось приподнятое, и разошедшийся дождь не очень мешал, не казался противным и нудным.

Гоймир с остальными, пока Йерикка и Олег ходили по лагерю, заминировал штаб и вышки. Так сказать, подарок намечающимся гостям. Как говорил Олег, в таких случаях чувствуешь себя Санта-Клаусом…

— Лады, прыгаем отсюда! — Гоймир тоже смеялся. Он толкнул в плечо сидевшего на земле Морозко. — Да вставай же! Всё, уходим! — он повернулся к остальным. — Одрин, где лесовики!

— Уходят, оружие разобрали со склада, — ответил художник.

— Добро… «Пленных», — он усмехнулся, — под стражей ведём. Хорош веселья, уходим отсюда!

— Морозко, вставай ты, — Резан тронул сидящего мальчишку за плечо, — будет тебе, вольно дырку просиживать!

Тот даже не пошевелился. Почти все уже пошли к дороге, но Тёрн, Гостислав, Олег, Гоймир и Йерикка всё ещё стояли возле Морозко.

— Верно, что отбили, — озабоченно определил Гоймир. — Тёрн, помоги ему.

Ни Тёрн, ни Гостислав даже не пошевелились…

— Тёрн! Гостислав! — рявкнул Гоймир, видя, что Морозко, как и прежде сидит на земле, совершенно безучастно глядя перед собой, а ребята не спешат ему помочь. — Вы иль вовсе сдурели в плену-то?! Помогите ему, уходим!

Красивое лицо Тёрна перекосилось, он сплюнул и пробормотал:

— Я к тому говну и за все богатства Оземовы не коснусь…

— Что-о-о?! — взревел Гоймир. — Да ты не ополоумел ли, Орёл?!. — но Гостислав тихо сказал:

— А не кричи, князь-воевода. Веры можешь не давать, да только правда Тернова. Так сталось, что Морозко-то — перемёт, перескок. Вот оно то.

* * *

На пляже перед озером остались только освобождённые пленные, Гоймир, Йерикка и Олег. Послушать, конечно, хотелось всем, но Гостислав, которому Тёрн предложил рассказывать, замялся и, умоляюще глядя на Гоймира, попросил:

— Ты скажи им, князь-воевода, уйдут пусть. И обиды не держат. Нет мочи… нет мочи при всех-то говорить про то.

Его голос звучал так, что все, не дожидаясь слов Гоймира, один за другим потянулись куда-то в стороны — молча и почему-то не глядя друг на друга. Йерикка не двинулся с места — посвистывая, он шлифовал затвор своего «дегтяря» промасленной тряпочкой — и никто ему ничего не сказал. Олег наоборот — было пошёл, но тут вдруг подал голос Морозко, сидевший на плоском камне с подтянутыми к подбородку коленями. Он был без плата, но не жаловался ни не холод, ни на сильный ветер с озера, словно ему уже было всё равно:

— Пусть землянин останется, — очень тихо попросил он, глядя на свои ноги.

Олег остановился — удивился и даже испугался. Глядел во все глаза на Морозко, а тот, поднял голову, взглянул в ответ, и в его глазах увидел Олег такое, что сел обратно.

— Заступников ищешь? — зло спросил Гоймир. Он стоял, расставив ноги и уперев в песок между них меч в ножнах. — Ступай со всеми, Вольг.

— А вот хрен тебе, — мгновенно отреагировал Олег, — мы сейчас не в бою, и положил я на твои приказы с прибором.

Гоймир резко повернулся к нему, но тут Йерикка перестал свистеть и сказал спокойно, продолжая полировать затвор:

— Вообще-то Прав велел, чтобы человека считали невиновным, пока не докажут его вину. То общий закон.

— А мы в поле, а не в городе! — огрызнулся Гоймир. — Мы воинским судом судимся!

— Ну и что? — пожал плечами Йерикка. — Судья есть, видоки есть, обвиняемый есть, должен быть хоть один защитник…

— Тебе и быть, — решил Гоймир. Йерикка улыбнулся:

— Я? Ну нет. Я тут просто на камешке сижу. А защитником пусть будет Олег.

Он назвал Олега его настоящим именем, а не тем, которое дали в племени. Словно напоминал, что тот — землянин. Кому? Гоймиру? Или самому Олегу?

Гоймир то ли зашипел, то ли ругнулся сквозь зубы, но повернулся к Тёрну и Гостиславу, сидевшим плечо в плечо на песке, на одном плаще — орлёнок и рысёнок, дети племён, разделённых кровной враждой в дни мира…

— Как станете?

Гостислав кивнул. Тёрн сказал:

— Вольг? А пускай его… Ты починай, Гостиславко, не тяни…Мутно и так.

— Часом… — Гостислав запустил пальцы в густые волосы, подёргал их, потом выпрямился и заговорил: странным, механически-безжизненным голосом, Олег сперва удивился. Но потом сообразил: парню так просто легче было говорить — отстранившись от себя самого. Уж слишком омерзительно было всё, им сказанное…

— Из одной четы Тёрн да Морозко. Я — из другой, и племя моё другое. А попались мы одним днём. Я — так по дурости, от своих отбился, ночь в стогу ночевал… там и цапнули меня, сонного. Восемь дён тому. Тёрн… сам говорить станешь? — обратился он к другу. Тот махнул рукой. — Добро… Напал ваш Святобор на грузовики промеж Кровавых и Смеющейся. Граната склоном выше разорвалась, их и столкнуло камнями-то — разом в лапы выжлокам, и отбить их не поспели… А перевиделись мы трое уж тут, в лагере, чтоб его Кощей уволок. Били нас — это ясным делом, и крепко били, и плевали в нас, как в грязь… — он коснулся еле поджившего грубого шрама на скуле. — И не спросом били, а так — одно веселили себя. По обычаю, скажем, своему. Ну от ваших на ярманках да по лесным тропкам мне крепче бывало. Потом били в лагере, а за главного тут зегн анОльвитц йорд Ратта, то его ты, Гоймир, приколол-свёл, да и не добро сотворил…

— Й-ой?! — Гоймир явно удивился.

— А потом станет — разуметь будешь, что так… Держали в лагере и лесовиков — кого за вину, кого за взгляд, кого за собачий лад… Нас наособицу охраняли… Вы уж не сбивайте, и без того мерзко… — Олег заметил, что Йерикка с совершенно отсутствующим видом перешёл к разборке дисков, но был уверен — рыжий горец слышит больше, чем Гоймир и он, Олег, вместе взятые. А Гостислав продолжал: — Ум-то тому анОльвитцу Кощей обсел. Я так мыслю — сами же и данваны его рядом терпеть не могли, то и поставили душегубкой водить… Стража — выжлоки хангарские. Сам лагерь видели вы. Уходом уйти… — Гостислав поморщился. — Там, краем, обок дороги, виселица стояла. На ту виселицу беглых и вешали, да не за шею, а за ноги. На сутки, на двое — иной и по трое висел, а всё умереть не мог. Глаза лопнут, кровь ими идёт, носом идёт, ртом, ушами… Так мы первым же днём ушли… честью — пробовали уйти, уразумели, что место не для людей. Уйти ушли, а из ямины не выбрались. Волоком нас волокли обратом, да и в комнату к анОльвитцу, как тряпьё, швырком швырнули. Взялись током пытать. Одного жарят, двоих остальных выжлоки из угла в угол гоняют, что шары для гулы — добрая игра вышла! Мы тем часом держались, пока мочь была. Сволок тот аж дважды передых брал, пока мы в крови валялись — упарились бить… Уж не упомню, сколь били — а только гордости не стало, принялись мы криком кричать. Я и закричал первым. Что там кричал — тож не упомню… Не ведал, что так это больно — ток, одно пламя ледяное, и по коже, и внутри… А тут разом анОльвитц музыку включил. Нас урабатывают, а он-то за столом сиднем расселся, ест и как на скомраший погляд смотрит. И с того раза почал он нас переламывать, как пруты. Вторым днём то же угощение нам поставил — ток да дыба. Да и говорит: «А тут вам не фронт. Фронтовики с вами работать не умеют. Я-то вас научу по-собачьи тявкать.» И верно — подойдёт, торкнет пистолет в лоб-от и смехом смеётся: «А ну, погавкай?» Раз! Курок спустит, а ствол-то пустой. Шутил весело. Но видно — зло его ело, мы-то молчком… а то и кричим, заходимся, но без слов, или ругнёй… По третий день я левым глазом считай ослеп, Морозко — понемел, мыком одно говорил, без слов. Тёрн прямей всех был, — Гостислав посмотрел, на друга, тот покраснел и дёрнул плечами: — Как свечереет, он песни петь принимался, басни говорить… А в ночь плакал, думал — не слышим.

— Больно страшно было, — признался Тёрн. — Я словом говорил — выручат нас, а сам-то мыслью не верил, думал — умучают ведь… — В бараке холод, сырость, вонь… — Гостислав переглотнул и пояснил беспощадно: — Как пытать станут, так отовсюду течёт… А мыться — швырком в барак запхнут да на полу водой со льдом отливают… Ну и до отхожего места нас, ясен день, не водили. А ночами лесовиков пытали — мы и слышали, стенки-то в палец-от да и близким-близко. От нас ему не сведения были нужны, сведения что — поломать он нас возмечтал! Ну и четвёртым днём по ночь он нас не в барак вернул, а велел посреди лагеря в землю зарыть, по шею зарыть, и выжлоки на нас мочились… К утру были мы никакие. Откопали нас по свету, как солнышко от окоёма вверх пошло. И до бани — с тёплой водой баня, мы с Морозко часом только не растеклись от удовольствия, а Тёрн-то на скамью сел да и сбледнел, говорит: «Вот то самое страшное с нами почнётся.»

— Я угадал, — явно через силу сказал Тёрн. — Только веры себе не давал, боялся той веры. Ты говори, Гостиславко, говори… рассказывай ребятам…

— По след того поволокли нас к выжлокам в их берлогу вонючую — и чего мылись? Выжлоки-от толпой вкруг, ржут, как кони, криком кричат, в нас тычут. Часом дошло до меня, что с нами станет. Я в драку — мыслил, пусть хоть убьют… Где там, какие из нас тем временем бойцы… Так я всё одно первому хлебало на сторону свернул, а другого-т коленом в хозяйство приласкал — ему тем вечером никакой радости, мыслю, не было…Там у них лежаки такие — кровати, что ли? — в два ряда, один над другим, спинки высокие… Так меня — животом на ту спинку, перегнули надвое, ноги — к ножкам, руки — к спинке, на шею — петлю и к верхней кровати, да не удавку, чтоб не задавился случаем чего… Тёрна — тоже напротив, лицо в лицо…

Олег почувствовал, что у него пересохло во рту, а дыхание обжигает носоглотку, как при сильной температуре. Мальчику было плохо. Гоймир стоял с каменным лицом, лишь глаза из синих стали чёрными от гнева. Йерикка вдруг мягко сказал:

— Хватит, Гостиславко. Всё ясно…

— Нет, слушайте, — так же механически возразил Гостислав. — Я одно главного не сказал разом… Я тем часом глаза закрыл. Нет, не со страху — мне не хотелось на Тёрна смотреть.

— Я так же, — добавил Тёрн.

— Думалось — будет больно. Да только разом почти сознания лишился. Опамятовался, как мне зубы разжимать начали. А Тёрна ещё… — он закусил губу, потом облизал её, закончил через силу: — То ясно. Он уж и тоже без сознания был… Я зубы-то стиснул, выжлоки побились да и отступились. Отвязали нас, волоком в барак сволокли… Потом и Морозко притащили, он-то лёг на живот, и всё. Так-то и лежал. Утром уж пришёл сам анОльвитц. И от порога кличет нас троих, а за ним те нечисти лыбятся. Зовёт, а зовёт нас женскими именами. Я в него плюнул. Тёрн — тот и не отозвался. А Морозко… встал и пошёл.

Морозко уткнулся лицом в ладони. В наступившей тишине шуршал дождь, и слышно было, как мальчишка плачет.

— Одно сперва мы его так просто… жалели. И как сказал нам анОльвитц на следующем допросе, что переметнулся Морозко — веры не дали, а что к нам больше не приводили — так мы думали: умучили. АнОльвитц нас прежним обычаем — что ни день, пытал, а ночами выжлоки радовались. Да только им нас, что ни ночь, скручивать приходилось, и на имена те мы не отзывались. А разом перед тот вечер, что вы пришли, Тёрн сумел в барак стекло принести. Как нас улицей тащили с допроса — увидал да и наступил, что оно в ногу вошло, а в бараке достал. И мне-то говорит: «Будем?» Я размыслил и в ответ: «Будем.» И сговорились, что вот этой-то ночью, прежде чем потащат нас к выжлокам, жилы на шее перережем… Так тут — вы…

— Так, — словно черту подвёл Гоймир. — Морозко, ты говори.

Казалось, что тот давно ждал этого приказа. Он оторвал голову от ладоней и заговорил — голос был тусклым, как дождь.

— То неправда, что Тёрн поперёд нас догадался. Я с изначала того и боялся. Заставлял себя: «Не мысли про то!» — а всё равно… Как увидал, что привязывают ребят-то, так я… я обделался. Прямо там. Выжлоки-то всё это меня с пола слизать заставили, меня сорвало, так они и это… заставили…

— Что то «заставили»?! — заорал Гоймир. — Что то «заставили»?! Силком зубы растиснули, да и влили?!

— Н-н-нет…

— Так то ты сам, сам лизал, ты, с-с-с…

— Гоймир, дослушать надо. Спокойно, — услышал Олег свой собственный голос. И — с неменьшим удивлением! — голос Гоймира:

— Добро. Конечно. Добро.

— Дальше в баню толкнули, вымыться велели. А по… после — стать… стать… — Морозко потрогал горло рукой: — Я стал.

— А точно как? — сухо спросил Гоймир. — стал? Одно поставили?

— Стал, — как зачарованный, сказал Морозко.

— Ясен свет. Дальше? — кивнул Гоймир.

— Я мыслил… верил — сознания лишусь, и ладно… Да нет. Первым один, там — второй, третий меня снасильничали. А четвёртый-то встал передом и… Гоймир, мочи нет, мочи нет, Гоймир…

— Князь, — поправил Гоймир. И завершил жёстко: — Встал, да и велел тебе рот открыть. Ну, ты?

— Открыл… Дальше… ушли они… Я там-то лежал, пришёл анОльвитц. Верно он спервоначала видел, что боюсь я. Встал в дверях и говорил, говорил… Я и поклонился.

— Чем? — хрипло спросил Гоймир.

— Жить с ним. С ним одним. То не так страшно было…

— Точнее, — Гоймир покачал головой: — Я бы тебя и пожалел. Грязь то, но не переметчество. А говорил, ли ты анОльвитцу тайные вещи — сколько в четах людей, да кто воеводы, да кто бойрами в племени и другое? — Морозко снова опустил голову: — Ответ держи!

— Что знал — то сказал, — Морозко снова заплакал: — Он грозил — вернёт к выжлокам…

— Ну и довольно, — с облегчением прервал его Гоймир: — Что солнышко ясно в небе, то и допрос наш, — и добавил не зло, а презрительно: — Сука ты, не сучонок, ей-пра. Как там они тебя кликали? Вот ты она и есть — подстилка, и не в том соль-то, что снасильничали тебя. Девка ты продажная.

— Прекрати его унижать, — хмуро, но решительно сказал Олег. Гоймир повернулся к нему:

— То ль жалкуешь?!

— Жалею, — твёрдо ответил Олег. — Презираю… и жалею. И вот не знал, что горцы упавших топчут.

— Так как станем? — крикнул Гоймир. — Так как — простим его?! Пусть и дале в одной чете… вон, с Тёрном войну воюет, оружие носит?! Знал он, кого в защитники выпросить!

— Прекрати, — вмешался Йерикка. — Вольг прав.

— Ты следом его простить просишь?! — спросил Гоймир.

— Не предлагаю, — парировал Йерикка, — и Вольг, по-моему, тоже не предлагает. Но унижать нельзя.

— Так он сам, сам — хуже некуда!..

— Тем более, — непреклонно ответил Йерикка и вернулся к пулемёту.

— Так как — простим? — уже спокойнее поинтересовался у Олега Гоймир.

Олег посмотрел на Морозко. Ему было очень жаль этого мальчишку. Искренне жаль. До глубины души. Но простить его?.. Олег знал совершенно точно, что скорее бы умер, чем превратился в добровольную подстилку. И понимал, что Морозко — больше не воин. И не человек. Он обломок, исковерканный, ненадёжный обломок, который больше не выпрямить… Такова была безжалостная логика Мира, войны и правды, которой живёт воин. Не придуманная правда томов законов, а правда Верьи и Рода, говорившая, что жить человек может, Если он человек. А не потому что.

Морозко поднял голову и встретился глазами со взглядом Олега. В глазах землянина читалась жалость. Но она была холодная, как здешний дождь. Такая же грустная и обрекающая. Как приговор строгого, но справедливого судьи. Как взгляд Права. Как единый для всех закон, не учитывающий обстоятельств и слабостей. Как война — как сама война, на которой предателей убивают.

Левой рукой Олег достал камас и бросил его к ногам Морозко. Тот спустил ноги с камня:

— Благо тебе…

Гоймир показал рукой — Тёрн и Гостислав поднялись и молча пошли прочь, не оглядываясь. Морозко поднял камас. Посмотрел на всех по очереди:

— Ребята, ничего вы…

— Молчать все станут, — хмуро, но твёрдо пообещал Гоймир. — То для тебя честь не по чести, да только есть у тебя и родители, и братья младшие… Умрёшь — и всё концом пойдёт. Весь ужас с позором. Скорее, Морозко. Не тяни дело.

— Да. Йерикка, Вольг — благо вам. Княже, прощай.

С этими словами Морозко вогнал камас себе в живот. И повернул.

Он застыл, держа рукоять обеими руками и чуть пригнувшись. Странно, но ни боли, ни страха не отразилось на его лице. Он ещё раз толкнул, камас, содрогнувшись всем телом и тихо кашлянув. Глаза стали спокойными и сонными, ноги Морозко подломились, он сел и осторожно привалился спиной к камню. Потом дёрнул камас из себя, подался за ним… и обмяк совсем. Оружие, выпав из его руки, бесшумно упало на песок.

Олег заставил себя подойти, взять камас и, тщательно вытерев его, опустить в ножны. Вздохнул. Гоймир молчал. А Йерикка, поднявшись и закинув вычищенный пулемёт за плечо воронкой ствола вверх, негромко прочёл:

— Так что?! — почти враждебно спросил Гоймир.

— Ничего, — ответил Йерикка. — Это Звенислав Гордятич.

«Его любимый писатель», — отметил Олег. Машинально.

За фоном звучавшего в мозгу немого крика.

* * *

Морозко похоронили, как хоронили всех погибших — в могиле над водами Текучего, над водопадом. Шёл дождь, и не верилось, что два дня назад тут было веселье, и читали письма от девчонок… Тёрн и Гостислав ушли, ничего не дожидаясь — и, если добрые пожелания способны охранять и защищать, то их в пути не возьмут даже авиабомбы…

В эту ночь Олег не мог уснуть. Он пытался. Странно это — пытаться уснуть. Всё равно, что пытаться дышать. Раньше он просто ложился и сам не понимал, как наступает сон. И задумывался о том, что такое сон, не больше, чем что такое дыхание.

А вот теперь он не мог уснуть. Он хотел уснуть, он заставлял себя спать — и не мог.

То, что произошло, не укладывалось ни в рамки гуманизма, ни в рамки жестокости. Хотелось закутать голову плащом, заползти в угол и больше никогда не двигаться. Иначе завтра снова надо будет куда-то идти, что-то делать и вообще жить. Олег поймал себя на дикой мысли, что завидует Морозко. Его больше нет, и нет для него ни страшных мыслей, ни непроглядной беспросветности…

Подошёл Йерикка и сел рядом:

— Не спишь?

— Да и ты, я вижу, тоже, — Олег, лежавший на животе, повернулся на спину. — Думаешь?

— Угу. А ты?

— А я пытаюсь не думать. Плохо получается… — Олег тоже сел. — Жаль, что этот анОльвитц мёртв.

Очевидно, сказанное удивило даже Йерикку, потому что он спросил, покосившись на Олега:

— Это почему ещё?

— Я бы убил его, будь он жив… Йерикка, что будет дальше?

— Ничего хорошего. Кончились наши каникулы.

Йерикка умолк и молчал долго. Очень долго. Наверное, часа два молчал, сидя рядом с молчащим Олегом. Ночь кончалась, и озеро было подёрнуто рябью от ударов бесчисленных капель.

Поднялся Гоймир. Подошёл к выходу, долго смотрел вокруг, потом подставил ладони под струйку воды, стекавшую с карниза над входом в грот, умылся. И, повернувшись, резко скомандовал:

— Подъём!

Олег почти обрадовался команде. Показалось ему, или правда, но, кажется, многие тоже не спали.

— Кончилась ночь, — сказал Олег, вскидывая на плечо автомат.

— Кончилась? — непонятно спросил Йерикка…

…Через какое-то время две цепочки горцев уже уходили прочь от берега озера — по тропинкам, не оглядываясь.

…Богдан вышагивал за Олегом. Он был непривычно угрюм и задумчив, и в конце концов Олег, не выдержав, обратился к нему, стараясь говорить бодро:

— Чего такой мрачный?

Богдан ответил не сразу и не очень охотно:

— Да рассказал мне всё Гостислав-то, друзья ведь мы с ним…

— Испугался? — понимающе, без насмешки, спросил Олег. Богдан возмущённо дёрнул плечами:

— А вот сейчас! Одно тошно… То ж такие трусы! Как резали мы их в бараке, охрану-то, двое не то трое проснулись — да никто и рта не раскрыл, своих упредить. Лежали молчком, не то думали, что, коли молчат, так мы их не тронем, тряслись трясучкой… А случись их сила — тут они одно зверьё делаются…

Богдан ещё что-то хотел сказать, но только махнул рукой, и Олег хлопнул его по плечу.

Чета тут же остановилась, словно это был сигнал. На самом-то деле Гоймир как раз вскинул руку, и все сразу присели, разворачиваясь стволами в стороны.

Никого не было. Лишь откуда-то спереди взлетели, тяжело взмахивая крыльями, несколько воронов. Один сел на верхушку сосны, скосил на людей блестящий чёрный глаз и, подняв перья на шее и голове, хрипло каркнул:

— Кр-рок… рэк…

— Что там? — Олег подбежал на секунду раньше Йерикки. И ответа в сущности уже не ждал. В сыром воздухе густо пахло уже остывшей кровью, кислятиной выстрелов — тем, что указывает на окончившийся ожесточённый бой.

Гоймир и не ответил. Он напряжённо всматривался сквозь ветви в широкую прогалину, похожую на коридор, где вместо стен — подлесок.

— Йерикка, — хриплым, своим голосом попросил он, — да скажи мне, что то всё скаж уводневый…

— Это на самом деле, — Йерикка встал с колена. — Пошли, надо убрать… это.

* * *

Бывает так, что судьба начинает наносить человеку удар за ударом, без передышки, без пощады. И, если он падает, судьба затаптывает его в грязь.

Говорить, что человек должен держаться любой ценой — легко.

А вот не упасть — трудно…

…Такого никто из ребят ещё не видел.

Очевидно, чету поймали в ловушку. То ли зная заранее, где она пойдёт, то ли на какую-то приманку. Во всяком случае, огневой мешок был подготовлен загодя, прогалина пристреляна, а кусты переплетены колючей проволокой, укрытой листвой. Проклятья, рыдания, крики повисли над страшным местом — мальчишки узнавали ребят из племени Снежных Ястребов, своих побратимов, родных по крови, друзей, которых помнили, сколько себя. Казалось, что легче было бы самому лежать в сырой траве, чем стоять над трупами и смотреть на них — ещё недавно живых, весёлых, о чём-то мечтавших… И непереносимой была мысль, что, пока они отдыхали у озера, на этой прогалине погибали их соратники, казалось, можно услышать стоны, бессвязные команды, призывы о помощи — всё, что сопровождает такую засаду…

Прогалина была истоптана, залита кровью и усыпана гильзами. Горцы, конечно, отстреливались, но чужую кровь нашим только в одном месте. В засаде сидело человек пятнадцать, и подставились они отлично. По следам было ясно, что чета Квитко — а это была именно чета Квитко — отстреливаясь и унося двух или трёх раненых, ушла по прогалине, бросив трупы, и противник их преследовал. Рыси достаточно хорошо представляли себе, как это было: группа бойцов, тащащая товарищей, лупит во все стороны очередями с искажёнными тоской и яростью лицами, а почти невидимый враг, следуя за ними через кусты, жалит, жалит, жалит, и ещё кто-то падает, и кто-то истошно кричит, раненый… Сколько раз они сами вот так преследовали врага, играя с ним, добивая последних за сажень, за шаг от спасения…

Нашли шестерых убитых, всех — опознали. Богдан, братан Кетика, Домко и Добрила лежали прямо на прогалине — их, очевидно, срезало тут же, Добрила ещё улыбался. Одрин висел на проволоке, запутавшись в ней — наверное, метнулся в сторону и врезался в заграждение. Внутренности из распоротого живота свисали с колючек чёрной от загустевшей крови студенистой массой, из спины торчал перебитый позвоночник и выпирали выбитые рёбра, вокруг пролома в затылке вязко подрагивало желе мозга. Судя по всему, в него ещё стреляли уже после того, как он умер.

Подальше лежал Родан. Его взорвали гранатой — наверное, когда он прикрывал остальных. Судя по следам, он — уже с развороченным пахом и оторванными по бедра ногами — ещё прополз, мучаясь и истекая кровью, сажени четыре, словно стараясь уползти от смерти, пока кто-то не прошил его очередью крест-накрест, словно зачёркивая.

Войко сидел у дерева возле самого выхода с прогалины. Кажется, он был ранен в живот и правое бедро, но умер не от этого. Руки мальчишки оказались скручены за деревом, а отрезанная голова стояла у него между. раскинутых ног. Рот был забит землёй, глаза уже выклевали скорые на дело вороны…

— Восемьдесят пять… — услышал Олег шёпот Йерикки. Одними губами переспросил:

— Что?..

— Им на шестерых было восемьдесят пять.

— Засада, — с трудом сказал Олег и пошевелил, носком ногу Бойко. — Помнишь, как он приходил к нам на озеро?

Йерикка не ответил. Он махнул Гоймиру:

— Князь! А ведь бой был недавно!

Гоймир повернулся всем телом, словно волк. Улыбнулся, но глаза были безжизненными, и показалось, что улыбается труп.

… — Говорят: врага в слезах не потопишь.

В ответ на слова Богдана Олег молча кивнул. Йерикка угадал точно. Огрызаясь и отплёвываясь огнём, Квитко со своими выбрался на каменную осыпь, поросшую соснами, за которыми и залегли его ребята — отстреливаясь уже просто потому, что бросать оружие было невозможно. В них били снизу — противник залёг гораздо более удобно, за каменными глыбами, у него оказались два данванских пулемёта, стрелявших сплошной массой мелких игл, а Квитко бросил всё тяжёлое оружие. Десятка полтора хобайнов — в полной форме, в глухих шлемах — не давали горцам даже менять место.

Однако они увлеклись, и Гоймир занял позицию шагах в восьмидесяти за спинами нападавших. Трудно передать это чувство, если не испытывал его сам: когда видишь врага, когда ненавидишь его всей душой, когда можешь его убить — и главное, ЗНАЕШЬ, что убьёшь. Это даже не наслаждение. Это опьянение, эйфория! Видеть пятнистую широченную спину, плечи, подёргивающиеся от выстрелов — и знать, что всё это сейчас будет тобой уничтожено, превращено в безопасную груду мяса… Месть! Неотвратимая и беспощадная, стократ более сладкая от того, что она настигает врага в момент его торжества…

Гонцы выбрали себе цели. И, когда все они застыли, готовые стрелять, Гоймир прокричал полубезумным голосом, в котором смешались ярость и слёзы:

— Рысь! Бей!

Но все уже стреляли, все начали стрелять ещё до крика «бей!» Видно было, как кто-то из хобайнов падает сразу, кто-то вскакивает, стреляет и падает всё равно, а кто-то корчится, пришитый раскалённым металлом к камням, захлёбывается кровью и умирает тоже, и кто-то бежит — и падает, падает, падает!!!

Олег, кажется, кричал. Кажется, плакал от радости, видя, как падает тот, в кого он целился, а другой ползёт, машет в воздухе обрубком правой руки, брызжущим кровью, и пули находят его и приколачивают к стволу сосны, как раскалённые гвозди… Потом Олег встал, всё ещё стреляя с одной руки — веером, просто на малейшее шевеление среди камней, но Йерикка, опомнившийся первым, резко проорал:

— Прекратить огонь! — и тот начал стихать. Не сразу, до многих медленно доходило… Горцы спешили вниз, и мальчишеские лица — с налитыми кровью глазами, белогубые, с раздутыми ноздрями — казались нечеловеческими, и Краслав, чей двоюродный брат остался лежать не прогалине внизу, улыбаясь в мокрое небо, с перекошенным лицом метался среди вражеских трупов, дёргал их, переворачивал, встряхивал и плачуще восклицал:

— Й-ой! Да как то?!. Всех! Ни единого!.. Да хоть да один!.. Й-ой! Да что то всех?!. Единого мне!.. Единого!.. — и швырял в убитых камнями, а потом рухнул наземь и зарыдал с визгом…

— Так то, в домовину их! — рявкнул Гоймир, стреляя в небо. — Так то, в домовину, и часом и поперёд! Так то!

* * *

Когда Рыси увидели Снежных Ястребов, Йерикка шепнул вслух то, что подумал, но не посмел сказать Олег:

— Кровь Перунова… они разгромлены!

Да. Чета Квитко была разгромлена, и дело тут не в количестве убитых. Дух боевой дух четы переломился, как перекалённый меч при слишком сильном ударе врага. Это виделось сразу, с первого же взгляда. Неожиданное нападение, гибель товарищей, безнадёжное бегство, окружение — всё это превратило чету Квитко в кучку растерянных и усталых существ.

Ещё один из ребят, брат обезглавленного Войко, погиб во время перестрелки, ему снесло череп. Другой был ранен в голову и позвоночник и, похоже, смертельно. Тяжело ранены были ещё двое, в том числе — сам Квитко, а из оставшихся восьми не зацепило только одного.

Квитко лежал на вересковой подстилке. При виде подходящих к нему друзей он приподнялся на локтях и криво улыбнулся. Свежие бинты показывали места ранений — в правый бок, в правую ногу на середине голени. Сидевший рядом с воеводой красивый мальчишка вскочил — и Гоймир тихо выругался, а Олег заулыбался: это оказалась коротко остриженная девчонка. Небрежным движением маленькой руки, грязной и исцарапанной, она поправила на бедре ППС.

— Оксана, — Квитко переглотнул, — то Гоймир, князь-воевода Рысей, да Вольг, он с Земли…

— Здрава будь, — Гоймир пожал ладонь девушки, а Олег, снова улыбнувшись, галантно сказал:

— Рад видеть у постели нашего друга такую красивую девушку. Если ты и дальше останешься с ним, то он поднимется на ноги вдвое быстрее.

Лесовичку тоже ни разу не зацепило. Она вновь уселась и занялась своими продранными кутами. Гоймир показал на неё глазами, но Квитко покачал головой. Гоймир кивнул:

— Добро… Как дальше станешь?

— Я… — лицо Квитко вдруг перекосилось, но явно не от боли в ранах. А вот… — заговорил он спокойно, пряча за каждым словом выворачивающую душу боль. — Так ты и сам видишь — не стало у меня и половины четы… а те, кто полегли, они друзья мне были… — подошёл Йерикка, опёрся на пулемёт, просто стоял и слушал. — Нет у меня мочи и этих тем же побытом — как дрова в костёр!

— Как дальше станешь? — терпеливо повторил Гоймир.

— На полночь пойду, в Кровавые Горы, — тихо, но решительно ответил Квитко. И посмотрел с вызовом, словно ждал — станут отговаривать.

— Вольному по воле, — ответил Гоймир.

— Так мыслишь, верно, что бросаю я вас…

— Не то говоришь, — Гоймир коснулся плеча Квитко. — Не думаю так. Да ты дорогой не напорись, дойди, коль решил.

— Гоймир, ты пойми…

— Не надо, — покачал головой Гоймир.

И тогда Квитко заплакал. Просто вдруг скривился и зарыдал. Это был до такой степени нелепо и почти страшно, что ребята окаменели. Оксана захлопотала вокруг парня, а Олег вдруг понял, какое бессилие, какую боль надо ощущать, чтобы вот так разрыдаться. Смотреть на это было нельзя.

— Пошли, ребята, — смущённо сказал он. Гоймир согласился:

— Пошли, пошли… — но Квитко окликнул их:

— Повремените… Как с Видоком? Йерикка, смотрел ли его?

— Да, — рыжий горец кивнул.

— Как с ним? — Квитко пытался во что бы что ни стало остаться воеводой, и это его желание следовало уважать.

— День, максимум — два, и он умрёт, — хладнокровно доложил Йерикка. — Его уже сейчас, считай, нет. По-моему, его надо убрать.

Вот тут на Йерикку уставились все сразу. Квитко подался вперёд и вверх, закусил губу:

— Что говоришь?! Как можешь?!

— Я сказал, что его надо убрать, — Йерикка резко побледнел. — Я говорю тебе, что он умрёт много — через два дня. Сейчас он в коме, он на кромке, ему совершенно всё равно. А вам его тащить — ещё и двух тяжёлых — тоже.

— Й-ой-ой… — Квитко унял обратно на вереск и закрыл лицо дрожащей рукой.

— Князь? — хмуро спросил Йерикка. Гоймир понял, о чём спрашивает друг и, кивнув, ткнул пальцем туда, где лежал Видок. — Сейчас.

Он повернулся и пошёл в ту сторону. Несколько секунд Олег смотрел ему в спину, на шевелящийся локоть руки, которой Йерикка расстёгивал потёртую большую кобуру своего «парабеллума». Потом бросился следом, обогнал и встал на пути:

— Ты… что?! Ты спятил?!

— Пусти, — Йерикка не стал ждать, обошёл его. Олег схватил друга за плечо:

— Да стой же ты!

— Сделай это сам, — не оборачиваясь, сказал Йерикка. Олег отдёрнул, руку, словно обжёгся:

— Я?!

Йерикка передёрнул плечами и пошёл дальше. А Олег — за ним, хотя делать этого не стоило, он понимал.

Видок лежал один. Собственно, ему было всё равно — где, как, с кем, сколько. Его голова была замотана бинтами, насквозь промокшими кровью, глаза смотрели в небо, и на них падали капли дождя, скатывались, как по стеклу. Редкое и неглубокое дыхание ясно говорило о коме.

— Эрик, может, ты попробуешь помочь? — умоляюще попросил Олег, понимая, что говорит глупость, что, если бы Йерикка мог бы помочь — помог давно…

— Уйди! — тихо, но с осатанелой яростью выдохнул Йерикка, становясь рядом на колено. Олег остался, обхватив себя за плечи, чтобы успокоить озноб. Йерикка левой рукой закрыл глаза Видока, потом выдохнул и, приставив пистолет ко лбу лежащего, нажал спуск.

Олег успел отвернуться.

* * *

Они не вернулись на ту прогалину, где лежали тела убитых. Даже Краслав не настаивал на том, что братана нужно похоронить. Наверное, это было трусостью, но все понимали, что над трупами уже поработали вороны и лисы — смотреть никому не хотелось.

Чета Гоймира ушла на Каменный Увал.

Веси не было.

…Они издалека поняли, что произошло. В лесу пахло бедой — мокрым, нехотя горящим деревом. Пожаров в такую погоду не бывает, и лишь человеку под силу разжечь костёр — но дело тут было не в костре…

…Очевидно, Каменный Увал сожгли уже давно, потому что уже почти нигде ничего не горело. Чёрные, обугленные остовы домов гнилыми зубами торчали из земли, истекая мокрым, вялым дымом. Колокольня над церковью стояла покосившаяся, с вырванным взрывом боком.

Кто здесь побывал — становилось ясно уже на околице, куда, спеша, спустились горцы. В размешанной в грязь земле с травой валялись окурки и отпечатались следы широких колёс, а рядом — множество конских копыт…

…Очевидно, весь окружили ночью и атаковали сразу со всех сторон. Хотя слово «атаковали» слабо к этому подходит. «Напали» — точнее. Они подожгли дома кольцом и, оставив за пылающей линией кордоны, ворвались внутрь, в центр. Несомненно, кое-где оказали сопротивление, но слишком слабое и разрозненное. Те дома, в которых забаррикадировались защитники, поджигали тоже. Из остальных людей выгоняли и убивали во дворах — или убивали в домах. Бессмысленность и жестокость убийства становились ещё более яркими и страшными, когда выяснилось, что расстреливали скотину в хлевах, кур, уток…

Как потерянные, ходили горцы по страшному пепелищу, пытаясь найти живых, окликая людей и растаскивая, где это было возможно, брёвна — лишь затем, чтобы найти обгорелые останки.

На центральной площади, у церкви, стояла П-образная виселица. На груди повешенных священника и войта болтались одинаковые таблички: «Предатель», — гласили буквы глаголицы. К левому столбу был приколот официально отпечатанный лист с номером приказа и строчками линейного письма: «В связи с бандитскими действиями горских славянских отрядов, а также поддержкой, которую оказывает им местное население, местность от побережья Ан-Марья до Светлых Гор будет санирована в недельный срок.»

…Йерикка, Олег и Богдан держались вместе. Богдан плакал в открытую и просил, чтобы из веси скорее ушли. Йерикка, казалось, что-то ищет. Олег просто ходил и часто сплёвывал кислую слюну, а потом — широко зевал. Его вырвало в начале, когда, они сунулись в дом, где всю семью — от седого, как лунь, старика до грудного младенца — порубили саблями на кухне. Олег успел завернуть в чуланчик, никто ничего не заметил, но сейчас желудок крутило спазмами, а горло жгло…

…Около будки, оскалив зубы, лежал здоровенный кудлаш, пробитый очередью. Босые ноги маленького мальчика, пытавшегося спрятаться в будку, под защиту пса, были залиты кровью — будку прошили навылет, походя…

…Колодец, почти доверху наполненный окровавленными раздетыми трупами. На срубе — следы сабель, кто-то рубил руки людей, цеплявшихся за край, туда их бросали ещё живыми…

…Превращённый в бойню хлев, груды сизых кишок и недоумевающие глаза всё ещё живой коровы, стоящей в собственных внутренностях…

…Распятая на обеденном столе восьмилетняя девочка — в руки и широко раскинутые ноги вбиты подковные гвозди. Очевидно, она была на редкость живуча, потому что в конце концов ей вбили между ног кол из затёсанной ножки стола…

…Ряд других кольев — во дворе — с насаженными на них головами, тут же обезглавленные тела: старуха, овца, молодая женщина, двое мальчиков лет 10–12, крохотная девочка…

…Торчащий из земли ряд обгоревших черепов — кого-то закопали по шею, полили горючим и сожгли…

…За хлевом — просто вал из тридцати либо сорока расстрелянных людей, лежащих друг на друге…

…Котёнок со свёрнутой шеей, голова мучительно смотрит за спину. Рядом — почти надвое разрубленная саблей пятилетняя девочка. «А у нас кошка вчера окотилась. Один котёнок весь беленький, а остальные четверо все серые…»

…Скрюченные в судорогах тела удавленных на воротах — подросток с отрубленными половыми органами и его собака, ремни конской упряжи захлёстнуты на шеях…

…Над остатками костра — зажаренные на листах железа неузнаваемые трупы, тут же — колода со спущенной, сгустившейся кровью, отстоявшейся уже плазмой…

…Телега, в оглобли которой впряжены шесть девушек. Они лежат в мокрой пыли, плечи и спины вздулись от ударов кнутом, ноги в крови. Кто-то катался, а потом, когда наразвлекался, просто перерезал всем горло…

…Выгребная яма с сорванной крышкой, в ней плавают утопленники…

…Кто-то из горцев нашёл на развалинах дома щенка с обожжёнными задними лапками. Завернув плачущего кутёнка в плащ, парень шёл по улице, плакал и выкрикивал в небо, плачущее вместе с ним:

— Что ж то?! Где ж боги?! Что ж то?! Что?! Да ответьте мне, боги!..

… Ободранные, в струпьях засохшей крови, скрюченные тела — и тут же снятая с них кожа, вытянутые на палки внутренности…

…Превращённая в плаху колода для рубки мяса, горка голов рядом, руки, ноги я остатки четвертованных тел…

…Просто трупы на улице — этим повезло, их срезали очередями…

…Пепелище, из которого торчат, словно чёрные сухие ветки, обуглившиеся человеческие руки со скрюченными пальцами…

…Несколько девочек, посаженных животами на колья плетня…

…Трупы с вырезанными позвоночниками…

…Трупы с распоротыми животами, в которые кто-то оправлялся…

…Трупы изнасилованных мальчиков — изрубленные саблями…

…Трупы, трупы, трупы…

— Йерикка, Эрик, — кусая губы, спросил Олег, — за что же это?

Они стояли во дворе дома. Около расщеплённой пулями стены лежали тела старика, старухи и двух мужчин. По всему двору валялись ошмётки ещё нескольких, совершенно уже неузнаваемых, тел. Отрубленная коровья голова, вся в сосульках крови, безумными глазами взирала на мир с воротного столба.

— Весь помогала нам, — угрюмо ответил Йерикка.

— Выходит, их убили мы?! — сипло и тонко спросил Богдан. — Так стало?

— Посмотри, — Йерикка повёл вокруг ладонью, — вот это — Рысье Логово.

Богдан огляделся, словно увидел всё заново. И побелел — представил. Потом — кивнул.

Олег увёл младшего друга со двора. Йерикка стоял, пощёлкивая ногтем по кобуре пистолета. Стоял, смотрел, запоминал… Коровья туша, лежавшая у дверей хлева со вспоротым брюхом, вдруг зашевелилась, заколыхалась, и из неё выбрался человек.

Это был старик, ярко-алый и голый. Борода, усы, волосы слиплись от крови. Несколько секунд он стоял, качаясь и поводя стеклянными глазами. Потом увидел неподвижного Йерикку. Рыжеволосый горец смотрел на старика, и тот двинулся к мальчишке, странно приседая. В алой маске прорезалась чёрная щель:

— Зачем вы пришли? — каркнул голос. — Зачем пришли, кто вас звал?! Мы тихо жили. Мы мирно жили. Зачем пришли?! Из-за вас это! Из-за…

Подхватив камень с земли, он заковылял к Иерикке, булькая и сипя. Горец спокойно смотрел на него, на то, как текут по щекам, превращаясь в капли крови, слёзы, на то, как прыгает кровавый колтун бороды… Когда старику оставалось сделать два шага, и он замахнулся, Йерикка выхватил «парабеллум» и выстрелил от бедра, не поднимая руки.

— Тихо жили. Мирно жили, — задумчиво сказал Йерикка. И добавил совсем по-другому, с ожесточённой, тяжёлой злобой: — По законам божьим!

— Ты что тут?!. — во двор вбежал Олег, следом — Богдан, оба с автоматами наперевес. — Чего палишь?!

Они не заметили старика. Тот совершенно не выбивался из окружающей картины.

— Салют, — криво усмехнулся Йерикка. Олег глядел, на него непонимающе. — Очередной салют человеческому смирению… — и забормотал, словно молился: — «…и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…» Кого же из нас сделали за шестьдесят всего лет…

Лицо Олега стало в с тревоженным. Он осторожно спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

И тогда Йерикка захохотал. Он смеялся искренне и весело, глядя на друзей, таращащихся на него, и смеялся снова, покачиваясь, а потом спросил, всё ещё хихикая:

— Ты сам-то понял, что спросил?! «Ты хорошо себя чувствуешь?»! — передразнил он Олега. — Да великолепно! Приятная погода, приятное место… Ты мне лучше скажи, глупый землянин, можно ли остановить ненависть, не отвечая на зло — злом и милосердно простив ЭТО?!

* * *

Гоймир не отдал никакого приказа. Ребята собрались у виселицы на площади, все была взбудоражены, все орали, и каждый орал своё. Кто-то — что надо уходить отсюда, как ушёл Квитко. Кто-то — что он лично хрена уйдёт, не отыскав тех, кто всё это учинил. Кто-то просто сбивчиво пересказывал увиденное, словно другие не видели того же. Тогда Гоймир криком установил тишину и предложил говорить по очереди. Сразу же закричал Хмур:

— Уходить часом! До гор, как Квитко… как чета его…

— Четы Квитко больше нет, — возразил Йерикка.

— Как то нет?! — вскинулся Данок. — Верно Хмур говорит, уходом уходить, отдохнуть — сколь сделали…

— Молчком будь, брат, — оборвал его Резан. — Йерикка прав, Квитко побили. Сам он от боя отошёл — отрезанный ломоть делу нашему. Я так за то, чтоб тут драться!

— Без ума ты! — крикнул Холод. — Без ума, Родом клянусь! Как драться станем?! Писано — вычистят тут всё окоём, как метлой пройдут! Пожгут всё, а кто и уцелеет — нас возненавидит люто, недели не простоим!

— Так, — поддержал брата Морок.

— Так разом сколь сможем драться надо! — закричал Одрин. — Не неделю — так день единый, а там как будет, то и пусть!

— Верно! — взмахнул мечом Краслав. — Месть мстить! Кто Белой Девки боится — у печи сиднем сидеть стало!

— Никто не боится, — возразил Твердислав. — Тут за другое — не без ума ли сгинем? Что сделать успеем?

— Хоть малость! — ответил Мирослав. — Мы было рвали погань тут, как тряпку гнилую. Все видели — бьём мы их! Так и дальше станем!

— Налётом побеждали, — отмахнулся Ревок. — А часом они в разум вошли. Пожмут нас тиском к Светлым Горам — то ли сведут всех, то ли и так уйти понудят.

— То может, — Святомир поглаживал щенка, уснувшего у него на руках, — но про то мы им не один зуб вышибем, всё труднее станется родину нашу грызть. В разум не возьму — как можно от борьбы отречься?

— Не мажь, — возразил, покачав головой, Рван, — никто не отрекается. Прошлым — не мы ли в горы уходили, как подожмёт?

— Верно, — кивнул Яромир.

— Это ты мажешь, — возразил Олег. — Ребята, вы ещё вот о чём подумайте — ведь это мы местных в войну втянули! Поймите — уйдём, нет, а их всё равно убивать будут! Мы должны остаться и хоть попытаться помочь, хоть попробовать!

— За лесовиков шею подставлять? — фыркнул Гостимир.

— Так не за лесовиков! — вскочил Богдан. — Не за лесовиков! За землю нашу, за тем ведь шли сюда! Драться надо, пока силы есть! Здесь драться — не за тридевять земель!

— Всё, тихо-т, — Гоймир тоже поднялся и опёрся на меч, поставленный меж ног. — Все слово сказали? Восемь уходить не хотят. Девять — уходом мыслят. Княжий голос по Верье за два тянет — так ли?

— Так…

— Так…

— Верно то…

— Говори, князь…

— Так…

— Точно…

— Ну и слушайте меня, — он развернул, достав из крошна, листок из блокнота. — Часом вы весью ходили, а я рацию Гостимирову слушал. Вот то и записал — мнится мне, что непрестанно передают. Вот… «Всем, всем, всем в пределах слышимости. Говорит Стрелково. Руеня 7 числа, — это по-вчера! — наша весь подверглась нападению карателей. Нападение отбито силами жителей. Войско противника, до четырёх тысяч человек с техникой окружает весь. Понимая, что сопротивляться тщетно, мы решили всё же не оставлять врагу землю дедов и наши дома на разграбление. Встаём всем миром. Отбиться не сможем. Прощайте, братья, помните нас, павших за веру и отечество в бою неравном против нечисти данванской и их выслугов. Слава славянам!» — Гоймир сложил листок и добавил: — И вот то — заново и заново.

О чём думали остальные — Олег, если честно, не догадывался. А перед его мысленным взором, если так можно сказать, промелькнули лица женщин, накрывавших стол для двух десятков голодных парней — как для своих сыновей. Лица — и всё.

— Теперь, — Гоймир оглядел всех, — я свои два голоса кладу за уход в горы. Всё. Идём.

Олег увидел, как Йерикка недоумённо вскинул голову. И хотел сам заорать что-нибудь злое… Но его опередил Гостимир:

— Нет! Нет, Гоймир!

— Веди на Стрелково, Гоймир! — закричал Рван. — Веди, князь!

— Не подмогу братьям! — крикнул Хмур.

— Поможем! — заорал, подбрасывая пулемёт, Ревок. — А поможем!

— Нас всего и есть восемьнадесят! — крикнул Гоймир, вздевая руки. Но в ответ слышалось:

— Веди!

— Стать так!

— Добро — ляжем, не будет нам позора!

— Веди, Гоймир!

— Явный перевес большинством голосов, — удовлетворённо заметил Гоймир и выхватил меч. Взметнул его над головой: — Рысь!..

….Кольцо-коло горцев неслось то в одну сторону, то в другую — в вихре развевающихся плащей. Мечи искрами вспыхивали над головами. «Рысь! Рысь! Рысь! Рысь!» — уже исступлённо выхаркивали мальчишки, убыстряя темп. И вместе со всеми нёсся в кольце Олег. Он и раньше плясал эту пляску — боевую пляску горцев. Но плясал просто так… просто так…

Он вообще многое раньше делал просто так — говорил какие-то слова, в чём-то клялся, кого-то ненавидел, во что-то верил… Смысл, настоящий смысл, всё это начало. Обретать лишь теперь. Оказывается, то, что он просто твердил, как заученные истины — Родина, любовь, братство по оружию, честь — и вправду имеет его, этот смысл. Только он не для повседневного употребления.

* * *

Бабу Стешу сожгли на костре. Очевидно, не слишком старались — черты обугленного лица ещё были различимы. Старая ведунья смотрела пустыми глазницами на пепелище своего дома.

Олег встал на колено возле развалин и соскрёб слой гари с крайнего бревна.

— Не-ет, — протянул он, поднимаясь на ноги, — это они уже зря. Честное слово, они это зря… — он вытер ладонь о другую и, достав меч, коснулся рысьеголовой рукоятью обгоревшей груди старухи.

Сосенкин Яр постигла, та же судьба, что и Каменный Увал, и ещё несколько весок, попавшихся на пути горцев. Весь была вырезана и выжжена с той же бессмысленной и беспощадной жестокостью, что и все остальные. В живых не осталось никого.

— Припасы пропали, — сообщил Резан, вместе с несколькими парнями обшаривавший развалины. Гоймир плюнул. Охота в этих местах просто не могла быть удачной. За прошлые сутки чета ничего не ела, кроме ягод, а это для нормального мальчишки не еда.

— По вечеру консервы доедим, — решил он. — На варево хватит?

— Хватит.

— Да уймётся этот поганый дождь-от?! — раздражённо процедил, подходя, Святомир. Йерикка, проверявший чехол на стволе пуле мета, ответил:

— Ага. Когда снег пойдёт.

— Я часом не слишком шутки понимаю, — ответил Святомир.

— Как и вчера, — добавил Твердислав, — и по жизни.

Святомир посмотрел на него волком, но ничего не сказал. А Гоймир вздохнул, и в голосе его прорвалась усталость:

— Пошли.

Олег подумал — в словах Твердислава ему что-то показалось странным и знакомым. Они успели отшагать полверсты, прежде чем он понял — Твердислав сказал: «По жизни». Слова из прошлого Олега. Из другого мира.

…На этот раз они шли не по тропкам, показанным Володькой, а напрямую, не очень опасаясь — даже скорее желая! — встречи с врагом. Неясно оставалось, везло им, или ещё как, но за двое суток пути не встретилсявообще никто, кроме нескольких трупов, хотя выстрелы они слышали часто, а какие-то дымы, размытые дождём, почти непрерывно тянулись по горизонту. Хотя — что значит «какие-то»? С дымами всё было ясно…

Консервы были доедены. Сожрали и какую-то спятившую птицу, попавшуюся на пути, начали посматривать на щенка, который уже сам бежал рядом со Святомиром — но пока больше в шутку. Грибы и прочая съедобность, на которую, вопреки распространённому мнению, щедра северная природа, помогали всё-таки не очень оголодать, хотя Олег засыпал и просыпался с незнакомым ранее сосущим чувством в желудке. Это и был голод — ощущение для Олега совершенно новое, никогда ранее не испытанное.

Спокойная жизнь окончилась вечером третьего дня, когда до Стрелково оставалось совсем немного. Большинство парней уже устроились под кустиками и упросили Гостимира спеть, только Одрин и Рван ещё рыскали где-то по кустам, выискивая жратву.

В том, что запел Гостимир, Олег тут же узнал стихи своего деда — он читал их в книге «Нас не нужно жалеть»…

— А то самое то, — подвёл итог Ревок, когда песня закончилась. — Ужин наш где?

— Подбегает к Светлым Горам, — хмыкнул Олег. — Кто за ним погонится?

— За чем? — Йерикка, читавший всю ту же Библию, поднял голову.

— За ужином, — пояснил Олег, подстилая часть плаща под себя. — На кой палец я это делаю, всё равно уже промокло всё сквозняком…

— За каким ужином? — не понял Йерикка. Олег вздохнул:

— Попал в вагон для курящих…

— Идут наши-то, — подал голос Яромир.

Но это был только Одрин — и он не шёл, а бежал, причём со всех ног.

— Хангары, выжлоки! — выпалил он, ещё не добежав. — Десятков аж шесть! За полверсты отсюда, тропой едут!

Повскакали сразу все. И Олег отчётливо увидел снова — встало из памяти — следы сабель на трупах и конские копыта, испятнавшие грязь…

…Хангары застряли на тропке по каким-то лишь им известным причинам. Большинство сидели в сёдлах, но двое или трое рыскали вокруг общего строя на своих кривых двоих. При этом все непрестанно сопели, хрюкали, визжали и хрипели — разговаривали, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.

— Это вам за Квитко с его мальчишками, золотые мои, — сообщил Йерикка злорадно, устраивая пулемёт в развилке деревца. «Дегтярь» загремел ровно и чётко, словно выговаривая один дробный слог, а уже через секунду к его скороговорке присоединились остальные стволы.

— Хр-р-ра-а-а-а! Салаван! (Славяне!) — раздался истошный сакраментальный вопль. И сменился нечленораздельными криками, руганью и стонами, которые забивал огонь.

Хангары метнулись врассыпную — самое умное, что можно было сделать в их положении. Кони визжали, рушились с разбегу на мокрую землю, вышвыривая всадников в тяжёлых бесполезных доспехах из сёдел. Кое-кто, не разобравшись, поскакал на огонь — очереди порвали их в клочья. Выбегая на тропу, горцы стреляли вслед спасающимся.

Около сорока трупов осталось лежать на месте с полутора десятками конских туш. Несколько коней ржали, силясь подняться, да и среди «убитых» наверняка были живые. Горцы занялись поисками.

Олег в них не участвовал. Он знал, чем всё это кончится — но больше не жалел, тех кого найдут его друзья.

— Зачем ты снайперку с собой таскаешь? — поинтересовался Йерикка. Вопрос был странным, и Олег, пожав плечами, ничего не ответил. Он действительно ещё ни разу не воспользовался «мосинкой».

Удалось разыскать троих легкораненых. Восьмерых раненых тяжело горцы добили на месте, даже не поднимая с земли. А этих троих, поставив на подгибающиеся ноги, вытащили на середину тропы, и Гоймир подошёл к ним, держа в руке меч, опущенный книзу.

— Так что молчком стоите? — спросил он, зло улыбаясь. — Что не скажете ничего? Хорошо ли гостили по вескам да починкам, добро ли вас хозяева, принимали, чем за постой расплачивались? — концом меча он поднял подбородок пожилого хангара, стоявшего в центре. — По нраву ли земля наша, козлобородый? Полюбилось гулять по ней? Так мы вам честь великую окажем. Навечно часом в ней поселим. Мы не жалуем. У нас земли про всех припасено… А ну, парни, отешите-ка колышки дорогим гостям — чтоб повыше сиделось да подале гляделось!

Несколько мальчишек бросились выполнять приказание. Олег, прислонившись к дереву, грыз сосновую иголку, равнодушно глядя на происходящее. Ещё три месяца назад он пришёл бы в ужас от того, что предстояло увидеть. Неделю назад — достал бы наган и застрелил пленных раньше, чем горцы приготовят колья. Сейчас всё поменялось. Война перечеркнула, все цвета, оставив чёрный и белый — два настоящих цвета, только и существующих в мире. Война стёрла все знаки вопроса, оставив лишь точки. Он взял меч из руки Перуна. Нечего жаловаться и ужасаться.

С тем же равнодушием он смотрел, как его друзья сажают воющих хангаров на колья, как эти колья с раскачивающимися телами поднимают над тропой… А потом над деревьями с воем распустился цветок ракеты.

— Похоже, мы тут задержались, — процедил Йерикка. — Подваливает Кощеево отродье!

— Уходим! — махнул рукой Гоймир, но Олег схватил его за рукав:

— Погоди! Зачем бежать?

— Что хочешь? — сухо и деловито спросил Гоймир.

— Подшибу нескольких, — Олег подбросил на плече снайперку. — Оставь мне вон Ревка с пулемётом. Выжлоки на меня повалят, он их посечёт. Потом побежим — так, чтобы они нас видели. Не может же быть, чтоб им не захотелось нас живыми взять! А вы будете ждать в полуверсте во-он туда. Они как раз выйдут правым краем на ваш огонь.

Несколько секунд Гоймир смотрел в лицо Олега. Потом резко кивнул:

— Добро. Делай.

* * *

Устроившись у корней сосны, Олег разметал и пересыпал опавшие иглы, протирал оптику, вслушивался в то, как Ревок мурлычет в десятке шагов очень знакомое:

— и вдруг сразу заткнулся, а Олег увидел далеко впереди мелькающие между деревьями силуэты конных. До них — идущих шагом — было с полверсты.

Вытерев внезапно вспотевшую ладонь о мокрую от дождя штанину, мальчишка взялся за винтовку и, вжав приклад в плечо, припал к удобно закрытому резиновой «гармошкой» четырёхкратному прицела.

Словно одним скачком враги приблизились на две сотни метров. Сперва Олег никого не увидел — качались сосны… Неспешно и плавно он повёл винтовкой — в прицел попало тёмное лицо под плоским шлемом, украшенным пучками перьев. Хангар не боялся — поблизости врага не было, а вдали он не опасен в лесу.

Олег ощутил, что дрожит. Слишком близко было это лицо, слишком спокойным оно выглядело… Но дрожал он не только от этого — на миг пришло ощущение, что он, Олег — бог. Он может помиловать или убить. И с великодушием бога он отвёл винтовку, прицелился в другого хангара… Подумал: «Чёрт с ним, пусть живёт!»— и повёл винтовку дальше… а потом поймал себя на мысли, что просто тянет время, чтобы не убивать ничего не подозревающих живых существ. Он вернул прицел обратно. Задержал дыхание, выбирая холостой ход спуска.

Крах! Не отрывая глаз от прицела, Олег рванул удобный, отогнутый книзу затвор. Крах! Ехавший позади хангар недоумённо вскинул глаза на своего падающего из седла товарища — и свалился тоже, успев судорожно схватиться рукой за левый бок. Крах! Выпустив бунчук, грохнулся на сырую хвою третий, совсем молодой.

— усмехнулся Олег, вновь передёргивая затвор. — А по-дож-де-ом…

Хангары соскакивали наземь, неловко ложились за деревья. Некоторых можно было подстрелить уже сейчас, но Олег ждал. Их командиры должны понять — впереди только снайпер. Тогда они попытаются смять его натиском. Олег молил всех богов, чтобы у хангаров хватило смелости наступать. Глупо выйдет, если они вот так просто и будут лежать… Мальчишка хихикнул. Вот будет картинка!

Хангары начали подниматься. Стреляя наобум из винтовок — даже не туда, где лежали ребята. Доносились их крики, и вот уже все прыгают в сёдла, гонят коней вверх по склону среди сосен и стреляют на скаку… Пули распевали песенки очень высоко, хотя и густо — Олег мог бы, пожалуй, встать в рост, всё равно не зацепит.

Крах! Богато одетый хангар полетел с седла. Крах! Ещё один — в расшитом халате поверх тусклого мерцания доспехов — улёгся на конскую гриву. Хангары тут же спешились вновь.

Олег перезарядил винтовку. Хангары снова вскакивали в сёдла, и Олег расстрелял по ним вторую обойму, ни разу не промазав и заставив вновь попадать.

— Лечь-встать, лечь-встать, — пробормотал Олег, вставляя третью обойму и дёргая затвор. — Игрушки в детском садике…

«А ведь страшно, наверное, вот так бежать на огонь и знать, что не можешь ответить, — подумал Олег. — Ладно, они там что — опять вскочили?»

На этот раз он дал им подбежать на шестьсот шагов. Крах! Ещё какой-то начальник кувыркнулся через круп коня. Крах! Схватился за живот, роняя своё оружие, упал в папоротник пулемётчик. На таком расстоянии захочешь — не смажешь с прицелом…

Но тут уже следовало опасаться. И винтовка и пулемёт вполне могут достать. «Пусть сделают ещё перебежку, — решил Олег, — только одну. Глупо поймать пулю здесь и сейчас.»

Крах! Свалился пулемётчик. Крах! Ещё один. Хангары скакали вверх по склону, прячась за конскими гривами. Олег поднял ладонь над плечом и махнул в сторону Ревка. Тот хладнокровно выждал момент и нажал спуск РПД.

Он стрелял с трёхсот шагов — для пулемётного кинжального огня это идеальная дистанция. Почти весь первый ряд атакующей конницы был скошен — и всадники и кони. Теперь хангары залегли гарантированно и всё.

— Уходим, — махнул рукой Олег. Ревок почти сожалеюще посмотрел в сторону лежащих и вздохнул так, что Олег услышал:

— Пошли.

Точнее, они поползли — и, проползши саженей тридцать, вскочили на ноги. Их заметили почти сразу. Олег не ошибся — судя по злобному и торжествующему вою, хангары решили взять мальчишек живыми.

— Ой судьба, да по кочкам вразнос поскакала, — выдохнул Ревок, закидывая девятикилограммовый РПД на плечо. — Рванём? Одно догонят — побьют.

— А рванём — отстанут на конях лесом, — логично заметил Олег, и мальчишки побежали в хорошем, но не особо взвинченном темпе. Уже на бегу Олег посоветовал: — Главное — не отрываться. Увидят, что уходим — изрешетят.

Так и бежали они сквозь мокрый лес — двое мальчишек, а в сотне саженей за ними путались в подлеске, но не отставали конные хангары.

Горцы замаскировались так хорошо, что Олег и Ревок фактически выскочили на линию огня и опомнились только после того, как голос Гоймир рявкнул в полусотне шагов впереди:

— На землю-т!

Они ещё не успели упасть, когда раскатисто забухал ТКБ. Он стрелял длинными очередями, навесом, как некий фантастический автоматический миномёт, и гранаты ложились, разрываясь точно в цепи скачущих. Крик боли и ужаса пронёсся над хангарами.

— Железный капут, секретное оружие четвёртого райхсмахта, на необъятных просторах Зуруссии, — пропыхтел Олег, подмигивая Ревку. Тот ничего не понял, но важно кивнул:

— А то.

Огонь автоматического оружия полностью тонул в грохоте разрывов, дым от которых совсем скрыл мечущихся хангаров. Стрельба продолжалась около минуты. Ни единого выстрела в ответ так и не раздалось и, когда повисла звонкая тишина, голос Гоймира, поднявшегося в рост, показался в ней громче разрывов гранат:

— Й-ой засранцы! Поднимайся, кто там часом живой, бить не станем! — и он оскорбительно засмеялся.

Стало слышно, как там, среди взрытой, дымящейся земли, стонут и крича раненые — на разные голоса. Тогда Гоймир сказал:

— Выжлоки не могут умирать молчком. Дорежьте тех, кто пищит. И нам в дорогу!

* * *

Орудия били неподалёку — бум-бум-бум, тишина, бум-бум-бум, тишина, и огонь не казался ни страшным, ни навязчивым. Он стал такой же частью мира, как дождь.

Зажав кутами банку консервов, Богдан распорол её камасом и, подцепив кусок мяса, передал банку Олегу. Тот поступил так же, передал банку Йерикке. Все трое молча, жевали, бездумно глядя перед собой.

Бум-бум-бум. Бум-бум-бум.

— Жаль, — вдруг сказал Йерикка.

— Что? — осведомился Олег, цепляя из банки ещё кусок мяса.

— Стрелково. Хорошее было место… Где там Резан?

Резан с Даноком и Хмуром свалились на полянку почти сразу после этих слов. К ним, повскакав на ноги, подошли остальные. Вытерев грязную ладонь о штанину, Резан молча достал блокнот с карандашом. Подумал и сказал:

— Вот так… Весь разрушили вполовину. Тут, тут и тут дома часом ещё горят. Завалы на улицах видно, рвы…

— Вот то, — Данок добавил несколько штрихов к плану.

— Верно… Шесть орудий — больших — стреляют во-от с этого места. Враги в лесу, на открытом месте пусто. У дороги горят броневая машина да грузовики, три числом… Полями, огородами — с дюжину ещё машин и два ста, не меньше, мертвяков. Тут и тут, — он указал на карте, — вельботы погоревшие, уж чем их завалили — не ведаю.

— Пройдём? — деловито спросил Гоймир. Резан скривился, долго молчал, потом сказал:

— Так всё одно боем прорываться станем. Далеко, пробежим полпути — заметят, вот слово.

— Ползком, — предложил Йерикка. — Не пойдёт?

— Можно, — кивнул Резан. Ребята вокруг застонали на разные голоса. Гоймир кивнул:

— Порешили. Значит…

— Тихо! — Яромир вдруг приподнялся. — То что?

Все обернулись в ту сторону, куда он указал. И в полнейшем изумлении увидели, как в сотне шагов от них — в ложбину — въехали три мощных грузовика и остановились колонной. Словно бы чего-то ждали.

Горцы поплюхались в траву. Резан зашептал в ухо Гоймиру:

— А давай тишком экипажи выбьем, погрузимся, да и напропалую… Давай, а?

— А идея-то хорошая, — заметил Йерикка. — Подберёмся, посадим их на клинки и… Давай, а?

Гоймир раздумывал. Грузовики вели себя как-то странно. Из них никто не выходил… да и что им вообще тут понадобилось? Однако план Резана Гоймиру нравился. Юный князь уже готов был согласиться, но тут на подножку, а потом — капот переднего грузовика выбрался и поднял к глазам бинокль парень в головной повязке Рысей!

— Боги! — воскликнул Хмур. — Бодрый!

Не узнать брата он, конечно, не мог. Из второй машины выскочил могучий усач, пошёл, к переднему грузовику, неся на плече ПК…

— И Люгода, — добавил Гоймир, — князь-воевода Косаток… Да то ж наши!

Бодрый опустил бинокль. И Гоймир, встав на колено, негромко свистнул. Люгода распластался у колеса. Бодрый соскочил за машину. Изо всех кабин тут же выставили стволы.

— Князь? — раздался не очень уверенный голос Бодрого.

— Да уж и нет, коли по встрече судить, — Гоймир встал в рост. Бодрый высунулся из-за капота и расплылся в улыбке:

— Навьи-предки! Тебя-то кой ветром сюда занесло?

— Думается — что и тебя. Мы — витязи по вызову.

— А мы шишевали промеж Лесным Болотищем, Светозарным да Моховыми Горами, услыхали крики о помощи, ну и порешили — промнемся. А уж дорогой Люгода с машинами нас нагнал…

— А ещё восемьнадесят витязей поместите?! — завопил Хмур, вскакивая. — Добро, братишка!

— Здоров будь! — махнул рукой Бодрый. — Что за вопрос? Прыгайте сюда!..

…Водитель — из Касаток — включил зажигание. Олег, сидевший с ним, удобнее устроил на коленях автомат.

— Что это? — спросил, останавливаясь у дверцы, пробегавший к передней машине Йерикка. — Вольг, слышишь?!

Отдалённая, но густая, бешеная стрельба донеслась с востока — похоже, там шёл бой.

— Кажется, кто-то ещё ломится к нашему столу, — весело заметил Олег. Йерикка засмеялся и показал большой палец — нездешний жест, а потом побежал дальше.

— Едем, — сообщил водитель, поправляя около дверцы штатовскую М16 с длинным подствольником…

…Видимо, появление грузовиков оказалось настолько неожиданным, что, пока они мчались, огибая воронки, по ним не сделали ни единого выстрела. Зато, едва они выехали на околицу, как тут же оказались под прицелом дюжины стволов, и грозный голос откуда-то потребовал:

— А ну! Выходи, вашу мать! Кто там?!

— Чего прищурились? — невозмутимо поинтересовался Олег, спрыгивая наземь и потягиваясь: — Своих не признали?

Интерлюдия: «Единственный выход»

* * *

Нельзя сказать, что осада оказалась для Стрелково подарком.

Воды и запасов продуктов хватало. Были и места, надёжно скрывавшие даже от данванов и их бомб. Нашлось автоматическое оружие и даже миномёты, пара ЗРК, лёгкое орудие-безоткатка. Восемьсот человек населения и вправду дружно встали под ружьё, уже отбили пять атак, нанеся врагу немалый ущерб.

Но не хватало медикаментов. В боях и во время частых обстрелов погибло около ста человек — в их числе женщины, дети, старики… Больно смотреть было, как рушится налаженная жизнь и сама весь, да и заведомо проигранной была вся оборона.

Впрочем, мысли о сдаче ни у кого не возникло. Стрелковцы хорошо знали, какая судьба постигла жителей весей, «очищенных» данванскими прихвостнями. Все от мала до велика готовы были погибнуть, но врагу не сдаться, и готовность эта была замешана на присущем славянам спокойном, не патетичном мужестве.

Ещё на второй день осады в весь прорвался — тогда кольцо окружения было ещё не столь плотным — со своей четой один из воевод племени Снежных Лисов Стахор. А сегодня — одновременно с Гоймиром, Бодрым и Люгодой — пришёл ещё и Хайнц Хассе с отрядом добровольцев-землян, в основном — профессиональных военных. Вот только русских среди них не оказалось — но Хассе, белокурый ариец с фигурой легкоатлета, когда Олег робко к нему подошёл, сентиментально прослезился, назвал мальчишку «кляйне руссиш зольдат», предложил перейти к нему в отряд, обещая после окончания заварухи доставить на Землю, когда же Олег отказался — обнадёжил его, заявив, что русских в Мире довольно много.

Во всех пяти четах было около 90 бойцов. Их сюда, в Стрелково, собственно, никто не звал, и это уже означало, что они будут драться отчаянно… Да и вооружены они были лучше, чем лесовики.

А это было не лишним! После неудачи первого штурма — точнее, неожиданного нападения — враг сосредоточил под Стрелково до пяти тысяч бойцов при поддержке бронетехники, артиллерии и вельботов, имея более чем пятикратный перевес в живой силе над защитниками… даже если считать тех вместе с грудными детьми, женщинами и стариками.

…Как бы Олег не относился к Гоймиру, но в командирских талантах отказать ему можно было, лишь явно погрешив против истины. Он вытребовал себе и своей чете центральный участок обороны.

На несведущего человека оборона как таковая произвела бы впечатление мощной. Но Гоймир сразу просёк несколько стыков, в которых её линию можно было прорвать. Он создал три манёвренных группы, включив в каждую пулемётчика, гранатомётчика, стрелка-подносчика боеприпасов и снайпера. Впрочем, снайперская винтовка имелась только у Олега — да и в остальных горских четах была ещё только одна — у парня из четы Бодрого, застенчивого мальчишка помладше Олега с нежным, почти девичьим лицом и подходящим именем — Милок. Его Гоймир, беззастенчиво пользуясь княжеской властью, вытребовал себе на время. Третьим снайпером он взял лесовика, которым оказался старый знакомый горцев — Хлопов.

— О! — обрадовался Олег, увидев, что к ним приближается радушный хозяин. Вместо охотничьего ружья у него сейчас был карабин с оптикой — «медведь» калибра 9,3 мм. — Как там ребята?..

…— Вы, наверное, считает нас виноватыми, — сказал Олег, когда охотник закончил говорить о своих сыновьях. Хлопов грустно усмехнулся и вдруг, протянув руку, провёл по волосам Олега:

— Что ты, парень… Вашей вины тут нет.

…Йерикка, Олег, Богдан и Твердислав составляли одну из манёвренных групп. Выяснилось, что ночевать придётся на позициях. Эту новость принёс Йерикка, пройдясь по веси.

— Места нет, — пояснил он, вернувшись. — Вернее, они нашли бы. Но у меня совести не хватило навязываться. Вы бы посмотрели, в каких трущобах они прячутся! — лицо Йерикки ожесточилось, он пробормотал: — Сволочи… Такую красоту…

— Переночуем, не размокнем! — весело сказал Богдан. У Олега вид был не столь радужный, но он тоже был согласен. Твердислав вообще ничего не сказал по этому поводу.

Но им повезло. На околице — за крайними разрушенными домами — обнаружилась просевшая от взрыва клуня. Часть её держалась на прочных досках навеса. Там было мокро и холодно, но хоть сверху не текло.

— Случаем чего и хоронить не беспокойтесь — тут и присыпет, — не терял жизнерадостности Богдан.

— Я одно по обычаю хочу, — возразил Твердислав, и все умолкли, вспомнив тех, кому и не по обычаю могилы не досталось. — Поганца того честью схоронили, — продолжал Твердислав, — а добрые воины без погребения лежать остались…

— Хватит, — мрачно буркнул Йерикка.

В клуне обнаружились остатки ещё крепкой морковки. Все четверо дружно принялись её грызть, отплёвываясь от песка и вслушиваясь — неподалёку кто-то пел под настоящую гитару, Олег сразу узнал её перезвон. Песня была заунывная и протяжная, о том, чего никто на Мире не видел, потому что тут никогда этого не было…

— Что волынка воет, — вздохнул Богдан.

— Про что песня? — поинтересовался Твердислав. — Что то — кашгарский план? Бумаги секретные?

— Кашгар — это у нас на Земле, где-то в Азии, — пояснил Олег, — то ли Тибет, то ли ещё какой Памир…

— Предгорья Тянь-Шаня, — пояснил Йерикка. Олег покосился на него и продолжал:

— А план — это не бумаги, это дурь такая курительная. Травка.

— Так песнь про больного? — разочарованно спросил Твердислав. — Я-то мыслил — про разведчика, ведомца…

— Что-то стрелять перестали, — насторожился Олег. — Слышите?

Точнее было бы спросить «не слышите?» Ни выстрелов, ни разрывов больше не было. Мальчишки недоумённо вслушивались, не понимая, в чём дело. А потом в эту тишину врезался мегафонный голос, аж звенящий от мощных усилителей:

— Гоймир! Гоймир Лискович, князь-воевода Рысей! Есть у вас такой?!

— То что новости?! — изумлённо хлопнул глазами Богдан. Остальные просто ждали в недоумении. А мегафонный голос продолжал:

— Гоймир Лискович, ты меня слышишь?!

Голос Гоймира ответил — слабее, очевидно, он говорил через обычную переноску, которую ему где-то спешно отыскали:

— Я — Гоймир! Кто со мной говорит, нужно что?!

— Не узнаёшь меня?! — голос помедлил и отчеканил со злой радостью: — Я командир Чубатов, щенок! Ты сжёг мою колонну и убил моих ребят на перевале, помнишь?!

Смешок:

— Так ты не сдох, командир, на перевале-от?! Сюда пришёл, чтобы ЗДЕСЬ сдохнуть?!

— Я пришёл сюда, чтобы убить тебя, щенок! Я пообещал тебе, что найду и убью! Ты зря явился в эту весь, из неё тебе уже не сбежать!

— А мне и не по нраву бегать, командир! Я часом в настрое надрать мягкое место и тебе, и всем твоим пугалам в форме!

— Ну нет, щенок! — слышно было, как командир засмеялся. — Вот на этот раз ты погорел! Скоро твою башку прикатят ко мне, слышишь?! Я её привяжу на передок своей машины, чтобы тебе было виднее, когда мы войдём в Рысье Логово и чтобы ты мог сполна полюбоваться, что мы там сделаем!

— Поглядом на собственные уши любуйся — то скорей увидишь, чем мою голову! — смеялся Гоймир. — Но коль уж ты так резво охоч до голов, так я тебе их буду подсылать — жди, только будут это головы твоих бойцов, а подсчитывать я их зачну с первой вашей вылазки! Жду!

— Тебе недолго остались ждать, щенок! И жить — тоже! Готовься подохнуть!

* * *

Как ни странно, утром атаки не последовало. Йерикку и его команду вообще разбудили женщины, притащившие на позицию завтрак.

— То война добрая, — заявил Богдан, поедая копчёное сало с хлебом — на закуску после гречневой каши со здоровенным кусищем свинины. Олег подтвердил согласие мычанием. Йерикка и Твердислав вообще были слишком заняты, чтобы даже мычать.

Ви-и-иу-ум-м… трах! В пятнадцати саженях левее встал чёрный куст разрыва.

— Фугас! — Йерикка поперхнулся, бросил миску и крикнул присевшим женщинам: — Марш отсюда! Началось…

К счастью, артиллеристы противника не засекли людей в клуне — разрыв снаряда, был пристрелочным, остальные ложились в саму весь. На глазах у Олега один из домов разлетелся — словно карточный домик, по которому щёлкнули пальцем — на сотни пылающих обломков. Выглядело это скорее странно, чем страшно. Мальчишка заставил себя отвернуться от деревни и посмотреть вперёд — туда, где проходила линия обороны.

— Да что ж они весь палят, а не завалы да не окопы? — спросил Богдан. Видно было, что ему не по себе. Олег понимал друга. Обстрел унижал. Со снарядом нельзя воевать. Он попадает… куда попадает. И убивает труса и отважного, ветерана и новичка… Он низводит умение воевать до пустого места. До тупого, равнодушного ожидания…

— По веси лупить выгодней, — криво усмехнулся Йерикка. — Там склады, там припасы, укрытия, а главное — там семьи. Удар по ним — удар по боевому духу.

— Мразь нечистая, — процедил Твердислав. Йерикка усмехнулся:

— О, так ты только сейчас это понял?

— Танки, — нарочито спокойным голосом сказал Олег. — Не, я не знаю, как у вас их называют, но по виду — танки… — он лежал на краю ямы, придвинув винтовку. — И пехота, горные стрелки. Три этих танка, человек двести пехоты. Полто… ну, короче, верста.

— Так мыслишь, что и нам дело сыщется? — Богдан вложил в подствольник осколочный тромблон.

— Вам — не знаю, мне — точно, — Олег подтянул винтовку. — Славная будет охота! — дурачась, он тявкнул, и завыл, как волк в осеннюю ночь, но трое горцев совершенно серьёзно подхватили его завывание. Твердислав, вставляя выстрел в ствол РПГ, замурлыкал знакомое:

По всей линии обороны начался огонь. В ответ затрещали десятки стволов и свистяще взвыло ливневое оружие врага, осыпая позиции защитников потоками металлических сверхскоростных стрелок.

Олега всё это мало интересовало и пугало. Он преспокойно целился, выбирая мишень. К его сожалению выяснилось после первого же выстрела, что «мосинка» при всех её достоинствах (и его — тоже) не предназначена для стрельбы на полтора километра даже с оптикой. А от дальнейших экспериментов его отвлёк голос Твердислава — озабоченный:

— Что творят-то? Вы гляньте!

Плоские, с широченными башнями, утыканные стволами машины — «танки», как окрестил их Олег — почему-то стреляли в землю шагов за полсотни перед собой. В одном месте словно бы прямо из взрытой очередями земли ударил вверх фонтан огня…

— Так мины там, — высказал догадку Богдан. — Ей-пра, ми… Собаки!!!

В самом деле — всмотревшись, можно было различить двух собак. Точно таких, как в Вересковой Долине, большие и мохнатые, прижав уши к головам, они ползли навстречу танкам, распластываясь по земле. На широких спинах висели парные ящики, укреплённые специальной упряжью.

Йерикка, как и Олег, смотревший в бинокль, увидел, что землянин пытается не заплакать. Пулемёты с башен зашлись вновь, одна из собак вскинулась, но продолжала ползти, волоча задние лапы. Человек послал их навстречу страшным машинам — и, верные голосу преданности, они ползли, превозмогая страх, чтобы выполнить долг. Последний долг перед хозяевами на земле…

Второй сноп разрыва обозначил место гибели ещё одного пса. Олег вытер лицо рукавом ковбойки. Йерикка услышал его шёпот:

— Доползи… пёсик…

И пёс — пёс дополз. Олег увидел, как он свалился под левую широкую, шире, чем у земных танков, гусеницу — и отвернулся поспешно. А Йерикка смотрел, как машину всей левой стороной оторвало от земли, гусеница потекла стальной змеёй, полетели вверх какие-то горящие клочья…

В сущности, атака на этом закончилась. Оставшиеся два танка повернули, следом побежала пехота. На позициях защитников заулюлюкали, засвистели, заигогокали от избытка чувств, кое-где возникли обращённые к врагу голые задницы и другие, ещё более нескромные, места…

— То всё? — разочарованно спросил Богдан.

— Погоди, то ли ещё будет… — пообещал Йерикка. А над полем боя уже издевательски звучал голос Гоймира:

— Й-ой, Чубатов! Позоришь меня что? Слово не даёшь что держать? Не стать мне бегом бегать за твоими храбрами, чтоб головы им резать! Пусть хоть две-то трети до нас ногами пройдут! Молчишь что, прихвостень данванский?!

— Зря он это, — мрачно заметил Йерикка. Олег насторожился:

— Ты что-то чувствуешь?

— Та-ак… — Йерикка пожал плечами.

Несколько минут царила почти полная тишина. Потом на опушке начали появляться еле различимые фигурки.

— Они что, головой ударились? — удивился Олег. — Без прикрытия, без артподготовки!

— Стреляй, щенок! — послышался неприкрыто торжествующий мегафонный рёв. — Ну, давай, стреляй! Как-то на это навьи твои посмотрят и что за место тебе определят? К Кощею без возврата — так вы говорите?! Ни одна радуга тебя не выдержит!

Олег недоумённо поднял бинокль. Чубатов как-то странно пугал Гоймира. Души умерших славян для нового воплощения в людях своего племени поднимаются в вир-рай по мосту-радуге. Тем, кто в жизни делал немало зла, помогает идти Прародитель — живое существо, давшее начало племени. Но если человек совершил, запредельное Зло — мост подламывается, и сквозь царство Озема и Сумерлы проваливается преступник законов Права ещё ниже, в безвозвратное царство Кощея… Но…

— Не стреляйте! — закричал ещё кто-то через усилитель. — Никому не стрелять! Никому!

— Они что, крезанулись всем коллективом?! — зарычал Олег. — Как не стрелять?!

— Он прав, — не отрываясь от своего бинокля, ответил, как огрызнулся Йерикка. — Протри стёкла!

А по всей линии обороны уже слышались крики, ругательства и проклятья…

…Горные стрелки — не хангары, славяне, хоть и с юга!!! — наступали цепями, пригнувшись и прикрываясь живым щитом. Перед своим строем они гнали… детей.

Не меньше сотни раздетых догола и буквально чёрных от побоев детей лесовиков — от совсем маленьких до 12-14-летних. Олег напрасно метался прицелом по строю — он не мог найти ни единой фигуры в форме: то разбитое лицо мальчика-подростка, то плачущая маленькая девочка, то девчонка постарше, не сущая на спине младшего братишку… Смотреть на это было невыносимо.

— Ближе пустить — да и гранатами, навесом! — возбуждённо предложил Богдан. Йерикка покачал головой:

— Не успеем… Бросятся, добегут…

— Что ж не ложатся?! — застонал Твердислав с такой мукой, словно его пытали огнём. — Что ж не лягут, глупые?! — и закричал, срывая голос: — Ложитесь! Ложитесь, стрелять нам дайте!

— Ложитесь! Ложитесь! — ревели отовсюду десятки глоток. Пугливо вздрагивая и оглядываясь, живая стена шла.

— Не лягут, — напряжённо сказал Йерикка. — Боятся…

Чувство беспомощности захватило Олега. Беспомощности и гнева, причём тоже беспомощного. В который раз осознал он, что враги не имеют ничего общего не только с кодексами чести воина, но даже просто с обычной человеческой жалостью — данваны исковеркали и перекроили их души, превратив в массу тупых скотов, не утруждающих себя мыслями, и кучку умных подонков, этими скотами управляющую… Управляющую по воле данванов же.

— Обидно… — процедил Олег. — Ах, обидно… Перехитрили…

— Переподлили, — с мучительной улыбкой поправил Йерикка. — Ну что? Пойдём к нашим?

— Станем тут, место гожее, — возразил Твердислав.

— Останемся, — легко согласился Йерикка. — и может… — он помедлил: — Может, влупим, возьмём, как говорится, грех на душу?

Три пары глаз. Таких, словно им предложили мочиться на могилу самого родного человека. Нет, даже не возмущённых — непонимающих.

— Хорошая компания, — с чувством сказал Йерикка. И улыбнулся уже по-настоящему.

И тут загрохотали, не меньше дюжины винтовок.

…Никто ничего не понял.

Наверное, даже не поняли те, кто стрелял. В таких случая за человек решает его совесть.

Просто гром винтовок перекрыл крики, и дети начали падать, побежали, кто куда метнулись, садились, снова кричали — и стало видно, как человек пятнадцать стрелков, повернувшись лицами к своим, стреляют в них почти в упор из винтовок, и падают сами, и стреляют, и падают… И кто-то отчётливо кричит — громко и надрывно:

— В весь бегите! Бегите! Мы не суки! Бегите! Не суки! Слышите?!

— А вот теперь надо быстро, — Йерикка отложил пулемёт и выхватил меч и камас. — Не увлекаться и не жалеть. Пошли.

Олег вскочил, словно его позвали на день рождения к другу, на праздник. Да и было так. За несколько минут в нём успело скопиться столько ненависти к невидимым, безликим существам, что расправу с ними только как праздник и можно было расценить. Из окопов и домов выскакивали горцы и лесовики — с мечами, кистенями, чеканами, рабочими топорами-секирами — и неслись через небольшой остаток поля, отделявший их от стада зверей, волей какой-то злой силы походивших на людей обличьем.

Олег перескочил через мальчишку (лёжа на земле, тот прикрывал собой девчонку), оттолкнул ещё одного (этот завизжал, как животное)… и почти столкнулся со стрелком, который вертел головой. Увидел Олега, открыл рот, и Олег полоснул его прямо по этому рту, срубая всю голову над нижней челюстью.

Стрелки оказались совершенно не готовы ни к стрельбе своих же, ни к бешеной, неудержимой контратаке-рукопашной. Неразбериха мешала встретить врага, огнём, у многих даже штыки примкнуты не были…

Лязгала сталь, люди гвоздили друг друга прикладами, клинками, топорами, катались по земле, пуская в ход руки и зубы, и поразительно яркая кровь текла, смешиваясь с дождём и бледнея, по вытоптанной траве. В мальчишку выстрелили в упор, — промахнулись, а он дотянулся до стрелявшего концом меча, закруглённым, но острым, как бритва, и распахал тому лицо наискось. Рядом катались, вцепившись друг в друга, Гоймир и офицер стрелков, пытаясь пустить в ход — горец камас, а офицер длинный охотничий нож-засапожник с отделанной серебром рукоятью. Олег вогнал свой камас под лопатку офицеру, словно добивая на охоте подранка, и тот съехал с Гоймира… Олег нагнулся, чтобы помочь князю-воеводе встать, — и пуля вырвала, опалив кожу, клок волос слева на голове, а Гоймир, всё ещё лежавший на земле, выстрелил из ТТ — и позади Олега рухнул стрелявший в него… Ребята не сказали ни слова друг другу — их разнесло в разные стороны, как щепки в водовороте.

Уцелевшие стрелки просто-напросто побежали, их никто не преследовал, чтобы не лезть под пули. Гоймир с несколькими своими засел за подорванным танком, куда Рван волоком притащил молодого стрелка, бледного, как смерть. Еле шевеля губами, он повалился на колени, не сводя глаз с горцев.

— Поклон князю, тварь! — Рван пнул схваченного в затылок.

— Оставь его, — Гоймир носком кута поднял голову пленного. Тот что-то лепетал непослушными губами, но Гоймир его прервал: — Смолкни и слушай. Чубатова знаешь ли? — стрелок молчал непонимающе, и Гоймир хлестнул его по щеке крагой: — Чубатова знаешь?! — стрелок закивал: — До него пойдёшь. Скажешь так: мол, пусть сам приходит — головы собирать, а мне возни помногу. Беги!

Гоймир поднял пленного на ноги и толкнул от себя. Тот попятился, упал. Потом вскочил и побежал, издавая пронзительные вопли. Горцы, хохоча, выкрикивали оскорбления и свистели в два пальца…

…Четверо стрелков, уцелевших их тех, что начали стрелять по своим, принесли пятого на куртке. Ноги парня, обутые в тяжёлые ботинки, чертили землю, и Олег без удивления уже различил на подошвах клеймо одной шведской фирмы. Значит, и там выполняют данванские заказы… Стрелок умирал — пули угодили ему в живот, пах и грудь. Положив своего товарища, на раскисшую землю возле развалин, стрелки медленно сняли каски.

Вокруг собрались горцы и лесовики. Все молча слушали, как раненый что-то бормочет, выплёвывая кровь, о доме на окраине, парке и матери… Потом он затих, и молодой стрелок с непонятными Олегу нашивками на рукаве закрыл ему глаза, встав на колено. Задержал ладонь на лице умершего, выпрямился и огляделся. Сказал твёрдо:

— Мы хотим сражаться на вашей стороне. Примите нас…

* * *

Богдан посмотрел на часы. Это были не его часы. Его — механические, которые зимой оставил, уходя сражаться, отец — по за вчерашний день срезало с руки пулей. Часы, сорвавшись, разодрали правую щеку — Богдан как раз целился. После боя Йерикка занимался его щекой, а мальчик, угрюмо посапывая, рассматривал отцовскую «омегу». Так прочитал название на циферблате Вольг — и удивился снова тому, что циферблат сделан под здешний день, который на полчаса короче привычного ему земного… Ровный диск от удара пули превратился в полумесяц, как у нынешнего Ока Ночи…

— Дурак, — сказал Олег, — скажи спасибо, что жив остался. Если бы не часы — получил бы подарочек в переносицу…

Это было правдой. Кроме того, в тот же вечер Богдан снял новые — хорошие — часы с убитого офицера. Они не сходили с руки, и мальчишка отрубил кисть мертвеца камасом, но «омегу» всё равно было жалко…

…До конца смены оставалось ещё полчаса. Богдан молил Сварожичей, чтобы атака не начинались ещё хотя бы час. Тогда ещё полчаса можно будет поспать.

Полчаса — за трое суток. Раньше он никогда не думал, что это так тяжело — не спать. Сейчас за полчаса он готов был отдать руку. Левую. Правая нужна, чтобы стрелять…

Мальчишка встряхнулся и шире открыл глаза. Если бы можно было ходить, стало бы легче. Но ходить было нельзя. Он покосился вбок. Там, на обвалившейся земляной стене, спали Йерикка, Вольг и Твердислав. Дождь бил по открытым лицам, все трое лежали фактически в жидкой грязи, но не просыпались и не двигались. Подальше лежал местный лесовик, а у самой клуни — шестеро горных стрелков врага. Тоже неподвижные. Стрелки спали уже почти двое суток, лесовик — часов шесть. А будут они спать вечно.

Потому что они убиты.

Снова закрылись глаза. Богдан зачерпнул ладонью воды из лужи и выплеснул себе в лицо. Стало чуточку легче. Совсем чуточку. Он всмотрелся в поле. Там столько горелой техники, что они могут подобраться незаметно. Нельзя спать. Надо смотреть. Уже недолго…

За эти трое суток они отбили тридцать семь атак. Вольг утверждал, что тридцать пять. Твердислав — тридцать восемь. Богдан думал, что всё-таки тридцать шесть, но точно не мог сказать. Уверен он был лишь в том, что атаки следовали непрерывно. Остальные соглашались.

Защитники Стрелково потеряли убитыми и выбившими из строя больше двухсот человек. Половину обороняющихся составляли теперь женщины и дети младше горцев, которым в целом везло. У Рысей был убит только один человек — Милок из четы Бодрого. Его застрелил вражеский снайпер; Милок обосновался в одном из подбитых танков и расстреливал офицеров и пулемётчиков наступающего врага, как сидячих птиц, пока его не подбили. Вытащить тело пытались дважды — не вышло. Тогда Вольг, расплевавшись с Йериккой, который запрещал ему «свободную охоту», куда-то умотал и вернулся через четыре часа. «Убил этого», — спокойно сказал он.

Но ранены оказались очень многие. Краслав и Морок выбыли из строя, у остальных воевод тоже по нескольку человек отлёживались в подвалах веси. Богдан вновь посмотрел на спящих. Левая рука Твердислава была обмотана разбухшей от крови тряпкой. Вчера осколок снёс ему часть ладони с безымянным и мизинцем. Твердислав замотал ладонь куском рубахи и подбил танк прежде, чем лишился чувств от боли и потери крови…

Упорство защитников веси, отвечавших руганью на каждое предложение «не продлевать бессмысленное сопротивление, прекратить кровопролитие и сложить оружие» до такой степени пришлось по душе горцам, что у Стахора дружинника, заикнувшегося о прорыве из окружения в горы, избили. При всём при том эти люди засыпали на позициях в перерывах между атаками, по каждому поводу ругались друг с другом, ели пальцами и мочились там, где спали. Страх, брезгливость, стыд, мечты — всё это притупилось и стёрлось.

Но сражаться… О, сражаться они непереставали! Это только и оставалось, и люди с соннными глазами дебилов стреляли, без промаха и ходили в контратаки, снова и снова отбрасывая врага… В веси не было бетонных колпаков, пушек, минных полей и противотанковых комплексов… даже гранат к РПГ почти не осталось! Были только люди. Мужественные, как герои былин, непоколебимые, как воины древности, упорные, как… люди. Этого вполне хватало и те, кто командовал операцией, давно бы отступились от этой проклятой веси, под которой уже легло тысячи полторы солдат… Но их тоже гнал приказ — и они передавали его своим солдатам, которые отказывались ходить в атаки и в тылу у которых приходилось ставить пулемёты…

…— Вольг, просыпайся, — Богдан толкнул землянина и, плюхнувшись в грязь на его месте, уснул раньше, чем понял, куда лёг.

Олег сел, закрыв глаза и покачиваясь. Он уже уснул снова — сидя, — но толчок страха разбудил его.

В серой пелене дождя вдоль позиций двигались какие-то тени. Они нагибались к земле, выпрямлялись, раскачивались… Олег ещё не вполне проснулся и ему вдруг представилось, что это мары плывут над землёй, забирая мёртвых:… Надо было встать, чтобы его не приняли за мертвеца тоже… Подошедшая совсем близко тень сказала голосом Резана:

— Вольг, ты ли?

«Неужели я так изменился?»— подумал мальчик. И ответил:

— Да.

— Они убиты или спят? — Резан (или мара с лицом Резана) наклонился.

— Спят, не забирай их, — Олег прикрыл друзей рукой. — Убирайся прочь.

— Он спит, — сказала вторая мара голосом Гоймира. — То знал я, что не выдержит он, соснёт.

— Смотрит да и спит, — голос Резана. — Зря лаешь, он и не первый… Вольг, проснись!

— Я не сплю, — громко сказал Олег. И… проснулся… Гоймир уже уходил, а Резан смотрел на него, Олега.

— Одно не спи. Часом пойдут наново. Не спи, — Резан тряхнул его за плечо и пошёл дальше.

— Я не сплю, — сказал вслед Олег. — Надо лечь на бруствер и… — он мысленно покачал головой и зашарил по карманам. Шарил долго, закрывая глаза и с усилием их разлепляя. Достал зажигалку и, чиркнув ею, поднёс огонёк к запястью.

Резкая боль проволочной щёткой разом продрала мозги. Застонав, Олег вжал обожжённое место в мокрую грязь. Потом оскалил зубы и длинно, мерзко выругался.

Снаряд попал в окопы сотней саженей правее. Олег пнул Йерикку:

— Вставай.

— Да, — Йерикка сел. Глаза у него были бешеные и красные. Он сплюнул и сказал: — Я тебя убить хотел. Когда ты меня толкнул, я тебя хотел застрелить.

— И без тебя пристрелят. Буди Твердислава.

Йерикка потряс раненого за плечо. Тот молчал и не просыпался. Олег бросил другу зажигалку:

— Держи.

— Радикальное средство, — Йерикка спокойно поднёс язычок пламени к плечу Твердислава, где в прорехе виднелось тело.

Мальчишка хлопнул себя по плечу левой ладонью, зарычал от боли и проснулся. Через повязку опять цедилась кровь.

— Сдохну, — сказал Твердислав, сев. — С-сдохну…

— Пошёл ты, — буднично послал его Олег, пряча зажигалку, перекинутую обратно Йериккой. — Богдана не трогайте, он минут двадцать, как лёг.

Впереди разорвался ещё один снаряд. В пригнувшихся мальчишек ударило грязью, перемешанной со стылой слизью трупных внутренностей.

— Гадость, — Йерикка сбросил сизые петли со спины, — опять в трупешники всадили.

— Лучше в них, чем в нас, — философски ответил Олег. — Твердислав, тебе что снилось?

— Насмехаешься? — криво улыбнулся тот, ставя перед собой гранатную сумку. — О-от, пара выстрелов — и край… Лады. Застрелиться, что ли, а?

— Давай, — буркнул Олег, — только быстрее, вон они идут, помешают… Богдан!

— Повременю, — решил Твердислав, — часом, и так убьют…

— Восемь машин, до пяти сотен пехоты, — уже привычно подсчитал Йерикка. — Вольг, прополку.

— Да вставай ты, скотина! — Олег пнул Богдана в пах и полез наверх со снайперкой. Танковый снаряд ударил в землю перед клуней, резко взлетел вверх снова и на рикошете разорвался над домами околицы.

— Йа! — выкрикнул Йерикка, выгибаясь назад. Бежавший от веси мальчишка закувыркался на земле, взрывая грязь каблуками ботинок.

— Готов, — отметил Твердислав. — Ты что, Йерикка?

— Ранили, — прохрипел тот. — Посмотри…

Твердислав задрал на нём куртку. Осколок угодил точно в шрам раны, полученной Йериккой в начале лета в бою около тела Ломка — и сидел под самой кожей. Твердислав извлёк его пальцами.

— То и добро.

Мальчишка неподалёку всё ещё дёргался, но уже по-неживому. Сверху съехал Олег, поставил винтовку, взял автомат, отщёлкнув предохранитель на автоматический огонь:

— Всё, пошли. Богдан, сука!

— Всё-всё-всё, я уж не сплю, — Богдан сел с закрытыми глазами, взял свой АКМ и кассету с оставшимися выстрелами к подствольнику.

— А глаза закрыты, чтоб не так страшно было, — пояснил Твердислав. — Тридесять восьмая…

— Тридцать шестая, — возразил Олег и был послан у него же перенятым матом:

— Пошёл на…!

— Кусай за…! — буднично ответил он.

— Вельботы! — Йерикка, зашипев от боли, перевернулся на спину и, уперев приклад ДП в землю, начал долбить в пару короткокрылых «корытец», заходивших на удар от солнца. Под плоскими белёсыми брюхами вспухли облачка — и в нескольких местах веси поднялся дым. К вельботам потянулись трассы крупнокалиберных пулемётов, они заходились, но бронированные лохани, быстро маневрируя, дали ещё пуск, а потом, поливая всё и вся из ливневых установок, ушли прочь.

— Ракету бы сейчас! — зло сказал Йерикка и, меняя магазин, повернулся на живот. Куртка у него на спине вымокла от крови. — Ну, идите, идите сюда!

С этим призывом все были согласны. По крайней мере, в бою не засыпаешь.

Горные стрелки были уже шагах в ста пятидесяти. Так близко они ещё никогда не подходили! Два танка горели, но остальные ломились напролом, давя трупы своих же и почти непрерывно стреляя из всего бортового оружия. Пехотинцы группировались за ними.

— Не могу достать! Не могу достать! — орал Олег, поливая ближний танк струями пуль из АК103, словно водой из брандспойта. Отчаянье заставило его разрядить подствольник, но тромблон танковую броню не взял, конечно. — Твердислав, сожги его! Ну же!

— Годи… годи… годи… — Твердислав возил окровавленной рукой по рукояти РПГ7. — Два-то всего счётом и осталось, знаешь ведь…

Бамм! Танковый снаряд, зарывшись в землю, поднял на дыбы здоровенный кусман земли. Олега присыпало (не первый раз за эти дни) и, пока он отрывался (точнее — откапывался, чтобы оторваться), танк с пехотой, группировавшейся за ним, подошёл совсем близко. Он перевалил линию обороны, и было видно, как его жирно блестящие гусеницы выхлёстывают из-под себя ошмётки того, что только-только было живыми людьми.

Пятнадцать саженей. «Тандем» ПГ7ВМ на расстоянии в полтораста саженей пробивает пятидесятисантиметровую броню вместе с добавочной защитой навесного экрана.

— Пригнись! — свистнуло пламя, Олег вжался в землю, успев увидеть, как в солнечной вспышке разлетаются осколками куски брони, штопором свиваются, срываясь с креплений, плитки навесных экранов… — Хвостом в рот, в тык, по голове! Богдан, выстрел, шевелись! Идёт, сука-а!!!

Танк с развороченным у носа правым бортом, изрыгая жидкое пламя и снежно-белую пену, продолжал идти. Оба его пулемёта стреляли. Йерикка стрелял тоже — по пехоте, бегущей следом. Богдан с очень спокойным лицом заряжал лежащий на плече Твердислава РПГ последней гранатой.

— До хрена же было «мух»! — заорал Олег. — Где «мухи»?! «Мухи» где?!

Двое с пулемётами, поливая всё очередями, выбежали из-за танка. Твердислав выстрелил снова — обоих в куски разнесло сорванной бронёй, танк остановился окончательно. Теперь он горел капитально — весь нос был объят жирным пламенем.

— Через низ уйдут, сволочи! — крикнул Йерикка. — В днище люки!

— Это мы читали! — и Олег швырнул под днище танка ребристую «лимонку». — Вот так! Пехота за танком, Эрик!

— Припечёт — сбегут, или зажарятся, — хладнокровно отозвался рыжий горец, — на выбор.

— Ещё один! — закричал Богдан возбуждённо. Все разом повернулись — второй танк шёл к ним через развалины сгоревшего дома, ломая обугленные брёвна, как соломинки и подминая, кроша в пыль саможженый кирпич.

— Мать… — тихо сказал Олег. И пошарил, как во сне, вокруг рукой. — Я говорил — «мухи»…

Огромная, плоская и от того казавшаяся низенькой башня танка была повёрнута. Он бил по веси снова и снова. Танкисты несомненно видели группу мальчишек возле клуни. И так же несомненно поняли, что у тех нет ничего серьёзного.

— Бей по приборам! — Йерикка, положив пулемёт на колено, резанул по броне. Олег присоединился к нему.

— Й-ой! — Богдан сложился пополам и скатился вниз, в яму клуни. — О-о… — мальчишка зажимал правое бедро. Олег бросился выволакивать его. Оставаться в яме было смерти подобно — танк наедет, сделает два оборота… и Богдан никогда не выберется из могилы, о которой шутил несколько дней назад только погребён он будет заживо. Олег тащил Богдана, тот, стиснув зубы, помогал руками и ногой, но они срывались… Йерикка, лёжа на краю ямы, стрелял вновь и вновь…

— Уходи! — закричал Олег. — Уходи, раздавят! Уходи нахрен отсюда! — но тот лишь дёргал окровавленной спиной, и Олег понял, что Йерикка никуда не уйдёт, и закричал отчаянно, умоляюще: — Эрик, дурак, живи! Уходи! Живи, скотина!

«Да-да-да-да!» — соглашался «дегтярь», но Йерикка не слушал свой пулемёт, он лежал наверху и стрелял, стрелял в приближающуюся броневую махину. Олег видел, как он сменил диск — спокойно, ловко — дёрнул затвор и снова ударил огнём.

Олег взвалил Богдана — рывком! — на плечи и, застонав от напряжения, взобрался наверх. Тут же упал — не от тяжести, стоять было опасно.

— Глянь… — захрипел Богдан. Лицо его исказилось.

Сбоку от танка появился Твердислав. Он встал в рост и движением всего тела бросил на корму связку из трёх РКГЗ. Мелькнуло тугое, скатанное в яркий ком пламя взрыва, Твердислав дёрнулся, чтобы броситься в сторону, но правая сторона, танка толкнула его, подминая, как манекен…

— Я-а-а-а!.. — бессмысленно и страшно завыл Олег, хватаясь за автомат. Гусеницы танка повернулись, выхлестнув что-то влажное, яркое — и машина застыла. Олег бросился к ней, но Йерикка успел раньше. Он ударил прикладом в висок полезшего из носового люка механика и, едва распахнулся люк на башне, бросил туда гранату.

Твердислав полз в сторону, запрокинув белое с зеленью лицо, и Олег подбежал к нему, чтобы помочь встать. Твердислав двигался, мотая головой, как собака с перебитым хребтом, и следом за ним тянулось что-то мокро-грязное, а сам мальчишка казался слишком… слишком…

Слишком коротким.

Олег остановился, как вкопанный. И сглотнул удушливый ком.

Твердислав казался короче, потому что это мокрое и грязное было остатком его ног, размолотых до самых бёдер. Кое-где сквозь грязь весело били ручейки крови.

— Вольг, — глаза Твердислава были спокойными, он облизнул губы, — добей меня. Скорее. Часом не больно мне, но вот станет больно…

— Нет-нет-нет… — попятился Олег, мотая головой. Это было трусливо и даже подло, но то, о чём просил Твердислав, было выше его сил!

Твердислав открыл рот и закричал, колотясь затылком о землю. Вместе с кровью потекла, бурая жижа… Прибежавший Йерикка оттолкнул Олега и, выхватив меч, ударил им сверху вниз в горло кричащего мальчика, а потом, обернувшись, хлестнул Олега по щеке:

— Ты что, спятил?! Ты…

— Ре-бя-та-а-а-а!!!

* * *

Сразу пятеро стрелков выскочили из-за горящего танка, как черти из адской подворотни. Они предпочли не гореть и не бежать, а атаковать растерявшихся горцев. У Богдана заел автомат. Выстрелами из «вальтера» он свалил одного, но тут же был вновь вынужден укрыться в родной клуне и звать на помощь старших мальчишек.

Олег нажал на спуск подствольника, забыв, что он разряжен. Йерикка поступил умнее — бросил во врагов гранату и сам рванул вперёд, строча из пулемёта; навстречу ему выскочили двое. Высоченный стрелок ударил по «дегтярю» ногой и замахнулся на горца штыком. Олег вскинул свой автомат, чтобы срезать врага, но на него сбоку прыгнул второй — с ножом в руке. Сбитый ударом тела, Олег рухнул наземь.

Упав, он перекатился через плечо и, оказавшись на четвереньках, поймал руку противника с ножом, пнул его в колено и швырнул через себя — нож полетел в грязь. Олег навалился сверху на упавшего, ничком врага и, хрипя от ненависти, всем весом своего тела и злости вдавил его лицо в жижу на земле — и держал до тех пор, пока тщетно пытавшийся сбросить мальчишку стрелок, не перестал дёргаться.

Йерикка, сидя на корточках, стирал грязь с пулемёта. Его противник лежал на спине, лоб заливало синюшное пятно, глаза были закачены под веки.

Дым от горящих танков мешал смотреть, но, судя по звукам, атака захлебнулась. Олег, ругаясь, извлёк Богдана из ямы и перевязал сильно кровоточащую, но не опасную рану в бедре. Йерикка, стоя над телом Твердислава, медленно сказал:

— Он погиб, как герой, бедняга… Два танка сегодня. Спас нас всех…

— Похороним его? — спросил Олег. Спать не хотелось, но мальчишка знал по опыту — сейчас схлынет напряжение, и…

— Пожалуй, — Йерикка кивнул на снарядную воронку неподалёку.

Олег поднял убитого друга. Друга? Нет, пожалуй. Своими друзьями в чете он мог назвать Йерикку, Богдана… ну, ещё — Гостимира. Просто этот парень был один из них. Может, и не друг. Но боевой товарищ, погибший своём посту.

Твердислав был легче, чем при жизни, хотя с мертвецами вообще-то наоборот. Олег бережно опустил его в воронку, не замечая, что пачкается в крови. Закинул, лицо убитого остатками его плаща. И кутами начал сгребать землю в воронку.

— Погоди, — подошёл Йерикка с лопатой, бог весть где взятой, — я быстрее.

Он ещё не успел закончить свою работу, когда из веси прибежал мальчишка — он тащил котелок тушёного с овощами мяса, а за плечами — аж четыре одноразовых американских М72А2. Бухнув всё это добро наземь, он сообщил:

— Принёс, вот.

— Где ты раньше был?! — вдруг взорвался Олег, сжимая кулаки. — На десять минут раньше, и… а теперь — видишь?! — он в осатанении ткнул в сторону засыпанной воронки. — Там мой друг лежит! Он танк гранатами взорвал! Гранатами, потому что траханых РПГ…

— Будет, что он-то виной? — угрюмо спросил Богдан. — Есть станем лучше… Да и ты садись, — обратился он к хмурому парнишке.

Одних лет с Богданом — но мельче, босой, в куртке на голое тело, висевшей мешком, и подвёрнутых штанах, мальчишка был голоден, если судить по тому, как он ел. Горцы же снова начали засыпать, но по всей линии опять зашумело, залязгало — начиналась атака, и не с кем Олегу было спорить, какая по счёту…

— Так, — Йерикка прикрыл кастрюлю трофейной каской, — потом доедим… Молодые люди, дым меня раздражает, предлагаю выдвинуться за эти горящие гробы.

— Принято единогласно, — Олег вытер ладони о траву и подхватил все четыре РПГ.

Они перебежали под прикрытием дыма саженей на двадцать вперёд и залегли среди перепаханной земли рядом с тремя лесовиками. Олег только теперь заметил, что мальчишка попёрся следом за ними — он нёс «архар» убитого Твердислава, обоймы рассовал в глубокие карманы куртки.

— Шёл бы ты к родным, домой, — уже беззлобно посоветовал Олег, раздвигая трубы РПГ для стрельбы.

— Я из Панкова, — мальчишка нахмурился сильнее прежнего, потом с каким-то вызовом взглянул на Олега: — Сообразил, городской?

— Въехал, — пожал плечами Олег. Собственно, ему было плевать — в веси, возможность погибнуть была не меньше, а то, что мальчишка решил умереть с оружием в руках, не заслуживало ничего, кроме одобрения.

На этот раз Олег опоздал со снайперкой — пока пробирались на новую позицию, враг оказался уже на дальности действительного огня из автоматов.

— Две танка, ещё две машины, две скорострелки, двести сажен! — выкрикнул Богдан.

— Подпустим на семьдесят, — решил Йерикка.

Олег выпустил навесом по пехоте два тромблона. Один из лесовиков молча сунулся лицом в приклад своего карабина — пуля угодила ему в левое ухо. Одна из машин, объезжая широкую воронку, подставила бок — Богдан выстрелил почти мгновенно из РПГ и со смехом отбросил использованный выстрел; машина загорелась, пехотинцы-десантники посыпались через люки…

— Беречь для танков! — предупредил Йерикка. Но один танк уже горел — его подожгли откуда-то слева. Сперва загрохотал АГС, его поддержал второй, но тут же пара вельботов, вырвавшись откуда-то из-за деревьев, начала утюжить позиции.

— Сволочи! Ах, сволочи! — застонал Йерикка, перекосишись. Олег его вполне понимал. Вельботы безнаказанно и красиво ходили над позициями — когда же они ушли, то АГС больше не подавали голоса.

Потом всё начало куда-то подниматься, взлетать — и рухнуло…

…Олег очнулся оттого, что его кто-то целовал и при этом зачем-то бил кулаком в грудь. Мальчишка открыл глаза — и увидел над собой Богдана. Тот заулыбался и что-то сказал, но Олег не понял, что. Его стошнило. Отплёвываясь, он попытался сесть, но Богдан придавил его к земле:

— Лежи, что ты!

Только теперь до Олега дошло, что бой идёт, и вообще, наверное, прошла минута, а то и меньше. И ещё — что Богдан делал ему искусственное дыхание

— Жив? — раздался голос Йерикки. Олег приподнял голову. Йерикка стрелял из-за выброшенной взрывом земли. Рядом с ним отстреливался лесовик. В паре шагов — мальчишка. Второго лесовика не было видно.

— Живой он! — весело откликнулся Богдан, хватая автомат. — Ты лежи, лежи одно, — он коснулся плеча Олега, и бросился к остальным.

— Танк, танк! — заорал лесовик, хватая РПГ. Олег повернулся на бок, нашарил автомат, сменил почти опустошённый магазин и пополз вперёд.

Танк был саженей за двадцать. Ещё ближе двигалась лёгкая машина, возле неё бежали и стреляли солдаты, Олег видел их лица, нашивки на форме и даже цвет глаз. Лесовик выстрелил из РПГ, но танк шёл… и лесовик встал на колено, подхватывая вторую «трубу», а потом — упал, упало то, что выше пояса, срезанное очередью пулемёта. Олег достал из мешанины посечённых кишок склизкую трубу и выстрелил в танк. Одновременно Богдан выстрелил во вторую машину и поджёг её. Олег тоже попал, но танк шёл, хотя пушка его молчала, и из дыры в маске валил дым. Зато пулемёты захлёбывались, и гусеницы мощно взрывали землю, гипнотизируя Олега — он хорошо помнил, как они обходятся с живым человеком и сейчас чувствовал, что готов бежать, ноги напряглись против воли. Вскочить и бежать. Бежать, бежать, пока не стихнет за спиной этот тупой, мощный лязг, заполнивший собой весь мир! На месте остаться помогло трезвое понимание — стоит оторваться от земли, и он будет тут же убит.

Мальчишка скручивал каким-то тросом три противотанковые гранаты и брикет тротила — с трудом удерживая на весу четырехкилограммовую связку. Олег не сразу понял, зачем он это делает. Понял, лишь когда взглянул в лицо паренька — упрямое, злое, с чёрными на белом пятнами веснушек, но в то же время вдохновенное. Поняв же, заорал:

— Дай сюда! Я поползу! — но мальчишка, вывернулся почти из самых рук, больно звезданул Олега босой пяткой в глаз и выкатился из-за земляного холма. Полежал, перевернулся на живот и быстро, ловко пополз, вжимаясь в землю.

— Стой! — Олег рванулся за ним, но Йерикка дёрнул его назад:

— Прикроем его!

В самом деле — пехотинцы сообразили, что к чему. Но три ствола размели мальчишке дорогу. Он на секунду задержался у подбитой машины, поправляя свою связку, махнул рукой горцам и пополз дальше.

— Он же не сможет её кинуть, то тяжко, — прошептал Богдан.

— Он не станет её кидать, — тихо ответил Йерикка.

— То как? — расширил глаза Богдан. Вместо ответа Йерикка обнял его за плечо и, помедлив, сказал:

— Смотри, горец, как надо умирать.

Мальчишка поднялся в рост в шести шагах перед носом танка. Видно было, как пули прошили его насквозь, а потом он упал под гусеницы, вскинув над головой руки со связкой, ударившей по броне.

Олег, Йерикка и Богдан видели, как мальчишку разодрало в куски гусеницей… а потом сверкнуло пламя — ослепительно-магниевое, не гранатное. Подброшенная сдетонировавшей боеукладкой, башня танка взлетела и закувыркалась прочь, вращаясь, как тарелочка-фрисби…

— Имя-то его как? — спросил. Богдан. — Как имя-то его?!

И тогда Олег оказал слова, которые десятки раз слышал на Земле, но не воспринимал всерьёз — они были далёкими, эти слова, они не имели отношения к его, Олега, повседневности… а сейчас вдруг придвинулись, дохнув в лицо сталью, гарью и кровью, сделавшись близкими… Олег сказал:

— Имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен… Что ещё тебе, Богдан?

Интерлюдия: «Вальс Гемоглобин»

* * *

— Я всё равно пойду.

Йерикка молча смотрел в глаза Олега. Землянин выглядел, как оживший мертвец, поднявшийся из могилы ради одного-единственного дела. А у Йерикки просто не было сил спорить. Силы все уходили на то, чтобы быть чуточку бодрее остальных. Да и дела были скверными, — мягко сказано. Во время атаки вельботов погиб Бодрый, лично лежавший за АГС. Хмур, узнав о гибели брата, ушёл, сел над его телом и никому не давал не то что хоронить, но и просто к нему приблизиться. А тут ещё этот придурок решил идти и вытащить Милка. Как будто то, что валяется вокруг без числа и погребения, не было ещё недавно людьми! Полверсты через поле, то, что атака может начаться вот-вот, собственная усталость — всё это не трогало Олега. Похоже, он и не слышал, что ему твердил Йерикка — глядел, себе куда-то в землю отсутствующими глазами, иногда вытирал, рукавом мокрое от дождя лицо, развозя по нему грязь. А потом сказал — как припечатал:

— Я всё равно пойду.

Йерикка плюнул с досады:

— Иди, — разрешил он. — Иди, может, там тебя уже ждут.

— Один с топором и двое с носилками, — оказал Олег. Улыбка, которой Йерикка уже долго не видел на лице друга, и странные слова удивили рыжего:

— Что? — спросил он.

— Это у нас в школе так говорили, — пояснил Олег. — «Иди-иди, тебя там уже ждут. Один с топором и двое с носилками.»…

…Ни автомат, ни меч, ни даже камас Олег с собой не взял. Вообще ничего, кроме револьвера. Всё остальное помешало бы проползти полверсты. Была глубокая ночь — не стемнело ничуть, но атаки, прекратились. Как надолго — никто не взялся бы сказать, но про себя Олег решил, что в случае чего отсидится в какой-нибудь «коробке».

Сейчас он полз в грязи среди трупов. Кое-где было чисто, но в большинстве мест убитые лежали валом. Четырёх, а то и девятидневной давности — и свеженькие. В давнишних уже вовсю хозяйничали черви, чувствуя себя, как дома. А погибшие недавно походили друг на друга, как две капли воды — той воды, что, казалось, вместе с кровью смыла с них и жизнь…

Олег переползал через них так же равнодушно, как через канавы или бугорки. Он в сущности никогда не боялся трупов. А тут, на войне, перестал испытывать к ним какое-либо вообще чувство. Смерть выключала человека из жизни, превращала его в… камень, в деревяшку, имевшую вид человека, но не более. Во что-то столько же далёкое от человеческого мира, как эти вещи. Жаль только, что нельзя прихватить у убитых врагов оружие…

…Танк, в котором сидел Милок, был взорван собакой-смертником. Экипаж, очевидно, сумел спастись, но кругом лежали трупы пехотинцев. Олег подполз к носу и облегчённо поднялся на ноги. Тут его было видно лишь со стороны своих.

На броне танка кое-где собралась прозрачная дождевая вода. Мальчик плеснул её себе в лицо, стукнул кулаков по металлу — он отозвался коротким мягким стуком. Монолит… Олег заглянул в открытый люк механика — никого. Упёршись ладонями в края, Олег полез внутрь.

Он раньше был в танке — когда воинская часть устраивала для школьников «день открытых дверей». Сейчас его поразил контраст между утилитарной теснотой Т-80 и почти роскошью этой машины. Но ни кондиционеры, ни мягкие кресла, ни красивая обивка не спасли танк от гибели.

Через внутренний люк он просунулся в башню. И сразу же увидел Милка.

Оба башенных люка были открыты, внутри — светло. Милок лежал на ребристом полу, свернувшись калачиком и уткнув лицо в колени. Одной рукой он всё ещё сжимал винтовку, другую выкинул над головой. Светлые волосы слева почернели — пуля попала над бровью, Олег видел серое, точно пеплом присыпанное лицо.

Мальчишка не знал, зачем припёрся сюда. Милка он знал не лучше и не хуже, чем полторы сотни других мальчишек племени. Может быть, это был всего лишь протест — неприятие беспамятства, поражающего людей на воине…

Убитого легче всего было бы через нижний люк, но его заклинило взрывом. Олег потащил горца через люк механика, попутно думая, как волочь его через поле.

Он уже выбрался наружу сам и наполовину выволок труп, когда услышал хрипловатый, но спокойный и уверенный голос:

— Бог помощь, сосед. Ты чего дохлятину ворочаешь?

Холодея, Олег обернулся.

И умер, умер сразу, умер на месте.

Потому что они стояли за танком — так, чтобы их нельзя было достать со стороны веси. Оба казались грозными, из-за тяжёлых жилетов о наплечниками и круглых шлемов, не касок, скрывавших почти всю голову. Широколицый мужчина с ливневым пулемётом — он говорил — был старше, с усталым и надёжно-уверенным лицом. Второй — года на четыре постарше Олега — держал мальчишку под прицелом автомата, его лицо выражало нервозность и азарт. Новичок. Хобайны. Раньше их тут не было — встало Стрелково поперёк горла, лучших своих прихвостней данваны сюда бросили… Эти мысли вихрем пронеслись в голове Олега, как уже не имеющие к нему отношения. Если даже он успеет (а он не успеет!) выхватить револьвер — выстрелить ему не дадут. И Олег прислонился спиной к холодному, мокрому танковому носу. Странно, непреодолимо захотелось спать. Он зевнул, получилось судорожно…

Старший непонятно посмотрел на мальчика, на полувыпавший из люка труп. Спросил вдруг:

— Брат? Или товарищ?

— Любовник, — зло ответил Олег. (На злость силы ещё оставались, удивительно!). — Стреляй, хватит болтать, — и добавил; — Сволочь, охвостье данванское…

— Он ещё лается! — возмутился молодой. — Шлёпнуть его и делу конец… — он двинул стволом автомата с узкой щелью формировки потока, нажал клавишу спуска (и Олег умер второй раз…), но старший его остановил:

— Погоди… Горец ты? — спросил он Олега.

— Я с Земли, — с вызовом сказал Олег. — Слышали про такую?

— А он? — хобайн кивнул на Милка.

— Горец.

— Значит, друг… Давай, тащи его. И ползи отсюда.

Молодой хотел что-то сказать, но потом пожал плечами и промолчал. Олег внимательно посмотрел на хобайна, сказал:

— Врага надо убивать там, где встретишь. Это закон.

— Славу свою добывай в бою, — ответил хобайн. — Это тоже закон. Зачем убивать безоружного?

— Это за вас другие делают, — не отвёл глаз Олег.

Потом он повернулся и потянул на себя Милка. Он всё ещё ждал выстрелов.

Но они не прозвучали.

* * *

— Хобайны? — спросил Гоймир задумчиво. — И наряжены полно?

— Да, — кивнул Олег. С усилием поднял голову после кивка.

Гоймир покусал кожу краги. Глаза у него закрывались, словно железные шторы без противовеса.

— Так то значит — брать весь готовятся, — сказал он. — Одно — как? И нам что быть? Вон, — он кивнул на Ревка и Яромира, сидевших неподалёку. Они замерли, привалившись к каменной стене, вытянув ноги и безучастно глядя перед собой, — то видел? Часом спать можно, а они-то не спят. Нет мочи уснуть. А кто ещё разное несёт, с места на место безделком бегает, патроны перебирает… Другие уж так уснули, что огнём жгли — мычат, а не проснутся! Всем часом выспаться нужно, хоть часов шесть. Так не дадут они нам те часы!

— Дураки будут, если дадут, — подтвердил Олег. А Йерикка вдруг сказал задумчиво:

— Я боюсь, что они не только не дураки, но ещё и умнее, чем мы думаем.

— Ясни, — сказал Люгода. На забинтованной голове Касатки оставались открытыми лишь рот и глаза, Люгода громко дышал.

— Они знают, что мы не спим пятые сутки. Шесть часов, чтобы выспаться, они нам не дадут. А вот час-полтора, чтоб ЗАСНУТЬ — дадут вполне. И проснёмся мы в плену… или в вир-рае. А что до хобайнов — так их данваны с вельботов прямо в весь высадят, как они с Медведями тогда поступили.

— Нельзя давать ребятам спать, — Олег чувствовал, что едва ворочает языком.

— Так ты и сам спишь одно, — безо всякого укора оказал Гоймир. — Мы все засыпаем. А если кто и нет — тот на малое дело не годен, куда воевать… Хоть четыре-то часа, пусть, и не шесть! — он выругался и ударил по грязи кулаком.

— Ну что же, выход один, — Йерикка встал, подпираясь пулемётов. — Пусть спят ребята, сколько можно. А мы потом разбудим тех, кого получится.

— Хороший выход, — Олег встал тоже. — Пошли бродить. На ходу я пока ещё не спал.

Они с Йериккой отошли шагов сто, и рыжий горец сказал, кладя руку на плечо Олега:

— Ты крепкий. Я бы не поверил, хотя Крук мне рассказывал, что твой дед тоже всех удивлял… Но ложился бы ты спать. Ты не воевода…

— Ты тоже, — улыбнулся Олег…

…Ударившись лбом в стену, Олег проснулся и потёр ушибленное место, пробормотав:

— Впредь не зарекаться…

Весь дрыхла. Кто где мог и уже часа два. Если и будет атака, то только сейчас…

Шесть больших вельботов шли к деревне под прикрытием двух более мелких, ощетинившихся стволами машин. Олег тупо смотрел на них — силуэты, плывущие через дождь. «Вот,» — бухнула мысль, мальчик перехватил автомат удобнее, сел у плетня и уснул…

…Йерикка сумел собрать полсотни человек. Горцев среди них не было ни одного — женщины и дети лесовиков, которые всё-таки худо-бедно спали. Он рассчитывал расстрелять вельботы, когда они зависнут для выброски десанта по канатам. И никак не ожидал, что большие машины с ювелирной точностью сядут прямо в улицы!

Рыжий горец понял, что это — смерть. Люди, казавшиеся неловкими из-за брони и снаряжения, побежали в улицы быстро и ловко. На редкие выстрелы они отвечали лавиной огня из ливневого оружия, ракетных ружей и дробовиков, снаряжённых гранатной картечью — таких «стволов» у обычных данванских рабов не было. Причём огонь был такой плотности, что можно было подавить вражескую группу, а не одинокое ружьё. На спящих хобайны не обращали ни малейшего внимания — или просто не могли отличить их от убитых, хотя вряд ли; на лицах Йерика различал маски тепловых сканеров.

Он застрелил троих. И видел, как убили ещё стольких же. Но за этих шестерых убитых врагов отдали жизни тридцать семь лесовиков. Женщин и детей. С оставшимся — их было не более десятка — Йерикка отступил к импровизированной больнице, где находились раненые.

Тут он получил неожиданную помощь. Человек пятнадцать раненых, превозмогая боль, взялись за оружие, среди них был и Морок. Пробовал встать Краслав, но его сил хватило лишь доползти до порога, где он и остался лежать, задыхаясь от бессильных слёз.

Кольцо наступающих сжималось. Йерикка никому не молился. Он только проверил, выведено ли наружу кольцо закреплённой под курткой и рубахой гранаты. Внуку старого князя и сыну казнённого данванами подпольщика нельзя попадать в руки врага живым. Когда припрёт — он выдернет это кольцо.

И, может быть, через несколько лет в племени Рыси — далеко отсюда — родится мальчик, который вырастет похожим на него, Йерикку.

Он очень хотел в это верить.

Но подлая память, которую он обрёл, живя в лживом и безжалостном городе, подсовывала коварные строки…

— Замолчи, — прошипел он, прогоняя голос, и повёл стволом, выцеливая первую расплывчатую фигуру врага.

Пусть — не похожий. Пусть. Лишь бы родился. Родится — значит, племя останется жить. Ради этого стоило умереть.

* * *

Олег не хотел просыпаться. Он не желал возвращаться в шумный, грохочущий мир, в эту войну, в эту смерть. Он спал — и спать было прекраснее всего, что он знал в жизни.

Мешал только Голос. Он бился в клетках сонного мозга, как рёв тревожной сирены. Он кричал и звал.

«Вставай! Да вставай же, подонок, мразь, трус! Надо драться! Ты слышишь — идёт бой! Встань, мальчишка, ничтожество! Это предательство — спать! Предательство — спать!»

«Отстань, — отбивался Олег, — я хочу спать, и я не желаю, чтобы мне указывали, что делать! Я…»

«Настоящий Олег — это я! — кричал голос. — Я, а не тупая, ленивая, ничтожная скотина, кусок мяса, который дрыхнет, пока убивают его сородичей! И я, Олег Марычев, не позволю тебе валяться и храпеть!!!»

Огненная боль рванула тело слева под ключицей — словно впился в него клыками какой-то зверь.

Рысь, например.

Олег открыл глаза…

…Хорошо, что он не пошевелился. Широкие спины шестерых хобайнов, согнутые около остатков стены, видны были шагах в десяти. Хобайнн возились с чем-то, похожим на лёгкое орудие… и Олег услышал команду:

— Выжечь их!

«Хорошо, что автомат не забрали.»

Он поднял оружие, прицелился в крайнего левого и вогнал весь магазин, тридцать 7,62-миллиметровых бронебойных, жал, по дуге — до крайнего правого, прямо в широкие маскировочные спины…

…Йерикка сделал своё дело. Он со своей инвалидной командой, бабами и детьми задержал десант почти на три часа, и хобайнов ждала даже не неожиданность, а нечто страшное. Они оказались в ловушках — невозможно было определить, откуда начнёт стрелять очередной проснувшийся. Некоторым показалось, что встают мёртвые — а что ещё думать, когда лежащее в грязи, перепачканное кровью тело вдруг поднимается и открывает огонь. Рассеянные по веске хобайны вынуждены были вести бой мелкими группами в окружении. В ответ на их требования подкреплений к Стрелково пошли машины и пехота — применять артиллерию и вельботы теперь, когда, бой стал похож на слоёный пирог, было опасно.

Десант, который должен был принести почти бескровную победу, сыграл на руку защитникам Стрелкова…

…— Сволочи, я спать хочу, — бормотал Олег, — сейчас вас всех кончу и досплю!

Под его словами подписался бы любой из защитников. Сейчас они стреляли даже не в данванских слуг, а в тех, кто-таки не дал им выспаться как следует. При малейшем затишье бойцы вновь начинали дремать.

— То добрый выстрел! — похвалил Богдан, когда танк, выпустив снаряд, прямым попаданием накрыл пулемётный расчёт хобайнов. — Часом хоть целуй их — до того красно они своих шерстят!

Богдан, Олег и кто-то из местных пацанов держали оборону в развалинах вечевого подворья. Танковый снаряд разорвался на обрезе стены, осыпав обороняющихся щебнем. Мальчишка, стрелявший из окна, грохнулся вниз, но тут же сел и потряс головой:

— Ух!

— Жив? — окликнул его Богдан.

— Так что мне сделается? Я откуда только не падал, не то что с окна! — возбуждённо почти кричал мальчишка. — С дерева падал сто раз, с лошади — двести, под танк падал…

— Под танк?! — изумился Богдан, меняя магазин.

— А то, — кивнул мальчишка, — танк до сих пор во-он там за околицей ржавеет!

— То как? — недоверчиво спросил Богдан.

— Ну я ж под него с гранатой падал, — пожал плечами мальчишка и засмеялся вслед Богдану.

Танковый люк откинулся, из него показалась голова танкиста. Он опасливо поворачивался, смотрел вокруг.

Крах! Танкист дёрнулся и сполз обратно. Олег перезарядил винтовку, процедил:

— Ну, идите сюда!

Танк, похоже, определился. Но, не прошёл он и пары саженей, как из подвального окна, на треть засыпанного щебнем, выдвинулся ухват, в котором — очень удобно! — лежала противотанковая мина. Ухват опустился точно под накатывающуюся гусеницу…

Рррах! Гусеница «потекла». Разворачиваясь, словно мамонт-подранок, танк кормой въехал в одни развалины, носом — в другие. Пушка, угрожающе качнувшись, начала разворачиваться. В тот же момент мальчишка, содрав с себя куртку, ткнул её в ствол и, пропихнув ударом автомата подальше, скатился в сторону, крикнув:

— Ложись!

Вместо обычного гудящего выстрела танка раздался настоящий взрыв. Олег оторвал голову от щебня. Ствол орудия был разворочен «цветочком». Из открытого башенного люка валил дым.

Мальчишка сел и, сплюнув, сказал:

— Вот так вот.

А Олег, перевернувшись на спину, захохотал.

— У… ух… ватом, — стонал он, колотя кулаком по щебню и повизгивая. — Ухватом и ку-ку-ку…

— Лет шесть ещё протяну, — с важным видом сказал мальчишка, — жениться успею, ты только подольше кукуй.

— Курткой! — выпалил Олег. — Ухватом и курткой! Танк подбил! О-о, мне нравится эта война!

— Вольг! — Богдан ткнул в сторону развалин наискось: — Гляди! Уходят!

Правильней было сказать «убегают». Группа хобайнов пересекала развалины.

— Поняли, что они тут не в кассу, — довольно сказал Олег. — Ну уж нет, без базара, я вас не отпущу…

Крах! Бежавший первым дёрнулся и, ткнувшись головой в стену, рухнул на землю. Олег выстрелил в последнего — тот, раскинув руки, повалился тоже. Но остальные, похоже, засекли, откуда стреляют.

— Стерегись! — прокричал Богдан. Струя радужного пламени — высокотемпературной плазмы — врезалась в развалины немного в стороне, резко запахло испаряющимся камнем. Вторая струя ударила ближе, но Богдан ответил очередью, пробив висящий за плечами одного из хобайнов накопитель — и часть улицы утонула в нестерпимой яркости вспышке. Мальчишки выскочили, из развалин на параллельную улицу, где горящая машина, словно раненый зверь, ворочалась среди руин. Очевидно, погиб экипаж, а управление заклинило. Неподалёку кучей лежали восемь или десять лесовиков.

Олег приложился и выстрелом из подствольника разул машину на вторую гусеницу. Потом, подбежав к корме замершего чудовища, постучал прикладом в бронедверцу:

— Есть кто живой? Выходи, болезные, по счёту три не выйдете — сожжём в Попенгаген! Раз!..

Дверца распахнулась, наружу вылетели две автоматических винтовки, показались двое стрелков. Один из них бормотал:

— Не стреляйте, не стреляйте…

Второй вылез неловко, уже держа руки поднятыми. Олег схватил его за шиворот, бросил к стене:

— Давай, скотина!

Богдан пнул первого в бедро, потом — ниже пояса, крикнул:

— По-внутри — кидай стволы!

Из машины вылетели ещё несколько винтовок, один за другим вылезли четверо стрелков. Мальчишка-лесовик, уже заглянувший в башню, доложил:

— Тут мёртвые… Эй, ты! — он ткнул одного из стрелков в спину, — Снимай куртку, живо!

— Сейчас, сейчас… — заторопился тот. — Вы только не стреляйте, не стреляйте…

— Хорошая куртка. Барахло у вас хорошее. А сами вы — хорошее барахло, — скаламбурил мальчишка, влезая в куртку. Солдат кивал и улыбался, словно паренёк говорил на иностранном языке, и стрелок боялся его обидеть, сказав что-то не то в ответ. Олег с отвращением смотрел на пленных, которым их ужас не давал даже стоять прямо, они гнулись, приседали, корчились, словно нестерпимо хотели в туалет. Славяне, такие же славяне, как горцы, той же крови, почти с тем же языком… Как изуродовали их душу надменные и всесильные господа созвёзд — не оставив ни гордости, ни веры, ни чести — только простейшие животные инстинкты, над которыми доминирует главный — страх за свою бесценную жизнь.

— Отойди, — потребовал Олег, двинув стволом автомата. Мальчишка послушно отошёл. — Лицом к стене, быстро! — крикнул Олег. — Быстро! — никто не повернулся, стрелки обезумевшим, глазами смотрели на автомат.

Олег прошил их одной очередью. Четверо упали сразу, один — попятился к стене и сполз наземь по ней. Шестой удержался на ногах, но Богдан, подойдя к нему, вложил в ухо ствол «вальтера» и, сказав «бам!», нажал спуск.

— Тебя как зовут? — спросил Олег у спокойно наблюдавшего за этим мальчишки. Тот вдруг засмеялся:

— Не узнали?! Нет, честно не узнали?!

— Не-е… — удивился Богдан. А Олег, всмотревшись в лицо лесовика, сказал уверенно, удивляясь, как он не сообразил раньше:

— Володька! Вот чёрт! Ну, Богдан-то тебя не узнал, он тебя и не видел, но я, я-то! Жив?! Молодчина!

А про себя подумал, что здорово изменился их проводник…

Интерлюдия: «Легенда»

— У нас убит один, у Бодрого…

— У Святослава.

— Да, у Святослава — трое. То будет живых семнадцать и шестнадцать… У Стахора осталось одинадесять, у Хассе…

— Хассе убит вечор, в его место Джефри Рендалл…

— Так… у Джефри — четырнадесять, у Люгоды — двенадесять… Счётных семьдесят человек, — Гоймир потёр переносицу. — Хвала Дажьбогу, думал я — станет мене живых-то…

Йерикка, до сих пор не считавший, хмыкнул:

— Й-ой, зато из девятисот почти лесовиков цело дай бог две с половиной сотни, да и те все… — он махнул рукой.

Они сидели в комнатке, образованной рухнувшим на две уцелевшие стены полом чердака. Пахло дерьмом, мокрой землёй, гарью и кровью. Вот уже как семь часов противник не давал о себе знать, только постреливал. Уцелевшие хобайны стянулись к центру веси и окопались в развалинах. Горные стрелки сидели на окраине. Основные силы обороняющихся сосредоточилась у «больницы».

— Патронов хватает, — сообщил Резан, — а вот гранат — что ручных, что тромблонов, что выстрелов к гранатомётам — тех не стало считай. — Прорываться станем, — вздохнул Гоймир, — князей, воевод, да бойров прежде на вече сведём… Вольг-то где?

Едва он это спросил, как Олег спрыгнул сверху, устоял на ногах и засмеялся. Богдан и Володька уселись на краю стены, свесив ноги.

— Гони своих оружничих, — мотнул головой Гоймир. Олег щёлкнул пальцами — младшие мальчишки переглянулись, хихикнули и исчезли. Олег посмотрел им вслед и начал деловито:

— В общем, так. В сторону гор можно рвать, особенно если мы врежем в одну сторону, а женщины с детьми пойдут туда. Гостимир рацию слушал — подошли Горд и Вийдан, и ещё кто-то. Они встретят и прикроют. Горда я видел сам. Он всё так же воняет рыбой.

— Не шутковать можешь? — покривился Гоймир.

— Могу, — согласился Олег. — Вопрос в том, кто будет тем идиотом, который останется прикрывать? Лично я не намерен никому уступать этой чести.

— Позитивная оценка своих умственных способностей, — согласился Йерикка.

— Так что, — Гоймир кивнул, — мы и станем. Семьдесят бойцов с ручками хватит. А как уйдут люди, так и мы пойдём. Кто куда. Собираем наших-то. Говорить станем…

… — Я не уйду!

— Куда ты денешься.

— Я сказал — не уйду!

— Скажу — и уйдёшь.

Володька стоял перед Олегом, сжав кулаки и сверкая глазами. Землянин совершенно хладнокровно чистил автомат. Богдан, полулежавший неподалёку, в разговор вообще не вступал.

— Что ты меня гонишь? — голос Володьки стал жалобным. — Раньше был хорош…

— Ты и сейчас неплох. Но ты мальчишка. Тебе ещё жить и жить. Я тебе сколько накуковал? Четыре — как минимум. А я куковать умею.

— А Богдан? Вольг, ты не шути, пожалуйста! Понимаешь, я воевать хочу, — голос из просто жалобного сделался умоляющим, — я им, гадам, мстить хочу за… — он махнул ладонью под глазами: — Олег, пожалуйста!

— Володька, я тебе сейчас влуплю…

— …и оставишь?! — с надеждой хлопнул намокшими глазами мальчишка.

— …и отдам под конвой. Всё. Разговор закончен. Иди.

— Вольг, ну же…Богдан.

— Богдан — родич, воин племени.

— А ты?! — завопил Володька.

— Я — местьник. — сурово ответил Олег. И добавил жёстко: — И я твой командир. Ты сам это сказал. И я приказываю тебе уходить.

— С бабами и сопляками, — горько сказал Володька, поправляя на плече ППС.

— Уходят и бойцы, — непреклонно возразил Олег.

— Я всё равно буду драться, — тихо, но решительно сказал Володька. — Я в горах останусь, один останусь, если не разрешат!

— Владислав, — тщательно выговорил имя мальчика. Олег и, взяв его за плечи, поставил между колен, — парень, пойми ты. Я тебя понимаю, не думай, но пойми и ты меня. Тут, — он ткнул себе под ноги, — не будет никакой победы. Ничего такого, про что станут былины складывать. Мы дадим вам уйти и уйдём тоже. А тебе ещё достанется повоевать. Поживи. Найди себе девчонку, поцелуйся с ней! — Олег встряхнул мальчика. — Чёрт, с ними можно не только целоваться, я тебе точно говорю! А потом можешь воевать снова.

«Я говорю, как взрослый с ребёнком! Вон и Богдан пялится,» — смущённо подумал Олег. И отстранил мальчика:

— Ну, Владислав, давай. Иди и не вздумай обмануть командира. Бойцы так не поступают.

Мальчишка подался к Олегу и, крепко его обняв, почти побежал прочь, оставив землянина посмеивающимся, смущённым и недоумевающим.

— Братишку бы мне такого, — сказал Олег наконец, поворачиваясь к Богдану. Тот сидел, надутый: — Э-эй, ты что, ревнуешь?!

— Что выдумал, клянусь тупиком Перуновым! — хмуро ответил Богдан, не глядя на Олега и пиная ногой мусор.

— Богдан, — ласково сказал Олег, — ты дурак.

* * *

«21 руеня. В школе уже три недели идут занятия, а тут всё осень никак не наступит, все деревья зелёные… Это — я?!?!??»

Мысль, мелькнувшая в голове Олега, была полна недоумением и ужасом. Он поднял руку, чтобы ударить по воде и уничтожить этот кошмар, но тут же с усмешкой опустил её. Похоже, он превращается в дикаря, который старается уничтожить то, что его пугает — и считает, что этим исчерпывается дело. Олег вновь всмотрелся в отражение.

Резко выступившие скулы… чётко очерченный подбородок… тёмные губы в ещё более тёмных трещинах… загорелая, обветренная кожа… холодный, усталый взгляд покрасневших глаз… волосы — сосульками неразличимого цвета, отросшие, спутанные… (Олег достал из-под жилета подарок Бранки, помедлил и, расправив, стянул пряди надо лбом, чтобы не мешали глазам.) Человек в заводи выглядел усталым и даже больным — но одновременно опасным. Ещё в мае Олег не поверил бы в себя — такого.

Он выспался, но усталость не прошла. Она лишь стала незаметной. Хронической. И это было опасно. Такая усталость накапливается и убивает… или сводит с ума…

…Они вырвались из веси и сразу же разошлись в стороны. Просто чтобы запутать следы, ещё не решив, кто что будет делать дальше. Чета Гоймира забилась в какой-то овраг и проспала там почти четырнадцать часов. Первое, что они ощутили, проснувшись — боль от ран и дикий голод. Кое-кто просто не смог сдвинуться с места. Остальные, не дожидаясь команд, разошлись вокруг в поисках жратвы…

…Поднявшись на ноги, Олег вброд перешёл ручей. Дождь не переставал, мальчишка давно забыл, что такое сухие одежда и обувь, да это его и не слишком волновало. Он был жив — это уже очень много. Как тут говорят: «В бою побывать — цену жизни узнать.» Правильно…

На полянке между сосен и здешних деревьев, похожих на маленькие ели, но с тонкими листьями вместо иголок, росли собранные в шары мелкие бело-зелёные цветы на ножках высотой в полметра. Олег узнал черемшу и упал на колено, доставая камас. Разрыхлив землю вокруг нескольких кустиков, мальчишка выдернул их, отсёк небольшие луковички, очистил остриём и начал с хрустом жевать, посматривая по сторонам и морщась от скрипящей не зубах земли. Из близких кустов на него смотрела, мигая большущими глазами, мавка — улыбалась, и взгляд её был безмятежен; оборванный и грязный человек, от которого пахло смертью, её не пугал и не удивлял. Самое любопытное и доброжелательное создание здешних лесов…

Сейчас, когда голод начал отступать, Олег вспомнил сам прорыв — и замер, неровно дыша и глядя мимо… мимо всего на свете…

…Они ударили единым кулаком и проломили окружение почти сразу — с грохотом, стрельбой, криками; так, что казалось — не семьдесят, а семьсот человек прорываются наружу. Скорей всего, враг так и подумал. Шесть или семь большегрузных машин, набитых взрывчаткой, попались им в руки посреди всего этого хаоса — на них уходили дальше, и Олег, если честно, по сю пору не понимал, как они не взорвались в бушевавшем вокруг море огня, когда неслись через вражеские тылы, лёжа поверх ящиков со взрывчаткой и стреляя во все стороны.

В какой-то момент Йерикка вырвал из рук Олега готовый к стрельбе «шмель» и, вскочив, выпустил термобарическую капсулу — проследив её полёт, Олег увидел корытообразные тени вельботов, которые в тот же миг закрыл шар объёмного взрыва, а потом Йерикка заорал:

— Попал! Хоть на земле одного кончил!

Они бросили грузовики и подожгли их в трёх верстах от веси, в самом лесу. Тут их нагнали хангары. Отбиваясь, чета уходила в лес, заставив врага гоняться за своей тенью… и в конце концов — оторвалась, но ещё долго потом в бешеном темпе уходила по лесам, будто задавшись целью загнать себя насмерть…

Странно, но, когда они спали в овражке, Олег увидел сон. Первый за огромное количество дней. Наверное — за минуту-другую до пробуждения, когда организм отдохнул. Странный сон.

Он видел актовый зал своей школы в Тамбове. Зал выглядел так, словно в нём только что закончился вечер — горел софит над пустой сценой с оставленными инструментами, рисовались в полумраке ряды столов. Олег помнил этот вечер — перед самым отъездом на Эльдорадо, помнил, как готовили его и как он проходил.

Он вошёл в зал по какому-то делу — не тамошний, а здешний — с оружием, в грязной, порванной одежде, с мечом за плечами, как будто так и нужно. Сперва ему показалось, что внутри никого нет. Олег прошёл вдоль столов и увидел за крайним, возле самой сцены, где свет софита был достаточно ярким, двух человек. Он подошёл ближе — и узнал Вадима и Юрку Юрасова, одетых в военную форму: мешковатые маскхалаты, перетянутые ремнями. Мальчишки обернулись на подошедшего Олега. Странные у них были лица — печальные, спокойные и строгие.

Олег ничего не спрашивал. Он просто стоял и смотрел, и первым заговорил Вадим:

— Куда ты ушёл? — ясным голосом, мягко улыбаясь, спросил он. — Я тебя искал, и родители твои. Вот, до начала августа искали.

— И бросили? — поинтересовался Олег. Юрка негромко сказал Вадиму:

— Он же ничего не знает…

— Мы не бросили, — покачал головой Вадим. — Просто война началась.

— Какая? С кем? — непонимающе заморгал Олег. Юрка удивился:

— А то ты не знаешь?

— Я думал… это только здесь, — смешался Олег. Юрка вздохнул:

— Уже нет… — а Вадим пожал плечами:

— Так что не до тебя стало, извини… Почти вся Россия в развалинах. Да и остальной мир тоже… Мы с ребятами в неразберихе по-наглому пролезли в добровольческую дивизию ВДВ.

— Пролезли, ну и что? — хмуро спросил Юрка. — Я и повоевать не успел…

— Были неверные данные, — пояснил Вадим. — Нас сбросили прямо на вражеские позиции, половина ребят погибла ещё в воздухе. Юрка тоже. Его даже и не нашли… Маме написали, что без вести, но мы-то знаем, что он убит.

— А ты? — холодея, спросил Олег. — А ты?!

Вадим молча улыбался. Вместо него ответил Юрка:

— А он получил бы если не Героя России, то уж «Заслуги» с мечами — точно. Он ведь приземлился прямо на капэ врага; перебил охрану, взял в плен генерала и захватил бумаги. Но уже когда доставил, всё к нашим — пуля из снайперки прямо в затылок… Он упал в траншею уже мёртвый.

— А мама? Отец? — еле ворочая языком, спросил Олег.

И — к счастью — проснулся.

* * *

Олег вернулся в импровизированный лагерь в самом разгаре обсуждения. Горел под унылым дождём небольшой трескучий костерок, на нём жарились тушка косули и грибы. Лежали на листьях лопуха водянистые ягоды, клубни саранки, корни рогоза, черемша — Олег, ни слова не говоря, выгрузил свою, присел рядом со всеми.

— Переждать, отдохнуть дня четыре — и уходить, — говорил Резан. — Отдохнуть непременно — перераненые у нас все, усталые, Йерикка не даст соврать:

Йерикка кивнул. Краслав — ещё совсем слабый — оскалился:

— Мы не кинем сражаться! Ты струсил!

— Нет, — холодно возразил Резан. — Я был за то, чтоб идти к Стрелково. Но часом мы бойцы никакие. Сгинем и всё.

— Хочешь, чтоб поломались мы, как Квитко?! — крикнул Крааслав. — Ты про то сам говорил!

— Не шуми, — миролюбиво ответил Резан. — Услышат. Коли чается тебе гибели со славой, так я хочу пожить с пользой.

— То хорошо говорить, раз брат твой, — Краслав ткнул в Данка, чистившего «наган», — целым ходит?

— Т-т-т-т! — помахал рукой Гоймир. — Уймись. Сядь, Славко. Резан?

— Я сказал, — Резан сел и добавил: — Устали мы. Отдохнуть должны. А там и сражаться внове можно.

— Помога где? — вдруг поднял голову Хмур. — Что в городах? Что Земля? Мы бьёмся тут… — он вскочил, стиснув кулаки. — Предали нас, кинули! На Земле нас предали, горожане нас предали — кто мы им, горцы, дикие люди! Одно подохнем тут из-за-про сволока этого, чтоб их Кощей…

Олег внутренне сжался и беспокойно посмотрел по сторонам. Наверное, ни разу за эти месяцы он не думал всерьёз, что вокруг чужие люди. И вот…

Но он поспешил. Резан махнул рукой. Йерикка длинно присвистнул с насмешливым лицом. Гоймир поморщился:

— Сядь, что ты бредом-то бредить…

— Бредом?! Так где добровольцы их?! Где укрепа?!

— Где укрепа, Хмур? — спросил Гоймир в ответ. — Да вон, горло Вольгу перережь, так станет укрепа перед тобой, что лист перед травой…

— Да то не мне его резать стать, а тебе! — крикнул Хмур. — То не мою пару он поимел и в свою перевернул при всём честном народе — твою! А тебе всё улыбки… князь!

Олег почувствовал, как заныло то место, куда пометил его когда-то меч Гоймира. Мальчик взялся за рукоять своего меча, но его опередил Гостимир:

— Заткнись! — меч бояна сверкнул под дождём. — То дело их — Гоймира да Вольга, но за свою сестру я перед Ладой встану, перед коном её и рядом!

— Мечи?! Так что! — Хмур выхватил свой клинок, сталь ударилась о сталь, лица мальчишек озверели… и в ту же секунду оба меча, описав в воздухе свистящие дуги, отлетели в стороны, схватившиеся едва удержались на ногах, а между ними возник Йерикка. Рыжий горец был безоружен и улыбался. Голос его звучал твёрдо, но мирно:

— Тихо. Тихо, тихо, тихо, вы что это? Вы на войне, а в это время ни с кем, кроме врага, клинков не скрещивают — так сказал Прав, то закон Рода. Но мы ждём извинений.

— Виниться?! Мне?! За что?! — выкрикнул Хмур запальчиво. Ни он, ни Гостимир не убрали оружия. Краем глаза Олег заметил, что Гоймир держится за рукоять камаса, и пальцы у него белые.

И нет сомнений, в кого он до боли хочет метнуть камас.

— За оскорбления, нанесённые Гоймиру, Вольгу, Гостимиру и Бранке. За то, что плёл ты тут о предательстве — извиняться не надо, это просто чушь. Так мы ждём, Хмур.

Злость и бессмысленность волной схлынули с лица Хмура. Он кивнул:

— Добро… Вину мою простить прошу. От всего сердца прошу. Стыдно мне.

— Гостимир, ты первым обнажил оружие, — повернулся к нему Йерикка. Тот убрал меч и с готовностью сказал:

— Прошу простить меня.

— Мы часом не решили, как будем, — Гоймир убрал руку с камаса, в его лицо постепенно возвращались краски.

— А на мой глаз — решили, — возразил Резан. — Часом мы не чета, а семьнадесят тяжёлым больных, про себя в первую голову опасных. Останемся — погромят нас. Лишь за нами станут охотиться, иных-то чёт в Древесной Крепости нету часом.

— И полагаю, что весей тоже не осталось, — добавил Йерикка.

— Ты тоже голос за уход кладёшь? — спросил Гоймир. Йерикка поднял ладонь:

— Дождь. Усталость. Раны. За столько времени отдать врагу только одну долину — это победа. Предлагаю уходить за Моховые Горы, к Тенистому озеру.

— Туда?! — воскликнул Холод. — То ж болотные равнины, а озером — мертвецкая…

— Хоть тихо там, — возразил Йерикка. — Уйдём, неделю пересидим и вернёмся. Дадим бой вместе с остальными нашими на перевалах Светлых Гор, наши туда ушли. Гоймир, ты пойми, Резан прав. Мы не сможем сражаться. Почти все больны от усталости, я за свои слова отвечаю. Раны заживают хуже, раздражительными все стали, спят плохо…

— Оплевал нас вконец, — усмехнулся Рван.

— Да нет, это просто логичное завершение слишком долгого периода боевой активности, — парировал Йерикка. — Ещё немного — и пойдут необратимые изменения в организмах. Данваны нас голыми руками возьмут и даже убивать не станут — раздадут по своим больницам, как экспонаты. Мне не улыбается до конца дней — своих рыть окопы детским совочком, кричать «пух-пух» с палкой в руках и обращаться к посетителям с криком: «Бросай оружие, гад!»

— Умеешь ты говорить красно, — кисло признал Гоймир. Посмотрел, вокруг признался: — Й-ой, тошно-то уходить уходом?

— А кому радостно? — спросил Резан. — Вольг, чего молчишь, как неродной?

— Мне вот что скажите, — медленно спросил Олег, — у вас снег когда начинается?

Все уставились на него. Потом Йерикка медленно — так же, как Олег — заявил:

— Э-э-э… а ведь точно. Это он в корень. Ещё месяц — и тут на сажень будет.

— Как станет, — возразил Одрин, — три-то года назад листопад покончился, грудень вовсю заступал, а плюс пятнадцать стояло — и ни снежинки.

— Три года назад — не знаю, — объявил Олег, — но уж давайте снег предположим в обычное время. До тех пор желательно дожить, поэтому и я предлагаю уносить ноги. Не будем опускаться до тривиальных обвинений в трусости, — он не удержался от укола; Йерикка изумлённо покачал головой, услышав ввёрнутое могучее словечко «тривиальный», совершенно убойно звучавшее в такой обстановке, — трусов среди нас нет по определению. Идиотов — больше, чем я предполагал. Когда мы выходили из Рысьего Логова — думал что только я да Эрик, теперь вижу — ошибся. Но трусов нет… Буду говорить о себе. Я плохо сплю. Мне снятся унылые кошмары. Я похудел килограмм на пять. По-вашему — это треть пуда. Наконец, я просто хочу высушиться. Я две недели хожу в мокром барахле. Конечно, я уже почти привык и это создаёт определённый колорит. Но в перспективе, если чуточку похолодает — создаст ещё и кучу болезней.

— Ясен день, — кивнул Гостмир. — Просто порешим: кто за то, чтоб тут встать?

— Я! — крикнул Краслав.

— Я, — неожиданно заявил Богдан.

— Ого, — негромко заметил Олег.

— Я, — кивнул Мирослав.

— Даже коли два моих приложатся, — задумчиво подвёл итог Гоймир, — так поровну — пять против двенадесяти. Что же — по-завтра уходим. Коротким путём. А часом поедим, то никогда не вредно.

* * *

Ночью неожиданно появились комары. Обычно они в дождь не донимали. Но сейчас, очевидно, ребята легли спать в их родном доме — кустарнике — и, возмущённые наглым вторжением, комариные четы двинулись на отражение мерзких пришельцев, примерно показав горцам правильность их собственной тактики быстрых и мелких налётов. Мальчишки отбивались до утра — и в конце концов все были в крови, как после тяжёлого и неудачного боя, а комары, трубя победу, отступили.

— Да сколь же им данваны заплатили? — в полном изнеможении простонал Гостимир. А Богдан, к утру окончательно обалдевший, завопил:

— Вон же они обратом летят, да и с факелами!!!

— Бродячие огоньки, успокойся, — заявил Йерикка, всмотревшись. В самом деле — в лесной чаще танцевали — очевидно, над гнилыми пнями — призрачные огни, для них сырая погода, была самое то.

— А то что? — напряжённо спросил Ревок, становясь на колено. — Одно бродячие огоньки?

Гоймир приподнялся посмотреть и тут же, свалив Ревка, плюхнулся обратно, страшным шёпотом выдохнув:

— Стрелки!

Практически без слов горцы рассыпались по краю оврага и приготовили оружие. Вступать в бой никто не хотел — все молили богов, чтобы враги прошли мимо.

Но горные стрелки — они были в каких-то трёхстах шагах! — шли несколькими широкими цепям, живо напомнившими Олегу немцев, прочёсывающих лес в кино про Великую Отечественную. Не оставалось никакой надежды, что они пройдут мимо. Олег видел лицо Гоймира — окаменело-страдающее. Ясно — он казнил себя за то, что разрешил вторую ночёвку в этом овраге, пожалел уставших людей…

— Три ста, не мене, — зло сказал Гоймир. — Так что… Уходить всем. Прикрою я, со мной…

— Я, — вызвался Резан.

— Я, — подал голое Гостимир.

— И я, — добавил Олег, всем своим видом показывая, что готов к любым возражениям. Гоймир кивнул, одновременно поднятой рукой пресекая дальнейшие попытки добровольчества:

— Йерикка, остальных уводи. Идите на закатный полдень, быстрым делом.

Йерикка не стал спорить. Он кивнул и, отдавая приказы жестами, быстро поднял ребят и повёл за собой. Сам он уходил последним — почти все проявляли резкое желание остаться, приходилось их подгонять.

— По крайней мере, я выспался, — нашёл луч света в тёмном царстве Олег. Гостимир напевал:

— Два ста шагов, — оповестил Резан, готовя «дегтярь».

— На сотню подойдут — бьём, — скомандовал Гоймир, удобнее устраивая на выпуклом корне ППШ. — Через тридцать счётов уходи, Гостимир, через других тридцать — Резан, через третьих тридцать — Вольг. Я — остатним, Вольг, ты меня вон с того места прикроешь.

— Так, — откликнулся Резан. Остальные промолчали, лишь Олег, помедлив, сказал вдруг:

— Обидно будет, если сейчас грохнут. Так в девятый класс и не схожу…

— А каким временем не обидно стало бы? — спросил Гостимир, оборвав мурлыканье.

— Да хоть в Стрелково. Там бы я и не допёр, что погибаю.

— Верно, — Гостимир улыбнулся. — Лежал обок меня лесовик. Говорит мне: «Давай зажигалку». Пригнулся я, в крошно — у ноги стояли — полез, слышу: «Жик!» Голову так-то вздел — лежит он, где лежал, а голова-то за сажень катается, осколком, что ножом, сняло. Так мне и не икнулось — убрал зажигалку в обрат, да и «судаев» взял наново.

— Прицеливай, — буднично приказал Гоймир. Олег — хотя и держал в руках автомат — уже по привычке выбрал себе пулемётчика, шедшего в первой цепи почти на левом фланге. — Пали.

Он не крикнул это, он это сказал. Троим бойцам не надо командовать криком.

…Олег был уверен, что попал в двоих. Остальные тоже упали — но, конечно же, в основном, чтобы уберечься от пуль. Мальчишка, стрелял, перебегал, меняя места, снова стрелял, пока не услышал крик Гоймира:

— Беги! Ты ли оглох?! Беги!

Олег вскочил, метнулся по оврагу, на салон, в кусты… Перебегал на пригорок, свистнул, дал очередь, разрядил наудачу подствольник, хотя тромблонов оставалось всего два или три… Снова свистнул…

Гоймир не появлялся.

* * *

— Я уже сто раз говорил и повторю в сто первый! Я орал, стрелял и свистел, пока они не начали подбираться ко мне. Только тогда я побежал. Я едва не попал, к ним в руки.

Олег сидел на поваленной валежине. Он принудил себя говорить спокойно, но то, как блестели его глаза, выдавало волнение. Сидящие и стоящие вокруг горцы слушали.

— Ты видел Гоймира убитым или пленным? — спросил Йерикка. Тут же вскочил сидевший рядом с Олегом Богдан:

— Как смеешь Вольга без вины винить?!

Йерикка поднял брови и сказал серьёзно:

— Я и не думаю его обвинять. Ни в чём, да хранят меня боги.

Он говорил искренне. Но Олег смотрел вокруг — и видел в глазах у многих укор… или понимание. Казалось, ребята считают, что он просто-напросто избавился от своей давней головной боли!

На самом деле ничего такого в глазах горцев не было. Если кто-то и подумал так, то сразу отмёл эти мысли. Свести счёты, пользуясь войной, было даже не подлостью — это непредставимо. Но Олег — уставший, расстроенный раздражённый — ошибся и убедил себя в этой ошибке.

— Так видел? — спросил Йерикка снова. Олег посмотрел на него:

— Нет, — голос его дрогнул. — Я его вообще больше не видел. Я не виноват. Ну, честное слово!

— Так сходится, что он убит, — кивнул Резан. — Не казни себя, Вольг, твоей вины тут нет.

— Мёртвые-то не бегают, так он тебя и не догнал, — мрачно согласился Гостимир.

— А погибнуть, отбивая труп… — Йерикка поморщился. — Это что-то из былины. Благородно, но глупо.

Утешения возымели совершенно обратное действие. Олег кусал губы, чтобы не заорать. Потом вскочил:

— Я его найду! Кто со мной?! — горцы молчали, и Олег крикнул: — Тогда я один!

— Тише! — завопил вдруг Богдан. — Вот, слушайте!

Это было так неожиданно, что все разом умолкли. И услашали свист двигателей вельбота. Все сразу завертели головами, хватаясь за оружие… и голос с неба, усиленный мощными динамиками, заревел:

— Слушать меня, щенки! Ваш князь, — в голосе отчётливо прозвучала издёвка, — сейчас у меня, Чубатова, его старого друга! Живой и — пока что! — невредимый! Я подожду его убивать, и не потому, что я такой добрый, а потому, что я хочу — пусть он испытает то, что испытал я, видя моих людей убитыми! Я знаю, мальчики — вы где-то в лесу! Готовьтесь, этот лес стянет вашей могилой!..

…Впервые за очень долгое время горцы оказались под крышей. Они отыскали избушку охотника. Никого тут не было, но сам домик был цел.

Ни сушиться, ни есть никто не торопился. Ребята были злы. Они злились не на Олега, никакой вины никто за ним не видел — ну не мог же он, в самом деле, один отбить князя? Раздражала наглость врага, говорившего так, словно всё уже решено. Беспокоила судьба Гоймира. Бесила мысль, что, настроившись на отдых, снова придётся воевать. Виноваты во всём были, конечно, данваны. Кто-то предлагал начать погром всех окрестных гарнизонов — просто из чувства протеста. Кто-то настаивал на быстром налёте — узнать, где держат Гоймира и освободить его налётом. Олег вообще молчал — сидел в углу, грыз ногти и рычал на Богдана, пытавшегося его расшевелить. Йерикка в спорах участия не принимал — сидел в другом углу. Ногтей не грыз, но тоже был мрачен. Когда спор перешёл в стадию выкриков «а ты кто такой?!» и толчков в плечи, Йерикка встал и обрушил на стол приклад пулемёта:

— Ти-хо!

Стол крякнул и просел. Наступила недоумённая тишина. Йерикка огляделся вокруг и заговорил:

— Ясно одно. Гоймира надо освободить. Но мне лично ясно и другое — силой мы его не освободим никогда… Т и х о!!! Тихо, я сказал! Не освободим силой — это не значит, что не освободим вообще никак. У меня есть, кое-какие наброски плана — не план, повторяю, а наброски плана! Поэтому завтра я возьму с собой… — Олег поднял голову, — Вольга возьму. И мы пойдём освобождать князя. А вы пойдёте, куда хотите, и задачей вашей будет — не залететь в течение трёх дней. Если мы не появимся — Резан вас поведёт за Моховые Горы. Это сказал я… и я не выношу этот вопрос на обсуждение, я просто приказываю.

Он обвёл холодным взглядом всю чету. И никто не раскрыл рта, чтобы возразить или просто подать реплику…

…Ночью Олег спал плохо. В домике воняло потом, грязью, сырым металлом, кожей, тканью, кровью, ребята стонали во сне, храпели, метались… Но мешало не это. Он просто ждал утра. Ждал, когда можно будет идти. Ждал, натянутый, как струна.

Йерикка сидел за столом, завернувшись в плащ и поставив босые ноги на перекладину внизу. Он что-то чертил на карте. Когда Олег проснулся в четвёртый раз — повернулся к нему и тихо сказал:

— Чего не спишь? Спи… — и Олег в самом деле заснул, а проснулся когда Йерикка тронул его за плечо.

Все ещё спали, только Резан сидел за столом и что-то ел, а Богдан, подтянув колени к подбородку, грустно следил за Олегом — всё ещё надеялся, что тот возьмёт его с собой.

Олег быстро оделся. Одежда просохла и, хотя он понимал, что вымокнет сразу, как только выйдет на улицу, одеваться в сухое было приятно. Йерикка отдавал последние распоряжения Резану, тот кивал:

— Три дня. Нигде не задерживайтесь, ни во что не лезьте… и, если мы не вернёмся, лишнего мига не ждите!

— Продержимся, — пообещал Резан: — Да уж вы… — он поморщился: — Понимаешь?

— Вольг, — услышал тем временем Олег шёпот. Богдан весь вытянулся к нему с надеждой в глазах, зашептал горячо: — Ну возьми меня, Вольг. От сердца прошу…

— Меня самого берёт Эрик, — если честно, Олег был рад, что Богдана с ними не будет. Он не знал, что там придумал Йерикка, но освободить Гоймира представлялось мало возможным. И тянуть с собой на смерть младшего дружка не хотелось.

— Упроси его! — Богдан дёрнул Олега за рукав.

— Тебе что, героем хочется стать? Успокойся, мы все уже герои.

— За что ты так-то, Вольг? — Богдан покраснел. — Я-то…

— Вольг, идём, — позвал Йерикка уже от дверей. Олег встал, коснулся пальцем носа Богдана:

— Извини…

* * *

Они отмахали версты три, не меньше. Задувал ветер, хорошо — в спину. Йерикка шагал так, словно знал — куда, и Олег не выдержал:

— Куда мы прём? Что ты вообще делать-то хочешь, какой у тебя план?!

— По порядку, — Йерикка замедлил шаг и пошёл плечо в плечо с Олегом. — Куда мы идём — я не знаю, но сейчас узнаю… Держи пулемёт, встань вон под те деревья и не болтай. Жди.

Озадаченный Олег подчинился и не только встал, но даже сел, положив свой автомат на колени, а «дегтярь» Йерикки поставив рядом.

Йерикка остался стоять между трёх дубов, росших на одинаковом расстоянии друг от друга. Плащ скрывал его фигуру, слабо освещённую двойным призрачным светом — и солнце, и набиравшее полную силу Око Ночи скрывали тучи, и звёзды еле светили, только бегучий Невзгляд мелькал в белёсой рванине, затянувшей небо.

Кажется, он стоял так долго. Пел свою унылую песенку шуршащий на прогалинах дождь. Олег начал дремать — хорошо, что не уснул вообще, потому что от звука, который издал Йерикка, вполне можно было отдать во сне концы.

— Й-ах-xxxxх!!! — ухнул Йерикка и так ударил в землю правой ногой, что Олегу, подскочившему на месте, почудилось — под ногой откликнулось, словно стоял Йерикка на барабане. Удар повторился. Гулко топая, то нагибаясь к самой земле так, что казалось — он ползёт по ней, то выпрямляясь, словно клинок меча, Йерикка необыкновенно быстро закружился меж трёх дубов, и его плащ летел вокруг, не позволяя Олегу — как тот ни напрягал зрение! — различить друга. Волосы встали дыбом не только на голове — по всей коже Олега. Ему показалось… да нет, не показалось, правда! — что Йерикка меняется, да, меняется, и кружит между деревьями уже что-то другое… Тихо и слаженно запели ветви в кронах деревьев, качаясь и переплетаясь, словно захваченные танцем у их корней… Открыв рот от удивления и страха, Олег услышал голос Йерикки — он то ли пел, то ли завывал ритмично:

Страшно, перекатисто ухнуло эхо в ближнем логу, пошло, покатилось куда-то в лесные глубины по овражкам и яругам, заметалось от дерева к дереву… Йерикка замер на одном месте — вновь неподвижно, как каменный. А лес не утих. Наоборот — всё грозней и слаженней шумели, качаясь, деревья — уже не верхушками шумели, а всей массой раскачивались, гнулись, едва не до земли, сбрасывая с треском сухие сучья, заставляя бешено и непонимающе метаться сорвавшихся в неурочный час с гнёзд птиц. Заполошный их грай пугал, будто птицы с высоты видели что-то приближающееся и страшное — ещё незаметное для людей, замерших на дне бушующего лесного океана. А в шуме общем начал формироваться шум отдельный…

Словно кто-то шёл по лесу, как по траве, раздвигая руками столетние сосны на уровне своей груди — так идёт человек заливным лугом.

Лесные силы откликнулись на зов Йерикки.

Олег так и не понял, что это было, откуда пришло и куда ушло. Просто фигуру Йерикки на какое-то время закрыла чёрная непроглядная тень, не имевшая формы и возвышавшаяся над самыми высокими соснами. Потом тень отхлынула — никуда конкретно, растаяла, то ли в воздухе растворилась, то ли всосалась в землю — и Олег увидел Йерикку, стоящего на прежнем месте. Своим обычным голосом рыжий горец окликнул друга:

— Ты чего там прилип? Иди сюда.

— Не-е… — протянул Олег и не узнал собственного голоса. — Ну тебя нафиг, не пойду, — и честно признался: — Я тебя боюсь до поноса.

— Хватит валять дурака, — беззлобно заметил Йерикка. — Идём в Панково.

— Ку-уда?! — Олег поднялся. — Головешки считать?!

— Слушай, — повернулся к нему Йерикка. — Помнишь, я говорил, что отбить Гоймира мы не сможем? И сейчас повторю. А вот сделать так, чтобы его нам отдали — мы сможем. По крайней мере, я на это надеюсь… Если я правильно оценил Чубатова.

— Ты же его никогда не видел, — напомнил Олег удивлённо.

— Не обязательно видеть человека, чтобы определить, каков он. Так вот, Чубатов такой же ненормальный, как и мы. Для него сейчас нас одолеть — дело чести. Но в то же время я готов руку отдать, что мы ему интересны.

— Не понял, — признался Олег. — Мы — интересны?! Да он нас на гамбургеры пустить готов!

— Именно, именно, — глаза Йерикки блестели, как глаза сумасшедшего. — Думаешь, он не убил Гоймира потому, что хочет поиздеваться? Нет, и поэтому тоже, конечно. Но Гоймир ему интересен. И мы. Кроме того, ему тошно на этой войне, он наверняка хороший офицер. Я хочу с ним встретиться и поговорить. А в Панково мы идём, потому что там стоит отряд хангаров.

— Ничего не понял, кроме того, что ты спятил, — убеждённо сказал Олег, — Ну пошли.

— Ты меня перестал бояться? — поинтересовался Йерикка, протягивая руку за пулемётом.

— Такой план мог родить только ты, — пожал плечами Олег.

Йерикка засмеялся:

— Думай, он не убьёт нас сразу, а там что-нибудь придумаем. Знаешь, я терпеть не могу пресных блюд.

— Ты же не любишь воевать? — подколол Олег.

— Не люблю, — подтвердил Йерикка. — Но вот острые ощущения, грешен, не разучился любить даже после всего, что было. Помнишь, я тебе читал этого, как его… Макар… Макаровича, что ли?

— Макаревича? — переспросил Олег. — Помню, а что?

— А то, что я у него и такие строчки помню:

Слегка удивлённо Олег смотрел на своего друга.

— Похоже, у тебя второе дыхание открылось, — заметил он. — Теперь ты веришь, что мы сможем победить?

— Многие люди оказались лучше, чем я о них думал, — загадочно отозвался Йерикка. Олег засмеялся и хлопнул его по плечу:

— Идём… — и, помявшись, попросил: — А ты не почитаешь ещё стихи? Просто любые?

Йерикка посмотрел понимающе. Кивнул. Подумал несколько секунд…

— Это написал ты, — убеждённо сказал Олег. Но Йерикка грустно улыбнулся:

— Не у одного меня был друг, который родился на Земле, Вольг.

* * *

Йерикка не промахнулся. Да, Панково было выжжено умело и беспощадно. И всё-таки среди развалин и пожарищ виднелись два или три целых дома. Возле одного у коновязи стояли кони — хангарские кони.

— Видишь? — шёпот Йерикки защекотал Олегу ухо. — Меня не обманули. И эти выжлоки, конечно, самогон пьянствуют и бесчинства нарушают, — Олег хихикнул, покосился не Йерикку и мигнул — глаза у того были весёлые и сумасшедшие. — Тут я и отыщу гонца к Чубатову. Ну, Вольг, подумай ещё раз.

— О чём? — удивился Олег. Йерикка хлопнул его по плечу.

Похоже, хангары и впрямь гуляли. Снаружи никого не было, а в доме шумели, смеялись и выли песни. Олег пересчитал коней — восемь. «По четверо на каждого», — подумал мальчишка, ощущая не волнение — а азарт.

Они дошли уже практически до дома, когда дверь покосившейся будки на огороде (тут не было тёплых туалетов, как в горских домах) распахнулась и из неё, грозно гремя металлом и затягивая ремень штанов, появился хангар. Постоял и зашагал к дому — точнее, его понесло в наклонном состоянии. Осталось неизвестным, был ли это один из собутыльников или всё-таки часовой, потому что Йерикка совершенно спокойно выждал, когда тот, начисто не желая замечать ребят (или приняв их за свой пьяный бред?), приблизился — а потом нанёс хангару удар кулаком в подбородок.

Голова наёмника дёрнулась, как шарик на верёвочке, послышался отчётливый мокрый треск — и хангар грохнулся наземь. Йерикка переломил ему позвоночник, как сухую веточку.

— Пошли, — позвал рыжий горец, гостеприимным пинком распахивая двери в горницу. Олег шагнул следом, и сразу — чуть в сторону, держа взведённый наган в левой руке.

Внутри пахло блевотиной, самогоном, хангарами и травкой. Йерикка не стал орать или вообще как-то привлекать внимание. В большой комнате стояло несколько столов — очевидно, стащенных сюда со всей веси. За ними, потребляя огненную воду под закусь, сидели семеро козлов, и Йерикка преспокойно опустился за крайний стол, указав Олегу место рядом с собой. Тот сел, но верхом на лавку, поставив на доски столешницы кулак с револьвером. Стол тоже был заблеван, и Олег вдруг ощутил гнев — в любом славянском доме даже стукнуть по столу, с которого ешь, кулаком, считалось оскорблением не только дому, но и богам, и всей Верье!

До хангаров стало доходить, что их компания увеличилась разом на двух незнакомых парней возмутительно славянской наружности. Все уставились на гостей, а двое — потрезвей или наоборот — потянулись за автоматическими винтовками.

— Не надо, — негромко сказал Олег, легонько качнув стволом револьвера и от души надеясь, что его не поймут. Но хангары оставили свои поползновения. Стало очень тихо, и Йерикка, удобно разместившись, заговорил небрежно:

— Можете не волноваться, мы пришли вас не убивать. Мне нужно, чтобы вы убирались вон из веси и сообщили Чубатову, что Йерикка Мечиславич из племени Рыси, братан Гоймира Лисковича, хочет с ним говорить и ждёт его в Панково. Ждать будет ровно сутки и надеется на честность офицера при встрече, — Йерикка поднялся на ноги и, холодно улыбаясь, осмотрел хангаров, застывших за столами: — Вот на этом и остановимся, — ровные голосом сказал он. Повернулся и бесшумно зашагал к дверям. Олег тоже поднялся, держа наган в руке и глядя на врагов внимательно и жёстко. Револьвер и почти приглашающий взгляд мальчишки действовали на всех достаточно отрезвляюще — ясно было, что у него не заржавеет влепить пулю в лоб любому, кто потянется за оружием.

Но кто-то что-то всё-таки пробормотал угрюмо. Пробормотал по-хангарски, Олег не понял и даже внимания не обратил… а вот Йерикка, уже шагавший через порог, обернулся. С улыбкой:

— Зачем же откладывать? — спросил он. — Я здесь и я готов сейчас выслушать всё, что вы собирались мне сказать потом. Ну?!

С последним словом он точно и быстро опустил руку на рукоять меча, плавным движением вытянув лезвие на вершок — не полированное, но с заточенными до нестерпимого лунного блеска кромками.

— Кто хочет мне что-нибудь сказать, грязь?! — чеканил Йерикка, похожий на волка, оскалившегося у входа в своё логово: — Кто может мне что-то сказать — с клинком против клинка — ну?!

Это «ну?!» походило на пощёчину. Но никто не спешил вставать.Хангаров было семеро… и, бросься они разом… но кому-то надо было бросаться первым. Йерикка засмеялся презрительным, холодным смехом — так бы смеялась статуя Ярилы, оживи она:

— У вас нет мужчин! Когда мои предки ходили походами в вашу землю, они не брали с собой воинов — с ними шли дети, которых нужно было научить владеть мечом, и старики, захотевшие поразмять кости! За спинами своих господ вы можете лаять громко, но лицом к лицу о воином — вы трусы и убойный скот!

Раздалось визгливое рычание, и из-за стола подскочил плотный, кривоногий усач. Усы его перевивала золотая нить, в руке сверкнула сабля — слабо изогнутая, длинная, с утяжелённым концом, чьё лезвие было тщательно отбито, но хранило следы многих ударов, принятых на него. Он что-то лаял в лицо Йеркке.

— Хорошо! — меч рыжего горца вылетел из ножен и наклонился от паха остриём в сторону хангара. — Но мне мало тебя одного! Так кто ещё хочет царапнуть меня — ну?!

Драться вдвоём — это, конечно, дело другое, поэтому второй желающий нашёлся сразу — рослый парнишка постарше славян. Рослый для хагнара, конечно, но уже кривоногий. Олег, не говоря ни слова, встал у косяка, держа револьвер наготове — так, чтобы видеть остальных во время драки.

— Обожаю убивать вас, — сообщил Йерикка, качая влево-вправо мечом. — Обожаю сносить ваши глупые, пустые головы, бархынкем хиррыг аггыз хангар, ха!

Он словно бы не замечал, что хангары расходятся — старший остался на месте, держа сабли перед грудью, а младший двигался вбок, держа саблю над плечом. А тот бросился именно усач, из самого что ни на есть неудобного положения… Впрочем, Олег не устал ничего понять — гулко вскрикнула сталь, выбитая сабля вонзилась в стену, молодой хангар ухнул и согнулся пополам от пинка в живот, Йерикка, подпрыгнув, добавил ему в плечо ногой, и тот задом свалил один из столов.

Олег весело захохотал. Йерикка тоже улыбался, стоя с мечом у ноги — в расслабленной, вялой позе.

Усатый вырвал из стены саблю. Ноздри его раздувались, глаза горели — он бросился на Йерикку, не дожидаясь приятеля.

Мальчишка изящным движением отбил саблю в сторону, одновременно поворачиваясь, и влепил хангару пинка. Тот выбежал в дверь — Олег еле успел посторониться, прокомментировав:

— Одиннадцатиметровый… Сидеть! — он поднял револьвер. — Ждите своей очереди.

Йерикка обижал молодого, как маленького ребёнка. Отбил саблю вниз, потом — вверх. выбивая её так, что она вошла в балку, а следом пнул хангара в живот, когда тот не нашёл ничего лучшего, как прыгнуть за оружием.

— Можешь ещё, — великодушно разрешил рыжий горец, — а то у меня давно лапы для ударов ногами не было… Й-ой! Вы вновь с нами?!

Это относилось ко второму — или первому, как считать — наёмнику, который ворвался в дверь, что-то завизжал и метнул в Йерикку табурет. Йерикка пригнулся, в притворном ужасе завопив:

— Мчится на нас Дубыня, выдирает деревья с корнями! Не бей меня! — молнией прянув вверх-вправо, он влепил хангару, ринувшемуся… мимо него, яблоком зажатой в кулаке рукояти в подбородок. Мелькнули ноги, раздался грохот упавшего тела. Такое Олег раньше видел только в голливудских фильмах,

— Считать? — подал он голос.

— Да они слабенькие, — отмахнулся Йерикка, снова вышибая этим движением саблю у молодого хангара. — Й-ой, извини, не заметил тебя… Ну, подбирай… так… иди, иди сюда… опс! Такова уж твоя Доля, — заключил он, когда сабля воткнулась в пол, а хангар схватился за вывернутую кисть.

Олег смеялся, а в душе был полон ожидания. Йерикка их убьёт. Не пожалеет, конечно. Играет, играет, как кот с мышками. Так расчётливо, что мышкам кажется: вот-вот — и спасены…

— Это даже не интересно, — заключил Йерикка. Он больше не улыбался, держа клинок лезвием на ладони — на уровне лица. Усатый тяжело возился на полу. Молодой дышал со всхлипами, бросая на славянина ненавидяще-испуганные взгляды. — Пора кончать… — рыжий горец дождался, пока оба возьмутся за оружие. — Это была Доля… — оба хангара бросились на него с отчаянными, безумными лицами. — А это уже — Рок, закончил он жёстко, глядя в глаза усатому, застывшему буквально вплотную к горцу. Хангар тихо захрипел и подался назад; Йерикка повернул клинок в его солнечном сплетении и спихнул с оружия ногой.

Олег пошарил взглядом и вдруг сообразил, что второй хангар лежит на полу без головы. Как и когда Йерикка успел ударить — Олег не заметил.

— Кто дальше? — Йерикка посмотрел на остальных хангаров, сидевших за столиками, словно статуи.

— И охота вам в такую жару такой фигнёй заниматься? — спросил Олег. — Пошли, Эрик, они теперь нескоро встанут…

— Да нет, теперь-то я хочу договорить, — ответил Йерикка. — По-моему, и они не всё сказали, но я готов выслушать… Ну, можете нападать втроём!

Хангары не двигались.

— Я предпочитаю убивать врагов, но резать скот я тоже умею, поэтому сражайтесь! — крикнул Йерикка. — Ну, трусы?! Иначе — клянусь Дажъбогом! — зарублю вас сидячих и безоружных!

Никто не двинулся с места. Йерикка, презрительно улыбаясь, вытер меч о край плаща и бросил оружие в ножны.

— Ладно, — сказал он, кривя губы, — живите, овцы. И передайте Чубатову, что я его жду. Здесь. Завтра. И пусть он вернёт Гоймира, иначе я начну искать и дорогой навалю горы трупов, причём не пожалею никого. Всё. Идите… овцы.

Хангары начали подниматься с непонятными лицами. Олег успел только понять это напряжение каким-то чутьём… и увернулся от брошенного кружки!

— Не стреляй! — крикнул Йерикка. — Овцы бросились на волков! — он перевернул стол, и сабля одного из хангаров с хрустом завязла, в столешнице. — А ну — стой, мужики! — Йерикка швырнул в двоих, бросившихся следом, скамью, перескочил через них… — А у нас так! — удар ногой в челюсть отправил ещё одного под иконы. — Когда друг гуляет… — Йерикка, перехватил ладонями лезвие сабли, завалил хангара, — …ему не мешай! Держи этого, Вольг, наружу!

В Олега полетел оглушённый хангар. Схватив его за ворот и ткнув револьвер в ухо, Олег крикнул:

— Их четверо! Справишься?!

— Наружу! — заорал Йерикка…

…Олег выволок по ступенькам икающего пленного, звезданул его в висок рукоятью нагана и повернулся — бежать обратно, но изо всех окон дома неожиданно, с лёгким хлопком выбив рамы, плеснуло пламя. — Эрик! — крикнул Олег, но не успел даже испугаться. Дверь настежь распахнулась, внутри пламени образовалась чёрная фигура, и Йерикка спустился по ступенькам. Он улыбался и был цел и невредим.

— Самогона до фига разлили, — сказал он. Олег задумчиво оглядел друга с головы до ног и сообщил:

— А я теперь знаю, на чём держатся все восточные единоборства. На том, что там нет тебя — и маленькие вертлявые люди наивно думают, что умеют драться…

…Ничего съедобного в сожжённой веси не осталось. У хангаров были, конечно, запасы, но они погибли в пламени самогонного пожара. Впрочем, чувство голода стало если и не родным, то вполне терпимым, и ребята устроились в одном из домов.

— Думаешь, придёт? — спросил Олег. Йерикка, сидевший за столом, нервно зевнул, передёрнул плечами и сказал:

— Или пришлёт вельбот. Так и так мы услышим.

— Не пойму всё-таки, как ты хочешь его уговорить отдать Гоймира.

— Не знаю, — честно ответил Йерикка. — Смотри! Снег…

…За окном в самом деле медленными, плавными, большими хлопьями падал на раскисшую землю чистый, белый снег. Он таял, едва соприкоснувшись с грязью, и земля оставалась чёрной и вздыбленной… но в воздухе тихо кружились тысячи невесомых белых снежинок, и при виде их весь мокрый чёрно-серо-зелёный мир войны казался чище и спокойнее…

Будто бы возникшей из сказочных снов… — Йерикка промолчал и задумчиво добавил: — Так наступила зима… Мама очень любила читать это стихотворение, когда падал первый снег. Никто бы не подумал, что отец купил её в агентстве… она столько знала и умела… Хай, матта прияс, ку твас арбас йесхатти ту ана васантас?! Йени хима хвалати, вартати ко вартанам — ку спэта васантас?! Ку твас арэма, ку твас аоста? На… на…

— Что это? — спросил Олег, вслушивавшийся в напевные слова. Йерикка закрыл глаза ладонью и глухо ответил:

— Я спрашиваю: мама, где твой мальчик будет искать тебя? Снег вокруг, снег пляшет в воздухе, далеко ушла весна, и ты вместе с ней, твои руки, твоё лицо — их нет, нет… Вот так в общих чертах.

Больше Олег не опрашивал. Он сидел и чувствовал, как мокнут глаза, и почему-то совсем не было стыдно, хотя Йерикка отнял руку от лица — его глаза тоже были мокрыми. «Мама, я вернусь, — отчаянно подумал Олег, — вернусь, я вернусь, ты только дождись меня?»

…Мальчики сидели у окна и молча смотрели, как падает снег. Они ждали вельбот… или человека.

Они ждали конца — и то, каким он будет, зависело от такой непрочной вещи, как человеческая честь.

* * *

В пятнадцати верстах к северу, в палаточном городке. Чубатов тоже смотрел на этот снег, шедший над его лагерем.

Ему было скверно. Час назад в гости к нему явился офицер-психолог бригады, принёс с собой две бутылки самогонки — и остался «посидеть». Чубатов выпил не больше стакана — за компанию. Но психолога это не смутило. Остальное он выжрал сам — и не упал, не уснул, скотина (хотя Чубатов очень надеялся, что этот крысеныш, выпускник особо патронированной данванами школы, свалится под стол и задрыхнет). Но тот упрямо сидел, нёс какую-то несусветную хрень, звонил во все лапти и по временам начинал мерзко икать. Чубатов видел, что психологу страшно. Прошлого психолога фоорда горных стрелков N19, чьё место занял крысёныш, шлёпнули два дня назад прямо возле палатки, надрезным охотничьим жаканом в затылок. Пуля прилетела со склона холма недалеко от лагеря — посланные туда стрелки обнаружили после долгих поисков обстоятельно оборудованную и идеально замаскированную лёжку. Психолог «отличился» при сожжении Каменного Увала, и Чубатов готов был поклясться — пуля прилетела «оттуда».

Но Авдотьев был хотя бы смелым человеком — не откажешь. И отличным стрелком. Нынешний же… Чубатов поморщился. Дело не в молодости. Обоим адъютантам Чубатова было по 18, но один из них вынес контуженного офицера на себе из того страшного ущелья, а второй, трижды раненый пулями горцев, всё-таки поднял месяц назад людей в атаку, заставив партизан отступать в лес… Психолог был трус. Он даже тщательно маскировал офицерские наплечники тщательно разложенным по плечам капюшоном. Можешь не стараться, яростно подумал Чубатов, стоя у затянутого плёнкой-светофильтром окошка, такое говнище, как ты, ни одна пуля не возьмёт. Убивают как раз тех, кто чего-либо стоит. На тебя враг не потратится… но, кажется, потрачусь я, если ты не заткнёшься!!!

— …крах их дикарского мира! И я счастлив, что участвую в этих эпохальных боях, которые решают судьбу последнего не приобщённого к великой цивилизация уголка нашего славянского мира!

«Ты участвуешь, — подумал Чубатов уже с насмешкой, — как же! В эпохальных боях, — офицеру стало гадко. — В эпохальных! Двести тысяч против двадцати с небольшим — горских охотников и лесовиков-землеробов! Эпохальные бои! Скажи кому понимающему — уссутся со смеху! Эпохальные…»

— …недостаточное влияние моральной подготовки. Идея! Солдаты должны воевать за идею! Только идею можно противопоставить врагу, живущему по законам каменного века. После нашей победы мы уничтожим эту заразу, не останавливаясь перед жестокостью, перед кровью…

Чубатов повернулся. Слушать разглагольствования о крови из уст этого гугнивца было смешно и противно. В палатке он воюет лихо. А к себе идти боится, потому что даже сейчас, пьяный, думает о снайпере, который сейчас лежит за камнем или сидит на дереве и ждёт. Просто первого попавшегося на глаза.

А психолог что-то всё нёс и нёс о великом будущем, о совместном процветании всех народов континента под справедливым, мудрым к разумным правлением данванов, о том, как вражеские полчища (от ещё, где же он их увидал — «полчища»?!) скоро поймут бесперспективность борьбы… и было всё это так же бесполезно и тошно, как прокисшая овсяная каша. Поэтому Чубатов прервал его на полуслове:

— А войну эту мы проиграем.

Психолог подавился оставшейся половинкой слова, выпучил глаза, будто перед ним возникла алкогольная галлюцинация. А Чубатов повторил даже с каким-то удовольствием:

— Проиграем.

— Ты… ты… чего? — глаза крысёныша забегали, Чубатов следил за ним со злорадством. — Ты чего… ты меня… проверяешь, что ли?!

— Да ты не зыркай по сторонам, данванов тут нет… Я тебе говорю, что думаю, ты так и прими… — Чубатов хотел добавить «и передай», но удержался.

— Да как же мы можем её проиграть? — психолог медленно приходил в себя.

— Ты лучше мне скажи, как мы её можем выиграть? — прямо спросил Чубатов. — За счёт чего мы её выиграем? 3а счёт техники? Так я тебе как офицер скажу — в этих местах не техникой воюют, а бойцами. А наши бойцы одного хотят — живыми домой добраться. Одними хобайнами воевать будем? И не трещи мне, что у них там, у горцев, беззаконие и дикость. Это у нас — дикость узаконенная. Они там у себя, если подонка видят, то вешают его, а не подводят под его действия психологическую базу для изучения. Если насильник объявляется — они ему хозяйство оборвут, и дело с концом, — скаламбурил Чубатов, — а не условное заключение дают. Если вор отыщется, они ему из племени дорожку покажут — и всё. А вместо законов у них, дураков, совесть. Поэтому и нет ни негодяев, ни насильников, ни воров. Дикая земля, понимаешь? Ты ж как сидел в своём Защеканске, так дальше школы нос и не высовывал, а я где только не был — и я тебе так скажу: если и осталось ещё на Мире места, где люди по-людски живут — так это вот в этих племенах. Ну, может ещё у анласов, да у лесовиков кое-где, куда мы ещё ручки шаловливые не протянули. И будь моя воля — я бы своих сына с женой из вашего цивилизованного рая в эту дикость переправил. Примут без проверки, потому что им Верья велит местью слабому гнушаться.

— Но эти горы — наша земля! — выкрикнул психолог.

— На хрена она тебе?! — рявкнул Чубатов, и крысеныша вжало в спинку кресла. — Ты ж на ней только срал и спал! Ты ж за всю жизнь ни финты не создал — ни ребёнка, ни хлеба, ни машины, ни идеи хоть какой — паршивенькой, но своей! А они — они на этой земле живут. Как люди живут, а не как звери о двух ногах, в каких мы превратились. Вот и бегать нам до снега за этими четами их, а потом будем сидеть на побережье, пока нас в воду не спихнут, или пока данванам не приспичит — они все эти горы с землёй сравняют, и вся недолга! И так и сяк мы тазиком накроемся. Им там, на своём Невзгляде, гордость под горло встала — непременно они хотят, чтоб горцы им поклонились в ножки и ключи от своих городов принесли, вот и гонят нас на убой. Только это им не хангары — это славяне, настоящие славяне, а не название! Так что во… — Чубатов сделал похабный жест, — …во им ключ, и пусть себе вставляют его в… А ты пошёл отсюда, сука! Вон! — Чубатов двинулся на крысеныша, но тот с неожиданной прытью вскочил и вылетел за полог.

Чубатов ещё раз остервенело выругался и пинками вышвырнул следом пустые бутылки. Хотел присесть, но услышал голос адъютанта:

— К вам хангар из Панкова!..

…Выкатившись «на улицу» психолог окинул взглядом окрестности. Со стороны взгляд мог показаться орлино-оценивающим, но двое мальчишек лет по 15, одетых в форму разведчиков-хобайнов, засмеялись, и один из них звонко и презрительно сказал:

— Слизняк.

— Это ты мне?! — грозно вскинулся психолог и услышал спокойный ответ:

— Тебе.

Второй — рыжий, как анласы — выпалил:

— Из-за таких, как ты, наши парни гибнут! Жопу свою подтереть сами не можете — а туда, с горцами воевать! Давай отсюда?

Психолог отвернулся, словно ничего не случилось, и зашагал к своей палатке. На ходу он убыстрялся и отчётливо гнул спину, пока не превратился в скоростной крючок.

— Нажалуется, — с отвращением сказал рыжий.

— Плюнь, — посоветовал друг. — Заботы-то… пошли, сейчас вельбот будет.

…Высоко на склоне поросшего соснами холма, в замаскированной папоротником расщелине камня, лежал совершенно неподвижно одетый в бесформенное многоцветье маскхалата мальчишка. Чуть сощурившись, он наблюдал за лагерем стрелков так внимательно, словно мог различать без бинокля всё, происходящее в версте от него.

Собственно, так оно и было.

Его не очень интересовали частности вроде партизанской войны горских славян и местных лесовиков. Это был лишь кусочек мозаики, которую надо собрать.

ЕГО война началась ещё до Взмятения. И не закончится, даже если погибнут все горцы.

* * *

Йерикка проснулся практически в тот момент, когда Олег увидел хангаров.

Вчетвером они выехали на околицу… на то, что было околицей Панкова. И остановились.

— Проснись… — начал Олег, но обнаружил, что Йерикка уже стоит у окна рядом. — Прокол?

— Непохоже… — Йерикка даже не взял пулемёт.

Один из хангаров спешился, бросил длинные, украшенные перьями и бляшками поводья соседу и, переваливаясь, зашагал по грязи мимо пепелищ. Пройдя шагов сто, он остановился и не очень уверенно прокричал:

— Сюбатыв! Мы от Сюбатыв!

— Эрик, не ходи, — предостерегающе сказал Олег, но рыжий горец повёл плечом с истинно княжеским достоинством и вышел. Олег мысленно плюнул и, подхватив снайперку, прицелился в троих на околице. Если начнут стрелять — он их снимет за пару секунд. Но вот о четвёртом Йерикке придётся заботиться самому: — Да что ж он его закрыл?!

Йерикка в самом деле совершенно спокойно, закрыв при этом директрису, как выражаются военные. Вот подошёл к хангару вплотную… О чём-то говорят. Точно. Йерикка, кажется, кивнул. Идёт обратно, а хангар — к своим! Олег, весь в поту, держал цель на риске прицела. И не опускал винтовку, пока хангары не скрылись из вида.

Йерикка вошёл радостный.

— Как ты там говоришь? Йоу! Договорились о встрече. Завтра, — он плюхнулся на скамью, — ну а где — я найду, я это место знаю. Тут рядом.

— Ты найдёшь? — Олег поставил винтовку рядом. — Что это значит? Ты меня не берёшь?

Йерикка смутился:

— Понимаешь, мы договорились встретиться один на один, и…

— И ты поверил его слову!? — Олег покрутил пальцем у виска. — Можешь разорваться пополам, но я иду с тобой.

— Вольг….

— Я иду с тобой.

…Снег перестал, но было холодно. Непонятно, почему всё ещё тёк ручей, почему лёд не сковал его. Кутаясь в плащи, мальчишки ждали, сидя на холодных камнях, и Олег думал, что жилет Бранки его греет. Правда — греет…

— Уходил бы ты, — тихо сказал Йерикка. Он сидел, поставив меч между ног и утвердив подбородок на ладонях, скрещённых поверх яблока. Олег прислонился спиной к камню, сунул руки под мышки и помотал головой:

— А если он не один придёт?

Йерикка медленно улыбнулся:

— Значит, я ничего не понимаю в людях. Тогда мне всё равно лучше умереть. А он может неправильно понять…

— Ты так увечен в этом Чубатове? — Олег не хотел шевелиться, уж очень было холодно, и он задумчиво рассматривал облачка пара, взрывавшиеся изо рта. — Сам подумай, за что ему нас любить? Вспомнил бы лучше, как мы жгли его колонну. И что он нам обещал!

— Он похож на нас, — тихо сказал Йерикка, — он хочет победить честно. Я уверен, что он не обманет.

— Я всё-таки останусь, — упрямо сказал Олег. И Йерикка больше не возражал — устроился удобнее и перевёл взгляд на медленное течение ручья, на туман, текущий над каменистыми осыпями, среди кустиков вереска…

— Ты часто думаешь о Бранке? — вдруг спросил он, не поворачиваясь.

— Нет, — тихо ответил Олег. — Стараюсь реже. Это всё равно, что мучить самого себя…

— Да… — словно о чём-то своём, откликнулся Йерикка.

— Ты мечтаешь вернуться? — в свою очередь спросил Олег.

Йерикка повернулся наконец. Поднял плечи — то ли пожимая ими, то ли ёжась от сырого холода.

— Я не верю, что мы вернёмся. Вернее… запрещаю себе верить.

Олег привык к тому, что Йерикка может сказать весьма интересную вещь — такую, что останется только взяться за подбородок и промычать: «Да-а…» Поэтому лишь коротко попросил:

— Поясни.

— Да тут всё ясно… Когда я думаю о возвращении, я начинаю беречь себя. Мы же должны идти в каждый бой так, словно он — последний, Вольг. Понимаешь — последний! Бой, в котором не жалеют ни себя, ни врагов… Нас слишком мало, чтобы победить по-другому. Поэтому, — заключил Йерикка, — я для самого себя давно уже мёртв. Тебе не страшно говорить с трупом, Вольг?

— Напугал, — тихо фыркнул Олег и после короткого молчания добавил: — До смерти. Лучше окажи мне, учёный человек из большой яранги — неужели после всего этого мы снова будем восхищаться войной и военными подвигами?

— А ты как думаешь? — вопросом ответил Йерикка.

— Я? — уточнил Олег.

— Ты, ты, — с лёгкой насмешкой подтвердил Йерикка.

— Если бы я знал ответ — я бы не спрашивал.

— Й-ой, какая наглая, неприкрытая фаллософия! — в притворном ужасе и очень тихо возопил Йерикка — Ладно, слушай… Дед во время восстания был знаком — не очень коротко, но был — со Стариновым[67].

— Что, с тем самым?! — в священном ужасе выдохнул Олег, вспомнив рассказы Игоря Степановича. — Он тут был?!

— Бывал, — как ни в чём не бывало, подтвердил Йерикка, в очередной раз потрясая Олега той простотой, с которой он говорил о пребывании на Мире людей, хорошо известных в самых различных кругах Земли и, казалось, никогда её не покидавших. — Сидели они вместе в развалинах одного дома — ну, там, южнее. Дождь лил, под ногами грязь, капает за шиворот… короче, знакомая картинка. Илья Григорьевич бухтит: «Ну вот, голос сорвал на хрен, простыл в этой сырости. И что за жизнь — грязища, сверху льёт, да ещё стреляют… Ну что я, не навоевался, что ли? Да и какой из меня сейчас вояка, мне уже за шестой десяток, спина болит, насморк, голос сорвал, а всё лезу куда-то! Чего мне надо?! Сидел бы дома, и дело с концом, у меня же не китель — иконостас, и пенсия, и уважение… А я всё тут торчу, бойца из себя корчу. Мне что — больше всех надо?! Брошу всё к чертям, домой надо, до…» Тут ракета, сигнал к атаке — бамп! Дед оглянуться не успел — а Ильи Григорьевича рядом уже нет, и только откуда-то спереди: «У-р-р-а-а-а…» — удаляется.

Олег тихо хихикнул. Потом признал:

— Может, и так.

— Забудем, — уже не весело, а спокойно-задумчиво сказал Йерикка. — К счастью… или к сожалению, но забудем и боль, и холод, и дожди, и голод, и ужас, и кровь, и страдания. Только одного никогда не забыть — наших погибших. Они навсегда с нами, они навсегда дружина племени… Будем помнить, пока существуем.

— Эту войну мы выиграем, а… — Олег умолк, обдумывая, как говорить дальше, но Йерикка легко догадался, что он хочет сказать:

— А что будет дальше — я не знаю, — ответил он. — У нас нет будущего. Рано или поздно нас подомнут, и анласов подомнут… или уничтожат. Данваны могут позволить себе ждать. Если бы боги помогли нам, как некогда, нашим предкам — найти Радужную Дорогу…

— Что найти? — насторожился Олег.

— Путь, — коротко ответил Йерикка. Помолчал и всё же добавил — То место, через которое люди уходили с Мира и приходили на Мир. Он где-то есть. Никто не помнит — где, хотя его уже много лет стараются найти и одиночки-романтики, и данваны, и мы.

— Мы — это кто? — быстро спросил Олег.

— Мы — это мы, — отозвался Йерикка. — Тогда, можно было бы попробовать начать с чистого листа. А здесь нас ждёт гибель.

Они снова умолкли, слушая, как шепчет еле слышно туман, оседая на камешках осыпей и веточках вереска. Это было похоже на еле-еле слышные голоса, в которые трудно не вслушиваться — казалось, в этом шёпоте, в этих голосах, есть слова, неясные и загадочные, то ли зовущие, то ли предупреждающие о чём-то… Олег невольно напрягал слух, пытаясь понять, пока Йерикка не сказал ему мягко:

— Не слушай голос тумана.

— Что? — очнулся Олег. — Почему?

— Можно потерять себя, — пояснил Йерикка.

Олег кивнул. И сказал с неожиданной даже для самого себя тоской:

— Я вот думаю — за что мне Бранка? Я самый обычный… А вдруг всё это ошибка?..

Йерикка вдруг встал и, взяв Олега за плечо, легко оторвал от камня, вздёрнув на ноги. Заглянул в глаза:

— Не смей так даже думать! Не смей, понял?! Тебе в самом деле досталось счастье… больше того, ты его отбил себе, ты заплатил за него кровью! Так оставайся достоин его! Ты не имеешь права думать о плохом! Понял?!. — с силой спросил он. — Может быть, любовь — это последнее, что позволяет тебе оставаться живым человеком!

Он разжал пальцы. Олег, удивлённо глядя на друга, ответил:

— Я не знаю, Эрик, есть ли для любви место здесь…

— Если человек любит — его любви найдётся место и в аду… — Йерикка прислонился к камню спиной.

Олег не знал, что ответить на это. Раньше у него нашлись бы слова. Раньше… раньше он вообще умел думать о многих вещах, не только о войне. Это было давно. Или вообще не было, или умел это кто-то другой, похороненный в горах.

Что он получил взамен потерянного?

Олег не сразу понял, что Йерикка читает стихи…

— Эрик, и всё-таки ты пишешь стихи! — не выдержал Олег.

— Я не пишу стихов, — терпеливо ответил Йерикка. — Это Звенислав Гордятич. И те, про зиму, которые я читал в прошлый раз.

— Кто он был? — поинтересовался Олег. — Ты так часто про него говоришь.

— Он был горожанин из столицы. Воевал во время восстания и писал стихи, песни, повести… Это у него был друг с Земли. Некоторые говорят, что Звенислав и сам не раз посещал Землю. Потом, когда восстание подавили, жил в городах. Его запрещали, он всё равно печатался… На него несколько раз нападали «хулиганствующие элементы». И в конце концов — застрелили при ограблении магазина. Обычное дело, Вольг… У меня есть его книги. А эти стихи — из сборника «Правда цвета свинца». Воины часто пишут стихи. Вот и твой дед писал. Он бы гордился тобой.

— Да, — коротко ответил Олег. Йерикка. взглянул в небо и заметил:

— Сейчас тебе кажется, что ты очень много потерял… А на самом деле — ты нашёл тут желание драться… Идёт. Убери автомат.

— Уберу, когда уверюсь, что он идёт один, — упрямо сказал Олег, внимательно осматриваясь. Вслушиваться не было нужды — он тоже слышал, как стучат по осыпям камешки.

* * *

Чубатов вышел из тумана неподалёку, из-за скалы. Он шёл без оружия, сунув руки в карманы куртки, волосы на непокрытой голове блестели от капелек тумана, серебром осевших на них. Чубатов был ещё молод, лет тридцати, плечист, хотя и невысок, с типично славянским лицом — но отмеченным каким-то отпечатком… словно мутные подтёки на стекле, видимые лишь на просвет. Мальчишки стояли неподвижно, и офицер заметил их, подойдя почти вплотную. На лице его не отразилось ни испуга, ни удивления, а Олегу стало немного стыдно, и он поставил автомат прикладом к ноге.

— Двое? — удивился Чубатов, и Йерикка ответил:

— Этот парень не слишком вам верит. Я не смог от него избавиться.

Олег возмущённо вскинулся и встретился глазами со взглядом офицера. Вспыхнул; Чубатов спросил:

— А кто он такой?

Йерикка поносился на друга, словно впервые его увидев, и пояснил:

— Авантюрист.

— А похож на ангела, — усмехнулся Чубатов. Йерикка подтвердил:

— Он и есть ангел. Ангел-авантюрист.

— Коз-зел, — прошептал Олег. Чубатов наклонил голову:

— Хорошо… Вот ты какой, получается, Йерикка Мечиславич, — он заинтересованно оглядел Йерикку с головы до ног. — Я тебя немного другим представлял.

— Да и мне казалось, что вы старше, — мирно ответил Йерикка. — Прохладно сегодня, а?

— Прохладно, — Чубатов полез в карман и достал… небольшой термос. — У меня тут кофе. Не откажетесь?

— Давайте, если не жалко.

Йерикка открутил крышку-стаканчик, и Олег невольно втянул воздух. Кофе захотелось чудовищно, однако он мотнул головой, когда Йерикка протянул Фляжку:

— Не хочу.

— Хороший кофе, — похвалил Йерикка, возвращая посудину Чубатову. Тот убрал термос и спросил:

— Пришёл за своим князем?

— Да, — согласился Йерикка. Чубатов вновь долго изучал его внимательным, жёстким взглядом:

— Ты же совсем не похож на него! — сказал он резко. — Он зверь. Он даже не говорит, только рычит.

— Мы с ним друзья. Но я бы его выручил, даже если бы мы с ним были врагами, потому что мы больше чем друзья — мы соратники, — спокойно разъяснял Йерикка.

— Если вы думаете, что мы добрей — напрасно, — вмешался Олег. Йерикка согласился:

— Он прав. Людей тут давно не осталось, только звери.

— Когда вы жгли мои машины… — начал Чубатов, но Йерикка прервал его:

— Не надо. Что будет, если вас пустить в наши долины? То же, что здесь? Или хуже? Врагов надо убивать, чтобы жили свои. А как убивать — не важно.

— Тогда застрели меня, — вдруг сказал. Чубатов. — и возьми своего князя — он лежит там, наверху осыпи, я приволок его с собой… Я тоже устал от войны и хочу отдохнуть. А это будет долгий отпуск.

— Не говорите глупостей, командир, — с досадой сказал Йерикке. — Вы пришли сюда затем, чтобы умереть?

— Может быть, почём ты знаешь?

— Не говорите глупостей! — повторил Йерикка. Но уже неуверенно.

— Тогда ты его не получишь.

— А зачем вы пришли? — Йерикка начал кусать губу. Он нервничал.

— Мне захотелось посмотреть, все ли у вас такие, как он, — Чубатов мотнул головой вверх, в туман. — И теперь вижу, что не все.

— Да, — вновь подал голос Олег. — Но Эрик — очень редкое исключение. Остальных вы превратили в таких же зверей!

— Олег! Не смей!!! — закричал Йерикка. Но не успел — впервые в жизни, может быть, не успел сделать то, что хотел. Стоял слишком далеко… И слишком хорошим учеником был Олег…

«Наган» в левой руке Олега грохнул в упор. Куртка на правом боку Чубатова тут же порыжела от пламени, как волосы Йерикки. Резное эхо заметалось по осыпям, как большая чёрная птица в тесной клетке.

Чубатов выгнулся, стараясь одновременно увидеть и рану, и Олега. Во взгляде его было странное удовлетворение.

— Когда стреляешь в человека в упор — не смотри ему в глаза. Можешь промахнуться, — негромко, но отчётливо сказал он. Потом добавил: — Вот и настал мой отпуск, — зажал ладонью рану и рухнул к ногам отшатнувшегося Йерикки.

— Мне кажется, нельзя тебе больше на свете жить, — извиняющимся, но уверенным голосом произнёс Олег. — Никак нельзя. Неправильно это… после бабы Стеши… и остальных всех…

— О боги… — потрясение прошептал горец, бледный, как туман вокруг, глядя, как Олег убирает револьвер в кобуру. Потом спросил: — Что ты наделал? Ты… сошёл с ума? Ты же его убил!

— Убил, — подтвердил Олег. Он тоже быстро бледнел, как от тяжёлой раны, губы плотно сжаты, на скулах горели треугольные пятна. — Что мне, смотреть на него было? Или вашу пофигень слушать? Или наблюдать, как он посмеётся и уйдёт?!

— Он нам поверил! — заорал Йерикка в бешенстве, сжав кулаки. — Он сюда пришёл, а ты…

— Да он над нами смеялся, — спокойно ответил Олег. — Он знал, что ты его не тронешь… Посмотреть он на нас пришёл! Что мы ему — зоопарк?!. Да успокойся, не ты же его убил. Я вон и кофе его пить не стал…

— А звал его я! Одного! И…

— Зачем ты его звал? — перебил Олег. — Поскоморошничать перед ним? В древних князей поиграть?! Ты бы его на поединок ещё…

Йерикка ударил — тяжело и точно. Олег отлетел, покатился по камням. Сел. Провёл ладонью по губам, с которых капала на камни кровь. Встал на ноги, вновь коснулся губ. Йерикка замер выше на склоне, подняв кулаки, хрипло окликнул:

— Давай драться!

— Разрядился? — невнятно спросил Олег, спуская с губ длинную нить кровавой слюны. Потянул носом воздух. — Пошли за Гоймиром.

Он прошёл мимо рыжего горца, как мимо пустого места, на ходу подобрав автомат. Йерикка несколько секунд смотрел ему в спину, словно ждал, что Олег повернётся и драка-таки состоится. Потом — опустил руки и пошёл — сначала, а там и побежал за Олегом. Догнав, положил руку на плечо:

— Прости!

Олег повёл плечом. Йерикка не отпускал. Землянин вновь сплюнул:

— Пусти, — не зло, а очень устало попросил он.

— Олег, прости! — Йерикка обогнал его, встал на пути. — Хочешь — я извинюсь?! Ну стой же ты!

— Стою, — Олег остановился, и тот различил, что на ресницах друга скапливаются слёзы. — Чего тебе?

— Ты обиделся? — глупо спросил Йерикка. — Прости…

Олег вновь длинно потянул воздух носом, разбитые губы вздрогнули, но слёзы так и не капнули. Вместо этого он сказал:

— Скотина ты…

— Да, — согласился Йерикка.

— И дурак…

— Точно! — почти обрадовано подтвердил Йерикка.

— За что ты мне врезал?

— Ну, ты же сам говоришь — дурак… Очень больно?

— Обидно, — угрюмо ответил Олег. — Ладно, проехали. Будем считать, что стали чуточку грязнее, чем раньше… Пошли, Гоймир, наверное, там с ума сходит!

— Подожди, — Йерикка удержал его. — Ну-ка… — он вдруг смутился и резко покраснел. — Ты не удивляйся… и чего не подумай… — сбивчиво и невнятно пояснил он. Потом взял голову Олега ладонями с обеих сторон и прикоснулся губами к его губам!

— Блин!!! — Олег отшатнулся. — Ты че?!

— Погоди… — Йерикка досадливо сморщился и, несмотря на сопротивление Олега, повторил то же. Замер. Олег видел совсем близко его сосредоточенные и отрешённые глаза. Нет, так не целуются — ни в шутку, ни всерьёз… — Вот, всё, — Йерикка отшагнул, вытер губы, сплюнул. И уже весело подмигнул.

— Что — «всё»? — удивлённо и сердито спросил Олег. И сообразил, что губы не болят и кровь не идёт. Он прикоснулся к губам — припухлость исчезла, рана изнутри на верхней — тоже. — Ну… — он пожал плечами. — Каждый раз удивляюсь! Но вообще-то… это ведь руками делается?

— Да в принципе это можно любой частью тела делать, — заверил Йерикка.

— И?.. — многозначительно не договорил Олег.

— Желательно — с девчонками, — ответил Йерикка. — Боюсь тебя огорчить, но ты не возбуждаешь.

— Это потому, что я давно не мылся, — заверил Олег. — Обычно я совсем другой, мой сладенький…

…Гоймир лежал в сотне шагов вверх, по осыпи. Очевидно, зная о его угрюмой целеустремлённости, Чубатов скрутил его так, чтобы мальчишка не мог дотянуться до ремней зубами или перетереть их о камень. Но Гоймир продолжал с упорным выражением на лице шоркать верёвку на ногах о гладкий кусок гранита.

— Пресс качаешь? — осведомился Олег, выныривая из тумана.

Что отразилось на лице князя — понять было невозможно из-за отсутствия лица как такового. Сине-красно-чёрную маску назвать лицом было можно только в приступе буйного оптимизма. Глаза едва смотрели, губы вспухли, левая скула, лоб и левый висок — рассечены, и там и сям виднелись следы ожогов.

— Наконец-то, — не очень внятно заявил Гоймир. — Я уж так думал — забыли про меня… Чубатов?..

— Внизу лежит, — указал взмахом руки Йерикка. Олег перерезал верёвки на руках и ногах. Гоймир, даже не поблагодарив, сел и поморщился:

— Рёбра ноют…

— Откуда ожоги? — Йерикка присел, взял князя пальцами за подбородок, повертел: — Чего молчишь?

— Зажжёнными сигаретами меткость выверяли, — пояснил Гоймир, — об заклад бились, кто глаз выпалит… Оченно весело всем было.

— Ну и как? — рассеянно поинтересовался Йерикка.

— Косорукие, — махнул рукой Гоймир и снова перекосился: — У-ухх…

— Дело не в этом, — спокойно поправил Олег. — Трудно попасть в глаз такому китайцу, в которого они тебя превратили. Добротная работа.

— 3-заткнись… — процедил Гоймир. — Тут близким лошадь должна стать. И оружие моё он с собой прибрал, — Гоймир начал раскачиваться, сунув руки под мышки — видно было, что он с трудом удерживается от стонов.

— Даже не поблагодаришь? — Йерикка водил ладонью над лицом Гоймира. Тот спросил:

— Про что?

— Если б не он, — разъяснил рыжий горец, — путешествовал бы ты сейчас обратно, а я бежал бы следом и хныкал: «Дяденька Чубатов, отдайте!»

— Не внял, — взгляд Гоймира из «щелей» стал недоумённым.

— Потом расскажу, — пообещал Йерикка, — если захочешь. Вставай, пошли, а то ещё, чего доброго, явятся визитёры… Идти-то можешь?

— Доковыляю, — буркнул Гоймир, поднимаясь. Лицо его исказилось, и Йерикка заметил:

— Не делай больше так. Наши увидят в тумане — стрелять будут. Или вообще со страху помрут.

Гоймир вдруг хрюкнул. И сообщил:

— При мне там баснь сказывали. За нас.

— Про нас? — удивился Йерикка. — Ну-ка, ну-ка, не знал, что мы уже так популярны!

— В ночь офицер из палатки выходит. Дождь так, холод, ветер, мозгло кругом. Пусто, склады стоят… Офицер окоём глянул и говорит: «И как те горцы в такую незгоду в горах воюют?!» А ему от склада: «Й-ой, не говори. Одно что ни час — мучаемся.»

…Гоймир сначала и вправду ковылял, но уже через полверсты разошёлся — в прямом смысле слова. Йерикка помалкивал. Олег шёл впереди, вслушиваясь и вглядываясь. До истечения срока оставалось чуть больше суток, нужно было искать своих.

Олег находился в несколько обалделом состоянии. Всё произошедшее — с момента их ухода из одинокой избушки — казалось приключенческим фильмом, где всё возможно и сходит с рук. И в то же время он понимал, что это не больше фильм, чем вновь начавшийся дождь. Этот дождь — часть жизни. И то, что произошло — тоже. Могло быть лишь так, не иначе.

Когда-то давно люди выдумали себе судьбу. А позднее те, к то слабее духом, стали оправдывать судьбой неудачи или бездействие. На самом деле судьба — это вовсе не слепая сила, движущая людьми. Судьба — это внутри самих людей, то, что вложено в нас, то определяет наши поступки… но не слепо, а согласно воспитанию, идеалам и стремлениям. Всегда можно отказаться от трудного пути и тяжёлых дел. Но, если ты отказался — ты предал самого себя. И люди идут своими дорогами, выбрав их раз и навсегда.

И судьба тут не при чём…

…Они отшагали вёрст пятнадцать, не меньше, и уже собирались завалиться спать, но позади, по звуку — за пару вёрст — послышался сигнал хангарской трубы.

— А то и за нами… — сказал Гоймир. — След тропят… — прислушиваясь, он перестал смотреть под ноги и влез в болотину, где и остановился, оглядываясь недоумённо.

— Ты, между прочим, в болото попал, — сообщил ему Йерикка. Гоймир плюнул, выдрал ноги, и, выбравшись на сушу, заметил:

— Добро, а то уж мыслю — ноги не держат!

Труба прозвучала ближе. Мальчишки переглянулась — молча. Но каждый из них понимал, что их всего трое, а хангары идут по следу, что они трое устали и измотались, а враг свеж…

…Олег подмигнул.

Йерикка усмехнулся.

Что сделал Гоймир — понять было невозможно, но он сказал:

— Один на десять — ровно, а и больше — не страх.

— А раз нас трое — то стоим и сотни, — добавил Олег.

— Эта арифметика мне по душе, — подытожил Йерикка. — Ну, Вольг, где твой самопал? Его выход.

Металлический лай, упорный, монотонный и хриплый, появился в отдалении. Это напоминало охоту — труба, собаки… Очевидно, и Йерикка подумал о том же, потому что с нервным смешком сказал:

— Сколько раз охотился — никогда не думал, как себя чувствует дичь.

— Кабан в тебя когда-нибудь стрелял из автомата? — осведомился Олег.

— Нет, — признал Йерикка.

— Желание-то на охоту у них разом убудет, — зловеще пообещал Гоймир, устраивая ППШ для стрельбы с упора.

Лай. Азартный, надсадный — псы уже почуяли добычу, они ощущали то, чего ещё не понимали их хозяева — близость тех, кого надо схватить, разорвать!

Сигналы труб. И уже отчётливый стук копыт по мокрой земле — не дальше трёхсот сажен, кажется.

Интерлюдия: «Моё поколение»

…Поймав в прицел пса, бежавшего первым, Олег нажал спуск.

* * *

Грузовик явно заблудился. Шёл медленно, на ступеньке стоял, вглядываясь под колёса, солдат, ещё один сидел на крыше с ручным пулемётом. Широкие парные колёса вязли в грязи по верхний край, но грузовик взрыкивал мощно и выдёргивал себя из бурой жижи. Слышно было, как орёт солдат на подножке, командуя водителю, куда держать курс:

— Левей… яма же, ядрёна мать!.. Ещё левей!.. Ага, так… так… так… Вправо! Поколем — головы оторвут!

Собственно, машина ничем не мешала горцам, лежавшим в грязном и мокром кустарнике. Они лениво наблюдали за ползущим в жиже грузовиком, пока Олег не подтянул к себе винтовку и не сообщил:

— Сейчас я их…

— Чего они тебе? — спросил Холод. — Пусть себе едут…

— Интересно посмотреть, что везут, — возразил Олег.

Другие забормотали кто в лес кто по дрова. Гоймир, лежавший на спине, перевернулся на живот. Серое от усталости и въевшейся грязи лицо выглядело равнодушным.

— А пускай, — сказал он. — И то — глянем. Одно консервы там?

— А то ещё — их Христос во втором пришествии, — вполголоса сказал Гостимир. — В то скорей поверится, чем в консервы-то…

Олег не вслушивался. Он вёл стволом за пулемётчиком. Ничего, кроме холодного удовлетворения, что сейчас он отправит на тот свет ещё одного врага. И сейчас, уже стреляя, он думал не о жизни, которой лишает человека, а о том, что хорошо бы и вправду там оказались консервы.

Пулемётчик привстал, схватился за правый бок и, роняя оружие, пополз на капот.

— Промазал, — резюмировал Олег, хватая автомат, — хотел в висок.

Грузовик резко тормознул — труп, мотнув руками, слетел в грязь, стоявший на подножке попытался спрыгнуть, но Гоймир, встав на колено, практически изрешетил кабину из ППШ. К нему присоединилось ещё несколько стволов. Через несколько секунд уже было тихо, лишь осыпались с хрустом битые стёкла кабины, да отчётливо журчала струйка крови, стекавшая в грязь с руки обвисшего на двери трупа.

Яромир, подбежав к машине, свистнул:

— Места-то тут три, а мёртвых двое!

Подошли остальные. Кто-то сплюнул:

— Уполз один-то!

Олег равнодушно посмотрел в кабину. Она была внутри забрызгана кровью, со среднего сиденья свешивался, открыв рот, мертвец.

— Так вот след, — появляясь в дверях напротив, Одрин указал на широкую кровавую полосу — словно кто-то провёл плотной кистью через сиденье и ступеньку.

— Тропите, — откликнулся с обочины Гоймир. — Взрывчатку давайте.

— Вольг! — окликнул Богдан. — Твой-то тут живой!

— Что?! — Олег обежал машину. — Вот блин! Говорю же — я ему в висок целил… — Олег всмотрелся в лежащее в грязи тело и возразил: — Да чего вы гоните, подох!

— Жить хочет, потому и подох, — заметил Йерикка. — Дышит, скот!

— Добейте кто-нибудь, — поморщился Олег.

— Подранка одно охотник добивает, — это подошёл Гоймир, чавкая кутами по грязи. — Да где ж взрывчатка?

— Зде-есь! — коротко и торжествующе крикнул Одрин из кустов. Потом ударил «наган». И ещё раз. — Живучий…

— Что, уж мечом отмахнуть лень?! — переключился Гоймир. За его спиной Гостимир сделал испуганное лицо, а Йерикка под шумок ткнул мечом в горло раненого и достал брикет тротила:

— Пошли, Гоймир, вот взрывчатка…

…— Ящики одно, — Мирослав потянул один на себя, не удержал — грохнул, и в грязь выкатились зеленоватые бутылочки. — То ж пиво!

Йерикка поднял бутылку — на жёлтой этикетке скрещивались два белых колоса. Прочёл:

— «Самоцветное»… Четыре градуса, — стукнул кулаком в перчатке по горлышку, плеснув белую пену, потом — золотистую струю.

— Дай-ка. — Олег поднял одну, сорвал пробку, глотнул. — Хорошее пиво. Прихватим по штучке?

Кое-кто из горцев тоже подобрал бутылки, но особого энтузиазма никто не проявил. Олег всё же положил пару в крошно, вздохнул:

— Бить жалко…

— Если б можно было в них хоть отраву залить, — ответил вздохом Гоймир. Мальчишки переглянулись — не враждебно и не дружелюбно, как раньше, а просто устало… Неизвестно, что подумал Гоймир, а Олег горько сказал себе: «Кажется, сил у нас не осталось даже на злость!» Он попытался вспомнить Бранку и чуть улыбнулся, когда она всплыла перед мысленным взором, как живая — отчётливая и улыбающаяся…

— Ты чего лыбишься? — вдруг спросил Гоймир. Олег вздрогнул:

— Представил себе, как это было бы — с отравой, — он в самом деле представил себе это и улыбнулся ещё шире. И Гоймир засмеялся тоже, и серое лицо его вернуло себе свои пятнадцать лет, посветлело…

— Наособицу — отвар чемерицы, — сказал он. — А так всё придётся колотить.

— Да сожжём его, и всё тут, — предложил кто-то.

— Вообще не надо было его трогать, — вдруг сказал Йерикка. Пояснил, видя, как на него с изумлением глядят остальные: — Мы ведь уходить собирались Тут пустоши заболоченные на сутки пути. Если нас накроют на чистом месте?

— Что же теперь — вообще их не трогать? — спросил Олег.

— Или мы идём на отдых — или продолжаем драться, — резко ответил Йерикка. — Мы сейчас небоеспособны…

— Эрик, прекрати! — заорал вдруг Олег. — Меня достали твои разговоры о небоеспособности! Два дня назад мы втроём перебили шестьдесят ханагров, как сидячих уток — и впредь так будет!

— Ты, помнится, тоже ратовал за уход, — спокойно напомнил Йерикка, лишь глаза расширились тревожно.

— Но не за бегство! — крикнул Олег, и часть горцев зашумела одобрительно.

— Тише! — повысил голос Йерикка. — Вы отдохнули пару дней — и уже готовы рваться в бой — так вам кажется?! Ну так вы ошибаетесь! Если на нас сейчас навалятся — мы выдохнемся очень быстро! Я уж не говорю, что у нас почти нет боеприпасов!

Он уже кричал. И это было настолько необычно, что Олег первым сказал примирительно:

— Да ладно… чего ты завёлся? Сожжём грузовик и уйдём, они и не допрут, что к чему… Разве нормальный человек через эти пустоши попрётся?

— Если мы сейчас погибнем, — уже спокойно оказал Йерикка, — то от излишней храбрости. Поймите всё это. Поймите, что нам выгодно жить дольше — мы сможем причинить врагу больше вреда.

Надо сказать, смысл слов был жутким. Парень прикидывал, не как ему жить, а как попозже умереть. Все примолкли, обдумывая сказанное.

Гоймир опомнился первым:

— Добро, кому ещё пиво требуется — берите.

Пива больше никто не хотел. Мальчишки, уходя, выпустили горючее в грязь, и Гоймир, не оборачиваясь, кинул через плечо брикет тротила с зажжённым фитилём.

* * *

Они подошли к тому месту, где в Тёмное озеро впадала одна из многих мелких безымянных речушек, берущих начало на болотистых пустошах к полдню. Здесь, в прибрежных скалах, Холод и Морок наткнулись на могилу одного из парней Квитко — каменный холмик с лежащим поверх него налокотным щитом, украшенным символом племени.

Какое-то время братья стояли возле неё. Морок, неловко качнувшись, смахнул ладонью воду со щита. Посмотрел на старшего брата. Тот успокаивающе потрепал младшего по волосам:

— То добрая смерть…

— Слово мне дай… — попросил Морок, — одно что — схоронишь меня… — он зябко передёрнулся: — Нету охоты валяться… что ТЕ.

— Слово, — Холод вскинул руку, призывая Дажьбога в свидетели: — А и дождь кончился, смотри.

Дождь в самом деле перестал. Но тучи не разошлись, и ясно было, что они лишь собираются с силами, намеренные продолжать лить слёзы по ушедшему лету.

А лето и правда ушло. Да и было ли оно по-настоящему?.. Так думал Олег, глядя на прибрежные камыши.

— Могилу сыскали, — сказал, подходя, Богдан. — Кто-то из наших.

Олег кивнул. Они стояли и смотрели, как вдали закипает вода — там уже вновь шёл дождь, спешил сюда, не желая оставлять без присмотра этих странных ребят…

— Мне про ночь сон снился. Что мы не вернулись, — вдруг сказал Богдан, трогая носком кута чёрную, насыщенную торфом воду у берега.

— Это был страшный сон? — тихо спросил Олег, не отрывая взгляда от приближающейся серой стены.

— Нет… Тоскливый одно. Нас-то уж не было, страшно быть не могло. Я в том сне умер — так хуже, чем страшно. Тос-кли-во. Вот что дождь этот… Ты умирал во сне, Вольг?

— Я умирал наяву. И ты тоже.

— Слушай, — Богдан подёрнулся к Олегу, глаза у него были шальные, — а ну как что мы и умерли? Тогда, в плену-то? А часом…

— Прекрати, — Олег почувствовал, как по спине прошла дрожь.

— Так по чести? — настаивал мальчишка. Казалось, ему доставляет удовольствие пугать себя самого.

— И что же это — вир-рай? — спросил Олег. Богдан хмыкнул:

— Высоко летаешь!

— А у тебя выросли зубы… — заметил Олег.

— Жизнь уж такая…

Подошёл Йерикка — сзади, а спереди подошёл дождь. Олег спросил, не поворачиваясь:

— Что там?

— Сейчас будем переправляться.

— Широко тут?

— Сажен сто.

— Господи…

— Вот и я то же сказал — не помогло.

— Ладно, — вздохнув, Олег начал снимать плащ. Йерикка и Богдан смотрели на него в изумлении. Наконец Йерикка спросил вкрадчиво:

— А что это ты делаешь?

— Тьфу! — Олег сплюнул. — Дошёл!

— То он, чтоб не замочиться, — сказал Богдан. Йерикка поддержал:

— В мокром ходить так неприятно…

— Смешно до уссачки, — с отвращением сказал Олег.

Гоймир отдал приказ ломать сухой камыш для плотиков — переправлять оружие и крошна. Ругаясь и проваливаясь в жижу до колен, мальчишки камасами и чеканами рубили хрусткие серые стебли, увязывали их верёвками… Кое-кто уже разувался — плыть в обуви было, конечно, глупо — и с отвращением ступал босыми ногами в прибрежную мерзость.

— Холодно, сучий потрох, — оповестил всех Мирослав. Ему предложили помолчать. В воду пока никто не шёл — все всматривались в пики гор впереди, вёрст за пятнадцать — Моховые горы…

…И вдруг Олег ощутил отчётливое, странное и заманчивое желание. Сбросить с плеч автомат и винтовку, оттолкнуть ногой крошно, повернуться и… уйти. Идти, идти идти, пока впереди не появится Рысье Логово. Оттуда — на юг. Как обещано. И — домой. И пусть всё идёт к чёрту. К чёрту. Он доберётся, его не убьют по дороге. Он больше не хочет ни этого неба, ни этой мокрой, холодно земли, ни этих парней вокруг. Он отказывается от них, он вычёркивает себя из их мира — а значит, и этот мир не будет иметь власти над ним! Мальчишка молча смотрел себе под ноги, глядя, как между пальцев просачивается жидкая грязь.

К чёрту. К чёрту. К чёрту.

Сейчас он уйдёт.

Интерлюдия: «Вступление»

* * *

— Пошли, чего стоять, — буркнул Олег и первым шагнул к чёрной, бурлящей под дождём воде…

…Он уже привык к тому, что почти никогда не удаётся высохнуть. Но сейчас прибавился ещё и холодный ветер с севера — и необходимость не двигаться.

Они едва успели перебраться через речку, когда местность словно вскипела. На покинутом берегу как из-под земли выросли хангары в количестве почти неприличном. А над вересковыми болотинами повисли барражирующие вельботы — на высоте в полтора десятка саженей. Чета, словно вспугнутые лемминги, забилась под ковёр вереска, закутываясь в плащи, чтобы не выдать себя теплом.

Олег ощущал вину за свой выстрел. Он чувствовал в крошне бутылки пива, напоминавшие об этой мальчишеской глупости. Никто больше не напоминал ему об этом… да и вряд ли кто-то уже и помнил. Многие даже ухитрились уснуть. Во сне быстрее шло время, а есть хотелось меньше.

Действуя медленно и осторожно, Олег достал бутылку, открыл зубами, с неловкой улыбкой протянул Йерикке, лежавшему рядом:

— Говорят пиво — жидкий хлеб… давай?

— Давай, — Йерикка отхлебнул из горлышка, потом хлебнул Олег. Спросил:

— Богдан, будешь?

Богдан спал, положив голову на скрещённые руки. Он морщился — в нос лезла веточка вереска, а уснул мальчишка так крепко, что даже лень было её отстранить.

Ребята добили бутылку, и Олег запрятал её под вереск. Вельботы гудели и потрескивали, как высоковольтная линия, прямо над головам — если смотреть снизу, то их было хорошо видно сквозь веточки, и не верилось, что оттуда, сверху, не видят прячущихся.

— Ты читал Достоевского?

Вопрос был до такой степени странным, что Олег не прореагировал, и Йерикка повторил:

— Ты Достоевского читал?

— Н-нет, — удивлённо ответил Олег, — только слышал кое-что, а так нет… Мы не проходили…

— Жаль, — вздохнул Йерикка. — Я хотел прочитать, но мне не попадался.

— Зачем он тебе? — поинтересовался Олег, вспомнив свои мысли о Достоевском — там, на сеновале, перед тем, как он убил… тьфу, полезло в голову!

— Просто так. Интересно узнавать новое… Человек только для этого и живёт — узнавать новое. И в перспективе — узнать всё.

— Это невозможно, — возразил Олег.

— Нет ничего невозможного, — внушительно произнёс Йерикка. — Для человека — нет, если он человек. Может не хватить времени. Или сил. Но только в данный конкретный момент. Надо просто выждать и пробовать ещё раз. Обязательно получится. По этому данваны так нас и боятся. Нам бы ещё век спокойного развития…

— А его не будет, — понимающе добавил Олег.

— Не будет, — подтвердил Йерикка. Помолчал и добавил: — Если только кто-то не найдёт Радужную Дорогу.

— И тогда?.. — спросил Олег. Йерикка помолчал и ответил:

— Тогда мы уйдём. И вернёмся. Обязательно! — заключил Йерикка с силой.

— Радужная Дорога… — повторил Олег. — А если это сказка?

— Сказка? — переспросил Йерикка. — А, басня! Вот, послушай…

— Это из древней анласской песни, Вольг. В ней рассказывается, как охотники нашли Радужную Дорогу, преследуя зверя. И многие племена пожелали уйти в миры, где светят иные солнца — и ушли. И те, кто первое время возвращался, рассказывали, что есть миры с синими, зелёными, багровыми, лиловыми солнцами, и с двумя солнцами в небе… Потом люди перестали возвращаться. Последними пришли славяне, но и они уже не помнили сперва, что Мир — это их старая родина… Нет, Вольг, они есть — Радужная Дорога и иные миры. Недаром и данваны так упорно ищут их! Но и они не знают, где Дороги. Кто говорит — в наших горах. Кто — в землях анласов. Многие убеждены — что на том материке, который лежит к юго-западу и на котором не были ни славяне, ни анласы…

— Слушай, — сказал Олег неожиданно тепло, — хороший ты парень, Эрик. Поговоришь с тобой — и вроде какая-то звёздочка среди туч зажглась…

— Ну-у… — в голосе Йерикки скользнуло смущение.

— Мудрецы наши, — не очень вежливо окликнул Ревок, — может, заткнётесь псу под хвост-то?

— Боишься, на вельботах услышат? — вопросом ответил Йерикка. Ревок хмыкнул:

— Нет… Баете интересно да красно, уснуть не могу.

— А это, кстати, обнадёживает, — заметил Олег.

— А? — удивился Ревок.

— Да то, что мы можем говорить о таких вещах, как звёзды.

* * *

Снег повалил, как из дырявого мешка. Он почти мгновенно таял, добавляя слякоти. Но эта поднявшаяся не с пенька метель сослужила горцам хорошую службу — видимость сделалась такой классной, что вельботы нехотя убрались, и чета рванула к горам.

До гор были сутки пути. И надеяться, что снег будет лепить все сутки кряду, не стоило. Шли молча и по возможности быстро. Метель кружила так, что следовало внимательно смотреть, не ушёл ли ты в сторону, и Олег, бездумно глядя в спину шагающего впереди Йерикки, вспоминал карту. Хорошо, что тут болотистые пустоши до самого Ан-Марья — меньше любопытных глаз…

Температура резко упала. По ощущению было не больше минус десяти градусов, изо ртов идущих вырывался парок, в котором таяли снежинки. Кое-где — у валунов, поднимающихся из вереска — намело уже небольшие сугробы, снег не таял. Точнее, не успевал таять.

— Что, зима начинается, что ли? — проворчал Олег. Йерикка повернул к нему до глаз закрытое плащом лицо. На коже таял снег.

— Скоро сойдёт — устало сказал он, поправляя ремень «дегтярева» на плече. — Пусть хлещет, иди трудно, но и нас не засечёшь.

— Метель в конце сентября, — Олег пнул кучу снега. Под ней оказался камень.

— На ровном месте лужа не стоит, — поучительно сказал Йерикка. Олег, скривившись, переспросил:

— А?

— Да так… Это ещё когда я жил на юге… Ехали мы с отцовским водителем по дороге за городом. Я, конечно, за руль запросился, сел, погнал вовсю. Вижу — лужа, ну, пустил её под колесо — ба-бах! Аж передком грохнулся! Нос разбил себе, кровь капает… А водитель посмотрел на меня спокойно так и говорит. — «Запомни, парень, на ровном месте лужа не стоит.» Сколько философских книг прочитал, но такого афоризма не слышал!

— У твоего отца был свой водитель? — поинтересовался Олег… Йерикка наклонил голову:

— Был.

— А вот интересно, — коварно спросил Олег, — есть на свете что-то, по поводу чего у тебя не найдётся слов?

— Конечно. Собственная смерть.

…— То и всё, — буркнул Гоймир. — Й-ой, вот не ко времени!

Олег его вполне понимал. Снег шёл всё реже с каждой секундой, а они торчали на полпути к горам, в середине пустошей.

— А бегом? — предложил Морок. Гоймир вдруг засмеялся: — Ты чего? — обиделся мальчик.

— Одно представил, как мы за полчаса-то восемь вёрст пробежим.

— Оно и сказать нельзя, — пробормотал Морок.

Снег прекратился. Выглянуло и пригрело яркое солнце. Олег переступил с ноги на ногу, потом спросил Йерикку:

— Почему снег под ногами так хрустит? — и сам пояснил: — Это у снежинок хребты ломаются.

Ему никто же ответил. Гоймир, похожий на волка, заслышавшего лай собак, озирался по сторонам. Наконец — махнул рукой так, словно рубил голову

— Под вереск!

— Я того слова ждал — что праздника…

— Одно — до чего лужа красовитая…

— Не занимать, то я застолбил…

Олег передёрнулся. Он был голоден и устал, как собака. Ложиться на мокрую, холодную землю, заползать под сыплющие капли вересковые стебли…

— Я не хочу! — вдруг истерично заорал кто-то. — Нет мочи больше! Идите вы!.. Убейте одно! Ну, убейте, устал я!

Мирослав с неузнаваемым, сумасшедшим лицом стоял и, зажмурившись, мотал головой, отталкивая руки Рвана и Краслава, пытавшихся его повалить. Тогда Йерикка, подскочив сзади, спокойно и точно рубанул психанувшего парня за ухом ребром ладони. Ноги Мирослава подломились, и он рухнул навзничь.

— Прикройте его, — бросил Йерикка. — Кому ещё помочь?

Олег брякнулся на живот и пополз под вересковый ковёр. Ну его к чёрту… Йерикка и Гоймир легли последними.

Солнце светило вовсю. От мокрых платой и одежды, пробиваясь через вересковые стебли, шёл пар. Впрочем, поднимался он и от мокрых камней, и от раскисшей земли. Те, кто лежал на спине, могли видеть, как в воздухе кружат пустынники — небольшие ширококрылые птицы вересковых пустошей; на Земле не было таких.

Потом появились вельботы.

* * *

Постепенно почти все погрузились в сон — тяжёлый, тревожный, прерывистый сон, в котором они всё равно слышали свист и треск над головами. Просыпались, прислушивались, засыпали вновь, ощущая одно — сырой холод. Сырой холод, пробирающий до костей.

Йерикка тоже просыпался и засыпал. Он был измотан больше остальных, потому что больше других от себя требовал. И он мог бы заставить себя уснуть, как следует. Но это значило — перестать контролировать обстановку.

Олег спал с ним голова к голове, и Йерикка мог созерцать грязное лицо землянина. По временам Олег открывал глаза и прислушивался, но, похоже, и в такие моменты не просыпался до конца.

Солнце ушло за тучи, и полил серый дождь. Вельботы продолжали барражировать, похожие на призраки.

— Им должно надоесть, — тихо пробормотал Йерикка. — Не могут же они вечно тут летать? Им ДОЛЖНО надоесть…

Ему показалось, что Гоймир, лежавший справа, что-то сказал. Йерикка повернул голову.

Гоймира трясло. Он лежал с закрытыми глазами, обхватив себя руками, и из-под век текли слёзы. Губы юного князя шевелились — быстро и беззвучно.

Йерикка коснулся рукой плеча Гоймира:

— Ты что?

Странно, но тот сразу открыл глаза и повернул голову к Йерикке. Во взгляде усталость мешалась со слезами.

— Устал одно, — быстро сказал он. — Я тоже могу устать, — он отвернулся, но продолжал говорить: — Идём, идём… идём день, сном — идём… и дождь! Он убить нас хочет. Все окоём нас убить хотят. В западню мы попали, нету мочи дальше тащиться. Грузно плечам, хребет трещит, я слышу, чую, Йерикка. Сломится часом хребет, и я в эту грязь свалюсь, и не схоронят меня — времени не сыщется… Отпустите меня, освободите… я умереть согласен, да пусть сразу, не хочу умирать день по дню, каплю за каплей… Не хочу одно часом мёртвым проснуться…

— Гоймир, ты заговариваешься, — тихо, но резко сказал Йерикка. — Ты взрослый человек, ты знал, на что идёшь, когда брал на себя груз взрослого человека!

На открывая глаз, Гоймир точным движением достал из кобуры ТТ, взвёл большим пальнём округлый ребристый курок и приставил ствол к виску. Указательный выбрал холостой ход…

— Это просто трусливая увёртка, князь.

Пистолет опустился.

— Ну да что, пойдём до конца, — совершенно спокойно ответил Гоймир.

Интерлюдия: «Одержимый»

* * *

Говорят, что самая страшная пытка — пытка огнём.

За эти тридцать часов Олег понял, что это ложь. Глупая ложь. Самая страшная пытка — пытка дождём. Когда ты лежишь в грязи и сжимаешься, ощущая каждой клеточкой тела все летящие сверху капли — когда они бьют по тебе. Прицельно и тяжело. Как пули… Когда слушаешь тихое, несмолкаемое «ш-ш-ш…» в веточках вереска. Такое тихое, что оно заглушает треск и посвистывание вельботов своей монотонностью… Когда чувствуешь, что сходишь с ума. Каждую длинную, как жизнь, секунду — сходишь с ума. И тихие разговоры товарищей превращаются в часть безумного бреда…

…— Встану. Нет ночи больше. Встану…

…— Боги, боги, да что ведь меня никто не убьёт, убейте меня кто-нибудь…

…— Ног не чую, гляньте кто, у меня ноги есть?!.

Олег не дал сойти с ума Богдану. А сам не сошёл с ума, потому что Йерикка разговаривал с ним, и Олег видел его спокойные глаза, слышал голос совсем рядом. Трудно было даже представить, чего стоило это спокойствие Йерикке…

…Они рассказывали друг другу о своей жизни, вспоминая всё новые и новые истории. Слова помогали против безумия, дождя и голода — врагов более страшных, чем данваны. Олег подозревал, правда, что Йерикке не так интересны истории про Землю — похоже, он знал о ней достаточно много и, хотя Олег немало попутешествовал, немало и походил пешком, но он не видел Чёрных Мостов над рекой Ра, которую данваны назвали Калдс, не ходил по ночная гудящим улицам Крентаны — бывшего Чистополья, не пробирался по кишащим нечистью узким дорогам мёртвых городов зоны санации, не купался в Зраке — невероятно прозрачном и холодном озере у отрогов Змеёвых гор, не спускался в пещеры в тех горах, не охотился на туров с рогатиной, не стоял на знаменитых алых скалах Ос-губы… Мир для него был совершенно неизведанной планетой.

— Неужели ты правда не был на Земле? — спросил Олег напрямую. Йерикка кивнул:

— Не был.

И Олег рассказал саду о прошлогоднем походе, когда их группа чуть ли не месяц бродила по бесконечным Карельским лесам, пытаясь то пешком, то на байдарках пробиться, идя по протокам, вглубь болот, к загадочному Чёртову Носу, про который местные жители рассказывали разные разности…

— Тогда мне это казалось приключением, — закончил Олег. — Глупо…

— Нет, — возразил Йерикка. — Это и было настоящее приключение… Они должны быть загадочными, немного опасными, весёлыми… А то, что сейчас — это просто война… — казалось, он хотел ещё что-то добавить, но вдруг прислушался и даже приподнялся на локтях: — Слышишь?!

Олег прислушался тоже:

— Нет.

— А ты? — спросил Йерикка Богдана. Тот ответил:

— Ничего.

— Именно, — и Йерикка выдохнул, словно сбросил с себя неимоверный груз.

Только теперь до Олега дошло. Повернувшись на бок, он посмотрел в пустое серое небо.

* * *

Никаких бурных изъявлений радости не было. Кое-кто просто не смог встать. Те, кто встал, выглядели, как привидения. Многие замучились до такой степени, что успели помочиться под себя. Некоторые лёжа ругались до тех пор, пока пришедшие в себя товарищи не бросились им помогать.

Йерикка тревожно озирался по сторонам, держа наготове пулемёт. Олег, застёгиваясь, спросил его:

— Ну что ещё-то плохого может случиться?

Вместо ответа Йерикка указал за его спину. Обернувшись, Олег пробормотал:

— Лучше бы я не спрашивал…

Вдали был виден идущий на них вездеход.

…Если кто-то и растерялся, то буквально на секунду. Вездеход был один. И он слишком тупо пёр на горцев. Похоже, те, кто в нём сидел, ещё не сообразили, что к чему.

Однако, примерно за полверсты машина затормозила. Видно было, как, постояв на месте, вездеход развернулся и рванул прочь на полной скорости.

— Навьями клянусь, он уж вопит связью о радостной встрече, процедил сквозь зубы Гоймир. — Й-ой, везёт, что утопленнику!

Оставалось лишь согласиться. Теперь враг точно знал, что горцы на пустошах. И, если даже не то что в вереск — под землю зарыться — это не поможет. Пришлют пехоту и перероют всё на сажень вглубь…

— В обрат я одно мёртвым лягу, — Гостимир с отвращением пнул вереск.

— Так они твоё желание часом исполнят, — пообещал Святомир. Йерикка прикрикнул:

— Хватит чушь пороть!

— Есть хочу, живот в конец подвело, — делился тем временем насущными переживаниями с Олегом Богдан. Олег поморщился:

— Мне тоже хочется… Гоймир, — окликнул он князя-воеводу, — побежим?

— Не стоять же столбом, — ответил тот и махнул рукой: — За небом смотреть в оба, и окоём! Накроют сверху — в стороны бежим и прячемся, как у кого сойдёт. Всех-то не побьют.

Далеко впереди, у гор, завыл волк.

Горцы побежали на вой.

* * *

Вельботы появились парой. Это были не тяжёлые боевые машины, а разведчики — как тот, который однажды сбил Йерикка — вооружённые лёгким оружием. Очевидно, данваны решили, что против застигнутых на открытом месте усталых мальчишек хватит и этого.

Вельботы разделились влево-вправо, набрали высоту и пошли параллельно бегущим, простреливая пустоши сверкающими струями ливневых пулемётов. Ушли далеко к горам, потом — развернулись и ринулись уже навстречу, в лоб — было видно, как жутко вскипает мокрая земля, вспахиваемая вражеским огнём. Это кипение стремительно приближалось.

— В стороны! — крикнул Гоймир. Олег споткнулся и упал, увидев, как Холод падает тоже, вскинув руки над головой… Йерикка нагнулся над ним, выпрямился — в руках у рыжего горца был ТКБ, он держал гранатомёт, как ручной пулемёт — уперев прикладом в бедро, стволом вверх. Сошки и запасная лента были у Морока, из приёмника свисал жалкий огрызок — тромблонов пять или шесть. До левого вельбота оставалось сажен пятьдесят, он шёл в паре сажен над землёй. Олег увидел, как Йерикку заколотило несусветной отдачей оружия, совершенно не рассчитанного на стрельбу с рук, он попятился и упал — но в носу вельбота сверкнуло бронзовое пламя, машина дёрнулась, как обжёгшийся щенок, вторая граната разорвалась в борту, третья — в куцем хвосте… и вельбот, внезапно опрокинувшись, рухнул камнем вниз и в сторону, над самой землёй разорвавшись клочьями горящего металла.

— Сбил!!! — не своим голосом завопил Олег, не слыша, что кричат остальные. Йерикка, поднявшийся на колени, безумными от злости глазами смотрел на полыхающие обломки, разбросанные среди вереска.

Второй вельбот, рыскнув, отошёл в сторону, свалился на борт и ниже — пошёл в атаку, наращивая скорость…

…Солдаты редко помнят после боя, как они действовали. Некоторые рассказывают то, чего не было, но не помнят реальных событий. Другие — не помнят вообще ничего. Третьи… да что там! Олегу запомнился слышанный по телевизору отрывок из интервью какого-то ветерана, который фактически врукопашную дрался о тремя немецкими Т-III, сжёг их противотанковыми гранатами, а потом, когда его спросили, как ему это удалось — на полном серьёзе ответил вопросом: «А что — это?»

Сейчас Олег убедился в том, что это не фуфло, что так бывает. Он словно выключился — а когда включился, то его тормошили, лупили по плечам и спине, восторженно орали в уши. В руках он держал свою снайперку, а второй вельбот лежал на брюхе шагов за двести. Матово отсвечивало лобовое стекло, украшенное двумя чёрными дырками.

— Это к-к-как? — выдавил Олег. — Это я, что ли?

— Провал, — деловито констатировал Йерикка. Он бинтовал Холоду окровавленное правое плечо, Морок сидел рядом на корточках, спрашивая: «Больно? Больно, да?» — как будто и так не было ясно. — Ты обоим влепил. А то бы они нам дали сейчас, у меня-то тромблоны кончились.

— Да нам, похоже, всё одно не уйти, — сказал Гоймир задумчиво. Одрин и Мирослав, бегавшие к вельботу, принесли несколько банок консервов и упаковку тонких пресных печений — налёт, хотя тут этого слова не знали. Продукты тут же быстренько оприходовали всем коллективом. «Не уйти» — это «не уйти», а жрать вредно только перед атакой. Эту истину все усвоили крепко.

— Одно и не ел, — констатировал Резан, проглотив причитавшуюся ему долю. Одрин хлопнул Олега по плечу:

— Трое данванов часом у тебя по счёту! Подумай — трое! То мало кто из старших про себя так скажет!

Йерикка, который всё это время почему-то очень внимательно смотрел на вельбот, вдруг сказал:

— А мне кажется — мы всё-таки уйдём…

…Вельботу до гор — двадцать минут. Туда и обратно — сорок. Четверо могут влезть в кабину вельбота, ещё четверо сядут на спасательную подвеску. Восемь. Нужны два захода, чтобы перевезти всех.

И кто-то один остаётся на третий заход.

— Кладём полтора часа, — сказал Гоймир, когда первая группа ушла. Вельбот тянул неплохо — ничего не повредил, садясь. На вереске остались лежать трупы в громоздких ребристых доспехах и пробитых шлемах — и тому и другому Олег попал в голову, бронебойные пули прошили и стекло, и забрала. — Будут стать они у нас?

— Столько скорее всего есть, — задумчиво сказал Йерикка. — Пока разберутся, что к чему, пока решать будут…

— А лучше б ты сам вёл, — вздохнул Гоймир. Йерикка покачал головой:

— Яромир справится.

— Так станет — попрёт и пятерых на подвеске-от? — спросил Гоймир. Йерикка быстро взглянул на него:

— Трое — уже перегрузка, а мы по четверо возим.

— Ждать-то я останусь, — сказал Гоймир.

— Ты не имеешь права, — возразил Йерикка. — Ты — князь. Останусь я. Тем более, — он усмехнулся, — я тяжелее любого в чете.

— Одно кинуть гранатомёты и кой-чего из наряда… — начал Гоймир, но Йерикка прервал его:

— И мечи заодно. Я останусь, всё будет нормально.

Гоймир наклонил голову, показывая, что не будет больше спорить. Время тянулось, тянулось, тянулось… Горцы почти непрерывно смотрели в ту сторону, куда улетел вельбот с их товарищами — и не смели поглядеть вокруг, боясь увидеть машины врагов. Они то стояли на одном месте, то болтались вокруг — и почти всё время молчали. Спокойным выглядел только Йерикка, да ещё Гостимир бухтел полузнакомые Олегу строчки:

— Вольг, а что то — бедлам?

Олег не успел ответить. Гоймир вдруг закричал:

— А поведёт! Поведёт-то кто?! Мы ж из памяти вон! Двою оставаться надо?

— Значит, остаюсь я, — со странным облегчением сказал Олег, шагнув в сторону.

— Не сходи с ума! — вскинулся Йерикка. — Что ты всё на себя… Тебе надо лететь, у тебя же…

— Что у меня? — быстро спросил Олег, показывая глазами на Гоймира. Йерикка моргнул:

— Ни… ничего. Хорошо.

…Олег не двинулся с места, когда вельбот прилетел, и ребята поспешно грузились, бросая на него и такого же неподвижного Йерикку извиняющиеся взгляды. Йерикка поднял руку:

— Летите. Летите скорей! — и улыбнулся одним ртом.

* * *

— Никогда не думал, что сорок минут — это так много. Сколько прошло?

— Семнадцать, — ответил Йерикка на вопрос Олега. — Успокойся, ты что, так боишься?

Вопрос озадачил Олега до такой степени, что он заморгал, а потом — засмеялся:

— Чёрт его знает, чего я очком играю… Ну подумаешь — прибьют нас тут…

Они встали плечо в плечо, глядя на вересковые пустоши, над которыми серые клочья тянущихся к югу туч сеяли дождь.

— Надо было тебе лететь, — нарушил молчание Йерикка. — Отсюда подальше. Остался бы Резан.

— А у него нет девчонки?

— Ты вот о чём… — Йерикка потёр висок костяшками пальцев. И ничего не сказал. А Олег, улыбнувшись вдруг, прочёл:

— Звенислав Гордятич. — слегка удивлённо определил Йерикка. — А откуда?..

— В Рысьем Логове книжка попалась, не у тебя. И запомнилось сразу, к месту пришлось… Только я не понял, при чём тут юго-запад?

— Во время восстания он воевал в части, которая двигалась вдоль Змеёвых гор, а они поворачивают на юго-запад… Крепкий ты всё-таки парень, Вольг.

— Гены, — усмехнулся Олег. Йерикка поправил:

— Закваска, так у нас говорят. И она у тебя и впрямь хорошая, лучше не бывает. Я смотрю — ломишь ты, как хороший тяжеловоз, вровень с лучшими из наших, не поверить, что городской.

— Так ведь и ты городской, — напомнил Олег. Йерикка неопределённо протянул:

— А-а-а… ну, я — другое дело, не обо мне разговор… А тебе и деревья тогда, на ярмарке, сразу откликнулись, и чутьё у тебя, как у волка, не всякий наш таким может похвастаться, и домовой по тебе плакал, хоть ты и не хозяин в доме…

— Я про домового не рассказывал, — искоса посмотрел на друга Олег. Йерикка возразил:

— Рассказывал, когда без сознания у бабы Стеши лежал.

— Не рассказывал, — уверенно повторил Олег, и Йерикка легко согласился:

— Не рассказывал, да. Но ведь плакал?

— Плакал, — вздохнул Олег. Спросил: — А что это значит? Что я не вернусь, да, Эрик? Только быстро и честно.

— Да, — кивнул Йерикка. — Нелюди чуют это… Но это во-первых не значит, что ты погибнешь. А во-вторых… есть люди, которые возвращались. О них поют былины, а через века — складывают басни.

— Ну, я-то не из таких, — засмеялся Олег. — Мне бы вот с девятым классом что-нибудь решить…

— Это неизвестно — из таких или не из таких, — возразил Йерикка. — Я, кстати, сразу почуял, что с тобой что-то не так, едва ты взял оружие Ленко. Олег смущённо пожал плечами, отворачиваясь. И завопил:

— Летит! Летит!

Вельбот и правда приближался, появился и делался всё громче его звук. Мальчишки застыли в напряжённом, мучительном ожидании, глядя, как машина снижается, выбрасывая разлапистые полозья и тускло мерцая стеклом с дырками. В левом борту мягко открылась дверца, и ребята, бросившись вперёд, полезли в кабину. Яромир уступил место Йерикке и выдохнул:

— Йоххх… Тяжко.

Йерикка плюхнулся в мягкое кресло, Яромир опустился в соседнее. Олег остался стоять, пригнувшись, придерживаясь руками за обе спинки и с любопытством озираясь по сторонам. Комфортабельная, тёплая кабина вельбота неуловимо напоминала кабину вертолёта, самолёта и автомобиля вместе взятую. Приборов было неожиданно немного, перед креслом пилота торчал удобный и небольшой, похожий на джойстик, штурвал. Перед вторым креслом выступал из шарнира казённик ливневого пулемёта — тоже мягких форм, сглаженный, выгнутый под ладони, непохожий на угловатую грозность земного оружия.

— А тут ничего не рванёт? — опасливо спросил Олег. Йерикка оглянулся, ответил: — Нет, тут… — и спокойно добавил: — Вот они. Держитесь.

Оказывается, внутри вельбота звуки неслышны. Только на два голоса пронзительно засвистел воздух, врывавшийся в дырочки, как два острых стержня. Олег не успел, понять, как и когда они поднялись в воздух и устремились вперёд, одно временно наращивая скорость и набирая высоту. Да его это и не очень интересовало — вдали позади появились силуэты двух боевых машин.

— Догонят над горами, — определил Йерикка. — Не могу активировать форсаж, тут запись голоса пилота… Яромир, как там?

— Снежит, — отозвался тот. — Можно ухорониться.

— Сразу к нашим не пойду, а то на хвосте притащу, — решил Йерикка, разворачиваясь на восток. — Они в полтора раза быстрее нас.

Олег не ощущал страха. Не ощущал.

— Запас-то есть? — Яромир ловко сел в кресло, подвигал пулемётом.

— А я что, должен умирать от страха? — жалобно спросил Олег. — Без дела?

Ему не ответили. Вельботы данванов приближались, выполняя классическую «горку» — имея преимущество в скорости, они намеревались зайти сверху и расстрелять разведчик.

— А они знают, что это уже не их машина? — вырвалось у Олега. Йерикка удивлённо посмотрел на него, и Олег, уже полностью уверенный в своей правоте, крикнул: — Сбрось скорость! Они не атакуют ни фига, они думают, что мы их ориентируем и выходят на атаку по земле!

Йерикка чисто автоматически, всё ещё глядя на Олега, сбросил скорость. Вельботы в самом деле вышли на «горку» и, сбросив скорость до скорости разведчика, двинулись над ним.

— Скип френтен зисс, скип френтен зисс, — вдруг зазвучал в кабине, заставив всех троих подскочить и заозираться, металлический голос, — сторк най хавиан, ин зоу скиван?

— Они запрашивают, где цели и что случилось, — Йерикка посмотрел на друзей, кашлянул неуверенно и, нагнувшись к приборной доске, щёлкнул какой-то тангентой:

— Ойх… з'с сиип френтен зисс. Фаларс ин халмс, вейтан, флиген итч мин.

— Хов хенс ана халмс бейтан? — удивился голос, и по нескольким знакомым словам Олег понял: Йерикка ответил, что видит врага в скалах, а данваны удивляются, как горцы там оказались. — Вастар, минет фрам, вейтанир… Ох зотч итч двойтен нонн?

Это было непонятно, и всё-таки по действиям вельботов Олег понял — они согласились идти по наводке. Йерикка затарабанил:

— Скиота зом ана тадда, вим айле форста фиол скраппа.

— Зоу, в'оу-у? — вмешался второй голос, полный беспокойства: — Итч хинна миллаурас?!

— Найс, найс, — успокаивающе сказал Йерикка, — зом ана тадда ха драфгейсл, най лайс хотта… — и, понизив голос до еле слышного шёпота, повернулся в друзьям: — Они спросили, что случилось со вторым разведчиком… Я ответил, что его сбили, и нам тоже пробили стекло… А они ещё спросили, нет ли у горцев ракет — и я сказал, что сбили чем-то вроде пулемёта… Ну, теперь — как повезёт.

Олег кивнул. Яромир каменно-неподвижно сидел, за пулемётом. Полёт продолжался. И минуты через три вновь прорезался первый голос —настороженный:

— Скип френтен зисс! Ин зоу скиван, фир Данвэ Гроффа?! Скип френтен зисс!..

— Вейтан! З'с хенс! — цеплялся за последнюю надежду, тянул уже не минуты а секунды Йерикка — Олег понял, что он кричит: «Вижу их!».

— Скип френтен зисс, — голос сделался жёстким и непререкаемым, — родйан свес номме.

Йерикка повернул бледное лицо с шевелящимися губами к друзьям. «Запрашивают позывные», — различил Олег в шевелении губ. Борт одного из вельботов мелькнул совсем рядом, и Яромир, неожиданно выкрикнув:

— То тебе позывные, сволок! — нажал гашетку.

Серебряная струя хлестнула в борт вельбота. Он содрогнулся, дёрнулся, уходя вверх почти отвесно.

— Йов, у, слим!!! — взвыла рация, но Йерикка с непостижимой точностью, быстротой и силой всадил кулак в приборный щиток, сминая тангенту — словно выбивал зубы врагу — она поперхнулась и смолкла.

— Прыгайте! — выкрикнул Йерикка. — Я потяну дальше!

— Нет, — ответил Олег. Яромир, продолжая давить на гашетку, рывками водя ствол, высоким, отчуждённым от всего земного голосом запел:

— Вольг, прыгай! — крикнул Йерикка. — Прыгай, иди к восточному берегу Тенистого озера!

— Нет! — заорал Олег, мотая головой.

— Ты же ничем не можешь помочь! Прыгай, спасайся, мы спрячемся в тучах!

Вельбот бросило влево, ещё беспощаднее — вниз и вправо. В щёку Олег хлестнул ледяной ветер, и мальчишка увидел в борту вывернутую дыру.

— Гироскопы!.. — взвыл Йерикка, повисая на «джойстике». Обе боевых машины мелькали совсем рядом. К счастью, снежные заряды шли один за другим. Вниз неслись серые пики и ущелья Моховых гор, и вельбот то мчался у самых камней, покрытых мхом, то вдруг выпрыгивал в снежное небо, а земля проваливалась вниз. Какую-то страшную секунду он падал — просто падал с истошным трескучим свистом, и Йерикка закричал: — Правый борт обесточен! Прыгайте же!!!

Яромир стрелял. Оборачиваясь, Олег видел, что один вельбот гонится следом, а второй вновь забирает выше. Мальчишка нашарил в кассете бронебойный тромблон — предпоследний — и зарядил им подствольник. Ударил кулаком по красной клавише возле двери — она пискнула, плита откинулась, и воздух потёк вокруг Олега, как холодная упругая вода.

Он не промазал. Но вельбот лишь на миг сбился с курса — рассчитанный и на более серьёзные передряги, чем разрыв пятидесятиграммового заряда. Последовал тяжёлый удар в дверь — и Олег, ничего не успев понять, вдруг оказался в воздухе, летящим спиной вниз через снежную круговерть — к земле.

Он инстинктивно раскинул руки, стремясь затормозить падение. Вельботы мелькнули в вышине, как тени.

«Офигеть, какой идиотский конец», — успел подумать мальчишка.

Интерлюдия: «Новогодняя песня»

* * *

Мышковавший песец, фыркнув, отскочил в сторону. Тявкнул негромко и с интересом потянулся к торчащей из-под снега пуке со скрюченными пальцами. Тявкнул снова, прыгнул и побежал прочь, хвостом подметая снег.

Белая пелена зашевелилась. Рука дёрнулась, и Олег резко сел. Вид мальчишки был страшен, всю левую сторону лица покрывали наплывы засохшей чёрной крови, глаз не открывался, волосы склеились в единую массу. Олег прикоснулся к голове и закричал.

Горы отразили его крик — словно бы сразу отовсюду крикнули полтора десятка человек. Олег, покачиваясь, оглянулся.

Он почти сразу понял, как ему повезло. Падая, он угодил в сугроб на склоне и, поехав вниз, врезался в ещё один сугроб. Ещё больше повезло, что он не раскроил себе череп, хотя под сугробом прятался валун, в который он и въехал башкой. Повезло, что не замёрз и что, вдобавок ко всему, не налетел ни на что из своего собственного снаряжения, но и ничего не потерял.

Уже осторожнее Олег ощупал череп. Кость была цела. Но под волосами пряталась рваная рана, любое прикосновение к которой отзывалось болью, похожей на удар тока.

Шёл снег. Ветер улёгся, температура была немного ниже нуля, и Олег, всё ещё сидя, закутался в плащ. Небо медленно затягивали редкие тучи. Вокруг — ни души, лишь цепочка песцовых следов, которую заносил снег.

Сидеть не имело смысла и становилось очень холодно. Олег поднялся на ноги… и голова закружилась так, что он сел вновь и быстро закрыл глаза. К головокружению присоединилась тошнота.

«Плохо дело, — подумал Олег, — сотрясение мозга, стопудово… Надо идти. Надо.»

Он всё-таки поднялся, закинув за плечи поудобнее винтовку и автомат. Меч лежал под плащом, как влитой, словно часть Олега.

— Ничего. Дойдём, — сказал Олег, обращаясь к клинку. Его тут же вырвало желчью и водой. — М-м-м… — выдавил Олег, делая первый шаг. Он помнил карту и помнил, что Моховые — просто узкая цепочка гор, которую можно пересечь довольно быстро…

…если тебя держат ноги.

…Единственное, что помнил Олег — это что он точно держал направление. Несколько раз — падал, дважды — терял сознание и подолгу лежал в снегу, пока холод не приводил его в чувство. Ещё дважды — не смог подняться сразу и полз; полз подолгу, вспахивая снег, словно плуг снегоочистителя. Один раз съехал в каменное ущелье и не меньше часа пытался из него выбраться, плача от бессилия и злости. А потом просто побрёл ущельем и, перейдя холодный ручей вброд, вышел наружу…

Над горами клубились, громоздясь друг на друга, чёрные тучи. Олег помнил, что это означает приближение бурана. Но сил не было даже на то, что бы спрятаться — стоя на снегу, мальчишка смотрел не эти тучи равнодушным, усталым взглядом. Потом побрёл вниз очередным крутым склоном.

Оказалось, что он идёт прямо навстречу бурану. Когда он поднялся и на следующий склон, то увидел, насколько приблизились тучи. Они выглядели так страшно, так грозно, что Олег шагнул назад и всё-таки огляделся в поисках убежища — чёрная точка на фоне изломов белых гор.

И увидел в полуверсте на юг, в распадке между гор, вельбот. И палатку — кислотно-оранжевую палатку рядом с ним на снегу. Никого не было видно.

Олег узнал по исковерканному борту тот вельбот, который попал под выстрелы Яромира. Похоже, данваны так и не догнали ребят, и повреждённая машина была вынуждена сесть тут. Олег не испугался. Палатка — вот о чём он по думал. Палатка — это была жизнь. И не важно, что за неё придётся драться. Олег уже забыл, когда ему НЕ ПРИХОДИЛОСЬ драться за жизнь.

Казалось, вскрылся некий тайный резерв, спрятанный глубоко в организме. Олег побежал по склону. Скрыться было негде — и, если кто-то выглянет из палатки, его просто пристрелят. К счастью, экипаж или спал или просто не желал высовываться, ожидая бурана.

Олег добрался до вельбота одновременно с ним — и полярный день тут же превратился в круговерть снега, белую и тёмную, воющую на разные голоса. Прислонившись к борту машины, мальчишка думал. Бросить внутрь гранату? Оставалась одна старая РГ42. Кроме того, взрывом сорвёт палатку. Перебросив в руки автомат, Олег осторожно подошёл ко входу, закрытому изнутри.

Сиплый вздох вырвался у мальчишки. Он чувствовал, как тепло и уютно там, за стенкой. Голова болела и кружилась. Ветер пронизывал до костей и плащ и рубашку.

Толчком всунув ствол автомата между створками полога, Олег веером выпустил внутрь весь магазин. Потом, спеша, полоснул неподатливый стык камасом и пролез внутрь.

Тут в самом деле было тепло — топилась переносная печка на сухом горючем, на ней, в удобном углублении, разогревались какие-то банки. Горела небольшая, но очень яркая лампа, в её свете Олег понял, что не промахнулся. Трое данванов были убиты наповал и лежали на забрызганных кровью спальниках. Четвёртый ещё дышал, но как раз в тот миг, когда Олег шагнул к нему — дёрнулся и окаменел.

Что-то тихо шипело, и Олег не сразу сообразил — это исчезали дырки от его пуль в стенках палатки, ткань словно бы вскипала и затягивала отверстия.

Уже через силу мальчишка стащил невероятно тяжёлые трупы в один угол. Потом — обнаружил, что и надрезанный им стык тоже затянуло. Олег поднёс ладонь — стык послушно разошёлся. Олег сбросил оружие, снаряжение, подсел к печке и протянул ладони к огню. Снаружи вовсю гудел буран, двойные стенки колебались, но не пропускали ветра, а его свист внушал спокойствие — пока там ревёт и воет, никто не появится за экипажем. Обжигаясь, но не чувствуя боли, Олег снял с печки банки — в одной оказался суп-пюре, пахнущий грибами, в другой — мясо с овощами. В открытом термосе нашёлся кофе, тут же лежали галеты. Вздыхая от наслаждения, Олег принялся за еду. Сперва он боялся, что будет тошнить, но всё сошло нормально, даже голова меньше кружилась и болела.

Зато начала мучить совесть. Он тут, в тепле, сытый, а ребята, — где-то в горах, им нечего жрать… Что с Йериккой и Яромиром — вообще большой вопрос… «Я же не виноват!» — успокаивал себя Олег. — Так получилось… Отдохну и пойду через горы, а потом — к озеру…» Захотелось спать. Вовсю зевая, Олег рылся в вещах пилотов в поисках аптечки. Наконец, попалось что-то похожее. Олег долго не мог найти бинт, потом вскрыл чёрный пакет и, едва начал разматывать и в самом деле оказавшийся там сероватый свёрток, как тот вспенился желтоватой массой с больничным запахом. Принюхиваясь и самому себе представляясь дикарём, Олег кое-как забинтовал голову прямо поверх волос — и поразился тому, что мгновенно улеглась боль, голова перестала кружиться, а мысли — путаться. Никаких таблеток — хоть они и были — мальчишка принимать не стал, конечно. Вместо этого он разделся, развесил одежду вокруг печки и, насильно заставив себя почистить оружие, уснул, едва забравшись в наименее испачканный спальник.

* * *

Он не помнил, что видел во сне. Но точно — сон оказался невероятно чистым и светлым, потому что Олег проснулся с улыбкой, как давно уже не просыпался. Сейчас он был уверен в том, что всё разрешится наилучшим образом. Он выберется из гор и найдёт своих.

Олег потянулся, с острым наслаждением чувствуя, что сыт, выспался, согрелся, голова в порядке — и слыша, что буран кончился. Сидя на спальнике со скрещёнными ногами, он размотал бинт, удивившись тому, что рана зарубцевалась, а вместе с бинтом снялась и высохшая кровь. Потом — закусил и наконец-то умылся. Это — уже спеша…

…Через шесть часов Олег спускался вдоль горного ручья, прыгая по камням, в долину. Впереди — на много вёрст! — лежала мокрая тундра. И светило солнце! Дождя не было. Ручей растворялся в бескрайних сырых просторах.

И Олег пошёл к солнцу. На закат…

…Огромное красное солнце садилось куда-то за край этой унылой местности. Начавшее убывать Око Ночи светило в спину, чётче выступали на небе большие звёзды. Олег шагал прямо к этому солнцу, бездумно разглядывая его, слушая, как шлёпают по сырой траве подошвы кут, как посвистывает где-то лемминг. Он шёл так уже довольно давно, и лишь когда солнце на две трети утонуло в этой размокшей, скучной земле, понял, что это… первый закат, который он видит на мире!

Мальчик даже остановился, поражённый этой мыслью, не отрывая от заката взгляда.

— Осень пришла, — сказал он вслух, и звук собственного голоса, показался ему странным в этой тундровой тишине, где даже ветер молчал, словно его застрелили…

Впрочем — нет. Тут даже мысли о стрельбе казались какими-то неуместными, настолько спокоен, вечен и равнодушен был пейзаж. Наверное, он был таким и до того, как — вернулись славяне, и до данванов, и даже то того, как арии начали уходить с Мира по своим Радужным Дорогам… и когда вообще никто не жил под этим небом, и ничей голос не звучал в этом мире…

Олег повёл плечами, чтобы стряхнуть оцепенение. И зашагал дальше, держа автомат наготове, в руке.

Солнце так и не село до конца. Превратилось в узкий раскалённый серп и застыло, и этот серп горел, славно зарево пожара, не увеличиваясь и не уменьшаясь… от этого казалось, что время и впрямь остановилось. К сердцу Олега подкатила неожиданная тоска. Потом Олег подумал, что, если остановился мир, то остановилась и война. И вельботы застыли, и бомбы, падающие с пилонов, и взмах камаса в руке горца, и палец снайпера-хобайна на курке, и танк, и летящая в него реактивная граната, и артиллеристы возле пушек, и рыже-чёрные кусты разрывов, и падающий на спину дружинник, и брызжущая из его пробитого горла кровь, и серебряные лезвия над головами рубящихся славян и хангаров, и их открытые в крике рты, и падающая стена дома, и споткнувшийся в атаке офицер горных стрелков, и пуля, которая через секунду должна убить его, и никогда не виденный (но ненавистный!) анОрмонд йорд Виардта по кличке «Палач» где-то в своём штабе…

Всё застыло.

Вся огромная война.

Эта мысль почти испугала его. Он не знал, хорошо это или плохо — что война замерла. Полоска то ли заката, то ли уже восхода горела впереди.

— Я схожу с ума! — громко сказал Олег. С камней неподалёку с шумом, похожим на выстрелы, взлетела большая белая ушастая птица и понеслась прочь, неся в изогнутых парных когтях безвольно обвисшее тельце лемминга, с которого срывались, разбиваясь о камни, тяжёлые, маслянистые капли крови. Эта реальная картинка привела Олега в себя. Он на секунду прикрыл глаза, а потом долго, тяжело, как после упорного бега, переводил дыхание.

Торфяники и вереск. И где-то впереди — на юго-востоке — Тенистое озеро. Ребята. Лагерь. Холодный, равнодушный мир. Что он тут делает? Олег усмехнулся, сплюнул, широко сделал шаг…

…Торфяники заставили его забрать к западу. Эти болота, чёрные и унылые, были непроходимы. Во всяком случае — для одиночки. Тут наверняка жили топляки, и эта узкая полоска тянулась на вёрсты и вёрсты… Кое-где кружили бродячие огоньки.

— Блин… — Олег всмотрелся. На той стороне поднимались плоские, еле заметные холмы. На них виднелись остатки башен и стен — сумрачные развалины. Олег свистнул — в два пальца. Место было подходящим для лагеря — в остатках чьей-то крепости наверняка хватает сухих уголков — но это оказалось бы слишком большой удачей. Он ещё посвистел и пошагал дальше. Никого… Да нет, конечно, они возле озера. — Ну что ж, пойдём, — вслух сказал он. Солнце уже поднималось — третий час ночи. «Спать лечь, что ли? — подумал Олег. — Так, а ЭТО что за новости?!»

«Новости» двигались примерно в полуверсте кромкой болота. Двигались сюда. Бело-серые точки… раз… два… три… семь! Олег схватился за бинокль.

Полярные волки.

Олег помнил свою схватку с волком-одиночкой, чью шкуру он подарил Бранке. Но семь волков, сбившихся в стаю вопреки законам природы, скорее подарят ЕГО шкуру своим волчицам, не без мрачного юмора отметил Олег. И понял — надо бежать. Автомат тут не поможет, пули слишком скоростные и слабые для железного организма волка. Конечно, трёх или четырёх он успеет начинить свинцом, но остальные до него доберутся. Вот когда пожалеешь, что нет охотничьего ружья 12-го калибра, снаряжённого картечью…

Олег додумывал уже на бегу. Он нёсся по краю болот. Нет, не как на стадионе — рассчитывая силы. Он бежал так, как, пожалуй, никогда ещё не бегал в жизни — во всю мочь, подгоняемый страхом, стремясь к одному: успеть найти место, где можно проскочить болото и спастись на холмах.

Волки заметили его. Собственно — уже давно, стая и бежала к нему. Эти места были их вотчиной. Почуяв запах человека, звери хотели одного — загнать и убить его, как любого другого чужака.

Олег пробежал около версты и, оглянувшись, увидел волков позади в полусотне сажен. Они вроде бы даже не очень спешили… Мальчишка вскрикнул от ужаса и злости — и с разбегу влетел в болото.

Бурая жижа сразу поднялась до колен, и Олег понял, что попался. Он не тонул дальше, но двигался, как муха по липкой бумаге. А двое передних волков, тоже вбежав в воду, прыжками неслись к нему, высоко подняв тяжёлые, лобастые головы с умными, жестокими жёлто-карими глазами. Болото мешало и им, волки потеряли разбег… но не отступали, неслись наискось, кратчайшим путём.

Олег остановился и, защитив пах рукой, выхватил револьвер. Его мягкие пули могли сейчас оказаться куда эффективней автоматных.

Волки или не знали, что такое огнестрельное оружие — или не боялись его. Говорят, что такого не бывает — бывает, просто зверю нужно время, чтобы научиться бояться, даже такому умному, как волк. «Только бы не напали оба сразу,» — лихорадочно думал, поводя стволом револьвера, мальчишка. Он в отчаянье видел, как другие звери тоже бросаются в болото; не столь уверенно, как первые два, но без колебаний.

Один из бегущих волков обогнал своего собрата — более смелый или более не терпеливый. Он не рычал, но скалился — так жутко скалился на бегу, что нашлось бы немало людей, которые просто побежали бы…

Олег не сдвинулся с места.

Закусив губу, он ждал. И в тот момент, когда волк в паре сажен от него взвился в точном, смертоносном прыжке на горло — Олег выстрелил ему в грудь из револьвера. Точно в сердце.

Волк застыл в высшей точке прыжка. Он бросился с такой силой, что даже встречный удар семиграммового слитка металла, летевшего со скоростью 280 метров в секунду, не отшвырнул его, а лишь остановил. На бело-серую шерсть коротким, тугим толчком выплеснулась струйка крови — и зверь рухнул в торфяную жижу к ногам Олега.

Второй волк прыжком метнулся в сторону. Олег выстрелил по нему дважды, первый раз попав в крестец, а второй — в оскаленную морду, метнувшуюся к нему, как атакующая змея. Волк закрутился в грязи, лязгая зубами, изо рта и ноздрей лилась тёмная, пенящаяся кровь…

— Блин, блин, блин… — нервно повторял Олег. Ударил волка в голову ногой, поднял револьвер, целясь… Рука — сколько стрелял, на было такого! — дрожала: — Блин!

Первой пулей Олег промазал. Но вторую вогнал точно между глаз переднему волку, и тот закувыркался, с хрипом хватая грязь пастью. Четыре остальных приближались — решительно, непреклонно, жутким скоком… слышно было, как они дышат. Левой рукой Олег потащил из ножен меч. У него оставался последний патрон… и ни секунды на перезарядку.

Волки остановились разом. В трёх, не больше, саженях. Полукругом, разглядывая Олега странными глазами.

— Подходите, сволочи! — крикнул Олег. — Ну?! — добавил он, следя за тем, как волки стоят, то одну, то другую лапу поднимая из грязи и потряхивая ей в воздухе.

«Испугались нагана? Они не знают, сколько в нём патрон… Взять автомат? А если бросятся, пока буду перехватывать?»

Волки смотрели на мальчишку без злости. Скорее в их глазах было какое-то понимание. «Ты — такой же, как мы, — говорили глаза, — но это наша, территория. Мы должны тебя убить…»

И Олег вдруг понял, что они в самом деле похожи. Разве он не убивал тех, кто вошёл не его «охотничью территорию», хотя сплошь и рядом не испытывал ничего, кроме равнодушия? Просто потому, что ДОЛЖЕН был убивать… Разве он хоть кого-то жалел? А если и жалел — разве это спасло им жизнь? «Победа любой ценой!» — был лозунг этих гор, равнин, болот и лесов… Часто говорят, что «любая» цена может оказаться слишком высокой. Но каждый из Рысей, из горцев, из славян заложил бы душу Кощею, чтобы спасти свою родину. Такова была жестокая реальность войны, которую им навязали.

ПОБЕДА ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Это очень страшный лозунг. Но альтернатива выглядела ещё страшнее.

— вспомнил Олег строки из дедова стихотворения. Да, именно так. И за победу предстояло заплатить высокую цену. Нет, не смерть — это мелочь в сравнении с отданными весёлым смехом, открытым взглядом и наивными суждениями, обменянными на победу и умение убивать — ловко, быстро, без раздумий.

Всегда. Везде. Беспощадно. Молниеносно. Любого врага. Без страха. Без сожалений.

Что самое ужасное — даже без ненависти…

…Они бросились сразу, все четверо. Счастье, что Олег ожидал этого. Он выстрелил в упор, между мудрых и тоскливых жёлтых глаз, и волк рухнул на бок, загребая грязь лапами; одновременно — не глядя рубанул мелькнувший слева белый бок и пнул, изловчившись, третьего под челюсть. Всадил в мелькнувшую у живота пасть ствол револьвера, повернул, ломая зубы. Ещё раз обрушил меч налево, где в грязи вертелось что-то белое, живое… Зубы волка скрежетали по стали, он выплёвывал какие-то кровавые куски, и хрипел горлом. Олег пропихивал кулак с револьвером в глотку, не давая сомкнуть зубы. Ещё один зверь прыгнул на грудь Олегу, цапнул зубами, но попал на огниво меча, и мальчишка изо всех сил ударил волка сверху между ушей кулаком с торчащим яблоком, одновременно толчком вогнав револьвер в глотку ещё глубже… Оглушённый волк крутился на месте, и Олег вогнал закруглённый конец меча ему между лопаток, раскалывая позвоночник. Потом, как пробку из бутылки, вырвал наган из пасти другого зверя — и рука, и оружие были в слюне и крови… Держа руку на весу, мальчишка оглянулся, ещё не веря в победу.

А это была победа. Один из волков лежал мёртвым — с раскроенным черепом и раной на боку, из которой выпирали рассечённые рёбра. Раненый в позвоночник волк полз в сторону. Он не спасался от смерти, он просто не хотел умирать на глазах убийцы.

Олег нагнал его в два шага. Волк повернул голову, распластав неподвижные задние лапы и расставив передние. Из пасти текла кровь. Он не скалился, не рычал. И смотрел на мальчишку понимающе и спокойно. Потом — отвернулся и вновь пополз прочь.

Олег не добил его и не преследовал. Он смотрел вслед волку тоскливым и неподвижным взглядом. Тот отполз на полсотни шагов. Резко выпрямился, поднимая искалеченное, непослушное тело на все четыре лапы. Медленно запрокинул голову вверх. И рухнул на бок.

— Да, — услышал Олег свой голос, — дружище. Вот так — умереть. С поднятой головой, молча, бесстрастно и не обращая внимания на боль… Это — смерть, дружище волк, это — смерть…

Выбравшись из болота, он тщательно вымыл руки, протёр револьвер и меч. Кисть руки оказалась всё-таки повреждена немного, но не очень серьёзно. Выпрямившись, мальчик увидел, что трупы волков уже погружаются. Надо было идти. Идти дальше.

Интерлюдия: «Волк»

* * *

До развалин Олег добрался около часа дня — болота тянулись дальше, чем казалось на первый взгляд. Но дороге ему то и дело попадались россыпи брусники, голубики и клюквы, и мальчишка нагибался, срывая кустики и губами обирая с них ягоды. А уже рядом с развалинами, в небольшой берёзовой роще из чахлых деревьев оказалось невероятное множество подберёзовиков. Олег собирал грибы в мешок из плаща, пока не ощутил неожиданно отчётливо, как жадно тянут из него изголодавшиеся берёзы Огниву — спеша и вздрагивая, он выбежал из рощи, как наскипидаренный.

Среди развалин было жутковато, и Олег устроился под стеной, в засыпанном почти, у самого начала то ли подкопе, то ли подземном ходе. Обнаружилось вдруг, что он очень устал. Едва хватило сил притащить из той же рощицы сушняка и, свалив его кучей у входа, завалиться на плащ. Полежав, он ощутил, как засыпает, и снова заставил себя, сняв куты, разложить их на просушку. Драные носки промокли насквозь. Ноги застыли от ледяной жижи, покрылись разводами грязи и начинали болеть. Олег угрюмо посмотрел на свои ступни и, закутав ноги плащом, свалился на колкий хворост. Повозился недолго — и уснул…

…Олег проснулся около четырёх. Спать на деревяшках — дело не слишком-то приятное. Но он давно привык к таким мелочам. Он сел, потянулся, стукнув кулаками в земляной потолок и чихнул, тряхнув головой. Потом откинул плащ и, встав на колени, выглянул наружу.

Здоровенный лемминг восседал в трёх шагах от пещерки. Он лопал, поглядывая на небо, какую-то травку, очевидно, опасался птиц вроде той, двухкогтистой. А опасаться-то надо было совсем другого! Камень, брошенный мальчишкой, стукнул зверька точно по черепушке — тот даже не пискнул…

…Через полчаса мальчик, негромко посвистывая, сидел у небольшого костерка, скрестив ноги, и нанизывал грибы на гибкий прут. На автоматном шомполе над огнём жарился выпотрошенный, ободранный и обезглавленный лемминг. Рядом (неэстетичное соседство!) сушились куты и носки.

Поворачивая над костром импровизированный вертел, Олег напевал пришедшие в голову строчки:

— Авгу-авгу-авгу-августин, Августин, Августин… — дальше он не помнил по-русски и добавлял невесть как и откуда запавшие в память слова: — Аллес ист хин![74] — чего, конечно, не было в песне Леонтьева. Потом начинал сначала. Настроение было неплохое. По расчётам, до Тенистого оставалось вёрст пятнадцать, не больше. Их можно прошагать до полуночи, если не медлить с выходом. Несолёное мясо и несолёные грибы могли бы показаться отвратительными, но Олег не обращал на это внимания. Обжигаясь, он ел лемминга, ловко срезая мясо камасом у самых губ и тем же камасом подкалывая поджаристые дымящиеся грибочки, выложенный на плоский камень.

Куты ещё не высохли, и Олег, наевшись, решил побродить по крепости. Прихватив наган и всё тот же камас, он выбрался из пещерки…

…Развалины казались не просто пустыми и тихими, но ещё и затаившимися. Над щербатыми провалами древних арок сохранились суровые барельефы — чьи-то лица в низко надвинутых пернатых, неславянских шлемах смотрели на мальчишку внимательно и холодно. Тут и там вились по камням длинные спирали с закорючками и значками над и под ними — не кириллица, не глаголица, не линейный алфавит данванов. Если водить по ним глазами долго, начинал слышаться металлический лязг, то ли предупреждающий то ли угрожающий: так лязгают мечи ночной стражи у ворот города… Олег трогал эти камни рукой, проводя осторожно пальцами по глубоко врезанным буквам. Нет, тут жили не славяне. Может быть, арии — в незапамятные времена? Но они вроде бы совсем дикие… Даже про их письменность Олег ничего не слышал.

В середине развалин практически сохранилась башня — похожая на конус с отсечённой, плоской верхушкой, сложенная из красного гранита. С запада стену порезала узкая — одному человеку впритирку пройти — лестница с высокими, вытертыми ступенями. Она казалась врезана глубоко в стену — Олег шёл, словно в ущелье и лишь поднявшись наверх, понял, что башня эта — просто облицованный плитами удачный холм. Наверху образовывался как бы дворик, выложенный квадратными плитками белого цвета, порядком выветрившимися, но плотно подогнанными. Верхний ряд облицовки, неравномерно выступая над срезом холма, образовывал стену — по грудь Олегу — с зубцами выше его головы. В центре дворика в бассейн из трубки в виде разинутого птичьего клюва лилась струйкой вода.

Едва Олег ступил на плитки дворика, как сразу ощутил, что они тёплые. Ноги у мальчишки успели застыть — земля и камни были сырые и холодные — а тут… Подойдя к бассейну, Олег коснулся рукой воды и охнул изумлённо. Вода была горячей!

Олег сообразил, что где-то под землёй находится горячее озеро, как на Камчатке. И строители этой крепости — вот мастера! — воспользовались природным фокусом, чтобы создать тут, в северном краю, паровое отопление! Ведь не для обогрева же этой площадки использовалась горячая вода! Наверняка так в крепости отапливались все помещения!

Бассейн оказался проточным. Олег какое-то время посматривал с сомнением то на солнце, то на пейзаж вокруг. Отсюда он различал на востоке пятно рощи у берега Тенистого. Но соблазн был слишком велик. Сбегав в свою пещерку, он принёс сюда, наверх, оружие, обувь, носки, плащ, Ещё недавно он вдобавок залил бы «естественно-пионерским» способом костерок, но сейчас решил не трогать младшего брата Солнца-Дажьбога — пусть горит…

Раздевшись догола, мальчишка выстирал всю одежду, пользуясь глиной вместо мыла. Пока он раскладывал барахло на тёплых плитах, в бассейне скопилась чистая вода. Олег присел на край и, вытянув ногу, «булькнул». Горячая, конечно… даже очень. Но так хотелось вымыться в воде, в настоящей ванне, без оглядки на опасность…

— В конце концов — раки в кипятке варятся, а им по фигу, — не совсем понятно сказал Олег в пространство и, выдохнув, бухнулся в бассейн. Издав короткий вопль, он в ту же секунду попытался выпрыгнуть, но удержался. Её ли кто и слышал этот вопль — он уже вовсю бежит сейчас прочь от развалин.

И почти сразу Олег разулыбался, глаза стали сонными, привалившись затылком к камням, он удобней устроился на дне бассейна. Журчание падающей струйки успокаивало и. снимало напряжение. Вода уже не казалась горячей, она приятно ласкала. Крепость — точнее, её остатки — больше не таила суровых загадок, Олег словно вернулся домой, где всё понятно и привычно, а слово «автомат» чаще означает ящик с деньгами, продуктами или играми, чем оружие…

Олег неплохо выспался и потому не уснул сейчас. Но обалдел от наслаждения — это точно. Лежал в бассейне, не шевелясь, прикрыв глаза и слегка улыбаясь. Он слишком устал, чтобы сразу отказаться от такого счастья.

Когда же он всё-таки открыл глаза — то увидел направленный ему в лоб ствол.

* * *

Ствол принадлежал тяжёлому десятизарядному полуавтоматическому карабину «Тигр» калибра 9,3х53 мм. А «тигр» принадлежал в свою очередь сидящему на противоположном конце бассейна человеку, одетому в пятнисто-маскировочный костюм и горские куты. На ремне висели длинный нож, подсумок, фляжка и незнакомый Олегу револьвер в открытой кобуре. Человек устроился на краю бассейна по-хозяйски, положив ствол своей пушки на колено.

Со ствола Олег перевёл глаза на лицо. Наверное, с первого взгляда такое лицо могло внушить симпатии — обветренное, юное, с решительными синими глазами и гривой русых, мягких волос. Но Олег приобрёл достаточно опыта, чтобы убедиться — такие лица с равным успехом могут принадлежать и другу и врагу. И если это враг — он опасен втройне…

Ругать себя было бесполезно. Хотя, конечно, за такой просчёт следовало самому себе оторвать к хренам пустую башку. Размечтался, козёл! Бросаться из воды через весь бассейн или нырять тоже было бесполезно… Очевидно, парень достаточно опытен — и проследил эти варианты, потому что лениво предупредил на городском диалекте:

— Не прыгай. Я ещё пока не понял, кто ты такой. И не хочу ошибиться. Ты, думаю, тоже не хочешь, чтобы я ошибся?

— Убери винтовку, — ответил Олег сквозь зубы. Парень рассмеялся:

— Я же сказал — я не хочу ошибиться! Ни в какую сторону… Ты кто?

— Я забыл документы в столе дома.

Парень чуть выгнулся, рассматривая одежду и оружие, лежащие на плитах;

— Горожанин, воюешь за горцев?

Прямой ответ в такой ситуации сулил выигрыш и проигрыш 50/50. Если это хобайн — то Олег покойник. Если нет — повезло. Отпираться же от оружия и барахла не имело смысла.

— Да, — честно ответил Олег. И невольно вновь перевёл глаза на ствол, потому что в ответ на эти слова мог раздаться выстрел. На таком расстоянии мощная пуля разнесёт ему голову в брызги и глубоко уйдёт в камень… И это будет логической, хотя и обидной платой за идиотизм.

Но, по крайней мере, боли он не ощутит. Что ж… Олег твёрдо перевёл взгляд в глаза парню.

Ствол поднялся. В голосе парня прозвучало нечто вроде извинения:

— Прости. Но представь себе — ты приходишь домой, а в твоей ванне разлёгся невесть кто…

— Я не невесть кто, — буркнул Олег, поднимаясь. Кайф был поломан и лежать в бассейне дальше не имело смысла. — Я — Вольг. Вольг Марыч из племени Рыси.

— Это я вижу, — отметил незнакомец, кивая на татуировку и ставя винтовку к ноге. Олег вылез из бассейна и, сердито посмотрев на гостя… или хозяина? — этого места, уселся на край обсыхать. У него на секунду появилось желание, схватив автомат, поменяться ролями. Но парнишка больше не проявлял агрессивных намерений, да и всё-таки на интуитивном уровне казался симпатичным…

— Ладно, не обижайся, — как раз улыбнулся он, — Я — Павел Перегудов, будем знакомы.

Он протянул над бассейном руку. Олег помедлил, но ответил тем же — руки сомкнулись, и несколько секунд мальчишки испытывали силу друг друга, глядя прямо в глаза. Наконец Павел засмеялся и попросил:

— Ладно, отпусти. Сдаюсь.

Олег улыбнулся тоже…

…Уже одеваясь, он спросил нового знакомого:

— Ты как тут оказался?

— Я вообще охотник, — ответил Павел, — с юга. Пробрался сюда из-за данванов, у нас с ними взгляды на жизнь и миропорядок разные. Они за всемирную стабильность, а я за свободную любовь.

— А сейчас не охотишься? — медленно спросил Олег. Павел смерил его взглядом и ответил с лёгким вызовом:

— Случается. А что?

— Да ничего, что, — пожал плечами Олег. — Сдаётся мне, мы на одного зверя охотимся.

— Так ты всё-таки партизан, — Олег впервые услышал тут это слово и фыркнул:

— Интересная фигня! Встречает во время войны в тундре один парень другого и спрашивает: «Ты партизан?» Нет, не партизан! Веришь?

— Верю, — кивнул Павел, — не партизан, так не партизан… Так ты один?

Олег внимательно на него взглянул:

— Ты видишь тут ещё кого-то?

Павел ему нравился. Пожалуй, он был бы рад, соберись этот парень идти вместе с ним к Тенистому — не так скучно, да и боец новый — неплохо. Но Олег хорошо помнил Антона. И что случилось, когда они доверились пареньку с честным, открытым взглядом.

А через секунду до него дошло, что он не может уже просто так уйти. Он должен любой ценой всё выяснить и довериться Павлу или…

Или убить его.

— Есть хочешь? — между тем спросил Павел. — У меня тут кое-что…

— У меня тоже имеется. Спасибо, я не голодный.

Павел кивнул. Внимательно посмотрел в небо. Сказал озабоченно:

— Дождь сейчас начнётся… Ты вообще-то куда идёшь?

«Вот оно!» Олег напрягся и спокойно ответил:

— На северо-востока Моховым горам. Буду искать своих.

Павел мотнул головой:

— Ну что, пойдёшь сразу, или попробуешь переждать дождь? Он вроде бы ненадолго…

По каким признакам он это определил — Олег не понял. Приглашение же могло показаться и искренне-радушным… и подозрительным. Олег пожал плечами:

— Останусь, если ты не против. Может, правда закончится…

…Обиталище Павла оказалось симпатичной комнатной — очевидно, караулкой. Как и предполагал Олег, тут было паровое отопление, поэтому Павел даже не обзавёлся спальником — на полу было разостлано самое обычное одеяло, только очень лёгкое и пушистое. Стояли какие-то коробки и автомат — «калашников» неизвестной Олегу модификации. Вроде бы всё косвенно подтверждало честность Павла. В самом деле — не для Олега же специально разыграна комедия?

В открытом очаге горели куски торфа — не для тепла, для света. Павел уселся на ящик, Олег устроился лёжа на тёплом полу. Одобрил:

— Хорошо живёшь. И вход здорово замаскирован, фиг догадаешься… — и спросил неожиданно для самого себя: — У тебя есть девчонка?

Павел, смотревший в огонь, изумлённо взглянул на Олега. Помедлил. Взгляд его сделался каким-то странным, и он заговорил — Олег не сразу понял, что новый знакомый читает СТИХИ ПО-АНГЛИЙСКИ! Очень чисто, с хорошо поставленным произношением…

— он перешёл на русский: — Это ответ на твой вопрос.

— Я соврал, — вырвалось у Олега. — Я иду не к Моховым, а на Тенистое озеро. Там наша чета. Пойдёшь со мной?

* * *

Павел оказался превосходным ходоком. Собственно, Олег не вполне понял, почему тот согласился идти к Тенистому. А спросить впрямую, не хочет ли Павел присоединиться к чете — стеснялся. Но откуда-то пришла твёрдая уверенность: Павел не притворяется своим, он свой.

Сейчас Павел шагал левее и чуть впереди, неся свою чудовищную пушку на плече. Автомат он оставил в убежище, из чего Олег заключил: всё-таки собирается вернуться.

— Что это за крепость? — задал Олег давно интересовавший его вопрос. Павел равнодушно ответил:

— Очень древняя… Может — арийская, но я точно не знаю… Вы пришли из Лесной Крепости?

— Ага, — не стал отпираться Олег.

— С кем тут драться?

— А мы не драться, мы отдыхать пришли, — сказал Олег и поспешил пояснить тут же: — Мы дрались очень долго почти без перерывов. Все ранены или больны. Отдохнём и вернёмся… А где твоя семья? Если не секрет, конечно…

— Не секрет. Я сирота, — спокойно ответил Павел и продолжал шагать рядом упругим, лёгким шагом…

…Была полночь, когда деревья вокруг Тенистого отчётливо встали на горизонте. Олег вспомнил давнишний разговор с Богданом на развалинах крепости у Светозарного. И его слова о том, что возле «мёртвого озера» делать нечего. Кто тогда мог подумать, что их всё-таки занесёт сюда?!

«Что же с Йериккой и Яромиром? — думал Олег. — Надеюсь, спаслись… Но ведь могли и погибнуть в буран… А что, если… он даже похолодел: — Что если все ребята погибли в горах?! Нет, нет, не может быть!» — оборвал он сам себя. И, чтобы не дать вернуться этим мыслям, спросил вслух:

— А за счёт чего ты тут вообще существовал? По-моему, тут и не живёт никто, кроме леммингов…

— Зато какие жирные! — засмеялся Павел. — И ещё… вон, смотри!

— Олени! — изумлённо вырвалось у Олега.

Действительно, примерно в версте от них довольно быстро передвигалось через тундру небольшое стадо не очень крупных, мохнатых животных, чьи головы были увенчаны развесистыми коронами рогов. Взяв бинокль, Олег заворожённо наблюдал за тем, как олени рысят по размокшей земле, то и дело нагибаясь, чтобы сощипнуть зелень. В центре стада держались важенки и оленята. Следя за ними, Олег невольно улыбнулся — до того смешно они подскакивали на широко расставленных ногах от малейшего звука и такие уморительные были у них мордочки.

— Смотри, смотри, что вытворяют! — засмеялся Олег, опуская бинокль. — Ты здорово сделал, что не стреляешь сейчас… А куда они идут?

— На юг, — ответил Павел. — Скоро зима…

— Скоро зима… — эхом повторил Олег. Задумчиво проследил, как олени пересекают небольшую речушку и встрепенулся: — Ладно, двигаем…

…На побережье речушки яркими пятнами алели цветы. Они одни радовали глаз в этом монотонном, как песня кочевника, мире — не верилось, что дальше на север, между гор, есть цветущие долины, где ещё задержалось лето… В воздухе ещё витал запах оленьей шерсти.

Мальчишки перебрели речку — ледяная вода доходила да середины голени и была прозрачной, как хороший хрустальный бокал. Павел поскользнулся на мокрых камнях, выругался и не услышал того, что уловило ухо Олега — короткого вздоха.

— Что такое? — немедленно отреагировал мальчишка, перебрасывая в руку автомат.

— Вздохнул кто-то, — так же быстро ответил Павел и указал на кучу камней неподалёку. Пригнувшись, Олег побежал туда, обходя камни по дуге и держа их на прицеле. Потом махнул рукой:

— Сюда!

За камнями лежал на боку олень. Серая шкура ходила ходуном, развесистые рога мешали лечь как следует, и животное, мучительно выгибая шею, косило тоскливым, бессмысленным глазом на людей, подошедших вплотную. Олень повёл головой и снова вздохнул.

— Ранен, — сказал Павел, внимательно глядя на цепочку кровавых пятен, тянувшуюся по мху икамням. — В грудь…

— Из автомата, — определил в свою очередь Олег, вставая на, колено. — Несколько пуль…

— Какой полоумный охотится на оленя с автоматом? — сердито спросил Павел. — Только мучение животному!

— Похоже, я знаю — какой, — Олег оглянулся и шикнул: — Ну-ка — тиххх…

…Ждать пришлось не больше минуты. Сперва мальчишки услышали, как зашуршали шаги, а потом с неразборчивым возгласом на камень, за которым они прятались, вспрыгнул Гостимир. Присел, глядя вокруг… и Олег, сдёрнув его вниз, зажал рот.

— Тихо! — весело шепнул землянин. Задёргавшийся было Гостимир кивнул, его глаза заискрились весельем. Олег собирался пошутить, но сам едва не заорал от радости, когда голос Йерикки сердито спросил:

— Гостимир, ты где?!

Олег только теперь сообразил, что шутка может плохо кончиться. Поэтому крикнул, не поднимаясь:

— Эрик, мы здесь! Олень с нами!

Послышался топот, и Йерикка, забрасывая за спину пулемёт, выскочил из-за камней. Прежде чем Олег успел хоть что-то сделать — он встал, улыбаясь — рыжий горец сгрёб его, как взрослый — маленького ребёнка и поднял в воздух:

— Ь!х!.. — вырвалось у Олега вместе с воздухом из лёгких. Йерикка поставил его наземь и, отодвинув, стиснул плечи до боли, уже тихо сказал:

— Живой… — он покачал, головой: — Хвала Дажьбогу, живой… Мы же тебя похоронили, Вольг…

Гулко ударил карабин Павла — добив оленя, тот забросил оружие стволом на плечо и повернулся.

— Это Павел, он… — Олег увидел, как глаза Йерикки расширились, он приоткрыл рот. Бросив взгляд на Павла, Олег увидел, что тот стоит белый и часто сглатывает.

«Влип, — подумал Олег с ужасом. — Всё-таки влип!!!» Но Йерикка вдруг закрыл рот, а потом — открыл снова и потрясению сказал:

— Тур Володич?!. Ты?!. Здесь?!.

Павел так ударил прикладом карабина, сдёрнув его с плеча, в грязь, что она цвиркнула веером:

— А! Такое только со мной могло быть! С-с… а!

— Ничего не понимаю, — честно признался Йерикке Олег. Гостимир подтвердил:

— Одно и я… То что, Йерикка?

— Это не что, это кто, — Йерикка всё ещё выглядел растерянным. — Это Тур Володич, дружок мой старый… Но тебя же выкрали чуть не из школы за неделю до того, как отец отправил меня на север!

— Чтоб тебе, — буркнул Павел… Тур. Поднял карабин и вытер приклад о куту. — Выкрали, ага… Только не те, кто обычно крадёт, на моё счастье… Ну, ты понял, а остальным… — он посмотрел на Олега и Гостимира строгим холодным взглядом: — А вам придётся молчать. И сегодня. И завтра. И всегда.

* * *

Странность. Дождь не прекратился, и небо не посветлело, и теплей не стало, и вообще ничего не изменилось! Но Олег, засыпая под кустами среди остальных, завернувшись, как и они, в плащ, чувствовал себя так, словно вернулся домой после долгого и опасного путешествия. Казалось бы, какие к этому могут быть объективные причины? А вот поди ж ты!..

…Радовались все. Младшие — Морок, Рван, Данок, Святомир — просто прыгали вокруг Олега, издавая дикие вопли. Богдан вовсе не отходил от старшего друга, только что за рукав его не держал, и спать завалился рядом.

По Гоймиру невозможно было понять, о чём он думает. Князь-воевода так и остался бесстрастным, когда Олег сжато и точно рассказывал о том, что с ним произошло. А потом лишь кивнул и сказал:

— Хвала Дажьбогу, что ты жив.

Уже в полусне Олег подумал, что Гоймир не умеет лгать. Но вопрос в том, за кого он радуется: за Олега-бойца или Олега-человека?..

…Олег проснулся по уже здесь непонятно откуда появившейся привычке — почувствовав, что есть рядом кто-то бодрствующий. И по той же привычке, проснувшись, не пошевелился — лишь осторожно открыл глаза.

Он увидел двух человек, сидящих на разостланном поверх валуна плаще — рядом, в нескольких шагах. И почти тут же узнал Йерикку и Тура. Они разговаривали — тихо, еле слышно.

— Что там, на юге? — голос Йерикки. Плечи Тура приподнялись:

— Лучше, чем ожидалось… Во многих городах волнения, кое-где баррикадные бои… Мы оказались достойней, чем сами о себе думали. Месяца через два — максимум — данваны от вас отступятся.

— А потом? — тихо спросил Йерикка; Олег едва расслышал его. — Потом — что, Тур? Они дорежут тех, кто восстал на юге — нашими же руками, руками военных и молодёжи из закрытых школ. Перебьют последних, кто способен сопротивляться. И снова возьмутся за нас. У них есть время. У нас — нет. А скотиной так просто и заманчиво быть… Былой славой бой не выиграешь, Тур.

— Если уж вспоминать поговорки — так вспомни: «Кто храбр да стоек, тот десятерых стоит!».

— Стоит, — легко согласился Йерикка. — И больше стоит… НО ДАЛЬШЕ-ТО — ЧТО?.. Бежать всем на Землю через оставшиеся в наших руках телепортаторы?

— Их всё меньше… — сказал Тур. — Да и на Земле то же самое, хоть и не так открыто…

— Вот видишь…

— Может быть, мы всё-таки найдём ИХ, — неуверенно ответил Тур. Йерикка улыбнулся, судя по голосу:

— В последний момент, как в басне… И куда уйдём? Мне иногда кажется, что данваны — везде. Они носят разные имена, но они вездесущи…

— Мы ищем, — повторил Тур. — Почти все наши — здесь, мы ищем. Это наш долг.

— Не говори мне о долге… Послушай, зачем ты вообще пришёл?

— Олег сказал мне, что у вас кончаются боеприпасы. Пятнадцать лет назад люди, которые — ты знаешь — собирались захватить фрегаты в Виард Хоран и убить Капитана, заложили тут, неподалёку, склад. Он цел. Возьмёте всё, что сможете унести. Я покажу место.

Йерикка никак не отреагировал на слова о складе. Он посидел, сгорбившись, потом спросил:

— Что же теперь делать?..

— Ничего, — откликнулся Тур. — Теперь иди спать.

— Как же теперь спать? — вздохнул Йерикка…

…Неизвестно, ложился ли Йерикка. Во всяком случае утром, когда Олег встал, тот всё ещё сидел на том же месте, в той же позе, что и раньше. И не пошевелился даже, когда Олег подошёл и сел рядом.

— Я всё слышал, — сказал Олег без околичностей. Йерикка усмехнулся, поставил подбородок на переплетённые пальцы. — Я могу помочь?

— Помочь? — Йерикка поднял голову, дружелюбно посмотрел на Олега. — Чем, прости?

Он выглядел усталым. Глаза обвело чёрным, скулы выступили резче. И Олег вместо того, чтобы ответить на вопрос, сказал:

— Ты фигово выглядишь…

Йерикка несколько секунд смотрел на него, потом вдруг губы рыжего горца раздвинулись в улыбке:

— Это всё от безделья, — Олег удивлённо отстранился, а Йерикка, продолжая улыбаться, пояснил: — Люди умирают, потому что ложатся. Ещё никто и никогда не видел стоячего покойника.

— Хочешь сказать, — Олег решил поддержать шутку, — что отдых на тебя пагубно действует?

— Ну. Сам же видишь — стоило нам перестать драться, и я сразу поплохел…

— Да ну тебя в Реввоенсовет… Чего серьёзное сказал бы.

— Так я серьёзно… — продолжал придуриваться Йерикка, но, увидев, что Олег готов обидеться, обнял его за плечи и качнул: — Не дуйся… Чем ты можешь помочь? Отдохнём, боеприпасами запасёмся, а там я что-нибудь изобрету… для поправки здоровья.

— Двоим думать легче, — возразил Олег. Йерикка покачал головой:

— Одна не болит голова, а болит — всё одна… Хватит о грустном. Лучше попробуй со мной справиться, ну?!

Он плавно поднялся, вытягивая из ножен меч.

— Без камасов? — Олег тоже встал.

— Без, — согласился Йерикка. — Посмотрим, что ты за последнее время усвоил! — он вскинул меч на уровень плеча так, что клинок составлял с рукой прямую линию, а сжатую в кулак левую заложил на спину. Олег замер напротив в обычной стойке — ноги чуть расставлены, корпус согнут, меч в правой руке смотрит лезвием на врага, концом — вверх.

Дзанг, дзанг, дзанг! Олег легко постукивал по оружию Йерикки, тот, улыбаясь, чуть отклонял свой меч после каждого удара и тут же возвращал его обратно.

— Нападай, что ты? — поддразнил он Олега, и тот молниеносно пошёл в атаку — отшвырнул оружие противника и рубанул в плечо. Йерикка пригнулся, подсёк ноги — Олег подпрыгнул… и замер, едва приземлился. Кромка меча Йерикки у самого кончика упиралась в горло землянина.

— Слабак, — констатировал рыжий горец, убирая оружие. — Давай ещё раз. Сколько тебя можно учить?!

— Ладно, — зловеще пообещал Олег. — Сейчас пойдут клочки по закоулочкам!

Он атаковал Йерикку быстрыми двойными ударами — вверх справа-слева, вниз справа-слева. Йерикка отбивал удары с ужасно раздражающей улыбкой, а потом со словами: «Ну, хватит,» — нанёс неуловимо-короткий удар в лезвие у эфеса, и… меч Олега отправился в полёт под вопль своего хозяина:

— БЛИН!!! Ни фига не понимаю, — признался Олег, тряся в воздухе кистью. — Ну ладно, когда я сюда к вам только пришёл. Но сейчас-то я не хуже любого в чете! А вот с тобой… — Олег не нашёл слов и подозрительно спросил: — Иди это ОСОБЫЕ фокусы?

— Особые, — не стал скрывать Йерикка. — Но ничего сверхъестественного в них нет. Просто нужно ясно видеть Цель и Дорогу.

— Цель? Дорогу? — переспросил Олег, удивлённый тем, как Йерикка произнёс эти слова.

— Как-нибудь потом расскажу, — ответил Йерикка. — Давай ещё раз?

Однако, лязг стали, реплики и шум разбудили, уже всех, кого можно. Посыпались реплики:

— Приискали поутру дело…

— То ли у них всё ладно да весело?..

— Нечасто по нынешним-то делам…

— А й нам тоже?!.

Последнее предложение встретило живой отклик, и скоро чуть ли не все горцы уже рубились на мечах. А вот Олег и Йерикка отошли и сели на камни. Йерикка принялся отбивать кромку оружия, насвистывая сквозь зубы. Олег сказал задумчиво:

— А здесь грустно.

В самом деле. Озеро полностью соответствовало своему названию. Деревья, росшие вокруг него, имели широченные листья… но были эти листья серо-белёсыми, будто глаза ночных чудовищ. В сумраке дождливого дня они смотрелись вполне уместно. Олег узнал ольху, иву — но изуродованные до неузнаваемости почти. От самого озера разило тухлыми, яйцами с такой силой, что к берегу никто не решался подойти. Да и незачем было — рощи вокруг лежали безжизненные, давящие этой серой пустотой. Это Олег понял ещё вчера, когда в сопровождении группы энтузиастов попытался проникнуть ближе — и позорно бежал, зажимая нос.

Поединок всех против всех угас. Кое-кто вновь спал, кто-то жарил мясо, грибу или непонятные клубни. Дождь, сыпавший с небес, никого не беспокоил.

«Как всё однообразно, — думал Олег, сидя на камне. — Дождь. Виноват дождь, он размыл нас и превратил в одинаковые пятна. Безликие пятна… Никто даже не переговаривается. И Гостимир не поёт…»

Гостимир крутил настройку рации. Приплыла волна, на которой грустный девичий голос тихо пел простенькую, но красивую песенку о небе, запахе травы и надежде — редкость в здешнем эфире.

— Интересно, какая она? — задумчиво спросил. Морок.

— Кто? — откликнулся Святомир.

— А певунья… Станет — красивая… Перевидеться бы.

— Разом ночью, — серьёзно оказал Святомир.

— Грязь-то не развози! — возмутился Морок. Но Святомир возразил:

— То ты грязь развозишь! Я часом о ней, бедной, мыслю.

— Не понял, — подозрительно взглянул на него Морок.

— Й-ой, да что! Тебя днём показывать нельзя. К тебе надо помалу обвыкать…

Гостимир всё крутил верньер. Послышалась музыка без слов — в ней Олег узнал неожиданно Мариконе и удивился тому, откуда это?! Потом — всплыл… знакомый бой курантов. Спасская Башня отбивала полночь! Но вот уже знакомые звуки ушли, и неясно, как прорвались они в этот мир…

* * *

Два боевых вельбота прошли совсем низко, над верхушками деревьев. Треск и подвывание растаяли вдали, и горцы, прятавшиеся под деревьями, ругаясь и плюясь, повылезали на открытое место.

— Душу продам за паршивый «стингер», — сказал Йерикка. — Кто покупает?!

В самом деле — ЗРК в указанном Туром складе на берегу не оказалось.

— Одно мечтал — тут нас покоем оставят, — зло сказал Гоймир.

— Да какое это беспокойство, — поморщился Олег, — раз в сутки пролетели и уже скандал на всю ОБСЕ.

— Никто и не скандалит, — зло ответил Гоймир, — и что ты лезешь?!

— Никто не лезет.

— А часом что надо?

— Да ничего, успокойся, — примирительно оказал. Олег. Но Гоймира понесло:

— Да и шёл бы ты часом своей дорожкой — или указать?!

— Гоймир, успокойся, — сказал Йерикка. Гоймир на него даже не оглянулся:

— И не просят тебя честью, а ты всё разеваешься да разеваешься, что жаба к дождю!

— Я молчу, потому что чувствую себя виноватым, — процедил Олег, краснея, — но у меня терпение может и лопнуть, князь.

— Терпение! — заорал Гоймир, не сдерживаясь. — Й-ой, слово — терпение! Так что о моём терпении сказать — который день о бок тебя видеть и тебе же кряду обязанным быть стать?!

— Ты мне ничем не обязан…

— Так стало — обязан! По смертный час обязан! — Гоймир стискивал кулаки, кривясь от злости. — Часом тем обязан, что мне и жить-то не в жизнь! И тем, что налюбовался, как люба моя с другим милуется, целуется! И тем, что по сон вижу — лежит она под тобой!

Олег сделал быстрый, скользящий шаг и, раньше чем полуслепой от злости Гоймир успел хоть что-то понять, ударил его хуком в челюсть и панчем в корпус.

Гоймир рухнул наземь.

— Это тебе за, Бранку, козёл, — сказал Олег, не опуская кулаков. Гоймир повозил головой по земле и сел. Его глаза блуждали. Вот он мотнул головой и поднялся:

— Убью, — страшно сказал он. И вдруг подскочил, поворачиваясь в воздухе с такой скоростью, что бьющая в голову нога исчезла. Олег нырнул под удар — и Гоймир отскочил, приземлившись; кулак Олега скользнул по рёбрам.

Олег не хотел драться. После первого удара злость схлынула, осталось неловкое ощущение вины — а в таком состоянии схватки не выигрывают… Гоймир напротив — был слеп от ярости и практически не чувствовал боли. Уже следующим ударом он попал Олегу в плечо и, когда тот покачнулся, ударил его прямым в челюсть…

…Сверху лился дождь, лежать было сыро, и Богдан похлопывал его по щекам. Гоймир стоял рядом, держа кулаки наизготовку — без сознания Олег лежал недолго.

— Хороший удар, — Олег отстранил Богдана и сел. — Как теперь — легче? — Гоймир промолчал, глядя белыми от ярости глазами. Олег начал вставать, и Гоймир рванулся к нему — раньше, чем его успели удержать.

Олег ударил его с корточек — ногой в подбородок. Гоймир грохнулся на спину, разбросав руки, изо рта у него выскользнула струйка крови.

— В расчёте, — сказал Олег, поднялся и, отойдя к ручейку, начал умываться, втягивая воздух сквозь зубы от боли — ледяная вода ломила все ссадины. Не поворачиваясь, Олег спросил: — Я его там не убил?

— Живой, — ответил Йерикка. — Нет, вообще-то хорошо поговорили.

— Куда лучше, — с отвращением сказал Олег, продолжая плескать водой. — Хорошо, за меч не схватился.

— Хорошо, — согласился Йерикка. Богдан подал край своего плаща:

— Утрись вот.

— Осуждаешь? — Олег, вытирая лицо, снизу вверх посмотрел на мальчишку. Тот нахмурился:

— Что так-то?

— Он же князь всё-таки…

— Он человек. И ты человек, — пожал Богдан плечами. — И то ваша котора, вам и хлебать… Больно?

— Больно, — признался Олег честно. — Здорово он мне навесил.

Гоймир тоже сидел, но его поддерживали за плечи и под спину. Глаза у соперника Олега были мутные, с отвисшей нижней губы тянулась нить розовой слюны. Йерикка, успевший отойти к нему, пощёлкал перед глазами князя пальцами:

— Ну-ка, посмотри… Жить будешь. Если ещё какой глупости не сделаешь.

Гоймир наконец-то по-настоящему сплюнул — сгусток слоны и крови. Моргнул, глаза сделались осмысленными.

Он бы, наверное, опять бросился в драку. Вот только чувствовал — ноги его не удержат.

…В складе, оборудованном в пещере на склоне холма, и тщательно замаскированном, оружия не было — только боеприпасы, но самые разные и в огромных количествах. В цинках лежали патроны всех мыслимых калибров. Отдельно паковались гранаты — ручные и тромблоны к подствольникам и АГС. В герметичной упаковке находились детонационные шнуры — такую взрывчатку, как трос, можно было обматывать вокруг тела. Среди боеприпасов много было немецких, ещё военного времени — похожие на яйцо гранаты со шнурами вместо чеки, отлично герметизированные парабеллумовские патроны и патроны 7,63 Маузер, подходившие к оружию калибра 7,62 ТТ, его в отряде имелось много, финские ножи в потрескавшихся чехлах, лезвия которых украшали орлы со свастикой и готические девизы, полные тевтонского высокомерия, но привлекательные…

— В этих местах, — Одрин, вскрывая ключом, похожим на открывалку, цинк с патронами к «калашниковым», махнул вокруг свободной рукой, — полнехонька коробочка топляков-то. Дед мой про то говорил. На взмятении разом целый отряд хангаров они в болотину уволокли, одно пузыри забуркали водой… Такая былина есть — тех топляков тут древний князь поселил, чтоб его сокровищам стража стала. Тут-то, под озером-то, и есть княжьи ухоронки. Кто СЛОВО знает — тот и забирай.

— Какое слово? — спросил Олег снаряжавший восьмой магазин к своему автомату. Он уже успел набить два семидесятизарядных барабана, найденных вместе с патронами — более ёмкий пулемётный магазин, хотя и утяжелял оружие, но позволял плотнее прижиматься к земле и вести интенсивный огонь.

— Злато-серебро поманило? — усмехнулся Одрин. — Так кто ж знает — какое слово…

— В топляков верю, а в поклады да ухоронки — не так чтоб, — признался Резан, — Сколько мы их выискивали сопляками ещё вовсе — тьму несчётную! А что нашли? Хвост собачий да визг поросячий… Только и дело было князю, что добро в озеро метать… Й-ой, ты б спел, Гостимирко!

…Не очень хорошо запомнил Олег, что пел Гостимир, перебирая струны своих гуслей, с которыми не расставался. Грустной была песня — и вроде бы слышал её Олег где-то. Врезался в память последний куплет — горький и страшный, словно бой без надежды на победу:

Олег слушал и думал, глядя на ребят вокруг, что нет для него никого дороже не свете этих промокших и усталых парней — никого роднее и ближе. Ссоры, не всегда безобидные подначки, всё то, что происходит вокруг — это были его друзья. Настоящие друзья. И при этой мысли словно огонёк зажигался в измученной постоянным напряжением душе.

Оказывается, это не так уж важно — долго знать человека. У Олега было много приятелей, с которыми он вроде бы дружил годами. Но настоящим другом был Вадим — и вот эти парни, жестокие, не всегда, понятные, но отважные и верные. Они воевали вместе за одно дело — и мысль, что он, Олег Марычев с Земли, в случае чего умрёт на их руках, странно успокаивала. «Кажется, я всё-таки спятил, — без особого сожаления подумал Олег. — Ну да и по хрену — это к лучшему. Нормальному человеку тут лучше всего побыстрее сойти с ума. Иначе он… иначе он сойдёт с ума.»

— Эрик, — тихонько позвал он. Рыжий горец, размещавший гранаты по сумкам, поднял голову и вопросительно вздел брови. — Знаешь… — Олег на миг замялся, — если меня вдруг ранят… короче, безнадёжно… ты меня добей. Хорошо? Не оставляй.

Йерикка не стал говорить утешительных глупостей. Он наклонил голову со странной смесью достоинства, уважения и юмора:

— Конечно. Ты сделаешь то же для меня… — он помедлил и, глядя прямо в глаза Олегу, пристально и жёстко, добавил, — …брат?

Олег ответил не сразу, потому что это были не только слова. Но ему вспомнились бессмысленные глаза и приоткрытый рот парня, добитого Йериккой, унизительное, хуже смерти, зрелище. И он твёрдо ответил:

— Да.

Широко улыбнувшись, Йерикка на миг притянул Олега к себе и тряхнул за плечи…

* * *

Ночью над рощами несколько раз пролетали вельботы. Из отрывочных сведений, пойманных рацией, стало ясно, что противник оккупировал Мёртвую и Лесную долины и был остановлен на Белом Взгорье — то есть, чета Гоймира оказалась в тылу врага. Как-то само собой подразумевалось, что утром все стали собираться уходить — «отдых» заканчивался.

Тур не пошёл с четой. Он вообще молча проводил ушедших на восток — но, оглядываясь, все ещё долго видели его фигуру, замершую на берегу мёртвого озера с карабином в высоко поднятой руке…

…Если Олег думал, что всё самое трудное уже испытал. — то он ошибался. Ошибался, и сам это понял. Чета шла по тундре трое суток. «К счастью» всё это время падал снег, который тут же таял, а вода — точнее, грязь — доходила до колен. В этой грязи приходилось уже с полным равнодушием переставлять застывшие, опухшие ноги, а на ночлег взбираться к ледяным камням и сворачиваться поверх них в клубок, плотнее прижимаясь к соседу и запахиваясь в плащ.

Жрать было нечего. Ели коренья и кое-какие ягоды и грибы. Трёх подбитых камнями леммингов съели сырыми, и Олег не ощутил никакого отвращения, раздирая зубами горячее, трещавшее, пахнущее кровью мясо.

Рацию включать опасались, и путь превратился в пытку неизвестностью. Когда на третьи сутки — уже рядом с лесами — до них донёсся звук перестрелки, многие престо разрыдались. Перестрелка означала, что защитники Белого Взгорья сражаются, что враг не прошёл дальше на восток, что целы города славян… Гоймир в полной растерянности метался среди ревущих парней:

— Да что вы часом?! Что вы?! Добром ведь всё, слышь-ка сами! Стоят наши!

— Д-да-а, — заикался Морок, — он-но то и е-есть…

Это были, конечно, нервы. Но, как ни странно, после этого отряд взбодрился. Стыд за бездействие допекал, и мысль о близком бое подействовала, как допинг. Олег, испытывавший те же чувства, что и остальные, понял, что окончательно проникся славянской идеей — проще говоря, спятил. Но сама мысль, что они, может быть, уже списанные и своими и чужими со всех счетов, вернутся в бой, действовала поразительно, убивая тоску и усталость. В бой! В бой, вот чего хотели все горцы.

В БОЙ!!!

Но если мешают нам — мы караем. Мы не убиваем, мы караем. И это наше великое право! Это право всех честных людей, защищающих свою землю от врага.

Мы караем, и тогда бесполезно просить о пощаде. И ты можешь кричать что ты сдаёшься, что ты не виноват, что тебя заставили… Это не суд, и не будет ни адвокатов, ни оправдательного приговора, ни даже смягчающих обстоятельств. Люди выбирают сами. И отвечают за свой выбор. И защищают его, как защищаем его мы. Мы умеем не — только жить мирно, но и драться.

И мы тоже умрём, если не сможем защитить то, что ним дорого. Но лучше умереть, чем жить, потеряв свой мир, честь и достоинство. И всё-таки — до нашей смерти! — мы закопаем в нашу землю незваных гостей.

На удобрения.

Мы не хотим воевать.

Мы очень не хотим воевать.

Но нам очень жаль тех, кто заставил нас всё-таки начать это делать. А потом — потом мы построим город. Город с картины Одрина.

Интерлюдия: «Мастера»

* * *

В лесах с едой стало намного легче — тут можно было охотиться в привычной славянам обстановке на привычных животных, тут всё ещё полно показалось съедобных растений, было теплее и снег ещё не ложился, хотя большинство деревьев оделись во все оттенки меди и золота. На коротком совете было решено уходить через Лесную долину к Дружинным Шлемам, где они когда-то уничтожили вражеский лагерь. А потом — на север, через Горы Потоков в Оленью долину, «потому как, — высказался Одрин, — там мы разом не были.» Остальные сочли это вполне достаточной причиной, чтобы двигаться именно туда.

Лесная долина была тем же царством сожжённых весей и набитых вражескими войсками дорог, что и остальные к западу от неё. Война прокатилась тут, вытесняя горских партизан и лесовиков на восток.

На восьмой день после ухода от Тенистого чета вышла к Слёзной Горе.

* * *

Йерикка вытер ствол пулемёта и повёл им вправо-влево. Олег расправил веточки, которыми замаскировал автомат.

— Хху-у… хху-у… хху-у… — прокричала над скалами полярная остроушка.

— Идут, — сообщил Морок. Так, словно и без него было не понятно. Олег удобней положил снайперку.

Почти тут же в полуверсте, у начала тропы, появились четверо верховых хангаров. Они беспокойно завертелись на одном месте, держа винтовки прикладам в бедро.

— Дозор, — пояснил Морок.

— Что ты всё объясняешь сегодня? — процедил Олег. — А то мы не видим…

Донёсся звук трубы. Хангары отъехали ближе к скале, не переставая рассматривать тропу.

— Недоверчивые попались, — Йерикка не двигался. — Что если, засекли?

— Один лекции читает с комментариями, второй мнительностью заболел, — тихо заметил Олег. Ожидал в ответ бурной реакции, но Йерикка поморщился:

— Может, и заболел… Мнительность — это болезнь похуже любой иной… О, попёрли!

На тропинку начали выходить спешенные хангары в кожаных, а не металлических латах. Сначала — с дюжину, они шли по обочинам, зорко поглядывая в стороны и вперёд. Потом появились десятка три — они шли колонной во главе с данваном-офицером. Дальше двигались лошади, навьюченные каким-то тяжёлым оружием. Я в конце — ещё два десятка хангаров.

— Удачей сели тут, — сообщил Морок, — с почином…

— Дам по шее, — реагировал Олег.

— Потом, — попросил Морок, — добро?

— Добро, — согласился Олег. — Если будем живы. Напомнишь?

— Как свет свят, — пообещал Морок, возя щекой по прикладу «архара». Глаза его азартно сверкали. Олег спросил:

— Ты что, так ждёшь этой драки?

— А то! — удивился Морок. — Иль ты — нет?

Вопрос поставил Олега в тупик. Ждёт ли он драки? Или ему НЕ ХОЧЕТСЯ драться? Или ему просто ВСЁ РАВНО?

Мальчишка так и не решил для себя этот вопрос. И ничего не ответил, потому что стало некогда.

— Рысь! — заорал Гоймир, и секунду его ППШ работал один, грохоча в скалах на разные голоса, как обвал.

До противника оставалось сажен сто. На всём протяжении этих ста сажен вдоль дороги лежали в скалах горцы. Тропинка представляла собой классический огневой мешок…

Сняв одного из хангаров, Олег угодил гранатой из подствольника в лошадь — та упала на передние колени с развороченной грудью и иссечённой мордой, потом со страшным криком завалилась на бок. Короткую очередь — в грудь хангару, попытавшемуся залечь неподалёку — залёг, но навсегда…

Хангары отхлынули с тропинки, пытаясь отстреливаться, но это было бессмысленно. Гоймир вцепился во врага, как клещ в собаку, а ровная местность по другую сторону тропы не давала шансов спастись.

Последние несколько хангаров просто побежали по тропе к её началу. Данок и Гостимир выскочили следом и застрелили их в спины.

— Вот такие пузыри, — Йерикка встал, опуская пулемёт дымящиеся стволом в землю. — До чего приятно снова почувствовать себя человеком…

…Коротким броском добравшись до гор, чета Гоймира полезла в них. Пошёл дождь, с гор дул ветер, раскачивая и пригибая к земле кустики на осыпях.

Обернувшись в какой-то момент, Богдан увидел далеко-далеко на востоке, на склонах гор, серии ярких золотистых вспышек. Он толкнул карабкавшегося впереди Олега:

— А вон.

С удовольствием повернувшись к дождю спиной и слегка отвалившись на ветер, Олег всмотрелся.

— Сигналы, — пробормотал он. Несколько секунд молчал, потом позвал: — Гоймир!

Князь подбежал, прыгая с камня на камень с ловкостью козы:

— Что?

— Гляди, это не нам? — Олег указал в сторону вспышек.

Гоймир резко просиял и, свистнув, замахал рукой. Горцы, карабкавшиеся по склону, начали оборачиваться — и замирали, глядя на световые сигналы, неведомо как передаваемые и пробившиеся через пелену дождя. Подтверждение того, что они не одни.

Странно, но всем показалось, что они начинают путь домой. Долгий — но путь домой…

…— Ложись! — выкрикнул Гоймир, но это не было нужно. Свист вельботов все услышали ещё до команды и попадали, закрываясь плащами, под камни и кустики.

Жуткое это чувство — лежать, слушать омерзительный звук и знать, что вся твоя защита — плащ. Против ливневых установок и ракет.

Олег выглядывал между краем плаща и видел, как над самой землёй, но чуть в стороне, промчались три пары боевых вельботов. При виде этого зрелища мальчишка неожиданно ощутил… гордость. Наверное, их здорово боятся, раз бросили против них шесть машин!

Вельботы выстроились в небе ровной линией — и зависли в версте выше по склону и в двадцати саженях над землёй. Синхронным, красивым и жутковатым движением они наклонились на нос… и окутались серым дымом, из которого выскакивали на белых спиральных хвостах огненные черноголовые стрелы. «С-сва-ау-у… с-сва-ау-у…» — донеслось до ребят, и склон впереди взметнулся рыже-буро-чёрной стеной, а потом рухнул. Послышался грохот разрывов. Вельботы прошлись несколько раз над развороченной землёй, поливая её серебристыми струями, вновь перестроились попарно и исчезли, отвесно уйдя в небо.

Олег сел. Неподалёку из-под плаща выглянул зелёный с просинью, часто сглатывающий Богдан.

— Мда, — Олег задумчиво посмотрел туда, где горела и дымилась земля. — Не задержись мы посмотреть на сигналы…

— Й-ой, хватит! — Богдан передёрнулся.

— Да то так, выверт хвостом с отчаянья, — презрительно сказал Резан. — Мы-то наново ушли!

— Ни фига себе — жест, — Олег всё ещё не мог отвести глаз от вспаханного склона наверху. — Мне бы такие жесты уметь делать… Махнул рукой — полскалы отхватил!

— Пошли, пошли! — уже кричал Гоймир. Олег, поднимаясь на ноги, вздохнул:

— Дождусь ли я, когда он скажет что-нибудь другое? Например…

— …пошли? — засмеялся Резан.

* * *

Убитый мальчишка лежал, вцепившись обеими руками в мшистые камни и подогнув голову. Наконец-то настигший его ливень металлических стрелок снёс начисто правую ногу с бедром и боком, из лохматой окровавленной дыры вывалились внутренности.

Неспешно подойдя, данван потрогал тело носком бронированного сапога и, подняв левую руку, махнул залёгшим в камнях хобайнам, которые поднялись и уже без опаски двинулись к тем прибрежным камням, из-за которых последние полчаса, гремели, не давая им подняться, выстрелы карабина.

— Анс алее, — пробормотал данван, пошевеливая мёртвое тело ногой, и монотонный голос встроенного переводчика тут же перевёл: — Только один.

Данван склонил голову, возвышаясь над убитым, словно металлическая башня. Он был недоволен собой и хобайнами. Можно сколько угодно оправдываться, что погибший не был простым врагом, которого можно застать врасплох — разноса не миновать всё равно. Было приказано взять живым — приказ не выполнен. Это в сто раз хуже улизнувшего из этих мест славянского отряда-четы. Редкая добыча — и ушла.

— Переверните, — приказал данван подошедшим хобайнам. Двое взялись за безвольные плечи, перекатили тело, от которого отрывались кровавые куски, на спину.

Лицо Тура было безмятежным и спокойным, как у человека, до конца выполнившего свой долг — последний на этой земле. Данван успел заметить, что в больших светлых глазах мальчишки висят, ярко лучась, отражения звёзд — невесть откуда взявшиеся, небо-то в облаках!

Короткий мощный взрыв разметал по сторонам, исковеркал и вмазал в камни и данвана, и ещё троих хобайнов, стоявших ближе остальных, швырнул наземь других, что замерли дальше и не успели лечь, увидев выкатившуюся из-под изуродованного трупа ребристую «лимонку»…

Интерлюдия: «Наша Правда»

* * *

…Впервые солнце исчезло полностью, и Олег на какое-то время окаменел, изумлённый и потрясённый — нет, это слабо сказано! — увиденным над собой. Сияние звёзд сделалось ярким и резким, они висели над головой — без конца и края, бездонным куполом! — сливаясь в полузнакомые и вовсе незнакомые узоры, словно составленные из нанизанных на невидимые нити разноцветных холодных пушинок. Местами не было отдельных звёзд — просто многоцветные сияющие пятна. Проявился, как на фотографии — и завис над горизонтом искривлённый и расширившийся Млечный Путь. А на противоположной стороне небосвода, неожиданно возник и заиграл всеми красками Большой Сполох — огни переливались с сухим хрустом, похожим на скрип снега под ногами в морозную ночь.

Олег попятился и упал бы, не поддержи его Йерикка.

— Осторожнее, — без насмешки сказал рыжий горец, отпуская плечи Олега и расстилая на камнях свой плащ. — Впечатляет?

— Что?.. — Олег с трудом опустил глаза, моргнул и досадливо ответил: — Ну и слово ты выцепил… Какое, оказывается, бедное небо у нас, на Земле!

— Садись, — Йерикка указал рядом с собой. Они уселись, накрывшись плащом Олега, и тот снова уставился в небо, не проявляя ни малейшего стремления к разговору. Йерикка тоже молчал — долго, а потом, когда вновь начало всходить солнце, и звёзды поблекли, стали дневными, тихо заговорил:

— Всё это они у нас тоже отняли… — Олег повернулся к нему, и Йерикка кивнул: — Да, да… И это тоже. Там, на юге, море огней. Все города каждую ночь сияют, реки пламени, надписи в небе, движущиеся рисунки над головой, по сторонам бегут строчки. Даже глубокой ночью там не бывает темно. Вот только звёзд там нет, — в лице Йерикки что-то неуловимо дрогнуло, и он повторил: — Звёзд там нет. Их просто не видно. Даже самых ярких. Многие уже и не помнят, что они есть — зачем?

— У нас в городах тоже не видно звёзд, — вспомнил Олег. — Не везде, но во многих местах… Тебе тоже нравится туда смотреть?

— Конечно, — улыбнулся Йерикка. — Мечта о звёздах — она в каждом из наших людей. Звёзды зовут человека с того часа, когда он появился на Мире. А данванов это пугает…

— Эрик, — Олег поправил плащ, — а ты точно знаешь, что данваны — это тоже потомки ариев? Ты был на том, соседнем, континенте?

— Не был, — покачал головой Йерикка, — и точно этого я не знаю… Но мне так кажется.

— Когда кажется — креститься нужно, — разочарованно ответил Олег. И тут же вновь спросил: — Ведь твой отец у них был в доверии, неужели они ни разу не проболтались никто?

— Они всячески поддерживают версию, что Невзвляд — это их родина, — сказал Йерикка и, помедлив, словно оценивая, стоит ли продолжать разговор, добавил — Но это фигня… Ты заметил, что у нас даже в реках бывают приливы?

— Нет, — удивлённо откликнулся Олег. — А…

— Бывают. И вообще, у нас они очень мощные и хаотичные. Потому что Око Ночи низко, да и звёзды влияют… Один человек рассчитал, что Невзгляд НЕ ВЛИЯЕТ на приливы. Если это и планета — то маленькая, а маленькая планете не может быть родиной цивилизации. Зато вполне может быть базой. И ещё этот человек составил таблицы уходов волн переселенцев с Мира. Целые народы ариев пропадали бесследно четырнадцать раз. Те, кто стал славянами, ушли около четырёх тысяч лет назад. Самая ранняя волна была восемь тысяч лет назад, самая поздняя — полторы тысячи… Назад вернулись славяне. Если и был кто-то ещё, то мы о них не знаем… Но данваны укладываются в схему. Скорее всего, они потомки самой ранней волны переселенцев. Их язык довольно сильно похож на язык анласов, а те с Мира не уходили…

— Эрик, — медленно начал Олег, — человек, который всё это высчитал… это был твой отец?

— Откуда ты… — вырвалось у Йерикки. Он изумлённо смотрел на Олега, потом почесал нос и протянул: — Да-а… — непонятно и ничего не объяснив больше. А Олег и сам не смог бы ответить, почему вдруг прыгнули ему на язык эти слова, оказавшиеся верными. Йерикка же снова посмотрел в небо и вздохнул: — Если бы ты знал, как я мечтаю побывать у других звёзд… А могу только смотреть на них отсюда… но я хотя бы смотреть могу! Для нашей планеты это уже счастье… — и он грустно улыбнулся одной стороной рта. Потом негромко заговорил:

— Йерикка добавил: — А потом говорится, как Сварог полюбил Морану и, чтоб не плутала любая лада по тёмным лесам, достал горшок со своей Огнивой, начал окунать туда посох и зажигать на небе его остриём звезды — больше и больше… Но они получались красивыми и холодными, как сама Морана…

— Морана же вроде богиня Смерти, — вспомнил Олег. Йерикка пожал плечами:

— Ну и что? Смерть — это часть Верьи, в ней нет ничего неестественного. Морана — не злая богиня. Зло — это Кощей. Смерть противоестественная, пожар, разорение, разбой, болезни — это всё от него… Говорят, Кощея принесли с Земли на закорках его рабы, когда Сварожичи разрешили славянам вернуться в Мир и взять с собой только то, что каждый сможет унести за плечами — так молодые боги думали не пустить сюда Кощея. А он всех обманул, пролез…

— У нас нет этих легенд, — вспомнил Олег. Йерикка печально усмехнулся:

— Есть, просто вы их не помните… Нас тоже заставляют забыть. Взамен впихивают в головы чужие слова, чужие места — Йегова, Иерусалим, Моисей, Библия… И до чего живуча эта рабская вера, как быстро корни в людях пускает — чем хуже вокруг, тем быстрее!

— А… — начал Олег, но его прервало задорное повизгиванье двух кувиклов в руках Данока и Одрина. Они наигрывали, покачиваясь из стороны в сторону, а Морок и Богдан как раз сходились для танца. Замерли друг против друга на миг… и вдруг словно взорвались каскадом прыжков, перепляса — то вприсядку, то друг через друга, то вертясь волчками по камням с раскинутыми руками. Богдан, подпрыгивая и прихлопывая себя по голенищам кутов, звонким мальчишеским дискантом начал дурашливо выкрикивать:

Морок, вприсядку колеся возле друга, поддержал:

Мальчишки, пружинами выпрямившись и раскрасневшись, слаженно вопили, подскакивая вверх, садясь в воздухе на шпагат и ухитряясь не терять дыхания:

— и ещё что-то, уже совершенно похабное, как под бок к старику легла молодая девка, И дед её укатал до полусмерти, да и раздумал жить до ста — мол, слишком мало, поживу до полтораста… А Олег, глядя на них, прихлопывая в ладоши, смеясь и чувствуя, как напрягаются ноги — вскочить и сплясать тоже — какой-то частью мозга отстранённо подумал: одеть их в тишотки, джинсы, куртейки с какими-нибудь кислотного цвета надписями, обуть в кроссовки… напялить бейсболки козырьками назад, спереди выпустить по моде чубчики, за плечо — рюкзачки, и пожалуйста: два восьми-, а то и семиклассника, не отличишь от ровесников на Земле…

Нет, не так. Мало у кого из мальчишек этого возраста там, дома, такие глаза — в которых, даже светлым днём отражаются звёзды. Мало у кого такая гордая даже в дни усталости и недосыпа осанка и такая прямая и чёткая речь, звучащая, как распев былины. И даже похожие по смыслу на «Сектор Газа» слова песни звучат у них не как грязный поток брани…

Кто знает, сколько потеряла Земля, когда ушли последние такие люди, и заменил их «евростандарт» — всё в меру. В меру честные, в меру смышлёные, в меру верные, в меру любящие… в меру люди. И что останется от Мира, если победят данваны?!

Мальчишки перестали выплясывать, отдувались весело. Йерикка вздохнул:

— Теперь надо ещё покричать хором… Ладно, где наша не пропадала!

— И где же? — повернулся к нему Олег.

— Что? — не понял Йерикка.

— Где не пропадала?

— Да ну тебя…

Олегдружески треснул Йерикку между лопаток — тот как раз вставал и сделал вид, что падает. Засмеялся, спросил:

— Пошли, что ли?

— Опять это страшное слово?! — простонал Олег. — Может, не пойдём?

Он спросил это, конечно, в шутку. Но Йерикка, неожиданно сделав стойку, медленно ответил:

— Может, и не пойдём… — и окликнул Гоймира: — Князь, что-то не то!

* * *

Ловушки никакой не было. Была обидная случайность, проистекавшая всё из того же шума, поднятого развеселившимися мальчишками. Отряд горных стрелков, услышав вопли и рожки, свернул с пути и сейчас подваливал снизу под прикрытием установленных среди камней скорострелок. Уходить горцам можно было лишь дальше — вверх по открытому склону.

— До боя! — скомандовал Гоймир. И добавил: — Допелись, кр-ровь Перунова…

— А и не по первому разу, — успокаивающе буркнул Холод, взводя ТКБ — тот смачно лязгнул, — отобьёмся, князь…

— Если они вельботы или даже фрегат не вызовут, — тихонько сказал Йерикка, стоя на колене за камнем.

— А могут? — спросил Богдан, вкладывая тромблон в ствол ГП25. Йерикка кивнул и сказал, как о чём-то приятном:

— Должны… Вольг…

— Я уже, — Олег лежал, раскинув ноги в упор, на плоском валуне. — А потом, — процедил он, — всем подарки давали… пиз…ли называются… больно — но всем досталось… Один негритёнок пошёл купаться в море…

— Десять, — сказал Йерикка, переставляя прицел «дегтярева».

— Чего? — спросил Олег.

— Десять их было. Негритят.

— Было…

«Крах!» Йерикка увидел, как шагавший примерно в трёхстах саженях, впереди остальных, стрелок покатился вниз по камням.

— Офицер, — доложил Олег, — сейчас ещё радиста…

— Голову убери, отстрелят, — посоветовал Йерикка дружелюбно. — Как без неё стрелять будешь? Лучше скорострелки посшибай.

— Далеко, не достану…

Ответный огонь заставлял горцев прятаться. Олег лежал совершенно открыто, бравируя перед лицом опасности и находя в этом острое наслаждение. Но когда по нему, подбираясь всё ближе, полоснул ливневый пулемёт, мальчишка скатился с камня, хохоча и забрасывая за плечо винтовку:

— Ну уж хватит, — выдохнул он, — двое офицеров и два радиста — неплохо!

— Всё, всё, они пошли! — крикнул Йерикка, припав к пулемёту. — Почему Холод молчит?!

Олег оглянулся. Холод стоял на коленях, за гранатомётом, задравшим рыло с разлапистой треноги. Кольчуга, и рубашка на груди были широко распущены, лицо застыло, в оскаленных зубах — веточка вереска. Морок лежал рядом, закинув ногу на ногу и скрестив руки — глаза задумчиво устремлены в небо, голова — на коробке тромблонов.

— Братишка, — подождав, пока стрелки подойдут на три сотни сажен, сквозь зубы процедил Холод, перегнав веточку из одного угла рта в другой.

— Что, братишка? — лениво откликнулся Морок.

— А идут сюда, братишка.

— По что идут, братишка?

— Не ведаю. Может так… — и Холод с каменным лицом изрёк невероятную похабень о намерениях стрелков.

— То я не дам, братишка.

— А я-то дам… — и Холод нажал спуск. — А дам! Да вот так дам! И так-то разом дам! А мало — то часом и так дам! На, на, на, на, на-а-а-а!!!

ТКБ ревел, засасывая ленту и отъезжая по земле. Холод что-то кричал, навалившись на него животом. Морок, перевернувшись на бок, подавал, и ТКБ лупил длинными очередями, цепочки взрывов вставали ломаными линиями, и падали между этих линий стрелки… Прочая стрельба — даже рёв «утёса», из которого стрелял. Гостимир, не пробивалась сквозь оглушительный гром — и вдруг всё разом прекратилось. Стволы курились сизым дымком. Холод сплюнул, и подвёл итог:

— То и раз. Спи подале, братишка.

Йерикка подобрался к Гоймиру. Тот рассматривал карту, прижав её коленом.

— Сейчас тут будут вельботы.

— А то, — досадливо отозвался Гоймир. — Пещеры тут должны стать, ухоронки с давна ещё… Й-ой, вот!.. Всё, часом уходим живой ногой, живой ногой! — замахал рукой Гоймир, запихивая карту в подсумок. — Пошли!

Йерикка вздохнул и поправил головную повязку:

— Гоймирко, у всех уже в зубах навязло это «пошли».

— А? Да шёл бы…

— Нет, правда.

— Так что мне… Добро! Двигаем!..

…Вход, отмеченный на карте, оказался на месте. Сразу за ним уводил вниз с резким уклоном широкий, но не очень высокий коридор, все остановились возле самой дыры, держа наготове оружие, а Йерикка, пройдя дальше, наткнулся на строчки, врезанные в камень стены — здесь хозяева этих мест, племя Каменных Котов, сообщили данные о пещере.

— Сквозная! — обрадовано крикнул Йерикка. — Пошли!

— Ну?! — торжествующе и воинственно поинтересовался Гоймир. Йерикка засмеялся:

— Двигаем!

* * *

Олег боялся, что потеряет под землёй представление о времени. Но почти сразу выяснились две странные вещи. Во-первых, он неплохо видел в вечной, кромешной тьме. Во-вторых, откуда-то пришло отчётливо осознание того, КУДА и СКОЛЬКО они идут. Сперва спускались минут пятнадцать, потом — с час — шли прямо на север, минут двадцать поднимались и снова шли прямо — минут пять, пока впереди не забрезжил свет. Белый, дневной. Все сразу остановились.

— Мы где-то недалеко от выхода к Светлому Озеру, — сказал Йерикка. — Под нами сейчас Птичья, она впадает в Светлое.

— Ушли, — вздохнул Данок и, сделав ещё несколько шагов, поднял лицо к свету, падавшему из отверстия в каменном своде. — Одно дождь…

— Уйди оттуда, — сказал Йерикка хмуро.

— Про что, надоела темь!

— Уйди, я сказал! — шёпотом прикрикнул Йерикка.

— Хун родйан?! — резко каркнули сверху. — Хаусйен, комма!

— Й-ой! — Данок навскидку выстрелил, вверх из «архара» и отскочил в коридор. Наверху зашумели, послышались шаги, стук, крики.

— Дажьбог пресветлый! — Гоймир припечатал Данока к стене. — Да что ж ты, безголовь!.. Они ж тут всякую дыру, что отхожее место, обсели!..

— Данваны, — оскалился Резан. — Ладом, сами данваны, не выслуги…

Сверху начали стрелять, но как-то неактивно. Гоймир предусмотрительно отвёл всех подальше — и вниз выпалили ракетой. Стены дрогнули, со свода посыпались камни, заклубилась мелкая пыль.

— Славяне! — закричали сверху тем самым бездушным, металлическим голосом, от которого у любого из горцев шла дрожь по спине, который однозначно ассоциировался с данванами. — Вы там, мы это знаем! Вход перекрыт! Бросайте оружие и ждите на месте! Мы гарантируем вам жизнь и безопасность в плену!

— А то, — пробормотал Одрин. Сверху кричали:

— Считаем да ста! Потом пускаем вниз газ и удушим вас! Боя не будет! Поймите — боя не будет! Вы просто передохнете там! Поступите разумно! Раз!..

И один голос громко считал, а второй кричал и кричал правильные, разумные, скучные слова… Горцы, посматривая на ставшее смертельно опасным отверстие, из которого сеялся мелкий дождик, молчали, ждали слов князя. На Данока жалко было смотреть, он выглядел, как побитым щенок.

Ни слова о сдаче не прозвучало.

— Йерикка, — спросил Гоймир, когда сверху про кричали «сорок семь!», — тут можно выйти к Птичьей-то?

— Да, — коротко ответил рыжий горец.

— Так веди. Живой ногой.

Йерикка молча повернулся и побежал. Топот шагов последнего горца утих где-то в каменных извилинах коридоров, когда сверху упали и мягко, почти бесшумно разорвались два резервуара с газом. Бледно-серые, похожие на туман облака заклубились в свете солнца, поднимаясь всё выше, потом сверху по сброшенным верёвкам ловко соскользнули, держась одной рукой и зажав в другой оружие, фигуры хобайнов. Они разбежались по прилегающим к пещерке коридорам, только несколько человек остались стоять непосредственно под проломом.

Один за другим командиры поисковых групп докладывали, что партизан поблизости нет. Когда последний закончил доклад, офицер-данван заметил:

— Хорошо сделано. Они молодцы. Куда они могли уйти?

— На этом уровне только один коридор, — ответил офицер-хобайн. — А под нами, — он топнул сапогом с ремнями, — течёт река, её называют Птичья. Горы Потоков недаром так называются, они изрыты ходами… Горцы ушли вниз, к Птичьей…

Данван кивнул и движением закованной в гибкую броню руки подозвал радиста. В пещере зазвучал ровный голос:

— Бросать газовые фугасы во все щели. Штурмовым группам с плазменниками — вниз. Их не больше двух десятков. Уничтожить всех.

…Бум. И — более отдалённо — бум.

— То что? — напряжённо спросил Мирослав.

— Фугасы, — ответил Йерикка. — Они бросают вниз газовые фугасы. Газ течёт вниз, он тяжелее воздуха… Он может отрезать нам путь к реке.

— Как станем-то? — спросил ещё кто-то.

— Раком, — ответил Олег. Он чувствовал себя на пределе.

— Одно идти надо, — сказал Гоймир. — По…

— Б-б-боги! — раздалось в темноте хоровое.

— Двигаем! — рявкнул Гоймир.

Йерикка приотстал, прислушиваясь. Олег, зашагавший было следом за остальными, вернулся к нему:

— Ты что?

— Да так, — Йерикка улыбнулся, и Олег увидел эту улыбку, несмотря на царившую вокруг кромешную тьму и то, что отсвет двух фальшвейеров исчез за поворотом. — Во время восстания взяли хангары в плен нашего связного. Били, огнём жгли, пытали, а он молчит, как каменный. Наконец — повели на расстрел, согнали людей… Ему из толпы кричат: «Сынок, да расскажи ты им всё!» А он отвечает: «Эх, да если б я что знал, разве не сказал бы?!».

* * *

Кратчайший путь к Птичьей оказался отрезан. Сунувшийся в указанный Йериккой наклонный коридорчик Мирослав отшатнулся, кашляя и заливаясь слезами.

— Назад! — прохрипел он, размазывая их по лицу и обвисая на руках друзей. Все шарахнулись, ощутив лёгкую, но чувствительную резь в глазах. Йерикка прошипел:

— Ус-спели, сволочи! Пошли, скорее!

Они успели тоже — успели отбежать на полсотни саженей, когда сзади заполыхало пламя — коридор «чистили» плазмой. Йерикка, спеша, повёл друзей другим путём. Оставалась надежда на его непонятное Олегу чутьё… или понятное? Олег нутром чувствовал — странное и пугающее ощущение! — что река бежит у них под ногами, что впереди ждёт опасность… А хобайны шли буквально по пятам, заливая газом мельчайшие трещины.

Время для беглецов растягивалось. Данок сперва держался, потом начал на каждом шагу просить прощенья, остальные однообразно советовали ему заткнуться. Резан угрюмо молчал, не глядя на младшего брата, а когда тот попытался отстать с явным намерением свести счёты с жизнью — схватил его за шкирку и заставил идти впереди себя.

Второй путь оказался тоже перекрыт газом. В третьем коридоре горцы лоб в лоб столкнулись с хобайнами и после нескольких секунд беспорядочной пальбы сумели отойти без потерь. Тяжело дыша, они остановились в каком-то коридорчике. Большинство сползли по стенам на пол.

— Край, — со всхлипом выдохнул Святомир. — Да я часом задыхаться не хочу. Драться пойдём.

— Тихо! — Йерикка, стоявший у стены, оттолкнулся от неё лопатками и сделал шаг на середину коридора. — Есть ещё один путь. Пошли. Терпеть не могу ползать на брюхе, да видно, придётся!..

…Если бы Олег знал, что это за путь, он бы застрелился. Крысиный лаз, через который предлагал лезть Йерикка, спускался вниз под углом в 30 градусов, и Олег испытал давящий ужас, когда обнаружил, что его плечи, едва-едва проходят в эту дыру. Но у Йерикки, у Резана, у многих ребят плечи были шире, а кое-кто из них уже пролез в отверстие, толкая перед собой крошна и оружие.

Пришлось бросить ТКБ и «утёс», патроны и тромблоны к ним, «гром» и все выстрелы к нему — отряд лишился тяжёлого оружия. Бросая, мальчишки хмуро сопели, какое-то время стояли рядом, потом резко отворачивались и лезли в дыру, не оглядываясь. И дело было не только в том, что огневая мощь отряда резко падала, и не в том, что оружие досталось нелегко и было ценным. Просто немного это напоминало… ну, как бросить беспомощного друга, иначе не скажешь.

Олег позволил себе зажмуриться, прежде чем головой вперёд нырнул в черноту ещё более чёрную, чем вокруг. И пополз, тычась своим крошно в ноги ползущего впереди Краслава, а сам то и дело пиная крошно Богдана. Несколько раз мальчишке казалось, что он застрял, и он с трудом удерживался от паники — особенно когда потолок опускался и начинал задевать за напряжённую спину. Постоянно преследовали мысли о газе. Если его закачают сюда, то и дёрнуться будет некуда. Олег вспомнил, как Мирослав плакал и кашлял, глотнув совсем немного газа. Интересно, лихорадочно подумал Олег, насколько быстро эта штука убивает? Он попытался вспомнить всё, что знал о боевых газах, но в голову ничего не лезло, кроме отрывочных картинок собственной ужасной гибели да — при крайнем напряжении! — строчки из учебника по начальной военной подготовке, выпущенного в 1999 году: «Внеармейская военная подготовка юношей является не прихотью министерства обороны, а реальней необходимостью воспитания подрастающего поколения.» Строчка звучала издевательски. Боже мой, неужели это — реальная необходимость?!

Краслав неожиданно остановился. Олег ткнулся крошном в его ноги и прошипел:

— Ты че, блин?! — он внезапно ощутил сильнейший приступ клаустрофобии.

— Резан пострял, — глухо донёсся голос Краслава.

— Как?! Эрик же прополз?! — почти закричал Олег, теряясь.

— А Резан пострял, — напряжённым, на грани паники, голосом ответил Красав.

— А что там, Вольг? — тревожно толкнулся сзади Богдан. Олег ответил:

— Передай дальше, что Резан застрял.

— Одно разом попробуй… спытай ещё… крошно-то дай… — говорил кто-то впереди. Кто — не понять. — Руку-то, руку подсунь… Голос Резана отвечал спокойно:

— Не пошло… Крепенько пострял, чего уж….

— Стань, мы передом отползём часом, а ты снимай рубаху и верх-то, тут и пролезешь…

Пыхтение. Шевеление. Шорох. Бормотание, искажённое узким переходом:

— А так… ну и так… плечо, плечо подай… и куда ты такой здоровый…

— Да что уж, не ладься, — по-прежнему спокойно ответил Резан. — Край. Й-ой, Краслав, ты вот что, — его голос стал слышнее, очевидно, он как-то извернулся, — Так станем. Все пропадём, раз… — он как-то сдавленно засмеялся, — … раз меня не убрать. Что долго разговоры разговаривать, бери камас-то.

Олег не врубился, о чём речь. А Краслав, очевидно, понял сразу, потому что быстро-быстро заговорил:

— А то ли ты с ума спятил, Резанко?! Так-то я не смогу, и не мысли…

— А надо.

— Да я-то с какой горы?!

— А не вытянуться больше никому. Краслав, ты давай, время-то идёт.

Олег понял наконец, о чём идёт речь, и ему больше всего захотелось заорать и сдать назад. Впереди ругались. Краслав, кажется, плакал. Резан требовал: снова и снова.

— Так я лучше пристрелюсь! Я пристрелюсь! — кричал Краслав. — Нет мочи, пристрелюсь я!

— Я тебе часом пристрелюсь! Хочешь, чтоб вся чета тут и вовеки осталась?! То цена за тебя?! — и Резан просил: — Не бойся ты, я пулю-то себе в лоб пущу, не придётся тебе меня сводить, мёртвый буду уже!

— Данок закатился, падучая — доложили сзади. — Что там с вами?

Олег не ответил. Не смог — ужас наглухо забил ему рот. Резан предлагал расчленить себя, чтобы пропихнуть дальше по частям. Когда Олег представил себе, как придётся ползти по крови друга… представил, как Краслав будет, спеша, кромсать в темноте камасом… он заскулил сквозь зубы и плотно зажмурился.

Жестяной хруст послышался в темноте, и Олег дёрнулся, но сообразил, что это просто вспороли банку трофейных консервов.

— Держи! Да не проливай же!!!

— Попробую… Краславко, толкни… Иииихххх!

— Пошло! Как свет свят, пошло!

Запахло рыбой. Олег ощутил несколько чувствительных пинков по крошну и услышал задыхающийся от радости голос Краслава:

— Вольг, ползи! Ползи, пошло!

Через пару сажен под руку попало что-то липкое и мягкое, но Олег лишь фыркнул в темноте. Это были не кровь или мясо.

Это была рыба в масле.

* * *

Через десять минут они лежали на холодном песчаном берегу. Птичья грохотала у ног, вырываясь из трещины в стене и уносясь дальше, в глубины пещер, к озеру Светлому. И её грохот, наполнявший каменный мешок, не мог заглушить дружного, весёлого смеха семнадцати парней. Остановиться не представлялось возможным — ужас положения, в котором они очутились было, курьёзность выхода из него создали дикую смесь, и, стоило веселью пойти на убыль, как кто-нибудь заново что-то вспоминал, и хохот возобновлялся. Олег припомнил Райкина: «И вылез я оттуда — весь в бычках!» — хотя никто толком ничего не понял, но ржали снова.

Банка консервов принадлежала Йерикке. Его же была и идея с маслом. Когда они вроде бы всё же отсмеялись, Гоймир серьёзно спросил:

— Резан, а вот как — ты вправду думал, что можно ТАК-то?

Он не сказал — как. Но Резан понял. В темноте об этом говорить было легче…

— Шестьнадесят и один, — послышался его голос. — Жить-то очень хочется. Да не всякой жизнью…

— Парни, — послышался голос его брата. — Простите. Коль хотите — на колени стану, одно простите!

— По-тёмному всё одно не увидим, — откликнулся Гоймир. — Но, как светом будем, припомни мне, чтоб я тебе шею намял.

— А то! — радостно завопил Данок, и всё было снова расхохотались, но Олег вдруг с заминкой произнёс:

— Что-то… не так… — и не успел даже прояснить — что. Йерикка вскочил:

— Тихо!!! — крикнул он напряжённо, и все услышали приближающийся шелест. Что-то съезжало по «их» проходу. — В воду, быстрее! Это фугас!

Раздумывать было некогда. Рискуя размазаться о камни, утонуть или перетопить барахло, мальчишки попрыгали в чёрные воды Птичьей. Течение подземной реки подхватило их и унесло куда-то под своды как раз в ту секунду, когда из дыры на берег выпал и глухо разорвался газовый фугас.

…Плыть оказалось не так трудно, как Олегу думалось вначале. Птичья очень быстро успокоилась, и даже снаряжение не мешало очень уж. Вот только дикий холод донимал — Олег переставал чувствовать руки, которыми цеплял воду, как вёслами. Ребята перекликались — не потому, что так было нужно, а просто уж очень жутковато было плыть в сплошной, окружающей со всех сторон черноте. Автомат и крошно давили на спину, стараясь опрокинуть. Холод и борьба с собственным снаряжением оказались так увлекательны, что Олег не понял, когда же их выбросило на дно озера — просто в какой-то момент его вдруг втянуло под воду — и не успел он испугаться, как из чёрного мира вынырнул в зелёно-прозрачный, где вода была со всех сторон. Неподалёку плыл Богдан, лицо его выглядело изумлённым, волосы медленно развевались вокруг головы. Олег испугался, что с грузом не сможет выплыть, сделал несколько энергичных рывков — и понял, что поднимается…

…Наверху их никто не ждал. Очевидно, преследователи были уверены, что горцы всё ещё бродят где-то в глубинах пещер — и не поспешили перекрыть берега озера. Достаточно крутые, они, тем не менее, не смогли задержать ребят, выросших среди скал. Выбравшись на сушу и даже не обсыхая, они отшагали пять вёрст к северу и только там позволили себе разбить стоянку в предгорьях, уже на территории Оленьей Долины, в небольшой ложбинке, поросшей сверху молодым сосняком. Они разожгли под каменным козырьком костёр — позволили себе большой и жаркий — развесили кругом барахло и расселись у огня: греться, сушиться, есть и чистить оружие. Холод занялся «пушками» Гостимира — с условием, что он споёт. Морок под общий хохот предложил даже съесть за Гостимира его порцию — пусть поёт подольше.

Так или иначе, но Гостимир, поев, прислонился спином к камню, нагревшемуся от огня — и, не доставая гуслей из промасленного чехла, запел. Он удивительно пел — словно песня служила ему вторым языком, таким же родным и привычным, как горским диалект… А Олег не увидел уже ничего странного в том, что Гостимир пел знакомое…

Гостимир действительно пел «под Высоцкого» — в сто раз лучше, чем все, кого из подражателей слышал Олег на Земле. Он придал своему звонкому мальчишескому голосу хрипотцу и странно акцентировал отдельные звуки: «обр-р-рыва, пр-ропастью, кр-раю, па-а са-ама-аму, ч-то-та, па-а-амедлен-н-неё, й-а, ма-га-новенье…» Получалось красиво и бесшабашно-привлекательно, слова завораживали…

…Кончилась песня. Молча, притихшие, расходились спать ребята. Сделав необходимые дела, Олег отыскивал место, куда можно прилечь — и почти случайно заметил на фоне ненастного неба стоящего горца. Солнце на миг пробило тучи, силуэт сделался чёрным, и Олег не смог понять, кто это. Кто смотрит через горы на восток, в сторону Вересковой?

Олег поднялся к стоящему. Он не собирался окликать или беспокоить парня, но узнал Богдана, и коснулся его плеча:

— Ты что?..

Мальчишка, быстро повернулся. В его глазах поблёскивали так и не пролившиеся слёзы.

— Ну? — неохотно спросил он.

— Ветер… простынешь, — глупо ответил Олег. Богдан повёл плечами и снова повернулся туда, где за пеленой непогоды скрывались вечно буранные вершины гор. — Куда ты смотришь? — спросил Олег. Богдан наклонил голову и сказал глухо:

— Дом там. Дом. И мама.

* * *

Почему Йерикка проснулся — он сам не мог толком понять. Сперва ему показалось, что зачем-то встал Олег, ну и разбудил его. Но землянин спал на спине, дыша открытым ртом — вырывались облачка пара.

Йерикка чуть приподнялся на локте, вглядываясь и вслушиваясь. Всё было как обычно. Сеялся мелкий дождик, оседал на плащах, лицах, волосах. Пахло мокрыми кожей, шерстью, железом и потом. Кто-то тихо застонал. Кто-то отчётливо сказал: «Не стану, не хочу.» Йерикка буркнул себе под нос ругательство и уже собирался вновь улечься, когда увидел мелькнувшие у выхода из ложбинки фигуры. Раз… два… Он напрягся, во рту стало сухо, ладонь легла на пулемёт. Ну, где же вы?.. Думаете, подловили?.. Он приготовился толкнуть Олега…

…но не сделал этого. Потому что больше никто не появился. А ещё через секунду Йерикка понял, что фигуры эти не приближались к лагерю, а удалялись от него.

— Интересно, — одними губами сказал Йерикка, поднимаясь и доставая свой «парабеллум». «А где же Рван, где часовой?» — подумал он, уже перешагивая через спящих и подбираясь к тому месту, где дежурил Рван. Его не было.

Йерикка нагнулся. Кое-где на мокрых мхах отпечатались следы — двух пар кутов. Рван и ещё кто-то из ребят покинули лагерь. Зачем?

Но об этом Йерикка думал, труся по следам. Он разозлился. Как Рван посмел бросить спящих товарищей — лёгкую добычу для врага?! Он что, выжил внезапно из ума?!

Беглецы спешили — Йерикка увидел их минут через десять. Да и то — до них оставалось саженей сто, двое карабкались по осыпи. За спинами у них висели крошна, и Йерикка всё понял, а заодно узнал второго — это был Хмур. И плюнул. Не от злости, не от презрения, а с досады и жалости. И, повернув налево, пустился уже не рысцой, а прыжками, безошибочно прыгая по мокрым камням…

…Расчёт оказался верным. Он добежал до верха осыпи за секунду до того, как Хмур, появившийся на краю, помог влезть Рвану. Йерикка, стоя возле сосны с полуобнажёнными узловатыми корнями, не двигался… но мальчишки обострёнными на войне чувствами ощутили присутствие человека. Рван, ещё не влезший, плюхнулся за край осыпи, выставив автомат. Хмур откатился в сторону и встал на колено, направив в грудь Йерикке «наган»:

— А подходи часом, сука…

И осёкся. Лица обоих мальчишек выразили сначала облегчение, потом — недоумение, наконец — стали угрюмыми. Оба поднялись на ноги. Рван забросил автомат за спину, Хмур убрал револьвер.

— Куда собрались? — жёстко спросил Йерикка, не двигаясь с места.

Рван смотрел себе под ноги. Хмур вскинул голову и хрипло сказал:

— Уйди с дороги, Йерикка.

— Ну уж нет. Если вы мозги заспали, то я их вам прочищу. Марш назад! Я, так и быть, промолчу обо всём. В том числе, что ты, Рван, ушёл со стражи и всех подставил врагу!

Рван продолжал молчать. Но Хмур сказал, не сводя глаз с Йерикки — и взгляд этот рыжему горцу ОЧЕНЬ не понравился:

— Дай пути, Йерикка.

Глаза у Хмура были сумасшедшие. Иначе не скажешь. Ясно, что он сейчас вполне может выстрелить в Йерикку, если тот не отойдёт в сторону. Но Йерикка не собирался отходить. Иначе ребята сделают то, после чего им останется только зарезаться…

— Ну, сдвинь меня, — почти добродушно предложил Йерикка. Глаза Хмура сверкнули, он оскалился, пригибаясь:

— Й-ой, уйди, Йерикка.

— Костёр у вас за спиной, — напомнил тот. Рван вскинул голову и сказал ясно и чётко, хотя губы у него дрожали:

— Мы домой пойдём. Устали мы. Напрочь устали. Пусти нас, Йерикка.

— Устали — идите отдыхать, — предложил Йерикка, — а я до утра постою.

— Мы домой пойдём, — покачал головой Рван.

«Да, словами тут… — Йерикка мысленно подобрался. Он понял, что ребята не просто устали, — у них усталость не та, что лечится сном. Они «упёрлись»: «Хочу домой, а там хоть трава не расти!» И никакие доводы не помогут, потому что в таком состоянии человек глохнет, слепнет и теряет способность ориентироваться в жизненных реалиях, превращаясь в маленького, плохо воспитанного мальчика, ревущего: «Хочу-у-у то си-нень-кое-е-е!!!» — и тычущего в Невзгляд. Лучше всего таких детишек вовремя сечь… но у детишек нет автоматов. Плюс к этому — Йерикка понимал, что дело тут не в капризе, нет. Он смотрел в лица ребят и видел всё, читал, как по раскрытой книге тоску, усталость, боль, отупение и равнодушие. Просто накопилась критическая масса — и грозила началом неуправляемого распада. Взрывом.

— Не пущу, — твёрдо и спокойно сказал Йерикка. — Что дальше?

— Дай пути, — сказал Хмур. И Йерикка увидел, что у него в руке — снова наган. И теперь Хмур целился уже не в данвана, а в своего. А ещё точнее — в препятствие, мешавшее пройти к цели.

Убирать же такие препятствия горцы умели хорошо.

— Стреляй, — предложил Йерикка по-прежнему спокойно. «Три сажени.»

— Стреляй, — повторил он, делая шаг. И ещё шаг. — Ну? Я всё равно вас не пущу никуда, стреляй.

Шаг. Ещё шаг.

Хмур нажал спуск. Но на миг позже броска Йерикки.

Левой ногой рыжий горец подбил в щиколотку Рвана. Правой рукой — перехватил руки. Хмура и дёрнул вверх-назад-за голову, одно временно правой ногой сделав подсечку. Наган звякнул на осыпи, а через секунду Хмур сидел на земле в унизительной позе, связанный по рукам и ногам… СВОИМ АКМС!

— Пус-сти, га-ад… пус-с-сти… — шипел он, дёргаясь. — Слышишь, ты-и?!.

— Прости, — Йерикка поднялся, огляделся. Рван, прихрамывая, бежал наверх, к соснам.

— Ухх, — выдохнул Йерикка и бросился следом. Рван развернулся, крикнув:

— Не тронь! — в руках у него оказался автомат. Но тут же выпрыгнувший из-за деревьев Олег упал Рвану на спину и, свалив, выкрутил руки назад. Тот быстро перестал сопротивляться и лишь всхлипывал, пока Олег вязал его тросом.

— Тебе что, толкнуть меня было трудно? — сердито спросил Олег, поднимаясь. — А если бы он выстрелил?

— Да ну, — Йерикка улыбнулся так беззаботно, как мог. И пожал Олегу локоть: — Всё равно спасибо.

— Ла-адно… — Олег огляделся и выругался: — Никогда не думал, что своих придётся вязать… Ты не волнуйся, я никого не разбудил в лагере…

— Я тоже так думал, — Йерикка подобрал наган Хмура, сунул в кобуру ему.

— Не, я проследил, — мотнул головой Олег. — Все спят… Пошли, что ли?

Йерикка кивнул и обратился к Хмуру:

— Развяжу — не вздумаешь стрелять?..

…— Плохи дела, — задумчиво сказал Йерикка, когда они с Олегом неспешно шагали назад в лагерь. Олег не спросил — что плохо, но Йерикка сам пояснил: — Это хуже, чем если бы ребята, начали драться друг с другом. Я видел, какие у них глаза, были. Сумасшедшие… Кто сорвётся следующим? И что при этом произойдёт?

Олег подбросил в руке револьвер, поймал его за ствол и уверенно ответил:

— Я не сорвусь… И не ты.

— Не знаю, — задумчиво, как и прежде, возразил Йерикка. — Ты тогда был у Дружинных Шлемов прав. Иногда я чувствую себя очень больным. И очень усталым. Слишком всё это… — он провёл рукой по воздуху. — Нам бы выйти из боя, да где там… Придётся гнать до конца, каким бы он не стал. Олег обнял друга за плечи:

— Что бы не случилось — мы всегда останемся самими собой.

— Конечно, — улыбнулся наконец Йерикка. И посмотрел на север, где чудовищными конусами рисовались островерхая Тёмная Гора и Перунова Кузня — похожая на огромную наковальню.

Олег тоже взглянул туда. И, едва он повернулся, как впереди — по ощущению, вёрст за десять — над деревьями вдруг встало зарево. Лимонно-жёлтое, ослепительное, кислотное, оно продержалось секунд пять, наполняя сердце тягучей тревогой. Потом — втянулось в лес, как втягивается пузырь из жвачки между зубов тинейджера.

— Где это? — пробормотал Олег, покосившись на Йерикку.

— Там город Каменных Котов, — ответил Йерикка. Он не спускал взгляда с того места, где исчез жёлтый пузырь. И добавил вдруг: — Был.

* * *

Лес выгорел на расстоянии двух или трёх вёрст от стен города. Нет, не выгорел — казалось, деревья просто рассыпались в серый пепел, при каждом шаге поднимавшийся тихими, невесомыми облачками. От пепла пахло, как от разогревшегося компьютера, его слой доходил кое-где до колена.

Взрыв — если это был взрыв — не породил взрывной волны. Чета просто вышла из самого обычного леса в этот пепел, и граница между ними была такой же чёткой, как граница между светом и тенью в солнечный полдень, как…

Как граница между добром и злом. Теперь Олег понимал это. Ложь — что её нет, границы. Она есть. Она пролегла теперь для него так же чётко, как живая зелень леса и огромный, геометрически правильный круг серого пепла, в который кто-то бездушно превратил славянский город — такой же, как Рысье Логово в Вересковой Долине. В этом не было ничего от виденной кровавой жути хангарских погромов в санированных весях на западе. Просто кто-то прилетел на боевой машине и что-то сбросил из-под небес. Без гиканья, без визга, без угроз и пожаров — сбросил что-то на спящий город, на дома, деревья, детей, женщин, стариков, скотину, стены кремля.

Чтоб разом и без хлопот. Даже гуманно, ведь никто не успел проснуться. И так спокойнее — ведь укреплённый город горцев не возьмёшь так же легко, как большинство весей лесовиков. Даже если в городе нет мужчин, которые ушли воевать. Незачем рисковать. Война должна быть чистой и цивилизованной, без лишних жертв.

— Они так могут… — начал Олег. Йерикка хмуро отозвался:

— Да, они могут так и в других местах. Но это очень дорого. Поэтому так делают редко.

Олег больше ничего не спрашивал.

Чета шла по серому пеплу. Шшшух… шшшух… шшшух… Шептали шаги, и пепел оседал на одежде, оружии и волосах, на коже и губах — ещё тёплый, пахнущий классом информатики в школе… Нежели это было? Неужели он мог жить, ходить, смеяться, смотреть телевизор, если это — вот это! — есть наяву?!

— Их надо убить всех, — сказал Олег и не удавился тому, как спокоен его голос. — Им нельзя жить. Это нехорошо — таким жить.

Ему не ответили. Только Гоймир, шедший впереди, на миг остановился и неистовым жестом вскинул кулак в краге, грозя плавно скользящему в небе Невзгляду.

Шшшух… шшшух… шшшух… Приближался оплавленный каменный вал, местами светящийся малиновым и багровым — то, что осталось от каменных стен кремля. Чета прошла, мимо изваяния Дажьбога — оно тоже было каменным и почему-то не очень оплавилось, можно было различить черты лица…

На щеках у глаз бога-воина застыли две каменные слезы.

Мальчишки, проходя мимо, вскидывали руки в приветствии — молча. Плачущий бог смотрел на них — опоздавших. Приди они раньше — погибли бы тоже, но всё равно каждый из них чувствовал себя опоздавшим и потому до самой смерти виновным…

Недалеко от каменных наплывов сидели живые. Замер прямо в пепле старик с трясущейся седой головой. Прижались друг к другу две девчонки лет по семь-восемь, даже не плачущие, молчаливые и недоумённо глядящие вокруг. Стоял рослый парнишка — возле самого вала, брови и ресницы сгорели, потрескивали волосы надо лбом, лицо и руки покрывали волдыри ожогов, рубаха на груди дымилась, готовая вспыхнуть. Парень стоял и жарился заживо, не чувствуя этого, сжимая в руке самострел и не сводя налитых кровью глаз с оплавленного камня.

Гоймир подошёл, прикрываясь рукой от невыносимого пекла, взял Кота за рукав и отвёл в сторону. Тот отошёл покорно, спросил безразлично:

— Чьих будешь? — скользнул взглядом по головной по вязке, кивнул: — А…

Над камнями, в потоках дрожащего горячего воздуха, кружились птицы. Наверное, жили в городе и сейчас не могли понять, куда делись их гнёзда, что вообще произошло…

Смотреть на это было невыносимо. Олег отвернулся и первым побрёл к деревьям на другом конце страшного круга…

…Старик умер вечером, так ничего и не сказав. Он не был ранен или как-то ещё повреждён. Когда Рыси предложили ему поесть, он, сидевший у корней дуба, качнул головой — вправо-влево. А когда к нему подошли в следующий раз — оказалось, что он не дышит.

Девчушки и парень ели. Тоже молча, лишь потом парень встал, поклонился и уронил единственные слова после того, как его увели от пожарища:

— На полночь пойдём. Наших искать — дружину с исполчением. Весть понесём. Благо вам, да у нас теперь иная тропа.

И ушёл, ведя за, собой младших — ушёл к воинам уничтоженного племени. Его не удерживали и ничего не желали ему — что пожелать? Рыси схоронили старика на окраине пепелища и собирались было уже уходить — ночевать тут никто не хотел — когда Данок вдруг закричал:

— А вон они!

Все рассыпались за деревья, направляя оружие в ту сторону, куда он показывал. В версте, не дальше, на опушке мелькали фигуры вооружённых людей — много, больше, чем было ребят в чете. Неясно только, заметили они горцев, или нет — скорее нет, потому что продолжали передвигаться достаточно открыто. Все, у кого были бинокли, похватали их, уверенные, что увидят врага…

Первым опустил бинокль Олег. Опустил, помедлил и удивлённо сказал:

— Вообще-то это может быть галлюцинация от белковой пиши и недостатка зелени. Но я клянусь, что это наши спецназовцы. В смысле — русские. В смысле — с Земли. Братва, а я не чокнулся?!

* * *

Отряд — не чета — назывался «Славян». Не в честь какого-то мифического героя или реального исторического лица — просто наиболее частым обращением друг к другу среди его бойцов было «славян!» Ничего удивительного в наличии среди защитников Горной Страны части, набранной из русских, хохлов и белорусов, сербов, поляков и болгар вообще-то не было; достаточно вспомнить защиту Стрелково и отряд добровольцев Хайнца Хассе, погибшего там же в боях… Удивительным было другое — эти бойцы-земляне… жили на Мире. Зачастую с роднёй и семьями.

Рижские ОМОНовцы и разыскиваемые «Гаагским трибуналом» сербские четники, оказавшиеся не у дел черноморские казаки и добровольцы батальона «Днестр», АКовцы-поляки, скрывающиеся от властей собственной страны после участия в балканских войнах, адепты неких Русско-Казахских и Северо-Чеченских республик — весь этот отлично вооружённый народ великолепно знал олегова деда, попал сюда не без его «пособничества «и жил «коммуной» где-то за Ключ-Горами, из-за чего и «опоздал к началу драки». Растроганного мальчишку утащили от горцев к отдельному костру и начали активно уговаривать «оставаться с нами», обещая, что «домой вернуть ничуть не хуже смогут» и что «за внука Марычева, случись что, любого натянут по самые помидоры» Олег еле отбоярился, но его ещё долго не оставляли в покое.

В конце концов, когда угомонились даже самые настойчивые, Олег остался у догорающего под плетёнкой огня рядом с добровольцем по имени Сашка — парнем примерно на три года старше самого Олега. Но Сашка ничуть не задавался и признавал в Олеге равного без оговорок.

— Ты вот, видишь, из хорошей семьи, — говорил доброволец, поглаживая ладонью бесшумный «винторез» с толстой трубой глушителя во весь ствол, — я твоего деда сам не видел, но слышал про него много… Я так врубаюсь, что ты мог бы затариться в их городе или вообще уехать, а ты воевать попёрся, дурак, и я за это тебя уважаю… — он сам посмеялся, вздохнул: — А меня не спрашивали, хочу я воевать или не нужно мне это на фиг… Знаешь, я ведь в Грозном родился и жил, прикинь! Повезло — как утопленнику. Не, ему больше везёт. Он подрыгается минутку и хана, отмучился. А я столько лет дрыгался… Там же русским вообще вилы были. Иначе не скажешь. Все про нас забыли, никому мы на… — Сашка смачно выругался, — не нужны. Вот поставь себе: людьми мы там не считались. А самое поганое знаешь что? Нас скотом считали те, у того в башке ни шиша не было, кроме тройки перевранных кусков из Корана. Я так понимаю — тем, кто под фашистами жил, и то легче было. Хоть не так страшно и обидно… Тут как дело обстоит — у тех государство было бесчеловечное по своему порядку, а у этих — просто бандитское. У тех были разные там Вагнеры и Гёте, а у этих — только «травка» и невежество… Вот что было в падлу. Ну, вилы, я уже сказал… Отца у меня убили в 92-м, просто потому, что по-чеченски на какой-то там вопрос ответить не смог. Тогда же и мать украли — просто ушла на улицу и не вернулась. Я из дому сдёрнул — что там ловить-то было? На улице оказался, попрошайничал… Красть западло было, не приучили, да и я видел, что с русскими пацанами и девчонками, которые крали, было, если поймают. Типа этот, суд Линча. Хуже даже, я точно говорю. Не знаю, как выжил. Злости накопил — вагон, только бессильной, да и что я тогда понимал-то? А тут наши подваливают. Мне тринадцать было, я к ним и прибился, думаю — вот и на моей улице праздник! Какой, нафик, праздник, за ними самими следить нужно, как слепые щенята… Ну я и стал в одном штурмовом батальоне «неуловимым мстителем».

— Кем-кем?! — переспросил внимательно слушавший Олег.

— А, это так русских пацанов называли, которые нашим войскам помогали. Только в моём батальоне их восемь было, младшему одиннадцать, старшему пятнадцать… Ты не думай, нас никто не хотел использовать. Солдаты нас просто подкармливали, ну и через нас русским старикам, которые по подвалам тарились, тоже хавку передавали. Это мы сами начали вроде как разведку вести. Нас сперва гоняли от этого дела, даже грозились отправить в Россию, только мы не соглашались… Понимаешь, это вроде как долг был, — Сашка вздохнул: — Ну, перед всеми, кого чехи позабивали; и перед родными, и нет. Я мечтал — хоть одного своей рукой убить. Ребята мне штык подарили, ещё пистолет сам нашёл, только с двумя патронами… Во-от. По-разному было. Я как-то ночью в плечо пулю от снайпера поймал, хорошо, в мякоть. А Витька — это старший наш — тот на мине подорвался. Оторвало обе ступни нафиг, потом утром смотрели: он к блокпосту полз, след остался стометровый. Не дополз, кровью изошёл… А мы только злее стали. Короче, разное делали. Ну и убивали тоже, было. Наши чехов вообще столько наваляли — смотрел и сердце радовалось, думал: это вам, сучарам, за всё сразу! Ну и наших, конечно, тоже офигенно много убивали. Город-то незнакомый… Вот тут мы и подключались. Бояться я не боялся… а потом, в феврале 95-го, рассказал мне один парень, что мать в одном ауле в горах, ну, рабыней её там держат. Я сперва думал ребятам сказать, да они ведь только по приказу, чем помогут? Только на мозги капать… Короче, даже своим не сказал — ну, «неуловимым», пошёл один…

— В горы? Один? — удивился Олег. Сашка пожал плечами:

— Ну а прикинь, что это твоя мать? Ты бы не пошёл? — Олег промолчал, и Сашка продолжал: — А холод, ветер… Добрался — уже поморозился, да ещё и там, вокруг аула, почти неделю бродил, пока не разобрался, что к чему. Мать выручал — семью чехов зарезал. Тихо надо было, да и патрон у меня… А их там, как кроликов в каждом доме. Ну и пришлось штыком быстро работать, — Сашка рассказывал без гордости и отвращения, как о сделанной тяжёлой и необходимой работе. — Потом мать тащил вниз, она от голода совсем доходяжная была, ей всё казалось, что отец её тащит. Как выбрались — я уж и не помню. В больнице в Ставрополе лежали, потом ездили, какую-то родню искали, а нашли твоего, значит, деда. Он сперва нас у себя поселил. Я-то обратно хотел, а он говорит: «Не валяй дурака, парень. Эту войну наши не выиграют, а у тебя мать…» Ну а когда мне четырнадцать исполнилось, он нас сюда переправил. Предупредил, правда, что и тут не всё в кайф. Ну да тут лучше.

— Лучше? — невольно оглянулся Олег туда, где лежало пепелище.

— Лучше, — убеждённо и без промедления ответил Сашка. — Тут за себя и за своих драться можно. Никто тебе не мешает, за руки не цепляется. И люди друг за друга держатся… Мне там, в Грозном, так обидно было, до слёз. Столько русских жило! А чехи всех по одному, как цыплят. К одному приходят, а соседи по домам сидят и молятся, что не к ним. А потом и к ним… Вот так. Разозлиться бы, оружие найти, командиров… Не, только блеяли, как овцы… — и неожиданно, без всякого перехода, Сашка предложил: — Ты бы и правда оставался с нами. Вояка ты, говорят, тугой. А тут всё-таки свои…

— Спасибо, — от души поблагодарил. Олег и протянул руку, которую Сашка пожал. — Но Рыси — моё племя. Я их не брошу. А потом — мне надо домой. У меня тоже есть мать и отец.

* * *

Утром чета Гоймира и «Славян» распрощались. Гоймир решил идти на север, к Ольховой речке, а земляне собирались перевалить Горы Потоков и повоевать в Мёртвой Долине. Напоследок всё тот же Сашка притащил «утёс» и свалил его к ногам Гоймира со словами:

— Во, славян. Извини, АГС у нас один, самим нужен, а это командир сказал — вамтипа подарок. У нас их три… было. Пользуйтесь, — и, не слушая горячих благодарностей (и стонов Хмура и Гостимира, которым предстояло вновь тащить двухпудовый агрегат), подошёл к Олегу попрощаться персонально: — Ну, — он крепко пожал руку младшему соотечественнику, — давай, значит… Ты вообще это… береги себя… — он отошёл шагов двадцать и, повернувшись, сказал: — Жив тут останусь — может, ещё на Землю вернусь. А то мы там кой с кем не договорили, начатое доделать надо…

— Позови меня тогда, — серьёзно ответил Олег. — Адрес знаешь.

— Без вопросов, — Сашка вновь махнул рукой и поспешил за своими.

А чета вдоль гор двинулась на север — к Ольховой, за которой из лесного моря вздымались вершины Тёмной и Перуновой Кузни…

…Снова моросило. Погано так — англичане про такой дождь говорят «идёт кошками и собаками», что как нельзя лучше применимо к ситуации, когда вся крыша над головой — плащ и сплетённые ветви кустов.

— Оно и снегу пора, — проворчал Холод. — А тут…

Олег молча спасался от текущей под задницу воды на своём крошне. По его глубокому убеждению, снегу было ещё сильно не пора, и вообще — боги к ним весьма, милостивы. Кстати, сегодня он заметил, что фактически гол до пояса — остаткам его ковбойки мешали развалиться только жилет Бранки и ремни снаряжения. Дома в такую погоду он свалился бы с гриппом…

Под ветви влез, согнувшись втрое, Резан.

— А как оно? — спросил его брат.

— Тучи на перевалах, — отозвался Резан, которому дали место. — Окоём — что тебе молочный кисель. Да кисель вкуснее будет стать.

Сидевший с краю Святомир, высунув руку из-под кустов, сделал вид, что зачерпывает туман ладонью и ест с неё.

— Воды перехватили, — под общий негромкий, но дружный смех объявил он. Но смех утих быстро — все примолкли, теснее прижавшись друг к другу.

— Слышали? — вдруг спросил, подняв голову, Краслав.

— Что?

— Что такое?

— Слышал что?

— О чём, Краслав?

— А то ли и правда, не слышали? — спросил Краслав, обводя всех изумлённым взглядом: — Крик-то?

— Крик? — эхом откликнулся Йерикка. — Нет, ничего. А вы, ребята?

Посыпались отрицательные ответы. Мальчишка хмыкнул:

— То ли сплю… Вопль приснился, да дикий такой…

Йерикка смотрел на Краслава с непонятным Олегу беспокойством. Тот поддёрнул плати и, судя по всему, в самом деле решил уснуть. Вновь установившееся молчание нарушил Морок:

— Стать, то сирин орала?

— Дошёл, — пробормотал Йерикка. А Гоймир выругал Морока:

— Смолкни, пусто тебе быть!.. Приснилось ему что, вот и всё!

Снова стало тихо. Дождь шуршал по листьям и плащам, но мальчишки, греясь друг о друга, постепенно начали задрёмывать. Олег тоже уснул, привалившись к плечу Йерикки, который и разбудил друга минут через сорок.

— Что такое? — осипшим голосом спросил Олег. Он сообразил, что не спят уже многие, а сидящие с краю внимательно всматриваются в облачную муть, выставив оружие.

— Ходит кто-то, — тихо пояснил Йерикка. — Сперва по осыпи… потом там, по скалам, по сосняку…

Олег почувствовал, что его продрало морозом. Помимо воли он уставился в туман, стараясь рассмотреть там что-нибудь. Но было неподвижно и тихо — лишь дышали ребята, да вдруг отчётливо и странно застучали камешки на осыпи.

Странно — почтя два десятка смелых, сильных, хорошо вооружённых ребят, не боявшихся ни рукопашной, ни численного превосходства, врага, превратились в напуганных детей перед чем-то, бродившим вокруг. Всем в головы полезла разная мистика. Казалось, что кто-то внимательно и недобро рассматривает их из тумана… а главное — отлично видит не только ребят, но и их страх. Кто-то уже бормотал заклинание.

— Скаж, — тихонько шепнул Гоймир, — скаж уводничий, и всё тут…

Но в голосе его не было уверенности. И Олега словно под рёбра толкнули.

— Пойду-ка посмотрю, — сказал он и, перехватив автомат, начал выбираться наружу.

Пример — великое дело, да и трудно трусить, когда твой друг уже преодолел страх. Горцы начали выползать следом.

— Слышите?! — вдруг резко выпрямился Краслав: — Ну, этот час слышите?

Все замерли. Снова щёлкали камни, и Гоймир зашипел:

— А то… Понову на осыпи…

— Й-ой, нет! — со злым нетерпением бросил Краслав. — Крик!

— Да тебя! — раздражённо и испуганно пробормотал кто-то. — Тут и то… — он не договорил, но явно хотел сказать «страшно». Однако, все вновь прислушались. Сейчас стояла полнейшая тишина, звонкая, как хрусталь. Облачная вата плыла словно сама по себе, обтекая замерших с оружием в руках парней.

Олег почувствовал, что ему не хочется идти навстречу чему-то неизвестному сквозь эту мокрую муть. Но и трусить, отступать — было не в его стиле. Держа автомат наперевес, он шагнул вперёд.

— Вольг, пожди, — окликнул его Краслав, — я…

Резкий, отрывистый и страшный треск винтовочного выстрела прозвучал, казалось, совсем рядом. Стреляли на голос, очень точно. Бедняга Краслав вдруг завертелся на месте, как часто бывает при попадании в голову — и грохнулся на камни. Однако, неожиданно поднявшись, — из головы чёрным ручейком бежала кровь, — он выкинул руку куда-то в направлении ручья и закричал чужим, деревянно-скрипучим голосом:

— Гляньте, гляньте, она плачет!

Горлом у мальчишки хлынула дымящаяся розовая пена, и он, упав снова, быстро и часто задёргался.

Все услышали уже знакомый звук — щёлканье камешков, только на этот раз — частый и ещё более быстрый, кто-то убегал вверх по осыпи.

Гоймир начал стрелять первым и, кажется, сразу же попал, но и другие били туда же, вспарывая туман кипящими следами трасс. Что-то с шумом покатилось по осыпи, горцы бросились на звук.

Уткнувшись лицом в щебень, под низом осыпи лежал, раскидав руки и ноги, хобайн — мёртвый, как камни вокруг, в него попали не меньше десятка пуль, и сверху, от того места, где он упал, тянулись быстро размываемые дождём кровавые следы. Рядом, мокро поблёскивая воронёным стволом, валялась снайперская винтовка — такая же, вспомнил Олег, как у убитой им в Древесной Крепости девчонки.

— От своих отбился, надо стать, — сказал Гоймир, — вытропил нас, следил, а тут мы вышли — не удержался… Что тебя понесло?!

Олег замер, неверяще глядя на Гоймира. До него не сразу дошло, что тот его фактически обвиняет в гибели товарища!

— Ты хочешь… — медленно начал он, но Резан хмуро перебил:

— Будет, Гоймирко. Глупство это.

Неизвестно, что и кто сказал бы дальше, но подошедший Йерикка сообщил:

— Краслав мёртв.

Спорщики сразу замолкли, уставившись себе под ноги. Смерть Краслава была до совершенства нелепой — пуля, пушённая в тумане на звук, только потому, что мальчик не вовремя заговорил.

— Пошли, нечего на дожде стоять, — нарушил тишину Йерикка.

Все разом, посмотрели на невидимое небо. Надо же, а они и перестали замечать, что идёт дождь… Молча и неспешно двинулись к стоянке.

Йерикка задержался возле закинутого плащом тела. Олег остановился тоже, пиная камешки ногой.

— Умер сразу, — глухо сказал Йерикка. — Не знаю, как он ещё разговаривал…

— Эрик, — начал Олег, — неужели…

— Нет, — ответил Йерикка, поправляя плащ на пробитой голове Краслава.

— Что? — удивился Олег.

— Ты ведь хотел спросить, не виноват ли в смерти Краслава? Нет, не виноват. Это просто пуля.

— Утешение, — вздохнул Олег, глядя на мокрый плащ, тяжело облепивший лежащее тело. Там, где лицо, плащ поблёскивал, промокший не от воды, а от крови. — Знаешь, Эрик, я дома часто не делал разных мелочей, которые мне поручали родители. Лень было. Хочешь скажу, почему? Я был уверен, что это всё равно сделают за меня. А здесь мы делаем вещи, о которых я и помыслить не мог. И не жалуемся, потому что никто за нас этого делать не станет. Ни-кто…

Йерикка кивнул, но вид у него был отсутствующий, и Олег не понял — его словам кивал Йерикка, или каким-то своим мыслям. А рыжий горец внезапно сказал:

— Желя… помнишь, Краслав всё талдычил, что слышит крики?

— Ну?

— Он слышал, как кричала его Желя, — ответил Йерикка. Олег недоумённо посмотрел на него, но Йерикка предельно серьёзно продолжал: — Карна перерезала нить Огнивы. Желя это почувствовала и закричала. А Краслав ощутил, так бывает.

— Да ну, — только и смог сказать Олег.

— Говори, что хочешь, — торжественно и непреклонно заявил Йерикка. — Помнишь, он кричал ещё, что видит, как она плачет? Это ведь он уже ОТТУДА кричал.

Олегу сделалось не по себе, и он возразил:

— Попадёт бронебойная в башку, ещё и не такое увидишь…

Но Йерикка только покачал головой. Он больше не был расположен об этом говорить…

…АКМС Краслава с подствольником взял себе Морок.

* * *

— А жрать охота, тупиком Перуновым клянусь, — вздохнул Богдан.

— Заткнись, а? — попросил его Олег. Есть хотел и он, причём так, что живот просто-таки непрерывно ныл тупой болью.

— Замолкните все, — приказал Гоймир. — Я-то не меньше вашего хочу!

Олег, выбирая место, куда поставить ногу на мокрой осыпи, вдруг подумал, что и он сам, и остальные здорово изменились. Раньше они чаще шутили, подкалывали друг друга, мечтали, болтали на разные темы, не касающиеся войны… Последнее время они воевали, спали, ели и шли. Шли — больше всего и молча. А если говорили — то о еде и войне. Или ругались по мелочам внезапно и зло, вспоминая старые обиды, которые, если подумать, и одного-то чиха не стоили. И даже учебные схватки вдруг превращалась в настоящие поединки со злыми выдохами и ударами, выворачивающими кисти.

Трофейную рацию пришлось бросить — они не знали, что в чете Горда один парень, поссорившись с лучшим другом из-за места у костра, зарубил его ударом меча. И тут же, осознав сделанное, бросился на меч сам…

Ещё несколько чёт были вынуждены уйти из зоны боёв — люди оказались предельно измотаны, больны от усталости… Чету Гоймира спасали от чего-то подобного сразу несколько обстоятельств: личный пример и твёрдое руководство Гоймира, настойчивая жёсткость Йерикки, полное хладнокровие Олега в любых обстоятельствах, талант Гостимира. И всё-таки, оглядываясь и осматривая лица друзей, Олег отмечал, что с них сошла значительная часть человеческого.

«Так вот что самое опасное, — думал Олег. — Война стирает с человека… самого человека. Наверное, не всякая война, а именно такая. Непрерывная… Род и все боги, пусть никто и никогда не оценит того, что мы сделали, пусть о нас вообще забудут, но если после всех этих мук мы ещё и проиграем!.. Над этим можно будет посмеяться вдосталь. Жаль, что в здешнем пантеоне нет никого вроде Локи[80] — это было бы по его ведомству, а то Кощей больно серьёзен для такого прикола…»

Оценивая свои чувства, он приходил к выводу, что перестал бояться смерти. Причём — не как раньше, когда он слабо представлял себе, что это такое. Познакомившись с нею довольно близко во всей её неприглядности, он не начал её бояться. Скорей — гордился тем, что идёт октябрь, они уже столько отплясывают трепака с Белой Девкой — и живы. И сражаются. А значит — враг не движется вперёд. Только это могло иметь значение.

«Скольких же я убил? — подумал Олег, взглянув вверх. Попытался подсчитать — не получалось. Не вспоминались ни лица, ни обстоятельства. — Наверное — много. И никого не могу вспомнить.» Зато припомнилось другое — как в одной книжке ему попалась строчка из дневника известного в прошлом детского писателя Гайдара, деда горе-экономиста из нынешних. Дед — его звали Аркадий — тоже начал воевать в четырнадцать лет. А уже в его взрослом дневнике была эта строчка: «Вспоминались люди, которых я убил в детстве.» Может быть, и он когда-нибудь вспомнит… если останется жив.

Они выбрались на край осыпи. Дальше начинался спуск в долину реки Ольховой. Эти места были защищены горами со всех сторон от океанских и северных ветров. Соседство со Светлоозером и большие реки — Ольховая и Воронья — обеспечивали высокую влажность. Тут было туманно и тепло.

Небольшой прозрачный родничок, выложенный по краю кирпичами явно человеческой рукой, тихонько булькал и плескался. Тут же стоял берестяной ковшик. Подальше начиналась роща, а правее виднелась — верстах в пяти — весь лесовиков. Казённые Коты были не против такого соседства… Горцы тяжело бухались наземь у родника. Возле небольшого болотца, черневшего в тридцати-сорока саженях слева, густо рос рогоз, и скоро все жадно ели белые, видом похожие на бананы (а вкусом — на ничего, консистенцией же — на мыло) корешки.

— Гоймир, — сказал Олег, — еду надо добыть, а то ослабеем.

— Говори, — откликнулся Гоймир, лежавший на спине. Обветренное, похудевшее лицо юного князя казалось совершенно бесстрастным.

— На полях у вески должно что-нибудь быть.

— Красть? — спросил Гоймир и усмехнулся: — А то и… Всё одно, про нас, горцев, говорят, что мы воры… Да и места не зря Оленьей Долиной прозваны…

— Я опробую охоту, — предложил Яромир. — Возьму кого, да и сходим.

— Ну а я на поля, — дополнил Олег. Он вообще-то чертовски устал и с удовольствием просто полежал бы у ручья, а потом — поспал, да только отказываться было нечестно. — Эрик, пойдёшь со мной? — рыжий горец молча кивнул, а Богдан попросил:

— И меня бери.

— Добром на костёр, — сказал Святомир, и Богдан огрызнулся:

— Жаба давит?!

— Покойней, малёк, — уже себе под нос буркнул Святомир. Богдан сделал вид, что не слышит.

— Вернёмся часа через три, — пообещал Олег. Ему посоветовали:

— Одно там местом репу не парьте, уж потерпите малость.

— Ха. Ха. Ха, — раздельно выговорил Олег. И добавил с отвращением: — Ну как остроумно… ослоумно!

Горцы не знали, кто такой осёл, и ответ был добродушным:

— Посохло остроумие, кормили-то плохо…

Олег счёл за лучшее не отвечать. Яромир, взяв с собой Резана и Рвана, уже шёл в сторону рощи, и землянин махнул «своим»:

— Пошли! — изрёк он сакраментальное.

Йерикка повесил на плечо пулемёт, и это не показалось Олегу странным или смешным. Поход за репой и капустой в любой момент мог превратиться в схватку.

— Пошли.

* * *

Через полчаса они вышли к Ольховой. Широкая, но мелкая река текла быстро, вскипая бурунчиками и рябью на перекатах и отмелях. Тут и там в неё вбегали ручейки, и Олег подумал, что летом тут настоящая парилка.

Шли молча. Каждый ловил себя на мысли, что, если и заговорит, что обязательно о еде. Йерикка шагал последним. Богдан — впереди, шагах в двадцати. Он вызвался сам, и Олег созерцал его спину с пятном между лопаток на рубашке: царило безветрие, припекало сильно — казалось, что не октябрь, а август на земле. Волосы у Богдана, падали на плечи и выглядели мокрыми — на самом деле они были просто грязными, и Олег знал, что его волосы — таких длинных он в жизни не носил, стригся-то полгода назад! — выглядят так же жутко.

Наверху, в небе, кругами ходили какие-то хищники, каких не водилось на Земле. Но повадки у них и тут были прежние — кружиться над мёртвым или обречённым животным. Уж не над ними ли?..

— Смотри-ка, то что? — Богдан остановился и указал рукой вниз, на перекат. Олег всмотрелся, но Йерикка уже, кажется, понял — что. Пробормотав «Боги!» — он начал широкими, заверенными прыжками спускаться к воде.

Олег и Богдан, переглянувшись, заспешили следом. Тем не менее, когда они добежали до Йерикки, он, стоя по щиколотку в воде, уже смотрел, тяжело дыша, себе под ноги.

На перекате лицом вниз лежал горец. Длинные волосы шевелились в воде, и казалось, выброшенные над головой руки шевелятся тоже, словно убитый цепляется пальцами за камни на дне, боясь, что его унесёт… Ножны меча, закреплённые за спиной, были пусты.

— Ничего себе… — тихо сказал Йерикка. Нагнувшись, перевалил убитого на спину. Богдан сдавленно охнул, Йерикка повторил: — Ничего себе…

Лицо убитого было наискось развалено ударом клинка, рану размыла вода. Череп и лицевые кости оказались прорублены. Йерикка нагнулся, снял рассечённую повязку, алую с чёрным силуэтом птицы. Сказал:

— Орлы… Нельзя его так оставлять. Помоги, Вольг.

Он взялся за плечи, Олег — за ноги. Ноги в кутах были как твёрдое палки, обтянутые мягкой холодной резиной, прикосновение к ним вызывало тошнотную дрожь.

Они опустили убитого на гальку, и Йерикка собирался обшарить его на предмет более точного выяснения того, кто он был, но Богдан выдохнул:

— Вниз…

Они уже давно отвыкли задавать вопросы в таких ситуациях — просто распластались на камнях, схватившись за оружие. И почти тут же увидели то, что увидел до них Богдан.

Шагах в ста, по другому берегу, бежал горец. Бежал без оружия… нет, в левой руке у него был пистолет, а в правой — обломок меча, рукоять и вершок лезвия. Лицо бегущего окаменело, перекошенное отчаяньем.

— Из четы Вийдана, — пробормотал Йерикка.

— Й-ой… — начал подниматься Богдан, но Олег припечатал его к гальке толчком в спину, прохрипев:

— Смотрите?

Все трое обмерли. Следом за бегущим по берегу мягко и быстро неслись не меньше сорока хангаров — потоком, массой, поблёскивая вскинутыми саблями.

— Убьют его… — простонал Богдан. Йерикка, смертельно побледнев, ответил спокойно:

— Да. А вмешаемся — и нас тоже, и его мы не спасём.

Йерикка был прав. Но то, что произошло дальше, заставило Олега вцепиться в камни, снизывая кожу на пальцах. Он слышал, как дышит открытым ртом Богдан, как Йерикка словно откусывает воздух…

Орёл понял, что ему не убежать. Хангары нагоняли его играючи, с садистской неторопливостью, взвизгивая и клекоча на своём языке, смеясь… Горец не захотел умирать от удара в спину — повернулся и, что-то нечленораздельно выкрикнув, бросил во врагов сначала обломок меча, потом — пистолет, очевидно, пустой… Выхватил камас… но передний хангар, быстро нагнувшись, ловко и точно ударил славянина саблей в правое плечо — послышался злой выдох, короткий треск разрубаемых костей. Хангар отточенным движением вырвал саблю, дёрнув на себя — освобождая оружие и одновременно вгоняя его глубже, в середину груди.

Струя крови из распоротого лёгкого брызнула через рот выгнувшегося назад мальчишки. Второй хангар, пролетая мимо, прервал агонию ударом по шее наискось — голова упала на камни, следом рухнуло тело. Ещё кто-то поддел отрубленную голову на конец копья, и всадники тучей заклубились над лежащим, топча обезглавленный труп конями.

Олег спрятал лицо в сгибе руки. Он ощущал себя скотом. И не поднимал головы, пока Йерикка не тряхнул его за плечо:

— Вставай, надо идти.

— Куда? — стараясь не заорать, спокойно спросил Олег.

— Богдан пойдёт к нашим. А мы с тобой — по ручью. Надо посмотреть, что там творится.

Противоположный берег был пуст, лишь на камнях блестели кровавые пятна, да лежали разбросанные куски того, что было славянским парнишкой из племени Орлов. Голову хангары забрали с собой.

* * *

Идти оказалось недалеко. Шум схватки был слышен сажен за триста, и мальчишки, переглянувшись, молча свернули за кусты, под прикрытием которых выбрались на каменистый холм, где и залегли у корней огромнейшем сосны.

Тут всё было предельно ясно. Вийдан, сын старого князя, соперник Олега в рукопашном бое на ярмарке, выбрал, как ему казалось, идеальное место для стоянки — нечто вроде небольшой каменной чаши с одним выходом, где в случае чего можно, было держать оборону, как в крепости. Но эта чаша стала ловушкой. И никому не суждено было уже узнать, что произошло — часовой ли заснул, подползли незаметно вражеские лазутчики, или ещё что. Засев на верхнем краю чаши, спешившиеся хангары открыли ураганный огонь по спящим мальчишкам. Со своего наблюдательного пункта Олег и Йерикка видели жуткое месиво из останков снаряжения, плащей и оружия, в которое были превращены не успевшие даже проснуться горцы. Несколько человек с оружием лежали около камней, среди снаряжения… Когда же огонь перестал доставать немногих сумевших укрыться, в долину ворвались конные…

Орлов в живых оставалось четверо. (Тех, что погибли у ручья, Вийдан, наверное, успел как-то послать за помощью… или почему-то решил их спасти, что вернее) Они стояли у большой, наклонной, вросшей в землю глыбы.

Сам Вийдан — Олег узнал его — с перекошенным лицом, левая рука замотана обрывком плаща — и ещё один, совсем сопливый — собой защищали двух других. Парень с забинтованной головой придерживал привалившегося спиной к камню мальчика, раненого пулей в горло — он выплёвывал кровавые струйки… Хангары кружили рядом, не спеша нападать, хохоча и изощряясь в издевательствах на ломаном славянском.

Скорее всего, они боялись. Пятеро их товарищей лежали на камнях зарубленные, меч Вийдана и оба клинка его младшего соратника покрывала кровь.

— Нападайте! — выкрикнул Вийдан. Ответом ему был издевательский смех. На белых губах воеводы выступила пена. Он прокричал: — Добро! Иду, Дажьбоже Солнце Светлое!

Взвившись в воздух, он оказался между двумя хангарами. Левый взмахнул саблей, обрушивая удар на голову Вийдана. Тот отбил лезвие… раненой рукой. Сабля начисто снесла её ниже локтя, но Вийдан захохотал, плеснул своей брызнувшей кровью в глаза хангару и, ткнув второго, так и не успевшего замахнуться, мечом под пластинчатую броню, в пах, вышиб его из седла. Потом — махом отсёк передние ноги лошади… Спешенный хангар, подскочив спереди, с нескольких шагов ударил в грудь Вийдана из винтовки. Тот качнулся назад под ударами пуль, но тут же шагнул вперёд. Визжа, хангар стрелял, пока не кончился магазин — почти одновременно с этим меч Вийдана снёс ему голову. Кровь хлестала, из дыр в груди и спине Орла, но он шагнул вперёд, не роняя меча. Ещё двое открыли огонь из винтовок — из спины Вийдана брызнуло крошево. Заехавший сзади хангар рубанул парня по плечу, толкнул конской грудью… Вийдан — в открывшейся на спине ране блеснул позвоночник, выпятились, натягиваясь, сухожилия — развернулся, махнул мечом, всё ещё не желая умирать… и рухнул к ногам своих убийц, которые всё ещё неверяще, с испугом, смотрели на него.

Товарищ Вийдана воспользовался происходящим умело. Бросившись вперёд, он ударом камаса распорол одной лошади брюхо, рубанул по плечу спешенного воеводой хенгара, оставил вылетевший из рукава кистень в черепе другого, повалившегося с коня в пробитом шлеме, быстро крутнулся, ссёк всадника выпотрошенной лошади, метнул камас в перезаряжавшего винтовку хангара… и встал на колени, закрывая быстро оплывающее кровью лицо. Его ещё раз ударили по голове, отсекая часть черепа, падая, мальчишка вскинул обе руки, сжав ими рукоять меча — именно тогда Олег узнал его.

Тёрн.

— Всё, — шепнул Йерикка и наконец-то спрятал лицо в мох — так, что выступила вокруг бурая, грязная вода, словно хотел утопить в этой жиже память об увиденном.

А Олег смотрел. Оставались ещё двое раненых. Тот, с перевязанной головой, тоскливым и гордым взглядом обвёл приближающихся врагов. Прищурясь, посмотрел на небо. И быстрым, уверенным движением камаса перерезал горло своему товарищу.

Спешившиеся кривоногие уродцы, похожие на орков с иллюстраций: к книгам Толкиена, бросились к горцу. Он, неожиданно выпрямившись, до жути звонким, прощальным голосом прокричал ввысь:

— Будь, солнышко! — и, вогнав камас себе в солнечное, начал медленно, не отнимая ладоней от рукояти, сползать по камню вниз. На лице его обрисовался полный, окончательный покой.

Кого он звал? Солнце в небе? Или ТУ, ту, кого называл солнышком, кого целовал на площади своего кремля, кому обещал вернуться?..

…Смотреть на то, как хангары, грызясь и повизгивая, обирали убитых, было труднее, чем на само побоище. Чувство гадливости стало почти непреодолимым, Олегу казалось, что внизу шмыгают не люди, а какое-то злобные твари из басен. Да, убитые не было уже ни больно, ни обидно… но как же больно и обидно было Олегу!!!

Наконец хангары, повскакав на коней, убрались из смертельной ямы. И тут же большой ширококрылый стервятник, неподвижно сидевший до той поры на старой, согнутой ветрами, сосне, хрипло засипел и, сорвавшись вниз, пошёл снижаться спиралью…

— Пошёл! — заорал, вскакивая, Олег — даже ничуть не боясь, что его услышат ещё недалеко отошедшие враги. Швырнул в птицу камнем, и та, снова засипев, вернулась на свой пост… Стервятник много лет прожил на свете и знал по опыту, что двуногие так и так не уберут всё, останется и ему на поживу…

Йерикка поднял голову. Грязная вода стекала по лицу, но он неожиданно широко улыбался.

— Знаешь, куда они пошли? — спросил Йерикка тихо и весело, почти убедив Олега в том, что его друг сошёл с ума, — Они в весь пошли. А мы за ними поедем. И подождём ночи… — он засмеялся, но резко оборвал смех. — А потом мы их всех перережем. Всех… — он медленно поднялся и провёл пальцем перед лицом Олега, — всех… всех… К Кощею их всех без возврата! — и он вдруг рухнул на камни и начал кататься по ним, рыча, что-то выкрикивая и. выдирая целые куски мха.

С хладнокровием, которого он не ожидая сам от себя, Олег выплеснул ему в лицо воду из баклажки.

— Хватит, — сказал землянин, грубо толкнув дышащего открытым ртом рыжего горца в бок. — Кончай истерику. Пошли посмотрим.

— Пойдём, — Йерикка легко поднялся, и лицо у него было уже совсем спокойным…

…Олег пожалел, что спустился вниз, почти сразу. Смерть от бивших в упор многих стволов была кровавой и неприглядной. Внизу лежали девятнадцать трупов. Вийдану везло — он не только не потерял за прошедшие месяцы никого из своих, но где-то подцепил пополнение. И все они погибли тут — большинство в этом бою, а двое — у ручья.

Речь шла не о том, чтобы похоронить или хотя бы прикрыть погибших. Это — потом. Пока что они не обидятся, если их оставят лежать на камнях. Они обидятся, если лягут в могилы неотомщенными. Но это им не грозит. Даже если Рысям Гоймира придётся погибнуть за своих кровников Орлов. Месть, месть за своих, за славян! Месть страшная и неотвратимая, как гром Перуна! Месть!

Так думали и Олег, и Йерикка. А пока они начали, сами не зная, зачем это делают, стаскивать трупы в одно место. Может быть, просто потому, что ничего не делать и оставаться тут было страшно. За этим занятием их и застали вбегавшие в ложбину горцы.

Видно было, как они спешили — уж кто знает, что наговорил им Богдан. Но, вбегая на место трагедии, они останавливались и застывали в ужасе и гневе. Одрин вдруг закричал и бегом бросился к одному из тел, которых не успели коснуться Олег и Йерикка; Гоймир и Яромир разом его перехватили, стиснули, прижали к себе.

— Пустите! Сполох! — пронзительно закричал Одрин, и только теперь Олег узнал его брата-погодка, с которым Одрин в Вересковой пошёл в резные четы, из-за чего-то крупно повздорив. Но… если Сполох с Орлами — значит, и чета Борислава, в которую он ушёл, погибла?!. Едва ли Одрин думал об этом — он извивался так, что повисших на нём ребят мотало пушинками: — Сполох, й-ой, Сполох! Как стану теперь?! Что матери скажу, брат мой, брат!..

Вспышка ослабила Одрина. Его повалили. Гоймир, придерживая голову художника, что-то шептал. Потом — поднял голову:

— Ну что?

— Ушли в весь, — мотнул волосами Йерикка.

— Пойдём?

— А можно не ходить?

— Там они разом упьются и завалятся спать, — Гоймир широко улыбнулся, но одними губами: — А умные-то тем часом и идут, как дураки спят… Что та весь?

— Хрустальный Родник, — ответил Йерикка, а Олег добавил:

— Поэтичное название.

— Дай срок, выжлоки-то им друг друга стращать станут, — пообещал Гоймир, вставая. Одрин сел, обхватив голову руками: — Далёко ж?

— Вёрст семь. Добежим по холодку.

Гоймир кивнул и, отвернувшись, оглядел место побоища.

— Заплатят они нам, — почти прошептал он, — да и мы уж платим…

Олег тоже осмотрелся, будто всё тут впервые увидел. И понял отчётливо — этого не забыть никогда. И не ради мести, а просто потому, что такое не получится забыть, даже если очень-очень захочешь… Не важно — победим, проиграем: любой итог уже не вернёт к жизни никого из погибших ребят. Для них всё кончилось здесь — кончилось, больше НИЧЕГО не будет.

* * *

Чета бежала не слишком быстро, но уверенно, не спотыкаясь на осыпях, не попадая ногами в расщелины — только еле слышно шуршали куты на камнях, да слышалось ровное, размеренное дыхание. Наследили хангары здорово, не собьёшься…

«По холодку добежим, — вспомнил Олег слова Йерикки. Сейчас они звучали иронично: пот заливал глаза, струился по спине, автомат при каждом прыжке беспощадно всаживал рукоятку затвора под рёбра. — Вот тебе холодок!»

Сердце дрожащим комком подкатывало к горлу. Рваный ритм бега выбивал из равновесия, ноги, казалось, отказываются служить, и Олег серьёзно опасался, что может просто упасть. Мысли о погибших или предстоящем бое его больше не волновали. Погибли? Отлично, им не надо никуда бежать! Не надо вообще шевелиться… Бой? Да великолепно, ура, лишь бы не надо было так двигать ногами… Да-а, это не стадион…

Но Гоймиром он ещё мог восхищаться — и совершенно искренне. Князь-воевода вёл себя, как настоявши предводитель: не только бежал, но ещё и вертелся вокруг остальных бегущих, следя, чтобы никто не отставал, подбадривал, подгонял. Казалось, он совершенно непрошибаем для усталости. Хотя это, конечно, так не было, просто не могло быть так.

Олегу казалось, что он бежит по раскалённому железу. С ужасом ожидая очередного толчка боли при приземлении, мальчишке клялся себе, что не сможет больше сделать ни шагу, что он просто упадёт… но тело снова взвивалось в воздух в очередном прыжке. И ещё. Я опять…

…До Хрустального Ручья чета добралась около двух часов ночи, в то самое время, когда становилось уже по-настоящему темно.

Три десятка, аккуратных домиков стояли в форме креста вдоль двух улочек, сходившихся у церкви. Деревню окружал словно светящийся в серой тьме березнячок. О то всей картины веяло бы покоем и миром ночного отдыха… вот только два дома уже догорали, на улицах лежали тут и там длинные тёмные мешки. Трупы… Возле нескольких домов стояли, привязанные и рассёдланные кони хангаров.

Всё это очень мало интересовало Олега. Он рухнул в начавший уже жухнуть папоротник, растянул ремни кутов и стащил их с пылающих ног, стиснув зубы, с удовольствием поставил ступни на мох. Не сбил нигде — и то хорошо…

Остальные тоже разувались. Гоймир никого не торопил — сидел, прислонившись затылком к камню, закрыв глаза и уронив руки на колени. Он разуваться не стал.

— Мне он что-то не нравится, — еле слышно шепнул Олег Йерикке, который рядом растирал подъём ног. Не поднимая головы, тот усмехнулся:

— Не удивлюсь, если он решил себя в конце концов загнать.

— Мне что, до конца дней своих чувствовать себя виноватым?! — раздражённо спросил Олег. Йерикка головы опять-таки не поднял:

— Не пытайся о нём заботиться, ему от этого только хуже. Трудно оставаться другом тому, кто увёл у тебя девчонку, а уж принимать от него заботу… — Йерикка вздохнул.

— До чего хорошо ты умеешь успокаивать…

— Ты хочешь сказать, что нуждаешься в успокоениях? — Йерикка пошевелил пальцами ног и констатировал: — Нормально. Вообще-то бегают в таких местах самоубийцы и, те, кто очень торопится.

— А мы кто? — осведомился Олег, подтягивая автомат ближе и снимая его с предохранителя.

— Мы самоубийцы, которые очень торопятся, — серьёзно ответил Йерикка.

В наступившей тишине прокричала утренняя птица. Уже вновь светало, стояло полное предутреннее безветрие. Деревенька, деревья, скалы, луга — всё казалось написанной умелой рукой картиной. Абсолютная неподвижность пейзажа усиливала впечатление.

— А то ещё поедим? — предложил Морок.

Его предложение встретило одобрение, и скоро все уже жевали «траву», как называл Олег разные съедобные растения.

— Ненавижу есть холодные консервы пальцами из банки, — непонятно к чему сообщил Йерикка. Олег возразил:

— А я бы поел. Романтично.

Было в этом что-то странное — даже неправильное, вот так есть, пить и разговаривать перед боем, перед тем, как ты начнёшь убивать других людей… более того — людей, ничего об этом не подозревающих! Пусть даже заведомо плохих, очень плохих… но людей! Это не куклы, не киноперсонажи, и кровь у них не хромолитографически-красная, а чаще всего чёрная, вишнёвая… и имеет запах, который не под силу передать никому, если не ощущал его сам…

— Вольг, мы только защищаемся, — услышал он голос Йерикки и спросил:

— Что?

— Я говорю, — терпеливо и спокойно сказал Йерикка, с сочувствием глядя в глаза друга, — что мы защищаем свою землю. В убийстве очень мило приятного. Но мы защищаем свою землю.

— Ты читаешь мысли, — убеждённо ответил Олег. Йерикка покачал толовой:

— Нетрудно догадаться, о чём думает человек, если он не ест и уставился на вражеский лагерь.

— Психолог, — скрывая смущение, раздражённо фыркнул Олег. — Просто не пойму, какого чёрта ты воюешь, а не открыл практику у вас на юге…

— Дураков пользовать неохота, — шутливо пояснил Йерикка, — а умный человек, если даст себе труд, может разобраться в себе сам… а кто не хочет давать труд, тому и психолог без надобности. И потом, с чего ты взял, что на войне не нужно быть психологом?

— Железная логика, — насмешливо согласился Олег, чувствуя, как развеивается дурное настроение. — И всё-таки, мы очень мало задумываемся, когда убиваем, тебе не кажется?

— Если над этим задумываться, то в конце концов останется лишь убить самого себя, — уже серьёзно ответил Йерикка. — Подумай, скольких ты убил?

Олег призадумался. Странно, недавно он уже размышлял над этим… Мальчишка ещё раз убедился, что не помнит — и пожал плечами:

— Не помню, знаешь… Много.

— А про скольких из них ты точно знал, что это плохие люди? Точно? Скольких сумел с полной уверенностью осудить: ты плох, ты заслуживаешь смерти? Мало кого, а?

— Пожалуй, — кивнул Олег. Об этом он не думал.

— Вот так… Да ты не жмись, и я — тоже, и остальные, и наши враги, и это так и должно быть, потому что это — война. А большинство из тех, кого мы убили, виновны лишь в своей глупости, да и то не сами, а благодаря воспитанию… Так что если по уму — всем давно рехнуться пора от количества «невинно убиенных».

Олег огляделся. Кое-кто ещё ел, но большинство горцев просто лежали, рассматривая весь кто в бинокли, кто невооружённым глазом.

— Знаешь, — нерешительно начал Олег, — я тебе умную вещь скажу, ты только не обижайся…

— Давай, — согласился Йерикка, — переживу.

— Мне кажется, что тебе очень не нравится воевать.

— Очень не нравится, или не очень нравится? — помолчав, спросил Йерикка.

— Очень не нравится, — прояснил ситуацию до конца Олег.

Йерикка помолчал снова. Потом, словно бы неохотно, сказал:

— Ну что же… Я отличный пулемётчик. Но воевать мне в самом деле не нравится. Если честно, воин для меня никогда не был идеалом… Я… ну, белая ворона, что ли? Воевать умею, но не люблю, нет.

— Почему? — заинтересованно спросил Олег. — Остальным это по душе…

— Ещё как! — согласился Йерикка. — Да и тебе тоже.

— Мне?! — искренне поразился Олег, а Йерикка покивал:

— Нравится-нравится, я вижу… Сколько угодно можешь философствовать, а всё равно ты тут, как рыба в воде, и быть тебе, если выживешь и вернёшься на Землю, военным, как твоему деду… да и отцу, наверное.

— И отцу, — подтвердил Олег. — Но я не собираюсь становиться солдатом.

Йерикка не стал возражать, только пожал плечами, как человек, заведомо знающий, что собеседник неправ, и не желающий продолжать спор. В Олеге шевельнулось лёгкое раздражение — казалось, Йерикка знает о нём больше, чем Олег — сам о себе.

— Обувку на ноги, — послышался голос Гоймира, — до боя!

— Так, пошли, — Йерикка поспешно и ловко обулся. Олег — тоже. Кругом все поднимались, негромко позвякивал металл, зловеще шуршали в ножнах клинки. Никто ничего не произнёс, только Гоймир потом сказал — еле шевеля враз побелевшими губами:

— Брать не станем.

Интерлюдия: «Триполье»

* * *

Их заметили, когда уже они пересекали огороды и подходили к задворкам — чёрные силуэты, прорезанные в серо-белом, отчётливом полотне северного утра. От догорающих домов нестерпимо несло палёным мясом, и в борозде лежал, подняв окровавленную бороду к небу, мужик, накрест порубленный саблями, с топором в руке, а подальше жуткой кучей высились тела истерзанной женщины и нескольких маленьких ребятишек с разбитыми головами.

Именно к этой куче и вышел мальчишка-хангар — шатающийся со сна и с перепою, в одних засаленных штанах. Распустив ремешок, начал мочиться на трупы… и вдруг, увидев горцев в каком-то десятке шагов, перекосил, трезвея, рот, повернулся и побежал, поддерживая штаны и истошно визжа:

— Айхе, айхе-е, бардын, бара хырр!

Очередь, ударив его в спину, распустилась, пройдя насквозь, алыми пятнами на стене сарая, подтолкнула бегущего, с маху вмазала его в брёвна, и он пополз наземь, цепляясь скрюченными пальцами за щели, выдирая из них седые клочья мха…

Разбитым зеркалом рухнула сонная тишина.

— Рысь! — заорал Гоймир, переходя на бег, брызжа по улице тугой, гремучей струёй свинца из своего ППШ. — Рысь! Бей!

— Рысь!

— Кр-руши!

— Круши грабежников!

— Бей нечисть!

Олег закричал нечленораздельно. Увидел распятого на жердях двери в хлев голого мальчишку с чёрной маской вместо лица, почувствовал, как взрывается в нём тугой комок ярости — снова, снова, сильней с каждым разом как пары бензина в двигателе! — и заорал, давая выход оглушающее, давая выход ненависти, грозившей разорвать его:

— Рысь! Рысь, в бога душу мать, бей падлюк, бе-е-ей!!! — и голос его утонул в стрельбе, рёве, криках, но стало легче, возникло чувство полного единства с чем-то могучим, слитным…

Хангары выпрыгивали в окна, сшибая рамы, срывали запоры и петли с дверей, хватали кто оружие, кто одежду… Кто-то истошным голосом отдавал бессмысленные, невыполнимые команды, кто мчался к коням, а они уже неслись навстречу — незасёдланные, перепуганные, рвущиеся из рук…

В одной из изб оказались хобайны — и они не растерялась. С треском распахнулись на. все четыре ветра могучие ставни, и чёрные рыла пулемётов мрачно нюхнули холодный утренний воздух, зашлись унылым воем. Но и это была лишь агония — летели в окна ручные гранаты, разрывались внутри клубками плотного огня, вынося двери и окна, проламывая крышу, дробя и размазывая по стенам живую плоть и вещи…

Смерть. Кровь. Страх.

Местные в домах, похватав топоры, вилы и косы, били в спины тех, кто пытался отстреливаться, тех, кто ещё не проснулся. На улице, в холодной утренней пыли, кувыркались полуголые хангары, брызгало на землю алое. И кто-то ещё бежал в нелепой надежде укрыться, и его настигал удар меча, а кто-то прыгал через жерди ограды, и пули срезали его в воздухе, и кто-то молил о пощаде и падал с чеканом в голове…

…Пулемёт зачастил из окна высокой, на полуподвальном фундаменте-клети, хат. Олег, упруго выпрямившись, покатился за груду сложенных берёзовых дров, чертыхнулся, глядя, как в чёрном проёме окна отрывисто, словно отплёвываясь огнём, дёргается ствол.

— Горец! — позвали его из хлева. Он повернулся — мальчишка на пару лет помладше его самого смотрел испуганно и азартно. — Ты гранату кинь, никого в доме нету, они всех повыгоняли!

— Уйди, придурок! — крикнул Олег. Мальчишка спрятался вовремя — пули раскололи угловые венцы хлева у самой земли.

Подполз Святомир — его лицо походило на лицо мальчишки. Олег спросил быстро:

— Противотанковая есть?

Снимая с пояса РКГЗ, Святомир спросил:

— Да что ж не из подствольника?!

— Близко, — пояснил Олег, — граната не взведётся… — повозил ладонью по рукояти, примерился. — Ну-к…

Святомир понял с полуслова — просунул ствол между двумя полешками и полоснул, по окну одной длинной очередью. Олег вскочил, резко замахиваясь и, пустив тяжеленную гранату в окно, рухнул наземь.

Мягко удавила взрывная волна. Треть стены вместе с окном вывалило наружу, какие-то кровавые лохмотья дымились на зубастых отщепах брёвен. Из дыры выскочил человек без лица и рук, остановился и рухнул ничком.

— Так?! — торжествующе рявкнул Святомир. И вдруг: — Утекут, Вольг!!!

Двое хангаров, перемахнув плетень, мчались в сторону сеновала. Святомир выстрелил, но промахнулся, а потом его ППШ умолк — кончился магазин. Бегавшие сложились почти вдвое, их спины еле мелькали среди зелени, и Олег, плюнув, вскочил и бросился следом.

Он был наготове и успел отбить удар сабли прикладом — оружие вылетело из руки хангара, он попятился, почему-то прыгнул на одной ноге, упал спиной в сено, сполз наземь, поднимая левую ногу, и Олег понял — хангар её подвернул.

Испуганное юношеское лицо со следами слёз и пота, в грязных подтёках. Из рваной раны слева на смуглом лбу текла кровь, хангар смаргивал, не осмеливаясь стереть её. Он вжимался спиной в сено, всё дальше и дальше, шевелил губами, не отрывая взгляда от лица Олега который стоял рядом с автоматом наперевес. Хангару, наверное, казалось, что он кричит в голос, умоляя не убивать его, пощадить, сжалиться… Он старался объяснить мальчишке с беспощадными светлыми глазами, что это был его первый поход, что он не убил ни одного человека в своей короткой жизни, что в далёком айале у него мать, отец и сёстры, что ему страшно — и не мог сказать ни слова.

А Олег смотрел на него, продолжая говорить с Йериккой. Вот он, занесённый волей случая на ТУ сторону. Такой простой, обычный… Но невиновен ли он? Даже если никого он ещё не убил — разве не на таких, как он, не на их желаниях и «мечтах» поднялась власть данванов? Чего он хотел от жизни? Жить «спокойно», «иметь» бабу, жрать, пить и развлекаться в нешироком диапазоне своей фантазии. И больше ничего не хотеть. И сделать так, чтобы никто не хотел большего, потомучто неприятно ощущать, что сосед умнее, видеть, что он ищет что-то такое, чего ты и пожелать не можешь в силу своей ограниченности. Что ему за дело до звёзд, до книг, картин и открытий? Нет, он сам не убивал. Не будь войны, он бы так, может, и прожил в своём степном захолустье всю жизнь, никому не причинив вреда, и наплодил бы детей. И научил бы их быть такими, как он.

И этим-то он и страшен — своей тупой, почти добродушной ограниченностью, своим нежеланием знать хоть что-то, выходящее за пределы своего мирка. Страшнее тех, кто открыто называет себя твоим врагом и знает, почему сражается против тебя. Только благодаря таким — и не обязательно хангарской крови — и сидят на шее у Мира данваны.

И слава богам, что идёт война, и можно убить этого невинного, виновного больше иных виноватых!

Послышался короткий возглас и свистящий удар. Олег прыгнул в сторону, пропуская падающее тело второго хангара — голова падала отдельно, и Святомир поддел её ногой в полёте:

— Добро ты бегаешь, а вот обок и вовсе не смотришь, — он несколько раз вонзил меч в землю, — а до тебя там всякая нечисть скребётся-добирается, — горец протёр лезвие полой плаща и полюбовался его серым мерцанием.

— Благодарю, о мой спаситель, — не без шутовства отозвался Олег, поворачиваясь к стогу. — Э! — изумлённо выдохнул он. — А где эта жертва медицинского эксперимента?!

Несколько секунд он в недоумении смотрел на стог, пока Святомир, заржав дико, не объяснил ему:

— Так он же в сено зарылся, кровь Перунова!

В самом деле, стог заметно подрагивал. Мальчишки переглянулись:

— По-моему, там мышь, — задумчиво сказал Олег, извлекая меч и несколько раз наугад вонзая его в сено. — Кш-ш-ш-ш!

Святомир наугад прошил стог очередью, насмешливо спросил:

— Й-ой, кривоногий, ты там разом не окочурился?

Стог больше не шевелился. Олег ещё пару раз ткнул мечом, предложил:

— Давай-ка его подпалим? — и достал из кармана зажигалку.

— А что?! — загорелся горец. — Тем часом он нам и споёт, а мы послушаем… Й-ой, выжлок, затягивай привыванье ваше!

— Пусть лучше споёт «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»! — непонятно для Святомира пошутил Олег, нагибаясь и поднося огонёк к сену. Сыроватое, оно не очень охотно горело, но зато щедро дымило, мальчишки отошли, но так, чтобы видеть весь стог. Аж жёлтый, какой-то вещественный, дым смерчем поднимался вверх, как из вулкана, наводя на мысли о некоей вселенской катастрофе. Кончилось тем, что из веси примчался Йерикка — мокрый и, против обыкновения, злой до истерики. Ещё «на подходе» он завопил что-то ругательное, а, подойдя ближе, продолжил уже понятнее, но с ничуть не меньшим темпераментом:

— Вы что, ублюдки, ополоумели, разрази вас Перун?! Этот дым, наверное, с Невзгляда видно! Последние мозги по горам растрясли?!

— Да вот, — пояснил Олег, апеллируя к бессмертному авторитету «Белого солнца пустыни» — один друг забрался, а вылезать не хочет… Ты чего мокрый такой?

— Дура одна ведром с водой запустила, перепутала, — пояснил Йерикка. — Погодите, кто-кто там у вас?!

— Да выжлок, — пояснил Святомир. — В мышку-норушку из припевки играется…

— А если он твердокаменный? — Йерикка, кажется, заинтересовался.

— Не похож, — усомнился Олег, а Святомир добавил:

— Соплив…

Как бы в подтверждение этих слов в боку стога словно бы открылась пышущая удушливым дымом топка, и оттуда кубарем выкатился отчаянно кашляющий и плачущий хангар. От него тоже валил дым. Святомир без церемоний врезал ему кулаком в ухо и придавил к земле, наступив на горло:

— Приехали, прр, — довольно сказал он. — Одно поднимешься, не то помочь?

— Зачем ему вставать? — удивлённо спросил Йерикка, и Святко отозвался:

— А чтоб я глянул, как он упадёт.

— Да как он встанет, если его ноги не держат, — добавил Олег.

— Так скрутим его, да и кинем в обрат, — Святомир с наслаждением повозил ногой на горле хангара, который закрыл глаза; веки у него трепетали.

— Верёвка пропадёт, — оспорил Йерикка, и Святомир внёс новое предложение:

— Так часом руки-ноги ему порубить, оно и вязать не потребуется!

Йерикке предложение понравилось, но Олег возмутился:

— Дикость какая-то, чесслово!

— У тебя есть своё предложение? — заинтересовался Йерикка.

— Угу, — Олег воткнул хангару в грудь конец меча и несколько раз повернул оружие, вызывая с каждым поворотом новый фонтан крови изо рта. — Вот и всё, — он наступил на грудь убитого и вырвал клинок. Хангар захрипел негромко и застыл.

— Скучно и неинтересно, — разочаровался Йерикка и процитировал смутно знакомое:

— Ладно, пошли в весь.

Они неспешно двинулись огородами, на ходу сшибая кончиками ножен верхушки сорняков. Было ясно, что всё уже закончено — горели ещё два дома, лежали новые трупы, горцы и лесовики рыскали в поисках попрятавшихся врагов, но наружу выводили немногих, чаще убивали на месте. Кое-где смеялись, где-то плакали.

— Здесь кто-то поработал пулемётом «дегтярев» от Тульского Оружейного Завода, — рекламным голосом заметил Олег.

— Я, кто же ещё, — ответил Йерикка, ловко перескакивая через очередной труп.

Гоймир разговаривал в центре веси с войтом — стоял, вытянув левую руку, и Гостимир быстро и ловко зашивал длинный порез, шедший наискось от локтя к запястью.

— Приглашают остаться, — сипло пролаял Гоймир. Подошедший Морок поспешно поднёс к губам князя баклажку, тот побулькал водой и добавил уже нормальным голосом: — Обещают всё лучшее отдать.

— Да им самим уходить пора, — ответил Йерикка и, повернувшись к войту, заговорил: — Отец, вам надо уходить. Тут скоро будут враги, спрячьте, что можно, и сами уходите в леса.

— Дома бросать, скотину? — войт перекрестился: — Господи, спаси и помилуй нас, грешных… Может, обойдётся, сынок?

— Отец, — терпеливо сказал Йерикка, — мы тут перебили не меньше сотни этой сволочи. Чего тут «обойдётся»? Сам думай…

Войт сгорбился. Устало глянул на горцев — уверенных мальчишек, небрежно державших оружие, и понял — бесполезно им объяснять, что такое в чужом пиру похмелье…

— Хорошо, — негромко сказал он. — Мы уйдём. К вечеру уйдём. Если вам что нужно — вы берите сами…

Потом повернулся и медленно побрёл по улице.

— Кончал бы, — покосился Гоймир на Гостимира.

— Часом, — тот перекусил нить и полюбовался на свою работу: — Вот и ладно.

— Угу, — кивнул Гоймир, влезая в рубашку. — Глянем, кого там побрали.

Живых пленных оказалось всего двое — хангарский офицер-кудун, избитый до неузнаваемости бабами, взявшимися обрабатывать его чем попадя — и молодой хобайн с равнодушным лицом механизма, раненый в плечо.

При виде хангара народ, собравшийся у церкви, зашумел, бабы опять заголосили:

— Он это!..

— Мальчишечки, отдайте его нам ради Христа!..

— Он приказал рубить, кто из домов не выйдет!..

— Маленького моего, как дома подожгли, он на копьё да прямо в, пекло… гос-поди-и-и!..

— Убийца!..

— Нам его, а уж мы…

Горцы поглядывали на князя. Гоймир хмурился, потом смерил хангара взглядом и… подняв ногу, пинком вбросил его в толпу.

Радостный рёв людей заглушил поросячий визг хангара, который, впрочем, тут же оборвался — люди яростно и сосредоточенно топтали что-то, лежащее на земле.

Гоймир повернулся к пленному хобайну. Тот бесстрастно смотрел в глаза князю — ни единая жилка на молодом лице не дрогнула. Потом хобайн дёрнул плечами, скривился от боли в ране и бросил:

— Убивай, чего ждёшь.

— Наших-то убивал? — Гоймир неспешно достал камас.

— Убивал, — пожал плечами хобайн, — на то и война.

— А тут-то, в веске-то — одно война? — с опасной мягкостью спросил Гоймир.

— А тут мы никого не трогали. Мы солдаты, а не мясники.

Намётанным глазом Олег определил — сейчас Гоймир ударит в живот. Уже напряглись — нет, не рука напряглась, а — мускулы на спине, свидетельство готовности бить. Но тут уже немолодая, хотя ещё красивая женщина тронула, выйдя из толпы, Гоймира за плащ:

— Паренёк… — Гоймир обернулся: — Правду он говорит. Не трогали они никого. А он так с хангарами подрался, дочку мою у них отбил… Ну а что ваших он убивал — так простите его, ведь и правда война… Сына моего в горах убили, — она перевела дыхание. — Так пусть он ко мне пока идёт, я его приму, полечу… Разреши, паренёк…

— Что лопочешь, — прервал её Резан, — кто тебе паренёк?! То князь-воевода!..

— Постой, — Гоймир с интересом посмотрел на хобайна, — погоди, Резан… Ты, — обратился он к хобайну, — клятвой клянись, что не станешь против нас заново!

— Спасибо тебе, — не обращая внимания на Гоймира, хобайн слегка наклонил голову в сторону женщины. И только потом повернулся к горцу: — Не дам я слова. Не жди.

Гоймир моргнул и… захохотал. Так, что волосы заходили ходуном, и хохот дико, кощунственно звучал среди трупов и дыма пожаров, не остывших от боя людей и запаха крови. Потом засмеялся Йерикка. Следом — Олег. И захохотали все горцы.

— Дажьбог Сварожич! — выдохнул наконец Гоймир. — Да чтоб вам всем такими-то быть — праздником война стала!

— Отпусти его, князь, — попросил Йерикка, — пусть никто не скажет, что ты убил. отважного человека безоружным.

— Убирайся, — Гоймир всё ещё улыбался. — То правда — нет у меня желания быть несправедливым.

— Я не собака, чтобы меня гнать, — хобайн повернулся и зашагал прочь рядом с женщиной, просившей за него.

Гоймир какое-то время смотрел ему вслед, но, судя по всему, думал уже о другом. Потом повернулся к стоявшему среди людей войту:

— Вы до вечера уйдёте? — войт кивнул. — Добро. Йерикка, Резан, Вольг, идите со мной. Остальные — тут ждите.

Четверо ребят отошли на обочину. Гоймир почти минуту делал вид, что занят исключительно ремнём. Остальные ждали. Наконец князь удовлетворённо хмыкнул, щёлкнул по пряжке ногтем и поднял голову:

— А часом остаться нам тут, да и скрасть тех, кого Кощей принесёт смотреть, про что тут дела?

— Ты уже решил или предлагаешь нам высказаться последними словами? — спросил Йерикка.

— Кладём — предлагаю, — прищурился Гоймир.

— Может получиться ещё одна удачная и интересная операция. А может — и гроб всем, — оценил Йерикка. — Так что надо подумать.

— Под лежачий-то камень… — начал Гоймир, но Йерикка закончил за него:

— …торопиться не стоит, — Олег захихикал, Резан закашлялся, а Йерикка совершенно невозмутимо добавил: — Все там будем, раньше или позже, не стоит, говорю, спешить.

— Не долго сказать — ты поперёк, — подвёл черту Гоймир, но Йерикка преспокойно пожал плечами:

— Я сказал, что надо подумать.

— Чтоб тебя… — Гоймир нахмурился. — Ты попросту «да» сказать-то можешь?

— Нет.

Теперь захохотали все четверо. Но Гоймир быстро подавил смех и сердито бросил:

— Матерь Лада, да у тебя что — мочи нет, хоть часом языком не мести??

— Надо же кому-то это делать, если тебе удалили остроумие.

Махнув рукой, Гоймир повернулся к Резану:

— Ты?

— Я «за», — почти тут же ответил Резан.

— Хорошо, когда не надо мотивировать, — как бы про себя заметил Йерикка. Резан вскинулся молниеносно:

— Ты на что то намёки мечешь?!

— Да ни на что! — с обезоруживающе-простодушной улыбкой откликнулся Йерикка. Резан какое-то время мерил рыжего горца взглядом, потом отпустил рукоять меча, за которую было схватился.

— Ты? — спросил, словно уличая Олега в педерастии, надругательстве над флагом и расхищении собственности племени, спросил Гоймир.

— За, — шваркнул Олег на судейский стол пачку оправдательных документов

— Вы погодите, — подал голос Йерикка — всё ещё улыбаясь, но уже с лёгким беспокойством, — вы послушайте. Если нас не заметят с воздуха, то всё отлично. Ну а если они поймут, что в веси — засада? Это, — он повёл рукой вокруг, — классическая ловушка. До тупости, до смеха классическая. Смотрите. Они займут все высоты вокруг и за полчаса превратят нас в ничто кассетными снарядам и плазмой. В конце концов, Вийдан погиб почти так же…

— А весь станет пуста, — возразил Гоймир, — с кого перепуга им на высоты садиться? Они тут сядут, трупы собрать да дома спалить, как положено. Им и в голову не вскочит, что мы тут придержались. Да и часом решат ещё, что лесовики хангаров побили — а им-то боги велели после такого бегом бежать…

* * *

Ждать — утомительное занятие. Сидя в четырёх больших домах, контролирующих центр веси, ребята в сотый раз перечищали оружие, проверяли секторы обстрела, да несли всякую чушь, лишь бы не молчать.

Олег, лёжа на лавке с закинутыми под голову руками, лениво думал, глядя в белёный потолок, что как-то так получилось — он стал одним из помощников Гоймира, хоть и не стремился к этому. А началось всё с той охоты на севере — когда они стали друзьями… От этих мыслей отвлекли разговоры ребят, и Олег, не меняя позы, затянул, внося свою лепту; затянул на мотив какого-то дикого вальса:

Песня впёрлась в память из ещё земного и очень давнего прошлого, но горцы открыто заинтересовались и прислушались. А Олег как назло напрочь забыл следующую строчку, но не смутился и продолжал:

— И чего-й то там такое… — Олег задумался снова, потом решительно продолжал:

— Кажется, так. Потом, кажется, он сдаёт Митрофана в детский до-о-ом…

— То что? — спросил Яромир, сидевший у окна. Олег не реагировал, погрузившись во вспоминание следующего куплета, и Яромир апеллировал к Богдану: — Богданко, то что — детский дом?

— Не знаю, — озадаченно признался Богдан. — Стать, дом, где много детей?

— То как у нас в прошлом времени Дома Молодых? — вспомнил Яромир рассказы прадедов, ещё заставших те дни, когда неженатая молодёжь с определённого возраста жила отдельными общинами.

— В точку поцелил, — важно ответил Богдан, словно он давно это знал и ждал только, когда Яромир сам догадается. Но Олег пояснил, оторвавшись от раздумий:

— Да нет. Это место, куда сдают на воспитание сирот.

— Зачем? — удивился Ревок, отвлекаясь от своего пулемёта, который полировал тряпочкой.

— Ну, когда нет ни отца, ни матери…

— Одно другие родичи? — допытывался Ревок.

— Их тоже нет, — уже с лёгким раздражением сказал Олег. Ревок переварил информацию и спросил:

— Так зачем в детский дом? Отдать дальней родне. Не то их копят, да потом скопом раздают?

Олег хлопал глазами, не зная, как объяснить дитю природы процессы, идущие в современном обществе. На помощь пришёл Яромир:

— Й-ой, нет! Припамятовал я, мы разом на полдень-то тогда ходили, так там я слышал слух… Их почасту не берёт никто, детей-от. Не нужны никому.

— Вовсе?! — с ужасом спросил Ревок.

— Ага.

— Ну, — Ревок отмахнулся, — то придумка… Как так — вовсе? Союзные племена на что, побратимство?! Придумают пугалку… Так как следом, Вольг?

— Дальше я опять не помню-ю…

— забавляясь реакцией слушателей, распевал Олег:

— Й-ой, видите ли?! — заорали через площадь из дома наискось.

— Нет! — Олег соскочил с лавки, бросился к окну: — Где!?

— Выслепило, что ль?! Вон?

И тут Олег увидел. Два боевых вельбота, висели вдали над верхушками деревьев — страшные силуэты в бледном небе. До них было ещё далеко, вельботы принюхивались.

— По местам, — скомандовал Олег, и все метнулись к окнам, перехватывая оружие. — Вот «гром»-то нужен, — добавил Олег, но тихо, для себя.

Оба вельбота, вдруг ринулись вперёд, словно атакующие хищники, с рёвом пронеслись над весью, заложили вираж, вернулись и вновь пошли — ниже и на маленькой скорости. Над ними летели два вельбота побольше и погрузнее — транспорты. Олег машинально вытер ладони о жилет и упёр в плечо изгиб пистолетной рукоятки, положив палец на спуск «костра».

— Не стрелять, — сказал он всем негромко, — пусть грузовые сядут… Ну хоть парочку бы «мух»…

Боевые машины повисли над площадью, чуть поворачиваясь из стороны в сторону. Грузовики начали садиться. Десант не спешил с выброской — и это подтверждало: враг уверен, что весь пуста.

— А Гоймир-то молодец, — сквозь зубы процедил Олег, целясь в основание двери в борту. Палец на спуске вдруг начал сам собой елозить — Олег заставил, себя успокоиться. Не хватало бабахнуть раньше времени — ответ будет по полной программе… Вельботы украшал грифон и ещё какие-то эмблемы — кричащие, яркие, чужие, и Олег машинально отметил, что ищет голых женщин, как на американской технике в кино, но их не было. Данваны — профессиональные пилоты, могут ответить раньше, чем спросишь…

Транспорты сели точно возле церкви, взмётывая вихри холодного воздуха и пыли. А Олег вдруг увидел, какое пронзительно-красивое небо висит над миром — бледное, с единственные белым облачком, призрачными искрами звёзд и ползущим от горизонта Оком Ночи…

…— Огонь!

Олег вогнал гранату в открывшуюся дверь вельбота, кожей чувствуя, как выцеливают их приборы висящих над домами штурмовых машин. Он бил и бил очередями в открытую дверь и по бортам, потом бросил под ноги опустошённый дисковый магазин, сменил его, вогнал в ствол ещё одну гранату — и увидел, как падает один из боевых вельботов — прошитый очередями крупнокалиберного пулемёта, падает прямо на транспортник.

Послышался тошнотворный скрежет и визг рвущегося металла, заглушивший грохот стрельбы и крики людей. Второй грузовик по дуге поднялся в небо… а потом камнем обрушился на склон холма в двух верстах от веси, его тоже достали очереди, пущенные с близкого расстояния.

Обстрел площади вёлся со всех сторон — горцы стреляли, рискуя перебить друг друга. Второй транспорт не взорвался, но пули пробивали борта, и уже не первый тромблон долбанул в салоне или кабине. Потом вельбот вспыхнул прозрачным пламенем, от которого металл начал закипать и стекать в пыль красивыми струями.

Олег положил автомат. Невидящими глазами он смотрел, как остатки вельбота проваливаются, стекают сами в себя, и живые факелы, облитые расплавленным металлом, бегут и ползут в разные стороны…

Ему не хотелось стрелять.

Ему очень хотелось спать.

* * *

— Твёрд… Воибор… Твердислав… Краслав… А впослед кто, князь? — спросил Хмур. Гоймир, стругавший палочку камасом, ответил, не поднимая глаз:

— Заткнись.

— Ты скажи мне…. — начал подниматься Хмур, но замер. Йерикка положил ему ладонь на плечо.

— Сядь, — мягко сказал рыжий горец. Тихо сказал, но Хмур шлёпнулся на место и, скривившись, потёр руку:

— Здоров ты… И всё одно — мне знать охота, как дальше станем?!

Гоймир полюбовался палочкой и, спрятав камас, переломил её. Забросил обломки подальше в ручей со словами:

— Дождь перестал. Драться.

— Не вижу, что с чем, — сообщил Резан, подошедший с пулемётом на плече.

— А ни с чем. Одно сказал — драться станем. И сказал, что дождь перестал. То ли не в радость оно никому?..

…Они ушли из веси вчера, оставив позади мёртвый десант и пустые дома. Ушли вовремя — следом за ними два штурмовика шарахнули по веси бомбами и ещё чем-то, от чего ребят в спину толкнуло упругой, горячей волной. А весь горела и сейчас — дым стлался в небе, его и отсюда было видно.

Гоймир понимал своих людей. Воевать ближе к дому было, как ни странно, тяжелее, чем далеко от дома. Лучше и не думать… Закроешь глаза — и вот она, калитка, за которой — родной пятистенок с окнами, глядящими мимо яблонек, заботливо сохраняемых в самые лютые зимы… Да, что-то зима запаздывает, заставил себя настроиться на дело Гоймир. Плохо. Зимой данваны не вояки, их рабы — тем более. Зима — это победа. Но до зимы ещё надо дожить — а кто доживёт? Кто следующий, князь? И, как недавно Хмуру, ответил Гоймир себе: «Заткнись!».

Олег, держа автомат на коленях, шарил по карманам, заглядывал в подсумки, крошно и тихо чертыхался. Богдан шепнул:

— Не то потерял что?

— Похоже, — так же тихо ответил Олег. — Зажигалку. Кажется, в веси… Чёрт, жаль, мне её Бранка подарила, я к ней так привык…

Война! Потерянную вещь бывает жальче, чем погибшего товарища — и не от бессердечия. Просто война на то и война, чтобы на ней убивали. А вещь, да ещё любимую, жаль всегда. Поэтому Богдан кивнул понимающе.

— Сходить, что ли? — поморщился Олег.

— «Не хочу, чтобы люлька досталась вражьим ляхам»? — спросил Йерикка, слушавший разговор.

— Грамотные, чай, — проворчал Олег. — Читали. Вот именно это и читали. И даже понравилось… Уговорил, не пойду.

Йерикка поднял руки вверх. Богдан любопытно поинтересовался:

— Что читали?

— «Тараса Бульбу», — пояснил Олег и, видя недоумение друга, продолжил разъяснения: — Это книга писателя Гоголя. Про войну с поляками… ну, народ такой. Там главный герой — казачий командир Тарас Бульба, фанатик вроде нас, грешных, собственного сына за предательство кончил. Его потом поляки на костре сожгли живьём, а попался он в плен из-за того, что от погони уходил, а от пояса отвязалась трубка — люлька называется. Ну, он закричал, это самое, что Йерикка сказал, спрыгнул с коня, начал трубку искать, тут его и скрутили.

— Одно почитаю потом, — решил Богдан. — Такое название и есть — «Тарас Бульба»?

— Угу, — вместо Олега ответил Йерикка, — у меня есть, я дам.

Резан тем временем спросил Гоймира — достаточно громко, чтобы привлечь общее внимание:

— Как теперь? На Тёмную пойдём? Или на Перунову Кузню? Куда кости кинем?

Олег непонятно для остальных засмеялся. А Хмур довольно громко добавил:

— Иль уж — где-то наши кости лежать станут? То поинтереснее будет…

Гоймир встал:

— Переберёмся за Ольховую. Да и на Тёмную Гору пойдём.

* * *

Погода чудила. Светило солнце, Земля на открытых местах подсыхала, курясь паром, прямо на глазах. В рощах щебетали птицы, вид с холмов на голые поля и медно-красные с золотом рощи настраивал на умиротворённый лад.

— По-моему, — угрюмо сказал Йерикка, — эта погода — штучки данванов. Они могут её корректировать.

— Зиму отменят, что ли? — удивился Олег. — Круто.

— Отменить не отменят, а задержат — сам видишь…

Чета выбралась на просёлок. Пустынный в обе стороны, он обеспечивал хорошую слышимость, и мальчишки посбрасывали плащи, кольчуги, рубахи и куртки, оставшись почти все голыми по пояс. Большинство даже разулись — идти босиком по тёплой и влажной земле оказалось приятнее, чем в мокрых кутах.

Умиротворённое настроение снизошло на всех до такой степени, что Гостимир хотел спеть, но Олег опередил его и проникновенным голосом затянул туристскую — под общие смешки:

Закончив петь, Олег стащил жилет и, повесив автомат на голое плечо, а снайперку — за спину — начал исследовать ковбойку. Лицо при этом у него стало расстроенное:

— Кирдец моей рубахе, — сказал он догнавшему его Йерикке. — На глазах разваливается, а в горах я дуба дам. Придётся с убитого снимать… Твоя-то держится?

— Меня переживёт, она же домотканая, — успокоил его Йерикка. И запнулся, покосившись на Олега. А тот понял, что хотел добавить друг — может быть, штопаная-перештопаная ковбойка Олега тоже переживёт хозяина…

Морок легко взбежал на холм, мимо которого они проходили, шлёпнулся на живот, поднял к глазам бинокль. Через несколько секунд крикнул:

— Веска!

— Ольховатка то, — сказал Гоймир — Чужих-то не видать?!

Морок молчал ещё с минуту, потом сообщил:

— Нету никого. Так то — чужих нету.

— Завернём? — спросил Гоймир явно риторически. Раздались негромкие, но одобрительные звуки. — Ну и пошагали. Всё одно — по пути, считай…

— Верста оправо, верста облево…

— Боем больше, боем меньше…

— Жив ли, мёртв ли…

— Погнали-поехали! — поморщился Гоймир. — Так идём ли?

— Да идём, идём! — засмеялся Йерикка. — Поедим хоть как следует. И выспимся. Может — вечным сном…

…До Ольховатки оказалось версты четыре, последнюю пришлось шагать огородами, перебравшись через небольшой ручеёк, тёкший к Ольховой.

— Осторожнее… — пробормотал Йерикка, первым вступая на мостки. На огородах никого не было, сюда выходили задней стеной хлева, сараи, так что и весь вообще-то разглядеть стало невозможно. Рыжий горец перебежал, пригибаясь, мост и присел сбоку от него, держа пулемёт на ремне, висящем через шею и плечо. Потом вскинул руку и дважды согнул ладонь.

Олег побежал по левой стороне моста, Богдан — по правой, чуть позади, взаимно страхуя друг друга… На середине этого коротенького пути Олег вдруг ощутил тепло сосновых, грубо оструганных досок под ногами и… его пронзило желание остановиться, медленно сесть и спустить босые ноги к холодной воде. А потом — запрокинуться спиной на эти ещё пахнущие смолой доски, закинуть руки под голову… и лежать так. Очень долго и очень спокойно, глядя в дневное звёздное небо, подставив лицо солнечным лучам. И не вскакивать, услышав шаги человека…

Он передумал это всё за какой-то миг, ни на секунду не забывая, что в любой момент стена хлевов и сараев может ударить огнём. Сюда, в них. И он в самом деле свалится на этот тёплый мост. И будет лежать очень долго и очень спокойно, пока хангары не разденут его догола, а потом двое угрюмых лесовиков не прикопают в братской могиле где-нибудь на задах…

…Богдан отскочил вправо, замерев на расставленных, напружиненных ногах за спиной Йерикки. Олег прыгнул влево, держа автомат у плеча. Ему мешали высоченные сухие репьи, и он тоже был вынужден остаться не ногах, чтобы видеть цель.

Йерикка снова махнул рукой, и горцы цепочкой побежали через мостик. Гоймир, присев, пересчитал всех глазами и выдал директиву:

— Идём сажен за двадцать друг по другу. Последок — сажен сто — самые опасные будут, там перебежим одно. Сбор во-он…

— У-а, у-а, у-а!.. — захныкал кто-то, подражая плачу младенца. Намёк всем был ясен, даже Гоймир покраснел сквозь загар…

…Кое-где на огородах паслась скотина. Только она и обратила внимание на горцев, да и то не слишком пристальное. Это практически подтверждало данные Морока о том, что в веси нет врага — трудно найти место для нападения лучше, чем эти чёртовы огороды, где спрятаться можно разве что за кучами серой ботвы, оставшимися после уборки… Ещё неплохо бы в помидорах, подумал Олег, глаза у всех красные от усталости, да вот помидоров нет…

Богдан осторожно выглянул на улицу.

— Пусто.

Йерикка сделал то же.

— Странно что-то, — недоверчиво объявил он. — Солнечный день, только по хозяйству суетиться, а тут никого, как вымерли…

— Ушли стало, — предположил Одрин.

— Угу. А скотину всю оставили… Веска небольшая, всего двенадцать домов. Может, празднуют где чего?

— Нет вроде никаких праздников-то, — напомнил Гостимир, — ни наших, ни крещатых…

— Нет, — согласился Йерикка и ловким прыжком выбрался на улицу. Оказывается, он успел обуться и сейчас стоял, держа пулемёт под мышкой и покачиваясь с пятки на носок. — Ладно, — чуть повернул он голову, — пошли искать хозяев, раз они сами не выходят…

…Искать долго не пришлось. Первый дом, в который заглянули, оказался пуст, а во втором обнаружилось полно народу — и из-за стола, выпучив глаза и хватаясь за оружие, повскакали ребята в хорошо знакомой одежде. Наступила полная тишина. И в ней отчётливо прозвучал голос Йерикки:

— А я-то, дурак, подумал, чем тут пахнет по улице? Рыбой.

* * *

— Вот так-то, — заключил Горд, щедрой рукой наливая Гоймиру пива. — Шесть дней последком — восемь боёв. Й-ой, и то — из-за негодящего взорванного топливопровода!

— Негодящего? — Гоймир подмигнул тем из своих, кто ещё не спал. Дело было уже заполночь, хозяева разошлись по соседям, оставив избу в полном распоряжений гостей.

— Вот слово, всеми Сварожичами клятву даю! — Горд прижал для убедительности ладонь к груди и сделал честные глаза. — И глянуть-то было не на что, и плюнуть-то некуда! Одна-разъединственная труба…

— …по которой всего и текло-то, что горючее для данванов в Мёртвой Долине, — закончил Добрила, помощник Горда, и все парни из их четы дружно захохотали.

— То-то и оно, — возмутился Горд, — а они так разобиделись, стать мы у них холодильные яблоки скрали! И до того им зачесалось с нами перевидеться, что нам одно и стало — им встречь идти. Повстретились мы аж у Перуновой Кузни и восемь раз сходились вничью. Было у меня семьнадесят, осталось тринадесят воев, и был бы уж их верх, когда бы не Орлик. Тем часом мы-то так шумно стали, что мешали ему на Перуновой Кузне отсыпаться, как он спервоначала боев был. Он и спустился — глянуть, чем дело стало? Не скажу, что не рад был с ним перевидеться. У него-то всего и было, что дванадесят, да выжлоки его меньше моего ждали. А уж там-то вместе-оба мы их убедили, что говорить с нами — только язык трепать… так-то мы тут и есть, а Орлик в обрат на Перунову полез — досыпать. Выжлоки где — не знаю и часом узнать не рвусь.

— Й-ой, а Довбор где? — весело спросил Одрин, имея в виду их с погибшим Сполохом младшего брата и терзая ножом кусок мяса.

Горд и Гоймир мгновенно переглянулись. Одрин всё ещё улыбался. Он не понял. А Олег — понял и закусил губу. Трое братьев в трёх разных четах… Позавчера был убит Сполох, спасшийся при разгроме четы Борислава. А теперь…

Одрин переводил взгляд с Гоймира на Горда и обратно. Отложил нож. Спросил уже напряжённо:

— Довбор-то где? Горд?..

Загар сходил с его лица, как смываемая скипидаром краска.

— Ты… ты тише… Одрин… — сам еле слышно попросил Горд. — Война то… и что уж тут…

— Где Довбор? — Одрин встал, со стуком отодвинул скамью и нагнулся через стол к Горду.

— Сядь, сядь… — тихо просил тот.

— Меньшой где?! — и Одрин вцепился в ворот рубахи Горда.

— Руки! Ру-ки, р-руки, й-ой! — Гоймир оторвал руки Одрина от Горда, Йерикка, подскочив сзади, усадил художника на скамью и не дал встать. Горд, даже не пошевелившийся, повторял:

— Сядь, Одрин, сядь… — и кусал щёки.

Йерикка тихо отступил назад. Одрин спрятал лицо в покрытые ссадинами ладони, глухо спросил, не отнимая их:

— Убит ли?

— Да, — отозвался Горд.

— Схоронили где?

— Не возмогли схоронить…

— Добро, — Одрин опустил ладони. Глаза у него были сухими, губы моментально облетело белым. — Мать-то часом завоет… вот что горе-то…

— Сполоха тоже побили, одно с Орлами Вийдановыми разом, — пояснил Гойтмир. — Одринко, подумай сам — где вина Горда? Во что винишь?

— Не виню я, — Одрин смотрел прямо перед собой. — Й-ой, дома бы ему сидеть, дома — пусть бы. Говорили ему мы, да где, мог ли он? Мог ли… За отца месть шёл мстить, младший наш…

— Уходи ты, Одрин, — сказал Гоймир. — Один ты у своих часом. Так уходи, я говорю — нет позора!

— Правда, — подал голос Олег. Йерикка молчал, глядя в угол, и Олег понял — рыжий горец знает ответ Одрина лучше самого Одрина.

— Куда пойду? — Одрин улыбнулся — в белой маске прорезалась чёрная щель. — Нет… то так… — он повёл ладонью по столу, опрокинул ковш с пивом. — Спать стану. Бывайте.

Он поднялся, опираясь на край стола, словно лез на скалу с грузом за плечами. Горд громко сказал:

— Одрин! А рисунок-то свой помнишь? Город-то свой?! Построим мы его, дай срок — построим!

— А то, — казал Одрин, уже повернувшись к выходу в сени. — И построим. Да вот кто в нём жить станет? Привиды, да скажи, да тени надежд наших…

Он вышел, ударившись плечом в косяк. Горд налил всем пива.

— Негодящий я человек, — угрюмо сказал, он. — Три дня как Довбор-то погинул. А я в глаза его брату глядел да смеялся смехом…

— Отослать его надо, — упрямо заметил Гоймир. — Один из трёх, где мне прощенье искать, когда и его…

— Хватит, — прервал его Йерикка, — как ты его отошлёшь?

— Знать бы…

— Так и ничего… Горд, пива плесни. Вольг, будешь?

— Нет, — резко ответил Олег. И его вдруг прорвало: — Вы мне вот что скажите. Я человек дикий, городской. Вот у себя я паскудство встречал. Часто встречал. Разное — и мелкое, и побольше, и офигенное, со слона. Иной раз морды бил. А чаще… Там кто-то что-то за денежки сделал. А там — не сделал. А кто-то — вроде меня: заметил и промолчал. Тем более — такая отмазка: мол, лет мне ещё мало, и незачем своё счастливое детство марать. И готово ещё одно паскудство! Думал — мелочи… — Олег криво усмехнулся. — Смотрел кругом: сколько же хороших людей! Какая же жизнь классная! И ведь и правда! А вот сейчас думаю — пока, это паскудство есть, те, кто умер — и не обязательно тут, братцы, другие войны, они тоже есть, и много их! — они же лежат, как оплёванные! Схитрил, солгал, смолчал — всё равно что могилу обоссал! Я, может, сейчас хрень скажу, но мне так кажется: когда кто-то, — и Олег вдруг хрястнул по столу, — подличает, лжёт, просто молчит, тогда орать надо — вот тогда они, — Олег ткнул яростным жестом в стену, — все эти сволочи, которых мы под травку отправили, вторую жизнь получают! Фигня это, что душа подонка к Кощею без возврата попадает! Фигня! Чем больше на свете безнаказанной мерзости — тем больше у этих душ воплощений. Но я — я, блин, вернусь! Я тут не сдохну — вот им! — и Олег рубанул ребром ладони по сгибу правой руки. — И тогда мы посмотрим… — и он, неожиданно резко повернувшись, пустил в дверь выхваченный из ножен меч — так, что закруглённое лезвие вошло в доску, расколов её сверху донизу, на пол-ладони и задрожало, как живое. — А проживу я, — с осатанением процедил, вновь поворачиваясь к остальным, Олег, — их всех дольше. Чтоб вбить осиновый кол в их поганую яму! — вспомнил он бессмертного Жеглова.

— Ну ты даёшь, — со странной интонацией произнёс Йерикка. А Добрила — с горящими азартом глазами — громко сказал:

— А только свистни, тут и будем, землянин! Правдой ино неправдой к тебе будем, вот слово, ей-пра! — и он хлопнул Олега по плечу.

— И любого завалим, кого скажешь, — добавил Горд. Олег посмотрел кругом. И ответил:

— Спасибо, парни.

Интерлюдия: «Старательский вальсок»

* * *

Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принёс дождь — не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.

— А то ещё Морана обдувает нас снежком угостить, — ворчал Гостимир — Чуете? То её дыхание!

— Замолкни, — попросил Гоймир. Он уже давно всматривался куда-то вперёд, где высились древние вязы. — Птицы, — пробормотал он. — С недавна не по нраву мне, одно вот так они… летают.

Олег молча с ним согласился. Слишком часто он за последнее время это видел — стаи трупоедов, взлетающих на деревья, когда приближаются люди… И как эти твари сипят с веток, дожидаясь ухода живых…

И то, с чего они взлетают.

— Пошли, — сказал Гоймир, и на этот раз ни у кого не возникло желания его поправить…

…До вязов оказалось неблизко. И чем больше шагали горцы по раскисшей земле, тем большее беспокойство ощущал Олег. Беспокойство навязчивое и тягучее, предчувствие большой беды. Он не мог разобраться, в чём эта беда, кому она грозит, но ощущение, прочно поселившееся в нём, томило мальчишку, как ломота в теле при высокой температуре.

Потом стала видна просека. Словно что-то тяжёлое прилетело со стороны оставленной вчера утром Ольховатки и, снижаясь, в пахалось в гущу деревьев, ушло, ломая и раскидывая их, в чащу. «Самолёт упал», — первое, что подумал Олег, но тут же вспомнил, что нет тут самолётов. И открыл рот, но услышал голос Йерикки:

— Вельбот упал. Садился на планере.

— Вельбот? — переспросил Гоймир. — То ли сплю я?

— Если так — ты украл мой сон, — пожал плечами Йерикка. — Вельбот упал, — повторил он. — Они садятся на планере, когда отказывает энергоприемник, а это бывает очень редко.

Олег не совсем понял, что говорил Йерикка. И, кстати, сообразил, что очень мало знает о том, как и почему летают вельботы данванов.

— И Кощей с ним, раз упал, — нервно сказал кто-то, — Нам каким местом припекло?

— Если он сел на планере — там могут быть живые, — напомнил Йерикка, и все, подобравшись, посмотрели в сторону Гоймира.

— Глянем, — решил тот, и, повинуясь его жесту, чета рассыпалась в цепь. — Кого вытропите — сводите. И — тихо, — добавил Гоймир и первым, как и положено князю, бесшумно зашагал в изуродованную чащу…

…Вельбот наверное сумел бы сесть — выпустив короткие широкие отростки-крылья, он планировал в чащу, как ножом, срезая даже не тоненькие деревья. Но навстречу попался невероятно могучий, кряжистый дуб — и они лежали рядом: вывороченное из земли с корнями славянское дерево и наполовину сложенный в неразборчиво-уродливую гармошку данванский агрегат. Одно крыло разлаписто торчало вверх — лопнувшее до половины от удара. Второе крыло оторвалось и лежало чуть позади, как серебристый плавник невиданной рыбины.

— Одно так и мы в горах-то садились… — прошептал Яромир, и Гоймир яростно на него зыркнул — на взгляд Олега, зря.

Горцы неспешно окружили вельбот, не приближаясь к нему. Олег подошёл тоже. Он не мог никак сообразить, что же такое кажется странным в этой машине… Размеры? Вельбот был больше транспортника… Нет, не размеры… Что же, что?..

— Вот странный цвет, — удивлённо заметил Богдан, нагибаясь, чтобы рассмотреть брюхо. — Й-ой, а низом-то!

Серебристый сверху, внизу вельбот был ярко-алым. Крылья украшали две диагональные полосы — золотая и прерывистая зелёная… Да, вот оно! Что за цвет?! Олег повернулся к Йерикке:

— Они что, свихнулись — так красить машину?!

Йерикка не ответил. Он то морщил лоб, то оскаливал зубы — и стоял на месте, тогда как остальные горцы бродили вокруг машины, ища место, где можно попасть внутрь. Вид у рыжего горца был такой, словно он мучительно старается вспомнить что-то важное…

И, едва Олег успел об этом подумать, как его осенило. Он дёрнул Йерикку за рукав со словами:

— Гражданская…

— …машина, — потрясённо, словно сделал открытие, закончил Йерикка и посмотрел на Олега. — Это «андхейб» службы гражданских перевозок «Дильте ордсто», отец летал на таких… Боги, я их сто лет не видел!

— Если он гражданский, то что он тут делал? — непонимающе спросил Олег, удивляясь сам себе: с его глаз словно упала пелена. Ну конечно, вот такими пёстрыми были и гражданские самолёты Земли, а он-то… Закоротило его этой войной!

— Это как раз понятно, — вздохнул Йерикка. — Рейс из столицы на Невзгляд идёт через Северный Полюс, ведь там тоньше всего атмосфера и легче уйти в космос… Но неужели отказал энергоприемник?! Я про такое с гражданскими машинами и не слышал!

— Не повезло, — философски пожал плечами Олег. — А вот где данваны?

— Погибли, — предположил Йерикка. Тут как раз спереди крикнули, что лобовое стекло залито кровью — очевидно, экипаж изнутри шмякнуло при ударе.

Продолжить разговор или перейти к осмотру друзья однако не успели. Данок окликнул от опушки:

— Й-ой, Йерикка, то что тут?!

— Пошли глянем, — отпихнув локтем пулемёт, Йерикка зашагал на голос.

Несколько мальчишек стояли возле связанной из веток треноги примерно по поясчеловеку, разлаписто закрывшей собой участок вскопанной земли. На одной из сторон треноги старательно была прикручена металлическая квадратная пластинка — какая-то деталь обшивки вельбота — исчёрканная зелёными строчками линейного алфавита. Венчал надпись сделанный этим же цветом рисунок Грифона Данвэ.

— Могила, — изумлённо выдохнул Йерикка, останавливаясь, как вкопанный. — Я их ни разу не видел, только слышал, какие они… Парни, это данванская могила! — на его удивлённый крик начали подтягиваться, бросив осмотр, остальные, а Йерикка, нагнувшись, словно плохо видел, прочёл: — Ан Фарт йорд Кортен… ан Рунто йорд Лески… ан Рунто йорд Пенвик… лок Арвэ йорд Ритан… дэм Фарт й'Кассе… дэм Джиан й'Вэл… дэм Риан й'Вэл… вим Леи й'Ост… Тут лежат трое взрослых мужчин, взрослая женщина, три мальчика и девочка.

Ответом ему было удивлённо-непонимающее молчание. Все переваривали информацию. Точнее, её часть, заключавшуюся в том, что тут лежат… дети данванов. Но… разве у данванов могут быть дети?! Разве злые духи любят, сходятся по любви, рожают, как люди?! Нет, каждый из мальчишек знал, что это так и есть, это должно так быть, ведь откуда-то берутся данваны… но сердце не могло принять того, что все понимали умом. И даже Йерикка молчал — он тоже никогда не видел данванских детей, они не жили даже в тех частях городов, что были взяты данванами под свои крепости.

— Экскурсия, — вдруг сказал Олег. Не Вольг, а именно Олег, в котором разом ожили дремавшие воспоминания о жизни на Земле. К нему повернулись удивлённые лица, и мальчишка нетерпеливо объяснил: — Ну как вы не врубаетесь?! Это экскурсия, просто экскурсия! Какие-нибудь отличники или победители олиипиад, им устроили такую экскурсию. Может, они не из какого города и не летели, а просто облетали Мир, любовались сверху, а им читали лекцию или показывали достопримечательности… Обратите внимание, дети, внизу — Тёмная Гора, высочайшая вершина, континента…

— Харр Хамар, — поправил Йерикка никаким голосом. Олег переспросил:

— А?

— Тёмная Гора на их картах — Харр Хамар…

Его слова будто обрушили плотину. Олег увидел, как раздуваются ноздри ребят, как они сжимают руки в кулаки. Как?! Не на отвоёванной земле, на всё ещё свободной славянской земле — данваны уже заготовили названия для рек и гор, для долин и озёр?! Почему-то это подействовало на большинство горцев сильнее, чем сожжённые веси и убитые друзья.

— Харр Хамар, так? — сдавленным голосом спросил Гоймир. — А и добро на том… То ли все погибли?

— Не все! — Резан махал от опушки образованной падением просеки — за вельботом. — Тропу пробили, что тебе секачи! Вот она!

Все бросились туда. Действительно, тропа вчерашней давности свидетельствовала о том, что сколько-то данванов ушли с места катастрофы своими ногами. Опытные глаза горцев определили, что шли они медленно, и было их десятка два-два с половиной.

— Там что у нас? — Гоймир сощурился. Йерикка ответил:

— Чёрная Пуща, весь такая. Версты три.

— Так и пойдём, — тоном приказа отрезал Гоймир. — Перевидимся, случай-то й-ой как редкостный!

И первым зарысил в чащу.

Олег задержался. И Йерикка задержался тоже, потому что понял, зачем задержался Олег.

— К чему это? — хмуро спросил землянин, глядя на поломанные деревья. — Дети и женщины….

— Дети и женщины? — спросил Йерикка недоумённо. — А Панково? Каменный Увал? Сосенкин Яр? Мне что, всё перечислить?! Стрелково, город Каменных Котов! — Ты же сам говорил — их нужно убивать!.. И мы будем их убивать! Ещё как будем! — глаза Йерикки горели, ноздри раздулись и отвердели. — Пусть не думают, что это — как ты сказал?! — экскурсия! Из их благополучного мира — уж не знаю, где он! — в наш, где война!

— Они не виноваты в войне, — тихо, но упрямо сказал Олег. — Это взрослые. Отцы и старшие братья…

— Скажи это, когда вешают, мучают и жгут наших, — посоветовал Йерикка ровным тоном. — Скажи ИХ отцам и старшим братьям, что наши женщины, дети и старики не виноваты в том, что мы воюем. Скажи — и посмотри, остановятся ли они, — Йерикка говорил спокойно, но Олега отшатнуло от его глаз — физическим толчком. — Крикни, что наши родичи ни при чём! Думаешь, сражаются только те, кто держит оружие? Нет, воюют все. На любой стороне все и всегда воюют, все люди. «Наши», «не наши»… а что скажешь ты о ребёнке из лесной веси, который родился в ночь погрома и не был ещё ни славянином, ни данваном, ни анласом — но был сожжён вместе с остальными… за компанию?!

— Ничего не скажу, — отчаянно выдохнул Олег. — Но это… НЕПРАВИЛЬНО! Нельзя делать добро грязными руками!

— Так делай его чистыми! — крикнул, не выдержав, Йерикка. — Не можешь — не мешай! Ты идёшь?!

— Да! — огрызнулся Олег.

* * *

Войт Чёрной Пущи — высокий, седой старик — побледнев, медленно поднялся из-за стола, навстречу незваным гостям. Йерикка шагнул влево, держа пулемёт на локоть. Олег — вправо, автомат висел поперёк груди… Гоймир подошёл к войту вплотную, их разделял лишь стол.

— Данванов приветил, седая голова? — тихо и страшно спросил он. — Что ж так оно? Прикинул — не придём? Прикинул — нет стать горцев?

— Не мог я им отказать, князь, — старик стоял прямо, только левое веко подёргивалось. Молчали, сбившись в кучку в углу, его семейные.

— Не мог? — спросил Гоймир, не сводя с него глаз, — А то пулемёт тебе в голову припёрли? Дом палить злобились? Домашних твоих на огне жгли?

— Я не из страха их принял, — тихо ответил старик. — Там одни детишки, всё больше вас моложе… поранение есть.

— Хватит, — оборвал его Гоймир, — слушать тоска… Сам их расселял? Не то разобрали… по доброте?

— Разобрали… Внучек, — умоляюще сказал войт, — не тронь их. Христом-богом прошу, матерью твоей заклинаю… Того ж и ваши боги не велят — беззащитных рубить… Маленькие там у них, в братья младшие тебе годятся…

— Родных братьев не было у меня, — ответил Гоймир. — А братана одного у меня спалили данваны — заживо.

— Они ж не винова…

Под столом Гоймир яростно ударил старика ногой в пах.

— Мх… — кашлянул старик, сгибаясь пополам. Поднял искажённое лицо: — Не тронь их, внучек… бога ради…

— Ты!.. — кулак Гоймира в краге взлетел, но рука Йерикки перехватила его над головой. Гоймир обернулся — с такими страшными глазами, что Олег поёжился — окажись он на месте Йерикки, и лежать бы ему на полу с пулей в голове…

— Ты что творишь, князь! — гневно крикнул Йерикка. — Вот то и правда не дело! Ты что старого бьёшь?!

Гоймир без слов огрызнулся — рыкнул — и выскочил за дверь, только плащ обмёл косяк. Олег сердито бросил дрожащим в углу:

— Не тряситесь, не тронем… Пошли, Эрик.

На душе у него было невыразимо гадко…

…Из двух домов, где отдыхали данваны, стреляли — не часто, но метко, и из того и из другого. Ракетные пули с треском взрывались в брёвнах, крошили стены сараев и хлевов, за которыми скрывались горцы. Олег определил на слух — пара или тройка пистолетов, не больше… но подставляться глупо.

— Наружу! — надсаживался Гоймир, лёжа у стены сарая с ППШ наперевес. — Все разом выходите! Живой ногой, не то подпалим, гадючье семя!

— Файле ан хоорз, славс слим! — отчаянно крикнул высокий мальчишеский голос, и пистолеты зачастили снова.

— Ну, про меня с конём он напраслину сказал… — пробормотал Гоймир и поднял руку, чтобы отдать приказ… но боковое стекло в ближнем доме с мелодичным звоном вылетело, наружу, перекатываясь, выпрыгнул гибкий, собранный в комок мускулов человек. Он не собирался бежать — встав не колено, открыл яростный огонь по залёгшим горцам из пистолета, что-то крича. Олег видел искажённое юное лицо над воротником куртки — плотным, стоячим, широким — и дёргающийся пистолет в голых руках, вылезших из размашистых рукавов, что-то, похожее на большие часы — на левом запястье… Рыжий, как и все виденные Олегов данваны, мальчишка стрелял снова и снова, магазин его пистолета казался бесконечным, ещё два ствола поддерживали из окон — и Олег увидел, как из распахнувшихся дверей крайнего дома — дальнего от него, Олега, от Гоймира и Йерикки — выскочили, сбежали по крыльцу и бросились через улицу к огородам несколько девчонок, прижимавших к себе младших детей.

Три пистолета давали им призрачный шанс бежать.

Очень призрачный, развеявшийся тут же.

Чья-то кучная очередь угодила в грудь мальчишки, и его швырнуло на спину. Олег видел, как он встал на «мостик», выплёвывая кровь изо рта и колотя каблуками в пыли… Его пистолет всё ещё продолжал стрелять… В бегущих девчонок тоже начали палить, и две упали; стрельбу прорезал истошный крик, его перекрыл озверелый рёв:

— Кто дрягнётся — пулю промежь зенок! — и тут же взаимоисключающее: — Сюда, живой ногой!

— Скиван! — отчаянно кричали из дома. — Скиван, фрам! — и стонущее-отчаянное: — Фра-а-ам, йоооо…

— Сюда!!! — продолжал, опять кто-то, и Олег узнал Одрина: стоя на колене за углом сарая, он взмахивал стволом ППС, и девчонки, задержавшись около двух лежащих подруг, поплелись обратно, медленно и обречённо. А Гоймир кричал уже:

— Выходите! Разом выходите, не то часом кончим их! Ну!

— Най драган! — прокричал Йерикка. — Йов свистерин…

— Скунда! — огрызнулись из дома, и в пыль вылетел пистолет. Несколькими секундами позже из окна другого дома так же был выброшен второй.

— Выходят, — коротко бросил Йерикка. Гоймир кивнул, приказал Олегу:

— Вольг, дом по заду обойди, не ровен час — в лес потекут… Рван, а тот — твой!

— Иду, — кивнул Олег. Пригибаясь, перебежал к плетню, скользнул под ним, обогнул дом, держась за пристройками, потом — выбежал в сад, примыкавший к лесу почти вплотную, и взял на прицел окна.

И, едва он это сделал, как из окна ловко спрыгнула девчонка помладше его, в поблёскивающих металлом брючках, каких-то сандалетах и просторной, явно мальчишеской куртке. Не оглядываясь, она протянула руки к окну:

— Скиван!.. — услышал Олег её торопливый голос. — Ххах, о, слапр ценав!.. Скунда, скунда, най усфилма…

С подоконника ей в руки сполз пацан лет четырёх — с огромными от страха и напряжения глазами, но не плачущий, он лишь пыхтел. Девчонка прижала его к себе и, обернувшись, увидела Олега, стоявшего у ближайшего дерева с автоматом наперевес.

Секунду они все трое смотрели друг на друга. Потом мальчишка зажмурился и хныкнул. Девчонка прижала его к боку обеими руками и выдохнула ненавидяще:

— Слим стиер… славс ратта… Най хавиан, айбеним, беним, бним, йланос!

Губы её дрогнули и она плюнула в Олега, но не попала.

— Беги, — немногочисленные данванские слова вылетели из головы мальчишки разом. — Беги в лес. Прячься, беги! — и он махнул рукой, посторонившись.

Девчонка отступила назад, неверяще глядя на Олега. Потом стрельнула глазами за его спину и криво усмехнулась. Кивнула на автомат:

— Скиота ин артс? Лайс…

— Беги, застрелю! — выкрикнул Олег. И она метнулась отчаянным прыжком, таща за собой мальчишку, побежала среди кустов, пригибаясь и петляя… Олег отвернулся…

…Двое парней лет по 14–16 стояли впереди, словно закрывая собой остальных. У одного левое плечо было замотано оторванным рукавом куртки — небрежно, наспех. Олег обратил внимание, что материя не впитывает кровь, и та всё никак не уймётся. «Этих убить будет легче, — обмирая, подумал Олег, — а остальные?!»

А остальных было много. Пять девчонок того же возраста, что и парни. И полтора десятка мелкоты лет до десяти, не старше. Эти сбились кучкой, прижались к старшим девчонками, а те, словно наседки крыльями — цыплят, закрыли их руками. Словно это могло от чего-то спасти… Ещё двое — мальчишка и девчонка лет по 12–13 — лежали на земле, как их вынесли из дома. Они получили переломы ещё во время аварии.

Никто из данванов не плакал. Сухими, ненавидящими глазами они смотрели на стоящих перед ними горцев. А между двумя группами лежали — тоже в пыли — трупы двух девчонок, убитых во время бегства, застреленного мальчишки и ещё двух маленьких девочек, которых пули достали в домах.

Все молчали, глядя друг на друга через оружие и трупы.

Рассеянно, ни зачем, Олег отмечал, что данваны похожи на его приятелей с Земли — нет, не внешне, а одеждой: довольно яркой, пёстренькой, разнообразной… и вон у того в кармане сиди-плейер… Только — Олег подумал честно — едва ли его ровесники с Земли смогли вести себя так под дулами автоматов в руках врагов.

На руках у одного из маленьких мальчишек сидел смешной зверь, похожий на белку и хомяка одновременно. Он сидел беспечно, подёргивая розово-фиолетовым носиком, и мальчишка, не сводя глаз с горцев, поглаживал зверя по затылку и что-то шептал: успокаивал, наверное…

Стоящий слева Одрин — Одрин, у которого погибли двое братьев — медленно потянул из ножен меч. Кто-то из девчонок ахнул, но раненый парень зло и громко прикрикнул и, дерзко улыбаясь, бросил в лицо Одрину:

— У итч мин свара, ир стим алла хайлс.

Его друг засмеялся и, хлопнув раненого по здоровому плечу, сплюнул под ноги Одрину.

Они не просили ни за себя, ни за младших, ни за девчонок.

— Он говорит, — механически перевёл Йерикка, — чтобы ты начинал с него, потому что он тут самый опасный.

Одрин покосился на Йерикку безумными глазами и сделал ещё шаг, отводя меч для потрошащего, беспощадно-убойного удара в живот. На улыбающемся лице данвана выступил пот, но он не пошевелился. А его сосед напрягся, и Олег понял, что сейчас тот бросится на Одрина…

Мальчишка лет восьми, выскочив из общей кучки, встал на широко расставленных ногах перед раненым старшим парнем, раскинув руки и крикнул звонко:

— Форвост беним им зоу, стод!

Олег слышал и видел всё это словно бы со стороны, зная — сейчас и случится непоправимое, дикое, то, что обрушит мир, в который он начал уже верить…

Меч выпал из руки Одрина и, воткнувшись в мягкую землю, закачался, словно бы укоризненно кивал головой человек. Одрин и не посмотрел на него, но данваны проводили орудие удивлёнными взглядами и вновь вскинули глаза — непонимающие, искренне недоумённые. Младший отшагнул к раненому, и тот прижал его к животу здоровой рукой. Второй парень не делал попытки схватить оружие — он моргал светлыми ресницами, не сводя теперь глаз с Одрина — как будто силился понять что-то очень важное и необъяснимое совершенно.

— Боги, — выдохнул Одрин, но стояла такая тишь, что его услышали всё, — а и что я часом делать хотел, кой дело-то?!. Кого рубить-то надумал, кто те думки мне нашептал?!. Ума я лишился, ума лишился, простите меня, боги, навьи, да вся Верья — простите! — он закрыл лицо руками и побрёл куда-то, не разбирая дороги.

— Кто рубить-то станет? — хмуро спросил Гоймир. Ему ответил Резан — зло и быстро:

— Да кто станет — никто! Часом полюбовались на них, а и пусть живут!

И все облегчённо задвигалась, заговорили, уже не обращая внимания на изумлённо-неподвижных данванов. Но потом послышался смех.

Смеялся раненый. Нет, это была не истерика при мысли о том, что опасность миновала. Это звучал искренний и издевательский смех — юный данван заливался им и, кивая подбородком в сторону славян, что-то быстро и неразборчиво говорил своим.

И такой недобрый и презрительный был этот смех, что Олег почувствовал острое желание САМОМУ зарубить смеющегося.

Гоймир повернулся на смех, но не притронулся к оружию. Он смотрел на данвана… и тот перестал смеяться, но глаз не опустил, ответил своим — высокомерно-презрительным — взглядом.

— Переведи ему… — начал Гоймир, обращаясь к Йерикке, но данван перебил его:

— Не надо переведи. Я учу ваш язык. Интересный язык. Когда вы подохнете все, он останется, потому что его учить кое-кто у нас. Вам хорошо, у вас интересный язык.

— Добро, — кивнул Гоймир. — Тогда слушай.

— Что ты станешь говорить? — данван поморщился. — Ты дурак. Ты не убил врага. Мы вырастем. Ты будешь жалко… жалеть. Взрослого Сына Грифона убить трудно.

Олег сглотнул. Слова данвана очень напоминали то, что говорил Йерикка. Очень. Но Гоймир не обратил внимания на слова данвана:

— Да, мы вас не убили, — кивнул он. — Часом живите. Живите. Растите. И — как вырастете! — то убивайте нас. Когда сможете. Когда совесть позволит… Пошли отсюда Рыси. Нечего на них смотреть…

… Богдан догнал Олега, шагавшего в середине цепочка, уже когда они прошли версты три от веси. Радостно улыбаясь, он протянул старшему другу данванскую куртку зеленовато-серой расцветки:

— От то! Держи! Как по тебе, я прикинул, твоя-то уж и вовсе в ремки стала, а мёртвому она без нужды…

— Уйди, — сквозь зубы процедил Олег. И, оттолкнув Богдана, ускорил шаг.

* * *

Йерикка отыскал Олега почти сразу. Тот ушёл от лагеря вверх по скалам и сейчас стоял в нише на какой-то небольшой площадке, прислонившись лбом к граниту и упёршись ладонями по обе стороны головы. Широко расставив ноги… Йерикка перешёл на шаг. Вольг казался ему человеком, которого вот-вот расстреляют. Сходство было до такой степени жутким, что Йерикка оглянулся, положив ладонь на пулемёт.

Конечно, никого рядом не было. И Олег, услышав быстрые мягкие шаги, оттолкнулся ладонями, поворачиваясь;

— Это ты… — рыжий горец увидел отчуждённое лицо, белые губы, тёмные круги под глазами — Чего пришёл?

— Увидел, что ты убежал, — Йерикка пожал плечами, сел на камень. — Забеспокоился…

Олег вдруг искривил губы и, резко повернувшись всем телом, отрывисто и громко заговорил — это было так неожиданно, что Йерикка даже пошатнулся на камне:

— Хватит врать! Забеспокоился он! Как же! Разве мы умеем беспокоиться за кого-то? Жалеть умеем?! Мы только убивать умеем — правда, отлично… вот ты и заволновался: куда там делся лучший снайпер племени?!. Всё враньё! Все былины врут! Мы по шейку в крови идём, в своей, в чужой, вот и все дела! Мы захлёбываемся этой кровью, а впереди — только смерть! Я не боюсь умереть, но я не желаю умирать в грязи!

— Плохо тебе? — тихо спросил Йерикка. — Мне тоже гадко. Как вспомню, ЧТО я хотел делать… Только кровь не грязь, ты не путай.

— А! Да! Конечно! — Олег то ли засмеялся, то ли всхлипнул. — Давай, говори мне правильные слова, чтобы я построился в колонну по два и с песней замаршировал в атаку! Ты же умеешь красиво говорить! Ты там, около вельбота, так здорово пел! Что же молчишь-то, философ х…в?!

— Я? — Иерикка не пошевелился. Ветерок ерошил его волосы. — Жду, что ты ещё скажешь. — Йо-моё! — от этих простых слов Олег затрясло. — Что ещё?! Ну на! Мы не люди! Мы перестали быть людьми!

Йерикка совершенно спокойно кивнул головой:

— Верно.

— Мы убийцы!

— Верно!

— Мы звери!

— Нет.

От этих размеренно падающих, похожих на свинцовые шары серо-равнодушных слов Олег потерялся. Йерикка смотрел на него с интересом и без сочувствия. Молчание длилось почти минуту, и рыжий горец сказал:

— Я не услышал ничего нового. А будь мы зверями, никто из них не ушёл бы из веси. Тебя привели в такое возбуждение прописные истины войны?

— Ты!.. — Олег шагнул вперёд, сжав кулаки. — Не смей усмехаться, слышишь!? Чёртова ищейка, что, да как, да почему… Чего ты сюда припёрся?! Я тебя звал?! Я тебя просил?!

— Я уже сказал, что беспокоился за тебя, — не меняя позы, пояснил Йерикка. — Убери руки, я не стану с тобой драться.

— Ну и… — Олег облизнул губы. — Тех двух девчонок застрелил не ты?.. Молчи, молчи, а я пойду. Ухожу я. И пошло оно всё… И не пробуй меня задержать!

Йерикка покачал головой:

— Да нет, зачем… Иди. Ты нам ничего не должен. Дойдёшь, думаю… Только вот Рысье Логово обойди стороной.

— Угрожаешь?! — резко спросил Олег и напрягся, как большой и страшный хищный зверь. Йерикка усмехнулся углом жёсткого, прямого рта:

— Зачем… Просто я не думаю, что тебе будет приятно смотреть в глаза Бранке. Хоть она и тоже девчонка. А впрочем — дикая славянка, что тебе до неё…

Казалось, что Олег всё-таки бросится на горца. Но — удержался, только сузил глаза:

— Бранка… да что она знает о том, какая тут война, что может знать?!

И тогда Йерикка, отвернувшийся было в сторону, посмотрел в лицо Олега. И спросил с удивлённым презрением:

— А ты хочешь, чтобы она что-то об этом знала?!. Мне-то казалось, что ты сюда пошёл, чтобы защитить её от этого знания!.. Да ты и впрямь струсил, Вольг. Я-то думал, что ты просто устал, как и я, а ты… — он помедлил, смерил побледневшего, опёршегося на выступ скалы Олега долгим взглядом и закончил уже с откровенные презрением: — Ты струсил! И предаёшь не только нашу землю — но и свою любовь!

Они стояли, глядя друг на друга. Потом Олег поднял ладони к лицу и отвернулся. Плечи его задрожали, и голос, и когда он вновь заговорил, прерывался:

— Мы все умрём… мы умрём… мы все будем лежать среди камней… а они будут ходить вокруг и смотреть, как мы гниём… мы не сможем победить.

«Мы уже победили», — хотел сказать Йерикка, потому что это была правда. Сказать — и уйти, потому, что с трусом не о чем разговаривать.

— Вольг, — вместо этого осторожно и мягко спросил он, — ты так боишься умереть?

— Дурак! — выкрикнул Олег, убирая руки от лица. — Ой, дурак, идиот! Я боюсь смерти! Ничего я не боюсь уже! Дурак, дурак, дурак! Мы же спим с этой смертью, мы трахаем её! Дурак! Я— боюсь?!.

— Погоди. Не кричи. — Йерикка протянул руку, но Олег яростно отстранился. — Ладно, — примирительно сказал. Йерикка, — не буду тебя трогать. Чего ты завёлся? Пошли в лагерь.

— Ты ничего не понимаешь! — Олег застонал, и Йерикка вздрогнул: так стонут раненые в живот люди. — Это же… бессмысленно!

— Мы победим, — твёрдо сказал Йерикка. — Мы обязательно победим.

Олег засмеялся. Он смеялся и плакал — и более страшного зрелища, местное слово, Йерикке не доводилось видеть. Сквозь дикие звуки Олег выговорил:

— Ну и что? Ну и что? Ну и победим даже. А что дальше?! Кто мне вернёт… меня?

И тогда Йерикка понял. Понял и испугался ещё больше. Он уже знал, что Олег сейчас скажет, знал так же хорошо, как свои собственные мысли. «Молчи, — попросил он немо, взглядом, — я тебя прошу, молчи. С тобой этого не могло случиться. Молчи, я ведь не знаю, что тебе возразить, молчи!..».

— Я запутался, Эрик, — в голосе Олега прозвучала такая тоска, что мир вокруг стал однотонно-серым, а дождь обрадованно зашуршал по камням. — Я больше не знаю, где добро, а где зло. Всё смешалось вокруг… — он устало вздохнул и привалился к камню. — Я не трус…

— Я знаю! — Йерикка шагнул к нему. — Я сказал это со зла, слышишь, братишка, со зла, потому что там, у вельбота, ты один был прав, ты один говорил по Верье!

— И ничего я не боюсь, никакой смерти, никакой боли… Но зачем? — спросил он, требовательно посмотрев в глаза Йерикке. — Раньше во всём этом был смысл. Я точно знаю, что был… А сейчас… — он прислонился щекой к камню. Белый профиль на красном граните за серой вуалью дождя. Йерикке вдруг показалось, что его друг сейчас умрёт, что он уже умер… — Получается, что цена за нашу правду выше самой правды.

— Ничего не может быть выше правды, — возразил Йерикка.

— Чьей? — задал Олег страшный вопрос. — Я смотрел в глаза этих ребят и девчонок — в них тоже правда. Их правда, наша правда, чья-то правда… А где та, настоящая, ради которой стоит жить?

Йерикка больше не искал слов. Он сражался за друга, сражался за любимого смелого, отчаянного, непреклонно-честного младшего братишку, сражался со всей войной, с огромной мерзкой тварью, которая хотела сожрать Олега… а в поединке тело отвечает на выпады врага раньше, чем сообразит неповоротливый мозг.

— Ты показал нам, где эта правда. Мне показал, — ответил рыжий горец. — Ты показал, что беззащитных и бессильных не убивают. Что даже у самой страшной войны есть честь и совесть. Тебя смутило, что они храбры и решительны? Это так. Но вспомни слова этого храброго и решительного убийцы. И если ты не поймёшь, где правда — тебе и точно лучше уйти. Никто из них не задумался бы убить раненых и безоружных детей. А мы — не убили. Нам стало стыдно уже от того, что мы схватились за мечи — вот правда! Так о каком же «всё равно» ты говоришь?! Что вообще ты сравниваешь?! В чём запутался — в трёх соснах?! Добро и зло он разучился различать, спасите его от сложной философии, а то дурные сны будут тревожить!

Йерикка схватил Олега за плечи и с ненаигранной злостью тряхнул. Потом как-то сразу остыл и смущённо улыбнулся, переводя дух:

— Довёл ты меня…

Олег шмыгал носом. Потом тихо попросил:

— Прости… я просто…

Что-то, очень похожее на нежность, мелькнуло в глазах горца. Он обнял землянина одной рукой и накинул на него край плаща:

— На ветер в своём рванье убежал, дурак… — тоном папаши сказал он, притянув Олега ближе. — Пошли, умоешься.

— Угу, — благодарно хрюкнул Олег. Вдвоём они зашагали к ручью, тёкшему у подножья скал. Олег угрюмо сказал:

— Я как с ума сошёл… понимаешь, они похожи на наших, очень…

— Бывает, — Йерикка пожал ему плечо. — Ты прости, я там наорал на тебя разного…

— Ничего, в таких случаях надо пинать в копчик изо всей силы. В целях элементарного прекращения паники…

Йерикка засмеялся и растрепал волосы Олега. Тот отстранился, недовольно пробормотал:

— Ага, нашёл младшего брата!

— А что — нет? — весело спросил Йерикка, подумав — Олег угадал его мысли. Олег махнул рукой:

— Чёрт с тобой, братишка. Только учти, брат — не отец, братья и дерутся…

— Ладно, резервирую за тобой право на физическое сопротивление, если вдруг решу воспитывать тебя не по делу.

— Скажи по-русски.

— Короче, можешь врезать мне по зубам, если, как ты говоришь, выступлю не по теме.

— Теперь — понял и ловлю на слове.

Они подошли к ручью. Олег опустился на колени, но умываться не стал. И спросил вдруг:

— Как ты думаешь, мы погибнем?

Иерикка долго не отвечал. Молчал и лишь слизывал с губ дождевые капли. Олег не торопил его. Он ждал…

И Йерикка прочёл:

* * *

Богдан обиженно сопел в плащ. Правда, уже не столь обиженно, как полчаса назад, когда Олег только-только подсел к нему — чтобы просить прошения за толчок и позже брошенную в лицо куртку. И сейчас, сидя рядом, повторял в сотый раз:

— Ну дурак я, дурак. Что тут ещё сказать? Не обижайся, ну, честное слово, не хотел я… правда! — это прозвучало так жалобно, что даже смешно, и Олег осёкся, а Богдан отчётливо хихикнул и вдруг сел. Но лицо его было серьёзным, когда он спросил:

— Часом не держишь зла?

— Это я должен спросить, — неловко ответил Олег.

— Добро… — Богдан снова засмеялся: — Поцеловал бы тебя, да ты прыгаешь от того, что горный козёл. Вот, подобрал я её одно, — он рывком придвинул крошно и достал аккуратно свёрнутую куртку. — Держи, я думал-то… — он смутился и умолк.

— Спасибо, — искренне сказал Олег, снимая жилет и расстёгивая свою ковбойку. Потянул рукав, снимая и её, и рукав… остался в пальцах, оторвавшись у плеча. — Мда, очень вовремя! — констатировал он, отбрасывая бренные останки верой и правдой служившей ковбойки. — Упокой господи… ух, как холодно! — он нырнул в куртку и удивлённо застыл, когда она вдруг мягко и удобно облегла тело хозяина. — Ого! Как влитая!

— Правда?! — Богдан просиял, но тут же обвернулся: — Ну и добро, — и засвистел сквозь зубы, но тут же оборвал себя ворчливо: — Одно у тебя подхватил.

Олег треснул его по затылку:

— Лови! Поймал?

— А то… — Богдан потёр затылок.

— Поздравляю. Хороший вратарь.

— Кто?

Олег не ответил, и стало слышно, как Гоймир разговаривает с Резаном, а Гостимир? А Гостимир напевает неподалёку:

Подошёл Йерикка. Посмотрел сверху вниз, предложил:

— Пройдёмся?

— Пошли, — Олег встал, с удовольствием ощущая, как здорово в куртке, но накидывая плащ. — Ложись дрыхнуть, Богдан.

— Станут красть — кричите криком, — мальчишка зевнул во весь рот и улёгся, натянув на голову плащ. Не глядя, выпростал руку, нашарил и пристроил под головой крошно…

…Они отошли шагов на тридцать, к тому ручью, из которого умывался Олег. Йерикка помалкивал, но Олег хорошо понимал: сейчас он скажет что-нибудь такое, от чего останется лишь потереть лоб. А Йерикка молчал, подбирал камешки и булькал их в ручей. Олег уже собирался сам затеять разговор, но Йерикка булькнул ещё один камешек, вздохнул и заговорил:

— Скоро нас прижмут.

— Ту думаешь? — встревожился Олег. Йерикка покачал головой:

— Не думаю. Чувствую.

— Ясно, — коротко ответил Олег. — Гоймиру сказал?

— Он и сам чувствует, не беспокойся… Давай послушаем это, — вдруг прервал сам себя Йерикка… — Мне нравится эта былина…

Гостимир пел неподалёку:

Подошёл Гоймир неслышно, встал рядом:

— Завтра уходим по утру. С полуночи обойдём Светлоозеро по Кровавым Горам, да и выйдем на Смеющуюся.

— Может, прямо сейчас? — спросил Йерикка, стегая былинкой по куту. — Я что-то…

— То ж и я, — не дал даже сказать Гоймир, — да всё в лёжку. Хоть малое время передыхом будем…

— Ладно, — кивнул Йерика. — Дайте дослушать.

* * *

Снежные заряды шли один за другим, хлеща камни. Они приходили с моря, из его свинцовой дали, а в те моменты, когда, снег переставал, нижняя кромка туч садилась на скалы, окутывая их туманом.

— Живей, живей! — хрипел где-то в тумане Гоймир. Олег слышал, как надорванно дышат вокруг ребята, видел их фигуры, похожие на серых призраков. Рядом с ним держались только Йерикка и Холод. — Уйдём?

— Нет, — ответил Йерикка. Став на бегу на колено, прошил туман очередью, оттуда густо ответили. — Й-ой, и тут они… Гоймир! — рявкнул он. — Вверх, к побережью, хоть закрепимся, а то перебьют на бегу!

Гоймир и сам это понимал. С его стороны туман рявкнул командой:

— Вверх!

— Всё, — Йерикка закинул пулемёт на плечи. — Скорей, скорей, если и конец, то не сейчас. Я желаю видеть, как умру, а не подохнуть в этом киселе…

— Стрелки! — крикнул Олег. Навстречу выскочили четверо.

— Нигде от вас… — не снимая с плеч «дегтярь», Йерикка сшиб одного прикладом, — …покоя нет!

Олег подставил меч под штык второго, Холод отбивался сразу от двоих, скользя по камням. Олег, изловчившись, ткнул своего противника в горло, Йерикка прикладом свалил третьего, Холод сделал ложный выпад и, рубанув последнего по боку, побежал вверх.

— За ним, скорее… — Йерикка локтем смахивал со лба пот.

Они пронеслись ещё сажен сто вверх, туман поредел, открыв панораму вокруг… и их — врагу. Мальчишки тут же шлёпнулись на животы. И увидел, что слева и справа от них устраиваются, выскакивая из тумана, другие ребята четы.

— Мы здесь — как вошь на плеши, — тяжело дыша. Йерикка расставил сошки пулемёта и, утвердив его, повёл, прицеливаясь, стволом. — Щёлкнуть по ней — и все дела. Залезли, кажется…

— Хоть бы облачность продержалась, — Олег с надеждой посмотрел на мокрые клочья облаков, висевшие на скалах над морем и скатывавшиеся по откосам. — Пока они так висят, вельботы на нас не пустят.

— Молись Сварогу-Стрибогу, чтоб не стало ветра, — посоветовал Холод, приподнимаясь и выглядывая своего брата.

Олег молча поднял к глазам бинокль. Горные стрелки быстренько обустраивались в версте от четы, громоздя валуны и какие-то мешки. Неподалёку в чьих-то умелых руках вызывающе засвиристел, прорезая туман, кувикл, ему откликнулся другой, и Олег услышал, как Холод мурлычет слова мелодии:

«Да, — подумал Олег совершенно спокойно, — похоже, конец. А пистолет в другое кармане… Ну так и пусть. Что теперь?»…

…Их не накрыли на месте стоянки только потому, что Йерикка не находил себе места и поднял ещё толком не успевших отдохнуть товарищей, едва они чуть заспали усталость. И оказался прав — местность буквально кишела вражескими войсками — и данванами, и хангарами, и славянами, и хобайнами. Судя по всему, они занимались спасением потерпевших аварию детей, но чете Гоймира от этого легче не было — она оказалась буквально в кольце и вырвалась лишь в горы, в последний момент, но преследователи с железным упорством гнались по пятам, то и дело угрожая окружением, пока не оттесняли чету на скалистое побережье. Всё. Дальше были Снежные Моря. Впереди, слева и справа — враги…

«…Горская чета — не путать с суицидом, — подумал Олег. — Но спутать не трудно…»

Сквозь туман на звук кувиклов высоко прошли наугад выпущенные трассера. Противник явно считал, что никуда от него не денутся теперь шестнадцать наглых мальчишек, у которых почти нет еды и мало боеприпасов. В каком-то смысле он был прав, противник, — до моря, находившегося рядом, было полтораста сажен по вертикали, с фронта и правого фланга кишели враги, слева лежала вересковая пустошь, а перед ней — каменная осыпь… верная смерть для беглецов. Из всего оружия горцев достать позиции врага мог только — спасибо «Славяну»! — «утёс». Оставалось петь песни и готовиться к смерти.

— То привид, либо морем вправду что-то ползёт? — напряжённо спросил Холод. Йерикка перевернулся на спину, вскинул к глазам бинокль и выругался.

— Не кажется тебе! Гляди, Вольг!

В паре вёрст от берега, параллельно ему шли три веретенообразных, страшных в своём неостановимом и упорном движении, хотя и не очень больших корабля. Первые суда данванов, виденные Олегом. Несколько секунд мальчишка рассматривал их, потом — засмеялся.

— Ты что, спятил? — поинтересовался Йерикка.

— Ведь смешно же, — ответил Олег. — Столько народу, да ещё корабли — против шестнадцати пацанов!

— Часом перепугали мы их, — сказал Холод.

— Ну да, только нам от этого не легче. Или перебьют всех, или голодом уморят, — предрёк Йерикка. — Лучше бы — первое, пакостно это — от голода подыхать.

— Так вот же море, бросайся, — посоветовал Олег. Друг не принял шутки:

— Может, так и сделаю, если подопрёт… А, в рукопашную бы сейчас!

— Й-ой, идут никак, — с некоторым удивлением вмешался Холод.

Мальчишки сразу же вскинули свои средства наблюдения, но в них, по правде говоря, уже не было нужды. Невооружённым глазом можно стало рассмотреть двух человек, открыто пробиравшихся по камням саженях в двухстах от импровизированной позиции горцев. Оба носили форму хобайнов, у одного в руке трепался белый флаг.

— На переговоры, — не без удивления ответил Йерикка. — Неужели они рассчитывают, что мы сдадимся?!

— Время тянут, чтоб с нами подальше в бою не перевидываться, — ответил Холод. Друзья изумлённо взглянули на него, а потом, оценив шутку, захохотали.

Их веселье прервал приползший Мирослав. Он передал приказ Гоймира — Олегу шарахнуть под ноги идущим. Если не остановятся — валить обоих.

— Под белым флагом? — недовольно спросил Олег, целясь. Он выбрал серый валун, до которого хобайнам оставалось два шага, и плавно нажал спуск. Гранит брызнул искристым крошевом под ударом пули.

Хобайны замерли. Предупреждение было не менее явным, чем окрик «стой!» и всё-таки парламентёры, помедлив, зашагали дальше.

— Блин, — процедил Олег, щёлкая затвором. Он поймал в прицел грудь идущего впереди офицера, про себя решив: если тот, с флагом, побежит вниз — в спину стрелять не станет.

Винтовка ударила второй раз. Чудовищный удар бронебойной пули подбросил хобайна и опрокинул боком на камни. Пуля попала точно в сердце.

Олег перезарядил оружие, повёл прицелом. Второй хобайн стоял, сжимая флаг и часто сглатывая.

— Поворачивай, дэбчик, — процедил Олег, — ну?!

Хобайн глубоко вдохнул и пошёл вперёд. Олег со свистом, словно обжёгшись, втянул воздух и выстрелил. Идущий свалился, как подкошенный — пуля попала ему в лоб.

Мальчишка поспешно отложил «мосинку», и люди с лицами превратились в два почти неразличимых предмета — серые на серых камнях. Олег посмотрел направо и налево. На ткнулся на понимающий взгляд Йерикки, спокойный и твёрдый, через силу улыбнулся:

— Всё уже нормально.

— Да нет, — тихонько возразил Йерикка и коснулся спины Олега, — но будет. Не волнуйся.

— Постараюсь, — Олег лёг на спину и уставился в низкое, драное в клочья небо.

Со стороны врага ударили сразу несколько скорострелок… Гремучие потоки осколочных пуль заплясали по камням, брызгая горячим крошевом. Мальчишки сползли ниже, вслушиваясь в посвист над головами — пули шли дальше и дальше над морем, постепенно теряя скорость. Особенно красиво это выглядело с трассерами.

— Часом бы одно в свои корыта влепили, — мечтательно заметил Холод.

— Слишком далеко, — равнодушно ответил Олег.

— Й-ой, а что б тебе те сморкалки из своей винтовки достать?!

— Теоретически — можно, а практически — я не до такой степени хорошо стреляю. Я не Карл Хичкок[85].

Холод не успел спросить, кто это. Не выдержали нервы одного из горцев — загрохотал «утёс», но тут же заткнулся: наверное, Гоймир надавал ретивому пулемётчику по шеям. Однако, огонь со стороны врага неожиданно прекратился. Вместо этого из мощного усилителя понеслась отборная брань вперемешку с угрозами, посулами и пакостными обещаниями. Потом их сменили вежливые предложения о сдаче с намёками на массу благ в плену. Потом неожиданно зазвучали песни — на городском диалекте. Олег таких не слышал, но похожие ему уши прожужжали на Земле… Их смысл сводился к словам «любовь-морковь». Горцы слушали, критиковали и лениво спорили, записи у них, или энтузиастов находят. Кое-кто погорячее принялся было отругиваться, но плюнул — вопить долго на таком расстоянии не мог даже обладающий лужёной глоткой.

К вечеру дела стали вовсе паршивыми. С севера подул холодный ветер. Облачность он не сдул — наоборот, тянул и тянул новые груды туч, громоздившиеся друг на друга — но температура упала до минусовой. Море в жутком здешнем приливе билось с громом о берега, и корабли в отдалении раскачивало на волне. Разводить костры было не из чего, да и опасно. Ветер, холод и невозможность согреться могли довести до исступления кого угодно. Несчастные мальчишки, забиваясь в малейшие выемки на своих постах, жались друг к другу и укутывались плащами. Кое-кто добрался до крепкого вина, прихваченного из Чёрной Пущи — этим вроде бы стало теплее, зато начало клонить в сон, и Гоймир с бранью метался между постами, рискуя подхватить пулю, тормошил, пинал, взывал к чести, воле, предкам и богам…

Около часа ночи, в темноте, Олег добрался до «командного пункта», находившегося под каменным козырьком. Несколько человек спали у дальней стены этого жалкого убежища, подобрав ноги и укрывшись плащами. Гостимир, сидя у обрыва с фонариком в руке, зажигал и гасил его, прикрыв глаза и чуть покачиваясь — слабая надежда, что, может быть, кто-то окажется в скалах, кто-то увидит, кто-то ответит, чем-то поможет…

Гоймир сидел на большом валуне и ел, пользуясь метательным ножом, холодные консервы из банки. Он обернулся на шаги, и Олег вздрогнул, увидев незнакомое лицо — всего за несколько часов князь похудел, щёки втянулись вокруг глаз легли чёрные круги. Краги Гоймир зажимал между колен, пальцы его были лиловыми от холода. Однако, теплоты не прибавилось и в нём самом:

— Случилось что? — спросил он сухо, жестом предлагая Олегу сесть.

— Ничего. Просто решил посмотреть, всё ли тут у вас в порядке, — Олег как мог удобно устроился на указанном валуне.

Гоймир скривился, будто хватил кислого. Потом сказал негромко, но очень зло:

— Вяжешься — одно девка продажная на ярманке.

Олег не разозлился, хотя горец явно этого ожидал. Только грустно посмотрел на Гоймира, и тот вернулся к консервам, жестом предложив их Олегу. Тот помотал головой, встал и подошёл к Гостимиру. Гостимир спал сидя, продолжая нажимать кнопку давно севшего фонарика.

— Проснись, телефонист.

Гоймир открыл глаза:

— То ли резать нас пришли?

— Горный юмор, — сказал Олег, услышав, как фыркнул Гоймир. — Будь здоров, — сказал он, не поворачиваясь и вновь обратился к Гостимиру:

— Фонарь у тебя не пашет.

— Всё одно — не видит никто, — серым от усталости голосом ответил тот и протянул фонарь Олегу. Мальчишка несколько раз встряхнул цилиндрическую коробку, приговаривая:

— Вам ничего сложнее меча доверить вообще нельзя…

Гостимир немного взбодрился и даже начал что-то отвечать, а тут и фонарь загорелся. Олег, возвращая его хозяину, признался вдруг:

— Мне всё время в голову разная чушь лезет. Типа: «Умираем, но не сдаёмся!»

— То добрые слова, — отозвался Гоймир. Гостимир уже вновь уснул, нажимая на кнопку, а Гоймир запулил банку консервов — пустую — по камням и повторил: — Добрые…

Кто-то из спавших зашевелился и поднялся, откинув плащ — это оказался Морок. Не открывая глаз, он отошёл в сторону, сделал свои дела и вернулся на место. Без него там уже оккупировали прогретое пространство, но Морок поступил просто — свалился сверху, и его приятели, ворча, и не просыпаясь, вынуждены были раздвинуться. Ещё несколько судорожных телодвижений — и всё успокоилось.

Олег отвёл свой взгляд от спящих и обнаружил, что и Гоймир смотрел туда же — бездумно-внимательно.

— А то ижалеешь, что повязал себя с нами? — опросил он с издёвкой, переводя взгляд на Олега, тот спокойно ответил:

— Не надо… Как говорил один мой знакомый — в бою на принятие решения даётся только три секунды. Всё, до чего додумаешься потом — лажа… Я своё решение принял очень быстро… Что собираешься делать?

— Молиться, — отозвался Гоймир. Олег вздохнул:

— На богов надейся, а сам не тормози… А всё-таки?

— Умирать, — уже серьёзно сказал Гоймир. — Куда ни кинь — всюду клин, и то плохо, и то не краше… Но, разом дел без выхода не бывает, так я вижу выход — достойная смерть.

— Мороку с Богданом не рано… даже если достойно? — спросил Олег. Он был едва на пару лет старше названных, но ощущал себя почти патриархом.

— Да и всем-то не время, — горько отозвался Гоймир. И отрезал: — Знали, на что шли… Хоть стать потеплеет впослед…

— С чего бы, зима на носу.

— И то…

Они замолчали. Олегу показалось, что, стоит ещё что-то сказать, сделать один какой-то шаг — и у них всё будет, как раньше… и стал судорожно искать этот шаг, но не нашёл и поднялся:

— Ладно. Пойду.

— Иди, — равнодушно ответил Гоймир, запахивая плащ на груди…

…Вне укрытия ветер походил на ледяные ножи, полосовавшие тело даже через плащ и данванскую куртку. Только жилет защищал надёжно, и Олег дотронулся до него, тепло подумав: «Бранка меня защищает…» Со стороны врага продолжался бесконечный тупой монолог, на душе было тоскливо, как посреди невывезенной помойки. Олег снял с пояса баклажку, поболтал в ней вино, налитое в веси. Мда, он много раз видел, как в кино солдаты проигрывающей армии прикладываются к бутылке. Сейчас он внезапно их понял. Это не от страха, Олег не боялся, хотя и осознавал, что едва ли они переживут ещё одну ночь, а от безнадёжности…

Оглядевшись, будто из-за скалы могли появиться отец или мать, он открыл баклажку и, задержав дыхание, глотнул.

Сперва ему показалось, что он обжёгся. Горели рот и глотка, жжение быстро скатывалось в желудок. Олег втянул воздух задушенно, потом сплюнул — и обнаружил, что жжение улеглось, а вот в желудке стало теплее, и тепло оттуда разливалось по всему телу. Олег не долго думая приложился ещё раз потом решительно заткнул и убрал баклажку.

Потихоньку кружилась голова, а ветер словно бы потеплел. Тянуло прилечь; призывы врага почему-то начали смешить, словно они травили анекдоты, как мальчишки в школьном сортире, а не звали в плен, угрожая в случае сопротивления смертью. У Олега появилась мысль: а что если подобраться к ним поближе, да и заорать, чтобы перестали?

Слава богу, он сумел осознать, насколько бредова идея и удивился, как быстро и конкретно его разобрало. Впрочем, опьянение не прошло, разве что ветер на открытом пространстве слегка прочистил мозги. Почти бегом он добрался до места, где остались Йерикка и Холод.

Мальчишки расстелили надранный вереск в расщелине, на него бросили плащ, улеглись туда и укрылись сверху вторым, тесно прижавшись друг к другу. Йерикка не спал — то ли Олега ждал, то ли просто не спалось. Он молча подался в сторону, давая Олегу место рядом с собой.

Землянин улёгся и накинул сверху свой плащ. Выл ветер, но здесь было тихо и почти тепло. Дышали товарищи — ровно и еле слышно — Холод, спокойно, но громче — Йерикка.

— Как там Гоймир? — спросил он наконец. Олег ответил:

— Нормально. Никак не успокоится из-за Бранки, завидует мне, что же ещё!

Ответил — и испугался. Такие слове вовсе не подходили ему… и не походило это на него. Кажется, это винцо подало голос. И, очевидно, Йерикка почувствовал это, потому что неожиданно и очень спокойно поинтересовася:

— Приложился, Вольг?

Олег ощутил, что краснеет, как пацан перед взрослым, поймавшим его на чём-то недостойном.

— Немного, а что? — развязней, чем надо, ответил он. Йерикка вздохнул в темноте и миролюбиво ответил:

— Да ничего. Только знаешь, Вольг… больше не пей. Я понимаю, если выпить, то становится легче… но это только кажется, поверь мне.

Олегу вспомнилась ярмарка и слова, старого князя, потерявшего своё княжество — что выпивка ничего не облегчает, а её ничто не оправдывает.

— Я больше не буду, — совершенно по-детски повинился Олег. — Да мне и не понравилось… А ты пил крепкое вино?

Слышно было, как Йерикка тихо рассмеялся:

— То, что ты налил в баклажку, не вино, а хлебная самогонка… Мне тринадцать было, когда я напился до свинского визга. На ярмарке. Дед выпорол меня плетью, когда я проспался, только я почти не ощутил — мне и без того казалось, что в череп забивают клин, а во рту ощенилась любимая сука…

Теперь уже и Олег хихикнул. Он ощутил, что рядом вздрагивает плечо друга… и не сразу понял, что тот не смеётся, а плачет. Поняв это, он жутко перепугался и повернулся, едва не разбудив Холода — старался различить лицо Йерикки:

— Ты… ты что?! Тебе плохо?!

— Хочешь сказать, что тебе хорошо? — прерывисто спросил Йерикка. — Я знаю, это глупость… это слабость… Завтра я опять буду сильным. Но сейчас никто не видит, а ты — ты не расскажешь… Это так трудно — быть сильным всё время. Я тебе никогда не говорил, а ведь у меня есть девчонка. Она сестра Вийдана из Орлов. Того, погибшего.

— Из племени кровников? — глупо спросил Олег. Йерикка вздохнул:

— Представь, что Бранка — тоже. Это остановило бы тебя?

— Нет, — честно ответил Олег, мысленно поблагодарив богов, что Бранка — своя. — Но как же вы?..

— Никто ничего не знал. Видишь, я даже тебе не говорил… Мы встретились на той самой ярмарке, где я напился, и дальше встречались тайно. Боюсь, что она узнает, я погиб — и уйдёт тоже…

«А ведь и Бранка!..» — обожгла Олега мысль, но он задавил её и вслушался в быстрый шёпот Йерикки:

— Если ты любишь Бранку, то поймёшь, как это страшно — знать, что скоро ничего не будет и любить ты уже не сможешь, понимаешь — никогда!

— Я не думал об этом, — сказал Олег, и его вновь пронизал, страх. — И не хочу. Не хватало сойти с ума…

— Я уже успокоился, — Йерикка вздохнул: — Дурацкая слабость… Знаешь, — он приподнялся на локте, натянув плащи, — а мне сегодня шестнадцать лет.

— А?!. — только и смог спросить Олег.

— Не до этого было, забыл, — ответил Йерикка.

— Ну… поздравляю, — неловко объявил Олег. — Подарок за мной.

— А как же, — согласился Йерикка, — в живот ранят — добъёшь… Обидно всё-таки.

Олег отодвинул с лица перевесившиеся через повязку волосы. Непонятно усмехнувшись, оттянул её: — Пригодилась, видишь.

— Она тебя любит, — убеждённо оказал Йерикка.

— Теперь-то… — горло Олега сжалось, он переглотнул и добавил: — Только хуже. Гоймиру будет легче умирать, чем мне.

— Наверное, — согласился Йерикка. — Только это страшно — умирать с пустой душой… Ничего, что я болтаю? Ты, может, спать хочешь?

— Нет, пусть…

— Понимаешь, — извиняющимся тоном объяснил Йерикка, — если я остановлюсь, то начну думать, а это опасно, можно додуматься до самых разных вещей…

— А я всё-таки думаю, — признался Олег. — Если меня не будет… я бы хотел, чтобы… ну… чтобы у Бранки родился сын. Раньше я думал, что это чушь. Да и лет мне… А сейчас мне хочется, чтобы был… Как ты думаешь, вот по Верье… я же не ваш… но всё-таки… может так случиться, что моя душа, или как там у вас — в него?

Йерикка, серьёзно притихший было, вдруг приглушённо засмеялся и, задыхаясь от этого сдерживаемого смеха, навалился на Олега и начал тузить его под рёбра, приговаривая:

— Ах ты… ах, сопляк нахальный!.. У него вон какие мысли!.. Он вон о чём думает!..

Олег отпихивался, почти рассердившись сперва, но потом и его разобрал смех:

— Сам-то… То-то слышно, в весях жалуются, что девки рыжих в подоле приносят, а он мне тут о своей большой и светлой любви рассказывает! Или на деда позавидовал? Позавидовал, да?!

Проснувшийся Холод вызверился:

— Да будет на вас угомон?! Кой кулачный бой в ночь-полночь?! По смерть выспаться не дают!

— Отоспишься! — завопил Олег, но Йерикка придержал его:

— Спим, спим уже.

— Спим, — передразнил Холод. — Теперь-то…

— Я Морока видел, — вспомнил Олег, — с ним всё в порядке.

— И то добро, — Холод зевнул, утопив в этом зевке ещё какие-то слова.

Они снова устроилась с головами под плащами, пошуршали уже примятым вереском и, успокоившись, начали в самом деле засыпать…

…Облачность к утру сгустилась, и пролился короткий холодный дождь. За позициями горных стрелков начали разворачиваться прибывшие наконец-то орудия. Невыспавшиеся и злые артиллеристы на чём свет стоит кляли погоду, начальство, врага, службу, самих себя, как это часто делают люди на войне.

* * *

Холод поднялся первым. Это было вызвано просто-напросто непреодолимой необходимостью чисто физиологического свойства. Делать свои дела он начал в сторону врага….

…Потом Олег часто вспоминал, как это было. Раздался противный воющий звук. Олег посмотрел на Йерикку, силясь вспомнить, почему этот звук ему знаком… Йерикка побледнел, а потом — над камнями с треском встал чёрно-рыжий куст, и Холод, взмахнув руками, покатился по камням. Подальше встал ещё один куст… послышался грохот… ещё… ещё…

Артиллерия противника начала обстрел.

— Холод! — заорал Йерикка, вскакивая. Они с Олегом подбежали к мальчишке, который сел на камнях. По лицу у него текла кровь — Холод разбил себе лоб, пока катился. Он слегка растерянно посмотрел на друзей, попытался подняться, сел снова, держась за живот. — Ты что?! — подбежавший Йерикка положил ладонь на плечо Холода. Тот удивлённо сказал:

— Йерикка, лезут они. Наружу-то…

— Кто лезет, боги?! — сердито, но с облегчением спросил Йерикка.

А Олег уже понял, КТО, и почувствовал, как слабеют ноги, по спине струится мерзкий липкий пот, а во рту появляется отчётливый вкус медной ручки. Холод держал ладони у живота, а из-под них вылезали дымящиеся синевато-красные внутренности.

Йерикка тормошил Холода, а тот, извиняющеся улыбаясь, продолжал сидеть и придерживать живот. Пока Олег не сказал хрипло:

— Эрик, у него…

Йерикка всё сразу понял. Отступив на шаг, он закусил губу:

— Йо-ойаа… — сказал он, словно это его ранили.

— То что?! — Холод вскочил, и внутренности переплеснулись через руки на камни. — Уух! — вскрикнул мальчик, падая на колени и… заталкивая внутренности обратно. — Братцы, — он поднял большие глаза на Йериккку и Олега, стоявших рядом, — в обрат-то они не лезут. Что они не лезут-то?

— Конец, — отчётливо сказал Йерикка.

— Нет, — неверяще и тихо ответил Холод, — не хочу я! — протестующе добавил он. — Что ж вы стоите?!

Снаряд разорвался неподалёку. Мальчишки упали, вдавились в камни, вздрагивая — их подбросило ещё одним взрывом, совсем близким, щебень забарабанил по спинам. Олега обрызгало чем-то тёплым, что-то со стуком упало рядом, покатилось… Не поднимаясь, Олег скосил глаза.

По камням, подскакивая, катилась голова Холода, показывая то русый затылок, то идеально ровный срез шеи — ало-белый, то оставшееся испуганно-удивлённым лицо. Тело по-прежнему стояло на коленях, и из обрубка шеи невероятно красиво била кровь — буквально какие-то две секунды. Потом Холод… то, что было Холодом, упало. Олег лишь теперь сообразил, что его милосердно обезглавил снарядный осколок…

— Вставай скорее! — Йерикка рванул Олега за плечо.

— Что случилось? — Олег поднялся, ещё ничего не понимая.

— Ты что, не понимаешь?! Они сейчас наступают за огнём, бежим!

— О! — до Олега дошёл весь ужас ситуации. Он побежал за Йериккой, который на бегу схватил пулемёт и, обдирая локти, грудь, колени и живот, грохнулся на камни, выдвигая вперёд оружие.

Цепочки стрелков быстро перемещались по камням. До них оставалось шагов триста, не больше.

— Суки, — процедил Йерикка. Олег никогда ещё не видел у него такого лица. — Ну, сейчас…

— Ого, их много! — Олег перехватил автомат, нажал на предохранитель, ставя его на автоматический огонь.

— Бей, не считай! — крикнул Йерикка и нажал спуск, словно душил врага своими руками. — Вот нам наша земля! Вот вам наша свобода! Вот вам наши города, вот вам наше небо, вот вам наши девчонки, вот, вот, вот! — он молниеносно сменял магазин, дёрнул рукоятку и продолжал стрелять. — Жрите бесплатно, вот вам пять хлебов, вот две рыбы, на всех хватит, да ещё и останется, стадо!

Олег присоединился к нему — расстояние было самое то для «калаша». Стрелки, рассыпавшись за камни продолжали двигаться, прикрывая друг друга огнём. Олег выпустил два осколочных тромблона, кто-то ещё стрелял неподалёку, но врага это не останавливало уже, он рвался вперёд…

Грохот «утёса» перекрыл пальбу обеих сторон. Видно было, как падают наступающие, бегут назад и тоже падают, как пули высекают искры и крошку из камней. Пулемёт бил, пока стрелки не оказались вне пределов досягаемости огня, оставив на камнях трупы.

— Я думал, не отобьёмся, — Олег не сразу попал направляющими тромблона в нарезы ствола и засмеялся: — Руки трясутся, прикинь?!

— У меня тоже мелькнула такая мыслишка, — нервно согласился Йерикка. — Вовремя проснулись пулемётчики!

Они разом вспомнили о Холоде и оглянулись. Его тело по-прежнему лежало на камнях.

— Что ж, повезло, — почти равнодушно сказал Йерикка. — От такой раны он бы не скоро умер, да ещё и замучился бы…

— Морок сойдёт с ума, — вздохнул Олег, — они ж душа в душу жили… Надо его отнести отсюда, пошли?

— Пошли, — Йерикка встал…

…В этом было что-то дико-сюрреалистическое. Йерикка и Олег несли под мышки и за ноги тело, на животе которого лежала голова, изумлённо глядевшая на мир. Выглядело бы даже смешно… если бы не выглядело так страшно.

Следы обстрела были везде. В основном — выбитые в камне воронки, но в одном месте среди щебня, искрившегося свежеотбитыми краями, лежал невероятно обезображенный труп мальчишки — в дымящихся лохмотьях, разбитый. Олег смотреть не смог, а Йерикка подошёл и сказал, что это Яромир. Взять его, конечно, было нельзя — оба решили, что вернутся позже или кого пришлют. В другом месте снаряд угодил в человека — от него остались ошмётки мяса, костей и одежды, да клочья металла от оружия, но рядом стоял и плакал Резан, суровый и решительный Резан — становилось ясно, что убит был его брат Данок.

— Похоже, нам досталось, — сказал Йерикка. Олег только сопел — говорить не имело смысла, все и так на виду…

…Места, где располагался штаб, Олег не узнал. Каменного козырька не было. Он лежал грудой глыб и щебня. Святомир и Ревок возились там, на разостланном плаще лежал… лежало что-то, на что Олег один раз глянул и больше не захотел смотреть. Гоймир сидел на том самом камне, где Олег его оставил и держал на весу разбитые, окровавленные руки, которые бинтовал ему Хмур.

А Гостимир лежал рядом с расколотым фонариком. Видно было, что к нему даже не притрагивались, и это становилось понятно сразу. Осколок разворотил ему грудь вместе с кольчугой, другой снёс юному певцу левую сторону головы.

«Вот так, — бухнуло в голову Олегу. — Ну и что я скажу Бранке?»

Они опустили труп Холода наземь. Йерикка спросил угрюмо:

— Где Морок? Тут его брат…

— Мороку-то уж поровну, — ответил Святомир, выпрямляясь. Скула у него была разодрана, висел чёрный лоскут снизанной кожи. И тут до Олега дошло, что раздавленное, лежащее на плаще — это и есть Морок. Против своей воли он повернулся туда. Под горло подкатило — смотреть оказалось трудно даже для повоевавшего человека. Очевидно, на Морока упал обломок скалы, раздавив ему грудную клетку и живот — внутренности вылезли через рот и лопнувший пах, обломки рёбер пропороли грудь, глаза были выкачены и налиты кровью.

Олег сделал несколько шагов в сторону и одним судорожным позывом вывернул желудок — вода и желчь, он уже давно не ел.

— Под скалой стоял, — говорил тем временем Гоймир. — В неё и угадало. Меня-то швырнуло, что куклу соломенную… опамятовался — Гостимир мёртвый уж, от Морока-то одно ноги с-под валуна… Я — откатить… — он посмотрел на свои руки, как на чужие. — Помогли… А как часом перед матерью их буду — только и жила она светом в окошке, Холодом да Мороком… Так уж меня бы, мне-то всё одно — жить, умереть…

— Что ты несёшь?! — Йерикка встряхнул двоюродного брата за плечи. — Язык-то прикуси, придурок! Тебе командовать ещё!

— Про что? — спросил Гоймир, глядя на него. — Не встанут они в атаку больше. Не поднимем рук — то и будут бить в нас, пока всех не похоронят. И всё…

Йерикка отпустил Гоймира. Против сказанного трудно было возразить…

…Убитых положили в ряд на камнях. Обезглавленный и выпотрошенный Холод. Раздавленный Морок. Разбитый, обожжённый Яромир. Немногое, что осталось от Данока. Гостимир со стёсанным лицом и вскрытой грудью.

И — Одрин. С торчащим из груди осколком, похожим на нож. Осколком, попавшим точно в сердце последнего из трёх братьев…

Шесть человек унёс обстрел. Больше, чем потеряла чета за всё прошедшее время, и самое ужасное, самое непереносимое — что погибли они от метала, обидной и нелепой смертью — не увидев врага… Из тех, кто остался жив, несколько были ранены — к счастью, никто — тяжело. Но тяжело было другое — стоять рядом с трупами товарищей.

Ветер трепал плащи, шевелил волосы над повязками. Мальчишки стояли, потупившись, держа мечи концами к земле. И мало кого тревожили свои раны. Бывает, что чужая боль сильнее — даже если это боль тех, кто уже не ощущает её сам.

— Неладно, что схоронить вас честью не сможем, — послышался голос Гоймира. — Но кажется мне, что вам неплохо будет лежаться тут, над морем… — у него явно перехватило горло, и Гоймир несколько секунд молчал, только шевелился в забинтованной руке меч — словно цель отыскивал. — Вы все своих лет не пожили на свете белом. Но все вы за родную землю головы сложили — и не скажут о вас ни единого недоброго слова, пока жив хоть единый человек из племени Рыси… А вы к нам будьте опять. Ждём мы вас из вир-рая, не томите, станьте в племя снова, братья наши… — он повернулся к остальным и попросил: — Пойте уж, а я не сумею, горло…

Богдан шагнул вперёд без раздумий. Конечно, далеко ему было до убитого Гостимира, но у него оказался звонкий светлый альт, и неплохо умел Богдан петь…

И остальные подхватили:

«А ведь это и правда так, — подумал Олег. И с удивлением понял, что плачет. Но это не были слёзы страха или горя… Это были слёзы странной гневной радости, от которой кровь быстрее бежала по жилам и тяжелели кулаки. — Ну убили они этих ребят. Ну убьют и нас. Войну им всё равно не выиграть. А умирать страшно, когда знаешь, что ничего после тебя не останется…»

А десять голосов взвились и загремели над морским прибоем:

* * *

На этот раз Гоймир приказал не стрелять в парламентёров. Молодой хобайн-офицер поднялся к позициям горцев один, оставив сопровождавшего с белым флагом внизу, и стоял под дулами автоматов открыто, поигрывая веточкой вереска. Он был светло-русый, настоящий славянин, мало чем отличающийся от самих горцев, но заброшенный на ТУ сторону — непримиримый враг…

Гоймир вышел ему навстречу и, остановившись в нескольких шагах, спросил:

— Что сказать хочешь?

— То же, что хотели сказать те, кого вы убили, — спокойно ответил хобайн. Сдавайтесь, или никто из вас не увидит следующего утра.

— Клянусь Дажьбогом, — Гоймир вскинул руку, — и вереском, который ты держишь в руке, что никто из нас не сложит оружия. И пусть будет, как будет.

— Мы не пожалеем снарядов, — пообещал хобайн. Но лицо Гоймира уже стало скучающим, он повернулся и зашагал вверх по склону, к своим, больше не удостоив врага ни единым взглядом или словом…

…День тянулся, как похоронная мелодия. Ветер улёгся, тучи висели над морем и скалами, как раньше. Изредка постреливали со стороны врага, но даже попасть не старались. Орудия пока молчали.

Олег искал Йерикку, а нашёл Богдана. Сидя со скрещёнными ногами под прикрытием камня, мальчишка что-то старательно малевал взятыми у Одрина маркерами на куске плаща. Рисовальщик из Богдана был так себе, но Олег различил оскаленную морду рыси…

— Что рисуешь? — поинтересовался землянин. Богдан, увлёкшийся своим занятием до полной глухоты, смущённо вскинулся, но тут же доверчиво ответил:

— Стяг наш рисую. А то в бою тоскливо уж очень, разом ничего над собой не взметнуть…

Олег постоял, посмотрел. А потом зашагал по камням дальше — и почти тут же обнаружил Йерикку на берегу звонкого ручейка, проложившего себе путь в гранитном основании скал. Рыжий горец сидел, прислонившись спиной к камням и обхватив колени руками. Он разулся, поставив куты рядом, тут же стоял пулемёт.

— Привет, — сказал Олег, присаживаясь на уже привычным жестом подстеленную полу плаща. Достал наган, начал крутить на пальце, как ковбой в вестерне. Йерикка сидел совершенно неподвижно, глядя перед собой остановившимися глазами. И Олег вдруг заметил, что он слушает сиди-плеер. — Что там стоит? — поинтересовался мальчишка, с размаху бросая револьвер в кобуру.

— У Ревка взял, — Иерикка протянул наушники Олегу.

Ни музыка, ни слова Олегу знакомы не были. Молодой голос пел пол гитару и отделённый стук барабана — отчаянно и печально:

— Что это? — спросил Олег, снимая наушники. Странно-безжалостный ритм, контрастировавший со словами песни, всё ещё звучал в ушах; Олег чувствовал нечто вроде лёгкого опьянения и в то же время — готовность кинуться в любую, саму проигрышную схватку. — Классная вещь.

— «Уличный полк», — пояснил Йерикка, — музыкальная группа, запрещённая данванами. А диск я тоже взял у Ревка… Знаешь, почему я её слушаю?

— Догадываюсь, — Олег протянул наушники другу. — Ты думаешь, что сегодня ночью мы умрём. Верно?

Йерикка потёр ногу о ногу и улыбнулся углом рта:

— Да нет… Не исключено, что мы ещё поживём.

— Ты что-то придумал? — после короткого молчания спросил Олег, играя камешком, подобранным у ног.

— Придумал, — согласился Йерикка, — хотя не исключено, что это просто более быстрый путь к смерти. Потому я и слушаю эту песню…

— Ну, тоже неплохо, — ответил Олег. Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись невесёлым смехом, но от души.

По склону защёлкали камешки. Точным прыжком Гоймир преодолел сажень с лишком отвесной скалы и встал, прислонившись к ней плечом.

— Говорил ты, что на ум тебе что-то пришло? — с ходу взял он быка за рога.

— Да, — Йерикка провёл ладонью по щеке.

— Рассказывай, — Гоймир поставил к ноге меч и положил забинтованную ладонь на узорчатое яблоко рукояти. — Хоть я и не вижу, что тут можно придумать-то?

Йерикка внимательно посмотрел на Гоймира, на его суровое, неулыбчивое лицо:

— А ты очень изменился, — медленно сказал рыжий горец. Гоймир повёл плечом:

— Про что ты?

— Раньше ты не смотрел на вещи так серьёзно. Может, потому и опасности не были такими серьёзными, а?

— На мой вид это дело насквозь серьёзное, как ни верти, — возразил Гоймир. — Часом мы и услышим, как Желя наша кричит…

— Она охрипнет, прежде чем до нас докричится, — кощунственно ответил Йерикка.

— Да что тут выдумать можно?! — Гоймир пристукнул мечом о камень. — Нет чести — под обстрелом лечь. По-ночь выйдем из убежищ, окружим врага, да и бросимся с боевым кличем. Одно убьют нас, да и мы с собой много кого прихватим.

— Неплохо, — одобрил Олег, — а главное очень красиво. И глупо до невозможности.

— А то ли сказал кто что? — не глядя в его сторону, осведомился Гоймир.

— Вообще-то — совершенную правду кто-то сказал, — невозмутимо подтвердил Йерикка. — Такие вести следует приберегать на крайний случай.

— То — не край? — изумился искренне Гоймир.

— Ты очень догадлив… — Йерикка устроился удобнее. — Самое для нас опасное — орудия. Может быть — единственно опасное. Если их выведем из строя — а достаточно снять замки — дадим себе ещё сколько-то времени.

Гоймир задумался. Может, он и изменился, но медленней соображать не стал.

— Прокрасться тайком кладёшь?

— Да. Причём не дожидаясь ночи. Сейчас, пока они отдыхают и готовятся!

— Ну и кто пойдёт? — спросил Гоймир. Йерикка промолчал — неподалёку послышался звук кувикла, и — показалось — голос Гостимира; лишь через несколько мгновений стало ясно, что поёт Мирослав…

— Жребий покажет, — сказал наконец Йерикка.

* * *

Йерикка, Олег, Рван, Хмур и Святомир — вот кого выбрал жребий… хотя идти желали все. Было уже около трёх дня, но ещё оставалось разработать план действий.

— Наступать напрямик, конечно же, безумие, — Йерикка, щурясь, окинул взглядом каменистые откосы, поросшие вереском. — Глупо думать, что они будут изображать убитого хангара из былины… Как бы мы ни ползли — нас обязательно засекут — дальше, ближе, раньше, позже — неважно… Собственно, я вижу лишь один путь.

— Й-ой, нет, — выдохнул Хмур.

— Й-ой, да, — невозмутимо ответил Йерикка, подбрасывая камешек и ударом ладони отправляя его в море.

— Поясните, — потребовал Олег, — не все понимают ваш тайный язык, а мне всё-таки тоже интересно, я, как-никак, в этом собираюсь участвовать?

— Да всё проще пареной репы, — широко улыбнулся Йерикка. — Мы спускаемся туда, — он показал через плечо большие пальцем на обрыв к морю.

— Й-ой, нет, — повторил Олег слова Хмура, чувствуя, как у него сжимается желудок.

— А то! — жизнерадостно подтвердил Рван. — Йерикка, коли я часом понял — так мы им с потылья вылезем по скалам?!

— Именно, — Йерикка смотрел на всех так, словно разработал и защитил диплом в МГУ.

Олег подошёл к краю и, заглянув вниз, покачал головой:

— Есть такой комикс. Вы люди культурные, поэтому его не читали. А я цивилизованный — и читал. Он называется «Человек-паук».

— Может, тебя заменить? — подойдя, тихо спросил Йерикка. — Ты не стесняйся, там, — он указал вниз, — любая задержка смертельна для всех. Сам погибнешь и нас погубить.

— Спокойно, — заявил Олег, — всё, что можете вы, я могу не хуже.

Йерикка легонько толкнул его в плечо:

— Не валяй дурака, лучше подумай ещё раз. Не о гордости, а о деле. Сам же смеялся над Гоймиром!

— Со мной всё будет в порядке, — отрезал Олег, хотя, если честно, не был в этом уверен. Он даже подумал на миг, что надо бы и впрямь отказаться — для пользы дела! — но тут же упрямо вздёрнул подбородок: чёрта с два! Он не струсит и не отступит, и пусть это на самом деле лишь гордость — это ЕГО гордость!

Йерикка, кажется, ещё что-то хотел сказать, но смолчал…

…К счастью, горцы были привычны к лазанью по скалам так же, как и горные козлы.

— Даже человек не может создать совершенно гладких стен, — поучал Йерикка, — уж куда старой дуре Природе! Пройти версту по скалам, да ещё в виду кораблей — дело нелёгкое, но выполнимое… Ну, пошли!

И подал пример, соскользнув вниз сразу на десяток саженей.

Кое-какой опыт у Олега всё-таки имелся, и не только здесь приобретённый, поэтому он сумел, соскальзывая, погасить скорость толчком ног. Качнувшись «маятником», он перелетел туда, куда указывал Йерикка — а вниз уже скользили другие.

Представьте себе, что вы прыгаете с камня на камень над морем на высоте тридцатиэтажного дома. Причём — без страховки, да ещё там, где, случается, ногу можно поставить лишь ребром! Олег ощущал себя скованным и неловким по сравнению с остальными мальчишками, которые, используя чеканы как ледорубы и альпенштоки, скакали с камня на камень точными, рассчитанными и красивыми движениями. Однажды он едва не сорвался и чуть ли не минуту отдыхал, стиснув зубы, обливаясь потом и влипнув телом в скалу. Автомат тянул назад, винтовка — вбок, и казалось, что заставить себя сдвинуться с места будет попросту невозможно, но мальчишка пересилил себя — не возвращаться же назад? Да и вернись — что за польза?

В целом-то Йерикка был прав. Скалы, казавшиеся сверху отвесными, вблизи отнюдь не были неприступны: куда поставить ногу, куда сунуть пальцы и за что захлестнуть верёвку — всегда найдётся… но это имеет очень мало общего с удобством и безопасностью.

Тем не менее, человеку, не имеющему определённой закалки, скала показалась бы совершенно неприступной… да она таковой и была для многих. Не исключено, что именно поэтому враг не так чтобы тщательно и охранял обрыв. Собственно, достаточно было кому-нибудь взглянуть вниз — и план Йерикки рухнул бы вместе с его исполнителями. Но нормальному человеку не придёт в голову смотреть в бурное море с высоты в полтораста сажен.

Что такое верста? Её можно пройти, не очень спеша, за двадцать минут. Но что такое верста, если не идёшь, а ползёшь по скалам? Это не двадцать минут. Это даже не час. Это — ЧАСЫ.

И на протяжении этих часов ты ползёшь, цепляясь за выступы, выбоины и кустики разбитыми пальцами. Ползёшь молча, стараясь даже дыхание сдерживать.

Когда лезешь по скале — нельзя смотреть ни вверх, ни вниз — только перед собой, иначе сорвёшься от головокружения. Но Олег нет-нет, да и посматривал вверх — просто не мог удержаться, страшно было подумать, что можно пропустить момент, когда на тебя посмотрят враги… Чуть выше его карабкался Хмур, сразу за ним — Йерикка с пулемётом за плечами. Именно потому, что посматривал Олег вверх, он и увидел то, что потом часто приходило в снах…

Хмур потерял равновесие.

Олег не понял, как это сложилось — то ли горец слишком далеко отклонился от спасительной скалы, то ли неудачно вцепился пальцами… Но только он начал страшно медленно клониться назад. Левая рука описала в воздухе круг, правая царапнула по скале, потом ударила по пальцам протянутой ладони Йерикки — с перекошенным лицом тот, извернувшись, тянулся к Хмуру. Тело мальчишки всё дальше и дальше клонилось в пропасть; ноги оторвались от скалы.

Очевидно, даже в эту секунду Хмур не потерял самообладания. Он оттолкнулся изо всех сил — чтобы упасть не на скалы, а в воду. Тогда ещё оставался шанс. Мизерный, но шанс.

Олег вжался в скалу, глядя через плечо и постанывая от ужаса. Хмур пролетел мимо молча — как камень, раскинув руки и ноги, волосы развеваются вокруг лица. Олег видел, как он начал переворачиваться, стремясь войти в воду отвесно…

…и головой ударился в скалу.

Его подбросило вверх, как на батуде. Только скала не была пружинистой сеткой. Хмур взлетел по дуге, мотнув руками и ногами, как манекен. Снова рухнул на скалы, уже ниже. Снова взлетел по дуге, но уже не так высоко. И с маху рухнул во вскипевшую волну, прямо в её пенный гребень…

— Ы-ы-ы… — горлом, еле слышно прокричал Олег. И услышал хриплый шёпот Йерикки:

— Молчи. Лезем дальше.

Олег понял, что не сможет оторваться от скалы, даже если от этого будут зависеть судьбы мира. И как раз когда он это осознал, до него вновь донеслись слова Йерикки — голос был сиплым от злости:

— Вольг, — Олег повернулся и увидел дуло «парабеллума» в сажени от своего лба, — или ты лезешь дальше, или я прострелю тебе голову и отправлю к Хмуру. По счёту три. Раз…

Олега сдвинул с места не страх, а стыд. Стыд за то, что его другу приходится грозить ему пистолетом. Он кивнул и перебрался на другой уступ.

…Наверху послышались голоса. По камням стучали шаги. Горцы перебирались через «линию фронта», и над их головами были враги.

Олег ещё никогда так никого не ненавидел, как тех, наверху. Смешались и разбившийся Хмур, и окровавленные пальцы, и пистолет Йерикки, и часы, проведённые в этих скалах, и то, что приходится прятаться…

…С коротким щелчком, похожие на выстрел, под ногой Олега обломился каменный уступ. В этот миг он даже не успел испугаться — тошнотворный, похожий на прокисшую кашу страх пришёл лишь когда он висел, намертво вцепившись в камни обеими руками, а Йерикка протягивал ему перевязь меча.

— Что там такое? — послышался наверху ужасный безжизненный голос. — Посмотри.

Горцы вдавились в камни. Йерикка достал пистолет вновь — но теперь уже с явным намерением разнести череп любому, кто их заметит. Олег опустил голову — не от отрази, а чтобы его лицо, белое на фоне камня, не выдало их врагу.

Очевидно, тот, наверху, не имел никакой охоты смотреть в пропасть. Ход его мыслей был ясен — кто там может быть?! Он едва заглянул вниз — и конечно с высоты трехэтажки не различил горцев среди камней. Было слышно, как он докладывает данвану, что всё спокойно… ну, в каком-то смысле всё и впрямь было спокойно, ведь мальчишки не то что не двигались, но даже не дышали!

Казалось, века прошли, прежде чем Йерикка оттолкнулся от скалы и подал рукой знак: вперёд и вверх. Пора было выбираться в тыл врага.

В месте подъёма скала оказалась почти отвесной. То ли от страха, то ли ещё как, но Олегу показалось, что она загибается наружу! Но вот Йерикка чуточку высунулся над краем обрыва… Вот — лёгким, пластичным движением вынес себя на край, развернулся на животе и протянул руку вниз, помогая выбраться Олегу.

Когда наверху оказались все, то ещё несколько минут они просто лежали во мху, не двигаясь и закрыв глаза. И каждый старался не думать, что эту дорогу придётся проходить снова. И что Хмур, наверное, уже погрузился на дно… а к вечеру, может быть, и они присоединятся к нему. Не то чтобы так уж пугала эта мысль — но и приятной не была, это точно.

Наконец Йерикка завозился и, перевернувшись на живот, внимательно осмотрелся. От позиций стрелков, находившейся за полсотни сажен всего, их отделял естественный вал, похожий на вздыбившуюся и окаменевшую волну. Почти от того места, где они залегли, начиналось главное понижение, кое-где росли одинокие сосны, окружённые подушками мха. В полуверсте стояли три орудия — длинноствольные, на разлапистых треногах-лафетах, колёс Олег не видел. Двое часовых ходили контркурсами параллельно друг другу. Чуть дальше виднелись четыре палатки и вельбот, затянутый чехлом.

Олег, лежавший рядом, неловко молчал. Но Йерикка уже забыл о том эпизоде на скалах.

— Идём по одному через каждые десять счётов, — прошептал он. — Собираемся во-он у того валуна. Святомир, пошёл, Вольг, считай.

Святомир побежал, скрываясь за камнями, насколько позволяла местность и держа у бедра РПК — РПК убитого Холода. Он был почти незаметен — скорее просто движущееся размытое пятно, не человек.

— Вольг, пошёл, Рван, считай.

Ощущая себя совершенно беззащитным, Олег побежал. Почему-то он старался бежать именно по следу Святомира, будто это имело какое-то значение. А тот вдруг упал — словно в землю провалился — и Олег упал тоже, вжавшие в мох.

Оказалось — не напрасно. Чёртовы камни, не поймёшь, кто, когда, откуда — появляется! Двое стрелков с закинутыми за плени винтовками шли рядом со стороны каменного гребня. На фоне неба их фигуры рисовались чёрными силуэтами. Это были, похоже, всё-таки не стрелки, а артиллеристы. Они прошли так близко от Олега — между ним и Святомиром — что мальчишка различил их лица, услышал дыхание и разговор:

— Тысяч сорок скучковалось, куда! А какой наигрыш — упад!

— Придурь это, мне такое не прёт…

— Да у тебя задвиги по наигрышу, всё не как у людей…

По подошве щёлкнули. Олег обернулся — это был Йерикка, лицо холодно-азартное. Он провёл пальцем по горлу и показал на удаляющиеся спины. Потом дёрнул себя за плащ.

Олег кивнул, выставив большой палец — жест неизвестный тут, но понятный. Он понял — нужна форма. Йерикка подал сигнал Святомиру.

Олег вытащил камас и, мягко поднявшись, прыжками начал нагонять тех двоих. Они ещё шли, разговаривали о чём-то своём, смеялись, спорили… Олег сделал два последних больших уже не шага, а прыжка — метнулся на спину тому, что справа, рванул за волосы на себя его голову и полоснул изгибом клинка по шее — вмах, слева направо. И вдавил лицо уже упавшего в мох, чувствуя, как содрогается умиравшее тело. Он не видел, как Святомир, выскочив буквально из-под ног второго артиллериста, зажал ему рот ладонью, толкнул голову от себя и вогнал камас под челюсть. Потом, уже опуская убитого на мох, выдернул окровавленное лезвие и встал на колено, оглядываясь…

…Переодевались Рван и Святомир. Длинные волосы пришлось оттянуть назад и убрать за воротники курток, оружие оставить. В целом ребята были довольно похожи на погибших артиллеристов — лицами, цветом волос и глаз, сложением… конечно, и на батарее все друг друга знают, маскировка может оказаться ненадёжной, но лучше так, чем никак.

Рван и Святомир неспешно зашагали дальше. Олегу и Йерикке оставалось лишь ползти, проклиная всё на свете. Часовые издалека взглянули на приближающихся людей и больше не смотрели — свои. А зря — свои-то лежали сейчас в вереске, и шли самые что ни на есть чужие.

«И чего я в это ввязался? — мрачно размышлял Олег, то и дело попадая коленками и локтями на камни. — Стреляю я неплохо, чего скромничать, но вот ползать мне как-то…»

Святомир и Рван поступили очень умно — подошли с таким расчётом, чтобы один из часовых находился к ним спиной, а второго отделяло орудие. Бросок — часовой рухнул с камасом в затылке. Рван, выждав момент, вывернулся из-за пушки лицо в лицо со вторым часовым и ударил его в горло.

Теперь Йерикка и Олег вскочили и, подбежав в рост, присели возле лафетов. Йерикка отдал команду:

— Рван, займись вельботом, Святомир — палатками, Вольг — снимай приделы.

Сам Йерикка, открывая затворы орудий, заталкивал туда обтянутые плёнкой заряды пластита и выводил наружу детонационные шнуры. Олег прикладом «калаша» калечил прицелы — благо, их, как и всякую тонкую технику, легко было вывести из строя.

Артиллеристы спали, наломавшись за ночь. Святомир размещал у входов те же заряды взрывчатки, используя как инициаторы РГД на растяжках. Рван устроил два заряда под днищем вельбота. И всё-таки слишком уж гладко всё было. А подобная гладкость кончается плохо. Из крайней палатки, к которой как раз подобрался Святомир, зевая, вышел солдат. На самого Святомира, возившегося у входа, что самое интересное, артиллерист не обратил внимания — тот всё ещё был в форме — а вот Йерикку и Олега увидел. Широко раскрыл глаза и завопил:

— Партизаны-ы!!!

Йерикка, взвившись в прыжке, обеими руками обрушил меч на плечо крикуна, разрубив его до паха наискось. Олег побежал вдоль пушек, поджигая шнуры и с трудом подавляя желание оглянуться — позади вовсю гремели уже взрывы, пытавшиеся выскочить из палаток, гибли сами и убивали своих товарищей. Йерикка без размышлений полоснул огнём по единственной не заминированной палатке, свалив её пулями — судя по тому, что под оливковой грудой никто не шевелился, пули достали всех.

Олег поспешно отбежал от орудий — вовремя, первый взрыв разорвал крайнему казённик. Махнув рукой Йерикке, Олег огляделся… и совершенно неожиданно увидел офицера. То, что это офицер, он понял сразу — хотя так и не научился до сих пор разбираться в званиях и знаках различий врагов — ещё до того, как офицер начал поднимать пистолет… медленно, будто раздумывал, стрелять или нет, хотя — над чем тут можно было раздумывать? Олег врезал ему в пояс из автомата, яростно завопив:

— Откуда он выскочил?!

— Должно, задом выполз, — ответил Рван. Олег, перепрыгнув через остатки взорванной взрывом палатки, подскочил к офицеру.

Тот был ещё жив.Правда, судя по всему, всей жизни ему оставалось несколько минут — он буквально плавал в своей крови, дымившейся на прохладном воздухе. Однако лицо офицера оставалось спокойным, а глаза — внимательными и чистыми.

Брезгливо-осторожным ударом ноги Олег отшвырнул подальше пистолет и опустился на колено.

— Молодцы, — негромко, но без предсмертной одышки оказал офицер. Олегу показалось, что он ослышался, но тот повторил со странным удовлетворением: — Молодцы, отлично сделано…

— Почему ты хвалишь нас? — спросил Олег, ощущая неожиданную робость и уважение: — Мы убили тебя, и ты должен нас ненавидеть.

Офицер застонал, но тут же улыбнулся:

— Я вас ненавижу… Вы не даёте нашему народу умереть спокойно… пробуждаете ложные надежды и заставляете испытывать стыд… Но данванов я ненавижу ещё больше — они отняли у нас разум… — он судорожно свёл ладони на окровавленном животе, со свистом втянул воздух и продолжал: — А больше всего я ненавижу себя… за то, что сражался против вас… запомни, горец, нас надо перебить без жалости, мы — смертельно больны, мы — зараза… мы — вот наши враги, не… не данваны… кххха… — он выплюнул кровь.

— Мы никого не хотели убивать, — сказал Олег. Сказал правду… и ему почему-то стало очень горько, словно его незаслуженно и больно оскорбили. — И не хотим.

Но офицер уже не слышал. Его глаза покрывала пыль, оскал блестел алым,

Мальчишка, помедлив, закрыл ему глаза и вытер о мох испачканную в крови ладонь. Потом огляделся.

Остальные стояли за подорванными орудиями, внимательно глядя в сторону каменного гребня. Олег взглянул в другую сторону… и оказался лицом к лицу с солдатом.

В его глазах — огромных от ужаса — были слёзы и животный страх. Артиллерист, стоя на четвереньках, смотрел из-под сорванного полотнища палатки. С виска капала кровь. Умоляющим медленным жестом он протянул руку с пляшущими пальцами к Олегу;

— Не стреляй… — послышался севший голос. — Пожалуйста, не стреляй… П-пожалуйста… не убивай меня… — он плакал, и рука, протянутая к Олегу, тряслась.

— Откуда ты такой взялся на мою голову… — проворчал Олег, убирая автомат. Оглянулся на горцев ещё раз и указал рукой: — Мотай отсюда. Давай, бегом! — и слегка хлопнул по земле ладонью, словно спугивал животное.

Артиллерист выскочил из-под брезента и, вскочив на ноги, побежал, спотыкаясь, к соснам неподалёку. Однако, было ему суждено пробежать шагов полсотни, не больше. Загремел «дегтярев», и бедняга, кувыркнувшись через голову, скорчился в вереске.

— На х…?! — разъярённо обернулся Олег. Йерикка, спокойно поднимая ствол пулемёта вверх, скользнул по другу отсутствующим взглядом и пояснил:

— Потому что ты повёл себя, как дурак.

Конкретнее объяснить не успел — подскочил пышущий волнением Святомир:

— Й-ой, идут! Там!

В самом деле, с гребня спускались полдюжины стрелков, следом — ещё столько же… Судя по рассыпному строю и тому, как они пригибались, враг понял — на батарее нелады.

Олег оглянулся на сосновый лес. До него было не больше ста сажен. Бросок — и ни один чёрт не найдёт их в чаще. А дальше… дальше — свобода. Жизнь. Кто их осудит за это? Ведь иначе погибнут все… а так спасётся хоть половина четы… Хоть половина!

«И ты», — услышал Олег беспощадный, хорошо знакомый ему голос, Голос совести; голос мёртвого.

«Да, и я! Я вызвался добровольцем, я полез по этим скалам, я десять раз мог погибнуть — как Хмур, или в бою! Так неужели я не заслужил жизнь?! Мне и пятнадцати нет! Я хочу жить! Я хочу вернуться домой, я хочу Бранку обнять! Я…»

«Бранка плюнет тебе в лицо, если узнает, как ты спасся. А что до остального… выходит, ты на это пошёл, спасая свою жизнь?»

«Да! И свою!»

«Вот именно — И.»

Олег тихонько сплюнул. Йерикка покосился на него:

— Ты что?

— Ничего, — сердито ответил Олег. Йерикка тронул друга за плечо:

— Не сердись.

— Ерунда, — ответил Олег. — Что там у нас?

* * *

Стрелки обо всём догадались. Да и трудно было не догадаться — вельбот завалило взрывом, палатки лежали, рысью они вернулись за гребень.

— Часом другим числом припожалуют, — тоскливо заметил Рван. Он сидел на лафете и тёр икры. — То ли на скалы махнуть?

— Теперь догадаются, — Йерикка осматривался, — и снимут всех… Нашумели мы. Жаль, не знаю я здешних пещер.

— Так как станем? — Святомир, сам того, наверное, не замечая, провёл языком по губам. Йерикка усмехнулся:

— Пока отдохнём. Ну а потом, — он потянулся и зевнул, лязгнув зубами, — потом мы, очевидно, умрём.

Интерлюдия: «В темноте»

* * *

Отдалённые звуки кувикла донеслись до сидящих за разбитыми орудиями парней.

— Похоже, Резан оплакивает брата, — вслушавшись, заметил Йерикка.

— А вот интересно — собрать бы ансамбль ваших народных инструментов и забацать хэви-рок, — неожиданно даже для самого себя заявил Олег. — Мне кажется, получилось бы круто.

Все вежливо покивали, хотя даже Йерикка едва ли понял, о чём идёт речь. Потом Рван принёс охапку коробок с пайками и, усевшись на мох, начал их потрошить, вываливая консервные банки, упаковки галет, пакетики с чёрт-те-чем…

— Вообще-то поесть не мешает, — поддержал его молчаливые действия Йерикка. — Святомир, разожги костёрчик, может, успеем ещё.

— Я схожу за водой, — вызвался Олег. Йерикка подтолкнул к нему армейский шлем с выдранным амортизатором:

— Держи, сойдёт за котелок. И не бойся, не взорвётся.

Помахивая каской, которую он держал за ремень, Олег отправился на поиски ручейка. Он сам удивлялся себе — до гибели оставались какие-то минуты, может быть, а ему было совершенно всё равно, словно смерть — это и не самое страшное, что может приключиться с человеком.

Искать долго не пришлось — прозрачный ключ бурлил в щели меж двух глыб. Тоненькая струйка с хрустальным звоном падала в выемку, выбитую в мокром граните, поросшем мхом.

Мальчишка подставил шлем под струйку и напился сам — оказывается, он уже давно чертовски хотел пить, внутри всё спеклось в комок. Вода оказалась ледяной и необычайно вкусной…

…Солнечный луч, упав откуда-то из облаков, зажёг золотые искры в струе родничка. Всего один луч — а небо тут же заволокло вновь. Но это могло означать лишь одно — погода начинает катастрофически улучшаться.

Олег выругался длинным матом, глядя в небо. Потом взял шлем и направился к своим. Но тут же остановился. Странно — ему почудилось, что его окликают. Или нет, не то… не окликают… а что-то… Он осмотрелся, испытывая всё то же ощущение — словно уловил краем уха крик и не можешь понять, откуда он донёсся. И не голосом его звали — оклик прозвучал где-то прямо в мозгу, и не словами, а… вот чёрт, и понятий-то таких нет!

— Уж не с Бранкой ли что? — спросил Олег вслух, и при дневном свете ему стало жутко, словно в ночном кошмаре. Но тут же пришло понимание — нет, Бранка тут ни при чём.

Олег ещё постоял, вслушиваясь. И, пожав плечами, уже окончательно двинулся к ребятам…

…Костерок уже горел, пайки были выпотрошены. Йерикка, лёжа на лафете, смотрел в сторону каменного гребня.

— Почему они не идут? — Олег, вешавший «котелок» над огнём, услышал бормотание Йерикки.

— Торопишься на тот свет? — спросил Олег. Йерикка с мрачноватым юмором ответил:

— Интересно же посмотреть…

Олег не нашёл, что сказать и лишь повёл плечом.

Святомир разбирал консервы — тушёнку, каши какие-то, вроде бы паштет — всё массового производства, в блёклых баночках и пакетиках. Один из таких пакетиков он открыл, понюхал, попробовал на кончике языка и скривился:

— Й-ой — о-о, то что?

Олег взял пакетик — коричневый, из фольги — и удивился:

— Похоже на кофе!.. Только… — он сам осторожно лизнул. — Только вроде и нет.

— Кофейный напиток, — пояснил Йерикка, обернувшись. — Из ячменя или желудей.

— Желудей? — Святомир с подозрением уставился на пакетик. — Вот уж не пробовал, да и не тянет. Ячмень-то ещё и пускай бы, но чтоб я ПИЛ жёлуди?! — он передёрнулся. — Я не священный хряк Волоса?

— Ну, что-то общее между вами всё-таки есть, — Олег открыл упаковку с рыбой. Это, как ни странно, оказалась салака холодного копчения, и её одобрили даже придирчивые рыбаки-славяне.

Йерикка в этом обсуждении участия не принимал. Он то хмыкал, то потирал лоб, потом морщился и качал головой, словно прогонял пустячные мысли. Потом задумчиво сказал:

— Глупый пингвин робко прячет… Не помню, кто это. И что он прячет — не помню. Святко, что он прячет?

— Кто? — озадаченно поднял лицо от банки, которую собирался вывалить в воду, Святомир.

— Да так…

— Четыре варианта, — с удовольствием вклинился Олег. — а) тело жирное; б) постную грудинку; в) заначку; г) рацию, оружие и документы.

— Вот-вот — рацию, оружие и документы… Вольг, ты ничего не заметил, пока мы по скалам ползли?

— Заметил, — Олег распорол ножом банку с кашей и изучал её содержимое. — Что я перепугался до столбняка. А что?

Йерикка словно бы нехотя присоединился к остальным. И сообщил:

— Там, совсем недалеко от края, есть вход в пещеру. Или в грот… Можем суметь отсидеться, а потом и до наших доберёмся.

— Нет там пещеры одно, — возразил Рван. — Я верно помню. Где видел её?

— Я… — начал Йерикка и вдруг изумлённо моргнул. Медленно проговорил: — А знаете, я её НЕ видел. Я только сейчас понял, что не видел… но она ЕСТЬ. Разрази меня гром, если я понимаю… но это так. Вот сейчас я её так отчётливо видел — даже куст перед входом?

— Странное отверстие для маленьких жучков, — отстранённо, явно думая о своём, сообщил Олег.

— То и оно, что для маленьких, — со значением отозвался Рван. Йерикка на него зыркнул:

— Боишься не пролезть?

— Да я-то пролезу… — всё так же с намёком продолжал Рван, — а то…

— Цыц, щенок! — свирепо сказал Йерикка. — Если это в мой адрес, то я тебя использую по назначению — привяжу к яйцам верёвку и пинками загоню в дыру — волотам на поживу!

— Волотов не бывает одно, — хихикнул Рван, подгибая под себя ноги и упираясь ладонями в щиколотки.

— Объяснишь это им, — хладнокровно ответил Йерикка.

— Оно бы и сплошная радость вас слушать, — вмешался Святомир, облизывая и убирая ложку, — да часом идут сюда… Говорить будем?

— Опоздали, — заметил Олег. Йерркка хладнокровно возразил:

— Почему? Отобьёмся и уйдём.

— Рад, что ты в этом уверен… — Олег ещё что-то хотел добавить, но вместо этого немного удивлённо сказал: — Глядите, кто это?

Мальчишки обернулись в сторону его вытянутой руки. Сажен за десять от них между двух больших камней стояло приземистое — по колено — существо, покрытое буро-красными волосами до такой степени, что его легко можно было принять за поросший высохшим папоротником пригорок, только глаза в этой мешанине посверкивали.

— Й-ой, да то каменка, — отмахнулся Святомир, — ты их и впрямь одно не видел… Без вреда оно, крошки вон за нами подъест.

Каменка тем временем начала (начал?) подскакивать на месте и издавать странные писклявые звуки. Горцы, готовя оружие, с интересом посматривали в сторону пещерного жителя. Стрелки приближались перебежками — их было около двух десятков, но на гребне замечалась ещё возня.

И вновь наплыло на Олега странное ощущение — будто его зовут, окликают. И теперь тоже он не успел разобраться, что к чему, потому что Йерикка уронил вжатый в плечо пулемётный приклад и негромко вскрикнул:

— Й-ой, балда! Сам же просил у них помощи, а теперь… Там — тоже вход в пещеры!!!

* * *

— Тучки-то растягивает, Гоймирко.

Лежавший на разостланном плаще Гоймир опустил бинокль. Богдан, ставший с ним рядом на колено, говорил спокойно-бесцветным голосом. Но в этой бесцветности крылся приговор.

Судя по взрывам, Йерикка со своими уничтожил орудия. Но только затем, чтобы все погибли от ударов вельботов. Гоймир уже приказал понадёжнее устроить стволом в небо плохо приспособленный для стрельбы в воздух «утёс». Если будет разведривать с такой скоростью, то до визита врага с воздуха осталось каких-то полчаса… Юный князь-воевода погладил поцарапанную ложу ППШ. И подумал мельком, что мог бы уже поменять эту машинку на «калаш», взятый у кого-нибудь из убитых. Но ППШ принадлежал ещё деду, воевавшему с этим оружием аж полвека назад, и бросать его казалось кощунством. Да и вещь правда хорошая, вот только переводчик огня сработался, иногда сбрасывается с одиночного на автоматическую сам собой…

— Как там наши? — спросил Богдан, не сводя глаз с вражеских позиций. Гоймир хотел сказать было, что это вообще-то уже не важно, но пожалел младшего. Однако, Богдан сам спросил ещё: — Вельботы скоро ли ждать?

— Недолго, — ответил Гоймир. — А то трусишь?

— Так есть немного, — Богдан шмыгнул носом. — Да всё больше обидно. Будто бы на зверя в клетке охотятся… Быть стать, к воде-то слезем, да и рискнём переплыть по-за окружение?

Гоймир несколько мгновений молчал, откровенно оценивая эту возможность. Да, можно, пожалуй, успеть спуститься… но вода — чистый лёд, не замерзает лишь потому, что постоянные волны не дают этого сделать. В такой воде живёт Морана. Схватит — и любой витязь вздохнуть не успеет.

— А то и добро, — решил Гоймир. — Вот станут нас живыми-то брать, как патроны выйдут — тут и попрыгаем вниз… — он посмотрел на младшего и спокойно, даже ласково сказал — Ты не бойся. То быстро совсем.

Подошли Резан, Мирослав и Ревок. Все выглядели жутковато — усталые, обветренные… И всем было ясно — светлеет с каждым ударом сердца, с каждым вздохом. Они не успели обменяться парой слов — Мирослав тонко вскрикнул и выкинул руку в направлении моря, на северо-запад.

Четыре точки двигались лесенкой, постепенно вырастая в размерах… и становилось понятно — сейчас эта точки превратятся в вельботы, те окажутся над головами противника — над их головами — и всё кончится.

Мирослав бросился разворачивать крупнокалиберный пулемёт, остальные вскинули оружие… хотя это и было нелепо — стрелять в штурмовики из автоматов. Приближаясь, вельботы неспешно снижались, и была в их движении тупая механическая уверенность, железное превосходство. И то сказать — первый же их заход просто-напросто размажет всех пятерых по камням…

… — Давайте сюда! Скорее!

Ревок подскочил — голос раздался из-под самых его ног. Все уставились именно туда — где в расщелине под камнем солнечный свет неясно обрисовывал контуры человеческого лица и поблёскивали два глаза.

Резан, изменивший Мирослава за «утёсом», даже не дёрнулся — он стоял на коленях, подняв ствол и острым, узким взглядом следил за приближающимися вельботами.

Богдан, самый младший из всех, вдруг подумал о каменках, которым, наверное, немало остатков еды перепало от горцев — вот они теперь и решили спасти погибающих людей.

Ревок просто не мог перевести дух.

Мирослав решил, что сошёл с ума.

Узнал глаза и лицо только Гоймир — впрочем, их он мог бы узнать и в полнейшей темноте. Под камнем находился Вольг — чтоб ему было пусто! — но сейчас он оказался как нельзя кстати!

— Сюда, кретины, тут коридор! — лицо Олега исчезло, щель с грохотом расширилась. Гоймир подтолкнул к ней Богдана — тот исчез мгновенно. Следом протиснулся Мирослав, потом — Ревок.

— Резан! — крикнул Гоймир. Тот повёл плечами:

— Иди сам, я тут встану.

— Резан, сюда! — приказал Гоймир. Резан, не оборачиваясь, крикнул:

— Брата моего убили! Месть мстить останусь!

— Гром Перуна на твою голову! — зарычал Гоймир. — Слово князя слушай! Бросай пулемёт, сюда!

— А чтоб мне пусту быть, коли так стану!

До вельботов оставалось версты три, не больше. Сейчас это были уже не точки — отчётливо сверкали блистеры.

— Прости уж, Резан, — Гоймир обрушил, удар кулака на затылок «заклинившего» парня и спихнул его в дыру, как куль с мукой — прямо в подставленные руки. Сам остановился, с сожалением оглядываясь на стоящий «утёс». Снова бросать! Но от переднего вельбота оторвались расходящиеся пучки белых щупалец, оканчивавшихся чёрными штрихами…

…Пол оказался близко. Гоймира подхватили, не дав упасть, рванули в сторону. Он крикнул:

— Бегом! — но наверху гулко загрохотало, облака крошки, пыли, перегретого воздуха с запахом чеснока ворвались в коридор. Скала дрогнула, её стены зашатались… и всё.

— Живой ли я? — поинтересовался Гоймир, откашлявшись. — Или уж к Кощею погадал?

— Жив, жив, — послышался голос Йерикки, и темноту распорол оранжево-алый, искристо-брызжущий свет: рыжий горец держал в руке фальшвейер. Свет этот выхватывал из темноты резкие, чёрно-красные лица мальчишек, казавшиеся в этом освещении какими-то рисунчатыми, картинными, словно у пренебрегающего полутонами художника. Святомир опирался на стену с закрытыми глазами, левое плечо его было перемотано раскисшей от крови тряпкой.

— Под конец зацепили, уже когда вниз спускались, — пояснил Йерикка. Гоймир спросил:

— А Хмур?

— Разбился, — почти равнодушно ответил Йерикка. — Со скалы сорвался.

— А нас завалило, — подал голос Олег. — Ракетами били, что ли?

— Й-ой, а мне-то думалось — хлопушки в нас метать станут, — съязвил Гоймир. Олег не отреагировал, сказал:

— А свой вход мы сами подорвали… Что делать?

— Идти на запад по коридорам, — уверенно объяснил Йерикка, — там уклон, где-нибудь выйдем. Не заблудимся, выведу.

— Стать мне кто скажет, как вы сюда забрались? — настойчиво спросил Гоймир…

…Йерикка рассказывал на ходу, как до него пытались «достучаться» каменки, а он, привыкший к тому, что «потаённый народец» равнодушен к человеческим делам, этого не понимал. А тем временем они шли по коридорам — сначала с фальшвейером, потом — следом за Йериккой в темноте. Олегу, впрочем, тут было достаточно светло, и он на ходу жевал мысль — неужели и он ТОЖЕ слышал зов каменок?!

Туннели, которыми они двигались, в незапамятные времена пробили потоки воды. Местами пол, стены и потолок отшлифовались до гладкости льда. Никаких звуков не было в этом холодном тёмном мире — лишь дыхание, шорох шагов, да позвякивание металла. Из-за того, что эхо катилось по коридорам вперёд и назад, казалось, что либо кто-то приближается, либо нагоняет чету.

Шли долго. Коридор петлял, и Йерикка признавался, что они идут уже не на запад, а на юго-восток — вглубь горного массива, в сторону Тёмной Горы, где выбегает из-под гор Воронья Речка, берущая начало в Светлоозере.

— Так что, блудимся? — на ходу спросил Гоймир. Йерикка ответил с отчётливой досадой:

— Я не могу заблудиться. Север там, — он махнул рукой, хотя его никто не мог (разве что Олег) видеть. — Не какая от этого польза?! Нас же ведут коридоры! Впрочем, можно вернуться… или идти сквозь стену.

— Гоймир, — подал голос Мирослав, поддерживавший Святомира, — Святко падает, передых дай.

— Станем, — решил Гоймир. — Хоть и правда передохнём.

Мальчишки, закутавшись в плащи, сели прямо у стены, прижавшись друг к другу. Наступила абсолютная тишь — даже дыхание еле слышалось. Олег старался не прислушиваться. Ему было жутковато от этой тишины, да и остальные явно были не в своей тарелке — для них-то вокруг царила ещё и тьма. Приказав себе не валять дурака, Олег почти уснул, приятно расслабился, но дикий вопль вырвал его из забытья. Он вскочил, не понимая, что к чему, с кем-то столкнулся, кто-то ударил его, он ударил в ответ, кругом орали, ругались и звали друг друга ребята. Кто-то — кажется Святомир — почти истерически кричал:

— Пустите!.. Не хочу!.. Душно мне!.. Умираю, душно!.. Прошу, пустите!..

С шипением зажёгся фалышвейер. Все были на ногах, с оружием; Йерикка и Ревок удерживали бьющегося Святомира. Глаза раненого были закачены так, что зрачки ушли под веки, кожа поблёскивала от пота. Йерикка удерживал голову и руки, Ревок навалился на ноги.

Святомир затих, с присвистом дыша и перебирая пальцами плащ. Йерикка рукавом вытер лоб раненого, положил на него ладонь.

— Тш… тш… это был сон, плохой сон…

Святомир открыл глаза и по-детски жалобно пробормотал:

— Мне помнилось — закапывают меня, живого хоронят… а земля-то холодная, сырая…

— Я тебе уже сказал, что это был сон, — ласково пояснил Йерикка. — Давай садись. Без света плохо, но фальшвейеров у нас всего два осталось…

— Огонь! — вдруг закричал Богдан, державший фальшвейер. Левой рукой он перехватил для стрельбы АКМ. — Там — огонь!

Размахнувшись, он швырнул фальшвейер далеко вперёд. Все немедленно распластались на полу и у стен, выставив оружие.

Фальшвейер горел. И дальше по коридору блестели редкие, не очень яркие, но чёткие подрагивающие огни.

Прошло несколько напряжённых мгновений. Каждому подумалось, что враг мог их обойти… или что в пещерах живут какие-нибудь твари, которым явно нечем питаться и которые не откажутся закусить свежими мальчиками. Но огни не приближались и не отдалялись… а когда догорел фальшвейер — погасли и они.

Йерикка негромко рассмеялся. Гоймир тут же спросил:

— Отражение?

— Ты тоже догадался? — рыжий горец быстро и бесшумно встал. — Поднимайтесь, огонь просто в чём-то отражался.

— Отражался? — с сомнением спросил Олег. — В чём?

— Может, угольное зеркало, — ответил Йерикка, — или даже самоцветы… или хрусталь.

— Часом богаты мы, — с мрачным юмором заявил кто-то, — а уж до чего к ряду!

— То ли посмотреть? — произнёс Резан свои первые со времени спуска слова.

— Так иди, а мне и тут не дует, — предложил Мирослав.

— Не то решил, что то волоты? — насмешливо поинтересовался Резан.

— В этакой-то тьме ещё и не то решишь…

Но Резан уже шагал по каменному полу. Остальные потянулись следом.

— Тут одно что под ногами, — сообщил Резан. Его голос раскатился неожиданно гулко, и Йерикка пробормотал:

— Пещера… — а потом все услышали его сдавленный вскрик: — Боги!

Снова запылал спешно зажжённый фальшвейер.

* * *

Мальчишки стояли молча, лишь шумно дышали от возбуждения. То, что они увидели, было и жутко, и привлекательно. А Олегу вспомнился Толкиен… и Привратный Чертог Мори, а с этим воспоминанием на миг пришло чувство, что всё вокруг — всё же сон, красивый и страшный…

Очевидно, в незапамятные времена в большом пещерном зале было неглубокое озеро. И не полу, когда-то бывшем дном, лежали, люди. Точнее — трупы, но в сухом холодном воздухе эти трупы превратились в мумии. Тот же воздух сохранил от ржи и тлена то, во что они были одеты.

Очевидно, при жизни погибшие были настоящими богатырями. И так же очевидно было, что они лежат тут уже очень давно. Словно заворожённые, рассматривали мальчишки — не входя в зал, чтобы не потревожить покой мёртвых — хорошо знакомые оружие и доспехи дружинников: полуторапудовые кольчужные панцири, закрывавшие воина от колен до кончиков пальцев, с набором пластин на груди; островерхие шлемы с широкими наносьями, в которые переходили кованые наглазники, с кольчужными шарфами, защищавшими низ лица и шею; кольчатые штаны; алые миндалевидные щиты с изображением золотого Огненного Колеса; мечи, топоры-чеканы, рогатины и самострелы… Олегу сперва показалось, что среди двух десятков лежащих, безо всякого порядка тел — отлично вооружённый для своего времени отряд — все одинаковы, но он вдруг различил троих или четверых совсем иных: не в панцирях, а в воронёных кольчугах с широкими оплечьями; чеканных наручьях, скреплённых с перчатками, трёхпалыми, тоже кольчужными; высоких, расширяющихся к бедру, поножах; яйцевидных крылатых шлемах с треугольными, выдающимися вперёд ребром, шипастыми масками… Лежали треугольные щиты с непонятными знаками. Оружие этих убитых тоже было совсем иным: длинные остроконечные мечи, расширяющиеся к концу, без гарды; односторонние прямые ножи с рукоятками, похожими на скреплённые меж собой две катушки для ниток; топоры с оттянутыми вниз концами полотна; копья — короткие, с длинным наконечником-иглой и похожие на рогатины, но с плавным изгибом наконечников, оснащённых двумя проушинами…

— Анласы, — тихо произнёс Йерикка, — и дружинники Радослава.

— Радослава? — переспросил Олег. Йерикка пояснил, не глядя на друга — он не сводил заворожённых глаз с убитых:

— Радослав привёл славян на Мир с Земли… Что-то не поделили. Только что ж анласов так мало? Четверо за полтора десятка славян, не верится…

Никто больше не поддержал разговор. Олег готов был поклясться, что многие подумали: «Вот так и мы будем лежать.» Войдя в пещеры, отряд дружинников так и не смог выйти к солнцу. Никогда. И погиб тут от жажды и безнадёжности… Чушь, встряхнулся Олег, в крайнем случае — Йерикка нас выведет наружу, и погибнем в бою, а не так…

— Они умерли здесь от… — тонко начал Богдан… но не договорил.

— Нет! — вдруг выкрикнул Йерикка. Он перескочил, через останки, лежавшие ближе остальных к выходу и добавил: — Не умерли.

— Что плетёшь-то? — спросил Рван, а остальные заозирались, словно ожидая, что мёртвые начнут подниматься. — Не умерли, так что, боги светлые?!

— Не умерли, — повторил Йерикка. — Их убили.

— Четверо анласов-то? — недоверчиво возразил Гоймир.

— Смотрите, — Йерикка взял у Мирослава фальшвейер и повёл вокруг себя. — Вот тут лежат четверо анласов и трое наших… в смысле — славян. Они погибли в рукопашной. А вон те трупы лежат так, как будто их оттаскивали — чтоб не мешали. Видите — там трое с самострелами? А в тулах — ни единого болта! А вон там, — он ткнул фальшвейром, — они лежат у стены, как будто бы…

— Будто стать бойницы закрывали или двери! Перун! — воскликнул Гоймир. — Точно так! У них — вон и! — болты остались, а оттащить-то стать их и некому было, падали там, где умирали!

Йерикка уже спокойно наклонялся к трупам, осматривая их один за другим:

— Все убиты стрелами, — объявил он наконец, — кто-то бил в глазницы наличий и прямо через кольчуги. Анласский «эдлхантанг», длинный лук… Они перестреливались…

— Но не сквозь стену-то, не сквозь стену, как свет свят! — Гоймир, подскочив к стене, будто в припадке, стучал по ней кулаком.

— Не калечь кулаки — вот, — остановил его Йерикка. — Тут заложенная бойница. И тут…

Он вдруг с силой ударил кулаком.

Мальчишки невольно вскинули руки к лицам. Вместе с солнечным светом в пещерный зал хлынули крики птиц над скалами, шум потока, прерывистый шум камней, летящих с высоты, посвистыванье холодного ветра…

…и грохот выстрела. Йерикка отшатнулся от пробитой редкостно ровной (и вправду заложенная бойница!) щели, на краю которой возник и растаял призрачный дымок пыли, выбитый попаданием. Распластавшись по стене, он крикнул:

— Пригнитесь! — потом обвёл друзей взглядом и зло сказал: — Похоже, нам уготована та же судьба, что и нашим предкам. Внизу данванские выжлоки, ребята…

…Бойница находилась на высоте примерно двадцати сажен в совершенно отвесной скале. Внизу, в ущелье, гремела река и рос на отлогих склонах сосновый бор — из-за постоянного ветра сосны клонились под углом в сорок пять градусов. Надо всем этим возвышалась сумрачная, увенчанная облачным шлемом, вершина Тёмной. А прямо напротив, через ущелье, на плоской скале, сажен за пятьдесят, находился пост стрелков.

Редкостно удачно.

— Воронья, — оказал Гоймир, осторожно подбираясь к бойнице. — Выбрал место, — осуждающе покосился он на Йерикку. — Когда б нас не приметили, спустились бы мы тут, да и рекой ушли к Перуновой Кузне — вон она!

В самом деле — вершина этой второй горы виднелась вдали. Машинально посмотрев на неё, Олег отметил, что ни разу не видел, чтобы там ползала хотя бы одна тучка. Плоский пик как всегда оставался чистым и отчётливым.

— Я не умею видеть сквозь камни! — огрызнулся Йерикка. Он выглядел откровенно расстроенным и не скрывал этого. — Если тебе нужно сорвать зло, так побейся головой в пол, Гоймир Лискович!

— Тихо, тихо, — Олег встал, между двоюродными, братьями, — нас и так перебьют, зачем облегчать им задачу?

Мрачная шутка сняла напряжение, и даже Гоймир кивнул, соглашаясь. Однако тут же сказал:

— Мы и отстреляться-то не можем. Одно взять бойницу на прицел — делать нечего, мы и носа не выкажем.

— Едва ли они, — Йерикка мотнул головой в сторону трупов, — отбивались через одну бойницу. По ищем ещё… и поговорим на равных, — он многозначительно похлопал по диску своего пулемёта.

Его предложение вызвало оживление. Осторожно перенеся трупы под стену — даже в доспехах они казались поразительно лёгкими! — все начали выстукивать камень. Олег, осторожно выглянув в бойницу, легкомысленно предложил:

— Давайте вызовем МЧС, у них лестницы длинные.

Гоймир не знал, что такое МЧС, но немедленно забурлил, как масло на сковороде. Всё шло своим привычным чередом, удалось расчистить несколько бойниц и даже пострелять по врагу, который лупил в ответ и, похоже, никуда не торопился. Шёл первый час ночи, когда уже темно (Олег отметил, что темнота прибывает с потрясающей скоростью — каждый день раньше на четверть часа темнеет и позже на столько же светает!) — и Гоймир приказал отдыхать. Прошлую ночь никто толком не спал, за день наломались, и каждый почувствовал, что в самом деле с удовольствием приляжет. Добраться до них незаметно никто не сможет, а умереть от ракеты можно и во сне.

— А то бы костерок часом…

— Не стать из чего…

— Дай-ка плащ…

— Доброй ночи всем!..

— Й-ой, никому плащ под бочок не подоткнуть?..

— Убери свои длинные!..

— А пить-то и охота…

— Будет про то…

Йерикка не участвовал в перебранке, хотя она и была шутливой — обычный предсонный трёп. Подойдя к выходу из зала, он устроился на разостланном плаще и, набросив его край на босые ноги, достал блокнот. Гоймир тоже вроде собирался спать — устроился наискось от бойницы и лежал, глядя в неё на небо с огромными мохнатыми звёздами.

Олег подошёл к Йерикке, махнул краем плаща по камню:

— Сяду?

— Садись, — тот убрал блокнот. Олег устроился удобнее, кивнул:

— Важное что-то?

— Так… — рыжий горец крутнул в воздухе кистью, потом улыбнулся и сказал:

— Ну натура у нас, людей! Сижу в ловушке и записываю свои мысли об этих пещерах. Гениально.

— Может, и нас найдут, — Олег улыбнулся, — этих же мы нашли… Вот и прочитают… Слушай, — Олег подобрал камешек, бросил в коридор — там зацокало, Гоймир обернулся и скривился, — а не пойти ли нам назад?

— Коридор нигде не разветвляется, Вольг, я следил… Мы можем придти только обратно.

— Интересно, а ОНИ сюда сунутся?

— Может, это и к лучшему будет, хоть погибнем в бою.

— Утешение, — серьёзно согласился Олег. — Только жаль — подарка я тебе так и не дал. И с девчонкой твоей не познакомился…

Йерикка хлопнул Олега по руке, и тот улыбнулся, но лицо Йерикки осталось серьёзным. В тишине было слышно, как Гоймир у бойницы напевает:

— Хорошо иметь такого друга, — внезапно сказал Йерикка. — Вот и весь подарок, — он пожал запястье землянина и отвёл глаза.

— Да ну-у… — тоже смутился Олег. Странно… Почему-то именно этот рыжий парень, с которым они знакомы меньше полугода, в самом деле был ему настоящим другом. САМЫМ настоящим. Он, далёкий Вадим — которого больше не увидеть, наверное… да ещё Гоймир, между которым с Олегом легла тень девчонки, любимой ими обоими. Гоймир, который пытался его убить и дважды ранил…

— Мы всегда останемся друзьями, — тихо, но твёрдо пообещал Олег. Йерикка посмотрел на него с неожиданной нежностью:

— «Всегда» — это слишком длинное слово… даже для миров и богов. Скажем так — «пока мы живы». Давай-ка попробуем уснуть — мне кажется, силы нам понадобятся. И скоро.

* * *

Проснулся Олег от того, что к его плечу прикоснулся Йерикка — похоже, он так и не спал. Гоймир уснул; остальные тоже дрыхли по-прежнему. Из бойниц лился ровный свет здешней фантастической ночи.

— Что случилось? — спросил Олег шёпотом, не меняя позы. — К ним прибыло подкрепление?

— И это тоже, — откликнулся Йерикка, — но как раз это не важно… Гораздо важнее то, что кто-то есть в коридоре… Да не пялься же, дубина!!! — зашипел он нервно, когда Олег повернул голову, одновременно потянувшись за автоматом. Но его не остановила слова. Йерикки — Олег замер, когда увидел лицо друга.

Йерикка был испуган. Первый раз за время знакомства, за всю войну — Олег видел на его лице такой откровенный и неприкрытый страх, что стало страшно самому. Йерикка побледнел, как творог, выступили чёрные веснушки, челюсть отвалилась, а рука, которой он коснулся Олега, дрожала мелкой дрожью.

— Что?!. — севшим голосом пискнул Олег, преодолевая сильнейшее желание уставиться в коридор.

— Тих-х-х-х… — выдохнул Йерикка. — Подожди, может… может… он даст о себе знать… если это человек…

— А-а… кккккто?.. — Олег медленно тянулся за последним фальшвейером, не понимая, почему вдруг он перестал видеть в темноте, да ещё так странно — зал, ребят, бойницы он различал отчётливо, а сразу в коридоре было темно, словно в угольной яме.

— Я его… НЕ СЛЫШУ, — потрясённо ответил Йерикка. — У него нет мыслей… или он умеет их прятать так, что все мои умения — детская драка на деревянных мечах…

Рванув запальный шнур фальшвейера, Олег выкинул руку вперёд так, словно в ней был пистолет. И понял… что в его пальцах нет шнура. Схватился ещё раз, рванул — и не успел сообразить, когда тот выскользнул, словно натёртый мылом. Уронив фальшвейер, Олег схватился за наган, но Йерикка прихлопнул его руку своей ладонью:

— Стой.

Олег не выпустил рукоять, но замер. А Йерикка поднялся на ноги — во весь рост, чтоб его было отлично видно из коридора. И негромко, но звучно сказал:

— Может, познакомимся?

И темнота ответила:

— Вообще-то я не звал вас в гости. У вас есть причины, чтоб вторгаться в моё жилище?

— Кто там? — это проснулся Гоймир и сейчас целился в коридор из ПШП. Остальные тоже просыпались, хватали оружие. — Кто?! — настойчиво и с угрозой повторил князь.

И вспыхнул свет. Настолько яркий, что могло показаться — в пещеру спустилось солнце. И в этом сиянии, ничего не видя, Олег услышал вскрик Йерикки — радостный и изумлённый:

— Сновид!

Сияние отхлынуло. Как во сне, Олег слышал за бойницами отдалённые крики стрелков — их можно было понять, попробуй сохранить хладнокровие, когда ночью из скалы брызжет свет. А в коридоре замер, широко расставив ноги в отделанных алыми ремнями кутах, атлетического сложения гигант — саженного роста, широкоплечий, но не амбалистый, а… короче, он стоял неподвижно и при этом чувствовалось — огромный человек быстр и гибок, словно кот. Щегольскую тёплую куртку оторачивал мех, с левого плеча падал серо-зелёный плащ, сколотый мерцающей драгоценными камнями большой брошью. Длинные русые волосы стягивал серебряный обруч, украшенный крупным, холодно мерцающим бриллиантом. На загорелом, мужественном липе синели большие глаза. На вид мужчине было лет 30, но Олег почувствовал — пришелец намного старше. Над левым плечом его поднималась рукоять длинного меча, у правого колена висела, будто пришитая, большая кобура маузера, правая ладонь лежала на висящем у бедра стареньком АКМС. На широком поясе один к одному притиснулись магазины в гнёздах, слева — большая сумка, справа — камас, чьи ножны украшали Солнечные Колёса. Мизинец левой руки обхватывал перстень, вырезанный из цельного сапфира.

От человека, стоявшего с улыбкой на губах, разливался свет — не прежнее сияние, но яркий, мягкий свет солнечного дня.

— Волхв, — выдохнул Гоймир, опуская ППШ. — Прости, волхв, мы не знали…

Волхв кивнул спокойно и доброжелательно. По том внимательно обвёл взглядом лица всех мальчишек. Задержал взгляд на Олеге — пристальный, проникающий. Чуть сощурился и отвёл глаза — на Йерикку, который стоял, густо покраснев и потупившись.

— Здравствуй, — с лёгкой насмешкой и ласково сказал волхв — голос у него был сильный, правильный. И Олег увидел, как Йерикка поклонился в пояс, вздохнув:

— Здравствуй, учитель… Ты вовремя. Я не думал, что ты здесь, — он поднял голову и робко спросил: — Ты поможешь нам, Сновид?

— Идите за мной, — волхв сделал приглашающий жест в коридор.

* * *

Гостимир стоял, прислонившись плечом к плите, под которой его схоронили. Он улыбался с каким-то извиняющимся выражением на лице — одетый не в то, в чём погиб, а в чистое, свежее: белую с племенной вышивкой рубаху, синие штаны, новые куты. В правой руке он держал гусли. Так, как держал ППС. Шёл мелкий дождик, но одежда и волосы мальчишки были сухими и чистыми.

Олег только-только взобрался на вершину. Мокрый и грязный, он навалился на автомат, задыхаясь и глядя на брата своей девчонки. Гостимир улыбался.

— Ты… живой? — Олег откашлялся и сплюнул. — Я же видел, тебя убило… — он коснулся головы.

— Не показывай на себе, — ответил Гостимир.

— Ты живой? — спросил Олег, не отнимая руки от виска.

— Нет, — улыбаясь, Гостимир покачал головой.

— Но ты же…

— Я умер, Олег, — терпеливо и весело сказал Гостимир. Он говорил не на горском диалекте, а вполне по-русски, и называл Олега подзабытым настоящим именем. — Сперва было больно, но очень-очень недолго. Просто вспышка… Вы вышли из окружения?

— Да… — Олег спохватился. — А разве ты не знаешь, не видел… ну… оттуда? Оттуда?

Гостимир звонко рассмеялся:

— Эх ты! — и посерьёзнел. — Я ещё не там. И, может быть, Туда и не попаду. Намного жаль, но с другой стороны… — он пожал плечами, — мне уже всё равно. То, что от меня осталось — здесь, — он тронул плиту. — А то, что ты видишь — это просто твои мысли. Я лишь твоё воспоминание, Олег, лишь твоё воспоминание…

— Значит, я говорю… — Олег проглотил комок, — …с самим собой?

— Нет.

— Я совсем ни фига не понимаю, — признался Олег…

— Я — твоё воспоминание обо мне. Я — это я тот, которым ты меня помнишь. Это и есть, Олег, часть загробной жизни — то, что о нас помнят. И продолжается она, пока о нас помнят…

— Вот оно что… — Олег подошёл ближе и коснулся холодного, мокрого камня. Посмотрел на Гостимира, который задумчиво вглядывался куда-то вдаль. — Гостимир, что мне сказать Бранке? Если хочешь, я ей совру. Скажу, что ты в плен попал, что ли!

— Она не поверит, — тихо сказал Гостимир, и гордая улыбка тронула его губы. — Она знает, что её брат не мог сдаться в плен… Жаль, что я умер.

— Жаль, — Олег коснулся руки Гостимира — живой, и тёплой, и на миг ему захотелось крикнуть: «Что ты дурака валяешь, ты ведь живой!» Но Гостимир стоял под дождём, и ни капельки не блестело на волосах, и ветер не шевелил лёгкую по-летнему одежду… — Сколько тебе… было?

— Меньше, чем тебе, на полтора месяца, — легко ответил певец. — Таким и останусь. Сначала стану твоим сыном, — он засмеялся, — потом — внуком… если раньше не сотрусь из памяти. Знаешь, — он поморщился, — это будет обидно — умереть второй раз. Не страшно, а обидно, но это ещё хуже.

— Я тебя никогда не забуду!

— Ладно, — Гостимир хлопнул Олега рукой по плечу, — никогда не говори никогда!

— Приблизительно что-то такое, — вспомнил Олег, — говорил Йерикка.

— Вот видишь… Он у нас самый умный, это точно. Держись с ним плечо в плечо, а уж я буду давать тебе хорошего пинка, если свернёшь с дороги — на правах твоей памяти!

— Ты всё такой же, — Олег запоздало удивился, что Гостимир одет не по-боевому.

— Это потому, что ты меня таким помнишь, — серьёзно пояснил Гостимир, — мальчишкой из славянского города…

Олег напрягся и понял, что в самом деле не может вспомнить своего боевого товарища. Так… что-то неясное, усталая маска из грязи и пороховой зеленоватой копоти. А Гостимир продолжал:

— Мы были мальчишками, когда уходили в горы. Конечно, никто уже давно не считал себя ребёнком, но детство кончилось здесь. У него короткий срок в Мире… Мы торопимся повзрослеть сами, чтобы получить всё, что получают мужчины… а жизнь — торопит нас ещё сильней. А потом не хватает времени даже пожалеть о детстве… Ты сейчас проснёшься, Олег.

— Разве я сплю? — удивился мальчишка.

— Конечно. Только во сне можно разговаривать с погибшим другом, как наяву! Не лги Бранке. Ложь унижает любовь. Скажи ей правду. Скажи, что я погиб за Верью и племя. За наш Мир. Это не страшно. Понимаешь — это и правда совсем не страшно.

— Гостимир, не уходи! — вскинулся Олег, но певец покачал головой и начал отступать. Не вернулся в могилу, как боялся Олег (это было бы неприятно и даже страшновато!), а стал отступать в дождь, не оборачиваясь и не глядя под ноги, словно шагал не по осыпистым камням, а по воздуху… — Гостимир! Гостимир! — кричал Олег, пытаясь догнать друга. Но тот качал головой, и фигура его становилась всё больше и больше расплывчатой, словно юный певец смешивался с воздухом, с землёй, с дождём гор… Олег услышал прощальный голос Гостимира, пропевший:

Рядом с ним появилась ещё одна фигура — плохо видимая, но Олег различил маскхалат старого образца, офицерскую фуражку, руку, лёгшую на плечо Гостимира. И позвал отчаянно:

— Дед! Это ты?!.

Интерлюдия: «Красные кони»

… — Пробудись, Вольг.

Ладонь коснулась лба. Олег сел, резко открывая глаза — и первое, что он почувствовал, были слёзы на щеках. Во сне он плакал.

Богдан сидел рядом. Сейчас, в ровном свете электрической лампы, Олег впервые за много дней рассмотрел своего младшего друга как следует — и почти испугался. Осунувшееся лицо и спутанные грязные волосы придавали ему полное сходство с дикарём. Богдан сидел рядом на корточках, босиком, и в чистом помещении с ровным светом Олег особенно отчётливо ощутил то, на что не обращал внимания раньше — запах крови, пота, грязи и пороха. Запах войны… Но тут же понял, что и от него разит так же.

Олег приподнял край плаща, которым был укрыт. Богдан улыбнулся:

— То я тебя запахнул… Ты уж не сердись, что побудил — кричал ты…

— Мне снился Гостимир, — Олег сел, скрестив ноги, потянулся.

— Так я понял, — кивнул Богдан. — А мне-то — вельботы. Убивают нас там, в горах, а вас-то и нет… От страха проснулся.

Олег осмотрелся ещё раз. Он плохо помнил, как они попали сюда — какие-то переходы, потом — бесшумно поворачивающиеся на петлях могучие двери, и во всю стену — распахнувший крылья хищный орёл со свастикой в венке, за жатом в когтях. Дальше — как отрезало. Но сейчас вспоминать и не хотелось. Олег смотрел вокруг с ужасом и жалостью. Эта кучка мальчишек — всё, что осталось от их четы?! Йерикки не было — впрочем, напрягшись, Олег вспомнил, как тот называл волхва «учителем», наверное, где-то разговаривают… Гоймир не спал — он лежал на спине, руки по швам — и не мигая смотрел в потолок. Казалось, он к чему-то прислушивается. Резан не спал тоже — сидел в углу с пулемётом между колен и плакал со спокойным лицом. Одними глазами… Мирослав спал ничком, закрыв голову ладонями и дрожа. Может быть, и ему снились голые скалы и идущие на удар вельботы?.. Рван завернулся в плащ с головой и сжался в комок, словно всё ещё спал в горах под дождём. Святомир тихо и непрерывно стонал, держась за плечо, его лицо дёргалось и кривилось. Ревок во сне сжимал автомат, как единственную надежду.

«Это… разгром?! — с ужасом подумал Олег. И вспомнил капли дождя ни глазах добитого Йериккой мальчишки и горестное лицо Квитко… — Мы… разбиты? — вспомнилась презрительная жалость к ребятам Квитко… Но вот Гоймир и его ребята. И он, Олег, среди них. — Не может быть!!!»

Боль ран и потерь нагнала чету в спокойном и безопасном месте. Пока они сражались и уходили от врага, умирая с каждым шагом — они не думали ни о чём. Даже о своей жизни они не думали. Но сейчас убитые друзья шагнули из совсем недавнего прошлого и встали рядом.

Удивительное равнодушие овладело вдруг Олегом. Поражение? Да пусть. Он очень устал. К чёрту. На этот раз ему не подняться. Он сделал всё, что мог. У любого человека есть свой предел.

Обувшись, он встал на ноги. И ни слова не говоря, вышел за дверь…

…Анфилады пыльных пустых комнат плавно переходили одна в другую. Мебель покрывали полотняные и кожаные чехлы. Горбоносый орёл Рейха тут и там смотрел со стен в тишине коридоров. Олег неспешно брёл по старой немецкой базе, когда-то спрятанной в глубине горного кряжа. Давно ничего не осталось от прежних хозяев, кроме гулкой пустоты. Погибли они — или вернулись на Землю, чтобы погибнуть? Или тут и не было людей, а базу создавали как запасную?

Тишина успокаивала. Холодноватое безразличие пронизывало Олега, как лунный свет — не здешний, а земной, домашний… И Олег не удивился, когда, заглянув в одну из комнат, увидел за дико выглядевшим среди запустения и заброса накрытым столом Йерикку. Рыжий горец сидел и неспешно пил чай — он покосился на Олега и ничего не сказал, когда тот подошёл и присел в мягкое кресло напротив, положив руки на широкие подлокотники.

Йерикка пил чай. Олег молчал. Допив чашку, Йерикка со вздохом отставил её и сказал:

— Спрашивай.

Губы его не шевелились, и Олег не удивился этому. Думать отчётливо оказалось трудновато, поэтому Олег заговорил вслух:

— Значит, ты меня обманул, Эрик? Ты волхв всё-таки?

— Нет, — губы Йерикки снова остались неподвижными Олег решил не обращать внимания. — Я тебя не обманывал, Если хочешь — я расскажу.

— Хочу, — сделав усилие, подумал Олег, и Йерикка улыбнулся:

— Слушай… Я должен был стать волхвом. Так решили отец и дед. Мне исполнилось пять лет, и отец посвятил меня Дажьбогу для сложения ему, как это полагается. В обучение меня взял Сновид. Он говорит, что я подавал большие надежды. Я учился вместе с Чужим, вместе с Туром… он, кстати, погиб у Тенистого вскоре после нашего ухода. Вместе с другими, многих из которых уже нет. Я гордился, что стану волхвом. Потом мне пришлось уехать, ты знаешь — и уже в Рысьем Логове Сновид навестил меня. Именно он рассказал о гибели родителей. Тогда я… — Йерикка повёл пальцами, и струя дымящегося кипятка плеснулась в чашку из чайника, — тогда я сказал, что не хочу быть волхвом. Что у них великая цель — защищать и охранять то, что хотят уничтожить данваны. Но у меня теперь своя цель — месть. И я не хочу знать ничего о великих и светлых вершинах, на которые должен взойти человек — я останусь с племенем отца и буду помогать ему. Сновид уговаривал — потом отступил. У волхвов не принято понуждать. Лишь добрая воля творит настоящие чудеса… Он ушёл. Я остался. Он вершил великие дела. Я жил в своём племени. Сейчас он прибыл с юга, там тоже война, восстание в нескольких городах, и он руководил, а заодно убивал тех, кого кроме него убить некому. Нам повезло, что пути пересеклись… хотя — везение тут не играет роли. Он услышал меня и пришёл. Я всё-таки был его учеником… Вот, понимаешь, и всё — просто и коротко, нечего добавить. Если я в чём-то и обманул тебя — извини.

— Значит, вот какие они — волхвы, — задумчиво протянул Олег. — Чудно… Я думал, они — такие мудрые старики с бородами и горящими глазами.

— Есть и такие, — не стал отрицать Йерикка. — Да и Сновиду — почти сто лет. Но в этом никакого чуда. Если бы не данваны — может быть, уже сейчас большинство славян были бы волхвами. Я говорил тебе — до Беды их становилось всё больше. И ещё… мне стыдно, что я не с ними, — признался Йерикка.

— Хорошо, — кивнул Олег. — Но объясни — я-то тут при чём? Что со мной происходит?! Я слышу, как говорят деревья и нелюди. Теперь я беседую с тобой, не размыкая губ! Я угадываю, что хотят сказать или сделать люди!

— И ещё у тебя очень быстро заживают раны, — добавил Йерикка. — Да, ещё ты видишь в темноте не хуже моего… Я…

— Позволь, объясню я. Мне давно уже хочется поговорить с внуком Марычева.

* * *

Сновид сидел напротив — в вольной позе, на месте вышедшего Йерикки. И изучал. Олега своими яркими глазами над дымящейся чашкой с чаем. Он не делал пассов — просто взял и налил чай, и размешал сахар, и поднял чашку рукой… но всё равно — Олегу было не по себе.

— Это кровь, мальчик, — неожиданно сказал волхв. — Это голос крови, Он в людях дремлет, и мы, обучая мальчишек и девчонок, помогаем ему проснуться, как угодно Сварожичам, рядом с которыми должен стремиться встать человек. Но бывает так, что голос крови просыпается сам — и не гордись, не ты первый услышал его без нашей помощи. Другое дело — не приносит это счастья ни в нашем мире… ни в вашем, наверное. Если мы не успеваем — успевают данваны, и становится у них одним хобайном больше. Иди просто — одним трупом больше. Тебе повезло.

— Ничего себе везение! — вслух сказал Олег. — Я не просил о нём! Я вообще не просился сюда!

— Ты жалеешь о сделанном? — поинтересовался Сновид, и Олег сник:

— Нет… Но как мне быть? Подскажите, если вы такой умный!

— Что подсказать тебе? — мягко спросил волхв. — Как надо жить? Если бы я мог делать такие подсказки…ТАКОЕ человек может только решить для себя сам.

— Да нет же! — в отчаянье замотал головой Олег. — Пока я здесь, пока война — тут всё ясно! Но если я вернусь домой — там-то мне как?!

— Голос крови всегда можно усыпить, — ответил Сновид. — Это даже легко. Живи для себя. Живи сегодня. Живи одним днём. Лёлей свои желания. Ни в чём себе не отказывай. Холь своё брюхо — и не то, что над ремнём выпирает, а другое, невидимое. Побольше удовольствий, поменьше мыслей, а если и мысли — так о приятном. Почаще повторяй себе, что «все так живут». Поменьше вспоминай слово «честь». И не заметишь, как станешь обычным. И даже больше… Да только не получится это у тебя.

— Вы так хорошо обо мне думаете? — криво улыбнулся Олег.

— Меч у Перуна возьмёт не всякий, — как отрезал Сновид, и Олег смешался: откуда знает волхв о его видении в балагане татуировщика?! — Вот и выходит, что свою дорогу ты выбрал. Сами мы её выбираем — а потом уж она нас ведёт. И чем дальше мы уходим — тем невозможней свернуть… Знаешь, я бы взял тебя в обучение, чтобы сделать настоящего волхва — да нет ни времени, ни возможности. Придётся удовольствоваться тем, что пришло к тебе. А там и Йерикка поможет.

— Скажите… — Олег запнулся, холодея от того, какой вопрос предстояло задать. — Скажите, — повторил он решительно, — я вернусь домой?

— Не знаю, — искренне удивился Сновид. — Будущего нет. Мы его сами делаем — и никак иначе. Но… — он улыбнулся, — если захочешь — вернёшься! Это всё, что я могу тебе сказать.

Волхв встал… и на какой-то миг Олег увидел, что он и вправду не молод — словно разом повисли на его плечах даже не прожитые годы, а прожитые беды, да не свои, а народа — самые тяжёлые беды для человека, у которого есть сердце… Олег поднялся тоже — не осознанно, так встают при виде человека, превосходство которого признаёшь сразу и без обиды.

— Иди к своим, — сказал Сновид. — Вам скоро выходить.

Олег кивнул. Но в душе он не был уверен, что чета хоть куда-то сдвинется…

…Олег успел только войти в комнату, где они отдыхали — и в спину его настиг чёткий стук шагов. Олег обернулся, шагнув в сторону, чтобы пропустить идущего — внутрь вошёл Йерикка.

Точнее, сперва он даже не понял, что это — Йерикка. Человек, стоявший в дверях, открытых Олегом, был прям и подтянут. Длинные, вымытые рыжие волосы стягивала чистая повязка. Юношеское лицо было похудевшим, строгим, но тоже отмытым, одежда — вычищена безукоризненно и зачинена.

Йерикка окинул своих друзей спокойным взглядом, чуть кивнул Олегу, словно они давно не виделись. И спросил Гоймира, приподнявшегося на локтях:

— Когда выходим, князь-воевода?

Лицо Гоймира пробил ток судороги. Он негромко ответил:

— Про что? Всё понапрасну… с кем выходить?

Йерикка резким движением намотал край плаща на левую руку и сжал правую, обтянутую короткой перчаткой, в кулак. Вскинул этот кулак над головой…

— Это всё — моё, — отчётливо и размеренно сказал, он. — Память о тех, кто пал — моя. Земля, в которой они лежат — моя. Небо, под которым мы живём — моё. Боги и навьи — мои. И я за всё это буду драться, пока не погибну — или не выброшу прочь последнего врага. Если надо — буду драться один, потому что… — он вдруг обрушил кулак вниз так, что свистнул воздух и резко запахло озоном: — Потому что это — мои горы!!! Теперь я ухожу. А вы можете жевать свои потери и листать свои страхи. Можете оставаться, если у вас не хватает храбрости умереть по-мужски. Я всё сказал.

Олег, всё ещё стоявший сбоку от двери, сделал шаг и встал плечо в плечо с Йериккой:

— О'кей, — буркнул, он. — Подожди меня, я почищусь и пойдём воевать дальше, а кто не хочет — скатертью дорога до родного порога… если ноги понесут. Где тут барахло выстирать можно?

Интерлюдия: «Маленький Принц»

* * *

В комнатах пещерной базы — в более поздние, очевидно, времена, уже не, гитлеровцами — были сделаны немаленькие запасы продуктов, боеприпасов и оружия. Впрочем, из последнего Гоймир, вздыхая, решил взять только третий по счёту «утёс», пообещав волхву, выведшему проводить чету, заглянуть позже. Помимо всего прочего, Сновид «починил» Святомира так же легко, как чиркают спичкой и благосклонно выслушал желание горцев отправиться к Перуновой Кузне.

— Тут трое суток пути, — предупредил он, — а по реке лучше не сплавляться — данваны совершают облёты.

Длинными переходами он вывел, чету к прятавшемуся под речным обрывом гроту — в него приходилось пролезать сквозь узкую щель, которой кончался коридор. Снаружи шёл снег — падал наискось в струях ветра, делая их видимыми и живыми, похожими на белёсых змей. Бледное, светило солнце — скоро оно и вовсе перестанет подниматься высоко… Чёрные, ледяные даже на вид, воды Вороньей текли внизу, и мальчишки плотнее запахивали плащи

— Спускайтесь, — указал на воду Сновид, — и пусть с вами будет Среча и благословение богов и навьев.

Он поочерёдно поцеловал каждого из ребят в лоб, никого не выделяя, даже Йерикку не задержал. И лишь Олега придержал-таки рукой за плечо, глядя ему в глаза своими — яркими и проницательными.

Но и ему ничего не сказал.

* * *

Грозу натянуло откуда-то с юга, даже с юго-запада, от океана. На фоне сплошного, клубящегося фронта туч вспыхивали — страшно, заливая всё вокруг металлическим светом — ветвистые молнии. Снег, шедший последние сутки, мгновенно улёгся, его сменил ожесточённый ветер. Гроза ещё шла над Вороньей, и было видно, как молнии вспарывают воду. До грозового фронта оставалось ещё вёрст десять, но он приближался с бешеной скоростью, особенно жуткий в сумерках вечера, и грохот разрядов просто-таки пугал, хотя Олег и не боялся грозы. Резан шептал молитву — такую Олег впервые услышал от Бранки за Сохатым Перевалом, в начале лета, почти полгода назад. Йерикка стоял, опершись на пулемёт, прищуренными глазами меряя грозу, словно соперника в схватке.

— Разом подойдёт, — сообщил Богдан таким спокойным голосом, что сразу становилось ясно — ему не по себе. — Ты что ж, осерчал на нас, Перун Сварожич?! — крикнул мальчишка в тучи, но шуточка вышла так себе. При виде клубящейся чёрной тучи, пронизанной холодным светом молний, нетрудно было себе представить грозного бога — как он мчится на вороном жеребце по небу, взмахами тупика поражая Змея. Перун был мирным богом, пока не пришла беда, и тогда его молот-топор превратился в оружие; нет страшнее выведенного из себя, разгневанного прежде мирного человека…

Теперь его гнев мог застать на открытой осыпи дозор Рысей. Остальные вместе с Гоймиром прятались сейчас в пещерке за три версты отсюда, до них гнев Сварожича не достанет и краем, а тут…

За трое суток чета покрыла путь от Тёмной до Перуновой Кузни — насквозь весь север Оленьей Долины, мимо разрушенных войной весей и заимок рыбаков на речном берегу. И всё слышнее становилась стрельба — за горами, или среди них, поди разбери. Ветры сорвали последнюю листву с деревьев, оголились леса, и теперь их заваливал снег… но вот пришла припоздавшая гроза, словно Перун решил разбудить напоследок уже взятый Мораной мир!

— Прятаться надо, — решительно сказал Олег. — В пещеру какую-нибудь, нафик…

— То ли ума лишился?! — испугался Богдан. — Склон-то — вон, непрочный, ударит Перун — и пойдут оползни донизу… В ущелье надо уходить, там-то гроза не страшна…

— Верно, — поддержал Йерикка, — пошли…

…Гроза достала их у самого входа в ущелье — дышать сразу стало нечем, ветер с дождём бушевал вокруг, разговаривать не получалось даже криком — гром гремел, не переставая, сотрясались от близких ударов молний скалы, и очередной удар бросил всех четверых наземь, словно могучая рука — картонные фигурки. Волна тёплого, словно из парной, насыщенного озоном воздуха прокатилась над лежащими.

— Нас тут убьёт! — прокричал Олег. — Прятаться надо, говорю!

Небо раскололось. Олег видел, как Йерикка что-то кричит, вытягивает руку — и, хотя и не слышал, что орёт друг, но, посмотрев в направлении, им указанном, увидел в скале то ли трещину, то ли вход в пещеру. Олег поднялся и, спотыкаясь, побежал к этому чёрному пятну.

Он протиснулся, едва не застряв крошном, внутрь и обнаружил, что сразу за узостью начинается коридор пещерного прохода. Олег обернулся, чтобы позвать остальных…

…Он открыл глаза в темноте. Точнее, ему-то было видно почти всё, но Олег понимал — кругом темно, и темнота эта не просто темнота ночи. Это темнота подземелья.

Олег сел. Ничего не помнилось — только как он поворачивается, а дальше — провал. Очевидно, молния ударила прямо в камни или у входа в пещеру «Как же ребята?! — с беспокойством подумал Олег, ощупывая себя — целый, похоже. — Что если их убило?!»

Впрочем, проверить жуткую догадку не было возможности. Олег видел на полу шагов за двадцать от бывшего входа, сейчас наглухо запечатанного оползнем. Хотя нет — не оползень, а просто сползла громадная, весящая десятки тонн, гранитная плита и закрыла щель, как мышеловку. Олег остался жив только потому, что удар молнии отшвырнул его за миг до падения плиты… но этот выход больше не существовал.

Мальчишка прислушался — не ушами, а собой. И понял — гроза идёт. За спиной у него — север, и точно на север ведёт коридор, в котором он лежит.

Страха не было — Олег был уверен, что выберется и боялся только за друзей.

Поднявшись на ноги, Олег поправил снаряжение, провёл пальцами по рукояти меча за плечами. Одёрнул дарёную Богданом данванскую рубашку, плащ. И, взяв автомат привычным боевым хватом — приклад к правому плечу, ствол чуть опушён и смотрит вперёд — двинулся по узкому, низкому коридору, полагаясь на своё чутьё, которое подарили ему Мир и война.

Он сделал не больше сотни, шагов — коридор открылся в подземный зал, у которого не было видно потолка. Вернее, сперва Олегу показалось, что это зал, и только войдя в него, он сообразил — перед ним тянущаяся во все стороны, сколько хватало глаз, высокая и достаточно широкая пещера-коридор. И была она завалена — Олег различил не так уж далеко, почти такой же обвал, как тот, что отрезал его. Только этот случился очень давно — края перекрывшей пещеру плиты — целой скалы! — вросли в камень пола и стен.

Идти можно было лишь вправо, что Олег и сделал. И буквально через десяток шагов увидел на стенах вереницы росписей.

Это были не рисунки, а буквы — такие же, как в брошенной крепости на юге: ряды закорючек со значками. Олег бездумно повёл по ним взглядом — и УСЛЫШАЛ!!! Молодой весёлый голос повторял на языке анласов — на котором любил говорить Йерикка:

— Мес стата ту ана доркас дела та, куом иесхати эй хэтто имесхати. Если хэтти ети пантас Арьяс — ети эй на желайа оба вирбас, фраэр. Донек буди сам тусс балам эй скер.

И снова. Голос не ассоциировался с мрачными проклятьями, заклинаниями колдунов — казалось, говорит… старший брат, которого никогда не было у Олега: сильный, храбрый и добрый. Вот только неизвестно было, о чём он говорит.

Олег помотал головой и отвёл взгляд от строчек, высеченных в незапамятные времена неизвестным мастером с непонятной целью. Это, конечно, красиво и здорово… но ему-то надо выйти отсюда и найти своих!

И он зашагал по коридору — широко и размашисто, замечая всё новые и новые признаки того, что тут были когда-то люди, и были как частые гости: держатели факелов в стенах, и не кое-каковские, а из кованого металла, узорчатые… и вытертые колеи в полу… пожалуй, тут и телеги ездили! Может, когда-то это и не пещера, была, а ущелье, сквозной проход через горы из Оленьей Долины в Длинную, а там и дальше? А потом — скалы сошлись верхом, да ещё вход завалило… Как бы не протопать горы насквозь — Олег внимательно смотрел по сторонам, выглядывая подходящее по виду ответвление, которое может вывести его на свет.

Такого не находилось. Зато свет разгорелся впереди.

Словно стояла впереди гигантская призма и, принимая солнечный свет, превращала его в радугу. Вот только ночь — там, наверху… От света не было тепла и не походил он на холодно-прекрасное сияние уже виденных Олегом крупных бриллиантов, которые светятся в темноте. Больше всего это действительно напоминало радугу…

И отсветы этой радуги ложились на пол и стены, прогоняя темноту — тем больше, чем дальше шёл Олег. Скоро ему стало казаться, что он идёт в радужном туннеле — внутри семицветной игры света, охватившей его со всех сторон.

Тогда Олег остановился. Потому. что внезапно отчётливо понял — где он находится. И настолько неожиданно-очевидным оказалось понимание, что он удивлённо сказал вслух:

— Радужная Дорога.

Никогда в жизни не подумал бы он, Олег Марычев с Земли, неполных пятнадцати лет, принятый в племя Рыси, что встреча с величайшим чудом и надеждой Мира, о которой он столько слышал, может произойти так буднично и просто.

В замешательстве он оглянулся — что если его уже забросило куда-то?! Нет, коридор был тот же самый, и с места, на котором он стоял, переминаясь с ноги на ногу, было видно край этого сияния. Тогда Олег посмотрел вперёд, глубоко вдохнул и пошёл вперёд снова…

…Непонятно было, откуда идёт свет, да Олега это и не очень интересовало — достаточно того, что свет был красив и безвреден. А в стенах гигантского тоннеля Олег увидел арочные входы. Сперва ему даже показалось, что эти арки сотворены людьми и даже украшены резьбой по камню, но, ближе подойдя к первой, мальчишка понял, что постаралась матушка-природа, которой иногда взбредает в голову фокусничать — и возникает каменный цветок или статуя, не уступающая если не Микеланджело, то уж Церетели — точно. Входы располагались слева-справа в шахматном порядке и были достаточно высоки, чтобы в них прошёл, без проблем Т-10М — последний тяжёлый танк СССР, виденный Олегом в Москве. И эти входы не были просто чёрными — или светлыми — провалами. В них дрожала и пульсировала многоцветная плёнка — словно выдувал кто-то через них мыльные суперпузыри.

Олег подошёл к левому — ближайшему. Осторожно вытянул ствол автомата к плёнке, ожидая почему-то, что она лопнет… но автомат просто вошёл сквозь неё внутрь. Олег хмыкнул и пропихнул его дальше — до магазина. Потянул обратно — бесплотная преграда отдала оружие так же равнодушно, как пропускала.

Тогда Олег отодвинул автомат на бедро, вытянул руку и шагнул вперёд сам.

* * *

Сперва ему показалось, что вокруг ночь. Чёрными тенями, высились раскидистые деревья, чёрной с золотыми проблесками была короткая — щетинкой — трава под ногами… Но потом Олег поднял голову…

На серебристо сверкающем, похожем на приготовленный к чеканке лист, небе чётким диском мягко светило зелёное солнце. И никакой ночи не было — чёрный цвет оказался естественным цветом листвы и травы, а стволы деревьев отливали при ближайшем рассмотрении алым. Среди деревьев что-то мелодично позванивало — будто колокольчики из хрусталя, повешенные среди листвы, раскачивались от ветра.

Олег кашлянул и сглотнул слюну, удивившись, до чего пересох рот. Да что рот — вся глотка! Мальчишка оглянулся — за его спиной не было никакой плёнки — просто пещерный вход в скалу цвета свинца, пронизанную красными прожилками, Охваченный страхом, Олег прыгнул… и безо всякого сопротивления или усилия оказался в подземном коридоре. Несколько минут, не меньше, стоял, тяжело дыша и вспоминая мрачный и красивый мир, где, похоже, была очень низкая влажность. Нет, человеку там дышать без специальной маски трудно, а то и невозможно. Олег глотнул на пробу и облегчённо перевёл дух — горло работало нормально. Тогда он, охваченный уже самым настоящим нетерпением, перебежал к следующей арке и, помедлив, шагнул внутрь…

…Его полоснул тёплый ветер, прижавший мальчишку спиной к скале — и слава богу!!! Тут выход тоже располагался в пещере — но пещера эта открывалась на пятачок в шаг шириной, лепившийся к скале над вздымающимися чудовищными волнами, увенчанными коронами из пены. При этом пронзительно-розовое небо оставалось абсолютно чистым — лишь светили разбросанные тут и там десятки то ли лун, не то даже звёзд размером от булавочной головки до большого диска. Правее Олег, извернувшись, увидел на берегу город — ощетинившийся на море клинками длинных волнорезов, отгороженный от бешеных валов грандиозной стеной отбойника, монолитной, как металлический щит. Приглядевшись, Олег увидел на стене рисунок — расставив ноги, человек с бешеными глазами держал перед собой щит, как бы закрывая город от волн.

Людей на таком расстоянии не было видно, да и дома сливались в одну массу, из которой вздымались гранёные шпили. Ветер хлестал в лицо, гремели волны. Олег сделал шаг — и упругий поток воздуха буквально вогнал его в пещеру.

— Эрик был прав, — тихо сказал мальчишка, запуская пальцы в волосы, перевесившиеся через повязку, — люди. Вот это фишка! Вот это да! — и он засмеялся, потряхивая головой, немного нервно. Прервал сам себя: — Так, ну а дальше?!

Он вошёл во вкус. Пересёк коридор, решив попробовать другую стену — и нырнул в дверь, вторую с этой стороны.

Тут не было никакой пещеры, а просто два дерева, росших довольно далеко друг от друга на пологом склоне, сбегавшем к реке. Припекало солнце — маленькое, белое, ослепительное. Склон порос бурой травой, сплётшейся в упругий ковёр; на том берегу реки росли небольшими рощицами такие же деревья, и дальше, среди моря похожей травы — тоже они, а между ними тут и там паслись кучки длинноногих животных с выстланными вдоль спины тонкими рогами. На отмели лежала какая-то туша — здоровенная и бесформенная, в небе парили ширококрылые птицы с раздвоенными хвостами. Мир выглядел жарким и сонным, как солярий, но и тут Олег не задержался — его подстегнуло знакомое гудение, и он метнулся обратно, успев заметить над рекой неспешно летящий вельбот. Мир данванов? Или ещё какой-то, покорённый ими? Решать этот вопрос на личном опыте не хотелось, и Олег направился к следующей на этой стороне арке, на ходу задумчиво пробормотав:

— Вокзал… Планета-вокзал и планета-роддом… Нет, данванам это отдавать нельзя!

Он шагнул через радужную плёнку… и до колен провалился в снег. Дыхание обожгло холодом. Молчаливый, насквозь промёрзший, стоял, вокруг лес, холодом дышали два камня, возле которых оказался Олег. Было безветренно, тихо — только угрюмо и монотонно вскаркивал неподалёку ворон, да шуршал под ногами крупчатый, стеклянный от мороза снег. Бледное солнце спускалось к верхушкам кедров, и одновременно с этим солнцем виднелась в небе белёсая, почти полная луна. Да ещё расплывался в небе инверсионный след самолёта.

Молча и потрясение смотрел Олег на рыжую белку, язычком пламени взметнувшуюся по стволу. И медленно, очень медленно осознавал, где находится.

Нет, это была не очередная геоморфная планета. Это была — Земля. А на Земле есть только одна страна, где в ноябре среди растущих кедров может быть так холодно.

— Россия, — сказал Олег и шмыгнул носом. Слёзы сами собой побежали из глаз, студя щёки на морозе и склеивая ресницы. Не было ни фанфар, ни торжественной встречи — вот так всегда и происходит то, чего долго ждёшь: просто и даже как-то скучно. Холодно, конечно, но плащ и данванская куртка не дадут замёрзнуть. У него есть оружие, кое-какая еда, зажигалка. Сейчас он отойдёт от ворот на Радужную Дорогу и пойдёт по заснеженному лесу. Да, будет трудно, но теперь он не может заблудиться и обязательно выйдет к людям. Может быть, уже завтра. А там… а там… Олег вытер глаза рукавом и расслабленно улыбнулся. Может быть, уже через неделю он будет дома. Там, где его уже давно, конечно, записали в погибшие? Отчётливо придвинулся двухэтажный дедов особняк, комната, к которой он так и не успел привыкнуть, школа, Вадим… Мама, он маму увидит! И отца! И всё это — не за тысячи световых лет, всё это — тут, на одной маленькой планете, в одной стране! Он дома, он в России!!! И это — не когда-то будет, это сейчас, вот он — дом! А потом — потом он может и вернуться, ведь теперь-то он умеет держать направление и не потеряет эти два камня…

Олег набрал, нагнувшись, в горсть колкого снега и провёл рукой по лицу, чтобы ощутить его запах — свежий и морозный. Воздух быстро синел — вечер, надо торопиться, чтобы разжечь костёр. Кончилось его приключение…

Мальчишка с кривой улыбкой стряхнул вниз тающий снег, и тот, успевший слипнуться, комком канул в сыпучую белизну. Бывают в жизни мгновения, когда мы не принадлежим ни себе, ни близким, когда мы служим чему-то большему, и отказаться от этого — значит предать самого себя. Без удивления Олег понял, что знал, как поступит, с самого начала — он просто тешил себя мыслями о дороге домой, о земном вечере и мирном костре в холодном лесу. Он больше не был собой — он хранил тайну Радужной Дороги и не имел права держать её у себя ни часа лишнего.

Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, МАМА — написал он стволом автомата на снегу. Пусть охотник или лесник, если занесёт его в эти места, гадает, откуда взялась в пустынном лесу надпись на снегу… если раньше её не засыплет свежим.

— Я вернусь, — сказал Олег в пустоту. — Потом. Обязательно вернусь, а сейчас мне надо идти. Я уже не маленький… и… и прости меня. Если можешь.

Он повернулся и, не оглядываясь, не задерживаясь, вошёл обратно в ворота…

Он не заглядывал под другие арки. Олегом внезапно овладела апатия. Пусть сюда приходят те, кому нужно, и ищут мир себе по душе — что за дело до этих миров ему, отказавшемуся от своего. Пусть не навсегда, пусть он теперь знает, что дорога домой есть, что она проста.

Мы перестаём быть детьми, когда делаем выбор, соразмеряя его не критерием «хочу-не хочу», а — «важно-не важно», «главное-не главное»… Омерзительный чёрно-белый выбор. Выбор цвета мира, в котором он научился сражаться.

Он ещё долго брёл по коридору, не глядя на арки — десятки арок! Тут хватит миров на всех. Любых. Данваны проиграли, но… но почему так ломит в груди?!

Кто — или что? — создал — или создало? — этот странный тамбур? Вселенная — или некая древняя суперцивилизация, оставившая Радужную Дорогу в наследство людям? Сколько планет успели заселить выходцы с Мира, прежде чем забылась дорога на Дорогу? Многие ли пытались найти её?

Олег остановился там, где сияние начало слабеть. Он хотел оглянуться, но вместо этого прижался к стене, схватившись за автомат, почувствовав присутствие человека. И облегчённо вздохнул, услышав оклик:

— Вольг, ты?!

* * *

Богдан подбежал к Олегу с зажжённым фальшвейером в руке, радостный, и сразу обнял свободной рукой старшего друга, говоря:

— А мы-то тут ищем-ищем тебя, уж думали — завалило до смерти, да Йерикка всё говорил, что живой ты, упёрся… ну и разошлись мы тебя искать! Живой, вот добро-то, вот добро!

— Ладно, ладно, — добродушно отстраняя младшего и чувствуя, как отпускает тоскливая боль, ответил Олег, — я живой и даже не поцарапанный… гаси свою фыркалку, пойдём к нашим. Ты сам-то не заблудишься?

— Не, — мотнул головой Богдан, — часом пойдём… А свет-то там откуда?

И Олег обманул его:

— Хрусталь отсвечивает, да и самоцветы есть… Там большая пещера.

Что-то подсказало Олегу — надо, чтобы Йерикка был первым, кто узнает о Радужной Дороге. А своего внутреннего голоса Олег уже научился слушаться…

…Они крались вдоль стен — каждый вдоль своей — чутко прислушиваясь к происходящему. Коридор несколько раз разветвлялся, сворачивал, и Олег подумал, что у Богдана хорошо развито умение ориентироваться — даром что боги не послали ему ничего «волховского». Очевидно, он просто запоминал дорогу и считал шаги, потому что теперь временами Олег слышал его тихое бормотание…

Молчание. Темнота — для Богдана. А Олега начало томить омерзительное предчувствие ждущей впереди смертельной опасности. Не врагов он боялся, нет… точнее — не ОБЫЧНЫХ врагов.

— Богдан! — крикнул он вдруг, сам не зная, почему, когда напряжение стало невыносимым, и, упав, покатился под стену, стреляя короткими очередями из автомата по коридору. Богдан тоже упал, бледные вспышки его очередей освещали перекошенный рот и окаменевшее лицо. Из коридора навстречу неслись серебристо посверкивающие ленты, похожие на плотный рой насекомых — огонь ливневого оружия.

Данваны.

Олег влепил длинную очередь туда, откуда исходила одна из серебристых лент — и она перескочила на потолок, потом иссякла, и что-то тяжело упало… но тут же неподалёку туго, увесисто зацокало по камням, и Богдан вскрикнул:

— Граната! — но Олег уже сообразил сам и прижался к камню, прикрыв голову автоматом, а когда взрыв прогремел — выстрелил в потолок из подствольника, надеясь, что тромблон успеет взвестись, хлопнуло — после разрыва ручной гранаты взрыв ВОГа казался несерьёзным, так — петарда… но кто-то отчаянно и тонко закричал, потом послушался топот убегающих ног. Богдан, вскочив на колено, повёл очередью через коридор, что-то крича в упоении, от стены до стены — и долго кто-то катился куда-то по камням…

Стало почти тихо. Лишь кто-то отчётливо, даже страстно как-то, повторял в темноте, захлёбываясь:

— Ой мама, ой мама, ой мама…

На нестерпимо ужасную секунду Олегу подумалось, что они с Богданом убили своих. Но справа зашипел фальшвейер, да и «ночное зрение» вернулось к Олегу — он, кстати, не сразу сообразил, что в бою не видел. То ли от напряжения, то ли от неожиданности, то ли ещё от чего… Никто не стрелял из шевелящейся тенями темноты. И Олег видел трупы на полу — трупы, совсем не похожие на трупы горцев.

Потом ребята подошли ближе — медленно, настороженно держа своих противников на прицеле. Убитые были одеты в хорошо знакомые Олегу монолитные и многоцветные комбинезоны — в такой был одет убитый им в самом начале похода разведчик хобайнов. Судя по всему, и это были они тоже.

Ближе всех на каменном полу корчился в луже крови примерно ровесник Олега. Его ливневик валялся у стены. Тромблон, срикошетив, попал ему в живот и разорвался, выхлестнув внутренности на пол. Перебирая их окровавленными ладонями, хобайн твердил безостановочно:

— Ой мама, ой мама… — на белые скулы от фальшвейера ресницы — длинные, загнутые, почти девчоночки — отбрасывали острую тень.

— Хобайны, — с отвращением сказал Богдан. — А там-то смотреть станем?

Олег кивнул. Он бы с удовольствием не пошёл сюда вообще, чтобы не слышать обморочного, полного боли и тоски, шёпота. Умирающий был похож на Холода — как похожи все здоровые, выросшие в заботе и любви дети славян. И разве вина этого парня, что о нём заботились и его любили злейшие враги его народа?! «Когда же это кончится?! — закричал Олег внутри себя. И холодно ответил сам себе: — Когда они — или мы — погибнем все.»

Второй — это в него Олег попал из автомата, кучно, в грудь — был постарше и лежал, вытянувшись в струнку, посреди коридора. Один глаз убитого остался сощуренным, на второй упала чёлка. Последний валялся шагов за десять дальше — Богдан попал ему в пояс и это он катился под уклон; впрочем, уже мёртвый. Сейчас он замер, вывернув шею, словно пытался оглянуться через плечо…

Богдан достал из ножен меч.

— Слушай… — Олег поморщился.

— Что? — Богдан посмотрел на него спокойными, ясными глазами.

— Нет, ничего, — Олег отвернулся и пошёл обратно, туда, откуда всё ещё шептал тихий голос:

— Ой мама, ой мама…

Вжих… храк! Мимо Олег прокатилась голова — вверх по коридору Богдан катил её ногой с каким-то задумчивым видом.

— а тут что-то… — нерешительно заметил он, вдруг останавливаясь: — Они нам встречь шли. По что бы так?

— Погоди, — Олег встал на колено рядом с умирающим хобайном. Тот больше не шептал — он приоткрыл глаза и смотрел на Олега неожиданно злым, яростным взглядом. Молча. И Олег смотрел ему в глаза, не следя за руками… и опомнился лишь когда услышал хлопок, а из раскрывшейся левой ладони умирающего ему под бок, в лужу крови, скатилась граната.

— Получай, сволочь… — выдохнул хобайн. И закрыл глаза вновь.

Безошибочный инстинкт бросил Олега в сторону. Он закрыл голову руками, успев увидеть, как Богдан рухнул, словно подрубленный — ногами к месту взрыва. Коротко ухнуло. Ударило по стенам градом осколков.

— Живой? — спросил Олег, приподнимаясь. Богдан неподалёку поднял фальшвейер:

— А то… Храбрый был, что ни говори!

— Была, — стеклянно ответил Олег. — Это девчонка, — и вдруг он закричал, ударив кулаком по камням: — Да что же это такое, твою мать?! Девчонка! Я снова убил девчонку! — он колотил кулаком в камень, пятная его кровью, и почти плакал: — Я снова убил девчонку, девчонку, девчонку! Да когда же это кончится?! Почему я ещё живой?!

Богдан стоял рядом. Он был полон жалости к старшему другу и даже убитой. Славяне всячески оберегали своих женщин и девушек от участия в войне, считая, что это ни в коем случае не женское дело. Но вот их враг, похоже, придерживался иного мнения.

— Не знал ты, — насупленно сказал Богдан, положив ладонь на плечо Олега, — она ж в нас стреляла, что уж…

— Почему я?! — зло ответил Олег. — За что мне такое?! Ведь это — девчонка! Я ненавижу убивать, я ненавижу эту войну, я себя ненавижу!!!

Богдан сел рядом, заглянул в лицо Олегу. Неловко попросил:

— Да ладно… ну что ты?

Олег спрятал лицо меж ладоней. Вздохнул и тоскливо сказал:

— Как же я домой хочу…

— А то, — ответил Богдан. — В обрат пойдём?

— Веди дальше, — Олег встал на ноги…

…Дальше по словам Богдана всё время надо было идти прямо, и младший двинулся следом за Олегом, который перебрался в центр коридора. Богдан шёл по левой стене и думал: «А верхом-то ещё гроза не ушла, — он взглянул на тяжёлую громаду потолка, невидимую, но ощущавшуюся всей своей каменной толщей. — Про что там Вольг раздумался? Й-ой, не свезло ему — девку убил… — он вгляделся в спину друга, который шагал впереди. — А вот идёт он, да и не помыслит, что я его люблю. Не помыслит, не знает, а я и не скажу никогда, потому… так потому, что глупо с языка звучит. Девкам так-то говорят, ну — родным ещё, не другу. Может стать, он знает, то ж правда — люблю. Не то что родителей, не то что… — он даже про себя не осмелился назвать имя её, — не то! Иначе вовсе…».

Олег не думал ни о Богдане, ни даже об убитой девчонке. Он устал — и думая об этом и о том, насколько несправедлива жизнь. Он не хотел убивать. Он устал и от этого. Всё растворилось в кровавой грязи. Вместо романтики пришло суровое и неумолимое осознание необходимости происходящего, высшей необходимости. Той самой, ради которой жгут города, и подписывают смертные приговоры, которая пугает правозащитников из тёплых кабинетов — и которая существует.

Пока они убивают — данваны не идут дальше.

Собственно, только это и осталось важным. Да ещё то, что надо рассказать Йерикке…

…Они оба допустили ошибку. Всего одну — но и её было достаточно на этой войне. Олег посмотрел влево, где ему почудилось ответвление. Оно там и БЫЛО! Но Олег, уставший уже хронически, раздражённый, думающий о другом — решил, что видит тень скального выступа. А Богдан просто был невнимателен — он полагался на Олега и не помнил этого коридора, потому что в прошлый раз его не заметил.

Олег ничего не успел осознать.

* * *

Олег очнулся довольно давно, вот только глаз не открывал. Сквозь плотно сжатые веки он видел режущий белый свет, как от софита. Лопатками и затылком чувствовал стену — бугристую, холодную… Сперва ему казалось, что он связан, но потом дошло — просто не шевелятся ни руки, ни ноги, ни шея. И он совершенно ничего не помнил. Шёл по коридору, Богдан следом — и вдруг…

И вдруг — он здесь.

«Перелом позвоночника, — с ужасом подумалмальчишка, — кранты… Сдохну здесь…»

И только потом до него дошло — голоса. Не только свет, но и голоса — два совсем мальчишеских, один уже юношеский, «подломившийся». Громко говорят на городском диалекте… или по-русски? На какое-то мгновение подумалось — он попал в аварию, всё, что было — бред…

— Как ты мог допустить, чтобы второй бежал?!

— Этот старше, опасней, я выстрелил в него…

— Надо было бить широким лучом?

— Перестань, ты же знаешь — на них действует только направленный удар, это тебе не толпу на Строод разгонять…

— Этот очнулся?

— Не должен, паралич на час гарантирован, а прошло всего минут двадцать.

— Сам говоришь, что на них слабее действует. Его надо допросить.

— Его убить было надо, что он может сказать?

— Кто они такие? Откуда? Зачем пришли?

— Случайно, от грозы прятались, вот и всё. Это вообще не наше дало.

— А если этот — волхв?!

— Волхвы так глупо не попадаются.

— По-всякому бывает. Допустить ошибку сейчас, когда мы узнали наконец, где эта проклятая Дорога — это смерти подобно.

Олег открыл глаза — без стонов и симуляции шока. Руки и ноги по-прежнему не работали, и почти всё существо мальчишки заполнил безнадёжный страх. Не за себя, нет…

Он в самом деле лежал под переносной лампой — на полу в пещере. На ящики — небрежно брошены постели, на другие, составленные как стол — бумаги, лежит ноутбук… На «столе» сидел рыжий, как Йерикка, парнишка помладше Олега. Рядом, опираясь заведёнными за спину руками о стену, замер худощавый длинноволосый парень — ровесник Олега. И около входа, сложив руки на груди — юноша лет 17, с жёстким лицом командира. У всех троих на поясах висели пистолеты, более серьёзное оружие лежало на постелях.

— Доброе утро, — с лёгким ехидством сказал юноша. Олег, облизнув губы, кашлянул и глуховато ответил:

— С добрым… — голос показался чужим.

— Кто ты такой? — спросил вновь старший.

— Ребята, — вместо ответа сказал Олег, — вы же славяне. Вы же люди. В этой дороге — надежда для целого народа. Для вашего народа. Данваны всех выморят. Поймите же вы это!

Он не мог найти слов. Он понимал — надо найти, допустить, чтобы всё решилось до конца, не справедливо, и без того — что честного в произошедшем: после десятилетий поисков на Дорогу наткнулись одновременно и он — и поисковый отряд. Олег повторил:

— Поймите…

Они переглянулись. И одновременно уставились на Олега.

Вот что отличало их от горцев и даже лесовиков. Сейчас Олег понял это, потому что впервые увидел, лицо хобайна не в боевой обстановке.

ГЛАЗА. Цвет, разрез — всё было знакомое, славянское. Неславянским был залитый во взгляд стылый свинец. У горцев глаза от ненависти загорались тёмной синевой — словно через драгоценный камень пропускали живой свет.

Шесть свинцовых дул смотрели на Олега. И он горько сказал:

— Сволочи вы…

Страшно не было. Было очень и очень обидно.

— Убей его, — сказал старший рыжему, — он нам и правда не нужен.

Потом во лбу старшего открылась аккуратная дырочка, плеснувшая струйкой мозга и крови — и он повалился на ноги Олегу, лежавшему, как сноп.

Богдан прыгнул, в пещеру, держа «вальтер» обеими руками на уровне глаз — так учил его стрелять Олег. Пистолет грохнул ещё дважды — рыжий повалился с ящиков, как куль с мукой — тяжело и мягко. Но в тот же миг длинноволосый ударом кулака, прянув к Богдану, вышиб у него пистолет и схватил с ящиков листовидный тесак, одним движением стряхнув с того ножны — и тут же ударил.

Богдан не успел, добраться до меча. Он отразил удар камасом, и два клинка вновь столкнулись со скрежещущим лязгом. Длинноволосый был выше, он наступал, рубя сплеча — в какой-то момент его тесак концом грубо воткнулся в левое бедро горца и змеёй отдёрнулся, нанеся широкую рану.

Не сразу Олег понял, что Богдан подставился специально — выиграв мгновение, он обнажил меч — и снёс руку хобайна вместе с тесаком ниже плеча.

Этому горских мальчишек учить было не надо — принять рану и достать врага.

Но и хобайна ковали из той же стали, хоть и другие кузнецы. Он не закричал, не посмотрел на кровь, струйками брызнувшую из обрубка, даже в лице не изменился. Левой рукой он схватился за клапан пистолетной кобуры, надеясь успеть сейчас сделать то, на что в начале боя не хватило времени.

Стремительным круговым махом Богдан отрубил ему голову, и хобайн рухнул на пол, успев вытащить оружие на треть.

— Вольг! — Богдан метнулся к лежащему с виноватой улыбкой другу, не обращая внимания на кровь, стекающую в кут по ноге. А рыжеволосый, поднявшись из-за ящиков, держал в руке пистолет. Правая рука у него висела безжизненно…

— Сзади! — крикнул Олег, и Богдан метнул камас даже не обернувшись — в полуприсяде, через плечо, левой рукой. Рыжеволосый словно бы окаменел. Потом начал медленно валиться назад с умиротворённым лицом, стреляя из пистолета в пол — ракетные пули плавили камень, и кислый запах, плыл по пещере.

— Что с тобой?! — Богдан стащил в сторону с ног Олега убитого хобайна.

— Парализовало, — поморщился Олег и пояснил: — Двигаться не могу, пройдёт где-то через полчаса… Вот что, слышишь? — сказал он так, словно Богдан был далеко и мог не услышать: — Иди отсюда. Ищи наших. Скажи Йерикке — пусть заглянет в тот коридор, где мы с тобой встретились, он поймёт там, что к чему… А я отлежусь и догоню вас…

Не верил Олег в это — но Богдана надо было отослать. Между тем тот ответил абсолютно естественно:

— Поволоку волоком. Уж как-нибудь…

— Не валяй дурака, блин! — прикрикнул Олег. — Я на полпуда тяжелее тебя, а с оружием и прочим — вообще, да и ранен ты…

Последнее он говорил, уже когда Богдан волок его, обвешавшись своим и Олеговым оружием и снаряжением. Тащил, сопя и что-то бормоча. Потом — уже с «порога» — очередью долбанул по ящикам, раскурочил ноутбук и зло сообщил:

— На добрую память.

Тащить Олег было тяжело — ясней ясного по дыханию. Кут у Богдана отчётливо чавкал, и он часто отдыхал.

— Перевяжи, — попросил Олег во время очередной остановки, — ведь свалишься.

— Ага, — благодарно сказал Богдан, садясь, — я разом…

— Слушай, — воззвал к нему Олег, пока Богдан бинтовал ему ногу, — ну тут-то под стеночкой меня и оставь…

— Не лезь, и так тяжело, — попросил Богдан. Хотел ещё что-то добавить, но по коридору прокатилось отдалённое и явственное:

— Догна-а-ать!

— Так, — выдохнул Олег. И заорал на Богдана, который поспешно затягивал ремни кута: — Пошёл на х…!

— Кусай за х…! — огрызнулся Богдан подхваченным у Олега же выраженьицем. — Поехали ещё…

— Да бесполезно же! — простонал Олег, но Богдан уже волок его, а в отдалении отчётливо стучали торопливые шаги сразу нескольких бегущих, и эхо множило их. — Беги, дурак!

Богдан упал, выругался. Снова подхватил Олега, поволок ещё несколько саженей… Оружие, снаряжение, парализованный друг — всё это вдруг превратилось в неподъёмную тяжесть. Пальцы соскальзывали с плеч и ворота Олега, словно с намыленного стекла.

— Испробуй двигаться, Вольг! Ну разом? — горячо, почти остервенело, попросил он.

— Не… могу-у-у-у… — Олег чувствовал, как по всему телу от нервного напряжения выступил пот. Но тело — сильное, послушное, ловкое — не повиновалось мозгу. — Не мо-гу…

— Вольг! — Богдан оставался рядом, он всматривался в коридор. — Ну испробуй! Ты же можешь, ты всё можешь, коли пожелаешь-то!

— Не мо-гу… — прохрипел Олег, плача от отчаянья и бессилья. — Бе-ги…

— Сгинешь, коли не сдвинешься! — кричал Богдан.

— Иди, — вдруг спокойно ответил Олег. — Вое к чёрту. Пусть так. Ты только скажи Йерикке, что я просил, это важно.

Богдан осёкся, и наступила тишина… но лишь на миг. Потом он сорванно закричал, задыхаясь от ярости:

— Умереть хочешь?! Добро — умирай! Умирай, что ж! Да вот не один ты умрёшь! Меня-то разом тоже сведёшь!

— Ну что ты плетёшь?! — с усталым, раздражённым отчаяньем спросил Олег, вслушиваясь в шаги — уже не бегущие вдали, а близкие и осторожные. — Что ты…

— Вот то! Коли ты не пойдёшь — так и мне оставаться! Вот разом одно возле тебя и умру!

— Зачем тебе помирать-то?! — Олег плюнул в сторону. — Ну зачем, дубина?!

— Да затем, что друг я тебе! Вот затем, что как брат ты мне! Пойдёшь или нет?! Пойдёшь?!

Эти крики и мольбы были до идиотизма нелепы. Олег не видел липа Богдана, но хорошо его себе представлял — отчаянное, умоляющее. И — верящее. Он верил в Олега, верил Олегу до такой степени, что не принимал доводов разума.

Олег промолчал. Но, промолчав, он, насилуя своё тело, собрал в кулак всю волю, всю злость на мускулы, сейчас похожие на тряпки. Ему казалось, что он тянет себя из бездонного болота.

И парализованные мускулы… задвигались, подчиняясь человеческой воле. Хрипя и задыхаясь, Олег начал шевелиться — трудно и жутковато на вид, как некое насекомое без ножек. Потом Олег поднялся на четвереньки, тяжело помотал головой. И начал подниматься дальше.

Но слишком медленно. Бегущие лучи фонарей заметались по стенкам.

— Беги… — вновь попросил Олег. Богдан дёрнул щекой и, встав на колено, поднял автомат. Олег, проклиная слабость, потянулся за своим, ухватил со второй попытки: — Дурак ты, Богдан…

— Пускай… — не отводя глаз от лучей, Богдан улыбнулся. — Теперь уж поровну…

— Ладно… — ответил Олег, удобнее устраивая автомат. — Стреляем, как только нас осветят, понял?

— Понял…

Фонарей было восемь, Олег сосчитал их машинально. Ну ладно, подумал, целясь, Олег, уж я постараюсь так сделать, чтоб и вам эта Дорога не досталась — выкусите!

Но стрелять не понадобилось. В который уже раз за последние часы диспозиция сменилась молниеносно и радикально. В коридоре с грохотом разорвались две ручных гранаты, а следом подали голос два «дегтярева» — так густо и с такого расстояния, что Олег едва успел, сообразить: в их положении самым лучшим будет вжаться в пол. Довести эти полезные сведения до Богдана он не успел, но тот и сам сообразил, что лучше не пытаться встревать в сражение.

Которое, впрочем, ограничилось несколькими секундами. Даже если Олег и Богдан добровольно согласились бы сыграть роль приманки — не получилось бы лучше. В лучах так и сяк светивших с пола фонарей шагали по стенам тени — причудливо-исковерканные, и из этих теней родился Йерикка. Тогда Олег, испытывая огромное облегчение, сказал с пола:

— У меня есть новости. Выслушаешь?

Вместо ответа Йерикка обнял его и сказал:

— Живой.

* * *

Олег потом часто думал, как им повезло, что разведчики хобайнов не доложили о находке сразу — то ли хотели это сделать лично, не полагаясь на связь, то ли ждали, пока соберётся весь отряд, то ли ещё что — но факт оставался фактом. Но тогда — пока они с Йериккой вдвоём шли коридорами, и Олег ещё часто останавливался, не в силах до конца прогнать усталость, а рыжий горец торчал рядом — вежливо молчал, но всем своим видом показывал ерундой занимаемся… так вот, тогда Олег ни о чём не думал. Так бывает — ломишь по дороге много-много часов, и в конце концов даже не остаётся в голове мыслей кроме одной: сейчас дойду и — всё. Олег молчал, когда Йерикка спросил, увидев радужное сияние, что это такое. Молчал, когда Йерикка приглушённо ахнул, войдя в коридор многоцветного огня. И только когда Йерикка обернулся к нему с открытым и перекошенным ртом, с глазами, безумными от надежды и какого-то ужаса — только тогда Олег махнул рукой:

— Входи в любое… только далеко не отходи.

И Йерикка канул за одну из радужных плёнок. А Олег сел под стену и закрыл глаза. И не испытывал ни радости, ни удовлетворения, ни гордости, ни восторга — ничего не осталось, сгорело всё. Тело словно бы плыло в невесомости, мягко гудело в ушах, и шли на него неясные фигуры, чьи шаги гулко отдавались в коридорах. Одна из фигур наклонилась и коснулась плеча Олега — тогда он разлепил веки и встал, с трудом вспоминая, кто он и где находится. Пришлось уцепиться за выступ стены, чтобы не упасть.

Йерикка плакал. Второй раз в жизни Олег видел на его глазах слёзы — первый раз был, когда они готовились умирать над морем на скалах… нет, и тогда не видел, только слышал. Слёзы текли из глаз Йерикки, и он не вытирал их с широко раскрытых, остановившихся глаз. А Олег смотрел на него смущённо и устало и больше всего боялся, что сейчас друг начнёт говорить высокие слова…

— Ты спас всех нас, — голос Йерикки звучал не высокопарно, а тихо и потрясённо. — Ты подарил нашему народу новую жизнь… Теперь мы будем жить, потому что к нам вернулся Перун Защитник и спас своих братьев от гибели…

Вот тут Олега тряхнуло конкретно…

— Что? — недоверчиво и хрипло спросил он. — Я не врубился — как ты меня назвал?

— Перун, — просто и уверенно ответил Йерикка и, достав меч, протянул его, держа левой рукой за конец лезвия, Олегу рысеголовой рукоятью вперёд. — Перун, ты пришёл, и Беда закончится теперь…

— Эрик, — попросил Олег тихо, — пожалуйста, не зови меня так. Мне… страшно.

— Но как тебя называть? — удивился Йерикка. — У тебя больше нет племени — каждое племя будет гордо назвать тебя своим родичем. Везде, где есть славяне, о тебе станут петь былины — о том, как вернулся Перун в образе мальчишки с далёкой Земли, и сражался плечом к плечу со своими братьями, и страдал, как они, и получал раны, как они, и их боль была его боль — а потом он спас свой народ, как уже было давно…

— Эрик, — с отчаяньем взмолился Олег, — не надо, ты сейчас чужой совсем! Ну какой я Перун, какой я бог?! Мне просто повезло, и тебе могло повезти…

— Не бывает везения, — возразил Йерикка. — Мы искали Радужную Дорогу полвека. И враги наши искали. Нашёл — ты — Перун.

— Не зови меня так! — закричал Олег.

— Хорошо, — покорно согласился Йерикка. Именно — покорно согласился. И не опустил свой меч.

Тогда Олег взялся за лезвие ниже рукояти. И потянул меч на себя, с болью и радостью ощущая, как острейший клинок рассекает ладонь. Между пальцев побежали алые струйки, капли упали на камень у ног мальчишек.

— Это кровь человека, — твёрдым голосом, не обращая внимания на боль, сказал Олег.

Правой рукой Йерикка перехватил лезвие ниже пальцев Олега и остановил меч. По выемке дола скользнула змейкой красная струйка — уже его, Йерикки, крови капнула со скруглённого конца, который он выпустил.

— Я человек, — сказал Олег, выпуская меч тоже и держа руку, с которой цедились то капли, то ниточки, на весу.

Лицо Йерикки стало знакомым. Он вонзил меч в трещину пола между собой и Олегом, спросив с улыбкой:

— Что, трудно быть богом?

И протянул окровавленную руку над вызолоченной рукоятью.

Две залитых кровью ладони сомкнулись в пожатии над мечом — на рукоять, клинок и камень упали уже смешанные капли.

Не меньше минуты мальчишки стояли, глядя друг другу в глаза… — нет. Не мальчишки, а воины. Они чувствовали, как унимаемся боль… но это было не всё, что ощущали они. Чувство очень похожее (только более сильное!) — на Огниву, которую берёшь у дерева… тёплый поток…

Когда руки разжались, от глубоких параллельных ран не осталось и следа — у обоих.

— Эрик, — попросил Олег, — когда, будешь докладывать… там, кому нужно… не говори, что это я нашёл. А то и правда начнут былины слагать, монументы при жизни возводить… Не говори, хорошо?

Йерикка не ответил. Вместо этого он внимательней всмотрелся в лицо Олега — словно поражённый неожиданной мыслью:

— А твоя Земля?!

— Третья справа, — чуть повернул голову Олег.

— И ты?!.

— И я.

— А теперь?!.

Вместо ответа Олег положил протянутые руки на плечи Йерикки и уткнулся своим лбом в его лоб.

* * *

К 15-му груденя (ноября) войска данванов, понеся в боях тяжелейшие потери, ценой неимоверных усилий, вытеснили основные силы славян из Древесной Крепости, Длинной, Мёртвой, Оленьей и Лесной. Примерно десятитысячная славянская армия собралась на линии Белое Взгорье — Перунова Кузня; в тылу врага ещё действовали пять или шесть чёт. До того, как снег закроет все перевалы, оставались считанные дни. Сосредоточив до 70 % войск у Перуновой Кузни, данваны 18-го числа начали атаки перевалов — предприняли последнюю попытку дальнейшего наступления…

«…Братья, мы погибаем, — сигналил огонь в рассветном сумраке. — Братья, враг идёт, превосходя нас стократно. — Братья, мы погибаем, братья, мы погибаем. Братья, на помощь. Все, кто ещё может держать оружие — к Перуновой Кузне! Братья, мы погибаем, но не сдаёмся. Братья, братья, братья…»

Огонь на склонах Перуновой Кузни было видно издалека…

…Три трупа были найдены в снегу возле камней. Их нашёл Ревок — внезапно остановился, коротко свистнул, махнув рукой. Все подбежали к нему.

Убитые горцы лежали среди рассыпанных на снегу гильз, за валунами, из-за которых отстреливались, приняв свой последний бой.

Йерикка подошёл к лежащему за крупнокалиберным ДШК парню. Убитый уткнулся лицом в снег у треноги, левой рукой закаменев на рукоятке. Из стиснутой в кулак правой высовывались высохшие былки вереска. Пулемётчика подорвали гранатой… Йерикка перевернул убитого, угрюмо сказал, не поворачиваясь:

— Орлик.

Оба других были убиты выстрелами в голову — во время перестрелки. Оттуда, где они лежали, хорошо просматривался пологий силон, и легко можно было себе представить, почему Орлик решил остаться именно здесь.

— Так остальные-то где? — Гоймир озирался в поисках трупов.

— Отход он прикрывал, — ответил Резан. — Не напороться бы… пока.

— Идёмте, — поторопил Мирослав. Все знали, что в чете Орлика — его старший брат Борислав. Среди убитых его не было — и он ещё оставался жив, когда Горд встречал Орлика, а потом рассказывал об этой встрече.

…Ушли недалеко. Не прошло и минуты подъёма пологим склоном, как впереди послышались выкрики, ругань и остервенелый лязг стали. Всё то, что по традиции сопровождает рукопашные схватки.

Остановившись, горцы переглянулись. И, не сговариваясь и не дожидаясь приказов, бесшумно заспешили вперёд, пригибаясь к камням.

Путаясь в вереске и утопая в снегу, за грудой камней рубились люди. Четверо горцев, встав в кольцо, отбивались от двух десятков спешенных хангаров и горных стрелков. Под ногами сражающихся, в подтаявшем от крови снегу, лежали двое горцев, пятеро хангаров и двое стрелков. Ещё один хангар полз в сторону, запрокинув оскаленное, застывшее лицо — из бедра хлестала кровь. Другой, сидя в снегу, подвывал, зажимая ладонью перерубленное правое плечо — меж пальцев выбегали весёлые, яркие струйки. Четверо хангаров караулили лошадей, а в кольце горцев лежал, скорчившись и держась окровавленными руками за голову, пятый из мальчишек.

Это был остаток четы Орлика.

Резан первым молча вытянул из ножен меч. Йерикка спросил:

— Берём в клинки?

— А то… — процедил Гоймир, обнажая меч и камас. — Всё развлечёмся… Этих, у коней — тишком, ещё кто палить вздумает, а уж там…

— А там ясно, что твой день, — прервал его Резан. — Пошли…

Олег, уже несколько секунд ощущал буквально непреодолимое желание драться. Рефлекс… Самое простое решение при виде врага — убить его, сразу и на месте. Бросок — и ощутить, как меч с хряском рубит чужака, увидеть, как валится мёртвый разоритель, пришелец…

Похожие в своих плащах на странных бесшумных птиц, горцы скользили вперёд, замахиваясь камасами. Часовые рухнули, даже не вскрикнув, но захрапели, забились кони, и хангары со стрелками — те, кому не хватило места вокруг тесно сплотившихся славян — обернулись навстречу приближающимся прыжками горцам.

Кто-то режуще, пронзительно засвистел. Кто-то заулюлюкал.

— В клинки!

— Рысь! Бей!

Резан прыгнул в воздух, словно подброшенный катапультой. Обеими ногами ударил двоих в грудь, полетел с ними наземь… Окружённые при виде помощи обрадовано заорали, стуча камасами по мечам. Олег успел заметить среди прочих Борислава, которого немного помнил, и подумать, как повезло Мирославу…

Кривоногий хангар рубанул Олега поперёк груди — руки и тело сработали автоматически: нырок под кривое лезвие, удар сзади по спине, где слабее броня — изо всех сил! Тело хангара изогнулось, из судорожно открывшегося рта выплеснулась кровь. Олег отскочил назад и в сторону, ища взглядом нового противника.

На Йерикку насели трое. Олег рванулся ему на помощь… и замер, разинув рот. В помощи Йерикка не нуждался. Больше того — словно и не заметил напавших на него. А Олег тоже не заменил толком, что, собственно, Йерикка сделал. Просто один хангар стоял без головы, другой — валился на спину с рассечённой от ключицы до солнечного вместе с панцирем грудью, а третий — с изумлением провожал взглядом летящую в воздухе правую руку с куском плеча. Йерикка прыгнул вперёд, отбивая штык, направленный в живот Святомиру…

Второй противник Олега — молодой стрелок — оказался куда опасней хангара. Он ловко отбивал, удары меча и камаса прикладом и стволом винтовки, то и дело умело выкидывая вперёд штык, с которым Олегу совсем не хотелось знакомиться ближе. Разозлившись, Олег отскочил, вдвинул камас в ножны и пошёл вперёд, рубя обеими руками — сделав ставку не на меткость, а на силу удара. За последние месяцы он, несмотря на нерегулярное питание, недосып и напряжение, как-то резко прибавил в силе и сам это замечал.

— Хах!.. Хах!.. Хах!.. Хах!.. — зло выплёвывал Олег, шаг за шагом тесня стрелка.

Бледное лицо в капельках пота качалось перед ним, прилипли ко лбу выбившиеся из-под шлема волосы. На секунду мелькнула мысль — крикнуть ему, чтоб бросил винтовку. Не бросит. Да и что потом? Резан первый снесёт ему голову — уже безоружному, к славянам, которые служат данванам, горцы беспощадны.

Кто ты такой, парень? Где ты родился и жил? Почему пошёл на службу к врагу? Что заставило тебя, чем обидели твои братья с северных гор? Или ты поверил какой-то лжи? Или хотел разом заработать?..

…— Хах!.. Хах!.. Хах!.. Хах!..

…Нет, я ничего не имею против ТЕБЯ. Но я ненавижу ту силу, что надела на тебя эту форму, дала в руки эту винтовку, настроенную на твою биочастоту, и послала в бой. Я ненавидел её всегда, эту силу. Просто раньше я не сталкивался с её открытыми проявлениями и не понимал своей ненависти. Она была таким же словом, как «дружба», «любовь», «верность» — и, как эти слова, обрела, плоть лишь тут, на войне…

…— Хах! Хах!..

…Врут, что человек бывает бессилен перед обстоятельствами. Выбор есть всегда. Я мог уехать на юг и, может быть, был бы уже дома. Я мог бы и потом — не столь давно! — покинуть Мир. А ты мог бы сейчас сражаться с нами плечом к плечу. Раз ты здесь — значит, ты виновен. Даже не передо мною, нет. Перед своим Миром. Перед моим Миром. Перед нашим Миром. Какую судьбу несёшь ты ему на своём штыке, которым так ловко владеешь?!.

…Ты уже почти один, парень, и мои друзья добивают тех, кого, может быть, звал друзьями ты. Ты видишь это? Видишь… И хочешь отомстить, я это чувствую по твоему лицу, по силе и стремительности ответных бросков. Ты уже не жить хочешь, а заколоть хотя бы одного врага — меня. Жаль, но я дерусь лучше тебя, парень. Я дерусь лучше…

…— Хах!

Олег отступил, в сторону и назад. Стрелок выпустил винтовку, склонил голову набок. Ноги его подломились куда-то вперёд и влево, он неловко сел в вереск, в потоптанный снег, поднеся левую руку ко лбу. Потом бесшумно упал на спину — по волосам текла кровь.

На войне не бывает обманутых. Обманывают лишь того, кто сам хочет обмануться.

И нет на войне невиновных. Виновны все. И те, кто делал, дураков, манекенов из этих ребят… и даже из хангаров. И они — охотно и быстро поверившие в сказку, в сказку о рае без памяти, о том, что проще и лучше ни к чему не стремился и ничего не хотеть.

И мы. Потому что мы нашли самый простой выход. Как всегда — самый простой и самый быстрый выход. Убивать — вместо того, чтоб попытаться открыть им глаза.

Утешает лишь то, что мы всё-таки виноваты меньше. Мы никому не обещали рая — и раз люди вышли защищать нашу жизнь, не дожидаясь обещаний — значит, не так уж плоха эта жизнь.

И разве наша вина в том, что не получается без убийства дать отпор тем, кто покушается на наш мир… Мир? Много раз пытались — и в истории Земли, и здесь, наверное, да и на других планетах — точно. Выходили навстречу с Библией… или со сборником статей экуменистов, или там Бердяева какого-нибудь… Таких рубили и стреляли, даже не выслушав. И с особенным наслаждением — безоружного убивать легче…

Поэтому мы вышли с мечами и автоматами. А говорить начнём потом — для тех, кого заставим считаться с нами.

Это ужасно. Но что поделать, если получается только так?

А вину — её мы возьмём на себя… Не переломимся под её грузом, вынесем её тяжесть, как вынесли в этих горах тяжесть войны…

* * *

— Так оно и стало, — Борислав в последний раз бросил, камас в снег, выдернул его и аккуратно вытер плащом. Глаз не поднимал, все вокруг смотрели сочувственно. Тяжело рассказывать о поражении и гибели друзей…

Горцы находились на склоне Кузни. Место было не самое удобное — холодный ветер резал лица и полировал лёд, с которого давно сдул весь снег, слышалась в отдалении перестрелка, а внизу, в долине, на юго-западе, легко различалось движение врагов по дорогам.

Раненый саблей в голову Свет спал. Его брат Денёк сидел над ним, закинув ноги спящего краем своего плаща. Данок и Святослав — двое других уцелевших из четы Орлика — сидели рядом, плечо в плечо,

— Как станете? — спросил Гоймир. Борислав ласково провёл рукой по волосам приткнувшегося к нему Мирослава, оглянулся на своих и ответил:

— А бери нас с собой, князь-воевода. Бери да и веди туда, где бой. Сгинем, не то победим — так вместе, хватит розно войну воевать.

Гоймир не задумался даже — кивнул. Над чем тут было думать.

— Тринадцать человек — это уже похоже на чету, — обрадовано заметил Йерикка, хлопая Борислава по плечу. Тот ответил тычком в бок.

Олег зевнул. Объединились — и хорошо, а он хотел спать. И, наверное, улёгся бы, выбрав место потише и завернувшись в плащ, но заметил, что Ревок слушает плейер, а там вспомнилось — Йерикка слушал на нём классную группу… как же она называлась? «Уличный полк», вот как! Он наклонился к Ревку:

— Что слушаешь? «Полк»?

— Угу, — Ревок открыл глаза.

— Дай, а? — попросил Олег. Ревок охотно снял наушники:

— А бери.

Олег прицепил наушники. Музыка и слова не были похожи на музыку той песни, которую он слушал перед страшным походом по скалам, слова — тоже, но что-то роднило их… Безжалостная пластика мелодии и холодная определённость слов, говорящих о единственном достоинстве человека — мужестве. От песни странная дрожь пробегала по коже, словно меч уже был в руке, и блестели рядом клинки друзей, а впереди — сабли врагов… И всё было определённо — в который раз уж…

Музыка стала стихать, но злой юный голос стегнул, как снайперский выстрел:

— Ещё! — и вновь загрохотало: — Газ до отказа…

Олег вернул Ревку плейер и хотел спросить, почему он это слушает, ведь тут полно вещей, ему непонятных. Но не спросил. Ему вспомнился «Парус» Высоцкого — тоже вроде бессмысленная песня, но поди ж ты — от неё сами собой напрягались мускулы… Сам Высоцкий говорил: «Есть ещё песни настроенческие», — это как раз про «Парус». Вот и Ревок, наверное, слушает эту песню, как настроенческую… А ещё Высоцкий говорил: «Песня-беспокойство.»

Олег раздумал пока спать. Он прошёлся, разминая ноги, вокруг стоянки, вспоминая «Парус» целиком. Никак не получалось, лишь билось в голове:

Во взвинченном настроении он подсел к Йерикке — тот тоже не спал, читал, завернувшись в плащ, книжку, которую вытащил сегодня из рюкзака одного из убитых стрелков. На потрёпанной обложке двое небритых граждан в шкурах и с каменными топорами волокли на жерди оленя. Печатные буквы глаголицы сообщали, что авторы труда — некие Стамеска и Фасонский, а название — «История славян без преувеличений и прикрас». Фамилии показались Олегу странно знакомыми, и он обратился к Йерикке:

— Интересная книжка?

Разговаривать не вслух, кстати, оказалось просто и немного смешно. Олег сперва боялся, что начнёт слышать мысли всех подряд, но оказалось, что слышать можно только того, кто умеет «говорить» и лишь тогда, когда он именно к тебе обращается. Действительно «читать мысли» могут только настоящие волхвы, объяснил Йерикка. Вот сейчас он, не отрываясь от книги, ответил — а Олег уловил, что какой-то частью сознания Йерикка продолжает её читать:

— Весьма. Массовый тираж, новый взгляд на историю, даже напечатана, как видишь, не линейным алфавитом… Очень поучительно. Вот, послушай… «Не оставляет никаких, сомнений, что государственность славянам была привнесена извне, от хангаров. Об этом говорит ряд хангарских топонимов и гидронимов в южных областях населённых славянами земель, да и само название народа — «славяне» — произведено от хангарского «шалваан» — «раб», что точно указывает на подчинённой положение наших предков по отношению к хангарам, составлявшим в тот период правящую верхушку племён. Помимо этого, следует признать, что даже с такой вещью, как обработка металлов, славян познакомили хангары — до этого они использовали каменные и костяные изделия. И лишь примерно двести лет назад — дата совпала с началом затяжной гражданской войны в Ханна Гаар — славянские племена освободились от своего подчинённого положения, перейдя в силу отсутствия привычки к самостоятельности к анархически-феодальным войнам, продолжавшимся вплоть до прибытия данванов. В народном сознании славянскими националистами были специально искажены и смешаны во времени исторические события. Схема автономного возникновения раннефеодального государства и заявления о том, что именно у славянских князей-южан находились в вассальной и даннической зависимости хангары — позднейшее исправление, тщательно внесённое в летописи, скорее всего, во времена князя Буривоя, при котором были изгнаны хангары и началась анархия. Новейшие исследования чётко и неопровержимо доказывают, что славяне как народ не способны к самостоятельному развитию и мало-мальски серьёзным открытиям и деятельности. Ещё более смешными и наивными представляются в свете современной науки так называемые «былины», охватывающие якобы имевшую место «многосотлетнюю историю славянской государственности». Былины эти так же складывались в последние сто-сто пятьдесят лет одержимыми националистическими комплексами фальсификаторами и активно внедрялись в сознание народа, чем подменялась реальная история. Ещё более неисторичны и даже опасны те из былин, где поддерживается идея существования неких иных миров и напрямую говорится, что славяне пришли с одного из них. Такая интерпретация действительности — а точнее, её искажение — дань всё тем же неутолённым комплексам и нежелание признать имевшее место многовековое подчинённое положение народа славян. Грандиозная фальсификация — вот что такое «история», поднимаемая на щит недобросовестными исследователями и служащая знаменем бандитствующим националистам-северянам из полудиких горных племён.» Вот так.

Олег, уже давно очумело хлопавший глазами, спросил вслух:

— Что это, Эрик?!

— Да ничего, — со странным удовольствием отозвался рыжий горец. — Это просто значит, что тебя не существует, например. А что ты так удивился? Не знаешь, что такое психологическая война? Не читал на своей Земле ничего похожего? Жило-было грязное быдло, потом пришли умные и добрые дяди и это быдло из грязи вытянули, но оно в силу своего хамства, отплатило чёрной неблагодарностью… Ничего нового… Если вот такую книжечку ввести в качестве учебника в школах — уже через двадцать лет от славян на юге и духу не останется! — Йерикка помолчал и продолжал: — Когда наши предки жили на Земле и не назывались ещё именами разных племён, часть из них — те, чьими прямыми потомками стало племя Рыси — жила на большом острове в море… Былины не говорят, как назывался остров, как называлось море, когда точно это было, что заставило наших предков уйти с острова искать новую землю… Но сохранился Плач Уходящих. На древнем языке он складный, а на нашем — так, не очень… Я сам, — Йерикка вдруг смутился, — в общем, я сам сделал перевод. Там сказано об опасности потерять понять… Вот, послушай…

— Йерикка вздохнул и словно точку поставил: — Эти слова написаны четыре тысячи лет назад. Предки данванов, может быть, ещё не ушли с Мира. Предки хангаров ещё не построили свои вонючие города. Эти слова — были. Мы — были. Вот — моя вера. А это, — Йерикка тряхнул книжкой, — даже не яд. Рвотное. Тошнит.

— Остров и море… — повторил Олег. — Эрик, а остров назывался не Крит?

— Не знаю, — сожалеюще ответил Йерикка. — В былинах не сказано, я же объяснил…

Они долго молчали, глядя на вечно чистую от облаков и совсем близкую вершину Перуновой Кузни. Потом Йерикка поднялся и сказал, отбросив книжку:

— Пошли.

Олег не удивился — он поднялся тоже и зашагал за Йериккой по расщелине, защищавшей их от ветра, вылизывавшего кругом лёд цвета бутылочного стекла. Йерикка, не поворачиваясь, бросил через плечо:

— Рассвет мы встретим на вершине, Вольг.

* * *

Олег зачерпнул колкий, сухой снег и, подержав в ладони, вытер им лицо. Идти становилось всё труднее — не потому, что приходилось лезть по скалам, под ногами лежала тропа… но шагать на крутизну не хватало дыхания. Ветер кидал в лицо снежную крошку и тянул назад за плащ. Видно было, как развеваются выбившиеся из-под повязки волосы идущего впереди Йерикки.

Они вышли из-под прикрытия гряды — и Олег невольно встал, сбычив голову и задохнувшись. Ветер тёк с вершины Кузни — ледяной, ровный и жёсткий, как тысячи стальных прутьев… Отвернуть голову было нельзя — надо видеть, куда ногу ставишь, хряпнешься — костей не соберёшь… и лицо почти сразу начало неметь. Олег судорожно закрыл его нижнюю часть плащом и с изумлением посмотрел в спину Йерикки, который даже не сгибался — шёл себе и шёл, плотно ставя ноги.

— Куда мы идём?! — только теперь, спросил Олег. Он выкрикнул эти слова, и ветер разорвал их в клочья и унёс в долину. Йерикка не остановился, не повернулся, не пошевелил спиной. — Эрик! — в голосе Олега прозвучало раздражение, он споткнулся, с трудом удержался на ногах — махнув рукой, восстановил равновесие. — Эрик! — закричал он ещё раз.

Рыжий горец обернулся. Его лицо было лицом с барельефов заброшенной крепости — волосы плыли в струях ветра, как в воде,

— Что? — он стоял шагов за сорок, но ветер принёс его слова такими, словно Олег находился рядом с ним. — Что тебе нужно?

— Мне?! — не удивился даже — поразился Олег. — Это ТЫ меня куда-то ведёшь!

— Ну так идём, — Йерикка начал поворачиваться, и Олег поспешил за ним, оправдываясь:

— Просто очень холодно.

Йерикка немедленно развернулся вновь со словами:

— Ну так вернёмся.

— Нет, — с трудом ответил Олег, — пойдём, ничего…

— Холод, — спокойно сказал Йерикка, и ветер вновь бросил его слова в лицо Олегу, — просто изнанка тепла. Нет холода. вообще нет.

Дальше они шли и шли в молчании. Олег мучился от ветра и холода… и размышлял над словами Йерикки. На первый взгляд они казались бессмыслицей… или хуже того — чушью вроде той, которую с умным видом изрекают положительные герои американо-самурайских боевиков. Но чем больше Олег повторял эти слова про себя, тем больше казалось ему — Йерикка сказал что-то очень и очень важное. Возможно, даже самое важное в жизни.

Холод — просто изнанка тепла.

Нет холода.

Вообще нет.

Да что же это такое, вот привязались!

Он думал над этим до самой вершины…

…Здесь не было ни снега, ни льда — плоская гранитная площадка цвета запёкшейся крови, диаметром шагов двадцать, вознесённая на высоту четырёх вёрст! Ветер дул настолько ровный и сильный, что странным образом не ощущался. Со всех сторон у самых ног лежали ущелья, пропасти, а дальше в снеговом заряде виднелась Оленья Долина. Вставало беспощадно холодное солнце, его лучи гнали по скалам плотные быстрые тени, дробились и вспыхивали в стеклянных щитах ледников, как сотни прямых окровавленных мечей.

— Эта гора называется Перунова Кузня, — сказал. Йерикка. Он стоял, навалившись на ветер и упёршись мечом — обнажённым и сверкающим, словно солнечный луч — в камень, Плащ, волосы — всё неслось вместе с ветром, и Олегу почудилось, что вершина Кузни тоже летит в прозрачном, безжалостно-равнодушном небе. Летит и вращается, вращается… Не выдержав, Олег зажмурился, но слова Йерикки обожгли ударом хлыста: — Открой глаза!

— Кружатся голова, — с трудом ответил мальчишка. — Высоко!

— Холода не бывает. Высоты — тоже, — послышался голос Йерикки. Он отстегнул плащ, сбросил повязку — ветер унёс их, словно диковинных птиц, а волосы Йерикки, взлетев струями расплавленной бронзы, вспыхнули на солнце. Меч, становясь из солнечно-золотого синим, как вечернее небо, качнулся в его руке. Йерикка взмахнул им и вонзил, в камень на пол-ладони — брызнула крошка. Спокойными, неспешными движениями рыжий горец снял куртку и рубаху, бросил их под ноги. Ветер, как показалось Олегу, засвистел злее, полосуя обнажённое до пояса тело, с которого ещё не сошёл летний загар… но Йерикке было плевать на холод и ветер. Он взялся за рукоять меча… и Олег не успел даже дёрнуться — Йерикка перетёк к нему, а скруглённый, но заточенный, словно бритва, кончик клинка качнулся перед его лицом.

— Ничего и никогда не бывает, — шевельнулись губы Йерикки. — Есть Утро, Воин, Меч и Дорога. Воин несёт Меч Дорогой, а с ним приходит Утро. Тут, где Перун наковывал на свой тупик стальное остриё, чтобы изгнать Змея, на вершине Кузни, воздух чист ото лжи, и я говорю правду. Сними одежду.

Не отодвигаясь от меча, Олег негнущимися пальцами сбросил плащ, вылез из жилета и куртки.

Холодно.

Очень холодно.

Это всё, о чём он мог думать. Я же замерзаю, я замерзаю тут нафиг, а этот тип вроде бы даже смеётся — уже не зло, а сонно подумал Олег. Но Йерикка не смеялся. Он стоял — ноги на ширине плеч, меч у лица Олега — и редкое, глубокое дыхание облачками пара срывалось с его губ, таяло в воздухе. Олег с трудом обхватил себя руками за плечи и ощутил, что кожа у него ледяная и твёрдая от холода.

— Там, — меч Йерикки взметнулся, — мир, из которого приходит к нам Огнива, жизненная сила. Представь её себе — представь так же, как меч в своей руке! — Олег с удивлением понял, что он и правда держит в руке меч — и когда успел подобрать?! — Представь себе её — пламя, пылающее в твоей душе! — голос Йерикки странно, звонким громом гонга, отдавался вокруг: в небе, солнце, камнях, ущельях, ветре, воздухе… — Пламя такое холодное, что можно обжечься! Ощути это пламя!!!

Олег был, как ледяная статуя… или кусок гранита, просто холодный выступ на вершине Перуновой Кузни. Он так и останется здесь — каменный мальчишка, погибший непонятно почему…

…Но белый огонь и правда горел где-то перед глазами. От него не шло тепла… но он странным образом грел. Это было глупо, но это было так — белое пламя поднималось из центра медленно вращающегося коловрата… и Олег понял, что смотрит на свою собственную грудь, на татуировку. Это пламя оставалось единственно живым в нём, умирающем или уже умершем от холода.

— Что это? — спросил Олег, и голос показался ему самому глухим и несвязным, будто и впрямь заговорил камень. Ответа не было. Олег поднял голову — и сумасшедшее небо Мира — с солнцем, узкой кривой полосой Ока Ночи, Невзглядом и всеми дневными звёздами — рухнуло на него…

…Олег открыл глаза.

Йерикка стоял напротив в прежней позе. И ничего не изменилось.

Кроме одного — Олегу больше не было холодно.

Сперва он подумал, что окоченел до последней степени. Но пальцы шевелились, шевелились губе, а ни ветра ни холода не ощущалось. Олег посмотрел вокруг. Кажется, у него кружилась голова? Странно…

Он поднял вверх, в небо, руку с мечом. Йерикка синхронно повторил его жест, и Олег услышал голос друга:

В следующий миг Олег вскинул меч и первый раз в жизни ПРЕДУПРЕДИЛ удар Йерикки — с такой силой, что тот рухнул на колено, а выбитый меч зазвенел по камню.

Смеясь, рыжий горец подобрал орудие и, покачивая головой, долго смотрел на растерянно моргавшего Олега, пока тот не спросил:

— Что со мной?!

— Посмотри вокруг, — сказал. Йерикка.

Олег огляделся. И понял, что это — его мир. Навсегда. Понял, что жизнь сложится, как ему нужно. Что он добьётся чего хочет и одолеет любую беду. Мир был прекрасен, он был полон тайн, он звал, манил, обещал. Наверное никогда ещё так Олегу не хотелось жить, никогда не радовался он жизни и не воспринимал её так ярко и полно. И никогда не думал так спокойно о том, что её — эту жизнь — можно отдать за всё вокруг. И — о том, что придётся много драться, и не только здесь драться… но ощущал, что и на этом пути его ждёт успех.

Он смотрел на мир глазами волхва.

— Эрик, — тихо сказал Олег, — если ты видишь то же, что я, и чувствуешь то же — я тебе завидую. У тебя это было много лет, а я прозрел только сейчас…

— Пошли, — весело подумал Йерикка, — мне ещё одежду надо найти!

Интерлюдия: «К Вершине»

* * *

Корчма у перевала стояла всегда, сколько помнили себя жители этих мест. И сейчас в ней хватало посетителей — чета Гоймира обнаружила у коновязи не меньше полусотни засёдланных лошадей, которым лишь вынули изо ртов мундштуки — чтоб те могли поесть и попить. Расположившись на склоне холма, среди заснеженных деревьев, горцы наблюдали за корчмой, пытаясь понять, кто там обосновался. Вообще-то оборона проходила западнее, но мало ли…

— Хангары? — озабоченно шепнул Олег. Йерикка, не отрывавшийся от бинокля, уверенно возразил:

— Нет. Клейма разные, сёдла разные, потники разные… Похоже, это лесовики.

На всякий случай страхуя друг друга, горцы начали перебираться к корчме, из которой слышался шум, пение и выкрики. Входить сразу никто не стал. Война научила не доверять даже очевидным вещам. Распластавшись по стенам, взяв на прицел двери, ребята осторожно заглядывали в окна…

Им открылась удивительная и отрадная одновременно картина. За столами в большом зале, не снимая оружия, ели и пили самогон не меньше полусотни разно одетых и вооружённых людей, среди которых оказалось и несколько знакомых лиц — жителей соседних с Рысьим Логовом лесных весей, которые остались прикрывать Сохатый Перевал. Среди общей массы выделялся молодой священник в рясе, из-под которой виднелись сапоги со шпорами, а поверх неё висели наперсный крест, маузер в деревянной кобуре и ППС. Подперев голову рукой, он, пожалуй, внимательней всех слушал высокого парнишку в кожаной куртке, с наганом на поясе — с круглой… гитарой (Олег так и не узнал, как называется этот инструмент) наперевес он ходил между столов и, подмигивая людям так задорно, что они непременно улыбались в ответ, распевал дурашливо:

— он поник головой, удручённо вздохнул, а потом вскинулся и, подмигнув священнику, елейно закончил:

Лесовики захохотали, глуша ещё певшего мальчишку. Священник ловким движением прихватил светлую прядь и, пригнув парня к себе, щёлкнул в лоб:

— Хорошо поёшь, стервец!

— Благословил, батюшка, — улыбаясь, певец потёр краснеющий лоб. Хохот усилился.

— Наши, — кивнул Йерикка. — Вот и Колька Белев… Пошли, только спокойно, без эффектов, а то ещё стрельба начнётся…

…Горцы вошли внутрь одновременно с тем, как со второго этажа в сопровождении хозяина появился хорошо им знакомый человек.

— Степаньшин! — закричал Гоймир. — От то! Откуда ты?!

Оборвав разговор на полуслове, Степаньшин несколько секунд недоумённо смотрел на худощавого парня с обветренным лицом и длинными волосами, потом грянул:

— Гоймир?! Во! Чтоб вас всех, да про вас же говорили, не то газом вас задушили, ещё что…

— И ты на веру взял?!

Возникла неконкретная суматоха. Горцы начали дружно рассаживаться за столы, переговариваясь с лесовиками и оказавшимися тут же несколькими мужчинами и мальчишками из других племён. Кто-то, увидев ребят Орлика, спросил, где он сам.

— Убили позавчера, — мрачнея, ответил Борислав, шваркнув на стол лёгкий шлем.

— Ясно-о… — протянул кто-то.

— А Гостимир-то где, Гостимир?! — весело крикнул Колька, настраивавший свой инструмент. Они с Гостимиром были соперниками — ну, и друзьями тоже. Что-то я его не вижу?!

— Гостимир? — Гоймир взглянул на Олега. Тот налил себе пива и спокойно сказал:

— Убит. Почти две недели назад, на побережье.

Колька разом помрачнел и отвернулся к стене. А Степаньшин широким жестом указал на священника:

— Не представил… Отец Елпидифор. Человек в душе мирской.

— Ну уж… — покачал головой священник и дружелюбно обратился ко вновь прибывшим: — Я так разумею, вы нехристи?

— Да вроде как, — не стал спорить Гоймир, а Йерикка с усмешкой добавил:

— Лучше уж быть нехристем, чем носить такое имя, как Ел-пи-ди-фор. На трезвую голову и не выговоришь.

— Ну так выпей, и как по маслу покатится, — священник плеснул в кружку самогона, Йерикка поднял руки:

— Сдаюсь.

— Если ты так и дальше будешь проповедовать, батюшка, — сказал Степаньшин, — то, глядишь, они к концу боёв в христианскую веру добром перейдут.

— Ты сам-то как тут стал? — Гоймир придвинул к себе кружку с самогоном для компании, но пить не стал. Степаньшин вздохнул:

— Как заворотили мы от Сохатого врага, так я своих бросил…

— Бросил?! — Йерикка поперхнулся куском зразы.

— А как же, — спокойно подтвердил Степаньшин, наливая самогон в позеленевшую медную стопку с надписью глаголицей:

КТО ИЗ МЕНЯ ПЬЁТ, НА ТОМ БОГ ПОЧИЕТ

— И рванул по весям — ещё людей собирать. Вот — собрал и иду с ними до места.

— Фух, — шумно выдохнул Йерикка и вернулся к зразе. А Степаньшин продолжал:

— Святой отец ещё человек двадцать из своей… м-м… паствы собрал, только они уже на позициях, — и хватил водку залпом. Гоймир осмотрел свою чету и решил вслух:

— Ну и мы переночуем — и поедем туда. Чего ждать?

* * *

Странно — на перевале никто не удивился появлению подкрепления. Наверное, все до такой степени погрузились в сутолоку боя, что новые лица казались похожими на лица тех, с кем рядом сражались уже долго.

Линии расположенных в скалах укреплений прикрывали двухверстовую полосу — единственный в горах участок, ещё не запертый зимними снегопадами. Большая часть ополчения — до семи тысяч горцев и примерно две тысячи лесовиков — занимала оборону именно тут. Численное превосходство противника сводилось почти на нет узостью прохода, ветры и снегопады мешал вылетам вельботов, но тем яростней были наземные атаки врага, стремившегося перебраться через хребет и закрепиться восточнее, среди более низких гор, чтобы, когда улягутся снегопады, продолжать наступление.

Оставив своих в одной из траншей, Гоймир в сопровождении Йерикки и Олега поспешил по линии обороны. Занятые стрельбой люди мало обращали на них внимание. Удалось найти воевод двух племенных чёт, а потом буквально споткнуться о Горда. Тот лежал на плаще, постланном на патронные ящики, часто облизывая губы и закрыв глаза. На белом лбу выступил пот, живот поверх разрезанной одежды замотан кровавыми бинтами — но это был хороший признак, если рана в живот кровоточит, и Гоймир, с облегчением вздохнув, присел рядом. Коснулся руки Горда, свисавшей на раскисший пол траншеи, поднял её:

— Как же то ты? — в голосе князя прозвучал ласковый упрёк. Горд открыл глаза и слабо улыбнулся:

— Добрая встреча…

— В потылье тебе надо, — Гоймир наклонился ниже, — чего тут лежать? Всё одно — победу не вылежишь…

— Нет! — щёки Горда вспыхнули. — В потылье — нет! — он приподнялся на локте, сквозь бинты проступила свежая кровь. — Взад — ни шагу единого! Одно мёртвые уходят! Ни шагу единого!.. Ни шагу… ххррр… — он закашлялся, захрипел и начал валиться, выталкивая с усилием: — Шагу… не уступать… зубами держаться… — Йерикка подхватил его, уложил и присел рядом, положив ладонь на рану.

— О чём он то? — требовательно спросил Гоймир у горца, из Волков, набивавшего патронами ленту к ПК, на треноге поставленному в выемке бруствера. Тот повёл устало плечом и указал куда-то. Объяснил воевода-Волк, сидевший тут же на цинке, поставленном на попа:

— А вон то, — рука в краге вытянулась, указывая на высотку в полуверсте от позиций, у самого входа на перевал. — Горд этот держал её со своими. С той высоты его и принесли — сбили наших три часа назад-то…

Йерикка поднялся на ноги, указал воеводе на Горда, впавшего в забытьё:

— Будь другом, проследи, чтоб отправили его к раненым. Там есть человек такой — Ганс Дидрихс…

— Седой? — перебил Волк. — Будь спокоен, брат, к нему вашего доставлю… Да ведь не хочет он уходить-то…

— Я — князь-воевода, — подал голос Гоймир, — моё слово — закон.

— Исполню, князь, — Волк вскинул руку.

— Нехорошая высотка, — уже не обращая внимания на Горда, заметил Йерикка. Олег пожал плечами — он видел суетящихся людей даже без бинокля, но не мог определить, чем высота не понравилась другу. — Да вы что, — Йерикка посмотрел вокруг, — ослепли?! Они сейчас втащат туда орудия и прямой наводкой не только позиции в ущелье раздолбают, но и на склонах всё! Почему отдали — Кощей с ним! Почему назад не взяли?!

— Не рви глотку, — добродушно посоветовал бородатый лесовик, раненый в голову. — А то не пробовали. Да у нас каждый боец на счету…

Олег, философски отвернувшись от спора, снял из-за спины винтовку и, отложив автомат, устроил ствол на бруствере. Открыл прицел и привычно приложился.

Офицер-данван(!) что-то командовал, взмахивая рукой. Вот это добыча! Его то и дело заслоняли пробегающие стрелки… Подскочил радист, подал гарнитуру, замер, офицер точным движением всадил, кабель в разъём на шлеме… Крах! Радист раскинул руки, рухнул на спину с раздробленным позвоночником. Офицер повернулся — крах! — и завалился на бок. На восьмистах метрах от бронебойного патрона не спасёт даже данванский шлем. Пусть решают начальники, что делать, а он пока постреляет. Кстати, интересно — нет у данванов снайперов. Наверное, из-за обилия техники… Крах! Подбежавший офицер-стрелок зарылся носом в землю. Крах! Всплеснул руками, свалился ещё один — кажется, санитар… Хорошо, что тут нет никаких конвенций, а есть только древний закон: бей захватчика, грабителя чем и как попало, пока не уберётся или не бросит оружия!.. Вот, уже чисто на открытых местах…

— Давайте… — процедил Олег. — Люблю на это смотреть…

За его спиной страсти по высотке меж тем утихли, словно огонь, залитый ведром воды — появился новый персонаж. По траншее шагал старый Крук — с СКС в руке, седые волосы покрывал клёпаный шлем. Гоймир, оборвав себя на полуслове, вытаращил глаза:

— Дед?!

— Княже, — поклонился старик, опираясь на карабин.

— Как ты тут?! — недоумённо спросил Гоймир. Остальные тоже обалдело смотрели на старика.

— А и не один я тут, — неспешно ответил старый князь. — Бойры племён со мной — за тысячу пришло. Чем на печи Белую Девку ждать — лучше уж Огнём Сварожьим под конец жизни вспыхнуть! И лесовики с нами, и горожане есть, и землян сколь-то — ещё с три сотни станет. На помощь пришли… Здоров будь, внучек! — и старик, подавшись вперёд, неловко, одной рукой, обнял вдруг… заплакавшего Гоймира, который прижался к кольчужной груди деда, гладя его плечи под плащом — костлявые, но широкие и крепкие:

— Дедо… дедо…

— Вижу, нелад у вас, — поверх спины Гоймира посмотрел на стоящих вокруг воинов Крук. — Пойдём часом высотку в обрат брать — то и первое дело нам, кости размять!..

…Полверсты под огнём врага — эта мысль могла бы испугать и самых отважных. Но для защитников Горной Страны страха не существовало уже давно. В траншею набивались всё новые и новые люди — и Олег с невольной дрожью узнал воинов с повязками Каменных Котов. Пришли от своего выжженного города… Снова из памяти выплыл сухой хруст пепла на пожарище — нестерпимый, как крик ребёнка. Нет. Там никто не успел закричать.

Два орудия начали из-за спин славян обстрел высотки. Кто-то неподалёку распоряжался — то ли на городском диалекте, то ли просто по-русски — со сноровкой профессионального офицера:

— Идём тремя цепями. В цепи интервал — восемь шагов, между цепями — полсотни. Ни в коем случае не останавливаться, кто встанет — погибнет. Кто ляжет — погибнет тоже, только вперёд!.. Первая цепь…

Олег зевнул, аккуратно поставил винтовку на ящики, взял автомат. Зевнул снова, засмеялся:

— Нервы.

— Сейчас успокоимся, — Йерикка поелозил плечом под ремнём «дегтярева». Олег приказал Богдану:

— Рядом держись… Эрик, ты про ТО сообщил кому? А то ведь…

— Кому нужно — уже знают, — отрезал Йерикка. — Смотри, батюшка наш тут. Отец Елпидифор негромко молился. Большинство лесовиков повторяли слова молитвы с просветлёнными лицами, спокойные. Кто-то крикнул:

— Племенами сбивайтесь, племенами, так сподручнее!

Вокруг Гоймира начали скапливаться Рыси — и мальчишки и бойры. Елпидифор возвысил голос, провозглашая «на одоление супостатов», а на бруствер поднялся старик в головной повязке Вепрей и, молча отдав приветствие Солнцу, зашагал вперёд, выставив перед собой АКМ. Левее выскочил молодой парень в камуфлированном бушлате, потянулся и, свистнув, крикнул:

— Па-ашли, славян! — а потом, чуть пригнувшись, пошёл следом за Вепрем.

«И они тут, — неожиданно тепло подумал Олег, ощущая, как уходит нервная дрожи, оставляя спокойствие и собранность. — Мы все тут! Много нас!» А в следующий миг он уже стоял на бруствере и, подняв автомат над собой звонко крикнул:

— Рысь! Вперёд! — и подмигнул Гоймиру: — Прости, князь, вперёд тебя вылез?

— Все там будем, — ответил Гоймир, выскакивая следом: — Рысь! Рысь! Рысь! До боя!!!

Держаться прямо оказалось совсем легко, а голова стала какой-то пустой… Слева шагал Йерикка, справа — Богдан, впереди, в первой шеренге, обогнав Олега, оказался какой-то парень из Коней, кто сзади — Олег не знал, он не оглядывался. Оглядываться было страшно. Не смотреть вперёд почему-то, а именно оглядываться. В строю завыли волынки, загудели согласно, их перекрывал резкий визг кувиклов, а потом Олег увидел племенные стяги. И один из них — в руках обогнавшего его Гоймира. Он нёс стяг в вытянутых руках.

Первая настоящая атака! Не нападение из засады, не оборона, а атака на врага!

Он ещё раз взглянул на плещущееся в холодном ветру знамя, и вдруг ощутил, как в нём растёт странное — яростное, ликующее и невероятно сладкое — чувство, вытесняющее всё остальное, все мысли, все мечты и все желания. Он состоял, сейчас только из этого чувства — чувства Атаки. Олег пере стал различать людей вокруг. Они бежали, и он бежал, и он знал, что это люди, больше того — его друзья. Но сейчас они казались ему чем-то единым, слитным и несокрушимым, как неостановимый таран, оно ванный, сталью, на ударе в ворота вражеского города…

Они атакуют! Они атакуют врага! Не прячутся, не стреляют из засады, а по-настоящему наступают!

Но что же защитники высоты? Вот с их стороны стукнул пулемёт… а потом…

Что это?!

Они заметались. Кто-то бросился назад со склона. Кто-то просто носился из стороны в сторону. Вскочил офицер, махая винтовкой, что-то кричал своим солдатам — и, скорчившись, скатился куда-то в сторону, мимо него побежали…

«Да они же бегут! — понял Олег внезапно, с удивлением, переходящим в восторг. — Они бегут, они боятся нас!» — и мальчишка заорал во всю силу лёгких:

— Они боятся нас! Они боятся нас!

Не воевавшему — не понять, как это прекрасно, какое ощущение переполняет человека, когда он видит сильного и наглого врага — бегущим от него…

— Боятся нас! — звонко закричал Богдан. — Гляньте, бегут! Йа-а-а-а-а!!!

— Ры-ы-ысь! — закричал Гоймир, и шеренги откликнулись разноголосым, но дружным боевым кличем…

Нет, не все бежали, конечно. Кто-то ещё стрелял с высоты, и парень, бежавший впереди Олега, вдруг остановился с каким-то нелепым подскоком, повернул к землянину на глазах белеющее лицо и рухнул под ноги Олегу с развороченной грудью. Олег перескочил через него, пробежав в первый ряд и не думая, что стреляют теперь прямо в него.

И понял, что добежали, только когда увидел у самых своих ног стоящего на коленях стрелка. Протягивая руки, тот выкрикнул:

— Ради бога!.. — и больше ничего не успел крикнуть, потому что Олег с маху ударил его прикладом автомата в висок и перепрыгнул через ткнувшееся во взрытую, бесснежную землю тело.

Олег догнал Гоймира и побежал рядом. Сбоку появился Богдан — беззвучно перекосив рот, он от бедра поливал траншею, в которой визжали и дёргались какие-то брызжущие алым комья — и Олег расслышал чёрную брань, которую выплёвывал мальчишка. Навстречу со штыками наперевес как-то неуверенно приближались стрелки, и лицо Гоймира было вдохновенным, как на памятнике героям Великой Отечественной…

Свишш! Удар меча срезал один из штыков, стрелок подался назад с испуганным лицом, и Олег, пнув его в пах, разрубил от правого плеча до позвоночника. Впереди суетилась большая куча, мелькали штыки, мечи и чеканы, видно было, как упал один из горцев… следом вывалялся из драки стрелок с раскинутыми руками, в его спине торчала секира — обычный лесовиковский топор.

— Туда! — выдохнул Гоймир. Олег кивнул, споткнулся, едва не упав… и увидел поднявшегося откуда-то из земли (так показалось) данванского офицера — без шлема, с оторванной правой рукой. Бледное лицо данвана искажала такая ненависть, что было жутко глядеть, левой рукой он поднимал ракетный пистолет.

— Стод… — выдохнул данван, — рагр…

Олег рванулся, занося меч и опаздывая… Пистолет в руке офицера дёрнулся — и пуля попала в правое плечо Богдана, прыгнувшего наперерез. Даже не вскрикнув, мальчишка начал оседать к ногам окаменевшего на миг Олега… но уже через мгновение меч землянина раскроил голову данвана. Не глядя на убитого, Олег бросился к другу.

— Богдан! — крикнул он, падая на колени и вонзая меч в землю рядом. Автомат больно ударил по спине. Развороченное плечо Богдана дымилось, сразу в нескольких местах лилась кровь. Олег поднял Богдана под спину и, прижав к себе, заглядывал в лицо: — Богдан, ты что?! А ну не смей!

— Вольг… вперёд… стяг береги… — глаза Богдана неудержимо закатывались под лоб, и Олег крикнул:

— Не умирай!

Опустив мальчишку наземь, он, помедлив, положил ладони на рану. Олег не знал, так ли он делает, он не знал, можно ли вообще остановить кровь из такой дыры. Ему просто ОЧЕНЬ хотелось, чтобы Богдан жил, и он держал руки, думая только об этом и шепча:

— Погоди… сейчас… сейчас…

— Вольг… больно… — застонал Богдан, и Олег, подняв руки, увидел, что жуткая дыра стала ещё более жуткой — почернела, пошла какими-то комьями… но больше не кровоточила! Всхлипнув, Олег отчаянно огляделся. Мимо двое лесовиков тащили третьего, закинув его руки на плечи, и Олег крикнул отчаянно и зло:

— Сюда! Ко мне! Тут раненый! Ко мне, застрелю!

Один из лесовиков потащил «своего» дальше, а другой — здоровенный медведеподобный бородач лет за сорок — повернул на крик.

— Не вопи, — прогудел он спокойно. — Давай его сюда. Ничего, жив будет малец. Донесу, тяжесть-то!

Он легко поднял Богдана со всем оружием на руки. Тот не выпускал из холодных пальцев руку Олега, повторяя:

— Больно… Вольг, больно мне так-то… больно…

— Увидимся! Увидимся ещё! — как заведённый, твердил Олег, идя следом. Он прошёл так шагов двадцать: — Увидимся дома, после победы увидимся!

Дружный радостный рёв заставил его обернуться. На высотке больше не было врагов — только свой. Несколько человек размахивали стягами, и Олег нашёл взглядом свой — боевое знамя племени Рыси.

* * *

Неожиданная контратака славян, вернувшая под их контроль подступы к перевалу, разозлила командование врага. Это мешало атаковать с полной эффективностью, и анОрмонд йорд Виардта отдал приказ любой ценой вновь вернуть высоту…

…Мирослав потерял брата в сутолоке. Вместе с отцом Елпидифором и ещё каким-то лесовиком он спустился по закатному уклону высоты, где стояли несколько брошенных врагом орудий и лежали ящики с гранатами и бронебойными снарядами.

— Снаряды, — сказал священник, вытирая лицо от снега рукавом надетой поверх полушубка рясы. Тронул маховик одного из орудий, задумчиво произнёс — А чего добру пропадать, возьмёмся?.. Господи, благослови…

…Первые две атаки защитники отбили легко, почти играючи. На позициях удалось собрать групповое оружие (его не оснащали детекторами, это было слишком сложно), и возросшая огневая мощь отпугнула атакующих. А уж пушка, в самый неподходящий (для данванов) момент открывшая прицельный огонь по врагу, вообще сорвала вторую атаку в самом начале.

— Да кто там?! — спросил Гоймир. Он только что установил вновь стяг, сбитый пулями.

— Батюшка воюет, — ответил Йерикка, опуская бинокль. — Где Вольг, кто видел?

— Я, — подал голос Денёк. — Он ружьё отыскал — здоровущее! Сидит во-он там, да к нему лучше и не соваться — подстрелит.

— Что так? — удивился Йерикка.

— Так Богдана не то ранили тяжко, не то и убили, ну он и…

— Снова идут! — крикнул Гоймир. — Держись!..

…В пятой атаке стрелки ворвались-таки на позиции, и защитники опять дрались врукопашную. На глазах Йерикки и Олега, оставившего найденное противотанковое ружьё, к которому кончились патроны, на штыки подняли Рвана, Олег зарезал одного из убийц камасом, а потом катался по грязной, раскисшей земле, пиная ногами в живот офицера, насевшего на него с кинжалом, зверел от предсмертной тоски, и кто-то очень вовремя зарубил офицера… Хрипя и ревя, люди кололи и рубили врагов в окопах и на насыпях, пока не отбились всё-таки — и тут же пришлось отражать уже шестую по счёту атаку, стреляя с двадцати-тридцати шагов во врагов, убивая их — и умирая, и не замечая, как это происходит…

…Накатник пушки разбило гранатой. Третий член их расчёта — Мирослав так и не узнал, его имени — этим же взрывом оказался убит, отец Елпидифор — ранен. Сейчас, лёжа за одной из опор орудия, он отстреливался из маузера, зажав рукавом рясы рану в боку. Мирослав стрелял, через прорезь в небольшом щитке, встав коленом на маховик.

Спешенные хангары находились в десятке сажен от орудия, густо его обстреливали, и пули с визгом рикошетировали от металла, оставляя на нём длинные блестящие царапины.

— Сынок! — крикнул священник. — Держись, сынок, а я кончаюсь! Не бойся!

— А то — бояться! — повернувшись, отозвался Мирослав. Но отец Елпидифор уже не слышал — он обмяк на опоре, мокрые волосы шевелил ветер, бессильно свесилась так и не выпустившая маузер рука.

Мирослав понял, что остался один.

Но он сказал правду. Он не боялся.

— Сыдавайса! — послышался требовательно-злой крик. — Висе равыно пырыкончим!

— На! — он ответил длинной очередью. И ощутил резкий удар сзади в правый бок.

Повернувшись, срезал-таки мелькнувшую фигуру, попытался удержаться на ногах, но не смог — повалился вниз, больно ударившись затылком о пустой ящик. Но нашёл в себе силы подняться на ноги, чувствуя, как, толкаясь болью, течёт из бока кровь… Закрутился на месте, стреляя вокруг очередями. Автомат замолк, добив последний магазин, и Мирослав опустил его наземь, опёрся левой рукой о разбитый накатник. С усилием поднял голову, повёл вокруг взглядом. Хангары бежали со всех сторон, что-то крича, их слова тонули в заполнившем голову протяжном нарастающем гуле.

— Ближе, ближе, — попросил Мирослав и сплюнул кровь. Он боялся, что упадёт и потеряет сознание. Только не падать. Только не упасть. После дням усилием вскинув голову, Мирослав глянул — в упор — в глаза подбегавшего первым хангара и, бросив себе под ноги «лимонку», успел выкрикнуть:

— Рысь!.. — прежде, чем медное пламя смело и его, и троих хангаров, подбежавших ближе остальных…

* * *

Мокрый снег валил не хлопьями — грудами. Казалось, природа хотела каким-нибудь способом разнять обезумевших людей, сцепившихся у Перуновой Кузни на перевалах.

Защитники Горной Страны сражались так, как сражаются на пороге своего дома — уже ни о чём не думая и ничего не желая, только бы убить побольше врагов да удержаться подольше на ногах…

…Этим утром Гоймир с полусотней бойцов внезапным ударом выбил врага с пологой гряды холмов в двухстах саженях от высоты. Пространство между высокой и холмами было завалено трупами и заставлено подожжённой техникой. Лежали остатки двух вельботов.

— Я вчера вон тот вельбот по рации слушал, — парень из «Славяна» указал Олегу на ближнюю машину. — Его наши подбили, а пилот спрашивает — тоже по-нашему — какая, мол, внизу площадка? Ему отвечают: «Если сесть хочешь, то не выйдет.» А он смеётся: «А я у вас не садиться, а падать собираюсь!» Смелый был, сволочь…

Олег хотел уже было засмеяться, но сзади кто-то пробежал, крича:

— Наших с холмов выбивают! На помощь!

Защитники высоты практически все бросились через пустошь. Очевидно, данванам удалось где-то прорваться на гряду, и теперь они старались оттеснить или истребить Гоймира с его людьми, бежать на помощь следовало как можно быстрее…

…Олег увидел, как бежавший левее и впереди него воин рухнул на колени и ткнулся лицом в камни, навалившись на карабин. Бежавший ещё подальше начал прыгать с камня на камень и стрелять длинными очередями куда-то вперёд… и Олег понял — куда, пулемёт врага стрелял из-за валунов шагах в тридцати от Олега. Мальчишка сорвал на бегу с ремня РГД и, вырвав кольцо, швырнул гранату почти в лицо пулемётчику — она разорвалась за валунами, пулемёт осёкся.

К убитому врагу Олег и его сосед — из Вепрей — подбежали одновременно.

— Глянь, они идут, — лицо горца было возбуждённым он, стоя на колене, указал вперёд, где двигались от дороги к холмам цепочки стрелков. С дороги их прикрывали лёгкие бронемашины. — Да много!

— Вон наши, — возбуждённый не меньше горца, указал Олег туда, где среди камней карабкались фигуры и поднимались дымки выстрелов. Снег внезапно перестал. Двое парней неподалёку устанавливали скорострелку — ЗСУ-23-2, Олег знал эту модель, наверное, притащили на конной тяге…

Раз, два — мины разорвались совсем рядом. Олег и горец упали ничком, спасаясь от осколков. Олег, слегка приподнявшись, увидел согнутую над казёнником скорострелки спину воина. ЗСУ закричала железным голосом, окутываясь сизым дымом и подскакивая на камнях, гильзы кувыркались и раскатывались вокруг, прожигая дыры в остатках снега. Второй горец волоком подтаскивал ящик со снаряжённой лентой. Одна из машин на дороге вспыхнула буквально костром, потом загорелась другая, в ней начали рваться боеприпасы…

— Лежи! — крикнул сосед. Ошалелое хлопанье падающих мин… фонтаны щебня над склоном… Стрелявший из ЗСУ резко выпрямился и из его спины выскочила, словно страшная розовая пружина, переломленная кость позвоночника. Он рухнул с небольшого сиденья на камни. Заряжающий поднял руки к лицу и упал тоже, меж пальцев, бурля, текла кровь. Снизу пытались ползти вверх по склону бойцы Гоймира, но усилившийся огонь с дороги укладывал их за камни. Для них всё было кончено…

— Я — туда! — резко крикнул Олег, бросаясь к ЗСУ. Горец помчался за ним — тут же, без раздумий, на бегу крикнул:

— Умеешь ли?!

— Умею! — закричал Олег, делая гигантские прыжки. Их не заметили — сверху враги никого особо не ждали. Олег рухнул на окровавленное сиденье, нащупал ногой педаль… — Подноси! — и раскрутил длинные стволы, ловя в простенькие прицелы машины на дороге. Борт… Что-то бессмысленно промычав, Олег затопил педаль.

Ранг-ранг-ранг-гррааа! Машина взорвалась. Не переставая бить, Олег повёл стволами по дороге, поджигая, взрывая, раскраивая броню, калеча и убивая…

…Олегу показалось — горец ударил его в бок, желая привлечь к чему-то внимание. Но Вепрь оседал на ящики, из рук его падала тяжеленная лента — непостижимым образом струясь. Осколок перерезал воину горло, как хороший клинок, упруго била кровь.

«Ну и кто меня стукнул? — подумал Олег. И, поглядев в сторону, увидел, что кровь течёт и из его левого бока, пропитывая куртку и заливая жилет, который не удержал осколок. А из бедра кровь била прямо сквозь джинсу — живой весёлой струйкой. И левая рука сама собой скользнула вниз, Олег перестал её чувствовать, а она перестала подчиняться — висела вдоль тела, и по пальцам, забрызгивая камни, сбегала та же кровь.

Одной рукой нельзя было наводить сразу по высоте и горизонту, и Олег налёг плечом на маховик. Стрелять. Только стрелять. Что мы будем стоить, если все начнём умирать… А если даже ты и умер — значит, в этом фильме тебе выпала роль статиста, а главную сыграет кто-то другой. Например — Гоймир. В его роли — специально приглашённый Чарли Шин… Хотя — зачем тут Шин? Это жизнь, Гоймира сыграет сам Гоймир… Ещё одна машина загорелась. Большой красивый фантастический боевик — про любовь, ненависть, войну и дружбу. К чёрту. Я, оказывается, умираю, вот что это значит, все эти слабость, головокружение… Я всего лишь умираю…

Как много крови. Стрелять не было больше сил. В каком-то сумасшедшем калейдоскопе заплясали обрывки реальности, книг, фильмов, снов и фантазий…

Не выпуская из правой руки маховик горизонтальной наводки, Олег начал падать наземь.

Как он упал — не помнил…

…От раскачиванья тошнило. Олег не понимал, что с ним. Ему до смешного стало обидно, что и после смерти его не могут оставить в покое, и мальчик, протяжно застонав, начал открывать глаза.

Это было очень трудно. Высокое, светлое, холодное небо качалось над ним. Словно он летел в этом небе, только вот полёт не был плавным, и Олег услышал шарканье шагов, дыхание и голоса. Превозмогая тошноту, головокружение, слабость и противную зевоту, коверкавшую рот, Олег повернул голову

Его несли на носилках из плащей. В одном из носильщиков Олег узнал Ревка. Йерикка рысил сзади, то и дело оборачиваясь, головной повязки не было, а волосы слиплись от крови из рваной раны над левым ухом — она запеклась чёрным.

— Очнулся, — сказал кто-то совсем рядом. — Покоем лежи. Ты храбро бился.

— Вольг! — всплыло в небесной голубизне, как-то вновь оказавшейся перед глазами, лицо Гоймира, разрубленное то ли осколком, то ли саблей, в сохнущей крови. — Живой, Вольг, хвала богам! Как я тебя подобрал-то…

— За… чем? — выдохнул Олег. — Я… бы… умер… Бранка — тебе…

— Что ты?! — испугался Гоймир. — Да она и взгляд не кинула бы, кто своего на смертном поле оставит! Будь проклят тот день, как ты появился! Знать тебе, как я ненавижу!

— Смолкни, Гоймир! — прорычал кто-то. — Не то…

— Не… надо… — Олег чувствовал себя всё хуже и хуже, и это была не боль. Но то, что он хотел сказать, было важно, очень важно, потому что он всё-таки умирал. Тело не ощущалось, и сам голос казался чужим. — Гоймир… со мной — всё… Ты не… бросай… ей… Мы… — Олег хотел приподняться, но небо вдруг опрокинулось, раскололось, и из чёрных трещин полезла клубящаяся мгла, от которой он перестал видеть.

— Не умирай! — крикнул Гоймир где-то очень далеко. — Ей-то без тебя не жить, возьми то в разум! Что я ей буду?! Скорее несите, скорее!!!

— Кончается, — прозвучал ещё чей-то голос, и темнота повторила гулко, колокольно: «Кончается… кончается…»

— Руку мою держи! — Олег ощутил, как его ладони что-то коснулось. И, проваливаясь дальше и дальше, он ещё расслышал — Когда умрёшь — не знаю, как и стану, друг!

Это был голос Гоймира.

* * *

— Сюда! Сюда! Наш! Наш!

Омерзительные хари, кривляющиеся и гримасничающие, похожие на оживших горгулий с карнизов Собора Парижской Богоматери, на движущиеся иллюстрации к повестям Гоголя, на картины средневековых художников об Аде. Когтистые лапы — со всех сторон, вцепляются, тянут, рвут. Красные глаза — как фары, их всё больше и больше; визг, хрип, сопение, стараются повалить.

— Прочь.

Женский голос? Да, женский. И — тихо. Очень тихо, так, что ломит в ушах.

Олег стоял на тропинке, вытоптанной до твёрдости камня. Кругом — с боков и над головой — слоями неподвижно лежал туман, не серый, а какой-то голубоватый, но в то же время безрадостный, унылый. Может быть, именно от этой неподвижности, какой не бывает у тумана? Справа что-то мерцало — не поймёшь, но вроде бы полукруглый вход в пещеру.

Руки? Ноги? Мальчишка осмотрел себя. Он был голый, но не ощущал никакого холода. Да и не похоже, что вокруг — поздняя осень, совсем не похоже.

И ещё не похоже, что это — вообще Мир.

Олег обернулся, ощутив чьё-то присутствие — и попятился по тропинке. За его спиной стояла женщина.

Меньше всего мальчишку обеспокоило, что он — без одежды. Высокая светлокожая красавица с точёным лицом и безупречной фигурой была одета так, как одеваются славянки-горянки. Только не было ни головной повязки, ни вышивки на одежде цвета снега.

— Белая Девка, — выдохнул Олег. — Морана Смерть.

— Да, я, — наклонила она свою гордую голову.

— Значит, всё, — Олег облизнул губы. — Да?

— Пойдём, — Морана протянула к нему руку, и Олег шарахнулся. — Не сходи с тропинки, — мягко попросила. Смерть. — И не бойся. Я провожу тебя… Да и подумай — куда тебе бежать?

— Да, — согласился Олег. И вздрогнул: — А… кто это был? Мары? Твои слуги?

— Эта мерзость? — Морана улыбнулась. — Нет у меня такой в слугах. За тобой из ада крещатого прибегали, — красивая рука в белом рукаве указала на красное пламя, — оттуда. Не то не для тебя.

— Не для меня? — Олег покосился в ту сторону и понял, что они с Мораной уже идут по тропе. — Но я ведь… я крещёный.

— А это не важно, — безразлично ответила Смерть. — Если сын Дажьбога не раб в душе, он пойдёт этим путём. Обязательно пойдёт со мной. На боевого коня не надеть ярмо. Сокол — не щегол. А славянин — не овца из стада паственного. Ну а кто раб — тот хоть ежеутренне Дажьбогу молись, заберут его те хари себе на потребу.

— А злые люди? — Олегу внезапно стало интересно, и он удивился тому, что может испытывать человеческие чувства. — Храбрые, но злые? С ними как?

— Для них своё испытание — впереди, — ответила Морана.

— А ты совсем не злая, — вырвалось у Олега.

— Зачем мне быть злой? — вроде бы удивилась Белая Девка. — На кого? Я не злая и не добрая. Я НИКАКАЯ, мальчик… Вот мы и пришли. Дальше сам.

Олег взглянул вперёд — и у него захватило дух. Неподалёку, прорезая туман, прямо вверх полого уходило радужное семицветье, живо напомнившее Дорогу. Только это была настоящая радуга — радужный мост в небо.

— Значит, это правда… — прошептал Олег неверяще. — Мост… и вир-рай за ним. Правда… Морана, куда я вернусь?! В племя Рысей — или как-то на Землю? Скажи?!

— Не знаю, — покачала головой Смерть. — Это не моя власть. Моё дело — сюда довести… и поцеловать. Но и целовать тебя я не стану.

— Почему? — растерянно и даже обиженно спросил Олег.

— У волхвов свои дороги, — ответила Морана и, повернувшись, пошла в туман. Небыстро — но Олег не успел и глазом моргнуть, как её уже скрыла неподвижная голубизна.

Молча стоял Олег у радуги. Он пытался представить себе, что будет там, дальше, но не получалось. Может быть, родится ребёнок от него у Бранки? Или… или второй сын — у мамы на Земле? Он, наверное, потеряет себя, и только, может быть, где-нибудь во сне тому мальчишке привидится его, Олега, жизнь… Жаль немного, конечно. Интересно, чьи сны видел иногда Олег? Не деда, ведь дед был ещё жив, когда он, Олег, родился…

Мост звал и манил. Но Олегу было не по себе. А что, если… если сейчас радуга подломится под ним — и к Кощею? Вот оно — испытание для отважных, но злых и жестоких. А он, Олег, он — какой? Он убивал и безоружных, и беззащитных… И не оправдаться здесь земными словами. Остаётся одно — идти, и пусть будет, как будет.

Холодный мокрый нос ткнулся в ногу, и мальчишка, вздрогнув, увидел большого чёрного пса с умными глазами и вывешенным весёлым языком. Пёс потёрся лохматым боком о бедро (ну и здоров!!!) и подставил спину. Снова посмотрел и, мотая хвостом, подался вперёд: не робей, хозяин!

Олег положил руку на тёплую шерсть, набрал воздуху в грудь и сделал первый шаг, теперь уже уверенный — перейдёт. Сварожичи принимают его, как своего, вот знак — Собака, верный помощник тех, кто, сражаясь со злом, невольно замарал и себя тоже…

…Исчезла тёплая шерсть. Исчез и мост-радуга. Олег стоял вновь на утоптанной тропинке, а перед ним высились два великана.

Олег узнал их — величественно-хмурых, могучих и суровых. И, как полагается славянину, выпрямился в рост, готовый держать ответ, глядя в глаза старшим братьям, а не в затоптанный пол.

— Ты клялся брату моему в моей кузне? — голосом гулким, как гром, спросил серебряноволосый, золотобородый великан, опиравшийся на украшенный перуникой тупик. Глаза великана были неистовой синевы.

— Я, Перун Сварожич, — твёрдо ответил Олег.

— Ты Дорогу братьям нашим нашёл? — спросил второй — золотоволосый витязь-воин — в броне, с закинутым за спину круглым щитом.

— Я Дажьбог Сварожич, — кивнул Олег.

— Берём его, брат, — пророкотал Перун, — да и пускай обратно идёт. Такими земля не скудеть, а полниться должна!

— Погоди, брат, — витязь поднял руку, сверкнувшую кольчужные пленением. — Видится мне — не время его брать. Недаром мост загудел, недаром Морана его целовать остереглась. А скажи, брат, — Олег понял, что это назвали его, и выпрямился ещё больше, — много ли дел недоделанных ТАМ оставил?

— Много, — согласился Олег. — Очень много.

— И не в одном мире, — улыбнулся Дажьбог. — Вот и девицу вижу, и друга, с которым разлаялся, да и не помирился, и родителей, что ждать не устали ещё… Нет, Вольг Марыч, рано тебе в вир-рай идти. Да и человек ты теперь не простой. Такие ТАМ нужнее.

— Ну и добро, — согласился Перун и тоже усмехнулся — А хорош! Хорош воин! Молод только… Так как, брат?

— Ступай, — сказал Дажьбог — и что-то нестерпимо полыхнуло у Олега перед глазами…

* * *

Всё кончилось утром. Самое нелепое, что утро было обычней обычного — снова падал снег, дул ветер… и обнаружилось, что врагов нет. Просто — нет, и на том всё. Кончено. Только вдали чернели на свежих вырубках заносимые снегом кучи лагерного хлама.

Данаваны переломились. Никто не знал, на сколько — до следующего лета, или на много лет. Но переломились. Ушли.

Защитники долго не верили, что это произошло. Нет, все ждали этого, все знали, что это должно служиться. Но вот произошло — и трудно было поверить.

А когда поверили — не очень удивились.

И не очень обрадовались.

Редко в каком племени уцелел один из трёх дружинников или ополченцев. Всё больше — один из пяти. Гоймир собрал едва три десятка своих. Ну раненых, что подальше отправили — ещё десяток. Ну, может ещё кто объявится, позже… Всё равно — получалось, что всё та же пятая часть уцелела из Рысей. Да из тридцати с хвостиком бойров — одиннадцать.

Рыси собрались в овражке, среди кустов. Снег перестал, выглянуло совсем зимнее небо. Никто не разговаривал. И никто не верил, что победа пришла.

А она пришла. Трёхсоттысячная армия данванов, поддержанная техникой, была побита тридцатью тысячами горцев, лесовиков и добровольцев. И как бы дальше не сложилась жизнь, этого уже никто не мог у них отнять.

Четыре десятка оборванных, замёрзших, израненных и смертельно усталых людей, стариков и мальчишек, сидели в овраге у потрескивавшего на расчищенной от снега площадке костерка. Сидели с оружием, по-прежнему готовые к бою. Сидели плечом к плечу. А рядом с ними — наверно — сидели их друзья. Те, кто пал в боях на горных тропах и перевалах, в лесах и на берегах речек и озёр. Те, кто лёг в могилу… или на траву, снег, камень, в холодную воду. Мёртвые сели рядом с живыми, чтобы подтвердить единство братства по оружии и право называться победителями, перед которыми Смерть — только слово.

И каждый ощущал их — погибших — рядом яснее, чем в недалёкую уже ночь под Корочун.

Йерикка, поднявшись, отошёл от костра и, проседая в снег, поднялся на край оврага. Свежий снег искрился голубоватый сиянием — на мороз. «Будет ли всё это там, куда нам придётся уйти?» — подумал рыжий горец и сморгнул слезу, сделав вид, что вытирает глаза от ветра. Он лучше остальных понимал, что победа — временная, и им всё равно придётся уходить. Всем. Чтобы просто выжить.

Из-под этого солнца. Из-под этого неба. От этого снега и морозного воздуха. Они найдут себе планету по душе, и уже их дети станут её звать Родиною… но как быть ему, рождённому под этим небом?!

— А что ты таишься? — услышал он и,повернувшись, увидел рядом Гоймира. Он смотрел мимо Йерикки глазами, в которых не было слёз, похожими на светлые льдинки. — Не таись, что ты, — голос князя звучал странно-тепло. — Я бы сам заплакал, да вот, — он неловко покривился, — не выходит. Больно…

— Мы победили, и мы живы, — сказал ему Йерикка. — Но я не знаю, рад ли этому.

Они шли сюда умирать, они готовы была умереть… а предстояло жить. Делать самую трудную вещь на свете — жить, снова и снова принимая решения, опять и опять сражаясь за себя и за тех, кого уже больше не будет.

Легко быть мертвецом… А жизнь вовсе не добра к людям, и бывает время, когда всё кажется бессмысленным, а победа не приносит радости — лишь опустошение, и ты можешь только смотреть вокруг и удивляться, что солнце по-прежнему сияет, и небо синеет, и ветер дует, и день сменяет ночь, когда внутри у тебя ровным серым слоем лежит неподвижный пепел.

А солнце будет сиять по-прежнему, и небо будет синеть, и ветер дуть и день — сменять ночь. Пепел растает, и ты снова научишься улыбаться, и научишься спокойно спать, и в памяти сотрётся тоска и ужас…

И всё-таки капля горечи останется на дне души.

И ты не сможешь предать своих друзей — живых или мёртвых. Даже если вдруг очень захочешь, даже если устанешь, даже если испугаешься — не сможешь.

Мёртвых не предают. Это вдвойне подло.

Ведь они беззащитны…

Интерлюдия: «О тех, кто вернулся»

* * *

С разлапистых еловых веток медленно падал искристый сухой снег. Сечень-февраль напоследок выдал минус тридцать, и Большей Сполох горел в небе уже не только длинными морозными ночами, но и в короткие ясные дни. Правда, дни вот уже полтора месяца как понемногу отращивали хвосты, и старики говорили извечное: «Солнышко на лето, зима на мороз», — и оказывались правы…

На пятнадцатилетие Олег подарил себе и Бранке прогулку по лесу. Несколько часов, не чувствуя холода, они ходко и весело бежали на широких здешних лыжах (напоминавших охотничьи лыжи Земли) по замершему, онемевшему от холода и красивому зимнему лесу.

Бранка ходила на лыжах в сто раз лучше Олега и уже не раз над ним посмеялась. Он отшучивался, с удовольствием следя, как девчонка ловко кружит вокруг, а сам в который уже раз вспоминал визит Йерикки — тогда, полтора месяца назад, когда он, Олег, только начинал ходить по комнате, поднимаясь после ранений…

…— Мы начинаем уходить, — Йерикка выглядел озабоченным и даже разбитым. Он сел на лавку, не дожидаясь приглашения, бросил на стол отороченные белым мехом краги. — Данваны с фрегатов сожгли ещё один город. На юго-западе. Планету подобрали, всё будем делать ночами.

— Трудно, — задумчиво заметил Олег. Йерикка поморщился:

— Справимся… Я не за этим пришёл. Через две недели я сам туда еду. Если хочешь, едем со мной. Ты выплатил свои долги с перебором, тебе пора возвращаться. Незачем ждать марта, да и безопасней тут, чем пробираться на юг.

Олег задумался. Коснулся кончиками пальцев меча, висевшего над постелью, и, не глядя на друга, нехотя сказал:

— Я лучше весной… У вас же связь прямо с городом, а Дорога куда-то в Сибирь выводит, там, может, тысяча километров до людей. Нет, я правда весной.

— Ладно, — без удивления согласился Йерикка. Посидел ещё… но перед уходом без обиды, только чуть насмешливо, сказал: — Мне-то зачем врёшь? Тысячи километров…

…Олег передёрнул плечами. Но не разговор, вспомнившийся сейчас, заставил его это сделать.

В начале марта он уедет на юг, чтобы отправиться домой. Или надо будет уходить с Рысями… но уходить уже СОВСЕМ. Отказываясь от всего и всех на Земле.

Это было выше его сил. Он и так, случалось, просыпался по ночам и, стиснув зубы, мысленно даже не просил — вымаливал прошение у мамы. И у отца — тоже, но в первую очередь — у мамы. Потом приходил день, а с ним — улыбка Бранки, и мучило уже другое — как оставить её?!

И думалось: это тоже выше человеческих сил.

— Вольг! — Бранка повернулась, смеясь из-под мохнатой, здоровенной лисьей шапки. — А в обрат-то не поспеть нам засветло. Побежим, не то в лесу ночь ночуем?

Олег огляделся. Промороженный, таинственно-тихий, заключённый в объятья зимы лес немного пугал. Он сбил с плеч нападавший снег:

— Берлогу откопаем?

Бранка ловко развернулась ига месте, подошла, шурша лыжами, встала бок о бок и склонила голову на плечо мальчишки. Он приобнял девушку рукой. В безмолвии оба услышали звон недалёкого ручейка, оттенявший холодную тишь. И Олег понял, что нет у него желания возвращаться из леса в город…

…Расчистив от снега квадрат земли, они довольно быстро соорудили из лыж и двух шестов каркас стенки, который усилили лапником. Тем же лапником Олег выстилал основание получившейся П-образной стенки с навесом, пока Бранка ловко рубила пазы чеканом в принесённых — приволочённых — трёх полутораметровых толстенных обрубках сосны-сухостоины. Потом они вдвоём, пересмеиваясь и поругиваясь, сдвинули две обрубка вместе, а на них, поверх уложенной в паз растопки, взгромоздили третий. К тому времени, когда это было сделано, звёзды над головами приобрели цвет расплавленного серебра и заперемигивались.

Пока разгоралась заранее подожжённая растопка, Олег и Бранка нагребли на стенку с внешней стороны снегу — сыпучий, он держался плохо, но всё-таки. Когда, успев замёрзнув, они вернулись в своё убежите — там было уже почти тепло.

— Здорово, — оценил Олег, раскатывая меховые одеяла. — Вот и пригодились.

…Выпив настоящего чаю из котелка и перекусив салом с хлебом, оба притихли, даже дыхание сделалось тише. Олег заметил, протягивая ладони к неяркому, но жаркому огню:

— Моранина ночь…

— Не говори про неё, — попросила Бранка, — страшно… Вот в такую пору она по лесу и кружит, только к костру не подойдёт. Знаешь, — Бранка под накинутыми на плечи одеялами прижалась к мальчишке, — она любит издали смотреть на огонь и мечтать согреться хоть раз в жизни. Да как согреть холод вечный? Душу его как согреть? Душа холода — Морана…

Олег погладил её по волосам. Где-то в лесу с треском расселось дерево, потом завыл дрожаще волк. Олег выпростал руку, придвинул «сайгу» с полным магазином и спросил:

— Ничего, то я тебя уговорил сюда идти?

— А я бы не оглянулась с тобой, и вовсе в лесу жить, — просто ответила Бранка. — Не страшно — с тобой-то. Без тебя и в городе, и среди людей — всё одна…

— Не надо… — попросил Олег. — Бранка, я ведь скоро…

Ладошка девушки легла на его губы — тёплая и чуть вздрагивающая, и её шёпот щекотнул ухо:

— А не сей день, не сей час — ну и добро.

Олег прерывисто вздохнул, опустил, склоняясь, голову на колени к Бранке, и её пальцы принялись ерошить волосы мальчишки, подрезанные, но всё равно длинные:

— А тут седина немного, — Бранка легко коснулась висков. Олег промолчал, ему не хотелось ничего говорить. И Бранка повторила: — Не сей час, не сей день — и добро. Хоть и вздох, да наш с тобой, мой да твой, любый мой…

…Они лежали под одеялами лицом к лицу, молча, только по временам касаясь губами лиц друг друга, и морозный лес слушал внимательно и сумрачно тихий шёпот:

— Никто мне не нужен, только ты, — шептал Олег, — никто, никто… как же мне быть, Бранка, как…

— И мне не быть без тебя, не быть… — эхом откликалась Бранка.

Потом они уснули, утомлённые и счастливые хотя бы на час. А вокруг медленно тлеющего костра стонал от мороза лес. Бесшумно стонал — под искристыми крупными звёздами, под Оком Ночи — умерший до весны горный зимний лес….

…Олег проснулся до рассвета, потому что начал тухнуть костёр, а Бранка завозилась позже — почувствовала, как проснулся Олег. В рассеянное сумраке она улыбнулась сонно, по тянулась под одеялами всем телом и спросила:

— Утро уж… Холодно, й-ой… Где тут рухлядь наша?

— Я её под бок запихал, — Олег нашарил ногой сбившуюся туда одежду. — Хорошо, что на снег не вытолкнули — радости было бы одевать… Встаём, в городе может уже ищут…

— Погоди, — попросила Бранка и приподнялись на локте. — Я сказать хочу. Я помню — привезли тебя в город мёртвого. Холодного и серого, что камень, а губы — приоткрыты так и синие совсем…

— Бранка… — коснулся её Олег, но она отстранилась:

— Я те губы тронула — а дыхания нет. Думалось мне — ушёл ты. И так то было, что солнышко среди бела дня на ясном небе углём жухлым почернело для меня. Думалось — уйдёшь, и я жить не стану.

— Бранка… — снова попросил Олег, но девчонка положила пальцы на его губы:

— Дай скажу… Долго я думала. Не можешь ты не уйти. А мне выше сил — тебя терять другой раз. С тобой я пойду, любый мой. Как там ни есть на твоей Земле, кем мне там ни быть — с тобой мне дорожка. Вольг…

…С ближайших деревьев осыпался волнами снег от ликующего мальчишеского крика.

Интерлюдия: «Костёр на снегу»

* * *

Из учебной горницы доносился голос одного из бойров, рассказывавшего о Начале Беды. Звучал только он один — младшие ребята сидели молча, притихнув, и Йерикка представил себе их внимательные глаза и приоткрывшиеся рты. Он сам в их возрасте учился в другой школе, но то время вспоминать не хотелось.

Вытянув ноги под стол, он вздохнул и отключился от посторонних шумов, перебирая листки бумаги с записями порядка ухода. «Графики эвакуации, — подумал он. — Такое уже было когда-то, но в те времена уходящим не могли помешать данваны, а сейчас любой день, любая маленькая ошибка могут стать для них сигналом, указанием… И тогда они не пожалеют сил — просто уничтожат все горы… Так… Племя Рыси: травень…»

Он оторвался от бумаг и огляделся. Всего через два месяца?! Так скоро?! Уйти — и не будет больше ничего этого, только в снах увидится кремль и город, и яблони, оберегаемые каменными откосами от суровых зим…

«Отец! — отчаянно воззвал. Йерикка. — Помоги, подскажи, я запутался! Остаться, может быть?! Не страшно, страшно останься и погибнуть без смысла… Отец, отец…» Он спрятал лицо в руках и сидел так, пока не вошёл Гоймир. Молча сел напротив, положил на стол руки. Улыбнулся левой стороной лица — правая, рассечённая тесаком, так и осталась неподвижной, как ни стирались лекари и сам Йерикка… Ну, шрам — это ерунда. Дважды за эти два месяцы уже намекали Гоймиру послы из других племён — неплохо бы молодому князю хозяйку в дом. Причём во второй раз — были это послы от Серых Медведей. Конец старой вражде… И с Орлами — конец, он, Йерикка, решил по весне играть свадьбу, не испытывать больше судьбу. В нём тоже княжеская кровь, а та, что ждала его, о которой рассказал он, готовясь погибнуть, Олегу, дочь князя, сестра княжичи… Старый боец живым вернулся с гор, а внук его погиб.

Бывает так… Нет, не уйти нельзя — как её бросишь?

Но до каких пор?! Злость неожиданно вскипела в Йерикке. До каких пор будет позволено данванам уродовать людей и кривить пути целых народов?? До каких пор даже победа над ними будет оборачиваться поражением?!

— Недобрые мысли, — сказал Гоймир. В нём почти ничего не осталось от того мальчишки, каким должен был быть пятнадцатилетний. — Верно?

— Верно, — с трудом перевёл дух Йерикка.

— А я перед походом нашим гадал, — вдруг вспомнил Гоймир. — Как сказано — конём гадал.

— А мне ничего не сказал? — удивился Йерикка. — Ну и куда он упал?

— То-то и оно, — странным голосом отозвался Гоймир. — Не оправо, не облево. На грудь он лёг, а чекан мой обломился. Вот и думай — к чему… Слышишь, Йерикка; не все уходить согласны.

— Я бы удивился, будь наоборот, — вздохнул Йерикка.

Хлопнула дверь, и вошёл Олег — румяный с мороза, пушистая ушанка из песцового меха — в руке. Весело сказал:

— Чуть свет уж на ногах — и я у ваших ног! Привет.

— Здоров будь, — Гоймир встал, кивнул Йерикке: — Пойду.

— Погоди, — задержал его Олег. Положил руку на плечо. — Постой, князь. Уходить собираетесь, так?

— Сам ведаешь, — сдержанно ответил Гоймир, — так что спрашивать?

— А то, что Бранку с собой беру.

Что Гоймир — Йерикка поднялся из-за стола. Гоймир же просто побледнел — Олег не заметил, кажется, а Йерикка — заметил и горько подумал, что двоюродный брат ещё надеялся: в ином мире, вдали от Олега, Бранка со временем снова будет его, Гоймира…

— И она согласна? — изумился Йерикка. Олег, не в силах сдержать счастливой улыбки, кивнул:

— Сама предложила, и надеяться не смел!

— Как же вы там, на Земле? — спросил ещё Йерикка. Олег отмахнулся:

— Где один, там и двое. Предки не съедят, а если и съедят, так всё с ней на пару…

— Чего ж, — наклонил голову Гоймир, — то добро. По чести… Пойду я.

— Ну погоди, — Олег его удержал, заглядывая в лицо. — Ну пойми ты. Ну так получилось. Что ж теперь?!.

— Ладно, — Гоймир приобнял Олега, потом толкнул кончиками пальцев в лоб и вышел. Олег посмотрел ему вслед, вздохнул — но уже снова улыбался, когда повернулся к Йерикке. Рыжий горец всё ещё стоял за столом и спросил:

— Ума хватит — на юг её везти?

— О том и пришёл говорить, — Олег сел. Йерикка продолжал стоять. — Ты мне друг или портянка?

— Как посмотреть, — осторожно ответил Йерикка и засмеялся. — Так, что? Вы когда уходите?

— В мае.

— А за мной приедут в начале марта, так?

— Так…Ты что, хочешь до мая задержаться?

— Я бы задержался. С милой душой, — Олег потёр висок. — Но понимаешь… себе самому противен становлюсь. Я тут ем, пью, сплю и веселюсь, а дома-то через три месяца по мне год справлять будут. Понимаешь?! Так что я с ней всё обговорил. Я уеду в марте. А в мае, когда уходить вам — ты её отправь Дорогой на Землю вместе с ребятами из «Славяна», там трое или четверо собираются возвращаться, Сашка тот… Адрес я дам, они её и доставят. Четырнадцать лет друг без друга жили, два месяца потерпим!

— Сделаю, — Йерикка сел. Олег потянулся через стол, пожал ему плечо. Задумался и внезапно сказал грустно:

— Не так всё кончается.

— Не так, — согласился Йерикка. — Ты об этом тоже думал?

— Думал, — отмахнулся Олег. — Победа, а вы спасаетесь, они вон города ваши жгут… И я тоже как-то не так… Мне ведь остаться надо, я понимаю.

— Ты и так уж столько сделал для нас… — Йерикка не договорил. Олег посмотрел на него:

— И с тобой больше не увидимся… Вот проклятая жизнь! — он стукнул кулаком по столу: — Ты, Богдан… Вы мне как родные стали! Ты говоришь — я там для вас что-то сделал… А сколько вы для меня сделали? Да нет, не то: это же вы меня СДЕЛАЛИ! И как мне теперь на Земле?! Я же знаю — там всем данваны заправляют! Что же — просто так жить, и всё?!

— Разберёшься, — ответил Йерикка. — Горожане наши тут остаются. Связи остаются… Если захочешь — найдёшь и людей, и пути, и союзников отыщешь. Только поживи хоть лет пять нормально. Рано всё это, Вольг, рано…

— Хоть скажи, куда уходите, — попросил Олег.

— Мы путь закроем, — нехотя объяснил Йерикка, — зачем говорить…

— Значит, совсем?

— Совсем… или лет на триста, пока не научимся летать меж звёзд.

— Или пока данваны и там до вас не доберутся.

— Или пока не доберутся… Слушай, как ты говоришь — не капай на мозги?

— Хорошо, — покорно согласился Олег. И сказал: — Я ещё просить хотел. Пойдёшь ко мне в сваты? Хочу чтоб всё по закону.

Йерикка открыл рот. Моргнул и, покачав головой, расхохотался, искренне и с каким-то облегчением…

…— День добрый тому дому!

Бранка, вскочив, закрыла лицо руками и привалилась в угол. Остальные домашние, окаменев, смотрели на ввалившуюся, с мороза троицу, дружно отряхавшую со спин и ушанок снег, пока Йерикка, тряхнув рыжими волосами, не развёл руками:

— Шли тут краем, да припомнили разом — в доме-то девка живёт, скоро час — перестарком стянет — брать никто не берёт, женихи двор переулками обходят!

— Жаль нас взяла, — звонко поддержал Богдан, кланяясь поднявшемуся из-за стола наконец деду Бранки. — Дай, думаем, добро сделаем, жениха-то залучим. Подобрали первого встречного — благо, некалечного, не увечного.

— Вот, — Йерикка выпихнул вперёд Олега, который, красный, как рак, уставился в пол, — в обочь дороги валялся — то и ноги его не держали, а так всем хорош, да и берёт без придачи — ему-то в его разуме что коза, что девка — всё равно.

— Ну то и гулять на сторону не станет, — «утешил» Богдан, хлопая Олега по спине, — ноги не понесут, не просыхает. Да и хуже женихов — не счесть. Наш ещё из прилику — лицом да умом не задался, так уж спокойный, как остатний зальёт…

Старый бойра поклонился в ответ и, поглаживая седые усы (левый закинут за ухо, правый спадает на грудь), заговорил в ответ:

— Благо вам, добрые люди, что про-за убогую мою озаботились. И впрямь — пора ей замуж-то, да вот не глянет на неё никто, а кто глянет — заикой станет. Девка-то не чтоб красива. Глаз правда большой — левый, правый-то помене станет. Руки работящие — как за столом с кашей воевать. А что ноги наплетаются — так и она гулять не будет, ну и заживут, дай Лада, душа в душу… — он протянул руку и за косу вытащил не отнимавшую рук от лица Бранку из угла: — Годна ли такая жениху — уж больно добра молодца сыскали, побрезгует разом!

— И такую возьму! — поднял глаза от пола Олег. — Мне ли чваниться? Заслуг на мне особых нет, сам — приблудный, не отсюдный. Всего и чина-то — приёмыш, а что умений — так всех и есть, что драться могу, стрелять без промаха, да врага бить не больше одного раза. Да ещё сгожусь — её любить по самую смерть, до гробовой доски. Станет ли моих богатств, славный бойра? Или ещё что потребуешь?

— А и хватит, ножа дуй, — согласился старик, выпуская косу. — Бери, коли сама пойдёт. А уж мы про тебя наслышаны, и не худые те слухи, Вольг Марыч…

— Куда ж уводит?!. — вскрикнула мать Бранки и, сорвав с головы венец, упала на стол, ещё что-то выкрикивая, и по обычаю, и искренне… Но Олегу не было её жаль — он раскинул руки навстречу приближающейся девушке, счастливо и неожиданно подумав, что лишь теперь, вот с этого мига, она и правда — его.

В тот момент ему не было нужно больше ничего.

* * *

— Уважаемые пассажиры. Наш поезд въезжает на территорию протектората. Просим приготовить необходимые документы.

Сопровождающий Олега со спокойным лицом полез в барсетку, одновременно глазами показал Олегу: «Сиди спокойно!» Мальчишка кивнул и вновь уставился за окно, за которым поплыл, крытый перрон, залитый электрическим светом

Временами ему казалось, что он уже вернулся домой. И это сходство наводило на грустные мысли.

Олег закрыл глаза. Лучше думать о недавнем прошлом…

…Бранка не поехала его провожать на Сохатый. Она хотела, но Олег остановил её на пороге, сказав:

— Не забудь привезти оружие. Главное — меч и наган. Хорошо? До скорого.

От этих просто и спокойно сказанных слов не находившая себе до того неделю места Бранка как-то сразу успокоилась. Может быть, окончательно поняла, что они — вместе. Ну а что впереди два с лишним месяца разлуки — так разве не были они в разлуке и больше, и в какой: где грозили Олегу ежечасная гибель. Конечно, юг — не вир-рай, но люди ездят и туда, и оттуда и живут там…

Олегу нелегко дались те спокойные слова — будто и впрямь уезжал в обычную отлучку. Но он видел, как сразу легче стало Бранке. И не хотел для неё лишних мук. Правда ведь — скоро увидятся. Он даже не оглянулся, когда шёл к коню и выезжал со двора.

Сейчас — жалел об этом. Неприятное предчувствие его беспокоило — из тех предчувствий, которым он научился доверять ещё до того, как раскрылся его Голос Крови.

На Сохатый они ехали втроём — он, Йерикка и Богдан. На юге уже наступала весна, а тут, в горах, ещё царствовала Морана. Кони рысили по узкому, но натоптанному тракту. Места хватало как раз чтобы ехать втроём колено в колено. Мальчишки молчали, хотя каждый понимал — вот ещё конский шаг — и меньше времени остаётся… а вот ещё и ещё… Олег мучился: надо было говорить, а он не знал — что, и мелькнула поганая мысль — лучше бы он не находил Дорогу, тогда можно было бы утешать себя мыслью, что вернёшься когда-нибудь, и не прощаться, а говорить «до свиданья». Для прощаний навечно люди не выдумали слов, потому что не любят их и не верят, что такое прощанье хоть раз выпадает в жизни каждому.

— Богдан, — оказал Олег на рыси, — возьми себе мой камас. У меня дома есть дедов, а этот пусть будет тебе.

— Хорошо, — сипло ответил младший мальчишка и хлюпнул, но тут же пояснил: — В лицо бьёт…

— А тебе я снова ничего не подарил, — повернулся Олег к Йерикке. — И на свадьбе твоей не гулять мне…

— Угу, — отозвался Йерикка и ожёг коня зажатой в руке крагой.

Потом впереди за прогалиной — внизу — замаячили на светлом снегу сани и фигуры двух человек. Один из них поднял руку, Йерикка, осадив коня, ответил тем же и соскочил на твёрдый наст обочины.

— Давайте прощаться.

Богдан подошёл первым. Облапил Олега, поцеловал в щёку и, сняв ушанку, отошёл в сторону, уже открыто всхлипывая.

Йерикка остановился напротив.

«Давай не будем ничего говорить», — услышал Олег и наклонил голову. Они обнялись тоже, и Олег пошёл к саням. Не выдержал — оглянулся.

Йерикка стоял с поднятой рукой. Богдан — отвернувшись, в руке — поводья всех трёх коней…

…— Под утро будем в Хариане.

Олег нехотя оторвал взгляд от окна. Его проводник смотрел внимательно и понимающе — молодой мужчина, встретивший его на Сохатом и оттуда умело и добросовестно, как ценный груз, доставивший сперва, через линию хротов, на первую станцию в Трёх Дубах, а оттуда — уже сюда, в протекторат, на «вполне цивилизованную территорию». Но проводник был чужим. Всё равно чужим.

— Я пойду пройдусь, — Олег поднялся. Проводник кивнул:

— Только недолго.

Вагон-монорельс мог показаться Олегу роскошным, но проводник объяснил, что это самое обычное средство передвижения… если есть деньги. И вообще — не ощущалось, что находишься на территории тоталитарного государства. Он бы и не поверил, скажи ему кто-нибудь, что в тех же Трёх Дубах есть ничем не закамуфлированный, самый настоящий рынок рабов, и что данваны практикуют там казни на кольях…

За окном тронувшегося и набиравшего ход монорельса вдруг мелькнули развалины — свежие, закопчённые, высвеченные прожекторами. «Вот тут были бои, — тихо сказал кто-то из стоявших, как и Олег, в коридоре. Тихо сказал, человек обычный не услышал бы, но Олег услышал, — два месяца они держались… — Молчи, — ответил женский голос, — мальчишка слушает, по-моему…»

Следы восстания. Олег прижался лбом к стеклу. Они праздновали победу, не вспоминая о тех, кто так помог им тогда — и для кого никакой победы не могло быть. Наверное, и его молчаливый спутник участвовал в восстании…

Теперь, когда уйдут горцы — символ славянской свободы — данваны добьют Сопротивление. Это только вопрос времени…

…В зеркале на двери Олег увидел себя. Джинсы остались прежними — тут носили такие, и Олеговы с честью вынесли все передряги. На белый свитер с толстым воротом-бубликом надета оранжевая тонкая куртка-ветровка с капюшоном и какой-то мультипликационной рожей слева, на груди. Короткие сапоги на липучках-захлестах, с искусственным мехом. Так вполне можно было показаться и здесь, и на улицах Тамбова. Разве что там в марте так будет холодновато. Из карманов ветровки — тоже по здешней моде — торчали перчатки-краги. Постригся Олег коротко — и почти с удовольствием, длинные волосы ему не очень нравились.

— Едем, — сказал Олег своему зеркальному двойнику и, украдкой оглядевшись, заставил дверь отъехать в сторону.

* * *

Первое, что Олег увидел в Хариане — огромную дыру в здании вокзала, какую оставляет бронебойный снаряд, выпущенный с близкого расстояния. Дыру заделывали рабочие в спецовках.

Вокзал и его окружение неприятно поразили мальчишку всё тем же узнаванием. Шум, беготня, патрули «охраны правопорядка» с оружием в руках и не испорченными интеллектом физиономиями, какие-то личности в лохмотьях, кучкующиеся в тёмных углах, шумные компании молодёжи, излишне громко и вызывающе заявляющие о себе; перед зданием — площадь, забитая транспортом (Олег узнал «шевроле», «саабы»!), поодаль, у ярко освещённых витрин — одиночками и группками прохаживаются или стоят вызывающе одетые обоеполые «ночные бабочки» и «мотыльки», из которых старшие годились Олегу в бабушки и дедушки, а младшие — в младшие же сёстры и братья. На три стороны от вокзала тянулись людные, несмотря на раннее утро многоцветно освещённые улицы. В этой режущей глаз многоцветности не было ничего от врезавшегося в память сияния радуг — кислотные цвета вызывающе кричали в глаза, бежали, сменяли друг друга, смешивались, рождая противоестественные, болезненные какие-то сочетания. Олег поднял голову. Звёзд не было. И даже неистребимое Око Ночи расцвечивали воздушные рекламы — лазерные и пиротехнические.

«Неужели я всё это уже видел — и не замечал?» — подумал Олег, накидывая капюшон. Холодно не было, но дул сырой ветер с неприятным запахом каких-то то ли фруктов, то ли ароматизаторов воздуха…

— Поедем на машине? — спросил Олег. Его проводник покачал головой:

— Тут близко, а машины легко отслеживаются со спутников.

— А где данваны?

— Вон там, — проводник указал на ранее не бросавшуюся в глаза Крепость. Она висела в небе над далёкими окраинами, кажущаяся даже отсюда огромной и грозной. Конечно, она не висела — Олег различил скалу, судя по всему — искусственную, на которой Крепость и возвели. — Сюда они редко спускаются… Идём, идём. Если всё будет нормально — ещё до рассвета будешь дома.

— Дома, — невольно повторил Олег. — Пошли.

Они пересекла площадь наискось и двинулись по одной из улиц — как раз в сторону крепости. Олег невольно рассматривал лица шедших навстречу людей — вроде бы самые обычные. Многие — да что там, большинство — внешне не отличались от горцев, но и у них в глазах была какая-то настороженность ко всему и всем на свете, особенно легко читавшаяся мальчишкой, потому что он привык к таким глазам у себя в мире. Но встречались отталкивающе-неприятные лица, чисто физически неприятные: какие-то пятнистые, узколобые, широкоротые, у некоторых людей с такими лицами пальцы на руках имели одинаковую длину. Олег без объяснений понял — подарок от матери-природы за помесь с хангарами, насильственную или добровольную. На хангаров были похожи и некоторые молодёжные компании — но тут уж речь шла просто о причёске или элементах одежды. От таких чаще других Олег слышал брань и такие отличались особенно вызывающим поведением.

Прошли мимо роскошной церкви, возле которой сидело множество нищих. Из дверей густо пахло благовониями и слышалось величавое пение. — Олег краем глаза увидел ряды коленопреклонённых людей. Сразу за церковью два дома стояли в развалинах, там промелькнули две девчонки, одетых до ужаса знакомо: дутые куртки, лосины, сапоги на здоровенной подошве. Олег заметил, как одна из них подала подруге знак, и та быстрым движением положила на обрез стены букет живых цветов. Обе тут же спрыгнули куда-то вглубь развалин и пропали. Мальчишка даже спрашивать не стал, зачем это — конечно, цветы предназначались тем, кто погиб тут во время восстания, развалины были свежие…

Прошли под здоровеным красочным плакатом, специально подсвеченным прожектором. Улыбающийся мальчик лет 10–12 ясными глазами смотрел на улицу. Подпись глаголицей гласила:

ПРОГРАММА «ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ»

ВСЯ ЛАСКА — ЕМУ ОДНОМУ!

Сразу после этого попался на глаза второй плакат, рекламировавший контрацепцию. Это был умело составленный коллаж, изображавший попрошайничающих, роющихся в отбросах, истощённых, голодных детей. Алые буквы словно кровоточили:

ЗАЧЕМ ЭТО ИМ?!

Миновав целую цепочку магазинов, возле которых шныряли плохо одетые дети с блестящими глазами (как с плаката!), Олег и проводник перешли на другую сторону улицы и свернули в параллельную, такую же яркую и даже ещё более людную. В одном из зданий Олег по неуловимым но ясным признакам узнал школу — наверное, у школ вообще какой-то особый запах и вид, может быть, даже одинаковый во всех частях Вселенной. Подъездную аллею тоже украшал плакат: парень обнимал девушку под надписью: «Позаботься о ней!» Ниже мельче было добавлено: «В вашем районе тоже есть пункт стерилизации — живи сегодня!»

Это была реальность мира Олега, доведённая до абсурда, почти смешная… но люди вокруг были живыми, настоящими, вынужденными жить в этой реальности!

— Сюда, — указал проводник на переулок, похожий на щель, над которой тоже распростёрся плакат: весьма цивилизованного вида хангар любовно обнимал славянку (чуть ниже его ростом). Лозунг играл всеми красками оптимизма:

СЕГОДНЯ — ОДНА СЕМЬЯ!

ЗАВТРА — ОДИН НАРОД!

ПРОГРАММА «ДУШЕВНОЕ СОГЛАСИЕ»!!!

Сразу слева в переулке надпись над одной из дверей предлагала откровенно:

«У нас горяченькое с малолетками! Хангарский секс: малолетки + животные! Круглосуточно.»

— И вы это не сожжёте? — не выдержал Олег. Проводник коротко ответил:

— Жжём, — и добавил. — На следующий день они открывают два.

Олег заткнулся.

Они спустились по крутой лестнице в новую улицу — с обеих сторон окружённую домами за заборами. Тут было почти тихо и пусто. В свете нескольких фонарей грязно поблёскивал снег вдоль узкой проезжей части.

— Подожди тут, — проводник указал Олегу на чёрную стену кустов, казавшуюся сплошной, — за кустами. Через десять минут я вернусь. По возможности вообще не двигайся, понял?

— Понял, — перешагнув полосу снега, Олег встал за кусты и, повернувшись, обнаружил, что его проводник исчез.

За заборами светили огоньки и перебрехивались собаки — тут они были. Олег вспомнил, что рассказывал Йерикка — в обеспеченных семьях в моду всё больше входят «электронные любимцы» вроде земных Тамагочи, только посложнее… Справа улица оканчивалась тупиком, а слева была видна перпендикулярная улица и что-то вроде остановки обществе иного транспорта. Олег её скучливо разглядывал — С-образный павильончик из прозрачного пластика — когда услышал шум, выкрики и смех, приближавшиеся с той стороны, откуда привёл его проводник.

Мальчишка успел повернуться и увидел компанию ребят — своих ровесников, человек шесть или около того — вывалившуюся из улицы. Казалось, что они водят хоровод вокруг неуверенно ступающего пожилого мужчины.

— Может, догонишь?!

— Угадай, кто?!

— Э, тебе очки не мешают?!

И прочие довольно плоские шуточки, вызывавшие, тем не менее, обвальные взрывы хохота.

По походке и длинной палке, а так же по очкам, нелепым ранним утром, Олег понял — человек слеп. Компания дуреющих от безделья балбесов не нашла ничего лучшего, как прицепиться к слепому!

Олег заставил себя сосчитать до десяти. Но не затем, чтобы успокоиться и не затем, чтобы собраться с духом. Просто нужно было оценить ситуацию. Оставаться посторонним наблюдателем он не собирался и, перешагнув всё тот же снег, миролюбиво окликнул ребят:

— Парни! — и, когда они обернулись все разом, заговорил, подойдя ближе и не заботясь, чтоб его поняли: — Почему бы вам, таким суперменам, не убраться отсюда… — он с особенным наслаждением указал, куда, — и не поискать более достойных противников, чем слепой?

Со стороны казалось, что Олег улыбается — на самом деле он скалился, медленно оглядывая придурков одного за другим. Они — тоже медленно — переваривали сказанное, пытаясь понять, не комплимент ли это, и только через минуту примерно оценили это, как насмешку.

— Ты на кого скачешь? — процедил крепкий парнишка типично славянской внешности и с лицом вовсе не дегенеративным. Он сунул руку в карман расстёгнутой куртки и пошевелил там пальцами…

— Уложи его!

— Ты кто такой, уродец?!

— Проломи ему башку, Вовка!

— Клади его!

Дебиловатое веселье сменилось злобой. Теперь перед ними был не слепой, над которым и в самом деле можно разве что похохотать. Этого дурачка следовало проучить — за то, что лезет не в своё дело, за наглость и за дурацкую смелость. И проучить жестоко. Впятером (а их было не шестеро) — недолго, безопасно и просто…

Только вот Олег был далеко не прежний. Прежний не полез бы в такую драку, это было безрассудно. Однако, эти пятеро ничего не знали и не могли знать о том, что он знал теперь — и Олег ещё раз предупредил нападающих, искренне надеясь, что они его НЕ послушаются:

— Если не уберётесь отсюда ко всем чертям — через минуту не сможете даже об этом пожалеть.

Он ожидал, что ударит этот… Вовка. И едва не попался — ударил зашедший сбоку полухангаренок, ударил ногой в колено, и Олег понял, что его собираются если не убить, то крепко покалечить, чтоб больше не лез не в свои дела. И всё-таки Олег успел — причём проделал всё так, что атакующий оказался выключен из драки вообще. Погнув в сторону, Олег перехватил бьющую ногу, дёрнул на себя, повернул ступню и одновременно ударил по колену каблуком сверху, после чего отшвырнул нападающего под ноги его приятелям — и встретил ударом ноги в живот бросившегося на него справа, ощутив какой этот живот мягкий — ухнув, противник отлетел в сторону. Поставив блок левой под размашистый удар перескочившего через упавшего, правой — ребром ладони, без жалости — рубанул его сверху по ключице. Того перекосило, он завыл, садясь на дорогу.

Вовка ударил только теперь, мощно и точно — на пальцах поблёскивала рамка кастета. Но ещё да миг до удара Олег нырнул вперёд, и Вовка, получив панч в солнечное, грохнулся на спину, разбросав руки; кастет слетел с пальцев.

Оставался ещё один, и Олег, пружинисто распрямившись, увидел его. Он стоял шагах в шести, держа обеими руками пистолет. Невесть как попавший в руки дрожащего сопляка ТТ.

— Отойди, — голос мальчишки дрожал, как его колени, но прыгать на него за шесть шагов значило схлопотать пулю.

Олег окончательно забыл, где он и что с ним. Он был в бою, его взял на прицел враг… а ещё один, постанывая, уже поднимался на ноги, держась за живот. В бою врага следовало уничтожать быстро и беспощадно.

Не сгибая ног, Олег прыгнул назад с перекатом. Треснул выстрел, пуля прошла где-то рядом, но в руку уже попал кастет. Мальчишка, стреляя, метнулся к Олегу, он мазал.

Олег метнул в него кастет. Метнул, целясь в переносицу.

Мальчишка закричал. Он сел наземь и кричал жалобно, не переставая, а Олег, вскочив, ощутил вдруг ужас. Что он наделал?! Это не война, это уличная драка, и что с того, что сопляк со страху выхватил пистолет, которым толком не умел пользоваться?! Олега ужаснула не мысль о том, что он убил мальчишку, а то, как механически, быстро и бездумно он бросил кастет — бросил, чтобы убить наверняка…

Мальчишка всё ещё кричал, и Олег с облегчением понял — с ним всё в порядке. Нет, Олег не промахнулся — просто пистолетная отдача как раз подбросила руку, и кастет, скользнув по стволу, раздробил горе-стрелку указательный палец у основания.

Олег шагнул к тому, который вставал — и мальчишка сел от одного взгляда. Мутные от ужаса глаза смотрели на Олега беспомощно и обморочно.

Ногой отбросив пистолет, Олег сгрёб парня за отвороты куртки и поднял его — обмякшего, как тряпичная кукла — к своему лицу. Отнял правую руку от ворота и вытер её — парень заскулил от ужаса — о плечо побитого. Потом брезгливо оттолкнул его прочь, бросив:

— Не буду я о тебя мараться. Помоги своим дружкам — и убирайтесь отсюда!.. Ему сначала помоги, — Олег кивнул на мальчишку, который перестал кричать и просто сидел, баюкая руку и всхлипывая. Потом спросил резко: — Откуда у тебя пистолет?

— На… нашёл, — пробормотал тот. — По… после боёв, честное сло… слово!

— Верю, — Олег убрал пистолет в карман ветровки, отбросил в кусты кастет и нагнулся к Вовке. Сперва показалось даже, что переборщил… но потом стало видно, как подрагивают ресницы лежащего и как затаённо он дышит.

— Можешь, не притворяться, — сказал Олег. — Только запомни — когда у тебя в следующий раз зачешется — найди равного себе по силам. И вспомни, как ты тут валялся, вонючий от страха, и даже глаз не осмеливался открыть, А теперь, — Олег пнул лежащего ногой в бок, — уползай отсюда, мразь! — и, повысив голос, обратился уже ко всем: — Слушайте? И запомните — самая большая на свете подлость — быть сильным за счёт слабых. Запомните это так крепко, как только сможете. И у вас ещё будет шанс стать людьми. Не большой, но будет — даже в этом мире! — Олег повернулся к неподвижно стоявшему неподалёку слепому: — Я вас провожу сейчас. Подождите немного, пожалуйста.

* * *

— А Йерикка был прав, за тобой нужен глаз да глаз, — заметил проводник, открывая самую обычную калитку. — Проходи, боец.

— Не сдержался, — признался Олег. Он ощущал удовлетворение после драки и даже нехорошие ощущения несколько отступили. Вместо них появилось немного нервное ожидание. — Послушайте, а куда выводит ваш канал связи?

— В город Тулу, — проводник поднялся на крыльцо, и дверь сама отворилась навстречу в тёмные тёплые сени. Сильные руки бесцеремонно обшарили Олега, извлекли пистолет. Мужской голос настороженно спросил:

— Откуда?

— Трофей, — ответил проводник, — всё нормально.

— Держи, — ТТ вернули, и Олег подумал, что подобрал пистолет просто уже из укоренившейся привычки быть при оружии… А вот правда чудно — в горах все ходят при оружии, но никто не лезет к соседу через забор с автоматом — разбираться по поводу похищенных для полевика петухов…[93]

— Сюда.

В небольшой комнате — вроде бы кухне — обставленной тоже очень привычно, почти по-земному, стоял на столе радиоприёмник, возле него, опершись на стол одним локтем, сидел молодой парень в наушниках, он быстро повторял в микрофон группы цифр, замолкал, к чему-то прислушиваясь, кивал и говорил снова. Ещё один — тот, что обыскивал Олега — войдя, встал у окна, закрытого плотными шторами. На бедре у него висел штатовский автомат «кольт». Проводник Олега сразу прошёл куда-то в комнату, но тут же вернулся и подал Олегу несколько пятисотенных бумажек:

— Вот, ваши, настоящие… Погоди минуту, там сейчас ждут сигнала.

— Да не надо, — попытался отказаться от денег Олег, но проводник спросил.

— А разве этот город, Тула, от твоего близко?

— Вёрст полтораста, — признал Олег. — Я же паспорт дома оставил, а без паспорта мне всё равно никто…

— Доберёшься на автобусах или пригородных, — проводник проявил отличное знание реалий мира Олега, — на это ещё и больше денег понадобится, чем на скорый… Бери, не валяй дурака. Там у вас тоже утро сейчас. Температура —8 С, ветер. Шапку найти?

— Я с капюшоном, — неловко ответил Олег. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что вот сейчас и правда вернётся домой. Через девять месяцев. Целая жизнь… да нет, больше, чем жизнь.

— Правда, что горцы собираются куда-то переселяться? — спросил тот, с автоматом. Олег тут же ответил:

— Не знаю, не слышал… Да и куда им?

— Говорят, — качнул стволом неопределённо сопротивленец. Радист излишне громко подал голос:

— Всё, скажите там, пусть вызов дают, ЭФ к приёму готов.

— Сейчас, — проводник снова вышел в комнату. Олег почувствовал, что его потряхивает — всё сильнее, сильнее… Даже зубы застучали сами собой, мальчишка бросил взгляд на автоматчика, но тот ободряюще кивнул:

— Всё нормально. Не ты первый, не ты, боги дадут, последний…

Дверь распахнулась. Из соседней комнаты в кухню молча и быстро полезли люди в чёрной униформе, с короткими автоматами на петлях, только глаза посверкивали в овалах прорезей. Олег отскочил вбок — на столе взорвался приёмник, радист ткнулся в его остатки залившимся кровью лицом.

— Лицом вниз! — крикнул тот, что ворвался в кухню первым. Вместо этого Олег выхватил ТТ — быстрым и точным, как часы-хронометр, движением. Двое в масках были убиты выстрелами в лицо на месте; как и все «спецназовцы», они не привыкли, что их распоряжения не выполняются, были уверены в неотразимости униформы и диких воплей на пределе рассудка.

Только Олег видал и не этакое.

К сожалению,рефлексы подводят всех. В ТТ оставались всего два патрона — остальные расстрелял по Олегу безо всякого толка тот придурок на улице. И мальчишка ещё в недоумении давил на спуск целую секунду — вместо того, чтоб действовать. Он тоже не привык — к пустому оружия.

Он успел удивиться, что не видит племени выстрелов — а вот тело почему-то отказывается повиноваться. Пол безболезненно ударил в спину, перед лицом затоптались высокие сапоги на ремнях, похожие не куты. Чёрная маска спросила:

— Неужели это он? Вот так удача!

Потом с невообразимой силой затошнило — и почти с облегчением Олег потерял сознание.

* * *

Два голоса твердили что-то на очень знакомом языке. Парень и девчонка. Бубнят, бубнят… Что за язык? Английский… французский… нет, не тот и не другой.

Данванский!!!

Олег чуть приоткрыл глаза, оставаясь неподвижным, хотя это и было невероятно трудно. В глазах плавала белизна. Он повёл ими вправо-влево — всё та же белизна. Не небесная, а какая-то больничная или вроде того. Он в комнате.

Он в плену, вот где он.

Вспомнилось всё сразу. Страх, досада, разочарование и злость накатили так мощно, что он не выдержал и сел.

Куполовидное помещение. Слева от него — прямоугольный выступ в полу, покрытый зелёным матрасом, похожий на губку для ванной. Справа — унитаз, закрытый крышкой, над ним — щит откидного умывальника. Светло, но ламп не видно. Впереди — ничего нет, только желтоватый коридор и в нём стоят данванские — видно по одежде и лицам — мальчишка и девчонка его лет.

Олег прыгнул из сидячего положения. Он не собирался убивать или захватывать заложников, он хотел лишь выскочить в коридор, а там…

Его отбросило мощно и равнодушно, словно невидимой тугой сеткой. Олег перекувыркнулся от толчка и не сломал себе шею только потому, что извернулся и приземлился на корточки. Второй раз не бросился — хватило и этого унижения не глазах двух врагов, ведь так прыгают только что попавшие в клетку звери, ещё не понимающие, что такое решётка и как это — отнять свободу. А он — не зверь. Значит надо спокойно…

Сидя на полу, Олег оглядел себя. Джинсы на нём остались, и лёгкая серая тишотка. Остальная одежда и обувь пропали, носки почему-то тоже. И пистолет, конечно. Заставив себя успокоиться, Олег поднял глаза, готовый сам улыбнуться в ответ на ухмылки данванов.

Но они не улыбались. Девчонка, сведя брови, смотрела с явным сочувствием. Парень — скорей равнодушно, но тоже без насмешки или злобы.

— Помнить меня? — девчонка шагнула вперёд, к невидимой преграде. Указала себе в грудь: — Помнить? Ти? — она требовательно потыкала пальцем в Олега, сердито оглянулась на своего спутника: — Най драган, каусйан родйан!

— Най скивэн, — флегматично ответил парень, — скиван, траппа скиван, о'ан… Вирд вейтан драган вом герета хилмс…

— Айа! — девчонка топнула ногой. — Спейван герета, спейван вирд! Стап им биуд, хавиан! Родйан, хаусйен?!

— Я тебя помню, — сказал Олег. — Я тебя отпустил с братишкой, когда вы прятались в веси, там, в горах.

Он и правда помнил эту девчонку. И удивился, какие встречи способна подкидывать судьба. Мальчишка перевёл его слова, и данванка закивала, заулыбалась, но тут же посерьёзнела и тихо зашептала на ухо спутнику. Тот выслушал и без акцента, но излишне короткими фразами заговорил:

— Ты партизан. Это плохо. Ещё ты с Земли. Так говорят. Нельзя оттуда быть. Только дети Данвэ могут — между звёзд. Тебя станут мучить, чтоб сказал — как. Это правильно. Ты партизан. Но ей жалко. Ты её жалел. Ей тоже жалко…

— Тебе, конечно, не жалко, — процедил Олег, усаживаясь по-турецки. Мальчишка пожал плечами:

— Она глупая. Девч… деву… они вообще глупые. Они живут тут, — он коснулся груди. — Мне она нравится. Она просила, я пришёл. Ты — всё равно мне…

Девчонка снова его перебила, начала что-то многословно доказывать. Парень скривился — малоподвижное лицо данвана стало спешным от этой гримасы. Отмахнулся. Девчонка снова, топнула ногой, и он повертелся к Олегу:

— Она — дочь Капитана. Вы так называете. Она будет просить, чтоб тебя отпустили. Глупо, — парень шевельнул бровью, — тут сидят только партизаны, их не отпускают. Их всех убивают.

Он сказал об этом спокойно и хладнокровно. Олег поднялся на ноги и подошёл вплотную к невидимой преграде.

— Скажи ей, что она хорошая, — улыбнулся он. — Скажи ей, что я ей очень благодарен, но что за меня просить не надо.

Данван перевёл не сразу. Он довольно долго мерил Олега взглядом с прищуром, потом, не отрывая от него взгляда, перевёл. Девчонка затараторила, парень на неё прикрикнул и, взяв за руку, потащил прочь. Она не слишком упиралась, но, обернувшись, крикнула:

— Я просить! Оттец тьебя отпустит!

Олег поймал себя на том, что всё ещё улыбается. Интересно, мать Чужого не была похожа на эту девчонку? Может быть, она тоже когда-то пожалела взятого в плен славянина… Олег тряхнул головой. Не расслабляться! Никто его отсюда не отпустит и не вытащит. Похоже, это всё. Олег отошёл, к лежаку, повторил вслух:

— Всё, — и помотал головой. Слово оказалось страшным, у него был вид бездонного колодца, из которого выползал Страх. Мальчишка с неожиданным отчаяньем огляделся. Что, неужели и правда — всё?! Больше не будет ничего, совсем ничего: ни весны с зелёной травой, ни Бранки, которую он познакомит с родителями, ни лета, ни огромного количества других лет, которые у него были в запасе ещё несколько часов назад?! — Не хочу, — сказал Олег. И подумал: отвечу на все вопросы, всё скажу, о чём спросят, сам расскажу — мне же всего пятнадцать лет, я хочу жить! Просить буду, умолять — не могут же они не пожалеть?

Олег подошёл к умывальнику, откинул его, пустил воду и под её журчание тоскливо подумал: обманываю сам себя. Сказочками обманываю. Скоро (или нескоро, это не важно) придут. Отведут его куда-то и будут пытать. А он будет молчать, потому что НЕЛЬЗЯ рассказывать то, что он знает. И через несколько дней он умрёт от пыток.

Ах, Бранка-Бранка, вот и погубила, нас с тобой наша любовь. Если бы я ушёл раньше, не дожидаясь, когда за мной приедут, ушёл через Дорогу! Но… что теперь.

Как говорил незабвенный Питер Пэн: «Может быть, смерть — это самое великое приключение.» Олег запретил себе надеяться и стал ждать. Стоя возле работающего умывальника, всё равно — чего. Еды, допроса — чего угодно. Он больше не боялся. Всё-таки он немало умеет. Больше, чем они могут себе представить.

И пытать себя он не даст.

В коридоре всё время было пусто, оттуда не доносилось звуков, словно во всей тюрьме и был один заключённый. Поэтому шаги Олег услышал издалека — и чутьём понял: за ним. Оторвался от стенки, закрыл воду, закинул на место умывальник. На миг мелькнула глупая надежда — любящий отец упросился… Но у входа возникли двое данванов — в полной форме, хорошо знакомой по войне. Отличали их только две вещи: золотые фигурки грифонов на шлемах и яркие, красные с чёрным и золотым, наплечники. Офицеры? Да нет, скорей уж — гвардейцы какие-нибудь. Один из них провёл ладонью в гофрированной краге слева от проёма и указал стволом — выходи. Второй держался сбоку и сразу взял Олега на прицел, едва тот переступил порог камеры.

— Боитесь? — зло спросил мальчишка. Данваны не отреагировали, только тот, сзади, механически приказал:

— Выходи.

Открывавший дверь пошёл справа и чуть впереди, указывая путь. Пол под ногами пружинил. Олег пытался разглядеть, что в других камерах — они тянулись по обе стороны коридора — но почему-то не получалось, как он ни сосредотачивался: глаза скользили мимо, а при попытках сфокусировать зрение всё расплывалось в цветные пятна. Это было так неприятно, что в конце концов Олег оставил эти попытки.

Броситься на них? Это ничем не хуже…

Крутнувшись на пятке, Олег врезал правой ногой под дых тому, кто вышагивал сзади, перехватил руку с оружием у развернувшегося второго и в полуприсяде отправил через себя, навалился сверху, изо всех сил, в падении, гвозданув локтем по маске. Схватился за рукоять ножа на поясе, но немедленно выпустил — оказавшийся на ногах первый целил в лицо сапогом. Поймав ногу, Олег рванул её вверх, подсёк вторую, рубанул ребром ладони в промежность и ещё раз добавил в маску лежащему. Ещё год назад он и не подумал бы драться с двумя двухметровыми мужиками, сейчас — получалось, и неплохо. С обоих концов коридора бежали ещё данваны. Олег вырвал нож из ножен, задержал на миг дыхание и ударил себя в грудь слева, меж рёбер.

* * *

…— Неплохо тебя накачали. Ведь ещё бы чуть — и зарезался.

Голос принадлежал человеку, стоящему у огромного панорамного окна, занимавшего две трети стены овального кабинета, чем-то похожего на рубку космического корабля из фантастического боевика. Сходство усиливал изогнутый латинской S стол, одну половину которого занижала плотно установленная разнообразная аппаратура, а возле другой стояла кресло с высокой мягкой спинкой. На уровне человеческого лица стену опоясывали висящие картины: эпизоды боёв на разных планетах, парады, эскадры в космосе, портрет невероятно красивой женщины, осыпанной драгоценностями, словно искрами звёздного света — её голову венчала корона в виде головы и крыльев грифона. За панорамным окном плыли редкие облака и светило весеннее солнце.

— Тут хорошее солнце, — сказал огромного даже для данвана роста человек в красно-белом с чёрно-золотыми обшлагами и воротом мундире. Кроме нет и Олега больше никого в кабинете не было. — Когда я только начинал службу, меня послали на Торкаан. Великолепная планета. Вместо неба — постоянные облака. Духота. Жара. Влажность сто процентов, все постоянно мокрое, никакие поглотители не спасают. Кроме того, нас там любили так же, как и везде. Но это оказалась хорошая школа.

Олег только теперь сообразил — сознание работало с заминкой, от парализатора, что ли? — что он привязан к креслу. Запястья к поручням, щиколотки — к ножкам. Привязали его свободно, но плотно, и не верёвками, а широкими пластмассовыми ремнями. Попробовав, мальчишка отчётливо понял — не порвать.

Человек повернулся. Олег впервые видел данванского офицера не в боевой, а в повседневной, форме — и признался себе, что это величественное зрелище. Чем-то данван напоминал английских офицеров с иллюстраций к книгам Киплинга. То ли очень правильным лицом, то ли холодными глазами, то ли выправкой. Интересно — предки данванов — не всякие там англы и саксы?

— Вы… — Олег заперхал, кашлянул громче и начал заново: — Вы Капитан крепости?

— Нет, хотя это его кабинет, — охотно поддержал разговор данван. Он говорил на чужом языке совершенно свободно и легко. — Я им пользуюсь по праву старшинства. Видишь ли, Олег Марычев, я — анОрмонд йорд Виардта по кличке «Палач».

* * *

Нельзя сказать, что Олег не удивился. Он поразился — но умело скрыл свои чувства. Очевидно, данванский главнокомандующий ожидал именно такой реакции, потому что одобрительно кивнул:

— Хорошо держишься. Твой дед был бы доволен.

— Тут и шагу нельзя ступить, чтоб не наткнуться на знакомых моего деда, — сказал Олег, пытаясь понять, что у чего за спиной? Есть там кто-нибудь? Там дверь? Или что?

— Почти так, — согласился йорд Виардта. — Во всяком случае, мы однажды имели длительную беседу. Он в основном спрашивал, но в конце мы сбились на отвлечённые темы. Потом он отдал приказ меня расстрелять… впрочем, я не держу на него зла. Попадись он мне в руки — я бы то же сделал лично.

— Однако — вы живы, — заметил Олег. Данван улыбнулся:

— Огорчу тебя… или обрадую? Не благодаря доброте твоего деда. Я самым вульгарным образом проломил голову одному конвоиру, его штыком заколол второго и бежал.

— Очень жаль, — с чувством добавил Олег.

— Конечно, — согласился данван. — Но жить очень хотелось, а со взятыми в плен детьми Данвэ ваши борцы за свободу не очень церемонились. Так что я действовал по обстоятельствам. Ты, кстати, тоже? Оба моих гвардейца на лечении. Я оценил то, что ты с ними сделал — голыми руками.

— Я вижу, что вы это оценили, — Олег пошевелил кистями рук. И неожиданно спросил — секунду назад ему самому этот вопрос и в голову не приходил: — Где находится ваша планета?

— Невзгляд?.. — данван поднял руку, указывая в окно, но Олег перебил его:

— К чёрту Невзгляд! Это ваша база, вроде Звезды Смерти… — йорд Виардта поднял руку и взялся за подбородок. Спросил:

— У вас всё ещё смотрят этот фильм? Про звёздные войны?

— А вы его видели?! — не выдержал Олег. Данван кивнул:

— Я три года жил на Земле… в США и СССР… Кажется, мы удивляем друг друга. Я не жалею, что приказал не убивать тебя… Данвэ далеко. У вас нет названия ни для этих звёзд, ни для этих созвездий — они не видны с Земли. Когда наши предки уходили по Дорогам, они отыскали хорошую планету, им повезло.

— И вы стали давить остальных, чтоб больше не повезло никому? — тихо спросил Олег. — И начали с Земли? С моей планеты?

— Её мы нашли шестьдесят лет назад, — возразил йорд Виардта, — когда нам в Мире на голову свалялись эти безумцы из Германии. До этого мы даже не подозревали, что на Мире уже до них были русские и что они ещё в начале XX века построили телепортаторы. Мы до сих пор бьёмся над их секретом! Но, конечно, мы сделали всё для того, чтобы блокировать твою планету и её развитие.

Олег довольно долго молчал. Ему хотелось есть и пить. И он был уверен, что йорд Виардта предоставит и то и другое, стоит лишь попросить. Вот просить-то и не хотелось…

— Я не понимаю, — признался Олег. — У вас есть межпланетные корабли. И, наверное, не одна планета принадлежат вам. Зачем вам лезть в дела других? Космос огромен. Там тысячи планет, их хватит на всех!

— Не так их и много, — вздохнул данван, прохаживаясь по кабинету. Его сапоги поблёскивали серебряной отделкой. — Мы нашли двадцать три, на которых могут жить люди. На трёх из них уже были свои цивилизации, нечеловеческие. Одна из них даже вышла в космос. Теперь её нет больше… И на восьми — считая тут и Землю — живут потомки выходцев отсюда. Ваша Земля из них — самая высокоразвитая. Но мы не исключаем, что таких планет и правда немало ещё…

— А как же зелёные человечки? — не удержался Олег. Данван не удивился:

— Бред… Как это у вас говорят — утка, которую мы и запустили, и откармливаем по сей день, чтобы люди опасались космоса.

— Ну так я и не понимаю, — вернулся к прежнему разговору Олег, — зачем вам захваты? Традиция? Вот тут, на Мире — вы же тратите вредя, деньги, вы же сами погибаете, в конце концов, вы же не бессмертны! Какова ваша цель?!

И вот тут Олег в самом деле получил — получил сокрушительный удар, от которого не сразу оправился:

— Мир, спокойствие, благополучие в едином цивилизационном пространстве и для всех, — спокойно ответил йорд Виардта, — без дурацкого развития народов, которое приводит к истребительным войнам, без границ, политых кровью с обеих сторон, без дикарских табу, усложняющих жизнь. Или… — йорд Виардта осёкся, внимательно посмотрел на мальчика и неожиданно мягко улыбнулся, — или ты поверил, что мы такие упыри-кровососы, беспощадные завоеватели, только и мечтающие уничтожить на этой планете все народы? Так тебе нас живописали горцы? — он засмеялся. — Вот уж дикость несусветная! Зачем нам это? Ради полезных ископаемых? Полно незаселённых планет, где их можно добывать автоматами… Кстати, рабы нам не нужны по той же причине — у нас хорошо развита робототехника. И хлопот с ней меньше. Земля? Проблемы перенаселения у нас давно не существует…

— Тогда зачем? — с трудом выдавил Олег. Ему стало плохо при мысли, что он… нет, только не это!

— Затем же, зачем и ты, — дружелюбно ответил данван. — Из чувства жалости и желания помочь. Только ты — вы все — ничего об этой мире, не знаете и совершаете ошибки, всё ставя с ног на голову. Мы потому и «придерживаем» Землю. Нам не нужны лишние заботы с вашими романтиками, которые ломятся в этот мир с автоматами — «освобождать порабощённых». А решают все просто: раз эти нам симпатичны, то они и правы. Примитивно, а главное — приносит такая установка массу бед всем вообще. Ваша помощь спихивает обратно в болото, в дикость, грязь тех, кого мы оттуда тащим…

— Не верю я в ваше бескорыстие, — тихо сказал Олег, глядя в сторону.

— А в своё веришь? — с насмешкой спросил йорд Виардта. — Так почему отказываешь нам в праве на него? Хотя — ты прав. Государства — не люди, они не позволяют себе бескорыстия. Мы делаем это и ради себя. Пусть лучше цивилизации движутся вверх под нашим контролем, чем самостоятельно. У вас же была Германия — если бы не твоя страна, она бы развилась в такое… А у нас была Даггарда — правда, её обитатели не были людьми, но хлопот они нам причинили множество. Я уже упоминал про неё. Я был ещё мальчиком, когда мой отец и старший брат погибли в составе нашего посольства на этой планете — убитые вероломно и с поистине нечеловеческой жестокостью. Зачем нам такое снова? Вот появляетесь вы. Ты конкретно. Что ты видел, чтобы сделать выводы? Слишком усердные дикари на нашей службе. И горстка других дикарей, слишком упрямых, чтобы принять наш мир — отличный от привычного им. Не худший — всего лишь отличный.

— Я видел и город. Этот, — возразил Олег.

— Он почти такой же, как и города твоей родины, — парировал йорд Виардта. — Не переоценивай наше влияние — там всё-таки правим не мы. Но они похожи — Хариан и твой Тамбов. Иди Москва, или Нью-Йорк — похожи. И это ВЫ их такими сделали. Они — не в нашем протекторате.

Олег смотрел в пол. Йорд Виардта не бил словами, нет. Он не торжествовал, не доказывал, он просто говорил — негромко и чуть сожалеюще.

И возразить ему было нечего.

— А ты знаешь, что такое правда?

— Конечно, знаю.

— Что?

— Понимаешь, Вольг… если кто этого не понимает, не видит — ему не расскажешь, не объяснишь. Как слепому от рожденья рассказать про солнце? А зрячему выколи глаза, брось в поруб — он всё одно знать будет, какое оно есть!…

— Знаешь, у нас говорят, что, если хочешь видеть правду и справедливость — надо смотреть сразу с обеих сторон.

— А глаза не разъедутся — с обеих сторон смотреть? Ты, Вольг, так не говори. Не думай даже так… Оглянуться не успеешь, как душу запродашь.

— Дьяволу?

— Данванам. Это ж их наука — мол, нету на свете ни добра, ни зла, а верней — нужны они друг другу, чтоб равновесие в мире было… А коли нужны — так и равны. А коли равны — так и равноценны. А коли равноценны — так одинаковы. А коли одинаковы — так зачем, статься, добро защищать?!

…Быстро же он тебя окрутил, Вольг Марыч из племени Рыси!!!

— Я знаю ваш мир, — твёрдо сказал Олег, поднимая глаза. — Вы сказали правду — он похож на мой. Я вырос в таком… или почти таком. «Без границ и без табу», а на деле — без совести и памяти. Их вы называете атавизмами, да? И я достаточно умён, чтобы понять — не всякую землю выгодно превращать в протекторат. Проще и надёжней завоёвывать души. И растлевать их — чтобы обезопасить себя от конкуренции. Вот это и есть ваша настоящая цель. Для тех, кто послабее — вельботы и ливневики, наёмники и несчастные полуроботы. Для тех, кто посильнее — квадратная музычка, абстракционизм и сексуальная революция… Удивлены? Я начитанный мальчик. И то, что вы мне тут впаривали, я тоже читал. Даже когда-то любил. Детские сказки-модерн — юный герой попадает в другой мир и очертя голову ввязывается в борьбу за справедливость, как он её понимает, а через какое-то время оказывается, что понимал он её неправильно, что правы — или неправы! — обе стороны, что правд не одна, а две или даже больше, что нужно уметь понять и простить… Не по вашим ли заказам эти книжки кропаются?.. Хотя — ладно. Это не мой случай. Я свою правду не с пола подобрал. И я знаю, что она — одна и есть, а всё остальное — Кощеев морок, как дикари с гор говорят. Татуировку видите? И я такой же дикарь, потому что не нравится мне ваша цивилизация. Максималист я. Это типа подростковое, наверное, но пока я твёрдо знаю — есть абсолютное добро и абсолютное Зло. Я твёрдо знаю — я на стороне Добра. И когда я убивал одного из ваших — я не испытывал ничего, кроме самого искреннего наслаждения. Тех, кого вы обманули, я жалел. Или презирал, но всё равно жалел. Вас я — ненавижу.

Олег умолк и услышал, как дышит — неровно, сорванно, будто готовясь заплакать. Но горло перехватили не слёзы — ярость.

— Ты всё сказал? — спросил йорд Виардта хладнокровно. Но Олег чувствовал его сдерживаемое бешенство, как чайки чувствуют бурю. И, хотя понимал — ему это бешенство грозит жуткими вещами — всё-таки улыбнулся и ответил:

— Не всё. Вы знаете, что такое Верья? Вы, палач, убивший десятки тысяч людей знаете что-нибудь о них? Верья — это всё. Всё. Боги. Предки. Потомки. Земля, на которой живёт мой народ. И я сам. И великое право строить жизнь так, чтобы не было стыдно перед собой, а значит — перед всем, что есть Я. Перед богами, предками, потомками и землёй. И ещё это значит, что я — бессмертен. Постарайтесь это понять, хоть это и нелегко. А то, что проповедуете вы, я тоже знаю. Это право не строить, а пристроиться в жизни так, чтоб было сытно. И больше ни о чём не думать. Ни о каких табу и обычаях — на кой они, живём-то один раз и для себя! А самое поганое — что вы заставляете других жить так, а сами живёте иначе. Совсем иначе. Дурачите других. Вы — честные, умные, храбрые, красивые — превращаете людей в подонков, глупцов, трусов и уродов. Страшнее этого и выдумать нельзя. Потому вы и подцепили на Земле христианство, потому оно у вас и шагает в ногу с наркотиками. Вам нужны люди, которые верят, что они не дети бога, а его стадо. Стадо, которое можно стричь и гнать, куда захочется. А держать лучше всего на коленях, чтоб ввысь не тянулись… Заражать радиацией, ставить опыты над детьми, культивировать тупость, как норму жизни…

— А ты веришь в богов? — спросил йорд Виардта. — В тех богов?

— Да, — ответил Олег. — Верю. И в совесть, которая голоса мёртвых. И в то, что боги и совесть — это я. Поймите это, если можете — Я. И вам надо спешить, анОрмонд йорд Виардта. Вы можете опоздать навсегда.

— Где Радужная Дорога? — спросил Палач.

* * *

Олег понял, что переборщил, открылся перед противников, который владеет мечом гораздо лучше.

— Я не знаю, — ответил он. — Если б я это знал — я бы вернулся по ней домой.

— Логично, — сказал йорд Виардта. — Именно поэтому я тебе не верю. Мы сами… не очень любим логику — именно поэтому и летаем к звёздам. У вас, славян, с нею тоже взаимная неприязнь. Думаю, — данван подошёл вплотную и наклонился, — ты ЗНАЕШЬ, где Дорога. Может быть, ты сам её и нашёл.

Светлые глаза данвана затягивали, как омуты, как странное болото. И лишь в последний момент Олег сумел — уже почти инстинктивно! — вытолкнуть из своего разума цепкие пальцы. Йорд Виардта вскрикнул и отшатнулся — похоже, Олег сумел его «ударить».

— Вот оно что, — процедил Палач. — Во-от ты кто. Это… этого не может быть… но это есть… Где Радужная Дорога, слим ценав?!

— Красть — плохо, — заставил себя улыбнуться Олег. — Святые — святы. Подонкам — бой.

— Жаль, — отрубил йорд Виардта. — Ты всё равно будешь делать то, что я скажу и говорить то, что мне нужно. Только через боль и страх.

— Жаль, — повторил за ним Олег, — что я не увижу вашу планету. Было бы интересно. Не все же у вас такие… фашисты. Да и в космос вы, наверное, вышли просто потому, что мечтали о звёздах…

Данван отошёл к столу и что-то приказал негромко, нагнувшись к приборам. Олег заставил себя успокоиться, потому что понял — начинается. Ну что ж, он сам этого добивался. И знал, что это начнётся…

…Мамочка, родная, как страшно!!!

Сбоку появился офицер — моложе йорд Виардты, в таком же мундире, с самым обычным дипломатом. В его глазах Олег с холодком прочёл любопытство — как у учёного, в чьи руки попала редкая бабочка. Бабочкой был он. Олег Марычев, пятнадцати лет.

Данваны заговорили. Олег сидел, пробовал ремни и клял себя за то, что не попросил кого-нибудь из ребят позаниматься с ним как следует этим языком. Потом молодой офицер раскрыл на столе «дипломат» и повернулся к Олегу.

В правой руке у него был пятикубовый шприц. Смешно — земной, русский «Луер», дешёвка. Смешно, смешно… вот и думать про смешно. Значит они не будут бить или жечь огнём. Какой-нибудь пентотал натрия или ещё что. На подростков действует в ста случаях из ста, у них не устоялись жизненные мотивация и позиция, так Олег читал в одной книжке. Кажется — «Своя разведка»…

Страшно. Мне страшно.

Как же заставить себя умереть? Это было всё, чего он хотел в тот миг, потому что изнанкой этого неумения оказалось невольное предательство своих. Племени. Бранки. Друзей. Деда. Своих. Мысли о смерти были не такими страшными, как мысли о предательстве, которое он совершит.

Сто из ста. Сто. Не 99. Не 99,99. Сто.

Сто.

Хоть ты Зоя Космодемьянская, хоть Шура Кобер. Наркотик — это не гестаповцы с плётками, ему плевать на героев и трусов.

Сто. Из. Ста.

— Ардлоо — предупреждающим тоном сказал йорд Виардта, подбородком указывая не Олега. Второй данван кивнул и с силой положил ладонь на лоб Олега, прижав его голову к спинке кресла. Это он сделал напрасно. Олег не собирался сопротивляться, тратить силы на бесполезное. С отчаянной решимостью мальчишка готовился бороться с наркотиком. У взрослых, говорят, как-то получается. Что же там было написано?.. Нужно сосредоточить внимание на чём-то реальном — звуке или предмете… а если — когда? — захочется болтать, надо говорить любую чушь, не умолкать. Хоть стихи читать, хоть петь частушки или вспоминать школьные годы чудесные…

Он сжался от омерзения, когда игла вошла под правый глаз, но это оказалось почти совсем не больно. Данван ловко выдернул шприц, быстрым движением швырнул его куда-то в сторону, за спину Олега, и отошёл к Палачу, удовлетворённо ему что-то сказав. Оба офицера встали у стола, не сводя глаз с мальчишки, сидевшего в кресле.

Олег тоже ждал. Потом неожиданно для самого себя рыгнул… и еле успел вывернуть голову вбок — его стошнило так, что забрызгало даже стенку

— Зоу?! — раздражённо и нетерпеливо спросил йорд Виардта. — В'оу инка?! Деад им?

— Ви найс усфилма, — ответил офицер. — Каусйан унс, а?

Йорд Виардта сделал раздражённый жест…

…После шестого укола, когда пустой, выжатый желудок отозвался желчью, смешанной с кровью, и Олег косо повис в кресле, потеряв сознание, с закаченными глазами и нитями густой слюны, тянувшимися из углов губ, медик аккуратно закрыл дипломат и пожал плечами:

— Ничего не выйдет. Он буквально выблёвывает всё, что я в него закачиваю. Не могу это объяснить с медицинской точки зрения, но это факт. И кстати, далеко не первый подобный случай, как вы знаете.

АнОрмонд йорд Виардта пробежался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Остановился возле портрета красивой женщины:

— Проклятье! Давно нужно было устроить охоту на волхвов, это их штучки! — он подошёл широкими шагами к Олегу, ударил по щеке так, что голова мальчишки даже не качнулась, а отлетела на другое плечо: — Кто тебя обучал?! Сонмир?! Буеслав?! Радонег?! Кто?! — закричал он по-славянски.

— Ни… кто… — еле расклеивая губы и давясь, отозвался Олег.

— Врёшь!!! Говори, щенок!

— Рысёнок… или волчонок… Щенков поищи… в других местах, придурок…

Кулак йорд Виардты врезался Олегу между глаз. Мальчишка булькнул, подавившись хлынувшей ртом и носом кровью, и обвис снова.

— Если вы его убьёте, вам станет легче? — поинтересовался медик. Йорд Виардта, успокаиваясь, ответил:

— Вы решили сегодня все за него заступаться? Представляете, за него уже просили! Дочь йорд Зоу. Говорит, что этот мальчишка, её когда-то спас.

— Не когда-то, — поправил медик, — а во время крушения экскурсионного вельбота. Помните, была недавно такая шумная история, глава «Дильте ордсто» покончил с собой…

— Так что, и вам эта упрямая скотина по душе?!

— Нет, но он мне любопытен… Из любой боли он, похоже, способен выскочить. медикаментозное воздействие отторгается организмом — это же просто чудо! Если бы удалось раскрыть этот секрет…

— Что нам делать с этим чудом?

— Ликвидировать, и поскорее, — равнодушно ответил медик. — Такие очень опасны.

— Он знает кое-что очень важное, — возразил йорд Виардта. — Я, пожалуй, отдам приказ воздействовать на него физически…

— Потеряете время, — позволил себе улыбку медик.

— У меня есть умельцы, против которых ему не поможет никакая блокада.

— Я не об этом… Неужели вы не ведите, что он просто ничего не скажет? Любые ваши умельцы тут бессильны.

Йорд Виардта ещё раз бросил пристальный взгляд на висящего в ремнях мальчишку. И понял правоту врача. Допросы будут потерянным временем, это так.

— Ну нет! — сузил он глаза. — Физические мучения ему не страшны — пусть. Но я его не убью! Я отдам его хангарам, и те продадут скотину на юге в рабство, где он ещё раз сто проклянёт своё упрямство и свою выносливость!

Медик наклонил голову. Он остался при своём мнении, но зачем заявлять об этом вслух? А из-за Хребта Змея и вправду ещё никто не возвращался.

* * *

Бывают рабы, которых боятся хозяева.

Что его боятся, Олег понял ещё на небольшом пограничном аэродроме (или как тут это называется?), когда его вместе с тремя десятками других подростков-горожан выпихнули на потрескавшийся горячий бетон. Тут было нестерпимо жарко, неистовое пекло лилось с неба, и бетон обжигал ноги.

Тут, у северного берега озера Хегаал, лежал другой мир. Казалось, время остановилось в раннем средневековье. Данванам было наплевать на своих рабов-хангаров глубоко и надолго, они не пытались их ничем и никак «облагодетельствовать» — может быть, потому, что ханагры и сами неплохо справлялись с этой задачей?

В этом Олег убедился ещё в пути. До ближайшего города — Ырганды — было два дня пути по границе между степью и лесом, старой дорогой, вымощенной квадратными плитами. Вдоль дороги лежали скелеты, и их было много. Очень много.

Скованную за шеи партию по ночам не расковывали, а Олег оказался в её середине, и его добавочно запихнули в колодку с отверстиями для шеи и рук — тяжёлую и натиравшую плечи. Кроме того, в ней страшно неудобно было спать. Но его ни разу не ударили, хотя плечи и спины остальных мальчишек уже к первому полудню были исполосованы следами плетей. И даже когда набивали эту колодку — держались так, словно перед ними был опасный зверь, от которого вовремя нужно успеть отскочить, случись что. Он то и дело ловил на себе опасливые и злобные взгляды, замечал, как хангары часто касаются, проехав мимо него, оберегов, гроздьями висевших где только можно, слышал краем уха шёпот «мулдус». Это значило «колдун». По-моему, новые хозяева и сами были не рады, что данваны навязали им Олега.

Он не обольщался относительно своего положения. Именно из страха его и убьют. Запугают себя настолько сильно, что зарежут или зарубят. Надо было бежать, но такой возможности не было. Железную цепь не порвёшь. И Олег шёл со всеми, ел, что дают и напряжённо думал.

Ребята, скованные с ним, были в большинстве случаев элементарно похищены из дома. В товарищи по побегу или плену они не годились — на всех уже «отплясалась» вовсю данванская «цивилизация», каждый из них думал только о себе, охотно притаптывал соседа, если тот был послабее и до судорог боялся хангаров, которым этот страх доставлял невыразимое наслаждение. Трудно было поверить, что вокруг — тоже славяне. Впрочем, оно и понятно. Храброго и решительного не украдёшь, как цыплёнка. Да и не для рабства крадут такого — а просто чтобы убить будущего возможного лидера сопротивленцев (и вылавливают из реки, находят на пустыре обезображенные трупы, которые охрана правопорядка списывает на «маньяков»). Или — чтобы превратить такого в хобайна.

А сюда попадают те, кто уже готов к рабству. Кто уже раб в душе. Или те, кого сознательно хотели подвергнусь этакой «отсроченной смерти» — но таких, кроме Олега, тут не было…

… Что такое хангарский город? Он огромен. Над городом возносятся пышные храмы, в которых ревут гонги. Ырганда не более и не менее мерзок, чем любой другой хангарский город его пошиба и масштаба. Ночью он, как две капли воды, похож на «Город страшной ночи», так жутко и талантливо описанный Киплингом в одноимённом рассказе — но ночь, по крайней мере, скрывает то, что люди неискушённые называют «колоритом», а те, кто поближе знает жизнь таких городов — адом.

Построенный в форме ромба с наискось стёсанными острыми углами, Ырганда раскинулся вокруг холма. Одна стена опоясывает сам город, вторая — выше и не глинобитная, а каменная — дворец сюууджи — правителя, высяшийся рядом с храмом Чинги-Мэнгу, в центре, на холме, Население — более двухсот тысяч полузверей, столько же тощих собак и миллиарды мух, блох, крыс вшей и навозных червей, считающих — не без оснований! — город своей законной вотчиной.

Ырганда богател не только на работорговле — ей толчок дали данваны, начавшие поставлять через Змеевы Горы (Гаан-Шоог по здешнему) рабов. Древнее богатство его составлял озёрный жемчуг с отмелей озера Хегаал. Но представьте себе, какая тошнотная вонь несётся на город от свалок за стеной, где разлагаются выпотрошенные жемчужницы, где сотни нищих роются в этой гниющей массе, выискивая товар «посвежее», сражаясь с крысами и благословляя Чинги-Мэнгу за его доброту!

На людных площадях и широких улицах торгуют крикливо и навязчиво сотни лавок и лоточников. Проезжают бронированные отряды стражи; кое-где данваны несут над толпой своё холодное величие; вихрем проносятся конные гонцы, лупцуя плётками толпу и стаптывая неповоротливых, неловких, нерасторопных, увечных; рядами сидящие вдоль стен нищие выставляют напоказ раны и увечья такие ужасные, что не знаешь — вывернуть ли кошелёк в подставленную чашку или бежать прочь, сломя голову, причём трудно понять — настоящие ли это увечья или искусная подделка для возбуждения жалости (а больше — любопытства, жалость редка среди ханваров); стайки «детей улицы» носятся в толпе, получая пинки, удары и проклятья, готовые украсть, попросить, отобрать; верблюды и лошади плывут над людскими головами вместе с хургами — неповоротливыми исполинами в костной броне, которых ловят и приручают на южном берегу залива Хурагэн — таща грузы, грузы, грузы… на рынке рабов у подножия второй стены можно найди всё, что угодно: от дешёвой и тупой рабочей силы до славянских мальчиков «для забав», от домашней прислуги до танцовщиц, годных ко двору хаанна. Над всем этим — непроницаемое облако вони и мух… В закоулках, где гниют отбросы и трупы, где с писком шарахаются из-под ног, разбрызгивая лужи помоев, громадные крысы, таятся до поры беспощадные, кошмарные болезни — чума, холера, тиф, проказа, язва, один вид больных которыми должен заставить людей отшатнуться от этого жуткого места. Между тем — и здесь живут люди!!! Они рожают детей!!! Они что-то едят!!!

Ни один из городов средневекового славянского мира даже в худшие свои времена не был так велик, богат, пышен, страшен, беспощаден и безжалостен, как Ырганда — далеко не худший город Ханна Гаар!

А теперь представьте себе, что вы в этом городе. И вы в нём не на время. Вы даже не его житель. Вас там… продают.

…Продавали с хрестоматийного помоста, чтобы все видели, какой товар выставлен на продажу. Славяне утонула в массе самих же хангаров — своими сородичами эти существа торговали с абсолютным хладнокровием и без каких-либо комплексов — но в первую очередь покупатели расхватали именно славян.

Однако, Олег остался сидеть на тёмных от времени досках. На чего косились. Кое-кто издавал завистливые звуки, похожие на посвистывание змеи, Но желающих купить не находилось — а все разговоры между конвоирами и потенциальными покупателями, похоже, сводились к взаимным оскорблениям и явному нежеланию покупать рослого мальчишку с полудесятком шрамов на худощавом мускулистом теле, жутковатой татуировкой на груди и вовсе не рабским взглядом.

Солнце пекло беспощадно. Хотелось пить, а ещё больше — сломать колодку и проломить головы всем, до кого успеешь дотянуться. Этот вариант пока что был недоступен, но его Олег обдумывал с особым наслаждением. Время текло мимо равнодушной рекой. Временами Олег обводил толпу взглядом, надеясь увидеть хоть одно человеческое лицо — не хангара и не раба. Пусто. Никого. Подкатывали тоскливые мысли о том, что он был в одном шаге от дома. В одном шаге! И что будет с ним дальше? Неужели всё-таки смерть, будь она неладна?!

Он сморгнул пот и ещё подумал — если суждено вырваться, он не перестанет воевать. Со всем этим воевать нужно. Это так же необходимо, как подметать полы в доме. Если горцы ушли — это ещё не значит, что борьба окончена. Горы стоят и леса зеленеют — и тут, и на Земле. И он знает людей, на которых можно положиться. И знает, как обращаться с оружием. И знает пути. А больше ничего и не надо.

Хангары вокруг неожиданно засуетились, залопотали громче, хотя и так гам от них стоял невыносимый. Впечатление создалось такое, что они стараются отхлынуть с середины проезжей части. Олег насторожился — и через миг понял, что слышит песню. Четыре или пять мальчишеских голосов слаженно выводили:

— а мужские голоса гортанно подхватывали:

— Аой! Аой!

— Уйаны, — подался назад, к своим, стоявший с краю помоста хангар, все тут же положили руки на рукояти сабель и стиснули их. А Олег увидел едущих анласов.

Три или четыре десятка их шагом ехали через толпу, которая раздавалась перед всадниками быстро и легко. Под анласами были могучие рыжие кони-гиганты, двигавшиеся тем не менее мягко и стремительно. Всадники сидели на конях без доспехов, в одной поддоспешной коже, штанах, жилетах-вестах и сапогах с завязками, подбитых сталью. Непривычно прямые ноги — вставлены в низко опущенные стремена, рыжие волосы — заплетены в косы, спускающиеся на грудь. Доспехи они, как видно, везли в сумах, но слева у сёдел висели треугольные щиты, на поясах — длинные мечи и большие ножи, за спинами — большие луки с натянутой тетивой и тулы со стрелами. В правой руке каждый держал пику с гранёным наконечником, длинным и узким, как игла, уперев конец древка в носок ноги. Анласы блистали браслетами, ожерельями, обручами на волосах, посматривали вокруг презрительно, но добродушно, с усмешкой, и пели. Запевали едущие впереди несколько парней-ровесников Олега, а припев дружным хором подхватывали остальные.

Отряд поравнялся с помостом. Олег смотрел на всадников с тоской и неясной ему самому надеждой, понимая, что он им не нужен и не важен. Если бы он мог окликнуть их на анласском!..

Среди мальчишек крайним к помосту ехал анлас — не рыжий, как большинство остальных, а с волосами светлее, чем у Олега — практически белобрысый. Конь под ним так и ходил, вскидывая голову и задом напирая на оказывавшихся слишком близко хангаров. Успокаивая его одними коленями, анлас оказался рядом с помостом; его лицо, верхового — вровень с лицом сидящего на досках Олега.

Глаза анласа удивлённо расширились. Но Олег опередил его, изумлённо выдохнув:

— Ва… дим?!.

Интерлюдия: «Мальчик»

Конец истории второй[95]

Олег Верещагин Я иду искать. История третья и четвертая

— Не отчаивайся. Мальчишкам всегда почему-то казалось, что ничего такого... героического им уже не достанется.

— А потом?

— Что потом?

— Ну... им всегда доставалось?

— Доставалось. Всегда. И ещё как!. .

С. Павлов. «Лунная радуга»

Светлой памяти: Желько Ражнятовича по прозвищу «Оркан»,  Симо Дрляка,  Эрнесто «Че» Гевары,  Петра Машерова,  Генерала де Вета,  Ивана Турчанинова,  лорда Джорджа Ноэля Гордона Байрона и сотен других, считавших, что чужого горя не бывает, а свобода и вера стоят того, чтобы за них драться.

С благодарностью и восхищением посвящает автор эту книгу.

Пролог Рассказывает ВадимГриднев

Он всё время: где, чего — так сразу — шасть туда!

Он по-своему несчастный был, дурак...

Владимир Высоцкий

— Влад, ты со своим Олегом прямо как педик носишься! — и, выдав это, Лидка завопила на всю улицу, пародируя Бориса Моисеева: — Голубая луна — голубая-а-а!!!

Разозлилась она по-настоящему. Ещё и потому, что я на её выпад не обратил внимания и молча проводил до дому, хотя она всю дорогу фыркала на меня злостью, как чайник «тефаль» кипятком. Дверь лифта Лидка захлопнула прямо у меня под носом — и я понял, что больше её не увижу. В смысле — в своём обществе. Не страшно.

Большинство девчонок — потрясающие дуры. Это не их вина. Самомнение, ядовитость, глупость и предательский характер (в отношении как парней, так и собственных подруг!) в них воспитали именно мы — мужчины. Это следствие западного цивилизационного подхода к женщине, как объекту поклонения и существу высшему. На Востоке, где женщину сравнивают по стоимости с мешком орехов (это в Коране записано!) у них таких закидонов не бывает.

Большинство наших девчонок — дуры. Повторяю это ещё раз. И ничто их глупейшество не раздражает до такой степени, как друзья — друзья мужа, жениха, парня. Потому что они являются нарушением права едино-личной собственности на влюблённое существо мужского пола. Друзья с точки зрения слабого пола — это в лучшем случае бездельники, которые отвлекают мужчину от поклонения кумиру. В худшем — собутыльники, извращенцы, преступники и социопаты. В этом случае девчонки судят по себе, потому что сами они дружить не умеют. Первый объект для выливания помоев за глаза у каждого существа женского пола — лучшая подруга. Объект для зависти — она же. Объект для демонстрации превосходства в чём угодно — тоже она. Исключений почти нет. Чтобы перевоспитать среднюю женщину — нужен талант, равный макаренковскому. У моего отца, например, получилось. Но он — исключение.

Так я думал, шагая домой вдоль Цны. Мысли были не раздражённые, а привычные и насмешливые. Девчонок за последние два года я поменял десяток, не меньше — они сбегали, не выдерживая моих запросов. Олег мне завидовал — у него девчонки не было, в их обществе он страшно стеснялся.

А я бы их всех поменял на него одного.

Ну вот. И вы, кажется, понимающе улыбаетесь? Ну и чёрт с вами, если вас тоже всё время на «луну» сворачивает. Что у кого болит...

Олег был моим лучшим другом. Нет, не так. Он был моим единственным другом, если честно. И мне почти не под силу представить, что когда-то было по-другому, и я не знал, что Олег вообще существует на свете.

А ведь было. И не так уж давно.

Несколько дней назад Олег уехал с родителями жить за город, на Эльдорадо — большой и обалденно красивый остров недалеко от Тамбова, где они получили в наследство какой-то дом. И ещё что-то, я не вникал, когда Олег рассказывал мне об этом. И провожать его я не пошёл, потому что было тошно.

Трудно дружить, если между вами — двадцать пять километров. Мы учились в разных школах, а встречались или специально после уроков, или в секции верховой езды при стадионе — собственно, там мы и познакомились ещё когда Олег был неуклюжим толстоватым пацаном, излишне тихим и боявшимся всего на свете. Но больше всего — насмешек.

Я считаю, что Олег — герой. Без шуток. На моих глазах он сам себя сделал. Self made man, как говорят англичане. Переломил. Переборол. И робость, и неуклюжесть, и насмешников. То, что мне, например, «дано от бога», как говорит наш тренер по самбо — ловкость, силу, уверенность — он выработал в себе сам. А начиналось всё с того, что я заступился за новичка, когда обычные шуточки с чисткой стойл и проходов между ними зашли слишком далеко, но наши ребята никак не могли остановиться — уж слишком потешным выглядел «жиртрест».

А дальше пошло само собой. Я болел за него на фехтовании. Он за меня — на самбо. В седле мы были соперниками и, хотя все признают, что у меня с лошадьми связь почти на генетическом уровне, Олег практически не уступал мне. Мы менялись кассетами, DVD, книжками, ходили друг к другу в гости как к себе домой, вместе были в походах на каникулах. Вместе гуляли с девчонками и жалели, что учимся не в одной школе.

И ещё. Когда год назад между гаражей за стадионом меня уже начали убивать — вшестером, обрезками арматуры — чтобы «не мешал людям делать бизнес» — Олег и на секунду не задумался. Словно по компасу, нашёл меня — хоть и не сказал я ему, куда иду! — и нас стало двое против шестерых. А это уже не так страшно. Потом мы смывали кровь с лиц — свою — и с рук — чужую — последним, почерневшим снегом, залежавшимся в простенке, в тени. И кто-то из тех козлов жалко хныкал, кто-то лежал молча — то ли потеряв сознание, то ли боясь, что будут добивать... а Олег ругался. Безостановочно ругался на меня, а я глуповато кивал и улыбался в ответ на его ругань.

Потому что знал: он всегда будет рядом. Даже если вдруг не окажется — возникнет, словно из ничего, из ниоткуда. Потому что с друзьями только так и бывает.

Этим летом мы собирались ехать в лагерь. Вместе.

Олег поехать не смог — много дел оказалось с переездом. А следом за ним не поехал и я. Внезапно вдруг совсем расхотелось, пусть вроде бы ничего не мешало мне ехать без него. Я разругался с ребятами, с руководителем и большую часть времени проводил дома, фактически ни с кем не общаясь...

Где-то в глубине души я понимал, что наша дружба закончилась. Нас закрутят, завертят десятки отдельных дел, отдельных забот — и через пару лет хорошо если мы будем просто заглядывать после секции в наше кафе. А скорее всего — просто станем разбегаться по своим делам сразу за воротами с лошадиной головой, махнув друг другу рукой.

И оба будем притворяться, что мы ещё дружим. И вымучивать слова для разговора, состоящего почти целиком из неловких пауз.

Это взрослым для дружбы не помеха и тысячи километров. Потому что у них есть десятки более важных, чем дружба, дел...

...Я обнаружил вдруг, что иду по берегу Цны, время от времени кидая в зеленоватую спокойную воду одинаковые ровные гальки, набранные в горсть. Прошёл мимо дома. Я высыпал оставшиеся камешки у берега, пихнул локтем сумку на боку и подумал, что домой не хочется. Отец сегодня до утра в агентстве, а мама — что мама? Она не понимает и десятой доли из того, что интересно для меня. Отличная жена для моего отца, преуспевающего частного детектива. Отличная хозяйка дома — в меру богатого, благоустроенного её руками. Заботливая мать для меня.

Я её не любил. И знал это, и уже давно не пугался, как испугался первый раз, когда понял это пару лет назад. До сих пор помню свой испуг...

Я к ней привык, но не любил. Повторяю. Так бывает, что бы вы не думали.

Повернувшись, я пошёл в сторону дома. Спешить было некуда.

* * *

— Вадик, обедать будешь?

— Нет, мам.

Я прошёл в свою комнату, не глядя, ткнул пальцем в кнопку центра. ДДТ — старый концерт, вот что оказалось на диске, который я поленился вытащить вчера вечером.

Около окна — наискось, чтобы свет по вечерам падал правильно — стоял на подрамнике большой лист пластика, на которых я предпочитал рисовать. Картина, когда-то подаренная мной Олегу, тоже была нарисована на таком. С этого листа через плечо улыбалась мне одна девчонка из нашего класса. Она стояла на фоне стены — голая, как позировала мне в этой комнате. Получилось здорово. Как живая. Мать видела эту картину и восхищалась тем, как хорошо рисует её мальчик, какой он настоящий художник, как позируют ему раздетые натурщицы...

Нет, правда, здорово нарисовано.

Не сводя с картины глаз, я нашарил на углу стола открытую коробку с красками. Не глядя, свинтил с тюбика, который попался в руку, колпачок. И, выбросив руку вперёд, словно в ней был пистолет, выстрелил в рисунок.

Жжёная кость. Очень удачно.

Подойдя, я размазал краску тряпкой для кистей — так, что лист пластика превратился в нечто непонятное. А, вот. Можно назвать: «Осьминог спасается от опасности.» Чем плохо?

Выкинув вперёд кулак, я пробил лист насквозь.

— Вадик, что там у тебя?

— Ничего, мама, — ровным голосом отозвался я. И зажмурил глаза — перед ними встала подаренная Олегу картина. Она висела у него в спальне. И на новом месте он её повесит тоже.

Наверное.

Кулак я себе расцарапал — в нескольких местах бисерными строчками выступила кровь.

На секунду мне захотелось разбить центр. Желание было таким сильным, что я почти представил себе, как его остатки валяются около столика. А потом, когда я справился с собой, неожиданно накатила дурнотная усталость. Всё вокруг заколебалось, стало зыбким и неправильным. Я дотянулся до самодельного пульта, лежащего там же, на столике, щёлкнул кнопкой, зная, что сейчас над моей дверью зажглась снаружи надпись: «НЕ БЕСПОКОИТЬ!» Подтащился к своей кровати и свалился ничком, успев подумать с ясным изумлением, что, похоже, заболел.

Дальше ничего не помню...

...Не нужно было мне смотреть на часы, чтобы понять — ночь. В комнате царила темнота, только разорванная тенью дерева полоска света от уличного фонаря лежала наискось от стола до подоконника — и ломано взбиралась на пластик с чёрной дырой в центре.

В доме было тихо. Дурнота прошла, я был голоден и кроме того понял, что полностью выспался. От того, что спал в одежде, чувствовал себя помятым и грязным.

Ну что же, нет худа без добра. Я любил не спать по ночам, когда была такая возможность. Ночью никто не мешает думать, читать, слушать музыку. Мечтать, наконец. Это здорово получалось вдвоём с Олегом, особенно летом на даче у него или у меня.

Я потёр лоб и решил, что начать ночь надо с того, чтобы спуститься на кухню и поесть. Потом... может быть, позвонить Олегу? Такая простая мысль мне в голову не приходила. Попросить извинения за то, что не пришёл проводить и толком даже не попрощался. И договориться о встрече. Вряд ли он пригласит меня к себе сейчас — там полно хлопот, на новом-то месте... но, пока лето, можно увидеться и просто так, где-нибудь.

Точно. Надо позвонить. А то я что-то уже несколько дней умираю раньше времени.

Я бросил взгляд на часы. Первый час! Я проспал полсуток! Нет, точно на меня напал какой-то вирус... Но звонить Олегу, пожалуй, опрометчиво, он скорее всего спит.

Ладно, позвоню утром. А сейчас — на кухню, подумал я, чувствуя, что моё настроение сейчас — лучшее за всю последнюю неделю, не меньше. Может, Лидка — энергетическая вампирша, парализовавшая мою волю и мыслительные способности?

Все девчонки в каком-то смысле — вампирши.

Я не успел развить эту мысль — телефон на стене у двери зазвенел. Это оказалось до такой степени неожиданным, что я вскинулся, не понимая в первую секунду, что произошло. Потом, всё ещё недоумевая, но уже поспешно, подошёл к телефону. Мог позвонить отец — предполагая, что я не сплю, а вот мать можно и разбудить. Правда, непонятно, что ему нужно, ну так...

— Да? — спросил я в трубку.

— Вадим, ты?! — резануло ухо незнакомым хриплым воплем. Чей-то идиотский прикол — может даже, из лагеря звонят, чтобы в очередной раз живописать мне, чего я лишился. Я разозлился, но ответил спокойно:

— Да, кто это? — чтобы сразу дать понять, что не настроен стебаться. Но уже в следующую секунду едва сдержал радостное восклицание — голос Олега (теперь хорошо узнаваемый!) почему-то зашептал:

— Вадим, это я, я, Олег...

Что-то там было ещё. На заднем плане. За фоном голоса моего друга, угадавшего мои мысли. Словно кто-то стучит в дверь... Они там что — ремонтом занялись, в первом-то часу ночи, мимолётом подумал я, ответив:

— Олег? Ты с Эльдорадо звонишь, что ли?

Я хотел сказать, что сперва не узнал его и спросить, с чего у него такой бешеный голос был — но Олег снова заорал:

— Да! — и дальше последовало такое, что я окаменел, пытаясь разобраться, а уж не продолжение ли это непонятного то ли сна, то ли обморока?! — Вадим, я тут один! Двое ломятся в дом, слышишь?! Звони в ментовку! Скорее!

Столько ужаса было в его голоса, что я поверил мгновенно. И так же мгновенно спало оцепенение:

— Сейчас! — крикнул я. Олег дышал в трубку — и там, за этим дыханием, я услышал звон и хруст посыпавшегося стекла. — Олег! — завопил я. — Убегай из дома! Или запрись, я звоню! Продержись, слышишь?!

Снова звон, треск — только где-то подальше, глуше. Дыхание Олега. И его очень спокойный голос:

— Поздно. Они уже в доме.

Он повесил трубку.

Секунду — не больше! — я стоял, сжимая в руке нагревшийся пластик. Ещё секунда ушла, чтобы вспомнить и набрать 02. Ответили сразу, и я, постаравшись справиться с собой, быстро заговорил:

— На Эльдорадо, в дачном посёлке, ломятся в дом. Там...

— На первый раз прощаю, — прервал меня голос дежурного. — Потом засечём твой телефон, пацан — и тогда держись.

Трубку повесили и здесь. Онемев от злости и растерянности, я стоял с ней в руке, думая, что делать. Точнее, пытаясь думать — мысли были отрывистые, похожие на вскрики. Позвонить ещё раз, а когда засекут и приедут — всё объяснить? Время! Да и станут ли слушать?.. Думай, думай...

Олег говорил — он один?! Значит, родители в городе?! Я набрал номер его старой квартиры. Никто не подошёл — и я поймал себя на том, что приплясываю от волнения на месте, как маленький ребёнок. Нет, никто не подходит. Господи, да куда же звонить?!

Отец! Конечно! Скорее...

— Сыскное агентство «Бульдог» слушает, — раздался в трубке голос Кольки, отцовского секретаря.

— Коль! — крикнул я. — Отец там?! Только быстро!

— Вад? — удивился он. — Что не спишь, в загуле?.. Нет, шефа нет, сказал — через пару часов будет. А что...

Застонав от ярости и досады, я швырнул трубку на рычаг. Куда ещё?!

Нет, стоп. Так я только теряю время. Надо действовать самому.

Помню, что я действовал так, словно спасение попавших в беду друзей было моим постоянным занятием. Метнулся к столу, на ходу накинув куртку — на всякий случай — выгреб из верхнего ящика деньги — рублей сто, около того, ссыпал их в нагрудный карман. В другом кармане у меня среди разной мелочи всегда лежал армейский складник «оборотень» — настоящее оружие, не подделка, у которой лезвие сразу разбалтывается и стопор рукояти слетает. Но... нужно что-то серьёзное. Быстро. Думать, Вадим, думать...

У отца — два пистолета. Тяжёлую итальянскую «берету», дорогущую и точную, как хронометр, он всегда носит с собой. Второй пистолет — наш, русский ИЖ-70-400 — отец держит в сейфе своего кабинета, и кода я не знаю. Но есть ещё один пистолет — газобалонник «Аникс» А-111, с ним отец тренируется, и лежит этот пистолет в ящике его стола!

Всё это я додумывал уже на бегу. Никогда и ничего я не брал у отца без разрешения, но... но сейчас форс-мажор. Он поймёт.

Пистолет лежал на бумагах. Это всё-таки было не совсем настоящее оружие. Его заряжали не патронами, а барабанчиком-клипом с пятнадцатью стальными дробинами, и выталкивал их из ствола сжатый газ вставленного в рукоять баллончика. Убить из такой штуки человека нельзя. Но — во-первых — легко напугать, «Аникс» — копия «смит-вессона». Во-вторых, скорость у дробинки — 150 м/с, если попасть в человека несколько раз подряд, то получается глубокая и сильно кровоточащая, очень болезненная рана. Так мне отец объяснил, когда учил стрелять из этого пистолета. А если подгадать в висок или в глаз — можно всё-таки уложить наповал, это он тоже говорил.

Я сунул пистолет в карман джинсов, ощутив, какой он увесистый. Эта увесистость прочистила мне мозги, я начал соображать. Решимости не убавилось, но сейчас я трезво оценивал происходящее.

Транспорт на Эльдорадо уже не ходит — поздно. Надежда только на попутку... хотя — может, мне повезёт и я наткнусь на милицейский патруль. Если высказать им всё в лицо — поверят, обязаны поверить. Если не повезёт — попытаюсь добраться один, а на развилке выскочу у поста ГИБДД, это верняк, а там — пять километров. Продержится Олег, или нет? Скорее всего, он убежит из дома, не станет же он стрелять по людям, даже если у него окажется под рукой одно из ружей...

«А ты станешь? — трезво спросил я себя, осторожно закрывая за собой дверь. — Зачем тогда ты взял пистолет?»

Нет, я не знал, смогу ли стрелять в людей. Да и глупо затевать перестрелку, имея газобалонник, с как минимум двумя грабителями, у которых может быть настоящее оружие...

...На улице было тепло — теплей, чем в квартире или на лестнице. Я наискось перебежал пустой, тихий и какой-то загадочный двор, чтобы проскочить в дыру забора и сразу оказаться на трассе. Удачно, что я живу так близко от неё... Сразу за дырой в кустах я налетел на бомжа, истошно завопившего спросонья, споткнулся, удержался на ногах и, перемахнув кусты, выскочил на обочину. Навстречу мне промелькнула машина. В остальном трасса была пу... нет, стоп! Из переулка за нашим домом выкатила легковушка — чёрная «ауди», насколько я мог различить ночью. Я бешено замахал рукой — машина остановилась, подбежав к ней, я дёрнул дверцу и сунулся в салон:

— Подбросьте на Эльдорадо, — выдохнул я в лицо мужика лет за сорок, изумлённо захлопавшего глазами. — Вы ведь в ту сторону?

— Я воще-то на Рассказово... — неуверенно ответил он. — А ты чё, один?

— Один, быстрее! — умоляюще выпалил я.

— Крюк... — колебался он, потом решился: — Ладно, полста. Идёт?

— Согласен! — облегчённо мотнул я головой, прыгая на сиденье рядом. — Только быстрей, ради бога...

— Не доись, успеем, — пробормотал он, но с места набрал приличную скорость. — Часом не от ментов драпаешь, пацан?

— Нет, — ответил я, вглядываясь в шоссе в поисках этих самых ментов — о, как они мне были нужны!!!

— А куда тогда заполночь?

— К другу на вечернику, — выдохнул я и добавил: — Быстрей, быстрей же!

— Вот заладил, — ухмыльнулся мужик, но прибавил скорость. — Тебе там куда?

— В дачный посёлок, — коротко ответил я.

Мужик кивнул и больше ничего не спрашивал, только знай выжимал газ. Скоро впереди я увидел огни поста ГИБДД и повернулся к водителю:

— Остановите здесь, пожалуйста.

Он как-то странно посмотрел на меня, кивнул... и проскочил мимо! Решив, что он не понял, я повторил:

— Мне нужно около поста выйти.

— Перетопчешься, — процедил он и вдруг, резко притормозив, повернулся ко мне: — Бабки гони и сваливай.

— Что? — у меня мгновенно пересохло во рту.

— Гони бабки и вали отсюда, — повторил он, сжимая кулак. — И спасибо скажи, что не прибил, придурок. Ну?

Он смотрел на меня с явной злой угрозой. Сказать, что я испугался — значит... соврать. Я мгновенно осатанел от злости и страха, что могу опоздать. Глядя водителю прямо в глаза (в его взгляде мелькнула растерянность, и я его понимаю — четырнадцатилетний мальчишка не попытался броситься опрометью из машины, не отдал покорно деньги, не начал беспомощно бормотать или звать на помощь!), я сказал раздельно, чуть дрожащим голосом:

— Ах ты мурло протокольное, — и, прежде чем он успел хоть как-то отреагировать, достал из кармана джинсов пистолет и направил его от живота в бок водителю.

Он опустил глаза — инстинктивно — и позеленел так, что стало видно даже в еле освещенной кабине. Очевидно, испугался до такой степени, что ему и в голову не пришло попытаться обезоружить меня или хотя бы предположить, что пистолет — не боевой. Его глаза быстро зашарили по мне, уставились в лицо...

— Не стреляй, — умоляюще пробормотал он таким голосом, что казалось — в обморок сейчас упадёт. — Деньги в бардачке, забирай... ключи вот...

— Пошёл на... — я сказал ему — куда, — со своими ключами и деньгами! Мне нужно в посёлок на Эльдорадо. Вези. Вздумаешь ещё шутить — получишь пулю в бок, понял?

Конечно, я говорил так, как говорят в кино. Но это подействовало. Он закивал, словно собачка на лобовом стекле его «ауди» и дал по газам, весь прижавшись к прижавшись к рулю и скорчившись, словно это могло его спасти от пули. Я привалился к спинке сиденья, продолжая держать пистолет у живота. Мне стало смешно и противно от трусости здорового мужика.

Хотя, нацель мне в бок пистолет — кто знает, как бы я сам себя повел? Неизвестно... одно знаю точно — не так! Я подумал вдруг, что могу его сейчас ограбить, раздеть, отобрать машину, заставить танцевать голым брейк на дороге — он все сделает, потому что хочет жить.

Но разве не все хотят жить? И все-таки есть люди, которых не заста­вишь что-то сделать против их воли... Такой — мой отец. И еще много та­ких. И что интересно — легче всех ломаются в опасности как раз те, кто при случае рад покуражиться над слабым. Это не сказки, это правда так, и не важно, о чем речь — сшибать рубли с мальков в школе, ограбить пассажира-подростка на дороге ночью, отрезать голову пленному. В масштабе — разни­ца, а ведут себя похоже, чуть прижмет.

Если те, кто влез к Олегу в дом, такие же — посмотрим.

Может, правильней было бы вернуться на пост? Но мужик мог заорать, что у меня «пушка» — и пошло бы... Придется одному.

Тот, кто никогда не был ночью вне города, не поверит, насколько тем­ной может быть даже лунная ночь в лесу. Мы пролетали мимо сплошной сте­ны черноты — слева и справа, я не успевал различать отдельных деревьев или кустов. Потом впереди и левее замаячили редкие огоньки на разных уровнях — и я неожиданно и словно бы ни к селу ни к городу вспомнил, как Фродо с товарищами, переправляясь через реку на пароме, видят ночные ог­ни Брендинорья...

— Приехали, — тихо сказал мужик, — это... поселок. Тебе куда?

— Дача Марычевых, — без особой надежды ответил я. — Знаешь?

— Генерала Марычева? — уточнил он, и я мысленно поднял брови: ого, я и не знал, что дед Олега — генерал! — Знаю. Это... подвезти?

— Не надо, — я открыл дверцу, оглянулся — и мужик заерзал: боялся, что я решу его прикончить. Вместо этого я бросил на сиденье ощупью найденную в кармане купюру — это и оказался полтинник. — Держи, шакал. И пошёл от­сюда, ну?!

Надо сказать, он не заставил себя дважды просить — только гравий зашуршал из-под колес, да замигали между деревьями задние огни. А я оста­лся стоять на ночной дороге, прислушиваясь и приглядываясь. Ночь была теплая, тихая. Огоньки светили умиротворяюще — на какой-то момент мне даже по казалось, что все, сказанное Олегом по телефону — чушня. Но я помо­тал головой и стал прикидывать, как найти Олегову дачу. Может, зря я этому козлу не разрешил меня подвезти по ближе? Нет, от такого не знаешь, чего и ждать... неподалеку от меня посверкивали металлом новые ворота из алюми­ниевых трубок — как их только народ на цветмет не оприходовал? Так, это, значит, въезд на главную «улицу». Лучше бы выйти к Олеговой даче с тыла, только вот как я туда пробраться?..

...Девчонка была босиком — шла, качая туфлями в руке, поэтому я ее не услышал.

Девчонка была выпивши — и меня не увидела тоже, пока не ткнулась носом в мою спину.

Я от неожиданности подскочил, тут же обернувшись и выставив перед собой пистолет — просто чудом не выстрелил.

— Здррсьть, — вякнула девчонка, увидела оружие, наведенное ей в район солнечного сплетения (открытого, кстати, ярким, как оранжевый сигнал светофора, топиком!) и добавила: — У мня ниччо нет. А ес-с-с-ты надругаться хо­чешь — п-шли, — она ухватила меня за рукав и целеустремленно, хотя и не­сколько зигзагообразно двинулась к ближайшим кустам: — Счас надр... надр... гаешься. Тока без из... извращений, я девушка п-рядочная...

— Погоди, — я попытался ее остановить, но она перла, как тягач, что-то бормоча, и я рявкнул: — Да стой же ты ненормальная!

Она остановилась, как вкопанная. Слегка отстранившись, посмотрела мне в лицо и разочарованно сказала:

— Так ты этот... г-гей?

— С чего ты взяла? — не смог не поинтересоваться я.

— А с того, что нормальный парень, — она покачала у меня перед носом пальцем с облезшим (или обкусанным?) лаком, — так бы не говорил. Он бы сказал: «Стой, твою...» — и она выдала тираду, которую по ее мнению, должен был выложить нормальный парень. Потом неожиданно начала хлюпать и сообщила, что у нее вообще день невезучий — деньги, на магнитофон она проиграла, ее парень гуляет с другой, а ее назвал «малолеткой» и сказал, чтобы села зуб­рить на осень, а еще...

— Погоди! — рыкнул я на нее, вдруг сообразив, что она младше меня, а все остальное — сантиметровый слой неплохо наложенной косметики. — Слушай внимательно — покажи мне дачу Марычева. Только тихо.

Она еще несколько секунд размышляла, до водя меня до кипения, а потом ответила решительно:

— Не. Не покажу. Ты грабитель, а там такой клевый дед живет... — она заду­малась и честно поправилась: — Жил. Пс-с-сти, а то закричу. Ой, мама, что это?!

Я уж было думал, что она начала кричать, но сказано это было тихо и скорее уж с изумлением, а не со злостью, страхом или просто громко, Да и смотрела она мимо меня, куда-то на дачи... Я невольно проследил ее взгляд и в первые мгновения не увидел ничего примечательного. Дачи стояли тем­ные, в двух или трех горели огоньки...

А в одной — с такой штукой наверху, которая называется «мансарда», скрытой высоченными деревьями — огонек в этой самой мансарде ДВИГАЛСЯ. Словно кто-то ходил с фонариком.

— Это там, — пискнула девчонка, кажется протрезвевшая у меня под мышкой.

— Это дача Марычева? — опросил я, чувствуя, как напряглись все мышцы, а волоски на теле поднялись, словно наэлектризованные. — Слушай, юная правонарушительница. Мчись со всех ног к участковому, к сторожу — к любым вла­стям. Все расскажешь. Я на даче.

— Не ходи, — неожиданно снова воспылав ко мне любовью, вцепилась она в рукав куртки. — Ой, не ходи, не ходи, неходи-неходи-неходи-неходи-и-и-и...

Она заныла, как комар, но я вырвался и, перемахнув забор, побежал мимо дач, тонувших в темной зелени — не сводя глаз с перемещающегося огонька в мансарде. Конечно, разумней всего было не входить туда, а дождаться взро­слых с настоящим оружием. Наверное, я бы так и сделал. Но меня беспокоил Олег. Если он успел уйти — тогда ладно. А если бандиты его захватили?

Точно я этого не знал. А ждать — не мог. Это было бы не по-мужски.

Оставалось надеяться, что загулявшее недоразумение добудет мне хоть кого-нибудь в помощь. А я...что же, стрелять буду первым и в глаза.

Помоги, господи.

Калитка на участок была открыта. Отсюда, с близкого расстояния, дом оказался почти не виден, только мансарда торчала, но и там огонька уже не было. Бесшумно и быстро ступая, я крался по аллее, стараясь держаться в тени кустов и не сводя глаз с двери, которую уже видел.

Луна отражалась на стеклах. На ВЫБИТЫХ стеклах. Часть застекления зловеще чернела, проломами. Подойдя ближе, я увидел, что выбито и окно вдо­бавок — около угла.

Потом я споткнулся о труп.

Я сразу понял, что это труп — и взмок, застыл, не в силах опустить го­лову, потому что это мог быть только Олег. Я стоял, замерев, ощущая носком кроссовки тяжелую, неживую, мягкую податливость и заставлял себя по миллиметру опускать голову...

...Стыдно, но мне стало легче, потому что это был не Олег, а какой-то незнакомый мужчина — настоящий гигант. Вокруг него сохло целое озеро крови, куртка и рубашка были распороты — и закинуты на голову, а брюки распо­роты тоже и сорваны до колен. Так показывали убитых чеченских бандитов — ну, после того, как их обыщут спецназовцы. И я понял, что убитого обыскива­ли.

А еще — что в доме никакие не грабители.

Может быть, именно эта мысль спасла мне жизнь, потому что, я невольно отшатнулся от трупа и вскинул голову, глянув в сторону крыльца.

Дверь открылась — неспешно, по-хозяйски ее открыли. И я услышал го­лоса.

Мамочки, что это были за голоса! Так говорил робот Вертер в старом фильме «Гостья из будущего» — без интонаций, совершенно правильно и бесстрастно. Оба голоса звучали одинаково — обалдев, я даже не сразу понял, что разговаривают двое...

— Старик был хитрой сволочью. Этот музей нам ни к чему. Результат нулевой. А главное — ЭнТэ пропал.

— Старик тут не при чем. Глупой славянской свинье мы должны быть благодарны — мы вели его от самых ворот Виард Хоран. Теперь ЭфТэ тоже больше не существует. Жаль, что старый механик успел принять яд.

— Никто не мог предположить, что он носит с собой яд. Да это и не важно. Меня больше беспокоит сбежавший мальчишка. ЭнТэ у него.

— Он все равно, что мертв. О нем даже докладывать не нужно. В наших местах ЭнТэ ему бесполезен. А ЭфТэ для возвращения он не найдет — последняя бы­ла в Виард Хоране. И скорее всего мальчишка попал прямо в руки к нашим.

— Это было бы великолепно... Но ты не учитываешь возможности того, что он случайно нажал кнопку одной из работающих ЭфТэ — это ведь лишь говорят, что в Виард Хоран не была последняя. А мы-то знаем, что еще две или три не найдены...

— Даже если ему сказочно повезло — он скоро проклянет свое везение... — раздался совершенно человеческий смех, причем я мог бы поклясться, что по смеху говоривший моложе, чем по голосу. — Он погибнет за считанные дни.

— Ты забываешь, что здесь, на Земле, тоже есть ЭфТэ.

— Они все не действуют. Жаль, что не удалось найти бумаги по «Господней Стреле». Неужели старый кретин их уничтожил? Хорошо, пойдем, мы и так за­держались сверх расчетного времени. Сейчас откроют канал.

Я слушал это, перестав дышать. Разговор был непонятным и диким. От непонятности чувство опасности стиралось, оставляя какую-то игру — этого ощущения не мог нарушить даже труп под ногами. Я взял на прицел дверной проем... но потом — передумал и тихо-тихо отступил в кусты, придерживая ветви руками, чтобы не раскачивались. Закрыл глаза — не от страха, а пото­му — что в лунную ночь глаза легко выдают любую засаду.

Судя по всему, Олег от них сбежал. Только их это не беспокоило — а меня беспокоило очень, уж больно странно они говорили о его побеге... Я как раз думал об этом, когда они прошли мимо меня — бесшумно, я ощутил запах какой-то мужской парфюмерии и — легко! — сгоревшего бездымного пороха. Боевого пороха...

Где же эти чертовы власти?! Хоть сторож с двустволкой! Стиснув зубы, я вскинул пистолет и мягко шагнул из кустов, собираясь стрелять без раз­говоров.

И застыл — застыл, откинув челюсть и расставив ноги в стрелковой стойке. Потому что людей я не увидел — а были две темные фигуры не фоне слепящего, но холодного диска алого пламени. В него медленно входили эти двое. И оттуда — из пламени — вполне живой мужской голос что-то взволнованно говорил на незнакомом языке.

— Стой!!! — заорал я, несколько раз подряд стреляя в того, что слева и бросаясь вперед на. Правого. Почему-то очень-очень далеко послышался ок­рик — мужской голос кричал: «Стой, стрелять буду!» Дважды выстрелил «макар», кто-то еще что-то крикнул, совсем неразборчиво уже. А я не мог по­нять — держу я того, в которого вцепился, или нет, стою на ногах, или па­даю, а если падаю — то куда и что означают выкрики — на этот раз совсем над ухом:

— Байра каурус... вриканер... байра каурус, ка-у-рус!!!

И вдруг — как удар ножа или электрическая искра, холодная и мгнове­нная:

— Беним строк!

Воздух тяжело толкнул меня в грудь, впихнул в глотку рванувшийся крик, заткнул рот жестким кляпом. Я увидел совсем близко колышущиеся ме­телки травы — и...

История III Конь, стрела и вольный ветер...

— Чего спрашиваешь? — насмешливо сказал Тимур, привычным движением забрасывая руки за голову и поправляя мечи. — Бегать надо, бегать!

— Думать тоже полезно... если умеешь, — отпарировал Крис.

С. Лукьяненко. «Рыцари сорока островов»

Вадим пришёл в себя от того, что земля, на которой он лежал, мягко, но отчётливо заколебалась.

Ни на секунду он не придумывал себе, что лежит в кровати, а всё, что было — дурной сон. Его кровать, конечно, не пуховая перина, но никаких комьев в ней до сих пор не наблюдалось. Кроме того, для кровати было прохладно, хоть и лежал он почему-то одетый. В кровати не пахнет... он не мог определить, что это, но в кровати так не пахнет — точно. Нет в кровати и тихого, но постоянного и всеобъемлющего звука «скр-р-р-р», несущегося разом отовсюду.

Наконец, кровать не скачет по полу.

А пахнет так — в степи или больших лугах. Ему всегда нравился этот запах — сухой, горячий, чуть сдавливающий горло запах большого летнего простора.

Только теперь Вадим начал ощущать собственное тело. Во рту был вкус крови — губа припухла. Болело правое плечо, на которое он упал, свалившись с... из... от... откуда? Все последние события он помнил великолепно, но ЧТО произошло в целом — не мог понять.

Кривясь — не столько от боли, как от досады на себя — мальчишка сел на корточки. Машинально подобрал и сунул в кардан пистолет. Интересно, попал он в того?.. Со всех сторон его окружала высокая, беспокойно шелестящая (ск-р-рр-р!) трава — гибкие стебли возносили пушистые метелки на полуто­раметровую высоту. На такой же траве он и лежал — на целом упругом мате, смятое его падением. Падением с немалой высоты, надо сказать — это было видно.

Вот и задачка — как упасть с ровного места, с тропинки на дачном участке — в степь, да еще так, чтобы помять траву, бухнувшись метров с... с трех, не меньше.

Да очень просто. Если брать бульварные газетки — это случается сп­лошь и рядом. Вот и твоя очередь пришла, товарищ, быть похищенный зелеными человечками на предмет изъятия гениталий и гипофиза... Вадим с отвраще­нием сплюнул сгусток крови и пыли. Сплюнул снова, потом — в третий раз. Потом — поднял голову.

Сперва ему по каралось, что он сошел с ума... а точнее — спит. Только во сне звезд могли быть сотни, сотни — не острых колючих иголочек, а разноцветных шариков, пушистых, как семена одуванчика! Белые, синие, зеленые, красные, желтые, голубые, мерцающие — всех цветов, которые только угадываю­тся в свечении, видимом на Земле, тут они висели над головой так низко, что их можно было коснуться рукой! — Ой, — вырвалось у Вадима, и он встал, подняв ладонь.

И тут же сел снова, не сдержав крика. Ему показалось, что он падает... падает ВВЕРХ.

Осторожно, придерживаясь за стебли травы — прохладные и сухие на ощупь, — словно они могли уберечь его от противоестественного падения вверх, Вадим распрямился снова. Голова резко закружилась, но он заставил себя смотреть.

Ужасающе близко, прямо перед лицом, висел, занимая треть неба, неяркий, отсвечивающий красноватым диск. Он был так близко, что Вадим видел лунный пейзаж поверхности — кратеры, горы, хребты — знакомый по снимкам. Точнее — пейзаж был иным. Все, как на Луне — но не Луна... Не Луна.

Мальчик отвернулся — осторожно, словно опасался, что этот непонятный диск рухнет ему на спину. И замотал головой. Над горизонтом резво и отчётливо бежал по небосклону нестерпимо-синий, сапфировый кружок еще одной планеты.

А вокруг был мир движущихся теней. Они ползли по земле, по траве, скрещивались, меняли цвет, сливались и порождали друг друга. Во все стороны, сколько хватало взгляда — а горизонт по ощущению был не дальше и не ближе земного — лежало колышущееся волнами море все той же травы. Ему не было конца.

Посреди этой потрясающей — спору нет! — красоты стоял Вадим Гриднев. Он стоял, опустив руки, глядя на носки своих кроссовок, без мыслей и даже без отчаянья. Просто впервые за все свои пятнадцать лет он не знал, что делать. То есть — был лишен того, что было ему опорой в любой момент нелегкого существования в типичном русском областном центре на исходе XX века.

Был лишен ЖИЗНЕННОГО ОРИЕНТИРА.

Да и географического, если на то пошло.

Нет, он не пытался отпихнуть от себя мысль, что оказался на другой планете. Не пытался себя убедить в том, что сошел с ума или, раненый бандитами, лежит в палате больницы. ВСЕ БЫЛО, КАК БЫЛО. ОН ВИДЕЛ ТО, ЧТО ЕСТЬ.

А дальше?

Он подумал, что никогда не вернется домой, но не испугался. Не это было страшно. Больше того — даже сейчас Вадим был уверен, что способ вернуться домой ЕСТЬ. Раз он попал сюда — значит, можно попасть и ОТСЮДА. Но вопрос даже не в сложности или простоте этого способа.

Вопрос в том, что непонятно — СОВЕРШЕННО непонятно! — С ЧЕГО НАЧИ­НАТЬ СВОЕ спасение.

Представьте это — и вам станет ясно охватившее Вадима оцепенение.

«Мог бы и в здешний океан попасть,» — шевельнулась вдруг одинокая мысль. Встала на ножки, отряхнулась, деловито огляделась... (именно так се­бе всё это представил Вадим.)

Он улыбнулся своей мысли и огляделся снова, подняв голову — но уже не восхищенно или растерянно, а цепко, внимательно. Из степи надо было выбираться. Такая высокая трава шевелилась даже без ветра, шумела — тигр подкрадется, и не заметишь... Есть ли тут крупные хищники и когда они охотятся? На эти вопросы ответов тоже не имелось, но Вадим не дал себе раскиснуть вновь и зашарил по карманам.

Была одежда. Кстати, в куртке жарковато... Были часы — пригодятся, если не время показывать, то еще для чего-нибудь. Был пистолет — и в его клипе оставалось двенадцать зарядов. Деньги были — абсолютно ненужная вещь... Нож — его можно легко превратить в настоящее копье, у него для этого рукоятка приспособлена... Ключи от дома. Большая петарда. Зажигалка — полная. Новенькая. Какая-то цепочка — Вадим и сам не помнил, как она по­пала в карман. Зеркальце-гелиограф, небьющееся, полированная сталь. Моток медной проволоки. Палочка от чупа-чупса. Блокнот, ручка, карандаш, калькулятор с солнечной зарядкой.

Все.

Вадим снова посмотрел в небо — и неожиданно узнал Большую Медведи­цу. Расплывшуюся какую-то, удлинившуюся — но ее! Точно — ее. Почему-то это зрелище ободрило мальчика — словно сигнал, что...

Итак — задача-максимум. Вернуться домой. И задача-минимум — выбраться из степи. Вадим покусал губу. Похоже, в этом мире есть те, кто мог бы его вернуть обратно... но, судя по их поведению — они вряд ли станут это делать. Ну что же — может, есть не только они?

Он снова посмотрел на Большую Медведицу и подмигнул ей. Потом — за­крыл глаза, сделал несколько оборотов на месте и, открыв глаза, зашагал туда, куда оказался лицом,

Прямо на красноватый огромный диск.

* * *

Идти в траве оказалось нелегко. Она достигала груди, а местами скры­вала с головой — иной раз казалось, что проталкиваешься через бесконечный слой теплой ваты. Вадим стащил куртку и обвязал ее вокруг пояса, но плотная рубашка вымокла насквозь и противно липла к телу, а снять ее мальчишка не решался — оказалось, что в траве живут какие-то тварюшки. Размером с комаров, но бескрылые, они кусались куда больнее своих земных собратьев — прыгали с метелок, норовя угодить на голую кожу, и места, уку­сов зудели нестерпимо. Пару раз Вадим замечал и более крупных существ — похожие на обычных летучих мышей, они бесшумно пикировали вниз откуда-то с неба, шарахались от Вадима, но ловко подхватывали прыгучую гнусь прямо с метелок травы, за что Вадим проникся к ним известной симпатией.

Довольно быстро разрешилась и тайна того землетрясения, которое при­вело Вадима в чувство. Он как раз поднимался на, отлогий, почти незаметный пригорок, когда снова ощутил это подрагивание и обернулся, как будто его стукнули в спину, готовый увидеть что угодно — вплоть до самых жутких вещей.

А вместо этого увидел коней.

Табун голов в сто неспешно рысил через траву куда-то метрах в трехстах от мальчишки, застывшего на середине подъёма. Это были самые обычные кони, и странное светило красило их спины в тревожный алый цвет. Бы­ло слышно, как ржут и взвизгивают, вставая на дыбы, жеребцы. Впереди шли вожаки — пять могучих, рослых коней, резко встряхивающих гривами. Яркая и светлая здешняя ночь позволяла рассмотреть их во всех подробностях.

Вадим растерялся куда больше, чем в момент, когда понял, что находит­ся на другой планете. Кони были совершенно земные, только не такие мел­кие, как дикие лошади Земли. Скорее они походили на табун, который гонят на водопой... но Вадим хорошо разбирался в лошадях, любил их и понял с первого взгляда, что этих коней рука человека никогда, не касалась.

Табун прошел мимо, даже не обратив внимания на одинокую человечес­кую фигурку на склоне холма, стоящую по пояс в траве. В степи они были сильнее всех, их сторонились самые могучие хищники — никто не мог бы ус­тоять перед яростью слитного напора сотен мощных копыт. А человека они не видели никогда, и даже помыслить не могли, что Вадим смотрел им вслед с завистью, оценивая, какого из жеребцов можно было бы выбрать под седло.

Впрочем, это были только мысли. Когда первая оторопь прошла, Вадим вполне мог отдать себе отчет, что при малейшей попытке покуситься на лю­бого дикого коня он был бы разорван и растоптан остальными. Для такой охоты нужно уже быть верховым и иметь аркан...

Мальчик вздохнул, уже не пытаясь понять, откуда здесь земные кони. Тем более, что его уже начала беспокоить другая проблема. Спать он не хо­тел — может быть, потому, что успел поспать дома (совсем недавно, кстати!), а может быть — из-за нервного напряжения. Но он хотел есть и сейчас горь­ко жалел, что не поел... не поел на Земле. Вообще-то, тут должны быть пти­цы, а из газобаллонника их вполне можно подбивать... но только сейчас они сидят, наверное, на гнездах — если только случайно вспугнешь. Да и потом, одернул себя Вадим, если тут есть лошади — не значит, что есть и птицы. Может, в этой степи всей живности — одни лошади, прыгучие тварюшки-кусачки, да эти летучие мыши?

Тогда плохи дела.

Если бы кто-то сейчас спросил Вадима, как он может быть так споко­ен, он бы и в самом деле спокойно ответил: «А что мне, головой о землю биться? Кому от этого будет лучше?» Мальчишку в самом деле занимали в осно­вном практические вопросы, первым из которых было — где достать еду?

Тем временем огромное ночное светило, которое, признаться, здорово нервировало Вадима, начало потихоньку сползать за. горизонт. Вторая здеш­няя луна — синий кружок — продолжала неутомимо бегать за спиной парал­лельно горизонту. Да, земные ориентиры и приметы тут не годились. Не опре­делишь даже, сколько времени или где какая сторона света... Конечно, Поля­рная звезда — вон она, ее видно и тут... вот только указывает ли она тут на север? На часах Вадима было половина четвертого утра. На Земле в это время уже светать начинает. А здесь? Похоже, и часы тоже не годятся...

И все-таки он неутомимо шагал в выбранномнаправлении.

Когда первая луна скрылась совсем — почти тут же подул резкий те­плый ветер. Он дул как раз оттуда, куда она угла — в лицо Вадиму. Степь, и без того не спокойная, пошла, волнами, забушевала. А слева — там, куда уска­кали кони — небо вдруг начало светиться. Словно кто-то огромный положил на сизую наковальню-горизонт длинную тонкую полоску раскаленного клин­ка... Это сияние ширилось, росло ввысь — и Вадим понял, что это не степ­ной пожар, как ему показалось сначала.

Это всходило здешнее солнце. Какая-то звезда, расположенная черт знает за сколько миллиардов километров от Земли и, может быть, даже не отме­ченная в земных каталогах.

Но для здешнего мира это — солнце. Значит, и для него Вадима — тоже, во всяком случае — пока.

Ветер рванул особенно яростно — и мгновенно улегся. А где-то в тра­вах — в нескольких местах одновременно — послышались тонкие звуки, по­хожие на капель. Еще, еще, еще... в другом, третьем, сотом месте оживали эти странные, непривычные, но красивые звуки.

Раскаленный докрасна шар поднимался над горизонтом, и звезды в не­бе бледнели и... нет, не гасли. Они оставались — почти незаметные, но все-таки различимые дневные звезды. Шар остывал, уменьшался, взбираясь в не­бо — так же, как Солнце на Земле...

Вадим шмыгнул носом. Удивился сам, шмыгнул снова, помотал головой и, отвернувшись, сердито зашагал дальше — наперегонки с резкой косой тенью, прыгавшей по траве.

Однако, на этот раз он сумел сделать не больше сотни шагов. Трава, ставшая вдруг особенно густой и сочной, кончилась, дав место пологому берегу, похожему не лучшие тамбовские пляжи — из чистого, почти белого пес­ка. Песчаная полоска была узкой — не шире метра, а дальше начиналось — по­чти незаметно, такой прозрачной была вода! — ровное, почти без наклона, речное дно. И лишь поглубже колыхались тонкие нити зеленых водорослей, скрывавших настоящую глубину степной речушки, прямой, как стрела.

Только теперь Вадим понял, что больше, чем есть, ему хочется ПИТЬ. Он дернулся к воде — и остановился.

«Там, где легко пить, легко и умереть», — всплыли в памяти слова из прочитанной вместе с Олегом книги Хайнлайна. Книжка была фантастической... Но ведь и он — в Фантастической книжке. Иначе его место не определишь...

Вода на вид была спокойной и прохладной. Но теперь Вадим посматривал на нее с опаской. Черт его знает, кто живет в речушке? Может, эти водо­росли — просто-напросто живые и хищные? Да и потом...

Только усилием воли мальчишка заставил себя не хвататься за писто­лет. В данной ситуации он был бесполезен. Полезнее — единственно полезно! — было стоять совершенно неподвижно и даже не дышать.

Абсолютно бесшумно на противоположный берег — метров на двадцать выше по течению того места, где среди травы окаменел Вадим — вышло круп­ное медведеподобное существо. Лобастую медвежью голову и грузноватое туловище несли мощные, прямые ноги идеального бегуна — сразу было ясно, что зверь только кажется грузноватым. От середины костного валика, нависавше­го — над небольшими глазками и до крестца — остальное скрывалось в траве — по голове, шее и туловищу шла жесткая щетка длинных волос неопределенно­го пыльно-серо-зелено-желтого цвета, похожих на степную траву. Ноздри бо­льшого влажного носа ритмично подергивались, из-под верхней губы видне­лись прямые трехгранные клыки, сверкавшие так, словно зверь пользовался «Аквафрешем» по шесть раз на дню.

Зверь повел головой слева-направо, тихо то ли фыркнул, то ли хрюк­нул и неспешно наклонился к воде, начал лакать ее бледно-розовые языком. Он пил долго, можно даже сказать — со вкусом, а потом повернулся так же бесшумно, как и появился на берегу — и пропал в траве.

Вадим еще долго стоял неподвижно. За это время на водопой успели побывать несколько здоровенных бурых быков, как две капли воды похожих на виденных по телевизору бизонов, и только когда ушли и они — мальчишка перевел дух, пробормотав:

— Обделался легким испугом... — потом пощупал у себя джинсы (вполне се­рьезно) между ног и попытался убедить себя, что виденный длинноногий мед­ведь — животное наверняка ночное. Убедить получилось, но сразу же возник­ла мысль: а как же ночью?! Ему просто повезло, что на него не напоролся один такой экземплярчик... и кто поручится, что и на следующую ночь все обойдется?

Как, наверное, и все мальчишки Вадим мечтал о приключениях. Но он ни сном ни духом представить себе не мог, насколько беззащитным чувствует себя человек перед лицом на самом деле дикой природы без транспорта и огнестрельного оружия. Нет, здесь он не царь, а добыча — да еще из легких. Это нужно запомнить накрепко...

Он все-таки рискнул подойти к воде, перед этим как следует прислушавшись. Вода оказалась не такой холодной, как он думал, глядя со стороны Скорее даже — теплой. Зато Вадим смог выполоскать потную рубашку (благо, с наступлением утра тварюшки куда-то убрались!) и вымыться до пояса. Он с удовольствием выкупался бы, но после визита хищника это желание отступило на второй план.

В реке плавали рыбы, их было хорошо видно — плоских, медленных, чешуя которых отливала, красивым радужным блеском. Они бессмысленно смотрели на мальчика сквозь толщу воды. Потом рыбы с неожиданной резвостью порс­кнули в стороны, и появилась... щука. Самая обычная щука — почти метровое полосатое бревно.

— Что за планета такая? — пробормотал Вадим, выкручивая рубашку. При виде такой близкой рыбы голод, приугаснувший было от волнений и выпитой воды, вспыхнул с новой силой. — Палку бы...

Вадим с надеждой огляделся. Ничего, похожего на палку, кругом не бы­ло. Да и откуда ей взяться там, где никогда не росли деревья? Мальчишка смачно плюнул в сторону щуки и отправился искать брод.

* * *

Над степью кругами ходили птицы. На большой высоте — трудно было понять, что они собой представляют. Но Вадим готов был поклясться, что это обычные стервятники.

Он лежал на спине в траве, лениво щурясь в небо. Неизвестно было, годятся тут его часы, или нет, но время они отсчитывали точно. Он проспал больше семи часов — прямо на земле, подложив под голову скатанную курт­ку и засунув руки в карманы джинсов — разбудило его вновь уже знакомое подрагиванье земли. Очевидно, прошел неподалеку еще один табун.

Есть очень хотелось. Выросший в мире, где еда всегда была так или иначе недалеко, Вадим не мог всерьез относиться к мысли, что ее отсутст­вие может убить. Теоретически он понимал, что, если так пойдет дальше, го­лод ослабит его... но практически не мог заставить себя из-за, этого беспокоиться. Он просто лежал и смотрел в небо, собираясь с духом для того чтобы встать и двигаться дальше.

«А ведь они и надо мной кружат, — отметил Вадим, наблюдая за медленным, завораживающим движением хищников. — Похоже, думают, что я двинул коней... Ну уж нет!»

Он резко сел. Что-то с шорохом и писком бросилось прочь сквозь траву — судя по звуку, некрупное. Встряхнул куртку, завязал рукава вокруг пояса и, поднявшись, потянулся изо всех сил, словно хотел руками подпереть небо. Осмотрелся. В этой долбаной траве ни черта не было видно... но ему показалось, что правее — к западу от его курса — что-то темнеет. Какая-то полоса... Ну, хоть какое-то разнообразие.

Идти пришлось недолго. Уже через десять минут, морщась от резкого запаха, Вадим с недоумением рассматривал широкую — метров триста — вытоптанную полосу травы. Верхний слой земли превратился в серую легкую пыль, взвихривавшуюся при каждом шаге. Местами лежали длинные пряди шерсти — бурой, длинной. Кое-где в пыли еще сохранились следы копыт. Вадим догадал­ся, что стоит на «дороге», которой прошли перекочевывавшие бизоны. Одно из стад вроде тех, что несколько веков назад сотрясали землю Северной Амери­ки и на долгие часы останавливали прохождение поездов по порогам. Вместо того, чтобы замереть в изумлении и восхищении перед величием природы, Ва­дим порадовался, что не оказался на пути этого стада. Это было бы покруче конского табуна.

Вступить на вытоптанную полосу было страшно. И вообще Вадима все бо­льше и больше охватывало чувство неуверенности. Впереди была ночь, а до Вадима дошло, что степь может тянуться не сотни и сотни километров. Он стоял, озираясь, словно человек, выбирающий момент для перехода улицы с оживленным движением.

— Надо поесть, — сказал Вадим вслух. — Надо поесть обязательно... Черт, Олег, где же ты?

Он в самом деле почти не вспоминал об Олеге. Помочь ему в таком положении он не мог, самому бы уцелеть... Но сейчас неожиданно остро захоте­лось, чтобы Олег был здесь. Вдвоем они бы что-нибудь придумали. Обязатель­но придумали бы! А так...

Вадим сцепил зубы и заставил себя просвистеть несколько тактов пе­рвого пришедшего на ум: «Комбат-батяня, батяня-комбат...»

Стервятники — теперь Вадим видел, что это в самом деле обычные, с голой шеей,  гри­фы, премерзкие на вид, — ходили кругами очень близко. В полукилометре, не больше. И невысоко, отчетливо снижаясь. Черт, а что если там лежат остатки какой-нибудь удачной ночной охоты? Чем больше становился голод, тем слабее подавала голос брезгливость — зрелище обвалянных в земле ошметков трапезы того же «медведя» уже не вызывало особого отвращения. Зажигалка есть, нож есть, можно надрать сухой травы и худо-бедно поджарить мясо... Хищники ведь никогда не съедают всего целиком, что-нибудь, да осталось... Конечно, есть опасность наткнуться на самого охотника. Но можно подойти тихо, подкрасться как-нибудь...

Вадим побежал через бизонью «дорогу», как солдат под обстрелом. Ког­да он добрался до целой травы сердце подпрыгивало где-то в горле — не от усталости, триста метров — не расстояние... «Теперь — осторожнее, осто­рожнее...». В левой руке Вадим снимал почти бесполезный пистолет, в правой — раскрытый нож. Так он и крался через траву — почти не дыша, превратившись в слух...

Стервятники увидели мальчишку — от них-то прятаться было глупо. Разразившись мерзкими курлыкающими криками, они резко набрали высоту и продолжили свое кружение, признав право Вадима — более крупного хищника — на первенство в поедании... чего? Вадим пока ничего не видел и не слы­шал. Это обнадеживало. Значит, если там что-то есть, то охотник уже ушел. Только эта проклятая трава...

...Вместо крика из горла у Вадима вырвалось какое-то курлыканье — не хуже, чем у круживших над головой голошеих птиц. Он ожидал увидеть что угодно, готовился к зрелищу разбросанных останков, внутренностей, сохнущей крови... Первое, что он увидел — было острие меча с горящей на нем солне­чной искрой.

Острие было направлено в его сторону.

Второе — глаза, смотревшие безразлично и в то же время оценивающе.

Вскинув сразу обе руки, Вадим шарахнулся назад, в траву. Он почти вы­стрелил — встреча с человеком оказалась страшнее всего остального имен­но потому, что он к ней не готовился, он просто забыл, что тут могут быть другие люди!

Человек не нападал. Он вообще не двигался — сидел на земле, не сводя глаз с пришельца. Похоже, он был так же в напряге, как и Вадим, только лучше владел собой.

Несколько секунд от страха и напряжения Вадим даже не различал, кто перед ним — видел просто человека с мечом и не опускал руки с пистоле­том, готовясь сразу открыть огонь. Но неподвижность человека успокаивала. Вадим присмотрелся — держа незнакомца на прицеле, но уже спокойно.

И понял, что перед ним — подросток. Мальчишка, пожалуй — его ровесник. Загорелый, но от природы — белый, что называется. Широкоплечий. Одетый в кожаную безрукавку коричневого цвета со шнуровкой на груди, такого же цвета, вытертые кожаные штаны и высокие — под колено! — мягкие сапоги с завязками по верхнему краю; подошва сапог поблескивала металлом. На ши­роком поясе с большой чеканной пряжкой висели мохнатые ножны меча и еще одни такие же, но короче — из них торчала рукоять длинного широкого но­жа. Мальчик сидел, спиной опираясь на что-то вроде скатки, ремень которой на груди перекрещивался с ремнем от какой-то затянутой в чехол палки. Вадим не сразу понял, что это, но потом различил над плечом еще и алые оперения стрел — и понял, что эта палка — просто распрямленный, со снятой тетивой большущий лук.

Это не сходилось с тем, что Вадим уже видел. Пистолеты... люди в кос­тюмах... мгновенное перемещение в пространстве...

И — парень, словно из Юркиного клуба.

Мальчишка следил за Вадимом внимательными, жесткими серыми глазами, чересчур большими для узковатого, удлиненного лица с правильными чертами. Длинные светлые волосы оклеивала грязь, засохшая в них целыми комья­ми, словно он мыл голову в болоте — не сразу даже Вадим рассмотрел прос­тую кожаную повязку, не дававшую волосам падать на лицо. Рука, сжимавшая меч, не дрожала — сильный парень... Меч был длинный, узкий, с расширенным концом и двойным ребром, образовывавшим посередине лезвия глубокий дол-выборку, рукоять завершало что-то вроде короткого широкого кинжала — таким мечом при случае можно было драться обеими сторонами.

И еще... Сперва Вадиму показалось, что на правом запястье у мальчи­шки какой-то браслет. И только теперь он понял, что это — витая татуировка, изображавшая птицу, терзающую змею. Татуировка была серая, только глаза птицы горели алым, как раны.

Все это время мальчишка тоже изучал Вадима — откровенно враждебно уже, то и дело опуская взгляд на пистолет. И Вадим решился. Собственно, у него просто не было другого выхода.

— Я не враг, — сказал он хрипло, нарочито медленно убирая и пистолет и нож. — Понимаешь — не враг.

Мальчишка наморщил лоб, не опуская оружия. Вадим повторил те же сло­ва на английском и французском. Мальчишка вслушивался так, словно пытался понять чужую, но похожую речь. Все так же не опуская меча, он внезапно сказал:

— Ана кокс хызва ту каарт?

Голос у него был звонкий, но какой-то: надломленный... и он по-прежне­му сидел, что было в общем-то странно — если даже он подстерегал Вадима, прячась за травой, то довольно нелепо сидеть, когда враг рядом. Слов Вадим не понял.

— Я не понимаю, — сожалеюще сказал он, качая головой. — Но я — не враг, — он показал на себя, потом — на меч в руке мальчишки, покачал головой сно­ва: — Не враг, понимаешь?

Меч не опускался.

— Ту славас? — требовательно спросил мальчишка. — Ту праети сам оста?

— Не понимаю, — вздохнул Вадим и потер лоб. — Ват черт... Слушай, где я? Где я? — он потыкал себе под ноги.

Мальчишка, как ни странно, понял. Вздохнул, опустил меч. Покачал голо­вой и указал левой рукой на восток:

— Славь'йарр. — потом — на юг: — Хан'йгарр, — взмах на запад: — Марьяс ун Анлас, — он ткнул себя в грудь: — Ис анлас, анла-хинн. А ту?

Вадим неожиданно для себя улыбнулся — интонация превратила эти слова в привычное: «А ты?» — да и сами слова были похожи. Поэтому он ответил уверенно:

— Я оттуда, — и указал на небо.

Меч взметнулся молнией, нацелился в живот Вадиму. На загорелом лице мальчишки высыпал бисер пота, голос снова стал враждебным донельзя, каким не был даже в начале:

— Данвэ? Чаккир,Данвэ? Ту данванас?! Нейо саба, рашас...

— Ругаться и мы умеем, — пробормотал Вадим. — Что же делать, если мы не понимаем друг друга?.. Слушай, ты, — обратился он к мальчишке, который слушал его, весь напрягшись: — Я — оттуда, — он вновь ткнул в небо. Мальчишка тихо зарычал — как настоящий зверь, даже мороз по коже прошел: — Но я не данванас никакой. Я вообще не отсюда. Я русский. Из России, чтоб тебя черти взяли... имбецил мягкоголовый...

Денек вообще был не из легких. Но реакция мальчишки выбивалась даже из общего ряда произошедшего. Он уронил меч, вытаращил глаза, и завопил:

— Рашьяс?! Хай, до ту сам Рашьяс?! Ис маньяти ту славас — твас ступас ару, на спэта, ко нас, анлас... — он помедлил и жадно спросил: — Ту генас едан свас хызва? Ку воса? Ту едан? Твас...

— Подожди, подожди ты! — завопил Вадим в отчаяньи. — Я ничего не понимаю! НЕ ПОНИМАЮ Я !!! Где я?! Что это такое?! — он махнул вокруг себя рукой.

Мальчишка сморщился, хлопнул себя по лбу совершенно обычным жестом. Что-то пробормотал вполголоса, повторил жест Вадима и сказал:

— Сабо Эрд. Славас карт — Мир, — он вздохнул тяжело и, чуть покачивая го­ловой, печально закончил: — Тамас бьюл динам. Тамас гурта нас дама. Тамас ленг балам анлас, славас... — потом ткнул себя в грудь и добавил: — Мейс эмменс Ротбирт. Ротбирт.

— Вадим, — показал на себя Вадим. — Ты Ротбирт, я Вадим.

— Вайдомайр? — неожиданно улыбнулся Ротбирт. — Сабо нас эмменс — Вайдомайр...— и вдруг выдал: — Даварисщ... Рашия хороший... Побидам...

— Погоди! — Вадим, забыв про меч, рванулся вперед: — Погоди, откуда ты это знаешь?! Ты...

Он схватил Ротбирта за плечи, и тот вдруг скрипнул зубами и прохри­пел чужим голосом:

— Ис швайрас, Вайдомайр... ис ле... срвас...

И потерял сознание на руках Вадима, который только и смог озадачен­но сказать:

— Ни финты себе...

* * *

О чём во все времена говорили, говорят и будут говорить между собой мальчишки?

О девчонках, об оружии. О том, что необходимо и вполне возможно завоевать весь мир... Вот только как быть, если твоё новый знакомый, может, и не прочь поговорить обо всём этом, как и ты — да только знает на твоём языке два десятка невесть как попавших к нему на язык исковерканных донельзя слов — а ты его языка и вовсе не понимаешь? Да ещё если учесть, что левое плечо у парня разрублено и рана выглядит очень нехорошо?

Скатку Вадим у Ротбирта забрал, и тот отдал без разговоров, только с извиняющейся улыбкой. А вот с оружием — хоть с чем-то — отказался расстаться наотрез. И первым же вечером Вадим увидел, что утром мальчишка встать уже не сможет, хотя весь день кое-как шёл, опираясь на лук, не жаловался и даже что-то напевал.

Невозможность хоть как-то объясниться просто разрывала Вадима изнутри. Временами ему казалось — лопну. Вопросов было столько, что они почти физически забивали горло и заставляли закипать мозг. Кажется, Ротбирт это видел, потому что посматривал на Вадима извиняющимся взглядом и то и дело начинал что-то говорить, вставляя русские слова, потом — махал здоровой рукой и вздыхал. В котомке у него было вяленое мясо, похожее на куски скрюченного ремня, плоские твёрдые лепёшки, почти безвкусные, и, хотя еды было немного, он делился с Вадимом совершенно спокойно, без вопросов и сомнений.

Тем вечером Вадим решительно полез осматривать рану нового знакомца. Зрелище было противным и жутким, Вадима даже замутило — одно дело про такие вещи читать, а другое... вот оно, последствие ранения оружием романтического века. Мышца была прорублена до кости, рана сочилась кровью и гноем. И лоб Ротбирта, к которому прикоснулся Вадим, был ужасно горячим.

— Чистить надо, надо что-то делать, понимаешь? — Вадим пожестикулировал. Они сидели возле хилого костерка на берегу реки (хорошо, что в здешних степях с водой проблем нет, похоже...). — Гниёт. Заражение начнётся, сдохнешь.

В ответах Ротбирта сквозили знакомые слова, Вадиму казалось, что можно — вот-вот! — ухватить какой-то хвостик и речь станет понятной... но увы. Хвостик ускользал. Однако за день Ротбирт наговорил много-много слов — и...

— Арэма... — Вадим показал на руку новенького. Светлые брови того качнулись смешно и удивлёно, он даже рот приоткрыл. — Вранас... — мальчишка провёл над раной. — Бхал... — и показал, как умирает.

Ротбирт разразился потоком слов, потом скривился и кивнул. Вздохнул.

Вадим просто сходил к реке за водой — туда, где пробивался над берегом ледяной ручеёк. Забрал у Ротибирта «оборотень» — новый знакомец очаровался ножом и играл со складником с начала привала. И сказал:

— Надо лечить... лечить...

...Охххх. Знай Вадим, как это — он бы сто раз подумал. Казалось, что самому легче терпеть, чем такое делать. Да и не знал Вадим, зачем вообще взялся за это «лечение». Может быть, потому что временами ему казалось — в этом мире людей-то всего: он да этот пацан? И Вадим в душе боялся снова остаться один.

А что можно было сделать? Вскрыть все гнойники прокалённым ножом и лить в рану холодную чистую воду... По рукам Вадима текли гной и кровь, он временами готов был хлопнуться в обморок. А Ротбирт лежал, откинувшись на свою скатку, и напевал:

— и так снова и снова, ровным, даже весёлым голосом.

Но лицо из загорелого стало цвета прокисшей простокваши и покрылось крупным горохом пота. Когда Вадим закончил бинтовать кровоточащую свежей, чистой кровью рану, Ротбирт жадно напился и тут же уснул — как камешек в воду булькнул.

Вадим укрыл его плащом из скатки (багряным, с золотым выцветшим орнаментом в виде ломаных свастик и каких-то стеблей и цветов, тяжёлым), сходил помыться, сам напился и понял, что его шатает. Да так, что еле дотащился обратно до их нехитрого лагеря. Улёгся опять головой на куртку, сунул руки в карманы джинсов. Сумасшедшее небо закрутилось перед лицом, потом вспыхнуло, расплылось, посыпалось ровными кусочками паззла с лицом Олега — Вадим пытался подхватить падающие кусочки, собрать паззл обратно, но кусочки сыпались с сухим шорохом между пальцев, превращались в пыль с запахом степи, она сеялась вокруг, мешая дышать... а табун мчался и мчался мимо — рыжие гривы, закинутые головы, закаченные глаза... Всплыли картины боёв на широких пыльных равнинах, а потом в небо взошла какая-то странная, нездешняя и неземная тоже луна.

Сплю, понял Вадим. И продолжал собирать кусочки паззла. Подожди, Олег... я сейчас — подожди...

Интерлюдия: «Сон звездолёта»

* * *

Вадим проснулся сразу. Открыл глаза и увидел Ротбирта — тот всё ещё беспробудно спал, кажется, даже не пошевелился с вечера.

Степью неподалёку опять шёл табун. Вадим вздохнул и сказал небу, в котором подрагивали дневные звёзды:

— Доброе утро...

Это было — мальчишка сейчас сообразил — четвёртое уже утро, которое он встречал здесь.

Вадим хотел сразу встать, но внезапно передумал. Он сел на корточки, потом осторожно-осторожно приподнялся — так, чтобы только нос торчал над травой — и этим носом покрутил на триста шестьдесят градусов.

Ничего не было. Ни злобных инопланетян, ни даже тех длинноногих медведей. Только табун грохотал себе метров за пятьсот от места ночлега, да высоко в небе парили длиннокрылые птицы, отсюда даже не разберёшь — кто, но точно не стервятники.

Он позволил себе встать и потянулся. А потом испугался — а что если Ротбирт умер ночью?! Вадим метнулся к мальчишке — но тот как раз откинул плащ и сел, серьёзно и совсем не сонно глядя на землянина. Улыбнулся широко, показал на плечо. И, поймав руку Вадима, крепок пожал её — не ладонь, а непривычно — почти под локтем.

— З-пасибоу, — сказал он. — Вадомайр... корошо.

— Ага, понял, — обрадовано-ворчливо ответил Вадим. — Давай глянем плечо, — он помог себе жестами.

Рана была припухшая, но это оказалась здоровая припухлость, ничего не сочилось, и Вадим с удовольствием забинтовал плечо, наблюдавшего за этой процедурой Ротбирта снова. Показал большой палец:

— Во... Поедим?

Больше его волновало, что делать и куда идти дальше. И очень хотелось расспросить Ротбирта, что и как тут ВООБЩЕ. А пока оставалось только хвостиком следовать за местным парнем, что Вадим и сделал сразу после завтрака.

Шли вроде бы на юг. Ротбирт Вадима удивлял — вчера у него копались в плече, а сегодня, похоже, жар прошёл, и шагает себе, улыбается. У самого Вадима при виде этого настроение тоже поднялось, он по мере сил расспрашивал Ротбирта, как называется тот или иной предмет. Многие названия были похожи на русские. Ротбирт быстро сообразил, что землянин хочет учиться языку и охотно взял на себя роль учителя, по нескольку раз повторяя каждое слово. Память у Вадима была хорошей, слова он укладывал, как в стенку кирпичи кладёт хороший каменщик — один к одному и напрочно. Язык ему нравился — красивый и звонкий, как гонг, но в то же время певучий. И английскому, и французскому в школе Вадим учился легко и охотно; почему не выучить ещё один? Ротбирт тоже подхватывал то одно, то другое русское словечко. Вадим тут же научил его материться, покатываясь со смеху при виде того, как анлас — так назывался народ Ротбирта — повторяет ругательства и дал себе слово, что, когда побольше нахватается из его языка, обязательно объяснит смысл и извинится.

Кроме всего прочего, язык Ротбирта оказался лёгким, без сложных для русского звуков, как в немецком, английском или французском. Разве что произношение слов было немного гортанным. После полудня, когда остановились на привал всё в той же степи, Ротбирт научил Вадима какой-то песенке и по нескольким уже знакомым словами и тому, как покатывался спутник, Вадим без обиды понял, что тот, сам этого не зная, отомстил за мат. Кстати, Ротбирт тут же посерьёзнел и, взяв Вадима за запястье, что-то растолковывал — Вадим понял: женщины... не петь... очень... обида... только мужчины...

— Я понял, — ответил Вадим на языке Ротбирта. — Обидная женщинам песня.

И сам удивился — он легко сложил эту фразу!

— Куда мы теперь пойдём? — спросил он, тщательно подобрав слова.

* * *

Быстро вечерело. Алое здешнее солнце падало за лесистые холмы, вставшие на горизонте. Деревья уронили длинные тени, и в лесу почти стемнело — лишь впереди, в просветах, ещё жил день.

Чёрной тенью на фоне этих просветов мелькнул тяжело перелетающий с дерева на дерево здоровенный глухарь весом не меньше десяти килограммов. Взмыл немного вверх, прицеливаясь на ветку — и вдруг тяжело рухнул в подлесок. Длинная стрела с раздвоенным наконечником ударила его под левое крыло.

Еле слышно зашуршала палая листва под чьими-то быстрыми и осторожными шагами. Между деревьев в свете угасающего дня появились двое мальчишек.

Это были Ротбирт и Вадим. Анлас держал в руке свой тяжёлый страшный лук, Вадим — пистолет и нож.

Нагнувшись к глухарю, Ротбирт с усилием выдернул стрелу, осмотрел, обтёр и, не глядя, вбросил в тул. Потом с довольной усмешкой перебросил глухаря Вадиму — тот поймал тяжёлую тушку и ответил такой же довольной ухмылкой.

Мальчишки зашагали прочь — с таким видом, словно охотились в своей личной усадьбе.

* * *

Пока не стемнело окончательно, они успели отмахать два километра, отделявшие перелесок от холмов. Уверенно побежкой, плечо в плечо, поднялись на один из них — и так же синхронно замерли — плечо в плечо. Ротбирт еле слышно выдохнул в изумлении — и Вадим его понимал, если честно.

Через узкую долину текла река. И она, и рощи по её берегам уже погружались в в темноту, но ещё можно было различить и оценить и красоту этого места — стадо оленей на водопое...

Мальчишки стояли — Ротбирт опираясь на лук, Вадим — руки в бока — пока не стемнело совсем. Только тогда они начали неспешно спускаться вниз...

...Этой ночью, лёжа у догоревшего костра и прислушиваясь к ночным звукам, мальчишки говорили. Ротбирт рассказывал свою прошлую жизнь. Раньше как-то не получалось, хотя слов у него на языке и у Вадима в уме уже хватало, чтобы рассказ стал внятным...

...Его первые воспоминания были связаны со льдом, снегом и низким, негреющим солнцем. После гибели вождя переселения с Анласа — кэйвинга Аларди Бурра, Аларди Ревущего, народ анласов вёл его брат, Эшефард. Шли уже не первый год — пробиваясь через торосы, пересекая ледяные поля, форсируя прозрачные до хрустальности реки, на дне которых лежало золото. Некоторые племена-зинды шли ближе к берегам Ан-Марья, и за серыми волнами, лизавшими чёрные песчаные берега, иногда виднелись берега покинутой родины. Опытные корабелы были среди анласов, но лес не рос на этой земле. И не жил никто, кроме снежных чудищ, белых волков, куропаток, да оленей. Выросло поколение, не видевшее деревьев, не знавшее лета!

Но были они упорным и отважным народом. Страшно медленно, но верно людская река — сто двадцать пять тысяч мужчин-воинов, более восьмисот тысяч стариков, женщин и детей, более двух миллионов голов скота — после семнадцати лет скитаний по льдам вышли в дельту могучего Туснана и хлынула на юг, в безлюдные леса левобережья, где и остановилась в изнеможении и изумлении при виде открывшихся просторов и того, как похожи они на леса Анласа — какими они были до того, как странные и страшные зимние дожди убили деревья. Дальше идти пока что никто не мог, да и не особо хотел — кое-какие зинды начали отделяться. Так возникли Дэлана, Нортасур, Бёрн и Гатар — анласские княжества. Правда, лихие молодцы под началом непоседливых младших сыновей старых кэйвингов уже сколачивали дружины, поднимали новые гордые баннорты и подбивали людей идти и дальше на юг, в земли невиданных народов — но пока что никто не забирался дальше огромного лесного озера-моря, названного пришельцами Сентер. Лишь охотничьи экспедиции по суше выбирались в обширные степи, да новенькие корабли-скиды добрались до каких-то островов в океане... На восток — там, где вдоль издавна гор жили их родичи, а дальше селились славяне — никто не забирался, о тех местах рассказывали недоброе — что там влыдчествуют колдуны со звёзд, и одолеть их простому человеку невозможно...

...Отца Ротбирт не помнил. Ратэст одного из кэйвингов, он погиб в начале похода — касатка проломила припай, на котором отец мальчика и ещё один ратэст из младших ловили рыбу. Мальчишку отважный воин вытолкнул на цельный лёд, а сам попал в пасть морской зверюге... Спасённый назвал мать Ротбирта своей сестрой и заботился о ней и о малыше, пока и сам не погиб в схватке с волчьей стаей.

Слабые и беззащитные у анласов одиноки не бывают. Кэйвинг Радда, которому служил отец Ротбирта, заботился о семье погибшего ратэста. Вырос Ротбирт с детьми других воинов.

Мальчик впервые попробовал хлеб в четырнадцать лет. Он до сих пор помнил это восхитительное, ни с чем не сравнимое ощущение, этот изумительный вкус...

...Мать он потерял при переходе через горы во время обвала — даже откопать её тело, чтобы предать огню, не представлялось возможным. Тот же обвал погубил и Радду, а с ним — и будущее ратэста Ротбирта. Его сын Хэста был на два года старше Ротбирта...

...— Что же дальше? — не выдержал Вадим. Приподнявшись на локте, он смотрел над рдеющими углями костра туда, где лежал замолчавший Ротбирт. Послышался вздох, потом — невесёлый смешок и распевный голос:

— Конечно, не обо мне эта история, и сходство лишь в том, что и мне пришлось покинуть родной зинд...

...Хэста проявлял столь дикую и явную радость от смерти отца, что и дружина, и хангмот просто недоумевали. Первым же поднял свой голос открыто именно Ротбирт, навек сохранивший в душе благодарность к кэйвингу. В лицо он, мальчишка, не заслуживший ещё права носить отцовский меч, сказал молодому кэйвингу:

— Не гоже тебе, щенок, ничем не прославивший своё имя, занимать место, которого ты не достоин!

Воины просто онемели. Они клялись в верности Хэсте, но были справедливы слова Ротбирта... И пока ратэсты решали, выбирая между долгом и совестью, гнев Хэсты решил и разом и его судьбу, и судьбу Ротбирта.

Вскочив, кэйвинг метнул в Ротбирта нож. Но тот прошёл хорошую школу. Он пригнулся и метнул свой нож в ответ раньше, чем сам успел понять, что делает.

Хэста рухнул на стол с ножом в горле.

А дружина осталась. И двое млаших братьев Хэсты, близняшек, ровесников Ротбирта — Синкэ и Стэкэ — остались. И они-то носили мечи по закону...

Короче, Ротбирт бежал — благо, ничто его не держало, да и гнаться за ним особо не гнались. Отстали в лесах и Синкэ со Стэкэ, потеряв от стрел Ротбирта половину пёсьей своры... да вот напоследок пометили мальчишку, и умер бы он в степи, если бы не Вадомайр-Вадим.

А будущее своё он себе представлял не очень чётко... или даже вообще никак не представлял и не особо о нём беспокоился. Да и тоски не испытывал. Вот и сейчас, лёжа у костра и уже засыпая, он едва ли смог бы ответить — зачем, ради чего, он шёл всё дальше и дальше на юг, что гнало его? Давно отстала погоня, и вообще... Анласы не знали такой умной категории, как «тоска по неизведанному». Просто ощущал кто-то из них вдруг сосущую пустоту в груди — и, стремясь заполнить её, поднимал паруса, седлал коня, подбивал крепкие дорожные сапоги, запрягал фургон... И шёл за призраком мечты, пока не погибал — или пока остывшая кровь не велела остепениться и «осесть на землю». Ротбирт понимал, что, не случись всей той заполошной истории — ушёл бы он и так, не усидел бы за щедрым столом...

...Эрд — или Мир по-славянски — и правда был иной планетой. Где она располагалась в Галактике — Ротбирт не знал. Но, как понял Вадим, про Землю тут слышали и земляне тут бывали — отсюда и десяток невероятно исковерканных русских слов, которые знал юный анлас. Толком объяснить происхождение их Ротбирт тоже не мог.

Но почему-то теперь Вадим был уверен: Олега он найдёт.

* * *

Вадим проснулся сразу.

Над рекой плавал белёсо-голубой туман. Его шапка поглотила берега, и зыбкое марекво сонно ворочалось вокруг склонившихся к воде ив. Солнце ешё не встало, и роса на траве, казалось, подёрнута пыльцой. Ярко светили дневные звёзды, подмигивал голубой глаз Чаккира. Костёр давно прогорел, остатки глухаря подёрнул жир.

Ротбирт спал. Его лук был аккуратно убран в чехол — об этом оружии новый (или уже старый — шесть дней вместе!) знакомый Вадима заботился едва ли не больше, чем обо всём остальном. Но, едва Вадим собирался его будить, как Ротбирт сел сам и — как не спал! — сказал чисто и тихо:

— Конь ржёт.

Вадим прислушался. И уже совсем собирался сказать, что ничего не слышит, как и до его слуха донеслось ржание — далеко или искажённое местностью.

— Дикие? — предположил он. Ротбирт обувался:

— В лесу? Степь позади осталась... — он побледнел так, что высыпали веснушки и бросил сапог, который так и не успел натянуть. — Не то за мной... ложись, Вадомайр, ложись!

Вадим, которому передалось волнение Ротбирта, немедленно плюхнулся на живот.

— Если заметили... — шептал анлас. — Если заметили... вон они!

Но в голосе его испуг сменился удивлением. Ротбирт приподнялся на локтях, и Вадим тоже повернулся в ту сторону, куда смотрел анлас.

По рассказам Ротбирта он ожидал увидеть таких же, как его знакомец, людей на рослых конях... но удивление Ротбирта стало ему ясно. Всадники ничуть не походили на анласов. Недаром Ротбирт даже рот приоткрыл, наблюдая за этими людьми в полном и явном изумлении.

Отряд в два десятка верховых стоял шагах в ста у реки, не больше — они подъехали за деревьями, отрезавшими и исказившими звук. Нет, совершенно точно это были не анласы. У анласов не могло быть таких коней — приземистых, большеголовых, мохноногих, с длинными гривами, да ещё и разномастных! Лица же самих людей Вадиму напомнили монголов, а Ротбирта явно позабавили — он засмеялся тихонько, кажется, решив, что от этих людей не стоит и прятаться. У них были широкие, скуластые лица, почти без подбородка, с узкими глазами-щёлками и маленьким расплюснутым носом, цветом похожие на глиняный горшок. Омерзительно чёрные волосы двумя косицами падали на грудь. Кроме того создавалось впечатление, что даже самые высокие из этих людей ниже Ротбирта. Мальчишка даже подумал, что это гномы, но сообразил, что конь никогда не даст сесть на себя гному. Нет, это были люди, пусть какие-то уродливые и странные.

И они были вооружены.

Четверо выделялись из общей массы. Их лошади были защищены толстой кожаной бронёй и чешуйчатыми масками. Сами воины тоже были в доспехах. Яйцевидные шлемы, украшенные алыми перьями, оставляли открытыми лишь глаза и скулы, а ниже смыкались с плавно изогнутыми латными воротниками брони, сделанной в виде чешуйчатой длиннополой одежды с широким длинным рукавом. Руки закрывали пластинчатые перчатки, ноги, видневшиеся из-под брони — пластинчатые же поножи и круглые наколенники. У каждого на левой руке был довольно большой щит в виде овала со срезанным верхним краем и изображением какого-то многорукого существа, похожего на ледового кракена и человека одновременно. В правой руке с упором на носок — странное оружие, похожее на нож-саксу, закреплённую на копейном древке. За седлом — до смешного маленький лук, два колчана со стрелами, свёрнутая верёвка. Но поясе — кривые нож и сабля.

Все остальные всадники за исключением этих четверых производили скорей жалкое впечатление. Меховые шапки-треухи, доспехи из дублёной кожи, кое-где усиленные бляхами, плетёные щиты, обтянутые кожей — всё это было грязным, засаленным — Ротбирт скривил губы. Вадим тоже подёргал носом — он учуял неприятный запах — смесь конского и человеческого пота, горелого сала, немытого тела и ещё чего-то неуловимого, почти звериного. Но и у этих всадников были луки, верёвки, ножи, сабли и хвостатые копья.

И только теперь до обоих мальчишек разом дошло, что все они смотрят сюда, в их сторону.

По землям анласов — на старой родине и здесь — чужак-одиночка мог странствовать без опаски. Защита, кров и пища ждали его в каждом доме. Ротбирт не видел причин, почему бы тут дело обстояло по-другому. Прежде чем Вадим, который по-прежнему разглядывал всадников с подозрением, успел что-то сказать, Ротбирт поднялся и вскинул руку:

— Милость богов с вами! — звонко крикнул он. — Меня зовут Ротбирт сын Норма, анлас из анла-тэзар! — и протянул руку ладонью вверх.

Всадники стояли неподвижно. Только теперь мальчишка буквально ощутил исходившую от них враждебность.

— Чёрт, да молчи ты! — прорезалсянаконец Вадим, тоже вскакивая. Но, прежде чем Ротбирт успел как-то оформить своё опасение и понял, почему кричит Вадомайр, один из панцирных всадников вдруг тоже вскинул руку — словно бы в ответ...

— Ирра! — разнёсся над рекой крик. — Хуг! Хуг! Хуг!

Вопли и гиканье рухнули обвалом. Рассыпаясь в лаву, всадники, шпоря коней и вопя, ринулись на мальчишек. Без разгона — конским прыжком с места.

Теперь и Ротбирт понял то, что интуитивно, как бы не на генетической памяти, сообразил Вадим — приятной встречей не пахнет. Мальчишки развернулись и, на ходу похватав вещи, со всех ног помчались к холмам. Это была единственная надежда — успеть добежать до холмов и скрыться среди них.

Желание спастись подхлёстывало обоих, и мальчишки неслись изо всех своих немалых сил. Ротбирт бежал босиком — сапоги он не подобрал. Вопли, визг и гиканье накатывались сзади, но не так уж и быстро.

Потом что-то прошелестело между мальчишек и упало в траву впереди... стрела! Ротбирт от изумления даже сбился. Оглянувшись, запнулся и полетел кувырком, но успел заметить, что эти люди стреляют на скаку, с седла!!!

Долго удивляться было некогда. Вадим затормозил, пробежав ещё пяток шагов, не больше. Полез за пистолетом... но вместо этого достал петарду и зажигалку, быстро поджёг фитиль и швырнул зашипевший цилиндрик навстречу скачущим всадникам, а сам бросился поднимать Ротбирта.

Петарда пропала, можно сказать, даром. Нет, бахнула она, что надо, и всадники рванули в стороны, не сдерживая лошадей. Но — вот чёрт! — Ротбирт и сам перепугался грохота. Пока Вадим тормошил его — всадники справились со своими животинами и снова приближались...

Ротбирт вскочил, сдёргивая с лука чехол. Сунул в руку Вадиму меч — не глядя; прислонил к ноге тул, привычным движением согнул лук через бедро, дёрнул из тула стрелу. Вадим быстро посмотрел на анласа, на всадников. Чёрт, да что ж происходит-то... Ещё новости... Ротбирт тем временем выцелил мчащегося впереди всадника, раскручивавшего над головой верёвку — и одним движением выпустил стрелу.

Всадник покатился с седла. Стрела прошила его навылет вместе с кожаным доспехом — улетев дальше! От восхищения Вадим даже позабыл прихлынувший было страх. Вопли усилились. Один из бронированных развернул коня и понёсся на мальчишек, склоняя своё копьё. До него оставалось шагов сорок, когда Ротбирт, пробормотав: «Милостью Вайу!» — выпустил вторую стрелу.

С такого расстояния стрела ударила со страшной силой, угодив точно между пластинами доспеха — они разошлись, и воин грохнулся в траву. Оперение стрелы покачивалось над грудью.

Вопли стихли разом. Всадников словно ветром снесло на приличное расстояние. Ротбирт мог бы достать их и там, но не торопился стрелять, ждал...

— Знаешь, кто такие? — спросил он у Вадима.

— Откуда? — огрызнулся тот.

— Ты их опасался, я видел...

— Ну... в моей земле мой народ долго воевал с похожими, — честно ответил Вадим.

— А что ты в них кинул? — спросил Ротбирт. Но ответа добиваться не стал. Кто-то из всадников растянул было круто изогнутый маленький лук, но другой — панцырный — остановил его, положив руку на локоть. А потом — понёсся вперёд, вопя, шпоря коня и закрывшись щитом вплоть до бровей.

Ротбирт повозил левой ногой, пальцами нашёл упор. И снова плавно растянул тетиву лука — до уха, потом — до плеча, рискуя сломать скрипнувшее веретено. На шее мальчишки вздулись жилы, на руке, плече и спине — бугры и жгуты мускулов.

«Тваннг!» — резко сказала тетива. Стрела, сорвавшись с тетивы, ударила по верхнему краю щита. Будь она пущена чуточку под иным углом — ушла бы в сторону, ссёкшись о пластину латного ворота. Но Ротбирт — а точнее, его тело — рассчитал всё точно. Всадник откинулся в седле и упал на круп. Самое странное — он почему-то не опустил руки со щитом, она так и осталась у груди.

Стрела мальчишки пробила верхний край щита, пробила и металл ворота. Всадник был убит наповал.

Наступила абсолютная тишина. Кажется, всадники были в полном, что называется, обалдении, отметил Вадим. Они отъехали ещё чуть дальше и шагом курсировали туда-сюда, разглядывая мальчишек — и особенно Ротбирта, который стоял с третьей стрелой на тетиве.

Вадим чувствовал, как в висках пульсирует кровь. Сделал — почти неосознанно — осторожный шажок назад. Ещё один. Если они начнут стрелять вместе, то они с Ротбиртом станут похожи на ежей... Интересно, далеко ли бьют их луки? Ротбирт тоже начал пятиться — явно подавляя желание просто повернуться и бежать. Увидев, что боится не один, Вадим слегка приободрился, как это ни странно. А вот всадники — всадники волновались. Один из панцирных соскочил наземь и, протянув вперёд безоружные руки, пошёл к мальчишкам, что-то говоря. Голос был немного резким и визгливым, но общий тон — вроде бы дружелюбным. Воин в самом деле оказался маленького роста, кроме того, Ротбирту понравилось, что он бесстрашно идёт на стрелу, способную пробить его насквозь вместе с доспехом. А вот Вадим не опускал меча (на свой пистолет он не надеялся, держал его в руке по привычке).

Воин остановился шагах в пяти. Воняло от него мерзко, кроме того — никак не удавалось поймать взгляд его узких глаз. Это было неприятно — у русских (и у анласов, хоть Вадим этого не знал) принято смотреть друг другу в глаза. Врагу — тем более.

— Зачем вы на нас напали? — сердито спросил Ротбирт. — Клянусь копьём Астовидату, мы не желаем вам зла и не посягаем на наши земли; нас тут всего двое...

В глазах воина мелькнули при звуках голоса мальчика страх и омерзение — как видно, гортанный низкий голос анласа был ему не менее неприятен, чем его собственный голос — Ротбирту. Но тут же его глаза скользнули по рослым фигурам мальчишек, решительным лицам, широким плечам, мускулистым рукам — и губы раздвинула усмешка.

Прежде чем Ротбирт или Вадим сообразили, что к чему, воин бросился вперёд и чуть в сторону. Сильный удар латного кулака вышиб у анласа лук. Воин торжествующе завопил, пытаясь схватить Ротбирта и одновременно прикрываясь им от рванувшегося на помощь Вадима; его товарищи с воплями погнали коней вперёд.

Но Ротбирт был опасен и безоружный. Негодование и злость волной поднялись в мальчишке. Выкрикнув проклятье, он обрушил кулак на подбородок врага — пониже широкого наносника.

Такой удар не свалил бы с ног и ровесника-соплеменника Ротбирта. Но эти смуглолицые оказались слабы в кости и на ногах. Что-то хрустнуло, и воин рухнул на спину, как подкошенный.

Ловко брошенная верёвка опутала тело Ротбирта повыше локтей, притянув руки к туловищу. Вадим тут же перерубил туго натянувшуюся верёвку ударом с потягом. Мелькнуло ощеренное вислоусое лицо приближающегося всадника... и тут же на нём появилась полная растерянность. Он осадил коня и смотрел куда-то мимо мальчишек. Так растерянно, что и они невольно оглянулись. И застыли, поражённые ничуть не менее нападающих.

На гребне холма, до которого так и не добежали мальчишки, отчётливыми силуэтами рисовались шестеро. Огромные рыжие кони, низко опущенные стремена, длинные пики и крылатые шлемы ясно говорили Ротбирту, что это его соотечественники; Вадим был просто удивлён и не знал, чего ждать от этих новых людей. А те и сами, кажется, не очень понимали, что происходит у реки.

Ротбирт даже не подумал — как опасался этого десять минут назад, когда всё начиналось — что это могут быть мстители за кэйвинга. Это были свои — и лучше было погибнуть от их рук, чем попасть в плен к неизвестным, тошнотворно выглядящим людям. Ротбирт не думал — он просто закричал во всю силу лёгких:

— На помощь, братья!

Крик словно решил какие-то сомнения анласов. Мальчишки услышали мощный рык:

— Вайу-Вайу!!!

Пики разом опустились. На скаку перебрасывая из-за спин щиты, всадники устремились вниз с холма, завывая, словно волчья стая на охоте.

На каждого из них приходилось по трое смуглых. Навстречу градом полетели стрелы — враги пускали их с сёдел с такой скоростью, что только изумляться оставалось. Один из анласов на полном скаку тяжело вылетел из седла, конь под вторым рухнул, сбросив покатившегося по траве седока, забился... Однако луки у смуглолицых оказались слабыми — они не пробивали щитов и кольчуг даже с близкого расстояния.

Стремясь хоть чем-то помочь своим, Ротбирт схватил лук. В горячке он промазал первой стрелой, следующей целил в латника, но того заслонил один из простых воинов — и стрела пробила ему шею. Третий раз выстрелить Ротбирт не успел — тетива с гулким звуком лопнула, лук, со страшной силой распрямившись, едва не вышиб хозяину зубы. Тот взвыл, поминая разом всю нечисть. В следующую секунду ему стало ещё хуже — двое воинов гнали коней на него, с визгом и улюлюканьем размахивая саблями. Ротбирт схватился за саксу... и Вадим оттолкнул его в сторону:

— За спину! — услышал анлас напряжённый звонкий голос славянина. Ротбирт не знал, умеет ли Вадомайр владеть мечом... но не отбирать же было своё оружие перед лицом врага?!

— Берегись верёвок! — крикнул он, прикрыв спину Вадима. Тот мотнул головой, на секунду подумав только: «Что я делать-то собираюсь?!» В самом деле — что он собирался делать с мечом против двоих всадников?! Но у Ротбирта вообще был только нож, хоть и длинный...

Брошенный кем-то топор раскроил через лошади одного из атакующих. Мальчишки успели заметить, что всадники обеих сторон столкнулись. Длинные пики анласов вышибли из сёдел разом четверых врагов — и теперь и те и другие вертелись бешеной каруселью, скрещивая мечи и сабли.

Что делал Ротбирт — Вадим не знал и не мог знать. На него шёл первый в жизни настоящий враг — всадник убитой топором лошади. Не в драку шёл, а чтобы убить или быть убитым. Вадим растерялся бы, наверное, будь у него на это время.

Не было времени. Смуглолицый шёл на мальчишку, щеря гнилые зубы. Шапка с него свалилась, щит он тоже потерял, но обеими руками водил перед собой кривой саблей с длинной рукоятью — водил и что-то шипел. Вообще он походил даже не на человека, а на некое странное и опасное пресмыкающееся.

И тут Вадимом овладело странное состояние... Это был неожиданный приступ ярости, от которой всё вокруг стало ясным и медленным, а в ноздри хлынули запахи такой силы, что Вадим не поверил бы рассказу другого человека, что можно так чувствовать. Не дожидаясь атаки, Вадим сделал обманный фехтовальный выпад — как будто в руке была привычная рапира, а не меч — и изо всех вогнал меч под рёбра слева врага, проткнув кожаный доспех.

— Ык, — сказал смуглолицый, роняя из рук занесённую саблю. Мальчишка упёрся ногой в бедро врага и столкнул того с клинка, испытав лишь на миг что-то вроде омерзения от податливости уже неживого тела. Оглянулся.

Ротбирт каким-то образом — пеший и с одним ножом против конного с саблей — управился со своим противником. Да и вообще бой уже кончился. Коричнево-алыми кучками тут и там лежали порубленные и заколотые. Из анласов, похоже, больше никто не пострадал — они спешивались, переговаривались и поглядывали то на убитых, то на мальчишек.

Вадим подумал, что неприятности могут и не закончиться. Он протянул меч Ротбирту и сказал тихо:

— Держи, спасибо...

— А ты хорошо бьёшь, Вадомайр, — одобрительно сказал тот, несколько раз с силой вонзая клинок в землю. Что-то пробормотал — явно к земле и обращаясь. А потом, словно и не замечая спасителей, направился собирать свои стрелы. Подобрал одну вражескую, хмыкнул — она была слишком лёгкая и короткая, едва в две трети длины стрел Ротбирта, а наконечник подлый, с двумя шипами. Мальчишка с презрением её отбросил и переломил, наступив пяткой.

Вадим тем временем наблюдал за анласами. Они занимались своими убитыми, осматривали оружие и доспехи, разглядывали трупы врагов... Но по крайней мере один — молодой воин, судя по всему, командир отряда — внимательно наблюдал за обоими мальчишками.

И Вадим отчётливо понимал: нее-е-е-е... Просто так точно не отпустят. А могут и вовсе не отпустить.

Точно. Все пятеро анласов подошли к мальчишкам как раз в тот момент, когда Ротбирт закончил собирать стрелы и вернулся к Вадиму, начал перетягивать лук.

— Босому бегать легче, — заметил старший. Он говорил по анласски быстро, но Вадим сообразил, что — понимает! — Затем и сапоги бросил?

Остальные обидно захохотали. Ротбирт, возясь с луком, совершенно спокойно ответил:

— Не ты ли видел, как я бегал? Или твои стрелы я вынул из четверых этих? — он мотнул головой. Или твой кулак пометил того, которого связали твои ратэсты? — он указал луком на сидящего на земле пленного.

Анласы опять засмеялись, но уже необидно. А командир ответил:

— Что ж, как ты стрелял — я видел... А ты кто? — он повернулся к Вадиму. — Ты не нашего племени.

— Я славянин, — ответил Вадим. — Ищу своего друга, который пропал в ваших краях. А вот ты кто? — подпустил он наглости, но тут же смягчил её: — Кого нам благодарить за помощь?

— Я кэйвинг Йохалла сын Гудвине, — сказал воин, и Ротбирт сбоку охнул изумлённо. — Ну а ваши имен каковы? Твоё, великий стрелок, и твоё, славянин, ищущий чести в спасении друга?

— Я Ротбирт сын Норма, анлас из анла-тэзар, — наклонил голову Ротбирт. — Привет тебе, кэйвинг Йохалла сын Гудвине.

— Я Вадим, — ответил Вадим. — Но мой друг назвал меня Вадомайр. А Ротбирт если и не великий стрелок, то не худший.

Снова одобрительный смех. Но Йохалла не смеялся — смотрел на обоих мальчишек. Кивнул Вадиму:

— Видел я твой укол, хороший удар. Многих ли взял им?

— Этот первый, — честно признался Вадим. И покосился на заколотого им человека.

Йохалла кивнул. И заговорил с Ротбиртом:

— Слышал я, что кэйвинг анла-тэзар Радда умер от камней. Или ты давно не был у своих и не знаешь про то?

Ротбирт побледнел. И ответил коротко:

— Знаю.

И снова кивнул кэйвинг:

— Слышал я и ещё — мол. Сын его старший Хэста удался не в отца. И недолго занимал его место.

— Это так, — Ротбирт медленно склонил голову. Вадим напружинился.

— И ещё одно я слышал — будто братья его, Синкэ и Стэкэ, поклялись найти того, кто освободил им отцовское место, — продолжал Йохалла, — и порадовать умерших родичей его долгой смертью. А ещё сказали люди, будто человека того звали Ротбирт сын Норма... и он недавно вытер губы от материнского молока.

Вадиму было видно, что больше всего на свете Ротбирту хочется спросить, что с ним, Ротбиртом, будет. Но мальчишка-анлас не задал позорного вопроса. Лишь сказал:

— Это я.

Ратэсты молчали... и, похоже, молчание это было одобрительным. А Йохалла словно и не заметил признания. Держа на руке шлем — с конским хвостом и выпуклыми коваными надглазьями в виде изогнувшихся драконов — он будто бы говорил сам с собой:

— Я устал сидеть и слушаться стариков, когда впереди — столько земель. Может, кэйвинг Эшефард и был хорош раньше, да только сейчас он больше слушает трясоголовых, чем молодую кровь. У меня три сотни ратэстов. Полторы тысячи ополчения — они там, дальше, идут с семьями и скотом. Мой народ — анла-эграм, и я ищу землю, где смогу стать кэйвингом не по названию — и не буду спрашивать никого, кроме себя, своих пати и наших богов. И мне по нраву эта земля... но я вижу, что у неё уже есть хозяева. А значит, трёх сотен ратэстов едва ли достаточно, — мальчишки переглянулись. Потом Ротбирт во все глаза уставился на Йохалла — Вадиму даже смешно стало... но в следующий миг он подумал: а я? Мне-то что делать?! — Ты можешь только стрелять из лука и быстро бегать, Ротбирт?

— Я рос как все дети ратэстов, — Ротбирт даже не обиделся, поразительно... — Умею владеть и пикой, и щитом. Знаком с мечом. И с топором не я был самым неловким. И на коня меня не нужно подсаживать, кэйвинг.

— Хорошо, — согласился Йохалла. — Ну а ты, славянин? — повернулся он к Вадиму. — В наших местах, откуда я пришёл, нет беды для твоего друга, мы давно не воюем с твоим народом. А на юг едва ли стоит тебе идти одному... если и тамошние жители так встречают гостя. Лучше будет придти с друзьями... даже если у тебя хороший удар — лучше если он будет не один.

Вадим на миг опустил взгляд, но тут же поднял:

— Если ты зовёшь меня служить себе — я согласен, — твёрдо сказал он. Слова эти не то чтобы дались легко. Но Вадим понимал, что в этих местах он в одиночку — песчинка. А тут, может, кто-то расскажет, что могло случиться с Олегом? Ведь не анласы же... и не эти смуглые так ловко шастают с планеты на планету!!!

— Нечем мне платить своим людям, — продолжал Йохалла, обращаясь уже к обоим мальчишкам. — Может, будет добыча, земля и славная потеха. А может, бурьян прорастёт сквозь наши черепа, и пировать на уже не на этой земле...

— Если вождь достойный — можно повидать и ту сторону мира, — степенно ответил Ротбирт. Йохалла вытаращился и вдруг разразился таким хохотом, что шарахнулись кони:

— Вот это слова! И считаешь ли ты меня достойным вождём, Ротбирт Стрелок?!

Ротбирт распрямил плечи и отставил ногу:

— Ты не худший из тех, кого я видел, — сказал он. Йохалла буквально взвыл от хохота, взглядом приглашая и ратэстов присоединиться к веселью. — Пожалуй, пойду я с тобой... если верно я понял тебя, и тебе и правда нужны добрые воины. Да и умение бегать — не последнее для воина. Не всегда есть конь, чтобы догнать врага.

— Вы храбро сражались и хорошо говорите, — уже серьёзно сказал Йохалла. — А что до твоих прошлых дел, Ротбирт Стрелок — так едва ли ты ещё когда увидишь кого из прежней родни.

* * *

Казалось, кэйвинг начисто потерял к мальчишкам интерес сразу после разговора. Везя убитого и пленного на сёдлах, анласы шагом поехали прочь, предоставив мальчишкам собрать вещи и догонять их пешком.

— Надеюсь, до их лагеря недалеко, — заметил Вадим, шагая рядом с Ротбиртом. — Вот чёрт, как всё обернулось...

— Чем ты недоволен? — удивился Ротбирт. — Кэйвинг сказал правду. Если твой друг в беде — так где и быть беде, как не на юге? Туда и идём!

— Барахлом бы разжиться, — сказал Вадим по-русски. Ротбирт не понял, и мальчишки долго шагали молча. Становилось жарко, царило безветрие, на ясном небе звёзды словно бы выцвели, но по-прежнему были видны. Вадим посматривал вверх и не заметил даже, когда из-за деревьев выступили часовые, обмениваясь с воинами шуточками:

— Что, конь наконец-то сбросил тебя, а? — спросил обезлошадевшего и ехавшего на коне убитого товарища ратэста пожилой часовой. Тот невозмутимо отозвался:

— Я потерял коня в бою... и, клянусь Дьяусом, найду, на ком ездить верхом, а вот ты — уже едва ли!

Все снова начали хохотать, а мальчишек проводили внимательными взглядами...

...Лагерь удивил Вадима. Устроенный у реки, он вовсе не был беспорядочным скоплением дикарей на отдыхе. Большие повозки на цельнодеревянных колёсах, со снятым верхом, составляли большой круг — как бы крепость, внутри которой стояли другие повозки, шатры из ткани и шкур, горели костры, на которых что-то варилось и жарилось, ходили люди... За рекой холмы покрывала сплошная масса скота — коровы и тягловые быки, кони, овцы, свиньи, козы паслись на свежей траве под охраной большущих свирепых собак в шипастых ошейниках и мальчишек-пастухов. Неподалёку рысил конный отряд в полном вооружении. Всё вокруг заполнял гомон людей, звон кузниц, крики скота, запахи походного быта. Люди купались в реке, ходили, ели, спали, разговаривали, чинили оружие, одежду и инструменты, делали сотни самых разных дел. Если честно, такого наглядного доказательства реальности окружающего мира Вадим до сих пор не получал.

Ротбирт, которому такие лагеря были, конечно, не в диковинку, сбавил шаг. Вадим понял, что и его спутник тоже отвык от таких скоплений людей и чувствует себя неуверенно. Но тут к ним подскочил парнишка их возраста и махнул рукой:

— Пошли, кэйвинг велел найти вам место и подобрать оружие, чтобы вы не позорили нас! — он зашагал куда-то и на ходу махнул рукой: — Пошли, пошли!

Едва ли Йохалла говорил что-то о позоре. Но что оставалось делать? Мальчишки двинулись следом за провожатым — мимо возов, у которых играли дети: чумазые, крепкие и здоровые. Играли, конечно же, в войну... но сейчас шуточный бой сменился настоящей злой дракой — выясняли, кому быть «данвэ», врагом. Мальчишка-проводник, проходя мимо, рыкнул на них и вытянул подвернувшегося под ноги ножнами меча так, что сшиб с ног. Тот немедленно вскочил, мотнул головой, набычился, но промолчал, только глаза заблестели. Как видно понимал, что виноват сам — попал под ноги взрослому воину, идущему по делам... но всё равно обидно.

От котла, возле которого колдовала пожилая женщина, потянуло вкусным запахом похлёбки. Вадим вздохнул. Он вообще-то терпеть не мог супы-борщи разные... но сейчас так захотелось именно супа, что живот громко и протяжно пропел первые такты: «Тореадор, смелее в бой!» Ротбирт понимающе хмыкнул. А их сопровождающий уже мелькал впереди, обмениваясь то с одним то с другим приветственными возгласами... Увидев, что новенькие отстали, парень с недовольным видом подождал, но тут же отмяк и сообщил:

— Сейчас сначала пойдём к нашей повозке... ну и к вашей теперь тоже... там встанете на место. А потом отправимся подбирать оружие и доспехи.

Навстречу прошёл высокий юноша на три-четыре года старше Вадима. Надглазья шлема были украшены золотыми фигурками волков, лоб — золотым же изображением какого-то воина-лучника верхом на лошади, рукоять длинного меча защищала гарда в виде скрещенных молний, словно бы бивших от неё в стороны. Он мельком посмотрел на всех троих мальчишек и зашагал дальше, позвякивая бронзовой оторочкой длинного плаща.

— Пати Энгост сын Виннэ, — пояснил Вадиму и Ротбирту сопровождающий. Помолчал и добавил: — Говорят, он лучший боец среди нас, англа-энграм... но говорят так же, что он плохой человек. И я вам свидетель, новички, что и то и другое — правда.

Вадим не стал расспрашивать — что да как, да почему. Разбираться — так самому, и нечего раньше времени любопытничать. Легче лёгкого с любопытством попасть в чудную. Да и Ротбирт молчал...

...Впрочем, Ротбирт молчал потому, что несмотря на свой юный возраст он хорошо знал, что среди людей есть разные. Большинство просто... люди. Как ты к ним, так и они к тебе. Есть люди очень хорошие, что делают добро даже негодяям просто потому, что — добрые. Ну а есть, соответственно, и негодяи — и прожить жизнь, не столкнувшись с ними, можно разве что в волшебном холме. Да и то...

...Большущая повозка была пуста. В смысле, там не было людей. Но вещи, разостланные шкуры, сумки ясно говорили — тут живут.

— Вот и наша повозка, — сопровождающий повёл вокруг рукой и отвесил церемонный без насмешки поклон. Но тут же выпрямился и деловито ткнул рукой. — Вон там и там места свободные... и вон там — два рядом.

По правде сказать, выбирать-то особо было и нечего — все места выглядели одинаково. Мальчишки разложили немногочисленные вещи — под любопытным взглядом провожатого, который в основном рассматривал Вадима, а точнее — его одежду. Сам он устроился на высоком борту с пазами для креплений навеса и щитов.

Если Ротбирту повозка была привычна, то Вадим осматривался с интересом. Около каждого ложа из шкур лежали доспехи и оружие. Видно было, что кэйвинг вооружает своих людей не скупясь — сталь и бронза, всё отличного качества, даже на глаз видно. Оружие буквально завораживало Вадима — ведь оно было настоящее, не из ролевого клуба или там ещё откуда! И им убивают, напомнил себе Вадим, но не смог заставить себя испытывать сожаление по поводу первого в жизни убийства. Оно даже почти не вспоминалось.

Среди «людского» доспеха были и жутковатые конские оголовья — как правило, в виде драконьих морд. Многие — с украшениями. Занявшись рассматриванием чужого богатства, мальчишки и не заметили, когда их провожатый крикнул, приветствуя молодую женщину, подошедшую к повозке:

— Привет тебе, Лаунэ дочь Рэльда! Если ты ищешь сына, то он, надо думать, на реке.

— Я принесла это не только ему, но и вам всем, доблестные воины, — женщина, скользнув по Вадиму любопытным взглядом, подала мальчишке большой узелок. — Тут медовые лепёшки. Я знаю, что ты жаден до них, как бесстыдный поросёнок, но у ваших новых товарищей совести, может, побольше — и не дадут они тебе сожрать всё одному!

Мальчишки засмеялись, переглядываясь. Провожатый новичков, важно принимая лепёшки, поблагодарил и указал по очереди на ребят:

— Это Ротбирт сын Норма из... — он стремительно поправил себя, — ...далека. А это — Вадомайр-славянин. Кэйвинг решил дать им место в дружине.

— Привет тебе, Ротбирт сын Норма, привет и тебе, Вадомайр-славянин, — учтиво склонила голову женщина. Вадим чуть не ляпнул: «Здрась...» Ротбирт же, внезапно и явственно смутившись, откликнулся с поклоном:

— Привет и тебе, прекрасная Лаунэ дочь Рэльда...

— Не в пример тебе и прочим щенятам, — сказала женщина жрущему лепёшку парню, — новый ратэст кэйвинга учтив и умеет ценить женскую красоту. Спасибо, Ротбирт сын Норма.

— Кто она такая? — спросил Вадим, решительно забирая одну лепёшку себе и ещё одну передавая Ротбирту — ставить себя, так уж ставить! Провожатый без споров расстался с двумя лепёшками (да и сам съел только одну) и откликнулся:

— Мать Дэрика, одного из ратэстов, ты его сегодня увидишь. Лепёшки у неё и правда вкусные... Ну идём мы или нет?

— Эй, конечно! — встрепенулся Ротбирт.

Он явно вспомнил об оружии.

* * *

Если Йохалла и жаловался на отсутствие денег, то причина такой нищеты была ясна — стоило лишь подойти к повозкам с оружием. Они стояли недалеко от шатра кэйвинга — в ряд, и возле них прохаживались четверо ратэстов в полном вооружении.

— Новые воины, — коротко сказал сопровождающий. Странно, но этих слов оказалось более чем достаточно. То ли стражу предупредили, то ли парню верили до такой степени...

Пожалуй, впервые в жизни у Вадима перехватило дыхание с такой силой. Да и Ротбирт, который всяко видал оружейные — и побогаче, где были мечи, которые, будучи согнутыми в дугу, распрямлялись с песней, кольчуги из сорока тысяч колец, на каждом из которых были отчеканены листья и травы — и Ротбирт озирался ошалело. Ведь это было место, где можно брать, что пожелаешь! Видно было, что он с трудом подавляет недостойную мужчины и воина жадную дрожь — напуская на себя равнодушно-значительный вид. Мальчишки прошлись по повозке, ни к чему по первости не прикасаясь, но всё внимательно оглядывая.

Вадим заметил с огорчением — и пониманием! — что тут не было мечей. Да, настоящие мечи или получают в подарок, или берут в бою, или куют сами... Что же до остального — тут было всё!

— Неплох тут выбор, — заметил Ротбирт, хотя Вадим видел, что ему хочется начать хватать всё подряд — обеими руками направо и налево. — Видно, и впрямь кэйвинг хочет большого... да помогут ему боги.

— Да помогут, — почти серьёзно отозвался Вадим. Мальчишки старательно разыгрывали взрослых воинов — исполняли роль такую же обязательную, как фехтовальные фразы. Вадим ловил на себе взгляды обоих анласов — и Ротбирта, и провожатого. Они явно прикидывали, воин ли этот славянин. Вадим мысленно усмехнулся и первым делом выволок из кучи одежды шнурованную на груди куртку и штаны из мягкой, но толстой коричневой кожи. Разделся до трусов и влез в обнову, аккуратно сложив свою старую одежду — расставаться с нею он не собирался. Потом примерил жёсткие сапоги, подбитые сталью, с тупыми шишками шпор — глаз не подвёл, обувь оказалась впору.

О броне следовало подумать. Вадим знал по опыту, что пластинчатый доспех на кожаной основе легче кольчуги... но кольчуга надёжней. Кольчуги, кстати, тут были, несколько... Мальчишка всё ещё обдумывал выбор, когда глаза и руки почти одновременно наткнулись на настоящий кольчатый панцирь! Кольчужная безрукавка до середины бёдер была сплетена из двух слоёв мелких колец — воронёных стальных и золотистых бронзовых. На треугольном нагрудном щитке плавно изгибалась свастика — две наложенных друг на друга буквы S. У панциря имелись капюшон и шарф, закрывавший подбородок. Короткие рукава соединялись с медными брассардами — гладкими, без чеканки — и укреплялись оплечьями в виде крыльев дракона. Брассарды, в свою очередь, соединялись с кожаными перчатками, по внешней стороне ладони обшитыми кольчугой.

«Не может быть, чтобы он оказался мне впору,» — решил Вадим, поднимая панцирь (тяжёлый и холодный)...

...— Ха, Вадомайр, да это знак богов — он на тебя собран! — восхищённо выдохнул Ротбирт, тоже меривший доспех — чешуйчатый, не кольчугу. И прищурился: — А всё-таки — кем ты был у себя дома?

Вадим с трудом сдержал широкую довольную улыбку. Нигде ни одно колечко, ни одно сочленение, ни один ремешок не давили, не тянули, не болтались!

— Клянусь топором Дьяуса! — сказал Ротбирт с прежним восхищением.

— Отличная работа, — солидно подытожил Вадим. И повернулся к сопровождающему: — Я и правда могу его оставить себе?

— А как иначе? — удивился тот. — Он тебе и впрямь впору.

Вадим отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку. Перебрал несколько пар набедренников и поножей. Набедренники вроде бы и не требовались... Он выбрал пару поножей — представлявшие собой отдельные штанины из одного кольчужного слоя от верха бёдер до щиколоток, они сочленялись с кольчугой изнутри у пояса.

Потом на глаза попался старый, но прочный и хорошо промасленный кожный пояс с тремя рядами медной клёпки и удобными перевязями для оружия. Застёгивая тяжёлую бронзовую пряжку, Вадим прошёл туда, где стояли шлемы. Ему, если честно, нравились такие, какие тут многие носили — с выпуклыми дугами надглазий, переходившими в широкое наносье, защищавшее и рот, и подбородок, глухим затыльником... Но тут таких не оказалось — наверное, нравились они не одному Вадиму. И он снял с держака тот, который глянулся больше прочих — куполовидный, стальной, украшенный медными соколиными крыльями, с треугольной маской — она ребром выдавалась вперёд, надёжно закрывая нос от ударов, щели для глаз походили на листья ивы, от них до самого низа шли тройные ряды мелких шипов, в основании которых оказались отверстия для дыхания. Бармицы у шлема не было, но при капюшоне и шарфе на панцире это и не было нужно.

Щит выбрать оказалось легче лёгкого — они все в целом были одинаковы. Тругольные, не очень большие, из дубовых досок, обтянутых кожей и окованных по краю стальной полосой, с клёпками по углам и круглым плоским умбоном в центре. На всех щитах был тур — баннорт зинда анла-энграм.

Оружие... Вадим коснулся ладонью веретён пик, сложенных вдоль борта, как удочки. С этим оружием он никогда дела не имел даже в шутку. Но ему всё-таки показалось, что в пальцы пробежала слабая дрожь — соскучившиеся пики просились в руки хозяину!

Все они казались одинаковыми, и мальчишка выбрал одну — на трёхметровом ясеневом веретене, обмотанном под руку шероховатым плотным ремнём, был надёжно укреплён втульчатый наконечник — в две ладони длиной, но всего в два пальца шириной, трёхгранный и острый, как игла, — в каждой грани были выбиты изображения — какое-то могучее дерево, корабль и солнечный знак. Вадим покачал пикой, несколько раз поразил ею воздух, надеясь, что выглядит не слишком неумело. Потом быстрым тычком подобрал-наколол с земли щепочку. И кивнул.

Рядом с пиками лежали дротики. Вадим отобрал пять штук, с такими вещами он тренировался. Ротбирт ткнул рукой в сторону столба, вкопанного в двадцати шагах от повозок. Судя по его разлохмаченности, столбом пользовались часто.

— Можно?

— Давайте, — кивнул провожатый.

Вадим прищурился, зажал четыре дротика в левой руке, пятый покачал в правой... и послал его в цель всем телом...

...Все пять дротиков воткнулись сверху вниз ровной строчкой — как и целился мальчишка. Добравшись до столба, он осмотрел дротики один за другим, покачивая наконечники и оглядывая древки. Дротики были сделаны добротно — что ж... Вадим вернулся к повозке, довольный проверкой.

С топорами заминки не было. Вадим взял в руку один — на длинном, почти прямом топорище, с Г-образным, утяжелённым на конце полотном — и сразу понял: это то, что надо. Не понадобилось даже метать... Вадим не без удовольствия определил топор на место на поясе, с удовольствием почувствовав, как приятная тяжесть оттянула бок. У него возникло тщеславное желание посмотреться в зеркало. Но тут для большинства людей зеркала, конечно, озерца и лужи...

Длинный — в полруки — подходящий нож-сакса с рукоятью, за которую можно было взяться при случае и обеими руками, с тяжёлым широким концом для рубки — в простых деревянных ножнах тоже нашелся быстро.

— В дальней повозке — всё для коней, — мотнул головой провожатый. — Сами подберёте?

Вопрос был не праздный. Нужно было иметь большое терпение и немалый опыт, чтобы тщательно, неспешно проверить конскую сбрую... а ведь от неё жизнь воина зависит не реже, чем от доспеха и оружия! Но Вадим мысленно усмехнулся и посмотрел на Ротбирта:

— Пошли?

Анласы не отягощали своих коней полной бронёй. Благодаря этому — Вадим пока не знал, но это было так — их конница могла подолгу идти галопом, тем более, что верховая порода рыжих коней была очень мощной. И всё-таки часть брони была стальной. Маску для коня, которую выбрал Вадим — не драконоголовую, обычную, гладкую — покрывала чеканка в виде свастик и стеблей травы. Перед её — для защиты храпа — был выгнут вверх, наглазники — тоже, одновременно играя и роль шор. На маске поднимались прямые острые рога — и были они, как Вадим узнал позже, не только украшением.

Для груди и передней части корпуса оказалась кольчуга — из крупных плоских колец. А для боков и крупа — кожаная броня с войлочной подстёжкой. Нашёл Вадим и сбрую с медными бляшками, и потёртые стальные стремена на длинных ремнях, и обтянутое чёрной кожей седло — непривычное, с высокой Т-образной задней лукой. Кожа крепилась к основе двойными рядами гвоздиков.

— Может, и это взять? — Вадим задумчиво поднял крыловидные щитки — из кожи и дерева, они крепились так, чтобы закрывать ноги и бёдра всадника.

— Я взял, — кивнул Ротбирт, — почему нет, если дают?.. Коней можно выбрать сейчас? — обратился он к провожатому.

* * *

Конские табуны паслись на холмах противоположного берега. Большинство коней были соловые — солнечно-рыжей масти — и явно двух пород. Вместе паслись невысокие мохноногие и горбоносые коньки, больше похожие даже на пони — и огромные, едва ли не по два метра в холке, огнеглазые звери, состоявшие, казалось, из одних сухих мускулов, с длинными гривами и хвостами. Боевые кони, способные перепрыгнуть пропасть, грудью пробить заплот копий, ударом копыта убить медведя...

При виде их Вадим задохнулся от восторга. Своего коня он иметь не осмеливался даже в мечтах — его не бедный отец просто не потянул бы такое чудо. Ротбирт между тем просто подошёл к высокому жеребцу и положил ладонь ему между глаз, сказав:

— Винтахэв... — конь вскинул голову, ладонь человека соскользнула на шею. — Винтахэв... — пальцы Ротбирта утонули в гриве, и конь со вздохом положил узкую голову на грудь мальчика, чуть кося глазом. Ясно было, что кони для Ротбирта — дело привычное.

Переведя наконец дух, Вадим тоже занялся выбором. И его внимание сразу привлёк нервный рыжий жеребец, пасшийся в одиночестве. Если кто-то из соседей переступал невидимую черту, рыжий вскидывался, прижимал уши и скалил зубы — молча, но до такой степени выразительно, что непрошеного соседа будто ветром сдувало.

Вадим, как под гипнозом, решительно отправился к нему — не обращая внимания на расширившиеся глаза Ротбирта и тревожный окрик сопровождающего. Желание обладать именно этим конём стало таким острым, что мальчишка полностью отдался ему. Конь перестал щипать траву и, медленно подняв голову, в упор посмотрел лиловыми бешеными глазами на подходящего человека. Издал лёгкий тихий звук, похожий на утробный гул.

Вадим протянул руку — медленно, ладонью вверх — и тихонько фыркнул, потом — чмокнул губами. Конь чуточку осел на задние ноги, мягкая верхняя губа открыла крупные зубы. Не спуская с него глаз, мальчишка подошёл вплотную. Его ладонь коснулась храпа рыжего (самого восхитительного, что только создала природа!), прошла по морде до глаз...

...Рыжий взвился! Белки налились кровью, он вознёсся над Вадимом страшной и красивой статуей, намереваясь обрушить на человека удар, который вобьёт его в землю. И тогда Вадим вскинул руку — не защищаясь, нет! — повелительным жестом! — и звонко, коротко выкрикнул какое-то слово, не расслышанное анласами.

Казалось, что коня с размаху ударили в грудь тараном. Он осел, попятился, встал на все четыре, поматывая головой с оглушённым видом. Вадим подошёл к нему уже совершенно спокойно и положил ладонь на холку.

— Вихрь, — тихонько сказал мальчик. — Вихрь, хороший мой...

Конь, вздохнув, опустил голову — через плечо Вадима — на его спину.

— Клянусь... — начал Ротбирт и покачал головой. — Какой же ты славянин?! Ты анлас!

— Он никого к себе не подпускал! — вторил в возбуждённом восхищении провожатый, только что не подпрыгивая на месте. — Когда ты пошёл к нему... я думал, что тебе конец! Его никто не мог оседлать! Ты что — колдун?!

— Нет, — коротко ответил Вадим, почёсывая надглазья вздыхающего от удовольствия Вихря. Секрет слова ещё пять лет назад открыл ему приятель отца, лесник с притамбовского кордона... Может, это и помогло ему стать в клубе лучшим. Хотя он никогда не испытывал слово так.

— Поскачем до лагеря — кто быстрей? — предложил Ротбирт немного уязвлено. Вадим покачал головой:

— Нет. Я в коже, а конь без седла. Не дело стереть ему спину и бока в первый же день.

Ротбирт заулыбался:

— Прости. Я проверял тебя.

Ведя коней в поводу (их провожатый, так и не назвавшись, смылся, едва понял, что с конями вопрос решён — то ли докладывать, то ли по каким-то личным делам), мальчишки пошли к реке. Они переговаривались о незначащих вещах — о том, что их окружало, и разговор не нёс никакого смысла... но Вадиму было приятно его вести и ощущать, как Вихрь дышит в спину — тепло, ровно и мощно. И эта тема ни о чём их так увлекла, что ни тот ни другой совершенно не заметили, когда и как их нагнал Энгост сын Виннэ в сопровождении ещё одного воина.

— Славянин, ты сумел укротить этот ураган? — спросил пати, и в его голосе прозвучало недоверие к тому, что видели его глаза — и нелепая насмешка. Вадим чуть наклонил голову:

— Меня зовут Вадим, пати. Но по-вашему проще — Вадомайр. И коня в самом деле укротил я.

Энгост быстро посмотрел на своего спутника — пожилого, уже седого богатыря, вооружённого большой секирой — на недлинной рукояти было прочно приклёпано косовидное лезвие шириной в ладонь. Тот провёл ладонью по заплетённым в косы усам и пожал плечами. На Вадима он при этом глядел с удивлённой симпатией.

— Хороший конь, — Энгост сделал движение рукой, словно хотел похлопать рыжего по крупу, но тот сделал танцующее движение — и рука пати повисла в воздухе.

В лицо Энгосту бросилась краска. Он двинулся следом за Вихрем, но седой пробасил:

— Оставь. Зашибёт.

Энгост дёрнул плечом, но остановился. И резко повернулся к Вадиму:

— Не откажи мне в просьбе.

— Говори, пати, — отозвался Вадим, насторожившись.

— Я хочу купить этого коня. Подожди! — он поднял ладонь, видя, как Вадим открыл рот. — Я дам за него десять скеллигов золота.

Ротбирт рядом выпустил воздух: «Пыф-ф-ф!» — с изумлением. Вадим уже знал, что скеллиг — это примерно пятьдесят граммов. Хороший конь стоил — Ротбирт за время их странствий увлечённо обсуждал эту тему — четыре скеллига. Отличный — семь. Превосходный — восемь. Десять скеллигов могли оборвать самый крепкий кошель. На них можно было купить отличного коня — и ещё добавить к панцирю золочёный нагрудник. Или...

Вадим тряхнул головой:

— Не будь в обиде, пати. Но кто же продаёт друга за золото? И как назвать того, кто это делает?

Энгост закусил губу. Его рука — по-боевому, в кожаной перчатке с рядами бронзовых чешуй — легла на рукоять меча. Молодой пати смотрел на стоящих плечом к плечу мальчишек задумчиво и раздражённо. Но, когда он заговорил, голос был спокоен:

— Что же — может, это и верно. Не каждую вещь измеришь золотом... Но что ты скажешь, Вадомайр Славянин, если я предложу тебе обмен? Конь хорош, нет слов. Но и Зовущий Воронов неплох!

Он быстрым, но бережным движением вытянул из чёрных ножен меч и на ладонях показал его Вадиму. Меч был типичный анласский — длинный, узкий, с расширенным концом и двойным ребром, образовывавшим посередине лезвия глубокий дол-выборку. Простая рукоять без украшений... Но голубоватый холодный блеск и проявлявшиеся при поворотах клинка туманные струи как бы в глубине металла говорили, что меч очень непрост. У Ротбирта был отличный меч, отцовский (хоть он и не имел права его носить...). Но этот... Вадим вздохнул. А Энгост, как будто искушая мальчишку, пустил ему в глаза узкий острый зайчик с бритвенно-острой кромки лезвия и молча подмигнул. Да уж. Меч стоил коня... и не одного коня, даже такого, как Вихрь.

— Не скажешь, что он плох? — осведомился Энгост.

Вадим резко вскинул голову — будто просыпаясь.

— Это было бы враньё, — сказал он тихо. — У тебя хороший клинок, пати. Так хорош он, что хоть песни складывай. И всё-таки каждый из нас останется со своим. Коня я не продам. И не сменяю.

Энгост точным движением — не глядя! — бросил меч в ножны.

— Хорошо, — коротко сказал он и, повернувшись на месте, зашагал прочь. Седой воин задержался на секунду, внимательно посмотрел на мальчишек — словно бы с одобрением! — и двинулся следом за пати.

Вадим проводил их взглядом и посмотрел на Ротбирта. Тот был собран и бледен. Поймав взгляд Вадима, сказал тихо:

— Неплохо ты отвечал. Но он тебе не простит — с такими глазами не прощают. В спину едва ли ударит, а всё же... отказать такому и потом жить рядом — всё одно что бежать по тонкому льду.

— А этот, который с ним был — он мне понравился, — задумчиво сказал Вадим. — Кто ж такой-то?

— Это его отец пати Виннэ сын Этелри, — сказал наблюдавший за разговором молодой воин, коротко поклонившись мальчишкам. — Он храбрый воин и достойный человек... а кое-кто поговаривает, что младшего его сына подменили в материнском чреве. Но сына он любит...

— Увидим, как и что будет, — хмыкнул Вадим, кивая воину. — Пошли, Ротбирт?

Тот зашагал к реке.

* * *

В «их» повозке было уже трое. Двое — ровесники мальчишек (проводник оказался тут кактут) играли, сидя на корточках, в кости. Третий — на пару лет старше — сидя на краю повозки и зажав щит между широко расставленных ног, чинил ремни. Игравшие на мальчишек и не посмотрели. Чинивший щит отвлёкся:

— А, так это вы с неба упали прямо под ноги коню кэйвинга? Правду говорят люди?

— Неправду, — невозмутимо ответил Ротбирт. — Мы просто сражались с отрядом каких-то карликов и почти победили, когда прискакал кэйвинг. Мы дали и ему долю в развлечении.

Юноша хохотнул:

— Меня зовут Дэрик сын Креоды.

— Дэрик? — Вадим улыбнулся. — Твоя мать Лаунэ? Она тебе лепёшки принесла.

— Так, — Дэрик окинул долгим взглядом игроков в кости. — Съел, ты? — он ткнул провожатого мальчишек в поясницу ногой.

— Ты и так себя откармливаешь, как борова на сало, — буркнул тот. — Ну вот, из-за тебя плохо бросил.

— Пакет! — Дэрик вскочил, отставив щит. — Пакет — или ты будешь жалеть о своих шуточках до конца своей жизни — а уж укоротить её тебе я позабочусь, клянусь ветрами Вайу!

— Под твоим шлемом, — ткнул рукой мальчишка и засмеялся. — Или ты в самом деле решил, что мы их сожрали?

Дэрик развернул на колене узелок и, словно кольца для метания, швырнул четыре лепёшки — играющим, Вадиму и Ротбирту. Ясно было, что раздел тут так же привычен, как что-то, составляющее неотъемлемую часть жизни.

— Знаешь, — сказал Ротбирт негромко, доев свою лепёшку, — а моя мать ни разу в жизни не испекла мне ничего... такого. Просто было не из чего. Ни разу... Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, какое у неё было лицо. Волосы помню... А лицо — нет. Пятно какое-то. И ещё глаза. Серые...

Вадим, не доевший лепёшку, уставился в пол повозки. Ротбирт спохватился:

— Прости... Твоя мать тоже...

— Нет, мои все живы, — отозвался Вадим. — Просто они далеко... очень. Это первое. А второе... — он хотел сказать: «Я не люблю свою мать!» — но сообразил, что анлас этого просто не поймёт.

Он сморгнул и увидел, подняв глаза, что во взгляде Ротбирта нет насмешки или любопытства. Только сочувствие. И ещё подумал, что Лаунэ, наверное, носит сюда лепёшки не ради сына, а просто всем обитателям повозки. Что она, сына «дома» не может накормить, что ли? Должно быть, не у всех тут есть родители...

— Расскажите хоть, кого вы там встретили, каких таких карликов? — спросил Дэрик.

— Маленькие, вонючие и лживые, — презрительно сказал Ротбирт.

— А какое у них оружие? Они конные или пешие? — спросил один из игравших — не проводник. Игру они бросили — для анласов это был признак большого интереса.

— Конные... Но кони у них плохие. И вооружение тоже дурное... — Ротбирт рассказал о том, как вооружены и те, что побогаче, и те, что победнее. — Они стреляют из луков, но луки маленькие и слабые. Правда, стреляют очень быстро и не сходя с коня, как Вайу.

— Прямо на скаку?! — изумился Дэрик.

— Клянусь топором Дьяуса! Но стреляют неметко.

— Ещё бы, с седла...

— Надо попробовать как-нибудь...

— Ну, только чтоб посмеялись...

— А ещё, — разглагольствовал Ротбирт, явно довольный тем, какое впечатление производит его рассказ и как его слушают, — они мечут верёвки.

— Верёвки? — округлил глаза проводник. Ротбирт важно кивнул:

— Да. Одну накинули на меня, но Вадомайр перерубил её, — теперь все посмотрели на Вадима, как будто он убил дракона. Вадим смутился и занялся панцирем, без нужды укладывая его по-другому.

— А почему они напали на вас? — спросил Дэрик. Ротбирт покачал головой:

— Не знаю, клянусь рукой Дьяуса. Мы ничего им не делали, а они начали стрелять из луков. Ну... я, конечно, стрелял в ответ... — насчёт петарды Вадима Ротбирт промолчал — видно, и сам не решил, было это на самом деле или почудилось. — Четверых застрелил. Но только в ответ!

— И ещё одного одолел в рукопашной, — напомнил Вадим.

— А Вадомайр одного заколол — так ловко! — искренне похвалил Ротбирт.

— Как видно, они и впрямь не слишком хорошие воины, — заметил Дэрик, — если вы с луком, мечом и саксой одолели шестерых. Если они не пожелают поделиться с нами землёй — мы её заберём!

Разговор стал общим. Юные ратэсты связывали с будущим большие и весьма радужные надежды. Мир вокруг их восхищал и был явно достоин того, чтобы за него сражаться.

— Надо бы о них побольше узнать...

— Кто ж расскажет о своих врагам?..

— Может, у них тоже есть кэйвинги? Тогда с ними будет трудно, даже если они слабые воины...

— Как узнать что-то у того, кто не умеет говорить на нашем языке, дурак? А ты не знаешь его языка?

— Кэйвинг позвал Сийбэрэ.

Эта реплика словно обрезала шумный разговор. Вадим (он в болтовне участия и не принимал) спросил:

— Сийбэрэ? Кто такой Сийбэрэ?

Все переглянулись. Ротбирт молчал — тоже вопросительно.

— Это один из наших атрапанов, — пояснил Дэрик. — Но он... он не просто атрапан. Он... он может разговаривать со зверем и птицей, с рыбой и камнем, с ветром и лесом. Никто не знает, сколько Сийбэрэ лет; если кто спрашивает — старики говорят: он был всегда. И, если Сийбэрэ спрашивает, никто не может утаить правду. С ним страшно говорить, Вадомайр Славянин.

Ротбирт кивал. Атрапаны анласов много умели и знали. Мальчишка видел, как один остановил кровь из порванной жилы на шее простым движением ладони. Другой — заставил выйти из раны сломавшийся в теле человека коготь белого медведя. Третий... а, да что там — они много умели. Взять хоть то, что они знали все священные знаки и не боялись их изображать! Сам Ротбирт знал только три воинских, пять охотничьих и — это тоже было необычно — два женских, мать показала.

— Эй! — послышался резкий молодой голос — с оттенком презрения. — Эй, Вадомайр Славянин — ты?

Вадим повернулся на голос. Недалеко от повозки стояли четверо мальчишек — однолетков пришельцев. Трое смотрели с понятным любопытством, не более, но один — плечистый, огненно-рыжий — выглядел неприятно. И взгляд у него был злой, словно Вадим его смертельно обидел.

Ощутив неожиданно ответную неприязнь, Вадим встал:

— Я Вадомайр. А ты назовись тоже, чтобы я говорил не с пустым местом.

— Я Эльрида сын Бэрка из анла-энграм, — мальчишка выделил название зинда, как бы подчёркивая, что у Вадима зинда нет. — И ещё я — щитоносец пати Энгоста. Я пришёл взглянуть на безродного славянина, который хочет стать в один ряд с нами, ратэстами отважного кэйвинга Йохалла.

— Если хочешь затеять ссору, Эльрида... — начал Дэрик, но Ваим легко перепрыгнул через борт и упёр руку в бок:

— Мог бы Энгост выбрать щитоносца получше. Ты сказал правду, я славянин... но лучше быть безродным, чем позорить своих, как это делаешь ты!

На лице Эльриды появилось настолько легко читаемое удовлетворение, что Вадим понял — парень пришёл драться и просто счастлив, что у него появился повод для этого. Впрочем, и Вадим не искал мира. Опыт прошлой жизни говорил: ублюдков надо ставить на место сразу и прочно.

— Вот сейчас я переломаю тебе рёбра, безродный, — тихо сказал Эльрида, плавно поднимая к груди кулаки — крепкие, загорелые. Мальчишки — и пришедшие с Эльридой и попрыгавшие в повозки — образовали круг.

— Кулаками!

— Нет, можно всё!

— Всё можно!

— Вадомайр, всё можно!

— Можно всё, Эльрида!

Как Вадим и ожидал, Эльрида не вытерпел и бросился в атаку первым. Он был одной комплекции с Вадимом, но, конечно, учился драться не ради интереса, а чтобы выжить. И всё-таки его атака оказалась ошибкой. Вадим встретил его ударом ноги в пах, а потом — свингом в скулу. Эльрида согнулся пополам, голова мотнулась в сторону, за нею повело всё тело — и он грохнулся на бок. Несколько секунд оставался неподвижным, лишь с натугой открывал и закрывал глаза. Но потом — вскочил прыжком.

— Д-д-д-дьяу-у-у-с-с-с... — прохрипел он. — Тебе осталось только бежать...

Вадим хладнокровно плюнул ему на сапог. Эльрида побагровел, бросаясь вперёд со скоростью и силой хорошо раскачанного тарана. И на этот раз он был осторожней — ловко нырнул под кулак Вадима и обрушил сдвоенный удар на живот противника, явно намереваясь пробить Вадимом повозку. Вадим принял оба удара на предплечья и отскочил. Выброшенная нога зацепила его по щиколотке — но лишь вскользь. Эльрида нанёс Вадиму тяжёлый удар в левое плечо — удар, развернувший мальчишку спиной к противнику. И тут злость заставила Эльриду допустить фатальную ошибку. Вместо того, чтобы вышибить из Вадима желание драться хорошим ударом в затылок или по почке, он бросился на Вадима со спины, намереваясь взять его шею в замок и душить до тех пор, пока тот не перестанет брыкаться — это было бы показательным уроком. А Вадим сохранил полное хладнокровие. Он молниеносно захватил над своим плечом руку противника и провёл, садясь, классический бросок «через себя».

Послышался хруст вывернутого сустава. Эльрида грянулся оземь — и застыл, раскидав руки, после такого падения человеку кажется, что внутри всё онемело. А Вадим встал в рост и сплюнул ещё раз — уже просто на траву:

— Безродный я или кто там, — сказал он спокойно, — но дерусь я лучше.

Его последние слова были заглушены дружным, радостным криком. И Вадим, оглядываясь по сторонам, заулыбался — кажется, его приняли...

А потом крики заглушил призывный рёв горнов — трампет — нёсшийся по всему лагерю от шатра кэйвинга.

* * *

Стоя на повозке, Йохалла смотрел исподлобья на людское море перед ним. Кэйвинг был без доспеха, но с мечом, а его щитоносец Блаки держал за кэйвингом шлем.

У повозки, рядом с пати, стояла высокая стройная женщина, державшая на руках грудного ребёнка. Возле неё замер, глядя на людей, мальчик лет двенадцати-тринадцати, похожий и на женщину и на самого кэйвинга.

— Жена кэйвинга Ринд и его сыновья Увальд и Увольв, — сказал кто-то над плечом Вадима, явно обращаясь к нему. — Увальд старший. Ишь, как смотрит, волчонок...

— Велено мужчинам придти с оружием, — откликнулся ещё кто-то в толпе рядом, — значит, будет важное решение.

— Пусть боги пошлют нам войну, не устаю думать об этом, — отозвался ещё кто-то.

— Пусть услышат твои слова те, от кого это зависит, — пробормотал Ротбирт. Вадим покосился на приятеля. М-да... Он хотел было спросить, на самом ли деле тот так хочет войны — но как раз в этот момент Йохалла, подняв голову, широко шагнул вперёд и взметнул руку с прямой ладонью:

— Зинд анла-энграм! Хангмот! Женщины и дети! Наши предки сейчас глядят на нас с оставленной нами умершей земли! И сейчас я говорю всем! — он умолк и обвёл людей пристальным, внимательны взглядом, потом — медленно опустил руку — и стал слышен дождевой шорох рукава кольчуги. — Мы нашли прекрасную землю, на которой хватит места и нам, и детям наших детей. Все вы видите, что земля эта — поистине дар богов... но знаете вы так же, что боги дарят лишь достойным, а право на обладание подарком нужно заслужить. Я узнал, что у земли этой уже есть хозяева — злобные и многочисленные существа, мало похожие на людей. Там, — и он указал окованной сталью рукой на юг, — на целые недели пути лежат земли народа хангаров. Ими правит кэйвинг, которого называют хаган. У этих существ большое войско, земли их обширны и щедры. Там много поселений, которые огромны и богаты! — Йохалла переждал восхищённый ропот. — Боги даруют победы тем, кто идёт вперёд. Поэтому я пойду вперёд, даже если останусь один. И я или завоюю себе и детям своим новые земли — или сложу свою голову, и никто не скажет мне там, что я позорно отступил, испугавшись неравного боя. Сейчас я спрашиваю всех. Пусть те, кто пойдёт за своей судьбой и своим кэйвингом, скажут слово.

Вот тут бы и объявить, что «наступила долгая тишина...» Но это было бы неправдой. Никто из нескольких тысяч людей, собравшихся у шатра, даже не задумался над своим выбором! Это шло и от особой беспечности, с которой анласы смотрели на мир.. и от восхищённого взгляда на него же, и от желания не просто жить — но жить и свершать, и от осознания собственной силы, и от тяги к риску... Но — так или иначе! — сразу за тем, как кэйвинг замолчал, раздался ужасающий обвальный грохот стали — ратэсты били в щиты оружием или просто кулаками в боевых перчатках, как бы заверяя печатью решение кэйвинга.

Трампеты взревели снова, отсекая шум. Йохалла обвёл — молча! — взглядом первый ряд, где стояли плечо в плечо, в воронёной стали, триста его ратэстов. Ударная сила. Лучшие бойцы зинда. Взгляд был — обещание. Взгляд был — надежда. Взгляд был — приказ. Потом кэйвинг протянул руку стоявшему у самой повозки певцу-сэпу:

— Эдэрик, любимец песни! Мы начинаем большое дело — так спой же нам. Воин — воинам. Спой так, чтобы мечи зашевелились в ножнах!

Сэп одним прыжком оказался рядом с кэйвитнгом. Он был молод, медно-рыжие волосы, заплетённые в перевитые золотом косы, падали на закрытую чёрной кольчугой широкую грудь. Движением руки отбросив плащ, Эдэрик снял арфу с круто изогнутыми посеребрёнными рогами с бедра и поставил её на колено — а ногу утвердил на борту.

* * *

Мальчишки покинули место совета в несколько лихорадочном, приподнятом настроении. Они без нужды доставали оружие, излишне громко говорили и в открытую обсуждали свои планы — кое-кто уже взял штурмом город-другой, порубил сотню врагов и поднёс выкуп за невесту кому-нибудь из пати.

Впрочем, Вадим понял уже, что война и вправду сулила хорошую жизнь всем — от кэйвинга до полуневольников-лэти. Несмотря на кочевое прошлое, идеалом большинства анласов было осесть на землю, распахать хороший её кусок, а на остальной — развести коней и коров. Земля лежала перед ними — только бери, а уж взять-то любой из них не помедлит!

Вадим слегка отстал — ему было интересно посмотреть лагерь. А Ротбирт отстал за компанию с другом. Вокруг кипела суета — казалось, весь зинд собирается сниматься буквально сию секунду. На самом же деле выступать решено было лишь через два дня, но женщины уже перебирали скарб, мужчины правили упряжи для волов, чинили повозки и оружие, мальчишки играли в «поход» и «войну с карликами»...

Ротбирт, рассказывавший об увиденных охотничьих псах, вдруг осекся и замедлил шаг. Вадим даже ничего не успел спросить — крутнув головой, увидел сидящего на перекрещённых оглоблях старика.

Седой, как снег, с заплетённой в косу длинной бородой, но, тем не менее, ещё очень крепкий, он сидел, широко расставив ноги и сплетя длинные узловатые пальцы на навершии сучковатого посоха, упёртого в землю. Синюю хламиду в юношески тонкой талии перетягивал ремешок, на котором висели кошель и сакса.

— Атрапан, — шепнул Ротбирт. — Пойдём скорей, Вадомайр...

Кустистые, похожие на клочья северного мха брови атрапана шевельнулись, открыв глаза, показавшиеся Вадиму белыми... но нет, просто в них разлилась очень светлая голубизна. Невидимые за клювовидным носом и усами губы произнесли — отчётливо, негромко:

— Привет тебе, Вадомайр Славянин, отважный кэйвинг.

Ротбирт охнул и даже отстранился от Вадима, неверяще глядя на него. Вадим же шагнул вперёд и удивлённо спросил:

— Почему вы... — начал он по-русски, но перешёл на анласский, — ...ты меня так называешь, старик? Я даже ещё не ратэст вашего кэйвинга, а ты меня называешь этим титулом!

Брови нависли, вновь скрыв голубизну:

— В «Речи Дьяуса» сказано: «Закрывающий глаза — слеп сдважды.» Я сказал то, что видел.

Вадим, хмурясь, смотрел на старика, плотно сжав губы. Атрапан, казалось, уснул — и Вадим, пожав плечами, зашагал дальше.

Ни он, ни поспешивший следом Ротбирт не видели, как атрапан вновь поднял голову и, вскинув посох, начертил им в воздухе непонятный знак. Мало кто из анласов мог бы его прочитать... но это был знак «йра» — «искра».

Ещё его можно было прочесть как «ора».

Судьба.

* * *

Вадим мучился кошмаром. Темноликие огромные всадники вихрем носились вокруг, перескакивая через мальчишку — а он лежал на земле и не мог пошевелиться. Он отчаянно пытался освободиться от того, что мешало встать — и не мог. На северо-востоке горело небо, и в этом огненном зареве на всадниках и конях алел металл...

...Прикосновение к плечу разбудило его мгновенно, как и положено просыпаться воину. Но явь оказалась в первый миг такой непостижимой, что Вадим дёрнулся за топором.

И замер, поняв, что именно происходит. Поняв с дрожью и радостью.

Рядом с ним стояли двое ратэстов в полных доспехах. Каждый держал в правой руке факел, левая — лежала на рукояти меча. Шлемы и пляшущий огонь факелов мешали разглядеть лица — глазницы масок казались наполненными чернотой.

— Вставай и идём, — невозможно было определить даже, кто из них это говорит.

Вадим поднялся. Его неожиданно охватил озноб. Ночь была тёплой. А что такое «нервы» — Вадим давно и прочно забыл... по крайней мере, ему так казалось — но теперь его начало потряхивать. Подступившее ликование мешалось с жутью.

Один ратэст сделал шаг назад, второй — вперёд, и Вадим оказался между ними. Факелы чуть опустились.

На траве лежала ледяная роса — значит, скоро наступит утро... Вадим шёл, как во сне. Впереди, на фоне неба, в свете факелов обрисовались фигуры пяти коней; ещё двое ратэстов ждали в сёдлах.

Вихрь был не осёдлан, но стоял неожиданно спокойно. Вадим прыгнул ему на спину, стиснул коленями бока, пятками уперся в мослаки. Ратэсты выстроились квадратом, буквально сдавив Вихря своими конями. С места взяли в галоп, увлекая за собой...

...Вадим не мог понять, куда они скачут. Красные тени прыгали по кустам, траве и стволам деревьев. Ветер бил в лицо. Гремели копыта. В зрачках коней — безумных от скачки — металось пламя.

Впереди послышался звук трампета. Скакавшие первой парой ратэсты вскинули факелы и резко бросили руки вниз — загудело пламя... Все пятеро на полном скаку ворвались в дубовую рощу — Вадиму почудилось, что из-под конских копыт метнулись какие-то маленькие существа... но не звери... Впереди колебались огни — множество огней — но было очень и очень тихо.

Кони встали как вкопанные. Ратэсты соскочили наземь. Вадим — тоже. Он не рассчитал высоты, земля больно ударила по пальцам ног, но ратэсты даже не дали остановиться — стиснули латными боками, как только что их кони — Вихря.

Шаг. Шаг. Шаг.

Дубы тут образовывали естественное кольцо. Второе кольцо образовывали ратэсты — они стояли, уперев меч в правой руке в землю, а левую — с факелом — высоко подняв над головой.

В центре поляны полыхал костёр — языки пламени в ночном воздухе были почти неподвижны, но свист и гул пламени наполняли поляну. Возле огня застыл, сложив руки на посохе, атрапан. Вадим не мог различить, тот ли это, что назвал его кэйвингом — или другой. На противоположной стороне костра четверо ратэстов держали за верёвки, привязанные к ногам, могучего бука — зверь, наклонив голову, хрипло дышал, целя в пространство пиками рогов.

Ратэсты шагнули в стороны, освобождая Вадима. Почти физически ощущая на себе десятки взглядов, мальчишка пересилил себя — и пошёл к огню один.

Протянутый посох атрапана преградил ему путь в пламя. Огонь заливал тело Вадима жаром, и вскоре кожа его заблестела от пота, а губы пересохли — но мальчишка стоял каменно-неподвижно, глядя в пламя немигающими серыми глазами.

— Зачем ты пришёл? — невозможно было понять, кто спросил..

— Обрести силу всех и отдать силу всем! — звонко ответил Вадим; казалось, что эти слова, чеканенные из солнечной бронзы, повисли в воздухе над огнём костра.

— Будешь ли ты нам другом и опорой в ответ на наши дружбу и поддержку — в горе, радости, веселье, страхе, боли, счастье — во всей жизни воина?

— Буду, — без колебаний ответил Вадим.

— Клянёшься ли ты в верности туру — баннорту зинда анла-энграм?

— Клянусь, — жар становился невыносимым.

— Придёшь ли ты ко мне на помощь и после смерти?

— Приду, — твёрдо ответил Вадим. Сейчас он верил в свои слова.

— Чем же ты клянёшься мне во всём этом?

Жар почти физически толкал в грудь: «Отойди! Отойди!» Но отходить нельзя — наоборот, нужно будет сделать ещё шаг...

— Своей кровью и своей честью! Дубом, терновником и ясенем! Зелёными холмами и хрустальными реками! Именем предков и своим именем! — чётко и раздельно сказал Вадим.

— Дьяус слышит! Дьяус знает! Дьяус свидетель! — грянул хор мужских голосов. — Дьяус слышит!! Дьяус знает!! Дьяус свидетель!! Дьяус слышит!!! Дьяус знает!!! Дьяус свидетель!!!

Опустившись на колено, Вадим без колебаний протянул руку в огонь...

...Боль, которую он испытал вслед за этим, не шла ни в какое сравнение с чем-либо, ранее испытанным в жизни. Первым его желанием — слепым желанием тела — было — немедленно выхватить руку из пламени, но усилием воли Вадим заставил себя не думать об этом и, подняв голову, улыбнулся. По лицу его текли слёзы. «Если есть какие-то боги, — подумал он очень отчётливо от этой боли, — то пусть они дадут мне силы терпеть.»

Хор нараспев говорил:

Вадим перестал видеть и слышать — в ушах возник монотонный гул, а перед глазами повис ровный алый туман боли. И, когда боль стала непереносимой и запредельной, чья-то рука схватила и стиснула ладонь Вадима, причинив в первый момент ещё большую муку, но защитив руку мальчишки от огня. Вадим широко распахнул глаза и вдруг отчётливо увидел того, кто вместе с ним держал руку в огне — по другую сторону пламени стоял на колене Ротбирт. Тело анласа блестело от пота, пот и слёзы катились по лицу, но губы были раздвинуты в улыбке, а в глазах кроме боли были заслонявшие её восторг — и ярость.

«Ротбирт — мой побратим,» — подумал Вадим.

Голоса умолкли.

Вадим и Ротбирт встали на ноги. Вадим качнулся, но Ротбирт поддержал его и отшагнул в сторону — последнее пожатие пальцев было как призыв держаться.

Четверо ратэстов встали на колено и скрестили мечи. Вадим ступил на это перекрестье, похожее на скрещение лунных лучей — ощущая ступнями холод клинков. Рука болела почти невыносимо — и он взлетел вверх, на уровень плеч ратэстов. Одновременно слитный, короткий удар заставил его вздрогнуть. Тени махали ало-чёрными крыльями. Это ратэсты били по рукоятям факелов мечами.

Удары превратились в слитный грохот... и возникло странное чувство полёта — полёта над сверкающими полосами клинков, над костром, над поляной, над дубами, над всем миром...

...Мечи опустились вниз — и Вадим шагнул с них на землю. Теперь он стоял перед коридором из скрещённых мечей, а в конце коридора человек протягивал ему, Вадиму, что-то... что-то непонятное...

Мальчишка прошёл этим коридором — с лязгом опускались клинки за его спиной — и взял в руку то что ему протягивали: топор из чёрного камня, украшенный высеченными глубокими знаками, в свете костра отливавшими алым — казалось, бороздки наполнены кровью.

— Бери, — голос человека показался ему знакомым.

— Отдам преданностью, — ответил Вадим, не обращая внимания на толчки боли в руке.

Надвинулась морда быка — с горящими глазами, обдающая пряным запахом... Взметнув топор, Вадим с выдохом обрушил её на широкий лоб между раскинутых рогов — и кровь свистнула ему на руки, на грудь, в лицо, скрепляя союз нового ратэста с кэйвингом и всей дружиной...

...Дым. Пряно пахнущий дым клубился со всех сторон, и Вадим... Вадомайр?.. плыл в этом дыму. Из дыма опустилась птица — огненная птица — и вцепилась когтями в руку, в правое запястье... и стала на ней — на руке — витой татуировкой, изображавшей птицу, терзающую змею.

Татуировка была серая, только глаза птицы горели алым, как раны.

* * *

Заря занялась огромным костром в пол-неба. Недобрая, огненная... Такие зори часто бывают в морозные зимние дни — и почти никогда летом.

Десяток всадников-анласов двигался вдоль лесной опушки. Высокие кони шли плавным шагом, острия пик покачивались в красном небе. Воронение кольчуг тускло, тяжёлыми алыми искрами поблёскивало на фоне пока ещё чёрной стены леса. Было тихо, лишь по временам пофыркивали кони, сухо звякала сталь, да слышались негромкие, короткие переговоры.

Предутренний час, когда нечисть и ночные хищники возвращаются в логова, миновал, и солнце хлынуло в лес расплавленной бронзой. Чёрные силуэты превратились в людей и коней.

Вадим и Ротбирт ехали стремя в стремя. Оба мальчика были без шлемов — устроили их на передних луках сёдел. Отряд мотался верхом с двух ночи — кэйвинг выслал несколько дозоров, потому что совершенно определённо начинались земли, принадлежавшие хангарам.

Страной хангаров — Хана Гаар — управлял хаган. Она делилась на области-урханы, которыми правили наместники-сюууджи. Каждый урхан делился в свою очередь на даханы с датханами во главе. И уже было известно, что воинов у хангаров очень-очень много...

Пати Гэст, поставленный командовать этим дозором, был тяжеловатый на действия, уже немолодой, но очень опытный воин. Разведка была для него привычным делом. Покачиваясь в седле — рослый даже для анласа, похожий на ястреба — пати прятал в углах рта усмешку. Ему нравилось, что молодые ратэсты, из которых состоял его отряд, не боятся и не волнуются. Щитоносец Гэста, один из его внуков, медноволосый парнишка, обрывал губами с веточки крупные, спелые ягоды голубики.

— Лопнешь, — негромко сказал Ротбирт.

— Не жалко, — щитоносец протянул широким жестом, не глядя, шлем, на треть заполненный ягодами. Ротбирт достал две, сунул одну Вадиму.

Впереди начался крутой косогор, поросший малинником, а наверху, словно часовые, стояли мрачные ели.

— Пр, — Гэст остановил коня, повернулся в седле. — Довольно жрать! Проверьте, что там, за елями, — он указал на двоих ратэстов. Те спешились и неслышной побежкой, накладывая стреляя на тетивы, двинулись вперёд. Остальные развернулись в цепь и приготовились ждать...

Дробной рысью-иноходью выскочили из-за елей и стали спускаться к опушке трое хангарских всадников в латах. Очевидно, они не сразу заметили анласов... а потом стало поздно. Двое разведчиков, вскинув луки, метнули стрелы раньше, чем хангары дёрнулись. Один взмахнул руками и покатился с седла со стрелой между глаз. Второй конвульсивно дёрнулся и свесился на гриву, уронив руку — стрела торчала слева в груди.

Третий, гортанно крикнув, ударом колен развернул коня и погнал его вверх, к спасительным елям. Коротко свистнув, бронебойная стрела ударила его в шею сзади, пробив латный ворот — всадник кувыркнулся через круп. Ротбирт, улыбаясь, опустил лук. Он стрелял с седла, уперев лук в носок выставленной ноги.

— Метко, — похвалил кто-то. Ротбирт зыркнул, ответил насмешливо:

— Будешь хвалить, когда выстрелишь так же. До той поры — учись.

Говоривший, похоже, онемел. Остальные негромко, но одобрительно рассмеялись.

Разведчики вернулись быстро. Садясь в седло, старший сказал, указывая луком на ели:

— Там, дальше, большая долина. В лиге от склона крепость.

— Какая? — Гэст положил ладонь на шлем.

— Так... — разведчик поморщился. — Я бы не назвал её сильной. Земляной вал, в нём ворота. Ров, похоже, сухой, как моя глотка. Стража у ворот есть, четверо пеших.

— Сколько там на глаз может быть воинов? — выяснял Гэст.

— Не больше полусотни, — уверенно ответил разведчик.

Гэст задумался, став ещё больше похож на хищную птицу, чем обычно. Ратэсты притихли. Наконец пати вскинул голову и широко улыбнулся:

— Клянусь луком Вайу, что они тут давным-давно забыли, что такое бой! Слушайте! Пятеро из нас со мной во главе выманят из крепости часть воинов... скорее всего — большую и лучшую. Выманят под стрелы остальных, которые засядут за елями. Потом все — в сёдла и галопом на ворота. А дальше...

Он не договорил, но что будет дальше, не требовало объяснений.

* * *

Полдюжины стрел Ротбирт воткнул в землю перед собой. Пошевелил осторожно густые еловые лапы, открывая себе обзор, завёл одну за другую.

Всадники ехали шагом в сторону крепости. Отчётливо было видно, что они очень хотят проскользнуть мимо неё незамеченными. Очевидно, поняли это и хангары. Они обманули сами себя...

Из широко распахнутых ворот, словно клинок из ножен, выметнулись три десятка всадников в доспехах, на бронированных конях. Анласы, великолепно имитируя замешательство, закрутились на месте, потом помчались обратно. Кто-то из стрелков засмеялся тихо, видя, как «бегущие» старательно стягивают поводья, чтобы анласские звери не оставили хангарских коней ни с чем.

Ротбирт провёл пальцами по древкам стрел, по оперениям. Выбрал бронебойную стрелу, положил на кулак. И прищурился. Подпустить на две сотни шагов... даже ближе, на полтораста, чтобы не успели уйти из-под стрел.

Хангары начали стрелять на скаку — чёрточки стрел заштриховали воздух, видно было, как некоторые отскакивают от кольчуг анласов и застревают в кожаной конской броне. Вадомайр на своём Вихре скакал на левом фланге — Ротбирт видел недовольное лицо славянина и мысленно выругал друга за то, что тот не надел шлем. Едва он подумал об этом, как волосы Вадомайра подбросила стрела.

— Боги... — выдохнул Ротбирт, натягивая тетиву.

— Остынь, рано, — заметили слева.

Гэст вдруг резко отвернул вправо. Остальные — за ним, открывая фронт для стрельбы.

— Давай!

С привычным посвистом стрела сорвалась с тетивы. Взмахнув руками, покатился с седла один... Дальше Ротбирт уже ничего толком не замечал, кроме того, что — попадает, попадает!!!

Взметнулся и стих крик ужаса, только хрипела раненая лошадь, порываясь встать. Двое хангаров махом неслись прочь, метались кони с пустыми сёдлами, три или четыре лежали мёртвые, как и все хозяева лошадей. Кое в кого попали по нескольку стрел.

— Вай-у-у-у!!!

Две или три стрелы, пущенные вслед, стукнулись о латы хангаров. Стрелки бросились к коням, а отряд Гэста в полном составе уже с воем и выкриками мчался к крепости...

...Ох, хорош был Вихрь! Вадим вырвался вперёд и, клонясь с седла, как тренировался упорно все последние дни, целился пикой. Хангар оглядывался... оглядывался... Вадим отвёл локоть и ударил, целясь в бок. Рвануло, он сжал шенкеля и проскочил мимо хангара, который оставался в седле, но с каждым скоком лошади всё дальше и дальше кренился вбок. Убил, понял Вадим азартно. И удивился, что пика всё ещё в руке, успел выдернуть...

Стрелки отстали на пару перестрелов — но у них кони были свежие, и на полпути к крепости обе группы соединились. Хангары пытались закрыть ворота, но те давно заржавели в петлях и прочно вросли в землю створками. Со стен стреляли из луков, но неметко. Ратэсты на скаку надевали шлемы, перебрасывали на руку щиты и сгибались в сёдлах.

Гэст, ухнув, метнул топор — наиболее упиравшийся на воротах открыл рот и сел наземь, топор торчал у него ниже левого плеча в груди. Анласы влетали в ворота, грохоча по мосткам. Вадим ударом пики пригвоздил к створке ворот воина, замахнувшегося на него саблей. Слева кто-то с визгом прыгнул на скачущего анласа, сшиб его с седла — покатились... Закрываясь щитом, на мальчишку бросился воин со своим странным оружием — копьём-не копьём. Вадим, качнувшись назад в седле, метнул в него выхваченный на скаку дротик, угодив в лицо — и заорал от восторга, чувствуя, как освобождается от чего-то, мешавшего... мешавшего... нет, он не мог подобрать слова.

— Под крылом кричат, умирают ветра... — Вадим поймал себя на том, что орёт калугинское «Восхождение».

В большом приземистом здании укрыться не успел никто — одного, добежавшего почти до порога, брошенный топор уложил в затылок, и он свалился на брёвна, дёргаясь и плюясь бурой пеной. Попытавшихся организовать оборону на валу сбили стрелами.

— Ничего не жечь! — скомандовал Гэст глухим из-под маски голосом. — Всё обыскать, живей!

Во дворе оставались только мёртвые враги и живые анласы — потерь у них не было, разве что поцарапанные, да в кожаной броне коней тут и там торчали стрелы. На растекавшуюся по двору кровь летели мухи.

Вадим соскочил наземь, закинул узду за брус. Впервые в жизни — настоящий бой... и как же это было здорово, с изумлением подумал мальчишка, стаскивая крылатый шлем. Пристроив его на луке седла, Вадим огляделся. Кто-то уже заглядывал в дом, кто-то искал своё оружие, кто-то методично рубил головы убитым и швырял их на вал, где ещё один воин выстраивал из них ряд.

Вадим сходил за дротиком и пикой. Удивился тому, с какой силой ударил того, у ворот — пика пробила насквозь тело в пластинчатой броне, расщепила бревно и застряла, Вадим еле-еле выдернул оружие, с трудом раскачав.

— В бою часто себя не помнят, — сказал Гэст. Оказалось, он подошёл и встал рядом. — А ты молодец, славянин. Силу же размерять ещё научишься.

— Поищу меч, — ответил Вадим, понимая, что — нет, хорошего оружия он тут не отыщет. Просто сказал, чтобы прогнать внезапное смущение от похвалы.

— Поищи... — спокойно согласился Гэст.

На самом деле Вадим отправился искать Ротбирта, которого не видел — оказалось, что дружок заглядывает во все уголки дома с типично анласским неуёмным любопытством... которое, надо сказать, стоило не одному анласу жизни.

В комнате, где стояли низкие ложа под кошмами, нестерпимо воняло кислятиной — оба парня отшатнулись с порога, словно получили в лоб палицей. При мысли, что там, наверное, есть и вши, у обоих — и Вадима, выросшего в мире ванн и душей, и Ротбирта, чистоплотного, как все анласы — появилось одновременно острое желание запалить эту конуру. Однако, приказ Гэсты был ясен — и они с парой других молодых ратэстов зашныряли по комнатам. В одной из них горела в небольшом золотом сосуде, стоявшем на низком резном столике, издававшая странный аромат палочка. Больше в маленькой комнатке ничего и никого не было. От запаха быстро начала мягко кружиться голова, в ушах послышался тихий тоненький звон.

— Это, наверное, место, где обитают их Боги, — сказал кто-то из ратэстов. Ротбирт, протянувший было руку к сосуду, тут же опасливо её отдёрнул и сказал в ответ на беззлобные насмешки:

— Я не боюсь ни людей, ни зверей, ни демонов. Но с чужими Богами лучше не связываться, клянусь Вайу!

Смех утих, и все пришли к выводу, что Ротбирт совершенно прав — и аккуратно прикрыли дверь прежде чем двинуться дальше.

На какое-то время Вадим потерял Ротбирта, а когда нашёл его — тот стоял в дверях ещё одной комнатушки и крутил в руках — с крайне задумчивым видом — наконечник копья.

— Взгляни, какая странная вещь, — поднял он голову. — Готов поставить руку — её не хангары делали. Не славянская ли работа?

Вадим принял наконечник — и удивился тому, какой он тяжёлый. Длинный — едва ли не в полметра — и узкий, он немного походил на наконечник анласской пики, но в сечении напоминал трёхлучевую звезду с глубокими выборками... а зримо — всем известный в мире Вадима русский трёхгранный штык, от ударов которым нет спасения в линейном рукопашном бою «волна на волну».

— Для конного боя, но это не славянское оружие, — ответил Вадим, вспомнив всё, что знал о холодном оружии — точно, не делали таких славяне. Он провёл пальцем по выборкам, где изрыгали пламя летящие полуптицы-полульвы — грифоны — и вились стебли растений, прораставшие мечами. — Красивая штука.

— Я поставлю его вместо своего на пику, — решил Ротбирт. — Из чего только он выкован? Это не сталь, тяжёлый такой...

— Ну так и хорошо, — двинул плечом Вадим.

— Так кто говорит, что плохо? Мне просто интересно, никогда не видел такого металла, — и Ротбирт достал саксу, которой и стукнул — легонько — по ребру наконечника. На странной серебристой поверхности не осталось ни царапинки!

— Похоже на серебро, но это не серебро, — заметил Вадим.

— Серебро! — фыркнул Ротбирт, убирая наконечник под ремень щита. — На серебре от зубов следы остаются!.. Посмотрим ещё, может, что-нибудь отыщем?

Вадим кивнул, но тут во дворе затрубил трампет. Все поспешили наружу.

Гэст — странно весёлый — расхаживал по валу. Когда отряд собрался, он благосклонно оглядел воинов сверху и зычно объявил:

— Можно отдохнуть и задать корму коням. Подождём кэйвинга.

— Дальше не пойдём, пати?! — крикнул кто-то.

— Ни к чему. Тут надо будет оставить хоть полдесятка людей, иначе нечего было и захватывать... а нас мало.

— Ну можно хоть немного разведать, что там, дальше? — нетерпеливо спросил кто-то из молодых. Пати, кажется, хотел возразить, но потом махнул рукой:

— Не жаль коней и свои задницы — езжайте... только недалеко и не больше трёх человек.

Энтузиастов оказалось немного, надо сказать. Собрались ехать двое молодых, но один обнаружил, что его конь загнал под подкову камешек, и второй заскучал, но Вадим и Ротбирт подошли к нему:

— Поехали? — спросил Вадим. Ратэст — он был лет на пять старше мальчишек — слегка свысока посмотрел на них и кивнул:

— Ну едем, щенята...

Мальчишки не обиделись.

* * *

Долина закончилась склоном, для верхового на первый взгляд неприступным по причине крутизны. Все трое какое-то время тыкались в кусты, пока Ротбирт совершенно случайно не выехал на вполне надёжную тропку, зигзагом выводившую явно наверх. Анласские кони, всхрапывая и косясь на крутизну, тем не менее исправно несли своих всадников выше и выше. Взаимное доверие — люди доверяли инстинкту коней, а кони верили, что, пока хозяева на них, ничего плохого с ними не случится...

Наверху снова начался лес — но сосновый, прозрачный. В нём вольно гулял свежий ветер, пахнущий чем-то горьким и волнующим, качал высокие кроны и шуршал папоротником в подлеске. Тут, в отличие от начинавшегося уже внизу, в долине, жаркого летнего дня, царила приятная прохлада.

Анласы подсознательно тонко воспринимали красоту природы. Правда они не были способны — в отличие от, например, кельтов Земли, разразиться экспромтом из стихов по поводу хрустальных ручьёв и зелёных кущ. Но в этом лесу все трое ощутили себя, как в храме и даже говорили шёпотом.

Однако вот Ротбирт стукнул по стволу одной из сосен древком пики, по дереву вверх язычком пламени метнулась белка, Вадим проводил её весёлым свистом, и дальше они разболтались. Брик (так звали третьего ратэста) рассказал, что отец научил его строить скиды, а потом сообщил, что тут, в лесу, отличные деревья именно для их постройки.

— Одна беда — мы далеко ушли от моря, — вздохнул он.

— Ну, где-нибудь оно ведь должно быть, — утешил его Ротбирт. Вадима море не очень интересовало — он ускакал дальше, вверх по склону. Ротбирт и Брик увидели вдруг, как он резко осадил Вихря, покачнулся в седле и застыл, опустив руку с пикой, словно превратился в камень.

Обеспокоенный, Ротбирт погнал Винтахэва к другу.

В лицо мальчишке ударил резкий порыв ветра, и он замер в седле, поражённый не меньше друга.

Земля кончилась, последние сосны высовывали корни из стометрового обрыва, и глубоко внизу с немолчным шумом бились в щит скал отряды белошлемных волн, гряда за грядой шедшие из морской дали — серые, сумрачные, отблёскивавшие стальным светом, что ещё больше усиливало их сходство с войском витязей, штурмующих вражескую крепость в чеканном строю. Вдали, где солнечное небо обрушивалось в сумрак вод, клубились тяжёлые тучи — там бушевал шторм, и ветер порывами налетал оттуда, он пахнул свежестью и ещё чем-то непонятным...

От всей этой картины веяло таким величием, таким постоянством и в то же время — непрестанным движением, что можно было только молчать. И прошло очень много времени, прежде чем Ротбирт спросил очарованно:

— Что это?

— Море, — сказал негромко подъехавший Брик.

* * *

В честь первой победы и выхода к морю кэйвинг решил устроить пир для всего зинда. Стада кэйвинга подверглись некоторому прореживанию, но Йохалла никогда не жалел своего для своих. На равнине у крепости кололи и жарили целиком быков и свиней, посланные в леса охотничьи и рыбачьи отряды доставили дичь, зверей и рыбу. У огромных костров хлопотали женщины, переругиваясь и пересмеиваясь с простолюдинами, ходившими тут же.

Под крышу забиваться никто не хотел. Для дружины наспех сколоченные грубые столы были поставлены в два ряда, а между ними разложили костры для освещения.

Пир начался незадолго до темноты. На столы разом потащили всё, не разбираясь. Ни перемен блюд, ни порядка их подачи тут не соблюдалось — точнее, о них просто не имели никакого представления.

За столы уселась дружина. Щитоносцы стояли за своими старшими в полной готовности подливать им в чаши и рога. Но и остальным людям всего хватало «от пуза» — кэйвинг не намерен был скупиться...

...Вадим подумал, что в его мире этот пир показался бы чудовищной попойкой. Столовыми приборами служили ножи, собственные пальцы и зубы. Плохо сбитые столы расседались под тяжестью свиных, оленьих и бычьих туш, кабанов в чесночной подливе, медвежьих окороков, жареной с грибами ветчины, блюд с печёными яйцами и жареной птицей, горшков с похлёбкой из мяса, птицы, моркови, капусты и дикого лука, с крупяной кашей, политой топлёным маслом, с разварной репой... В сметане плавали здоровенные караси, исходила паром уха из щучьих голов, жирные жареные сомылежали на блюдах со щавелем, свежим луком и чесноком... Молочные и ягодные кисели разносились в ведёрных бадейках. Медовые пряники и просто комья дикого мёда, добытого шустрыми мальчишками, соседствовали с горами грубого серого хлеба, большие куски которого использовались, как тарелки — а потом скармливались собакам, о шерсть которых ратэсты походя вытирали руки. Вдоль столов ходили меха с напитком, похожим на кумыс — хирром — и горьким ячменным пивом, охлаждённые в ручьях. Слезой обтекали головы свежего сыра, горки творога казались сугробами снега.

Всё это дружно уничтожалось под аккомпанемент тут же складывающихся стихов, самовосхвалений и славословий в адрес всех и каждого — от кэйвинга до последнего щитоносца. Но, если бы посторонний человек вслушался в речи, звучавшие за столами, он бы поразился тому, что они... правдивы. Удариться в преувеличения мог разве что мальчишка, но его тут же обрывали соседи постарше. Ложь даже в мелочах не пристала воину! И мальчишки, краснея, умолкали, клянясь про себя на будущее держать язык на привязи, раз уж они сидят за одним столом с воинами. А вот вышучивать друг друга не запрещалось, и ратэсты изощрялись в грубоватом остроумии, не щадя ни чинов, ни заслуг. Припоминали всё — даже события далёкого для многих детства выставлялись на всеобщее обозрение, и не засмеяться над собою вместе со всеми — значило прослыть скверным человеком... ведь только такой не способен признать свои недостатки! В ответ летели новые шутки, и лишь несколько угрюмцев не принимали участия в дружеской перебранке.

Досталось и нашим друзьям, сидевшим плечом к плечу. Вадим смеялся, но шутить не шутил, а вот Ротбирт весело огрызался, словно отбивал мечом удары нескольких противников сразу.

— А твой язык такой же острый, как и твой меч, — шепнул Вадим другу, когда тот, успешно отбив новую атаку, плюхнулся на место и подставил новенький рог под струю пива из меха в руках лэти. Вадим тоже пил из рога. Ротбирт уже хотел что-то ответить, но струя пива вдруг плеснула ему на куртку. Она была не кожаная, под доспехи, а из крашеной ткани, новая...

Мальчишка вскинулся, вспыхнув и замахнувшись. Но лэти растерянно смотрел в сторону — и стало ясно, что его толкнул сидевший подальше Эльрида. Облокотившись на стол, щитоносец Энгоста спокойно и зло улыбался, глядя на Ротбирта.

Ротбирт неспешно отряхнул то, что не успело впитаться — и негромко, дружелюбно спросил:

— Может, тебе не худо будет полежать, Эльрида?

Щитоносец Энгоста сощурился. Он понял это, как намёк на драку — и решил взять реванш за проигрыш Вадиму в схватке с его другом.

— Не ты ли меня уложишь?

— Да нет, мне думается, ты и сам упадёшь, если встанешь, — продолжил Ротбирт. Кругом притихли. Эльрида подозрительно спросил:

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, если после пары рогов пива твои глаза не видят, куда лезут руки, то уж ноги тебя точно не удержат, — пожал плечами Ротбирт.

Хохот буквально раздавил Эльриду. Он побагровел, но повёл себя достойно — пересилил злость и рассмеялся вместе со всеми. Ротбирт сам налил себе пива и сел. И только Вадим видел, какие злые у него глаза. Зубы Ротбирта скрипнули о край рога, Вадим положил руку на локоть друга и шепнул:

— Самые большие глупости делаются в гневе.

Каменный локоть под его ладонью ожил.

— Даже боги от них не избавлены, — ответил Ротбирт и потянулся за мясом.

Кто-то провозгласил здравицу в честь кэйвинга. Дружина подхватила, лязгая металлом и вскидывая чаши и рога. Йохалла что-то сказал старшему сыну, Увальду, стоявшему за плечом отца — и ответил здравицей в честь дружины.

— Возьми, Вадомайр Славянин, ратэст кэйвинга Йохаллы, — услышал Вадим над своим плечом и повернулся. Незаметно подошедший под общий шум Увальд протягивал ему широкое золотое кольцо со знаком в виде косого креста. — Это знак — «нэд» — «близость». Кэйвинг дарит тебя кольцом дружбы за отвагу в первом бою и верность дружинному братству.

Лицо мальчишки было серьёзным. Вадим принял кольцо и, надев его на палец, поднялся на ноги. Наклонив голову, он несколькими словами поблагодарил кэйвинга — а, сев, обратил внимание, что кольца получают все, кто участвовал в дневном захвате крепости.

Веселье продолжалось вовсю. Правда, оно стало неожиданно менее шумным — многие слушали Эдэрика, певшего о богатыре Свайдакаре и Древних Днях. Казалось, что сэпу всё равно, слушают его или нет — он пел, прикрыв глаза, словно бы для себя. Может, так и было. Если поют не для славы, а для души, боги дарят такому певцу великое право — переноситься в то, о чём он поёт...

Но вот сэп встряхнулся, словно пёс, выходящий из воды — и вдруг запел другое:

Постепенно затихли даже самые буйные. Песня звала, песня обещала, будила что-то...

— Увидеть бы дальние моря, острова, невиданных рыб и зверей... — сказал Ротбирт мечтательно. — Море есть теперь, лес есть — можно ладить скиды и плыть по нему, пока руки ворочают весло... А если умереть — то в пути, лицом к цели! Скажу честно — море околдовало меня, едва я его увидел, Вадомайр.

— Да, красиво, — согласился Вадим. И добавил неожиданно даже для себя: — Мы с тобой молодые, кто нам помешает в один прекрасный день взять и поплыть на край света!

Мальчишки переглянулись — и каждый отметил, как светятся у другого глаза...

...А пир продолжался. Многие, отвалившись от еды и питья, предавались невинным развлечениям типа игры в кости, борьбы на руках и ножах. Масштабы разгула поражали непринуждённостью — и удивляли тем, что, даже упившись до косоглазия, анласы не занимались переламыванием спин рабам или насилием на столах служанок. Больше того — Вадим заметил, что любая пьяная свара прекращалась, стоило рядом появиться женщине и всего лишь косо посмотреть на буянов. Лэти же, обеспечив столы всем необходимым, спокойно удалились на травку и устроили свой пир — не столь разнообразный, может быть, но не менее обильный и сытный. Заботу о пирующих они оставили на служанок и щитоносцев.

Вадим, если честно, переел кабанины с чесноком, а, заливая пожар внутри, выпил пива, пожалуй, больше, чем позволительно в его возрасте. В голове начало шуметь, и он с особой тщательностью выговаривал слова — однако за собой следил и беседовал вполне разумно, чего нельзя было сказать о Ротбирте — всё ещё злясь на Эльриду, да вдобавок и ощущая его взгляд, тот налился до бровей, понёс околесицу, а потом улёгся щекой на стол и уснул. Во сне он, кажется, всё-таки подрался со щитоносцем Энгоста. Вадим устроил друга удобней и вступил в спор с соседом, горячо отстаивая (ну вот что он в этом понимает?!) преимущества двустороннего «хвостатого» оперения стрел перед трёхсторонним «обрезанным». Когда тема была исчерпана, Вадим ощутил непреодолимейшее желание слить пиво — и выбрался из-под стола.

Он почти столкнулся с девушкой-служанкой, нёсшей блюдо с хлебом. Чтобы избежать столкновения, Вадим отшатнулся и плюхнулся обратно на скамью.

Одетая в алую с белой каймой накидку поверх белой рубахи, девушка была примерно ровесницей Вадима. На витом кожаном поясе висели гребень и нож, но всех украшений было — тоненький серебряный обруч, державший волосы. Даже не было ожерелья или браслета! Красивое лицо девушки сделалось испуганным, она робко смотрела на Вадима большущими синими (не серыми, как у большинства анласов) глазами из-под густых тёмно-рыжих волос. Глазами собаки, которую часто бьют. Странно... Вадим улыбнулся — раньше, чем понял, что улыбается; а ведь он давным-давно не улыбался девчонкам вот так — сразу, всегда — только подумав, обаятельно и... расчётливо.

— Прости, красавица. Не дело было мне пить так много, а потом лезть под руки людям, что заняты делом.

Девушка заморгала. Вадим рассматривал её с искренним, хотя и пьяноватым дружелюбием. Он поймал себя на мысли, что хочет сделать ей что-то приятное. Чтобы перестала выглядеть такой испуганной и несчастной, чтобы улыбнулась... Как этого добиться — он не знал. Вадим помедлил и достал из поясного кошеля, порывшись в нём, две вещи — «цепочку из белого металла», невесть как завалявшуюся в кармане его прежних джинсов — и металлическое зеркальце-гелиограф из полированной стали. Вадим молча надел цепочку на шею удивлённо застывшей девчонки, потом — положил зеркальце рядом с хлебом на блюдо:

— Тебе. Подарок. От меня. Носи.

Глаза девчонки расширились, она слабо трепыхнулась, чтобы отстраниться от молодого ратэста. Потом она подняла локоть — неловко — и закрыла лицо рукавом. Плечи затряслись. Вадим опешил:

— Ну вот, теперь она ревёт... — растерянно сказал он в никуда. — Да перестань ты! лучше бы спасибо сказала...

Девушка поставила поднос на траву, схватила руку Вадима в ладони — горячие, твёрдые и сухие — и прижала к губам, продолжая плакать. Потом показала на рот и печально покачала головой.

— Ты не умеешь говорить? — тихо спросил Вадим. Девушка кивнула. Мальчишка покачал головой. Он уже знал, как относятся у анласов к детям с отклонениями. Как правило, они быстро погибали. Инстинктивная животная брезгливость отталкивала от них даже матерей. Даже те, у кого отклонения не были выражены внешне — глухие, скажем — погибали. Чаще всего в лесу, который требует чуткости. Но немой, к примеру, вполне мог выжить и даже стать славным воином... а немая — женой и хозяйкой. Однако, если за неё некому было заступиться, она — несчастное существо, вечный объект для злых насмешек. Очевидно, с девчонкой впервые кто-то говорил по-доброму, а уж дарить ей что-то... Девчонка подняла блюдо и заторопилась к столам, но ещё пару раз оглянулась на мальчика, который двинулся на поиски укромного места...

...Вернувшись, Вадим обнаружил, что Ротбирт уже проснулся и даже вроде как протрезвел — сидел, терзая ножом кусок телятины.

— Куда пропал? — спросил он. Вадим сел рядом, пододвинул рог:

— Говорил с одной девчонкой... — он засмеялся, поняв, что сказал глупость. — Говорил я. Она немая. Красивая девчонка!

— А, это Эрна, — определил Ротбирт. — Мне её показывали... Красивая? — он выгнулся назад, чтобы увидеть девушку. — Послушай, а ты говоришь правду... — в его медленных словах послышалось откровенное удивление. — Клянусь волосами богинь ветра, я не заметил... Ты знаешь, что она воспитанница Виннэ, отца Энгоста?

— Воспитанница? — в голосе Вадима прозвучало удивление, но Ротбирт с гримасой объяснил:

— Можно сказать — самого Энгоста, а он даже к собаке едва ли сможет относиться хорошо, что уж там к девушке, да ещё сироте, да к тому же немой. Он изводит Эрну с самого детства. А Виннэ слишком любит сына и всё прощает ему, — Ротбирт сплюнул. Вадим хотел было ещё что-то спросить... но тут же забыл, о чём — так как увидел прямое подтверждение правоте слов друга. Эрна проходила мимо Энгоста, и он, повернувшись на скамье, что-то ей сказал. Девушка покраснела, пряча лицо. Соседи пати осуждающе хмурились, но никто не сказал ему ни слова.

— Если он тронет её хоть пальцем... — начал Вадим, сам не осознавая, что говорит. Но Энгост, смеясь, отвернулся, а Эрна пошла дальше. Губы у неё дрожали.

А дальше... дальше события стали развиваться совсем уж неприлично. Энгост вдруг встал. Судя по всему, он был тяжело пьян, но на ногах стоял крепко, лишь кривил губы в ухмылке, да нехорошо блестели глаза.

— Кэйвинг, — раздался его голос, — тебя по праву называют Щедрым... и никого из нас ты никогда не обижал. Сегодня ты по заслугам наградил золотом тех, кто бросил к твоим ногам первую крепость врага, и я вместе со всеми говорю, что они неплохие воины. Но в твоей славной дружине, кэйвинг, занимает место тот, кто этого совсем не достоин!

Йохалла, слушавший Энгоста с напряжённой, но благосклонной улыбкой, сузил глаза:

— Кто же это, отважный пати? Назови его имя и род.

— Имя его я могу назвать. А что до рода... непросто назвать то, чего нет. Это Вадомайр Славянин!

Наступила тишина. Стало слышно, как шумит лагерь. И в этой тишине послышался голос Йохаллы:

— В чём же ты обвиняешь Вадомайра Славянина?

— Он — вор! — Энгост повернулся к Вадиму и вытянул в его сторону руку. — Конь, на котором он ездит, украден у меня!

Поднялся шум. Ратэсты кричали:

— Опомнись, Энгост!

— Остановись, ты пьян!

— Ты и сам знаешь — мальчишка объездил коня сам!

— Этот конь никогда не принадлежал тебе!

— Ты опился пивом, это пиво говорит, а не ты!

Пати Виннэ смотрел в стол, не в силах поднять глаз на сына и товарищей. Энгоста уже тянули за куртку, он отбивался и рычал:

— Он — вор! Вор!

Йохалла начал подниматься с места. Наверное, дело удалось бы поправить, но тут раздался жуткий, задавленный хрип. Скамья с грохотом перевернулась, полдюжины человек попадали, а Вадим вскочил на ноги и так ударил кулаком по столу, что крайняя доска лопнула вдоль и переломилась пополам:

— Лжец! — выкрикнул мальчишка яростно.

— Вор! — рыкнул Энгост, опираясь о стол.

Вадим замотал головой, словно бык, оглушённый забойной колотушкой. Он и сам не знал, откуда взялась эта дикая алая ярость, затуманившая сознание. Рог, который он держав в руке, треснул на полоски с сухим хрустом, разбрызгивая пиво. Схватив со стола блюдо с остатками сметаны и рыбьими костями, Вадим запустил им в пати, сопроводив это дело русским матом в три загиба.

Блюдо ударило Энгоста, чью реакцию притупило пиво, в лоб и разлетелось на части. В глаза пати хлынула кровь. Он навалился на стол, полуоглушённый ударом. Потом вдруг оттолкнулся, с утробным рыком выхватил из-за пояса застывшего рядом щитоносца топор и, молниеносно размахнувшись, метнул его в Вадима — вдоль стола.

Многие позже уверяли, что видели лично одну из дочерей Дьяуса, чья рука перехватила летящий топор у самой головы мальчишки. Оставим это на совести анласской фантазии и... пива. Но — так или иначе — топор оказался в руке Вадима. И, прежде чем хоть кто-то успел что-то сообразить, сказать слово или двинуться — Вадим метнул его обратно.

Захрипев, Энгост откинулся назад. Перекосив лицо, взялся за рукоять топора, торчавшую у него в грудине справа. Качнул оружие. И повалился назад — нога в сапоге осталась на лавке.

Пати Энгост был убит наповал.

* * *

Ясно было, что более всех потрясён случившимся сам Вадим. Кровопролитие на пиру было по законам анласов — он уже знал об этом — страшным преступлением, оскорблением обычаев и гостеприимства лично кэйвинга.

— О чёрт... — пробормотал Вадим по-русски. — Что я...

Он не пошевелился даже когда Эльрида, завопив от горя и ярости, прыгнул к нему, целя саксой в горло. Ротбирт подставил под запястье с ножом кулак и... Эльрида, приоткрыв рот, из которого забила кровь, сел неловко на скамью. Ротбирт, склонившись над ним, вырвал прорезавший печень свой тяжёлый нож.

— Так, — выдохнул он. Эльрида опрокинулся, стукнулся затылком о скамью, выпустил своё оружие.

«Изгнание... или смерть? — бессвязно думал Вадим. — Виннэ не простит... кто я и кто Энгост... был? Выкуп не примут, за это не берут выкуп... О чём это я? Бежать? Нет, не побегу!»

Он потряс головой, чувствуя, что Ротбирт держит свою руку на его плече. Йохалла стоял у своего кресла с высокой резной спинкой.

— Убийство на пиру, — сказал кто-то. — О боги.

Йохалла молчал. Казалось, он и сам не знает, что сказать. Виннэ походил на живого мертвеца. Подавляющее большинство ратэстов молчало, и шум пира вокруг звучал особенно громко.

— Кэйвинг... — начал кто-то.

— Молчите все, — оборвал голос пати Гэст.

— Но пати...

— Молчите все!

— Убийство, — повторил кто-то, словно черту подводя.

— Убийства не было.

Все повернулись на этот негромкий, но странным образом великолепно слышный за всеми столами голос.

Сийбэрэ, прямой и спокойный, подошёл и встал рядом с кэйвингом. Обвёл всё всех внимательным взглядом.

— Убийства не было, — повторил он. — Пати Энгост сын Виннэ из анла-энграм пал жертвой своей лжи и ненависти. Это воля богов. Недаром сразил его его же собственный топор.

Аргумент был неотразимым. Кое-кто лишь спросил:

— А как же Эльрида?

— Ротбирт сын Норма из анла-тэзар защищал друга, — ответил атрапан. — Но кровь пролилась на пиру... поэтому, согласно законам, данным нам предками, должна быть заплачена цена крови. Вадомайр Славянин заплатит её семье пати Энгоста сына Виннэ. Ротбирт сын Норма заплатит её семье Эльриды сына Бэрка. По три скеллинга золотом. Решение принято, слова сказаны.

Никто не возразил. Вадим всё ещё стоял у стола, когда Сийбэрэ подошёл к нему вплотную:

— Будь осторожней, Вадомайр Славянин, отважный кэйвинг, — тихо сказал он.

— Не зови меня так, — покачал головой Вадим. Атрапан усмехнулся и пропал в темноте — лишь прошуршало по траве длинное одеяние.

* * *

Уже под утро, когда молодые ратэсты вернулись в свою повозку, Вадим, перенося ногу через борт, едва не свалился обратно, коснувшись чего-то живого. Все схватились за оружие — но над бортом появилась Эрна. Косясь на ухмыляющихся парней, она вновь вцепилась в руку Вадима.

— Ты нашёл себе невесту?!

— Эй, а славянин времени даром не теряет!

— Хватит скалиться! — обиделся Вадим. — Ну вот что мне делать? — с отчаяньем спросил он, не высвобождая руку из ладоней девчонки. — А если Виннэ вдобавок к тому, что мне с ним нужно расплачиваться — чёрт его знает, чем! — ещё и скажет, что я у него работницу сманил?!

— Она свободная, — напомнил Дэрик, разуваясь.

— Я дам за неё выкуп, — вдруг сказал Ротбирт смущённо. — У меня ещё осталось кое-какое золото и серебро. Думаю, что пати Виннэ согласится...

— А у нас наконец-то появится хозяйка! — весело дополнил кто-то. Эрна вздрогнула в ответ на смех. Вадим показал свободной рукой на нос повозки:

— Спать будешь там, — сказал он сердито. И, увидев, что девчонка вздрогнула, добавил мягче: — И не бойся, никто не обидит тебя здесь.

— Тебя теперь вообще больше никто не обидит, — пообещал Ротбирт.

* * *

Полусотенный отряд ратэстов во главе с самим Йохаллой рысью шёл над морским берегом. Море было по правую руку от них. По левую руку тянулась луговина, над которой тут и там поднимались дымки. Это дымили айалы — селения хангаров.

Одно такое ратэсты проскакали совсем недавно. Это было первое селение хангаров, которое Вадим увидел вблизи. Больше всего его удивили дома — точь-в-точь войлочные юрты его родного мира. Чумазые голые дети со вздутыми животами и кривыми ножками при виде чужих воинов прыскали из-под копыт вместе с собаками — тощими, костлявыми. Пахло грязью и какой-то пищей.

Одежда хангаров — странная для анласов — Вадиму тоже была знакома. Мужчины носили длиннополые красно-чёрные халаты, ушастые меховые шапки и сапоги с загнутыми носками. Женщины — платья таких же расцветок с широким длинным рукавом, рогатые головные уборы и множество медных украшений. И те и другие выглядели напуганными не меньше детей, только что не прятались тоже. Оружия ни у кого не было видно. Последнее казалось анласам нелепым и смешным. Они без оружия не представляли себе жизни. Два дня назад отряд хангарских воинов налетел на табун коней под охраной подростков. Трое, стреляя из луков, сдержали грабителей, а четвёртый поскакал туда, где два десятка мужичков косили траву. Помощь бегом добралась до места стычки, неся топоры и саксы и, хотя хангаров было втрое больше, конных — они вынуждены были спасаться бегством, оставив половину отряда убитыми. Анласы потеряли четверых...

...Никто из них не понимал, почему айалы жмутся друг к другу, почему такие маленькие поля — или лень распахать пустоши, вырубить часть лесов? Но ясно было другое — зинд пришёл в хорошее место. Кое-кто уже говорил, что незачем идти дальше, пора и осесть. Йохалла опасался, что люди соберут хангмот, и заставят его подчиниться — кэйвинг мечтал пройти хотя бы до одного большого города. Большинство ратэстов были с ним согласны, пати — тоже. Ротбирт — отродясь земли не пахавший — и Вадим — искренне считавший, что Олег где-то на юге — тоже поддерживали вождя, хотя их-то никто не спрашивал, в общем-то...

Отряд вылетел на обрыв. Йохалла сплюнул зло:

— З-з-задница Астовидату!

Его раздражение легко было можно понять. До горизонта тянулись всё те же леса, поля и айалы. Признаков города нигде не наблюдалось. Но Блаки, приподнявшись в стременах, указал вперёд пикой и весело крикнул:

— Кэйвинг, а вон идёт к нам добрая драка, или я ослеп!

Анласы оживились. По морскому берегу, у самого прибоя, шагом ехал большой отряд латников — не меньше трёх сотен. Над головой колонны мотался стяг — три конских хвоста на шесте с перекладиной, странно похоже на анласские баннорты. Хангары, судя по всему, не замечали анласский отряд, стоявший на откосе.

— Ротбирт, — не поворачивая головы, позвал Йохалла.

— Да, кэйвинг, — мальчишка тронул бока Винтахэва короткими тупьями шпор.

— Покажи им, что мы здесь.

Ротбирт улыбнулся. Йохалла с недавних пор выделял его среди своих лучников. И даже опытные ратэсты всё чаще называли его не Ротбирт сын Норма, а просто Ротбирт Стрелок — с оттенком уважения.

Да хангаров было не меньше шести сотен шагов, предел даже для анласского лучника... а для прицельного выстрела — слишком далеко. Мальчишка спокойно подошёл к самому краю обрыва и красивым, точным движением поднял лук в небо, одновременного натягивая тетиву. По крутой дуге стрела ушла в небо, застыла на миг в высшей точке полёта и, набирая скорость, вновь обретая убойную силу, пошла вниз!

— А! — выкрикнул Ротбирт на долю мгновения раньше, чем до анласов донёсся крик смертельно раненого человека. Глазом опытного лучника мальчишка понял, что попал — ещё до того, как увидел это. В голове колонны один из воинов покатился с седла — стрела, ударив его сверху в основание шеи, пробила латный воротник.

— Вай-у-у-у! — взревел Йохалла, склоняя пику и бросив коня прямо вниз по крутому склону. Строясь в клин, отряд устремился за ним. Ротбирт, поймав брошенный повод, взлетел в седло...

...При виде мчащегося на них живого тарана хангары заметались. Часть, растянувшись полумесяцем, с протяжным воем: «Ыррра, хуг, хуг!!!» — помчалась навстречу анласам. Остальные начали спешиваться.

Вадим почувствовал, как стрелы одна за другой бьют в щит. Одна скользнула по правому колену. Скакавший впереди ратэст поднялся в стременах и лёг на круп коня, который шарахнулся из строя — стрела попала ему в верх Y-образного разреза маски. Упал кто-то ещё на другой стороне клина, тоже сражённый стрелой в смотровую щель.

Анласы скакали с грозным, дружным рёвом. По сигналу трампета клин развернулся в цепь — рвать тут было нечего, строй хангаров был тонок — чтобы каждый воин сам выбирал себе противника. Столкновение двух отрядов сопровождалось лязгом и страшным всплеском ругани. Длинные анласские пики вновь доказали своё полное преимущество над странным оружием хангаров...

...Пикой Вадим достал только одного, зато так, что того выбило из седла — упорные тренировки изо дня в день не прошли даром. Дротики метать было уже некогда — мальчишка выхватил из петли топор. Вихрь грудью сшиб ещё одного всадника вместе с лошадью. Прикрываясь щитом-полумесяцем, третий нанёс рубящий удар своим «копьём» — Вадим подставил щит так, чтобы удар скользнул и, подавшись вперёд в седле, над обеими щитами — своим и чужим — пробил ударом топора налобник шлема и череп под ним. Пока Вадим выкорчёвывал топор, Ротбирт, прикрывая его, смахнул напавшему врагу руку, потом — голову.

Конная схватка скатилась к самой воде. Закованные в сталь тела, поднимая тучи брызг, грохались на мелководье, кто-то уже катался по песку в обнимку с врагом... Но хангары явно не могли противостоять напору и воинскому искусству анласов. Всё меньше оставалось над полем боя пернатых шлемов...

...Спешившиеся хангары выстроились плотно, щит к щиту, выставив копья. Брать их в конном строю было не просто опасно, но ещё и бессмысленно. Анласы стали спешиваться, готовя луки, и хангары, уже понявшие силу этого оружия врагов, рассыпались, всё ещё надеясь взять числом — их по-прежнему было больше.

Один свой дротик Вадим вогнал в щит бежавшего на него хангара. Вторым свалил его — в шею. Третий скользнул по доспеху второго врага, вооружённого саблей. Припав в сторону почти к самой земле, Вадим пропустил врага мимо себя и, ударив топором его в затылок, крутнулся на пятке, принимая на щит удар следующего. Мальчишка не заметил, что не убил первого врага, и тот, оправившись, взмахнул саблей... но Йохалла ударом меча заколол хангара, бросив:

 — Хорош воин, у которого глаза на затылке! Вай-у-у-у!!!

— Вай-у-у-у!!! — взвыл Вадим, пьянея от азарта и запаха крови. Обухом топора он отбил саблю. Следующий удар перехватил верхней кромкой щита, отклонил саблю и разрубил хангару плечо — не спас и доспех.

Перевес помогал хангарам затягивать бой — хотя в его исходе в общем-то сомнений уже не было ни у тех, ни у других. Кое-кто сражался уже в воде...

...Ротбирт пробрался к Вадиму. Шлем анласа был помят, кольчуга на левом боку разошлась.

— Зацепили? — быстро бросил Вадим, успевая отбивать удары щитом.

— Не успели, — в щели шлема было видно, как Ротбирт улыбнулся, словно волк — просто оскалил зубы. По его мечу текла кровь. — Апп! — кончик клинка воткнулся — выпадом, который показывал Ротбирту Вадим, под край шлема хангара, и в остекленевшие глаза потекла кровь. — Вайу! Бей!

— И так! — поддержал Вадим, ударив кулаком с топорищем в лицо врага. — И так! — он перебил обухом запястье руки с саблей. — Вайу!

Бой снова развёл их. Следующий противник, доставшийся Вадиму, был непрост. Он умело отбивал удары топора щитом, не пытаясь бесполезно отклонять их саблей, а, стоило Вадиму увлечься — рубил, и мальчишка уже один раз спасся лишь благодаря оплечью. Хангар беспрестанно визжал ругательства, Вадим выплевывал в маску русский мат вперемешку с анласскими проклятьями... Молодой напор Вадима заставлял хангара отступать, и он, запнувшись за камень, упал на спину, но ловко откатился и вскочил, едва не достав Вадима остриём сабли в бок, когда тот, размашисто ударив, вогнал топор в песок.

Вадим зарычал. Он готов был разорвать хангара в клочья голыми руками, но никак не мог до него добраться!

Запал едва не погубил Вадима — он промахнулся круговым ударом и развернулся на месте, увлекаемый собственным замахом...

...Но тут произошло странное и непонятное.

Узкие глаза сражавшегося с Вадимом хангара вдруг расширились, словно их распёрло изнутри.

— Бус-сеу! — завопил он и, повернувшись, ударился в бега. Это было до такой степени неожиданно, что Вадим сперва онемел и окаменел, а потом не нашёл ничего лучшего, как возмущённо завопить по-русски:

— Стой! Куда, блин?!

Не один Вадим лишился противника. Все хангары, нечленораздельно вопя, разом покинули поле боя, безбоязненно подставляя спины оторопелым — на их счастье! — анласам. В их криках звучал животный ужас.

Ничего не понимая, ратэсты проводили их оскорбительными выкриками и собирались уже бежать к коням, чтобы настигнуть и перебить трусов... но тут кто-то из них догадался обернуться. Или, может, обернулся случайно.

Крик привлёк внимание остальных:

— Смотрите!!!

К берегу медленно и бесшумно подходил огромный корабль, нестерпимо сверкавший золотым блеском. Нос украшала распростёршая крылья фигура грифона. Сам корабль немного походил на кита, но был вдвое длинней самых огромных китов, которых когда-либо доводилось видеть кому угодно из анласов. До палубы было не менее двух мачт скиды. Паруса на двухъярусных мачтах были убраны. По бортам корабля равномерно и слаженно двигались пять (!!!) рядов вёсел — невероятно длинных, один над другим.

Анласы неотрывно смотрели на наплывающего гиганта. В его бесшумном движении и безлюдье было что-то нечеловеческое. Казалось, что на землю поднялся корабль Астовидату.

Ратэсты застыли на берегу, поражённые этим страшным и завораживающим зрелищем. Подойдя почти к самому берегу, корабль начал разворачиваться. Листы металла, обшивавшие его борта, засияли совсем невыносимо.

— Это... золото, что ли? — пробормотал кто-то. Йохалла ответил вполголоса:

— Мне больше хочется знать, что это вообще такое...

— Глиняные морды вопили так, словно за ними гнались призраки мертвых, — послышался ещё чей-то голос.

В борту корабля вдруг бесшумно открылись створы. На берег, словно змеиные языки, выметнулись сходни — а по ним быстро и размеренно побежали люди. Молча, только позвякивая бронёй.

Люди? Сомнения на этот счёт возникли у всех анласов. Воины с корабля были ростом не ниже самых высоких из них. А подобных доспехов никто из анласов никто никогда не видел. Шлемы воинов были сделаны в виде грифоньих голов с раскрытыми пастями. Доспехи состояли из сверкающих нестерпимым блеском подвижных пластин, закрывавших всё тело воинов — от кончиком пальцев на руках до кончиков пальцев ног, но при этом двигались эти... люди?.. легко и быстро. Небольшие треугольные щиты украшали всё те же силуэты грифонов. Воины были вооружены длинными прямыми мечами и короткими — для пешего боя явно — копьями с ромбическими плоскими наконечниками — большими, тяжёлыми.

В «пастях грифонов» были видны лица воинов — одинаковые какие-то, бледные, с большими зелёными глазами, в обрамлении рыжих волос, прямоносые и надменные, надменные даже сейчас, во время явной атаки. Казалось, что они заранее презирают врага, замершего на песке пляжа.

— Дьяус! Это данвэ!!! — истошно закричал кто-то. Крик перекрыла резкая высокая команда — на берегу воины мгновенно сомкнулись в боевой порядок, щит к щиту. Склонились копья, единым движением — как у страшного ползучего гада — вышагнули вперёд левые ноги.

— Да хоть сам Астовидату! — вдруг закричал ещё один из ратэстов. — Вайу и сталь!

И, взмахнув мечом, он бросился на вражеский строй. Один из странных воинов, отведя назад руку с копьём, метнул его с такой силой, что пробил кольчугу, а ратэст отлетел на полдесятка шагов и рухнул наземь, обеими руками вцепившись в древко — копьё высунулось из спины на ладонь.

Но растерянность и страх перед обитателями легенд-сказок, вдруг обрётшими плоть на морском берегу, уже были сломаны.

— Вайу!

— Вайу и сталь!

— Анла-энграм, вперёд!

— Вперёд, братья!

Строй данвэ опустился на колено. И... град стрел ударил по анласам. Это были не лёгкие коротенькие тростинки хангаров с маленькими подлыми наконечниками-шипами. Стрелы, летевшие в анласов, были не короче их собственных и несли длинные гранёные наконечники. Стрелы прошивали насквозь щиты, кольчуги, тела — а стрелял враг быстро и точно.

— Ах!.. — почти удивлённо вскрикнул ратэст сбоку от Вадима, опрокидываясь на спину — стрела «сшила» выставленный щит, руку под ним, тело в доспехе — и вышла между лопаток.

Анласы приостановились и ответили. Сверкающие доспехи оказались не крепче обычной стали — строй разорвался. Ротбирт выпустил две стрелы — одна, скользом чиркнув по шлему высокого даже на общем фоне воина, ушла в небо, вторая пробила нагрудник другого, рядом с высоким.

Кажется, данвэ этого не ожидали. То ли они не приняли анласов всерьёз, то ли их просто удивила меткость ответной стрельбы — но они перестали стрелять, мгновенно рассыпались для рукопашного боя и бросились в атаку. Всё это делалось молча, даже без команд — между тем как анласы вопили и ругались, как обычно перед схваткой.

Вадим опомниться не успел — перед ним оказался воин, в которого он неудачно стрелял. Размахнувшись на бегу, данвэ метнул в мальчишку копьё — Вадим отбил его ловким ударом щита и бросил в ответ свой последний дротик. Данвэ легко, словно и не был весь в металле, пригнулся, пропуская дротик над головой и выдёргивая меч.

Меч! Смешно, но именно меч сразу привлёк внимание Вадима. С длинной рукоятью — под две руки взрослого мужчины — закрытой гардой в виде распяленной орлиной лапы, он имел почти метровый клинок. Узкий, с двойным ребром, почти шпажный, отливавший сумрачным жемчужным блеском, как озеро в хмурую погоду...

...Неприятный сюрприз ожидал анласов в первые же секунды рукопашной. Данвэ оказались отличными бойцами. Даже... даже лучшими, чем анласы. Они владели своими мечами с ужасающей ловкостью, нанося точные, молниеносные и сильные колющие удары, которые прорывали кольчуги, словно обычную проволочную сетку. Анласы отступали к коням — лишь гордость мешала им бежать. Гордость и верность кэйвингу, сражавшемуся впереди всех...

...Вадим защищался, отбивая удары щитом. Он мог бы поклясться, что за взмахами вражеского меча стоит профессиональная школа боевого фехтования. Как это ни смешно в средневековом мире... или не такой уж он средневековый? Сколько он этого мира видел-то... Чаккир Данвэ — синяя звезда на небе... Что это значит? Чаккир Данвэ — воины-данвэ.

Выбрав момент, Вадим изо всех сил ударил топором в щит — топор отскочил, оставив вмятину на металле. Меч данвэ скользнул у бедра мальчишки, сухо прошуршав о кольчугу, отдёрнулся, устремился в грудь — Вадим отбил удар щитом. Но тут же последовал ещё один — в шею, и Вадим, откинувшийся назад, получил пинок в пах и растянулся на спине. А в следующий миг данвэ оказался над ним, появился сверкающей ужасной башней. Со странным мелодичным криком, в котором читался какой-то восторг, воин обеими руками занёс меч, и Вадим с отчётливой ясностью понял, что удар будет в солнечное, и меч, пробив его вместе с панцирем, уйдёт в песок...

Вадим ударил топором в бедро изо всех сил.

Пластина набедренника лопнула, как стеклянная. Данвэ, промахнувшись, упал на колено, и Вадим, поднявшись на ноги прыжком, ещё раз обрушил топор — теперь на основание шеи, закрытое изогнутой пластиной. Металл выдержал, но свирепый удар переломил воину позвоночник — и тот рухнул на бок.

Около коней взревел трампет. Он трубил отход. Подхватив вражеский меч, выпавший из разжавшейся руки, Вадим бросился к Вихрю.

* * *

Ехали молча. Из полусотни ратэстов, вступивших в бой с хангарами на морском берегу, уцелели только восемь, в том числе — кэйвинг, Вадим и Ротбирт. Вадим удивился, увидев, что не ранен он один. Добычу мальчишки — меч — все осмотрели внимательно, едва ускакали за опушку леса. Спору нет, меч был хорошо. Правда, кое-кто хмуро посоветовал выбросить колдовское оружие, но другие ответили резонно, что меч будет служить тому, что превзошёл доблестью его хозяина, если только не заговорён специально на верность, а такого заговора явно не было — ведь меч не закричал, когда погиб данвэ.

Спору нет, битвой гордиться было нечего. Данвэ уложили едва дюжину, из них две трети — стрелами. Когда остаток отряда под вечер поднялся на большой холм, то увидел позади пожары вдоль всего берега.

Данвэ жгли айалы...

... — Я назову его — Сын Грома, — сказал Вадим. Ротбирт, морщась от боли в пораненном боку, спросил:

— Кого?

— Меч, — гордо ответил Вадим. Потом добавил: — Хорошо, что мы встали далеко от берега. А то пришли бы на пепелище.

— Да, это правда, — согласился Ротбирт. — А Сын Грома — хорошее имя для меча, друг.

* * *

Дэрик с трудом открыл глаза. Ужасная, свирепая боль жила в животе, куда пришёлся удар меча данвэ. Но боль уже не имела значения.

Данвэ стоял над Дэриком, рассматривая смертельно раненого молодого ратэста без любопытства, без сожаления, без ненависти. Грифоний шлем был поднят на лоб, открывая жёсткое лицо с тонкими чертами. Данвэ опирался на длинный меч.

Подошли ещё двое — вроде бы моложе... хотя различить их возраст было трудно. Один подбоченился. Второй с беспечной улыбкой ударил юношу в бок — в рану — латной ногой.

Дэрик вздрогнул, ощутив, как холодный предсмертный пот покрыл разом всё тело. Данвэ переговаривались — и их язык был, как ни странно, в чём-то похож на речь анласов. Наконец старший достал длинный широкий кинжал и присел на корточки.

«Мать умрёт от горя,» — подумал Дэрик. И, уже понимая, что умрёт наверняка, не пожелал умирать без оружия. Жизнь уходила, и, пока в руке не было стали, уходило с ней и воинское посмертие — единственное, что ещё имело значение.

Огненная боль разворотила живот, когда он рывком перевернулся со спины и, толкнувшись ногами, рванулся к лежавшему неподалёку топору. Сил не стало разом... Данвэ, откинув голову юноши, провёл слева по шее — несильно, так, чтобы только-только открыть дорогу крови — кинжалом...

...Но и это уже не имело значения. Последнее, что Дэрик успел — ощутить! — была рукоять топора в его ладони.

* * *

— Триста шагов! — распорядитель качнул браслет на верёвке. Среди стрелков раздались насмешливые выкрики, распорядитель успокаивающе помахал рукой. — Через браслет надо попасть в глазницу шлема! — он с размаху утвердил на пеньке шлем с маской.

— В левую? Или в правую? — весело спросил звонкий юношеский голос.

— В любую! — невозмутимо отозвался распорядитель. — Тому и браслет, и шлем, и три скеллига золота!

Стрелки зашумели. Тут собралось около тридцати человек — лучшие лучники зинда. Попасть за триста шагов в браслет могли восемь из десяти мужчин и мальчишек. Но через браслет — в глазницу шлема?!

— Надо быть в самом деле недурным стрелком, чтобы сделать это, — сказал Вадим.

Стоя рядом с группой стрелков, он быстро рисовал в блокноте ручкой. Конечно, это был изврат — блокнотная бумага, синяя паста... Но Вадим совершенно неожиданно ощутил острейшее, непреодолимое — и давненько не посещавшее его там, на Земле, желание — нет, потребность! — рисовать. Любой ценой. Слегка удивившись, Вадим не стал этому сопротивляться и сейчас быстро набрасывал начинающееся состязание. Ротбирт, опиравшийся на лук ладонями, кивнул:

— Да, это так.

В толпе зрители слушали знатоков, рассуждавших о тетивах, наконечниках и оперениях. Сыпались шуточки и советы — когда насмешливые, а когда и серьёзные — стрелкам. Распорядитель махнул рукой — стало тихо, стрелки один за другимвыходили на линию и били в цель.

Ротбирт по жребию должен был стрелять одним из последних — и сейчас внимательно следил за соперниками. Многие даже опытные стрелки допускали ошибку — они слишком старались попасть в глазницу — и забывали о браслете. Стрелы либо ссекались о него, либо попадали в глазницы — но... минуя браслет!

Когда настал черёд Ротбирта, он вышел к линии, не глядя по сторонам. Ему хотелось выстрелить быстро и точно, но он удержал себя — это не бой, а соревнование. Прикинув ветер, мальчишка выбрал стрелу и посмотрел на зрителей. Рядом с Вадимом, увлечённо рисовавшим, стояла Эрна. Когда она увидела, что Ротбирт смотрит в его сторону, губы девчонки шевельнулись.

Тванг! Под восхищённый гул зрителей Ротбирт позволил себе улыбнуться углом рта — он видел, что попал сквозь браслет в левую глазницу.

Шестнадцать стрелков выполнили условие — и шлем с браслетом были перенесены ещё на полсотни шагов. Соревнование становилось всё интереснее. Мальчишки полезли на деревья, обсаживая сучья, словно птицы... кстати, одному из стрелков, мальчишке из простолюдинов, было на вид лет тринадцать, не больше. Девушки из зрителей подбадривали своих женихов или возлюбленных выкриками... Ротбирт вдруг подумал — как жаль, что ничего не может крикнуть ему Эрна. И что все были как слепые, пока Вадомайр не сказал: «Она красивая...» Эрна нравилась ему... но любовь он представлял себе как-то иначе. Кроме того, он видел, как на Эрну смотрит Ротбирт и, думая, что чувства друга, наверное, серьёзнее, как в песнях, опасался перебежать ему дорогу...

...Тванг! Попал...

...Остались пятеро стрелков — и распорядитель отсчитал ещё двадцать пять шагов: двое ратэстов, считая Ротбирта, тот мальчишка, седоусый пожилой простолюдин и ещё один, молодой мужчина. Он, кстати, поцелился и качнул головой:

— Нет. Попасть не смогу — позориться не хочу. Пусть боги вам дадут удачу, — он отсалютовал луком соперникам и, отойдя, встал рядом с красивой молодой женщиной, гордо посмотревшей кругом. Одобрительные возгласы вознаградили его. Слава победившему... но и тому, кто не боится признать край своих возможностей, тоже нужно воздать по заслугам.

Ратэст попал в браслет, но стрела цокнула о переносье шлема. Флегматичное, худое лицо воина ничуть не изменилось — он просто отошёл в сторону и начал менять тетиву. Остальные — в том числе и Ротбирт — не промахнулись.

Четыреста шагов... Мальчишка-простолюдин промахнулся, лицо его дёрнула досада, но одобрительные крики успокоили стрелка, а Ротбирт сказал:

— Не худо ты стрелял.

— Ещё двадцать пять шагов! — провозгласил распорядитель и пошёл к мишени. Но в спину его, словно стрела, догнали слова Ротбирта:

— Пятьдесят!

На секунду стало тихо, а потом тишина растаяла в изумлённых и одобрительных выкриках. Распорядитель посмотрел на старика. Тот кивнул:

— Пусть будет пятьдесят.

Четыреста пятьдесят шагов для прямого — даже неприцельного выстрела — очень много. А для выстрела в цель... да ещё в такую цель!..

Стрела старика попала в левую глазницу. Ротбирта — в правую. Оба стрелка переглянулись:

— Будем стрелять, пока не промажем? — спросил Ротбирт. Старик наклонил голову:

— Пусть судят боги.

Он начал целиться. Ротбирт бросил взгляд на зрителей. Вадим не рисовал — точнее, он рисовал, не глядя в блокнот, не сводил глаз с друга. А следующее, что увидел Ротбирт, были глаза Эрны. В них была только вера...

...Ротбирт стрелял навскидку, держа лук почти параллельно земле. Зрители ахнули одним голосом — стрела мальчишки настигла в полёте стрелу старого лучника перед самой целью, клюнула её в бок, отбила... А Ротбирт уже выстрелил второй и третий раз — и его стрелы, дрожа, застыли в глазницах шлема.

 Старик, чуть наклонив голову, смотрел на своего соперника. Мальчишку трясло, он был бледен, но на щеках резко выступил треугольный румянец. Казалось, он еле держится на ногах и не верит в сделанное.

— Ты не из нашего рода, мальчик, — медленно сказал старик, — и ты не мог знать, что я никогда не считался худшим стрелком здесь. Но и я не могу подумать, что увижу Вайу, соревнующегося с живыми людьми. Тяжело тягаться с богами. Больше я не стреляю.

Сильными руками он переломил свой лук и поклонился мальчишке.

* * *

Завоёванных призов у Ротбирта не осталось почти сразу. Шлем он подарил тому мальчишке-стрелку. Ему же отдал и браслет, сказав:

— Найдёшь пати Виннэ. Отдай ему. Скажи — от меня и Вадомайра Славянина за сына. Не дело быть в долгу за кровь.

Мальчишка, с обожанием смотревший на победителя, кивнул и умчался. Ротбирту стало легче, он даже выдохнул — долг его давил, в отличие от Вадима, который, кажется, и не помнил про это.

А золото...Ротбирт ушёл далеко от лагеря, задумчиво разглядывая слиточки. Что-то ещё не было сделано... что-то ещё... Почему-то не хотелось никого видеть. Ротбирт зашёл далеко и остановился, огляделся, как человек, который не совсем понимает, куда он попал. Какое-то время он стоял, притопывая ногой и сжав золото в кулак. Потом повернулся на месте — волосы сверкнули медью — и почти побежал обратно в лагерь.

* * *

Лаунэ встретила Ротбирта у повозки, и мальчишка почти испугался. Наверное, крепко любила она своего старшего, если его смерть на морском берегу в той злосчастной схватке превратила сильную и красивую женщину в призрак самой себя...

Младший сын серьёзно смотрел на Ротбирта. После смерти брата он вообще стал не по годам строг и делил время между матерью и изнуряющими тренировками с оружием — лицо у него при этом было совсем не детским...

— Привет тебе, Лаунэ дочь Рэльда, жена воина и мать воинов, — сказал Ротбирт, опираясь рукой на борт повозки. — Возьми. Это золото тебе. Плохо держится оно у меня в руках...

И он протянул выигрыш женщине. Мимо рук — она даже не попыталась его взять. Вместо этого — протянула руки и, взяв мальчика за виски, привлекла к себе. Прижала к груди.

— Сынок... — послышался её шёпот, полный слёз. — Ты приходи к нам, когда хочешь...

— Лаунэ... — Ротбирт мягко высвободился. — Лаунэ, ты пусти меня, пусти, а не то я заплачу. А я не умею плакать, и мне будет больно... Я приду. Я приду, спасибо тебе, Лаунэ...

Он говорил это, уже пятясь. Пробил спиной кусты — и исчез.

* * *

Вадим нашёл своего друга на опушке дубравы. Его краги и ботинки валялись под деревом, а сам Ротбирт сидел на суку, обняв правое колено и качая опущенной левой ногой.

Вадим, подпрыгнув, подтянулся и сел на сук. Он ничего не спросил и не сказал — просто сидел, бросая вниз кусочки коры, и Ротбирт был ему благодарен за молчание.

— Почему так бывает, — первым заговорил юный анлас, — ты делаешь доброе дело, и тебе же становится больно?

Вадим встал на ветке, придерживаясь за растущую выше.

— Не знаю. Но что бы не случилось — я с тобой. Щит к щиту. Конец этому положит лишь смерть... но и там я тебя подожду, брат.

Ротбирт поднялся на ноги и положил ладони на плечи Вадима, смотревшего понимающе и спокойно:

— Это хорошо, — сказал он. — А ещё знаешь, что хорошо? — Вадим вопросительно поднял подбородок. — Что боги создали мир таким большим и разным. Мне было бы скучно в другом. Клянусь топором Дьяуса. Когда мы осядем на месте, то я спрошусь у кэйвинга — и мы поедем искать твоего друга.

— А пока — пойдём-ка искупаемся, — предложил Вадим. — Времени — увидеть мир — у нас и вправду будет достаточно.

* * *

Сбылась мечта Йохаллы. Высланный вперёд отряд наткнулся на лежащий на берегу широкой реки город — центр урхана. Город поразил ратэстов размерами... едва ли они поверили бы, скажи им кто-нибудь, что этот город по меркам Хана Гаар совсем невелик...

Когда кэйвингу принесли эту весть, он, не сдержавшись, в восторге швырнул в небо шлем и тут же приказал дружине выступать, а остальным сниматься и идти следом, соблюдая походный порядок. Потом сам отправился седлать своего коня...

...Сийбэрэ подошёл к кэйвингу, когда тот закреплял конскую маску. Услышав шаги, Йохалла повернулся и кивнул — лицо кэйвинга выглядело неожиданно усталым.

— Я вижу, не слишком-то ты радуешься исполнению своей мечта, — сказал старый атрапан. Кэйвинг пожал плечами:

— Нет, меня смутило другое. Я сегодня видел самого себя.

Лицо атрапана осталось неподвижным, но глаза встревожено расширились:

— Самого себя?

— Да, — засмеялся кэйвинг, но — невесело засмеялся. — До сих пор я думал, что такое возможно только в кружке с пивом... но сегодня утром я проснулся и увидел самого себя у коновязи. Я... он стоял и смотрел на меня.

— Вот как... — не отводя взгляда от Йохаллы, сказал Сийбэрэ непонятным тоном. Кэйвинг огляделся и очень тихо спросил:

— Скажи... это мой фоэт[97]?

Атрапан на секунду прикрыл глаза. Потом открыл их и сказал:

— Да. И я боюсь, Халлэ, — он назвал кэйвинга так, как называл, когда учил его — мальчишку! — мудрости предков.

— Ты? — улыбнулся Йохалла и, вновь повернувшись к коню, занялся маской. Через плечо сказал: — Но чего ты боишься? Это мой фоэт. А я удачлив и готов поспорить с судьбой.

— Я боюсь не за тебя — за всех, — вздохнул атрапан. — Будь осторожен, кэйвинг. Будь очень осторожен. Помни, что низкие и трусливые почти всегда изощрены в обмане и грязной хитрости.

— Мне ещё не встречался никто, способный перехитрить меч, — самоуверенно заявил Йохалла, — особенно если всадить его поглубже и пару раз повернуть! — он вскочил в седло и тронул бока коня шпорами: — Вперёд, мой ветер!

* * *

Выстроившись клином, дружина ждала. Город располагался за грядой плоских холмов, поросших лесом. Кэйвинг уже выслал вперёд разведку и ждал её результатов. Йохалла понимал, что его сила — во внезапности. Взять настоящую крепости штурмом или измором он бы не смог. Просто не хватило бы людей.

— Скачут! — выкрикнул кто-то. От холмов, пригибаясь к гривам, мчались трое всадников.

— Ворота открыты, кэйвинг! — прокричал передний, осаживая коня. — Клянусь топором Дьяуса, они не хотят сражаться — над городом флаги, толпы народа на улицах!

Дружина притихла в некотором разочаровании — все уже настроились на хорошую драку. Но Йохалла, повернувшись к своим, гордо сказал:

— Ну что? Если не сокровища, то славу-то мы уже получили! Они сами открыли нам ворота! Вперёд, ратэсты! Вайу!

* * *

Как ни старались анласы держаться холодно-надменно — им это не удалось. Да и то сказать — город поразил бы и более искушённых в таких делах людей! Каменные дома, заполненные пышно одетыми людьми площади и улицы, мощёные камнем, роскошь и богатство изумляли. Со своей стороны, горожане, спешно сошедшиеся из своих домов, смотрели на могучих людей, сидящих на огромных конях, со страхом и любопытством.

У ворот к дружине пристроилась полусотня конных латников. Но кому угодно было понятно, что это лишь эскорт — двести ратэстов смели бы, случись что, эту полусотню, как пыль.

Йохалла ехал впереди под баннортом с туром. Его сопровождал высланный вперёд жирный царедворец верхом на мерине, то и дело вытиравший лысую голову большим платком. От жирного нестерпимо на взгляд кэйвинга разило немытым телом и какими-то благовониями.

Вадим и Ротбирт ехали в середине строя, с молодым любопытством глядя по сторонам. Ротбирт пикой подцепил с подноса уличного торговца булку — и друзья, разломив её, жевали ещё тёплый хлеб и обсуждали увиденное.

— Они поклоняются кракену, — Ротбирт сплюнул, — тут всюду его изображения.

— А как люди на окраинах живут, видел? — Вадим зло фыркнул. — У нас свиней в таком дерьме не держат.

— У них нет мужества, — презрительно сказал Ротбирт. — Любой анлас уже давно добился бы себе лучшей доли мечом. Эти заслужили свою жизнь!

— Как орут-то... — поморщился Вадим. — Интересно, о чём?

— А не всё ли равно? — хмыкнул Ротбирт. — Как они могут приветствовать тех, кто пришёл к ним с оружием?.. Пугнём их?

— Йохалла не похвалит, — удержал друга Вадим, с интересом посматривая на девушек, тут и там стоявших в толпе. Они были вроде бы и неплохи — в цветных нарядах, высоких рогатых шапках, с золотом в мелких косах, улыбчивые — но при взгляде на них сердце не отзывалось.

Лязгающая сталью змея отряда входила на огромную центральную площадь, окружённую пирамидальными зданиями с плоской верхушкой. На каждой ступеньке длинных лестниц стояли и слаженно пели мальчики в длинных оранжевых одеяниях. На вершинах пирамид горел огонь, который окружали какие-то люди — вероятно, жрецы.

С вершины самой большой пирамиды взревел по-звериному огромный гонг с изображением кракена, которого, как уже успели объяснить местные, звали Чинги-Мэнгу. Народ на площади пал на колени и распластался по земле. Всадники эскорта склонились на конские гривы.

Анласы насмешливо заозирались. Их колонна остановилась, смешавшись — пати окружили кэйвинга, остальные рассыпались в стороны. Всё окружающее вызывало у них двойное чувство — восхищение и недоумение. Неужели это — здания для богов? Но ведь боги сказали, что лучше не жертвовать вовсе, чем жертвовать слишком много! Неужели Чинги-Мэнгу можно купить сладкими песнопениями и постройкой в его честь этих пирамид? В этом городе люди задыхаются от тесноты — наверное, так же тесно и душно тут и их богам. То ли дело — простор и свежесть рощ, где богам так же хорошо, как людям в лесах...

Гонг закричал второй раз. По вымощенной алым гранитом улице — как раз напротив строя анласов — появилась медленно шествующая пышная процессия. Между двумя рядами конных латников в вызолоченных доспехах дюжие рабы несли паланкин из алого с золотой отделкой шёлка. Следом шли толстые лысые люди в пышной одежде, которым совершенно не шли широкие сабли на плечах. Потом вообще трудно было кого-либо выделить в движущейся куче тканей и драгоценностей, при виде которой просто рябило в глазах.

Паланкин опустился. Узкая смуглая рука откинула занавеску, и, чуть пригнувшись, из недр драгоценной коробочки вышла высокая — по здешним меркам — молодая женщина. Огромное количество наложенной косметики не могло испортить впечатления от непривычного, но всё-таки красивого лица. Улыбнувшись алыми губами, она величественным жестом протянула руку вперёд, к анласам — и заговорила.

— Сююуджи Юргул приветствует тебя, вождь пришельцев — и всех твоих воинов. Она рада видеть вас в урхане, и это большая честь...

— А она ничего, клянусь волосами дев ветра, — сказал кто-то из пати.

— Заткнись, — Йохалла ловко соскочил с коня и, подойдя к паланкину, чуть наклонил голову. — Переводи, лысый, раз уж откуда-то знаешь наш язык... Мы тоже рады побывать в вашем гостеприимном городе. Я даю слово, что никому из твоих подданных, правительница Юргул, не будет причинено обиды. Но у меня за городом ещё пять тысяч человек и скот.

— Твоих людей и животных накормят, — поспешно перевёл ответ лысый. — А тебя и твоих ближних людей правительница просит пожаловать к себе во дворец. Сегодня вечером там будет пир в честь гостей — в честь вас, господин!

* * *

Вадим, если честно, и представить себе не мог, что можно без современной техники соорудить такой громадный зал — нет, залище. Потолок скорей напоминал небо и даже расписан был звёздами и светилами, но вместо небосвода они располагались всё на том же божестве — казалось, кракен заполнил собой всю Вселенную. А нарисован он был так жутко, что Вадиму, по правде сказать, стало не по себе и он специально заставил себя смотреть на потолок довольно долго.

— Чего ты туда уставился? — толкнул его в бок Ротбирт. — Садись давай! Посмотри, вот это столы!

Скамей или табуретов у низких столов не было. Садились, скрестив ноги — вполне привычно для анласов, но Вадим про себя чертыхнулся насчёт местных обычаев. Воины снимали шлемы, клали рядом мечи. Кто-то заехал в ухо слуге, попытавшемуся взять топор. Кое-кто ставил на стол жуткие чаши из человеческих черепов, оправленных в золото и серебро — хангары заперешёптывались, подталкивая друг друга и кося глазами.

Столы, надо сказать, буквально ломились от кушаний и кувшинов с напитками — большинство из того, что здесь стояло, анласам было незнакомо... пахло слишком остро или слишком странно. Вдоль стен под тройными факелами золочёными истуканами замерли латные воины. На возвышении у стены играл огромный оркестр — музыка была дикой и непривычной, какой-то диссонансно-завывающей. Среди столов шныряли расторопные слуги с огромными подносами.

— Пива нет, — констатировал Ротбирт, наклоняя по очереди все кувшины, до которых смог дотянуться. Вадим, не чинясь, выломал ногу у барашка и вгрызся в неё, тихо урча (а чего? Пусть боятся!). Сидевший напротив раззолоченный молодой хангар смотрел на мальчишку с ужасом, часто сглатывая. Вадим подмигнул ему — хангар подавился. — А это что за моча? — Ротбирт сунул нос в здоровенный стеклянный кувшин с жидкостью жёлтого цвета. — Эй, это что?!

Вадим срезал своим «оборотнем» мясо у самых губ.

— Специй много, — заметил он, — вкусно... — он перехватил у Ротбирта кувшин и сделал из горлышка большой глоток холодного густого вина, которое защипало язык. — Вино это.

Ротбирт между тем, проводив глазами уплывший кувшин, пожал плечами и пододвинул к себе блюдо с жареными дроздами — а теперь трескал их одного за другим, хрустя косточками и черепами.

— Налей и мне, — он взял кубок, сделанный в виде всё того же кракена. — Или нет, лучше вон того, красного. Похоже на кровь, правда?

* * *

— Подожди за дверью, мальчик, — Йохалла положил руку на плечо щитоносца, следовавшего за ним по пятам. — Или спустись вниз, повеселись.

— Нет, я буду ждать тебя, кэйвинг, — паж указал на лавочку у стены. — Здесь. Оставь мне шлем и щит, я начищу их.

Йохалла хлопнул мальчишку по плечу и вошёл следом за Юргул.

В комнате пахло чем-то сладким. И ещё — уловимо — нечистоплотностью. Комната походила на... на ножны для меча, выложенные изнутри мехом и тканью, вот что пришло в голову кэйвингу. Впрочем, позабавил он себя мыслью, ни одни ножны не имеют внутри кровати под балахоном и изящной мебели. Йохалла огляделся неуверенно — ему было неловко поворачиваться здесь, приходил страх что-нибудь ненароком сломать или просто опрокинуть.

Женщина с улыбкой наблюдала за ним. Кэйвинг пристроил шлем на край стола и огляделся ещё раз, пытаясь найти место, куда можно сесть.

— Этот мальчик твой любовник? — спросила Юргул. Анлас наморщил лоб, вслушиваясь в звуки ещё очень плохо знакомого языка. Он явно чего-то не понял и мотнул головой:

— Не понимаю.

Юргул повторила. Анлас удивился:

— Как это? Блаки мой щитоносец... он не девушка, он мальчишка!

Лицо Юргул на секунду стало изумлённым, потом она звонко засмеялась и толкнула Йохаллу в грудь.

Воин стоял у самой кровати. Неловко взмахнув рукой, он повалился назад. Окажись кровать твёрдой, кэйвинг тут же вскочил бы, но руки и спина утонули в чём-то мягком, до омерзения душном, податливом и неотвязном... Йохалла зарычал, сражаясь с постелью.

Юргул смеялась.

* * *

Большинство анласов не знали, насколько коварно вино. Вадим же имел об этом представление... но вино показалось лёгким, и теперь мальчишка расплачивался за эту лёгкость. Попытавшись дотянуться до блюда со здоровенными омарами, он промахнулся и въехал растопыренной пятернёй в физиономию сидевшему наискось ратэсту. Тот оттолкнул руку мальчишки, и Вадим шлёпнулся на своё место, ничуть не обидевшись. Ему было хорошо и беспричинно весело. Он распустил ворот панциря.

Кругом стояли шум и гам, исходившие в основном от анласов. Они наперебой восхваляли вождя и себя, хвастались подвигами, ссорились, мирились, пили снова и снова, обнимая невесть откуда взявшихся полуголых девушек-танцовщиц. Кое-кто порывался петь, стуча кулаком или кубком по столу.

Кому-то из анласов показались отвратительными музыка и пение оркестра. С рёвом ворвавшись на сцену, ратэст пинками и ударами ножен меча разогнал музыкантов, перебил в щепы половину инструментов и потребовал арфу. Арфу ему передали, он немедленно порвал на ней струны. Хозяин полез на сцену — выяснять отношения; их растащили за ноги, а на место драчунов поднялся сэп. Он был пьян менее других, а профессиональные навыки вполне помогали справиться с арфой. Анласы за столами начали в лад бить кулаками по столам, опрокидывая посуду и рассаживая столешницы, а сэп запел — точнее, заревел — под восторженный вой зала:

— так, что пламя факелов заметалось по стенам.

Ротбирт внезапно вскинулся, обвёл зал разъезжающимися глазами и вдруг, рубанув по столу саксой, закричал:

— Где кэйвинг?! Куда дели Йохаллу?!

Сидевший напротив хангар поклонился:

— Вашему господину хорошо. Вам не надо беспокоиться. Он с госпожой Юргул.

Ротбирт успокоился так же мгновенно, как вспыхнул и налил себе ещё вина, отпихнув локтем попытавшегося сделать это слугу — так, что тот отлетел к соседнему столику.

Наискось опять подрались. Кто-то разбил о чью-то голову кувшин с вином. Девчонки-служанки липли к анласам с назойливостью мух — особенно к молодым, привлечённые их удивлённо-наивными юными лицами, светлокожими и ещё не разукрашенными шрамами.

И не только девчонки. Ротбирт, явно выпивший больше, чем надо, «вынырнул на поверхность» и обнаружил, что под его руками — податливое нежное тело... но это не девушка, а полуголый слащаво-смазливый мальчишка примерно одних лет с ним самим.

— Что тебе, топор-р-р-р Дьяуса?! — прорычал Ротбирт, пытаясь сообразить, что происходит. — Вадомайр, чего он от меня хочет?!

Но Вадим только хохотал и отмахивался, не в силах говорить от смеха. Хангар продолжал лезть к губам Ротбирта своими, и тот, окончательно разъярившись, решил проблему в типично анласском стиле — с плеча засветил смазливчику в лоб кулаком, проломив ему череп и свернув шею. Потом отпихнул обмякшее тело ногой и налил себе ещё вина.

* * *

После пятого бокала вина Йохалла обнаружил, что Юргул сидит у него на коленях и они целуются. Меч в углу... кольчуга лежит на полу стальной грудой...

— Я ещё не встречала таких, как ты, — шептала Юргул. — У тебя плечи — как зубец на крепостной стене. Тебе тут все по грудь... Все ли в вашем народе такие?

Ответов она, кажется, не ждала. Блестели в полумраке чёрные глаза и влажные от слюны зубы.

И тут — через пелену опьянения и желания, возраставшего с каждой секундой, с каждым умелым движением рук Юргул — через всё это пробилось лицо.

Её лицо.

И, отпихнув Юргул в сторону, Йохалла резко встал. Покачнувшись, схватился за стол — и его едва не скрутило от отвращения к самому себе... и неожиданной сильной тошноты и рези в желудке.

Интерлюдия: «Варвары»

* * *

Блаки чувствовал себя в коридоре, как в западне. Он уже навёл блеск на щит кэйвинга и повздыхал, что шлем тот унёс с собой. Потом вытянул ноги, как следует потянулся. Снизу доносился шум пирушки. За дверью было тихо — точнее, просто ничего не слышно. Блаки себе хорошо представлял, что там происходит. Он потянулся ещё раз и прикрыл глаза. Ему вспомнилась сероглазая девчонка, которая осталась в лагере за стеной. Захотелось её увидеть... сесть рядом... послушать, как она дышит... сказать ей что-нибудь, чтобы услышать её смех...

Постукиванье шагов заставило Блаки открыть глаза и вскочить. По коридору небыстро шли пятеро золотых латников. Увидев, что мальчишка встал, они остановились, и передний весело сказал на анласском — ломано, но понятно:

— Анлас... хороший... мальчик добрый...

— Добрый, — оборвал Блаки. — Вам что-то нужно?

— Хороший анлас, — повторил латник. Он уже опять шёл вперёд, и в его походке — и в походке двинувшихся следом — Блаки, уже видавшему виды, отчётливо читалась угроза.

«Ловушка,» — стукнула кровь в виски. Правой выдернув меч, он прыгнул к двери и заколотил в неё свободным кулаком:

— Кэйвинг! Кэй-винг, ловушка! — и, повернувшись к врагам — а было уже пронзительно ясно, что это — враги, что это — всё! — выдохнул: — Подходите лучше все сразу, чтобы не тратить времени!..

... — Что ты подсыпала мне в вино, стерва?!

Юргул с ужасом в глазах сделала прыжок назад. От дозы зелья, всыпанной в бокал, самый могучий воин должен был умереть почти мгновенно. Но рыжий не только стоял на ногах — он ещё силился шагнуть: глаза горели, пальцы сжимали край стола.

Йохалла схватил ртом воздух, рванул ворот куртки и, прохрипев глухое проклятье, рухнул. Так, словно ещё хотел дотянуться до горла Юргул...

Дверь распахнулась. Мальчишка упал внутрь, бессильно мотнулась голова. Он сжимал меч левой рукой, правая была отрублена под локтем. Стало видно, что в коридоре лежат трое убитых латников. Четвёртый, скуля, сидел у стены с пробитым бедром.

— Госпожа, — тяжело дыша, поклонился последний, — тут всё.

— Тех, что внизу — прирезать, всех и быстро, — скомандовала Юргул. — Латные сотни — на их лагерь. Выполнять!

* * *

Вадим чувствовал одно — ему плохо. Очень плохо. Он как-то сразу резко вспотел, во рту был неотвязный привкус рвоты. Не хватало воздуха. Он бы сейчас дорого дал, чтобы оказаться снаружи. Но сил встать не было. Кругом продолжала бушевать грандиозная пьянка. Многие анласы, упившись в никуда, храпели кто на столах, кто под ними.

Ротбирт рядом обнимался с девчонкой-рабыней. И, кажется, не вполне понимал, что с ним вообще происходит.

В глаза словно бы налили жидкого густого мёда. Холодной воды... или на воздух. Почему здесь так душно? Кракены на кубках и потолке шевелили щупальцами. Вадим изо всех сил стиснул в кулаке серебряный кубок — и тошнота прорвалась наружу. Мальчишку вырвало прямо на стол — но стало легче. Он огляделся — и увидел то, чего не замечал раньше.

Воинов-хангаров стало больше. Они стояли под факелами и на галерее. Они сидели среди пирующих — с оружием и в доспехах.

Сын Грома шевельнулся на бедре. Вадим сел удобней, глядя вокруг.

— Не хочешь ещё выпить? — спросил сосед.

— Прочь, — ответил Вадим.

В зал вошла девушка. Анласская девушка. Коса тёмной бронзы падала на грудь. Красивые руки были сложены на животе поверх красного платья, надетого на белую рубаху. Кого она искала тут? Отца? Жениха? Мужа? Брата? На полголовы возвышаясь над самыми рослыми хангарами, она обвела гордым взглядом пьяное сборище — и таким презрением полыхнули её серые глаза, такой неприязнью, таким гневом, что те, кто видел её глаза, протрезвели. Повернувшись и оттолкнув с дороги движенем руки хангарскую танцовщицу, анласка вышла прочь твёрдым шагом, не обернувшись, не посмотрев ни на кого больше.

«Ловушка, — вдруг совершенно отчётливо — непонятно, почему, но ясно — понял Вадим. — Йохалла, конечно, уже мёртв.» Он увидел, как по галерее быстро идёт группа воинов в чеканных доспехах.

— Ротбирт! — он изо всех сил пнул друга. — Братья! — вырвалось у мальчишки. — К оружию, пока нас не перерезали! Вайу!!!

Древний клич развеял у многих опьянение. Анласы начали вскакивать. Визгливая команда — и латники бросились отовсюду. В руках любезных соседей по столу засверкали изогнутые тонкие кинжалы, выхваченные из рукавов.

Сын Грома выскочил из ножен с певучим криком. Двое латников вскочили на стол — Вадим с рёвом опрокинул стол, поддев снизу.

— Ротбирт, вставай, ублюдок! — он путал русские и анласские слова. — Чтоб тебя — вставай! — меч в руке Вадима пропорол стык между латных пластин на подскочившем воине, мерзко скрежетнул о металл и кости — убитый хангар тяжко рухнул на Ротбирта, который ошалело ворочался на полу, путаясь в штанах. Кажется, падение грузного тела привело Ротбирта в себя. Поднявшись, он запустил столом во врагов и, левой рукой подтянув штаны, правой схватил свой «отцовский» меч, стряхнув с него ножны широким движением в сторону.

— Прикрой спину! Вадомайр, скорее!

Большинство анласов погибли сразу же, многие — даже не очухавшись от вина. Даже не сабель — от ножей, бивших наверняка, в самые уязвимые места.

Вопли, проклятья, божба и лязг стали заполнили помещение. Анласы стремились собраться, как собираются мелкие шарики разбитой капли ртути. Они крушили всё вокруг себя, расшибая мебель и посуду, ломая кости врагов и рассекая плоть.

Широкий клинок Ротбирта не очень подходил для фехтования, зато смахивал конечности и головы, как сухие жердины. Вадиму рубить было не так удобно, но данвэсский меч служил мальчишке не хуже, чем прежнему владельцу.

— Мы не выстоим, Дьяус! — прорычал Ротбирт, поскользнувшись в крови и отпихнув ещё одно тело, рассечённое до середины груди вместе с латами. — Их слишком много! — обеими руками он обрушил меч на чей-то украшенный кракеном щит — чудовище распалось надвое.

— Нужно пробиться в лагерь! — Вадим отбивал удары сразу двух сабель. — Все, кто может — в лагерь, в лагерь пробиваемся!

На ногах оставалось не более трёх десятков ратэстов, сумевших кучно встать недалеко от входа. В зал вбегали всё новые и новые воины Юргул, стараясь оттеснить ратэстов от входа вглубь зала. Щиты, а у многих — и шлемы остались у коней, в конюшне. Теперь было ясно, почему с таким усердием хангары старались в начале пира разоружить анласов!

Будь у ратэстов щиты, они могли бы составить «стену» и пробить себе дорогу. Но...

...Никто не понял, как и почему Вадим взял на себя командование. Схватка кипела вовсю, и на это нужно было немалое мужество.

— Столы! — закричал мальчишка. Его возбуждённый голос прорезал шум битвы. — Хватай столы!

Подняв столы за ножки и пользуясь столешницами, как огромными щитами, анласы напёрли на врага со всей силой и решимостью, разом оттеснив латников в стороны. Те, кто свалился, погибли под мечами ратэстов. Свалив столы в проходе, двадцать семь анласов вырвались наружу, в неожиданно прохладную — или так показалось после зала? — ночь, затворив за собой мощные створки.

Во дворе тоже было полно латников. Но они совершенно не ожидали, что анласы вырвутся наружу. Беспощадно рубя тех, кто оказался на пути, ратэсты бросились через двор к конюшне. Каждый молился всем богам об одном — чтобы не вздумали увести коней!

Нет. Очевидно, хангары только хотели сделать это, но кони не дались, и на них плюнули. Попробуй-ка уведи две сотни злющих боевых жеребцов, раздражённых шумом и чужими запахами!

Вадим столкнулся с выбегавшим из конюшни латником и сбил того на землю. Внутри, в темноте, метались, визжали и страшно кричали кони. Анласы бросились внутрь, не задумываясь, что конюшня может стать ловушкой почище пиршественного зала — гортанными криками и свистом успокаивая и подзывая своих любимцев. Полдюжины топоров обрушили заднюю стену конюшни, как гнилой сноп соломы. До слёз было жалко оставлять коней погибших друзей — и ратэсты, спеша, рубили привязи, до которых могли дотянуться — пусть уходят на свободу, лучше смерть на воле, чем рабство!

Длинные пики отбросили сунувшихся было в двери латников. Через пролом, разнося и расширяя его, ринулась лавина коней, раздражённых и напуганных происходящим. Ратэсты скакали в середине дикого табуна, выворачивая в улицы.

— Если они успеют закрыть ворота, — задыхаясь ветром, прокричал Ротбирт, — то нас передушат тут, как крыс! Давай, давай, мой родной! — последнее относилось к коню.

У ворот табун столкнулся с конными сотнями, выходившими из города во исполнение приказа Юргул. Анласские кони сшибал лошадей, стаптывая их вместо со всадниками — вопли, команды, ржание и хруст костей заметались перед воротами.

Вадим направил пику точно в грудь стражнику у ворот, схватившемуся за ворот цепного барабана. Упорные тренировки даром не прошли — гранёный наконечник вошёл точно в грудину, но веретено пики вырвало из руки мальчишки, умения всё-таки не хватило. Стрела чиркнула по кольчуге, ещё одна клюнула в маску шлема. Если бы это были наши лучники, мелькнула мысль, я был бы мёртв.

В воротах рухнул анласский конь, на него налетели другие. Вадим, Ротбирт и ещё четверо всадников не успели проскочить за ров через эту сумасшедшую, бьющую копытами по воздуху мешанину.

— Сюда! — Вадим безо всяких сомнений направил коня к лестнице, ведущей на стену. Никто ещё не понял, что он задумал, но остальные ратэсты поскакали за мальчишкой.

Крутая лестница шириной была не более анласской стрелы, но кони резво бежали вверх по ней, их даже не надо было подгонять — настолько безоглядно верили они своим хозяевам.

Сверху выпустили несколько стрел — наугад, вслепую. Скакавший четвёртым ратэст перевесился вбок со стрелой в глазу, конь покачнулся и с предсмертным ржанием полетел вниз.

Под копытами звонко зацокал камень стены. Вадим ударом ноги в стремени отбросл к зубцам выскочившего наперерез латника, крикнул:

— Братья! Лучше умереть там, внизу, — он выкинул руку, указывая, — чем в каменной ловушке! Вайу! — и он решительно направил коня вниз — в ров со стены.

— Вайу! — грянули оставшиеся в живых, без тени сомнения следуя за младшим товарищем-славянином.

В ушах Вадима заревел воздух. Самое удивительное — он не чувствовал страха, скорее — восторг полёта. Конь странно заржал, ему словно бы откликнулись далёкие голоса коней в небе — утреннем, алом. Вадиму почудилось, как летят, несутся по нему, медленно и страшно, прекрасно и грозно Девы Ветра, здешние валькирии — Гэльд, Гэффату, Лок, Трэд, Рист, Мисту, Скоольд, Скоол, Ёль, Ёрраход, Энрид, Эндрид, Эринлив!

«За мной... за нами, — бесстрашно и весело мелькнуло в голове. — Мы умерли?..» Вадим ждал уже — сейчас сильные руки подхватят его на седло... Интересно, какая вознесёт его туда, наверх? Загрохочут копыта по радужному мосту — и впереди поднимутся вершины деревьев...

...Удары обрушившихся с высоты шести человеческих ростов тел громом раскатились по реке. Столпившиеся на стене хангары с бессильной яростью смотрели, как пятеро всадников один за другим выбрались на берег и помчались прочь — туда, где полыхали огни лагеря.

Старый воин зло плюнул в ров:

— Буссеу, — с ненавистью и страхом сказал он.

* * *

Ополчение оказалось, честно сказать, умнее, чем вырезанные по пьяни ратэсты. Едва стало ясно — что-то не так — как старики выстроили в огромный круг повозки, согнали внутрь скот и приготовились к бою. Все, кто мог держать оружие — ни много ни мало две с половиной тысячи мужчин, юношей, подростков, женщин, девушек и стариков — заняли места за возами и встретили латников градом длинных стрел. Потеряв без малого две сотни воинов, хангары отхлынули. Прорвавшийся было полусотенный отряд заплутал среди повозок и узнал, что такое удар топора и охотничьего копья.

Пятнадцать ратэстов во главе с пати Гэстом прорвались в свой лагерь. Хорошо попировали доверчивые анласы. Хороший урок получили. Стыдно было глядеть в глаза людям, хоть и не думали те ни в чём упрекать воинов. И страшно было — глядеть на тех, кто за минуту старел на годы, обнаружив, что среди вернувшихся нет сына, брата, отца, друга, мужа, жениха...

Гэст и старики решили обороняться. Стрел было в достатке, скот не даст умереть от голода, лагерь разбит, как и положено, на речном берегу, есть два больших родника. Пусть идут или стараются выморить. А по ночам можно и побеспокоить врага налётами. Ну а дальше чето-ничто — придумается...

* * *

Вадима разбудил Ротбирт. Судя по синим кругам у глаз, он не ложился, а голова у него болела.

— Ох... — Вадим потёр шею. Он уснул на седле и за всю ночь ни разу не поменял положения. Кроме того, в горячке схватки и скачки мальчишка не сообразил и не почувствовал, что довольно сильно помят. Всё тело оказалось одним сплошным синяком, левая сторона лица запухла от удара по маске. — Кажется, живы?

— Может, ненадолго, — мрачно ответил Ротбирт. — Пойдём, приехали на переговоры.

— Поесть бы, — Вадим огляделся в поисках доспехов.

— Ты можешь думать о еде? — Ротбирт скривился. — Клянусь елдой Дьяуса, я выпил целый рог пива, а голова всё равно болит, словно в ней кузница... Поешь потом, Гэст зовёт.

— Славянин, — позвал, подходя, один из мальчишек, — я почистил твои доспехи. Только меч не трогал.

— Спасибо, парень, — Вадим принял с вытянутых рук панцирь. — Помоги ремни застегнуть.

Мальчишка вспыхнул от радости и начал помогать морщащемуся Вадиму справляться с кольчугой...

Интерлюдия: «Последний воин мёртвой земли»

* * *

...В лагере царило полное спокойствие. Анласы воистину были стойким народом — и стар и млад, и женщины и мужчины готовились защищаться. Стучал молотки кузнецов, хрустели ручные мельницы. Кое-где, забив скот, жарили мясо. Люди правили оружие.

В одном месте возы были растащены. Тут стояли двое стариков, Гэст и все оставшиеся ратэсты — при оружии, только шлемы на руке. Прибывшие для переговоров маячили шагов за пятьсот, не меньше — группа всадников под странным знаменем: на шесте с перекладиной, как анласский баннорт — золотой кракен, к перекладине подвязаны по бокам пары белых и алых конских хвостов, а в центре — один чёрный.

— Что им нужно? — пробормотал больше для себя (хотя и по-анласски) Вадим. Странно, но Гэст ответил ему, как равному:

— Хотят говорить. Послушаем.

— Слушать их, — проворчал ещё кто-то.

Один из всадников поднёс ко рту согнутый металлический лист. Искажёный голос звучал жутко, загробно:

— Нашими устами говорит с вами, ничтожные, сююуджи Юргул! У вас нет выхода, но милостивая госпожа согласна выпустить всех вас, если вы оставите скот и дадите нам выбрать рабов — по сотне мальчиков, девочек, юношей и девушек...

Эту глупость мог сказать лишь тот, кто совершенно не знал анласов. Самым постыдным деломсчиталось у них с давних пор покупать жизнь ценой рабства соплеменников.

— Ответь ему, — сказал Гэст Вадомайру. — Ответь так, чтобы он подавился нашим ответом, отродье Астовидату!

Пять сотен шагов — это почти два перестрела из хангарского лука. Но — меньше одного из анласского. Эдлхантанг Вадомайра скрипнул голосом сварливого старого воина, поучающего молодых. И стрела, описав дугу, вонзилась в перекладину знамени. Вторая ударила говорившего в левый глаз. Роняя свой лист, хангар сделал судорожное движение рукой и повис в седле. Мальчишки, облепившие возы, весело и глумливо загомонили, изощряясь в чёрной брани в адрес хангаров.

Оба выстрела, кажется, произвели неплохое впечатление — всю компанию как ветром сдуло дальше — туда, где даже анласская стрела долететь не могла.

Позиции сторон на переговорах стали предельно ясны.

 Хангары тем временем приволокли на быках наспех сколоченный деревянный помост, на котором начали расчленять тела убитых ратэстов, показывая их анласам в лагере. Все узнали и Йохаллу и его щитоносца... Потом наступила очередь живых — двадцать семь раненых или тех, кто попал в руки врагов пьяными, были замучены на глазах у всего лагеря. Никто из погибавших не издал ни звука, ни разу не застонал — но смотреть было тяжело, почти невыносимо. Жестокость анласов была жестокостью волка — они не знали даже подобий тех предметов, которыми мучили их братьев, оружий, созданных злобным и трусливым разумом. И людям в лагере казалось, что пытают их самих. То тут то там раздавались женские выкрики или проклятья мужчин — это анласы узнавали среди умирающих под пытками своих близких. Кое-кто даже начал требовать вылазки, но один из стариков указал на конные сотни, замершие в отдалении:

— Выйдем — нас побьют. Кто защитит слабых и младших?

В этом ратэстам, оставшимся в живых, чудился даже укор в их адрес — они-то могли бы и пробиться к помосту, будь их хоть четверть столько, как преже, а не полтора десятка. Хотя и глупо укорять бойца за проигранный бой. Сражайся достойно — а уж победу боги отдадут тому, кому захотят...

— Пойдём поедим, — вздохнул Ротбирт. — Что-то и мне захотелось.

Они двинулись вглубь лагеря. У одного костра седой беспалый на левую руку старик молча налил им по рогу пива, у другого — поделились жареной свининой, а хлеб ещё оставался в опустевшей повозке: Эрна за добро её спасителей умерла бы, а не отдала.

— Просторно у нас стало, клянусь рукой Дьяуса, как у вас говорят, — грустно усмехнулся Вадим, садясь на облучок. — Вещи товарищей — что с ними делать?

— Раздадим семьям, — Ротбирт сделал большой глоток пива. — Стрелы только оставлю. Не думаю, что это будет неправильно и несправедливо.

— Да, — кивнул Вадим, — это верно. Если нам что ещё и понадобится из вещей — так это стрелы... ну, ещё я дротики возьму. Жаль, что певец погиб, никто не сложит песню о том, что случилось и не помянет погибших.

— Пока живы мы — будем помнить, — ответил Ротбирт твёрдо. — Живущий в памяти никогда не умрёт.

— Знаешь, — задумчиво сказал Вадим, — когда я прыгнул со стены... и все — следом... мне почудилось, что за нами скачут Девы Ветра.

Ротбирт не удивился, только кивнул:

— Если так, то они поспешили, — и оторвал кусок мяса зубами, держа рог между колен.

— А пиво ничего, хорошее, — Вадим надел свой опустошённый рог на стояк навеса. — Дай-ка мне ещё хлеба...

Он потянулся за куском, но тут по всей линии обороны угрожающе и гулко завыли круммхорны. А сквозь их вой прорвался режущий шипящий звон боевых гонгов хангаров.

— Да чтоб их!.. — Ротбирт соскочил наземь, хватая оружие. — Они атакуют!

Это в самом деле оказалось так. Коричнево-чёрная волна катилась на лагерь со всех сторон. Это были не латники, а простая «пыль» — воины, согнанный с окрестностей.

Анласы быстро и без суеты занимали свои места.

— Тетиву перетяни, тетиву...

— Копьё под правую... а тул — под левую... учи вас, эх!..

— Пошёл отсюда! Сначала до пол-лука дорасти!..

— Боги, даруйте в бою удачу или достойную смерть...

— Сорок семь... сорок восемь... Дед, одолжи десяток стрел — отдам на той стороне...

— Куда я брусок положил?..

— Как доскачут воооон до того камня, так и начнём. Густо скачут, целиться и не придётся вовсе...

— Коням главное дело — руби ноги, а всаднику — в брюхо копьём...

Соседом Вадима слева оказался кряжистый рыжий усач, совершенно хладнокровно проверявший лук. На нём были кожаный шлем на клёпаной стальной основе и кожаная куртка с нашитыми стальными пластинками — обычный доспех простого воина. Справа, опираясь на колено, раскладывал стрелы подросток примерно на год младше Вадима. На этом всей защиты было — суконные штаны и просторная куртка с капюшоном и широкими рукавами, которые она подкатал повыше. А из оружия — лук и сакса. Лицо у мальчишки было сосредоточенное, на веснушчатой переносице выступили капельки пота. Наверное, не раз бил он зверя и птицу, но сейчас будет другая охота...

Гнетущий, вязкий вопль гонгов нарастал — словно мчалось вырвашееся на землю войско мертвецов во главе с Расчленителем. Стали видны в общей коричневой мути высверки сабель, глиняные пятна лиц...

Круммхорны взревели сигнал. Вадим видел, что Ротбирт не выбирает цель — может быть, впервые в жизни он просто рвал тетиву раз за разом, и Вадим слышал, как звонко бьёт тетива по наручью друга. Сосед слева щерился под усами. Мальчишка справа с отчаянными глазами выпускал одну стрелу за другой.

Солнце искрами вспыхивало на взлетающих стрелах — казалось, лагерь бьёт по коричневому валу серебряным дождём. Взлетая вверх, стрелы анласов падали вниз по дуге — и не было пощады никому, в кого попадали узкие жала.

Вой стал сбиваться и стихать. Коричневый вал начал распадаться на ручейки, водовороты, замедлял казавшийся неумолимым бег... А потом начал откатываться прочь.

— Ни к чему, — Вадим придержал за плечо мальчишку, вновь потянувшегося за стрелой. Тот посмотрел дико, шевельнул губами, но, кажется, сообразил, на каком он свете, кивнул.

К возам потащили новые связки стрел. Они тяжело бухались в дно возов, рассыпались с позявкиваньем и хрустом. Запас стрел был большой, а результаты стрельбы — весьма наглядными, надо сказать.

— Если бы они не были так глупы, — сказал усач, — они бы пустили пеших за большими щитами... Или это верно, что они не умеют драться пешими вовсе?

— Плохо дерутся, — подтвердил Вадим. Откинулся назад, проорал: — Ротбирт, ты как там?!

Тот помахал рукой. Эрна как раз притащила ему связку стрел. Но перекинуться хотя бы словом друзья не успели. Корчневый вал снова вспухал, как нарыв.

Вадим покачал щит, вставленный краем между досок в борту повозки. Треугольный и не очень большой, тут его щит был не так удобен, как большущие прямоугольные щиты ополченцев, из-за которых можно было стрелять, стоя на дне повозки. Прищурился, посмотрел на солнце. Да нет, это не Солнце... И всё-таки интересно, что это за звезда?..

Круммхорны вновь протрубили сигнал.

* * *

На этот раз вал конницы не остановился, и стало ясно, почему. В тылу маячили алые перья на стальных шлемах латников, гнавших простых воинов в решительную атаку на лагерь анласов.

Мчавшиеся впереди раскручивали — теперь было видно ясно — над головами арканы с железным «кошками» на конце. Растаскивать возы... И вот уже первые стрелы начинают долетать до анласов, поют в воздухе смертельную песню, впиваются в борта и щиты. Вадим приподнялся — видеть. Одна стрела тут же ударила в грудь, вторая со скрежетом чиркнула по шлему — мальчишка засмеялся. Ясно были видны лица под меховыми шапками — оскалы, щели глаз, высокие скулы, мотающиеся сальные косы.

Анласы били в упор — между глаз, в кожаные щиты, просаживая их навылет вместе с телами...

...Стрела щёлкнула в маску пониже глазной щели. Передние всадники были уже шагов за полсотни, они падали, падали кони, утыканные стрелами, а задние ломили по кровавому валу, сами рушась и вместе с конями становясь его частью...

Справа раздался негромкий выдох. Вадим задержал на взмахе руку с дротиком, повернулся. Мальчишка, всё ещё держа в левой лук, садился на дно воза, правой держась за древко стрелы, вошедшей под левую ключицу. Глаза у него были недоумёнными. Скривив губы, парень переломил древко стрелы — мотнулось белое перо в упавшем кулаке. Боль, очевидно, так и не успела дойти до его сознания — сев на дно, мальчишка стукнулся затылком в борт. Глаза так и остались удивлёнными... А на место убитого вскарабкался мускулистый юноша с волосами, собранными на макушке в пышный «хвост».

«Кошка» с грохотом впилась в борт. Рыжеусый, хладнокровно высунувшись из-под щита, хэкнул и перерубил верёвку саксой. Стрела «чикнула» по одной из пластин на его куртке.

— Худо бьёте, — презрительно проворчал рыжеусый.

С десяти шагов Вадим вогнал дротик в рот хангару, раскручивавшему ещё одну «кошку». В левую перехватил топор, в правую взял Сына Грома.

Две «кошки» разом вцепились в борт, потянули. Усатый рубанул одну, Вадим — другую. В теле всё пело — нервы, мускулы стонали от удовольствия в предчувствии боя.

Над щитом показалось плоское вислоусое лицо. Топор в руке Вадима с глухом треском прорубил смуглый лоб. Усач, снова ловко выдвинувшись из-за щита, с короткими выдохами обрушивал свой топор на всадников и лошадей.

Визжа и улюлюкая, прыгнул прямо с седла на воз ещё один — парень с «хвостом» встретил его ударом копья в воздухе, швырнул обратно; сам неудачно подался вперед, забалансировал — его ударили саблей по бедру. Падая наружу, под копыта, он сшиб с седла всадника, подмял и исчез вместе с ним в месиве...

Вадиму было легче других. Он мог меньше думать о защите — панцирь, шлем, брассарды и поножи надёжно его защищали. Отбиваясь мечом, Вадим выбирал момент и бил топором — наверняка, не больше одного раза.

— А не победим... так хоть... намашемся... — цедил мальчишка строчку из казачьей песни — снова и снова.

Соседняя повозка опрокинулась. С одной стороны на неё лезли визжащие хангары, с другой — ревущие анласы. Лучники защитников продолжали пускать стрелы — через головы сражающихся, навесом в новые и новые ряды штурмующих.

К возу пробилось трое латников. Один ловко отбил своим тяжёлым копьём-саблей топор. Второй, откинувшись назад, с размаху ударил Вадима. Третий одновременно подсёк парню ноги саблей...

Вадим и сам не знал, как у него это вышло. Подпрыгнув, он пропустил саблю низом — и одновременно поворачиваясь в воздухе — копьё скользнуло у груди, а Сын Грома с грохотом обрушился на шейную пластину, вминая её в тело. Латник грохнулся с коня наземь.

— Так! — неуловимым уколом Вадим ужалил второго латника в глаз — концом меча. Рыжеусый между тем расправился со своим противником сокрушительным ударом топора...

...В одном месте удалось растащить возы, и отряд всадников ворвался внутрь. Они сразу же запутались среди возов, вещей, костров, скота и жердей, в остервенении и страхе рубя всё, что попадалось на пути. Старики калечили косами ноги лошадей, женщины ссаживали хангаров вилами или охотничьими копьями мужей, мальчишки с ножами прыгали на крупы коней... Кипящая на кострах вода, домашняя утварь, камни, цепы, жерди — всё пошло в ход. Падавших растягивали на земле и приканчивали. На латника, по чьим доспехам скользили вилы и косы, свалили старательно сберегаемый в пути мельничный жёрнов, размозживший его, как рака в скорлупе. В пыли катались схватившиеся врукопашную. Там мать, на чьих глазах от удара сабли свалился сын, шла на всадника с копьём, поддевала его и сбрасывала наземь. Там сын, потерявший мать, взмахом цепа раскалывал, как орех, голову хангара. Там старик находил наконец-то место уже не первый год отдыхавшей в ножнах саксе под лопаткой сдёрнутого с седла всадника... Обезумевшие от страха, от атак со всех сторон, хангары старались вырваться обратно, но навстречу уже спешили ополченцы, и топоры поднимались и опускались...

...Атака оставила вокруг лагеря и в нём самом не меньше двух тысяч трупов хангаров. Немало погибло и анласов.

Вражеские трупы кидали в реку, следя, чтобы течение уносило их прочь. Своих складывали в ряд в центре лагеря. Тут же, рядом, женщины оказывали помощь раненым — тем, кому ещё можно было помочь. Рыжеусый сосед Вадима потерял разом и жену, и обоих сыновей — первого достала на возах сабля, второго усач нашёл у своей повозки — он лежал на хангаре, сомкнув руки у того на горле. А у самого под левой лопаткой торчал изогнутый нож...

...Вадим и Ротбирт пробирались среди трупов и раненых к своей повозке. Сцены, которые они наблюдали почти равнодушно, могли бы показаться ужасными даже очень закалённым взрослым людям. Длинные рубленые раны промывали чистой водой и зашивали «через край» льняными нитками, причём сплошь и рядом раненый либо напевал либо как ни в чём не бывало разговаривал с кем-то — даже пострадавшие малыши (по меркам Вадима — дошколята!) боли ничем не выказывали. Атрапаны в белом тенями расхаживали среди раненых, быстро перерзая горло тем, кто уже не мог выжить и лишь мучился. Стрелы вытягивали из живых, как гвозди из доски — и нередко это делал сам же раненый!

Вдвойне страшно было видеть всё это ещё и потому, что большинство убитых и раненых обоего пола были молоды и красивы. Рухнет от бури старое, отжившее своё дерево — кто станет жалеть? Расступится молодой подлесок, выросший вокруг погибшего великана — и, глядишь, целая роща зеленеет на этом месте... Вырвет вихрь молодой крепкий ясень или гибкая стройная ива, не успевшие себя продлить в потомстве — и невольно опустится голова человека: что ж ты, ветер, натворил, будь неладен?!

А атрапаны ходили между костров и возов. Они твёрдо знали — мир за гранью всех примет, всех, кто пал сегодня, и даже мальчишке, для которого первый бой стал и последним, найдётся место в охоте Вайу, в свите Дьяуса... Нет, никто не торопится умирать. Но, если уж пришёл такой черёд — лучше умереть в бою, сражаясь за род, за славу предков, за жизни потомков. Только трус, недостойный удара мечом, цепляется за жизнь любой ценой.

Кое-где уже раздавались песни — там прощались с другом, а там восхваляли сражение; там мать утешала умирающего сына, а там считали перебитых врагов. Едва ли решатся хангары на третью атаку — отстанут, а утром и уйдём, чего...

Один-единственный раз мальчишки задержались. Около большущего воза паренёк лет тринадцати-четырнадцати со свежей повязкой на плече, приговаривая ласково, бинтовал повизгивающую овчарку. Сабля пришлась ей по крестцу, в умных карих глазах стыло страдание. Голову собаки держала на коленях всхлипывающая девочка на пару лет младше брата.

— Лучше будет добить его, — сказал Ротбирт, останавливаясь. — Хребет её перебили.

Мальчишка быстро вскинул загорелое враждебное лицо, смерил взглядом старших парней в помятой броне. Светло-серые глаза его сверкнули, он явно сдержал на языке злые слова и отвернулся.

— Потерпи, хороший мой... немножко ещё потерпи... — зашептал он псу.

— Пойдём, — Вадим потянул друга прочь, глядя на упрямую спину мальчишки. — Собака не твоя, чего в чужие дела лезть?

Ротбирт кивнул. Они отошли до речного берега, где народу была пропасть. По песку зашагали дальше.

— Скольких свалил? — нарушил молчание Ротбирт. Вадим ответил тут же:

— Одного латного, восьмерых простых. Не худо, а?

— Не худо, — согласился Ротбирт, — но у меня двое латников и семеро простых. А стрелами — не считал.

— Тебя на самом деле не Леголас[100] зовут? — пошутил Вадим. И продолжал, не обращая внимания на изумлённый вид друга. — Смотри, небо какое... плохое. Не ваши боги гневаются, случайно?

Ротбирт сразу понял, о чём говорит Вадим. Закат полыхал, как чудовищный кровавый костёр. А странные тучи обрисовали на фоне пожарища силуэт кракена — Чинги-Мэнгу жадно шевелил щупальцами, подбираясь к заходящему солнцу. Но Ротбирт передёрнул плечами:

— За что гневаться богам? А что до этого, — он махнул рукой, — их многолапый подавится Солнцем. Не по силам твари одолеть наших богов — самого Астовидату Расчленителя загнали они в подземелья, и уж солнце-то какому-то слизняку точно не отдадут! Нет, Славянин, — он положил руку на плечо Вадима, звякнул сталью о сталь, — солнцу бежать по небу до последних дней, и даже данвэ ничего не могут с этим поделать, — он сплюнул в песок. — А уж конца времён мы с тобой точно не увидим, даже если проживём сто раз по сто лет!

— А ты бы хотел столько прожить? — Вадим поудобнее перехватил шлем под мышкой. Ротбирт задумался и ответил словно бы нехотя:

— Не знаю... Не худо было бы и посмотреть, как и что там будет. Но, прожив такой срок, можно и разум потерять от увиденного и разлук. Представь — ты живёшь, а те, что рядом, уходят снова и снова... Нет, не хочу! — сказал он, словно рубанул. — Своё прожить с честью — и хватит, а там можно посмотреть и ту сторону, да и проверить, вправду ли так красивы Девы Ветра и так ли широки ворота у дома Дьяуса, как тут поют наши певцы...

— Вон повозка, — указал Вадим. — Чёрт, — сказал он по-русски, — до неё-то не добрались?!

— Да Эрна за наше добро целый отряд этих кривоногих кулаками перебьёт! — засмеялся Ротбирт.

Но Эрне, как оказалось, не выпало случая показать своё геройство — до повозки никто не добрался, зато немая проливала уже горькие слёзы, решив, что её благодетелей убили.

— Ничего себе, — расстроено сказал Вадим. Он терпеть не мог женских слёз, считал их признаком притворства и никогда не утешал ревущих девчонок, но... тут-то совсем другое дело, видно же. Ротбирт тем временем, сдёрнув кольчужную перчатку, погладил девушку по медным волосам, кашлянул, неумело буркнул:

— Ты... ну, мы ведь живы... Ты не плачь, а?

Девушка, улыбаясь сквозь слёзы, закивала. Показала жестом: «Хотите есть?».

— Лучше дай пива, если ещё осталось, — усмехнулся Ротбирт, кажется, сам смущённый своей нежностью.

Пиво ещё осталось. Только теперь мальчишки поняли, до какой степени хотят пить — до головокружения! Фактически с утра ни тот ни другой не притронулся к воде...

— Интересно, а кто сварил первое пиво? — Вадим вытер ладонью губы.

— Дьяус, — предположил Ротбирт, переведя дух. — Правда... — он задумался, — ...сколько я песен слышал — нигде об этом не сказано.

Напившись, они стали помогать друг другу стаскивать доспехи. Эрна сбегала к реке за водой, притащила две бадьи. Мальчишки хотели вымыться, а Эрна только головой качала, глядя на них. И русский, и анлас походили на бело-синих леопардов — пёстрые от синяков, ссадин, кровоподтёков...

Вадим нагнулся, упираясь ладонями в колени. Ротбирт, подняв бадью, выплеснул половину воды на спину друга — ахнувшая струя разбилась о лопатки и шею, скатываясь на землю, застыла в пыли серыми струйками и шариками. Вадим вздрогнул и захохотал, а Ротбирт начал равномерно лить на него остатки воды. Эрна тем временем кипятила в котелке травы для примочек.

— Тёплая вода, — сказал Вадим, разгибаясь и поводя плечами — шевельнулись под кожей бугры и канаты мышц. — Нагибайся.

И помедлил. Ему показалось на миг, что перед ним стоит и ждёт своей порции «обливалки» Олег... Относительно вымывшись, они снова влезли в одежду, хотя обоим непреодолимо хотелось слать.

— Пошли глянем, живы ли наши, — предложил Ротбирт, одёргивая вест.

Они снова зашагали мимо повозок, где уже налаживалась нормальная походная жизнь. Убитых лучше забывать сразу после того, как они убиты, иначе на войне просто сойдешь с ума.

Седой, как облако, старик, сидя у повозки, затачивал лезвие саксы. Вид у него был самый счастливый — очевидно, уже давно не выпадало такой драки. Мальчишки остановились возле него, и Вадим дружелюбно спросил:

— Многих прирезал, дедуля?

— Куда там, — прокаркал старик разочарованно. — Два десятка лет не сражался, состарился, всю сноровку отлежал! Одному костыль под коня вставил, — старик показал на рогатину, лежащую рядом — видимо, ею он пользовался вместо костыля, — он и навернулся, а я уж сверху насел и... — он стиснул сухие, но крепкие, здоровенные кулаки. — А уж второй-то меня мало не покалечил ещё раз, жопа Расчленителя! Да внучок мой младший его рогатиной в поддых — ничего, ладно получилось... Да и то сказать, — дед пригорюнился, — кому я на той стороне-то нужен, калечный? Пользы тоже... Нет, славяне рубиться были покрепче! — глаза старика молодо блеснули. — Как, бывало, заорут: «Рысь, Рысь!» Ну и мы им в ответ рявкаем, а после... Да-а-а, старый я стал, старый совсем...

— Худо, — роазочарованно вздохнул Ротбирт, подмигивая Вадиму. — А мы тебя, дед, хотели было к девушкам позвать.

— Сказано же — стар я по девкам бегать, — сердито ответил старик и задумался. — Вы вот что, — добавил он. — Вы ведите их лучше сюда.

Мальчишки переглянулись и захохотали.

Интерлюдия: «Рукодельница»

* * *

Вадим долго не спал в ту ночь. Ротбирт уже давно похрапывал; тихо, как мышка, спала Эрна — а он всё ещё лежал, глядя на рисунки чужих созвездий и огромные шевелящиеся звёзды в бездонном небе.

«Кто я?.. Я — Вадим...»

«А зачем я здесь?.. Не знаю... Нет — знаю. Но зачем я не здесь вот, а вообще — в мире?»

«Почему всё так, как есть?»

Оформить эти мысли в слова он не мог, да и не пытался. Бывают моменты — он усвоил это уже давно — когда слова лишь портят всё. Кроме того, говорить было всё равно не с кем.

Арфа продолжала позванивать, мужские голоса что-то пели. Где-то отбивали клинок, лениво брехали собаки. От города доносился сдержанный расстоянием шум.

Вадим соскользнул наземь. Ему было не по себе. Когда он лежал в повозке, казалось, что она куда-то плывёт. А холодная земля под ногами и ветерок с реки помогли вернуть ощущение реальности.

Реальности? Мальчишка негромко рассмеялся. Конечно... Он где-то на другой планете, он воин в первобытно-средневековом племени — куда уж реальней!

Придерживаясь за борт повозки, мальчишка обошёл её. Потрепал по мордам быков. Поморщился — бычьи морды были всё-таки противные, не сравнить с конскими... И спокойней не становилось. Вспомнился жуткий закат — Вадим передёрнул плечами, отгоняя навязчивые мысли.

— Всё будет хорошо, — сказал он по-русски.

* * *

Утром Ротбирт проснулся раньше Вадима. Эрна уже сидела у костра, помешивая похлёбку из мяса, дикого лука, моркови и пшена. Ротбирт, повернувшись на бок, наблюдал за её ловкими движениями почти с удовольствием, подумывая, что и в самом-то деле неплохо было бы взять её в жёны. Ну и что с того, что она немая — меньше будет шуму! Зато красивая и по хозяйству — просто волшебница... Вздохнув, он перевернулся на бок и почти враждебно покосился на славянина, оценивая ревниво, кто из них лучше. Они были похожи, как похожи все здоровые мальчишки. Вадомайр был повыше, но не так широк в плечах, не умеет стрелять из лука, да и бегает и верхом ездит похуже. Зато ловок драться без оружия, речист и уверен в себе — такие девицам по душе, а то, что он из другого народа и вообще чуть ли не с неба, может добавить интереса. Да уж, тут не выбрать. На месте Эрны (Ротбирт улыбнулся) он бы плюнул и всё.

Он уже собирался разбудить славянина, но сигнал трампета заставил его вскинуться и завертеть головой. Из-за возов не было видно, что происходит, но весь лагерь пришёл в хаотичное, быстрое движение. Вадим, приподнявшись, заспанно моргал и тоже смотрел по сторонам недоумённо.

Ротбирт, перевесившись через борт, схватил за плечо пробегавшего мимо мальчишку, нёсшегося куда-то со всех ног.

— Что случилось?! Говори же! — рявкнул юный ратэст. Мальчик повернул к нему возбуждённое лицо и прокричал:

— Корабли! Золотые корабли на реке! — после чего вывернулся и побежал дальше, мелькая пятками.

Мальчишки переглянулись — и без слов полезли наверх по распоркам навеса.

То, что увидели они за кольцом возов, заставило обоих окаменеть от ужаса и страшных предчувствий.

На поле не было ничего, кроме трупов. Ворота города — распахнут, там виднелся небольшой отряд латников.

А на реке высились, будто крепости, сияющие золотом, три весельных горы — золотые корабли данвэ.

* * *

Двое рослых воинов, держа под мышками шлемы в виде грифоньих голов, стояли на мостике, вознесённым над носом первого корабля. Странный это был мостик — словно бы тщательно стилизованное под прошлое изделие современности, где фигурная резьба выполнена из пластмассы, а в резную медную картушку заключён электронный компас... Узкие лица данванов были спокойны и внимательны. У одного — атлета лет тридцати, не рыжего, а скорей золотоволосого — кожа была темней, чем у большинства данванов. Но большие зелёные глаза и манера держаться ясней ясного указывали, какого народа это сын. Стоящий рядом был моложе почти вдвое, в глазах горели недобрые огоньки.

Ан Джерард йорд Ангон — так звали золотоволосого — был Первым Адмиралом Игры. Второго звали ан Эйтэн йорд Виардта, и он приходился средним сыном командующему экспедиционным корпусом на востоке Мира.

— Они не пытаются бежать, — прозвенел голос юноши. — Совсем ополоумели от страха, как видно.

— Скорей они его просто не знают, — возразил слегка насмешливо Адмирал. Ан Эйтэн покосился на старшего, но тот выглядел совершенно серьёзным. Надо сказать, что оба данвана испытывали друг к другу взаимную антипатию — слишком различными были их взгляды и на жизнь, и на Игру. Но сейчас перед ними был общий враг, и ан Эйтэн сделал небрежный жест рукой в перчатке из гибкой брони:

— А! Все дикари на всех планетах они одинаковы! Я возьму сотню конных ребят, и через час мы уже будем загонять их на корабли... Примем столько груза, Адмирал?

— Не стоит атаковать одной конницей, — тот словно бы не слышал вопроса. — Это всё-таки не гесс-поле. Пусть лучники подойдут ближе под прикрытием мантелетов и обстреляют лагерь навесом. А ещё лучше — сгони из города тамошний сброд, и за их спинами...

— Вздор! — юноша махнул рукой пренебрежительно и запрыгал через ступеньки вниз по лестнице. На палубе зазвенели его команды.

— Если ты свернёшь себе шею, дурачок, — пробурчал ан Джерард йорд Ангон, — это будет огорчительно для всей Империи и для твоего отца в особенности. Но плакать по тебе я не стану — дураков надо отсеивать в юности.

И усмехнулся.

* * *

Когда Ротбирт и Вадим добрались до зашитной линии, там уже всё было готово к встрече. Пати Гэст, мрачный и ожесточённый, стоял между раздвинуты повозок.

— Выслали своих. Говорить хотят, — отрывисто пролаял он, подошедшим мальчишкам. Оставшиеся ратэсты стояли по обе стороны от Гэста — надо было показать врагу лучшее из того, что осталось.

От берега реки скакали двое — мужчина и мальчишка с флагом. Скакали бесстрашно прямо на анласов, хотя не могли не знать, что в любой миг могут получить град стрел, от которого не спастись... И остановились в десятке шагов.

Старший спросил — именно спросил, даже не очень громко, но как-то неприятно, монотонно — по-анласски:

— С кем я могу говорить?

— У нас добрый гость сперва называет себя, а уж потом выспрашивает имя хозяина, — ответил Гэст.

Лицо данвана не изменилось.

— Капитан ан Атто йорд Делар. Я говорю от имени командиров нашего отряда. Теперь назови своё имя, — и в голосе его прозвучала еле слышная издёвка, — хозяин.

Однако и Гэста не так-то легко было смутить:

— Я — пати Гэст сын Кэдэрикэ из анла-энграм. И говорю тебе я от имени всех наших людей. Что ты хотел сказать, капитан ан Атто йорд Делар из данвэ?

Капитан промолчал. Он скользил взглядом по лицам воинов, и взгляд этот был ощутим кожей. Под ан Атто йорд Деларом конь стоял спокойно, а вот мальчишка со знаменем, ловко подбоченясь в седле, заставлял своего выплясывать, то наступая на анласов, то отскакивая.

— Хороший конь, — пробормотал Ротбирт. — Ссадить бы этого непоседу...

Вадим хотел ответить, но не успел. Старший из данванов снова заговорил:

— Вас тут, в лагере, не больше пяти тысяч. Всего — с детьми, женщинами и стариками. У нас там, — он указал на корабли, — восемьсот воинов. Скажи мне, пати Гэст, выстоишь ли ты в бою?

Вопрос был — как удар боевым молотом в лоб, с размаху и без пощады. Ответ же знал каждый — анласы не выстоят. Не выстоят десяток ратэстов и ополчение против восьми сотен данвэ. Да и прежняя дружина, будь она вся цела — не выстояла бы. Впрочем, никакого ответал данван не ждал — он продолжал говорить:

— Мы предлагаем вам сдачу. Каждый десятый будет отпущен к вашему народу безо всякого вреда, остальные будут жить. Этого достаточно.

Среди анласов пронёсся ропот. Гэст вздёрнул ладонь, заставив всех замолкнуть одним этим жестом. Недобро щурясь, спросил:

— И ты, данвэ, в самом деле думаешь, что мы покроем себя позором сдачи?

— Позором? — ан Атто йорд Делар нахмурился. — Речь идёт о вашей жизни. Понимаете? Вам предлагают жизнь! — он повысил голос, обращаясь ко всем сразу. Теперь ответом было ледяное молчание и недобрые взгляды. А Гэст покачал головой:

— Ты сказал. Мы слышали. Теперь уходи. Наши боги не любят трусов.

Раздался слитный гулкий удар — ратэсты били в щиты. По лагерю понёсся, ширясь и множась, зловещий лязг — люди подтверждали готовность драться без надежды на победу, но в ладе с честью.

В зелёных больших глазах капитана мелькнуло что-то, весьма похожее на уважение.

— Вы все погибнете, — сказал он, поворачивая коня одним движением колен. Мальчишка-знаменосец поскакал за ним.

Возы тут же сдвинули. Воины рассыпались по местам. И, как оказалось, вовремя.

Впрочем, Вадим удивлённо открыл рот, а Ротбирт даже рассмеялся, когда они увидели атакующих. Под весёлые звуки рогов они неслись россыпью, шпоря коней и склонив копья — не больше сотни кавалеристов, казалось, собравшихся на загонную охоту, а не на атаку укреплённого лагеря. Это до такой степени не походило на тот памятный анласам бой на берегу моря, что анласы недоумённо наблюдали за происходящим.

— Боги лишили их разума, — сказал Ротбирт, накладывая стрелу на тетиву.

— Скорей поразили их непомерной гордыней, — ответил Гэст, проходивший рядом. — Но от этого их мечи и копья не затупились... Стыдно будет не отбить эту атаку, но вот какова будет следующая?

Ротбирт подпустил «своего» на сотню шагов и выпустил одну за другой три стрелы. Одна прошила маску коня между ушей, вторая — грудь всадника, третья — шлем между глазниц. Больше полусотни атакующих либо покатились с сёдел, либо рухнули вместе с конями. Не меньше двадцати — удержались в сёдлах либо раненые, либо тоже мёртвые.

Свист, насмешки, улюлюканье анласов провожали поспешно отступивших уцелевших...

...— Шестьдесят три убитых! — голос ан Эйтэн йорд Виардты дрожал от гнева и боли — стрела, расколов наплечник, вышла из плеча сзади, и врач как раз вынимал её. — Остальные почти все ранены! Они заплатят! Я заставлю их заплатить! Я заставлю их сожрать сырыми своих собственных щенков! Я отдам их сук нашим коням! — юноша был в такой ярости, что бранился древними, уже несколько веков почти не употреблявшимися проклятиями, вышедшими из тех времён, когда народ данов-данванов появился на своей прародине, Хэймтэли. — Адмирал, вы можете подвести корабли ближе к их логову?!

— Мог бы, — спокойно ответил ан Джерард йорд Ангон, — если бы реку не завалили трупы. Корабли не пройдут... Мне кажется, нам надо позабавиться в городе — вашим этого хватит, чтобы утолить интерес. И уйти... Но, — Адмирал заметил бешено искривившиеся губы юноши, — если вы всё-таки хотите их уничтожить — поступите так, как я сказал.

Несколько секунд юноша молчал. Потом — склонил голову:

— Так я и сделаю, Адмирал.

Скажи об этом убитым, хотел заметить Адмирал. Но промолчал. Игра была делом добровольным и, что уж говорить, весёлым.

* * *

Ближайшие трупы лежали шагах в тридцати. Мальчишки были среди тех, кто выбрались в поле — пособирать стрелы и вообще... О внезапном нападении можно было не беспокоиться — хангаров вблизи вообще не было видно, а данвэ находились у кораблей. Они, кажется, всё-таки готовились к новой атаке, но не спешили.

Ротбирт надёргал уже три десятка стрел, Вадим, помогая ему — еще с дюжину... когда мальчишки буквально споткнулись о взгляд. Взгляд того самого парня, что приезжал к лагерю со знаменем вместе с капитаном. В груди его коня сидели по оперение две стрелы — рухнув, они придавли ногу хозяина. Данвэ лежал совершенно неподвижно — лишь поняв, что его заметили, начал биться, силясь выбраться и скребя землю латными пальцами в мелкой стальной чешуе. Потом извернулся всем телом, глядя на приближающихся анласов с отчаяньем и вызовом. Не желая терять чести, он сказал — и снова голос был какой-то странный, безликий:

— Чего вы ждёте? Убейте меня. Или вы трусы? — он хотел оскорбить дикарей посильней. Он бывал в походах уже несколько раз и видел, каким неспешным мучениям подвергают иногда пленников. Вызывая гнев, юный данван хотел приблизить лёгкий конец.

Мальчишки подошли поближе. Вадим видел, что Ротбирт явно не испытывает к давану никакой неприязни — скорей любопытство. А ему самому было интересно — откуда этот голос? Как у GPRS-навигатора... и губы мальчишки движутся явно не в лад со словами анласского языка.

Зелёные глаза данвана встретились с серыми — анласа и русского.

— Трусы не ходили за храбрым Йохаллой. И не меня так называли, — сказал Ротбирт, — да и не назовут, милостью Дьяуса, — он достал саксу.

Данван снова скребнул землю рукой в отчаяньи. Посмотрел в сторону кораблей. Помощи не было... Что с ним сделают?

Анласы — слов нет — умели пытать. Но делали это лишь мстя за кровные обиды или добывая у пленного сведения. Кровных счётов у Ротбирта к данвану не было, сведения — какие сведения, всё как на ладони...

— Давай-ка... — проворчал Ротбирт, перерезая подпругу и сдёргивая седло. Мальчишки подсунули руки над конскую тушу, послышалось слитное «йухх!» — и Вадим сдавленно рявкнул по-русски:

— Тяни, блин!

Данван вытащил ногу из-под конской туши, откатился — как ртутный шар — и сел, во все глаза гладя на врагов, которые, отряхивая руки, смотрели на него.

Он великолепно знал, что такое жалость и доброта. Но никогда не примерял этих чувств ни на кого из не-данванов. В круге жалости и доброты были только свои. Иначе было бы просто смешно. И всё-таки сейчас он, подняв оброненный в падении меч, не набросился на анласов — и не из страха, что их двое, а он один.

— Эй, — неуверенно сказал он. — А... зачем вы это сделали? Почему вы меня не убили?

— А вот в бою встретимся — убью, не пожалею, — ответил Ротбирт. А Вадим смотрел во все глаза на то, чего никак не могло быть — миниатюрную гарнитуру, в левом ухе данвана, от которой тонкий отросток, плотно прилегавший к коже, уходил на шею и ниже — под панцирь. — Какое зло ты мне сделал, чтобы тебя убить просто так?

— Зло? — данван невольно улыбнулся, словно услышал что-то забавное. — А что такое зло, анлас?

Ротбирт хмыкнул. Стукнул кулаком о кулак. Вопрос застал его врасплох.

— Зло... Зло — это когда плохо...

— Плохо? Мы разобъём вас; нам будет хорошо, вам — плохо. Так где твои зло и добро? — насмешливо спросил данван, не обращая внимания на ставший злым взгляд Вадима — уж очень знакомые слова послышались, как со страничек новенького учебника по формальной логике, на последней страничке которого ме-е-е-еленько напечатано: «Выпущено по рекомендациям Международного Комитета по правам человека. Спонсировано Фондом Сороса». — Это не понятия, а облака. Дунул ветер... и нету. Или изменились так, что и не узнать.

Ротбирт вздохнул. Он никогда не задумывался над этим. Ведь это просто и понятно... но как это объяснить и доказать? Как объяснить и доказать то, что не требует объяснений и доказательств? И решился наконец.

— Ты — данвэ, а у вас, демонов тьмы, наверное, всё иначе. А наша жизнь коротка. Мы не можем что-то делать, надеясь, что будет время переделать, и мы говорим: «Думать легче, чем делать. Поэтому думай, прежде чем обещать и клясться.»... — Ротбирт вздохнул и увидел, что его внимательно слушают и данван и Вадомайр, только что выглядевший почему-то очень обозлённым. — У нас, молодых, был учитель — старый, слепой сэп — ну, певец-воин... Он говорил так: «Когда боги создали людей, они дали им волю и право выбирать зло или добро. И самим решать, что есть что. Ни один человек не знает, правилен ли его выбор и что его ждёт после смерти. Но человек — если уж он человек! Выбрав, идёт до конца, а после смерти принимает заслуженное без страха.» Мой народ, данвэ, выбрал добро — наше, людское, добро. Мы поём об этом песни — вот такие — 

— Вот и всё. Это не тучи в небе. Это скалы, на которых держится земная твердь. Всё придёт, уйдёт и забудется, но то, о чём я сказал тебе — останется, ибо это есть суть человека.

Данван уже давно смотрел не задумчиво, а изумлённо. Потом хотел что-то сказать, но промолчал, лишь продолжал смотреть на анласа. И вдруг произнёс:

— Если мы встретимся в схватке — я тебя не увижу.

— И я не подниму на тебя меч, — просто ответил Ротбирт. Данван повернулся и пошёл прочь, сильно прихрамывая.

* * *

Конные сотни хангаров шагом двигались на молчащий анласский лагерь. За ними плечо в плечо шагали данвэсские лучники; на флангах их строя — клинья конных отрядов...

...— Они тебя отпустили?! — ан Атто йорд Делар сдвинул грифоний шлем, радостно и изумлённо глядя на мальчишку. Тот кивнул:

— Да. Мой капитан... я прошу простить мои слова, но мне кажется, что мы напрасно хотим сражаться с этими людьми. Они знают что-то... что-то, чего не знаем мы, папа.

— Дикари? — ан Атто йорд Делар покачал копьём. — Успокойся, сынок. Ты слишком близко был к смерти, а в твои годы это слишком остро воспринимается...

* * *

Ливень тяжёлых данвэсских стрел рушился на анласский лагерь. От падавших стрел спасения не было — они прошибали щиты, кольчуги, доски возхов, убивая воинов, детей, женщин, стариков, скот...

Анласы отвечали таким же упорным градом. Но их стрелы находили добычу среди хангаров.

Друзья не прятались. Очевидно, боги анласов хранили побратимов. Одна стрела, падая сверху, пробила дно воза рядом со ступнёй Ротбирта, вторая, пущенная, должно быть, издалека, ударила в грудь панциря Вадима, третья сразила на миг заслонившего его же ополченца... Они не могли не стать мишенями для лучников — воины в доспехах...

Стало ясно, что врага не остановить, когда коричневая масса, подошедшая совсем близко, вдруг раздалась под двумя серебристыми клиньями данвэсской конницы. По двести всадников в каждом...

Ротбирт ещё успел вогнать стрелу точно в щель шлема мчавшегося на него всадника и, швырнув лук с тулом далеко назад, выдернул из креплений щит...

...Атака данвэ была молниеносной и беспощадной, как вихрь. Их копья с ромбическими наконечниками били снизу вверх, и ополченцы гибли один за другим, не успевая даже дотянуться до врага. Подоспевшие хангары бросились растаскивать возы.

Вадима тоже спас щит. Удар копья пришёлся точно в центр, опрокинув мальчишку с повозки. Над ним пронеслись копыта и лошадиное брюхо — данван перескочил через воз, и Вадим дико восхитился мастерством всадника. Отведя острый стальной локоть, всадник вонзил копьё в грудь девушке, спешившей с бочонком пива к возам. Потом, словно мечом, гранью наконечника рубанул по шее бросившегося на него с охотничьим копьём парня, начал разворачивать коня...

Стоя на колене, Вадим метнул топор. Всадник отбил его молниеносным движением копья и бросил коня на мальчишку, прижавшегося спиной к возу.

Рядом рухнул с воза зарубленный ополченец, воткнулось в землю копьё. Вадим не думал ни секунды. Схватив гладкое, оплетённое кожей под руки древко, он раскачало его в руке и метнул в цель. Данван заученно вскинул коня на дыбы — копьё вошло тому между передних ног, пробив фартук. Сам данван соскочил наземь раньше, чем упал конь. В правой руке у него был топор с широким месяцевидным полотном и гранёным бойком-молотом. Выставив вперёд щит и держа топор опущенным, он пошёл на Вадима. Мальчишка выхватил меч.

Перевернувшись в воздухе, топор обрушился не полотном на щит, а бойком — на правое плечо Вадима. Удар вышиб меч из руки парня и опрокинул его самого на колени.

Сбоку от данвана Вадим увидел Ротбирта.Размахнувшись щитом, анлас обрушил его кромку — как топор — на латную шею врага сзади, и данван замертво повалился ничком.

— Вставай! — кричал Ротбирт. — Скорее! Смотри!

Слева и справа в прорывы в стене возов врывались данваны, рубя и закалывая всех подряд. Ополченцы дрогнули под этим холодным и яростным натиском и отступили, почти бежали вглубь лагеря. Следом входили лучники; на глазах у мальчишек один из них нагнал женщину с ребёнком на руках, левой рукой доставая короткий широкий меч. Ударом по шее он начисто обезглавил бегущую, отпихнул ногой покатившуюся голову, а потом поднял ребёнка за ногу и размозжил об угол воза.

Ротбирт бросился на врага без оружия. Данван не ожидал нападения. Мальчишка ударил его плечом в грудь, свалил наземь, насел сверху, вонзил кольчужные пальцы в щель между шлемом и нагрудником, разрывая чужую ненавистную плоть и выворачивая голову врага. Со щелчком лопнул хребет. Ротбирт встал, щатаясь и тяжело дыша. На него мчались всадники, несколько пеших анласов сшиблись с ними... Вадим поволок друга дальше в лагерь...

Женщины анласов, увидев, что мужчины отступают, подняли страшный крик. Некоторые осыпали воинов проклятьями. Другие бросались вместе с детьми наземь под ноги бегущим. Третьи рвали из рук мужчин оружие...

— Трусов, трусов мы родили!

— Топчите нас! Вот ваши дети — топчите их!

— Что вы нам оставили?! Рабство и позор?!

— Убейте нас сами!

— Женоподобные! Отдайте оружие, мы будем сражаться!

— Дьяус отвернётся от вас!

Крики, проклятья и плач мешались с воплями старух, выкрикивавших с возов страшные стихи-проклятья. Наконец одна из женщин, встав на пути своего сына, крикнула в отчаяньи то, что говорить нельзя:

— Я не рожала тебя, трус! — и осеклась от своих жутких слов.

Юноша замер, словно его убило на месте. Потом — побагровел, повернулся и с глухим страшным рёвом, вращая над головой подхваченную оглоблю, бросился на данванов. Его приняли на мечи, но...

...В это время Гэст принял совершенно правильное решение. Он отдал приказ уходить к бродам, а по ним — в леса за реку. Впрочем, приказ уже опоздал — конная сотня данванов обошла лагерь и заходила в атаку как раз от бродов. Её вёл в атаку сам ан Эйтэн йорд Виардта — верхом на чёрном огромном жеребце...

...Вадим и Ротбирт отвязывали от воза коней. Эрна быстро и без разбора подсаживала на воз детей, женщины и дети постарше готовились бежать, держась за борта.

— К бродам не ходи, — быстро сказал ей Вадим. — Плывите через реку! Увидимся на том берегу, слышишь?!

Немая мучительно замычала. Никогда в жизни не было ей так больно от своей немоты. Она столько хотела сказать... но лишь прижалась щекой к сапогу славянина в стремени.

— Гони! — крикнул мальчишка, вырывая ногу. — Мы их попытаемся хоть немного задержать! Ротбирт!

Гарцевавший рядом Ротбирт весело откликнулся:

— Вайу и сталь!

— Вайу и сталь! — прокричал в ответ Вадим. — Брат, вперёд!

— Вперёд, брат!

Мужчины сражались отчаянно, давая возможность спастись хоть немногим. Люди пробивались к реке; женщины и дети на ходу отбивали трусливые наскоки хангарской конницы. Уже сразился с ан Эйтэн йорд Виардтой Гэста — и пал, но люди, пошедшие с ним, из последних сил сдерживали врага у бродов...

...Навстречу мальчишкам, топча трупы, мчались трое данванов. Одного вышиб из седла топором выскочивший из-за возов ополченец. Двое других ускорились и склонили копья.

Вадим не воспользовался пикой. Он скакал на врага, выхватив меч и держа его в опущенной руке. В метре от наконечника вражеского копья мальчишка лёг на круп и, пропустив удар над собой, секущим движением махнул снизу вверх-вперёд.

Хороший меч был Сын Грома, панцирь данвана лопнул, и тот завалился на сторону, а потом упал из седла, запутавшись в стремени.

Резким движением Вадим выпрямился. Противника Ротбирта подвело, как видно, незнание того, как анласы ловки с пикой. Мальчишка вышиб данвана из седла — так задувают огонёк свечи, раз — и нет...

...Эрна гнала волов так быстро, как только они могли бежать. Навстречу, наперерез, выскочил, склонив копьё, данван. Застыл, как страшная кукла — неподвижный воин на неподвижном коне, направив копьё прямо в грудь девушке.

Она оглянулась. Люди в повозке, держась за борта, смотрели на неё с безумной надеждой. Матери прижимали к себе детей. Те, кто постарше, кусали губы. Луков не было ни у кого...

«У нас с ним был бы сын,» — подумала Эрна за миг до того, как копьё отбросило её назад — на руки женщин. Завизжал конь, хрустнуло что-то под колёсами. Один из старших мальчишек прыжком бросился на передок.

— Люблю, — шевельнулись губы Эрны, и изо рта девушки на грудь хлынула кровь.

* * *

Позднее Вадим не мог себе объяснить, почему остался жив. Вокруг кричали, падали и умирали люди и кони. Обрывки воспоминаний — кровь, перекошенные лица, сверкающие панцири врагов, Ротбирт, катящий вместе с другими навстречу атакующим вражеским конникам повозку... Он крутился на земле в обнимку с данваном, в потом вдруг снова оказался верхом, с пикой в руке. Рядом были Ротбирт (без шлема, всё лицо залито кровью, у щеки болтается, как тряпка, снесённый с головы лоскут кожи с волосами), какой-то ещё мальчишка и один из ратэстов. Вчетвером они отступали к реке; между ними и данванами не было никого, кроме мёртвых. Вадим чувствовал, что сзади в боку у него торчит стрела, пробившая панцирь и глубоко ушедшая в тело — поворачивая голову, он видел белое оперение и понимал, что оно — пластиковое.

Трупов вокруг было множество. Некоторые — это сразу различалось — убили сами себя; радости взять в плен аналаса не будет ни данванам, ни хангарам... Слева кто-то ещё сражался у возов, справа, за грудами трупов, у брода, тоже шёл бой — там сгрудились повозки.

— Теперь нам осталось только выбрать, где умирать, — Ротбирт, не морщась, содрал лоскут кожи, брызнула кровь.

— Почему не здесь? — ответил Вадим. Обратился к мальчишке: — Ты вот что — езжай отсюда.

— Я не ратэст, но сражаться умею тоже, — спокойно ответил тот.

— Смотрите! — внезапно крикнул ратэст. — Смотрите!

Люди плыли через реку. Вода кипела... Женщины, дети, старики — плыли, опираясь кто на что мог, толкая перед собой доски с положенными на них малышами... А с берега по ним, растянувшись в цепь, били — спокойно, методично и прицельно — лучники-данваны. До противоположного берега было шагов четыреста, и стрелы летели, летели, летели...

— А, вот как, — сипло сказал Вадим. — Вот как, значит... — и вдруг бросил Вихря вперёд.

И было уже как-то всё равно — умирать, жить... Были беззащитные спины и метко летящие в них длинные, способные пронизать кольчугу, стрелы. Играючи. В худенькую спину девочки-подростка — раз! В привязанного на спину матери грудного ребёнка — раз, и махом две жизни! В ополченца, с трудом выгребающего одной рукой — раз! В плывущего на доске мальчишку — раз, и пусть плывёт дальше уже прибитый к этой доске!

Вадим доскакал первым и молча ударил пикой. Она выскочила из груди лучника, пробив доспехи, и того швырнуло на песок. Ротбирту так не повезло — «его» лучник успел повернуться, выпустил стрелу — и Винтахэв рухнул, поехал по песку на коленях, с жалобным стоном валясь на бок. Ротбирт соскочил с воплем, в котором мешались ярость и боль, удержался на ногах. Лучник уже целился снова, но мальчишка-ополченец, налетев, неловко, но сильно, ударил лучника в плечо мечом, и тот зарылся маской в сырой песок.

Грозя мечом, Ротбирт попятился к воде. Вадим вогнал пику в бок ещё одному лучнику, веретено с треском лопнуло.

— Сюда! — закричал он ратэсту, отбиваясь мечом от лучников, пытавшихся стащить его с Вихря. Ротбирт по колено в воде сражался сразу с двумя, отступал на глубину. Мальчишка скакал к Вадиму, а с другой стороны мчались, наклонив копья, конные данваны. — Сюда!

Но тот узнал в одном из трупов на истоптанном песке свою жену. А рядом — до неузнаваемости изувеченую копытами дочку...

С долгим, звериным воем ратэст выпрямился в седле и поскакал навстречу данванам. Кажется, свалил одного, но уже в следующий миг лежал в траве, сбитый копьями.

Вадим подал коня назад и сверху вниз вонзил меч между лопаток одному из противников Ротбирта. Тот попытался повернуться, но лишь откинул голову и осел в воду. Второй, отбиваясь мечом, бросился в сторону, споткнулся — шлем слетел с него, открыв искажённое яростью лицо.

— Тварь! — и Вадим, вскинув Вихря на дыбы, обрушил меч на голову данвана. Клинок застрял где-то в панцире на груди, Вадим с рёвом вырвал его, как колун из дерева, огляделся. Мальчишка больше не скакал — он лежал на гриве коня, свесив в воду руку с мечом — в спине кучно торчали четыре стрелы, ещё одна — в затылке. Слева по берегу бежала, прижимая к себе маленького ребёнка, женщина. За нею — мальчишка лет двенадцати с саксой в руке. А следом скакал, прямо сидя в седле и разбрызгивая воду, данван.

Вадим узнал капитана, который приезжал на переговоры. А женщина — это была Ринд с Увальдом и Увольвом. Семья Йохаллы.

— Вайу и сталь! Держитесь! — крикнул Вадим и помчался навстречу.

Увальд между тем развернулся и, пригнувшись, приготовился, кажется, прыгнуть на врага. На скаку Вадим ногой отпихнул его в сторону, не до церемоний... эх, пику, пику бы! Жало копья хищно вильнуло, целясь в горло. Вадим скособочился в седле, с выдохом перерубил копьё у самой руки — капитан, перевернув обрубок, ударил окованным металлом подтоком, как пальцей. Вадим отбил удар щитом, но в руке данвана уже сверкнул меч — откинувшись назад, он рубанул мальчишку по шлему, снёс медное крыло — в голове Вадима помутилось, но он удержался в седле. Данван что-то кричал, и Вадим зачастил в ответ матерную скороговорку, саму собой полезшую на язык, взметнул Сына Грома навстречу новому размашистому удару, крикнул Ротбирту:

— Спасай детей! Через реку!

Обманный финт — меч данвана, распоров кольчужное плетение, как холстину, ранил Вадима в левое плечо. Но внезапно капитан закричал от боли и изумления. Увальд, подбежав сбоку, ударил его саксой под набедренник. И тут же Вадим вонзил меч в пах замешкавшемуся врагу.

— Это — тебе! — и добавил уже падающему в шею, в открывшуюся на миг полоску кожи. — В расчёте, курррва!

Соскочил с коня, чувствуя текущую кровь. Вбежал в воду, швырнул поводья женщине:

— Спасайтесь, плывите! Младшего на седло клади! Уплывайте же!

Увальд попытался остаться, но Ротбирт швырнул его в воду, как щенка:

— Мать спасай!

Мальчишки вошли в воду по колено, остановились, закрываясь щитами, подняв мечи. Данваны мчались на них, намереваясь стоптать... но конь под передним засёкся вдруг — и полетел через голову, скидывая всадника. Остальные отвернули, боясь затоптать своего.

Вадим мог бы поклясться... честное слово — что конь упал не сам, а всадник подсёк его умело брошенным поводом. Но разбираться и думать было просто некогда. Щит за спину, мечи в ножны — мальчишки бросились в воду. Они шли, пока вода не поднялась до груди.

— Доплывёшь? — спросил Ротбирт. Вадиму в голову лез Ермак, утонувший в Вагае под тяжестью царского панциря. Рана в плече кровоточила, стрела в боку, хоть и обломанная, отзывалась болью при каждом движении, пример казачьего атамана стоял перед глазами...

— Доплыву, — ответил он.

И вот они уже плывут. В доспехах, резко взмахивая руками — плывут. Вслед летят стрелы — но вязнут в воде и уже не могут пробить доспехов. Одна бьёт Ротбирта в правое плечо — и остаётся торчать, а он по-прежнему взмахивает обеими руками.

Впереди его плывёт подросток. Он то и дело ныряет и подолгу не показывается, лицо белое.

— Тебя что, русалки за ноги тянут? — хрипло спросил Вадим, поравнявшись с ним. Мальчишка повернулся к молодому ратэсту:

— Они у меня... как из свинца... — но о помощи — гордый — не просил. Вадим поплыл рядом, подставлял здоровое плечо, когда мальчишка снова начинал «нырять». Ротбирт забрал у какой-то женщины маленькую девочку и усадил себе на шею...

...— К лесу! — прохрипел Вадим, толкая мальчишку в спину. Тут на песке лежали тела тех, кто погиб у самого спасения — стрелы данванов добивали и сюда... Ротбирт уже бежал, прикрывая окольчуженным телом сразу несколько человек. — В лес беги! Я... сейчас...

А у самого внезапно не стало сил. Мальчишка опустился на колени, а потом уткнулся лицом в песок...

...Подхватив потерявшего сознание ратэста под мышки и надрываясь до крика, мальчишка поволок Вадима к кустам...

* * *

Ан Эйтэн йорд Виардта был в бешенстве. В его руки попало всего около сотни людей — в основном раненых воинов, многие из которых уже умирали. Эти безумцы, чтобы не попасть в плен, убивали сами себя и друг друга, топились, бросались головой в камни... Около трёх сотен сумели, перебравшись через реку, скрыться в лесу — сунувшихся через брод хангаров встретили стрелами из чащи.

Самым же непредставимым было то, скольких воинов потеряли данваны, чтобы истребить этих... этих рыжих. Хорошую весть он принесёт на базу — двести восемьдесят четыре человека погибли, больше, чем за три предыдущих года Игры! И это уже не игра...

Данваны в гневе дотла обобрали урхан и отплыли...

* * *

Вадим очнулся, когда у него из бока вытаскивали стрелу. Вскинулся — но тут же вжался во влажную траву, хватая воздух ртом — мешать лекарю было нельзя.

Повернув голову, он увидел сидящего рядом Увальда. Он держал в руках чашку с водой, в которой женские руки мочили тряпку.

— Эрна, — позвал Вадим. Но тут же понял, что это не Эрна. Его перевязывала Ринд. И всё-таки позвал ещё: — Эрна.

— Лежи тихо, — послышался женский голос, — ты чуть не истёк кровью.

— Где Ротбирт? — спросил Вадим...

...Из ратэстов не уцелел больше никто. Две трети спасшихся были дети младше двенадцати лет, три четверти остальных — женщины и старики. Оружие могли держать лишь восемнадцать из двадцати семи оставишихся мужчин... а из них, в свою очередь, одиннадцати ещё не исполнилось четырнадцати.

Это всё, что осталось от пятитысячного рода, приведённого сюда Йохаллой. Весь скот, почти весь скарб, почти все кони достались врагу или погибли, пропали.

Ротбирта Вадим нашёл на опушке леса. Кто-то перевязал его, но анлас, кажется, не обращал на это никакого внимания. Он стоял на коленях возле Эрны.

Раненая в живот и тщательно перевязанная, девушка тяжело дышала, на губах вздувались кровавые пузыри. Ротбирт стоял молча, с сухими глазами и заострившимся лицом. Вадим остановился рядом. Ротбирт даже не повернул головы. Но сказал:

— Она звала тебя.

— Что? — не поверил своим ушам Вадим. Ротбирт повторил:

— Она звала тебя. Она говорит.

Вадим встал рядом с девушкой на колени. Вокруг лежали сотни трупов, которые некому было предать огню. Но эта девушка была жива. Она звала Вадима. Чёрт побери, этих девушек было как грязи. Ни одна из них не стоила... не стоила... не стоила...

— А ты? — спросил он хрипло. Ротбирт пожал плечами, вздохнул:

— Что я?

— Ты же тоже с ней хотел быть.

— А она зовёт тебя. Ты её держи за руку, может, она не умрёт. А я пойду. Вокруг много кому надо помочь.

— Я... сейчас, — Вадим тяжело поднялся — обеими руками упираясь в колено — и достал меч. Достал — и протянул его к Ротбирту. Навстречу Сыну Грома серебряным лучом лёг клинок анласа. Мечи скрестились над телом тяжело дышащей девушки. И два мальчишеских, но по-взрослому суровых голоса послышались над берегом:

— Своей кровью и своей честью! Дубом, терновником и ясенем! Зелёными холмами и хрустальными реками! Именем предков и своим именем! Я клянусь, что мы придём на берега этой реки вновь и вновь залью их кровью, но будет это кровь наших врагов. Я настигну и покараю убийц, где бы они не скрывались. И если моя жизнь пойдёт в уплату за мою месть — я плачу эту цену. Дьяус слышит! Дьяус знает! Дьяус свидетель! Дьяус слышит!! Дьяус знает!! Дьяус свидетель!! Дьяус слышит!!! Дьяус знает!!! Дьяус свидетель!!!

Интерлюдия: «Откуда берутся герои?»

* * *

Никому из атрапанов, даже вечному Сийбэрэ, боги не сохранили жизнь. А между тем надо было принести жертву. Молодой данван, в азарте погони влетевший на берег через брод, был сбит камнями с коня в кустах и оказался в руках анласов.

Роль атрапана взял на себя Ротбирт. Никто не возражал — все анласы дети богов, и, если не осталось тех, кто посвятил разговору с богами всю свою жизнь, то ничем не хуже любой из людей. И мальчишка выбрал подходящее копьё и велел всё приготовить.

Данвана со связанными за спиной руками поставили на свежесрубленную колоду и захлестнули на шее петлю. Вадим встал рядом, уперев в колоду ногу. Ротбирт, держа в руке копьё, неспешно пошёл к месту казни.

Данван скривил губы, зелёные глаза сузились. Потом он выпрямился, как струна, что-то выкрикнул ненавидяще — но Вадим уже вышиб колоду, а Ротбирт с коротким: «Дьяус!» — точным ударом пронзил копьём сердце врага секундой раньше, чем петля сдавила его горло. Тело закачалось, не дёрнувшись, а Ротбирт шагнул назад, поднимая копьё вверх.

— Идти назад лесами — погибнем все, — сказал он. — Вдоль берега пойдём.

— Там пустыня...

— Воды нет...

— Скоро зима, с моря пойдёт ледяной ветер...

— Мы там все погибнем...

Молча и тяжело Ротбирт смотрел на сородичей, опираясь на копьё. Верхняя губа его приподнялась. И под совсем не юным, тяжёлым взором люди стали умолкать, опускать головы. Когда же умолкли все и настала полная тишина, то вновь послышался голос мальчишки:

— Там, — он указал за реку, — рабство. Там, — он указал в море, — смерть. Я выбираю смерть. Вы — что хотите!

* * *

Утром отряд латников, взглядами провожая уходящую в прибрежные холмы цепочку людей, долго стоял на опушке. Наконец сотник сплюнул и сказал:

— Назад. Едем! — ожёг плетью коня и поскакал первым. На заваленном трупами поле ещё было что взять, опаздывать он не хотел и добавил для успокоения: — Всё равно сдохнут!

* * *

К северу от залива Хурагэн и почти до самых истоков реки, которую анласы назвали Палитас, на протяжении многих и многих дней пути лежит полоса песчаных дюн шириной в несколько миль. За дюнами тянутся жуткие болота — непроходимый ад. Воды и зверей там нет. Почти не ловится у побережья рыба — слишком велика солёность, а значит нечего делать там и морским птицам...

...Это произошло к исходу третьей недели пути. Воды не было совсем уже третьи сутки, пищи — четверо суток. Дувший с моря ледяной ветер со снегом улёгся, и дюны перестали «петь». Из туч проглянуло бледное здешнее солнце, освещая цепочку людей — еле тащащихся по дюнам, растянувшихся на милю.

К этому времени в живых оставалось едва сто человек. Почти все старики, две трети женщин, три четверти детей погибли от слабости, жажды, голода, сошли с ума, замёрзли, утонули в болоте, пытаясь охотиться... Если кто-то вообще оставался в живых, то лишь благодаря несгибаемой воле к жизни и взаимовырчке. Женщины, сами похожие на скелеты, обтянутые кожей, несли своих и чужих детей. Падающие от усталости подростки сутками рыскали по дюнам, охотясь на скудную живность, которую несли тем, кто слабее. Матери отдавали детям последние кусочки, чтобы получить их на следующий день из рук детей. Старики — крепкие, как кость — морили себя голодом, поддерживая на ногах мужчин, пытавшихся охотиться. Мужчины убили уцелевших коней — и Вадим рыдал, как ребёнок, уронив голову на колени Эрны, когда забивали его Вихря...

Об этом походе ещё будут петь. О том, как шли, шатаясь и падая, сползая по дюнам снова и снова — и снова, снова на них карабкаясь. Но тогда про это никто не думал...

...— Вадомайр, — каркнул Ротбирт. Он стоял на дюне — почти лежал, точнее, на воткнутой в песок пике. Вадим положил на песок Эрну, на четвереньках вскарабкался на дюну, упёр в песок щит и тоже поднялся в рост — мучительным рывком. — Смотри, брат, — хрипел Ротбирт, сплёвывая комки сухой слюны пополам с песком, — смотри...

Впереди, в полудне пути, виднелась полоска зелени. Дюны кончались.

Вадим засмеялся — закаркал, залаял, обернулся и махнул рукой. Поднимавшийся следом мальчишка — лицо в тёмных пятнах обморожения, босые ноги почернели и стёрты в кровь о песок, глаза полузакрыты — непонимающе смотрел на Вадима. Но тут до него, кажется, что-то дошло, и он закричал — откуда взялись силы:

— Там деревья! Мама, деревья! — он кричал и плакал, потому что его мама осталась лежать в дюнах в трёх днях пути отсюда.

И вдруг его радостный крик перекрыл хриплый вопль:

— Золотой корабль!

* * *

Корабль данванов, видневшийся в двух милях от берега, шёл к дюнам полным ходом, блестя в лучах холодного солнца — нестерпим и безжалостен был этот блеск, как блеск перед глазами вражеского ножа.

Это было — как высшая степень злого рока. Словно Судьба не хотела выпускать из своих объятий так долго боровшихся с нею и почти победивших людей...

Вадим завыл — тоскливо, жутко и страшно. Ротбирт наклонил пику и пошёл вниз по дюне. Упал. Не смог подняться и, хрипя ругательства, пробовал встать снова и снова.

Люди на берегу тоже поняли, что всё кончено. Некоторые стояли и плакали. Кто-то упал и лежал недвижно, покорившись всему, что может случиться. Лишь у немногих ещё хватило сил поднять оружие. Женщины прижимали к себе детей, неотрывно глядя на страшный корабль, который приближался и рос, как гора.

Вадим отшвырнул щит, обеими руками выдернул меч и, шатаясь, спустился к самой воде. Взмахнул мечом с нехорошим смехом:

— Эй, Сын Грома! — крикнул он по-русски.

Обороняться были способны человек пять. Едва ли у кого-то из них хватило бы сил натянуть тетиву лука. Полдюжины данвэ перережут всех, кто будет сопротивляться, с лёгкостью. Потом остальные уйдут на корабль. И за пищу и воду у них отберут сущий пустяк — свободу.

Это понимали все. И вот одна из женщин, левой рукой доставая саксу мужа, прижала к себе рыжую голову сына. И тоненькая девочка-подросток удобней уставила в песок копьё погибшего брата и разорвала на груди платье...

...Низкий и мощный рёв трампета прокатился над хмурым океаном и дюнами. Горн ревел вызывающе и грозно, а когда он умолк — стало слышно, как кричит мальчишка, всё ещё стоявший на дюне:

— ...там! Вон! Вон там, у мыса! Боги! Боги нас спасают! Дьяус!

...Они появились из-за мыса. Восемь низких, узких скид под кабаньими головами — так показалось измученным людям — летели над волнами. Солнце сверкало на оковке щитов, взлетающих мокрых вёслах, наконечниках копий и шлеме огромного воина, высившегося на носу первого корабля — он почти повис над водой, держась за ванты и вскинув над собой меч.

— летела впереди анласских кораблей песня.

Золотой корабль был вдвое выше и втрое длинней самой большой скиды. Он казался горой в сравнении с анласскими кораблями. Но те мчались так — под размах вёсел и рёв глоток — что как-то всё сразу становилось ясно.

Недружно, вразнобой, заработали вёсла трёх ярусов. Казалось, что большое, могучее, но трусоватое существо стремится поскорей убраться от стаи маленьких, но бесстрашных. Потом золотой великан рывком набрал ход, развернулся и помчался прочь. Помчался, побежал!

А скиды, разом сделав поворот, пошли к берегу.

Вадим не сдвинулся с места даже когда нос с кабаньей головой навис над ним, и рыжеусый гигант прогудел с высоты:

— Я — кэйвинг Инго сын Хайнэ, анлас из анла-готтэ, правитель острова Эргай. Что делаете вы на этих проклятых берегах и кто вы такие?

— Я зовусь Вадомайр Славянин. Помогите Эрне и остальным нашим, — сказал Вадим ясно и твёрдо, после чего упал лицом в воду.

* * *

— Вот как, — Инго покачал головой. — Что же, недобрая весть... но и нежданной не назовёшь её.

Они разговаривали в крепостной башне, где ещё три месяца назад жил хангарский датхан. Инго и его люди взяли не ожидавший налёта остров штурмом — никто не успел опомниться, а скиды уже вылетели на берега, с них посыпались воющие ратэсты — и сейчас голова датхана украшала полку над камином в комнате кэйвинга. Инго понимал, что в покое его не оставят — искал союзников и заманивал переселенцев. Так что гостеприимство его было не вполне бескорыстным, хотя и искренним...

Вадим не переставал удивляться. Как-то так само собой получилось, что он оказался главным, хотя не добивался этого. Вот и сейчас к Инго был приглашён только он один — остальных разместили и кормили во дворовых пристройках.

— На севере уже зима и идёт война, — Инго был одет в шелка, на голове — золотой обруч с мекрцающим камнем. Видно было, как ему неудобно и странно во всём этом. — Твои братья воюют со всеми сразу, земля горит, небо горит... Но на мой остров зима и война не доберутся.

— Что ж, ты выбрал себе хорошее место, кэйвинг, — Вадим усмехнулся и прямо посмотрел в глаза анласу. Раньше он, пожалуй, не позволил бы себе такого взгляда и таких слов. Но за прошедшие месяцы паренёк из Тамбова видел уж всяко мне меньше, чем кэйвинг Инго... — Мой кэйвинг тоже выбирал и выбрал. Только место то оказалось похуже, чем твой Эргай. Ну да ничего, мы ещё придём за своим.

— Оставайся у меня. И ты, и твои люди, — предложил Инго. Вадим пригубил рог с пивом:

— Я — не останусь. Остальных — спрашивай, они не мои люди, я уже говорил.

— Пусть будет так, — Инго наклонил голову. — Я дам скиду, вас высадят там, где скажете, хоть на южном юге. Это немного, но такие отважные люди заслуживают хотя бы этого.

— Я благодарю тебя, кэйвинг.

Оруженосец, неслышно ступая, налил пива в подставленный рог Инго, но смотрел во все глаза на Вадима. Был он не младше, пожалуй — но слухи о походе через дюны многого стоили.

— Ты спас семью кэйвинга Йохаллы, — это был не вопрос, а утверждение.

— Мы спасли. Я и мой побратим Ротбирт.

— Отважный поступок.

— Обычный, не более того.

Инго встал, досадливо раздёрнул ворот, сорвав золотую застёжку. Прошёлся по комнате, пиная ковры. Огромный волкодав, лежавший в углу, с интересом следил за хозяином.

— Жаль, что не хочешь остаться, — почти зло сказал кэйвинг.

* * *

Примерно две трети людей захотели остаться на Эргае. Но Ротбирт сказал, что пойдёт с Вадимом. А перед этим они оба посетили жену Йохаллы и дали клятву, что вернутся, едва она позовёт. Она оставалась женой кэйвинга, а её старший — наследником...

Скида высадила тех, кто пожелал уйти, за рекой. Инго не поскупился — дал всё, что было нужно, от скота до ножей.

Честно говоря, Вадим не знал, куда идти. И не знал, что делать и о чём говорить с Эрной, которая деловито собралась с ним.

* * *

Вечерело. В чёрном лесу падал снег. Отряд Вадима пробирался звериной тропкой к ночлегу, когда Ротбирт остановил друга:

— Смотри!

Навстречу молча и быстро двигалась колонна всадников. Это были анласы — крылатые шлемы, длинные склонённые пики, рыжие кони... Они разъехались на две колонны и встали среди деревьев колено к колену. Между этими живыми стенами неспешно проехал ещё один...

...— Привет тебе, Ротбирт сын Норма, — сказал Синкэ.

* * *

Может, полгода назад и забилось бы чаще сердце Ротбирта. Но за это время он и не такое видал. И, глядя прямо в светло-серые глаза под выпуклым козырьком крылатого шлема, он сказал спокойно:

— И тебе привет, Синкэ сын Радды брат Хэсты. Добрая встреча... — Вадим подал коня вперёд, но Ротбирт дёрнул плечом и продолжал: — А эти люди ни при чём, не трогай их. На них нет крови твоего брата. А я — вот он, — и положил руку на рукоять меча.

Вадим помнил, кто такой Синкэ. И сейчас видел то, чего, наверное, не замечал Ротбирт — как странно смотрит сын убитого Ротбиртом юного кэйвинга. Задумчиво... и с сожалением... и устало как-то. И не торопится хвататься за меч или кричать приказ. А потом Синкэ соскочил наземь, откинул плащ и перебросил узду молодому воину. И подошёл к Ротбирту вплотную.

Теперь и Ротбирт увидел, какое странное у него лицо. Сперва не понял, что к чему, а потом — потом сообразил. Синкэ стал мужчиной, и очень мало осталось в нём от того мальчишки, что в лесу на севере травил беглеца Ротбирта собаками, то ли мстя за старшего брата, то ли в бездумном азарте охоты...

— Отойдём, Ротбирт сын Норма. Отойдём, нам надо поговорить, — сказал Синкэ и пошёл первым...

...Они отошли на два десятка шагов в мокрую холодную черноту.

— Не думаю, что дальше будет лучше, чем здесь, — сказал Ротбирт в спину перед собой. Синкэ остановился, повернулся и скрестил звякнувшие руки на груди:

— А и то... Так ты жив.

— Как видишь... Где же твой брат Стэкэ? — спросил Ротбирт. Лицо Синкэ дёрнулось:

 — Три месяца назад в лесу на побережье на нас напали данвэ. Не думаю, что кто-то из них сможет рассказать своим о той схватке. Но и наших могил над морем осталось немало. И среди них — курган моего брата Стэкэ. Один я из трёх сыновей отважного Радды остался.

Робирт много раз думал, что скажет, если встретится с братьями. Но вот перед ним Синкэ, в глазах у него — усталость и нечего ему сказать...

— Я сочувствую тебе, — сказал Ротбирт.

И тогда Синкэ рассмеялся. Негромко и вовсе не весело. «Кажется мне, всё-таки пришёл последний час,» — подумал Ротбирт. Но Синкэ неожиданно сказал:

— А знаешь, пока я охотился за тобой, мне совсем расхотелось тебя убивать.

— А я тебя убивать никогда и не хотел, — тихо ответил Ротбирт.

Мальчишки молча смотрели друг на друга. Им было как-то неловко, и они не понимали, почему. Ротбирт кашлянул. Синкэ поправил плащ, спросил, глядя в сторону:

— Как ты жил всё это время?

— А так же, как и ты, — пожал плечами Ротбирт. — Сражался. Ложась спать сегодня, не очень-то знал, что будет завтра. И мне по душе эта жизнь, клянусь топором Дьяуса, Синкэ!

— Да... — усмехнулся тот. — А меня теперь редко называют просто Синкэ. Чаще — Синкэ Алый Клинок.

Он сказал это с заметным детским тщеславием. И Ротбирт в долгу не остался:

— Да и меня всё больше зову Ротбирт Стрелок.

Синкэ кивнул. И сказал недоумённо:

— Странное дело. Я так привык к тому, что у меня есть враг, что теперь не знаю, как мне быть.

— Ты не хочешь мстить за братьев? — вот теперь Ротбирт не смог не удивиться. — Или тебе нужно золото? Но мало мне было прибыли в этом походе...

— Разве я хангар, чтобы считать вес чужих кошелей? — Синкэ поморщился. — А мстить... за кого мне мстить? За Стэкэ, который нашёл смерть в погоне за местью? Или за Хэсту, которого покарали боги за жадность до власти? Я так часто рубил в эти месяцы, что усвоил кое-что важное, Ротбирт Стрелок. Эта земля велика — а нас, анласов, не так уж и много... Нет, я не стану мстить. И не нужно мне золото.

— Ты благороден, кэйвинг Синкэ сын кэйвинга Рады, — признал Ротбирт. — Я... я не знаю, я бы не смог вот так отказаться от мести...

— Довольно об этом, — прервал Синкэ. — Я рад, что ты жив... хоть ещё малое время назад не знал, что и думать! А теперь скажи мне, Ротбирт Стрелок, кому ты служишь сейчас?

— Человек, которому я служил, погиб на юге, — ответил Ротбирт. — Я хочу мстить за него, но от нас почти ничего не осталось. И не я веду нас, а мой друг, Вадомайр Славянин.

Синкэ кивнул. Потом наконец-то снял шлем и мотнул головой, разбрасывая по плечам густые волосы:

— Я иду на юг и все анла-тэзар идут со мной. Что ты скажешь и что скажут твои друзья, Ротбирт Стрелок, если я предложу вам скакать с нами?

Ротбирт посмотрел в глаза Синкэ. И кивнул:

— Я не скажу «нет». Я о прочих говори с Вадомайром. Но я думаю, что все пойдут с тобой, кэйвинг.

* * *

Огромный вепрь, взрывая дёрн, вылетел на опушку. Щетина на шее и вдоль хребта стояла дыбом, глаза налились кровью, клыки и чёрные губы покрывала пена. Дёргая остроконечными ушами и всей кожей, он прислушивался.

Южный зимний лес был полон жизни. Она кишела и кипела везде — и не было ей никакого дела до того, что вепрь умирал.

Нет, на нём не было ещё ни единой царапины. Но он ощущал, что смерть идёт по пятам. Он пересёк болото, надеясь сбить со следа погоню, но сейчас чувствовал — ничего не вышло.

Вепрь хрипел от ярости. Слабые, медлительные двуногие существа были сильны хитростью. Сильнее любого обитателя леса. Слабость своих рук они возмещали смертоносными палками. Слабость ног — тем, что ездили на быстрых, сильных конях. Слабость обоняния — тем, что их врагов выслеживали стаи собак...

Вепрь с трудом переводил дух. Бежать, бежать дальше...

 ...— О-хэй-йо!

Резкий вопль трампета пронёсся сквозь лес. Всадник, выскочивший на опушку, опустил руку с горном и удобней перехватил охотничье копьё, не спуская глаз со зверя.

За время своего пребывания на Эрде Вадим — это был он — мало изменился, разве что подрос и раздался в плечах. Сейчас он очень походил фигурой на взрослого мужчину, но лицо — лицо оставалось лицом мальчишки, только длинные волосы, на висках заплетённые в тугие косы, перевитые золотыми спиральными стяжками — и густой крепкий загар, пожалуй, не позволили бы даже родителям так сразу узнать сына.

Ответный сигнал раздался с противоположной стороны, с другого конца поляны — и второй всадник вырвался прямо на зверя. Ровесник Вадима, это был кэйвинг Синкэ.

Вепрь развернулся к новому врагу. Конь, шарахнувшись, притиснул юного вождя бедром к дереву, скакнул вперёд, и Синкэ, вылетев из седла, упал на мокрую землю.

— Вайу и сталь! — копьё мелькнуло в воздухе, и в следующий миг Вадим упал на загривок кабана, держа в правой руке разложенный нож и нанося один удар за другим.

Синкэ вскочил на ноги. Глаза его горели; выбрав момент, кэйвинг вогнал своё копьё под лопатку зверю. Захрипев, тот рухнул на бок — Вадим, скатившись с него, поднялся на ноги.

— Хороший удар, — Синкэ пожал предплечье Вадима и, наступив на тушу кабана — щетина медленно опадала — раскачал и вырвал копьё. Вадим пнул кабана и хмыкнул:

— Ну вот и мясо к картошке... А где Ротбирт? Его что, заживо затащили под землю?

— Скорей в болото, — Синкэ поднял к губам трампет и протрубил сбор.

Ротбирт словно услышал, что его поминают — выбрался из кустов. Конь до половины боков и ноги всадника по колено были вымазаны грязью.

— Вот я угадал! — засмеялся Синкэ. — Привет тебе, Ротбирт сын Норма. И поклон — за то, что поспел хоть к концу загона!

— Не иначе как его леший запутал, — заметил Вадим, чистивший нож. — Что ж ты не переобулся? [103]

— Смейтесь, смейтесь, — проворчал Ротбирт, безуспешно пытаясь оттереть хотя бы верх сапог. — Я спешил вам на помощь и ввалился в болото...

...Три трампета, перебивая друг друга, затрубили, вызывая бродивших где-то в чаще лэти, чтобы они забрали тушу кабана...

* * *

Конец осени и начало зимы анла-тэзар простояли, снимая урожай с весенних полей, за болотами, примерно в тех местах, где когда-то Вадим и Ротбирт с остальными разорили первую хангарскую крепость. Ни тот, ни другой не находили себе места. Клятва мести, мысль о том, что живы предатели-хангары, жгли обоих мальчишек, как раскалённые угли. Вадим к тому же то и дело вспоминал об Олеге и приходил в отчаянье, не в силах даже сообразить, где его тут искать. А уйти на север, к славянам, о которых кое-что знали анласы, мешала всё та же клятва. Оба неустанно подзуживали Синкэ и вообще всех, кого могли, на весенний поход дальше на юг.

И, надо сказать, их речи имели успех по целому ряду причин.

Во-первых, всем хотелось славы, добычи и новых земель.

Во-вторых, все понимали, что хангары рано или поздно соберутся в поход — не лучше ли ударить первыми?

В третьих, мстить, конечно, следовало, даже за чужой зинд.

В четвёртых, Синкэ чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует человек, ведущий на цепочке дракона. Сзади накатывали волны сородичей. Уже возникли совсем рядом новые княжества — Нарайн и Ортэлунд. На полуострове к северо-западу и рассыпанных за ним островах и островках появился Эндойн, и не в шутку щерился на соседей сталью панцирных сотен Остан Эрдэ, появившийся на землях между большим озером Сентер и хребтом, который хангары называли Гаан Шог. Близилось нехорошее время, когда голос крови начнёт звучать тише, а жажда хорошей земли станет сильней...

Поэтому Синкэ не терял времени, собирая всё новых и новых людей — и поэтому едва ли не треть немаленькой дружины он держал на границах поселений. Поэтому не жалел серебра и золота на оружие и скот... Поэтому кивал, слушая горячие речи своих ровесников... и не только их.

По правде сказать, ни Вадима, ни Ротбирта планы кэйвинга особо не интересовали. Они не завели себе новых друзей, и Ротбирт, хоть и вернулся вроде как домой, не вспомнил старых. Их друзья лежали непогребённые под стенами города на юге. И порознь мальчишек видели только под вечер, когда Вадим уходил в повозку к Эрне — остальное время они держались рядом.

 Один из молодых ратэстов, уже сражавшийся с хангарами, но глупый и потому считавший, что видел всё на свете, как-то посмеялся — мол, одна жена на двоих. Вадим в ответ на безобидную вроде бы шутку ударом кулака уложил парня мало не наповал. Друзья заваленного было дёрнулись на выручку — но в руке Ротбирта мигом оказался меч, и желание драться пропало.

А когда прошли в начале зимы долгие дожди — зинд начал сниматься и постепенно перекатываться на юг.

* * *

Ротбирт, всё ещё бранясь, вытирал грязь с коня снятой курткой. Синкэ, раскроив череп кабану, прихватывал ножом кусочки сырого мозга и жевал их. Вадим, устроившись на коряге с блокнотом в руках, черкал в нём карандашом и грыз веточку. Наконец кэйвинг подал голос:

— Скачет кто-то.

Вадим тоже встал, убрал блокнот, не особо спеша. Это могли быть лишь свои.

Конь промчался, судя по звуку, прогалиной за кустами и вымахнул на поляну. Сидевший на нём без седла мальчишка, толкнув конские бока пятками, надвинулся, крича:

— Кэйвинг, кэйвинг!

— Я здесь. Что нужно? — Синкэ перехватил узду.

— Я из семьи Эдвэ сына Синнэ, — выдохнул мальчишка. Лицо у него было в грязных потёках пота — видно, долго бежал, прежде чем сесть в седло. — К нам приехал пати Окто сын Кенери, с ним пятеро ратэстов. Мы его не звали, кэйвинг.

— Что-о-о-о?! — заорал Синкэ, багровея и хватаясь за рукоять своего Секущего Вихря, который и принёс ему прозвище Алый Клинок.

Вадим и Ротбирт переглянулись. Пати Окто был язвой трёх зиндов. Месяц назад, в дожди, он с двадцатью ратэстами явился с севера, где не поделил чести с кэйвингом Гатара. И сразу заявил о себе тем, что просто брал то, что ему было нужно или приходилось по нраву, а тех, кто имел что-то против — убивал. А так как взять у анласа что-то против его воли не легче чем отобрать кость у пастушьего волкодава, убивать пати приходилось частенько. Его ловили, но леса были густы, просторы велики, а кони у разбойного вождя быстры. Гадил он и Синкэ, но ещё никогда не вёл себя так нагло — пришёл среди дня и, по словам мальчишки, не торопится уходить!

— Скачи в лагерь, — приказывал между тем Синкэ мальчишке. — Передай пати Хоззе всё, что рассказал мне... или Кэде, кого первым встретишь. А мы перевидимся с дорогим гостем, — он почти плюнул этими словами, взлетая в седло без рук. — И никому этот выкидыш ящерицы не сможет пожаловаться, что кэйвинг Синкэ сын Рады,анлас из анла-тэзар, не оказал ему должного гостепримства, клянусь рукой Дьяуса!

* * *

Хорошо было видно, что Окто похозяйничал на стоянке семьи Эдвэ сына Синнэ знатно — лежали зарубленные псы, двое ратэстов потрошили заколотого явно не обрадованным хозяином кабанчика. Связные хозяева лежали у колёс повозки, и мужчины были переранены... а молодой парень, сжимая топор, застыл мёртвый у сваленных в кучу пожиток. Неподалёку под деревом сидел ратэст с перевязанным плечом.

Синкэ, молчавший всю скачку через лес, и сейчас не двинул даже бровью, только скулы прорезал треугольный румянец. Пролетев к раскинутому шатру, он кинул поводья на оглобли повозки и шагнул внутрь. Вадим и Ротбирт последовали за ним.

Окто поднялся им навстречу. Вадим заметил, что и пати и оба сидевших тут же ратэста были хоть и без шлемов и щитов, но в броне. Разбойника мальчишка раньше не видел ни разу и удивился тому, как он молод — едва на пару лет старше их троих, лет шестнадцати-семнадцати. Окто улыбался, но глаза у него были бешеными не хуже глаз Синкэ. Правда, когда кэйвинг заговорил, голос его звучал вполне спокойно:

— Что же ты оскорбляешь меня, пати Окто сын Кенери, анлас без зинда? Или боишься, что худо приму? Заехал бы ко мне на стан, я бы принял тебя по чести...

— Верно, кэйвинг Синкэ сын Рады, анлас из анла-тэзар, — не менее спокойно отозвался Окто, — далеко слава о твоём гостеприимстве идёт, и говорят, что не худо у тебя за столом сидит убийца твоего брата. Но что мне-то за таким столом?

Синкэ остался спокоен. Незачем сейчас было горячиться. Их было трое — бездоспешных, с мечами и саксами, даже охотничьи копья остались на поляне у кабана. А двое с копьями уже подходили сзади, было видно в распахнутую занавесь, и раненый у дерева приподнялся — с луком...

— Кого я за столом угощаю — то моё дело, — Синкэ улыбался. — Но и не по нраву мне, когда к моему столу подсаживаются не те, кого я звал, — голос сего стал вкрадчивым. — А тех, кто подсел, да ещё и берёт, не спросясь, бывает, учат. И я считаю, что это разумно и справедливо.

— Что, такая дружба — не на жизнь а на смерть? — спросил Окто. — И сильно уж обеднеешь, прокормив шесть ртов? — и он тоже улыбался. — Или жадность родилась прежде тебя, кэйвинг?

— Не лопнешь ли — жрать с трёх столов, не имея своего?! — рявкнул Синкэ, не выдержав и вдруг ударом ноги в низ живота достал стоявшего слева ратэста, выхватывая Секущий Вихрь.

Вадим, мгновенно разврнувшись — он спиной чувствовал прицел жала — свистящим, как проклятье, ударом Сына Грома сшиб летящую стрелу и захохотал. Ротбирт с хэканьем подсёк шест — и часть шатра осела на Окто и двух его людей.

— Наружу! — заорал Синкэ. Извернувшись, перехватил копьё, которым его ударили, за самым наконечником. — Йыхх! — Вадим метнул саксу — и лучник, захрипев, осел к корням дерева — тяжёлое лезвие ушло ему прямо в горло. — Стрелок, людей освободи!

Надо было действовать быстро — очень быстро. Ткань шатра билась, будто наружу рвался дракон. Ротбирт перескочил оглобли и побежал вокруг повозки к связанным. Второй ратэст метнул в Вадима копьё — мальчишка увернулся, но оно пробило куртку на боку и пригвоздило его к борту повозки. Противник кэйвинга выпустил своё копьё и отскочил, выхватывая меч, но Синкэ, перехватив трофей, метнул его, и ратэста отшвырнуло — наконечник утонул в груди по втулку, пробив кольчугу. Синкэ издал восторженный вопль и метнулся было на помощь Вадиму, но тут ткань шатра с треском лопнула, и из дыры, как подброшенный катапультой, выскочил Окто с двумя мечами, за ним лезли оба его воина.

— Ну что, сопляк, — хрипел Окто, крутя мечи так, что они превратились в серебряное сияние, — ты справедливые слова говорил нас чёт урока. Видят боги, справедливые — вот только учить тебя буду я!

— Что ты можешь мне сказать такого, чего я не знаю? — Синкэ отступал так, чтобы оказаться спиной к деревьям. Один из воинов обходил кэйвинга слева, второй остановился на секунду в растерянности — помочь пати или нападавшему на Вадима? Тот бешено рвался с копья, отбивая удары — с губ капала пена, но толстая кожа не рвалась. И ратэст начал обходить Синкэ с другой стороны.

— Сказать — ничего не могу, а вот показать — сейчас! — засмеялся Окто.

И он прыгнул вперёд, подняв один меч и отведя для укола второй. Но его левая рука вдруг бессильно упала — в плече торчала длинная стрела. Окто зарычал, кусая её, как раненый волк.

— Вот теперь всё честно, клянусь луком Вайу! — крикнул мальчишка, стоявший на повозке. — Укороти его на голову, кэйвинг!

Двое анласов — один с копьём, другой с топором — появились из-за повозки. Ратэсты растерялись... правда — лишь на миг. Один из наступавших на Синкэ бросился наперерез. В одиночку он вполне мог справиться с двумя простолюдинами... но тут из-за повозки выскочил скалящийся Ротбирт, и ратэст заорал...

— Помоги ему, я справлюсь сам, клянусь топором Дьяуса! — крикнул Окто второму воину. Тот бросился на помощь — и рухнул на спину — стрела, пущенная мальчишкой с повозки, вошла в грудь, пробив кольчугу.

— Ты мне что-то хотел показать, славный пати-ворюга? — засмеялся Синкэ. — Ну, я смотрю во все глаза!

— Сейчас я тебе их прикрою! — зарычал Окто, бросаясь вперёд.

Вадим наконец прорвал куртку. Его противник пятился, не сражаясь в полную силу, чтобы не попасть под стрелу. Упал ратэст — Ротбирт отвлёк его выпадом, а один из простолюдинов свалил топором.

— Брось меч, и ты останешься жить, — предложил Вадим, наступая. Ратэст мотнул головой, успевая отбиваться сразу от четверых, но дышал он уже тяжело, по лицу тёк пот.

— Брось меч! — крикнул ему Окто и добавил не без юмора: — Мне и одному-то тут делать нечего.

— А ты далеко не трус, пати Окто, — сказал Синкэ. — Вот если бы ты ещё не был таким законченным мерзавцем...

— Тогда это был бы не я, кэйвинг! — смеялся Окто. Стрела качалась у него в плече, словно невиданное украшение. Бойцы кружили друг возле друга, нанося лёгкие дразнящие удары. Вдруг Окто метнулся в сторону. Молнией сверкнул меч... Синкэ упал на колено, инстинктивно схватившись за левое плечо. В последний момент он успел ослабить удар, но из рубленой раны живо побежал алый ручеёк.

— Вот теперь в самом деле честно, — выдохнул Окто. — У нас по мечу и по одной руке.

— Да, — скрипнул зубами Синкэ, — но у меня есть ещё и голова... — он присел, отбивая удар вверх, потом прыгнул... и закончил спокойно: — А у тебя её нет.

Кольчужный шарф Окто был расстёгнут. Впрочем, будь он запахнут, удар всё равно переломил бы пати хребет — с такой силой, точностью и яростью ударил юный кэйвинг. Голова пати соскочила с плеч и упала на землю, быстро моргая закатившимися глазами. Из обрубка шеи вырвались и опали две красивых алых дуги, а потом Окто мягко упал на грудь, не выпуская меч из руки. Стрела в его плече сломалась с отчётливым хрустом.

— Перевяжи меня, Ротбирт, — Синкэ вонзил в землю меч и зажал рану в плече ладонью. — Кажется, крепко он меня достал.

Между пальцами у него быстро сбегали ручейки крови. Одна из женщин бегом принесла льняные тряпки. Ротбирт, спустив с плеча кэйвинга куртку, принялся туго бинтовать глубокую рану.

— Что с этим-то делать? — Вадим, вбросив в ножны меч, кивнул в сторону последнего ратэста, стоявшего с безразличным лицом, руки за спину. Синкэ внимательно смерил его взглядом и вдруг спросил:

— А не пойдёшь ли служить ко мне?

В лице воина что-то дрогнуло, но тут же оно вновь стало спокойным, равнодушным. Он вёл себя так, словно не в плен попал, а при шёл отдать свой меч вождю, пришедшемуся ему по нраву. Оценивающе смерил Синкэ взглядом, словно ещё думал, соглашаться или нет. Наконец кивнул:

— Я не прочь.

— Он не прочь, — усмехнулся Вадим. — Будь я чуточку медленней — висеть бы мне сейчас на той повозке, как убитому глухарю на ветке... Лихо ты мечешь копья!

— Чего пати Окто не поделил с кэйвингом Гатара? — спросил Ротбирт. Ратэст, подняв меч и поймав ножны его концом, кривовато улыбнулся:

— Мало им показалось одного солнца на двоих. А когда злоба заменяет рассудок — самое широкое поле кажется узкой тропкой, на которой мирно не разойтись... Тут уж — кто кого столкнёт с той тропки...

— Твой пати что же, нарушил клятву верности кэйвингу? — допытывался Ротбирт. Ратэст качнул головой:

— Пати Окто не клялся кэйвингу Гатара. А верен был лишь себе, да своему слову... И мне нечего вспомнить о нём худого! — с вызовом закончил он.

— Похоже, он вас досыта кормил краденым! — бросил Вадим. Хотел ещё добавить что пообидней, но Синкэ повысил голос:

— Хватит перекраивать прошлое! Едем, да поживей! Этих приберите, — кивнул он людям на убитых, — да покрепче привалите камнями. Нам тут ещё шатунов ночных не хватало!

* * *

Дни пришли тёплые, почти летние — не верилось, что это зима. В один из таких дней Вадим и Ротбирт верхом забрались в лес, где песчаный берег мыском выдавался в речной плёс. Быстрое прохладное течение завихривалось водоворотами на стремнине, речные берега кипели зеленью. Расседлав коней, мальчишки пустили их на траву, а сами, раздевшись, улеглись на прогретый песок у воды. Ротбирт закрыл глаза, положив голову на руки:

— Буду лежать, пока не выжарю из себя все дожди, — весело сказал он. — Ух!

Вадим кивнул. Он сидел в своей излюбленной позе — обхватив руками колени. Было жарко, дремотно... Небольшая разноцветная птичка с длинным тонким клювом, бешено работая крыльями, зигзагом промчалась над водой, взмыла на миг вверх, молнией спикировала вниз, в воду и, выхватив рыбу с себя размером, взлетела на веточку над водой. Усевшись там, с крайне воинственным видом огляделась по сторонам, гордо пискнула и принялась за добычу.

Вадим улыбнулся.

— Нравятся мне эти птички — зимородки, — сказал он. — Кругом холод, а он выводит птенцов. Рыбина больше него — а он её тащит. Быстрый, как твоя стрела. А попробуй отнять что — умрёт, не отдаст! Легко быть смелым, когда ты большой и сильный. А если маленький и слабый? — Вадим примолк, нагребая песок на ноги. А потом вдруг спросил: — Ну-ка, так у вас сказали бы?

— Ого! — воскликнул Ротбирт вроде бы со смехом, но глаза его смотрел на друга удивлённо и любовно. — Ты никак, пока я спал ночами, побывал в гостях у богов, и они тебя кое-чему научили?

— Нет, — Вадим пожал плечами и улёгся на песок. — Сложилось вот... сам как-то. смотрел на зимородка и говорил.

Приподнявшись на локте, Ротбирт внимательно разглядывал Вадима:

— А скажи мне, друг, — медленно начал он, — что ты станешь делать, когда мы покончим с Юргул и клятва отпустит нас? Поедешь искать своего друга?

Вадим щурился на солнце. Со стороны могло показаться, что он просто греется и ни о чём не думает. Но вот он раскрыл глаза шире — и Ротбирт увидел, что в его глазах — жестокость.

— Может, эти данвэ живут далеко. Может, и правда на небе, — медленно говорил Вадим. — Но я хочу увидеть, как тонут их золотые гробы, Ротбирт. А потом хочу подержаться за их глотки там, где они чувствуют себя в безопасности... Думаю, что, если Олег жив, то и он... — Вадим не договорил.

— Пожалуй, я пойду с тобой, — сказал Ротбирт. — Но кто на море способен спорить с золотыми кораблями?

— Сперва я думал об Инго с Эргая... — протянул Вадим. — Но мне думается, сейчас кэйвинг Эргай не пойдёт в море. Ему важно удержать своё, — пусть боги ему помогут, но нам он не помощник...

— Может быть, кэйвинг Эндойна Рэнэхид сын Витивалье? — спросил Ротбирт. — У него двадцать пять скид. И его слова уже громко звучит вдоль берегов...

— Может быть... — задумчиво согласился Вадим. — Но веришь ли, я... боюсь.

Ротбирт подавился воздухом, как чёрствым куском:

— Чего?!

— Оскорбить Синкэ, — просто сказал Вадим. — Веришь ли, — повторил он, — но этот твой... кровный враг очень хороший парень.

— Поэтому ты не дал клятву и отсоветовал это мне? — вспомнил Ротбирт.

— Да... — Вадим вздохнул.

Они умолкли надолго. Ротбирт поднялся, легко разбежался по песку и, взлетев в воздух, вошёл в воду, как хороший клинок при колющем ударе. Его голова с волосами, ставшими чёрными от воды, выскочила на середине реки. Мальчишка нарочно давал стремнине увлечь себя, а потом выгребал в тихое место сильными, точными гребками — играл с рекой, побеждая её. Наверное, подводные девы с несытым вниманием следили за купающимся мальчиком... но яркий полдень — не их время.

Ротбирт плавал довольно долго... пока не увидел, что Вадим стоит на коленях — лицом в сторону леса, в крайне напряжённой позе. Даже спина выдавала какое-то нехорошее напряжение.

Выжимая волосы, Ротбирт подошёл к другу и опустился на колено. Тихо спросил:

— Что случилось?

— Собака, — буркнул Вадим. — Там, в лесу, лаяла собака.

— Откуда тут взяться собаке? Разве что какой охотник забрёл...

— Вот именно — неоткуда, — согласился Вадим, и Ротбирт понял, что друг имеет в виду:

— Да брось, клянусь луком Вайу! Ты же только лай слышал, ты не видел его... [104]

— Верно, — Вадим облегчённо ругнулся матом. — С вашими суевериями — наслушаешься и сам веришь... Ладно, — он выпрямился, — пойду и я поплаваю, да и пора, Синкэ небось думает, что нас унесли речные девки.

Ротбирт плавал лучше Вадима, и тот далеко отплывать не стал. Анлас между тем обсыхал, стоя на песке и уперев ладони в бока. Мальчишка глядел по сторонам весело и по-хозяйски.

— Вода х-х-холодная! — выдавил Вадим, едва вылез на берег — и пробежался по песку, потом прошёлся на руках и колесом — и снова на руках, болтая в воздухе ногами, чтобы сбить капли. Оба влезли в кожаные куртки и штаны под доспехи, в сапоги с тупыми шишками шпор, оседлали бродивших неподалёку коней и неспешной рысью поехали вдоль речного берега, а потом — звериной тропкой через лес к лагерю.

* * *

Эрна, естественно, оказалась девственницей. Надо сказать, что раньше — на Земле — Вадим приобрёл довольно богатый опыт того, что там называется «заниматься любовью». Правда, он считал это голимым сексом. И тут ошалел, поняв, сколько терял от того, что сам не любил никого из своих партнёрш. И понял, насколько был прав, отказываясь даже про себя называть простой «перепихон» «занятиями любовью». О чёрт, к любви это имело отношения не больше, чем прославленное анекдотами кувыркание с Резиновой Зиной...

Что такое, когда ты ложишься не просто с той, которая любит тебя (этого хватало и раньше), но и сам при этом любишь, а не просто хочешь — Вадим понял только в повозке анласского лагеря на Эрде. Почему-то приходила в голову глупая строчка из глупой песни, тут оказавшейся как нельзя верной: «Я на тебе, как на войне!» Попсятина в кои-то веки оказалась права выше крыши, а обретённым в такой страшной ситуации голосом Эрна пользовалась так, что и Вадим в конце концов заорал «люблю-у-у-у!!!», сам не понимая, что орёт. Повозка качалась, тряслась, кособочилась, скрипела, ухала, визжала и проседала, как корабль в бурю. В конце концов молодые люди, не говоря грубого слова, укатали одна другого и один другую так, что уснули, не выпуская друг друга из рук. И честное слово, так глубоко и спокойно Вадим не спал давно...

...Тогда он проснулся под утро. Уже привычно осмотрелся сквозь чуть разжмуренные веки, ощущая, как распухли губы и приятно, как-то пусто, ноет каждая мышца. И притих. В повозку пробивался свет хмурого зимнего утра, скрёбся в навес дождь... а Эрна сидела сбоку от него и водила своими волосами, что-то тихо приговаривая, по груди мальчишки. Наверное, это невесомое щекотание его и разбудило.

Он сел. И увидел, что на груди и животе в несколько рядов изображены — явно кровью — пять одинаковых значков. Три из них Вадим знал — их показал Ротбирт, это были женские священные знаки, которых, как правило, не знают мужчины. Вадиму, кстати, открыли ещё два воинских и два охотничьих. Наверное, и два других тоже...

Эрна немного смутилась, но тут же посмотрела даже с некоторым вызовом. Провела рукой по буроватым рядкам значков:

— Теперь ты мой, — сказала она. Голос у неё был обычно негромкий, чуть хрипловатый. — Навсегда мой.

— Заколдовала? — Вадим обнял её руками за шею и коснулся своим лбом — её. — Я и так твой. Никуда бы не делся.

Эрна спрятала лицо в волосы и, заплакав, призналась в страшном грехе — пока мальчишка спал, она заколдовала и его оружие, и доспехи, и даже выходила из повозки и заколдовала коня (такого, как Вихрь, уже не будет, но и нового — очень неплохого — Вадим назвал так же...). Чтобы если Вадомайр захочет ей изменить, в бою оружие сломалось, доспех превратился в гнилую кожу, а конь сбросил хозяина... Вадим не стал смеяться. Во-первых, это было бы низко. А во-вторых, он уже понял, что тут слова значат намного больше, чем на Земле. Эрна хлюпала, сама раскаиваясь в том, что натворила. Вадим начал целовать её — лицо, руки, а потом...

...В общем, Вадим выбрался из повозки к середине дня. И ещё долго служил предметом бесчисленных острот, сыпавшихся со всех сторон. Сперва он смущался, потому что анласы не стеснялись в выражениях и не пользовались эвфемизмами, а, так сказать, прямо предполагали, как, что и кто делал в повозке, да при этом ещё и ржали. Потом начал злиться. А потом подумал: а ну и что? Что такого он делал? И начал или сам отвечать остротами (благо, было что сказать), или смеялся вместе со всеми. А позже он узнал, что женщины тоже подкалывали Эрну... но без зла.

За Эрну некому было платить выкуп. И Вадим понимал, что их положение неопределённое. Атрапаны делами брака не занимались — девушек «выдавала» их семья, в крайнем случае — хангмот зинда. Но от зинда считай никого не осталось, а семьи Эрна и не помнила. Был правда ещё один вариант, о котором Вадим говорил с Ротбиртом...

...Ротбирт ходил хмурый несколько дней, пока Вадим не поговорил с ним возле той же повозки. Разговор был откровенный и не очень приятный, но...

Они говорили недалеко от повозки. Вадим извинялся, чувствуя себя глупо, Ротбирт отмалчивался, и Вадим понял, что его друг и побратим в душе лелеял надежду, что Эрна изменит решение и уйдёт к нему. Наконец Вадим, отчаявшись, махнул рукой и... потёр нос. Его защекотал солнечный зайчик. Сколько Вадим не вертел головой, а Ротбирт наблюдал молча — тёплая щекотная лапка дёргала за нос, и наконец Вадим сообразил, что это дурачится Эрна. Сидя на передке повозки, она пускала зайчика металлическим зеркальцем-гелиографом — подарком Вадима.

Именно тогда Ротбирт предложил наречь Эрну своей сестрой и по праву брата отдать её за друга... Вадим, чувствуя себя полным идиотом, отдал выкупом за Эрну моток медной проволоки с Земли, палочку от чупа-чупса и бумажные деньги. И, не успев опомниться, оказался женатым человеком, очень быстро поняв, что их с Эрной возраст тут не причина для обвинений в глупости или педофилии, а просто самое обычное дело. Кстати, жену нужно было содержать — хорошо ещё, что на своих ратэстов Синкэ не скупился, и Эрна обзавелась даже украшениями сверх той «цепочки белого металла», которую ей когда-то подарил Вадим. До четырнадцати лет жившая чужой милостью девчонка буквально расцветала при виде подарков, а Вадим смущённо и гордо улыбался — даже против своей воли — от приятного чувства, которому не мог найти названия.

Кстати, ту цепочку Эрна носила поверх всего остального...

...Жена оказалась штукой удобной во всех отношениях. Вадима всегда ждала еда, причём её странным образом хватало на всех — даже если он приходил с Ротбиртом (почти всегда) или с другими воинами (нередко). Эрна была хозяйственной, послушной, ласковой — и со своим непоколебимым мнением, как надо заботиться о муже и доме. Если честно, Вадим с ужасом ждал, что вот-вот она ему приестся, как приедались с двенадцати лет многочисленные подружки-однодневки на Земле... но — нет. Не происходило этого. Напротив, Вадим скучал по Эрне и хотел её видеть как можно чаще. В блокноте мальчишка много рисовал — карандашные наброски покрывали страницу за страницей, и едва ли не треть из них была набросками Эрны. Девчонку умение Вадима рисовать восхищало, и она охотно позировала, хотя и не понимала, зачем её рисовать, когда она «некрасивая» — убирается, готовит, например... Вадим в таких случаях говорил, что «ты красивая всегда», переходил к поцелуям — и...

Хорошо, что к сексу анласы относились, как к делу насквозь житейскому и понятному до изумления. Есть женщины. Есть мужчины. Боги их создали друг для друга... Где дети? Эти?! Да ну вас лесом! Она спасла полную повозку мелочи, копьём ранена. Он — вообще воин из воинов, даром, что молод... Оба — герои похода, про который уже песни поют по всем землям...

Вадима такое положение дел устраивало как нельзя лучше. Эрна другого вообще не знала и удивилась бы, вздумай ей кто-то объяснить, как с этим дела обстоят в другом мире — на Земле. Вадим иногда рассказывал ей про свой мир (кое-какие обрывки сведений о нём — сказочных почти — у Эрны были), но старался не касаться явных его глупостей, которые завелись там от лени, сытости и тупоумия законов, как тараканы заводятся от грязи...

...В главном лагере последние дни наблюдалось постоянное оживление, свидетельствовавшее о скором передвижении. Вадима при виде всей этой суеты начинала мучить смешанная со злостью тоска — уж очень это напоминало лагерь Йохаллы... и нельзя было не вспоминать, чем всё кончилось. И что не так уж далеко отсюда, может, лежать ещё неубранные кости тех, кого он звал побратимами... Похоже было, что Ротбирт испытывает то же самое.

На окраине лагеря мальчишки и подростки из простолюдинов под надзором пожилых ратэстов схватывались на палках, боксировали, стреляли в цель из луков... Наставники не без основания считали, что без рассечённых бровей, сломанных рёбер, разбитых пальцев, синяков, ссадин и кровоподтёков стать мужчинами невозможно. А нерадивым сами добавляли ножнами мечей. Оставалось лишь сглотнуть смешанные с обидой слёзы, улыбнуться и вновь броситься в учебную — пока — схватку, вымещая злость на временном противнике...

...Проезжая мимо, Вадим и Ротбирт свысока — с высоты сёдел и своего положения — обменялись несколькими пренебрежительными замечаниями. Пренебрежение имело под собой некоторые основания — и тот и другой с голыми руками могли бы расшвырять трёх-четырёх своих ровесников-простолюдинов с палками.

Позднее, с возрастом, эти храбрые и гордые мальчишки поймут истину жизни — немного стоит самый лучший воин, если за его спиной не стоит надёжная стена: ополчение в кожаных шлемах и бронях, с топорами и луками,и старые и малые родичи... Если этого нет — ничего нет. Пустота. А сражаться за пустоту может лишь человек с пустой душой. Такому и жить незачем вовсе...

...Синкэ сидел в шатре один, лишь огромный пёс лежал у ног хозяина. На коленях юного кэйвинга устроилась тонко выделанная кожа с начерченной картой. Синкэ водил по коже свинцовой палочкой и поднял голову лишь когда Вадим подошёл совсем близко.

— Как вода?

— Хороша, — откликнулся тот, становясь сбоку, чтобы видеть план. — Решил начинать?

— Да, — Синкэ потянулся, тугая кожа новой куртки скрипнула. — Завтра утром. Как думаешь, Славянин, нас ждут?

— Знают про нас — это точно, — уверенно сказал Вадим. — А ждать? Если я что-нибудь понял в хангарах, то они из тех, кто, упав, предпочитает дожидаться, пока его поднимут под руки или пинками. И других судят по себе. Едва ли они могут себе представить, что через три месяца после такого разгрома кто-то попытается напасть снова!

— Это и к лучшему... — Синкэ откинулся к стене шатра и долго смотрел на Вадима. Между ними — ровесниками — уже давно существовала если не дружба (друзей кроме Ротбирта Вадим не нашёл и не искал), то крепкая приязнь. — Мне говорили, что, когда остатки зинда Йохаллы уходили от врага, командовал ты.

Это был не вопрос — утверждение. Вадим наклонил голову, однако уточнил:

— Там почти не было мужчин, а ратэстов — вовсе не было. Женщины и дети, да и мало кого я довёл...

— Однако, — прищурился Синкэ, — ты командовал и когда вы вырвались из города с того пира. И, говорят, если бы не ты, остаток дружины Йохаллы пропал бы.

— Так вышло, — голос Вадима был равнодушен.

— Я хочу послать тебя — и с тобой двадцать ратэстов — сжечь айалы ниже по течению. Чтобы Юргул подумала, будто мы идём туда. И дала нам спокойно переправиться бродами.

Равнодушие Вадима сменилось открытым удивлением. Такое обычно поручали пати, и уж всяко — людям своего зинда, принёсшим клятву кэйвингу и дружине. В таких людях у Синкэ недостатка не было. Вадим участвовал в подобных рейдах (вроде того, когда Гэст сжёг пограничную крепость хангаров) и раньше, и совсем недавно. Но всегда — как простой ратэст.

Видя, что Вадим удивлён, Синкэ пояснил:

— Ты лучше знаешь эти места. И самих хангаров. Так ты согласен?

— Я возьму Ротбирта, — сказал Вадим. Синкэ наклонил голову:

— Конечно.

* * *

Конь под Вадимом был хорош. Нет, всё-таки недаром он подобрал похожего на Вихря... Когда Вихря разделали и съели, Вадим ни кусочка в рот не взял, и до сих пор нет-нет, да и накатывала тоска по коню. Ротбирт тоже потерял Винтахэва, но тот хоть погиб в бою, как положено вечному спутнику воина...

Опытные ратэсты заворчали, когда узнали, что их отрядом поставлен командовать мальчишка. Но в конце концов это был не просто мальчишка — а Вадомайр Славянин, и ворчание само собой сошло на нет после первой же мили. Вадим и правда хорошо помнил эти места, вёл отряд через лес какими-то тропами так быстро и уверенно, как другие водят заезжих гостей по своему лагерю. И приказал соблюдать тишину — земли урхана Юргул начинались почти сразу за повозками зинда. Кроме того, двоих он выслал вперёд, а четверым приказал ехать чуть сзади.

Внешне Вадим выглядел не взволнованней маски своего шлема. Но в душе он волновался до дрожи — ведь впервые в жизни он на самом деле командовал людьми, вёл их пусть в лёгкий, но бой, и они доверяли ему, от него зависели их жизни... Помимо этой дрожи мальчишка испытывал и нешуточную гордость, и смущение от того, что Ротбирт как бы у него в подчинении... Он постарался сделать всё так, как рассказывали взрослые люди и как видел он сам, сражаясь под их началом. Ведь бывает так, что молодой командир, ошалев от счастья, бросается вперёд, очертя голову и... губит своих людей. Хорошо, если гибнет при этом и сам — а ведь бывает, что остаётся жить и до конца долгой, словно в насмешку, жизни, будто во сне, видит наяву погибающих друзей и соратников, слышит их крики...

— Иногда думаю я, — сказал вдруг Ротбирт, искоса поглядывая на друга, — так ли уж неправ был старый Сийбэрэ, когда именовал тебя кэйвингом?

— Кэйвингом?! — засмеялся Вадим негромко. — Да мне даже пати не стать никогда... Он был выживший из ума, хоть и мудрый, старик.

— Он был атрапан, — поправил Ротбирт, — и атрапанов, подобных ему, я ещё не видал.

— Век бы их не видать вообще! — в сердцах бросил Вадим. — Всегда они предсказывают то внезапную смерть, то град, то мор на рыбу, то скоропостижный понос... — он махнул рукой. — А...

— Не знаю, не знаю... — качнул головой Ротбирт.

— Ты не обиделся, что я командую людьми? — прямо спросил Вадим. Ротбирт вытаращился:

— Да что ты! Синкэ прав. Горько мне говорить это, но... но он в два раза моложе Йохаллы и во столько же раз мудрее.

— Сейчас должен быть айал, — Вадим надел шлем (отрубленное в поединке медное крыло давно поставили на место мастера зинда). Шипастая маска посмотрела вокруг со стальным равнодушием. Послышался шорох — ратэсты позади делали то же самое.

Вадим не ошибся. Спереди появились скачущие галопом дозорные.

— Айал за речушкой, — сказал, осаживая коня, старший из них. — Речушка так себе, мелкая, в ней и клоп не утонет, разве что брюхо замочит...

— Ждут? — отрывисто спросил Вадим.

— Не похоже, клянусь луком Вайу...

Отряд собрался в клин. Ратэсты пробовали пики. Вадим понукнул Вихря шпорами:

— Марш! Вайу и сталь!

Люди подхватили его клич. Анласские кони галопом выносили своих всадников на отлогий речной берег. Хангарские мальчишки, удившие рыбу на противоположном берегу, с воплями рванулись прочь, к дымящим очагам, словно войлочные стены родных домов могли от чего-то ещё спасти...

— Уйаны, уйаны! — слышались их пронзительные, испуганные голоса. А кони уже неслись через мелководье, и в брызгах, встававших выше голов всадников,играли радуги...

На окраину айала высыпали люди. Застыли в изумлении на миг — и бросились спасаться, крича от страха. Ротбирт с пятёркой ратэстов повёл окружение.

Один из ратэстов, нагнав бегущего мальчишку-рыбака, отставшего от прочих,наклонился с седла, выбросил вперёд пику. Наконечник вошёл между лопаток с хрустом, кричащее тело отбросило в сторону, подкинув вверх. Вадим ещё полгода назад пожалел бы убитого... но не сейчас. Потому что летом родичи вот этих самых существ тоже на речном берегу убивали маленьких детей, стариков и старух. Именно их, потому что даже на женщину или подростка-анласа не осмеливались напасть. А потом рылись в барахле, отбитом их хозяевами-данвэ.

Вадим не мог приказать себе не ненавидеть их...

...Кони сшибали войлочные жилища. Всадник подлетал к выходу, наклонялся и бил длинной пикой на малейший звук, на любое движение. Стаптывали собак и ползающих в пыли детишек. Подобное нападение на анласский вард, даже если бы не было отбито, обошлось бы нападавшим недёшево. И уж во всяком случае мужчины не позволили бы себе бежать, пока не спасутся в лес или за реку женщины и маленькие дети, старые родители и беспомощные... Странно. По закону природы выживает тот биологический вид, который беспощадно отторгает слабейших и хранит сильных. Но многие людские народы пошли как будто наперекор установкам «естества», установили свой закон — спасать слабых и беззащитных. И, вопреки логике, там, где соблюдается этот закон, мужчин могучи, отважны и благородны, красивые женщины рожают крепких, здоровых детей, старость окружена почётом и уважением...

...Хангары были не из таких. Они метались, словно обезглавленные куры, даже не вырываясь из кольца, хотя оно было редким и можно было попробовать уйти. И умирали под свирепыми ударами пик и топоров — позорить мечи кровью жалкого народца никто не желал.

Подскакавший Ротбирт протянул Вадиму пику — ловки движением остановив остриё из неведомого металла данвэ на расстоянии пальца от груди друга.

— Посмотри, что я нашёл! Клянусь рукой Дьяуса — это наше...

На пике висела грязная ало-чёрная женская головная повязка — сквозь грязь были отчётливо видны стилизованные турьи головы, знаки зинда Йохаллы... Вадиму почудилось, что он держит в руке кусок раскалённого металла. Эту вещь сняли с убитой женщины... анласской женщины...

— Вот ещё, — Ротбирт, напряжённо улыбаясь, уже из рук в руки передал деревянную коробочку на ремённой петле. Потёртую, украшенную вырезанными священными знаками. Знаками на детское счастье, здоровье, веселье — Вадим не знал их точно, но знал, как именно они выглядят.

Детская погремушка. Вырезанная кем-то с любовью для своего ребёнка, который качался в колыбели под дугой повозки — центральной, счастливой! — и мать улыбалась, потряхивала погремушку... Так было. Все были живы.

Вадим бросился бы на меч, честное слово. Он согласился бы на самую позорную смерть, больше того — на рабство, верни это жизнь хотя бы одному ребёнку, хотя бы тому, которому принадлежала погремушка.

Но он мог только одно — мстить.

— Тех пропустите, — он повелительно махнул рукой, и ратэсты, заворчав, пропустили нескольких хангаров. Те побежали, не оглядываясь, к лесу.

Ротбирт понял друга — соскочил наземь, почти тем же движением натягивая свой лук. Взял из тула стрелу.

— Плохая жертва — трусы, — сказал он. — Но пока мы не можем дать Вайу ничего иного. Кто хочет — пусть стреляет со мной.

Первая пущенная стрела ударила в спину одного из бегущих — со ста шагов она прошла навылет и вонзилась в шею бежавшему впереди мальчишке. Тот упал на мгновение позже пронзённого мужчины.

— Подожгите всё, что может гореть, — бросил Вадим, глядя, как Ротбирт достаёт вторую стрелу. Ещё несколько ратэстов встали рядом с ним, натягивая луки. — Побольше дыма. Пусть все видят, что мы вернулись!

— Пусть видит эта сука Юргул! — со страшным смехом кто-то из ратэстов погнал коня к ближайшему костру, выхватил головню из пламени и швырнул на крышу ближайшего полузаваленного жилища.

Никто из беглецов не смог пересечь рубежа в две сотни шагов. Они лежали вразброс — и оперения стрел яркими разноцветными бутонами раскрывшихся цветов качались в воздухе.

Ротбирт снял тетиву с лука. На мальчишек несло отвратительной вонью палёной шерсти, горелого войлока, сладким запахом жарящегося мяса.

— Есть вещи поважнее, чем мир, — сказал Ротбирт.

— Дальше! — Вадим поднял зажурчавшую металлом руку. Стальная змейка отряда, послушно вытягиваясь, поползла следом. День давно перевалил за половину — а впереди было ещё много несожжённых айалов.

* * *

Дымы тянулись по горизонту. Они обозначали путь отряда Вадима — там всё ещё чадило, хотя сам Вадим давно присоединился к своим, а отряды хангарских латников, должно быть, уже мчались на дымы, чтобы остановить вторжение.

Этим утром кэйвинг Синкэ сын Рады, анлас из анла-тэзар двинул через переправу, бродами, дружину и ополчение с частью повозок. Зинд остался в лесной чаще почти без охраны. На Земле сказали бы, что мальчишка-кэйвинг поставил на карту всё. Но тут говорили: «Кто бездействует — того нет.» И Синкэ верил в свой меч, своих людей и своих богов, которые помогают тем, кто не знает страха. Он ставил на это.

Вадим, Ротбирт и полдюжины других людей, уцелевших от зинда Йохаллы, ставили ещё и на свою ненависть.

Через броды шли в плотном строю закованные в сталь конные сотни. Мощные быки, взрёвывая, тянули повозки на высоких колёсах, с бортами, казавшимися ещё массивней и выше из-за установленных щитов, с лучниками ополчения, сидящими внутри. Двигалось без строя остальное ополчение — старшие мальчишки, юноши, мужчины и старики в кожаной броне с нашитыми стальными пластинками, кожаных шлемах на стальной основе; у каждого на поясе — сакса и топор, на плече — копьё, за спиной — большой прямоугольный щит, лук и два тула с полусотней стрел. Кое-где среди них ехали в броне, немногим худшей, чем у дружинников, с лучшим оружием, люди хангмота, старейшины. Бежали угрюмой, твёрдой рысью могучие боевые псы в нагрудниках, шлемах и шипастых ошейниках.

Синкэ надул военачальников Юргул, как малых детей. В лесу или на переправе, где анласы двигались без строя, хангары могли их смять численностью. Но войско кэйвинга уже выходило на открытое место и строилось буквально в виду городских стен!

Синкэ — весёлый и злой — метался по берегу, переправившись в числе первых. Он то и дело оглядывался на на видный отсюда город — кажется, не верил, что всё ещё не появляется войско противника. Ополченцы, спеша, вкапывали в землю привезённые с собой из леса колья, связывали оглоблями и колёсами повозки, выстраивая их в линии.

Вадим видел, как Синкэ сорвался с берега, как лист с дерева под порывом ветра, промчался вдоль строящейся дружины. Ветер донёс его резкий, напряжённый голос:

— Я не спрашиваю вас, готовы ли вы к бою! Я это вижу! Мне нет нужды знать, о чем вы думаете! Я знаю, что мыслей о бегстве или трусости у вас нет! Вы — дети Вайу и потомки Дьяуса, этим сказано всё! Но я хочу узнать — достоин ли я вести вас в бой?!

Торжествующий рёв — страшный, грозный и странно величественный — катился следом за скачущим кэйвингом — нарастал и ширился, подхватываемый всё новыми и новыми глотками. Орали и ополченцы, потрясая копьями и колотя в щиты. А следом за Синкэ — он на скаку отстегнул бьющийся по ветру плащ, и тот унесло в сторону, под конские копыта, багряным язычком пламени — сбиваясь в боевой клин, уже скакала его ближняя сотня. Лучшие бойцы... Уж эти — не отступят ни в поражении, ни даже в смерти, лягут вокруг кэйвинга, ни на шаг не отступив. Ни на шаг... и не ради серебра и золота. Ради чести. Ради чести — с кэйвингом — до конца. До кургана. А если не будет кургана — до чистого поля, где ветер, дождь и звери с птицами ничего не оставят от их тел. А им — ворота дома Дьяуса, широко распахнутые на той стороне...

...И даже — не ради этого.

* * *

«Она похожа на затравленную крысу.»

Ан Лэри йорд Дрэм стоял у окна вполоборота, чтобы видеть и комнату тоже — стоял, скрестив на груди панцирные руки. Высокого даже для данвана роста, на редкость могучего телосложения — настоящий гигант в стальной броне, напоминающий изваяния кённигов древности — тех, что смотрят на людей, идущих к императорскому дворцу на Страад Форта, главной улице-площади столицы империи на Хэймтэли. Широкую, выпуклую грудь, плоский живот, бока, спину и могучие плечи защищали анатомически изогнутые пластины, ремнями крепившиеся к синтетическому двойному жилету с кольчужной прокладкой. Отдельные пластины закрывали пах и бёдра, ноги до колен защищали металлические сапоги по переду которых бежали волнистые зубцы, похожие на языки пламени. Брассарды обнимали руки по локоть, ниже поблёскивали перчатки из металлической чешуи. На бедре висел длинный прямой меч. Доспехи офицера копировали доспех конного воина из далёкого прошлого данванов — периода Войны Великой Степи, когда войска молодой Империи (в те времена занимавшей всего-то часть одной-единственной планеты) уничтожили орды кочевников-автохтонов и истребили весь их народ.

Трое мальчишек-щитоносцев, стоя вдоль стены, держали грифоний шлем с высоко взметнувшимися крыльями, щит и длинное копьё. На их лицах было откровенное любопытство — право участвовать в Игре они заслужили многочисленными победами на юношеских гесс-полях и сами не вполне верили, что всё вокруг — по-настоящему. И наконец, у входа в комнату — по двое с каждой стороны двери — застыли четверо взрослых воинов. Это и был весь отряд ан Лэри йорд Дрэма. Он не думал, что потребуется больше — если даже летняя история анласов ничему не научила, в распоряжении офицера будут все войска Юргул, и он просто завалит одних дикарей трупами других.

Однако сейчас данван... не то чтобы усомнился в правильности принятого решения... нет. Но, глядя на разворачивающиеся в боевой порядок ряды пехоты и конницы, испытал некое смутно беспокойство. Он ощущал дух неколебимой уверенности, исходивший от переправлявшихся через реку анласов.

Визг мечущейся по комнате Юргул мешал ему сосредоточиться, и данван, выбрав момент, протянул, не глядя, руку и, перехватив хангарку за горло, стиснул с такой силой, что глаза её выкатились, а язык вылез между посиневших губ. Придушив слегка визгунью, данван отшвырнул её, словно тряпку, в угол, на роскошное ложе, где она и осталась лежать, тихо сипя.

— Когда подойдут войска, — сказал наконец данван, — мы ударим на этот сброд с двух сторон. Не важно, сколько погибнет хангаров. Мне даже лень изобретать хоть какой-то план — сомнём числом. Это всё.

* * *

Синкэ расположил войска так, как это обычно делали анласы, если противник превосходил их числом, а зинд шёл весь, не только дружина.

 У Юргул воинов было около двадцати семи тысяч. И Синкэ — две с половиной, то есть — более чем по десятку хангаров на каждого анласа. Но это смущало юного кэйвинга менее всего. Главным было разбить врага до подхода войск соседних сююджи...

...Вадим погнал коня туда, где трепетал баннорт с драконом на перекладине. Синкэ находился под ним. Юное лицо кэйвинга было задумчивым и немного беспокойным. Он сидел в седле очень прямо, продвинув вперёд, почти перед конской грудью, ноги в шипастых бронзовых поножах и чеканных пластинчатых набедренниках. Поверх воронёного кольчатого панцаря была накинута туника с драконом. Треугольный щит — заброшен за спину, поперёк седла лежал длинный меч, знаменитый Секущий Вихрь. Шлем кэйвинга — необычный для анласов, куполовидный, с широким полем сзади и подвижным забралом — держал оруженосец из его родичей. Второй сжимал трампет в готовности трубить.

— Что там? — Синкэ пошевелился в седле, кольчуга зашуршала. Вадим чуть склонился с седла:

— Они строятся для атаки, кэйвинг.

Синкэ кивнул, глядя прямо перед собой. Вадим посмотрел на него искоса. Странно что-то он себя ведёт...

Загремели, зашипели, заревели огушительно и дико хангарские гонги. Омерзительный вой рос и надвигался. Синкэ вздрогнул, словно очнудся. Посмотрел вокруг и замедленным, страшным движением молча протянул руку. Ему подали шлем, кэйвинг надел его и лязгнул забралом. Всё так же медленно обеими руками воздел меч.

Монотонно проревел трампет. В синем небе заметались, давая сигнал, сотенные стяги и Вадим вдруг — как вспышка пронеслась! — понял, что означали когда-то мельком прочитанные и удивившие его слова из «Слова о Полку Игореве» : «...кричат стяги...». Заревели другие трампеты, резко и высоко завизжали рожки-круммхорны — но всё это тут же перекрыл грохот оружия и дружный рёв, прокатившийся по рядам войска гремящей волной:

— Вайу и сталь!!!

Передний ряд ополчения сдвинул щиты и выставил копья, второй и третий — тоже. Остальные готовили луки для навесной стрельбы. Синкэ хорошо усвоил уроки схваток с данванами и сейчас копировал их строй для ополчения.

Отряд кэйвинга плотно сомкнулся в клин, тоже сдвинул щиты ближе и опустил пики к земле. Вадим оказался слева от Синкэ, за ним — Ротбирт. Вспомнилось, как перед отъездом из лагеря Эрна подала чашу с водой и сказала спокойно: «Я буду ждать.» Это значило — и здесь — и там. Вадим прогнал от себя эти мысли, они были лишними сейчас.

— Охота мне снилась сегодня, — сказал Ротбирт. Вадим спросил, не поворачиваясь:

— На кого охотился?

— Не помню. Через поле скакали. Я, ты... и знаешь, Йохалла. С собаками.

— Йохалла? Ты что, ту сторону видел, что ли? — усмехнулся Вадим.

— Не знаю... Но скачка добрая была.

— И сегодня наяву будет не хуже, — Вадим сбил кончиком пики головку цветка. — Да и на охоту нынче мы не пожалуемся.

Мальчишки замолчали. Они хорошо видели берег — тот берег, на котором летом погиб зинд Йохаллы,погибли их побратимы по дружине... И недалеко были броды, на которых молодой вождь данвэ в поединке убил пати Гэста.

— Закончим здесь — возьмём за глотку данвэ, на звезде они там живут или где... — пробормотал Вадим. Ротбирт усмехнулся:

— А я не против. И рад, что ты в этой мысли укрепился.

Атака разворачивалась совершенно как ожидалось. Напоровшись на засеки, хангары закружились, осыпаемые градом стрел, топча убитых и раненых. Потом хвостатый бунчук метнулся в сторону, и сотни латников понеслись за ним в брешь между рекой и позициями ополчения, намереваясь их обойти.

— Да помогут нам боги, — процедил Синкэ, крепя поводья на луке седла и перехватывая меч. — Вайу и сталь! Вперёд, братья!

Пики разом поднялись — словно проросло жуткой травой стальное поле. Анласский клин, набирая размах, пошёл по траве — шагом... рысью... а потом — сорвался в галоп. Местность была ровной, но анласская конница не ломала строй и среди холмов и ложбин. Щит к щиту, пики — ежом... Синкэ нёсся впереди, пики скакавших по бокам пати защищали кэйвинга. После боевого клича анласы скакали молча, лишь гудела и ухала земля под слаженными ударами копыт, да храпели, разъяряясь, кони под своми стальными масками.

Хангарские латники не сразу поняли, что происходит. Они уже подставили под удар «борт» своей массы, сразу развернуться им было просто невозможно. Стрелять навстречу анласам они просто не успели.

В атаке Вадим испытывал одно чувство — дикий, бешеный восторг, выжигавший в нём на эти мгновения даже те остатки «земного» мальчишки, которые жили в нём в остальное время. Желание бить, колоть, топтать, жажда крови и сумасшедшее упоение предстоящей битвой — вот всё, чем он жил в такие моменты. То же ощущали и остальные воины, даже ещё более остро, наверное. Беспомощно и глупо, в тщетной попытке уйти из-под удара, мечутся вражеские воины. Они ещё не понимают, что не спастись, потому что поле битвы отдано нам нашими богами, которые — сами суть битва!!!

Хангарская копьё-сабля — пустое место в сравнении с анласской пикой, которая чуть ли не вдвое длинней. Анласы знают таранный удар, но и поиграть этим оружием мастера, а Вадим прилежно учился. И сейчас он ударил хангара, оказавшегося впереди, сверху вниз — за латный воротник — и, вырвав пику неуловимо быстрым движением, вогнал её в лицо следующему. Снова вырвал, удержал...

...Анласский клин рассёк строй хангарских латников, словно воронёный меч. Фланг ополчения между тем развернулся и осыпал отсечённую «голову» хангарского строя стрелами. Клин сделал поворот — и вошёл в остатки латной толпы, как нож в масло, колено к колену. Секущий Вихрь взлетал, крутился и опускался в голове клина. Остатки латников, сталкиваясь и сшибая друг друга, осыпаемые стрелами с фланга, вылетели в чистое поле, как пробка из бочки с вином. Разворачиваясь на ходу, ратэсты вернулись на место и вновь выстроились. Те же хангары, которые пытались атаковать со стороны города, наткнулись на возы и засевших за ними лучников.

— Не преследовать, — Синкэ опустил залитый кровью меч. — Пусть решатся на ещё одну атаку. Тогда...

Потери пока что были до смешного малы. А поле перед засеками усевали мёртвые, раненые и покалеченные хангары и их кони. Между возами и ополченцами сновали мальчишки, тащившие связки стрел.

Синкэ досадливо рванул забрало шлема, сдёрнул его с головы — удар пришёлся в нос, металл погнулся и мешал смотреть. Щитоносец подал кэйвингу другой шлем — с коваными выпуклыми надглазьями и белоснежным султаном из конского хвоста. Синкэ застегнул широкий чешуйчатый ремень и повернулся к Ротбирту:

— Вон там, на мосту — что?

Ротбирт привстал в седле, всмотрелся. Словно какие-то искры... Мальчишка вздрогнул и сказал уверенно:

— Данвэ. Не много... с десяток.

— Дьяус! — лицо Синкэ исказилось. «А ведь и у него к ним счёт, — подумал Вадим, следивший за происходящим. — Они убили его брата Стэкэ, близнеца, а это, говорят, всё равно что потерять часть себя...» — Достать их из лука было бы недурным делом...

— Нет, — покачал головой Ротбирт, — отсюда даже я не возьмусь попасть.

Грохот бубнов возвестил начало новой атаки. Но их почти заглушили рёв и вой ополчения, выпускавшего навстречу врагу буквально ливень стрел — казалось, что идёт странный чёрный дождь. Недаром последние месяцы старались все, от мала до велика, как говорится — и на каждого воина было запасено по восемьсот стрел!

Тем не менее вал конницы катился на засеки с тупой неостановимостью — и вот уже со стороны хангаров часто и густо бьют луки... и хоть и неметко, но то тут то там из стены ополченцев вываливается человек — и остаётся неподвижен... или ползёт, подволакивая ногу... либо выдирает стрелу из щеки или плеча, или корчится с нею в боку или груди... и кого-то тащат к повозкам товарищи... Бежавший с двумя пуками стрел мальчишка осел на землю с растерянным лицом — плохая защита от стрелы, падающей сверху, кожаная куртка — и молча скорчился, умирая... Другой, словно проколов ногу, прыгал на другой — ударившая сверху стрела прошила ступню насквозь; подбежали двое приятелей, один подхватил стрелы, побежал к воинам, второй потащил раненого обратно...

И всё-таки — далеко было хангарским конным стрелкам до прославленных мастеров анласского ополчения! Чёрная волна таяла на глазах, превращалась в лежащую на земле грязь, разбрызгивалась в стороны жалкими группками убегающих...

Кончилась атака. Ратэсты бурчали недовольно — не удалось сразиться! Со стороны повозок сунулись ещё раз — ополченцы ради развлечения пропустили атаковавших в коридоры между возами и перебили топорами и копьями... Однако Синкэ хмурился. Ждать, пока противник истощит силы, было невыгодно — в любой момент подойдёт к нему подкрепление, и лучше будет встретить его за городскими стенами. Пора было приводить в действие план...

Баннорт закачался в небе — раз, другой, после недолгого перерыва — третий. Ополченцы, закидывая за спины щиты, разом повернулись и побежали, унося убитых и раненых, начали строиться уже на новом месте, перед растянутой линией конных. Поле между ними и засекой открылось. Конники Синкэ подались к броду, часть повозок развернули, чтобы прикрыть их фланг.

Конь под Вадимом вытанцовывал, закидывая голову в маске-черепе. Прошлая сшибка его только разгорячила. Хангары вновь собирались в отряды, и слышно было, как Синкэ шепчет:

— Давайте же, давайте, сволочи, идите сюда, и я подарю богам каждого десятого пленного, клянусь — ты слышишь меня, Дьяус?..

— Смотри, кэйвинг! — крикнул кто-то из пати. Через поле, заваленное трупами, к засеке скакал гигант на огромном коне. Было ясно, что это не хангар — доспехи сверкали, в руке качалось длинное копьё, на шлеме простирал крылья грифон. — Данвэ! Данвэ!

Множество луков разом натянулись, готовые осыпать врага, бесстрашно остановившегося у самой засеки, градом бронебойных стрел. Но данвэ заговорил — и его голос подавлял бездушной монотонной мощью:

— Эй, сброд! Мне нужен тот, кто называет себя вашим вождём! Я — капитан ан Лэри йорд Дрэм, и я вызываю его — сейчас и здесь, до смерти! Ну — кто выйдет?! Я жду!

Он поднял коня на дыбы — и, казалось, вырос не только над строем анласов, но и над миром, над небом, над звёздами... Потом опустил коня — и замер: серебряная статуя на угольном чудовище. Молчали и анласы, оценивая стать противника — явно могучего бойца. Многие хотели бы испытать Удачу, но... но данвэ выкликал вождя.

Синкэ смотрел из-под шлема мрачным, оценивающим взглядом. Нет, он не раздумывал — драться или нет. Он лишь хотел разобараться во враге.

— Син... — начал кто-то из пати, называя кэйвинга без титула, как мальчика, росшего, может быть, у этого пати на глазах. Но кэйвинг вдруг коротко оскалился, рявкнул что-то из-под шлема и жёстким ударом колен послал своего рыжего зверя вперёд по дуге, перехватывая пику. Молча, постепенно сдерживая коня. И остановился в полусотне шагов от данвэ. Голос мальчика — звонкий, но очень сильный — развеял чёрное наваждение, как серебряный лучик — темноту:

— Не знаю я, где ты увидал тут сброд и кого так называешь. Но если тебе, нечисть, нужен вождь зинда — то вот он — я, и я зовусь кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар. И я буду драться с тобой, а слова твои вгоню тебе в глотку вот с этой сталью, — и он вытянул пику в сторону врага...

...Когда всадники, разъехавшись, поскакали друг другу навстречу, многим показалось, что в небе раздались звонкие гонги девичьих голосов — Девы Ветра спешили к полю по вихрям. Данвэ молчал. Синкэ выл, он больше не мог и не хотел сдерживать ярости, охватившей его при виде родича убийц брата. Вадим увидел, что не закрытые масками лица воинов вокруг становятся нечеловеческими — это были волки, медведи, рыси, их задёргивала, словно вуаль, маска боевого безумия. Что-то хрустнуло в кольчужных пальцах Ротбирта рядом — расселось в щепы ясеневое древко пики, и друг Вадима, не глядя, подхватил новую, поданную кем-то, копыта в гулкой тишине поля рокотали двумя барабанами: да-да-дум, да-да-дум, да-да-дум! И в такт этому рокотало в голове Вадима:

...Синкэ направил свой удар в лицо врага, в узкий злой глаз, сиявший в прорези грифоньего шлема страшнйо зеленью. Его пика была длинней, чем тяжёлое копьё данвэ. Но тот, выбрав точный момент, дёрнул головой — наконечник пики скользнул по шлему, а в щит анласа ударило так, что он едва не вылетел из седла. Кони разнесли сражавшихся — и, взглянув мельком, Синкэ увидел, что щит расколот надвое и держится лишь оковкой. Но думать об этом было нельзя...

...Поле ахнуло, когда серебряная и воронёная фигуры на чёрном и рыжем конях сшиблись — теперь уже всерьёз. Видно было, как от щита кэйвинга полетели в разные стороны куски... но и его пика прошила навылет металлический щит данвэ, застряв в нём. Данвэ швырнул щит в сторону.

— Ай-а, Дьяус! — послышался ликующий вопль Синкэ. Обеими руками вскинув меч, анлас мчался на данвэ. Тот, качнув копьё в правой руке, метнул его с седла, выкрикнув — живым голосом:

— Хойль!

Копьё было брошено с такой силой, что, пробив кольчужный фартук коня кэйвинга, ушло вглубь конского тела на пол-древка. Синкэ, выдернув ноги из стремян, соскочил вперёд и, даже не упав, побежал навстречу скачущему врагу... тот выхватил меч, но было уже поздно — с воем Синкэ нанёс секущий убойный удар сплеча, срубив передние ноги чёрного коня под коленями.

Дикий визг искалеченного животного располосовал воздух. Капитан кубарем покатился по земле, но тут же вскочил, так и не выронив свой меч.

Оба воина застыли друг против друга шагах в двадцати. Сейчас, когда они стояли на своих ногах, было видно, что Синкэ — просто мальчишка. Он не так уж и уступал в росте данвэ, но был тоньше, был уже даже в доспешных плечах... Длинноногий нескладный и злой щенок против могучего пса... но это был щенок волка. Все свои годы он провёл в одном бесконечном походе — и это немало значило.

Мечи у обоих были полуторными. Широко расставив ноги, противники держали их рукоятями к паху, приподняв направленные в сторону врага острия. Оба чуть пригнулись...

— Отродье! — вновь безлико рычал данвэ. — Ты со своим вшивым стадом даже не знаешь, что вы такое в сравнении с нами! Я убью тебя, и ты не сможешь увидеть, что сотворят наши союзнички с прочим сбродом! Славное будет веселье! То-то славное!

— А ты хорошо ворочаешь языком для трупа, — отвечал Синкэ. — Я снесу тебе башку, и загляну в неё — может, она не такая уж пустая, как на первый взгляд, данвэ? Обещал я когда-то брату, что сложу на его могиле курган из ваших черепов, да всё никак не получается — прытко бегаете, одного убьёшь здесь, другого там, а таскать ваши головы в одно место — умаешься...

Данвэ пошёл на Синкэ. Пошёл так, что многим хватило бы только этого — чтобы убежать. Но кэйвинга пугать нужно было не в одиночку, а самое малое сотней, да не в чистом поле, а из-за угла, да и то — едва ли побежал бы... Мальчишка рванулся навстречу, словно на праздник...

...Длинные мечи заходили над головами врагов. Рубились так, что дрожь шла по рукам до плеч. Данвэ бил, словно кузнечным молотом, рассчитывая выбить у врага оружие или переломить его. А Синкэ, ощущая, что слабее — и намного — не отбивал, а отводил удары или ускользал от них. Пел и звенел Секущий Вихрь, гудел и ухал меч данвэ...

...Синкэ — косой рубящий удар от правого плеча сверху вниз...

...Капитан — меч параллельно земле, потом — отбив вверх и в сторону...

Анласы в ужасе закричали единым голосом. Отбив был сделан с такой силой, что Синкэ бросило вбок и назад, он еле удержался на ногах, выпустив меч из левой и замахав ею в воздухе — меч он держал лишь правой, да и то — в стороне, открыв грудь, плечи и голову!

Данвэ прыгнул вперёд с ликующим криком и... и попался в хладнокровно расставленную ловушку. Левой рукой мальчишка выхватил саксу, сбил ею удар, а правой рубанул мечом в открытый левый бок данвэ.

Сгибаясь, капитан отскочил и пошатнулся, неверяще прижав локоть к боку. Секущий Вихрь раскроил синтетику жилета вместе с кольчужной прокладкой, ранив данвана.

— Вот и так бывает, верно? — сквозь зубы спросил Синкэ, бросая саксу в ножны и вновь перехватывая меч оберуч.

— Бывает — но больше не будет, — пообещал данвэ. И отплатил почти тут же! Сделав обманный укол в живот, заставил кэйвинга открыть левое бедро — и рубанул по нему изо всех сил!

Синкэ бросило на колено. Клинок рассёк двойную кольчугу — и ногу мальчишки пас лишь надетый для конного боя набедренник. Сталь вмялась и лопнула, но хозяина сберегла. А данвэ уже был рядом — и длинный меч с шипением рассёк воздух в полёте... Спасаясь, Синкэ покатился в сторону, вскочил, но... подвела ушибленная нога, и капитан снизу вверх ударил анласа изнутри по левой руке. Несильно — позиция для удара была неудобной — но достаточно для того, чтобы прорвать кольчугу.

Синкэ не сразу почувствовал, что ранен. Но из-под рукава под брассардой в перчатку уже бежали гороячие струйки, и рука почти сразу стала плохо слушаться.

«Конец!» Кэйвинг попятился и снова упал на колено. Нога подламывалась, словно чужая. Мальчишка полоснул мечом — слева направо перед собой — но капитан подпрыгнул, занося меч обеими руками, чтобы раскроить анласу голову. И, обрушив меч, сам хрипло, неверяще закричал — так, что все опытные воины поняли: в самом деле — конец...

...только данвэ.

Синкэ не пытался уже закрыться. Промахнувшись по ногам врага, он бросил меч обратно — и вверх по дуге.

И встретил капитана в его прыжке ударом всё в тот же левый бок. На этот раз Секущий Вихрь прошёл до позвонков, и данвэ покатился, поливая кровью землю, дёрнулся несколько раз — и затих, лёжа на спине и раскидав могучие руки со скрбченными латными пальцами...

...Но и он не промахнулся. Удар в голову был таким, что мир сразу превратился в сплошную тьму для Синкэ, и он начал падать, захлёбываясь чем-то страшным, душным и густым, смешанным с ужасом — падать в боль, под землю, с такой скоростью, что не успевали Девы Ветра, устрамившиеся следом, подхватить его на щиты — и их скорбные голоса таяли в высоте, где оставался уже невидимые свет дня... А там, внизу, куда он падал, горели чёрные костры, от которых шло не тепло — боль, боль, боль, топившая, растворявшая его в себе... и мальчик с ужасом понял, что это и есть то, что ожидает его теперь, что больше ничего не будет — вечная невыносимая боль...

«Больно!.. — услышал он свой собственный жалобный стон. Никто не откликнулся, и он по странному наитию застонал во тьму, как в детстве, жалуясь тому, кто спасёт от всего страшного, застонал, как он — мужчина, воин, кэйвинг — не делал давным-давно... — Мама, больно...»

И услышал в ответ — тихо и ласково, словно коснулись его сквозь черноту боли добрые, родные руки...

«Спи. Спи, сыночек.»

И — прекратилось падение. Медленно покачиваясь, он полетел вверх, и вокруг разгорался свет, и сияла впереди радужный мост, а за ним гудел пир за широко распахнутыми воротами... и следили за его полётом нежные, добрые глаза самого дорогого на свете человека — глаза матери.

И Синкэ, успокоено вздохнув, послушался её — маму. Уснул...

...Не донеся рук до расколотого шлема, из-под которого хлестала кровь, Синкэ повалился ничком в измятую траву.

* * *

Вадим не понял, кто закричал вдруг страшным, нечеловеческим голосом:

— За кэйвинга! Смерть, смерть им! — и лишь потом, уже мчась по полю впереди ухающей копытами конной лавы, понял, что кричал он сам. И ратэсты, подхватив единым духом звонкий и страшный крик, устремились туда, где упал их молодой вождь и куда уже катились чёрные волны хангарской конницы...

...План Синкэ рухнул. Согласно ему, нужно было заманить большую часть вражеского войска между засеками, ополчением, рекой и повозками. Потом — бросить в обход резервные три сотни конницы и довершить разгром окружённых лучниками.

Но, когда воины увидели, как упал, сразив могучего врага, их кэйвинг, они сами обрушили этот план. Неполные пять конных сотен воронёным клином устремились навстречу четырнадцатитысячной вражеской лаве...

...Бывают на свете добрые чудеса. Боги ли их творят — или сами люди отвагой, верностью и упорством — не знает никто. Но — они бывают. Такие, от которых слёзы наворачиваются на глаза. И если бы не было их — дикой и беспросветной стала бы жизнь...

...Так страшен был стремительный разбег анласской конницы, так неудержим и неустаршим её порыв, так горели в лучах солнца рвущиеся к врагу — впереди хозяев! — пики, таким отчаяньем, такой решимостью веяло от воронёного клина, похожего на бьющий меч, что... хангары не выдержали. Не смогли продолжить атаку на то ли людей, то ли и впрямь злых духов... Это было слишком страшно, непонятно, противно рассудку и правилам — пятью сотнями атаковать четырнадцать тысяч. Передние ряды хангарской конницы замедлили встречный бег. Остановились, расшибая о себя задние. Заметались.

И тут-то с хряском, с костоломной скоростью врезались в эту толпу растерявшихся врагов анласские сотни...

...Вадим не понял, куда подевался тот, в кого нацелился он пикой — передний ряд хангаров просто втоптали в землю и разбрызгали в пыль. Так бывает, когда в мелкую лужу наступает тяжёлый сапог.

Вайу и сталь!

Пики били и били. А потом кто-то запел, и сотни голосов подхватили песню.

За кэйвинга!

Военачальники Юргул с ужасом увидели, как их войско, на бегу превращаясь в перепуганную толпу, бросается в реку, мчится к холмам, а пять сотен безумцев гонят его и уничтожают без пощады.

За кэйвинга!

Войска со стороны города бросились было с фланга на забывших себя в атаке ратэстов, но уже развернулось ополчение, и мчались повозки, и сыпались стрелы, и ополченцы, грозно ревя, крушили топорами ноги коней, пропарывали копьями животы в ужасе визжащих всадников... и не выдержали хангары и здесь, и побежали, топча друг друга, к воротам города — затвориться, скрыться, спастись!

Вайу и сталь!..

...Кажется, Вадима били — саблями-копьями, просто саблями... Он не замечал. Не чувствовал. А его ответные удары раскалывали доспехи латников, как глиняные горшки, пронизывали простых воинов навылет. Ротбирта он потерял. Да он и забыл, кто такой Ротбирт. И кто такой Вадим — не помнил тоже. Он, конь и оружие были сейчас единым существом. И это неуязвимое чудовище хотело одного — крови.

Смеялись на небе погибшие побратимы, тешась видом погребального пира, что устроили им оставшиеся жить. На этих самых берегах! На этой реке! У этого города! Вадиму казалось — он слышит голоса павших. Пика давно осталась в ком-то. Щит разбили, и мальчишка вогнал его остатки в чей-то орущий косой рот. Он рубился обеими руками — Сыном Грома и саксой...

...А передние из бегущих уже домчались до города и, спеша, закрывали ворота, не думая о своих же, остающихся в поле. Но было уже поздно. Передовые ополченцы тоже достигли моста и рубили бегущих, а двое гигантов, подбежав к закрывающимся воротам, навалились на створки, мешая захлопнуть их. Лопнули канаты на барабанах, с той стороны по десятку хангаров навалились на каждую створку... На обоих богатырях полопались обшитые сталью куртки — да не по швам, а в клочья разлетелись! И створки стояли — как врытые. А в щель уже протискивались другие ополченцы, отгоняли врагов... и вот ворота распахнулись настежь, раздёрнутые сильными руками! Ополчение массой начало валиться в город, и следом уже летели первые дружинники, отвлёкшиеся от ненужного уже в общем-то истребления разбегающихся...

...Вадим пришёл в себя уже за воротами. Он был с чужим щитом, кольчуга порвана в десятке мест, в двух — на боку слева и на правом предплечье — насквозь, и там горели свежие раны. Парень был весь залит кровью — в основном чужой.

Кругом шёл уже не бой — лишь кое-где отбивались в основном латники. Ополченцы десятками вязали бросающих оружие врагов, женщин, детей, тащили со счастливо-обалделыми лицами из домов серебро и золото, бежали дальше, к центру города...

Юргул, вспомнил Вадим. И побежал туда же. Навстречу выскочил откуда-то латник — мальчишка развалил ему голову вместе со шлемом почти не глядя, отмахиваясь, как от комара, перескочил через косо рушащееся тело...

На дворцовой площади всё ещё шёл бой. Двое данвэ рубились, стоя спина к спине, с восемью мешающими друг другу ратэстами. Ещё четверо данвэ, в том числе — двое мальчишек — лежали мёртвые рядом с пятью ратэстами и одиннадцатью ополченцами. Сражались ещё и хангарские латники, но, судя по всему, бой шёл уже внутри самого дворца. На широких ступенях тут и там валялись тела, текла, капала, собиралась в лужицы кровь.

— Юргул где?! — закричал кому-то Вадим. Ратэст, к которому он обращался — не понять было за шлемом, кто — отозвался:

— Не знаю! Это ты, Славянин?!

— Я!

— У тебя из-под шлема кровь течёт!

— А... — Вадим понял, почему так неудобно смотреть левым глазом. Наверное, бровь рассекло.

Он вбежал внутрь, скользя подошвами сапог по крови, прыгая через трупы. Тут ещё везде шли схватки.

Знакомый пиршественный зал. Откуда она тогда пришла?.. Ах да, вон с той лестницы! Вадим вогнал меч в живот бросившемуся навстречу евнуху, толкнул его ногой, с рыком отправляя вниз по ступенькам. У поворота в коридор лежали мертвые — ратэст, трое латников... Неужели кто-то добрался до суки раньше?!

Нет!

В коридоре в напряжённых позах замерли двое латников. Обострённым, звериным уже чутьём Вадим понял — она где-то здесь.

Оба хангара разом бросились на него. Один, прикрываясь щитом, наступал прямо, а второй, пользуясь узостью коридора, готовился ударить парня в бок, когда он отвлечётся. Вадим не остановился.

— Эй, Сын Грома! — крикнул он, рубящим ударом разваливая выставленный щит. Латник отшатнулся; сабля второго ударилась о щит Вадима. — Вот так мы бьём! — и меч, пробив латы, вышел из спины воина. — Вот так бьём! — Вадим не успел выдернуть завязший в грудине клинок, но кольчужный кулак треснул второго латника у виска. Удар был не легче удара пальцы — заливаясь кровью из ушей, носа и рта, хангар повалился на пол.

Вырвав наконец из тела, лежащего у стены, меч, Вадим закинул щит за спину и ударил в дверь кулаком — доски разъехались до низа, закричали противно и рухнули внутрь, выдирая бронзовые петли из пазов. Вадим молча шагнул внутрь.

Должно быть, он выглядел страшно — молчащий, в помятом шлеме, с окровавленным мечом, в залитых кровью доспехах. Женщина, стоявшая в углу, с тихим воем сползла на пол, прижимая к себе расшитую бисером подушку. Её лицо было перекошено, слёзы смыли густой слой косметики, превратив черты в пародийную маску.

Вадим сделал шаг. На пути стоял столик из малахита. Мальчишка опрокинул его ударом ноги. Женщина поползла навстречу, захлёбываясь мольбой:

— Не убивай меня... я не виновата... мне приказали... я сделала только то, что мне приказали... не я убила ваших людей, а данвэ... я молю тебя, сделай меня своей рабыней, но не убивай... пощади...

Вадим молча смотрел на неё. С острия Сына Грома срывались алые капли, разбивались на полу.

Йохалла умер. Его убила эта женщина. Она заслужила смерть — и не одну смерть — за побоище на речных берегах... Но ударить её мечом Вадим не мог. Он представлял себе свою месть тысячу раз. И сейчас не мог убить эту змею.

— Пошла ты, — сказал Вадим по-русски, и на лице Юргул отразилась угодливая тупость — желание понять, страх того, что пришелец рассердится на непонимание... — Курва потная.

Круто повернувшись, Вадим пошёл к выходу. Лицо Юргул мгновенно изменилось. Радость и злобная жестокость смешались на нём. Лёгким движением поднявшись на ноги, сюууджи выхватила из подушки длинный тонкий кинжал...

...Треск позади заставил Вадима обернуться. Юргул оседала на пол. Стеклянные глаза заливала кровь — в черепе правительницы, раскроив его надвое, торчал топор. С лёгким звоном выпал из руки Юргул кинжал...

Без удивления Вадим увидел, как из теней коридора вышел Ротбирт, на ходу поправляя согнутый набедренник и неловко держа левую руку — с неё капало красное.

— Опоздал я, — сказал анлас. — На лестнице стояли трое, теперь они там лежат...

— Ты меня спас, похоже, — кивнул Вадим на труп сюууджи. — А я не смог её убить.

Ротбирт снял шлем — его лицо было мокрым и серым от усталости.

— Был у меня вождь, которому я хранил верность, — сказал он почти равнодушно. — Пойдём отсюда, брат. Тут пахнет страхом и предательством... Пойдём.

Он пошатнулся и пошёл к трупу — забрать топор.

* * *

Поля ещё не остыли от битвы. Слышался многоголосый стон. То тут, то там кто-нибудь, сбитый и оглушённый в бою, поднимался,не в силах поверить, что жив; обводил всё вокруг безумными глазами...

Над уже остывшим телом ан Лэри йорд Дрэмэ сидел данванский мальчишка — без шлема, раненый, он пришёл к телу капитана инстинктивно, как тянет железо к магниту, и теперь был неподвижен, как камень. На него никто не обращал особого внимания, да и жалость постепенно занимала место ярости в сердцах вышедших из боя людей. А Вадим, который мог заинтересоваться лежавшим рядом с мальчишкой разбитым коммуникатором, этого не видел...

...С головы Синкэ сняли раскроенный шлем. Опытные воины, переглядываясь, качали головами. Волосы кэйвинга превратились в кровавую массу, лоб был разрублен наискось, рубец шёл через левую бровь, закрывшийся глаз, раскроенную скулу, вспоротую щёку... Нижняя челюсть была перерублена. Девы Ветра ещё не посадили мальчишку в седло, он дышал еле слышно, с хрипом, чистая половина лица была синей, как у Астовидату Расчленителя. Временами Синкэ открывал уцелевший глаз, но смотрел бессмысленно, в никуда, ничего не видя и никого не узнавая. Никто не сказал «умрёт» — но подумали так все.

Пати и ратэсты — все, кто мог стоять на своих ногах — собрались к месту, где лежал кэйвинг. Почти на всех — а осталась их едва половина он прежнего числа — ало-белым светились свежие повязки, а кое-кто, спеша к вождю, перевязаться и не позаботился. Все стояли молча. Видно было, как прошлась по людям битва — смятые шлемы, клочья кольчуг, расщепленные щиты... Но они был и живы. А их вождь умирал. И ни мечи, ни кулаки, ни верность не могли его спасти, хоть каждый не задумываясь схватился бы за Синкэ с любыми демонами...

Вадим и Ротбирт стояли вместе со всеми, в первом ряду. Оба были ранены и избиты — теперь это чувствовалось, раны болели, всё тело мозжило так, словно выворачивали суставы и отдирали мышцы от костей. В бою этого не замечаешь, а после вылезаешь из доспеха — и бледнеешь сам: да как же мог сражаться-то?!

Внезапно среди воинов прошло короткое движение — они расступались, давая дорогу слепому атрапану, которого вёл худенький мальчик. Старик, подойдя к умирающему, протянул над ним руку и застыл. А потом все услышали его голос — дрожащий, надреснутый, но полный странной внутренней силы и уверенности:

— Несите его в город. Я скажу — куда.

* * *

Зинд втянулся за стены так быстро, как только смог. С поля уносили убитых и раненых, тщательно осматривая каждый клочок земли. Бросать нельзя было даже мёртвых. Многие, кто понеугомонней, ещё рыскали в поле, когда со стен тревожно закричали. Вбежать в город, за ворота, поспешно затвориться успели как раз последние — на дальних холмах появилась ширящаяся чёрная полоса. Это шли латники из столицы — наказать наглых пришельцев, посягнувших на земли великого Хана Гаар.

Но — и такие совпадения бывают — стена леса за бродами словно бы ожила. Сперва никто не мог понять, что именно там происходит... а потом вдруг разом все увидели конные сотни, на рысях переходящие реку. Их было не меньше трёх тысяч, конных анласов в броне, и над ними грозно качались баннорты: золотой с алым волком Нарайна, белый с чёрным вороном Ортэнлунда, белый с голубым и золотым единорогом Эндойна, чёрный с алым змеем Дэлана...

И хангары остановились, не спустившись с холмов. И анласы стояли на берегу — молча и неподвижно, и пики стояли в алом вечернем небе, пронзая тучу, похожую на корчащегося кракена... Потом подул ветер, и туча уползла за горизонт.

И хангары ушли.

* * *

Вот куда Синкэ посылал людей — уже давно! Понятие «чужая страна» ещё не вошло в жизнь анласов, и зов крови находил пока отклик даже у самых чёрствых или расчётливых. Кэйвинг Фэрна сын Дагана, анлас из анла-атта, властитель Нарайна, кэйвинг Оэл сын Йиннэ, анлас из анла-сангай, властитель Ортэнлунда, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и кэйвинг Рийонэ сын Эльстэ, анлас из анла-фаран, властитель Дэлана — привели свои дружины на помощь и открыто выражали недовольство тем, что обошлось без боя. Вскоре ушли назад большинство их воинов... а сами кэйвинги с небольшими отрядами — остались...

...Синкэ — на диво — не умер. Правда, он всё ещё лежал в покоях и не вставал. Говорить он тоже не мог, и левый глаз больше не открывался. Кроме того, по ночам его мучили боли — такие, что он разрывал меховые одеяла, чтобы не кричать. Но слепой атрапан Уиттэ говорил, что это пройдёт. Что до шрама через всё лицо — то воин не девушка...

...А вот Вадима рана в бок уложила мало не насмерть. Вечером того же победного дня горячка затуманила ему голову и... очнулся он лишь на пятые сутки после этого.

Долго он не мог понять, где лежит. Высокий потолок расписывали парящие птицы. До подбородка закрывало мальчишку лёгкое тёплое одеяло.

Он повернул голову. Эрна спала рядом, сидя в кресле и подложив под щёку кожаную подушку. Босые ноги девушки были закрыты пледом, но он сполз, и Эрна поставила одну ногу на другую, чтобы согреться.

Вадим вздохнул. За окном слышались обычные звуки — шаги, голоса, кто-то засмеялся, ржали в отдалении кони, взвизгивала женщина. Звуки были понятными и знакомыми — это самое странное.

«Это теперь их дом — и они его завоевали, — думал Вадим, и странно было уже отделять себя от анласов, настолько он сжился с этим народом. — Сюда придут их боги, их обычаи, их язык... Но что это для меня?»

Он улыбнулся и прикрыл глаза. «А если остаться тут? Насовсем остаться тут? Что стоит-то?..» Но вспомнился — речной берег, залитый кровью, и длинные стрелы, летящие в беззащитные спины плывущих людей... Кому он отомстил? Рабам? Какую тайну раскрыл? Нет уж, брать за глотку надо хозяев...

Кажется, он сказал это вслух — и довольно громко, потому что Эрна подняла голову — подушка мягко шлёпнулась на пол.

— Проснулся! — сказала она — и Вадим по голосу понял: девушка улыбается. Не глядя, протянул руку — ладони Эрны сомкнулись на его пальцах, сильные ладони много работающей девушки.

— Я боялась, что ты умрёшь. Но атрапан сказал, что ты будешь жить, и я... — она смешалась и прижала руку Вадима к щеке, улыбнулась.

— Буду жить, — согласился Вадим. — Я пока ещё не потерял интерес к этому занятию, хоть оно и хлопотное...

Эрна, глядя на мальчишку влюблёнными глазами, засмеялась тихо. Вадим осторожно сел, отбросил одеяло. Коснулся бока — там виднелся свежий шрам в виде буквы Г.

— Тут можно умыться, кстати? — спросил он. Эрна кивнула, выскочила наружу — мгновенно. А вместо неё вошёл Ротбирт. В коже, с мечом у пояса... а на виске — седая прядь. Проследив удивлённый взгляд Вадима, анлас засмеялся и пояснил:

— Шлем пробили. Рана вроде пустяковая, а волосы поседели... — и с этими словами обхватил Вадима за плечи.

— Раздавишь! — вскрикнула, входя, Эрна. За нею мальчишка, тихо ступая босыми ногами, нёс тазик с водой. Во взгляде мальчишки был восторг, и Вадим, кое-как отбившись от объятий Ротбирта, сердито спросил:

— Не пойму, какого чёрта все так ликуют по поводу того, что я жив! Ну ты-то чего смотришь?! — это он спросил у мальчишки.

— Ну как же... — тот смутился, осторожно ставя тазик на пол и опускаясь рядом на колено. — Ведь не будь тебя — кто знает, как повернулся бы бой! — глаза мальчишки вспыхнули, он заговорил, сбиваясь: — Я был там, во второй сотне, у отца... видим — и кэйвинг упал, а эти мордатые скачут и воют, как стая духов...И многим... и мне... ну, мне тоже... показалось, что не иначе как удача покинула нас. И вдруг... ты поскакал вперёд с боевым кличем... и все за тобой... а над тобою мчался сам Вайу и поражал одной стрелой сразу по десятку врагов! Я сам это видел, — убеждённо закончил мальчишка, — и готов в том присягнуть. Да и не только я. Если бы кэйвинг — да не допустят боги! — умер, все закричали бы кэйвингом тебя, Вадомайр Славянин, и ничего, что ты не из анласов!

— Хорошие слова ты про меня говоришь, и я рад, если это правда, — улыбнулся Вадим, пряча за улыбкой смущение и удивление. — Но я мало что помню. Спасибо за воду, воин.

Мальчишка поднялся, чуть поклонился и вышел. Вадим хмыкнул, посмотрел на Эрну, на Ротбирта. Протянул:

— Мда-а-а-а...

— И что ты теперь скажешь о предсказании Сийбэрэ? — Ротбирт явно еле удерживался от того, чтобы рассмеяться. — Слава бежит за тобой и не поспевает, брат. Подумать только — сколько потерял бы наш мир, не отыщи ты меня в степи, когда я умирал от раны...

А Эрна, сев рядом на кровать, обняла Вадима за плечи.

— Мне дадут умыться, или нет? — проворчал он.

* * *

Больше всего анласов поразило то, как спокойно отнеслись хангары к смене власти. Уже через два дня после штурма города на площадях торговали многочисленные лавки, и жители соседних айалов приезжали, везли налоги и удивлялись, когда чуть ли не половину привезённого возвращали: к чему бы это? Судя по всему, такое положение дел жителей устраивало.

Анласы начали строиться. И вскоре уже среди айалов высились варды — за частоколами, с общим внутренним двором, где место повозок заняли сложенные из серого камня с моховой конопаткой и крытые дёрном дома. И могучие быки потянули по здешней — зимней только на словах — земле тяжёлые плуги...

...На тот вечер приходился пир: Синкэ поднялся, и следовало отметить возникновение нового княжества. В коридоре Вадим и Ротбирт, уже шедшие на пир, столкнулись с группой воинов в белых плащах с голубыми и золотыми единорогами Эндойна. Среди них шагал рослый красавец немногим старше мальчишек. Он-то и окликнул их:

— Задержитесь, отважные воины. Не откажите мне в разговоре.

Мальчишки учтиво поклонились. Лицо эндойнца было им незнакомо, и Вадим сказал:

— Прости нас, но — мы, кажется, не знаем тебя.

— Меня называют кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца, — представился юноша, чуть щуря бледно-серые глаза. — Я знаю, что ты — Вадомайр Славянин, а ты — Ротбирт Стрелок сын Норма. Знаю я так же, что ни тебя, ни тебя ничто тут не держит — ни клятва, ни родство, ни месть, ни серебро. И ещё я знаю, что вы отважны и разумны — первое для нашего народа обычно, а вот второго нам изрядно не хватает... — он качнул головой. — Что скажете вы, если я предложу вам сменить Орла на Единорога, седло на палубу, пику на весло?

Сохраняя спокойные лица, мальчишки переглянулись. И хорошо вспомнили разговор на речном берегу — про то, что у Эндойна двадцать пять скид. Потом Ротбирт ответил:

 — Не торопится с решением тот, кто на самом деле воин. Позволь и нам не спешить. Мы подумаем и ответим, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна.

Кэйвинг, как видно, ждал именно такого ответа — и наклонил голову:

— Конечно. И знайте, отважные воины — отказ ваш меня огорчит... но не обидит. В том я клянусь морем, несущим на своих ладонях мои скиды.

Он пошёл дальше в сопровождении своих воинов. А мальчишки остались стоять в коридоре... и каждый задумчиво смотрел в пол.

* * *

Зал вместил бы и больше людей, чем в нём собралось. Кому, как не Вадиму, было помнить, сколько когда-то тут сидело воинов — в гостях у хангаров... А Ротбирт ощутил, как по спине прошёл холодок — когда он сел и прямо перед собой увидел на столе зарубку — там, где он ударил саксой по дереву, крича, куда дели кэйвинга Йохаллу?!

Но теперь в зале сидели лишь свои. И все дружно поднялись, крича и протягивая вперёд чаши и рога, когда вошёл Синкэ. Пати и ратэсты — свои и чужие — приветствоали храброго вождя...

Синкэ оправился от раны полностью — шёл упругим, ровным шагом, держался прямо, смотрел по сторонам гордо и уверенно. Но от его красоты — нежной, почти девичьей красоты анласского мальчишки — не осталось почти ничего. Грубый красный шрам навеки изуродовал лицо. А вот рёв воинов ему, судя по всему, нравился — садясь в кресло с высокой резной спинкой, он широко, по-мальчишески, улыбнулся.

— Тише! — голос юного кэйвинга перекрыл шум зала и погасил его, как волну гасит встречная, ещё более мощная, волна. — Что ж, воины. Наши боги и наша отвага помогли нам добыть себе землю. Я приказал украсить свой шлем короной — он и будет знаком власти для меня и моих детей! А теперь я стану награждать верность тех, без кого не видать мне этой короны, а нашему зинду — этой земли.

Четверо дюжих ратэстов внесли большой дубовый сундук. Ногой кэйвинг откинул массивную крышку — и оттуда полилось медовое сияние не серебра — золота.

— Это жёнам, детям и родителям тех, кто сложил свои головы за зинд. И пусть меня поразит стрела Вайу, а потомки мои будут прокляты до конца всех времён, если я или они забудем о своём долге перед памятью павших — и оставим их ближних своей помощью.

Внесли второй сундук — тоже с золотом. Кэйвинг начал одаривать всех, не глядя, просто черпая из сундука монеты, броши, кольца, пекторали, браслеты своей чашей или руками, рассыпая золото, как песок. Принимали почти равнодушно, а вот добрые слова, которые находил Синкэ для каждого, судя по взглядам, ценили куда выше. Великая слава — иметь такого вождя и идти за ним! Золото уплывёт из рук. А слава — останется дольше не только непрочного красивого металла — слава переживёт и верную сталь меча!

Подошёл черёд и Ротбирта. Он вернулся на место, неся в шлеме целое состояние. Сел и какое-то время перебирал металл. Потом с непонятной улыбкой сказал Вадиму:

— Хорошая вещь — золото. Только мне что-то не очень радостно...

И тут выкликнули самого Вадима.

Мальчишка понял — что-то произойдёт, едва подошёл к кэйвингу. Потому что тот встал ему навстречу... и смотрел почти так же непонятно, как Ротбирт. Вадим тоже смотрел. И не оторвал взгляда от лица Синкэ даже чтобы взглянуть — что там насыпалось ему в шлем? Неважно...

И с облегчением перевёл дух, когда Синкэ заговорил:

— Не думаю я, что достаточно наградил тебя. В мире мало настоящих вещей, цену которых можно измерить золотом. Возьми-ка вот это... пати Вадомайр Славянин, мой брат по крови.

Мальчишка услышал изумлённый и радостный шум, который поднялся в зале — постепенно превратившийся в слитный лязг, перемежавшийся выкриками, похожими на боевой клич:

— Ва! До! Майр! Ва! До! Майр! Ва! До! Майр!

С почти суеверным ужасом смотрел Вадим на тяжёлую цепь пати, которую протягивал ему на руках кэйвинг. Вот сейчас согласиться — и... что знал старый атрапан Сийбэрэ, когда назвал прибившегося к зинду славянина кэйвингом? Вот он уже и пати... почти... и... И всё-таки... всё-таки...

— Подожди, кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, — произнёс Вадим негромко. — Подожди дарить меня цепью и родством, что крепче любой цепи... Выслушай и реши.

Синкэ расширил глаз удивлённо — но кивнул: «Говори.» Вадим набрал в грудь воздуху...

— Недаром я не клялся тебе в верности, кэйвинг. Ты был хорошим вождём, а я старался быть тебе хорошим ратэстом. Думаю, нам не в чем упрекнуть друг друга. Я помог тебе добыть эту землю. Ты помог мне отомстить за моего вождя. Твоя мечта исполнилась, и теперь будут тебя называть не только Алый Клинок, но и Даритель, потому что в самом деле ты подарил своему зинуд жизнь. А я? Моя месть не завершена и клятва найти друга не исполнена — и что я был бы за мужчина, если бы променял месть и клятву даже на великую честь из рук лучшего вождя, виденного мною? Лучшего... но не первого, — Вадим перевёл дух. — А теперь я уйду о тебя, кэйвинг. Не все долги заплачены... а моя корона, как знать, может ещё меня ждёт!

Ой и тихо было в зале... На такую тишину, как на стальную цепь, можно подвешивать крепостные ворота — не лопнет, не порвётся... А в единственном глазу Синкэ медленно начал разгораться страшный гнев... Вот с таким взглядом и совершаются поступки, которых потом стыдятся великие и справедливые вожди. И ещё Вадим подумал: а не зарубили бы под горячую руку и Ротбирта... и Эрна — как она будет?

Впрочем, Ротбирт уже сидел верхом на скамье. И лицо у него было такое, что становилось ясно: долго, не долго думай, а он ляжет там же, где Вадим...

...Если бы Вадим хоть движением брови, хоть ноткой в голосе, хоть намёком в позе выдал какое-нибудь волнение — он бы не сошёл с места. Но он говорил спокойно и вроде даже с сожалением. И смотрел прямо.

Во взгляде Синкэ погас гнев. Уже совсем тихо, с обидой, он сказал:

— Я думал, что будет у меня снова брат. Вижу — ошибся.

— Ошибся, кэйвинг, — подтвердил Вадим. Винкэ вздохнул:

— Что же... ты мне не клялся, верно. Жаль, что уходишь теперь, когда так мало осталось у меня людей. Но держать тебя я не хочу.

— На эти земли придут к тебе ещё многие, — сказал Вадим. Синкэ сердито фыркнул:

— Что мне твои утешения, я не твоя жена! А это — держи, что стоишь? — он кивнул наполный золотом шлем. — Чтобы не говорили, будто я меняю свои решения так же легко, как треплется на ветру лист на дереве! И это держи! — и он надел цепь на шею Вадима. — Нет ли кого из славных пати, кто был бы против? — спросил он зал, и оттуда не донеслось ни единого «есть такой!»

— Благодарю за честь, властитель Галада, — Вадим поклонился. — Ты и вправду не только храбр и щедр — ты справедлив. И если бы не звала меня моя клятва — не отказался бы я тебе служить и не худшим твоим пати я бы стал. Прости, если можешь.

— Иди ты... куда подальше, — чисто мальчишески ответил Синкэ. — А как уйдёшь — так запомни: все мечи Галада твои в день, когда тебе понадобится сталь.

— Щедрый дар, — искренне сказал Вадим. Уже через его голову Синкэ спросил:

— Ну а ты, Ротбирт Стрелок? Ты останешься?

Ротбирт встал. Вздохнул так, что кожаная куртка обтянула мускулистый торс. И покачал головой:

— Прости, кэйвинг, но...

— Довольно! — возвысил голос Синкэ. — И меня в глаза называют достойным вождём — да что ж это за вождь, от которого бегут его лучшие люди?!

Тогда Вадим обернулся. Медленно достал из ножен свой длинный меч. И, глядя в лицо юному кэйвингу, ударил клинком о браслет на запястье, выкрикнув:

— Син-кэ!

— Син-кэ! — поддержал Ротбирт. И воины, вскакивая один за другим, умножали хор голосов и стали:

— Син! Кэ! Син! Кэ Син! Кэ!

И юный кэйвинг склонил голову. В знак признательности. И — чтобы никто не увидел блеска в его глазу.

Интерлюдия: «Новогодняя оптимистическая»

* * *

Сорок длинных вёсел, сделанных из крепчайшей, крученой ветрами сосны, в дружных взмахах взбивали воду. Шипящие, протяжные выкрики гонга задавали так. На корме, навалившись на рулевое весло, широко расставив ноги, покачивался кормчий. Нос узкого корабля украшала высоко взметённая на длинной резной шее оскаленная пёсья голова — казалось, гигантский пёс ныряет в волнах, мчится на юг, расталкивая воду широкой, мощной грудью.

«Гармайр», одна из скид молодого кэйвинга Рэнэхида сын Витивалье, анласа из анла-даннэй, властителя Эндойна и носителя Рогатого Венца — плыла на юг, к таинственным дальним берегам, где солнце ходит по небу наоборот и кипит вода.

Эндойн крепко вцепился в море — своей суши у княжества было не так уж и много, но узкие скиды под флагом с единорогом, уже побывали у многих берегов, которых прежде не видели анласы. Они видели неприступные скалы юга континента, вознесённые на высоту, на которой спали седые облака. Они бились с золотыми чудищами данвэ — и нередко не возвращались... но и не все золотые корабли пришли обратно в уютные бухты! Скиды шли и шли — через бури и штили, холод и зной, дождь и туман, вражеские копья и морских чудищ... Шли упорно и отважно, и люди на палубах мечтали не о золоте — они грезили славой и только славой, грезили об островах за туманными горизонтами...

И, верно, потом — через много десятилетий! — новые мореплаватели, идущие уже проторёнными путями, нет-нет, да и будут встречать странный призрак: скиду, на которой скелеты, обтянутые кожей, всё так же сжимают вёсла, и стормен выклеванными глазами, не сгибаясь, смотрел вперёд — туда, где лежит вечный путь мертвецов... и станет ясно — эти гребли до конца! Или найдут на дельнем берегу, рядом с рассхошимся остовом, скелеты в проржавевших доспехах, с источенным временем оружием в костяных руках — и поймут: эти не струсили, когда пришёл последний час...

...Нет, не только Эндойн отправлял свои скиды в неизведанное. Но так уж получилось, что именно на него легла едва ли не половина морских путешествий времён Расселения.

Далеко над водой летела, рвалась клочьями песня, которую — вдохновенно и отчаянно! — орали почти сто здоровых глоток:

Высокий широкоплечий парень стоял на носу, прочно расставив ноги и придерживаясь рукой за выступающую «шерсть» на «шее пса». Парень был, как и все на корабле, без доспеха, в одних кожаных штанах, заправленных в высокие мягкие сапоги — но на поясе висел длинный меч.

Пати Вадомайр Славянин, стормен властителя Эндойна, вёл скид в дальний поход.

Вадим изменился мало. Разве что ещё подрос, да раздался в плечах — и черты лица начали заметно твердеть, отказываясь от возраста. Да ещё в глазах тлел опасный огонёк. Каких-то две недели назад во время боя с данвэ отряд воинов из Остан Эрдэ вышел из схватки. Тогда Вадомайр со своим другом и побратимом Ротбиртом нагнал их и в бешеной сшибке — по пять останэрдцев на каждого из парней — перебил всех, а их головы отослал кэйвингу Остан Эрдэ, заклеймив лбы знаком «байэ» — «трус». Многи тогда порицали его — мол, мальчишка поступил недостойно, ведь это были свои! Обычно Вадомайр очень мало внимания обращал на то, что про него говорят. Но на те разговоры ухмыльнулся нехорошей улыбкой и ответил спокойно: «Лучше чужие, чем такие свои.» И хотя кэйвинг Остан Эрдэ в гневе хотел двинуть конные сотни на Эндойн, но кэйвинг Инго сын Хайнэ, анлас из анла-готтэ, правитель острова Эргай и кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада тут же забряцали оружем... а драться сразу против трёх княжеств не смог бы даже сильный конницей Остан Эрдэ. Да и не время было. На суше правитель хангаров, потерявший уже немало своих владений, клялся Чинги-Мэнгу уничтожить пришельцев до последнего семени. На море всё чаще и чаще появлялись золотые барки... и всё чаще пропадали загадочно и безвестно корабли анласов. Поэтому они и старались не обнажать друг на друга оружия без крайней нужды...

...А скиды Эндойна летели — летели в разные концы света.

* * *

— Эй, Вадомайр! — заорали со скамей. — Мы тут подумали — а ведь не иначе как ты торчишь на носу с таким важным видом, чтобы поберечь свои нежные ладошки!

Взрыв необидного весёлого смеха прокатился по палубе. Вадим, прежде чем повернуться, тоже довольно улыбнулся. Они уже пять суток не видели берегов — и радостно было отмечать, что люди сохранили желание шутить. Повернувшись, Вадим сел на борт, опасно отклонившись назад — чуть ещё — и он полетит под дубовый штевень, который рассечёт человека не хуже меча.

— Кто там каркнул? — спросил он. — Не иначе как ты, Галридэ — с твоим-то носом оно в самый раз — каркать...

Галридэ — молодой ратэст с носом и в самом деле выдающимся даже по анласским меркам — оскалился в улыбке:

 — Давай-давай! — подзадрил он. — Уж мы-то знаем, что ты жил там, где грести приходилось только коровий навоз!

— Эй! — Вадомайр махнул рукой. — Дайте-ка нам два места на носу — будем грести каждый одним веслом, и тогда все увидят, кто из нас годится только сгребать навоз... а кто и на это не годен!

На скидах гребли одним веслом по двое, как на драккарах викингов или варяжских снекках Земли. Можно грести одному — но это получится не у каждого. Ну а тот, кто, сев посреди скамьи, возьмётся грести один парой вёсел, словно на лодке — тот на морях славен не менее, чем на суше — всадник, нажатием колен заставляющий хрипеть и шататься самого строптивого коня! Вадомайр как-то раз попробовал так грести — не получилось даже провернуть вёсла, и никто не засмеялся. На скиде всего двое могли так — огненно-рыжий гигант Уилри сын Белеви, добродушный, но туповатый молодой ратэст — и уже пожилой, невысокий (для анласа) Осбар сын Мата — этот, казалось, состоит из одних мускулов, даже в расслабленном состоянии похожих на морёный дуб по твёрдости. Как-то раз в схватке с данвэ на морском берегу Осбар поднырнул под коня, вскинул его на плечи — вместе с всадником, вместе со всей бронёй! — и кинул с обрыва. ..

Ротбирт, который грёб на носу, поспешно вскочил, чем вызвал целую лавину насмешек по поводу нежелания грести. Но тут с кормы зычно закричали:

— Суши вёсла, волки! Ставь парус! Ветер идёт, клянусь Вайу! Ветер!

Все разом обернулись, одновременно выхватывая из воды вёсла. И увидели то, что уже давно заметил опытный рулевой — позади, на севере, ровная гладь моря дыбилась лёгкой частой рябью. Там уже был ветер. И он шёл сюда.

С дружным выкриком подняли и закрепили парус — белый с голубым и золотым единорогом и знаками четырёх ветров по краям — Ювайу, Сэвайу, Эсвайу, Норвайу. Гребцы, разминая руки, спины и ноги, заходили по палубе. Теперь наступало время безделья — ветер понесёт их на юг. Пока они не достигнут земли. Или пока пати не скажет повернуть.

Вадомайр вернулся на нос. Сейчас его лица никто не видел и он хмурился. Думал о воде. Её оставалось на столько же дней, сколько уже прошло. Повернуть сейчас — уже поздно, даже если и захочешь. Против ветра грести вдвое дольше. Значит — должна была найтись земля. Конечно, можно было повернуть на восток или на запад, но что там? На западе — мёртвый Анлас. На востоке — берега Хана Гаар, да к тому же похожее в этих местах на сплошную отвесную стену.

Ветер — не сильный, но ровный — настиг и повёл корабль вперёд. Люди начали укладываться на скамьи и под ними. Кое-кто занялся оружием, в руках у других появились кости.

Шагая по скамьям, Вадомайр подошёл к кормчему. Негромко спросил, глядя в бегущую за кормой воду:

— Нет ли впереди берега?

Кормчий какое-то время молчал. Ветер шевелил его прошитые серебром волосы. Потом — ответил словно бы нехотя:

— Пока — нет. Не волнуйся, пати. До земли не больше недели, я вижу.

— Не врут, наверное, когда говорят, что ещё на севере, в ледяных водах, ты поймал девку из Морского Народа, и она в обмен на свободу подарила тебе зрение, которым ты видишь следы ветров и течений? — вдруг спросил Вадомайр. Кормчий поднял угол рта:

— Правда это или нет — гадай сам, а меня не спрашивай. Ты же не расскажешь, кто ворожил тебе на такую удачу, как твоя, а?

— Расскажу, — пожал плечами Вадомайр. — Никто.

— То-то и оно, — многозначительно сказал кормчий и засвистел.

— Тебе что, ветра мало? — засмеялся Вадомайр и вернулся на нос, где Ротбирт уже растянулся на небольшой палубе, явно собираясь поспать. При виде друга он закрыл глаза и лениво сказал:

— Когда я вижу у тебя такое лицо — мне сводит живот. Это значит, что ты что-то придумал.

— Несмешно, — буркнул Вадомайр по-русски и, присев рядом, начал разуваться. Бросил сапоги, с наслаждением вытянулся на досках. — Воды осталось на пять суток.

— Дует Норвайу, он может нанести дождь, — спокойно ответил Ротбирт. — Странно, что ты этого не помнишь.

— Мне не нравится надеяться на «может», — вздохнул Вадомайр, — хоть у моего народа любимое слово «авось». Но сейчас, похоже, и правда ничего другого не осталось...

— А может, зайдём за водой на юг этой земли? — предложил Ротбирт. — Говорят, там хватает разных чудес... Или боишься нападения?

— Я ничего не боюсь, — медленно ответил Вадомайр. — Но у меня скид. И восемь десятков людей, которые мне верят.

— И которые пойдут за тобой хоть на ту сторону, — дополнил Ротбирт. Вадомайр дёрнул щекой:

— Вот как раз туда мне не очень-то хочется. Поэтому приходится думать, а я поотвык это делать, пока скакал верхом и махал мечом.

— У-у-у-у... — тихонько провыл Ротбирт. — Ду-у-умать... — и лукаво подмигнул.

— Сбросить бы тебя в воду, — мечтательно сказал Вадомайр, — да ведь не утонешь.

— Верно, я хорошо плаваю, — согласился Ротбирт. Вадомайр покосился на него:

— Да нет, не в этом дело... У моего народа ещё говорят — ОНО не тонет.

Они довольно долго созерцали выгибающийся под ровным ветром парус — казалось, единорог бьёт копытом и откидывает голову. Потом Ротбирт приподнялся на локтях, явно придумав реплику в ответ на «ОНО» — и вдруг выпучил глаза в таком изумлении, какого на его лице никто и никогда не видел. Вадомайр поднял голову.

В трёх сотнях шагов за кормой шёл корабль.

Это был скид, на парусе которого бежал золотой с алым волк Нарайна.

— Откуда его вынесло?! — изумлённо крикнул кормчий, налегая на весло для поворота. Вадомайр откликнулся:

— К бою!

Ударил гонг. На палубе началась быстрая, но несуетливая возня. Было видно, что и нарайнцы вооружаются.

— Подождём затевать драку, — глухо приказал Вадомайр — уже из-под шипастой маски.

— Узнать бы, что они тут делают, — отозвался Ротбирт. Но с нарайнского корабля уже кричал:

— Эй, кто вы, куда плывёте?! Кто старшим у вас?!

Вопросы были наглыми, и на скиде началось тихое рычание. На такое следовало отвечать мечом! Но Вадомайр прокричал в ответ:

— Это «Гармайр», скид кэйвинга Рэнэхида сын Витивалье, анласа из анла-даннэй, властителя Эндойна и носителя Рогатого Венца! Куда мы путь держим — дело наше, а говорю с вами я, Вадомайр Славянин, стормен кэйвинга и пати!

Какое-то время нарайнцы медлили. Потом послышался тот же голос:

— А это «Аруна», скид кэйвинга Фэрна сын Дагана, анласа из анла-атта, властителя Нарайна! А говорит с тобой стормен кэйвинга и пати Свидда сын Вальда, анлас ил анла-атта! Хочешь боя, эндойнец?!

— Ни к чему нам биться и воду не поделишь мечом! — ответил Вадомайр.

Скиды, убирая выдвинутые было вёсла, встали борт о борт. Обе палубы шевелились воронёной и светлой сталью, медью и бронзой. Вадомайр, сняв шлем, смотрел на Свидду, стоявшего на борту скиды — он придерживался за нос и до нарайнца можно было дотянуться рукой.

Свидда был неожиданно молод — едва ли старше Вадомайра и Ротбирта. Длинные волосы заплетены в косы, загорелое открытое лицо, большие серые глаза, а ресницы — как у девчонки, длинные, пушистые... Но у девчонок не бывает шрамов, а правую щёку нарайнца — от виска до угла губ — пересекал шрам от удара мечом. В кольчатом панцире, перетянутом поясом из медных нитей, на котором висели сакса и ножны меча — а сам меч в свободной руке — в кольчужных штанах, без шлема и щита, Свидда смотрел на Вадомайра через узкую полоску воды.

— Куда путь держите? — спросил он уже спокойно.

— А куда лежит ваша дорога? — прищурился Вадомайр.

Парни какое-то время помалкивали, а ветер нёс их корабли на юг. И на палубах молчали. Наконец Вадомайр пожал плечами:

— Мы идём на юг из наших земель, ищем нового.

— А мы из наших — туда же и за тем же, — отозвался Свидда. — И я тебя знаю, Вадомайр Славянин. Не видел, но слышал немало, и это были не худые слухи.

Они снова умолкли. И корабли за их спинами молчали. И каждый на палубах, должно быть, думал, кого же встретили в море — врага из-за неоткрытых пока земель... или всё же друга по старой памяти?

* * *

Кэйвинга Инго сына Хайнэ, анласа из анла-готтэ, правителя острова Эргай принесли в его замок на плаще, промокшем кровью — и сапоги идущих рядом ратэстов со щёлкающим звуком наступали на тёмные пятна, разбрызгивали их по камню. Данвэсское копьё с гранёным тяжёлым наконечником из серого металла было брошено с такой силой, что не спас двойной кольчатый панцирь с нагрудником. Древко срезали, но кэйвинг всё равно умирал. Ртом шла кровь, в зале, где стояли вдоль стен пати, было так тихо, что слышалось, как она булькает в горле, как тихо хрипит умирающий.

И было слышно, как в городе трещат пожары и на пристанях бешено звенят клинки сражающихся.

— По... дой... ди... те... — послышался одышливый голос. Кто-то поспешно сорвал со стены факел, люди придвинулись. Губы Инго — под слипшимися от крови рыжими сосульками усов — двигались липко и медленно. — Дай... те... меч...

Щитоносец — плачущий — принёс двуручный меч кэйвинга, знаменитую Молнию. Инго стиснул рукоять обеими руками и закашлялся.

— Зовите... на... помощ... Мы... не высто... им... — Инго вдруг напрягся и, вскидывая меч, поднялся на ноги. — Дьяус, я иду к тебе! — выкрикнул он. Голос оборвался хрипом — и кэйвинг рухнул на руки успевших его подхватить пати.

— Умер, — сипло сказал кто-то. Ему ответил угрюмый голос:

— И мы не надолго переживём его, сдаётся мне, братья...

...С башни замка было видно, как горит город. На склонах холмов вокруг, до самого горизонта, вдоль побережья рвалось в ночь ослепительное пламя пожаров — горели варды и виноградники. Порт, озарённый пламенем пылающего города, был страшен. Над водой тут и там возвышались обугленные или всё ещё горящие корпуса пущенных на дно судов (боевой флот Эргая погиб почти полностью в бою в открытом море). На улицах, площадях и причалах вповалку лежали трупы. Уцелевшие либо бежали в холмы, либо затворились в городе — единственном месте, куда данвэ не могли попасть.

Пока не могли.

Словно жуткие видения, на широкой воде борт о борт высились восемь золотых кораблей. Иногда с борта какого-нибудь из них взлетал высоко в небо радужный шар, замирал в выси мерцающей жуткой звездой — и по дуге падал вниз, разрываясь ручьями странного голубого пламени. Там, где оно оно текло, пузырился и плавился камень, и люди умирали в муках от удушья, потому что и воздух горел тоже...

Не наигравшись, ан Эйтэн йорд Виардта привёл флот добровольцев под стены Эргая — мстить. И похоже было, что месть ему удаётся. Отряды панцирных данвэ, похожие на жутких бездушных кукол, оживлённых злым волшебством, шли по улицам — поджигали, методично добивали раненых и прячущихся.

Оставшиеся воины заперлись в крепости. Для хангаров — прежних владельцев — её построили сами же данвэ, и в ней оставалась надежда... на что? Женщин, детей, раненых, стариков укрыли в цитадели, а сами вышли на стены — умереть раньше, чем увидеть смерть своих близких — тех, кого не смогли защитить.

Высокий мальчишка, одетый в лёгкий, ещё детский, доспех, стоял на одной из башен, держа под мышкой крылатый шлем. Если бы его увидел Вадомайр — он бы узнал Увальда сына Йохаллы.

Зубы мальчика были плотно стиснуты и оскалены, как у молодого волка. Кое-где повреждённые доспехи ясно говорили о том, что он уже сражался с врагами.

В двух перестрелах от стены, на одной из площадей, в кровавом свете пожаров несколько данвэ сажали на кол обнажённую молодую женщину. Крики несчастной доносились на стену даже сквозь треск пожаров.

Ещё один шар рухнул во двор и выжег в камнях кипящую дыру.

— Ты здесь, Уви? — послышался приглушённый женский голос, и Ринд, вдова кэйвинга Йохаллы, вышла на башню. Малчьик повернулся — со спокойным лицом.

— Зачем ты вышла? — укорил он мать. — Женщинам нечего делать в бою!

Ринд молча погладила Увальда по кольчужному рукаву. Он помедлил, тихо вздохнул... и осторожно обнял мать — так они и застыли.

— Как похож ты на отца! — тихо сказала Ринд. — Я впервые увидела его, когда он был тебе ровесником, мальчик мой... Что будет с нами?

— Мы выстоим против синего огня и против любого штурма! — сказал мальчишка. И уже тише добавил: — Не бойся, мать, я не отдам ни тебя, ни Увольва им в руки.

И был за этим словами второй смысл, ужасный и обрекающий.

— Неужели нас оставили боги и неоткуда больше ждать помощи... — горько прошептала женщина.

— Помощи... — задумчиво сказал мальчик. — Иди, мать, к брату. Иди к брату.

Он отвернулся и стоял так, пока не понял, что женщина ушла.

— Помощи, — повторил он тогда. Густые брови мальчишки — с искрами пожара в них — сошлись в упрямую чёрточку над переносьем.

* * *

Лёжа за рухнувшим причалом, закусив губу, Увальд всматривался в чёрно-алую воду, плещущую у берегов. Он был одет в кожаный жилет, шерстяные штаны и сапоги, а вооружён только саксой.

Сперва он хотел найти лодку и, переплыв пролив отделяющий Эргай от болот, добраться по берегу до Эндойна или Галада. Если повезёт, это можно было успеть за два дня. Эндойнский флот мог если не отогнать врага — то прорваться к Эргаю и вывезти людей.

Но, пробравшись в порт, мальчишка увидел, что его план невыполним. То ли предвидя подобное, то ли от злости данвэ перетопили, сожгли и порубили всё, что могло держаться на воде. Да если бы даже что и нашлось — теперь Увальд отчётливо видел, что проскользнуть на лодке не удалось бы.

Мальчишка с тоской смотрел туда, где лежал берег. Пятнадцать миль. Море спокойное, он бы догрёб ещё до света!

«Боги, что мне делать?! — с отчаяньем подумал он, кусая кулак, чтобы не разреветься. — Отец там, у Дьяуса — я знаю, так подай мне знак, как поступить?!»

И вдруг вспомнилось страшное... и прекрасное. Вадомайр Славянин в доспехах, раненый в плечо, с данвэсской стрелой в боку плывёт через реку.

Мальчишка почувствовал, как напряглись все мускулы. Да, пролив — не река, а зима, пусть и здешняя, тёплая — не лето. Но зато он не ранен и бездоспешен. И Вадомайр спасал свою жизнь. А он — он будет спасать большее: людей, с которыми жил бок о бок и которые ни разу не напомнили ему, что он — не их зинда.

«Поплыву! — решил мальчишка, и сразу легко стало на душе, словно свежего воздуха вдохнул. — А и погибну — так не зря!» — с отчаянной решимостью заключил он, ни на секунду не веря в свою смерть — кто поверит в такое небывалое, если от роду тринадцать зим?!

Короткую молитву он произнёс, уже раздеваясь — и покрепче пригрозил богам, что, если сгинет, то на той стороне не миновать им его кулаков! А вот взять с собой саксу было нельзя — между тем отсутствие оружия переносилось тяжелей, чем отсутствие одежды.

Холодная вода обожгла сердце. Увальд невольно подался назад, задохнулся — а следом за ожогом впилась в сердце клещами тоска. Нет, ему не доплыть! Вода холодна, путь далёк, и как стражи судьбы стоят золотые чудища. Или стрелы найдут его в этой чёрно-алой стыни, или далеко от земли отяжелеют руки, и он захлебнётся водой, тяжкой и густой, как кровь или смола...

И тут он услышал песню.

Звонкий девичий голос летел с высоты крепостных стен — над горящими улицами, над разорённым портом, над трупами, над воинами-данвэ и их золотыми кораблями, над всем островом Эргай, онемевшим от боли и ужаса...

Подняв голову, слушал мальчик песню. И почти не удивился, когда со стены раздалось — словно бы к нему:

Не было ещё у Увальда девчонки, которая могла бы ему так спеть. Эта, на стене, пела кому-то другому, своему воину. Но не всё ли равно?! Яростным и отважным светом вспыхнули глаза мальчишки, и он не заметил, как, присев, толкнулся — и поплыл прочь от причала, лишь голову оставив над водой...

А вслед ему — к кораблям данвэ — неслось уже грозное:

Молча слушали эту песню анласы на стенах. И крепче сжимали оружие, и клялись, что, пока живы они, враг не войдёт в цитадель.

Слушали и молчали данвэ.

* * *

Слушай песни, Увальд много раз пытался представить себе, что ощущали их герои, приближаясь, скажем, к пещере дракона. Теперь он понял — что. И подумал, что они в самом деле были героями. Ведь они шли драться с чудищем. А ему-то предстояло лишь проскользнуть мимо...

Корабли, казалось, спят, устало опустив лапы-вёсла. Мальчишка ужаснулся, поняв, что вёсла эти — не короче скиды, и расположены в три ряда друг над другом! Так близко он никогда ещё не видел золотой корабль. Так может, таков и Нала Скид, корабль Астовидату, что перед концом всех концов и началом новых начал повезёт в бой рати клятвопреступников из ледяных царств?

Вода еле слышно плескалась — он и сам-то почти не слышал этот звук, но лёгкая волна, поднятая им, с шипением лизнула борт золотого корабля. И тут же наверху на высоте хорошего холма, показались несколько голов — ещё более чёрных на фоне чёрного неба.

С отчаянной решимостью Увальд продолжал плыть, ожидая стрелы в спину, готовый, если вздумают выловить, нырнуть и уйти так глубоко, чтобы не вынырнуть, даже если отчаянно захочет жить глупое тело. При мысли о том, что можно попасться живым в руки данвэ, мальчишку затошнило.

Но, очевидно, боги хранили его. Высоко вверху перекликнулись коротко два голоса... и этим дело кончилось.

Охватившее Увальда ликование даже заставило его позабыть, до чего холодна вода и сколько ещё плыть вперёд. Теперь он верил в себя... и верил в море — оно не выдаст!..

...Мальчик плыл всё дальше и дальше на восток — туда, где должно было взойти солнце.

* * *

Когда оно поднялось — Увальд всё ещё плыл, хотя в плечах и ногах свинцовыми шарами перекатывалась усталость. Холода и своих губ он уже давно не ощущал и не мог представить, какими замедленными кажутся его движения со стороны.

Дважды он останавливался и отдыхал — качался на воде, лёжа на спине и глядя в постепенно начинающее светлеть небо. Но во второй раз усталость сморила его — и уснувший мальчишка едва не захлебнулся.

Восходу солнца он не радовался. Во-первых, оно осветило мир и стало ясно, как же далека ещё его цель. Во-вторых, вместе с ним пришёл северный ветер, поднявший волны, на которые часто и бездушно посыпалась снежная крупка из рваных полосок туч. Она секла руки и плечи пловца, когда он приподнимался над водой. Мир виделся чужим, враждебным — и казалось, что мальчишка потерялся в море, как в лесу, и будет плыть бесконечно. Одиночество становилось невыносимым — и — как итог! — пришла спасительная и соблазнительная в своей жути мысль: просто перестать двигать руками и уйти в воду, пошире открыть рот... Это будет не так уж долго и почти не больно. Во всяком случае — быстрей и безболезненней, чем вот так вот плыть и плыть в никуда, когда тебя то обнимает холодная вода, то секут ледяные ветер и снег. А там будут ворота Дьяуса...

 Остановила его не боязнь смерти. И не страх, что Дьяус прикажет гнать за порог того, кто упал под тяжестью взятой на себя заботы. Помешала уйти мысль о тех, кто остался на острове Эргай, там, за спиной. И, стиснув зубы, он продолжал плыть, вспахивая воду так, как плух вспахивает землю — тяжко, медленно... Только вот железный плуг не устаёт.

А море, как большой зверь, сам не осознающий своей силы, то подбрасывало, то опускало его, накрывало волной — и каждый раз становилось всё трудней выгребать к бледному утреннему солнцу... Сил оставалось лишь на то, чтобы держаться на воде, а море само несло его... куда? Он не знал и не хотел знать. Он выгребал из-под норовивших прихлопнуть его волн, хотя и разум и тело кричали ему, что это бессмысленно. Почему он плыл? Увальд не знал и этого. Он не знал даже, как его зовут...

...Ударившись ногами о дно, мальчишка едва не утонул на глубине по колено себе. Плыть тут было слишком мелко, а встать и идти — уже не было сил. Ценой чудовищного издевательства над собой он заставил тело встать на четвереньки и, по-собачьи высоко держа голову, выбрался на берег.

Да. Это были дюны по краю болот. Увальд помнил их по тому страшному походу.

И только теперь мальчишка понял, что он умрёт. Ветер сёк его, как сотня стальных прутьев, выбивал из окоченевшего, не могущего согреться тела последние искры жизни.

Обнимая себя руками за плечи, чтобы сохранить хоть чуточку тепла, Увальд поднялся на ноги. Он обязан идти. И он пойдёт. А когда не сможет идти — поползёт. А потом умрёт.

Пошёл настоящий снег, и его слой быстро покрывал дюны. Почти как тогда — они умирали, но не от холода... Увальд посмотрел на море, надеясь — вновь как тогда! — увидеть скиды.

Нет. Морскую даль затянул буран. Да и очистись она — скиды Эргая лежат на дне. И самого Эргая, считай, нет.

И всё-таки он делал шаг за шагом. Только холод, снег и эти шаги остались в окружающем мире. И он не поверил, увидев на следующей дюне, в каком-то полёте стрелы, шестерых закутанных в плащи всадников на высоких рыжих конях.

Он вскинул руку в небо и закричал изо всех сил — и схватил песок, и песок заглушил слабый сип, выдавленный мальчишкой из сожжённой морем глотки. Но Увальд всё-таки успел заметить, как разом метнулись к нему эти шестеро, и их плащи распахнул, словно крылья, встречный ветер...

* * *

Скиды шли рядом, борт о борт. Сперва Вадомайр приказал своим людям не слишком распускать языки — и, похоже, Свидда велел своим то же самое. Но много ли наплаваешь рядом, видя, как живут другие люди — и при этом молча? Да и потом — похоже, ни те ни другие не таили никаких злых замыслов друг против друга. И уже на вторые сутки Свидда поделился водой, а на третьи, любопытствуя, анласы ходили друг к другу в гости, рассказывая о своём и слушая чужие рассказы. И странно было бы, не сойдись ровесники — Вадомайр, Ротбирт и Свидда — друг с другом ближе...

Скука — опасный спутник плаваний под парусами — отступила. Много нужно времени, чтобы полторы сотни анласов из двух разных зиндов перепели, рассказали и расспросили всё, что знают и что им интересно... Между тем, с каждым днём становилось жарче, и в какой-то момент люди с ужасом заметили, что солнце начало ходить по небу с запада — на восток!!! Едва не началось на палубах побоища, прежде чем убедились все, что ничего худого не произошло. Что же случилось на самом деле — из всех понимал лишь Вадо... Вадим, и он не спешил просвещать людей про экватор и круглую землю. В другой раз всех перепугали крылатые рыбы, дождём рухнувшие на палубу — тут испугался уже и Вадомайр; он спал и одна такая рыба треснула его, спящего, в лоб, оставив крепкую шишку. Но в остальном рыбы были как рыбы — да ещё и вкусные, поэтому в следующий раз зрелище вызвало уже практический интерес, и обе скиды дружно махали щитами, сшибая летунов в воздухе и хвастаясь — у кого улов больше на этой странной рыбалке. А как-то раз, проснувшись ночью, Вадим увидел странный призрак — он бы поклялся, что вдали прошёл ночным морем сияющий огнями круизный лайнер, если бы это не было окончательно невозможно...

По ночам вода горела огнём, как небеса на родном севере. Из её глубины поднимались светящиеся шары, оставляя за собой в глубину пылающий след. Слышались странные звуки — будто дышал кто-то огромный, и ночные вахты превращались то в прекрасное видение, то в сущий кошмар. Как-то ночью двое вахтенных перебудили всех, гоняясь с мечами за синеватыми дрожкими огнями — словно в насмешку перелетали они с борта на ванты, с вант на реи, оттуда — на вёсла... Парни едва не свалились в воду — и, как ворчал кое-кто из старших: лучше бы и свалились, все же знают, что нельзя бегать за ночными огоньками! А на следующий день на мир обрушился такой ливень, что Вадим всерьёз испугался — не залило бы корабль! Но ливень был очень короткий — и тёплый...

...Со времени встречи шли двенадцатые сутки — и семнадцатые с начала пути — когда постоянно дувший ветер утих. «Лёг», как говорили тут — словно об уставшем человеке. Не успели люди сесть за вёсла, как кто-то заорал — весело и звонко:

— Земля по носу! Земля, хэй!

Все бросились на нос и к бортам. Остроглазый не обманулся — у самого горизонта маячила серо-белая полоска. От края и до края, сколько хватало глаз.

— Не остров, — проворчал кормчий «Гармайра». — Южная земля из легенд.

— На вёсла! — закричал Вадомайр, первым бросаясь к своему месту. Следом за сторменом повалили и остальные — и скид словно бы прыгнул вперёд, обогнав соседа. Дружба дружбой, а вот на этот берег Вадомайр хотел ступить первым...

На «Аруне» тоже гребли вовсю и гребцы были не хуже. Но вырвать у «Гармайра» те несколько мгновений промедления уже не могли.

* * *

Никогда в жизни Вадомайр не мог себе представить, что может быть так жарко. А вот Вадим — мог, и уверенно подумал, что на Земле эта местность соответствовала бы по широте где-то Сейшелам. Остальные с испугом косились на краснеющую открытую кожу, и кто-то уже бормотал «а что как почернеет, да и останется — как у хангара?!» Но терпеть в одежде из кожи и сукна не было никакой возможности — под кожаной курткой по телу лились ручьи пота, и анласы сбросили всё, что было можно. Вадомайр — тоже, да и ходить по тёплому прибрежному песку и почти такой же тёплой воде босиком было приятней некуда.

— Какое ласковое море. Как любящая девушка, — сказал, нагоняя Вадомайра, Ротбирт. Вадомайр кивнул. Море — лазурное, залитое солнечным светом, покрытое мелкой рябью спокойных волн — ничуть не напоминало воды северных мест, хмуроватые даже в хорошую погоду.

Анласы разбрелись по берегу, перекликаясь и разглядывая всё вокруг. Кое-кто разжигал костёр, прилаживал над огнём котёл. Другие просто валялись на песке или плескались в море. Когда со скид снесли и начали разделывать нескольких огромных рыбин, похожих на земных тунцов, местные жители — а до этого они жались к своим хижинам, с ужасом наблюдая, как огненноволосые гиганты на руках вынесли на сушу свои страшные корабли! — приблизились, знаками умоляя поменять рыбу на любое количество плодов — невиданных, ярких, привлекательных, многие из которых не знал и Вадим (в остальных он опознал апельсины, бананы, кокосы, манго...) Местные не походили на хангаров — были выше, стройней, но какие-то тонкие, черноглазые, черноволосые, смуглые, мужчины все — с густыми не по-хангарски бородами. У анласов на судах было немало рыбы и вяленого мяса, а жесты местных были настолько умоляющими, что Вадомайр махнул рукой, и Свидда разрешил своим мену. Гомоня и жестикулируя, рыб тут же унесли, а взамен натащили гору фруктов — анласы их тут же разобрали, и Вадомайр, посмеиваясь, стал показывать, как и что есть. Апельсины понравились всем без исключения, а вот бананы — мало кому, но Ротбирт от них оказался без ума. Свидда налегал на финики. Видя, как нравятся рыжеволосым их мена, местные с улыбками натащили ещё — уже просто так. И высокий седой старик в белой шапочке, ткнув рукой в подарки, что-то сказал с улыбкой.

— Вкусно, — ответил Вадомайр и повторил то же на русском, английском и французском — но старик явно не понимал ни одного из этих языков. Другая планета оставалась другой планетой... — Спасибо, отец, — и поклонился.

— Добрый народ, — заметил Ротбирт. — Но почему они не ходят в море сами? Неужели не умеют её ловить?

— За мысом — сети на берегу, — ответил Вадомайр. — Я видел с воды. И лодки. Большие, в пол-скиды... Может, они поймут хангарский?

Он не ошибся. В ответ на кое-как слепленные вопросы на хангарском старик оживился и, кивнув, ответил полупонятно, но смысл улавливался:

— Да, мы рыбаки. Селение наше живёт от моря уже почти три сотни лет. Но духи моря, как видно, разозлились на наших молодых — и то сказать, непочтительны они стали, вот в моё время... — старик покачал головой. — Духи послали страшное чудище в наши воды. Оно не даёт никому отойти от берега, рвёт сети, пожирает людей... Потому мы сперва испугались вас — с моря раньше приходили похожие на вас люди на сверкающих кораблях...

— Данвэ! — вскрикнул Ротбирт, а Свидда хрипло прорычал божбу и обещания. Сатрик кивнул:

— Да, они себя называют похоже... А раз вы не похожи на них и всё-таки пришли с моря, мы приняли вас за посланцев злого чудища из глубин.

— Спроси его, Вадомайр, какого обличья чудище? — предложил Свидда. Вадомайр задал вопрос, и старик глубоко вздохнул:

— Если ты говоришь на языке людей Хангири, то, верно, знаешь их бога?

— Знаю, — подтвердил Вадомайр. И вспомнил раскинувшего щупальца кракена на потолке зала...

— Ты веришь в него, юноша?

— Нет, — твёрдо ответил Вадомайр. — Мои боги сильнее, — он и сам не заметил, что говорит. — Они — боги грома, ветра и света, поражавшие чудищ более страшных, чем поганый Чинги-Мэнгу.

— Может и так, если вы проплыли невредимыми мимо стража злых духов, — кивнул старик. — Страж похож на бога страны Хангири. У него много длинных рук и тело, похожее вот на эту косточку, — он показал косточку финика. — И большие злые глаза. Не как у рыбы. У него умные глаза... Он длиной с оба ваших корабля, если их поставить нос к носу.

— Кракен, — сказал Ротбирт. Вадомайр кивнул. Свидда тоже:

— С два наших корабля, — пробормотал он и высыпал сухой песок из кулака на босую ногу. — Это много. Мой отец убил ледового кракена, но тот был меньше.

— Скажи, старик, а почему хозяин ваших земель не защитит вас? — спросил Ротбирт. — У него нет кораблей? Или его воины трусливы?

Старик вздохнул:

— У хантари Клухоша есть большие корабли. И много храбрых воинов. Но он не станет выходить в море, чтобы защитить простых рыбаков.

— У нас такого вождя назвали бы не только трусом, но и глупцом, — сказал Ротбирт. — Разорив своих людей, чего он станет ждать от них?

Стари к вздохнул вновь:

— Хантари возьмёт своё, даже если мы будем умирать с голоду... Мы хотели позвать воина из других земель. Но таким нужно много платить, а мы бедны...

— Платить?! — поразился Свидда. — Что это за воин, говорящий о золоте до боя и идущий на бой за серебро?! Слава — вот награда! Серебро утечёт через пальцы, постареют красавицы, падут кони, кушанья будут съедены, а слава останется и достигнет с воином ворот в доме Дьяуса!

— Говорят, был кэйвинг Арта на старой земле, — сказал Ротбирт. — И повадился к нему на двор змей Гриста, посланный Астовидату, и таскал воинов, пока не пришёл сын Вайу Верасена и голыми руками не оторвал чудищу голову...

Вадомайр поднял бровь и сказал медленно:

— Это ты хорошо вспомнил вашу историю... Если пойду я на рыбалку, то...

— ...то и я буду рядом с тобой, — просто ответил Ротбирт. Улыбнувшись друг другу, парни посмотрели на Свидду. Тот улыбался тоже:

— Может, и для третьего найдётся место на той рыбалке?

Анласы засмеялись. Вадомайр увесисто ткнул Свидду в плечо — земного мальчишку такой тычок усадил бы в песок, но нарайнец даже не качнулся.

— Старик, — Вадомайр обратился к собеседнику, внимательно вслушивавшемуся в речь чужеземцев, — если вы дадите нам лодку и скажете, где чаще всего видели чудище, мы поплывём и убьём его.

Старик недоверчиво качнулся назад, оглядел парней и покачал головой:

— Нет. Посланец духов убьёт вас, наших гостей, и мы покроем себя позором, как не сумевшие их защитить и ли хотя бы остеречь...

— Старик, — прервал его Вадомайр. — Я не видал ещё своей шестнадцатой зимы. Но когда я иду в бой — пусть с моей дороги убираются боги. Когда я чего-то хочу — я беру. Я вгоню копьё в ваше чудище и приволоку его к этому берегу, чтобы каждый из вас мог на него плюнуть.

Старик заглянул в глаза морского пришельца — и ощутил страх. Они были серые, словно сквозь череп просвечивало предштормовое небо. И в них читались упорство и пренебрежение к мелочам вроде судьбы. Таких глаз старик не видел ни разу — за всю свою долгую жизнь... кроме того раза, когда он, ещё молодой, с семью такими же молодыми парнями, чая мести, напал на одинокого данвэ, купавшегося за южным мысом... видел — за миг до того, как голыми руками данвэ убил четверых из восьми напавших, заставив бежать остальных... И старик испугался — а уж не злого ли духа залучит он в помощники против злого духа?! И чем придётся платить за ту помощь?

Но отказываться старик не хотел тоже. Без рыбалки деревня просто вымрет... если раньше не спалит её хантари Клухош — за неуплату налогов.

— У нас нет денег... — медленно сказал он. — Но вы возьмёте самых красивых девушек и мальчиков...

Вадим сделал нетерпеливый жест рукой:

— Нам нужна только лодка, старик.

Он уже начал презирать этих людей — добрых, гостеприимных, но каких-то жалких и забитых.

Интерлюдия: «Дорога»

* * *

Лодку они выбрали сами — что-то вроде куттера с латинским вооружением. Тут, конечно, не знали таких слов, но выглядел кораблик именно так, Вадим в этом разбирался. В своё время он вслед за Олегом прочитал немало книг Крапивина — и все эти паруса-реи-ноки, которые Олега раздражали, Вадиму неожиданно прочно врезались в память. Сейчас он, оседлав борт, сильно рванул за брас, поворачивая рею — она ходила легко, бесшумно. Ротбирт прохаживался вокруг, как кот около сметаны — простукивал, оглядывал борта. Свидда, забравшись на нос, растягивал шкаторины бом-кливера и кливера, проверяя их на прочность.

— Борта на гвоздях, — чуточку брезгливо сообщил Ротбирт. — Лучше бы на честном слове анласа — оно, право, намного крепче.

— Да, тот, кто сбивает корабль гвоздями, строит себе лестницу на ту сторону куда раньше положенного срока, — согласился Свидда. — Еловые корни — вот дело!.. Может, нам пойти на одной из наших скид?

Вадомайр соскочил на песок:

— Нет, — буркнул он. И пояснил с улыбкой: — Ни к чему делить славу больше, чем на троих.

Ротбирт прищурился и щёлкнул языком. Он готов был прозакладывать руку, что его друг просто не хочет рисковать людьми и скидами. Вслух же сказал только одно:

— Самое малое — три дня будет штиль. Пусть все отдохнут и почистят днища, пока мы будем охотиться, а то досок уже не видно за этим отродьем, — он имел в виду ракушки.

— Вот мы со Свиддой сейчас и распорядимся, — Вадомайр с удовольствием потянулся, повыл немного, — а ты давай грузись!

* * *

Обе команды были не слишком-то довольны, что их оставляют. Все обступили сторменов, особенно орали те, кто помоложе. Вадомайр и Свидда были непоколебимы и явно переорали своих людей, а к лодке возвращались уже в обнимку, пересмеиваясь. Вадомайр опять начал тянуться, и Свидда заметил:

— Здоров ты.

Вадомайр улыбнулся широко, выбросил вперёд ладонь с растопыренными пальцами:

— А?

— Давай! — сверкнул глазами Свидда, с размаху впечатывая свою ладонь в ладонь славянина. — Р-р-раз...

Оба побагровели от натуги. Сжатые в живых тисках пальцы наоборот — стали белыми. На руках под тонкой покрасневшей кожей вздулись мускулы. Ноги, расставленные для упора, начали уходить в песок... Наконец Свидда выдавил вдруг с рыком:

— Ар-р-р-р... держите меня! — и Вадомайр упал на колено. Смеясь, потряс в воздухе рукой:

— Ого! Вот кто здоров!

Зайдя с бортов, они налегли плечами и, упираясь ладонями, буквально перенесли лодку — вместе с хохочущим Ротбиртом — на воду.

* * *

На лодку погрузили два бочонка пресной воды, вяленое мясо, свежие фрукты... Доспехов никто, конечно, не взял — но с мечами и саксами расстаться анласы не собирались, а со скид принесли три кавалерийских пики и столько же копий для охоты.

Ветра опять не было, и Вадомайр закрепил в уключинах две пары вёсел — на взгляд анласа не только слишком коротких, но её и нелепо сделанных. За первой парой устроился Ротбирт, за второй — Вадомайр, Свидда сел за кормовое весло. С берега неслись добрые пожелания и напутствия, в которых отчётливо проскакивали завистливые нотки.

Трое мальчишек на рыбачьей скорлупе отправлялись убивать существо, которое учёные люди однозначно опознали бы как архитойтиса — кальмара, способного уволочь на дно немаленький корабль. Отправлялись, имея только холодное оружие — просто потому, что им так захотелось. И потому, что в давние времена герои так уже делали — а чем хуже они?!

Наверное, во все времена юным казалось, кажется и будет казаться, что всё самое героическое и интересное уже сделано теми, кто жил до них — а на их долю уже ничего не достанется. И они спешат, торопятся, чтобы хоть в чём-то сравниться с теми, прошлыми... и зачастую превосходят их, чтобы потом новые молодые вздыхали о героических временах предков...

...Две пары вёсел, к которым анласы быстро приноровились, несли куттер в направлении, указанном рыбаками. Вадомайр и Ротбирт гребли с удовольствием, шелестела за бортами вода, разваливаясь на два стеклянно-зелёных с белой каймой гребня. Вёсла входили в неё плавно, быстро, не утомляя. Свидда, сидя на корме, щурился на солнце, посвистывал, напевал, выправляя курс. Берег почти скрылся из глаз, когда он весело крикнул:

— Аой! Ветер!

— Суши вёсла, ставь парус — ха! — ответил Вадомайр.

— Ха! — Ротбирт налёг на брас. Шурша по рее кольцами, парус, до той поры льнувший к мачте, развернулся в тугой треугольник и натянулся под ударом подоспевшего ветра. Ротбирт захлестнул брас, фиксируя курс. Вадомайр, повиснув спиной над водой за кормой, крепил брамселя, отворачивая от волн мокрое смеющееся лицо.

— Ух! — куттер с громовым ударом зарылся в волну, и Вадомайр в следующий миг взлетел верх — мокрый насквозь, но весёлый, хохочущий, в ореоле брызг, перескочил на палубу между лавок и схватился за плечо Ротбирта: — Мы как ветер летим, взгляните же!

Вода запела веселей. Куттер нёсся вовсю. Ротбирт оттеснил Свидду от руля, и тот вместе с Вадомайром уселся на борт, держась за ванты, чтобы уравновесить крен.

— К повороту! — проорал Ротбирт, упираясь ногами в днище. — Живей, именем Вайу! Поворот!

Вадомайр прыгнул на борт, дёрнул брас и конец реи треснул по спине Свидду, зарывшегося носом в бочонок.

— Ну ладно, — усмехнулся тот, плеснув в лицо забортной водой, — потом сквитаемся...

— Я не нарочно, — тут же отреагировал Вадомайр.

— Неплох был поворот, — сообщил Ротбирт со своего места, — а потому — смиримся с мелкими потерями.

— Смиримся, — согласился Свидда, потирая ушибленную спину, — на время.

* * *

Три небольших островка, указанные в деревне, отыскались почти сразу — Ротбирт с его чутьём не промазал в океане, как не мазал из лука. Покрытые зеленью, пышные, они удивительным образом смешно напоминали плавающие в похлёбке зёрна пророщенного овса.

Парни утомились от приторной тропической роскоши и сейчас, разлёгшись в лодке, лениво созерцали высокое вечернее небо, горящее закатными красками море, солнце, садящееся за острова — и саму их тёмную, почти чёрную на фоне заката зелень. Вадомайр, лёжа на планшире, опустил в воду руку и ногу. Свидда валялся, положив ногу на ногу и закинув руки под голову, на высоком носу. Ротбирт устроился на второй скамье, свесив ноги за борт, что-то напевал. Потом сказал:

— Не очень-то спешит здешний кракен. Я думаю — может, его позвать? — он приводнялся, и над водой полетело: — О-хой, о-хо-о-ой!

— Наверное, ночи дожидается, — предположил Вадомайр, булькая рукой в воде. — Ну, я никого не неволю, а сам выкупаюсь!

Он стащил штаны, встал на качающемся борту и, оттолкнувшись, бухнулся в воду. Куттер закачало.

— Да чтоб тебя!.. — завопил Ротбирт. В ответ донёсся смех — Вадомайр, наполовину выскакивая из воды, обеими руками вмах грёб к острову.

— Догони-и-и! — послышалось задорное.

— Догонишь тебя... — проворчал Ротбирт, укладываясь. — Камень тебе на шею, да и то вывернешься.

Свидда зевнул, и мальчишки больше не произнесли ни слова, пока Вадомайр не вдёрнул себя в лодку.

— Вода тёплая, как подогретая, — сообщил он, отжимая волосы. — Будете плавать?

— Нет, — Ротбирт устроился удобнее. Свидда покачал головой.

— Ну тогда спать давайте, что ли... Уж если кракен не клюнет на такую наглую приманку... — Вадомайр пожал плечами.

Ещё до того, как стемнело полностью, все трое уже спали. И не видели, как в полёте стрелы от них поднялась из глубин океана светящаяся масса...

* * *

Свидда проснулся первым. Проснулся от холода — остывшая за ночь вода студила воздух над океаном.

Рассвет был потрясающе красив. Свидда, не сводя глаз с поднимающегося из вод огненного крылатого шара, оседлал нос — словно коня — и, держась руками за брус, звонко, протяжно и задумчиво, пропел:

— но тут взгляд его упал на спящих эндойнцев. И задумчивость сменилась коварной усмешкой. Ротбирт спал на животе — стоя коленями по обе стороны скамьи и уложив голову на руки. Вадомайр устроился сидя у него в головах и уложив запрокинутую голову на плечо друга.

Зачерпнув обеими ладонями воды из-за борта, Свидда тихо перешагнул через скамью и очень аккуратно вылил воду на лицо Вадомайра.

— Дождь... — пробормотал тот по-русски, причмокнув губами. — Воронки растягивайте, собирайте воду... — добавил он на анласском. И даже не проснулся толком.

— Во-о-от как?! — обиделся Свидда. — Ну... — он зачерпнул воды теперь уже рубахой и, помедлив секунду, вывернул её над спящими.

— Я-а-а-а-А-А-А!!! — завопил Ротбирт, вскакивая. Вадомайр шатнулся с его плеча, впечатался лбом в скамью. — Тонем!!! Ой, что это?!

— Месть — вещь, угодная богам, — наставительно сказал Свидда.

— А сейчас мы проверим, угодна ли богам твоя жизнь, — пообещал Вадомайр. — И ещё — как ты плаваешь!

Он прыгнул на нарайнца, и оба, сцепившись, грохнулись за борт. Ротбирт, смеясь, нагнулся через борт. Его друзья позабыли о схватке — плавали кругами у лодки. Вода тут, у берега, была прозрачной до самого дна, где таинственно шевелились, тянулись вверх от зелёных камней, плети водорослей, алели и чернели веточки драгоценных кораллов и мелькали стаи разноцветных рыб. Ротбирт начал стягивать штаны, собираясь прыгнуть за борт, туда, где уже у самого дна вертелись два гибких тела — Вадомайр и Свидда самозабвенно гонялись друг за другом...

Рыбьи стаи исчезли разом. Ротбирту почудилось какое-то движение — дальше, где солнечные подводные склоны всё круче и круче скатывались в холодные океанские глубины, чернеющие жутью. И вот эта чёрная жуть... она двигалась.

Больше того.

Она... она выбрасывала щупальца.

Да. Огромный сгусток тьмы словно бы наползал на солнечное дно. И шевелил пучком толстых, гибких тяжей.

В первую секунду Ротбирт захлебнулся страхом. Но уже через миг заорал:

— Вадомайр! Свидда! Скорей в лобку — кракен! Кракен!! Кракен!!!

Два человека продолжали мелькать над дном в то время, как к ним приближалось чудовищное порождение мрака океанских глубин. «Не слышат! — понял Ротбирт. — Под водой не слышат!» — и он махнул в воду, не снимая штанов.

Под водой кракен сразу сделался вдвое больше, чем был. Ротбирт видел его глаза — два беспощадных жёлто-чёрных круга. Но это была разумная беспощадность, как у врага, с которым сходишься грудь с грудью... только перед врагом твоя грудь не голая, ты не безоружен — а сам враг не до такой степени превосходит тебя силой...

Заметили! Оба плыли навстречу, наверх. Мелькнуло перекошенное напряжением лицо Вадомайра, изо рта — цепочка пузырьков... Ротбирт заработал руками, несколько мучительно долгих мгновений, обмирая от ужаса, оставался на месте, но потом выскочил из воды, словно пробка.

— Скхо... рк-х-хх-е-е-е-ей... — хрипел Вадомайр, качаясь на волне и помогая влезть Свидде — тот, дрыгнув ногами, перевалился в лодку.

— Лезь! — завопил Ротбирт, выплывая чуть в стороне и в два гребка оказываясь у борта. Его сводило, скручивало нестерпимой жутью — какой он, отважно сражавшийся на суше и воде с малолетства, никогда ещё не испытывал. Что-то коснулось его ноги, соскользнуло — и Ротбирт, рассекая лоб о борт, упал на дно.

Вадомайр — одним богам ведомо, когда и как он влез! — уже хватал копьё. Второе держал Свидда. Ротбирт ухватился за пику. Все трое застыли по бортам — в напряжении, ожидая появления врага.

Кракен мог раздавить куттер щупальцами, не всплывая. Но ему захотелось посмотреть на людей вблизи...

Подлодка, подумал Вадим. Это как подлодка всплывает. В полусотне шагов в плеске и грохоте поднялось веретенообразное, расширенное к хвосту тулово длиной не менее пятидесяти шагов. Щупальца такой же длины и толщиной с хорошую мачтовую сосну были обманчиво-бессильно простёрты по воде. И там, откуда они расходились, холодно и зло смотрели огромные глаза. Воздух наполнило нестерпимое зловоние.

— Да это же... из камнемёта убивать... — пробормотал Ротбирт, облизнув губы. Вадомайр повёл плечом, посмотрел странно и пробормотал:

— А вот и порождение мрака — так чего стоят боги и кто мы сами? — казалось, он и не слышал друга.

Взметнулись два щупальца — покрытые с внутренней стороны розовыми пульсирующими, словно мерзкие рты, присосками. Кракен разом надвинулся... Вадомайр — в развороте всего тела — послал вперёд копьё, утонувшее в основании щупальца. Брызнула бурая кровь. Второе щупальце отдёрнулось — Ротбирт сделал выпад пикой.

— О-хой! — выкрикнул Вадомайр. — Вот так бьём!

— Вайу и сталь! — вторым уколом Ротбирт снова заставил щупальце отдёрнуться, но веретено пики, словно живое, выскочило из его рук и переломилось.

— Брат! — Вадомайр кинул ему вторую пику. Над спиной его взвилось щупальце... Свидда, коротко выдохнув, загнал в жуткий тяж своё копьё.

Кракен исчез так же быстро, как появился. Парни переглядывались. Все трое были бледны, но страха никто из них больше не ощущал...

...Щупальца взметнулись лесом со всех сторон. Рухнули на куттер, дробя его в щепу...

— В воду! — закричал Вадомайр. Свидда почему-то задержался... Лопнувший брус ударил Вадомайра в грудь, и тот, захлебнувшись криком, молча канул в глубину.

Свидда увидел мелькнувшие пятки Ротбирта — тот мгновенно набрал воздуха и нырнул. Вадомайр опускался в глубину боком, от груди тянулись нити крови. Ротбирт уходил следом за ним отвесно, держа в левой руке саксу.

Кракен надвинулся сбоку — метнулись щупальца. Ротбирт извернулся в воде, мелькнуло тяжёлое лезвие... Одно щупальце отдёрнулось, заливая всё вокруг облаками крови. Вадомайр лёг на камни на дне. Ротбирт подхватил его под руку, с усилием погрёб вверх, отмахиваясь саксой от щупалец.

Свидда задержался, потому что надо было схватить третье копьё. Набрав столько воздуха, сколько было возможно, он кувыркнулся в воде и пошёл вниз...

...Ротбирт вынырнул на поверхность. Голова Вадомайра моталась, из угла рта текла кровь.

— Очнись! — Ротбирт ударил друга по щеке. Тот кашлянул. — Цепляйся, держись! — он подгрёб к обломку куттера. — Цепляйся!

Вадомайр машинально вцепился в дерево. Ротбирт подтолкнул его, укладывая на доске, а потом ринулся вниз.

Свидда сражался. Он колол и рубил копьём, ловко ускользая из-под щупалец, и в стороне уже судорожно дёргался обрубок, а второе щупальце было рассечено надвое. Но Ротбрит понимал, что гигантская тварь даже, так сказать, не запыхалась... а человек под водой не выдержит даже просто темпа схватки. Свидда непременно допустит ошибку — и щупальца превратят его в мокрое место. В прямом смысле слова.

«Дьяус, помоги мне! — взмолился Ротбирт. — Ничего мне не надо, и место моё за своим столом отдай другому — но сейчас дай мне спасти друга и брата!»

Свидда выронил копьё, задёргался, словно муха в паутине, беспорядочно молотя руками и ногами, потом погрёб вверх — начал задыхаться. Щупальца жадно ринулись следом...

...Ротбирт опустился на лоб кракена — мощный, покатый — поразившись тому, какой он упругий. Молча, давя в себе привычный боевой клич, он обеими руками всадил саксу между жутких глаз и рванул её вниз, распахивая длинную рану. Хлынула кровь — ничего не видя, Ротбирт колющим ударом, погрузив руки в рану по плечи, вогнал лезвие в мозг кракена.

Он ожидал агонии, подобной агонии раненого смертельно кита. Но кракен лишь судорожно распростёр щупальца... и замер. Окаменел. Он в самом деле имел мощнейший мозг. И, подобно человеку, умер сразу же, как только этот мозг перестал функционировать. Сила кракена, позволявшая ему столетиями одолевать всех своих врагов в глубинах океана, оказалась его слабостью перед человеком со стальным клинком.

Чувствуя, что лёгкие замирают, цепенеют, Ротбирт мощным толчком послал себя вверх. Ему казалось, что он поднимается столетия. И он уже толком ничего не хотел, когда Свидда, схватив его за волосы, буквально причалил к обломку, в который Ротбирт вцепился, ничего не понимая.

— Где... кра... кен?.. — выдохнул Свидда.

Ротбирт, опустив гудящую голову на доску, ткнул вниз рукой. Ему казалось, что тело — очень лёгкое, и его просто отрывает от деревяшки и куда-то несёт.

— О боги... — выдохнул Свидда. Кракен лежал внизу, на камнях. Казалось, что он шевелится... но это перемещалась вода, и кровь плыла вместе с движением струй. «Акулы! — тряхнуло Свидду. — Они приплывут на кровь!»

Ротбирт уже отдышался. Вадомайр тоже пришёл в себя, но всё ещё задыхался и отплёвывался кровью, на груди его растёкся багровый синяк с глубокими порезами. Свидда и Ротбирт, плывя за доской, толкали её к берегу, пока не выползли на прибрежный песок сами и не вытянули друга.

* * *

Вадомайр проснулся от боли. Странно, но болела голова, рот пересох. Не открывая глаз, он подвигал плечом, вздохнул. Ничего... больно, конечно, а всё-таки терпимо.

Хотелось пить. Он открыл глаза и сел.

Вокруг был прибрежный песок — сухой и горячий. Штаны, волосы, всё тело покрывала белая корочка соли. Проверяя, на месте ли сакса, Вадомайр оглянулся.

Друзей нигде не было видно, но по сыпучему песку тянулись в разные стороны две цепочки следов. Одна — вдоль берега, другая — к зелёной роще пальм. Настоящих пальм, точно как на Земле.

До Вадомайра постепенно начал доходить идиотский комизм положения. Они сидят без лодки на каком-то островке и, как видно, просидят ещё долгонько. В целом он не так уж и беспокоился — их воины не трусливые местные, они отправятся искать вождей, даже если будут думать, что их сожрал кракен.

Кракен! Вадомайр сплюнул сухой слюной. Да, чудище убито. Но что можно предъявить в доказательство? «Посланца духов моря», наверное, уже дожирают акулы... Однако, раздражение почти тут же сменилось восхищением. Он пообещал себе, что непременно закажет кому-нибудь из сэпов песню об этом бое.

Вадомайр поморщился. Боль то и дело огненной строчкой проскакивала от виска к виску. Странно, по голове вроде бы не били, а болит так, как будто с маху прилетело боевым молотом. Солнце напекло...

Поднявшись и кое-как переждав тошноту с закрытыми глазами, Вадомайр посмотрел в сторону рощи и двинулся туда.

Внутри почти не было тени, а сама роща оказалась всего лишь язычком зелёного покрова, занимавшего, кажется, весь остров кроме узкой полосы побережья. Из-под корней одного дерева выбегал ледяной ручей с очень вкусной водой — мальчишка напился так, что булькало в животе, вымылся и помотал в воде волосами. Стало намного легче, и он с некоторой долей симпатии посмотрел вокруг. Конечно, тропики — не лес, а загородка из метёлок. Вокруг было полно пёстрых птиц — они перелетали с дерева на дерево, дрались и вопили так беспрестанно, что шум и гам почти не замечались.

Надо было позвать друзей, но Вадомайр в силу уже ставшей привычкой воинской осторожности не торопился — смолчал и прислушался. И почти тут же, замерев, тихо потянул руку за саксой. Кажется, роща оказалась ловушкой. В её глубине звучали несколько голосов, говоривших на языке, похожем на язык анласов — но не на нём.

Вадомайр ни за что и ни с чем не спутал бы эти интонации — металлически-звонкие и резкие. Не меньше трёх данвэ! Он и с мечом и в доспехах не справился бы сразу с тремя. А тут...

Воин может быть сколь угодно храбр. Но очертя голову и не считая врагов в бой бросаются лишь охваченные безумием сражения. Очень медленно и плавно Вадомайр шагнул за дерево, уже кляня эту светящуюся насквозь рощу — и лёг на песок.

Так. Если друзья пошли туда — они без сомнения уже убиты. А данвэ на острове — не исключено — больше, чем пальм в этой роще. На победу надежды нет, бегать по острову и прятаться — противно, так хоть уложить нескольких напоследок... но как?

Голоса вроде бы умолкли — нет, остался один. Сам с собой разговаривает, что ли? Или командует? А данвэ вдруг... запел. Причём, насколько Вадомайр мог судить, без конца тянул одну и ту же строчку. «Сумасшедший! — вдруг подумал мальчишка. — Говорит сам с собой на разные голоса, поёт... А, ладно. Если так — в случае чего отобьюсь... Но как он сюда попал-то?»

Страх исчез. А вот неуёмное любопытство осталось и гордо вышло на первый план. И Вадомайр уже совсем было решил взглянуть на ненормального, когда до его слуха донесся вполне человеческий смех, а потом — звонкий голос Ротбирта:

— Э, да ты просто на хангмоте выступаешь, так говоришь!

Уже совсем ничего не понимая, Вадомайр встал и почти побежал на голоса — неизвестного данвэ и Ротбирта, невесть почему весело подначивавшего того говорить, да побольше. И...

— Блин, попугай! — вырвалось у Вадима по-русски.

Да, Ротбирт болтал с попугаем — здоровенной ало-синей птицей, длиннохвостой и кривоклювой, которая сидела на ветке и трепалась на языке данвэ. У ног Ротбирта лежала куча кокосов — наверное, парень сбивал их с дерева, когда появился этот болтун. При виде второго человека попугай покачал хвостом — но не улетел, а Ротбирт резко обернулся и с улыбкой одновременно весёлой и напуганной сказал:

— Куда же мы заплыли? Рыбы летают, как птицы, птицы говорят, как люди...

— Это попугай, — пояснил Вадомайр. Попугай что-то завопил — на этот раз по-птичьи. — Он понимает не больше, чем эхо. Просто повторяет то, что ей сказали.

Ротбирт с сомнением посмотрел на птицу через плечо, потом поднял орех, снёс ему верхушку и подал Вадомайру:

— Вкусно.

— Кокос, — пробормотал Вадомайр и начал пить. Какая-то мысль не давала ему покоя. Он уже отпил половину... как вдруг поперхнулся. — Птица...

— ...повторяет то, что ей сказали! — закончил Ротбирт; его глаза стали слегка испуганными, он огляделся, сжимая саксу. — Мы читаем мысли друг друга, брат. Тут...

— ...есть данвэ. Или были, — заключид Вадомайр. — Надо скорей найти Свидду.

— Он пошёл вдоль берега, — сказал Ротбирт. — Дорого я бы дал за лук!..

...К той оконечности, куда ушёл Свидда, остров поднимался от пляжа песчаным гребнем. Поэтому-то мальчишки увидели Свидду раньше, чем он их.

— Он что-то нашёл, — сказал Ротбирт. — Не пойму, что?

Вадим промолчал.

Свидда прохаживался возле лежащего на борту — полувыброшенного на берег — небольшого бело-золотого катера. Катера с подвесным мотором.

* * *

Рыбаки ни на секунду не усомнились, когда Вадомайр сказал им, что Ротбирт убил кракена. Их шумное ликование и искренние, но навязчивые знаки внимания скоро здорово надоели анласам, и почти все они, забравшись на корабли, завалились спать, выставив охрану.

А Ротбирт долго не мог уснуть. Он обходил посты, поднимался на скиду, бродил по берегу. Беспокойство мешало даже просто прилечь. Даже то, что Вадомайр вроде бы спит, не вернуло Ротбирту равновесия.

С раннего детства в полусказочных песнях, перед исполнением которых скопы честно предупреждали: не мы складывали, не нам отвечать за неправду, перед Ротбиртом жили образы самодвижущихся лодок, летящих в небе людей, повозок, бегущих без лошади или быка... Он твёрдо знал, что всё это — сказки. Но тогда — в их первую встречу — Вадомайр метнул из руки гром, и это не показалось Ротбирту, как он сам себя убеждал. И сейчас... Ротбирт мог поклясться — на странный самоходный кораблик, который с таким воем и свистом доставил их к своим, перепугав заодно всех вокруг, Вадомайр смотрел, как... нет, не испуганно... как... так смотрят на давно потерянную вещь, в существовании которой и сам уже разуверился... а она вдруг выкатывается под ноги. И как уверенно управлял он этим корабликом...

Устав от бесплодных размышлений, Ротбирт вернулся в лагерь и со вздохом улёгся рядом с другом на разостланный плащ. Над головой сияло чужое небо с крупными, непривычными звёздами — мальчишка не мог найти привычной Лосихи, Глаз Великана, Небесного Гвоздя... Вадомайр вздохнул во сне, нашарил край плаща, укрыл им ноги — от воды начало тянуть холодком — и что-то сказал на своём родном языке. Ротбирт посмотрел искоса на спокойное, расслабленное лицо друга. Вздохнул снова. И закрыл глаза...

...Выползшая из леса или моря злая мора уселась Вадомайру на грудь и начала плести липкие, тягучие нити кошмарного сна. Горел багровый огонь в чёрных и золотых чашах. Каменные истуканы, смыкаясь в боевой строй, шагали на Вадомайра — и с хрустом валились, словно фигурки для игры, открывая морду грифона... нет, нарисованную морду грифона на носу угловатого серебристого аппарата. Вадомайр... нет, Вадим бежал изо всех сил, но два алых пучка света из глаз грифона настигали его, ловили и больше не выпускали. Сотни боевых кораблей летели над выжженной землёй, над морем, покрытым обломками судов, извергали серебряный металлический ливень и лимонное призрачное пламя — летели в неправдоподобно чётком строю, красивом и грозном. Люди прятались в пещерах, в лесных чащах, где их разрывали невиданные, вошедшие в кошмар из ещё большего кошмара, чудища. Потом спустилась ночь — и осталась только ночь. В этой ночи стоял Вадим, держа в руке свой меч — перед собой, словно в ожидании нападения. А из мрака двигалось что-то, чему не было ни названия, ни облика...

...Ужас, при ближавшийся из тьмы, заставил Вадомайра проснуться.

Этот же ужас спас ему жизнь.

Он успел заметить высверк ножа, вскинутого над ним — через всё звёздное небо. И ударил под этот высверк левой, а ниже — правой.

Кто-то, охнув, отлетел в сторону. Вадомайр вскочил. В темноте метались огни, звенела сталь, кричали люди. Чёрная фигура поднималась на ноги, и Вадомайр, словно падая вперёд, нанёс быстрый свинг — в левую скулу ночного гостя правой. На этот раз нападавший даже не вскрикнул. Вадомайр цапнул с песка меч, заорал во всю силу лёгких:

— Рот-би-и-и-ирт!!!

Ответа не было, только звенела сталь и слышались крики. Из темноты возник ещё один нападающий, и теперь Вадомайр рассмотрел его. Обтянутый чёрным так, что не осталось ничего открытого, даже глаза — словно у насекомого — закрыты чёрными линзами. Мальчишка не успел отреагировать — чёрный вдруг словно пропал куда-то, правый локоть сломала боль, и Вадомайр полетел на песок, а нападающий оказался на нём — придавил шею коленом и ловко скручивал руки ремнём.

Парень начал рваться — молча, бешено выкручиваясь. От нападавшего пахло человеком — потом, злобой, напряжением, азартом — хорошо знакомо пахло, пахло боем. Этот странно успокоило... Вадомайр не давал заломить руки одну к одной, уперся ногами и сильным рывком всего тела — словно вскидываясь в седле — швырнул врага с себя в песок. Тот упал ловко, не выпустив руки Вадомайра, но мальчишка развёл их рывком — и сам навалился сверху... однако нога противника оказалась на шее подколенным сгибом, и Вадомайр кувыркнулся в сторону, не успев даже дёрнуться; последовал точный пинок в пах, и сверху на мальчишку снова навалились.

Точнее — попытались. Вадомайр успел развернуться боком и обрушил сцепленные кулаки на удобно пришедшийся затылок врага.

От такого удара спастись было нереально. Раздался короткий хруст, ноги и руки врага дёрнулись, и он ткнулся в песок.

— Вадомайр! Стормен! — из темноты разом возникли воины, как по волшебству — словно спали злые чары. Вадомайр поднимался на ноги, ощущая мерзкую дрожь внутри.

— Где Ротбирт? — спросил он.

* * *

Деревню вырезали. При виде этого зрелища Вадомайра охватил не испуг — он ощутил изумление. Почти сто человек — мужчин, женщин и детей — и весь скот зарезали в сотне шагов от лагеря опытных воинов — и никто ничего не услышал. Удары наносились по горлу — вроде бы даже не мечом, а чем-то тончашим и острым, просто-напросто отделявшим голову от тела. Видимо, никто и проснуться-то не успел. Потом кто-то из воинов принёс сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверс­тием посередине. Такими штуками, брошенными из темноты, были убиты все четверо караульных — им диски попали тоже точно в горло.

— Чакра, — вспомнил Вадим, сказал это вслух. Слово походило на анласское «чаккир» — «звезда». — Чёрт, да что же происходит?!

Никто не мог ему этого объяснить.

Тревогу — чудом — поднял проснувшийся по нужде воин. Нападавшие разделились на две группы — одна пошла к кораблям, а вторая — в лагерь. Вот её и засекли. Сколько было нападавших — выяснить не удалось, они оставили всего четверых убитых, а анласы потеряли одиннадцать человек.

Ротбирт пропал. Вадомайр метался по берегу, потом — по лесу, звал, в конце уже хрипел, сорвав глотку начисто, чуть не убил прискакавших людей хантари, растерянно и испуганно взиравших на побоище, потом — бросился с мечом на деревья и только тут был связан ратэстами, которые начали отливать парня водой.

Только после этого, качаясь на подгибающихся ногах, он осмотрел одного из убитых врагов.

Это был парень ненамного старше самого Вадомайра. Светлокожий, сероглазый, русый и коротко стриженый. Между оскаленных зубов стыла кровь.

Его снаряжение — одежда, маска со стёклами, гибкий пояс, обувь, несколько клинков — были сделаны из различной синтетики и карбида бора.

Вадомайр долго стоял над телом. Потом поднял голову и, обведя воинов долгим взглядом, приказал:

— За мной не ходить. Убью...

...За чёрной лакированной панелью оказалось то, что Вадим ожидал увидеть ещё вчера — но захлопотался и не посмотрел, а теперь клял себя. Экран довольно большого телеприёмника в окружении кнопок и динамиков.

Мальчишка протянул руку. Помедлил. Коснулся вызывающей, бросающейся в глаза, кнопки — и отдёрнул руку, хотя и тут всё произошло так, как он ожидал: послышался мягкий шорох, еле слышный свист — потом экран растаял, превратившись в окно — в него, казалось, можно просунуть руку. Послышалась музыка — бодрая, зовущая, даже чуточку весёлая, хотя больше грозная. И слова — мужские голоса пели:

В окне медленно всплыл и завращался глобус. Очертания материков и океанов были непривычны, и Вадим понял, что видит Эрд.

На фоне планеты ярко алел маленький крестик, похожий на крестик прицела.

Как во сне, Вадим коснулся крестика — и тот послушно поплыл за пальцем...

...Хана Гаар шевелился, как жуткий червятник. Конные тысячи латников текли к границам Остан Эрдэ и Галада, а за ними валили толпы простых воинов. Между тем латные сотни Остан Эрдэ — словно обезумев! — шли к границам Эндойна и Галада, будто там и вправду сошли с ума и не видели настоящей опасности! Флоты Эндойна, Пенры, Галада, Орилана вышли в море и спешили к Эргаю... Эргай горел!!! Золотые чудища качались на мёртвой воде у его берегов. А откуда-то с юга спешил ещё один флот врага. Северные княжества анласов вооружались... а это что?!!! Вадим поспешно зашевелил рукой — что это?! Не может быть!!!

Экран погас с тихим звоном. В темноте всплыли угловатые алые буквы, и Вадим поспешно захлопнул панель.

Но зрелище городских улиц, запруженных машинами — надвинувшееся после неловкого поворота пальца, увёдшего крестик на юго-восток от Хребта Змея — по-прежнему стояло перед глазами.

* * *

— Мы будем спешить, — Вадомайр указал на север. — Мы будем очень спешить. Местные говорят, что прямо на север отсюда проливы с водоворотами, но там и есть самая короткая дорога к нашим берегам. Короче, чем мы шли сюда... Ты идёшь, Свидда?

— Я иду, — ответил тот, затягивая ремень. — Но я не понимаю — ты не будешь искать Ротбирта? Кто напал на нас? Что вообще происходит?

Вадомайр рывком затянул ремень и, не отвечая, повернулся к «Гармайру»:

— На борт! Ставьте парус! Мы плывём домой — воевать!

* * *

Издалека чёрный корабль казался откованным из старой бронзы. Безпарусный, узкий, как лезвие меча, он двигался почти бесшумно и с невероятной скоростью, параллельно пересекая курс ушедших за горизонт скид.

Людей на палубе было немного — взрослые и подростки, как две капли воды похожие на напавших ночью на лагерь анласов. Видимо, жара им досаждала сильно, потому что почти все поснимали чёрные куртки и вели себя совершенно обычно — смеялись, шутили, кто-то оттачивал клинок, двое играли в шахматы... Рослые, атлетически сложенные, они двигались с ленивой грацией страшных хищных животных. Над палубой звучала речь данвэ, хотя по внешности почти никто из людей на данвэ не походил — скорей это были славяне и анласы.

В скошенной назад открытой рубке у маленького штурвала стоял желтоволосый молодой мужчина в полной форме; рядом с ним — данвэ в полувоенной одежде. Они молчали — желтоволосый рассматривал горизонт, данвэ наконец пошевелился и сказал тихо, но очень чётко:

— Я пойду займусь нашей ошибкой. Держите прежний курс.

Желтоволосый кивнул...

...Ротбирт лежал распятый на широком пластиковом столе. Вошедшего он встретил взглядом, в котором не было ничего, кроме ненависти... хотя ещё секунду назад мальчишка рассматривал окружающие его предметы и обстановку маленькой каюты с оторопелым страхом.

— Ротбирт сын Норма, — сказал данвэ на анласском, останавливаясь возле стола, и его голос изменился, став неживым и очень правильным. — Пятнадцать лет, анлас из анла-тэзар... Ну что, Ротбирт сын Норма, я хочу предложить тебе службу. Хорошо оплачиваемую, почётную, полную достойных мужчины приключений... а главное — несущую в мир добро и порядок.

— У тебя странный язык, — ответил Ротбирт, — иначе ты не называл бы смерть добром, а разорение — порядком. Я воин, а не ночной убийца.

— Зачем играть словами? — данвэ прошёлся возле стола. — Разве вы, анласы, не считаете достойным убивать врагов, брать добычу, отнимать землю у тех, кто слабей вас? Так почему ты решил, что ты лучше нас?

Лицо Ротбирта на миг стало растерянным. То, что он услышал, звучало точно и правильно. Нет, мальчишка не усомнился в том, чем жил... но он не мог найти слов, чтобы опровергнуть сказанное врагом. А что данвэ враг — Ротбирт не сомневался тоже.

Данвэ улыбнулся — узкие губы широкого рта раздвинулись, открыли безупречные зубы. Улыбка была дружелюбной:

— Тебе достаточно дать слово, — предложил он. — Конечно, ты уже не маленький ребёнок, тебя не воспитать по... нашим методикам, но ты умеешь сражаться и ещё можешь научиться гораздо большему... Слово — и всё. Я знаю, что вы никогда его не нарушаете.

— Нет, — тихо сказал мальчишка. Движение мышц показало, что он хотел съёжиться — в невольном страхе перед тем, что может сделать с ним демон... но «нет» прозвучало непреклонно и однозначно.

— Почему? — поинтересовался данвэ как ни в чём не бывало. — Ты никому не обязан словом. А среди наших людей ты встретишь и своих соплеменников.

— Ты лжец, демон, — презрительно скривил губы Ротбирт. — Ни один анлас не станет служить тому, что считает несправедливым.

— Верно. Но кто сказал, что мы несправедливы?

Ротбирт облизнул губы. Ему снова нечего было возразить — и мысли разбегались, как мыши-полёвки из разорённого гнезда.

— Где Вадомайр? — спросил он. Взгляд данвэ стал тяжёлым.

— Наши люди ошиблись, и ты был взят вместо него, — ответил он. — Ты, кстати, знаешь, откуда родом твой приятель?

— Он славянин, — ответил Ротбирт. — Не знаю, откуда.

Данвэ несколько секунд изучал лицо Ротбирта — и этот взгляд был болезненным, как будто по коже катался шипастый валик. Потом зелёные глаза скользнули куда-то в сторону, и данвэ спросил, как ни в чём не бывало:

— Так как с моим предложением?

— У меня есть побратим, — сказал Ротбирт. Он понимал, что близится что-то очень страшное и торопился как можно больше сказать, потому что, может статься, больше этот мир и не услышит его голоса... а ещё — ещё ему было просто очень страшно. — И есть место в строю и вождь. И я не думаю, что достойной их бросить — правы они или нет. Больше я не буду с тобой говорить, демон. Но ты мне скажи — если так уж велика ваша правота — что за радость твоим собратьям во имя её мучить беззащитных? Я видел это, данвэ. Видел сам.

Данвэ резко покраснел. Его пальцы вцепились в плечи Ротбирта так, что хрустнули кости.

— Ублюдок... — прошипел он. — Ах ты маленькая тварь! Посмотрим, как ты запоёшь, когда я сломаю тебя... вот так...

И Ротбирт нарушил своё слово. Глядя прямо в зелёный бешеный огонь вражеских глаз, он тихо сказал:

— Я ничего не могу поставить против твоей силы. Может, ты и в самом деле сломаешь меня. Может, мне в радость будет служить тебе и восхищаться тобой. Но ты всё равно будешь знать — на самом деле я думаю о тебе то, что скажу сейчас, а не то, что стану говорить потом. А думаю я, что дурным будет твой конец — дурным, как гноящаяся язва. И ещё — что я тебя презираю, демон. Ненависти моей ты не дождёшься — не достоин. И не пугай меня — до того всё тяжко и страшно, что уже и не страшно.

И Ротбирт умолк.

Интерлюдия: «Старьёвщик»

* * *

— Кипящее море — вот как назовём! — прокричал Свидда с носа своего корабля. Вадомайр поднял руку в знак того, что слышит.

По этим водам не плавали корабли, хотя путь через водовороты среди голых скалистых островов сокращал дорогу к берегам анласов втрое. Но корабль, входивший в это кипение, назад уже не приходил.

— Вот он — котел морских духов, — сказал кто-то позади Вадомайра.

— Кто боится — пусть прыгает за борт, — не оборачиваясь, бросил мальчишка, — без трусов скида пойдёт легче. А кто пойдёт со мной — будет рассказывать, как плюнул в пиво хозяину моря.

По кораблю прокатился хохот. Вадомайр прыжком поднялся на нос и закричал, перекрывая клокотание волн:

— Боги моря, ветра и неба! Вы все, слышите меня — так слушайте! Вы знаете, что любим мы славу и нередко ради неё бьёмся с людьми, зверями и волнами! Но сейчас не славы мы ищем в этих водах! Мы идём спасать наш народ! Дайте же крепость нашим вёслам, нашим кораблям и нам, вашим братьям! И никто из нас не попросит лучше награды! — он соскочил на палубу и сел на своё место, положил ладони на веретено весла. Бросил взгляд вперёд — скида Свидды уже входила в бурлящую воду.

— Кормчий! — крикнул Вадомайр, напрягаясь перед рывком. — Давай!

Закричал гонг. Вёсла, поднявшись разом, взбили воду в белую лёгкую пену. И «Гармайр» ринулся в водовороты под загремевшую песню:

* * *

Вадомайр больше не был сторменом. Он стал просто одним из гребцов, а судьба — их и скиды — зависела от уже немолодого человека у рулевого весла.

Недаром кэйвинг дал стормену лучшего из кормчих...

...Скид извивался в волнах, словно морской змей. Любой корабль, построенный на гвоздях, давно уже размололо бы волнами — но не его, сшитый корнями сосны.

— Поворт!

Орущая яма рта.

— Левый — суши! Правый — рывок!

Клочья пены, летящие по воздуху. И крик вёсел, сгибающихся в дугу в ладонях. Только бы они выдержали, только бы выдержал корабль — а люди выдержат, выдержат...

— Греби! Греби! Оба — греби!

Скид бежал сквозь волны на могучих сосновых лапах.

— Левый — суши! Правый — табань! Левый — греби! Оба — греби!

Ряды сгибающихся и разгибающихся спин мощно, однотонно ухали. Навстречу, точно мечи и щиты врага в бою, выпрыгивали то лезвия скал, то предательские мели. Возле кормчего встали ещё двое — одному было не провернуть весла.

Об этом ещё споют. Споют, как они гребли — на битву, словно на долгожданный праздник. Гребли через кипящие воды — и если бы не выдержала хоть одна доска... хоть одно весло...

— Оба — греби! Левое — табань! Правое — суши! Оба — назад! Левое — греби! Правое — суши! Оба — греби!

 Они пели. Вернее — ревели, заглушая грохот водяных струй, и казалось, что голоса Дев Ветра, кружащих над мачтой, вторят мужским голосам в песне победы. В том, что победа придёт, не усомнился ни один...

...Когда рукоять заскользила в руках Вадомайра, он не понял, почему это происходит — и перехватился удобней, не сломав ритма гребли.

— У тебя кровь, пати! — закричал сосед-гребец. Вадомайр бросил взгляд на веретено весла — густые,тяжёлые капли падали то на палубу, то на колени.

— Я вижу, Ротбирт, — спокойно ответил он. Коротко, чтобы не сбить дыхания.

И явно не поняв, что на весле рядом с ним сидит не Ротбрит.

* * *

Эргай всё ещё держался. Сама крепость давно превратилась в руины — её защитники дрались на баррикадах, наваленных из груд дроблёного кирпича и оплавленных глыб. Чёрный едкий дым застилал небо и был виден далеко окрест, до самых берегов континента и до острова Саркрэст, где в тот день собрались флоты анласских княжеств, шедших к Эргаю.

Самым крупным был флот Эндойна — двадцать скид.

Флоты Пенры и Орилана насчитывали по двенадцать скид.

Баннорн — десять скид.

Галад — пять скид.

Брионнэ Ойка — четыре скиды.

Три скиды привёл вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас, вожак отчанных головорезов, уже давно нападавший на морях на всё, что плавало.

И наконец — к флоту прибились две уцелевших скиды Эргая.

Шестьдесят восемь скид. Пять с половиной тысяч ратэстов.

Шесть золотых кораблей стояли у Эргая. И ещё четыре шли с юга, огибая кипение водоворотов в проливах. Две тысячи и полторы... правда — пока они порознь. Но и две тысячи данвэ на барках были не по силам анласам.

* * *

Но «Мольнирре», флагмане Эндойна и всего объединённого флота, собрался совет кэйвингов. Их принимал кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна. Были тут же кэйвинги: Эгберт сын Вильберта, анлас из анла-коммир, властитель Орилана, Эльхере Бычья Голова сын Колги, анлас из анла-атайнэ, властитель Пенры, Озви сын Куннбэло, анлас из анла-инвиш, властитель Баннорна, Кенфирд Костедробитель сын Эохминто, анлас из анла-аттэт, властитель Брионнэ Ойка, кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада — и вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас. И юный пати Увальд сын Йохаллы, под чьё начало отдались оба уцелевших скида Эргая.

Анласские вожди смотрели на дым над Эргаем. Никто из них не задавался вопросом: будет сражение — или нет? Никто так же не надеялся разгромить врага. Но его можно было отвлечь — чтобы население Эргая — то, что от него осталось — могло переправиться через пролив под защиту конницы прибрежных княжеств. Горько уходить с земли, где только-только обустроился. Но что делать?..

...— Если ударим разом, — гулко, как в бочку, говорил Эльхере Бычья Голова, — то сомнём, может, пару их кораблей, а в толчее, боги дадут, ускользнут те, кого мы пришли спасать!

— Не слишком ли много «может» и «если»? — спросил Синкэ Алый Клинок. К нему на совете прислушивались — эхо его побед давно прокатилось по всем землям.

— Предлагай, — спокойно сказал Рэнэхид. Синкэ повернулся к нему. Между этим двумя — героем моря и героем суши — сейчас лежала тень Вадомайра Славянина, которого Рэнэхид сманил со службы Синкэ — и который плавал сейчас где-то в южных морях.

— Я не слишком много понимаю в сражениях на море, — осторожно сказал Синкэ. — Но мне думается, не даст свалка ничего, кроме проигрыша. Напомню так же, кэйвинги, что наше поражение расколет тот щит, что закрывает сейчас берега княжеств... — среди вождей прошёл тревожный шёпот. — Враг силён. Слишком силён, чтобы вступить в открытую схватку.

— С каких пор дети Вайу и Дьяуса страшатся открытого боя? — спросил Озви, ровесник Рэнэхида. Синкэ наклонил голову:

— Никто не боится схватки и смерти. Но бесполезная гибель мне претит. Я не умаляю ничьей отваги, храбрый кэйвинг, но... спроси у отважного Синбэра, каковы данвэ в морском бою. Ты-то ведь ещё не встречался с ними?

— Нет, — проворчал владыка Баннорна. — Но слышал много, и слухи были устрашающими. Однако же, и Синбэр, и Рэнэхид — да и ты, отважный Синкэ! — били их.

— У нас всегда был перевес. Всегда — и как минимум тройной, — сказал Синбэр. — Я не нападаю на этих демонов, если не уверен в превосходстве. И пусть тот, кто считает меня трусом, скажет мне это в глаза.

— Видят боги, — послышался голос Рэнэхида, — я ненавижу данвэ не меньше вас и имею для этого больше причин, чем многие из вас. Все вы знаете, что от их рук погибли мои отец и брат.

— И мой брат, — подал голос Синкэ.

— И мой отец, — послышался голос до сих пор молчавшего Кенфирда Костедробителя.

— Да, — подытожил кивком Рэнэхид. — Больше всего на свете я хочу своими руками переломать кости стольким из них, скольким смогу, в бою лицом к лицу, но... но нам придётся прибегнуть к хитрости. Я знаю — сердце каждого анласа противится при мысли, что врага надо победить не честным оружием, а хитростью. Но мы встретились не с честным врагом. Наш враг — нечестной силы. Идёт ли в бой воин, не взяв меча? — Рэнэхид обвёл всех взглядом и сам себе ответил: — Нет. Так пусть же в этом бою нашим мечом станет наша хитрость! Думайте. И помните, что от наших мыслей зависит, может быть, жизнь всего нашего народа.

Воцарилось молчание. А Эргай горел — казалось, в муке тянет остров к нему обугленные руки...

— Если бы мы могли заманить их корабли к берегам, — поморщился Эгберт, — и посадить на мели...

— Да, тогда не худо было бы наброситься на них сразу! — оживился Эльхере Бычья Голова.

— Мели лишь у берега, — напомнил Синкэ. — У самого берега, и они не пойдут туда за нами, даже если мы побежим у них на глазах.

— Мели! — вскинулся Увальд. Лицо мальчика вспыхнуло. — Мели! Смотрите! — его рука в кольчужной перчатке вытянулась к северной оконечности острова. — Когда приходит Норвайу, там открывается отмель. Мы собирали на ней... — мальчишка смутился. — Устрицы... собирали... Скиды и тогда ходят свободно, но золотые корабли сядут на брюхо...

Кэйвинги долго молчали. Наконец Рэнэхид встал.

— Норвайу с нами уже вторую неделю, — негромко сказал он, обводя всех внимательными глазами. — Это он принёс сюда наши скиды. И это — знак богов, братья.

С железным шелестом меч его пополз из ножен.

— Мы будем драться, — по-прежнему тихо говорил Рэнэхид, но в голосе его дрожала давно сдерживаемая ярость. — За наши очаги и наших богов, наши обиды и наших детей, наших предков и наших жён. Вайу и сталь!

* * *

— Они двинулись! — глаза офицера в прорези маски горели азартом.

Ан Эйтэн йорд Виардта кивнул, сохраняя внешнее спокойствие. В душе он ликовал. Он видел и так, что узкие кораблики анласов, убрав паруса и мачты, разом ударили воду вёслами, выходя из мелких бухт Саркрэста и выстраиваясь в клин. Больше шести десятков! Ему хотелось завыть от счастья. Ан Эйтэн йорд Виардта оглянулся на развалины города. Это подождёт! А пока он расправится с наглыми безумцами. Развеет их по волнам, накормив акул и чаек — и тогда можно будет со смехом сказать отцу: ты со славянами в горах не справился, а я анласов разделал, как рыбу на доске.

— Что ж, благодарю вас, Вотан, Донар, Циу за то, что отдали врагов в мои руки, — пробормотал он.

Мало кто из данванов до сих пор верил в богов древности. Но обстановка располагала к надлежащему поведению.

— Ждать не будем, идём навстречу! — уже в голос скомандовал он...

...Не было на флоте данванов ни одного из тех наблюдателей, кто спасся при разгроме хангарского гарнизона Эргая.

И некому было рассказать ан Эйтэну йорд Виардте о мели у северной оконечности острова. А на карту он не посмотрел, чтобы не разрушать охватившего его ощущения переноса — в те времена, когда всё это было всерьёз...

* * *

Один человек не может победить тьму. Но он может не отдать ей себя — а это великая победа.

«Гармайр» был готов к бою. Ратэсты сидели по одному на весло, щиты вывешены на борта, лучники расположились на корме, а большинство воинов — на носу.

Не было среди лучников Ротбирта Стрелка.

За последние дни Вадомайр спал с лица. Оружия из руки он не выпускал даже во сне. И сейчас, держа шлем на локте, он стоял на носу. И улыбался. Страшноватой улыбкой...

Бой шёл вовсю. Дым — чёрный, жирный дым — стлался над водой, как дикий туман. До скида доносило страшный звук сражения — треск дерева, лязг стали, дикий рёв бойцов.

Один золотой корабль лежал на борту, затонув до середины палубы. Ещё один ушёл носом в воду. Два сцепились в смертельной хватке, протаранив друг друга. Пятый просто сидел на мели. На всех шёл яростный, беспощадный бой, бешеная резня, в которой исход схватки был один — сталь в плоть — в воду, за борт. Оставшийся корабль бешено выгребал прочь, но анласы расчалили его за севших на мель собратьев десятками тросов с «кошками» на длинных стержнях и осыпали градом стрел.

Видно было, что и анласы несут потери. Несколько скид горели, исходя странным жидким огнём — или просто обычным пламенем. Ещё несколько тонули... Но данвэ потеряли немалую часть преимущества — высокие борта их плавучих крепостей больше не были неприступны. Сейчас они сражались просто за то, чтобы убраться прочь от Эргая — на соединение с четырьмя кораблями, идущими на помощь с юга.

Вадомайр протянул руку:

— Трампет! — и в пальцы лёг прямой рог, увенчанный конской головой. Парень-щитоносец, подавший рог, резко вздрагивал — в предвкушении боя, в горячке. Но сейчас он замер — глаза славянина, который был ненамного младше его и щитоносцем которого он считал за честь быть, горели пламенем — как у человека, который наконец-то смог вцепиться в горло своему давнему обидчику и не намерен разжимать пальцев...

Резкий, пронзительный рёв — боевой сигнал — пронёсся над волнами, и рог в руке Вадомайра лопнул. Со смехом швырнув его остатки в море, парень вытянул руку в сторону сражения и закричал:

— Вперёд! Вайу и сталь, вперёд, вашу мать! — это он кричал уже по-русски...

...Конечно, «Гармайр» и «Аруна» не могли оказать на бой заметного влияния. Но Рэнэхид всё-таки заметил корабль своего стормена — и закричал радостно, взмахивая мечом. Но Вадомайр не нуждался в указаниях — древний звериный инстинкт помог ему выбрать врага. «Гармайр» ринулся на «Доннертаг» — флагман, на котором держал флаг ан Эйтэн йорд Виардта. Скид летел на врага, разгоняемый ударами вёсел — как копьё. Никто из ратэстов не закрыл глаз и не согнулся, когда навстречу — сверху, с палубы — ударил стальной ливень.

И такой же взмыл в ответ...

Сверху неудобно было бить в скиду, летящую на врага носом. Анласы стреляли навесом — и это тоже было не слишком хорошо. Но рядом с Вадомайром свалился ратэст — стрела прошибла лоб шлема и вышла из затылка, разодрав сетку шарфа. Щитоносец, стуча зубами, тянул из плеча ушедшую насквозь стрелу. Ещё один ратэст молча выпал за борт — мелькнуло над нагрудником алое оперение, и это был пластик...

Вадомайр не испытывал никаких чувств. Мир превратился для него в узкую, как солнечный луч, полоску — дорогу вверх, на вражеский корабль, выше — на Ту Сторону. И на этой дороге его уже было не остановить...

...Словно драконьи лапы, впились в борта золотого чудища «кошки». И с воем лезли по ним воины — щит за спиной, меч в зубах.

Данвэ умели драться. Они рубили канаты под стрелами, они, падая, хватали своих врагов и тонули вместе — всаживая окровавленные пальцы в глазные щели, в ненавистные светлые глаза, под кольчужные сетки. Тратя последние вдохи не на спасение — чтобы найти кинжалу место в сочленениях стали... Гаснет, гаснет в густеющей зелени гулбин солнце... Так они и лягут на дно — как братья...

...Анласы лезли на корабль с нескольких сторон, а с носа, осыпая врага стрелами, подходили «Аруна» и какой-то галадский скид. Но данвэ ещё рассчитывали отбиться.

Первого, кто влез на палубу, встретили в два копья, бросили обратно — а он, корчась на серых лезвиях, махал мечом и рычал, тянулся к врагам. Лопнул канат — и люди посыпались вниз, молча, только с хрустом мялись доски палубы — если, падая, человек, попадал на них — и оставался лежать с размолотыми костями, заливаясь кровью изо рта...

В Вадомайра тоже нацелили копьё. Но он успел перехватить древко обеими руками и с воплем прыгнул, упираясь им, через головы данвэ — чуть ли не на середину корабля. Приземлился на широко расставленные ноги, выхватывая меч.

— Хэй-о, Сын Грома! — закричал он в лица врагов — надвигающихся под грифоньими крыльями сразу со всех сторон. — Все! На меня! И пусть хвастают те, кто останется жив!

Данвэ бросились на него сразу со всех сторон. И, пожалуй, пришёл бы Вадомайру быстрый и страшный конец, но...

— Пати, продержись! Мы идём, близко мы!

Ратэсты лезли через борт. Многие тут же валились на доски (чёрт, это пластик под дерево!) палубы, ставшие тёмными и скользкими от крови. Но остальные бросались в схватку.

Данвэ встретили их в клинки. Вадомайр оставил щит за спиной, выдернул из петли топор и с хохотом обрушил его на плечо противника, растерянно повернувшегося в сторону анласов — тот тяжело рухнул на палубу.

— Вайу и сталь! — закричал Вадомайр, взмахивая мечом — не подбадривая своих, нет, в этом не было нужды. Его переполняло ликование. Вот оно! Вот они! Они — настоящие враги! И горят их непобедимые золотые корабли! Свершилось!..

...Соседний с «Доннертагом» корабль вдруг разом вспыхнул, как дикий костёр — синеватое пламя поднялось до небес, охватило мачты, взметнулось по ним лёгкими призрачными стеблями. На скидах радостно кричали, колотя оружием по щитам. Наверное, взорвалось почему-то оружие, которым плавили камень при штурме городов. Давэ бросались с высоты бортов и обугливались, ещё не долетев до воды. На мостике корабля, скрестив на груди руки, с суровым лицом застыл капитан — пламя лизало его ноги, вырываясь из-под палубы. Золотая обшивка бортов потекла искрящимися струями — доходя до воды, они застывали феерическими наплывами, и свист пара мешался с диким воем из глубин корабля — сгорали заживо прикованные к вёслам гребцы... Возле бортов стало невозможно дышать, и на скидах сами рубили канаты, гребли прочь, спасаясь от потоков воздуха, которые с рёвом устремлялись в полыхающие глубины погибающего корабля...

На судах, севших на мель, продолжалась резня. А на обоих полузатопленных кораблях уже бились на северном ветру баннорты — единорог Эндойна и кровавая ладонь вольного кэйвинга; анласы оттуда спешили на помощь товарищам.

И над всем «полем» битвы нёсся радостный рёв Бычьей Головы:

— Наша берёт! Наша берёт, боги с нами! Наша берёт, братья!

И анласы вопили в ответ, и лезли на палубы, и били врага, и гибли сами...

Атаку на последний корабль, на палубе которого ещё не было анласов, возглавили Озви и Увальд. И Озви погиб почти сразу. Синий шар лопнул посреди палубы его скида — и корабля не стало — поплыл на ту сторону погребальный костёр для семи десятков отважных воинов — уже старых, и зрелых, и юных ещё, и совсем мальчишек...

А Увальда смерть обходила стороной. Может, забыла про него, трижды умершего — в горящем Эргае, в ледяном море и на вьюжном побережье... А может — боялась его? Невозможно было и поверить, что под глухим шлемом, украшенным волчьей головой, обычный мальчишка. Забросив «кошку» на борт, он взлетел вверх — будто выросли за спиной крылья. И рухнул, булькая кровью, недоумённо выкатив глаза, первый же бросившийся на него данвэ... А следом лезли на борт воины Эргая — всё потерявшие, чьи семьи были вырезаны данвэ или скрывались в холодных горах, чей кэйвинг был убит в битве за город. Они лезли — и кричали: «Кэйвинг, хэйя, кэйвинг!»

А Увальд и не понимал, что они кричат это... ему.

* * *

Вражеского вождя Вадомайр увидел издалека. Тот дрался длинным мечом-полуторником в самой гуще боя, из-под шлема падали рыжие кудри, слипшиеся от чужой крови. Данвэ был залит ею от поножей до крыльев шлема. Слышно было, как он хохочет... и этот хохот летел над палубой, пока не перекрыл его безумный вой-визг — с которым Вадомайр бросился на данвэ.

Никогда в жизни ан Эйтэн йорд Виардта не видел мальчишку с Земли — хоть и отдавал приказ о его похищении. А если бы и видел — едва ли узнал бы в воине, одетом в воронёную броню и крылатый шлем с шипастой маской, который рвался к нему, раскручивая и перехватывая данвэсский меч обеими руками. Вадомайр сшибал своих, рубил и колол данвэ — раньше чем те и другие успевали посторониться.

Но ан Эйтэн йорд Виардта ощутил, как окатила его волна ненависти, катившаяся от этого человека.

Юный игрок-командир не испугался. Ни на миг. С холодным криком — может быть, и сам не понимая, что кричит древнее «хэйл!» своих предков — он прыгнул с мостика в гущу анласов. Длинный меч взвыл, отбрасывая изломанные, скорченные, брызжущие кровью тела ратэстов. Данвэ дружно закричали, приветствуя командира, усилили натиск, тесня врага... но на корму корабля начали прыгать всё новые и новые анласы с подошедших скид...

...Узкий коридор — Путь на Ту Сторону — упирался прямо в данвэ с длинным мечом. Он перегораживал этот коридор. И только он сейчас был нужен Вадомайру. Другие враги, попавшие в этот коридор, умирали просто и быстро, как беспомощные жуки под ногой — и мальчишка тут же стирал из памяти их перекошенные лица, хлещущие кровью рты, хруст рвущейся стали и мокрый треск уступающих клинку тел. Всё это не имело значения, и Вадомайр даже не замечал, как свои опекают его с боков и тыла.

Ан Эйтэн йорд Виардта не шёл навстречу. Не из страха — он расправлялся с двумя ратэстами и, прикончив их, увидел, что анлас в чёрной броне уже рядом. Казалось, шипастая маска смеётся — на самом деле она просто была смята на уровне рта чьим-то отчаянным предсмертным ударом.

— Броды у города Юргул! — закричала маска. — Броды у города Юргул! Зинд Йохаллы, ты, убийца детей и женщин!

Топор, низко загудев, понёсся в голову данвэ, а следом, выхватывая левой саксу, прыгнул сам Вадомайр.

Ан Эйтэн йорд Виардта пригнулся, одновременно бросаясь вперёд, акс снёс грифонье крыло с шлема, словно оно было сделано из картона. Отпрянув, Вадомайр с выкриком «а-йа!» отбил в сторону полуторник врага, летевший ему в живот. Ан Эйтэн йорд Виардта схватился рукой за перила, чтобы не упасть — и Вадомайр с рыком ударил его ногой по кисти руки с мечом.

Полуторник полетел вниз, на палубу. Данвэ проводил его изумлённым поворотом головы.

— Обычно я не убиваю безоружных, — Вадомайр отводил руку для удара, — но не худо сделать для тебя исключение...

Ан Эйтэн йорд Виардта стремительным движением перехватил запястья врага. Вадомайр ощутил, какая страшная сила живёт в пальцах данвэ — даже сквозь брассарды, которые начали сминаться. «Жаль, что они медные... не стальные...» — мельком подумал мальчишка, скрипя зубами и стараясь оттолкнуть данвэ. Они боролись у самых перил мостика, и Вадомайр вдруг понял — а ведь данвэ не так чтобы намного старше...

... Ан Эйтэн йорд Виардта подсёк ногу Вадомайра и перебросил его через перила. Оглушённый падением на спину, на щит, тот не выпустил оружия и, когда данвэ прыгнул следом, рванулся к мечу — метнул саксу лёжа.

Чиркнув по наплечной пластине, тяжёлый клинок вонзился в борт. Данвэ задержался на миг... и Вадомайр вскочил.

Кто-то перебросил ан Эйтэн йорд Виардте копьё — данвэсское копьё. Данвэ повернулся к Вадомайру — слышно было, как он смеётся:

— Вот на этом копье, — услышал Вадомайр мёртвый голос, не соответствующий смеху, — я тебя отправлю за борт, как кусок мяса на вертеле — акулам на потеху!

— А такую тухлятину, как ты, — Вадомайр перекинул из-за спины щит, — не станут жрать и акулы.

Ан Эйтэн йорд Виардта нанёс таранный удар — и тут же отскочил. Вадомайр отбил копьё и почти достал бедро данвэ концом Сына Грома. Но следующий удар копьём был такой силы, что щит сорвало с руки Вадомайра — едва не вывихнув тому сразу и плечо и запястье.

Ан Эйтэн йорд Виардта ударил копьём о палубу, сбрасывая щит. И, отскочив, метнул копьё в Вадомайра — а сам рванулся к мечу.

Вадомайр, пригибаясь, метнулся вперёд — и изо всех сил влепил данвэ «в корму» футбольный пендель.

Корабль потряс хохот. Ан Эйтэн йорд Виардта пробежал мимо меча, нелепо хватая воздух руками, ударился всем телом о борт, оглушено помотал головой — и получил ещё один удар. Оказавшись рядом, Вадомайр с левой дал противнику отличный хук.

В шлеме гулко ухнуло, как в бочке. Данвэ подбросило в воздух, и он шлёпнулся на доски палубы.

— Вот так оно бывает, — пояснил Вадомайр, — с теми, кто горазд болтать. Я раздумал резать тебя безоружного, данвэ. Вставай, бери меч и дерись со мной. Я подожду.

Он выдернул из борта саксу и замер.

— Ва! До!! Майр!!! Ва! До!! Майр!!! Ва! До!! Майр!!! — гремело вокруг.

Ан Эйтэн йорд Виардта поднялся на ноги неожиданно быстро — и, сорвав шлем, бросил его в сторону. Из углов рта данвэ текла кровь, он был бледен, и на белизне кожи неожиданно ярко рисовался тонкий проводок телесного цвета — к углу рта. Зелёные большие глаза сверлили Вадомайра.

— Ты труп, — тихо сказал ан Эйтэн йорд Виардта, выдернув из палубы свой меч.

— Мы все умрём, — откликнулся Вадомайр, — но ты — раньше. Таким, как ты, жить нельзя.

Данвэ молча бросился вперёд, занося меч. И... полетел на палубу. Из пробитого насквозь коротким точным ударом нагрудника била кровь. Вадомайр бросился вперёд — добивать врага уже безо всякой жалости — но данвэ подняли страшный крик, металлическая стена отгородила от упавшего и Вадомайра, и ратэстов...

— Не упусти-и-и-ить! — заревел Вадомайр...

...Битва на «Доннертаге» не утихала, хотя с каждым мгновением данвэ становилось всё меньше и меньше. Тела противников заваливали палубу и лестницы.

Вадомайр искал ан Эйтэн йорд Виардту. Он не знал, что с кормы уже спущена шлюпка, что раненого уже увозят в открытое море, откуда идут четыре новых корабля.

Одна из последних групп данвэ защищалась у входа в каюты. Им не кричали, чтобы они сдавались. Навалив вокруг себя анласских трупов, данвэ падали — один за другим. Молча. И только мёртвыми. Когда же пал последний — дверь за спинами убитых распахнулась.

Вадомайр шевельнул рукой и тихо спросил:

— Не подведёшь меня, Сын Грома?

И, услышав изумлённые выкрики вокруг, поднял голову.

В дверях стоял Ротбирт.

Ротбирт — в обычном своём доспехе, по которому Вадомайр и узнал его, с мечом в опущенной руке. Вадомайр задохнулся от облегчения, шагнул вперёд... и наткнулся на спокойный, пристальный взгляд из Т-образной прорези шлема. Так не смотрит друг — даже если вас разделила смертельная обида. Смотреть так может только абсолютно чужой человек.

— Ротбирт, — тихо позвал Вадомайр. Повинуясь какому-то внутреннему толчку, с трудом снял помятый шлем, отбросил.

Ротбирт сделал то же. Да — он, точно он. Только глаза смотрели не по-его.

— Ротбирт, что с тобой? — спросил Вадомайр. — Что с тобой сделали? Ты помнишь, кто я?

— Я помню, — отозвался анлас спокойно. И улыбнулся. — Но это всё равно. Я пришёл драться с тобой и убить тебя. Мне так велели, Вадомайр. Я не могу ослушаться.

— Ты же знаешь, — Вадомайр покачал головой. — Я лучше тебя сражаюсь мечом. Ты не сможешь меня убить.

— Да, — легко согласился Ротбирт. — Тогда ты убьёшь меня. Это тоже всё равно.

Вадомайр покачнулся. Это была не ловушка. Это была двойная ловушка (как коридор, обшитый листами пластика — под морёный дуб...) Он проиграет в любом случае. Или свою жизнь — или жизнь друга.

Ротбирт улыбался, опустив меч к ноге.

— Убей его, пати Вадомайр, — сказал кто-то негромко и безнадёжно. — Им овладели злые духи...

— Нет, — ответил Вадомайр. — Как я убью своего друга и брата?

— Это уже не Стрелок, — сказал ещё кто-то. — У него вынули душу.

— Мне не нужна такая победа, — сказал Вадомайр. — К чёрту такую победу, за которую надо убивать друзей.

Он посмотрел в глаза Ротбирта.

«Ты совсем ничего не помнишь?»

«...За спину!...»

...Ротбирт — готовый умереть за него — за пиршественными столами Йохаллы и Синкэ...

...Костёр и улыбка друга, ставшего братом — его рука, поднимающая Вадима из огня...

...Эрна, от которой Ротбирт отступился — ради любви Вадомайра...

...Путь через дюны...

«...Очнись! Цепляйся, держись» — и мокрое, искажённое лицо...

...Вадомайр вздрогнул. Ротбирт не нападал. И тогда мальчишка, набрав в грудь побольше воздуха, заговорил:

— Помнишь, ты мне обещал как-то, что всегда будешь со мной? Щит к щиту, и нас только смерть разлучит? — Ротбирт склонил голову. — Побратимство — оно ведь навсегда. Даже если один из побратимов умирает... или предаёт. По своей воле, не по своей... — голос Вадомайра сорвался. Он передохнул и продолжал просто: — Я тебя подожду у дороги на ту сторону. А там мы пойдём вместе, брат. Ты не спеши особо.

Он вонзил в пол Сына Грома. Погладил пальцами рукоять: «Прости, но я не хочу победы такой ценой... есть такая песня. Была такая песня... Ты верно мне служил, теперь ищи другого хозяина.» Положил рядом саксу. И спокойно шагнул навстречу Ротбирту.

Тот поднял меч.

— Бей, — грустно сказал Вадомайр. — Мне уже не будет больней, чем есть. Я думал, что больней всего было, когда я понял, что тебя украли вместо меня. Но теперь — больнее.

— Убей меня, — предложил Ротбирт. Меч в его руке дрожал, лицо покрылось крупным потом. — Ты же можешь.

— Не могу.

— Тогда я убью тебя... — кончик поднятого меча вибрировал.

— Не ты. То, что поселилось в тебе. А с тобой мы встретимся на той стороне и поедем дальше вместе, как ехали тут. Давай, — добавил Вадомайр по-русски. — Не медли.

— Нет, — спокойно сказал Ротбирт.

То, что произошло дальше, никто не успел осознать. Отшагнув назад, Ротбирт перевернул меч и, далеко отведя руки, ударил себя под челюсть.

Но Вадомайр, прыгнув вперёд, перехватил клинок рукой в кольчужной перчатке... ...с вырезом на ладони.

Алая горячая кровь хлынула на лезвие. И на лицо Ротбирта.

Меч упал. Вадомайр согнулся — молча вжимая раненую ладонь в живот. Ротбирт вскрикнул, подхватывая друга. Мимо мальчишек в каюту бросились воины, послышались странные звуки — щелчки, хлопки, два, три — и наружу выпал изрубленный труп данвэ в странной одежде, не в латах...

— Я не убил тебя? Я тебя не убил? — шептал Ротбирт, сам еле держась на ногах. — Я... они... но я не мог!

— Я живой, — Вадомайр улыбнулся. — Я живой, ты живой, Ротбирт, мы живы! — поддерживая друг друга, они выбрались его на палубу, что-то бормоча — что — не запоминалось.

И остановились у фальшборта.

Остатки загоревшегося корабля едва выступали над водой. Баннорты анласов вились над пятью остальными. Воины ликовали на их палубах. Поспешно, быстро уходили на пенных крыльях прочь несколько лодок. А на берегу Эргая ликовали люди — спасённые люди.

Это была победа.

И тогда над одним из кораблей появилась фигура кэйвинга Рэнэхида. Взмахивая мечом, он кричал вслед бегущим:

— Уплывайте! Живите! Скажите всем в своей земле, что над этим берегом — наш щит, и над этим морем — наш стяг, и есть у нас мечи на вашу силу! Молитесь своим богам и благодарите их!..

...Катера уходили быстро. Туда, где уже виднелись на горизонте смутные силуэты четырёх золотых кораблей — остановленных пришедшим приказом о том, что игра прекращается до выяснения полной обстановки на континенте.

* * *

Великая радость как и великая боль ощущается не сразу. И не сразу удаётся осознать, что ты выжил в бою — что ты победил.

А вот скорбь — скорбь ощущаешь тут же.

Сорок три скида и больше четырёх тысяч анласов — такова была цена этой победы. И мало кто не оплакивал друга, сына, брата, отца — лежащего на окровавленной палубе, сгоревшего в огне, ушедшего на дно...

Не вернулся в свой Орилан Эгберт сын Вильберта. И кэйвинг Кенфирд Костедробитель сын Эохминто не увидит больше своего Брионнэ Ойка. Опоздали отомстить за своего вождя ратэсты Озви сына Куннбэло. Не носить больше морским волнам отважного разбойника Синбэра сына Эотты...

Шли — за чужих? Нет — на зов крови. Что останется после них в шумном и широком мире?

Слава.

Добрая память.

Не это ли награда воину?

* * *

Кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца встретил пати Вадомайра Славянина на набережной Эргая. Кэйвинг шёл с трудом — уже в конце боя тяжёлое копьё, пробив набедренник, ранило его в левое бедро. Но он не опирался ни на чьи плечи...

Они долго стояли, держа друг друга за локти ржавых от крови брассард.

— Уж я и не знаю, как называть тебя теперь, пати Вадомайр Славянин, — тихо сказал Рэнэхид.

— Может быть, что-то изменилось? — спросил Вадомайр.

— Я потерял почти все корабли. А как ты сразил вражеского вождя — видели все.

— Ты отстроишь свой флот, кэйвинг. Единорог вновь побежит над волнами... но думается — без меня.

— Уходишь, — спокойно сказал Рэнэхид. — Что же, ты недолго служил мне — но служил хорошо. Может, скажешь, где ты остановишься?

— Там, где кончится мой обет найти друга, — улыбнулся Вадомайр. — Трём вождям я служил и исполнял свои клятвы. Прощай, кэйвинг.

— Прощай, Славянин, — негромко сказал Рэнэхид — уже в спину своему бывшему стомену. И махнул рукой шедшим за ним пати. — За мной! У нас тоже хватает дел!

* * *

Вадомайр появился в крепостном дворе Эргая в сопровождении людей с «Гармайра» и остатков дружины кэйвинга Синберэ, прибившихся к Вадомайру Славянину и Ротбирту Стрелку. Появился как раз когда собравшиеся тут жители Эргая — те, кто уцелел — решали, кому занять место не оставившего сыновей кэйвинга Инго сына Хайнэ.

Желающих-то было несколько. Но у самых дверей цитадели стоял пати Увальд сын Йохаллы. Стоял в засохшей крови, держа под мышкой разбитый шлем, а в правой руке — длинный меч. Молнию кэйвинга Инго... Свой меч сломал он в бою. А вокруг мальчишки стояли все, кто был с ним в том бою. Стояли, как стоит дружина вокруг своего кэйвинга. И угрюмо говорили любому:

— Не знаем тебя и не видели на палубах с нами.

А потом во двор шагнул Вадомайр Славянин. И Ротибирт Стрелок с ним. И ратэсты их встали плечом к плечу с людьми Увальда. Вадомайр же положил ладонь на плечо Увальда — младший мальчишка ответил спокойным, прямым взглядом.

— Я клялся в верности лишь твоему отцу, — сказал Вадомайр, — и обещал помощь твоей матери. Но я видел тебя в бою... — он повысил голос: — Вот ваш кэйвинг — кэйвинг Увальд сын Йохаллы, анлас и властелин Эргая! И кто этого не признает — умрёт.

— Останешься? — спросил Увальд. — Будь моим пати и сторменом.

— Утром меня тут не будет, кэйвинг, — ответил Вадомайр. — Я отдал и этот долг. Прощай же.

* * *

Мальчишка, сидевший внутри повозки, поднял на вошедшего глаза — измученные, тоскливые. Он не был ни истощён, ни избит, неплохо одет, в выгородке стояла низкая кровать, столик с кувшином воды... Но от правой щиколотки к стене тянулась прочная цепь, расклёпанная снаружи толстой доски.

Вадим присел на край ложа и внимательно осмотрел данвэ. Пленный не опускал взгляд зелёных глаз. Но в них — на самом дне — дрожала капелька молящей покорности. Раньше её не было. Когда били — не было. Когда почти забили — не было. И когда он кидался на выкупившего его Вадомайра с камнем. И когда пытался бежать — раз, другой, третий... восьмой. Недавно, уже когда Вадомайр был в море.

Теперь появилась. Всего лишь капелька. Но Вадим был уверен, что со временем там только это и останется — дожать можно. Дожать теперь только вопрос времени. А потом спрашивать. Он ответит.

Вадим вздохнул  и зелёные глаза данвэ изумлённо дрогнули. Выложил на колено принесённую с собой вещь и спросил:

— Что это такое? Откуда это у ваших?

Данвэ быстро посмотрел на вещь и снова поднял глаза. Покривил губы. Промолчал.

Вадим вздохнул снова и достал ключ:

— Я дам тебе коня и еду, уезжай. Я не хочу тебя ломать. Когда ты настолько сильней — это просто нечестно... А до разгадок доберусь сам.

Он переложил пистолет на кровать и встал. И услышал сипловатый ломающийся голос данвэсского мальчишки, говорившего по-анласски почти чисто, хотя некоторые слова приходилось угадывать по смыслу:

— Это гражданский пистолет. У моего отца такой. Откуда ты его взял, анлас?

Интерлюдия: «Карлссоны»

* * *

В высокое окно замка постучалась пышная зелёная ветка. Кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, подойдя, распахнул окно и, впустив весенний воздух, вдохнул его полной грудью.

— Люблю это время, — сказал он и, повернувшись, сел на подоконник. Некогда красивое мальчишеское лицо обезображивал длинный шрам, закрывший навеки левый глаз. — Вдохнёшь этого воздуха — и не надо пить вино, — он поднял в левой руке золотой кубок с чеканкой, наполненный молодым виноградным вином, подарком кэйвинга Увальда сына Йохаллы, властелина Эргая.

— Не пей, — откликнулся человек, сидевший у тяжёлого малахитового стола в мягком кресле. В отличие от Синкэ, одетого в синюю с золотом тунику, короткие штаны и сандалии, его собеседник был затянут в тугую кожу и обут в высокие мягкие сапоги, а на поясе висела не только сакса, но и длинный меч.

Кэйвинг Вадомайр Славянин, властелин Йэни Асма, приехал в гости к своему другу. Они не виделись не слишком долго — но за это время в жизни произошли немалые перемены.

— А ты всё так же не пьёшь вино, — весело заметил Синкэ. — Такой же, клянусь топором Дьяуса! — Вадомайр усмехнулся углом рта, и Синкэ поспешил сменить тему разговора. — Ну, рассказывай, как ты переманивал людей у всех соседей подряд? Говорят, что Ротбирт Стрелок у тебя сидит во главе стола, а в подвалах ты держишь кучу гномов и они варят тебе золото из свинца? И что твой щитоносец — вообще данвэ?

— Говорят разное... — неопределённо протянул Вадомайр. — Так рассказать, как я жил и что делал?..

...В конце зимы, после разгрома флота данвэ у Эргая, властитель хангаров поутих, перестал грозиться выжечь и вырезать всех «рыжеволосых демонов» — и анласы упоённо занялись сразу двумя междуусобицами: на севере Бёрн неуклонно расширял свои границы, а на юге соседи дружно отколотили Остан Эрдэ, напавший на Галад и Эндойн. Метельной ледяной горной ночью, когда горные великаны трясли скалы на побережье, швыряя с них лавины вниз, три сотни храбрецов из Эндойна, Эргая и Галада, объединившись под рукой Вадомайра Славянина с его небольшой дружиной, ушедшей с ним после Эргайского Сражения, прошли с лошадьми по горным тропам — ледяными карнизами — и налётом взяли три хангарских крепости, защищавших проходы в хребтах, а потом обрушились в плодородные долины и на город-порт Балны Хун. Вадомайр собственноручно срубил голову сююджи Балны Хуна и в кожаном мешке с мочой и калом отослал правителю Ханна Гаар. Дружина подняла парня на скрещённых мечах и крикнула кэйвингом нового княжества — Йэни Асма, «Молодых Гор». Дважды за два месяца хангары многими тысячами подходили к горным крепостям — и откатывались, оставляя трупьё, под градом насмешек, улюлюканья и свиста со стен — анласы только что не мочились им на головы и всячески поносили Чинги-Мэнгу, крича, что их вождь давно убил хангарского бога. Хангары из окрестных урханов тайком убегали к анласам — целыми айалами; под властью страшных рыжих северян жилось куда легче, чем под властью своих сюууджи и датханов. Приходили и анласы — из разных мест, крестьяне и ратэсты, искавшие кто чего, но готовые служить молодому вождю... Однако, сказать правду, Вадомайр никого не переманивал под стяг с Зимородком специально.

Своего хлеба явно не хватало, но были золото, медь, железо, свинец, соль. Был порт — крупнейший на юго-западе континента. И Вадомайр заводил боевые скиды, и торговые корабли. А кроме того — нередко из ворот то одной то другой крепости выплёскивалась стальная гремащая змея — конная сотня уходила в поход аж до самых стен Ырганды, и пригоняла скот, и лэти, и привозила золото, серебро и медь, и красивые камни, и знаменитый ыргандский жемчуг... и — да — своих павших, так что?

Хангары терпели. А данвэ и вовсе не появлялись...

... — И сколько же у тебя сейчас скид? — немного завистливо спросил Синкэ.

— Уезжал — заложили «Фиорсу», десятый, — не стал скрывать Вадомайр. — Дерева хорошего не хватает, выдержанного. А кормчие мои и стормены хороши — не хуже, чем у Рэнэхида в Эндойне!

— Не скажи это ему, — посоветовал Синкэ.

— Не скажу, — пообещал Вадомайр. И погрустнел. Кэйвинга Рэнэхида он видел месяц назад в море. И совсем неласково смотрел бывший вождь на бывшего стормена, хоть и улыбался широко. С палубы — на палубу. Один скид — под золотом с голубым единорогом. А другой — под золотым зимородком на густо-синем... Если и не враги — то и не друзья. Соперники...

Вадомайр встряхнулся, как промокший пёс, чтобы прогнать грустные мысли. Но Синкэ, кажется, понял, что к чему. Он был умён и опытен, юный правитель Галада. И умел подмечать скрытые движения людской души.

— Не следует горевать, что судьба разводит вождей, — сказал он непривычно мягко. — Это не лишает нас чести. Мы ближе к богам, чем обычные люди... и не важно, что и как вознесло нас на высоты — мы менее свободны в привязанностях и выборе, чем последний лэти...

— Это так, — наклонил голову Вадомайр.

— Ты и без того счастлив, Славянин. У тебя жена и ты находишь друзей везде, где живёшь. А многие всю жизнь ищут хоть одного.

— Я тоже ищу, — пробормотал Вадомайр. — И не нахожу...

 — А! — Синкэ прищёлкнул пальцами, вскочил, быстро подошёл к стене между двух окон и откинул плотную ткань с какого-то предмета, висящего на стене. — Твоё?!

Вадомайр заулыбался. На стене висела картина. Липовая простая доска превратилась в окно в море. Под надвигающейся тучей, среди вздыбленных ветром белоголовых волн летел на вёслах скид. Казалось, можно услышать рёв гребцов.

— Моя. Как попала к тебе? Я её подарил одной девч... О?!

— Наоно моя жена, — усмехнулся Синкэ. — Эта картина — половина её приданого. Лучшая, хотя в другой половине немало золота и оружия.

— Поздравляю, — сказал Вадомайр искренне. И показал руками, как держат ребёнка. Синкэ нарисовал рукой живот и спросил:

— А у тебя?

— Нет пока, — коротко сказал Вадомайр. И вспомнил тот удар копьём, едва не убивший Эрну на бродах... Будут ли они — дети? Не могли сказать даже атрапаны...

— А правда, что твой старший атрапан — тоже славянин? — спросил, будто подслушав мысли, Синкэ. — Из-за гор?

— Правда, — кивнул Вадомайр. — Необычный человек... Пришёл и попросился жить. Он и не атрапан, это про него так — говорят разное. Он и меня-то старше не намного...

Они ещё поговорили о разных вещах. Вадомайр со смехом рассказал, как его люди охотились на шумного злого духа, поселившегося в пещере на склоне холма над одним вардом, а вместо духа убили здоровенного медведя, который колупал себе стену — там дикие пчёлы устроили гнёзда. Синкэ порадовал друга вестью о том, что Остан Эрдэ наконец-то успокоили... Вадомайр гостил у Синкэ третий день и сейчас пошёл поговорить перед обратной дорогой — в дальнем дворе уже брякал металл, фыркали кони и переговаривались ратэсты, готовые в путь.

— Приезжай ко мне, если будет время и достанет желания, — Вадомайр пожал локоть кэйвинга-соседа. — Посмотришь, каково в наших долинах.

— Может, и соберусь, — кивнул Синкэ. — Только скоро — вряд ли. Мы редко ездим друг к другу в спокойные дни. Если приеду — так с бедой...

* * *

Весна была и в горах. Кое-где ещё лежал снег, но по всем склонам проснулись уже давно ручьи, цвели среди камней эдельвейсы — бледные звёздочки. Солнце пригревало, над горами тянулись караваны птиц. А внизу, в долинах, убирали второй урожай...

Тут, в горах, жилища людей были редки. Хангары тут и вовсе не селились, из анласов прижились лишь те, кто жил охотой. Их каменные дома, обтянутые изнутри шкурами, лепились к скалам и казались их продолжением. Обитатели выходили навстречу семьями, приветствовали кэйвинга с оружием в руках, спрашивая, не нужны ли защита, помощь, проводники и нет ли какой войны, на которую можно пойти прямо сейчас? Вадомайр со своими людьми ночевал в этих домах и вечерами, сидя на шкурах у очага, в котором горели куски угля, расспрашивал неспешно об охоте и горных духах.

Ничто не предвещало никаких неприятностей. Да и каких — на своей уже земле?..

...Всё началось, когда впереди оставалось полдня пути — а там спуск в долину. Слева, высоко на перевале, будто парила в облаках башня одной из сторожевых крепостей. Вадомайр, задрав голову, с удовольствием рассматривал выстроенные данвэ (нет, правильно — данваны!) серые форты и мощный центральный тур. С гор потягивало льдом, ратэсты сейчас, наверное, сидят у огня, а те, кто дежурит на стенах, кутаются в тёплые меховые плащи...

Он оторвался ототряда. Под Вадомайром был не его боевой конь, а снежно-белый с чёрными «чулками» иноходец откуда-то с юга, подарок купцов. Нервный, тонконогий и быстрый, как ветер, конь не мог нести анласа в доспехе. На коротких расстояниях он оставлял далеко позади рыжих анласских жеребцов, но быстро утомлялся. Тёплый, подбитый мехом плащ Вадомайра лежал на конском крупе — именно этот плащ и зацепился за ветку багульника, густо росшего вдоль дороги.

Ругнувшись по-русски, парень склонился с седла... и что-то звонко цокнуло по камню — на той линии, где только что была голова кэйвинга. Вадомайр выпрямился в седле, схватив дротик у седла. Конь вдруг взвился и с хрипом начал падать — Вадомайр быстро соскочил и пригнулся, оглядывая скалы. Появившиеся из-за поворота ратэсты перешли на галоп, тревожно крича. Но Вадомайр их не замечал.

Шагов за двадцать справа на склоне поднялись и побежали прочь, к ведушей вниз осыпи, два человека в чёрном. Вадомайр размахнулся, посылая дротик в цель. Передний из бежавших взмахнул руками и упал — убит, Вадомайр был уверен в этом. Второй проскочил мимо товарища... вернулся, наклонился над ним. Мимо кэйвинга проскакали ратэсты, а трое, соскочив с коней, сдвинули вокруг щиты.

— Прочь, — Вадомайр оттолкнул их. — Второго берите живым! — крикнул он в спины остальным. Сам, метя плащом по камням, подошёл к коню. Между глаз у того торчало короткое древко арбалетного болта. Конечно, пластиковое...

Ратэсты вернулись — весьма смущённые. Двое тащили труп, третий — сам арбалет. Остальные ехали позади, растерянно переговариваясь.

— Прости, кэйвинг, — склонился с седла один из них. — Он прыгнул вниз, а там обрыв и камни внизу... вокруг аж брызнуло...

— Что это, Дан? — Вадомайр, взяв арбалет, протянул его своему щитоносцу.

Зеленоглазый мальчишка усмехнулся почти вызывающе. Подбросил в руке тяжёлую машину — утилитарную, как ложка, мощную, с рычагом взвода и круто изогнутым стальным луком.

— Такие делают для охотников, — ответил он. — Раньше из них стреляли кочевники Великой Степи. Я в кино видел. Правда, они были из дерева и рога... Наши с такими не воевали, но сейчас многие охотятся с ними, особенно на Асвайге.

— Планета-лес? — вспомнил Вадомайр рассказы Дана. Тот кивнул, возвращая оружие. Говорили они на языке данванов — хотя и похожий на анласский, он всё-таки сильно отличался. Примерно как русский от чешского, оценил для себя Вадим ещё в начале знакомства с дэм Гато й'Харья, откликавшимся на «Дан».

Убитого положили к ногам кэйвинга — дротик Вадомайра попал ему под левую лопатку и прошёл почти насквозь. Под маской оказалось славянское лицо, коротко стриженые светлые волосы...

— Завалите его камнями, — приказал Вадомайр. — И едем дальше! Коня мне — моего боевого!

* * *

Обычно, возвращаясь из поездок или походов, Вадомайр мылся в небольшом душе и спал в тишине большой, светлой комнаты на втором этаже своего дворца — высокие незастеклённые окна выходили на галероею, с которой была видна вся долина и горы вокруг. По галерее ходили ратэсты — в такие часы они старались лишний раз не звякнуть металлом, видя откинутую на кожаную подушку голову кэйвинга и заброшенные за неё руки — сильные, но с тонкими запястьями — покрытые навсегда въевшимся загаром. В такие моменты его не беспокоил ни Ротбирт, ни даже Эрна.

Но в этот раз он изменил своей привычке. Едва бросив поводья подбежавшему младшему конюху, Вадомайр подхватил арбалет и быстро пошёл по крутым лестницам наверх, на плоскую крышу дворца.

Тут, в углу крыши, над самым обрывом, на дне которого бежала с гор холодная вода, мерно вращавшая лопасти трёх поставленных каскадом колёс, прилепился, как игрушечный кубик (домик Карлсона, всегда думал Вадим) небольшой мезонинчик с окнами на все стороны света — под ровной черепицей. Тут жил тот, кого называли «славянский годи». Хотя этот человек не был ни славянином (хотя Вадомайр так сказал Синкэ), ни атрапаном.

Одноногий Ганс Дидрихс, в прошлом — капитан медицинской службы вермахта, потом — интербригадовец времён Взмятения, потом — просто беглец — предпочитал, чтобы его называли просто: «мастер». Хотя анласы считали его не просто атрапаном, но, пожалуй, немного богом. В руках Дидрихса самые обычные вещи становились волшебными. Он брал горсть песка, смешивал его с содой, грел на огне и... получалось стекло. Или выпуклый диск, проходя через который, лучи солнца поджигали бересту и мох. Он брал гнутые стальные лопатки, соединял их свастикой, ставил в ручей, протягивал ремни и... вода вращала ручную мельницу. Он брал широкое колёсико с желобком, закреплял его над воротами сеновала, пускал по жёлобу верёвку и... один человек поднимал такие тюки, что впору пятерым. И никогда никому не отказывал в просьбах. А больше всего любил говорить с Даном.

Данванский мальчишка был смел, горд и любопытен. Мог часами слушать сэпов. Разговаривал о священных знаках. Расспрашивал охотников о повадках зверей. И записывал то, что было интересно, в блокнот — вещь, знакомую тут одному только Вадиму. И то, что странный атрапан и данвэсский мальчик служать их кэйвингу, ещё более поднимало Вадомайра в глазах окружающих...

...— Вы дома, Ганс? — Вадомайр приоткрыл дверь. В нос ударил резкий запах. На большом столе что-то кипело и пенилось. Все окна были открыты настежь. В углу на тумбочке тихо бурчал небольшой радиоприёмник. Дидрихс сидел у дальнего конца стола и читал книгу.

Быстрым, не старческим движением подняв голову, старик улыбнулся Вадиму. Отложил книгу. Сухолицый, с ёжиком седых волос, клювастым носом и прозрачными глазами, Дидрихс походил на какую-то хищную птицу — усталую, но опасную. Чёрная рубашка, светлые штаны и сапоги тонкой кожи (на протезе — такой же, как на «живой» ноге) составляли его одежду — странно выглядевшую, как бы вне времени.

— Проходи, конунг, — сказал старик без усмешки. Вадим вошёл. Старый немец-офицер вызывал у него интерес не меньший, чем Дан. Дико и интересно было сидеть напротив человека, который участвовал в Великой Отечественной Войне (пусть и не на той стороне, что нужно) — встретившись с ним на иной планете. — Садись... Нефть привёз?

Вадим выставил на стол склянку с почти прозрачной жидкостью. Дидрихс только что не сунул в неё свой нос, удовлетворённо кивнул:

— Как ваша каспийская, до которой мы не дошли в своё время.

— Вы в это своё время уже были тут, — напомнил Вадим и выложил на стол арбалет. — Хотели убить. Но как-то... — он поморщился. — Нелепо как-то. Ладно, зимой — на юге, я понимаю, спешка, всё такое... Но тут-то?

— Чья-то милая самодеятельность, — оценил Дидрихс, рассматривая оружие. — Игрушки в игрушки. Не бомбу же на тебя сбрасывать, мой юный конунг. Хоть ты и самонадеян... и небезопасен. Но не так чтобы очень. Интересно же посмотреть, что будет делать человек, ранивший сына самого йорд Виардты.

Вадим поморщился, вспомнив, что с ним было, когда некоторое время назад он во всём разобрался и понял: всё вокруг — это игра. Игра могущественных, безжалостных и насмешливых существ. Завоевателей, подобных которым не было на Земле. Вадим только что не онемел от ярости — не фигурально выражаясь, на самом деле. А Дидрихс продолжал, глядя на Вадима своими прозрачными глазами:

— Они безумны. И не подвержены болезни завоевателей — пресыщенному старению. Они воют ради войны и власти. Если бы не твоя страна, мальчик, моя Германия стала бы такой. И, может быть, сумела бы дать отпор данванам и не пустить их на Землю... вот только остальным народам тогда уже было бы всё равно, кто победит — мы или данваны.

Вадомайр налил себе эля. Вадим слушал. Дидрихс продолжал, кривя губы:

— Я не рассказывал тебе... Я был офицером тотальной группы. Когда мы поняли, что проигрываем, то создали такой небольшой отряд... Там были и местные — анласы, славяне — но большинство — земляне-добровольцы. Мы решили идти ва-банк: ворваться в одну из Крепостей, захватить фрегаты и атаковать Невзгляд. Это было начало семидесятых годов. Я был ещё не так стар и у меня было две ноги... — он каркнул — засмеялся.

— Дед Олега был там? — спросил Вадим тихо.

— Нет, — покачал головой немец. — Он не верил, что получится. И потом — он тогда командовал 2-й ИБР, они отступали на северо-запад, всё дальше в леса, прикрывали массу беженцев... тотальную группу организовал английский майор по прозвищу Фрост. Как его звали на самом деле — я не знаю и сейчас. Мы купили новейшее по тем временам оружие и отличное снаряжение у одной американской компании. Отработали всё до мелочей. Просчитали по секундам, заучили план нужной Крепости, собранный по крупицам... Угнали мы не фрегат, а вельбот. Просто чтобы спастись. Почти все наши погибли. Нас кто-то выдал. И нас уже ждали. Потом мы, правда, провели ещё несколько операций, захватывали технику, но она выходила из строя, разрушалась, как только мы пытались её вскрыть или запустить. Мы тогда ничего не знали о настройке на биотоки. Во время одного из таких «вскрытий» я лишился ноги. А когда пришёл в норму — с организованным сопротивлением было покончено.

Вадим поднялся на ноги. Прошёлся туда-сюда — быстрый, прямой, решительный, юный. Немец следил за ним жёсткими глазами, в которых не было ничего, кроме тусклой серости.

— Что было в той моей жизни? — вдруг спросил мальчишка, останавливаясь у окна и глядя в долину. — Ну, прожил пятнадцать лет. Как моська на балконе — смотрел на происходящее и гавкал иногда. Ну, прожил бы ещё четыре раза по столько, и что дальше? А тут... А тут я что-то сделал. Или не что-то? Может быть, я сделал всё, что должен был сделать в этом мире — и во всей жизни. Не каждому удаётся спасти целое племя... Жаль только, Олега так и не нашёл...

 — Ищи, — пожал плечами Дидрихс. — Ищи, а не покупай это.

Вадим быстро посмотрел на немца. Подошёл к столу, присел, вытянул из-под него ящик — тяжёлый, он скрипел по доскам пола, ровным, гладким. Открыл крышку, почти нежно погладил ствол одного из четырёх лежащих внутри «миними-пара». Закрыл крышку, задвинул ящик, встал:

— Люди потом отнесут вниз. Не имеющий меча своего падёт от меча чужого — так тут говорят, ты ведь знаешь. И правильно говорят.

— Ты хочешь, чтобы они снова начали войну? — спросил Дидрихс. — Анласы, славяне... которых только что разбили в городах? Восстание подавлено... А ты знаешь, мальчик, что такое война — настоящая война? Та война, что была тут, у нас — тогда ? Ты выносил из дома то, что осталось от матери и отца? Не тела, нет — головни... Ты когда-нибудь хоронил своих братьев? Сперва — младшего. Потом — старшего. Потом — ещё одного младшего. Ты хоронил своих друзей, которые тебе были те же братья, которых ты знал, сколько себя? Ты хоронил своих подруг? Ты хоронил девушку, которая через два месяца должна была родить — родить твоего ребёнка? А самое страшное — ты хоронил надежду? Каждый день — всё глубже и глубже? Ты знаешь, что такое — сражаться, понимая, что не победишь? Понимая, что враг просто играет с тобой — настолько он сильнее тебя... Ты знаешь, что такое — ежедневное отчаянье, такое же привычное, как рука или нога? Путь длиной в годы, бой длиной в годы — и каждый день смерти, и каждый день отчаянье, которое убивает, как пуля! Как можешь ты требовать от них снова встать на этот путь? Да и с кем воевать? Тех, кто умел бороться и выжил, можно пересчитать по пальцам одной руки. Левой, правой — как хочешь...

Дидрихс стоял в рост, упершись в стол расставленными длинными руками. Его пальцы подрагивали.

— Я не люблю, когда играют в людей, — сказал Вадим спокойно. — Я бы простил им всё то, что ты говоришь, Ганс, — он говорил по-русски, но Дидрихс не перебивал — понимал. — Весь этот ужас простил бы, потому что... да потому, что это просто война. Но я не желаю прощать ужас, сотворённый ради игры, герр капитан.

— Те, кто пытался бороться раньше, были многократно сильней тебя во всех отношениях, — сказал немец устало, опускаясь в кресло. — Живи, как живётся, конунг. Или найди своего друга, бери под мышку свою жену... и возвращайтесь на Землю, пока ещё можно найти пути.

Вадим осклабился, как молодой волк. И показал свою правую руку:

— Восемь данванов.

— Не считал, — вытянул перед собой длинные руки старик. — Но, думаю, больше. И не в игре в войну, а на войне. Что с того?

— Если ты не веришь в то, что у нас может получиться — почему ты мне помогаешь? — спросил Вадим. Дидрихс пожал плечами и откинулся на спинку:

— Привычка, — равнодушно ответил он...

...Эрна ждала Вадомайра на лестнице — и первым делом больно укусила за шею.

— Ау! — вырвалось у него. Мальчишка обнял талию своей жены и крепко стиснул. — Попалась, кусака?

— О чём ты с ним говорил? — сердито сверкнула глазами Эрна, отстраняясь, но не вырываясь. — Он угрюмый, как каменная статуя. Только приехал — и бегом к нему! — она нацелилась кусаться снова, но Вадомайр перехватил её рот губами и притиснул к каменной кладке.

Отталкивающие руки превратились — в обнимающие...

* * *

Балны Хун — или Йэни Асма, «Сверкающий Камень», как переименовал этот город Вадомайр — был одним из крупнейших портов западного побережья. Город строили не хангары и даже не данваны. Он стоял тут всегда. С незапамятных времён — таких, о которых даже легенд не сохранилось.

Город напоминал колесо со спицами — такие недавно начали делать анласы. Центральная площадь — и восемь главных проспектов, разбегающихся от неё, вымощенных белым камнем. Северный проспект вёл в порт. Остальные семь — к семи воротам в старой стене; каждые из ворот венчали две надвратных башни. Сама стена, впрочем, давно уже никого ни от чего не защищала — город разросся далеко за её пределы. Новый Город — тот, что лежал за её пределами, прорезали те же семь проспектов. А вот стены вокруг него не было, и Вадомайр и не собирался её строить. Но вот порт превращали в крепость поспешно — и две длинные стены от него тянулись к Старому Городу. Вадомайр хорошо помнил урок, который дали данвэ кэйвингу Инго на Эргае, взяв порт. А Вадим — не менее хорошо помнил историю Афин.

Население Йэни Асма удивительно индифферентно отнеслось к появлению новых хозяев. Купцам, давно забывшим, какой они нации, было всё равно, чей стяг над городом — лишь бы не мешали торговать и не грабили. Хангары просто сидели тихо. Данвэ, которые жили в городе, кажется, приготовились драться... но ничего не произошло. То, что анласы посадили на склонах холма за городом священную рощу, тоже никого не обеспокоило. Грабежи — естественные для портового города — с приходом анласов подувяли. Первоначально местные «ночные короли», облагавшие данью купцов и финансировавшие городскую стражу, попытались установить такой же порядок и с анласами. Тогда ратэсты Вадомайра просто-напросто устроили облаву и примитивно зарезали всех попавших к ним в руки «работников ножа и топора». Оставшиеся в живых пришли в шоковое состояние — раньше стража максимум наказывала особо нерасторопных рядовых исполнителей, попавших к ней в руки, а уж на глав «синдиката» руки поднять не смела. Анласы же считали, что вождь, людям которого не стало удачи, должен отвечать за их несчастья — поэтому главари, в отличие от не очень мучившихся «шестёрок», прожили ещё довольно долго — повешенные в порту за ноги... Основная же масса населения власть почти благословляла. Анласы могли разорить по пьяни какое-нибудь заведение (за разор позже заплатив) или ударом кулака проломить череп кому-нибудь, кто давно на это напрашивался или сам этого хотел. И всё!..

...Боевая гавань Йэни Асма, закрытая с суши стенами, с моря тоже была отсечена стеной, поднимавшейся прямо со дна залива. В стене было пять раздвижных створов.

— Кому отдашь «Фиорсу»? — спросил Ротбирт. Его конь нервно рыл землю копытом, стоя голова в голову с Вихрем, который застыл, словно вкопанный.

Вадомайр смотрел, как «Аврору», его личный скид, спускают на воду. В ответ на вопрос друга он перевёл взгляд на новый корабль. Там оставалось обшить верхний ряд и водрузить на штевень резную голову. Скид обещал стать достойным дополнением к флоту.

— Не знаю пока, — сказал он наконец. — Слушай, проследи, чтобы на «Авроре» заменили шнуры между досками. Я поеду в торговый порт.

Ротбирт кивнул. Вадомайр плавно выгнулся назад в седле, движением колен разворачивая коня, хлопнул его по крупу ладонью — и понес по мощёной дороге. Следом скакал Дан.

* * *

Утром в порт пришли три небольших парусных корабля откуда-то из залива Ис (или по-славянски Ос-губы). Белокорпусные, быстрые, они легко нашли место у причалов — и с них сошли несколько человек в одежде, которая к северо-западу отсюда показалась бы странной. Но в порту давно привыкли к любым пришельцам. Люди в лёгких рубашках, штанах и туфлях, со светло-русыми бородами, степенно шагали по вымощенной белым камнем дороге. Один из них временами поднимал к глазам серебристую коробочку, в которой Вадим легко опознал бы цифровой фотоаппарат. Именно он и нарушил молчание, сказав после очередного снимка:

— Красивый город.

— Да, не то, что наши, — проворчал старший из троих.

— Где их старшего-то искать? — вмешался третий — со шрамом, уходившим в густые усы. — Спросить бы кого-нибудь, а то так и прошляемся без пользы.

Вокруг было людно. Сновали уличные разносчики, мелкие торговцы, шли грузчики и рыбаки, кричали зазывалы у богатых лавок. Бывает так, что в людном-то месте и не сразу поймёшь, к кому подойти с вопросом... Все трое остановились.

Откуда-то из улочки между лавок рысью вышел огромный рыжий конь — под богатым седлом, в узде с золотыми блахами. Всадник был одет совсем обычно — кожаная куртка и штаны под доспех, высокие мягкие сапоги, голова непокрыта, на широком поясе — длинный тонкий меч и сакса. Старший из приезжих поднял руку, вежливо сказал:

— Посоветуйте пожалуйста... — на анласском языке.

Конь встал, как вкопанный, повинуясь нажатию колен хозяина. Всадник чуть наклонился с седла — высокий плечистый мальчишка, не рыжий, как большинство остальных анласов, а практически белобрысый.

— Слушаю вас, — сказал он на безукоризненном городском диалекте славянского.

— Пошлину несём, — пояснил старший из славян. — Кэйвингу.

— А что привезли? — анлас положил ногу на седло, уперся локтем в колено. Глаза у него были весёлые и любопытные.

Приезжие переглянулись.

— А тебе что? — мирно спросил старший. — Разложимся — заезжай, ты такого не видел. Хочешь — ожерелье стеклянное девчонке, хочешь — меч... хотя у тебя и свой неплох.

— Мечи привезли? — сузил глаза анлас. Старший из славян уже ощущал, что перед ним не ратэст... пати, что ли? Молодой совсем...

Из того же проулка вылетел ещё один конный мальчишка, при виде которого славяне замерли, даже сдвинулись ближе: рыжие волосы, широко поставленные большие зелёные глаза, прямой нос — ни с кем не спутаешь данвана! Но зеленоглазый только склонил голову:

— Прости, Вадомайр, я отстал...

Славяне запереглядывались, перешептались — и старший развёл руками:

— Мы тебя в лицо не знаем... Ты же тут кэйвинг? Ты же тот Вадомайр, не другой?

— Я здешний кэйвинг, это верно. Вадомайр Славянин, властелин Йэни Асма, — Вадомайр соскочил наземь, бросил поводья Дану. — За нами поезжай... но не рядом.

Дан усмехнулся, коленями подбодрил коня — но не ослушался.

Славяне назвались. Своего заказчика они себе не так представляли. Впрочем, он и не о заказах сейчас говорил.

— Кораблей сколько у вас?

— Три.

— По десять скеллигов серебра. Или по два золота. С каждого корабля, — он уловил переглядку и засмеялся: — Что, дорого?

— Недёшево, — сердито сказал старший. — У нас на такие деньги машину можно купить.

— Зато к товарам охрану можете не ставить. И платить больше никому не надо. Так как, дорого всё ещё?

— Может, тогда и в самый раз, — с улыбкой ответил младший. — А твой заказ куда?

— Потом поговорим, — отрезал Вадомайр...

...На борт кэйвинг запрыгнул с причала — ловким, точным движением бывалого морехода. Щитоносец остался с конями на причале и внимательно рассматривал белые корабли.

— Платить тебе? — спросил старший из славян.

— В городе хозяин пати Орнай сын Мэхона. Он явится — ему заплатите, и бирку он же вам даст, — ответил Вадомайр. — А мне покажите, что привезли.

Все трое переглянулись. И расступились, давая Вадомайру дорогу внутрь корабля — в трюм...

...Ротбирт ждал друга на центральной площади.

— У меня две новости, — начал он. — В порту стоит эндойнская скида. Знаешь, кто там кормчим? — Вадомайр поднял бровь, кладя ногу на седло. — Рэнэхид.

— Кто?! — Вадомайр опустил ногу, ткнул коня под рёбра. — Кэйвинг?!

Ротбирт кивнул, потом пожал плечами:

— Правят на юг. Нашим путём. Как раз отплыли.

Вадомайр покусал губу. Коротко ответил:

— Пусть. Вторая новость?

— Тебя человек с гор ждёт. Страшно смотреть, кожаные штаны стёр, стоя засыпает, лицо и руки поморозил дочерна. Конь посреди двора свалился — и издох.

Вадомайр ощутил внутри дурнотную сосущую тяжесть. И уже по-настоящему пришпорил коня.

* * *

Человек с чёрным лицом, запрокинув голову, пил горячее вино — его вливали ему в рот. Руки с сошедшей кожей обматывали клочья плаща, пальцы распухли. Сапоги напополам растёрло стременами.

Вадомайр не помнил этого человека. Войдя в зал, резко спросил:

— Кто, откуда?

Отстранив запястеьм кубок, человек спросил сипло, клокоча горлом:

— Ты не узнал меня, кэйвинг? Я Тринге сын Винфоллы.

— Тринге?! — Вадомайр помнил Тринге — и сейчас старался отыскать хоть одну знакомую чёрточку в чёрном лице.

— В горах ещё метели. Я скакал трое суток, загнал двух коней и себя... Пальцев у меня больше нет... — он покосился на служанку, вливавшую ему в рот вино, и Вадомайр отослал девушку движением руки. — Кэйвинг... верные люди сказали, что правитель Хана Гаар потерял рассудок. К нему приезжали данвэ. Говорят, он заперся у себя в покоях и три дня выл, как зверь. А потом приказал — и вся Хана Гаар садится в седло. К исходу месяца они выступят на север. На нас и наших соседей.

Вадомайр отошёл к окну. Потом свистнул — вбежали несколько человек.

— К Дидрихсу, — кивнул он на гонца, который спал сидя. — Он должен жить и сохранить руки... — Вадомайр повернулся к Ротбирту. — Я еду на север, в Бёрн. Попробую уговорить кэйвинга Бёрна — его слово закон на севере. А ты посылай людей в Галад, в Эндойн, на Эргай, в Остан Эрдэ тоже посылай — и пусть скажут: беда идёт! На всех разом одна. Если будем поднимать мечи порознь — ляжем каждый на своей земле и не сохраним ничего. Скажи — пусть приходят все, кто помнит Вадомайра Славянина. Пусть идут мои друзья. И мои враги пусть идут, пусть забудут про долги и месть — платить станем потом — те, кто выживет — тем, кто выживет. Собирай дружину. И ополчение собирай. Ждите меня. Я приду. Неважно — один или с помощью. Приду к вам. И мы посмотрим, как лопаются эти бурдюки с салом — от макушки до жопы!

Вадомайр вздрогнул — комнату вдруг наполнил слитный шорох. Вошедшие в комнату — один за другим — пати, человек десять, поднимали в потолок обнажённые клинки. А Ротбирт сказал:

— Я всё сделаю, брат. Всё сделаю.

* * *

Вадомайр спешил. Но на скид он всё-таки отобрал восемь десятков лучших ратэстов. У него были не очень хорошие предчувствия... и, пока «Аврора» готовилась к выходу, он решил наведаться за город. В священную рощу.

Он шёл сюда в доспехах, при мече, со щитом, неся на руке крылатый шлем. Мальчишка раньше не обращался к богам — Вадим нашёптывал, что это всё чушь, а Вадомайр напоминал, что боги глухи к мольбам и равнодушны к жертвам — и помогают лишь тем, кого сами сочтут достойным. Их помощь можно заслужить — как почётное место при отважном вожде — отвагой, умом, силой. Но её нельзя купить или выпросить.

И всё-таки он шёл. Слишком уж высоки были ставки в начинающейся игре в кости... в кости — Вадомайр усмехнулся двусмысленности сказанного. Шёл не просить, а просто известить богов о том, что затеял он — «чужеземец в чужой стране», если так можно сказать, пятнадцатилетний властитель Йэни Асма...

...Одни боги знают, как атрапаны, жившие в роще, обходились с ясенями, растущими тут — но за месяц саженцы вымахали в десятилетние деревья. Вадомайр на ходу достал Сына Грома, поднял его остриём к небу, светившемуся в проёмах густой листвы. И посмотрел туда же — в синеву.

— Что я могу вам сказать, чего вы бы не знали сами? — спросил он. — Нечасто вы снисходите до своих детей, но худо — совсем не вспоминать, что жители земли — ваша кровь. Если ты возьмёшь и меня на свой двор, Дьяус — я тебе это и в глаза скажу. Не слишком-то много нам помощи от тебя — да мы и не жалуемся, обходимся и сами. Но большие силы сегодня воздвигаются на нас. И бóльшие силы, чем просто большие... Жертв я вам не предлагаю. Когда мы поднимем наши мечи, вы и так получите немало воинов не из самых плохих, говорю я тебе. Так взгляните на нас, на своих детей...

* * *

— Дромон! — закричал Дан. Он сидел на форштевне, обхватив босыми ногами шею конской головы, украшавшей нос. — Дромон, Вадомайр!

Передав весло сменщику, Вадомайр пробежал на нос и перегнулся через борт. В паре перестрелов от идущего скида ворочал двумя ярусами вёсел дромон — завитые нос и корма, выступающий таран, раззолоченные борта говорили о том, что это корабль южан. Он мог быть и военным и торговым.

Мальчишка плюнул за борт и лениво потянулся, без слов показывая, что ему нет никакого дела до гостей порта. Он уже возвращался на своё место, когда до скида донёсся размытый расстоянием истошный крик:

— На помо-о-о-о...

Голос был девичий и оборвался так, словно кричавшей заткнули рот. Но главное — кричали по-анласски.

 Вадомайр насторожился. Помедлил секунду. И махнул кормчему:

— Подходим! Вооружайся посменно, давай!

Вскоре на скиде, подошедшем напересечку к дромону, все уже были вооружены. Вадомайр, затягивая шнуровку кольчужного шарфа, уже неотрывно смотрел на южный корабль. Там не ускоряли движения вёсел, но вдоль борта, по которому шёл скид, встали воины в чалмах поверх островерхих шлемов, кольчугах, со щитами... Если судно и не было военным, то воинов на нём всё-таки хватало.

— Сто-ой! — прокричал Вадомайр, поднимая руку. — Суши вёсла!

— Ты кто такой, чтобы останавливать нас? — спросил по-анласски молодой воин с высокомерным лицом и бородкой, покрашенной алым.

— Ты возле наших берегов, и спрашиваю тут я! — лязгнул перчаткой о меч Вадомайр. — А я слышал с вашего корабля крик о помощи на нашем языке. И я не глухой. На вашем дромоне — анласская девушка!

— Это так, — согласился хантари. — Но мы её честно купили на рынке в твоём благословенном городе, да процветёт он на тысячу тысяч лет и ещё три года! Да поразит меня гневом Великая Мать — ведь я не узнал тебя сперва, о великий воин, могучий вождь Вадомайр, достойный своей грозной славы...

— Много слов, — резко оборвал его Вадомайр. — Вы купили девушку? Где? У кого?

— Разве я посмел бы лгать тебе, о доблестный...

Крик, оборвавшийся мычанием, нарушил новую длинную цветистую тираду в самом начале — на этот раз мальчишеский крик:

— Не верь ему, кэй...

Вадомайр, сощурясь, посмотрел в лицо хантари. Следовало ожидать — поймать его взгляд было не легче, чем удержать в ладонях клочок тумана.

— Торговые бирки, — Вадомайр выбросил вперёд ладонь. — У тебя там, как я слышу, не одна девчонка. Не худо будет убедиться, что ты в самом деле обзавёлся лэти из анласов, как говоришь, а не...

Хантари склонился — и вдруг что-то гортанно взвизгнул. Над бортом выросли лучники — и стрелы со свистом посыпались на палубу скида, ударяя по броне, скамьям, борту и вскинутым навстречу щитам.

— Ложь и измена! — сипло заорал кто-то. — Убьём их всех!

Вадомайр был вполне согласен с кричавшим. Дан прикрыл кэйвинга щитом; сам Вадомайр схватил дротик — и кормчий дромона рухнул на палубу с пробитым горлом. Анласы ответили на стрелы стрелами, и южан смело с борта, словно частым веником — кого на палубу, кого между замерших вёсел. Второй залп пошёл в небо — и оттуда стрелы обрушились на палубу дромона, как град.

Ратэсты уже лезли на палубу корабля. Вадомайр прыгнул вперёд и вверх, подтянулся на руках и, подставив налокотник под саблю, ударом стального кулака отшвырнул бросившегося на него воина. Спрыгнул на палубу, выхватывая меч и перебрасывая на руку щит.

Ратэсты почти молниеносно смяли тех, кто ещё пытался сопротивляться. Вадомайра интересовал лишь хантари — кэйвинг очень надеялся, что крашеный лжец не угодил под стрелу.

Не угодил. И стоял у лестницы на мостик, закрывшись круглым медным щитом и отведя руку с саблей. Вадомайр подошёл к нему, щитом отстраняя своих воинов и расшвыривая пинками из-под ног чужие шлемы и оружие. Хантари посерел. Он хорошо умел владеть оружием... вот только применяя своё умение он лишь на восставших с отчаянья селянах, не имевших ничего, серьёзней мотыг. Кроме того, похоже, шедший на него северный мясник ничего не знал да и знать не хотел о красивом искусстве клинкового боя, о благородной игре клинком...

— Какое тебе до них дело? — облизнув губы, спросил хантари. — Ты им чужой... они тебе тоже... Зачем ты рискуешь ради них жизнью, брат?

— Не брат я тебе, сука черножопая, — сказал Вадим. А Вадомайр добавил: — И ничем я не рискую, крашеная шлюха.

Взвизгнув, хантари бросился вперёд пригнувшись. Вадомайр пропустил его мимо и, коротким точным ударом начисто снеся ему голову, щитом отбил её за борт. Ратэсты восторженно взвыли. Обезглавленное тело, поливая палубу кровью и размахивая саблей, пробежало шагов десять, ударилось о мачту и повалилось на доски.

— Вайу! — заорал Вадомайр. Оставшиеся в живых и побросавшие оружие южане подняли вой и скулёж — им подумалось, что победители немедленно истребят всех, как они сами поступили бы в случае победы. Но анласы смотрели с презрением. Вот окажись на их месте данвэ... но только никто из этого жуткого народа не стал бы ползать на коленях и выть, как баба. Скорей бросился бы за борт...

— Где анласы? — спросил Вадомайр, вытирая меч. Он спрашивал на своём языке — но несколько рук сразу же вытянулись, дрожа, в сторону люка, на котором висел замок. Один из ратэстов, подойдя ближе, обрушил на запор удар топора — замок разлетелся на части, петли вырвало, доски расселись. Вопли и стоны на палубе сменились тонким писком ужаса — южане стали пластаться ниц...

— Тут сукно, кэйвинг! — заорали снизу. — Золота нет совсем!

— Ищите людей, гнев Дьяуса на вас! — рявкнул Вадомайр.

В трюме аукались и свистели, что-то обрушивали азартно, гремели и при этом ругались. Наконец раздался крик:

— Нашли!!!

Первым появился ратэст, разваливший запор. Он нёс на руках мальчишку лет двенадцати, одетого в простенькие штаны и куртку.

— Горло перерезали, когда закричал, — хмуро сказал воин, кладя мальчика на палубу. Глаза мальчишки были распахнуты удивлённо, по горлу, залитому кровью, шёл тонкий разрез. — Воин был. Даром, что молод.

— Воин, — откликнулся Вадомайр, протягивая меч наискось над телом мальчика. — Иди, вот ворота открыты, вот Дьяус ждёт... Он умер без оружия в руке, но душа — тоже оружие... Кто ещё?

Другой ратэст осторожно усадил к борту девушку лет шестнадцати — в остатках рваного платья, с распухшим ртом, обведёнными синяками глазами.

— Вот что в рот ей сунули, — ратэст показал деревянный кляп на ремнях. — Жива, очухается.

— На скид, — Вадомайр поднял незапачканный плащ и набросил его на девушку.

Внезапно та широко распахнула большие серые глаза и сжалась. Густые рыжеватые волосы упали ей на лицо, она быстро обежала взглядом из-под прядей ратсэтов и спросил дрожащим голосом:

— Норми где?

Вадомайр жестом показал, чтобы закрыли мальчика. Но девушка уже увидела его.

— Брат... — тихо сказала она. Поднялась, придерживаясь за борт. Кто-то снова накинул на неё соскользнувший плащ — уже на плечи, придержал.

— Освободите гребцов, — сказал Вадомайр. — И уходим. Не наше дело, куда они поведут дромон и что сделают с этими...

* * *

Онлид дочь Квито была из анла-даннэй с Эндойна. Они с младшим братом рыбачили в море и попались в руки южанам с дромона, решившим, что далеко от земли они могут ничего не опасаться. «Аврора» случайно оказался на пути, и случайностью было то, что в это именно время пленников привязали на палубе к мачте, чтобы они могли отдохнуть от затхлого трюма.

В первый же вечер, когда скид шёл под парусом, она всё это рассказывала, сидя рядом с Вадомайром — и он сказал ей:

— Я плыву в Бёрн, и дело у меня важное. Домой я тебя смогу доставить лишь на обратном пути.

— Пусть, — тихо ответила она. — Хорошо и то, что со своими...

— Ладно, — зевнул мальчишка. Он подумал, что девчонке на маленьком скиде среди мужиков будет тяжеловато. Но тут уж ничего не сделаешь.

* * *

Проснулся Вадомайр позже, чем рассчитывал. Он думал, что его разбудит утренний холодок — но обнаружил, что кто-то накинул на него шерстяной плащ.

Парень сбросил с себя тяжёлую тёплую ткань и сел, потянувшись. Дан, конечно... а где он сам?

Данван спал, сидя у борта и прикрыв босые ноги краем другого плаща. А большая часть плаща досталась Онлид, свернувшейся под плащом калачиком. Поймав взгляд помощника кормчего, Вадомайр пригрозил:

— Будешь скалиться — дальше поплывёшь своим ходом, — поднялся и, подойдя к борту, зачерпнул забортной воды — умыться. Вода была солёной без примеса — далеко остались берега. Приглаживая руками волосы, Вадомайр пошёл к запасным вещам, сложенным под кожаной покрышкой на корме, под маленькой палубой, но обнаружил, что возле девчонки уже лежат тёплый плащ, штаны, куртка, пояс, сандалии и даже нож. Кто позаботился о девчонке — сомнений не вызывало.

Вадомайр присел на борт и всмотрелся в лицо Дана. Странно. Он родился так далеко отсюда, что, наверное, Земля ближе. И год назад — год назад! — Эрд видел только в записи. И мечтал, как поучаствует в Игре. И стремился к этому. Стремился, живя в мире, где могучие деревья вдоль мощёных серым камнем улиц, и можно из окна — с выгнутого балкона — сорвать плод, который называется атрон, и вкус которого Дан тщетно пытался объяснить Вадиму. Мир, где люди — данваны — равны перед простыми и немногочисленными законами, где нет преступников, где любят и почитают жён и воспитывают в любящей строгости детей, где Императрица, перед которой Дан — дэм Гато й'Харья, мечтающий поскорей доказать, что он — ан Гато йорд Харья — благоговел... но как такое может быть?! Как это сопоставить с...

Вадомайр помотал головой, крепко прижмурился — до кругов в глазах. А когда открыл их — Онлид проснулась и смотрела на него смущённо.

— Переоденься, — приказал Вадомайр. И отвернулся, показав кулак помощнику кормчего. — Хорошо стреляешь из лука?

Он не спросил — «умеешь ли?» Анласка — и не умеет — так не бывает.

— Неплохо умею, — сказала девушка, шнуруя сандалии. Рыжеватые волосы рассыпались по спине и плечам, обтянутым кожей. Она выпрямилась, положила руки на пояс, и Вадомайр невольно залюбовался ею. Красавица... Впрочем, среди анласок мало некрасивых. И нет никого лучше Эрны...

— Подбери себе лук, — распорядился он. — И стрелы. Десяток.

* * *

Вечером, когда далеко-далеко на востоке у самого горизонта тенями заскользили острова Эндойна, ратэсты уселись на скамьях. Из рук в руки переходила арфа. И наконец её попросила Онлид — арфу охотно отдали, чтобы послушать девичий голос. Это ведь совсем не то, что слушать певцов-мужчин — даже настоящего сэпа. Девичий голос — это дом. Мир. Покой...

Ратэсты слушали, как девчонка допела. Молча, неподвижно. И, лишь когда пришла пора укладываться спать, Вадомайр тихо сказал:

— Ты неплохо поёшь. Я служил кэйвингу Рэнэхиду сыну Витивалье, анласу из анла-даннэй, властителю Эндойна и носителю Рогатого Венца. Странно, что я никогда не слышал тебя.

— Наш вард стоит на морском берегу, кэйвинг, — тихо ответила девушка, расстилая на досках плащ. — Он маленький.

— Ты скучаешь по дому? — спросил Вадомайр. И краем глаза отметил, что рядом стоит Дан. Онлид качнула головой:

— У нас с братом никого не было.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет жениха или хотя бы любимого?

— К брату за меня сватался один ратэст... но я его даже не видела. Он не вернулся с Эргая.

— Вот как... — Вадомайр вздохнул. — Такова жизнь воина. Конечно, за простолюдина выйти спокойней.

— Я не думала об этом, — девушка села на плащ. — А ты женат, кэйвинг?

— Ты смело спрашиваешь, — усмехнулся Вадомайр. — Я женат.

И, перешагнув через скамью, отошёл к борту. И увидел, как Дан, помедлив, сел рядом с девушкой — неловко, словно у него болели суставы.

* * *

Утром Вадомайра разбудила неистовая ругань кормчего. Половина скида была на ногах и сейчас угрюмо рассматривала бочонки с водой.

— Тому, кто воду в них лил, нужно руки вывернуть! — неистовствовал кормчий. — У вас что — глаза бельмами позарастали — месяц стоял скид на сухом пути, трудно было бочонки снять?! Они ж рассохлись!!! Воды на день осталось!

Вадомайр чертыхнулся. Ведь просил Ротбирта посмотреть! Хотя... винить надо себя, скид свой. Личный. И... стоп!

— Не кричи, — махнул он рукой кормчему. — Размачивали бочонки. Я сам смотрел.

Кормчий фыркнул и щёлкнул по одному из бочонков ногтем. Сухой звук. И щели — широкие щели, словно бочонок весь этот месяц валялся на солнцепёке!

— Чушь какая-то... — Вадомайр наклонился к бочонку, прикоснулся к щелям, словно они могли пропасть от прикосновения. — Так... Где можно набрать воды?

Кормчий прищурился, окинул задумчивым взглядом горизонт.

— На побережье — в любом месте, пожалуй. Но день потеряем.

— Без воды всё равно не плыть, — усмехнулся Вадомайр и махнул рукой на восток: — Вперёд! — а сам подошёл к Дану. Спросил тихо и прямо: — Понравилась девчонка?

Щёки данвана вспыхнули алым. Он опустил глаза.

— У меня раньше не было девчонки, — сказал Дан. — Они глупые и визгучие... ну, я так думал. Пока не увидел Онлид, — и он поднял голову. — И что мне делать? — с вызовом спросил он.

— Не знаю, — ответил Вадомайр. — Может быть, пристрелить её? Как думаешь?

Зелёные глаза вспыхнули гневом, мальчишка схватился за рукоять меча. И отпустил её явно с трудом:

— Если бы ты не спас меня... — с трудом выговорил он. — Анта кэй'рд свикма йост...

— Фрианд фартта окка анванс, — ответил Вадомайр. — Я не убивал данванских девчонок. А вот твои собратья анласских убивали, так за чем же дело, чем она лучше? Тем, что оказалось — тут живут люди, с которыми можно дружить и которых можно любить, а, дэм Гато й'Харья, окка Данвэ, окка рагром фюльк?

Дан отпустил рукоять и, резко отвернувшись к борту, ударил в него кулаками и гортанно коротко выругался.

* * *

«Аврора» вошла в устье речушки одновременно с настигшим скид ураганом. Кто-то полушутя-полусерьёзно предположил, что бочонки рассушил вуйпер[109], чтобы спасти скид и людей. Но шутки шутками, вот ураган был чудовищный, и кормчий отвёл скид глубоко в реку.

— Мы на землях Вилеты, — определил Вадомайр. — Наберём воды, отстоимся и пойдём дальше. По берегу особо не шляйтесь.

Сказать по правде, Вадомайр был бы не прочь, раз уж занесло сюда, перекинуться парой слов с кэйвингом Вилеты. Но искать — долго, а людей вокруг не было видно. Очевидно, шторм позагонял всех в тихие места — волнение ощущалось даже в реке, а над берегами гуляли ветер с дождём. Скид затянули кожей, чтобы получить палатку.

— Воды несколько больше, чем надо, — пробурчал один из тех, кто ходил с бочонком к ручью. — А в двух перестрелах от берега болтается какая-то скорлупка — похоже, морским духам захотелось позабавиться. Ух валяет её!

Камней у берега тут не было — а значит, всё зависит от искусства неведомых мореходов. Если и опрокинет — не спасёшь никак... Так что никто не изъявил желания пойти посмотреть. Никто — кроме Вадомайра.

— Взгляну, — коротко сказал он, отстраняя полотнище, прикрывавшее вход.

— Не ходил бы, кэйвинг, — лениво посоветовали с кормы. Кто-то зашевелился — идти тоже, но Вадомайр отмахнулся:

— Я скоро...

...Над морским берегом, куда Вадомайр добирался довольно долго, ветер бил так, что, дуй в спину — наверняка затащил бы в воду. Высокие волны, украшенные белыми гребнями — как боевые шлемы — с громом ударяли в берег, и мальчишка ощутил, как содрогается земля. Солнце еле пробивалось сквозь тучи, перемешавшиеся с морем. Не иначе как доплёскивали до неба... Вадим подумал вдруг, что, если когда-нибудь вернётся домой, то будет знать, что писать. Ему стало смешно, когда он вспомнил о «поисках», «концепциях», «интерпретациях» и прочей лабуде, которую он не понимал и не принимал и раньше... но теперь неприятие, как щитом, закрылось презрением к тухлым внутримозговым поискам «художников от слова худо». Малевичи-Кандинские-Шагалы, ха! Нарисуйте вот эти волны, это свирепое солнце, эти содрогания тверди под ногами... А он — он нарисует. Во всяком случае — попробует.

Корабль мотало уже гораздо ближе к берегу. Похоже, судно было с востока, «из другого мира» — узкий корпус, две высокие мачты, чуть закинутые к корме, без парусов (сорвало или убрали?) Уж не один ли из «купцов», приплывавших в порт, попал в шторм? Разобьёт ведь. Вадомару стало жаль красивый корабль и людей на нём. Им надо грести на запад изо всех сил, а у них даже вёсел нет — вот что значит не иметь вёсел! Вышвырнет на берег — и размолотит даже на пляже. Без скал.

Корабль ворочало между валами, как щепку. Молния вдруг залила всё вокруг разноцветным сиянием и, падая, мальчишка успел ощутить боль в затылке и удивиться, что не услышал грома.

* * *

 Буря кончилась.

Это было первое, что подумал Вадомайр, открыв глаза, потому что над ним было летнее безоблачное небо, с которого лилось солнечное тепло. Он попытался встать...

...и обнаружил, что связан. Весёлый смех, прозвучавший неподалёку, ударил его, как плеть.

— Да не дёргайся ты, — сказал кто-то по-русски. Вадим извернулся...

Он лежал на опушке небольшой дубравы, в глубине которой всё тонуло в тени. На торфяниках,расстилавшихся ниже, стояла хижина, до неё было шагов сто. А совсем рядом горел костёр, и двое людей в чёрном (вот блин!), повернувшись, смотрели на связанного парня. Над огнём жарился большой кролик, а люди улыбались.

Вадиму улыбаться совсем не хотелось. Его подкараулили и огрели по затылку, как... как этого кролика, жарящегося над костром!

Одному из сидящих было лет двадцать — смуглый красавец с неожиданно серыми глазами, орлиным носом и тонкими губами. Другой был лет на пять младше — плечистый, рослый, светлокожий и белобрысый. У обоих на коленях лежали парные ножны — длинные, слегка изогнутые сабли, длинные прямые кинжалы.

— Очнулся, Вадик? — белобрысый встал и подошёл ближе. — Хорошо. Я уж решил, что огрел тебя сильней, чем нужно.

— Вы кто? — коротко спросил Вадим.

— А то ты не знаешь, — белобрысый отвернулся и отошёл к костру, заговорил с товарищем по-данвански! Вадим напряг слух. Речь шла о корабле и грузе — ни то ни другое ему не понравилось. Смуглый между тем свистнул в два палцьа — резко, коротко.

Дверь в хижине распахнулась. Послышались смех, какие-то переговоры; появились ещё пятеро, так же одетые и вооружённые. Загорелый блондин лет восемнадцати, его ровесник — огненно-рыжий, веснушчатый, тёмно-русый мальчишка на пару лет младше и две девчонки, его ровесницы: гибкая, стройная смуглая черноглазка и желтоволосая крепкая девица с широким жёстким ртом. Очевидно, все семеро были голодны, потому что поспешно расселись у огня — перешучиваясь и толкаясь — и начали делить кролика. Столь же очевидно было и другое — они кого-то ждут. Все семеро посматривали на рощу. И кого-то опасаются — они принесли с собой ещё и пистолеты — длинные, с ортопедическими рукоятками — которые положили каждый рядом.

— Когда мои ребята вас разыщут — они здорово повеселятся, — процедил Вадим, зная, что говорит пустые слова. От костра повернулись все разом. Старший красавец сказал:

— А до этого повеселимся мы. Скоро мы все вместе тёплой компанией отправимся на наш корабль — и тебя ждёт настоящая ухохатка.

— Мы такой удачи и не ждали, — добавил рыжий, — чтобы ты сам припёрся поглядеть на корабль. Думали, придётся караулить или нападать ночью. Что, с бочонками хороша была идея?

Вадим хотел спросить, как они это сделали. А Вадомайр прорычал:

— Дайте мне меч!

В ответ послышался смех — громкий и оскорбительный.

— Едут, — рыжий встал и показал в рощу. Все разом обернулись.

— Где? — спросил смуглый, вставая.

— А вот.

Узкий клинок сверкнул в воздухе — в руке рыжего — как ночная молния. Ртом смуглого хлынула кровь, он зажал рану рукой, выхватил свою саблю, но потом зашатался и рухнул в костёр лицом.

— Гришка! — удивлённо и громко закричал загорелый блондин. Смуглая девчонка даже и кричать не стала — прыгнула через костёр, оскалившись и выдёргивая саблю, на рыжего, стоявшего, широко расставив ноги, с саблей перед грудью.

Три выстрела — широкоротая стреляла сразу с двух рук, из своего пистолета и пистолета смуглой, который та оставила на земле. Загорелый кашлянул и, рухнув ничком, трудно выгнулся, застыл. Смуглая, получив пулю между лопаток, свалилась в огонь поверх лежащего там зарубленного парня. Плечистый белобрысый, который хвалился, как ударил Вадима, умело прячась за рыжим от девчонки, обходил костёр — скалясь, достал саблю.

— Гришка, Хильда... — прошептал тёмно-русый мальчишка. Девчонка что-то ему сказала — умоляюще и быстро, Вадим не понял. Тот медленно покачал головой и неожиданно рванулся за пистолетом.

Девчонка выстрелила. Мальчишка, успевший схватить пистолет, скривился, выстрелил в сторону леса и осел на бок; покачал головой и лёг, выпустив оружие. Не обращая внимания на схватившихся парней, девчонка опустилась на колено рядом с убитым, прикоснулась ладонью к его лбу и осталась сидеть.

Между тем белобрысый изловчился ранить рыжего кинжалом в левый бок. Но это был его единственный успех. Левая рука рыжего Гришки словно бы выстрелила из-за его спины. Белобрысый качнулся, лицо его оставалось осатанелым... но вот жизнь — жизнь сбегала с него, как сбегает со стального шлема вода. Кинжал рыжего торчал у него в горле. Шагнув вперёд, он попытался взмахнуть саблей — но не смог и свалился — ничком, выбросив руки к убившему его врагу.

Надо сказать, произошедшее оглушило Вадима и совершенно обескуражило его. На его глазах свои бились со своими совершенно безо всяких причин! А события продолжали развиваться. Гришка, подойдя к Хильде, тронул её за плечо и сказал по-данвански: «Что ты, ну?». Та огрызнулась, гладя волосы застреленного пацана. Гришка ещё что-то добавил, и девчонка поднялась, убирая клинок, подобрала пистолеты и застыла лицом к дубраве. Гришка подошёл к связанному Вадиму и кинжалом рассёк тонкие ремни.

— Давай вали через торфяники — так, чтобы во-о-о-он тот холм, — Гришка вытянул руку, — был между хижиной и краем болот. Тебя там ищут уже давно, только прохода через болота не знают. Сразу отплывайте, иначе... — он провёл рукой по горлу.

— Ты кто? — срывая остатки ремней, спросил Вадим. Гришка хмыкнул:

— Да никто. Нас и нет, если подумать. А вообще я в Перми родился, Хильда — в Тромсё. Давай вали, нам тоже дохнуть не очень охота.

Вадим дёрнул парня за плечо:

— Вы мне почему помогли?

Гришка вздохнул, хлопнул Вадима по локтю:

— А так. Знаешь, как раньше говорили — свет и во тьме светит. Дерьма-то. Давай, не торчи тут, я ж говорю... зёма.

Он махнул Хильде рукой и уверенной побежкой направился в рощу. Девчонка — за ним, не оглядываясь.

— Удачи! — крикнул вслед Вадим, всё ещё ничего не понимая.

Они не оглянулись.

* * *

Своих людей Вадомайр встретил сразу за болотом. Не зная пути через него, ратэсты в отчаянье и гневе рыскали у кромки, снося кусты и перекликаясь. Судя по тому, что они хором говорили Вадомайру, сообщя отряд решил, будто их юного вождя украли гномы. Вадомайр ничего не стал объяснять. Его подмывало повести людей обратно через болото — помочь Гришке и Хильде, куда бы те не отправились... но он помнил о своей цели и приказал спускать скид на воду и выгребать под ветер.

— Ты неосторожен, — буркнул кормчий. — Живёшь так, словно простой ратэст и уверен, что после твоей гибели нас не бросятся делить Галад и Остан Эрдэ. А мне не очень-то хочется этого. Да и мало кому хочется.

Вадомайр усмехнулся:

— Я не умру. Один мудрый человек сказал мне, что я совершу нечто великое. До сих пор я ничего великого не совершил.

Он ждал, что ответит кормчий, но тот удобней устроил под мышкой рукоять весла и прикрыл глаза.

* * *

Вторые сутки «Аврора» поднимался по реке через земли Гатара. Первые сутки всадники с Молотом на щитах скакали за скидом по берегу, но, убедившись, что Вадомайр не солгал, говоря, что они идут с миром в Бёрн, повернули и исчезли среди лесистых холмов на берегах, среди которых дымили варды.

Вадомайр с изумлением отмечал, что отвык от прохлады здешних земель и вида далёких гор — тех самых, где нашла могилу мать Ротбирта. Отвык от здешних лесов... До Шилеборды, сторлицы Бёрна, было ещё три дня пути, и мальчишка удерживал себя в руках лишь отчаянным напряжением воли. Время шло — и ему снились собирающиеся в Хана Гаар орды... Поэтому-то он шумно — слишком откровенно — перевёл дух, увидев этим вечером, как к реке по склону холма скачут два десятка всадников...

Это были несомненно анласы — в воронёной стали, на рыжих бронированных конях — и над ними летел чёрный с белым драконом баннорт. На скакавшем впереди был плащ из шкуры белого медведя, череп которого разом служил и капюшоном и короной... и Вадомайр понял, что ему, верней всего, не понадобится добираться до Шилеборды.

— Куда гребёшь, Йэни Асма?! — крикнул всадник в шкуре, осаживая коня над самым берегом. Звонко, отчётливо. И Вадомайр, поднявшись на ноги, вскинул ладонь в перчатке:

— К тебе в гости, Бёрн!

Всадник откинул череп, обнажив лицо с тонкими, но мужественными юными чертами и гриву волнистых солнечно-рыжих волос. Кэйвинг Вольхеда сын Аларди Бура, анлас из анла-анлай, властелин Бёрна, был на пару лет старше Вадомайра.

— Причаливай, Йэни Асма, — Вольхеда спрыгнул наземь, бросив повод щитоносцу. — Поговорим, если уж тебе так не терпится, что ты ради этого пошёл в такую даль.

* * *

— Моя земля далеко, — Вольхеда, кутаясь в шкуру, протянул Вадомайру рог с пивом.

— Твоё слово — закон на севере. На тебе слава твоего отца, — сказал Вадомайр. — Ко мне прислушиваются многие на юге. Кэйвинг Нарайна сможет уговорить тех, кто владеет землёй между нами. Вместе мы разгромим врага...

— Ты умный, Славянин, — Вольхеда отхлебнул пива. — Ты год здесь. А уже взлетел туда, куда люди идут десятилетиями... Что получу я, если поведу свои сотни воевать? Землю? Слишком далеко, чтобы её удержать. А вот ты...

Вадоймар с отчаяньем смотрел в рог. Ну как объяснить этому парню — храброму, умному, честному, но ни разу не видевшему простого скутера! — что на самом деле кроется за всеми этими местными дрязгами?! Как, где найти слова?!

— Клянусь богами, — он поднял голову, — что я ничего не хочу для себя. Неужели ты веришь, что, сметя наши княжества, хангары остановятся?!

— Как раз я-то не верю, — Вольхеда на треть подвытянул из алых ножен меч. Меч был не анласский, не данванский — короче, но шире, с массивным «яблоком» в причудливом узоре и маленьким «огнивом». Славянский... — Кто будет пати кэйвинг? — меч вернулся в ножны.

— Если хочешь — Йэни Асма, Галад, Эргай и, может быть, Эндойн — поддержат тебя.

Вот тут, кажется, кэйвинг Бёрна заволновался. Вадомайр попал в точку... как всегда. Ведь, если будет победа, то все запомнят кэйвинга кэйвингов Вольхеду, разгромившего хангаров. Как помнят кэйвинга кэйвингов Рэнэхида, победившего данвэ у Эргая...

— Ты знаешь, на что ловить, — хрипло сказал Вольхеда.

— А ты знаешь, чего хочешь, — ответил Вадомайр. — Вот только моего юга ты не получишь, пати кэйвинг Вольхеда сын Аларди Бура, анлас из анла-анлай, властелин Бёрна.

Вольхеда встал.

— Тех, кто встанет на моём пути, я смету. Но сейчас ты прав. У нас — общий враг. И пусть пати кэйвингом будет достойнейший.

Вадомайр поднялся тоже.

— Мудрое решение. Мы будем ждать Север к исходу месяца на границе Галада и моих земель. Удачи, кэйвинг.

— Удачи, кэйвинг, — кивнул Вольхеда.

* * *

Полпути домой уже было пройдено, когда курсом напересечку мелькнул силуэт нарайнской скиды. Вскочив на нос, Вадомайр узнал «Аруну» и приветственно заорал:

— Свидда! — прыгая на приближающуюся палубу скиды. И тут же оказался в объятьях нарайнца. Какое-то время они стискивали друг друга до кольчужного скрипа. Отстранившись, Вадомайр спросил:

— Ну как живёшь?

— В море живу! — засмеялся Свидда. — Да вот у тебя попирую — не прогонишь?

— И прогнал бы, — Вадомайр помрачнел. — Ты что, ничего не слышал? Хана Гаар воздвиг войну на наш народ. Скоро битва... и в ней решится, жить нам, или нет.

Свидда свёл брови.

— Расскажи, — попросил он. И подал знак сушить вёсла.

Вадомайр повторил его для «Авроры».

* * *

В эту долину — небольшую, заросшую лесом до волосяной густоты и рассечённую бурной речкой — вела всего одна дорога. Не дорога — тропка. Пахать землю тут было невозможно, а охота не стоила того, чтобы ломать ноги. Склоны гор были изъедены пещерами, но ни серебра, ни угля, ни самоцветов тут не водилось. А вот слухи о каком-то древнем колдовстве — были с ещё хангарских пор, а в последнее время как бы не усилились.

Ротбирт остался на перевале с конями.

— Ну их в лёд, — хмуро буркнул он. — Я буду ждать тебя тут. Нечестные это штуки. И как хочешь.

И он пошёл к небольшой хижине, всей спиной выражая крайнее неодобрение.

Вадим постоял. Покачал головой. Вздохнул. И начал спускаться по тропинке между камней, испещрённых древними знаками, смысла которых никто не знал...

...Эта пещера была не самой большой, но очень удобной — сухой без подогрева, не холодной, не жаркой. Вадим даже подозревал, что её когда-то использовали под жильё и жалел временами, что вокруг столько повседневных дел — он бы непременно постарался раскопать, что за народ обитал тут — и почему в скалах над рекой есть место, ужасно похожее на искусственную взлётную полосу под лёгкие самолёты?

Но сейчас было не до этого.

Полковник Спалайкович повернул выключатель и негромко доложил:

— Последнее поступление было совсем недавно, — голос серба гортанным акцентом раскатился под сводом.

— Знаю, — усмехнулся Вадим, окидывая взглядом пещеру, залитую холодным «дневным» светом трубчатых ламп. Он помнил ассортимент наизусть...

— Пистолеты «брен тен» (10 мм), 11-зарядные — 240 шт.

— Пулемёты BHI-PKM (7,62х54) со стозарядными барабанами — 25 шт.

— Автоматы АКМ (7,62х39) с семидесятизарядными барабанами и подствольниками ГП-30 — 120 шт.

— Автоматы АКМС (7,62х39) с тридцатизарядными магазинами — 30 шт.

— Самозарядные карабины SKS-USA (7,62х39) с тридцатизарядными магазинами и оптическими прицелами — 40 шт.

— Снайперские винтовки «Супер магнум» (.338 лапуа магнум), четырёхзарядные — 10 шт.

— Снайперские винтовки «баррет» М82А2 (12,7х99), десятизарядные — 4 шт.

— Дробовики «страйкер» (12-й охотничий), 12-зарядные — 20 шт.

— Ручные гранаты РГН — 2250 шт.

— Противотанковые гранаты РКГ-3 — 150 шт.

— РПГ-7 — 20 шт.

— РПГ-22 «Нетто» — 350 шт.

— РПО «Шмель» — 60 шт.

— АГС-30 на конных вьюках — 6 шт.

— ПЗРК «стрела» на конных вьюках — 8 шт.

— ПТРК 9К133 «Корнет-Э» на конных вьюках — 5 шт.

— РСЗО С-5 на конной тяге — 3 шт.

— 4х14,5-мм ЗПУ на конной тяге — 6 шт.

— 2х23-мм ЗСУ конной тяге — 4 шт.

— 2 вертолёта MD-500 — 1х3 30-мм пушка, 4 подвески (ПТР, ЗР, блоки НУР)

— 4 мотопланера — 1х3 7,62-мм пулемёт, 2 подвески (блоки НУР), противотанковые гранаты.

Комплексы снаряжения — немецкие камуфляжи с экранирующей пропиткой, «лифчики» нескольких моделей, перчатки-налокотники-наколенники, шлемы, обувь, маски... Аптечки. Запасные магазины. Фляжки. ПНВ. Фонари. Тросы, холодное оружие...

Хорошо быть кэйвингом, который ни перед кем не отчитывается, куда идут деньги.

И для всего этого были люди, умеющие с этим обращаться. И «хоть залейся» боеприпасов — можно было не жалеть на тренировки и знать, что останется и для боёв.

На данный момент тренировками в этих горах занимались ровно двести человек, набранных Вадимом везде, где только можно. Семьдесят три анласа, в основном — мальчишки младше 16 лет. Восемьдесят славян разного возраста, многие из которых недавно участвовали в восстании в городах. И сорок семь землян из дюжины стран — половина из них была высококлассными инструкторами.

В каком-то мальчишеском порыве Вадим долго думал об эмблеме (справедливости ради надо заметить, что всё-таки эта мысль его посетила когда он понял, что в его руках реально сколачивается отряд для современной войны). Он исчеркал эскизами кучу листов и все их спалил в камине. На изыскания убил ночь и кучу нервов. И вот, под утро, возя карандашом по бумаге и тихо чертыхаясь, вдруг понял, что изобразил — кажется, задумавшись о Тамбове — чёрный варяжский щит, а посреди него — стилизованный профиль головы волка: белого цвета, оскаленную, со вздыбленной шерстью. Вадим довольно долго глядел на неё, а потом решительно написал по верхнему краю щита жёлтым карандашом — по-русски:

БОЙТЕСЬ, ВРАГИ, ОСКАЛЕННОЙ ПАСТИ

ГРОЗНОГО ПЛЕМЕНИ НОВЫХ ВОЛКОВ !

Эмблема пришлась по душе всем. Несмотря на то, что большинство бойцов не могли прочесть надпись...

...— Что на обед? — весело спросил Вадим, глядя на рослого атлета снизу вверх. Серб ответил с доброй усмешкой:

— Суп-пюре с грибами и мясом, пшёнка с фрикадельками, салат из свежей зелени, кофе, хлеб, выпечка. Будете есть с нами? Через полчаса.

 — Буду, — засмеялся Вадим и взял со стеллажа АК-103. — А пока побабахаю. Отведите, ага?..

...Я не знаю, что не сложилось у тех, кто пытался победить до меня, до нас — у суровых и гордых людей, непоколебимых, как эти скалы. Я не знаю их ошибок. Может быть, они и не совершили никаких ошибок, а просто сила данванов непобедима. Но я не могу простить своего бессилия и мук тех, кто погиб даже не в бою — как оказалось — в игре. Других обоснований мне не нужно и я ничего не желаю знать. Я ненавижу тебя, Данвэ. За твои жестокие игры в людей. В людей, которые стали мне тут близки.

Да, что-то не сложилось у тех, кто воевал до нас. Что ж. В этом искажённом мире свой призрачный шанс попытаются использовать новые мальчики. Tempora nostrum, господа данваны, tempora nostrum, вашу мать.

Готовьтесь.

Вадим отложил ручку, закрыл блокнот и устало потёр рукой глаза. За окном наступал рассвет, и Ротбирт, наверное, уже седлал коней на перевале, поглядывая вниз. «Нечестно»... Дружище мой, мой брат... нечестно — это то, что делают они. Я лишь внесу в эти дела ма-а-а-аленький элемент честности. Покушайте неблагородного свинца, для славной стали вы недостаточно... люди.

За плотной дверью послышалось отдалённое стакатто пулемёта — начиналась утренняя тренировка отряда.

* * *

К исходу месяца первые конные сотни северных княжеств начали обтекать озеро Сентер и двигаться на территорию Галада. Одновременно в портах Эндойна отшвартовывались скиды, вёдшие за собой на буксирах вместительные баржи с ополченцами. Весь этот месяц Вадомайр не находил себе места и почти не находил времени на какие-то дела, не связанные с предстоящей войной.

Поздно вечером он в сопровождении Ротбирта рысил по приграничным полям, выискивая место, где можно будет встретить хангаров. Конвой из полусотни ратэстов следовал в отдалении, и можно было спокойно поговорить. Разговор начал Ротбирт — и начал странно.

— Не надо, — сказал он. Вадомайр покосился на друга и уточнил:

— Что не надо?

— Пускать в ход твоё оружие, — хмуро пояснил Ротбирт. — Ты ведь об этом думал? Нечестно. Совсем.

Вадомайр опустил голову. Он и правда думал обо всех тех стволах, которые... вот только мысли его текли совсем в другом направлении. Для Ротбирта всё предельно ясно — честно или нечестно, по-воински или нет. А он, Вадомайр, решил — не применять... но вовсе не из-за бесчестности. А просто потому, чтобы раньше времени не раскрывать этот свой козырь. Всё остальное — неважно. Те, кто мог спастись под огнём стволов, который сметёт хангаров, погибнут, потому что Вадиму нужен козырь на будущее против данванов.

О боги, мерзко-то как.

— Тут негде развернуть конницу, что нам, что хангарам, — сказал он вслух, подгоняя коня лёгкими хлопками узды. — Места красивые, посмотреть бы именно тут, кто сильней... Ну да завтра большой хангмот, там и посмотрим, что к чему, а у меня, — признался он неожиданно, — уже давно голова болит, столько я переделал за последний месяц.

Ротбирт сидел в седле, подбоченясь. Слушая ворчание Вадомайра, он вдруг спросил:

— А ты видел, как твой данвэ обхаживает Онлид? Как человек прямо.

— Он и есть человек, — ответил Вадомайр. — А ты когда перестанешь брюхатить девок по вардам направо и налево?

Недождавшись ответа Вадомайр гикнул и огрел коня уздой по бокам, пускаясь в галоп...

 ...Вернувшись домой уже далеко заполночь, Вадомайр буквально рухнул в кресло в кабинете, нога об ногу содрал сапоги, выдохнул и долго сидел, глядя в темноту. Люди — десятки людей — проходили перед его мысленным взором, и юный кэйвинг из иного мира то хмурился, то улыбался, то замирал, то начинал шевелить губами... Издалека доносился шум города, его перекрывали мужские голоса, ревевшие боевые песни.

Эрна вошла с лёгким шорохом. На ковры, устилавшие пол, легли отсветы лампы в её руке — высоко подняв её, девушка повесила изящный сосуд на специальный крюк, подошла вплотную.

— Ты уезжаешь завтра, — выдохнула она. — Я подумала, что ты можешь и не вернуться. Если ты не вернёшься, я брошусь на нож, мой кэйвинг.

— Почему ты говоришь так? — хмуро спросил Вадомайр, вставая.

— Потому что это правда. Обещай мне вернуться.

— Воин не даёт таких обещаний, — ответил мальчишка. Притронулся рукой к горячему лбу. Сказал по-русски: — Я слишком долго отнимал жизнь.

Эрна поняла — она немного выучила русский, хотя и говорила с сильным акцентом.

— Прахом может стать даже слава, — сказала она. — Если вы проиграете этот бой — некому будет петь о вашей славной гибели.

Вадомайр медленно опустился на колено, и девушка положила ладонь на голову кэйвинга, склонённую перед нею...

...Небо за окнами сделалось алым, как раскалённое железо. Привстав на локте, Эрна рассматривала спящего рядом мужа — тугие мускулы, линии шрамов на коже, плотно сжатые даже во сне губы, откинутая на подушку голова и подрагивающие ресницы... Потом Вадомайр открыл глаза и сел — как будто не спал. Посмотрел на девушку.

— Если я не вернусь, то Дидрихс отвезёт тебя в безопасное место... Там люди, которые мне верны. Ты их не знаешь, но они тебя не оставят. Если... когда у тебя родится сын — ты знаешь, как его вырастить.

Девушка молча склонилась на грудь Вадомайра, положив руки ему на плечи. Вадомайр оттолкнул её:

— Мне пора...

...Уже застёгивая панцирь, кэйвинг вышел на балкон. Толкнул в плечо Дана, стоявшего у перил и смотревшего вниз. Тот встрепенулся:

— Едем?

— Еду, — ответил Вадомайр. — Слушай меня, данван. Там, в комнате, женщина, которую я люблю. Если боги проспят всю битву, и рабы твоих братьев одолеют — ты поможешь Дидрихсу спасти её. Забирай свою Онлид и все вместе... в общем, он знает — куда, но он старик... а у тебя всё ещё лежит тот пистолет, который я тебе отдал. Если ты не сделаешь этого — я встречу тебя на той стороне и сброшу в лёд.

— Не веришь мне? — Дан покривил губы. Вадомайр взял его за плечи и тряхнул:

— Доверяю тебе самое ценное, идиот.

Уезжая в горы во главе дружины, Вадомайр не оглянулся ни разу.

Интерлюдия: «Сказочные деньки»

* * *

Двенадцать кэйвингов привели свои войска на равнину у истоков реки Огон — почти ровный квадрат, зажатый с трёх сторон лесом, а с четвёртой — южной — рекой. Эту равнину хангары называли Улдабиш Батук, а анласы уже успели поименовать просто Ранд — «квадрат». И вот сюда пришли двадцать тысяч ратэстов и больше ста тысяч ополченцев, из которых восемь тысяч — конные.

А с юга уже ползла четырёхсоттысячная орда, в которой было девяносто тысяч латников.

Кэйвинги собрались на берегу реки — с глазу на глаз, под развевающимися баннортами. Дул Норвайу — ветер, несущий анласам победу.

Они стояли без шлемов, в тяжёлых плащах, приставив каждый к ноге обнажённый меч. Почти все молодые. Почти все — уже оставившие в мире грозную славу.

Вадомайр, Синкэ и Увальд держались вместе. Помедлив, к ним подошёл Рэнэхид. Он прибыл чуть ли не позже всех прочих — похудевший, какой-то засыпающий, но по-прежнему весёлый и готовый к бою. Вадомайра так и подмывало спросить — зачем плавал он на юг? Но было не до этого.

Северяне группировались вокруг Вольхеды. Остальные — вокруг властителя Нарайна Фэрны. И каждый из присутствующих имел на счету немало побед.

— Походу нужен пати кэйвинг, — нарушил молчание Фэрна. Его красное от загара и ветра лицо, обычно добродушное, сейчас было серьёзным. — Говорите, братья. И помните — нам нужен достойный.

— Достойнейший, — поправил Вадомайр. — И я предложу кэйвинга Вольхеду сына Аларди Бура, анласа из анла-анлай, властелина Бёрна.

Рэнэхид медленно посмотрел на Вадомайра, и тот ощутил толчок горечи. Вот и всё. Конечна эта дружба, нет дороги назад.

Южные кэйвинги и северяне согласно подняли мечи за слова Вадомайра. И Рэнэхид поднял. Криво улыбнулся и — поднял. Пятеро, стоявшие вокруг Фэрны, ждали. Они были соседями Бёрна и его союзников. И знали, чего ещё хочет Вольхеда. Они уже остались в меньшинстве, но они медлили... и Вадомайр затаил дыхание. Невозможно навязать им решение... и невозможно запретить им увести своих людей, если решение их не устроит.

Фэрна поднял меч. И четверо остальных подняли оружие следом.

— Вольхеда — пати кэйвинг! — крикнул властитель Гатара.

— Вольхеда — пати кэйвинг!

— Вольхеда — пати кэйвинг!

И наконец — уже общее:

— Вольхеда — пати кэйвинг!!!

Они ещё что-то кричали. Но Вадомайр смотрел в глаза Вольхеде. Кэйвинг Бёрна открыто улыбался, скалил крепкие волчьи зубы. Но серые большие глаза оставались холоднее льда на севере. Вольхеда сделал шаг — ещё один шаг к своей мечте.

Вольхеда поймал взгляд Вадомайра.

И не отвёл глаз. Не перестал улыбаться.

* * *

— Поставим конных за рощами.

— А если заметят, что в строю одна пехота?

— Не заметят. Поставим за ополченцами их конных, издалека глиномордые не разберут, что к чему. А сами встанем с дружинами.

— Нет, — сказал вдруг кэйвинг Оэл сын Йиннэ, анлас из анла-сангай, властитель Ортэнлунда. И поднял ладонь. — Пошлём людей под вражескую сталь, а сами встанем за их спинами, чтоб сказать потом их жёнам, детям и старикам, что победили их силой и спаслись их спинами? Бери наши дружины, пати кэйвинг. А мы со щитоносцами встанем в первый ряд ополчения. Я сказал. Боги слышали.

Одобрительный гул и выкрики были ему ответом. Лицо Вольхеды медленно залила краска гнева, но голос его был тихим, лишь дрожал от сдерживаемой ярости:

— Так что ж — вы будете спасать свою честь, а я сзади встану?

— Никто не сомневается в твоём мужестве, пати кэйвинг, — откликнулся Вадомайр. — Но вот твоё-то место именно с дружинами. Ты и поведёшь их в бой. Кому это делать, как не тебе? — и он чуть наклонил голову.

* * *

Впервые в жизни здесь Вадомайр стоял в поле плечо в плечо с ополченцами. И он, и два десятка его охраны и щитоносцев, стояли пока пеши, кони — за спинами.

Плотный прямоугольник гигантского строя, закрыты большими щитами, перегораживал поле от рощи до рощи. Ощутимо вздрагивала земля, и впереди, за рекой, переливалась, словно ведьмино зелье в котле, масса хангарской конницы. И, если бы можно было взглянуть на строй вражеского войска сверху — удивились бы все анласы — до того напоминал он кракена Чинги-Мэнгу, выбросившего вперёд толстые жгуты щупалец...

Анласы ждали. Ополчение было одето исправно — в броне и шлемах из дублёной кожи, укреплённых сталью. В передних рядах, наклонив копья, стояли могучие зрелые мужчины — им сдержать первый натиск.

Шипение гонгов, визг труб, грохот бубнов неслись от вражеского строя, смешиваясь с визгом и хорканьем. Щупальца подползали ближе и ближе...

— Отсюда небось и не добьёшь, Стрелок? — спросил ополченец с вроде бы знакомым лицом. Ротбирт не глядя вытянул из тула длинную стрелу. Мальчишки в задних рядах, разинув рты, тянулись ближе. Для них Ротбирт Стрелок был уже легендой.

Ротбирт растянул лук так, что тот скрипнул. И спустил тетиву.

Он уже знал, что попал. Восхищённый гул раскатился по строю — опытные глаза лучников определили, как покатился с седла пышный всадник первого ряда. Гул перекрыл рёв трампет и крики круммгорнов, а их — слитный шорох, вроде бы тихий, но вездесущий. Тысячи рук тянули из тулов тысячи стрел.

— А вот и пришли, — сказал Вадомайр, перехватывая дротик. Ротбирт кивнул, снова растягивая лук. Вадомайр услышал, как он шепчет — из «Слова Однорукого»:

— Я не хочу, чтобы передо мной падали на колени. Пусть верящие в меня тянутся ко мне — ввысь... Тьма не имеет своей сущности. Она есть лишь отсутствие Света... И я говорю: нет невиновных. И кто хочет жить — пусть докажет мне своё право на жизнь. И кто не сможет доказать — пусть умрёт...

Три сотни шагов.

Анласские стрелы ударили градом и били всё то время, пока хангарская конница шла эти три сотни шагов. Ратэсты, стоявшие среди ополченцев, перестали стрелять раньше прочих — они вскакивали в сёдла, сбивались плотнее вокруг кэйвингов.

— Ва-а-а-а...й... у-у-у-у... ста-а-а-а... — катилось по рядам. И затихало — по мере того, как хангарские конные волны накатывались на ополчение...

...Непривычно было это — встречать конную атаку, стоя на месте, но верхом! Вадомайра так и подмывало — послать коня вперёд, сшибая пикой полулюдей в вонючей кожаной броне и стальных чешуйчатых панцирях. Но он остался на месте. И ударил пикой в злое лицо под сальной шапкой, выбив первого хангара из седла! Вырвал пику, ударил снова — в чей-то бок... Рядом мелькнула пика Ротбирта с памятных трёхгранным наконечником, легко утонула в чьём-то животе и вырвалась обратно. Конь храпел, чуя кровь. Ударом пики Вадомайр расколол щит и вогнал её в живот хангару. Копьё-сабля рухнуло на веретено, с треском раскололо его. Щитоносец слева отбил вражеское оружие мечом, сшиб латника наземь. Вадомайр выдернул меч из ножен:

— Хэй! Сын Грома!..

...Ополчение медленно подавало назад левый фланг, примыкавший к роще. Так медленно, что казалось, будто фланг подаётся сам, под невыносимой тяжестью удара. Когда Вадомайр на совете предложил этот план, ему сперва не поверили. Не мог же он рассказать о Куликовской битве? Что эти слова для анласов и для этого мира? Но там — получилось. А здесь? Вадомайр не видел. Он мог сейчас только драться — драться как воин...

Хангары бросали на фланг всё новые и новые тысячи. Казалось, ещё час, ну — два, и рыжие уйаны полягут под сталью, а потом можно будет ринуться на север, возвращая себе — своё, арканя крепких мальчишек, красивых девушек, убивая старых и непригодных... вечная мечта завистливой твари, одинаковая во всех мирах. Твари, не умеющей работать своими руками... и головой...

...Бой не разлучил Вадомайра с его людьми. Они по-прежнему отбивались, как единое целое, валя вокруг труп на труп. Первый щит Вадомайра давно разлетелся вдребезги, один из щитоносцев был убит в тот момент, когда подавал кэйвингу второй щит — но Вадоймар забросил его за спину и рубил обеими руками — мечом в правой, топором — в левой, и сталь ходила над ним круговертью. А баннорт с Зимородком летел над ним.

— Auf Deck, Kameraden, all auf Deck ! — орал Вадомайр (или Вадим?) выученную когда-то песню, оригинала которой, пожалуй, и не помнил почти никто. — Heraus zur letzten Parade ! — с перекошенным разрубленным ртом, теряя расколотый шлем, косо свалился под копыта коня богато одетый латник-хангар...

Меч и топор свистели и гудели, вращаясь...

Ополченцы рубились не хуже. Нельзя было назвать ни одного, кто вёл бы себя пугливо или просто колебался...

...И река и леса стали свидетелями того, как надломился левый фланг ополчения, и хангары огромной тяжкой массой стали вваливаться в тыл анласам. А потом из леса — из зелёных ножен — вылетел воронёный клинок двадцатитысячного конного строя...

...Хангары бежали. Бежали кто куда мог, избиваемые беспощадно — уйти от свежих коней ратэстов не смог почти никто. Своей рукой зарубил Вольхед правителя Хана Гаар и взял Золотой Туг — знамя врагов.

Никто не считал убитых врагов. Груды их лежали везде, насколько хватало глаз. Но треть ополчения легла на поле, а с нею — почти шесть тысяч ратэстов, сто пятьдесят пати, пятеро кэйвингов...

...Вадомайр тяжело слез с коня и, стащив шлем, выплюнул кусок кровавой слюны. Кто-то подал ему кожаную флягу, и он, не глядя, выхлебал половину тёплой воды. А когда проморгался — увидел, что рядом спешивается Рэнэхид.

— Победа, — сказал Вадомайр. Рэнэхид кивнул. И вдруг сказал:

— На юге я купил... купил несколько интересных вещей. Ты не научил бы меня обращаться с ними, мой бывший стормен?

— Каких вещей? — прищурился Вадомайр.

Рэнэхид взял у него флягу, долго полоскал рот. Выплюнул воду, покривился. А потом медленно сказал по-русски:

— Пу-лье-миот «Хехлехох».

История IV Дружба, любовь и честь

Слетелись-сбежались Дуб Волосастый, Зов и Ярун, 

Беспортошный Крамарь, задирчивый Влаз, да Брюхо-Валун!

Из соседнего леса Дмитрий-Боян примчал на коне,

Куловой-Одинец, Крылина-Мудрец в хрустальной броне...

Ю.Шевчук. «Сказка»

Вадомайр проснулся от щекотки.

Сперва он несколько раз вяло провёл рукой над виском, который щекотало. Потом, бормоча, перекатился на живот, махнул локтем. И только услышав смех Эрны, вздохнул и, открыв один глаз, глянул вбок. Со стоном вздохнул, потёр плечо — в мягкой перине водились клопы, мать их так, не иначе.

Эрна сидела рядом, поджав ноги, и лукаво крутила прядью волос. Сквозь прикрытые ставни пробивались острые лучи утреннего солнца — уже жаркие. В роскошной комнате — лучше на постоялом дворе — пахло неистребимыми благовониями. А снаружи нет-нет, да и слышался шум — охрана, конечно, уже проснулась. А кэйвинг спит. Позор.

— Сколько можно спать? — с шутливым упрёком спросила девушка, словно прочтя его мысли. — Мой храбрый вождь пролежал кровать.

Вадомайр перевернулся на спину, и Эрна немедленно уселась ему на живот. Сначала — когда они только-только «завели отношения» — подобное — оказаться сверху мужчины — девушку пугало почти до дрожи, и Вадим потратил немало сил, чтобы приучить её к мысли, что в этом нет ничего страшного.

— Я имею право спать сегодня, — Вадомайр нежно положил ладони на бёдра Эрны. — Я не спал почти неделю. Теперь дело закончено, а ты будишь меня с утра пораньше...

...Дело и правда было закончено. Да так, как Вадомайр и не ожидал. Когда три недели назад в Йэни Асма прибыли послы нового правителя Ханна Гаар и смиренно просили кэйвинга Вадомайра Славянина прибыть в Хатгул, где... и далее лавины и водопады славословий и обещаний — так вот, тогда Вадомайр насторожился. И разослал людей ко всем, кому мог — предупредить, что примет приглашение от лица всего народа анласов. Большинство кэйвингов ответили одобрением — все помнили, что именно Вадомайр предложил тот план, который позволил уничтожить армию Ханна Гаар на Ранде.

Но поездка оказалась простой, хотя и очень утомительной — за Огоном степи перешли в субтропические леса, жаркие и влажные (правда, рассечённые неплохими дорогами). Чтобы показать отсутствие страха, анласский конвой взял с собой немало женщин (а вот Онлид с Данном не поехала, он запретил ей и вообще не очень одобрял эту поездку), и о них тоже нужно было думать. Утомителен был и навязчивый любопытный страх толп — тут жили и хангары, и ещё какой-то народ, похожий на людей с южного континента. Отвратительно было хангарское гостеприимство — приторное и показное, омерзительны — речи многочисленных встречающих и сопровождающих. И даже столица Ханна Гаар — Хатгул, огромный и многолюдный город на плоскогорье над лесным морем и полями — вызвал у Вадомайра только брезгливость. Город был окаймлён, как грязью под нечищенными ногтями, кошмарной массой бедняцких кварталов и переполнен рабами — и то, что некоторые из них носили роскошные одежды, свободными их не делало. Вадомайр цепко присматривался к поведению сопровождавших его людей. Но, похоже, никто из анласов не купился на роскошь — они тоже смотрели брезгливо. Про Дана и говорить не стоило — данван глядел на хангаров как на червей или мокриц, с таким высокомерием, что даже Вадомайру становилось неприятно.

Новый правитель Ханна Гаар был молод, фактически ещё мальчишка. Сидящий на высоком троне из резного дерева, золота, драгоценностей, он источал тот же страх, что и его подданные, хотя и прятал его за любезной маской. Ещё бы, думал Вадомайр, отдавая салют — над согнутыми спинами множества сановников, набившихся в зал — где твоя армия? Лежит в полях на моих границах. Что тебе остаётся, как не улыбаться мне и не называть «о, брат!»? Называй, мальчик, называй. И говори, мальчик, говори — говори, что признаёшь все наши завоевания, ведь ты признаёшь, правда?

Подарками правителя забили сорок возов — тоже дарёных. Но куда важней было признание завоеваний анласов и обещание мира на пятьдесят лет. Враньё. Но интересен сам факт.

Данванов при дворе не было. Вообще. Вадомайр отклонил предложение погостить в Хатгуле «ещё немного» и, как только услышал ясный ответ на ясный вопрос — признаёшь ли? — тут же засобирался в обратный путь, оставив свои подарки: меч. Длинный прямой меч, владеть которым вряд ли сможет кто-то из воинов Ханна Гаар. Ему было душно и тошно во дворце и в этой стране. И тошнота превратилась в отвращение, когда он увидел маленьких евнухов — белых мальчишек, видимо, славян из-за гор. К счастью, это произошло не в первый день — иначе вряд ли состоялись бы какие-то переговоры.

Ырганда была последним хангарским городом, в котором конвой остановился — в двух днях пути уже начинались земли Вадомайра...

...— Хватит миловаться, — Ротбирт просунулся внутрь. Его лицо было серьёзным, даже встревоженным — несмотря на насмешку в словах. Эрна со смехом прикрыла рукой грудь и махнула другой рукой:

— Вот ведь!

— Вадомайр, — Ротбирт качнул головой. — Вставай скорее. Там... к тебе.

* * *

Их было двое. Молодые атлеты в красно-белых с черно-золотыми обшлагами и воротами мундирах, с длинными палашами на серебряных витых поясах, без любого другого оружия, сидели на низких стульях, принесённых хозяином — с вытаращенными от ужаса глазами он попался Вадомайру в коридоре, шарахнулся от страшного анласа, уже и без того напуганный жуткими данванами. Когда Вадомайр вошёл, они поднялись, щёлкая каблуками коричневых сапог и снимая белые с золотистой кисеёй шлемы.

— Ан Вилэм йорд Форга, полномочный представитель протектора Её Императорского Величества по Эрду, — представился бледный даже для данвана офицер с короткими ровными усиками.

— Ан Акси йорд Тайом, Капитан Крепости Вальфорд, — следом отрекомендовался его товарищ — не по-данвански голубоглазый.

— Кэйвинг Вадомайр Славянин, властелин Йэни Асма, — Вадомайр сел к столу, на котором отпотевал высокий серебряный кувшин с вином и горкой лежали на золотом блюде покрытые капельками воды фрукты. Данваны переглянулись.

— Вадим Гриднев, землянин, 16 лет, — сказал ан Акси йорд Тайом. Они сели — так же синхронно, как переглядывались. Но от роботов в них было немного... и Вадим только теперь неожиданно сообразил, что они говорят по-русски. Его охватило ощущение нервного напряжения, делавшее всё вокруг почти нереальным, как в бою.

— Допустим, — коротко сказал он и сорвал кисточку винограда — крупного, почти алого, без косточек. Данваны опять переглянулись. Что-то они часто переглядываются. Неужели они знают про склад в горах и про полигон?

— Позавчера в столицу Протектората прибыл 4-й фоорд Имперской Штурмовой Пехоты, — сказал ан Вилэм йорд Форга. — Я понимаю, что те... вам это ничего не говорит.

Вадим промолчал, с беспечным видом раздавил за щекой виноградину. Ан Вилэм йорд Форга ошибался. Дидрихс рассказывал о Штурмовой Пехоте очень многое. Ну, пусть думают, что — ничего... Ан Вилэм йорд Форга продолжал:

— Тем не менее, плановые учения могут остаться плановыми учениями.

— Вы говорите загадками, — ответил Вадим и стремительно бросил данванам по груше — большой, жёлтой. Они — снова одинаковым движением — поймали груши. Ан Вилэм йорд Форга аккуратно положил её рядом со шлемом. Ан Акси йорд Тайом начал спокойно есть, ухитряясь не капать соком, хотя груша была мягчайшей. Ну, сволочи, развеселился Вадим, ощущая нежданное уважение — приходилось напоминать себе, что это убийцы. — Я раньше не замечал этого за людьми вашего народа, они всегда были предельно конкретны в своих желаниях убивать.

— Мы тоже конкретны, — спокойно сказал ан Вилэм йорд Форга. — Пройдёт ещё год, максимум — трии правитель Бёрна пойдёт на юг. Создавать Анласскую Империю.

— А вы категорически против, — заключил Вадим. Ан Акси йорд Тайом бросил хвостик груши на стол, тщательно обтёр два пальца и промакнул губы вытащенным из-за тяжёлого обшлага платочком. Ан Вилэм йорд Форга засмеялся — беззвучно. Потом покачал головой:

— Да нет. Почему мы должны быть против? Как вы думаете, зачем нам понадобилось поливать Анлас недешёвой химией?

Вот суки, подумал Вадим. И взял себе персик. Посмотрел его на просвет, потом всем видом изобразил внимание к словам. Его трясло внутри. Он желания выхватить из-под мышки «брен тен» и пристрелить обоих.

— Но мы подумали, — продолжал ан Вилэм йорд Форга, и в этом безличном мы было столько мощи, что Вадима замутило, — что Вольхеда не лучший кандидат на должность будущего императора. Он дикарь и плоть от плоти этого мира. Его империя будет существовать, пока жив он сам. А он проживёт недолго. Поэтому я уполномочен предложить помощь в создании своей империи на тех территориях, которые сейчас заняты анласами... а в перспективе — на землях, где ещё живут хангары... вам, Вадим Гриднев.

У персика был вкус мокрого картона. И горечь возле косточки. Вадим слушал. Ан Вилэм йорд Форга говорил, глядя прямо в глаза землянина:

— Помощь не только военную — желающих сражаться в новом витке этой Игры будет много. В перспективе после победы так же помощь и техническую — с целью скачкообразного повышения уровня жизни ваших новых подданных. Вы очень неплохо справились с попытками покушений на вас... хотя и есть некоторые странности. И вы целеустремлённый юноша. Этого пока достаточно.

— Так, — сказал Вадим, потому что больше сказать было нечего. Но это секундное «так» дало время — пришёл новый вопрос: — А вам — вам что до этого? И что в этом пользы?

Снова быстрая переглядка.

— Кем вы нас считаете? — вопросом ответил ан Вилэм йорд Форга. И сам же ответил на свой вопрос: — Игра игрой, но игра — для острых ощущений. Мы люди государства, а не люди игры. Нам выгодно, чтобы во главе анласской империи — а она возникнет неизбежно, и это очень хорошо — стоял цивилизованный человек.

— Ваш слуга, — уточнил Вадим.

— Наш слуга, — преспокойно согласился ан Вилэм йорд Форга. — Но и я слуга протектора. А протектор — слуга Её Величества. И даже Её Величество — слуга. Слуга Миссии.

Вадим вгляделся в зелёные глаза. И понял, что данван не врёт — он говорит то, во что верит, и это как раз было самым страшным. А поняв — промолчал. Потому что это было заманчиво. На миг он представил себя — императором половины континента. Ну да, данваны. Но ведь это всё равно огромная власть. Такая, какой, наверное, не имеет ни один правитель Земли (голова слегка закружилась). И сколько можно будет сделать!!! Не для себя — что себе-то желать при таком могуществе?! Для людей. Нет, реально — для людей. И, может быть, удастся накопить силы и выступить против данванов. Не сейчас. Лет через двадцать, тридцать... Пацану из Тамбова — такое! Обманут? Нет, зачем им это? Вольхедой руководить легче, значит — им и правда нужен такой правитель... Скольких придётся «убрать» — убрать на пути к империи тех самых кэйвингов, с которыми он вместе... но ведь и Вольхеда никого не пожалеет, это было видно в его глазах там, на Ранде... Космос — он увидит космос, должен увидеть...

Он очнулся, с трудом сдержав дрожь. Видимо, все размышления заняли несколько секунд — данваны молчали без нетерпения. Вадим понял, что он смешон. В тунике, с мечом на поясе... всё та же игра. А реальность сидела напротив и ждала. Спокойно, почти безразлично. Если сейчас ответить нет — как это будет красиво, как благородно... а фоорд ждёт. Вспомнилась книга, читанная у Дидрихса — здешняя книга, какой-то Гордятич — «Друзья и враги Лёна Ставратича».

Разве можно предавать на время?

У меня двести человек, подумал Вадим. Понял, что боится. Не этих двоих лощёных и хладнокровных офицеров, а — того, что стоит за их плечами, вот за этими белыми эполетами. Страх был вязкий и противный, как болотная жижа. И вспомнил слова Дидрихса — про то, что такое война. У меня двести человек, а у них двести фоордов. Если не больше. Наверняка больше. Каждый фоорд — это два фрегата, это четыре тысячи бойцов и штук пятьсот разной техники, от вельботов до танков. Я сейчас смешон со своим отказом, который ещё не произнёс.

Впрочем... для них я даже ещё смешней, чем мне самому кажется. Потому что они ничего не знают про двести человек. Про гранатомёты, про ракеты. Они не знают, что Рэнэхид купил тридцать пулемётов, и что лейтенант Роттенберг учит у него пацанов. Не знают про купцов из Крентаны. Это почти чудо, но они не знают ничего этого. Они знают, что я пацан, заигравшийся в кэйвинга.

Пусть знают именно это.

Интерлюдия: Мы пока не верим в смерть!

* * *

Вадим встал. Он уже знал, что сейчас скажет, а данваны — они не знали, и даже не ждали такого ответа — было видно по их лицам. И от этого превосходства и в этом знании тоже, и от сумасшествия того, что он сейчас сделает, скажет — Вадиму стало легко и спокойно. Офицеры смотрели на него сидя.

— Встаньте, — сказал Вадим тихо. Офицеры снова переглянулись — на этот раз с искренним недоумением. — Встаньте, встаньте, господа... вы всё-таки в гостях — и тут конкретно, и на этой планете в целом, а гостям не стоит класть ноги на хозяйский стол, это свинство... — они поднялись — неуверенно, и от этой их неуверенности мальчишке стало смешно и приятно. — Так вот, — он тщательно, с наслаждением выговривал слова, — я обдумал ваше предложение и решил послать вас на х...й. И вас. И вашу императрицу. И ваш фоорд. Местоположение х...я, на который я вас посылаю, отыщете сами. Вы достаточно хорошо знаете русский, чтобы понять сказанное мной сейчас? На анласском, данванском, хангарском, французском или английском это звучит недостаточно энергично — идите на х...й, господа.

Ан Акси йорд Тайом вышел сразу, повернувшись, как на параде. Молча, так, словно Вадим для него перестал существовать мгновенно. Ан Вилэм йорд Форга задержался, какое-то время изучал Вадима поскучневшими глазами. Потом поднял грушу, сжал её в кулаке — сквозь пальцы с чваком смачно брызнуло. Усмехнулся, подняв усики. Бросил остатки груши на пол, кинул сверху перчатки и тоже вышел. Вадим ощутил дикое желание заорать ему вслед что-то вроде «а ну иди сюда, ты, трусло, слышь, сюда, понял?!» — но не заорал, потому что это было ребячеством и потому, что ан Вилэм йорд Форга не был трусом.

Подойдя к столу, Вадим поднял холодный кувшин. Прижал ко лбу. Его заколотило так, что из кувшина начало плескать. Постоял, тяжело дыша — и пробормотал:

— И всё-таки они не знают. Не знают.

* * *

На базаре хватало всего. Впрочем, благодаря щедрости правителя уезжающее посольство ни в чём не нуждалось, и Вадомайр решил проехать через базар просто из озорства — чтобы ещё раз посмотреть, как шарахаются хангары. Кроме того, ему хотелось немного унять не отпускающую нервную дрожь.

Кавалькада из трёх десятков всадников ехала прямо через толпу перед обозом. Вадомайр и Ротбирт возглавляли её. Дан ехал в середине — после приезда данванов он был молчалив и как-то заторможен. Вадомайр не мог сказать, что не понимает его... Кстати, и эти мысли тоже беспокоили — поэтому Вадомайр перемигнулся с Ротбиртом, и парни, не долго думая, затянули на два голоса:

— а воины подхватывали:

— Аой! Аой!

Хангары порскали в стороны. Около помоста, с которого продавали рабов, Вадомайр не отказал себе в удовольствии пустить Урагана задом на купчишек и стражу. На помосте — среди немногих хангаров, как видно, пик торговли прошёл — сидел забитый в колодку ногами белый парень. Лицо верхового Вадомайра оказалось вровень с ним — глядящим зло и упрямо, совсем не по-рабски. Парень был одних с Вадомайром лет, худощавый, в шрамах, на груди — татуировка: оскаленная морда рыси и славянская свастика, не такая, как у анласов. Именно на этут татуировку Вадомайр и глядел в первые мгновения — не на лицо славянина, поэтому и опоздал сообразить, что к чему. Просто услышал изумлённое:

— Ва... дим?!.

И всмотрелся в лицо продаваемого — молча, потому что такого не могло быть.

* * *

Рыжеволосая девчонка, которая ухаживала за Олегом, была разительно похожа на дочь данванского Капитана Крепости. Олег даже сморгнул, когда она вошла в повозку, неся кувшин с водой, таз и льняное полотенце. Девчонке же, как видно, показалось смешным удивление славянина, потому что она откровенно засмеялась и, сильно, повелительно нажав на грудь мальчишки, заставила его откинуться на шкуры и занялась ногами, промывая и смазывая побитости. Олег смутился и попытался привстать, но встретил удивлённый взгляд девчонки и, пробормотав:

— Хорошо, хорошо... — и улёгся спокойно. В конце концов это было здорово, приятно. Но тут же — впервые он мог себе это позволить — вспомнилась Бранка. Наверное, что-то такое отразилось на лице Олега, потому что девчонка встревоженно спросила что-то. — Нет, всё нормально, — Олег улыбнулся и покачал головой. Девчонка уважительно-легко коснулась нескольких шрамов на теле Олега и снова что-то произнесла нараспев. Мальчишка даже хотел спросить, как её зовут, но полог откинулся — и внутрь шагнул Вадим. Коротко буркнул, качнул головой с тугими косами в золотых спиральных стяжках — девчонка поднялась и молча, тихо исчезла.

Олег мгновенно сел, обхватив коленки руками. Вадим так же быстро и плавно опустился напротив — скрестив ноги, Олег вспомнил знакомца-анласа с ярмарки — это было даже не жизнь, три жизни назад... Вадим был голый по пояс, длинный нож словно прилип к широкому ремню с большой пряжкой. И раньше мускулистый, сейчас он словно бы немного подсох, шрамы не уступали Олеговым, татуировка на руке будто жила — а глаза, которые всегда были задумчивыми, стали теперь ещё и жестокими — странное сочетание.

Неизвестно, кого видел перед собой Вадим, но в молчании ребят стали проскальзывать смущение и неловкость. Они даже не глядели друг на друга, блуждали взглядами по сторонам, как будто старались наизусть запомнить обстановку повозки.

Это же Вадим, напомнил себе Олег. Но мысль не помогла. Сама эта встреча казалась сказочной и странной... но что ещё хуже — Олег отчётливо понимал: в сидящем напротив парне от Вадима осталось не больше, чем в самом Олеге — от Олега.

— Я... — начал он. И осекся, услышав голос Вадима:

— Я...

Мальчишки удивлённо посмотрели друга на друга, поймали взгляды — и одновременно рассмеялись.

— Горец, — подавшись вперёд, ткнул Вадим в грудь Олега. — Анлас, — повторил он тычок себе в грудь.

— Угу, — кивнул Олег. И неожиданно понял, что глупая стенка рухнула. В Вадим подался вперёд, обнял друга за шею и тихо сказал:

— Прости. Я тебя плохо искал... Как сюда попал — сразу всё закрутило — ну и...

— Ну и в конце концов ты меня нашёл, — ответил Олег. — Очень вовремя нашёл.

— Вовремя, — Вадим отстранился. — Потому что я не знаю, что мне делать. Будешь слушать?

* * *

— Ты что, верхом ездить разучился? — засмеялся Вадим. Олег посмотрел на него пустым взглядом, качнулся в седле, встрепенулся и с короткой кривоватой улыбкой ответил:

— Да нет... Просто я думаю про Бранку. Она уверена, что я мёртв. И мне даже страшно думать дальше. Мне скорей надо на север.

— В Йэни Асма получишь самого быстрого коня, — Вадим пришпорил жеребца. — И моё письмо. И эскорт. И... — он вздохнул и махнул рукой. — А, чёрт, я не могу поехать с тобой, пойми!

— Ты не хочешь возвращаться? — прямо спросил Олег...

...Они ехали впереди всего отряда. До Йэни Асма оставалось около суток пути.

За прошедшее время в отряде Олег стал почти своим. Одетый как анласы, хорошо держащийся в седле... Эрна сперва его дичилась — женским чутьём она поняла, что этот мальчишка — посланец далёкого мира, о котором ей рассказывал Вадомайр, но в который она по большому счёту не очень верила. А теперь опасалась, что Олег уведёт Вадомайра обратно... При виде Дана Олег белел, как стенка, а глаза становились безумными, как у больного, и следящими, как у снайпера. Но с остальными отношения оказались вполне ровными, и даже Ротбирт не обижался, что друг и кэйвинг проводит почти всё свободное время с землянином-русским...

...— Мои ключи, — Вадим крутнул на пальце звенящую связку. — Вот... я помню, от чего каждый. Можно будет просто войти домой — и всё.

Без размаха он бросил — нет, просто уронил — связку в обрыв слева от своего колена. Олег проводил ключи взглядом — они сразу куда-то канули. Посмотрел на Вадима и тихо сказал:

— Мы прогнали данванов из гор. Но мы не выиграли. Они сжигают наши города. А ведь горцы куда сильней анласов... нет, погоди, я не про численность, — он заторопился, видя, как Вадим свёл брови. — Там своя культура, Вад. Понимаешь, особый мир. Не первобытный, а вполне современный. Только настоящий, в таком хочется жить. Я бы, пожалуй, и своих сюда перетащил. Но... там скоро ничего не будет. А может, уже ничего и нет, и даже Бранка меня не дождалась — зачем ждать мёртвого?

— Я не отступлю, — сказал Вадим. — Я теперь не могу отступить, я попробую. В конце концов, всё начиналось с чего-то, с какой-то малости. Так почему бы не с меня?.. А ты... — он помедлил. — Ты вернёшься?

Олег не успел ответить. Он закрутил головой, пригнулся в седле. Остальные в отряде ничего не понимали, хотя... хотя какое-то странное ощущение, от которого по всей коже шевелились волоски и начинали зудеть корни зубов, испытал каждый. Только ещё Дан выпрямился, развёл ноги и смотрел в небо с неясным ожиданием и восторгом.

— Фре... хат! — коротко задохнулся Олег, соскакивая наземь и прячась за конский бок.

И они увидели выплывающее из-за скал справа чудовище.

Фрегат был огромен — не меньше трёхсот метров в длину, странным казалось, что он вообще может как-то держаться в воздухе. Прятаться вряд ли имело смысл, да никто кроме Олега и не подумал — спрятаться хоть как-то, всё удивлённо провожали взглядами серо-голубую рыбину — всю в жёстких углах, блестящих выпуклостях и каких-то штырях. Бесшумный, неспешный, он насыщал пространство вокруг вибрацией и энергией.

Фрегат плыл туда, где лежал Йэни Асма. До отряда внизу ему явно не было дела.

Анласы долго провожали фрегат взглядами. Пока он не превратился в точку на горизонте. Только тогда Вадим, очнувшийся от гипноза — Эрна подъехала к нему вплотную и прижалась — отстранил девчонку и скомандовал:

— Галопом вперёд! С повозками остаются...

— Не спеши, — Олег стоял возле своего коня, глядя чёрными глазами на туманный горизонт. — Ты опоздал, кэйвинг. Скажи, ведь он опоздал, а, Дан?! — повысил Олег голос.

Мимо замерших людей бешеным карьером проскакал данванский мальчишка.

* * *

Йэни Асма больше не было.

Не было совсем. От цитадели до порта. Казалось, кто-то взял огромный циркуль, провёл идеально ровный круг, и внутри этого круга всё тщательно вычистил, а потом посыпал ровным слоем серого блестящего пепла. Вокруг — на скалах, среди дико выглядящей зелени садов и полей — бегали, двигались, копошились сотни или даже тысячи людей. Но столицы княжества больше не существовало, и эта мысль с трудом начала доходить до всадников на взмыленных, хрипящих конях, пробиваться сквозь гипноз яркого сверкания пепла в ужасающе ровном круге...

Вадим поймал себя на мысли, что не ощущает ничего. Вообще ничего — ни боли, ни горечи, ни злости. Только какую-то тупую растерянность. В голове просто не умещалась мысль об одновременной гибели такого количества людей. Их смерть была нестрашной именно потому, что была непредставимо огромной, и когда Вадим пытался себе её представить — просто ничего не получалось, не складывалась картинка. Он почему-то думал, что сгорела его мастерская, а в ней — столько картин и набросков... И ещё — хорошо, что он не жалел их дарить. Непонимающе, изумлённо глядела Эрна. Олег спешился, подошёл к тому месту, где дорога начинала спускаться в долину, внимательно смотрел вперёд. Его лицо было непроницаемо.

— Помнишь, я говорил тебе, брат, что твоё новое оружие — это подлое оружие? — хрипло спросил Ротбирт, подъезжая сбоку. — То, которое ты привозил? Так вот я скажу теперь... дай его мне. И нам всем дай. Всем, кто жив. С ними нельзя... честно. Их надо просто убивать. Как угодно, где угодно, чем угодно. Просто убивать. Дай и научи — как.

И тут — тут закричал Дан. Закричал так, что затанцевали, храпя, кони — сперва просто страшным воем, а потом — полуразборчиво, дико:

— Онлид, Онлиииид! Онлид, инка, инкааааа... аххх, май линду, маааай фритта!!! — он вскинул руки к небу и голосом, в котором не было ничего человеческого, выкрикнул: — Таки алл'с рэллен, таки алл'с! — и, пошатнувшись, упал на конскую гриву. Плечи юного данвана затряслись от слёз, он разорвал конскую узду, и её плети свисали из белых кулаков, как убитые змеи...

...Спасшихся они начали встречать недалеко от границы странного пожарища. И первым, кого отряд встретил, был Дидрихс — в вермахтовском мундирчике, седой и ловко крутящий педали велосипеда даже протезом. Неясно было, как и почему он уцелел, да это было и не важно, потому что следом шла Онлид.

Она шла, поддерживая двух стариков и посадив на шею маленькую девочку.

* * *

— У меня был не такой, — Олег коротко щёлкнул откинутым прикладом АКМС, приложился. — Был АК-103. Остался в наших горах.

В принципе, погиб только город. Большинство населения княжества в нём не жило, и данваны это, конечно, отлично знали. Судя по всему, они и не стремились уничтожить всех людей. Это была просто демонстрация. Наглядная, как раздавленная в кулаке груша.

 Вадим только что вернулся из объезда владений. Ясно было, что княжества больше нет. Он уже послал людей к Синкэ, прося «забрать всё, что осталось и всех, кто захочет.» И теперь сидел на патронных ящиках, хмуро глядя на то, как работают офицеры его штаба, и Эрна варит кашу в котелке на спиртовке. В тайную долину кэйвинг не пустил почти никого, людям было объявлено, что Вадомайр Славянин, чувствуя вину перед народом на гнев злых демонов, уходит сражаться с ними, а все, кто его любит, пусть примут руку отважного Синкэ. Впрочем, ходил потихоньку и другой призыв — кто ради мести демонам готов отказаться от своего прошлого — пусть идёт в горы, и люди Вадомайра найдут его сами...

— Дашь? — Олег лязгнул затвором. Вадим нехотя посмотрел на него, спросил:

— Зачем? Мне теперь каждый нужен...

— Ну, я же не баловаться прошу... — пожал Олег плечами. В глазах Вадима что-то дрогнуло и оборвалось — натянутое и больное.

— Ты... — начал он. Олег поморщился:

— Ну вот не надо. Я. Ты. Целая куча народу, о котором ты не знаешь, целая куча народу, о котором не знаю я... Бла-бла-бла. Дом, милый дом... — он опять сморщился, как от боли. — Снайперку взять бы ещё... — он с сомнением посмотрел на английские изделия. — Не привык к таким. Но только на север мне всё равно надо. Родители меня давно похоронили. А Бранка — недавно. Может, я ещё успею... я ещё успею... — его лицо исказилось уже настоящей судорогой.

Вадим встал, подошёл к другу. Вздохнул, покачал головой.

— Мы бессердечные твари, — сказал он тихо.

— Мы просто выросли, если ты не заметил, — со смешком ответил Олег. — Пошли пройдёмся до стрельбища, а то твои новички сожгут весь запас патрон. Ротбирта вообще надо держать за руки, и где ты такого нашёл?

— Это они нас нашли, — Вадим резко затянул расслабленный ремень, на котором тяжело висела кобура «брентена». — Нашли, отмыли от дерьма, сделали людьми... Ладно. Пошли и правда посмотрим, что там и как.

— Всё-таки прихвачу с собой, — Олег легко подбросил на плечо «супер магнум».

Интерлюдия: «Вила сида»

* * *

В лесах у северо-восточного окончания озера Сентер, где берёт начало из ледянх ручьёв река Райас и где ещё не простёр свою властную руку ни один из кэйвингов, начиналась осень. Ранняя, тёплая и светлая — но осень.

Большой конный отряд двигался еле заметными тропами. Не меньше тысячи человек — верхами, с запряжками — шли мерным шагом на рыжих конях, прикрывшись с боков, спереди и сзади дозорами. Во главе двигался плотный строй всадников, обмундированных и снаряженных по стандартам, сделавшим бы честь любой отличной земной армии — они немного нелепо смотрелись верхами. Основная масса носила анласскую одежду, даже с частями доспехов — но и у этих у каждого был «огнестрел», причём неплохой.

1-й полк Повстанческой Армии имени Йэни Асма двигался вдоль Змеевых Гор на север, намереваясь перейти через них по тропам до начала зимы и переждать её на берегах реки Прямицы.

Олег покачивался в седле рядом с Вадимом — во главе строя. Он не претендовал на место командира и не занимал его. Уже было оговорено, что перед поворотом в горы Олег поскачет дальше на север и постарается пробраться на земли Рысей в обход линии хротов, которая после осеннего поражения стала ещё плотней. О том, что в Рысьем Логове может просто никого не оказаться — Олег старался не думать.

От головного дозора подскакали, не по-анласски держась в сёдлах, мальчишка и девчонка — с саблями за спинами, длинными пистолетами на поясах.

— Люди впереди, — коротко сказал парень. — Много.

Вадим кивнул:

— Спасибо, Гриш... — и поднял руку. Отряд быстро и почти бесшумно стал спешиваться, разворачиваясь в боевой порядок. Дан поймал брошенные ему поводья коней — Вадимова и Олегова — и успокаивающе кивнул подскакавшей Онлид, которая тоже спешилась, кинув в руку снайперский «маузер».

Пробежав мимо залёгших между деревьев передовых дозорных, парни распластались у корней огромного ясеня и выглянули — туда, где из леса выходила ещё одна тропка, пониже, берегом ручья. Между деревьев двигалось множество людей — они явно тоже что-то не увидели, так почуяли, потому что начали останавливаться.

Это были славяне-горцы. Много, не меньше трёхсот, на своих маленьких крепких конях. Странно одетые — можно было видеть и кольчуги, и мечи, и маскировочную форму, и родовые повязки не меньше чем десятка родов... Но главное — у всех было огнестрельное оружие, и в основном — более-менее новое, хотя виднелись и старые пистолет-пулемёты. На вьюках тут и там качались миномёты, ракетные и противотанковые комплексы, катились ЗУшки и лёгкие полевые орудия... В середине отряда двигалось около полусотни женщин и детей, причём не горских и даже не лесовиков, а горожан — тоже верхами.

Впереди и слева — рядом с седым плечистым стариком — скакал не по-славянски рыжий высокий парень, поперёк седла которого лежал старый ДП-27 с «танковым» диском. Вадим только успел это отметить — рыжий, как анлас, странно... как его отвлёк от наблюдения крик-выдох Олега. А в следующую секунду его друг уже мчался вниз к ручью и орал, не обращая внимания на вскинутые в его сторону стволы:

— Эрик! Эри-и-и-и-и-ик... — и даже захлёбывался криком.

Рыжий вскинулся. Застыл на миг. Зачем-то соскочил с седла — и побежал навстречу Олегу, который на бегу раскинул руки. Они сшиблись и полетели в траву, покатились, тиская и мотая друг друга, как два молодых пса.

Вадим поднялся, машинально отряхиваясь, помахал рукой дозорным, которые явно ничего не понимали. А сам смотрел, как к поднявшимся на ноги — не расцепляя объятий — Олегу и рыжему подъехал шагом... нет, подъехала. Девушка — статная, сидевшая в седле боком, но с оружием. Вадим увидел, как Олег буквально оттолкнул рыжего и замер, вскинув голову. А потом — несмотря на растущий общий гул — отчётливо расслышал слова девушки:

— Вот так-то... Я одно тебе меч, револьвер и камас привезла. Мне они тем часом без дела, а тебе... возвратом надо... чтоб ты... о-о-о-ой-й-й-й... — Бранка закрыла лицо руками и стала валиться из седла — прямо в руки опрометью подскочившего вплотную Олега.

Сейчас было хорошо видно, что она беременна. Куда дольше, чем Эрна.

* * *

Лагерь на лесных полянах и берегу ручья был почти незаметен. Возле горящих в ямах костров двигались тени людей и коней. Среди деревьев таял говор на нескольких языках.

При свете двух мощных фонарей, дававших белёсый свет, около большого валуна, вросшего в землю мохнатым ото мха боком сидели несколько человек — парни, две девушки (они присели отдельно и тихонько переговаривались друг с другом, часто кидая взгляды на Олега и Вадима). Йерикка, жуя веточку, иронично посматривал по сторонам, и Олег чуть не засмеялся от радостного, шипучего чувства, что — вот он, Йерикка, живой и неистребимо рыжий, и веточку жуёт так же, как всегда, и... и... и... дальше лучше было не думать, потому что слёзы забивали горло, а это было бы совсем уж...

— Так вы не уходите? — откашлявшись спросил он.

— Мы? Уходим. И мы остаёмся, Олег! Там, — Йерикка вскинул руку, — сотни миров, и мы увидим их все. Но сначала мы отвоюем наш мир. И путь поберегутся те, кто встанет у нас на пути — ни звёзд над нашими головами, ни нашей земли у нас больше никому не отнять! — он опустил руку и щёлкнул пальцами: — А кстати, помнишь Аркашку? Того, который наших тогда...

— Помню, — кивнул Олег и покусал губу. Йерикка вздохнул:

— Так вот его сынок — которому тогда Гоймир камас подарил, ну? — Гоймира выследил и бахнул в упор. Разворотил бедро.

— Жив? Так он что, тоже тут?! — Олег огляделся. — А...

— Гоймир не велел его убивать. Сказал, что поговорит с ним ещё, как поднимается. Пацан сейчас за ним ухаживает... Они не здесь, они за горами, недалеко от тех мест, где ты на наши головы свалился. И ещё кое-кто там тоже.

— Не пугай, — махнул рукой Олег. — Мне и встречи с Гоймиром хватит... Кстати, с нами едет очень хороший врач, так что Гоймира он на ноги поставит точно... А, да. Так кто там у вас ещё?

— Жена и сын полковника Чубатова, — тихо сказал Олег, и Вадим, молча слушавший, увидел в свете фонарей, как лицо Олега словно бы растворилось — так тот побледнел.

— Они-то как...

— Да так. Как я понял, полковника в измене обвинили, ну и пришлось им бежать. А куда? К нам... Вот такие пироги с брусничкой. Они не знают, кто полковника убил.

— Я сам скажу, — тихо ответил Олег. Бранка тревожно смотрела в его сторону, он улыбнулся. — Сам скажу.

— Это всё интересно, — вмешался Вадим, и на него посмотрели все. — Но, как я понимаю, тут собрались не последние люди...

— Нашим отрядом командует князь Крук, — сказал Йерикка. Вадим кивнул.

— Конечно. Ну так вот... Тут собрались не последние люди. И мне хотелось бы знать, в каком рассуждении находятся наши горские друзья.

Йерикка зевнул, плюнул травинку, потянулся. И подался вперёд:

— В рассуждении того, что три дня назад, когда мы только-только перевалили хребет, один надёжный человек — немного старых связей — сообщил мне вот что...

Интерлюдия: «Славословие»

* * *

Плоские машины — не очень похожие на земные танки или бронемашины, но всем своим внешним видом не оставлявшие никаких сомнений в своём предназначении — шли по две в ряд, шесть штук. Из-за того, что они были плоские — они казались невысокими, и только когда на броне передней показался данван, стало ясно, что высота машин не меньше трёх метров и что они — огромны.

Данван стоял на носу правой передней машины, раскачиваясь на широко расставленных ногах — статуя из непроницаемой брони. Его угловатые руки поднесли к матовому забралу шлема какой-то прибор, он стал медленно поворачивать голову туда-сюда. Картина была полуреальной, как из фантастического фильма. И уж совсем фантастической делал её плывущий над группой машин фрегат — фрегат, по сравнению с которыми машины-гиганты в ущелье, ведущем в горы, казались крошками.

Олег пошевелил край изолирующей накидки. Его не оставляло ощущение того, что данван видит. Видит их всех. Невозможно не увидеть полторы тысячи человек, пусть и сколь угодно хорошо замаскированных. Невозможно. Так же невозможно, чтобы этот фрегат и был тем, который сжёг Йени Асма. Хотя Йерикка говорил, что это так и есть.

Машины двинулись дальше. И над скалами — скрещивая в небе белые следы и завывая — разорвались алыми огнями две сигнальных ракеты. Начало атаки.

Олег отбросил накидку...

...Фрегат тут же окутался радужным сиянием — непроницаемым и... страшным. Зашевелились — не вразнобой, слаженно и жутко — многочисленные стволы, безошибочно выцеливая обнаружившихся себя врагов. Жалкие твари, как они посмели?! Отражая ливень высокоскоростного металла, несущийся с земли, перехватывая ракеты, защитные экраны были готовы поглотить и любую форму чистой боевой энергии — мало ли что?

Гранаты «мух» и «семёрок» — и капсулы «шмелей» не были энергией. У них не было сложных наводящих систем. И их скорость была слишком мала, чтобы защитный экран воспринял их как угрозу.

Конечно, у фрегата была и обычная броня. Мощная, танковая. Но, как видно, она не модифицировалась довольно давно. Во всяком случае, ещё до появления тандемных ПГ-7ВН...

...Не веря своим глазам, Вадим увидел то, на что уже не надеялся с того момента, когда вспыхнула чёртова «радуга».

Фрегат вдруг дёрнулся. Покачнулся. Послышался, перекрывая звуки боя, мощный рёв сирены. Мощный — и... и... нет, не может быть... беспомощный! Фрегат звал на помощь.

Помогать было некому. Сразу несколько «тандемов», выпущенных с разных концов, пробили броню. А потом одна из «шмелиных» капсул развалила нос чудища — то самое место, где холодно сверкали гранёные «глаза грифона» — панорамные иллюминаторы пилотского отсека.

— А-а-а-а-а!!! — бессмысленно-радостно закричал Вадим.

Защитное поле замигало и... исчезло. Фрегат оказался под огнём со всех сторон — по нему стреляли изо всего, что могло стрелять. Чудовище подалось вбок. Назад. Вбок. Оно было всё-таки слишком огромно, оно не желало умирать от муравьиных укусов... и Вадим увидел, как внизу — на земле — одна за другой появляются кипящие ямы.

Поздно.

Трёхсотметровый убийца городов страшным движением перевернулся вокруг себя. И — рухнул вниз, в ущелье.

— Ложись! — крикнул Олег, падая.

Огненный вихрь рванулся из ущелья в небо расширяющейся воронкой — и истаивая. Начали рушиться скалы. Взрывы — уже более слабые — следовали один за другим.

На узости некуда было деться даже тем, кто спасся при падении. Среди пламени и вывихнутого металла двигались, стреляя во все стороны, чёрные фигуры. Поднимали руки почти нечеловеческими, механическими жестами — и падали, таяли среди огня.

Вадим услышал, как поднявшийся на ноги и стреляющий от живота Олег смеётся — металлически, высоко, почти безумно. Сам он, не издавая ни звука, глядел неотрывно, как горит колонна. Нет, горит всё ущелье, заваленное металлом. А видел только одно — пепельный круг на месте своего города.

И — не ощущал ничего, кроме удовлетворения. Странного и дикого чувства высшей справедливости, которая пришла, как приходит утро...

...Данванский офицер лежал чуть в стороне от пламени. Он был без шлема, и бледное мокрое от пота лицо смотрело в небо. Ног ниже колен у данвана не было, и по камням из пламени тянулся спёкшийся от жара след. На подходивших к нему мальчишек данван поглядел удивлённо и внимательно. Рядом были разбросаны куски упаковки универсальных бинтов — он обрабатывал раны, а вот за оружием — кобурой на поясе — не потянулся, продолжая разглядывать ребят. Олег мог бы покляться, что данван старается понять, как же получилось то, что получилось? Потом данван зашарил рукой по челюсти — поправлял лингвист. И сказал:

— Добейте меня.

— И так подохнешь, — тихо ответил Олег.

Данван силился улыбнуться, но губы у него дрожали, а в глазах росло недоверие и...

— Он боится, — тихо сказал Вадим. — Он не может поверить, что это случилось и боится.

Тогда подошедший Дан молча выстрелил офицеру в голову. Потом швырнул «брен тен» в сторону и пошёл прочь, шатаясь и закрыв лицо руками.

Интерлюдия: Чёрные Хроники Арды

* * *

Дэм Гато й'Харья — отцу

Отец!

Пишу тебе с Эрда. Пишу коротко, потому что много слов — много дорог, а моя дорога одна.

Я жив. Я не в плену. Наше дело неправое, отец, и мысли наши злые. Дела наши я видел сам и не верю, что они справедливы и оправданны. Я предал Корону, отец. Я предатель всего, чему нас учили служить.

Я вызываю тебя, ан Отмар йорд Харья, мой отец, на гессадрер до смерти — одного за весь наш народ. Если ты согласен — приезжай туда, где был город Балны Хун, который наш народ сжёг. Я буду ждать тебя три месяца по счёту Эрда с дня Первого Снега — ты помнишь этот праздник и снежную крепость у нашего дома, отец?

Не говори матери и братьям. До встречи в бою.

Прощенья не прошу — знаю, что его нет и ты не простишь.

Дан, офицер 1-й полка Повстанческой Армии имени Йэни Асма.

— Что случилось, Дан? — в темноте землянки завозилась Онлид.

— Ничего, — он закрыл блокнот. — Спи, маленькая моя. Утро ещё не скоро.

Дан отложил блокнот и придвинул ноутбук. Щёлкнул крышкой. Пора было закончить отчёт по контрразведке.

* * *

Солдат в пятнистом мешковатом маскхалате и глубокой каске, с фаустпатроном на плече и мужественным лицом целился в Олега. За плечом солдата стоял рабочий — усатый, в спецовке, с винтовкой в руках. На винтовке был примкнут кинжальный штык, хорошо знакомый по фильмам о Великой Отечественной.

Олег подошёл к машине и провёл рукой по надписи:

СЕСТРОРЕЦКIЙ ИМПЕРАТОРСКIЙ ОРУЖЕЙНЫЙ ЗАВОДЪ

Выпрямился. Вадим стоял возле скелета. Посмотрел через плечо и грустно сказал:

— А ведь так и не узнаем, кто он был.

— Надо похоронить... — начал Олег, но не договорил — отшагнул. Йериика, сидевший на корточках у арки, увитой проводами, поставил ноутбук на пол и указал на ожившие огни.

— Связь установлена, товарищи офицеры, — с обычной свей усмешкой сказал он. Но — серьёзно. — Через полминуты переброска, если с той стороны не обманули.

Олег и Вадим подняли автоматы. В арке заклубился синий туман, его прорезала серебряная молния (вот как это выглядит, подумал Олег) и послышался голос:

— Марычев, Олег, убери пушку, ты чего? Подарки принимайте!

— Славян, — широко улыбнулся Олег, опуская оружие. — Получилось.

— Получилось, — кивнул Вадим.

— Поехали? — подмигнул Йерикка.

Интерлюдия: «Беловежская пуща»

Эпилог 117-й и последний год Беды на Мире

Открытым текстом, всем, всем, всем

Лорд Протектор Эрдэ ан Вальден йорд Торренс сообщает.

...сопротивление более не представляется возможным. Только что радный воевода Вольг Марыч предложил сдачу остаткам гарнизона Крентаны. Я разрешил туземным частям сложить оружие. Помощь от частей, находившихся на территории Юг, Юго-Запад, не придёт — они уничтожены 3-й, 11-й повстанческими армиями. Вчера 2-я повстанческая армия пати кэйвинга Вадомайра Славянина уничтожила космодром в устье р. Огон.

На территории терминала идёт бой. Это десантники повстанцев, мы не смогли обнаружить их катера вовремя. Ими командует Дмитрий Марычев, слухи о его гибели ложны. Стреляюту дверей моего шта...

Конец[117]

Сергей Барнатин Миротворцы Конуса

МИРОТВОРЦЫ

Глава 1

О Боги!..

Моти-Мар стоял на главной дороге Империи. Он никак не мог понять, что здесь произошло. Сотня воинов Империи лежала порубленная, не успев даже перестроиться в боевой порядок. Мот сразу узнал их. Это был личный бит советника безопасности — лучший из всех.

— Нет! Как же это могло произойти? — Мот не мог осознать увиденное. Он готов был поверить даже в то, что глаза его обманывают, но только не в этот ужас.

Моти-Мар был так взволнован, что удары его сердца гулко отдавались в висках. Он набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул. Мот проделал это упражнение несколько раз, и когда немного успокоился, двинулся осматривать место битвы. Хватило бы беглого взгляда, чтобы понять всю необычность сражения. В воздухе нестерпимо пахло горелой плотью, и даже свежий аромат лесного ветра не мог перебить этот ужасный запах. Битовцы лежали походным строем, в том порядке, в каком застигла их смерть. Мот подошел к останкам воинов, и у него сжалось сердце. Раньше это были красивые люди, мужественные и сильные. Они пытались защититься, но их срезали одним махом. Линия удара почти у всех прошла через щит, меч и разрубила воинов на уровне груди. Ни одно оружие на Земле не имело подобной мощи.

От удушливого запаха опаленных человеческих тел и от их ужасающего вида у Моти-Мара закружилась голова, и глаза застлала сизая дымка.

— Кто здесь?

От неожиданности Мот даже забыл о подступившей тошноте. Голос, хриплый и слабый, прозвучал совсем рядом.

— Я, Моти-Мар, жрец Храма Хивы, — ответил Мот осипшим от волнения голосом.

Слева от него зашевелился один из воинов. У него не было левой руки, и страшные ожоги на лице лишили его зрения.

— Жаль, что не могу вас увидеть, — слова давались воину с огромным трудом, — жрец Хивы… О вас рассказывают много удивительного. Говорят, вы прекрасно владеете оружием. Я всегда хотел посмотреть на ваше боевое искусство. Правда ли, что против вас не выстоят и десять лучших бойцов Императора?

— Не знаю, я как-то не пробовал упражняться с битовцами, — ответил Мот.

— А еще говорят… ккхаа… кгхаа… кгхаа… — Сильный кашель душил воина, изо рта его потекла кровь.

— Слушай, друг, помолчи немного, — жрецу стало жаль солдата, было видно, что тот долго не протянет. — На, хлебни чуток, станет легче, — произнес Мот и протянул несчастному флягу с настоем из трав.

Бедняга уцелевшей рукой провел по воздуху и застонал — силы покидали его. Мысленно обругав себя за глупость, Мот стал аккуратно поить битовца. Сделав несколько глотков, воин застыл без движения.

— Ты, наверное, ждешь, чтобы я рассказал тебе, что здесь произошло, — голос его окреп, и кашель прекратился. — Но поверишь ли ты в этот ужас?

— К чему пустые разговоры? После того, что я увидел здесь, можно поверить во все, что угодно, — ответил Мот немного раздраженно.

— Хорошо, не сердись. Помоги мне сесть. Моти-Мар достал из валявшихся поблизости разбитых носилок большую пуховую подушку и аккуратно уложил на нее солдата.

— Ночью в полнолуние, — начал воин, — нас поднял по тревоге сотенный и объявил, что необходимо срочно уничтожить шайку вольных охотников, орудующих в лесу неподалеку от Храма Хивы, так как сам Император хотел на днях навестить уважаемого Кхан-Кхоу по делу очень важному. Нам же, после уничтожения банды, было велено ждать его в Храме. И еще сотник сказал нам, что советник безопасности — Атор-Саф хочет лично вести своих любимцев в бой. Я еще подумал, видно, дело действительно важное, потому что советник никогда не выезжал на уничтожение лесных шаек.

Через час наш бит вышел из Пхасты. Мы двигались форсированным маршем и к полудню стали на отдых у Заповедной реки. С наступлением темноты Атор-Саф приказал переправляться на другой берег и продолжать путь. Но не успели мы сделать и сотни шагов, как над нами пролетел огненный шар. Он обогнал нас и скрылся где-то впереди, за деревьями. Советник тогда шепнул сотнику: «Видишь, Боги дали знак, значит, победа будет за нами». Я даже удивился их нерешительности — сотня битовцев против жалкой банды разбойников, какие еще нужны знаки? Мы шли около часа, как вдруг… кгхаа!.. кгха!.. кгхаа!.. — На этот раз приступ кашля был более сильным, изо рта воина струйкой потекла кровь. Он умирал.

Мот прижал битовца к земле и стал вливать ему в рот настой.

— Пей же! Пей! — кричал он.

Опустошив флягу и откинув ее в сторону, Мот отпустил воина. Он знал, что это только короткая передышка — последняя для измученного солдата. Смерть уже притаилась за ближайшим деревом, с нетерпением ожидая своей добычи.

— Ну давай же, продолжай, — Мот тряс бедного воина за плечи, пытаясь привести его в чувство.

— Это было… Это было что-то ужасное. Язык несчастного заплетался, и он с трудом выдавливал из себя слова. Видно, доза настоя была слишком велика. — Сначала я увидел только голову, так как это существо было выше нас. Чудовище с мордой крокодила, только короткой, и губы, ужасные, пухлые губы, — воин опять замолчал, видно, переживая все заново. Тело его сотрясал ужас.

— Я увидел, как взметнулась кверху его рука, — продолжал воин свой рассказ, немного успокоившись. — Она была какая-то серебристая, и в ней чудовище держало меч. Оружие не походило на наше. Оно светилось мутным, бледным светом, как луна, и было тоньше нашего вдвое. Его странный меч гулял справа налево, и каждый его взмах сопровождали предсмертные крики лучших воинов Империи. Так чудовище дошло до носилок, в которых ехали сотник и советник безопасности, и я увидел его полностью. На нем была серебристая, плотно облегающая одежда.

Ноги чудовища, очень толстые, были подогнуты в коленях, и в них чувствовалась большая сила. Мы стояли, парализованные страхом, и смотрели, как оно вытаскивает из носилок советника и сотника. Вдруг из-за его спины выпрыгнула еще одна, точно такая же тварь. Она перелетела через своего сородича и носилки и оказалась в двух шагах от меня и моего младшего брата. Я почувствовал, что каменею от ужаса, в то время как брат с мечом в руке кинулся на врага. О, мой Коси, мой маленький бедный Коси! Я учил тебя мужеству и презрению к страху, но главный урок ты мне преподал сам, — солдат замолчал, ему было невообразимо больно и стыдно за свою слабость.

Мот прекрасно понимал его и поэтому не торопил с продолжением рассказа.

— Ему было всего восемнадцать, — снова заговорил воин через некоторое время. — Но он прекрасно владел оружием и мог бы впоследствии стать сотником. — Раскачиваясь из стороны в сторону, солдат горестно подвывал. Он плакал словно маленький ребенок.

Мот не видел, текут ли из обгоревших глаз несчастного слезы, да и не хотел смотреть туда. Он сидел рядом с изувеченным воином, и волна чужого необъятного горя захлестывала его. Мот не знал, что с ним происходит. Он совсем не понимал, почему ему так неудобно сидеть здесь и почему в душе образовалась такая пустота, словно он потерял близкого и дорогого человека. Этот солдат был ему совсем чужой. Мало того, Мот прекрасно знал, что советник безопасности вел своих воинов не против шайки вольных охотников. Он вел их на его Храм, Храм Хивы.

— Коси успел сделать только один шаг, — опять заговорил солдат, перебив мысли Моти-Мара. — Только один шаг, когда из лап чудовища вылетел яркий луч, и там, где стоял мой брат, уже ничего не было, кроме темного пятна пепла и расплавленных остатков оружия. В этот момент ноги отказали мне, и я стал оседать на землю, закрывая лицо щитом. Я не мог больше видеть этого кошмара. Последнее, что помню — яркая вспышка перед глазами и огонь на голове. На какое-то время я отключился, но очнувшись, сразу услышал чьи-то шаги. Это оказался ты, — солдат замолчал. Тяжелое, прерывистое дыхание свидетельствовало о том, что рассказ дался ему с огромным трудом.

Мот сидел рядом с изувеченным воином, и его мозг усиленно пытался осмыслить услышанное. Сегодня была третья ночь после полнолуния, значит, этот солдат был в беспамятстве целые сутки! Откуда взялись эти монстры?! Почему они напали на битовцев? Зачем они похитили советника безопасности и сотника? Что это за таинственное оружие? Мот почувствовал, как от этих «что, откуда, зачем и почему» у него закружилась голова. Он уже не размышлял над загадками, а просто откладывал их в своем мозгу. «Нет, надо срочно возвращаться в храм и рассказать обо всем Кхан-Кхоу. Да, но что делать с солдатом?!»

— Мот, выполни мою последнюю просьбу, — словно откликнулся на его мысли воин.

— Что ты хочешь, друг? Я выполню все, что в моих силах. — Мот уже знал, о чем солдат собирается его попросить.

— Убей меня, не хочу умирать в муках.

— Успокойся, я отнесу тебя в Храм, и там тобой займутся лучшие лекари. Ты будешь жить.

Мот солгал. Он прекрасно понимал, что битовцу остались считанные минуты.

— Перестань, мы оба прекрасно знаем, сколько я протяну. К тому же после того, что я видел, жизнь для меня будет слишком невыносимой мукой. Так что пожалей калеку и сделай то, о чем я просил.

Мот ничего не ответил. Его рука медленно, как бы нехотя, потянулась за спину, туда, где висел меч…

Глава 2

Мир Божий — так называли свой остров проживающие на нем люди. Они считали его единственным населенным местом в бесконечности и были уверены, что окружающий их океан есть не что иное, как обиталище злых духов.

Основой существующих на острове религий было утверждение, что боги-живущие на небе — подарили людям Землю, дабы те воспевали их величие и возводили в их честь великолепные храмы. Главным занятием богов была борьба со злыми демонами, обитающими в океане. Эта борьба происходила где-то далеко на горизонте, там, где, по мнению людей, вода и небо сливались воедино, образуя что-то вроде пространства, отведенного для боевых действий высших существ, отголоски сражений которых долетали иногда до мира Божьего в виде ураганов, землетрясений и других стихийных бедствий.

Какого-либо закона, касающегося религий, на острове не было. Здесь умудрялись существовать в относительном мире между собой более десяти различных храмов. Имея общую основу, храмы эти различались лишь в том, что каждый предлагал свой облик могущественного бога и свой ритуал его восхваления.

Лет десять назад произошло одно незначительное на первый взгляд событие. В то время никто не обратил на это особого внимания, и вряд ли кто-нибудь понимал, что от этого зависит ни мало ни много — существование планеты Земля. Тогда на острове появилось два новых храма: Храм Волшебниц Доры и боевой Храм Хивы.

***

Император был не в духе. Три дня прошло с тех пор, как лучший бит его армии был послан на секретную операцию, о которой знали только четыре человека — сотник бита, советник безопасности, первый советник и сам Император.

Он приказал позвать к себе факира и теперь лежал и смотрел на порядком уже надоевшие трюки.

— Вон! Пошли все вон, — не выдержал наконец владыка. — И позовите ко мне первого советника!

Все вышли, а Император, откинувшись на мягкие перины, погрузился в поток мрачных мыслей.

«Храм Хивы… Там много золота. Я никогда не видел настоятеля, он всегда присылал вместо себя своих учеников. Наверное, он так уродлив, что боится показаться людям на глаза. Как-то раз я спросил Моти-Мара, почему Кхан-Кхоу ни разу не посетил Пхасту, тот ответил, что учитель — калека и не может передвигаться. Это была явная ложь, но тем не менее я не стал опровергать ее, а спросил, правдива ли та история, которую знает каждый нищий не только в Империи, но и в Королевстве Амброунов. Рассказывают, будто год назад на одно селение напала лесная шайка разбойников под предводительством Янора — кровожадного и беспощадного бандита, не жалевшего ни женщин, ни детей. Его отряд был самым многочисленным из когда-либо существовавших в лесах поблизости от столицы. Он насчитывал более ста человек. Янор со своими человорезами наводил ужас на всю Империю. Рейды битовцев не давали никаких результатов — шайка была неуловима. Во время нападения бандитов на деревню рядом оказался кто-то из жрецов Хивы, их всегда легко узнать по странной привычке носить меч за спиной и вплетать в косы кинжал. Он один бросился на сотню разбойников, и пока те опомнились от такой неслыханной наглости, около десяти бандитов были уже мертвы. Говорят, за ним трудно было уследить — так он быстро и ловко передвигался. Жрец прыгал, кувыркался и наносил удары. Разбойники пытались его окружить, но каждый раз, когда казалось, что кольцо вокруг него сомкнулось, он проделывал в нем брешь и ускользал от них. Так, отступая, он увел всю шайку в лес. В деревне тогда насчитали двадцать три убитых бандита. Эта история походила на легенду. Но сам факт, что о шайке Янора больше никто ничего не слышал, говорил о том, что какая-то доля правды в ней была. Выслушав мой рассказ, Моти-Мар сказал, что народ любит сочинять небылицы, и Храм Хивы понятия не имеет, куда девалась грозная банда вольных охотников…»

— Повелитель, Крит-Коул прибыл и просит вашего разрешения войти.

Императора так резко оторвали от его мыслей, что, побагровев от ярости, он закричал на начальника охраны:

— Лоуз, тебе, наверное, надоела твоя глупая башка, раз ты врываешься в покои Императора без стука!

— Прошу прощения, Повелитель, но я стучал довольно долго. Я испугался, что с вами что-то случилось, и вошел, не дождавшись разрешения, — ответил перепуганный до смерти начальник охраны.

— Хорошо, на этот раз голова останется при тебе, но помни: дважды я никого не милую. А теперь ступай вон.

— Прошу прощения, Повелитель, что вновь испытываю ваше терпение, но вы забыли о первом советнике, он ждет за дверью, — робко пролепетал Лоуз и сделал шаг назад, словно боясь, что гнев Императора на этот раз не минует его головы.

— А-а, Крит-Коул пожаловал, — сменил гнев на милость Император.

Он надеялся, что советник развеет его страхи и сомнения, поэтому и позвал его.

— Ну что ж, пусть войдет, а ты позаботься о том, чтобы нам не помешали, — сказал, обращаясь к начальнику охраны, Император.

Лоуз отворил дверь и жестом пригласил советника войти.

Крит-Коул для своих сорока лет был человеком довольно распущенным, больше всего на свете он любил власть, деньги и развлечения. Он был умен, хитер и коварен. Умел говорить так, что даже самые плохие новости представлялись в радужном сиянии. Между тем черты его характера никак не вязались с его обликом. У советника было лицо наивного дурачка. Глядя на него, казалось, что ничего, кроме глупости, он сказать не может. Жирный блеск его кожи выдавал в нем человека, который ждет от жизни одних удовольствий, впрочем, так оно и было, судьба ни разу еще не ломала его. Казалось, у советника было все, о чем только можно мечтать, но его алчной душе хотелось большего. К сорока годам он понял, что власть без славы не столько радует, сколько утомляет. Лишь став Императором, он сможет вкусить все прелести жизни. Но для того, чтобы взойти на престол, необходимо было подкупить не только стражу, но и всех приближенных повелителя, а для этого требовалось огромное количество золота…

Как только двери отворились, Крит-Коул вошел в зал.

— Вы позвали меня, мой Повелитель, и я поспешил к вам, как собака на свист хозяина, — проронил Крит, предварительно изобразив на лице улыбку наивного ребенка. Это ему всегда помогало, если Повелитель был не в духе.

— Рад, что ты так послушен, мой дурачок, — ответил Император, широко улыбаясь. — Знаешь, меня грызут сомнения. Не мало ли мы послали воинов для захвата такой важной добычи? Я слышал, жрецы Храма Хивы прекрасно владеют оружием. К тому же мне не очень верится, что для охраны таких богатств они оставили всего десять человек.

Крит-Коул не обращал внимания на то, что Император называл его дурачком. Он всегда предпочитал, чтобы противник недооценивал его. Тогда удар, который он нанесет, будет более неожиданным и, значит, более успешным.

— Позвольте мне, мой повелитель, развеять сомнения, которые осмелились пустить корни в голове человека, которым по праву могут гордиться не только люди на земле, но и боги на небе. Кому, как не вам, владыка, должно быть известно, что воины советника безопасности — лучшие в мире Божьем. Каждый из них стоит двоих, я сам видел их в деле. Так неужели вы, мой повелитель, доверяете сказкам глупого простонародья больше, чем своему верному слуге?

Нет, вы, вероятно, просто проверяете — не поселился ли в моей душе страх? Мой повелитель, вы для меня и Бог, и отец. И если бы мне было позволено, я бы поклялся вашим святым именем, но я всего лишь простой человек, и поэтому, принося в залог свою жизнь, я клянусь, что успешный исход предприятия нам гарантирован. Жрецы Храма Хивы не ценят золота и не станут рьяно его защищать, — окончив свою высокопарную речь, Крит-Коул опустился на колени и слизнул пыль с сандалий повелителя — знак высшего уважения и восхищения.

— Ты, как всегда, прав, — ответил Император.

Его лицо сияло от счастья. После таких речей он всегда чувствовал себя по меньшей мере божеством. Ничто так не ласкало слух повелителя, как лесть, а в этой науке Крит-Коул преуспел лучше всех.

— И все же, Крит, меня беспокоит отсутствие гонца, проговорил Император озабоченно. — Ведь при успешном окончании дела он должен был прибыть во дворец сегодня утром, а сейчас уже поздний вечер.

— Повелитель, не терзайте понапрасну свою чистую душу. С гонцом могло случиться все что угодно. К тому же я послал трех своих парней на дорогу к Храму Хивы, и к утру мы будем знать все.

— Тогда я, пожалуй, пойду отдыхать. А ты, Крит, сделай так, чтобы, когда я проснусь, золото уже лежало у моих ног.

— Слушаюсь, мой Повелитель, приятных вам снов, — ответил Крит-Коул и вышел вон.

Всю ночь советник не мог заснуть. Он понимал, что задуманное дело проходит не совсем так, как ему хотелось. Все отговорки, которые он так ловко подсунул Императору, для него самого не стоили и ломаного гроша. Крит-Коул ворочался с боку на бок, но сон не шел к нему. Он никак не мог понять, когда и где допустил ошибку. Впервые в жизни удача отвернулась от него, и он боялся, что дальше будет еще хуже. Крит лежал с открытыми глазами и вспоминал минувшие события, когда в Пхасту прибыл Моти-Мар первый помощник Кхан-Кхоу.

***

Это было неделю назад.

Крит-Коула позвал к себе Император, и он тотчас явился к нему.

— Крит, в столицу приехал Моти-Мар, — сказал повелитель, как только советник вошел в зал. — Он хочет закупить продукты для своего Храма. Пригласи его к себе и скажи, что я вынужден увеличить плату за проживание в заповеднике.

— Слушаюсь, мой повелитель, — ответил Крит-Коул. — Позволите ли мне узнать, на сколько вы намерены поднять стоимость?

— Вдвое.

— Вдвое? — изумился Крит. — Но ведь Храм и так платит огромную сумму, и на такое повышение он может не согласиться.

— Но разве ты не сможешь убедить его? Со мной это у тебя получается совсем неплохо. Скажи ему, что я собираюсь увеличить численность армии, что мой гардероб необходимо обновить. Короче, не мне тебя учить. Храм Хивы — основной поставщик золота в мою казну. Ты понял меня?

— Да, мой повелитель, я сделаю все, как вы сказали. В тот же день Крит-Коул пригласил к себе жреца.

— Приветствую вас, Моти-Мар. Рад, что вы приняли мое предложение. Я Крит-Коул, первый советник императора.

— Добрый день, советник. Мне также приятно, что я приглашен к самому Крит-Коулу, — ответил Мот с еле скрываемым сарказмом.

— Для дальнейшего разговора я предлагаю перейти на дружественный тон. И зовите меня просто Крит, — сказал советник и широко улыбнулся.

— Хорошо, я согласен, называй меня Мот, если хочешь, — равнодушно ответил жрец.

— Мне нравится ваше нелюбопытство, дружище. Вы даже не спрашиваете, зачем я вас пригласил.

— Ну, Крит. Ты позвал, сам и скажешь.

— Ты прав, — согласился советник. Его удивило, как легко жрец перешел на «ты». Сам же он еще продолжал «выкать», отчего почувствовал себя немного уязвленным.

— Я предлагаю сначала немного перекусить, а уж потом поговорить о деле, — предложил Крит.

Он жестом пригласил гостя в просторную столовую.

— О-о, — удивился Мот, увидев богатство стола.

Судя по угощению, разговор для меня будет не из приятных.

— Вы правы, но об этом позже. Я давно хотел поговорить с кем-нибудь из жрецов Хивы. Не официально, а по-дружески, за столом, — сказал Крит и предложил гостю стул.

— По-дружески, за столом — это неплохо. Признаться, я любитель вкусно поесть, — ответил Мот, усаживаясь за стол. Никогда в жизни он не видел такой прекрасно приготовленной пищи.

Крит понял, что наступило время для вопросов, которые его так интересовали.

— Рад, что угодил столь дорогому гостю, — произнес он с простодушной улыбкой.

— Вот как? И чем же я тебе так дорог, советник? спросил Мот, оторвав взгляд от стола, и пристально посмотрел в глаза Крит-Коулу.

Крит растерялся. Ему показалось, что этот взгляд проник в его самые сокровенные мысли. На мгновение он даже испугался, но потом, отогнав дурное предчувствие, весело заявил:

— Мот, ты задаешь слишком прямые вопросы. Я просто уважаю Храм Хивы, хоть вы для меня и непонятные люди.

— Каждый человек в той или иной степени непонятен, — ответил Моти-Мар.

— Да-а, конечно, — согласился Крит. — Но вот ты, например, первый помощник Кхан-Кхоу, а одет как простой ремесленник.

— А я и есть сын простого гончара, — равнодушно ответил Мот.

— Но сейчас ты занимаешь довольно высокое положение. Храм так богат и…

— Никакого положения я не занимаю, — прервал его Мот. — У нас абсолютно все равны. А если ты считаешь, что я слишком плохо выгляжу для твоего роскошного стола, то мне остается только откланяться.

Мот встал, собираясь покинуть советника.

— Что ты, что ты, мне и в голову не могло такое прийти, — залепетал Крит, удерживая гостя за руку.

Он лишь начал закидывать свои сети, а «дичь» уже убегала. «Нужно было сперва напоить и накормить его, а потом переходить к делу, — подумал советник. — Сытого всегда легче уломать».

— Я очень уважаю тебя и твой Храм, для меня большая честь обедать вместе с тобой. Садись, будь добр.

Он снова усадил Моти-Мара за стол и наполнил бокалы.

— Попробуй моего вина, уверен, ты никогда не пил ничего подобного, — проворковал Крит ласковым голосом.

— Я не могу, учитель строго запрещает прикасаться к вину, — ответил Мот сердито.

— Ну перестань дуться, к тому же я не заставляю тебя пить, а просто прошу попробовать.

Мот взял бокал и отпил глоток, смакуя вино.

— Ну как? — спросил Крит. — Нравится?

— Не знаю, на вкус приятно, но больше ничего сказать не могу, я не специалист в этой области, — ответил Мот и поставил кубок на стол.

— А я вот больше всего люблю вино и женщин, — весело проговорил Крит и осушил свой бокал. Он не стал наливать себе еще, так как предстоял серьезный разговор.

— Отведай моего угощения, Мот, — сказал он, не зная, как подступиться к гостю.

— Благодарю, советник, — ответил Моти-Мар повеселевшим голосом, — не часто меня так угощают.

Он разломал какую-то испеченную на огне птицу и с наслаждением принялся есть.

Крит-Коул был сыт, но видя, с каким удовольствием гость работает своими квадратными челюстями, тоже стал ему помогать. Живность, салаты, фрукты довольно быстро переходили в желудок к Моти-Мару. Позавидовав аппетиту гостя, Крит взялся за десерт, но и он не долго радовал советника, исчезнув в той же бездонной пропасти. Когда наконец Мот остановился, на столе, кроме костей и вина, уже ничего не было.

— Это все? — спросил гость раздосадованно.

— Да-а, — протянул советник растерянно.

— Ну что ж, неплохо перекусил, — сказал Мот, поглаживая живот.

— Перекусил?

От удивления у Крит-Коула отвисла челюсть.

— Мот, мне ужасно любопытно, что вы едите в Храме?

— Мы питаемся в основном растительной пищей, ничего жирного и никаких излишеств. Кхан-Кхоу строго следит за этим. Он говорит, что после трапезы надо оставаться чуточку голодным.

— А теперь ты сыт? — спросил Крит.

— Наверное, раз живот стал упругим, — пробормотал Мот негромко.

— Ха-а… ха-а… ха-а…

От смеха у советника на глазах показались слезы. Он понимал, что ему совсем не стоило веселиться, но ничего не мог с собой поделать. Он пытался остановить так внезапно накатившийся на него смех, но приступ возобновлялся с новой силой.

— Мне бы хотелось все же узнать, зачем ты меня позвал? — спросил Мот, нахмурив брови.

— Извини, — проговорил Крит, все еще продолжая смеяться. — Не сердись.

Ему наконец удалось взять себя в руки.

— Не стоит так сердиться, — сказал он. — Я, может, впервые в жизни посмеялся от души.

— Ты не ответил на мой вопрос. Думаешь, твое простецкое лицо введет меня в заблуждение? О, нет, я прекрасно вижу, что под маской глупости таится достаточно ума, хитрости и коварства, — сказал Мот, все более распаляясь.

— Прости, мне очень жаль, что я тебя обидел, — вновь попросил извинения Крит. — Ты хочешь знать, зачем тебя позвали? Хорошо, я скажу: императорская казна опустела, и повелитель хочет удвоить вашу плату за проживание в заповеднике.

— Разве мы мало платим? — недоуменно спросил Мот.

— Я отвечу тебе, но сначала скажи мне, Храм очень богат?

— Ты имеешь в виду золото?

— А что же еще? — ответил Крит, пожимая плечами.

— Понимаешь, у нас золото не ценится, как у вас. Мы можем добыть его в любом количестве.

— Как это в любом количестве?

Глаза советника засверкали, словно драгоценные камни: «Значит, я был прав. Завладев золотом Храма, я смогу купить всю Империю, а потом и Королевство. Я стану повелителем всего мира Божьего». От этих мыслей сердце советника так бешено заколотилось, что он испугался, как бы Моти-Мар не услышал этот взволнованный стук. Теперь остается только выбрать удачное время для начала действий, и тогда…

— Ты, кажется, что-то спросил? — прервал его мысли Моти-Мар.

— Да. Я не понимаю, где вы можете брать столько золота.

— Не знаю. Этим занимается учитель. Мы никогда не спрашивали, где он его берет, — ответил Мот.

— Выходит, Храм невероятно богат? — спросил Крит, облизывая пересохшие от волнения губы.

— Выходит, что богат. Скажи мне, если бы на нашем месте жили другие, они бы платили столько же?

— Что ты, и пятой части было бы слишком много, — ответил Крит.

— Тогда почему Император требует удвоить налог?

— Когда вы поселились в заповеднике, то предложили отцу нынешнего повелителя гигантскую сумму. Она была вдвое выше всех годовых поступлений в казну. Вы сами предложили ее, и Император с радостью согласился. Именно благодаря вам Империя стала такой богатой. На ваши деньги содержится вся армия, все бездельники во дворце.

— Это я знаю, но не могу понять, почему повелитель требует еще больше.

— Знаешь, такова человеческая натура Чем больше дают, тем больше хочется.

— Ты прав, — проронил Мот безразличным тоном. Он сидел, обхватив голову руками, и о чем-то напряженно думал.

— Мот, прости за любопытство, но почему Кхан-Кхоу никогда не посещает Пхасту? — спросил неожиданно Крит.

— Это не важно. Я представляю здесь интересы Хивы. Мот встал со стула, собираясь уходить. Лицо его было хмурым.

— Ты что, собираешься покинуть меня? — заволновался Крит-Коул. У него еще осталась масса невыясненных вопросов, и уход Моти-Мара разрушал его планы. Он лихорадочно соображал, каким способом удержать жреца.

— У нас так не принято, погости денек-другой, отдохни. Успеешь еще обрадовать Кхан-Кхоу увеличением налога.

— Прошу прощения, но завтра утром все жрецы Хивы отправляются на сбор информации, а я с десятком воинов должен охранять храм, — ответил Моти-Мар.

— И Кхан-Кхоу уходит?

— Нет, он не может ходить, — сказал Мот, думая о чем-то другом. — Ну, мне пора. Прощай, советник.

— До свидания, заходи еще, — ответил Крит-Коул.

Моти-Мар поклонился и пошел к выходу, задумчиво поглаживая живот.

Раз в год Кхан-Кхоу отправлял своих учеников по селениям. Они ходили везде, не пропускали ни один дом. Расспрашивали буквально каждого, не видел ли кто что-нибудь удивительное или странное. За ценную информацию жрецы платили золотом. Желающих поразить служителей Храма было много, люди выдумывали разные небылицы и страшные истории. Многим удавалось обмануть жрецов, и они получали свою плату. Обо всем этом Крит хорошо знал и никак не мог понять, зачем Кхан-Кхоу раздает деньги за глупые истории, но, вероятно, главе Храма это было нужно.

То, что в Храме остается только десять человек, обрадовало советника. Он мог захватить богатства Хивы, не привлекая для этого особо крупных сил. Судьба открыла ему путь к власти и богатству. План созрел мгновенно. Крит пошел к Императору и уговорил его захватить Храм, так как Кхан-Кхоу отказался платить двойной налог. И в следующую же ночь, в полнолуние, личный бит советника безопасности тайно отправился в заповедный лес. Еще немного — и все богатства Хивы будут у Крит-Коула. Он станет властелином не только Империи, но и Королевства. Тогда он казнит любого, кто посмеет назвать его дурачком. Да, план был прекрасный, но, видимо, он что-то упустил.

— Откройте!

В дверь стучали.

— Откройте, советник!

В дверь колотили так сильно, что, казалось, ее вот-вот выломают. Советник вскочил с постели, недоумевая, просто ли он задумался о прошедшем или все же уснул.

— Сейчас открою, ублюдки! — крикнул Крит сердито. Он отпустил всех слуг, чтобы никто не мог подслушать гонцов, когда те вернутся, и теперь злился, что самому приходится открывать дверь.

— А-а, это вы?! Вас что, давно не пороли? Чуть весь дом мне не разворотили!

Это были те трое, которых Крит послал в лес, к Храму.

— Плохие новости, хозяин, — сказал Борк, старший из них. Он привык, что Крит в последнее время часто бывает не в духе, и потому не очень боялся его гнева.

— Да, — не то спросил, не то подтвердил советник.

— Очень плохие, хозяин.

— Хорошо, Борк, заходи.

Крит-Коул повернулся и поспешил к себе в спальню. За ним шел Борк. Страх все больше проникал в душу советника. Он чувствовал, как быстро холодеет у него спина. Крит совсем не привык к неудачам и поэтому сразу лег в постель и завернулся в теплое одеяло, пытаясь согреться.

— Ну, говори, — потребовал он. Голос его чуть дрожал.

— Они все мертвы, — жестко проговорил Борк. Советник вскочил словно ужаленный. Он скинул одеяло и испуганно посмотрел на лазутчика. Его бросило в жар.

— Неужто все? — переспросил он глупо.

— Да, воины даже не успели перестроиться в боевой порядок. Их чем-то прорубили сквозь мечи и щиты. Я сразу почувствовал, что здесь что-то не то. Я видел всякое, но и у меня мурашки по спине побежали, хозяин…

— Ты говоришь, они были прорублены через щиты, — перебил его Крит. — Они, наверное, пытались ими защититься?

— Да, но щиты помогли им не больше, чем собственная шкура.

Крит-Коул сидел на кровати, словно высеченный из камня. Его лицо было серым и неподвижным, казалось, он примерял на себя маску смерти. Постепенно кровь окрасила его в цвет жизни, и он снова стал Крит-Коулом — первым советником Императора.

— Та-ак, — протянул он, — значит, все воины мертвы. А что же стало с Атор-Сафом и сотником? Их настигла такая же страшная смерть?

— Среди мертвых их нет. Вероятно, их увели с собой.

— Кто увел? Ты хорошо осмотрел место? Не было ли там других мертвых воинов?

— Нет, хозяин, чужих воинов я не нашел.

— Выходит, они унесли своих с собой, — процедил сквозь зубы советник.

— Я тоже так думаю. Хотя, судя по оружию нападавших, потерь с их стороны, возможно, и не было.

— Скажи, Борк, может, ты заметил что-нибудь, что помогло бы узнать, кто посмел напасть на императорских воинов?

— Да, я увидел одного солдата, который был убит не так, как остальные. Его убили прямым ударом меча в сердце.

— Неужели это сделали жрецы Хивы?

— Вот что я нашел возле того убитого, — сказал Борк и протянул советнику флягу. — Это единственный предмет, который оставили нападавшие.

Крит-Коул со злостью схватил находку и сказал, будто обращаясь к ней:

— Значит, это все же вы. Ну что ж, наступит время и очень скоро, когда вам придется сильно пожалеть об этом.

Глаза советника пылали яростью, и жажда мести наполнила его душу.

Глава 3

Кхан-Кхоу не был похож на людей. Точнее, он вовсе не был человеком. Он представлял собой слабое существо, формой напоминающее большую подушку. С двух боков у него имелось по тоненькому отростку. Они были узкие, длинные и заканчивались четырьмя пальцами, которые напоминали какой-то неизвестный цветок с лепестками. Хотя Кхан-Кхоу и напоминал подушку, но беглого взгляда хватило бы, чтобы понять, что он — живое существо. От него исходила прямо-таки материнская забота и нежность.

Кхан-Кхоу не имел ни сердца, ни желудка, ни легких. Почти все пространство его тела занимал мозг, в котором заключалась огромная, можно даже сказать чудовищная сила…

— Да, это очень плохие новости, Мот.

Кхан-Кхоу только что выслушал рассказ Моти-Мара о бойне в лесу. Мот повторил ему все, что услышал от солдата. Он не пропустил ни единого слова, ни одной интонации. Еще при основании Храма Моти-Мар удивил учителя своими феноменальными способностями. У него была не только отличная память, но и дар понимать мысли некоторых людей. Именно благодаря своему таланту он и стал впоследствии главой Храма. Но для непосвященных в дела и секреты Хивы он так и остался первым помощником Кхан-Кхоу. На самом же деле Мот только советовался с ним в чрезвычайных обстоятельствах. Для этого в Храме, глубоко под землей, имелась комната, куда Моти-Мар мог вызвать своего учителя нажатием на небольшую красную кнопку, встроенную в стену. Уже полтора года Мот руководил воинами Хивы, но только впервые он спустился в подземелье, чтобы спросить совета у Кхан-Кхоу.

— Это плохие новости, но я готов к ним.

— Как, учитель, вы знали об этих уродах? — удивился Мот.

— Да, я готовился к их нападению с первых дней моего прибытия на Землю. Это годры, они сейчас контролируют всю Галактику.

— Учитель, я ничего не понимаю, — недоуменно произнес Мот. — Откуда вы прибыли к нам и что такое Галактика?

— Все это ты узнаешь в свое время, Мот. Могу лишь сказать, что, когда мы прилетели сюда, здесь не было ни одного человека, зато огромных ящеров было хоть отбавляй. Я, вернее, мы провели здесь кое-какую корректировку и создали людей.

— Вы, вы… — от удивления у Мота язык сделался деревянным.

— Ты, вероятно, хочешь сказать, что я Бог? — спросил Кхан-Кхоу.

— Да, учитель, — ответил Моти-Мар. Его глаза выросли до невероятных размеров.

— Ты скоро поймешь, что это не совсем так, — заверил его Кхан-Кхоу. — А сейчас нам необходимо действовать как можно быстрее. Через полчаса все воины Храма, все до единого, должны быть в зале, наверху. Можно это сделать?

— Да, учитель, — ответил Мот обычным деловым тоном.

— Прекрасно, — сказал Кхан-Кхоу и исчез.

«Так и есть, он Бог», — подумал Моти-Мар. Мот так и не понял, каким образом учитель появился и как он исчез.

Мот так быстро побежал наверх, что когда перед ним возник Лас-Кас с обнаженным мечом, он совсем не удивился. Лас стоял и настороженно поглядывал в мрак подземелья, куда вела крутая лестница.

— Кто за тобой гнался? — спросил воин. — Готов поклясться, что ты никогда не развивал такой скорости. Я уже подумал, что битовцы проникли в этот подземный ход.

— Вот что, Лас, как можно быстрее собери здесь, в этом зале, весь Храм, всех до единого! — вместо ответа приказал Мот.

Лас-Кас сразу понял, что дело серьезное, он был близким другом Моти-Мара и прекрасно его знал. Поэтому. Лас-Кас удалился, не задавая лишних вопросов, и довольно быстро собрал по тревоге весь Храм, лишний раз подтвердив свое умение командовать. Мот мог только гордиться таким помощником.

— Все здесь? — спросил Моти-Мар, когда в зал вошел строй воинов.

Он невольно залюбовался этими крепкими, стройными парнями. Они будто вышли из сказки. «Крит-Коул, увидев их, от зависти съел бы свой роскошный кафтан», — подумал Мот.

— Все, осталась только охрана, двое у ворот и четверо на стенах, — доложил Лас-Кас.

— Я же сказал, что здесь должны быть все, — упрекнул его Мот. — Прикажи позвать остальных.

— Хорошо, — ответил Лас недоуменно. — Но я не понимаю, как мы можем остаться без охраны, ведь на нас в любую минуту могут напасть битовцы, ты же сам об этом говорил…

— Лас, нападения не будет. Мы теряем время, — нетерпеливо перебил его Мот.

В зал вошли оставшиеся воины.

— Ну вот, теперь все, — сказал Моти-Мар. Он подошел к стене, на которой был рельефно изображен воин, и вытащил из-за спины свой меч. Мот прикоснулся им к своему лбу, затем к тому же месту на изображении. Стена тотчас — сдвинулась влево, открывая потайной ход в подземелье Храма. С первых шагов густая тьма окутала его, делая глаза бесполезными. Но Мот уверенно спускался в глубь земли. Многолетние тренировки в воинском искусстве дали ему навык, позволяющий обходиться без зрения. Даже если бы в схватке он вдруг ослеп, то практически не потерял бы боеспособности. В Храме Хивы каждый воин интуитивно, без помощи глаз, мог чувствовать не только присутствие живого существа, но и ориентироваться в любой местности. Мот делал это лучше всех. С каждым шагом Моти-Мар все сильнее ощущал ледяное объятие тьмы. Здесь, глубоко под землей, температура воздуха была ниже, чем на поверхности. Но Мот знал, что впереди его ждет теплая и светлая комната. Он сделал еще несколько шагов, и перед ним открылась дверь. Яркий свет ослепил его, и он не сразу заметил, что в комнате, кроме Кхан-Кхоу, находится еще одно точно такое же существо. Увидев их, Моти-Мар стал в изумлении переводить взгляд с одного на другого, не в силах понять, кто из них его учитель.

Он простоял так с минуту, пока Кхан-Кхоу, видя его замешательство, первый не заговорил с ним.

— Ты выполнил мое поручение?

— Да, учитель, — выдавил из себя Мот.

— Хорошо, возьми этот аппарат и ступай обратно.

Кхан-Кхоу показал своей ручкой-отростком на небольшой серебристый ящик, стоящий в углу, и исчез вместе с двойником.

Взять ящик и идти обратно… Мот не мог понять, что делать с этим аппаратом после того, как он поднимется наверх. Он подошел к нему и присел рядом, чтобы получше разглядеть эту важную вещь. С виду ничего примечательного в нем не было. Это был обыкновенный ларец, похожий на те, в которые женщины любят складывать свои безделушки. Мот видел такие на базаре в Пхасте. Только этот ларец был сделан из неизвестного материала, и на нем никто не вырезал узоров, присущих таким изделиям. Мот провел рукой по ящику. Поверхность была гладкой и холодной, будто лезвие меча, загрустившего по живой плоти. Взяв ларец в руки, Моти-Мар отправился наверх, где ждали его жрецы Храма Хивы. В Империи их прозвали Небесные воители за могучее телосложение и необыкновенное мастерство боя, а в народе им еще приписывали бессмертие. Бессмертие не в том смысле слова, что они жили вечно, а в том, что пока никто еще не смог убить хотя бы одного воина Хивы.

Обратный путь показался Моти-Мару на много ступенек короче. Но он просто задумался о том таинственном незнакомце, который, как две капли воды, был похож на Кхан-Кхоу, и о странном ларце, приятно холодившем его руки. И еще он думал о сущности происхождения учителя и его двойника. Они не были похожи на людей и разговаривали так, что слова сами возникали в мозгу слушателя, не превращаясь в звук. К тому же они могли исчезать в одном месте и появляться в другом. Обо всем этом Мот думал так отрешенно, что не заметил, как густая тьма вокруг него стала редеть и он оказался перед выходом наружу. Кхан-Кхоу был уже в зале, и как только Моти-Мар вошел, он заговорил:

— Воины храма, вы дети мои, ибо я ваш учитель и создатель. Десять лет назад я собрал вас — бездомных юнцов — в Храме Хивы. Десять лет я готовил вас для защиты цивилизации Земли, которая находится еще в младенческом возрасте. Пройдет не одно тысячелетие, прежде чем люди станут настолько могущественны, что смогут противостоять силам зла. Но пока не наступила их эра, вы и ваши потомки должны стать надежным щитом между Землей и теми, кто захочет ее уничтожить.

Воины, два дня назад первый советник Империи, узнав о нашем ежегодном сборе информации и нашей незащищенности в этот момент, решил воспользоваться ситуацией и захватить Храм. Жажда власти и богатства двигала им. Но ему помешали те, кто могущественнее его не только по силе зла, но и по мощи своего оружия. Это наши общие враги — годры.

Дальше Кхан-Кхоу подробно пересказал то, что услышал от Моти-Мара. Как только он закончил, зал взволнованно загудел.

— Учитель, — Мот решил задать вопрос, который волновал всех, — как мы сможем справиться с этими годрами, если у них такое сильное оружие? Они в мгновение сожгут нас всех.

— Вам предстоит опасная и нелегкая борьба, дети мои. Но я бы никогда не отправил вас на смерть, не будь уверен в том, что вы сможете победить.

Всю последующую информацию Кхан-Кхоу вложил им в мозг так, чтобы они ни на миг не забывали, куда им нужно идти и что им необходимо делать. Воины-жрецы могли потерять память, даже сойти с ума, но в конце концов все равно должны будут прийти к пункту назначения.

— Дети мои, настал последний час для Храма Хивы. Он отслужил нам, и теперь мы должны с ним расстаться. Отныне вы больше не жрецы Хивы, с этой минуты вы МИРОТВОРЦЫ. Это не только ваше новое имя — это ваша судьба. К завтрашнему утру вы покинете Храм и отправитесь в Королевство Амброунов. Вам необходимо, как можно быстрее и по возможности без потерь, добраться туда. Но помните, отныне вы Миротворцы, поэтому, если в любой ситуации будет хоть малейшая возможность избежать кровопролития, вы обязаны воспользоваться ею. Каково бы ни было ваше положение, в первую очередь старайтесь договориться с врагом мирно, не прибегая к насилию. В Королевстве вы найдете Храм Волшебниц Доры, вам необходимо передать им то, что находится сейчас в руках у Моти-Мара. Это —тестер. Как только вы это сделаете, волшебницы подарят вам ЗНАНИЕ, а с ним вы обретете СИЛУ. С их помощью вы не только сможете спасти людей, но и станете их надежными защитниками от возможных посягательств впоследствии. Я понимаю, что у вас сейчас накопилось много вопросов, но я не могу сказать вам больше, чем сказал. Ответы на все вам даст ЗНАНИЕ. На этом моя миссия окончена. Прощайте, больше мы не увидимся.

С этими словами Кхан-Кхоу исчез, оставив в зале сто десять недоуменных миротворцев. Они, словно по команде, повернули головы в сторону Моти-Мара, разглядывая серебристый ящик у него в руках. Воины мало что поняли из всего сказанного, но цель им была ясна.

Мот вышел на середину зала, где только что находился учитель, и обвел жрецов внимательным взглядом. На его плечах теперь лежала огромная ответственность. От его действий и поступков зависела не только жизнь друзей, но и существование всего мира Божьего. Хотя Мот уже полтора года фактически являлся главой Храма, командирского опыта у него было маловато. К тому же теперь он не сможет в случае необходимости спросить совета у Кхан-Кхоу, ему придется полагаться только на собственные силы, умение и знание.

За время руководства Храмом Мот заслужил огромный авторитет и преданность воинов Хивы. Он всегда выбирал для себя самую трудную и опасную работу. А год назад, когда он заманивал шайку Янора в лес, лишь чудом остался жив. Удар, который нанес один из бандитов, по чистой случайности не достал до сердца…

Все эти мысли пролетели в голове Моти-Мара, словно шальной ветер — ни на секунду не задерживаясь.

— Ну, что повесили головы? — обратился он к воинам. — Миротворцам не годится унывать, у нас впереди еще много работы. Всем до вечера подготовиться к походу и отдыхать, на рассвете выступаем. Караул по старому графику, — сказал Мот, снова взяв управление в свои руки.

— Постовые, по местам! Остальные, разойдись! — скомандовал Лас-Кас.

Осмотрев храм и проверив, как идет подготовка к походу, Мот отправился в свою комнату отдохнуть. Последние дни были переполнены событиями, и ему требовалось снять накопившееся напряжение, иначе он не сможет в нужный момент правильно оценить обстановку. Положив тестер в тайник, Мот лег на жесткое деревянное ложе и уснул. Как всегда, спал он крепко и без сновидений, проснувшись только на рассвете, когда в комнату кто-то вбежал. Моти-Мар быстро поднялся и увидел перед собой Лас-Каса.

— Битовцы, — жестко прозвучало в комнате. Отличительной чертой воинов Храма было то, что они могли мгновенно переходить от сна к действиям. Моти-Мару не требовалось ничего объяснять, он уже бежал к дозорной башне, получая информацию на ходу.

— Они появились сразу со всех сторон и окружили Храм, — доложил скороговоркой Лас. — Их очень много, похоже, вся армия. С ними Крит-Коул, и он требует тебя.

Вбежав на башню и приняв краткий доклад старшего, Мот стал изучать обстановку. Битовцев и в самом деле было много, наверняка здесь собралась вся армия Империи. Они уже срубили несколько крепких стволов, подготовив их для тарана. «Они могут начать приступ в любую минуту, и тогда у нас почти не останется шансов на жизнь, как, впрочем, и у них. Без миротворцев им не справиться с годрами. Можно попробовать уйти через подземный ход, если его еще не обнаружили, но нас довольно быстро догонят. Необходимо хотя бы на час оттянуть штурм храма!»

Моти-Мар увидел Крит-Коула, который стоял недалеко от ворот и руководил подготовкой к приступу.

— Кри-ит! — крикнул Мот, пытаясь привлечь его внимание. — Зачем ты хотел меня видеть?

— А-а, Моти-Мар! Я хочу избежать кровопролития и предлагаю вам сдаться! Время на обдумывание я вам не даю!

— Хорошо! Я только должен обсудить с тобой условия! — прокричал Мот, не обращая внимания на то, что Лас дергает его за рукав.

— Ну что ж! Выходи, обсудим! — ответил советник. Мот повернулся к Лас-Касу, но не успел даже раскрыть рта.

— Ты что, еще не проснулся? О какой сдаче ты вел переговоры? — спросил Лас сурово.

— Я отправляюсь к советнику обсуждать условия, — сказал Мот, не обращая внимания на вопросы друга.

И постараюсь оттянуть штурм Храма. Ты, Лас, за это время должен увести людей отсюда. Двигайтесь как можно быстрее, чтобы вас не смогли догнать. Да, не забудь тестер, он у меня в тайнике.

— Подожди, — заговорил обеспокоено Лас. — Почему должен идти ты? Я тоже могу вести переговоры.

— Перестань, — ответил Мот, снисходительно улыбаясь. — Не подрывай дисциплину.

Он крепко обнял друга.

— И помни, — шепнул он Лас-Касу на ухо. — Ты миротворец, так что не жертвуй отрядом ради командира.

С этими словами он спустился вниз.

— До скорой встречи! — крикнул Мот, обращаясь к воинам, и вышел за ворота.

Битовцы сразу же разоружили его, связали руки и повели к советнику.

— Похоже, я уже пленный? — спросил Моти-Мар, войдя в шатер к Крит-Коулу.

— Конечно, — ответил советник, злорадно улыбаясь. — Мало того, ты уже раб.

— Боюсь, что в этом качестве я мало чем буду полезен, — спокойно ответил Мот.

— Ничего, для корма собакам ты вполне подойдешь!

— За что такая немилость, советник? Чем я вам так не угодил?

— Ты еще спрашиваешь! — закричал Крит-Коул. Он схватил меч и приставил острие к горлу Моти-Мара. — Да я лично повыкалываю тебе глаза и посажу на кол! Нет, лучше я медленно поджарю тебя на вертеле вместо дичи, а потом скормлю псам!

Советник еще долго бесновался, придумывая разного рода пытки и экзекуции, выбирая, какой из них подвергнуть Моти-Мара. А тот стоял со связанными руками и улыбался.

Он думал о том, что если бы не потратил целые сутки на похороны мертвых битовцев, то миротворцы давно были бы вне досягаемости советника. Пока он ходил в ближайшую деревню за инструментами, подручные Крит-Коула подобрали его флягу, оставленную около убитого воина. Они отдали ее советнику, и тот решил, что именно жрецы Хивы уничтожили посланный им бит. Все это Мот понял только сейчас, когда с помощью своих способностей прочитал некоторые мысли Крит-Коула. «Сколько злобы, коварства и тщеславия собралось в одном человеке, — подумал Моти-Мар, слушая излияния советника. — Еще в Пхасте он задумал, захватив золото Хивы, стать властелином мира. Но даже если бы годры не уничтожили посланных им воинов, битовцы все равно ничего бы не добились». Мот вовремя предупредил Храм и отменил поход за информацией. На обеде у Крит-Коула он сразу понял его мысли. Он применил метод самого советника и притворился наивным любителем поесть.

Когда наконец Крит-Коул исчерпал все запасы своей извращенной фантазии и замолчал, Мот спросил его:

— Так каковы же будут ваши условия?

— Никаких условий, — зло пробурчал Крит, — если у вас еще много золота, вы, возможно, проживете некоторое время в качестве рабов, если же нет, вам уготована страшная смерть.

— У нас есть небольшие запасы золота, но его не хватит, чтобы захватить власть в Империи, — ответил Мот. — Ты, Крит, ошибаешься, думая, что это мы сожгли бит Атор-Сафа.

Он кратко пересказал советнику, как нашел раненого солдата и узнал подробности о гибели сотни лучших воинов Империи.

— Я знал все твои подлые планы, но мы никогда не нападаем первыми, мы только защищаемся сами и защищаем других, — сказал Мот Крит-Коулу.

От злости лицо советника налилось кровью.

— Ты думаешь, я поверю твоим идиотским сказкам о чудовищах? — закричал советник. — А то, что ты знал о моих планах, говорит лишь против тебя.

В шатер вбежал один из помощников Крит-Коула.

— Советник, похоже, нас провели. На стенах Храма уже довольно продолжительное время никто не показывается, — доложил он.

Крит яростно взглянул на пленника, но Мот лишь издевательски улыбнулся в ответ.

— Чего ты стоишь! — закричал Крит-Коул на помощника. — Быстрее начинай штурм.

— Храм уже атакуют, советник. И очень скоро я сообщу вам о результатах, — ответил тот и вышел.

Крит не выдержал и выбежал следом, приказав двум воинам охранять пленника.

Мот слышал крики солдат снаружи, они шли на приступ его родного Храма. Раздался сильный треск — это рухнули ворота, и у Моти-Мара слегка кольнуло сердце. Он стоял в компании двух воинов, и важнейшие эпизоды его жизни проплывали перед ним.

Мот родился в семье гончара и был единственным ребенком в доме. Мать умерла, когда ему исполнилось три года. Отец был жестоким человеком. Он не любил сына и не заботился о его пропитании. Мот был вынужден с малолетства сам кормить себя. В одиннадцать лет Моти-Мар стал проявлять незаурядные способности. Не зная, каким образом, он прекрасно понимал все мысли отца, за что ему часто доставалось. Единственный родной человек на земле считал, что сын шпионит за ним, поэтому избивал его при малейшей возможности. В результате жестоких побоев Мот научился скрывать свой талант, не подавая больше виду, что может читать чужие мысли. Когда Моти-Мару исполнилось тринадцать, отец бросил его, завербовавшись в армию Императора. Месяц спустя Мот узнал от соседа, который вернулся с очередной военной кампании, оставив там руку, что отец погиб в одном из сражений. Чтобы как-то продержаться и не умереть с голоду, Моти-Мар продал дом вместе со всем имуществом, пополнив таким образом армию бездомных сирот. Закопав деньги на опушке леса он иногда наведывался туда, когда не в силах был больше терпеть спазмы пустого желудка. Хоть он и тщательно экономил, сбережений ему едва хватило на год и, чтобы не умереть с голоду, он отправился жить в лес. Построив себе жилище в ветвях большого дерева, Мот стал вести уединенный образ жизни. Ему изредка удавалось поймать что-нибудь из дичи, которую он съедал, поджарив на костре. Так он просуществовал еще год, пока судьба коренным образом не изменила его жизнь. Как-то раз, во время охоты, Мот увидел в лесу странное существо, похожее на призрака.

— Здравствуйте, — сказал он. Мот вдруг ясно понял что пришел сюда по зову этого незнакомца.

— Приветствую тебя, Моти-Мар. Я Кхан-Кхоу, представитель внеземной цивилизации Акроса, — ответило существо.

Странно, у него совсем не было рта, но Мот ясно слышал его слова. Лишь впоследствии он понял, что это был только иллюзия разговора, возникающая у него в мозгу Кхан-Кхоу предложил ему свою дружбу и покровительство Мот сразу согласился, так как ему надоела жизнь отшельника и он был рад любому, кто с ним поселится. Но существо не стало ютиться в плетеном из веток «гнезде», а увело Моти-Мара далеко в лес, где стояла убогая деревянная хижина. Это было не самое лучшее жилище, но оно выглядело намного надежнее того, в котором он обитал раньше. Когда Мот поселился в этом доме, с ним стали происходить удивительные вещи. Однажды, проснувшись утром, он увидел лежащий возле себя меч и ясно понял, что прекрасно знает, как с ним обращаться. Ему не хватало лишь практических навыков и силы. Под руководством Кхан-Кхоу, теперь он называл его учителем, парнишка стал усиленно заниматься. Через год он достиг потрясающих результатов. Теперь он мог даже безоружным выйти победителем в схватке с двумя взрослыми воинами. Кхан-Кхоу занимался с ним не только боевым искусством. Он научил его врачеванию, понятию времени и разным способам ориентировки на местности. Когда Моти-Мару исполнилось шестнадцать, учитель отправил его в паломничество по Империи и Королевству. Кхан-Кхоу дал ему задание проникнуть в ряды бездомных сирот и, изучая их мысли и способности, набрать среди своих ровесников команду хороших ребят. Спустя год Мот явился со ста десятью сверстниками к Храму, где его ждал учитель. Мот стал помощником Кхан-Кхоу, а с ребятами произошли те же удивительные превращения. Так был создан Храм Хивы, с его непревзойденными воинами.

Советник вбежал в шатер с мечом в руке и твердым намерением убить Моти-Мара на месте. Но наткнувшись на его презрительную улыбку, он закричал в ярости:

— Ты думаешь, что перехитрил меня? Но знаешь ли ты, что тебя ждет? Ты умрешь десятки раз за каждого из твоих ублюдков, и тогда тебе будет не до веселья!

Теперь уже Мот не улыбался, он не мог переносить, когда оскорбляли его друзей. Сам Император недостоин слизнуть пыль с сандалий любого из миротворцев.

— Меня всегда удивляла твоя смелость, советник, — произнес он зловеще. — Ты стоишь здесь, рядом со мной, и даже не боишься того, что у меня свободны ноги!

Впоследствии, когда Крит вспоминал события рокового дня, он никак не мог подробно припомнить, что произошло после слов Моти-Мара.

В ту же секунду грудь советника затрещала под сильнейшим ударом ноги миротворца. Пролетев через весь шатер, тело Крит-Коула, словно живой снаряд, наткнулось на стол. Опрокинув его, советник бесформенной тушей сполз на пол и потерял сознание. Молниеносно развернувшись, Мот двумя ударами ног раскидал по шатру и двух солдат, охранявших его. Но один из них успел позвать на помощь, и на Моти-Мара навалилась толпа битовцев, подавляя его сопротивление своим количеством.

— Зато хоть душу отвел, — проронил Мот, теряя сознание от удара в затылок.

***

Выведя отряд из подземелья и сориентировавшись на местности, Лас скомандовал «Бегом!», и миротворцы взяли самый быстрый темп. Каждый из них понимал, что своей жизнью обязан Моти-Мару, поэтому старался побыстрее выполнить приказ и вернуться за командиром. Сутки непрерывного бега сильно измотали отряд, и когда они прибыли в Погну, их вид был более чем жалок. Где находится Храм Волшебниц, Лас не знал. Поэтому он остановил человека из пробегающей мимо толпы и спросил:

— Слушай, друг, не подскажешь ли, где находится Храм Доры? Мы впервые в Погне.

— Иди за нами, их сейчас как раз собираются сжечь, — ответил незнакомец и побежал дальше.

«Может, он меня не понял? Кого там собираются сжигать?» — подумал Лас.

Решив во всем разобраться на месте, он повел отряд туда, где, похоже, собралась вся Погна. Он бежал следом за незнакомцем, и его лицо все более мрачнело. Вскоре послышался шум огромной толпы, гудевшей, словно гигантский водопад, а через некоторое время Лас смог разобрать и их крики.

— Смерть Храму Доры! Сжечь ведьм! Смерть людоедкам! — слышались всюду крики.

«Чушь какая-то», — подумал Лас. Ему наконец удалось добраться до главного места действа. Ограда, отделяющая территорию Храма, была свалена, а в некоторых местах и разобрана, превратившись в оружие для бушующей толпы. Но самое удивительное было то, что какие-либо строения здесь полностью отсутствовали, как, впрочем, и сама земля под ногами. Вся территория Храма была покрыта странным серебристым металлом, к тому же весьма прочным. Это Лас прекрасно понял по тому, как люди пытались проломить его. В дело шло все, от кирок до мечей, но на поверхности не оставалось даже царапины. В центре уже начали складывать хворост, надеясь зажарить своих жертв живьем.

— Видал?..

Это подошел тот незнакомец, который его сюда привел.

— Сейчас этих ведьм обложат хворостом и подожгут, — сказал он, предвкушая интересное развлечение.

— Ведьм? — спросил Лас. От усталости он плохо соображал. — А где же Храм Волшебниц Доры?

— Во-во, — ответил незнакомец, — все так думали. Они притворялись, что лечили людей, а на самом деле просто ели их внутренние органы. Но самым любимым их лакомством было мясо детей.

— Что ты несешь? — прервал его Лас. Он подбежал к людям, раскладывающим хворост, и растолкал их. — Опомнитесь! — закричал Лас. — Волшебницы лечили вас и ваших детей, а вы поверили каким-то глупым россказням! Люди, нам надо держаться всем вместе! Надо защищать друг друга, а не убивать!

— Что вы его слушаете! — закричал кто-то из толпы. — Он продался ведьмам! Он сам приносил им жертву.

Лас сразу узнал кричавшего, на нем был длинный черный балахон, который носят только жрецы Гасдора. «Так вот, значит, откуда дует ветер», — подумал Лас-Кас.

— Смерть ему! Сжечь его вместе с ведьмами! — опять завопил народ.

Вперед вышли трое дюжих молодых парней с явно недружелюбными намерениями. У каждого в руке был длинный нож.

Лас не стал даже доставать свой меч. Отпарировав выпад первого, он мгновенно вывернул ему руку. Второго он остановил тем же приемом.

Потом, не выпуская вывернутых рук, он нанес сильнейший удар ногой в челюсть третьего нападавшего, который тут же свалился без чувств. Затем, развернув пленников спиной к себе, Лас стукнул их слегка лбами и сказал с насмешкой:

— Бегите, ребята, к мамкам и не суйтесь больше в дела взрослых.

С этими словами он ударом ноги отправил обратно в толпу сначала одного, затем другого парня.

Они кубарем налетели на стоявших поблизости людей и, пристыженные, быстро удалились.

Видя, какая участь постигла троих смельчаков, толпа угрожающе загудела и стала надвигаться на Лас-Каса. Но сквозь толпу уже пробирался отряд миротворцев, они растолкали зевак, не успевших уйти с дороги, и выстроились возле командира.

— Мы — воины Хивы, — сказал Лас, обращаясь к людям. — Волшебницы Доры — наши союзницы, и сжечь вы их сможете только пройдя по нашим трупам.

То ли из уважения, то ли из страха толпа в нерешительности притихла. Миротворцы хоть и выглядели уставшими, но производили впечатление своим могучим телосложением.

— Да какие это воины?! — опять закричал жрец Гасдора, подстрекая людей пролить кровь. — Они едва на ногах держатся, убейте их!

Но его не слушали, народ стоял, словно застывшая волна.

— Храм Доры объявлен вне закона, и каждого, кто защищает его, ждет та же участь! — кричал жрец чуть ли не надрываясь.

Лас начал уже думать, что люди все поймут и мирно разойдутся, как вдруг послышался крик:

— Нордовцы идут!

Это была отборная сотня Королевских воинов, и после миротворцев их можно по праву называть лучшими на земле, а выглядели они даже внушительней легковооруженного отряда Лас-Каса. Нордовцы назывались так по имени своего командира Норда — лучшего воина Королевства.

Народ расступился, освобождая дорогу боевой элите Короля. Воины прошли сквозь образовавшийся проход и выстроились напротив миротворцев.

— Предлагаю вам сдать оружие и пройти с нами, — заявил Норд, обращаясь к Лас-Касу. — Вы обвиняетесь в поддержке волшебниц, объявленных вне закона.

— Вам придется сильно потрудиться, чтобы увести нас отсюда, — ответил Лас.

— Тогда мы не станем вас уводить, а убьем прямо здесь, — проронил Норд, снисходительно улыбаясь. — Мы…

Он не успел поведать миротворцам, какая участь их еще ждет, так как увидел у них за спиной странную возвышенность, выросшую прямо из-под земли.

Лас почувствовал, что происходит что-то необычное. Металлическая поверхность, на которой стояло много народа, в том числе и миротворцы, вдруг словно ожила. Под ногами ощущалось какое-то колебание.

— Смотрите, ведьмы выходят! — загудела взволнованная толпа.

В ту же минуту кто-то коснулся плеча Лас-Каса. Обернувшись, он увидел перед собой изумительной красоты девушку, одетую в серебристый, плотно облегающий тело костюм. Ее волосы были собраны на голове в шар, отчего она казалась еще более изящной и грациозной. Лас стоял с открытым ртом и глазел на это чудо.

— Я — глава Храма Доры, — сказала девушка. — Идите скорее за мной.

Она повернулась и вошла в невесть откуда взявшееся небольшое металлическое сооружение.

— Уходим! — скомандовал Лас, опомнившись. Миротворцы быстро, один за другим, стали исчезать в проеме непонятного строения.

— Держите их! Они уходят! — взревела толпа, сообразив, что жертвы ускользают.

Нордовцы бросились на еще не успевших уйти миротворцев, но наткнулись на невидимое препятствие. Они размахивали оружием, пытаясь пробить себе путь, но все было безуспешно. Со стороны это выглядело так комично, что толпа, еще недавно жаждавшая крови, взорвалась громовым смехом.

Так и не поняв, что задержало нордовцев, Лас последовал за своими воинами. Войдя в строение, он увидел ступени, ведущие вниз. Как только все миротворцы вошли, вход закрылся, но в помещении по-прежнему было светло, как раньше. Спустившись вниз, Лас взглянул вверх и не поверил своим глазам. Маленькое строение, вместе со своими ступенями, вдруг стало жидким, как вода Казалось, что оно было построено изо льда, который мгновенно растаял прямо над головой Лас-Каса, и он на миг испугался, что их зальет, но строение почему-то не упало вниз, а застыло в виде обыкновенного потолка. Если бы Лас не видел это своими глазами, то вряд ли кому-нибудь поверил, что подобное возможно.

Отряд миротворцев находился в большом зале, где все было сделано из того же серебристого металла, что и временное здание наверху. Но самое интересное заключалось в том, что их встречали сто прекрасных девушек. Они были одеты в совершенно одинаковые костюмы, и у каждой на поясе висело по странному и непонятному предмету. Впереди женского отряда стояла та, которая привела их сюда. Лас смотрел на нее и чувствовал, как его сердце ускоряет свой темп.

— Прошу дать мне тестер, — произнесла, нарушив молчание, девушка.

— Извините, — ответил, придя в себя, Лас и протянул ей шкатулку.

Взяв ее в руки, жрица подошла к непонятному прибору, стоявшему между девушками и воинами, и вложила тестер в явно предназначенное для него углубление. Затем, нажав несколько кнопок, она встала на свое место. Над прибором появилось прозрачное объемное изображение Храма Хивы, замелькали какие-то непонятные знаки, и через минуту все исчезло. Потом все повторилось заново, только вместо Храма были миротворцы. Сначала появился Мот, за ним Лас, а следом все остальные. Воины в изумлении наблюдали за происходящим, им показывали их собственные портреты, написанные неизвестным художником.

— Все в порядке, — сказала жрица, когда представление окончилось. — Вы, наверное, устали? Девушки накормят вас и покажут комнаты, где вы сможете отдохнуть и получить знание. Через сутки мы отбываем на базу.

— Прошу прощения, мы не можем прохлаждаться здесь, — сказал Лас взволнованно. — Дело в том, что наш командир…

— Я все знаю, — прервала его жрица, — он в плену у советника. Вы хотите идти его выручать? — спросила она.

— Да, я пойду и возьму с собой каждого, кто захочет последовать за мной, — ответил Лас.

— Правильно, — загудели воины, — мы все пойдем!

— Если он еще жив, — снова заговорил Лас, — мы спасем его.

— Он в полном порядке, — сказала жрица. — Правда, ему досталось по голове, но это не представляет угрозы для его здоровья.

— Откуда вы все знаете? — спросил изумленный Лас.

— В тестере записана вся информация о вас. И я прекрасно вижу — вы измотаны до такой степени, что ваш план заранее обречен на провал. Я предлагаю вам отдохнуть, а когда вы проснетесь, Моти-Мар будет уже здесь.

— Но невозможно за одну ночь совершить такое, — запротестовал Лас.

— Предоставьте это нам, и вам не придется впоследствии сожалеть, — ответила жрица.

Лас понимал, что сами они не смогут сейчас выручить командира, и поэтому решил довериться во всем волшебницам.

Очнувшись, Мот хотел проверить, насколько серьезно пострадала его голова, но не смог даже пошевелиться. Он открыл глаза, но почти ничего не увидел. Ясно было только одно, он находится в замкнутом пространстве темного подвала. Его руки, ноги, голова — крепко прикованы к стене, но самое страшное было то, что вокруг по земле шныряло огромное количество крыс. Теперь Мот понял, какая участь его ожидает. Он почувствовал, как похолодела у него спина, будто смерть обдала ее своим ледяным дыханием. «Значит, я пойду на корм этим мерзким тварям. Неплохо придумано, советник. Этого, по-моему, не было в твоем длинном перечне угроз», — подумал Мот. Крысы чувствовали себя здесь хозяевами. Не обращая внимания на угрожающие крики Моти-Мара, они неторопливо, как бы нехотя, обследовали свою жертву. Одна даже забралась ему на плечо, и Мот закрыл глаза, ожидая, когда она вгрызется ему в ухо. С «обедом» крысы не спешили, вероятно, они были сыты, так как вскоре оставили Моти-Мара в покое, но не ушли, а просто находились рядом, словно боялись, что их жертва сможет улизнуть. Мот уже стал привыкать к темноте, он даже смог разглядеть скопление этих тварей, снующих по земле. Его радость по поводу того, что крысы не станут трогать свою жертву — по крайней мере в ближайшее время — оказалась преждевременной. Одна из них, вероятно самая голодная, уже принялась грызть его сандалию.

— Чтоб у тебя кусок в глотке застрял! — выругался Мот. Слушая монотонный скрежет зубов, Моти-Мар стал концентрировать свои мысли на чем-нибудь приятном, чтобы легче перенести боль, когда голодная тварь примется за его ноги. Он вспомнил, как здорово приложил советника, и блаженная улыбка засияла на его лице. «Пара ребер у него сломана, это точно, — подумал Мот, — плюс ушибы и удар от неудачного приземления на стол». Он представил Крит-Коула лежащего в повязках и страдающего от нестерпимой боли в груди. «В данный момент ему хуже, чем мне», — подумал Моти-Мар, но в ту же минуту он понял, что ошибся, так как крыса вгрызлась ему в ноготь большого пальца. Чтобы не закричать от острой боли, Мот со всей силы закусил губу, из которой тотчас полилась кровь.

— Вас что, специально тренировали начинать с самых уязвимых мест? — простонал Моти-Мар.

Крысы вдруг налетели все вместе, будто невидимый командир подал им сигнал. Они не брезговали ничем: ноги, руки, все грызлось с завидным усердием. Нашелся даже какой-то «гурман», который забрался к нему под мышку и с леденящим сердце писком вонзил свои клыки в человеческую плоть. Крысы облепили все тело жертвы, словно муравьи гусеницу.

У Моти-Мара было такое ощущение, будто с него живого сдирали кожу. Он чувствовал, как угасает его жизненная энергия, еще недавно с силой бурлившая в нем. Истекая кровью и изнывая от боли, Мот хотел теперь только одного — чтобы смерть поскорее забрала его из этой живодерни. Он, наверное, так сильно этого желал, что увидел перед собой двух прелестных девушек. В их руках были мечи, светящиеся бледным, лунным светом. Сперва Мот подумал, что от сильной боли и большой потери крови у него начались галлюцинации, но девушки вдруг о чем-то заговорили. «Боги неба! Конечно же, это они! — пришла в голову Моти-Мара радостная мысль. — Они пришли за мной! Они подарят мне смерть и заберут в небесный мир».

— Ну, наконец. Как долго я вас ждал, — прохрипел Мот, и мрак поглотил его сознание.

***

— Это он? — спросила Бони-Саун.

— Да, тестер показывает, что это Моти-Мар, — ответила Рекки.

— Нужно быстрее брать его и уходить отсюда, пока императорская охрана не очухалась. Но я боюсь, мы не сможем вынести его даже наверх. Посмотри, какие раны, он умрет по дороге.

— Ты права, я бы умерла только от одного ужаса, не говоря уже о ранах, — ответила Рекки, ударом ноги отшвырнув от себя двух крыс.

— …наконец. Как долго… ждал.

Девушки немного растерялись, когда Мот обратился к ним. Они не поняли смысла его слов, а лишь удивились могуществу организма, сопротивлявшегося так долго.

— Он потерял сознание, — сказала Рекки. — Если через полчаса он не будет на корабле, то ему конец.

Бони достала из нагрудного кармана радиопередатчик и нажала на вызов.

— Катер, катер, вас вызывает первая поисковая группа.

— Говорите, мы слушаем, — ответили с катера.

— Срочно нужны противограгитационные носилки для переноски тяжелораненого. Найдете нас по пеленгу ноль тридцать два.

— Вас понял, вылетаем немедленно.

Бони набрала на радиопередатчике частоту пеленга и поставила на автоматическое повторение сигнала. Затем она принялась вызывать группы, ведущие параллельный поиск.

— Вторую и третью поисковую группу просит немедленно ответить Бони-Саун.

— Вторая на связи.

— Третья слушает.

— Объект у нас, обеспечьте беспрепятственный отход по нашей линии, — сказала Бони.

— Вторая поняла.

— Третья поняла, — прозвучало из передатчика.

— Бони, мне надоели эти твари, — сказала Рекки, когда крысы залезли ей на ноги. Она стряхнула пару, но к ней лезли все новые и новые. — Можно, я займусь ими?

— Хорошо, только осторожно, не задень Моти-Мара, — ответила Бони-Саун. Ей и самой противно было все время сбрасывать с себя безжалостных людоедов.

— Он без сознания, можно не бояться, — проговорила Рекки. Она достала из сумки небольшой прибор и сняла предохранитель, закрывавший кнопку. — Закрой глаза, — обратилась она к Бони и нажала на спуск. Подвал озарила яркая вспышка, и все крысы, находившиеся в нем, упали замертво от разрыва кровеносных сосудов.

— Хороший аппарат, — сказала Рекки, убирая его на место. — Не понимаю, почему бы нам не использовать его почаще.

— От него слишком много жертв, а лишняя жестокость нам не нужна, — ответила Бони.

Девушки подошли к Моти-Мару и сожалеюще вздохнули.

— Хороший парень, только не повезло ему, — проговорила Рекки. Она сняла мертвую крысу, лежавшую у него на плече, и с ужасом посмотрела на кровоточащие раны.

Невозможно было поверить, что человек способен перенести такие страдания. Даже один вид заживо изъеденного тела наводил невообразимый ужас и смятение.

— Пора освобождать его от оков, носилки должны вот-вот прибыть, — сказала Бони, посмотрев на часы. Не успела она произнести эти слова, как дверь распахнулась и в темницу ворвался яркий луч света. Это были носилки, за пультом управления которых сидела Номари-Син — медик спасательной экспедиции. Выключив фары, она спрыгнула на землю.

Противогравитационные носилки представляли собой удивительную и весьма полезную вещь. Это был воздушный мини-катер с камерой для перевозки тяжелораненых. Особые устройства позволяли транспортировать людей, не причиняя им боли. Раненый висел внутри камеры, не задевая больных мест. Это было вроде невесомости, но с жестким гравитационным креплением, чтобы транспортируемые не бились о стены.

Освободив Моти-Мара от оков, девушки осторожно положили его в камеру.

— Когда ты летела, линия была свободна? — спросила Бони, убедившись, что раненый завис между стенами носилок.

— Да, все тихо, — ответила Номари.

— Это хорошо, но будет лучше, если мы полетим вместе, — сказала Бони, садясь верхом на камеру. — Как ты думаешь, носилки потянут четверых? — спросила она.

— Садись, попробуем, — ответила Номари, усаживаясь на операторское место.

Рекки устроилась сзади Бони, обхватив ее за талию. Носилки медленно всплыли вверх, но тут же опустились обратно.

— Не пойдет, — сказала Бони, спрыгивая на землю. — Давай одна, на максимальной к катеру. И никого не ждите, сразу улетайте, иначе будет поздно.

— Хорошо, — ответила Номари, — вам надо продержаться всего полчаса, пока мы вернемся. — Как только девушки слезли, она включила фары на полную мощность и стремительно рванула вверх.

— Ну, пора и нам двигаться, — сказала Бони, когда носилки скрылись из виду. Им предстояло еще выбраться из подземелья Императорского дворца.

Девушки двинулись вперед, освещая дорогу своими мечами. Метки на стенах, предусмотрительно оставленные ими, служили хорошим ориентиром на перекрестках. Они шли быстро и уверенно, не опасаясь засады, так как в дворцовом подземелье не было стражи. Но темнота и затхлый воздух вселяли какой-то подсознательный страх. Воображение рисовало ужасных монстров, прячущихся за каждым поворотом. Когда наконец они добрались до выхода, тяжесть неизвестности свалилась с их плеч. Бони, казалось, была чем-то недовольна, она с озабоченным видом остановилась и посмотрела на часы.

— Плохо, Рекки, сейчас как раз происходит смена караула и отсутствие двух солдат наверняка поднимет переполох, — сказала она.

И в самом деле, как бы в подтверждение ее слов, за дверью послышались тревожные крики и топот ног бегущих людей.

— Что будем делать? — спросила Рекки взволнованно.

— До прибытия катера осталось минут пятнадцать, — сказала Бони. — Десять минут отсиживаемся здесь, а потом идем на прорыв.

Девушки принялись ждать. Время тянулось неимоверно долго. Какой-то любопытный воин решил заглянуть в подземелье, но Бони легким ударом в нужную точку на теле быстро вывела его из игры. Солдат не успел даже ничего понять, как потерял сознание.

— Ну, пошли, — скомандовала Бони, когда время ожидания истекло.

Они молниеносно открыли дверь и побежали вперед, расшвыряв по дороге трех воинов, пытавшихся преградить им путь. Они успешно продвигались, не встречая особого сопротивления. Лишь возле выхода из дворца девушки вдруг неожиданно наткнулись на несколько десятков воинов. Со своим оружием они с легкостью могли пробиться сквозь них, но им не хотелось проливать кровь молодых парней, служивших Императору.

— Делай в стене проход, а я пока задержу их, — обратилась Бони к Рекки, но та уже отбивалась от наседавших на нее воинов. Нырнув под атакующую руку первого, она нанесла ему сильный удар в пах. Воин сразу же стал похож на рыбу, вынутую из воды, он судорожно открывал рот, пытаясь глотнуть недостававшего воздуха. Выпрямляясь, Рекки кувыркнулась через голову и закружилась в каком-то непонятном танце.

Видя, что им остался только один выход, Бони прыгнула вслед за своей подругой и присоединилась к ней в том же ритме действий. Быстро вращаясь и, казалось, бессмысленно размахивая руками и ногами, девушки напоминали один отлаженный механизм. Каждое их движение было продолжением предыдущего, можно было подумать, что сквозь строй движется какая-то адская машина, а человек с богатым воображением легко мог вообразить, что по воинам прогуливается гигантская дубинка, щедро раздающая удары направо и налево. Каждый, кто пытался на нее напасть или преградить дорогу, тут же отлетал в сторону и терял сознание, так и не поняв, что с ним произошло. Девушки успешно продвигались вперед, ускользая от ударов и молниеносно нанося ответные. Два воина внезапно преградили им путь своими щитами, но ловкая быстрая подсечка моментально уложила их на землю, а «машина» продолжила свой путь по их телам.

Строй битовцев, так организованно напавших на девушек, представлял теперь что-то несуразное. Все мешали друг другу, толкались, кричали, а результат был нулевым. Они ничем не могли помешать своим противницам, и те ускользали от них прямо из-под носа. Но неожиданно удача улыбнулась воинам. В проеме ворот появилось еще десять стражей с большими щитами. Они быстро выстроились в ряд, исключив любую возможность выхода. «Адская машина» всей своей мощью ударила в линию щитов, но те лишь слегка зашатались.

Понимая, что этот заслон им не пробить, девушки остановились. Они медленно, как бы делая предупреждение о возможных последствиях, извлекли из-за спины свое оружие.

— Во избежание лишних жертв прошу вас освободить выход, — обратилась Бони к битовцам.

Просьба девушки не произвела никакого впечатления на воинов. Линия щитов все так же непоколебимо стояла на месте, а изрядно побитые солдаты сзади пришли в себя и Организованно двинулись вперед.

Ситуация не предвещала ничего приятного. Рекки интуитивно сжала свой меч, она еще ни разу никого не убивала, но выбора у нее уже не оставалось. Сердце бешено заколотилось, и, чтобы как-то успокоиться, она представила, будто находится на боевых занятиях. Но это не помогло, так как прямо на нее надвигался молодой красивый воин. Рекки вдруг увидела его мертвым с рассеченной головой. Все ее существо восставало против этого. Насилие всегда остается насилием, какой бы благородной целью его ни прикрывали. Рекки вдруг ясно послышался крик: «Опомнись! Что ты делаешь?! Ты должна дарить жизнь, а не отнимать!»

— Не подходи, — шептали ее губы непроизвольно. Ее лихорадочно поблескивающие глаза, весь ее облик умолял солдата не нападать. «Не подходи!» — кричала растерявшаяся душа, но воин напал. Рекки не успела даже подумать, что она делает, тело действовало автоматически, как на тренировке. Уйдя с линии атаки, она нанесла удар. Воин упал замертво. На его лице осталось выражение растерянности, казалось, он спрашивал: «Как же так получилось?»

«Жизнь. Кто мы такие, чтобы распоряжаться ею? Почему я должна жить, а он нет? Зачем убивать друг друга, неужели мир никогда не придет в наши сердца? Мать подарила ему жизнь, она холила его, растила, надеясь, что он скрасит ее старость, порадует ее внуками, которые будут напоминать его детство. Она была счастлива теми недолгими мгновениями, когда сын навещал ее, она ждала их, как люди ждут восхода солнца, чтобы оно порадовало их своим теплом и нежностью. Как я могла отнять у нее все это?! Как?!»

Обо всем этом Рекки думала, даже не замечая, что ее куда-то тащат. Перед глазами опять был тот парень, а губы вновь и вновь повторяли: «Не подходи».

— Очнись же ты наконец!

Рекки пришла в себя от сильных пощечин, щедро доставшихся ей от Бони.

— Что такое? Где я? — спросила она.

— Все в порядке, мы на катере, — ответила Бони. — Если бы не девчата, нам бы пришлось туго, а тебя наверняка посадили бы на кол. Не могу понять, что с тобой произошло?

— Я его убила.

— Кого, солдата? Да, иначе он убил бы тебя, а этого ни в коем случае нельзя было допустить.

— Но зачем нам убивать друг друга? Почему нельзя объединиться и сообща действовать против годров? Ведь тогда мы будем намного сильнее.

— Да, конечно, это было бы неплохо, — задумчиво произнесла Бони. — Но понимаешь, Рекки, люди еще слишком несовершенны, если бы даже нам удалось объяснить всем, какая угроза нависла над Землей, то вместо того, чтобы защищаться, они поднимут панику, а это лишь ухудшит ситуацию.

— Наверное, ты права, но можно наконец просто эвакуировать часть населения на другие острова. В случае нашего поражения это поможет восстановить цивилизацию.

— Я думаю, этот вопрос мы поставим на общем собрании миротворцев.

Рекки не стала продолжать разговор, она решила, что в любом случае она останется на Земле и постарается убедить людей переселиться на другие острова. Для этого у нее были две веские причины. Сегодня она поняла, что не сможет больше убивать кого бы то ни было, даже во благо человечества. И еще она считала себя виновной в смерти молодого воина и хотела позаботиться о его родных, надеясь заслужить себе этим прощение.

Глава 4

Когда Мот пришел в себя, первой его мыслью было, что он находится в небесном мире. Он прекрасно помнил, как пришли к нему боги, точнее, богини и подарили смерть, избавив от невыносимых страданий.

Сейчас вокруг него был какой-то непроницаемый белый туман. Это немного пугало, но в то же время успокаивало. «Интересно, есть ли у небесных жителей какие-нибудь тела?» — подумал Мот. Он решил проверить это, посмотрев на себя, но, к его великому удивлению, руки, ноги, голова, пальцы — все отсутствовало, так как он не чувствовал их и не мог пошевелиться, даже закричать не было возможности. «Странно, — подумал Мот. — Наверное, мне еще не подарили нового тела. Интересно, как я выгляжу без него? Может, этот туман и есть я?» Ему ужасно захотелось посмотреть на себя со стороны, но беда была в том, что он не знал, как это сделать. Это было так неприятно — находиться без тела, не иметь возможности передвигаться, говорить. Единственное, что ему оставалось, так только думать, чем он и воспользовался незамедлительно. Он вспомнил своих друзей — воинов Хивы, пожалев, что никогда не сможет уже быть рядом с ними. «Они ужасно расстроятся, узнав о моей смерти, — думал Мот. — Мы прожили вместе более десяти лет, и нас связывает нечто большее, чем просто дружба. Мы были братьями, братьями одной большой семьи». Тоска так заполнила его душу, что Моти-Мар немедленно захотел увидеть своих ребят. «Вот придут Богини, они получат от меня. Не могли сразу дать мне новое тело», — со злостью подумал Мот.

Словно в ответ на его мысли, белесый туман отошел в сторону, и перед ним появилась девушка, похожая на тех, которые принесли его в небесный мир. Она смотрела на него, широко улыбаясь, что еще больше разозлило Моти-Мара.

— Что здесь смешного?! — закричал он, не успев даже удивиться вновь обретенному дару речи. — Раз вы забрали меня в небесный мир, то будьте добры дать мне новое тело! Иначе я пожалуюсь вашему главному богу!

Девушка на миг смутилась, а потом вдруг звонко рассмеялась. В то же мгновение раздался громовой смех за ее спиной.

Ничего не понимая, Мот вскочил на ноги. У него опять было его прежнее тело, только немного ослабленное, и он находился в какой-то большой серебристой комнате. Но самое удивительное было то, что перед ним стояли воины Хивы и заливались смехом.

— Но ведь я умер, это же небесный мир, — проговорил неуверенно Мот.

— Вы слышали, братцы, оказывается, мы тоже покойники.

Это был Кори, баламут Кори, Моти-Мар узнал его по голосу.

— Мы тоже покойники, — простонал тот, захлебываясь от смеха.

Миротворцы хватались за животы и по одному падали на пол. Смех забирал у них все силы.

Мот вдруг понял, в какой нелепой ситуации оказался. Он был ЖИВ, и, мало того, рядом с ним стояли его друзья. Слезы бурным потоком хлынули из его глаз, но он не стыдился их. Это была радость, вырвавшаяся наружу.

— Ре-бята, Кори — негодяй, — это вы, — с трудом проговорил Мот и с распростертыми руками бросился к друзьям.

Девушки, стоявшие поодаль, также поддались всеобщему веселью. Сквозь слезы они с улыбкой наблюдали, как могучие парни, словно дети, катаются по полу, дико крича и смеясь. Каждый старался дотянуться до Моти-Мара и захватить его в свои объятья…

— Осторожно вы, буйволы, он еще совсем слаб, — с трудом выдерживая серьезный тон, сказала Номари.

Трудно было оставаться равнодушными к этому всеобщему веселью. Девушки, смеясь и плача, бросились в свалку, пытаясь защитить Моти-Мара от слишком бурной радости друзей. Но они лишь добавили дров в огонь, не заметив, как были втянуты в общую заваруху. Они визжали и звонко смеялись, чем изрядно поддали пылу молодым парням. Так продолжалось добрых полчаса, пока все не обессилели от бившей через край радости.

— Но я ничего не понимаю, — с трудом проговорил Мот, — объясните мне, наконец, что здесь произошло, иначе я сойду с ума.

— Все очень просто, — начал Лас, решив взять на себя роль рассказчика. — Когда мы вышли из подземелья Хивы, то со всей быстротой, на какую только были способны, побежали к Храму Волшебниц Доры. Мы прибыли на место через сутки, изрядно измотанные непрерывным бегом. В Погне, где находился Храм, мы столкнулись с неожиданными трудностями, справиться с которыми нампомогли девушки, Волшебницы Доры.

Отдав им тестер, мы решили возвращаться обратно за тобой, но Бони-Саун, их руководительница, отговорила нас, объяснив, что мы сильно устали и к тому же вряд ли успеем вовремя. Она попросила возложить на нее ответственность за твое спасение, пообещав вернуть тебя за ночь. Признаться, я не очень поверил ей, но выбора у меня не было. Я положился на ее слово и в результате выиграл. Именно Бони и Рекки нашли тебя в подземелье дворца, едва не погибнув сами. Должен сказать, что выглядел ты ужасно. Вот твои спасительницы, — сказал Лас, показывая на двух девушек, сидевших слева от Моти-Мара. — Это Бони — командир пилотов, а это — Рекки.

Мот с благодарностью посмотрел на девушек. Он вспомнил, как пришли они в подвал и как он принял их за богинь.

Бони была белокурой строгой красавицей с серыми глазами. В ее взгляде чувствовались огромная сила воли и неисчерпаемый запас мужества. Она вселяла желание подчиняться. Мот не знал, кто такие пилоты, но был уверен, что командиром она должна быть отличным.

Рекки, напротив, поражала своей женственностью. Ее большие карие глаза с длинными ресницами манили окунуться в их глубину и нежность. Милая, чуть смущенная улыбка обещала божественное наслаждение тому, кто отдаст себя во власть ее поцелуя.

Мот с восхищением смотрел на темноволосую девушку. Приятно защемило сердце, а губы непроизвольно произнесли:

— Рекки, как красиво!

— Ого, командир довольно лихо возвратился в мир живых, — засмеялся Кори.

Рекки, тоже пристально смотревшая на Моти-Мара, смутилась и выбежала из зала.

Рассердившись в душе на Кори за бегство девушки, Мот улыбнулся и шутливо ударил его в грудь.

— А ты все тот же, хлебом не корми — дай над кем-нибудь позабавиться. Зубоскал, — вынес он приговор.

— Не скажи, командир, все видели, как ты на нее смотрел.

Кори оглянулся, ища поддержки у ребят, но те лишь улыбались в ответ.

— Держись, командир, Кори тоже положил на нее глаз, — пошутил Лас.

Зал добродушно засмеялся.

— В следующий раз, перед тем, как выйти из могилы, попрошу сначала посадить Кори на цепь, чтобы не кусался, — проворчал Мот и вышел из зала.

***

Когда Лас впервые увидел Бони, то решил, что перед ним находится повелительница миров. Она выглядела так величественно, что колени сами подгибались в раболепном чувстве. Сам Король позавидовал бы ее могущественному взору, и не зря Храм Волшебниц Доры пользовался таким огромным влиянием. Таков был внешний облик Бони-Саун, командира пилотов миротворческих кораблей.

Лас сидел с нею в ее комнате и вел непринужденную беседу. Теперь он понимал, что за внешней грозной оболочкой девушки таится добрая и приветливая душа.

— Бони, расскажи мне историю Храма. Как вас собрали вместе? Всегда ли вы владели знаниями о Вселенной? Где находится наша база? Мне ужасно интересно будет послушать твой рассказ.

— Хорошо, времени у нас достаточно, пока Моти-Мар не получит ЗНАНИЕ, мы не сможем стартовать. Десять лет назад, — начала она свой рассказ, — нас собрал вместе Гор-Хан — представитель цивилизации Акроса. Не знаю, как он это сделал, но сто девочек в одно и то же время собрались на поляне возле леса. Я была самая старшая, в то время мне уже исполнилось шестнадцать, остальным от двенадцати до четырнадцати. Он накормил нас и велел отдыхать. Тогда мы не знали ни кто он такой, ни зачем он нас собрал. Нас совсем не пугал его странный вид и необычность происходящего. Когда утром мы проснулись, то Гор-Хана с нами уже не было, а Знание прочно засело в наших глупеньких головках. Мы ясно понимали, что на Землю могут напасть годры и наша задача была защитить людей от возможной агрессии. Мы должны были стать первоклассными пилотами, для этого в Погне находился космический корабль, замаскированный под храм. На нем имелись необходимые тренажеры, чтобы качественно обучить любого умению управлять кораблями. Мы стали для всех Волшебницами Доры. Нам приходилось прятать свои лица, чтобы люди не узнали, как мы молоды. Кроме космической навигации, мы попутно изучали искусство рукопашного боя. Правда, мы не можем похвастать вашим мастерством, но все же способны на многое.

Продемонстрировав Королю несколько технических фокусов, мы убедили его в своем неограниченном могуществе. Король прекратил бессмысленные войны с Империей. Кроме перечисленных видов деятельности, мы оказывали населению и медицинскую помощь.

Так продолжалось десять лет, пока к нам не явились Гор-Хан и Кхан-Кхоу. Они сообщили, что годры совершили разведывательный налет, захватив двух пленников. Через год Земля может подвергнуться атаке их космического флота.

Кхан-Кхоу заявил, что в течение трех суток к нам явятся воины Хивы. Тестер, который нам передаст командир отряда, даст всю информацию о них, а также подтвердит подлинность каждой личности. После этого мы должны были предоставить вам ЗНАНИЕ и объединиться для совместных действий. Как только все будет выполнено, нам сообщат информацию о местонахождении миротворческой базы.

Бони на миг задумалась о чем-то сугубо личном, и ее лицо сразу погрустнело.

— Это и есть вся наша история, — сказала она, вздохнув.

— А как же насчет бесчинств толпы? Ты не рассказала, за что они так ополчились на вас.

— Роковая случайность, о которой не хочется вспоминать.

— И все же мне хотелось бы знать, — настаивал на своем Лас.

— Хорошо, но я точно не знаю, что произошло, так как главная свидетельница событий погибла. В тот день к Храму пришла женщина, она плакала и умоляла спасти ее двенадцатилетнего мальчика, умирающего дома. Дежурным медиком тогда была Нелли-Саун, она взяла необходимые инструменты и отправилась к больному.

О том, что произошло дальше, я могу только догадываться. Обычно, если больному требовалась операция, его привозили в Храм, чтобы никто не смог увидеть нежелательных сцен. Он находился у нас, пока не выздоравливал полностью.

Мальчик, вероятно, был так плох, что Нелли решила оперировать его на месте. Как гласит версия толпы, мать ребенка, вошедшая в комнату, увидела волшебницу, которая пожирала внутренности ее сына. На дикий крик глупой женщины сбежались люди, они застали Нелли с ножом в руке и запачканной кровью. Жрец Гасдора, оказавшийся поблизости, натравил собравшихся на бедную девушку, и толпа буквально разорвала ее на части, а нам для устрашения принесли ее голову.

Наши девушки хотели тут же разделаться с неблагодарными жителями Погны или хотя бы с Храмом Гасдора. Мне стоило огромных усилий удержать дисциплину на корабле. Если бы я не была командиром, то наверняка поддалась бы приступу ненависти, охватившему меня. Нелли была моей сестрой — единственным родным человеком на земле.

Последние слова Бони произнесла с огромным трудом. Она отрешенно смотрела куда-то вдаль и, не обращая внимания на то, что находится не одна, зарыдала, словно обиженный ребенок.

«Идиотизм всегда был моей отличительной чертой. Все из-за моего глупого любопытства», — со злостью подумал Лас. Он смотрел на рыдающую девушку, и ему захотелось утешить ее, разделить с ней тяжесть огромной потери, но он знал, что ничем не сможет ей помочь. Лас встал и пошел к выходу, он понимал, что Бони должна выплакаться, а при свидетелях такие дела она делать не привыкла…

— Прости, — произнес он тихо, когда автоматическая дверь закрылась за ним.

***

Моти-Мар был в смятении. Он понимал, что-то вокруг него изменилось. После того, как он проснулся, это чувство не покидало его ни на минуту. Мот прекрасно помнил, как его спасли от крыс-людоедов и привезли на транспортный корабль миротворческого космофлота. Он лег спать в своей каюте, где и проснулся. Все было то же, но между тем совсем иное. Мот почему-то не помнил, отдал ли он распоряжение насчет полета к базе. Он подошел к селектору, стоящему у него на столе, и нажал на общее оповещение.

— Лас-Кас, зайди, пожалуйста, в капитанскую каюту.

Мот надеялся, что Лас объяснит ему его странное ощущение новизны, иначе он не смог бы в таком состояний командовать флотом. Он подошел к креслу, на котором лежало капитанское обмундирование, и стал одеваться. «Странно, но, по-моему, я впервые влез в этот костюм», — подумал Мот. Он подошел к зеркалу и взглянул на свое отражение. «Раньше я выглядел совсем по-другому». Мот волновался, его нервы напоминали сильно натянутые канаты, готовые лопнуть в любую минуту. «Все, все было по-другому!!!» Он готов был поддаться охватившей его панике, но, взяв себя в руки, решил хладнокровно дождаться Лас-Каса. Он надеялся с помощью друга найти выход из этой сумятицы.

Лас не заставил себя долго ждать. Он буквально вбежал в каюту с идиотской, как показалось Моти-Мару, сияющей улыбкой.

— Доброе утро, командир. Как самочувствие?

— Плохо, — огрызнулся Мот.

Лас не обиделся на друга, он прекрасно понимал, в каком состоянии теперь командир, и поэтому не обратил внимания на его тон.

— Понимаю, все изменилось, стало другим, раньше все было иначе, и ты не можешь узнать себя. Я прав?

— Да, — изумился Моти-Мар проницательности друга. — Но откуда ты знаешь?

— Я тоже прошел через это. — Ты?!

— Да, и я, и ребята испытали то же самое, и мы так же, как ты, психовали.

— Но почему, что это такое?

— Ты получил знания и теперь воспринимаешь мир иначе, совсем не так, как раньше.

— Не понимаю, какие знания я получил, о чем?

— Ну, например, о том, что Земля круглая, и Солнце тоже, что Вселенная бесконечна и в ней существует неимоверное количество различных миров…

— Подожди, подожди, — перебил Мот друга. — Разве я этого не знал?

— Конечно же, нет. Только представь себе, ты раньше думал, что остров Лемурий и есть весь мир, ты верил в богов и демонов. А когда очнулся в гравитационной камере, то решил, что находишься в небесном мире и еще…

— Ладно, хватит!

Мот внимательно смотрел на друга и никак не мог понять, говорит тот серьезно или просто разыгрывает его. Но слова Лас-Каса звучали убедительно, и Мот немного успокоился. Походив по комнате с задумчивым видом, он на некоторое время забыл, что находится не один.

— Хорошо, — наконец сказал он, — я все понял. Но как я буду жить без прошлого?

— Не беспокойся, — ответил Лас, посмотрев на свои наручные часы. — Ровно через два часа тестер выдаст тебе всю информацию относительно твоего прошлого, и ты все вспомнишь.

— Два часа — это слишком много.

На лице Мота появилась досадная гримаса ребенка, которому не досталась любимая игрушка.

— Так и должно быть, тебе еще рано.

— Тогда придется смириться. Еще один вопрос, скажи, я отдавал распоряжения насчет полета к базе?

— Нет, ты же не мог знать, где она находится, никто еще не знает ее координаты.

— Я знаю, — ответил Мот. — Вероятно, это часть моих новых знаний. Передай Бони-Саун, пусть выводит корабль на околоземную орбиту, недалеко от Даросса.

— Так, значит, база там?

— Да, она там. Скажи Бони, что как только я буду в порядке, приду в рубку.

— Хорошо, — ответил Лас и быстро исчез за дверью.

До получения информации из тестера Моти-Мар решил использовать свободное время и плотно пообедать. Подойдя к селектору, Мот нажал на кнопку «Бытовые услуги» и сказал:

— Обед, пожалуйста, двойную порцию.

Через минуту из стены выдвинулся столик с едой, а возле него, прямо из-под пола, вырос стул, как бы приглашая присесть и вкусно отобедать. Мот ел не спеша, он знал, что времени у него достаточно, поэтому решил растянуть удовольствие. Когда он окончил свое любимое занятие, до заветного времени оставалось около часа. Устроившись в кресле поудобнее и ощущая в животе приятную тяжесть съеденной пищи, Мот почувствовал себя настолько счастливым, что в следующее мгновение услышал голос, прозвучавший неизвестно откуда:

— Ваш стресс прошел, можете получить информацию.

— Вот тебе и два часа, — сказал сам себе Мот. Он взял со стола тестер и вложил в считывающее устройство. Моти-Мар был рад, что его одиночество так быстро закончится. Набрав необходимый код, он снова сел в кресло. Над тестером появился какой-то странный светящийся шар, походивший на маленькое солнце. Протуберанцы, бесконечной чередой вспыхивающие на его поверхности, переливались всеми цветами радуги. У Моти-Мара создалось впечатление, что внутри шара находится целый мир — так он был разнообразен. Внезапно это сияющее солнце «выстрелило» в его голову одним из своих протуберанцев. Мот сразу же почувствовал дополнительную нагрузку на мозг, но он пока еще ничего не вспомнил, а лишь только приготовился к приему основной информации. Из маленького солнца вдруг вылетел яркий луч света и буквально впился в голову Моти-Мара. Шар стал быстро уменьшаться в размерах, он словно бы переходил по светящемуся мосту в новое жилище. Голова Моти-Мара вспыхнула ярким светом, но это продолжалось лишь мгновение. Когда шар полностью переместился в мозг, она снова приняла прежний вид. Все произошло за несколько секунд. Мот не успел даже ничего почувствовать, лишь легкий удар луча, от которого его голова на мгновение откинулась назад. Это был самый быстрый способ получения информации. Моти-Мар специально выбрал его, так как ему не терпелось вернуть себе прошлое. Поднявшись с кресла, он вновь подошел к зеркалу. Он увидел молодого мужчину с могучим телосложением, одетого в капитанское обмундирование миротворцев. Но теперь Мот знал, как он выглядел раньше, будучи жрецом Хивы. Прошлое вновь вернулось к нему.

Отойдя от зеркала, Мот наконец смог остановить нахлынувший поток воспоминаний. Они мешали сосредоточиться на главном в данный момент — на полете к базе. Мот отправился в рубку управления.

Уже по дороге он почувствовал, что произошло что-то неприятное, воздух словно таил в себе тревогу. В коридорах корабля было пусто, лишь войдя в рубку, Мот сразу понял, что полет проходит не так, как следовало, вернее, корабль еще вовсе не взлетал. На экранах внешнего обзора по-прежнему был виден земной пейзаж. Корабль, как раньше, находился на месте Храма Доры, и вокруг него наблюдалось огромное скопление жителей Погны.

— Что произошло, почему мы не на орбите? — спросил взволнованно Моти-Мар.

Никто ничего не ответил, миротворцы лишь молча расступились, освобождая проход к экранам. Здесь стояли Лас-Кас и Бони-Саун, они размахивали руками и о чем-то горячо спорили.

— Что случилось? — снова спросил Мот.

Заметив командира, спорщики мгновенно замолчали. Никто из присутствующих не решился поведать о случившемся. Моти-Мару не понравилась игра в молчанку, и он решил использовать свой дар. Раньше он никогда не читал мысли друзей, но сейчас он не мог ждать, пока они развяжут свои языки. Через минуту Мот уже знал, что произошло.

Корабль более тысячи лет находился под землей, и, чтобы взлететь, было необходимо произвести небольшой местный взрыв. Столице это не угрожало, так как опасный радиус составлял всего сто метров от территории Храма. Когда было принято решение взлетать, неожиданно обнаружили, что наверху находятся местные жители, желающие изловить кого-нибудь из волшебниц. Рекки самовольно покинула корабль, намереваясь предупредить нерадивых «охотников за ведьмами» о грозящей им опасности. Как только она вышла на поверхность, ее тут же поймали в сеть, которая была хитроумно расстелена на земле. Весть о пойманной волшебнице мгновенно облетела город, и сюда сбежалось несколько сотен человек, жаждущих поучаствовать в расправе.

Мот вдруг увидел на экране Рекки, ее тащили за волосы двое мужчин, одетых в длинные черные балахоны, это были жрецы Гасдора. Разъяренная толпа помогала им, пиная бедную девушку ногами. На Рекки было больно смотреть, сильные кровоподтеки изменили ее облик до неузнаваемости. Страшные опухоли скрыли ее прекрасные глаза и обезобразили губы. От этой ужасной картины у Моти-Мара помутилось сознание.

— Почему вы стоите?! — закричал он страшным голосом. — Всем вооружиться, общий выход!

На плечо Моти-Мара легла тяжелая рука Лас-Каса.

— Успокойся, Мот, мы не сможем помочь ей.

— Как это? Да мы разгоним эту толпу в два счета!

— Нет, Мот. Я прекрасно тебя понимаю, но мы бессильны. Мы не можем устраивать здесь бойню, наша обязанность защищать их, а не убивать.

— Что? Защищать, а они тем временем будут убивать нас?! Нет, я покажу им грозную силу миротворцев! — кричал Мот.

В спор вмешалась Бони.

— Мот, — сказала она ласково. — А как же дети? Посмотри, они привели с собой детей. Скажи мне, чем виноваты невинные создания, которых родители привели на кровавый спектакль? Ведь, если мы нападем, разбушевавшаяся толпа просто затопчет их, к тому же Рекки наверняка сразу же убьют.

— Но ведь они собираются ее сжечь! Смотрите, они тащат ее на кучу хвороста!

— Я знаю, Мот.

— Знаете и так спокойно будете смотреть, как собираются сжечь вашу подругу?!

— Мы уже роем подземный ход к месту казни, правда, времени совсем не осталось.

— Ход, — Мот уже немного успокоился. — Но на него совсем мало надежды.

— Будем надеяться на лучшее.

— Нет, нет, это не годится, это совсем не годится.

Мот, обхватив руками голову, о чем-то напряженно думал.

— Бони, катер сможет взлететь незамеченным? — спросил он неожиданно.

— Думаю, минут через двадцать, с наступлением полной темноты, это будет возможно.

— Отлично, я пошел к катеру, а вы любыми средствами оттяните казнь.

Мот быстро выбежал, казалось, у него появилась какая-то идея, он даже повеселел.

— Что он задумал? — спросил Бони.

— Понятия не имею, — ответил Лас. — Как мы сможем оттянуть казнь? Мне лично ничего не приходит в голову.

— Я знаю — как, — вмешался Кори. — Все дело в том, что у вас мало чувства юмора, а он нужен даже в критических ситуациях.

Он выбежал из рубки, а собравшиеся лишь недоуменно пожали плечами. Заскочив в свою комнату, Кори достал из шкафа старую одежду жреца Хивы. Он не выбросил ее в отличие от остальных, а припрятал, надеясь, что когда-нибудь она пригодится ему для розыгрыша. Сняв свое обмундирование, Кори быстро облачился в старые тряпки. Теперь оставалось только незаметно для толпы выйти из корабля. С этой задачей проблем не возникло, так как выход мог открыться практически в любой точке.

Выбравшись наружу, Кори пробрался сквозь толпу и оказался возле большой груды хвороста, аккуратно сложенной под ногами жертвы. Все было готово для казни. Рекки стояла, привязанная к столбу в бессознательном состоянии (это было для нее самое лучшее), а двое добровольцев, подстрекаемые жрецами Гасдора, уже намеревались поджечь ее. Толпа загудела, предвкушая удовольствие.

— Стойте! Не делайте этого! — закричал Кори.

— Кто ты такой, чтобы мешать нам? — спросил один из жрецов Гасдора.

— Кто я — это не важно! А вот как вы смели поднять руку на человека, который находится под зашитой богов?!

Двое добровольцев в нерешительности остановились. Они вопросительно посмотрели на жрецов, надеясь, что те внесут ясность в сложившуюся ситуацию.

— Не слушайте его! — закричали жрецы. — Он один из них!

Толпа угрожающе загудела.

— Разве вы не видите, у нее же светится сердце!

Кори подошел к Рекки и незаметно сунул ей под костюм миниатюрный фонарик с присосками, которые тут же пристали к ее груди.

— Он врет! — закричали жрецы. — Он пытается запугать вас! Убейте его!

— Вы мне не верите? — спросил с издевкой Кори. — Смотрите же, несчастные!

С этими словами он разорвал костюм Рекки и оголил ее грудь. Всеобщий стон, выражающий удивление, раздался над толпой. Сердце девушки и впрямь светилось белым, небесным огнем.

— Ну! — грозно проревел Кори. — Кто может сказать, что я лгу?!

— Это всего лишь ловкий трюк, — не унимались жрецы Гасдора. Один из них выхватил из рук растерявшегося добровольца факел и ринулся к куче хвороста.

Кори мельком взглянул на небо, уже совсем стемнело, и Мот должен был вот-вот появиться.

— Остановись, неразумный! — крикнул он, преграждая дорогу жрецу. — Знаешь ли ты, что тот, кто подожжет ее, сам сгорит, пораженный божественным огнем!

— Отойди, — прорычал жрец и замахнулся на него факелом.

Увернувшись от удара, Кори ловко завернул ему руку. Затем, выхватив факел, он бросил его на землю и затушил.

— В будущем ты поблагодаришь меня за то, что я спас тебя от страшной смерти, — сказал он.

В ответ жрец лишь злобно заскрипел зубами. Попятившись назад, он наткнулся на второго добровольца. Выхватив у него факел, он яростно замахнулся, намереваясь бросить его на хворост, но не успел. Внезапно откуда-то сверху темноту прорезал яркий луч. И в то же мгновение стало светло, как днем, с небес что-то спускалось, не то луна, не то солнце. Оно сияло так ярко, что глазам было больно смотреть.

— Боги неба спускаются! — заревел Кори не своим голосом и упал на колени.

Толпа со вздохом удивления, страха и поклонения тут же последовала его примеру.

— Несчастные, как вы смели прикоснуться к ней?! — прогремел с небес голос.

Яркий свет опустился прямо на Рекки, и когда он снова взлетел, девушки уже не было. Никто не обратил внимания на то, что Кори тоже исчез. Поднявшись немного вверх, свет завис над людьми.

— Слушайте, смертные! С вами говорят боги неба! — опять загремел величественный голос. — Демоны хотят погубить мир, который мы создали, сейчас они неимоверно сильны! Чтобы победить их, нам нужны новые небесные воины, поэтому мы забираем к себе Храм Хивы и Волшебниц Доры. Битва будет жестокая, и, возможно, мир Божий погибнет! Но мы создали новый мир, который находится за морем, тот, кто доберется туда, обезопасит себя на случай нашего поражения. А теперь отойдите подальше, мы должны забрать Храм Доры!

Люди поднялись с колен и с опаской стали пятиться.

— Дальше, еще дальше!

Когда толпа достигла безопасного места, раздался мощный взрыв, который, словно воду, всколыхнул землю. Люди в страхе попадали на колени. Уткнувшись лицом в землю, они молили прощения у могущественных богов. Редкий смельчак отваживался поднять голову, чтобы увидеть, как уходит к звездам корабль миротворцев.

Глава 5

Командир, Даросс в зоне видимости.

— Хорошо, больше не приближаться. Даросс был вторым спутником Земли. В отличие от Луны его можно было увидеть только на рассвете, и то если пристально всмотреться в уже посветлевший небосвод. Даросс составлял примерно две трети от объема Луны, но это было не очень заметно. Спутники казались близнецами, гигантские кратеры одинаково обезобразили их поверхность.

Мот стоял перед экраном внешнего обзора и любовался панорамой космоса.

— Бони, передай радиокод «альфа, тридцать два, ноль, ноль».

— Код передан, — ответила Бони, нажав какие-то кнопки на пульте.

Следующее событие напоминало крушение мира, приснившееся в ночном кошмаре. Спутник вдруг стал раскалываться на множество осколков. Они отходили от него медленно, создавая иллюзию роста планеты. Когда они удалились настолько, что могло показаться, будто спутник увеличился вдвое, произошел взрыв. Обломки превратились в маленькие звезды, пылающие на орбите Земли. Экраны внешнего обзора мгновенно затемнились, предохраняя человеческие глаза от сильного потока света.

Все, кто находился в рубке, растерялись, думая, что произошла катастрофа. Они смотрели на полыхающие обломки, и неуверенность понемногу проникала в их души. «Что случилось? — думал Мот. — Может, я перепутал код и спутник самоуничтожился?» Бони с немым вопросом посмотрела на него, но Мот лишь пожал плечами.

— Подождем, что будет дальше, — проронил он. Обломки пылали минут пять, затем внезапно погасли.

Когда шторки, затемнившие экраны, раздвинулись, все увидели такое, от чего у них самопроизвольно, отвисли челюсти. На орбите спутника находилось грандиозное сооружение, величиной с половину Даросса. Это был огромный, можно даже сказать, гигантский корабль. Защитное поле, тусклым светом окружавшее его, видимо, служило гарантией безопасности при взрыве. «Божественный», как успели окрестить свой корабль миротворцы, мог сравниться с этим сооружением, как муха со слоном.

Моти-Мар намеренно тянул с посадкой, желая подольше полюбоваться величественным созданием цивилизации Акроса. «Да, — подумал он, — с этим мы сможем победить годров».

В рубку управления сбежались все миротворцы. Хотя у каждого в комнате имелся небольшой экран, он не мог дать полного представления о базе, и, чтобы увидеть ее в подлинном размере, все поспешили сюда.

— Бони, повтори код и иди на сближение, — скомандовал Мот.

— Слушаюсь, командир!

Как только код повторно ушел в эфир, защитное поле базы исчезло и сбоку открылся посадочный туннель. «Божественный» грациозно пошел на посадку, он влетел в туннель, словно пчела в родной улей. Бони лихо посадила корабль и открыла выход.

— Прибыли, — произнесла она тихо, и миротворцы пошли собирать свои вещи. В рубке остались только Мот, Бони и Лас.

— Не могу понять, зачем нам такая огромная база? — проговорил Моти-Мар.

— Я думаю, через несколько тысячелетий ее будет не хватать, — ответила Бони.

Мот пожал плечами и пошел в свою комнату за вещами. По дороге он заскочил в мединский отсек и навестил Рекки. Девушка спокойно спала в крепких объятиях гравитационной камеры. Синяки уже прошли, и к ней вернулась ее прежняя красота. Лишь бледность лица напоминала о перенесенных страданиях. «Завтра утром она будет здорова», — подумал Мот и отправился к себе в комнату. Вещей у него почти не было, только персональный тестер, который имелся у каждого миротворца. Это был миниатюрный приборчик, спектр деятельности которого был настолько широк, что существование без него в космических просторах было практически невозможно. Тестер производил полную запись жизни владельца, кроме этого, он служил генератором его мозга. Благодаря ему миротворец с легкостью мог понять любое живое существо во вселенной. Прибор не являлся дословным переводчиком речи, рычания, писка и прочего способа общения живых существ, его владелец просто понимал смысл получаемых сигналов. Если, например, кому-то повстречается грозно рычащий тигр, то он сразу поймет, собирается ли хищник напасть на него или просто пытается запугать. Прибор частично читал мысли, выражаемые через внешние рефлексы. Тестер также мог служить радаром для обнаружения любой формы жизни на расстоянии пятисот метров. Для этого у него имелся небольшой экран, который включался, когда владелец брал прибор в руки. Еще тестер мог определить состав материи любого существа или предмета. Каждый прибор был настроен только на своего владельца и управлялся его мыслями. В случае гибели кого-то из миротворцев его тестер самоуничтожался. Это лишь основные направления деятельности прибора, кроме них существовало еще множество мелких услуг, которые он оказывал своему владельцу.

Зайдя в комнату и положив тестер в футляр, висевший на поясе, Мот направился к выходу. С корабля он сошел последним, что немного удивило его. Сто девяносто восемь миротворцев — восемьдесят восемь девушек-пилотов и сто десять парней-воинов уже стояли в ангаре, выстроившись в две шеренги. Не хватало только Нелли-Саун, погибшей на Земле, и раненой Рекки. Мот в задумчивости осмотрел строй. Он решил отправить всех спать, так как на острове уже была полночь. Но трудность заключалась в том, что он не знал, где находится жилой отсек. «Тестер, — подумал Мот, — в нем должна быть информация о базе». Взяв прибор в руку, он мысленно приказал: «Жилой отсек». Теперь Мот знал, где находятся их комнаты и как до них добраться.

— Ну что, — обратился он к миротворцам, — пора отдыхать, тестеры покажут ваши комнаты, а утром будем осваиваться. Можете расходиться.

Взяв в руки приборы, миротворцы отправились спать.

***

Огромный зал в двухэтажном здании зоны отдыха был рассчитан на пять тысяч человек. Удобные кресла располагались окружностью в шестьдесят рядов, каждый последующий из которых находился чуть выше предыдущего. В центре зала стоял небольшой аппарат. Он мог воспроизводить голографическое изображение того, кто выступал перед аудиторией. Любой человек, находящийся в зале и имеющий тестер, имел возможность взять слово, точно зная, что его увидят и услышат все присутствующие. Кроме того, «распорядитель», как впоследствии назвали его миротворцы, мог воспроизводить выступления ранее записанных ораторов, а также принимать их передачи из космоса. Он «регистрировал» желающих выступить и в порядке очереди предоставлял им слово.

Как только все миротворцы собрались, аппарат заработал. Над его серебристой поверхностью всплыло облако белого дыма, мгновенно принявшее облик кого-то из представителей цивилизации Акроса.

Поначалу Мот не понял, находится ли перед ним живое существо или просто объемное изображение. Но когда оно заговорило, стало ясно, что это была всего лишь запись. Моти-Мар отчетливо слышал речь, монотонно гудевшую в зале, между тем как обитатели Акроса не могли издавать звуковых сигналов.

— Приветствую вас, защитники Земли. Я — Нук-Рен — верховный представитель цивилизации Акроса, — звучал голос. — Я собрал вас в этом зале, чтобы познакомить с дополнительной информацией о нашей Галактике. Мы дали вам максимум знаний, которые мог вынести ваш неподготовленный мозг. Но это была лишь основа. Мы не могли внушить вам сразу все, не можем мы провести и повторный сеанс гипновнушения потому, что в таком случае вы стали бы биороботами, запрограммированными на определенную задачу. Вам предстоит самим по крупице накапливать в своем мозгу огромные знания, которыми владела цивилизация Акроса. Все они находятся в мозговом центре базы. Многие из вас сейчас подумали, что это собрание излишне, что всю историю Галактики можно было узнать при помощи своих приборов, связанных с этим центром.

Мот удивился, как точно предугадал мысли миротворцев Нук-Рен, именно об этом он сейчас и подумал, наверное, и остальным пришла та же мысль.

— Но дело в том, — продолжал голос, — что вы вряд ли бы догадались поинтересоваться галактической историей, а это наиболее важная часть наших знаний. Без нее не будет тех этических норм в отношениях с другими разумными существами, которые вы должны соблюдать. Я не пытаюсь навязать вам какие-то правила поведения при контакте с другими цивилизациями, я просто хочу дать вам информацию, исходя из которой, вы обязаны выбрать оптимальный вариант поведения в звездных просторах Галактики. Начну с самого начала.

Цивилизация Акроса просуществовала более миллиона лет по земному летосчислению. Для вас это огромный промежуток времени, но для бесконечности Вселенной это всего лишь мгновение, которое не оставило после себя каких-либо следов. На заре нашего существования в Галактике насчитывалось всего три высокоразвитые цивилизации: Косса, Герое и Омбра. Это были существа-мыслители, все тело которых представляло собой один гигантский мозг. Они не имели каких-либо конечностей и поэтому технически не развивались. Это были цивилизации эпохи бездействия, они постоянно сотрудничали между собой, хотя ни разу не видели друг друга из-за огромной пропасти расстояния, разделявшей их. Они поддерживали связь с помощью своего уникального мозга. Скорость мысли во много раз превышает скорость света, они знали это и прекрасно использовали. Для них не существовало тайн в нашей Галактике, они знали абсолютно все.

Все три цивилизации составили общую схему развития разума во Вселенной. По их утверждению, существуют три основные эпохи галактических цивилизаций. Первая — эпоха цивилизаций бездействия, вторая — эпоха цивилизаций действия и третья — эпоха высшего разума. Нас они отнесли к промежуточной стадии между бездействием и дейстанем, так как наши конечности были слишком слабы и медлительны. По их мнению, именно цивилизации эпохи действия должны впоследствии подняться до уровня высшего разума, потому что их огромные физические возможности и могучий интеллект обеспечат им господствующее положение в Галактике.

По мере того, как мы развивались, Герое, Косса и Омбра уходили в небытие. Их трагедия, как, впрочем, и наша, заключалась в том, что природа сама запланировала их медленное угасание. Через определенный промежуток времени два отдельных индивидуума соединялись в одно целое. Таким образом, из двух существ получалось лишь одно, в результате чего численность цивилизации быстро сокращалась. Промежуток между соединением у всех был разный. У Герое — около трехсот земных лет, Омбра — триста пятьдесят, Косса — четыреста. Наш промежуток сначала был пятьсот, но мы смогли увеличить его до одной тысячи.

Когда цивилизации Омбра, Герое и Косса исчезли, мы начали усиленно работать над созданием индивидуума, которому бы не требовалось соединяться. Желающих принести себя в жертву науке было много, поэтому мы довольно быстро смогли увеличить период с пятисот до одной тысячи земных лет. На этом наши успехи закончились. Лишь когда нас осталось немногим более двух тысяч, удалось наконец создать то, что мы хотели. Добровольцу, согласившемуся подвергнуть себя операции, вживили мощнейший органический генератор мозговых излучений, именно благодаря этому удалось полностью отказаться от соединения индивидуумов. На Хиве — нашей планете — в тот день был устроен грандиозный праздник. Надо почувствовать обреченность цивилизации, чтобы понять наше ликование. Тогда мы еще не знали, что создали монстра, по могуществу не знающего равных. Сила его мозговых излучений увеличилась настолько, что он мог одним взглядом вызвать любую необратимую мутацию в организме живого существа. Мы поняли свою ошибку лишь на следующий день, когда обнаружили, что монстр бежал, похитив звездолет и убив двух акросов. Они не догадались экранировать свой мозг, так как не ожидали опасности. На трупы было больно смотреть, они преобразились во что-то страшное. Акросы и раньше могли вызывать мутацию, но только коллективно, и для этого им требовались долгие годы. Монстр же делал это мгновенно.

К нашему стыду, мы не приняли мер от возможной опасности со стороны бежавшего монстра, а ограничились лишь отменой дальнейших экспериментов. Около пятисот лет прошло спокойно, мы даже успели забыть о своей роковой ошибке, за что и поплатились.

В тот памятный день Хиву окружили пятьдесят отлично вооруженных звездолетов. Боевым флотом командовал все тот же монстр, мы получили от него радиосообщение. Он не предлагал нам сдаться, а просто информировал нас о том, что мы будем уничтожены. Из его рассказа мы узнали, что всего за пятьсот лет ему удалось с помощью мутаций создать могучую цивилизацию действия — годров. Он сообщил нам, что отныне объявляет себя Галактическим Богом, ибо он бессмертен и обладает высшим разумом.

У нас имелось всего пять звездолетов, к тому же невооруженных, так как мы никогда не знали войны. Наши шансы победить в борьбе с годрами равнялись нулю, и мы приняли решение бежать.

У монстра, или, как он себя теперь называл, Галактического Бога, звездолеты были конструкции пятисотлетней давности наподобие того, который он похитил. На них находились устаревшие световые носители, которые не могли разогнать звездолет мгновенно, так как экипаж погиб бы от страшных перегрузок. Для достижения нулевой скорости, то есть скорости света, им требовался по земным меркам почти год. Лишь достигнув нулевой скорости, они могли разгоняться дальше. То же получалось и при торможении.

На наших звездолетах мы установили ускорители, которые воздействовали не на корабль в отдельности, а на каждый атом разгоняемой материи, в том числе и на экипаж. Мы собирались использовать их при бегстве. Но все произошло не так гладко, как нам хотелось.

Почти сразу после радиопередачи на Хиву высадился десант годров. Их было всего сто, но они устроили на планете настоящую бойню. Из двух тысяч акросов удалось бежать на звездолеты только шестидесяти, остальные были зверски убиты. Для нас, никогда не подвергавшихся физическому уничтожению, это было так чудовищно, что многие впали в панику. Корабли в беспорядке метались на орбите планеты вместо того, чтобы бежать. В результате чего три звездолета из пяти было уничтожены. Лишь двум удалось включить световые ускорители и скрыться.

Мы пробыли в нулевой скорости несколько дней, пока не пришли в себя. Из более двух тысяч акросов спаслось только шестнадцать. Десять на одном звездолете и шесть на другом. Они взлетели последними и, видя гибель трех своих кораблей, смогли не поддаться панике и включить световые ускорители.

Страшный конец нашей цивилизации дал нам понять, как беспечны мы были, создав монстра и не приняв мер безопасности после его побега. На нас теперь лежала огромная тяжесть ответственности не только за гибель цивилизации Акроса, но и за будущее всей Галактики. Страшно даже подумать, какая участь ожидает ее из-за нашей оплошности. Мы просто были обязаны исправить свою ошибку любой ценой. Единственным выходом было создание новой цивилизации действия, способной противостоять годрам. Мы так же, как монстр, могли вызывать мутации, но только коллективно. Нас было всего шестнадцать, и для создания цивилизации было необходимо около пяти тысячелетий. За это время годры могли обнаружить и уничтожить ее, тем более что они будут искать бежавших акросов. Собрав сход, мы решили разделиться для создания двух цивилизаций одновременно. Первый звездолет с восемью акросами должен отправиться в одну сторону Галактики, второй в противоположную. Каждый обязан подыскать планету с существами, годными для разумной жизни в качестве цивилизации действия. Чтобы ускорить процесс мутации, было решено пойти на риск и вживить двум акросам генераторы мозговых излучений мощностью в сотни раз ниже, чем у монстра. Операции прошли успешно, никаких изменений в поведении испытуемых замечено не было. Теперь стало возможно каждой группе в течение двух тысяч лет создать могучую цивилизацию действия.

Разлетевшись в разные стороны, мы начали поиск планеты. В нашей группе с вживленным генератором был Кхан-Кхоу. После недолгих поисков выбор пал на Землю. Размером она была с Хиву и временной цикл был почти такой же, как у нас. У планеты имелось два спутника, один из них было решено превратить в военную передвижную базу для будущей цивилизации действия. На Земле в то время преобладали гигантские ящеры. Один из них — хищник, прыгающий на двух ногах, поражал своим сходством с годрами. Наверное, именно из похожих существ монстр создал себе идолопоклонников. Проанализировав жизнь на Земле, мы решили, что наиболее подходящими для цивилизации действия являются существа, обладающие небольшим телом и крепкими ловкими конечностями. Вызвав природный катаклизм, мы избавились от ящеров и создали первых людей. Параллельно с этим на Дароссе мы строили военную космобазу. Менее чем за тысячу лет мы добились потрясающих успехов. На Земле уже существовало два государства, хотя и низких по уровню развития, но подающих огромные надежды. Результаты превзошли самые смелые прогнозы. Способность к развитию у человека была вдвое выше нашей, а мощь их небольшого по размерам мозга в три раза превышала нашу. Нам пришлось установить ограничители работы мозга, чтобы избежать очередной катастрофы. На Луне мы замаскировали аппарат, который постепенно, из поколения в поколение, будет снимать блокировку, в результате чего люди будут подниматься в своем развитии на одну ступень выше. Таким образом к тому моменту, когда человечество достигнет высокого уровня развития, ограничения полностью отпадут. Благодаря этим мерам мы сможем обезопасить людей от слишком быстрого восхождения к вершине могущества. Теперь срок развития человечества растягивался по меньшей мере на пять тысячелетий, это делало их уязвимыми в случае нападения годров. Поэтому, отобрав две сотни лучших обитателей планеты, мы воспитали вас — миротворцев, защитников Земли. С этого момента в ваши руки переходит вся мощь военной космобазы и судьба человечества. Но сначала хочу предупредить вас, что во время вашего создания появились кое-какие побочные явления, это два чувства — ненависть и любовь. Мы не знаем, справитесь ли вы с их биологической энергией. Во время наивысшего их подъема ваш мозг излучает энергетические волны психологического воздействия. При любви они не опасны, но во время вспышек ненависти, а тем более их совместного излучения, они производят страшный эффект. Сами люди их ощущают слабо, но на остальных они воздействуют очень сильно, приводя любое существо в ужас. Мы бы посоветовали вам сдерживать эти два чувства или попытаться лучше их контролировать.

Прошло более тысячи лет с тех пор, как мы прилетели на Землю. Из восьми акросов осталось всего четыре. Мы сделали все, чтобы искупить вину за создание монстра, и наше дальнейшее существование не имеет смысла. Поэтому мы решили принести себя в жертву человечеству. Активное вещество мозга двоих из нас послужит основой для создания тестеров. Без этих уникальных приборов вы не сможете просуществовать в просторах Галактики пять тысячелетий. Мозг Кхан-Кхоу — самый мощный из всех — будет отделен от тела и подключен к системе управления и жизнеобеспечения базы. Он будет вашим мозговым центром, связанным с личными тестерами. Я буду законсервирован, и мое активное вещество послужит резервом для создания тестеров будущим поколениям миротворцев. Таков конец цивилизации Акроса.

Голос умолк, изображение Нук-Рена исчезло.

Мот обвел взглядом присутствующих в зале. Миротворцы понуро молчали, пытаясь осмыслить услышанное. Моти-Мар прекрасно их понимал, как-то неуютно себя чувствуешь, зная, что ты всего лишь творение чужого разума. Но как бы то ни было, их создателей больше нет в живых, и человечество больше никому не обязано своим существованием. Чтобы развеять мрачные мысли ребят, Мот решил взять инициативу собрания в свои руки. В центре зала появилось его объемное изображение, в точности копирующее все движения и мимику. Увидеть себя со стороны было для Моти-Мара более чем неожиданно. С минуту он оторопело смотрел на своего двойника.

— Вот уж не думал, что могу так ужасно выглядеть, — прошептал Мот. Он еще договаривал последние слова, когда понял свою ошибку. Вместо шепота в зале прозвучал его же громкий голос:

— Вот уж не думал, что могу так ужасно выглядеть! Эти слова и недоуменное выражение лица Моти-Мара, передавшееся на изображение,сделали свое дело. Зал добродушно рассмеялся. «Ну что же, — подумал Мот, — оно и к лучшему». Он всегда был рад, когда у его друзей хорошее настроение, а слышать звонкий смех девушек было особенно приятно.

— Я рад, что вы повеселели, но нам надо решить несколько важных вопросов, — сказал Мот. — Главный из них — кто будет командовать базой и всеми миротворцами. До сегодняшнего дня я руководил вашей деятельностью, это случилось отчасти из-за того, что я командовал воинами Храма Хивы, а отчасти из-за того, что именно мне передали местонахождение базы и код к допуску. Но теперь, когда мы на месте, нам нужен командир, которого изберут большинством голосов все миротворцы. Я предлагаю следующее. Сейчас мы расходимся, чтобы пообедать и обдумать кандидатуру командира. Каждый через тестер передает свое предложение в мозговой центр, и, когда мы вновь соберемся здесь, мы увидим изображение нового командира. Все согласны?

— Да, да, — загудел зал.

— Тогда можете идти.

Миротворцы начали не спеша расходиться.

***

— Кооас, что удалось вытянуть из этих трусливых тварей?

— Люди очень напуганы, Лидер, они приняли нас за злых, всемогущих демонов. Согласно их верованию, это сверхъестественные существа, которые воюют против добрых богов.

— Ха, в этом они, пожалуй, правы, но я просил у тебя конкретную информацию, а не пересказ глупых бредней.

— Но я же сказал, оба существа так напуганы, что из их мыслей ничего нельзя понять.

— Ты глупец, Кооас, а еще считаешься моим дублером.

— Я был Лидером, пока Автораам не создал вас. Кооас вызывающе оскалил рот. Он не любил Лидера и всех скетов за ненужную жестокость и презрение к любой форме жизни, кроме собственной.

— Ха. Галактический Бог правильно сделал, что предпочел нас. А теперь слушай своего господина, глупая тварь. — Лидер схватил Кооаса за все четыре конечности и, подняв вверх, растянул так, что у того захрустели кости. — Ты сейчас пойдешь и соскребешь всю информацию с глупых мозгов людей, затем передашь ее мне, я сам обработаю ее! Тебе все ясно?

— Да, Лидер, — с трудом выговорил Кооас.

— Тогда ступай.

Лидер отпустил Кооаса, и тот с грохотом упал на пол.

После «соскребывания» информации с мозга жертву сжигали в мусорном реакторе. Кооас отлично это знал, он пошел выполнять приказ Лидера только потому, что тоже презирал трусливых тварей, называющих себя людьми. Он просматривал запись захвата информаторов и видел, что из сотни воинов лишь с десяток пытались защититься, остальные покорно подставляли головы. «Эти двое были главными, так как их несли в носилках, но они оказались и наиболее трусливыми», — думал Кооас, производя операцию. «Соскребыванием» информации умели заниматься лишь Лидеры и их дублеры. «Думаю, Галактическому Богу нечего опасаться этой трусливой цивилизации».

Операция заняла не более получаса. Кооас записал информацию на накопитель и понес Лидеру. Обработку данных скет произвел за считанные секунды. Его тело все больше и больше вздымалось волдырями, что свидетельствовало о крайнем возбуждении и радости.

— Ты знаешь, Кооас, кто такие люди? — спросил он весело.

— Нет, Лидер.

— Это творения бежавших акросов! Сами люди об этом не знают, но в их мозгах осталась кое-какая информация, перешедшая им от их создателей. Надо же, акросы хотели противопоставить Авторааму этих трусливых тварей.

— Галактический Бог будет очень доволен, когда мы преподнесем ему такой подарок.

— Я преподнесу, Кооас. Я, а не мы.

— Да, конечно, я просто неправильно выразился. Ты лично покажешь ему планету, на которой скрылись акросы.

— Автораам очень развеселится, когда увидит, каких поганых тварей они создали. Мы сейчас же отправляемся обратно на Крохт. За такую новость Автораам сделает меня своим приближенным Лидером. Я буду управлять всей Галактикой.

— Позволю себе заметить, что Автораам хотел, чтобы мы обследовали Насор, где пропала наша экспедиция, кстати, тоже побывавшая на Земле. Приближенный Лидер лично передал нам волю Галактического Бога.

— Насор лишь оттянет мое назначение. А что касается разведывательной экспедиции, то она пропала только потому, что на корабле Лидером был не скет.

***

Мот чувствовал себя прекрасно, изрядно набитый желудок прибавил ему уверенности и оптимистического настроения. Он пришел в зал последним, когда миротворцы уже расселись по своим местам.

— Я думаю, двух часов было вполне достаточно, чтобы как следует обдумать кандидатуру командира, — начал Мот. — Надеюсь, все отнеслись к выборам с полной ответственностью.

Мот достал тестер и вслух произнес:

— Прошу мозговой центр объявить результат выборов. Как следовало ожидать, изображение Моти-Мара не исчезло.

— Командиром избран Моти-Мар, — прозвучал в зале голос. — Он наделяется абсолютной властью, так как за него проголосовало девяносто девять процентов миротворцев. Ему надлежит создать боевые подразделения и назначить их командный состав, а также разработать стратегию защиты Земли.

— Ну что ж, — заговорил Моти-Мар. — Раз вы так решили, пусть будет абсолютная власть. Что касается создания подразделений, то, я думаю, нам сначала следует познакомиться с оснащением базы и ее боевой мощью.

Обратившись в мозговой центр, Мот затребовал полную информацию о базе с визуальным и звуковым сопровождением. В ту же минуту в центре зала появилось изображение объекта. При посадке на базу Мот не смог ее хорошо разглядеть, так как видел только с одной стороны. Сейчас ее показывали с разных точек. С появлением изображения в зале опять зазвучал голос:

— Военная космобаза миротворцев состоит из четырех зон: боевая, зона отдыха, промышленная и энергетическая.

Боевая зона, самая большая из всех, представляет собой всю поверхность базы. Остальные зоны находятся внутри ее, под зашитой энергетических полей и боевых излучателей. Здесь размещается военная эскадра, состоящая из десяти мощных крейсеров. Каждый из них имеет по десять боевых кораблей и по два разведывательных. Таким образом, общая численность флота составляет сто тридцать звездолетов.

Каждое слово диктора сопровождали изображения. Миротворцы видели звездолеты, крейсеры и их стоянки.

— Минимальный состав экипажа боевого корабля составляет четыре человека: пилот и три стрелка. Кроме этого, корабль рассчитан на перевозку штурмовой группы из десяти человек. Для них имеется атмосферный катер с боевым излучателем.

Теперь перейдем к индивидуальному боевому снаряжению миротворцев. Оно состоит из защитного энергетического костюма, ручного излучателя со встроенным наводящим устройством и энергетического меча. Защитный костюм предназначен для действий в условиях, непригодных для человека.

На базе имеется учебный центр с тренажерами, которые научат вас, как пользоваться военным потенциалом базы. Они могут создать совершенную иллюзию боя, как в космосе, так и на планетах.

Промышленная зона представляет собой ряд полностью автоматизированных заводов для создания новой и ремонта поврежденной техники.

Голос замолчал, и в центре зала опять появилось изображение Моти-Мара.

— Если что-то было непонятно, — сказал он, — или вам потребуется дополнительная информация, обращайтесь к тестеру. Формирование боевых подразделений начнем после десятидневной подготовки по овладению вооружением базы. На этом все, если у кого-нибудь вопросы или просьбы, то прошу…

Мот исчез, а вместо него в центре зала появилась Рекки.

— Я хочу попросить отставки и прошу отправить меня обратно на Землю.

— Причина? — как можно спокойнее спросил Мот.

— Их две, — ответила Рекки. — Я неспособна быть воином, так как не переношу убийства живого существа, с какой бы благородной целью оно ни совершалось. Вторая причина заключается в том, что никто не может гарантировать успешную защиту Земли. Годры знают, что цивилизация существует лишь на одном острове, и поэтому в случае их победы они уничтожат только его. Я хочу попытаться переселить часть населения, это может спасти цивилизацию людей в случае поражения миротворцев.

— Хорошо, — сказал Мот. Он понимал, Рекки внесла дельное предложение, подстраховаться на случай провала было необходимо, и лучшего кандидата для этой миссии не было. — Завтра утром тебя отвезут на Землю. Возьми с собой все необходимое. — Мот посмотрел на часы. — У тебя есть еще четырнадцать часов на сборы и на обдумывание своего решения. Если утром ты откажешься лететь, я тебя пойму.

— Спасибо, — ответила Рекки.

— Есть у кого-нибудь еще вопросы? Зал молчал.

— Тогда можете разойтись, — сказал Мот.

Глава 6

Командир, тридцать суток прошло, пора возвращаться на базу.

— Хорошо, Бони, обследуем эту звездную систему и, если не обнаружим годров, повернем обратно. Что показывают анализаторы? Есть планеты, схожие с Землей?

— Есть, но…

Бони не успела договорить, так как раздался сигнал тревоги, и звонкий голос оповестил:

— В зоне световой видимости четыре корабля годров. Идут на сближение.

В рубку вбежали Лас-Кас и Кор-Бунт.

— Бони, проанализируй боевую мощь кораблей, — приказал Мот.

— Крейсер и три линейных боевых. Крейсер крупногабаритный, на его борту как минимум пять кораблей. По предварительным расчетам, общая огневая мощь в двадцать раз превышает нашу, — доложила Бони-Саун. — Командир, — добавила она неуверенно, — надо уходить.

— Уходить, оставив надежду отыскать их планету? Нам повезло, мы их обнаружили, а ты говоришь уходить!

Мот в задумчивости смотрел на экраны, вражеские корабли уже разделились, пытаясь обойти звездолет с четырех сторон.

— Командир, нас окружают, пора принимать решение, — взволнованно произнесла Бони.

— Занять свои боевые места, перейти на ручное управление, — скомандовал Мот и побежал к излучателю.

— Лас, Кори, доложите ваше контрольное время прицеливания на тренажерах.

— У меня 2.50, командир, — ответил Лас.

— У меня 2.53.

«Итак, — подумал Мот, — наибольшее 2.53». У него самого было 2.30. Мот достал тестер и попросил подсчитать на основе скорости реакции человека и годра лучшее время прицеливания врагов. Он знал, что они намного медлительней миротворцев, не хватало лишь точных данных. «Лучшее время 4.02», — прозвучал мысленный ответ. «Отлично, — подумал Мот, — теперь мы покажем им, что они не безраздельно владеют просторами Галактики».

Моти-Мара охватило боевое возбуждение перед битвой, ему не терпелось побыстрее ринуться на врагов.

— Ну что ж, — сказал он, — раз все готовы, вперед, Бони!

Звездолет резко рванул навстречу вражеским кораблям. Вернее, он просто исчез на мгновение и появился уже в центре скопления годров. Три вражеских звездолета вспыхнули почти одновременно — через две с половиной секунды, а через три Бони рванула корабль в сторону. Годры не успели даже выстрелить, так внезапна была атака. Бони точно соблюдала интервал между ускорениями, уводя звездолет из-под вражеских прицелов. Способность мгновенно набирать световую скорость давала миротворцам большое преимущество в битве. Лишь через три минуты, потеряв надежду поймать в прицел их корабль, крейсер годров открыл беспорядочный, массированный огонь из боевых излучателей.

— Командир, — взволнованно доложила Бони, — генераторы энергии повреждены, мы не сможем быстро уйти.

— Бони, милая, выжимай из них сколько можешь!

— Запаса энергии хватит только для посадки на какую-нибудь планету.

— Мы сможем там отремонтировать генераторы? — спросил Мот.

— Командир, три крейсера годров! — доложила вместо ответа Бони.

Положение становилось угрожающим. Без необходимой энергии они не могли принимать бой, так как ни один излучатель не действовал.

— Ты засекла, откуда они взлетели?

— Да, два из них поднялись с планеты с земными параметрами, третий пришел из космоса на почти световой скорости. Все, командир, он обошел нас, теперь мы попались.

Мот и сам уже заметил обогнавший их корабль. Крейсеры окружили звездолет с трех сторон и выпустили свои эскадры. Теперь тридцать кораблей плотной сферой окружали миротворцев. Они двигались в одном направлении, ясно давая понять, что плененные должны следовать за ними.

— Командир, они ведут нас все к той же планете, — доложила Бони.

— Это их планета, ребята, но без генераторов энергии мы не можем даже послать нашим мысленный луч. Никто не узнает, что мы ее обнаружили. Нам остается только уничтожить звездолет и себя вместе с ним. Я думаю, пора прощаться.

— Ребята, есть идея!

Все с удивлением и затаенной надеждой уставились на Бони.

— Ну говори же, не томи!

— Хорошо, только не перебивайте меня, пожалуйста.

Годры хотят посадить нас на свою планету, это абсолютно ясно, они сделают все, чтобы захватить невредимыми звездолет и экипаж. Мы этого им позволить не можем, так? У нас остается только один выход — попытаться найти на планете самого монстра и уничтожить его. Я предлагаю следующее: когда мы войдем в атмосферу, я направлю звездолет на сопровождающий нас крейсер и тараню его…

— Подожди, Бони, наш корабль не сможет пробить их энергетическую защиту! — прервал ее Мот.

— Да, — продолжала как ни в чем не бывало Бони, — но взрыв на мгновение ослепит их и даст вам возможность уйти незамеченными на атмосферном катере.

— Все понятно, ты ведешь звездолет на столкновение, а мы тем временем спокойно удираем, оставив тебя погибать. А тебе не приходило в голову, что я тоже вполне пригоден на эту роль?

— И я, — поддержал Моти-Мара Лас.

— Да и я, пожалуй, — добавил Кори. Бони грустно улыбнулась.

— Нет, ребята. Я лучше всех выполню этот маневр. К тому же я не владею искусством боя на планетах, а это немаловажно для успешного выполнения последующей задачи. Я думаю, на эти доводы вам нечего возразить.

Бони была совершенно права, Мот это прекрасно понимал, как, впрочем, и то, что видит ее в последний раз. На Лас-Каса было жалко смотреть. Еще на базе Моти-Мар понял, что его лучший друг неравнодушен к этой прекрасной белокурой девушке. Лас тоже нравился ей, но их чувства так и не успели вылиться во что-то существенное. Теперь они навсегда теряли друг друга, до вечной разлуки оставались считанные минуты. Понимая это, Моти-Мар и Кори молча крепко обняли Бони и ушли, оставив их наедине. Они ничего не сказали на прощание, так как не было слов, способных выразить жгучую боль предстоящей утраты.

Оставшись в рубке вдвоем с Бони, Лас совсем раскис. По его щекам медленно текли слезы, а сам он, глядя в глаза той, которую предстояло потерять, непрерывно повторял про себя одни и те же слова.

— Как же это? Почему? — спрашивал он у кого-то.

Он все еще шептал свои «Как же это? Почему?», когда Бони, не сдержав слез, бросилась к нему в объятья.

— Не надо, милый, ну, успокойся, — шептала она ласково.

Мот зашел в ту минуту, когда Бони объединилась с Лас-Касом в прощальном поцелуе вечности. Ибо ничто не бессмертно так, как любовь, бесконечно хранящаяся в сердце человека. Моти-Мару до боли было жаль этих молодых людей, безвозвратно теряющих друг друга. Смахнув ладонью накатившуюся слезу, Мот чуть ли не силой оттащил Лас-Каса от Бони.

— Пора, Лас, — сказал он как можно мягче. — Мы уже входим в атмосферу.

— Иди! — сказала Бони повелительно и отошла к пульту управления. Слезы все еще текли по ее щекам, обжигая нежную кожу.

Лас-Кас с обреченным видом пошел вслед за Моти-Маром, его походка была вялой и неуверенной, словно у человека, идущего на казнь.

Забравшись в катер, Мот приказал Кори сесть к боевому излучателю, а сам взялся за управление. От Лас-Каса толку сейчас было мало, и он оставался на пассажирском месте.

— Бони, мы готовы! — сообщил Мот по связи.

— Удачи, командир. Как только я скомандую — стартуйте. На всякий случай я сразу открою выходные шлюзы. Прощайте!

Минута прошла в тяжком ожидании. Мот видел сквозь открытые шлюзы, как резко изменил свой полет корабль, но сколько еще оставалось до столкновения с крейсером годров он не знал.

— Уходите! — прозвучал неожиданно голос Бони. Мот в ту же секунду с максимальным ускорением повел катер подальше от места столкновения. Через пять секунд миротворцы услышали прощальные слова Бони:

— Прощайте, ребята! — крикнула она, и в то же мгновение раздался мощный взрыв, вслед за которым Моти-Мар услышал сдавленный стон Лас-Каса.

Мот вел катер к гуще леса, чтобы побыстрее скрыться от годров. При бегстве с звездолета он успел заметить место, где находится космопорт. Именно на него их и собирались посадить. Космопорт был небольшим, способным вместить лишь один крейсер. «Наверное, это и есть обиталище монстра», — подумал Мот в ту минуту.

Поляна, на которую сели миротворцы, почти ничем не отличалась от земной. Такой же благоухающий аромат цветов и трав, казалось, приглашал лечь и отдохнуть.

— Быстро, уходим! — скомандовал Мот и первым выскочил из катера. За ним последовали Лас и Кори.

— Лас-Кас, — обратился Мот к другу. — Я надеюсь, после гибели Бони ты не станешь искать смерти?

— Не беспокойся, командир, мою жизнь они так легко не получат, — хмуро ответил Лас.

— Ну вот и хорошо. А теперь надо прикрыть катер ветками, чтобы его не обнаружили годры.

Перед этим Мот еще раз забрался внутрь и достал из снаряжения штурмовой группы шесть ручных излучателей.

— Зачем так много? — спросил Кори.

— Пусть у каждого будет запасной, — ответил Мот.

С мечом за спиной и двумя излучателями по бокам три миротворца отправились в космический порт годров. Лес казался на удивление миролюбивым. За весь день пути миротворцам не повстречался ни один хищник, ни одно более или менее опасное животное. Лишь несколько раз мимо них прошмыгнули какие-то мелкие, симпатичные существа.

— Удивительный лес, — произнес Моти-Мар, когда впереди показался просвет. — Места обетованные, да и только.

Миротворцы осторожно подошли к краю леса и легли на траву. Она была мягкая, высокая и накрывала лежащего, словно одеяло. От ее запаха так и хотелось расслабиться и вздремнуть часок-другой. Сразу за лесным массивом начиналась территория порта. На площадке стоял крейсер, а вокруг него сновало множество годров. По описанию раненого битовца Мот знал, как выглядят эти чудовища, но увидеть их воочию было все равно неприятно. Их ужасный вид мог внушить страх кому угодно, но миротворцы не обращали внимания на их обличье, они видели перед собой только врагов и больше ничего.

Никаких зданий на территории порта не было, вероятно, все жилые помещения находились под поверхностью планеты. Мот вскоре увидел, как то один, то другой из годров спускались вниз. Моти-Мара уже начал одолевать сон, когда он увидел, что один из них направился к лесу с каким-то баллоном на спине.

— Лежите здесь, а я попытаюсь взять его. Если через десять минут меня не будет, отправляйтесь за мной.

— Хорошо, — ответил Лас, зевнув.

Мот поднялся и почувствовал в ногах небольшую слабость, но не обратил на нее внимания.

— Смотрите не засните, — сказал он и почти побежал в ту сторону, куда направлялся годр. Через пару минут Мот был уже на месте. Годр как раз приблизился своей неуклюжей походкой к краю леса, взял в руки шланг с распылителем на конце и направил его на лесную траву. Затем он нажал на рычаг, и оттуда мелкими брызгами рванулась какая-то жидкость. От нее шел такой неприятный тошнотворный запах, что Мот с отвращением зажал нос. Как только жидкость попадала на траву, та сразу же чернела и осыпалась, превращаясь в пыль. Незаметно выйдя из леса и рискуя быть обнаруженным, Мот зашел годру за спину Затем мощным ударом кулака в голову сбил врага с ног и утащил под прикрытие деревьев. Годр был без сознания, он лежал на зеленой траве, которая, словно одеяло, нежно накрывала его. Не прошло и минуты, как он очнулся. Не обращая внимания на Моти-Мара и направленный в его сторону излучатель, годр резко вскочил и с нескрываемым ужасом уставился себе под ноги.

— Эй! — окликнул его Мот.

Годр оторвал взгляд от своих ног и посмотрел на Моти-Мара.

— Кто ты? — спросил он.

Благодаря тестеру Мот отлично все понимал.

— Я человек! Ты мой пленник, и я хочу знать, где находится ваш Галактический Бог.

— Зачем тебе Бог, воин? — спросил годр. Он тоже хорошо понимал, что ему говорит Моти-Мар.

— Я хочу уничтожить его, — прямо ответил Мот.

— Один?!

— Почему один, есть еще воины, они в лесу.

На зубастой морде годра появилось нечто, напоминающее улыбку.

— Их уже нет, — сказал он. — Теперь ты остался один. Мот сразу сообразил, что с Лас-Касом и Кори что-то случилось. Грубо толкнув годра, он приказал ему следовать впереди себя и показал направление. Мот проклинал себя последними словами за то, что оставил друзей одних, им ни в коем случае нельзя было расставаться.

Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, годр передвигался довольно быстро, Моти-Мару даже не пришлось его подгонять.

— Стой! — крикнул Мот, когда они прибыли на место. Кругом была тишь да благодать, даже трава, где еще так недавно лежали Лас и Кори, не была помята. Никаких следов, указывающих, куда исчезли друзья… Мот с ненавистью направил излучатель на годра.

— Где они?!

— Их нет, — ответил годр.

— Говори, где они, тварь зубастая, или я сделаю с тобой такое, о чем даже страшно подумать! — закричал Мот. Волна ненависти буквально захлестывала его.

— Хорошо, человек, все равно они уже мертвы. Где лежали твои воины?

Мот молча показал на место под небольшим деревом. Взяв в лапы шланг, годр начал опрыскивать траву там, где лежали Лас и Кори. Когда растительность почернела и осыпалась, Мот увидел такое, что его мгновенно бросило в холодный пот. Под слоем темной пыли обрисовались силуэты двух человек, лежащих на животе. Мот сразу узнал могучие спины Лас-Каса и Кори. Друзья его не проявляли каких-либо признаков жизни. Отчаяние со страшной силой сдавило ему грудь, и Моти-Мар почувствовал, что ему стало не хватать воздуха.

— Что это? — прохрипел Мот. — Трава ядовита?

— Трава? Нет! Это колонии гарий, они только похожи на траву, но это хищные существа, питающиеся живыми организмами. Гарии самые опасные твари на этой планете. Многие годры погибли, заживо съеденные ими. Гарии, когда чувствуют добычу, выпускают сильный наркотический газ, усыпляющий все живое. Поэтому даже находиться долго на одном месте опасно…

— Отойди, — сказал Мот и упал на колени. Потерять за один день трех лучших друзей — это было уже слишком. Он ненавидел всех: монстра, годров, их планету, даже невинные звезды он считал порождением зла и несправедливости. Мот в неистовстве сгребал черную пыль со своих друзей. Часть одежды на спине была как бы выедена, и на оголившихся частях тела открылись огромные ужасные язвы, сквозь которые непрерывно сочилась кровь.

Зрелище было столь неприятное, что Мот решил перевернуть друзей на спину. Как только он это сделал, на его глазах показались слезы и на губах появилась блаженная счастливая улыбка.

— Живы, — прохрипел Мот.

Лас и Кори крепко спали, не подозревая о том, что минуту назад избежали страшной смерти. Мот с радостью, перемешанной со злостью, стал пощечинами приводить в чувство своих друзей. Он так яростно это делал, что вскоре лица Лас и Кори стали ярко-алыми. Первым на удары отреагировал Кори, его бессмысленная улыбка вдруг исчезла, и на лице появилась хмурая сосредоточенность. Затем он резко встрепенулся и сел, широко раскрыв глаза. Так же неожиданно, вслед за Кори, проснулся и Лас. Несколько секунд они непонимающе глядели на Моти-Мара, а когда к ним полностью вернулось сознание, они буквально взвыли от нестерпимой жгучей боли на спине.

— О, командир, — простонал Кори, — на мне что, костер жгли?

— Мот, что это? — спросил, закусив от боли губу, Лас.

— Спокойно, ребята, все хорошо. Обезбольте с помощью тестеров свои спины.

Лас и Кори сделали так, как советовал Мот. Через минуту боль ушла, и их стоны прекратились.

«Как причудлив и коварен мир, — подумал Мот. — Мы шли по лесу, наслаждаясь его ароматом и доброжелательством, даже не подозревая, что у нас под ногами находятся самые опасные существа планеты». Мот понимал, что только благодаря счастливой случайности они остались живы. Если бы он не заметил годра и не пошел за ним, они все трое стали бы пищей для гарий. Моти-Мара покорежило от такой ужасной мысли. «Мало мне было крыс-людоедов, так еще эта зеленая пакость на мою голову», — подумал он.

— Что вы собираетесь со мной делать? — спросил вдруг годр.

— Ты будешь жить, если поможешь нам уничтожить монстра, — ответил Мот.

— Какого монстра?

— Да Бога вашего Галактического, будь он навечно проклят.

Годр в ужасе отпрянул.

— Нет, я не пойду с вами. Галактический Бог всемогущ, он превратит и вас, и меня в вонючую, болотную слизь. Даже в мыслях нельзя помышлять об этом.

На этот раз терпение лопнуло у Кори, который вместе с Лас-Касом освобождался от одежды, раздражающей раны.

— Слушай, ты, острый клык, — сказал он сердито. — Мы ведь тоже можем превратить тебя, например, в вонючую пищу для гарий! Выбор за тобой: или далекая сомнительная перспектива болотной слизи, или кормушка для этой милой травки прямо сейчас!

— Дорогу в Храм охраняют лучшие воины, вы не пройдете даже третьего поста! — попробовал упираться годр.

— Спасибо за предупреждение, — сказал Кори и с яростью посмотрел на него. — Так ты пойдешь?

— Хорошо, я доведу вас до третьего поста, а дальше вы сами сможете найти дорогу.

— Ну, хватит торговаться, — повелительно проронил Мот. — Ты пойдешь с нами до конца и больше никаких вариантов.

Годру ничего не оставалось делать, как только согласиться. Он склонил голову в знак повиновения и сказал:

— В лесу есть заброшенная шахта, если она не завалена, то мы придем прямо к входу в коммуникации космодрома, а может, и до самого третьего поста.

— Молодец, ты поразительно быстро все усваиваешь, — поддел его Кори. Он уже полностью снял одежду выше пояса и отрезал обе штанины.

— Ну, как я выгляжу, командир?

— Потрясающе, годры-самки просто с ума сойдут.

— Ну с меня будет достаточно и наших девчат.

— Шутки шутками, — вмешался в разговор Лас, — но теперь мы не можем повесить на себя оружие.

— Пока понесете его в руках, а у входа в шахту я найду ему применение.

— Хорошо, Мот, тебе виднее.

— Ну, веди! — приказал Моти-Мар годру.

Шахта находилась неподалеку, так что миротворцы добрались туда довольно быстро. Спустившись в какую-то яму, они попали в широкий туннель, прорытый под поверхностью почвы. Пройдя немного вперед, Мот приказал всем остановиться.

— Ребята, свои излучатели оставьте здесь, настройте их на микрохимический состав годров и направьте на выход из туннеля. Они прикроют наш тыл.

Лас-Кас и Кори быстро установили в ряд четыре излучателя и настроили их на врагов.

— У вас хорошее оружие, воины, — высказал свое мнение годр, — но этот туннель никто не посещает. Вам надо опасаться только дэзов. Это хищники, которым нравятся заброшенные туннели. Один из них недавно целиком проглотил годра.

— А как выглядят эти дэзы? — спросил Мот.

— Длинные и толстые, без зубов. Дэз выбрасывает вперед язык с липкой слизью, к которой накрепко пристает жертва.

— Хорошо, мы примем меры. Я пойду вперед с излучателем, ты за мной, а сзади Лас и Кори с мечами. С такой охраной ни один дэз тебя не достанет.

Шагая первым, Мот подвергал себя наибольшей опасности. Он бесшумно продвигался вперед осторожной, звериной походкой, полностью отдавшись во власть инстинкта. На грунтовых стенах туннеля имелось множество огромных нор, и Мот каждую секунду ожидал появления оттуда какой-нибудь мерзкой подземной твари.

— Дэзы, — произнес годр, показав на одну из темных дыр, которая была особенно широка.

Мот с некоторым странным предчувствием беды посмотрел на чернеющий в стене огромный овал. Из норы шел отвратительный запах тления и еще чего-то непонятного, вселяющего чувство опасности. Неожиданно оттуда вырвался душераздирающий рев, от которого годр в страхе присел.

— Это детеныши дэза, они почувствовали запах еды — наш запах! Убейте их!

— Зачем же? — как можно спокойнее ответил Мот, стараясь не показать своего испуга. — Они ведь на нас не нападают. Пошли, нечего вводить дэзов в соблазн.

Заброшенный туннель оказался довольно длинным, хотя вход в него находился совсем рядом с космопортом. Мот долго шел вперед, не задавая вопросов, но когда все реальные сроки маневра вышли, резко остановился.

— Где мы находимся?! — не оборачиваясь, спросил он у годра и сделал еще несколько шагов вперед. — Кажется, мы уже давно должны были находиться в коммуникациях космопорта.

— Мы обошли его стороной. Вам ведь нужен храм?!

— И долго нам еще идти?

— Нет, скоро должна быть дверь.

— Здесь тупик, — произнес Мот, сделав еще один шаг и неожиданно упершись в стену.

— Это дверь в третий сектор, она открывается только нам.

Годр прошел вперед и приложил к стене руку. Она тотчас стала расходиться в стороны, открывая проход в хорошо освещенный и укрепленный туннель. После непроглядной тьмы яркий свет резал глаза, и Мот не сразу заметил, как рванулся вперед годр. Мгновенно сбросив с себя два излучателя и выхватив меч, Моти-Мар кинулся вдогонку.

— Заклиньте вход и оставьте засаду из излучателей! — крикнул он, едва успев проскочить через закрывающийся проход.

Годр передвигался гигантскими прыжками, но Мот все же догонял его. Глаза уже привыкли к яркому свету, и впереди стал ясно вырисовываться поворот. За ним была неизвестность, и Моти-Мар приложил все усилия, чтобы догнать годра до нее. Они повернули почти одновременно, и Мот сразу же заметил впереди укрепленный пост с четырьмя хорошо вооруженными годрами.

— Нападение, человек! — закричал удирающий, но тут же, кувыркнувшись через голову, упал замертво.

Лас и Кори были далеко, и Мот решил не испытывать судьбу, дожидаясь их. Защищаясь энергополем меча, он бросился вперед, рассчитывая на неожиданность своей атаки.

Стрельба мгновенно прекратилась.

«Видно, я кого-то достал отраженным лучом», — подумал Мот, подбегая к посту.

Чудовища, потеряв одного из воинов, не были напуганы. Они вытащили мечи и, воодушевленные тем, что противник ниже их ростом и к тому же совершенно один, рванулись вперед. Первый из них совершил гигантский прыжок, собираясь на лету рассечь наглого врага.

Мот был начеку. Совершив встречный кувырок через голову, он снизу рубанул летящего над ним годра, и тот продолжил свой полет уже мертвым. Мот быстро выпрямился и в какой-то, казалось, бессмысленной круговерти заскользил между двумя оставшимися противниками.

Годры ничего не могли понять. Против своей воли они вынуждены были вести себя самым идиотским образом. Они махали мечами, нанося удар за ударом, и каждый раз попадали в пустоту. Некий призрак — без плоти и крови шнырял между ними, каким-то непонятным образом ускользая от лавины яростных ударов. Все больше запутываясь, годры с каждым мгновением теряли силы. Противник даже не вступал с ними в открытое противоборство, он попросту игнорировал мощь их мышц и смеялся над численным превосходством. Поняв наконец свою ошибку, один из годров прыгнул в сторону пульта, явно собираясь поднять тревогу. Но неожиданно бестелесная тень, которая скользила вокруг, выросла перед ним и нанесла реальный удар мечом. Обливаясь кровью, годр стал оседать на пол, а тень метнулась к последнему воину.

В удар Мот вложил всю свою силу. Его нога, словно метеорит, врезалась в челюсть годра, и воин, кувыркнувшись, рухнул на пульт поста. Мот обезоружил противника и стянул его на пол, когда к нему подбежали Лас-Кас и Кори.

Прибывшие на помощь друзья осмотрели место схватки и с упреком взглянули на Моти-Мара.

— Командир, может быть, мы тебе совсем не нужны? спросил Лас-Кас немного обиженно.

— Извини, но медлить было нельзя. Они могли поднять тревогу. Одного я оставил в живых, как проводника. — Мот показал на лежащего у его ног годра.

— Я видел твой удар, командир, — весело произнес Кори. — Это было прекрасно. Когда годр очнется, то наверняка недосчитается пары острых зубов.

— Очнется?.. — деловито переспросил Лас-Кас и нагнулся к годру. — Думаю, ему не придется…

Лас на лету поймал метнувшиеся к его горлу лапы и, отведя их в сторону, резко нанес удар локтем в челюсть годра. Тот только протяжно взвыл от боли.

— Слушай меня внимательно, пакостник зубастый, — процедил сквозь стиснутые зубы Лас. — Ты, видно, не привык к обществу человека и поэтому плохо соображаешь! Но запомни теперь на всю свою оставшуюся жизнь, что отныне пришел конец вашему господству. И когда с вами будет говорить человек — не дергайся слишком резко! И последнее — меня удерживают от расправы с тобой отнюдь не гуманные соображения!

Лас-Кас резко выпрямился и отвернулся, пытаясь унять бушевавшую в нем ярость. Память о Бони была еще совсем свежа и взывала к мщению.

— Ты молодец. Не знаю, смог бы я сдержаться на твоем месте, — произнес Мот, подойдя к Лас-Касу. — Как ты догадался, что он притворяется?

— Заметил, как перекосилась его рожа при словах Кори.

Мот дружески хлопнул Лас-Каса по плечу.

— Вставай! — приказал он лежащему годру. — Ты должен отвести нас к Галактическому Богу! Или хочешь пойти на корм гариям?!

— Неужели вы думаете, что сможете запугать меня, как ту презренную тварь? — высокомерно спросил годр и указал на своего мертвого сородича, бывшего ранее проводником. — Я не боюсь смерти, какой бы она ни была!

Неожиданно годр рухнул на пол и из его рта потекла густая пена. Лас-Кас быстро нагнулся к нему.

— Он мертв? — тихо спросил Мот.

— Да. — Лас-Кас выпрямился. — Дальше нам придется идти самим.

Мот ничего не ответил. Он молча подобрал излучатель годров и двинулся вперед по туннелю. За ним, угрюмо глядя себе под ноги, последовали Лас-Кас и Кори. Им предстояло преодолеть еще два поста, и сделать это нужно было как можно быстрее.

Выбирать дорогу миротворцам не пришлось. Туннель шел все время прямо и не имел никаких ответвлений. Через полчаса ходьбы что-то подсказало Моти-Мару, что они практически топчутся на месте. Это было невероятно, и, чтобы проверить свою догадку, Мот оторвал лоскут от одежды и незаметно бросил его на пол. Через десять минут под ногами показался знакомый кусок материи.

— Прибыли, — произнес Мот и остановился.

— Куда? — хором спросили Лас и Кори.

— Ко второму посту.

Лас-Кас и Кор-Бунт недоуменно огляделись.

— Вы ожидали увидеть свору годров, но все оказалось куда сложнее. Думаю, в ближайшее время нам не придется драться. Мы кружимся на одном месте. Заподозрив неладное, я оторвал кусок ткани и бросил на пол, а через десять минут, — Мот подобрал под ногами лоскут и показал ребятам, — мы вернулись на прежнее место.

— Но как это происходит на совершенно прямой дороге? — спросил Кори.

— Я бы тоже не отказался узнать, как, — ответил Мот.

Он оглянулся и посмотрел назад. — Кто-нибудь видел, как исчез третий пост?

Лас-Кас и Кор-Бунт отрицательно мотнули головами.

— Попробуем вернуться назад, — сказал Мот, заранее предчувствуя неудачу. Он бросил на пол кусок материи и, повернувшись, пошел обратно.

— Хорошо, — пробормотал Лас и вместе с Кори двинулся за командиром.

Через десять минут Мот снова увидел под ногами кусок материи.

— Это ловушка, и мы в нее попались, — произнес он, опускаясь на пол.

— Пусть даже так, — запальчиво проговорил Лас-Кас, — но перед тем, как взять нас, монстру придется сильно потрудиться!

— Больно мы ему нужны. Мы и сами сдохнем здесь от голода, — сказал Кори.

— Ну, до голодной смерти нам еще далеко, — тихо произнес Мот. — Не тратьте напрасно время и не спорьте, а лучше садитесь рядом и подумайте.

Лас и Кори послушно сели на пол.

— Нашел! — неожиданно выкрикнул Кори через несколько минут.

— Что? — недоуменно спросили Лас-Кас и Моти-Мар.

— Кажется, я понял, как работает ловушка. Смотрите! — Кори провел пальцем по полу. — Это туннель. Он, как мы знаем, прямой. Мы вышли из комнаты третьего поста и попали в ловушку, которая делится на две активные части. Первую мы проходим беспрепятственно, но как только попадаем во вторую — ловушка начинает действовать. Две части каким-то образом меняются местами, и мы попадаем в начальную точку. Поняли?

— Это как жуку: подставляешь то одну, то другую ветку, и он все ползет и ползет, полагая, что скоро будет конец?!

— Точно, командир!

— И как же нам тогда выбраться? — спросил Лас.

— А я отвечу, как, — произнес Кори, не обратив внимания на нотки недоверия в голосе Лас-Каса. — Ты, командир, и Лас остаетесь на месте, то есть в первой части поста, а я отправляюсь вперед — во вторую. Как только начинается процесс обмена, встает неразрешимая дилемма: какую часть сделать первой, а какую второй? Если ловушка автоматическая, она обязательно выйдет из строя. Ну как?

— Чушь! На «если» надеяться глупо! — ответил Лас.

— А я думаю, стоит попробовать, — поддержал Кор-Бунта Моти-Мар.

Весело улыбнувшись и поддев тем самым Лас-Каса, Кори поднялся и двинулся в путь. Не зная почему, он был абсолютно уверен в своей правоте.

Как только Кори отошел, Лас чуть слышно прошептал: «Удачи тебе», — и, уткнув голову в колени, принялся ждать. Скрытный от природы, он не любил выставлять свои чувства напоказ и предпочитал замыкаться в себе.

Пять минут прошли совершенно спокойно. Мот и Лас сидели на полу туннеля и с нетерпением ждали результатов эксперимента. Затем вдруг окружающее их пространство словно бы взорвалось, вспыхнув сотнями разноцветных огней. Свистопляска продолжалась несколько секунд, и все это время Моти-Мар и Лас-Кас качались по полу, спасаясь от непонятной боли внутри. Как неожиданно все началось — так и кончилось.

— Уф-ф, — простонал Лас-Кас, — такое ощущение, будто у меня внутренности перевернулись.

— А ведь получилось, — произнес, вставая на ноги Моти-Мар. Он еще машинально держался за живот, хотя боль уже ушла. — Получилось, Лас! — закричал он радостно. — Кори был прав, мы сломали эту чертову ловушку!

Мот не успел замолчать, как его оглушил пронзительный вой сирены, зазвучавшей неизвестно откуда. Сирена трепала барабанные перепонки примерно минуту, и, когда она смолкла, вокруг снова наступила тишина, которая после оглушительного воя отдавала слабым писком в ушах.

— Они подняли тревогу, — проговорил Мот. — Бежим скорее к Кори!

Быстро схватив оружие, Моти-Мар и Лас-Кас, подобно ураганному ветру, бросились вперед. Вскоре они увидели Кори, отчаянно махавшего им руками.

— Быстрее, быстрее, скоро здесь будет целое стадо годров! — кричал он.

Когда Лас и Мот подбежали, Кори показал на непонятное здание, видневшееся за его спиной.

— Командир, кажется, это Храм монстра, мы уже у цели!

— Да, ты прав, — ответил Мот. — Но не забывай про первый пост. Не стоит сломя голову бросаться вперед.

— Хорошо, — согласился Кори, — но только я пойду первым! Думаю, я заслужил это!

Мот не стал возражать — на подобные мелочи не было времени. Выстроившись в цепочку, миротворцы двинулись к Храму, который причудливым сооружением виднелся впереди. Кори шел первым, за ним — в трех шагах — Мот, а замыкал шествие Лас, который посматривал назад в ожидании отряда годров.

До Храма оставалось уже совсем немного, когда Кори вдруг упал, схватившись за живот.

— Первый пост, — с трудом прохрипел он, будто что-то мешало ему говорить.

Мот было бросился на помощь, но тут же упал от произведенной кем-то подсечки. Это был Лас-Кас. Он сверху навалился на лежащего командира и придавил к полу.

— Не лезь, а то погибнешь! — закричал он на ухо Моти-Мару.

Мот поднял голову и посмотрел на Кори, который извивался в судорогах. Его тело вдруг стало быстро удлиняться, а голова вдвое увеличилась в размерах. Это уже был не Кори, а какой-то мутант, постоянно меняющий свою форму. Из его невообразимо большой головы — прямо изо рта — вдруг выскочили все внутренности, которые с чавкающим звуком то опускались, то поднимались на полу. Они так же, как и его тело, преобразовывались, увеличиваясь в размерах. По туннелю распространился отвратительный, тошнотворный запах. Не в силах больше смотреть, Мот отвернулся, и его почти сразу вырвало. Он весь передергивался от отвращения.

Мот пришел в себя от знакомого душераздирающего рева, который он впервые услышал в заброшенной шахте. Преодолев отвращение, он поднял голову и в ужасе замер. Лас-Кас, посмотревший в ту же сторону, прошептал не своим голосом:

— Командир, что это?!

— Дэз, — не веря себе, произнес Мот. Ощущение было таким, будто он огласил смертный приговор. И не просто огласил, а привел его в исполнение. От совершенно сумасшедшей мысли тело Моти-Мара покрылось холодной испариной.

Это было ужасно и невероятно. Тот, кто еще недавно был весельчаком Кори, всего за две минуты преобразился в отвратительное существо, называемое здесь дэзом. В голове Моти-Мара звучала одна и та же чудовищная формула: «Кори — дэз, Кори — дэз, Кори — дэз!» Каждая клеточка возбужденного мозга Моти-Мара протестовала против этого насилия над разумом и человеческой сущностью. Лишь реально столкнувшись с жуткой метаморфозой друга, Мот понял, какую недопустимую ошибку совершила цивилизация Акроса. Создав монстра, она заразила мир чудовищной болезнью — воплощенным злом. Проклят тот, кто насилует жизнь, убивая и сея вокруг себя смерть, но вдвойне проклят насилующий форму жизни, лишая существа дарованного природой облика и разума.

Дэз был похож на огромного земного червяка с большой и заостренной головой. Из его невообразимо широкой пасти постоянно капала какая-то слизь и выглядывал кончик плоского — на ширину рта — языка. В оцепенении глядя на дэза, Мот удивлялся — как могло хватить живой ткани Кори для создания этого чудовища. Длина его тела была около десяти метров, а диаметр — около полутора.

Мот все еще лежал в оцепенении на полу, когда дэз вдруг совершил невообразимый скачок вперед. Его тело при этом так странно изогнулось, что Моти-Мара всего передернуло от отвращения. Он вскочил на ноги и быстро схватил излучатель. Нонепокорный мозг все так же повторял: «Кори — дэз, Кори — дэз, Кори — дэз…» Мот мог убить чудовище, но не мог убить Кори. Он лишь чуть слышно прошептал, надеясь на чудо: «Не надо, Кори», и сделал шаг назад.

Дэз приподнял свою голову и зашатался, словно выискивая добычу.

— Не надо, Кори, — вновь повторил Мот, обращаясь к дэзу. Он никак еще не мог воспринять того, что Кор-Бунта больше не существует.

Дэз вдруг неподвижно замер напротив Моти-Мара, и из его пасти обильно потекла тягучая, дурно пахнущая пена.

— Стреляй, Мот! — в отчаянии закричал Лас.

— Не надо, Кори, — дрожащим от волнения голосом проговорил Мот. — Не делай этого, — умолял он дэза. С яростью бросив в сторону излучатель, Мот неуверенно сделал шаг вперед. Он еще надеялся, что у бывшего весельчака Кор-Бунта остались хоть какие-нибудь крохи человеческого разума. Он просто не мог лишить себя этой последней надежды.

Неожиданно дэз захватил Моти-Мара своим липким языком и, разинув пасть, потащил его к себе. Чем больше Мот старался вырваться, тем больше увязал в густой слизи. Дэз уже начал заглатывать его, когда раздался дикий вопль Лас-Каса, вслед за которым чудовище пронзил яркий луч ручного излучателя. Дэз конвульсивно содрогнулся, выплюнув наполовину проглоченного Моти-Мара, и замертво рухнул на пол.

Ударившись о стену, Мот, почти полностью обмазанный слизью, прилип к ней, повиснув, словно муха в паутине.

— Ты убил Кори, — сказал он обреченным голосом приблизившемуся Лас-Касу.

— Я убил дэза. Кори погиб еще пять минут назад.

Лас подошел к Моти-Мару, собираясь отлепить его от стены.

— Отойди!!! — взревел Мот. — Не трогай меня!!!

К своему ужасу Мот начал понимать, что ненавидит всех: и годров, и монстра, и даже Лас-Каса. Но хуже всего было то, что больше всех он ненавидел себя. Не в силах сдержаться, Мот заплакал…

И вдруг все исчезло, словно кончился кошмарный сон. Исчез страшный туннель на чужой планете, Храм, мертвый дэз-Кори и вся эмоциональная атмосфера вокруг. Моти-Мар в недоумении оглядел пустую комнату.

— Учебное время закончилось.

Это был голос мозгового центра базы.

Только теперь Мот вспомнил, что находится внутри тренажера. Он сам выбрал Бони, Лас-Каса и Кори для выполнения экзаменационного задания. Когда он заходил внутрь тренажера, то даже представить себе не мог, насколько реально будут выглядеть происходящие события.

— Командир, это же просто тренажер! — радостно закричал Лас.

От волнения у Моти-Мара перехватило дыхание. Те, кого он считал безвозвратно потерянными для себя, оказывается, были живы и невредимы.

— Все живы, — с волнением произнес Мот.

Его глаза, неожиданно ставшие мокрыми, уставились на расходившуюся в стороны стену, за которой вырисовывались силуэты миротворцев, желающих поглазеть на сцену возвращения «мертвецов».

Лас-Кас стоял напротив Бони, а на лице девушки сияла чуть смущенная и в то же время неуловимо властная улыбка.

— Не думала, что ты так сильно будешь переживать мою гибель. Мне больно было смотреть, как ты мучаешься.

— Бони, давай жить вместе, — неожиданно выпалил обалдевший от счастья Лас. Он напряженно всматривался в ее лицо, пытаясь угадать ответ.

Бони лишь слегка кивнула головой, но этого было достаточно, чтобы Лас сдавил ее в своих объятиях так, что у девушки перехватило дыхание.

— Я думала, ты будешь хоть чуть-чуть нежнее, — с легким упреком произнесла она.

— Я теперь всегда буду нежен, — ответил Лас-Кас.

Не обращая внимания на присутствующих, он поднял Бони на руки и понес к выходу мимо расступившихся в изумлении миротворцев. Лас-Кас всегда тщательно скрывал свои чувства, сейчас же он совсем не заботился об этом и с радостной, блаженной улыбкой поглядывал на поздравлявших его и Бони друзей.

Когда Лас унес свое счастье к себе в комнату, Моти-Мара почему-то одолела тоска, серая и сырая, словно утренний туман.

— Вот так всегда, — услышал Мот голос, как бы со стороны. — Как только на сцене появляется Кори, командир строит мину отвращения.

— Ах ты, негодяй, — засмеялся Мот и с размаху ударил Кори в грудь. Тот отлетел на руки стоявших сзади миротворцев, которые с громким хохотом подхватили его и бросили обратно, прямо на командира.

Мот радовался вместе со всеми, забыв о перенесенных треволнениях. Он был счастлив. Счастлив оттого, что его окружают преданные, веселые ребята. Оттого, что вылетевший из рук миротворцев Кори сшиб его с ног, и они вместе, захлебываясь от смеха, катались по полу. Счастлив оттого, что Лас объяснился с Бони и унес ее в свою комнату. Он просто был счастлив, думая о том, как мало надо человеку для счастья.

***

Рекки приводила в порядок дом — смела мусор с земля ного пола и раскладывала по местам столовую утварь, когда дверь распахнулась и в убогую приземистую хибарку вошла пожилая женщина лет пятидесяти.

— Рекки, дочка, здесь к тебе опять люди пришли. Просят, чтобы ты рассказала им о демонах и о далеких землях, на которых можно от них спастись.

— Сейчас, матушка, я уже почти все сделала, — ответила Рекки, отрываясь от работы.

Женщина подошла к ней и с нежностью провела рукой по прекрасным шелковистым волосам.

— Вот был бы жив сын, была бы у нас настоящая семья. От слов женщины Рекки вся встрепенулась и, выронив веник, до боли закусила нижнюю губу. Сколько раз она порывалась открыться в своем преступлении, но так и не смогла этого сделать. Стоило ей только представить, что старческие губы женщины с ненавистью произносят «убийца», как язык деревенел, а в глазах застывал панический страх изгнания.

— Иди, дочка, я сама уберу остальное. — Женщина подобрала брошенный веник. — Уж больно много народу собралось. Нехорошо заставлять их ждать.

Теперь Рекки послушалась. Изображая суетливость, чтобы случайно не взглянуть женщине в глаза, она, быстро отряхнув с одежды пыль, вышла из дома.

— Боги, пусть бы ей приглянулся кто, хоть внуков поняньчу…

Прозвучавшие у Рекки за спиной слова материнского участия будто сыромятной плетью хлестнули по ее измучившейся душе. Закрыв за собой дверь, она с истерической дрожью громко вздохнула, словно ей не хватало воздуха и, лишь заметив собравшихся возле дома людей, усилием воли подавила разыгравшиеся чувства.

Народу и в самом деле было много. Это уже был результат, и она как-то сразу воспряла духом.

— Добрый день. Добрый день, хозяйка, — хором поздоровались люди.

— Здравствуйте, — Рекки вежливо поклонилась. — Пройдемте в сад, там всем хватит места.

Пропуская мимо себя разношерстную толпу, Рекки с интересом рассматривала гостей. Здесь были и ремесленники из Пхасты, и крестьяне из ближайших деревень, и даже воины императорской армии.

Рекки остановила одного из них.

— Почему ты пришел сюда, солдат? — спросила она, глядя воину прямо в глаза.

— Я, как все, хочу знать о демонах, которые нам утрожают. О воинах Хивы, которых взяли боги, и о том, чем можно помочь людям.

— И ты не боишься гнева Крит-Коула? Солдат благодушно улыбнулся.

— Император изгнал первого советника, как только узнал, что тот связался с демонами и пытался уничтожить небесных воинов. Наверное, этого тюфяка загрыз какой-нибудь хищник или он попал в руки вольных охотников…

— Понятно, — тихо произнесла Рекки. — Что ж, не будем его жалеть, он сам выбрал свою судьбу. Проходи в сад и устраивайся там поудобнее. Разговор предстоит долгий…

Глава 7

Значит, так и решим. База с половиной миротворцев обследует окраины Галактики, а Крейсер с остальными пошарит поближе к центру. На базе остаются штурмовые группы Деби-Рауша, Буми-Фауба и Арти-Лука. К ним приписываются еще пятьдесят пилотов. Командование базой поручается Лас-Касу и Бони-Саун, в их распоряжении будет сто пять миротворцев.

На крейсере полетят остальные пять штурмовых групп плюс тридцать пилотов, всего — восемьдесят миротворцев. Командование крейсером я беру на себя. На связь выходить только в случае обнаружения годров. Если через год мы не добьемся каких-либо результатов, то вновь собираемся вместе на орбите Земли. В нашем распоряжении только год, за это время нам необходимо обнаружить противника и нанести опережающий удар. Мы не должны допустить, чтобы годры вошли в солнечную систему, так как шансов на успешную защиту в этом случае у нас почти не останется.

Разлетаемся завтра утром, к этому времени подготовка должна быть закончена. Все, собрание объявляю закрытым, можете расходиться. — Мот поднялся и поспешил к выходу. Собрание шло почти шесть часов, и он сильно проголодался.

— Ты сейчас куда? — спросил, подойдя к нему, Лас.

— Сначала поужинаю, а затем по Галактической карте разработаю схему поисков Империи годров.

— Может, вместе подумаем, где их лучше искать?

— Нет, не стоит тебе отвлекаться на мой район, а мне на твой.

— Хорошо, думаю, ты прав, — Лас в нерешительности потоптался на месте. — Спасибо, что оставил меня вместе с Бони, — наконец произнес он то, что хотел…

***

Моти-Мар стоял в навигационной рубке крейсера и смотрел на обзорный экран, почти все пространство которого занимала большая голубая планета. С того момента, как крейсер расстался с базой, прошло более шестидесяти земных суток. За это время им не попалось ни одной планеты с атмосферой, пригодной для проживания годров. Все звездные системы, которые они обследовали, были совершенно необитаемы. Лишь на некоторых миротворцы обнаружили примитивную, чуждую всему земному жизнь. Потратив безрезультатно уйму времени, Мот решил, что впредь стоит спускаться лишь на те планеты, где условия такие же, как на Земле, или хотя бы схожие с ними.

Что-то не нравилось Моти-Мару во внешнем спокойствии этой голубой планеты. Сам не зная почему, он чувствовал здесь какую-то непонятную угрозу для своей жизни и жизни друзей. Как бывало обычно в таких ситуациях, Мот решил лично спуститься на планету и развеять свои подозрения.

— Первая штурмовая, подготовиться к разведывательному десанту! Время готовности — тридцать минут! — объявил он по селектору. — Кори, зайди ко мне, пожалуйста.

Откинувшись на спинку кресла, Мот в который уже раз взглянул на голубой сияющий шар, беззвучно проплывающий перед иллюминаторами крейсера.

— Командир!..

В рубку вошел Кор-Бунт.

— А-а, Кори, проходи. Мне надо с тобой посоветоваться.

— О чем ты так задумался? — спросил Кор-Бунт, присаживаясь рядом.

— Да вспомнил наши приключения на тренажере и подумал о том, как много ошибок я тогда допустил. Ну, да ладно. Скажи лучше, ты смотрел запись анализа планеты?

— Да, она очень похожа на Землю, — ответил Кори и посмотрел на экраны.

— А тебе ничего не показалось странным?

— Нет. А в чем, собственно, дело?

— Понимаешь, — задумчиво проговорил Мот, — не нравится мне здешняя атмосфера.

— Почему? Почти все параметры такие же, как на Земле, только наблюдается перенасыщение электричеством.

— Вот именно, — ответил Мот. — Атмосфера так сильно наэлектризована, что грозовые разряды должны не смолкать ни на минуту. А ты видел хоть один?

— Нет, — задумчиво пробормотал Кори. — Действительно странно, а я как-то не обратил на это внимания. Ты думаешь, это дело рук годров?

— Вполне может быть и такое, но я так не думаю. Я просто чувствую какую-то опасность.

— Тогда отмени разведку планеты, — посоветовал Кор-Бунт. — Понаблюдаем за ней еще пару суток.

— Нет, — ответил, улыбнувшись, Мот.

— Хорошо, ты командир — тебе решать. Но тогда возьми и меня с собой.

— Ладно, хотя, признаюсь, я собирался оставить тебя на крейсере вместо себя. Как думаешь, Ант-Ром справится с ролью командира на крейсере? — спросил Мот.

— Конечно, он отличный парень.

В рубку вошел командир первой штурмовой группы и доложил о готовности к разведывательному десанту.

— Отлично. Иди к группе и дожидайся меня с Кори. Мы полетим с вами.

— Слушаюсь, командир! — ответил штурмовик и повернулся, собираясь уходить.

— Подожди! — остановил его Мот. — Знаешь, где сейчас Ант-Ром?

— Вместе с ребятами, в большой обзорной комнате. Они любуются планетой.

— Тогда пошли вместе, — сказал Мот и жестом пригласил Кори следовать за ним.

Мот зашел в обзорную комнату в тот момент, когда Ант-Ром доказывал собравшимся, что планета не такая уж безобидная, как выглядит из космоса.

— Да вы просмотрите хорошенько запись анализа атмосферы! — почти кричал он. — Она так наэлектризована, что просто не может существовать без разрядника. Я уверен, вся растительность и весь животный мир живут за счет поглощения ее энергии. Эта планета наверняка очень опасна.

Слушая Ант-Рома, Мот поразился совпадению их мыслей. «Если я когда-нибудь погибну, он будет хорошим командиром», — отметил про себя Мот.

Спорщики наконец заметили Моти-Мара. Они быстро встали в знак приветствия.

— Я полностью согласен с тобой, — поддержал Анта Моти-Мар. — Я тоже чувствую здесь какую-то опасность. Поэтому вместе с Кори и первой штурмовой спускаюсь на планету и оставляю тебя командиром на крейсере. Справишься? — прямо спросил Мот.

— Постараюсь, командир, — ответил Ант. — Удачной вам разведки! — пожелал он.

Вслед за словами Ант-Рома послышался гул чистосердечных пожеланий всех присутствующих.

— Счастливой разведки!

— Удачи!.. — слышалось со всех сторон.

***

Как только Мот занял свое место в разведывательном корабле, чувство опасности вновь сдавило его в своих объятиях, вызывая уже знакомую внутреннюю дрожь. Так было всегда, но это не было страхом. Еще с детства Мот почему-то предчувствовал беду. Когда его отец завербовался в армию Императора, Мот знал, что больше не увидит его. До того, как Моти-Мар обнаружил уничтоженный бит советника безопасности, он заранее чувствовал, что нечто подобное произойдет. Способность ощущать возможную опасность неоднократно выручала его в жизни. Благодаря этому Мот несколько раз избегал смерти и даже помогал людям.

Сейчас Моти-Мар был почти уверен, что на этой голубой планете кого-то из друзей придется потерять.

Корабль шел параллельно поверхности планеты. Внизу зеленел сплошной лесной массив, и было необходимо найти свободное от деревьев место для посадки.

— Командир, обрати внимание на эти странные облака, — сказала Номари, сидевшая в кресле пилота.

Мот и сам уже заметил их. Абсолютно одинаковые по форме и по размерам облака занимали почти весь небосвод.

Номари наконец нашла место для посадки, на берегу лесного озера, и повела звездолет на снижение.

Место посадки было удивительно живописным. Безветренная погода держала на озере зеркальную гладь, в которой во всем своем великолепии величественно отражался зеленый лес. Гигантские стволы деревьев, которые находились на большом расстоянии друг от друга (так, что в лесу с легкостью мог пролететь атмосферный катер), образовывали вверху такой плотный покров из переплетения листьев и веток, что ни один луч планетного светила не попадал на поверхность почвы.

— Номари, я полечу прямо в лес, а ты поднимайся вверх и держись над кронами. Я включу пеленг, так что постарайся находиться все время прямо надо мной, — приказал Мот через радиосвязь, сидя уже в пилотском кресле катера.

— Хорошо, командир.

Чем дальше Мот вел катер в глубь леса, тем больше росло его удивление. Вокруг темнело так же быстро, как быстро они летели. Вскоре мрак полностью окутал катер и Моти-Мару пришлось включить прожектора. Внизу, под кроной деревьев, не было никакой растительности, кроме голубоватого мха.

— Думаю, здесь, под кронами, совершенно нет жизни. Нам нечего здесь искать, — сказал Мот, обращаясь к ребятам.

— Вероятнее всего, ты прав, командир, — подтвердил кто-то из воинов.

Развернув катер, Моти-Мар повел его обратно к звездолету. Тьма стала редеть, и вскоре впереди показался просвет.

Как только разведгруппа вернулась на корабль, Кори набросился на них с вопросами.

— Да успокойся ты наконец, мы ничего не нашли.

— Ничего? — переспросил с легкой презрительной усмешкой Кори.

— Ни одного живого существа, — подтвердил Мот.

— Вот как? — удивился Кори, и его рот расплылся в сияющей улыбке. — Значит, мне с Номари повезло больше.

Все в изумлении уставились на Кори и на стоящую рядом смущенную девушку.

— Что ты мог здесь обнаружить, не выходя из корабля? — не поверил ему Мот.

— Вот именно, не выходя из корабля, — ответил Кори.

Заметив, что слушатели заинтригованы, он весело подмигнул Номари и, вкушая полное удовольствие, медленно продолжал: — Я сидел за пультом и решил включить обзорный экран, полюбоваться на озеро. Когда изображение появилось, я увидел такое, что мои глаза тут же полезли на лоб! — Кори замолчал, обводя всех хитрым взглядом.

— Не томи! — не выдержал Мот. — Что там было?

— Лучше вы сами посмотрите на это чудо, — ответил Кори и включил обзорный экран.

Песчаный берег нежно держал в своих объятиях водную гладь, словно гарантируя озеру покой и неприкосновенность. Больше ничего видно не было.

— Ну и где твое чудо? — спросил Мот. Кори взглянул на часы.

— Терпение, друзья, терпение. Все в свое время.

Мот с надеждой посмотрел на Номари, но та лишь развела руками. Кори тщательно подготовил представление, и девушка ему подыгрывала.

Мот уже начал терять терпение, как вдруг Кор-Бунт указал рукой на облака, висевшие над озером.

— Смотрите, они начинают, — сказал он.

Мот и сам уже заметил, что облака стали спускаться к озеру.

— Почему они спускаются, Кори? — спросил он.

— Они живые, командир, — не выдержав, ответила Номари.

Кори сердито посмотрел на нее — весь спектакль испорчен.

— Живые? — переспросил Мот. — Эти облака?

— Да, командир, — ответил Кори. — Я провел анализ по спектру. Это органика, причем с невообразимым количеством энергии.

Между тем живые облака снизились к озеру и собрались в круг. Каждое из этих существ было величиной с легкий атмосферный катер. Круг, который они создали, начал вращаться, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Их было всего четыре, но они кружились так быстро, что образовали сплошное белое кольцо.

Миротворцы были до такой степени поражены этим зрелищем, что не находили слов. А облака остановили свое вращение и замерли. Через некоторое время одно из них поднялось вверх, на прежнее место, а трое медленно и осторожно двинулись к лесу. Их на первый взгляд непонятное перемещение показалось Моти-Мару чем-то очень знакомым.

— Да ведь они отправились на охоту! — наконец догадался Мот. — Кори, в прошлый раз они тоже отправлялись на промысел?

— Нет, командир. Они только покрутились и опять поднялись высоко в небо.

— Надо понаблюдать за ними, они похожи на разумных, — в задумчивости проговорил Мот. — Если нам удастся вступить с ними в контакт, то, возможно, они смогут сообщить нам что-нибудь о годрах. Ведь не может быть, чтобы годры за всю историю своей цивилизации не посетили этой планеты. Кори, мы пойдем с тобой вдвоем.

— Хорошо, командир, — ответил сияющий Кор-Бунт.

Моти-Мар и Кори вышли из корабля, когда живые облака были уже возле самого леса. Мот подумал, что они вдвоем смогут догнать их прежде, чем те влетят под крону деревьев, только если пробегутся. Поэтому, несмотря на повышенную силу тяжести и на мешающее оружие, они побежали вдогонку за загадочными существами. Скорость их бега была в несколько раз выше осторожного передвижения облаков. Такое быстрое приближение не могло остаться незамеченным. Существа были опытными охотниками и, вероятнее всего, являлись самыми опасными обитателями этой планеты.

Мот понял свою ошибку слишком поздно, он увидел, как живые облака неожиданно остановились, а затем быстро перестроились. Они явно заметили чужаков и забеспокоились. Моти-Мар и Кор-Бунт застыли на месте, словно каменные изваяния, но это не помогло. Одно из облаков с огромной скоростью двинулось на них. Быстрым движением Мот выхватил меч и приготовился к отражению атаки. Нападение было стремительным, и он успел нанести только один удар. Меч прошел сквозь облако, а сам Моти-Мар оказался окружен ослепительно сияющей белизной. Ноги вдруг перестали его слушаться, и он рухнул, словно срубленное дерево. Мот хотел подняться, но тело больше не подчинялось ему. Он был просто обессилен, и его жизнь быстро угасала. «Тук-тук» — это был последний удар сердца, оно остановилось, больше не в силах биться. «Тук-тук» — эхом повторилось в мозгу. «Вот она — опасность», — подумал Мот. Это была его последняя мысль. Мрак окутал его сознание, и он окунулся в бездну смерти.

Кори ничего не мог понять. На том месте, где только что стоял командир, висело облако. Где же Мот? «Оно проглотило его!» — мелькнула дикая мысль, но он тут же отогнал ее. В одном Кори не сомневался — командир нанес удар, а промахнуться он не мог. Кори стал осторожно подходить к месту схватки. Внезапно существо резко взмыло вверх. Оно оказалось не только живым, но даже не было ранено. Перед Кор-Бунтом лежал Моти-Мар, не подававший никаких признаков жизни. Подозрение, жестокая, беспощадная мысль с болью хлестнули по сердцу Кори.

— Нет, — чуть слышно прошептал он.

Кори чувствовал, что страх захлестывает его — страх огромной невосполнимой потери.

— Ком-мандир, — произнес Кори, опускаясь на колени. Голос его дрожал. — Ком-мандир. — Напрасно он вглядывался в лицо Моти-Мара, командир не отозвался на его молящий зов.

Кори приложил ухо к его груди, но здесь тоже была тишина — мертвая, разрывающая душу тишина.

— Кори! Кори! Ответь! Кори, мы все видели, только ответь, что с командиром?!

Только сейчас Кор-Бунт обратил внимание на бесконечный вызов с корабля.

— Командир мертв, — прошептал он каким-то чужим голосом.

На корабле внезапно замолчали.

— Не поняли, повтори еще раз, — послышалось через некоторое время.

Кор-Бунт стоял на коленях перед телом Моти-Мара, и по его щекам струились слезы, первые слезы в жизни весельчака Кори. Они каплями падали из его глаз, окрашивая их в красный цвет ненависти.

Кори медленно поднялся на ноги, не переставая плакать и повторять как заклинание «Зачем?»… Его глаза пылали, в них была не просто ненависть, в них была ярость ярость, граничащая с безумием. Излучатель привычно скользнул с плеча на руки, его черная металлическая поверхность, казалось, не предвещала ничего хорошего. Кори взглянул вверх. Облако все еще висело на прежнем месте. Кор-Бунт, почти не целясь, нажал спуск.

— Зачееее-ем?! — кричал он в ярости.

На мгновение Кори показалось, что существо поглощает пущенный в него луч, но оно вдруг стало стремительно темнеть, пока не сделалось ярко-черным, а затем раздался мощный взрыв и от облака ничего не осталось. Все произошло за считанные секунды. Взрыв был настолько мощным, что Кори с силой отбросило в сторону. Из носа и рта потекла кровь, но в ярости он не почувствовал боли.

— Ааа-а! — взревел он злорадно, и на его лице появилась страшная улыбка.

После взрыва два существа, висевшие возле леса, тоже двинулись в атаку. Но это был уже не тот стремительный бросок, который совершило первое облако. Они двигались осторожно, обходя Кори с двух сторон. Они преодолели половину расстояния, прежде чем разведчик заметил их.

Увидев приближение облаков, Кори быстро вскочил на ноги и дико улыбнулся. Лицо его было в крови, а слезы, текущие по щекам, уносили с собой последние остатки разума. Он больше не был человеком, он был раненым зверем, который готов умереть, но умереть вместе с врагом. Теперь ему хотелось лишь убивать.

— Ааа-аа-ааа! — снова взревел Кори и выпустил по заряду в каждое из приближающихся существ.

На этот раз взрывы не причинили особого вреда Кор-Бунту. Облака находились достаточно далеко, и ударная волна лишь слегка покачнула его. Несмотря на то, что все три существа были уничтожены, Кори этого было мало. Он крутил головой по сторонам, разыскивая новые жертвы для своей ненасытной, сводящей с ума жажды мести.

Вдруг он увидел такое, что маска звериной ярости исчезла с его лица, уступая место удивлению. Со стороны озера, мимо корабля, прямо на него двигалось по меньшей мере сотни три этих существ. Облака плыли двумя большими группами. Цвет их из белого превратился в угрожающе серый. В ту же минуту из корабля вылетело два катера.

— Ага! Ну сейчас мы вам покажем, кто сильнее! — закричал обрадованный Кори, но, к его удивлению, катера не спешили открывать огонь. — Ну, стреляйте же! — выкрикнул он взволнованно, так как катера находились уже прямо между двумя скоплениями существ.

Неожиданно прямо из облаков по катерам ударила молния, и они, дымясь, упали вниз. Грозовой разряд был такой силы, что у Кори зазвенело в ушах и он на мгновение ослеп. Когда к нему опять вернулось зрение, от увиденного зрелища неведомо откуда взявшаяся слабость подогнула его колени, и Кор-Бунт лишь огромным усилием воли смог устоять на ногах. Разбитые атмосферные катера лежали на поверхности планеты и зловеще дымились. Кори оторопело глядел на них, не веря тому, что видели его глаза.

— Уа-гуа-а!!! — раздался безумный рев дикого зверя. Казалось, он разнесся не только над планетой, но и в бескрайних просторах Вселенной. Ярость с новой силой вспыхнула в глазах Кори, окрашивая их в багровый цвет безумия. Ненависть окончательно взяла верх над всеми человеческими чувствами. Облака, ринувшиеся было на Кори, в нерешительности зависли в воздухе. Пылающая человеческая ненависть обдала их своим ледяным сиянием, приводя в трепет многосотенное скопление существ.

— А-а!!! — продолжал реветь Кори, и в облака один за другим полетели смертоносные лучи.

Это было последней каплей, переполнившей чашу мужества странных обитателей планеты. Они в ужасе, словно стая перепуганных птиц, бросились врассыпную. Кори еще некоторое время продолжал стрелять в опустевший небосвод, дико вопя и содрогаясь всем телом. Когда же полученные раны и всепоглощающая ненависть высосали из него последние силы, он, потеряв сознание, рухнул на выжженную почву негостеприимной планеты, отобравшей у него самое дорогое — его друзей.

Глава 8

Кори не знал, сколько времени он пробыл без сознания. Очнувшись, он сразу же вспомнил все, что произошло, и отчаяние окутало его душу. Кори лежал на спине, глядя в голубой небосвод, и анализировал минувшие события. Живые облака висели высоко вверху, полностью безразличные ко всему происходящему на планете. Кори даже показалось, что это обыкновенные скопления влаги, такие же, как на земле, но их правильные и совершенно одинаковые формы ясно давали понять обратное. Ненависть прошла, и Кор-Бунт смог трезво взглянуть на все случившееся.

Теперь Кори понимал, что с момента гибели командира вел себя крайне неразумно. Если бы он вместо бессмысленного мщения постарался как можно быстрее доставить Моти-Мара на корабль, то, возможно, его еще смогли бы возвратить к жизни. Начав уничтожать местных обитателей, он спровоцировал их нападение на два атмосферных катера миротворцев. Он один был виновен в гибели командира и всего разведывательного десанта…

Невеселые мысли Кор-Бунта прервали две темные точки, неожиданно появившиеся на сияющем небосклоне. Они быстро увеличивались в размерах, и через некоторое время Кори смог узнать в них боевые корабли миротворческого крейсера. Он быстро огляделся. Обломки катеров все так же лежали на месте их гибели. Но они уже не дымились, а лишь немного потемнели. Ничего не изменилось с того момента, как он потерял сознание. Ничего, кроме одного — рядом с ним не было командира. Кори в растерянности вскочил на ноги и еще раз огляделся вокруг — Моти-Мар исчез.

Два боевых корабля уже спустились настолько низко, что на поверхности планеты появились их внушительные тени. И вдруг Кор-Бунт бросился бежать. Кори убегал в лес, так как знал, что не сможет больше смотреть в глаза друзей. Они наверняка простят его, но это и будет самой невыносимой пыткой. Каждый раз он будет читать в их глазах немой упрек за гибель командира и двенадцати миротворцев. Это не было бегством от ответственности за гибель людей — он сам наказывал себя, обрекая на одиночество в лоне чужой и негостеприимной планеты.

Возле самого леса что-то блеснуло под ногами Кори, и он, автоматически нагнувшись, на бегу подобрал небольшой серебристый предмет. Лишь спрятавшись за первым деревом, он сообразил, что это личный тестер Моти-Мара. Руки задрожали, и Кор-Бунт вновь ощутил в своей душе бездонную пустоту и неимоверную скорбь по утрате близких друзей.

Спрятавшись за огромным стволом лесного дерева, Кори смотрел на корабли, которые уже заходили на посадку. Впервые в жизни Кор-Бунт наблюдал за своими друзьями из укрытия. Это было как-то непривычно для него, словно он занимался чем-то непристойным и мерзким.

Совершив посадку, облаченные в энергозащитные костюмы, миротворцы сразу же вышли из своих кораблей.

Через некоторое время Кори, с замирающим от волнения сердцем, увидел, как его друзья начали разбирать обломки разбитых катеров.

— Хоть бы кто-нибудь остался жив, — шептали его губы.

Вскоре из-под обломков один за другим стали показываться воины штурмовой группы. Они так же, как спасатели, были облачены в защитные костюмы, что, вероятно, и спасло им жизнь.

— Живы! Все живы… — Кор-Бунт почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть.

Тем временем спасенных аккуратно усадили на катера и отправили на разведывательный корабль. Туда же последовали и остальные миротворцы.

«Вероятно, отправились совещаться, — подумал Кори. — Если они будут искать меня, то почти наверняка найдут».

Вдруг Кори осенило. Постояв минуту в задумчивости, он положил на грунт два тестера и отправился в глубь леса. Теперь он знал, что искать его не будут.

***

— Командир, вернулась поисковая группа. Они обнаружили около леса два тестера, Моти-Мара и Кор-Бунта, — сказал Паст.

— Целые? — взволнованно спросил Ант. Паст понуро опустил голову.

— Только один, — с трудом ответил он. В горле вдруг появился какой-то ком, и стало тяжело говорить.

— Кто? — дрожащим голосом спросил Ант.

— Моти-Мар.

Ант со всего размаха врезал кулаком в стену:

— Что ж… Мы знали, что командир погиб, хотя и надеялись на чудо. Надо как можно скорее считать информацию с тестера Кори.

Ант встал и с задумчивым видом стал прохаживаться по комнате.

— Паст, тебе не кажется странным исчезновение тела Моти-Мара?

— Совсем нет, командир. Мне неприятно об этом говорить, но это, вероятно, дело местных санитаров, которые уничтожают мертвые тела.

— Никогда не думал, что Моти-Мара постигнет такая участь, — сказал Ант, поморщившись. — Мы допускаем слишком много ошибок, Паст. Если и дальше так будет продолжаться, то битву с годрами можно считать проигранной.

Двери отворились, и в комнату вошел Тор-Сот — командир поисковой группы. Его лицо было хмуро, так как он знал, что принес плохие новости.

— Командир, тестеры! — доложил он и положил на стол два прибора.

Один тестер был расплавлен в результате самоуничтожения, превратившись в кусок серебристого металла. Взяв его в руку, Ант ощутил на своей ладони холодное безразличие сгоревшего прибора. На миг ему показалось, что это сама смерть преобразилась в сверкающий металл, извещая миротворцев о гибели их командира.

— Это все, что осталось от Моти-Мара, — проговорил он тихо. — Рекки ужаснулась бы, узнав об этом. Не знаю, как я смогу посмотреть ей в глаза, когда мы вернемся.

Ант положил сгоревший прибор на стол и, взяв тестер Кори, вложил его в считывающее устройство.

***

— Кооас, получен мысленный луч от Автораама.

— Хорошо, Гейдос, давай послание мне, я сам отнесу его Лидеру.

Кооас встал и протянул свою лапу.

— Нет, нет, я сам, — в страхе пробормотал Гейдос.

— Тогда зачем же ты пришел ко мне?! — в ярости закричал Кооас.

— Но ведь Лидер сейчас принимает пищу. Он убьет любого, кто войдет к нему в это время, любого, кроме тебя. А послания Галактического Бога должны доставляться немедленно.

— Не знаю, не знаю, это твое дело, когда их доставлять. Я ведь тоже не всесилен. Но… если дашь прочитать, тогда, пожалуй, я рискну доложить Лидеру о нем.

Зубастая пасть Гейдоса в страхе затряслась, и он с трудом выговорил:

— А если он узнает?

— Если ты не проговоришься, все будет чисто. Гейдос в нерешительности топтался на месте, он все пытался выбрать решение, которое принесло бы ему наименьший вред. В одном он не сомневался: если пойти к Лидеру самому, можно заранее распрощаться с жизнью. Скеты были безжалостны и убивали из-за малейшего пустяка.

— Хорошо, — наконец принял решение Гейдос. — Я согласен, — и он протянул Кооасу небольшую металлическую пластинку.

Галактический Бог разработал абсолютно надежный способ приема и передачи мысленного луча, обеспечивающий полную секретность переносимой информации. Поток энергии был такой слабой плотности, что его просто невозможно было запустить сразу на считывающее устройство, как это было сделано у миротворцев. Чтобы быть прочитанным, рассеянный мысленный луч Автораама должен был войти в накопитель, откуда его могли изъять лишь избранные — имеющие специальные считывающие устройства. Обычно это были Лидеры и их первые помощники.

Взяв информационный накопитель, Кооас вложил его в считывающее устройство, висящее на затылке, и тут же ощутил в своем мозгу поток энергии, несущей послание.

«ВОССТАНИЕ ГОДРОВ НА ПАГРЕ. УГРОЗА КРОХТУ. „ГИГАНТУ“ СРОЧНО ВОЗВРАТИТЬСЯ ДЛЯ ЗАЩИТЫ ИМПЕРИИ».

Кооас достал накопитель и отдал его Гейдосу.

— Это очень важное послание, пожалуй, я доложу о нем Лидеру, — сказал он и направился в запретную для годров секцию крейсера. Туда, где скет принимал пищу.

Как-то раз Кооасу довелось услышать историю исчезновения Лидера Империи (тогда им еще был годр), его звали Дагеонар. Автораам в то время уже начал вводить в свое окружение созданных им скетов, которые показали полное превосходство над годрами не только в интеллекте, но и в силе и жестокости. Уже тогда у них было во дворце отдельное помещение для приема пищи, куда годрам строжайше запрещено было входить. Дагеонар посчитал, что это ущемляет его достоинство Верховного Лидера, и однажды, взяв своего телохранителя, вооруженного до зубов, отправился в запретную зону. Уже по мере приближения к цели они почувствовали странный, неприятный запах, заставляющий призадуматься о целесообразности их поступка. Даже охранник, никогда ранее не знавший страха, стал умолять о возвращении. Но Дагеонар был упрямым годром, и если начинал какое-нибудь дело, то обязательно доводил его до конца. Поэтому он не стал обращать внимания на внушающий страх запах и, пригрозив своему телохранителю, заставил его идти дальше. Наконец они добрались до запретного помещения. И Лидер дрожащими руками, хотя он гордо пытался унять эту дрожь, открыл дверь. Вероятно, в следующую же минуту он пожалел об этом, так как в комнате творилось такое, что кровь буквально стыла в жилах.

В помещении находились три скета, и каждый из них держал в своих щупальцах по толстому, хорошо откормленному бойву, обитателю степей Крохта. Дагеонар и его телохранитель никак не могли понять, что происходит. Под кожей бойвов, которые худели прямо на глазах, гуляли во все стороны какие-то выпуклые полоски, что производило ужасающий эффект. Скеты пожирали свои жертвы прямо изнутри, каким-то непонятным образом поглощая их подкожную плоть. Возможно, все в конце концов закончилось бы и хорошо, но пожиратели бойвов вдруг заметили незваных гостей. Дагеонар почувствовал, как от ужаса по его спине пробежал ледяной холод. Он видел, как скеты отпустили свои жертвы, вытаскивая у них из-под кожи тонкие, немного сплющенные и заостренные на концах трубочки, которые сразу же прятались в небольших отверстиях на щупальцах. Дагеонар хотел бежать, но было уже поздно.

— Добро пожаловать, Лидер, — сказал один из скетов, крепко обхватив его щупальцами. — Нам давно следовало познакомиться поближе.

Охранник, пытавшийся было защитить своего хозяина, был тут же обезоружен и отброшен к стене. Он сидел на полу и, как загипнотизированный, смотрел на кошмарную сцену, разыгрывающуюся в комнате. Он видел, как медленно, словно предвкушая удовольствие, из всех четырех щупалец скета вылезли те самые трубочки и поползли по телу Дагеонара. Они как бы изучали свою жертву, решая, откуда им лучше начать. Охранник видел, как в неимоверном ужасе округлились глаза Лидера, напрасно пытавшегося вырваться из смертельных объятий скета. Трубочки подползли к голове Дагеонара, и две из них медленно, вероятно, для того, чтобы причинить как можно больше боли жертве, вошли в его носовые отверстия. Истошный крик Лидера потонул в экстазном вое скета, получавшего неимоверное наслаждение. Оставшиеся две трубочки молниеносно вонзились в глаза Дагеонара, тело которого, нервно дернувшись в последний раз, застыло без движения. Более чудовищной сцены, вероятно, не смогло бы придумать даже самое извращенное воображение. Трубочки все глубже и глубже проникали в тело Лидера, которое вдруг стало быстро худеть.

Охранник не помнил, как смог выбраться из злополучного помещения и почему скеты не тронули его. Встретив первых же годров, он рассказал им о том кошмаре, который ему довелось пережить. Впоследствии и охранник бесследно исчез, оставив после себя лишь чудовищную, ужасную историю гибели Верховного Лидера Империи, переходившую из уст в уста — от годра к годру. С тех пор прошло много времени, но никто так и не осмелился проверить ее подлинность и войти в запретную зону.

Кооас тоже не стал бы этого делать, если бы не восстание годров на Пагре, в котором он должен был сыграть весьма важную роль. «Гигант» являлся самым мощным крейсером Имперского флота — единственным с новейшими ускорителями, что делало его неимоверно быстроходным по сравнению с другими кораблями Империи. Кооас должен был любой ценой помешать возвращению на Крохт лучшего звездолета Автораама.

— Слушай, Гейдос, ты не хочешь узнать, о чем говорится в послании? — спросил Кооас, когда они вошли в запретный сектор. До комнаты, в которой скет принимал пищу, оставалось совсем немного.

— Это не мое дело, — ответил Гейдос.

— Там говорится о восстании годров.

Гейдос остановился и подозрительно посмотрел на Кооаса.

— Автораам их накажет! — изрек он и закатил кверху глаза.

— Да брось, неужели ты и в самом деле веришь в сверхмогущество Галактического Бога?

— Ты сумасшедший! — в страхе закричал Гейдос.

— Тихо, тихо, успокойся, это была просто проверка. Разве я мог усомниться в сверхмогуществе Автораама, ведь он наш создатель. Я доложу Лидеру о твоей преданности, думаю, он тебя повысит.

— Автораам с нами! — высокопарно произнес Гейдос, воздев кверху руки.

— Всегда с нами! — ответил Кооас, чуть не лопнув от злости. Попытка переманить Гейдоса на сторону восставших не удалась. Он был типичным религиозным фанатиком, как большинство годров Империи.

Кооас повернулся и, сжав челюсти в бессильной злобе, пошел дальше. Его мозг напряженно искал выход из сложившейся ситуации. Вскоре они дошли до заветной двери, и Кооас почувствовал странно неприятный запах, который буквально замораживал душу. Обернувшись, он увидел Гейдоса с трясущейся нижней челюстью. Было ясно, что тот собрал все свое мужество, пытаясь остаться на месте и не убежать. Это была еще одна возможность настроить его против скетов, и Кооас не преминул ею воспользоваться.

— Гейдос, ты слышал историю об исчезновении Дагеонара? — спросил он зловещим шепотом, от которого ему самому стало не по себе.

— Д-да… — только и смог ответить перепуганный Гейдос.

— Не кажется ли тебе, что это как раз тот запах?

— Но ведь ты туда пойдешь, — неуверенно пробормотал Гейдос.

— Конечно, но разве тебя не возмущает, что жизнь любого годра зависит от этих монстров?

— Так хочет Автораам!

— Ты безнадежно глуп, Гейдос. Галактический Бог боится нас, поэтому он и создал скетов.

— Ты сумасшедший! — закричал в истерике Гейдос. — Сумасшедший!!!

Кооас был вдвое сильнее своего соплеменника, поэтому он не стал терять даром драгоценное время. Сделав мощный прыжок вперед, он сбил оператора связи с ног и, схватив его за голову, мгновенно свернул ему шею.

Кооас вовремя успел выхватить из лап убитого информационный накопитель и сунуть себе в карман, так как в следующее мгновение дверь отворилась, и перед ним очутился Лидер.

— Твари!!! — взревел скет. — Как вы посмели прийти сюда?!!

Кооас вдруг увидел измазанные кровью щупальца Лидера, и сердце его замерло при мысли, что они в любой момент могут вонзиться ему под кожу.

— Это все Гейдос, — ответил Кооас, поспешно отступая назад. — Я увидел, что он проник в запретный сектор и пошел за ним. Я остановил его лишь здесь. Он начал оскорблять вас. Я не мог допустить неуважения к вам и нарушения дисциплины. Я убил его.

— А кто кричал «сумасшедший»? — яростно проревел скет.

— Я, когда услышал, что он про Вас говорит, — ответил Кооас с поддельной дрожью в голосе. Несмотря на ужасную сущность скета, он не боялся его.

— Убирайся вон, тварь! — взревел Лидер.

— А что делать с Гейдосом?

— Он останется здесь, тупая тварь! Убирайся!

Кооас заметил, как из отверстия щупалец нервно стали высовываться заостренные окровавленные трубочки, поэтому решил для своего же блага побыстрее удалиться. В дальнейшей участи Гейдоса он не сомневался.

***

«Как я и предполагал, Кори сам наказал себя. Он ясно дал понять, что если мы попытаемся найти его, он покончит с собой», — подумал Ант.

— Командир, что будем делать? — нарушил молчание Паст.

— Затруднительная ситуация, — ответил Ант.

Он расхаживал по комнате и напряженно думал, пытаясь найти выход из морального и психологического тупика.

В комнату вбежала взволнованная Ладия-Тас, которая поддерживала связь с крейсером.

— Командир, с орбиты передают, что пойман неизвестный мысленный луч, послание прочитать не удалось, так как луч сильно рассеян, но удалось засечь направление, откуда он был послан, — выпалила Ладия на одном дыхании.

— Судьба приняла решение вместо нас, — произнес задумчивоАнт. — Мы возвращаемся на крейсер.

— Ты думаешь, это годры? — спросил Паст.

— Я уверен в этом. Больше некому. Если мы победим, мы еще вернемся за Кори. Ладия, передай на крейсер, что мы возвращаемся.

Кори смотрел, как уходят ввысь корабли, и по его щеке текла горькая слеза одиночества.

— Прощайте, друзья, — проговорил он тихо и направился в свое жилище, которое соорудил в ветвях гигантского дерева.

Глава 9

Моти-Мар лежал на жесткой деревянной кровати, укрытый пушистым одеялом. Уже прошло более получаса с того момента, когда к нему вернулось сознание, а он все никак не мог понять, где находится.

Комната напоминала шарообразный кокон, сплетенный из каких-то незнакомых растений. Не было видно ни единой щели, но тем не менее внутрь каким-то образом попадали лучи яркого, дневного света планеты. Неожиданно Мот поймал себя на удивительном парадоксе. Он был полностью уверен, что умер, а между тем он способен мыслить, видеть, он даже может управлять своим телом. «А вдруг я жив!» — мелькнула у него совершенно дикая мысль, от которой бешено заколотилось сердце. «Я чувствую, как подвело от волнения живот… — рассуждал Мот. — Я полностью ощущаю свое тело…»

— Я жи-ив! — неожиданно для самого себя закричал Мот и, чтобы окончательно убедиться в своей правоте, попытался встать. Но мягкое, явно сплетенное из трав, одеяло оказалось на удивление громоздким. «Я жив, но я еще очень слаб», — подумал Мот, голова опять заныла, а комната поплыла куда-то в сторону.

Мот очнулся от ощущения, что его кто-то пристально рассматривает. Не открывая глаз, он стал прислушиваться к происходящему в комнате, чтобы понять, кто здесь находится — враг или друг. В помещении было тихо, и лишь спокойное, ровное дыхание выдавало чье-то присутствие. Дыхание было тихим и мирным, очень похожим на человеческое, но Мот решил не полагаться полностью на свой слух и проверить мысли существа, находящегося рядом с ним. Сосредоточившись, он услышал тихий шепот у себя в мозгу, сначала неразборчивый, потом все более отчетливый и понятный.

«Он такой, как я, но у меня нет „этого“. Может, это появилось в результате какой-то болезни?»

Мот ничего не понял из набора непонятных мыслей, но враждебности в них не уловил.

Неожиданно Мот ощутил поток теплого дыхания прямо у себя на животе и машинально открыл глаза. Вероятно, говорящая человеческим языком рыба удивила бы его меньше, чем представшая перед ним картина. Возле его совершенно обнаженного тела стояла удивительно милая девушка и, нагнувшись, с выражением детского любопытства на лице, рассматривала предмет его мужской гордости.

Девушка тем временем решила не довольствоваться одним только визуальным осмотром и начала аккуратно, словно медик злокачественную опухоль, ощупывать непонятный для нее вырост, который сразу же отреагировал на это и стал быстро увеличиваться в размерах. Отпрянув от тела, невинное создание с суеверным страхом посмотрело на Моти-Мара. Их взгляды встретились, и от смущения Мот сделался ярко-алым, словно земной солнечный закат. Неожиданно в голову пришла совершенно нелепая в данной ситуации мысль: «Хорошо, что Кори не видит всего этого. Вот бы посмеялся». И Мот быстрым движением, которое еще больше напугало бедную девушку, накинул на себя одеяло. Теперь он чувствовал себя чуть уверенней и мог лучше разглядеть свою спасительницу. Она совсем не выглядела напуганной, как ошибочно показалось Моти-Мару, скорее ее вид выдавал сильную растерянность, а в глазах читалось нескрываемое, по-детски наивное любопытство. Накидка, сплетенная из тех же растений, что и одеяло, едва прикрывала классические формы ее прекрасного тела. В самой девушке было что-то настолько притягательное, что способно было бы лишить сна любого мужчину. Мот впервые видел такое идеальное сочетание внешней и внутренней красоты. Сам не зная почему, он был уверен, что у этой девушки не может быть никаких недостатков, как не может быть недостатков у Солнца, дарящего тепло и нежность всему живому на Земле.

— Кто ты такая? — спросил Мот, решившись наконец нарушить молчание.

Девушка не ответила на его вопрос, так как неожиданно открылась дверь, которую Мот до сих пор даже не замечал, и в жилище вошло второе, такое же очаровательное создание.

— Бети, они улетели, а один остался, — быстро проговорила вошедшая, не обращая внимания на очнувшегося Моти-Мара.

— Кто?

— Тот, который был вместе с этим, — сказала вошедшая и показала на Моти-Мара.

— Давай возьмем их обоих, Марга, — предложила та, которую назвали Бети.

— Зачем? — презрительно спросила вошедшая.

Теперь Мот знал, как зовут девушек-близнецов. Он никогда раньше не видел такого поразительного сходства. Если бы девушки вышли, а потом опять вошли, Мот смог бы различить их не легче, чем две капли воды, по крайней мере до того момента, как они вновь заговорят. Характеры их были столь же различны, сколь были схожи лица — это Мот подметил сразу. Грубый, командный тон Марги говорил о том, что она играла главенствующую роль в их совместной жизни. В ее голосе звучали нотки отцовской строгости и материнской заботы, сразу же внушавшие уважение. Бети же, напротив, со своим мягким характером явно полагалась на мнение и опыт своей сестры. Ее голос словно шел от самого сердца, от самой глубины ее души. Таких девушек всем мужчинам Земли всегда хотелось любить, даря им свою заботу и нежность.

Обо всем этом Мот думал, наблюдая за разгоравшимся спором.

— Какая ты еще глупая, Бети, — материнским тоном доказывала свою правоту Марга. — Они только притворяются, будто похожи на нас. Посмотри, у него на лице растут волосы, раньше они были срезаны, специально для того, чтобы обмануть нас.

— Ну и что, все равно они похожи на нас, — упрямо стояла на своем Бети. — Тебе только кажется, что ты всегда права.

— Да-а? А ты видела, какой злой тот, другой? Он же может убить нас!

— А этот хороший, давай хотя бы его оставим.

— Он ненормальный! — сказала, как отрезала, Марга. Она подошла к Моти-Мару и бесцеремонно сдернула с него одеяло. — Посмотри, что у него здесь, наверняка он очень опасен.

Больше Мот не мог терпеть…

— Идиотка! — буркнул он и натянул одеяло. — У вас что, нет мужчин?

Марга с любопытством взглянула на Моти-Мара. С того момента, как девушка вошла, он впервые заинтересовал ее.

— Марга, извини, я забыла тебе сказать, что он разговаривает так же, как мы, только как-то чудно, — виновато затараторила Бети.

— Это ничего не доказывает, — задумчиво произнесла Марга.

— Верните мне одежду! Я хочу поскорее убраться из этого приюта для сумасшедших девиц, — обреченным голосом сказал Мот.

— Не понимаю, о чем это ты. А твою одежду мы выбросили, она не может защищать.

— Все! — взорвался Мот. — Вам я больше не скажу ни слова. Приведите вашу матушку, вот с нею я и поговорю.

— Мама давно умерла, ее проглотило дикое озеро, — с грустью произнесла Бети. — Мы тогда были вот такие, — сказала она, показывая высоту своего тогдашнего роста. «От силы лет шесть», — отметил про себя Мот.

— А с матерью вы сколько здесь прожили? — спросил он.

— Не знаю, не очень много.

— Послушай, — произнес Мот мягко, — не могла бы ты рассказать мне, как вы попали сюда?

Бети вопросительно взглянула на Маргу.

— Хорошо, говори, — разрешила та.

— Нам об этом рассказывала мама, — начала Бети. — Раньше мы жили на другой Земле, и там было много таких, как мы, людей. Но однажды, когда я и Марга только появились на свет, на нас напали страшные демоны. Отец погиб, защищая нас, а маму вместе с нами забрали. Нас занесли в какой-то непонятный блестящий дом и посадили в клетку. Дом почему-то часто трясло, а иногда нас так сильно придавливало к полу, что было невозможно даже пошевелиться и трудно было дышать. Но однажды демоны вышли, и через некоторое время мама услышала их дикие, полные ужаса вопли. Никто из них так и не вернулся. Дом и клетка были не заперты, и мама, с нами на руках, убежала оттуда. Когда мама вышла из дома демонов, то увидела, что мы находимся на совсем другой планете. Рядом было дикое озеро, которое бросалось на нас, пытаясь проглотить. Мама с трудом смогла убежать и спасти нас. Потом, когда мы немного подросли, мама решила вернуться к дому демонов, чтобы попытаться возвратиться на нашу Землю. Когда мы подошли к тому месту, где стоял дом, то увидели, что он уже со всех сторон окружен диким озером и к нему никак нельзя подступиться. Мы начали умолять маму вернуться, но она не послушала и, перекинув веревку через озеро к дому, решила перебраться по ней. Привязав веревку к ближайшему дереву, мама довольно ловко начала переправляться, она почти добралась до дома демонов, когда вдруг появился тот.

Последние слова Бети произнесла почти шепотом. Мот отвел взгляд, чтобы не видеть, как мелко задрожали губы и подбородок девушки. Он не хотел ее смущать и мешать продолжению рассказа.

— Перед походом мама предупреждала нас, что возле озера живет злой дух, который нападает на тех, кто испытывает страх. — Бети с трудом продолжала: — Мама рассказывала, что если ничего не бояться, то он не появится, но, несмотря на предупреждение, кто-то из нас испугался и вызвал его.

Превратившись в какое-то кошмарное чудовище, дух бросился на меня и Маргу, было очень страшно, и я подумала, что это уже конец. Но неожиданно раздался истерический, полный ужаса крик нашей мамы, и чудовище, оставив нас в покое, принялось трясти веревку, на которой она висела. Не знаю почему мама закричала, она была очень смелая и никогда ничего не боялась.

— Вероятно, она испугалась за вас, — предположил Мот. — Или просто отвлекала на себя внимание.

— Мама не смогла долго продержаться, — продолжала Бети, не обратив внимания на слова Моти-Мара. — Она упала в озеро, которое, словно живое, с душераздирающим воем набросилось на нее. Мы только чудом смогли спастись. С тех пор мы и близко не подходим к тому месту. — Бети замолчала и вопросительно посмотрела на Маргу, словно просила подтвердить правдивость ее рассказа. — Все, — произнесла она нерешительно, после того как сестра едва заметно кивнула.

— Теперь все понятно, — сказал Мот дружелюбно. Он больше не сердился на несчастных девушек, переживших столько горя и страданий.

Из услышанной истории Мот выделил немаловажный факт. Бети, Марга и их мать явно были похищены с Земли годрами, в корабле вполне могли остаться координаты центральной базы Империи Галактического Бога.

— Марга, Бети, слушайте меня внимательно! — произнес Мот волевым голосом. — На Земле, на той Земле, где раньше жили ваши отец и мать и где родились вы, люди делятся на две половины: на мужчин и на женщин. Женщины — такие, как вы, а мужчины — такие, как я. Вы, конечно, этого не помните, так как были слишком малы, но это так.

— Я не верю тебе, — перебила Моти-Мара Марга.

— Вы можете верить или не верить — не это главное в данный момент. Демоны, которые похитили вас, сейчас хотят уничтожить Землю и весь людской род на ней. Мы, миротворцы, призваны защищать людей и свободу. Мы ищем демонов, или, правильнее говоря, годров, чтобы нанести им опережающий удар и спасти человечество от полного истребления. Если ты, Марга, и ты, Бети, хотите вернуться на свою родную Землю, к людям, вы должны во всем довериться мне и делать то, что я скажу. — Мот замолчал и посмотрел на девушек многозначительным взглядом. Он ждал их решения, ждал, что они выберут правильную дорогу в своей дальнейшей судьбе. Ждал торжества разума над слепым суеверным страхом перед непонятным. Первой заговорила Бети.

— Марга, я верю ему, он поможет нам вернуться к людям, — залепетала она нежным голоском, который, словно теплый солнечный луч, согрел томящуюся в ожидании душу Моти-Мара. Бети ласково посмотрела на него и добавила тихо, будто боялась гнева сестры: — Он хороший…

— Если он докажет, что он тоже человек, я поверю ему. Марга еще колебалась, и Мот обрадовался, что не успел пустить в ход лесть, в такой ситуации она могла лишь навредить.

— Если ты увидишь человека, похожего на тебя и Бети, и он подтвердит мои слова, ты поверишь?

— Да.

— Тогда нам ничего не остается, как всем вместе отправиться к моим друзьям, — весело произнес Мот.

— К тем, с которыми ты прилетел сюда? — спросила Марга, и на ее лице появилась язвительная улыбка.

— Да, — почуяв неладное, ответил Мот.

— Но они уже улетели обратно, — с нескрываемым сарказмом заявила Марга. — Я же говорила об этом, когда вошла. Остался только один, который почему-то спрятался от них. Он был вместе с тобой, когда у тебя забрали жизнь.

Фразу по поводу жизни Мот пропустил мимо ушей. Новость о том, что миротворцы покинули планету, оставив своего командира, буквально оглушила его. С одной стороны, он понимал, что не имеет даже малейшего представления о событиях, происшедших после нападения облаков. Но с другой, он всегда был уверен, что, живого или мертвого, миротворцы никогда не оставят его. Прошло несколько минут, прежде чем Мот вышел из шока.

— Хорошо, — произнес он на удивление равнодушным тоном. — Раз они улетели, попробуем справиться сами. В первую очередь нужно найти моего друга, его зовут Кори. Поможешь, Марга?

— И не подумаю! — буркнула та.

— Ну хотя бы одежду я могу получить?

— Хорошо, я сплету тебе накидку, и после этого ты уберешься отсюда, — ответила Марга и вышла из жилища.

Моти-Мару только это и было нужно. Он подозвал к себе ее сестру и, когда та подошла, чуть слышно прошептал:

— Бети, прошу тебя, найди Кори и приведи сюда. Это очень важно.

— Но ведь Марга будет ругаться, — неуверенно ответила девушка.

— Не слушай ее, ты же не такая упрямая, как твоя сестра.

— Хорошо. Скажи только, Кори — это тот, который остался?

— Именно он.

Глава 10

Мот лежал на своем жестком ложе и продумывал план действий на будущее. Как только он понял, что демоны — это годры (не только из рассказа Бети, но и из описания, которое сохранилось у нее в памяти), он решил найти и досконально изучить их корабль и, если повезет, обнаружить там координаты планеты, где находится созданный акросами монстр. Сначала предприятие выглядело совсем несложным, но затем все изменилось. Одно дело слетать туда на катере и совсем другое идти пешком. Судя по рассказу Бети, место, где находится корабль годров, самое опасное на планете. Мот даже не знал толком, с чем ему придется столкнуться, кроме «озерного духа», конечно. С ним все было ясно. «Дух» представлял собой существо, реагирующее на импульсы мозга, испытывающего страх. Если бы Мот был обыкновенным человеком, он бы не стал беспокоиться насчет него. «Не бойся и все!» — подумал бы он, даже не подозревая о нависшей над ним опасности.

С детства научившись понимать мысли людей, Мот прекрасно знал, что страх присутствует в душе каждого человека, его просто невозможно искоренить полностью. Даже осторожность не что иное, как страх, только способный принести пользу.

Сколько раз на Земле Моти-Мару доводилось слышать, будто главарь банды вольных охотников Янор ничего не боится. Ни Императора, ни самой смерти. Встретившись с ним, Мот понял, что у бандита так же, как у других людей, живет свой страх, и не один. Янор боялся многого. В частности, испугаться когда-нибудь и опозорить свое грозное, наводящее ужас на мирных жителей имя. Еще он боялся, что однажды кто-нибудь из его банды перережет ему ночью горло и займет место главаря. Он испытывал страх и перед тем, что когда-нибудь его изловят и отдадут на растерзание толпе мирных жителей, которых он так долго и безнаказанно терроризировал. Этого Янор боялся больше всего.

Кхан-Кхоу постоянно повторял им в Храме Хивы: «Простой человек находится во власти своих страхов. Хороший воин заставляет страх служить себе, именно этому вы и должны научиться».

«Итак, — думал Мот, — что мы имеем? Первое: надо узнать у Бети, какой именно страх привлекает духа».

Его мысли переметнулись на вторую, самую непонятную опасность — дикое озеро. Ни из рассказа, ни из мыслей девушек Мот так и не смог узнать что-нибудь конкретное. В их неясных, туманных воспоминаниях был только непонятный, всепоглощающий ужас перед живым озером. Правда, Моти-Мар сумел все же выудить кое-какую информацию. Дикое озеро только тогда становилось диким, когда его касалось живое существо. До этого же момента оно было спокойным, словно огромная лужа грязи. Все это могло оказаться простым совпадением, и озеро вполне могло взбеситься в любой момент, то есть когда ему в голову взбредет, если, конечно, она у него есть, но Мот в это не верил.

Мот улыбнулся своим мыслям. Эпитет «живой» всегда представлял в его воображении существо с обязательной головой и шеей, хотя ему уже не раз приходилось видеть нечто совершенно противоположное.

Как-то раз на Земле, проходя с Кори по одному из селений, Мот так сильно задумался о чем-то, что даже не заметил, как к нему подскочил какой-то мальчуган и сунул прямо под нос змею, умершую явно неестественной смертью.

— Дядь, змея — это голова, хвост или голова, шея? — спросил мальчишка, доверчиво глядя на Моти-Мара.

От неожиданности Мот так растерялся, что пробормотал, явно не подумав:

— Голова, шея, конечно.

После этого случая, с легкой руки Кори, ребята несколько дней с веселым хохотом поддевали его вопросами типа:

— Дядь, а тетя — это голова, шея или голова, ноги?

— Нет, мальчик! — отвечал Кори, подделывая голос Моти-Мара. — Тетя — это голова, шея, ноги и еще кое-что!

Раздавался громкий хохот, и смущенный Моти-Мар старался уединиться, недоуменно пожимая плечами.

Мот широко улыбнулся, вспомнив спокойное, безмятежное время. «Как мало нам тогда нужно было для счастья», — подумал он. Приятные воспоминания окрасили действительность в радужные тона, и, когда вошла Марга, держа сплетенную только что накидку, окутанный сладостным дурманом рассудок Моти-Мара рьяно стал сопротивляться наступлению серого, мало чем приятного настоящего и почти совсем беспросветного будущего. «Я напал на след, но толку от этого мало», — мысленно сказал сам себе Мот.

Когда Кори обнаружил, что весь растительный и животный мир в лесу ютится на кронах гигантских деревьев, он не очень удивился. Ценой распухшей правой руки, он уже знал о ядовитости голубоватого мха внизу, чем, вероятно, и объяснялось полное тамошнее господство этого омерзительного растения. Кори лишь слегка коснулся его, но этого было достаточно, чтобы он чуть не потерял сознание от жуткой, буквально прожигающей все тело боли. Такое Кор-Бунт чувствовал впервые. Адское пламя обрушилось сначала на руку, а потом и на мозг, выводя его из строя. Вероятно, только инстинкт самосохранения не дал Кори рухнуть в смертельные объятия ядовитого чудовища. Обезумев (в буквальном смысле слова), Кор-Бунт стал яростно молотить кулаками в стоящее рядом гигантское дерево. Боль продолжалась не больше минуты, но Кори показалось, будто прошла целая жизнь. Его виски поседели, а сам он с трудом держался на ногах. Когда рассудок вернулся к нему и он сообразил, где находится, перед его глазами зияла большая темная дыра в стволе дерева. Так и не поняв ее происхождения, Кори заглянул вовнутрь. Дерево совсем не походило на земное. Ствол, пустотелый внутри, состоял из переплетения поразительно прочных, толщиной с руку растений, которые составляли надежный каркас этой природной постройки. Кора, прикрывающая скелет дерева снаружи, была на удивление хрупкой, предназначенной, вероятно, только для внешней красоты.

Не обращая внимания на распухшую и все еще ноющую руку, Кори забрался вовнутрь и, пораженный, огляделся.

В стволе дерева могли свободно, не мешая друг другу, стоять не меньше десяти человек. Подняв голову, Кори неожиданно заметил две светящиеся точки недалеко от своего лица. Это явно были глаза живого существа, и Кор-Бунт весь напрягся в ожидании худшего. С минуту он стоял не двигаясь и словно загипнотизированный смотрел на загадочные огоньки. После облаков это было первое живое существо, встреченное им на этой странной планете. Вдруг огоньки зашевелились, и Кори, весь покрывшись холодным потом, мгновенно вытащил меч. Бледный свет оружия словно живой выхватил из непроглядного мрака маленького пушистого зверька, такого симпатичного, что Кор-Бунту стало стыдно за этот неожиданный приступ страха. Испуганно, не то крякнув, не то хрюкнув, животное юркнуло вверх по каркасу дерева. Убрав меч обратно, Кори, сам не зная почему, полез следом. Так он попал на кроны этого и других деревьев, где и обнаружил весьма разнообразную фауну планеты. Животные не обращали на него особого внимания, будто он и не вторгался в их лесную обитель. Сначала Кори боялся ходить по веткам, опасаясь того, что в любой момент может провалиться и рухнуть вниз, где его поджидала жгучая, сводящая с ума смерть. Но под ногами была твердая, прочная крона, и Кори понемногу успокоился. Срубив несколько молоденьких деревьев, которые тоже оказались пустотелыми, Кор-Бунт построил шалаш и отправился обратно — вниз, узнать, нашли ли ребята два тестера.

С пропитанием в лесу было туго. Об этом Кори не подумал, обрекая себя на добровольное заключение с полной изоляцией не только от миротворцев, но и от всего человечества. В тот момент преисполненный отвращения к самому себе за гибель командира, он не сообразил, что, кроме мук совести и одиночества, придется еще терпеть весьма неприятные спазмы голодного желудка, не желающего понять, что это не Земля и об изобилии пищи можно позабыть, если не полностью, то на довольно продолжительное время. Сухой трехдневный паек разведчика Кори смог растянуть лишь на пять суток. После этого он стал искать что-нибудь съедобное в окружающем его мире. Выбор был большой, но Кори не спешил, помня о печальном опыте с ядовитым мохом. Он бродил в окрестностях своего шалаша, все больше склоняясь к мысли, что начать, вероятнее всего, ему придется с какого-нибудь животного. Одно из них, очень похожее на буйвола, только без хвоста и рогов, выглядело весьма съедобно. Решив отложить начало охоты на завтра, Кори отправился к своему шалашу. «Не надо было оставлять свой тестер, — размышлял на ходу он. — С ним бы я проанализировал состав вещества любого из многочисленных плодов и нашел бы съедобные».

Его второе «я» бунтовало: «Зачем ты спрятался на этой планете? Ты же воин! Ты должен быть на крейсере, а не здесь!..»

«Но я не мог, — оправдывался Кори. — Ведь командир… я же был рядом! Я не смог бы выносить их взглядов!»

«И поэтому ты сбежал сюда?! Ты трусливо спрятался от ребят, вместо того чтобы вновь завоевать их доверие! Ты ведь нужен им!!!»

— Я… я поддался эмоциям, — прошептал Кори, и на его глазах показались слезы. — Я не должен был убегать.

— Что, сильно рука болит? — раздался вдруг справа полный сочувствия голос.

От неожиданности Кори застыл, словно хищник в ожидании добычи. «Слуховая галлюцинация, — мелькнула мысль. — Вот она, цена отшельничества…»

— Ну, ты не плачь, боль скоро пройдет.

Не зная, чего он больше боится — увидеть кого-нибудь или же обнаружить пустоту вокруг, Кори медленно повернул голову. Перед ним стояла девушка в сплетенной из какого-то растения накидке. Нижняя челюсть Кор-Бунта медленно опустилась вниз, а мозг самостоятельно стал соображать, не вышел ли он из строя.

— Я — Бети, — сказала девушка и улыбнулась.

— Ага, — глупо ответил Кори, протягивая дрожащую руку.

Он дотронулся до лба девушки, затем до ее волос и почувствовал, что его мозг вновь соединяется с телом в одно целое. Кори уже начал приходить в себя, когда последующие действия девушки вернули все обратно.

— Ты такой же, как тот, — сказала она наполовину утвердительно, наполовину вопросительно и начала ощупывать Кор-Бунта чуть ниже пояса. Обнаружив то, что искала, девушка с серьезным видом произнесла: — Ага, такой!

«Я сплю», — мелькнула у Кори спасительная мысль.

— Марга будет сердиться, но она не права, — произнесла девушка.

«Точно, сплю!» — обрадовался Кор-Бунт, изобразив на лице глупую улыбку.

— Ты ведь не злой, правда? — спросила девушка.

— Не-е-е! — произнес Кори, идиотски мотая головой.

— Пошли со мной, он попросил, чтобы я привела тебя.

— Да?

— Ну, тот, хороший, который был с тобой, — сказала Бети.

— А-а, ясно, — протянул Кори, хотя так ничего и не понял.

Мысль о том, что девушка ему снится, он уже выбросил, так как физические действия Бети, которые Кори чувствовал на своем теле, не оставляли никаких сомнений в реальности происходящего.

— Ну что ж, веди к этому твоему хорошему… «Думаю, чем раньше мы встретимся, тем быстрее я все пойму». Мысль была успокаивающая, и, почувствовав некоторое облегчение, Кори весело улыбнулся. Он совсем уже было расслабился, как вдруг девушка, распахнув свою накидку, с кошачьей грацией прыгнула на него и сбила с ног.

— Замри, облака охотятся, — прошептала она, прижимая Кор-Бунта к траве своим на редкость изящным телом. Накидка оказалась удивительно просторной и легко прикрыла их двоих.

Непринужденность, с которой девушка обнажила свое тело перед совершенно незнакомым мужчиной, заставила биться сердце Кор-Бунта с такой быстротой, что кровь буквально вскипела у него в жилах. Бети же лежала на нем совсем неподвижно, и спокойное, равномерное дыхание говорило о том, что ее никак не волнует то обстоятельство, которое Кори в своих шутках называл «близким контактом». Мало того, девушка, казалось, даже понятия не имела о чем-либо подобном.

Чтобы как-то успокоить разбушевавшуюся кровь, Кори решил отвлечься, размышляя над сущностью проплывавших мимо облаков. Их опять было трое, как в тот роковой день, но теперь он знал о них значительно больше. «Поглотители энергии» — так Кори назвал их после битвы с ними. Именно тогда, видя, как они буквально впитывают в себя смертоносные для других лучи, Кор-Бунт понял, почему погиб командир. Его самого спасло только то, что облака перенасыщались энергией и взрывались. Моти-Мар был хорошим воином, но он был бессилен против них. Кори и сам до сих пор не знал, как можно с ними бороться.

«Поглотители» проплыли мимо, даже не обратив на них внимания. Этот факт немного удивил Кор-Бунта, но он начисто забыл о нем, когда девушка поднялась на ноги.

— Ну, пойдем, — произнесла Бети, подвязывая свою накидку и не обращая ни малейшего внимания на раскрытый рот Кори и его вытаращенные глаза.

— Да, да, надо идти, — проговорил он, сумев наконец взять себя в руки. Он пошел следом за девушкой, не задавая никаких вопросов, решив, что рано или поздно обо всем узнает.

Глава 11

Моти-Мару это уже начало надоедать. — Послушай, Марга, зачем спорить и ругаться, давай дождемся возвращения Бети и тогда все решим.

— Ты думаешь, я такая же глупая, как сестра, думаешь, я позволю себя обмануть?! Мы с Бети сумеем постоять за себя!

Мот недоуменно пожал плечами:

— Я в этом не сомневался.

Мот подошел к Марге и нежно провел рукой по ее щеке.

— Но ты даже представить себе не можешь, как прекрасна совместная жизнь мужчины и женщины.

Марга скептически улыбнулась.

— Разве тебя не волнуют эти прикосновения? — спросил Моти-Мар, взяв в руки ладонь девушки, где с тыльной стороны находилось небольшое, но очень привлекательное родимое пятнышко. — Странно, но оно здесь как раз к месту, — ласково проговорил он.

Мот почувствовал, как взволнованно, едва заметно, задрожала рука девушки, и, чтобы закрепить успех, с невообразимой галантностью и нежностью, глядя ей прямо в глаза, поцеловал маленькую ладошку и отступил на шаг назад.

Марга заволновалась.

— Ну и зачем это? — спросила она, пытаясь придать голосу прежнюю строгость и неприступность.

— Когда-нибудь ты поймешь, — загадочно произнес Мот, отчего девушка еще больше смутилась.

— Хорошо, я поверю тебе, — произнесла Марга, удивляясь, что язык произносил совершенно противоположное тому, что она собиралась сказать. — Но как только я пойму, что ты меня обманул — я отниму у тебя жизнь, — поспешно добавила она.

— Ну наконец хоть какой-то результат, — проговорил Мот, широко улыбнувшись.

Марга посмотрела на него, словно ростовщик на своего должника.

— Да, кстати, не мешало бы немного перекусить, а то у меня уже довольно продолжительное время такое чувство, будто живот прилип к позвоночнику, — сказал Мот, с надеждой посмотрев на девушку.

Не говоря ни слова, Марга вынула из какого-то ящика небольшой, величиной с кулак, кусок мяса и кинула его Моти-Мару.

— И это все? — с удивлением спросил Мот.

— Даже этого будет много, — ответила девушка, выходя из помещения.

«Надо же, — подумал Мот, — а я думал, что основательно перекушу».

Он посмотрел на небольшой розоватый кусок мяса и удивленно пожал плечами. Оно пахло, как воздух после грозы, и было все какое-то скользкое, словно обмазанное специальной слизью.

— Интересно, как долго у меня будет болеть живот после этой трапезы? — спросил Мот у пустоты.

Голодный желудок издал гулкое, грозное рычание. Моти-Мару пришлось подчиниться и, подавив отвращение, сунуть мясо в рот и откусить. Эффект был поразительным. Мясо, у которого был кисловатый привкус, исчезло во рту в буквальном смысле этого слова. Мот вдруг почувствовал, как потерянные силы непрекращаемым энергетическим водопадом хлынули в него, даря ему невероятную бодрость и небольшое жжение в желудке. Легкое головокружение, которое Моти-Мар чувствовал от голода, исчезло, словно его никогда и не было.

— Невероятно, — изумленно произнес Мот. Отвращение к еде пропало, и он проглотил оставшийся кусок мяса за несколько секунд. Моти-Мар отчетливо понял, что не вспомнит о еде по меньшей мере дня два или три.

Вдруг снаружи плетеного жилища Мот услышал возбужденные голоса Бети и Марги. Они о чем-то спорили, но неожиданно их прервал громкий, нетерпеливый голос:

— Хватит ругаться! Ведите меня к вашему хорошему и покончим наконец с этим делом!

Это был Кори. Он еще не догадывался о том, что его привели сюда по просьбе Моти-Мара, и поэтому терялся в догадках. Мот решил воспользоваться этим и хоть раз в жизни разыграть того, кто был мастером этого дела. Он повернулся спиной к двери и, когда услышал, что Кори и девушки вошли в жилище, произнес, предварительно изменив свой голос:

— Как ты посмел поселиться на этой планете, несчастный?!

Молчание в ответ.

— Здесь может жить только один мужчина — это я!

— Да кто ты такой вообще-то? — услышал Мот недовольный голос Кори.

— Я тот, кому ты обязан подчиняться! Если хочешь сохранить свою жизнь, ты должен согласиться на то, чтобы тебя кастрировали.

— Что-о?!! Да ты в своем ли уме, кретин несчастный? Кем ты себя возомнил? Тебе не приходило в голову, что я могу поменять нас местами, а?

— Ага! Наконец и ты попался, — произнес Мот уже своим голосом и, повернувшись лицом к Кор-Бунту, скромно улыбнулся.

От неожиданности Кори застыл неподвижно, как будто в одно мгновение вдруг затормозились все его рефлексы.

— Э-э-э, что с тобой? — спросил Мот, испугавшись, что Кори лишился рассудка. Он подошел к нему, не обращая внимания на изумленные лица девушек, и потянул за нос. Кор-Бут стоял неподвижно.

— Не смей! Слышишь, Кори? Не смей, я прошу! — взволнованно заговорил Мот, но Кор-Бунт не шевелился. — Я приказываю, очнись! — закричал Моти-Мар и с размаху влепил Кори пощечину.

От удара голова друга безвольно, словно маятник, закачалась из стороны в сторону, но сам ее хозяин остался невозмутим, лишь на щеке появился ярко-алый румянец.

От волнения по спине Моти-Мара струйками потек холодный пот.

— Я не хотел, — произнес он охрипшим вдруг голосом.

— Отыгра-ался-я-я!!!

Крик на мгновение оглушил Моти-Мара, и он не сразу сообразил, что произошло. Кори стоял перед ним, дико хохоча и хлопая себя по коленкам.

— Отыгрался! — орал Кори сквозь смех. — Видел бы ты свое лицо! Ха-ха-ха!!!

Мот наконец понял.

— Идиот, — проговорил Моти-Мар, багровея от злости, — разве можно так пугать?

— Виноват, командир, немного перестарался, — произнес Кори, перестав смеяться. — Надо сказать, я тоже немного струхнул, когда ты заговорил о моей мужской гордости, которую собирался ликвидировать. Эта девушка, — Кори показал на Бети, — так ощупала меня при встрече, что я сразу же поверил в серьезность твоих намерений.

Мот захохотал, а вслед за ним схватился за живот и Кор-Бунт.

— Ах ты, негодяй! — Мот с силой обнял Кори, словно пытаясь раздавить его. — Я так рад, что хоть ты остался, — произнес он, внезапно посерьезнев.

— Я быт уверен, что ты погиб, командир, — проговорил Кори шепотом и схватил Моти-Мара в свои объятия. — Я был виноват в этом и не мог вернуться к ребятам. Я такого натворил, когда понял, что ты погиб, вспомнить тошно. Но я не понимаю, командир, ты же был мертв, я готов поклясться, что твой тестер самоуничтожился!

— Не знаю, Кори, меня спасли девушки. Как? Об этом не было времени расспрашивать.

— Кстати, о девушках, — Кори посмотрел на Бети и Маргу, которые скромно стояли у двери. — Откуда они взялись? — спросил он, словно только что увидел их.

— Все узнаешь, Кори, все узнаешь. Нам с тобой предстоит очень трудная и опасная работа, — произнес Мот, отпустив Кор-Бунта и пристально посмотрев ему в глаза.

***

— Я рад, что мы не ошиблись, избрав тебя Лидером восстания.

— Да, конечно, хотя надо сказать, мнение насчет меня было не единодушным. Многие не верили мне, зная, что я был приближенным Автораама, — ответил Кооас. — Они забыли, что именно я подготовил и тщательно спланировал восстание. Именно я собрал вместе разрозненные отряды, создав таким образом мощную боевую группировку! И ты, Мэрроз, так же как другие, не верил мне!

— Но это было раньше! Теперь, думаю, никто не станет сомневаться в твоей преданности. Ведь успех восстания на восемьдесят процентов зависел от того, будет ли «Гигант» участвовать в битве против нашей эскадры. Благодаря тебе Лидер крейсера даже не подозревает о полученном от Автораама послании. — Мэрроз покрутил в своих лапах накопитель. — Если бы Лидер получил эту штучку, с восстанием было бы покончено, — произнес он задумчиво.

— Ну хватит, я не для этого позвал тебя. — Кооас стоял у обзорного экрана и любовался голубой планетой, красовавшейся на фоне звезд. — Завтра по приказу Лидера я с десятком воинов отправляюсь в разведывательный десант на Насор. Если за время моего отсутствия придет еще одно послание, ты должен любыми средствами помешать возвращению крейсера к Крохту. Ты сможешь это сделать?

— Да, я выведу из строя ускорители.

— Хорошо, теперь можно не беспокоиться за судьбу восстания. Скажи, а как идет вербовка среди экипажа крейсера?

Мэрроз нахмурился.

— Очень плохо, — ответил он. — Все боятся Автораама и верят в его сверхмогущество. В данный момент можно похвастаться лишь тем, что все опрошенные ненавидят скетов и при случае готовы бороться против них.

— Но это не так уж плохо. Думаю, после того, как будет уничтожен Автораам, они перейдут на нашу сторону. — Кооас все еще смотрел на обзорный экран, любуясь величественной звездной панорамой. — Если у нас в резерве окажется «Гигант», то Галактику можно будет считать свободной от власти скетов и Автораама.

Глава 12

По словам девушек, дикое озеро находилось в десяти днях пути от их плетеной хижины, там, где кончался лес и начиналось широкое поле, покрытое огромными камнями.

На счастье Моти-Мара, его спасительницы не выкинули оружие вслед за одеждой, а сохранили его, надежно спрятав под кроватью. Это увеличило боевой потенциал группы вдвое, и Мот, ходивший весь день хмурый, сразу повеселел. В хижине девушек был большой запас удивительного мяса, поэтому Моти-Мар не стал терять время на сбор провизии и назначил срок отправления в поход на следующее утро. Перед выступлением Мот еще раз предупредил всех о возможности появления существа, реагирующего на страх жертвы, и объяснил, как важно не поддаваться панике в сложной ситуации. Не обращая внимания на возмущения Марга, он настоял, чтобы при движении девушки находились в центре четверки — между ним и Кори. Сам же Моти-Мар, как всегда в таких ситуациях, занял наиболее опасное место — впереди, объяснив Марте, что он должен защищать ее и сестру от опасности, так как они являются ценными проводниками. На недовольное бормотание Кор-Бунта Мот показал на его распухшую руку и спросил, язвительно улыбнувшись:

— Надеюсь, ты не станешь оспаривать мое боевое преимущество перед тобой?

— Можно подумать, будь у меня рука в порядке, ты бы пустил меня вперед, — ответил Кори.

— А почему бы и нет, — сказал Мот, отправляясь в поход. За ним пошли девушки, а сзади хмурый Кори.

День пути прошел без происшествий, лишь однажды на Моти-Мара прыгнуло какое-то небольшое существо, похожее на кузнечика переростка, и обдало струей вонючего газа. Не сообразив закрыть рот, Мот вдохнул полной грудью воздух, и из его глаз ручьем хлынули слезы. В горле запершило, и Моти-Мар зашелся приступом кашля.

— О-о, — простонал он, когда действие газа прекратилось. — Что это за гадость?

— Ты же хотел идти первым, — ответила Марга, — вот тебе и досталось.

К Моти-Мару подошел Кори и, изобразив на лице гримасу отвращения, издевательски произнес:

— Ну и несет от тебя, командир.

Марга и Бети весело засмеялись, а Кор-Бунт демонстративно двумя пальцами зажал нос.

— Без тебя нигде не обходится, бестия! — добродушно огрызнулся Мот. — Хотел бы я посмотреть, как ты будешь шутить, когда окажешься на моем месте.

— Спасибо, надеюсь, судьба пронесет мимо чашу сию, — ответил Кори, засмеявшись.

В словесном поединке Кор-Бунту не было равных, поэтому Мот счел за лучшее прекратить его и продолжить путь.

К вечеру группа пришла к плетеной хижине, точно такой же, как та, в которой жили девушки.

Мот вопросительно посмотрел на Бети.

— Мы раньше жили здесь, — поспешно ответила та.

— Время от времени мы строим еще одну хижину и перебираемся на новое место, — объяснила Марга. — Мама говорила, что, может быть, когда-нибудь мы сможем так дойти до своей Земли.

— И много их будет на нашем пути? — спросил Кори. Бети выставила вперед раскрытую ладонь.

— Пять, — догадался Мот. — Ну что ж, они нам весьма пригодятся, ночевать под открытым небом на чужой планете не очень-то приятно. В любой момент можно ожидать какого-нибудь сюрприза. Я посмотрю, пуста ли хижина внутри, а вы пока постойте здесь, — распорядился Мот и, вынув свой меч, направился к плетеному жилищу.

Открыв дверь, он просунул сначала оружие, а затем вошел сам. Меч светился не очень ярко, и Мот весь напрягся, ожидая нападения из тьмы. Постояв немного и прислушавшись к мертвой тишине вокруг, Моти-Мар успокоился. В хижине было совершенно пусто и безопасно.

— Можете заходить, здесь никого нет! — негромко крикнул Мот, высунув голову наружу.

— Будто я не знала, — фыркнула Марга.

— Вот как, — удивился Кори, с любопытством взглянув на нее.

— Конечно, — ответила та, надменно приблизившись к Моти-Мару. — В наши дома никто никогда не заходит.

— Все меняется в этом мире, дорогая, — поучительно произнес Мот и снисходительно улыбнулся. — Все меняется. Что сегодня было неоспоримо, завтра может стать ошибочным. Никогда нельзя полагаться на старые истины. Это школа выживания, Марга, и она не раз выручала меня.

Бети с восхищением посмотрела на Моти-Мара, а сестру смерила снисходительным взглядом.

— Однако мы сильно устали за день, ведь у нас не было ни одного привала, — сказал Мот, когда все вошли. — Если кто проголодался, ешьте, а я лично сразу отправляюсь на боковую. Кори, подопри на всякий случай дверь, — распорядился Мот, устраиваясь отдыхать.

Он уже лег, когда к нему подсела Бети и громко попросила:

— Можно, я буду спать рядом с тобой?

Мот услышал ироничный смешок Кори и сжал зубы.

— Хорошо, — ответил он как можно спокойнее. Только каждый накрывается своей накидкой.

— Угу, — ласково проворковала Бети, устраиваясь к Моти-Мару под бок.

Марга и Кори тоже не стали есть и сразу легли спать. Откинув в сторону приводящие в волнение мысли, Мот заснул мгновенно, как приучил себя с детства.

Пробуждение было неожиданным, и это сильно встревожило Моти-Мара. Кругом царила ночь и стояла жуткая, действующая на нервы тишина. На его груди покоилась маленькая головка мирно посапывающей Бети. Девушка свернулась в клубок, уперев свои острые коленки ему в бок, но самое удивительное было то, что он с нежностью обнял ее рукой, словно хотел прикрыть от какой-то неведомой опасности. Не понимая, когда и как это он улегся подобным образом, Мот немного смутился. Моти-Мару было приятно, что Бети легла к нему на грудь, от этого он испытывал к ней какую-то странную, непонятную для него нежность. Ему вдруг захотелось спасти ее от какой-нибудь смертельной опасности, но только непременно так, чтобы вынести на своих могучих руках и чтобы она беспомощно обнимала его за шею. Мот попытался отвлечься, но не смог. Сознание вновь и вновь повторяло ему, что это Бети — самый нежный и невинный отпрыск человечества, волею судьбы оказавшийся рядом с ним.

«Стоп! — Мот резко остановил поток сладостных мыслей. — Меня что-то разбудило! Что-то, что выходит за рамки этого мрака тишины…»

Мот был уверен, что жизненно важно понять, что это было, поэтому постарался вспомнить первое мгновение после пробуждения. Казалось, это был какой-то яркий свет, который он почувствовал через свои закрытые веки. Мот не был уверен в этом, но ничего другого он не мог припомнить.

«Может, мне показалось?» — подумал Моти-Мар и стал напряженно вслушиваться в окружающую тишину. Рядом сладко спала Бети, а немного подальше Марга. Их равномерное дыхание вселяло спокойствие и беззаботность, так иногда бывает, особенно когда смотришь на спящего младенца. Не было слышно Кори. «Одно из двух: или его здесь нет, или же он не спит», — подумал Мот.

— Кори-и, — тихо позвал Моти-Мар. Как он ни старался, в его голосе прозвучала тревога.

— Я здесь, командир, — раздался точно такой же взволнованный шепот Кор-Бунта.

— В чем дело, Кори? Почему не спишь?

— Не знаю, что-то разбудило меня.

— Что? — спросил Мот, заранее предполагая ответ.

— Я не уверен, может, мне показалось, но, по-моему, это былакакая-то вспышка света, причем очень яркого.

Мот вдруг почувствовал, как стала нарастать скорость ударов его сердца.

— Нет, Кори, тебе не показалось, — сказал он, убирая руку с плеча девушки и потихоньку выскальзывая из-под ее маленькой головки.

Бети даже не почувствовала потери столь драгоценной подушки.

Взяв свое оружие и стараясь не производить шума, Мот пробрался к Кор-Бунту.

— Тебе не показалось, что это похоже на свет искусственного происхождения? — задал Мот волнующий его вопрос.

— Похоже на то, командир. Будить девчат?

— Нет, пока не стоит. Бери оружие и пойдем посмотрим, что там такое.

Аккуратно убрав с двери подпирающую жердь, Мот выглянул наружу. Кругом было темно и тихо. Тишина была обычная, как всегда на этой странной планете. Здесь не было столь привычных лесных звуков, неоднократно слышанных Моти-Маром на Земле. На этой планете все было по-другому. Здесь постоянно царила тишина, будь то ночь или день. Ни одно животное, ни одно растение не издавало никаких звуков. Здесь не пели сверчки по ночам, не было слышно тихого шепота листьев, тронутых легким воздушным потоком, это был чужой мир и чужая планета. Сейчас Мот как нельзя лучше почувствовал это. Он словно бы ощутил на себе смутную опасность этой ночной тишины.

— Все спокойно, выходим, — шепотом распорядился Мот и первым шагнул в безызвестность чужой планеты.

Кромешный мрак не позволял рассмотреть ничего за пределами двух метров, делая глаза почти бесполезными.

— Меч не вынимай, — предупредил Мот на всякий случай Кор-Бунта.

— Обижаешь, командир, — ответил тот где-то рядом.

— Обойдем вокруг хижины и, если все будет спокойно, возвращаемся.

Мот начал осторожно обходить жилище, чувствуя, как Кори дышит ему в затылок. Они замерли одновременно, когда, обогнув круглое строение, заметили в глубине леса несколько разноцветных огней. Спутать их с чем-то было просто невозможно.

— Катер, — произнес Кори взволнованно.

— Годры, — поправил его Мот.

— А вдруг наши…

Кори смотрел на огни, словно кролик на удава.

— Помнишь, я рассказывал про разведывательный десант годров на Землю? Тогда они еще уничтожили лучший бит Империи, — спросил Мот.

— Ну.

— В этот раз они тоже появились ночью. Наши ребята дождались бы дня.

— Но могла же быть экстренная посадка.

— Возможно, — Мот взглянул через плечо на Кори. — Оставайся здесь, а я схожу проверю.

— Не глупи, командир, пойдем вместе.

— Хорошо, не будем спорить, — ответил Мот и осторожно, стараясь не производить шума, двинулся вперед.

До места стоянки атмосферного катера было недалеко, и Моти-Мар с Кор-Бунтом быстро добрались до него. Пристроившись под защитой какого-то куста, они стали наблюдать за происходящим. С первого взгляда стало понятно, что катер не со звездолета миротворцев, два мощных излучателя впереди не оставляли в этом никаких сомнений. Вокруг никого не было видно, и Кори с надеждой прошептал:

— Может быть, кто-то другой, а не годры?

— Вряд ли, — ответил Мот, в следующее же мгновение получив подтверждение своим словам.

Из катера выпрыгнули два годра и направились прямо к ним. Один что-то сказал другому, и оба взяли на изготовку свои излучатели.

— Они заметили нас, — произнес Кори, приготавливаясь к бою.

— Нет, они говорили что-то о доме в лесу. Наверное, они засекли сверху нашу хижину и теперь собираются осмотреть ее. Надо тихо убрать этих двоих и попытаться завладеть катером, там внутри осталось не больше пяти годров. Кори, ты возьми на себя левого, а я правого. Быстро и без шума, понятно?

— Все ясно, командир, — ответил Кор-Бунт, и в тот же миг они услышали шум возбужденных голосов со стороны хижины.

Повернувшись, Мот увидел Маргу с факелом в руке и Бети рядом с ней.

Заметив огонь и услышав шум, годры остановились и начали о чем-то переговариваться.

— Они обманули нас! Говорила же я тебе, что нельзя им верить! — донесся до Моти-Мара крик Марги.

— Дура! — выругался он про себя.

О чем-то переговорив, годры повернули обратно к катеру. Они забрались внутрь, и темноту ночи сразу же прорезал яркий луч света. Мгновенно взлетев, катер ринулся к хижине. Девушки ничего не успели сообразить, как на них сверху прыгнули три годра. Один из них схватил было Маргу, но как-то сразу обмяк и упал. Хотя Мот и видел весь эпизод этой короткой схватки, он не смог понять, как это девушке удалось победить столь сильного врага.

Два оставшихся годра не стали повторять ошибку своего товарища. Один из них выхватил меч и, резко взмахнув, рубанул Маргу. Девушка уклонилась, но недостаточно, и ее правая рука отвалилась, будто никогда ей и не принадлежала. Марга не успела даже закричать, как вслед за ударом меча в нее выстрелил мощный излучатель катера. Она исчезла, как по волшебству, в один миг и навсегда. Моти-Мару, закрывшему глаза в этот момент, сразу представился полный ужаса взгляд Бети, видевшей воочию гибель сестры. Мот рванулся было вперед, с твердым намерением искромсать в клочья катер и всех годров, но Кори крепко схватил его за ногу и повалил прямо в кусты.

— Если хочешь спасти хотя бы Бети, то не шевелись, — прошептал он, придавив Моти-Мара своим телом.

На их счастье, годры не заметили рывка Моти-Мара и не кинулись на них. Тихонько взвыв от бессилия и закусив нижнюю губу, Мот стал наблюдать за их дальнейшими действиями.

То ли поняв бессмысленность сопротивления, то ли впав в шок при виде страшной гибели сестры, Бети покорно, повинуясь жестам своих врагов, поднялась в катер. Вслед за ней туда втолкнули мертвое тело годра и закрыли дверь. Катер взлетел вверх и удалился куда-то вправо.

— Они устроили засаду, — прошептал Мот, наблюдая, как два оставшихся годра зашли в хижину. Моти-Мар с яростью сжал зубы.

— Что будем делать? — спросил Кори.

— Своей жизнью я обязан этим двум девушкам, — задумчиво произнес Мот. — Марга уже погибла, я просто обязан спасти Бети. Хоть это-то мы можем?!

— Я понимаю тебя, командир, но мы не знаем, куда улетел катер. Даже если бы мы знали, то наши шансы на спасение Бети все равно останутся ничтожными.

Неожиданно глаза Моти-Мара засветились.

— У меня есть план, Кори, — прошептал он, хлопнув Кор-Бунта по спине. — Пусть я сдохну, но у меня есть план.

— Да не размахивай ты своими лапищами, — ответил Кори, поймав наносящую ему очередной удар руку Моти-Мара. — Если что придумал, то говори, но учти, если твой план безрассуден, я грудой костей лягу у тебя на дороге, но никуда не пущу.

— План отличный, хотя риск, конечно же, есть.

— Ну-ну.

— Ответь, для чего остались здесь эти два урода?

— Для засады, на тот случай, если кто придет. Ты и сам прекрасно это знаешь.

— Конечно, но я спросил для того, чтобы ты лучше все понял.

— Не дурак, говори толком, — буркнул Кори.

— Хорошо, хорошо. Итак, если они кого-нибудь поймают, то что сделают, как ты думаешь?

— Вызовут, наверное, катер, — ответил Кор-Бунт.

— Точно! Теперь слушай внимательно! Я захожу в хижину, будто не знаю, что они там, и позволяю себя схватить.

— Опять ты за свое «я»! У меня эти твои «я» уже в печенках сидят! — перебил Кори Моти-Мара.

— Да подожди ты, сначала выслушай до конца, а потом возмущайся! Итак, они хватают меня и вызывают катер. Как только они это сделают, я подаю тебе сигнал, и мы вместе обезвреживаем их. Потом прилетает катер, и мы, застав годров врасплох, захватываем его! Ну, как план?

— Как всегда, великолепен, но ты не объяснил, почему самую рискованную часть ты опять берешь на свою долю?

— Ну понимаешь, я больше похож на соплеменника девушек. У меня точно такая накидка. Не предложишь же ты в самом деле устроить обмен одеждой в столь неподходящий момент.

— Хорошо, на этот раз ты меня убедил, но как только все кончится, ты наденешь мое обмундирование! Ведь ты все-таки командир.

— Ну, если ты так хочешь, я согласен, — ответил Моти-Мар, пожав плечами.

— Итак, какой будет сигнал?

— Помнишь песню про старый добрый лес?

— Еще бы, конечно, помню! Сколько раз мы вместе ее горланили в Храме Хивы.

— Так вот, когда я войду в хижину, ты подбирайся к двери и жди моего сигнала. Как только горды вызовут катер, я загорланю нашу песню, и мы вместе обезоруживаем этих ублюдков. Только одного надо обязательно оставить живым. Ясно?

— Как в погожий день, — ответил Кори.

— Тогда я пошел. — Мот отдал свое оружие Кор-Бунту и направился к хижине.

Подойдя к двери, Моти-Мар изобразил на лице беззаботную гримасу и вошел внутрь. Выстрел излучателя прошел в десяти сантиметрах от его правого уха, и Мот, изобразив крайний испуг, рухнул вниз.

— Ой-ей-ей! Ай! — закричал он, обхватив голову руками. Жар луча опалил его волосы, и по хижине распространился неприятный запах. Ухо нестерпимо жгло, и, вероятнее всего, в ближайшее время там должны были вздуться пузыри.

— Ой, как больно! — взвыл Мот.

В хижине раздался довольный смех годров, больше похожий на звериное рычание. Моти-Мара схватили за шиворот и подняли на ноги.

Все еще изображая страх, Мот огляделся. В хижине, под потолком, висел ярко-красный шар и освещал помещение багровыми красками, словно Солнце на закате.

Сидящий на кровати годр встал и с видом полного превосходства подошел к Моти-Мару.

— Нэрр грыдарр, корах, гарр нэр рогарр карэм тур. Мот почти ничего не понял, но тут из груди годра раздался перевод на чистом человеческом языке:

— Не бойся, дурак, мы не убьем тебя, пока не соскребем информацию с твоих мозгов.

— Автораам рыг захорр каромэ гудазорр. Виахон вадон гурр гадаходин ра паррон сэкот.

— Автораам лично займется твоей участью. Вероятнее всего, ты пойдешь на корм скетам.

— Гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-гыр…

Мот понял, что годр смеется над ним, и сжал кулаки.

— Ха-ха-ха, ха-ха-ха! — сухо донеслось из переводчика. Годр спросил:

— Скажи, кто-нибудь еще живет здесь?

— Были две девушки, но я не знаю, где они, — промямлил Мот, побледнев от злости.

— Гыр-гыр! Смотри, Барокаас, этот трус от страха поменял цвет кожи! Гыр-гыр-гыр!

— Гыр-гыр!!! — засмеялся второй годр. — Эти люди такие трусы!

Мот не стал убеждать их в обратном, он лишь молча наблюдал за тем, как потешались над ним годры, и потихоньку накапливал ненависть к этим безжалостным уродам и к их Галактическому Богу.

— Баракаас, посмотри, все ли спокойно снаружи, а я пока вызову катер обратно, — распорядился один из годров, перестав смеяться.

У Моти-Мара замерло сердце. У двери должен находиться Кори, и если его обнаружат до того, как вызовут катер, операцию можно считать провалившейся.

— Повернись ко мне спиной! — приказал Моти-Мару оставшийся годр.

Мот послушно выполнил то, что от него потребовали, и замер, словно тигр перед атакой. Он услышал, как годр за его спиной, предварительно отключив переводящий аппарат, стал вызывать атмосферный катер. Мот понял не все, но главное уловил. Катер должен был прилететь примерно через три минуты, а этого времени Моти-Мару с Кори вполне хватит, чтобы решить свои небольшие проблемы. Годр заканчивал сеанс связи, и Мот понял, что пришла пора действовать.

— скорее заорал, чем запел, Моти-Мар любимую песню жрецов Хивы.

Быстро развернувшись, он ловким ударом ноги выбил из лап растерявшегося годра излучатель и, сделав еще один поворот, ребром ладони саданул ему в шею. Проделай это Мот с человеком, тот лежал бы уже мертвый, но здесь этого явно было мало. Получив удар, годр отскочил в сторону и выхватил свой меч. Его пасть оскалилась, и оттуда вырвалось злобное рычание.

Мот действовал быстро и точно. Уйдя с линии атаки меча, он мощным ударом левого кулака в кисть годра выбил у того меч и, не теряя ни секунды, правой врезал ему в челюсть. Рухнув на кровать, тот взвыл от боли. Мот наклонился и подобрал меч, проверяя, сработает ли механизм включения в его руке. Меч был точно таким же, как у миротворцев, только чуточку длиннее. Меч включался, как только кто-то брал его за рукоять, и выключался, когда его отпускали. Мот загляделся на бледный свет оружия и вовремя не заметил атаки годра. Тот прыгнул на него ногами вперед и сильно ударил в грудь. От полученного удара Мот отлетел к двери и упал на пол. Годр снова прыгнул, но теперь Моти-Мар был наготове. Совершив встречный кувырок, он пропустил летящего врага у себя над головой, а затем быстро вскочил на ноги. В удар Мот вложил всю силу, на которую только был способен. Его правая нога будто впрессовалась в спину годра, который с удвоенной энергией врезался мордой в дверь. Мот молниеносно подскочил к нему и локтем нанес удар в затылок. Годр упал на пол и больше не пошевелился. Дверь открылась, и в хижину вошел Кори. Он посмотрел на лежащего годра и весело улыбнулся.

— Знаешь, он врезался в дверь с такой скоростью, как метеорит в поверхность Луны, — Кори нагнулся и проверил, дышит ли годр. — Благодарение судьбе, он еще жив. Надо поскорее привести его в чувство.

— Что со вторым? — спросил Мот.

— Сожалею, но мне не удалось сохранить ему жизнь. Ведь в нашем плане не было того, чтобы один из них вышел из хижины. Должен признаться, что он был уже мертв до того, как ты запел свои любимые куплеты. Кстати, это было не очень мелодично.

— Ладно, хватит зубоскалить. Лучше дай этому что-нибудь из своей аптечки, в любую минуту может прилететь катер.

Кори достал из нагрудного кармана какой-то тампон и сунул годру в нос. Тот сразу встрепенулся и громко чихнул. Кори предусмотрительно отошел и встал рядом с Моти-Маром. Годр еще несколько раз чихнул, затем открыл глаза. Он посмотрел на Моти-Мара, потом на Кор-Бунта и потрогал свой затылок.

— Что, больно? — злорадно спросил Мот.

Годр непонимающе взглянул на него. Мот показал рукой ему на грудь, давая понять, чтобы тот включил свой переводчик. Годр послушно выполнил требуемое.

— Ну что, пакость зубастая, где теперь твое гыр-гыр? Годр злобно оскалился.

— Ну, ну, не ерепенься! — пригрозил ему Мот. — Представляешь, Кори, он хотел скормить меня какому-то скету и все время насмехался надо мной. — Мот с яростью приставил к горлу годра меч и произнес: — Ну, давай, гаркни еще раз, и я из тебя сделаю мясной салат!

Кори крепко сжал руку Моти-Мара, державшую меч, и отвел в сторону.

— Успокойся, командир, он нам нужен.

— Ты слышал? — спросил Мот годра. — Ты нам нужен! Советую тебе помолиться своему Галактическому Богу, чтобы мы нуждались в твоих услугах как можно дольше! Вставай и не вздумай опять прыгать!

— Не буду, — ответил годр. — Вы хорошие воины, и если я не справился с одним безоружным, то с двумя не стоит даже пытаться.

— Рад, что у тебя остался кое-какой здравый смысл. Надеюсь, ты также проявишь его, когда прилетит катер. Ничего сложного, просто высунешь морду в дверь и приветственно махнешь своим сородичам лапой. Понятно?

— Да, я все сделаю. Но зачем вам это? Вы же все равно не сможете захватить катер.

— Ну, это ты так думаешь, у нас же на этот счет другая точка зрения, — ответил ему Кори.

Мот надел на себя оружие и направился к выходу.

— Смотри, Кори, чтоб все было, как надо, и будь начеку с этим прыгуном. Я пошел в засаду, — сказал он, открывая дверь.

На этот раз Кор-Бунт не успел даже возмутиться, как Моти-Мар вышел из хижины.

«Странно, — подумал Мот, вновь окунувшись во мрак ночи. — После багрового света в хижине я неплохо вижу в темноте. Этот прибор — отличная вещь, надо постараться не забыть его, когда будем улетать отсюда». Мот спрятался за пышным кустом, вблизи того места, где стоял раньше катер. По его расчетам, дверь должна будет оказаться в двух шагах от него и он с легкостью сможет пробраться в хижину незамеченным.

Катер прилетел почти сразу же после того, как Мот устроился в засаде. Его разноцветные огни были хорошо видны на фоне звездного неба. Сейчас, когда операция вступала в решающую фазу, Моти-Мар испугался того, что годры успели слетать к звездолету и оставить там Бети. Он как-то не подумал об этом, предлагая план операции и решив, что девушка непременно будет на катере. Теперь же он понял, что все может разыграться совсем по другому сценарию. Катер сел на запланированное место, и Мот поспешно отогнал в сторону невеселые, навязчивые мысли, приготовившись к быстрой атаке. Он взялся за рукоять меча и сразу как-то успокоился, вновь обретя свою уверенность и хладнокровие.

Кори приоткрыл дверь и выглянул наружу. Катер сел, и сейчас было самое время подать им знак.

— Давай, красавчик, помаши им лапой! — приказал Кор-Бунт плененному годру.

Тот послушно подошел к двери и остановился, словно раздумывая.

— Ну, чего ждешь?

Пленник распахнул дверь и приветственно махнул лапой.

— Вот молодец! — похвалил его Кори. — Будь всегда таким послушным и проживешь долго-долго. — Кор-Бунт пихнул ногой дверь, и та, слегка хлопнув, закрылась.

— Что теперь? — спросил годр.

— Лезь под кровать и лежи там тихо! — приказал Кори и снял с плеча свой излучатель. — Эта штука будет охранять тебя и, если попробуешь высунуться, сразу же поджарит. Кори настроил излучатель на пленника и установил так, чтобы прицел шел чуть выше кровати.

Обезопасив свой тыл, Кор-Бунт приготовился к приему гостей из катера.

Все шло по плану. Пленный приветственно махнул лапой, и сейчас было самое время для того, чтобы из катера вылезли годры. Мот весь напрягся в ожидании этого крайне важного момента, но враги почему-то не спешили. Зажегся яркий прожектор, и его луч начал ощупывать близлежащую местность. На благо Моти-Мара он находился совсем рядом с катером и поэтому не попал в полосу действия луча. Пошарив по сторонам, луч выхватил из темноты круглый силуэт хижины и замер.

— Ну, сейчас самое время высунуть вам свои морды, — прошептал Мот себе под нос.

Словно бы в ответ на его слова массивная дверь катера отворилась, и оттуда выпрыгнули годры.

«Ого! На этот раз, кажется, Кор-Бунту будет труднее, чем мне!» — подумал Моти-Мар, посмотрев в направлении хижины.

Выпрыгнув из катера, годры как бы в нерешительности потоптались на месте, затем, взяв в лапы излучатели, двинулись к плетеному жилищу. Они уже подошли к двери, когда Мот понял, что настало его время действовать. Выскочив из кустов, он схватился за ручку двери катера и потянул ее на себя. Годры в это время заходили в хижину и не оглядывались назад. Вопреки ожиданиям Моти-Мара, дверь отошла в сторону на удивление легко и быстро. Заскочив вовнутрь катера, Мот бегло осмотрелся. За пультом управления сидел ни о чем не подозревавший годр и наблюдал за действиями своих сородичей возле хижины. Бети нигде не было видно. Неслышно ступая, Мот подошел к пилоту и встал у него за спиной. На экране внешнего обзора была видна хижина и четверо годров возле нее. Один из них подал пилоту знак, и тот навел прицел набортного излучателя прямо на дверь плетеного жилища.

«Что-то произошло!» — подумал Мот. Перед тем как забраться в катер, он видел, что один из годров открыл было уже дверь, собираясь войти, теперь же они все стояли снаружи и готовились атаковать хижину. Боковым зрением Моти-Мар вдруг заметил, как напряглись мышцы пилота и как его лапа потянулась к мечу. Отменная реакция, не раз выручавшая его, не подвела и сейчас. Мот быстро присел, и энергомеч годра рассек воздух у него над головой, обдав легким потоком прохладного ветерка. Не выпрямляясь, Моти-Мар сделал выпад, и поверженный враг рухнул на него всем своим весом. Откинув в сторону мертвое тело, Мот сел за пульт управления. Он широко улыбнулся, когда увидел на обзорном экране четырех порубленных годров и Кори, стоящего рядом с трупами с важным видом победителя.

— Когда это ты успел, негодяй? — спросил он у друга, хотя тот не мог его слышать.

Несмотря на то, что операция по захвату атмосферного катера прошла успешно, Мот не чувствовал вкуса победы. Бети здесь не было, и это накладывало какой-то отпечаток бессмысленности на его прекрасно приведенный в действие план.

Выбравшись из катера, Моти-Мар подошел к Кор-Бунту, который с видом продавца, демонстрирующего свой товар, стоял возле мертвых годров.

— Ну как, командир, я был на высоте? — самодовольно спросил он.

— Конечно, жаль только, что я пропустил столь захватывающее зрелище.

— Как? Не может быть! — с видом крайнего огорчения произнес Кори. — Я так старался, и все напрасно! Это кровная обида, командир! — Кори широко улыбнулся.

— Зубоскал! — вынес свой вердикт Моти-Мар и улыбнулся в ответ.

Что бы ни происходило, Кори всегда умел поднять настроение, и это было большим плюсом в его дружбе со всеми миротворцами без исключения.

— А где пленный? — спросил вдруг Мот.

— Я не виноват, командир, честное слово, — с ходу начал оправдываться Кори.

— Только не говори мне, что ты его убил! — Мот сердито насупился.

— Но этот болван сам подсунулся! Я засадил его под кровать и, настроив излучатель, навел прицел у него над головой. Я ему так и сказал: «Эта штука будет охранять тебя, так что лучше не высовывайся!» Я уже было достал свой меч и приготовился к приему дорогих гостей, как вдруг услышал позади себя выстрел излучателя. Я обернулся и увидел этого придурка с прожженной башкой. Я чуть было не поплатился своей жизнью из-за него. Я стоял спиной, когда один из прилетевших годров открыл дверь. Благодарение судьбе, реакция у меня отменная. Я рухнул на пол, и этот урод, промазав из своего излучателя, вновь закрыл дверь. Проделав в хижине дыру своим мечом, я быстренько вылез наружу и напал на годров сзади. Я уложил их за пару секунд, командир. — Кори довольно улыбнулся.

— Ну, если дело выглядело именно так, то в гибели пленного ты не виновен, но ты мог оставить в живых кого-нибудь из этих четверых!

— Я как-то не сообразил, командир, — виновато ответил Кор-Бунт.

— Вот то-то и оно, а то расхвастался…

— А с Бети все в порядке? — спросил Кори, переводя разговор на другую тему.

— Ее там нет, — ответил Мот с какой-то безнадежностью в голосе.

— Ты уверен? Ты хорошо искал?

— А что там искать? Место пилота с пультом управления, место стрелка и шесть мест для воинов — больше ничего нет.

— Но должно же еще быть место для перевозки грузов!

— Это для тебя должно, а там ничего нет. Я же видел.

— Может, где-нибудь под ногами? — не унимался Кори.

— Под ногами? Там я не посмотрел, не догадался! — Мот повернулся и побежал к катеру. — Под ногами, — прошептал он себе под нос, уже забираясь внутрь.

Испугавшись, что от волнения командир совершит какую-нибудь непоправимую ошибку, Кор-Бунт побежал следом за ним. Он застал Моти-Мара на полу, разглядывающего какую-то едва заметную щель в проходе между креслами.

— Смотри, Кори, похоже на люк грузового отсека, — взволнованно прошептал Мот, доставая меч. — Надо разрезать здесь и посмотреть.

— Ты что, ополоумел?! — Кори с силой сжал руку Моти-Мара. — Если там Бети, ты можешь ее задеть! Надо поискать, где-то рядом должна быть кнопка.

— На пульте! — перебил его Мот и бросился к пилотскому креслу.

Через пару минут Мот возвратился и начал внимательно осматривать пол и стены рядом со щелью.

— Вот! — воскликнул он, обнаружив небольшой синий рычажок под потолком.

Не раздумывая, Мот нажал на него, и щель на полу стала быстро расширяться.

— Уфф, — облегченно вздохнул Кори. — Этот рычажок вполне мог оказаться запуском самоликвидатора катера.

Не обращая внимания на поучения Кор-Бунта, Моти-Мар заглянул внутрь образовавшегося проема.

— Она здесь, лежит под мертвым годром, — сказал Мот, подняв голову. — Там, внутри, просто жуткий холод! Я залезу в отсек и подам тебе Бети. Приготовь все необходимое, чтобы отогреть ее!

Мот спрыгнул вниз и, пригнув немного голову, отправился в глубь грузовой камеры. Через некоторое время он показался с Бети на руках. Лицо девушки было бледным, а губы покрылись каким-то страшным синеватым налетом. Мот приподнял Бети повыше и передал Кори, затем, подтянувшись на руках, выбрался сам.

— Она жива? — спросил он тихо, с затаенной надеждой.

— Да, только сильно замерзла. — Кори достал из своей персональной аптечки флакон с какой-то жидкостью и протянул Моти-Мару. — На, разотри ей тело!

Мот быстро распахнул накидку Бети и вылил ей на грудь содержимое пузырька. Ловкими, умелыми движениями он стал массировать ее тело, к которому начал возвращаться розовый цвет. С губ девушки исчез синеватый оттенок, и появилось глубокое, спокойное дыхание.

Когда массаж был закончен, Кори достал тампон и точно так же, как когда-то годру, сунул его в нос Бети. Та судорожно вздохнула, затем, громко чихнув, открыла глаза.

— Бети, Бети, это мы, не бойся, все хорошо, — приговаривал Мот, нежно поглаживая ее по лицу.

Девушка посмотрела на него и, немного приподнявшись, села.

— Моти, — жалобно произнесла она, и из ее глаз потекли слезы. Бети плакала тихо, как бы нехотя, словно не желала расставаться с пережитыми страданиями. Иногда всхлипывая, иногда жалобно завывая, она уткнулась Моти-Мару в грудь своим личиком, и тот с чувством прижал ее к себе, стал успокаивать девушку, нежно поглаживая по маленькой головке.

— Ну успокойся, Бети. Ну же, перестань. Все хорошо, ты среди своих, тебе ничего не угрожает, — ласково приговаривал Мот.

— Марга-а… Мне так жалко ее. Как она теперь будет жить… без руки? — короткими фразами, в паузах между всхлипываниями и завываниями, причитала Бети. — Она совсем не злая… Она всегда заботилась обо мне… А теперь ей… Это же так больно!

Нежно обнимая Бети, Мот вспомнил, как однажды у него на груди плакала маленькая девочка, которую наказала мать. Она так же причитала, произнося какую-то бессмыслицу, и так же страдальчески всхлипывала, жалуясь на несправедливость родителей. «Как много у Бети осталось детских, искренних и наивных чувств! — подумал Моти-Мар. — Как много у нее детской нежности и ласки!» Крепко прижав к себе девушку, Мот понял, что любит это простодушное прелестное существо. Любит так, как не любил никогда в своей жизни. Любит такой искренней и нежной любовью, что даже не знает, осмелится ли он поцеловать ее когда-нибудь.

— Я сам все приберу возле хижины, а ты пока побудь с ней, — заботливо проронил Кори, поднимаясь с колен.

— Хорошо, иди, — ответил Мот. Он совсем забыл о друге, который все это время стоял рядом с ним на коленях. Кори всегда умел в нужное время стать незаметным, что особенно ценил в нем Моти-Мар и другие миротворцы.

Выбравшись из катера, Кор-Бунт занялся уборкой территории вокруг хижины. Стащив в кусты мертвых годров, он изъял у них все оружие, а трупы прикрыл ветками. Через некоторое время к нему присоединился Мот, и они вместе присыпали сухими листьями кровавые пятна возле хижины.

— Как там Бети? — спросил Кори.

— Она, как маленькая девочка, наплакалась и уснула, — ответил Мот с ласковой улыбкой на лице. — Она даже не поняла, что Марга погибла.

— Наверное, она просто не хотела в это верить, ведь Марга была у нее единственным родным человеком. Со временем она все поймет и успокоится.

— Будем надеяться на это. Не хочется, чтобы она страдала.

***

Бети еще спала, свернувшись клубочком на одном из пассажирских кресел. По ее телу иногда пробегала едва заметная дрожь.

К Моти-Мару подошел Кор-Бунт и по-дружески положил ему на плечо свою руку.

— Она прекрасна! — восхищенно прошептал Мот.

— Да, но нам пора лететь, командир, — ответил Кори.

Мот наконец оторвал взгляд от Бети и направился к пульту управления. Он сел на место пилота, а рядом с ним на кресло стрелка пристроился Кори. Мот взглянул на пульт и с видом профессионала провел по нему рукой. Многие знаки были ему непонятны, но это не помешало ему разобраться в их назначении. Управление катером было почти таким же, как и у миротворцев. Мот не понял лишь назначения ряда кнопок, расположенных немного левее от общей панели. «Раз они в стороне, значит, не так важны», подумал Мот, поднимая катер. Взлетев над кронами гигантских деревьев, Моти-Мар выбрал правильное направление и включил основные ускорители. Катер двинулся навстречу начинающемуся рассвету, мгновенно набрав полную скорость.

— Ускорители не хуже наших, — произнес Мот, повернувшись к Кор-Бунту.

— Да, — ответил тот. — Для нас это неприятный сюрприз. С такими ускорителями они могут возвратиться к Земле довольно быстро.

Мот нахмурился.

— Мы должны любыми путями предупредить об этом базу и крейсер, иначе шансы Земли на выживание сведутся к нулю, — произнес он через некоторое время.

— Возможно, мы сможем это сделать, заполучив звездолет годров, — с надеждой ответил Кори.

— Будем надеяться, что так оно и будет. — Мот взглянул на обзорный экран. — Уже рассвело. Скоро мы будем у дикого озера.

Кори молча кивнул и так же, как Мот, уставился на экран внешнего обзора. Во все стороны, куда ни глянь, тянулся зеленый массив гигантского леса, и как-то не верилось, что вскоре он может кончиться. Кори очарованно вздохнул.

— Этот лес похож на огромный сказочный остров, стоящий на гигантских опорах в море ядовитого мха.

— Странно, но дикое озеро и облака существуют за его пределами. Не знаю почему, но они боятся леса. Я думаю, все дело в растительности, похоже, она отнимает у них энергию.

— А почему именно у них, а не у нас, например?

— Этого я не знаю. — Мот замолчал и посмотрел на свою накидку. — Бети и Марга использовали эту растительность как защитную одежду от облаков, но принцип ее действия для меня загадка.

— Смотри! — прервал Моти-Мара Кор-Бунт, показав рукой на обзорный экран. — Лес кончается!

Они замерли, пораженные открывающимся зрелищем. Впереди гигантский лес резко обрывался, и за ним расстилалось нечто невообразимое. Слышался жуткий вой и что-то еще, похожее на многократно усиленное утробное рычание.

— Дикое озеро, — прошептал Мот. Он подвел катер к краю леса и завис там, решив немного осмотреться. Приставку «дикое» озеро оправдывало с лихвой. Его вязкое месиво вздымалось вверх огромными волнами, каждый раз изображая какую-нибудь звериную морду. Мот вдруг понял, что его захлестывает отвращение, страх, ненависть, звериная ярость и что-то еще жуткое и невообразимое. Ему вдруг захотелось свежей человеческой крови и чтобы она непременно была теплой… Какой-то крошечный остаток воли еще боролся в воспаленном мозгу Моти-Мара, пытаясь все расставить по своим местам. Именно эта, уже затухающая искра разума закрыла ему глаза в тот момент, когда командир миротворцев уже твердо решил для себя, что запах крови человека совсем не тошнотворный, а очень приятный. Он больше не чувствовал себя разумным существом, в нем всплыли звериные инстинкты. Закрыв глаза, Мот рухнул на пол, будто неожиданно лишился какой-то опоры, до сих пор преданно державшей его. На миг у него появилось такое чувство, словно он выпал из какого-то мира тьмы и зла, где ничему человеческому быть не полагается. Мот полностью пришел в себя в тот момент, когда катер вдруг сильно затрясло.

— Что это, Моти?! — Бети проснулась и, сидя в кресле, смотрела на него испуганными глазами.

Катер трясло непрестанно. Подавив нарастающий страх, Мот посмотрел на пульт управления, и его взору открылась жуткая картина. За рычагами стоял Кор-Бунт и вел катер прямо вниз. На обзорном экране была только светло-коричневая жижа, изображающая чудовищных животных, и Мот понял, что катер находится уже внутри дикого озера. Чтобы снова не поддаться психологическому воздействию озера, Моти-Мар отвернулся и спиной приблизился к пульту. Расположение нужной кнопки он помнил хорошо, поэтому, быстро на ощупь найдя ее, не раздумывая, нажал.

Обзорный экран погас, но на поведении Кор-Бунта это никак не отразилось. Он по-прежнему вел катер вниз — в глубь ненасытной утробы.

— Кори!!! — позвал Мот, удивляясь, как тот может стоять на ногах при такой тряске.

Отпустив рычаги, которые сразу же вернулись в нейтральное положение, Кор-Бунт повернулся и с любопытством льва, рассматривающего свою будущую добычу, взглянул на Моти-Мара. Его рот тронула кривая усмешка.

— Свежая кровь! — радостно произнес Кори, протягивая к Моти-Мару руки.

— Мот! — закричала испуганная Бети где-то сзади. Кор-Бунт схватил Моти-Мара за накидку, но сразу же отдернул руки, злобно оскалившись.

— Сними ее, я хочу свежей крови!

Мот послушно, словно загипнотизированный удавом кролик, начал выполнять требуемое.

— Моти-и!!! — крик был отчаянный и просящий одновременно.

Распахнув было свою накидку, Мот замер. На мгновение промелькнувшего разума было достаточно, чтобы годами натренированное тело отреагировало на грозящую опасность.

Нога Моти-Мара сама нашла нужное место, ударила точно и сильно. Потеряв сознание, Кори упал на пол и замер.

— Извини, друг, но я еще не настолько сошел с ума, чтобы самому забраться к тебе в желудок, — прошептал Мот, ползком пробираясь к рычагам управления. Катер по-прежнему сильно трясло, и встать на ноги было просто невозможно. Мот приподнялся и, схватившись за рычаги, рванул их на себя. Никаких ощутимых изменений не произошло. Катер трясло, и невозможно было определить, начал он подниматься или нет. Зафиксировав рычаги в крайнем положении, Мот оставил их в покое и осел на пол.

— Мы выберемся, мы выберемся, — шептал он, стараясь успокоиться.

Катер вдруг начал угрожающе скрипеть и скрежетать, словно преодолевал какое-то сильное сопротивление. Услышав эти звуки, Мот обрадовался и забеспокоился одновременно. С одной стороны, стало понятно, что катер поднимается, но с другой — было неизвестно, выдержит ли он чудовищное давление дикого озера, которое всеми силами пыталось удержать в своей утробе драгоценную добычу. Мот посмотрел на Бети, и только сейчас заметил, что девушка крепко пристегнута к креслу какой-то металлической скобой. «Вероятно, когда начало трясти, сработала автоматика», — подумал Мот, пробираясь к ней.

Бети была напугана, но держалась молодцом. В ее глазах светилась решимость, и она твердо спросила:

— Где мы?

— Внутри дикого озера, — ответил Мот, добравшись наконец до нее. — Ты не рассказывала, что оно может гипнотизировать.

— Что делать? — переспросила Бети.

— Ну, воздействовать на психику. Другими словами, заставить кого-нибудь делать то, что он не хочет. Как, например, Кори. Видела?

— Мы сможем выбраться отсюда? — спросила вдруг Бети.

— Надеюсь, что да, — Мот о чем-то задумался.

Обшивка катера скрипела все сильней и сильней, словно ее сдавливали какие-то могучие тиски. К этим звукам добавлялся еще постоянный рев озера, что все вместе подавляло оптимистические мысли.

Обозлившись на себя за панику, Мот взялся за рычаги и приготовился к экстренному торможению. Катер все еще трясло, но по непрерывному скрипу и скрежету было понятно, что он упрямо ползет вверх. Загадкой оставалось только то, с какой скоростью он это делает и как глубоко он еще находится.

Во взгляде Бети Мот ощущал огромную надежду, которую девушка возлагала на него.

— Мы выберемся! — решительно произнесла Бети, и Моти-Мару сразу стало легче.

«Теперь мы точно выберемся!» — подумал он, когда катер вдруг перестало трясти. Быстро переведя рычаги в нейтральное положение, Мот нажал кнопку экстренного торможения.

Из дикого озера поднялась очередная волна, но она не была похожа на предыдущие. Она ползла вверх медленно, как бы нехотя, не изображая каких-либо зверей и не оглашая окрестности диким воем. Волна ползла все выше и выше, постепенно растягиваясь и превращаясь в столб, затем в какой-то канат с непонятным бутоном на верхушке. Казалось, что это рука дикого озера, которая держит что-то в своем кулаке, не желая выпускать. Это что-то тянулось вверх и вверх, растягивая до предела хищную лапу чудовища. Наконец раздался звонкий, но негромкий хлопок, и, вырвавшись из цепких объятий дикого озера, ввысь устремился серебристый, сверкающий в дневном свете катер. Несмотря на огромную скорость, он быстро остановился и завис на достаточно большой высоте.

Лишившись добычи, волна с душераздирающим ревом рухнула вниз в свое обиталище, чтобы опять возвратиться на поиски пищи.

Глава 13

Кооас был назначен Лидером разведывательного звездолета, отправляющегося на Насор. Ему дали в подчинение двадцать воинов и велели любыми средствами отыскать пропавшую на планете экспедицию. В самой операции ничего опасного не было, так как на орбите в качестве прикрытия находился самый мощный крейсер Автораама, но Кооас приступил к разведке со всей серьезностью. Отправив восемь воинов на атмосферном катере в одном направлении, он на звездолете полетел в противоположном. Поиск должен был пройти по ранее разработанному плану, и, согласно ему, ничего не предусмотренного с разведчиками не должно было произойти. Десяти минут опоздания катера к месту встречи было достаточно для Кооаса, чтобы отправиться на его розыск и послать соответствующее сообщение на крейсер.

***

— Мы вырвались, — прошептал Мот, расслабившись в кресле. Его ноги еще дрожали от перенесенного волнения, но сам он чувствовал себя отлично.

— Я знала, я знала, что ты это сделаешь! — по-детски пролепетала Бети и радостно кинулась обнимать Моти-Мара.

— По какому случаю такое веселье?

Мот обернулся на голос и увидел сидящего на полу Кори, который с недоумением смотрел на него и Бети.

— Я, кажется, проспал самые интересные события, — с разочарованием протянул Кор-Бунт. — И, конечно, никто не подумал о том, чтобы разбудить меня.

— Пить хочешь? — задал Мот обескураживающий вопрос.

— Пить?.. — переспросил Кор-Бунт, подозревая, что его хотят разыграть. — Не так чтобы очень. А в чем, собственно, дело?

— Как насчет кружки теплой, ароматной крови? — спросил Мот с полной серьезностью.

— Фу, какая пакость! — Кори скривил гримасу отвращения. — Что ты такое несешь, командир?

Мот с Бети переглянулись и весело засмеялись. «Так и есть, разыграли!» — подумал Кор-Бунт.

— Можете разрезать меня на части, но объясните, в чём смысл вашего розыгрыша? — Кори с мольбой посмотрел на Моти-Мара. — И расскажите мне наконец, что здесь произошло! Я только помню, как мы прилетели к дикому озеру, а потом… — Кори задумался. — А потом полный провал!

Моти-Мару забавно было наблюдать растерянность Кор-Бунта, но долго мучить он его не стал. Рассказав обо всем, что произошло, Мот подошел к своему ошеломленному другу и спросил:

— Слушай, Кори, почему, будучи сам загипнотизированным, ты мог гипнотизировать меня?

— Темень мрачная, — произнес Кор-Бунт задумчиво. — Для меня это еще большая загадка, чем для тебя. Похоже, моя память в тот момент не функционировала. — Кори вдруг резко повернулся к Бети и с интересом посмотрел на нее, будто никогда раньше не видел.

Девушка испуганно спряталась за Моти-Мара.

— Ну и дураки же мы! — изумленно проговорил Кори и засмеялся. — Ломаем головы над этими «как? почему?», а разгадка, оказывается, у нас под носом!

— Я ни в чем не виновата, — жалобно заскулила Бети, собираясь заплакать. — Честное слово!

— Да что с тобой, дурочка? Я же ни в чем тебя не обвиняю. — Кори даже растерялся.

— А почему тогда ты так посмотрел на меня?

— Да, действительно, зачем ты ее пугаешь? Вечно ты со своими штучками! — вступился Мот.

— Извините, — искренне произнес Кори. — Я не хотел никого пугать, просто на меня вдруг нашло озарение. Ответь, Бети, ты смотрела на экран внешнего обзора, когда мы были в озере? — Да.

— И что ты чувствовала?

— Мне… было немного страшно от звериных морд и ужасного воя.

— И все?

— Все, — растерянно ответила Бети.

— Итак, — торжественно произнес Кори, будто выступая на каком-то важном собрании. — У нас имеются следующие данные: на Бети озеро не подействовало. На тебя, Мот, подействовало, но слабо, так как ты успел вовремя закрыть глаза. На меня озеро подействовало мгновенно. Что это значит, спрашиваю я вас? — Кори обвел слушателей хитрым взглядом. — А это значит, что у меня не было никакой защиты. У тебя, Мот, была, но слабая, а вот Бети была полностью защищена! Теперь стоит вам, друзья мои, посмотреть друг на друга повнимательней, и вы все поймете.

Мот последовал совету Кори и начал с любопытством разглядывать себя и Бети.

— Ты хочешь сказать, что растения, из которых сплетены наши накидки, защищают от воздействия озера?

— Точно! — радостно ответил Кори.

— Но ведь у Бети и у меня они совершенно одинаковые. Почему же тогда она была защищена полностью, а я нет?

— А ты посмотри на ее волосы! — довольный собой, Кори улыбнулся.

Теперь Мот понял все. В волосы Бети, в ее густые косы, были вплетены стебли все тех же таинственных растений. Раньше Мот думал, что она делает это для красоты, но теперь он знал точно, для чего они предназначены.

— Мама научила нас с Маргой так подвязывать волосы, и с тех пор мы всегда это делаем, — вмешалась в разговор Бети. — Мы даже не знали, что это от чего-то защищает. Про накидки мама говорила, что они удерживают жизнь, а про волосы нет.

Мот искренне улыбнулся и обнял Бети.

— Твоя мать была удивительной женщиной! — Мот повернулся к Кори. — Интересно, как действуют эти растения?

— Похоже, они нейтрализуют какую-то черную энергаю, которую излучает дикое озеро, — ответил Кор-Бунт. — Скажи, как я выглядел до того, как ты выключил экран?

— Не очень привлекательно. У меня даже появилось ощущение, что с минуту на минуту ты превратишься в такое же коричневое мес… месиво. — Последнее слово Мот произнес с трудом. Он вдруг замолчал, пораженный всплывшей у него в мозгу невероятной догадкой. — Кори, ты гений, — взволнованно прошептал он, изменившись в лице.

— Я знаю, — ответил Кор-Бунт самодовольно, но с какой-то неуверенностью в голосе.

— Да нет же, ты даже представить себе не можешь, какой ты гений! — Мот возбужденно зашагал по катеру, что-то обдумывая.

— Так в чем же наконец дело? — не выдержал Кори затянувшейся паузы.

— Слушай! — Мот перестал ходить и уселся в кресло. — Озеро излучает энергию, назовем ее условно отрицательной. Так как озеро неразумно, то его отрицательная энергия не имеет какого-либо направленного действия. Оно простозаряжает ею кого-нибудь, например, тебя. Кажется, ничего опасного, но тут вступают в действие его звериные инстинкты, которые ты видишь через изображения чудовищ. Вот они-то и дают направление отрицательной энергии, которой ты зарядился! Теперь ты становишься частью дикого озера — его детищем и подчиняешься его утробным инстинктам! Это никакой не гипноз, а направляемая звериными инстинктами отрицательная энергия! Понял?

— Понял. В этом и заключается моя гениальность? — спросил Кори немного разочарованно.

— Это еще не все. Сядь в кресло, а то, услышав продолжение, ты можешь упасть!

Заинтригованный таким советом, Кори поспешно его выполнил.

— Итак, из-за отсутствия у озера разума его отрицательная энергия не имеет определенного направления и без зрительных эффектов не действует! — Мот сделал многозначительную паузу. — А что произойдет, если у него появится разум?

— Оно сможет, не прибегая к зрительным представлениям, придавать своей отрицательной энергии любую направленность и превращать любое существо во что захочет! — ответил Кори.

— Ну!!! — Мот выжидающе посмотрел на Кор-Бунта.

— Что — ну? — не понял тот.

— Тебе что-нибудь это напоминает?

— Галактический Бог! — произнес Кори, ошарашенный своей догадкой.

— Точно!!! — Мот вскочил с кресла. — Я просто уверен, что он действует по такой же схеме! Он излучает подобную отрицательную энергию, но при этом имеет высокоразвитый мозг!

— Не может быть! — Кори был потрясен. — Не может быть, чтобы все было так просто.

— Я тебе говорю, что все так и есть! Другого варианта просто не существует!

— Это значит, что при помощи этих растений мы можем обезопасить себя и от него? Достаточно надеть накидку и вплести в голову стебельки — и ты неуязвим?

— Конечно! Хотя, я думаю, накидка особой роли не играет, все воздействие идет через мозг.

— Гениально и до безумия просто. — Кори мечтательно закатил глаза. — Как бы я хотел встретиться с этим монстром один на один, прямо сейчас.

— У нас еще появится такая возможность, — Мот задумался. — А теперь нам необходимо раздобыть звездолет, — сказал он через некоторое время.

— Но как мы сможем это сделать? Ведь он наверняка находится сейчас внутри дикого озера. По-моему, командир, у нас нет шансов.

— Ты прав, но только наполовину. Со звездолетом в озере мы связываться не будем. Мы захватим тот, с которого прилетел этот катер. Но перед этим, думаю, нам следует сделать себе защиту от отрицательной энергии. — Мот сел в кресло пилота и, включив обзорный экран, повел катер в сторону леса.

***

— Лидер, для вас сообщение с крейсера! — оператор связи зашел в тот момент, когда Кооас собирался завтракать.

— А подождать не мог? — спросил Кооас сердито.

— Нет, Лидер, сообщение срочное! — оператор отдал информационный накопитель и удалился.

Оставшись один, Кооас с сожалением отодвинул в сторону еду и закрыл дверь. Сунув накопитель в считывающее устройство, он уселся в кресло и включил воспроизведение. В его мозгу сразу же четко отпечатался текст послания.

«Кооасу — Лидер крейсера. Засекли местонахождение катера — пересечение сто двадцать пятой и тридцать восьмой линий общей сетки.

В связи с чрезвычайными обстоятельствами в Империи крейсер „Гигант“ отбывает к Крохту. Вам следует догнать его после произведения разведки».

«Ну что ж, — подумал Кооас, — этого следовало ожидать. Вероятно, пришло еще одно сообщение о восстании, и крейсер отбывает, не дождавшись конца разведки и оставив нас без прикрытия. Это как раз в духе скета». Кооас злорадно улыбнулся. Казалось, он знает что-то очень важное, то, что известно только ему одному.

***

Нужное растение Бети нашла быстро. Это было небольшое дерево с длинными листьями, очертаниями похожее на очаровательную девушку с прекрасными зелеными волосами. Нарвав по охапке, Мот, Кори и Бети направились обратно к катеру, стоящему неподалеку. Девушка была немного напугана и все время оглядывалась по сторонам. Она не решилась посоветовать Моти-Мару увести катер подальше от озера и теперь корила себя за это. Привычная лесная тишина нарушалась здесь диким воем озера, и не было видно ни одного животного, пасущегося на лужайке или сидящего на дереве. Бети чувствовала, что совсем рядом находится что-то злое и страшное, готовое в любую минуту напасть на нее. Воображение тут же нарисовало одну из тех тварей, которые показывало озеро. Бети шла последней, и ей представилось, как чудовище встает перед нею, загораживая от возможной помощи и отрезая путь к спасению.

Мот был поглощен мыслями о предстоящей операции, но вдруг кровь застыла у него в жилах от жуткого звериного воя за спиной и полного ужаса крика Бети. Он быстро обернулся и замер, не поверив своим глазам. Там, где должна была находиться Бети, стояло огромных размеров чудовище и сокрушало воздух громогласным ревом. Тварь отдаленно напоминала жабу, но только с большим толстым хвостом и тремя рогами на голове. Подавив мелькнувшую было паническую мысль о гибели Бети, Мот одним движением снял с плеча излучатель и нажал на спуск. Рядом с ним уже стоял Кори и тоже обстреливал неведомо откуда взявшуюся тварь. Лучи один за другим прожигали тело чудовища, но безрезультатно. Тварь лишь жутко взвыла и повернула к ним свою безобразную морду. Прожженные раны тут же затягивались, не причиняя ей какого-либо урона. Гигантский хвост одним ударом сбил с ног Моти-Мара и Кор-Бунта, отмахнувшись от них, словно от назойливых мух. Мот отлетел в сторону и упал в кусты, оказавшись сбоку от чудовища. Теперь он увидел Бети. Она лежала на траве и в страхе закрывала руками лицо. Разделавшись с наглыми противниками, чудовище вновь обернулось к Бети и, в предвкушении вкусного обеда, разинуло свою невообразимо широкую пасть. Выскочив из кустов, Мот выхватил меч и бросился к девушке.

— Бети! Сюда! Беги ко мне!!! — кричал Мот, стараясь привлечь внимание девушки.

Бети заметила его и, вскочив на ноги, побежала навстречу.

Немного раздосадованное тем, что обед убегает, чудовище неуклюже повернулось и ударило по удирающей добыче хвостом.

Мот подбежал к Бети как раз вовремя. Повалив девушку и немного пригнувшись сам, он рубанул мечом по летящему хвосту, и тот пронесся над ними, будучи уже обрубком. Яростно взревев, чудовище ринулось на них всей своей тушей.

— Бежим! — крикнул Мот, схватив Бети за руку. Он не заметил, что отрубленный хвост, словно живой, подполз к уродливой твари и моментально прирос к прежнему месту.

Разозлившееся чудовище снова ударило хвостом. «Конец!» — только и успел подумать Мот. Сбитый с ног, он потерял сознание, врезался в Бети, и они вместе отлетели к какому-то дереву. Стукнувшись головой о ствол, Мот пришел в себя и, не обращая внимания на пронзительную боль в затылке, вскочил на ноги. Бежать было некуда. Перед ним стояла отвратительная тварь и размахивала своим могучим хвостом. Бети судорожно сжала руку Моти-Мара, будто просила защитить ее.

— Все, — прошептал Мот. — Я потерял излучатель, я потерял меч. Единственное, что я могу еще сделать, — это укусить эту тварь за язык, когда она будет меня заглатывать. Думаю, это немного испортит ей прелесть обеда.

Неуместный юмор Моти-Мара вызвал у Бети поток слез.

— Это я, я во всем виновата! — запричитала она.

— Да перестань, какое это теперь имеет значение, — ответил Мот.

Вдруг спину чудовища пронзила серия выстрелов излучателя. Сквозные, прожженные отверстия появлялись в разных местах, но сразу же затягивались, не причиняя мерзкой твари какого-либо вреда. «Кори очнулся, но что толку!» — с безразличием обреченного подумал Мот. Видимо, не желая отвлекаться от предстоящей трапезы, чудовище даже не отреагировало на выстрелы.

— Это я, я во всем виновата! — твердила свое Бети. Чудовище приблизило к жертвам свою морду, и Моти-Мара обдало смрадным дыханием.

— Это я… Мне было страшно, я его представила, и оно появилось!

Мот словно очнулся.

— Ты его именно таким и представила? — спросил он, пятясь задом от гнусной морды.

— Да, да!

Мот среагировал мгновенно.

— Ааа!!! Крыса-а!!! — закричал он с неподдельным страхом и бросился бежать.

В том, что Кори не промажет, Мот не сомневался.

Моти-Мар бежал вперед, не видя, что делается за спиной, но он все хорошо слышал. Дикий рев чудовища, отреагировавшего на его бегство, вдруг начал слабеть, и вскоре Мот услышал знакомый писк, принадлежащий земной крысе. Теперь можно было не продолжать бегство. Мот остановился и повернулся лицом к преследователю. Крыса стояла в нескольких метрах от него и, злобно скалясь, готовилась к прыжку. Кор-Бунт выстрелил вовремя и с присущей ему меткостью. Крыса вспыхнула и в один миг превратилась в кучку пепла.

— Уфф, — выдохнул с облегчением Мот. С улыбкой качая головой, словно ему пришла нелепая мысль, он подошел к Бети. — Подумать только, наша жизнь зависела от нескольких слов, которые ты должна была произнести. Еще пару секунд — и конец. Тебе надо было сразу сказать, что эта тварь появилась именно такой, какой ты ее себе представила.

Девушка ничего не ответила Моти-Мару. Она с широко раскрытым ртом смотрела на него, силясь понять, что же все-таки произошло. С безумным выражением лица, прихрамывая, к ним подошел Кор-Бунт.

— Что с твоей ногой? — спросил Мот.

— Да гори она синим пламенем, эта нога! — выругался Кори. — Ты объясни мне лучше, что здесь произошло. У меня глаза полезли на лоб, когда я увидел, как эта чудовищная туша превратилась в обыкновенную крысу. Я даже не знал, стоит ли мне мелочиться, стреляя в нее.

Мот простодушно улыбнулся.

— Хорошо, садись на траву. Я осмотрю твою ногу и заодно объясню вам обоим, что произошло, — сказал он.

Кори послушно сел, Бети подползла к нему и пристроилась рядом.

— Ничего страшного, просто легкий вывих, — произнес Мот, осмотрев ногу. — Придется дернуть, чтобы кость встала на место. Итак, вас интересует, что произошло? — Мот резко дернул.

— А-а! — приглушенно вскрикнул Кор-Бунт.

— Через час боль пройдет, и ты будешь как новенький. — Мот весело улыбнулся и как ни в чем не бывало продолжал свое объяснение: — А произошло следующее. Когда чудовище, облизываясь, приблизило ко мне свою морду, Бети вдруг объявила, что это именно она вызвала его. Ее воображение, взбудораженное страхом, представило отвратительную тварь, и та тотчас появилась, до мельчайших подробностей соответствуя ужасному образу. Бети сама вызвала чудовище и сама придала ему такой облик, которого больше всего боялась. Моя мысль в тот момент, когда я это понял, сработала со сверхъестественной скоростью. После того как я побывал в тюремном подвале у Крит-Коула, я испытываю неподдельный страх перед крысами. Этим я и воспользовался. Отреагировав на мой импульс страха, тварь превратилась в маленькую крысу и стала уязвима для излучателя Кори. Вот и все. — Мот весело улыбнулся.

— Да ты гений, командир!

Бети ничего не говорила. Она лишь с восхищением смотрела на Моти-Мара, отчего тот почувствовал себя не совсем уютно.

Мот был смущен.

— Однако нам пора заняться своими делами, — проронил он, поднимаясь с колен.

Подобрав брошенные при появлении чудовища спасительные листья, Мот, Кори и Бети отправились к катеру. Им еще предстояло провести весьма важную операцию по захвату звездолета годров.

***

Катер оказался как раз в том районе, который был указан крейсером. Оценив внешний вид катера, Кооас сразу понял, что тот находится в плачевном состоянии.

— Попробуйте связаться с ним еще раз!

Оператор связи послушно выполнил приказ, но катер опять не ответил. Кооас был в растерянности. Он никак не мог решить, впускать катер в звездолет или нет. Была ли хоть малейшая вероятность того, что его кто-нибудь захватил? «Если бы на планете находились существа, способные управлять катером, то у них наверняка были бы свои летательные аппараты, а их при обследовании с орбиты не было обнаружено, — размышлял Кооас. — Следовательно, катер пострадал от какого-то стихийного бедствия и просто лишился связи. Его внешний вид как нельзя лучше это доказывает». Помятая обшивка, оторванный и неизвестно где потерянный набортный излучатель — все это говорило о том, что катер потерпел крушение.

— Открыть входные шлюзы и взять катер на борт! — скомандовал Кооас, приняв наконец решение.

— Слушаюсь, Лидер! — ответил дежурный пилот звездолета, выполняя приказ.

— Катер на своем месте! — доложил он через некоторое время.

— Хорошо, выводи корабль на орбиту, — приказал Кооас. Он не желал производить дальнейшую разведку планеты, когда в Империи происходят такие события. Плевать он хотел на пропавший когда-то звездолет и на всех годров, находившихся в нем. Главное сейчас — восстание, и для Кооаса жизненно необходимо было находиться в гуще разворачивающихся событий. Он должен был знать все, чтобы вовремя и безошибочно принять нужное решение.

Приказав, чтобы к нему немедленно доставили экипаж катера, Кооас отправился к себе в каюту.

***

Все произошло так, как рассчитывал Моти-Мар. Немного поразмышляв, годры открыли входные шлюзы звездолета и впустили катер. На посадочной площадке стояли пять воинов, и Мот, увидев это, облегченно вздохнул. «Могло быть и больше», — подумал он. Достав из грузового отсека мертвого годра, Мот с Кори усадили его в пилотское кресло, а сами притаились в засаде около двери. Бети, по твердому настоянию Моти-Мара, забралась под одно из пассажирских кресел и притаилась там, словно мышка в своей норе. С места засады был хорошо виден обзорный экран, а на нем вся посадочная площадка.

Ждать пришлось недолго. Через некоторое время от пятерки отделился один из годров и направился к катеру выяснить, почему никто из него не выходит. Осторожно приоткрыв дверь, он просунул голову и бегло огляделся. Заметив мертвого годра, уткнувшегося мордой в пульт, он повернулся и что-то крикнул стоявшим на площадке четырем воинам. Те сразу же все вместе поспешили к катеру, допустив этим непоправимую ошибку. Выскочив из засады, Мот пронзил мечом стоявшего на пороге годра и прыгнул прямо на головы находившихся внизу. Кори выскочил следом за ним, и они вместе, совершив несколько молниеносных выпадов, за считанные секунды уложили растерявшихся противников. Взвыла оглушительная сирена, и Мот понял, что их заметили. Вероятно, за посадочной площадкой велось наблюдение. Из катера выпрыгнула Бети и, стараясь перекричать рев сирены, заявила:

— Я пойду с вами!

Махнув в знак согласия головой, Мот побежал к выходу из посадочной площадки. Слева от него был Кори, а сзади Бети. Теперь у миротворцев не было преимущества внезапности, и исход операции полностью, зависел от мастерства владения мечом каждой из противоборствующих сторон.

Внутреннее устройство звездолета не было похоже на сложный, запутанный лабиринт, поэтому Мот довольно быстро обнаружил главный ход. Автоматические двери открылись перед ними и, пропустив их, сразу же закрылись. Сирена смолкла, и Бети показалось, что они попали в ловушку, вероятно, так же думали и годры. В проходе стояли восемь воинов, в полном вооружении и готовые к бою. Вперед вышел один из них, видимо командир, и, направив меч в сторону Моти-Мара, Кор-Бунта и Бети, заявил:

— Я — Кооас — Лидер звездолета. Ваша попытка внезапного захвата корабля провалилась, вы обречены. Советую вам положить оружие и сдаться на нашу милость.

— Пожалуй, мы еще немного подергаемся, — ответил за всех Кори.

— Этого Лидера надо взять живым, — шепнул ему Мот. Кооас махнул лапой, и два годра, стоявших возле него, прыгнули вперед. За ними тотчас с мечами перед собой в атаку устремились и остальные.

Многократно отрабатывавшие на тренировках совместный бой Мот и Кори действовали слаженно и четко, ни разу не помешав друг другу. Первые два годра упали с пронзенным брюхом, даже не успев нанести удар. Остальные, сбившись в кучу, толкались и крутились на одном месте, не успевая уследить взглядом за стремительно мечущимися противниками. Бети стояла в стороне, но никто не обращал на нее никакого внимания. Бессмысленно размахивая мечами, пятерка годров начала редеть с невероятной быстротой. Сначала упал один воин, затем второй, третий, четвертый и, наконец, пятый. Последние два рухнули почти одновременно. Мот и Кори, окруженные со всех сторон мертвыми годрами, внимательно посмотрели на Лидера и, словно извиняясь за что-то, непринужденно улыбнулись.

Кооас был ошарашен. Он был буквально парализован сценой гибели своих воинов. Он даже не смог бы с уверенностью ответить себе: сами ли годры порубили себя или все же их настигли мечи этих двоих.

— Ну как, сам положишь свое оружие или тебе помочь? — спросил Кори у Лидера.

Кооас бросил на пол свой меч и, сняв излучатель, спросил:

— Что вам нужно?

— Звездолет, — просто ответил Мот. — Остался еще кто-нибудь из воинов на звездолете?

— Нет, это все.

— Кори, проверь хорошенько весь корабль, а я с этим годром отправлюсь в рубку управления. Надо… — Мот вдруг замолчал и с удивлением посмотрел на Лидера.

— Слушай, годр, почему ты понимаешь нас без включенного переводчика и почему сам разговариваешь на человеческом языке?

— У меня была возможность изучить ваш язык, и я этим воспользовался.

— Ну хорошо, в конце концов, я тоже изучал вашу речь, хотя не очень преуспел в этом. Проводи меня в рубку, годр, и без фокусов.

— Меня зовут Кооас! — недовольно ответил Лидер.

— Хорошо, пусть будет так. — Мот был на удивление добродушным со своим врагом, в то время как Бети смотрела на годра с нечеловеческой злобой.

Повернувшись, Кооас покорно двинулся в направлении рубки управления. Мот и Бети пошли за ним, предусмотрительно держась на безопасном расстоянии от неуклюже шагающей фигуры годра. Вскоре Кооас остановился возле какой-то двери и положил на нее свою лапу.

— Она откроется любому, даже вам, — сказал он, и дверь сразу же отворилась.

Рубка была точно такой же, как на звездолетах миротворцев. Большой обзорный экран, пульт управления, операторская связи — все было на привычных местах.

— Ну что ж, думаю, разобраться во всем этом будет несложно, даже если этот годр не пожелает нам помочь, — произнес Мот, обращаясь к Бети.

— Меня зовут Кооас! — фыркнул Лидер.

— Хорошо, пусть будет так, — повторил Мот прежнюю фразу. — Ответь, Кооас, вы пользуетесь для передачи информации на сверхдальние расстояния мысленным лучом?

— Да.

— Это хорошо. — Мот подошел к операторской связи. — Надеюсь, ты поможешь мне послать в космос одно небольшое сообщение?

Подойдя к операторской связи, Кооас вынул из небольшого углубления информационный накопитель и передал его Моти-Мару.

— Вот, записывай послание сюда, затем наберешь на дисплее координаты и вложишь накопитель в этот аппарат. Остальное автоматика сделает сама.

— Что-то я ничего не понял. Разве нельзя послать луч прямо из моей головы?

— Мы так не делаем. Такой луч может перехватить и прочитать любой. Мы посылаем рассеянные лучи, которые без помощи накопителя прочесть невозможно. В свою очередь, информация в накопителе тоже закодирована, и получить ее может только тот, у кого имеется соответствующее устройство.

— А для чего это все? — с недоумением спросил Мот.

— Этим мы обеспечиваем полную секретность передаваемой информации.

— Вы что, не доверяете своим воинам?

— Доверять нельзя никому.

— Забавно, — Мот презрительно улыбнулся. — А послать обыкновенный нерассеянный луч здесь можно?

— Нет. Для этого необходимо переделать весь аппарат, а я не имею соответствующих технических знаний.

Посылать рассеянный луч не было смысла. Миротворцы не смогли бы его прочесть, а у годров появился бы шанс засечь захваченный землянами корабль.

— Хорошо, с этим мы разобрались, — произнес Мот, немного подумав. — Надеюсь, ты говорил правду. Ответь мне на другой вопрос. Этот звездолет базируется на крейсере?

— Да, на самом мощном крейсере Империи.

Годр посмотрел на Моти-Мара, о чем-то раздумывая, потом перевел взгляд на стоящую рядом Бети, затем сел в кресло оператора связи. Прошло больше минуты, а он все так же молча сидел и наблюдал за ними.

— В чем дело? — не выдержал Мот затянувшейся паузы. Годр молчал.

— Ответишь ты или нет, где сейчас крейсер? — Мот уже начал терять терпение.

— Я отвечу, если вы расскажете, какова ваша конечная цель!

В рубку вошел Кори.

— Что, не хочет разговаривать? — спросил он. Мот молчал. Он как будто погрузился в свои мысли.

— Командир, в чем дело?! — крикнул Кори почти на ухо Моти-Мару.

— А? Нет, ничего, — Мот встряхнул головой.

— Что ничего? — не понял Кор-Бунт.

— Просто появилось вдруг какое-то неприятное чувство, — Мот опять встряхнул головой. — Даже не знаю, что это такое. Впервые такое ощущаю, — соврал Мот. Он знал, что именно с ним произошло, но решил пока никому не говорить об этом. — Так о чем же ты спрашивал?

— О годре. По-моему, он не хочет с тобой разговаривать?

— Почему же, просто он желает знать нашу конечную цель, — Мот повернулся к Кооасу и невинно улыбнулся. — Наша цель на данный момент — уничтожение Галактического Бога, этого монстра, который возомнил себя повелителем судеб человеческих. Мы — миротворцы, и наша задача заключается в том, чтобы любыми средствами защищать цивилизацию Земли от всех возможных посягательств. Ты понял?

Годр молча кивнул.

— Тогда, надеюсь, ты скажешь нам, где крейсер?

— Он отправился в Империю для подавления восстания годров.

— Что-о?! — в один голос воскликнули Мот и Кори. Моти-Мар ожидал услышать что угодно, но только не это. Кор-Бунт сразу же решил, что годр попросту мелет чушь. Они многозначительно переглянулись, и Мот спросил у Кооаса:

— Ты думаешь, мы поверим, что годры отправились подавлять восстание своих соплеменников?

— Это не совсем то, что вы думаете, — ответил Кооас— Крейсером командует скет, хотя экипаж полностью состоит из годров.

Мысли Моти-Мара совсем запутались. Животное, которому годры собирались его скормить, управляет крейсером? Бессмыслица какая-то!

— Слушай, Кооас, так мы ничего не поймем! Давай рассказывай все по порядку и подробно. Кто такие скеты? Почему годры вдруг восстали? Какова цель восстания?

— Империя Автораама…

— Подожди, — перебил Мот годра. — Кто такой Автораам?

— Галактический Бог.

— Понятно, — Мот улыбнулся. — Значит, так вы его называете.

— Империя Автораама образовалась двадцать пять периодов назад, — начал Кооас. — Один период — это средняя продолжительность жизни годра, — объяснил он. Империю создал сам Автораам. Он создал также и годров. Первые поколения годров слепо верили в сверхмогущество Галактического Бога и беспрекословно подчинялись всем его указаниям. Цель этих указаний была одна — порабощение чужих миров и уничтожение возможных противников. Первой годры уничтожили цивилизацию Акроса. После этого, создав огромный несокрушимый флот, они начали широкомасштабные действия по всей Галактике. Империя поработила, уничтожила и освоила сотни миров. Нары с планеты Зорби снабжают нас продовольствием, Умблы с планеты Оон — рудой, Сигоны с планеты Теван сто тридцать восьмого созвездия строят для нас корабли. Казалось, Империя достигла вершин могущества, но Авторааму этого было мало. Он требовал покорения все новых миров. Постепенно среди годров начали появляться недовольные. Они хотели спокойной, мирной жизни, а не бесконечного насилия и зверской жестокости. Множество кораблей из дальних рейдов стали возвращаться ни с чем, объясняя свои неудачи отсутствием пригодных для освоения планет. На открытое проявление недовольства никто не решался. Слишком крепка была вера в сверхмогущество Галактического Бога. Воинственный дух Империи начал угасать, медленно, но неумолимо. Автораам это понял и принял меры. Он создал скетов. Дав им невообразимые права, он поставил их на все ключевые посты Империи. Это произошло в середине двадцать четвертого периода. На двадцать пятом скеты стали Лидерами не только в самой Империи, но и на всех крейсерах флота.

— Подожди! — Мот опять перебил годра. — Объясни, как выглядят скеты, нам это может пригодиться.

— Существо, ужаснее которого я не видел в своей жизни. Размером скет вдвое превышает меня, ходит на двух коротких ногах, с большим слизистым телом, из которого выходят четыре щупальца. Одежды скеты не носят, и от них всегда исходит неприятный запах. Этот запах, когда они едят, способен еще гипнотизировать, но это непроверенный факт, так как никто из тех, кто видел, как питаются скеты, не остался жив, за исключением одного годра. Он и рассказал нам, что скеты через свои щупальца высасывают всю кровь, все внутренности живых существ, оставляя лишь кожу да кости. Они питаются даже нами.

— Фу, какая мерзость. — Кори поморщился. — Как можно терпеть таких тварей?

— Годры боятся и ненавидят скетов, но они верят в сверхмогущество Автораама и поэтому подчиняются им. После появления скетов Империя вновь взлетела к вершине зла и насилия. Галактический флот не стоял без дела ни дня. Все больше появлялось недовольных годров, но они по-прежнему не решались выступить против скетов и Автораама. Наконец появился годр, который разработал подробный план восстания и собрал вместе всех недовольных. Верховный комитет избрал его Лидером и утвердил предложенный им план. Но неожиданно появились непредвиденные обстоятельства. Автораам создал новый крейсер. Его боевая мощь приравнивается к мощи половины Имперского флота. Главное преимущество этого крейсера заключается в том, что он и все двенадцать кораблей, находящихся на нем, могут мгновенно развивать световую скорость, не испытывая при этом никаких перегрузок.

Руководитель готовящегося восстания был назначен помощником Лидера этого крейсера, а сам крейсер был отправлен в дальний полет. Теперь судьба восстания зависит от того, вернется ли крейсер «Гигант» назад, для его подавления.

— Подожди! — опять перебил Мот годра. — Выходит, восстание обречено? Почему Лидер восставших допустил, чтобы крейсер отправился обратно? Кто он такой вообще?

— Лидер восстания — я! — гордо произнес Кооас.

— Ты? — переспросил Мот, в изумлении уставившись на годра.

У Кори отвисла челюсть, но он даже не заметил этого.

— Значит, ты Лидер восстания, — Мот глубоко вздохнул. — А чем ты это докажешь?

— Тем, что мне известны его подробности.

— Но ведь все это ты мог придумать. Может, вообще никакого восстания годров нет.

— Да, действительно! — поддержал Кор-Бунт Моти-Мара.

Кооас снял со своего затылка считывающее устройство и сунул туда информационный накопитель, лежавший у него в нагрудном кармане.

— Вот! — сказал он, протягивая Моти-Мару прибор. — Прикрепи это в любом месте у себя на голове, и ты прочтешь первое послание о восстании, которое мне удалось перехватить. Надеюсь, после этого вы мне поверите.

Мот взял прибор и, используя имеющиеся на нем ремни, закрепил его на голове. Почти тотчас его мозг принял текст послания: «Восстание годров на Пагре. Угроза Крохту. „Гиганту“ срочно возвратиться для защиты Империи».

Мот снял аппарат и передал его Кооасу.

— Похоже, ты говоришь правду, — сказал он и повернулся к Кори. — Это восстание годров может помочь нам.

— Как Лидер восстания я призываю вас присоединиться к нам. У нас одна общая цель, и я с полной ответственностью могу заверить вас, что в случае нашей победы Землю никто не тронет.

— Нам надо обсудить твое предложение, — ответил Мот.

— У вас нет другого выхода. Я знаю, что вы потеряли связь со своим флотом, а одним вам Автораама не одолеть.

— Хорошо! — Мот подошел вплотную к годру. — Мы принимаем твое предложение. Но до тех пор, пока мы не встретимся с комитетом восставших, ты будешь находиться под охраной.

В то время, как Мот говорил, Кооас начал почему-то слабеть, он явно еле держался на ногах.

— Что с тобой? — спросил Моти-Мар обеспокоенно.

— Нет, ничего, — Кооас, косясь на накидку Моти-Мара, поспешно отошел от него и сразу почувствовал себя лучше. — У меня бывают приступы сильной головной боли, но они быстро проходят. Я согласен быть под охраной. Комитет находится на Пагре, ее координаты заложены в память автопилота. Но члены комитета могут принять вас в такой одежде за неразвитых дикарей. Если вы хотите полноправно сотрудничать с ними, вам необходимо переодеться. На звездолете имеются запасные комплекты обмундирования годров. Думаю, вы сможете там подобрать себе что-нибудь подходящее.

— Хорошо, я все понял. Но у меня есть еще один вопрос. Как ты допустил, чтобы крейсер «Гигант» отправился на подавление восстания?

— Я не допускал этого. На крейсере находятся несколько моих соратников, и они в пути выведут из строя ускорители.

Мот принял объяснение Кооаса без лишних расспросов. Он приказал Кор-Бунту отвести пленника в одну из кают и установить у двери излучатель, настроенный на микрохимический состав годра.

Глава 14

До Пагры звездолет добрался за два дня. Все это время Кооас вел себя тихо и пристойно. Он охотно отвечал на все вопросы, ни разу не возмутившись их обилием. За два дня Мот получил полную информацию об Империи Автораама. Он уже знал общую численность флота, боевую мощь каждого крейсера и количество кораблей, перешедших на сторону восстания. Он также располагал данными о заселенных годрами планетах и их оборонительной способности.

Силы восставших были незначительны. У них имелось всего три крейсера с восемью боевыми кораблями на каждом. Единственной планетой, поддерживающей восставших, была Пагра. Ее населяло около полумиллиона годров, что не составляло даже десятой части от их общей численности. Все другие колонизированные миры беспрекословно подчинялись Империи и пока даже не думали поддерживать возмутителей порядка.

Внимательно изучив стратегическую обстановку, Мот пришел к выводу, что Автораам может уничтожить группировку восставших одним мгновенным ударом. Для этого ему не понадобилась бы даже помощь быстроходного крейсера «Гигант». На стороне имперского порядка находилось шесть крейсеров и более двадцати освоенных и полностью укрепленных планет. Это обеспечивало по меньшей мере тройное преимущество в огневой мощи Автораама и полностью исключало опасность расширения зоны восстания. Кроме всего этого, расположение Пагры было таково, что не оставляло флоту возмутителей порядка никакого места для стратегического маневра. По сути дела никакой угрозы Крохту не существовало. Восставшие были похожи на тигра в капкане. Он грозно рычал, но не был опасен. Он мог даже укусить, но не загрызть насмерть. Охотнику — Авторааму не доставило бы особого труда уничтожить пойманного зверя, но он почему-то не спешил. Мало того, Галактический Бог даже предоставил восставшим кое-какую свободу действий, прицепив к воображаемому капкану длинную цепь. Таково, по словам Кооаса, было положение восставших к тому моменту, когда они открыто заявили о себе. Моти-Мару все это не понравилось. Он чувствовал, что за медлительностью Автораама скрывается какой-то коварный план, но вот какой именно — этого он, как ни старался, не смог понять. О своих подозрениях Мот рассказал Кооасу, но тот лишь высокомерно произнес, что в том и заключается его замысел, чтобы внушить Галактическому Богу боевую несостоятельность восстания и неспособность его дальнейшего расширения. В ответ Моти-Мар весьма резонно заметил, что, вероятно, развитие событий пошло не совсем по тому руслу, как намечалось, и Автораам отнесся к беспорядкам в Империи со всей серьезностью. Он даже немного запаниковал. Подтверждением этому было послание крейсеру «Гигант», где говорилось об угрозе Крохту.

От дальнейшего разговора Кооас ловко увернулся, и Мот почувствовал какую-то смутную тревогу по поводу сотрудничества с восставшими годрами.

На подходе к Пагре звездолет встретили три боевых корабля восставших, производивших патрулирование на орбите планеты. Запросив пароль и получив от Кооаса ответ, они потребовали объявить им, кто находится на звездолете. Узнав, что прибыл Лидер восстания, они сразу же разрешили посадку.

Мот больше не держал Кооаса под охраной, так как в этом не было никакого смысла. Он, Кори и Бети будут теперь жить, сражаться и, если придется, погибнут вместе с восставшими годрами, им ничего не остается, как только полностью доверять своим неожиданным союзникам.

Не успел звездолет совершить посадку, как к нему тотчас подошли два годра. Они были безоружны, и Мот решил, что это добрый знак к намечающемуся сотрудничеству. Годры остановились возле корабля и стали ждать высадки прибывших. Первыми из звездолета вышли Мот и Кооас, а за ними Кор-Бунт и Бети. Моти-Мар, как командир миротворцев, был одет в обмундирование Кори, а его друг и девушка в одежду годров (она была немного великовата, но Бети ловко ушила ее). Перед посадкой Кооас раздал им переводчики, и теперь они могли свободно объясняться с любым годром.

С подозрительностью осмотрев Моти-Мара, Кор-Бунта и девушку, два встречающих годра подошли к Кооасу и подняли в знак приветствия свои руки-лапы.

— Хорошо, что ты прибыл, — произнес один из них. — Сегодня состоится заседание комитета. Прошел слух, что все мы обречены, и в рядах восставших началась паника.

— Оказывается, не один я это понял, — шепнул Мот на ухо Кор-Бунту.

— Я вообще не понимаю, зачем мы с ними связались, — ответил Кори. — Мы бы могли воспользоваться тем, что Автораам занят повстанцами, и внезапно напасть на него.

— Ты не прав. Сейчас он, напротив, как никогда, осторожен. — Мот замолчал, так как к нему подошел один из встречающих годров. Как показалось Моти-Мару, из этих двоих он был более злым.

— Кого это ты притащил сюда, Кооас? — спросил годр грубо.

— Это люди, они наши союзники.

— Что-то они мне не нравятся. Может, их подослал Автораам?

— Нет. Автораам хочет уничтожить их планету, и они решили сражаться с ним. У них имеются боевые корабли, но в данный момент они потеряли с ними связь. Они отличные воины, Моуут, и они не будут нам в тягость.

— Хорошо, но я все же не стал бы посвящать их в планы наших операций.

— Насколько мне известно, ваше хваленое восстание вполне способно само себя уничтожить, даже не прибегая к помощи лазутчиков Автораама! — не выдержал Моти-Мар.

— Да что ты за тварь такая неведомая, что смеешь дерзить годру?! — злобно заорал Моуут. — Будь у меня при себе меч, я заставил бы тебя проглотить язык!

Мот скромно улыбнулся в ответ.

— Подождите, подождите! — Кооас явно заволновался. — Зачем будущим союзникам спорить и ругаться? Я прошу у тебя, Моти-Мар, прощения за непристойное поведение моего друга. Тебя же, Моуут, я своим достоинством могу заверить в абсолютной надежности этих людей.

— Я принимаю твои заверения, но я тебе не друг. Мы просто сражаемся вместе.

— Не обращайте на него внимания, — произнес Кооас, когда Моуут ушел. — Он всегда такой недоверчивый. Он до сих пор не верит даже мне, хотя в неточном исполнении моих приказов я его обвинить не могу. Комитет избрал его Лидером боевого флота восставших, и теперь он беснуется из-за того, что ему не дают разрешения на активные действия.

— Но он прав, — Моти-Мар посмотрел в ту сторону, куда ушел Моуут. — Вам давно уже пора начать активные действия, а то создается впечатление, будто вы намеренно ждете, когда вас уничтожат.

— Поговорим об этом на заседании комитета, вы все туда приглашаетесь. Думаю, годры с интересом выслушают ваше мнение. Бууон покажет вам вашу комнату в центральном здании, и до начала заседания можете там отдохнуть, — Кооас повернулся, собираясь уходить.

— Подожди! — окликнул его Мот. — Когда начнется заседание? Сколько времени мы можем отдыхать?

— Вас позовут, — ответил Кооас, даже не повернувшись.

Бууон Моти-Мару не понравился. Он был похож на шпиона-соглядатая, который обязан следить за тем, чтобы его подопечные не совали нос куда не следует.

— Прошу вас идти за мной, — произнес Бууон, когда Кооас ушел. — Я покажу вам вашу комнату.

Мот, Кори и Бети послушно пошли за годром. Последние дни были перенасыщены событиями, и им просто необходим был отдых.

— Меня зовут Бууон, и если вы назовете мне ваши имена, я буду очень благодарен.

Мот как-то не привык представляться на ходу, но выхода не было.

— Я Моти-Мар — командир миротворцев. Это Кор-Бунт — мой помощник, а это Бети. Когда-то ее вместе с семьей насильно увез с Земли разведывательный корабль Автораама. — Мот намеренно не сказал «годров». Он понимал, что среди них, так же как среди людей, есть приличные ребята и есть злыдни вроде земного Крит-Коула. Подводить весь народ под одно определение было бы не только неправильно, но и несправедливо.

— Ну вот и славно, — ответил Бууон. — Я управляющий этой планетой, и если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь прямо ко мне.

Бууон провел всю компанию в лифт и поднялся вместе с ними высоко наверх. По характерным щелчкам Мот сумел сосчитать этажи — их было сто десять. Выйдя из лифта, Бууон подошел к одной из комнат, дверь которой была открыта.

— Вот, — сказал он, — здесь вы можете отдохнуть. Мот, Кори и Бети вошли, и дверь за ними закрылась.

Бууон исчез с обратной стороны, даже не попрощавшись.

Моти-Мару это не понравилось, и он с подозрительностью осмотрелся.

Помещение, предоставленное в их распоряжение, было просторным и светлым. Белизна стен была ослепительна, но почему-то совершенно отсутствовала какая-либо мебель. Стол, стулья, кровати — всем этим годры, видимо, не пользовались. В центре комнаты была только одиноко стоящая колонна, на которой висело множество каких-то странных аппаратов. Пол был устелен огромной пушистой периной, на которой, вероятно, и полагалось спать.

— Вот наша кровать, — сказал Мот, указывая себе под ноги. — Ложитесь и отдыхайте.

— Эх, блаженство! Давно я как следует не высыпался! — произнес Кор-Бунт, зевая, и, словно подрубленное дерево, рухнул в объятия перины.

Мот не стал следовать примеру Кори. Он осторожно опустился на колени и отполз к центру комнаты, нарушив тем самым одиночество стоящей там колонны. Он совсем уже было расслабился, намереваясь окунуться в сладостный сон, как вдруг к нему подсела Бети.

— Моти, расскажи мне про нашу Землю, — попросила она.

— Про Землю? — Мот задумался. Ему хотелось спать, и поэтому он плохо соображал. — Ну что тебе рассказать? Земля прекрасна, там большие красивые леса, много всяких зверей. На Земле живут люди, они купаются в чистых, прозрачных озерах, едят всякую вкуснятину…

— Насчет еды — это его любимая тема, — вмешался в разговор Кори.

— Не обращай на него внимания, он ничего не понимает в прекрасно приготовленной пище, поэтому и зубоскалит.

— Да уж, своим желудком я похвастаться не могу. Кори довольно улыбнулся.

— Он никогда не пробовал печеной с яблоками утки или тушеного тонкими ломтиками мяса буйвола, — Мот проглотил слюну. — И вообще сушить зубы — любимое занятие Кор-Бунта.

— Моти, а люди на Земле такие же, как я?

— Да, такие, как ты — женщины, и такие, как я и Кор-Бунт — мужчины. Еще на Земле много детей, они смеются, бегают, озорничают, и от этого все люди веселы и счастливы. Среди них властвует любовь.

— Это когда дети любят маму и папу? — спросила Бети. Мот улыбнулся. Вопрос был по-детски наивен, словно его задала не взрослая девушка, а пятилетний ребенок. Моти-Мару с трудом верилось, что это невинное, очаровательное создание ничего не знает о самом прекрасном и волнующем в мире чувстве. Мозг отказывался признать тот факт, что она никогда не испытывала тех томных и сладостных мук, которыми частенько наслаждается прекрасная половина человечества. Сердце стоявшей рядом девушки никогда не трепетало при одном только упоминании о том единственном, неповторимом человеке, которому не жаль подарить самое дорогое, что имеешь — свою душу и тело.

Бети стояла и в нетерпеливом ожидании смотрела на Моти-Мара. Она хотела получить ответ на свой вопрос, но «учитель» почему-то молчал. С нелепым выражением лица, на котором была написана растерянность и еще что-то непонятное, он смотрел на нее, и его губы беззвучно шевелились. Казалось, он никак не мог решиться сказать то, что нужно, и от этого испытывал сильное внутреннее противоречие. Собравшись наконец с силами, Мот глубоко вздохнул и произнес:

— Нет, Бети, это совсем другая любовь. Она непохожа на те чувства, которые испытываешь к родителям. Эта любовь возникает между мужчиной и женщиной, и именно благодаря ей появляются дети.

— А как это происходит? — спросила Бети, которую ответ Моти-Мара завел в абсолютный тупик. — Почему, когда любишь маму и папу, дети не появляются?

Наивные вопросы Бети совсем выбили Моти-Мара из колеи. Как объяснить этой прекрасной девушке, почему и как появляются дети? Ведь ее великолепное тело, казалось, было только для того и создано, чтобы дарить нежные мгновения любви и воспроизводить на свет Божий новые поколения.

— Это трудно объяснить, но, я думаю, со временем ты сама все поймешь. В тот момент, когда это произойдет, ты станешь самым счастливым человеком во Вселенной.

— Но почему нельзя сейчас? — тоном капризного ребенка спросила Бети. Она состроила недовольную, но очень милую гримаску и требовательно посмотрела на Моти-Мара. Глаза ее сверкали, а тело дышало изумительной свежестью.

Сердце Моти-Мара бешено заколотилось.

— Все в свое время, — ответил он, с невероятным усилием преодолев огромное искушение. — Ты лучше расскажи, как вы спасли меня во время нападения облака. В моем мозгу до сих пор еще стоит отзвук последнего удара моего сердца. Если честно, то я был убежден в том, что умер.

— Так оно и было, командир! — Кори подобрался поближе к Моти-Мару и Бети. — Ты был мертв, я в этом уверен. Даже твой тестер самоуничтожился.

— Да, но я жив!

— Вот именно! За суматохой последних дней мы совсем забыли о твоем невероятном возвращении в мир живых, — Кори по-дружески, с чувством горячей благодарности обнял Бети. — Ты с сестрой почему-то утаила от нас всю эту историю, и мы тоже про нее забыли. Я даже не поблагодарил вас за спасение Моти-Мара.

— Но я просто дала ему жизнь, —ответила Бети, освобождаясь от объятий Кор-Бунта. Она посмотрела на Моти-Мара и совершенно неожиданно для себя подумала: «Пусть бы он меня обнял!»

— Ха! Ты слышал, Мот? «Я просто дала ему жизнь», — Кори нетерпеливо взглянул на Бети. — Давай рассказывай все подробно и по порядку! — потребовал он.

— Действительно, Бети, расскажи, как все произошло. Я просто сгораю от нетерпения и любопытства.

— Мы с Маргой шли по лесу, когда над нами пролетело что-то блестящее странной формы. Оно было неживым и летело к краю леса. Я предложила Марге сходить туда и посмотреть, что там летает. Мы были совсем близко и быстро добрались до опушки.

— Вероятно, вы заметили наш атмосферный катер, — объяснил Мот.

— Мне интересно, командир, почему вы при возвращении на корабль сказали, что не обнаружили никаких живых существ? Ведь второй этаж леса просто кишит ими, вы даже пролетали над Маргой и Бети.

— Я удивлен не меньше, с тех пор как побывал на кронах гигантских деревьев леса. Несмотря на то, что там было множество разных животных, наш радар совершенно ничего не обнаружил. Думаю, здесь все дело в растительности, вероятно, она служит своим обитателям надежной защитой от непрошеных гостей.

— Но каким образом? — спросил Кори. Мот недоуменно пожал плечами.

— Извини, Бети, что перебил тебя — плохие манеры, — Моти-Мар виновато улыбнулся. — Рассказывай дальше, мы будем внимательно слушать тебя.

— Так вот, когда мы добрались до конца леса, то увидели, что недалеко от озера стоит дом, очень похожий на обиталище тех демонов, которые похитили нас. Теперь я знаю, что дом — это корабль, а демоны — годры, но тогда мы очень испугались. Марга сразу сказала, что надо быстрее удирать, но я уговорила ее подождать, чтобы удостовериться, точно ли это демоны. Вскоре прилетели облака и, покружив вокруг озера, отправились к лесу на охоту. Мы их не боимся, так как умеем защищаться, и поэтому остались на месте. Облака уже были около леса, когда вы выбежали из дома. Я сразу сказала Марге, что вы такие же, как мы, но она решила, что вы демоны, превратившиеся в людей. — Бети замолчала и тяжело вздохнула. — Марга была хорошая, — с грустью произнесла она. — Мне так ее жалко. На глазах Бети готовы были уже показаться слезы, но Кор-Бунт вовремя отвлек ее от грустных мыслей.

— Так что же было дальше? — нетерпеливо спросил он.

— Когда одно облако напало на вас, я хотела помочь вам, но Марга меня удержала. Я видела, как облако забрало жизнь у Моти, я видела, какой злой и страшный был ты, убивая облака. Они так громко лопались, что у меня и у Марги звенело в ушах. Потом появилось много-много облаков, мы никогда не видели их столько. Мне было очень страшно. Все происходило так быстро, что я плохо помню, когда удрала от Марги. Помню только, как после страшного огня и грохота упали на землю те блестящие штуки, которые вылетели из дома. Помню, когда я бежала к вам, раздался ужасный дикий рев и облака в страхе разлетелись. Не знаю, почему я тоже не убежала. Вся трясясь от страха, я подошла к тому месту, где находились вы. Моти лежал мертвый, а недалеко от него — слабый, но живой ты. Тебя, Кори, тогда я очень боялась, поэтому и не подошла к тебе. Моти мне было жалко, и я дала ему немного своей жизни. Много дать я не могла, так как давно не ела, но его сердце забилось. Оно стучало медленно-медленно, вот так: «Тук-тук, тук-тук…»

— Подожди… — перебил Мот девушку. — Я что-то не пойму смысла твоего выражения, что ты дала мне немного своей жизни. Она у тебя в кармане лежала, что ли?

— Да, действительно, я тоже что-то не врубаюсь, — согласился Кори.

— Жизнь у меня вот здесь, где сердце, — ответила Бети, показывая на левую грудь. — Я приложила свою ладонь к тому же месту у Моти, и немножко моей жизни перетекло к нему.

С выпученными от удивления глазами Моти-Мар и Кор-Бунт переглянулись.

— Темень мрачная, — произнес Кори недоуменно. — Я ничего не понял. А ты?

— Я тоже, — ответил Мот. Девушка удивленно пожала плечами.

— Разве вы не знаете, как отдают жизнь? — спросила она.

— Стоп!!! — Мот на секунду задумался. — Кажется мне, что выражение «отдать жизнь» мы понимаем по-разному. Бети, ты можешь показать нам, как отдаешь жизнь?

— Конечно, — с чувством полного превосходства Бети подвинулась к Моти-Мару. — Все очень просто, — сказала она, смерив присутствующих взглядом учителя, которому надоело объяснять ученикам простую истину.

В томительном ожидании чего-то невероятного Кори беспокойно заерзал на полу.

— Вот смотрите, — сказала Бети, протягивая к груди Моти-Мара раскрытую левую ладонь.

Вытянув шею, словно молодой лебедь, Кори с замиранием сердца ждал, что же произойдет. Когда расстояние между рукой девушки и грудью Моти-Мара сократилось до нескольких сантиметров, из центра раскрытой ладони вырвался светящийся энергетический поток и, словно кинжал, вонзился в тело командира. Кор-Бунт широко открыл рот, словно ему не хватало воздуха. В это короткое мгновение ему даже показалось, что он увидел сердце Моти-Мара, жадно пьющее из живительного источника.

Энергетический поток струился из руки Бети не больше двух секунд, но этого было достаточно, чтобы Мот ощутил довольно приличный прилив жизненных сил. Ему уже не хотелось спать, и мозг опять заработал ясно и четко.

— Кори, мы идиоты, — произнес Мот возбужденно. Мы не заслуживаем даже того, чтобы эта девушка вытирала о нас ноги. Мы могли бы сразу догадаться, что отдавать жизнь, значит, отдавать энергию.

— Да, но каким образом она это делает? — Кори все еще никак не мог прийти в себя от увиденного.

Мот пожал плечами и вопросительно посмотрел на Бети. Та сидела, поджав ноги, и вяло улыбалась. Отдав часть своей энергии, она чувствовала себя уставшей, и ей нестерпимо хотелось спать.

— Я не знаю, как это у меня получается, — ответила Бети на вопросительный взгляд Моти-Мара. — Я просто отдаю немножко своей жизни. Я просто хочу этого, и это происходит. Марга… — Бети зевнула. — Марга тоже умела так делать.

— А твоя мать? — спросил Мот.

— Мама нет. Мы сами научились этому совсем недавно, — голос Бети был уже совсем слабым, и ее глаза начали самопроизвольно закрываться. — Я давно не ела, поэтому у меня сейчас совсем мало жизни, — промямлила она чуть слышно.

— Ты поспи, Бети, поговорить мы всегда успеем. Девушка, словно маленький ребенок, положила свою головку на колени Моти-Мара и тут же уснула.

— Как ты думаешь, Мот, откуда у нее такие способности? — шепотом спросил Кори.

— Вероятно, здесь все дело в планете, на которой она и сестра прожили столько лет… — Мот замолчал, так как совершенно неожиданно отворилась дверь и в комнату вошел Кооас.

Годр разложил на полу звездную карту и, ткнув лапой в одно из звездных скоплений, бесцеремонно спросил:

— Моти-Мар, здесь могут находиться три ваших крейсера?

— Нет! — уверенно ответил Мот.

— Так я и думал. Наш разведывательный корабль обнаружил здесь три крейсера с эскадрами. Они напали на него и, вероятно, уничтожили. Хорошо еще, что он успел послать мысленный луч. Я предполагаю, что это крейсера скетов.

— Я думал, скеты только командуют кораблями, а экипажи состоят из годров, — неуверенно произнес Мот.

— Так оно и было до недавнего времени. Я получил послание от своего годра во флоте Автораама. Он сообщает, что Галактический Бог переукомплектовал экипажи всех своих звездолетов. Теперь у Автораама два флота: флот годров и флот скетов. В каждом из них по три крейсера с боевыми кораблями. Мой годр сообщил, что скеты снялись с орбиты Крохта и отбыли в неизвестном направлении.

— Похоже, они совершают глубокий обходной маневр, — предположил Мот, глядя на карту.

— Я тоже так думаю, — согласился Кооас.

— Но зачем им это? — недоумевающе спросил Кори. — Зачем Автораам разделил свой флот? Это же нелепо.

— Ну, не совсем. Возможно, у него какие-нибудь осложнения или он просто решил выйти победителем с меньшими потерями. Ударив одновременно с двух сторон, он раздавит восставших, словно назойливую муху.

— Точно, — вновь согласился с Моти-Маром Кооас, нам просто повезло, что разведывательный зведолет обнаружил эскадру скетов.

— Да-а, — в задумчивости протянул Мот. — Если бы не эта счастливая случайность, не позднее чем через сорок восемь часов группировка восставших годров была бы полностью уничтожена. Я думаю, Лидер, вашему флоту следует немедленно начать активные действия.

— Напасть на флот годров мы не можем, так как он находится под прикрытием хорошо укрепленных планет, поэтому мы будем атаковать скетов. Наш флот уже готовится к выступлению, мы отбываем через полчаса. Если вы хотите, можете присоединиться к нам. Я выделю в ваше полное распоряжение один боевой корабль.

— Спасибо за доверие, Лидер, мы будем счастливы сражаться вместе с вами. У меня имеется только один вопрос.

— Да, я слушаю.

— Где вы собираетесь атаковать скетов?

— Вот здесь. — Кооас показал на небольшое созвездие, расположенное полукольцом.

— Идеальное место для засады, — одобрительно произнес Мот и улыбнулся. — Лучше не придумаешь. Флот скетов сразу попадет в кольцо атакующих, и его судьба будет предрешена. Автораам совершил большую ошибку, разделив свой флот. Хотя, ради справедливости, надо признать, что нам просто невероятно повезло. Обнаружить передвижение флота в космосе так же трудно, как найти две абсолютно похожие планеты. — Мот на секунду задумался. — Нам просто невероятно повезло, — вновь повторил он. Надеюсь, Лидер выделит нам тот корабль, на котором мы прилетели?

— Конечно, — ответил Кооас. — Он находится на том же месте и полностью в вашем распоряжении.

— Благодарю за оказанное доверие, — Мот улыбнулся.

— Через полчаса вы должны быть на орбите Нароса, — предупредил Кооас и неуклюже вышел из комнаты.

— На этот раз нас не запирают, — заметил Кори, когда дверь за Кооасом не закрылась.

Не обращая на замечание Кор-Бунта никакого внимания, Мот, понуро сдвинув брови, о чем-то напряженно думал. Его лицо было полностью отрешенным, будто он погрузился в самые глубины своего сознания…

Глава 15

Эскадра состояла из трех крейсеров и двадцати четырех малых боевых кораблей. Что это был флот годров, Ант-Ром почти не сомневался, но все же почему-то медлил с приказом о начале атаки. Крейсер и все десять боевых кораблей миротворцев висели напротив неприятельской эскадры, словно приглашая тех первыми начать сражение. Наблюдая за довольно внушительной армадой вражеских звездолетов, Ант-Ром был абсолютно спокоен. Флот годров, хоть и превосходил миротворцев численностью боевых кораблей, был оснащен старыми световыми ускорителями, и поэтому эскадра землян была почти неуязвима. Ант уже готов был отдать приказ об атаке вражеского флота, как вдруг Лосс — оператор связи, сидевшая в рубке управления крейсера, доложила:

— Командир, они пытаются связаться с нами!

— Вот как? — Ант был удивлен, но не очень. — И что же они сообщают?

— Невозможно разобрать, командир! Их мысленный луч сильно рассеян, и я не могу его принять.

— У них что, не хватает мощности?

— Маловероятно, командир, скорее всего у них просто такой способ передачи.

Ант-Ром задумался. Вражеский флот не атакует и к тому же пытается связаться с ними. Факты говорили о том, что они повстречались не с годрами, а с какой-то другой цивилизацией, имеющей свой космический флот. В такой ситуации действовать следовало деликатно и с повышенной осторожностью. Ведь вполне могло оказаться, что представители земной цивилизации встретили своих будущих союзников и единомышленников. Ант-Ром посмотрел на Лосс и на Номари, которая сидела за пультом управления крейсера. Они ждали от него новых распоряжений, полностью возложив на его плечи обязанность принятия правильного решения.

— Номари, перестраивай эскадру в оборонительную позицию, чтобы они догадались о наших мирных намерениях. Ты, Лосс, непрерывно передавай им следующее сообщение: «Мы миротворцы с планеты Земля, если вы не годры и не их союзники, просим прибыть к нам на мирные переговоры». Думаю, наш луч они смогут принять.

В то время как девушки выполняли полученные указания, Ант подсоединил свой тестер к мозговому центру крейсера и, послав туда дополнительные сведения о непонятных действиях встреченного флота, попросил еще раз определить его принадлежность. Через некоторое время в голове Ант-Рома прозвучал ответ: «Корабли, несомненно, принадлежали годрам, но, вероятно, в данный момент ими владеют другие разумные существа».

Ант посмотрел на обзорный экран. Выполняя его приказ, корабли миротворцев отошли под защиту крейсера. «Итак, пятьдесят на пятьдесят, — подумал Ант. — Нельзя сказать, что это друзья, но и нельзя также утверждать, что это враги». Ант-Рому не хватало совета своего помощника, но сейчас не было времени на разговоры. Паст командовал эскадрой малых кораблей, и вызывать его к себе в такой ответственный момент было бы неразумно.

— Пора бы уже им дать ответ, — пробормотал Ант-Ром себе под нос, но неизвестная эскадра по-прежнему не реагировала на его послание.

Ожидая результатов своего мирного предложения, Ант подумал о том, как хорошо было бы обзавестись семьей и пожить спокойно в зоне отдыха базы. Ему вдруг представился просторный дом на берегу озера, двое ребятишек, с возгласами «папа, папа» хватающих его за руки, чтобы он посмотрел, какую великолепную космическую крепость слепили они из пляжного песка. Он, конечно, с видом знатока осмотрит ее и, похвалив на редкость удачную конструкцию, приделает в нескольких местах боевые излучатели, дабы никто из галактических злодеев не смог причинить вреда мирной жизни обитателей столь прекрасного сооружения. Втроем они еще раз обойдут вокруг возведенной ими цитадели и начнут сочинять разные истории или играть в звездных воинов. Папа, конечно же, будет страшным монстром, а два его сына — отважными героями, стоящими на страже мирной жизни Земли. Они только начнут входить в роль, показывая еще не совсем совершенную технику рукопашного боя, когда из окна просторного дома выглянет мама со своей любимицей дочкой и позовет всех обедать. Немного разочарованные столь неожиданным концом сражения, они втроем побегут на кухню, где их будет ждать стол и вкусная еда. Все примутся есть, а Ант, подперев голову руками, будет любоваться своей красавицей женой. Она сразу же покраснеет, не выдержав столь откровенного страстного взгляда, а он, развеселившись ее смущением, начнет громко хохотать. Ничего не поняв, дети тоже засмеются, и вконец растерявшаяся мама убежит в спальню, где, к своему изумлению, обнаружит подготовленную постель и поднос свежих сочных фруктов. Грозно насупившись, Ант строго накажет детям не смеяться над матерью, а заняться поглощением пищи, которая по их вине стынет почти нетронутая. Как только они уткнут свои носы в тарелки с супом, он незаметно, весь дрожа от сладостного предчувствия, улизнет в спальню. Там он увидит ее, застенчивую и в то же время нетерпеливо лежащую в складках мягкого пухового одеяла, и наступит миг любви… Пройдет не очень много времени, и он вынесет ее из спальни на руках. Дети, подумав, что мама убежала обидевшись, начнут ухаживать за ней, предлагая кто суп, кто уже успевшее остыть жаркое. Ант будет смотреть на все это и улыбаться, время от времени бросая счастливые взгляды на алые губы жены…

— Командир, Паст спрашивает, атаковать приближающийся звездолет или нет? — спросила Лосс.

— Корабль не трогать и открыть в энергозащите крейсера проход для его посадки, — распорядился Ант.

— А не рискованно ли это? — вполне резонно задала вопрос Номари.

— Нет, отгороди стартовую площадку энергозащитой, и в случае обмана мы потеряем только ее.

Теперь для принятия посланцев другой цивилизации все было готово, и Ант-Ром, усевшись в свое кресло, стал с нетерпением ждать, когда чужой корабль войдет внутрь крейсера. Ант почему-то верил, что встреча пройдет хорошо. В мыслях он уже придавал посланцам самый невероятный облик, который только могла позволить себе человеческая фантазия. Иногда существа были милые, даже немного смешные, а иногда страшные и пугающие.

— Номари, вызови в рубку двух стрелков из тех, что находятся поближе.

В рубку управления вошли миротворцы и встали рядом с командиром. Ант-Рому было все равно, кто из ребят пойдет с ним, и на вошедших он взглянул только ради любопытства. Это были Сад и Лерон, оба из боевого звена Рана.

— Как только звездолет совершит посадку, мы пойдем встречать посланцев иной цивилизации, — объяснил вошедшим Ант.

В углу обзорного экрана появилось изображение стартовой площадки. Шлюз был открыт, и туда уже влетал чужой корабль. Ант заранее настроил себя на то, что существа, находящиеся на звездолете, с человеческой точки зрения выглядят просто ужасающе. «Если даже там огнедышащий дракон, это еще не значит, что он агрессивен». Дав себе такую мысленную установку, Ант-Ром почувствовал себя уверенней.

Корабль посланцев совершил посадку, и шлюзы за ним сразу же закрылись. Все замерли в ожидании выхода экипажа. Прошло около трех минут напряженного молчания, прежде чем дверь прибывшего корабля отворилась.

— Фу-у!!! — мнение было единодушным.

— Какая пакость! — Номари обеспокоенно взглянула на Ант-Рома. — Может, не стоит вести с ними переговоры?

— Действительно, командир, ты посмотри на них! — поддержала подругу Лосс.

— Их облик ясно говорит о том, что они созданы для насилия!

— Вы зря волнуетесь, — ответил Ант как можно беспечнее, но доля сомнения закралась и в его душу. Он вспомнил виденную им недавно картину: просторный дом, двое мальчишек с космической крепостью на песке, их мать — Номари и он — отец семейства. Нет, он никому не позволит разрушить эту будущую идиллию! Ант подошел к Номари и, нагнувшись к самому уху, прошептал:

— Не бойся, все будет хорошо.

Заверения Ант-Рома не успокоили девушку, и в ее взгляде проскользнула явная тревога.

— Оружие будете брать? — спросила она.

— Да, — соврал Ант. — Пошли, ребята, — скомандовал он и, сопровождаемый двумя воинами, вышел из рубки управления. — Обойдемся без оружия. Пусть посланцы видят, что у нас мирные намерения, — сказал Ант, когда дверь рубки управления плотно закрылась за ними.

— Командир, но их щупальца стоят любого оружия, — попытался возразить Сад.

— Ты что, боишься? — спросил Ант, и воин пристыженно замолчал.

***

Разбудив Бети, Мот вкратце объяснил ей новые обстоятельства и пообещал, что, как только они окажутся на звездолете, она будет спать столько, сколько ей захочется. Девушка вяло кивнула в ответ, и Мот поднялся на ноги.

— Сидите здесь и будьте начеку, а я схожу к звездолету и возьму катер, — сказал он, обращаясь к Кор-Бунту.

— К чему это, командир? Пойдем все вместе, — по своему обыкновению возразил тот.

В ответ Мот так посмотрел на него, что Кори сразу прикусил язык и, вынув меч, подсел к Бети.

— Я буду держать все под контролем, командир, — произнес он серьезно, и Моти-Мар вышел.

В коридоре было пусто, хотя совсем недавно здесь все время шныряли годры. Мот внимательно обвел взглядом ближайшие стены и, положив правую ладонь на рукоять меча, уверенной походкой направился в сторону шахты лифта… Звук его шагов гулко разносился по пустому коридору, словно бросая вызов мертвой тишине и всей атмосфере напряженности. Поравнявшись с дверью лифта, Мот нажал на кнопку вызова кабины и, не останавливаясь, пошел дальше туда, где, по его расчетам, должен был находиться аварийный выход. За его спиной едва слышно взвыл подъемный механизм, и он прибавил шагу, чтобы найти нужное место до того, как откроются двери лифта. На его счастье, вскоре он обнаружил довольно крутую лестницу, ведущую вниз. Остановившись перед ней, Мот посмотрел в сторону подъемной шахты. Гул работающих механизмов прекратился, и лифт затормозил. Из открытых дверей выскочили шесть вооруженных годров и, ничего не понимая, застыли на месте.

— Они там! — крикнул один из них, заметив Моти-Мара, и выстрелил в него из излучателя.

Мот ринулся вниз. Шквал огня, обрушившийся на то место, где он стоял, уже не мог причинить ему вреда. Ступени лестницы, рассчитанные на годров, были крайне неудобны для Моти-Мара. Они располагались на большом расстоянии друг от друга и были необычайно широки. Мот летел вниз по лестнице гигантскими прыжками, каждый раз рискуя не дотянуться до очередной ступени и переломать себе все кости.

Сзади послышался шум преследователей. Звук их прыжков обгонял Моти-Мара и эхом отдавался где-то далеко внизу. Годры догоняли его, но не так быстро, как хотели бы. Мот пролетал этажи с нечеловеческой скоростью. Оттолкнувшись от ступени одной ногой, он далеко вперед выставлял другую и, почувствовав под ней опору, тут же вновь отталкивался. В каждый прыжок Мот вкладывал все свои силы и всю мощь, на которую был способен. Вскоре ноги начали слабеть, и Мот стал приземляться на самые кончики пальцев. Сил для дальнейших прыжков явно не хватало. Единственное, что по-прежнему не подводило Моти-Мара, было дыхание. Несмотря на большую потерю сил, легкие все так же равномерно поставляли в организм необходимое количество кислорода. В который уже раз Мот с благодарностью вспомнил занятия Кхан-Кхоу, который всегда повторял, что основой сохранения энергии во время любого изнурительного действия является правильное дыхание. Именно благодаря ему опытные бойцы выходят победителями из длительных сражений, тогда как их противники быстро слабеют.

Воспоминания немного притупили боль уставших мышц и зарядили Моти-Мара дополнительным оптимизмом. «Я уже проскакал семьдесят этажей, семьдесят из ста десяти. Осталось всего сорок. Там, наверху, Кор-Бунт и Бети, если я не добегу, то вслед за мной погибнут и они!» Самовнушение помогло, и Моти-Мар с новыми силами и нечеловеческой яростью ринулся вниз. «Осталось двадцать, десять, шесть, два, первый этаж!»

Перед Моти-Маром показалась массивная дверь. «Наверняка там тоже засада!» — мельком подумал он и прыгнул вперед. Скорость движения тела и сила удара сыграли свою роль. Выбитая дверь, словно массивный снаряд, вылетела вперед, и Мот успел заметить, что она сбила с ног двух годров, стоявших за ней. Упав на правое плечо, Моти-Мар кувыркнулся через голову и молниеносно боковым зрением оценил обстановку. Он находился в маленьком дворике с высоким забором, и вокруг него было по меньшей мере десять годров. Не поднимаясь на ноги, Мот выхватил меч и резко крутанулся, словно волчок. Трое подступивших к нему годров, лишенные ног, рухнули рядом с ним, сотрясая воздух громогласным ревом. Сгруппировавшись, Мот прыгнул в образовавшееся свободное пространство. На пути к забору перед ним теперь был только один годр. Пригнувшись и пропустив со свистом рассекающий воздух меч у себя над головой, Мот сделал выпад и вспорол нападавшему врагу брюхо. Взвыв от боли, годр выронил оружие и, согнувшись, схватился за живот. Воспользовавшись любезно предоставленным подмостком, Мот вскочил на спину своего врага, намереваясь оттуда преодолеть высокий забор, отделявший путь к спасению. Два годра попытались схватить его, но Моти-Мар мощнейшим ударом локтя в морду вырубил первого и, уже ухватившись руками за верх ограды, ногой засадил в пасть второго. Вскочив на забор, Мот быстро огляделся. На космодроме полным ходом шла подготовка к боевому походу. Годры-повстанцы сновали туда-сюда, распределяясь на местах двух пассажирских кораблей, которые должны будут доставить их на орбиту к военному флоту.

Под забором несколько воинов остановились и с интересом посмотрели на Моти-Мара, в воинственной позе застывшего наверху. Суетливая атмосфера космодрома расслабила его, и в следующее же мгновение он поплатился за это. Выстрел излучателя прошел совсем рядом, задев плечо. Застонав, Мот прыгнул вниз. К нему подскочили два повстанца и озабоченно спросили:

— Что случилось? Кто стрелял?

— Не знаю, — ответил Мот. — Меня пытались убить, наверное, это годры Автораама. — Поднявшись на ноги и держась за раненое плечо, Мот оглядел воинов, с подозрением смотревших на его меч. — Более десяти годров пытались убить меня, — объяснил он.

— Они были вооружены? — спросил один из них, в то время как второй, подпрыгнув, попытался заглянуть по ту сторону забора.

— Да, у них были излучатели и мечи.

— И ты остался жив? — недоверчиво спросил тот, который прыгал. Он уже, видимо, удовлетворил свое любопытство и сейчас встал рядом с Моти-Маром.

— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Мот.

— Там только два мертвых годра и больше никого. Не создал ли тебя Автораам, и не шпионишь ли ты для него?

Мот пропустил вопрос мимо ушей.

— Никого нет, — прошептал он, словно произнес приговор. — Кори, Бети… Мне надо спешить! — неожиданно крикнул Мот и побежал в сторону стоянки звездолета, на котором он с друзьями прилетел сюда.

Ничего не понимая, годры бросились вдогонку.

Мот бежал впереди, не обращая внимания на то, что делается у него за спиной. Его совсем не интересовал шум бегущей, а вернее, прыгающей сзади толпы и их беспорядочные крики. Они просто не доходили до его сознания.

— Я должен успеть. Я… должен… успеть… первым! Ради Кори, ради Бети я должен… успеть! — упрямо, в такт бегу, твердил себе Мот. Он уже видел звездолет и группу годров возле него. Они показывали в его сторону, и Мот заметил, как половина из них обнажила свои мечи, а другие приготовили ручные излучатели.

То ли инстинкт самосохранения, то ли здравый смысл принудили Моти-Мара обернуться. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться в комок. За Моти-Маром, буквально дыша ему в затылок, неслось примерно с полсотни вооруженных годров с явно недружелюбными намерениями.

— Шпион Автораама!!! — кричали они. — Держите его!!!

Больше Мот ничего не смог разобрать из их стадного рева. Он не испугался за свою жизнь, его беспокоила судьба друзей. Ведь именно сейчас к ним подбираются годры Автораама, и он, судя по всему, ничем не сможет им помочь. Мот опять посмотрел вперед. До звездолета оставалось не больше сотни метров, и Моти-Мар разглядел в центре собравшейся толпы Моуута — Лидера боевого флота восставших. «Может быть, он мне поможет?» — подумал Мот, хотя прекрасно помнил свою первую встречу с ним.

— Стойте! — громовым голосом рявкнул Моуут, когда до несущейся толпы оставалось не более десяти метров.

Мот резко остановился и в знак мирных намерений бросил к ногам Лидера свое оружие.

— Я полностью нахожусь в вашей власти и прошу разрешения говорить, — с почтительностью произнес Моти-Мар, стараясь держаться как можно уверенней.

— Хорошо, говори, и начни с того, почему тебя преследует толпа восставших, — ответил Моуут.

— Лидер, вероятно, они впали в заблуждение, решив, что я шпион Автораама.

— Ты убил двух годров! — раздался крик из толпы.

— Годров Автораама! — сурово поправил Мот. — Лагерь восставших буквально кишит ими! Не прошло и пары часов, как мы прибыли к вам, а Галактический Бог уже пытался убрать нас. — Мот говорил горячо и убедительно. — Вы и представить себе не можете, насколько мы опасны для него.

— Конечно, втроем вы стоите целой космической эскадры, — съязвил Моуут.

Глаза Моти-Мара гневно сверкнули.

— Наш крейсер по мощи не уступает «Гиганту», а о ловкости и мастерстве миротворцев вы можете расспросить Кооаса! Он вам расскажет, как всего два миротворца захватили разведывательный звездолет Автораама с экипажем более двадцати годров! Глава миротворцев перед вами! — Мот с достоинством оглядел собравшихся. — В отличие от вас Галактический Бог мгновенно осознал, какая опасность ему угрожает, и сразу же принял меры. Он пытался убить меня, и сейчас годры, преданные ему, подбираются к моим друзьям! Мне нужен катер, чтобы спасти их! Пропустите меня!

Слова Моти-Мара подействовали на годров. Они послушно отступили, освобождая проход к звездолету. Не сдвинулся с места только Моуут.

— Ты говорил убедительно, — произнес он. — Пожалуй, я поверю тебе и пошлю в административный центр отряд воинов, но до его возвращения ты будешь находиться под стражей.

— Но отряд не успеет, нужен катер! — попробовал возразить Мот, но напрасно. Трое годров подошли к нему, собираясь выполнить роль конвоя.

— Будем надеяться, что ты говорил правду, — произнес Моуут и дал знак воинам увести Моти-Мара.

Мот насупился. Перед его взором мелькнула жуткая картина: воины Моуута входят в административный центр космопорта и обнаруживают там мертвых Кори и Бети. Они с холодным безразличием доложат о случившемся своему Лидеру и тотчас забудут об этом.

— Не-ет!!! — крикнул Мот увиденной им картине, Моууту и своему несправедливому аресту.

Годры никак не ожидали, что Моти-Мар способен на неслыханную наглость, будучи безоружным, напасть на них. Противник не сделал ни одного лишнего движения. Выпад влево, какое-то неуловимое движение вправо, затем удар ногой вперед, и Мот рванулся к звездолету. Собравшаяся толпа и глазом не успела моргнуть, как их совершенно безоружный противник уложил трех годров и скрылся внутри корабля. Не прошло и минуты, как оттуда, со свистом рассекая воздух, на огромной скорости вылетел атмосферный катер. Он двигался прямо на здание административного центра, даже не собираясь тормозить.

Мот выстрелил в самый последний момент, когда, казалось, столкновение уже неизбежно. Стена разлетелась на сотни кусков, которые с грохотом забарабанили по обшивке катера, ворвавшегося в довольно узкий коридор сто десятого этажа. Когда дым и пыль немного рассеялись, Мот смог разглядеть, что он натворил. Разрушению подверглись по меньшей мере пять близлежащих комнат, а обломки стен валялись до противоположного конца коридора. Под несколькими из них Мот заметил мертвых годров. Присмотревшись, он насчитал четверых. Они лежали как раз возле той комнаты, где должны были находиться Кор-Бунт и Бети. «Неужели я все-таки опоздал?» — подумал Мот, глядя на мертвецов. Он подошел к выходу из катера и приоткрыл дверь. На этаже стояла мертвая тишина, и лишь снаружи здания слышались крики годров и какой-то непонятный гул.

— Кори-и! — крикнул Мот в пустоту пыльного коридора. — Бети!!!

Послышалось звонкое пошаркивание, и из крайней левой комнаты показалась чья-то пепельно-серая голова.

— Ну и ну! Я-то думал, что наступил конец света, а оказывается, командиру было просто недостаточно места для посадки, — произнесла голова, и Мот наконец понял, что это Кор-Бунт, только весь покрытый пылью.

— Кажется, я подоспел вовремя? — спросил Моти-Мар, широко улыбаясь.

Он спрыгнул с катера и, перебираясь через обломки стен, подошел к Кори.

Встряхнув головой и протерев засоренные пылью глаза, Кор-Бунт с недоумением посмотрел на Моти-Мара.

— Вовремя? Ну я бы так не сказал. До твоего бурного нашествия мне пришлось основательно попотеть. Видишь эту четверку? Моя работа. Ты же распугал только оставшихся, — Кори надменно посмотрел на Моти-Мара, и в его глазах вспыхнул лукавый огонек.

— И много их разбежалось?

— Не так чтоб уж очень, но с десяток наберется. Сквозь облако пыли я даже не заметил, в какую сторону они рванули.

— Ну, до подъемной шахты они не смогли бы добраться. Значит, они ушли через запасной выход. Где Бети? Садись быстрее в катер, мы еще успеем встретить их внизу.

— Кого встретить, Мот? На космодроме полно годров! Надо уносить отсюда ноги, и побыстрее!

— Ты все неправильно понял, Кори. Годр годру рознь. На нас напали воины Автораама, и повстанцы здесь совсем ни при чем, хотя у меня с ними возникли небольшие проблемы. Необходимо захватить хотя бы одного нападавшего. Кончай разговоры и веди сюда Бети, у нас совсем нет времени.

— Она в нашей комнате. Когда напали годры, она спала.

Перескочив через несколько довольно внушительных глыб, Мот с Кор-Бунтом вошли в комнату, предоставленную им Кооасом. Бети сидела в самом углу, словно маленькая девочка, поджав колени и уткнувшись в них головой.

— Бети, — тихо позвал Мот.

Девушка подняла голову и, заметив знакомые лица, с облегчением улыбнулась. Вскочив на ноги, она бросилась к Моти-Мару и с силой обняла его.

— Было так страшно, особенно этот грохот. Я не знала, что делать, — Бети говорила тихо и так доверительно, будто жаловалась родителям на незаслуженную обиду.

— Все прошло, милая, больше нечего бояться, — Мот нежно поглаживал девушку по волосам, стараясь успокоить. — И грохота тоже больше не будет. Ну давай, соберись с силами, нам пора уходить. — Моти-Мар отстранил ее руку, давившую на раненое плечо.

— Да, хорошо, я готова, — пробормотала Бети и следом за Кор-Бунтом направилась к атмосферному катеру. Мот шел сзади, и, защищенная с двух сторон, девушка чувствовала себя спокойно и уверенно.

Вырвавшись из каменных объятий административного центра, катер юркнул вниз, где вели ожесточенную схватку две группы годров. Судьба воинов Автораама была уже предрешена, но Мот решил все же ввязаться в битву, дабы завоевать расположение Моуута и показать восставшим, на что способны миротворцы. К тому же, видя, с каким остервенением дерутся приверженцы Галактического Бога, Моти-Мар почти не сомневался, что к окончанию схватки они все будут мертвы. Мот считал это неправильным, так как всегда был уверен, что захваченный в плен враг полезнее мертвого. Предоставив катер автопилоту, Моти-Мар и Кор-Бунт прыгнули прямо на головы дерущихся, сразу же оказавшись между восставшими и воинами Автораама. Последних осталось лишь четверо, и, прижатые к массивному забору, они были обречены. При появлении новых участников сражения годры-повстанцы, предвкушая интересное зрелище, отошли назад и встали полукругом, предоставив миротворцам полную свободу действий. Рев стоял невообразимый. Слышались различные предсказания насчет того, кто первым умрет и кто выйдет победителем.

Осмотрев безжалостную толпу зрителей, Мот понял, что им практически безразлично, кто из противоборствующих сторон победит. Годры Автораама должны были умереть независимо от исхода сражения, а судьба миротворцев никого не волновала.

Зная боевую сноровку Моти-Мара и Кор-Бунта, воины Галактического Бога не спешили нападать. Выставив вперед мечи, они пятились к забору, словно надеясь найти там защиту от опасных противников. Даже зрителей удивил такой ход боя, и они прекратили свои споры, напряженно ожидая дальнейшей развязки.

Мот с Кор-Бунтом наступали. Они двигались медленно, но очень уверенно, неумолимо надвигаясь на пятившихся противников. Со стороны это выглядело более чем необычно. Рослые, могучие годры пятились от наступавших на них невзрачных на вид людей. Напряженность среди зрителей достигла высшего апогея, казалось, смолк даже извечный шум космопорта.

Мот внимательно наблюдал за двумя находившимися напротив него годрами. Он двигался прямо на них, провоцируя тем самым нападение. Первым не выдержал годр, находящийся слева. Он ринулся вперед и нанес рубящий удар мечом сверху вниз. Мот ускользнул вправо, и оружие годра по самую рукоять вошло в покрытие космодрома. Ударив ногой в кисть противника, Моти-Мар выбил у него меч и, полуразвернувшись, другой ногой саданул растерявшегося воина прямо в коленный сустав. Дикий рев годра заглушил хруст его сломанных костей, выведя толпу зрителей и оставшихся защитников Автораама из состояния немого оцепенения. Все разом зашумели, словно стадо диких животных при нападении хищников. Даже индивидуальный переводчик Моти-Мара молча висел на его груди, ничего не уловив из создавшегося гама.

Трое прижатых к забору воинов, словно сорвавшись с цепи, бросились в атаку. На Кор-Бунта налетел лишь один. Чудовищной силы удары сыпались на него с такой быстротой, что Кори решил покончить с настырным противником, не мешкая. Уловив первую же брешь в защите годра, Кор-Бунт сделал едва уловимый выпад на опережение, и воин Автораама рухнул к его ногам безжизненным снопом. Кори кинулся было на помощь Моти-Мару, но тот как раз совершил резкий разворот, и два его противника вяло закачались, поливая кровью раненого сородича. Со стороны могло показаться, что они еще живы, но Кор-Бунт прекрасно понимал, что это всего лишь остаточный рефлекс мощных мышц на полученный неожиданно удар.

Практически период схватки занял не больше минуты, и собравшиеся зрители от изумления опять смолкли, с некоторым восхищением и настороженностью поглядывая на невероятных бойцов.

Развязка наступила неожиданно. Два атмосферных катера зависли над собравшейся толпой, и громовой голос оповестил:

— Лидеру отряда правопорядка космодрома и миротворцам остаться, а остальным немедленно заняться подготовкой к предстоящему походу!

Годры нехотя разошлись, и на месте событий остался лишь один из них. Видимо, это был Лидер отряда правопорядка, так как атмосферные катера тут же опустились и оттуда выпрыгнул Моуут с десятком вооруженных до зубов воинов. Они приблизились к Моти-Мару, Кор-Бунту и оставшемуся годру и взяли их в кольцо.

— Итак, что здесь произошло, Геррон? — спросил Моуут.

Лидер отряда правопорядка подошел к нему и доложил, показав на убитых годров:

— Зоуны! Не могу понять, откуда они здесь взялись. Их было больше десятка.

— Точнее, двадцать, — поправил Мот и тоже подошел к Моууту. — Именно они пытались убить нас, но я не понял смысла слова «зоуны». Кто они такие? Я думал, что это обыкновенные годры, только сражающиеся на стороне Автораама.

Моуут сделал знак, и окружившие миротворцев воины организованно удалились обратно в атмосферный катер.

— Я хочу извиниться перед вами, друзья, за необоснованные подозрения. Теперь я вижу, что вы преданные союзники и настоящие воины. Вас пытались убить зоуны, а это кое-что значит. Автораам и в самом деле боится вас.

— Мы принимаем ваши извинения, но будьте добры, объясните нам, кто такие зоуны, — Мот посмотрел на раненого годра. — Одного из них я оставил в живых. Поговорив с ним, вы, возможно, сможете узнать, откуда они взялись.

— Зоуном Автораам может сделать любого. Даже неразумную дикую тварь он может сделать своим зоуном. В охране Галактического Бога их полно. Самые ужасные формы жизни нашей Галактики собраны там.

— Я понимаю, это в духе Автораама. Но что значит «зоун»?

— Зоуны не способны мыслить, они просто живые машины. Как бы получше вам объяснить? Представьте себе, что ваш мозг — это своеобразный сосуд, который вы по своему усмотрению заполняете нужными знаниями и освобождаете от ненужных.

— Ну-ну.

— Так вот, Автораам лишает жертву этой возможности и сам заполняет сосуд до отказа одной — единственной мыслью. Например, «Убить миротворцев». Теперь существо, кем бы оно ни было, стремится к одной цели. Зоун не может даже позаботиться о себе, так как подобных мыслей нет у него в голове. Он подчиняется только полученной установке.

— Но существует, наверное, возможность вернуть их в прежнее состояние? — спросил Кори.

— Даже Автораам не в силах сделать это. Зоуны живут всего несколько дней, каждый по-разному, в зависимости от происхождения. Ваш пленник ничего не скажет, можно даже не пытаться.

— Но мы все же попытаемся, — ответил Мот. — Надеюсь, этого годра-зоуна мы можем оставить себе?

— Да, конечно же. Думаю, Кооас тоже не будет возражать.

— Кстати, где он? Неужели его не известили о зоунах?

— Лидер улетел к Крохту с экипажем разведывательного звездолета. Он лично захотел проверить там обстановку. К нашей эскадре он присоединится через четверть пути.

— Странно, мы его совсем недавно видели, — задумчиво произнес Мот.

— Он улетел только что, даже меня не поставил об этом в известность.

— Угу, — Мот улыбнулся. — Ему следовало бы выяснить обстановку здесь. На планету проникли зоуны, а вы даже не заметили этого.

— Зоунов можно создать и здесь.

— Но как я понял, это может сделать только Автораам, а его здесь просто не может быть.

— Вы правы, — Моуут повернулся, собираясь уходить. — Зоунов может создать только Автораам, и это как раз меня беспокоит больше всего. — Моуут поднялся в атмосферный катер и, повернувшись в дверном проеме, произнес приказным тоном: — Через час вы на своем звездолете должны присоединиться к моей эскадре на орбите планеты.

Глава 16

Прошло более часа после дружеской встречи со скетами, а Ант-Ром все никак не мог принять решение. Казалось, никаких сомнений быть не должно, но он почему-то чувствовал себя неуверенно. «Все это глупые предрассудки, их ужасный облик еще ни о чем не говорит. Они летят сражаться с годрами, чтобы защитить свою планету, и мы должны быть с ними!» Самоуверения не помогали. Ант никак не мог понять причину своей неуверенности. Он даже лично возглавил инспекторскую проверку на корабле скетов, но результат получился совсем не тот, которого он ожидал. Не обнаружив ничего подозрительного, Ант засомневался еще больше. «Наверное, на меня слишком подействовал внешний вид скетов», — пытался успокоить себя Ант-Ром, но сам не верил этому.

— Да не могу я поверить, что годры представляют опасность для этих чудовищ! — неожиданно для самого себя крикнул он в пустоту своей комнаты.

«Ну, это уже слишком. Без причины кричать могут только сумасшедшие. Следует как можно быстрее кончать с этим делом. Полетим вместе со скетами, а там видно будет». Ант подошел к селектору внутренней связи крейсера и нажал кнопку общего оповещения.

— Паст, зайди, пожалуйста, ко мне, — Ант наконец принял решение, но ему показалось, будто он сделал шаг к собственной могиле.

***

До запланированного места засады эскадра повстанцев добралась без происшествий. Полет был недолгим, и все это время Моти-Мара не покидало ощущение того, что он упустил какой-то важный факт, который впоследствии мог сыграть роковую роль. Анализ прошедших событий ничего ему не дал, и Мот списал все на нервозное ожидание первой серьезной битвы с Автораамом.

Кооас, присоединившийся к эскадре в середине пути, в противовес Моти-Мару выглядел уверенным и смотрел в будущее с непревзойденным оптимизмом. Тщательно и профессионально разработав план предстоящего сражения, он, казалось, твердо был убежден в своей победе. Его уверенность поколебалась только тогда, когда эскадра скетов не вошла в зону засады в положенное время. Кооас готов былвпасть в панику, так как, по его соображениям, план идеально подготовленного сражения был на грани срыва. Чтобы как-то успокоить Лидера, Мот предложил провести разведку близлежащих просторов Галактики и сам вызвался в исполнители этой нелегкой и опасной задачи. Кооас согласился с условием, что миротворцы наберут недостающий им экипаж из числа годров и во время полета будут придерживаться точно намеченного маршрута поисков.

Мот не стал возражать и сразу же получил в свое подчинение троих воинов, телохранителей Лидера повстанцев, совершенно бесполезных в Галактической разведке. «Кооасу нужны свои глаза и уши, и это понятно, — с иронией подумал он. — Я и не думал, что он отпустит нас одних». В сопровождении годров Мот отправился на свой звездолет.

Предстоящий разведывательный полет Кор-Бунт воспринял с огромным энтузиазмом.

— Победа — в действии, — заявил он. — Ожидание — удел слабых.

— Ты говоришь глупости, Кори, — ответил Мот. — Чаше бывает так, что на ожидание способны именно сильные. Хотя, надо признать, все зависит от ситуации.

— Лидер, где наше место? — вмешался в разговор один из годров.

Кори с удивлением посмотрел на него.

— Командир, они полетят с нами?

— Да, они будут у нас стрелками. Если, конечно, мы не встретим скетов, — последнюю фразу Мот шепнул Кор-Бунту на ухо.

Кори изобразил понимающее лицо и с достоинством удалился.

— Займите, ребята, свои места, мы стартуем! — приказал Мот годрам и отправился в рубку управления.

Эскадру скетов удаюсь обнаружить довольно быстро. Она двигалась чуть в стороне от предполагаемого Кооасом маршрута и по всем законам стратегии должна была разгромить в пух и прах пять резервных кораблей, находящихся в кольце планетной системы Алькодара. Для эскадры скетов они представляли отличную мишень, лишенную возможности маневра, тем более что годры понятия не имели о надвигающейся угрозе.

— Пора посылать мысленный луч и уносить ноги, — произнес Кори, наблюдая за движением грозной армады.

— Да, и чем быстрее, тем лучше. — Мот достал свой информационный накопитель и сунул его в считывающее устройство. Набрав на пульте управления координаты эскадры повстанцев, он нажал пуск и, довольный собой, произнес:

— Луч пошел, теперь пора и…

— Командир!!!

От неожиданности у Моти-Мара замерло сердце. В голосе Кор-Бунта одновременно зазвучали удивление и страх. Предчувствуя недоброе, Мот повернулся. Кор-Бунт, словно загипнотизированный удавом кролик, смотрел на обзорный экран и показывал пальцем на эскадру скетов.

— Командир, — прошептал Кори неожиданно охрипшим голосом.

Сначала Мот подумал, что все дело в том, что скеты заметили их и готовятся напасть, но затем разглядел главное. Вражеские корабли расходились в стороны, стараясь отрезать разведчику путь к спасению. Один крейсер двинулся влево, другой вправо, третий вверх, и между ними вырисовывался силуэт четвертого — это был крейсер миротворцев. От радости сердце Моти-Мара забилось, словно рыба, вытащенная из воды.

— Это же наши! — закричал Мот, сияя от счастья.

— Я удивляюсь тебе, командир. Неужели до тебя не дошло? Ребята-то со скетами.

Радость Моти-Мара мгновенно сменилась подавленностью. Предстояло серьезное сражение со скетами, на стороне которых будут драться миротворцы. Мот с размаху стукнул кулаком об стол.

— Да что они делают там?! Заблудиться им в просторах Вселенной! Ополоумели они, что ли? Кори, беги к годрам, объясни им ситуацию и скажи, чтобы ни в коем случае не открывали огонь, даже если нас будут обстреливать. Я веду звездолет на сближение с крейсером наших.

— Но, командир, нас уничтожат так быстро, что мы даже попрощаться не успеем.

— Не бойся, как-нибудь проскочим. Давай, беги к годрам и не отходи от них ни на шаг. Если они вдруг вздумают стрелять — нам конец.

В это мгновение, явно недовольные происходящим, в рубку вбежали годры.

— Лидер, почему мы не улетаем?! Вы что, смерти ищете?! — заорал один из них.

Мот грозно взглянул на ворвавшихся.

— Я рад, что вы не забыли, кто здесь Лидер! — едва сдерживая свой гнев, заметил он. — Быстро по своим местам! Кори объяснит вам все на месте.

Привыкшие к строгой дисциплине, годры вышли из рубки, недовольно оглядываясь. За ними, словно конвоир, последовал Кори.

Как только все вышли, Мот быстро сел за пульт управления и сразу же повел звездолет к своему родному крейсеру. Миротворцы — отличные воины, но Моти-Мар знал их лучшее время прицеливания и, используя свой старый трюк, надеялся уйти от их прицельного огня. Этим он хотел также дать им знать, кто он. Помехой всему были только скеты. Если они вздумают открыть шквальный огонь со всех своих кораблей, то уцелеть будет практически невозможно.

— Они окружили нас и стрелять, не прицеливаясь, не будут, — прошептал себе Мот и резко рванул звездолет в сторону.

***

— Да что они все никак не могут попасть! — Ант-Ром недовольно взглянул на Паста. — Стрелять разучились? Этот разведчик успел уже послать дюжину сообщений.

— Не кипятись, командир. Посмотри, как ловко он уходит из-под нашего прицельного огня. Скеты вон вообще стреляют наугад и уже подбили два своих корабля.

Ант улыбнулся.

— Да, практики в космических боях у них явно маловато, — согласился он. — А этот разведчик — молодец, такое впечатление, будто ему отлично известно наше время прицеливания.

— Командир, я понимаю, что это прозвучит абсурдно, но мне все время кажется, что мы воюем с Моти-Маром.

— Хм, — Ант покачал головой. — Я тоже несколько раз ловил себя на этой мысли.

— А вдруг это он? Посмотри, этот звездолет не стреляет.

— Нет, не может быть! — Ант заволновался. — Мот погиб — это точно.

— А если это Кор-Бунт?

— Теоретически это возможно, но я не думаю, чтобы Кори один смог захватить звездолет годров.

— Но мало ли…

— Хорошо, давай попробуем предложить ему сдаться, — Ант подошел к селектору внутренней связи крейсера. — Всем стрелковым постам прекратить огонь, — приказал он.

— Я возьму пять кораблей и дам ему понять, что он должен сдаться, — предложил Паст.

— Хорошо, действуй.

Паст выбежал из рубки, и Ант-Ром снова уставился в обзорный экран. Звездолет годров по-прежнему сновал туда-сюда, не открывая огонь. Только теперь, кажется, он увеличил интервалы между рывками, уходя из-под обстрела эскадры скетов.

Возглавляемые Пастом, из крейсера миротворцев вылетели пять боевых кораблей и плотной группой зависли неподалеку от разведывательного звездолета. Тот как будто только этого и ждал, сразу же юркнул под их защиту. Скеты мгновенно прекратили стрельбу. Один из их кораблей подлетел к крейсеру, требуя посадки.

— Они не понимают, почему мы взяли разведывательный звездолет годров под свою защиту, — произнес Ант, чем-то невообразимо довольный. — Впусти их, Номари, и не забудь изолировать площадку.

Девушка, сидевшая за пультом управления крейсера, выполнила приказ, и корабль скетов влетел в открывшийся проход.

— Открой еще одну посадочную площадку для звездолета годров и тоже изолируй ее.

— Хорошо, Ант, — ответила Номари.

Звездолету годров даже не понадобилось приглашения. Не успел еще шлюз полностью открыться, а он уже пошел на посадку.

Поманипулировав на пульте управления клавишами, Номари дала на угол обзорного экрана изображение стартовой площадки. Как раз в эту минуту в рубку ворвался скет.

— Твари, почему вы не уничтожили звездолет годров?! — заорал он с ходу.

— Ну-ну, потише насчет «тварей»! Это еще вопрос — кто из нас принадлежит к этой категории!

Щупальца скета нервно задергались, и по рубке управления распространился неприятный запах.

— А насчет звездолета, — поморщившись, продолжал Ант, — могу добавить, что у меня есть основание полагать, что там находятся мои люди. — Ант показал на обзорный экран. — Звездолет сел, и сейчас мы увидим его обитателей. Согласитесь, кто бы они ни были — разумнее поговорить с ними, а не уничтожать.

— Вот увидите — это будут годры! — Щупальца скета все еще продолжали нервно подергиваться.

Ант подошел к Лосс, сидевшей на связи, и прошептал ей на ухо:

— Вызови в рубку двоих ребят, только незаметно, а то этот скет слишком разволновался.

Лосс молча кивнула.

— Если из корабля выйдут годры, я пойму это как измену, и вы будете уничтожены! — скет злобно посмотрел на Ант-Рома.

— Сбавьте тон, — тихо, но с достоинством ответил Ант. — Если поя…

Договорить Ант-Ром не успел, так как из корабля годров вышел Мот, за ним Кор-Бунт и какая-то девушка.

— Святые звезды, — прошептал изумленный увиденным Ант. — Это же Моти-Мар и Кор-Бунт.

Номари и Лосс вскочили со своих мест и, не веря своим глазам, уставились на обзорный экран.

— Это наш командир, — поспешил Ант поделиться своей радостью со скетом.

— Подождем, когда они придут сюда, — ответил тот.

— Конечно, конечно же, сюда, — от неожиданной радости Ант немного растерялся. Он хотел что-то сделать, чтобы Моти-Мар и Кор-Бунт быстрее направились в рубку, но те и сами уже вышли из стартовой площадки.

Вне себя от радости, Лосс кинулась к селектору внутренней связи крейсера и, нажав кнопку общего оповещения, чуть ли не заикаясь, залепетала:

— Ребята, командир нашелся!

— Что значит нашелся? Он разве терялся? — послышалось в ответ.

— Вы не поняли! Моти-Мар нашелся! Он жив, и Кор-Бунт с ним! Они прилетели на разведывательном корабле годров и только что вышли из четвертой стартовой площадки!

— Напрасно ты это сделала, — улыбаясь, пожурил девушку Ант-Ром. — Теперь мы не дождемся Моти-Мара здесь.

— Перестань, Кори везде прорвется! — вступилась за подругу Номари. Она подошла к Ант-Рому и нежно потрепала его волосы. — Вот увидишь, не пройдет и минуты, а они уже будут здесь.

Словно в подтверждение слов девушки, в рубку ввалился запыхавшийся Кор-Бунт, а за ним Моти-Мар и какая-то девушка.

— Фу-у, с трудом прорвались! — произнес Кори, вытирая вспотевший лоб.

Он посмотрел на скета, и в его глазах промелькнула едва уловимая тень.

— Лишь когда Мот прикрикнул на ребят как следует, они разбежались по своим местам, — Кори широко улыбнулся.

— Однако вы добрались довольно быстро, — заметил Ант. Он еще раз посмотрел на Моти-Мара и Кор-Бунта, словно не веря в их существование, и, широко раскинув руки, кинулся их обнимать. Всхлипывая, как маленький ребенок, Ант не мог произнести ни слова.

— Ну-ну, что это за оплакивание покойника? — пошутил Кори.

Лосс и Номари весело засмеялись и с кулаками бросились на Кор-Бунта. Тот услужливо подставил свою спину, но, получив коленом под зад, рухнул на пол.

Увидев столь забавную сцену, Ант перестал истекать слезами и весело рассмеялся.

— Но откуда… откуда вы здесь? — задал он наконец волнующий всех вопрос.

— Долго рассказывать, Ант, сейчас не время, — ответил Мот. — Лучше ответь мне, с кем это вы шастаете по Вселенной? — спросил он и посмотрел на скета.

— Это наши союзники, командир. Мы вместе будем драться с годрами и Галактическим Богом. Они называют себя скетами и так же, как мы, хотят защитить свою планету. Думаю, вместе нам будет легче.

— В связи с тем, что на вашем крейсере появился новый Лидер, я хотел бы получить подтверждение о намерении сражаться вместе с нами, — вмешался в разговор скет.

— Они покажут нам местонахождение эскадры годров, — поспешил добавить Ант-Ром.

— Я, конечно же, полностью поддерживаю идею сражаться вместе, но со дня моего исчезновения командир здесь ты, Ант-Ром, — Мот по-свойски хлопнул друга по плечу. — Давай, командуй — отвечай своему союзнику!

— Даже не подумаю! С какой стати? Ты здесь — ты и командуй! — Всем своим видом Ант показывал, что обиделся.

— Идиотизм какой-то! — Мот насупился. — Нашли время и место для спора. Давай дадим подтверждение вместе, а с командирством разберемся на досуге.

Ант согласился, и удовлетворенный полученными заверениями скет удалился. Мот проводил его молчаливым угрюмым взглядом и повернулся к обзорному экрану. Казалось, он был чем-то обеспокоен, но старательно скрывал это. Мот упорно молчал, и, глядя на него, молчали все остальные. Даже Кор-Бунт перестал улыбаться, и на его лице появилась хмурая сосредоточенность. Молчание продолжалось минут пять, до тех пор, пока на обзорном экране не появился корабль ушедшего скета, который быстро удалялся в сторону своей эскадры.

— Ну, давай, рассказывай, как ты связался с ними, — произнес Мот, отвернувшись наконец от обзорного экрана. — У нас есть еще полчаса до того момента, как вы со своими союзниками прибудете к конечному пункту назначения.

— Ты ошибаешься, Мот, мы летим гораздо дальше, — Ант выглядел растерянным.

— Я отлично знаю, куда вы направляетесь, даже намного лучше тебя! Мне просто интересно, кому из вас первому пришла в голову мысль о сотрудничестве со скетами.

— Никому конкретно… — Ант замолчал, не зная, что сказать дальше.

— Интересно, как это? — Мот скептически улыбнулся.

Ант, Номари и Лосс переглянулись, словно провинившиеся дети. Мот улыбнулся, но на этот раз доброжелательно.

— Ладно, хватит вам переглядываться. Наверняка вы и не догадывались о том, что стали союзниками монстра.

— Но скеты уверяли, что сражаются с годрами, — попытался оправдаться Ант.

— Вот здесь-то они и не соврали. Они действительно собираются напасть на годров, на тех годров, которые осмелились выступить против Галактического Бога!

— Против монстра?

— Да, Ант. Как ни странно, годры бывают разные. Вот так вот! А теперь о главном. У вас есть связь со скетами?

— Наш луч они принимают, а…

— Все понял, — перебил Мот Ант-Рома. — Номари, передай скетам: «Продолжайте свой путь, мы присоединимся к вам в течение часа». И дай, пожалуйста, на экран звездную карту Галактики, тот район, где мы сейчас находимся.

Сев на свое место, Номари быстро выполнила то, что от нее требовалось. В углублении экрана появилась звездная карта, а эскадра скетов начала перестраиваться в походный порядок.

— Здесь, — Мот показал на густое скопление звезд, — эскадру скетов будет ждать засада годров-повстанцев. Ты, Ант, поможешь им справиться с этими членистоногими. Лидер восставших — Кооас. Связь с ним будешь держать через мой звездолет. Там находятся двое его приближенных. Одного я возьму с собой, а другой останется с тобой, чтобы подтвердить твое лояльное отношение к повстанцам.

— А ты куда опять собрался? — спросил Ант.

— Я, Кори, Бети и еще с десяток ребят отправимся сюда. — Мот показал на планету одной из отдаленных звезд. — Это Крохт, здесь находится резиденция монстра. Мы попытаемся уничтожить его, пока вы будете воевать с его флотом. Когда встретишься с Кооасом, передай ему о моих намерениях. Если он попытается что-нибудь предпринять, дашь мне знать.

— Мот, меня немного удивляет твой скоропалительный союз с восставшими годрами. Можно ли будет доверять им в будущем? Мне кажется, что и после уничтожения монстра они останутся теми же кровожадными чудовищами.

— Тебя беспокоит мое слабоумие? — с некоторой долей обиды спросил Моти-Мар.

— Наверное, мне просто известно слишком мало, вот я и волнуюсь. Ты бы поделился сведениями, а?

Мот добродушно улыбнулся.

— Хорошо, оставим обиды. Мне действительно нужно было рассказать тебе кое о чем, ты ведь не улавливаешь чужие мысли. Начнем по порядку.

Годры не так кровожадны, как кажется. Они вегетарианцы, и этот факт сам по себе что-то значит.

— Вот уж не думал, — искренне удивился Ант-Ром.

— Они убивают, да! И очень часто. Но такими их сделал монстр. По сути своей годры до сих пор остаются мирными травоядными животными — только разумными. Их природные качества подавлены мутацией Автораама, но не уничтожены окончательно. Через невероятно длительный промежуток времени эти качества все же прорываются наружу. Ты заметил, что среди восставших лишь пожилые годры?

— Как-то не приглядывался, — виновато ответил Ант.

— Тогда ты еще больше удивишься, узнав, что самому младшему из них по земным меркам лет шестьсот. Монстр при создании цивилизации годров допустил три роковых для себя ошибки. Первая — он «вылепил» их из мирных травоядных животных. Вторая — он слишком увеличил их естественную жизнь. Теперь годры живут до семисот земных лет, причем без дряхлой старости. Но самая главная ошибка — третья. Монстр, вероятно, опасаясь неконтролируемого роста численности их цивилизации, лишил годров способности размножаться. Это, кстати, еще одна из причин, почему сами годры не представляют опасности для Земли. После уничтожения монстра им хватит и своих проблем. Им предстоит спасать свое будущее, а это будет совсем непросто.

— Ты хочешь сказать, что у них нет детей?

— Они бесполые, Кори. У них нет не только детей, но и присущих для нас семейных отношений. Они живут, подобно диким зверям. Питаются, как придется — в основном листвой ближайших деревьев, и спят, сидя в том месте, где им удалось уединиться.

— Да, я заметил — они одиночки. Как-то непонятно для меня.

— Они ведь не люди, — усмехнувшись, произнес Мот. У них совершенно иной образ мышления.

— А как же насчет молодых годров? — спросил Ант-Ром. — Откуда они берутся?

Мот пожал плечами.

— Насколько я знаю, об этом не известно никому. Есть лишь сведения об эскадре охотников, которые добывают для Автораама диких сородичей годров.

— Ну, раз есть охотники, значит, где-то должен быть и комплекс по обработке «добычи», — предположил Ант.

— Наверняка, — согласился Мот, — но это проблемы годров, пусть они его и ищут.

Так вот, если Кооас предпримет какие-либо действия, передай мне: «Земля с вами». И последнее: в корабле, на котором мы прилетели, находятся удивительные растения. Я и Кори думаем, что они способны защитить от воздействия Галактического Бога. Пусть все миротворцы без исключения вплетут себе в голову их стебли и не снимают ни на минуту.

— Я все понял, командир, — ответил Ант.

— Неужто все? — спросил Кор-Бунт, издевательски улыбнувшись.

— Все, Кори, — Ант весело подмигнул. — Ведь главное — ни о чем сейчас не расспрашивать.

Мот виновато улыбнулся и обнял Ант-Рома.

— Спасибо тебе. Ты всегда меня понимал без лишних расспросов и в отличие от некоторых, — Мот посмотрел на Кори, — никогда не спорил со мной.

— Тебе легко говорить, а меня ребята со света сживут за то, что отпустил тебя, — Ант посмотрел на исчезающую эскадру скетов, и в его душу опять пробрались недобрые предчувствия.

Глава 17

На обзорном экране звездолета уже виднелся едва заметный среди множества ярких звезд Крохт, а настроение у Моти-Мара было совсем не боевое. Набрав среди миротворцев отряд лучших воинов и стартовав с крейсера, он был абсолютно уверен в правильности своего решения. «Проще и надежнее сразу уничтожить Автораама, чем воевать со всей его Империей», — думал тогда Мот. Он и сейчас пытался при помощи этой логической формулы поднять свой боевой дух, но усилия были напрасны. Ощущение того, что он возглавляет не отряд миротворцев, а команду смертников, усиливалось. Мот посмотрел на годра, нетерпеливо расхаживающего по рубке управления. Его неуклюжая, казалось, беспечная походка не могла скрыть беспокойства. Для Моти-Мара его мысли были ясны, словно небо в погожий день. Возможно, именно из-за этих мыслей годра Мот потерял уверенность в успехе своего предприятия. Годру не давали покоя слышанные им утверждения о неприступности Крохта и всемогущества Автораама. Моти-Мару надоели панические мысли годра, и он задал прямой вопрос:

— Гиллбор, тебе известно что-нибудь о системе укрепления Крохта?

Годр нервно встрепенулся, словно его застали за непристойным занятием, и в упор посмотрел на Моти-Мара. Его пухлые губы сморщились и приподнялись вверх, что было признаком недовольства. Некоторое время годр молчал, не решаясь произнести дерзкие слова, но затем, набравшись смелости, заговорил:

— Вы правильно сделали, Лидер, остановив полет. Идея с десантом на Крохт была авантюрой, в этом можете не сомневаться. Планету патрулирует флот годров, верных Авторааму, и приблизиться к ней практически невозможно.

Даже если бы нам это удалось, мы не сможем проникнуть во дворец Галактического Бога.

Мот улыбнулся. Годр не сообщил ничего нового, а страху напустил столько, что им можно было бы запугать целую Галактическую Империю.

— Спасибо тебе, Гиллбор. Ты поднял мой боевой дух, развеселив меня. Теперь я ни за что не откажусь от своего плана. Ты не знаешь ничего конкретного о защите Крохта, ничего, что могло бы остановить меня.

Годр ошеломленно уставился на Моти-Мара.

— Но… Лидер, это же самоубийство! — попробовал возразить он.

— Все, Гиллбор, хватит! Иди к себе, мы отправляемся к Крохту. Не пройдет и часа, как мы войдем в атмосферу этой планеты.

Годр молча повернулся и вышел из рубки. «Из-за этого дурака и я могу погибнуть», — уловил Мот его последнюю мысль, даже не отреагировав на ее содержание. С детства воспринимая тайные размышления людей, он уже успел привыкнуть к подобному негласному осуждению. Как только годр вышел, Мот в прекрасном расположении духа сел за пульт управления. Странное дело, но теперь он был почти уверен в успехе операции. Команда звездолета (кроме находящихся на вахте) спала, и Моти-Мар почувствовал легкий укол совести, собираясь поднять всех по боевой тревоге.

— Полная боевая готовность! Стрелкам занять свои места, а десантной группе приготовиться к высадке на Крохт! — Вздохнув, Мот пригладил волосы. — Ребята, мы войдем в опасную зону минут через пятнадцать, будьте готовы.

Перед тем как включить световые ускорители, Мот замешкался, словно не решаясь сделать шаг, отделяющий его от пропасти. Рука нервно дернулась, когда он потянул на себя рычаг управления.

— Я сделал шаг, очень важный шаг, и только поэтому нервничаю, — успокоил себя Мот, наблюдая за показаниями ускорения на информационной панели.

Моти-Мар сосредоточился на управлении звездолетом, а мысли его поплыли совсем в другом направлении. Он вспомнил Кхан-Кхоу и тот день, когда учитель впервые назвал жрецов Хивы миротворцами. Как много событий произошло с того времени, как все усложнилось. Вряд ли акросы могли предположить такой ход истории. Автораам, годры, скеты, они как звенья распавшейся цепи со своими непонятными и непредсказуемыми действиями. С одной стороны, совершенно неопасное для Автораама восстание, с другой — явное нежелание монстра расправиться с ним. Ведь надо же быть невообразимо глупым, чтобы разделить свой флот и не подстраховаться на случай неудачи. Определенно Автораам что-то задумал, и все события происходят по точно расписанному им сценарию. Этот подыгрыш восставшим был так хорошо поставлен, что для этого Автораам не пожалел даже эскадры скетов. Галактический Бог бросил ее повстанцам, словно желанную кость изголодавшимся псам. Это была большая и непонятная жертва. Над разгадкой ее необходимости Мот думал с того Момента, когда покинул свой крейсер и направился к Крохту. Ответ получался только один. Скеты представляли угрозу для Автораама, и он решил отделаться от них при помощи восставших годров. Это предположение могло бы объяснить многое, но Моти-Мар почему-то был уверен, что, сосредоточив свое внимание на отношениях между различными существами Империи Автораама, он упустил главное. Мот еще раз прокрутил в голове все произошедшие за последнее время события, но так и не уловил в них ключевого момента. К тому же Моти-Мара сильно беспокоило поведение Кооаса. Он был необыкновенным годром, и это внушало какие-то неосознанные опасения по поводу его благонадежности. Кооас так же, как Мот, умел читать чужие мысли, но с той только разницей, что сила его мозга явно превышала человеческую. Все это Моти-Мар понял во время своей первой встречи с Лидером восставших. Тогда ему с трудом удалось защитить свой мозг от вмешательства Кооаса. Но угнетала мысль, что Бети и Кор-Бунт были полностью уязвимы для бесцеремонного проникновения в их сокровенные информационные хранилища. Мот понимал — способности Кооаса нельзя поставить ему в вину, но именно они стали причиной его недоверия к Лидеру.

— Кооас знает о нас все, а мы о нем — почти ничего. — Мот встрепенулся, так как совсем не ожидал, что произнесет эту фразу вслух. — Я слишком далеко отошел от реальности, а Крохт между тем уже совсем рядом.

Из едва различимой светящейся точки на обзорном экране планета Автораама превратилась в сияющий шар, распространяющий красно-фиолетовый свет на два своих небольших спутника, похожих на обломки огромной скалы. Рука Моти-Мара слегка дрогнула, когда он заметил эскадру из пяти боевых кораблей, направляющихся в его сторону.

— Пять боевых звездолетов со стороны Крохта! — доложил кто-то со стрелкового поста.

— Понял! — ответил Мот в каком-то радостном боевом возбуждении, резко повернув корабль вправо. План действий был прост. Совершив быстрый маневр, Мот рассчитывал пойти на сближение с эскадрой со стороны чужеродного солнца и, став практически невидимым, проскочить мимо них, по возможности не вступая в бой.

Вероятно, противник понял это, так как корабли годров тотчас открыли заградительный огонь по звездолету и увеличили скорость движения. Моти-Мару такие недальновидные действия вражеской эскадры были только на руку. Используя сверхзвуковую маневренность, он не только ушел из-под обстрела, но и сбил противников с толку, исчезнув буквально у них на глазах. Пока годры вели огонь в сторону своего светила, думая, будто враг там скрывается, Мот на огромной скорости проскочил мимо них, затормозив корабль только на орбите Крохта.

— Командир, я успел сбить одного! — радостно доложил Кор-Бунт со своего стрелкового поста.

Мот улыбнулся.

— Молодец, Кори, но не расслабляйся! Это только цветочки, ягодки будут впереди.

— Ты имеешь в виду эту армаду?

Вопрос Кор-Бунта Мот услышал, наблюдая за грозной картиной, вырисовывающейся на обзорном экране. Из-за огромного шара планеты один за одним выплывали корабли Галактического Флота Автораама. Зрелище было впечатляющим. Мот, словно загипнотизированный, смотрел на обзорный экран, лихорадочно соображая, откуда могла взяться столь грозная сила. Еще минуту назад орбита была чиста, а теперь здесь, перед ними находилось четыре крейсера с полными комплектами боевых кораблей.

— Два спутника! Две скалы! — наконец догадался Мот. — Они провели меня, как зеленого новичка! — поняв, откуда взялся вражеский флот, Мот вдруг почему-то сразу успокоился и с интересом начал рассматривать грозную силу.

Корабли Автораама двигались в свободном полете, даже не намереваясь атаковать. Они были уверены, что непрошеному гостю деваться некуда, и, вероятно поэтому, не спешили.

— Ого, и «Гигант» уже здесь, — произнес Мот, заметив, что один из крейсеров Автораама имеет отличную от других конструкцию и новейшие ускорители. — С такой силой трудно тягаться.

Не дожидаясь, когда враг догадается, что перед ними не разведчик, а десантный транспортник, Мот ввел звездолет в атмосферу планеты. Вопреки ожиданиям ни один из вражеских кораблей не бросился вдогонку, и сердце Моти-Мара сжалось в недобром предчувствии. Их слишком легко отпускали, так легко, будто были уверены, что они идут в ловушку.

Весело улыбаясь, в рубку управления вошел Кор-Бунт.

— Отличный прорыв, командир! Половина дела сделана.

— Вы зря радуетесь, это еще не конец, — произнес годр, войдя в рубку управления следом за Кор-Бунтом. Он презрительно взглянул на Моти-Мара и, словно находясь у себя дома, подошел к обзорному экрану. — Наверняка у Автораама что-то припасено для таких, как мы, иначе нас бы не пропустили так просто. Ваша затея — сущий абсурд, кажется, я уже говорил вам об этом.

Не вставая с пилотского кресла, Мот грозно взглянул на годра.

— Я смотрю, ты совсем отвык от дисциплины! Тебе напомнить, кто здесь Лидер? Что за панические причитания?

От неожиданности годр опешил. Он с каким-то суеверным страхом взглянул на Моти-Мара и, словно испугавшись сурового наказания, попятился в угол рубки управления.

— Прошу прощения, Лидер, — голос годра чуть дрожал. Его память сразу же нарисовала множество страшных картин, когда какой-нибудь Лидер из Империи Автораама подвергал своих подчиненных ужасным мукам за, казалось бы, пустяковую провинность, даже не выслушав объяснений. — Просто хотел изложить свои соображения, с вашего разрешения, конечно. Еще раз прошу извинить меня. — От презрительно-надменного взгляда годра не осталось и следа. Теперь на Моти-Мара смотрел кроткий ягненок, готовый выполнить любую прихоть своего хозяина.

— Лихо ты его приструнил, — тихо произнес Кори, вплотную подойдя к Моти-Мару. — Смотри, как притих.

— Да, конечно, — Мот опять нагнулся к пульту управления. — Но отчасти он прав. Нас слишком легко пропустили, и мне это тоже не нравится…

— Это все ерунда, командир! Мы с ребятами вырвемся из любой ловушки! Ты же сам это прекрасно знаешь.

Мот довольно улыбнулся. Кори всегда был полон оптимизма, и в трудные минуты это как-то приободряло. Но теперь Моти-Мар улыбался недолго. Его склонившееся над информационной панелью лицо вдруг резко осунулось, словно постарело на несколько десятков лет, а руки быстро схватили рычаги управления звездолетом. По рубке, казалось, распространилось какое-то нервное напряжение. Даже Кор-Бунт, почувствовав неладное, застыл без движения, словно ожидая чего-то страшного и непоправимого.

Мот медленно поднял хмурое лицо и посмотрел на все еще отключенный обзорный экран.

— Ко-ори! — голос Моти-Мара сорвался на хрип.

— В чем дело, командир? — нервное возбуждение Моти-Мара передалось и Кор-Бунту.

— Кори, почему отключен обзорный экран?!

— Вероятно, мы еще проходим плотные слои атмосферы, — медленно произнес Кор-Бунт, начиная догадываться о том, что произошло.

— Мы вышли из них уже минуту назад, — в отчаянии Мот рванул на себя рычаги, пытаясь вывести звездолет в космос, но безрезультатно. Показания информационной панели ясно доказывали, что корабль приближается к поверхности планеты. — Мы в ловушке, — произнес Мот каким-то обреченным голосом.

— Неужели нельзя вырваться? — спросил Кори, даже не осознавая толком, что произошло.

Мот встал с пилотского кресла и, упершись руками в пульт управления, через плечо взглянул на Кор-Бунта.

— Бесполезно. Я дал кораблю максимальное ускорение вверх, а он даже не изменил траектории полета. Самое неприятное то, что мы понятия не имеем, в какую ловушку угодил звездолет. Нас каким-то непостижимым образом сажают на планету, а мы не в силах что-либо изменить. — Мот нажал кнопку общего оповещения корабля. — Всему экипажу и десантной группе срочно собраться в рубке управления звездолетом.

Кори подошел к Моти-Мару и тронул его за плечо.

— Ничего, командир, мы еще имеем небольшой шанс вырваться, когда нас посадят.

— Только на это я и надеюсь, — ответил Мот, избегая смотреть Кор-Бунту в глаза.

***

Посадка была жесткой. Звездолет так встряхнуло, что пятнадцать миротворцев, находящихся в рубке управления, рухнули на пол, налетев друг на друга, словно игрушечные деревянные воины в тесной коробке.

— О нашем комфорте они не очень заботятся, — произнес Кор-Бунт, поднимаясь на ноги и ощупывая неприятно ноющую выпуклость на затылке.

— Ничего страшного, шишка — это не смертельно. Надо уметь падать, Кори, — Мот подошел к Бети, которая, стиснув зубы, поглаживала руку.

— Как ты?

— В порядке, Мот, просто небольшой ушиб, — девушка кисло улыбнулась.

— Я не об этом. Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь после получения знаний. Ведь я еще не видел тебя после этого. Ты выглядишь как-то иначе, уверенней, что ли.

— Ты прав, Мот. Теперь я многое поняла и знаю, чего хочу.

— И чего же ты хочешь?

— Как все миротворцы — уничтожить Автораама и спасти Землю. — Бети немного смутилась. — Жаль, что Марги больше нет, — девушка грустно вздохнула, и у Моти-Мара екнуло сердце.

— Не грусти о сестре, возможно, нам в ближайшее время будет значительно хуже, чем ей. — Мот отошел от Бети и сел за пульт управления.

Миротворцы расположились за спиной Моти-Мара и так же, как он, стали ждать ультиматума от Автораама. Казалось, участь десантного отряда предрешена, но никто даже не заикнулся о выпавшей им незавидной доле. Напротив, ребята, как никогда, были полны решимости и желания дать свой последний бой силам зла.

Ультиматум долго ждать не пришлось. Через три минуты после посадки включился обзорный экран, и среди бирюзового сияния, окружавшего корабль, миротворцы увидели роскошно разодетого годра.

— Я Артугеас — Первый Лидер Империи и помощник Автораама. Вы попали в нашу энергоизоляционную ловушку и в данный момент находитесь в полной моей власти. Вы не сможете вырваться от нас, вы не сможете даже защититься, так как все ваши энергетические каналы блокированы. Вам остается только одно — сдаться на мою милость.

Обзорный экран вновь погас, и, чтобы обсудить создавшееся положение, Моти-Мар сразу же повернулся лицом к ребятам.

— Итак, коротко и ясно. Нам предлагают сдаться, не оставляя какого-либо иного выхода. Что скажете?

— Этот Лидер не учел еще один вариант, — взял слово Кор-Бунт. — Мы можем не выходить, пусть они нас уничтожают. Я думаю, лучше умереть, чем попасть в лапы монстра.

— Конечно, Кори прав! — одобрительно загудели ребята. — Лучше умереть.

— И чего мы этим добьемся? — спросил Мот. Ребята молчали.

— Я отвечу за вас! — Мот обвел всех строгим взглядом. — Таким образом мы добьемся быстрой и легкой смерти для себя и избавимся от необходимости думать над проблемой уничтожения Галактического монстра! Я лично не могу вот так взять и умереть! Если будет существовать хотя бы малейшая возможность выжить, а значит, и сражаться, я буду цепляться за нее обеими руками.

— Но вы же не станете утверждать, что, сдавшись, сумеете довести до конца начатое дело? — спросил годр, до сих пор скромно стоявший за спинами ребят.

Все с интересом посмотрели на заговорившего вдруг союзника, а затем вновь повернулись к Моти-Мару, ожидая, что ответит командир на этот недвусмысленно поставленный вопрос.

— Да, — произнес Мот, — этого я утверждать не могу. Так же как ты не можешь утверждать обратное. Вполне вероятно, что, сдавшись, мы обречем себя лишь на мучительные страдания.

— Так оно и будет! — вновь перебил Моти-Мара годр. — Вы ужаснетесь, узнав, что может сотворить с вами Галактический Бог!

— Пусть так. И тем не менее, кто за то, чтобы сдаться и продолжить борьбу — пусть станут у меня за спиной.

Ребята с сомнением затоптались на месте. Первой решение приняла Бети. Она встала за широкую спину Моти-Мара и с превосходством взглянула на ребят. Тех будто кипятком ошпарили. Решительный поступок девушки, словно удар кнута, подействовал на них. Миротворцы, как по команде, хлынули к Моти-Мару и выстроились у него за спиной. На противоположной стороне остался только годр, спесиво выпучивший пухлые губы.

— Итак, выбор сделан, — произнес Мот, довольный поддержкой своих ребят. — Мы выходим.

Нажав на пульте управления несколько клавиш, Моти-Мар первым направился к массивной двери. Перед самым выходом Мот невольно остановился. Бирюзовое сияние снаружи корабля вселяло какой-то безотчетный страх, до максимума обостряя данные природой инстинкты. Мот вдруг отчетливо понял, что там, за этой красотой, их поджидает смертельная опасность, с которой невозможно бороться. Моти-Мар обернулся и посмотрел на ребят. Они с надеждой взирали на него, доверив ему трудную честь принять единственно правильное решение. Еще не поздно было вернуться.

«Я не должен подчиняться страху! — мысленно упрекнул себя Мот. — Ведь я человек и поэтому должен руководствоваться разумом, а не инстинктами». Мот смело шагнул за пределы корабля. Ничего не произошло, и хотя вокруг было подозрительно пустынно, Моти-Мар заметно повеселел. «Нас не уничтожили сразу, и это хороший знак. Похоже, у нас еще будет шанс вырваться», — думал Мот, вслепую продвигаясь сквозь необыкновенное сияние. Неожиданно он почувствован какую-то странно знакомую слабость. Его ноги вдруг отказались держать тело, и Моти-Мар рухнул на колени. «Облака!.. То же самое происходило при их нападении!» — догадался Мот и потерял сознание.

Пробуждение было неприятным. В голове что-то громко стучало, и Моти-Мару понадобилось не менее трех минут, чтобы сообразить, что это просто кто-то настойчиво барабанит в дверь.

— Откройте! Ведь я же не был с ними! — доносился истошный крик, сопровождавший настойчивые удары в дверь.

Мот приподнялся. Голова кружилась, но все же он сумел рассмотреть в окружающей темноте стучавшего. Это был годр.

— Гиллбор, перестань барабанить! — грозно крикнул Мот. — Это не лучший момент для паники! Может, ты опять решил встать на сторону Автораама?!

Годр перестал проверять на прочность дверь и сел на пол. Наступившая тишина подействовала на Моти-Мара умиротворяюще. Он опять лег и, закрыв глаза, быстро уснул. Главное сейчас было набраться сил, а уж потом думать над тем, что делать дальше.

***

Проснулся Мот от того, что кто-то тихо разговаривал рядом с ним.

— Я все проверил, — говорил знакомый голос, принадлежащий кому-то из ребят, — нет только ее. К тому же к нам затесался еще один годр.

— Кто это? — прозвучал другой голос. «Кори», — догадался Мот.

— А я откуда знаю, может, он уже сидел здесь, когда нас сюда кинули.

— Возможно, но я так не думаю. Кто еще спит, кроме командира?

— Только двое: Кен-Тор и Буз-Лак.

— Хорошо, как только проснется командир, устроим совет, — произнес Кори, и Мот почувствовал, что тот наклонился к нему.

— Да не сплю я уже, можешь не смотреть, — прошептал Моти-Мар, открыв глаза и приподняв голову.

В помещении было темно, как прежде, но все же можно было кое-что разглядеть. Мот различал силуэты ребят, сидящих на полу, и годров, одного рядом с миротворцами, а другого, забившегося в угол, чуть в стороне.

— Итак, — произнес Мот, вставая на ноги, — как я понял, здесь нет только Бети. Верно?

— Точно, командир, — ответил Кори и, словно желая убедиться в своей правоте, обвел комнату внимательным взглядом. — Остальные здесь!

Мот одобрительно кивнул. Выспавшись и набравшись сил, он чувствовал себя так хорошо, что готов был свернуть горы на своем пути.

— Давайте все ко мне! — скомандовал Мот. — Будем держать совет.

Ребята быстро окружили своего командира, выстроившись вокруг него сплошной стеной.

— Сядьте так, чтобы я всех вас видел, — попросил Мот, задумчиво поглаживая подбородок.

«…Что с Бети? Куда она пропала? Может, она стала первой из миротворцев, на ком Автораам решил испытать свои возможности…» Сердце Моти-Мара бешено колотилось. Мысли об исчезновении Бети сильно волновали его и не давали возможности трезво обдумать создавшееся положение. Трудно было сосредоточиться, зная, что близкий сердцу человек, возможно, испытывает сейчас на себе изуверские метаморфозы, вызванные Акросом-мутантом, который возомнил себя Галактическим Богом. «Нужно успокоиться и действовать обдуманно», — упрекнул себя Мот за излишнюю впечатлительность.

— Итак, ребята, кто что знает о Бети? — спросил Моти-Мар, когда все расселись.

Никто ничего не ответил. Ребята понуро молчали, и мертвая тишина сдавила Моти-Мару горло.

— Понятно, — дрогнувшим голосом произнес Мот. — Приступим к следующему вопросу. — Моти-Мар посмотрел на годра, сидевшего возле ребят. — Гиллбор, зачем ты барабанил в дверь? Ты хотел предать нас?

— Прошу прощения, Лидер, но я не барабанил. Возможно, это тот другой, который сидит здесь, — ответил Гиллбор, взглянув в сторону чужого годра.

— Да, вероятно, о нем я как-то не подумал. — Мот посмотрел на чужака.

Годр сидел, зажавшись в угол, и не то с интересом, не то со страхом разглядывал миротворцев. Судя по его мыслям, он казался каким-то растерянным, не понимающим, что происходит, и Моти-Мару стало жаль его.

— Эй, как тебя зовут? — поинтересовался Мот.

— Золлар, — пробурчал годр.

— Иди к нам, Золлар, не сиди там, словно отщепенец. Годр нехотя поднялся и, неуклюже ковыляя, подошел к собравшимся. Теперь Моти-Мар смог разглядеть его. Это был хорошо натренированный мускулистый воин, в заляпанной грязью ярко-лиловой униформе и с прямым воинственным взглядом. Последнее Моти-Мар оценил по достоинству. Такой взгляд всегда украшал мужественных воинов, к какой бы форме жизни они ни относились.

— Ты барабанил в дверь? — прямо спросил Мот, закончив разглядывать годра.

— Да, я.

— Ну, раз уж ты оказался рядом с нами, давай, рассказывай, за что тебя здесь заперли и зачем ты стучал в дверь.

— Я не знаю, почему меня заперли, поэтому и барабанил. Я не имею с вами ничего общего. Я преданно служу Галактическому Богу и горжусь этим!

— Ну, наверное, из-за твоей преданности тебя и заперли, — поддел годра Кор-Бунт.

— Это всего лишь недоразумение, которое в ближайшее время исправят!

— Да, мы понимаем, — Мот не удержался от иронической усмешки. — Но, может, ты расскажешь нам, как преданный служака Автораама оказался рядом с его надежными врагами?

Годр на минуту задумался. «Можно ли разговаривать с врагами? Не измена ли это? Ведь Галактический Бог жестоко расправляется с предателями. Хотя, с другой стороны, я не расскажу ничего секретного. К тому же если я буду любезен с ними, то на допросе они пожалеют меня и подтвердят, что я по ошибке попал сюда».

— Хорошо, я все расскажу, — произнес годр после недолгих раздумий.

Он с достоинством прошел в центр созданного миротворцами круга и, остановившись перед Моти-Маром, заговорил:

— Когда истощили вашу жизненную энергию и вы все упали без чувств, мне и еще пятнадцати воинам Артугеас приказал затащить вас в «подвал ожидания». В этом подвале обычно держат тех, с кем Галактический Бог хочет разобраться лично. Мне досталось тащить самого маленького из вас. Как я понял из вашего разговора, это была Бети. Подняв ее и пройдя несколько шагов, я так сильно устал, что у меня буквально подкашивались ноги. Я решил немного передохнуть и, остановившись, положил девушкурядом с собой. Мне понадобилось минут пять, прежде чем я снова почувствовал себя в норме. Вас всех уже давно затащили в подвал, и мне стало стыдно, что я оказался таким слабым. Встав на ноги, я хотел было взять пленницу на плечо, но не успел я ее приподнять, как вдруг мне стало совсем плохо, и я потерял сознание. Очнулся я в подвале среди вас и вдобавок весь перемазанный грязью. Я ничего не понимаю. Кто затащил меня сюда? Зачем? — Годр замолчал, и в помещении воцарилась щемящая душу тишина.

Все молчали, обдумывая рассказ Золлара. Где Бети? Что значит ее загадочное исчезновение? Может, ей удалось бежать? Вопросов было много, но никто не смог найти на них ответ.

Вместе со всеми молчал и Мот. Выслушав рассказ Золлара, Мот уяснил для себя только то, что Бети исчезла. «Не сбежала ли она, ловко подсунув вместо себя годра?» От такой смелой мысли у Моти-Мара ослабели ноги и он сел на пол.

— Да, видно, так оно и есть, — прошептал он, не найдя более разумного объяснения случившемуся.

Бети бежала. В этом у Моти-Мара почти не было сомнений. Волновало другое. На что способна Бети, оставшаяся в полном одиночестве? Сможет ли она освободить их? Под силу ли ей такая задача? На всякий случай необходимо подготовиться к возможному освобождению и разузнать стратегические данные объекта, на котором оказался их отряд. Для этой цели весьма кстати подошла бы помощь Золлара.

Дурашливо постукивая указательным пальцем по зубам, к Моти-Мару подсел Кор-Бунт.

— Командир, Бети сбежала, — шепотом доложил он сенсационную новость и недоверчиво покосился на Золлара.

— Вот как? — Мот изобразил на своем лице изумление. — И много еще таких догадливых, как ты?

Кори недоуменно пожал плечами.

— Так вот, скажи ребятам, пусть держат язык за зубами. — Мот посмотрел на растерянно разглядывающего миротворцев Золлара. — Похоже, никто из тех, кто захватил нас, не догадываются о побеге Бети, даже этот годр.

Весело подмигнув, Кор-Бунт быстро шмыгнул к ребятам.

Мот сразу же встал на ноги и, осмотрев призадумавшихся воинов, громко произнес:

— Ребята, мне необходимо решить кое-какие дела, поэтому совет переносится на неопределенное время! Можете пока отдыхать. Думаю, силы нам еще пригодятся.

Не задавая вопросов, воины разбрелись по подвалу и расселись группами в три-четыре человека. Теперь Моти-Мар мог спокойно заняться главным для сложившейся ситуации делом — вербовкой Золлара. Он непринужденно подсел к оставшемуся в одиночестве годру и по-дружески положил ему на колено руку.

— Я вижу, ты предан Галактическому Богу и попал к нам по ошибке, — сочувственно произнес Мот.

Годр молчал.

— А жалует ли Автораам таких воинов, как ты, или же все почести достаются скетам?

Годр был неглуп и сразу же разгадал ловкий подход Моти-Мара.

— У тебя ничего не выйдет, — произнес он, — ты не склонишь меня на свою сторону, не старайся.

Первая неудача ничуть не смутила Моти-Мара.

— А разве я не прав? Ведь все высшие должности в Империи Автораам отдал скетам.

— А как же Артугеас? — вопросом на вопрос ответил годр. — Ведь он Первый Лидер Империи.

— Возможно, он — единственное исключение.

— Нет, не единственное! Скетов больше нет! Галактический Бог уничтожил их! Он понял, что только годры могут сохранять истинную преданность и уважение к нему.

Мот растерялся, но ненадолго. Он виновато улыбнулся и задумчиво помял двумя пальцами подбородок.

— Приятель, ты противоречишь сам себе. Какая преданность, если как раз годры и поднялись против Автораама. И еще, откуда у тебя такие сведения о скетах?

— Галактический Бог сам сообщил об этом всем.

— Понятно, — довольный полученным ответом, Мот улыбнулся. — А признайся, приятель, ведь до этого сообщения многие из годров колебались в выборе между Автораамом и восстанием. Вероятно, и ты хотел примкнуть к повстанцам?

— Возможно, но теперь сомнения исчезли! — ответил Золлар, но уже не так уверенно, как раньше.

— Ясно. — Моти-Мар широко улыбнулся, чтобы как можно больше смутить годра. — Ловкий ход Автораама, и достигнуто сразу три цели! Лихо! — Мот причмокнул губами, словно по достоинству оценивая хитрость Галактического Бога.

— Что ты имеешь в виду?

— Многое, очень многое, — Мот хитро взглянул на годра, желая пощекотать его нервы.

Золлар был явно заинтригован недомолвками Моти-Мара, хотя и старался не подать виду.

— А конкретно ты можешь что-нибудь сказать?

— Конечно. Начнем с того, что Автораам не уничтожал скетов. Он подставил их, послав прямиком в ловушку восставших.

— Это ничего не доказывает, даже если ты сказал правду. Просто Галактический Бог перехитрил и скетов, и восставших, столкнув их между собой.

— Ну, это твоя точка зрения. На самом же деле это доказывает то, что Автораам не так всемогущ, чтобы самому уничтожить скетов. И еще одно обстоятельство — самое главное. Ты и в самом деле думаешь, что Автораам избавился от скетов ради вас?

— Другой причины просто нет.

— А я думаю, что Автораам боялся скетов. Они представляли для него угрозу, притом более реальную и ощутимую, чем повстанцы.

— Этого не может быть, — голос годра едва дрогнул.

— Да? А почему же тогда он в первую очередь предпочел уничтожить скетов, а не восставших? Или, что вполне согласовывалось бы с его непревзойденной хитростью, почему он просто в открытом бою не столкнул между собой и тех, и других? Нет, этого Автораам допустить не мог. Ведь в этом случае скорее всего победили бы скеты. Одним ловким ходом Автораам достиг сразу трех целей. Первое — он уничтожил самых опасных своих врагов, второе — он ослабил Галактический флот восставших, и третье — уничтожив скетов и передав ключевые посты в Империи годрам, он максимально повысил дисциплину и боевой дух у себя в войсках и во всех колониях. Итак, что ты можешь возразить на это?

Годр подавленно молчал. Его прежние сомнения вновь возвратились, значительно пошатнув устои фанатической преданности Галактическому Богу.

— Что же ты молчишь? — спросил Мот, не выдержав затянувшейся паузы.

— Даже если ты прав, я не вижу причин для перехода на вашу сторону. Галактический Бог, несмотря ни на что, очень силен, и он уничтожит восставших, когда захочет.

— Ты не прав, приятель, — Мот сочувственно похлопал годра по плечу. — Ты не принял в расчет нас, мы же не восставшие годры. Поверь мне, дни Галактического Бога сочтены.

— Я не верю вам! Его невозможно уничтожить, ведь он же БОГ! Он создал нас! — годр ухватился за последний аргумент.

Мот скептически усмехнулся.

— Автораам сам провозгласил себя Богом. На самом же деле он всего лишь монстр — чудовище, являющееся творением цивилизации Акроса.

— Но Автораам сам уничтожил эту цивилизацию.

— Нет, это не он, а вы — годры погубили Акрос! Автораам лишь использовал вас тогда, как, впрочем, использует и сейчас. — Мот в упор взглянул на годра. Тот, пораженный услышанным, лишь тупо глядел на него.

На какой-то миг Моти-Мару даже стало жаль Золлара и его низверженную с небесных высот веру.

— Извини, приятель, но ты должен был узнать правду. Последние слова Моти-Мара неожиданно вывели годра из состояния оцепенения. Он вскинул голову. Мот продолжал:

— Мы скоро освободимся, можешь не сомневаться. Возможно, ты думаешь, что меня интересуют сведения о вашей базе? Технические данные, численность годров, расположение основных объектов и тому подобное…

— А чего же тогда вы от меня ждете?

— От тебя — ничего. Я просто не хочу, чтобы годры нейтрализовали себя в грядущих событиях. К тому же о вашей базе я знаю достаточно. На ней около тысячи годров и около пятнадцати основных зданий и объектов. База защищена непроницаемым куполом от диких джунглей, которые таят в себе смертельно опасных тварей. Еще я знаю, что энергоизоляционная ловушка базы контролирует четверть атмосферы и воздушного пространства планеты. Управление ловушкой находится наверху, прямо над нами. Кроме этой базы, на планете имеются еще три, точно такие же. Таким образом, атмосфера Крохта полностью защищена, и Автораам считает ее неприступной. Как ты теперь видишь, твой Галактический Бог ошибся. Мы смогли проникнуть на планету, несмотря на все его средства защиты. Эту информацию, Золлар, я имею полное право использовать против тебя, сказав, что именно ты дал ее мне, но мы не действуем такими методами. Я предлагаю тебе сотрудничать в твоих собственных интересах.

Хитрость Моти-Мара удалась. Годр даже не заподозрил, что всю информацию Мот почерпнул из его же головы, легко прочитав его мысли.

— Но откуда вам все известно? — в изумлении спросил Золлар.

— Разве это имеет какое-нибудь значение? — Мот сделал пренебрежительный жест. — Мы знаем значительно больше. Сейчас важно то, что мы прошли через защиту монстра, хотя Автораам, конечно, думает, будто это он поймал нас. Итак, ты с нами или нет?

Прямой вопрос застал годра врасплох. Он оторопело захлопал глазами и, немного растерявшись, сильно сжал челюсти. Прошло не менее минуты, прежде чем он снова заговорил:

— Ты убедил меня в вашем могуществе! Но как вы сможете вырваться из подвала ожиданий? Я буду с вами, если вы убедите меня, что сумеете вырваться отсюда.

— Э-э, приятель, да ты трус, — Мот брезгливо поморщился. — Я зря на тебя время трачу. Мне кажется, для твоего согласия я дал тебе достаточно гарантий.

Золлар вскочил на ноги, и на его морде появился злобный оскал.

— Ну, ну, не кипятись, вряд ли ты со мной справишься, — Мот поднялся на ноги и встал перед годром. Его прямой уверенный взгляд пронзил Золлара, и тот пристыженно опустил голову.

— Хорошо, я буду сражаться вместе с вами, но только «труса» возьмите обратно.

— Беру, беру, — Мот расхохотался. — Это я так просто сказал, чтобы подхлестнуть твою нерешительность. Только хочу тебя предупредить, обратного пути нет. — Неожиданно Мот принял серьезный вид. — Если ты вдруг решишь опять переметнуться, то я изменю своим принципам и скажу Авторааму, что это ты дал мне всю информацию.

— Этого не потребуется, слову годра можно верить. Мот не стал развивать тему о надежности обещаний годра, так как это было ни к чему. Золлар теперь на их стороне, и вернуться обратно к Авторааму у него не оставалось никакой возможности.

Глава 18

Чувство времени у Моти-Мара было развито отменно. Даже толстые светонепроницаемые стены подвала ожиданий не могли скрыть от него, что с момента пленения десантной группы прошло уже более двух земных суток. Все это время никто не приходил к ним, и никто за ними не присматривал. Казалось, будто о плененном отряде начисто забыли, возможно даже, их решили уморить голодом. Уже не первый раз желудок Моти-Мара играл протестующие марши, требуя положенную ему порцию пищи. В такие моменты Мот терял способность к конструктивному мышлению и попадал под влияние дурного настроения. Теперь уже он не был так уверен в том, что Бети бежала. Незаметно к сердцу подкралась ужасающая мысль о гибели девушки, и Моти-Мару стоило огромного труда прогнать ее прочь. Чтобы хоть как-то отвлечься, он вновь решил проанализировать план предстоящего побега.

«…Итак, о местонахождении Автораама знает только один годр — Артугеас. При побеге в первую очередь необходимо будет захватить его и вывести из строя центр управления базой. Как только энергоизоляционная ловушка и купол перестанут функционировать, мы на своем звездолете сматываемся отсюда и летим прямиком в гости к монстру. Годрам будет не до бежавших, когда твари диких джунглей набросятся на них. Погони не будет, так как, кроме трех атмосферных катеров, Артугеас больше ничего не имеет. О плане предстоящего побега уведомлены все ребята, и каждый из них наизусть знает отведенную ему роль».

Мот вдруг решил проверить готовность отряда к побегу и тем самым отвлечься от навязчивых мыслей. Он даже привстал немного, но неожиданно передумал. За такое недоверие ребята могли обидеться, а этого Моти-Мару совсем не хотелось. Он лег и попытался уснуть. На его счастье, отключиться ему удалось довольно быстро, даже разбушевавшийся желудок не смог помешать ему.

Однако долго спать Моти-Мару не пришлось. Неожиданно для себя он проснулся и вскочил на ноги. Что-то происходило, в этом Мот не сомневался. Волнуясь, словно влюбленный перед свиданием, Мот медленно повернулся в сторону огромной двери. Он был уверен в том, что увидит.

Лишь темнота помешала ему сразу понять, что дверь медленно отходит в сторону, не издавая при этом никаких звуков. Мот бросил быстрый взгляд на своих. Они тихо спали, даже не подозревая о надвигающихся событиях.

«Если это враги — будить ребят уже поздно», — мгновенно сообразил Мот. Бесшумно двигаясь, он встал сбоку открывающейся двери и приготовился к неожиданной встрече.

Едва в открывающемся проеме образовалась узкая щель, в нее юркнула легкая грациозная фигура.

— Бети! — вырвался у Моти-Мара приглушенный крик радости и облегчения.

Этого было достаточно для того, чтобы добрая половина ребят мигом проснулась.

Обернувшись и увидев Моти-Мара, Бети бросилась к нему в объятия.

— Ты лучше всех, — прошептал Мот, нежно прижимая к себе девушку.

— Правда? — ангельским голоском спросила она.

— Ну конечно же, волшебница ты моя, — ласково ответил Мот, даже не удивившись тому, что говорит. Его лицо так расплылось в улыбке, что казалось, будто оно принадлежит не человеку, а какой-то неизвестной рептилии.

К Моти-Мару подошел Кор-Бунт и, демонстративно закатив кверху глаза, нравоучительно произнес:

— Долго нежишься, командир, а про нас совсем забыл. Кори сиял. Он был явно доволен.

— Ре-ребята, ребята! — от смущения Бети немного заикалась. — У меня с собой мясо облаков, вы, наверное, здорово проголодались.

— С едой успеется, — ответил за всех Мот, — надо быстрее убираться отсюда.

— Успеем, Мот, никто сюда не придет.

— А охранники?

— Они будут спать еще часа три. Пусть ребята перекусят и наберутся сил, это займет не больше пяти минут.

— Ну хорошо, — уступил Мот, — раздавай. Быстрым движением Бети сняла с плеча небольшой рюкзак и, широко раскрыв горловину, высыпала содержимое на пол.

Мот не мог удержаться от невольной улыбки. Несмотря на полученные знания, Бети так и не смогла избавиться от прежних дикарских привычек.

— Что-нибудь не так? — спросила девушка, заметив, что ребята как-то странно смотрят на нее.

— Нет-нет, все в порядке, — поспешил успокоить ее Мот. — Они просто не видели еще такого мяса, вот и не решаются приступить к пиршеству.

Отчасти утверждение Моти-Мара было правдой, и он, чтобы пришпорить нерешительных, первый подошел к высыпанному на пол мясу. Нагнувшись, он выбрал самый большой кусок и, широко открыв рот, откусил от него почти половину.

— Ешли вы не хотчытче, я шам вше шхем, — пробурчал Мот с полным ртом и потянулся за следующим куском.

Хитрость подействовала. Ребята словно по команде расхватали мясо и с аппетитом принялись уплетать его. Даже годры не побрезговали предложенной пищей и с удовольствием проглотили по куску удивительного продукта.

— Еще я взяла три меча, больше не смогла, извините, — произнесла Бети, наблюдая, как изголодавшиеся ребята торопливо жуют.

— Ты у нас могодечш, — с набитым ртом похвалил Мот девушку и погладил себя по животу.

Ребята весело захохотали, и Кор-Бунт тотчас поспешил передразнить командира:

— Конэчшна, ты у наш могодэш.

Бети немного смутилась, но осталась довольна полученной похвалой. «Сейчас бы Марга не смогла убедить меня в том, что они ненормальные», — отметила она про себя, с нежностью поглядывая на своих новых друзей.

Когда наконец с едой было покончено, Мот скомандовал:

— По местам, ребята! Пора действовать.

Воины быстро разделились на два небольших отряда, и Кор-Бунт, взяв у Бети один меч, сразу же повел свою группу к центру управления базой. -

— Они справятся, и с ними ничего не случится, — тихо произнес Мот, но ему никто не ответил.

Выждав положенные минуты, Моти-Мар повел свою группу к жилому сектору базы. Миротворцы двигались быстро и бесшумно, но все их старания перечеркивались двумя годрами, идущими рядом. Звук их неуклюжих шагов, казалось, разносился над всей планетой.

Мысленно выругавшись, Мот жестом остановил отряд.

— Вот что, союзнички, — тихо произнес он, обращаясь к годрам, — думаю, мы справимся и без вашей помощи. Спрячьтесь где-нибудь в укромном месте и, когда увидите, что мы возвращаемся, присоединяйтесь к нам.

Пробурчав в ответ что-то нечленораздельное, годры с недовольным видом отошли в сторону.

Теперь помех больше не было, и Мот с группой двинулись дальше. Миновав двух спящих охранников, они повернули вправо и почти сразу же уперлись в массивную дверь, которая закрывала выход наружу. Достав меч, Мот неуловимым движением рубанул в то место, где, по его мнению, должен был находиться замок. На его счастье, дверь оказалась без энергетической защиты и не слишком тяжелая. Просунув ладонь в образовавшуюся от удара мечом щель, Мот бесшумно отодвинул дверь в сторону, затем выскочил наружу и, оценивая обстановку, огляделся.

На базе стояла ночь, но звезд на небосклоне почему-то не было видно. «Вероятно, купол поглощает их свет», — сообразил Мот и полностью сосредоточился на решении главной задачи. Сейчас ему необходимо было как можно быстрее обнаружить резиденцию Артугеаса и попытаться проникнуть туда. С первой задачей Моти-Мар справился почти мгновенно. У него не было сомнений в том, что единственное энергетически защищенное здание и есть местонахождение Первого Лидера Империи. Но вот проникнуть в такую укрепленную цитадель, не отключив защиту, было делом практически безнадежным.

Полуобернувшись назад, Мот махнул рукой и шепотом скомандовал:

— Выходите, здесь все спокойно.

Воины быстро выскользнули наружу. Теперь еще у двоих из них были мечи. «Взяли у спящих охранников», — догадался Мот. Невооруженными и, значит, самыми уязвимыми остались только Паст и Уз-Гост. При схватке они бы наверняка погибли первыми.

— Бети, Паст и Узи, бегом к звездолету, подготовьтесь к старту и ждите нас. Остальные за мной, — тихо, но твердо скомандовал Моти-Мар, побежав в сторону укрепленной цитадели Артугеаса.

Остановившись возле тускло светящейся энергетической защиты здания, Мот оглянулся. Сэми-Коус и Дорн-Гран — оба из штурмовой группы Ант-Рома — были рядом, а остальные трое, вероятно, уже готовили звездолет к старту.

— Подождем, пока Кори со своей группой разгромит центр управления базой, возможно, тогда энергетическая защита исчезнет, — предложил свой план действий Моти-Мар. Повернув голову, он заметил какое-то странное круглое строение, находящееся рядом с жилищем Артугеаса. — Пошли, — тихо скомандовал Мот и двинулся вперед.

Спрятавшись за стеной странной постройки, напоминающей верх большого колодца, Моти-Мар присел на корточки и дал ребятам знак последовать его примеру. Воины молча кивнули. Зажав между колен оружие, они стали ждать команды к атаке, полностью сосредоточившись на предстоящей схватке.

Не прошло и трех минут, как оглушительно взвыла сирена, и в то же мгновение исчезла энергетическая защита здания. Мот взглянул вверх. На небосклоне уже появился небольшой круг звезд, который быстро расширялся. Это исчезал купол. До полного его распада оставалось еще несколько минут, и Мот, стараясь перекричать рев сирены, скомандовал:

— Вперед! Захватить Артугеаса! В бой по возможности не ввязываться.

Мот рванулся к дому Первого Лидера, на ходу отмечая для себя, что из жилых зданий базы начали показываться уже первые годры. Сэм и Дорни следовали за ним по пятам, подстраховывая его тыл.

Не успел Мот сделать и нескольких шагов внутри здания, как дверь одной из многочисленных комнат открылась и оттуда выскочили четыре вооруженных годра. Стремительно рванувшись вперед, Моти-Мар нырнул под удар первого из них, пропустив его к себе за спину, и, резко выпрямившись, пронзил второго. Оставив годра, находящегося сзади, на попечение ребят, Мот, ловко крутанувшись, подсечкой свалил с ног третьего и, не останавливая вращения, мечом рубанул четвертого. Подскочив к сбитому с ног годру, Моти-Мар выбил из его лап оружие и, приставив к животу меч, жестко спросил:

— Где Артугеас, отвечай, быстро!

Мот выудил нужную информацию прямо из головы поверженного противника.

— За мной! — скомандовал он ребятам и рванулся к лестнице, ведущей на второй этаж.

Миротворцы бросились вслед за своим командиром. Нужную комнату Мот нашел быстро. Высадив дверь и бросившись на пол, он с трудом сумел ускользнуть от серии выстрелов излучателя. Кувыркнувшись через голову, Мот юркнул в сторону и, быстро сгруппировавшись, прыгнул на стрелявшего. Выбив из лап Артугеаса излучатель, он хотел было ускользнуть от противника на безопасное расстояние, но не успел. Годр, который был значительно сильнее любого человека, сжал Моти-Мара в своих объятиях так, что у того перехватило дыхание. Собрав воедино всю свою энергию, Мот резко выгнул вперед спину и со всей силы, затылком, ударил прямо в пухлые губы своего врага. Кровь годра брызнула Моти-Мару на шею, и он почувствовал, как сразу ослабли сжимавшие его тиски. Воспользовавшись растерянностью противника, Мот выскользнул из-под захвата и, обратив себе на пользу вес и силу годра, произвел бросок. Перелетев через Моти-Мара, Лидер врезался в окно и, разбив его, вывалился наружу со второго этажа.

— Берите его! — приказал Мот подбежавшим ребятам, и те, не раздумывая, прыгнули вниз.

Благополучно приземлившись, воины схватили бесчувственного Лидера под мышки и лихо поволокли его по направлению к кораблю. Стоя в проеме разбитого окна, Мот не спешил прыгать вниз. Ребят он всегда успеет догнать, а вот оценить обстановку на базе было бы не лишним. Мот посмотрел на густо усеянный звездами небосклон. Купола больше не было, и, вероятно, твари диких джунглей уже начали проникать на ранее запретную для них территорию. На базе творился страшный хаос. Большая половина годров металась в панике, лишь усугубляя ситуацию, а остальные безрезультатно пытались сбить звездолет миротворцев, зависший на высоте нескольких сот метров над поверхностью планеты. На счастье тащивших Артугеаса ребят, они двигались в стороне от общего скопления годров и не были никем замечены.

Мот прыгнул вниз и побежал вдогонку за Сэмом и Дорном. Он не успел преодолеть и половины расстояния, как заметил, что к ребятам присоединился еще кто-то из миротворцев. Кажется, это был Паст. Процессия остановилась, что-то обсуждая. Мот прибавил «обороты» и вскоре был рядом с ними.

— В чем дело, Паст? Почему ты здесь? — спросил он, остановившись.

— Я подумал, что вам понадобится прикрытие, — ответил Паст. — Я взял два излучателя и поспешил к вам.

— Но ведь с корабля прикрытие было бы надежней, — весьма резонно заметил Мот.

— Я не решился использовать бортовые излучатели, они слишком мощные и их легко засечь с орбиты.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво произнес Мот. Он вдруг заметил, что звездолет двинулся в их сторону, уводя за собой всю обезумевшую толпу годров. — Похоже, положение может усложниться.

Корабль сманеврировал довольно круто. Сделав полукруг, звездолет подлетел к ожидавшей его группе и всей своей громадой завис в трех метрах от их голов.

От неожиданности Мот даже присел.

— Ох, и ввалю я кому-то за лихачество, — проворчал он, снова выпрямляясь.

Кто бы ни сидел за пультом управления звездолета, он действовал быстро и умело. Мот и глазом не успел моргнуть, как корабль, мгновенно расширив свою энергетическую защиту, надежно оградил их от надвигающейся толпы. Внизу звездолета открылась дверь, и оттуда опустилась просторная кабина с улыбающимся Кор-Бунтом.

— Загружайтесь! — весело скомандовал он. Мот смерил Кор-Бунта строгим взглядом.

— Как ты думаешь, зачем мы здесь?

— Чтобы отдохнуть и развлечься, — неуместно пошутил Кори.

— Оч-чень смешно, — процедил Мот.

— В чем дело, командир, — Кори обиженно насупился, — кто тебя укусил?

Мот немного растерялся, начиная понимать, что совершенно напрасно взъелся на Кор-Бунта. Он хотел было кончить этот неприятный разговор, но неожиданно для самого себя спросил:

— Кто сейчас за пультом управления звездолета?

— Бети… Командир, она прирожденный пилот, так лихо заложила вираж, что я чуть не оконфузился.

Кори понял причину ворчливости командира, и самодовольная улыбка опять засияла на его лице.

На кого — кого, но на Бети Мот не мог злиться, даже за подобное лихачество. Он смущенно завертелся, словно на раскаленной сковородке, и, догадавшись, в какое дурацкое положение попал, начал усиленно искать новую тему для разговора. Осмотрев беснующуюся вокруг энергетической защиты толпу, он с сожалением вздохнул и, словно бы ничего не произошло, скомандовал:

— Давайте, ребята, загружайтесь, пора сматываться отсюда!

Обернувшись, Мот столкнулся с полным ярости взглядом Артугеаса, который, оказывается, уже пришел в сознание.

— Неужели вы оставите их здесь на съедение лесным чудовищам?! — взревел тот, злобно оскалившись.

— У меня нет выбора, или они, или мы, — ответил Мот, даже не отведя взгляд в сторону. — Я мог бы попытаться спасти какую-то часть ваших воинов, но, думаю, это вызвало бы лишь дополнительную бойню. Я сожалею, но ваша база должна исчезнуть.

Мот подал знак Сэму и Дорну, чтобы те увели Артугеаса. Ему был неприятен этот разговор, и он хотел поскорее его закончить.

— К утру они все будут мертвы, — упавшим голосом произнес Лидер, заходя в подъемную кабину.

От этих слов настроение у Моти-Мара совсем испортилось. В какой-то степени Артугеас был прав. Ведь по сути дела сейчас происходило массовое убийство, которое никак не могло увязаться с назначением миротворцев.

— У тебя все прошло нормально? — спросил Мот подошедшего к нему Кор-Бунта.

— В лучшем виде, без потерь.

— Это хорошо. А что с центром управления?

— Восстановлению не подлежит, — Кори виновато улыбнулся. — Командир, не стоит переживать из-за годров. Они бы уничтожили Землю, даже не задумываясь над тем, что делают.

Мот повернулся и вместе с Кор-Бунтом пошел к подъемной кабине.

— А наши-то годры на месте? — неожиданно спросил он.

— Да, оба на звездолете. Они присоединились к моей группе после разгрома центра управления.

— И то хорошо, — пробормотал Мот, когда входные двери подъемной кабины закрылись за ними.

***

На борту звездолета все было в полном порядке. Все миротворцы сидели по своим боевым местам. За время, проведенное в плену, дисциплина в десантном отряде осталась прежней, и это немного приподняло совсем уже было упавшее настроение Моти-Мара. Он хотел сразу отправиться к Бети, но вид плененного Первого Лидера напомнил ему, что в данный момент имеются дела поважнее его сердечной тоски. Приказав Сэму и Дорну доставить годра к себе в комнату, Мот подошел к Пасту.

— Поможешь мне допросить Артугеаса?

— Конечно, командир.

— Хорошо, ты будешь задавать ему вопросы о местонахождении монстра, а я тем временем немного покопаюсь у него в голове.

— Приступим прямо сейчас?

— Да, пошли.

Глава 19

Артугеас вел себя крайне недружелюбно. Сидя в комнате Моти-Мара, под охраной Сэма и Дорни, он бросал на них свирепые взгляды и думал только о том, есть ли какая-нибудь возможность убежать и уничтожить звездолет вместе со всем его экипажем. Его угнетало то, что он побежден людьми, называющими себя миротворцами, о существовании которых еще совсем недавно в Галактике никто не знал. Артугеас был уверен, что в ближайшее время ему произведут чистку мозгов, после которой он прекратит свое существование как разумная единица. Ведь именно так поступали с пленными в Империи, и до этого момента Первый Лидер считал такой способ добычи информации вполне приемлемым и ничуть не жестоким. Артугеас был готов подвергнуть чистке кого угодно, но только не себя. Теперь он упорно размышлял над тем, как избежать этой неприятной и жестокой процедуры. Его ужасала одна только мысль, что миротворцы узнают все, что знает он. Чтобы не допустить этого, Артугеас был готов даже на самоубийство. Именно поэтому, когда в комнату вошли Моти-Мар и Паст, он вскочил на ноги и, злобно оскалившись, взревел:

— Что вы хотите со мной делать?! Имейте в виду, я не позволю подвергнуть себя чистке!

— Мы и не собирались делать что-нибудь подобное, — успокоил Мот годра. — Мы просто зададим тебе несколько вопросов, и я искренне надеюсь, что ты честно на них ответишь. Садись, нечего прыгать, как дикий зверь, ведь ты Первый Лидер могущественной Империи Автораама.

Немного успокоившись, но все еще не доверяя полученным заверениям, годр принял достойную позу и с истинно королевским величием опустился в кресло.

— Слушаю вас, — гордо вымолвил он, склонив голову набок и ясно давая понять собравшимся, что они получили редчайшую привилегию разговаривать с ним.

— Ты эти свои штучки брось, не среди подчиненных находишься.

Поставив зазнавшегося годра на место, Мот уселся в удобное кресло, находящееся в углу комнаты, и, откинув назад голову, закрыл глаза.

— Давай, Паст, начинай.

Сосредоточившись, Мот приготовился погрузиться в глубину сознания Артугеаса.

— Где сейчас находится Галактический Бог? — спросил Паст.

Мот начал проникновение в мозг Артугеаса.

— Еще раз спрашиваю, где находится Галактический Бог?

Мот был уже почти у цели, как вдруг колоссальной силы мозговой удар обрушился на его сознание. Любая попытка защититься от этой атаки была заранее обречена на провал. Мот не успел даже ничего понять, как провалился в какую-то черную пропасть. Он падал вниз, все дальше и дальше, на самую глубину небытия. Было больно и страшно. Даже смерть не могла сравниться с той бездной, в которую погружался Мот. Он падал с ужасающей скоростью, и конца этому падению не было видно. Когда чувство страха немного притупилось, Мот заметил, что мимо него пролетают какие-то странные комочки. Они были разной формы и разной величины, одни противно сморщенные, другие удивительно гладкие и блестящие. «Клетки мозга!» — догадался Мот. Он вдруг понял то, что никак не доходило до него. Он уже не был он. В бездну провалился не сам Моти-Мар — командир миротворцев, он остался там, наверху, вниз падали его вышибленные мозги, похожие на те, что летели рядом. В тот момент, когда Мот понял это, страх с новой силой сковал его сознание. Моти-Мар хотел закричать, пронзительно и горько, но у него уже не было голоса. «Но почему я?!! Почему, почему…»

***

«Ты потерял бдительность, Моти-Мар, поэтому ты и здесь».

От неожиданности Мот забыл о чувстве страха и потерянности. Ответ на его панический вопрос прозвучал где-то внутри собственного «я», там, где, казалось, кроме пустоты, уже ничего нет и не будет.

«Кто это ответил мне?» — подумал Мот.

«Это я — Кхан-Кхоу», — прозвучал ответ.

«Вы, учитель?!!»

«Да, это я. Я разочарован, Мот. Как ты мог допустить, чтобы тебя лишили разума?»

«Но что я мог сделать? Ведь я до сих пор не понял, как это произошло».

«Ты потерял бдительность. Вспомни, что я говорил тебе».

«Ты многому учил меня…»

«Последнее мое напутствие! Его ты получил уже на миротворческой базе».

«Ты говорил, что всегда надо быть готовым к встрече с монстром. В своем естественном виде он похож на акросов, но только в два раза больше их и всегда черного цвета».

«Вот! В своем естественном виде монстр похож на акросов, но только в два раз больше и черного цвета. Это ключевая фраза, и если ты поймешь ее, то, возможно, еще сможешь выбраться. Но думай быстрее, с каждой секундой твои шансы на спасение уменьшаются, и в конце концов ты можешь опоздать».

«В своем естественном виде… Ну конечно же! Именно эту незначительную деталь я упустил! Это и есть ключ! Ведь если монстр может преобразовать любое существо в кого захочет, то же самое он может сделать и с собой. А я все пытался вспомнить что-то важное! Раз Кхан-Кхоу говорил о естественном виде монстра, то это означало только одно — у Галактического Бога может быть и неестественный вид! Я ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ!!!»

***

Неожиданно Мот прекратил падение и резко взмыл вверх. С сумасшедшим ускорением он вылетел из окружавшей его тьмы и буквально ворвался в светлый, сияющий мир.

— Паст, он очнулся, смотри, Паст.

Это была Бети, Мот сразу узнал ее голос. Он попытался разглядеть ее, но не смог. Сияющий мир слепил глаза, и из них потекли слезы.

— Бети! — позвал Мот.

— Я здесь, милый, рядом. Ты видишь меня?

Голос прозвучал совсем близко, и Мот почувствовал опьяняющее, чуть сладковатое дыхание девушки, от которого взволнованно забилось сердце.

— Яркий свет. Подожди, Бети. — Мот зажмурил глаза и прикрыл их руками.

— Я немного притушу свет, — раздался голос Паста, и в наступившей тишине отчетливо прозвучали его шаги. — Все в порядке, Мот, попробуй открыть глаза, — произнес он через некоторое время.

«А вдруг я ослеп?» — мелькнула у Моти-Мара паническая мысль. Превозмогая нахлынувший страх, он опустил руки и открыл глаза. Сияющий мир уже не слепил, но очертания предметов все еще были немного расплывчатыми. Мот сразу понял, где находится. Это была его комната. Он сидел на своей кровати, в реальном мире, и у него как-то странно тряслись руки. Рядом с ним с заплаканными глазами стояла Бети, а немного в стороне улыбающийся Паст.

— Почему ты плачешь? — спросил Мот, любуясь румянцем, проступившим на лице девушки.

— Да она просто радуется, что ты очнулся, — ответил Паст. — Не понимаю я этих женщин! За все время, что ты лежал без сознания, Бети и слезы не уронила. Но стоило тебе подать признаки жизни, как случился целый потоп.

— Да-а, теперь ты смеешься, — всхлипывая, пролепетала Бети. — А ведь никто уже не верил, что Мот будет жить, только я.

— Что правда, то правда, здесь ты права.

— Вот то-то, — Бети весело улыбнулась и, смахнув слезинки со щек, подсела к Моти-Мару. — «Слабая активность мозга, он уже практически мертвый…» А я вот назло всем верила, что ты не умрешь, — Бети нежно прижалась к любимому.

— Подождите, подождите! От всех этих ваших улыбок, слез и разговоров у меня голова пошла кругом. Объясните толком, что со мной произошло.

— Толком мы и сами мало что знаем, командир. Я допрашивал годра, а ты сидел в кресле, собираясь прощупать его мысли. Когда я задал Артугеасу все вопросы и его увели, меня вдруг насторожила твоя странная неподвижность. Я окликнул тебя, но безрезультатно. Подскочил к тебе и, схватив за плечи, начал сильно трясти — и это не помогало. После всех моих бесплодных попыток привести тебя в чувство я уже по-настоящему испугался. Позвал ребят, они отнесли тебя в медицинский отсек, где нам и объявили печальный приговор.

— И долго я лежал в беспамятстве?

— Больше пятнадцати часов.

— Так много?!

— Вот именно, поэтому мы и отчаялись. Все, кроме Бети.

«Значит, все, что произошло со мной там, — просто бред, — разочарованно подумал Мот, поднимаясь с кровати и поправляя одежду. — Но, с другой стороны, не так уж важно, бред это или нет. Ведь я и в самом деле упустил из виду то обстоятельство, что Галактический Бог вполне может принять любой облик. К тому же не случайно я потерял сознание именно в тот момент, когда пытался проникнуть в мозг Артугеаса. Растения Бети защищали меня, но только до тех пор, пока я по-глупому сам не освободился от этой защиты. Артугеас — годр, но мощь его мозга колоссальна, она едва не убила меня. Выходит, Артугеас и есть Галактический Бог!!!»

От этой мысли у Моти-Мара бешено заколотилось сердце. От волнения он даже немного побледнел.

— Что с тобой, Мот? — обеспокоенно спросила Бети, видя внезапную перемену в облике командира. — Тебе опять стало плохо? Не нужно было сразу вставать с постели, давай быстрее ложись обратно.

— Не беспокойся, Бети, со мной все в порядке, — ответил Мот.

Он отстранил руки девушки, тащившие его к постели, и сел в кресло.

В том, что Артугеас — монстр, Мот еще не был полностью уверен. Причиной сомнений был Лидер восставших — Кооас, который дважды пытался проникнуть в мозг Моти-Мара. Раньше Мот хотя и не доверял ему, но не допускал мысли, что тот может оказаться Автораамом. Теперь же он взглянул на ситуацию с другой точки зрения. «В своем естественном виде монстр похож на акросов…» Эта фраза Кхан-Кхоу, которую Мот припомнил в бреду, если, конечно, это был бред, была палкой о двух концах.

— Паст, как Артугеас вел себя на допросе? — спросил Мот, окончательно запутавшись в своих умозаключениях.

— Вполне дружелюбно, он охотно отвечал на вопросы и рассказал нам все о местонахождении Автораама и его охране. Он даже вызвался провести Кор-Бунта и всех ребят незамеченными до самой резиденции Галактического Бога…

Мот вскочил с кресла.

— Они ушли?!

— Да, три часа назад.

— Через джунгли?!

— Да, мы подлетели к границе действия энергоизоляционной ловушки соседней базы, и Кор-Бунт сказал, что дальше нужно будет двигаться пешком.

— Как, как можно было довериться слову Артугеаса? О-оо!!! — Мот возбужденно замахал руками. — Вам не хватило элементарной предусмотрительности!

— Не говори так, командир! Мы проверили показания Артугеаса.

— Каким образом?

— Кори прихватил с центра управления базой карту планеты. На ней указано точное месторасположение каждой из четырех баз и район действия их ловушек. Мы сверили эту карту с показаниями Артугеаса, и все сошлось.

— Конечно, он не дурак врать о том, что вам известно. Ведь наверняка на карте не было указано местонахождение резиденции Автораама.

— Да, не было, — задумчиво протянул Паст. — Но Артугеас не знал о карте и, следовательно, не мог знать, где можно соврать, а где нет.

— Это вы так думаете, а на самом деле ему известно все. Усиленно соображая, как можно исправить ошибку друзей, Мот нервно потер кулаком лоб.

— Связь с группой есть?

— Нет. Кори решил обойтись без связи, он не хотел, чтобы их обнаружили.

— Три часа, три часа… — Мот в беспокойстве измерял шагами свою комнату. — Вероятно, ребята уже на подходе к базе.

— Они должны быть на месте через час, — уточнил Паст.

— А когда начинает темнеть?

— Примерно через час будет уже темно, солнце здесь заходит довольно быстро.

— Как я понимаю, чтобы пройти через джунгли, группе Кор-Бунта необходимо было прорубать себе проход. Значит, обратный путь займет у них примерно час — полтора, а если поспешить, то и того меньше. Верно?

— Ну-у, — протянул Паст.

— Еще есть шанс спасти ребят! — Мот выскочил из комнаты и побежал к оружейному складу.

Не понимая, что придумал командир, Бети и Паст поспешили следом за ним. Они только приблизились к оружейной комнате, как Мот, словно метеор, выскочил оттуда, на ходу прицепляя меч и что-то засовывая себе в карман.

Едва не сбив с ног Бети и Паста, Моти-Мар свернул вправо по коридору и буквально через секунду вбежал в медицинский отсек. Ему нужны были противогравитационные носилки, только на них можно было пролететь по прорубленному группой Кор-Бунта узкому проходу в джунглях. Мот уже сел за пульт управления, когда в медицинский отсек вбежали Бети и Паст.

— Что ты собираешься делать?! — закричали они хором, видя, что Мот уже собирается улетать.

— Попробую вернуть ребят. Паст, ты остаешься за старшего. Если через два часа нас не будет, действуй по обстановке, но в любом случае постарайтесь взять мой тестер, там будет вся информация.

Паст хотел что-то возразить, но было уже поздно. Рванув на себя рычаги управления, Мот дал носилкам полное ускорение и, словно стрела, вылетел в образовавшийся перед ним проем.

Мот летел вперед с умопомрачительной скоростью. Ему повезло, прорубленный в джунглях проход шел почти все время прямо, лишь изредка делая незначительные повороты. Это позволило Моти-Мару догнать группу Кор-Бунта на пять минут раньше намеченного им срока. Он едва успел затормозить, когда вдруг совершенно неожиданно на радарной системе носилок ясно обозначилось скопление людей. Мот остановился в трех метрах от замыкающего отряд воина.

— Привет, Триспи, — поздоровался он с миротворцем и спрыгнул с носилок. — Тормози отряд!

— Впередсмотрящий, на месте стоять! — скомандовал Трисп, и вся колонна мгновенно остановилась.

Воины обернулись и, заметив Моти-Мара, окружили его со всех сторон.

— Отлично выглядишь, командир… Как ты себя чувствуешь?.. Решил присоединиться к нам?.. — обступив Моти-Мара, ребята приветливо улыбались.

— Видно, наш командир не может без нас жить. Стоило нам только уйти, как он тотчас очнулся.

Это был Кори. Улыбаясь, он протиснулся к Моти-Мару и уже более серьезно спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Да, мы срочно возвращаемся на корабль, — ответил Мот. — Где Артугеас?

— Сидит на траве, он совсем не может много ходить и быстро устает.

— Он связан?

— Только руки.

— Хорошо, сажай его на носилки и поворачивай отряд. Кажется, уже скоро начнет темнеть. — Мот замолчал, так как неожиданно почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него. Взглянув поверх голов миротворцев, он заметил оскалившуюся морду Артугеаса.

С такой нескрываемой ненавистью и злобой на Моти-Мара еще никто никогда не смотрел. В глазах Артугеаса горел деспотизм властелина, и Мот совершенно явственно ощутил, что перед ним находится сам Галактический Бог. Такой взгляд мог быть только у существа, чувствующего за собой невероятную силу и огромную власть.

— Садись сюда! — жестом приказал Мот Артутеасу и показал на камеру носилок.

Годр послушно сел на указанное место, но Моти-Мар все же успел заметить, как злорадно сверкнули у него глаза. Что-то должно было произойти в ближайшее время. Мот чувствовал это, как звери чувствуют приближение страшного урагана. Он вдруг ясно понял, что обратно к кораблю могут дойти не все, и от этой мысли у него похолодело внутри. Он привстал из-за пульта управления носилок и бегло осмотрел колонну воинов.

— Всем достать тестеры и включить на них радарную систему. Обо всех изменениях в поведении джунглей немедленно докладывать!

Мот махнул рукой, и отряд двинулся вперед. Паст оказался прав. На Крохте темнелоудивительно быстро, и густые заросли джунглей еще удваивали этот эффект. Отряд не успел проделать и десятой части пути, когда Мот из-за плохой видимости вынужден был включить прожектора носилок. Предчувствие беды усиливалось по мере того, как сгущались сумерки и оживали джунгли. Он даже вздрогнул, когда вдруг громко и отчетливо прозвучал доклад замыкающего колонны:

— Большое скопление неопознанных летающих существ позади отряда! Они следуют за нами, но, похоже, не собираются нападать!

— Понял!

Мот взглянул на Артугеаса. Тот сидел с отрешенным видом, совершенно не реагируя на происходящие вокруг него события. Казалось, будто он отдыхал, но Мот заметил вздувшиеся на его шее вены и понял, что годр выполняет тяжелую, изнурительную работу.

— А стоит ли так спешить? — спросил, подбежав к Моти-Мару, Кор-Бунт.

— Чем быстрее мы будем на корабле, тем лучше для нас, — ответил Мот. — Сядь за пульт управления вместо меня — я пойду позади отряда.

На ходу спрыгнув с носилок, Моти пропустил мимо себя весь отряд и, когда с ним поравнялся Триспи, жестом остановил его.

— Подожди, нам с тобой предстоит небольшая работенка. Чуть позже мы догоним ребят.

— Хорошо, командир. Что надо делать?

— Ничего особенного, мы просто спрячемся с тобой в зарослях и подождем тех «пташек», которые преследуют нас.

— Одни?!

— Ничего страшного, думаю, мы сможем друг друга подстраховать. Я хочу точно выяснить, следует ли нам ожидать нападения с их стороны, а для этого «птичек» нужно хорошенько рассмотреть.

Мот и Триспи забрались в какой-то густой куст и затаились в ожидании преследователей. Те не заставили себя долго ждать, почти тотчас вылетев из джунглей плотной жужжащей массой.

Мот достал фонарик и посветил на летящую армаду. Но, к его разочарованию, луч лишь на мгновение выхватывал из темноты то одно, то другое существо, не позволяя как следует их рассмотреть. Решив рискнуть, Мот достал меч. Улучив момент, он сделал едва уловимый выпад, и одно из существ, издав противный скрипучий писк, рухнуло вниз. Как ни странно, но гибель сородича стаю не заинтересовала. Существа даже не обратили внимания на неосторожно высунувшуюся из кустов голову Моти-Мара, продолжая лететь вперед, словно стая мух, гонимая ветром. Сходство нарушало лишь то, что здесь каждая «муха» была величиной с человеческую голову и летели они не хаотично, а строгим строем, словно отряд воинов, идущих в бой.

— Не нравится мне этот полет, — задумчиво произнес Мот, выбираясь из куста. — Они даже не обращают на нас внимания. Думаю, пора уносить отсюда ноги.

— Не возражаю, — согласился Триспи.

Быстро обогнав стаю, Мот и Триспи смогли наконец выпрямиться во весь рост. Пробежав еще немного, они заметили впереди нескольких ребят из отряда, идущих им навстречу с зажженными фонарями. Через пару секунд Моти-Мар и Триспи были уже рядом с ними.

— В чем дело? Почему вы здесь? — спросил Мот, остановившись.

— Искали вас, командир, — ответил Кен-Тор, идущий первым.

— Совершенно напрасно, с нами ничего бы не случилось. — Мот приподнял левую руку, держащую мертвого летуна, и посветил фонариком. — Мы ходили за этим. Должны же мы знать, кто нас преследует.

Рука Моти-Мара была вся в крови, но он не обратил на нее особого внимания, решив, что это кровь убитого им существа.

— Побежали к отряду, нам не стоит здесь задерживаться! — скомандовал Мот, чувствуя, как по локтю, прямо из-под его обмундирования потекли еще теплые струйки крови. Ощущение было неприятным, но Моти-Мар проигнорировал его.

Отряд оказался совсем рядом. С удовлетворением отметив про себя, что все воины на месте, Мот подбежал к Кор-Бунту. Улыбнувшись в ответ на его хмурое недовольство, он запрыгнул к нему на носилки и, положив рядом с ним убитого летуна, скомандовал:

— Вперед, дружище!

Промолчав, Кори поднял носилки в воздух и двинул их вперед.

— Ну? — спросил он, установив необходимую скорость движения.

— Что — ну? — пробормотал Мот, с удивлением рассматривая свою окровавленную руку.

Зажав между колен запачканную ладонь, Мот быстро вытер ее о свои штаны.

— Как только попаду на корабль, переоденусь, — проворчал он, недовольный тем, что так испачкался. Снова взглянув на свою руку, Мот неожиданно для себя обнаружил на ней многочисленные глубокие порезы, которые сильно кровоточили.

— Где ты так исполосовался? — спросил Кори, достав из кармана перевязочный материал и протягивая его Моти-Мару.

— Даже не знаю, — удивленно приподняв кверху брови, ответил Мот.

Перевязав изрезанную ладонь, он немного поерзал на сиденье и, устроившись поудобнее, здоровой рукой потянулся за мертвым летуном:

— Давай, Кори, посмотрим, что я там добыл.

Мот взял мертвое существо за странно торчащие твердые крылья и положил себе на колени. Убирая руку, он вдруг почувствовал небольшое жжение внутри ладони. Взглянув на нее, Моти-Мар заметил еще один довольно глубокий порез, из которого ленивой струйкой сочилась кровь.

— Да что же это такое сегодня?! — с негодованием воскликнул Мот и угрюмо посмотрел на мертвого летуна.

Сомнений не было, именно в этом существе скрывалась причина ранений. Намотав на указательный палец толстый слой материи, Мот провел им по краю жестких крыльев.

— Ого! — воскликнул он, когда, перерезав материал, острый рубец крыльев впился ему в палец. — Неплохой инструмент для охоты.

Стволом излучателя Мот осторожно приподнял одно из крыльев летуна и посветил туда фонариком. То, что он там увидел, оправдало самые худшие его опасения. Под крылом существа находились две ротовые полости со странной сосательной мембраной внутри, которая все еще двигалась, втягивая в себя собственную кровь летучей твари. Это был хищник, и он был еще жив.

— Кори, посмотри сюда, — попросил Мот, с трудом преодолев нахлынувшее отвращение.

Заглянув в указанное место, Кор-Бунт сморщился и сразу отвернулся.

— Фу, мерзость какая, — брезгливо произнес он и демонстративно сплюнул в сторону.

— Что ты об этом думаешь?

— Думаю, командир, что в ближайшее время нас ждут крупные неприятности…

— Нападение сза… Ааа!!! — Доклад Триспи прервался его истошным предсмертным криком.

Мот не видел, как погиб замыкающий отряда, но он заметил, как побледнели лица ребят в этот момент. Неприученные к потере близких друзей, они на мгновение растерялись, и этого было достаточно для того, чтобы летуны застали врасплох весь отряд. Тысячи маленьких летающих монстров напали на небольшую группу людей сразу со всех сторон. Положение отряда напоминало начало катастрофы. Растерявшиеся воины защищались вяло и неуверенно.

Мот отбивался от наседающих на него существ, прижавшись спиною к носилкам, и, возможно, только это спасло его от участи погибших миротворцев. Он был командиром, и чувство вины за смерть друзей почти парализовало его волю. Прошло не более минуты с начала нападения летунов, а Мот уже почувствовал, что сдается. Ему даже не хотелось больше сопротивляться неизбежному концу, когда совершенно неожиданно его привел в чувство злорадный смех, раздавшийся у него в мозгу. Инстинктивно обернувшись, по-прежнему продолжая отбиваться от бесчисленного множества атакующих существ, Мот заметил стоящего на носилках Артугеаса, который с нескрываемым торжеством победителя взирал на происходящую у его ног битву.

Моти-Мар не стал размышлять над тем, каким образом годр смог освободиться от уз, — его заинтересовало совсем другое. Мимо Артугеаса проносились десятки, сотни летунов, но никто из них даже не пробовал напасть на него. Годр явно не боялся их, мало того, он вел себя как их повелитель, радуясь каждый раз, когда на поле битвы прибывала новая партия атакующих.

«Галактический Бог!» — с ненавистью подумал Мот. Теперь у него исчезли последние сомнения по поводу этого. На противогравитационных носилках стоял сам Автораам, и именно он командовал снующими вокруг него летунами — своими зоунами.

Словно желая подтвердить догадку Моти-Мара или же просто решив продемонстрировать миротворцам, с кем они имеют дело, Артугеас вдруг начал менять свой облик.

Чтобы не потерять над собой контроль от нахлынувшего отвращения, Мот вновь повернулся спиной к носилкам и опытным взглядом оценил положение. Ребята уже пришли в себя от полученного шока, но было видно, что долго они не протянут. Отряд буквально завалило трупами летунов, а их количество все никак не убывало. Положение могло спасти только чудо, и это чудо лежало у Моти-Мара в кармане. Выбегая из оружейной комнаты корабля, он захватил с собой маленькое, но очень эффективное оружие, то самое, которое было испытано на крысах в подвале Крит-Коула. Именно этим небольшим приборчиком воспользовалась Рекки, спасая Моти-Мара.

Сунув в карман левую руку, Мот достал аппарат и большим пальцем нажал на зарядку системы. Увертываясь от очередного атакующего летуна и срубив одним махом двоих следующих, Моти-Мар вдруг заметил, что к нему, орудуя мечом, пробирается Кор-Бунт. «Наверное, он хочет сказать мне что-то важное», — подумал Мот, начав продвигаться к нему навстречу.

— Командир, ты видел, что творится на носилках, прямо у тебя за спиной? — спросил Кор-Бунт, оказавшись рядом с Моти-Маром.

— Имею представление, — Мот быстро взглянул на находяшийся в левой руке аппарат. Индикаторная лампочка уже горела, и Моти-Мар понял, что оружие готово к применению.

— Что ты собираешься делать? — спросил Кори, не переставая отбиваться от пикирующих на него существ.

— Хочу спасти ребят, которые еще живы.

— Это очень опасная штука, Мот.

— Я знаю, но я должен ею воспользоваться. В противном случае через пять минут мы все будем мертвы.

Мот хотел было еще что-то сказать, но неожиданно одно из нападающих существ прорвалось сквозь защиту Кор-Бунта и вгрызлось ему в живот. Взвыв от страшной боли, Кори уронил меч и стал оседать.

Пренебрегая подступившей слабостью, Мот бросил готовое к применению оружие и запустил руку прямо в желудок Кор-Бунта. Мгновенно нащупав мерзкую тварь, Моти-Мар с бешенством схватил ее и, вырвав наружу, тут же убил. За считанные секунды достигшее цели существо превратило живот Кор-Бунта в сплошную кровавую кашу.

— Кори, как же это, Кори? — шептал Мот, до боли закусив нижнюю губу. Он не верил в гибель друга и, прижимая его спиной к носилкам, продолжал защищать.

Яростно рубя атакующих, Мот невероятным образом изловчился и подобрал брошенный прибор.

— Вниманию миротворцев! — взревел Мот не своим голосом. — Как только я досчитаю до трех, всем зажмуриться и прикрыть глаза руками!

Быстро обернувшись, Мот взглянул на Кор-Бунта. Он был еще жив и даже широко раскрыл от боли глаза, руками пытаясь удержать вываливающиеся внутренности.

— Кори, ты понял? — спросил Мот, лишь чудом сумев преодолеть подступившую к горлу тошноту.

Силясь не потерять сознание, Кори кивнул головой и закусил губу.

— Один! — срубив очередную атакующую тварь, начал отсчет Моти-Мар. — Два, три!!!

Зажмурившись, Мот поднял вверх левую руку, держащую аппарат, и нажал на спуск. Писк летунов и жужжание их крыльев тотчас прекратилось. Открыв глаза, Мот сразу же нагнулся к Кор-Бунту.

— Кори, как ты, Кори? — взволнованно спросил Мот, убирая руки Кор-Бунта с его глаз и опускаясь рядом с ним на колени.

— Со мной все… все хорошо, командир, — несколько раз тяжело вздохнув, Кори потерял сознание.

— Командир!

Кто-то тронул Моти-Мара за плечо. Обернувшись, он увидел, что все ребята уже собрались возле него, ожидая дальнейших указаний. Почти каждый из них был ранен, а все вместе они казались какими-то постаревшими, словно за несколько минут битвы прошло больше половины их жизни.

— Кто погиб? — тихо спросил Мот, не решаясь лично посмотреть, кого из миротворцев не хватает.

— Триспи, Эссон и Онар. Эти твари ничего не оставили от них, даже костей, — доложил Кен-Тор. — Да, и еще одно, командир, — добавил он через некоторое время. — Кажется, мы уничтожили Галактического Бога. Он почему-то не пожелал закрыть глаза.

— Жаль ребят, никогда не думал, что им может достаться такая смерть. — Мот поднялся на ноги и рукавом вытер выступившие на носу капельки пота. — Кени, уложите Кор-Бунта в противогравитационную камеру, а сверху на носилки привяжите труп Автораама — он нам еще понадобится.

Глава 20

Ну вот и все, — произнес Мот устало, когда на обзорном экране десантного корабля Крохт превратился в едва заметную мерцающую точку. — Планета Автораама и его Галактический Флот больше не опасны для нас. Мы оторвались от них, и я думаю, что они уже не смогут выследить нас и тем более догнать. Через полчаса, Паст, вызови крейсер и запроси его координаты. Если я понадоблюсь, я буду в медицинском отсеке.

Бети, до сих пор тихо сидевшая на месте дежурного пилота, поспешила следом за ним, но Паст жестом остановил ее.

— Не думаю, что командир нуждается сейчас в чьем-нибудь обществе, — произнес он, когда автоматическая дверь рубки управления плотно закрылась за Моти-Маром. — Ему ты будешь только мешать, а здесь в качестве дежурного пилота ты будешь не лишней.

Бети не стала спорить и отрешенно уставилась в звездную панораму на обзорном экране.

— Паст, ты заметил, как изменился Мот, вернувшись из джунглей?

В голосе Бети чувствовалась серьезная обеспокоенность.

— Они ВСЕ изменились, — ответил Паст с неподдельной горечью.

***

В медицинском отсеке, кроме Дорни, дремавшего в уютном кресле возле противогравитационной камеры Кор-Бунта, никого не было.

Мот посмотрел на Кор-Бунта, который был уже вне опасности, и направился в глубь медицинского отсека, туда, где находилась морозильная камера.

Монстр лежал там же, где его оставили ребята, даже не изменив своего положения. Моти-Мара это почему-то разочаровало. Он готов был поверить во что угодно, но только не в то, что Автораам мертв. Да и то ли это существо, которое с помощью подвластных ему годров уничтожило цивилизацию акросов и создало могущественнейшую Империю, державшую под контролем всю Галактику?

«В своем естественном виде монстр похож на акросов, только он почти в два раза больше их и всегда черного цвета…»

С одной стороны то, что лежащее в морозильнике мертвое существо командовало напавшими на отряд зоунами, могло свидетельствовать о его идентичности с Автораамом. Но с другой, для Моти-Мара этого было явно недостаточно. Для него внешний облик, описанный Кхан-Кхоу, играл более весомую роль. Без каких-либо сомнений — это был акрос. Размеры тела, длинные отростки по бокам, отсутствие рта — все было точно таким же, как у Кхан-Кхоу. Все, кроме цвета кожи. Он не был ни бледно-розовым, ни черным — он был бурым…

— Галактический Бог мертв, и это факт! — произнес Мот в полный голос, пытаясь подавить все нарастающую тревогу.

Неожиданно, как гром среди ясного неба, у Моти-Мара в голове взорвалась мысль, объяснившая вдруг все вопросы и загадки. Решение было настолько простым, что Мот не смог принять его сразу. Обругав себя в душе безмозглым идиотом, Мот весело улыбнулся.

— Ну что, приятель, — обратился он к мертвому Авторааму почти дружелюбно. — Я должен покинуть тебя. Сожалею, но вряд ли мы еще увидимся. Должен признать, что как Галактический Бог ты меня уже не интересуешь, а как Первый Лидер Империи тем более. Вы, конечно, надеялись перехитрить всех, но поверь мне, очень скоро я доберусь и до ТОГО, что от тебя осталось. Прощай, дружок! — Мот похлопал по толстому теплонепроницаемому стеклу морозильной камеры. — Теперь это твоя резиденция и твоя Галактика.

Глава 21

Что-то здесь было не так, Мот чувствовал это. На первый взгляд встреча происходила нормально, но Моти-Мару как раз это и не нравилось. На него не произвело впечатления то, что возвратившуюся десантную группу вышли встречать все миротворцы, находящиеся на крейсере. Он почему-то не верил в их бурную радость и дружеские объятия. Он не верил и тому, как понуро они опустили головы, когда услышали о гибели троих ребят и о чудом выжившем Кор-Бунте. Мот ощущал во всем какую-то фальшь, едва различимую наигранность, словно встреча происходила по заранее написанному сценарию, где каждому была отведена положенная ему роль.

— Мот, дружище!!!

С бурными объятиями кто-то навалился на Моти-Мара сзади. Заставив себя улыбнуться, Мот повернулся лицом к обнимающему его воину. Это был Ант-Ром.

— Ты неплохо выполнил свою задачу, молодец! — Ант одобрительно хлопнул Моти-Мара по плечу. — Не думал, что тебе удастся уничтожить Галактического Бога.

Пожалуй, из всех встречающих он был наиболее чистосердечен. «Возможно, он просто лучше играет свою роль», — мелькнула у Моти-Мара мысль, в один момент охладившая затеплившуюся уже было надежду.

— На крейсере все в порядке? — бросил Мот пробный камень, не подав виду, что в его душе происходит упорная борьба.

— В лучшем виде! — Ант подарил Моти-Мару лучезарную улыбку. — Скетов я разбил — ни одного корабля не потерял, а в ближайшее время разобью и годров Автораама. Я уже подготовил план действий.

— Молодец, молодец! А где же флот восставших? Где Кооас?

— У восставших годров дела обстоят не так гладко. В битве со скетами они потеряли крейсер и пять, нет, четыре корабля. Весь флот я отправил к соседней звездной системе, чтобы упрочить наше стратегическое положение и дать годрам время прийти в себя. Ты спрашивал о Кооасе? Совсем недавно он погиб, — Ант состроил кислую гримасу. — Восставшими теперь командует Моуут, он у них Лидер. Но ты не беспокойся, он почти полностью подчиняется мне. Он верит, что лишь миротворцы могут избавить годров от Автораама.

— Подожди! — Мот не слышал последних слов Ант-Рома. Он не смог скрыть своего волнения при сообщении о гибели Лидера восставших. — Как погиб Кооас? Когда? Кто видел?

Ант посмотрел на табельное время.

— Он погиб ровно двадцать три часа назад. Был обнаружен разведывательный звездолет Автораама, и Кооас захотел лично его уничтожить. Он вскочил в свой боевой корабль и попросил нас не вмешиваться. К несчастью, он проиграл. Его корабль погиб.

— Ты уверен, что Кооас не покинул корабль? — спросил Мот, сверля Ант-Рома взглядом.

— Конечно, он просто физически не успел бы выскочить. А в чем, собственно, дело, ты, кажется, подозреваешь Кооаса?

«Ты переиграл, Ант! Тебе следовало задать этот вопрос гораздо раньше!» — мысленно ответил себе Моти-Мар.

— Да, у меня были подозрения, что он работает на Автораама, но раз он мертв, это уже не имеет значения, — соврал Мот. Он уже не сомневался в неискренности Ант-Рома. Эти «я разбил», «я разобью», «мой крейсер» — Ант-Ром раньше никогда бы так не сказал.

— Ну и ладушки, все равно они проиграли, — Ант-Ром дружески обнял Моти-Мара за плечи. — Пошли, Мот, устроим небольшое празднество для ребят по поводу вашего возвращения и нашей близкой победы.

Мот улыбнулся так широко, как только мог.

— Хорошо, идите все готовьте, а я под каким-нибудь предлогом уведу своих ребят, чтобы это было для них сюрпризом. — На секунду Мот испугался, ему не стоило говорить «своих ребят», так как такое категоричное определение наверняка должно было показаться Ант-Рому подозрительным.

— Я согласен, действуй, — Ант снова сверкнул белоснежными зубами и растворился в толпе галдящих миротворцев.

— Лидер!

Мот повернулся на оклик и оглядел стоящего рядом с ним годра.

— Да, Гиллбор, слушаю тебя.

— Лидер, разрешите мне и Золлару отправиться к своим. Я стоял рядом и слышал, что они находятся у соседней звездной системы.

— Хорошо, я предупрежу дежурного на пульте управления крейсера.

Мот огляделся и быстро нашел Бети. Она стояла совсем рядом и наблюдала за ним. Мот жестом подозвал ее и, когда она подошла, спросил:

— Когда-то я попросил тебя изготовить накидки для всей десантной группы, такие же, как ты носила на своей планете, помнишь?

— Да.

— Они еще целы?

— Да, они по-прежнему на нашем корабле. Годры ничего не тронули, когда захватили вас.

— Это хорошо. Необходимо расплести эти накидки опять на волокна растений, сможешь?

— Прямо сейчас? — Бети упрямо повела бровью.

— Да, и как можно быстрее.

— Хорошо, я постараюсь. Больше тебе ничего не нужно?

— Может, ты знаешь, где Паст? — спросил Мот без всякой надежды на ответ.

— Он на звездолете, повел кого-то посмотреть на Автораама и Кори.

— Тогда у меня еще одна просьба — скажи ему, что он мне срочно нужен.

— И все?

— Да, можешь идти.

Грациозно повернувшись, Бети направилась к стоянке десантного корабля. При виде ее изящной походки у Моти-Мара учащенно забилось сердце. Грустным взглядом Мот проводил девушку до самого корабля, и даже когда она скрылась в нем, он все еще продолжал смотреть в том же направлении, лелея тайную надежду вновь увидеть ее…

***

Мот понимал нетерпение своих ребят, но, несмотря на это, все еще не решался завести разговор. Он размышлял над тем, с чего бы ему начать, как вдруг решение само пришло ему в голову. Осмотрев ребят оценивающим взглядом, Мот поднял руку, призывая к тишине.

— Какое-то время я не буду сообщать вам причину нашего сбора, для начала я хочу выслушать вас. Если кто-нибудь хочет высказаться, прошу без лишних церемоний.

Воины с недоумением начали переглядываться между собой, и в помещении общих сборов зазвучали их тихие голоса. Прошло не менее пяти минут «закулисного» обсуждения, прежде чем со своего поста поднялся Паст.

— Командир, — произнес он громко, сразу же оборвав все звуки в зале. — Я думаю, что выскажу общее мнение, сказав, что мы не совсем понимаем, по какому поводу ты просишь нас высказаться.

— Ну, я хотел бы услышать ваше мнение, к примеру, о том, как мы прибыли на крейсер и как на нем отнеслись к нашему возвращению, — подсказал Мот.

От этих слов недоумение на лицах ребят лишь усилилось. Видя это, Мот пустил в ход свою очередную подсказку.

— Рубку управления крейсера! — произнес он, нажав кнопку ввода данных. Через несколько секунд перед Моти-Маром появилось объемное Изображение смуглолицей девушки с темными вьющимися волосами.

— Дежурный оператор — Сайза-Рон слушает, — произнесла девушка мягким голосом и мило улыбнулась.

«Словно автомат», — подумал, глядя на нее, Мот.

— Привет, Сайза. Как дела? — произнес он беспечным тоном, стараясь не выдать своих мыслей.

— В полном порядке.

— Ну и хорошо, — Мот дружески улыбнулся. — Слушай, Сайза, там — на какой-то стартовой площадке — два наших годра хотят улететь к своим. Я разрешил им взять боевой звездолет. Ты уж выпусти их, хорошо?

— Я должна спросить разрешения у командира. Без его ведома никто не может покинуть крейсер.

Девушка отключилась, и Мот, полностью обескураженный, повернулся к ребятам.

— Ну что, видели? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

Паст недоуменно пожал плечами. Над пультом связи вновь появилось объемное изображение Сайзы.

— Мот, извини, что не выполнила твою просьбу сразу, но я должна была спросить разрешения у Ант-Рома.

— Ну и? — перебил Мот девушку.

— Все в порядке, я выпущу годров.

— Спасибо, Сайза, я твой вечный должник, — съязвил Мот и отключился, не желая больше разговаривать с нею.

— А стоило ли так грубо? — тихо спросил Паст, наклонившись к самому уху Моти-Мара.

— Не беспокойся, я уверен, что она даже не поняла этого.

Мот был в плохом расположении духа. Никто из ребят не разделял его мнения относительно происходящего на крейсере, и ему оставалось лишь пустить в дело свое последнее средство — рассказать о том, что он заметил.

— Итак… — Мот на некоторое время задумался, размышляя над тем, с чего ему начать. — Итак, как я понимаю, никто из вас не заметил ничего подозрительного?

Ребята молчали, и Мот понял, что это молчание равнозначно положительному ответу.

— Тогда я вам расскажу о том, что известно мне. Ни для кого из вас не секрет, что я могу читать чужие мысли. При общении с вами или другими миротворцами я не использую свои способности, так как полностью доверяю вам. Не читать чужие мысли в рядовой ситуации — когда вы не находитесь под воздействием сильных эмоций — для меня достаточно просто. Я не желаю знать, о чем вы думаете, и этого достаточно. Но дело значительно усложняется, когда наружу вырываются ваши эмоции, плохие или хорошие — это не имеет значения. Под воздействием сильных эмоций ваши мысли уже не могут держаться у вас в голове и вырываются в окружающее вас пространство. Если человек один, я отчетливо слышу его мысли, даже не желая этого. Но когда вас много, у меня в голове возникает своеобразный мысленный фон, из которого ничего нельзя понять, если не сосредоточиться. Этот фон похож на шум огромной толпы, и он всегда сильно утомляет меня. Так вот, теперь о главном: когда мы прибыли на крейсер, у меня в голове должен был возникнуть сильный фон ваших мыслей, так как и вы, и ребята на крейсере находились под воздействием бурных эмоций. Я несказанно удивился, когда заметил, что фон оказался намного меньше ожидаемого. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что фон идет только от вас, — на мгновение Мот замолчал, обводя всех пристальным взглядом. — Вы, наверное, поймете мое состояние, узнав, что подобные крайне необычные обстоятельства встречи сильно встревожили меня. Чтобы успокоиться и выкинуть из головы ворох совершенно диких подозрений, я решил прочесть мысли кого-нибудь из встречающих нас ребят. Результат оказался намного хуже всех моих самых худших подозрений…

— Это не наши ребята?! — крикнул кто-то из воинов, и все миротворцы, ошалело галдя, повскакивали со своих мест.

В то же мгновение голова Моти-Мара буквально взорвалась оглушающим мысленным фоном.

— Тихо! Сядьте! Что за паника?! — Мот сжал голову руками.

— Так, значит, это не они? — спросил Диз-Ри, и восемь пар глаз с надеждой уставились на Моти-Мара.

— Это они, — осторожно произнес Мот, опасаясь нового взрыва эмоций. — Галактических Богов просто не может быть так много.

«По крайней мере я надеюсь на это», — мысленно добавил Мот, почувствовав, что эмоциональный фон ребят заметно снизился.

— Это они, но только наполовину. У них нет почти никаких мыслей, а те, которые есть, возникают так внезапно, что я почти не сомневаюсь, они приходят откуда-то извне. Наши ребята — зоуны, но только у них нет еще конкретной установки. — Мот ощутил резко поднявшееся напряжение в комнате. — Не волнуйтесь, мы еще не полностью потеряли их. Чтобы спасти ребят, нам необходимо окончательно уничтожить Автораама. Он не смог разрушить их сознание, он только парализовал его, заперев где-то глубоко, так глубоко, что я даже не смог до него добраться.

Удивление воинов было так велико, что их мысли опять зашумели у Моти-Мара в голове. Одна из них зазвучала громче других: «Он среди ребят!!!»

— Правильно, Паст, он среди ребят, но беда в том, что я не знаю, кто он, — Мот мужественно встретился со множеством пристальных взглядов.

— Но кто же тогда лежит у нас в морозильной камере? — спросил Паст. — За что погибли Триспи, Эссон и Онар?

Совершенно неожиданно в зал ворвался Золлар. Глаза годра возбужденно ощупывали собравшихся, а на его звериной морде был нарисован неподдельный панический ужас.

— Что случилось? — спросил Мот, предчувствуя неладное. Даже ребята привстали со своих мест, ожидая ответа годра.

— Лидер, — Золлар с недоверием оглядел сидящих воинов. — Лидер, ОН здесь!

— Кто? — Мот не сразу сообразил, о ком идет речь.

— Галактический Бог! Он здесь — на крейсере. Я же говорил вам — его нельзя уничтожить.

— Стоп!!! — Мот резко прервал годра. — Подожди за дверью, я сейчас выйду! — Мот повернулся к миротворцам. — Похоже, времени для дальнейших объяснений у нас уже нет, поэтому выслушайте меня внимательно. Сейчас вы все отправитесь в медицинский отсек и возьмете у Бети по охапке приготовленных ею растений — таких же, как те, что вплетены у вас в волосы. Часть из них вы тоже вплетете себе в волосы, а другую спрячете под одеждой. Сделав это, вы все вместе отправитесь в общий зал крейсера. Там Ант с ребятами устроили в нашу честь небольшой праздник, и вы уж, будьте добры, сделайте вид, что для вас это полная и приятная неожиданность, и развлекайтесь с ними, будто ничего не произошло. Когда веселье станет подходить к концу — к этому времени я уже надеюсь быть с вами — начинайте незаметно уводить ребят по одному в какое-нибудь уединенное место и всеми правдами-неправдами вплетать им в волосы эти растения. Этим я надеюсь обезопасить ребят от проникновения установки Автораама в их мозги. Необходимо проделать эту процедуру со всеми, не пропуская ни одного. На этом все! Действуйте! — Моти-Мар повернулся, собираясь уходить, но его вдруг остановил Паст.

— Мот, я пойду с тобой! Тебе одному не справиться.

— Хорошо, пусть Диз-Ри останется за старшего.

— Может, возьмем оружие? — спросил Паст, не возлагая больших надежд на голые руки.

— Нет, еще не время действовать!

Золлар метался в проходе корабля, словно тигр, попавший в западню. Заметив, что Мот выходит из зала, он мгновенным рывком приблизился к нему и, задыхаясь, произнес:

— Лидер, надо спешить, если Автораам узнает о том, что я нашел, нам конец.

— Не паникуй, — Мот прервал годра. — Что это и где оно находится?

— В боевом корабле, на пятой стартовой площадке. Это… это мог сделать только ОН.

— Хорошо, пошли, подробности расскажешь по дороге. — Быстрым шагом Мот направился к выходу из разведывательного звездолета. Справа от него шел Паст, а сзади вприпрыжку семенил годр. — Итак, что это? — спросил Мот, слегка повернув голову.

— Лучше будет, если вы увидите сами, — отозвался Золлар.

— Пусть будет по-твоему, — Мот спрыгнул с корабля и огляделся.

Звездолет находился на третьей площадке, и до пятой им необходимо было пройти еще четвертую.

— Пойдем аварийными ходами, — распорядился Мот, направляясь к наружной стене крейсера. — Будем надеяться, что никому не взбредет в голову открывать входные шлюзы.

Плотно загерметизированная дверь аварийного хода открывалась вручную, и Моти-Мару пришлось основательно попотеть, отвинчивая ее. Скрип открывающегося засова действовал на нервы, но Мот почти не обращал на него внимания. Когда наконец дверь поддалась и Мот распахнул ее, оттуда вырвался такой жуткий холод, что вся троица, поежившись, невольно попятилась назад, словно отступая перед неведомой опасностью.

— Ого! — Паст весь передернулся. — Мот, ты уверен, что мы пройдем через этот проход?

— Будем двигаться быстро — не замерзнем, — ответил Мот, с трудом заставив себя пойти первым.

Паст пропустил за Моти-Маром годра, а затем вошел сам, закрыв за собой дверь и плотно загерметизировав ее.

— Хорошо, хоть свет есть, — произнес он, посмотрев на ряд тускло мерцающих ламп, расположенных вдоль стены.

Мот почти бежал, напрасно пытаясь избавиться от пронизывающего холода.

Продвижение по аварийному ходу заняло не более пяти минут, но этого было достаточно для того, чтобы трое живых существ превратились в ходячие белые льдины, припорошенные слоем снега.

Когда Мот остановился у выхода на пятую площадку, он не смог даже как следует ухватиться за механически открывающийся засов, так как одеревеневшие от холода руки почти не слушались его. Повернувшись к годру и Пасту, он промямлил что-то вроде «помогите» и ногами уперся в крепко завинченную задвижку. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы втроем открыть дверь, но им эти секунды показались вечностью. Буквально вывалившись из аварийного хода на пятую стартовую площадку, они тут же улеглись на пол и, расстегнув обмундирование, каждой клеткой тела начали вбирать в себя живительное тепло внутренних помещений крейсера. Пролежав несколько минут совершенно неподвижно и немного оттаяв, Мот огромным усилием воли прогнал прочь подбиравшуюся дремоту и встал на ноги.

— Ну все, полежали и хватит! Пора двигать! — Мот удивился тому, как трудно дались ему эти слова.

Годр поднялся довольно бойко, а вот Пасту, казалось, пришлось приложить невероятные усилия, чтобы оторвать тело от пригревшегося места. Приняв вертикальное положение и лениво поправив одежду, он вдруг с неожиданно вспыхнувшей энергией ногой саданул все еще открытую дверь аварийного хода и, выразив таким образом свою ярость и негодование, подошел к Моти-Мару.

— Пусть я сдохну, если еще хоть раз полезу туда!

Не ответив Пасту, Мот быстрым взглядом осмотрел площадку. Здесь было два звездолета, и он немного растерялся, не зная, куда идти. Наконец, вспомнив про Золлара, Мот повернулся к нему.

— Где?

— Там, — ответил годр, показывая на дальний звездолет.

Мот осторожно двинулся вперед, внимательно осматривая каждое темное место и каждый выступающий угол стартовой площадки. Он не исключал возможности того, что Автораам уже все знает и поэтому принял меры, чтобы остановить их. Мот облегченно вздохнул, когда, наконец добравшись до корабля, увидел стоящего у входа Гиллбора.

— Ну, давай показывай, где и что вы обнаружили. Годр нерешительно вошел в корабль, уводя всех за собой.

— Я наткнулся на это в энергетическом накопителе, — медленно произнес он.

Изоляционный люк был открыт, и Моти-Мар сразу же пролез вовнутрь.

— Ну, где это? — спросил он, когда два годра и Паст спустились вслед за ним.

— Там, за тем блоком, — ответил Золлар, протискиваясь вперед. Проковыляв несколько шагов, он остановился. — Вот.

Подойдя к годру, Моти-Мар и Паст посмотрели на указанное место. Ужас от увиденного парализовал их почти одновременно.

Между двумя блоками энергетического накопителя лежал труп миротворца. Его голова была так изувечена, что опознать мертвеца было почти невозможно. Никогда в жизни Мот не видел ничего более ужасного и отвратительного. Стоя в оцепенении у трупа, Мот настойчиво гнал прочь мысль о том, что все происходит на самом деле. Мир завертелся у него перед глазами, к горлу подступила тошнота, Моти-Мару пришлось поспешно отвернуться.

Паст тоже чувствовал себя плохо, но он успел вовремя отвести свой взгляд от жуткого зрелища. Схватив Моти-Мара за плечи, Паст вытащил его из энергетического накопителя и, когда тот немного успокоился, тихо спросил:

— Кто это, Мот?

Сплюнув, Моти-Мар уставшим взглядом посмотрел на Паста и сел на пол.

— Ты видел небольшое родимое пятно справа от носа?

— Ты хочешь сказать?.. — Паст замолчал, не решаясь произнести роковое имя, и с опустошенным видом тоже опустился на пол.

Мот измученно кивнул.

— Удачное место выбрано. Стоит звездолету взлететь, и через секунду трупа уже не будет.

— Нужно предупредить ребят! — Паст с неожиданно вспыхнувшей в нем энергией вскочил на ноги, но Мот остановил его, схватив за руку.

— Не надо, я совсем не уверен, что Авторааму не удастся прочесть мысли кого-нибудь из наших. Нам самим не помешало бы чуть поостыть.

Молча согласившись с разумными доводами Моти-Мара, Паст опять сел.

— Что же теперь делать, Мот? — тихо спросил он.

— Делать? — Мот каким-то бессмысленным взглядом посмотрел на Паста. — Что же можно делать? Конечно то, что нужно…

— В каком смысле?

— Паст, почему я должен всем все разжевывать? Почему никто не хочет напрячь свои мозги и чуток подумать?!

Почему вы не видите того, что должны были бы видеть?! Ответь мне, почему?!

— Не горячись, командир, не надо.

— Не надо?! — Мот уже почти кричал. — Ответь мне, почему ты не заметил, что на крейсере что-то происходит?

— Но у меня ведь нет твоих способностей! — Паст неопределенно взмахнул рукой, обведя круг возле головы.

— Ну хорошо, а глаза-то у тебя есть?!

Обхватив голову руками, Мот с огромным трудом сдержал непреодолимое желание взвыть во весь голос — словно дикий зверь в бессильной злобе — и выпустить на волю все свои не самые лучшие инстинкты. Устав от борьбы с самим собой, он лишь жалобно, едва слышно заскулил, и по его щеке потекли облегчающие душу слезы.

Спор прекратился так же внезапно, как начался, и Паст, не ощущая больше необходимости оправдываться, удовлетворенно вздохнул. Он не стал успокаивать Моти-Мара, понимая, что тому необходима разрядка, а незаметно поднялся и полез обратно к энергонакопителям, чтобы посмотреть, чем заняты годры. Те о чем-то спорили, но, заметив его, сразу же замолчали.

— Двигайте к нам! — приказал Паст, поворачивая обратно и махнув годрам рукой в сторону выхода.

***

Задуманная Моти-Маром операция проходила почти так, как было намечено. Когда празднество начало подходить к концу, из зала незаметно стали исчезать превращенные в зоунов ребята, а Мот, чтобы отвлечь внимание Автораама, убедил того отправиться с ним на прогулку по крейсеру, дабы обсудить в спокойной обстановке предполагаемый план действий против Галактического флота. Прошло более получаса их бессмысленной болтовни, когда Моти-Мар заметил, что монстр начал проявлять признаки беспокойства.

— Как я понял, ты предлагаешь прямую атаку всеми силами сразу? — спросил Мот, стараясь придать своему голосу заинтересованность.

— Да, только так, — Ант обеспокоенно завертел головой, — но давай обсудим это позже, сейчас я очень устал и хочу спать, извини, — Ант-Ром хотел было повернуться и уйти, но Мот преградил ему путь.

— Честное слово, дружище, я тебя не понимаю. Ты ведешь себя так, будто не рад моему возвращению, — Моти-Мар изобразил на своем лице обиду.

— Что ты, что ты, просто я подумал, что у нас еще будет достаточно времени для разговоров. Предлагаю вернуться к ребятам.

— Ну зачем же к ребятам? Лучше все обсудить спокойно, в тишине.

— Нет, так не годится. Сегодня у нас праздник, и я хочу провести его вместе со всеми.

Ант-Ром решительно повернулся и направился в сторону общего зала. Любые возражения были бесполезны, и Мот понял, что ему ничего другого не остается, как последовать за монстром в надежде на то, что ребята успели уже все сделать. Он не мог решиться на открытую схватку, не зная точного соотношения сил.

Монстр прошел вперед не больше сотни шагов, как вдруг резко остановился и весь напрягся, словно выполняя какую-то изнурительную работу. Мот замер вместе с ним, ожидая, что тот вот-вот нападет на него, но ошибся. Постояв несколько секунд, монстр повернулся к нему и, мило улыбнувшись, как ни в чем не бывало спросил:

— Так что тебе, Мот, было непонятно в моем тактическом плане?

— Ну-у… — Моти-Мар на мгновение замялся, он не сомневался, что что-то должно было произойти в ближайшее время. — Ну, мне непонятно, как мы сумеем убедить годров Автораама, что Галактического Бога больше не существует?

— Как? — Ант-Ром дико захохотал.

Это был какой-то странный, нечеловеческий смех, и Моти-Мар почувствовал, как по спине у него потекли капельки холодного пота. Он уже почти оцепенел от неимоверного напряжения, ожидая атаки монстра, но тот не спешил, словно желая подольше насладиться предсмертной агонией жертвы. Мот был на пределе. Еще несколько секунд, и он напал бы первым, но неожиданно позади него раздалось гулкое эхо чьих-то шагов. Слегка повернув голову — чтобы не выпускать из виду Автораама, — он посмотрел назад и увидел остановившуюся возле него Номари. Девушка оказалась полностью вооруженной, за ее спиной виднелась рукоять энергомеча, а в руках она держала готовый к бою излучатель. Чтобы не поддаться панике, Моти-Мару понадобилось все его самообладание. Он прекрасно понимал, на чьей стороне будет драться Номари, и не питал по поводу окончания схватки никаких иллюзий.

Развернувшись полубоком, чтобы в поле зрения находились оба противника, Мот решил играть свою роль до конца и беззаботно улыбнулся.

— Привет, Номари! — поздоровался он с девушкой, приподняв вверх правую руку. — Ты с праздника? Как повеселились?

— Мне там не понравилось, я не люблю веселиться без Анта, — ответила Номари каким-то чужим голосом и автоматически бездушно улыбнулась.

— Я понимаю, — Мот с трудом удержал на своем лице улыбку, — Ант хвастал мне, что вы решили соединиться.

— Извини, дорогая, но я должен был рассказать об этом Моти-Мару.

Монстр даже не удосужился убрать с лица Ант-Рома угрюмое выражение.

— Ничего страшного, — произнесла Номари, подойдя на шаг ближе к Моти-Мару. — Я люблю тебя и готова рассказать об этом кому угодно.

Игра была просто ужасной. В поведении Ант-Рома и Номари не было ничего человеческого. Монстр явно терял над собой контроль, и сорваться он мог практически в любую секунду.

Номари сделала еще один шаг вперед, и Мот опытным взглядом сумел заметить, как напряглись ее мышцы, готовясь к решающему броску. Теперь счет шел на доли секунды.

Мот был готов к бою, но того, что произошло в следующее мгновение, он никак не ожидал. Он буквально оцепенел от ужаса, когда живот Ант-Рома с жутким треском разорвался и оттуда с невероятной скоростью выскочили два щупальца — таких же, как были у скетов. Видя перед собой людей, Мот подсознательно ожидал лишь человеческие способы нападения, он даже не сделал попытки уклониться от атаки монстра Щупальца врезались Моти-Мару в плечи и мгновенно вонзили ему под кожу свои заостренные трубочки. Они начали «буравить» руки Моти-Мара и, просунувшись вовнутрь почти на всю их длину, закрутили их за спину. От чудовищной боли Мот не мог даже закричать. Дрожа всем телом, с безумными расширенным зрачками он лишь судорожно хватал ртом воздух, моля провидение о смерти. Мот уже почти потерял сознание, когда почувствовал, как с его головы вместе с волосами сдирают защищающие мозг растения. В ту же минуту он услышал жестокий смех Галактического Бога. Он прозвучал у него в мозгу, и Мот понял, что Автораам проник в его сознание.

— Не правда ли, какое быстрое окончание схватки? Уверен, ты не ожидал этого, командир.

Ответить монстру у Моти-Мара не было сил, он лишь смог гордо поднять голову и с ненавистью посмотреть на то, что еще совсем недавно было Ант-Ромом. От человеческого облика осталась лишь голова миротворца, распухшая до невероятных размеров. Остальное же представляло собой помесь акроса и скета, с чудовищным несоответствием перемешавшихся между собой.

«Будь ты проклят, ублюдок! — мысленно выругался Мот. — Ты думаешь, что выиграл, но ты ошибся. ДоЗемли тебе не добраться!»

Чтобы не потерять сознание, Мот с невероятной силой сжал зубы. Он хотел было еще что-то добавить в адрес издевавшегося над ним монстра, но неожиданно на него обрушился чудовищной силы мозговой удар. Это был не тот удар, который он получил от Артугеаса, — это было намного хуже. Жуткая, буквально разрывающая голову боль пронзила мозг Моти-Мара с такой силой, что у него начали вылезать из орбит глаза, а рот наполнился тягучей кровавой пеной. На мгновение Мот провалился в бездну мрака, но затем, будто кто-то хотел побольше помучить его, он снова вернулся назад. Боли уже не было, и у Моти-Мара мелькнула надежда, что он опять вырвался, но неожиданно для самого себя он понял, что видит свое изувеченное тело со стороны. Ощущение было такое, будто его вышибли из тела ударом огромной кувалды. В бессильной ярости он метался вокруг своего тела, пытаясь проникнуть внутрь, и каждый раз что-то отбрасывало его назад.

Вдруг он услышал голос Автораама:

— Две минуты, и тебя не станет. Но ты ошибаешься, если думаешь, что умрешь со счастливой мыслью о спасении Земли — этого я не допущу…

Мот хотел ответить монстру, но не смог. Он был ничем — пустотой в пространстве, бестелесным призраком, который не способен был предотвратить даже собственную гибель.

— Ты думаешь, что, предупредив свою базу, ты спас Землю, но понимаешь ли ты, с кем вздумал тягаться! Миротворцы… Ха! Да я уничтожил бы вас с ходу, если бы не акросы. Они дали мне не только мощь, но и слабость. Они изменили мою генную структуру, и я разделился, даже не желая этого. Акросы были бы довольны — их потомку нет больше необходимости соединяться с другими сородичами. Одно плохо — с разделением я потерял половину моего могущества. Именно благодаря этому вы и смогли какое-то время беспокоить нас. Вам даже удалось лишить меня одной половины. Ты почти перехитрил меня, но через несколько секунд тебе наступит конец! Да, чуть не забыл. Вашу любимую планету и недоразвитых людишек на ней не спасет и сотня боевых баз. Земля будет уничтожена, как бы вы ни старались предотвратить это! Более того, наверняка она уже уничтожена! Я даже не боюсь сказать как, ведь до твоей смерти осталось лишь мгновение. Я уже с трудом удерживаю тебя здесь…

***

Дворцовая площадь напоминала взволнованный улей. Рекки окинула взглядом собравшуюся толпу и невольно содрогнулась. Похоже было, что все жители Пхасты вышли на улицы города для разговора с ней. Весть о нашествии годров-демонов облетела остров, и люди, позабыв о своей вражде, мелких неурядицах и спорах, как-то сразу сплотились. Они были настроены решительно. Шли разговоры о неких засадах, хитроумных ловушках. Предлагались невероятные проекты чудо-оружия и еще многое, многое другое. Но в результате все ждали, что скажет Рекки. Тысячи пар глаз с надеждой смотрели на нее, придавая ей образ спасительницы и возлагая на хрупкие женские плечи непомерный груз ответственности.

Рекки подняла руку, и площадь замерла.

— Люди! — Рекки выждала многозначительную паузу. — Вы все знаете, кто я и зачем пришла к вам! Многие слышали это из моих уст, но очень многие только от других людей. Сейчас, — Рекки взяла в руки свой тестер, — я покажу всем, кто еще не видел, как выглядят демоны, или, проще говоря, годры. Не пугайтесь, это будет всего лишь их злой дух, который не сможет причинить вам вред! Вы должны привыкнуть к внешности годров, чтобы не поддаться панике при их нападении.

Последние слова Рекки заглушил жуткий гул, неожиданно донесшийся с небес. Люди в страхе посмотрели вверх, и в ту же секунду Землю озарило сияние еще одного солнца. Огромным, пылающим шаром оно падало прямо на остров, низвергая собравшуюся многотысячную толпу в бездну ужаса.

Рекки мгновенно оценила обстановку. Это был огромный метеорит, и она не сомневалась в том, что послан он монстром. «Как же так, — думала она. — Ведь акросы уверяли, что у нас есть в запасе почти целый год». Мысли Рекки, словно люди на площади, беспорядочно метались, а сама она настойчиво пыталась внушить себе невозможность столь быстрого конца…

***

Крик, оборвавший излияния монстра, раздался так внезапно, что Мот сразу не сообразил, что происходит. Он не поверил своим глазам, когда увидел напавшую на Автораама Бети. Отразив удар Номари, она бросилась вперед и одним взмахом меча перерубила оба щупальца монстра. Раздавшийся вслед за этим вопль был похож на рев огромной обезумевшей толпы. У Моти-Мара создалось впечатление, будто на него налетела чудовищная волна звуков, которая пыталась поглотить и уничтожить его. Мот пришел в себя только тогда, когда этот рев стих. Неожиданно он почувствовал, что его куда-то неумолимо несет. Сперва у него мелькнула надежда, что он возвращается в свое тело, но затем Мот заметил, что его «тащат» совсем в другом направлении. Взглянув туда, он, к своему ужасу, увидел невероятный смерч, похожий на чудовищный туннель, в конце которого зияла огромная черная дыра. Смерч засасывал, и у Моти-Мара совсем не осталось энергии для борьбы с ним. Это был конец.

Мысленно распрощавшись с этим ярким, сияющим миром, Мот решил в последний раз взглянуть на него и на уже уходящее в другое измерение место своей гибели. Монстра и Номари там больше не было — вероятно, они бежали, — а тело Моти-Мара, заливаясь слезами, трясла Бети, напрасно пытаясь вернуть его к жизни. Мот не слышал ее рыданий — он уже был слишком далеко, — он даже не заметил того, как девушка приложила к его груди левую руку.

«Прости, прости…» — мерцали в сознании Моти-Мара последние, затухающие мысли.

Мот понял все только тогда, когда из исчезающего уже мира в его бестелесное сознание врезался сияющий энергетический поток. Мысли вдруг заработали на удивление четко, и Моти-Мар, предприняв последнюю попытку утопающего, хватающегося за соломинку, рванулся прочь от засосавшего его смерча. Мот не знал, сможет ли он вырваться. Он даже не знал, как вернуться обратно в свое тело. Он полагался лишь на удачу, и она его не подвела.

Вырвавшись из объятий страшного смерча, Мот, не сбавляя скорости, врезался в свое тело, сразу же впившись в него всеми своими мыслями. Сначала Моти-Мар услышал гулкий, размеренный стук, затем к нему вернулась боль, и он открыл глаза. Ему в лицо дышала заплаканная, но сияющая от счастья Бети, и Мот понял, что вернулся. Первым желанием Моти-Мара было обнять девушку, но, шевельнув руками, он лишь взвыл от чудовищной боли и до крови закусил губу, чтобы не потерять сознание.

— Вытащи это, — произнес Мот дрожащим голосом, показывая глазами на обрубки щупалец монстра, торчащие у него из плечей.

— Нет, милый, не сейчас, — Бети рукавом вытерла со щек слезы. — Эти трубки вошли в твои руки до самых кистей. Если я начну извлекать их, ты можешь не выдержать такой сильной боли.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — Мот говорил с одышкой, словно ему не хватало воздуха. — Но должен признаться, мои руки и так невыносимо болят.

— Потерпи, милый, я сейчас доставлю тебя в медицинский отсек. Там ты не будешь чувствовать боли, и там тебя освободят от этих обрубков.

— Где Автораам? Где Номари? — спросил Мот, с помощью Бети поднимаясь на ноги. Его руки безжизненно повисли, и он не в состоянии был даже пошевелить ими.

— Они бежали, — обхватив Моти-Мара за плечи, Бети поддерживала его. — Я ранила Галактического Бога.

Мот посмотрел на оставленный Автораамом кровавый след.

— Они ушли к рубке управления. Там Паст, он их не впустит, но на всякий случай я должен быть рядом, — Мот с надеждой посмотрел на Бети. — Как ребята'? С ними все в порядке?

— Ну-у, относительно да. Как только мы надевали им на голову защиту, они тут же теряли сознание. Мы уложили их всех в твоей каюте прямо на полу.

— Понятно. А что произошло с Номари?

— Номари и еще троих мы не успели обработать. Они неожиданно получили установку и…

— Кто-нибудь пострадал? — с волнением спросил Мот.

— Не-ет, все хорошо. Только одно небольшое ранение у Диз-Ри. Троих ребят, получивших от Автораама установку, мы тоже обезвредили, они сейчас надежно упакованы в противогравитационных камерах. Бежать удалось только Номари.

— Молодцы, вы хорошо поработали, а теперь пошли к рубке управления. Мы не должны упустить эту гадину. Он ранен, но по-прежнему очень опасен.

— Мот, может, лучше я доставлю тебя в медотсек? Ребята справятся и без тебя.

— Нет!!! — Мот излишне резко оттолкнул Бети. — Только к рубке управления! С Автораамом Номари, и я боюсь, что ребята растеряются и упустят их.

— Хорошо, хорошо! — Бети поддержала шатающегося Моти-Мара. — Только разреши, я помогу тебе.

Кивнув головой и приняв помощь Бети, Мот направился к рубке управления крейсера. Предстояла последняя решительная схватка с Автораамом, но он почему-то совсем не волновался. Мот был хладнокровен, как никогда. Одно беспокоило его — уверенность монстра в том, что Земля уже уничтожена.

***

До рубки управления Мот и Бети добрались без осложнений. Лишь у двери им пришлось немного задержаться. Паст не хотел их впускать, не удостоверившись предварительно, что среди них нет монстра.

— Извини, командир, за недоверие, но совсем недавно здесь был монстр в твоем облике, — произнес Паст, встретив Моти-Мара у двери и помогая ему войти.

— Все в порядке, ты поступил правильно, — Мот сел в кресло. — Дай быстрее на обзорный экран все стартовые площадки. Мы не должны упустить Автораама.

Искоса поглядывая на Моти-Мара, Паст быстро сманипулировал какими-то клавишами на пульте управления, и обзорный экран вспыхнул изображением шести стартовых площадок.

— Ты в ужасном состоянии, командир, — Паст пододвинул кресло Моти-Мара поближе к своему и сел рядом с ним.

— Перестань, это сейчас неважно, — Мот не сводил глаз с обзорного экрана.

— Да, конечно, — Паст в упор посмотрел на Моти-Мара. — Командир, я получил мысленный луч с нашей базы возле Земли от Лас-Каса…

— Вот они!!! — крикнул Мот, заметив на одной из стартовых площадок монстра и Номари. — Кажется, это третья. Паст, быстро изолируй ее от крейсера и свяжись с ближайшим стрелковым постом.

— Командир, кажется, ты не расслышал — я получил сообщение от Лас-Каса, — тихо произнес Паст, выполняя приказ Моти-Мара.

— Извини. Что там у них? Надеюсь, они в полном порядке? — Мот упорно старался не думать о худшем.

— Я изолировал третью площадку, всю, кроме внешней стены, — доложил Паст вместо ответа. — Ближайший стрелковый пост восемнадцатый, но оттуда никто не отвечает. По-моему, там никого нет.

Мот повернулся к Бети.

— Давай, беги туда и по прибытии сразу же свяжись с нами!

— Хорошо.

Бети выбежала из рубки управления, и Мот опять повернулся к обзорному экрану, на котором теперь были только третья стартовая площадка и звездная панорама Вселенной.

Как ни странно, но монстр не спешил удирать. Все еще находясь в облике Моти-Мара, он сидел у входа в боевой корабль и, казалось, о чем-то напряженно думал.

«Пытается вызвать своих зоунов», — догадался Мот. Крепко сжав зубы, он не отрываясь смотрел на обзорный экран.

— Посадил Номари к боевому излучателю корабля и теперь чувствует себя в безопасности, сволочь, — Мот все никак не решался спросить о сообщении с базы. Он чувствовал нерешительность Паста и боялся, что у того есть на это особые причины. — Итак, — Мот решил все же подтолкнуть друга, — что там у Лас-Каса?

— Монстру удалось атаковать Землю.

— Ну и?.. — Мот почувствовал, как мелкой дрожью затряслись его ноги.

— Мир Божий уничтожен, командир. — Паст избегал смотреть Моти-Мару в глаза. Он чувствовал себя так, словно огласил сейчас смертный приговор сотням тысяч ни в чем не повинных людей.

— Как?!! — Мир завертелся у Моти-Мара перед глазами. Он вдруг горько пожалел о том, что всего лишь несколько минут назад избежал смерти. — Как?!! Как это произошло? Как Лас допустил это?! Я же предупредил его! — Зубы Моти-Мара отбивали нервную дрожь, но он ничего не мог поделать с этим.

— Лас-Кас сообщил, что во время одного из патрульных дежурств на орбите Земли они заметили три огромных метеорита, приближающихся к ним на большой скорости. Мозговой центр базы, просчитав траекторию их движения, заверил, что метеориты пройдут вне опасной близости от планеты. Ребята поверили, успокоились и перестали обращать на них внимание.

— Метеориты оказались управляемыми, — догадавшись, тихо произнес Мот.

— Да. Это выяснилось лишь тогда, когда, поравнявшись с Землей, метеориты вдруг изменили траекторию своего полета и с огромным ускорением пошли на сближение с планетой. Ребятам удалось уничтожить только два из трех, но и одного прорвавшегося оказалось вполне достаточно. Лас сообщает, что последствия катастрофы просто ужасны. Удар при столкновении был так силен, что Земля даже сместилась по оси вращения.

— А люди, неужели никто не остался жив? — Мот с надеждой посмотрел на Паста, но тот лишь отрицательно покачал головой.

— Взрыв был такой мощности… — Паст замолчал, не зная, какими словами описать чудовищные последствия катастрофы. — Ребята спускались на планету… Огромный кратер… Там сейчас такое пекло… Почти половины поверхности Земли не видно из-за поднявшегося в атмосферу пепла.

— Это конец, — произнес Мот дрожащим голосом. — Конец всего. Зачем мы теперь нужны?

— Мот, я на месте!

Голос Бети вернул Моти-Мара к происходящим на крейсере событиям, и в его глазах зажглась пылающая, требующая удовлетворения ненависть.

— Скажи ей, пусть проверит излучатель и будет наготове, — распорядился Мот, обращаясь к Пасту.

— Бети, у тебя все в порядке? — Паст приподнялся со своего места.

— Да, я проверила излучатель — он работает.

— Приготовься, похоже, тебе сейчас предстоит основная работа. — Паст повернулся к Моти-Мару: — Какие будут указания, командир?

— Открывай входные шлюзы на третьей — это поторопит монстра с вылетом. Я не могу больше видеть это чудовище живым.

— А как же Номари? Неужели мы даже не попытаемся спасти ее?

Мот отрицательно покачал головой.

— Мы не сможем, Паст. Все, что могли, мы уже сделали. Как только мы попытаемся войти на стартовую площадку, монстр поймет, что защита снята, и расстреляет крейсер.

— А если аварийными ходами, по внешней стене? Уверен, монстр не ожидает этого.

Мот обреченно вздохнул.

— Монстр-то, возможно, не ожидает, но ты не принимаешь в расчет Номари. Она в рубке управления, и у нее полный обзор. Даже если она не заметит вас — что маловероятно, — вас засекут приборы корабля. Вы не успеете и двух шагов сделать, как Номари уничтожит вас.

— Ты, конечно, прав, но я не могу вот так просто осудить ее на смерть!

— Думаешь, для меня это просто?! — Мот гневно сверкнул глазами. — Я вижу, ты меня совсем за человека не считаешь?!

— Извини, я погорячился, — Паст виновато опустил голову.

— Все в порядке, я тебя понимаю. Мне тоже жаль Номари, но я лучше собственноручно убью ее, чем отдам во власть монстра! — Мот вздохнул. — Давай открывай шлюзы и покончим с этой тварью раз и навсегда.

Мот был прав, и Паст это прекрасно понимал. Он больше не стал спорить с командиром, а, набрав нужный код, открыл входные шлюзы третьей стартовой площадки. Паст не меньше Моти-Мара хотел разделаться с Автораамом, но его буквально передергивало, когда он думал о том, что вместе с Галактическим Богом придется уничтожить Номари. Ее смерть переполняла чашу его терпения. Она-то уж никак не могла вписаться в график допустимых жертв в борьбе с Автораамом. Слишком много было этих жертв, слишком много. Мир Божий вместе со всем населением погиб, и ответственность за это в равной мере лежала на каждом миротворце.

Как только монстр заметил, что шлюзы открываются, он мгновенно ринулся в свой корабль, спасаясь от проникающего на стартовую площадку открытого космоса Звездолет тут же взлетел и, не дожидаясь, когда вход станет достаточно широким, мощным выстрелом излучателя разнес двери шлюза. Проскочив в образовавшуюся брешь, корабль на мгновение замер, пытаясь сориентироваться для дальнейшего полета. Монстр не хотел рисковать и бросаться наутек, сломя голову. В этом районе Галактики обитаемые и необитаемые миры располагались с такой плотностью, что любая попытка слепого прорыва заранее была бы обречена. Монстр был уверен, что его не станут атаковать. Миротворцы наверняка попытаются спасти девушку. Он почти не сомневался в своем удачном побеге.

Мот не ожидал, что Автораам вырвется до полного открытия шлюза. Когда корабль монстра, вылетев из крейсера, на мгновение замер, Моти-Мару вдруг показалось, что он упустил Галактического Бога и тот улизнет от заслуженного возмездия.

— Бети, стреляй!!! — закричал Мот не своим голосом, нагнувшись к самому переговорному устройству.

— Мот, я не могу! Там ведь Номари! — в голосе девушки слышались истерические нотки.

— Бети!!! — Мот запаниковал уже не на шутку. — Монстр атаковал Землю, он уничтожил всех людей на ней! Понимаешь, всех!!! Там сейчас все в огне!!! Бети, через мгновение это чудовище сориентируется в космосе и улизнет от нас! Он увезет Номари с собой, и она будет служить ему! Ведь ты не хочешь этого?! Бети!!!

Девушка молчала, но за нее ответил излучатель, выстрел которого с первого раза попал в цель. На секунду вспыхнуло маленькое солнце, и в следующий миг корабль монстра был уничтожен вместе с теми, кто в нем находился.

Мот с опустошенным видом повернулся к Пасту.

— Свяжись сейчас же с восставшими годрами, — приказал он.

— Что им передать, командир?

— Всего два слова, — тихо произнес Мот. — Всего два слова — мы вместе.

Все было кончено. Это была победа, но Мот почему-то не чувствовал ни радости, ни облегчения. Это была победа с горьким привкусом поражения. Победа, окутавшая дальнейшую судьбу миротворцев густым туманом неопределенности.

СТИГЛЕРЫ — НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ МИРОТВОРЦЕВ

Глава 1

Первое, что он сделал — подобрал все брошенные в него камни и аккуратно уложил их в дорожную сумку. Затем, виновато улыбнувшись, словно извиняясь за свою ловкость, направился к торговым рядам базарной площади. «Работать» сегодня ему больше не хотелось. Полная сумка камней приятно оттягивала плечо и обнадеживающе волновала пустой желудок. Этого запаса ему должно было хватить дней на семь. Целых семь дней без страха и унижений! Семь дней сытой, человеческой жизни…

Его звали Лад — Одержимый Лад, если быть до конца точным. Никто не знал, откуда он пришел и когда. Лад и сам не помнил этого. Оставаясь почти полностью безучастным к окружающей его жизни, он питал только одну непреодолимую страсть — к звездам. Спрятавшись где-нибудь, Лад мог ночь напролет любоваться ими. И тогда он забывал обо всем, и в его глазах что-то загадочно менялось, будто остатки потерявшегося разума пытались пробиться в дремлющее сознание.

Одержимый Лад был своего рода достопримечательностью небольшого независимого городка Речи, не принадлежащего ни одному из государств и являющегося своеобразным рубежом между цивилизованным миром и разрозненными племенами, обитающими в диких лесах. Из одежды Лад — кроме дорожной сумки и грубой полотняной накидки — ничего не носил. Его огромный рост и могучий торс вызывали завистливые взгляды приезжих воинов, которые в один голос утверждали, что справедливости на свете не существует. Они горели желанием доказать свое превосходство и долго ждали, когда Лад вновь явится на базарную площадь…

Видя, что на сегодня игра окончена, люди не спеша начали расходиться. Некоторые еще разочарованно стояли на месте, провожая одержимого тоскливым взглядом, но большинство уже делилось впечатлениями с торговцами. Неожиданно всеобщее внимание привлек рослый воин явно благородного происхождения. Он вышел из общей массы людей и быстро преградил одержимому путь.

— Не торопись, — незнакомец вытянул вперед руку. Ему было лет сорок, а его уверенные движения и властный взгляд говорили о привычке повелевать. — Я только приехал и хочу, чтобы ты поиграл еще — лично со мной!

Лад с идиотской ухмылкой приподнял свою сумку и, довольный собой, произнес:

— Нет, мне хватит и этих камней. Может, как-нибудь потом?

— Ты меня не понял. — Воин как-то недобро улыбнулся и взял из рук одержимого сумку, которую тот даже не попытался отстоять. — Ты, кажется, обмениваешь эти камни на пищу?

— Да, он обменивает их на базаре, — ответил вместо Лада пожилой тучный человек в роскошной одежде с массивной золотой цепью на шее. Он протиснулся сквозь толпу в сопровождении двух городских стражников и остановился напротив неизвестного воина. — На камнях высечена моя печать, и никто не смеет забирать их у одержимого. Вы находитесь на территории вольного города Речи и обязаны соблюдать здешние законы.

— Как я понимаю, передо мной староста? — незнакомец без какого-либо интереса посмотрел на своего собеседника. — Кажется, я вас не звал.

На оплывшем лице старосты проскользнуло едва заметное замешательство.

— Да! — излишне резко выкрикнул он, пытаясь сохранить достоинство. — Я староста, и вам придется отдать одержимому его камни!

— Вот как?!

На лице незнакомца не дрогнул ни один мускул. Он даже не подал никакого знака, а возле него уже выстроилось около десятка зловеще выглядевших воинов.

— И кто же заставит меня это сделать?!

— Вы неправильно меня поняли. — Голос старосты упал на три четверти от прежнего. — Просто у нас такой порядок. Желающие участвовать в играх ждут, когда одержимый проголодается.

— А разве сейчас он сыт? — злорадно спросил воин. Староста нервно сглотнул. Боясь потерять независимость, в городе опасались конфликтовать с заезжей знатью.

— Нет, но…

— Прекрасно, — перебил незнакомец старосту и демонстративно отвернулся.

Он обвел взглядом собравшуюся толпу любопытных и сделал шаг в направлении своих воинов. То ли желая продемонстрировать свое превосходство, то ли делая некое предупреждение, воин положил правую ладонь на рукоять меча, украшенную огромным рубином, и пальцами стал выбивать на ней дробь. Минута пролетела в напряженной тишине. Казалось даже, что исчез извечный шум базара. Лишь мерная дробь звучала над площадью — неестественно громко и слишком странно, чтобы на нее можно было не обращать внимания. И все это время с лица незнакомца не сходила некая страшная тень. Страшная от того, что она будто бы открывала в обычном человеческом облике ту грань, за которой ничего людского уже не оставалось.

— Ну что ж, — незнакомец оставил наконец в покое свой меч и обвел горожан победным взглядом, — я накормлю одержимого, и он получит свои камни, но только после игры. Думаю, так будет справедливо?!

Возражений не последовало. Люди толпились на площади и, словно волчья стая на свою жертву, смотрели на одержимого.

Не понимая, что происходит, Лад некоторое время потоптался на месте, пытаясь заглянуть в глаза окружающих его людей, затем, словно наглядный укор им, понуро направился к своему месту в играх.

Глава 2

Эди-Стаут продвигался вперед в полном недоумении. Сейчас он совершал такой поступок, который иначе чем идиотским назвать было просто невозможно.

Лишь год назад он получил должность Лидера Сил Безопасности, а уже так рискует ею. В тридцать лет о таком назначении не мог мечтать практически никто из двухсоттысячного населения Конуса. Фактически Стаут был теперь третьим человеком в иерархии власти, и приказывать ему могли лишь Хаус-Нари — начальник инспекционного надзора да сам Глава. Но даже эти важные персоны не могли сравниться с ним в популярности среди населения. Имя Эди-Стаута окружал такой ореол славы, разрушить который мог лишь один человек — он сам. И тем более невероятным казался факт, что именно этим он сейчас и занимался.

Стараясь не думать о последствиях своего поступка, Эди взглянул на щуплого человека, идущего впереди него. Даже защитный костюм, способный придать объем любому телу, не мог скрыть отсутствия мышц у своего хозяина. Эди недолюбливал людей такого типа, считая их не способными ни на что хлюпиками. На секунду Стаутом овладело желание повернуться и пойти обратно — как можно дальше от неприятностей, — но неожиданно идущий впереди человек резко остановился, и Лидер Сил Безопасности налетел на него всей своей массивной фигурой. Выругавшись и сплюнув сгоряча вовнутрь защитного костюма, Эди помог подняться на ноги проводнику и, словно надзиратель, нетерпеливо спросил:

— Далеко еще?

— Ну и ну, не думал я, что для тебя расстояние представляет такую непреодолимую преграду.

Эди увидел перед собой худое улыбающееся лицо и почему-то страшно обиделся. Ему вдруг показалось, что когда-то подобная ситуация уже возникала и кто-то из родных ему людей таким же образом поддевал его.

— Ваша ирония неуместна, — неуверенным тоном произнес Стаут. — У вас не найдется и сотой доли тех достоинств, которые имеются у меня!

— Мнда-а, — проводник, сдерживая смех, закашлялся, — ты всегда страдал уязвимым самолюбием.

— Ну все, хватит! — вспылил Эд. — Давай двигать дальше! Вы сильно рискуете, ведь я могу передумать.

Обескураживающе улыбнувшись, проводник повернулся к Стауту спиной и, поправив свой обвисший костюм, уверенной походкой двинулся в прежнем направлении.

— Ты не повернешь обратно, — тихо произнес он. — Если уж ты начинал какое-нибудь дело, то обязательно доводил его до конца.

Эд промолчал. Ему не нравилось, что проводник разговаривает с ним, словно старый закадычный друг, или хуже того, как младший назойливый брат. Еще не поздно было повернуть назад, но Эди-Стаут, как ни странно, меньше всего этого хотел. Наблюдая за идущей впереди тощей фигурой, он вдруг начал вспоминать свою жизнь, просто чтобы как-то убить время.

В результате полученной во время знаменитого прорыва из пустоты травмы головы Эди-Стаут совершенно не помнил своего детства. Его прошлое начиналось с того дня, когда он был назначен на должность командира разведывательного корабля на одном из крейсеров Конуса. Это было началом блистательной карьеры Эди-Стаута, и в тот момент ему было только двадцать пять. В отличие от других своих коллег Эд не принял на веру авторитетное мнение предшествующих поколений о невозможности выхода из провала. Рискуя поставить крест на дальнейшей карьере, он не стал ограничиваться бесполезной разведкой пустоты, а сразу же предложил до безумия невероятную теорию прорыва. Даже сейчас — спустя пять лет — Эд помнил, какие изумленные лица были у членов комиссии инспекционного надзора. Первым тогда пришел в себя Хаус-Нари…

— Ты достаточно ясно осознаешь, что предлагаешь? — напряженно спросил он. — Понимаешь ли ты, что с того момента, как Конус втянуло в пространственный провал, прошло уже более двух тысяч лет? Как ты думаешь, сколько вполне достойных разведчиков за это время исследовали пустоту, пытаясь найти выход?

— Достаточно много для того, чтобы их мозг настроился на невозможность прорыва, а глаза не видели очевидного, — ответил Эд.

— Хорошо, не будем обсуждать предшественников, обсудим конкретно твою идею. — Хаус-Нари взглянул на членов комиссии. — У кого возникли вопросы к Стауту, прошу их задавать.

Со своего места поднялся аккуратного вида и небольшого роста старичок. Вежливо откашлявшись и дав тем самым понять окружающим, что собирается говорить, он, прищурив глаза, громогласно произнес:

— 2118 лет назад Конус попал в пространственный провал. — Звонкий голос старичка совершенно не подходил к его небольшому росту и морщинистому лицу. — У нас не сохранилось документальной хроники того дня, до нас дошла лишь запись, сделанная неким Лас-Касом. По непроверенным данным он был некоторое время Главой Конуса. Каждый живущий ныне человек знает эти исторические строки, но я все же зачитаю их еще раз. — Старик предупредительно кашлянул и поднес к лицу лист бумаги. — «…Ничто не предвещало опасности, когда это произошло, и мы не были готовы к сопротивлению. Сначала мы услышали тихий свист, затем свист превратился в разрывающий перепонки вой, а само пространство неестественно сжалось, сдавливая нас и чудовищным образом уничтожая наш разум. Мы даже не заметили, как перешли грань между действительностью и запредельным мраком. Сколько времени мы летели неуправляемыми — никто из нас так и не узнал. Даже наш всесильный мозговой центр в тот момент потерял контроль над собой. Когда мы пришли в себя, вокруг нас не было ничего. Ни звезд с их планетами, ни Галактик с их неимоверным множеством миров, ни самой Вселенной. Не было ничего, кроме светло-серой пустоты и огромной невероятно черной звезды, на которую нас неумолимо несло. Никто из нас не хотел сопротивляться неизбежному концу, считая его заслуженной карой за то, что мы допустили гибель цивилизации на Земле. Мы спаслись только благодаря Моти-Мару. Именно он помог нам выкарабкаться из того охватившего наши души безразличия к собственной судьбе. Он убедил нас в том, что даже если земной цивилизации больше нет, во Вселенной найдется множество миров, нуждающихся в нашей защите и помощи. Мот говорил, что не в духе людей и тем более миротворцев так просто сдаваться. Моти-Мар вернул нам стремление к жизни, и мы начали долгую и упорную борьбу против черного великана. Ускорители базы не смогли преодолеть ужасного притяжения звезды, но Мот нашел выход даже из этого положения, использовав все имеющиеся в наличии корабли в качестве дополнительных буксиров. Борьба была упорной и изнурительной. Мы вырвались из поля тяготения черной звезды лишь спустя пять долгих лет. И каждый час этого времени все ускорители базы и ее кораблей работали на полную мощность…» — Старичок отложил в сторону лист бумаги и пристально посмотрел на Эди-Стаута. — Итак, молодой человек, понимаете ли вы, с каким трудом наши предки избежали столкновения с черной звездой?

— Да, прекрасно понимаю, — ровным спокойным голосом произнес Эд, — и советую вам изучить факты, приведенные в моем докладе. Особое внимание обратите на видеозапись. На ней ясно видно появление ярко светящегося объекта вблизи черной звезды и его внезапное исчезновение…

Глава 3

Что-то мешало ему открыть глаза, словно веки скрепили зажимами и положили на них по мешку с песком. Лад протянул руку, но пальцы сначала коснулись кончика носа и лишь затем подобрались к… Нет, глазных углублений нащупать не удалось. Страшная опухоль начиналась от самого лба, проходила через брови и, словно застывшая волна, опускалась на слипшиеся в вязком гное веки. И вдруг вернулась боль. Она пришла откуда-то изнутри и пронзила все тело. Лад измученно застонал. Боль терзала рассудок и сковывала мышцы, забирая последнюю жизненную энергию.

Словно пытаясь найти какую-то поддержку, Лад начал ощупывать окружающее пространство. Он лежат на увлажненной почве (наверное, недавно прошел дождь) с редким травяным покровом.

«Похоже на брошенное пастбище, — подумал Лад. — Но откуда я здесь? Что со мной произошло? Игра…»

Лад опять застонал, но не от боли, а от бессилия. Память почему-то функционировала на удивление плохо. «Игра… Была какая-то игра!»

В памяти вдруг всплыла жуткая картина. Старый загон для скота. Он у самой ограды, и люди… Много людей! Все кричат, все веселятся и…

— Не-ет!!!

Вырвавшийся крик вызвал новую волну острой боли, и Лад в нечеловеческом усилии преодолеть ее задрожал всем телом.

…Итак, в него бросали камни. Вот откуда эта боль. Но почему? За что? Игра! Да, они играли с ним — забавлялись, будто он загнанный на охоте хищник. Но почему?! Как они могли?!

Острая боль не давала Ладу полностью вернуть прошлое. В памяти всплывали лишь неясные, туманные обрывки.

…Много людей. Они бросают в него камни, но Лад увертывается. Люди не попадают в него. Лад не видит их лиц. Они неясны, расплывчаты — все, кроме одного. Крепкий, загорелый воин в роскошной одежде и с богатым оружием. Он почему-то с поразительной четкостью отпечатался в памяти. Он и его смех. Нечеловеческий, леденящий душу смех. Лад сначала не понимает эту несуразность памяти, но затем ему вдруг открывается страшная истина. Он опять видит много людей. Они снова бросают в него камни, и тот воин тоже. Его камни летят с необыкновенной скоростью. Он единственный, чьи броски достигают цели. Лад словно бы заново чувствует на себе каждое попадание. Людей страшно радует эта забава. Они смеются над ним и, когда Лад падает, начинают ногами избивать его. Потом был мрак и какой-то странный, непонятный сон. Или это был не сон? Может быть, сон — это та страшная игра? Но откуда тогда боль?

Неожиданно Лад поймал себя на мысли, что с того самого момента, как он очнулся, вокруг него что-то происходит. Детский истерический плач, чьи-то отчаянные, наполненные ужасом вопли, шум непонятной борьбы и неестественное завывание ветра — все это он ошибочно принимал за слуховые галлюцинации. Виновата была боль. Она отделяла окружающий мир от Лада, словно некая непроницаемая стена, и не давала ему более полно воспринимать поступающую в мозг информацию. Трудно было что-либо разобрать из общей мешанины звуков, но главное понять удалось. Во всем чувствовался некий привкус страха, привкус той всеобщей паники, когда человек уже неспособен здраво мыслить, а отдается во власть инстинктов. Лада больше не волновало то, что произошло раньше. Он словно растворился в окружающих его звуках и атмосфере непонятного ужаса, витающего вокруг.

— Что происходит?

Вопрос безответно ушел в пустоту, и Лад почувствовал, как страх начинает окончательно поглощать его. Тот безотчетный, необъяснимый страх, когда, собственно, и не знаешь, чего именно боишься. По-прежнему слышались неясные крики и топот бегущих людей, и по-прежнему Лад оставался один. Приложив правое ухо к земле, он напряженно ждал, когда появится хоть что-нибудь, что объяснит его страх. И оно появилось…

Сначала Лад услышал осторожное продвижение женщины — совсем рядом от него, — а затем быстрый, тяжелый бег. Это был бег зверя, настигающего добычу. Почти в то же мгновение раздался жуткий победный вой, отдаленно напоминающий вой волка, и вслед за ним предсмертный истошный крик жертвы. От поглотившего разум ужаса Лад затаил дыхание. Что-то теплое брызнуло ему в лицо, и почти сразу на грудь его упало истерзанное тело женщины. Боясь выдать хищнику присутствие еще одного живого человека, Лад даже не пошевелился. Но мертвая женщина оказалась на удивление тяжелой, и в придавленных легких оставалось все меньше и меньше воздуха. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и все полученные недавно раны снова напомнили о себе. Превозмогая боль, Лад напряг мышцы, собираясь сбросить с себя мертвое тело, как вдруг с ужасом ощутил рядом смрадное дыхание хищника. Его обнюхивали — или его, или истерзанную жертву — кого из них, понять было трудно. Лад затаился. Казалось, перестало биться даже его сердце. Уже теряя сознание, Лад услышал, как зверь, переступая на четырех лапах, медленно отошел от него и, сделав некое неуловимое движение, неожиданно побрел прочь обыкновенной человеческой походкой.

На какой-то миг сознание Лада прояснилось. Он хотел что-то сказать, словно подтвердить чудовищную догадку, но не успел. Судорожно открыв рот, Лад лишь с ужасом подумал: «Человек!!!» — и потерял сознание.

Глава 4

— Все, пришли!

Эд невольно вздрогнул, словно получил неожиданный пинок, и огляделся вокруг. В серой полутьме просторного помещения один за другим вырисовывались незнакомые вооруженные люди. Их было около десятка.

«Попался, как полный идиот!» — мелькнуло в голове. — Ну, наконец! — произнес проводник, снимая с себя защитный костюм. — Ты так сильно о чем-то задумался, что, наверное, не видел куда идешь.

Эд стоял в окружении десяти вооруженных и наверняка недружелюбных людей, обдумывая свое дальнейшее поведение. Рыпаться было бесполезно — это он понял сразу. Да и с чего, собственно, ему так глупить?! Он отлично понимал, чем рискует, отправляясь на встречу с Бил-Линором. Недаром уже более пяти лет Силы Безопасности Конуса буквально сбиваются с ног, разыскивая его группу. У Эди до сих пор стояла перед глазами сводка их бесчисленных зверств. Хорошо, пусть они намерены свергнуть Главу и изменить весь социальный строй Конуса, но при чем здесь невинные люди?! Они-то почему должны платить жизнью за корыстные планы горстки бандитов?

— Раздевайся, здесь вполне сносная температура. Худосочный проводник мило и совершенно безобидно улыбнулся. Эд уже в который раз поймал себя на мысли, что совершенно не может представить этого парня измывающимся над десятилетней девочкой. Как-то не вязался облик бандита с тем добродушным лицом, которое он видел перед собой. Именно это лицо и заставило Эди-Стаута пойти туда, куда он никогда и ни за что не пошел бы.

Снимая свой защитный костюм, Эд начал незаметно осматривать вооруженную группу. Теперь они не казались ему такими зловещими, как в первое мгновение. Напротив, было в их лицах и неподдельных улыбках нечто располагающее, что найдешь только у невероятно добрых хозяев, встречающих долгожданных гостей. Они ждали его, ждали не как врага, а как друга!

Эд не успел еще снять защитный костюм, а к нему со слезами на глазах бросилась какая-то женщина в белой прозрачной шали.

— Мальчик мой! — запричитала она истерическим голосом и повисла у Эди-Стаута на шее. Она целовала его, теребила волосы, и в глазах ее светилась искренняя, по-матерински нежная любовь. Даже проводник не выдержал этой сцены и всплакнул, украдкой вытирая слезы.

Эд был совершенно ошеломлен. Добродушных злодеев он еще мог воспринять, но материнских лобзаний не мог терпеть с детства. Эд хотел уже было отстранить от себя — как вполне резонно подозревал — ненормальную женщину, но это совершенно неожиданно сделал за него подошедший пожилой мужчина.

— Ну хватит, мать, оставь его. Ты что, не помнишь, он ведь не любит этих нежностей.

«Сумасшедшие!!! — мелькнула у Эди-Стаута спасительная догадка. — Они все сумасшедшие, вообразившие себя злодеями!!!»

— Извини, — пожилой мужчина запнулся, — Эди-Стаут, — произнес он и посмотрел на женщину. Та опять зарыдала. — Перестань! Извини, Эди-Стаут. Наверняка ты сейчас вообразил, что попал в неприятную компанию недоумков.

— Ничего подобного, — соврал Эд, но неожиданно замолчал, узнав стоящего перед ним мужчину. Это был Бил-Линор. — Да, сперва у меня появилась такая мысль, но теперь я узнал тебя.

— Тем лучше.

Бил-Линор не улыбался, как все остальные, и Эди-Стаута это почему-то несказанно огорчило.

— Иди за мной, мой мальчик, и скоро ты все поймешь. Эд предпочел больше ничего не говорить, а сделать то, о чем его попросили.

Помещение, в которое вошла вся вооруженная группа, напоминало рубку управления звездолета. Множество разнообразных пультов с рядами разноцветных кнопок и рычагов располагалось вдоль всей противоположной от входа стены. Невольно Эд проникся уважением к людям, которые все это создали.

— У вас здесь почище, чем в главной рубке Конуса, — не удержался он от проявления восторга. — Можно узнать, для каких целей все это создано?

— В свое время… — Бил-Линор пригласил гостя сесть, показав на два кресла, которые словно часть контрастной картины стояли посреди комнаты.

Эд не стал выбирать и удобно расположился в ближайшем от себя.

— Можете сесть в другое, — сделал он положенный по этикету ответный жест.

— Благодарю, — на лице Бил-Линора появилась едва заметная улыбка.

— Не стоит меня благодарить, — ответил Эд. Соблюдение ритуала гостеприимства вернуло ему прежнюю уверенность, и он опять почувствовал себя большим человеком — Лидером Сил Безопасности. — Признаться, не ожидал, что вы соблюдаете какие-то правила приличия.

— Почему же, мы воспитанные люди.

— Судя по тому, что мне о вас известно, я не очень надеюсь на это. — Эд говорил вежливым тоном дипломата, проводящего сложную аудиенцию.

— Все сведения, распространяемые о нас в средствах информации Конуса, ложны. Вы скоро сами в этом убедитесь, Лидер.

— Убеждение… — Эд презрительно фыркнул. — В наше время можно убедить кого угодно и в чем угодно. Вы прекрасно это знаете.

— Перестань, — Бил-Линор неожиданно вышел за официальные рамки разговора, — ты один из немногих, кто умеет защищаться от лжи.

Эди-Стаут непроизвольно смутился, словно его поймали за непристойным занятием.

— Откуда вам это известно? — спросил он.

— Я твой отец.

Последнее слово Бил-Линор произнес медленно и с отчетливой интонацией, будто оглашая некий приговор. Эди-Стауту с трудом удалось удержать в себе вспыхнувшие противоречивые чувства.

— Вот как? — медленно произнес он, не зная, что можно добавить еще. Некоторое время Эди молчал, а затем вдруг скрипнул зубами.

— Перестань! Никогда не мог терпеть твоих штучек. — Бил-Линор поморщился.

Стоящие в зале вооруженные люди весело рассмеялись.

— Простите, старая привычка. — Эд виновато улыбнулся. — Странно, у меня не осталось никаких воспоминаний о детстве, кроме того, что отец терпеть не мог, когда я скрипел зубами. Вы знали об этом! Вы неплохо сыграли.

— Ты забываешь о своей защите. Я знаю о твоей дурной привычке лишь потому, что я твой отец.

— Самый опасный и безжалостный преступник Конуса — отец Лидера Сил Безопасности. Должен сказать — это звучит ошеломляюще. — Эд обвел взглядом стоящих в зале людей. Все выжидающе молчали, и он продолжил: — Теперь, как я думаю, мне предстоит узнать, что женщина в белой шали — моя мать, а проводник — брат.

— Сестра, — поправил Бил-Линор, — правда, сводная.

— Хм, надо же! — брови Эди-Стаута удивленно поползли вверх, но он быстро овладел собой. — Ну что ж, типичная семья Конуса. Двое родителей и два ребенка — мальчик и девочка.

— У тебя был еще брат-близнец, — угрюмо добавил Бил-Линор.

— Час от часу не легче. — Эд почему-то не обратил внимания на слово «был». — И где же этот мой братишка? — Стаут опять обвел взглядом всю группу. — Выйди, покажись! Пожалуй, если я увижу точную копию себя, то поверю всему этому. А может, это сам Глава?! Это было бы весело! Правда, он немного старше меня и у него несколько иной профиль,но при желании можно и это уладить. — Довольный собой, Эд иронически усмехнулся. Но он сразу же сник, когда увидел, что окружающим явно не понравилась его шутка. Особенно Бил-Линору.

— Ты помнишь Стена? — спросил он.

— Не думаю. — Эд беспокойно заерзал в своем кресле.

— Тогда, возможно, ты вспомнишь его с приставкой «кровавый»? Это было год назад, когда тебе поручили охрану трех главных лиц Конуса.

— Да, я вспомнил. — Эд в упор посмотрел на своего собеседника. — Стен считался тогда наиболее опасным преступником, даже опаснее тебя. В тот день он с десятью сообщниками пытался взорвать совещание. Я обезвредил его банду, лично убив шестерых. Из трех важных лиц тогда пострадал лишь Лидер Сил Безопасности. Я был назначен вместо него. Если вы привели меня сюда, чтобы отомстить — я в ваших руках.

— Не было никакой банды. Стен шел один с той же целью, с которой пришла к тебе сегодня Рафи. Он хотел быть твоим проводником к нам. О совещании мы не знали. Ты убивал людей инспекции. Хаус-Нари не мог допустить, чтобы ты встретился с братом. Твою реакцию нетрудно было предугадать.

— Но я видел его фотографию в деле, — неуверенно произнес Эд. — Я подписывал тогда смертный приговор, тихо добавил он.

— Его ты видел? — спросил Линор, протянув Эди какой-то снимок.

Женщина в прозрачной шали опять надрывно запричитала. На этот раз что-то в душе Эди-Стаута надломилось, и он дрогнувшей рукой взял фотографию. Некоторое время ему трудно было заставить себя посмотреть на снимок, почти зная, что он увидит там. Но затем Эд вспомнил о своем положении, и уверенность вновь вернулась к нему.

На снимке возле какой-то постройки, дружески обнявшись, стояли два парня. Обоим было лет по двадцать, и различить их, пожалуй, не смог бы никто. Правда, стоящий слева, казалось, был чуть ниже ростом.

— Что, узнал? — спросил Линор.

Вопрос поставил Эди-Стаута в тупик. Узнал кого?! Оба парня были абсолютно похожи друг на друга. Одинаковые кривые ухмылки на смуглых лицах, взъерошенные темные волосы и торчащие открытые уши. Казалось, каждая черточка в их облике — будь то непослушная прядь волос или складка на костюмах — упрямо твердила: «Они близнецы!» Но самым невероятным для Эди было то, что оба парня представляли собой абсолютно точную копию его самого. Он мог оказаться как правым, так и левым из них.

— Стен в детстве немного отстал от тебя в росте, но это не очень заметно, — подсказал Линор.

— Выходит, я правый, — прошептал Эд, отдавая снимок. Что это не подделка — сомнений не было. — Вы, наверное, ожидаете, что я растрогаюсь и брошусь обнимать всех заблудших родственничков? Если так, то вас ждет разочарование. Вы преступники, и во мне никогда не проснется жалость ни к вам, ни к моему казненному брату. Одно меня интересует, почему я не помню вас и почему вы пришли ко мне только сейчас?

— Что ты помнишь из прошлого? — не обратив внимания на грубость сына, спросил Линор.

— До прорыва почти ничего.

— Понятно. — Линор немного помолчал, обдумывая, с чего начать. — Когда мы известили всех жителей Конуса о возможности выхода из пустоты, Главе и Хаус-Нари ничего не оставалось, как пойти на встречу с нашим представителем. Они лишались возможности производить массовое внушение, и население могло взбунтоваться. На встречу пошел ты. Нам пришлось раскрыть тебя.

— Да, я помню встречу с инспекционным надзором, — задумчиво произнес Эд.

— Сомневаюсь, что ты помнишь все, как было. Но это не важно. Благодаря тебе прорыв состоялся, и Конус опять попал во внешнюю Вселенную. Но после этого мы потеряли тебя из вида. Героем сделали некоего Эди-Стаута. Мы долго искали тебя, но безрезультатно.

Эд хотел что-то сказать, но Бил-Линор жестом остановил его.

— Хочешь, мы вернем тебе прошлое? — неожиданно предложил он. — Ты вспомнишь все дни своей жизни, и тогда мы избежим долгих томительных объяснений.

— Вспомню все… — Эд понимающе улыбнулся. — Прошлое… Нужно ли оно мне? Да не исключена к тому же возможность того, что вы впрессуете мне в голову то, чего никогда не было.

— Ну что ж, тогда начнем с самого начала.

Линора, казалось, ничуть не смутил отказ сына. Встав со своего кресла, он подошел к небольшому пульту и быстрыми движениями нажал несколько кнопок. В центре комнаты тотчас появилось огромное голографическое изображение некоего пульсирующего шара. Эди оказался внутри него и от неожиданности вжался в кресло. Поднявшись на ноги и немного сутулясь словно под тяжестью неведомой ноши, он отошел в сторону и лишь тогда, ощутив полную безопасность, с облегчением вздохнул.

— Что это?!

— Мы называем его акросом, — ответил Линор. — В честь его и наших создателей. Акрос — мозговой центр Конуса, который тысячу лет назад якобы неисправимо вышел из строя. Он в полном порядке и готов приступить к своим обязанностям хоть сейчас.

— Но, как я понимаю, это всего лишь его изображение?

— Да, ты прав. Сам акрос надежно изолирован от Конуса. Мы пытались его обнаружить, но безрезультатно. Мы и связаться-то с ним смогли только год назад.

— Но для чего потребовалось изолировать его?

— Ты можешь поговорить обо всем с акросом. Но должен предупредить, что контакт с ним возможен только мысленный, и не направленный, а на всю сферу. Понимаешь, о чем я хочу сказать?

— Что все, кто способен воспринимать чужие мысли, узнают о нем?!

— Да.

— И много таких людей на Конусе?

— Нет. Из более чем двухсоттысячного населения всего четырнадцать. Глава, Хаус-Нари, ты и одиннадцать человек, которых ты видишь здесь. Было, конечно, намного больше, но наши первые лица «позаботились» о них.

— Как я понял, именно потому, что вы умеете защищаться от внушения, вы и находитесь здесь?

— Верно. Нам одним известна подлинная сущность Главы и начальника инспекции.

— А почему это неизвестно мне?

— Очень просто. — Линор невольно горько усмехнулся. — Ты никогда не встречался с ними.

— Неправда, я разговаривал с… — Эд вдруг осекся. Неожиданно ему открылась истина, столько лет скрывавшаяся от него. — Это не мои воспоминания, — ошеломленно произнес он.

— Да, тебя хорошо обработали, а затем сделали «большим» человеком, чтобы у тебя никогда не возникало подозрений. Они использовали тебя. Итак, твое решение?

— Я буду контактировать, — уверенно произнес Эд.

— Хорошо, но учти — у тебя не более получаса времени. Через полчаса люди инспекции будут уже здесь.

— Я все понял.

— Тогда возьми вот это. — Линор протянул Эди-Стауту небольшой — размером с кулак — прибор. — Это тестер, твой тестер. Именно с помощью его нам и удалось отыскать тебя. Если захочешь вернуть себе прошлое, достаточно будет зажать его в руках и захотеть этого. В приборе также записана вся информация о Конусе, Земле и миротворцах.

— О миротворцах… В своих записях о них упоминал Лас-Кас. Кто они такие?

— Все ответы у акроса и в тестере. Мы уходим. Линор подал знак своим людям, и они все вместе вышли, оставив Эди-Стаута одного.

— Значит, эта комната с множеством пультов — всего лишь камуфляж, раз они так легко ее бросили, — произнес Лидер Сил Безопасности после того, как немного свыкся с неожиданно обретенной свободой. — Могли бы и попрощаться.

Последние слова вылетели у Эди непроизвольно, как некий прорыв ностальгических воспоминаний. Он совсем не ожидал такой реакции от себя и поэтому, косо взглянув на висящего посреди комнаты акроса, немного смутился.

— Хорошо, мы поговорим с тобой, но сперва мне необходимо подумать. Знаешь, появление моих новых родственников не очень приятно, если они конфликтуют с властями. Мне придется принять чью-либо сторону…

Эди-Стаут разговаривал с безучастным пока голографическим изображением, не отдавая себе отчета, что попросту пытается оттянуть наступление того момента, когда ему придется сделать решающий шаг. В чью сторону будет этот шаг — сомнений уже не оставалось…

Глава 5

Кто-то снял с его глаз влажный кусок ткани и поправил лежащую под головой мягкую подкладку. Пахло весенним лесом и дымом. Преодолев непонятное волнение, Лад открыл глаза. Боли почти не было и опухоли на лице тоже.

— Ну-у, все в порядке?!

Хотя Лад и знал, что находится не один, от неожиданности он все же вздрогнул.

— Меня так просто не проведешь, я давно понял, что ты очнулся!

Лад повернул голову. Справа от него сидел молодой парень — лет двадцати — в сильно поношенной, но аккуратно заштопанной и чистой одежде. Его челюсти что-то усиленно перемалывали, и Лад, вспомнив о еде, непроизвольно проглотил нахлынувшую слюну.

Парень как-то хитро улыбнулся и, сунув в рот остатки черствого хлеба, с усмешкой спросил:

— Что, проголодался? Лад обиженно отвернулся.

— Да не надувайся ты! — Парень нагнулся к лежащей у его ног сумке и достал оттуда большой ломоть свежего, ароматного хлеба. — На, держи!

Лад посмотрел на хлеб и, преодолев огромное искушение, упрямо мотнул головой.

— Может, хватит, а?! Учти, уговаривать я не буду!

Лад в упор посмотрел на парня. Серые озорные глаза приветливо — в этом Лад постарался убедить себя — щурились ему, а протянутая рука по-прежнему держала кусок хлеба.

— Ну-у?! — настойчиво промычал парень, словно давая понять, что следующего предложения уже не будет.

Больше упрямиться Лад не смог.

— Кто ты такой? — спросил он, взяв из рук парня хлеб.

— Люди зовут меня Долгоруким, но вообще-то я Везавий. Подожди, не ешь! — Парень с некой своеобразной ленцой встал со своего места и подошел к небольшой куче мха. На глазах обеспокоенного подопечного он извлек оттуда аккуратный глиняный горшочек и с победным видом преподнес его Ладу. — Вот, еще теплый. Особого навару здесь, конечно, нет, но для желудка вещь полезная. И лучше сядь, а то еще подавишься ненароком.

Последние слова парень произнес как будто с усилием, словно опасался за потерю некой дорогой вещи, но не желал показать этого.

Лад ел не торопясь, наслаждаясь прелестями теплой похлебки и свежего хлеба. И все это время парень неотрывно смотрел на него так, словно обдумывал целесообразность своих продовольственных затрат. Под конец трапезы Лад не выдержал и спросил:

— Почему ты заботишься обо мне — лечишь, кормишь?

— Какой любопытный! Уж, конечно, в жены я тебя брать не собираюсь, если ты об этом. А вообще-то учти — я не люблю вопросы!

«В жены он меня брать не собирается, ишь какое несчастье! Юморист гнусавенький!!!» — мысленно вынес свой приговор Лад, покончив с остатками пищи уже в скверном настроении. Парень был ему не враг, но и на друга тоже не походил. Разделавшись с едой, Лад опять лег и, закрыв глаза, попытался уснуть. Он потратил на это несколько минут, прежде чем понял, что возрастающее любопытство не оставило ему ни единого шанса на сон. Некоторое время Лад еще мучился сомнениями, но затем, убедив себя в своем праве знать все, бросился в атаку.

— Откуда ты родом, Везавий? Кто твои родители, чей ты сын? — Начать Лад решил с самого безобидного вопроса.

— Я родом из диких лесов и сын безродной волчицы, родившей меня в тяжких муках! — с некоторой долей злости съязвил парень.

— Бедная волчица, — в тон шутнику посетовал Лад, не открыв даже глаз.

Парень весело рассмеялся.

— Не ожидал, что у одержимого может быть чувство юмора, — произнес он через некоторое время. — Я люблю подшучивать над кем-нибудь, и мне нравятся люди, понимающие в этом толк. Ладно, спрашивай о том, что тебя интересует, только меня в своих вопросах не касайся.

Довольный столь быстро полученным результатом, Лад проворно поднялся и подсел к Везавию.

— В первую очередь я хочу знать, почему меня били?

— Тебя били?!

Парень так искренне изумился, что Лад на секунду растерялся.

— Это ты называешь били? — Везавий с деланным интересом осмотрел все ушибленные места на теле Лада. — Да тебя просто вежливо покачали ногами! Вот меня иногда бьют, так это уж точно бьют! Неделю кровью харкаю!

— Хорошо, тогда почему меня… вежливо качали ногами и так же вежливо забрасывали камнями?

Парень нахмурился.

— Ты и в самом деле не помнишь? Лад мотнул головой.

— Х-мы… этого я не предусмотрел. И что ты думаешь обо всем этом?

— О чем? — не понял Лад.

— О камнях, конечно, о чем же еще!

— А что я могу думать?! Может быть, ты предполагаешь, что я испытывал наслаждение? — Лад чувствовал, что находится на взводе, но старался не подавать виду.

— Но ты зарабатывал этим себе на хлеб. Причем работал почти даром! Я и «выкармливал»-то тебя только затем, что надеялся получше организовать твое представление. Я бы… мы бы неплохо на этом заработали. Хватило б и тебе, и мне! — На мгновение парень замолчал. — А ведь я отдал тебе свою последнюю и притом лучшую пищу! — посетовал он через некоторое время, словно переживая огромную невосполнимую потерю.

— Может, мне попытаться вернуть все обратно? — вспылил Лад. — Жадина расчетливая!

— Ну, знаешь ли, еда мне не даром достается! — Везавий заносчиво вскочил на ноги. — А ты, как я понял, не собираешься ее отрабатывать!

— Отдам при первой возможности, — буркнул Лад.

— Хорошо, хлеб ты отдашь. Допустим, что это произойдет. Но ты должен мне не только хлеб! Как ты собираешься расплатиться за свою жизнь?! Ведь я рисковал своей, чтобы спасти твою! Нет уж, ты так просто от меня не отделаешься! Хотя бы год, но тебе придется на меня поработать!

— Ты спас мне жизнь?! — Лад нахмурил брови, что-то вспоминая.

— Да, я выволок тебя из-под тяжеленной мертвой бабы и вытащил из этого проклятого города! Так что ты передо мной в неоплатном долгу!

Лад подавленно молчал, и Везавий поспешил укрепить свой успех.

— Нет, ты и представить себе не можешь, как я организую наше дело! Одержимым тебя звать больше не будут. Мы дадим тебе прозвище «Неуязвимый»! Неуязвимый Лад, звучит, да?! Я соберу вокруг тебя толпы народа, и любой выложит за игру все из своего кармана! Я выставлю в качестве приза за попадание роскошный меч и золотой кубок. Представляешь, как ринется народ на такую приманку?!

Всю чушь об организации будущих представлений Лад пропустил мимо ушей. В его мозгу настойчиво — круг за кругом — повторялась сцена с воем, зверем и жертвой. Он вдруг понял то, что долгое время отказывался понять. Все, что произошло с ним, произошло на самом деле! Этот установленный факт произвел на Лада удручающее воздействие. Его нутро восстало против того ужаса, свидетелем которого он оказался. Лад не знал почему, но он должен был в этом разобраться. Разобраться и по возможности помочь! Вот только кому? Необходимо было срочно возвратиться в город!

— Мой долг помочь им! — неожиданно для самого себя произнес Лад, прервав на полуслове излияния Везавия. Не зная почему и зачем, повинуясь некоему инстинкту или чему-то другому очень похожему, он был абсолютно уверен в том, что сказал.

На секунду Везавий растерялся.

— Что-о?!

— Мне нужно в город, — произнес Лад.

— Куда-а?!

— В город, — повторил Лад тоном, не терпящим возражений.

Лицо Везавия сразу посуровело.

— Да-а, удары по голове не пошли тебе на пользу. Города больше нет, забудь о нем!

— Как это нет?!

— А вот так!!! — прокричал Везавий в лицо Ладу. — Нет, и все тут, и не спрашивай меня, как!

Лад грозно встал и осмотрел окружающий их лес, словно только теперь заметил, где он находится.

— Я сейчас зарою тебя в землю, и ты мне все расскажешь!

— О-ой, не надо, хорошо?! Не надо меня пугать! — парень гордо выпятил грудь, в которой не было и намека на мышцы, и вызывающе встал напротив Лада. — Думаешь, сила в силе? — Везавий иронически усмехнулся. — Сила в духе, и ты можешь убедиться в этом! Меня еще никому не удавалось сломить!

— Хорошо, не будем ссориться, — примирительно произнес Лад. — Только скажи мне, что произошло?

— Ты слышал о Тон-Тоне?

— Кажется, нет.

— Тем хуже для тебя. Я родом оттуда. Так вот, с этим городом произошло то же, что и с тем. А больше я тебе ничего не скажу.

Лицо Везавия как-то сразу погрустнело, и он с деланным безразличием разлегся на траве.

— Ну, если ты такой упрямый и не хочешь мне помочь, то дай хотя бы меч. Ты говорил, что он у тебя есть.

— Мой меч?! Может, и штаны с себя стянуть?

— Не стоит, — зло ответил Лад.

— Тогда ступай. В город ты все равно не попадешь, а мой меч слишком дорого стоит, чтобы отдавать его неизвестно кому.

Лад презрительно сплюнул и, осмотрев еще раз поляну, отправился в лес.

— Хорошей прогулки! — услышал он позади себя ироническое пожелание и в ярости сломал первое попавшееся на его пути молодое деревце.

Обойдя вокруг поляны, Лад нашел широкий след придавленной травы и, решив, что именно сюда тащил его Везавий, направился по нему в глубь леса. О поспешности своего решения он подумал лишь спустя несколько часов, когда начало стремительно темнеть и среди верхушек деревьев показались первые звезды. Неожиданно до Лада дошло, что заморыш вроде Везавия никак не затащил бы его солидную тушу так далеко. Дорога была не та. Поняв это, Лад несколько раз яростно пнул ногой гнилой пень и, постояв несколько минут над его обломками, отправился обратно. На поляну он попал уже глубокой ночью и не заблудился лишь потому, что вовремя заметил отблески костра, который находился почему-то совсем не там, где следовало. Некоторое время Лад постоял, раздумывая, Везавий ли развел этот огонь, а затем, решив, что это не имеет существенного значения, отправился на маяк.

У костра оказался злополучный спасатель, но не один. Рядом, завернувшись в меховую накидку, кто-то крепко спал; и Лад, увидев длинные волосы, понял, что это женщина.

— Прогулялся? — спросил, не оборачиваясь, Везавий, словно на затылке у него находилась еще одна пара глаз.

Лад промолчал.

— Последи пару часов за костром, а потом разбудишь меня и поменяемся.

Везавий тут же лег и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул. Лад остался бодрствовать, и все припасенные им ругательства так и не были произнесены. Он сидел у костра, любуясь языками пламени, и мелодично постукивал пальцами по коленям. Его веки, почувствовав тепло, вдруг стали неимоверно тяжелыми, а уставшее тело, получив возможность расслабиться, неожиданно вышло из-под контроля. Лад уснул, даже не заметив этого…

Глава 6

— Волки!!!

Лад стремительно вскочил на ноги, пытаясь сообразить, кто кричит.

— Медведь сонливый, костер-то потух!!!

Волчий вой доносился отовсюду. Казалось, эти свирепые твари заполонили весь лес, и не было от них спасения.

Не обращая внимания на крики Везавия, Лад бросился к еще тлеющему костру.

— Что такое, это волки, да?! Везавий, где ты? Женский голос выдавал нотки надвигающейся истерики.

— Я здесь, рядом. Костер потух!!! О, мать родная!!! Почему они не нападают? Чего ждут?

Нагнувшись к костру, Лад набрал полные легкие воздуха и бросил быстрый взгляд в сторону раздававшихся голосов. Было полнолуние, и лесная поляна просматривалась как на ладони. Вооруженный чем-то вроде дубинки, Везавий, словно загнанный в западню зверь, метался вокруг неясного силуэта женщины и непрерывно повторял:

— Ну чего же вы ждете, твари?!! Нападайте, ну!!!

Лад повернулся к костру и со всей мощью выдохнул набранный воздух. Тучи пепла взметнулись вверх, но угли лишь чуть ярче затлели. Костер не желал разгораться, обрекая трех человек почти на верную смерть. Не обращая внимания на неудачные попытки, Лад с тупым остервенением продолжал дуть. Пепел забивал ему рот, проникал в нос и слепил глаза, словно боролся против упрямого человечишки, который не желал сдаваться. И тут Лад вспомнил о мягкой подстилке, на которой он раньше лежал. Она была сделана из грубого полотна и набита измельченной соломой. Одним прыжком Лад оказался рядом с нею и, схватив подстилку, бросился обратно к костру. Волки были уже где-то совсем рядом. Их вой, слившись в одно целое, проникал в самую душу.

Безуспешно пытаясь разорвать грубое полотно, Лад непрерывно продолжал дуть на костер. От бесплодных попыток руки проняла нервная дрожь, сводя пальцы в судорогу, а по спине поползли струйки холодного пота. Когда в очередной раз тучи пепла взметнулись вверх, в багровом свете чуть тлеющего костра Лад боковым зрением заметил неясную тень, бросившуюся к его согнутой фигуре. Соображать, что это такое, было уже некогда. Его тело действовало само по себе. Схватив голой рукой ближайшую головешку, он с размаху саданул ею в летящую на него звериную пасть.

По-щенячьи заскулив, волк закружился на месте. В это время к нему подскочил Везавий и своей дубинкой, которая оказалась не дубинкой, а мечом, нанес решающий удар. Волк несколько раз дернулся и, высунув язык, застыл без движения. С секунду Везавий с торжеством победителя смотрел на свою жертву, затем быстрым движением пропорол злополучную подстилку. Лад с благодарностью взглянул на него, и на миг их взгляды встретились, будто невидимой нитью связав двух людей в нерушимом боевом единстве.

И вдруг раздался полный ужаса женский крик. Волки бросились в атаку, и своей жертвой они выбрали наименее защищенного. С диким криком Везавий ринулся на хищников, которых было не менее пяти. Преодолев желание броситься следом, Лад яростно дунул на костер и высыпал в него измельченную солому. Сначала едкий дым лениво поплыл по ветру, а затем вверх внезапно взмыло яркое пламя. Окружившие Везавия и девушку волки на мгновение замерли и вдруг неожиданно — словно поняв, что медлить больше нельзя — бросились на них.

— К костру, быстрее!!! — крикнул Лад, но было уже поздно.

Первого волка Везавий проткнул мечом, но остальные, обойдя его, напали на девушку. Она, не издав ни звука и закрыв лицо руками — чисто женская реакция, — упала на землю и больше не шевелилась.

«Все, — с ужасом подумал Лад, — ей конец!»

Дико завопив и бросив застрявший в волке меч, Везавий, словно разъяренный зверь, с голыми руками прыгнул на терзавших девушку волков.

— Стой, куда! — крикнул Лад и, схватив вспыхнувшую еловую ветку, бросился на помощь.

Защищая девушку, Везавий кувыркался между четырьмя волками и дико орал. Лад бросил в хищников горящую ветку и схватил меч, который на удивление легко вышел из мертвой туши. С неожиданной для себя ловкостью он совершил неуловимое передвижение среди напавших на него волков и затем резко остановился, с удивлением уставившись на четыре серых окровавленных трупа.

— Мать родная, как же мне это удалось?!! — Лад бросил меч и с некоторым испугом посмотрел на свои руки. — Я не мог этого сделать, нет, только не я, — тихо произнес он.

— О-ой, неужели это конец? Кажется, я не долго мучился.

Стон Везавия помог Ладу прийти в себя. Он подошел к парню и, приподняв за плечи, сильно встряхнул.

— Успокойся, все в порядке. Ты жив. Пора зализывать раны.

— Какой я молодец, — простонал Везавий, отойдя в сторону и присев на пень. — Я опять выжил!

— Да, ты выжил, хотя и не очень старался преуспеть в этом. Было глупо бросаться на свору волков с голыми руками.

— Что с Маурой? — спросил Везавий, пропустив мимо ушей замечания в свой адрес.

— Жива, кажется, даже не пострадала, — ответил Лад, склонившись над девушкой. — Она просто без сознания. Сильно перепугалась, бедняжка.

— Еще бы, ты уж постарался… Надо привести ее в чувство. — Везавий встал и подошел к девушке, бесцеремонно оттолкнув при этом Лада. — Маура, очнись! Очнись, Маура!

Везавий хлопнул несколько раз девушку по лицу, и она, вздрогнув, открыла глаза.

— Везавий… — Маура слабо улыбнулась. — Где волки? — спросила она вдруг с беспокойством.

— Все в порядке, не волнуйся. Завтра я подарю тебе их шкуры.

— Ты спас меня!!! — восторженно произнесла девушка, нежно обняв сияющего Везавия.

— Я старался, — хвастливо произнес он.

— Да-а, — вмешался в разговор Лад. — Чтобы отвлечь их от тебя, он не придумал ничего лучшего, как предложить волкам себя в качестве ужина.

— Кто это? — Девушка с некоторым испугом посмотрела на Лада.

— На вашем месте я не очень бы радовался своему спасению. Этот парень потребует от вас за вашу жизнь множество самых разнообразных услуг.

— Не обращай на него внимания, — произнес Везавий, помогая девушке подняться. — Это Лад — Одержимый, понимаешь?!

Везавий многозначительно приподнял брови. Лад едва не пустил в ход кулаки, но стерпел и ничего не ответил.

— Тебе нужно отдохнуть. Иди ложись на свое место и ни о чем не беспокойся.

— Спасибо, Везавий.

Маура подошла к костру, и Лад получил возможность рассмотреть ее. Молодая — от силы восемнадцать лет, — она была безусловно неженкой из какой-нибудь богатой семьи. Ее длинные шелковистые волосы спускались до самой поясницы и были так прекрасны, что даже растрепанные выглядели волшебно. Переливаясь в багровом свете костра, они придавали девушке облик сказочной русалки. Лад даже не заподозрил, что Маура не без задней мысли выбрала нужное освещение. Уж она-то знала, как очаровывать мужчин. Словно в подтверждение этого, девушка вдруг томно потянулась и, закинув руки за голову, изумительным движением рассыпала волосы по плечам. Ее тело под платьем свободного покроя при этом так изящно изогнулось, что у Лада неприятно заныл живот и бешено заколотилось сердце.

Он заставил себя отвернуться, словно боялся поддаться искушению, и случайно увидел при этом Везавия. Ладу стоило огромных усилий, чтобы не расхохотаться. Непрерывно моргая, Везавий, будто безумный, не отводил взгляд от девушки. Его мимика менялась каждую секунду, выражая все человеческие чувства, слитые воедино.

— Г-хы! — кашлянул Лад, но Везавий не отреагировал. — Г-хы, г-ххы! — Лад кашлянул опять и будто бы случайно задел Везавия. — Твоя очередь следить за костром. Я пошел спать.

Получив в ответ не очень осмысленный кивок, Лад оставил парня в покое и отправился к месту своего ночлега, где он мог спокойно поразмыслить о странном поведении его тела.

***

Утро для Везавия началось ужасно. Вероятно, в этом был виновен отвратительный навязчивый сон, который преследовал его всю ночь.

Он разделывал мертвых волков — вернее, сдирал с них шкуры, — но что-то у него не клеилось. За все время сна Везавий так и не смог понять, что именно. То ему никак не удавалось уцепиться за шкуру, чтобы дать нужную натяжку. То ему начинали страшно мешать кровососущие насекомые. То вдруг его движения становились настолько медлительными, что Везавий невольно ощущал себя мухой, попавшей в мед. Сколько бы он ни прилагал усилий для ускорения темпа своей работы — результат получался совершенно противоположным. Положение усложнялось еще и тем, что через строго определенный промежуток времени Везавий просыпался и подбрасывал дров в костер, потом опять засыпал, и все повторялось заново. Но ночь и тягостный сон наконец кончились, и Везавий проснулся абсолютно разбитым. Солнце еще только начало вставать, и по лесной поляне расползлись предрассветные серость и сырость. Везавий невольно поежился. Утренний холодок проникал под старую одежду и неприятно щекотал нервы. Подкинув несколько еловых веток в костер, Везавий встал и начал прохаживаться по поляне, пытаясь согреться. Лад и Маура крепко спали и просыпаться в ближайшее время, кажется, не собирались. Везавий завидовал им, но опять лечь и обречь себя на мучения тягостного сна ему явно не хотелось. Он расхаживал по поляне и думал о черной несправедливости в распределении снов, как вдруг на глаза ему попались мертвые тела волков. Злорадная ухмылка расползлась по лицу утреннего мученика.

— Уж теперь-то я сдеру с вас шкуры, — победно прошептал он и, представив, как обрадуется Маура меховому наряду, рьяно принялся за работу.

Глава 7

— А чтоб тебя!!!

Вздрогнув, Лад проснулся. Неприятные звуки вторглись в его дремлющее сознание и заставили против воли открыть глаза. Сонным, но внимательным взглядом Лад осмотрелся. С противоположной стороны костра крепко спала Маура, а вот Везавия нигде видно не было. Лад еще раз осмотрел поляну. Он не сомневался, что его разбудила именно ругань Везавия. Только сам виновник пробуждения почему-то отсутствовал.

— Ну, падаль серая, отдай же мне наконец свою шкуру, ну-у!!!

Лениво потянувшись, Лад поднялся и нехотя поплелся на доносившиеся из леса звуки.

Везавий был неподалеку. Устроившись под большой старой елью, он с отчаянием совершенно несведущего человека пытался содрать шкуру с одного из мертвых волков. Лад не сразу заметил, что в стороне уже валяются три изодранных в клочья шкуры, а когда заметил — громко расхохотался.

Везавий изобразил на лице невозмутимость и медленно повернулся на смех.

— Ну и чего ты скалишься?!

— Бедные зверюги!!! — прохохотал Лад. — Знай они, что их ожидает… Что ты с ними сотворил, изувер?!

— Ничего, — пробормотал Везавий, — просто хочу содрать шкуру. Говорят, если носить ее — волки никогда не нападут.

— А тебе не говорили, что девушки не любят облачаться в волчьи шкуры? — сдерживая смех, спросил Лад. — Да еще в такие драные!

— Не о Мауре я забочусь, а о тебе! — возмутился Везавий. — Ты ценный работник, и тебя необходимо беречь! — Везавий вытер об одежду окровавленные руки и, неожиданно расхохотавшись, добавил: — Жаль, что у меня ничего не получилось. Кажется, я не создан для этого ремесла.

— Кстати, о Мауре… Объясни: кто она, откуда?

— Не знаю, — ответил Везавий, приняв мечтательное выражение лица. — Она вышла на свет костра такая уставшая, что я предпочел ни о чем ее не расспрашивать, а сразу уложил спать. Между прочим, я даже не смог покормить ее. Ты все оприходовал — все мои запасы.

— Опять ты!..

— Да, опять! — перебил Везавий Лада. — Ты мой должник и должен усвоить это!

Лад зло сплюнул и пошел обратно к костру. Хорошее утреннее настроение было испорчено всего парой слов, и мысль об этом неприятно подтачивала душу.

Маура уже не спала. Она мило улыбнулась подошедшему Ладу, но, увидев угрюмое выражение его лица, сразу погрустнела.

— В чем дело? — спросила она.

— Все хорошо, — ответил подошедший Везавий. — Просто никак не можем разобраться с долгами.

— Вот именно. — Лад посмотрел на Мауру. — Кстати, ты теперь тоже ему должна.

— О чем ты?

— Не слушай его. — Везавий подсел к девушке и взял ее за руку. — Я просто пытаюсь приучить этого бугая к естественной человеческой благодарности.

— И я тоже должна тебя отблагодарить? — с тревогой спросила Маура.

— Ты ничего мне не должна, скорее даже наоборот. Маура кокетливо захохотала.

— Только не надо признаний в любви. Я так устала от них.

Девушка освободила руку и игриво спрятала ее за спину.

— Нет, это не простые слова, — произнес Везавий, немного огорченный ее жестом. — Для тебя я готов сделать все!

— Отведешь меня домой, в Речи?

— В Речи?! — забыв о предмете своего поклонения, Везавий вскочил на ноги.

— Ты была там? — взволнованно спросил Лад. Маура испуганно сжалась в комок.

— Да, я там живу!

— Я не о том. — Лад с какой-то особой осторожностью дотронулся до девушки. — Ты видела, что там произошло?

Маура отрицательно покачала головой.

— Я была в лесу, я заблудилась!

— Одна?! — Везавий недоверчиво посмотрел на Мауру. — Что ты делала в лесу одна да еще в таком наряде?

— Гуляла! — с вызовом ответила Маура. Усмехнувшись, Лад и Везавий переглянулись.

— И как зовут его, кто он?

— Я была одна, так и передайте батюшке! Попугали меня и хватит! Пошли домой!

Маура встала и властно посмотрела на своих слуг. «Уж конечно, их послал отец! Где же они служат?! Этот здоровяк наверняка из городской стражи. Он совсем не умеет притворяться. Когда вернусь домой, скажу батюшке, что он хотел завладеть мной. Это послужит ему хорошим уроком! Детина неотесанная!

А этот, тощий?.. Этот, наверное, из „нижних“. Нет, на них он не похож. Наверное, он из маменькиных ублажателей — слишком красив. Вернемся домой, сделаю так, чтобы он влюбился в меня. Вот будет смеху!»

— Мы не соглядатаи твоего отца, Маура. Ты ошибаешься. — Избегая смотреть девушке в глаза, Везавий опять сел. — И в город ты уже никогда не попадешь.

Губы Мауры едва заметно дрогнули.

— Ну, не надо больше, Везавий. С меня хватит. Отведи меня домой.

Везавий понуро молчал, боясь поднять глаза.

— Умоляю вас, отведите меня домой. — Маура с надеждой посмотрела на Лада.

— Я ничего не могу сделать. Я не знаю, как попасть в город. Меня самого спас Везавий.

Подбородок Мауры истерически задрожал. До нее вдруг стало доходить, что произошло нечто очень плохое. Даже не плохое, а ужасное. — Варвары, да?! — в тоне надрывного шепота произнесла она. — Может, они уже ушли, а отец наверняка где-нибудь спрятался…

— Все значительно хуже, — перебил Мауру Везавий. — Там никто не мог спастись.

— Да нет же! Когда я была маленькой, варвары сожгли почти весь город, но из людей многие спаслись. Все ушли в лес.

— Маура… — Везавий посмотрел на девушку. — Это не варвары. Это…

— Римляне?! Но у нас ведь с ними договор…

— Нет, Маура, не римляне. Они далеко. Это нечисть, Маура! Понимаешь, нечисть?!!

Не в силах больше сидеть, Везавий вскочил на ноги и заметался по поляне.

— Нечисть?.. — почти в один голос повторили Маура и Лад.

— Да, нечисть! Ты слышала о Тон-Тоне?!

— Но ведь это сказка! — Маура попробовала улыбнуться, но, встретившись с суровым взглядом Везавия, тихо добавила: — Так говорил отец…

— Прекрати!!! — заорал неожиданно Везавий.

Маура в страхе отпрянула. Лад опешил от этого крика.

— Сказки?!!

Лицо Везавия изменилось до неузнаваемости. В нем теперь были боль, страх и… ненависть. Ненависть ко всему и вся.

— Я узнал тебя. Ты дочь городского старосты. Это он говорил тебе о сказках! Ха! Тогда ты видишь перед собой сказочного персонажа! Да, я из Тон-Тона! Что, испугалась?! Но ведь это просто сказка! Он так говорил… — голос Везавия вдруг сделался необыкновенно тихим. — Он говорил «сказка», но это не помешало ему отправить на костер трех абсолютно невинных людей. На костер — лишь по одному подозрению, что они оттуда! Все, кто спасся из Тон-Тона, стали мечеными. Их боялись — неизвестно почему — и убивали, убивали, убивали… — Закрыв глаза, Везавий уперся лбом в ствол молодой березы.

— Я никому не расскажу о тебе, — с сочувствием произнесла Маура. — Не бойся, никто не будет преследовать тебя.

— Не скажешь?!! — Везавий как-то по-страшному рассмеялся. — Я привык скрываться, а вот ты… Ты еще ничего не поняла, глупышка. Забудь о Речи! Забудь навсегда, что ты когда-то была там! И забудь свое имя, если хочешь жить! Ты, — Везавий повернулся и показал на Лада, — он, я и все, кто спасся из города, — все мы теперь меченые!!! В глазах людей мы та же нечисть!

— Но я дочь городского старосты, и никто не посмеет… Везавий устало махнул рукой.

— Это еще хуже. Тебя многие могут узнать. Нечисть захватила город… Уже второй. Люди теперь будут бояться еще больше.

Наступило напряженное молчание. Лад размышлял над неожиданно полученной информацией. Везавий, выплеснув свои чувства, ушел в лес к ободранным волкам. А Маура все никак не могла собраться с мыслями, чтобы решить — кто она теперь, что ей делать и кого просить о помощи.

— Отец с матушкой, наверное, спрятались в погребе. Если помочь им, они придумают, как нам избежать костра.

Голос Мауры прозвучал так неожиданно громко, что Лад даже вздрогнул. Он хотел ответить, но его опередил Везавий:

— Типичная логика ребенка — мама и папа могут все!

Чушь! В своем погребе со своими запасами они проживут и год. А вот среди людей — десяток денечков, не больше.

— Но мы должны вытащить их оттуда, — возразил Лад. — И мы должны узнать, что происходит!

— Ты должен, и то лишь мне! А я никому никогда должен не был! — Везавий вышел из леса. — Да и не сможем мы попасть в город. Он в руках у нечисти, и люди туда не пройдут.

— Но я знаю много потайных ходов! — Маура слабо улыбнулась, думая, что нашла решение проблемы.

— Какие ходы?!! — вспылил Везавий. — Город заколдован! Мы даже увидеть его не сможем! Птицы пролетают по воздуху. Но мы ведь этого не умеем! — На секунду Везавий задумался. — Правда, есть один человек… Он тоже из Тон-Тона. Странный старик. Зовут его Эгеем. Это он спас меня тогда. Я плохо помню его, но знаю, где можно найти. Эгей говорил, что можно попасть в город, захваченный нечистью, и можно с ней справиться. Только не говорил — как.

— Мы пойдем к нему, Везавий! — обрадовалась Маура — Ведь пойдем, правда?!

Везавий как-то хитро посмотрел на Лада.

— Лишь с одним условием, — произнес он.

Глава 8

Они шли уже вторые сутки. И все время по лесу. Везавий сам настоял на этом — дабы избежать ненужных встреч. Оно и правильно. Совсем не обязательно, чтобы кто-нибудь видел, с какой стороны они идут. Любое лишнее свидетельство в решающую минуту может сыграть против них, и тогда возгорится пламя костра… Везавий, как никто, понимал это. Он принадлежал к тому типу людей, которые предпочитали перестраховку даже оправданному риску. Лишь сейчас он пошел на уступки. Почему он сделал это?

Идя впереди всех и чувствуя на своей спине любопытные взгляды Мауры и Лада, Везавий невольно улыбнулся. Нет, из-за девки он бы не потащился к Эгею. А вот Лад… Он может принести хороший доход, если согласится работать на него. А ведь теперь согласится — уже согласился. Для нее, наверное, старается. На что надеется, дурак? Такие, как они, ей не нужны. Разве только для временного пользования, в качестве холопа…

Услышав позади себя сдавленный стон, Везавий остановился.

— Ну, что там еще?!

Маура сидела на стволе поваленной сосны и, приподняв без стеснения платье, поглаживала ободранные в кровь ноги.

— Я не могу больше, — тихо пожаловалась она. — Давайте выберемся на дорогу.

Везавий тяжело вздохнул.

— Мы уже почти на месте и на дорогу выходить не будем. Можем только отдохнуть.

Везавий опустился на мягкий мох и попытался отвлечь свое внимание от ног девушки, принявшись рассматривать Лада.

«Ишь, молчит… Вторые сутки молчит и держится както особняком. Обиделся… Ну и пусть. Не понравились, видите ли, ему условия. Что в них такого?! Ну поработаем годок вместе — не убудет от него! И на Мауру дуется. А на нее-то за что?! Сам ведь повыпендриваться захотел! А она что?! Она не виновата. Девка ведь! Дура была б, не использовав это. Вот, гладит свои ноги. Ведь не болят же, дразнит только, надеется — клюнем. Но не я! Я — камень, скала!»

— Все, хватит отдыхать! — Везавий унял поднявшуюся в теле дрожь и резко поднялся. — Еще не больше часа пути, и мы будем на месте.

Опустив платье и злобно взглянув на Везавия, Маура встала с сосны. Лад, который даже не присел за время короткого отдыха, опять промолчал. Он дождался, когда Маура двинется за Везавием, и, замкнув шествие, снова погрузился в свои мысли.

«Да, компания, — подумал Везавий, оглянувшись назад и увидев все те же хмурые лица. — Стоило ли связываться?!»

***

К отшельнической хижине Эгея троица добралась лишь поздней ночью. Светила полная луна. Ее холодный серебряный диск зловеще нависал над широкой поляной и, казалось, еще больше усиливал мертвую тишину вокруг.

Лад посмотрел на вросшую в землю хижину и невольно сравнил ее с могильным холмом.

— Что-то не нравится мне здесь, — тихо сказал он Везавию.

— Да, действительно, жутковато, — поддержала Лада Маура.

— Что-о?! — скривился Везавий. — Да здесь так же мило, как на кладбище.

Маура поежилась.

— Идиотская шутка, — буркнул Лад.

— Признаю, но вы тоже хороши — «жутковато». Хотите провести еще одну ночь в лесу? Я — нет. И жрать я хочу! Эгей уж точно меня накормит. Жутковато… Утром вы будете восхищаться пейзажем!

— Хорошо, успокойся, здесь действительно мило, — ответил Лад. — Пошли.

Троица сделала несколько шагов по направлению к хижине, как вдруг раздался глухой, надрывный лай. Везавий расплылся в улыбке и торжествующе взглянул на Лада с Маурой.

— Узнаю приятный голосок Вила! Сейчас покажется и Эгей.

Но предсказаниям Везавия не суждено было сбыться. Неожиданно лай собаки превратился в атакующий рык, который почти сразу заглушил жуткий звериный рев. На пару секунд звуки смешались, и затем вдруг все стихло.

Цепенея от ужаса, Лад, Везавий и Маура застыли на месте. Они почти не шевельнулись, когда дверь хижины распахнулась и на порог вышел высокий воин в блестящих дорогих доспехах с огромным удушенным псом в левой руке.

— О-о, да у нас гости!

Воин холодно улыбнулся и откинул в сторону мертвого пса.

— Проходите, не стесняйтесь.

— У-уф, — облегченно вздохнул Везавий, — а я-то думал, что в хижине какие-нибудь звери.

— Звери?! — Воин громко рассмеялся. — Никаких зверей. Был только один. Псина прятался в кладовке, а потом вдруг напал на нас. Проходите, не бойтесь.

В хижине было уютно и аккуратно. Никаких следов недавней схватки Лад не увидел. Возможно, было слишком темно, чтобы разглядеть их, или просто кровь пса ушла в еловый настил на полу. Так или иначе, но спокойная атмосфера внутри хижины подействовала на Везавия и Мауру умиротворяюще. Только Лад чувствовал во всем какую-то скрытую угрозу. Особенно не нравился ему второй воин. Он сидел в затемненном углу хижины, куда не доходил тусклый свет лучины, и даже не поздоровался с вошедшими, а лишь едва заметно кивнул им головой.

— Мой господин сильно устал. Надеюсь, вы простите его, — словно угадав мысли Лада, произнес воин.

— Конечно, конечно. — Везавий опустил на пол походную сумку и начал доставать оттуда свои пожитки, готовясь ко сну. На языке вертелся вопрос об Эгее, но уставший Везавий решил, что утром все разрешится само собой.

Что-то было не так. Лад чувствовал это. Почему-то ни воин, ни его господин не представились и не пожелали узнать, с кем делят кров на ночь. В хижине ощущалась какая-то напряженная тишина. Слышались лишь возня Везавия и Мауры, готовящихся ко сну, да незнакомый воин, кажется, собирался трапезничать. Он положил перед собой большой ломоть свежеиспеченного хлеба, а рядом огромный кусок вяленого мяса. Везавий и Маура застыли в неестественных позах. Все же более двух суток подножного корма не прошли для них бесследно. Лад готов был поклясться, что услышал «грозное рычание»желудка Везавия, когда воин громко расхохотался.

— Что вы можете предложить за это? — спросил он. Везавий сразу ожил, но Лад знал, что предложить им было нечего.

— Золота у нас, конечно, нет. Зачем оно в лесу? Но мы можем предложить кое-что получше! — Бросив свои пожитки, Везавий подобрался к воину. — Не хотите ли со своим господином развлечься?

— Кости?! — разочарованно протянул воин. — Но ведь вам не на что играть, разве что на девку.

Везавий посмотрел на Мауру и не удержался от улыбки, когда она стала быстро приводить себя в порядок. Ее больше беспокоило то, что ее назвали девкой, чем то, что ею собирались торговать.

— Какие кости?! — Везавий отрицательно замахал руками. — Разве это развлечение?! Я хочу предложить вам Неуязвимого Лада! Вот он!!! Наберите камней и попробуйте ими попасть в него. Вы будете стоять у одной стены хижины, а он у противоположной. Ведь это очень близко, не правда ли? Но я могу спорить, что вы даже с этого расстояния не попадете в него! Ну так как?!

От наглости Везавия Лад потерял дар речи. Конечно, он согласился поработать с ним, но ведь не сейчас, не здесь! И не в качестве слуги, безропотно выполняющего приказы!

— Ну так вы согласны поразвлечься? — вновь спросил Везавий.

Воин замешкался. Но тут заговорил его господин:

— А это будет интересно, — прозвучал в хижине жесткий бас. — Только зачем нам камни?

— Как это зачем? — не понял Везавий.

Господин высокого воина вышел вперед и, вытащив из-за пояса три метательных ножа, показал их Везавию.

— Вот, три у меня и столько же у моего слуги.

— Можно бросать и ножи, разница небольшая. Следует лишь изменить плату, — не растерялся Везавий. — Что вы можете предложить еще, кроме еды?

Увидев второго воина, Лад забыл о том, что задумал Везавий и о своем возмущении по этому поводу.

Это было невероятно! Все те же властные, уверенные движения. Те же формы сильного тела, облаченного в королевские доспехи. Тот же великолепный меч с ярким рубином на рукояти. И те же горящие яростным огнем глаза. Все это Лад не мог забыть. Он мог бы отдать руку на отсечение, что перед ним тот самый зловещий воин, который отобрал у него камни в Речи, если бы не лицо. Оно было абсолютно другим, хотя и общего было много. Не в силах отвести взгляд от воина, Лад за несколько секунд пережил заново весь тот кошмар.

— Нет, — произнес он вдруг таким тоном, словно чего-то испугался. — Игры не будет.

— Спокойней, спокойней! — Везавий подскочил к Ладу. — Ну в чем дело? Подумаешь, ножи! Они летят медленней, чем камни, я знаю. Да и не попадут они! Разве б я рисковал тобой?! Мы сорвем хороший куш, вот увидишь.

Лад молчал, и Везавий, воспользовавшись этим, опять очутился около незнакомых воинов.

— Как я и говорил, нужно лишь договориться об оплате. Ножи стоят дороже.

— Платы не будет, — ответил воин-господин. — Мы сделаем ставки. Ты ставишь на кон девку, а мы… — Воин бросил в руки Везавия мешочек с золотыми монетами. — Мы это и, конечно, еду.

От увиденного богатства зрачки Везавия возбужденно расширились.

— Но честь девушки стоит несколько дороже, — неуверенно попробовал упираться он.

Маура открыла было рот, чтобы запротестовать, но воин в королевских доспехах опередил ее:

— Нам не нужна ее честь. Если Неуязвимый Лад проиграет — она умрет!

Маура так и застыла с открытым ртом. Даже Везавий растерялся. Играть на смерть ему еще не приходилось. И тут Лад не выдержал и вмешался.

— Кажется, я передумал играть, — произнес он с деланным безразличием и сел на пол.

Воин-господин холодно улыбнулся. Его ладонь медленно опустилась на рукоять меча, и по хижине поползла уже знакомая Ладу мерная дробь. Рубин на мече запульсировал зловещим светом, и дробь зазвучала еще громче. Казалось, она проникала в самую душу.

— Не-ет!!! — взревел Лад и бросился вперед. Он не знал, что им движет: то ли инстинкт самосохранения, то ли обострившееся чувство опасности. Лад подскочил к воину и ухватил его за кисть. — Нет, — произнес он, сжимая руку, — повтора не будет.

Дробь перестала звучать, и Лад краем глаза заметил, как тряхнул головой Везавий, прогоняя накатившееся на него оцепенение.

События, последовавшие далее, развивались с головокружительной быстротой. Воин-господин вдруг как-то неестественно оскалился и, злобно прорычав, отшвырнул в сторону Лада, словно это был мешок с соломой.

Со вторым воином тоже творилось что-то невообразимое. Воздев кверху руки, он по-волчьи взвыл и вдруг упал на четвереньки у ног хозяина. Его одежда затрещала по швам, а затем отлетела в стороны, словно яичная скорлупа, выпуская на волю… Нет, это был не цыпленок. У ног своего господина стоял готовый к броску огромный матерый волк.

Вскочив на ноги, Лад приготовился к отражению атаки. В руках у него был меч с ярким рубином на рукояти, но раздумывать, откуда он взялся, времени уже не оставалось.

— Мамочка, мамочка! — отдавшись во власть страха и дрожа всем телом, Маура ухватилась за ноги Лада, едва не свалив его.

— Не мешай! — крикнул на нее Везавий и оттащил в сторону. — Это нечисть! — проинформировал он Лада и, подняв свой меч, встал рядом.

Но волк не нападал. Злобно скалясь, он делал короткие вылазки вперед и тут же возвращался обратно.

— Я все это уже видел, — быстро сказал Везавий Ладу. — Он защищает хозяина, пока тот не «вылезет». Надо уходить, еще немного, и будет поздно!

Лад кивнул головой.

— Хорошо, бери Мауру и уходи! Я за вами!

Схватив девушку за руку, Везавий потащил ее к выходу. Он, не останавливаясь, толкнул дверь плечом, но она даже не дрогнула. Везавий бегло осмотрел засов. Он был открыт.

«Господин» увеличивался в размерах прямо на глазах. Его тело, голова, руки, ноги — все разбухало, наливалось мышцами и непрерывно росло. Затрещав по швам, упала на пол его одежда, а на оголенном теле стала проступать серо-бурая шерсть.

Лад быстро взглянул на Везавия с Маурой. Они почему-то мешкали у двери и, кажется, начинали паниковать.

— В чем дело, Везавий?! — крикнул Лад. — Уходите же!!!

— Дверь!!! Она не открывается!!!

Спина «господина» изогнулась дугой, шея вздыбилась мышцами, а голова начала принимать очертания огромной звериной пасти, отдаленно напоминающей волчью.

Держа в поле зрения нечисть, Лад отошел к Везавию.

Заскрежетали когти «господина», вылезающие из его рук. Раздался мощный звериный рык нарождающегося зверя.

Лад со всей силы ударил ногой в дверь. Безрезультатно. Выход был надежно заперт и, кажется, снаружи.

— Мамочка-а! — вновь запричитала Маура.

Она хотела сказать что-то еще, но неожиданно ее перебил жуткий вой, от которого, казалось, завибрировали стены хижины. Потеряв способность здраво мыслить, Маура вжалась спиной в дверь, словно хотела раствориться в ней, и… В крик она выплеснула весь свой страх, весь свой перепуганный и растерявшийся разум.

Везавий притянул девушку к себе и крепко стиснул ее в объятиях, пытаясь успокоить. А Ладу было не до Мауры. Широко раскрыв глаза, он безумным взглядом смотрел на новоявленного зверя, который, стоя на задних ногах, готовился к атаке.

Оскалившись, оборотень обнажил огромные острые клыки, а затем, подняв переднюю лапу, провел когтями по стене хижины. Раздался неприятный скрежет, и на пол посыпалась деревянная стружка. Волк-слуга по-щенячьи заскулил и отошел в сторону. На арену выходил «господин».

Дрожащими руками Лад приподнял меч и мягкой походкой передвинулся чуть вправо — так, чтобы отвести удар от Везавия с Маурой, а заодно и выставить волка на линию атаки монстра. Маневр удался. «Господин» разъярился и саданул волка лапой, отбросив его назад. Верный слуга протяжно взвыл, и Лад злорадно усмехнулся, поняв, что этот бой ведет он. Его сознание отдалось во власть тела, а тело подчинялось некоему искусному воину, должно быть, его предку.

«Воину звезд! — почему-то пришло на ум Ладу. — Миротворцу!»

Словно чувствуя опытность противника, «господин» не спешил с броском. Он ждал удобного момента, и этот момент настал.

Лад вдруг лег спиной на пол и, вытянувшись ногами к монстру, положил на них меч. Провокация удалась, и бросок последовал незамедлительно. Лад принял «господина» на меч, когда тот уже опускал когтистую лапу на свою жертву. Треск разрываемой толстой шкуры и хруст костей заглушил разъяренный вопль зверя. Лад всадил в оборотня меч по самую рукоять и в последний момент прошмыгнул под ним в направлении, противоположном атаке. На мгновение «господин» обезумел от боли, но затем вдруг опять встал в боевую стойку. Выдернув передней лапой, которая действовала не хуже человеческой руки, меч, он лизнул свою рану, и кровотечение вмиг прекратилось.

— Неплохо для будущего слуги, — прорычал «господин» неприятным гортанным голосом, обходя противника со стороны.

Лада загоняли в угол. С одного боку на него двигался волк, с другого — его хозяин.

Оказавшись за спинами нечисти, Везавий с мечом в руке бросился на «господина». В то же время Лад заметил, как дверь хижины распахнулась и незнакомый старик буквально выбросил Мауру наружу. Лад рванулся к выходу, а Везавий с диким криком вонзил меч в правую ногу монстра. И опять хижину потряс вопль разъяренного зверя.

Лад выскочил из хижины, и старик быстро закрыл за ним дверь, ловко подперев ее кольями.

— А Везавий?!! — крикнул Лад. — Ты запер Везавия!!! Лад бросился к двери, но старик грубо отпихнул его.

— Не лезь! Тащи лучше вон ту кучу хвороста!

Дверь задрожала под мощными ударами нечисти. Старик схватил торчащий в земле большой факел и быстро поджег неизвестно когда обложенную хворостом хижину. Лад, словно во сне, принес еще одну охапку сухих веток и бросил ее к двери. Старик поджег и ее. Пламя поглотило хижину мгновенно, словно изголодавшийся хищник свою добычу.

Рев нечисти и удары в дверь усилились. Старик осмотрел огонь, проверяя, все ли хорошо горит, и забросил факел на крышу.

Завалившись в густую траву, Маура рыдала навзрыд. Лад зажал уши руками и, закрыв глаза, попытался унять поднявшуюся в его теле дрожь.

— Везавий… — тихо произнес он. — Страшная смерть ему досталась.

Опустив руки, Лад отвернулся от огня и неожиданно остолбенел, увидев в багровом свете Везавия. Он вышел из леса, держась за разодранный бок, и приблизился к старику.

— Ты, как всегда, вовремя, — сказал он, стараясь перекричать рев нечисти. — Но мог бы и раньше.

— Сам виноват, — буркнул старик. — Суешься вечно, куда не следует.

Лад подбежал к Везавию.

— Как ты?!! Он задел тебя? Как ты оттуда выбрался?! Везавий жестом остановил поток вопросов и тихо произнес, благо рев нечисти неожиданно прекратился:

— Бери Мауру и пойдем отсюда. Не люблю запах паленого мяса.

Лад взял обессилевшую девушку на руки, и она сразу перестала рыдать. Только иногда всхлипывала, словно маленький ребенок, да непрестанно вытирала мокрый нос. Старик подошел к Ладу и дал девушке глотнуть какого-то отвара.

— Она скоро успокоится, — со знанием дела произнес он. — Везавий, ты, кажется, ранен?

— Да ерунда! Ободрал бок, когда лез по нашему подземному ходу. Я едва не застрял в нем!

— Что за ход? — поинтересовался Лад.

— В этой хижине вместе с Эгеем жили еще 15 детей. Все те, кого он спас из Тон-Тона. Ну и воспитывал он нас тогда!!! Чуть что — в холодную, иногда даже на целую ночь.

Вот мы и вырыли себе тайный ход. Он кого-нибудь в холодную, а тот через ход и под бок к Вилу. — Везавий с улыбкой посмотрел на старика, а тот лишь хитро улыбнулся в ответ.

— Думаешь, я не знал об этом?! — спросил он.

— Когда ты запер меня с этими тварями, я понял, что ты знал. Хитрая ты бестия, Эгей! Сам никогда никуда не вляпаешься и других вовремя выручишь. Вот и сегодня…

— Вил, это он предупредил меня. А вот ты не понял. Везавий виновато пожал плечами.

— Но ты тоже дал маху! Зачем нас-то запер?!

— Стар стал, не разглядел. Принял вас за такую же нечисть. Лишь когда закричала девушка, сообразил, что к чему.

— Ладно, хватит болтать. — Везавий потянул носом. — Пойдем в лес, здесь начинает вонять.

Лад взглянул на Мауру. Она уже крепко спала, но иногда еще вздрагивала во сне. Везавий с Эгеем, болтая, направились в лес, и Лад пошел за ними.

Далеко отходить они не стали, а только удалились от хижины на безопасное расстояние.

— Вот, — произнес Эгей. — Пожар сюда не дойдет, а все зверье давно уже разбежалось. Здесь можно спокойно отдохнуть.

Старик постелил на траву свою накидку, и Лад положил на нее Мауру. Везавий наклонился к девушке и нежно провел ладонью по ее взмокшему лбу.

— Досталось ей сегодня. Как думаешь, Эгей, оправится она от этого?

— Слезы уберегли ее разум, — ответил старик. — К утру выспится и станет прежней. Ложись спать, Везавий, и ты тоже, — обратился он к Ладу. — Я присмотрю за ней, да и за вами.

Глава 9

Всю дорогу старик молчал.

Утром Везавий рассказал ему о Речи и обо всех злоключениях, выпавших на его долю и на долю Лада и Мауры. Эгей слушал внимательно, с глубокой сосредоточенностью, не делая замечаний и воздерживаясь от каких-либо комментариев. Когда Везавий закончил, старик достал из своей сумки хлеб, мясо и разделил их на три части. А затем он встал и ушел в лес. Опять не проронив ни слова. Его не было ровно столько времени, сколько понадобилось Ладу, Везавию и Мауре для поглощения пищи. Старик вернулся и коротко буркнул:

— Пошли.

И все! Странный он какой-то — этот Эгей.

И вот они идут. Не по лесу, а по дороге. Куда? Лад спросил об этом у старика, но тот проигнорировал вопрос. Везавий хитро улыбался. Уж он-то, конечно, привык к странностям Эгея.

Чтобы убить время и унять разбушевавшееся любопытство, Лад принялся — уже в который раз — рассматривать идущего впереди старика.

Худой, костлявый, но с огромной жизненной энергией. Это чувствовалось во всех движениях Эгея, таких резких, что иногда казалось, будто он крайне несдержан и своенравен. Но нет, все обстояло совсем иначе. Старик был рассудительным — даже чересчур рассудительным, — немногословным и, как заметил Лад, необыкновенно уравновешенным. Эгей не терпел лишних вопросов, но никогда не позволял себе опускаться до грубости в выражениях. К тому же старик привык к тому, чтобы ему подчинялись — видно, сказалось семилетнее проживание с детьми, — и Лад сразу почувствовал, что попал под его влияние. Если Эгей обращался к нему, то не просил о чем-нибудь, а просто требовал. Лад не возражал. В последнее время на него накатилась масса сомнений по поводу своей личности. Он носил прозвище Одержимого, но между тем больше не чувствовал себя таким. Возможно, он изменился после Речи. Но этот вариант не мог объяснить его мастерство воина — непревзойденного воина, сказано без преувеличений. Иногда, когда к Ладу обращались по имени, он ощущал некое смятение, словно его перепутали с кем-то другим. Часто в голове возникали непонятные, пугающие образы, и с языка срывалось странное слово. Каждый раз новое…

— Всем молчать! Говорить буду я!

Неожиданное распоряжение Эгея вернуло Лада на лесную дорогу. Он посмотрел вперед и увидел идущий навстречу вооруженный отряд, состоявший примерно из двадцати воинов. По виду они походили на городскую дружину, но были экипированы, как боевой авангард. Возглавлял отряд массивный угрюмый всадник в доспехах и с богатым оружием. Он один из всех был на коне.

— Пр-руу! Стоять! — скомандовал он неизвестно кому и поднял вверх руку.

Лошадь, отряд и путники замерли.

— Кто такие? Откуда идете? Старик вышел вперед.

— Я ведун, зовут Эгеем. А это мои воспитанники. Лесной пожар уничтожил нашу хижину, и мы направляемся в город в надежде на людское милосердие.

— Аа, Эгей… Ведун… Я слышал о тебе. Сами боги направили тебя в город. Там сейчас большой переполох. Сбегаются люди со всей округи. Старосте нужен будет твой совет.

— А что случилось такого страшного?

— Не слышал?!!

— Да откуда мне?! Живу в лесу, с людьми не часто вижусь.

— Говорят, нечисть захватила Речи!

— Да неужто?!! Кто принес такую весть?

— Никто конкретно. Слух по городу пошел. Люди напуганы. Когда исчез Тон — Тон, думали, что виноваты варвары… А теперь вот Речи… Нас послали проверить дорогу. Никого не встречали оттуда?

— Нет, дорога странно пустынная. Всадник многозначительно приподнял брови.

— Теперь это проклятая дорога. Ну-у, проходите. Всадник тронул лошадь, и отряд двинулся за ним. Везавий посмотрел вслед громыхающей живой лавине.

— Да-а, заполыхают теперь костры! Маура не сдержалась и заплакала.

— Ну-ну, успокойся. — Везавий нежно обнял девушку. — Будем надеяться, что твоих родителей это не коснется.

Эгей посмотрел на Везавия и, постояв немного в задумчивости, двинулся в прежнем направлении.

«Даже не поделился мнением с „воспитанниками“», — подумал Лад и пошел следом за стариком. Везавий и Маура поплелись сзади.

Всадник смягчил краски, сказав, что в городе большой переполох. Это скорее походило на слепую, безумную панику. Толпы народа заполонили улицы и с нескрываемой ненавистью всматривались в лица всех вновь прибывших.

Лад не мог выносить этих взглядов и протискивался сквозь сборище перепуганных людей, не поднимая головы. Маура в страхе жалась к Везавию, который непрерывно покрикивал то на одного, то на другого обнаглевшего горожанина. Только Эгей шел вперед с таким видом, будто вокруг ничего особенного не происходило. Лада так и подмывало спросить его, что это за город и куда они направляются. Но почему-то страшно было поднять глаза. А тут еще, как на зло, кто-то из особо бдительных горожан схватил Лада за руку.

— Э-ээ, погоди! Кажется, я тебя знаю! Ты из Речи! Лад замер на месте, но невозмутимый Эгей отшвырнул наглеца в сторону и бесцеремонно подтолкнул «воспитанника» в спину, принуждая его не топтаться на месте, а идти вперед.

Процессия двинулась дальше. Горожанин что-то закричал вслед, но слишком много было этих криков, чтобы кто-нибудь прислушивался к ним.

К месту назначения добрались через несколько минут. Это был большой дом городского совета на площади. Эгей с присущей ему наглостью прошел сквозь стражу и потянул за собой «воспитанников».

В доме городских избранников творился еще больший хаос, чем на улицах. Только этот хаос был более благообразным и, если можно так выразиться, целенаправленным. То и дело приходилось ловить на себе любопытные взгляды приодетых девиц, их пышных мамаш и множества слуг. Наверное, уважаемые старейшины собрали сюда свои семьи, дабы надежнее защитить их. А в большом зале шел самый настоящий торг. Здесь развернули оживленную деятельность многочисленные мошенники. Они называли себя по-разному: ведунами, колдунами, волшебниками и даже лунными людьми. Ими предлагались: амулеты из черепов различных зверей, оружие якобы из лунного металла, снадобья, после принятия которых гарантировалось полное безразличие нечисти к вашей особе, и еще много чего другого, менее ценного.

Не уделив всей этой братии и крохи внимания, Эгей сразу подошел к городскому старосте.

— Будь здоров, Брандер.

Староста оторвал взгляд от разукрашенного черепа болотной гадюки, висящего у него на шее, и посмотрел на Эгея.

— Тебе того же, ведун. С чем пожаловал? Хочешь предложить верное снадобье?

— Какое снадобье, от чего?!

— Как, ты не слышал?! Нечисть захватила Речи! Может и сюда нагрянуть!

— Ах вот ты о чем! Но разве врага из дома выгоняют снадобьями? Или амулетами? — Эгей презрительно осмотрел чудо-волшебников. — Кажется, это делается чуть иначе.

— О чем ты говоришь?!! Нечисть захватила Речи мгновенно — в одну ночь! Дружина тут бессильна!

— Я не об этом говорю, — невозмутимо произнес Эгей. — Пять лет назад я предупреждал тебя об опасности. Я говорил, как можно защититься.

— Да-да, я помню! — Староста скривился. — Не убивай! Не желай зла ближнему! Не прелюбодействуй! Не, не, не, не!.. Если слушать тебя — не стоит и жить! Предложил бы что-нибудь более приемлемое!

Несколько минут Эгей простоял неподвижно — глубоко погрузившись в свои мысли. Он был настолько невозмутим, что казалось, будто его сознание покинуло бренное тело.

— Хорошо! — вдруг громко произнес Эгей и повернулся к Ладу, Везавию и Мауре. — Устройтесь где-нибудь в городе. Я вас найду.

Не дожидаясь от них ответа, Эгей вплотную подошел к городскому старосте.

— Хорошо, — вновь повторил он. — Я дам тебе несколько практических советов. Я знаю, как опознать нечисть. Прикажи освободить зал, пусть останутся только члены совета.

Брандер махнул рукой, и стражники стали выгонять из помещения лишних людей. «Ведуны-волшебники» возмущенно заорали, проклиная Эгея, но его, казалось, это ничуть не трогало.

С Ладом, Везавием и Маурой стражники тоже не церемонились. «Воспитанников» вытолкали на многолюдную площадь и тут же позабыли об их существовании.

Лад повернулся к Везавию и Мауре. Они опять обнимались. Везавий держал девушку за талию и что-то успокаивающе шептал ей на ухо. У Лада создалось впечатление, что эту парочку не очень-то интересуют происходящие вокруг события.

«Дурочка уже без ума от него, а он наверняка ищет свою выгоду», — подумал Лад, а вслух произнес:

— Что будем делать? Куда пойдем?

Везавий оторвался от девушки и взглянул на здание городского совета.

— Эгей будет вправлять им мозги до полудня — не меньше. Мы можем перекусить где-нибудь и отдохнуть. Вот только где?

— А почему к нему так прислушиваются эти ожиревшие достойные горожане? — озадаченно спросил Лад.

— Ну как же! Ведь он прожил два месяца в Тон-Тоне вместе с нечистью! Он знает про этих тварей почти все. К кому еще прислушиваться, если не к нему?!

Лад невольно посмотрел на городскую стражу и на здание совета за их спинами.

— И они знают об этом?! — изумленно спросил Лад.

— А как же, конечно, знают.

— Но ты ведь говорил, что на костер отправляют лишь по одному подозре…

— Да, я говорил, — перебил Лада Везавий. — Но Эгей… — Везавий хитро улыбнулся. — Насчет него не было никаких подозрений. Эгей явился в городской совет и объявил всем, что он ведун, что он прожил в Тон-Тоне два месяца, что он наблюдал за нечистью и знает очень многое, что у него есть несколько предложений для горожан, и все остальное в том же духе. Понимаешь, Лад. Эгей сам явился и выставил себя на всеобщее обозрение. «Вот он я! Смотрите! Я из Тон-Тона! Но я человек — и поэтому не боюсь! К тому же я сумею помочь вам!..» Эгея выслушали и трогать не стали.

Лад наклонился к уху Везавия и, опасливо озираясь, спросил:

— Выходит, если мы сами признаемся, что мы из Речи, нас тоже никто не тронет?

Везавий пристально посмотрел в глаза Лада.

— Не советую, — так же тихо прошептал он. — Надо уметь преподнести это. Эгей… Он… Он — это кладезь мудрости. Нам не под силу такое! Хватит болтать. — Везавий напряженно огляделся. — На нас уже начинают обращать внимание! Пора уходить.

— А куда пойдем? — спросил Лад.

— Надо найти место, где можно перекусить.

— Но нам ведь нечем заплатить!

— Не твоя забота. Бери Мауру и идите вон туда. Я вас догоню.

Лад не успел и глазом моргнуть, как Везавий растворился в толпе. Маура растерянно осмотрелась.

— Пошли, — сказал Лад и взял ее за руку.

Везавий догнал их возле небольшой харчевни, где толпилось много работного люда из окрестных селений. Хозяин, воодушевленный большим притоком посетителей, впускал внутрь только явно обеспеченных, а прочих оставлял на улице.

— А вот и я!

Везавий налетел сзади на хмурого Лада, его лицо сияло.

— Зайдем?!

Лад печально взглянул на двух городских стражников, нанятых для охраны входа.

— Нас не впустят.

— Ты так думаешь?!

Везавий подбросил вверх мешочек с золотыми монетами.

— Пошли.

Свободных мест в харчевне не оказалось. Кругом стоял ужасный смрад и просто жуткий гам. Между посетителями сновали взмокшие от изнурительной работы мальчишки-слуги. Они непрерывно что-то вносили, что-то выносили и все время угодливо улыбались. Везавий словил одного из них.

— Где можно присесть? — спросил он у мальчишки.

— Где хотите, я занят, — буркнул он.

Везавий изобразил понимающее лицо и положил в ладонь мальчишки золотой.

— Стол, стулья, быстро! Куда поставить, найдешь сам!

Схватив монету, мальчишка исчез с глаз. Через некоторое время трое еще точно таких же льстиво улыбающихся сорванцов принесли стол со стульями и поставили их в единственном свободном углу харчевни. Везавий бросил на стол еще один золотой и величественно опустился на учтиво подставленный стул. Лад и Маура тоже сели.

— Что там у вас есть? — спросил Везавий у мальчишки, который остался их обслуживать.

— Молочный поросенок на вертеле, птица, рыба… Везавий приподнял руку, и мальчишка замолчал.

— Остановимся на птице и рыбе, и что-нибудь прополоскать горло.

Мальчик кивнул головой и прошмыгнул в сторону кухни. Везавий повернулся к Ладу с Маурой.

— Неплохо, да? Можно было бы и молочного поросенка, но на голодный желудок рискованно. Лучше уж птица и рыба. Питательно и необременительно для пищеварения.

Выслушав хвастливую болтовню Везавия, Лад наклонился к нему и спросил, искоса поглядывая на заветный мешочек:

— Где ты это взял, украл?!

Везавий бросил быстрый взгляд на Мауру.

— Нет, конечно. Я их заработал.

— Так много и так быстро? — не поверил Лад.

— А что здесь удивительного?! Одному заезжему торгашу с семьей требовалось просторное пристанище на ночь. Чтобы хватило места всем, в том числе и его барахлу. Я показал ему, где можно устроиться, и он мне щедро заплатил.

— Я не верю тебе, — буркнул Лад.

— Твое дело, — ответил Везавий. — Может, ты и есть не будешь?

— Ну почему ты не веришь ему? — вступилась за Везавия Маура. — Откуда ты можешь знать, какие нынче цены в этом переполненном городе?! Мне кажется, Везавий говорит правду. Ему просто попался щедрый человек. Везавий раздобыл денег, чтобы накормить тебя, а ты несправедливо на него набрасываешься! Это неблагородно!

Маура с упреком посмотрела на Лада. Обрадовавшись полученной поддержке, Везавий опять засиял.

Принесли заказанные блюда. На стол поставили рыбу, запеченную в яблоках птицу, вино и какую-то зелень, завязанную в пучки. Везавий бросил мальчишкам еще одну монету, и они, довольные щедростью посетителя, быстро удалились. Только что переругавшаяся троица принялась есть, и напряженная атмосфера между ними разрядилась сама собой.

Лад поглощал пищу огромными кусками, почти не жуя ее и непрерывно постанывая, словно изголодавшийся зверь.

Везавий ел так, будто совсем недавно плотно отобедал и сидит здесь лишь за компанию. Он не утруждал себя основательным обгладыванием костей, оставляя на них едва ли не половину мяса и небрежно бросая на пол. Королевские объедки тут же подбирались нищими и исчезали в рваных, замусоленных сумках.

Маура предпочитала не смотреть на сотрапезников. Она аккуратно брала со стола самые маленькие кусочки и — не иначе, как тремя пальцами — подносила их ко рту. После каждого укуса Маура клала рыбу или птицу обратно и, быстро облизнув губы, начинала жевать. При этом ее маленький ротик был постоянно закрыт, а челюсти двигались так медленно, словно опасались преждевременно насытить желудок.

Трапеза уже была почти окончена, когда Везавий вдруг соскочил со стула и юркнул под стол. Лад удивленно наклонился к нему.

— Не смотри сюда! — рявкнул на него Везавий и бесцеремонно хлопнул ладонью по лицу.

— Что случилось? — забеспокоилась Маура. Везавий только цыкнул в ответ.

— Посмотри туда, — сказал Мауре Лад и кивнул в сторону входа, где стоял богатый торговец с двумя городскими стражниками. Они внимательно осматривали посетителей харчевни и о чем-то переговаривались.

— Ну и что? — не поняла Маура.

— Уверен — это тот самый «щедрый человек», за счет которого мы здесь вкушаем удовольствия. Видно, он посчитал, что заплатил мало и решил добавить. — Лад взглянул на Везавия. — Но наш друг слишком скромен и честен, чтобы взять лишнее.

— Это не смешно, — прошипел из-под стола Везавий.

— Для торговца, кажется, нет, раз он привел стражников.

Маура наклонилась к Везавию. Ее щеки пылали.

— Как ты мог, Везавий?! Из-за тебя я стала воровкой!

— Тише ты! — Везавий замахал руками. — Сядь прямо! Я ничего не крал! Он сам дал мне деньги!

— Не цыкай мне!!! — вспылила Маура. — И не обманывай опять!!!

Взбурлившие эмоции Мауры и ее необычное поведение сразу привлекли всеобщее внимание.

— Там он, под столом! Держите вора!!! — закричал торговец.

— Ну вот, умница! — упрекнул Везавий Мауру и, выскочив из-под стола, бросился бежать.

Но далеко ему уйти не удалось. Кто-то подставил Везавию ногу, он упал, и сразу несколько рук мертвой хваткой вцепились в него. А особо ретивые уже пустили в ход кулаки. Торговец и стражники начали протискиваться сквозь образовавшуюся толпу.

— В сторону, в сторону! — кричали они. Подобравшись к Везавию, торговец ловко обыскал его и извлек мешочек с монетами.

— Здесь уже почти ничего не осталось! — закричал он. — Куда ты дел остальное, воришка?

Толпа загудела пуще прежнего.

— Минуточку, минуточку! — Везавий попробовал улыбнуться, но из-за рассеченной губы улыбка получилась слишком дерзкой.

— Он еще смеется над нами! — закричал кто-то, и на Везавия посыпался новый град ударов.

— Спокойней, дайте сказать! — возмущенно завопил Везавий, и удары прекратились. — Откуда у меня этот мешочек?!

— Я тебе его дал, — ответил торговец.

— В качестве чего?

— В качестве платы.

Везавий хихикнул и победно осмотрелся, насколько позволили ему державшие его люди.

— Так какой же я вор, если этот человек говорит, что заплатил мне?!

— Ах ты, скотина! — торговец замахнулся, собираясь ударить Везавия в зубы, но тот ловко увернулся. — Он сказал мне, что его послал хозяин, подыскать постояльцев! Он взял с меня плату и указал на просторный двор, куда следует идти. Мы, как дураки, ввалились туда, а нас выгнали со двора взашей! Как нищих бродяг! Эта скотина обманом взяла у меня деньги!

— Да что с ним цацкаться! — послышался голос из толпы. — На площадь его и руку долой!

— На площадь!!! — заревели все.

Маура побледнела и вскочила с места. Лад схватил ее за руку и силой посадил обратно.

— Подождите!!! — закричала Маура, взглянув на грязную ладонь Лада и брезгливо отдернув руку. — Подождите!!!

Лад отпустил девушку, и она, снова вскочив с места, вклинилась в толпу.

— Он не виноват!

Мауру пропустили к Везавию.

— Как это не виноват? — спросил торговец.

— Он не для себя взял деньги. Я была голодна, и он хотел накормить меня.

— А кого это интересует? — возмутился торговец. — Сколько голодных людей бродит вокруг, но никто из них не ворует.

— Верно, — согласились вокруг.

— Но я отдам деньги! Мой отец богат!

— Да эта оборванка лжет, так же как ее дружок! — закричал торговец. — На площадь этих воришек! На площадь обоих!

Толпа опять загудела, и Везавия с Маурой поволокли к выходу. Лад встал со своего места.

— Кажется, нас сейчас затопчут ногами, — тихо сказал он сам себе.

Лад догнал Везавия с Маурой уже на улице. Он зашел вперед и властно поднял обе руки, призывая толпу остановиться.

— Стойте, люди! Давайте разберемся! Этот не крал, торговец сам подтвердил это!

— Да, но он обманом выманил у меня деньги! Лад лукаво улыбнулся.

— А разве из вас, люди, никто никогда не обманывал ради денег?! Ты, торговец, никогда не обманывал покупателя, пытаясь взять больше, чем следует?! А разве ты, — Лад указал на какого-то нищего с котомкой на плече, — не притворялся слепым или хромым, или другим каким-нибудь убогим, чтобы выманить из людей деньги?! Что молчите? Отвечайте! Уверен, каждый из вас имеет на сердце подобный грех! Так за что же вы хотите лишить рук их?!

— Это совсем другое дело! — крикнул кто-то за спиной Лада.

— Разве?! — Лад повернулся. — Ведь вору отсекают руку независимо от того, украл ли он кусок хлеба или мешок с золотом.

Толпа в нерешительности притихла.

— А как же мои деньги? — не выдержав паузы, завопил торговец.

— Она отдаст их, — ответил Лад. — Я могу подтвердить, что ее отец богат. Не смотрите на изодранное, грязное платье. Девушка просто заблудилась в лесу.

— Тогда пусть она назовет свое имя, — не унимался торговец. — Я обязан знать, с кого требовать долг!

Везавий, Маура и Лад быстро переглянулись.

— Внимание, люди!

Вперед неожиданно вышел бородатый воин в кольчуге, но без оружия. Увидев его, Маура попятилась и спряталась за спину Везавия.

— Я знаю их! — воин посмотрел на Лада, затем на девушку. — Эта девка — дочь городского старосты Речи, а он — Одержимый Лад, тоже оттуда!

Толпа в испуге расступилась. Вокруг Везавия, Лада и Мауры образовался круг ненависти, страха и слепой злобы.

— Нечисть!!! — закричал кто-то, и толпа подхватила этот крик, взревев, словно перепуганное стадо.

— На площадь их!!! На костер!!!

Обезумевшая толпа ринулась на них. От нескольких человек Лад сумел увернуться, но задние напирали, и вскоре его затоптали и начали бить.

Глава 10

За неимоверно короткий срок им удалось сделать очень многое. Все население Конуса уже знало о произошедшей когда-то на Земле трагедии и о миротворцах. А мозговой центр вышел из изоляции и начал брать под свой контроль функции базы. Одно было плохо… Эд оглядел серую камеру.

Сколько он уже здесь? Неделю или больше? Что происходит сейчас на миротворческой базе или, как называют ее жители, Конусе? Акрос прорвал изоляцию и, значит, должен знать, где он. Но почему тогда его не освобождают? Где отец со своей группой?!

Эд встал и в беспокойстве зашагал по тюремной камере.

О нем забыли!!! Неделя, и ни одного живого человека!!! Даже пищу приносят автоматы. Бессловесные твари!!! Так можно свихнуться!!!

Рафи… В какой-то момент она стала для Эда не только сводной сестрой — приемной дочерью его отца. Тестер. Этот умный прибор помог вспомнить Эду все, что было. Особенно запечатлелись в памяти их встречи — втайне ото всех — и ее волнующее горячее дыхание…

Эд в ярости ударил кулаком в стену.

Даже сейчас в нем бурлила ненависть. Именно из-за этой ненависти Эд попался. Он проделал огромную работу и должен был скрыться — отсидеться где-нибудь. Но нет, ему непременно требовалось высказать свое возмущение Главе и Хаус-Нари! Вот и высказал!.. Идиот!!!

Глава и Хаус-Нари… Они не имели права лишать его памяти! Они не имели права лишать его имени и… Рафи! Особенно ее! Рафи помнит все. Благодаря тестеру, Эд теперь тоже. Но его воспоминания какие-то неполноценные. Они путаются с обликом Эди-Стаута. А ведь он не Эд! Нет! Нет! У него есть настоящее имя, но почему-то он по-прежнему воспринимает себя… Эди-Стаутом! Отец говорит, что скоро это пройдет… Но когда?!! Когда!!! Когда обо мне вспомнят?!!

***

Трудно было дышать, болела голова и сильно жгло ноги — чуть ниже колен. Лад попробовал пошевелиться. Все суставы, кажется, действовали исправно.

— Ну и здоров ты валяться! Лад открыл глаза.

— А-а, это ты, — произнес он, увидев Везавия. — С тобой, кажется, все в порядке.

— Да-а, я ловкий человек. — Везавий хитро улыбнулся. — Я всегда сумею выйти сухим из воды. И с Маурой тоже все хорошо! Она только чуточку испугалась.

— А что со мной? Что с ногами?

— С ногами?.. — не понял Везавий.

— Скажи только, ходить буду? Везавий удивленно оглядел Лада.

— Нет, — печально произнес он. Лад глухо простонал.

— Ходить ты не будешь, — вновь повторил Везавий, только бегать.

Лад удивленно раскрыл глаза, а Везавий громко расхохотался.

— Ну ты молодец! Какие-то паршивые ожоги, и сразу: «Ходить буду?»

— Но ведь меня били, — запротестовал Лад.

— «Били…». — передразнил его Везавий. — Тебе только морду растолкли. Да и то ты сам виноват. Нечего было изображать ломовую лошадь. Чего ради ты попер против толпы?! Ведь дураку было ясно, что они одержат верх.

— Выходит, нужно было склонить голову и покорно идти на костер?!

— Они и так затащили нас туда — дрыгался ты или нет. Мы спаслись только благодаря Эгею. Он вовремя подоспел с городской стражей. Мы теперь передовой отряд по борьбе с нечистью — чуть ли не герои. — Везавий ухмыльнулся. — Весь город знает, что в лесной избушке мы сожгли нечисть, идущую на них. Но Эгей говорит — это не все. Мы лишь отодвинули опасность. Нам предстоит нанести опережающий удар. Тебе и мне. Он что-то задумал — этот старик. Не перечь ему. Он целыми днями пропадает в подземной каморке, прямо под нами. Правда, один раз как-то очень долго просидел около тебя. Я беспокоился, почему ты не приходишь в себя, а Эгей сказал, что это не связано с побоями. Он как-то странно смотрел на тебя тогда.

Лад отвернулся.

— Хватит болтать. Я устал от тебя. Иди лучше обворуй еще кого-нибудь.

Везавий нахмурился.

— Черная неблагодарность в твоем духе. Только ты можешь поесть, а потом обругать за это.

— Не выдумывай, — огрызнулся Лад. Он хотел что-то еще добавить, но неожиданно хлопнула дверь, и в маленькую комнату вошел Эгей.

— Здравствуй, Лад, — поздоровался он. — Как ты?

— Хорошо. — Лад сел. Его удивило, что Эгей обратился к нему по имени и еще вдобавок проявляет такое участие. Раньше этого за ним не наблюдалось.

— Говоришь, хорошо? — Старик не спеша оглядел Лада. — Похоже, что так. Но пару деньков еще отдохни. И постарайтесь не ссориться. Потом поговорим — все вместе.

— Эгей, а как же родители Мауры? Мы пойдем в Речи спасать их?! — спросил вдруг Везавий.

— Я поговорю с ней об этом, — ответил старик. — Не переживай.

Эгей ушел, и Лад повернулся к Везавию.

— Хочешь оторвать от Мауры большой кусок, да-а?! Везавий с грустью взглянул на Лада.

— Вот смотрю я на тебя и думаю. Ловкости и силы тебе не занимать, а умом родители твою голову явно не наделили. Обед на столе, — вдруг резко сменил он тему.

Везавий встал и вышел. Лад пожал плечами. Какой-то частицей разума он понимал, что напрасно обидел Везавия. Но злость за обожженные ноги и избитое лицо была сильнее его.

***

— Ты пришел?.. — Да.

Везавий приблизился к Мауре.

— Я пришел, только не знаю, зачем. Я ведь тощий, нищий да к тому же и вор…

— Нет…

— Подожди, Маура. Я вор, понимаешь? Сколько я себя помню, я крал и обманывал. Даже Эгей не смог исправить меня. Когда я тебя впервые увидел, я сравнил тебя с прекрасной лошадью из диких степей. «Она может принадлежать какому-нибудь принцу, но не мне», — подумал я. Я с первого момента поставил все на свои места. Я всегда мог держать себя в руках. Но когда ты стала проявлять ко мне интерес, что-то в моей голове пошло наперекосяк. Я говорил себе: «Ее интерес к тебе сродни интересу, который проявляет десятилетний мальчишка к выкопанному из земли червячку». Первое время это помогало. Но с каждым днем ты как-то по-новому относилась ко мне — когда ты пугалась, ты искала защиты у меня; когда уставала, ты ложилась на мое плечо, да еще много чего другого. Я заметил, как стали меняться твои глаза, будто сама любовь смотрела через них на меня. И тогда я сказал: «Хватит! Я должен стать достойным ее! Я больше не должен воровать!» Я думал, что смогу, но когда я увидел, как ты голодна, — я опять украл! И напрасно я пришел сюда.

— Дурачок. — Маура нежно обняла Везавия за голову и положила ее к себе на грудь. — Ты ничего не понял.

— Но, Маура… — Везавий попробовал освободиться от нежных объятий.

— Молчи, молчи. — Маура еще сильней прижала к себе голову Везавия. — Бедный мой дурачок.

Везавий заплакал. Тихо, с какой-то безнадежностью в надрывных всхлипах.

— Но ведь я вор. Я не смогу исправиться. Вот и Лад не верит. Он не верит, что я могу любить тебя. Он так и сказал: «Хочешь оторвать от нее большой кусок…»

— Ну не плачь, не плачь. А на Лада не обращай внимания. Он просто злится на тебя за побои толпы.

Маура закрыла глаза, и ее губы стали медленно — в томном ожидании — приближаться к губам Везавия. Весь мир вдруг словно притих, ожидая слияния двух влюбленных душ. Казалось, перестали петь даже птицы в саду, окружавшем их. И звезды на небе загорелись каким-то особенным, волнующим светом… Но Везавий вдруг отстранился.

— А как же твои родители, Маура? Я не могу взять тебя, пока не спасу их.

Маура опустила голову.

— Эгей мне все объяснил. Это как-то связано с тем, что Лада били после игры. Мой отец был там. Он стал нечистью одним из первых в городе. И моя мать не могла спастись от него.

Некоторое время Везавий ничего не говорил, но затем, словно пересилив себя, произнес:

— Мне очень трудно, Маура, но я не смею воспользоваться гибелью твоих родителей. Я не переживу, если завтра ты вдруг поймешь, что в этот вечер нуждалась лишь в чьем-нибудь участии.

— Но это не так, Везавий! — запротестовала Маура.

— Я верю тебе, но все же я должен стать достойным такого счастья, чтобы… чтобы ты не смогла потом сделать шаг назад. Извини, Маура.

Везавий повернулся и пошел прочь. Маура печально проводила его взглядом. Женское чутье кричало ей: «Окликни, позови его — он твой!» Но Маура не осмелилась. Она слишком любила Везавия. Любила и уважала.

***

Эгей позвал к себе Везавия и Лада через два дня. Все это время они были предоставлены сами себе и занимались кто чем. Везавий всячески избегал встреч с Маурой и пропадал в городе. А Лад ходил сам не свой и внутренне порывался к действиям.

В каморке Эгея было на удивление пусто. Здесь не было ничего, кроме одиноко стоящей кровати. Лад разочарованно осмотрел каморку. Почему-то он был уверен, что Эгей целыми днями мастерил здесь некое чудо-оружие для борьбы с нечистью. Только это, по его мнению, могло объяснить отшельничество старика. Лад взглянул на Везавия. Того, кажется, ничуть не огорчила пустота комнаты. А возможно, он просто не обратил на это никакого внимания.

— Проходите, — сказал Эгей и поднялся со своего жесткого ложа. — Садитесь здесь. Я буду говорить стоя, мне так легче.

Лад и Везавий сели, а Эгей зашагал по комнате. Молчание длилось несколько минут, а затем вдруг Лад не выдержал и спросил:

— Чем ты тут занимался целыми днями?

Эгей остановился и удивленно посмотрел на Лада.

— Думал, конечно. Чем еще можно здесь заниматься?! Лад не ответил.

— Хорошо, начнем. — Эгей опять принялся расхаживать перед Везавием и Ладом. — Для начала вы должны узнать о нечисти все. Если правильно определиться, нечисть — это те, которые оборачиваются волками. Они не так опасны. Это несчастные люди, у которых произошло смешение крови с драдами.

— С кем? — не понял Лад.

— С драдами. Именно так называют себя хозяева нечисти. Кто такие драды, объяснить очень сложно. Это не вписывается в рамки человеческих понятий. Это чужое для вас, и ему трудно дать определение. Хотя слово «чужое», кажется, как нельзя лучше подходит к ним. Драды — выходцы из другого, чуждого нам мира.

— Из океана? — спросил Везавий. Эгей грустно улыбнулся.

— Если бы… Они из абсолютно другого мира. Таких миров вокруг нас бесконечно много. И никто не может знать, сколько различных форм жизни существует там. Сознание людей постоянно посещает эти миры — во сне. Да — да, не удивляйтесь. Как я уже сказал, таких миров бесконечное множество, и во сне человек посещает наиболее близкие к нему по сути. Даже когда мы вспоминаем что-нибудь, мы мысленно переносимся в другой мир. Мир, существующий уже вне зависимости от нас. Каждый миг, который мы проживаем, порождает новый мир. Таким образом, ежедневно и ещенощно рождается бесконечное множество новых миров. Понимаете?

Везавий и Лад переглянулись.

— Не совсем, — ответили они.

— Ну это не важно, сообразите потом. Дело в том, что когда устанавливается связь между двумя мирами, в этом, как правило, участвуют обе стороны. Одна пассивно — в данном случае это люди, другая активно — драды. Вот главная цепь связи. Если люди и дальше будут пассивны — они обречены!

— Неужели дело и впрямь обстоит так скверно? — спросил Лад.

— Именно. Вы поймете, почему, если узнаете, что до сих пор здесь побывали три драда. Один из них захватил Тон-Тон, другой Речи, а третьего мы сожгли.

— Так, значит, мы сожгли драда? — Лад поморщился, вспомнив гнусное чудовище в хижине.

— Да. Который из них был драдом, а который нечистью — вы, думаю, догадались.

— А почему ты уверен, что было только три драда? И вообще, как эти твари попадают к нам? — поинтересовался Везавий.

— Если бы их было больше — мы бы уже знали об этом. А как драды попадают к нам?.. — Эгей на секунду задумался. — Когда установилась связь, драды получили возможность открыть вход. Сначала они послали одного разведчика, затем еще двоих.

— Понятно. — Везавий посмотрел на Лада, потом на Эгея. — С сущностью драдов и нечисти мы разобрались. Теперь нужно придумать, как с ними бороться.

— Очень просто, — ответил Лад. — Собираем большое войско и захватываем Речи и Тон-Тон. Возле входа выставляем вооруженный отряд, и каждого вновь прибывшего драда убиваем на месте.

— Не все так просто. — Замолчав, Эгей взглянул на Лада. — Как бы это получше объяснить?.. Связь действует, и сейчас наши два мира соединены между собой. Они вроде бы смешиваются. Образно выражаясь, их зло проникает сюда и влияет на нас. Особо концентрированную частицу этого зла представляет собой драд. Если мы пойдем на него с жаждой крови и убийства — мы словно бы дадим согласие на проникновение в нас зла. Мы и оглянуться не успеем, как драд сделает нас нечистью — своими слугами.

— Но ты ведь говорил, что нечистью становятся при кровосмешении, — возразил Лад.

— Вот та половина нашего войска, которая не будет жаждать убийства ради убийства, и подвергнется кровосмешению. А оно неизбежно произойдет при схватке с нечистью и драдами.

— Так как же бороться с ними?

— Нужно уничтожить вход в наш мир! — Эгей выждал многозначительную паузу. — Если мы сделаем это, драды уже никогда не найдут нас. Как я говорил, им придется искать в бесконечности.

— Да, но ведь в нашем мире останется много нечисти и два драда! — От возбуждения Лад поднялся с кровати. — Как ни крути, нам придется иметь с ними дело! Эгей жестом попросил Лада сесть.

— Когда вход будет уничтожен, энергия мира драдов — энергия зла — перестанет поступать к нам. Люди, которые стали нечистью без кровосмешения, станут обычными людьми. А остальные… — Эгей опять замолчал. — А остальные не будут нам страшны без драдов. Думаю, потом мы придумаем, как совладать с ними.

— Мне абсолютно ничего не понятно! — вспылил Лад. — Ты все время забываешь о двух драдах, которые уже здесь! И потом, как мы сможем подобраться ко входу? И тем более уничтожить его?! Нам ведь опять придется убивать!

— В мире драдов есть только одна особь женского пола. — Эгей невольно повысил голос. — Они называют ее матерью. Именно мать руководит ими! Драды практически бессмертны. Чтобы убить кого-то из них, надо либо уничтожить его мозг, либо сжечь драда дотла! Мать — она самая старшая из них. Раз в десять лет происходит совокупление с матерью. Именно тогда она и открывает вход. Перед совокуплением возле нее происходит своеобразный отбор. Что-то вроде естественного отбора, возведенного в ранг культа. В нем участвуют все драды. И наши два разведчика тоже не упустят его. Срок турнира и совокупления приближается, и они должны вернуться туда.

— Понимаю, — произнес Везавий. — Они возвратятся и расскажут о нас. И тогда драды просто хлынут в наш мир.

— Что-то вроде этого, — ответил Эгей. — Вы должны уничтожить вход до того, как кто-нибудь из них вернется обратно. Вы должны проникнуть в мир драдов…

Везавий и Лад вскочили со своих мест.

— Ты с ума сошел!!! Мы и часа там не протянем! Мы… Эгей дал им высказаться до конца и, когда они угомонились, спросил:

— Все?

— Да! — грубо ответил Лад и вместе с Везавием сел обратно на кровать.

— Когда драд переходит к нам, он начинает принадлежать двум мирам. По желанию он может быть человеком или драдом. Попав в их мир, вы приобретете те же свойства. Хотя вам будет труднее. Человеческая сущность слабее сущности драдов. В их мире вам очень трудно будет стать человеком. Но вам и не надо этого делать. Ни один драд не должен знать, что вы люди.

— Меня в дрожь бросает, когда я думаю, что превращусь в подобное чудовище, — робко произнес Везавий.

— Я понимаю, — тихо ответил Эгей. — Но что ваши временные неудобства по сравнению с гибелью этого несовершенного, но прекрасного мира?! В любом случае выбор, конечно, за вами.

Везавий и Лад задумались. В их выборе Эгей не сомневался, иначе он бы не завел этого разговора.

— В принципе я согласен, — ответил Лад. — Только мне непонятно, как мы вернемся обратно, если уничтожим вход?

— Скажу честно, шансов на это очень мало, но они есть. Когда вы уничтожите вход, он не исчезнет сразу.

— Ты пойдешь с нами? — спросил Лад. Эгей некоторое время помедлил с ответом.

— Нет, так рисковать нельзя. На случай, если вы не вернетесь, кто-то должен быть здесь. Но я провожу вас до входа — сами вы не доберетесь.

— Но почему именно мы двое, а не отряд хорошо обученных воинов? — спросил Везавий, все еще не решаясь принять решение.

— Двое — это оптимальный вариант. Лад хороший боец, он умеет убивать без жажды убийства. Ты непокорный душой и в любой ситуации сможешь остаться самим собой. Мало кто из людей обладает вашими качествами. Когда нужно будет, Лад поможет тебе, а ты выручишь его, если он… — Эгей неожиданно замолчал. — Короче, вы как нельзя лучше подходите для этого.

— Ты позаботишься о Мауре, если я не вернусь?

— Не сомневайся, она не пропадет.

Везавий опустил голову и уставился себе под ноги.

— Тогда я согласен, — тихо сказал он. — Если я вернусь, то уж, наверное, буду достоин ее.

Эгей подошел к маленькому окошку, расположенному на уровне земли и выходящему на пыльную дорогу. Задрав голову, старик долго смотрел туда, а затем тихо сказал:

— Выходим в полночь. Пойдем пешком. В деле с нечистью лошадей лучше не брать. А сейчас вам, думаю, надо выспаться.

Везавий и Лад молча поднялись и вышли из каморки. Старик, видно, сильно переживал за них. Ему нелегко было совладать с противоречивыми чувствами, которые одолевали его. Ведь в чужой мир уйдут два молодых парня, а он — старик — останется здесь. Но не это было главным, что мучило его. В старческих глазах Эгея читалось желание поделиться с ребятами самым сокровенным, но вот неизвестно было — поймут ли они его и поверят ли услышанному?

***

Солнце уже село, и полночь приблизилась еще на один шаг. Послышался шелест неубранного сена, кто-то шел по саду. Везавий быстро спрятался за старым дубом и затаил дыхание. Ему хотелось побыть одному, чтобы притупить боль, терзающую душу. Прекрасный мир, волшебная звездная ночь — вот все, что нужно было ему сейчас. Была еще Маура, но она лишь усиливала его боль, когда он думал о ней. И уж никак Везавий не мог позволить себе увидеть ее. Он боялся остаться — передумать в последний момент и отправить Лада в мир драдов одного. Кем он — Везавий — будет после этого? Дорожной пылью, которую топчут все? Нет, даже не пылью! Он станет… Да разве так уж важно, кем он станет?! Этот мир… Этот прекрасный мир со злыми и добрыми людишками, эта волшебная ночь с ее чудесными запахами… Разве сможет он по-прежнему любоваться всем этим, если останется?! Конечно же, нет! Все это исчезнет, когда придут драды. Исчезнет не материально, а в его душе, словно кто-то в один миг ослепит ее.

Опять послышался шелест травы. Совсем рядом. Показалась чья-то тень. Неужели Маура?!

— Везавий, ты здесь?

Это был Лад. Везавий вышел из-за дерева и шумно, с облегчением вдохнул воздух.

— Чего тебе? — спросил он.

Лад поискал глазами Везавия и, найдя его, подошел ближе.

— Маура искала тебя. — Везавий ничего не ответил, и Лад, не зная, что еще можно добавить, произнес: — Эгей пошел к городскому старосте. Сказал — до полуночи его не будет.

Везавий молчал.

— Зачем ты от нее прячешься? — спросил вдруг Лад. — Боишься остаться?

Везавий кивнул. Лад некоторое время молчал, что-то обдумывая, затем сказал:

— Напрасно.

Везавий с интересом посмотрел на него.

— О чем ты?.. Кто же тогда говорил, что я хочу оторвать от нее большой кусок?!

— Извини, Везавий. — Лад немного смутился. — Зависть одолела меня. Я никак не мог понять, почему она выбрала тебя. Наверное, ты ее очень любишь, и Маура чувствует это.

Везавий мечтательно улыбнулся.

— Не переживай, — сказал он Ладу. — У тебя еще будет девушка.

— Знаешь, — Лад поднял охапку свежего сена и вдохнул его аромат, — мне иногда снятся странные сны. Там у меня есть девушка, но я по глупости теряю ее. Это сон, но когда я просыпаюсь, мне часто кажется, что, поведи я себя в этом сне чуть иначе, — он стал бы явью. Понимаешь, о чем я?

— Не совсем. — Везавий оперся спиной о дуб и задрал голову к небу.

— Мы уходим в мир драдов и должны знать, что кто-то ждет нас здесь! Ждет по-настоящему, понимаешь?!

Везавий кивнул головой.

— Да, я понимаю. Но выше моих сил просить ее ждать. Не выдержав, Лад схватил Везавия за плечи и сильно встряхнул его.

— Ты становишься хорошим парнем, Везавий. Но твой скверный характер постоянно мешает тебе! Даже я заметил, что Мауру не надо ни о чем просить! Ты должен дать возможность сказать ей, что она будет тебя ждать!

— Ты думаешь?..

— Да! — Лад отпустил Везавия и потрепал его волосы. — Иди к ней и не раздумывай больше.

— Она знает, куда мы отправляемся? — спросил Везавий.

Лад отрицательно покачал головой.

— Тем лучше. — Везавий с облегчением вздохнул. — Ей и не надо знать этого. Где она?

— У себя, — ответил Лад. — Плачет, — добавил он немного погодя.

Везавий понимающе покивал головой.

— Из-за меня, конечно. Пойду поговорю с ней, время еще есть.

Лад одобрительно толкнул Везавия в бок и, пожелав удачи, отправился за черту города — к небольшому пруду у его стен. Почему-то ему захотелось искупаться в нем, чтобы ласковая вода обмыла его тело. Он будет плавать в пруду до изнеможения, а затем выберется на сушу и упадет в густую зеленую траву. А когда вода в пруду успокоится и полная луна выглянет из очередного мохнатого облака, он осторожно подойдет к зеркальной поверхности пруда и станет у самой кромки воды. Он будет долго любоваться отражением своего тела и изучать каждую черточку на своем лице. Чтобы унести все это в памяти, в тот чужой для него мир. Возможно, навсегда…

Глава 11

Они двигались только ночью — начиная с полуночи, а утром, днем и вечером отдыхали. На все вопросы Эгей отвечал кратко.

— Нечисть обитает в ночи, и, чтобы подойти к Тон-Тону, нам необходимо научиться тому же.

Эгей был строг и непреклонен. В светлое время суток он едва ли не силой заставлял Лада с Везавием спать, а сам не смыкал глаз, следя за ними.

Ладу не нравилось все это, но он предпочитал помалкивать, в то время как Везавий непрестанно отчитывал наставника. Он припоминал ему и свое детство, омраченное жестким воспитанием старика, и опротивевший лес, из которого он не вылазил более пяти лет; и под конец Везавий заканчивал тем, что выжил в этом кошмаре только благодаря Вилу — псу, понимающему его, как никто другой.

Все эти излияния Везавия Лад слушал вполуха, не придавая им значения и подозревая, что болтовня затеяна лишь для того, чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей и скоротать путь. Эгей также не обращал на Везавия внимания и уделял ему ровно столько времени, сколько было необходимо для нормального функционирования группы.

Так они и двигались — постоянно в темноте и с непрерывным бормотанием Везавия. Как ни странно, но волки почему-то избегали их. Две ночи Лад еще с опаской оглядывался по сторонам, а потом сделал вывод, что серые хищники слишком сыты для охоты на них, и перестал напрасно напрягаться. Везавий же предположил возможность волчьего табу на эти места в связи с близким расположением нечисти. Так или иначе, но группу никто не беспокоил. Везавий и Лад по-прежнему принудительно спали днем и продолжали свой путь ночью. Результатом этого явилось то, что, когда в очередной раз стемнело, оба подопечных Эгея неожиданно обнаружили в себе способность к прекрасной ориентации в ночном лесу. Они не только хорошо видели — как при луне, так и без нее, — но и различали все звуки вокруг.

Лад вдруг резко остановился и спросил:

— Что с нами произошло?

Эгей повернулся и пристально посмотрел в глаза Ладу.

— Все хорошо. Я называю это — раствориться в ночи. Мы уже почти у цели. Скоро должен показаться Тон-Тон.

Лад с удивлением огляделся вокруг. Это было изумительно. Весь мир словно бы преобразился. Деревья приняли некий совершенно иной волнующий вид, ночные звуки ласкали слух, а сам воздух, казалось, светился волшебным, чуть посеребренным светом.

— Красиво! — восторженно произнес Лад.

— Да, как в сказке, — согласился Везавий.

Эгей иронически усмехнулся — впервые за долгое время пути.

— Когда взойдет солнце, вы будете проклинать и эту красоту, и меня вместе с ней.

— Это почему? — спросил Везавий.

— Человек не может хорошо видеть в темноте и на солнце. Ему дано только одно. Утром вы не сможете даже открыть глаз, чтобы взглянуть на дневной свет.

— А далеко еще до Тон-Тона? — спросил Лад. Перспектива не увидеть утром дневного света его ничуть не тронула.

— В следующую ночь, думаю, мы его увидим, — ответил Эгей. — Пошли, некогда любоваться ночными красотами, — добавил он через некоторое время, и группа двинулась дальше.

Эгей оказался прав. Не успело еще подняться солнце, как у Везавия и Лада начали по-страшному болеть глаза. Слезы хлынули на них настоящим водопадом, и вдобавок ко всему началась жуткая чесотка. Везавий наклонился и принялся с яростью тереть мокрые глаза, но зуд лишь усилился. Лад находился не в лучшем положении. Его глаза слезоточили так обильно, что лицо сделалось ярко-красным, а по губам пошло неприятное раздражение.

Эгей уложил своих подопечных на расстеленные подстилки и, перевязав им глаза темной тканью, велел спать. Но уснуть им не удалось. Лишь когда зашло солнце, боль утихла и зуд прекратился. Лад в ярости сорвал повязку и огляделся. Он опять начинал видеть, различая погружающийся во тьму лес все четче и четче.

— Дрянной старик! — выругался Лад. Эгей усмехнулся.

— А я-то думал, что все пройдет тихо и мирно.

— Мирно?! — Лад подошел к Везавию и сорвал его повязку. — Ты слышал? — обратился он к нему. — Мирно!!! Я чувствую себя так, словно меня выстирали и высушили!

— Ничего страшного. — Эгей подошел к Везавию и осмотрел его глаза. — За этот день вы выспались раньше. Не кипятись, Лад, больше этой боли не будет. Следующее утро вы встретите уже в мире драдов, и ваши глаза станут такими же, как у них. И день, и ночь для вас будут едины.

— Уже?.. — как-то обреченно спросил Везавий. Эгей кивнул головой.

— В эту ночь, думаю, город подпустит нас. Наступило напряженное молчание. Лад и Везавий опустились на траву. Тела их била мелкая дрожь.

— Что-то я неважно себя чувствую, — произнес Лад с одышкой.

— Вы слишком волнуетесь, — ответил Эгей. — Не надо, успокойтесь. Я уверен, все будет хорошо. Ложитесь на траву и раскиньте руки в стороны. Постарайтесь дышать глубоко и спокойно. Вот так, молодцы.

Лад и Везавий лежали на траве, а Эгей ходил вокруг них и что-то непрерывно говорил, говорил и говорил, успокаивая их нервы.

Ночь подходила к концу, а город все никак не показывался. Они по-прежнему шли по лесу, и края ему не было видно. Лад и Везавий опять начинали волноваться и все чаще поглядывать друг на друга. Эгей шел вперед с упрямством выжившего из ума и непреклонно молчал. Но от глаз Лада не ускользнуло нервозное состояние наставника. Эгей все чаще останавливался и внимательно осматривался. Несколько раз Лад попробовал спросить, в чем дело, но старик все так же упрямо молчал.

Небо уже начало сереть, когда Эгей наконец вывел их из леса. Перед ними лежало широкое поле с низкими редкими домишками на нем, а над всем этим высились стены города.

— Тон-Тон, — произнес Везавий, и Лад с облегчением вздохнул.

— Ворота открыты, — добавил Эгей, — значит, драды уже ушли.

Лад вопросительно взглянул на старика.

— Когда драды не контролируют нечисть, она разбредается по округе, — пояснил Эгей. — Мы пришли вовремя. В такое время нечисть обычно уже спит. Но надо торопиться — они спят очень мало.

— Ты знаешь, где вход? — спросил Лад. Эгей повернул голову и усмехнулся.

— Вон там, — сказал он, показав на одинокий дом у самого леса.

— Там?! — не поверил Лад.

— Да, — ответил Эгей. — Дом они построили позже, чтобы скрыть вход.

— Точно, — согласился Везавий. — Я помню, там не было никаких построек.

Эгей внимательно огляделся вокруг.

— Кажется, тихо. Вы оставайтесь здесь, а я пойду проверю, есть ли там нечисть.

— Один?! — удивился Лад.

— За меня не волнуйся. Посматривай лучше вокруг — как бы нечисть не вылезла. Я подам знак, если у входа никого не будет.

Окраиной леса Эгей проворно побежал к одинокой постройке. Лад удивился, откуда могло взяться столько прыти у старика? Ведь выглядел он весьма дряхлым, хотя и старался держаться молодцом.

Эгей был на половине пути к постройке, когда вдруг раздался тоскливый вой, который пронизывал насквозь, словно холодный северный ветер. На миг старик остановился, а затем побежал еще быстрее.

Вой доносился почти отовсюду — из города, из леса, с поля. Лад молниеносным движением выхватил меч и стал с опаской озираться.

— Кажется, волки, — предположил он.

— Думаю, хуже, — ответил Везавий. — Это нечисть.

— Дрянной старик! — выругался Лад. — Зачем он забрал у тебя меч?! Хладнокровно убивать ты не умеешь — это точно. Но ты смог бы постоять за себя. Ведь…

Лад неожиданно замолчал. Со всех сторон прямо на них шли люди в старой, ободранной одежде. Глаза их хищно светились. Лад бросил быстрый взгляд в сторону Эгея. Старик уже заходил в тот самый дом, и, кажется, там никого не было.

Нечисти собралось очень много, и некоторые уже начали оборачиваться волками. Лад брезгливо сплюнул.

— Твари! Отходим к входу, Везавий!

Не дожидаясь, когда Эгей подаст знак, Везавий и Лад легким пружинистым бегом спешили ко входу. А за ними, словно за оленями на охоте, шли стаей огромные волки. И они настигали свою добычу.

— Ух, не успеем, не успеем! — взволнованно сетовал Лад, все ускоряя бег. Везавий не отставал, глубоко дыша слева от него.

Лад уже бежал во всю мощь, отбросив в сторону всякую предосторожность. Он думал лишь о том, чтобы успеть — успеть скрыться в той постройке. О возможности нахождения в ней нечисти Лад старался не думать.

Заветная цель была уже совсем близко, но она показалась недосягаемой, когда за взмокшими от бега спинами послышалось дыхание приближающейся смерти. Лад быстро — на ходу — оглянулся. Два волка настигали их и готовились к броску. Остальная стая слегка отставала.

— Беги и не останавливайся! — крикнул Лад Везавию и, сгруппировавшись, словно спотыкнувшись, кувыркнулся через голову.

Первый волк прыгнул. Неуловимым движением Лад насадил его на меч и перебросил через себя. Затем он мгновенно вскочил на ноги и с разворота рубанул летящего на него второго волка. Завизжав, раненые хищники в судорогах начали биться о землю. Лад быстро отошел в сторону и приготовился встретить основную массу нечисти. Бежать было бесполезно. Лад это знал, как знал и то, что исход предстоящей схватки практически предрешен.

И когда первые волки приблизились на расстояние броска, со стороны входа раздался жуткий вой, всколыхнувший, казалось, листву на деревьях. Лад едва удержался, чтобы не оглянуться. Несмотря ни на что, он готов был к битве, но волки неожиданно остановились. Они в беспокойстве закружились на месте, буквально в трех шагах от Лада. И тогда он побежал — больше не оглядываясь и выкладываясь до предела.

Лад стремительно летел вперед, не выпуская из виду одинокую постройку. Именно оттуда донесся тот жуткий вой. Вот вышел Эгей. Он встречает подбежавшего Везавия. Кажется, все в порядке. Они оба машут ему руками. Они подгоняют его. Но он и так выкладывается вовсю!

Вскоре Лад был уже на месте.

— Что это было? — тяжело дыша, первым делом спросил он.

— Драд, — ответил Эгей. — Я уже говорил Везавию, это был его предсмертный крик. Быстрее ко входу!

Эгей, Лад и Везавий вошли в постройку. Драд лежал в луже собственной крови. Его голова была размозжена, а возле истерзанного тела в воздухе висел большой сияющий шар.

Лад взглянул на мертвого драда. Схватка произошла совсем недавно.

— Кто его так? — спросил Лад Эгея.

— Второй оборотень. Как я и предсказывал, они решили поделить первенство прямо здесь.

— Ты видел схватку? — морщась, спросил Везавий.

— Нет, я застал только умирающего драда. — Эгей подошел к Ладу и взял у него меч. — Там он тебе не понадобится. Торопитесь!

— А как же ты? — забеспокоился Везавий. — Нечисть не выпустит тебя.

— Я прорвусь, не волнуйся. Мне не впервые такое. — Эгей быстро и горячо обнял Везавия, затем Лада. — Прощайте, ребята! И уж постарайтесь для людей.

— До встречи, старик! — с деланной веселостью ответил Везавий и вместе с Ладом вошел в сверкающий шар. Сияние в один миг поглотило их.

— Не увлекайтесь кровью! — крикнул им Эгей, уже не надеясь, что они услышат его.

Глава 12

Больше всего раздражали запахи. Очень много запахов. Необыкновенно широкий спектр всевозможных оттенков, от которых путались мысли. Особенно невыносим был запах крови. Он неприятно будоражил мозг, заставляя против воли вдыхать, вдыхать и вдыхать…

— Мне это уже надоело! — не выдержал Лад.

— Что? — не оборачиваясь, спросил Везавий. После того, как они попали в этот мир, они избегали смотреть друг на друга.

— Что, что?! Запахи эти надоели! Невозможно сосредоточиться на своих мыслях! Такое ощущение, будто купаешься в крови!

— Это такой мир, это его запах, — ответил Везавий.

— А я думаю, что мы уже стали настоящими драдами, и теперь вкус крови — наш основной вкус!

— Мы люди, несмотря на нашу внешность. Никогда не забывай об этом, Лад!

— Ты-то сам помнишь об этом?! Ведь ты боишься даже посмотреть на меня! Ты боишься увидеть во мне себя!

— Нет, не боюсь, — спокойно ответил Везавий и повернулся к Ладу. — Это ты боишься, а я не хотел лишний раз испытывать тебя.

Ужасное чудовище стояло напротив Лада и разговаривало с ним. Это был драд, драд по имени Везавий! Когда он шел впереди, Лад видел лишь его сгорбленную могучую спину. К ней он уже привык. А вот стоило Везавию повернуться, как Лад начинал пятиться. Прав был Эгей — тысячу раз прав!!! Чужое это — не человеческое! Эти мышцы с редкой бурой шерстью. Они похожи на человеческие, но совсем другие, будто специально деформированы для хищника. Но особенно — больше всех клыков и когтей — Лада пугали глаза. Огромные глаза зверя с темно-красными — кровавыми — переливами. Каждый раз, когда Лад видел их, ему казалось, будто они оценивают его, как добычу. Но иногда в этих глазах удавалось заметить что-то человеческое. На секунду Лад расслаблялся, но затем он вдруг начинал чувствовать себя счастливым кроликом, которого собирается проглотить удав. И ужас опять, словно ночной кошмар, охватывал его. Но самой страшной для Лада была мысль, что он выглядит точно так же. Это было невыносимо. Невольно вспоминался пруд и прекрасное человеческое тело, отраженное в его зеркальной глади. Эта картина казалась сном. Чудесным розовым сном, которому не суждено повториться. Лишь когда Везавий говорил, Ладу удавалось сбросить напряжение. Без сомнения, парень имел какую-то силу, которая помогала ему в этом мире. Некий скрытый источник оптимизма, позволяющий верить, что все возвратится на свои места.

— Странно, — произнес Лад, отвернувшись от Везавия. — Мы уже здесь довольно долго, а так никого и не встретили. Ни драда, ни какого-нибудь животного. А между тем кругом невыносимо пахнет кровью.

— У тебя разыгрался аппетит? — тихо спросил Везавий, надеясь услышать ответ.

— Да! — Лад невольно прорычал. — Я ужасно хочу есть! И я не знаю, почему!

— Я тоже, — признался Везавий. — Это все из-за запаха крови. Мы драды, и нам хочется…

— Замолчи! — крикнул Лад. — Замолчи, иначе я не стерплю!

Везавий в ужасе попятился. Глаза Лада — глаза драда — налились кровью и по-хищному уставились на него. А из чудовищной пасти обильно выступила слюна.

— Давай ляжем спать, — дрогнувшим голосом произнес Везавий. — Возможно, это поможет.

Лад облизнулся.

— У нас нет времени. Мы должны уничтожить вход. — Лад злобно оскалился. — Дрянной старик! Он не сказал, что вход совсем не там, где выход! Нам надо спешить, если мы хотим опередить драдов и вернуться.

— Мне кажется, спешить-то как раз и не следует, — возразил Везавий. — Мы уже плохо контролируем себя. Если мы действительно хотим вернуться — вернуться людьми, — мы должны отдохнуть. Не от физической усталости, а от совсем другого.

— Возможно, ты прав, — согласился Лад, отвернувшись от Везавия и вынюхивая себе место для сна. — Отдых должен унять голод.

Облюбовав участок земли, Лад лег. Везавий устроился на безопасном расстоянии от него. Он еще долго не мог уснуть — до той поры, пока не услышал мерное, но тяжелое посапывание драда.

***

Сегодня опять не подали еду! Что происходит? Автоматы вышли из строя? Но должен ведь кто-то починить их или заменить! Чувство голода все сильнее. Если так будет продолжаться, я начну грызть стальные прутья решетки! Неужели обо мне совсем забыли?…

Эд встал и угнетенно осмотрел тюремную камеру.

…Забыли обо мне или просто мучают? Мучают неизвестностью и голодом! Хуже всего, конечно, неизвестность. Но и голод с каждой минутой сильнее и сильнее. Даже облик Рафи отступает перед ним! Что же будет дальше? Сколько я протяну? Они ждут моего предела, чтобы сломать меня! Долго ли я смогу сопротивляться, когда в решающий момент мне предложат… Нет!! О еде лучше не думать. Надо отвлечься. Эд опять сел.

Надо думать о чем-то приятном. О Рафи. Где она сейчас? Наверное, с отцом. Думают, как найти меня и вызволить. А возможно, и нет. Ведь это я подписал приговор Стену! Я — Эд Стаут! Но я же не Эд! Теперь я не Эд! И я не отвечаю за его дела! Опять!!!

Эд в страхе вскочил на ноги и злобно посмотрел на решетчатую дверь. Тело его покрыл холодный пот.

Кто же я? Почему не могу стать самим собой, чего боюсь? Рафи помогла бы мне. Она хорошо понимала мое состояние. Но встретимся ли мы вновь? Кто знает, где я? Наверное, никто. Даже мне это неведомо, что же говорить о других! Опять эта неизвестность! И голод! Как трудно бороться против двух столь сильных противников.

Эд подошел к решетке и ухватился руками за стальные прутья.

Они ждут моего предела или просто обрекли меня на медленную, мучительную смерть? Эх, жаль, не сломать прутья, не открыть дверь! Сплав тот же, что и на звездолетах Конуса.

Эд в ярости рванул решетку и едва не упал, когда дверь неожиданно поддалась.

«Ловушка, — мелькнула первая мысль. — Меня не выпустили бы так просто!»

Эд осторожно просунул голову в дверной проем и в ужасе замер. Пустой длинный коридор показался до боли знакомым. Страшное подозрение, словно удар бича, хлестнуло по душе Эда. Одержимый чудовищной догадкой, он бросился бежать по пустому коридору, заглядывая во все помещения. Без сомнения, это был звездолет. Абсолютно пустой разведчик Конуса — без экипажа и наверняка без связи. В панике Эд влетел в рубку управления. На обзорном экране светилась какая-то планета. Звездолет направлялся именно к ней. Эд бросился к автопилоту. Тестера в ячейке не было. На секунду Эд растерялся, а затем быстро сел в пилотское кресло и попробовал изменить курс. Напрасно.

Звездолет по-прежнему шел на сближение с голубой планетой. Обхватив голову руками, Эд в нечеловеческом напряжении пытался найти выход, напрочь забыв о голоде, страхе и одиночестве. Должно было существовать хоть какое-нибудь решение! Эд не сомневался в этом и настойчиво искал его. И вдруг в рубке прозвучал сигнал вызова на связь. Эд рванулся к операторскому креслу и включил дисплей. Зажегся экран, появилось изображение Хаус-Нари. Он с издевкой улыбнулся и произнес:

— Здравствуй, Лад — старший сын Линоров и бывший Лидер Внутренних и Внешних Сил Безопасности Конуса.

***

— А кто же здесь?

От неожиданности Лад вздрогнул и быстро открыл глаза. Перед ним стояли два драда. Они как-то странно посматривали на него и время от времени оглядывались на Везавия. Тот уже не спал.

— Так кто же из вас? — вновь спросил правый драд.

— Я, — не найдя другого ответа, произнес Лад.

— Понятно, — без какого-либо интереса прорычал правый драд. — Значит, берем того.

Драды направились к Везавию.

— Стойте! — крикнул Лад, увидев, что Везавий оскалился. — Мы оба еще здесь.

— Как это оба? — не поняли драды. — Вы до сих пор не разобрались, кто?

— Да, — вступил в разговор Везавий. — Мы были голодны и решили поспать.

— Поспать?! — Драды презрительно посмотрели на Везавия, затем на Лада. — Голодный драд должен убивать и жрать, а не спать! Ну ничего, после этой ночи вы станете настоящими драдами! Давайте, живее разбирайтесь! Мать тоже голодна. Уцелевший сам притащит ей останки, а нам некогда с вами возиться. Подобных идиотов, наверное, еще полно!!!

Драды повернулись и пошли прочь.

— Спать от голода! Это надо же!!! — возмутился кто-то из них.

Поглядывая на ушедших драдов, Везавий подошел к Ладу.

— Чего они от нас хотели?

— Ничего хорошего, если я их правильно понял, — ответил Лад. — Пойдем незаметно за ними, они приведут нас к матери. Если она здесь всем заправляет, как говорил Эгей, то вход должен находиться возле нее.

Подобрав по дороге двух соплеменников, драды пришли к огромной скале, которая больше напоминала какое-то странное сооружение, чем природное образование. Скала имела геометрически правильные формы и большую — судя по входу — пещеру. Драды заволокли туда раненых и тут же вышли.

— Кажется, мы пришли, куда хотели, — произнес Лад, продолжая наблюдать за драдами. — Подождем, когда они уйдут, и заглянем вовнутрь.

— Не думаю, что там вход, — возразил Везавий. — Скорее лежбище драдов, где они зализывают раны.

— Не похоже. — Лад показал своей когтистой лапой в сторону пещеры. — Они слишком поспешно вышли оттуда. Видишь, отдыхают. Заметь, не внутри, а снаружи, словно верные псы у дома хозяина. — Уверен, мать там. — На секунду Лад замолчал. — И вход тоже, — добавил он, но уже не столь уверенно.

Отдыхали драды недолго. Понежившись немного на солнце, они покрутились возле пещеры, принюхиваясь к чему-то, и неожиданно быстро удалились.

— Чего они испугались? — спросил Лада Везавий.

— Уж, конечно, не лежбища.

Лад повел носом воздух и вопросительно посмотрел на Везавия.

— Ты ничего не чувствуешь? Везавий принюхался.

— Что-то особенное есть. Но с тех пор, как мы здесь, запахов везде слишком много.

— Это верно, но я все же улавливаю резкий будоражащий запах, идущий от пещеры. Что-то есть в нем знакомое и между тем абсолютно чужое. Не нравится мне этот запах, как-то поневоле кровь играет. — Лад огляделся вокруг. — У меня плохое предчувствие. Этот пустынный мир подавляет нас. Он вгрызся в наши души, словно червь. Если бы вокруг сновали толпы драдов, я бы чувствовал себя лучше. Пустота угнетает.

Везавий промолчал. Что он мог ответить? Ведь он испытывал то же самое. С той лишь разницей, что у него появились какие-то странные пугающие желания. Возможно, и у Лада они есть. Да, наверняка есть! Это видно по его поведению. По его нервозности и глазам. Особенно по глазам. Они меняются, этого просто невозможно не заметить!

— Кажется, можно идти, — неожиданно произнес Лад, и Везавий автоматически кивнул головой.

— Да-да, — немного растерявшись, ответил он.

В пещере было прохладно и смрадно, словно в старом склепе с разлагающимися трупами. Но как только Лад ступил под каменные своды, его поразило не это. Лапы драдов — такие чувствительные ко всему — ощутили под собой мягкую живую плоть, реагирующую на каждый шаг. Лад в оцепенении замер.

— Что это под нами? — с каким-то суеверным страхом спросил он.

Везавий посмотрел себе под ноги, затем обвел взглядом всю пещеру. Она и в самом деле была огромная, но благодаря ровной овальной форме просматривалась вся с удивительной четкостью. Пещера была абсолютна пуста.

— А где же раненые драды? — вместо ответа спросил Везавий.

— Опять та же пустота, — произнес Лад с таким напряжением, словно у него свело язык. Он хотел еще что-то сказать, но неожиданно замер с раскрытым ртом, почувствовав, как нечто жуткое и абсолютно чужое пытается проникнуть в его мозг.

Лад мгновенно поставил защиту к своему сознанию, не успев даже удивиться этому. Но все же он не смог до конца оценить всей сложности ситуации. Удар, нанесенный Везавием, был настолько неожиданным, насколько и мощным. Его когти глубоко полоснули по груди Лада, вырвав наружу сразу несколько ребер, словно вскрыв некую емкость. Отлетев в сторону и стукнувшись о стену, Лад осел вниз. Боли почти не было. Лишь небольшое жжение да тяжесть в груди от нехватки воздуха. Удивленными глазами Лад посмотрел на свои раны и на вытекающую кровь, затем на приближающегося Везавия.

— Не надо, — задыхаясь, выдавил он, но безрезультатно. Драд с кроваво-красными глазами продолжал приближаться.

И вдруг прямо под раненой жертвой заволновалась живая плоть пещеры, жадно впитывая вытекающую кровь. Лад в ужасе вскочил на ноги, забыв про обезумевшего Везавия и про свои раны. По пещере распространился тот самый дурманящий запах, а живая плоть начала обволакивать его ноги.

— Везавий!!! — взревел Лад, но драд не отреагировал, продолжая приближаться.

Секунды решали все. Уклонившись от очередного удара Везавия, Лад рванулся вперед и, сбив противника головой в живот, вместе с ним буквально вылетел из пещеры. Благо они не зашли далеко, и вход был совсем рядом. Упав на землю, Лад с облегчением ощутил под собой песчаный грунт, но усилием воли не позволил себе расслабиться. Схватка еще не была завершена.

Везавий вскочил на ноги первым и, обнажив когти, вновь ринулся в атаку. Лад кувыркнулся в сторону и ногой нанес встречный удар в голову. Везавий зашатался и с широко раскрытыми глазами упал на спину. Отскочив на безопасное расстояние, Лад некоторое время ждал повторного нападения, но лежащий драд больше не шевелился. Он представлял собой прекрасный объект для добивания, и жертва, не сумев побороть искушения, превратилась в безжалостного убийцу. Обнажив когти и истекая слюной, Лад начал осторожно подкрадываться к Везавию. Его рана затягивалась прямо на глазах и уже почти не болела, а в голове словно пульс билась одна мысль: «Убить!!! Убить и съесть».

Везавий очнулся через несколько секунд, как раз в тот момент, когда Лад уже склонился над ним. Некоторое время они напряженно смотрели друг на друга, затем быстро отодвинулись в стороны.

— Что случилось? — спросил Везавий, увидев окровавленного Лада.

— Ничего. — Тяжело дыша, Лад опустил глаза. — Ничего, — повторил он вновь.

Везавий вопросительно посмотрел в сторону пещеры.

— Туда лезть больше не следует, — произнес Лад.

— Объясни толком! — Везавий потряс головой. — Башка болит, раскалывается, просто жуть.

— Скоро пройдет. У этих тварей ничего долго не болит. В пещере мать. И штучка она, я тебе скажу, еще та!

— А вход, вход там есть? — Везавий опять потряс головой. — Ничего не помню, ведь я же был там!

— Нет, — Лад немного помедлил, — нет там входа, только эта тварь — мать! Эгей что-то перепутал.

— Но ведь турнира еще, кажется, не было?

— Ты уверен?! — Лад в упор посмотрел на Везавия. — Откуда же тогда истерзанный драд? И нам, помнишь, посоветовали быстрее разобраться. Что это, если не турнир? Пропали мы с тобой, Везавий! Опоздали к своему собственному возрождению! Мы останемся здесь! Мы будем драдами! Понимаешь, Везавий, драдами?! Навсегда!!! Навсегда…

— Тихо!! — рявкнул неожиданно Везавий, прервав обреченные излияния Лада. — Может, ты и останешься драдом, а я нет! Я никогда им и не был! Я — человек, и буду человеком до конца своих дней! Запомни это слово, Лад — ЧЕЛОВЕК! Это я! И ты тоже, если захочешь! Я не буду драдом ни-ког-да! Слышишь, никогда.

— Посмотрим, — тихо ответил Лад. Он понимал, что допустил слабость, но признаваться в этом почему-то очень не хотелось.

От перевозбуждения не хватало воздуха. Везавий несколько раз глубоко вздохнул и искоса взглянул на Лада.

«Зря, конечно, мы сцепились, но уж слишком он запаниковал. Хотя причины для этого у Лада, несомненно, были. Эта его рана… Что произошло в пещере?»

Везавий посмотрел на свою окровавленную лапу. Инстинктивно он догадывался, кто разодрал Ладу бок. Ведь в пещере, кроме них двоих, никого не было. Но непокорная душа отказывалась воспринимать очевидное. Он не мог! Конечно же, не мог! Ведь он человек! Человек, а не драд!!!

Везавий и Лад молчали несколько минут. Затем вдруг словно по команде взглянули друг на друга. И опять, как когда-то при схватке с волками, их глаза встретились. Но теперь в них не было того сплоченного единства. В глазах двух драдов с человеческими душами читались и боль, и страх, словно у загнанных на охоте животных.

— Пора уходить, нам нельзя здесь больше оставаться, — произнес Лад, опустив глаза. Продолжать смотреть на Везавия было выше его сил. — Мать узнала, кто мы. Она может принять меры.

Глава 13

Изголодавшись и обессилев, они уходили от преследования уже вторые сутки. Так дальше продолжаться не могло. У Лада еще был запас силы, а вот Везавий держался только на своей несгибаемой воле.

Драды не спешили. Они загоняли их к пещере, метолично отрезая то один, то другой путь к отступлению. Оставалось только удивляться тому, как ловко и предусмотрительно драды появлялись в нужном месте и в нужное время.

— Они мне уже надоели! — выругался Лад. — Пока еще не кончились силы, надо показать этим тварям — кто есть кто!!!

— Ты хочешь драться? — вяло спросил Везавий. От усталости и голода он уже плохо соображал.

— А что еще остается делать?! Сколько еще можно протянуть — без жратвы?!

Лад едва успел договорить, как вдруг перед ними возникло яркое бирюзовое сияние, поднявшее целый вихрь пыли.

— Опять!!! — Лад оскалился. — Но уж теперь-то я удирать не буду. Появись их хоть целая сотня!

— А какой смысл так умирать? — спросил Везавий. — Не лучше ли поискать другой выход из ситуации?

— И смысл, и выход будем искать после драки, — злобно ответил Лад. Скребя в ярости когтями землю, он встал в боевую стойку и приготовился к броску, ожидая появления драдов.

Несколько секунд сияние поднимало вокруг себя тучи пыли, а затем так же неожиданно исчезло. Лад злобно просопел. Пыль осела, и он увидел драда. Только одного. От неожиданности Лад на миг опешил, а когда пришел в себя — победно взглянул на Везавия.

— Только один, — злорадно прорычал он. — С ним-то я справлюсь!

Везавий хотел что-то возразить, но не успел. Со стремительностью голодного волка Лад бросился на предполагаемую жертву. Но драд увернулся. Отпрыгнув в сторону, он напал на атакующего сзади и когтями полоснул его по спине. Лад в бешенстве взвыл, но его холодный ум бойца быстро оценил ситуацию. Он совершил ошибку, напав, как зверь. Лад мгновенно понял это и молниеносно встал на две лапы, приготовившись драться так, как он умеет. Когда драд прыгнул, Лад ждал его. Он плавно ушел с линии атаки и, схватив лапами голову зверя, резко крутанул ее назад. Послышался хруст позвонков, но противник даже не взвыл. Потеряв ориентацию, драд беспомощно упал на землю, но не умер, а лишь, словно предвкушая удовольствие, блаженно закатил кверху глаза.

— Ты хочешь меня, да — а? — в волнении произнес он, когда Лад нагнулся к нему.

— Да! — прорычал Лад, злобно оттолкнув от себя Везавия. — Я хочу тебя!!!

Крики Везавия не доходили до Лада. Теперь он видел перед собой не полуживого драда, а пишу. Пищу для опустевшего желудка.

— Хо-ро-шо, — дрожа в некотором экстазе, прошептал драд. — Я тебя понимаю. Но почему не сделать этого на смешении? Ведь будет намного приятнее… Мать начнет смешение с минуты на минуту. Зов уже почти прекратился. Все собрались…

Лад оцепенел.

— Смешение, — прошептал он. — Совокупление…

— Да, да, — глаза драда раскрылись еще шире.

— Везавий!!! — заорал вдруг Лад. — К пещере, быстрее!!! Не понимая, что произошло, Везавий вихрем понесся за Ладом. Одно было ясно — появилась какая-то надежда на возвращение, а может быть, и… Везавий встряхнул головой. Было очень страшно. Страшно, что надежда окажется пустой.

Лишь у самой пещеры Везавий смог догнать Лада и задать волновавший его вопрос:

— Что произошло?

— Мы идиоты! — ответил Лад. — Я идиот!!! Нас никто не преследовал. Драды лишь собирались на смешение — на совокупление с матерью. А мы просто находились у них на пути.

— Откуда ты знаешь?

— Этот драд… Он был так возбужден, что его мысли фонтаном вылетали из головы.

— Ты узнал его мысли? — удивился Везавий. — Но как?!

— Не знаю… Да и какая разница.

Лад поднял лапу, призывая Везавия к тишине. Они уже вплотную приблизились к пещере, и теперь, чтобы выжить, требовалось максимум собранности. До их ушей доносился рев драдов, и Лад, посмотрев на Везавия, сказал:

— Их там около сотни. Это те, кто выжил в отборе. Остальных поглотила мать. Единственное, чего я не понял, — это как происходит смешение.

— А турнир? — спросил Везавий.

— Я же сказал, отбор уже окончен. Он предшествует смешению и происходит везде, где повстречаются два драда. Выживают сильнейшие. А после совокупления все драды возрождаются и отправляются… Угадай, куда? Везавий пожал массивными плечами.

— В другие миры.

— К нам? — в ужасе произнес Везавий.

— Похоже, не только. Помнишь те многочисленные появления драдов в бирюзовом сиянии? Каждый раз они приходили из других миров.

Неожиданно рев драдов многократно усилился. Он стал более свирепым и яростным, таким, как это бывает в ожесточенной драке.

— Кажется, началось, — сказал Лад. — Ты за мной не ходи. Жди меня здесь. Если вход откроется там, я тебя позову.

Лад двинулся к пещере, но Везавий остановил его лапой.

— Не глупи. Один в поле не воин — это каждый знает. Если я и подвел тебя в прошлый раз, то сейчас совсем другая ситуация, и нельзя предвидеть, что произойдет.

Лад размышлял недолго.

— Хорошо, — сказал он, — возможно, ты и прав. Пошли.

То, что творилось в пещере, не под силу было описать даже самому извращенному безумцу. Лишь увидев все воочию, Везавий понял, что хотел сказать Эгей, когда говорил: «чужое…» Происходящее действительно не вписывалось в рамки человеческого понятия. Драды дрались между собой, разрывая друг друга в клочья, а под ними бешеными волнами гуляла живая плоть пещеры — мать. И она проглатывала раненых… Нет, не проглатывала. Раненые драды как бы растворялись в ней — соединялись в одно целое, а на поверхности волн оставались лишь их ревущие пасти, которые кусали и рвали в клочья других драдов. Самые ловкие и сильные прорывались к большому розовому бутону плоти матери в самом центре пещеры и в экстазе вгрызались в него. Но больше одного раза никому откусить не удавалось, так как подбирались следующие драды и рвали предшественников на куски. Общий экстаз увеличивался с каждым мгновением. Это чувствовалось во все возрастающем реве, в судорожных движениях матери и во всей эмоциональной атмосфере пещеры. Уцелевших драдов оставалось все меньше, а обезумевших голов на теле матери все больше.

— Вот оно, совокупление, — ошеломленно произнес Везавий, с трудом преодолев чудовищное искушение броситься к бутону розовой плоти. Общая эмоциональная атмосфера вокруг опьяняла его, увлекая в неведомый, ужасный и одновременно манянщй чужой мир. Какой-то голос в голове сладострастно нашептывал:

— Утоли голод, драд, из моей плоти. Вкуси наслаждения и познай свое новое рождение. Рождение через смерть… Убей того, кто рядом с тобой и кто мешает тебе, и сам умри, отведав меня. Умри, чтобы возродиться. Познай смерть через вожделение.

Везавий встряхнул головой, прогоняя навязчивые мысли, но они липли к нему, словно мухи к падали.

— Лад, мне тяжело, Лад.

Везавию было все труднее и труднее сдерживать себя. Он просил помощи у Лада, но тот не слышал его. Лишь взглянув в глаза друга, Везавий понял, что произошло. Вероятно, им двоим — как человеческим личностям — оставалось жить считанные минуты.

— Утоли голод, драд, — манил сладострастный голос. — Познай смерть через вожделение… Познай истинное наслаждение смертью… Убей и умри сам, чтобы возродиться…

— …Ты должен дать возможность сказать ей, как она будет тебя ждать…

Память Везавия все еще упорно продолжала сопротивляться. Где-то в уголке порабощенного сознания жил образ Мауры и ее последние слова:

— …Я буду ждать, Везавий. Сколько бы ни потребовалось, я буду ждать!

— Я вернусь, — как когда-то Мауре прошептал Везавий, и ему вдруг сразу стало легче. — Вернусь! — взревел он и рванулся к Ладу, который, разрывая на клочки драдов, подбирался уже к розовой плоти матери.

— Не-ет!!! — закричал Везавий, но его крик утонул во всеобщем реве. — Остановись, Лад! Ты же человек!

В одном прыжке Везавий нагнал Лада и повис на его мощной шее.

— Остановись!!! Борись, не поддавайся!!!

В бешенстве развернувшись, Лад когтями схватил Везавия за горло и поднял вверх.

— Прочь!!! — рыкнул он. Разорвав Везавию живот, Лад отшвырнул друга в сторону, а сам вновь рванулся к бутону розовой плоти.

— Лаад, — простонал Везавий.

Последние жизненные силы потоком крови уходили от него. Но страшнее этого была мать. Ее плоть нахлынула на Везавия, и он с ужасом ощутил, как растворяется в ней. Тело пронзила приятная истома, а в голове опять закружился вихрь манящих голосов:

— Смерть… Смерть и возрождение… Возжелай смерти, драд. Лишь в смерти полнота жизни. Подари матери свою смерть, и она подарит тебе вечную жизнь.

Везавий собрал воедино всю свою волю.

— Нет, — прошептал он, пьянея от чего-то неимоверно приятного. — Не хочу! Я человек! ЧЕ-ЛО-ВЕК!!!

И вдруг Везавий почувствовал, как плоть матери отторгнула его, словно отрыгнув что-то чужое и неприемлемое.

— Я человек! — вновь упрямо повторил Везавий.

И сущность драда не выдержала — отступила. И Везавий ощутил себя человеком во всех измерениях. Он поднял кверху свои прекрасные руки, не наделенные больше бурой шерстью, и, почувствовав всю полноту своей победы, в неистовстве прокричал:

— Я человек!!!

И мать в страхе дрогнула. Рев драдов мгновенно прекратился. Стены пещеры блеснули бирюзовым сиянием, и на месте розового бутона плоти — еще до полного смешения — открылся вход.

Глава 14

— Здравствуй, Лад — старший сын Линоров и бывший Лидер Внутренних и Внешних Сил Безопасности. Узнаешь меня?

— Да! — в бешенстве прокричал Эд. Он усиленно пытался установить обратную связь, но у него ничего не получалось.

— Это только запись, — произнес Хаус-Нари, словно предугадав действия Эди-Стаута. — Запись, оставленная на корабле. Не пытайся наладить связь с Конусом. Ее нет и никогда не будет. Много же тебе потребовалось времени, чтобы выйти из камеры. Ты слишком пассивен, Лад. Отчасти это объясняет ваш провал. Да, вам удалось многое, но не больше того, что было предусмотрено мной. Твое выступление по внутреннему вещанию Конуса вдохновило меня. Ты рассказал всем о Земле и о нашем общем предназначении. Миротворцы — вот кто мы такие! — Хаус-Нари громко расхохотался, и Эди-Стаут в бессильной ярости сжал зубы. — Ты ратовал за экспедицию к Земле, и ты ее получил. — Хаус-Нари опять громко расхохотался. Неестественно, фальшиво, лишь только для того, чтобы еще больше разозлить Эди-Стаута. — Ведь Конус провожал тебя как героя в эту экспедицию. Мы получаем ежедневно твои отчеты. Но, должен тебя предупредить, как только ты высадишься на Землю — ты погибнешь.

— Тварь плешивая! — выругался Эд.

— Нет, нет, нет! Не беспокойся! Убивать тебя я не буду. Я не так бесчеловечен, как вы обо мне думаете. Я даже высажу тебя на Землю, как ты этого хотел. — Хаус-Нари так язвительно улыбнулся, что Эди-Стауту стало не по себе.

— Ну, сволочь, говори, что придумал, не тяни! — зло пробормотал он.

— Да, я высажу тебя на Землю, и об этом будет сообщено на Конус. У меня слишком доброе сердце. Я даже думаю навестить тебя лет через пятнадцать — двадцать. Возможно, к этому времени ты спаришься с какой-нибудь самочкой и станешь основоположником нового вида диких животных. Счастливой прогулки, Лад.

Экран потух.

— Грязная скотина! — Эд хотел кулаком разбить экран, но сработала защита, и он получил легкий шоковый удар. — Сволочь! — выругался он.

Что задумал Хаус-Нари, было абсолютно ясно. После катастрофы на Земле не осталось ни одного живого человека. Тогда цивилизация не успела выйти за пределы одного острова и погибла вместе с ним. Фактически Эд был обречен на полное одиночество среди диких зверей. На фоне такой перспективы даже смерть выглядела желанным избавлением.

От перенапряжения в голове Эди-Стаута путались мысли, а корабль его судьбы входил уже в верхние слои атмосферы Земли. До посадки оставалось всего несколько минут. Эд схватился за подлокотники кресла.

— Я не уйду с корабля! Что бы ни случилось, я не уйду! Потом я восстановлю связь!

Это был не остров, а большой материк с огромными ледяными массивами. Звездолет приземлился возле одного из них. Эд сильнее вжался в кресло и в напряжении впился глазами в обзорный экран.

Девственный лес. Никаких следов разумной жизни. Все так, как должно было быть.

Эди-Стаута начало трясти. Сильно, словно в ознобе, как никогда не трясло раньше. До бывшего Лидера вдруг дошло, насколько ужасно его положение, и страх перед пожизненным одиночеством полностью парализовал его волю. И чтобы окончательно добить Эди-Стаута, вновь зажегся экран связи и появилось лицо Хаус-Нари.

— Забыл предупредить, — вежливо произнес он, — через минуту звездолет самоуничтожится.

Эди-Стаута всего передернуло, и он почувствовал себя утопающим, у которого отобрали последнюю спасительную соломинку.

— Ну и пусть, — неуверенно сказал он самому себе, но это не помогло. Сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.

— Осталось 59 секунд, — произнес Хаус-Нари. — 58, 57… 50…

— Пусть, пусть, — шептал Эд. — Лучше смерть.

— 40, 39… 35… 30… — неумолимо доносилось с экрана. На двадцатой секунде Эд не выдержал и побежал.

— 19, 18… 15… — неслось ему вслед.

Коридор корабля казался необычайно длинным, а автоматические двери до ужаса медлительными. На десятой секунде Эд выскочил из корабля и побежал по густой траве прямо в лес.

— Девять, восемь, семь, — отсчитывал он себе, — шесть, пять, четыре, три…

И на две секунды раньше, чем он ожидал, раздался взрыв…

***

Легкий толчок в бок заставил Везавия очнуться.

— Быстро уходи отсюда, — шепнул кто-то ему на ухо, и неясная тень прошмыгнула за угол деревянной постройки.

Везавий огляделся. Он был один. Лишь темная ночь да неведомый город окружали его.

— Ла-ад, — позвал Везавий, но только тишина была ему ответом. — Ла-ад! — снова позвал он, и опять тишина неприятно сдавила его душу.

Встав на четвереньки, Везавий принялся осматривать и ощупывать землю вокруг себя.

— Ла-ад, Лад, — уже не звал, а тихо постанывал он. Подбородок Везавия мелко задрожал. Не хотелось, до боли не хотелось думать о худшем.

— Лад, Лад! Ну где же ты?!

Чем больше Везавий шарил вокруг, тем больше его глаза застилали слезы. Он уже ничего не видел возле себя, но продолжал вертеться и без всякой надежды, всхлипывая, повторять:

— Лад, Лад, отзовись, умоляю! Братишка мой, моя единственная родная кровушка.

Везавий придумывал все новые и новые ласкательные прозвища, но они безответно уходили в пустоту глухой ночи. И с каждым произнесенным словом гасла последняя искорка надежды. Еще долгое время губы Везавия произносили заветное имя, и еще долгое время его разум отказывался принять очевидное. Лишь когда в горле пересохло от бессмысленного бормотания да руки подогнулись в локтях — страшная истина, словно черная ночь, обложила свою жертву. Да так, что некуда было от нее бежать, некуда скрыться. И тогда, уткнувшись головой в землю и сверля ее лбом, Везавий зарыдал так, что даже сердце, сжавшись в ком, подошло к горлу и перекрыло дыхание. Казалось, сама Земля, — не выдержав, вздрогнула. И полился дождь словно материнские слезы.

Никогда еще Везавий не терял так много и так сразу. Он быт сиротой и с детства для него, кроме Тон-Тона, ничего роднее не было. Потом появился Лад. Как-то сразу он понравился Везавию, и все их ссоры только укрепляли эту симпатию. Ненавязчиво Лад стал тем первым и единственным другом, которого всегда не хватало Везавию. А в мире драдов их объединило нечто большее, чем просто дружба, словно неведомый волшебник вдруг взял и перемешал их кровь.

Рыдая под пролившимся неожиданно дождем, Везавий вспоминал весь непродолжительный период своей дружбы с Ладом. Но в памяти почему-то всплывали только ссоры. И Везавий начинал бить кулаками в грязь, понимая, как несправедлив был когда-то. Так, изнемогая от пролитых слез и выплеснувшегося горя, он и уснул, словно вдруг кто-то сжалился над ним и подарил покой.

***

Проснулся Везавий под утро. Когда небо уже начало сереть, а воздух наполнился особым запахом — запахом расцветавшей после дождя весны. Кто-то опять едва ощутимо толкнул его и тихо произнес:

— Уходи же отсюда, скорее!

Везавий открыл глаза. Чья-то сутулая фигура удалялась прочь от него. Вяло поднявшись на ноги, Везавий с безразличием посмотрел ей вслед. Он не разглядел лица, заметил лишь, что это был старик. Да и какое ему дело до неведомого старца?! Прочь, скорее прочь отсюда — к Мауре! Только она может унять его боль. Только она разделит тяжесть его утраты.

Опустошенный и подавленный, Везавий вышел за ворота города и направился в лес. Он не оглянулся, чтобы поинтересоваться, где был. Он даже не посмотрел, в какую сторону идет. Ноги сами несли его туда, куда тянулась душа.

Глава 15

— Я нашла, нашла!!!

Рафи вбежала в кабинет отца вся растрепанная и страшно взволнованная.

— О-о, дочка, в чем дело?! — Бил-Линор оторвал голову от стола. — Ты же знаешь, как я занят! Хаус-Нари оставил нам богатое наследство. Кто бы мог подумать, что Главы уже нет в живых?! Спасибо акросу, а то бы мы…

— Вот, об акросе, — перебила Рафи отца. — Мы провели с ним анализ. Хаус-Нари действительно отправил Лада на Землю, как сообщил всем. Остались даже данные с дублирующего корабля о точном месте высадки.

Бил-Линор глубоко вздохнул.

— Рафи, прошло три года, — тихо произнес он.

— Ну и что?! Он не мог, не мог погибнуть! Я чувствую — он жив!

Бил-Линор опустил голову.

— Ты знаешь, Рафи, как тяжело мне об этом говорить, но маловероятно, что он выдержал борьбу за выживание с дикими животными. Но мы скоро организуем экспедицию на Землю, дочка. Вот только управимся с делами.

— Папа, надо лететь сейчас же!

— Подожди! — Линор поднял руку, успокаивая Рафи. — Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Акрос уже сообщил об этом всем. Да, пока мы находились в пустоте, на Земле прошло около шестидесяти пяти миллионов лет. И я знаю, что акросы оставили на Луне генератор эволюции. Вполне вероятно, что на Земле сейчас есть люди и Лад жив. Но в таком случае он подождет еще немного.

— Как ты можешь?! — Рафи заплакала.

— Могу, дочка, могу! — Линор сурово взглянул на Рафи. — Пост Главы обязывает! Ты же знаешь, у нас завал с делами!

— А если я найду добровольцев для экспедиции, ты дашь разведывательный звездолет?

— Хорошо, — произнес, словно выдохнул, Линор. — Но только не пробуй вербовать моих людей — они нужны мне здесь. И еще, экипаж звездолета должен состоять из профессионалов.

Рафи вытерла рукавом слезы.

— Я найду людей! — упрямо произнесла она. — Ведь своей свободой жители Конуса во многом обязаны Ладу!

Рафи повернулась и, полная решимости, вышла из кабинета отца. Бил-Линор еще некоторое время понуро сидел в своем кресле, а затем связался со службой безопасности и попросил их подготовить звездолет для экспедиции на Землю. В том, что Рафи найдет людей, он уже не сомневался. Лишь страх перед тем, что их надежды не оправдаются, неприятно сдавил его сердце.

***

Лес… Третий день один только лес, словно нет нигде ни широких полей, ни разлившихся весенних рек, ни людских поселений. Словно и не было никогда ни голосистых жаворонков в небе, ни шумного детского гама. Только скрип деревьев да завывание запутавшегося в ветвях ветра. Даже лесные жители почему-то попрятались.

Первые два дня Везавий был слишком подавлен, чтобы сообразить, куда его несет. А на третий, когда боль в душе немного притупилась, от голода и усталости он уже не мог здраво мыслить. Перед глазами все плыло, а где-то в самом уголке сознания вызревало предчувствие близкой смерти. Спотыкаясь на каждом шагу, Везавий с тупым упорством продолжал идти вперед. Не выбирая дороги и не пытаясь сориентироваться, он шел, казалось, только для того, чтобы быстрее умереть, потеряв последние силы. И они таяли — эти силы, словно уходили от него, не надеясь больше на благоразумие хозяина. А когда солнце в очередной раз ушло за кромку горизонта и в лесу быстро начало темнеть — ноги Везавия подогнулись. Он упал в еще вязкую землю весеннего леса и лишь усилием воли удержал на весу голову и не закрыл глаза. И тогда Везавий увидел большого тощего волка, словно сама смерть прислала к нему своего вестника.

***

Разговор был не из приятных, но Маура сдержалась и не заплакала. В последнее время она сильно изменилась и ко многому привыкла. Теперь в ней не было той изнеженности, которую так упорно взращивали ее родители. Поневоле Мауре пришлось стать сильной и принять на себя ответственность за свои же решения. Но она не жаловалась на судьбу, отнюдь. Раньше ей и не понять было, как приятно самой распоряжаться своей жизнью. Когда никто не давит на тебя и некому давать отчет о собственных действиях. Взрослея и набираясь мудрости от окружающего мира, взбалмошная девчонка из богатой семьи как-то невзначай превратилась в прекрасную умную девушку, которую не пугали больше никакие трудности.

Вот и теперь… Хозяин пригрозил ей, что выгонит из дома, если она не заплатит за жилье. Это была уже не первая угроза, но теперь кажется — реальная. У Мауры в запасе имелось еще три дня. А затем ей опять — самой — придется принять решение. Грязные намеки хозяина на возможность иной оплаты ее не устраивали. Она подождет три дня, а потом тихо уйдет — так будет лучше. Еще есть время, чтобы подумать, куда пойти.

Маура вышла во двор и набрала большую охапку дров. Воздух уже был по-весеннему теплым, но в доме — после зимней экономии — чувствовалась сырость. У Мауры было еще три дня. За это время она возьмет от хозяина все сполна. Экономь — не экономь, а платить ей больше было нечем. Все, что оставил Эгей, кончилось еще зимой, и если бы не ее предприимчивость — она уже давно была бы на улице.

С такими мыслями и с полной охапкой дров Маура и вошла в свою комнату. Привыкшая ко всяким неожиданностям, она не удивилась, увидев сидящую на скамье девушку.

— Добрый вечер, — поздоровалась Маура и положила дрова к печи.

Девушка встала и как-то странно поклонилась.

— Вы Маура? — спросила она необычайным говором, переходя сразу к делу.

Не ответив на вопрос, Маура села на свое скромное жесткое ложе и внимательно осмотрела незваную гостью. Что-то в их начинающейся беседе сразу не завязалось, словно они говорили на разных языках. Да и в облике девушки было нечто необычайное. Это была даже не девушка, а скорее уверенная в себе, привыкшая ко всяким трудностям женщина. Мауре не удалось и приблизительно определить ее возраст. По благоухающему свежестью лицу и по тонкой длинной шее гостья выглядела едва ли не девчонкой, а вот жилистые крепкие руки подходили разве что для давно уже обремененной заботами матери. Весь облик посетительницы состоял из сплошных противоречий. Ее простенькое платье было прошито таким безупречным ровным швом, которого Маура не видела и на самых богатых, изысканных нарядах. А волшебной красоты пояс на талии гостьи… На нем красовался меч. Притом меч настолько легкий, что даже не оттягивал бедра. На поясе висели еще какие-то предметы, но Маура не смогла догадаться, для чего они. Общий образ незнакомки походил на образ сказочной феи-воительницы. И появилась она из ниоткуда. Маура прекрасно помнила, что никого не встретила во дворе. Незнакомка могла попасть к ней в комнату — на второй этаж — только по воздуху.

— Кто вы такая? — спросила Маура, находясь под впечатлением необычного визита. Бестактность встречного вопроса ничуть не волновала ее.

— Фея, — ответила незнакомка и рассмеялась. Маура нахмурилась. Шутка была с явным намеком на ее мысли.

— Извините, — произнесла незнакомка, перестав смеяться. — Кажется, я неудачно пошутила. Но вы так смотрели на меня…

Маура встала и уложила в печь дрова.

— А почему бы мне и не посмотреть? — спросила она, разжигая огонь. — Вы не такая уж заурядная, какой хотели казаться.

— Да уж. — Незнакомка придирчиво осмотрела себя. — Так хотелось быть неприметной, а вышло, кажется, совсем наоборот. Давайте познакомимся. Меня зовут Рафи.

Маура опять села на кровать.

— С этого надо было и начинать.

— Вы правы, но знаете, я так волновалась… Я ищу одного очень дорогого мне человека. Он пропал где-то здесь три года назад. Его зовут Лад. У меня имеется информация, что вы можете знать, где он.

— Ла-ад?!! — Маура встрепенулась. Надежда на возвращение Везавия возгорелась в ней с новой силой. — Вы ищете Лада?

— Да. — Рафи мило улыбнулась. — Когда-то его отец удочерил меня. Я сводная сестра Лада. Но должна признаться честно, мы стали с ним значительно ближе, чем просто брат и сестра. Вы меня понимаете?

— Да-да. — Не выдержав порыва чувств, Маура вскочила с кровати и нежно обняла свою гостью. — Я все понимаю, — прошептала она. — Все понимаю.

Сердце Рафи затрепетало. Он здесь! Она нашла его, нашла!!! Рафи обнимала Маура и плакала. Ей не верилось в свое счастье. В то, что Лад жив, и она скоро увидит его. Вот только кто эта девушка?! Кто она для Лада?

Рафи отстранилась от объятий.

— А где же Лад? Я хочу его видеть! — произнесла она вдруг.

— Но его нет. — Маура посмотрела в глаза своей гостьи. — Он ушел вместе с Везавием и Эгеем.

— Ушел?.. Куда?!

— Я не знаю, — тихо сказала Маура.

Рафи с подозрением посмотрела на девушку. Ставить барьер она не умела — это точно. Для Рафи не составило бы труда забраться к ней в мозг. Но отец… Она дала ему слово, что, если на Земле окажутся люди — она не будет злоупотреблять своим преимуществом. Усилием воли Рафи взяла себя в руки.

— Расскажите мне все по порядку, — как можно вежливее попросила она. — Когда вы познакомились с Ладом? Где? И что происходило между вами?

— В каком смысле? — Маура густо покраснела.

— В самом обыкновенном, — сдерживая нарастающее раздражение, ответила Рафи.

Маура громко расхохоталась.

— Кажется, мы обе запутались. Лад лишь друг мне. Мне и моему жениху Везавию. Их увел старик Эгей. Только я не знаю, куда. Я обещала Везавию ждать его и сдержу слово. — Маура опустила голову. — Они ушли уже давно, еще перед зимой. Но они вернутся, обязательно вернутся, надо только ждать.

— Надо только ждать, — повторила за Маурой Рафи. Может, будем ждать вместе?

— Конечно! — Маура вновь обняла Рафи. — Вы не представляете, как трудно ждать одной! Столько разных мыслей лезет в голову. Три дня мы поживем здесь, а потом найдем себе другое место.

— Но почему? — спросила Рафи.

— Мне нечем платить за жилье, — стесняясь, ответила Маура.

— Только это?! — Рафи посмотрела в глаза Мауре. — Об этом можешь не беспокоиться, сестричка.

Глава 16

Это была волчица. Везавию показалось, что он понял это по исходящему от нее характерному запаху. Но такого не могло быть — никак не могло!

Волчица опять вернулась. Чего она хочет? Почему не нападает?

Везавий приподнялся на слабых руках.

— Пошла вон! Иди, иди!

Как-то боком волчица попятилась назад, а затем быстро обошла Везавия с другой стороны. Но она не напала. Обнюхав Везавия, волчица отрыгнула что-то у его головы и ушла. Без звука и спешки, словно зная, что вернется снова.

Не веря своим глазам, Везавий протянул руку. Так и есть — это были небольшие кусочки мяса. Волчица принесла еду — для него!!! Везавий громко, истерически расхохотался. Он вдруг вспомнил, как сказал когда-то Ладу: «…Я сын безродной волчицы…» Теперь, кажется, это начинало походить на правду.

«Жаль, Лада нет. Вот бы потешился!» — подумал неожиданно Везавий и, опять почувствовав боль утраты, перестал хохотать.

Он взял в ладонь влажные кусочки мяса и долго смотрел на них, погрузившись в свои мысли.

Что со мной?! Почему это я то хохочу, то вдруг цепенею, словно увидев некий призрак? Неужели, побывав там, я так изменился? Или просто мне страшно? Страшно, что все было напрасно, в том числе и гибель Лада. Ведь я даже не знаю, что именно произошло там! Вход открылся — это я помню. А потом… Потом начался хаос. Ничего нельзя было разобрать. Все вокруг завертелось, словно провалилось куда-то, а затем унеслось прочь в безумной кутерьме неясных картин.

На миг Везавию показалось, что он пытается припомнить свой давний кошмарный сон. Его память останавливалась то на одной, то на другой картинке, пытаясь уловить логическую нить, а руки непроизвольно засовывали в рот все новые и новые кусочки мяса.

***

Там было уже поле. Везавий оглянулся назад — в густую чащу леса. Почему-то ему не хотелось покидать ее. Теперь он знал, что может выжить там. Эта волчица… Сколько раз она приносила ему еду? Везавий не помнил. Он не считал. Воспринимая происходящее, как должное, Везавий настолько сблизился с дикой природой, что она теперь притягивала его больше, чем шумный мир людей. Только Маура с прежней силой манила истомившуюся душу. Она словно бы растворилась в сознании Везавия, слившись с ним в одно целое. Она манила и звала его, как зовут и манят теперь те чужие, неведомые миры…

Глава 17

Весь день Маура была сама не своя. Она постоянно что-то напевала себе под нос и время от времени бросала на Рафи хитрые, но довольные взгляды. При этом ее глаза блестели, словно у роженицы после счастливого появления на свет младенца, а на лице читалось ожидание грядущего счастья.

— В чем дело? Что с тобой, Маура? — спросила Рафи, не выдержав наконец этого утомительного необъяснимого волнения.

— Сегодня они вернутся! — промурлыкала Маура.

— Вот как? — Рафи даже не смогла удивиться. — И откуда тебе это известно? Ночью по звездам прочла?

— Нет, я видела сон. Очень хороший сон. Озеро и два лебедя — белых-белых. Это очень хороший сон, я знаю! Вот увидишь, сегодня они вернутся!

— Это было бы чудесно. Но должна сказать тебе, что сны не могут нести подлинной информации. — Рафи поправила висящий на поясе меч и направилась к воротам постоялого двора. — Пойду прогуляюсь по базару. Может, выясню чего.

Рафи вышла за ворота, а Маура, продолжая мурлыкать себе под нос все ту же песенку, направилась в дом. Уже поднимаясь по лестнице, она заметила на ступеньках следы грязи и вся задрожала в необъяснимом волнении. Открыв дверь в свою комнату, Маура еще долго смотрела на пол, боясь поднять глаза и оглядеться. Лишь когда скрипнула кровать и знакомый сердцу голос позвал ее, она увидела исхудавшего и осунувшегося Везавия в грязной ободранной одежде. Несколько раз Маура нервно моргнула, а затем, будто опомнившись, выскочила за дверь и побежала вниз по лестнице. Стрелой вылетев за ворота, она несколько раз громко вскрикнула, задыхаясь от чрезмерного волнения, и умчалась в сторону городского базара.

Маура нагнала Рафи у торговца лошадьми, на самом краю площади.

— Они вернулись, вернулись! Я же говорила тебе, говорила!

— В чем дело? — Рафи остановила прыгающую вокруг себя девушку и отвела в сторону. — Что там еще?

— Они вернулись! Они у нас дома! Бежим скорее!

— Вернулись?.. — Рафи вздрогнула и импульсивно сжала руку Мауры. — Оба вернулись?

— Ну конечно же, бежим! — крикнула Маура и устремилась обратно к дому.

Позабыв обо всем на свете, Рафи бросилась вслед за Маурой. Они в одно мгновение добежали до своего дома и стремительно влетели на второй этаж.

Везавий выглядел немного растерянным, когда запыхавшиеся девушки вбежали в комнату.

— Маура?.. — Везавий встал с кровати и как-то вяло улыбнулся. — Что с тобой? Куда это ты убежала?

Дрожа от возбуждения, Маура вывела вперед Рафи.

— Вот!

— Что вот? — не понял Везавий. Он внимательно посмотрел на Мауру, а затем на незнакомую девушку. Не так ему представлялась эта встреча, совсем не так.

— Вот, — повторила Маура, — это Рафи. Очень давно ее родители погибли, и она осталась одна. А потом ее взял к себе отец Лада. Лад и Рафи росли вместе, как брат и сестра, а когда выросли — полюбили друг друга и решили пожениться. А потом Лад пропал. Рафи долго-долго его искала и наконец нашла! Где он?

Маура огляделась по сторонам, будто Лад мог где-то спрятаться в этой маленькой, тесной комнатушке.

— Где он? — вновь спросила она. Везавий опустил голову.

— Его нет, — тихо произнес он.

— Везавий!.. — ахнула Маура, поняв, что произошло нечто страшное.

— Как это нет?! — не выдержала Рафи. Она подошла к Везавию, но он отвернулся к стене, стараясь не смотреть ей в глаза. — Как это нет?! — повторила Рафи дрогнувшим голосом. Во рту у нее вдруг пересохло, а по телу прошла какая-то странная судорога. — Где же он?

Везавий молчал, но Рафи заметила, как часто-часто заморгали у него глаза. И как-то сразу ушло то счастье, с которым девушки так беспечно вбежали в комнату.

— Только не говори, что он погиб!!! — крикнула Рафи. — Слышишь, не говори! — Рафи взяла в руки голову Везавия и заглянула ему в глаза. — Я не верю, так не бывает, — прошептала она. — Я же нашла его, понимаешь, нашла. Он не мог умереть — вот так сразу. Ведь он же не умер? Правда, не умер?!

Везавий закрыл глаза и, облизнув пересохшие губы, нервно сглотнул. По щекам его потекли тяжелые, опустошающие душу слезы.

— Лучше бы он умер, — с усилием выдавил из себя Везавий.

Рафи в ужасе и в полной растерянности отпрянула. — Что-о?!

— Лучше бы он умер, — повторил Везавий и, сев на кровать, вдруг громко разрыдался.

Маура не выдержала и тут же прильнула к нему. Прижав его голову к своей груди, она плакала вместе с ним, разделяя горькую чашу поровну. А Рафи стояла и смотрела на них, ничего не понимая. Слезы не шли к ней, словно чего-то выжидали. Только страх все сильнее и сильнее сдавливал ее грудь. Слегка сощурившись, словно от чрезмерной работы мозга, Рафи направила свой взгляд на Везавия.

«Я должна знать все! Ведь они же знают! И я должна! Данное отцу слово не имеет значения! Это не будет злоупотреблением… Конечно же, не будет! Я должна знать все!!!»

Глава 18

Что-то тревожило Везавия. Ничего конкретного, просто какие-то неясные мелочи, которые пока не складывались в четкую картину. Но сон они отогнали напрочь. Везавий и не предполагал раньше, какой бывает тяжелой и утомительной ночь. А утро… Утро действительно было похожим на рождение нового дня. Нового дня и новой жизни.

Еще не взошло солнце, а Везавий уже был на ногах. Ему нечем было заняться в такую рань, и он, чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей, пошел к рыбакам на пруд.

***

— Где ты пропадал? Я тебя обыскалась.

— Порыбачил немного. — Везавий показал связку мелкой рыбы и направился в дом.

— Подожди. — Маура преградила ему путь. — Что происходит, Везавий?! Что с тобой? Почему ты опять избегаешь меня? Я не думала, что все будет так после твоего возвращения.

Везавий опустил голову.

— Не надо, Маура…

— Что не надо, Везавий?! — вспылила Маура. — Объясни мне! Я ничего не понимаю!

— Я боюсь.

— Что-о?!

— Мне страшно, Маура. — Везавий положил рыбу на крыльцо и сам сел рядом. — Когда я вчера вернулся, мне было просто тошно. Тошно от того, что Лада уже нет, что он больше никогда не сможет обругать меня или… похлопать по плечу и назвать хорошим парнем… Этого уже никогда не будет! Но со временем я бы смирился. Поверь мне, Маура, я бы смирился с этим! Но когда ты привела Рафи и она, узнав о Ладе, убежала, — мне стало по-настоящему страшно. Я даже не знаю, чего конкретно боюсь. Здесь все: и одиночество, и чувство вины, и ощущение неопределенности, и еще много чего другого, о чем не думаешь, но что постоянно присутствует во мне. Я боюсь, Маура. Боюсь всего: этого сверкающего дня и яркого солнца, темной ночи и странно манящей луны. Боюсь тебя и боюсь остаться один, боюсь еще раз увидеть Рафи и боюсь не увидеть ее больше никогда. Всего за одну ночь страх стал моей второй натурой.

Маура провела по волосам Везавия.

— Ты просто устал. Ты вымотался, и тебе необходимо отдохнуть. А я подожду, не беспокойся. Мне и самой тяжело, а уж каково тебе и представить трудно.

— Нет, это не усталость…

— Подожди! — Маура ладонью прикрыла Везавию рот. — Вот отдохнешь, и тогда поговорим. Ты должен как следует выспаться. И если тебе не удалось сделать этого ночью, попробуй сейчас. Я понимаю, ты слишком подавлен, но поверь мне, усталость побеждает все, даже боль и страх.

— Хорошо, — Везавий поднялся, — если получится уснуть, я посплю.

Не очень-то веря в успех предстоящего дела, Везавий направился в комнату наверху дома. Он еще думал о своих страхах, когда, опустившись на кровать, неожиданно уснул. Почти тотчас вошла Маура и, увидев спящего Везавия, с облегчением вздохнула.

— Теперь все будет хорошо, — тихо произнесла она.

Маура уложила Везавия поудобнее и аккуратно накрыла теплым пледом. На сердце у нее опять стало легко и спокойно, будто вновь вернулась надежда на счастье. А она имела право быть счастливой. Она ждала этого долго и безропотно.

***

Страх… Страх… Страх… Никуда от него не деться — он повсюду. Раньше усталость как-то сдерживала его, а теперь страх, словно почувствовав свободу, развернулся вовсю.

Везавий посмотрел на Мауру. Она что-то весело щебечет и ни о чем не подозревает. И не надо ей знать, пусть думает, что все хорошо.

— Ну вот, готово. — Маура подняла вверх рубаху Везавия, на которой она заштопывала дыры. — Теперь твоя одежда хоть чуть-чуть похожа на одежду.

— Спасибо. — Везавий поцеловал Мауру в щеку и в который раз заставил себя улыбнуться. — Что бы я делал без тебя?

— Ходил бы ободранным, — просто ответила Маура.

— Да, конечно, но я не в этом смысле. Маура густо покраснела.

— А в каком же? Везавий задумался.

— Как бы это объяснить? Понимаешь, я никогда раньше не чувствовал себя нужным кому-нибудь. Я и не предполагал, что может найтись человек, которому будет в радость стирать и штопать мою одежду.

— Но мне действительно приятно это делать…

— Я верю, верю. Мне просто страшно потерять… Везавий в испуге замолчал. Он опять проговорился.

Слово «страх» не должно было слететь с его губ!

— Ты боишься потерять меня? — спросила Маура. Везавий кивнул головой.

— Как-то уж слишком нереально мое счастье, — тихо сказал он.

Везавий нежно обнял Мауру, прижав ее к своей груди. «Кажется, она ничего не заметила».

— Дурачок, какой же ты дурачок. — Маура посмотрела в лицо Везавию. Ее глаза сверкали, будто сама любовь отражалась в них. — Мы теперь всегда будем вместе. Поверь мне, я знаю!

В одном импульсивном движении губы Мауры прильнули к губам Везавия, а ее сердце радостно затрепетало от близости с любимым человеком.

Поцелуй длился, казалось, целую вечность. И он по-настоящему захватил Везавия. Но с каждым мгновением увеличивался страх… и ярость. Жуткая звериная ярость на этот въедливый непонятный страх. Везавия начало трясти. Сладострастные губы Мауры касались его рта, вызывая неясные ощущения и непонятные желания. Везавий чувствовал их нежную горячую плоть… Плоть, которую он возжелал… Плоть, которую хотелось грызть и рвать…

Везавий пошире раскрыл рот, и чувственные губы Мауры коснулись его зубов. Плоть звала и манила…

Опомнившись, Везавий вдруг резко отпрянул.

— Что с тобой? — в испуге спросила Маура. Опустив глаза, Везавий закашлялся.

— Кажется, что-то попало в дыхательное горло. Пойду выпью воды.

Не поднимая глаз, Везавий встал, но Маура остановила его.

— Не надо, посиди, я сама принесу тебе воды. Маура вышла, а Везавий, словно зверь в клетке, заметался по комнате.

«Что это было?! Просто мерзкие воспоминания? Не похоже. Может, связь с миром драдов все еще действует?! Вполне вероятно, но при чем же здесь я?! Я выстоял там, а уж тут и подавно смогу! А может, это просто мои страхи? Точно, они! Мне было все время страшно, и я злился. Надо просто взять себя в руки, успокоиться! Мне нечего бояться! Нечего!!!»

Полный решимости, Везавий вышел из комнаты и спустился вниз. Маура стояла возле колодца. Она держала в руках наполненный водой глиняный кубок и любовалась звездами.

— Маура! — позвал Везавий. Девушка вздрогнула.

— Красиво, — произнесла она, увидев Везавия. — Никогда не видела такой звездной ночи. Знаешь, кого я сейчас вспомнила?

— Кого? — поинтересовался Везавий.

— Того воина возле трактира, помнишь? Он выдал тогда нас толпе. Ведь он тоже из Речи, из личной охраны моего отца. Не понимаю, почему он так поступил?

— Из страха. Он перевел внимание толпы со своей персоны на нас. — На секунду Везавий замолчал. — А ночь действительно прекрасна, — произнес он, взглянув на звезды. — Лад особенно любил такие ночи.

— Пойдем в сад, — неожиданно предложила Маура.

— Пойдем, — согласился Везавий.

Ночной сад. Он благоухал ароматами весны и мог заворожить любого, кто хоть немножечко стремился к сказке — сказке любви.

Везавий медленно приблизился к Мауре. Она прерывисто дышала и с томным ожиданием смотрела на него. Везавий взял ее за руки и прижал к себе. И губы их опять соединились и повергли окружающий мир в опьяняющий водоворот чувств.

На этот раз страха почти не было. Вернее, он был, но Везавий так глубоко спрятал его, что даже перестал ощущать. Только непонятная тревога — тревога, а не страх — осталась в душе.

В упоении чувств Везавий продолжал целовать Мауру. Он наслаждался ее прелестным телом, созданным для любви. Губы, нежная бархатная шея, плечо… Как-то само собой просторное платье Мауры соскользнуло к ее стопам. Везавий провел ладонями по обнаженному телу девушки — сверху вниз — и нежная девственная плоть вздрогнула, откликнувшись на его ласки.

Тревога в душе Везавия усилилась. Но он тут же забыл о ней, когда оказался во власти неведомых ранее чувств. Его разум больше не контролировал ситуацию.

Обнаженное разгоряченное тело Мауры грациозно опустилось в прохладу густой травы. Оно звало его. Звало так же, как та розовая плоть в пещере.

Не осознавая своих действий, увлекаемый лишь вихрем неведомых ранее ощущений, Везавий опустился рядом с Маурой. Его ладони коснулись еще не совсем сформировавшихся грудей девушки и медленно стали опускаться все ниже и ниже. Глаза Мауры в блаженстве закрылись, а ее живот — в такт прерывистому дыханию — начал перекатываться какими-то особыми, чувствительными к ласкам волнами.

Опьяненный блаженством, погрузившись всем своим существом в него, Везавий и не заметил, как вдруг что-то резко в нем изменилось, будто разорвались цепи, сдерживающие нечто чужое и жуткое — неприемлемое для человека.

Лишь когда пронзительный вопль Мауры достиг его опьяненного разума, он увидел шесть глубоких кровавых полос на ее животе. Шесть следов от его огромных когтистых лап.

И тогда, охваченный паникой, не в состоянии больше сопротивляться, Везавий задрал кверху голову и жутким громогласным воем оповестил мир о рождении нового зверя.

Глава 19

Там были лес и свобода. Но его почему-то не хотели пропускать туда.

Везавий посмотрел на десять ощетинившихся копьями стражников.

Медлить было нельзя. Но Везавий не хотел драться! Лошадь, та случайно попалась — под горячую руку, а ведь это уже люди, и их придется убивать или… Нет!!! Об этом варианте Везавий и думать не желал! Но что же делать?! Скоро стражников станет вдвое, в десять раз больше. В десять раз больше жертв. Этого нельзя допустить!

Злобно оскалившись, Везавий вызывающе прошелся вдоль непоколебимого строя воинов. Но они не дрогнули перед ним, не отступили, не испугались жуткого чудовища, способного одним ударом лапы разорвать в клочья лошадь. Десять стражников линией щитов и копий преграждали ему путь к отступлению, обрекая себя на смерть. Они готовы были умереть ради того, чтобы умер и он, драд, чужое существо из чужого мира. И поняв это окончательно, Везавий прыгнул.

Два крайних левых воина сразу оказались под ним, но остальные с завидной сноровкой всадили ему в бок свои копья. Не выпуская когтей и не обращая внимания на боль, Везавий резко развернулся и одним ударом лапы сшиб с ног еще троих стражников. Оставшиеся пять воинов на какое-то мгновение попятились назад, а затем, опомнившись, вновь ринулись в атаку. Везавий бросился к воротам. Он с чудовищной силой врезался в них своей огромной тушей, но они устояли.

Окружив безобразную тварь, стражники опять выставили вперед копья и остановились. Они были уверены, что поймали чудовище в ловушку.

Яростно взревев, Везавий в бешенстве повернулся к своим преследователям.

«Дурачье, сами не понимаете, на что толкаете меня!»

Из лап Везавия высунулись огромные когти и, словно в живую плоть, вонзились в землю.

«Вы сами этого хотели! Вы вынудили меня! Никто не может противостоять мне — вашему хозяину!»

Везавий отошел немного назад, чтобы лучше видеть своих преследователей, и совершенно неожиданно для себя коснулся спиной городских ворот. И вдруг он понял то, что при других обстоятельствах было бы очевидно. Выход находился прямо у него за спиной. Только требовалось отодвинуть засов.

«А ведь я перестал думать! Я стал драдом и невольно отказался от своего разума! Только ярость и звериные инстинкты! Так не должно быть! Не должно!!!»

Одним мощныммолниеносным движением Везавий отодвинул засов и распахнул ворота. И как только в расширяющемся проеме показался лес — он бросился бежать. Вдогонку ему опять полетели копья — и одно даже настигло его, — но это уже было не важно. Впереди Везавий видел огромный массив леса и багровую зарю над ним. Там была свобода. Там была его стихия…

***

Город шумел, как потревоженный улей. Куда-то собирались отряды охотников с самым немыслимым оружием и огромными сетями. Строились многочисленные ловушки вдоль всей городской стены. Сгоняли скот с близлежащих пастбищ.

Когда Рафи увидел все это, его не покидали недобрые предчувствия. Что-то здесь произошло, причем этой ночью! Рафи остановила одного из охотников, который командовал небольшой группой вооруженных горожан.

— Что происходит? Почему все так всполошились?

— Нечисть была в городе. Ты что, не слышала?! Этой твари удалось уйти в лес, но мы ее там обложим! — Охотник бросил оценивающий взгляд на оружие Рафи. — А ты, я смотрю, девка боевая. Можешь присоединиться к нам, если хочешь. Женский взгляд на некоторые вещи бывает иногда очень полезен.

— Не сейчас. — Рафи виновато улыбнулась. — У меня есть дела в городе.

— Как знаешь. Если вдруг передумаешь, спроси Гаффа — лучший следопыт в округе это я. Стоящего человека узнаю с первого взгляда. Ты такая. Я буду рад, если ты пойдешь со мной.

Рафи кивнула головой в знак признательности и поспешила к постоялому двору, в котором жила Маура.

«Откуда могла появиться нечисть?! Везавий ведь уничтожил вход! Или нет?! Зря я тогда сбежала! Закрылась в каюте, как девчонка, и просидела там целых два дня! Вот и результат! А ведь было очевидно, что ситуация требует нашего вмешательства!»

Комната Мауры оказалась абсолютно пустой. Ни мебели, ни старых тряпок, ни даже пыли — ничего, что могло бы поведать о том, куда делись постояльцы. Рафи стояла посреди пустого помещения, пытаясь сообразить, что произошло, как вдруг за ее спиной раздался хриплый голос:

— Ищете кого?

Рафи обернулась. У входа стоял хозяин.

— Да, девушку и парня, которые жили здесь.

— А я узнал тебя, — хозяин как-то недобро улыбнулся в свою лохматую бороду, — ты жила с ними, недолго.

— Ну и что? — сурово спросила Рафи.

— Ничего, просто хочу проверить, что ты за штучка. Может, тоже нечисть?! А ну, разденься, я проверю!

Разведя в стороны руки, хозяин стал надвигаться на Рафи. Его зрачки широко раскрылись в предвкушении удовольствия, а длинный слюнявый язык быстро облизнул пухлые губы. Рафи показалось, что сама похоть — гнусная и слащавая — надвигается на нее.

— Не подходи, — произнесла она, отойдя к стене.

— Ну, крошка, только не глупи! Тебе ведь все равно не справиться со мной.

Хозяин постоялого двора резко рванулся вперед, но Рафи молниеносно скользнула под его левую руку и, оказавшись сзади, локтем нанесла ему сильнейший удар в затылок. Стукнувшись лбом о стену, неудачливый насильник сполз на пол. Его глаза, словно у пьяного, затуманились, а по лицу поползла ленивая струйка крови.

— Ну, хватит или продолжим? — спросила Рафи, нагнувшись к хозяину. Тот только вяло махнул рукой в ответ. Продолжать ему явно не хотелось. Рафи злорадно улыбнулась. — А я думала, что тебе нравятся любовные игры. Ладно, отвечай, где Маура и Везавий?

— Девка в сарае, а парень исчез, — со стоном произнес хозяин.

— В сарае?!

— Да, она мертва.

У Рафи сжалось сердце.

— Я нашел ее утром в саду… Голую… Нечисть оставила след на ее животе. Раны не опасные, она умерла скорее от страха. Ее надо сжечь, обязательно!

— Что-о?! — Рафи схватила хозяина за бороду и со злостью подтянула к себе. — Заикнись еще только об этом, и я натравлю на тебя толпу. Людям интересно будет узнать, что нечисть побывала здесь!

— Но ведь…

— Молчи, скотина! — перебила Рафи перепуганного хозяина. — Я знаю, что ты хочешь сказать! Но женщины нечистью не становятся. Ты разве не знал об этом?! Или просто забыл?!

— Я все понял, — прошептал хозяин дома.

— Вот и хорошо, — в тон ему ответила Рафи. — Сарай — это тот, что направо от ворот?

Хозяин кивнул головой, и Рафи, отпустив его, быстро спустилась во двор.

Абсолютно обнаженная Маура лежала на ворохе старого пыльного сена, а ее живот был обезображен кровавыми полосами. Сняв с пояса свой тестер, Рафи склонилась над девушкой и приложила прибор к ее груди.

— На небольшом экранчике тотчас засветились данные.

— Пыль звездная! — воскликнула Рафи. — Она жива! Только мозг почти бездействует…

В спешке Рафи схватила в руки спрятанный на поясе прибор связи.

— Центральный…

— Да, слушаем, — раздалось в ответ.

— Это Рафи. Срочно нужна медицинская помощь. Пострадала девушка, похоже, у нее сильнейший шок. Запеленгуйте мое месторасположение и пришлите двух миротворцев. Я продолжаю наблюдение и ухожу с командой охотников в лес. Кажется, ситуация непредвиденно обострилась.

— Тебя подстраховать?

— Нет, не надо, я буду осторожна. Связь прежняя. Все. Рафи отключилась.

— Все, — повторила она себе после недолгих размышлений. Ряд самых необъяснимых загадок начал постепенно проясняться для нее. Она уже была почти уверена в том, кто виноват в гибели Лада и во всех других ужасах. И она шла мстить…

Группу Гаффа Рафи нагнала уже у самого леса.

— Ты-ы?.. — Гафф довольно улыбнулся. — Мы пойдем парами. Хочешь поохотиться за этой тварью со мной?

— А как далеко ты готов зайти? — спросила вместо ответа Рафи.

— До конца.

— Это мне подходит. Только один вопрос, раз мы пойдем вместе. Сколько тебе лет, Гафф? Никак не могу этого понять.

— Тридцать, сорок, шестьдесят… Я никогда не считал. Какое это имеет значение? Главное, что у человека на душе, а не за плечами. Разве я не прав?

— Прав, конечно. — Рафи хлопнула охотника по плечу. — Ты меня устраиваешь, человек.

Гафф громко рассмеялся.

— Ты меня тоже.

***

Везавий отдыхал недолго. Ярость, страх и безысходность не давали ему покоя. Они преследовали его, словно стая голодных хищников свою жертву, окружая со всех сторон каждый раз, когда Везавий пытался расслабиться и успокоиться. И не устоять было перед ними и не убежать никуда.

«Но почему я?!»

Везавий в ярости полоснул когтями по молодой березе и посмотрел на волчицу.

— А ведь ты знала! Ты чувствовала, кто я!!! Жалобно заскулив, волчица попятилась от него — от жуткого чудовища из другого мира.

— Боишься… — Везавий оскалился. — Я тоже боюсь, даже больше, чем ты. Мой страх сильнее и безнадежнее твоего. Ведь ты можешь убежать! А куда убегу я?! Все было напрасно, все!!! Жаль Лада… Хотя себя жаль больше. Лад остался там — драд среди драдов. Интересно, знал ли он, что ждет его при возвращении? Вряд ли, никто не знал, разве только Эгей… ЭГЕЙ!!!

Везавий злобно вогнал когти в землю. Он вдруг вспомнил, кто будил его после возвращения. Это был Эгей! «ОН ЗНАЛ, ЗНАЛ!!!»

Везавий вспомнил свое первое мгновение после пробуждения. Какой-то город… Знакомые постройки и старик, уходящий прочь… Эгей!!! Потом были большие ворота с резным гербом… Это Речи! Да-да, это был герб Речи!!!

Возбужденно сопя, словно настоящий зверь, Везавий заметался по поляне.

«Что Эгей делал в Речи?! Почему он так поспешно выпроводил меня?! А что он рассказывал о мире драдов?.. Очень многое, но только не то, что было действительно необходимо! Он утаил главное, словно хотел, чтобы мы не вернулись, но уничтожили вход! Чтобы… Чтобы он остался единственным драдом в этом мире! Повелителем!!! Эгей — драд!!!»

Догадка Везавия объясняла многое: и уживчивость старика с нечистью, и его обман, и мертвого драда возле входа.

— Он использовал нас!!! — яростно взревел Везавий. — Мы для него были просто оружием! — Везавий взглянул на забившуюся в заросли можжевельника волчицу и уже спокойнее, с какой-то решимостью в голосе добавил: — Он очень опасен — этот драд. Но я уничтожу его! Я избавлю этот мир от всех драдов, в том числе и от себя!

***

— Видишь? — Гафф показал на ободранную березу, а затем на взрыхленный мох. — Эта тварь бушевала здесь, и совсем недавно.

Гафф обошел всю поляну, внимательно осматривая на ней каждую травинку.

— Они здесь отдыхали.

— Они?.. — не поняла Рафи.

— Да, вот смотри, еще следы. Рафи присела возле Гаффа.

— Волчьи, — догадалась она.

— Точно.

— Ну и что теперь?

— Ничего, — ответил Гафф. — Уже темнеет. Переночуем здесь. Сейчас это самое безопасное место.

— А мы не потеряем их? — забеспокоилась Рафи. Гафф посмотрел на нее и, снисходительно улыбнувшись, стал укладываться на ночлег.

— Если не дождемся утра, то уж точно потеряем, — вымолвил он после долгой паузы.

Глава 20

Каждой частицей возбужденного мозга Везавий чувствовал отвращение к своему жуткому обличью. Но сильнее отвращения было чувство безграничной власти над миром людей. И власть эта возрастала с каждым мгновением. И хотелось убивать уже не ради мести, а для укрепления своей власти. Но Везавий не желал признаться себе в этом, словно оставлял последний путь к отступлению.

Этот город… Он теперь принадлежал ему — драду! Везавий ощущал страх людей перед ним. Людей, которые не осмеливались высунуться из своих убежищ. Они были ничтожно бренны перед его могуществом, и они знали это.

Везавий не спешил. Он прогуливался по узким улочкам Речи ленивой походкой повелителя, наслаждаясь чувством безграничной власти. Невероятно приятным и опьяняющим чувством, перед которым трудно было устоять.

И вдруг что-то неуловимо изменилось. Исчез страх — не полностью, только впереди — словно Везавий перешел границу своей власти. Там дальше была другая сила, более мощная и мудрая, чем его. Везавий почувствовал ее. Это был вызов — настоящий вызов его могуществу. Там дальше мог быть только тот, кого он искал, — Эгей!

Рафи провела рукой по резному гербу на воротах города.

— Это Речи.

— Да, я вижу. — Гафф внимательно огляделся по сторонам. — Не думаю, чтобы еще кто-то сунулся сюда. Мы здесь одни.

— И что?..

— Ничего, просто размышляю. Мы одни против орды нечисти — это глупо, если не сказать больше. Лучше убраться отсюда, и как можно скорее.

Рафи немного подумала и ответила:

— Хорошо, ты можешь идти. Я справлюсь одна. Гафф недовольно поморщился.

— Но уже почти стемнело. Смотри, как пасмурно — ни луны, ни звезд. Давай хотя бы дождемся утра.

— Я же сказала, ты можешь идти.

Присев на корточки, Рафи достала из-под своей одежды какие-то непонятные металлические предметы и принялась что-то мастерить.

— Девка, я утащу тебя отсюда силой! — пригрозил Гафф, потеряв терпение.

— Не думаю, — спокойно ответила Рафи. Она поднялась на ноги и с удовлетворением осмотрела собранное ею причудливое продолговатое оружие.

— Что это? — с подозрением спросил Гафф.

Рафи повела своим оружием в сторону большого валуна у дороги.

— Это излучатель, — произнесла она и нажала спуск.

В доли секунды яркий луч разнес камень на тысячи кусков.

— О боги!.. — От жуткого грохота Гафф даже присел. Ты кто?! — спросил он, в изумлении посмотрев на Рафи.

— Кара небесная! — ответила она, и в глазах у нее сверкнул недобрый огонек.

— Ну да, — Гафф выпрямился, — а я тогда буду Божьим умиротворителем. Ты, девка, можешь мне толковать что угодно, но одну я тебя в город не пущу.

Рафи с чувством погладила рукой свое оружие, и ее глаза в преддверии боевого возбуждения холодно взглянули на мрачный ночной город.

— В чем же дело? Пойдем со мной.

Не дожидаясь ответа, Рафи потянула на себя городские ворота, и они со скрипом отворились.

— Придется пойти, — недовольно пробурчал Гафф, отправившись вслед за девушкой. — Тебя нельзя оставлять одну. У меня дочь точно такая же. Если кто обидит — никому спуску не дает. Я тогда всюду хожу за ней — чтоб чего не натворила.

— Вот и хорошо, — ответила Рафи без какого-либо интереса к откровению Гаффа.

«Отец бы не одобрил того, что я задумала», — мысленно осудила она себя, но вслух неожиданно добавила:

— А он и не узнает об этом… Никогда!!!

***

Их было много — около тридцати истощавших людей в старой, ободранной одежде, без оружия, но с несколькими крепкими сетями. И впереди них шел Эгей.

Везавий огляделся вокруг. Он был один против силы Эгея, только верная волчица шла рядом. Везавий остановился. Никаких чувств не было. Только ярость новой неудержимой волной захлестнула его да заиграла кровь в предвкушении предстоящей схватки.

Они приближались. Везавий уже видел лицо Эгея — как всегда невозмутимое. Старик уверенно шел вперед, не сводя с него жесткого, холодного взгляда. И вдруг, когда, оскалясь, Везавий готов был уже броситься в схватку, Эгей остановился. Он поднял вверх руку, и замерли все люди, идущие за ним. Старик как-то по-новому взглянул на своих противников и неожиданно спросил:

— Везавий?! Это ты?! — впервые голос его дрогнул. Везавий промолчал. Он вдруг вспомнил старую хижину и пятнадцать несчастных сирот, вырванных из лап нечисти. Ярость отступила перед необыкновенно яркими картинами нелегкого детства, и Везавий почувствовал, как задрожали его ноги, готовые к броску. И опять накатился страх. Везавий ясно осознал, что ничего этого в его жизни больше не будет: ни галдящей детворы, ни шумных тесных городов, ни простого человеческого счастья. Все это было безвозвратно поглощено миром драдов, как поглощен был Лад. Единственной нитью, которая еще связывала его с людьми, оставался Эгей. И словно услышав мысли чудовища, старик вновь окликнул его:

— Везавий?!

— Узнал… Значит, я не ошибся. — С немым укором Везавий оглядел свой чудовищный облик, а затем посмотрел на старика. — Что ты сделал, Эгей?! — В голосе Везавия чувствовалось больше боли, нежели ярости. — Ведь все было так хорошо… Весь этот мир… Мне невыносимо смотреть на него — чувствовать, что все это уже не мое, не для меня! А Лад?! Без содрогания я не могу даже подумать о нем!

— Ты все не так понял… — Эгей сделал шаг вперед.

— Стой, старик! — неожиданно злобно проревел Везавий. — Я все понял правильно! Ты не человек!!! Ты не принадлежишь этому миру!!! Я долго не замечал очевидного, за что и поплатился. Смотри на меня! Я твое творение! Но не спеши радоваться! Вопреки твоим планам, я сумел вернуться. Ты не ожидал этого, верно ведь? Как не ожидаешь того, что я задумал.

Не дослушав Везавия до конца, Эгей вдруг резко повернулся к своим людям и крикнул необыкновенно громко:

— Уходите! Все уходите из этого города! Вы знаете, что надо делать, и я вам больше не нужен!

С тихим ропотом отряд Эгея быстро ретировался, побросав на землю все свое снаряжение. Старик вновь повернулся лицом к чудовищу и сделал шаг вперед. Уголки его губ дрогнули, словно сдерживая смех, а глаза вдруг стали необыкновенно живыми.

— Ну так что же ты задумал, баламут? — тихо, с какой-то непонятной интонацией спросил он.

Почему-то Везавий попятился. Нет, он не испугался старика, просто это словечко — «баламут» задело какую-то невидимую струну в душе Везавия. Именно так, и никак иначе, называл его Эгей, когда был сердит, тогда — десять лет назад. Только теперь в этом обращении появилось что-то от теплого, дружеского — «Привет, как дела?!»

— Ну так что же ты надумал, баламут?! — вновь повторил старик и сделал еще один шаг вперед.

И собрав воедино всю свою злость, только для того, чтобы подавить все то человеческое, что еще осталось в нем, Везавий вдруг яростно проревел:

— Я убью тебя! Убью!!! — И уже задыхаясь от чрезмерной злости, он скороговоркой добавил: — А потом я убью себя. Нам с тобой нет места в этом мире.

— Не обманывай себя. — Эгей приблизился еще на один шаг. — Ты не сможешь сделать ни того ни другого.

— Смогу! — зло произнес Везавий, продолжая пятиться.

— Нет. — Эгей отрицательно покачал головой и сделал очередной шаг вперед.

— Смогу, — упрямо повторил Везавий, все больше распаляясь.

Не понимая почему, но он продолжал пятиться. Эгей даже не пытался обратиться драдом, чтобы быть с ним на равных. Он неумолимо надвигался на огромное жуткое чудовище, словно был абсолютно уверен, что оно не нападет.

— Я убью, убью тебя! Убью! Убью! — упрямо повторял Везавий, пятясь и с горечью начиная понимать, что он не в силах разорвать эту единственно оставшуюся спасительную нить.

И осознав свою полную беспомощность, словно очнувшись после какого-то странного небытия, Везавий вдруг упал на колени и горько заплакал. На какой-то миг он потерял ощущение времени и пространства. Перед глазами лишь вновь и вновь появлялись то старая хижина в лесу, то лица пятнадцати названых братьев и сестер, то суровый образ Эгея. Он часто наказывал бедных сирот, наставляя на путь истинный, но это всегда происходило без злости и с какой-то особой отцовской любовью. И вдруг Везавий понял, почему не может убить Эгея. Каким бы невероятным это ни казалось, но он любил старика — любил, как любят отца. Эта любовь овладела им и необыкновенным блаженным теплом разлилась по всему телу. И какими же нелепыми показались Везавию все его подозрения, когда, подняв мокрое от слез лицо, он опять посмотрел на Эгея. Всегда суровый, старик теперь приветливо улыбался ему и как-то уж слишком часто хлопал глазами.

— Все хорошо, мой мальчик, посмотри на себя. Видишь, ты опять стал человеком. Нужно было только прогнать злость.

— Но как, как же это?!!

Везавий не верил своим глазам. Он опять стал прежним, не было ни намека на гадкую бурую шерсть. Вот только был он совсем голым.

«Где же моя одежда?» — растерявшись, подумал Везавий. И вдруг вспомнил, как с треском разлетелась она там, в саду, когда…

Неприятный холод пробежал по спине Везавия. Опять накатил страх, и словно по команде тело пронзила уже знакомая неестественная судорога.

— Тихо, тихо… — Эгей быстро приблизился к Везавию и взял его за руки. — Успокойся, ты же умный малыш, ты не можешь повторить одну ошибку дважды. Ты должен совладать с этим.

— Что это, Эгей?! — Покрывшись холодной испариной, Везавий напрягался из последних сил. — Кто я? Кто ты?! Мы ведь больше не люди, да?!

— Ты совладаешь с этим, я верю. — Эгей по-прежнему пытался успокоить Везавия, глядя ему прямо в глаза.

— Не уходи от ответа, — Везавий встряхнул головой. Кто ты?!

— Да, — как-то на удивление спокойно произнес Эгей, — я не человек, вернее, не совсем человек. В этом ты был прав, обвиняя меня. — Эгей немного помолчал. — Да, я не человек, — повторил он, — но я и не драд. И в отличие от тебя я прекрасно владею своим телом.

Эгей вытянул вперед правую руку.

— Вот, посмотри.

Кисть старика вдруг покрылась густой шерстью, а на пальцах почти мгновенно выросли огромные когти.

Поморщившись, Везавий невольно взглянул на свои руки. Они оставались прежними, и это его немного успокоило.

— Я ничего не понимаю, — ошеломленно прошептал он. — Ты кто?!

— Стиглер, так же, как ты. Я здесь, чтобы помочь людям. Мир драдов один из самых черных в пространстве. Это паразитирующий мир. Драды живут тем, что уничтожают все белое, низвергая его в хаос многомирья, и благодаря этому сами уходят от него и продвигаются к самому краю черноты.

— Я ничего не понял, — Везавий непроизвольно сделал шаг назад. Прежние страхи вдруг опять овладели им. — Ты словно специально хочешь запутать меня!

— Извини, извини. — Эгей предостерегающе поднял вверх руки. — Я думал, что ты вникнешь во все сразу. Я не учел, что ты еще не совсем полноценный стиглер. Ведь я и сам долго не мог поверить в себя. Мне казалось… — Эгей вдруг запнулся, словно испугавшись чего-то. — Ну да это не важно, — тихо произнес он и через секунду добавил: — Скоро ты научишься постигать суть вещей без каких-либо объяснений. А пока… Ты помнишь притчу о добре и зле, об их постоянной борьбе?

— Да, — едва слышно прошептал Везавий. Что-то еще весьма смутное стало вырисовываться в его сознании, словно открывались неведомые ранее запретные тайники.

— Добро и зло, — продолжал Эгей, — день и ночь, белое и черное — вот суть устройства внутреннего и внешнего пространства Вселенной. Есть мир драдов — черное, и есть мир людей — белое. Но между этими мирами существует огромный промежуточный спектр, словно у радуги. Один цвет незаметно переходит в другой, и нет между ними четкой границы. — На какое-то мгновение Эгей задумался, затем продолжал: — Есть черные миры и есть белые миры, но есть также и многомирье стиглеров — ни добро, ни зло, ни черное, ни белое — хаос, где в самом центре нет даже понятия времени.

— Подожди, — перебил Везавий старика, — если стиглеры — ни добро и ни зло, то почему ты помогаешь нам?!

Эгей горько усмехнулся.

— Ответ в тебе самом. Ты стиглер — существо белого и черного, добра и зла. Существо, принадлежащее многомирью. Существо, не знающее времени, — бессмертный. Когда я сказал, что этот мир — белое, я немного приукрасил действительность, чтобы подчеркнуть контрастность. На самом деле люди скорее серы, чем белы. Сейчас они находятся на самом краю многомирья, на краю бездны. И когда мы с тобой поможем передвинуться им к белым мирам — мы тоже станем людьми.

— Но как мы это сделаем?

— Связь с черным миром уже нарушена, теперь надо сделать так, чтобы она не возникла в будущем. Мы создадим новую религию, возможно, даже две или три. Мы покажем людям живого Бога, умирающего за их грехи, и его воскрешение. Чтобы опять не возникла связь с черными мирами, мы внушим людям основные заповеди Господни: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не возжелай зла ближнему и другие.

— Думаешь, этого будет достаточно, чтобы люди изменились?!

Эгей снисходительно улыбнулся.

— Не сразу, конечно, но для начала будет достаточно и покаяния. Связь возникает из помыслов, а не действий. Покаяние — вот та стена, которая оградит людей от черноты. А затем заповеди Господни изменят их, и они уйдут от многомирья к белому, светлому будущему. И мы, стиглеры, ты и я, введем их в это будущее!

— Люди, люди, люди!!! — неожиданно, даже для самого себя вспылил Везавий. — Все для людей! А как же я?! Я уже не в счет?! А Маура?.. Я ничего так не хочу, как быть с ней! Но ведь и ты, и я знаем, что она не сможет принять того, что заложено во мне. Так зачем же вся эта суета? Пусть многомирье поглотит этот мир, без Мауры он меня не интересует!

Дрожа всем телом от чрезмерного возбуждения, Везавий отошел в сторону. Вопреки его желанию память опять возвратила ему ту страшную ночь в саду, когда счастье казалось уже таким близким… До той поры, пока глас сидящего в нем зверя не потребовал: «Убей!» И невозможно было ему противостоять.

— Я убил ее, — прошептал вдруг Везавий, повернувшись лицом к Эгею.

Старик вздрогнул, словно от громкого крика, но ничего не ответил. Зная истинную цену этому признанию, он никак не мог принять того, что услышал. Только его глаза почему-то вдруг сделались влажными, и дрожащие руки потянулись за спину, к висящему там мечу.

Глава 21

— Они там.

— Где? — Гафф усиленно всматривался в ночной город. — Я ничего не вижу.

Рафи протянула охотнику свой прибор ночного видения.

— Недалеко от торговой площади, — сказала она, когда Гафф взял странную для него штуку в руки.

— Это что, волчьи глаза? — с долей изрядного скептицизма поинтересовался он.

— Что-то вроде.

Гафф с подозрением посмотрел на девушку, затем на непонятный прибор. Некоторое время он пытался заставить себя воспользоваться колдовской, как ему казалось, штукой, а потом стыдливо протянул ее обратно.

— Знаешь, я как-то привык обходиться своими, — произнес Гафф, оправдываясь.

В другой ситуации Рафи бы это позабавило, но сейчас она была слишком поглощена преследованием, чтобы веселиться. И как-то сами собой ее губы произнесли:

— Надо подобраться поближе, они слишком далеко от нас.

— Я бы не стал покидать смотровую башню, — возразил Гафф. — Здесь мы в безопасности и обзор хороший. Не выпуская этих тварей из виду, мы можем спокойно дождаться утра.

— Я не хочу ждать! — Рафи взяла из рук Гаффа прибор ночного видения и повесила его на плечо. — Я не хочу дарить им ни одного лишнего мгновения жизни! Ты идешь со мной?

— Куда уж без меня, — недовольно пробурчал Гафф, — конечно, иду.

«Эта девушка, без сомнения, имеет на меня огромное влияние», — подумал он, с тревогой посмотрев на исчезающие в ночной мгле хрупкие женские плечи.

Они о чем-то разговаривали и, кажется, спорили. Рафи слышала лишь обрывки фраз, но что-то мешало ей подойти ближе. Почему-то она медлила с наступлением решающего момента ее мести, словно сработали запоздалые тормоза. Или в этом виновато непонятное предчувствие, будто должно произойти нечто страшное и непоправимое? Рафи не стала гадать. Не желая показать Гаффу свою нерешительность в последний момент, она взяла в руки излучатель и быстро, с профессиональной ловкостью укрепила на нем прибор ночного видения. Гафф молчал, но Рафи знала мысленно он осуждает задуманное ею убийство. И именно сейчас это осуждение больно задело ее душу, посеяв, семя сомнений. Но отступать было поздно.

Первым в перекрестие прицела попал Везавий. Оптика настолько приблизила его, что сделала почти осязаемым. Везавий повернулся лицом к старику и что-то быстро сказал. При этом его подбородок так нервно затрясся, что Рафи невольно опустила излучатель на землю.

— Нет, сперва другой, — тихо прошептала она и медленно перевела прицел на вторую фигуру. Пальцы привычно легли на спусковой механизм и замерли в ожидании последней команды. А сердце, словно противясь холодному рассудку, неестественно быстро забилось в груди.

Что-то тут было не так. Старик медленно, каким-то на удивление знакомым движением доставал из-за спины меч. Рафи не видела его лица, но заметила, как упал на колени Везавий, подставляя под удар свою голову. Происходило нечто уж вовсе несуразное. Рафи все еще держала старика на прицеле, когда он, подняв вверх меч, вдруг резко отвернулся в сторону, явно для того, чтобы не видеть творимого. И когда, пересиливая боль, закрылись его глаза, словно удар молнии поразил ошарашенную мстительницу. Излучатель выпал из задрожавших рук, и самые невероятные мысли вихрем закружились у нее в голове. И только губы почти беззвучно повторяли:

— Лад… Лад… Лад…

Это был, вне всякого сомнения, Лад. Старик Эгей — Лад! Точно такое у него было лицо, когда ему сообщили, что он подписал смертный приговор собственному брату. Та боль на его лице навсегда запечатлелась в памяти Рафи. Вот и теперь то же лицо, та же боль, добавились лишь несуразные старческие морщины.

Какое-то время Рафи еще ошеломленно пыталась разобраться в том, что произошло, а затем вдруг вскочила на ноги и побежала. Не мучаясь больше вопросом, откуда и почему, не вникая в суть. Она бежала вперед, не разбирая дороги, не замечая бросившуюся на нее волчицу, и того, как пронзила зверя меткая стрела Гаффа, желая только одного — наслаждаться вновь обретенным счастьем, пить из этого живительного источника и забыть обо всем на свете. Ветер свистел в ушах от быстрого бега, а в голове росла и крепла единственная мысль: «Он жив, жив! Он мой, навсегда!!!»

Но на том месте, где еще совсем недавно стояли Везавий и Лад, уже никого не было. В растерянности остановившись, Рафи с надеждой стала озираться по сторонам. От нервного перенапряжения ее тело дрожало, как в лихорадке, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, пытаясь разглядеть что-либо в ночной мгле. Еще долгое время Рафи не хотела поверить в очевидное. А когда последняя надежда покинула ее, она, полностью опустошенная, опустилась на землю и, содрогаясь всем телом, в жуткой всепоглощающей истерике громко разрыдалась. Рафи плакала, всецело отдавшись своему горю, со всей ясностью осознав вдруг, что Лад исчез, что он больше никогда не вернется и что того счастья, о котором она так мечтала, никогда-никогда не будет.

Гафф подошел тихо и, подсев к Рафи, с истинно отцовской нежностью прижал ее к своей груди. Он отрешенно перебирал в руке нежные шелковистые волосы и что-то бесконечно успокаивающе шептал так, словно делал это уже десятки, сотни раз.

***

Найдя себе укрытие под большой пушистой елью, согнутой какими-то непонятными силами почти до земли, Везавий отдыхал после изнурительно бега.

— Однако и выносливость у старика! — произнес он устало, едва отдышавшись. Назвать старика каким-нибудь конкретным именем Везавий пока не решался. Почему-то в его понимании выбрать одного значило тут же отказаться от другого и пережить еще одну мучительную потерю. Совсем запутавшись в последних событиях, Везавий панически избегал думать о них и уж тем более принимать решение.

Даже идя по следу старика, он делал это неосознанно, словно подчиняясь некоему загадочному инстинкту.

Несмотря на накрапывающий дождь, под естественным навесом было довольно сухо. Плотная, почти новая одежда, которую Везавий раздобыл в Речи, хорошо укрывала от непогоды и надежно защищала от холода. Капли весеннего дождя завораживали своим мелодичным шепотом. Как-то незаметно телом овладела приятная истома, глаза закрылись, и разум Везавия погрузился в здоровый крепкий сон. Только недремлющий инстинкт самосохранения, словно верный пес, оставался на посту.

Проснулся Везавий мгновенно от чувства какой-то неосознанной опасности. Вокруг, казалось, было абсолютно тихо. Но опасность будто витала в воздухе. Везавий чувствовал ее, как дряхлые кости старца чувствуют приближение грозы. А тишина только усиливала это ощущение.

Отодвинув в сторону одну из веток, Везавий осторожно выглянул наружу. Дождь уже прекратился, но с деревьев еще спадали вниз редкие крупные капли. Не заметив ничего угрожающего, Везавий вылез из своего убежища и еще раз внимательно огляделся. И когда уже готов был поверить, что находится в безопасности, около десятка стрел с характерным звуком вонзились в его тело. Вспыхнувшая было резкая боль мгновенно притупилась, оставив после себя лишь неприятное чувство проникновения в организм холодного металла.

Не прикасаясь к торчащим в теле стрелам, Везавий с философским спокойствием наблюдал, как приближаются к нему, обходя со всех сторон, люди, вооруженные кто рогатиной для охоты на медведя, кто странным приспособлением вроде длинного копья, только с острым крюком на конце.

Даже при серьезности полученных ран силы для борьбы у Везавия еще были. Нападавшие на него охотники и не подозревали, с чем могут столкнуться. Но Везавий не хотел драться. Он всеми силами пытался сдержать в себе того зверя, который так усиленно рвался к крови. Вот только эти люди не понимали его и, предвкушая близкую и легкую победу, продолжали наступать. Везавий быстро оглянулся и в ярости сжал кулаки, когда увидел, что путь к отступлению уже отрезан. Его вынуждали на крайние действия, ему просто не оставляли выбора.

Окружив жертву плотным кольцом, охотники замерли, готовясь к последнему решительному броску. Везавий видел на их лицах гримасу страха, перемешанного с ненавистью, и почему-то ему стало жаль этих людей. И готовая уже вырваться звериная ярость вдруг исчезла без следа. Везавий смотрел на своих будущих убийц и, добродушно улыбаясь, тихо говорил, словно делая наставления:

— Зачем же вы это делаете, люди?! Ведь убийство ради страха не принесет вам добра. Опомнитесь!

— Погань!!! — злобно проревел в ответ один из охотников и ловким выпадом вонзил в грудь Везавия свою рогатину.

— По-гань!!! — завопили все остальные и по примеру первого пустили в ход орудия убийства.

Везавий даже не пробовал как-то уклониться от разящих ударов.

— Вы не понимаете, — потеряв голос от полученных ран, шептал он. — Я ведь могу не выдержать. Но я не хочу быть черным. Вы не видели мать… Вы не видели, как это ужасно…

Обессилев, Везавий упал на землю, но ослепленные страхом и злобой люди продолжали кромсать его тело.

— Опомнитесь, — прошептал он в последний раз и, ухватившись рукой за один из крюков, пристально посмотрел в глаза нападавшего.

На какой-то миг этот человек застыл, глядя на свое оружие, а затем вдруг выхватил из-за пояса топор и одним ударом отсек его руку.

— На костер его, — взревел он, — сжечь погань!

Подняв над головой отрубленную руку, как знак победы, охотник повел за собой обезумевшую толпу, на рогатинах и крюках у которой висело истерзанное, уже бездыханное тело.

И в это время чей-то неясный силуэт, молниеносно и без звука, выскользнул из лесной чащи и, врезавшись в толпу, не задерживаясь, прошел сквозь нее. На земле осталось лежать несколько неподвижных тел, а перед опешившими охотниками неизвестно откуда появился высокий сутулый старик с шестом в руке. Не произнеся ни слова, незнакомец обвел толпу жестким, холодным взглядом и, перекинув шест в другую руку, невероятно быстрыми мелкими шажками вновь двинулся на растерявшихся охотников.

Схватки как таковой не было. Кто-то еще успел вскрикнуть, кто-то впустую махнуть своим оружием в сторону неясной, скользящей тени, но в целом сопротивления никто оказать не смог. Все было кончено за считанные секунды. Неясная тень остановилась и вновь стала тем самым вроде бы безобидным стариком, вокруг которого, так ничего и не успев понять, остались неподвижно лежать десять охотников. Отбросив в сторону свой шест, незнакомец на удивление легко взвалил на плечи истерзанное тело Везавия и, подобрав отрубленную руку, так же тихо, как появился, исчез в густой чаще леса.

***

Возвращение было резким и неприятным. Сначала тело пронзила сильная судорога, изогнув его дугой. Затем в самый пик боли Везавий вдруг широко открыл глаза. И яркий дневной свет на мгновение ослепил его.

— Уфф, — с облегчением выдохнул он, когда боль притупилась.

— С возвращением, — к Везавию нагнулся Эгей и, подмигнув, потрепал его за волосы. — Как ты?

Везавий не ответил. Он не мог отвести взгляда от старика.

«Старика?! Нет, это уже был не тот старик! Он помолодел! Лет на десять, наверное, — не меньше! Почти исчезла прежняя сутулость, раздались и как будто стали шире плечи, и морщины — их явно стало меньше».

Теперь Везавий видел, как сильно Эгей похож на Лада. И раньше он замечал некоторое сходство, только не придавал этому значения. Мало ли кто на кого похож! Сейчас это уже были не просто сходные черты лица и фигуры, а полное тождество!

— Ла-ад… — не то спросил, не то окликнул старика Везавий.

Лад едва заметно кивнул головой.

— По-нятно, — протянул Везавий, хотя сам он по-прежнему ничего не понимал. — А ты помолодел, я имею в виду Эгея.

Лад смущенно улыбнулся.

— Это только начало, пока я еще не в полной форме. Везавий понимающе кивнул и приподнялся на еще слабых дрожащих руках, чтобы сесть. Лад быстро помог ему и подложил под спину подушку.

— Где мы? — поинтересовался Везавий, осмотрев большую неприбранную комнату.

— В Тон-Тоне. Пока ты восстанавливался, я организовал переселение людей и объяснил, как нужно себя вести, чтобы избежать расправ. И заодно я избавил город от нечисти, вернее сказать, я только помог. Люди сами сожгли их. — Лад тяжело вздохнул. — Три больших волка… Им уже нельзя было возвратить человеческую сущность. А вот в Речи таких было только два.

— Выходит, связи с черным миром действительно уже нет, — произнес Везавий.

— Конечно, ты думал, я врать буду! — Лад улыбнулся. — Подожди с разговором. — Лад импульсивно встал с постели. — Я сейчас принесу тебе поесть, — сказал он и удалился в другую комнату.

Есть Везавию хотелось меньше всего. Гораздо больше его беспокоило множество вопросов, надоедливо роящихся у него в голове. А то, что Эгей оказался Ладом, и вовсе могло заставить позабыть о собственном аппетите. Везавий даже не знал, печалиться ему этому факту или радоваться.

Лад вернулся почти тотчас, с миской горячего супа и куском зачерствевшего хлеба.

— Не вздумай противиться. — Лад опять улыбнулся. — Мы, стиглеры, хоть и бессмертны, а без еды все же обойтись не можем. Вон какой ты бледный прямо как снег зимой.

Везавий молча взял миску с супом и хлеб, но есть не спешил. Он все никак не мог выбрать, какой из множества вопросов задать первым. Но Лад опередил его.

— Помнишь, как ты так же кормил меня? — спросил он, не переставая улыбаться.

«Кормил кого, — подумал Везавий, — Эгея?»

— Я понимаю, — произнес Лад, — у тебя накопилось много вопросов. Ты ешь, а я буду рассказывать. Мне-то известно, что тебя беспокоит.

Везавий кивнул и откусил от хлеба.

— А где эти? — спросил он и неопределенно повел головой.

— Охотники?.. — Лад пренебрежительно махнул рукой. — Не думай о них. Не стоят они того.

— Ты убил их?! — Подавившись, Везавий громко закашлялся.

— Да нет же, успокойся. — Лад похлопал Везавия по спине. — Я только успокоил их. Надо сказать, поработали они над тобой основательно. Ты четверо суток восстанавливался. Представления не имею, как ты сдержался? Я бы не смог.

— Из страха, наверное, — ответил Везавий. Он откусил очередной кусок хлеба и принялся есть горячую похлебку. — Я боялся себя больше, чем они. — Не поднимая головы, Везавий некоторое время помолчал, а затем тихо сказал: — Давай рассказывай все с самого начала.

— Если сначала, то начну с мира драдов. — Лад подсел к Везавию на кровать. — Когда открылся вход, только ты попал, куда хотел. Я и мать потеряли над собой контроль, и нас поглотило многомирье. Мы попали в самый его центр.

— А драды? — поинтересовался Везавий.

— А что драды?.. Эти твари неопасны без матери. Вся сила доставалась им от нее во время совокуплений. Без матери драды обыкновенные, хотя и ужасные, но смертные твари, лишенные способности к перевоплощению. Самостоятельно они не могут ни открыть вход, ни уж тем более покинуть свой мир.

— А если вернется мать?

— Это невозможно. Я сам вырвался чисто случайно из хаоса многомирья и лишь потому, что способен на самопожертвование. Когда в хаосе многомирья ежесекундно исчезают тысячи миров, очень трудно принять решение и войти в один из них, причем именно в тот, который тебе нужен. Это своего рода игра на везение, на свою счастливую судьбу. Кроме этого, может случиться так, что ты попадешь в совсем другую временную линию или, что еще хуже, во внешнее пространство. В результате шанс выиграть остается ничтожно малым.

— А как же ты смог?

— Ну, я рискнул. В какой-то момент я почувствовал, что шанс этот появился, и мгновенно принял решение. Но мне не совсем повезло. Я попал в другую временную линию. В результате очутился в Тон-Тоне в то время, когда драд захватил его. Я вывел из города нескольких детей и очень удивился, когда обнаружил среди них тебя. Я промахнулся ни много ни мало на десять лет. Я понял, что должен стать тем самым стариком Эгеем, который воспитывал тебя и других спасенных детей. Это, конечно, звучит невероятно, но мне предстояло через десять лет встретить самого себя и вместе с тобой отправиться в мир драдов. Я не мог рассказать вам больше, чем рассказал в свою очередь Эгей мне и тебе. Именно так должен был замкнуться круг на временной петле, которую я создал. Но не все оказалось так просто. Неожиданно я обнаружил, что не только потерял бессмертность, но и к тому же старею примерно в пять раз быстрее обычных людей. Хотя этот процесс стал впоследствии замедляться, по мере того, как я приближался к своей временной линии. Так или иначе, но чтобы скрыться от людских глаз, я вынужден был поселиться с детьми в лесу. Вот, пожалуй, и все. Остальное ты знаешь. Скажу только, что очень трудно было придерживаться нужной схемы действий. Но теперь все образуется.

— Все ли? — Везавий отодвинул от себя похлебку, так и не доев ее.

— Все. Тебе трудно будет поверить в это, но Маура — жива. Рафи удалось спасти ее.

Заметив, как смертельно побледнел его друг, Лад знакомым, сохранившимся еще от Эгея жестом, погладил его по голове и продолжал:

— Круг на временной петле замкнут, я вновь стал бессмертным — полноценным стиглером. Ты уничтожил не только сильную связь матери с нашим миром, но и отправил ее туда, откуда она не сможет вернуться. А если мы с тобой приложим определенные усилия, то больше ни один черный не сможет создать устойчивую связь с людьми.

— А как же мы?! — Везавий в упор посмотрел на Лада.

— А что мы?..

— Перестань, ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты сам убежал от Рафи.

— Я проявил слабость, теперь я это понял. Просто все произошло так неожиданно. Ты пытался уверить меня, что стал черным. Я был так подавлен и, когда появилась Рафи, просто не выдержал. Помнишь, как ты избегал Мауры? Я сказал тебе тогда: «…Ты должен дать ей возможность сказать, как будет она ждать тебя!» — и ты послушался меня. Так вот, Везавий, сейчас я скажу нечто похожее. Кем бы мы ни были, мы должны дать нашим девушкам возможность сказать, что они нас любят! Я думаю, ты согласишься со мной. А потом уж видно будет…

— Но мы ведь не люди! — невольно повысил голос Везавий.

Лад внимательно посмотрел на него и, улыбнувшись, словно зная какой-то секрет, который уже и не был секретом, поднялся с постели.

— Мы стиглеры, это звучит не хуже, — сказал он, отойдя к двери. — А сейчас отдыхай, ты еще совсем слаб.

Лад вышел, а Везавий еще долго сидел и о чем-то думал. Затем он лег и перед тем, как заснуть, тихо прошептал, удовлетворенный этим открытием:

— Мы, стиглеры, — новое поколение миротворцев!

СКВОЗЬ ХАОС МНОГОМИРЬЯ

И дано ему было вложить дух в

образ зверя, чтобы образ зверя и

говорил и действовал так, чтоб

убиваем был всякий, кто не будет

поклоняться образу зверя.

(от XIII, 15)

Глава 1

Из Центра Распределения Ститри вышла со смешанным чувством недоумения и злости. Она никак не могла предположить, что ее отправят на Землю. Разве она не лучшая в выпуске? Разве ее мечта о дальней межгалактической разведке быта тайной? Она честно заслужила право свободного выбора. Но ее лишили этого права! За что? На каком основании?!

Ститри прошла мимо однокурсников, не обращая внимания на их призывные возгласы, и направилась в Учебный Центр, к Наставнику. Мысли одолевали самые горькие: неужелиУрис рассказал о ее невинной выходке в исследовательском секторе? Вот чепуха… Ну, выпустила на волю некое животное, отловленное на соседней Галактике, ну, порезвился зверек — подумаешь! Переполох устроили сами сотрудники, трусы несчастные, когда этот мелкий грызун кого-то случайно укусил. От испуга. Он что, заразил кого-нибудь? Нет! И опасности такой не было. А если бы даже и была… Взрослые ведь люди, черт бы их всех взял! Нет, определенно это дело рук завистливого Уриса, тупицы, это именно он пытается переложить свою вину на лучшую выпускницу школы!

В кабинет Наставника Ститри вошла решительно и зло. Еще не успели закрыться двери, а она уже взяла повышенный тон:

— Почему во всех проступках меня обвиняют первой? Ститри явно кривила душой. Ее, лучшую ученицу и гордость миротворческой школы, если и обвиняли когда-нибудь, то лишь в самую последнюю очередь.

— Почему ты сердишься? — поинтересовался Наставник.

— Потому что я не понимаю, за что меня наказали. Это не я выпустила грызуна в исследовательском. Урис врет, чтобы выпутаться самому.

— Стоп, остановись, Ститри. — Наставник успокаивающе поднял руки. — Не говори того, что может тебе повредить. Ты обвиняешь в чем-то Уриса совершенно напрасно. Я понимаю, ты недовольна распределением, но в том ничьей вины нет. Поверь, при решении подобного вопроса мы никогда не руководствуемся вашими дисциплинарными проступками. Учитываются лишь показатели в учебе. По всем законам ты должна была получить, как лучшая в выпуске, право свободного выбора. Но… — На какую-то секунду Наставник замолчал. — Я не должен тебе говорить, но какая, в конце концов, разница, если ты узнаешь. На тебя поступила особая заявка из СОБа.

— Из самой Службы Обеспечения Безопасности? — не поверила Ститри.

— Да. Это на два года. Через два года я позабочусь о тебе. Думаю, мне удастся получить для тебя место командира разведгруппы. На крейсере дальней косморазведки.

— Но до этого так далеко, — простонала Ститри. Наставник снисходительно улыбнулся и, подойдя к девушке, взял ее за плечи.

— Ох уж эти мне шестнадцатилетние! — посетовал он. — Хотят всего и по возможности сразу. Я же предлагаю тебе место командира разведгруппы! Надо лишь подождать.

— Два долгих-долгих года среди диких людей и стиглеров-монстров в человеческом облике, — не унималась Ститри. — Это невыносимо!

— Какие монстры, Ститри? — Наставник расхохотался. — Их и в дальнем космосе не часто встретишь. Разве можно верить сказкам, которые рассказывают в секторе обслуживания Конуса. Ладно, ты теперь миротворец, хотя и шестнадцатилетний всего.

Ститри опустила голову.

— Но я могу отказаться, — не желая уступать, произнесла она, — у меня есть такое право.

Наставник нахмурился. Посмотрев исподлобья, отошел к столу и опустился в кресло.

— Да, — сказал он, — у тебя есть такое право. Но тогда тебе придется вернуться туда, где ты была до поступления в школу. Помнишь свое настоящее имя, родителей?

Ститри молчала. Вернуться назад?! Она не переживет такого позора! А родители… Они так гордились ею!

— Не помнишь… — насмешливо произнес Наставник. — Ну, это нетрудно узнать. — Поиграв клавишами, Наставник удовлетворенно сказал: — Твое настоящее имя…

— Ири Снай, — сказала Ститри. Она прекрасно помнила и своих родителей, и кем была до поступления в школу миротворцев. Не так уж это было давно — шесть лет назад.

— Значит, помнишь. — Наставник улыбнулся. — Ну что, есть у тебя желание вернуться в систему наружного наблюдения Конуса? Это не так уж плохо.

Ститри отрицательно покачала головой. Нет, такого желания у нее не было.

— Я так и думал, — довольно произнес Наставник. — Ты ведь лучшая!

Ститри не ответила Она взяла свою распределительную карту и тихо прочла:

— Явиться в Службу Обеспечения Безопасности через… — Ститри неожиданно замолчала. Автономный хронометр карты показывал двадцать три минуты. Это была небывалая срочность! Ститри резко повернулась и, не попрощавшись с Наставником, быстро вышла Она не услышала, как он сказал:

— До встречи через два года.

На выходе Ститри уже ждали. Толпа однокурсников устремилась навстречу. Заводила выпуска Урис шел впереди.

— Стит! — Урис развел руки в стороны. — Ты куда это исчезла?

— Прощалась с Наставником, — привычно соврала Ститри.

— Ладно, — ухмыльнувшись, протянул Урис. — Мы здесь погудеть собираемся, ты присоединишься? Ты куда решила?

— На дальнюю, — опять соврала Ститри.

— Конечно, куда еще. И мне повезло — попал туда же. Если встретимся — уж не отворачивайся по старой дружбе. Ну, айда?

— Не могу, — Ститри хотела уйти, но Урис преградил ей дорогу.

— Совсем нос задрала, гордость наша, нехорошо. Коллектив этого не любит.

Урис, конечно же, подразумевал себя, но Ститри промолчала. Сейчас ей меньше всего хотелось ругаться. Она протянула распределительную карту — благо там был указан лишь пункт явки — и вызывающе взглянула Урису в глаза.

— Ого, — Урис присвистнул. — Ладно. Спеши…

Ститри направилась в Службу Обеспечения Безопасности. Уже у самых дверей лифта услышала, как Урис с завистью сказал:

— Ну и везет же ей.

Ститри успокоилась. Впереди ее ждала новая неведомая жизнь, а слезы были не лучшим началом для миротворца.

В Службе Обеспечения Безопасности было полно народу. Все спешили куда-то, несли документы, и никто не обратил на Ститри ни малейшего внимания. Ститри совсем упала духом, когда к ней подошел мужчина лет сорока с сединой в волосах. Он взял ее за руку и тоном, не терпящим никаких возражений, сказал:

— Пойдем.

Они ехали в лифте, потом долго шли длинными переходами. Вокруг сновали безучастные ко всему люди, но постепенно их становилось все меньше и меньше. А вскоре Ститри и вовсе осталась наедине со своим провожатым. Звуки их шагов далеко разносились по пустым коридорам, эхом отлетая от стен и навевая уныние неприятно-однообразным повторением. И чем дальше продвигалась Ститри, тем загадочнее казалась ей предстоящая миссия. Они шли в полном одиночестве еще несколько минут, а затем остановились у неприметных автоматических дверей, мгновенно отворившихся при их приближении.

Кабинет, в который вошла Ститри, напоминал комнату отшельника. Огромный стол с пультом, кресло с широкими подлокотниками — вот и все, что находилось здесь в окружении серых, немного унылых стен. Свежий ароматизированный воздух комнаты совсем не гармонировал с казенной обстановкой. Не успела Ститри осмотреться, как из-за стола поднялся пожилой немного тучный человек в безупречном обмундировании и, кивнув в знак приветствия, опять сел. Это был сам Глава Конуса! Ститри сразу узнала его, хотя он и сильно осунулся с тех пор, как последний раз показывался по ретрансляционному видео. Склонившись над столом, Глава некоторое время молчал, затем, подняв голову, заговорил:

— Сразу хочу предупредить тебя, Ститри, что все услышанное здесь является строжайшей тайной. Ни при каких обстоятельствах не разрешается упоминать о ней без моего согласия.

Ститри понимающе кивнула. Она вся внутренне мобилизовалась, и присутствие Главы Конуса не выбило ее из колеи. Словно почувствовав это, он опять заговорил:

— Тебе предстоит отбыть на Землю через два часа. У нас нет возможности разработать план операции и обсудить детали. Мы приняли решение создать при СОБе Отдел Земного Контроля и поручить его стиглеру. Ты поступаешь в его подчинение. Он введет тебя в курс дела.

При упоминании о стиглере у Ститри невольно подвело живот. Вот тебе и сказки из сектора обслуживания! Что может быть общего у миротворцев с чудовищами?!

— По словам стиглера, под угрозу исчезновения поставлен весь мир — не Земля, а мир вообще. — Глава с секунду помедлил, словно преодолевая какой-то барьер, а затем продолжил: — Мы склонны ему верить. У нас на Земле функционировала широкая сеть наблюдателей, и за несколько дней мы потеряли всех! Стиглеры предупреждали, но ни я, ни Лидер СОБа, — Глава взглянул на провожатого Ститри, — не прислушались. По этой причине мы решили предоставить стиглеру все полномочия на Земле и соответствующие — на Конусе. Буду до конца честным. Стиглер не совсем человек, и мы боимся, что он может устроить кровавое побоище, если возникнет угроза его жизни.

— Но он же бессмертный, — решила блеснуть познаниями Ститри.

— Не совсем… Вместе с нашими наблюдателями погиб и один стиглер. Он хотел остановить миротворцев, оградить от опрометчивых действий, но они спалили его на костре. После этого наблюдатели в приступе необъяснимой ярости уничтожили друг друга. Вот почему мы не можем полностью довериться стиглеру. Одно дело, когда гибнут подготовленные миротворцы, и совсем другое, когда вроде бы бессмертное существо. Ты будешь вести наблюдение за стиглером и докладывать обо всем, что покажется важным. Связь держать рассеянным мысленным лучом лично со мной или с Граном. — Глава показал на провожатого. — В случае необходимости мы окажем поддержку. — Глава замолчал и как-то по-особому посмотрел на Ститри. Едва заметная нерешительность проскользнула в его взгляде.

— Вас что-то беспокоит? — не удержалась девушка.

— Только одно. — Глава встал и, подойдя к Ститри, внимательно ее осмотрел. — Мы предоставили стиглеру всех миротворцев, но он почему-то выбрал тебя… Одну!

— Это… недоверие? — Ститри подумала, что сможет избежать неприятной миссии.

— Нет. — Глава кивнул, давая понять, что аудиенция окончена. — Все инструкции получишь от Грана.

Ститри поклонилась и вместе с Лидером СОБа вышла из кабинета. Настроение было не из лучших, но оно совсем испортилось, когда Гран неожиданно произнес:

— Глава забыл сказать, что по просьбе стиглера тебе придется остаться на Земле больше чем на два года. Иными словами, твоя миссия будет носить не ограниченный по времени характер.

Ститри закусила губу. Кричать и спорить бесполезно. Если уж завязались отношения с Лидером СОБа и Главой Конуса, то было бы глупо портить их с ходу. Она отправится на Землю и поговорит со стиглером по-своему! Ему придется испробовать ее характер! О важности своей миссии Ститри не думала. Она предположила, что Глава впал в старческий маразм, поверив в россказни стиглера. Вот только гибель наблюдателей никак в это не вписывалась.

Глава 2

На стартовой площадке было совсем пусто. Никто Ститри не провожал, и это ее окончательно расстроило. Даже Глава не пришел пожелать удачи, видимо, не захотел афишировать предстоящую операцию. А может быть, просто не проявил интереса к судьбе начинающего миротворца. Только молчун Гран стоял рядом. Никаких напутствий он не произнес, словно хотел как можно быстрее покончить с неприятным делом и удалиться на отдых. Ститри показалось, что ее отправляют в изгнание, желают предать забвению самое мысль о ней. Полет на автоматическом челноке мог лишить самообладания кого угодно. Но Ститри не собиралась падать духом. Поднимаясь на трап, она подмигнула Лидеру СОБа — по-детски шаловливо, без задней мысли, только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Гран не отреагировал на выходку, и Ститри это позабавило. Что — что, а повеселиться она любила. И когда (уже сидя в пассажирском кресле челнока) услышала голос оператора главной рубки, будущее показалось ей не таким уж и страшным.

— До выхода на заданную траекторию осталась одна минута. Приготовиться к старту.

Ститри пристегнулась.

— К старту готова, — доложила она и глубоко вздохнула. На секунду показалось, что с этими словами ушла последняя надежда на возвращение. Но загудели двигатели челнока, и Ститри погрузилась в размышления. Разговор с Главой Конуса беспокоил все больше и больше. Какое у него было напряженное лицо, страдающие глаза. И слова. В них было нечто большее, чем могло показаться на первый взгляд. Глава явно недоговаривал. Только почему?

Ститри вспомнила лекции по истории Земли. Это был общий обзорный курс, без особых подробностей, достаточно малоинтересный. Преподаватель говорил уныло, скучно, все едва сдерживали зевоту и желание немедленно заснуть. Однажды после лекции к Ститри подошел один из слушателей и заговорщицки подмигнул:

— Скука? — спросил, улыбаясь. — А ты знаешь, например, почему мы все оказались здесь, на Конусе?

— Исследовательская миссия, — уверенно сказала Ститри, — что же еще?

— Тогда почему на Земле снова середина второго тысячелетия? — с ухмылкой спросил собеседник.

Ститри никогда не думала об этом, все разумелось как бы само собой. Второе тысячелетие? Вероятно, это связано с какими-то мутациями на Земле, тех, кто теперь ее населяет?

— Глупости… — парень ткнул Ститри указательным пальцем в лоб. — Напрягись, у тебя ведь мозги, а не электронная начинка!

Из дальнейшего рассказа следовали вещи необъяснимые и достаточно неприятные. В начале третьего тысячелетия часть жителей Земли — технократическая интеллигенция, утомленная наступательным возвратом сограждан к далеким ценностям христианства и веры в Бога, решила создать в космосе неприступную крепость — Конус — и заселить ее наиболее достойными. Всех остальных оставили наедине с нелепыми представлениями далекого прошлого. С тех пор прошло еще три тысячи лет. На Земле утвердилось раннее средневековье — абсолютная власть Церкви, Инквизиции и духовной тьмы.

— Но… почему, почему так случилось? — с трудом веря в услышанное, спросила Ститри.

— Потому что лучшие бросили средних и худших на произвол судьбы! А это наказуемо — до тех пор, пока существует пространство и время. Но скоро, я думаю, наступит день и час последней битвы Христа и антихриста, и время исчезнет. Армагеддон… Ты слышала такое название?

Нет, Ститри никогда его не слышала. Об этом в лекциях не говорилось ни слова. Трагические, страшные слова Главы вновь зазвучали в ее ушах: «Под угрозу исчезновения поставлен весь мир! Не только Земля, но — Вселенная, понимаешь?» Трудно понять… Неужели только потому, что несколько тысяч человек когда-то оставили Землю навсегда, — может случиться Вселенская катастрофа?

В это невозможно поверить.

***

В дверь колотили. Демитрий вскочил с постели и схватил меч.

— Кто там? — поинтересовался он.

— Святая инквизиция, открывай!

— Идиоты, могли бы и соврать, — тихо сказал Демитрий и уже громче добавил: — Сейчас, только оденусь!

— Пустое, на костре не замерзнешь, — послышалось в ответ. Из-за двери раздалось ржание воинов инквизиции.

Демитрий зло сплюнул.

— Стадо баранов, — тихо выругался он и бесшумно укрепил дверь заранее приготовленным дубовым засовом.

Демитрий действовал быстро, не теряя ни одного мгновения. Привычно ловко облачившись в доспехи, стоившие ему целого состояния, он укрепил на поясе меч и, оглядев в последний раз родной дом, уверенно прошел в заднюю комнату.

В дверь опять грубо стукнули.

— Уже иду! — прокричал Демитрий, отодвигая пустой громоздкий шкаф от потайной двери. Через мгновение он уже был на улице.

Обойдя дом с обратной стороны, Демитрий полюбовался некоторое время на пустоголовых воинов инквизиции, все еще торчавших у запертых дверей и, не дожидаясь развязки неудачной облавы, исчез в ближайшем переулке. Этот переполненный злом город он собирался покинуть как можно быстрее.

***

На месте высадки Ститри никто не встречал. Она была одна посреди холмистой степи и даже приблизительно не могла определить, куда ей следует идти. Покрутившись некоторое время на месте и не придумав ничего лучшего, Ститри нашла небольшой валун, уселась и принялась ждать. Когда-нибудь стиглер должен был появиться!

Ветер пронизывал ее до самых костей, словно смеясь над ее обмундированием и доказывая, что для него не существует преград. Ститри уже совсем окоченела, когда далеко на холме показалась одинокая фигура человека. Он шел в ее направлении, но часто останавливался и внимательно осматривал окрестности. Стиглер это был или нет — такой вопрос у Ститри не возник. Сейчас она хотела спрятаться от холодного ветра и вздремнуть часок-другой, чтобы восстановить душевное равновесие.

Незнакомец продолжал двигаться, но шел слишком медленно. Ститри встала на камень и призывно замахала руками. На незнакомца это не произвело ни малейшего впечатления, хотя заметить ее он должен был непременно, если, конечно, не был слепым. Чем ближе человек подходил, тем чаще останавливался, чтобы провести очередной осмотр окрестности. Наконец Ститри не выдержала и, обуреваемая яростью, двинулась навстречу. И словно смеясь над ней, незнакомец остановился на вершине холма и замер.

— Вот паразит! — выругалась Ститри и прибавила шагу. Почему-то теперь она была абсолютно уверена, что стоящий на холме незнакомец и есть пресловутый стиглер. Уж очень он себя странно вел.

Где-то в середине пути Ститри еще раз махнула стиглеру рукой, призывая двинуться навстречу, но тот нашел небольшой камень и, усевшись на него, с невероятным спокойствием принялся ждать. В ярости сжав зубы, Ститри прибавила шагу и, когда достигла желаемой цели, успела основательно согреться. Незнакомец при ее приближении встал и, улыбнувшись так, словно ничего и не произошло, приветственно протянул руку. Но не успел он и рта раскрыть, как Ститри, показав во всей красе свой характер, прокричала:

— Ты, стиглер, наверное, слепой!

Незнакомец, который оказался молодым парнем, только шире улыбнулся и спокойно поинтересовался:

— Это почему?

— Ну что ты вертишься, словно злун на поверхности?! — Кто такой злун, парень явно не знал, но Ститри это не остановило. — И вообще, стиглер, где ты пропадал почти три часа?!

Парень с видимым интересом осмотрел Ститри с ног до головы и, оставшись довольным, произнес:

— Начну с того, что тебя высадили раньше указанного времени. — Парень вдруг сразу стал серьезным. — Потеряв за три дня две сотни своих миротворцев, ваши деятели, кажется, уже должны были бы прислушаться ко мне, ан нет. Не терпится им, спешат, куда — не знаю.

— А какая разница? — не поняла Ститри. — Тебя ведь предупредили о моей высадке. Что с тобой, стиглер, случилось бы, приди ты на три часа раньше?

— Со мной ничего. Речь идет о тебе, девочка.

— У меня имя есть! — вспылила Ститри.

— Надо же, и у меня, — съязвил парень. — Может быть, познакомимся? — Парень протянул руку. — Меня зовут Лад, коротко и просто.

Ститри хмуро взглянула на протянутую руку. Время для примирения еще явно не пришло, но выхода у нее не было.

— Ститри, можно Стит.

— Вот и отлично, — произнес Лад после краткого рукопожатия, — думаю, мы поладим. А теперь о визите раньше времени. Я под колпаком, Стит, и желал бы, чтобы там не оказалась и ты. В свое время я предупреждал об опасности ваших наблюдателей. Послушались бы — и они, и Везавий… — Лад неожиданно замолчал. — Не будем об этом.

Парень отвернулся, но Ститри успела заметить, как часто он заморгал. Вдруг стало стыдно, желание продолжить ссору пропало напрочь. Не выдержав затянувшейся паузы, тронула его за плечо.

— Пойдем, что ли.

— Куда? — поинтересовался Лад.

— Куда угодно, лишь бы там было тепло и можно было спрятаться от этого невыносимого ветра.

Лад медленно повернулся. Обведя внимательным взглядом небосвод, словно принюхиваясь к чему-то, он в растерянности посмотрел на Ститри и, пожав массивными плечами, в полном недоумении произнес:

— Сегодня довольно тепло, и ветра почти нет.

У Ститри только брови вверх поползли. Мгновение они смотрели друг на друга, затем, как старые добрые знакомые, громко рассмеялись.

***

Демитрий отыскал укромное место на одной из соседних улиц и решил избавиться от доспехов. Полюбовался на них в последний раз и, аккуратно уложив на дорогу, поспешил прочь. Теперь у него оставался только меч. Этого было достаточно.

На него устроили настоящую охоту. Этого следовало ожидать. Он был единственным в городе, кто еще хоть как-то противостоял инквизиции. Теперь эти волки добрались и до него. Им мало тех костров, которые полыхают на площади, они хотят утопить в крови весь город! Демитрий в ярости взмахнул кулаком.

— Меня не так просто взять! — прокричал, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. — Я уничтожу вас изнутри. Я поступлю в солдаты инквизиции и буду пускать вам кровь, пока не изведу всю вашу святую братию. А потребуется, я подниму на борьбу весь город! Меня знают. За мной пойдут все!

Демитрия начала пронимать дрожь. Будучи от рождения добросердечным человеком, он всегда неважно себя чувствовал, когда его обуревала ярость. Но так было лишь до драки. В схватке с врагами Демитрий был страшен. Словно спадали невидимые цепи.

Погрузившись в глубины сознания, Демитрий не сразу заметил, как попал в ловушку. А когда понял, было уже поздно. Он стоял в узком пустынном переулке, обе стороны которого перекрывали солдаты инквизиции. Демитрий медленно вынул меч из ножен.

— Думаете, взяли меня?! — проревел он, теряя последние остатки самообладания. — Волки!!!

Злобно сдвинув брови, Демитрий огляделся. Он все еще хотел избежать драки, но путей к отступлению не было. Взвыла собака, словно чуя шаги приближающейся смерти. Демитрий глубоко вздохнул и бросился на солдат. И не было на свете силы, способной его сдержать.

Глава 3

Ститри ждала уже третий день. Это было невыносимо. Хорошо еще, что Лад оставил еду. С таким запасом можно просидеть в хижине если не вечность, то полгода уж точно. Вот только скука одолевала Ститри. И к тому же донимал ночной вой в лесу. Ститри постоянно недосыпала и весь день ходила в прескверном настроении. Несколько раз она пробовала вздремнуть днем, но эти попытки не увенчались успехом. Отчасти и потому, что Ститри все же понемногу начинало беспокоить долгое отсутствие Лада. Чтобы чем-то заняться, Ститри осмотрела хижину — в надежде поживиться чем-нибудь интересным, но ей не повезло. Кроме старого хлама, отдаленно напоминающего столовую утварь, в «берлоге» Лада ничего не было. Только одна вещь вызвала интерес — огромный череп какого-то хищника, с выдающимися длинными челюстями и невероятно большими, расположенными в два ряда зубами. Таких животных на Земле не было. Но интереса к черепу хватило ровно на полчаса. На Конусе она видывала экземпляры и получше, и они были живые.

Окончательно заскучав, Ститри решила еще раз вздремнуть. Завалившись на свое жесткое ложе, она несколько минут лежала с закрытыми глазами, но у нее неприятно заныли кости и одолела раздражительность. Обвинив во всем монотонно барабанивший дождь, Ститри уже совсем было пала духом, когда совершенно неожиданно дверь в хижину отворилась и на пороге показался огромных размеров молодой парень. Он был весь мокрый. Даже с его неприятно всклоченной бороды капала вода.

Не поздоровавшись, незнакомец, словно медведь, ввалился внутрь и, сняв с себя мокрый плащ, резким движением встряхнул, обрызгав Ститри.

— Ну и насели ж они на меня, — посетовал незнакомец громогласным голосом. — Да еще этот дождь, будь он проклят… — Незнакомец посмотрел на Ститри, обвел взглядом комнату и, постояв с секунду в раздумье, вдруг громко расхохотался.

Почему-то Ститри подумала, что именно так ревут на бойне молодые бычки. Ститри подождала, пока непрошеный гость успокоится, и властно спросила:

— Ты кто?

— Я, наверное, выгляжу полным дураком, — произнес незнакомец, проигнорировав вопрос. — Не думал, что у Лада может быть в хижине девушка, да еще такая красавица. Он же нелюдим!

Ститри нахмурилась. Она терпеть не могла грубых повадок и уж тем более заезженных комплиментов.

— Ты кто?

— А где Лад? — поинтересовался гость. Он явно не желал слышать никаких вопросов.

— Ушел куда-то, обещал скоро быть, но уже третий день не показывается, — ответила Ститри, решив разорвать замкнутый круг.

— Это худо, — повесив свой плащ, произнес незнакомец. — Боюсь, как бы не сунулся он в город. Инквизиция совсем разбушевалась, а Лад для них лакомая добыча. Дрянной сегодня день, ох дрянной. «Это уж точно», — подумала Ститри, но решила промолчать.

Незнакомец тем временем снял с пояса меч и, швырнув его в угол, грузно упал на кровать Лада.

— Ох и устал же я… — По хижине разнесся хруст костей.

Ститри поморщилась:

— Ты кто?

— Желаешь познакомиться? — Незнакомец сел. — Ну хорошо. Только учти, всяк зовет по-разному. Враги — буйным. А была у меня одна дивчина…

— Большая белокурая девица с пышной грудью, — произнесла Ститри насмешливо.

— Ты ее знаешь?! — искренне удивился пришелец.

— Да нет. — Ститри повела взглядом, полным презрения. — Достаточно познакомиться с тобой.

Парень явно ничего не понял.

— Так вот, — продолжал он, — девушки-красавицы зовут меня…

— Пустоголовым бараном, — докончила Ститри. Улыбка с лица незнакомца сползла медленно, словно потухла свеча от порыва ветра.

— Что? — поинтересовался он на удивление тихим, совсем не подходящим для его огромного тела голосом.

— Пустоголовым бараном, — повторила Ститри.

С минуту бородач хлопал глазами, затем лицо его стремительно налилось кровью, ноздри расширились, а тело стало вдруг еще более массивным.

— Ты, девка, кто такая, что позволяешь себе оскорблять Демитрия?! — прогромыхал незнакомец басом, от которого завибрировали стены.

Ститри даже не моргнула.

— Демитрий?! — Ститри отобразила на лице удивление. — А я уже думала, что бычок. Вон как раздулся, словно телочку увидел.

— Что-о?! — проревел Демитрий, теряя над собой контроль. Его кулак опустился на стоящий рядом стол, и тот рассыпался, будто соломенный. — Ты не знаешь Демитрия, когда он в ярости!

Сцена со столом лишь позабавила Ститри. Она даже не удосужилась встать, хотя Демитрий пыхтел, как буйный носорог, и возвышался над ней всей своей массивной фигурой. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но дверь в хижину отворилась, и на пороге появился Лад.

— Демитрий! — Лад развел руки в стороны. — Вот ты где, а я тебя ищу! Думал, замела тебя инквизиция.

— Куда им, — хмуро пробурчал Демитрий, обнимая Лада. — Здоров будь, друже.

Подозревая неладное, Лад посмотрел на хмурого Демитрия, затем на чрезвычайно довольную чем-то Ститри и на сломанный стол.

— Что произошло?

— Я тебе скажу, Лад: змею ты пригрел, гадюку! — Демитрий демонстративно отвернулся к стене.

— По-нятно, — протянул Лад, взглянув на Ститри, которая расплылась в улыбке. — А ну выйдем, поговорим!

— На дождь?! — Ститри мгновенно перестала улыбаться.

— Привыкай. — Лад бросил Ститри плащ и вышел на улицу.

Они шли молча несколько минут, пока лес не сомкнулся вокруг и не стало темно, словно ночью. Дождь по-прежнему не прекращался, не привыкшей к сырости Ститри показалось, что он еще и усилился. Только вины своей она не чувствовала. Наконец Ститри не выдержала:

— И долго мы еще будем так идти? Лад остановился:

— Я не собираюсь выяснять причины вашей ссоры. Меня просто удивляет, как ты смогла довести до такого состояния Демитрия. Он на редкость мягкий человек.

— Не я первая начала, — надув губы, произнесла Ститри.

— Ну дети, право слово, дети! — Лад пнул ногой старый гнилой пень. — Разве так уж важно, кто начал первый?

Ститри промолчала.

— Знаешь, почему из всех миротворцев я выбрал именно тебя? — спросил Лад.

— Почему? — Ститри была рада, что разговор перешел в другое русло, но ошиблась.

— Решающую роль сыграло твое не знающее границ самолюбие. Оно может помочь тебе в будущем. Но теперь я бы хотел, чтобы ты сдерживала свой невыносимый характер. Обещаешь?

Ститри молча кивнула.

— Вот и хорошо. — Лад сразу повеселел. — Теперь о твоем задании. На первом этапе оно заключается в разведке, и запомни твердо, никакой самодеятельности. Ты знаешь о многомирье?

— В общих чертах. В школе говорили, что это непроверенная теория.

— А о стиглерах?

— Нет. По Конусу ходят смутные слухи, скорее даже сказки. О тебе я впервые узнала от Главы. Он сказал, что ты существуешь.

Лад вяло улыбнулся:

— Я так и предполагал. Конус не сильно изменился с тех пор, как я последний раз был там.

— Ты бывал на Конусе?! — искренне удивилась Ститри.

— Да, очень давно, когда еще был человеком. — Лад нежно погладил молодую березку. — Но я не жалею, что остался на Земле. Здесь все живое — не металл холодный. Скоро сама почувствуешь.

Ститри недоуменно пожала плечами. Для нее ничего милее Конуса не было.

— Хорошо, — Лад отошел от березы, — не будем об этом. Только уясни, что многомирье существует и стиглеры естественный его продукт. И от того, белый стиглер или черный, зависит очень многое. Мы создали на Земле новую религию, дабы оградить людей от зла и избежать связи с черными мирами. Все шло хорошо, но появился черный стиглер. Снежный ком, катящийся с горы. С каждым мгновением мы приближаемся к центру многомирья, и когда мы его достигнем, то исчезнем.

— Мы?! — решила уточнить Ститри.

— Все внешнее пространство Вселенной, которое так или иначе связано с Землей. Никто и понять ничего не успеет.

— Значит, Вселенную ждет глобальная катастрофа? не поверила Ститри.

— Ничего глобального для бесконечности не бывает. Подобные катастрофы происходят постоянно. Просто они не связаны с нами, и мы их не замечаем.

— Я поняла: черный стиглер тянет нас в небытие. Но ведь исчезнет и он?

— Я не думаю, что он этого хочет. Скорее всего перед самым центром многомирья «черный» просто убьет меня.

— Итак: «черный» уберет тебя, избавится от белого противовеса. Мы пройдем сквозь центр многомирья и окажемся в черноте. Правильно?

— Да-а… — искренне удивился Лад, — ты схватываешь все на лету, словно стиглер.

— Неужели такое возможно?

— Я был на той стороне и знаю, что ожидает людей. Уже сейчас чернота проникает к нам, ты сама увидишь последствия этого. Мы должны устранить черного стиглера как можно скорее. Беда в том, что я не знаю, что он собой представляет. «Черный» избегает меня, он ждет своего часа. Ты должна обнаружить природу этого стиглера, тогда мы сможем выработать нужную стратегию. Сейчас он в Дрейвере — маленький, неприметный городок неподалеку. Я не могу проводить тебя. Пойдешь с Демитрием. Он лучшее, что я могу предложить. Хорошо знает город и сможет защитить тебя.

— Я сама постою за себя.

— Не сомневаюсь, но тебе не следует обнаруживать себя. У тебя есть оружие?

— Излучатель, энергетический меч и кое-что для обеспечения безопасности территории.

— Оставишь все здесь. Ститри понуро кивнула.

— И свой маленький нож, который ты прячешь в рукаве, тоже.

— А его-то зачем?! — возмутилась Ститри. — Это же безделушка!

— Да, но тоже энергетическая, так что не спорь.

Оставалось только согласиться. А ведь Ститри так любила этот маленький неприметный ножик. Он легко умещался в ладони и был грозным оружием.

Лад взглянул на серьги небосвод:

— Вот и дождь кончился. Завтра будет хорошая погода. Темнеет, пора возвращаться. Демитрий, наверное, заждался.

Вернулись в хижину, здесь было тепло и сухо. Ститри сняла мокрый плащ и упала на свою кровать. Лад тем временем вел разговор с Демитрием.

— Ститри очень огорчена вашей ссорой. Она приносит извинения и просит забыть все дурное.

Демитрий взглянул в сторону девушки. Ститри сделала неопределенный жест рукой. Он должен был обозначить некое подобие извинения.

Демитрий удовлетворенно улыбнулся.

— Добро, друже, забыли! — громогласно изрек и хлопнул Лада по плечу.

Ститри даже удивилась, как легко все разрешилось. У Демитрия действительно был мягкий характер.

— Вот и хорошо, — Лад показал на стул. — Садись, есть разговор.

***

У отца Якова было недоброе предчувствие. Утреннюю службу он провел в ожидании чего-то ужасного. Впервые за его недолгую жизнь никто не пришел исповедоваться. Люди перестали каяться в своих грехах, и отец Яков увидел в этом недобрый знак. Даже Демитрий — богобоязненный человек, — и тот не появлялся уже три дня. Город понемногу сходил с ума. Все заповеди Господни воспринимались людьми превратно, и в этом отец Яков винил святую инквизицию. Ведь абсурдно утверждать, что Иисус Христос желал кровью утвердить правду свою! У отца Якова состоялся на эту тему разговор с преосвященнейшим отцом Валтасаром — главным обвинителем от инквизиции. Сам Папа Римский направил его на обход малых городов христианского мира, дабы наставлять паству Господню на путь истинный. Отец Яков рассказал Валтасару о всех бесчинствах, которые творит инквизиция, и попросил защиты. Но…

Отца Якова проняла дрожь. Ему неприятно было вспоминать тот разговор. Он никому не рассказывал об этом, но тогда у него создалось впечатление, будто он ведет беседу с самим сатаной. И страх пробрался в его душу. Он, отец Яков, защитник добрых христиан, испугался! Да так, что даже не решился написать Папе, дабы не обвинили в ереси.

Отец Яков не видел никакого выхода. Мир катился в преисподнюю, и он ничего не мог с этим поделать.

Выбравшись из омута неприятных воспоминаний, отец Яков подошел к алтарю и опустился на колени. Неожиданно двери с грохотом распахнулись, и, гремя тяжелыми доспехами, ввалились воины инквизиции.

— Вот он, — произнес старший, указывая на отца Якова: — Взять!

Словно свора псов, набросились солдаты инквизиции на старого священника. Скрутили руки, надели на голову колпак и вывели на улицу через заднюю дверь.

Отец Яков не кричал. Не раз он видел, как жгли невинных, но всегда был слеп и глух к мольбам, предоставляя инквизиции вершить суд. И вот теперь он должен испытать на себе справедливость высшего суда. Яков молчал, когда его вели по пустынным улицам, и только услышав шум многолюдной толпы, изрек громоподобным голосом, который знал весь город:

— Волки скоро будут править миром, и тьма войдет в души человеческие!!!

Тяжелая дубинка опустилась на его голову. Тело подхватили воины инквизиции. И зароптали люди, увидев, как тащат по городу неподвижное тело в рясе.

Глава 4

Что будем делать? — поинтересовалась Ститри. — Тебе ведь нельзя в город? — Ститри осмотрела Демитрия с ног до головы. — Ты слишком заметный. Придется мне одной.

— Не дури, Лад велел не оставлять тебя! — грубо ответил Демитрий.

— Да, но он также велел мне не светиться. А идти с тобой — это же все равно что кричать на весь мир: «Смотрите, смотрите, идет Ститри — защитница ваша!»

Демитрий ничего не понял, но спорить не стал.

— Хорошо, — согласился, — я подожду тебя у леса. Видишь дерево посреди поля? — Демитрий показал рукой на большой раскидистый дуб. — Если ты не вернешься, когда за него зайдет солнце, — я отправляюсь на поиски.

— Ладно. Как выглядит этот священник? Отец Яков?

— Ну… Он как бы в… балахоне черном? Да? Глаза добрые, голос громкий… Что еще?

Ститри разочарованно покачала головой:

— Не напрягайся. Найду как-нибудь.

Демитрий развел руками. Сила мысли девушки его потрясла.

На городской мост Ститри вошла беспрепятственно. Она двигалась независимо, с непроницаемым лицом, но, когда навстречу метнулся стражник — юный совсем, с туповатым лицом недоразвитого землянина, остановилась и уперла руку в бок;

— Ну? Чего тебе, недоумок?

Солдатик искал нужные слова, но не находил. Не было у него слов. Как и в мозгу извилин. Земные жители вели себя совсем иначе, и стражник растерялся.

— Пошел вон… — Ститри сдвинула брови и оттолкнула закаменевшего парнишку. Путь в город был свободен…

Миновав ворота, Ститри направилась к храму Христа Спасителя.

В огромном разукрашенном цветными витражами зале было пусто. Девушка направилась к дальней неприметной двери, которая была столь низкой, что скорее напоминала вход в собачью конуру, нежели в комнату. За этой дверью, по словам Демитрия, должно было находиться жилое помещение. Ститри сделала несколько шагов и увидела невысокого средних лет священника. Глаза у него и в самом деле были особенные, Ститри заметила это. Похоже, именно этого священника описывал Демитрий.

— Могу я видеть преподобного отца Якова?

Священник кивнул, вместе они вошли в тесную уютную комнату. Небольшая кровать, огромный стол с банкой чернил, перьями и раскрытой рукописной книгой. Не хватало только стула и… Ститри удивленно огляделась. Куда же делся священник? Но вот потайная дверь отворилась, и в комнату вновь вошел служитель.

— Мне нужен отец Яков, я от Демитрия, — сказала Ститри.

Священник остановился:

— А где же он сам?

— За городом, у леса.

— Подождите, я сейчас приду.

Священник исчез за потайной дверью, и Ститри принялась рассматривать лежащую на столе книгу. Это был рукописный экземпляр Библии. Очень красивый — с цветными рисунками и буквами. Ститри почитала немного, но ничего не поняв, бросила. Внимание привлек механизм потайной двери. Осмотрев стену, она заметила маленькую иконку и победно улыбнулась. Это и был замок! Ститри нажала, но дверь осталась неподвижной. Это задело. Она не могла ошибиться! Отодвинула иконку, под ней находилась кнопка. Ститри нажала, но дверь не открылась. Взглянула на часы. Прошло полчаса, как священник ушел. Догадавшись, что попала в капкан, Ститри метнулась к другому выходу. Он тоже был заперт. Осмотрела комнату. Глухие стены, два узеньких — бесполезных для побега — окошка под потолком. Да, это была идеальная ловушка. Выбраться, конечно, можно, но… Лучше подождать развязки. Ститри села на кровать и решила вздремнуть. Но не успела. Двери отворились, и, гремя доспехами, в комнату ввалились шестеро солдат инквизиции во главе со священником. Ститри мило улыбнулась, догадываясь, что предстоит схватка. «Самонадеянные идиоты даже не удосужились запереть за собой двери», — подумала усмешливо, а вслух сказала:

— Как вы долго, честное слово…

— Возьмите эту девку и тащите к преподобному Валтасару! — приказал священник. — И можете не сильно беспокоиться о ее мордашке!

На Ститри накинули черный балахон и поволокли, словно мешок, набитый соломой. Ститри не сопротивлялась. Она не чувствовала угрозы для своей жизни. К тому же ее волокли к Валтасару, а это была именно та цель, к которой она стремилась. Но цели Ститри не достигла. Ее случайно стукнули обо что-то головой, и она потеряла сознание.

Очнулась на столе. Руки были вздернуты и привязаны к толстым бревнам. Та же участь постигла и ноги, только — хвала судьбе — они были внизу. Ститри внимательно — насколько это позволяло ее положение — осмотрела стол, на котором находилась. Кажется, это было какое-то приспособление для растяжки. Что-то подобное имелось и на Конусе в тренажерном зале. Ститри никогда не любила эти растяжки, хотя они и позволяли держать форму. Здесь этим столом пользовались как орудием пытки. Было холодно, смрадно, болела голова. Чадящие факелы освещали помещение и свежего воздуха не добавляли.

С ужасным скрипом отворилась дверь, и вошел священник в сопровождении двух громил, голых, потных, с красными балахонами на головах.

— Однако, ты довольно быстро очухалась, красавица. — Священник с вожделением осмотрел пленницу.

Только сейчас сообразила Ститри, что совершенно обнажена. Она пошевелила левой кистью. Ее запасной энергетический ножик был на месте — под слоем искусственной кожи. Они не смогли его обнаружить. Ститри с облегчением вздохнула. Хорошо, что Лад не обыскал и удовольствовался «явным» ножиком. Так… Освободиться можно в любую секунду. Но подождем Валтасара. Это интереснее. Распознать природу проросшего зла — вот задача!

Глаза священника горели похотью. Он провел мягкой потной рукой по животу Ститри и слащаво облизался.

— Ох и тело ж у тебя. Жаль будет портить. Так где же Демитрий?

— Я буду говорить только с отцом Валтасаром, — ответила Ститри. — Вы, идиоты, не сможете поймать и свинью у себя в загоне.

Священник подал знак двум громилам, и Ститри принялись растягивать. Впрочем, не так быстро, как на тренажерах Конуса. Ститри сосредоточилась. Сначала должна появиться резкая боль во всех суставах. Затем, если скинуть напряжение, боль станет приятной. С помощью подсознания Ститри могла сделать нечувствительным все тело.

Громилы все крутили что-то у ее головы, но боли по-прежнему не было. И чтобы повеселиться, Ститри произнесла:

— Да скоро вы там?! Надоели, кретины… Священник гадко улыбнулся и пальцем коснулся грудей. Затем повел, нажимая, до лобка.

— Уже скоро, радость моя.

Впервые в жизни Ститри пожалела о сказанном. Подобными шутками этих людей не пронять, разве что добавить им азарта. В следующее мгновение тело пронзила боль. Она пришла резко, совсем не так, как на тренажере. И вместо того чтобы расслабиться, сделав боль приятной, Ститри напряглась. И боль стала ужасной. Ститри забыла и о своем подсознании, и о маленьком ноже, которым непременно бы воспользовалась. Она даже не поняла, что кричит — пронзительным голосом, так, как никогда не кричала раньше. И боль, словно сжалившись над ней, отступила.

Наклонился священник:

— Ну как, понравилось?

— Неплохо, — ответила Ститри охрипшим от крика голосом. — Может быть, повторим?

На этот раз Ститри сразу обезболила свое тело. Но растягивать ее больше не пришлось. Раздался грохот, и вслед за вывалившейся дверью в подвал вломился Демитрий. Его лохматую бороду нельзя было спутать ни с чьей другой. Ревя, как разъяренный бык, Демитрий напал на двух палачей и, сразив их одним ударом меча, медленно подошел к священнику.

— Развязывай! — коротко приказал он, и ретивый служитель подчинился. Демитрий бросил Ститри одежду: — Одевайся — и быстро.

Рукоятка его меча с глухим стуком опустилась на обстриженную голову служителя.

— Прекрасно, — подвела итог Ститри, осмотрев два окровавленных трупа и полуживого священника. — Максимум силы и эмоций при минимуме мастерства и сообразительности.

— А просто поблагодарить за спасение тебе не пришло в голову? — хмуро поинтересовался Демитрий.

Ститри поправила волосы.

— Кажется мне, что солнце еще не зашло за то дерево. Или я не права?

Демитрий растерялся.

— Права, — тихо сказал он. — Но у леса я встретил одного знакомого, и он поведал мне, что вчера инквизиция взяла отца Якова. Об этом толкует весь город. Я сразу сообразил, что ты попала вбеду.

— В беду? — переспросила Ститри. — Да я просто ждала, когда появится Валтасар! Я почти добралась до него, а теперь ты все испортил!

— Только не говори мне, что ты кричала от восторга! — Глаза Демитрия яростно засверкали. — Такого вопля я в жизни не слышал!

— Надо же мне было как-то им подыграть, — соврала Ститри. — А вот кто теперь выведет на Валтасара, я не знаю!

— Он расскажет, — ответил Демитрий, показав на лежащего без сознания священника. — Возьмем его с собой.

— «Он расскажет», — передразнила Ститри, — если только не откусил язык, когда ты ему по голове заехал. Ладно, бери его и пойдем.

Демитрий взвалил податливое тело на плечи и направился к двери.

— Кажется, тихо. Иди за мной и не отставай.

— Хорошо, умелец, — с нескрываемым сарказмом отозвалась Ститри. Она знала, что сложнее всего прикрыть тыл, и не ошиблась.

Из-за поворота появилась охрана подземелья с большими тяжелыми мечами. Их было пятеро. Всего пятеро! Маленький незаметный ножик привычно скользнул в ладонь Ститри.

Ускользнув от захвата первого воина, она правой рукой закрутила ему голову и, перенаправив энергию движения, столкнула со вторым. Не успели два солдата упасть, а Ститри уже нырнула под меч третьего. То же перераспределение энергии, и тяжелое оружие опускается на голову четвертого воина. Пятый пытается пронзить Ститри, но холодный металл входит в живот заднего солдата. Дело завершает короткий выпад. Энергетический нож пронзает кисть последнего противника, и тот с отчаянным воплем пытается остановить хлынувшую кровь. Ститри оглядывается: неплохой результат…

Демитрия Ститри нагнала через два поворота. К ее удивлению, он успел заметить ее отсутствие и был очень недоволен.

— Ты почему отстаешь?!

— Потеряла одну вещицу, пришлось задержаться, — не моргнув глазом, привычно солгала Ститри.

— Морока мне с тобой, девка, ох морока, — вздохнул Демитрий.

***

Они отдохнули в заброшенном полусгоревшем доме. Священник по-прежнему был без сознания.

— Неплохо ты его отделал, — упрекнула она Демитрия. — Эдак придется еще сутки ожидать, пока он оклемается.

— Не волнуйся, отсидимся здесь, а когда стемнеет, выберемся из города.

Ститри тяжело вздохнула.

— Я, кажется, не говорила, что хочу покинуть город. Нам нужен Валтасар, и пока мы его не получим, никуда отсюда не уйдем. Или ты думаешь, что я пришла лишь за тем, чтобы полюбоваться на тебя?

— Но мы не можем остаться в городе! — возмутился Демитрий. — Меня здесь хорошо знают. И не трепи своим гадким языком! Где б ты была сейчас без меня?!

Усмехнувшись, Ститри промолчала. Сняла с руки небольшой кусок искусственной кожи, прикрывавшей ножик, и очаровательным прыжком, словно маленькая девочка, подсела к Демитрию. Осмотрев внимательно его лицо, звонко рассмеялась.

— Хорошо знают, говоришь? — Она принялась разминать кожу. — Сейчас я над тобой поработаю. — Демитрий хотел возразить, но Ститри прикрыла ему рот ладошкой. — Молчи и сиди смирно.

Еще в школе Ститри в совершенстве овладела искусством перевоплощения. Даже учителя удивлялись тому, что она могла сделать из небольшого кусочка искусственной кожи. Чтобы обработать Демитрия, Ститри хватило всего нескольких минут.

В первую очередь Ститри сбрила ужасную бороду энергетическим ножом. Теперь Демитрий стал похож на обыкновенного человека. Нарастив ему горбинку на носу и оттопырив уши, Ститри «переоборудовала» подбородок и навесила на глаза брови. Затем, еще раз придирчиво осмотрев Демитрия, подправила скулы. Все получилось отменно!

— С днем рождения, Георг, — улыбнулась она. — Теперь тебя зовут Георг.

— Терпеть не могу этого имени! — возмутился Демитрий. — Убил я одного такого! Сущим отродьем был. Не хочу быть Георгом, придумай что-нибудь другое.

— А мне нравится, — отрезала Ститри, и Демитрий смирился. — Надо заняться священником, мы не можем таскать его по городу.

Ститри нагнулась к служителю Бога, похлопала по щекам — да так сильно, что Демитрий поморщился. Священник пришел в себя. Вскочил на ноги, попытался закричать, но Демитрий опрокинул его на землю и заткнул рот.

— Фу-у, я уже думала, что ты ему опять по голове заедешь, — облегченно вздохнула Ститри.

Священник с испугом огляделся.

— Где я? — спросил дрожащим голосом.

— В чистилище, — съязвил Демитрий. Ститри рассмеялась:

— А мы — ангелы Господни, урод. Ты меня понял?

— Не богохульствуй, отродье дьявольское! — Священник перекрестился.

— Заткнись, служитель… Где Валтасар?

— Отойди от меня, сатана!

Ститри приложила ко лбу священника правую руку.

— Отродъ… — попробовал сопротивляться тот, но тут же его тело обмякло, и он закрыл глаза.

— Где Валтасар?

— Он… Он в аббатстве святого Луки…

— Теперь забудь обо всем… — приказала Ститри. — Все. Теперь он не опасен.

Демитрий таращил глаза, не в силах произнести ни слова.

— Можешь отмереть, — усмехнулась девушка. — Я не колдунья, скорее ангел Господень.

— Могу представить, каковы тогда слуги дьявола, — поежился Демитрий.

Ститри мило улыбнулась. Демитрий все больше нравился ей.

— Ладно, пойдем. Нам еще надо выбраться из города. Они успели сделать всего несколько шагов, как появились солдаты.

Их было много, человек двадцать, они явно ждали их. Ститри повернулась к Демитрию.

— Что будем делать?

— Не боись, — Демитрий презрительно оглядел солдат. — Пробьемся.

— «Не боись», — передразнила Ститри. — Ты кулаками умеешь больше, чем головой. Лишний шум ни к чему.

Демитрий достал меч и, крепко сжав его, осторожно двинулся к солдатам.

— Какой ты тишины хочешь, Стит? — тихо поинтересовался он. — Мы уже столько нашумели, что этому городку хватит разговоров на год. Иди за мной и на этот раз постарайся не отставать.

«Ну-у, сейчас он начнет крушить,» — подумала Ститри, но вслух ничего не сказала. Нужно было обезопасить его огромную спину. Он же думать об этом не станет!

Грохот кованого железа на миг оглушил Ститри. И сразу же она услышала рев разъяренного Демитрия.

— Волки! — орал он, расчищая путь мощными взмахами меча.

Противостоять Демитрию не пытались. Кто-то успевал уклониться от его страшных ударов, кто-то обходил неукротимого великана сзади. Остальных Демитрий сваливал в кучу, словно ненужный хлам. Но, как и подозревала Ститри, о своей спине богатырь не думал. Ей пришлось потрудиться. Солдаты не могли понять, почему их удары не достигают цели, а хрупкая девушка и великан движутся практически свободно.

Схватка заняла несколько минут. Раскидав оставшихся солдат, Демитрий подобрался к проему в стене и оглянулся. Ститри делала непонятные движения руками и укладывала у своих ног одного солдата инквизиции за другим. Несколько секунд Демитрий ошеломленно смотрел. Все это выглядело неправдоподобно.

Один из солдат инквизиции сделал резкий выпад копьем, девушка приблизилась к нему и раскрытой ладонью нанесла легкий удар в лоб. Ноги солдата взлетели, и он спиной рухнул на землю. Ститри мгновенно отступила к Демитрию. Оба перемахнули через проем в стене и побежали к лесу. На опушке Ститри оглянулась и помахала солдатам рукой. Донеслись крики ярости…

Глава 5

Шел мелкий назойливый дождь. Ститри лежала на кровати и наблюдала за Демитрием. Вид у него был ошеломленный. Лад пытался растолковать сущность внутреннего и внешнего пространства Вселенной, но все было без толку. Демитрий никак не мог понять, где в этих пространствах обитает Бог. И Лад начинал заново. Он рассказывал о стиглерах, миротворцах, других планетах и мирах, потом все начиналось заново. Наконец Ститри не выдержала:

— Не кажется ли тебе, что на сегодня достаточно?

— Ты не понимаешь. — Лад не желал отступать. — В случае чего он не встанет на колени перед стиглером и не примется молиться. — Лад задумался. — Хорошо. Демитрий, обещай, что не дрогнешь ни перед Божьими, ни перед дьявольскими тварями.

— Можешь быть уверен, Лад, — произнес Демитрий. — Только скажи, кто вы?

— А ты не видишь? — спросил Лад. — Мы люди, как и ты.

— И она? — Демитрий посмотрел в сторону Ститри. Его глаза были полны недоверия.

Ститри расхохоталась.

— И она, — ответил Лад. — Мы такие же люди, как и ты. Только знаем и умеем немножко больше. Мы миротворцы, одно это говорит, что мы хотим добра.

— Хорошо, я верю. — Демитрий наконец улыбнулся. — Я понял, что вы лучше волков инквизиции. Вы — люди.

— Именно, — подтвердил Лад и жестом подозвал Ститри. — Теперь давайте поговорим об аббатстве святого Луки. Если преподобный Валтасар там, это сулит нам некоторые трудности. Женщинам туда вход строго запрещен, а послать одного Демитрия я не могу. И сам пойти тоже. Если Валтасар стиглер — он сразу же почувствует, что я рядом. Отсюда возникает вопрос, как нам быть?

— Тоже мне вопрос! — Ститри пожала плечами. — Я переоденусь парнем, и все дела!

Демитрий исподтишка хихикнул:

— Эти волки женщин не видят месяцами. Они учуют тебя по запаху.

— Какой ты знаток, — съязвила Ститри. — Может, ты тоже… «чуешь»?

— Хватит вам «кусаться», — Лад посмотрел на Ститри, а затем на Демитрия. — У меня появилась идея. Насколько я осведомлен, наши отцы духовные грешат по части женщин, и очень сильно.

— Верно. — Демитрий расплылся в широчайшей улыбке. — Рассказывала мне одна знакомая, крестьянка из соседней деревни, как она возила продукты в это аббатство. Они, мол, дают хорошую цену. Так вот, внутрь ее, конечно, не пустили, но продукты взяли, ничего при этом не заплатив. Знакомая в слезы, и давай ругаться. Тут выходит один монах и говорит, что отпустит ей грехи и похлопочет о деньгах. Потайным ходом он ведет ее в аббатство, и там трое голодных скотов занимаются с нею отпущением грехов. Правда, заплатили они довольно щедро.

Лад посмотрел на Ститри.

— Ну как, не пугает тебя такой вариант?

— Плевать, — без особого энтузиазма отозвалась Ститри, — я готова.

— Только, боюсь, не навел ли преподобный отец Валтасар порядок в аббатстве. Не покончил ли он с распутством? — забеспокоился Лад.

Демитрий хлопнул его по плечу.

— Давно у тебя не было подружки! Посмотри на Стит! Какой бы ни был порядок, а против нее никто не устоит.

— Уж, конечно, ты — первый! — съязвила Ститри. — Можешь не питать иллюзий.

Лад не обратил ни малейшего внимания на перепалку.

— Значит, так и решим, — сказал он. — Стит обольщает монахов и проникает в аббатство, а Демитрий просит там пристанища на ночь, его сейчас ни одна собака не узнает. Я тоже пойду — для страховки. Я подожду вас в лесу, и, если к утру вы не вернетесь, буду соображать, как вас вытянуть. Все, отдыхать.

Ститри хотела уже уйти, но Лад неожиданно остановил ее.

— Нож, — властно произнес он и протянул руку.

С нескрываемой обидой Ститри положила нож на стол и отправилась спать. Она надеялась, что ей приснится хороший сон, где не будет ни стиглеров, ни похотливых священников, а только звезды на черном ночном небе.

Как Лад и рассчитывал, к аббатству они добрались затемно. После унылого дождя ночь обещала быть очень холодной. На небе ярко сверкали звезды, по широкому полю стлался туман. Ститри ухватилась за поручни тележки, доверху набитой продуктами.

— Ну, я пошла. — Она двинулась к мрачным стенам аббатства.

— Если что, кричи, я помогу, — сказал Демитрий на прощание, и Ститри мрачно улыбнулась в ответ.

Что-то плохо она себя чувствовала перед этим вроде бы совсем простым заданием. И звезды так ярко светят, словно прощаются. Ститри остановилась и посмотрела на небо. Где-то там Конус. Если приглядеться, то можно увидеть. Отдохнув немного, Ститри снова ухватилась за поручни и потащила тележку по вязкому полю. Узкие деревянные колеса глубоко прорезали мягкую землю, обрастали грязью и совсем не желали вертеться. Ститри мысленно поблагодарила Демитрия, который заменял ее на всем пути. Он несомненно показал свою галантность и силу.

К стенам аббатства добралась вся взмокшая. Такой непосильный труд был явно не для нее. Вялость ощущалась во всем теле, словно вместе с потом из него ушла энергия. Слегка передохнув, Ститри собралась с духом и постучала в большие, обитые железом ворота. Несколько минут было тихо, затем послышались вялые шаги, и через мгновение заскрипело, открываясь, маленькое смотровое окошко. Высунулась большая, оплывшая от жира, голова со сверкающей на макушке лысиной. Ститри показалось, что звезды отражаются в ней.

— Чего тебе? — мельком взглянула на загруженную продуктами тележку.

— Хочу предложить братьям свежие продукты, — Ститри хотела перечислить и показать все, что у нее имеется, но не успела.

— У нас всего хватает, — сказала голова, и окошко захлопнулось.

Ститри растерялась, но быстро взяла себя в руки и снова постучала. Окошко открылось тотчас.

— Я же сказал, — начал было возмущаться монах, но Ститри не дала ему закончить. Заголосив не своим голосом, она бухнулась на колени и поведала ошеломленному стражу всю свою нелегкую судьбу. Не упустила Ститри и отца, который бьет ее, и то, как тяжело ей было тащить под дождем груженую тележку аж от самого Дрейвера, и что ей ни в коем случае нельзя возвращаться, не продав продукты.

— Откуда ты пришла? — поинтересовался монах.

— Из-под Дрейвера, — ответила Ститри, утирая слезы.

— Напрасно тащилась, — подвел итог лысый. — Здесь тебе не дадут той цены, которую бы ты получила там.

— Да какая цена, — с горящими глазами Ститри подскочила к самому окошку, — мне б свое вернуть, не то забьет меня отец, совсем забьет! Вы не думайте, у меня все свежее!

Ститри бросилась к тележке, собираясь показать товар, но по пути «неожиданно» поскользнулась и с изящным визгом упала в грязь. Ее платье при этом задралось до самых ягодиц, и в свете луны перед взором ошалевшего монаха обрисовалась пара великолепных ног. Ститри шаловливо засмеялась, а лысый нервно облизнулся и исчез в проеме окна. Через секунду послышался шум засова и натужный скрип ворот. Ститри поднялась и поправила вымазанное в грязи платье.

Монах подошел к Ститри.

— Ладно, давай продукты, — сказал, хватаясь за тележку. — Помоги затащить.

Вместе заволокли тележку во двор.

— Все, иди, иди. — Монах вытолкнул Ститри наружу.

— А как же деньги?! — запричитала она. Монах с испугом огляделся.

— Иди вдоль стены, там увидишь маленькую дверь — туда я принесу деньги.

Расплывшись в дурацкой улыбке, Ститри пошла в указанном направлении. Дверь оказалась достаточно далеко от основных ворот, ждать пришлось довольно долго. Ститри стала замерзать, никакие усилия не помогали ей согреться.

Когда Ститри, устав бегать, села отдохнуть, послышалось едва уловимое шуршание засова, потом отворилась дверь. На этот раз тихо, без единого звука. В проеме показался монах.

— Замерзла? — спросил шепотом и взял Ститри за руку. — Пойдем, согреешься.

Ститри не сопротивлялась. Пока события развивались точно по плану. Нужно только разузнать у этой похотливой свиньи о преподобном Валтасаре, и желательно до того, как пойдут в ход специальные приемы.

***

У Демитрия был вид загулявшего солдата, которому негде переночевать. Изобразив на лице беззаботную улыбку, он подошел к воротам аббатства и, постояв немного, сильно ударил в дверь. Одного раза оказалось достаточно. Звук разлетелся по всему аббатству, переполошив добрую половину спящих «братьев божьих». Не прошло и минуты, как открылось смотровое окошко и показался молодой монах с заспанным лицом и огромным прыщом на носу.

— Чего? — писклявым голосом осведомился он.

— Переночевать, на одну ночь. Можно и на соломе.

— Мы не берем на постой, иди в деревню.

Монах хотел закрыть окно, но Демитрий подставил руку.

— Я не здешний и не найду в темноте деревню, — мягким голосом произнес он. — Примите уставшего путника, я буду благодарен. — Демитрий поднес к прыщавому носу монаха большую золотую монету. — Ну — у? — улыбнулся. — Как?

Глаза монаха алчно заблестели. Он протянул руку, чтобы взять монету, но позади него раздался властный голос.

— Почему шляешься?

Монах мгновенно захлопнул окно. И вновь послышался властный голос.

— Мифодий, это ты, собака?

— Я, преподобный.

— Завтра поутру в холодную, на весь день! Демитрий решил постучать еще раз, но на этот раз не так сильно.

— Кто там? — поинтересовался голос.

— Уставший путник, к братьям монахам на ночлег прошусь, — ответил Демитрий.

— Бродячий пес тебе брат! Пошел прочь!

— Но я могу хорошо заплатить, — попробовал настоять Демитрий, но только звук удаляющихся шагов донесся до него.

Саданул ногой в дверь. Никто не ответил, и Демитрий рассердился не на шутку. Разбежавшись, он изо всех сил ударил ногой в дверь и, замерев, прислушался. За стеной было по-прежнему тихо, только перепуганная стая ворон прогорланила у леса. Демитрий взглянул на стену. При желании он бы мог преодолеть ее, но после переполоха внутри будут ждать. Демитрий решил вернуться в лес, чтобы посоветоваться с Ладом, как вызволить из беды своенравную, но милую девушку.

***

Ститри не нравились унылые, покрытые сыростью стены. Запах плесени раздражал, а чадящий факел в руках монаха напомнил неприятные мгновения в подземельи инквизиции.

Монах вел Ститри долго. Они сделали много поворотов и спутались по нескольким лестницам. Везде был все тот же устоявшийся запах плесени. Только стало немного теплей. Ститри не расслаблялась и делала пометки на стенах, чтобы найти обратный путь. Вскоре добрались до места. Монах открыл большим ключом дверь и пригласил Ститри войта.

В комнате было тепло, но по-прежнему сыро. В углу стояла неуклюжая, вздыбившаяся буграми кровать, в воздухе витал смрад грязного белья.

— Во-от, — проверещал монах слащавым голосом, — здесь ты можешь согреться. Снимай, снимай свое платье, его надо просушить.

Монах стал стягивать со Ститри платье, и даже в тусклом свете факела было видно, как засверкали его глаза.

— Ну давай же, — настойчиво потребовал он.

— Мне страшно, — прошептала Ститри.

— Чего же ты боишься, дурочка? — монах грубо схватил Ститри за грудь. — Ты в первый раз, да?

— Да, — подтвердила Ститри. — И я боюсь, что нас может кто-нибудь услышать.

— Да кто же, дурочка? Здесь никого нет.

— В деревне говорят, что у вас остановился преподобный отец Валтасар, — не уступала Ститри, она едва сдерживалась, чтобы не размазать слащавую физиономию по стене. — Говорят, отец Валтасар очень строг.

— Он здесь, но в другом конце аббатства. Помнишь, как мы шли? Так вот, столько же надо двигаться в обратном направлении.

От возбуждения монах тяжело дышал. Ститри вытянула из него все, что могла, и дальше продолжать мерзкую игру не считала нужным. Открытой ладонью она коснулась лысого лба, и монах, улыбнувшись, обмяк. Ститри подтащила его к кровати и, уложив, перевела дыхание.

— Свинья, — с отвращением произнесла она и взяла в руку факел. Но «свинья» вдруг резко захрапела, потом застонала и несколько раз конвульсивно дернулась. Через секунду монах вновь лежал неподвижным снопом. Ститри нагнулась к нему, полагая, что перестаралась, но в нос неожиданно ударил знакомый запах мужского семени. — Перезрел, — со злорадством произнесла девушка и, собрав с пола пыль и мусор, не без удовольствия растерла его по лицу неудавшегося любовника. — Отдыхай, паскуда.

Обратную дорогу Ститри нашла без труда. Вокруг по-прежнему царила тишина, и только крысы иногда попискивали. Вскоре метки на стене кончились, Ститри остановилась. Если верить словам монаха, то дальше она должна идти прямо по коридору, в сторону главных ворот аббатства Ститри двинулась, не забывая ставить отметки на стенах. Через несколько минут что-то неуловимо изменилось. Было по-прежнему тихо, но тишина эта вдруг стала опасной и странной. Словно по волшебству перед Ститри вырос монах. Не такой, как прежние. Его сутана была сшита из превосходной ткани, а на груди висел большой золоченый крест. И в глазах играл зловещий красный огонь. Или это свет факела отражался? От монаха исходила неведомая сила, природу которой Ститри не могла разобрать, и пахло чем-то непонятным.

— Ах, вот кто у нас бродит! — Монах схватил Ститри за руку и так сильно сжал, что послышался хруст побелевших пальцев. — Пойдем со мной, бесовское отродье.

Извернувшись, Ститри освободилась от захвата и большим пальцем ткнула священнику под ухо. Но он только на секунду потерял ориентацию и вновь двинулся на девушку. Ститри нырнула под его руки и ногой нанесла удар в спину. По инерции монах пробежал немного вперед и резко развернулся. В глазах его сверкала ярость.

— Отродье дьявольское! — громогласно проревел он. Ститри решила действовать наверняка. Дождавшись, когда монах подойдет достаточно близко, она, словно кобра перед броском, качнулась назад и… Неожиданно тьма надвинулась на Ститри. Руки обмякли, голова закружилась, и в потухшее сознание пробилась последняя мысль: «Это он!»

***

Начало светать. Демитрий рванулся с места:

— Надо идти! Скорее!

— Сядь! — одернул его Лад. — Стит знает свое время. И мы тоже. Незачем прыгать без толку.

Демитрий нервно сел. Потирая руки, он время от времени бросал косые взгляды на Лада, но по-прежнему молчал. Чувство вины не покидало его, делало невыносимым ожидание наступающего утра. Одна мысль о том, что Ститри провела ночь среди «голодных» монахов, приводила его в ужас. Так или иначе, она надеется на его поддержку, она ждет ее, верит его словам. А он не придет! И опустится ночь…

Демитрий встряхнулся, словно мокрая собака. О плохом он старался не думать — боялся, как бы это плохое не стало реальностью. Он представил себе, что вот сейчас среди берез появится Ститри и, улыбнувшись, начнет шутить по поводу его ночных кошмаров. Он, конечно, рассердится, а ее это только позабавит. Потом Стит спросит: «Как же вы могли бросить меня одну на растерзание этих волков?!»

Демитрий бросился к Ладу.

— Хоть режь меня, — прокричал он, — но я чувствую, что беда! Большая беда!

Лад тяжело вздохнул и посмотрел на серый предрассветный небосвод.

— Хорошо, — сказал он, — пойдем.

Ститри сидела в большом кресле. Руки ее были скручены, а ноги раздвинуты и подвязаны к двум крюкам у потолка. И, о звезды, она опять была голой! На мгновение Ститри подумала, что ее снова приготовили к пытке, но затем поняла, что затевалось нечто более мерзкое. В помещение вошел знакомый монах с золотым крестом на груди. «Валтасар, — догадалась Ститри, — черный стиглер!» Другого объяснения его силе она не могла найти.

— Тебя ждет костер как ведьму — слугу дьявола! — продекламировал он. — Но я буду мягок и позволю тебе перед смертью получить то, зачем ты пришла.

«Зачем этот пустой разговор? — подумала Ститри. — Он знает, кто я. Мне известно, кто он. Зачем разыгрывать комедию?»

— Жизнь братьев моих монахов лишена всяких удовольствий, поэтому они иногда поддаются чарам ведьм и грешат, — продолжал Валтасар. — Я решил: пусть братья удовлетворят свою похоть. Тебя будут иметь до тех пор, пока ты не умрешь. А затем мы сожжем тебя на костре и прочтем молитву, дабы очистить твою душу.

Наконец Ститри поняла, что затевал стиглер. Всепоглощающий страх проник в ее душу.

— Не-ет!!! — в ужасе прокричала она, но усилием воли взяла себя в руки. — Зачем совершать грехопадение, преподобный отец Валтасар? Не лучше ли просто сжечь?

— Костер не удовлетворит мою душу. Клин клином вышибают. А грех грехом! — Отец Валтасар перекрестил пленницу. — Умри во грехе, творенье сатаны! Заходите, братья.

Он открыл дверь, ввалились монахи. Они принялись лапать пленницу грязными руками и хвалить Господа за дарованную милость. Глаза их пылали неземным огнем.

— Это первые, потом будут остальные, — произнес Валтасар и вышел.

Ститри в ужасе широко раскрыла глаза и потеряла сознание. От страха, от стыда, от переполнившей ее душу мерзости.

***

Через стену Лад (теперь он был в облике зверя) перескочил довольно легко. Едва он опустился на землю, как двор аббатства огласил вой домашней скотины. Лад медленно повернул голову и злобно оскалился. Запах свежего мяса притягивал его, привораживал, словно волка. Но воля человека была сильнее. Прыгнув на крыльцо, Лад выломал дверь и побежал по пустым коридорам аббатства. Обоняние зверя помогало ему ориентироваться в множестве запахов, а острый слух улавливал малейший шум за сотни метров. Откуда-то из-за стен слышался хохот монахов. Лад безошибочно выбрал нужное направление. И через несколько секунд был на месте.

Кровь застыла в жилах перепутанных монахов, когда неожиданно перед ними появился огромный невиданный зверь. Будто посланник глубин ада, он горящим взглядом посмотрел на них, открыв пасть, взревел словно в преддверии конца света. Кто-то из монахов упал на месте, остальные с безумными криками бросились врассыпную.

***

Демитрий сразу обратил внимание на метки по правой стороне коридора. Их могла оставить только Ститри! Демитрий побежал вперед, безошибочно выбирая нужное направление. Только один раз повстречался ему монах, да и тот в доли секунды отлетел в сторону, словно мешок, набитый соломой. Демитрий помнил: со стороны ворот ему навстречу прорывается Лад. Возможно, он уже успел, хорошо бы! Потому что судьбу Ститри решали мгновения. Неожиданно метки кончились, Демитрий замер. В то же мгновение по аббатству пронесся чудовищный рев. Впрочем, Демитрий знал: это кричит преобразовавшийся в облик зверя Лад.

Демитрий пробормотал сквозь зубы что-то неразборчивое и побежал прямо, все время прямо. Только бы не опоздать…

***

Монахи разбежались. Лад сгруппировался и постарался вспомнить что-нибудь приятное. Это ему всегда помогало вернуться в человеческое состояние, словно кто-то невидимый из мира людей протягивал спасительный канат. Закончив мутацию, Лад поднялся с четверенек и оделся. Дверь, за которой находилась Ститри, была рядом. Оставалось только протянуть руку и открыть.

— Ла-ад!!! — по длинному коридору бежал Демитрий. — Где Стит?

Высадили дверь и ворвались в комнату. Ститри, обнаженная, лежала в кресле, в углу сидели три монаха — их бил озноб. Причину их ужаса Демитрий понял сразу: то, что они видели, дано пережить не каждому.

— Ла-ад, они это сделали, Ла-ад! — кричал Демитрий исступленно, боясь дотронуться до Ститри. — Волки! Гнусавые твари! — схватил монаха, поднял и прижал к стене. — Твари! — Зверея, Демитрий выхватил меч.

Словно ураган налетев на монахов, Демитрий за грудки схватил первого попавшегося и, подняв вверх, одной рукой прижал к стене.

— Твари! — проревел он и быстро достал меч.

— Стой! — Лад схватил его за руку. — Оставь, надо помочь Ститри.

— Воды! — прогромыхал Демитрий, обращаясь к монахам. — Много-много воды! Нагреть, быстро! Или я вас разорву в клочья!

Демитрий швырнул ошалевшего монаха, пинками поторопил остальных.

— Стит! — Демитрий бросился к девушке и перерубил веревки. Подхватив Ститри на руки, уложил ее на кровать и накрыл плащом. — Волки, что ж они натворили, волки. — Стоя на коленях перед девушкой, Демитрий нежно поглаживал ей руку и не переставая причитал. — Все из-за меня. Это я виноват. Ты была права, я надутый, ни на что не годный бычок.

— Перестань! — Лад отпихнул Демитрия от девушки. — Встань! ОН здесь! ОН идет сюда!

— Он?.. — Демитрий мгновенно перестал плакать.

— Стой рядом, — Лад отошел к стене.

В то же мгновение в проеме двери появился монах в сутане с роскошным золотым крестом на груди.

— Аа-а, — проревел Демитрий и с мечом в руках бросился на врага. Но он не успел добежать.

Посреди комнаты образовалась черная дыра, луч вышел из нее и пронзил грудь монаха. Тот развел руки и взревел от восторга и наслаждения. Лад сообразил, что происходит, и стал на пути черного луча! Тот врезался в него и потух. И сразу исчезла черная дыра. На долю секунды Лад потерял ориентацию, но успел заметить, как бросился к нему обезумевший монах. Глаза его были широко раскрыты, а руки по-прежнему разведены в стороны. Лад применил прием, монах грохнулся, но сразу же поднялся и вновь ринулся в бой. Очнулся Демитрий. Схватив меч, он молниеносным движением проткнул Валтасару живот. Взревев, монах ударил Демитрия в грудь, тот отлетел к стене и потерял сознание.

Лад отходил к двери, отвлекая внимание монстра от Демитрия и Ститри. Около стены лежала палка — бесполезное для такой драки оружие. Но Лад все же нагнулся, поднял ее и бросился вперед. Палка вошла монаху в глаз, Лад нырнул под встречный удар и вдруг замер. Чернота неумолимо проникала в его тело и мозг.

— Нет, — тихо сказал он. — Нет… Монстр снова бросился.

Лад без особых усилий уходил от страшных ударов, но ответные наносить не решался. Стены дрожали, и воздух наполнился запахом зла. Монстр загнал Лада в угол, все труднее становилось уходить от его ударов. Но очнулся Демитрий. Встряхнув головой, он подобрал меч и, шатаясь, вновь двинулся на врага.

— Руби! Руби быстрее!! — крикнул Лад.

Меч просвистел в воздухе, голова упала на пол, монах сделал по инерции два шага и свалился.

Изнемогая от усталости, Лад подошел к креслу и сел. Демитрий, упершись мечом в пол, грузно опустился на колени и прислонился головой к рукоятке.

— Ну и драка была, Господи, — шатаясь, произнес он. — Спасибо тебе, что не оставил нас в милости своей. — Демитрий встал. — Лад, мы убили его! Мы убили этого стиглера! Его больше нет!

— Мы убили не того, — безнадежно ответил Лад.

Глава 6

Была хорошая погода, но Ститри почему-то не хотелось гулять. В хижине можно было спрятаться под одеяло, скрыться от назойливых глаз, от слишком участливых взглядов Демитрия и Лада. А как хорошо было бы и вовсе остаться одной. Лежать и ни о чем не думать. До самой смерти. Снаружи доносились голоса. Никакого интереса они у Ститри не вызывали, только раздражали, заставляя против воли прислушиваться.

— Мы не можем оставить ее, не можем и с собой взять! Я не знаю, что делать… — убито говорил Демитрий.

— Придется взять, другого выхода нет, — спокойно отвечал Лад. — Ты теперь знаешь, что такое чернота. Ты понял: она проникает только в тех, кто готов ее принять, кто слаб телом и ничтожен душой, пуст. Миряне и служители церкви — особенно те, кто лицедействует, лжет, не веруя ни в Бога, ни в черта. Таких достаточно, увы… Эти люди — или как их называть — становятся проводниками черноты, через них она достигает многих. Люди перестают слышать заповеди Господа, они возлюбили замышленное от дьявола…

— Ты хочешь принести жертву за людские грехи? Лад тяжело вздохнул:

— Ты уже меняешься, хотя и не замечаешь этого. Я не собираюсь приносить жертв. Стит в хорошей физической форме, а моральное состояние восстановится, дай только срок. Она не должна лежать, ей нужно двигаться, ее необходимо всколыхнуть.

Разговор прекратился, и Ститри с облегчением вздохнула. Она хотела вздремнуть, но спорщики вошли в хижину. Демитрий участливо поинтересовался:

— Ну как ты, Стит? Может, прогуляемся по лесу? Погода просто великолепная.

Ститри молча отвернулась. Как ей надоело изо дня в день выслушивать все это!

— Оставь ее, — произнес Лад, — пусть отдохнет. Демитрий стоял посреди комнаты, хмурясь, и вдруг неожиданно выбежал из хижины.

Лад тяжело вздохнул.

— Зря ты так, Стит, — сказал он. — Демитрий за тебя переживает.

— Да какое переживание?! — тихо пробормотала Ститри. — Три дня прошло. Я уже забыла.

— Мне можешь не врать, — Лад убрал со стола оставшуюся после обеда посуду. — Забыла… За дураков нас не держи. И чего ты лежишь днями?! Занялась бы чем!

Ститри равнодушно махнула рукой.

— Отстань.

— Тьфу ты, — сплюнул Лад. — Тоже мне, миротворец! Поставлю условие, чтобы никогда не присылали девок!

Ститри в ярости вскочила с кровати.

— Ты же сам меня выбрал! — сверкая глазами, прокричала она.

Лад расхохотался:

— Прямо фурия на красивых ножках.

Ститри в бешенстве мотнула головой и выскочила из хижины, едва не сбив хмурого, как ненастный день, Демитрия. Девушка проскочила подобно ветру.

— Что произошло? — Демитрий удивленно посмотрел на Лада.

— Ничего, я провел сеанс психотерапии.

— Кого ты провел? — не понял Демитрий. Лад безнадежно махнул рукой.

— Не важно, кого. Ты видел результат, и это главное. Она пойдет с нами, причем по собственной воле, можешь мне поверить.

***

— Марс исчез, Лидер.

— Как исчез? Совсем? — поинтересовался Гран. Он принимал доклад Службы Наружного Наблюдения и не предполагал, что они могут сообщить нечто неординарное.

— Не знаем, Лидер. Планета оказалась в кольце непонятной энергии. Прикажете снарядить разведывательную экспедицию?

— А что наша земная группа?

— Они пока на пути к выбросу, думаю, через несколько часов мы получим от них доклад.

Гран поднялся со своего кресла и прошелся по кабинету, погрузившись в раздумья. Он молчал несколько минут, прежде чем снова заговорить.

— Не будем спешить, подождем доклада с Земли. Очевидно, что эти энергетические выбросы связаны между собой. Будем ждать, — повторил Гран и, когда докладчик удалился, связался с Главой.

***

На подходе к городу стало ясно, что происходит нечто ужасное. Все чаще встречались беженцы из окрестных деревень, они твердили о конце света, при этом ничего не сообщая вразумительного, и постоянно оглядывались, словно опасаясь преследования. Только один молодой парень с безумными глазами поведал, что город исчез.

— Как исчез? — не понял Лад.

— Провалился к дьяволу, в преисподнюю, — изрек парень и, запев псалмы, пошел прочь.

— Ты что-нибудь понимаешь? — поинтересовался Лад у Ститри.

— Только одно. Слава Богу, что ты вернул мне мое снаряжение. Действовать скрытно теперь нельзя.

— Да-да, — пробормотал Лад, — ты права. Меня беспокоит… Я никак не могу вспомнить название города.

— Подумаешь, — усмехнувшись, произнес Демитрий, — я тоже.

— И я, — Ститри со страхом взглянула на Лада и Демитрия. — Город действительно исчез, — ошеломленно произнесла она. — Он выпал из нашего мира, поэтому мы и не можем вспомнить!

— Да, — согласился Лад, — но мы ведь не забыли, что он существовал!

— Значит, процесс еще обратим. Надо осмотреть место исчезновения.

Ститри взяла в руки тестер.

— Впереди много беженцев. — Ститри вдруг замолчала. — О, пыль звездная, — в ужасе прошептала она и взяла излучатель.

— Что там еще? — с нарастающим волнением поинтересовался Лад.

— Их преследует чудовище! Тестер выдает невероятные размеры! — Ститри бросилась вперед. — Похоже, это стиглер!

Бежать пришлось недолго. Навстречу Ститри, Ладу и Демитрию уже неслись обезумевшие от ужаса люди и взбесившиеся коровы и лошади. Вскоре послышался рев и грохот, от которого дрожала земля. Ститри, Лад и Демитрий остановились. Из-за опушки леса выпрыгнула тварь, подобной которой не видели еще глаза человеческие. Демитрий невольно присел.

— Что, дружок, к земле потянуло? — тяжело дыша от волнения, поинтересовалась Ститри.

— Сердце в пятках застучало, — вполне серьезно ответил Демитрий. — Как бы прочь не выскочило.

Чудовище, переваливаясь на двух огромных лапах, приближалось. Оно нагнуло к земле пасть и шумно втянуло воздух. Затем, почувствовав запах пищи, яростно взревело. Лад и Демитрий попятились, то ли от страха, то ли от потока смрадного воздуха. Только Ститри непоколебимо осталась на месте. Она перевела излучатель на максимум и нажала спуск. Заряд огромной энергии пронзил чудовище, но лишь ранил его. Тварь еще яростней взревела и прыгнула на своих врагов. Но прыжок получился вялым. Не дрогнув, Ститри выпустила в чудовище еще несколько зарядов, и оно, конвульсивно дернувшись, рухнуло у ее ног. К Ститри подскочил Лад и, выхватив излучатель, осторожно подошел к чудовищу. Оно еще было живо и шумно сопело. Лад прицелился и выстрелил.

— Это не стиглер.

— Не-ет?! — Демитрий тяжело простонал. — О Господи, когда же это все кончится?! Кого же мы убили?

Лад недоуменно пожал плечами.

— Динозавра, — ответила Ститри. — Были такие на Земле когда-то… Они вымерли около 65 миллионов лет назад.

— Вымерли? — не понял Лад. — Тогда откуда взялся этот?

Ститри повесила излучатель на плечо.

— Это нам предстоит выяснить.

Подходить ближе было опасно, Лад на всякий случай держал Ститри за руку. Впереди, совсем близко, переливался разноцветными огнями огромный купол.

— Вот это да… — пробормотал Демитрий.

— Неизвестный источник энергии, — сказала Ститри. — Мы должны туда войти.

— Ты с ума сошла! — Демитрий и Лад схватили девушку за руки. — Не вздумай!

— Но, стоя на одном месте, мы ничего не выясним. — Ститри рывком высвободила руку. — Да отпустите вы меня! Я уверена, что динозавр вышел из купола. С ним ничего не случилось, значит, и с нами не случится. Я обвяжусь веревкой и войду.

— Нет. — Лад схватил Ститри за руку.

— Хорошо, тогда иди ты. Лад опустил голову.

— Я не могу, — тихо произнес он. — Ты сама знаешь почему.

— Но не Демитрию же идти?! — вспылила Ститри.

— А почему? — возмутился тот.

Ститри раздраженно вздохнула и принялась разматывать веревку. Обмотавшись одним концом, она сунула в руку Лада другой:

— Если через десять минут не вернусь — тащите. Ститри подошла к куполу, и он поглотил ее.

Лад стравливал веревку и поглядывал на часы. Через десять минут он в беспокойстве посмотрел на Демитрия.

— Что, уже? — с волнением спросил тот.

— Подождем минуту, — взмокнув от напряжения, ответил Лад.

— Какую минуту, — Демитрий схватился за веревку. — Ты забыл, что было в последний раз?!

Демитрий принялся тянуть. Но веревка шла так туго, словно на ее конце была привязана лошадь, а не хрупкая девушка.

— Помоги! — крикнул Демитрий, они с удвоенной силой взялись за дело.

Не прошло и нескольких секунд, как веревка оборвалась, Демитрий и Лад рухнули на землю.

— Да что же там происходит?! — Лад подтянул оборванный конец. — Перерезан излучателем.

Неожиданно из купола выпрыгнула Ститри и, перевернувшись через голову, огляделась. Она напоминала болотную кикимору из детских сказок. С головы спускались водоросли, а под слоем черной грязи совсем не было видно ни лица, ни одежды. Только большие красивые глаза остались прежними.

Удостоверившись, что опасности нет, Ститри выпрямилась и с облегчением перевела дух.

— Идиоты! — прокричала она. — Пустоголовые бараны! Чего это вам вздумалось тянуть меня раньше времени. С ума можно сойти! Вы едва не скормили меня какой-то болотной твари!

Лад в растерянности посмотрел на свои часы.

— Но прошло уже двенадцать минут!

— Только восемь! — прокричала Ститри и подбежала к Ладу.

Они сверили часы.

— Расхождение четыре минуты… — сказал Лад.

— Что-о? — протянул Демитрий. Ститри повисла у Демитрия на шее.

— Милый мой дурачок. — Ститри нежно поцеловала Демитрия в щеку. — Я напрасно на тебя накричала.

— Как тяжело быть идиотом, — пробурчал Демитрий, вытирая с лица грязь. — Все время что-то не понимаешь.

— Это временной сдвиг, — пояснил Лад. — Как бы небольшой кусочек прошлого Земли в настоящем. Результат приближения к центру многомирья.

— И там много таких чудовищ?

Ститри кивнула и неожиданно расхохоталась.

— Представляете, — произнесла сквозь набежавшие слезы, — я вхожу туда и сразу проваливаюсь в вонючее болото. Ко мне ползет зеленая тварь с огромной пастью. Я едва успеваю выкарабкаться на сушу, как меня тащат обратно! И куда?! В ту же безобразную пасть! Можете себе представить мою радость по этому поводу? — Ститри взяла тестер. — Нужно сообщить на Конус о временном сдвиге. Пусть пришлют миротворцев, чтобы оцепить сферу. Я не успела заметить, но боюсь — там есть еще динозавры. Несколько минут Ститри сидела неподвижно.

— Плохие новости.

— Что там еще? — без особого энтузиазма поинтересовался Лад. Плохих новостей за последнее время было слишком много.

— Марс попал во временной сдвиг. Он окружен подобной, точно такой же сферой.

— И что это сулит? — спросил Демитрий.

— Нам — ничего. Только лишние хлопоты Конусу. Я посоветовала им провести разведку и рассказала о динозаврах.

Лад был хмур, как грозовая туча.

— Это только начало, — с безнадежностью в голосе произнес он. — С каждым мгновением хаос будет увеличиваться. А мы и понятия не имеем, где теперь искать черного стиглера. Здесь его нет, это факт.

— А Конус? — спросила Ститри. — Он может помочь?

— Если бы… Нам неизвестна природа черного стиглера.

— Да, — согласилась Ститри, — но то, что он черный, — мы знаем. Ты, кажется, говорил, что в каждом стиглере есть немного черноты. Именно она дает им силу. Покажи черноту! — попросила вдруг Ститри. — А я сниму показания на тестер.

— Ты хоть представляешь, что это такое?! — проревел Лад.

Демитрий еще никогда не видел своего друга таким. Только Ститри осталась спокойной.

— Вот и узнаю, — ответила она. — У нас нет другого выхода.

Лад посмотрел на Демитрия, который абсолютно ничего не понимал.

— Он не должен этого видеть, пусть уйдет.

— Не пойду я никуда! — Демитрий резко вскочил на ноги. — Я давно знаю, что ты колдун. Я не испугаюсь!

— Твое дело. — Лад разделся, что обескуражило Демитрия. — Только не проявляйте агрессивности. Чернота близко, и я могу не сдержаться.

Тело Лада пронзила судорога. Мышцы раздулись, позвоночник изогнулся дугой, вся кожа полопалась и наружу вылезла бурая шерсть. Ститри поморщилась. Она не думала, что это будет так мерзко. Демитрий прикрыл ее могучей спиной и в боевом пылу выхватил меч.

— Спрячь! — приказала Ститри.

Демитрий послушался, но против своей воли пятился и тащил девушку за собой. Тем временем голова Лада раздулась до невероятных размеров, а челюсть стала выдвигаться вперед, отдаленно напоминая волчью. И вот Лад жалобно взвыл.

— Господи, — только и выговорил Демитрий, когда Лад умолк. Даже огромный динозавр казался забавным на фоне чудовища. Казалось, оно было воплощением зла.

Не обращаявнимания на протесты Демитрия, Ститри отстранила его руку и вышла вперед.

— Все хорошо, Лад, — прошептала она осипшим голосом и включила тестер. — Я быстро. — Проведя все нужные измерения, Ститри кивнула Ладу и поспешно отошла. Смотреть на процедуру возвращения ей не хотелось.

Пока Лад возвращался в прежнее естество, Ститри успела переговорить с Конусом. Она начертила на земле план местности и ткнула пальцем в кривую линию.

— Он у излучины этой реки, — сказала она. — Далеко до нее?

— К вечеру четвертого дня доберемся, если поедем на лошадях и сильно поторопимся, — ответил Лад. — Это плохое место. Там часто останавливаются кочевники. Только зачем они ему?

— Вряд ли он хочет обратить их в христианство, — произнес Демитрий. — Боюсь, он планирует еще одно нашествие татаро-монгол. Много крови прольется, ох много.

***

Лошадей раздобыли без особых хлопот, пришлось повозиться лишь с упряжью. Демитрий выбрал лучших из тех, что бродили по округе. Но неожиданно возникла проблема — Ститри не умела ездить верхом, а заниматься ее обучением времени не было. Вдобавок выяснилось, что лошади боятся Лада.

Демитрий зло сплюнул. Все его старания пошли прахом. Оставалось одно — идти пешком. Благо по дороге валялось много брошенной провизии и можно было без зазрения совести пополнить запасы. Но к концу первого дня все так вымотались, что есть никто не захотел.

Демитрий развел большой костер и, собрав запас дров, вызвался дежурить первым. Лад и Ститри не возражали. Они устали и были признательны Демитрию.

Ститри заснула мгновенно, в одночасье погрузившись в небытие. Ей снился странный сон. Словно тьма опустилась на землю, и она купается в этой тьме, словно в волнах реки. Но тьма была грязью. Грязью и кровью! В этой крови Ститри видит едва различимый силуэт Лада. Он просит у нее прощения! За что?! Он молит ее о снисхождении! О каком?! Ститри ничего не понимает и бежит, бежит, сама не зная куда. Она хочет убежать от Лада, от этого чудовища! Нет! Она никогда не простит его. Но убежать не удается. Ститри топчется на месте и в изнеможении падает. Последние силы покидают ее. Она поднимает голову и видит Лада. Чудовище зовет ее, обещает много силы… Черной силы!!! Ститри вдруг понимает, что это сон. И что видит она не Лада, а кого-то совсем другого. Кого?!

Ститри проснулась в холодном поту. К ней нагнулся Демитрий.

— Все прошло, тебе приснился страшный сон, — услышала Ститри его голос. Кругом была ночь, страшная ночь, как та тьма во сне! Ститри не выдержала и бросилась к Демитрию на шею.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Вот тебе и на, — удивился Демитрий, прижав девушку к себе. — А я-то полагал, что ты ничего не боишься. Ложись ко мне на грудь, так тебе будет спокойнее.

И Ститри уснула на огромной груди Демитрия. На этот раз спала она крепко и без сновидений. Незаметно наступило утро — светлое и радостное.

Ститри открыла глаза. Демитрий уже не спал, но лежал тихо, боясь пошевелиться и нарушить ее сон. Дыхание его было плавным, а удары сердца такими успокаивающими, что Ститри вновь захотелось закрыть глаза и уснуть.

— Проснулась уже? — окликнул Лад. — Тогда поднимайся. Пора завтракать.

Ститри сладко потянулась и вдруг вспомнила, что так и не отдежурила ночью. Она посмотрела на Лада, потом на улыбающегося Демитрия и спросила:

— А почему меня не разбудили на дежурство?

— В следующий раз, — Лад с улыбкой посмотрел на Демитрия, — если, конечно, кое-кто разрешит потревожить твой сон.

Ститри сурово посмотрела на Демитрия.

— Это ты отдежурил за меня?!

— Тебе приснился кошмар, и ты совсем не отдохнула, а мне вовсе не хотелось спать, — объяснил Демитрий.

— Я ни о чем тебя не просила!

— А разве надо было просить? — с улыбкой поинтересовался Лад. — Парень сделал доброе дело, а ты на него кидаешься. Ну и характер у тебя!

Ститри вспомнила ночной кошмар. Ей стало неловко. В следующее мгновение она подсела к Демитрию:

— Прости, я идиотка.

От смущения лицо Демитрия покрылось ярким румянцем.

— Да ничего, — пробормотал он, — я не обиделся.

— А надо было бы! — неожиданно вспылила Ститри. — Что это за ненужная мягкотелость?!

Демитрий так растерялся, что смог только судорожно открыть рот, не вымолвив при этом ни слова. И только Лад вдруг громко расхохотался.

— Нет, Стит, ты неисправима, — произнес он, хлопнув себя по колену. — От кого еще можно услышать такое?!

***

К следующему вечеру они вышли к опустевшей деревне. Скотские загоны, поля, сады и даже тропинки к убогим хибаркам — все заросло густым бурьяном. Но деревня стояла в неприкосновенном виде, и, если б не бурьян, можно было бы предположить, что люди отдыхают после изнурительной дневной работы. Что-то зловещее чувствовалось в этом запустении.

— Может, от чумы все повымерли, — предположил Демитрий.

— Да, — согласился Лад, — это объяснение. Но вымереть все сразу не могли. Я помню вспышку в Дрейвере. Там сжигали целые семьи по одному лишь подозрению. А здесь все цело.

— А что это там такое? — Ститри повела рукой в сторону дальней избы. — Вроде дым идет.

— Действительно, — согласился Лад и, улыбнувшись, посмотрел на Демитрия.

— Выходит, не все еще померли, а-а? Вот и отдохнем, а если хозяева еще и приветливые, возможно, угостят горяченьким.

Дым действительно шел из дальней избы, но, как и ко всем остальным, тропинки к ней не было. Демитрий пробрался сквозь густую траву и остановился возле двери.

— Ой, не нравится мне здесь, — задумчиво сказал. — Может, уйдем и переночуем в лесу?

— Тебе нравится сидеть у костра и бороться со сном? — поинтересовалась Ститри. — Мне — нет.

Демитрий перекрестился и открыл дверь. Раздался скрип, и послышался невнятный шепот. Ститри, Лад и Демитрий вошли в дом. Здесь было на удивление чисто, горела печь и пахло жареным. В центре стоял большой стол, за которым, странно склонив головы, сидели люди. Их было двенадцать. Они сидели неподвижно, словно спали, и Ститри громко кашлянула. Люди дернулись все разом как по команде. Ститри даже улыбнулась, так это забавно получилось. Все медленно повернулись к гостям. И Ститри увидела ночной кошмар. Лиц у хозяев не было. Вернее, не было одного постоянного лица. Они ежесекундно менялись, миротворцам показалось, будто тысячи и тысячи немыслимых чудовищ являлись в избу. Это были не люди!!!

— О Боже, — в ужасе пробормотал Демитрий и бросился к двери. — Бежим отсюда!

Но дверь словно срослась с избой, став с ней одним целым. Хозяева начали подниматься из-за стола, и в то же мгновение в печи со звериным бешенством забушевало пламя, будто и не пламя это было вовсе, а невиданный доселе зверь.

— Что там с дверью? — крикнула Ститри, привычно вскинув излучатель.

— Да нет ее, стена сплошная! — Демитрий яростно саданул ногой в то место, где еще мгновение назад находилась дверь. И вдруг стена нанесла ответный удар.

Демитрий упал на стол. И руки «хозяев» потянулись к нему.

— Прочь! — закричала Ститри и сплошным лучом срезала монстров.

И вдруг поднялся бешеный рев. Ожили стены дома, заходили волнами и принялись выплевывать неведомые звериные пасти. Ститри едва успевала увертываться и стрелять. Она подбежала к Демитрию и, придя в немыслимую ярость от того, что он валяется без сознания, прикладом излучателя саданула ему в челюсть.

— Очнись! — прокричала она.

Демитрий вскочил и принялся яростно рубить непонятные щупальца.

— Надо уходить! — прокричала Ститри, прожигая излучателем дыру в стене.

Но дом заделывал свои раны, и на беду пленников делал это слишком быстро. Ститри отстреливала одну звериную морду за другой и снова принималась за стену. А Демитрий с остервенением обреченного рубил мечом все, что попадалось под руку. Наконец дыра в стене стала затягиваться медленней.

— Уходим! — крикнула Ститри, но вдруг вспомнила о Ладе. В пылу схватки она как-то выпустила его из виду. Продолжая стрелять, Ститри быстро профессионально огляделась.

Лад стоял в углу избы, там, где была раньше дверь, с остекленевшим взглядом. Было видно, что происходящее интересует его не больше, чем ростовщика прошлогодний снег. И что было еще более удивительно — взбесившийся дом также не обращал на Лада ни малейшего внимания.

— Тащи его сюда! — приказала Ститри Демитрию и всадила еще один заряд в очередную звериную морду. Не успевая поглощать энергию из пространства, излучатель начинал терять мощность. Ститри решила, если через несколько секунд они не вырвутся отсюда, она задействует нейтрализующую гранату! Это было лучше, чем отдать себя на съедение мерзости.

Около Лада Демитрий оказался в два прыжка. Здесь было немного потише. Схватив Лада одной рукой за шиворот, Демитрий потащил его к Ститри, не забывая по пути рубить все, что проявляло хоть какие-то признаки движения. Страха не было. В пылу схватки Демитрий никогда не чувствовал его.

В выжженный проем Ститри проскользнула первой. Затем Демитрий швырнул в него Лада и прыгнул сам. Но дом сомкнулся вокруг его ног. Ститри среагировала мгновенно. Огненный луч в очередной раз пронзил стену, и она отступила.

— Бежим! — крикнула Ститри, поднимая на ноги Лада. Он по-прежнему был безучастен к происходящему.

Ранее спокойная деревня бушевала. Рев стоял невообразимый, даже еще хуже, чем внутри дома. Ститри бежала первой, подстреливая все, что двигалось. Ожило все вокруг. Из земли высовывались непонятные щупальца, высокая трава окручивала ноги, яблони пытались ухватить ветками. Ститри остановилась только за пределами деревни. Здесь никто не пытался ухватить или укусить. Она навела излучатель на дома и начала хладнокровно отстреливать яблоню за яблоней, дом за домом. До тех пор, пока в центре деревни не образовалась черная дыра и не всосала всю мерзость. Только тогда Ститри остановилась. Безумным взглядом посмотрев на Демитрия, она кулаком стукнула Лада по лицу и, когда тот очнулся, уставшим голосом вымолвила:

— Если я что-нибудь поняла, то пусть меня поджарят на костре. Что это было, Лад? Еще один сдвиг во времени?

— Во внутреннем пространстве, — пробормотал Лад, сжимая руками голову. — Это был небольшой кусочек какого-то черного мира — наглядный пример, так сказать, что нас ждет в будущем. Это он сделал, он…

— Что-то у меня пропал сон, — произнес Демитрий, вытирая о траву свой меч. — Погуляем до полуночи, видно будет. И давайте обходить деревни.

Глава 7

Разведывательный звездолет не выходил на связь уже более сорока восьми часов. Это был тот допустимый предел, за который никому выходить не разрешалось. Глава не любил нарушений, особенно когда они случались в столь неподходящее время. О том, что разведывательный звездолет с десятью миротворцами бесследно исчез, и думать не хотелось. Такого просто не могло быть! Все звездолеты Конуса имели совершенную защиту от внешнего воздействия и опробовали ее на многих планетах. Но что там, за сияющей сферой?

Основную рубку управления Глава не покидал почти шесть часов. Он решил, что подождет еще два и тогда предпримет экстренные меры.

Но ждать не пришлось. Из сияющей сферы на огромной скорости вынырнули три звездолета. И не успел Глава отреагировать на доклад Службы Наружного Наблюдения, как неизвестные корабли, обстреляв Конус, пронеслись мимо.

— Повреждения во втором и третьем энергетических секторах, — оповестил мозговой центр Конуса. — Есть угроза повторного нападения.

— Активизировать все защитные и боевые системы! — На этот раз Глава среагировал мгновенно. — Готовность номер один для патрульного крейсера.

По Конусу разлетелся сигнал тревоги. Обзорный экран главной рубки управления разбился на десятки маленьких, выдавая информацию об активизации систем и обстановке в окружающем пространстве.

Плоскость миротворческой базы перетрансформировалась. Все энергетические и обслуживающие сектора ушли вовнутрь под надежную защиту, а в космос выдвинулись сотни мощных боевых излучателей. Теперь база своей формой действительно напоминала конус — неприступную крепость с невероятным оборонительным потенциалом.

Неизвестные звездолеты не появились. Вместо них из сияющей сферы вынырнуло около двадцати похожих. Они молниеносно перестроились в боевой порядок и ринулись в атаку.

— Двадцать один вражеский звездолет, — доложил мозговой центр, — на выходе из сферы еще двенадцать.

— Готовность номер один для резервного крейсера, — скомандовал Глава. — Ответная атака всеми боевыми системами Конуса. — Срочное сообщение крейсерам дальней разведки о нападении.

В космосе началась свистопляска. Миротворцы действовали умело, показав отличные боевые навыки. Не успели еще корабли вражеской армады приблизиться, как добрая половина вспыхнула яркими звездами. Но остальные отступать не собирались. Обстреляв неприступную крепость, они устремились в сторону Земли.

— Патрульный крейсер, старт! — скомандовал Глава. — Ликвидировать угрозу агрессии на Землю! Резервный крейсер, старт! Блокировать подступы к сфере со всех направлений, докладывать о любых изменениях.

Из Конуса стартовали два крейсера, и каждый выпустил по двенадцать кораблей.

Глава наблюдал за действиями вражеской основательно потрепанной армады. Завязался бой со звездолетами патрульного крейсера. Трудно было понять, кто одерживает верх. И только когда пришло последнее сообщение от патрульного крейсера, Глава сообразил, что происходит нечто плохое. Было видно, как исчезают в космосе один боевой корабль Конуса за другим. Они даже не взрывались, а просто исчезали, как будто проваливались куда-то. Глава заметил, что ни один из вражеских звездолетов уже не стреляет. Они использовали неизвестное оружие! Они одерживали верх!!!

***

— Красивое сегодня небо, — произнес Демитрий. — Посмотри, как вспыхивают и гаснут звезды.

Ститри взглянула вверх. Романтическая болтовня Демитрия начала надоедать ей. Все эти вздохи, ахи, томные взгляды… Нет, она не создана для подобной чуши. Ститри предпочитала логические доводы и сухие факты для оценки ситуации. Что она здесь делает ночью, вместо того чтобы спать? Нужно размышлять логически! Демитрий предложил ей прогуляться, и она согласилась. Почему? Ответ ясен — из благодарности. Он… А за что, собственно, она должна быть благодарна Демитрию? За вызволение из подвала инквизиции? Но она и сама могла освободиться! Может быть, нужно благодарить за спасение из аббатства святого Луки? Ну уж нет! В том, что там случилось, виноват в первую очередь Демитрий. Он должен был проникнуть в аббатство и подстраховать ее!

Ститри уже хотела встать и уйти, но неожиданно ее внимание привлекли звезды. Конечно, это были не звезды — так мог подумать только Демитрий. В атмосферу Земли то и дело вторгались, а затем и взрывались неизвестные звездолеты. Похоже, там происходила битва.

— О пыль звездная, что там происходит? — вымолвила Ститри, когда вечернее небо озарили сразу несколько ярких вспышек.

— Да, очень красиво! — романтически пропел Демитрий и обнял Ститри за плечи. — Мне кажется, что Господь сотворил это специально для нас с тобой.

— Да отцепись ты со своей идиотской болтовней! — Ститри грубо отпихнула Демитрия и схватила тестер. Она сосредоточилась и послала Главе вызов. Ответа не последовало. Уже не на шутку разволновавшись, Ститри послала вызов Грану, но результата не было! Других допусков она не имела. Остекленевшим взглядом Ститри посмотрела на Демитрия. О самом худшем она не хотела думать. Вероятно, и Глава, и Лидер СОБа просто слишком заняты, чтобы принять вызов. Конечно, это так.

— Что случилось? — настороженно поинтересовался Демитрий, заметив, как изменилось лицо Ститри.

— Срочно разбуди Лада, — прошептала она. Демитрий удалился, через минуту вернулся вместе с Ладом.

— Посмотри. — Ститри показала вверх.

— Вот только внешнего вторжения нам сейчас и не хватало, — произнес Лад, понаблюдав несколько минут за ночным светопреставлением. — Ты пробовала связаться с Конусом?

— Никто не отвечает.

— А сколько у тебя допусков?

— К Главе и Лидеру СОБа.

— И все?! — Лад широко раскрыл глаза. — Тебе не дали страховки?!

— О чем ты говоришь?! — вспылила Ститри. — Все было очень надежно. Моя миссия секретна, и лишние коды допуска ни к чему!

— Было!.. Надежно!.. Секретно!.. Меня добьют ваши хитросплетения! Как можно посылать агента на задание, не снабдив резервными кодами?!

— Не кричи! — поджала губы Ститри. — Лучше подумай, что делать.

— А что тут думать, — уже более спокойно ответил Лад. — Надо ждать и посылать вызовы.

— А какие у тебя коды? — поинтересовалась Ститри.

— Те же. — Лад рассмеялся. — Гран, видите ли, не желал, чтобы о существовании на Земле «монстра» кто-нибудь узнал.

— Объясните мне, что все это значит? — поинтересовался Демитрий.

— Похоже на вторжение, — ответил Лад. — Помнишь, я рассказывал тебе о дальних планетах с другими разумными существами? Так вот, кажется, кто-то из них посягает на Землю. А эти вспышки не что иное, как взрывы звездных кораблей. Только вот чьих…

— Надеюсь, что не наших, — Ститри сосредоточилась. Перед ее мысленным взором появилось озабоченное лицо Главы.

— Извини, что не принял вызов сразу, у нас здесь проблемы.

— Мы в курсе, — ответила Ститри. — Снизу отличный вид. Только непонятно, что происходит.

— Кажется, на Марсе появилась какая-то цивилизация. Они атакуют нас и Землю. И, надо сказать, успешно. Они применили неизвестное, весьма эффективное оружие. Конус вне опасности, но мы теряем наши корабли и людей.

— А чего хотят пришельцы?

— Не знаем. Они сразу атаковали нас. Ститри, будь осторожна. Возможно, мы пропустили кого-нибудь к Земле. Если заметишь неизвестный корабль, сообщи нам.

— Я поняла, но мне необходимы резервные коды связи. Кажется, секретность моей миссии пошла прахом?

Глава несколько секунд размышлял, затем ответил:

— Хорошо, можешь выходить на связь еще с подразделением перехвата и штурмовой группой. Сейчас я попрошу их дать тебе коды. Что-нибудь еще?

— Нам нужно, чтобы вы подтвердили месторасположение черного стиглера.

— Минуту. — Глава на какое-то мгновение исчез, а затем появился вновь. — Не знаю, что у вас там происходит, но по нашим данным, черных стиглеров вокруг вас сейчас около десятка. Точно сказать не можем. Они постоянно исчезают и появляются, каждый раз в ином месте. Данные в твоем тестере. Есть еще вопросы?

— Нет. — Ститри прервала связь и повернулась к Ладу. — На Марсе появилась неизвестная цивилизация. Сейчас наши отбиваются, а затем попробуют установить с ними контакт.

— Ты запросила данные о черном? Ститри кивнула и протянула тестер.

— На, полюбуйся.

— О Господи, — прошептал Лад, — сколько их здесь? Один, два, три, четыре, пять, шесть… Их невозможно сосчитать! Они то появляются, то исчезают… Это островки черных миров, подобные тому, что мы видели. Но это не стиглеры! Везавий не допустил бы этого.

— Везавий?.. — не поняла Ститри. Лад нервно дернулся.

— Извини, я оговорился. Я хотел сказать, что черный стиглер не допустит, чтобы на его территорию посягал кто-то еще. Это может нарушить установленный им баланс.

— Я поняла. Только где нам теперь искать черного? Мы два дня шли в сторону степи, думая, что он у кочевников, а теперь получается, что напрасно!

— Посмотри. — Лад показал тестер. — Ничего не замечаешь?

Напряженно всматриваясь в экран тестера, Ститри простояла в полном молчании несколько минут.

— Хоть головой я треснусь об этот тестер, но все равно ничего не найду! — вспылила она. — Объясни подоступнее!

— Дай сюда. — Лад забрал тестер и, став на колени, быстро расчистил около себя землю. — Смотри. Вот появляется одна точка, затем вторая. — Лад отметил на песке показания тестера. — Проводим между ними линию. Вот исчезла одна, затем вторая. Они были вот здесь. Проводим между ними еще одну линию. Вот опять появилась одна и вслед за ней сразу вторая. Еще линия. Снова исчезают две точки. Места, где они были, мы опять соединяем линией. — Лад прекратил снимать показания с тестера и посмотрел на Ститри. — Теперь-то ты поняла? Видишь, все возмущения пространства пересекаются в одной точке! Вот здесь! — Лад ткнул пальцем в песок.

Ститри схватила тестер и сравнила показания с картой.

— Это же аббатство святого Луки! Валтасар!!! Ты же говорил, что это не стиглер!

— Нет, — возразил Лад. — Я сказал, что мы убили не стиглера. Я бы почувствовал его! И наш мир сразу же побелел бы!

— Валтасар он или нет, но он там! И теперь нам нужно потратить еще три дня, чтобы вернуться!

— Времени мало, но оно еще есть. — Лад посмотрел на Демитрия. — Ты как, не боишься вернуться?

— Я готов. У меня с Валтасаром свои счеты, надо расквитаться за отца Якова.

— Это не Валтасар, — произнес Лад, обращаясь к Демитрию и Ститри сразу. — Я бы узнал его. — Демитрий и Ститри молчали, и Лад, не выдержав, добавил: — Я отвечаю за свои слова.

— Посмотрим, — пробормотала Ститри и отправилась спать. — Утром выступаем!

***

Толпа была слишком велика. Лад чувствовал присутствие черноты и сразу предупредил об этом Ститри. Но тестер не показывал никакого возмущения! Возможно, само безумие толпы чернило окружающее пространство.

— Они вооружены. — Демитрий достал меч. — Что будем делать?

— Уходить. — Лад посмотрел в сторону леса. — Мы не должны убивать невинных людей. В любом случае их слишком много…

— У нас нет времени бегать. — Ститри вскинула излучатель. — Пугнем?

— Не-ет, не делай…

Но Лад не успел остановить Ститри. Энергетический луч срезал большой дуб, и он, вспыхнув ярким пламенем, рухнул на землю. Толпа на мгновение замерла, и сразу же ярость сотен людей захлестнула сознание Лада. Рев толпы долетел до густой стены леса и гулким эхом вернулся обратно. Вскинув вверх свое неуклюжее оружие, обезумевшие от ярости люди на удивление организованно ринулись вперед.

— Бежим! — крикнул Лад и, схватив за руку Ститри, которая собиралась повторить свой эксперимент, потащил ее к лесу.

Пожалуй, никогда в жизни Ститри не бегала так быстро. Ее изящная фигурка летела с невероятной скоростью, и казалось, что не хватает лишь мгновения, чтобы взлететь. Но Демитрий все больше и больше отставал, и толпа настигала его. Ститри обернулась. Она еще могла уйти, как, впрочем, и Лад, но Демитрий был обречен. Решение созрело быстро. Ститри остановилась. И остановился Лад. Он еще успел сказать: «Это люди, мы не должны их убивать». Через мгновение толпа налетела на них подобно озверевшему чудовищу. Ститри попробовала сопротивляться, но силы были слишком неравны…

***

Почему-то было очень холодно. Ни боли, ни тошноты, только всепроникающий холод. От него сводит и ноги, и руки, и даже позвоночник. Но это не боль, нет. Просто очень холодно, невыносимо холодно. Где-то рядом стучат, кажется, рубят дрова. Или это стук в голове — удары сердца, отдающиеся в висках? Нет, кажется, и в самом деле рубят дрова. Отчетливо слышны треск дерева и натужное пыхтение человека. Когда же он устанет?! Этот стук невыносим! Надо открыть глаза и прекратить его наконец. Забрать топор и выбросить, чтобы не было больше этого стука, никогда! Но почему так страшно открыть глаза? Это похоже на выбор реальности. Там плохо, здесь хорошо. Выбор предельно прост. Только надо открыть глаза, обязательно надо. Чтобы узнать, где Лад, где Демитрий.

Поборов страх и вялость, Ститри разомкнула веки. Она была прикована к кресту! Ститри поняла это потому, что напротив стояли еще два креста — с Демитрием и Ладом.

И под ногами у них лежали большие кучи хвороста. Метод казни стал абсолютно ясным. Ститри внимательно — насколько позволяло ее положение — огляделась. Они находились на небольшой — для трех костров — площади. Кажется, в каком-то городке. Или в деревне?

Преодолевая невыносимую боль, Ститри нагнула голову и посмотрела на свое тело. Платье было изодрано в клочья, на правом плече большая кровоточащая рана и одна такая же на бедре. Вот откуда холод. Она потеряла слишком много крови. Но почему ее не убили? Наверное, хотят полюбоваться ее агонией на костре. Ну и пусть, она не доставит им такого удовольствия.

Ститри посмотрела на Демитрия и Лада. Их глаза были закрыты. Спят или, возможно, так, как и она, не хотят видеть реальности. Почему-то Ститри не думала, что Лад и Демитрий мертвы. Уж они-то так просто не расстались бы с жизнью. Ститри решила дождаться, когда кто-нибудь из друзей откроет глаза. У ее ног копошились люди. Они укладывали хворост и праздно болтались, томясь ожиданием предстоящей экзекуции.

Первым открыл глаза Демитрий. Увидев, что Ститри смотрит на него, он широко улыбнулся и прошептал:

— А я уже думал, что не увижу больше твоих красивых серых глаз.

— Я, наверное, выгляжу ужасно, — ответила Ститри. Мои ножик, он где-то потерялся. Мы не сможем вырваться.

— Не думай об этом.

— Не могу, ведь мы попались из-за меня. Если бы я не выстрелила, они бы нас не тронули.

— Не думай об этом, — повторил Демитрий. — Какая теперь разница…

Кто-то стукнул Ститри по ногам.

— Молчать, отродье дьявольское! Колдовство вам не поможет.

От пронзительной боли Ститри сдавленно застонала. Человек нанес еще несколько ударов.

— Не нравится? — произнес он, наслаждаясь своей жестокостью.

— Не трогай ее! — взревел голосом Демитрий. — Отойди, или я зубами перегрызу оковы и удушу тебя.

Человек внизу громко рассмеялся.

— Давай, родимый, давай! — Человек впал в зверство и лупил Ститри по ногам не переставая.

Демитрий рвался из оков и ревел, словно взбешенный медведь. Крест не выдержал и упал на землю. Палач отскочил в сторону, но Демитрий все же ухитрился схватить его за лодыжку зубами. Послышался хруст костей и вслед за ним яростный вопль. На площадь сбегались люди и с тупым остервенением били Демитрия по голове. В считанные секунды его лицо превратилось в кровавое месиво. Но только потеряв сознание, Демитрий отпустил ногу обидчика. Ститри не выдержала и заплакала.

— Звери, что вы делаете?! — кричала она.

Ее слова не произвели никакого действия. Лишь удовлетворив свою ярость, они успокоились. Крест с Демитрием водрузили на прежнее место и надежно укрепили веревками. Ститри продолжала плакать, но уже не так громко. И вдруг Ститри подумала, что шанс на спасение обнаружен. Все эти запреты на проникновение в чужой мозг глупы. Зачем тогда миротворцам их способности, если ими нельзя воспользоваться. Ститри поискала глазами подходящий объект. Вот он, рубит дрова для большого костра. Ститри начала проникновение в мозг объекта. Ее сознание без особого труда взломало слабую естественную защиту и погрузилось в его мысли. И сразу же ощутила страх. Скорее даже тупой панический ужас перед пленниками. Что-то в этом поселении произошло. Ститри забралась в память, выуживая информацию. Ага, вот! Кажется, здесь произошло возмущение пространства. Маленькое, но достаточное, чтобы люди от страха сошли с ума. Некая тварь, пожирающая младенцев и рождающая таких же тварей. Дальше Ститри поняла, что эти несчастные люди обвиняют их во всем.

Следующий этап. Ститри приказала дровосеку, которого звали Грегом, покопаться в вещах пленников.

Дровосек положил топор и принялся разгребать кучу хвороста у ног Лада. Через минуту он выгреб оттуда излучатель, три дорожных сумки и меч Демитрия. «Найди ножик, маленький ножик с черной ручкой», — велела Ститри.

Грег принялся разгребать кучу хвороста дальше. Он провозился несколько минут и наконец вытащил энергетический нож. «Разрежь веревки, но не до конца», — приказала Ститри.

Человек колебался. «Мы друзья, освободи нас», — попросила Ститри.

Грег повиновался. Он залез сперва к Ладу, затем к Ститри и остановился. Буйство Демитрия еще было слишком свежо в памяти, чтобы забыть его.

Ститри не стала настаивать. Достаточно того, что Грег надрезал веревки у нее и Лада. «Дай мне нож», — приказала Ститри.

Грег исполнил и замер в ожидании. «Продолжай работать и забудь все, что сделал».

Сознание Ститри покинуло мозг дровосека, и он занялся своими делами. Никто из шляющихся мимо не заметил, что произошло. Теперь Ститри смотрела в будущее с некоторым оптимизмом. Правда, ей не удалось выяснить, когда состоится сожжение. Грег знал лишь, что кого-то ждут. Для побега у них еще будет целая ночь.

Очнулся Лад. Ститри кивком головы приветствовала его и глазами показала на свою левую руку, где она держала нож. Лад понял ее и улыбнулся. Потом он посмотрел на Демитрия, и улыбка слетела с его губ.

— Все будет хорошо, — прошептала Ститри, и Лад кивнул.

***

Ночь наступила незаметно. Люди разбрелись по домам, а возле распятых пленников остались дежурить два добровольца. Демитрий пришел в себя. В свете горящих факелов Ститри заметила, как он зашевелился. Но стонов не было. Демитрий стерпел боль и не привлек внимания охранников. Наступало время побега. Глубокая ночь, люди спят, и незадачливые охранники тоже. Поддерживая веревки, чтобы они не упали, Ститри провела по ним ножом. Она освободилась через минуту. Охранники по-прежнему спали. Мягкой походкой Ститри приблизилась к Ладу. Через секунду и он стоял на земле, разминая затекшие руки. С Демитрием получилась заминка. Он опять был без сознания. Лад попридержал его за ноги, а Ститри срезала путы. Но, упав на подставленное плечо, Демитрий застонал. Охранники зашевелились. Ститри нанесла два легких удара по точкам. Охранники опять уснули.

Ститри выгребла из хвороста свое снаряжение и двинулась к выходу. Лад с Демитрием на плечах шагал следом. Только у самого леса они остановились передохнуть.

— Кажется, выбрались, — сказала Ститри, постелив плащ для Демитрия.

Лад аккуратно положил приятеля и перевел дыхание.

— Ну и тяжелый же он.

Ститри нагнулась к Демитрию. Он по-прежнему был без сознания. Приложила к его груди тестер. Данные обследования были неутешительными.

— Он очень плох, — обеспокоенно произнесла Ститри. — Несколько переломов грудной клетки и обширная травма черепа. Кто его просил вступаться?! Мог бы и сообразить, чем это кончится!

— Ты можешь что-нибудь сделать? — спросил Лад, присаживаясь рядом. — Хотя бы устранить боль?

Ститри отрицательно покачала головой:

— Только когда он придет в себя.

— Тогда не будем задерживаться. Уйдем глубже в лес. — Лад хотел опять взвалить Демитрия на плечо, но Ститри остановила.

— Понесем на плаще, ему нельзя ложиться на грудь.

— Ты не сможешь.

— Смогу. — Ститри связала концы плаща в узел и накинула получившуюся петлю на шею. Лад поступил так же, и вместе они, подняв Демитрия, двинулись в глубь леса.

Через полчаса остановились отдохнуть. Ститри тяжело опустилась на землю. От усталости она не чувствовала ни рук, ни ног.

— Демитрий камнями никогда не питался? — спросила она.

— Я же говорил, что будет тяжело. — Лад нагнулся к Демитрию. — Кажется, он приходит в себя.

Демитрий открыл глаза. Увидев Ститри, улыбнулся.

— По-моему, нас еще не сожгли, — вымолвил он. Слова давались ему с огромным трудом.

Ститри рукой прикрыла ему рот.

— Молчи, не утруждай себя разговорами. На вот, — Ститри вложила в руку Демитрия тестер. — Войди мысленно в свой организм и восстанови его функции.

— Как это? — Демитрий болезненно улыбнулся. Ститри повернулась к Ладу.

— Он не сможет сделать этого. Я должна войти в его мозг.

— Разве у нас есть выбор? — спросил Лад.

Ститри посмотрела на Демитрия. Превозмогая боль, он с надеждой взирал на нее. Разве можно позволить ему умереть из-за идиотского кодекса непроникновения?!

— Закрой глаза, расслабься. — Ститри провела рукой по лбу Демитрия. — Думай о приятном.

Ститри вошла в мозг Демитрия мгновенно. У него не оказалось защиты. Наверное, из-за сильной боли. Ститри чувствовала эту боль, как если бы сама была раненой. Но защиты не было совсем по иной причине. Ститри даже растерялась. В сознании Демитрия «горела ярким пламенем» безрассудная, ошеломляющая любовь! Это было так невероятно и неожиданно! Хотя почему неожиданно?! По глазам Демитрия можно было догадаться. Другое дело, что Ститри никогда не давала повода, даже скорее наоборот. Для любви не было абсолютно никакой почвы!

Ститри с трудом сдержала нахлынувшие на нее противоречивые чувства и приступила к обработке раненого организма. В первую очередь следовало убрать боль. Ститри дала команду. Боль ушла, и мозг Демитрия зафункционировал спокойно. Только любовь не давала Ститри работать спокойно. Демитрий мгновенно забыл о своих ранах и сосредоточился на вожделенном образе. В таком состоянии ни о каком восстановлении организма и речи быть не могло. Это было жестоко, но Ститри пришлось вернуть боль. Теперь можно дать команду о восстановлении ран. Все. Ститри убрала боль и вышла из мозга Демитрия, пока чувства вновь не захлестнули его.

— Ну как ты? — поинтересовалась она у раненого.

— Отлично, я чувствую себя абсолютно здоровым. — Демитрий хотел вскочить на ноги, но Ститри прижала его к земле.

— Не вздумай! Тебе только кажется. Понадобится минимум день для восстановления. Так что лежи и не дергайся. — Ститри повернулась к Ладу. — У нас есть что-нибудь перекусить?

— В сумках ничего не тронули. Сейчас разожгу костер и поджарю мясо. А ты пока отдохни и позаботься о своих ранах, они до сих пор кровоточат. — Лад улыбнулся. — А то из-за Демитрия ты позабыла о себе…

Ститри покраснела. Действительно, обезболив свои раны, она забыла о них. Но вовсе не из-за Демитрия!

Мясо было на удивление вкусным. Впервые Ститри ела с таким аппетитом. Или это просто обессилевший организм требовал пищи. Ститри никогда еще не было так хорошо, как в эту полнолунную ночь. Жизнь казалась прекрасной, хотелось петь и веселиться.

— Пора спать, скоро рассвет. — Лад подкинул в костер поленьев. — Я подежурю первым.

— Нет уж. Нам всем необходим отдых. — Ститри взяла в руки тестер. — Вот, я дала ему команду на обнаружение любой агрессии в радиусе пятисот метров. Не слишком надежно, но другого выхода нет. При возникновении опасности тестер разбудит нас. Будем надеяться. Только спать надо друг около друга.

— Отлично. — Лад подкинул в костер дров и стал укладываться.

Ститри легла посередине с тестером в руках. В глаза Демитрию она старалась не смотреть. Уж слишком красноречивыми они были. На этот раз Ститри не легла на услужливо подставленную грудь, как бы не желая беспокоить раны, и пододвинулась ближе к Ладу. Здесь было спокойнее и для нее, и для Демитрия.

Глава 8

Они отдыхали весь день и следующую ночь. Погони не было. То ли экзекуторы потеряли интерес, то ли сбились со следа. В любом случае передышка оказалась кстати. Даже лесные звери не беспокоили. Демитрий быстро поправлялся и не уставал благодарить Ститри за свое спасение. Свое чувство он высказывал по-разному, разве что в любви не объяснялся, смелости не хватало. А Ститри поняла, что ждет от Демитрия объяснения в любви и только поэтому злится. Нет, об ответных чувствах и речи не было, но робость «тайного» воздыхателя доводила до бешенства!

К утру следующего дня раны Демитрия окончательно зажили, и Лад принял решение выдвигаться в сторону аббатства святого Луки. Погода стояла хорошая, и даже не верилось, что весь этот прекрасный мир находится под угрозой. Решили принять все меры для обеспечения безопасности группы. Первым пошел Демитрий. Одинокий путник ни у кого не должен был вызвать подозрений, а в случае возникновения опасности он мог без особого труда предупредить. День прошел на удивление тихо. К вечеру вошли глубоко в лес и остановились на отдых. Первым делом Ститри сняла показания тестера. «Черный», судя по всему, оставался на старом месте. Странной казалась эта его неподвижность.

— Что-то не нравится мне, — поделилась своими опасениями Ститри. — Он не должен находится на одном месте.

— А что тебя смущает? — поинтересовался Лад.

— Меня смущают твои озарения, — честно ответила Ститри. — Сначала ты уверен, что «черный» — это Валтасар. Затем, что он у кочевников. Потом выясняется, что мы напрасно проделали весь путь и надо возвращаться. Но чем ближе мы к аббатству, тем больше меня гложут сомнения!

— Только ты забыла — идея найти стиглера по черноте — твоя.

— Я о другом. Мне кажется, что нас, словно слепых котят, водят за нос.

— Мне тоже не нравится эта бесполезная суета, — сказал Демитрий.

— А что, если наши догадки подсказаны? — Ститри пододвинулась к Ладу. — Ты говорил, что находишься под колпаком. Не резонно ли предположить…

— Я все понимаю, — резко перебил Лад. — Но предполагать можно все, что угодно. А конкретные предложения у тебя есть? Такие, которые принадлежат лично тебе, а не внешнему воздействию?

— Нет, мне кажется — решение рядом. Кто-то из нас располагает фактом, которого как раз и не хватает для завершения логической цепи.

— У меня нет такого «факта», — вспылил Лад.

— И у меня, — поддержал Демитрий. Ему не понравилось, что Ститри отстранила его от разговора. Да, он любит ее, но это не повод. К тому же Демитрий еще не высказал своих чувств, а догадаться о них Ститри не могла.

— С вами все ясно. — Ститри распласталась на душистой траве и сладко потянулась. — Отдыхайте, ребятки, вам нельзя перетруждать мозги — голова может не выдержать.

Лад не ответил, словно чувствовал за собой вину. Подстелив плащ, он тоже лег и через мгновение притворился, будто спит. Впрочем, не слишком удачно. Ститри видела, как подергиваются веки, как тяжело вздымается грудь. Ститри задумалась, Демитрий должен согласиться. Стоит только попросить…

Дождавшись, когда Лад уснул, тихо подозвала Демитрия. Он в одно мгновение оказался рядом, словно, сидя у костра, только и ждал, когда позовут. Ститри даже растерялась. Она не сопротивлялась, когда Демитрий с томным выражением взял в свои огромные руки ее мягкую нежную ладонь. Ей даже было приятно, но на любовные утехи времени не оставалось.

— У меня есть просьба, — шепотом произнесла Ститри, избегая смотреть Демитрию в глаза. — Можешь обещать, что выполнишь?

— А какая просьба? — тоже шепотом поинтересовался Демитрий.

«Да, — подумала Ститри, — роль бычка на веревочке явно не для него».

— Ты обещаешь, что выполнишь?

— Я же не знаю, какая просьба, — не уступал Демитрий. — Разве можно просто так обещать?

«Можно, если любишь», — хотела сказать Ститри, но вместо этого произнесла:

— Наверное, нельзя.

— Ну вот! — Демитрий широко улыбнулся. Ститри попробовала подойти с другой стороны.

— Скажи, если дорогой тебе человек попросит залезть на дерево, ты послушаешься?

— А зачем туда лезть? — Демитрий был упорным. Ститри начала терять терпение.

— Ну а если я попрошу пожертвовать жизнью ради меня?

— Разве о таком просят? Ститри схватилась за голову.

— Да-а, избытком романтики тебя не наделили! — безнадежно произнесла она. — И фантазией ты тоже не блещешь. Хорошо, скажу прямо. Когда завтра мы выйдем к дороге, ведущей к аббатству, я начну странно себя вести, но что бы ни случилось, обещай, что будешь поддакивать.

С тающей в душе надеждой Ститри посмотрела в глаза Демитрию. В них отражалась напряженная работа мысли.

— Хорошо, — наконец вымолвил Демитрий, и Ститри с облегчением вздохнула.

— Вот и славно. — Ститри завернулась в плащ. — Спокойной ночи, Демитрий.

Спать Ститри не хотелось, но продолжать разговор, который может повернуть в любовное русло, — и того меньше. Гораздо интересней было думать о поведении Лада. Он что-то скрывает. Он так вспылил, когда услышал о недостающем факте логической цепи. Да и его поведение при упоминании о колпаке. Он так и передернулся, когда Ститри только предположила, что их водят за нос. Нет, сомнений быть не может. Лад определенно скрывает нечто весьма значительное! Ну что же, она сделает диаметрально противоположное тому, что от нее ожидают. Почему бы, к примеру, не отправиться в Дрейвер? Отец Яков, судя по рассказам Демитрия, радел за судьбу невинных горожан. Его взяла инквизиция. Почему бы не предположить, что сам «черный» заинтересовался им!

***

У развилки дорог Ститри остановилась, присела на небольшой валун и принялась ждать. Вскоре из-за опушки показались Демитрий и Лад. Ститри махнула им рукой и внимательно осмотрела окрестности. Они шли уже третий день, и шли на удивление спокойно. Ститри не переставала поглядывать на тестер. Возмущений пространства прибавилось, их центр по-прежнему находился в аббатстве. Но что было странно, ни один островок черноты за три дня так и не появился на линии движения группы. Их словно задабривали, чтобы они не заметили ловушки.

Ститри хитро улыбнулась. Нет, в аббатство они не пойдут, Демитрий вряд ли подведет. В нем Ститри была уверена. Отчасти потому, что побывала у него в голове. А вот Лад…

Они приближались. Наступал решающий момент. Ститри встала. Ругаться она любила стоя. Все должно выглядеть, как заурядное самодурство.

— Что случилось? — поинтересовался Лад.

— Мне что-то расхотелось идти в это чертово аббатство. Я думаю, надо вернуться в Дрейвер, навестить отца Якова.

— Зачем он нам?! — Лад повысил голос.

— Он знает о Валтасаре много и всегда заступался за горожан. Мне Демитрий рассказывал. — Это была явная ложь. Всю информацию Ститри выудила у Демитрия в голове.

Но влюбленный показал чудеса смекалки, вовремя поддакнув.

— Видишь, — продолжала играть роль Ститри, — Демитрий согласен со мной. Он тоже хочет разыскать отца Якова.

— Да-да, — пробормотал Демитрий, — нужно обязательно встретиться с ним и поговорить.

— Ты с ума сошел! — взревел Лад. — Тебя там любая собака знает! У нас больше нет кожи, чтобы изменить твое лицо!

Лад был разъярен. Ститри никогда не видела его таким. А ведь повод был пустячным.

— Ничего страшного, — вступилась Ститри, — его там не ждут и поэтому не будут искать.

— Но я не понимаю, зачем нам отец Яков? Что он может сообщить такого, чего мы сами не знаем? — Словно загнанный в ловушку зверь, Лад метался вокруг Ститри. — Ты, кажется, забыла, кто командует операцией.

— Совсем нет, я хорошо помню устав. А он гласит, что любойподчиненный может изменить решение командира, если обладает чрезвычайными полномочиями. Таковые как раз у меня! Свяжись с Главой и спроси.

— Мне уже перестали верить! — Лад повернулся к ошеломленному Демитрию. — Мне прислали не помощницу, а соглядатая! Оказывается, гибели двух сотен наблюдателей для них недостаточно. Своенравная девчонка! Ей, представь, пришло в голову показать свои права!

— Успокойся! — Ститри нарочито спокойно села на камень. — Я не собираюсь манипулировать своими правами и готова подчиниться большинству. Давай обсудим все спокойно. Ты хочешь идти в аббатство. Но мы ведь там были и стиглера не нашли. Не кажется ли тебе, что мы возвращаемся в замкнутый круг? С другой стороны, я предлагаю встретиться с отцом Яковом. У меня есть основания полагать, что именно он может дать нам недостающий факт. Я права?

— Продолжай, — произнес Лад. Стрела с недостающим фактом попала в цель.

— Мы ходим по кругу, и, возможно, то, что сообщит нам отец Яков, поможет разорвать его. Итак, каждый высказал свое мнение, и теперь пришло время принять решение. — Ститри посмотрела на Демитрия. — Ты с кем?

— С тобой, — без колебаний ответил Демитрий.

— Но он не имеет права голоса, — возразил Лад. — Демитрий не миротворец!

— Он в нашей команде и, значит, такой же, как мы. — Ститри встала с камня и в упор посмотрела на Лада. — Ты идешь с нами?

— Хорошо, — спокойно ответил Лад, — но командир по-прежнему я. И я принимаю решение! Мы встретимся с отцом Яковом и, если он нам не поможет, отправимся в аббатство.

Ститри улыбнулась, мысленно поздравив себя с маленькой победой. Впервые их тройственный союз дал трещину. Хотя Ститри подозревала, что он уже три дня, как раскололся. После истории с распятием и неудавшимися кострами Лад заметно изменился.

Они шли в полном молчании почти полчаса. Затем Демитрий нагнулся к Ститри и прошептал:

— Но ведь отца Якова забрала инквизиция.

— Ты говорил об этом Ладу? — спросила Ститри.

— Нет.

— Тогда помалкивай.

— Но мы ведь даже не знаем, жив ли он, — не унимался Демитрий.

— Вот и узнаем, — решительно сказала Ститри.

В городе опять собирались кого-то жечь. На площади готовили большой костер и устанавливали железный кованый крест. Инквизиции надоело каждый раз делать деревянный, и они решили «творить» на века. И люди в городе изменились. Пропала жизнь в их глазах, подготовка к экзекуции не вызывала ужаса. Даже торговля шла без азарта, без желания получить прибыль.

Ститри не нравилось это. Вопреки ожиданиям, прояснить участь отца Якова оказалось не так уж сложно. Об этом знал каждый в городе. Но лишь после опроса пятого прохожего ошеломленный Демитрий поверил, что отец Яков теперь твердой рукой направляет карающий меч инквизиции.

— Вот и недостающее звено в логической цепи, — произнесла Ститри. — Сначала Валтасар, затем отец Яков. Кто следующий съедет с катушек и примется жечь людей? — Ститри посмотрела на Лада. — Может быть, ты?

— Перестань. — Лад присел на какую-то бочку. — Надо подумать, что делать дальше. Идти на встречу с отцом Яковом опасно. Если он и есть «черный», то уж наверняка ожидает нашего появления. Думаю, надо разойтись и заняться сбором информации. Только так, чтобы не привлекать внимания.

— Я согласна, что нужна информация, но расходиться не следует. — Ститри понуро посмотрела на проходящих мимо людей. — Здесь слишком опасно, и, разбив группу, мы станем более уязвимыми. Чтобы не привлекать внимания, будем держаться друг от друга подальше.

— Хорошо, — согласился Лад, — только нужно соблюдать осторожность, у инквизиции везде свои уши.

— У меня есть идея, — неожиданно произнес Демитрий. — Как я понял, главное сейчас — узнать, где находится отец Яков. Это очень просто. Надо лишь проследить путь доносов. Они-то уж точно поступают в самое логово этого отродья.

— А ведь он прав, — Ститри одарила Демитрия благодарной улыбкой. — Это лучший из вариантов.

— Согласен. — Лад спрыгнул с бочки. — Если это, конечно, не мысль, подсказанная извне.

Ститри пропустила замечание мимо ушей. И чтобы застать Лада врасплох, вдруг задала вопрос, на который уже несколько раз пыталась получить ответ.

— Кстати, ты мне так и не рассказал, как погибли миротворцы и особенно стиглер — твой друг.

Лад напрягся.

— Если б я сам знал, — произнес он тихо.

— Но все же ты видел кое-что! — не уступала Ститри.

— Они все превратились в пыль. Я успел увидеть только одно тело, перед тем как оно тоже рассыпалось. Это было тело Везавия. — Подбородок Лада мелко задрожал.

— Их сожгли? — не поняла Ститри.

— Нет, похоже было, будто высушили. Очень основательно высушили.

До утра они решили переночевать в одном из опустевших домов. Вокруг валялись брошенные вещи, опрокинутые и покрытые пылью стулья. Даже посуда с заплесневевшими остатками еды на столе.

— Похоже, хозяева покинули дом неожиданно, — предположила Ститри.

— Да, — согласился Демитрий, — как и я когда-то. Их всех сожгли на площади. Я сам видел костер.

— И дети были? Демитрий кивнул.

— Колдовство передается по наследству — так говорит инквизиция. Я хорошо знал эту семью. Чудесные были люди, никому не отказывали в помощи. Будь то бродяга или знатный горожанин. За это их и казнили.

— Странно, почему не разграбили дом? — Ститри взяла со стола отделанный золотом кубок. — Людей уже не интересует богатство?

— Сюда боятся заходить. Любой прохожий, если заметит, сможет обвинить тебя в пособничестве дьяволу. — Демитрий внимательно осмотрел помещение. — Думаю, нам лучше заночевать в дальней комнате. Она достаточно удалена от основного хода и совсем рядом с потайным. Я знаю об этом от хозяев.

Ститри посмотрела на часы.

— Лад задерживается. Кажется, чтобы купить еды, времени прошло достаточно.

Демитрий осторожно выглянул на улицу. Уже стемнело. Тучи закрывали все небо, и только свет луны пробивался через них.

— Снаружи все тихо. Может, пойти поискать?

— Зачем? — Ститри тоже выглянула на улицу. — Ладу ничего не угрожает. Однако, тихо на улице. — Ститри вышла наружу и внимательно осмотрелась. — Ни одной живой души, словно попрятались все. А ведь совсем недавно здесь было полно народа. У меня такое ощущение, будто мы что-то упустили. Может, не стоило ждать до завтра? Как думаешь, Демитрий?

Ответа не последовало. Ститри повернулась.

— Демитрий! — позвала она, но тишину не нарушил даже шорох.

Ститри вернулась в дом. Почему-то на голове у нее зашевелились волосы. Куда мог деться Демитрий, если всего мгновение назад он стоял рядом? Спрятался? Такие глупости были не в его духе. Похитили? Но кто?! Ведь не было ни малейшего шума. А уж Демитрий без драки не сдался бы!

Молниеносным прыжком Ститри оказалась возле стола и схватила излучатель. Вокруг по-прежнему царила полнейшая тишина. Ни одного шороха, ни намека на чье-то присутствие. Мебель, каждая мелочь в комнате стояли на своем месте. Все вокруг было таким, как и мгновение назад. За одним только исключением — Демитрий! Он словно испарился. Ститри осторожно прошла в соседнюю комнату. На спусковой крючок излучателя она была готова нажать в любую секунду. Но нет, в соседнюю комнату тоже никто не заходил. Ститри включила на излучателе подсветку. Так и есть, внушительный слой пыли в комнате находился в девственном состоянии. Здесь нельзя было пройти, не оставив следов. Ститри вдруг почувствовала неуловимую угрозу сзади. Мгновенно обернувшись, она готова была уже выпустить солидный заряд из излучателя, но позади никого не оказалось. Ститри выключила подсветку. Никакого светового перепада не должно быть. «Спокойнее, спокойнее, — упрекнула себя Ститри, — не теряй головы. Всему можно найти объяснение. Необходимо лишь хладнокровно оценить ситуацию. Что мы имеем? Непонятное исчезновение Демитрия… И задержку Лада. Что из этого следует? Лад похитил Демитрия — глупо!!! Ой как глупо!!!»

Не выпуская из виду комнату, Ститри мельком взглянула на показания тестера. Ага, очередное возмущение пространства! «Чернушки» пожаловали. Ститри мысленно дала тестеру приказ на обнаружение любой агрессии. На экране мгновенно появился план дома и четыре красные точки внутри его. Они передвигались очень медленно. Но Ститри ничего не видела! Где они?! Ститри бросила взгляд на тестер. Ага, вот, в углу! Какая-то тень заслоняет угол. Ститри оглянулась: «А ведь тени падать неоткуда!»

Выстрелила. Угол сразу посветлел, словно очистился от скверны. Никакого писка или рева, только шипящий, похожий на последний вздох звук. Ститри мгновенно переместилась в очищенный угол — теперь это было единственное безопасное место в доме. Странных теней она больше не видела. Вновь взглянула на тестер. Еще одна красная точка приближалась к ней справа. Но ничего не видно, никакой движущейся тени.

«Где же эта тварь?!»

Ститри вновь включила подсветку. Во-от! Всего в двух метрах от нее световой луч едва заметно рассеялся! Ститри выстрелила. Опять шипение, и световой луч беспрепятственно прошел до противоположной стены. Ститри снова бросила взгляд на тестер, но подсветку на излучателе больше выключать не стала.

«Та-ак, в этой комнате „чернушек“ больше не осталось. Есть только две красные точки в верхней комнате. Надо подняться и уничтожить их».

О том, что черные твари могли сделать с Демитрием, Ститри старалась не думать. Держа на прицеле весь радиус обзора, она беззвучной походкой прошла в соседнюю комнату, где девственно лежала нетронутая пыль, и замерла.

«Какая-то угроза сверху, совсем рядом. Раздумывать некогда!»

Ститри навскидку выстрелила вверх. Снова знакомое шипение, и в следующую секунду на нее упало что-то огромное. Ститри едва успела перекатиться в сторону и выстрелить, но на этот раз мимо. Она вскочила на ноги и навела световой луч на место падения неизвестного предмета. Это был Демитрий! Возиться с ним было некогда. Ститри взлетела в верхнюю комнату и обвела ее световым лучом.

Как только цель попалась, прозвучал выстрел. Прислушиваться к шипению издыхающей твари Ститри не стала, она и так знала, что попала. Тестер больше не улавливал агрессии. Теперь можно было расслабиться. Спустилась к Демитрию. Он был жив, только в глазах застыл панический ужас, и кажется… Ститри приложила к его груди тестер. Так и есть, Демитрий был парализован. Именно поэтому он не смог крикнуть. Чтобы вывести Демитрия из паралича, Ститри не стала даже пользоваться тестером. Резкий удар ладонью в лоб, и недавняя добыча неведомой твари судорожно открыла рот. Ститри широко улыбнулась:

— Ну как ты?

Демитрий приподнялся на локтях.

— Если объяснишь мне, что я делаю на полу, то хорошо, — ответил он, оглядываясь по сторонам.

— Ну тогда вставай. — Ститри подала Демитрию руку. — Надо поискать Лада.

— Ты же говорила, что ему ничего не угрожает, — не понял Демитрий.

— А ты валялся на полу, — ответила Ститри. — Мало ли что я говорила. Пошли!

На улице было пусто. Ститри подозревала почему и не переставала поглядывать на тестер. Но он мало что мог сообщить. Весь экран был сплошь красным, словно сам воздух источал агрессию. Ститри водила световым лучом излучателя по всем сторонам, но «чернушек» — как она окрестила тварей черноты — в круг прицела не попадалось. И вдруг сплошной красный фон взорвался, наверное, тысячами ярких точек. Ститри бросилась к стене какого-то дома и потянула за собой Демитрия.

— В чем дело?! — возмутился он.

— Молчи и не отходи от меня! — прервала его Ститри. И в ту же секунду она выстрелила в точку рассеивания светового луча. — Знакомый звук, — довольная собой, произнесла Ститри, когда до нее донеслось тихое шипение издыхающей твари. Но не успела она насладиться своей маленькой победой, как световой луч рассеялся на очередной цели. Ститри снова выстрелила, затем еще, еще и еще. Город заполнили звуки непрекращающихся выстрелов и шипение чернушек. Демитрий едва успевал крутить головой по сторонам.

— Ты в кого стреляешь? — спросил он, ничего не понимая.

— В ночных бабочек, — ответила Ститри. На более детальное объяснение не было времени. — Здесь есть рядом какая-нибудь дверь?!

— Одна есть, — ответил он, осмотревшись.

— Тогда ломай ее. Нам здесь не продержаться! Недолго думая Демитрий ногой высадил дверь и заглянул внутрь.

— Готово! — крикнул он.

— Заваливай, я следом! — Подстрелив еще пару «чернушек», Ститри нырнула внутрь дома. — Закрывай! — крикнула она Демитрию.

В доме «чернушек» не было. Ститри проверила его тестером и с облегчением перевела дух. Но неожиданно одна из внутренних дверей открылась, и оттуда с топором в руке выбежал перепуганный человек.

— Пошли прочь! — взревел он и напал на Демитрия. Ститри подставила ему ногу, и хозяин вонзил свой топор в стену. Демитрий стер со лба пот.

— Он едва меня не пришиб. — Демитрий вынул из стены топор и поднял на ноги хозяина. — Что мы тебе сделали? Ты что, полоумный?

Ститри отстранила Демитрия рукой.

— Потише немного. Его можно понять, ведь мы вломились к нему ночью. — Ститри взяла хозяина за плечи и как следует встряхнула. — Успокойся, мы ничего тебе не сделаем. Нам нужно только спрятаться. — Хозяин по-прежнему молчал, и Ститри обратилась к Демитрию. — Иди проверь, кто еще в доме, чтобы не было больше сюрпризов. И смотри, поосторожнее.

Демитрий ушел во внутренние комнаты. В следующее мгновение послышался его разъяренный крик. Ститри схватилась за излучатель, но одной рукой по-прежнему придерживала хозяина. Через минуту, хромая, возвратился Демитрий. За собой он волок брыкающегося мальчика лет десяти. Парень был довольно крепким для своего возраста, и Ститри подумала, что, наверное, именно так выглядел в свое время Демитрий.

— Там женщина, наверное, его жена, и трое детей. А вот этот, — Демитрий приподнял вверх парня, — укусил меня за ногу.

— Какое несчастье, — Ститри расхохоталась, — тебя уже дети обижают.

Хозяин вдруг рухнул на колени.

— Не трогайте их, умоляю! — запричитал он. — Возьмите мою душу, но только не трогайте детей.

Ститри залепила хозяину крепкую пощечину и опять встряхнула его.

— Успокойся, мы никого не тронем! Да отпусти ты ребенка! — прикрикнула на Демитрия. — Ты пугаешь отца!

Демитрий отпустил мальчика. Парень оказался неробкого десятка. Как только Демитрий отпустил его, он пнул своего пленителя коленом между ног и моментально скрылся внутри дома.

— Уй, дьяволенок! — Демитрий согнулся попалам. — Я ему сейчас уши надеру!

— Оставь, в следующий раз будешь проворнее! — Ститри вновь повернулась к хозяину. — Видишь, мы никого не собираемся трогать, можешь расслабиться.

— Но кто вы?! — Хозяин уже немного успокоился. — На улице никто не может выжить, когда там бродят слуги дьявола.

Ститри пожала плечами.

— Сейчас мы ангелы Господни.

— Не богохульствуйте! — Хозяин в страхе отпрянул. — Господь уже наказал нас, не навлекайте новой кары!

— Хорошо, хорошо. — Ститри успокаивающе подняла руку. — Можешь считать, что мы заплутавшие путники, которые ищут убежища. Мы даже готовы защитить вас от слуг дьявола.

— Мы в безопасности, пока неприкосновенно жилище. Уйдите отсюда, я прошу вас! Не навлекайте на нас гнев Господен!

Ститри пропустила просьбу хозяина мимо ушей. Она подозвала Демитрия и, показав на дверь, сказала:

— Подопри ее чем-нибудь. Похоже, нам придется здесь заночевать.

— А как же Лад? — поинтересовался Демитрий.

— До утра мы не можем ему помочь. Будем надеяться, что он нашел убежище. Лад плохо переносит близость черноты. Помнишь, каким он был в той деревне?

Демитрий подпер дверь жердью и сел на пол.

— Отлично помню. — Демитрий немного помолчал. — Никогда не думал, что увижу конец света, — неожиданно произнес он.

— Перестань! — Ститри присела рядом с Демитрием и положила руку ему на плечо. — Еще есть время все исправить. Мы не должны скисать и отказываться от борьбы, слышишь, не должны! — Ститри осмотрелась по сторонам. — А хозяин убежал. Нужно приглядывать за ним, как бы не выкинул чего.

Ститри встала и прошла во внутреннюю комнату. Хозяин дома вместе со всей своей семьей сидел на одной кровати и со страхом поглядывал на незваных гостей. Только мальчик, который «покалечил» Демитрия, был полон решимости защитить своих близких. Такая храбрость заслуживала уважения. Ститри подсела к парню. Глаза его горели боевым возбуждением, но то ли родители его удерживали, то ли возобладал холодный рассудок — никаких действий он не предпринимал.

— Как тебя зовут? — спросила Ститри.

— Ошалелый дьяволенок! — отозвался от двери Демитрий.

Парень бросил на него полный достоинства взгляд.

— Меня зовут Придином, — заносчиво вскинув голову, произнес он.

— Хорошо, Придин. — Ститри улыбнулась. — Не бойся нас, мы ничего плохого вам не сделаем.

— А я и не боюсь, — парень в упор посмотрел на Ститри. — И уж девчонок тем более.

Ститри громко расхохоталась.

— Ты слышал? — спросила она у Демитрия. — А ты еще хотел с ним справиться! Вот это парень! — Ститри достала свой энергетический ножик. — Смотри, — сказала она парню и медленно разрезала железный поручень на кровати.

Вся семья в испуге прижалась к стене, но только не Придин. Он лишь шире в изумлении раскрыл глаза и провел рукой по разрезу.

— Держи! — Ститри протянула парню нож. — Или боишься? — задела Ститри самолюбие Придина, видя его нерешительность.

Парень мгновенно схватил нож. Ститри поднялась с постели и, разведя руки в стороны, поманила его пальцем.

— Ну давай, нападай!

Парень глянул на родителей. Но они боялись даже рот раскрыть.

— Нападай на меня, — не унималась Ститри. — Я же ворвалась к тебе ночью! Защити семью, покажи, на что ты способен!

И парень не выдержал. В одно мгновение спрыгнув с кровати, он с ножом в руке стремительно ринулся в атаку. Ститри неуловимым движением ушла в сторону и поддела его ноги. Перекрутившись в воздухе. Придин отлетел к стене. Он недоуменно осмотрелся, не понимая, что произошло. Осторожно, как бы безобидно, обошел Ститри сбоку и неожиданно сделал резкий выпад. Ститри увела его руку в сторону и быстро перераспределила энергию движения. В одно мгновение парень очутился на кровати лицом вниз и уже без ножа.

— Ну как тебе девчонка? — спросила Ститри, когда Придин, хмурясь, поднял голову.

— Научи и меня такому, — неожиданно попросил он. Ститри пожала плечами.

— Ну-у, если ты хочешь?.. Иди сюда. — Улыбнувшись, Ститри мельком взглянула на Демитрия.

— Смотри в оба, — предупредил он, — этот дьяволенок кусается.

Ститри вновь дала Придину нож.

— Нападай, только на этот раз медленно. И запоминай все, что я буду делать.

Парень нанес замедленный удар.

— В первую очередь уходим с линии атаки, — произнесла Ститри. — Как можно плавнее, словно переливается вода. Смотри внимательно. Сначала передвигаются ноги, а лишь затем тело. Уловил?

Парень кивнул.

— Так, повторим первое движение еще раз. — Ститри встала рядом с парнем.

— Двигайся вместе со мной. Хорошо, для первого раза неплохо. Теперь еще раз наноси мне медленный удар, а я покажу, как выводить противника из равновесия. И, когда будешь драться с кем-нибудь, всегда видь в нем только противника, ни в коем случае не врага. Это основная заповедь хладнокровного боя. Ненависть ослепляет и лишает рассудка. Давай!

Сосредоточившись, парень опять сделал выпад. Ститри плавно ушла в сторону.

— Сейчас вся твоя сила в руке, — сказала она. — Если мне удастся контролировать твою руку, то я смогу управлять и твоим телом. Но для этого не нужно открытого противоборства, оно лишь погасит энергию. Сначала нужно слиться с направлением движения противника, стать с ним одним целым — как бы обмануть его, войти в доверие. Затем захватываешь его кисть — вот так, двумя пальцами — и резко заламываешь ее. Все, теперь противник в твоей власти, и можно творить с ним уже что в голову взбредет. Например, вот это.

Ститри произвела бросок, и Придин опять полетел на кровать.

— Уловил суть? — она помогла встать.

— Кажется, да. Можно мне попробовать?

— Давай. — Ститри встала в исходную позицию. — Готов?

Парень напряженно кивнул. Ститри медленно двинулась вперед, делая подсказки.

— Сначала плавный уход, затем сливаешься с направлением движения руки. Захват, выворот и бросок!

Ститри упала. Конечно, во многом она поддалась, но первый урок прошел неплохо. Ститри повторила упражнение с парнем еще несколько раз. Забавы ребенка незаметно успокоили родителей.

— Та-ак, — Ститри посмотрела на Демитрия и пальцем подозвала его. — Теперь попробуем с более крупной дичью.

Придин с опаской посмотрел на дюжего противника.

— Не тушуйся, — подбодрила его Ститри, — главное, помни, что вся его сила должна стать твоей силой. — Давай, Демитрий, наноси ему удар, только не очень быстро.

Парень все сделал правильно, но заломить руку так и не смог. Довольный собой, Демитрий широко улыбнулся.

— Куда пацану со мной! — Демитрий повел массивными плечами.

— Мог бы и слегка подыграть! — тихо упрекнула Ститри. Она подошла к парню и потрепала по голове. — Не расстраивайся, все так и должно быть. Демитрий знал, что ты будешь делать, и заранее подготовился. Давай еще раз попробуем.

— У меня не получится, — пробурчал Придин.

— Еще как получится. — Ститри нагнулась к парню и что-то прошептала ему на ухо.

Придин расплылся в злорадной улыбке и встал в позицию.

— Нападай! — приказал он Демитрию.

Все повторилось, как и в первый раз. Но перед тем как произвести захват, парень вдруг резко ударил противника ботинком по ноге. Демитрий взвыл, а Придин, воспользовавшись его растерянностью, произвел мгновенный бросок. Падение огромного тела на пол было эффектным. От такого сотрясения, казалось, задрожали стены дома. Ститри, Придин и вся семья хозяина взорвались громовым смехом. Потирая ушибленную голову, Демитрий лениво поднялся на ноги.

— Хорошая шутка, но не смешная, — хмурясь, произнес он. — В следующий раз свои фокусы пробуйте на ком-нибудь другом. — Демитрий хотел схватить парня за ухо, но тот вовремя увернулся. — Волчонок, попадись мне только! — Демитрий погрозил Придину кулаком.

— Это он так шутит, — успокоила родителей Ститри. Она подошла к Придину и шутя стукнула в грудь. — Отлично сработано! Главное, не забывай повторять это упражнение каждый день, чтобы отточить мастерство. — Ститри повернулась к хозяину дома. — Отличный у вас парень, на лету все схватывает. Вы не будете возражать, если я и мой друг останемся у вас на ночь?

— Не будет, — ответил вместо отца Придин. — У нас есть свободная комната.

Глава 9

Утром Ститри разбудили рано. Она еще не хотела вставать, но, когда услышала голос Придина, мгновенно проснулась.

— В чем дело? — открыв глаза, спросила она.

— Вам надо быстрее уходить отсюда. — Придин говорил шепотом и был чем-то сильно обеспокоен.

Ститри приподнялась и внимательно посмотрела на парня.

— А что случилось?

— Мой отец пошел за солдатами, — после недолгих колебаний произнес Придин. — Он узнал Демитрия. За него обещана большая награда, а нам сейчас очень трудно приходится.

— Не надо оправдывать своего отца. — Ститри выглянула в окно. — Он порядочная свинья.

— Да, — согласился парень, — но он мой отец.

— Это точно. — Ститри шутливо потянула Придина за длинный чуб. — На улице уже нет тех тварей?

Парень пренебрежительно махнул рукой:

— Они только ночью появляются.

— И давно?

— Да уже четвертый раз. Ты не разговаривай, скоро вернется отец с солдатами. Надо спешить. — Придин протянул Ститри ее дорожный мешок. — Демитрия сама разбуди, а то он может добраться до моих ушей. А я этого не люблю!

Парень хотел уже убежать, но Ститри поймала его за руку.

— Подожди. — Ститри достала из сумки золотую монету, которую приберегала, как сувенир. — На вот, возьми.

Придин взял монету и с благодарностью взглянул на Ститри.

— Если подождете меня на площади — я принесу вам поесть, — сказал он и выбежал из комнаты.

Ститри разбудила Демитрия.

— Вставай, солдаты, надо уходить.

Демитрий встряхнул головой, прогоняя остатки сна. Ститри потянула его за руку.

— Пошли, некогда рассиживаться!

На улице послышался грохот железа. Ститри выглянула в окно, но отпрянула.

— Они уже здесь!

Демитрий подпер дверь кроватью и схватил меч.

— Это все собака хозяин, мне его хитрая рожа сразу не приглянулась. — Демитрий осторожно выглянул в окно, (наружи они оставили только одного, — прошептал он. — Я выпрыгну первым, ты за мной.

Не дожидаясь согласия Ститри, Демитрий выскочил наружу. Послышался шум борьбы, и через секунду все кончилось. Ститри прыгнула следом. Демитрий поймал ее на руки и аккуратно опустил на землю.

— Я закрыл дверь, им придется повозиться, — по-деловому доложил он.

— Уходам не спеша, чтобы не привлекать внимания. Ститри поправила одежду и пошла вдоль узкой улочки.

Демитрий нагнал ее.

— Ты куда? Выход в другой стороне!

— Я не собираюсь покидать город. Ты разве забыл? Сегодня мы должны проследить путь доносов. К тому же надо найти Лада, он должен быть на площади. И Придин принесет еду. Это он предупредил меня о солдатах.

Сообщение о пище было решающим. Демитрий больше не возмущался, а шел туда, куда вела его Ститри. Через несколько минут они были уже на площади. Между крышами ближайших домов выглянуло солнце и яркими багровыми красками осветило все вокруг. Возле подготовленного накануне костра валялись трупы людей. Их было не меньше двадцати, и рядом стояла доверху наполненная мертвыми телами повозка. Людей для раннего утра тоже было много. Все собирались у некоего странного оратора. Что он говорил, Ститри разобрать не смогла, но смысл уловила. Оратор предвещал конец света. Ститри решила подойти поближе и послушать.

— Черная смерть ниспослана Богом за грехи наши! — Говорящему было на вид лет сорок, хотя под слоем грязи могла скрываться и более юная личность. — Черные ангелы выходят по ночам и пожирают души грешников. Ибо кто не уважает Бога, смеется и над сатаной!

Ничего нового оракул не сообщил, только запугивал. Ститри подошла к мертвым. Было бы нелишним выяснить, как погибают люди от «чернушек». Если это физическая смерть, то от нее можно защититься. Если же нет… Ститри внимательно осматривала мертвых, но никаких ран не находила. У всех были широко раскрыты глаза и до невероятных размеров разинуты рты, словно перед смертью из них вышло нечто настолько огромное, что не могло вместиться даже в человеческом теле. И вдруг среди мертвых Ститри увидела Лада. Он лежал немного в стороне ото всех и в отличие от других у него были закрыты глаза и рот. Ститри огляделась. Демитрий стоял на другом конце площади, она жестом подозвала его и, дрожа от волнения, склонилась над Ладом. Нет, он был жив — просто очень крепко спал.

— Бери его, и уходим, — сказала Ститри Демитрию. — Он спит. Надо унести его отсюда.

Рядом с площадью нашелся маленький безлюдный тупичок. Демитрий положил Лада на землю, и Ститри склонилась над ним. Тестер показывал какие-то невероятные данные. Получилось так, что Лад спит и бодрствует одновременно. Его мозг напряженно работал, а сердце отбивало невероятно быстрый темп. Ститри похлопала Лада по щекам, но это не дало результата. Оставалось только войти в его мозг и помочь проснуться. Ститри повернулась к Демитрию.

— Стань на повороте и сделай так, чтобы мне не помешали.

Без лишних разговоров Демитрий удалился, а Ститри, взяв в руку тестер, начала проникновение в мозг Лада. Защита была крепкой и неестественной. Даже с помощью тестера преодолеть ее было бы невозможно, не находись Лад в состоянии сна. И только когда лоб Ститри основательно покрылся испариной — ей удалось сделать это. И, о звезды, там был целый мир, который подавлял своей чернотой!..

…Много незнакомых запахов. Их слишком много! Но особенно невыносим запах крови. Он бередит сознание, возбуждает, словно первая любовь. Какая-то пещера. Оттуда идет рев. Нет, не надо заходить туда, нет! О мать Вселенная! Какие чудовища! Они пожирают друг друга… и свою мать!

Картинка сменилась. Везавий, друг! Что с тобой происходит?! Успокойся, не надо так! Ты не чудовище, нет! Мы стиглеры! Мы должны помочь людям… и себе! Главное, не впустить черноту. Мы создадим новую религию… Люди будут каяться и оживать.

Картинка вновь сменилась. Они должны распять тебя, Везавий. Ты должен позволить им это. Когда ты восстановишься, люди поверят в твое предназначение, они примут тебя в свое сердце, как своего Бога — Иисуса Христа! Только ты должен стерпеть и не выпустить зверя. Трудно? Я знаю. Я помогу тебе. Нет, не бойся, чернота не проникнет в тебя. Главное — никого не убивать! Я знаю, что тебе очень больно. Они долго мучили тебя и соблазн слишком велик, но нужно стерпеть еще и распятие на кресте! Когда ты восстановишься, ты станешь Богом. Они поверят, должны поверить!..

Опять смена картинки. Везавий, ты изменился! Что с тобой происходит? Чернота?! Нет, этого не может быть! Или ты кого-нибудь убил?! Нет? Ну тогда это просто усталость вечности. Ты должен побыть один. Люди плохо влияют на тебя. Они боятся, а это вводит в соблазн. Тебя опять убивали?! Ты стерпел, молодец. Да нет же, успокойся, чернота не может проникнуть в тебя. Постарайся избегать встреч с людьми. Все хорошо, мы уходим от многомирья. Скоро, очень скоро мы вновь станем…

Этого не мог сделать он!!! Чернота, она пришла откуда-то извне. Везавий, где он?! Эти наблюдатели ничего не понимают. Я не могу им объяснить. Везавий, где ты?! Откуда появился черный стиглер? Он не мог проникнуть к нам.

Тогда откуда он?! Опять эти наблюдатели! Они нашли черного! Они хотят устранить его! Везавий, где ты?! Я не могу удержать их один! Они найдут черного и погибнут! Везавий, мне нужна твоя помощь!

Они не послушали меня! Эти наблюдатели… Они все мертвы, я знаю. Много черноты. Везавий?.. Это ты?! Нет, я не верю! Ты не мог этого сделать! Не мог! Не мог!!!..

Ститри едва смогла вернуться. Это было ужасно. Она не контролировала себя — впервые не контролировала.

— С тобой все хорошо? — услышала Ститри голос издалека.

Это был Демитрий. Ститри отстранила его руку и встала. Лад по-прежнему спал. Теперь надо ждать, когда он проснется. Шатаясь по сторонам, словно пьяная, Ститри посмотрела на Демитрия.

— Сколько прошло времени? — осипшим голосом поинтересовалась она.

— Совсем мало. — Демитрий поддержал Ститри за руку. — Ты едва стоишь, лучше сядь. Хорошо, что я разбудил тебя.

— Так это ты?.. — Ститри села. — Спасибо, сама бы я не смогла. Все же сколько прошло времени? — опять спросила Ститри, но вдруг догадалась посмотреть на свои часы. — Двадцать минут!!! Надо же, а я думала, что целая вечность! Придин не показывался?

— Нет. Что с тобой произошло? — Демитрий присел рядом. — У тебя было такое лицо…

— Все хорошо, — сказала Ститри и подползла к Ладу. Кажется, он просыпается. Не будем его торопить. Что на площади?

— Кажется, собираются жечь трупы. Крикун уже ушел, и люди разошлись.

— Тогда отсидимся здесь. — Ститри потерла ладонью лоб. — Голова просто раскалывается. Никогда еще я не переносила это так плохо. Такое ощущение, будто на меня вылили ведро помоев.

— Тебе необходим отдых. Я говорю о настоящем отдыхе. Все это, — Демитрий неопределенно повел головой, — не для маленьких нежных головок. Кровь и смерть — удел мужчин. Страшно подумать, что произойдет, если нежные женщины вдруг станут грубыми солдатами.

Ститри вяло улыбнулась.

— Разве я такая? — поинтересовалась она.

— Совсем нет. — Демитрий смутился. — Ты особенная и только поэтому пока держишься. Другие бы не смогли.

— А ты сам откуда? — спросила вдруг Ститри. — Где твои родители?

Демитрий пожал плечами:

— Если б я знал… Меня еще в младенческом возрасте приютил один русский воевода. Уж очень ему понравилась моя мощь. Он меня воспитал, вырастил — надо сказать, на палках и плетях в основном, — а затем отправил искать свою жизнь. Лето и осень я странствовал по миру, а к зиме поступил вольнонаемным в городской гарнизон — тут и остался. Через два года меня уже знал весь город. Демитрий, русский воевода — иначе не звали. Неспокойное было тогда время — кочевнички набегами баловались. Не раз я громил их. У меня было в отряде около сотни ребят, таких же вольнонаемных. Отравили их — всех разом. Я даже не знаю кто, хотя и догадываюсь. Инквизиция хотела меня достать, но с моими ребятами куда им тягаться.

— А тот воевода, который тебя воспитал, неужто не любил тебя?

— Да ты что?! Он меня пуще князя берег! А что строг был, так то для надобности.

— А почему ж выгнал?

— Потому что любил. Бесхитростный был человек, никогда выгоды не искал. Звали его Владимиром. За всю свою жизнь так и не нажил добра. А ведь при князе первым был! Только еще в юности побаловались с ним кочевнички, и не мог он иметь ни детей, ни семьи. А когда старость пришла, видит он, что помирать ему на задворках княжьих, и говорит мне: «Сынок Демитрий, не хочу я, чтобы ты слюни за мной подбирал, дожидаясь, когда час мой придет. Ступай в свет, найди свою долю. Женись на девушке хорошей и детей заведи. И всегда будь защитой для доброго люда, как я и учил тебя». Я, конечно, сказал, что останусь с ним, буду при князе служить. А он — хитрая бестия — «Прощай, — говорит, — сын Демитрий, и сделай так, как я сказал». И с этими словами вогнал себе нож в живот. Мне кровь по лицу брызнула. Вот так Владимир, отец мой названый, и отправил меня. Я наказ его выполнил, при князе не остался. Только вот судьбы своей так до сей поры и не нашел. — Демитрий внимательно посмотрел на Ститри и вдруг вымолвил, словно собравшись с духом: — Есть одна девушка, нравится мне сильно. Женился бы на ней, но знаю, что не пойдет она за меня.

Ститри и вида не подала, что догадывается, о ком говорит Демитрий.

— А почему ты так уверен, что она за тебя не пойдет? Ты парень видный — любую осчастливить можешь. — Ститри изобразила на лице искреннее участие. — Ты, главное, не робей, но и в душу ей не лезь.

Демитрий повеселел. Он пододвинулся к Ститри и, взглянув страстными глазами, спросил:

— А ты бы пошла за меня?

— Это предложение? — Ститри деланно-удивленно приподняла брови и громко расхохоталась.

Демитрия словно ледяной водой обдали. Ститри даже стало его жаль. Несколько секунд Демитрий собирался с мыслями. Но сказать ничего не успел. В тупичке появился человек и громко произнес:

— Вот они где веселятся.

Ститри мгновенно вскочила на ноги и вскинула излучатель. И только предельная выдержка не позволила ей выстрелить.

— Урис?! — Ститри опустила излучатель. — Ты откуда?! Я едва узнала тебя в этой одежде.

— Все расскажу, детка, но сперва успокой этого громилу. Он сейчас набросится на нас. — Как и всегда, Урис вел себя на удивление развязно.

Ститри рукой отстранила Демитрия и подошла к Урису.

— Что-нибудь случилось?

— С тобой уже вторые сутки не могут связаться, проверь тестер. У нас серьезные осложнения с марсианами откуда только они взялись?

— Давай по существу, — распорядилась Ститри.

— По существу дрянь, детка. Мы терпим поражение. Эти марсиане неуязвимы. Мы потеряли половину боевого состава миротворцев. Идет срочный набор из обслуги. Но это так, ерунда…

— Половину миротворцев?! — не поверила Ститри. — Этого не может быть!

— Увы… — Урис нервно повел подбородком. Раньше такого Ститри за ним не замечала. — Помнишь Дэла, Вранку, Рани? Отличные были ребята. Их уже нет, никого нет. Из нашего выпуска остались только ты, я, Самус, Лиза да Крис. Наша подготовка никуда не годится! Марсиане уничтожают наши корабли с легкостью! По данным мозгового центра Конуса, мы сможем продержаться еще дней семь, не больше. И то при условии, что марсиане не введут новые ресурсы. Их технология совершенна. Вот, посмотри. — Урис протянул вперед ладонь. На ней лежала небольшая пластина с рядом маленьких кнопок. — Это панель управления. По существу, у меня на руке сейчас корабли трех типов — на выбор, в зависимости от ситуации.

— Невероятно… — Ститри провела рукой по пластине.

— Осторожнее! — Урис отстранил ее руку. — Этот прибор синтезирует материю из окружающего пространства. Марсианам не нужно строить новые корабли вместо взорванных. Достаточно сделать такую панель. Их они производят тысячами в сутки.

— Но они ведь тоже погибают.

— Сомневаюсь, что нам удалось убить хотя бы одного. Марсианин — это сгусток энергетической плазмы, способной мыслить и летать почти со скоростью света. Они сами создают себе тела. Стоит нам только взорвать их звездолет, как оттуда вылетает сияющий шар и устремляется на свою планету. Там он берет себе новое тело, панель, и вот он опять перед нами — провел анализ ошибок и рвется в бой. Процесс бесконечен.

— Это катастрофа. — Ститри села. Она и представить себе не могла, что кто-то сможет противостоять мощи Конуса. — Но чего они хотят? Вы не пробовали договориться?

— Безрезультатно. Марсиане подчиняются одной особи, как они называют его — Ке-Ру. Ке значит великий, а Ру — единственный. Они беспрекословно выполняют его приказы. Договориться можно только с ним. Но как до него добраться? Всеми силами пойти на планету? Лучше нагишом выйти в космос — тот же результат. Благодарение судьбе, Конусу удалось захватить в энергетическую ловушку звездолет с ублюдком. Он-то и поведал все это. Что самое интересное, марсиане только обороняются. Они вдруг оказались изолированы от космоса непроходимым барьером. Марсиане не могли его преодолеть и сильно разозлились. Они захватили посланный нами разведывательный звездолет, перестроили структуру своих тел и кораблей и принялись бить агрессоров. Нас то есть. Судя по анализу мозгового центра, они на удивление мирные существа, до тех пор, пока их не заденут. Тогда же они преобразуются в кровожадных солдат. Столкновение — это грандиозное недоразумение, из которого нет выхода! Мы позаимствовали технологию синтеза материи из окружающего пространства и теперь тоже можем тысячами производить звездолеты, но ресурс людей у нас ограничен. И мы не понимаем принципа действия их оружия. Через семь дней все будет кончено. Если…

— Если? — Ститри с надеждой посмотрела на Уриса. Она всем готова была пожертвовать, только бы реализовалось это «если».

— Если стиглеру удастся добраться до Ке-Ру и объясниться.

— Стиглеру?.. Ладу?

— Да, кажется, он твой командир. Я не посвящен в суть вашей задачи, но Глава дал мне распоряжение доставить стиглера. Он выглядит, как человек. Марсиане не догадаются, что он бессмертный. По подсчетам мозгового центра, у стиглера имеется восемьдесят процентов реальных шансов на успех.

— Вы с ума сошли! О чем вы там думаете! — Ститри схватила Уриса за отворот. — Ты представляешь, что может случиться, если он туда отправится?!

— Хуже не будет, — мрачно произнес Урис.

— Ты ничего не знаешь. — Ститри отпустила Уриса. — Дай тестер, я свяжусь с Главой.

— Пожалуйста. — Без лишних уговоров Урис протянул тестер.

Ститри взяла прибор, вошла в мысленную сферу и послала вызов. Глава ответил тотчас. Перед мысленным взором Ститри появилось осунувшееся, постаревшее лицо.

— Я ждал тебя, Ститри. У тебя есть вопросы?

— И не один, — Ститри едва удалось удержать в себе поток грубых мыслей. — Как вам могло прийти в голову отправить к марсианам Лада? Вы забыли, что все началось из-за черного стиглера?!

— Успокойся, я помню. Ты вникла в суть дела и сможешь работать одна. Или найдешь помощников из местных. Мы не можем обойтись без стиглера, он наша единственная надежда. Ты должна понимать это. Твои претензии неуместны.

— О звезды! Вы тоже ничего не понимаете! Дело совсем не в том, что не справлюсь я! Все куда опаснее! Лада нельзя убивать, иначе он станет черным. Последствия вы можете представить — они перед вашим всевидящим оком!

— Я этого не знал. — Глава секунду подумал. — Но стиглера никто не заставляет убивать. Его миссия мирная.

— Да как же не убивать, когда тебя избивают?! Он не выдержит, я говорила с ним!

— Должен выдержать. Где он?

— Спит.

— Разбуди и пусть свяжется со мной.

Глава отключился. Ститри протянула Урису тестер.

— Оставь себе, — произнес он. — Что сказал Глава?

— Хочет поговорить с Ладом. Я боюсь, что Лад согласится.

Ститри подошла к спящему, хлопнула его по щекам. Лад дернулся и открыл глаза. Ститри облегченно вздохнула.

— Мы беспокоились, Лад, как ты?

— Чернота… Было много черноты. Я не мог ее переносить и отключился на восемь часов. Где эти твари?

— Они появляются только ночью. Сегодня утром в городе собрали много трупов. — Ститри помогла Ладу встать. — Тебе нужно связаться с Главой. У них серьезные проблемы.

Лад посмотрел на Уриса.

— А это кто?

— Урис. Мы вместе учились. Его послал Глава. Наш тестер неисправен — наверное, после столкновения с толпой, — с нами не могли связаться. Поговори с Главой, он тебе все объяснит. — Ститри протянула тестер и отошла. Она простояла в одиночестве несколько минут, прежде чем Лад вновь подошел к ней.

— Я должен лететь. Без меня им не выкарабкаться.

— Ты выдержишь? — Ститри в упор посмотрела в глаза Ладу.

— Я обязан выдержать. У нас нет другого выхода. — Лад повернулся к Урису. — Где звездолет? Мы должны лететь немедленно.

— С звездолетом не проблема. — Урис улыбнулся. — Нужно только выйти в открытое поле, подальше от любопытных глаз. Кстати, Ститри, Глава распорядился и тебе оставить такую игрушку. Сюда могут пожаловать незваные гости. Пойдешь с нами, я объясню, как ею пользоваться. Отличная вещичка, хоть что-то эти марсиане толкового принесли с собой. А то все наше копируют. Ты бы видела их тела!.. Вылитые люди, только с четырьмя руками и двумя парами глаз. Хитрые…

Из города вышли тихо. Ститри не покидало ощущение, будто их, как ягнят, ведут на веревочке, и только сам сатана знает куда. Шли молча, словно над всеми нависло некое страшное проклятие, нарушив которое, подвергнешься мукам. Даже Урис, всегда любивший поболтать, не проронил ни слова. Только когда вышли в открытое поле, он вдруг остановился и, оглядевшись по сторонам, веселопродекламировал:

— Ну если и следили за нами любопытные глазки, то пусть подивятся. — Урис подошел к Ститри. — Вот, смотри, три маленькие кнопочки. Красная — боевой звездолет; синяя — разведывательный; зеленая — атмосферник. А вот эти две кнопки лучше не трогать без крайней надобности. Нажмешь белую — появится твой двойник, ну точная копия, только без мозгов. Желтую нажмешь — появится двойник тела, на которое ты наведешь прибор. Но этими штучками я не советую пользоваться — неприятное ощущение, когда видишь себя безмозглого. На, держи. — Урис протянул Ститри прибор. — Я называю его «помощницей», хоть какое-то женское внимание.

Урис стрельнул глазами, и Демитрий, заметив это, сурово нахмурился. Не нравился ему этот малолетний вояка. Никакого уважения к старшим: пришел — не поздоровался, не представился, словно собака рядом стоит, а не человек.

Ститри положила прибор в сумку и подошла к Ладу.

— Ты уверен, что хочешь лететь? Лад кивнул.

— Внимание, всем зажмуриться! — прокричал Урис, доставая из своей сумки еще одну помощницу.

Ститри закрыла глаза. Ничего вроде бы не произошло, только через веки почувствовалась яркая вспышка света. Ститри открыла глаза. Это было невероятно, но посреди поля стоял разведывательный звездолет среднего класса. Такие использовались Конусом на дальнем патрулировании.

— Не могу ничего с собой поделать, — словно оправдываясь, произнес Урис, — нравится мне этот дальний разведчик! — Урис нежно провел по обшивке звездолета. — Прошу в салон, принимаются любые охи-ахи!

Хотя Урис и паясничал, но в нем все же чувствовались перемены. Ститри не видела его четырнадцать дней, а он повзрослел на четырнадцать лет. И даже смех Уриса стал иным и больше был похож на смех сквозь слезы.

— Тебе придется справляться со стиглером одной. Не боишься? — поинтересовался Лад у Ститри.

— Нет, просто много неясного. — Ститри помолчала. — Скажи честно, что не смог сделать Везавий? Извини, я побывала в твоей голове.

Лад отвел Ститри в сторону.

— Ты не должна была этого делать. Было бы лучше, если бы об этом никто не узнал. Я не понимаю, как получилось, что Везавий не сдержался. Он был сильным, значительно сильнее меня. Я до последнего мгновения не мог поверить…

— Везавий и есть черный стиглер? — Ститри подозревала нечто подобное, но все же такое открытие было для нее неожиданным.

Лад промолчал. Но это молчание было красноречивее слов. Ститри вдруг поняла, что находится на пороге важной информации. Настолько значительной, что от нее зависит будущее всего мира. Но чего-то не хватало, чтобы ухватиться за эту информацию, — некоего на первый взгляд незначительного, маловажного факта.

— А почему ты скрывал это? — спросила Ститри у Лада. — Возможно, здесь находился тот факт.

— А ты не понимаешь?.. Если бы я рассказал, что Везавий стал черным, снова побывал в многомирье и принял некую необъяснимую сущность, — кто бы смог довериться мне?!

— Никто. Нет никакой гарантии, что ты тоже не станешь черным.

— Гарантия — это я! — Лад ткнул в себя пальцем. — Я никогда не сорвусь, слышишь, никогда!

— Везавий тоже был уверен в этом?

— Да, но сравнение здесь неуместно! Я даже сейчас не верю, что он мог кого-то убить! Возможно, на его очернение повлияло что-нибудь другое.

— У тебя есть предположения? — Ститри мельком взглянула на Демитрия и Уриса. Они уже начали проявлять нетерпение.

— Предположения ничего не могут дать. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал о многомирье все. Чернота — это сила, и ее границы не известны никому.

— Почему же ты так уверен в себе?

— Я лишь уверен, что смогу воздержаться от убийства. Но нет никаких гарантий проникновения черноты другим путем. И на этот фактор не повлияет ни-че-го! Я сделаю все зависящее, чтобы остановить продвижение черноты, но ты должна мне помочь.

— Каким образом? — спросила Ститри, уже догадываясь об ответе.

— Ты должна молчать. Только я смогу дойти до Ке-Ру! К тому же на Марсе Везавию будет трудно меня достать, и он приостановит продвижение черноты. Помни: он должен убить меня — иначе все его старания пойдут прахом.

— Хорошо, я буду молчать, — произнесла Ститри. — Я надеюсь на тебя, Лад. Всегда будь белым, стиглер, иначе я приду за тобой! — Ститри шутливо пригрозила Ладу пальцем, но настроения это ей не прибавило. Что-то важное упустили они в этом разговоре!

Лад обнял на прощание Ститри. Они простояли так почти целую минуту, словно расставаясь навеки.

— Слишком долго! — упрекнул Урис и показал на дальний конец поля. Там уже собралось несколько любопытных людей. — С таким же успехом мы могли взлететь прямо в городе.

— Уже отправляемся, только быстро прощусь с другом. — Лад подошел к Демитрию и крепко обнял его. — Вы остаетесь одни, береги Ститри, — прошептал он ему. — Она знает о твоих чувствах, так что будь смелее.

Демитрий засмущался, но ничего не ответил. И только когда Лад вошел в звездолет, тихо сказал дрогнувшим голосом:

— Прощай, друже.

Стартовые двигатели несильно взревели и жарким пламенем обожгли землю. Звездолет плавно взлетел, на мгновение закрыв солнце, и через секунду исчез в голубом небосводе.

Глава 10

Светало. Ночь прошла на удивление спокойно. Это был хороший знак. Кажется, Лад оказался прав — Везавий действительно приостановил движение черноты. Или нет? Ститри открыла ставни и выглянула на улицу. Для такого раннего утра людей было много. Некоторые улыбались, спеша по своим делам. Похоже, ночь выдалась спокойной для всего города.

Ститри сладко потянулась, разбудила Демитрия. Он так и не расстался со своим мечом.

— Что случилось? — Демитрий потер сонные глаза. Ститри широко улыбнулась:

— Пора поесть.

Демитрий поднялся с кровати и сладко зевнул.

— Это все ты со своим бесенком… Последний золотой выкинула. Глупо было надеяться, что он принесет еды.

— Не бурчи! — Ститри задорно пихнула Демитрия в бок. — Встряхнись, сегодня хороший день. Идем на площадь, возможно, найдется работа.

Демитрий громко расхохотался:

— Только не говори мне, что ты сможешь работать! Давай найдем чертенка и вернем свое.

— Я сама дала монету.

— Да, но он тоже сам обещал принести еды.

— Хорошо, — согласилась Ститри, — но если Придин ничего не достанет, придется отправляться в аббатство святого Луки голодными. К полудню мы должны выйти, и времени подзаработать уже не будет.

— Согласен. — В предвкушении сытного обеда Демитрий потер руки. — Поторопимся, нам еще нужно найти его дом, а у меня плохая память на такое…

Дом Придина удалось найти довольно быстро. Ститри прекрасно ориентировалась в лабиринте улочек небольшого городка. Но дом Придина был пуст. Повсюду виднелись следы разгрома и пятна засохшей крови. Ститри осмотрела все вокруг и подобрала небольшой шест, с которым обычно ходят солдаты инквизиции.

— Кажется, у мальчика проблемы, — произнесла она. — Пойду осмотрю верхнюю комнату, а ты поищи на кухне еды. Нам необходимо поесть, а запасы все равно пропадут.

— Тогда сама и пошарь на кухне, а я осмотрю верхнюю комнату, — Демитрий направился к лестнице.

На кухне было полно еды, но Ститри выбрала только то, что не слишком быстро портится. Она уже упаковала все в дорожную сумку, когда неожиданно из-под печи выскочил и бросился бежать Придин.

— Стой! — Ститри поймала мальчика за рубашку. — Не бойся, это мы!

Придин замер, посмотрел перепуганными глазами на Ститри и вдруг, уткнувшись черным от сажи лицом ей в грудь, громко разрыдался.

— Их всех забрали, и Дайгу, и Беату, — захлебываясь, причитал он. — Отец Яков пришел с солдатами… Я ничего не понимаю. Раньше он был таким добрым…

В проеме двери показался Демитрий.

— Надо же, боевой парень плачет! Вот не ожидал.

— Помолчи! — перебила Ститри. — Инквизиция была здесь. Они забрали всю семью и девочек тоже, парень много пережил. Кстати, — Ститри взглянула на Придина, — а почему тебя оставили?

— А меня и не оставляли. — Парень сквозь слезы улыбнулся. — Уход с линии атаки, расслабляющий удар, захват и бросок. Солдат упал на отца Якова, а я удрал. Потом, когда все ушли, я вернулся. Здесь меня искать не станут.

— Умный парень, — Ститри потрепала Придина по волосам, — соображаешь. А почему забрали остальных? Что говорил отец Яков?

— Когда вы убежали, отец Яков сказал, что мы пособники дьявола, что мы продали ему душу и всех нас надо сжечь. Он был очень зол.

Парень вновь заплакал. Ститри прижала его к себе.

— Ну перестань, не реви. Мы поможем и тебе, и твоим близким. Куда их увели, ты знаешь?

Придин отрицательно покачал головой.

— Ничего, — успокоила его Ститри, — мы их найдем. Правда, Демитрий?

— У нас нет на это времени, ты же сама говорила, что к полудню мы должны выйти из города. И потом, его отец сам виноват. Верно говорят люда — не рой яму другому, а то сам в нее попадешь. Вот и получилось. — Демитрий демонстративно отвернулся и вышел из комнаты.

Ститри нахмурилась.

— Ничего, я с ним поговорю, — сказала она и вышла следом.

Демитрий сидел на кровати. Ститри врезала ему оплеуху.

— Никогда не думала, что ты такой! — зло прошипела она. — Разве можно говорить ребенку подобное?!

— Хмы, — потирая покрасневшую щеку, Демитрий встал, — это уже не ребенок, и выручать такую погань, как его отец, я не стану! Из-за таких ублюдков страдают невинные люди! В подвалах инквизиции полно схваченных по лживому оговору подобных скотов! Если хочешь погеройствовать, давай освободим их!

— Не о хозяине я беспокоюсь, а о детях. Наша вина… Если бы мы не вломились ночью в этот дом, ничего бы не произошло! В тебе есть хоть капля сострадания? Их ведь сожгут!

Демитрий молчал. В нем шла усиленная борьба между желанием отомстить и чисто человеческим состраданием.

— Если ты сможешь спокойно жить с мыслью, что отправил на костер двух маленьких девочек, то мне с тобой больше делать нечего! Я одна справлюсь!

— Я пойду, — тихо сказал Демитрий. — Но только ради девочек. Они должны быть в том подвале, где пытали тебя. Туда трудно будет проникнуть незамеченными.

— А через какой срок они жгут людей?

— По-разному. — Демитрий задумчиво почесал свой подбородок. — Если есть доказательства — на следующий вечер. Если нет, то сначала пытают, а уж затем… В этом случае — дней через пять. Правда, за последнее время все могло перемениться. Но вчера никого не сожгли, значит, они еще живы.

— Отлично, освободим их прямо из рук палача.

— А как же аббатство?

— Подождет. Продвижение черноты остановлено — у нас есть время.

Семью Придина повели на костер лишь к следующему вечеру. А первой на нем сожгли изуродованную оспой старуху, которая даже не взвизгнула во время экзекуции. Наверное, она была мертва. Людей на сожжении много. Ститри не могла понять, чем их притягивает подобное зрелище. Неужто простое любопытство?! Ведь жгут не кого-нибудь, а таких же горожан, как и они!

Несмотря на протесты Придина, который рвался в бой, Ститри, как только на площадь вывели всю семью, увела свой немногочисленный отряд из города. Как только они очутились по другую сторону рва, в руках у Ститри оказалась панель с кнопками.

— Придин, ты готов обратиться к колдунье? — спросила Ститри, не обращая внимания на проходящих людей.

Ничего не понимая, Придин кивнул.

— Тогда закрой глаза.

Ститри нажала кнопку, и яркая вспышка ослепила ее. Но все же она успела увидеть процесс появления атмосферного катера. Это было нечто!!! Казалось, миллиарды мельчайших частиц устремились со всех концов света, и можно было подумать, что происходит рождение нового мира. Люди в страхе бросились врассыпную, мост через ров начал подниматься, а Придин от удивления сел на землю.

Ститри подошла к атмосфернику и открыла входную дверь.

— Загружайтесь, и немедля! — скомандовала она. — У нас мало времени.

Демитрий нехотя залез вовнутрь, но Придин никак не решался. Ститри подтолкнула его.

— Ну, давай же! Или хочешь, чтобы твоих сестер убили? Подавив страх, Придин зашел в катер. Ститри закрыла дверь и привычно скользнула в пилотское кресло.

— Ничего не трогать, — приказала она. — Если есть желание и не страшно, можете наблюдать за происходящим в обзорные экраны.

Ститри взялась за рычаги. О звезды, как давно она этого не делала! Так давно, что даже успела подзабыть, как приятно ощущать власть над пространством — парить, наслаждаясь своими неограниченными возможностями! Что может сравниться с этим?!

Ститри подавила ностальгические воспоминания, и звездолет взмыл. В салоне послышались сдавленные стоны Демитрия и Придина. Ститри улыбнулась. Она их понимала. Панорама с высоты птичьего полета и в самом деле была великолепна. Земля освещалась красными лучами заходящего солнца, и создавалось впечатление, будто неведомый творец создал этот мир из одного огромного прекрасного куска янтаря.

Ститри дала команду бортовому мозговому центру выдать на обзорные экраны городскую площадь и принялась ждать. К сожжению было готово все — узники вместе с детьми привязаны к железным крестам, палач уже зажигал факел. Жители волновались… Уже прошел слух о летающем драконе. Люди поднимали головы к небу, но ничего не видели. Какой-то священник показал пальцем на приготовленных к сожжению, видимо, обвиняя их, и крикнул палачу, чтобы тот поторопился. Люда в спешке начали покидать площадь. «Оно и к лучшему», — подумала Ститри.

Волнение передалось священнику. Он торопил палача и смотрел в сторону неприметного переулка, видимо, намечая пути к отступлению. Ститри повела катер вниз.

На площади началась давка. Люди в панике разбегались.

Ститри молниеносно подвела катер к узникам и открыла дверь. Протянула Придину энергетический нож. — Освободи их, быстро!

Придин выбрался наружу. И родители, и девочки были страшно перепуганы неожиданным появлением чего-то непонятного, железного и летающего. Даже неясно было, что они предпочитают больше — остаться на костре и сгореть или залезть вовнутрь странной штуки и доверить свою судьбу Всевышнему. Но все же появление Придина сыграло решающую роль. Через минуту вся семья была уже на катере. Никто не попытался помешать освобождению пленников, и это было к лучшему. Желания проливать людскую кровь у Ститри не было. Ею и так уже достаточно оросилась Земля. Ститри увела катер вертикально вверх и включила режим невидимки. Теперь без специально настроенной аппаратуры их нельзя было обнаружить.

Весь город пришел в движение. Демитрий смотрел на него и думал, что, наверное, именно так все выглядит, когда происходит осада. Но сейчас городу ничто не угрожало. Не было ни кочевников с их неутолимым желанием грабить и убивать, ни войска какой-нибудь соседней державы, стремящейся расширить свои границы. Но почему-то Демитрий чувствовал себя виноватым. Наверное, потому, что и сам не раз переживал подобное, стоя на стенах города и ожидая нападения. Иногда это ожидание длилось целыми сутками и сеяло семя неуверенности. И только когда Демитрий выходил на вылазку, он чувствовал в себе неудержимую силу. И тогда все сомнения уходили от него, и можно было достичь невозможного. Как все переменилось! Словно ушло куда-то доброе старое время, когда не нужно было напрягаться, чтобы понять, где добро, где зло. Все было предельно ясно.

«Почему же так изменились люди? Лад говорил, что чернота влияет на них… Чернота и дьявол — это одно и то же! Но как же дьявол смог проникнуть в души людские, если они веруют в Бога? Стиглеры… Чьи они слуги? Ведь не может быть творением Господа чудовище, вышедшее из Лада!»

Демитрий посмотрел на семью Придина. Он понимал их страх. Ститри велела спать до утра, но разве можно было уснуть, когда тебя мучают вечные вопросы. «Где добро и где зло? Как различить их? Можно ли убить ради добра? Ведь лишить жизни другого — это первейшее из всех зол! Можно ли считать себя Божьим человеком, когда твою душу очерняют десятки загубленных сиротских душ? А инквизиция?.. Они сеют зло! Но не ради укрепления власти Господа! Ибо нельзя кровью и слезами людскими устилать путь в обитель Божью! Прощать — вот чему учит Господь! Прощать зло и прощать самого дьявола за прегрешения его! Только во всеобщем прощении может распространяться добро! И только тогда, как говорил Лад, мы станем чистыми, белыми — невинными, словно родившимися в непорочном зачатии… Иисус Христос. Но что значит прощать? Не означает ли это полное безразличие к горю людскому? Ведь нельзя же быть белым, оставаясь безучастным к мольбам о помощи?!»

Демитрий оглядел катер. Все уже давно спали. «Как быстро летит время в мыслях человеческих! Кажется, будто на одно мгновение перенесся в другой мир, но вдруг оказывается, что прошла целая вечность! Выходит, и миг жизни может быть вечностью…»

Демитрий подполз к Ститри. «Вот она действительно бела перед Господом! И ни одно ее прегрешение не сможет очернить ее кристально чистой души. Но почему? Не любовь ли его — Демитрия — очищает несовершенную девушку? Если так, то не во всеобщем прощении путь к белому, а в любви человеческой! Но сама любовь грешна по своей природе! Опять тупик…»

Демитрий встряхнул головой. Навязчивые мысли не давали покоя. Верно говорят, что над помыслами Божьими нельзя размышлять, их нужно просто принимать в свое сердце, в свою душу. «А Ститри спит… Уж ее-то не гложут сомнения. Она точно знает, как уберечь людей от черноты. И она сделает это. И наградой ей будет не благодарность людей, а их добрые помыслы. Пусть же спит спокойно…»

Демитрий нагнулся и нежно поцеловал девушку в губы. И все его сомнения улетели прочь, когда в сердце проникло горячее желание любить и быть любимым. И неважно, сколь грешно это желание! Демитрий своей широкой ладонью прикоснулся к грудям девушки. Ее тело вздрогнуло. Демитрия бросило в жар. Его сердце затрепетало от такой близости, а помутневший рассудок сладостно нашептывал: «Не останавливайся, продолжай…» Демитрий вдруг резко отдернул руку. «Нет, не сейчас и не так! Надо ждать, и она ответит на твои чувства! Главное, научиться ждать!..»

Глава 11

Задание было предельно простым по сути, но сложным для выполнения. Лад осмотрелся. Ему до сих пор не верилось, что он сидит за пультом управления боевого звездолета Конуса. Сколько прошло времени, когда он последний раз делал это? Двести лет или две тысячи — не важно. Да и память как-то теряется в бесконечном движении времени. Годы бегут и бегут, и забываешь, в каком именно промежутке твоей жизни произошло то или иное событие. Но Конус Лад помнил. Этого он не мог забыть. Не мог забыть того, как отец, узнав, что сын стал стиглером, не позволил ему возвратиться на Конус. Он руководствовался интересами единого населения. Лад это понимал, но обида осталась. Да, он стиглер, но разве это так важно? Какая могла быть опасность от способности к перевоплощению, пусть даже в чудовище?! Нет, не свою изоляцию от Конуса Лад не мог простить — он всем сердцем полюбил Землю и не променял бы ее ни на какие просторы Вселенной, — Лад не мог простить отцу то, что тот предал забвению сам факт его существования, забрал Рафи и больше никогда не позволил ей встретиться с ним.

В сопровождение ему выделили еще три звездолета. Это были добровольцы, мертвецы. Шансов на возвращение у них не было. Звездолеты хорошо просматривались на обзорном экране. Они шли первыми, прокладывая путь для него — стиглера, посланца миротворцев.

Вражеские корабли не заставили себя ждать. Эскадра из одиннадцати звездолетов вынырнула из сферы и, подобно агрессивному рою ос, устремилась в атаку. Преимущество было более чем трехкратным, если учесть, что Лад распорядился снять со своего корабля все боевое снаряжение. Но сопровождение действовало умело, вероятно, у них была своя стратегия прорыва к планете. Три звездолета синхронно — перед самым носом у противника — произвели резкий разворот и, разлетевшись в разные стороны, сначала пропустили вражеские корабли вперед, а затем зашли им в хвост. Бой начался ожесточенно. Звездолеты Конуса ловко отвлекли внимание и, сумев вовремя перестроиться, сразу же подбили три вражеских корабля. Но преимущество было недолгим. Корабли противника мгновенно перегруппировались и обрушились на миротворцев всей своей мощью. В считанные секунды бой прекратился. Только звездолет Лада продолжал свое движение к планете. Прежде чем враги опомнились, у него уже было внушительное преимущество во времени.

Лад мысленно поблагодарил принесших себя в жертву миротворцев и, опасаясь больше за провал миссии, чем за свою жизнь, на полной скорости устремился к планете. Вражеские звездолеты преследовали, но стрельбы не открывали. До сияющей сферы оставалось совсем немного. Лад, использовав гравитацию планеты, прибавил скорость. Вражеские звездолеты начали отставать, но высадиться они не позволят. Придется катапультироваться. Это, конечно, неприятно, но ничего не поделаешь.

В сферу Лад влетел, не меняя курса. Не успел он пройти ее, как мозг звездолета отдал команду на катапультирование. Все произошло неожиданно, но Лад понял — возникла угроза его жизни. И только когда прекратилось вращение катапульты и взрывная волна обдала жаром лицо Лада, все стало до безумия ясным. Это был не Марс!!! Эта планета имела размеры куда большие. Временная сфера нависала над поверхностью планеты не более чем в километре.

Катапульта опустилась недалеко от того места, где взорвался звездолет. Не снимая защитного костюма, Лад вышел наружу и огляделся. Сравнительно с размерами планеты сила тяжести была относительно невелика, наверное, такая же, как и на Марсе.

Вокруг ровным счетом ничего: ни построек, ни пришельцев, ни даже привычного грунта под ногами. Планета имела вид некой огромной жемчужины, зародившейся в раковине гигантского вселенского моллюска. Поверхность была идеально гладкой, и даже обломки взорвавшегося звездолета не портили ее. Где тут обитали пришельцы, Лад и предположить не мог. В первую очередь следовало выяснить состав вещества поверхности планеты. Лад достал тестер и задал ему программу анализа. Данные появились быстро. На экране побежали бесконечные потоки названий.

— О Боже! — только и смог выговорить Лад. Он задал повторную программу, но данные повторились.

Если и можно было создать идеальную среду обитания для всех существ сразу, то именно здесь! Судя по данным тестера, поверхность планеты содержала все известные элементы, но они едва ли составляли и сотую часть ее состава. Остальные вещества были чужды этой Вселенной и не поддавались анализу. Но воздух… Этого не могло быть! Воздух был невероятно чист и полностью соответствовал потребностям человека! Никаких вредных примесей, никаких смертельных микроорганизмов, никакого губительного излучения.

Лад снял защитный костюм и положил его у ног. Дышалось легко и приятно. Даже присутствовал едва уловимый запах леса, как и привык Лад. Похоже, планета проанализировала его — через защитный костюм! — и создала идеальную окружающую среду. Но Лад решил не рисковать, слишком многое было поставлено на карту. Сколько может продлиться столь радушное гостеприимство? Лад нагнулся за костюмом и оцепенел. Костюма не было. Лада обвели вокруг пальца! Заставили расслабиться, раскрыться и теперь уничтожат! Лад приготовился к смерти. Но ничего не произошло. Лад оглянулся. Так и есть, обломки звездолета и антигравитационная катапульта тоже исчезли. Планета каким-то образом поглощала все пришедшее извне, не трогая при этом мыслящих существ. Что это, гигантская вселенская лаборатория по переработке отходов? Кто ее создал?

Вокруг было тихо и спокойно. Куда идти, где искать этого Ке-Ру? Лад был в растерянности. Ему оказывали радушное гостеприимство. Интересно, наблюдают ли за ним?

— Я пришел с миром! — крикнул на всякий случай Лад. — Мне нужен Ке-Ру, чтобы разрешить недоразумение, которое возникло между нашими цивилизациями!

Лад постоял несколько минут, но никто не ответил. Что-то стало с ногами — не ощущалось того привычного давления на стопе от походных неснашиваемых ботинок. Уже подозревая, что произошло, Лад посмотрел вниз. Да, ботинок уже не было, как и штанин обмундирования почти до самых колен. Лад ощупал всю свою одежду. Она стала слишком мягкой и непрочной, и в некоторых местах виднелись уже дыры.

— Надо же, — произнес Лад, — кажется, мне придется прогуливаться по планете голым и без снаряжения.

Лад выбросил тестер — он уже не работал. Интересно было наблюдать, как прибор рассыпался в пыль и через несколько секунд словно бы растворился в поверхности планеты.

— Да, — невесело усмехнувшись, произнес Лад, — надеюсь, меня подобная участь не ожидает. — Разговор с самим собой как-то успокаивал. — Куда же идти?

Через несколько минут Лад стал голым, но стесняться было некого. Да и холода не ощущалось. Планета по-прежнему оберегала его, словно курица только что вылупившегося цыпленка.

Лад шел уже достаточно долго. Ландшафт не менялся, как и воздух со свежим лесным ароматом. Что сейчас было, день или ночь, — Лад не знал. Сфера одинаково ровно освещала все вокруг. У Лада было сильно развито чувство времени, прошло не более трех часов. Можно устроить краткий привал и отдохнуть, хотя усталости не чувствовалось. Лад присел на ровную поверхность и без особой надежды на успех стукнул по ней кулаком.

— Эй вы там, мне нужен Ке-Ру! Я пришел с миром! Чертовы дети, не верю, что вы не слышите меня! Если не умеете говорить, то подайте какой-нибудь знак!

Лад перестал кричать, и опять воцарилась полнейшая тишина. Это уже начинало действовать на нервы.

— Я хочу есть! — прокричал Лад, хотя то была явная ложь. Есть ему почему-то совсем не хотелось. — Я хочу есть, вы уничтожили все мои запасы!

Реакции не последовало. Лад встал и опять пошел. Ходьба отвлекала от невеселых мыслей и успокаивала нервы. Никак нельзя было проявлять агрессивность.

И еще три часа прошло, но картина не изменилась. Лад по-прежнему не чувствовал усталости, создавалось впечатление, будто он и вовсе не трогался с места. Воздух стал разреженнее. Нет, это кажется, ведь дышится легко, как и раньше, даже запах леса остался. Но какие-то перемены все же произошли. Они не были ни видны, ни осязаемы, но Лад почувствовал их нутром — внутренним «я». Что-то начинало беспокоить. Лад шел более шести часов, но отдыхать не стал. Не было ни усталости в мышцах, ни чувства голода, ни желания спать. Бодрость во всем теле ощущалась необыкновенная. Кажется, планета непонятным образом подпитывала его.

Прошло еще два часа. Наконец Лад понял, что изменилось. С его тела исчез волосяной покров. Что происходит?! Планета начала его пожирать? Не похоже. Для этого не потребовалось бы столько времени. Конечно, Лад не жалел о потерянном. Волосы на теле — это излишество, и можно только благодарить за их устранение. Ведь на голове они остались. На всякий случай Лад ощупал затылок. Действительно, все на месте. Это успокоило. Но двигаться надоело. Лад лег. Спать не хотелось, но это не имело значения. Лад решил поспать. Пусть он не устал, пусть не ощущает тяжести в глазах — сон необходим. Нужна ясность ума, которая бывает поутру; нужна уверенность в своих силах, нужна хотя бы маленькая победа над этой планетой. Засыпать Лад умел мгновенно, и на этот раз ему не потребовалось для этого много времени.

Сон был плохим, с каким-то непонятным недобрым предчувствием. Вокруг летал рой огромных крылатых вшей, они пожирали волосы, Лад отмахивался, но паразитов становилось все больше и больше, они непрерывно садились на голову, грызли ее немилосердно. Волосы осыпались, невыносимый зуд начинал сводить с ума. Паника овладела Ладом, ему показалось, что через мгновение вши примутся и за его тело. Этого нельзя допустить! Лад в бешенстве. Он чувствует, как зверь — его второе «я», «я» стиглера — вырывается наружу. Не-ет!!!

Лад проснулся. Голова зудела. Планета была прежней — никаких изменений. Вокруг простиралась гладкая, словно отполированная, равнина. Лад в недоумении осмотрелся. «С какой стороны я пришел?! Следов на поверхности не остается. Как определить нужное направление? Что теперь делать, куда идти? Еще эта голова!.. Такое впечатление, будто там и в самом деле вши. Ладно, это остатки сна. Нужно не обращать внимания, и все пройдет, только не обращать внимания. Но зуд и в самом деле есть. Он на затылке и по всему телу».

Лад не выдержал пытки и принялся яростно драть голову. Кожа была какая-то неестественно мягкая и лезла под ногти. Холодея от ужаса, Лад медленно опустил руку. На ладони лежал ворох осыпавшихся волос. Лад в ярости саданул кулаком о поверхность планеты.

— Ублюдки, оставьте в покое мои волосы! Чем они вам помешали?!

Никто не ответил. Лад вновь принялся чесать голову. И прежде чем волосы исчезли с его рук, он основательно исследовал их. Нет, вшей здесь не было. Да откуда им было взяться?! Планета просто убирала волосы с его головы, как когда-то сделала это с телом. Только кожа на затылке стала слишком мягкой.

— Надо подниматься, подниматься и идти! — Лад начинал паниковать и уже не замечал, что разговаривает сам с собой. — Нужно найти этих скотов и потребовать свои волосы. Да что же это такое?! Уже все тело зудит. Там ведь нет волос! Что вам еще нужно, ублюдки?! Не-ет, надо идти, быстрее идти, надо отвлечься. А лучше не идти, а бежать. Ведь усталости все равно не будет.

Лад побежал. Зуд и в самом деле не так чувствовался. Нет, он не исчез полностью, а притупился. Лад старался отвлечься, пустить мысли по другому руслу, но ничего не помогало. Сколько он уже бежал — час, два? Он потерял ощущение времени. Свирепый зуд на затылке поглощал все мысли. И вдруг что-то произошло. Лад даже не сразу понял что. Его обзор расширился в два раза… Он видел свою спину!!! Он видел все, что находилось позади. Лад упал и в ужасе взревел. Его зверь готов был вырваться наружу. Только огромным усилием воли он сдержал его и поднес руку к затылку. Он видел ее — видел каждый дрожащий палец. Вот они, приближаются к глазам… Каким глазам?!

Лад в бешенстве принялся лупить кулаками по поверхности планеты.

— Выйдите же наконец! Что вы со мной делаете?! Я так больше не могу! Где вы, сволочи?! Дайте ухватиться за ваше горло, выколоть вам глаза!

Лад вдруг замолчал. Неожиданно он вспомнил «марсианина», с которым разговаривал на Конусе. Такой же, как человек, только с двумя парами глаз и рук. Лад в ужасе посмотрел на свои плечи. Так и есть, сзади на них уже имелись небольшие выпуклости.

— Вот, значит, к чему все идет! — зверея, произнес Лад. — Но вы ошибаетесь, если думаете, что вам это удастся!

Ноздри Лада возбужденно расширились. Тело изогнулось в страшной судороге, ярость на лице сменилась звериным оскалом, а задняя пара глаз заросла шкурой и покрылась жесткой бурой щетиной. Лад победно рассмеялся, но уже через мгновение этот смех прозвучал звериным рыком. Опять вернулось ощущение безграничной власти. Но Лад еще контролировал себя. Да, он был зверем, но зверем с человеческой душой. Только власть пьянила и ярость переполняла сознание. И словно не выдержав этой ярости, вся планета пришла в движение.

— Что, испугались?! — проревел Лад. — Не так уж просто переделать стиглера!

Под поверхностью планеты происходило едва уловимое движение. Чувствовалась легкая вибрация и непонятное движение воздуха. Запаха леса уже не было, и, кажется, поднимался ветер. Лад встал на задние лапы и огляделся.

На какую-то секунду он пожалел, что у него уже нет второй пары глаз. Они могли бы пригодиться ему, если придется драться. Не-ет, драться нельзя! Он миротворец, он должен нести мир! Нужно вернуться, стать самим собой. Лад вспомнил проросшие на затылке глаза и выпуклости позади плеч. Его всего передернуло. Нет, он не вернется! Белый стиглер сможет сдержаться и в облике зверя!

Планета продолжала свое невидимое движение. Сначала Лад удивился, почему это она попросту не поглотит его, но затем все понял. Он не чувствовал ни малейшей агрессивности. Планета не хотела причинить ему зло, но все же что-то замышляла. Лад не стал ждать развязки и побежал вперед, все время только вперед. Через несколько минут он почувствовал легкую усталость и остановился. Планета больше не подпитывала его энергией, тогда лучше подождать. Вскоре из-за горизонта на большой скорости выплыл остров. Да-да, это был именно остров. Он летел в каких-нибудь пятистах метрах от поверхности планеты и имел огромные размеры. Еще через несколько секунд Лад увидел, что там суетятся… Нет, не люди. Это были те, четырехрукие, которые атаковали Конус.

— Ну наконец, — произнес Лад, сразу успокоившись. Дело, кажется, подходило к развязке. Лад вновь принял человеческий облик, и к тому времени, как летающий остров поравнялся с ним, он опять смотрел на мир четырьмя глазами. Но злости уже не было. Его миссия подходила к концу, и это обнадеживало.

На острове отчетливо различались фигуры. Лад помахал рукой, показывая, что он безоружен, но блеснули яркие вспышки, и вылетели три атмосферных катера.

— Черти, я же ничего вам не сделал! — крикнул Лад, начиная пятиться.

Первый атмосферный катер выстрелил. Лад прыгнул в сторону. Луч вонзился в поверхность планеты. Это было невероятно, но Ладу показалось, будто он услышал чуть сдавленный стон. Два следующих катера уже не стреляли, а пролетели мимо и пошли на разворот.

На мгновение Лад обрадовался, подумав, что до пришельцев наконец дошли его мирные намерения, но он ошибся. Совершив разворот, катера выстроились в строгий боевой порядок и вновь двинулись на него. Они выстрелили все вместе, и очень метко. Но Лад вновь успел среагировать. Он быстро кувыркнулся в сторону через плечо, и все три луча опять прошли мимо. На этот раз Лад явственно слышал сдавленный стон.

Из острова вылетели еще пять катеров. Теперь их было уже восемь. Но стрелять они не стали. Катера опустились вокруг Лада и исчезли. На поверхности планеты остались восемь четвероруких. И в каждой их руке было по энергетическому мечу. Лад не двинулся с места.

— Я пришел с миром! — крикнул он и поднял вверх руки.

На инопланетян это не произвело впечатления. Они медленно приближались к Ладу, и намерения у них были отнюдь не мирные. Ситуация не предвещала ничего хорошего. Но Лад был готов. Это было лучше, чем долгое томительное ожидание. Противники явно хотели его убить, но… Лад не успел додумать. Они напали. Первому Лад нанес сокрушительный удар ногой в грудь и, перепрыгнув через опрокинутое тело, сразу же обезопасил спину. Теперь можно было и размяться. Убивать Лад никого не собирался, но преподать урок стоило. Один из них попытался сразу двумя мечами пронзить его. Лад присел, молниеносно подсек врага и, резко выпрямившись, встретил следующего открытой ладонью в подбородок. Движение атакующих застопорилось. Лад переместился во фланг. Не останавливая движения, он продолжал наносить удары. Только теперь пришельцы опомнились, но на ногах осталось только двое. Они так и не поняли, что произошло. Лад перепрыгнул через барахтающиеся тела, проскользнул под просвистевшим в воздухе мечом и с разворота локтем нанес сильнейший боковой удар в челюсть опешившего противника. Выпустив из рук мечи, пришелец отлетел в сторону и упал на своих сородичей. Перед Ладом остался стоять только один. Теперь можно было и расслабиться. Лад вновь поднял вверх пустые руки.

— Может, хватит? Я хотел лишь поговорить с Ке-Ру.

— Тебе была предоставлена такая возможность, но ты ее отверг. Ке-Ру требует защиты от энергии агрессивности. — Пришелец бросился в атаку.

Сблокировав правую переднюю руку противника, Лад ушел в сторону и, нырнув под меч задней, нанес легкий шокирующий удар в позвоночник. Но то ли у нападающего не было нервной системы, то ли у него вовсе отсутствовал рефлекс на боль — удар должного воздействия не произвел. Пришелец по инерции пробежал впереди вновь развернулся для атаки. Из кучи опрокинутых тел сзади тоже начали подниматься поверженные противники — а Лад-то наивно полагал, что вывел их из строя минимум на пять минут. Кажется, предстояла повторная разминка.

Лад отошел в сторону, принимая выгодную позицию. Он готов был повторить все сначала, но неожиданно своими задними глазами заметил, как прямо из планеты появляются новые противники.

— Восемь… пятнадцать… двадцать… — Дальше Лад не стал считать. Их было слишком много для него одного.

Лад попытался принять более выгодную позицию, но пришельцы появлялись отовсюду. Они были без оружия и не нападали. Их тела вылезали из планеты и застывали на месте, словно каменные статуи. Лада ошеломила нереальность происходящего. Он словно бы и не чувствовал угрозы для своей жизни, хотя умом понимал, что она есть. Это походило на демонстрацию силы. Только зачем? Лад и без того прекрасно все понял.

Наконец появление новых «статуй» прекратилось. Лад стоял неподвижно, чем-то напоминая самих инопланетян. На несколько секунд все вокруг замерло, а затем из летающего острова вылетел целый рой энергетических сгустков. Они закружили над телами и вдруг стали растворяться в них. И в ту же секунду «статуи» ожили, в каждой руке появился энергомеч.

— Так вот в чем дело! — догадался Лад. — Хотите вести диалог с позиции силы. Ну что ж, давайте. — Лад развел в стороны руки. — Рубите безоружного!

Лад вдруг понял: впервые в жизни он не чувствовал агрессивности противника. Да, они пытались его убить, но делали это, словно машины. Но ведь они не были машинами! Тогда кто же они? Безусловно, творения планеты и защитники Ке-Ру. Ке-Ру…

«Ке-Ру требует защиты от энергии агрессивности», — вспомнил Лад слова инопланетянина.

Защиты от агрессивности… Ке-Ру — это планета! Лад все понял. Он был слишком агрессивен, и планета отреагировала на это. Появился остров с армией защитников. Таких же миротворцев, как он сам. Остров и его армия должны истощать агрессивность. Именно поэтому он висит в воздухе, не касаясь планеты… Чтобы не заражать ее своей агрессивностью!!!

Несколько мечей вдруг вонзились Ладу в живот. Он импулъсивно дернулся, придерживая рану рукой, и упал на планету.

— Я все понял, — прошептал Лад, захлебываясь кровью, — но вы все равно убили меня. Потому что я — источник агрессивности, угроза Ке-Ру.

Смерть наступала быстро. Во всех четырех глазах Лада потемнело. Остановилось сердце, в тело проник холод. Ушел страх. И уже на пороге очередной смерти, когда черная бездна открылась перед ним, Лад вдруг с ужасом понял, что никогда больше не вернется в этот мир. Тем существом, которым был до сих пор. И тогда из последних сил он вытянул руку, словно прося о помощи, и прошептал неразборчиво:

— Везавий, я всегда верил в тебя…

Глава 12

Грохот от стука должен был разбудить и мертвого, но никто к воротам не подходил. Демитрий ударил еще несколько раз и перевел дыхание.

— Да где же они?! Спят, что ли?

— Не нравится мне эта тишина, — произнесла Ститри и посмотрела на тестер. Прибор не показывал никаких возмущений.

— Тишина!.. — Демитрий посмотрел на свои руки. — Откуда? Я все кулаки и ноги сбил об эти ворота!

— Перестань паясничать! — Ститри приложила ухо к воротам, прислушалась. — Даже скотины не слышно. Нужно перелезть через стену. Ты обойдешь аббатство с другой стороны, а я переберусь здесь.

— И не подумаю, — Демитрий в беспокойстве схватил Ститри за руку. — Тебе мало прошлого раза?! Пойдем вместе или вообще не пойдем.

— Да что ты меня постоянно за руку хватаешь?! — вспылила Ститри. Неуловимым движением она произвела молниеносный бросок.

Перевернувшись через голову, Демитрий упал в дорожную пыль.

— Зачем так грубо? — поинтересовался он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Я же хотел как лучше.

— Извини. Не обижайся. Я взвинчена до предела.

— Тем более не следует идти одной, — стоял на своем Демитрий. — Да и мне тоже. У меня ведь нет твоего оружия.

А что, если я повстречаюсь со стиглером? Разве я смогу одолеть его мечом?

— Хорошо, — согласилась Ститри, — помоги перелезть через стену, и я открою ворота.

Ловко, словно кошка, Ститри вскарабкалась Демитрию на плечи и вскочила на стену аббатства.

— Внизу никого нет. Скотский загон закрыт, но пуст. Кругом валяется монашеская одежда. Такое ощущение, будто все исчезли в одно мгновение.

— Открой ворота, — поторопил Демитрий.

Ститри осмотрелась. Нет, никто ее не заметил. Кругом, будто на кладбище, была полнейшая тишина. На всякий случай Ститри обошла весь двор, основательно проверив его, и лишь затем энергоножом срезала висячий замок. Хорошо смазанный засов отворился легко, словно им пользовались всего мгновение назад.

— Как ты долго, — упрекнул Демитрий. — Я уже начал беспокоиться.

— Я только проверила двор. Не нравится мне здесь, ох не нравится.

В помещениях аббатства было также пусто. То и дело в узких коридорах попадалась брошенная монашеская одежда или хозяйственная утварь. Никаких следов борьбы. Только в одной комнате Ститри увидела опрокинутый стол и валяющуюся на полу Библию с окровавленной страницей. Ститри подняла книгу и осмотрела. Затем она протянула книгу Демитрию и внимательно осмотрела комнату не было ни капли крови.

— Ну что ты об этом думаешь? — поинтересовалась Ститри.

— Не знаю. — Демитрий пожал плечами. — Кровь на книге засохшая.

Ститри подошла к опрокинутому столу и присела возле брошенной монашеской одежды. На ней тоже не было крови. Но Ститри смущал крест. Было такое впечатление, будто человек, носивший все это, в одночасье испарился. Ститри приподняла сутану, высыпался странный серый песок или пыль с неприятным, раздражающим запахом. Ститри громко чихнула и брезгливо поморщилась. «Они превратились в пыль…» — вспомнила она слова Лада.

— С тобой все хорошо? — Демитрий подошел к Ститри и тронул ее за плечо. Девушка вздрогнула, словно очнувшись ото сна.

— Да, — тихо произнесла она. — Пойдем отсюда, здесь больше нечего делать.

По пустым коридорам Ститри шла в полном молчании, не дыша. Она со страхом обходила валяющуюся на полу одежду и с дрожью что-то постоянно с себя стряхивала. И только вновь оказавшись во дворе, глубоко вдохнула и подбежала к колодцу.

— Хочу воды, побольше воды, — задыхаясь от волнения, говорила она, вытаскивая тяжелое ведро.

Демитрий чувствовал, что Ститри знает нечто ужасное и желает побыстрей освободиться, вымывшисьводой. Оставив девушку одну, Демитрий подошел к скотскому загону и открыл калитку. Внутри еще пахло животными и свежим сеном. Это напомнило Демитрию детство, тогда он выполнял черную работу на княжеском дворе. Демитрий так глубоко задумался о своем детстве, что прозвучавший вдруг крик ужаса поразил его, словно удар молнии. На миг Демитрий оцепенел, но в следующую секунду опомнился и бросился к колодцу. Именно оттуда донесся крик. Кричала Ститри.

Парализованная ужасом, она стояла у колодца, и ее взгляд был устремлен на полное крови деревянное ведро. Это была именно кровь — густая, почти черная, с плавающими сгустками. Демитрий ногой выбил ведро из рук Ститри и потащил ее прочь от жуткого места.

Только у леса они остановились. Демитрий положил девушку в густую траву. Ее руки и тело были парализованы. Демитрий хлопнул Ститри по щекам и встряхнул. Ее вырвало.

Ститри блевала и в истерике вытирала о траву окровавленные руки. Впервые Демитрий видел, как она плакала. Ее тело натужно вздрагивало от невыносимых рыданий и повторяющихся приступов рвоты, на лбу крупными каплями выступил пот. Ститри вдруг стала слабой и беззащитной девушкой, и Демитрию, как никогда ранее, хотелось беречь ее и любить, чтобы никто не смог причинить ей подобных страданий впредь.

***

Ститри в беспокойстве металась по салону атмосферника, она во всем винила себя. Она потеряла время и упустила Везавия. Где теперь его искать?!

— Да сядь ты, успокойся. — Демитрий усадил Ститри в кресло. — Ты поступила правильно и великодушно. Ты спасла от гибели целую семью…

— И обрекла на гибель весь мир! — перебила Ститри. — Очень разумно!

Демитрий начинал терять терпение.

— Ну не оказалось стиглера в аббатстве, что с того? Не в первый раз. Надо искать в другом месте.

— Он был там, был! — Ститри опять вскочила. — О звезды, какая там была тишина, ни одного живого существа, словно мрак прошелся по некогда святой обители. А ведь там не было никакого возмущения черноты, я постоянно смотрела на тестер.

— Может, ушли все? — предположил Демитрий.

— Да перестань, — Ститри пренебрежительно махнула рукой, — ты и сам понимаешь, что дело не в этом! Мы были там всего несколько дней назад. Ты не мог не заметить перемен. Разбросанная по всему аббатству одежда с серой пылью внутри — более чем красноречива. Везавий был там и заметал следы. Он или решил затаиться, или готовится к переброске в черноту и не хотел, чтобы ему мешали. Это затишье… Посмотри. — Ститри ткнула под нос Демитрию тестер. — Ни одного черного возмущения! Он боится подойти к барьеру слишком близко.

— У нас еще есть время. Он не сможет добраться до Лада, он вынужден выжидать. У нас еще есть шанс найти его. Но только не на катере. Нужно походить, поговорить с людьми, кто-нибудь что-то и знает.

— Да, но с чего начать? — Ститри опять села. — В какую сторону пойти и с кем говорить? У нас нет ни одной зацепки. Только… — Ститри вдруг замолчала. — Отец Яков!!! Как это я забыла о нем?! Если посмотреть со стороны, создается впечатление, будто нас специально отводят от него. Мы были в Дрейвере и хотели его увидеть, но неожиданно события меняются коренным образом, и нам ничего не остается, как лететь в аббатство следом за доносами! Нас явно отводят от отца Якова! Почему? Не в нем ли сейчас Везавий?!

— Мы не сможем проверить это, — произнес Демитрий. — После переполоха в город не попасть.

— А мы и не будем пытаться. — Неожиданно у Ститри появилась хорошая идея. — Если Везавий сейчас в отце Якове, то мы его выманим. Надо сделать так, чтобы он начал охотиться за Ладом. Ведь Везавий только ради Лада приостановил продвижение черноты. Мы подкинем ему приманку. — Ститри взяла в руки «помощницу» и улыбнулась. — Испробуем, как она действует. Данные Лада на тестере у меня есть.

Демитрий не сильно верил в этот план, но противиться не стал. Только неприятно было смотреть на тело Лада, оно походило на некую тряпичную куклу — грязную и уродливую. Хотя Ститри это тело забавляло, словно маленькую девочку. Одеванию «Лада» она отдавалась с энтузиазмом. Демитрия это злило. Лично он не желал и пальцем пошевелить, чтобы приодеть обнаженное тело Лада. А Ститри веселилась. Она не брезговала ни хлопком по голому заду, ни даже щелчком по мужскому достоинству. Неразумное тело на все это не реагировало, а вот Демитрий пыхтел, как натруженный бык на пашне. Он только тогда успокоился, когда Ститри наконец придирчиво осмотрела свою работу.

— Ну что ж, пойдет, — произнесла она удовлетворенно и победно взглянула на Демитрия. — Ты как думаешь?

— Не знаю, но повторно я этого не перенесу, — ответил Демитрий, демонстративно отвернувшись.

— Тогда пойдет, — улыбнувшись, подвела итог Ститри и взяла бездушное тело за руку. — Пойдем, дружок, тебе предстоит работа.

Ститри отвела копию Лада к дереву и отошла в сторону. Она постояла в раздумье, взяла «помощницу» и нажала на кнопку. Двойник исчез, разлетевшись на миллиарды частиц. Демитрий с облегчением вздохнул.

— Наконец ты от него отделалась, — произнес он, подходя к Ститри. — Это изваяние меня раздражает. Не думаю, что эта игрушка тебе подходит.

— Да что ты? — Ститри обескураживающе улыбнулась. — А мне понравилось. И ему тоже. — Ститри нажала кнопку, и двойник Лада появился возле Демитрия. — Можешь спросить, он подтвердит.

— Я верю! — с трудом удерживая себя в руках, крикнул Демитрий. — Я верю, только ради Господа убери его!

Ститри весело рассмеялась и взяла псевдо-Лада за руку.

— Пойдем, мой хороший, — играя на раздражении Демитрия, нежно прошептала она бездушному телу. — Пойдем далеко-далеко, ведь дядя Демитрий нас совсем, совсем не любит…

К стенам города они подошли, когда сгущались сумерки. Было достаточно светло, чтобы разглядеть человека; и достаточно темно, чтобы не заметить странноватые подробности. Ститри и Демитрий спрятались за большим деревом, чудом уцелевшим во время многочисленных набегов, и внимательно осмотрели сцену предстоящего действия.

Мост был поднят, а городские ворота заперты. Ститри взглянула вверх. По стенам прогуливалась не слишком бодрая стража. Было видно, что происходящее внизу ее не волнует.

— Да, — задумчиво вымолвила Ститри, — придется их расшевелить. — Она взяла в руки «помощницу» и навела на ворота. — Вперед, малыш, — скомандовала она и нажала кнопку.

Двойник Лада появился на самом краю обрыва — так близко, что даже земля посыпалась из-под его ног.

— Вот идиот, — выругалась Ститри, — хоть бы отошел немного! И эти на стене… Тоже мне стража! Не видят человека у себя под носом!

Псевдо-Лад стоял полностью безучастный ко всему и даже не подозревал об опасности. И никто на него не обращал ни малейшего внимания. Наконец земля под ногами двойника не выдержала и осыпалась. Не издав ни малейшего звука, горе-приманка рухнула в канаву с водой и камнем пошла на дно. Всплеск получился довольно солидный, но он привлек внимание стражи лишь на секунду.

— Вот черт! — Ститри нейтрализовала двойника и подрегулировала дальность. — Ну, на этот раз я вас расшевелю! — навела прибор на стену.

Мокрый двойник появился прямо перед носом оцепеневшего стражника. Оба стояли неподвижно, а затем город взбудоражил вопль. Ститри нейтрализовала двойника. На стене поднялся переполох. Стража сбежалась к орущему солдату, но тот ничего вразумительно объяснить не мог. Наконец кто-то догадался закрыть бедняге рот.

— Ну вот, опять тишина. — Ститри улыбнулась и весело подмигнула Демитрию. — Можно приступать ко второму этапу.

Ститри навела прибор на солдата, стоящего немного в стороне от остальных, и нажала кнопку. Двойник появился прямо перед лицом солдата. Но у этого нервы оказались покрепче. Солдат замер, затем выхватил меч и крикнул подмогу. Ститри едва успела нейтрализовать двойника и материализовать в другом месте. Но сама едва не вскрикнула, когда тело Лада появилось без головы.

— Когда это они успели снести ему голову? — искренне удивилась Ститри.

Но раздумывать над загадкой было некогда. На защитных стенах города началась охота за призраком. Солдаты гонялись за «Ладом» и, гулко крича, пытались проткнуть его копьями. Стемнело. Огни факелов перемещались по стене хаотично, словно рисуя некий причудливый узор. А Ститри чувствовала себя волшебным художником, который простым нажатием кнопки мог в секунду переменить всю картину. Все это доставляло ей неимоверное удовольствие, и она уже почти забыла, зачем здесь, но неожиданно около города пролетело нечто сияющее. Ститри опомнилась и нейтрализовала двойника, тем более что стража на стене перестала обращать на него внимание. Все взгляды были устремлены в звездное небо, где кружил неизвестный звездолет.

— Это ваши? — поинтересовался Демитрий.

— Не знаю, но звездолет поможет убедить «черного», что Лад и в самом деле вернулся.

— А если это чужие?

— Может быть. — Ститри наблюдала за полетом неизвестного звездолета, и ее лицо все более суровело. — Не нравится мне это. Почему он кружит над городом? Мне кажется, он что-то выясняет. Да и не похожа эта светящаяся спираль на звездолет. Смотри, как она вращается.

Звездолет кружил над городом, быстро сужая радиус полета. Через несколько минут он завис над центром и завибрировал. Ститри показалось, что она слышит звук этой вибрации. Но звездолет взмыл перпендикулярно вверх и исчез.

— И что это значит? — спросил Демитрий.

— Не знаю. Но кажется мне, что это были не миротворцы. Продолжим игру с двойником. Иначе стражники и не вспомнят о нем. Если «черный» в городе, он узнает и о звездолете, и о двойнике.

Ститри вновь материализовала двойника, только восстановила ему голову, и все повторилось сначала. Теперь стража непременно сообщит о нем, и если «черный» в городе — он клюнет. Теперь можно было расслабиться и подумать о непонятном появлении неизвестного объекта.

Спать у костра Ститри не любила, но выбора у нее не было. Они не могли вернуться в хижину Лада или попроситься на ночлег в деревне, не привлекая к себе внимания. Однако все было не так уж плохо. В лесу Ститри смогла свободно переговорить с Конусом и спокойно обождать, когда клюнет на приманку «черный». Здесь было идеальное место для наблюдения за городом. Где-то на Марсе вел свою борьбу Лад, спасая человечество, и она в свою очередь должна была сделать все возможное здесь, на Земле.

На вызов Глава ответил быстро. Ститри не стала распостраняться о положении дел на Земле — тем более что они были неважные — и сразу задала вопрос.

— В атмосфере Земли сейчас есть звездолеты Конуса?

— Нет, — ответил Глава, — тебя бы предупредили. Что-нибудь случилось?

Ститри почувствовала тревогу.

— Нет, — ответила она. — Мы засекли неопознанный летающий объект над городом, но нападения не было. Возможно, вы пропустили к нам марсиан, больше здесь летать некому.

— Это исключено. С тех пор как Лад отбыл на Марс, у нас затишье. Где сейчас находится объект?

— Мы потеряли его. Попробуйте его засечь.

— Мы ведем за Землей непрерывное наблюдение, если бы что-нибудь появилось — мне бы доложили. А этот объект не может быть возмущением времени или пространства?

— Ничего подобного я не засекала. Странно, но у нас здесь тоже достаточно тихо, словно перед бурей. Есть какие-нибудь сведения от Лада? — с надеждой поинтересовалась Ститри.

— Связи нет. Но мы не теряем надежды.

Глава отключился. Ститри повернулась к Демитрию. Лицо ее было каким-то отрешенным, а под глазами образовались глубокие складки.

— Плохие вести? — Демитрий подсел поближе.

— Возможно. — Ститри взяла толстый сук и задумчиво ковыряла им в костре. — То был не звездолет. Мне и тогда показалось странным яркое серое сияние.

— А что же это было? — Демитрий непроизвольно, словно почувствовав угрозу, взялся за меч.

— Не знаю. Давай спать, Демитрий. Кажется мне, что завтра будет напряженный день.

Ститри дала тестеру команду на обнаружение агрессии и повесила его на дерево. Но даже после этого она почему-то не почувствовала себя в безопасности. Что-то мучило ее, как будто ее сознание заглянуло в будущее и увидело там нечто жуткое и необъяснимое.

Всю ночь Ститри не спала. Ее не покидали мысли о загадочном объекте. Казалось, что в решении этой загадки и есть спасение человечества. И если даже она засыпала, летающий объект все равно преследовал ее. Рассвет наступил неуловимо быстро. Ститри не спала, но все же не успела заметить, когда взошло солнце. Наверное, в этом был виновен лес, который до последнего момента пытался остановить продвижение дневного света. Ститри подползла к Демитрию и решила разбудить. Как она завидовала ему. Для Демитрия все было предельно просто. Он неукоснительно выполнял все ее требования и уж, наверное, никогда не задумывался над загадками. Как бы Ститри хотела переложить свою ответственность на кого-нибудь другого и хоть на минуту расслабиться. Но нет, этого она себе позволить не могла.

Демитрий проснулся мгновенно, вскочил и схватился за меч.

— Иногда ты меня пугаешь, — с упреком произнесла Ститри, невольно поежившись. — Нельзя ли просыпаться более спокойно?

— Извини, привычка, — виновато произнес Демитрий.

— Идиотская привычка! Если рядом враг, нужно просыпаться незаметно, чтобы не привлечь к себе внимания. Лад должен был тебя научить этому! — Ститри сразу поняла, что напрасно накинулась на Демитрия, но из-за прирожденного упрямства отступать не стала. — Ты за ночь не проснулся ни разу! А утром кидаешься!

— Я не ученик Лада, а просто друг, — обиженно хлопая глазами, пробормотал Демитрий. — Да и хватит уже! Что ты ругаешься по пустякам, словно старуха на базаре?

Демитрий поднялся, поправил одежду и накинул плащ. С утра пораньше ему хотелось покоя. Он отошел от Ститри, но та уже завелась и оставлять его в покое не собиралась.

— Ну вот, раздулся! А ведь я только сделала замечание! Ты не в ту сторону пошел. Нам нужно к опушке — наблюдать за городом.

— О чем это ты говоришь, девочка?., — Демитрий состроил язвительную гримасу. — Мне уже нужно спрашивать у тебя разрешение, чтобы совершить туалет?! Или ты так сильно и безнадежно влюбилась? Ститри громко расхохоталась.

— Ну ты офонарел, честное слово! Ладно, занимайся туалетом, и не будем ругаться — не время сейчас.

Город был по-прежнему наглухо закрыт. И словно зная это, к его воротам не приходили ни крестьяне из окрестных деревень, ни заезжие торговцы. С одной стороны — это было хорошо. Среди такой тишины и немноголюдности «черный» не мог проскользнуть незамеченным, прими он хоть какой облик. Но подобное опустошение также навевало и разные неприятные мысли. Вроде было тихо, но определенно шла подготовка к переброске. Это чувствовалось во всем.

До полудня ничего не произошло. Чтобы не уставали глаза, Ститри и Демитрий наблюдали за городом поочередно. Оба молчали, то ли от ощущения невыносимой ответственности, то ли по причине недавней ссоры. Лишь один раз Ститри поинтересовалась у Демитрия — скорее ради любопытства, — что он будет делать, когда все закончится. Возвратится в город или отправится странствовать по свету? Демитрий минут пять размышлял, затем выговорил:

— Женюсь! Надоело одному. Хочу детей, чтоб полный дом. Хочется жить для кого-то, а не только для себя.

— Уж не меня ли ты выбрал? — улыбнулась Ститри.

— Вот уж нет. — На этот раз Демитрий даже не покраснел. — С тобой не жизнь будет — ад кромешный.

— Это почему же? — обиделась Ститри.

— А ты посмотри на себя. — Демитрий внимательно осмотрел Ститри. — Ты же только себя любишь! Мне такая не подходит, а уж о детях и говорить нечего.

— А-а, — протянула Ститри, собираясь перейти в наступление, — я, кажется, поняла. Тебе нужна бессловесная рабыня, чтобы ни слова поперек! Чтобы выполняла все твои прихоти и не умела думать. Моя «помощница» устроит тебя больше живой женщины.

— Знаешь, девушка, каждый судит по себе, — возмутился Демитрий. — Кто забавлялся с неразумным телом? Что-то кажется мне, что именно ты! Для тебя такой избранник будет вполне приемлем, к тому же можно его всегда поменять на другого, нужно только нажать кнопочку. — Демитрий живо изобразил, как Ститри пользовалась «помощницей». — Ведьма, — вынес он свой приговор. — Не знаю, зачем это я связался с тобой!

— О-о, я тебя не держу! — вспыхнула Ститри. — Иди, заройся в землю и пережди, пока все кончится! Можешь даже спать! А когда станет безопасно, я тебя разбужу.

— Лучше совсем не просыпаться, лишь бы не видеть тебя!

— Вот и прекрасно! — Ститри пнула Демитрия ногой. — Вали отсюда, чтоб я тебя больше не видела! Никогда!

Демитрий стерпел полученный удар и, чему-то улыбнувшись, сказал:

— Жаль мне тебя. Сгинешь тут одна.

На том «разговор» закончился. До полудня никто не проронил больше ни слова. Только когда стал опускаться мост, Ститри вжалась в землю и выговорила скорее для себя, чем для Демитрия:

— Кажется, начинается.

Мост опустился, открылись ворота, и из города вышли шесть странников, одетых в некие одежды. Двое несли крест.

— Ты посмотри…

— Что там? — не поняла Ститри. — Я вижу только шестерых идиотов. Не думаю, что среди них есть «черный».

— Ты посмотри, что они несут и что висит у них на шее, — не унимался Демитрий.

— Ну кресты висят, здесь почти у каждого есть такой, и у тебя, наверное, тоже! Что из того?

Демитрий внимательно посмотрел на Ститри.

— Ты действительно ничего не видишь или просто морочишь мне голову?

— Отстань! — огрызнулась Ститри. — Если заметил что, так скажи прямо!

Демитрий достал из-под рубахи крест:

— Видишь, это распятие Иисуса Христа.

— Вижу, — подтвердила Ститри.

— Обрати внимание на живот Христа. Видишь?

— У Иисуса как будто что-то лезет из живота, — ошеломленно произнесла Ститри. — Нечто рогатое и мерзкое.

— Это зверь, дьявол, повелитель тьмы, — сурово выговорил Демитрий.

— О звезды, что ж ты раньше не сказал?! — Ститри схватила тестер. — Они все черны. Может быть, стиглер во всех шестерых сразу, как ты думаешь?

— Не знаю. Ясно, что они поклоняются сатане. — Демитрий посмотрел на городских стражников. — Меня смущает поведение солдат. Раньше они хватали любого лишь по подозрению в богохульстве. А теперь поборники дьявола спокойно выходят из города. Не нравится мне это.

— Думаешь, я в восторге?! — Осторожно, чтобы ее не заметили со стен города, Ститри поднялась и встала за березу. — Проследим за этой шестеркой.

Странники остановились у первой же деревни. Ститри не совсем понимала смысл их похода, тем более что они говорили на каком-то непонятном языке. Демитрию же все было ясно. Его лицо омрачалось с каждым мгновением.

— О чем они говорят? — спросила Ститри.

— Они восхваляют перед селянами темные силы и призывают их принести в эту ночь жертву для нечистого. Умереть должны все, чьи души принадлежат Господу, ибо так угодно черному властелину.

— Я не думаю, что люди пойдут на это.

— Хуже всего, что люди слушают их. И слушают внимательно. И никто не возражает. Представляешь, что должно произойти этой ночью? Резать будут всех, кто останется на стороне Господа, и особенно детей. Именно их души чисты.

— ОН готовит переброску через многомирье… В эту ночь. У нас почти не остается времени. — Ститри вскинула излучатель. — Мы должны помешать!

Хладнокровно, словно на учебной стрельбе, Ститри принялась жечь всех шестерых. Их тела отравляли воздух смрадом паленого мяса, извивались, словно змеи, и неестественно ревели. Люди в панике бросились врассыпную.

— Кара Господня упадет на тварей дьявольских и на души грешников! — прокричала Ститри. — Кайтесь в грехах своих и да простится вам!!! На непокаянную же душу падет карающий меч!!!

Ститри опустила излучатель и осмотрела место сражения.

— Кажется, кончено.

— Да, — произнес Демитрий, — не слишком разумно, но эффективно. Особенно вовремя ты проговорила свои пророчества.

— Мы должны действовать быстро и решительно, — ботинком Ститри раскидала по земле пепел странников. — С этими тварями только так и нужно. Жаль, что среди них не оказалось стиглера.

— Не слишком жалей, еще не все кончено, — Демитрий засунул за пояс меч. — Число шесть — любимое число дьявола. И если он посылает своих слуг для усиления власти, то три раза по шесть. Должны быть еще две такие группы.

— ОН, конечно, не дьявол, но, думаю, ты прав. Стиглер решил действовать наверняка и для этого решил использовать образ зверя — подготовить души людские для черноты. Он не хочет провалов. Эти группы мы ликвидируем, меня беспокоит другое. Как стиглер думает убрать Лада? Хуже всего, когда не понимаешь противника. В таких случаях можно сразу записывать поражение. — Ститри повесила излучатель на плечо.

Глава 13

Ститри посмотрела на тестер. — Вышла только одна группа. Где же вторая?

— Надо думать, в Дрейвере. — Демитрий показал рукой в сторону города. — Со второй будет трудновато. Что станем делать? Нас ведь двое. Мы не успеем со всеми управиться.

Ститри посмотрела на Демитрия и нежно улыбнулась.

— Какой ты все же дурачок. Нас двое, но мы можем получить любой звездолет. Вот увидишь, с этими группами никаких проблем не возникнет. Уж с одной-то точно. С Дрейвером сложнее. Мы не сможем явиться туда на звездолете — там слишком много невинных людей. У тебя есть идеи?

— Есть мыслишка, но об этом позднее. Сначала давай займемся теми, кто снаружи.

Музыка полилась откуда-то сверху — нежная, приятная, на какой-то неуловимой единственной ноте. Нет, это была не музыка — некий странный звук, проникающий в тело и будоражащий все внутри. Ститри сжала свои уши и упала на землю. Но звук по-прежнему проникал. Для него не было преград. Боль не ощущалась, только приятная истома. Появилась апатия, пропало желание жить. С головой творилось неладное. Мир вдруг поблек, потерял краски и стал черно-белым — серым и унылым, словно покрылся слоем пыли. Исчезли запахи леса и полей. Где-то далеко в подсознании появилась мысль о полной своей ничтожности. Наверное, так чувствует себя человек перед неумолимо надвигающейся смертью — теряет интерес к миру, потому что мир больше не принадлежит ему.

Но просто так Ститри не собиралась сдаваться. Собрав воедино остатки угасающей воли, она мысленно вошла в свой организм. Убирать боль она умела, но сейчас необходимо было сделать нечто совсем иное — лишиться слуха. Только как это сделать? На Конусе подобному не учили. Но принцип, наверное, должен быть тем же. Нужно парализовать нервные окончания ушей. Только так… Вот они, здесь… Нет, не получается. Этот звук невозможно остановить! Он проникает через барабанные перепонки и обволакивает мозг. Уже почти не осталось сил для сопротивления… И не хочется сопротивляться… Сколько можно?.. Зачем?.. Этот звук не остановить. Только если порвать перепонки… Вот он, выход!

Ститри пошарила по земле. Два маленьких, тоненьких сучка — вот все, что ей было нужно. Руки не слушаются, ими как будто управляет кто-то другой. Так, вот они, сучки, кажется, должны подойти. Обезболить ушные раковины уже не удастся — сопротивление звуку и внутреннее созерцание отняли слишком много сил.

Преодолев защитную реакцию организма, Ститри, поддержав себя яростным криком, воткнула в уши корявые, грязные сучки. Чудовищная боль парализовала на мгновение ее мозг, а затем пронзила тело. Из ушей хлынула кровь. Но звук пропал. Дрожа всем телом от невыносимой боли, Ститри поднялась на ноги. Она вновь владела собой, и ее буквально распирало от желания продолжать борьбу за этот погибающий мир. Ститри посмотрела вверх. Именно оттуда шел проникающий звук. Высоко над городом висел светящийся серым цветом объект. Ститри взяла тестер. Он ничего не показывал. А объект был. Нет, не объект даже. Приглядевшись, Ститри заметила, что сияющий круг медленно, едва заметно расползался по небосводу.

— Он растет! Пыль звездная, он растет! — ошеломленно выговорила Ститри. Но она не услышала своих слов. Ститри даже не поняла, произнесла ли их. Это было жутко. И боль в ушах… Она буквально сводила с ума!

Ститри повернулась к Демитрию. Прислонившись к дереву, он сидел на земле. Посмотрев на него, вряд ли кто бы мог сказать, что он не в себе. Внешне Демитрий быт абсолютно нормален. Даже казалось, что он с любопытством оглядывается по сторонам. Но Ститри видела апатию в его глазах, он был «освобожден» от способности думать и принимать решения.

— Ты мне нужен, — тихо, словно извиняясь, произнесла Ститри, подняв с земли окровавленные сучки. — Прости, — сказала она и воткнула деревяшки в уши Демитрию.

Судорожно открыв рот, парень взвыл не своим голосом и схватился за голову. От невыносимой боли глаза его округлились, а по щекам потекли струйки крови. Ститри не слышала крика, но голова Демитрия словно взорвалась тысячами мыслей. Он вновь мог думать, пусть только о боли! Ститри бросилась к Демитрию на шею, моля прощения.

— Милый, прости меня, прости. Но я должна была это сделать. Боль уйдет. Потерпи немного. Умоляю, прости меня!

По щекам Ститри потекли слезы. Она готова была принять боль Демитрия в себя, лишь бы он не страдал так. Ститри посылала ему свои мольбы о прощении и не переставала надрывно плакать. Она и не предполагала, что такой крепкий с виду парень настолько чувствителен к боли. Силой вложила Ститри в руки Демитрия тестер и прижала к груди его голову.

— Подожди, милый, сейчас я уберу боль… Потерпи немного.

Ститри была слаба и не думала, что ей удастся помочь Демитрию. Но попытаться решила. Пусть даже это будет дорого стоить. Ститри вошла в мозг Демитрия, но круговорот взбудораженных мыслей сразу же поглотил ее. И она не смогла с ними справиться. Силы таяли так быстро, что Ститри даже не поняла, как мрак поглотил ее сознание.

Видение было странным и пугающим. Мимо проносились силуэты людей и непонятные предметы. Творилось нечто необъяснимое. Мир кружился и всасывался в огромную дыру, словно во Вселенский водоворот. Там была пустота и забвение — Ститри это точно знала, как и то, что нет уже ни для кого спасения. Вот если бы немного раньше…

Вокруг чувствовалась сырость. Кажется, шел дождь. Нет, Ститри не слышала привычного шума падающих капель. Просто, открыв глаза, она увидела склонившегося над собой Демитрия, который укрывал ее от непогоды, держа на весу свой плащ.

— Прости, — тихо прошептала Ститри и застонала. Любое движение лица вызывало нестерпимую боль в ушах.

Демитрий слабо улыбнулся. Он ничего не услышал и как-то смешно показал на свои уши.

— Тебе больно? — на этот раз мысленно спросила Ститри.

Демитрий отрицательно покачал головой и принялся жестами что-то объяснять. Это было мило и даже забавно. Ститри слабо улыбнулась, но ее улыбка мгновенно скрылась под гримасой боли.

— Говори, я пойму, — мысленно сказала она. Ститри приподнялась на слабых руках. — Я слышу твои мысли. Твои уши болят еще?

Демитрий широко улыбнулся и пренебрежительно махнул рукой.

— Уже нет. Я только не понимаю, зачем ты это сделала?

— Так было нужно. Поверь мне.

Ститри заплакала. Демитрий прижал ее к себе.

— Я верю, успокойся. Ты должна еще немного полежать. У тебя идет кровь. Тебе больно?

— Нет, — соврала Ститри, — уже не больно.

— Обманщица, — Демитрий невесело улыбнулся. — Я ведь вижу, как тебе больно. Ты удивительная! Я бы никогда не смог сделать с собой такое.

— Ты простишь меня?

— Я все понимаю. Ты поступила так из-за этого. Демитрий показал на небо. Ститри медленно повернула голову. Она уже знала, что увидит. Большая серая спираль совершала вращение в атмосфере, словно поворачивая колесо судьбы. Она незаметно, но неумолимо увеличивалась в размерах. Серое образование занимало уже половину видимого небосвода, а остальное пространство было сплошь забито черными тучами, которые вращались вокруг спирали, извергаясь проливными дождями и целыми каскадами страшных молний. На секунду Ститри показалось, что она еще без сознания и продолжаются непонятные видения, но то была, увы, страшная явь. Ститри посмотрела на часы, но они показывали что-то совсем непонятное.

— Сколько я пролежала? — спросила Ститри у Демитрия.

— Сейчас уже вечер, — сказал он и опустил голову.

— Почему же ты не привел меня в чувство?! Где странники? Ты уничтожил их?

Демитрий отрицательно покачал головой.

— Зачем? Ты посмотри на это, Стит. Ничего нельзя изменить.

Ститри стукнула Демитрия по лицу. Он даже не сопротивлялся.

— Можно! — прокричала Ститри, проклиная чудовищную боль в ушах. — Мы находимся у края пустоты, перед хаосом многомирья! Сегодня должна произойти переброска через это! Мы должны уничтожить «черного»!

— Если мы уничтожим его — нас засосет в дыру. Мы не в состоянии продолжать борьбу. Надо использовать последние мгновения жизни. — Демитрий прижал Ститри к себе и страстно поцеловал ее в мокрые от дождя губы. — Я люблю тебя, Стит. Я хочу умереть рядом с тобой.

— Дурак, дурак, дурак!!! — Плача, Ститри кулаками била Демитрия в грудь и в истерике громко кричала. — Дурак, дурак, дурак!!! Еще можно все изменить! Если мы убьем стиглера! Наш мир отодвинется от многомирья! Мы еще можем все спасти, слышишь, можем!!! — Дрожащими руками Ститри сняла с пояса «помощницу». — Смотри!

Ститри нажала на кнопку. Миллиарды частиц воссоединились на краю леса. Наливаясь сияющей аурой, показался звездолет. Ститри улыбнулась.

— Мы еще можем все изменить, — прошептала она.

Но в следующее мгновение чудовищный взрыв всколыхнул землю. Горячая волна отшвырнула Ститри на несколько метров в глубь леса и засыпала землей и обломанными ветками. Подполз Демитрий. Ему тоже досталось.

— Я же говорил, все бесполезно, — произнес он. Ститри отпихнула Демитрия. Ее одежда была изорвана, а на теле кровоточили глубокие раны. Но она не чувствовала боли.

На поле, где мгновение назад стоял звездолет, зияла огромная воронка. Ститри с тупым упрямством взглянула на нее и пошла к городу. Она повесила неисправную «помощницу» на пояс и взяла тестер. Продолжая идти, Ститри вошла в свое мысленное поле и послала вызов на Конус. Но никто не ответил ей. И Ститри знала почему. Ее мысленная сфера была абсолютно одинока в окружающем пространстве. Нет, не совсем одинока!!! Что-то черное неожиданно ответило ей! Это был ОН! И он торжествовал!

Ститри мгновенно возвратилась и взглянула на стены города. Он был там. Помощи с Конуса не будет. Ститри прекрасно это осознавала, но тем сильнее возрастала ее решимость, чем безнадежнее казалась ситуация. Ститри оглянулась. Демитрий нагонял ее и что-то кричал. Он был с ней, и это обнадеживало. Демитрий приблизился и взял Ститри за руку.

— Не убегай, пойдем вместе. Ститри улыбнулась.

— Хорошо, — сказала. — Вот увидишь, Демитрий, мы победим.

Через ров, наполненный водой, перебраться оказалось не так уж и легко. Берега оплыли от скользкой грязи, и не было ни одного камня или куста, за который можно было бы ухватиться. А дождь лил немилосердно. Ститри вновь и вновь лезла на скользкий берег и каждый раз съезжала в воду. И только благодаря Демитрию ей удавалось не пойти ко дну. Но долго держаться на плаву он, конечно, не мог. Нужно было срочно что-то предпринять. Решение созрело быстро.

С помощью Демитрия Ститри в очередной раз удалось взобраться на скользкий берег. Но теперь она не полезла дальше, а укрепилась на отвоеванном у природы небольшом островке суши. Ститри сняла с плеча излучатель и, поставив регулятор на максимум, выстрелила в городскую стену. Камни раскалились и взорвались. Крупные осколки пролетели мимо, но мелкие все же задели ее. Правда, не слишком чувствительно. Проем в стене был готов. Теперь Ститри принялась выжигать землю для подъема вверх. Это заняло у нее минуты две. Все, теперь земля не была уже такой ровной и скользкой. Ститри помогла Демитрию вылезти из воды и поползла вверх.

Сильный проливной дождь довольно быстро охладил проем. Ститри пролезла первой. Она перескочила через груду навороченных камней. Как она и предполагала, стражники были полностью безучастны к происходящему. Серая спираль пустоты действовала на всех одинаково, разве только миновала стиглера и почерневших людей.

Демитрий протиснулся в проем с огромным трудом, хотя Ститри полагала, что сделала его достаточно широким. Дождь усилился. Это было неудивительно при таком скоплении туч. Прикрывая глаза рукой, Ститри посмотрела вверх. Спираль вращалась совсем быстро. Ее длинные рукава захватывали тучи и поглощали их. Впрочем, Ститри не была уверена. Потоки дождя заливали глаза и мешали разглядеть подробности. Лишь одно было ясно — переброска могла начаться в любую минуту. Черный не станет тянуть. Хаос и забвение пугали его не меньше, чем любого человека.

— Нужно спешить, — мысленно сказала Ститри Демитрию и, ориентируясь по расположению серой спирали, двинулась в глубь города. Если она правильно поняла, то именно под центром этой спирали и должен был находиться черный стиглер.

Город пугал своей отрешенностью. Несмотря на проливной дождь, на улицах было полно людей, но все они или бесцельно шатались вдоль деревянных заборов, или просто сидели в грязных потоках. Уже начинало темнеть, но ни в одном из домов не зажигали свечей и не топили каминов. Сточные канавы не успевали пропускать воду, и создавалось впечатление, будто и они заразились всеобщей апатией и какой-то вязкой ленью. Городу несомненно грозило наводнение. Ститри и Демитрий прошли по узкому переулку и спустились к площади. Здесь уже начиналось наводнение. Миротворцы едва успевали уворачиваться от грязного потока, от больших деревянных бочек, разломанных прилавков и еще бог знает чего. Многие сидели в воде, но даже не пытались сопротивляться. Несколько раз Ститри помогла кому-то подняться, а затем бросила это занятие ввиду его полной бесплодности. У людей пропало желание жить, и с этим ничего нельзя было поделать.

Оставалось уже совсем немного до места решающего сражения. Где-то рядом взвыла собака. Ститри поежилась. Этот вой прозвучал, словно преддверие конца света. Как если бы вдруг сам Господь сказал об этом. Нервы Ститри напряглись до предела. Откуда вой?! Она ведь не должна его слышать! Или это не вой вовсе, а отчаяние животного, которое мозг идентифицировал, как вой. Наверное, так. То ли от дождя, то ли от страха Ститри проняла дрожь. И только Демитрий немного успокаивал ее. Почему-то приятна была мысль, что если уж придется погибнуть, то вместе.

— Кажется, здесь. — Ститри показала рукой в сторону городского кладбища. — Смотри в оба, Демитрий.

Ститри хотела сказать еще что-то, как вдруг потоки дождя обогнули их жидкой полусферой. И земля под ногами стала сухой… И вся одежда… И волосы… И тело…

— Надо же, почти в самый последний момент, — услышала Ститри у себя в мозгу грубый, с нотками металла голос. — Я уже и не ждал. Но сам виноват, немного не рассчитал.

Держа наготове излучатель, Ститри медленно осмотрелась. Она никого не видела. Омывающий полусферу дождь скрывал от нее все, что творилось снаружи. Демитрий был взвинчен не меньше. Не выпуская из рук меча, он искал врага, но не находил его.

— Что, не видите?

Голос, казалось, был совсем рядом. Неудивительно, он проникал напрямую в мозг. На всякий случай Ститри выстроила глухую защиту от дальнейшего проникновения.

— Быстро соображаешь, — искренне удивился голос. — Чего мне не хватает, так это способности пробивать такие блокировки. А как же твой дружок, Ститри? Ведь он же полностью открыт?

— Ты боишься меня и решил наброситься на Демитрия? Не ожидала от стиглера Везавия. Ведь убрать наблюдателей миротворцев для тебя не составило труда.

— Ты знаешь мое имя, — в голосе ощутился едва уловимый страх. Даже не страх, а какая-то необъяснимая тревога и тоска.

— Да, знаю. — Ститри решила перейти в наступление. Возможно, удастся вывести стиглера из равновесия, и он допустит ошибку. А уж чужие ошибки Ститри умела использовать.

— Значит, Лад догадался. А я не знал об этом.

— А если б знал? — поинтересовалась Ститри.

— Я бы не тянул с вами так долго. Я не хотел показываться Ладу, и лишь поэтому вы еще живы. Даже не знаю, убивать ли вас сейчас? Я так много делал это в последнее время, что уже надоело. Возможно, я вас отпущу. Вы все равно ничего не измените. Этот мир станет черным, а уж затем я позабавлюсь своей властью на славу.

— А почему ты не хотел показываться Ладу? Ты боялся, или тебе было стыдно за свою черноту? Ты же был белым, Везавий! И Лад верил тебе. Он даже сейчас верит! Опомнись!

Ститри думала, что попала в больное место стиглера, но ошиблась. Голос громко расхохотался.

— Наверное, ты решила разжалобить меня и вновь сделать белым! Наивное дитя! Ты даже не знаешь, что я всегда был черным. Всегда!!! Как и Лад тоже. Он черный, но об этом не знает. Поэтому я и не показывался, чтобы он не узнал.

— Это неправда! — Контролируя свои мысли, Ститри незаметно взяла в руку тестер и дала команду на обнаружение агрессивности. — Лад белый, он никогда не убьет!

— Убьет, и очень скоро. Ты долго ищешь меня, Ститри. Я думал, миротворцы проворнее. Может, это поможет тебе.

Из жидкой полусферы выдвинулась вода в форме чудовищной лапы. Ститри выстрелила. Вода закипела и мгновенно превратилась в пар. Голос опять расхохотался.

— Хорошая реакция, Ститри. Правда, я не раз уже убеждался в этом. Я наблюдал за вами с самого начала. Интересно было играть — дарить вам иллюзию маленькой победы, а затем отправлять по ложному пути. Это было так забавно. Особенно некоторые сцены в святом аббатстве. Помнишь, Стит? Голодные монахи, грязные и вонючие. Как ты извивалась и кричала. Я бы с удовольствием повторил это.

— Ублюдок! — взорвался Демитрий. — Собака, я доберусь до тебя, только покажись!

— Влюбленный защитник! Надо же, столько молчал, и вдруг голос прорезался.

Пользуясь тем, что стиглер занялся Демитрием, Ститри тайком взглянула на тестер. Он показывал неразбериху. Если верить информации, то стиглер был везде, даже в одежде Ститри и… Внутри ее самой и внутри Демитрия!!!

— Выбрось свой прибор, Ститри. Он тебе уже не понадобится. — Голос стал чуть раздраженнее. Возможно, это было началом маленькой победы?

— Ты думаешь, так страшно вспомнить монахов, которые кончали раньше, чем я успевала испугаться. — Ститри решила укрепить свой успех и еще больше раздразнить стиглера. — Какой же ты дурак, Везавий! Мне даже смешно.

Боковым зрением Ститри заметила, как Демитрий удивленно взглянул на нее. Уж он-то ничего не понял из ее стратегии и вообразил неизвестно чего. Но любовные переживания Демитрия Ститри не волновали. Куда важнее было найти уязвимое место стиглера.

— Какой ход, какой ход… — раздражение исчезло. — Мне начинает нравиться наша беседа.

— Покажись и, поверь мне, она понравится тебе еще больше, — зло ответила Ститри.

— В свое время. Мне доставляют удовольствие страсти таких людей, как Демитрий. Продолжим, Ститри, в том же духе. Значит, тебя устрашили утехи монахов? А как же второй визит в аббатство? Ты должна была найти то, что я оставил. Ты так далеко это спрятала в своей головке, что и сама забыла, где оно лежит. Ну давай, Ститри, вынь это, вспомни колодец…

— Собака! — в ярости взревел Демитрий и принялся рубить мечом водную полусферу. С таким же успехом он мог «кромсать» и реку. — Замолчи!!! Не смей, не смей!!!

Демитрий бесновался, а стиглер, наоборот, веселился. Ститри схватилась за голову. В памяти неожиданно всплыла картина аббатства. Пустой двор… Колодец…

— Ну давай же, сука, вспоминай! — злорадствовал стиглер.

…Ведро… Старое деревянное ведро… Ститри опускает его в колодец…

— Не смей! — ревел Демитрий, продолжая кромсать водную кромку полусферы.

…Вертится барабан колодца. Вверх поднимается деревянное ведро. Ститри берет его руками и… Зачем она его берет?! Не надо! Что-то вылезает из ведра — что-то отвратительное и…

Неимоверным усилием воли Ститри сблокировала память. Только так! Она не должна быть слабой! Не сейчас!

— Ты хитрая, — в голосе стиглера слышалось разочарование, — но не такая, как думаешь. Что ты скажешь на это?

Когда Демитрий в очередной раз рассек мечом полусферу, поток воды обрушился на него и обхватил, словно зверь. Ститри выстрелила. Сфера стала на место, а Демитрий остался барахтаться в водном яйце. Он захлебывался, не в силах вырваться.

— Отпусти его! — Ститри выстрелила еще несколько раз, наугад, по всей водной полусфере. Но вода лишь закипала в точках соприкосновения луча и превращалась в пар, а на ее место поступала другая. — Боишься показаться и манипулируешь водой?!

Последние слова подействовали. Водное яйцо отпустило Демитрия, парень упал на землю. Из его рта медленной струйкой вытекала вода. Ститри хотела броситься и помочь, но удержалась.

— Хочешь увидеть?! — голос стал пугающе жестким. — Хорошо.

И в следующую секунду Ститри показалось, будто все внутренности вылезли из Демитрия. Но нет, то была вода.

— Пусть и он посмотрит, — произнес голос. Демитрий закашлялся. Вылезшая из него вода слилась с полусферой и начала расти. Наконец она приняла облик… Валтасара! Как только фигура стиглера отделилась от водной полусферы — Ститри выстрелила. Она продолжала выпускать заряд за зарядом, пока Валтасар, шипя, не превратился в пар. Ститри опустила излучатель.

— Я убила его?.. — произнесла она, не веря в удачу. Пар, словно туман, заполнял всю полусферу. Ститри едва различала силуэт Демитрия. Он уже пришел в себя и поднимался на ноги. Ститри помогла ему, продолжая на всякий случай контролировать излучателем окружающее пространство.

— Ты как? — спросила она у Демитрия.

— Нормально, только грудь болит. — Демитрий огляделся. — Где он? Ты его убила?

— Не знаю, но водная полусфера, как видишь, до сих пор держится.

— ОН здесь, я знаю. — Демитрий вытер с лица воду. — Этот туман какой-то странный. Он движется, словно живой.

Неожиданно что-то произошло. Туман рассеялся, и Ститри с ужасом осознала, что стиглер внутри нее. Не так, как раньше. Теперь Ститри физически ощущала в себе его присутствие. И вдруг, о ужас, ее правая рука стала иссыхать. Кожа на пальцах сморщилась, ногти обсыпались пылью… От ужаса Ститри не смогла даже закричать. Но она услышала полный отчаяния мысленный вопль Демитрия.Преодолевая сковывающий тело страх, Ститри взглянула на него и застыла с широко раскрытым парализованным ртом. Голова Демитрия высыхала так же, как и ее рука. Только это было совсем жуткое зрелище. Словно пытаясь приостановить процесс высыхания, Демитрий обхватил голову руками и страшно кричал. И крик этот был еще ужаснее от того, что проникал Ститри прямо в мозг. Вся кожа на голове Демитрия сморщилась. Глаза впали глубоко внутрь. Волосы осыпались. Зубы выпали и превратились в пыль. Еще несколько секунд, дрожа всем телом, Демитрий сжимал свою голову, а затем рухнул на землю. И Ститри знала, что он уже мертв. Она даже не замечала, что кричит с таким отчаянием, как никогда не кричала раньше. Даже в аббатстве, когда вдруг вытянула из колодца полное ведро крови и оттуда к ней в руки прыгнула чья-то голова и сказала: «Привет…»

Ститри даже не заметила, как водная полусфера совершила неуловимое передвижение и превратилась в шар.

Земли под ногами не было. Ститри стояла на воде, внутри полной сферы. Ее резко подняли куда-то вверх и вдруг выплюнули, словно плохо пережеванную пищу. Она упала с большой высоты прямо на крышу какого-то дома и, скатившись вниз, рухнула на землю. Ее правая рука обсыпалась до самого локтя, но боли не чувствовалось. Боль была в колене, откуда торчала выломанная кость и обильно текла кровь.

— Я сломала ногу, — тяжело дыша, простонала Ститри. Боль в колене помогла ей прийти в себя.

Ститри хотела обработать рану, но почувствовала, как вздрогнула под ней земля. Посмотрела вверх и оцепенела. Над ней возвышалось огромное чудовище, такое же, в какое превращался Лад. Только это было в десять, нет, в сто раз больше. Его голова почти достигала серой вращающейся спирали, которая занимала весь видимый небосвод. Дождя не было. Тучи были поглощены.

Чудовище было жидким. Нет, не прозрачным. Ститри отчетливо видела шерсть на его боках, жуткие глаза и огромные когти. Но чудовище было жидким. В его лапах утопало несколько ближайших домов. Чудовище открыло пасть, и оттуда хлынула толстая струя воды. Она ударила Ститри, подхватила и понесла куда-то. Все закружилось перед глазами, мир как бы расплылся под слоем воды. Ститри захлебывалась. Несколько раз она ощутимо ударилась обо что-то, а затем упала в жижу, которая поглотила ее. Но под телом ощущалась твердая поверхность. Здоровой ногой и оставшейся рукой Ститри принялась отпихиваться от земли и ползти. Ее разум уже почти не функционировал, работали лишь рефлексы. И они помогли. Ститри выползла и судорожно хватила воздуха. Стало немного легче, и она увидела ногу чудовища. Рука Ститри уже осыпалась до самого плеча. Но что рука, если Демитрий потерял и голову, и жизнь. Ститри взглянула вверх — стиглер не видел ее. Он забавлялся со своей жертвой и потерял ее из виду. Ститри нащупала на поясе «помощницу». Удивительно, но за всеми встрясками и падениями она так и не потерялась. Не размышляя ни секунды, она направила прибор на ногу жидкого чудовища и нажала кнопку. Прибор сработал, и Ститри мысленно обратилась ко всем вселенским силам, чтобы он по-прежнему был неисправен.

Страшный взрыв произошел через мгновение. И все слилось воедино, словно весь мир расплавился от всепожирающего огня. Но, летя куда-то в объятиях испепеляющего жара, Ститри все же успела заметить, как взрывная волна забросила стиглера в самый центр серой спирали. И он уже не смог вырваться.

«Совершился Армагеддон… — подумала Ститри. — Так и есть. И значит, это не россказни, а чистая правда!»

Глава 14

Воздух был необыкновенно чистым, наполненным приятными, неназойливыми ароматами. Щебечущие птицы, словно сказочные феи ласкали слух и ублажали сознание. Кто-то смеялся, словно журчал родничок. Ветер обмыл освежающим потоком лицо, освободив его от грязи и скверны. Пора открывать глаза. Почему? Нет, это не утро наступило, пришло нечто совсем новое — белое и чистое. И нужно сделать шаг, чтобы войти в него.

Ститри открыла глаза. Удивительно, но она не лежала, а стояла на залитой солнечным светом зеленой лужайке. Рядом играли и смеялись дети — две маленькие девочки, обе одетые в белые просторные туники. «Где я?» — подумала Ститри.

Одна из девочек обернулась.

— Дома, — улыбнувшись, сказала она и продолжила свою игру.

Кажется, они перебрасывались каким-то шаром. Ститри осмотрелась. Что-то вокруг было не так. Только вот что?! Ститри подошла к девочкам. Их лица были до того чисты и милы, что возникало ощущение нереальности. «Чем это они перекидываются?»

Девочка обернулась.

— Ловите! — она улыбнулась и подбросила вверх серый шар.

Ститри поймала. И в ту же секунду ее ладони пронзила острая боль. Это был свернувшийся клубком ежик! Ститри закричала скорее от неожиданности, нежели от боли. Девочки испугались и исчезли — испарились в воздухе. От удивления Ститри мгновенно забыла про боль, но ежика положила на землю. Попыхтев, колючий зверь скрылся под ближайшим кустом. Ститри посмотрела на свои ладони. Никаких ран, никакой крови! А ведь она чувствовала сильную боль! Что все это значит?!

Ститри вспомнила взрыв, серую спираль, поглощающую стиглера, и… «Я же была без руки! Мои уши! Они не должны слышать! А нога!.. Демитрий!..»

Ститри осмотрела себя. Нет, все в порядке. Руки, ноги на месте и уши прекрасно слышат. А Демитрий?! Ститри проняла дрожь. И только невнятное чувство нереальности происходящего помогло ей не заплакать. Да еще память о Демитрий, вдруг притупившаяся, словно прошла уже целая вечность. Но боль потери задевала сердце Ститри. Пусть она и смирилось…

Смущала странная белая туника, такая же, как и на исчезнувших девочках. Ститри провела по одежде рукой. Материал был приятен. Создавалось впечатление, будто он составлял одно целое с кожей.

Ститри села на траву. Земля была мягкая, словно свежая пашня, и совсем нехолодная. Ститри наконец поняла, что ее смущало в окружающем. Нереальная чистота, абсолютная стерильность — не только воздуха, но даже травы, кустов сирени и самое земли. И что особенно удивляло — это некая страшная пропорциональность, царившая вокруг. Редкие деревья, кусты, трава имели нужный размер и правильную, словно остриженную, форму. Вроде и приятно глазу, но Ститри чувствовала в этом едва уловимую фальшь — плохо сработанную подделку Земли.

«Где это я?»

Ститри еще раз внимательно осмотрелась. Поблизости никого из людей не было, а хотелось есть. Когда она последний раз ела? Ститри поднялась и пошла к деревьям, издалека напоминавшим сад. Там могли быть и фруктовые. Но лучше было бы найти людей.

До сада оказалось не так уж близко. К нему не вела ни одна тропинка. Трава везде была ровная и непримятая. Ститри шла минут десять, прежде чем заподозрила неладное. Сад не приближался. Ститри обернулась. Лужайка, кусты сирени и деревья скрылись из виду! Через пять минут ходьбы Ститри поняла, что ошибки не было. Лужайка удалилась к горизонту, а сад не приблизился ни на метр.

— И что все значит? — громко спросила Ститри.

— Вы в изоляции, — получила она ответ.

Ститри огляделась. Никого не было… И спрятаться здесь негде…

— Эй, где вы? — громко поинтересовалась Ститри.

— Что вам нужно?

— Прежде всего — поесть! — Ститри продолжала вертеться, но никого не видела. Она вспомнила, как звучал голос стиглера. Это было понятно, простая передача мыслей. Здесь же ясно слышался голос. Уж Ститри могла понять разницу!

— Мы пришлем вам Учителя, — произнес голос.

— Зачем мне твой учитель?! — вспылила Ститри. — Ответь на мои вопросы и дай поесть!

— Вам еще нужно очиститься. Всплеск эмоций в изоляции недопустим. В такую среду мы не можем прислать Учителя.

Голос замолчал.

— Что ты несешь?! Ты мне голову чушью не забивай! Слышишь, эй?!

Ститри еще несколько раз крикнула, но Никто не ответил.

— Вот погань! — выругалась она и, вырвав из-под ног ком травы с землей, швырнула ее в сторону сада. Она не сомневалась, что разговаривавший с ней хам сидит именно там. Ститри хотела запустить еще несколько комков, но остолбенела, заметив, как взрыхленная ею земля мгновенно покрылась новым слоем травы. — Ублюдки! — Ститри плюнула себе под ноги и, вконец разъяренная, пошла обратно, к своей лужайке. Где бы она ни находилась, но гостеприимством здесь не отличались.

На лужайке было по-прежнему пусто. Ститри залезла под куст сирени и выволокла оттуда старого колючего знакомого. Это было хоть какое-то общество. Но еж свернулся клубком и явно не желал иметь с ней ничего общего.

— И ты отвернулся от меня, — с грустью произнесла Ститри и легла рядом с ощетинившимся зверьком. — Тебе-то я что сделала?

Еж высунул мордочку и огляделся. Затем не спеша посеменил обратно под куст.

— Иди, иди, у тебя нет никакого чувства благодарности. — Ститри щелкнула ежа по носу, и тот вновь ощетинился колючками. — Не будь меня, кем бы ты был? Мячом для забавы?.. Иди, иди. Конечно, это ведь не ты погибаешь в одиночестве — без друзей и пищи.

Еж вновь высунул мордочку и фыркнул.

— Что-что? — спросила Ститри и подползла поближе. — Не твое, говоришь, дело? Это ты верно подметил. Дело это наше общее. — Ститри вплотную приблизила свое лицо к колючкам. — Слушай, давай заключим договор, — прошептала она, заговорщицки оглянувшись. — Если ты первый выберешься отсюда, то вернешься за мной. А если я, то уж я тебя не забуду. Договорились?

Еж повел носом и быстро скрылся под кустом сирени.

— Не хочешь, значит. — Ститри поднялась и огляделась. — Наверное, кто-то у тебя есть.

Ститри внимательно обследовала каждый куст, но животных не обнаружила. Даже птицы, которые щебетали здесь, когда играли девочки, куда-то исчезли. Она вновь выволокла на свет недовольного ежа и легла прямо перед ним, преграждая путь к отступлению.

— Слушай, не пойму, почему ты упрямишься?! У тебя ведь нет никого! А я могу быть твоей подружкой! Только учти, ворчунов я не люблю. Кстати, ты не поведаешь мне, кто были те девчонки? Что-то они подозрительно быстро удалились.

Еж внимательно огляделся и не спеша пошел в обход лежащего тела. Ститри положила у него на пути руку и довольно улыбнулась. Но колючий зверь так просто сдаваться не желал. Обнюхав руку, он повернулся к ней задом и так же не спеша пошел в обратном направлении.

— Какой же ты все-таки упрямый, — произнесла Ститри и руками заключила ежа в кольцо. — Вот теперь давай поговорим. Скажи для начала, где мы. Это Земля или другая Галактика? Молчишь? Хорошо. Да ты, парень, оказывается, прекрасный собеседник! Только не вздумай зазнаваться! — Ститри не удержалась и вновь щелкнула ежа по высунувшейся мордашке. — Это я так, авансом. Собеседником, мой милый, ты станешь лишь, когда ответишь хоть на один вопрос. А сейчас ты старый колючий ворчун, прямо как Демитрий — был у меня такой дружок. Даже не знаю, что с ним сейчас. А вот не хочешь ли мне помочь разузнать что-нибудь о нем? Говоришь, он умер?.. Да, я знаю. — Ститри грустно вздохнула и только усилием воли не заплакала. — Просто я дура и надеялась на чудо. Ты не поверишь, но я бы с удовольствием сейчас обменяла тебя на него. Да-да, можешь обижаться. Демитрий лучше, он хотя бы поругаться мог! А ты только молчишь и фыркаешь! Терпеть таких не могу! Ступай, гадкий!

Ститри подпихнула ежа в бок и освободила дорогу. Зверь недовольно дернулся, а затем исчез под кустом.

— Ну и денек сегодня! — посетовала Ститри и перевернулась на спину. — Хоть бы он быстрее кончился!

Небо было до безумия ярко-голубым. Редкие облака лениво проплывали мимо, а где-то высоко вверху пел жаворонок. А ведь секунду назад его там не было! Ститри села и встряхнула головой. Она начинала плохо соображать. Неужели жаворонок появился по ее желанию?! Она ведь подумала о нем? Ститри решила проверить. Она вновь легла и мысленно пожелала, чтобы в небе появился дракон. Дракон не появился, но жаворонок исчез. Ститри приподнялась и осмотрелась по сторонам, словно птица могла спрятаться где-нибудь у нее за спиной. С ней забавлялись — это точно.

— Собаки! — выругалась Ститри и, встав, решительным шагом направилась под тень дерева. Она легла, закрыла глаза и решила не реагировать ни на какие фокусы. Она уснула. Во всем теле появилась, откуда-то полилась приятная мелодия.

Проснулась Ститри так же неожиданно, как и уснула. Она вновь стояла! Ститри посмотрела под ноги. Она не могла спать стоя! Оглянулась. Она помнила, что лежала вон под тем деревом! Каким же образом ее занесло сюда?! Она ведь не ходит во сне?! А почему бы и нет? Правда, раньше такого она за собой не замечала, но ведь все меняется… Что-то было не так. Ститри замерла, доверившись своим инстинктам. Есть! Солнце! Оно на том же месте!!! Ститри отчетливо помнила, куда падала тень от дерева, ведь она там лежала! Этого не могло быть! Тень за время ее сна не переместилась ни на сантиметр. Выходит, солнце стоит на месте?!

Ститри села и принялась вспоминать расположение теней. Сомнений не было. Солнце не сдвинулось с места, оно словно висело на невидимых канатах. Ститри рассердилась:

— Я вам не игрушка! — прокричала она, задрав голову. — Я не позволю с собой забавляться!

Никто не ответил. Ститри в ярости сорвала с себя белоснежную тунику и разорвала ее на части. Затем она бросила порванный материал на землю и затоптала его ногами.

— Вот так! — злорадно произнесла она и нагишом отправилась обратно под дерево. По дороге Ститри еще успела пожалеть, что у нее не было никаких ботинок, а то бы она непременно закинула их куда-нибудь подальше.

Поводов для размышлений нашлось множество. Раскинув в стороны руки и ноги, Ститри нагишом лежала под деревом и хмуро взирала на голубой небосвод. Небо было таким же ярким и голубым, как и накануне. Ститри даже показалось, что и облака остались прежними, но в этом она могла и ошибаться. Возможно, теперь ей все будет казаться несокрушимым монолитом. Нет, так нельзя! Прежде всего следовало успокоиться и выяснить, что подлежит изменению, а что нет. И затем проанализировать ситуацию более детально.

— Итак, первое, — произнесла вслух Ститри. — Расстояние от лужайки до предполагаемого сада менялось. Но непоколебимо стоит на месте все остальное: деревья, кусты сирени, трава, солнце и облака. И что из этого следует? Нет, еще меняюсь я по своему желанию, а также и еж — это весьма важный факт. Теперь можно и подумать, в какой такой изоляции я нахожусь. От кого или чего? И что эта изоляция вообще собой представляет? Глупо, конечно, предполагать, будто меня взрывом забросило на другую планету. Но я могла быть без сознания, когда меня подобрал, к примеру, неизвестный звездолет. Это могли быть и марсиане. А что, вполне можно предположить. Только зачем я им? Для информации. Но они у меня ничего не спрашивают. Возможно, пришельцы уже выяснили все, что было необходимо, когда я была без сознания. Да, но почему они не избавятся от меня за ненадобностью? А девчонки?.. Они кто? Тоже марсиане? Нет, не похоже. Возможно, девчонки — это плод моего больного воображения. А еж?.. Он тоже плод воображения? А что, вполне может быть. Ведь не осталось же на мне следов от его колючек! Но тогда вполне резонно предположить, что и все происходящее не более чем дурацкий сон. Если так, то следует успокоиться и не впадать в ярость, пока не подтвердится обратное. К тому же можно управлять сном!

Ститри встала и улыбнулась. На ней вновь была белоснежная туника, в то время, как порванная исчезла без следа. «Точно, сон!»

Ститри прошла к кусту сирени и стала на колени, разыскивая старого знакомого. Еж был на месте. Ститри даже подумала, что он ждал, когда она его вытащит. В клубок колючий зверь сворачиваться не стал. Видимо, ему тоже не нравилось одиночество, и он был рад любому живому существу. Ститри легла рядом. Зверь обнюхал ее руки, лицо и забился под мышку. Ститри громко рассмеялась.

— Ну что, — спросила она, когда еж вновь подполз к ее лицу, — теперь ты уже не брезгуешь моим обществом? Давно бы так! Думаю, пора познакомиться. Меня зовут Ститри. А тебя? Ворчун?.. Надо же, я так и предполагала. Это имя тебе подходит. Итак, колючка Ворчун, знаешь ли ты, что я выяснила? Оказывается, это все, — Ститри неопределенно повела рукой, — только сон. Не веришь? Я тебе докажу. Ты хочешь есть? Можешь не отвечать, я знаю, что хочешь. Сейчас я сделаю еду — это ведь только сон, а сном можно управлять. Смотри. — Ститри посмотрела на землю возле своей головы и сделала пасс руками. — Хочу, чтобы выросло дерево, расцвело и разродилось спелыми яблоками!

Земля возле ежа вздрогнула и вздулась бугром. В следующую секунду из нее стремительно вырвался зеленый росток. Ститри в изумлении села, а еж в страхе прижался к ней. Из ростка почти мгновенно вылезли маленькие листочки, которые в свою очередь вытянулись в размашистые ветви. Ститри и глазом не успела моргнуть, как перед ней стояла в цвету молодая яблонька. Но и отцвело дерево так же быстро, как и появилось. На ветвях образовалось множество плодов. Они росли, наливались соком и румянились в нежных солнечных лучах. Наконец, все прекратилось. Весь процесс от выхода ростка до появления спелых плодов не занял больше минуты.

Ститри поднялась и с гордостью осмотрела свое творение. Сомнений в том, что все происходящее сон, у нее больше не было. Но голод Ститри чувствовала вполне реальный. По опыту она знала, что никакая трапеза во сне не сможет утолить его, если в реальности кто-нибудь не подкормит тело. Но Ститри все же сорвала яблоко и откусила. Плод был твердым, горьким и кислым. Ститри брезгливо сморщилась. Она хотела выбросить яблоко, но желудок неожиданно возмутился, грозно заурчав: «Терпеть не могу кислого!»

Ститри посмотрела на прижавшегося к ее ногам ежа. Он с надеждой взирал вверх и в нетерпении водил носом. «Тебя ждет разочарование, Ворчун. Вот если бы яблоки были сладкими…»

Ститри закрыла глаза и представила, как нежная мякоть сочного плода растворяется у нее во рту.

— Ай! — Ститри отдернула ногу. Гадкий еж довольно ощутимо ткнул ее своими иголками. — Хочешь есть?! — Ститри сорвала еще одно яблоко и бросила ежу. — На, давись этой кислятиной и учти, ты сам того захотел!

Плод упал и развалился. Ститри посмотрела на яблоко у себя в руке. Оно уже было другим. Ститри улыбнулась и откусила. Она не сомневалась, что на этот раз плод окажется именно таким, каким нужно, — и не ошиблась.

— А из меня не такой уж плохой снотворец, получится, — жуя, сказала Ститри ежу. Но зверь не обратил на нее ни малейшего внимания. И Ститри понимала его. Яблоки того стоили.

Чувство сытости было полным. Ститри мечтательно смотрела на небо. Сон обещал быть славным. Только Ститри не хотела, чтобы он был слишком долгим. Но, похоже, это от нее не зависело. Хотя попытаться, конечно, стоило. Как-то раз ей удалось прервать кошмар. Но тогда был страх, а теперь блаженство. В любом случае Ститри решила подождать и посмотреть, что будет дальше. В реальности у нее был мертвый Демитрий и погибающий мир, и возвращаться туда сейчас не хотелось.

Ститри приподнялась на локтях и посмотрела в сторону яблони. Еж все еще копошился под ней, подбирая сброшенные плоды и делая запасы. Зачем?! Зимы, кажется, не предвиделось, и яблоки можно всегда вырастить вновь. Наверное, инстинкт… Ститри легла. Она закрыла глаза и вновь уснула, даже не заметив как. Раньше она только слышала, что некоторые видят сон во сне, но теперь сама в этом убедилась…. Серая спираль… Она сужается… Но очень медленно… И что-то переменилось. Мир как будто стал другим… Черным… Нет, кажется, белым…

Ститри в ужасе открыла глаза. Она опять стояла… возле своей яблони. Что это было?! Сон или краткое возвращение в реальность? Что происходит?! Ститри села. Ее сердце бешено колотилось.

«Спокойнее, спокойнее».

Ститри внимательно осмотрелась. Сон был неизменен, если, конечно, это был сон. Теперь Ститри не была в этом уверена. Неожиданно Ститри вспомнила о голосе. А что, можно попытаться. Ститри подняла вверх голову.

— Эй там, можно мне с вами поговорить?! — прокричала она.

— Мы пришлем учителя, — произнес голос.

Ститри вздрогнула. Ее уверенность в теории сна сильно пошатнулась. Происходящее было слишком реально.

Учитель появился через несколько секунд. Хотя Ститри сильно сомневалась, что это был именно тот, кто ей был нужен. Мальчик лет четырех — пяти, в неизменной белой тунике, скрестив ноги, сидел в центре лужайки и, улыбаясь, смотрел на нее. Ститри осторожно приблизилась.

— Ты… вы учитель? — с опаской поинтересовалась она, боясь показаться мальцу полной дурой.

— Да, — отозвался малыш и показал рукой на место рядом с собой. — Сядьте, пожалуй, так будет удобнее разговаривать.

Для своих четырех — пяти лет мальчик говорил слишком хорошо и уверенно. И голос его был не по годам крепким. Ститри села рядом и облизала пересохшие от волнения губы. «В конце концов, это только сон», — подумала она.

Мальчик положил свои маленькие пухлые ручонки на ладони Ститри и пристально взглянул ей в глаза.

— Это не сон, — произнес он таким тоном, словно сообщал Ститри о смерти близкого родственника.

— Не сон… — Ститри восприняла слова мальчика всерьез. Она высвободила руки, но глаза не опустила. В голове у нее хаотично заметались мысли.

«Если это не сон, то, вероятно, похищение».

— Вас не похищали, — произнес мальчик.

Ститри мгновенно среагировала и выстроила защиту на пути в родное сознание. Читать свои мысли она никому не позволяла.

— В этом нет необходимости, — произнес малыш.

— В чем? — не поняла Ститри.

— В защите. Если вы не хотите, никто не будет лезть к вам в сознание. У нас уважают право неприкосновенности чужой мысли. Но мы редко отгораживаемся друг от друга. Всегда может понадобиться кому-нибудь учитель или помощь. Вот вам, к примеру.

— Хорошо, я поняла, — произнесла Ститри, но защиту все же не убрала. — Тогда для начала, я думаю, нам следует познакомиться. Тебя как звать?

— Учитель, — ответил малыш. Сияющая детская улыбка по-прежнему красовалась у него на лице.

— Учитель… — Ститри ухмыльнулась. Называть четырехлетнего малыша учителем ей было как-то неловко, но выбора, кажется, не предоставлялось.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался мальчик-учитель.

— Нет-нет. — Ститри ответно улыбнулась. — Давай…те начнем разговор. Меня зовите Ститри.

— Хорошо, пусть будет Ститри, — согласился малыш-учитель. В его голосе чувствовалось едва уловимое безразличие к предстоящему разговору.

— У меня к вам первый вопрос: где я нахожусь?

— В изоляции.

Малыш отвечал точно и прямо — ни слова больше, чем требовалось для ответа. Ститри такая сухость была не по душе, но на первый раз она стерпела.

— Об изоляции я уже слышала. Нельзя ли поподробнее?

— Конкретнее, — потребовал малыш.

— Конкретнее, где находится ваша изоляция? — терпеливо разъяснила Ститри.

Малыш посмотрел на небо.

— Ваша изоляция находится в настоящее время в летнем периоде в первой половине дня. Вам нужно еще точнее?

Ститри нахмурилась. Она хотела уже сказать какую-нибудь гадость, но неожиданно ей что-то потерлось о ее ноги. Ститри оглянулась. Это был ежик.

— А-а, Ворчун. Что, поиграть захотелось? — Ститри мгновенно забыла про непробиваемость учителя и улыбнулась. Зверек явился как нельзя вовремя. Ститри взяла его на руки. Он не сворачивался клубком и не сопротивлялся.

— Ежик?.. — как-то сухо поинтересовался малыш.

— Да, — Ститри положила зверька между собой и учителем. — Какие-то девочки забыли.

— Это, наверное, с соседней изоляции. — Малыш-учитель провел рукой над ежиком, и он исчез.

Несколько секунд Ститри тупо смотрела на траву, где мгновение назад находился колючий друг, а затем подняла суровый взгляд на учителя.

— Где зверь? — хмуро поинтересовалась она.

— Ежик… Я его дематериализовал, — совершенно спокойно ответил малыш.

— Зачем? — прохрипела Ститри. В горле у нее застрял ком, а глаза налились кровью.

Мальчик-учитель удивленно заморгал.

— Верни зверя! — потребовала Ститри и, схватив четырехлетнего малыша за его тунику, вплотную приблизила к нему свое лицо. — Верни зверя, иначе я сейчас дематериализую тебя!

Малыш побледнел. На мгновение Ститри показалось, что он сейчас расплачется, но учитель просто исчез. Несколько секунд прошло в полной тишине. Ститри недоуменно смотрела на свои пустые руки, а ярость уже разгоралась в ней бушующим пламенем. В следующее мгновение, уже не владея собой, она вскочила на ноги и проревела не своим голосом:

— Верните ежа!!!

Колючий друг в ту же секунду появился у ее ног. Ститри подняла зверька и прижала его к себе.

— Ну вот, — произнесла она, улыбнувшись, — я же говорила, что не дам тебя в обиду. Мой Ворчун… — Ститри поцеловала ежа в мордочку. — Они хотели тебя дематериализовать. Пропади они все пропадом! Я не позволю им этого сделать!

Ярость Ститри немного поутихла. Маленький ручной зверек действовал как лучшее успокаивающее. Ститри опять села на траву, продолжая поглаживать ежика. Получить ответ на главный вопрос ей так и не удалось. Только теория сна рассеялась, словно туман. И от этого стало немного жутковато. Ститри подняла голову.

— Мне нужен учитель! — решительно гаркнула она в воздух.

— У вас всплеск эмоций, мы не можем прислать учителя. Советуем…

— Да пошли вы со своими советами, куда по утрам ходят! — грубо прервала невидимого собеседника Ститри. — Обойдусь без вас!

Ститри прошла к своей яблоне. Со всеми другими деревьями и кустами она больше не хотела иметь ничего общего. Есть не хотелось, но для Ворчуна Ститри сорвала одно яблоко и бросила на землю. Еж принялся за очередную трапезу. Он ел с такой жадностью, словно не видел еды целую вечность. Вечность… Что-то притягивающее было в этом слове. Почему-то Ститри казалось, что теперь оно имеет непосредственное отношение к ней.

Закинув за голову руки, Ститри легла и задумалась. Ее волновал вопрос тактики. Следовало сохранять спокойствие — этот урок Ститри усвоила прочно. Затем надо было научиться правильно формулировать вопросы. Но в некоторых случаях можно было обойтись и без них, а действовать хитростью. Ститри долго размышляла, и в конце концов у нее появился план.

***

Сколько прошло времени, Ститри не знала. Она не спала, хотя погружение в собственные мысли было глубоким. Подобного Ститри раньше не испытывала. Она задумалась и в какой-то момент ощутила, что соприкасается с непонятным вместилищем информации. Таким невероятно обширным, что не сразу решилась поверить…

Ворчуна возле яблони не было. Наверное, он спал где-нибудь после сытного обеда. Ститри присела.

— Могу я попросить учителя? — произнесла она в пустоту.

— Хорошо, — согласился голос, — учитель будет. Просим удержаться от эмоций.

— Я буду хорошей девочкой, — слащаво пролепетала Ститри.

Учитель появился через минуту. Он материализовался прямо перед ошарашенной Ститри, поклонился и сел рядом. На этот раз учителем был пожилой мужчина с пышной седой бородой, но все в той же белой тунике. Ститри собралась с мыслями и задала первый вопрос.

— Учитель, можно ли убрать вечное солнце и вечный день? Нельзя сотворить поздний вечер с ясным небом?

— Можно, — произнес учитель. Он ничего не сделал, даже пальцем не пошевелил, но солнце вдруг стремительно пошло к закату.

Прошла минута. На землю опустились великолепные сумерки. Светила полная луна, на небе слабо мерцали звезды. Но совсем не похолодало. Ститри бросила взгляд на звезды. Карту она знала отлично, и сомнений быть не могло — это Земля. Только… за экватором. Каким образом она попала сюда? И откуда здесь такая развитая цивилизация? Ститри посмотрела на учителя и улыбнулась.

— Хороший вид, — произнесла она. — А где тот мальчик, который был накануне?

— Он занят, — учитель улыбнулся. Ститри и не заметила, что до этого он был хмур. — На вызов обычно идет тот, кто свободен и хочет.

— А если никто не захочет? — Ститри решила начать с невинных вопросов.

— Такого не бывает. Учителей много, и кто-то обязательно приходит. К тому же это интересно — расширяется индивидуальное вместилище. Чем чаще приходишь на вызов, тем больше приобщаешься к Чистым, а затем и к Верхним.

— Верхние — это те, которые разговаривают, а сами не показываются?

— Они показываются, когда хотят.

— Они правят вами?

— Здесь никто не правит. Каждый делает, что захочет, но никто не нарушает правил.

— Не совсем понятно, ну да ладно. — Ститри выдержала паузу. — Скажите, вы ведь не совсем обычные люди?

— Вы не знаете, куда попали? — искренне удивился учитель. — По вашему поведению мы решили, что вы все поняли. Обычно все довольно быстро соображают. Вы в раю, в индивидуальной изоляции.

— Что-о?! — Ститри нервно моргнула. Она могла предположить все, что угодно, но только не это. — Какой еще рай?! Весь этот бред придумали когда-то на Земле, в него верили Лад с Везавием! Религии созданы для того, чтобы отгородить людей от черноты! Рай!.. А вы, выходит, ангелы?!

— Придержите эмоции, иначе я уйду.

Учитель был вполне серьезен. Ститри глубоко вдохнула и усилием воли упорядочила мысли. Если она сейчас не выяснит все, то в следующий раз может не получиться.

— Я, наверное, не совсем ясно выразился, — произнес учитель. — Будет понятнее, если я скажу, что вы попали в белый мир, абсолютно белый. В некотором роде это и есть тот самый рай, о котором так мечтают люди. Поэтому они всегда быстро соображают, куда попали после смерти в своем мире. И вы правы, большинство прибывших называют нас ангелами. Но для вас понятнее будет — стиглеры. Мы — белые стиглеры, в вашем понимании, хотя и считаем себя обыкновенными людьми.

— Стиглеры?.. Так я умерла?! — Глаза Ститри широко раскрылись. Она с трудом соображала, что происходит. — Умерла!..

— Совсем нет. — Учитель перестал улыбаться. — Вы обрели вечность. Миг жизни в вашем мире не имеет значения.

— И давно я умерла? — спросила Ститри, пропустив мимо ушей слова о вечности.

— Вы, наверное, хотели поинтересоваться, как давно вы здесь? — поправил учитель.

— Именно.

— Всегда.

— Что значит «всегда»?

— Вечность не имеет измерения во времени. Она неподвижна. Вам уготована вечная жизнь, разве считают то, что в избытке?

— Возможно. — Ститри не хотела сейчас думать о вечности, ее волновало совсем другое. — А как же Демитрий, он тоже умер? Он здесь?

— Вероятнее всего, здесь. Я с ним не встречался. К тому же в нашем мире ни у кого нет имени. Оно здесь не нужно и забывается.

— Демитрий не мог забыть! — Ститри невольно повысила голос. — Он умер… Он попал сюда вместе со мной!

— Вместе… здесь нет таких понятий, только вечность. Ваш Демитрий уже Учитель или Чистый, а может быть, и Верхний. Не нужно его искать.

— Невозможно! — вспылила Ститри. — Я люблю его! — На глазах у Ститри показались слезы. — Я люблю его!

— У вас сильный всплеск эмоций — это недопустимо в нашем мире. Извините, но я не могу продолжать разговор.

Седобородый мужчина исчез. Ститри зарылась лицом в траву и долго плакала — до тех пор, пока не уснула. На этот раз снов не было. Только успокаивающая воздушная волна непрерывно ласкала ее.

Глава 15

Как обычно, Ститри проснулась на ногах. По-прежнему были сумерки, полная луна и звезды. Но что-то было не так. Ститри уже не пугала смерть в своем мире, ее перестало интересовать, что с ним стало. Это была забота Верхних. У нее же впереди вечность — жизнь, наполненная смыслом и непрерывным самосовершенствованием.

Ститри приблизилась к яблоне. Неужели она создала это уродство?! Никакой красоты — одно лишь утоление голода. Да, еще многому предстоит научиться. Прежде всего следовало пройти очищение. Очищение… Очищение…

Ститри упрямо встряхнула головой. Какое еще очищение?! От чего?! Надо спросить учителя. Чтобы начать самосовершенствование… Ститри встряхнула головой: вот! Надо выяснить, что случилось с ее миром, с людьми! Она помнила, что Везавия закинуло взрывом к серой спирали, но что произошло дальше?.. Как все запуталось. Она умерла и попала в мир белых стиглеров. Не похоже, чтобы они превращались в чудовищ, как Лад. Они стиглеры, но другие. Белый мир… Но Лад говорил, что стиглеры — существа многомирья, хаоса. Он был не прав?..

Ститри села. Что-то неуловимое ускользало от нее. Какой-то спасительный канат, который мог бы выстроить все события в одну линию. Все же сказывался недостаток информации. Интересно, кто она теперь? Тоже стиглер? Наверняка, раз смогла вырастить яблоню. Возможности здесь даются похлеще, чем у Везавия и Лада. Или нет? Что сильнее, белое или черное?

Ститри встала и подняла голову.

— Верхние, мне нужен учитель! Желательно прежний, он мне понравился. Я желаю самосовершенствоваться.

— Вы контролируете себя?

— Конечно, — искренне веря в свои слова, произнесла девушка. Нельзя было показывать Верхним, что ее одолевают сомнения. — Всплеска эмоций не будет.

Верхний молчал несколько минут. Но Ститри показалось, что прошла целая вечность. Вечность — это понятие прочно засело в голове. Оно будто открывало секреты, перед которыми трудно было устоять. Против своей воли Ститри и мыслить уже начинала категориями вечности, как Учителя и Верхние. И только врожденное упрямство позволяло ей пока оставаться самой собой.

— Хорошо, — произнес Верхний после вечной паузы, — мы пришлем Учителя. Но на этот раз вы не должны задавать много вопросов. Учитель сам будет объяснять вам.

— Я согласна, — ответила Ститри. По своему жизненному опыту она знала, что обещать можно все, но обстоятельства вносят коррективы.

Учитель опять был другим. Теперь — в виде молодой женщины лет двадцати. Ститри поклонилась, как сделал это седобородый, и присела рядом.

— Вас тоже я должна звать учителем? — поинтересовалась она, рассматривая новую знакомую. Женщина была красивой, можно было даже сказать, что она была само совершенство.

— Да. Вы должны обращаться ко мне: «учитель».

— А почему не «учительница»? — не поняла Ститри. — Вы ведь женщина.

— У нас нет деления на мужчин и женщин. Это ни к чему. Все равны, и никто не может поставить себя выше своего собрата.

— Значит, я равна перед вами? — вкрадчиво спросила Ститри.

— Да. Только Верхние имеют дополнительное право на… — Учитель запнулась.

— На что? — поинтересовалась Ститри.

— На отстранение, но они никогда не пользуются им.

— Тогда почему же я не могу покинуть изоляцию?

— Вас никто не держит здесь. Вы вольны покинуть изоляцию, как только сможете. Однако вы слишком много задаете вопросов. Вы обещали слушать.

— Хорошо, — согласилась Ститри, — я буду слушать. Хотя мне и непонятно, как я смогу покинуть изоляцию?

— Ищите ответ в своем вместилище, — произнесла учитель, попавшись на уловку Ститри. — Как только вы сможете покинуть изоляцию самостоятельно, вас никто не станет удерживать. Личная свобода у нас свято сохраняется.

— Свобода?.. — Ститри брезгливо хмыкнула. — Какая же это свобода, если я нахожусь в изоляции и за мной постоянно наблюдают?

— Это лишь для вашего и общего блага. Если вы не хотите, то за вами не будут наблюдать. Но тогда вы не сможете вызвать к себе Учителя для беседы. Вас никто не услышит до тех пор, пока вы не покинете изоляцию.

— Хорошо, — согласилась Ститри, — наблюдайте. Мне только не нравится, что меня держат взаперти.

— Это необходимо для безопасности нашего мира. Но изоляция способна расширяться до любых размеров, вы это уже знаете. К тому же стоит вам только захотеть, и она изменится по вашему желанию. Верхние были очень удивлены вашим быстрым прогрессом. Возможно, они скоро сами займутся вашим обучением.

— Я поняла, — грустно вздохнула Ститри. — Делай что хочешь, но только не нарушай правил. Каковы эти правила?

— Есть четыре основных правила, для соблюдения которых необходимо знать еще несколько. Итак, первое правило. В нашем мире недопустим всплеск эмоций. Это основное правило поведения, и от его соблюдения зависит чистота всех. Не допускаются ярость, веселье, ненависть, зависть, злость, отчаяние и особенно любовь. Ибо из любви вытекает все остальное. Вам понятно?

Ститри кивнула. Этот мир нравился ей все меньше и меньше.

— Правило второе. Недопустимо вмешательство в проблемы материнского мира. Его можно лишь наблюдать, и наблюдать отрешенно — не проявляя интереса. Ибо недопустимо влияние материнского мира на нас и потеря чистоты.

Сердце Ститри бешено заколотилось. Откуда-то она уже знала, что такое «материнский мир». Оказывается, его можно каким-то образом наблюдать! Это интересно!

— Третье правило. Прощение. Вы должны прощать любого, кто специально или ненароком обидел вас. Ибо если не прощать — накапливаются эмоции, и все теряют чистоту.

Ститри кивнула.

— И, наконец, правило четвертое. Ложь. Недопустима ложь в любой форме. Если не хочешь отвечать на чей-то вопрос, просто уйди. Но нельзя лгать. Ложь очерняет и лишает чистоты. «Как они, однако, пекутся о своей чистоте!» — подумала Ститри.

— Вы все поняли? — спросила учитель.

— Нет. — Ститри подождала, пока учитель проглотит горькую пилюлю. — Мне непонятно, что произойдет, если кто-нибудь нарушит правило?

— В вашей изоляции это не важно. Вы отстранены от нашего мира и не влияете на его чистоту. Именно поэтому все вновь прибывшие помещаются в подобную изоляцию, до полной очистки.

— Но вы ведь говорили, что я вольна покинуть изоляцию. Вы соврали и сами нарушили правило!

— Еще раз повторяю, вы можете покинуть изоляцию, когда поймете, как это сделать. Но это произойдет лишь после полной вашей очистки.

— Вы не хотите мне помочь? Очиститься?

— Нет. Вы должны все сделать сами.

Учитель была бесстрастна. Ститри даже не знала, как подступиться, как вызвать на откровенный разговор. Воцарилась напряженная тишина. Ститри на какое-то мгновение замешкалась, и этого оказалось достаточно, чтобы учитель прекратила разговор.

— Запомните все правила. В следующий раз мы будем вести с вами диалог, строго соблюдая их.

Учитель исчезла. Ститри встала и потянулась. На этот раз ей удалось выяснить не так уж много. Она проиграла этот раунд. Правила Ститри не волновали. Но не давала покоя информация о материнском мире. Как можно его наблюдать? Как это выяснить?! Вероятно, есть возможность вернуться! Нет, не стоит предаваться пустым надеждам. Да и что делать в своем мире без Демитрия? Если уж прорываться обратно, то непременно вместе с ним. Демитрия необходимо найти! Вот только как? Как покинуть изоляцию без очищения? А если силой?! Наверное, никто не пробовал так! Вызвать учителя и вытрясти из него информацию. Да, но он исчезнет! Это у них неплохо получается. Нет, нужно затаиться — спрятать эмоции и играть по их правилам. И собирать, собирать, собирать информацию!

Глава 16

Вместилище было огромным и содержало неимоверное количество информации. Каждый раз, когда Ститри погружалась в него, она неумолимо теряла себя — свое «я». Безопаснее было выуживать информацию из учителей, но ведь это так долго. Как ни старалась Ститри, ей не удавалось обнаружить способ передвижения в райском «пространстве». Учителя обходили стороной и тему жизни вне изоляции, и все, что касалось событий в материнском мире. Они или ловко уходили от ответа, или просто исчезали. Ститри пропитывалась отвращением к этому белому миру — к его бесцветности. Но она сдерживала свои чувства и не показывала их Верхним. Ни на миг не покидали ее мысли о Демитрии. Пусть прошла вечность, но Ститри не верила, что его можно было сломать и сделать чисто белым. Скорее уж Демитрий будет вечно сидеть в изоляции, чем позволит это. Ститри так и представляла его — осунувшимся, похудевшим, лежащим на траве и проклинающим весь этот уродливо-белый мир. Нет, Демитрий не мог быть ни учителем, ни Верхним. Его следовало искать только в изоляции. И Ститри стала прощупывать «почву».

Это был уже двадцать восьмой учитель. Ститри специально вела счет, чтобы преодолеть невыносимую тягучесть вечности. Она уже многому научилась и беседовала с учителями почти на равных.

— Итак, вы говорите, что если необходимости в перемещении нет, то и не следует перемещаться. Почему?

— Каждое перемещение рассчитано целесообразностью. Нужно четко представлять, что произойдет, если предмет перейдет в другое место. Ваше сознание должно признать это перемещение целесообразным, в противном случае предмет дематериализуется.

— И с перемещением тела происходит так же? — Ститри невинно взглянула на учителя. Но ловушка не сработала.

— Вы должны постичь это своим разумом. Вы не можете покинуть изоляцию, не познав таинства преодоления нашего пространства. В этом суть.

— В чем же суть, учитель, в очищении? — Внутри бушевала ярость, но снаружи Ститри была само спокойствие. — Не кажется ли вам, что принудительное очищение искажает целесообразность? Ведь не может быть целесообразным то, чего я не хочу.

— Очищение не измеряется целесообразностью отдельного индивидуума. В нем участвуют все, и оно измеряется целесообразностью всего мира. Вам, конечно, не все еще ясно, но давайте лучше займемся материализацией. У вас это хорошо получается. Признаться, я до сих пор не могу материализовать живое существо.

— Это совсем просто. — Ститри через силу улыбнулась — Необходимо лишь чувствовать лю… — Ститри запнулась. Она едва не сказала «любовь».

— Я не знаю, как это объяснить. Вот, смотрите. — Ститри раскрыла ладони, и на них очутился Ворчун. Уже шестой — абсолютно такой же, как пятый, четвертый, третий, второй и первый. — Ститри пригладила ежика и выпустила на волю. Он тут же убежал под куст сирени, и вскоре оттуда донесся шум драки всех шести копий. Ститри и сама уже не знала, который из них настоящий.

— У вас так легко и непринужденно получается материализация, просто удивительно, — восхитился учитель. — Не могли бы вы еще раз показать?

Ститри глянула на дрожащий куст.

— Нет, знаете, их и так уже слишком много.

— Почему ж вы не дематериализуете двух или трех? Это очень легко.

— Не чувствую в этом целесообразности, — соврала Ститри. Нарушение правил ее волновало меньше, чем потеря единственного — пусть даже в шести копиях — друга.

— Я могу вам помочь, — предложил учитель.

— Нет уж, я как-нибудь сама. — Ститри едва удержалась, чтобы не дематериализовать самогоучителя, потребность в этом она почувствовала огромную. Ститри вдруг осенило. — Учитель, — произнесла она, едва сдерживая чувства, — могу я попросить Верхних прекратить за мной наблюдение, пока вы здесь?

— Можете, но я не думаю, что это целесообразно. Верхние могут неправильно понять.

Ститри удивленно приподняла брови. Это новость. Она была уверена, что здесь свято чтут желания каждого. Ститри обезоруживающе улыбнулась.

— А как это еще можно понять, Учитель? Разве Верхние не прислушиваются к желаниям каждого, неужели меня обманули? Нет, не могу поверить, чтобы почтенный учитель нарушил правила. Он не мог обмануть.

— Нет, — учитель бросил едва заметный взгляд на небо, — это ваша изоляция, и если вы хотите, Верхние не откажут. Но… Им может показаться, что вы пытаетесь уйти от правил, спрятавшись за непроглядной стеной.

— И что? — Ститри никак не могла уловить сути намеков.

— У Верхних есть дополнительное право на отстранение и бичевание, если процесс очистки кого-либо невозможен. Вам уже говорили об этом?

— Да, но только об отстранении. И я не придала значения… Что это за право отстранения?

— У Верхних имеются свои отстраненные изоляции. И если они сочтут нужным, то могут поместить туда кого захотят.

— И как я поняла, без права выхода, — закончила Ститри.

— Это так, но мне пока не приходилось слышать, чтобы Верхние кого-нибудь отстраняли.

— Тогда чего же опасаться? — Ститри основательно надоела боязнь учителей. Без оглядки на вездесущих Верхних они не делали и шагу. А между тем постоянно повторяли, что абсолютно вольны в своих поступках!

— Есть также бичевание. Никто еще не пробовал оградиться от Верхних. — Учитель выжидающе посмотрел на Ститри. — И, честно, мне не приходилось видеть самого процесса бичевания. Я лишь смутно представляю, что это такое.

— Если никто не пробовал, то я буду первой. Надо же кому-нибудь проверить действие ваших правил.

Последние слова Ститри произнесла громко, чтобы услышали Верхние. Это был ее козырь в начинающейся игре. Ститри хитро, но без улыбки бросила взгляд на Учителя и посмотрела на небо.

— Верхние, — прокричала она, — я хочу отгородиться, до того момента вечности, когда мой учитель покинет меня! Я имею право попросить это у вас?

Верхние молчали. Ститри вопрошающе взглянула на учителя, но тот лишь недоуменно пожал в ответ плечами. Наступила долгая напряженная тишина, и только шесть Ворчунов своими разборками нарушали ее. Похоже, впервые ситуация начинала развиваться нестандартно. Ститри это было по душе. Она мечтала привести в замешательство Верхних и пошатнуть устои. И Ститри внутренне радовалась своей первой маленькой победе — победе на пути к возвращению.

Вдруг все исчезло. Ститри с учителем сидели друг против друга среди бескрайней серости. Ощущение было таким, будто они оказались в межпространственной пустоте, но пустоте какой-то вязкой, что ли. Ститри чувствовала, как нечто давило ей на грудь, плечи, ноги — на все тело. Она осторожно отвела руку в сторону. Да, действительно. Рука свободно двигалась, но что-то неуловимо сопротивлялось ей. Ститри встала и попробовала идти. Ощущение было таким же. Она словно пробиралась сквозь вязкий туман, который скрывал от нее не только окружающий мир, но и то, что когда-то казалось простым словом: «время». Ститри обернулась. Она была одна. Непонятный туман скрыл от нее учителя, а ведь ей потребовалось для этого сделать всего два шага! Ститри двинулась в обратном направлении. Учитель появился неожиданно, будто вынырнул из серой грязи. В его глазах читался плохо скрываемый страх. Ститри села рядом.

— И что все это значит? — спросила она.

— Похоже, полная изоляция, — ответил учитель. Он сидел неподвижно.

— Не будем делать поспешных выводов. — Ститри улыбнулась, всем своим видом давая понять учителю, что она полностью контролирует ситуацию. — Я ведь хотела отгородиться от Верхних, и они выполнили мою просьбу. Думаю, вы вольны покинуть эту изоляцию в любой момент, как, впрочем, наверное, и я. Но не будем торопиться. Давайте поговорим без ваших вездесущих Верхних. Для начала мне бы хотелось узнать ваше имя, учитель, только не говорите, что вы забыли.

— Я и не собирался. — Страх из глаз учителя пропал. Наверное, на него подействовали слова Ститри. — Я еще помню свое имя, которое носил, будучи смертным. Меня тогда звали Марком. Я был славным воином. Здесь имя действительно теряется в потоке времени, оно не нужно. Немногие помнят его так долго, как я.

Ститри уловила едва заметную ностальгию в словах учителя, но не подала виду. Время для решительного «наступления» еще не пришло.

— Но как же вы обходитесь без имен? Без него человек — белый лист.

— Вы правы. Это белый мир. Имя довлеет над человеком и мешает очиститься. Нам не нужны имена, как не нужно и все остальное, что последовало за нами из того мира.

— Но как вы обходитесь без друзей? Что делаете, если захотите с кем-нибудь поговорить?

— Достаточно обратиться к Верхним и попросить прислать Учителя.

— Но если хочется поговорить с кем-нибудь конкретно, как сказать об этом, когда нет имен?

— На вызов идет тот, кто захочет, а не тот, кого желают. И приходящий Учитель никогда не знает, к кому отправляется. Все живут в отдельных изоляциях и покидают их по своему желанию и желанию другого, которому захотелось поговорить. Нельзя перемещаться в чужую изоляцию, если не получишь вызова. Право на уединение свято.

— Я полагала, что в изоляции живут только вновь прибывшие. — Ститри задумалась. — Я вижу, у вас все сделано для того, чтобы никто не мог иметь друзей. Как вы выносите одиночество?! Как терпите это?

— Вы еще не очистились и не все понимаете. Дружба отдельных индивидуумов — это анахронизм старого мира. Здесь все дружат друг с другом и со всеми, и каждый волен уединиться по собственному желанию. Это очень удобно и эффективно для достижения общей чистоты.

— Оглянитесь! — Ститри невольно повысила голос, но быстро взяла себя в руки. — Что с вами стало? Для достижения некой призрачной чистоты вы готовы отказаться от самого лучшего, что было в материнском мире. Это вряд ли разумно.

— Как вам еще далеко до очищения, — посетовал учитель Марк. — Вы мало погружались в свое вместилище и не постигли сути нашего мира. Разговор беспредметен. Мне лучше удалиться.

— Подождите, — Ститри схватила учителя за тунику, будто могла его таким образом удержать. — Вы боитесь Верхних, я поняла. Вы не верите, что они соблюдают правила. Вы знаете, что они слышат нас.

Ход был верным. В глазах учителя промелькнуло удивление.

— Я останусь, но лишь затем, чтобы доказать, что вы неправы. Наш мир возник по воле и вере тысяч и тысяч людей материнского мира. Как только христианство падет, исчезнем и мы. Некоторые Чистые видели гибель миров, созданных верой людей. Эти миры были достаточно устойчивы в пространстве, пока существовала вера. Люди не подозревали, что сами создали «богов», которым поклонялись. Их было много, этих миров, канувших в небытие. Люди материнского мира имеют огромную силу. Им достаточно организованно поверить во что-то, как это непременно материализуется и становится параллельным миром. Нам удалось оградиться от такого их влияния. Мы стали чисто белыми и сами контролируем свой мир. Это огромный шаг вперед к полной самостоятельности. И мы не можем допустить усиления нашей зависимости от людей материнского мира. Их вера по-прежнему висит над нами, как дамоклов меч. Но Верхние говорят, что скоро все кончится.

— Каким образом? — спросила Ститри. Смутно она уже начала о чем-то догадываться.

— Не знаю. Верхние разрешают наблюдать материнский мир только избранным из числа Чистых.

Глаза Ститри налились кровью. Ярость буквально вскипела в ней и готова была вырваться наружу. Через силу Ститри удержала на лице улыбку. Ей нельзя было раскрывать себя. Следовало немедленно переменить тему разговора — пустить его по тому руслу, которое она намечала с самого начала.

— Если ты пытаешься убедить меня в том, что доверяешь Верхним, то открой секрет передвижения в пространстве. — Ститри несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Возможно, еще не поздно спасти миллионы людей материнского мира.

— Вы должны сами постичь это, таковы правила…

— Перестань, Марк! — перебила Ститри, специально назвав его по имени. — Ты просто знаешь, что Верхние наблюдают за нами. Ты боишься. Это мерзко! Ты же был прекрасным воином, ты знаешь, как мерзок страх.

Скулы учителя нервно задергались. Ститри знала, что несмотря на все его старания, в нем сейчас смешались и достигли апогея все человеческие эмоции.

— Ты неправа, — наконец выговорил Марк. Он обратился к Ститри на «ты». Это был огромный успех. — Верхние соблюдают интересы каждого. И обязанность каждого — отвечать тем же. Мы не можем нарушать правила.

Марк уже был слаб в своей вере к Верхним, но еще держался. Ститри решила нанести следующий, решающий удар.

— Хочешь, я скажу тебе, каким образом Верхние решили избавиться от влияния материнского мира?

— Ты не можешь этого знать… — предпринял слабую попытку защиты Марк.

Ститри пренебрежительно махнула рукой:

— Могу, я оттуда недавно. Лишь мгновения ограждают материнский мир от гибели. Черный стиглер увлек его к хаосу многомирья, а Верхние спокойно наблюдали, хотя могли вмешаться.

Марк хотел возразить, но Ститри не позволила. Она говорила, говорила и говорила, жестко давя неопровержимыми фактами.

— Возможно, люди создали и погубили несколько миров, но они не знали, что творят. К тому же всегда у любого верхнего мира имелась возможность укрепить веру людей. Нужно было лишь отвечать на их молитвы, помогать им. Безразличие, вот что погубило всех. И погубит вас! На удивление холодно и безразлично, Верхние наблюдали за нашими попытками спасти свой мир, они сами задушили его!

— Это невозможно, — выдавил Учитель. — Верхние не могли так поступить.

— Почему же, — Ститри холодно посмотрела Марку в глаза, — это ведь не будет нарушением ваших правил. Правил, которых внутренне не приемлет никто из вас. Именно поэтому Верхние позволяют наблюдать материнский мир лишь избранным — таким же, как они! Иначе бы вы увидели черноту, которая захватила людей. Кровь, грязь и смерть — вот на чем держится ваша хваленая чистота. Да, люди несовершенны, но вы хуже их, потому что в вас нет ничего. Вы белы, вы ничто, вы сама пустота — отвратительная пустота.

— Этого не может быть, — выговорил ошеломленно Марк и исчез.

Ститри осмотрелась. Она вновь была в своей изоляции. Возле нее копошились два Ворчуна, остальные четверо, наверное, спали под кустом сирени. Ститри погладила ежиков.

— Ну что, — тихо произнесла она, — вот я и сделала первый шаг.

Ничего не менялось. Ститри пробовала вести счет времени, но это оказалось невозможным: солнце стояло на месте. Вечность сковывала все, и даже погоду. На небе не могло показаться ни облачка, прежде чем на то не будет чьей-нибудь воли. Привыкшая ко всяким неожиданностям, Ститри погибала от скуки. Сколько она одна? Разве поймешь! Она поспешила и теперь пожинает плоды. Можно было сразу догадаться, что Верхние не оставят ее без присмотра, надеяться на соблюдение ими правил было просто глупо. А уж о доверии к Марку и говорить не стоит.

В изоляции была ночь. Ститри всегда любила размышлять, когда над головой появлялась полная луна. Она успокаивала и упорядочивала мысли. Ститри смотрела на звездное небо, на луну и анализировала свои ошибки. Да, ей не следовало спешить. Марк не придет — это ясно. Если он даже и стал на ее сторону, то его скорее всего изолировали. Что же остается? Покинуть изоляцию она сможет, только очистившись и потеряв себя. Тогда в этом не будет толку. А время неумолимо идет. Нет, не здесь. Время идет в материнском мире, оно отсчитывает ему последние мгновения.

Ститри резко вскочила на ноги. Должен быть какой-то выход — некое решение, до которого она не додумалась раньше! Такой ход, которого не ожидают от нее Верхние. Пусть они не разговаривают с ней, но они слышат. Наверняка слышат!

— Верхние!!! — Ститри громко расхохоталась. — Знаете, что мне неожиданно пришло в голову?! — Ститри выдержала паузу, но ответа, как и обычно, не последовало. — Вы трусы, Верхние, жалкие трусы. Вы заперли меня здесь, как заперли бы льва обезьяны! И вы так же, как и они, боитесь подойти ко мне. Вы обрекли на гибель весь материнский мир, вы даже пальцем не пошевелили, чтобы спасти его. Вы боитесь. Боитесь всех. Даже людей материнского мира — практически уже погибших — вы тоже боитесь! Вам становится не по себе лишь от одной мысли, что они могут выкарабкаться. Это можно понять. Что уж действительно заслуживает презрения, так это ваш панический ужас перед любыми изменениями в вашем мире. Не важно, каковы они, — они страшны для вас! Вы бессильны передо мной и другими в этом мире. Вы знаете это и потому якобы во благо всех создали индивидуальные изоляции. Как мерзко, мерзко и противно.

Ститри сплюнула. Говорить расхотелось. Наверное, сказывалось отсутствие собеседника. Ститри просто не могла правильно выстроить линию словесного нападения, не убедившись, какое выражение достигает цели. И все же какое-то слабое место у Верхних должно было быть. Только вот как его обнаружит?

Ститри огляделась. Верхних не было. Она проиграла и на этот раз. Ну что ж, придется подождать, собраться с мыслями и попробовать еще раз.

Ститри ждала долго, очень долго. Пусть даже у вечности нет времени, но тоска и боль все равно текут непрекращающимся потоком. Нет, Ститри не сдалась, в этом смысле ей не в чем себя упрекнуть. Ни одного мгновения вечности она не переставала думать о Верхних и о своем мире.

Сначала Ститри пробовала заняться переустройством изоляции, думая, что во время работы ее осенит какая-нибудь мысль. Она убрала кусты сирени с теневыми деревьями, и вырастила большой и густой лес. Ворчуны были в восторге. Обилие ягод и грибов, орехов полностью удовлетворяло их потребности. Но Ститри не остановилась на этом. Она сотворила нескольких белок и зайцев, а затем обрадовала всех зверюшек первым в их жизни дождем. Это было весело. Ститри нагишом бегала под теплыми струями и чувствовала себя самой счастливой во всем внутреннем пространстве Вселенной. Но никакое веселье не могло продолжаться вечность. Неизменно Ститри вновь и вновь мысленно возвращалась к своему миру. Как она ни старалась, ей не удавалось забыть о нем. Конечно, можно было воспользоваться очищением, но Ститри была противна сама мысль об этом. Да, возможно, она проиграла — но не сдалась!

Ститри продолжала работу. Она материализовала топорик и принялась мастерить хижину, такую же, как у Лада. Вечность поглощала ее, она уже привыкла к одиночеству и даже когда кто-нибудь из Ворчунов или других зверей подбегал к ней — не вела продолжительных бесед с ними. Ститри всей душой отдавалась строительству хижины. Она тщательно восстанавливала в памяти каждую мелочь и воспроизводила ее — если могла руками, а не получалось материализовала. Все реже и реже Ститри вспоминала о том, погибшем мире…

Ститри с удовлетворением осмотрела свое творение. Да, хижина была точно такой же, как у Лада. Ститри вошла, дверь привычно скрипнула, и этот звук неприятно задел, словно напоминание о потерянном. Ститри нейтрализовала звук. Внутреннее убранство дома осталось прежним. В углу валялись обломки стола, который Лад так и не успел отремонтировать… Он о ком-то напоминал — этот стол. О ком-то очень близком. Сердце Ститри вздрогнуло, словно от электрического разряда. Вернулась боль, старая боль, которая когда-то будоражила ее. Ститри убрала обломки стола. Она не хотела вспоминать. Воспоминания не приносили ей ничего, кроме боли.

Ститри села на кровать Лада. Взгляд случайно упал на толстую тетрадь в красивом железном переплете. Она лежала у изголовья и словно манила открыть. Это был дневник Везавия — его мысли. Когда-то по совету Лада Ститри уже читала его. Что там было? Ститри задумалась. Нет, она не могла вспомнить. А тетрадь привораживала. Ститри протянула руку и с какой-то внутренней дрожью взяла ее. Зачем?! Ститри смутно начала вспоминать… Да, она уже читала этот дневник. Записи напоминали откровения сумасшедшего. Тогда Ститри не придала им значения. Кажется, она и не дочитала до конца. Но что там было?! Нет, прошлое ускользает, его невозможно восстановить.

Открыла тетрадь наугад. Записи были короткими. Они не имели привязки ко времени, но делались по мере накопления информации.

— «…Они поверили мне после излечения слепого. Это было нетрудно сделать — сыну Господа. Они пойдут за мной и примут мою веру, я знаю…»

Ститри открыла на другой странице.

— «…Увидев, что я делаю записи, ученики тоже начали писать. Пусть, возможно, эти записи укрепят веру…»

Ститри открыла конец тетради.

— «…Я должен стерпеть распятие. Я их бог. Но людям нужны более веские доказательства, чем исцеление больных. Тогда они поверят. Я умру распятым на кресте, а потом воскресну — через три дня. И вера укрепится…»

Следующая запись:

— «…Я едва смог вновь соединиться. Я видел миры… Один чисто белый, а другой черный… Но мне страшно. Что произойдет, если я не смогу вернуться?.. Может быть, я просто устал…»

Ститри закрыла тетрадь и положила на кровать. Она вспомнила все записи! Теперь они не казались бреднями сумасшедшего. Ститри широко улыбнулась и встала на ноги.

— Чистота, говорите! — прокричала она, обращаясь к Верхним. — Надо же!!! Теперь я знаю, какова цена вашей чистоты!!! И я постараюсь, чтобы об этом узнали все! Покажись, Везавий! Стиглер Везавий — Верхние!!! Все узнают твою цену, все!!!

Очертания хижины едва уловимо исказились. Ститри внутренне торжествовала. Все же она разгадала эту тайну!

Верхние — наверное, множественным числом Везавий хотел показать свою исключительность — появился не совсем обычно. Не так, как делали это Учителя. Казалось, с ним перемещается все внутреннее пространство Вселенной. Но так лишь казалось. Наверное, его сила была слишком велика для простого перемещения, и поэтому так повлияла на окружающее пространство. Ститри подключилась к микроструктуре хижины и удержала ее от дематериализации.

— Ты быстро учишься, — произнес Везавий, когда возмущения пространства прекратились.

— Везавий?! — Ститри присмотрелась. Нет, она раньше не видела этого лица.

— У меня много имен, и Везавий лишь одно из них. — Явившийся прошелся по хижине и сел на кровать. — Мне нравится твоя постройка, когда-то я тоже жил здесь, постигая суть миров. Я долго не мог понять и принять свою силу, но она сама вошла в меня. Чего ты хочешь, Ститри? Уничтожить этот кристально чистый мир ради другого мира, который сейчас во власти второй, черной моей половины?

Ститри встала напротив Везавия.

— Ты плохо наблюдаешь материнский мир, Верхний! — Ститри специально обратилась к Везавию в единственном числе, чтобы задеть его. — Твоя черная половина канула в хаос многомирья, ее уже нет. Я об этом позаботилась. Я не успела закончить все до конца, но люди выкарабкаются. Им помогут миротворцы.

— Истинно, вера может творить чудеса, — отрешенно вымолвил Везавий. — А я хотел очистить тебя. Я ошибался. Ты лишь мгновение назад приобрела веру и вон как воспрянула духом. Ты даже не подозреваешь, что ошибаешься. Встань на мою сторону, и прозрение будет не таким мучительным. Я мог бы позволить тебе наблюдать гибель материнского мира.

— Ты врешь! — Ститри едва держала себя в руках. — Ты врешь, врешь, врешь!!! Верхний нарушает правило! Об этом должны узнать все!

— Хватит громких монологов. Я устал от них. Ты в изоляции — тебя никто не услышит.

— Но когда-нибудь я смогу выйти отсюда! Ты знаешь это, и поэтому пришел! Тебе страшно.

— Когда ты сможешь выйти, будет слишком поздно. Материнский мир исчезнет, и продолжение борьбы станет бессмысленным. «Люди выкарабкаются, миротворцы помогут им…» Неужели ты и в самом деле думаешь, что я мог допустить это. Я Верхние!!! Я просчитал все варианты. Конечно, мне пришлось нарушить свои же правила и вмешаться, но результат того стоит. Когда полностью исчезнет влияние материнского мира на нас, мы восстановим свою чистоту. Никто не будет больше нарушать правил, даже я.

— Как красиво ты говоришь! — съязвила Ститри. Медленно, чтобы не привлечь внимания, она приближалась к Везавию. Уже оставалось совсем немного. Главное, не дать ему опомниться. — Сколько красивых слов, и все впустую. Ты думаешь, что просчитал все варианты, но этого ты не учел.

Ститри резко глянула в сторону. Везавий поддался на эту уловку. Он повернул голову и на миг выпустил из поля зрения Ститри. Этого было достаточно. Ститри молниеносно придвинулась и, схватив руками за голову, коленом нанесла удар. Что-то хрустнуло. Везавий вскрикнул и опрокинулся на кровать. Ститри глянула на свое колено. Оно было в крови и болело. Все же удар был слишком сильный. Везавий неподвижно лежал на кровати. Следовало поторопиться. Ститри сосредоточилась. Она впервые дематериализовывала живое существо. Но вдруг что-то произошло. Хижина неожиданно завертелась вокруг Ститри — быстро-быстро, словно попала в водоворот. И в этом хаосе пространства вдруг стали возникать лица. И Ститри не могла уже пошевелиться. Она потеряла способность думать. Ее сознание оказалось парализованным. Перед ней появился Везавий. Он был в полном порядке — ни крови, ни сломанного носа.

— Какая ты наивная девочка. Ты хотела справиться с Верхним, но глупо было не учитывать, что я — не человек. Твои способности здесь бесполезны.

Хижина продолжала бешено вращаться, но Везавий стоял в этом хаосе неподвижно. И кто-то еще был рядом с ним, Ститри не могла сообразить кто! Мысли ускользали.

— Ты слышала что-нибудь о нематериализованном бичевании? Знаю, что слышала, хотя и не поняла. Сейчас ты это испытаешь на себе.

Везавий подал знак стоящим рядом с ним. Ститри вдруг поднялась в воздух. Хижина перестала вращаться. Ноги, руки Ститри растянули в стороны.

— Начинайте, — произнес Везавий.

Ститри не могла кричать, а то бы надорвала горло после первого же удара. Что это было?.. Удары бича?.. Нет, стоящие в хижине не шевелились. Но удары сыпались с неимоверной быстротой. Они терзали тело, не оставляя ран, и проникали в сознание, немилосердно кромсая его. Лица палачей были непроницаемы, никаких эмоций, и от этого удары казались еще более жестокими и нестерпимыми. Эти лица… Некоторые были знакомы… Особенно одно… Нет, мысль ускользает. Удары… Каждый несет новую, чудовищную боль. Ни тело, ни сознание не смогут привыкнуть. И не притупляется боль. Но одно лицо все же зависает в истерзанном сознании. Оно проникает в память. Чье это лицо?.. Нет, невозможно вспомнить. Все мысли загнаны в глубь сознания и тоже немилосердно истязаются. Скоро должна наступить тьма, очень скоро… И будет облегчение… Но нет, ее удерживают — не дают погрузиться во тьму. Когда же это кончится? Это не может, не может длиться вечность. Не-ет!!! Не хочу, не хочу!!! Тьма!!! Да благословенна будет тьма, да проклята вечность!!!

Глава 17

Снаружи бушевала вьюга. В хижине отчетливо слышалось ее завывание и скрип уставших деревьев. Снег уже давно завалил и дверь, и крышу, но Ститри было все равно. Она не собиралась выходить. В хижине пылала жаром печь, и было тепло и сухо. И если даже кончался запас дров, то всегда можно было материализовать еще немного поленьев. Что может быть лучше, когда за окном свирепствует непогода, а внутри потрескивают дрова, и стоит устойчивый запах дыма и хвои. Что еще доброго можно придумать для своей изоляции?.. Только уставшего путника, которого необходимо накормить и обогреть. Но где его взять? Материализовать человека очень сложно — это ведь не ежик для забавы.

Ститри перегнулась через край кровати и посмотрела под ель, которую она вырастила прямо посреди хижины. Все шесть Ворчунов были там, как, впрочем, и два зайца. Только белки прыгали с ветки на ветку и забавлялись своей ловкостью.

Ститри опять легла на кровать и закинула руки за голову. Она завидовала этим зверькам — им было весело всем вместе. Но что делать ей в этом одиночестве? Даже спать она не могла, и усталость вечности давила на нее своим грузом. Было невыносимо — это постоянное бодрствование. Каждый раз, как Ститри пыталась уснуть, неведомая сила увлекала ее во вместилище. Она сопротивлялась, но тщетно. И только врожденное упрямство помогало ей оставаться самой собой.

Дрова опять кончились. Ститри подошла к печи и материализовала несколько поленьев, прямо внутри пламени. Этого должно было хватить надолго. Ститри вновь подошла к кровати и вдруг замерла. Вьюга за окном уже не шумела, а ведь она не давала такой команды! Что за шутки?! Ститри попробовала отворить дверь. Напрасно. Дверь была плотно присыпана снегом и даже не вздрогнула. Нужен был инструмент, чтобы взломать дверь. Сердце Ститри бешено заколотилось. Что там происходит, снаружи, неужели кто-то решил навестить ее? Инструмента Ститри никакого не нашла. Слишком взволнованная, чтобы сделать что-нибудь толковое, Ститри материализовала большой топор и принялась яростно рубить дверь. Но дубовые толстые доски поддавались плохо. И прежде чем Ститри смогла прорубить себе проход, она уже была без сил. За дверью оказалась сплошная стена снега. Голыми руками Ститри принялась разгребать завал. Она так увлеклась изнурительной работой, что не сразу услышала, как кто-то окликнул ее сзади. Голос был очень знакомым. Ститри обернулась.

Возле печи, грея спину, стоял Учитель Марк. Ститри нахмурилась. Уж кого она меньше всего хотела видеть, так это именно его. Марк потирал озябшие руки и, кажется, улыбался. После ослепительной белизны снега Ститри с трудом различала его в багровых всполохах пламени.

— Ну и холод снаружи, — произнес Учитель, передернув плечами.

— Так оделся бы потеплее, — пробурчала Ститри. — Что вы в этих туниках ходите? Есть одежда и теплее, и лучше.

— Зачем же делать стужу, а затем укрываться от нее в ворохе одежды? — не понял Марк.

— А мне нравится. — Ститри материализовала большое груботканое покрывало и закрыла им взломанную дверь. — Ты чего явился? Заблудился в изоляциях?

— Нет, я искал тебя. — Марк прошелся по хижине, внимательно осмотрел ее и сел на кровать. — Ты уж извини, но я переместил твою изоляцию к экватору. Ты не беспокойся, о талой воде я тоже позаботился.

Ститри молчала. Она никак не могла понять, что надо от нее Учителю. Он столько времени пропадал, и вдруг нате вам! А ведь именно из-за него Ститри потерпела поражение. А бичевание… Его невозможно забыть!

Чтобы чем-то занять себя, Ститри материализовала два березовых полена и подбросила их в печь. Но ее мысли по-прежнему вертелись вокруг гостя. «Что ему нужно? Не прощения ведь пришел просить за свою трусость, за предательство. Хотя почему предательство, ведь он же ничего не обещал? Вот трусость, это да..»

Ститри прошла в глубь хижины и села на другую кровать. Молчание становилось затянувшимся. Следовало что-то сказать, что-нибудь эдакое незначительное, только бы не касаться больной темы.

— Как жизнь? — бросила Ститри как бы невзначай, не придумав ничего лучшего.

— По-прежнему, вечная, — ответил Марк. — Я здесь по поручению Верхних.

Ститри невольно вздрогнула.

— И что им надо? — спросила она, с опаской покосившись на Марка.

— Им хочется узнать, когда ты собираешься очищаться. Твое вместилище все сужается, ему требуется дополнительная информация, ему нужна энергия. Если так будет продолжаться и дальше, то скоро ты потеряешь всю силу.

— Скоро — это тоже вечность, или ты забыл? Передай своему Верхнему, что беспокоиться не о чем, я не опасна. Да, уходя, не забудь вернуть мою изоляцию на прежнее место.

С полным безразличием к гостю Ститри встала и подошла к ели. Присев на корточки, она вытащила Ворчуна и принялась забавляться с ним. Ститри не заметила, как исчез Марк. Только вновь зашумела вьюга, да еще крепче, казалось, затрещали поленья в печи.

Ститри встала и осмотрела опустевшую хижину. Ее подбородок вдруг задрожал, а из глаз почему-то полились слезы. Ститри проглотила застрявший в горле ком и упала на кровать — как раз на ту, на которой всего мгновение назад сидел Учитель. Это был враг, но и человек — практически единственное живое существо, посетившее ее после бичевания. «Вот оно, твое одиночество, — плакала и негодовала Ститри, — ты желала его, так получи! Ты упрямая, ни на что не способная девка! Дура, дура, дура!!!»

С блестящими от слез глазами Ститри вскочила с кровати и с мрачным торжеством осмотрела хижину.

— Ненавижу, — прошептала она и вдруг неожиданно для самой себя дематериализовала все — и хижину, и лес, и зайцев, и белок, и даже всех Ворчунов. В следующее мгновение она уже бежала по холодному рыхлому снегу, и немилосердная вьюга жестоко трепала ее волосы. Но ноги несли Ститри все дальше и дальше, в пустоту снежного поля. А вокруг по-прежнему бушевала неуемная стихия и, казалось, будто кто-то смеется над отчаянием слабого существа. Дыхание перехватывало от холодного воздуха, губы потрескались, но Ститри ничего не замечала. Она желала умереть, но никто не даровал ей смерти. И тогда, изнемогая от невыносимого горя, Ститри упала лицом в снег. И вместилище вновь поманило ее.

Тут был еще кто-то — чей-то посторонний разум. Нет, абсурд. Этого не могло быть! Вместилище индивидуально. Никто не может проникнуть в него. Да, но кто-то все же проник! Это чувствовалось, вместилище расширилось. Чей это был разум? Вместилище должно сохранить информацию. Чужой не мог войти так просто!

Сознание Ститри все еще ощущало страх. Но необходимость действия была сильнее. Вместилище нуждалось в расширении, оно ждало и манило. Только страх сдерживал Ститри. Что-то нужно делать. Необходимо принять решение…

— Смелее, не бойся. — Чей это голос? Он идет из вместилища! Но это не ее голос — это голос чужого разума!

— Смелее, Ститри. Ты должна преодолеть страх, люди материнского мира ждут твоей помощи, еще не поздно спасти их. — …Это был голос Марка! Ловушка? Зачем? Ведь она уже не опасна для Верхних.

— Ну, войди в свое вместилище, только так мы сможем общаться.

Ститри медлила. Она не хотела проиграть еще раз.

— Я долго не смогу продержаться, помоги мне, растворись в своем вместилище. Не бойся, я друг, я не предавал тебя. Я оставил записку в хижине. Ты не успела ее прочесть. Тяжело перенести бичевание. Но ты должна мне верить. Я не предавал. Я бичевал тебя, но не предавал. Поверь. Я не предавал. Мы должны объединить наши вместилища, чтобы помочь людям и себе.

Ститри хотела поверить, но память о бичевании была еще слишком свежа в ее сознании. Она взывала ко мщению. Вот если не помочь сейчас Марку, не поддержать его, то он так и растворится в чужом сознании, навсегда…

— Поверь мне, Ститри, я не предавал.

По голосу чувствовалось, что сознание Марка исчезает. Для бушующей жажды мести соблазн был слишком велик. Только станет ли легче после? Вряд ли. Что же делать, поверить? Но если это обман, что тогда произойдет? Трудно предугадать… Но вряд ли они повторят бичевание. Повод слишком ничтожен. Она только погрузится в свое вместилище. Нет, не полностью — чуть-чуть, лишь бы появилась возможность поговорить с Марком. Но очищаться она не будет, нет, никогда! Вот оно, вместилище, — белый сгусток энергии — душа, как называют его люди материнского мира. Миллионы волнистых нитей прощупывают окружающее пространство. Вместилище живет, оно приобщается к разуму Вселенной. Но без энергии хозяина, без подпитки, душа чахнет, сужается.

Сознание Ститри приблизилось к вместилищу. Миллионы энергетических нитей ощупали, проводя опознание. Теперь можно входить, уже не опасно. И нити охватывают сознание, как дети долго отсутствующую мать. Этот момент вхождения всегда волновал Ститри. Она чувствовала, что проникает в нечто настолько родное, будто входит во чрево матери, родившей ее.

Сознание Марка было где-то здесь. Ститри быстро нашла его и помогла восстановиться. Из размытого серого пятна появился образ Марка. Он улыбнулся и, казалось, восторжествовал. Ститри испугалась. Память уже в который раз возвратила ее к бичеванию…

— Спасибо, — произнес образ Марка — его сознание. Ститри успокоилась. Не похоже было, чтобы замышлялось ужасное.

— Все было бы проще, найди ты записку, которую я оставил в хижине на кровати. Но ты дематериализовала все. Я не виню тебя. Не думаю, чтобы я вообще смог бы перенести бичевание.

— Но ты участвовал в нем. Я хорошо помню тебя. Марк опустил голову.

— Я вынужден был это сделать. После нашего разговора Верхние поместили меня в отстраненную изоляцию, которую замаскировали под мою личную. Я сразу сообразил, что происходит. Мне оставалось лишь одно — немедленно рассказать Верхним о нашем разговоре. Это не было предательством, Ститри, они и так все знали. Мне необходимо было внушить Верхним, что я против тебя. И они поверили, Ститри, поверили. Верхние сделали меня своим избранным и позволили наблюдать материнский мир…

Ститри напряглась в ожидании.

— Ты была права. — Марк немного помолчал, словно собираясь с мыслями. — Потом я слышал твой разговор с Верхним. Я был рядом. Жаль, Но я не мог вмешаться. Нельзя дематериализовывать мыслящее существо и уничтожать его вместилище. Это черный поступок. Но ты была в отчаянии, я понимаю.

— Ты оправдываешь того, кто предал забвению миллионы вместилищ, и осуждаешь меня за попытку уничтожения одного! Где же логика? — вскипела негодованием Ститри.

— Я никого не оправдываю и не осуждаю, — ответил Марк. — Но мне понятны и твои мотивы, и действия Верхних. Они пытаются защитить наш мир — по-своему пытаются. Кстати, Верхних двое, а не один, как ты ошибочно полагала. Ты должна была видеть второго, он присутствовал на бичевании.

— Я никого не помню, только тебя. — На какое-то мгновение сознание Ститри парализовалось воспоминаниями.

— Да, я пытался дать понять тебе тогда, что я друг, — вымолвил Марк. — Но твое сознание было слишком истерзанно… Оно запечатлело меня лишь как врага. Если бы ты знала, каких неимоверных усилий стоило мне тогда остаться для Верхних холодно-белым. Твои страдания были невыносимы. Мне очень жаль, Ститри.

— Хорошо, оставим бичевание. — Ститри начинала терять над собой контроль. Воспоминания об экзекуции подавляли ее сознание и волю. — Что ты хочешь от меня, сейчас? Для чего потребовался этот риск?

— Потому что только здесь мы можем поговорить без Верхних, — тихо проговорил Марк.

— Какой смысл в этом разговоре? Ты хочешь получить мое прощение? Прости, но предательство так просто не забывается, пусть даже вынужденное.

— Не в прощении дело. Мы должны спасти материнский мир.

— Уже поздно, прошло столько времени… Верхние уже позаботились обо всем.

— В вечности нет времени. — Марк вымученно улыбнулся. — После того как ты умерла в материнском мире, там прошло всего несколько дней. Положение очень серьезное, но все еще можно поправить.

— Рассказывай, — Ститри мгновенно оживилась, рассказывай все подробно, — потребовала она.

— После взрыва черную половину Везавия поглотило многомирье. Серая спираль начала быстро уменьшаться. Но затем что-то произошло. Я не смог разглядеть, что конкретно, этот эпизод Верхний Везавий не позволил наблюдать никому.

— Он что-то сделал! — вознегодовала Ститри. — Вот он, Верхний, сам нарушает свои правила.

— Он нарушил правило, но в материнский мир не перемещался. Никто не смог бы вернуться оттуда. Можешь мне поверить. Верхний вмешался по-другому. Можно только гадать, что он сделал. Но сейчас спираль вновь разрослась, почти до прежних размеров. Похоже, Верхний открыл доступ черноты в материнский мир.

— Что ты предлагаешь? — спросила Ститри.

— В первую очередь ты должна погрузиться в свое вместилище и пройти очищение. Только так ты сможешь выйти из своей изоляции.

— Так вот к чему все шло? — как бы небрежным тоном обронила Ститри. — Понятно, какова ваша конечная цель.

— Веди себя разумно, — раздраженно ответил Марк. Верхним безразлично, пройдешь ты очищение или нет, уж можешь мне поверить. Но они не смогут держать тебя в изоляции, если ты станешь полностью белой и безвредной. Верхние не такие уж плохие. Что действительно можно поставить им в плюс, это то, что они свято соблюдают право очищенных покинуть изоляцию. Ты должна поверить мне еще раз.

— Но что толку будет в моей свободе, если я стану чистой? Я уже не буду прежней!

Марк успокаивающе улыбнулся.

— Возможно, но лишь на миг. При полном погружении во вместилище вы дополняете друг друга. Ты будешь влиять на него так же, как оно на тебя. Если уж меня вместилище не смогло очистить полностью, то о тебе и беспокоиться нечего. Главное, ты должна покинуть изоляцию в тот момент, когда станешь чистой. Но и потом тебе придется скрывать интерес к материнскому миру.

— Верить ли тебе? — задумчиво произнесла Ститри. — Но похоже, я ничего не теряю, кроме вечного заточения. Только что мне делать, когда я покину изоляцию? У тебя есть план?

— После твоего очищения мы сможем объединить наши вместилища. Этого еще никто не делал, но у нас должно получиться. Мы получим огромную силу от объединения и вместе придумаем, что делать дальше. Ясно одно — кто-то из нас должен стать Верхним. Только им доступен проход в материнский мир. Но, возможно, после объединения мы получим силу и откроем собственное окно. Все будет ясно после объединения. А теперь я должен покинуть тебя. Мы встретимся уже вне изоляции. Но запомни, разговор о материнском мире — только в нашем будущем общем вместилище.

— Хорошо, — согласилась Ститри, — я готова рискнуть. Но прежде чем мы объединимся, ты должен найти Демитрия. Он наверняка в какой-нибудь непреступной изоляции.

— Зачем он нам? Подобный интерес к отстраненной изоляции может навести Верхних на подозрения.

— Я сказала, что нужно найти Демитрия! — резко сказала Ститри. — Без него я не согласна ни на какие действия! Я должна вытянуть Демитрия из этой белизны.

— Я постараюсь, — неприязненно ответил Марк. — Но рассчитывать на успех можно, если твой Демитрий еще в отстраненной изоляции. Их не так уж много. Правда, в поисках есть загвоздка. Демитрий должен попросить у Верхних Учителя, иначе я не имею права переместиться в его изоляцию. А не побывав там, я не смогу узнать, тот ли это человек, которого ты ищешь.

— Постарайся, только этим можно заслужить прощение за бичевание.

— Сделаю все возможное, — грустно ответил Марк. Его образ стал таять и вскоре исчез совсем.

Ститри осталась одна. И словно почувствовав это, вместилище вдруг стало поглощать ее строптивое сознание. Но теперь Ститри не сопротивлялась. Она отдалась ненасытному белому сгустку, растворяясь в нем, и вместилище, как изголодавшееся чудовище, с какой-то чуть пугающей жадностью принялось пожирать ее черноту. И Ститри забыла все.

Глава 18

Это начинало надоедать. Разве могла устроить жизнь под открытым небом? Когда вместо еды лишь фрукты да овощи? И сад с немыслимыми деревьями, кустами и одинаковой травой? Здесь Демитрий чувствовал себя барашком, которого вывели попастись, дабы он набрал необходимый вес. Какой уж тут рай?! Скорее пастбище для усопших. Если Господь желал посмеяться над людским представлением о рае, то это ему удалось как нельзя лучше.

Демитрий раздраженно перевернулся на другой бок. Сон не шел. Да и разве можно было назвать сном провал памяти, когда вдруг приходишь в себя уже на ногах? Нет, здесь даже отдых для души и тела умудрились испоганить, извратить! И сны каждый раз были одними и теми же. Некий сияющий шар, который пытался поглотить его — Демитрия, — чтобы сделать другим. После таких снов раздражение не сбрасывалось, как это бывало раньше, а наоборот, возрастало. Но особенно Демитрий не терпел Учителей. Они раздражали его своей непреклонной правильностью и лаконичными ответами. Куда приятнее было бы поговорить с простым человеком — наделенным недостатками, но разумным, добрым и справедливым. Таким, например, как Ститри.

Демитрий сел. Воспоминания о Ститри больно терзали душу. Он готов был пожертвовать всей этой никчемной вечностью ради одного мгновения встречи. Только возможно ли это?! Ститри осталась там, в своем мире. Она наверняка победила Черного и спасла людей. Для Ститри нет ничего невозможного.

Учитель появился неожиданно. Это был первый случай, когда нарушили его право на уединение.

— Кажется, я не просил Верхних присылать мне Учителя, — произнес Демитрий, всем видом показывая, что ему неприятен этот визит. — Я хорошо обхожусь без ваших «белых» нравоучений!

— Вы не хотите покинуть свою изоляцию? — поинтересовался Учитель, присаживаясь рядом с Демитрием.

— Не горю! — грубо ответил Демитрий. — Мне хорошо здесь, одному.

— Я понимаю. — Учитель сделал жест рукой, и перед ним появился большой плоский камень. — Я не стану вас задерживать. Знаете, вы единственный, кто не стремится быстро покинуть изоляцию. Я решил нарушить ваше одиночество, надеясь на прощение, и побудить вас к самосовершенствованию. Положите, пожалуйста, руки на этот камень.

— Это зачем?. — с нескрываемым подозрением поинтересовался Демитрий. — Что вы еще задумали?

— Вот уж не думал, что могу вас чем-то напугать, — искренне удивился Учитель. — Я лишь хотел доказать, что камень действительно существует. Пожалуйста, положите руки.

Демитрий осторожно коснулся камня ладонями. Поверхность была холодной и шершавой, какой и должна быть.

— Попробуйте поднять его, — попросил учитель. Демитрий посмотрел на камень, а затем недоверчиво покосился на незваного гостя. Он вел странную игру, юлил. Демитрий встал и попробовал поднять камень. Нет, он был слишком тяжелым. Демитрию пришлось основательно потрудиться, чтобы только сдвинуть его с места.

— Достаточно, — произнес учитель. — Думаю, вы убедились, что камень действительно существует. Когда он исчезнет, попросите у Верхних Учителя, и он объяснит вам, как это происходит.

— Меня это не интересует. — Демитрий поставил на камень ногу. — И не надо донимать меня подобными штучками.

— И все же я думаю, что следующий Учитель сможет вас кое-чем заинтересовать. Вы только сделайте вызов, и увидите.

Учитель исчез. Демитрий убрал ногу с камня.Почему-то стало стыдно. Он выглядел дураком. Учитель хотел что-то объяснить, и дело было вовсе не в камне.

***

Верхние опять прислали вызов. Ститри ответила. Ей нравилось вести разговоры и перенимать что-нибудь полезное у других Учителей. После таких бесед непременно расширялось вместилище, и Ститри чувствовала новый прилив сил. Только ей пока не пришлось принять вызов в отстраненную изоляцию. Почему она так стремилась попасть туда — Ститри и сама не знала толком. Наверное, она чувствовала, что ей будет интересно понаблюдать за вновь прибывшим из материнского мира. Но их становится все меньше и меньше. Верхние сказали, что скоро отстраненные изоляции больше не понадобятся. Материнский мир на грани исчезновения. Люди загубили его, и вместе с ним исчезнут сами. Но скоро — тоже вечность. Ститри знала это и надеялась когда-нибудь побеседовать со вновь прибывшим.

…Желающий поговорить оказался молодым парнем со светлыми волосами и крепким телом. В материнском мире ему было, наверное, не больше тридцати лет. Лицо его источало озабоченность и кого-то сильно напоминало. Ститри сосредоточилась, пытаясь вспомнить. Нет, память не могла вытянуть из глубины сознания это прошлое. Возможно, она встречала этого парня где-то в материнском мире. Или… Нет, вспомнить невозможно.

— Здравствуйте, Учитель, — парень поклонился и сел. Какое-то было в его движениях напряжение.

Ститри села рядом. Она не спешила начинать разговор. По правилам это должен сделать тот, кто вызвал к себе Учителя. Но парень молчал. Он словно ждал чего-то. И Ститри ждала. Только ветер, завывая, гулял по просторной степи изоляции. Странно, но здесь совсем не было деревьев. Лишь пожелтевшая от солнца трава, да… Ститри пригляделась. Да, где-то там, вдали, паслись две лошади. Видно, парень испытывал симпатию к этим животным в материнском мире и вот материализовал их здесь. Вообще, в этой изоляции не было той безукоризненности, которая непременно бросалась в глаза у других. Парень будто специально подчеркнул запустение степи, ее полную отрешенность от окружающего мира. А две одиноко пасущиеся лошади лишь подчеркивали это.

— Мне очень долго не удавалось материализовать живое существо, — произнес парень, заметив, что Ститри смотрит на лошадей. — Я их создал буквально мгновение назад, но они лишь дополнили картину.

— Поздравляю, — ответила Ститри. — Вы сделали большой шаг к самосовершенствованию. Но мгновение — тоже вечность — не так ли? — и наступает пора дальнейшего углубления в познании себя.

— Да-да, — вяло согласился парень. — Мгновения вечности бесконечны. Мы что-то узнаем, но и что-то непременно забываем. Но как это ни странно, я еще помню свое имя.

— Влияние вечности не поддается анализу, — произнесла Ститри, развивая начатую собеседником тему. — Я тоже помню свое имя, хотя абсолютно не нуждаюсь в нем, но забыла все о материнском мире и о своем прибытии сюда. Наверное, было слишком много черного в моем прошлом, и вместилище — в очередном очищении — поглотило все.

— Вы сожалеете о прошлом? — вкрадчиво поинтересовался парень.

— Нет. Разве можно жалеть о черном? Мы обязаны оставаться кристально чистыми, чтобы сберечь наш мир. А лошади действительно хорошо дополняют вашу изоляцию. Вы, наверное, творите с вдохновением. Будьте осторожны, не впускайте чувства. Я могу посоветовать вам для полного отрешения холодную зиму. Никаких красок, никаких чувств.

— Не всегда нужно скрываться за холодным покрывалом снега, когда-то нужно вступить в открытое противоборство. И нужно не упустить вечное мгновение для того, чтобы это противоборство принесло плоды. Я правильно говорю, Учитель?

Парень испытующе посмотрел Ститри в глаза.

— Возможно, — замявшись, ответила она. Эти глаза были до боли знакомы. — Только не увлекайтесь борьбой — она может возродить чувства. В ближайшее время вам не приходилось переносить всплеска эмоций? Вы как-то странно себя ведете. Я бы посоветовала вам еще одно очищение. Вас что-то волнует, это видно.

— Вам показалось, — парень вдруг мгновенно преобразился, почти полностью раскрепостившись, — меня лишь увлекла наша беседа. Не думаете ли вы, Учитель, что настало время ее прекратить?

— Как вам будет угодно, — ответила Ститри. «Нет, этот парень явно чем-то взволнован, — подумала она. — Он не может скрыть своих чувств. Следует после беседы поговорить с Верхними, пусть помогут ему преодолеть этот кризис».

Парень забеспокоился:

— Учитель, я хотел спросить совета.

— Хорошо. Расскажите, почему вы решили так странно обустроить свою изоляцию? В этом замешаны чувства к материнскому миру?

— Что вы, Учитель. — Парень повинно склонил голову. — Я лишь хотел чего-то другого — не такого, как у других. Разве у вас не возникает таких желаний?

Желания, конечно, у Ститри такие возникали, но то был другой разговор. Парень явно хитрил. Ститри намеревалась выяснить в чем, и тогда беседа с Верхними будет не пустой.

— Давайте не будем говорить обо мне. — Ститри не хотела ложью нарушить правило и поэтому намеренно ушла от ответа. — Мне кажется, что вы нуждаетесь в моих откровенных вопросах. Вы должны ответить на них.

— Учитель, боюсь, что я не в силах продолжить беседу. На лице парня не дрогнул ни один мускул, но Ститри видела, что он испугался. Однако право на уединение отменить нельзя. Ститри встала. Она любила покидать изоляции, проходя плавной походкой мимо собеседника и постепенно растворяясь в воздухе.

— Прощайте, — холодно сказала Ститри. Она грациозно проплыла мимо парня и уже хотела раствориться, но вдруг остановилась. — Ты говорил, что помнишь свое имя. Как тебя звали в материнском мире?

Ститри и сама не знала, почему задала этот вопрос.

— Вечность порождает много иллюзий, — произнес парень, — и одна из них имя. В этот раз я скажу, что меня зовут Марк, а в следующий — Демитрий. Но кто может знать, которое из имен настоящее.

Продолжать разговор не имело смысла. Парень был хитер, и вызвать его на откровенность вряд ли смогли бы и Верхние. Но имена эти, не просто так ведь он их назвал. Марк и Демитрий… Знакомые имена. Не имена даже, а люди.

Ститри легла на кровать, материализовала яблоко и принялась есть. Марк и Демитрий — похожие друг на друга имена. Возможно, и люди были похожими. Ститри напрягла память, пытаясь вспомнить, знала ли она когда-нибудь людей с такими именами. Похоже, нет. Если даже и знала, то эти люди были черны, и вместилище очистило от них память. К чему гадать?..

Бросив в горящую печь огрызок, Ститри материализовала теплую одежду и отправилась на прогулку по свежему морозному утру.

Снега было много. С каждым шагом Ститри проваливалась в него по колено, но продолжала упрямо идти вперед. Хижина перестала притягивать ее. В ней чего-то не хватало. Ститри несколько раз пыталась понять, чего именно, но так и не смогла. Ститри хотела как-то изменить свою изоляцию, свою жизнь, но она не знала — как. И хижина начала раздражать ее. Только посреди снежной равнины Ститри успокаивалась. Здесь был простор.

Ститри поежилась от холода и поплотнее закуталась в теплую шубу. Зачем ей этот мороз и снежная равнина? Каждый шаг дается с таким трудом. Не лучше ли гулять по зеленому полю, и чтобы лучи жаркого солнца ласкали спину? Нет, как-то все просто — стандартно.

— Демитрий и Марк, — вдруг выговорила Ститри. Она даже сама не ожидала. Что ей дались эти имена? — Демитрий и Марк, — вновь повторила Ститри. Прилив нежности охватил ее.

Неожиданно Ститри поняла, почему ее притягивают эти имена. В них не было привычной стандартности, они были необычны даже в произношении. Как чувствовалась свежесть воздуха при выходе из хижины, так и новизна ощущалась в звучании этих имен. «А не ловушка ли это? — вдруг испугалась Ститри. — Нет, не похоже. Так, брошенные ненароком слова. Но как они бередят сознание! Что за сила скрыта в них?!»

Ститри остановилась передохнуть. Снежная равнина подавляла пустотой. Ститри немного подумала и материализовала большой лес, сплошь усыпанный снегом. Сразу стало уютнее. Ститри повернулась и уже в хорошем расположении духа отправилась обратно в хижину. Да, вопреки ожиданию прогулка по морозному утру и на этот раз оказала свое умиротворяющее воздействие.

На вызов следовало ответить быстро, иначе его мог принять кто-нибудь другой. Но Ститри медлила. Она хотела заняться переустройством своей изоляции и теперь была в растерянности.

«…А в следующий раз Демитрий».

Ститри вздрогнула. Почему пришли ей на ум эти слова последнего собеседника? Вызов не от него. Учитель требуется в отстраненную изоляцию. Ститри импульсивно приняла решение и ответила на вызов. Почему? Никакой связи между словами последнего собеседника и этим вызовом, конечно же, не было. Ститри просто хотела поговорить с отстраненным, и ей повезло.

Собеседник был явно не расположен к разговору. Ститри огляделась. Изоляция была стандартной — несколько плодовых деревьев, кусты и молодая зеленая трава. Закинув за голову руки, отстраненный лежал на спине и отрешенно смотрел в небо. На Учителя он даже не взглянул, хотя Ститри могла б поклясться, что он слышал ее шаги. Оставалось непонятным, зачем требовалось просить у Верхних Учителя. Но по заведенному ритуалу Ститри, конечно же, навязываться не стала. Она холодно кивнула лежащему огромному телу и села рядом.

— Я лишь хотел узнать, как появляются и исчезают камни. И больше ничего!

Собеседник говорил деланно громким басом, наверное, подстраиваясь под голодного бычка, ревущего в стойле. Почему-то Ститри пришло в голову именно это сравнение.

— Если вы не расположены к разговору, то я могу покинуть вас.

Что-то произошло, когда Ститри произнесла эти слова. Тело собеседника напряглось, будто по нему пропустили электрический заряд, в следующее мгновение парень резко вскочил на ноги. От такой неожиданности Ститри даже отпрянула. Широко раскрытыми глазами отстраненный смотрел на нее, и его губы беззвучно шептали что-то.

— Стит… — наконец сдавленно выговорил он. — Как же это?.. Как?

— Я бы хотела, чтобы вы попридержали свои эмоции. Такой сильный всплеск недопустим даже в отстраненной изоляции.

Ститри произнесла это довольно спокойно, но в душе у нее творилось неладное. Какие-то образы возникали и тут же пропадали. Казалось, не хватает последнего толчка, чтобы все выплыло наружу. И такой толчок не заставил себя ждать. Не совладав со своими чувствами, собеседник вдруг схватил Ститри за плечи, поставил на ноги и сильно встряхнул.

— Опомнись, Стит! — прокричал он, теряя контроль. — Это ведь я, Демитрий!!!

Демитрий… Демитрий… Демитрий. Это имя затронуло какие-то неведомые нити в памяти Ститри, словно пробудив ее от долгого сна. И образ… этот образ любимого человека вдруг всплыл неизвестно откуда и завис прямо перед глазами. Образ… Не-ет!!! Это был не образ, это был — Демитрий!

Ститри судорожно открыла рот. «Демитрий!!!» — хотела прокричать она во весь голос и броситься любимому человеку на шею, но вместо этого лишь тихо произнесла:

— Я вынуждена покинуть вас, такой всплеск эмоций недопустим.

— Стит! — На глазах Демитрия показались слезы. — Я не верю! Нет, только не ты! Ты не могла так просто сдаться!

Ститри закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на перемещении, но образ Демитрия заслонял все ее внутреннее пространство. И он кричал, он звал ее!!!

— Извините, я не могу продолжать разговор, — выдавила Ститри и переместилась.

Демитрий опустошенно смотрел на то место, где всего мгновение назад находилось столь близкое воплощение всех его желаний, и изо всех сил пытался понять, что произошло. Но упрямый мозг воспринимал лишь окончательную потерю любимого человека. И слезы текли по лицу Демитрия, и дрожал его подбородок, напоминая о невосполнимой потере. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Демитрий окончательно осознал ее. И когда это произошло, он упал лицом в густой покров зеленой травы и принялся в бешенстве рвать ее на части, проклиная все на свете и прежде всего — этот ненавистный белый рай.

***

Это было невыносимо — невыносимо больно. Демитрий находился совсем рядом, он держал ее за плечи! Нужно было протянуть руки и отдаться… навсегда.

Ститри тяжело опустилась на кровать. Голова гудела, дыхание рвалось, а тело дрожало, словно в приступе лихорадки. Следовало немедленно успокоиться.

Ститри закрыла глаза. Вместилище… Только оно могло скрыть от зоркого глаза Верхних ее состояние. И только там можно поговорить с Марком. Вперед, к силе вместилища, под его защиту…

Марк уже ждал ее. Не только он, но и его вместилище. Ститри приблизилась, но не слишком близко — так, чтобы чужое вместилище случайно не поглотило ее сознание.

— Ты меня напугала, Ститри, — произнес Марк. Я уже не думал, что ты явишься на встречу с Демитрием.

— Я просила только найти его. — Ститри еще плохо владела собой и с трудом создавала необходимый фон для разговора. — Устраивать нашу встречу было лишним, тем более что я была не в себе. Это вместилище… Я не смогу больше войти в него. Я не хочу еще раз потерять себя.

— Извини, но тебе придется. Нам необходимо объединиться. Первый раз всегда трудно, потом будет легче. Мы должны объединить наши вместилища, чтобы кто-то из нас смог стать Верхним. А встреча с Демитрием… Я вынужден был устроить ее, хотя первоначально рассчитывал и на более поздний визит. Но ты была слишком чистой… В последнюю нашу встречу я не смог пробиться к твоей памяти… И я испугался. Вместилище поглотило слишком много твоего прошлого, наверное, оно было черным.

— В некотором роде, но не будем об этом. Давай лучше подумаем, как стать Верхним. Есть для этого какие-нибудь пути? — спросила Ститри.

— Только два. Один непреодолимый, а второй очень трудный. — Марк выждал паузу. — По правилам стать Верхним можно лишь с разрешения другого Верхнего или же доказав свою силу на поединке.

— Не думаю, что мы скоро дождемся разрешения занять место Верхнего, — произнесла Ститри. — А что это за поединок?

— Мне еще ни разу не доводилось видеть его, но я знаю, что Везавий стал Верхним именно благодаря поединку. Нам нелегко будет его одолеть.

— Что ты ходишь вокруг да около? — возмутилась Ститри. — Говори, что за поединок, и не тяни и без того вечное время!

— Это поединок вместилищ разума и навыков. Желающий занять место Верхнего вызывает последнего на поединок и сам выбирает, в какой области будет соревноваться. Если в этой области Верхний не сумеет преодолеть претендующего, то он уступит ему и свое вместилище, и место.

— И что, трудно найти такую сферу деятельности, где Верхний бы спасовал?

— Я бы сказал точнее — невозможно, — ответил Марк.

— Ну-ну, так уж категорично! — не поверила Ститри.

— Для меня невозможно, — поправился Марк. — Лично я не знаю таких своих талантов, которые были бы сильнее Верхнего. У них огромное вместилище и невероятно сильное сознание. Практически они знают и умеют все. Везавий особенно. Вот только если второй Верхний… Мне кажется, он послабее. Но вызов по правилам может принять любой Верхний, и скорее всего это будет Везавий.

— А где гарантии, что я займу его место после победы?

— Гарантией служат все Чистые. Они будут наблюдать за поединком и отдадут вместилище побежденного Верхнему. Против всех Чистых не устоит никто. Можешь не сомневаться, если ты победишь, то получишь и вместилище Верхнего, и его место.

— А если нет? — решила уточнить Ститри.

— Тогда мы с тобой перестанем… быть. Да! Мы исчезнем из всех пространств Вселенной. Навсегда. А наше объединенное вместилище достанется Верхнему и будет служить и ему, и на благо всем Чистым.

— Да, — задумчиво произнесла Ститри, — нечего сказать, заманчивая перспективка. Но у нас есть шанс, пусть ничтожный, но шанс.

— Тебе известна та область, в которой мы смогли бы победить? — спросил Марк.

— Есть одно, в чем я могла бы посоревноваться с Верхним. Скажи, существуют какие-нибудь ограничения при выборе сферы поединка?

— Никаких.

— Вот и хорошо. Думаю, мне удастся показать Верхнему кое-что необычное.

— Но что? — Марк сгорал от любопытства, но Ститри ничего не ответила.

— Зачем тратить время на объяснения? Узнаешь после объединения вместилищ. Мы должны торопиться.

— Согласен, приступим прямо сейчас. Войди в свое вместилище, и начнем.

Оно ждало ее. Ститри испытывала едва ощутимый страх перед новым растворением, но она должна была это сделать. Вместилище жадно захватило ее, но уже не так сильно, как в первый раз. Теперь Ститри владела им и могла направлять его энергию. И страх прошел, когда она почувствовала свою власть. Ститри купалась в энергетических потоках вместилища и чувствовала, как с ее разума смывается все грязное и черное. Но на этот раз прошлое оставалось нетронутым, очищалось лишь его восприятие. У Ститри было такое ощущение, будто она принимает душ после целого месяца бесконечной грязи. Чистота сознания пьянила ее. И хотелось чего-то нового, волнующего — хотелось расширения. Вот оно, другое вместилище! Нужно сойтись с ним, слиться в одно целое и познать великое таинство родства душ. Но как волнует близость с другим вместилищем! Словно вечность любви грядет. И невозможно противостоять этому сладостному чувству. Оно подчиняет себе сознание, и хочется кричать в блаженстве, и поведать всем о сладостном, вечном мгновении любви! Оно уже близко… Оно…

Глава 19

Ститри открыла глаза. Она лежала на кровати в своей хижине. Ей показалось, будто кто-то нежно коснулся ее волос. Ститри приподнялась и осмотрела хижину. Нет, здесь никого не было. Но прикосновение ощущалось отчетливо. Прикосновение чего-то близкого, родного.

Ститри села. Голова сильно кружилась после… Да, это было! Это все же было! Сладостное мгновение слияния, миг блаженства и любви. Ститри закрыла лицо руками. Ей вдруг стало стыдно. Как она могла отдаться вот так просто?! А Демитрий… Как он воспримет это?! Ститри нагнулась к своим ногам и заплакала. Но вдруг кто-то опять коснулся ее волос. Ститри опустила руки и увидела стоящего на коленях Марка. Он прислонился к ее ногам и нежно гладил волосы.

— Ну перестань, Стит, пожалуйста, перестань, — тихо прошептал он и вдруг с нежностью прижал голову Ститри к своей груди.

— Уйдите! — Ститри отстранилась и, надрывно плача, упала на кровать. — Зачем ты… зачем? — причитала она.

Марк встал на ноги.

— Я тебе так неприятен? — спросил он, не решаясь еще раз приблизиться к девушке.

Ститри подняла мокрое от слез лицо и снизу вверх взглянула на Марка.

— Но зачем ты так говоришь? — почти прокричала она. — Ты же знаешь, что я испытываю! Знаешь!

Ститри встала и прильнула к Марку. И сразу волна горячих, сладостных чувств захлестнула ее. Тело Ститри вздрогнуло. Дыхание стало прерывистым. Нежно, двумя пальцами Марк приподнял подбородок Ститри. Казалось, вечность он смотрел ей в глаза, а затем вдруг страстно поцеловал в губы. И вновь все повторилось. И сладостный миг любви опять поглотил сознание Ститри.

— Нам не нужно этого делать, — тихо прошептала она, пытаясь сопротивляться. — Я… я теперь не знаю… Нет, это невыносимо!..

Ститри отстранилась и опять села. Голова кружилась. Вся хижина будто пришла в движение. Ститри никак не могла понять, что с ней происходит. С одной стороны, ее тянуло к Марку, она жаждала его любви и нежности… Но Демитрий… Чувство вины подавляло все остальное… Нет, не только чувство вины! Ститри по-прежнему любила Демитрия. Ее разум буквально вздрагивал лишь от одной мысли, что его можно потерять.

— Я не должна была этого делать, не должна, — повторила Ститри.

Марк присел рядом с ней и взял за руку.

— Не вини себя ни в чем. Мы не знали, что получится. Никто не знал. Это случайность, и для меня счастливая.

— Верхние наблюдают сейчас за нами? — спросила Ститри, желая побыстрее перевести разговор в другое русло.

— Нет, я предполагал, что ты не сможешь хорошо владеть собой после слияния наших вместилищ. Мне удалось полностью отстранить твою изоляцию. Верхние, конечно, это заметят, но когда мы выйдем отсюда — то сразу предъявим свои права на их место. Им ничего не останется, как согласиться на поединок. Но если честно, то я сомневаюсь, что ты готова для этого.

— Перестань. В бою я умею отстраниться от всего.

— Драться в изоляции с Верхним… — Марк покачал головой. — Я знаю, что ты многое умеешь, но, честно говоря, сомневаюсь. Это будет бой без каких-либо правил. Он не закончится быстро. Верхний хорошо владеет материализацией. Если даже допустить, что он начнет проигрывать, — можно не сомневаться, он пустит в дело все свои возможности. Нам не стоит спешить с выходом отсюда, следует еще хорошенько подучиться.

***

Желудок Демитрия вновь гневно заурчал. Он требовал своей порции пищи, пусть даже растительной. Но Демитрию лень было вставать и идти к фруктовым деревьям. Для чего набивать желудок, если не хочется жить. Если даже Ститри стала белой, как эти… Зачем уходить от очищения, когда это может лишь приблизить к ней — помочь стать таким, как она.

Демитрий медленно поднялся и подошел к небольшой яблоне, стоящей чуть поодаль от других деревьев. Он сорвал один плод и без аппетита несколько раз откусил. Мысли Демитрия по-прежнему витали вокруг образа Ститри. Ее появление было слишком неожиданным для его прямолинейного мышления. Демитрий понимал: он потерял Ститри, и, похоже, навсегда. Лишь пройдя очищение, можно еще было надеяться встретить ее. Но узнают ли они друг друга, не пройдут ли мимо? В любом случае, сохранять себя было незачем. Очищение могло избавить от невыносимых душевных страданий. Им следовало воспользоваться.

***

— Ты слышала новости? — спросил Марк, на его лице был написан испуг.

— Я слишком занята подготовкой к поединку, мне не до этого, — ответила Ститри. — А какие новости, хорошие или плохие?

— Боюсь, плохие. — Марк устало опустился на кровать и посмотрел вверх, где под потолком висела Ститри. — Может, спустишься на землю? — поинтересовался он.

— Не могу, я еще не закончила, — произнесла Ститри, не открывая глаз. — Мне необходимо отрешиться от действительности, от всех посторонних мыслей и сосредоточиться на поединке.

— Боюсь, что поединка не будет.

— Что?! — Ститри открыла глаза и с закрученными за голову ногами медленно опустилась на кровать рядом с Марком. — Верхние отказались принять мой вызов? Но они не могли этого сделать!

Марк поднял вверх руки:

— Везавий принял твои претензии. Он согласен на поединок. — Марк замолчал, не решаясь продолжить. — Но Везавию удалось добиться разрешения всех Чистых использовать в поединке свое вместилище. Я пытался что-то предпринять… Сослаться на правила… Ведь форму поединка выбирает претендующий! Но Чистые единодушно поддержали Верхнего. Оно и понятно. Было бы странно, если бы они поступили иначе…

Ститри опустила ноги на кровать и закрутила головой, разминая шею.

— Что-то ты совсем скис. Взбодрись, не будь мягкотелым. — Ститри встала на ноги и сделала несколько физических упражнений. — В какой форме разрешено использование вместилища?

— В любой. Вам обоим разрешено использовать вместилище в любой форме, но всего три раза.

— И только-то?! — Ститри подошла к двери хижины и, открыв ее, ладонью сгребла большой ком снега. Обтерла лицо и, раскрасневшись, вновь вернулась к Марку. — Мне кажется, тут нечего опасаться.

— Но ты понятия не имеешь, на что способно вместилище таких размеров, как у Везавия! Мы хоть и объединились, но нам не потянуть против него!

— Не пускай пузыри, — немного раздраженно ответила Ститри. — Везавий силен — этот факт нельзя проигнорировать, но он ничего не знает о тактике боя. В этом у меня будет преимущество. К тому же поединок произойдет в изоляции. Что сможет сделать там Везавий со своим вместилищем? Не материализует же астероид и не сбросит мне на голову?! Да и то — нужно еще попасть.

— Если б можно было узнать, на что он способен, тогда я не так бы беспокоился. Есть еще одно, нововведенное правило. Ввиду того, что вы оба бессмертны, побежденным будет считаться тот, у кого прорвутся эмоции или кто использует вместилище в четвертый раз — для восстановления или чего-нибудь другого. Нужно быть идиотом, чтобы предположить это у Верхнего. Я говорю тебе, Стит, вполне серьезно — от поединка следует отказаться! Нужно поискать какой-нибудь другой способ пробиться к окну в материнский мир.

— Да что ты сопли пускаешь?! — взорвалась Ститри. Ты был хорошим воином в материнском мире, ты ведь знаешь, как это губительно накануне боя! Если мы приняли решение, то не должны отступать! Да и как еще можно пробиться к окну?! Я не думаю, что нам вдруг откроется другой путь. Но, если ты боишься, то мы можем разъединить наши вместилища прямо сейчас. Я как-нибудь справлюсь и одна.

Марк пристыжено опустил голову.

— Сам не знаю, что со мной, — тихо произнес он. Раньше я мог убить любого солдата за малодушие перед боем. Я уже не тот, каким был в материнском мире. Наверное, вечность все же оставила свой след. Но призываю в свидетели всех Чистых, я боялся лишь за тебя. Собственная судьба меня не волнует.

— Я понимаю, — Ститри по-дружески обняла Марка за плечи. — Извини, если я была груба с тобой. У меня скверный характер. Если честно, то мне тоже немного страшно. Как сказал однажды Глава Конуса: «…Одно дело, когда умирает подготовленный человек; и совсем другое, когда „обреченное“ на бессмертие существо». Сейчас я хорошо понимаю, как он прав. Но мы победим, нужно только верить и бороться. Есть еще какие-нибудь сведения?

— Я видел Демитрия. Он прошел очищение. Похоже, ваша встреча сильно повлияла на него. Он пошел на очищение лишь ради того, чтобы увидеть тебя вновь.

Ститри тяжело вздохнула, но в глазах ее загорелся счастливый огонек.

— Дурачок, — произнесла она с трогательной нежностью, — ему трудно будет вновь обрести себя. Какой дурачок…

— Не забивай себе голову, — с ревностью в голосе произнес Марк. — Главное — поединок. Запомни, ты лишь три раза сможешь прибегнуть к помощи нашего общего вместилища. Нарушишь правило, и тебе тут же засчитают поражение. Три раза… — повторил Марк, словно произносил заклинание. — Ты можешь умереть, и вместилище восстановит тебя, но это уже будет помощь. Восстановишься в четвертый раз, и ты уже проиграла. В остальном же полагайся только на себя. Но перед тем, как использовать вместилище не по назначению, подумай, что ты жертвуешь ради этого одним восстановлением.

— Я поняла, — Ститри умиротворяюще улыбнулась и неуловимым движением поправила свои пышные волосы. Подумай, как поведет себя Верхний на поединке? К чему готовиться? Он бросится в атаку или будет выжидать?

— Ему спешить некуда, в отличие от нас. Скорее Верхний примет выжидательную тактику, он постарается действовать наверняка. Прогнозировать ничего нельзя.

***

У Ститри появилось странное чувство, и она не могла найти ему объяснения. Сомнение? Может быть… Возникнув однажды, оно постоянно укреплялось и отравляло… жизнь? Нет, то была не жизнь в земном, прежнем понимании.

Как это назвать? Инобытие? Другая жизнь? Ститри мучилась, пока не вспомнила услышанное в далеком детстве от старика, некогда активно трудившегося над усовершенствованием Конуса. У того умерла жена, Ститри зашла неожиданно с каким-то детским вопросом и вдруг увидела старого ученого возле постели, на которой лежала его умершая жена. Старик что-то говорил невнятно, но несколько слов удалось разобрать: «…чаю воскресения из мертвых и жизни Будущего века, аминь…» Может, произошло именно это? И наступила некогда обещанная… Все-таки жизнь, что же еще? Уже не в первый раз замечала Ститри — вполне поземному, что желания крепнут, эмоции — вопреки приказам Верхних — становятся сильнее, и даже общение с Марком (как еще назвать? Контакт? Соприкосновение?) вызывает давно забытые переживания. Вот и теперь, готовясь к поединку — непредсказуемому и оттого очень страшному, — Ститри переживала вполне по-земному. Влияние этой прошлой жизни заметно усиливалось. А вот жизни Будущего века… Ослабевало, что ли? Впрочем, думать об этом не хотелось…

Ститри чувствовала, что стоит на краю огромной пропасти. Выхода из нее нет. Но об этом не нужно думать.

Вокруг, сколько мог охватить ее взор, простиралась покрытая травой пустошь — ни деревца, ни кустика. Это был огромный простор. Чистое поле деятельности для воплощения любых замыслов.

Для начала Ститри материализовала табун диких лошадей. Пустошь сразу ожила, наполнилась радостным ржанием и грохочущим топотом сотен копыт. Но чего-то не хватало. Ститри подумала и прибавила к табуну ватагу молодых жеребят. Вот теперь не чувствовалось подделки. Ститри улыбнулась. Ей понравилось творить.

— Пусть же наполнится жизнью эта чистая земля, — произнесла она вдруг высокопарно и материализовала возле себя Ворчуна. Один такой был у нее в хижине, а этого Ститри решила взять с собой на поединок. Если, конечно, Чистые разрешат туда что-нибудь принести. Но еж не оружие, и вряд ли они будут против. Ститри материализовала удобную дорожную сумку и аккуратно положила туда Ворчуна. Еж не возмутился и сразу устроился на отдых. Он словно понимал, что является единственным живым существом, которое может поддержать Ститри в ее нелегкой борьбе. Почему именно он? Ститри не задумывалась. Наверное, она и сама в некотором роде была ежом. Колючим и злым, но часто нежным и преданным.

Ститри легла на землю, прислушиваясь к топоту разгулявшихся лошадей. В этом звуке чувствовалась сила. Нечто подобное Ститри ощущала, когда растворялась в своем вместилище. Там тоже была сила — сила жизни. Ститри вдыхала аромат живой степи — с запахом конского пота и навоза — и думала о том далеком дне, когда она впервые спустилась на Землю. Казалось, то была совсем другая девушка. Ститри удалось расслабиться, погрузиться в ностальгические воспоминания, но прозвучал вызов. Она вздрогнула, но взяла себя в руки и встала. Она была готова к поединку.

Глава 20

Похоже, это была пустыня. Ститри огляделась. Куда бы ни падал взор, желтели барханы горячего песка. Солнце в зените немилосердно жгло.

Тишина знойной пустыни не нарушалась ни малейшим звуком. Но Ститри догадывалась: Верхний решил взять ее измором и для этого поместил в пустыню. Ну что ж…

Неторопливо и уверенно Ститри принялась экипироваться. Она накинула плащ с большим капюшоном и подпоясалась широким ремнем. Затем повесила за спину энергетический меч, а на обоих запястьях укрепила по маленькому энергетическому ножу. Покончив с оружием, она карабином пристегнула к поясу флягу с водой и закинула на плечо сумку с провиантом, положив туда и Ворчуна. Ститри повела плечами. Ничто не сковывало движений. Каждая вещь находилась на своем месте и не могла помешать бою. Теперь можно было смело отправляться на поиски Верхнего. Кажется, он решил поиграть в прятки. Ститри усмехнулась.

— Ну что ж, — произнесла она, — на первом этапе можно принять и эту игру. Посмотрим, что у тебя получится.

Ститри наугад выбрала направление и двинулась в путь. Она шла по хорошо утоптанной тропе, ведущей неизвестно куда. Но куда бы ни вела тропа — в конечном счете она могла привести и к Везавию. Верхний не мог сотворить эту тропу ради лишь удовольствия. Не важно, что Ститри играла по правилам Верхнего. Ее это не волновало.

К вечеру Ститри остановилась на отдых. Она заметила, что солнце совершает свой обычный круговорот. Несколько раз Ститри встретила мелких животных, попадались и змеи.

С наступлением ночи пустыня принесла пронизывающий холод. Порывистый ветер норовил проникнуть под плащ и обдать ледяным дыханием. Негде было от него укрыться. За ночь Ститри почти не сомкнула глаз. Ей все меньше нравилась эта изоляция. Ститри не понимала Верхнего. Зачем ему понадобилось создавать все это с такой скрупулезностью? Неужели он смог сделать все это, лишь один раз прибегнув к помощи своего вместилища?! Если так, то он очень силен. Но его действия остаются необъяснимыми. А когда не понимаешь противника, битву проигрываешь — так учили Ститри в школе. Ститри чувствовала, как с каждым мгновением растет в ней неуверенность в своих силах. Она действовала наугад, в то время, как Верхний точно знал, чего хотел.

Утро не принесло новых надежд. Во фляге оставалось воды на два дня. И примерно столько же было пищи в сумке. Два дня… А что потом? Изнеможение… и в конечном счете проигрыш! Правда, был еще резерв. Вместилище. Возможно, вскоре придется вновь воспользоваться им. Но это произойдет лишь в крайнем случае. Только тогда, когда не останется другого выхода.

За день ничего не изменилось. Ститри по-прежнему шла утоптанной тропой к неизвестности. Бесполезный поход по пустыне мог продолжаться целую вечность. Может быть, именно этого и добивался Верхний? Возможно, он решил испытать ее терпение — взбесить и победить. Если так, то все понятно. Только так ли?.. Нет, слишком просто…

На этот раз Ститри устроилась на ночлег основательно. Покормив недовольного заточением Ворчуна и перекусив сама, она сняла с себя плащ и натянула его на две найденные днем палки. Получилось нечто вроде одноместной палатки. Ститри обсыпала ее песком, чтобы лишить ветер всех лазеек, и, взяв собой Ворчуна, заползла вовнутрь. В эту ночь Ститри решила отбросить все сомнения и хорошо выспаться. Возможно, утром, на свежую голову, что-нибудь и прояснится.

Ее разбудил Ворчун. Он был сильно встревожен и, ощетинившись, готовился к отражению атаки. Ститри взяла меч и осторожно выглянула наружу. Небо было ясным, и полная луна хорошо освещала все вокруг. Ночная пустыня выглядела вполне мирной. Слышалось завывание ветра и шорох у палатки. Ститри мгновенно развернулась. Ничего. Шорох стих. На всякий случай она отступила на два шага назад. Несколько секунд тишину ничто не нарушало, а затем шорох послышался со всех сторон — едва слышное шуршание, будто где-то рядом пересыпали песок. Из палатки выскочил Ворчун. Его иголки топорщились еще больше. Еж с какой-то невероятной быстротой завертелся на месте, и в следующее мгновение зарылся мордочкой в песок — в метре от ног Ститри. И вдруг хвост огромной змеи взвился в воздух, а затем показалась ее разъяренная пасть. Это была кобра — длиной не менее двух метров! — и на шее у нее мертвой хваткой висел Ворчун. Ститри уловила удобный момент и нанесла удар. Голова змеи отлетела в сторону, а хвост продолжал извиваться в предсмертной агонии. Но Ворчун не успокоился. Он бросил поверженную гадину и вновь зарылся головой в песок. Взвилась еще одна змея. Ститри изловчилась и отсекла ей голову. Но Ворчун по-прежнему не успокаивался. К своему ужасу Ститри вдруг поняла — почему. Весь песок вокруг вздымался волнами, будто шла воздушная рябь по водной глади озера.

— Пыль звездная, да сколько же вас здесь! — воскликнула Ститри.

Она прыгнула в сторону, думая уйти от нашествия, но змеи были повсюду. С какой-то из них вновь схватился Ворчун, но ему Ститри уже не могла помочь. Ей впору было позаботиться о себе. По всем признакам, змей было не меньше двух десятков, и все они двигались прямо на Ститри, к тому же — под землей. Создавалось впечатление, будто они действуют по хорошо продуманному плану. Ими кто-то командовал! Ститри воткнула меч в бугор песка — глубоко, по самую рукоять, чтобы гадина не смогла вырваться — и выхватила ножи. Реакция у Ститри была не хуже, чем у змей, и при некотором везении она могла рассчитывать на удачу. «Вынырнув» из песка, одна из тварей вцепилась зубами в ботинок. Ститри придавила ей голову ногой и мгновенно резанула по извивающемуся хвосту. Еще одна змея раскачивалась в непонятном ритме, а затем стремительно бросилась в атаку. Ститри обманула змею движениями рук, уклонилась и резко воткнула нож в голову гадины. Кобра зашипела и обвилась вокруг руки. Ститри сбросила змею и, схватив меч, ринулась вслед за ней.

Ститри словно скользила. Ее энергетический меч вычерчивал в воздухе сияющую сферу, которая напоминала маленький призрак далекой звезды. И каждый раз, когда из песка высовывалась змеиная пасть, меч взрывался протуберанцем и отсекал твари голову. Так продолжалось до тех пор, пока не прекратилось шипение и последняя обезглавленная кобра не забилась в предсмертной агонии. Ститри не спеша двинулась осматривать поле битвы. На всякий случай она держала в руках ножи. Ворчун по-прежнему находился возле палатки и в пылу драки все еще пытался укусить то одну, то другую обезглавленную тварь.

— Ну-ну, — усмехнулась Ститри. — Тебе разве не говорили, что добивать лежачих некрасиво? — Ститри взяла Ворчуна на руки. — Спасибо, дружок. Я тебе очень обязана.

Ститри поцеловала Ворчуна в мокрый нос и положила в сумку. Свернув свой небольшой лагерь, она собралась уходить, как вдруг внимание привлекла одна из отрубленных голов. Еще не веря своим глазам, Ститри нагнулась и подобрала ее. Это была не кобра! Возможно, поверженные твари и были раньше кобрами, но кто-то основательно поработал над ними. Не нужно было напрягаться, чтобы догадаться кто. У змей была заостренная пасть, без глаз, с микроскопическими волосками на голове. Наверное, это были датчики. Ститри бросила голову и подобрала хвост. Такие же волоски покрывали его по всей длине. Да и сам хвост мало напоминал змеиный. Шкура стала твердой и покрылась слоем мышечных чешуек, вроде тысячи маленьких ножек. У змеи имелось все для быстрого передвижения под землей и эффективной охоты. Это были опасные твари. Ститри передернуло от отвращения, когда она подумала, что едва не стала их добычей. Ей не приходило в голову, что Верхний может использовать такой способ борьбы. Ститри раскрыла сумку и с благодарностью посмотрела на Ворчуна. После нелегкой борьбы он уже спал.

— Счастливчик, — тихо прошептала Ститри, словно боясь разбудить зверька, — мне эти твари напрочь отбили сон. Спасибо тебе, надеюсь, ты и впредь станешь оберегать меня от подобных сюрпризов.

Ститри закрыла сумку и, повесив ее на плечо, взглянула на ночное небо. Где-то неподалеку взвыл шакал. Значит, пустыня скоро кончится. Ститри опустила голову и, задумавшись, двинулась в путь. И только пройдя около сотни шагов, спросила с какой-то непонятной грустью:

— Что еще ты приготовил мне, Везавий?

Лагерь Ститри заметила на рассвете. Подходить не спешила. Люди были вооружены, лагерь напоминал военный. Ститри легла на верхушку бархана и принялась наблюдать. Она насчитала более пятидесяти воинов. Сколько еще было в палатках? Но Ститри беспокоили люди, а не их количество. Откуда они здесь? Вряд ли их создал Верхний. Материализовать человека невозможно! Или для Верхнего нет ничего невозможного?!

В лагере были не только воины. Вскоре Ститри увидела нескольких женщин, а чуть позже — детей. Все же это был не военный лагерь. Так охранялись большие богатые караваны. Вскоре Ститри убедилась в своей правоте. Караваном командовал не военный, а богатый торговец. Он раздавал распоряжения, понукал погонщиков и торопил праздношатающихся детей и женщин. Караван готовился в дорогу.

Ститри поднялась и двинулась к лагерю. Прятаться не было смысла. Когда еще удастся встретиться с людьми.

Здесь можно было пополнить запас воды и, возможно даже, пищи.

Ее заметили сразу. Охранники показали оружием в сторону Ститри и что-то прокричали. Не успевший свернуться лагерь загудел, как потревоженный улей. Женщины и дети спрятались в укрытие, а воины мгновенно заняли круговую оборону. Видно, набеги разбойников здесь были нередки. Ститри продолжала двигаться в прежнем направлении. Один из воинов — одетый богаче остальных, видимо, командир охраны — что-то прокричал ей. Ститри не поняла слов, но мысли были вполне отчетливы. Ей угрожали смертью, если она не остановится и не объяснит, чего хочет. Похоже, в лагере были настроены весьма решительно. Ститри остановилась и подняла вверх руки.

— Друг! — прокричала она на том языке, на котором, как предполагала, разговаривали люди. Это были точные копии арабов.

Занявшие оборону воины о чем-то перешептывались. Вперед вышел богатый торговец. Его пышная черная борода с проседью смотрелась весьма торжественно, а глаза скрывались за нависшими густыми бровями.

— Кто ты такая и что тебе надо от нас? — без лишних предисловий спросил он.

Ститри прошла вперед еще на несколько шагов.

— Я заблудилась в пустыне. Можно мне присоединиться к вашему каравану?

Ститри скинула с головы капюшон, и по ее плечам рассыпались красивые шелковистые волосы.

— Женщина! — послышались удивленные возгласы в лагере. Некоторые воины громко рассмеялись. Четко организованная оборона лагеря в одно мгновение рассыпалась. Если бы за спиной у Ститри действительно стояли разбойники, сейчас был отличный момент для нападения.

Начальник охраны криками и пинками принялся расставлять солдат по своим местам. А богатый торговец продолжил допрос Ститри:

— Кто ты и откуда пришла? Ты одета очень странно.

— Вы правы, я пришла издалека. Я ищу здесь одного человека, немного похожего на меня. — Ститри как можно безобиднее улыбнулась. Но на торговца это не произвело ни малейшего впечатления.

— Ты пришла из-за предела? — с отчетливым напряжением в голосе поинтересовался он.

— Да-да, — Ститри махнула рукой в сторону поднимающегося солнца. — Я пришла из-за предела, — она не совсем понимала, что это значит.

Торговец в испуге отшатнулся. Да и голоса в лагере мгновенно стихли. Что-то повисло в воздухе, будто вот-вот грянет гроза. Ститри попробовала улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Ты хочешь идти с нами? — преодолев страх, поинтересовался торговец. Его голос теперь звучал вкрадчиво.

— Да, конечно. Если вы не будете против, — осторожно, словно ступая по тонкому льду, произнесла Ститри.

— Разве мы можем отказать пришедшему из-за предела? Можете выбрать любого верблюда. Или вы предпочитаете лошадь?

— Пожалуй, я смогу идти и пешком. — Ститри посмотрела в сторону больших бурдюков воды. — Мне только нужно немного воды и пищи. А куда вы направляетесь? — будто бы невзначай поинтересовалась она.

Торговец на какое-то мгновение задумался. Теперь все взгляды были устремлены на него.

— Мы идем в Исшаху, — произнес он. — К западному пределу.

Лагерь возбужденно загудел. Кторговцу подскочил начальник охраны каравана и что-то быстро прошептал на ухо. Ститри уловила его мысли.

«Мы не дойдем до Исшахи, — возмущался начальник охраны. — У нас мало воинов. У западного предела неспокойно, там шалят разбойники. Давайте продолжим свой путь в Маллахам и, набрав там воинов, двинемся в Исшаху».

Торговец в ярости отпихнул начальника охраны.

— Ты хочешь навлечь на нас гнев Аллаха?! — прокричал он. — Ведь сказано пророком Верхним, что пришедший из-за предела должен быть немедленно доставлен в Исшаху, дабы он прикоснулся к святой многорукой статуе! Ты успел забыть, что произойдет в противном случае?! Собирайтесь, мы отправляемся!

Пророк Верхний — это был явно Везавий. Ститри не сомневалась, что найдет его в Исшахе. Может быть, Везавий заманивает ее? Будет о чем поразмыслить во время пути.

Караван стал готовиться к отправке, и на Ститри перестали обращать внимание. Не то чтобы кто-то игнорировал ее присутствие, но «пришедшего из-за предела» явно сторонились, причем с каким-то суеверным страхом. Ститри подошла к суетливо раздающему распоряжения богатому торговцу, с которым разговаривала минуту назад.

— Как далеко до Исшахи? — поинтересовалась она.

— Три перехода, — с поклоном ответил торговец и вновь занялся своими делами.

Караван отправился в путь. Ститри даже удивилась, как все быстро и организованно делалось. Никого не требовалось подгонять, каждый из погонщиков словно понял свое великое предназначение. В движении Ститри выделили почетное место в середине каравана, но по-прежнему держались от нее на почтительном расстоянии. Только какой-то мальчишка, похоже, сын торговца, время от времени пробегал мимо нее, с любопытством оглядывая с ног до головы. Ститри коснулась мальчика рукой, и в то же мгновение он остановился, угодливо улыбнувшись. Парню было лет восемь.

— Как тебя зовут? — спросила Ститри.

— Фархад, о пришедший из-за предела, — ответил мальчик с поклоном.

— Зови меня Ститри, ладно?

Мальчишка кивнул и подпрыгнул вверх от радости. Ститри потрепала его по голове.

— Слушай, Фархад, ты не знаешь случайно, почему все держатся от меня на расстоянии? — будто ненароком спросила она. — Отчего никто не идет со мной рядом?

— Это великий грех, госпожа Ститри, — ответил мальчик. — Только святые и пророк Верхний могут находиться рядом с «пришедшим из-за предела». Да еще дети, и то недолго.

— Это почему? — не поняла Ститри.

— Как же! — удивился мальчик. — Люди погрязли в грехах, нельзя осквернять вас этим.

— Ах, вот оно что! — Ститри рассмеялась. — А я подумала, что от меня дурно пахнет. Поясни, Фархад, вот еще что. Почему твой отец так обеспокоен за меня?

Мальчик состроил непонимающую мину.

— Короче, твой отец, кажется, не очень-то и хочет сопроводить меня в Исшаху, — пояснила Ститри.

— Что вы, — с испугом воскликнул мальчик, — это большая честь для всех нас. Прошу вас, не гневайтесь! — Мальчик едва не заплакал. — Отец лишь боится, что с вами что-нибудь может случиться. Если он не сможет доставить вас в Исшаху…

— И что тогда произойдет?

— Тогда страшное проклятие обрушится на всех, кто идет в этом караване, — шепотом пояснил мальчик.

— Ну-ну, успокойся. — Ститри потрепала мальчика по голове. — Обещаю тебе, что я дойду до Исшахи в целости и сохранности. Ты мне веришь?

Мальчик улыбнулся и кивнул. Но тут же помрачнел, заметив полный гнева взгляд отца. Торговец остановил лошадь на почтительном расстоянии от Ститри и, кивнув ей в знак уважения, разразился гневной тирадой.

— Отец очень недоволен, что я так долго нахожусь с вами да еще разговариваю, — повинно склонив голову, пояснил Фархад.

— Тогда беги, а отцу скажи, что это я тебя остановила.

Ститри шлепнула парня по заду, и он, как резвый скакун, умчался вперед. Торговец посадил его на своего коня и, подняв столб пыли, ускакал к голове каравана.

Больше в этот день Ститри мальчика не видела. Только когда к вечеру стали вновь разбивать лагерь, он принес ей еды. Это были холодные лепешки, какой-то вялый плод и чаша вина. Ститри поблагодарила Фархада и хотела было завести разговор, но мальчишка мгновенно убежал. Видно, ему сильно досталось от отца.

Пообедав и поужинав разом, Ститри бросила кусок лепешки Ворчуну и пошла прогуляться по лагерю. Вообще-то она собиралась поговорить с торговцем, но по пути задала несколько вопросов и другим людям. Они охотно отвечали, но сразу же спешили удалиться. Вызвать их на откровенный разговор было не так уж просто. Из всех ответов Ститри удалось выстроить некую картину. Предел — это граница, возможно, государственная, за которую никому не удалось выйти. Но с той стороны люди иногда приходили. Их считали посланниками Аллаха и провожали в Исшаху, где они должны были прикоснуться к святой многорукой статуе без имени. Смысл этого обряда заключался в том, что статуя должна была отличить посланников Аллаха от злых джиннов. Но каким образом? Ститри не удалось выяснить. Кого она ни спрашивала, все ссылались на великое предсказание пророка Верхнего, о котором не разрешено говорить.

Торговца Ститри нашла у богатого шатра, где суетилась женщина с закрытым лицом и гулял Фархад. Рядом горел костер. Протянув к пламени разутые ноги, торговец лежал на большом красивом ковре и спал. Ститри кашлянула. Торговец вздрогнул и, вскочив на ноги, вежливо поклонился. Женщина сделала то же самое и, взяв за руку Фархада, ушла в шатер. Чувствовалось в этих вежливых поклонах притворство, словно все уважение держалось лишь на одном страхе. Видимо, приходившие из-за предела были не такими уж чистыми. У Ститри пропало желание разговаривать. Она терпеть не могла принуждения.

— Не обижайте мальца, он славный парень, — сказала Ститри торговцу и пошла к своему шатру. Усталость давила на психику и мешала анализировать факты. Возможно, утром все будет выглядеть не таким уж скверным.

***

Разбудил отчаянный вопль. Ститри схватила меч и прислушалась. Кричала женщина в соседнем шатре. В лагере поднялся переполох. К шатру, из которого доносился крик, Ститри поспела вместе с солдатом. Женщина стояла снаружи.

— Что случилось? — спросил солдат.

— Там зверь, — дрожащим голосом ответила женщина и, прикрывая рукой лицо, показала на шатер.

— Сейчас проверю.

Солдат острием копья отодвинул полы шатра, там послышался шорох, быстрый топот маленьких ножек. В темноте блеснули меленькие глазки. Солдат замахнулся копьем, но Ститри схватила его за руку.

— Не надо, — тихо сказала она. Прошла в угол шатра и подобрала ежика. — Дурачок, куда же ты выбежал? Тебя ведь могли убить, — назидательно произнесла она и вышла наружу.

Здесь уже собралась охрана во главе с богатым торговцем. Ститри протянула руки, на которых сидел Ворчун, и улыбнулась.

— Это еж, он безобиден, — пояснила она. — Весь день просидел у меня в сумке, бедняжка. Наверное, решил прогуляться и размять косточки.

— Оно ваше? — спросил торговец.

— Да. — Ститри поцеловала ежа в мордочку. — Это мой друг, он спас мне жизнь прошлой ночью.

Торговец внимательно посмотрел на ежа, а затем повернулся к солдатам.

— Расходитесь по своим местам, нечего любопытничать! Или забыли, кто вам платит? — Солдаты разбрелись, и торговец вновь повернулся к Ститри. — Прошу прощения, о пришедший из-за предела, но это новая наложница правителя Маллахама. — Торговец показал рукой в сторону перепуганной женщины. — Он не простит мне, если с ней что-нибудь случится. Пусть ваш… — торговец запнулся, — друг поищет кого-нибудь другого. Если вы не возражаете…

— Да ему никто не нужен. И с наложницей этой ничего не случится. Вы отупели от страха — собственной тени скоро будете бояться. — Ститри повернулась и пошла в свой шатер. Злость бурлила в ней. Эти люди начинали выводить из себя.

В шатре Ститри положила Ворчуна в сумку и повесила на перекладину.

— Отсюда ты не сбежишь, — сказала она и легла спать. Но сон не шел. Наверное, потому, что Ворчун копошился в сумке и недовольно пыхтел. Через несколько минут Ститри не выдержала и выпустила ежа на волю. — Хорошо, можешь погулять. Но только из шатра ни шагу. Эти люди могут пришибить тебя, понял?

Но Ворчун не очень слушал нравоучения. Он принялся бегать вокруг Ститри, обнюхивая ее тело, а затем скрылся под полами шатра.

— Гуляй, но если что случится — пеняй на себя! — прокричала вслед Ститри. Настроение ее заметно улучшилось, и вскоре она уснула.

Глава 21

Весь день к Ститри никто не подходил. После ночного происшествия люди смотрели на нее с подозрением. Хорошо еще, что Ворчун никого не потревожил. Ститри чувствовала некую вину. Не свою конкретно, а всех «пришедших из-за предела». Что-то они здесь недоброе творили, раз посеяли в душах людей такое недоверие. Ститри уже не сомневалась, что предел — это граница изоляции. Все, кто приходил с той стороны, были белыми стиглерами: Учителями, Чистыми или Верхними. Единственное, что оставалось неясным, — изоляция. Она была какая-то странная. И эти люди… Что они здесь делают? Есть ли у них вместилища, как у всех других, или это просто бездушные копии?

Нет, на бездушных они не похожи. Скорее несчастные, зависимые от пришедших из-за предела люди. Они ничем не отличаются от других. От тех, например, которые живут в материнском мире. Ститри понимала, что там тоже верят в Аллаха. Но это ведь не материнский мир? Вера здешних мусульман заметно изменилась, словно кто-то использовал ее для своих целей. Может быть, — Везавий?

Ститри так и не удалось понять, кто создал эту изоляцию. От одного неверного шага могла зависеть и ее судьба, и судьба всего материнского мира.

К вечеру караван остановился. Слуги принялись разбивать лагерь, а Ститри, отхлебнув из фляги немного воды, отправилась прогуляться по окрестностям. Хотя она и сильно устала, ей не хотелось ни есть, ни спать. Впереди была последняя ночь — возможно, перед решающей схваткой. Совсем не хотелось, чтобы эта ночь прошла быстро. Ведь неизвестно, что последует за ней — победа или поражение. Пока поединок шел удивительно легко, Верхний предпринял лишь одну попытку атаки — не слишком удачную, хотя, конечно, сыграл свою роль и Ворчун. Но все равно к решающему сражению Ститри приближалась с большим резервом Что-то произойдет скоро, возможно, ночью.

Ститри не заметила, как постепенно удалилась от лагеря. Одна в пустыне. Ей стало страшно. А ведь две ночи назад она чувствовала себя вполне комфортно. Наверное, она опять привыкла к обществу людей. Пусть и не слишком любезных.

В лагере никого не обеспокоило ее исчезновение. Ститри даже показалось, что она заметила разочарование на лицах. Люди не хотели ее общества. Чистые вряд могли оставить хорошее впечатление своей белизной.

В шатре Ститри ждали холодная лепешка и чуть подгнивший персик. Вина ей на этот раз не принесли. Вряд ли оно кончилось, но Ститри не обижалась. Воды было вполне достаточно. Ститри выпустила из сумки Ворчуна и бросила ему кусок лепешки.

— Ешь, ты, наверное, проголодался. — Ститри положила рядом с Ворчуном и подгнивший персик. — Это тоже твое, и не надо меня благодарить. Кстати, как ты думаешь, не стоит ли мне пойти и поговорить с торговцем по душам? Не знаешь?.. Вот и я не знаю. — Ститри рассмеялась. — Представляешь, я даже не знаю его имени. Понятно, почему они сторонятся меня. Но сегодня я не стану с ним говорить. Завтра, все будет завтра.

Проглотив остатки скромного ужина, Ститри стала укладываться спать. Меч она положила рядом с собой, а ножи остались висеть на запястьях. Ститри была уверена, что эта ночь не обойдется одной лишь безобидной вылазкой ежа.

— А ты чтоб из шатра — ни ногой! — приказала она Ворчуну и закрыла глаза.

Это уже были не крики истеричной женщины. Ститри открыла глаза. Кажется, она не спала. Ворчун тоже бодрствовал. Ститри положила ежика в сумку, повесила на плечо и, взяв меч, вышла из палатки.

Кричала охрана. Солдаты бегали по лагерю с факелами в руках. Ститри остановила одного из них.

— Что случилось? — спросила она.

— Я не знаю, о пришедший из-за предела, но, кажется, какой-то постовой слышал шуршание тесеров и видел, как вздымался песок у костра.

Кто такие тесеры, Ститри поняла. В лагерь проникли подземные змеи. Однако Ворчун вел себя тихо. Ститри открыла сумку и выпустила ежа на волю.

— Ну-ка, дружок, обнюхай здесь все.

Ворчун задрал мордочку и посеменил по периметру лагеря. Ститри пошла следом. Подозрительные взгляды перепуганных людей ее мало волновали. Она должна была удостовериться в своей безопасности. Ведь если в лагерь проникли змеи, то они пришли за ней.

Ворчун насторожился. Он замер и напряженно огляделся. Ститри последовала его примеру, но ничего не заметила. Песок нигде не шевелился, да и шороха вроде не доносилось. Ворчун резко рванул с места, раздался душераздирающий вопль женщины и такой же крик мальчика. Это был Фархад. Обгоняя ежа, Ститри бросилась вперед. К шатру богатого торговца уже сбегались люди. Ститри протиснулась через ощетинившихся копьями солдат. Мать Фархада билась в истерике, ее удерживали крепкие слуги и сам торговец. Она рвалась к сыну. Мальчик неподвижно лежал на земле. Он был наполовину зарыт в песке, вокруг него обвились змеи и утащили в землю. Никто из солдат не пытался спасти мальчика. Ститри почувствовала, как кожа у нее на лице съежилась от ужаса. «Это должна была быть я! Я!.. Я!..» — билась в голове отчаянная мысль.

— Да что же вы стоите-то?! — крикнула она и вытащила меч.

Одним прыжком Ститри оказалась около Фархада и нанесла несколько метких ударов. Три змеи, орошая песок кровью, отпустили мальчика и забились в предсмертных конвульсиях. Но его еще продолжали тянуть. Да и песок у ног Ститри вдруг начал подниматься волнами. Она едва успела среагировать, когда появилась разинутая пасть змеи. Ститри уклонилась, но не удержалась на ногах и упала. Меч выпал из ее рук, его энергетическая мощь погасла. Змея свернулась кольцами, она готовилась к новому броску. Подбирать меч уже не было времени. Ститри была в окружении по меньшей мере пяти змей, остальные копошились под землей. Привычным движением Ститри сняла с запястий энергетические ножи. Свернувшаяся кольцом змея медлила. Она словно чего-то ждала. Но Ститри ждать не стала. Если из земли покажутся еще хотя бы две пасти, ей придется несладко. Ститри метнула нож, но змея увернулась. У нее была хорошая реакция. Ститри заподозрила, что у змей есть разум. Они явно знали, что делают. Они умели думать! Волны песка вздымались кольцом вокруг. Ститри не могла выйти из круга. Но тут подоспел Ворчун. Он бросился на свернувшуюся кольцом гадину. Змея уклонилась и напала. Завязалась драка. Ститри воспользовалась этим и выпрыгнула из кольца змей. Змеи почувствовали, что теряют добычу, и вылезли наружу. Их было три, но очень большие — метра по два с половиной в длину.

Ститри ринулась в атаку. Сейчас ей бы пригодился меч, но он был недосягаем. Три змеи совершили встречный бросок почти одновременно, метя в разные точки ее тела. Они действительно были умны. Левой рукой Ститри рассекла одну змею, правой поймала за горло вторую и перепрыгнула через третью. Но гадина не считала себя побежденной. Она была очень сильна. Змея стукнула хвостом по руке Ститри и, выбив нож, обвилась вокруг шеи. Дело принимало скверный характер. Ститри упала, попыталась освободиться от удушающего захвата, но напрасно. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Ститри увидела, как к ней не спеша подползает змея, через которую она перепрыгнула. Это был конец. Возможно, Ститри смогла бы как-нибудь справиться без оружия с одной, но с двумя!.. Только если поможет кто… И словно услышав ее мысли, кто-то из людей бросил в змею факел. Гадина зашипела и двинулась на нового противника. Человек выхватил факел у солдата и смело ринулся на ядовитую тварь. Ститри удалось разглядеть смельчака — это был отец Фархада, тот самый богатый торговец, который ей так не нравился. Ему пока удавалось сдерживать натиск змеи, но он был почти обречен.

Собрав остатки сил и продолжая удерживать голову гадины, Ститри поползла к мечу. «Он рядом, совсем рядом, — твердила она себе. — Нужно лишь немного поднапрячься, не выпускать из рук змеиное горло и не обращать внимания на удушье».

Ститри наконец удалось дотянуться до меча. Одно слабое прикосновение, и энергетические частицы оружия рассекли змею надвое. Шатаясь, Ститри скинула удушающие кольца и быстро осмотрела место сражения. Ворчун висел на шее у одной гадины. Торговец противостоял другой, а у него за спиной показывали головы еще две. Это, наверное, были те, которые тащили Фархада под землю.

Ститри мгновенно оценила обстановку. В первую очередь она помогла Ворчуну. Еж бросил поверженную змею и тут же бросился на ту, которая теснила торговца. А Ститри занялась остальными. Змеи не успели вылезти из-под земли. Ститри отпихнула торговца и пронзила мечом последнюю гадину, которую никак не мог ухватить за горло Ворчун. Кажется, все было кончено. Ститри осмотрелась. Да, никакого шевеления. Спотыкаясь, Ститри приблизилась к мальчику и, упав на колени, принялась вытаскивать его из-под земли.

— Помогите мне, — прохрипела она, чувствуя, что начинает терять контроль. — Что вы стоите?!

Первой пришла в себя мать.

— Сынок! — в истерике закричала она и бросилась разгребать песок. На помощь поспешили остальные.

Ститри начата пронимать нервная дрожь. Она знала, что мальчик мертв. Ему было восемь лет! Всего восемь! Торговец плакал.

— Не понимает, дурочка… — давясь слезами, пролепетал он. — Она не понимает, что нет больше нашего мальчика… Нашего Фархада… Он так хотел увидеть Маллахам… — Тело торговца содрогалось, пальцы судорожно мяли землю, из нижней губы обильно текла кровь.

Ститри закрыла глаза и сдавила руками уши. Она не могла слышать этих рыданий, этого сводящего с ума бессмысленного лепета. «Замолчи!!! — хотелось крикнуть, но рот лишь судорожно открывался не в силах произнести ни звука. — Я не виновата, не виновата… Они приползали за мной!» — Ститри была уже на грани полного отчаяния, когда вдруг ее мысли заработали на удивление четко. С необыкновенной ясностью она поняла, что проиграла поединок. Верхний знал, какой будет ее реакция, и намеренно послал змей, чтобы уничтожить мальчика.

Неимоверным усилием воли Ститри взяла себя в руки. Нет, она еще не проиграла. Да, она не сможет жить с гибелью мальчика на совести. Везавий все рассчитал…

Ститри подошла к мальчику. Мать держала его в объятиях и не желала выпускать.

— Уберите ее, — приказала солдатам Ститри.

Охранники силой оторвали мать от сына и оттащили в сторону. Она уже не плакала. Все ее тело, казалось, было парализовано горем, которое не находило выхода.

Ститри присела возле мальчика. Его лицо было бледным, а скулы сведены в предсмертной судороге. Ститри едва справилась со страхом, когда взглянула на него. Она совсем не была уверена, что у нее получится задуманное. Но выбора не оставалось. Она должна была попробовать.

Ститри коснулась лба мальчика. Ее тело стало терять очертания, засветилось и пропало на глазах изумленных людей. Ститри вошла в сознание мальчика. Оно было на грани затухания и почти не сопротивлялось. При такой слабой активности надежды на возвращение почти не было, но отступать Ститри не имела права. Она прозондировала организм и, обнаружив места поражения, принялась восстанавливать. В первую очередь следовало очистить от яда кровь. Это труда не составило. Ститри дематериализовала яд и запустила сердце. Кровь начала циркулировать, но Фархад был по-прежнему мертв. Его мозг не работал. Он уже начал разрушаться. Восстановить его было почти невозможно. Только если сознание мальчика поможет… Это его мозг. Он должен вернуться, сам! А уж Ститри поможет восстановиться. Но сознание Фархада погрузилось в предсмертную апатию. Ститри попробовала его растормошить — напрасно. Нужен был какой-то сильный толчок, чтобы пробудить его, заставить работать! Открыть глаза!.. Ведь он — это сейчас и я! Ститри заставила мальчика открыть глаза. Она увидела склонившегося к ее лицу солдата. Он что-то прокричал. Ститри подключила к жизнеобеспечению слуховой нерв. Но солдат убежал. Ститри увидела торговца. Он тряс ее за плечи и, плача, что-то бубнил.

— Фархад, сынок, ты жив? Ответь, умоляю, ответь! Я не переживу, — шептал он.

Воспользовавшись прикосновением торговца, Ститри на мгновение вошла в его мозг. «Кричи, кричи что есть мочи! Пробуди своего сына, одна я не смогу справиться!»

Торговец испугался и, бросив сына, схватился за голову.

«Не смей его бросать, слышишь, не смей! — потребовала Ститри. — Ты должен преодолеть свой страх, если хочешь помочь сыну».

Торговец вновь взял сына за плечи.

«Кричи, кричи же!» — приказала Ститри.

Торговец принялся орать, как сумасшедший, и трясти мальчика за плечи. Кто-то из солдат попытался унять его, но получив хорошую затрещину, больше не совался.

Крик подействовал. Сознание мальчика перестало пульсировать и приняло смутный образ. Это был еще не Фархад, но уже и не безвольный энергетический фантом. Ститри подошла ближе. Образ мальчика стал более отчетливым.

— Фархад, — позвала Ститри. Мальчик слабо улыбнулся.

— Фархад, ты должен помочь мне. Ты меня слышишь, Фархад? Ты меня узнаешь?

— Да, — ответил мальчик. — Ты Ститри. Что ты здесь делаешь? Ты тоже умерла?

— Нет. Я хочу помочь тебе вернуться.

— Разве так можно? — не поверил мальчик.

— Можно, Фархад. Ты слышишь отца, он кричит, он зовет тебя. А мать… Она не доживет до утра, если ты не вернешься. Ты должен вернуться! Ты ведь любишь своих родителей, любишь ведь?

— Люблю. — Образ мальчика стал отчетливым. Он улыбнулся. — Я и вправду могу вернуться?

— Можешь. — Ститри взяла мальчика за руку и добавила энергии. И жажда жизни возгорелась новым пламенем. — Ты можешь вернуться, Фархад, только помоги мне немножко.

Мальчик кивнул и пошел туда, куда повела его Ститри…

…Как и обычно, Ститри материализовалась, стоя на ногах. Но сил у нее не было, и она сразу упала. Торговец еще продолжал в последней отчаянной попытке вернуть сына трясти его. И неожиданно мальчик вздрогнул.

— Папа!!! — крикнул он и вдруг бросился к отцу на шею.

Обезумев от счастья, торговец разрыдался. Ститри отвернулась, чтобы не видеть этого, но ее барабанные перепонки вздрогнули от громогласного ликования стоящих рядом людей. Кто-то помог ей подняться. Ее голова кружилась, а в ушах по-прежнему стоял гром всеобщего ликования. Она почти ничего не понимала, только слышала вновь и вновь повторяющиеся, как в бреду, крики:

— Новый пророк! Новый пророк пришел из-за предела! Счастье и благоденствие ожидают нас!..

Глава 22

Ститри находилась в прекрасном расположении духа. После ночной схватки с тесерами отношение людей разительно изменилось. Никто не сторонился, Ститри начали считать посланницей Аллаха — новым пророком, который призван изменить мир. И что странно, ее «чистейшую» персону не боялся «осквернить» своим присутствием ни один человек, будь то солдат, наложница или простой погонщик верблюдов. И даже то, что почитаемый «новый пророк» — женщина, правоверных ничуть не смущало. Они видели в том знак свыше и обещали изменить свое отношение к женам и сестрам. Ститри игра в посланницу Аллаха забавляла. Она не отвергала утверждений толпы, но чтобы держать совесть чистой, не подтверждала их.

В этот переход Ститри приняла предложение богатого торговца — который, оказывается, и не торговец был вовсе — и поехала рядом с ним на лошади. Его звали Инаром. Если Ститри правильно сопоставила факты, выловленные из беседы с ним, то предки этого богато разодетого мужа правили когда-то Исшахой. Когда не было еще пределов и пророком Аллаха считался… Имя этого пророка Инар вслух не произносил, да и вообще старался не говорить о том далеком времени, боясь вызвать гнев Верхнего. Но Ститри и без слов догадывалась о некогда случившемся здесь. Мысли Инара источали пылающую ненависть к пророку Верхнему, и уловить их не составляло труда. За свои нечестивые помыслы Инар поплатился жизнями четырех сыновей и бесчестием жены. Он нес эту тяжелую ношу по жизни и ни разу не дрогнул. Лишь когда угроза нависла над Фархадом, Инар впал в отчаяние. Ститри хорошо его понимала. Инар был уже стар, и ему больше не суждено было иметь детей. Фархад являлся последней надеждой на продолжение рода, и спасение мальчика воспринималось как милость Аллаха, ниспосланная в облике прекрасной женщины.

Солнце уже стояло в самом зените. Инар ускакал проведать жену, которая еще не пришла в себя после ночного кошмара, а Ститри получила возможность побыть в одиночестве. Впрочем, недолго. Вскоре к ней, поднимая столб пыли, подскакал Фархад на черном резвом скакуне. Он резко остановил коня, показывая свою лихость, и приветственно поднял руку. Для своих восьми лет Фархад держался в седле уверенно. Ститри даже позавидовала. Сама она была постоянно напряжена и каждую минуту ждала, что свалится коню под ноги.

— Это вам прислал отец, госпожа Ститри, — сказал Фархад и, улыбнувшись, протянул флягу с каким-то напитком.

— Спасибо.

Ститри улыбнулась в ответ и взяла флягу. Напиток был вкусным и освежал лучше любой воды. Ститри хотела выпить все, но потом вспомнила о мальчике. Наверняка он отдал ей и свое, чтобы только угодить. Ститри вытерла губы и протянула флягу Фархаду.

— На, выпей за мое здоровье, — схитрила она, подозревая, что мальчишка может отказаться. — Ну как там твоя мать?

Парень осушил флягу и погрустнел.

— Как и раньше, никого не узнает, — тихо сказал он. — Почему, госпожа Ститри, Аллах не сжалится над ней и не вернет разум? Ведь он прислал вас, чтобы помогать людям, ведь правда?

Ститри тяжело вздохнула. Как она могла объяснить мальчику, что ей нельзя использовать свой последний резерв, что от этого может зависеть не только судьба его матери, но и жизни тысяч и тысяч людей. Разве поймет восьмилетний парень устройство Внутреннего и Внешнего пространства Вселенной? Нет, здесь нужен другой подход.

— Понимаешь, Фархад, — Ститри немного помолчала, собираясь с мыслями, — Аллах, он, конечно, всемогущ. Но он не может постоянно помогать людям. Когда-нибудь они должны начать бороться за свою жизнь, за свой разум сами. Иначе люди привыкнут к помощи и перестанут вообще что-либо делать, уповая лишь на милосердие Бога. Они обленятся и не будут рожать детей, растить урожай, строить города. Аллах очень мудр, мой мальчик, и он помогает лишь тем, кто заслуживает этого и действительно нуждается. А твоя мать поправится, можешь не сомневаться.

— Я верю, госпожа Ститри. Я буду молиться, чтобы Аллах наделил меня вашей мудростью, и никогда больше не буду тревожить его напрасно.

— Вот и хорошо. — Ститри облегченно вздохнула. Фархад был умен не по годам.

— Отец послал гонца в Исшаху предупредить о вашем прибытии, — сказал Фархад.

Ститри нахмурилась. Теперь Везавий встретит во всеоружии, надо быть готовой к любым неожиданностям. Сзади громко прокричал верблюд, Ститри вздрогнула.

— Что с вами? — заботливо поинтересовался Фархад.

— Да нет, ничего. — Ститри спрыгнула с лошади. — Хочу пройтись пешком, что-то я засиделась. Ты не против?

— Нет, что вы! — Фархад тоже спрыгнул на землю и взял обеих лошадей под уздцы. — Давайте я привяжу их к верблюду, — предложил он.

Ститри, улыбнувшись, кивнула, и мальчик повел лошадей. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как разнесся тревожный крик:

— Разбойники!

Ститри осмотрелась. Слева от каравана, на вершине бархана, одиноко стоял всадник. Он занял позицию против солнца, и его трудно было рассмотреть.

Подсказал Инар.

— Я недавно послал гонца. Они его перехватили. Будем надеяться, что не убили сразу и успели допросить.

— Вы будете драться?

На вершину бархана выехали всадники. Их было около тридцати. Инар поднял руку. Караван остановился и стал перестраиваться, готовясь к отражению нападения.

— Их слишком много — мы проиграем.

— Вас вдвое больше, — Ститри недоуменно осмотрела ощетинившийся копьями караван.

— Да, — согласился Инар, — но почти все пешие. К тому же каждый разбойник стоит двоих, а то и троих моих солдат. Вы не беспокойтесь, госпожа, я сделаю все, чтобы предотвратить бойню.

Инар двинулся навстречу разбойникам, но Ститри остановила его рукой.

— Что вы надумали? — спросила она.

— Я поговорю с разбойниками. Если они узнают о вас, то не тронут караван. Я должен спасти людей и свою семью. Эти мясники перережут всех.

Инар вновь двинулся в сторону разбойников.

— Подождите! — Ститри вышла вперед. — Я пойду вместо вас. Можете не беспокоиться. Не так легко причинить вред посланнику Аллаха.

Ститри улыбнулась. Она почти поверила в свое могущество. После поединка с Верхним Ститри, пожалуй, позволила бы себе сойти с небес на глазах изумленных разбойников, но сейчас ей следовало действовать более земным способом.

Сбросив капюшон и рассыпав по плечам волосы, Ститри хладнокровно двинулась в сторону грабителей. Она полагала, что разбойники подпустят ее к себе, но ошиблась. Главарь поднял руку, и все ринулись в атаку.

— Я пришла из-за предела! — крикнула Ститри, но ее никто не расслышал за поднявшимся свистом, гугуканьем и ржанием пришпоренных лошадей.

Разбойники приближались. Впереди скакали двое, за ними четверо, а следом остальные. Ститри даже не двинулась с места. Она лишь широко расставила ноги и принялась ждать. Два всадника заходили прямо на нее. Каждый хотел ухватить добычу первым, никому не пришло в голову, что добыча может оказаться весьма опасной.

Один из всадников шел чуть впереди другого. Для Ститри это было как нельзя кстати. Лишь только всадники приблизились, она выхватила меч из-за спины и единым движением нанесла широкий удар. Оба разбойника, рассеченные по пояс, свалились у ее ног, а лошади, даже не ощутив потери, понеслись дальше. В следующей четверке всадников никто ничего не понял. Они продолжали нестись вперед, гулко крича и размахивая кривыми саблями. Ститри завертела мечом и, образовав сферу, молниеносно двинулась в атаку. Сияющий энергетический шар разбойников немного образумил, но они продолжали двигаться по инерции. Столкновение с неведомым противником было неизбежно. Сфера мгновенно прошла сквозь четверку нападающих. Ни один глаз не уловил происшедшего. Лошади, словно по команде, зарылись мордами в песок и, перевернувшись через голову, подмяли всадников.

Остальная свора остановила скакунов и замерла. А некоторые рванули обратно. Сияющая сфера продолжала вращение, медленно приближаясь к разбойникам. Еще несколько всадников повернули лошадей. Наконец нервы не выдержали у всех. Они взобрались на вершину бархана и только тогда увидели девушку с высоко поднятым сияющим мечом.

— Я пришла из-за предела, и если кто приблизится к этому каравану, то на себе испытает карающий меч Аллаха! — грозно прокричала незнакомка и, сунув оружие за спину, не спеша направилась к возликовавшему лагерю. Она больше не смотрела на разбойников, и без того зная, что те не посмеют ослушаться.

Исшаха была великолепна. Ститри увидела белые стены с сияющими куполами и минаретами и не сдержала восхищения.

— Да, — с ноткой ностальгии в голосе согласился Инар, — Исшаха достойна восхищения. Сейчас это самый богатый город во владениях Аллаха.

— Пожалуй, я могу согласиться, — улыбаясь, ответила Ститри. — Мне не доводилось видеть ничего подобного. Вашим предкам можно позавидовать, Инар. Они жили среди такого великолепия!

— Да, жили, — тихо сказал Инар и больше не проронил ни слова.

Ститри тоже не стала продолжать разговор. Куда больше сейчас ее волновала будущая встреча с Везавием. Если Ститри правильно рассчитала — в резерве Верхнего не осталось ни одного обращения к вместилищу. Теперь он мог или выйти на открытый бой, или подстроить какую-нибудь пакость. Горожане хоть и бессильны перед Везавием — будут сочувствовать только Ститри, а это дорогого стоит.

Ститри была уверена в предстоящей победе. На белом скакуне, под завывание длинных труб с минарета она въезжала в ворота города. Огромная толпа восторженно встречала ее, а шикарно разодетое войско едва сдерживало натиск любопытных. Сперва Ститри волновалась, но, увидев ликование солдат, успокоилась. Она преисполнилась величия. Гонец дошел до города, и «новому пророку» устроили воистину грандиозную встречу.

Впереди стояла трехметровая каменная статуя женщины с шестью руками. К Ститри наклонился Инар.

— Вы должны коснуться статуи, — громко прокричал он.

Ститри сошла с коня. Тысячи розовых лепестков посыпались на нее. Экстаз достиг апогея. Ститри величественно приблизилась к статуе. Она чувствовала себя богиней. Ее рука коснулась изваяния… И двухметровая глыба ожила. Статуя медленно повернула голову, затем развела руки. На Ститри посыпалась каменная крошка. Опьяненная своим «божественным величием», она не сразу сообразила, что происходит. Лишь когда восторженное ликование толпы сменилось ревом ужаса, а в руках статуи появились огромные мечи — Ститри поняла, в какую ловушку угодила.

Тремя правыми руками статуя нанесла удар. Ститри упала. Мечи прошли мимо и вдребезги разнесли красивый фонтан слева. Продолжая дико реветь, толпа бросилась бежать, безжалостно топча зазевавшихся.

Ститри выхватила меч и рубанула статую по правой нижней руке. Грохот падающих камней и столб пыли на миг окутали место битвы. Ститри отошла. Она была готова продолжить сражение, но резкая боль пронзила спину, и в следующее мгновение из ее груди вылезло ржавое острие копья. Из горла горячим потоком хлынула кровь. Превозмогая чудовищную боль, Ститри медленно повернулась. Сзади стоял Инар. Его руки и подбородок дрожали, а по щекам крупными каплями текли слезы. Он словно просил прощения за свой поступок.

Ститри собралась с последними силами.

«Я прощаю тебя», — хотела сказать, но, захлебнувшись кровью, лишь что-то невнятно прохрипела и замертво упала на руки Инара.

Глава 23

Ститри виновато опустила голову. Она вела себя в Исшахе, как дура. Ей стыдно было смотреть Марку в глаза. Что она может сказать в свое оправдание?! Да и станет ли Марк слушать?! Он все видел, все!

— Не надо так убиваться, Ститри. — Голос Марка звучал успокаивающе. — Не все еще потеряно.

— Разве?.. — Ститри подняла голову, она плакала. Я вела себя как последняя дура!

— Перестань, в том нет твоей вины, скорее моя. — Марк подошел к Ститри и взял ее за руку. — Я знал, что поединок будет проходить в личной изоляции Верхнего, но забыл сказать. Прости меня.

— Это его изоляция? — удивилась Ститри, сразу перестав плакать.

— Да, Верхний взял ее из материнского мира.

— Но это же грубое нарушение правил! — возмутилась Ститри. — Он не смел отрывать людей от их мира и изолировать, чтобы властвовать.

— Он не нарушал правил. Понимаешь, Ститри, устойчивых миров во Внутреннем пространстве Вселенной не так уж много. Все остальные лишь своеобразное отражение — тень, их великое множество. Цепочка из мгновений прошлого устойчивого мира. Если вырезать кусок, то вырастает новый, как у ящерицы хвост. Цепь не влияет на главное звено. Оно — настоящее, и оно непоколебимо. Миры из цепи прошлого на первый взгляд ничем не отличаются от главного звена, но они неустойчивы в пространстве. И чем больше у такого мира будущего и меньше прошлого, тем незначительнее он. Конечно, можно и тень сделать главным звеном, но для этого необходимо замкнуть круг. Тогда все промежуточные звенья цепи нейтрализуются, и тень растворится в устойчивом мире. И станет одним целым. Но чем дальше уходит в будущее устойчивый мир, тем труднее замкнуть круг.

— Верхний взял свою изоляцию из далекого прошлого, — догадалась Ститри.

— Да. — Марк отпустил руку Ститри. — Изоляция Верхнего взята из далекого прошлого. Люди, над которыми властвует Везавий, — тени. Они не могут повлиять на чистоту Верхнего, что бы он с ними ни делал.

— Чушь! — взорвалась Ститри. — Они живые! А Верхний… Он чист лишь снаружи. Никто не может быть кристально чистым! Если даже будешь вести себя очень аккуратно и соблюдать идиотские правила — ты не измажешься, но гниль начнет пожирать тебя изнутри. Это и происходит с Верхним. Нельзя быть кристально чистым, оставаясь безучастным к горю людей. Если нет сострадания и любви, их место занимает чернота. Все чистые в один «прекрасный» миг рискуют стать черными! Неужели это так трудно постичь?!

— Это понимаю я, это понимаешь ты, но это трудно будет объяснить Учителям и Чистым.

— Они поймут. — Ститри взяла Марка за плечи. — Везавий допустил ошибку. Ему не следовало открывать для чистых свою изоляцию. Они увидят суть и сделают соответствующие выводы!

— Чистые уже бывали у Везавия, — возразил Марк.

— Знаю. — Ститри так взмахнула рукой, словно отстранилась от чего-то гадкого. — Но это были избранные Чистые, которых избрал сам Верхний, то есть — Гниль. Они пользовались женами людей, с белым безразличием убивали их детей… И делали много чего еще. Обо всем этом я узнала из мыслей Инара. Тень!.. Ха! Не думаю, что тень способна так ненавидеть, любить…

— И предавать… — закончил Марк. Ститри вздрогнула.

— Он просто растерялся. Целую вечность Везавий вдалбливал им в голову, что, если статуя оживет, это означает, что ее коснулся посланник злых джиннов. Инар не успел ничего понять, он действовал под влиянием многолетнего внушения. Пророчества Верхнего так пугали людей, что они старались не вспоминать о нем. Как о жутком, кошмарном сне, который никогда не сбудется. Неудивительно, что мне не удалось ничего узнать о пророчестве. Люди были слишком напуганы.

— Возможно, ты и права, — произнес Марк. — Посмотри.

Перед Ститри возникло окно в изоляцию Верхнего. Это была Исшаха, площадь, поздний вечер. Тело Ститри висело, подвешенное за ноги к столбу, а руки были прикованы к огромному камню. В ее груди зияла рваная дыра, из которой медленно вытекала кровь.

Ститри отвернулась.

— Положение незавидное, — тихо произнесла она.

— Да, и когда ты восстановишься, Верхний совершит обряд убиения «демона» во славу Аллаха — последний раз для тебя.

— Ты же говорил, что еще не все потеряно.

— Твоя последняя надежда — Инар. Да, он не предавал, а растерялся. Инар еще придет к тебе, чтобы попросить прощения. Ты должна воспользоваться этим. Не восстанавливайся раньше, чем он придет. Верхний уже использовал все свои резервы, и теперь ты с ним равна. Нужно лишь, чтобы тебе помог Инар. Будем надеяться, что мы не ошиблись. Мне пора. Чистые могут заметить мое отсутствие. Образ Марка начал растворяться.

— Он придет, вот увидишь, он поможет, — крикнула Ститри. Возле столба дежурили солдаты, и пройти мимо них было почти невозможно. Если Инар и попытается прокрасться, то только ночью. Оставалось ждать…

***

…Инар пришел поздней ночью и с солдатами охраны каравана. Вместе с Инаром их было восемь. Они ловко придушили веревками спящих и оттащили в подворотню. Инар подошел к Ститри и тронул ее голову.

— Мертва, — с горечью сказал он и повернулся к солдатам. — Снимите ее, — Инар отошел в сторону.

Ститри не стала медлить. Пришло время для восстановления…

…Ее куда-то несли, завернув в большой кусок шелка. Ститри ощущала нежное прикосновение материала к ладоням, приятный аромат у лица. Как хорошо было вновь чувствовать свое тело! Ститри пошевелилась.

— О Аллах! — воскликнул кто-то, и ноги Ститри упали на землю.

— Что ты кричишь, хочешь, чтобы нас заметили? — Это был Инар.

— Она пошевелилась, — тихо прошептал солдат.

— Тебе показалось, — сказал Инар. Ститри почувствовала, как он развернул шелк, ощутила прохладу свежего ветра, открыла глаза.

— Ну вот, — прошептал Инар, — я же говорил, что тебе…

— Привет, — непринужденно сказала Ститри и улыбнулась.

Инар и солдаты в страхе отпрянули. Ститри выбралась из материи и, встав на ноги, поправила волосы.

— Не пугайтесь. Я не посланница злых духов, как думаешь ты, — Ститри ткнула пальцем в грудь одного из солдат. — Я вернулась не затем, чтобы отомстить. — Ститри взглянула на Инара. — Расслабьтесь, и давайте поговорим. — Ститри огляделась. — Здесь, кажется, никто нас не услышит.

— А как же предсказание? — не выдержал солдат.

— Забудь о нем, — ответила Ститри. — Я и сама могла освободиться, но мне хотелось, чтобы это сделали вы. — Ститри сделала многозначительную паузу. — Если кто-то из вас еще не сделал окончательный выбор между мной и лживым пророком Верхним, то пусть сделает его прямо сейчас. — Ститри внимательно осмотрела присутствующих. Они молчали. — Прекрасно, значит, вы со мной. Можете поверить, когда я разберусь с Верхним, никто не станет вмешиваться в вашу жизнь. Я уничтожу тесеров пустыни и раздвину пределы.

— А почему их вовсе не убрать? — спросил Инар. — Когда-то наши предки не знали никаких пределов.

— Да, — согласилась Ститри, — было такое. Но когда Верхний создал пределы, то весь остальной мир исчез. И сейчас вы не сможете существовать без пределов. Они защищают вас от пустоты, которая осталась от прошлого мира. Если их убрать — вы тоже исчезнете.

— Но ведь Аллах всемогущ, он может создать новый мир, — не унимался Инар.

— Новый мир уже есть, и он существует без вас. Мне очень жаль, но вы не можете войти в него.

— Зачем же тогда что-то менять? — крикнул один из солдат.

Ститри холодно взглянула.

— Тебе нравится жить в вечном страхе? Я не обещаю нового мира, но границы вашего я раздвину так далеко, что вы забудете о существовании пределов. Вы будете предоставлены себе. Решайте, у вас есть выбор. Вы успели заметить, чем я отличаюсь от Верхнего и других пришедших.

— Я с вами, — решительно произнес Инар.

— И я, и я, я тоже, и я пойду… — повторили все.

— Прекрасно. — Ститри улыбнулась. — Для начала, кто-нибудь знает куда делось мое оружие?

— Пророк Верхний спустился и забрал его, — ответил Инар.

— Придется, значит, обойтись без привычных инструментов. Но «язву» мы все равно вскроем. Сколько, Инар, у тебя имеется людей, которые могли бы пойти со мной?

— Почти все, кто был в караване. Если они увидят вас живой, то сделают все, что вы прикажете.

— Тогда пойдем к ним. До рассвета нужно разработать детальный план действий. — Ститри сделала приглашающий жест. — Вперед, воины, Аллах велик!

Все реже задумывалась Ститри о том, что с нею происходит. Нереально? Одно лишь воображение? Но ведь оно тоже откуда-то взялось. Возможно, иная жизнь была все же вполне настоящей, и превращения, исчезновения, воплощения, невероятные в материнском мире, здесь были такой же обыденностью, как футбольный матч в конце второго тысячелетия на Земле.

***

План был прост. Инар с полусотней должен прорваться во дворец Верхнего и, пока Ститри будет решать свои проблемы в поединке, удерживать натиск тех, кто пойдет на выручку. Операция планировалась ранним утром, когда начинает всходить солнце. С точки зрения военной тактики план был абсурдным. Удержаться во дворце с горсткой воинов против целой армии можно не более получаса. Но именно в это время Ститри и рассчитывала уложиться. О том, какая участь ожидает пятьдесят смельчаков в случае ее поражения, она старалась не думать. Да и самим солдатам Ститри внушила, что сомнений в ее победе нет. А они были — эти сомнения, да еще какие! Например, могло еще оказаться, что Верхнего не будет во дворце. Это было самым темным пятном.

Начало светать. Отряд стоял на исходной позиции и ждал сигнала к атаке. Ститри вооружилась большой кривой саблей и парой не очень удобных ножей. Отказавшись взять еще и щит или переждать, когда воины все сделают сами, — она собиралась лично повести солдат в бой.

— Никакого шума. Действуем быстро. Чем позже они опомнятся, тем лучше для нас. Все, я пошла.

Ститри двинулась вперед. Отряд должен был оставаться на месте, пока она не снимет двух охранников у входа. До дворца Ститри добежала за считанные секунды. Ее заметили слишком поздно. Два ножа одновременно вонзились охранникам в горло. Ститри дала знак отряду и взбежала по лестнице.

Здесь было много дверей. Какая-то из них должна была вести в главный коридор. К Ститри наклонился Инар.

— Четвертая справа, — шепнул он.

Ститри побежала вперед, отсчитывая четвертую дверь справа. Вот она! Отворила дверь, две сабли просвистели у нее над головой и задели кого-то сзади. Ститри подсекла двух охранников, они потеряли равновесие, их пронзили копьями. Ститри оценила обстановку. Коридор был достаточно широким. Здесь плечом к плечу совершенно свободно могли пройти пять человек. Вдоль всего коридора стояла вооруженная охрана. Они уже подняли тревогу и быстро выстраивались в сплошную оборонительную линию.

Ститри рванулась в атаку. Воины не успели перестроиться. Они действовали вразнобой и очень неумело. Один из них попытался проткнуть Ститри копьем. Ститри нанесла ему удар в лицо. Падая, солдат сбил еще троих. Теперь перед Ститри оставался только один. Он наотмашь рубанул саблей. Ститри нанесла ему сильнейший удар в подбородок — локтем, снизу вверх. Теперь линия обороны была прорвана.

— Не останавливаться! — вновь крикнула Ститри и побежала вперед по пустому коридору. Беспрекословно выполняя приказы, отряд последовал за ней.

Коридор был прямым и длинным. Двери находились в торце. С разбегу Ститри саданула в них ногой. Двери не поддались. Они были слишком массивными. Ститри приказала солдатам взломать преграду. Они выполнили приказ без труда…

«Ну, вперед!» — мысленно подбодрила себя Ститри.

Верхний ждал, он был абсолютно спокоен. Его лицо не выражало ни злости, ни удивления — ничего. Он был безразличен, ведь он был белым.

Ститри осмотрела комнату. Места для поединка здесь было достаточно. Комната террасой выходила на улицу и нависала над землей.

Ститри не спешила, ей не хотелось угодить в ловко подстроенную ловушку.

Она рванулась вперед и нанесла удар саблей. Неуловимо и профессионально Везавий ушел с линии атаки и нанес ответный удар. Ститри уклонилась, но энергомеч рассек ее саблю, и она осталась с обрубком в руке. А Верхний продолжал атаковать, хладнокровно нанося удары. У него была отменная, отточенная в вечности техника боя. Ститри уворачивалась от ударов, но Везавий непоколебимо теснил ее к парапету террасы.

На улице собралось множество народа. Люди с напряжением наблюдали за поединком. Сколько еще продержится Инар и сколько еще сможет продержаться она?

Ститри бросила обрубок сабли и выхватила свои длинные неуклюжие ножи. Но что они могли сделать против потока энергочастиц? Ститри оставалось только уклоняться от ударов и ждать удобного момента для нанесения своего, решающего. Но Везавий был непробиваем. Без энергетического оружия Ститри не могла найти брешь в его обороне. Бесполезно. Ститри нужен был лишь ее маленький привычный ножик, и тогда бы она показала, на что способна!

Парапет террасы был разрушен. Ститри маневрировала на краю пропасти, пытаясь проскользнуть в комнату, но Везавий был начеку. Его меч кружил вокруг жертвы, отрезая путь к отступлению. Ститри показалось, что Везавий уже не раз мог рассечь ее, но медлил, видимо, желая сбросить противницу на копья своих солдат. И вдруг Ститри заметила на поясе Верхнего энергетические ножи. Изловчилась, предприняла ложную контратаку. Она словно бы метила своими длинными ножами в грудь Верхнего. Везавий поддался на уловку, передвинулся вправо и нанес удар, Ститри едва успела убрать руки. Но пальцы пронзила резкая, жгучая боль. Не обращая внимания на раны, Ститри рванулась к поясу Верхнего. Энергетические ножи были совсем рядом, Ститри даже удалось коснуться одного из них. Но Везавий разгадал маневр. Он нанес мощный удар коленом в лицо. И мир померк в глазах. Ститри почувствовала, что летит в пустоту, и лишь инстинкт самосохранения заставил ее ухватиться за что-то твердое, с чего уже соскальзывали руки. Мир в глазах начал вновь проясняться. И Ститри поняла, что лишь чудом держится на разрушенном парапете террасы. Внизу, ощетинившись копьями, стояли солдаты. Там была смерть.

Медленно приблизился Везавий. На его лице не было торжества. Он по-прежнему оставался безучастным — он словно знал заранее, чем все кончится.

— Ну вот и все, — сказал, глядя Ститри в глаза.

— Значит, все, — ответила она.

Верхний хладнокровно поставил ногу на ее пальцы. И вдруг что-то блеснуло у его шеи. Голова Везавия стала клониться вбок, а затем и вовсе сваталась с плеч. Пошатнувшись, обезглавленное тело конвульсивно дернулось и упало на бок. Толпа ошеломленно ахнула, будто с облегчением вздохнуло некое огромное животное. Около тела Верхнего Ститри увидела Инара. Он подошел и протянул руку.

— Мне показалось, что вам необходима помощь, — словно оправдываясь, произнес Инар.

Ститри облегченно перевела дух. Инар присел рядом на корточки.

— Пророк Верхний, кажется, мертв, и теперь вы за него.

— Ублюдки!!!

Рев взбешенного Везавия прозвучал так неожиданно, что Инар в страхе упал на спину. Верхний ожил!

— Но ведь он использовал все… — ошеломленно прошептала Ститри.

Везавий стоял рядом. Его голова находилась на своем прежнем месте, а лицо исказила ярость.

— Ублюдки, на кого подняли руку! — проревел Верхний и холодно осмотрел собравшуюся толпу. — Я вам покажу…

Ститри не стала слушать. Еще мгновение, и Верхний уничтожил бы всю изоляцию вместе со всеми людьми. Повинуясь внезапному импульсу и используя всю свою силу, Ститри нанесла Везавию сокрушительный удар кулаком в подбородок. Замолкнув на полуслове, Верхний упал на пол. И уже через секунду его тело окутал сияющий ореол отстраненного поля. Это вступили Чистые. Все было кончено. Ститри улыбнулась.

— А ты говорил, что умение драться мне здесь не пригодится, — язвительно сказала она Верхнему и, подняв его тело, переместила на площадь.

Везавий завис над толпой, и люди в страхе разошлись, будто боялись, что он упадет на них. Ститри вспомнила о сражающемся в коридоре отряде. В одно мгновение она переместила своих солдат на террасу и повернулась к толпе. Наступила гробовая тишина.

— Слушайте все, — властно произнесла Ститри. — Я, Расул Яло[118], забираю с собой вероотступника и лживого пророка Верхнего. Ибо он возомнил себя Богом, хотя знал, что это не дано никому! Я тоже удаляюсь. Моим преемником, который воплотит мою волю, я оставляю Инара! И будет проклят Аллахом тот, кто ослушается его!

Ститри повернулась к воинам. Их осталось всего пятнадцать.

— Мне пора, — тихо сказала она и обнялась с каждым поочередно. — Спасибо всем.

Кто-то протянул ее энергетический меч. Ститри улыбнулась и дематериализовала оружие. Здесь в нем больше не было необходимости. Ститри обвела своих верных воинов благодарным взглядом и повернулась к висящему в воздухе Везавию.

— Пора, — прошептала она и вместе с поверженным Верхним переместилась в свою изоляцию.

***

Ститри не собиралась ждать. Окно в материнский мир было перед глазами.

— Ты уверена, что хочешь туда вернуться? — спросил Марк. — Ты не сможешь возвратиться обратно, а материнскому миру можно помочь и отсюда.

— Нет. — Ститри отрицательно покачала головой. — Обретя вместилище Везавия, я многое поняла. Нельзя допускать усиления материнского мира. Мы слишком от него зависим. Ты и сам все понимаешь. У нас общее вместилище. Ты такой же Верхний, как и я.

— Но наши чувства… Ститри подняла руку.

— Мне жаль, но я люблю Демитрия. С ним меня объединяет нечто значительно большее общего вместилища. — Ститри поцеловала Марка в щеку. — Прощай.

Ститри повернулась к Демитрию. Он еще не все вспомнил, но понемногу обретал себя. Ститри взяла его за руку.

— Пойдем, что ли, — сказала она и вместе с ним вошла в окно…

Глава 24

В материнском мире царил хаос. Серая спираль готова была поглотить оставшуюся половину планеты. Теперь она исчезла. Ститри наклонилась к Демитрию, он был без чувств. Да и Ститри чувствовала себя неважно. Войдя в окно, она будто бы нырнула в грязную лужу. Сколько она провалялась без сознания? Ститри взглянула на солнце. Похоже, прошло часа два.

Застонал Демитрий. Он пошевелил рукой, словно что-то нащупывая, и открыл глаза.

— Ну, наконец! — Ститри помогла Демитрию подняться.

— Где я? — Демитрий щурил глаза и с удивлением осматривался.

— Дома. — Ститри встряхнула Демитрия за плечи. — Как ты себя чувствуешь?

— Так, будто… — Демитрий вдруг замолчал и с широко раскрытыми глазами уставился на Ститри. По лицу его расплылась счастливая улыбка. — Стит, это ты? — прошептал он, протягивая руки.

— Ну а кто же еще, дурачок мой. — Ститри ласково улыбнулась и прильнула к Демитрию. Он нежно коснулся губами ее шеи.

Ститри не сопротивлялась. Она ждала этого мгновения любви. Она хотела и боялась признаться в этом… И вот сейчас, сейчас… В блаженстве Ститри запрокинула голову. Мир вокруг словно растворился. Расплывались в тумане верхушки деревьев и белоснежные шапки гор…

— Горы! — Ститри замерла.

— Что? — не понял Демитрий. — Господи, что это за девушка… Ведь так хорошо началось…

— Я говорю, горы!

— Ты уверена, что их не было, когда мы входили в окно? — удивился Демитрий.

— Я уверена. Спираль многомирья висела в космосе, и ее центр находился над Дрейвером. Именно туда мы и должны были попасть.

— Ну промазали, что из того?

— «Промазали», — передразнила Ститри. — Ты оглянись! Мы на другом континенте, на необитаемом острове в неизвестном океане.

Демитрий рассмеялся.

— И ты, кажется, забыла, кто мы теперь. Переместимся к Дрейверу. Разве я не прав?

Ститри рассмеялась.

— Какой же я иногда бываю!.. — Ститри прижалась к Демитрию.

Он расплылся в довольной улыбке, озадаченно почесал подбородок, и, хмыкнув, спросил:

— Мне показалось, или ты действительно попросила прощения? Скажи мне, что я не сплю.

— Ну хватит уже. — Ститри смущенно улыбнулась. — Давай переместимся к Дрейверу и займемся делом. Нам нужно обнаружить источник черного возмущения, который оставил там Везавий.

— Но у тебя же его вместилище, — недоуменно произнес Демитрий. — Ты можешь погрузиться туда и получить любую информацию.

— Я пробовала. Но не смогла ничего найти о возмущении. Возможно, его оставил не белый, а черный Везавий. Тогда информацию невозможно найти.

— Ну что ж… Переместимся к Дрейверу и найдем источник черного возмущения. — Демитрий взял Ститри за руку. — Вперед.

— Бесполезно. — Ститри села. — Перемещение невозможно там, где каждый человек неповторим в своей индивидуальности. Другое дело белый мир. Там все Чистые почти одинаковы.

— Значит, теперь мы ничего не сможем сделать из того, что делали там? — разочарованно спросил Демитрий.

— Не знаю. — Ститри пожала плечами. — Возможно, и сможем, но нам придется учиться всему сначала. Я думаю, что мы всю жизнь будем делать это.

***

К вечеру похолодало. Демитрий занимался устройством ночлега, ломая и стаскивая в кучу ветки деревьев, Ститри внимательно изучала расположение звезд. Она подошла к Демитрию, который уже заканчивал строить шалаш.

— Мне удалось узнать, где мы находимся. Похоже, мы на каком-то из островов Тихого океана.

— Что же теперь?

— Не знаю… — Ститри принялась помогать Демитрию. — Мы не могли потерять свои способности все и сразу. Мне кажется, нужно сделать что-то, и они вернутся. Вот только, что?

— Пошли спать, — улыбнулся Демитрий. — Утром на свежую голову, может, что-нибудь и прояснится.

***

В эту ночь Ститри долго не могла уснуть. Рядом тихо посапывал Демитрий, Ститри завидовала ему! Она с испугом думала: а вдруг все, что случилось в мире Чистых, только сон?

Что за странная мысль! Как она могла прийти в голову?! Безумство… Мысли безумно мечутся в голове, словно хоровод неосуществимых фантазий. Каким образом они могли овладеть ею? Для чего? Ститри попыталась вспомнить. Это стремление поглотило ее. Разум получил толчок — откуда-то изнутри. Внезапно Ститри поняла, что ей открылось нечто важное. Она не помнила — что. Мысль проскользнула так быстро, что Ститри не успела даже ухватиться за нее.

Ститри вновь попыталась погрузиться в полудрему. Рассудок не скован холодной логикой, и возникают самые невероятные фантазии. Пусть они плодятся — эти фантазии. А когда настанет подходящий момент, нужно лишь будет ухватить одну — самую важную. И безумие обрастет логикой и воплотится…

«Если бы только удалось ухватится за ниточку… — Ститри сдвинула брови. — Я думала о сне… Стоп. А при чем здесь сон? К чему он может привести? Сон — это маленькая, краткая смерть…»

Смерть! Почему она подумала о смерти? Что произойдет, если умереть прямо сейчас?

Ститри замерла. Вот… Мысль о смерти…. Она слишком безумна! И если дать ей укрепиться…

Ститри похолодела. Она вдруг отчетливо поняла, что мысль эта не столь уж абсурдна. Но почему же тогда так крепнет страх? Этот страх… Он исходит из каких-то животных инстинктов, не поддающихся объяснению. Но только он не кажется менее реальным.

Ститри отбросила сомнения. Она знала, что воплотит свою мысль в реальность. Сегодня утром, при первых лучах солнца. И страх не играет роли, когда все решено.

***

— Ты сошла с ума!!! — Демитрий глубоко вдохнул. — Я не знаю, какое безумство овладело тобой ночью, но ты определенно сошла с ума!

— Выслушай… — Ститри, приблизившись к Демитрию, коснулась его плеч. Он не отстранился, тело едва заметно вздрогнуло. — Я понимаю, это нелегко сделать. Подумай, что такое смерть? Что ты ощутил, когда умер, — там в Дрейвере? Близость вместилища, слияние с ним.

— Но я тогда был человеком, — возразил Демитрий. — Вместилище ощущалось лишь в мире Чистых. А теперь ты не можешь вернуться туда. Что, если ты не найдешь вместилища? Ты не сможешь восстановиться, и что тогда? Смерть, полное забвение! В мир Чистых ты больше не вернешься. Нет, риск слишком велик. Это безумство!

— Трус! — Ститри стукнула Демитрия кулаком по спине.

— Перестань, тебе не удастся меня разозлить, — ответил он.

— Хорошо, — сдалась Ститри, — не желаешь помочь, обойдусь без тебя!

— Хорошо. — Шатаясь, словно пьяный, Демитрий подошел к Ститри. — Если кому-то надо умереть, чтобы обрести вместилище, то пусть это буду я. Только самоубийство — черный поступок. Вместилище не примет это.

Ститри прошла назад и подобрала дубинку.

— Держи и не сомневайся. Демитрий в страхе отпрянул:

— Мы же договорились, что умру я!

— Глупо. — Ститри вложила дубинку в руки Демитрию. — Твое вместилище несравнимо с моим. А нам нужно получить максимум от временной смерти. Давай же!

Демитрий в изнеможении упал на колени. Его руки дрожали.

— Я не могу, не могу ударить тебя этим по голове. Только не тебя. — Демитрий заплакал. — Я не могу… После такой ночи… — простонал он.

Ститри дрогнула. Она готова была отказаться от своей идеи.

— Демитрий, — Ститри проглотила застрявший в горле ком, — если ты не сделаешь этого, я обойдусь без тебя.

— Нет! — Демитрий схватил Ститри за руку. — Пожалуйста, не уходи. — Дрожащими руками он прижал ладонь Ститри к губам и держал долго-долго, словно навечно пытаясь сохранить в памяти нежность ее кожи. — Обругай меня, как ты умеешь, — тихо попросил он вдруг. — Мне так будет легче.

— Тупая скотина. — Из глаз Ститри выступили слезы. Она быстро вытерла их, чтобы не заметил Демитрий, и, облизнув пересохшие от волнения губы, продолжила: — Недоделанный дегенерат! Ты, наверное, до сих пор мочишься в штаны. Ну, вставай, тряпка!

— Я не могу, — прошептал Демитрий. — Я по-прежнему не могу! — прокричал он и принялся кулаками бить по земле.

— Можешь! Вставай, истеричная баба! — Ститри помогла Демитрию подняться на ноги. — Ну давай же, покажи, как горилла машет руками! Ты трус, я знаю, но сейчас ты можешь стать храбрым мальчиком. — Ститри заплакала. Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, и крикнула изо всей силы: — Бей же, умоляю, ударь наконец!!!

— Боже, — прошептал Демитрий и, резко взмахнув дубинкой, со стоном, который больше походил на крик отчаяния, опустил ее на голову Ститри.

Послышался отчетливый хруст. В лицо Демитрию брызнула кровь. Голова Ститри вошла в плечи, ноги подогнулись, и, обмякнув, она рухнула. Демитрий судорожно раскрыл рот.

— О Господи, — прохрипел Демитрий и вдруг, впав в безумство, принялся наносить Ститри удар за ударом. — О Господи, Господи, — словно сумасшедший, шептал он и бил, и бил, и бил. И даже когда голова Ститри превратилась в кровавое месиво, Демитрий не остановился. Он продолжал бить по некогда прекрасному лицу, смешивая его с землей, пока наконец дубинка не треснула окончательно и не отлетела в сторону. И только тогда Демитрий посмотрел на свои руки и, вздрогнув, потерял сознание.

Глава 25

Людские ресурсы таяли. Глава Конуса уже не слушал сообщений о потерях, они разрывали его душу. От миротворческого состава базы осталось не больше десяти процентов, а новобранцы из обслуживающих секторов только пополняли список погибших. Последняя надежда была на разведывательные крейсеры с хорошо обученным составом миротворцев.

В кабинет постучались. Глава взглянул на тестер. За дверью стоял Лидер СОБа Гран. Глава помедлил и приказал тестеру открыть дверь.

— Боюсь, у меня снова плохие новости, — прямо с порога произнес Гран. — Наш резерв… — Гран замолчал, словно вдруг испугался быть плохим вестником.

— Что наш резерв? — не выдержал Глава.

— Похоже, они собираются выступить, — тихо произнес Гран.

***

Демитрий проснулся. Кошмар убийства преследовал его и там — по другую сторону бытия. Это было невыносимо — вновь и вновь видеть окровавленное лицо Ститри и бить по нему, бить, бить! Этот непрерывный кошмар сведет с ума! Демитрий боялся открыть глаза и увидеть лежащую у ног мертвую девушку. Страшная явь… И Демитрий никуда не мог скрыться от нее, да и не желал. Свои страдания он считал заслуженной карой.

Начало светать, тело Ститри по-прежнему лежало на своем месте. Признаков восстановления не было видно. Только… в голове у Ститри что-то шевелилось и странно потрескивало. Демитрий присмотрелся и вдруг увидел копошащихся в раскроенном черепе темных жуков. Их спины отливали матово-перламутровым цветом, отчего сами твари казались еще более отвратительными.

— О Боже!

Желудок свела судорога, в следующее мгновение вырвало. Демитрий побежал к горам, продираясь сквозь колючий кустарник. Он не чувствовал боли.

Кто-то набросился сзади. Демитрий отмахнулся, перемазанные краской люди с деревянными копьями и вдетыми в нос маленькими палочками обступили его со всех сторон. Демитрий не сопротивлялся. Пусть его убьют эти… дикари, лишь бы не тянули слишком долго…

***

Он пришел в себя от несуразного гама, напоминающего радостные крики ватаги пятилетних малышей.

Открыл глаза. Это была деревня. Демитрий увидел сплетенные из веток и листьев жилища, бегающих детишек и безобразных женщин с отвисшими грудями. Он, привязанный к толстому суку огромного дерева, висел на нем, словно пойманный на охоте волк. Что им нужно, этим дикарям? Почему они не убили его сразу? Демитрий посмотрел на свои крепко спутанные руки и ноги. Кажется, они были целы. Внимание привлек сук. Он был черным и пахнул вполне знакомо. Ну конечно же, запах золы! Демитрия охватил ужас. Его собирались съесть, поджарив на костре. На земле отчетливо виднелись следы большого костра. Похоже, эти люди любили побаловаться мясом.

Демитрий дернулся, пытаясь освободиться, и сразу получил удар палкой по голове. Попробовал пальцами нащупать путы. Веревки были сделаны из растений и при желании их можно было разорвать. Демитрий принялся скрести свои путы, через несколько минут палец стало невыносимо жечь.

Через час адских мучений Демитрий был уже не так уверен в своем праве на свободную смерть. В конце концов, эти люди голодали и имели на его тело больше прав, нежели земные черви, жуки и другие твари. В тот момент, когда Демитрий готов был уже сдаться, путы на руках ослабли. Осторожно-осторожно пошевелил руками, веревки ослабли и упали на землю. «Сторож» ничего не заметил.

Стараясь не шуметь, Демитрий подтянулся и нащупал путы на ногах. Но вдруг из кустарника вывалился сморщенный старик и остановился под суком. Он подобрал оборванные путы и стукнул ими охранника, а тот уже отыгрался на «добыче», огрев Демитрия дубинкой по ребрам.

— Ах, вы ублюдки тощие! — взревел Демитрий и, свесившись ударил старика и охранника. Тех словно ветер сдул. Они отлетели в кусты и истерично закричали. Поднялся переполох. Демитрий нащупал путы на ногах и принялся рвать их, превозмогая острую боль. Два разукрашенных аборигена попробовали схватить его, Демитрий стукнул их лбами. На помощь бежали все новые. Демитрий схватил деревянное копье и, вися вниз головой приготовился к отражению атаки. И вдруг острые иголки вонзились ему сразу в грудь, в лицо и руку. По телу расползлась жгучая боль. А разукрашенные нелюди все стреляли и стреляли из своих трубочек…

Глава 26

Солнце светило ярко, потрескивал костер и чувствовался запах дыма и жареного мяса. Демитрий в ужасе вскочил на ноги. Размалеванные дикари исчезли. Да и природа вокруг была уже не та. Демитрий остановил взгляд на лице улыбающейся девушки.

— Стит?.. — глаза у Демитрия быстро-быстро заморгали. — Это ты, Стит?

Демитрий неуверенно сделал шаг и протянул руку. Он коснулся ее плеча, и вдруг…

— Гга-аам!!! — крикнула девушка и громко расхохоталась.

От испуга Демитрий сел.

— Да, — тихо прошептал он, — это действительно ты. Но откуда, как?.. Я думал, что ты уже… Нет, только не говори, что мы опять в мире Чистых.

— Конечно же, нет. — Ститри перестала смеяться. — Мы в материнском мире, в окрестностях Дрейвера. Голова не кружится?

Демитрий коснулся рукой лба.

— Чуть-чуть.

— Я думал, ты умерла… навсегда. — Я прождал целые сутки. Потом… я увидел этих жуков и не выдержал…

— Конечно. Что на тебя нашло? Я ведь не просила меня кромсать.

— Как-то получилось, словно помутнение… Мне трудно было тебя ударить… Не знаю, что со мной случилось. Я испугался.

— Все, успокойся. — Ститри прижала Демитрия к груди. — Страшное позади. Мне удалось собрать информацию. Спираль исчезла. Наш мир медленно удаляется от хаоса многомирья. Знаешь, когда наблюдаешь свой мир отсюда, то видишь многое, что недоступно из окна Верхних. Мы в одном мире с людьми и можем видеть его так же, как и они — живым и подвижным. Мне удалось обнаружить черноту. Она движется к Дрейверу.

— Как это? — не понял Демитрий.

— Отребье, желающее пограбить, поубивать, понасиловать. Это войско людских отбросов. Ими командует какой-то Ольхерт, имя, конечно, вымышленное. Что интересно? Все они верят в посланника сатаны, который пришел покорить мир. Естественно, каждый получит свою долю.

— Это черный стиглер?

— Не знаю. Но чернота в этом мире присутствует сильная. Такая может быть только от стиглера. — Ститри сняла с костра небольшие ломтики мяса. — На, поешь, и будем собираться. У нас мало времени, армия людских отбросов будет у Дрейвера к завтрашнему утру. После Везавия город сейчас открыт для любого завоевателя. Если Ольхерт захватит Дрейвер, то его армия значительно пополнится. Люди уверуют в могущество дьявола, и тогда ситуация выйдет из-под контроля.

— И что ты собираешься предпринять? — спросил Демитрий, доедая не очень сытный завтрак.

— Организовать оборону.

Нужно отдать должное самоотверженности населения. После памятных для Ститри дней люди словно очнулись. Они еще были напуганы, но полны решимости дать отпор разбойникам. Они вновь окрепли в своей вере в Христа. А это было немаловажно…

Население работало всю ночь, подготавливая город к обороне. Трудился и Демитрий. Ститри тем временем сформировала небольшой отряд и отправилась собирать помощь. К утру подготовка была завершена. Ститри возвратилась в город, набрав в свой отряд около сотни добровольцев. Дрейвер замер в ожидании нападения.

Светало. Защитники города спали, дежурили на стенах. Было тихо. И только высоко в небе звенел жаворонок. Ститри невольно заслушалась.

— Нравится?

Это был Демитрий. Ститри и не заметила, как он подошел к ней. Пение маленькой птицы завораживало. Ститри улыбнулась. Демитрий облачился в блестящие доспехи и от этого казался еще более массивным и грозным.

— Знаешь, — тихо произнесла Ститри, — на Конусе я всегда грезила дальней разведкой. Я думала, что только там настоящая романтика и приключения. Мне казалось, будто в далеких мирах Внешнего простраства Вселенной имеется нечто, способное наполнить жизнь смыслом и разнообразием. Познавать неизведанное — это ведь так интересно. Но Земля поражает своим непостижимым разнообразием — не чужим, как в далеких мирах, а близким и родным. Стыдно сознавать, что когда-то я считала Землю ссылкой…

Демитрий нежно обнял Ститри за плечи и прижал к себе.

— Ты в первую очередь человек, а уж потом миротворец, стиглер, Верхняя и прочее. Где бы ты ни родилась, где бы ни была — Земля всегда останется для тебя твоим миром. Таковы уж люди.

— Иду-ут!

Демитрий и Ститри были готовы к нападению, но все же крик этот прозвучал для них как гром среди ясного неба. Видно, чем напряженнее ждешь чего-то, тем неожиданнее оно приходит.

Демитрий поцеловал Ститри в губы.

— Мне пора. Ститри улыбнулась.

— Удачи.

***

Битва продолжалась больше часа. Ольхерт что-то замышлял. Ститри поделилась своими опасениями с Демитрием.

— Да, — согласился он, — к вечеру он нанесет решающий удар.

— У тебя есть идея? — поинтересовалась Ститри.

***

К лесу Ститри не пошла. Изображая бедную крестьянку, она направилась к небольшой деревне восточнее города. Оттуда можно было пойти к лесу, не вызывая подозрений.

Деревня оказалась пустой. Одинокая крестьянка, идущая в пустую деревню, должна выглядеть подозрительно. Хотя всегда можно соврать, будто ищешь маленького сына, который потерялся при всеобщем бегстве.

Ститри улыбнулась. Она мечтала о сыне от Демитрия. О маленьком карапузе, который будет называть ее мамой и делать пакости. Как она в детстве.

Ститри подавила улыбку и приняла облик убитой горем матери. На всякий случай она осмотрела в деревне каждый дом. И не найдя никого, она, что выглядело вполне естественно, отправилась к лесу.

Банду Ольхерта Ститри обнаружила, как только вошла в лес. Эхо голосов разносилось далеко…

Ее никто не заметил. Прячась за деревьями, Ститри осторожно продвигалась вперед. Голоса стали более отчетливы. Неожиданно с дерева спрыгнули два солдата, недобро улыбнулись и сделали несколько шагов навстречу. Солдаты были одеты в награбленные одежды, покрытые таким слоем грязи, что не имели никакого вида. Один из бандитов с остервенением почесал затылок.

— Заблудилась, крошка? — поинтересовался он, выловив из головы вошь и раздавив ее ногтями.

Ститри в рваном, но чистом платье была похожа на крестьянку не больше, чем эти на знатных господ. Ститри гордо подняла голову.

— Я ищу своего мужа, — сказала она.

— А зачем тебе муж, если здесь мы? — произнес бандит и громко расхохотался. Другой тоже рассмеялся, но неестественно, словно дурачок. Похоже, он был глухонемым и не услышал соль «шутки».

Солдаты приблизились, Ститри не пошевелилась. Нельзя было показывать ни малейшего страха и тем более отвращения.

— Мой муж рыцарь Ольхерт, — громко произнесла Ститри и сделала шаг навстречу.

Солдат перестал смеяться.

— Что-то ты не очень похожа на его госпожу, — неуверенно пробормотал он. — Ну да черт с тобой, мы отведем тебя к Ольхерту, и пусть разбирается.

Солдаты приблизились и подпихнули Ститри копьями. Похоже, они не собирались церемониться с женой своего предводителя. Стараясь держаться от вшивых солдат на расстоянии, Ститри покорно пошла впереди.

В лагере солдаты отвели Ститри в большую белую палатку и оставили одну. Воздух здесь был затхлым и душным. Хозяин не беспокоился о своих удобствах или же просто был неряшлив, как и его солдаты. Ститри подошла к большому креслу и, убедившись, что паразитов в нем нет, — села передохнуть.

Ольхерта пришлось ждать долго, но вот в палатку, резко откинув полы, вошел рыцарь в тяжелых доспехах. Большой шрам тянулся от правого глаза до уголка рта, растягивая губы в дьявольской ухмылке. Он был до ужаса безобразен — этот Ольхерт. Весь план Ститри полетел в тартарары. Она не могла разыгрывать пылкую влюбленную, которая отправилась на поиски своего счастья, — Ольхерт не поверит. Следовало придумать что-нибудь другое.

Ольхерт остановился напротив Ститри и, понуро сдвинув брови, внимательно осмотрел ее.

— Вы меня напугали, — произнес он громким, немного уставшим голосом. — Я уже подумал, что сатана вернул женушку.

— Я просто сказала первое, что пришло в голову, лишь бы ваши вшивые головорезы не набросились на меня. Противно смотреть, как горят у них глаза и выделяется слюна. Должна сказать, они обращались со мной не слишком учтиво.

— Короче, — перебил Ольхерт, — что вам нужно? Только не пытайтесь убедить меня, что вы бедная крестьянка, которая ищет своего сына. Подобное я слышал уже не раз. Почему-то люди не слишком изобретательны и крепки духом. Обычно хватало нескольких ударов кнутом, чтобы девицы вроде вас начинали привычно и весьма правдиво чесать языком.

— Вы так не любите женщин? — Ольхерт умен, но ему явно недоставало женской ласки. На этом можно было сыграть. — А я… как только я увидела вас, то поняла: мы созданы друг для друга.

Ольхерт рассмеялся.

— Я не так наивен!

Ститри презрительно хмыкнула.

— Чего стоит любовь, когда возгорается страсть?! Только страсть может увлечь человека. Грубая, необузданная страсть, животное стремление к греху — вот что может подарить наслаждение. А в вас… — Ститри приблизилась к Ольхерту и, преодолевая отвращение, прижалась грудью к его доспехам. — …В вас так много этой необузданной страсти, — Ститри страстно облизала губы. — А этот шрам, — обсосав палец, Ститри провела им по шраму Ольхерта, — такое ощущение, будто сам дьявол стоит рядом. Ты возбуждаешь меня, Ольхерт, как ни один мужчина не возбуждал. Неужели ты не чувствуешь этого?

— Да-а, — дрогнувшим голосом произнес Ольхерт, — я чувствую. — Резким движением рыцарь прижал Ститри к себе. — Я хорошо понимаю тебя. Страсть нельзя обуздать, ее можно только удовлетворить.

— Да, да, да! — Ститри вспрыгнула на Ольхерта и обвилась ногами вокруг его талии. — О-о, как я хочу! — простонала она.

Ольхерт лизнул ухо Ститри, а затем резко отстранил.

— Не сейчас, позже. Когда возьму город, тогда отдамся тебе.

— Город, — разочарованно протянула Ститри, — ты не возьмешь его, у тебя слишком мало для этого людей. Какой идиот состоит у тебя в военных советниках? Как вы собираетесь без бревен взломать ворота?

Ольхерт с нескрываемым интересом уставился на Ститри. Что-то в его облике неуловимо изменилось. Он будто бы расправил свою сутулую фигуру и вдохнул полную грудь воздуха.

— Интересные вопросы… — произнес Ольхерт. — Ты не перестаешь меня удивлять. — Ольхерт повернулся к Ститри спиной. — Почему это люди допускают одни и те же ошибки?

На затылке рыцаря что-то зашевелилось, волосы приподнялись, и два больших глаза уставились на Ститри.

— О пыль звездная! — воскликнула Ститри и, со всего размаха стукнув кулаком в левый задний глаз, рванулась прочь из палатки. Но ее уже ждали. Похоже, Ольхерт «раскусил» ее с самого начала. Он лишь забавлялся с ней.

Кто-то из солдат подставил Ститри ногу. Она упала и на нее мгновенно набросили сеть. Ститри попробовала подняться, но напрасно. Сеть быстро скрутили. Удары посыпались отовсюду, и вскоре мир в глазах застлала кровь.

Глава 27

Она была привязана лицом к дереву и стояла на коленях. Руки обхватывали толстый шершавый ствол и были стянуты крепкой веревкой. Голова гудела, как пчелиный улей, и страшно чесалась. Эти сволочи подкинули ей вшей.

Открыла глаза. Уже стемнело. Ститри осмотрела свои путы. Узел находился далеко, до него нельзя было дотянуться и развязать. Перетянутые руки распухли и посинели. Она не чувствовала их. Ститри попробовала повернуть голову и осмотреться.

Охраны рядом не было. Поодаль горел костер, возле него сидели два солдата. Они что-то жарили.

Раздались шаги. Ститри повернула голову, это был Ольхерт.

— Уже очухалась? — голос через шлем звучат приглушенно.

— Что тебе нужно? — спросила Ститри. Ольхерт громко расхохотался.

— Своенравная, упрямая Ститри. Владыка предупреждал, что с тобой нелегко будет справиться. Но я сумею сломать тебя, можешь не сомневаться. — Ольхерт резко взмахнул рукой. В воздухе просвистела плеть. Ститри застонала. Плеть обвилась, словно живая, и глубоко впилась в кожу. Ститри смотрела в лицо палачу. Ольхерт замахнулся и нанес следующий удар, потом еще один, и еще. Ститри попробовала обезболить свое тело, но напрасно. Эти удары плетью… Они напомнили бичевание Верхнего. Та боль снова всплыла в ней. Ее невозможно было устранить. Она шла из глубины истерзанного сознания и не поддавалась внушению.

А Ольхерт продолжал бить. У Ститри не было сил стонать. Образ палача стал мутнеть, на его месте обрисовался другой. Это был Марк. Он хотел что-то сказать, как тогда, в мире Чистых.

— Не надо, — простонала Ститри.

Образ Марка расплылся. На его месте появился Везавий. Он хладнокровно продолжал бить. Сквозь свист плети Ститри слышала напряженное дыхание. Но ему не удастся, не удастся сломать ее волю.

— Уйди, тебя нет! — крикнула Ститри из последних сил.

Лицо Везавия дрогнуло и расплылось серым туманом. А на его месте появился третий палач. Ститри не помнила его лица, но именно он сломал тогда ее волю. Это был Верхний…

— Не-ет! — закричала Ститри. Она в ужасе закрыла глаза, не желая вспоминать. Давно забытые страхи всплыли в ней. Но образ третьего бичевателя преследовал и здесь. Его лицо становилось все более отчетливым. — Не-ет, — снова закричала Ститри, — не хочу!

Она открыла глаза и тупо уставилась в ствол дерева. Но бесконечно сыплющиеся удары продолжали будоражить память. Со ствола дерева на Ститри смотрело вполне отчетливое лицо третьего бичевателя. Это был он — Верхний.

— Лад… — простонала Ститри, и воля ее дрогнула. Та правда, которую она так не хотела принимать, теперь утвердилась окончательно. Вторым Верхним был Лад, а значит, здесь, в материнском мире, находилась черная половина этого стиглера…

— Ну, хватит с тебя, — произнес Ольхерт, — ты уже не сможешь сопротивляться.

Тело рыцаря упало на землю, из-под его доспехов взмыл сияющий энергетический сгусток.

«Пришелец с Марса, — догадалась Ститри. — Его прислал Лад… Лад и есть неизвестный черный стиглер! Он создал серую спираль многомирья. Она висела в космосе, и пустота многомирья пребывала в движении. Вот почему я и Демитрий попали на остров. Нас забросила туда спираль…»

Энергетический сгусток с секунду повисел в воздухе и вошел в голову Ститри. Она попробовала сопротивляться, но ее воля была сломлена.

«…Его прислал Лад… Ему нужна я, чтобы уничтожить Конус», — подумала Ститри, и в следующее мгновение она вылетела из собственного тела.

***

Демитрия одолевал страх. Ольхерт не предпринял ни одного штурма. Он словно потерял всякий интерес к городу. Демитрий чувствовал в этом связь с неоправданно долгим отсутствием Ститри.

— Ольхерт больше не нападет, — тихо произнес Демитрий.

Мысли о Ститри не давали ему покоя. Она, конечно, стиглер и Верхняя Чистого мира, но у нее есть свои слабости.

Демитрий отправился спать — усталость взяла свое. Уснул мгновенно, даже не сняв доспехов и не заметив, как сознание провалилось в иную реальность.

Ему снилась Ститри. Она просила о помощи, звала, умоляя спасти. Ее и… Конус. Демитрий попытался прорваться к ней, но непреодолимый барьер не пропустил.

— Ты должен помочь мне, — торопливо кричала Ститри, словно боялась, что Демитрий вот-вот проснется. — Запомни все, что я скажу… Он не должен улететь… От этого зависит судьба материнского мира…

Половину слов Демитрий не мог разобрать. Ститри говорила быстро и сбивчиво, барьер приглушал ее.

— …Он в лесу… Я не смогу вернуться… Ты должен опять сделать это… Я верю в тебя… Не допусти его к Конусу…

Он проснулся, сел на кровати. Чувство опасности было реальным. Оно до сих пор ощущалось во рту горьким привкусом. Ститри была так напугана.

Демитрий выскочил на улицу. Стояла ночь. Сколько он проспал? Несколько минут? Это не важно. Главное — помочь Ститри и предупредить Конус об опасности.

…Сотня Демитрия влетела в лагерь Ольхерта, подобно стреле, которая пронзает тело жертвы. Банда пробовала дать отпор, но отряд Демитрия крушил врагов и продвигался вперед. Никакая сила не могла остановить прорыв Демитрия. Он уже видел большую белую палатку — единственную в лагере. Там находились Ольхерт и Ститри.

Конь под Демитрием рухнул, мир завертелся, Демитрий вскочил на ноги и увидел Ститри. Она была в доспехах. В ее руке поблескивала «помощница». Ститри нажала кнопку, и возник звездный корабль. Сражение прекратилось. Слабонервные бросились бежать, остальные молча взирали на «божественное» чудо. Демитрий повернулся к своим солдатам.

— Возвращайтесь в город, — крикнул он им. Девушка торопливо всходила по трапу.

— Стит!!! — позвал Демитрий, но она не оглянулась. Трап звездолета начал подниматься. Демитрий из последних сил рванулся вперед…

Оказавшись внутри звездолета, Демитрий позволил себе отдохнуть и направился к рубке управления.

Ститри сидела за пультом, подготавливая звездолет к старту. Она была рядом, но почему-то показалось, что ее отделяет пропасть. Желая преодолеть сомнения, Демитрий тихо позвал.

Ститри обернулась, ее лицо засветилось радостью. Она вскочила с кресла и упала в объятия богатыря. Демитрий подхватил ее на руки и целовал до тех пор, пока не закружилась голова.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел выручать тебя. Ститри недовольно отстранилась.

— Кто сказал, что я нуждаюсь в помощи? Я контролирую ситуацию. Мне удалось убить пришельца. Я завладела его материализатором, — Ститри показала «помощницу». — Нужно срочно лететь на Конус. Миротворцы в опасности.

— Ты собиралась улететь, не сообщив мне?! — возмутился Демитрий. — Да я едва с ума не сошел, ожидая твоего возвращения! А как же город? Ты собираешься оставить его Ольхерту?

Ститри ласково обняла Демитрия.

— Прости, любимый. А о городе не беспокойся. Я убила Ольхерта. Дрейверу ничего не угрожает. Но если хочешь — можешь остаться с людьми.

— Что-то ты хитришь. — Демитрий широко улыбнулся. — Я еще никогда не видел тебя такой ласковой. Пожалуй, я полечу с тобой. Если Ольхерт мертв, то Дрейверу действительно ничего не угрожает.

— Ну, тогда старт! — Ститри, словно кошка, прыгнула к пульту управления и включила на полную мощность стартовые двигатели.

Демитрий медленно поднялся и подошел к Ститри. На обзорном экране Земля стремительно уходила вниз. И трудно было догадаться, что вырвавшееся из стартовых двигателей чудовищное пламя пожирает сотни обезумевших от ужаса людей. Демитрий наклонился и поцеловал Ститри в шею. Ему так хотелось верить, что все хорошо…

Глава 28

Конус долго не хотел принимать. Демитрия это беспокоило, а Ститри была абсолютно уверена, что их не тронут. И оказалась права. Боевые звездолеты Конуса взяли их корабль в кольцо и повели на посадку. Медленно открылся шлюз, Конус захватал чужой звездолет в магнитную ловушку и стал заглатывать. Корабль опустился на стартовую площадку. Стены здесь переливались туманным светом, и у Демитрия создалось впечатление, будто корабль совершил посадку на болоте.

— Они изолировали стартовую площадку, — усмехнулась Ститри.

— И что? — поинтересовался Демитрий.

— Ничего. — Ститри перестала усмехаться. — Когда они увидят меня, то снимут защиту.

Демитрий глубоко вздохнул.

— Знаешь, Стит, я иногда чувствую себя дураком. И мне страшно подумать, что бы я ощущал, не дай ты мне своих знаний?

— Ладно. Пойдем. — Ститри взяла Демитрия за руку и пошла к выходу.

Защиту сняли через несколькосекунд после того, как они покинули звездолет. Изолирующие шлюзы раздвинулись, и на стартовую площадку вышли миротворцы. Старший приблизился к Ститри, поклонился и произнес:

— Вас хочет видеть Глава, следуйте за мной. Демитрий наклонился к Ститри.

— Организовано здесь все отменно.

Ститри не ответила. Она с любопытством оглядывалась и, кажется, нервничала.

— В чем дело? — Спросил Демитрий. — Конус сильно изменился с того времени, как ты была здесь?

— Нет. — Ститри попыталась скрыть растерянность, но от зоркого глаза Демитрия это не ускользнуло. — Просто я соскучилась. Приятно возвращаться в родное гнездо.

— А кто несколько часов говорил, что родное гнездо для каждого человека — Земля? — Демитрию показалось, что между ним и Ститри выросла непреодолимая стена.

Вошли в транспортер. Кабина напоминала скорлупу гигантского яйца. Движения не чувствовалось, кроме легкой вибрации под ногами. Похожее Демитрий ощущал, когда стоял на плоту, тогда, в детстве. С него хорошо было ловить рыбу. Не раз на ранней зорьке они вместе с отцом отправлялись на разливы ставить снасти. Прекрасное было время — беззаботное. Демитрий вздохнул.

…Глава был в нетерпении. Усадил их в кресла и начал расспрашивать.

— Есть новости? Вы несколько дней не выходили на связь.

— На Земле ситуация под контролем, — ответила Ститри. — Мне необходимо знать расположение главных сил Конуса. Есть вероятность нападения.

— Еще? — удивился Глава. — Откуда? С Марса атаки прекратили. Вы появились. Откуда и кто должен напасть?

— Долго объяснять, Глава. Дорога каждая секунда. Прошу довериться и сообщить расположение всех сил.

— Хо-ро-шо, — Глава нажал клавиши, и стена кабинета засветилась звездной картой. — Наше стратегическое положение относительно Марса выгодно. Резерв копит силы, и через несколько дней мы предпримем решительную атаку.

— Плохо, очень плохо, — задумчиво пробубнила Ститри. — Крейсеры резерва должны немедленно объединиться с Конусом.

— Ститри, — Глава убрал звездную карту, — ты должна объяснить. Я не могу рисковать резервом.

— Хорошо, я попытаюсь. На Земле мне удалось захватить одного из пришельцев. Это чуждая нашей Вселенной планета. Ее масса равна массе Земли. Эта планета живая! Она способна перемещаться в пространстве. Они знают, где резерв, и собираются переместиться в его центр.

— Когда? — в беспокойстве спросил Глава.

— Этого мне не удалось узнать, но планета может переместиться в любую минуту. Мы не должны терять время!

Глава задумался.

— Хорошо, я отдам приказ выступить на воссоединение немедленно. Можешь идти, Ститри, наверное, ты сильно устала и нуждаешься в отдыхе.

— Спасибо, Глава, пожалуй, отдохну. — Ститри поклонилась. — До свидания.

***

Демитрий не мог уснуть. Что-то было не так. Ститри отказалась от его общества и пошла спать одна. Но почему?! Чем он ее обидел?

Демитрий сел. Опять их разъединила непроницаемая стена. Что случилось в лагере Ольхерта? Ститри нельзя оставлять одну! Или это его неоправданные страхи? Демитрий кисло улыбнулся.

— Ну чего ты от нее хочешь, дурак? Чтобы она бегала за тобой? Она не такая, ты знал это с самого начала.

Страхи притупились, Демитрий ясно осознал, что любовь не такая уж простая штука. Наверное, стоило принимать Ститри такой, какая она есть.

Демитрий щелкнул себя пальцем по кончику носа. Спи и выкинь из головы. Ститри никогда не будет принадлежать тебе одному. Надо смириться с этим.

Возникло чувство горечи. Демитрию казалось, что он справился со своими собственническими замашками, но оказалось, ошибся. Стыдно было признаться в этом, но Ститри Демитрий не хотел делить ни с кем: ни с Конусом, ни со Вселенной, ни с кем бы то ни было из людей. Она должна принадлежать только ему — ему одному!

Сон пришел неожиданно — слившись с реальностью и образовав единую субстанцию. Здесь опять была Ститри. Склонив голову, она плакала. Демитрий хотел приблизиться к ней, но невидимая преграда не пропустила. Словно некое заклятие отгораживало их друг от друга. Ститри что-то сказала, но слова не были слышны.

— Я ничего не слышу! — крикнул Демитрий.

Ститри заплакала. Даже через преграду было видно, какая безнадежность овладела ею.

— Не надо, не плачь так, — умолял Демитрий, но Ститри не слышала. Ее образ стал расплываться, словно растворяться в тумане. — Не уходи! — в отчаянии крикнул Демитрий и проснулся. Но чувство невосполнимой потери осталось.

Демитрий выбежал в коридор. Шли люди, они с подозрением посматривали, но Демитрий их не видел. Перед глазами стоял облик любимой девушки, и губы, словно заклинание, повторяли два слова:

— Не уходи… не уходи…

Комната Ститри оказалась пустой. Демитрию показалось, что мир рушится. Освещение горело на полную мощность, кровать не была даже примята, голос позади прозвучал неожиданно:

— А где Ститри? Сзади стоял Урис.

— Привет, Демитрий. Как тебе Конус?

— Да, да, — пробормотал Демитрий, пожимая руку и думая о своем.

— А где Стит? Я узнал, что она на Конусе, и решил поговорить по-приятельски. Знаешь, с нашего курса почти никого не осталось в живых. Такие вот дела. Так где Стит?

— Не знаю, — тихо сказал он.

— Ну что ж, видно, не судьба. Поговорю в следующий раз. Сейчас некогда. Прибывают крейсера резерва, мне поручено возглавить прикрытие. Я слышал, что все это затеяла именно Стит… — Урис хмыкнул. — Она молодец, к ней сам старик прислушивается. Я всегда знал, что Стит еще всеми нами покомандует. Ну, до встречи.

Урис хлопнул Демитрия по плечу и, насвистывая что-то себе под нос, удалился. Демитрий понуро посмотрел ему вслед. Перед глазами стояла Ститри, а в ушах звучали ее слова: «…Не допусти его к Конусу… Он в лесу… Ты должен опять сделать это, только так я смогу вернуться…»

Пропуски между словами вдруг начали заполняться, словно кто-то подсказывал их. Бешено заколотилось сердце. О чем говорила Ститри? «…Я верю в тебя. Ты должен убить его. Тебе будет трудно, я знаю, сделать это во второй раз. Но ты убьешь не меня, помни об этом. Он сломил мою волю и вышиб меня из собственного тела. Он хочет воспользоваться им, чтобы уничтожить Конус. Ты должен помешать ему…»

Демитрий ошеломленно застыл. «Прибывают крейсеры резерва, мне поручено возглавить их прикрытие…»

Демитрий резко развернулся и, почти не владея собой, схватил за плечи проходившую мимо женщину из сектора обслуживания.

— Где главная рубка управления? — проревел он. Женщина попятилась. Демитрия окружили люди.

Среди них были и миротворцы. Демитрий бросился бежать. Со Службой Внутренней Безопасности Конуса ему некогда было объясняться. Была дорога каждая секунда.

Демитрий заскочил в первый попавшийся транспортер. Двери закрылись. Демитрий глубоко вдохнул. Следовало успокоиться и вспомнить код главной рубки… Демитрий сжал голову. Есть! Быстро набрал на пульте код, и транспортер двинулся.

— Быстрее, быстрее. — Демитрий в нетерпении метался по кабине транспортера. — Как долго, очень долго!

Наконец транспортер остановился. Вот она, главная рубка управления! Демитрий коснулся механизма запора. Дверь не дрогнула, голос мозгового центра произнес:

— Вход в главную рубку блокирован.

Демитрий в бешенстве стукнул кулаком в стену. Он опоздал!

— Нет, черт возьми!

Напряг память. Ститри должна была назвать и личный код! Нужно только вспомнить!

— Ага, вот!.. — набрал нужные слова, и дверь бесшумно отворилась.

Ститри сидела за пультом управления, на дежурных местах — кто свесившись к полу, кто запрокинув назад голову — сидели мертвые миротворцы. Под трупами краснели лужи крови. На обзорном экране двигались крейсера резерва. Их прикрывали боевые корабли, где-то там был и Урис. Одна колонна двигалась к Конусу. Все они представляли собой хорошую мишень для тарана. Ститри нажимала на пульте какие-то кнопки.

Демитрий осторожно сделал несколько шагов. Ститри подняла руку. Демитрий замер. Сердце готово было выскочить из груди. Девушка с остервенением почесала затылок. На обзорном экране возник курс Конуса. Он проходил через движущуюся колонну. Дело было сделано, осталось только дать полное ускорение Конусу. Если кто-то выживет в столкновении — это будет все равно.

Девушка откинулась на спинку кресла. Она не спешила с тараном, видимо, желая подпустить эскадру как можно ближе. Демитрий продолжал осторожно приближаться. Оставалось не больше трех метров. Демитрий заметил окровавленный энергетический меч. У него не было оружия. Если проиграет он — проиграют все.

Демитрий приготовился. Удары сердца отдавались в ушах гулким стуком. Но вдруг волосы на затылке девушки раздвинулись и на Демитрия уставились два черных глаза. В то же мгновение он прыгнул.

Началась борьба. Демитрию удалось схватить противника за горло. Он старался не смотреть, зная, что не сможет задушить ту, которую любил, пусть даже ее уже и нет в ее бывшем теле. Все же это была Ститри. Ее лицо раскраснелось от нехватки воздуха. Она била Демитрия по рукам, царапала, пытаясь высвободиться от захвата. И вдруг по ее лицу потекли слезы. Это было так неожиданно, что Демитрий ослабил хватку. Ститри судорожно вдохнула воздух.

— Демитрий, что ты делаешь? Это же я! — прохрипела она.

Руки Демитрия задрожали.

— Стит?.. — выговорил он, отпуская девушку.

В ту же секунду он получил сильнейший удар в пах. Застонав, он согнулся пополам и свалился на бок. Ститри ударила Демитрия ногой по лицу и бросилась к пульту, рванула рычаг ускорения, на обзорном экране появились цифры отсчета. И голос мозгового центра монотонно произнес:

— До ускорения Конуса осталось десять секунд. Опасность столкновения. Опасность столкновения…

На обзорном экране появилась девятка, потом восьмерка, семерка…

— Опасность столкновения! — вещал мозговой центр. Разнесся сигнал тревоги. В дверь начали стучать, на обзорном экране появилась пятерка.

Демитрий взглянул на пульт. Путь преграждала Ститри. Это было безумием, но Демитрий нырнул под удар, плечом сбил противницу с ног и вместе с ней упал на пульт.

На обзорном экране зажглась цифра три.

Ститри изловчилась и всадила меч в спину Демитрия. Из его рта брызнула кровь. Демитрий, превозмогая боль, нанес сокрушительный удар по подбородку. Хрустнули шейные позвонки, и Ститри с широко открытыми глазами — уже мертвая — стала сползать на пол. Из ее рта выплыл белый энергетический шар, взлетел к потолку и неподвижно завис.

На экране появилась единица. Старт уже нельзя было отменить. Ревела сирена, кричали миротворцы…

Из последних сил Демитрий положил ладонь на пульт и наугад нажал несколько кнопок и упал на поверженную Ститри. Он уже не видел, как появились на экране цифра ноль и новый курс. И звезды пришли в движение, и исчезла в бесконечности эскадра крейсеров…

Глава 29

Восстановление Ститри заняло несколько минут. Она подошла к Демитрию и вытащила меч. Рана Демитрия мгновенно затянулась. Лицо стало принимать розовый оттенок — это возрождалась потерянная кровь. Демитрий открыл глаза, нервно вдохнул полную грудь воздуха и, словно не веря в свое воскрешение, посмотрел на Ститри. Девушка улыбнулась, ее глаза засветились неподдельным счастьем.

— Стит! — Демитрий прижал девушку к себе. — Это ведь ты, правда?

— Ну конечно же, дурачок. Вон он… — Ститри показала рукой на висящий под потолком энергетический шар. — Не волнуйся, теперь он не опасен.

Ститри сняла блокировку. В рубку ворвались миротворцы из Службы Внутренней Безопасности. Четверо навели излучатели, остальные принялись осматривать мертвых. Рубка буквально залита кровью.

— И что здесь произошло? — холодно спросил старший.

Ститри показала на потолок.

— Позаботьтесь о нем.

— Марсианин?.. — удивился старший. — Откуда он?

— Не знаю, — соврала Ститри, — но нам едва удалось предотвратить диверсию.

— Энергетическую ловушку сюда, — приказал старший.

Ститри с грустью смотрела на мертвых миротворцев, которых уже начали уносить.

***

Глава постарел на десяток лет. Конус ему явно не по силам. Ститри не сомневалась, что после окончания боевых действий он подаст в отставку. Интересно, кого выберут в замену?

— Я не знаю… — Глава отпустил руку Ститри. — Я не знаю, как еще выразить свою благодарность! Мы были на краю гибели… Вы знаете, что делать. Вам удалось обнаружить диверсанта, когда никто и понятия не имел о его существовании. Принимай командование резервом, Ститри. Я знаю, ты справишься.

***

Операция началась вовремя. Ститри повела звездолет к планете. Она знала: Лад непременно обо всем догадается. И тогда начнется главное сражение.

Звездолет прошел сияющую сферу. На всякий случай Ститри проверила показания приборов. Так и есть, планета оказалась сразу же за сферой.

Звездолет завис в пятистах метрах от ее поверхности.

Ститри повернулась к Демитрию.

— Действуем, как договорились. Скоро подойдет эскадра, она поддержит. Сам в бой не ввязывайся. Мне потребуется твоя помощь.

— Береги себя, — тихо сказал Демитрий.

Ститри улыбнулась и, чмокнув Демитрия в губы, побежала к атмосферному катеру. Лад, конечно, уже заметил их…

Атмосферник опустился на планету, и мгновенно вокруг него вырос лес. С выходом Ститри не спешила. В какой-то момент катер накренился и стал падать. Ститри едва успела выбежать, как катер рассыпался в пыль.

И лес пропал. Ститри почувствовала, как рассыпается в пыль одежда. Похоже, Лад продолжал атаку.

Неожиданно черное поле планеты стало поглощать сознание Ститри. Необыкновенно быстро — еще до того, как успела исчезнуть одежда, — у нее осыпались волосы на затылке и появилась пара больших глаз. А на плечах вздулись бугры и, разрывая кожу, высунулись две руки. Ститри закричала от невыносимой боли и упала на колени.

***

Демитрий почувствовал, что со Ститри происходит неладное, ей нужна помощь.

Нервно завертелся в кресле. Он не мог прийти на помощь. Остров приближался, обозначились звездолеты и вспышки катеров. Около десятка атмосферников взлетели и ринулись в атаку. И в то же мгновение звездолеты устремились в космос, а остров завис.

Демитрий подождал, пока катера начнут стрелять. И пошел на сближение. Залпом из шести излучателей он подбит два катера и, проскочив мимо остальных, развернулся для атаки. Но вражеские звездолеты вынырнули из сияющей сферы — все усложнялось. Демитрий связался с резервом.

— Где Ститри, мне необходимо поговорить с ней.

***

…Ститри не сопротивлялась. Она пропустила черноту Лада, ограждая до времени лишь свое вместилище. До того момента, когда стиглер многомирья уже не сможет вырваться. И тогда, очищенный — пусть даже не до конца — и ослабленный, он будет в ее власти. Да, Лад допустил ошибку. Он и предположить не мог, что столкнется с таким сильным, широким вместилищем — с самим Верхним чистого мира!

ОН полностью погрузился в нее. ОН попался! Ловушка сработала!!! Ститри принялась тянуть свое черное сознание во вместилище. Лад упирался, он не хотел. Ярость черноты поглотила сознание Ститри. Но было уже поздно. И даже тело Ститри, вдруг превратившееся в чудовище, не имело ни малейшего значения…

***

— О мать Вселенная!!!

Огромное чудовище впало в бешенство, извивалось в судорогах, сотрясая ревом окружающее пространство. Оно било передними лапами по планете. Враги перестали атаковать. Замерли звездолеты и катера…

Задние лапы чудовища произрастали из планеты, само оно увеличивалось в размерах. Казалось, неведомый зверь олицетворяет зло — черное и мерзкое.

«Это Ке-Ру, — подумал Демитрий, не обратив внимания, что мысль эта пришла извне. — Протаранить его, вырвать из планеты, унести в космос и там расстрелять». Демитрий наклонился к селектору.

— Атака. Огонь из всех бортовых излучателей!

Это была ошибка, навязанная сильным противником.

***

.. А Лад все рос… Ститри не могла ему помешать, да и не хотела. Нужно затащить черное сознание Лада в свое вместилище. Она уже почти сделала это. Уже начался процесс очищения. А тело… А тело потом можно будет вернуть в прежнюю форму. Но почему Лад тянется вверх? Что это?

На мгновение Ститри испугалась и едва не выпустила Лада. Один из миротворческих крейсеров снижался к планете и…

«Этого не может быть! Что они делают?!» Крейсер начал атаку. На нее, на жуткое чудовище, на Лада — все в одном. В ней.

«Нет, не смей!!! Уходи! Уходи!!! Не-ет!!!»

— Не-ет!!! — закричал Демитрий. Вызов мысленного луча наконец дошел до его сознания, но было уже поздно.

***

Демитрий рванул рычаг управления, крейсер взмыл в открытый космос. В тоже мгновение чудовище исчезло…

***

Удар был сильным. Вместилище едва удерживало Лада. И хотя он ослабел — все же сумел вырваться. У Ститри опять появилось собственное тело с двумя глазами и двумя руками. Вместилище сохранилось. Это означало, что Лад не избежит Изоляции. Он здесь, на крейсере, его нужно только найти, пока еще не поздно. Ститри осторожно двинулась по коридорам крейсера. Одна из дверей открылась, и выскочил миротворец, замер напротив и удивленно посмотрел на висящее рваными клочьями обмундирование.

— Ты видел ЕГО? — поинтересовалась Ститри.

— Кого? — не понял солдат. — Откуда вы здесь, командир Ститри?

— Что в рубке? — одернула солдата Ститри.

— Там творится что-то неладное.

— Пошли, — приказала Ститри.

Счет шел на секунды. Она знала, что задумал Лад — разбить крейсер о Землю. Лад бестелесный — он зло в чистом виде. Ему не придется восстанавливаться. Он успеет поглотить чье-нибудь сознание и исчезнуть. И все начнется сначала — долгие поиски, вспышки черноты, приближение к хаосу многомирья. Этого нельзя допустить!

Ститри ворвалась в рубку управления. На плече чудовища еще висело порванное обмундирование с голубой эмблемой командира. Кто-то из миротворцев выстрелил, монстр взревел, но рана мгновенно затянулась. На обзорном экране стремительно увеличивался голубой шар Земли. Ститри повернулась.

— Уходите все. Садитесь в катера и покиньте корабль!

— А вы, командир? — спросил кто-то.

— Я остаюсь, — тихо ответила Ститри. — Это моя битва, мое сражение. Уходите!

Ститри закрыла дверь. Чудовище не решалось нападать, зная силу противницы, оно ревело, пытаясь массивным телом преградить путь к пульту управления. Но зло было уже обречено. Ститри видела пульсирующий черный сгусток энергии внутри чудовища. И она принялась создавать вокруг зла отстраненную изоляцию. В последней отчаянной попытке чудовище прыгнуло. Изолированный черный сгусток уже покидал оболочку. Конвульсивно дергаясь, чудовище уменьшилось. Ститри включила тормозные двигатели. Крейсер плавно перешел на орбиту Земли.

Ститри взяла в руку тестер и вышла на открытый мысленный луч.

— Всем силам резерва покинуть сферу и отступить к Конусу!

На обзорном экране стремительно расходились в стороны волны сияющей сферы. Ститри улыбнулась. Материнский мир удалялся от многомирья.

Глава 30

Ститри шла по коридорам Конуса. Она прощалась с ним навсегда. Она сделала свой выбор, но какое-то чувство потери все же оставалось.

Демитрий встретил ее сердито.

— Марк не может заснуть без тебя! — упрекнул он. — Я связался с Главой, он сказал, что ты ушла еще полчаса назад. На транспортере можно добраться сюда в две минуты. Где ты была?!

— Гуляла… — тихо ответила Ститри.

— Ты сказала ему?.. — нерешительно поинтересовался Демитрий.

Ститри кивнула. Демитрий нежно обнял ее за плечи.

— Если ты передумаешь, я пойму, — произнес он участливо и, взяв ее маленькую голову в свои крепкие руки, пристально посмотрел в глаза.

Из соседней комнаты раздался детский плач, Демитрий виновато пожал плечами.

— Я ничего не могу сделать с этим упрямцем. Он весь в тебя, ну просто копия. Кроме мамочки, он никого не признает.

— Бедолага, — Ститри улыбнулась и поспешила к годовалому сыну. Марк сразу же почувствовал ее приближение и замолчал. Ститри склонилась к детской кровати и погладила сына по маленькой, с нежным пушком головке. — Все, — сказала она, — он спит. Кто-то стучит в дверь, отвори.

Это был Урис.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, покосившись на Демитрия. — С глазу на глаз.

— Его прислал Глава, чтобы уговорить тебя, — скороговоркой произнес Демитрий. — Не ходи, Стит. Ты приняла решение.

Ститри снисходительно улыбнулась:

— Ну что ж, поговорим.

В обзорной комнате никого не было.

— Присядем, что ли? — предложил Урис.

— Присядем, — согласилась Ститри.

Звездная панорама была подобрана с большим вкусом. Огромная комета пролетала недалеко от Конуса, оставляя за собой длинный шлейф. В нем отражались лучи Солнца. Да, Урис знал, как ее задеть.

— Красиво, правда?

— Да, — согласилась Ститри.

— И ты от всего этого хочешь отказаться? — спросил Урис.

Ститри промолчала. Что она могла сказать? Она приняла решение и не собиралась отступать. Да, Конус был дорог ей, но Земля за минувшие два года стала много дороже.

— Ты знаешь, почему старик не подал в отставку? Ститри молчала, и Урис продолжил: — Глава ждал, когда ты отбудешь положенное время на Земле и вернешься. Всего за день до твоего прибытия он объявил тебя своей официальной преемницей. Старик надеется, что ты передумаешь.

Ститри молчала. Урис не выдержал.

— Подумай, Стит! Выборы Главы через пятнадцать дней! Ты его преемница и всеобщая спасительница — героиня миротворцев! Я думаю, что никто больше не станет выдвигать своей кандидатуры на этот пост. Результат очевиден. В восемнадцать лет стать Главой Конуса!!! Скажи, Стит, разве ты могла мечтать о таком?

Ститри тяжело вздохнула.

— Я это слышала, — тихо произнесла она. — Ответ прежний. Я решила возглавить Службу Внутренней Безопасности Земли. Эта работа для меня. За два года мне и Демитрию удалось много сделать. Но люди напуганы недавними событиями, и продолжает свирепствовать инквизиция. Это интересная работа.

— Перестань! — перебил Урис. — Ты достойна большего! Я знаю, чего ты хочешь. Ты всегда мечтала о дальней разведке. Я так и сказал Главе. Он согласен сделать тебя командиром крейсера, если ты не хочешь быть Главой. Но Земля… Это же абсолютный тупик. Кем ты будешь среди диких людей? Не всеобщим кумиром, как здесь, — это точно.

Ститри молчала. Что ответить Урису? Разве он поймет? Вселенские просторы — это хорошо, но что может сравниться с прежней далекой родиной? С ее неповторимостью? Запах весеннего леса, когда кружится голова и хочется упасть в мягкий мох и уснуть навсегда. Кто, кроме нее и Демитрия, сможет оградить людей от вторжений из внутренних просторов Вселенной? А их вера, Ститри обещала Марку, что будет крепить ее. Она должна сдержать слово. А черный стиглер?.. Ститри вспомнила озадаченное лицо Демитрия, когда она приказала переместить изоляцию черного на Землю и спрятать понадежнее.

— Зачем? — спросил он. — Лучше уничтожить!

— Абсолютная белизна не лучше черноты, — ответила тогда Ститри. — Я не могу допустить, чтобы люди когда-нибудь перестали любить и страдать… Черный стиглер будет лежать в земле тысячу, две тысячи лет… Но как только появится угроза абсолютной белизны, я выпущу его.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Урис. — Я говорю о серьезных вещах!

— Извини, мне пора. Демитрий, наверное, места не находит — боится, дурачок, что я передумаю. Не надо меня провожать.

Ститри направилась к выходу.

— Дура! — крикнул Урис. — Какая же ты дура! Кем ты там будешь?! Подумай, кем ты станешь здесь!

Ститри не ответила. Она даже не обернулась. И только войдя в кабину транспортера, почему-то улыбнулась. А когда двери закрылись, она тихо сказала:

— Я, Ститри, белый стиглер, Верхняя чистого мира… И я миротворец внутреннего поля Земли. Армагеддон не свершится. Никогда. Потому что все во власти человека. Все…

Чигиринский Олег Госпожа удача

All men dream; but not equally. Those who dream by night in the dusty recesses of their minds wake in the day to find that it was vanity: but the dreamers of the day are dangerous men, for they may act out their dreams with open eyes, to make it possible. This I did.

Т. Е. Lawrence.

Seven Pillars of Wisdom

Все люди грезят, но по-разному. Те, что грезят ночью в пыльных уголках своего сознания, очнувшись от своих грез днем, находят их развеянными в прах; но те, кто грезят днем — опасные люди, ибо они с открытыми глазами могут воплощать свои грезы в жизнь. Как сделал я.

Томас Эдвард Лоуренс.

Семь столпов мудрости

Ваше благородие, госпожа удача,

для кого ты добрая, а кому — иначе.

Девять граммов в сердце постой — не зови.

Не везет мне в смерти, повезет в любви.

Булат Окуджава.

Песенка Верещагина из фильма

«Белое солнце пустыни»

Пролог

…Это было бесконечной весной

По дороге в Непал.

А. Макаревич

С чего нам начать это рассказ? С того момента, на котором свой роман закончил Василий Павлович Аксенов? С укутанного в багряницу заката и заупокойной молитвы кладбища на мысе Херсонес?

Нет, господа. С чего-чего, а с этого мы не начнем, ибо начинать нужно за здравие, дальше — уж как сможешь, но начать — кровь из носу, обязательно за здравие! За упокой мы всегда успеем.

Так может, прыгнуть на сутки назад и на тысячи километров севернее, пользуясь своим всевластием в пространстве воображения? Начать с тайного заседания в одном из кремлевских кабинетов, с тихой встречи избранных — без протоколов, кинокамер и стенограмм, как и водится в этих стенах еще со времен батюшки Иоанна Васильевича: все по-настоящему важные решения принимаются вот так, без шума и фанфар. Начать с того, как мощные старики слушают доклад Маршала о последних приготовлениях ко вторжению на Остров?

Да ну их к лешему, этих мощных стариков, вернемся мы еще к ним, куда они денутся, успеют надоесть еще хуже горькой редьки.

Нет, обратим-ка мы время на двое суток назад, в странную и красивую страну Непал, пронесемся быстрее первых лучей над столицей с угловатым названием Катманду, над базарами, улочками, пагодами, речкой, свернем на северо-восток, к Соло-Кхумбу, где на высоте четырех тысяч метров стоит построенный японцами отель «Вид на Эверест». Кстати, вид отсюда открывается неважный: Эверест прикрыт массивом Лхоцзе-Нупцзе, как чикагский мафиозо — воротником плаща. Торчит одна макушка, и та подернута облаками. Эверестом сегодня не полюбуешься. Да нам и не нужно им любоваться. Мы тихо, не привлекая внимания, зайдем в отель, в холл, где готовятся к выходу четверо мужчин. Не глядите на двоих из них — Великого Альпиниста, который этим летом совершит одиночное восхождение на Эверест, и его приятельницу. Они — интересные люди, но не они должны привлечь ваше внимание. Обратите мысленный взгляд на двух других, которые сейчас подгоняют рюкзаки для долгого и тяжелого дневного перехода в Луклу, где они сядут на самолет. Они торопятся, но не суетятся, их движения точны и ловки, и никто не примет их за праздных туристов, увидев, как легко они забрасывают на плечи сорокакилограммовый груз. Эти двое и есть те, кто нам нужен. Пока они меряют шагами извивы горной тропы, представим их вам, господа.

Тот, что идет первым, дьявольски хорош собой. Дерзкий штрих сросшихся черных бровей, влажный блеск карих глаз из-под полей «стетсона», точеный нос и красиво очерченные губы — все это создано Аллахом, чтобы пленять сердца женщин и — увы! — даже некоторых мужчин, к которым наш герой холоден. Этот азиатский (давайте уж сразу скажем: татарский) Билли Кид любит женщин и остается в этом вопросе непоколебим. Зовут же его Шамиль Сандыбеков, он гражданин Крыма и старший унтер-офицер Вооруженных Сил Юга России, о чем и сообщает русскими и английскими буквами нашивка на его потрепанной армейской рубашке.

Тут надо заметить, что нашивка врет, ибо не далее как полгода назад Шамиль изменил имя на Шэм Сэнд, следуя моде новой островной нации — правильно, яки. Да, Шамиль полагает себя не татарином, а именно яки, и когда его ботинки скользят по влажной траве, он смачно ругается на новом островном диалекте, вызывая улыбку идущего сзади друга.

Посмотрите внимательней на лицо этого человека. Его не так уж легко запомнить, это лицо, потому что косая царапина через лоб на нем еще не появилась, а без особых примет обладатели таких лиц могут грабить банки, не прикрываясь масками, ну или там служить в какой-нибудь разведке. Совершенно заурядное лицо: не узкое, не широкое, не вытянутое и не круглое, слегка подвыгоревшие на солнце волосы того неопределенного оттенка, который беспомощно называют темно-русым. В деле опознания этого путника, вычленения его из массы загорелых темных шатенов с примесью романской крови, которых в Крыму полно, помогли бы морщинки в углах губ, примета человека, часто и с удовольствием улыбающегося. Но сейчас эта примета скрыта бородой, тоже подвыгоревшей на жестком горном солнце. Словом, не за что глазу зацепиться, а надо бы, потому что именно этот человек есть ось нашего повествования.

Знакомьтесь: собственной персоной капитан Верещагин, да-да, тот самый, который в прошлом году руководил экспедицией на К-2 и сам поднялся на вершину в составе штурмовой связки. Тот самый, кто три года назад организовал экспедицию на Эверест, хотя сам и не поднимался на вершину, уступив эту честь своему другу, князю Берлиани. Тот самый, о ком скоро заговорит вся крымская армия, а за нею — и весь Крым, а там и весь мир — вы думаете, чего ради он не стал еще сутки дожидаться самолета в Тхъянгбоче, предпочел ожиданию изнурительный дневной переход? Почему они вчера совершили такой же бросок — из-под южных склонов горы Лхоцзе целый день добирались до городка? Почему они так рвутся на родину, в Крым, хотя до конца отпуска еще есть несколько дней?

Потому что сегодня утром по радио прошло сообщение о полном торжестве Идеи Общей Судьбы — о согласии Советского Союза на присоединение Крыма. Ради Бога, господа, если вы еще не читали замечательный роман Василия Павловича Аксенова «Остров Крым», прочтите — и вы поймете, что такое Общая Судьба и с чем ее едят.

Двое крымских горных егерей двигаются по склонам гималайских предгорий быстро — не только по стандартам европейцев, но даже по здешним меркам. И надо признать, господа, что эта пара — альпинисты милостью Божией, выносливые и упрямые люди, — а других местные дороги, изгибающиеся во всех трех измерениях, не любят. Они оставили позади Великого Альпиниста и его друга, но в Луклу разрыв сократился вчистую — летели одним самолетом. Полет из Луклу — развлечение не для слабонервных, поэтому Шамиль сразу же берет шефство над хорошенькой англоязычной девушкой — то ли канадкой, то ли американкой, то ли австралийкой, которую они раньше уже встречали, когда вместе с тем же Великим спускали незадачливых восходителей с Ама-Дабланг. Это шефство он берет и в отеле «Blue Star», на что Верещагин смотрит сквозь пальцы: он уже понял, что охота за юбками для Шамиля носит чисто рефлекторный характер — это раз — и что унтеру ничего не светит, поскольку девушка, по глазам видно, нацелилась на Великого Альпиниста — это два.

Можно было сказать унтеру, что его старания напрасны и что соперничать с Великим Альпинистом на юбочном фронте смешно, но Верещагин этого не сделал. Напротив, он за ужином подсел к Великому, нейтрализовав его на время трапезы, в то время как Шэм усиленно охмурял американку-канадку-австралийку. Ничего-то у тебя, друг ситный, не получится: мы сегодня летим в Дели, а девица остается здесь, с Великим, и никуда от него не денется, потому что улыбаться он, стервец, умеет не хуже, чем ты, но при этом еще и остается холодным как лед, а на женщин ничто так магически не действует, как полное равнодушие.

— Возвращаетесь на родину, капитан? — спросил Великий.

— Точно, — согласился Верещагин.

— Получили разрешение на одиночный штурм Эвереста?

— А вы? — парировал Артем.

— Сказали, не раньше чем через год. Уэмура нас обоих обставил.

— Проклятье всем японцам! — с преувеличенной экспрессией сказал Артем.

После паузы, занятой жеванием и глотанием, Великий спросил:

— Кому вы уступите очередь на Южной стене Лхоцзе?

— Никому, — наершился Артем. — Восхождение состоится в свой срок, гора наша весь сентябрь.

— Думаете, СССР согласится финансировать экспедицию?

— Поглядим. Советское правительство любит спорт. Есть даже такой слоган… — Артем попытался на ходу перевести девиз «Выше знамя советского спорта!», но на ум не приходило ничего, кроме пиратского hoist the colors high! — и в конце концов он так и перевел: — Hoist the banner of Soviet sport high!

И добавил:

— Согласитесь, выше Эвереста — некуда. А очередь советских на Эвересте — только в восемьдесят втором.

— Не думали остаться на Западе?

— Да вы что, как можно… Мы солдаты. Давали присягу.

— Не боитесь?

— Боюсь, — признался Верещагин. — А вы бы не боялись?

— Мне трудно представить сходную ситуацию, — признался Великий Альпинист. — Пришествие коммунизма в Италию… Знаете, к «красным бригадам» никто никогда не относился как к реальной политической силе.

— Вы мыслите немного узко. Представьте себе, что вы живете во времена своего отца. Представьте, что находитесь в Непале и узнаете, что к власти пришел Муссолини. Вы бы вернулись?

Вот тут собеседник Верещагина призадумался.

— Вернулся, — наконец сказал он. — Хотя… ведь есть разница.

— Какая?

— Между «черными» и «красными» должна быть разница…

— Замените слово «евреи» словом «богатые» — вот и вся разница.

— Вы… не поддерживаете идею воссоединения России?

Верещагин не был готов к долгому разговору с разъяснением нюансов.

— Вы правы. Не поддерживаю.

— И все же возвращаетесь?

— Да.

Собеседник покачал головой, выражая этим жестом вечное «Oh, those Russians!».

О, эти русские! Эти странные русские, которые из всего норовят сделать проблему. Эти непонятные русские, которым мало того, что они одеты, сыты, имеют крышу над головой и счет в банке. Эти ненормальные русские, вечно готовые утверждать несомненные истины сомнительными способами!

Что заставило их шестьдесят лет назад сорваться в кровавую смуту? Да, была война, и было довольно паршиво — но за каким чертом войну растянули еще на три года и железным катком прошлись по стране из конца в конец? И почему сейчас им так несносно собственное благополучие, зачем снова нужно всей страной кидаться в авантюру, из какой глубины веков вылезает эта тяга из двух зол выбирать непременно большее? Может, это разновидность национального комплекса неполноценности — если мы не можем быть самыми-самыми во всем, то будем хотя бы самыми несчастными?

Почему французу, итальянцу, немцу, шведу, японцу хорошо там, где они есть? И даже трижды самый добрый из них, почти святой — никогда не скажет: «Ребята, давайте присоединимся все к Китаю, видите, как они там хреново живут, так мы их научим уму на своем примере»? Поедет с «Миссией мира», с «Врачами без границ», с «Международной амнистией», голодать и мерзнуть будет, подыхать от тропической лихорадки и жажды, под пули полезет, москитам и паукам на съедение, но свой домик, купленный в кредит, под уплотнение не отдаст: шалишь, брат! И правильно, это НОРМАЛЬНОЕ поведение НОРМАЛЬНОГО хорошего человека. И святой Мартин не отдавал нищему всего своего плаща, а только половину. А у меня и не спрашивают, хочу ли я отдать плащ — у меня его с кожей срывают, большинством голосов, демократически — МЫ так решили!

Ну, так зачем же возвращаешься? Дорога в американское консульство, правда, неизвестна, но Катманду — город маленький, найти легко… Так и так, господа, не согласен с решением правительства, ввиду последних событий и неизбежных репрессий прошу политического убежища…

Но Верещагин знал, что не сделает этого.

Не сделает, потому что он тоже русский, ненормальный русский, сын ненормального русского и, вполне возможно, внук ненормального русского. Типичный в своей уникальности житель Крыма, юного Юга, вечно тоскующего по седому Северу.

«Кто захочет в беде оставаться один? Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?…»

«Кавалергарда век недолог, и потому так сладок он…»

«Облака плывут, облака… Не спеша плывут, как в кино…»

«В Рождество все немного волхвы…»

На конец шестидесятых, на юность Артема, пришлось начало культурного обмена. Фильмы и книги хлынули из Советского Союза, причем, учитывая требования рынка, уровень их был вполне приличным.

В Госкомиздате не дураки сидели, а на твердую крымскую валюту покупали сахар и табак у друга Фиделя. Стругацкий-бум, Семенов-бум, Аксенов-бум, — волны прокатывались над Островом, миллионы сыпались в бездонные карманы Советской родины, кусочек отрезали и творцам: ладно, подавитесь.

Но кое-что шло из Союза не по каналам Госкомиздата. Кое-что провозилось в двойных стенках чемоданов и — микрофильмами — в туристских фотоаппаратах. Издавалось так же свободно, было так же доступно, но…

Давайте начистоту: устали крымцы от вражды. Устали чувствовать себя защитниками осажденной крепости. Да и осада сделалась какой-то вялой, из лагеря противника доносилась уже не пальба, а обычный шум солдатского быта, и осажденные все больше любопытствовали насчет этого быта и все меньше обращали внимание на тех, кто напоминал, что под стенами все-таки враг.

Артему хотелось понять, почему это враг. Насколько это враг. Враг ли вообще. Хотелось понять, как этот враг мыслит, думает и чувствует. Повторимся — на то была личная причина.

Иногда ему казалось, что он понял. Иногда — что не поймет никогда.

Идея Общей Судьбы стала его проклятием два года назад. По большому счету, на Острове существовала одна умная газета — лучниковский «Русский Курьер». Мимо нее нельзя было пройти никак: а что читать? Таблоиды? «Южный берег»? «Русский артиллерист»? Всякий, у кого в голове были мозги, читал «Курьер». В этом была даже некоторая фронда, особенно для офицера. Потом фронда вошла в моду, а Идея Общей Судьбы — в силу. Сволочь прекраснодушная, скрипел зубами Арт, открывая страничку с очередной колонкой редактора, ты хоть понимаешь, что ты делаешь?

Сволочь, похоже, отлично понимала. В отличие от миллионов других — не сволочей, напротив, отличных ребят, девушек, мужчин, женщин… То есть сволочь хотела, чтобы понимали и они. Сволочь норовила рассказать об СССР самую черную, самую неприглядную правду — достигая совершенно обратного результата. С этим уже ничего не поделаешь, констатировал Верещагин, слыша, как обсуждается среди офицеров последний чемпионат мира по хоккею: «НАШИ показали, что Лига — просто американский междусобойчик. По гамбургскому счету НАШИ сильнее…» Это уже национальный психоз, наподобие фашистского движения или исламской революции в Иране.

Хорошо, сдохните вы, все мученики-добровольцы. Поезжайте туда и похороните себя за железным занавесом, подавитесь своим покаянием, но не трогайте остальных людей. Пусть у них будет свой маленький мирок — не такой возвышенный и духовный, как у тех, кто выстоял под северным ветром, но ведь ТАКОГО у них никогда не будет. Мучиться они будут по полной программе, это нам всем обеспечат, а вот взлететь дано не каждому, это я тоже знаю из опыта, поставленного на собственной шкуре. И они будут проклинать весь мир, лишившись единственного, что по-настоящему ценили — своего повседневного материального благополучия, когда можно пойти в колбасную лавку и выбрать из сорока сортов колбасы и пятидесяти сыра, это если лень идти квартал до «Елисеева и Хьюза», где сортов соответственно восемьдесят и сто; когда покупаешь новый магнитофон не потому, что старый давно сломался, а потому что хочется; когда нужно долго объяснять Тэмми, случайно заглянувшей в томик Трифонова, что такое «обмен» и почему в СССР человек не может купить квартиру в кредит или хотя бы снять себе такую, какую снимает в «доходном доме» Верещагин… Что может дать им СССР, если все, что там есть хорошего, — это гении, вызревшие под многотонным давлением, как алмазы, а гениев крымскому обывателю не понять, и — вот парадокс! — доступ к их текстам, фильмам и полотнам у крымца, опять же, го-ораздо проще, чем у жителя Советской России…

Конечно, Лучников в своем порыве больше интересуется другим вопросом — что может дать России Крым? Хороший вопрос, но вот беда — все хорошее, что Крым может дать, СССР немедленно извергнет из уст своих. Остальное переварит и не подавится.

Итак, раздираемый сложными чувствами капитан Верещагин и унтер Сандыбеков, едва добившийся от американки-канадки-австралийки зачаточного интереса, покинули отель и отправились в аэропорт, чтобы сесть в самолет до Дели и успеть на рейс Дели-Дубаи-Симферополь.

Сложные чувства капитана долго искали себе выход и неожиданно нашли разрядку на унтере, который попался, что называется, под горячую руку.

— Калон кора, кэп! — вздохнул Шамиль о покинутой девице. — Вэри гарна ханам…

И тут Верещагин слегка сорвался, за что ему почти тут же стало стыдно.

— Послушай, Шэм! — закричал он, — Будь добр, свой воляпюк употребляй в Крыму. А со мной здесь говори по-русски. Или по-английски. Или по-татарски. Но на каком-нибудь одном языке, а не на трех сразу!

— Виноват, ваше благородие, — жестяным голосом ответил Шэм. Он, видимо, серьезно обиделся. Серьезно, но ненадолго. Надолго обижаться он не умел.

Уже в самолете, летевшем в Дели, он спросил тоном примирения:

— Кэп, а вы знаете, кто может считаться гражданином Непала?

Дождался отрицательного кивка и выдал:

— Тот, кто был зачат непальцем и непалкой.

Глава 1 Два капитана

…Еду я на Родину.

Пусть кричат «Уродина!»,

А она нам нравится,

Хоть и не красавица,

К сволочи доверчива,

Ну а к нам… Эй,начальник!

Ю. Шевчук. Родина

Верещагин спустился по трапу и с наслаждением ощутил под собой твердую землю — в Дубаи была пересадка, и требовалось где-то скоротать час до следующего рейса.

Перелеты он не любил. В самолете набор высоты выглядел каким-то несерьезным. Верещагину нравилось каждый метр вверх отвоевывать у пространства. А тут — как в лифте. Через минуту объявляют: высота — шесть тысяч метров над уровнем моря. Еще через две — девять тысяч метров. Приятного вам полета. Обратите внимание на атмосферный фронт слева. (Атмосферный фронт висел над Каракорумом и Гиндукушем, задевая хвостом за Тянь-Шань — Китайская Стена из свинцовых цеппелинов и статических зарядов.) Ориентировочно его высота — пять тысяч метров. (Эфемерный Монблан.) Не волнуйтесь, господа, мы удаляемся от этого фронта со скоростью шестьсот километров в час. Кстати, господа, мы сядем совсем не в той стране, из которой улетали! После посадки я попрощаюсь с вами на территории Советского Союза. Урра-а-а!

В Дели он окончательно испоганил себе настроение покупкой англоязычного выпуска «Курьера». Moscowʼs breaking silence! — провозглашала «шапка». Москва заговорила, значит. И что же нам говорит Москва? Подписан с Крымом Союзный Договор?

Словоблудие… Ни черта, кроме словоблудия в обычном советском стиле. Что вам еще неясно, господа СОСовцы? Они не желают даже продекларировать для нас те права, которые обещают на бумаге советским гражданам. Это значит — оккупация. Как минимум несколько дней в Крыму будут царить «законы военного времени» — иначе говоря законы бардака, охваченного пожаром. Надо думать, армия — в верхней части проскрипционного списка.

В Дубаи Артем отправился в бар с твердым намерением напиться. Но, попав по назначению, понял, что пить расхотелось, а хочется, наоборот, есть. Мысленно показав себе кукиш, Верещагин остался в баре и заказал «Встречу на Эльбе».

Невозмутимый бармен смешал пять капель «Столичной» с пятью каплями «Джонни Уокер» и поставил этот дринк перед Верещагиным.

Капитан осушил «дринк» и заказал мартини, чтобы пить медленно и печально.

— Russian? — спросил бармен.

— Yeah, — согласился Верещагин.

Бармен утвердил на стойке ополовиненную бутылку мартини, цапнул купюру и повернулся к следующему клиенту.

Верещагин остался у стойки. Садиться ему никуда не хотелось: за время полета на заднице, казалось, уже начался некроз. Ну, если не некроз, так общее онемение. Хотелось дать ногам хоть какую-то работу.

— Простите, милостивый государь… — раздалось над ухом.

— Да, пожалуйста, — отозвался Арт, решив, что он загородил кому-то доступ к телу бармена.

Старичок, ошибочно принятый им в Дели за немца, с некоторым трудом — он уже успел «принять» в самолете — вскарабкался на стул. Реэвакуант, — прикинул Верещагин. Бывший сынок промышленника, а ныне — и сам промышленник, ничего тяжелее собственного члена сроду в руки не брал, держит акции «Эй-Ай-Ти», «Арабат-Ойл» и «Ай-Ти-Эй», имеет жену, трех детей мордатых, яхту и виллу на Южном берегу. Сейчас будет учить жизни.

— Не имею чести быть знакомым, — буркнул Арт, пытаясь быть достаточно грубым, чтобы отстали, но не настолько грубым, чтобы обиделись.

— Филиппов Антон Федорович, — представился старичок. Сделал паузу для «очень приятно», ничего не услышал и перешел в наступление: — Я за вами давно наблюдаю, молодой человек. Вы ведь Верещагин?

— Есть немножко, — согласился капитан.

— Так вот, я давно хотел с вами поговорить. Еще в самолете присматривался. Знаете, вы мне нравились. Я гордился тем, что Россия наконец-то заявила о себе… Что русский флаг теперь есть на вершине мира… Но то, что вы сказали после возвращения с К-2 — это не лезет ни в какие ворота, молодой человек!

Мартини сразу показался Артему безвкусным.

Альпинисты редко бывают знаменитыми. Тот случай, который характеризуется словами «широкая известность в узком кругу». Но маленький Крым был таким благополучным, что ньюсмейкеры вцеплялись в любое мало-мальски стоящее событие. Все четыре гималайских восхождения имели очень хорошую прессу… Как правило, большая статья с огромным заголовком вымывалась из памяти читателя на следующий же день — слава Богу, газеты выходили шесть раз в неделю, и в каждом номере было по нескольку больших статей с шикарными заголовками. Артема крайне редко узнавали незнакомые люди. Наверное, старичок специально интересовался альпинизмом…

— Я думал, — Филиппов Антон Федорович отмахнулся от бармена, — думал, что К-2 станет… думал, что вы окажетесь выше мелочной спортивной ревности…

Не он один так думал.

Боже, каким он возвращался с К-2! Какими они все возвращались, какая победа пела у каждого в груди! Исхудавшие, почерневшие от солнца, выработанные до сухого — первопроходцы «Волшебной линии»! Он двадцать лет шел по этой «Волшебной линии» к этой вершине, пусть не судилось получить К-2 первым, но вот этот маршрут он взял, они все его взяли! Сели в Аэро-Симфи, журналисты налетели со всех сторон: капитан, что вы думаете об Идее Общей Судьбы? Можно ли назвать восхождение на К-2 первым советским восхождением в Гималаях?

Ну, он им и сказал…

Словно читая его мысли, старикан закудахтал:

— И вам не стыдно, молодой человек, в открытую признаваться в таких вещах?

— Через пару дней у вас будет полная возможность сдать меня в органы.

— Какие еще органы? — разозлился старичок, не знакомый с советскими эвфемизмами типа «куда надо» или «Комитет глубинного бурения». — Это… просто безнравственно! Как вы трактуете стремление нашего народа слиться с советским народом? Как массовое помешательство обожравшихся буржуа! Вы что, всех нас за дураков держите?

— Отчего же за дураков? — пожал плечами Верещагин, — за сумасшедших.

— Опомнитесь! — Старичок воздел вверх желтый палец. — Или оставайтесь здесь, в гнездилище Ислама! Не ступайте ногой на священную советскую землю!

— Двадцать лет назад вы называли священную советскую землю Большевизией. А советский народ — краснопузыми, — огрызнулся альпинист.

Старичок погрозил пальцем люстре.

— Я раскаиваюсь в этом! — возвестил он бару. — Я признал свои ошибки и возвращаюсь на Родину с очищенной душой! А вы замутнили свое сознание жидовскими и американскими бреднями! Такие, как вы, семьдесят лет вели нас по пути разврата! Такие, как вы, увели Крым из-под десницы Барона! Такие, как вы, превратили русскую армию в гоп-компанию американо-израильского образца! Но там! — Старичок ткнул пальцем в плафон на стене бара: — Там сохранили в неприкосновенности русский Дух!

— Excuse me, sir… — тихонько вмешался бармен, — If this man is disturbing you…

— No problem, — остановил его Верещагин.

Бармен пожал плечами и перешел к другому краю стойки.

Верещагин осушил еще один «дринк» и нашел в себе силы спокойно ответить:

— Где-нибудь через год, когда мы будем оба отмывать свое буржуазное прошлое в каких-нибудь Желтых Водах, мы вернемся к этому разговору…

— Не беспокойтесь! — Желтый палец уперся Верещагину в грудь: — В Желтые Воды пошлют таких, как вы, последышей Солженицына-Солженицера! А в таких, как мы, Советская Россия заинтересована.

— Ваши бы слова да Богу в уши, — хмыкнул Артем.

К ним приблизилось диковинное существо — о четырех ногах, о четырех руках и одном «стетсоне». «Стетсон» болтался на девице, а девица — на Шамиле. Шамиль то ли уже успел хлопнуть, то ли прикидывался. Как признавал он сам, водка была ему нужна только для запаха, а дури и своей у него имелось в избытке.

Девицу он наверняка уже успел где-нибудь оприходовать, и теперь, до конца полета, они составляли единое целое.

— Атац! — проникновенно обратился к деду Шамиль, — Лив мой курбаши, плиз. Яки?

Старикан соскочил с табуретки, словно там была бочка пороха, а он с опозданием разглядел тлеющий бикфордов шнур.

— Катя! — прокудахтал он. — Что ты делаешь в обществе этого типа?

— Яки, ага! — рассмеялась девица, — Это Шамиль, славный парень, он альпинист, Ага! Он ходил на… Куда ты ходил, Шамиль?

— Я ходил на Чого-Ри, о несравненная! — запел Шамиль. — Я попрал своими вибрамами склоны Аннапурны, о прекраснобедрая! Я касался снега на вершине Канченджанги, о дивногрудая! (Проще говоря, ты вполз туда на карачках, подумал Верещагин.) Я возносился, недостойный, на Пти-Дрю, о роскошноплечая… — Руки Шамиля успевали за его языком, что красавице необычайно нравилось. — Я видел вершину Мак-Кинли вот так, как вижу сейчас твоего ага, о великолепношеяя! Но нигде и никогда я не видел девушки прекраснее тебя!

— Что ты ему позволяешь, Катрин! — позеленел дед.

— М-м? — переспросила девушка. — А что я ему позволяю? Что я ему позволяю, дед? Мне двадцать один год, он мне нравится, я ему — тоже, все яки!

Шамиль зарылся носом в бутон ее русых волос, схваченных на затылке шелковым платком.

Верещагин налил девушке мартини и толкнул стакан к ней по стойке.

— Ты тоже альпинист? — спросила она.

Он кивнул.

— Пошли в отель, трахаться, — без обиняков предложила она.

Соблазн был велик. Первоклассная девица, девица что надо.

Но что поделаешь, если ты совершенно безнадежно моногамен и удручающе гетеросексуален. Верещагин отсалютовал бокалом и пожелал удачи.

— Катрин, — просипел дед.

— Не доставай меня сегодня, ага, яки? — пропела Катрин. — Шамиля завтра убьют, а я пойду замуж за начальника об-ко-ма… Я правильно говорю, Верещагин? Когда же и веселиться, как не сейчас?

— Не опоздай на самолет, Шэм, — напомнил Верещагин.

— А когда я опаздывал? — невинно спросил Шамиль. — Экскьюз мя, грешного, ага! — обратился он к старику. — Но мы валим в отель.

Они растворились в полумраке.

— Вот, — в глазах старика стояли слезы: — Вот, к чему вы нас привели.

— Выпейте, господин Филиппов Антон Федорович, — посоветовал Верещагин. — Выпейте, мартини еще много. Вам хватит…

Господину Филиппову хватило. Его бесчувственное тело похрапывало и тяжело всхлипывало в мягком кресле самолета, через одно сиденье от Верещагина. Старика сложили в кресло Шамиля, а сам Шамиль перебрался к стариковой внучке, они задернули занавеску и какое-то время возились, на что сонные пассажиры не обратили ни малейшего внимания.

Они летели над матово блестящим Черным морем, которое уже готово было подставить спину килям советских кораблей, а впереди рисовался отрезанный ломоть Крыма, подрумяненный справа рождающимся из пены солнцем.

Громада Аэро-Симфи жила неторопливой утренней жизнью. Это днем здесь возникнет суета, толкучка и столпотворение. Впрочем, по сравнению с тем, что творилось здесь в прошлом году, это будет тишина и покой.

Совершая привычные действия — паспортный контроль, получение багажа, плата за стоянку, заправка — Верещагин почувствовал, что отогревается. Не телом — телом он отогрелся еще в Дели, они вылетали душным жарким вечером, и кондиционеры в самолете были сущим спасением — но нутром от оттаял только сейчас, только тогда, когда ступил из трубы терминала на бетон Аэро-Симфи, услышал русскую речь, достал из кармана и бросил в ненасытный счетчик монетку в пятьдесят рублей, которая так и валялась в этом кармане все три недели с момента вылета из того же Аэро-Симфи.

Предстояла еще до ужаса занудная процедура сдачи документов в финансовый отдел Главштаба, отчет за каждый потраченный в Непале доллар, но — странное дело — ни малейшего раздражения по этому поводу Верещагин не испытывал. То ли апрельское солнышко пригревало так славно, то ли подействовало мартини, то ли девушки в этом году носили особенно короткие юбки — но настроение у Артема было превосходным, и никакой отчет в Главштабе не мог его испортить.

Шэм, как истый джентльмен, помог черноусому шоферу погрузить поддавшего Антона Федоровича Филиппова в золотистый «крайслер» и поцеловал на прощание Катю в щечку. Подходя к верещагинскому джипу-«хайлендеру», он снова находился в режиме свободного поиска и скалил свои фарфоровые зубы.

— Калон корице, кэп. Вэри гарна ханам, — нахально провозгласил он, и Артем ничего не мог возразить.

Симферополь, как всегда, был шумен, чист и деловит. Находясь в самом сердце Крыма, этот вавилончик объединял в себе ялтинскую праздничность и космополитизм, стеклянно-бетонное джанкойское стремление вверх, евпаторийскую легкость на подъем и керченскую напористость, севастопольский романтизм, бахчисарайское сибаритство и прочее, и прочее… Верещагин прожил в этом городе восемь лет, и это были далеко не худшие годы его жизни.

И как-то сегодня все особенно ловко складывалось, что это даже настораживало. И нужного офицера в финотделе удалось отловить быстро, и отчет он принял без лишних придирок, и даже пригласил их отобедать в столовую Главштаба — свинина по-французски, жюльен и божоле. Артем вежливо отказался, а офицер даже не настаивал: он был по уши в делах. Главштаб весь был по уши в делах — готовился к передаче в руки СССР.

Они с Шамилем позавтракали в татарской забегаловке — съели по большой тарелке плова. Офицер из Главштаба сюда и не заглянул бы: что это такое по сравнению со свининой по-французски, жюльеном и божоле урожая прошлого года?

— Мертвый сезон? — спросил Артем у хозяина, самолично раздававшего тарелки.

— Айе, — горестно согласился татарин. — Вы первые за утро. Людей уволить пришлось. Сам подаю, жена готовит. Вкусно?

— Вкусно.

— А кому это нужно? Кому нужно, я спрашиваю? Туристов было много — где они?

Май восьмидесятого года увидел беспрецедентное явление: отсутствие туристов. Издавна повелось, что еще с середины апреля шведы, норвежцы, датчане сползаются на крымские пляжи — прогреть свои нордические кости на черноморском солнышке. Море, правда, еще холодновато, но как может Черное море показаться холодным тому, кто вырос на берегах Балтийского и Северного морей?

А летом Крым заполнялся европейской молодежью и рабочим классом. Более зажиточный и привилегированный народ ехал во всякие Ниццы. Но и эти «сливки» стягивались в Крым к «бархатному сезону» на ежегодный кинофестиваль и «Антика-Ралли».

Теперь, после того как грядущее присоединение Крыма стало делом решенным, сюда никого нельзя было заманить и калачом.

— Скорей бы уже пришли Советы, — сказал хозяин, убирая тарелки. — Люди приедут. Туристы будут.

— Так ведь лавочку отберут, — сказал Артем.

— Зачем отберут? — не понял хозяин. — Что, советские люди есть не хотят? Знаете, сэр, сколько их ко мне ходило!

Учитывая дешевизну закусочной, подумал Артем, она должна была пользоваться бешеным успехом у советских туристов.

— Лавочку отберут, ага, — подтвердил Шэм. — В СССР человек не может быть хозяином закусочной.

— Ай, глупости говоришь, — поморщился хозяин. — Сам не понимаешь, что говоришь.

Похолодало градусов на десять. Артем оставил на столе купюру и вышел.

Время. Время. Время.

Еще не опаздываем — но успеваем уже впритык.

***

Крым умирал незаметно для самого себя, как чахоточная барышня на швейцарском курорте. Она еще ни о чем не знает и резвится на утренних пикниках и вечерних балах — а опытному врачу уже все ясно.

Будь Верещагин просто армейским капитаном, он не сделал бы никаких выводов из того, что видел по дороге от таможенной стойки Аэро-Симфи до контрольно-пропускного пункта своего батальона под Бахчисараем. А видел он закрытые кафе и магазины в аэропорту — и не просто закрытые, а разобранные дочиста. Видел нераспаханные поля — фермерам не удалось найти покупателя под урожай будущего года, и часть земель они просто не стали трогать, предпочитая сэкономить время и силы. Видел, проезжая мимо дорожных указателей, надписи «продается» под названиями виноградников и ферм, к которым вели частные дороги.

Верещагин был не очень простым армейским капитаном, и выводы он сделал.

Наверняка где-то в пожарном темпе продавались за копейки гигантские пакеты крымских нефтяных, промышленных и прочих компаний, где-то шустрые коммерческие агенты уже искали новых поставщиков, новые рынки сбыта, новых партнеров… Европа жгла мосты, обрубала концы — чисто и стремительно. Гуськом потянулись из Крыма работники торговых и промышленных представительств. Рядовому крымцу, если он не был занят в туристическом, финансовом или аграрном секторе, эти изменения были не видны. По-прежнему сияли витрины, ломились полки магазинов, выходили газеты, работали театры и синематограф, парки увеселений и бардаки, многие заводы и фабрики. Редкие сообщения масс-медиа о неизбежном грядущем экономическом кризисе тонули в бравых заметках сторонников Идеи Общей Судьбы.

Впрочем, даже тех крымцев, которые непосредственно пострадали от экономического спада, отнюдь не захлестнуло отчаяние. Тревожно-радостное ожидание, которым Крым был наполнен с зимы, перевесило все остальные эмоции. Все жили как на вокзале: и неудобно, и тяжело с вещами, и стоять приходится, но это ничего: вот сейчас придет поезд, и все поедем, и все сразу наладится, станет хорошо и понятно. Как минимум — понятно…

Атмосфера ожидания висела над Островом, и каждый, кто туда попадал, мгновенно оказывался ею отравлен. Таможенные чиновники, городовой, сонный парнишка на заправке, девушка-официантка в бахчисарайском кафе для автомобилистов — все они выдыхали бациллы радостного мандража. Когда Верещагина приветствовал радостно-тревожный сержант на КПП батальона, он с неудовольствием отметил, что и сам подхватил эту бациллу. Конечно, крымцев никто не посвящал в стратегические планы советского командования, но каким-то чутьем жители Острова понимали (а кое-кто уже и знал), что все свершится в один из этих чудесных весенних дней, что оккупация Крыма (газеты предпочитали слово «воссоединение») — вопрос ближайших суток.

В нескольких сотнях километров от того места, где располагался 4-й батальон 1-й Горноегерской бригады, находился другой капитан, из числа точно знавших.

***

Капитан Советской Армии Глеб Асмоловский и вверенная ему вторая рота третьего батальона 229-го парашютно-десантного полка находились в состоянии готовности номер один — то есть они могли прямо сейчас загрузиться в самолеты и лететь выбрасываться. Куда? Об этом пока молчали. Военная тайна. Хотя все точно знали — в Крым.

Солдатские разговоры уже двое суток, с момента подъема по тревоге, крутились вокруг двух вопросов: Крымское бухло и крымские девки. Обсуждение этих тем не пресекалось командованием: предвкушение выпивки и девок стимулирует боевой дух.

Настроение в роте царило приподнятое и самое что ни на есть боевое. Слухи ходили фантастические: в любой магазин зайдешь — вот так, как отсюда до той дуры с носком наверху, понял? — вот такой длины полки, и на всех полках — бухло! Одной водки — сто пятьдесят сортов! Ну, ладно, сто двадцать. Пива — тыща! И все подходи, бери так! Балда, теперь там все будет на-род-но-е! А народ и армия — едины, понял, га-га-га! И вот так подходят и прямо говорят: давай! Ну, в рот — это ты, положим, загнул… А так — сколько угодно…

Где новый Лев Николаевич Толстой, кому под силу создать портрет нового Платона Каратаева, призывника конца восьмидесятых годов?

Один из этих Платонов, а может быть, до чертиков быстрых разумом Невтонов, мать их за ногу да об забор, стоял сейчас навытяжку перед Асмоловским. Лицо его было сугубо уставным, но слегка раскосые глаза метались тараканами при свете: за Глебом прочно закрепилась слава опасного психа. И капитан Асмоловский не спешил с ней расставаться, ибо лучше быть для них опасным психом, чем мягкотелым интеллигентом, которого не боятся, следовательно — не уважают. Этого Асмоловский в свое время хлебнул, спасибо, достаточно.

На траве лежали вещественные доказательства преступления — трехсотпятидесятиграммовая банка тушенки и полкруга колбасы «Одесская», из-за которых рядовой Анисимов избил рядового Остапчука. В данный момент Остапчук находился в медпункте аэродрома, а Анисимов стоял перед Асмоловским навытяжку.

— Кто успел сбежать? — в пятый раз спросил капитан, зная, что правды не услышит. — Кто еще вместе с тобой, крыса, ограбил и избил Остапчука?

— Я-а грабил? — протянул Анисимов, пережимая интонацию невинности с усердием плохого актера. — Он у меня консервы украл, хоть у кого спросите! А паек-то один, товарищ капитан, ну и — виноват, погорячился…

— Дмитренко!

Как лист перед травой вырос старший сержант Дмитренко.

— Возьмешь Баева, принесешь мне вещмешки Скокарева, Анисимова, Джафарова и Микитюка. Одна нога здесь, другая там.

С чувством глубокого удовлетворения он поймал в раскосых бледных глазах Анисимова легкий оттенок беспокойства. Фамилии он назвал наугад, но был уверен, что в трех случаях из четырех попал. Неважно, именно ли эти «деды» виновны в инциденте с Остапчуком. Глеб был уверен, что мальчишка-первогодок, сын сельской учительницы, не единственный обобранный. Те, у кого сухого пайка окажется сверх нормы, будут наказаны, потому что кто-то должен быть наказан.

В ожидании Глеб прошелся взад-вперед. В сержантах он был уверен: к перечисленным «дедам» те испытывали отчетливую неприязнь. Обычно сержанты или сами являются «дедами», или поддерживают последних. Но эти пятеро позволяли себе больше, чем надо бы. Больше пили, бегали в самоволку, издевались над «молодыми». По-хорошему, все пятеро уже наработали на дисбат. Но послать в дисбат даже одного солдата — это пятно на чести роты. А пятна — это вам скажет любой советский офицер — уместны на камуфляжном комбинезоне, но никак не на чести подразделения.

Глеб еще с первого года понял, что бороться с «дедовщиной» — бессмысленно, безнадежно и бесполезно. Но все-таки рыпался, вызывая на свою голову насмешки начальства. Постепенно он утратил к рядовым даже то сочувствие, которое каждый порядочный человек испытывает при виде человеческих страданий. Вчерашние «духи» становились «дедами» и вдоволь куражились над «молодыми», которые через год сами станут «дедами» и будут изгаляться над пацанами-первогодками… На седьмом году службы Глебом двигали исключительно принципы, да и у этих двигателей ресурс подходил к концу. Даже сейчас он с отвращением к себе осознавал, что решил наказать Анисимова не за то, что тот избил Остапчука, а за то, что попался и подставил Глеба под выговор накануне броска.

Появились сержанты с зелеными грушами вещмешков. Глядя Анисимову в глаза, капитан развязал его «сидор» и вытряхнул вещи на траву. Выпала банка тушенки, банка перловой каши с мясом, полбуханки хлеба, кольцо сухой колбасы.

— Падла, — сказал Глеб. Зла не хватало. — Так что же у тебя украл Остапчук?

— Да че… — на лице рядового появилось идиотское выражение: — А это, наверное, не мое, товарищ капитан!

И ничего с ним сделать нельзя, понял Глеб. «Губы» здесь нет. Расстрелять эту скотину — сладкая, но несбыточная мечта. Затевать волынку с переводом в дисбат никто ему здесь не даст. Разве что залепить изо всех сил по морде. Вышибить кровь из маленького курносого носа, навешать фонарей, чтоб эти бледные глаза спрятались в щель и не выглядывали так нагло… И чтобы в санчасти этот мудак бормотал те самые слова, которые твердят запуганные «духи»: «Споткнулся, упал»…

Свидетели, ч-черт! Два сержанта, трое дружков этого типа, притащившиеся за своими вещмешками…

Глеб по очереди развязал все мешки, вытряхнул сухой паек. У всех оказалось явно больше нормы: по две-три банки тушенки, по две «одесских» и лишь «Каша перловая с мясом» была у каждого в единственном числе: этой безвкусной жирной смесью «деды» побрезговали.

Остапчук оказался не единственным обобранным.

— Вы, все… — бросил Глеб. — Заберите мешки. Стоять здесь, не трогаться с места. Баев, Дмитренко, собрать роту.

Шухер уже поднялся и «деды» наверняка попрятали свой «НЗ». Черт с ними. Наказаны будут хотя бы эти четверо. Хотя занимается поборами четверть роты, не меньше. Отвратительно — пятнадцать-восемнадцать мерзавцев держат в страхе пятьдесят человек, каждый из которых ни о чем другом не помышляет, кроме как самому стать одним из этих мерзавцев. Кому нужна эта педагогическая поэма? Похоже, одному ему. Ладно. Пока она нужна хотя бы ему одному, пока он сам верит в то, что преступление не должно окупаться, — он будет гнуть свою линию.

Излишек сухого пайка он сложил в кучку на траве. Что с ним делать — пока еще четко не знал. Будь он тем же идеалистом, каким был шесть лет назад, попытался бы вернуть это тем, у кого оно было отобрано. Сейчас он знал, что эта попытка ни к чему не приведет. Никто не сознается в том, что его ограбили.

По мере того как строилась рота, решение выкристаллизовывалось. И было это решение таким, что самому Глебу о нем думать не хотелось.

— Рота, смир-на! — скомандовал один из взводных, Антон Васюк.

— Рота, вольно, — разрешил Глеб. — Передний ряд — сесть на землю.

Он хотел, чтобы видели все.

Четверо дедов навытяжку стояли перед ним. Он знал, какова будет степень унижения, которому он собирался их подвергнуть. Он знал, что покушается на большее, чем мародерские замашки четверых верзил, которые по воле советских законов попали в армию, хотя место им — в колонии для трудновоспитуемых. Он замахивался на традицию, на неписаный закон, местами ставший значительнее Устава. Ибо «дедовство» Анисимова и его дружков было «заслужено» годом беспрестанных унижений, в этом была даже первобытная справедливость: сначала ты прогибаешься, а потом пануешь над теми, кто прогибается под тобой. Получается, что капитан хотел лишить их «законного» удовольствия, хотя был бессилен избавить от «законных» страданий… Именно поэтому у него была репутация редкого стервеца, и именно поэтому он не собирался с этой репутацией расставаться.

— Мы торчим здесь со вчерашнего вечера, — сказал он. — Сухой паек выдали на одни сутки, всем — одинаковый. Но среди вас нашлись особенно голодные, вот они стоят. Я уж не знаю, у кого они все это отобрали, и спрашивать не буду. Все равно никто не признается, потому что вы все или боитесь, или считаете, что они в своем праве. Пусть так. Но раз вы, мародеры, считаете себя вправе, то вам не в падлу сейчас будет сожрать все, что вы нахапали.

Он увидел, как у Анисимова задрожали губы. А ты что себе думал, голубчик?

Глеб достал из кармана перочинный нож, взял первую банку с перловой кашей, поддел крышку в нескольких местах, потом взялся за нее пальцами и сорвал. Трюк был несложным, но неизменно производил впечатление.

— Жри. — Он высыпал кашу в траву перед Анисимовым. — Что, аппетит пропал?

Точно так же он открыл вторую банку и вывернул ее перед Джафаровым. Сержанты уже поняли, что от них требуется и открывали банки одну за другой.

— Сожрать все до крошки, — велел Глеб. — Если кого-то вырвет, он уберет сам.

Следующие полчаса были кошмаром. Господи, подумал Асмоловский, когда-то я и в мыслях не мог так унизить человека. Когда-то я был ясноглазым мальчиком, который верил, что можно словами объяснить, как это нехорошо — унижать других, отбирать у них еду, заставлять работать на себя, избивать ради своего развлечения… Когда-то я и представить себе не мог, с чем столкнусь в армии, которую считал самой лучшей в мире…

Скокарев плакал. Джафарова мутило, но он держался. Микитюка вырвало. Анисимов то краснел, то бледнел, но слопал все.

Сопротивляться не попытался ни один: на этот случай здесь присутствовал взводный Сергей Палишко, сволочной нрав которого знали все.

Строй смотрел молча.

— Я заставлю это сделать каждого, кого поймаю за отбиранием чужих пайков! — отчеканил Глеб. — Он будет жрать все украденное с земли, как собака или свинья. Может, хоть тогда вы поймете, что крысачить — позор, и отдавать свое по первому требованию — тоже позор. Можете идти. Микитюк, возьми лопатку и прибери свою блевотину. Дмитренко, проследи.

— Воспитательная работа? — Асмоловский не заметил, как подошел капитан Деев, коллега-ротный.

— Да, — бросил он.

— А что случилось?

— Все то же самое. Одни грабят, другие молчат.

— А ты, значит, порядок наводишь, — заключил Деев. — Робин Гуд… хренов. Карась-идеалист. А ну, пошли, поговорим!

Путь их пролегал от лесной опушки до здания диспетчерской мимо группок солдат, сидящих прямо на земле. Те, что были поближе, вставали и отдавали честь, те, что были подальше, старательно не замечали.

— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — тихо спросил Деев.

Он «тыкал» и учил жизни на правах старшего — не по званию, а по возрасту. В свое время Глеб служил взводным-двухгодичником под его командой, и уже тогда Виталий Деев попытался ему внушить, что армия и принципы лейтенанта Асмоловского есть вещи несовместные.

Может быть, Глеб и сделал бы из этого практические выводы, но тут он встретил Надю, и эта встреча уже через два месяца превратилась в брак: Надя забеременела. Глеб любил ее, и нужно было жениться, и нужна была квартира, и был у него выбор: сто двадцать итээровских и жизнь в тещиной однокомнатной, либо же офицерская зарплата плюс дополнительные за прыжки с парашютом, казенные харчи и хоть одна, но своя комната в общаге. То есть выбора фактически не было. А принципы? Да к чертям эти принципы, если из-за них придется хрен знает сколько лет вести полунищую и неустроенную жизнь советского инженера. Так он из двухгодичника стал кадровиком, и тут оказалось, что с принципами расстаться не так-то просто. Принципы можно выдернуть из себя только вместе с частью души, причем с той ее частью, которую Глеб полагал не худшей. Поэтому на вопрос Деева он ответил:

— Да.

— Ни хрена ты не соображаешь, — отрубил Деев. — Вот что ты будешь делать, если Микитюк сейчас пойдет и повесится?

«Станцую…»

— А что я буду делать, если пойдет и повесится Остапчук? — разозлился Глеб. — Похороним и спишем? Отправим домой в цинковом гробу: извините, мама, несчастный случай!

— Остапчук не повесится, с ним ничего особенного не сделали. — Они встали возле дерева на краю аэродрома, где начиналась лесополоса. — Подумаешь, пару синяков поставили. Со всеми так бывает, понимаешь ты? Пришел в армию маменькин сынок, уходит мужчина. А ты им психику ломаешь. Ну, залупаются, суки — отведи тихонько в сторонку, дай разок по ушам.

— Осторожненько, чтобы следов не оставлять, — вставил Глеб. — Как Палишко…

— Да хотя бы как Палишко! Ты же поля не видишь! С Палишкой они хотя бы знают, как себя вести: ты не зарывайся — тебя трогать не будут. С тобой же — черт-те что. То ты из себя Сухомлинского строил, они на тебе верхом ездили, то ты озверел и в эсэсовца превратился…

— Я? — Глеб на секунду поднял голос, но тут же взял себя в руки. — Я — эсэсовец? Я ни разу за все время службы никого сортир носовым платком мыть не послал. Я никогда не заставлял весь взвод отвечать за проступок одного, чтобы они все ему наломали… Я…

— Жопа бугая… — грубо прервал Деев. — Гуманист, бля… Он, видите ли, не бьет солдата… Он его берет и об колено ломает. Он ни больше ни меньше — весь армейский порядок хочет порушить, а вместо него построить свой, правильный. Ты понимаешь, что они все до одного тебя ненавидят? Ты понимаешь, за что они тебя ненавидят?

— Да.

— Ну так чего выебываешься?

— Я хочу, чтобы они вели себя как люди.

— И поэтому пусть жрут с земли как свиньи… — Деев сунул в зубы сигарету, чиркнул спичкой. — Ты еще хуже, чем Палишко. Тот все делает своими руками, а ты хочешь остаться чистеньким…

— Ему нравится это. — Глеб старался не показывать, как он задет и обижен сравнением. — Он балдеет от своей власти. Думаете, мне все это было приятно? Думаете, я ради удовольствия это сделал?

— Вот поэтому ты и хуже. Чего он добивается, понятно. Получит свое и успокоится. А ты — идеалист, а значит, не угомонишься, пока всех не подгонишь под свой идеал. Ты же у них надежду отбираешь, Глеб! Надежду, что последний год они проживут как люди, а перед дембелем — как короли! Ты же хочешь их все два года продержать в скотах, да кто ты после этого?

— Я советский офицер, — сатанея, сказал Глеб. — И я знаю один закон: Устав! И они у меня будут выполнять этот Устав, я сказал!

— Тьфу! — Деев загасил плевком окурок, бросил, растер, развернулся и зашагал обратно на аэродром. Глеб достал пачку «Родопи», закурил, в одиночестве и молчании выкурил три сигареты, сжигая адреналин. Потом растер последний окурок о ствол дерева и пошел в диспетчерскую — нечто вроде импровизированного офицерского клуба, где общались десантники и офицеры из персонала аэродрома.

В диспетчерской было тесно. Офицеры сгрудились вокруг радиоприемника, вещавшего новости крымского «Радио-Миг». Мощный приемник аэродрома без труда брал крымскую волну через сеть помех.

— Падение курса акций «Арабат-Ойл-кампэни». За прошедшую неделю акции этой крупнейшей в Крыму промышленной корпорации упали на десять пунктов. Аналитики Симферопольского делового центра опасаются, что это повлечет за собой обвал нескольких корпораций и банков, державших акции «Арабат-Ойл». Новости спорта: Москва усиленно готовится к Олимпиаде. Тем временем число стран-участниц сокращается. О своем бойкоте этой Олимпиады заявили Соединенные Штаты Америки. Это связано с протестом против введения советских войск в Афганистан. Из Непала…

— Не очень-то их там и ждали… — высказался старлей Говоров.

— Тихо! — рявкнул Глеб.

— Из Непала вернулся известный альпинист Артемий Верещагин, — сообщила дикторша. — Новая вершина, которую избрали для себя он и его команда — Лхоцзе, один из наиболее сложных гималайских восьмитысячников. Если не возникнет каких-либо препятствий, крымская экспедиция отправится в Гималаи. Подъем на Лхоцзе по Южной стене станет новым словом в практике высотных восхождений. Бокс. В полуфинал ежегодного первенства Крыма вышли Антон Костопуло и Сулейман Зарифуллин…

Глебу неинтересно было, кто вышел в полуфинал первенства Крыма. Другим офицерам, видимо, тоже. Самое интересное — политические новости — они уже прослушали.

— Захарова на вас нет. — Глеб сел в сторонке и закурил. — Он бы вам вставил за вражеские голоса.

— Врага надо знать, — возразил Деев. — Вот ты, Глеб, знаешь, что они нас там ждут не дождутся?

— Ага, с распростертыми объятиями, — усмехнулся Глеб.

— Не веришь — послушай новости в одиннадцать. Они так к нам присоединиться хотят, что аж подскакивают.

— А мы здесь на кой тогда?

— Для проведения военно-спортивного праздника «Весна», — буркнул старлей Говоров. — Будем хороводы водить.

— А к чему вы так прислушивались, товарищ капитан? — спросил лейтенант Палишко. — Хоце — это что?

— Лхоцзе, — с удовольствием поправил Глеб. Он рад был отвлечься от мрачных мыслей. — Гора — черт шею свернет. А Южная стена — так и вообще. По этому маршруту еще никто не поднимался. Крутизна неимоверная, скалы и льды… Хотя эти крымские ребята — крепкие парни. На К-2 есть почти такой же сложности маршрут, называется «Волшебная линия». Так они его прошли.

— Вот сколько я с вами служу, товарищ капитан, — вздохнул Говоров, — столько на вас удивляюсь. Летом люди в Сочи едут, а вы — в какие-то горы. На свои кровные все покупаете… Возвращаетесь — худой, аж зеленый… Ну ладно, вы — чемпион Союза, кубок в штабу стоит… Но другие-то, хотя бы тот же этот, как его, у которого фамилия из кино… Ему чего не хватает? — а он в горы ездит и выбирает, где покруче… Я понимаю — нехорошо, на этом Эвересте только ленивый не побывал, а наших, советских, не было. Надо, да. Престиж. Ну вас вот отобрали в команду, еще кого-то… А остальные? Они-то — зачем лазят?

— Толик, — нежно сказал Глеб. — Мне этот вопрос задавали тысячу сто сорок раз. И я всегда отвечал: «Не знаю». Не знаю, понимаешь? Верней, знаю, но объяснить не могу. Не дано мне. Вот Высоцкий — один раз в жизни в горах был, а сумел объяснить…

***

Песня плыла за окнами под аккомпанемент крепких форменных ботинок — вторая рота возвращалась со стрельб. Казалось, именно песня колыхала тяжелые черные шторы, одну из которых унтер Новак время от времени слегка приоткрывал, чтобы выпустить на улицу сигарный дым. Здесь он был единственным курящим.

На стене ровно светился слайд: белый клин на голубом фоне. Гора Лхоцзе, южная стена. Обо всем уже поговорили.

— Повторяю еще раз, — закончил свою короткую речь Верещагин, — Мы идем на смертельный риск, и кончится наше предприятие неизвестно чем. Я никого не уговариваю, но начиная с этого момента отказываться уже будет поздно.

— Зачем все это повторять? — Прапорщик Даничев вертел на пальце берет и беспечно улыбался.

Верещагину захотелось треснуть его по шее, так как повторять следовало именно для таких, как этот, зеленых пацанов, не знающих цену ни своей жизни, ни чужой.

— Для очистки совести, — мрачно ответил он. — Все, господа. Расходимся. Благодарю за внимание.

Новак встал, точным щелчком выбросил сигару в сверкающую медью урну и первым вышел из конференц-зала. Он не сказал ни слова за все время брифинга, но в нем Верещагин был уверен более всего.

В дверном проеме Новак на секунду застыл и откозырял всем присутствующим. Потом развернулся на каблуках и… снова откозырял.

Глядя на унтера, даже человек сугубо штатский получил бы эстетическое наслаждение. А уж старые командиры — те, кто еще помнил Барона — и вовсе млели — так мгновенно и резко Новак застывал на месте, так великолепно быстр и плавен был взлет его ладони ко лбу, так неколебимо замирали два пальца возле лучистой кокарды.

Напротив Новака стоял командир горноегерской бригады полковник Кронин.

— Вольно, господа, — бросил он, прежде чем все успели вытянуться. — Не буду вас задерживать. Меня интересуете только вы, капитан Верещагин.

— Ну все, готовь задницу, — шепнул Артему поручик Томилин. — Сейчас-то тебе и отольется наш гофкригсрат.

Офицеры и унтер-офицеры испарились из конференц-зала.

Заложив руки за спину, полковник прошелся по комнате, пересек луч проектора. Контрфорсы Лхоцзе поползли по складкам мундира, вершина царапнула нарукавный знак.

— Верещагин, я, кажется, передавал вам приказ явиться ко мне сразу по возвращении.

— Сэр?…

— Сейчас вы скажете, что не просматривали почту…

— Так точно, сэр!

— Я так и думал почему-то. А теперь вы мне объясните, что здесь происходило.

— Что именно, ваше высокоблагородие?

— Вот этот… брифинг. Что вы тут обсуждали?

— Результаты разведки, господин полковник. Если вам будет угодно, я могу продемонстрировать все слайды с самого начала и объяснить…

— Tell the sailors about it[119], Верещагин! Трех четвертей вашей постоянной команды здесь нет, вы их даже не позвали. Но зачем-то позвали Козырева и Новака, которые сроду никуда не ездили, а по скалам лазают только во время марш-бросков.

— Ваше высокоблагородие, при всем моем уважении к вам, я не могу беседовать в таком тоне. Скажите, в чем, собственно, вы меня обвиняете, и тогда я смогу либо защищаться, либо признать свою вину. Мы пока еще в армии Юга России, а не в…

— Вот именно, капитан! — Полковник сел на стол. — Вот именно! Воссоединение начнется со дня на день, а тут самый… политически неблагонадежный из моих офицеров — находясь, между прочим, в отпуске! — шляется по территории полка и проводит тайные конференции за черными шторами. Чему вы улыбаетесь, черт вас подрал?

— Полицейская терминология вам не дается, господин полковник. При слове «неблагонадежный» вас так перекосило, будто вы надкусили лимон.

— Вас еще не так перекосит, когда я вами займусь! — пригрозил полковник. — Я еще помню, что вы говорили журналистам после К-2. Вам, похоже, нужно постоянно напоминать, что армия создана не для того, чтобы вы совершенствовали свое альпинистское мастерство и, красуясь перед телекамерами, делали провокационные заявления.

— Сэр, я помню, для чего существует армия.

— И для чего же?

— В Уставе сказано, что мы должны отражать вооруженные нападения на Крым или предотвращать их, сэр. Устав не регламентирует эмоций военнослужащего, бессильного отразить такое нападение или предотвратить его. Я волен чувствовать по поводу Идеи Общей Судьбы все, что угодно. Я волен говорить, что я чувствую, коль скоро меня об этом спрашивают.

— А если вам сейчас же придется отсюда отправиться на гауптвахту, как вы на это посмотрите?

— Я в отпуске, сэр. И воинских преступлений не совершал…

— Ну так и догуливайте свои отпуск! Оденьтесь в цивильное, катитесь на свою квартиру и не показывайте здесь носа, пока отпуск не кончится.

Полковник вздохнул и как-то странно осел на столе, как будто из него вытащили невидимый стержень. Все его пятьдесят семь лет проступили на лице.

— Честно говоря, Арт, мне было бы куда спокойней, если бы вы сидели в своем Непале. А так — я не знаю, чего от вас ждать. Вы — темная лошадка, Арт.

Верещагин ничего не отвечая, выключил проектор и накрыл его чехлом.

— Я так и не могу понять, как вам удалось стать офицером, — продолжал полковник. — Вас должны были отсеять из армии еще до того, как вы стали действительным рядовым.

— Разве я плохой офицер? — спросил Артем.

— Вы хороший офицер, — согласился полковник. — Вы знаете дело. Умеете работать с людьми. Вы быстро соображаете и хорошо держите себя в руках. Но человека, который отказал вам в университетской стипендии, я считаю своим личным врагом. Короче… — Он перешел на английский и отчего-то вновь распрямился, разгладился, как будто незримый стержень снова держал его позвоночник. — Вам осталось два дня. На третий день вы появляетесь к утренней поверке. Но эти два дня я не должен видеть вас здесь. Увижу — закатаю на гауптвахту в превентивном порядке, а там можете хоть подавать на меня в суд. Все, вы свободны, идите…

Верещагин сунул в карман коробку со слайдами, откозырял и вышел. Уже за дверями его нагнал голос полковника:

— И вашего Сэнда это тоже касается!

Еще в феврале Шамиль натурализовался как Шэм Сэнд. Многие в последние два года меняли свои имена на «яки»-лад. Армейцев это поветрие коснулось меньше, но в роте Верещагина все же было три случая: рядовые Иван Кассиди, Масуд Халилов и Петр Воскобойников стали, соответственно, Яном Кэсом, Масхом Али и ПитомУоксом. Нет, определенная польза от такого сокращения имен, в общем-то, была: традиционно имя, фамилия и звание крымского военнослужащего были вышиты на клапане его кармана по-русски и по-английски. Одно время татары требовали, чтобы и их язык был отражен, но командование здраво рассудило, что клапаны у карманов не резиновые. И без того грудь некоторых военных, носящих особенно витиеватые фамилии, украшают буквосочетания, при виде которых у иностранных коллег начинаются трудности. Например, сам Арт был помечен надписью «cpt. A. Verestshagin».

— Значит, встречаемся завтра? — Козырев ждал его у выхода.

— Как договорились.

— Чего Старик хотел?

— Пустое.

— Володя! — окликнул Козырева подполковник Ставраки. — Что у тебя в следующую субботу?

— Скачу в Карасу-Базаре для Волынского-Басманова.

— А кто?

— Африка.

— И как она?

— Упрямая старая коза, сэр. Губы — как подметки. Но прыгает неплохо. Рискните десяткой, если хотите. Для стоящих лошадей Басманов нанимает профессионалов.

— А какие шансы у Глагола?

— Фаворитом идет Джабраил, но Глагол себя хорошо показал во Франции. Просто он молодой еще. Попробуйте, должен же он когда-то победить.

— Спасибо. — Подполковник сделал пометку в талоне предварительных ставок и «заметил» Верещагина. — С возвращением, Арт. Зайдите, пожалуйста, к Старику, он очень хотел вас видеть.

— Я уже виделся с ним.

— Кончился ваш отпуск?

— Еще нет.

— Ну, так чего вы здесь торчите? Мешаете людям…

— Уже уезжаю, сэр.

— Вы хоть в бар вечером позовете по случаю возвращения?

— Завтра, ваше благородие.

— Ну, завтра так завтра… Ближе к людям надо быть, Верещагин. Проще, проще. Спуститесь со своих вершин. Люди на земле живут.

— Вас понял, сэр.

— Устарело, Верещагин! Теперь отвечают так: «Служу Советскому Союзу!»

— Я присягал на верность Крыму.

— России, Верещагин, России! А Россия — это СССР.

Арт почувствовал оскомину. В присяге действительно было сказано — «России». Точнее, «свободной России». Но когда Арт принимал присягу, вся свободная Россия умещалась на крохотном лоскутке земли посреди Черного моря. И для Ставраки это было так же верно. А вот теперь…

— Мое мнение по этому вопросу вам известно, Антон Петрович.

— Оно всем известно, Верещагин. Черт, я еще помню, как меня отымели за ваше телеинтервью. Знаете, за что вас не любят, Арт? За то, что вы всегда хотите казаться самым умным. Вот, у всех мнение такое, а у вас не такое… И ладно бы вы при этом помалкивали… Нет, нужно обязательно выступить. Вся армия шагает не в ногу, а капитан Верещагин — в ногу…

Артем не стал ему говорить, что за тогдашнее телеинтервью в первую очередь огреб он сам. И от Ставраки, своего непосредственного командира, в том числе. Не стал доказывать, что Общая Судьба — это конец крымской армии, которая при всех своих недостатках двенадцать лет давала Ставраки не очень мягкий, но верный кусок хлеба. Артем не вспомнил ни словом, как Ставраки три года назад поносил Лучникова и предлагал наложить взыскание на всех офицеров, читающих «Русский Курьер». Он просто откозырял и сказал:

— Честь имею, сэр.

— Вот таракан, — процедил Козырев, провожая Артема до ворот. — Не мог не прицепиться.

— Да шут с ним. — От Верещагина подобные придирки уже давно отскакивали, как от стенки. Они были неизбежны, ибо он не всегда умел удержать язык за зубами, а декабрьские события вызвали и вовсе что-то вроде нервного срыва, когда он наплевал на все и начал, что называется, резать в глаза — а какой смысл сдерживаться, если приговор уже подписан?

Шамиль ждал капитана на полковой парковке, где хромом и черным лаком сверкал его «харламов».

— Отчего загрустил, Шэм? — спросил Верещагин. — Лично я намерен этот вечер провести с большой пользой для себя. Или нечем заняться?

Шэм вяло улыбнулся.

— Ждать тяжело, сэр, — пояснил он. — Скорее бы…

Территорию полка «харламов» и джип-«хайлендер» покинули одновременно. На первой же развилке Шэм, махнув на прощанье рукой, повернул мотоцикл налево, к виноградникам Изумрудного. «Хайлендер» же поехал в нагорный дистрикт Бахчисарая, где снимал небольшую, «однобедренную» (1 bedroom) квартиру капитан Верещагин.

С порога, едва сбросив туфли, Артем кинулся к телефону. Быстрая фиоритура по кнопкам набора, увертюра длинных гудков…

— Полк морской пехоты, дежурный слушает, — яки-акцент грубого помола.

— Сообщение для капитана Берлиани.

— Джаста момент, сэр. Записую…

— Передал капитан Верещагин. В шесть часов сегодня я жду капитана Берлиани в «Синем Якоре». Записали?

— Так точно.

— Повторите.

— Капитан Берлиани мессейдж: сегодня в шесть капитан Вэри-ша-гин ждет в «Синим Якорь».

— Большое спасибо, дежурный.

Не кладя трубки, он набрал новый номер.

— Второй полк, дежурная, — семитские обертоны.

— Поручика Уточкину, мэм.

— Кто?

— Капитан Верещагин.

— Минутку.

Дурацкая электронная музыка, сопровождающая переключение аппарата.

— Ее нет на месте, сэр. Она в увольнении.

— В Севастополе у матери?

— Да, сэр.

Опять чудо? Артем начал слегка беспокоиться — какое-то непомерное везение…

— Большое спасибо, леди.

Что теперь? Теперь — последний звонок… Верещагин набрал номер.

— Простите, — сказал по-английски светлый женский голосочек, щедро сдобренный акцентом — на сей раз немецким, — Господина Остерманна нет дома. Пожалуйста, оставьте свое сообщение.

— Это Верещагин, — сказал он автоответчику. — До четверти шестого я дома, с шести до семи — буду в «Синем Якоре», с восьми до десяти — в «Пьеро», потом до утра — в «Севастополь-Шератон». Жду звонка.

«И что теперь? — Он посмотрел на нераспакованный рюкзак. — Нет, сначала обед. Потом — в банк… Дьявол, обещал же быть дома, ждать звонка… Ладно, в банк — по дороге в Севастополь. Пятнадцать минут форы. Спать хочется, смена часовых поясов, туда-сюда… Не дай Бог, господин Остерманн, стукнет вам позвонить в „Шератон“. Я, конечно, отвечу, но — как там у Зощенко? — в душе затаю некоторую грубость…»

Он выгрузил из бумажного пакета на стол свою добычу, трофеи из лавочки на углу: бекон-нарезку, полдюжины яиц, маленький пресный хлебец, пакет чая и итальянский сырный салат в полуфунтовой упаковке. Почти ровно на один обед. Пансионная сиротская привычка: не делать ни запасов, ни долгов. Наверное, глупая. На каждый чих не наздравствуешься. Зато тратится масса нервов: все ли сделано, не осталось ли чего… Нужно разумнее распределять свою жизнь… Слишком много он попытался запихнуть в эти полгода, и что-то наверняка получится скверно, и, как обычно — самое главное.

Обидно.

Капитан встал у окна, выходившего на внутренний дворик доходного дома. Три часа дня. Чудесный солнечный afternoon, совершенно летняя жара. Очаровательный расхлябанный мальчишка пересекает двор, пиная ботинком пивную банку. Легкий жестяной звон… Старичок на галерее напротив не одобряет, на что мальчишка плевал: в двенадцать лет все анархисты. Мгновение застывает в памяти, как муха в янтаре… Пронзительное и краткое ощущение вечности разрушено молодецким посвистом чайника…

После обеда Артем вымыл за собой посуду и разобрал рюкзак. Покидая квартиру, вынес мусор. Это даже не привычка. Привычка — все-таки вторая натура, а это первая. Ни долгов, ни запасов. Глупость несусветная, но почему-то его всегда бросало в дрожь при мысли о мусоре, воняющем в пустой квартире… Как в рассказе Брэдбери: исправная система жизнеобеспечения — и три силуэта на обугленной стене. Вот почему-то думать о своем бренном теле, закатанном в снег, было не так страшно, как воображать какой-нибудь сиротливый пакет скисшего йогурта в углу холодильника. Квинтэссенция безысходности. Что за ересь лезет в голову…

Он запер квартиру, спустился в машину, бросил почту на заднее сиденье. Будет время — посмотрит внимательнее. Не будет времени — и ладно.

Маленький джип-«хайлендер», попетляв бахчисарайскими улочками, выкатился на севастопольский хайвей и затерялся в потоке машин.

***

«Синий якорь» был севастопольским офицерским клубом. Капитан Берлиани, офицер морской пехоты, князь из старинного грузинского рода, один из лучших скалолазов Крыма и покоритель Эвереста — ничего не забыли? Да нет, вроде ничего — явился туда со свойственной ему пунктуальностью: опоздав ровно на пятнадцать минут. Верещагин подозревал, что и к воротам чистилища Георгий Берлиани придет с пятнадцатиминутным опозданием.

…Они познакомились в гимназии имени Александра II Освободителя благодаря доске объявлений. В наше вывихнутое время черт знает что может прийти в голову, так вот: объявление, вывешенное шестиклассником Берлиани, гласило: «Продам скальные ботинки, почти новые. Обращаться в 6-й класс. Берлиани». Реклама — двигатель торговли. Пятиклассник Верещагин прочитал объявление и обратился в 6-й класс. Сделка состоялась.

Разные силы могут породить и удерживать мальчишескую дружбу. По правде говоря, настоящая мужская дружба так же редко встречается, как и настоящая любовь. В свои четырнадцать лет Гия понял это достаточно четко. Богач, потомок старинного рода, наследник титула и состояния, он пользовался огромным успехом. Его жизнь и карьера были расписаны на много лет вперед: после гимназии должно было перед ним открыться Севастопольское Военно-Морское офицерское училище, затем — Академия морской пехоты в Аннаполисе, США, затем — лет десять службы и Академия Главштаба. Гия Берлиани должен был закончить свою карьеру, по меньшей мере, начштаба флота, 5-й дивизии крымских форсиз. У него была машина, родители оплачивали ему просторную квартиру в престижном районе и регулярно переводили деньги на его банковский счет в Симфи. Вокруг постоянно крутилась шайка прихлебателей, готовых услужить чем угодно за право напиваться на вечеринках в его квартире, кататься с ним на его машине, донашивать за ним вещи из дорогих бутиков и брать у него в долг. Гия ненавидел всю эту толпу. В четырнадцать лет он был уже законченным циником. Ему нравилось издеваться над ними, помыкать и командовать. И, коль скоро они это позволяли, значит, они этого заслуживали.

Он был уверен, что после четырех вечеров, проведенных за контрольными, пятиклассник Арт Верещагин присоединится к ораве прилипал. Ничуть не бывало. В коридорах гимназии он ограничивался новомодным американским приветствием — «Хай!» Не пытался идти на сближение, не искал контакта, не спрашивал, например, нужно ли еще помочь с контрольными. Сделка совершилась, адью.

Один раз Гия случайно встретил его под Красным камнем. Ну правильно, нужны же ему были горные ботинки. Георгий, как всегда, приехал на своей машине в компании вечных спутников. Арт был один. Он уже начал восхождение, шел на самостраховке — неумело, затрачивая минуты там, где Гия обошелся бы секундами. И, кроме всего прочего, сбился с маршрута. Ватага поприветствовала храброго восходителя веселым свистом и рядом остроумных замечаний:

— Эй! Тритон Тритоныч!

— Ботинки не потеряй, asshole!

— Эу, Тем, ты весь там, или только жопа?!

— А ну тихо! — скомандовал Георгий. — Сейчас я покажу класс.

Он переоделся, обвязался «беседкой», повесил на пояс крючья, закладки и карабины, ткнул одному из дружков страховочную веревку и прямо так, без разминки, пошел вверх — красиво, плавно и быстро, с нижней страховкой. Он догнал Верещагина, застрявшего на последних пяти метрах маршрута, в десять минут.

— Эй, пятиклашка! Ты с маршрута сбился!

— Спасибо, — сквозь зубы ответил Артем, против всех законов скалолазания перехватываясь за следующую зацепку правой рукой внахлест через левую.

— Ты лазаешь, как беременная корова, — сказал Гия.

Артем не ответил. Гия знал, что сейчас произойдет (сам он тоже отметился на этом месте два года назад): не сумев найти следующей зацепки, Артем устанет и сорвется.

— Слетишь сейчас, — сказал он.

Арт сжал губы в нитку. Сделал рывок, отчаянно царапнул пальцами по ржавому граниту, не дотянулся до зацепки и разом оказался тремя метрами ниже, повиснув на страховочной веревке. Георгий дал своему «оруженосцу» знак: отпустить немного веревку. «Парашютом» спустился к незадачливому скалолазу, переживающему острую боль в ободранных ладонях и коленях.

— Давай поменяемся веревками. Перейдешь на маршрут «маятником», — предложил Гия. На скале он держался как тритон и мог совершенно спокойно добраться до Верещагина, пристегнуть его к своему карабину, самому пристегнуться к его страховке, вернуться на маршрут и закончить его.

— Пошел к черту, — ответил на такое великодушие хам Верещагин. — Мне от тебя, твое сиятельство, ничего не нужно, понял?

Георгий вспыхнул. Впервые он услышал свой титул, произнесенный с интонацией ругательства.

— Ну ладно, — сказал он. — Ковыряйся дальше.

Верещагин ковырялся долго — Гия, закончив маршрут, уехал в другое место и не знал, когда закончился его поединок с Красным Камнем. Но осадок остался. Как это так: босяку, который учится в гимназии за деньги налогоплательщиков и за те же деньги живет в дешевом ирландском пансионе для гимназистов, ничего не надо от Георгия Берлиани, первого парня в Симферополе? Вранье! Ему, как и всем, надо, просто он ломается, набивает себе цену! Долбаный мобил-дробил… Гия свистнет — и он прибежит как миленький, нужно только немного приоткрыть щелочку в допуске к своему сиятельству…

На одной из перемен Гия нашел Артема в классе.

— Слушай, у тебя есть «Пушки Наварона»?

«Пушки Наварона» были у него самого, но нужен какой-то повод для завязывания отношений. Гия прикинул, что у скалолаза-самоучки не может не быть «Пушек Наварона». Небось, воображает себя капитаном Кейтом Мэллори.

— Есть, — отозвался Артем.

— Дай почитать.

— Приходи.

Георгий на миг потерял дар речи. Не «когда принести», а «приходи». Понял? Тебе надо, ты и приходи. До этого никто не приглашал Георгия к себе домой, тем более в пансион — кому охота позориться. Верещагину было охота. Годы спустя Георгий понял, что это был снобизм. Слово «сноб», если кто не знает, произошло от аббревиатуры «S. Nob» — «Sine Nobile», которой в Кембридже и Оксфорде помечали незнатных студентов. Так что Верещагин был снобом в первозданном значении этого слова. И Георгию это неожиданно понравилось. Общение с человеком, которому действительно ничего не нужно, оказалось комфортным. Кроме того, Георгию надоело таскать с собой под стены развеселую компашку.

Как-то незаметно Артем вытеснил всех. Он стал напарником Князя по связке, и Гия с некоторой ревностью отметил, что технике Арт учится невероятно быстро. Меньше чем за год он стал (Гия признал это лишь про себя и со скрипом) лучшим скалолазом, чем его наставник. Они вместе тренировались, вместе ездили на уик-энды в скалы, вместе ненавидели превозносимого в гимназии Пушкина и читали опального Маяковского, вместе слушали «Битлз», «Роллинг Стоунз», Пресли и Чака Берри, вместе зачитывались Толкиеном и Ле Гуин, наслаждались Маклином, Флемингом и Форсайтом, продирались через Пруста и краснели над Миллером. Оба мечтали о гималайских восхождениях — нога русского альпиниста еще не ступила ни на один из восьмитысячников планеты, так что у них были все шансы оказаться первыми в своей деревне!

Окончив гимназию, Георгий на какое-то время потерял Артема из виду, скованный стальным распорядком жизни курсанта. Через год он, как и предполагалось, уехал в Аннаполис.

Он прожил в Штатах три года, осваивая военно-морскую премудрость, волочась за девушками и в составе команды Аннаполиса побивая в американский футбол команду Уэст-Пойнта. С Артемом они переписывались и иногда перезванивались. Начались дипломатические осложнения с Турцией — Гия вернулся в Крым и получил звание офицера, а когда дипломатические осложнения перешли в войну — успел немножко повоевать. Сразу после войны Арт позвонил, и они встретились.

Мальчишеская дружба, как и старая любовь, не ржавеет. Но Артем и Гия уже не были теми мальчишками, какими переступили порог гимназии. А в Верещагине эта перемена видна была особенно резко: он стал экстравертней, напористей и жестче. И одновременно — появилась в нем какая-то обтекаемость. Чем-то он стал похож на сверхзвуковой истребитель.

— Класс еще не потерял? — спросил Артем едва ли не с самого начала встречи.

Планы были грандиозны. Верещагин показал графики, полученные факсом из Непала и Индии. Если поднапрячься, можно было забронировать на 75-й год Аннапурну, зимнее восхождение, на 76-й — Канченджангу, на 77-й — Эверест. У Берлиани закружилась голова.

— У нас уже есть полкоманды. Отличные ребята, превосходно лазают. Но маловато experienca на льду. В этом году едем в Альпы, но это не совсем то. Ты можешь по своим американским каналам устроить экспедицию на Мак-Кинли? Совместно с янки, конечно. Посмотрим, наберемся опыта…

Гия понимал, что на этот раз он нужен Верещагину, что без него тот не обойдется. Его позвали не просто как друга — его позвали как влиятельного человека, сына главштабовского полковника, у которого все армейские тузы запросто бывают дома. Экспедиция в Гималаи — удовольствие не из дешевых. Победами на соревнованиях и рекордом скорости на Пти-Дрю Верещагин зарабатывал себе имя, под которое можно найти деньги. Военные — честолюбивый народ и видеть русский флаг в Гималаях многим будет приятно.

Итак, Гия наконец-то понадобился Верещагину как влиятельный, богатый и знатный человек. Это привнесло в их отношения нотку горечи и маленького тайного злорадства. Георгий понял, что мальчишеская дружба умерла. Они оба стали мужчинами, офицерами, ветеранами турецкой кампании. Мужчины должны были строить отношения заново. И это им удалось.

***

«Питер-турбо» Георгия вписался в парковочное место едва ли не впритирку — Берлиани был лихой ездок.

Артем, полировавший джинсами декоративный чугунный кнехт, поднялся ему навстречу.

— Привет! — Он на секунду задохнулся в мощном объятии, тут же отстранился — не любил тесных телесных контактов.

— Ох, я боялся, что ты не успеешь! — Князь отступил на шаг назад, оглядывая друга.

— Зря боялся.

— Зачем ты ехал вообще?

— А как я мог не поехать? Проел плешь всему Главштабу, а потом отказался? Да Старик сожрал бы меня с ботинками. Мы как, будем обсуждать все это на свежем воздухе или пойдем в клуб?

Верещагин не любил офицерские клубы и крайне редко посещал их, ему не нравилась атмосфера табачных курений и мужской сплетни, перегара и крапленого азарта. Но по принципу прятания листьев в лесу, он счел офицерский клуб идеальным местом для дружеской встречи двух офицеров. Их диалог растворился в репликах понтеров и банкометов, соударениях биллиардных шаров, тихих блюзовых аккордах, англо-французской болтовне, перемежаемой беззлобным русским матом, и прочих звуках симфонии «Доблестное белое офицерство на отдыхе».

— Ты виделся с нашими?

— Только что.

— А наш общий знакомый тебе звонил?

— Еще нет. Может, он раздумал?

— Все может быть. Сколько у нас человек?

— Ты, я, Козырев, Шэм, Томилин, Даничев, Хикс, Миллер и Сидорук. Новак останется в батальоне.

— О чем с тобой говорил Старик? — спросил Верещагина Георгий.

— Уже стукнули?

— Хикс беспокоится.

— Ерунда.

— Ты ему не нравишься.

— Я не целковый, чтобы всем нравиться.

— Он может нам испортить музыку?

— Вряд ли. Он… как тебе сказать? Старый служака английского образца. Эта ситуация, весь этот бардак — он просто не знает, как себя вести. Вот и нервничает.

— А ты не нервничаешь?

— Я знаю, как себя вести.

Георгий вздохнул.

— Арт, ты и в самом деле не сомневаешься ни в чем? Вот так железно во всем уверен?

— А ви шьто прэдлагаэте, Гиоргий Канстантинович?

— А в ухо? — грозно спросил Князь.

— А я с Месснером познакомился.

— Умыл. Что пить будешь?

— Да ничего, пожалуй.

— Слушай, не позорь горноегерскую бригаду.

— Я пил. Сегодня утром. В Дубаи.

— Ты утром пил. А уже вечер…

— Так еще ночь впереди…

— Господин Верещагин! — крикнул бармен.

— Здесь! — Артем прошел к стойке и взял у бармена трубку.

— Это Остерманн, — сказала трубка без малейших признаков акцента. — Я волновался за вас, капитан. Как там Лхоцзе?

— Еще не упала.

— Очень рад. Ну, сколько человек участвует в экспедиции? Добавьте, разумеется, офицера связи — оборудование рассчитано на всех.

— Десять.

— Замечательно. Кстати, ваши вещи так и лежат в камере хранения на автостанции в Бахчи. Вы еще помните номер ячейки?

— Нет, откуда?

— Номер 415, код — Криспин.

— Запомню. Спасибо, господин Остерманн.

— До завтра, — ответила трубка.

Князь ждал в некотором напряжении.

— Наш общий знакомый? — спросил он.

— Да, беспокоился о наших шмотках, что на автостанции в Бахчи. Ячейка номер 415, код — «Криспин». Очень легко запомнить — Шекспир, «Генрих Пятый», блестящий монолог Лоуренса Оливье.

— Слабо помню и Шекспира, и Оливье.

— «Нет, Уэстморленд, не нужно подкрепленья…» Речь перед битвой при Азенкуре. Большой шутник наш господин Остерманн.

— Ячейка 415, «Криспин». Bugger all, чувствую себя последним идиотом. Во что мы все ввязываемся?

— Ничего, уже недолго осталось. Жизнь коротка, потерпи.

— Переночуешь у меня?

— Нет, Гия, сегодня я ночую в «Шератоне».

— У тебя дядя-миллионер в Америке умер? — спросил потрясенный Берлиани.

— Iʼm the man that broke the bank in Monte Carlo![120] — пропел Артем и добавил: — Я еще и ужинаю в «Пьеро».

— Мальчик мой, женщины, вино и деньги погубят вашу душу. Твоя царица, да? — Князь улыбнулся, показав чуть ли не все тридцать два превосходных зуба.

— Моя царица.

— Слушай, познакомь меня с ней, а?

— Отстрянь. Ты высокий и красивый. Ты у меня ее отобьешь.

— Это комплекс неполноценности. Когда будешь переключать передачи, возьмись за рычаг, а не за…

— Гия, твои шуточки отдают казармой. В них я слышу гнусную зависть человека, который никак не устроит свою личную жизнь.

Князь Берлиани вздохнул.

— Аристократия — анахронизм, — сказал он.

Георгий действительно был заложником вековых традиций. Как единственный сын в семье, он был обязан жениться и произвести на свет наследника. Десять лет назад, как ему казалось, он решил проблему, заключив помолвку со своей троюродной сестрой, княжной Екатериной Багратиони-Мухрани. Княжна влюбилась в него с первого взгляда — немудрено, девятилетним девочкам свойственно влюбляться в красавцев-офицеров. Кето предстояло окончить закрытую школу в Англии, на что ушло бы, как минимум, восемь лет. Георгий рассчитывал, что детская влюбленность Кетеван за это время остынет в холодных стенах школы-пансиона.

Но его расчет не оправдался. И когда юная красавица вернулась из Соединенного Королевства, семья обрушилась на князя: женись! Закавыка: имелась еще некая Дженис, американская знакомая, которая уже три года как жила в Крыму — вроде бы как своей самостоятельной жизнью, но очень сомнительно, что только должность крымского представителя «Saatchi&Saatchi» соблазнила ее променять Балтимор на Симфи. Гия не знакомил ее с родителями. Старшие Берлиани расистами не были, но к мысли, что продолжатель их рода будет черным, их надо было приучать постепенно — так считал Гия.

Верещагин, как истинный плебей, полагал всю проблему надуманной. Стариков нужно было просто поставить перед фактом.

— Традиции и анахронизмы существуют постольку, поскольку мы их поддерживаем. Расторгни помолвку — и все дела.

— Меня распнут. — Князь немного помолчал. — И два раза пнут. И три.

— Пытаться сохранить этническую чистоту в условиях Острова — по меньшей мере, неразумно.

— Мои родные думают решить проблему за счет Общей Судьбы. Должен же в Грузии остаться кто-то из Джапаридзе или Церетели.

— Тебе и в самом деле годится только грузинка?

— Не мне — этим бешеным бабам, моим теткам, и матери.

— А если никого не найдется?

— Тогда, может быть, они согласятся на мой брак с Дженис. — Князь снова показал зубы. — Ты думаешь, почему я вступил в ваш клуб самоубийц?

— С дальним прицелом… А если серьезно, Гия — почему?

Берлиани слегка задумался.

— Не знаю, Арт. Может, потому, что я все-таки солдат. А солдату неловко сдаваться без драки.

— «Я дерусь, потому что дерусь»?

— Что-то вроде.

— Подвезти тебя в верхний город?

— Ого! Твоя царица живет в верхнем городе? А где же твое классовое чутье?

— Она там гостит.

Они расплатились и вышли на набережную. Солнце осторожно, как робкий купальщик, пробовало краешком воду, бриз ворочал трехэтажные облака.

— Когда увидимся? — спросил Георгий.

— Завтра.

— Уже завтра… — Берлиани оттянул пальцем воротничок. — Ладно, до завтра. Чимборазо и Котопакси…

— Керос и Наварон, Гия.

Они засмеялись, и вечер улыбнулся им улыбкой их детства.

Глава 2 Кабаре «Пьеро»

…Эта весна ужасна,

Эта любовь хороша…

Ю. Шевчук. Глазища

Девицы Бутурлины, Мари и Натали, пребывали в некоторой растерянности. Сложилась, знаете ли, несколько необычная ситуация. Нет, то, что в гости к их экономке Анне Михайловне приехала ее дочь Тамара — мы вместе росли, знаете? Она была нам как сестра! — так вот, эта ситуация являлась вполне обычной. Но, видите ли, к Тэмми пришел ее молодой человек, капитан Вооруженных Сил Юга России, и вдобавок к тому — альпинист, который поднимался на Эверест вместе с Жоржем Берлиани (мечтательный взмах ресниц — ах, этот Жорж!). Конечно, такого человека никак нельзя не пригласить в гостиную. Девицы Бутурлины вцепились в капитана с двух сторон так, словно хотели препарировать его на предмет поисков пресловутой «военной косточки». Но не тут-то было: капитан оказался крепким орешком, и вдобавок — совершенно неинтересным типом. И как Жорж мог иметь дело с таким бесцветным человеком?

— Как вы относитесь к Идее Общей Судьбы, капитан? — Мари Бутурлина держалась в нарочито демократическом стиле и чай пила неформально, восседая на спинке дивана.

— Адекватно, мэм! — отсолдафонил Верещагин. В доме Бутурлиных он был и раньше, но дочерей хозяйки видел в первый и надеялся, что в последний раз.

Мари встопорщила перышки.

— Что значит «адекватно»?

— Это значит «как прикажут», мэм.

— Мари, не донимай господина Верещагина своей Идеей. — Натали работала на контрасте, она была светская барышня. — Извините ее, капитан, она такая фанатка ИОСа, что порою кажется более «левой», чем сам Лучников. Знаете, ведь Андрей у нас бывает… Не часто, конечно, но так, иногда… Он любит сидеть в том самом кресле, в котором сидите вы…

Артем добросовестно изогнулся, чтобы получше рассмотреть кресло.

— Я все-таки не понимаю, — ершилась Мари. — Вы будете стрелять в советских солдат, если вам прикажут?

— Приказ есть приказ, мэм.

— Перестаньте меня так называть, мы не в казарме. Мне просто хочется знать, какие-то свои, личные убеждения у вас есть?

— Сейчас Мари начнет обращать вас в свою веру. — Натали томно закатила глазки. — Мне так надоели эти политические диспуты! Иногда я думаю: хоть бы скорее пришли Советы, тогда все, по крайней мере, перестанут спорить, хорошо это или плохо…

«О да, — подумал Верещагин, — вот это в самую точку».

— Хватит об этом. Лучше расскажите немного о себе. Знаете, Тамара так мало о вас рассказывает. Кажется, вы только сегодня из Непала? Удивительная страна, не правда ли?

— Да, сударыня. Удивительная страна.

— Ваш загар совершенно великолепен. Мы еще не успели так загореть. Как называется гора, на которую вы поднимались?

— Мы не поднимались, мэм. Мы проводили экспедиционную разведку. Гора называется Лхоцзе.

— Наверное, альпинисты — это очень мужественные люди.

— Наверное, мэм.

— Знаете, все это так увлекательно, что когда-нибудь я все же соберусь и поеду в Гималаи. Что вообще в Гималаях опаснее всего? Лавины? Камнепады?

— Амебная дизентерия.

Мари разразилась хохотом, которому позавидовала бы любая портовая камелия с натруженными лопатками. Натали сделала вид, что ничего не заметила. Артем прикинул, не описать ли девушкам затруднения с диагностикой амебной дизентерии в горах — в общем-то, на большой высоте начинает нести многих, и поди ты разбери, от чего тебя несет… Но потом решил, что это будет перебор: в конце концов, он изображает бравого капитана, а не бравого фельдфебеля.

— Знаете, капитан, я всегда была поклонницей философии буддизма, — наконец нашлась Натали. — Реинкарнация, переселение душ… Как вы думаете, кем вы были в прошлой жизни?

Верещагин не собирался объяснять девице, что переселение душ не имеет ничего общего с буддизмом.

— М-м… стыдно признаваться, но в горах я становлюсь гораздо более ревностным христианином, чем на равнине.

— Но все-таки, — не унималась Натали. — Неужели вас не заинтересовали обычаи непальцев?

Верещагин улыбнулся. В Непале улыбка — самый что ни на есть национальный обычай. Нет, их улыбки — это не американское холодное, фирменно-белозубое и стандартное, как пожарный гидрант, keep smiling. Улыбка непальца щербата, темна и согрета солнцем, как молитвенный камень у дороги в Намчебазар…

— Да, обычаи у непальцев забавные, — с воодушевлением сказал он. — Знаете, я как-то битый час простоял на набережной, глядя, как сжигают покойников… Чрезвычайно занимательное зрелище… Дров там не хватает, и в реку часто сбрасывают недожаренный труп… Полгорода, что интересно, пьет из этой реки, давно уже должны вымереть от кишечных инфекций — ан нет. Река считается священной… Вот что делает вера…

Мари поперхнулась, сдавленно извинилась и выскочила из гостиной, едва не сбив с ног Тамару, которая появилась (наконец-то!) с такой естественностью и грацией, словно это она, а не две светские кобылки, была хозяйкой дома.

— Арт, это слишком, — заметила она.

— Что вы, что вы! — кисло возразила Натали. — Тамара, ваш кавалер необычайно интересный собеседник. Для человека своего происхождения он весьма оригинален…

Он решил отбить выпад.

— Кстати, сударыня, вы знаете, кто может считаться гражданином Непала?

— Нет, сударь…

— Любой, кто был зачат непальцем и непалкой.

Оставив Натали переваривать это пикантное сообщение, они покинули особняк. На выходе Верещагин слегка получил между лопаток.

— Вот тебе, — сказала Тамара. — Чтоб не задирался. Сегодня они расскажут моей матери, какой ты солдафон. А завтра я по телефону получу от нее очередной разнос.

— Виноват, вашбла-ародь! Больше не повторится, вашбла-ародь!

— Когда ты начинаешь бравировать своим плебейством, ты просто ужасен.

Она поймала себя на том, что начинает испытывать раздражение уже в самом начале вечера — боже мой, а ведь только что была до умопомрачения рада звонку и его появлению! Раздражение выплеснулось в вопросе:

— Ну, что у нас сегодня? Ужин во французском ресторане и ночь в мотеле? Ужин в китайском ресторане и ночь на яхте твоего друга? Ужин в турецком ресторане и ночь в твоей квартире?

— Не угадала. Ужин, для начала, в «Пьеро». А где ночь — увидишь.

— После ужина в «Пьеро» ночь можно провести только на заднем сиденье твоего «хайлендера». Тебе не кажется, что мы немножко не в том возрасте, чтоб тискаться на заднем сиденье автомобиля?

— С тобой я готов тискаться где угодно. Скажешь на заднем сиденье — будем на заднем сиденье.

— Не сомневаюсь. И все-таки, где ты взял деньги на «Пьеро»?

— В тумбочке.

— ???

— Это советский анекдот. «Где ты берешь деньги? — В тумбочке. — А кто их туда кладет? — Моя жена. — А кто ей дает деньги? — Я. — А где ты берешь деньги? — В тумбочке».

Она сдержанно посмеялась:

— Ну, а все-таки?

— Я снял все со своего счета.

— Ты с ума сошел?

— Я подумал — зачем советскому человеку счет в крымских рублях?

— А, перестань! Деньги бы обменяли по курсу, а так мы их проедим.

— Лучше их проесть, чем поменять по советскому курсу.

С этими словами они свернули в переулок Малый Арбат, ведущий к набережной Нахимова — и тем самым пересекли границу самого фешенебельного и дорогого района Севастополя.

***

Теперь представьте себе кабаре «Пьеро» — полуподвал в двухэтажном особнячке на набережной, простая, почти незаметная вывеска — стилизация под серебряный век, трагический черно-белый овал — лицо грустного клоуна — и вечер, упоительный севастопольский вечер…

Сроду Вертинский не бывал и не певал в этом кафешантане, но ушлые стилисты-рекламщики так много усилий приложили к тому, чтоб уверить в обратном туристов и местных, что в «Пьеро» народ валил валом, несмотря на космические цены. Денег в этом году севастопольцы не считали — к чему экономить бесполезные «тичи», когда вот-вот нагрянет Красная Армия и принесет, кроме всего прочего, советский рубль — самую твердую в мире валюту, официальный курс которой не меняется вот уже двадцать лет!

Поэтому «Пьеро» был забит под завязку, и не закажи Артем столик заранее, свободного места они бы не нашли.

Тамара была здесь в первый раз. Этот кафешантан находился на верхнем пределе ее финансовых возможностей и подбирался к верхнему пределу финансовых возможностей Артема. Говорили, что получить здесь после легкого ужина с десертом счет на миллион — обычное дело. Она села за столик и начала оглядывать стены, украшенные афишами и фотографиями Вертинского.

— С ума сойти! Он здесь выступал?

— Ни разу.

— Откуда ты знаешь?

— Просветил Гия Берлиани. В те годы этот бульвар еще не был построен. Вертинский действительно жил какое-то время в Севастополе, но тот дом был разрушен во время реконструкции.

— Жаль. Я думала, здесь все настоящее.

Арт пожал плечами.

— Кофе настоящий. Мороженое настоящее. Шансон настоящий. Чего ж вам боле?

— Да, ты прав. Здесь очень мило. — Она была слегка разочарована.

Он улыбнулся.

— В Ялте, в «Невском проспекте», за бешеные деньги сдается номер, где Высоцкий несколько дней жил с Мариной Влади. Никогда не понимал желания прикоснуться к знаменитости через то место, которое она почтила своим присутствием.

— Мало ли кто чего не понимает. Я, например, не понимаю желания прийти в такой дорогущий шантан в джинсах и пуловере на голое тело… Извини…

— Ничего… Ты сердишься, что меня так долго не было? Что я не взял отпуск вместе с тобой?

— Нет, уже не сержусь… Сначала хотелось удушить тебя, а потом я поняла… Мы ведь еще долго будем вместе, а в Гималаи тебя, скорее всего, больше не выпустят.

— Ты меня простила?

— Я боялась, что ты меня не простишь. Что больше не приедешь…

— Хорош бы я был, если бы не приехал! — Он протянул руку через стол и взял ее ладонь, сжал осторожно и сильно. — Я полтора месяца с тобой не виделся. Как я мог не приехать?

Он приложил ее ладонь к своей щеке. Борода слегка кольнула руку.

— Как ты провела отпуск?

«Ужасно. Я, как идиотка, моталась в автобусе по всей Италии и могла думать только о том, что ты со мной не поехал. Я три года копила деньги на этот круиз — и никакого удовольствия…»

— Неплохо. Только в Венеции шел дождь, все кошмарно затопило… Так что даже если бы ты поехал — все равно покататься на гондоле не вышло бы. А как ты съездил?

— Тоже неплохо. Уэмура собирается на Эверест в одиночку.

— Тебе все равно бы не разрешили.

— Да…

«Ничто не делает мужчину таким привлекательным, как полуторамесячная разлука», — подумала Тамара.

— There Beren came from mountains cold… — прошептал он. — And lost he wandered under leaves, and where the elven river rolled he walked alone and sorrowing. He peered between the hemlock leaves and saw in wonder flowers of gold upon her mantle and her sleeves and her hair like shadow following…[121]

…Они познакомились два года назад, на армейском рождественском балу.

Она к тому времени уже семь лет была военнослужащей — и этим все сказано. Вы знаете, что такое женщина-военнослужащая? Одно из двух: или это жена военного, или это любовница военного. Штатские не женятся на «форсянках». Особенно — на «Вдовах». Ну, какой штафирка примирится с прелестями армейской жизни: постоянным окружением толпы интересных мужиков, патрульными и тренировочными полетами, медицинскими проверками, тренировками, в конце концов — кругом такая масса штатских женщин!

Будучи женой военного, «форсянка» находится под непрерывным надзором. Не то чтобы муж ревновал или шпионил — нет, просто армия — это очень маленький мир, а офицерский корпус — и того меньше. Словом, или распадается семья, или женщина увольняется, едва закончится контракт…

Любовница военного… Это самый распространенный вариант. Даже «Вдовы», сугубо женская часть, не испытывают недостатка внимания со стороны мужчин-коллег. Аэродромная обслуга, охрана, коммандос из качинского полка специальных операций — вот далеко не полный список. Но… Со временем отношения или превращаются в брак, и тогда см. пункт «жена военного». Либо… Обета девственности ни одна из «Вдов» не давала, а знакомиться со штатскими особенно некогда. И опять начинается связь с военным. Якобы тайная. Все о ней все знают и наблюдают с интересом, как за «мыльной оперой», которая разворачивается тут же, в натуре. Связь тянется год, полтора или два, а потом — с треском и болью рвется.

И тогда женщина решает: гори все огнем! Будем пользоваться мужчинами так, как они — нами. Берешь мужчину. Пользуешься некоторое время. Потом выбрасываешь. Если он обижен — извини, дорогой, это твои проблемы.

На армейском рождественском балу Тамара искала мужчину. Взять. Попользоваться. Выбросить.

Она была не кровожадна. Если ему это не доставит неприятностей — что ж, она не против. По правде говоря, ей все равно.

Офицер-егерь оказался весьма привлекательной мишенью. Он единственный на всем этом сборище не собирался флиртовать. Это был вызов. Вызов Тамара не могла проигнорировать. Откуда ей было знать, что бронзовые глаза этого человека — ловушка, что его улыбка — капкан, а руки — оковы?

Откуда ей было знать, что и сам он найдет в ее глазах западню и не пожелает из нее выбраться?

Это тянулось уже два года, и одно ей было непонятно — отчего она еще не послала все к чертям? Отчего она выдергивает куски из своих выходных, проводя их в дешевых мотелях, дорогих гостиницах, на чужих яхтах, в туристических кемпингах, в конце концов — на его бахчисарайской квартире? Каждый раз в ожидании очередной встречи она готовилась произнести решающую фразу: «Арт, это все не имеет смысла, давай расстанемся, пока мы еще не совсем очертели друг другу, и в силах сохранить об этом только хорошие воспоминания…»

Но, оказываясь рядом с ним, попадая в кольцо его рук, она забывала эту фразу и вспоминала ее только тогда, когда на очередной постели они погружались в сонный эпилог свидания. В этот момент не хотелось говорить такие слова — вообще не хотелось портить этот момент какими-либо словами. И она засыпала, сказав себе: в следующий раз, как-нибудь в следующий раз, обязательно, но — в следующий раз… А в следующий раз все повторялось сначала.

Над столами плыли «Странники в ночи», несколько пар томно топтались перед пустующей эстрадой, Тамара считала секунды, в течение которых мороженое таяло в кофе. Глянцевый айсберг медленно погружался в дымящуюся черную лаву, распространяя по ее поверхности бело-бежево-смугло-коричнево-черные разводы.

«Если растает раньше, чем закончится песня, — скажу», — решила она, но на середине второго куплета увидела, что айсберг уже утонул больше чем наполовину. Мгновенно она установила новый срок — второй припев, и горько посмеялась про себя над этой детской хитростью.

Когда песня закончилась, поверхность чашки была ровно-бежевой и гладкой. Тамара криво усмехнулась.

В этот миг из глубин чашки всплыл крохотный белый гладыш, выступил над поверхностью наглым пупырышком. «В следующий раз», — решила она и вздохнула с облегчением.

Кофе она, конечно, себе испортила.

Музыка стихла. На эстраде появился конферансье:

— Дамы и господа! Леди и джентльмены! Имею честь представить вам мадемуазель Нелли Данич!

Мадемуазель поприветствовали бурными аплодисментами.

— Ее называют нашей Камбуровой, — тихо сказал Арт.

Оркестр вразнобой настраивался. Мадемуазель — плоская до полной маскулинности блондинка в костюме Пьеро — раскланивалась с публикой.

— По случаю близкого воссоединения мадемуазель подготовила программу из замечательных песен на слова современных русских поэтов, — доложил администратор, хозяйским жестом похлопал Нелли по спине и удалился.

Оркестр взял мелодию, незнакомую Тамаре. Что-то древнее, темное и русское звучало в этих тактах, и наконец Тамара сообразила: гитара имитирует колокольный перезвон. Мелодия развернулась, пробуя силы, и грянула одновременно с мощным голосом певицы — Тамара даже удивилась, как в таком тщедушном теле может скрываться такой сильный голос.

Досадуя на то, что так неудачно села и приходится выворачивать шею, чтобы увидеть эстраду, Тамара развернулась. Тоненькая певица и впрямь была хороша.

Раскинув руки, закрыв глаза, она словно неслась над темным залом, хотя и не сместилась ни на миллиметр, и даже лицо ее было бесстрастно, как у танцовщицы фламенко, но летящий, зовущий, могучий голос передавал все: и дикую, необузданную энергию российских ветров, и синеву недосягаемых небес, и стремительный полет, и жестокое падение…

Арт слушал так, как будто это последняя хорошая песня в его жизни. Чтобы вывести его из этого состояния, она наступила ему на ногу.

— В первый раз слышу такую аранжировку, — сказал он, когда песня закончилась и взмокшая Нелли Данич смущенно поклонилась посетителям.

— Могупоспорить, что ты знаешь и поэта, и композитора.

— Давид Самойлов и Сергей Никитин, — пожал плечами Арт.

— Если красные уволят тебя из армии, ты сможешь преподавать советскую литературу. — Она взялась за шоколадный десерт.

— Вряд ли они захотят, чтобы я преподавал их литературу. Тебе понравилась песня?

— Очень… Что ты брал с собой в Непал? В смысле — книгу.

— «Звездный билет» Василия Аксенова.

— Советский?

— Да.

— До чего же странно… — Тамара нарушила ложечкой причудливую постройку из шоколадного суфле. — Ты — против Общей Судьбы, а читаешь советских писателей и все понимаешь. А для меня советские книги все равно что про марсиан — а я за Общую Судьбу.

— Это не странно. — Он вздохнул. — Это как раз закономерно. Слушай, политика — гиблая тема. Давай оставим ее.

— Ты что, с Князем пообщался?

— Кто тебе сказал?

— Ты перехватываешь у него это словечко — «слушай», — Тамара засмеялась. — Согласно ритуалу, мы должны о чем-то говорить. Почему бы не о политике?

— Потому что сегодня есть о чем поговорить. — Он открыл мускат. — Я должен тебе кое-что сказать.

«Ду-дух!» — трепыхнулось сердце. Сукин сын, он собирается сам сказать ей то, что ему, видите ли, не хочется от нее выслушивать…

«Если сначала нальет в мою рюмку, значит — все», — решила она.

Верещагин, выполняя все застольно-этикетные действия автоматически, налил себе примерно со столовую ложку, потом — наполнил ее рюмку, и лишь после этого — свою.

Как-то враз его ироническая улыбочка куда-то исчезла. Лицо стало серьезным и, кажется, даже немного печальным. Из-под стола появилась изящная коробочка, обтянутая синим бархатом. Арт нажал на кнопочку, крышечка отскочила, явив взору Тамары два золотых кольца, уютно поместившихся рядом, в мягких бархатных гнездышках.

Дешевая сценка из дамского романа. Ах ты ж господи…

Она закрыла крышечку и подтолкнула бархатный гробик к Верещагину.

— Это не имеет смысла, Арт. Я видела, чем кончают армейские семьи. Давай (пора наконец-то!)… Давай расстанемся сейчас, пока мы еще не совсем осточертели друг другу…

Арт, не пряча коробочки, откинулся на спинку кресла, глядя вверх, словно спрашивая кого-то: «Ну, ты видел такое?». Потом он занял исходную позицию и тихо спросил:

— Скажи, Тэм, я тебе не надоел?

— Мне следовало бы дать тебе по морде за такой вопрос. Конечно, нет.

— Тогда почему?

— Еще раз повторяю, для господ офицеров: это не имеет смысла! Какая разница, есть глупая бумажка под названием «Свидетельство о браке» или нет ее, если мы все равно будем, как и сейчас, метаться между Качей и Бахчисараем?

— Тамара, ты не знаешь… Вторжение — вопрос ближайших двух дней. Что бы там вы себе не придумали, вам не дадут остаться в армии. Мы оба станем «штафирками», причем на равных условиях.

— Откуда ты?… — Ее сердце колотилось о ребра, как язык колокола… — Как ты можешь знать?

— Наши ребята несут охрану тактического центра. Не заткнешь же уши… В Одессе и Новороссийске уже грузится бронетехника. В Кишиневе, Одессе и на других авиабазах готовятся к вылету десантники.

— Но… тогда сказали бы в новостях… Это должно быть согласовано с правительством…

Нет, кажется, сегодня без разговора о политике не обойдешься.

— Это не согласовано с нашим правительством.

— То, что ты сказал…

— Военная тайна. Тэмми, ты умеешь хранить военные тайны?

Она поставила бокал на стол. Ее рука заметно дрожала.

— Даже если ты прав, — сказала Тамара. — Тем более, если ты прав… все не имеет смысла.

— Ну и что! — Его реакция напоминала взрыв гранаты в ДОТе: снаружи все цело, только в бойницах полыхнуло и погасло… — Ну и что! Черт возьми, у нас самая бессмысленная профессия, само существование нашего государства оказалось бессмысленным, и вообще, рано или поздно мы все умрем! Ничто не имеет смысла, по большому счету, а ты вдруг начинаешь искать его там, где он нам нужен меньше всего. Давай хотя бы попробуем, а? Ведь нам почти нечего терять.

Она вздохнула, вытащила из гнезда маленькое колечко, взвесила его на ладони, со вздохом протянула ему. Когда безымянный палец оказался схвачен золотым пояском, несколько раз сжала и разжала кулак, проверяя, удобно ли. Кольцо не жало и не соскакивало. В этом — тоже весь Арт Верещагин: выяснить заранее, да так, чтобы она не знала, размер ее пальца, продумать момент объяснения…

— Знаешь, что такое зануда? — спросила она. — Это мужчина, за которого легче выйти замуж, чем объяснить, почему не хочешь.

Арт кивнул.

— Я слышал эту шутку в несколько другой модификации.

— Ты никогда не останавливаешься, пока не добьешься своего?

— Сто двадцать пятая попытка удается. Как правило.

Он протянул ей руку, чтобы она надела на палец его кольцо, оглянулся:

— Гарсон!

Подошел изысканно-любезный официант, черно-белый и тонкий, как ласточка.

— «Новосветское» и фрукты. И две свечи.

— Вас можно поздравить?

— Да! — ответил Артем.

Через минуту стол украсился двумя восковыми Вавилонскими башнями. Официант чиркнул спичкой о ноготь, на верхушках башен проклюнулись огоньки на черных стебельках. Из ведерка со льдом торчала запотевшая бутылка «Нового Света». На этом же подносе теплилась янтарем вторая бутылка — «Ай-Петри» десятилетней выдержки, того самого купажа, который на прошлогоднем первенстве мира побил «Хеннесси».

— За счет заведения, — пояснил гарсон, расставляя на столе бокастые коньячные бокалы.

***

Зверь с двумя спинами метался по скомканному шелковому покрывалу, и огромная постель отеля «Севастополь-Шератон» была ему тесна. Зверь дрожал, стонал и вскрикивал, и затихал в последней блаженной судороге… И, вдохнув тишины, умирал, распадался надвое в шелковых синих сумерках.

Запах шалфея. Запах сухого степного лета. Она пользовалась маслами вместо духов — и в этом он тоже находил что-то особенное. Разве эти темные волосы могут пахнуть иначе? Разве можно представить себе эти серые глаза в собольей опушке ресниц — на другом лице? Разве такая женщина может носить иное имя? «Тамара» — алый бархат, серый дикий камень. Древнее, как пески Синая, как шатры Иудеи у той дороги, где Фамарь соблазнила Иуду, своего мужа, переодевшись блудницей (а вы полагали, этот трюк выдумали дамочки из журнала «Вог»?).

Они познакомились два года назад на армейском рождественском балу. С первого взгляда на нее (полуоборот, темный гранатовый блеск сережек, темно-красное платье из «мокрого шелка») понял: это будет. И это будет больше, чем профилактика застоя крови в малом тазу.

После первого же танца, после минуты разговора — она. Та женщина, с которой он хотел бы каждое утро просыпаться в одной постели. Та женщина, чей цвет волос или глаз, или овал лица, или трезвый практический ум, или все это вместе он хотел бы видеть у своих детей.

Он встречался с ней два года и никак не мог добиться ответа: а тот ли он мужчина, чьи черты она хотела бы видеть у своих детей?

«Господи, ну почему ты из всего делаешь проблему? А просто трахаться ты не можешь?» «Нет, Гия. Просто трахаться я не могу».

Он готов был добиться перевода в Качу, выдержать весь драконовский курс тренировок их коммандос, отказаться от грядущего капитанского звания, пройти via dolorosa новичка в другом роде войск, лишь бы оказаться рядом. «Ты с ума сошел, — говорила она, — мне не нужны такие жертвы». — «Да какие, к черту, жертвы, а два года раз в две недели ночевать по отелям — это не жертва? Хорошо, давай поговорим об этом в следующий раз…»

Артем был убежден, что здесь не обошлось без ее матери. Анна Михайловна была экономкой у Бутурлиных и принадлежала к породе потомственной врэвакуантской прислуги. Она не одобряла того, что дочь пошла в армию, а не «подыскала себе хорошее место». Она не одобряла всего армейского вообще и Верещагина в частности. Может, Тамара не собиралась замуж потому, что не хотела ссориться с матерью.

Но день настал.

Правда, больше он не сулил ничего хорошего.

Тем не менее, господа, капитан Верещагин был счастлив в этот вечер, последний вечер прежней своей жизни. Он накрепко запер дверь, за которой стояло будущее и вышвырнул ключ. Утром будущее все-таки высадит дверь прикладом, но к этому моменту все свое драгоценное настоящее Артем превратит в прошлое, целую ночь он будет превращать настоящее в прошлое, а когда закончит, завернет его в чистые холсты и положит на дно памяти, но не очень далеко — чтобы всегда можно было дотянуться, прикоснуться и наполниться теплом…

— Хочу быть подпоручиком, — вполголоса пропел он. — Хочу быть…

— Подполковником, — машинально поправила Тамара.

Он покачал головой.

— Подпоручиком. Под хочу быть поручиком…

Тамара засмеялась, провела рукой по его груди.

— Это какое-то двусмысленное предложение…

— Это уже совершенно недвусмысленное предложение.

— Если бы у тебя на груди росли волосы, я бы вцепилась в них, и ты бы не хватал меня за попу так нагло.

— Тебе надо было познакомиться с Князем. Когда он чешет грудь, слышно в соседней палатке. Звук такой, будто медведь продирается через малинник.

Она представила, снова расхохоталась…

— Почему ты меня смешишь?

— Мне нравится, как ты смеешься. Заметь, я постепенно приближаюсь к своей стратегической цели. Ты уже сверху…

— Не дождешься!

— Посмотрим.

— Ты можешь думать о чем-нибудь другом?

— Конечно. На Восточном контрфорсе Лхоцзе есть лавиноопасный участок. Его можно обойти, но это — триста метров по вертикальной стене. Лазанье на высоте — дело проблемное, и я думаю, что лучше…

— Замолчи, или я выщипаю твою бороденку по волоску.

— Как ты непоследовательна…

…Шалфей, шелк, шепот…

***

Ну, вот мы и здесь, — в стерильно-чистой, просторной, хоть конем гуляй, ванной комнате отеля «Шератон». Верещагин чувствовал себя гунном, по ошибке попавшим в римские термы. Сидит гунн на краю ванны и снимает острейшим двойным лезвием варварскую бороду, стремясь соответствовать окружающей обстановке. Сегодня он наденет форму легионера… В том-то и закавыка, господа, что может и не надевать. Ибо сквозь дверь, сквозь балконные двойные рамы он слышит неумолчный басовитый гул и отлично понимает значение этого низкого звука, опустившегося на сонный утренний Севастополь с небес.

Сеанс добровольной пытки — протирание одеколоном после бритья. Из зеркала смотрело почти незнакомое худое лицо. Посмотрите на это лицо и скажите — способен ли его обладатель на что-либо выдающееся? Да полноте, господа, это же Артюха Верещагин, звезд с неба не хватает, считает месяцы до отставки, потому как одержим дурацкой мыслью — нечувствительно превзойти историю. Но лямку тянет исправно, солдатики и унтера считают его командиром не то чтобы очень хорошим — правильным. Стрелок отличный, в рукопашной не ахти, но удар держит неплохо, на том и выезжает. Такими исконно офицерскими развлечениями, как выпивка и карты, пренебрегает, и поэтому полезных контактов не завяжет и никогда карьеры не сделает. Хотя мог бы… Что с него взять — интеллигент, чудак. И мало ли что он там думает про Общую Судьбу — а что он может? Да будь он хоть Юлий, мать его так, Цезарь — что может один человек против огромной империи, с которой в единодушном порыве желает слиться маленькая нахальная республика, где он имел глупость родиться?

А даже если и может — какое у него право решать за девять миллионов человек? Допустим, они хотят присоединяться — ну так и не хрен ли с ними? Какое тебе собачье дело до их дальнейшей Общей Судьбы — бери катер, сажай туда свою царицу и плыви на оном катере к такой-то матери. Чего проще? Или у тебя есть варианты? Или ты думаешь, что послужишь к пользе Отечества? Три ха-ха. Любое выступление против СССР будет ничем иным, как коллективным самоубийством. Тебя будут писать через запятую с Чарли Мэнсоном — ты этого хочешь?

Арт Верещагин, ты смешон… Ты ломаешь голову так, как будто ты властен что-то изменить в этой жизни. У тебя есть волшебная палочка, по мановению которой исчезнет гул за окном? Нет? Тогда заткнись, встань, иди и делай, что должен, и пусть будет что будет.

***

Ее разбудило ощущение пустоты, кошмарной холодной бездны справа и сзади, как будто она лежала на скальной полке, на самом краю, спиной к обрыву, а под ней были сотни и сотни метров леденящей пустоты…

Раньше между ней и пустотой была граница. Сто восемьдесят два сантиметра тепла, упакованного в плоть и кровь. Теперь эта граница исчезла, и пропасть распахнула свою пасть, тихо и плотоядно урча.

Этот звук выхватил ее из сна и погрузил в панику.

— Арт! — взвизгнула она, бросаясь вперед-влево, стараясь откатиться от пропасти. И тут же ощутила под собой реальную пустоту, уже просыпаясь, успела выбросить вперед руки и согнуть колени, которыми тут же коснулась близкого пола.

Он появился сразу же, сначала — черная тень на фоне яркого прямоугольника — двери в ванную, потом — бледная тень в растворе выгорающей ночи.

— Что случилось?

Она засмеялась над собой, вернее, попыталась — вместо смеха выплеснулся всхлип.

— Ты исчез… Я испугалась… Свалилась с кровати, как маленькая…

— Это бывает. — Он осторожно усадил ее на постель, откинул ладонью упавшие на лицо пряди. — Все нормально, ты пришла в себя?

Она не знала, что ответить. Страх исчез, но тревога осталась. И была какая-то причина, что-то реальное…

Лицо Верещагина изменилось. Оно стало жестче, перестало походить на физиономию молодого и доброго пирата. Секундой позже она сообразила: исчезла борода.

Она коснулась ладонями его щек.

— Жаль, что ты побрился. С бородой ты казался моложе.

— Моложе?

— Да. Ты был похож на мальчика, который для солидности отпустил бороду.

Он встал, отдернул шторы. Утренние сумерки сонно вползли в комнату. Предметы как будто отяжелели, обрели ту плотность, которую ночью обнаруживаешь только тогда, когда треснешься обо что-нибудь.

Голубой лужицей застыл на коврике шелковый халат. Тамара подняла его, погрузилась в прохладную ткань, затянула поясок. Тревога, которую она относила на счет своей наготы, не проходила.

Было что-то еще. Но что?

Гул. Низкий утробный гул, который она слышала во сне.

Она слышала его и теперь. Догадка оглушила:

— Арт!

Он повернулся к ней, кивнул.

— Ты уже поняла, да? Советские транспортники. Один из них выбрасывает десант где-то в районе военного порта. Выбрасываются с парашютами… Кто-то у них там любит дешевые эффекты.

Тамара подошла к нему, прижалась. Хорошо было бы еще уткнуться лицом в его плечо, но увы — они были почти одного роста. Ей не везло на высоких мужчин.

От Артема пахло мятой (зубная паста) и алоэ (крем для бритья).

— А что это мы вскочили в такую рань? — Он распустил поясок ее халата. — Нам что, делать нечего? Что мы, парашютистов не видели?

— Ты маньяк.

— Три раза поделить на полтора месяца — это раз в две недели. Я монах.

— Сначала я пойду и почищу зубы (Господи, мне страшно! Почему мне так страшно?).

— Это святое.

Потом они были вместе, и пока они были вместе, ей не было страшно. А тем временем пустой на три четверти отель «Севастополь-Шератон» начал оживать. Смотровая площадка под их окном, пятью этажами ниже, заполнялась народом — персоналом в красных униформах и постояльцами в фирменных халатах. Все смотрели на запад — туда, где за темной черточкой советского транспортника тянулось многоточие розовых пятнышек — парашютных куполов, подсвеченных утренним солнцем.

Глава 3 Общая судьба

Я приказал своим войскам,

Лихим наездникам, стрелкам,

Начав немедленно войну,

Занять соседнюю страну…

О. Туманян. Капля меда

По плану Министерства Обороны СССР от 2-го февраля 1980-го года военно-спортивный праздник «Весна» начался 29-го апреля 1980-го года в 01 час 00 минут.

Согласно воле крымского народа, пожелавшего присоединиться к СССР, к этому времени на Остров прибыли первые представители советского народа — солдаты 9-й бригады спецназа ГРУ. Как и в Чехословакии, аэропорт захватили чисто и грамотно. Уже через полчаса садился первый «Антей» с десантниками из 40-й десантно-штурмовой бригады, которые должны были взять контроль над двумя не менее значимыми аэродромами — Сарабуз и Сары-Булат. Еще через полчаса в Саках с вертолетов высадились ребята из той же бригады, так что и третий большой военный аэропорт Крыма смог беспрепятственно принимать транспорты из СССР.

К пяти утра мирная интеграция шла на всю железку.

***

Для удобства большой комплекс сооружений военного назначения под Бахчисараем называют «База Чуфут-Кале». Хотя сама база Чуфут-Кале — далеко не самое заметное и не самое большое из них. Вырубленная в скале неподалеку от древнего пещерного города, ощетинившаяся антеннами, база в Чуфут-Кале выглядит довольно скромно по сравнению, скажем, с учебно-тренировочным комплексом для резервистов, находящимся в километре от нее, или расположением 4-го батальона 1-ой горноегерской бригады.

Великолепная весна хозяйничала в Крыму, и батальон она тоже не обошла своим вниманием. Все, что было в его расположении зеленого — аккуратные газоны, клумбы перед столовой, казармой и коттеджами для семейных офицеров — все затеплилось тюльпанами и одуванчиками. Соседство строгих голландцев и местной желтоголовой шпаны оказалось настолько трогательным, что убрать одуванчики никто не решился. По молчаливому сговору солдаты, занятые уборкой территории, и офицеры, проверяющие их работу, игнорировали золотые цыплячьи головки.

В такие чудесные весенние дни думать о плохом не хотелось. Поэтому, получив около часу ночи известия о начале вторжения, полковник Кронин не объявил тревогу и общий сбор, а просто заварил кофе (даже денщика ему жаль было будить по такому пустячному делу), оделся и поехал в тактический центр Чуфут-Кале к своему непосредственному начальству — полковнику Адамсу.

По логике вещей Адамс должен был быть генералом. Но — так сложилась неписаная крымская армейская традиция: до полковника дослужиться было сравнительно легко, а вот преодолеть ступень от полковника к генералу — чрезвычайно трудно. Дабы избежать путаницы, предлагали в тридцатые годы ввести звание «бригадный генерал». А то что это такое — батальоном командует полковник, полком — полковник, дивизией — тоже полковник! А генералов всего три, плюс один адмирал! Честное слово, господа, — возражали другие, не видим в этом ничего плохого. Не хотите же вы брать пример с Франции, где генералов, ей-богу, скоро станет больше, чем солдат! Наше обилие полковников — не худшее бедствие, да и давайте вспомним, как сложилась такая ситуация: во время гражданской войны случаев проявить себя было более чем достаточно, а повышение в звании было едва ли не единственной заменой орденам, которых принципиально не давали на братоубийственной войне. Так что, господа, нам нечего стыдится своих полковников!

Итак, полковник Кронин отправился к полковнику Адамсу. На базу он прибыл как раз вовремя, а именно — в тот момент, когда на связи был полковник Чернок.

Кронин вошел в штабное помещение, движением руки выгнал из кресла одного из дежурных поручиков и занял его место.

— Только что был высажен самолетный десант в Саках. На Качу идут вертолеты, — сообщил Чернок.

«Дела!» — подумал Кронин.

— Судя по всему, — продолжал летчик, — главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал Павлович уже арестован. Во всяком случае, его кабинет молчит, дома его нет. Возможно, у меня неполадки со связью, — сделал оговорку Чернок, — попытайтесь вы позвонить генералу. Я пока подержусь на этой частоте.

— Господин полковник, — раздалось приглушенно, — поступили сведения от американцев…

— Сбросьте на мониторы базы, — велел Чернок. — Ваш сын передает вам привет, господин Кронин. Боюсь сглазить, но парень стал отличным специалистом в своем деле. Мы, старперы, все еще воспринимаем компьютеры как некое колдовство, а молодежь пользуется электронным мозгом, как собственным…

— Дай Бог, чтоб не возникло соблазна заменять одно другим… — проворчал Кронин. Сейчас его больше интересовала американская сводка, чем успехи сына, в которых он не сомневался.

Сводка была довольно безрадостной. Красные уже успели блокировать две важнейшие авиабазы. Две эскадры находились у крымских берегов, и уж наверняка не за тем, чтоб провести военно-морской парад.

Полковник Адамс отодвинул телефон и повернулся к видеоглазу.

— Генерал не отвечает, — сообщил он. — Похоже, ваше высокоблагородие, вы правы. К сожалению.

— Плохо, — даже за шлемом было видно, как изменилось лицо Чернока.

— Саша, — спросил Адамс, — Вы предполагали нечто подобное?

— Предполагал, — кивнул Чернок.

— Они, кажется, обещали постепенное присоединение. — Адамс добыл из кармана портсигар, а из него — сигарету.

— Они ничего не обещали, — отрезал Чернок. — Как временно главнокомандующий, я хотел бы проконтролировать процесс… Считаю лишним напоминать, что если что-нибудь случится, то командование Вооруженными Силами Юга России ляжет на ваши плечи, Дуглас. Ответственность огромна, учитывая… всевозможные случайности. Я еще выйду на связь. Направляюсь на евпаторийское побережье, следите за поступающей информацией. Пока, Дуг…

Чернок отключился.

— Предлагаю пройти в мой кабинет, — Адамс перешел на английский, свой — и Кронина — родной язык.

Кабинет командующего Южным районом обороны был настолько мал и забит разнообразной аппаратурой, что любой советский командующий округом постыдился бы его занимать. Но два полковника разместились там вполне комфортно.

— Я не пойму, Леон, зачем они все это делают. Выражаясь государственным языком, на кой ляд. Бросать такие силы в страну, добровольно заявившую о своем присоединении — это просто неэкономно. Не говоря уже о возможных осложнениях. — Он вызвал на монитор разведданные последних недель. — На Евпаторию, Феодосию и Керчь готовится десант. Силами двух мотострелковых дивизий. Воздушных десантников при поддержке бронетехники высадили в Симфи, Саках и Сары-Булате. Такое впечатление, что у них неправильные представления о наших намерениях…

— Меня гораздо больше удивляет поведение Саши, — заметил Кронин. — Он сильно обеспокоен. Как при Синопе. А Саша не беспокоится по пустякам.

— Колоссальная ответственность, Леон. Одна горячая голова, один случайный выстрел — и готов казус белли. Давай начистоту: наша великая Родина (говоря эти слова Адамс ни в коей мере не имел в виду старушку Британию, а самым искренним образом говорил об СССР) отличается большой любовью к разного рода военным провокациям.

Кронин задумался. Если советские солдаты начнут стрелять в его солдат — должен ли он отдавать приказ открыть ответный огонь? Он не сомневался, что такой приказ понадобится, ибо ни один из форсиз самовольно не поднимет оружия против советского бойца. Отдать такой приказ — и на какую кровь, на какую войну он обречет две стороны, желающие соединиться мирно? Но видеть, как падают под пулями его мальчики и не отдать приказ «Огонь!» — способен ли он, Кронин, офицер и джентльмен, присягавший на верность народу Крыма — а значит, и матерям этих мальчиков — способен ли он на такую подлость во имя великой цели, торжества Идеи Общей Судьбы?

А скорее всего, даже не в нем дело. Его может и не быть в этот момент рядом. А младшие офицеры — как они разрешат эту дилемму?

Капитан Замятин… Вот кто поломает голову, душу и сердце. Один из франтов ИОСа, блестящий офицер — променяет ли он своего друга, скажем, поручика Барлоу, на Идею? Подполковник Ровенский, аполитичный служака? Капитан Карташов? Поручик Шмидт? Капитан Верещагин?

Ему не давало покоя совещание, которое он застал в конференц-зале при спущенных шторах.

Войдя в свой кабинет, он нажал кнопку селектора и приказал дежурному поднять весь офицерский состав, и пусть зайдут к нему, как только будут готовы.

Когда офицеры собрались, полковник кратко ознакомил их с ситуацией.

— Хочу подчеркнуть, — напоследок с нажимом сказал Кронин, — огромную долю личной ответственности каждого из вас. Подчас избежать боя сложней, чем выиграть его. Ваша задача — проконтактировать с советскими войсками тихо и мирно.

— Господин полковник, — как только Кронин замолк, подполковник Ровенский поднял палец, — у вас есть основания предполагать, что это будет сложно сделать?

Полковник взвесил свой ответ и нашел его весьма нелегким.

— Господа офицеры, по последним сведениям, поступившим в тактический центр, крымские военнослужащие после сдачи подвергаются изоляции. Правомерно ожидать чего-то подобного и в отношении нас. Пусть для вас не будет неожиданностью, если к вам станут относиться как к военнопленным. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я понимаю, в какую фикцию превращается в таком случае присяга и не настаиваю на безусловном ее исполнении. Иными словами, тот, кто хочет, может уйти из батальона. Дезертирством это считать я не буду.

Пауза застывшая после этих слов, хрустнула сухим голосом поручика Шмидта:

— Вы оскорбляете нас, ваше высокоблагородие.

— Прошу прощения, — произнес Кронин. — Значит никто из вас не отказывается от интернирования?

— Мы — офицеры форсиз, — подытожил подполковник Ставраки. — И останемся ими до тех пор, пока Крымская Армия существует. Давайте считать эту тему закрытой.

— Alright[123], — согласился Кронин. — Тогда приказ на сегодня: собрать личный состав и разъяснить им все, что я разъяснил вам здесь. И, как бы вам это ни было противно, господин майор, повторить прозвучавшее здесь предложение. После чего приступить к обычным дневным обязанностям. То же самое разъяснить второй роте, когда она вернется из тактического центра для отдыха.

Дальше все пошло своим порядком. Офицеры собрали унтеров, те солдат, в двух словах была обрисована общая картина и встречена нижними чинами с некоторым недоумением: ясное дело, советские коллеги должны будут на время поместить их в специальные учебно-тренировочные центры, чтобы дать возможность овладеть хотя бы самыми примитивными навыками солдат СССР. Опять же, заменить форму, переформировать, может быть… И какой дурак в такой ситуации будет сопротивляться?

С этим недоумением солдаты и разошлись — на учебу, на стрельбы, на отдых…

Центром оперативной информации стал КПП, где солдаты, несшие дежурство, слушали радио. Советский Союз, как назло, передавал «Лебединое озеро», которое никак не соответствовало сегодняшнему настроению солдат и унтера. Поэтому настройка была мгновенно переведена на «Радио-Миг». Под «Smoke on the water» расчертили листик из унтерского блокнота, достали кости и, благословясь, начали партию в американский покер.

Около одиннадцати утра передали, что советские уже в Бахчисарае.

В глазах проигравшего в пух и прах рядового Костюченко затеплилась надежда.

— Вот сейчас здесь будут… — сказал он. — И не доиграем…

— Бросай, — рядовой Хесс подтолкнул ему стаканчик с костями. — Меньше работай языком, больше руками.

Время шло, а надежды Костюченко не оправдывались. Он уже был должен Хессу тридцать четыре тичи, Смирнову — восемь и Андронаки — двенадцать с половиной, когда на дороге, петляющей между холмами, показалась голова советской танковой колонны.

Быстрее танков в батальоне оказались советские БМД, ехавшие от Лакки. Свернув с дороги, машины начали окружать базу. Из люков выскакивали «голубые береты» и, рассыпаясь цепью, двигались к батальону короткими перебежками, время от времени залегая с оружием.

— Чего это они? — удивился Костюченко.

— Ты не отвлекайся, ты бросай.

Момент был драматический. После двух бросков у Костюченко имелась на руках пара шестерок. Столбики пар и троек уже полностью закрылись, спасти рядового могло только каре.

Костюченко принялся сосредоточенно громыхать костями в стаканчике.

— Паркинсон, — буркнул Хесс.

— Нервная дрожь, — поправил его Андронаки.

Костюченко шмякнул стаканчик донышком вверх, затаил дыхание, открыл кости…

— Ты гляди — покер! — поразился Новак.

Рык БМД приблизился и замер метрах в двадцати от КПП.

— Эй, на посту! — раздался крик со стороны советских. — Выходи по одному без оружия! Считаю до десяти, потом открываю огонь на поражение!

— Серьезные парни, — по-английски сказал Хесс.

— Раз… Два…

Новак, не вынимая сигары изо рта, вышел с поднятыми руками. За ним — Хесс, Андронаки, Смирнов и Костюченко.

От цепи БМД шло человек десять «голубых беретов».

— Не забудь, Костюк, с тебя сорок, — сказал Смирнов.

— А в пересчете на рубли? — тихо спросил Костюченко.

— Shut up![124] — рыкнул Новак.

***

В изысканном языке Парижа, в пряных диалектах Лангедока и Гаскони, в подсоленном наречии Бретани и Нормандии насчитывается около шестисот слов, оборотов и выражений, которыми обозначается самая древняя из игр и те части тела, которые принимают в ней участие. И это кое-что говорит о французах.

В русском языке есть столько же, а то и больше выражений для обозначения выпивки, связанных с ней ритуалов и ее последствий. И это кое-что говорит о русских.

Русский человек не просто выпивает, он может принять, а может и врезать, может клюкнуть, а может дерябнуть, может хлопнуть, тяпнуть, дернуть, вздрогнуть, поддать, двинуть, вздрызнуть, опрокинуть, навернуть, бахнуть, выкушать, дербалызнуть, вжарить, хряцнуть, забухать, может на этом остановиться или напиться вдрызг, нажраться в дупель, набраться в стельку, накушаться в хлам, нализаться в дребадан, насосаться в пень, намазаться в сосиску, в полено, вусмерть, до ушей, до чертиков, до квадратных глаз, до зеленых веников, как зюзя, как падла, как сорок тысяч братьев, а поутру поправиться, похмелиться, заполировать или опять же принять…

Планируя праздник «Весна», спортсмены из Минобороны не учли одной особенности, вообще характерной для русских праздников — что военных, что спортивных. А может, чрезмерно положились на буржуазную умеренность Крыма. Зря они на нее положились. Население Острова, будучи на 30 % не русским, в отношении выпивки являлось русским поголовно. Пили не так чтобы много, но со смаком. 15 % национального дохода составляло виноделие — так отчего бы и не пить?

И вот советский солдат, целенаправленно год-полтора выдержанный «всухую», дорвался до гигантских бесплатных запасов качественного пойла. Налетай, братва!

И нужно признать, как это ни обидно, что советские офицеры порой тоже оказывались далеко не на высоте…

— Где Помазуев и Гречкосий? — в сорок первый раз спрашивал у капитана Оганесова майор Беляев.

Капитан Оганесов, замначальника штаба, пожимал плечами. Два комбата растворились, исчезли в туманной дали, сгинули в неизвестном направлении, и следы их были смыты прибрежной волной (поэтическая метафора).

Майор Беляев матюкнулся. Очень трудно командовать людьми, которые тебе в отцы годятся. Особенно трудно, если они на все уже забили хрен и хотят только одного: чтобы их оставили в покое.

— Сидят опять, нажираются в каком-нибудь кабаке! — ярился он. — Найди их, Леня, Бога ради!

Найди — легче сказать, чем сделать. В насквозь просоленной Евпатории приезжий и местный народ испытывал постоянную жажду и удовлетворял ее в небольших барах, винных погребах, открытых кафе, ресторанах и у себя на дому. Заведения питейного характера располагались на каждом первом углу, а питейно-увеселительного — на каждом втором. В этой ситуации майоры Помазуев и Гречкосий уподоблялись иголке в стогу сена, ибо зайти они могли в любое из этих заведений, а уж если они куда заходили, то оставались там до тех пор, пока их не выносили.

Освещая проблемы майора Беляева в Евангельской терминологии, можно сказать: майор был молодым вином, влитым в старые мехи. Амбитный и нестарый майор Валентин Беляев и несколько таких же амбитных, нестарых капитанов и лейтенантов прямо со скамьи попали в 161-й полк — кто из училища, кто из Академии — заменив собой комполка, одного комбата и нескольких ротных, ушедших на пенсию.

В ближайшие годы такая же судьба ждала и остальных командиров подразделений. Но пока возрастной разрыв между старыми и новыми офицерами составлял пятнадцать-двадцать лет. Generation gap[125]. Обычно в армии смена поколений идет как-то плавно, но раз на раз не приходится… В 161-ом полку она произошла резко. Результатом этого был раздрай в работе: старики обижались на «пацанов», по-черному завидовали их здоровью, энергии и перспективам, «молодые львы» упрекали стариков в косности, безделии и откровенном пьянстве. Взять, к примеру, начштаба. Майор Жохов не просыхал бы круглые сутки, если бы человеку не требовалось определенное время на сон. А так он не просыхал в сутки только 16 часов. Поэтому Беляев сбагрил его местному комдиву, чтобы не путался под ногами.

Раз уж мы коснулись темы «зеленого змия» вплотную, то можно приоткрыть завесу над тайной исчезновения комбатов Помазуева и Гречкосия. Комбаты находились на улице Святого Креста в кабачке «Приют alkoholikoff», принадлежащем Жоржу Александриди, поручику запаса, ветерану турецкой кампании, большому гурману и безбожному вралю. Правда, врал Жорж не по всякому поводу, а лишь относительно войны с турками. Все постоянные посетители «Приюта» знали его байки наизусть и делили на восемь. Поэтому на две новые жертвы хозяин накинулся с особым рвением.

Александриди усадил комбатов за лучший столик, налил им вина собственного изготовления, трехлетней выдержки, поставил по блюду с запеченной в тесте форелью и завязал непринужденный мужской разговор…

А Жоржево вино — и это знает каждый завсегдатай — обладает особыми свойствами. Подают его в трехпинтовых кувшинах и пьется оно, как вода. После первой пинты у тебя поет душа, после второй — звенит в ушах, после третьей ты хочешь пойти в туалет и обнаруживаешь, что ноги тебя не слушаются…

Ничтоже сумняшеся, под форель да под мужские беседы Помазуев и Гречкосий осушили по три пинты…

— Са ира, господа! — разглагольствовал Жорж. — И представьте себе: закончился минометный обстрел, мои ребята лежат, как трава, в живых осталось нас двое: я и Тимоти из Михайловки. И как раз на мой участок прется не меньше роты турок. Ах вы, бастарди, скорпиос, вы думаете, Александриди побежит? Йоу, факимада, он не побежит! И я ложусь за пулемет, а вторым номером у меня — Тимоти из Михайловки…

— М-молоток, Жорка! — Помазуев хлопнул своего гостеприимного хозяина по плечу. — Ты м-молоток… Хочешь, я тебя к себе ротным возьму? Ничего, что ты белый… Ты по сути, по духу наш парень. Не то что Ленька Оганесов, едри его мать… Он меня будет учить? — По тону было видно, что эта тема задевает Помазуева за живое. — Молоко на губах не обсохло, армяшка хренов! Я лучше вот Жорку к себе в ротные возьму!

— Но я же не умею прыгать с парашютом… — засмущался Александриди.

— Эт ничего! — утешил его Гречкосий. — Не умеешь — научим. Не хочешь — заставим.

— Спасибо. — Жорж искренне пожал обоим гостям руки. — Спасибо!

— …Ну, и хрен с ними, — сказал Беляев, в очередной раз услышав, что поиски оказались безрезультатными. — Андрюшко, отправляйся с батальоном на Северную базу, в Суворовское, роты Пуртова и Агафонова пускай едут в этот… как его… — он взглянул на карту, — Кымыл-Мурун. Я остаюсь здесь, первый батальон со мной, Кобиков, третий батальон — на Восточную базу. Если кто-нибудь случайно найдет комбатов — ко мне обоих.

***

Вы видели высадку 805-го отдельного батальона плавающих танков на морской пляж?

Как, вы не видели высадки 805-го отдельного батальона плавающих танков на морской пляж?

Вы не видели, как тяжелые плосколобые амфибии с мощным плеском скользят в волнах? Вы не видели их медленного движения среди бурунов, влажного блеска их поплавков, их неумолимого приближения, их гиппопотамьей грации, вы не слышали их первобытного рокота в шуме волн?

Ну, тогда ничего вы не знаете о том, что такое танковый десант…

Это напоминает массовую высадку морских черепах на Сейшельских островах, когда большие древние твари выбираются из моря на сушу, чтобы спариться и отложить яйца. К слову, сбрасывание танками поплавков здорово напоминало этот процесс. Половина населения Керчи столпилась на набережной, наблюдая, как, подобно морпехам дядьки Черномора, танки выкатываются на пляж, троща гусеницами гальку, скидывают поплавки, выстраиваются в линию и едут в город…

— Какое зрелище, сигим-са-фак! — восхитился прапорщик Дементьев, наливая стопку водки прапорщику Андрощуку.

— Это да, — согласился Андрощук. — А потому что это армия! И порядок знают. Будем, — он поднял стопку.

— Будем! — чокнулся прапорщик Дементьев.

— Ты думаешь, — Андрощук выдохнул и закусил бутербродом с красной рыбой, — думаешь, мы бы так не смогли? Смогли-и-и бы, и еще как! Делов-то…

— А вот мы в турецкую…

— Что вы в турецкую? — скривился Андрощук. — Воевали они… «Мы пахали», мля…

— Господин офицер! — Дементьев погрозил пальцем и налил еще водки, — Я вас попрошу!

— Да какой я, к херам, офицер, — вздохнул Андрощук. — Был бы я офицер…

— Но вы же прапорщик? — не понял Дементьев.

— Так и не офицер же…

— Разве в советской армии прапорщик — не офицерское звание? — удивился Дементьев.

— Да где там… А у вас что, офицерское?

— Конечно! — развел руками Дементьев. — Я, например, офицер запаса. Прапорщик…

— Везет, — загрустил Андрощук.

Как видите, интеграция в Общую Судьбу кое-где протекала очень мирно. Особенно мирно она протекала в баре «Stopka», где хозяином, а по случаю кризиса и барменом был Николай Дементьев, прапорщик резерва Вооруженных Сил Юга России, а гостем и почетным посетителем — прапорщик Советской Армии Юрий Андрощук.

Старшина в 222-м танковом полку, Андрощук еще накануне отпраздновал успех мирного воссоединения, и весь путь на десантном корабле промучился жестоким похмельем. Заначку он сделать не успел, взять было негде, пришлось терпеть до самого Крыма.

Но уж в Крыму машина прапорщика Андрощука уехала не дальше первой же вывески с тремя заветными буквами: BAR. Это слово было написано более мелким шрифтом, чем название STOPKA, но Андрощуку в глаза бросилось именно оно.

— Стоп! — приказал он водителю. — Мне это… Отлить надо. Ты езжай, я вас потом догоню…

Таким образом прапорщик Андрощук встретился с прапорщиком Дементьевым, в очередной раз подтвердив истину, что только гора с горой не сходится, а человек с человеком — всегда пожалуйста…

Или вот вам пример полковника Агафонова и полковника Ордынцева. Притом, что один был советским полковником, а второй — крымским, оба довольно легко нашли общий язык. Конечно, беседа протекала не столь неформально, как в баре «Stopka», но вполне интеллигентно.

Полковник Ордынцев находился, как и все крымские военные, под арестом. Не желая эксцессов, Агафонов оставил дроздовцев в их казармах и, в противоположность некоторым другим советским командирам, не стал «завинчивать гайки». Тем более что ему как добросовестному офицеру, были симпатичны такие же добросовестные офицеры — полковник Ордынцев в частности. Поэтому он рассудил, что взять крымского комбрига с собой — хорошая идея. Полдня они таскались по всем расположениям подразделений бригады, а за полдень сели пообедать в придорожной закусочной — достаточно просторной, чтобы вместить штаб полка, прохладной и приятной.

Ордынцев испытывал двоякие чувства. С одной стороны, в эту дешевую пиццерию он зашел бы, только если бы очень проголодался — обилие острого кетчупа гарантировало изжогу. С другой стороны, ему импонировала скромность полковника — в его положении (Ордынцев полностью отдавал себе в этом отчет) он мог бы зайти в любой, самый шикарный ресторан города и угоститься на любую сумму. Но нет — он выбрал дешевую пиццерию, весьма умеренно поел и выпил только безалкогольного пива, да еще и взялся за кошелек — расплатиться ему хозяин, конечно, не дал, что вы, как можно — брать деньги с советских офицеров! — но уже намерение само по себе много значило.

Получив заказ — пропадай, печень! — Ордынцев и Агафонов возобновили разговор о сравнительных достоинствах танков «Витязь» и «Т-72». Сошлись на том, что у «Т-72» больше дальность прямого выстрела, зато на «Витязе» мощнее броня, что повышает шансы в ближнем бою. Потом перешли на организацию. Ордынцев настаивал на преимуществах бригадной, и Агафонов спорил только для порядка: преимущества ему были очевидны. И не только бригадной организации — всего крымского образа жизни. Но здесь же, за этим столом, сидел полковой замполит подполковник Щусев, здесь же надулся, как мышь на крупу, командир отдельного 805-го батальона плавающих танков майор Бабик, крайне недовольный тем, что его отдали в подчинение Агафонову — при них распускать язык было чревато, поэтому Агафонов приналег на пиццу, а разглагольствовал в основном Ордынцев.

К тому времени, как полковники и их «свита» покинули пиццерию, прапорщик Андрощук окончательно лишился возможности уйти из бара «Stopka» своими ногами. Опираясь грудью на стойку бара, он изливал Дементьеву душу, жалуясь на нелегкую долю советских прапорщиков. К излияниям прислушивался еще один посетитель — среднего роста крепкий мужчина под сорок, явно ближневосточной наружности. По мелочам он не разменивался — купил сразу бутылку водки (которую Андрощук презрительно охарактеризовал как «чекушку») и пил маленькими порциями.

— Рʼшите прʼставиться… — заметил его советский недоофицер, — Юрий Андрʼщук, прʼщик!

— Очень приятно, — сдержанно ответил клиент. — Марк Фельдман.

— Это ничего… — милостиво кивнул Андрощук. — Евреи — тоже нормальные ребята. У мʼня один кэʼндир отʼления был… Еврей… А-атличный парень! Н-ничего не имею против.

— Я рад. — Марк Фельдман незаметно показал кулак Дементьеву, который собирался что-то вставить.

— А вот еще был двухʼдичник Жорка Ярош… тоже еврей… Так он про меня стишок сочинил, гаденок… «Вот какой-то прапорщук Андрощук… Банку водки в уголок поволок… — процитировал он. — Хочет он скорей набраться и тотчас с полка съебаться…» А тоже еврей! П-поросенок… Я, блядь, тридцать лет в армии! А он — стишок… Так что и евреибывают… да-а…

Плюнув таким образом в душу Фельдману, Андрощук выпил еще одну «граммульку», которая оказалась роковой: он заснул мертвецким сном на табурете у стойки.

Полковник Агафонов, которому доложили о таинственном исчезновении прапорщика Андрощука, послал по барам наряд патруля, налетевший на надпись «закрыто» — Дементьев, потеряв собеседника и не предвидя других посетителей, решил устроить себе выходной. Часа через три он собирался вернуться и посмотреть, не пришел ли в себя Андрощук, удобно размещенный на раскладушке в подсобке, где сам Дементьев ночевал порой, когда тащиться домой ему было лень.

***

Эта церковь называлась в обиходе «Святой Себастьян на скалах». Она действительно стояла на скалах, венчая невысокую горку. У подножия этой горки дорога троилась: одна трасса вела в близкую Качу, другая сворачивала к Бахчисараю, третья следовала береговой линии — до станицы Николаевской.

Верещагин не поехал ни по первой, ни по второй, ни по третьей. Он свернул на узкую двухполоску, которая двумя изгибами поднималась к храму.

— Я думала, мы поедем в магистрат, — робко сказала Тамара.

— В церкви брак зарегистрирует сам отец Андрей. Я договорился.

Он припарковал машину на небольшой площадке между церковной оградой и старым серым «турбосуздалем» — наверное, священника.

— Я не это имела в виду, — сказала Тамара. — Я думала, мы говорили о гражданском браке.

— Мы говорили о браке. Тэмми, что тебя смущает? Что это католический храм? Ну прости меня — я никого из православных священников не знаю настолько коротко, чтобы договориться о венчании за полчаса. Ты ведь ни о чем меня не спросила. Или ты не подозревала, что два года встречаешься с католиком?

— Да перестань, я вовсе не об этом…

— А о чем? — Он вышел из машины. — Тэмми, времени очень мало…

Тамара посмотрела ему в глаза, потом сама вышла из машины.

— Исповедь и причастие, так? — спросила она. — Тебе нужно исповедоваться и причаститься. А исповедуясь, ты будешь называть то, что между нами было, «грехом» и «блудом».

— Я буду называть вещи своими именами. Я с самого начала хотел называть это браком, но что было, то было — ничего не изменишь. Что с тобой? Ты ведь согласилась быть мне женой — пойдем!

Тамара сама не знала, что с ней. Воздух был напоен угрозой, хотя ожидание наконец-то разрешилось: Остров занимали советские войска. Что происходит с армией — неизвестно. Что будет с ними — неизвестно. И вдруг — Арт требует от нее обязательства. Неразрывного, на всю жизнь. Все два года он зудел о свадьбе, и все два года она боялась этого слова, потому что для него, опоздавшего родиться самое меньшее на сотню лет, это слово означало — навсегда, как смерть. Тамару дергало при мысли о том, что она будет на всю жизнь приговорена к одному мужчине. Пусть даже к такому славному.

— На что ты решился, Арт? — спросила она. — Что ты будешь делать? Брак, исповедь и причастие — ты что, помирать собрался?

Верещагин усмехнулся:

— Первое, что слышит новичок в армии — «Вы что, собираетесь жить вечно?» Я не исключаю никакой возможности, Тэмми.

Она скривила губы, сама не зная почему.

— Боишься попасть в ад? Твой Боженька не простит тебя за то, что ты меня любил без его разрешения?

Он сжал губы, отвернул лицо к морю, вдыхая горьковатый ветер. Тамара видела, что ему больно, но ничего не могла с собой поделать — ей тоже было больно! Столько времени — и вдруг выясняется, что для него все это было грязью. Почему он молчал об этом вчера, когда трахал ее в «Шератоне»? Лицемер…

— Я не пойму, что с тобой, — почти жалобно сказал он. — Объясни мне, прошу тебя.

— Что со мной? То, что ты черт знает что себе напридумал и ведешь себя как последний кретин — вот, что со мной! Тебе вчера проболтались о вторжении и ты вообразил себя чуть ли не мучеником, решил доделать все свои дела и отправляться умирать с чистой совестью. Проснись, Арт — это не двадцатый год, никто не будет нас убивать! Может быть, ты прав и нам не дадут остаться в армии — но кто сказал, что нам не дадут жить?

— Тэм, я два года проедал тебе голову тем, что хочу взять тебя в жены. Вчера ты дала мне согласие. Сегодня ты почему-то взялась упираться. Это я должен спрашивать: что за муха тебя укусила?

— То, что было между нами — это не грех! И не грязь! Я тебя любила и люблю, и мне плевать, что думают по этому поводу Курия и лично Папа Римский.

— Если это любовь — то почему ты не можешь засвидетельствовать ее перед алтарем, здесь и сейчас?

— Потому что знаю тебя как облупленного! Знаю, как ты к этому отнесешься — тебе же в детстве вбили в голову, что брак — это на всю жизнь, что жена да убоится мужа… Скажи, неужели ты чувствуешь себя таким никчемным, что тебе нужна женщина, которая тебя боится?

— Там же сказано, что муж должен возлюбить жену, как Христос Церковь, и отдать себя за нее. Скажи, неужели тебе нужен мужчина, не готовый отдать себя за тебя?

— Да. Я свободный человек, и мне не нужны никакие жертвы ради меня. Ни от кого.

— Что же ты имела в виду, когда соглашалась выйти за меня замуж?

— Нормальный гражданский брак, без этих ваших католических прибабахов! Союз двух свободных и независимых людей.

Верещагин немного покусал губы, а потом спросил:

— С каких это пор, вступая в какой-либо союз, можно остаться независимым? Если кто-то заключает союз, желая остаться независимым, это значит… — Он посмотрел на дорогу, откуда уже давно доносился звучный рокот моторов и траков: в Бахчисарай следовала какая-то парашютно-десантная часть. — Это значит, он собирается предать, — тихо, но твердо закончил Арт.

— Послушай, милый, не строй из себя тургеневскую девушку и не кидайся красивыми словами. Если твоя свобода тебе не дорога — это твое дело, но я не собираюсь давать тебе возможностей для морального шантажа. Я не хочу ручаться за себя на всю жизнь, а потом терзаться комплексом вины из-за того, что ты подашься в монахи.

— Иными словами, ты намерена изменить мне, едва отыщется более достойная кандидатура, и заключить брак уже с ним. А если и после него подыщется более достойный — то с ним. И da capo[126]. Каждый раз заключая в магистрате новый союз свободных и независимых людей.

— Арт, не говори гадостей! Почему ты все доводишь до абсурда? Ты два года понимал, что между нами грех — и с эрекцией тем не менее все у тебя было нормально. Скажи, что изменится в принципе, если мы заключим гражданский брак?

— Ничего. Тэмми, ты два года не хотела брать на себя никаких обязательств из страха, что семейная жизнь разрушит твою армейскую карьеру. Вот — твоя армейская карьера разрушена. А ты как будто до сих пор думаешь, что можно быть немножко беременной: любить, но с оглядкой по сторонам. Да, два года я уступал тебе. Я был слаб. Но сейчас быть слабым — слишком большая роскошь для меня. Я нужен себе весь, целиком, я не могу оторвать для тебя ни кусочка — только предложить себя всего. Ни больше ни меньше. Если ты не готова принять меня всего здесь, перед Богом — значит, ты ничего не получишь.

— Ну хорошо, — устало сказала она. — В таком случае… Пошел ты знаешь куда, святоша!

— Я пойду туда, — Артем показал на двери храма. — Один или с тобой. Понимаешь, есть черта, за которой компромисс невозможен. И мы к ней подошли.

— Двигай, — сказала Тамара, еле сдерживая злые слезы.

— Не мучай себя и меня. Пойдем. — Он протянул руку.

Она сорвала с пальца кольцо и сунула ему в ладонь.

— Розарий в бардачке не забыл? — Ей хотелось подыскать слова пообидней и позлей, а они все не шли на ум. — Будешь целовать пять ран Иисуса — поцелуй одну и за меня.

— Тэмми, я никогда не бил женщин и не собираюсь начинать с тебя.

— Рыцари, которыми ты так восхищаешься, женщин бить не стеснялись. Давай, чего уж там. Будь наконец-то искренним, покажи на деле, чего стоит твоя любовь. Господи, да ты же все время смотрел на меня как на половую тряпку — чем я думала, когда связалась с тобой? Тебе на меня наплевать, лишь бы душенька была чиста.

— Нет, Тэмми. Похоже, что дело обстоит наоборот: это тебе на меня наплевать — лишь бы подружки по эскадрилье не сочли твое замужество изменой вашему оголтелому феминизму.

— Иди. Иди в свою богомольню, видеть тебя больше не хочу.

— Подожди меня здесь. Это минут пятнадцать — я отвезу тебя обратно в Севастополь.

— Премного благодарна! До Качи я отсюда прекрасно дойду пешком.

— Не делай еще одной глупости. Тебе совершенно ни к чему в Качу. Ты не знаешь, что там происходит. Подожди меня, я отвезу тебя к матери.

— Опять твои идиотские фантазии? Ну, посижу я месяцок-другой под арестом в компании подружек — тебе-то что до этого, раз я тебе никто?

— Ты так уверена, что все ограничится сидением под арестом?

— Да, факимада, уверена! А хоть бы и не так — ты же собрался в свой полк?

— Я офицер.

— А я что, хвост собачий?

— Я мужчина.

— И гордись этим, раз такой дурак.

— Тэмми. Любимая. Я тебя очень прошу. Я тебя умоляю. Дай мне отвезти тебя к матери — хотя бы до завтрашнего вечера, до конца своего отпуска.

— Не называй меня любимой. Я тебе никто.

Ни слова больше не говоря, он повернулся и открыл дверь храма. Закрывать ее за собой не стал — Тамара видела, как он преклонил колени перед Святыми Дарами, а потом сел на скамью, сплетя пальцы в замок и упираясь в них лбом. Упертый цыганчук. Она знала, что он не оглянется, — но если она сделает хоть шаг, то ее длинная тень заползет в храм первой и ляжет у его ног. Прочь. У нее, черт возьми, тоже есть гордость. Может быть, она дала бы уломать себя — если бы он бросился следом и умолял. Она ведь едва не сдалась на его мольбу. Невероятно: взрослый, самостоятельный человек, офицер — и ведет себя как школьник, обчитавшийся рыцарских романов. Идиотизм.

Она обошла «хайлендер» — и только сейчас разглядела над входом в храм, в нише, фигуру святого. Прекрасный и почти нагой, привязанный к столбу и пронзенный стрелами, — он смотрел вверх и улыбался сквозь муку. Статуя была выполнена в современной манере — не в той, классической, которая всегда раздражала Тамару благостным бесстрастием мученических лиц и картинным положением тел — скульптор передал и судорогу боли, и то непроизвольное стремление сжаться, уменьшиться, которое возникает под прицелом, — но эта судорога и это стремление были преодолены победительной улыбкой и движением как бы вперед, навстречу стрелам. Тамара вздрогнула.

А ведь он тоже был солдатом, вспомнила она. Даже офицером. Центурионом, кажется. Ага, ротным. И свои же ребята, небось, его и расстреляли. Еще один идиот. Религия идиотов и мазохистов. Получай от своего Бога по морде и улыбайся. Как нам втирал в реальном этот старый маразматик отец Даниил — «Если страдаешь за дело — кайся, если страдаешь безвинно — радуйся». Ненавижу. Лицемеры и рабы.

Она резко развернулась к дверям храма спиной и, глотая слезы, зашагала по дороге вниз — навстречу своей свободе.

***

Утро было ветреным. Вдоль по Слащева стелился белый вихрь: облетала черешня. Надувной Рональд Макдональд рвался с привязей под треск флагов. Недавно открытая американская закусочная блестела, как операционное отделение Бахчисарайской земской больницы.

Он нашел там почти весь свой «клуб самоубийц».

— Ну, наконец-то! — сказал Князь. — «Макдональдс» окупил себя на год вперед — столько мы тут сожрали, пока ждали тебя… Не мог назначить в приличном месте…

— А мне что-нибудь оставили? У меня есть совершенно нечего, а все закрыто.

— Травись. — Князь толкнул к нему по столу пакет.

Арт, не глядя, подхватил его и махнул рукой:

— Пошли.

Советских солдат не было видно — в этой окраинной забегаловке спиртного не подавали. На том и строился расчет.

Они расселись по машинам — четверо — к Верещагину, трое — к Князю. Один должен был подъехать прямо на квартиру.

Советская колонна БМД попалась им на площади Победы — колонна стояла, впереди была пробка. Кажется, задержка в пути не расстраивала никого, кроме раскаленного докрасна городового. Ругаясь и время от времени свистя, он пытался рассредоточить затор. Советские десантники — ошарашенно-веселые мальчишки — курили и общались, сидя на броне машин. С одной из БМД несся звон гитары и песня про новый поворот. Песню пели большим хором, состоящим из десантников и крымцев… Артем посигналил Князю, чтобы тот сдал назад, завертел руль и под всеобщее неодобрение объехал пробку по тротуару.

— Вот! Новый поворот! И мотор ревет! — орали вокруг машины, — Что он нам несет?! Пропасть или взлет?! Омут или брод?! Ты не разберешшь! Пока не повернешшь! За па-а-ва-а-рот!

Артем вырулил за поворот, отгородившись стеклом от советского шлягера. Греческий квартал словно вымер — все побежали в центр, на Севастопольскую улицу, смотреть на проход советских войск.

…Зайдя в квартиру, Верещагин достал что-то из кармана джинсов и небрежно положил на книжную полку (они были даже в прихожей).

— Царица? — тихо спросил Князь.

— Заткнись, Гия. Давайте садиться, господа. Шэм, запри дверь. Извините за недостаточное количество посадочных мест, на такой кворум квартира не рассчитана. Берите подушки с дивана и рассаживайтесь на полу, кто хочет.

— Может, сначала дождемся гостя?

Верещагин посмотрел на часы, взял с полки кистевой эспандер. Козырев полез в холодильник.

— Кэп, я смотрю, у вас яйца есть… — начал Козырев. — Что вы ржете, сигим-са-фак?

— Это истерика. — Верещагин сам с трудом удерживал смех под контролем. — Есть, Володя, есть.

— В холодильнике! — на хохочущее офицерство это подействовало совсем деморализующе. — Три яйца, черт вас возьми, похабники! Капитан, можно их сварить?

— Ты же из «Макдональдса», — удивился Верещагин.

— Он «бургеров» не ест, фигуру бережет, — пояснил отсмеявшийся Томилин. — Боится лошадке Басманова хребет сломать…

— Этой корове сломаешь, — весело отозвался Козырев. — Ненавижу Вронского, между прочим, с гимназии. Ляд с ней, с Анной, но зачем коня угробил? Хочешь быть жокеем — не разъедайся… Как вы думаете, кэп, скачки в субботу состоятся?

— Думаю, нет, — сказал Арт. — Ни при каком раскладе. Бери яйца, Володя.

— Хотел бы я, кэп, как вы — жрать всякую дрянь и не набирать веса, — с некоторой завистью сказал Козырев, глядя, как Артем достает из пакета двойной чизбургер.

— Альпинизм сохранению фигуры способствует. Когда я вернулся с К-2, я мог снять джинсы, не расстегивая…

— Шамиль еще страшнее выглядел, — сказал Даничев. — Они у него держались, по-моему, на одном энтузиазме.

— Они держались на моем унтер-офицерском достоинстве. Что вы хотите, две недели на одном бульоне. А йогурт! Как я с тех пор ненавижу йогурты!

— Да, видок у тебя был… — покачал головой Даничев.

— А что это за история? — спросил Козырев. — При чем тут бульоны и йогурты?

— История жестокая. — Томилин почесал подбородок, который вечно выглядел небритым. — Сидим мы, значит, в штурмовом лагере — я и Князь — а Арт и унтер Сандыбеков выходят на штурм вершины. Часов в одиннадцать они на связи: есть вершина. Нам с Князем, понятное дело, тоже хочется, но пока штурмовая связка не вернулась, выходить нельзя. Значит, сидим и ждем. Ближе к трем видим обоих: идут по гребню, там были провешены перила… Дальше ты сам рассказывай. Что там у вас случилось?

— Перетерлась веревка, — спокойно сказал Верещагин. — Первым слетел я, вторым — Шэм. А там не вертикальная стена была, а такими ступеньками, с углом наклона, чтобы не соврать, градусов пятьдесят, и постепенно уменьшалось где-то до десяти градусов, и уже под таким уклоном площадочка длиной ярдов в сорок обрывается в пропасть. Тысяча футов вниз. И вот мы с Шэмом, связанные одной веревкой, считаем эти ступенечки, причем он считает головой.

— Челюстью, кэп, челюстью…

— А я думаю, успеем мы остановиться на этой площадочке внизу или так и проедем по ней до обрыва… А снег там плотный. Слежавшийся… И вот я скольжу, на ходу переворачиваюсь лицом вниз, зарубаюсь передними зубьями «кошек» и руками цепляюсь, как могу… Ногу я сломал, когда падал, но как подумаешь про эту тысячу футов — упираешься и ею, жить-то хочется… Короче, не доехали мы до края, затормозили. Шэм лежит и не двигается. Я думаю — живой? А подползти посмотреть — сил нет. И тут унтер поднимает голову, выплевывает на снег кучку зубов и хрипит: «Сколько»? Я говорю: «Восемь». — «Факимада, четыреста тичей!» — стонет Шэм и теряет сознание.

— Я этого не помню, — сказал Шэм. — По-моему, сэр, вы сочиняете. У меня и так с математикой плохо, а после такого падения все мозги были набекрень.

— А может, встали на место? — спросил Князь. — Ты вообще на редкость разумно действовал тогда. Я даже удивился.

Козырев не знал об одной шероховатости, которая была между Шэмом и Князем.

— Шамиль меня вытащил, — ответил Артем на незаданный вопрос. — Отдал свой ботинок, себе взял мой, треснувший… Его ботинок сработал как шина, так что он сумел впереть меня на гребень… А дальше мы ковырялись как-то, пока не подошли Князь и Том.

— Вы чертовы самоубийцы, — покачал головой Козырев.

— Кто бы говорил, — сказал Князь. — Смотрел я твою скачку на Кубок Крыма. Сколько ребер ты сломал, два?

— Три и трещина в грудине. Два я сломал на Кубке Рождества.

— Бойцы вспоминают минувшие дни, — сказал Артем. — Твои яйца сварились, Володя. Шамиль, Сидорук, что там у нас в батальоне?

— Наших согнали на футбольное поле в учебно-тренировочный комплекс…

— У советских поразительное пристрастие к спортивным сооружениям, — отметил Томилин.

— Их легко использовать и охранять, — пожал плечами Верещагин. — Это еще Пиночету нравилось. Главное — чтобы Новак сделал свое дело. Александру Владимировичу нужен будет тактический центр…

— А телевышка, судя по передачам, еще не занята, — заметил Козырев. — Они гоняются за фургонами ТВ-Мига, но пока не сообразили отключить трансляцию.

— Паршиво будет, если мы влезем туда как раз одновременно с ними. Или если они нас обгонят, — сказал Берлиани. — А техники? Ты думаешь, мы сами сможем запустить в эфир это дело?

— Техники…

Верещагина перебил звонок в дверь.

— Ага, это, кажется, они…

Арт метнулся в прихожую. Князь потихоньку достал свою «беретту».

— Кто там?

— Простите, господа, мне нужен господин Верещагин. Это по поводу штурма южной стены Лхоцзе.

— И как же вы собираетесь штурмовать гору?

— Э-э… По восточному контрфорсу, — последовал ответ.

— Войдите. — Верещагин открыл замок.

На пороге стоял типичный керченский амбал (почему-то считалось, что самые здоровенные грузчики водятся в Керчи). Ростом под два метра и такого размаха в плечах, что Верещагин усомнился в возможностях своего дверного проема.

Как выяснилось, зря. Парень легко преодолел дверь, подал капитану лапищу, между пальцами которой была зажата офицерская книжка.

— Штабс-капитан Кашук. — Детинушка продублировал голосом то, что было написано в книжке. — Батальон связи спецвойск ОСВАГ.

Верещагин вернул амбалу книжку и пожал протянутую ладонь.

Князь убрал «пушку», остальные облегченно вздохнули.

— Капитан Верещагин, — представился хозяин квартиры. — Капитан Берлиани, штабс-капитан Хикс, прапорщик Даничев, подпоручик Козырев, поручик Томилин, младший унтер Сидорук, ефрейтор Миллер, старший унтер Сандыбеков.

— Очень приятно, господа. — Кашук умостился в кресло, которое до него занимал Верещагин. — Ну у вас и пароль. Ничего смешнее нельзя было придумать? Например, «У вас продается славянский шкаф»?

— Остроумно, — холодно сказал Верещагин.

— Вы получили кассету?

Верещагин пошуровал рукой в сумке, достал две запечатанные видеокассеты.

— «Empire Strikes Back», — удовлетворенно сказал Кашук. — А зачем вторая?

— Запасной вариант, — сказал Верещагин. — Для второй попытки, если у нас ничего не получится.

— А разве…

— Запас карман не тянет, господин штабс-капитан. К делу.

Кашук воздвигся во весь рост.

— Погодите, ваше благородие. Кажется, вы знаете больше меня…

— А вас это смущает?

— Смею вам заметить, что из всех присутствующих только я выполняю непосредственный приказ начальства. А вы все — привлеченные добровольцы.

Князь тоже поднялся. В ширину он не уступал ОСВАГовскому детинушке, хотя был на полголовы короче.

— Кто бы мы ни были, господин Кашук, — когда Князь волновался, в его голосе прорезались кавказские интонации, — мы тут соблюдаем воинскую субординацию. И подчиняемся капитану Верещагину. Поэтому не надо вести себя так, будто вы тут уполномочены руководить операцией. Вы — ценный, хотя и заменимый, технический специалист. Ваше сотрудничество играет большую, но не решающую роль.

— Осмелюсь добавить, — тихо сказал Верещагин (этот полушепот напоминал большинству присутствующих тихий шорох оползающего снега, который вот-вот перейдет в грохот лавины), — что сейчас мы менее всего заинтересованы в слепых исполнителях приказа. Здесь будут действовать только сознательные добровольцы… Я все сказал. Перейдем к делу или расходимся по домам?

— Как в восемнадцатом… — шепнул Даничев.

Да, подумал Верещагин, как в восемнадцатом. Бравые офицеры от безысходности лезут в бой и тянут за собой восторженных мальчиков, у которых офицерские погоны еще не успели залосниться на швах. Ну, точно как в восемнадцатом…

***

«Ужасы тоталитаризма» западный человек представляет себе убого. При слове «СССР» большинство западноевропейцев и американцев начинают воображать многомиллионные лагеря за колючей проволокой, сырые застенки КГБ, оснащенные по последнему слову палаческой техники, многочисленные патрули на улицах и вездесущих стукачей, одетых в плащи и непременные шапки-ушанки.

Изображения этих же самых ужасов они требуют и от писателей — от Яна Флеминга до Эдуарда Тополя. В результате даже те щелкоперы, которые приехали из «отечества свободного» активно разводят в своих книгах «развесистую клюкву», которую западники поглощают с превеликим удовольствием, искренне веря, что это и есть русское национальное блюдо.

Даже те, кто активно сочувствует советскому народу, угнетенному правящей верхушкой, и представляет себе одну шестую суши более объемно, иногда впадают в оторопь при столкновении с некоторыми явлениями советской действительности.

Многие социологи, политологи и психологи, изучавшие события, которые имели место в Крыму 1980 года, по своей западной наивности потрясались: отчего последовал социальный взрыв, ведь крымцы были готовы к аншлюсу и представляли себе его последствия!

Так прогрессивный европеец или американец, везя в СССР нелегальную литературу, готов быть схваченным КГБ и подвергнуться самым жестоким истязаниям, но не готов обнаружить в своем общепитовском супе таракана.

Что ты мне рассказываешь про концлагеря и психбольницы? Обо всем этом подавляющее число населения не знает и знать не желает. С таинственным и ужасным КГБ сталкивался едва ли каждый сотый советский гражданин. А вот ты поживи двадцать лет на восемнадцати квадратах с женой, детьми и тещей, сортир общий на 12 комнат, ты постой с пяти утра в очереди за маслом — «не больше пачки в одни руки». Ты приди 22 апреля на «субботник» и отработай полный рабочий день — «добровольно» и бесплатно. Бесплатно, парень, без кавычек, это не ошибка наборщика! Ты усвой, наконец, что ПИВА НЕТ. Пива нет, понимаешь?

Не понимаешь? Ну, тогда ни хрена ты не знаешь об ужасах тоталитаризма, а «Курьером» со статьей господина Лучникова можешь при случае вытереть зад. Потренируйся, потому что через две недели после счастливого воссоединения из твоей жизни исчезнет и туалетная бумага.

…Крымские егеря, в принципе, были готовы к тому, что их повяжут — «интернируют», как они выразились. Более или менее они были готовы к тому, что офицеров изолируют и запрут на гауптвахте. Скорее менее, чем более, они были готовы к тому, что им не позволят под честное слово остаться в казармах, а сгонят на огороженную сеткой футбольную площадку. Почти не готовы они были к тому, чтоб в течение ближайших суток обойтись без пищи и воды. И уж совсем они были не готовы к тому, что им не позволят удовлетворять одну из самых базовых человеческих потребностей в специально отведенном для этого месте. Проще говоря, им не позволят пройтись тридцать метров до сортира, устроенного в учебно-тренировочном комплексе, чтобы тренирующимся не пришлось бегать в казарму.

— Вас тут четыреста человек народу, — пояснил советский десантник унтеру Новаку, выдвинутому солдатско-унтерским составом в качестве парламентера. — А нас — сорок. Если каждого водить в сортир под конвоем, мы тут все ноги собьем. А воды вам и не надо: меньше будете ссать.

В ответ на предложение отпускать всех под честное слово советский лейтенант только рассмеялся и посоветовал оправляться на месте.

Крымцы были возмущены не столько оскорбительной сутью предложения, сколько выказанным недоверием. Ведь никто из них не собирался бежать, они согласны были примириться с изоляцией на этом пятачке, огороженном сеткой, с отсутствием пищи, с пренебрежительным обращением… Но недоверие их обижало. Разве присоединение к СССР не было доброй волей Крыма? Разве крымские форсиз в целом и егеря в частности проявили при сдаче хоть малейшие признаки экстремизма и конфронтации? Они полностью доверились советским солдатам — почему же те не хотят доверять им?

Новак прикинул обстановку. Дренажные люки представлялись единственным выходом из положения, но дело осложнялось солнечной погодой и постоянно увеличивающейся температурой. Скоро здесь просто будет нечем дышать.

— Петр… — обратился кто-то к Новаку. — Они не могут так поступать…

— Когда они входили в Чехословакию, — осклабился унтер, — они это делали прямо в подъездах. Дренажная система, по-моему, все-таки лучше.

Прогнозы унтера оправдались. Через час над стадионом распространилась неописуемая вонь, и Новак, как ему было ни горько, внес в это свою лепту, ибо деваться было некуда. Он, правда, на минуту подумал о том, чтоб отлить на столбик ограды, в самой непосредственной близости от сапог советского солдата, но отказался от этой мысли.

Некоторым утешением крымцам могло послужить то, что советские солдаты тоже не особо комплексовали. В их распоряжении был, правда, учебно-тренировочный сортир, но, поскольку было жарко, большинство десантников в неимоверных количествах поглощали пиво, которое через некоторое время требовало выхода. Посадочных мест в сортире было шесть, а желающих воспользоваться услугами заведения — гораздо больше. В результате стены из ракушечника скоро украсились живописными (хм!) потеками.

Новак сидел на горячем тартане, подстелив под себя куртку, и курил сигарету за сигаретой. Время от времени он окидывал поле взглядом и определял градус, до которого раскалилась людская масса. В тесноте, в жаре и вони эта масса довольно быстро приобрела характер критической. Под влиянием температуры шло броуновское движение умов. Новак криво улыбался: похоже, ротный прав. Еще немного — и они созреют. Как бы потом не пришлось сдерживать их, остужая самые горячие головы.

Его отделение гужевалось неподалеку. Четверо бывших караульных продолжало игру в кости, Вайль и Швыдкий слушали радио (тихонько, чтоб не привлечь внимания часовых), Вашуков лежал на спине и, похоже, спал, Ганжа и Искандаров принимали участие в оживленной дискуссии вокруг Идеи Общей Судьбы.

Новак еще раз окинул поле орлиным взглядом и углядел очаг начинающейся истерии. В руках товарищей по отделению Мясных и Меджиева бился рядовой Белоконь. Силовой захват и болевой захват не могли обездвижить и обеззвучить его полностью, так что он местами дергался и хрипел:

— Пустите, гады! Let me go, you bastards![127]

— Что случилось? — небрежно спросил Новак у коллеги, унтера Лейбовича.

— Этот кретин собирается лезть через забор и бежать в городок. Ему показалось, что он слышал там крик жены…

Сам Лейбович держался несколько напряженно.

— А он соображает, что его просто застрелят?

— Он сейчас ничего не соображает…

Сквозь толпишку, сгустившуюся уже довольно плотно, продрался рядовой Масх Али с пластиковым пакетом, полным воды из фонтанчика — один источник влаги тут все-таки был, слава Богу! И Халилова даже пропустили без очереди, узнав, что вода для обморочного приятеля. Пакет был вылит на голову Белоконя и тот притих. Осторожно и медленно егеря разжали руки, Белоконь опустился на колени и разрыдался.

— Хватит реветь, придурок, — процедил Новак. — Не у одного тебя там баба.

— Ага, — прохрипел Белоконь. — Ты свою вывез!

— Потому что был чуть-чуть умнее тебя.

Новак оглядел всех собравшихся.

— Вот так и будем тут торчать, пока нас всех не погрузят в вагоны и не отправят в Союз, да? Или кто-то еще верит в сказочку про то, что советские солдаты возьмут нас в переподготовку?

Он швырнул окурок на землю и смачно растоптал.

— Я видел, как они ведут себя. В шестьдесят восьмом. Тогда я от них убежал. Но больше бегать не собираюсь.

— А что ты собираешься, Новак? — заорал Лейбович. — Что ты собираешься, такой умный? Ну-ка просвети нас!

— Не ори, Сол. Пока вы ссали в дренажную систему, я взял один квадрат резины и положил на один дренажный люк. Ближе краю. И сел на него. После темноты можно будет поднять решетку и попытаться выйти наружу.

Солдаты переглянулись. Дренажная система выходила на крутую стену под автобаном. Высота была метров пять, при известной сноровке можно легко спуститься и в темноте.

— Все не выберутся, — после полуминутного молчания заметил ефрейтор Валинецкий.

— А всем ли надо выбираться? — оскалился Новак. — Может, кому-то и здесь неплохо? Может, кто-то на все готов ради Общей Судьбы?

— Хватит трепаться, чертов чех! Что ты собираешься делать?

— Поднять своих «нафталинщиков». И если ты, чертов поляк, пойдешь со мной, у нас будут целых два отделения… Захватим оружейный склад и вдарим по здешнему конвою. А в это время остальные начнут холитуй здесь…

— С чего ты взял, что «нафталин» поднимется?

— Вечером прозвучит «Красный пароль».

— Не засирай мне мозги! Кто его передаст?

— Капитан обещал мне, что вечером пройдет «Красный пароль».

— А как он это сделает? Он что, Господь Бог? — спросил какой-то рядовой из первой роты.

— Он — наш ротный, — ответил за Новака Искандаров. — Он сделает то, что обещал.

— Это война… — робко сказал кто-то из солдат.

— Война! — подтвердил Новак. — А ты думал, хрен собачий, что это пикник? A liʼl party on a sunny day?[128] Конечно, война. И нам придется воевать, если мы не хотим сгнить тут в своем дерьме… За каким шайтом вы записывались в армию, если не собирались воевать? Чтобы пощеголять в красивой форме?

— Офицеры, — напомнил Лейбович.

— Офицеры сейчас — мы. Ну, кто как? Или я бегу один?

— Не один. — Лейбович протянул ему руку. — Я вот что подумал: если «нафталинщики» откажутся идти, то и шут с ними. Мы прихватим парочку отделений отсюда и просто заберем у наших полуштатских оружие.

— Начинаем понемножку, с Богом… — Новак сверился с часами, — в половине десятого. Вернемся сюда я думаю… где-то в одиннадцать. Надо все продумать как следует. Кто идет, кто остается в команде прикрытия, как действовать, по какому сигналу…

— Тихо!!! — крикнул кто-то из рядовых. — Тихо!!! Они… Они убили полковника Чернока!

Лагерь всколыхнулся, люди сгрудились вокруг тех, у кого были приемники. Хозяева маленьких «Сони», «Панасоников», «Рапанов» и «Кенвудов», утаенных от конвоя, крутили настройку, стремясь поймать новости «Радио-Миг», идущие каждые полчаса. Полчаса висела напряженная тишина, лопнувшая потом яростными криками.

…Историки нового времени отсчитывают момент начала Крымской кампании с момента гибели Александра Чернока. Но это, естественно, всего лишь повод к войне. Так называемый «казус белли». Правда, есть версия, что тут не обошлось без вездесущих спецслужб — как ОСВАГ, так и КГБ. Но давайте оставим эти догадки авторам дешевых шпионских романов, жалким копировальщикам Яна Флеминга, Алистера Маклина, Фредерика Форсайта и Гривадия Горпожакса. Нас, господа, интересует истина…

***

«Rent-a-carport»[129] на окраине Бахчисарая. Артем бросил взгляд в зеркало заднего обзора, потом осмотрелся по сторонам. Пустынно и тихо. Отлично. Просто замечательно.

В глубине гаража стоял советский армейский «ГАЗ». Козырев присвистнул. Верещагин запрыгнул в кузов, запустил руку в глубь накрытого брезентом ящика, что-то звякнуло.

— Ну, и мы с собой кое-что принесли, — слегка обиженно сказал Князь.

— Этого даже у вас нет. — Арт вытащил автомат. — «АКС-74У».

— Я бы предпочел классическую модель. — Томилин принял из его рук оружие. — У этих и дальность, и точность прихрамывают.

— Они состоят на вооружении спецназа, — объяснил Верещагин.

— А мы — спецназ?

— Да.

— Час от часу не легче.

— А что еще там у тебя? — спросил Князь. — Набор лазерных мечей?

Следом на свет появилась аккуратная связка камуфляжной полевой формы.

— Группа спецназа ГРУ, — осматривая знаки различия, сказал Арт.

— Hellʼs teeth![130] — изумился Хикс. — Настоящая.

— Да, пожалуй… В сумке у меня, кстати, документы. Тоже настоящие…

— А чего вся такая обшарпанная? И ботинки стоптаны немного…

— Новенькая, с иголочки, обувь привлекла бы внимание, — снисходительно пояснил Кашук. — И форма, и обувь должны быть ношеными.

— Самое большое подозрение может возбудить знаете что? Что мы будем трезвыми.

— Дело, как говорится, поправимое.

— А это что — жвачка, чтоб не пахло изо рта? — Козырев заглянул в железный ящик. — Килограмма три. И взрыватели к ней. Вибрационные, радиоуправляемые, контактные, часовые…

— Bay! Пулемет!

— Гранат советских я здесь что-то не вижу…

Кашук воздел глаза к потолку.

— Вы хоть представляете себе, как было сложно обеспечить хотя бы это? — осведомился он.

— По гроб жизни будем благодарны ОСВАГ и вам лично… — елейным голосом сказал Князь.

— Быстрее переодеваемся, — перебил его Верещагин. — Если мы их опередим, возможно, удастся обойтись без драки.

— А мне как раз хочется подраться, — вздохнул Даничев.

— Капитан… — обиженно сказал Кашук.

— Старший лейтенант, с вашего позволения. В чем дело, прапорщик Кашук?

ОСВАГовец открыл рот, но забыл, что хотел сказать.

— Быстрее надевайте форму, прапорщик, — Верещагин снял рубашку. — У нас очень мало времени. Ваши трения с сержантом Берлиани должны закончиться здесь и сейчас. С этого момента вы — лучшие друзья. И называете друг друга «братишка».

— Это обязательно? — сдавленным голосом спросил Берлиани.

— Да, Гия. Обязательно. Давай порепетируем. Попроси прапорщика Кашука передать тебе твой подсумок.

— Я тебе… вам это припомню… товарищ старший лейтенант, — сказал Берлиани.

— Если будем живы, — согласился Верещагин. — Я жду.

Берлиани прочистил горло, смерил Кашука убийственным взглядом.

— Братишка… — процедил он сквозь зубы. — Подкинь мне патрончики.

— Всегда пожалуйста, — ехидно улыбнулся Кашук, протягивая сумку.

— Плохо, — покачал головой Артем. — Будем тренироваться.

Глава 4 Казус Белли

Оккупация может потрясти и нас и вас, может привести к самому невероятному… к войне…

В. Аксенов. Остров Крым

Чтобы понять, как подействовала на Крым гибель Чернока, нужно понять, что Чернок означал для крымцев вообще и именно для армейцев.

«Арабы верят людям, а не социальным институтам»[131]. Русские, в общем, тоже. Социальная система или политический лозунг не существовали в отрыве от людей. Монархия была Николаем и Александрой, военный коммунизм — Лениным, индустриализация — Сталиным, изоляционизм и крымская реакция — Врангелем, демократия и парламент — Лучниковым-старшим, Идея Общей Судьбы — Лучниковым-младшим, покойным графом Новосильцевым и полковником Черноком.

Герой турецкой кампании, безупречный джентльмен, интеллектуал, Чернок был эталоном офицера. То, что делал он, не могло быть плохо или безнравственно в глазах армейца. То, что он примкнул к Общей Судьбе, реабилитировало Общую Судьбу для форсиз.

Смерть Чернока была для них смертью Идеи Общей Судьбы.

Крым был так потрясен произошедшим, что поначалу просто не знал, как реагировать. Новость передавалась из уст в уста. Ей не верили. Зачем убивать человека, открывшего вам двери и пригласившего в дом? Можно, конечно, сказать, что это случайное убийство. Но кто же ходит в гости с пистолетом — заряженным и снятым с предохранителя?

***

Если капитан Верещагин был склонен к некоторой рефлексии, что, в общем-то, свойственно русскому человеку, получившему хоть какое-то образование, то подполковник Брайан Огилви, командир 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии был, в первую очередь, человеком действия. Его реакции частенько опережали мысль.

Была ли причиной тому его горячая ирландская кровь, разбавленная кровью украинских предков матери, но не ставшая от этого холоднее, или, может статься, виски «Лэфройг», составлявшее ему компанию на протяжении последних трех дней, но подполковник воспринимал реальность в масштабах локальных: есть лично он, Брайан Огилви, есть солдаты и офицеры из его полка — ребята хорошие, но глупые; есть печальная перспектива провести остаток жизни за Полярным Кругом, и есть виски «Лэфройг», которое делает эту перспективу немного размытой, а потому — не такой страшной.

Но, коротая вечера с «Лэфройг», подполковник забыл о подрывных свойствах этого напитка. До некоторого момента украинские гены, неторопливые и рассудительные, справлялись с ирландскими — горячими и решительными. Но чем больше подполковник пил, тем больше украинские гены вспоминали хмельнитчину, Руину, гайдаматчину и махновщину. В конце концов украинец в подполковнике Огилви потерял роль сдерживающего фактора и заключил с ирландцем союз.

Произошло это как раз в тот день, когда денщик, разбудив подполковника, уведомил его об открытии военно-спортивного праздника «Весна».

— Началось. — Подполковник сел на кровати и тут же закрыл глаза. Казалось, что правое полушарие мозга объявило левому войну, и обе стороны перешли в наступление. Немного подумав, он крикнул:

— Кузьмук!

Когда денщик появился, Огилви напряг интеллект, пытаясь вспомнить, зачем он звал Кузьмука.

— Кузьмук! — подполковник принял решение: — «Blow-up» со льдом, чистую рубашку, полевую форму, чашку кофе.

Подполковник никогда не признал бы себя алкоголиком, но без утреннего «воскресительного» коктейля он был в последнее время недееспособен. Ледяной «Blow-up» оживил его ровно настолько, чтобы нашлись силы поднять себя с кровати, втащить в душ и врубить холодную воду. После двух минут стояния под ледяной россыпью струй подполковник был уже в норме и бритву держал твердой рукой.

Хрустя свежей рубашкой, сверкая ботинками и благоухая одеколоном, Огилви сел в машину и поехал в штаб дивизии. Командира дивизии он не застал: тот как отправился вчера вечером в Симфи по делам, так до сих пор и не вернулся. Как проходил разговор подполковника с начальником штаба полковником Кутасовым, что сказали друг другу двое офицеров — неизвестно, так как впоследствии оба никому не передавали содержание этого разговора. Известно лишь, что подполковник покинул кабинет в мрачном расположении духа и всю обратную дорогу вел машину так, словно на всем Острове он был один, как Робинзон.

Штаб полка встретил своего командира веселой суетой. Готовились бумаги, звонили телефоны, везде, где были телевизоры, они работали, передавая радостные сообщения о ходе воссоединения Крыма с братским Советским Союзом.

Подполковник плюнул, развернулся и, на ходу расстегивая китель, направился в офицерский коттедж, где достал из бара бутылку виски, налил себе полный стакан, выпил и повалился на кровать.

Через какое-то время его разбудил Кузьмук.

— Что, уже? — прохрипел Огилви.

— Никак нет, сэр! — ответил Кузьмук. — Там пришли ротмистр Кретов и ротмистр Белоярцев…

— Ну? — Подполковник приподнялся на локтях. — Гони их.

— Ваше благородие! — Белоярцев оттер денщика в сторону. — Извольте встать и выслушать! Только что советским истребителем был сбит вертолет полковника Чернока…

Три секунды понадобилось Огилви, чтобы вникнуть в смысл сообщения.

— Полный сбор, — наконец сказал он. — Все. Буду через пять минут.

В реальном времени все вышло несколько иначе, но в конечном счете весь полк был выстроен на плацу, а подполковник стоял перед строем, слегка раскачиваясь с пятки на носок и похлопывая по бедру танковым шлемом. На его рыжую шевелюру падали прямые лучи полуденного солнца, а синие глаза горели, как две ультрафиолетовые лампочки.

Опять же неизвестно доподлинно, что именно сказал своим орлам подполковник Огилви. Но после его речи ни у кого и мысли не возникло оспорить команду «По машинам!». Через полчаса в расположении полка было пусто. Танковая колонна в сопровождении обеспечивающих машин двигалась в район сосредоточения. На головном танке, свесив ноги в люк, сидел подполковник Огилви, в руке была фляжка с «Лэфройг». Подполковник мучительно размышлял, что же ему делать дальше. Все больше и больше собственная затея представлялась ему безумием, и только природное ирландско-хохлацкое упрямство мешало признать поражение.

Наконец он решил действовать по принципу «ввяжемся, а там видно будет». «Встанем в поле лагерем и подождем, явится ли кто-нибудь по нашу душу. Пошлем разведку в Курман-Кемельчи и Джанкой». Подполковник принял решение и запил его глотком виски. Все-таки он был пьяница, этот крымский танкист.

***

Командир 217-го парашютно-десантного полка 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии тоже был наполовину украинцем, тоже подполковником и тоже пьяницей. Бывают в жизни совпадения.

На службу иные люди кладут жизнь. Подполковник Романенко положил на службу все, что мог, с прибором и без. В тот момент, когда подполковник Огилви выводил свой полк в районсосредоточения, подполковник Романенко принимал хлеб-соль от городского головы Курман-Кемельчи. Осушив стопарик чистой, как детские слезы, водки, Романенко выдохнул, занюхал кусочком каравая и произнес знаменитое «Русские после первой не закусывают».

Хотя нет — он это делал в тот момент, когда Огилви еще валялся на кровати. Когда крымский танкист уводил свой полк, торжественный банкет в ресторане «Таврида» был в самом разгаре, и подполковник Романенко возглашал тост в честь воссоединения русского народа. Тост был встречен общим ликованием караимов, составлявших большинство жителей Курман-Кемельчи (правда, ликование слегка потускнело после приказа Романенко снять со здания мэрии «эти тряпки» (вымпел с караимским гербом и русский трехцветный флаг), подняв вместо них красное знамя. За красное знамя выпили отдельно.

Солдатам и офицерам 1-го отдельного бронемобильного батальона и 1-го противотанкового дивизиона Алексеевской дивизии ни выпить, ни закусить не предлагали. Приняв у них сдачу, их заперли на хоздворе, который наскоро обнесли колючей проволокой и оставили там под охраной роты капитана Суровцева. Жители Курман-Кемельчи позаботились и об этой роте: грузовик безалкогольного пива и копченых сосисок, дар предпринимателей города, был предоставлен десантникам в полное их распоряжение.

В отличие от подполковника Романенко, для которого принятие ключей Курман-Кемельчи, а затем и Джанкоя, было сплошным удовольствием, для майора Грибакова оно оказалось делом хлопотным. Но майор не возражал. Он ни словом не обмолвился о том, что неплохо бы комполка самому заняться делами или хотя бы выделить кого-нибудь Грибакову в помощники. Мотив его поведения был прост: Грибаков предоставлял своему шефу возможность самому вырыть себе могилу. Надежную и глубокую. И когда подполковник Романенко в нее свалится, очень важно, чтобы на глазах у начальства оказался надежный и исполнительный офицер, который сумеет взять полк в свои руки.

***

Полковник Волынский-Басманов, командир Марковской дивизии, как раз скрашивал себе тяготы домашнего ареста, обедая с майором Жоховым, начальником штаба 161-го парашютно-десантного полка, когда в гостиную вошла жена князя Элен и тихонько сообщила супругу, что полковник Чернок погиб.

Князь получил от Чернока тяжелое наследство. Оно напоминало чемодан без ручки, внутри которого тикает бомба с часовым механизмом. Короче говоря, командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов согласно боевому расписанию получил верховное командование.

Случись такая радость еще полгода назад, полковник был бы на седьмом небе. Но — ах, незадача! — в сложных перипетиях современной политики нередко случается так: вчера — на коне, а сегодня — под конем. Поэтому в переломные моменты лучше быть в стороне от всякого рода коней и прочих ездовых животных.

Придерживаясь этого принципа, Волынские-Басмановы пережили Грозного, Годунова, всех самозванцев, и даже Романовых. С Божьей помощью князь Волынский-Басманов надеялся пережить и эту власть.

И вдруг — командование… Вот только этого ему и не хватало. И без того полно проблем: унизительный домашний арест, этот уже напившийся майор, шаткая ситуация… Одно подозрительное слово — и князь отправится на гарнизонную гауптвахту. И что есть командование в данной ситуации? Фикция. Никакой реальной власти. Зато реальна возможность попасть под огонь. Вон, Чернок летал — и долетался. Нет, благодарю покорно, мы уж как-нибудь так, потихоньку. Потерпим пьяного майора, поскучаем несколько дней дома. Незачем слушать паникеров, вопящих о катастрофе. Советские военные — не исчадия ада, а вполне нормальные люди. Взять, скажем, майора… Что, крымцы не пьют? Пьют! Простительная человеческая слабость. Разве в городе происходит нечто ужасное? Творятся разрушения? Имеются жертвы? Нет, все тихо и мирно. Ну, а если солдатики разграбят несколько жидовских или греческих лавчонок, то ничего страшного не случится.

Н-да, конечно, лучше было бы, останься здесь советский командир полка, а не его начштаба. Тот набрался уж как-то очень быстро, скучно и безобразно. Командир, майор… Белов? Нет, Беляев… да, Беляев! — показался князю разумным молодым человеком. Контакт с ним пригодился бы. Интересно, он женат? Можно было бы даже, например, выдать за него младшенькую, Ивонн… Или средненькую, Арлетт… Или даже старшенькую, Полин… Дочерей у полковника было достаточно, чтобы завести полезные связи во всех слоях крымского высшего света, но раз такой поворот — то и в СССР наверняка есть своя «аристократия», среди которой ценится истинно дворянское происхождение.

Кстати, и сам Волынский-Басманов подумывал о женитьбе. Развод, конечно, плохо отразился бы на его репутации, но князя теперь больше беспокоило то, что на нем род Волынских-Басмановых прервется. Уж лучше развод.

Матримониальные планы отвлекли его и некоторое усилие потребовалось, чтобы вернуть мысли на прежнюю тревожную дорожку. Случай с Черноком — это повод к войне. И если где-то отыщется горячая голова, которая воспылает местью… Да, тогда новоявленному командующему не поздоровится.

«Лучше забыть, — решил он. — Жена мне ничего не говорила, а если и говорила — то я не слышал».

— Еще кусочек пулярки? — спросил он у майора Жохова.

— Давай, — согласился начштаба.

***

— Факимада, — прошептал Шамиль, глядя, как на экране вспухает багровое облако, секунду назад бывшее командным «Дроздом» Чернока.

Остальные молчали.

Мерцали окна контрольных мониторов. По московскому каналу транслировали какой-то фильм. Татарское телевидение передавало спортивную программу.

— Кашук, — сказал Князь. — Ты записывал?

— Да.

— Прокрути это еще раз. Прокрути по всем каналам, чтобы все увидели…

— Нет, — отрезал Верещагин.

— Что значит «нет», Арт? — Князь вцепился в воротник своего друга-пехотинца.

— «Нет» означает «нет», Гия. Отпусти меня, пожалуйста. Мы не будем передавать запись гибели Чернока по всем каналам. Это все равно, что вывесить на телевышке триколор.

— А на кой пес мы еще сюда пришли? — прорычал Берлиани. — Чтобы отсидеться или чтобы поднять Крым? Вот то, что может поднять Крым, Верещагин! У тебя в руках бомба, а ты не хочешь пустить ее в ход! Ты трусишь!

— Я не трушу, Гия. Я ясно представляю себе задачу. Дождаться «Красного пароля». Если его не будет — передать самим. Точка.

— Капитан, — осторожно начал Даничев. — Что мы будем делать теперь, когда убит Главнокомандующий?

Капитан на секунду задумался:

— Да, это проблема…

— Кой черт «проблема»! Это полный crush! — Хикс швырнул свой краповый берет об пол.

— Нет, Миша, это именно проблема. Я уже думал об этом. — Верещагин беспощадно терзал кистевой эспандер.

— Ну так перестань дрочить и поделись своими драгоценными мыслями! — взорвался Князь.

— Хорошо, ваше благородие. — Артем отложил эспандер. — Существует иерархия передачи командования, благодаря которой полковник Чернок и стал здесь за главного. Согласно этой иерархии, после смерти или ареста Главнокомандующего генерала Павловича, начштаба ВСЮР Каледина и Чернока старшим становится командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов. Он, скорее всего, арестован, за ним следует командир нашей, Корниловской, полковник Адамс.

— То же самое, — буркнул Томилин.

— Да, не буду больше трепаться. В общем, первый же офицер штаба, которого мы освободим, например, Старик, сможет считаться командующим. Совершенно законно. Просто потому, что он единственный свободный офицер штаба.

— Мы договаривались не о «первом же офицере штаба», а об Александре Владимировиче, — заметил Хикс.

— Ну, что тут поделаешь, Миша. — Верещагин развел руками. — Так уж вышло, что командующий убит. Всегда найдется идиот, которому охота пострелять.

— Какого черта он летал? — процедил сквозь зубы Кашук. — Что на него нашло? Простите, капитан, но ваши соображения ошибочны. Чтобы отдать какой-либо части какую-либо команду по радио или телефону, сначала нужно назвать код для связи. Кодов у нашего неизвестного штабиста нет, и ни одна часть его не послушает, если даже ему удастся добраться до тактического центра или штабного вертолета… Так что все у нас пошло к чертовой матери.

— Коды есть у меня, — спокойно прервал его Верещагин. Он выдержал должную паузу, чтобы все сумели оценить новость, и объяснил: — Александр Владимирович подстраховался.

— Вот это номер! — Козырев потер подбородок.

— На всякий случай, господа: коды у меня в сумке на магнитофонной кассете с надписью «Let it be».

— Это значит, ты теперь можешь командовать сам. Если доберемся до тактического центра. — Князь рассуждал вслух, внимательно глядя на товарища. — А хоть бы и отсюда. Напольён Буонапартий.

— Гия, я с удовольствием уступлю эту честь тебе, — невозмутимо сказал Верещагин. — В конце концов, ты учился в Аннаполисе…

— Чур меня!

— Меня тоже. Я думаю, наш неизвестный штабист справится. Я надеюсь. Мне страх как неохота командовать всеми крымскими войсками. По правде говоря, я не очень четко представляю, как это делается.

— Делим шкуру неубитого медведя, — напомнил Козырев. — Может быть, «Красный пароль» еще и не пройдет.

— Тогда наша забота — сделать так, чтобы он прошел.

— Едрена вошь! А Германа все нет…

— Германа может не быть до завтра, — процедил Кашук. — И хорошо бы…

— Хорошо бы, — вздохнул Князь.

— Мечты мечтами, господа… — Верещагин открыл двери аппаратной: — А вы следите за мониторами внешнего наблюдения. И еще одно… Кашук, вы можете отключить все каналы, кроме Москвы? Лучше даже — перевести Москву на все каналы.

— Ничего проще.

— Делайте. У меня такое чувство, что скоро у нас будут гости.

— Господи! — Даничев замер, пораженный внезапной мыслью: — Старик! Бедный Старик… Там же погиб его сын…

— Царствие небесное, — сказал Берлиани. — На посты!

Когда они разошлись, на пульте у Кашука замигал огонек вызова…

***

Тот же день, то же время, тактический центр Чуфут-Кале.

Командный бункер тактического центра Чуфут-Кале застыл в молчании. Дежурные офицеры штаба смотрели на командира дивизии, а тот — на «заснеженный» экран, где еще секунду назад было лицо Чернока, а полсекунды назад — огненная вспышка.

— Ублюдки, — наконец прошептал Адамс.

— Сэр, на связи Бонафеде, — сообщил прапорщик Чешков.

— Да, — Адамс взял наушник.

— Дуг, у меня на прицеле их авианосец. — Командир ракетной базы береговой обороны говорил ровно, как всегда. — Шваркнуть по нему?

— Не сходи с ума, — глухо сказал Адамс. — Поздно… уже поздно…

Он опустил наушник на пульт и закрыл глаза. Через полминуты заговорил — медленно, словно читал под веками бегущую строку.

— Сережа, свяжитесь с базами «Ковчег». Отдайте распоряжение от моего имени: укрыться по схеме «полная защита», не выходить на контакт с советскими частями, ждать дальнейших указаний. Ян, вызовите Бонафеде еще раз… Нет, не надо… Вызовите батальон РЭБ. Питер, вызовите штабы дивизий…

— Батальон РЭБ отвечает, сэр!

Адамс поднял наушник.

— Четыреста тринадцатый слушает.

— Говорит восемьсот пятый, — сказал Адамс. — Вызови командира.

— Сэр! — в дверях возник запыхавшийся охранник. — Прибыл советский командующий дивизией генерал Драчев!

— Очень приятно, — Адамс отвернулся от микрофона. — Не впускать!

Лицо унтера вытянулось.

— Что не ясно? — крикнул капитан Замятин. — Режим защиты, сэр?

— Пассивный! И не дергать меня!

Красавец черный «мерседес» блестел у массивных ворот тактического центра Чуфут-Кале. Все его нутро пахло свежей натуральной кожей, руль был красиво оплетен ею же, и под руками советского генерала она поскрипывала так тихо и приятно, будто пела… Генералу, конечно, положен водитель, но такую машину грех не поводить самому… А магнитолка! А кондиционер! Какой все-таки хороший сегодня день, мама дорогая! Как легко все удается, как весело складывается! Крымцы не сопротивлялись ни черта: сами, как зайчики, собрались на стадионах, сидели там смирненько… И кого мы только шестьдесят лет бздели, с кем готовились воевать! Можно просто приходить на базу, отдавать приказ, и они все сделают сами…

Экономилась масса времени и сил. Так было время с расстановкой побродить по симферопольским автосалонам и поискать то, о чем давно мечталось, — «мерс», последнюю модель со всеми модными феньками. И только после этого генерал Драчев поехал на «мерсе» принимать сдачу у командира Корниловской дивизии.

Сначала все было как положено, их остановили на КПП и белогвардеец-сержант доложил по селектору. Драчев был в легком раздражении: мог бы и сразу пропустить — в конце концов, на этой базе хозяин теперь он, советский генерал. Ладно, если беляку так охота потешиться, построить из себя напоследок чего-то там, то шут с ним…

Генерал посмотрел на часы.

— Однако! — сказал он вслух.

Половина второго. А на три его пригласил обедать мэр Бахчисарая. И с обеда нужно сразу ехать на ужин к мэру Ялты.

…Массивные ворота тактического центра Чуфут-Кале ожили, створки поползли навстречу друг другу под рык сервомоторов.

— Не понял… — сказал Драчев.

Часовой посмотрел на него с удивлением. Он тоже ничего не понял…

***

— Что вы там делаете? — спросил полковник Адамс, заметно волнуясь.

Ответ остался неизвестным, но полковник разволновался еще больше.

— Когда? — спросил он, дождавшись окончания довольно длинной реплики.

На сей раз ответ был коротким.

— Я даже не смогу снять с вас голову, если вы соврали, — сказал он. — Почему не сейчас, черт возьми?

Длинный ответ.

— Клаузевиц, мать твою, — сказал полковник в сторону. — Да, в этом есть резон. Но вы меня не убедили. Я приказываю вам сделать это сейчас.

На этот раз собеседник прокричал свой ответ, так что услышали двое дежурных офицеров:

— Сейчас — это невозможно, это полный крах, это гибель! Я не могу вам сейчас объяснить, просто поверьте и сдавайтесь!

— Нет уж, вы потрудитесь это объяснить! Хотя бы потому что я — ваш командир дивизии, черт вас побрал!

— Я не могу! У меня гости. Если вы меня не послушаете — всему конец, всему, понятно?

— Связь прервана, — зачем-то сказал поручик Лопатин, хотя все и так это видели по миганию красной лампочки…

— Son of a bitch! — Полковник бросил наушник.

— Приказ по «Ковчегам» сэр… — начал Сергей Ушаков.

— Остается в силе. Закрыться, замаскироваться, никого не впускать, на связь ни с кем не выходить… Что еще?

— Остальные три дивизии не отвечают. Штабы замолчали.

— Shit… — Полковник встал из кресла.

— Что мы делаем дальше, сэр? — спросил Лопатин.

— Дальше? Боюсь, поручик, что мы просто сидим и ждем.

***

— …Как чего? — возмутился командир 102-ой воздушно-десантной дивизии генерал Драчев. — Там же пульт управления, система связи… Я не знаю, что еще! А он заперся и не хочет выходить. Это как понимать?

— Ну, и что мне — головой эту дверь прошибать? — сигарета в углу рта майора Ширяева поднялась градусов на тридцать. Майор чувствовал себя в своем праве — он был из спецназа КГБ и Драчеву не подчинялся.

— Слушай, майор, ты меня не зли! Прикажу — будешь и головой прошибать. Ты спецназ или кто?

— Спецназ, — подтвердил майор. — А не сапер. Дайте мне саперов, вскройте эту консервную банку — и мы с ребятами в два счета выковыряем вам вашего полковника, а так… Эту броню гранатой не возьмешь. Хотя, наверное, пробовали… — майор оглядел разрушения, царящие в ставке базы Чуфут-Кале. Разбитые компьютеры и телефоны, изуродованные столы… И целехонькая бронированная дверь в бункер.

— С ним есть какая-нибудь связь? — спросил Ширяев у безымянного штабного подполковника.

— По вот этому селектору.

Ширяев ткнул пальцем в кнопку, склонился над микрофоном.

— Господин полковник! Ваше благородие! С вами говорит майор Ширяев, командир батальона спецназа КГБ… Сдайтесь, пожалуйста. Вам ничего не будет. Если сдадитесь по-хорошему. Это же глупо — закупориться в бункере и сидеть там. Ничего вы там не высидите. Кроме своих яиц.

— Господин майор, — донеслось из репродуктора. — Ценю ваше чувство юмора, но сдаться не могу. Объект, доверенный мне, я могу сдать только по приказу моего командования. Либо генерала Павловича, либо полковника Чернока. Чернок убит, до Павловича я не могу дозвониться. Телефон в Главштабе не отвечает. Еще мне может отдать такой приказ наш премьер, господин Кублицкий-Пиоттух. Его кабинет тоже молчит. Как только я получу соответствующие распоряжения, я открою бункер. Вы, как человек военный, должны меня понять.

— Ваше благородие, они все уже сдались.

— Прекрасно! Пусть они мне сами об этом скажут.

— Упорный, как подшипник, — с уважением сказал майор. — Что делать будем? Товарищ генерал, может, звякнуть в штаб и попросить его начальство отдать ему приказ?

— Да что это такое, в конце концов! — Драчев бахнул по столу кулаком. — Мы что, уговаривать его должны? Майор, вы солдат или кто?

— Ну, тогда саперов сюда! Сколько там с ним народу, вы не знаете?

— Человек двадцать.

Ширяев поморщился и было отчего: штурмовать хорошо защищенный подземный бункер даже силами батальона — это не шутка. В подземельях численное преимущество не имеет никакого значения: один человек с автоматом из-за баррикады может уложить хоть роту.

— Может обратиться к нижним чинам? — предложил штабной подполковник. — Разагитировать их, что ли…

— Валяйте, — великодушно уступил Ширяев. — Я не спец.

— Таких спецов, как вы, как раз в Афгане нехватка, — злорадно сказал Драчев.

— Если этот полковник чего-нибудь учудит, вместе туда отправимся, — спокойно заметил Ширяев. — Ведь так, товарищ генерал? Ну, так вызывайте сюда саперов.

***

Казачий городок Кымыл-Мурун стоит на берегу моря и каждому, кто проезжает или проплывает мимо, хочется там остаться, пустить корни, дожить до глубокой старости, умереть и быть похороненным на мысу, обнимающем бухту Узкую, где шепчет сухая пахучая трава и грустит на утесе аккуратненькая белая церковка.

Того же захотелось и старшему лейтенанту Афанасьеву, когда он с офицерами своей роты вошел в городок после принятия под охрану расположения казачьего разведбата (который служащие там казаки упорно именовали полком).

Они гуляли по просторным одноэтажным улочкам и отмечали полезные моменты, которые неплохо было бы ввести и в Союзе. Вот, например, велосипедисты не путаются под колесами водителей, а едут по тротуару, по специальной дорожке — круто! Или, скажем, полиэтиленовые кульки, которыми застелены урны — тоже круто! Или, к примеру, светофор срабатывает не по часам, а когда пешеход кнопку нажмет…

Но вот стоило ему задержаться, чтобы немного подкрепиться после сделанной работы (а принять батальон, чтобы все в порядке было — это та еще работа!), как городок окатил его ледяным презрением.

Офицеры разведроты и десантной роты Афанасьева зашли в небольшое придорожное кафе «Марусяʼз драйв» и встретили там весьма сдержанный прием.

— Что надо? — спросила тощая бабешка лет сорока. Ее интонации весьма живо напоминали ненавязчивый советский сервис.

— А что есть? — спросил Афанасьев.

Баба ткнула пальцем в панель наверху, где было изображено нехитрое меню «Маруси»: пирожки с творогом, пирожки с яйцами и пирожки с капустой, гамбургер, супергамбургер, гамбургер с сыром, жареная картошка и три вида напитков.

— Спиртного не держим, — процедила баба.

— Спасибо, нам не надо, — вежливо откликнулся лейтенант Пуртов, командир разведчиков.

Заказы тетка оформила споро, про деньги даже не заикнулась, но все посетители «Маруси» смотрели на советских офицеров так, что кусок им в горло не шел, поэтому они поспешили убраться из «Маруси» и съесть обед на улице, сидя на броне БМД.

Афанасьев жевал мягкую булку, переложенную сочной котлетой, пил «Кока-колу» и отмечал изменения, которые произошли в городке с момента их появления. Еще десять минут назад было людно, а сейчас все попрятались. Казачки в джинсах и ковбойских рубашках загнали детей по домам. Афанасьеву стало обидно: не фашисты же в город пришли, в конце концов!

Он не знал, что весь Кымыл-Мурун видел по ТВ сцену гибели командного «Дрозда» с Черноком. Он не знал, что Чернок в казачьей среде — один из наиболее уважаемых армейских командиров. Он ничего этого не знал и потому ощутил легкое раздражение. Ладно, почему есаул при сдаче волком глядел — понятно, но мирные-то граждане почему паникуют?

Афанасьев решил наладить с местным населением контакты. Причем начать с есаула.

***

Есаул Денисов разругался со всеми своими товарищами и подчиненными. Они были за Общую Судьбу, а он — против. Как можно соединяться со страной, где, считай, еще вчера ломали церкви и вешали священников, где крестьян морили голодом, где с казаками расправились так, что только кости хрустнули? Всего два поколения назад шла непримиримая, насмерть, война, в которой брат шел на брата, а сын — на отца. Младший брат казака Петра Денисова, захватив его, раненного в ногу, выбил ему еще и глаз, зверски избил и (эту подробность Григорий узнал, когда вырос) изнасиловал его жену, бабку Григория. Ночью на станицу налетели врангелевцы, перебили красных казаков, а тех, кого захватили в плен (в том числе Денисова-младшего), связали попарно и побросали в Дон. Ожидавшего смерти Петра освободили. Жена вместе с детьми пристала к обозу, где везли раненого мужа, и таким манером их семейство оказалось в Крыму.

Татарский поселок Кымыл-Мурун, где отыскавшие друг друга казаки поселились вместе, уже на памяти Гришиного отца стал славным городком, живущим главным образом за счет добычи и обработки даров моря. И всю эту благодать, всю эту размеренную прибрежную жизнь, за которую деды платили своей кровью, всю эту свободу отдать обратно красным? Они говорят, это теперь другая страна! Какая там, на хрен, другая? Люди, которые истребили девять миллионов своих земляков, еще живы, находятся на свободе, получают пенсию и воспитывают внучат. Я себе представляю, как они их воспитывают!

Случай с Черноком серьезно поколебал позиции сторонников ИОСа, но что-либо делать было уже поздно. Советские десантники хозяйничали на территории батальона, причем в отсутствие офицеров распоясались совершенно. Подчиненные, запертые вместе с есаулом в подвале, признали его правоту, но это его теперь не радовало.

Поэтому, когда ближе к вечеру его привели под конвоем в его собственный кабинет к командиру роты, есаул был готов плюнуть советскому лейтенанту в лицо и сказать все, что о нем думает.

А лейтенант настроился на душевную беседу, и даже выставил бутылку «Столичной», поддержав ее с флангов нарезанной колбасой «Салями» и банкой соленых корнишонов.

«Он думает, что я с ним водку пить буду!» — возмутился про себя Денисов. Но вслух ничего не сказал. Он ждал, что изволит ему сообщить «голубой берет».

— Садитесь, товарищ есаул, — вежливо сказал ему Афанасьев.

— Я вам не товарищ, — сказал казак. Но, тем не менее, сел.

— Да ладно вам обижаться! — Старший лейтенант разлил водку по рюмкам («МОИМ рюмкам!» — продолжал стервенеть Денисов). — Как будто мы с вами нехорошо обошлись…

— А вы считаете — хорошо? — Денисов кивнул через плечо на конвоиров. Десантник жестом приказал рядовым убраться.

— Это все временно, — убежденно сказал старший лейтенант. — А будем дружить — я и вовсе освобожу всех из-под стражи, под честное слово. Казаки слово держат?

— Держат, — подтвердил есаул.

— Ну, и добро. Выпьем за мир и дружбу между народами?

Григорий Денисов покачал головой и к рюмке не притронулся.

— Ну что, ссориться будем? — обиженно сказал старший лейтенант. — Чего вы все здесь как каменные? Что мы плохого вам сделали? Вы человек военный, я человек военный. Вам приказали сдаться, мне приказали вас взять под стражу. Судьба наша такая.

— Ага, — согласился Денисов. — Общая. Только вы по эту сторону колючки, а мы — по ту, господин старший лейтенант.

— Я вам не господин, — отбил Афанасьев, — Значит, водочкой нашей брезгуете?

— По запаху слышу — дрянь, — подтвердил Григорий.

«Вот падла!» — разозлился в свою очередь старлей.

— Так вам «Смирновской» принести?

— Может, вы меня еще и моими штанами со своего плеча порадуете? — Разгоревшийся есаул не обратил внимания на очевидный речевой ляп. Как, впрочем, и уязвленный старлей.

— Слушайте, вы! — с угрозой сказал он, забыв, что собирался наладить с есаулом мирные контакты. — Сами нас пригласили, а теперь…

— А я вас никуда не приглашал! — Казак тоже взял повышенный тон. — А захотите отвалить — плакать не буду.

— Ах ты, казачья морда! — Афанасьев перегнулся через стол. — Когда Советская Армия приходит, она уже никогда не уходит, понял?

— Ну, так мы тебя за шкирку отсюда выкинем, щенок! — взбеленился есаул. — Сид-дит тут, понимаешь, за моим столом, хлещет из моей рюмки сивуху свою поганую, жрет колбасу из моего холодильника, и меня же, понимаешь, оскорбляет! Выставил, понимаешь, свою глупую ряху… Да мать твою я имел прогребучим прогребом в душу, бога, трех святителей и двенадцать апостолов!

Лучше бы Денисов не произносил слов «глупая ряха». Потому что вытянутое лицо Афанасьева действительно выглядело глуповатым. И констатация этого факта приводила советского офицера в бешенство. Перегнувшись через стол, Афанасьев ударил с левой, поскольку был левшой, но казак легко сблокировал удар, перехватил кулак десантника и рванул его на себя. Старший лейтенант, опрокидывая водку, корнишоны и колбасу, перелетел через стол.

Дальше драка шла с переменным успехом секунд десять. Потом набежали десантники и произошло то, что всегда происходит, когда пятеро наваливаются на одного (если, конечно, это не китайский боевик): Григория смяли, повалили на пол и стали бить ногами.

На счастье есаула, Афанасьев отходил так же легко, как и заводился. Он остановил битье лежачего и приказал оттащить его обратно в подвал, отметив явный провал своих дипломатических усилий.

Есаул пострадал не так сильно, как можно было подумать, глядя на его разбитое лицо. И причиной тому, что он пролежал, отвернувшись к стене, не шевелясь и не говоря ни слова, целый час, были страдания не физические, но душевные. Есаул чувствовал себя униженным. А будучи человеком гордым, он не мог избыть душевную муку стоном или громким ругательством. Гнев его не находил себе выхода.

Поэтому казачьи офицеры, согнанные в подвал, были уверены, что их командир избит до полусмерти.

— Ни хрена себе, с батькой разобрались, — сказал молодой хорунжий Петров.

— Выбирай выражения, Стас, — одернул его подъесаул Голованов. — Никто с ним не разбирался. Его избили. В кровь, в лежку. Позвали, вроде бы для приватной беседы, и наломали.

— Такая у них, оказывается, манера беседовать, — вставил сотник Башенков.

— Делать что будем?

— В смысле — что делать?

— В смысле, едрить его, что делать, если сейчас еще кого-то из нас поволокут?

***

…Гости нагрянули меньше, чем через полчаса. Группа спецназа ГРУ на советских армейских джипах.

— Сэр? — раздался в «уоки-токи» голос Шамиля.

— Нет. — Верещагин, не отрываясь от мониторов, снял с предохранителя «беретту». — Еще рано.

— А когда будет не рано? — спросил Берлиани.

— Когда из машин выйдут все.

— Один стрелок останется.

Верещагин поднялся из кресла, сунул «беретту» в карман, бросив Кашуку:

— Заприте за мной дверь.

ОСВАГовец без единого слова выполнил приказание.

Капитан вышел из здания, где располагались технические службы, навстречу командиру спецназовцев — высокому старшему лейтенанту.

Ирония судьбы заключалась в том, господа, что на Верещагине тоже была форма спецназовца и погоны старшего лейтенанта.

Новоприбывший слегка удивился тому, что на телевышке уже кто-то есть.

— А где все? — спросил он.

— Кто «все»?

— Местные.

— Внизу.

— Чего-то я не понял, братишка. Вы должны были держать их здесь!

— На хрена они мне здесь нужны? Сдал их десантуре, и все дела.

— Ты вообще кто? — приподнял бровь старший лейтенант.

— Старший лейтенант Верещагин.

— Не знаю такого.

— Девятая бригада.

— Какая, на хрен, девятая? Вышку должны были мы занимать! Восьмая! У меня приказ!

— А у меня что, сонет Шекспира? У меня тоже приказ.

— Совсем охренел ваш Горобец.

— Гравец, — поправил Верещагин.

Прибывший старлей немного успокоился.

— Ладно, Верещагин, где там твоя машина? Пошли, свяжемся с твоим начальством. Обсудим ситуацию.

— Машина улетела.

— Так вас сюда еще и по воздуху забрасывали?

— Чего только штабы не придумают, лишь бы друг другу свечку вставить.

— Так как же вы…

— Из аппаратной. Пошли.

Старлей сделал знак рукой, и двое из команды отправились за ним.

— Что у тебя за рация, Верещагин?

— У местной охраны взял. — Верещагин снял с пояса «уоки-токи» и нажал на кнопку: — Хороша штучка?

Они подошли к двери аппаратной. Верещагин поднес «уоки» к губам:

— Кашук, открой.

В замковом механизме что-то щелкнуло. Лжеспецназовец взялся за громоздкую ручку, повернул ее вверх и потянул дверь на себя.

Одновременно он сделал шаг влево, оказавшись между открывшейся дверью и стеной. Правая рука скользнула в кобуру и появилась оттуда с довеском.

«А где твой черный пистолет? А вот он, мой черный пистолет…»

«Стечкин», славный силой и точностью боя.

Было слишком поздно хвататься за оружие. Доли секунды хватило Кашуку и Хиксу, чтобы нажать на триггеры укороченных «калашей». Что бы Томилин ни говорил об «АК-74У», но свою задачу они выполнили. Двое спецназовцев повалились на пол, срезанные пулями.

Верещагин выстрелил еще раньше. Старший лейтенант не успел даже понять, что же случилось.

Пауза. Стоп-кадр.

Полсекунды Арт потратил на то, чтобы посмотреть в лицо убитого им человека.

Крупный план, Володя. Удивление и обида, угасающие в еще влажных серых глазах. Вопрос.

«…Почему я?»

Верещагину уже приходилось сталкиваться с этим вопросом. Внезапная лавина, отек легких, вылетевший крюк.

«…Почему я?»

Отлично, Володя. Просто замечательно. Переснимать не будем.

Все запомнили смерть полковника Чернока. Смерть страшную, публичную и нелепую, но во многом — случайную.

Очень немногие узнали о смерти старшего лейтенанта спецназа ГРУ Виктора Чернышева.

И тем не менее, именно с этой смерти нужно начинать отсчет дней войны. Именно старшего лейтенанта и двоих его солдат убили преднамеренно, беспощадно и быстро.

Именно с этой минуты ничего изменить было нельзя.

Поняли, мистер Гангут? Внесите это в сценарий, пожалуйста.

Глава 5 Айкидо

Трудное в борьбе на войне — это превратить путь обходный в прямой, превратить бедствие в выгоду… Кто заранее знает тактику прямого и обходного пути, тот побеждает. Это и есть закон борьбы на войне.

Сунь-Цзы.

Трактат о военном искусстве

Востокова арестовали около полудня в его собственном рабочем кабинете.

После расставания с «одноклассниками» и полковником Сергеевым он некоторое время колесил по городу, внимательно рассматривая происходящее. Раннее майское солнце устроило ослепительные игры на зеркальных стеклах небоскребов делового центра, на поверхностях луж, оставленных ночным поливальщиком улиц и на отражателях солнечных батарей. Во всем этом зеркальном великолепии отражались тысячи белых парашютных куполов. Небеса выглядели так, словно там кто-то дунул в гигантский одуванчик.

Поездив по Симфи и увидев, что народу на улицах прибавляется, он понял, что пора возвращаться, пока поток автомобилей не начал образовывать знаменитые симферопольские пробки… Которые сегодня наверняка превзойдут сами себя, поскольку в Симфи будут вводить танки.

Он подкатил к Главному управлению ОСВАГ (ГЛУПОСВАГ в аббревиации остряков), оставил машину в служебном гараже, поднялся в свой кабинет, достал из мини-бара, замаскированного под папку-скоросшиватель, бутылку мартини россо и пузатенькую рюмашку, плеснул и сел, вытянув ноги на стол, полистывая вчерашний (последний, с горькой усмешкой констатировал он) номер «Курьера».

Арестовали его через полтора часа.

— Плохо работаете, — бросил он ребятам в форме спецназа КГБ.

***

Этот подвальчик открыл сам майор Лебедь. Открытие не осталось в тайне, и вскоре в охраняемый двумя лбами из третьего взвода подвал стянулся весь офицерский состав роты.

Чем же таким привлекло господ советских офицеров скромное заведение господина Янаки, составившего успешную конкуренцию и супермаркету «Ялта-Грейтест-Маркет», и бардаку под названием «Лилит», и винному магазину «Пьяная лавочка», и прочим многочисленным питейно-едально-шмоточно-развлекательным заведениям курортного мегаполиса?

Господин Янаки был владельцем оружейного магазина.

Майор, которого физическая потребность привела в подвальчик под невразумительной вывеской «Дюрандаль», попал в офицерский рай.

Кинжалы, стилеты, кортики, тесаки, ножи всех форм и размеров хищно сверкали вдоль стен. Отдельный уголок был отведен рапирам, шпагам и эспадронам. Сомкнутым строем, в ряд стояли спортивные, охотничьи и боевые ружья и винтовки. На ложе из велюра цвета бордо располагались пистолеты и револьверы…

В соседнем помещении был оборудован тир для желающих опробовать покупку прямо на месте. Хозяин магазина, Лука Янаки, признался майору, что и сам не ложится спать, не положив в «яблочко» семь пуль из десяти.

— А если меньше, господин майор, верите — не могу уснуть! Ворочаюсь с боку на бок, мучаюсь, вздыхаю… Бывает, плюну на все, спущусь сюда, повешу свежую мишень и…

О, майор понимал господина Янаки!

Они провели в этом подвальчике сорок пять минут, пролетевших как одна. Майор упоенно рвал мишень на куски из «кольта-45». Господин Янаки высказал желание посмотреть на оружие Лебедя, и тот, вспомнив о боевых качествах своего «Макарова», внезапно ощутил себя Золушкой, не успевшей смыться с бала до полуночи. Поползновения господина Янаки он решительно пресек. Более того, объявил содержимое подвальчика конфискованным согласно советским законам. Господин Янаки отнесся с пониманием, на секунду куда-то исчез, а потом снова возник с толстой папкой в руке. Как понял майор, в папке была опись всего имущества лавки «Дюрандаль». Господин Янаки потребовал от майора расписки в том, что все описанное было принято Лебедем под свою ответственность в целости и сохранности.

Лебедь пожал плечами и дал расписку.

Увидев, что майор не собирается пересчитывать описанное имущество, господин Янаки пришел в восторг от честности и благородства советского офицера. Подумать только, в таком важном деле ему поверили на слово! Не то что наши городовые, которые только и ждут от него нарушений правил продажи оружия…

Польщенный майор ощутил острый укол стыда и тут очень кстати вспомнил, зачем, собственно, спустился в подвал.

— А у вас тут есть… — поинтересовался он.

— Следующая дверь после склада, — любезно сообщил Янаки, пропуская майора в подсобное помещение.

Покинув гостеприимное помещение, отделанное розовым кафелем и благоухающее лавандой, Лебедь наказал господину Янаки уходить поскорее и, кстати, передать ему код от складского замка.

После ухода хозяина, майор быстро запер лавочку и отправился на улицу — отловить более или менее трезвый взвод и оставить его на часах, собрав тем временем всех офицеров батальона.

Майор мыслил практически. Сокровища «Дюрандаля» не должны пропасть в хищных лапах армейских прапорщиков. Но позволить дуракам из других батальонов разграбить эту пещеру Али-Бабы он не мог. Майор был большим патриотом родного подразделения.

Когда в подвальчик спустился Глеб, пир офицерского духа был горой, а пороховой дым стоял коромыслом.

— «Макар» — говно, — излагал старлей Говоров. — Из «макара» с пятидесяти даже сигаретную пачку не пробить.

— Херню порешь, — возразил Деев. — Плохому танцору яйца мешают. Я из «макара» во что угодно попаду, во что ты из самой лучшей здешней пушки промажешь.

— А спорим?

— А спорим! На что?

— На ящик водки!

— Разбивайте, товарищ майор!

— Подождите, товарищ майор! — сказал Деев. — Я спорю, что не только Говоров, а вообще никто здесь, кроме вас, во что я скажу, не попадет.

— А ты попадешь?

— А я попаду!

— Со скольких попыток?

— А хоть обойму пусть расстреляют!

— Разбиваю, — сказал Лебедь. — Говоров, ты наплыл.

— Посмотрим, — нахохлился старлей. — Посмотрим.

— Товарищ майор, а какая пушка самая лучшая?

— Из здешних? Или вообще? — уточнил майор.

— Ну, хотя бы из здешних.

— По мне — «кольт»-сорокопятка. Бьет… — майор не нашел слов для высказывания своих чувств.

— На слонов собираетесь охотиться, товарищ майор? — Глеб оценил обстановку. Небольшой тир с обитыми пробкой стенами был занят четырьмя новоиспеченными ковбоями, поэтому остальные теснились в коридоре «подсобки», используя в качестве мишени связку сплющенных коробок из-под патронов, приготовленных бережливым хозяином для отправки в утиль.

— А ну как срикошетит… — предположил Глеб, оглядывая оштукатуренные стены подсобки.

— Да ну, Глеб… — Майор в который раз щелкнул чем-то в своем «слонобое». — Ты за кого держишь своих боевых товарищей? За вахлаков, которые в ящик попасть не могут?

Глеб уже совсем собрался ответить, но тут после очередной серии выстрелов раздалось отчаянное «Твою мать!», и в торговый зал из коридора ввалился белый, как горячка, лейтенант Васюк. Рука его разжалась, пистолет выпал.

Все, кто находился в зале, тут же почти вынесли его обратно в коридор — так им хотелось посмотреть, что же случилось…

Трое бледных офицеров прижимались к стене. У одного была подозрительно темна штанина.

Инцидент исчерпывался следующим: лейтенант не подрассчитал, что в обойме «беретты» девять патронов, а не семь. После того как семь выстрелов были сделаны, он хохмы ради еще раз нажал на спуск, направив ствол в сторону друзей…

— Везучий ты, Васюк, — прокомментировал майор. — И ты, Слесаренко, тоже везучий.

Деев глухо зарычал и, сграбастав Васюка за грудки, двинул им об стену.

— Десантура, ешкин хвост, — продолжал майор. — Элитные, едрень, войска! Меня одно интересует, Васюк: ты что, не знал, сколько в «беретте» патронов?

— Забыл, — прохрипел Васюк.

— Отпусти его, Дей, — посоветовал Лебедь. — Пусть живет.

— Убью, гад! — просипел Деев.

— Зачем убивать? Мы ему наказание получше придумаем. — Майор улыбнулся, сигарета в углу его рта приподнялась градусов на сорок. — Приказом по батальону лейтенант Васюк лишается права выбирать себе личное оружие. Пусть ходит с табельным.

Соломонов суд майора встретил всеобщее одобрение.

— Советское оружие — самое лучшее оружие в мире! Не дрейфь, Васюк! Советское — значит отличное! Пятилетке качества — рабочую гарантию…

Глеб осмотрел витрины. Конечно, это все отдавало мародерством, но с другой стороны, майор был прав — все равно все разворуют прапорщики из снабжения. Поискав на витринах, он нашел «смит-вессон». Оружие, с детства знакомое по книжкам, выглядело впечатляюще, словно специально для него, Глеба, здесь было положено. Видимо, какой-то подарочный вариант — с хорошо отполированной рукоятью из сандалового дерева, с серебряной инкрустацией. Асмоловский понял, что не расстанется с этим револьвером ни за что. Пошарив на другой полке, нашел коробку соответствующих патронов, забил семь их в барабан и направился в тир. Двумя выстрелами он попал в «молочко», третий, уже пристрелявшись, уложил в «восьмерку» и намеревался четвертую пулю послать в «яблочко», когда кто-то похлопал его по плечу.

— Ну что, товарищ ковбой? — справа от него скалился капитан Деев. — Выбрал себе игрушечку? В тире по мишеням сажать всякий может. Пошли на улицу, постреляем хотя бы с пятидесяти метров.

— Ты спятил? — спросил Глеб. — На улице стрелять?

— Да тут, на заднем дворе, и нет никого… Все наши пошли. Ты что, здесь будешь торчать?

— Буду. Не говори мне под руку.

— Ну и хрен с тобой. Сиди тут, рак-отшельник.

Глеб сделал еще один выстрел и опять попал в «молочко».

Капитана Деева он не любил. Он вообще мало к кому из сослуживцев испытывал приязнь — на интеллигента, погруженного в армейскую среду, действует выталкивающая сила, какая и не снилась Архимеду. Виталий Деев был воплощением этой армейской среды. Есть такая работа — Родину защищать.

Асмоловский разозлился и положил все оставшиеся пули в пределах восьмерки.

На душе было все так же мутновато. Глеб сорвал с себя наушники и вышел в разгромленный торговый зал. Суки, грабите — грабьте, так не бейте же стекла!

С внутреннего двора доносились хлопки выстрелов, и он все-таки пошел туда.

Товарищи офицеры стреляли по голубю, чистившему перышки на верхушке трубы, торчавшей с соседнего двора. Спокойствие голубя, не соотносившего странные хлопки со своей персоной, говорило о качестве стрельбы лучше всяких слов. Когда все, кто был во дворе, расстреляли патроны, Деев обернулся к майору.

— Ну что, Сан Иваныч? Моя взяла?

— Подожди, — сказал майор. — Мы как спорили? Что все не попадут, а ты попадешь. Давай, выполняй. Не сможешь — боевая ничья.

— Я не смогу? — усмехнулся Деев. — Я из «макара» эту пташку завалю, как обещал!

Он поднял пистолет, прицелился.

Глеб посмотрел на обреченную глупую птицу, на охотничий прищур Виталия и ощутил почти непреодолимое искушение что есть силы врезать по этому прищуру. И непреодолимое отвращение к себе — знал, что не врежет.

Бичом ударил выстрел. Голубь вскинулся, завалился на спину и, планируя, как кленовое семечко, медленно упал в соседний двор.

— Класс! — выдохнул кто-то.

Благоговейная тишина не была больше нарушена ничем. Деев, самодовольно улыбаясь, отсалютовал Говорову пистолетом.

— Ты промазал, — внезапно сказал Глеб.

— Что? — не понял Деев.

— Ты промазал.

— А чего голубь свалился? — удивился наивный Васюк.

— У него шок.

Смех, который рассыпался вслед его словам, обескураженная физия Деева — всеэто немного его утешило.

Немного.

***

— Мы не можем брать пленных, Гия…

— О, черт! — простонал сквозь зубы Козырев… — Ой, да что ж ты делаешь!

Хикс делал то, что был должен делать: срезал с него брюки, чтобы как следует наложить повязку на рану, которую Верещагин по причине спешки просто прижал перевязочным пакетом. Голая спина штабс-капитана блестела от пота, как и побелевший лоб Володьки. Анальгетик, видимо, еще не подействовал, ничего не попишешь — кровь нужно остановить, каких бы мучений это Володьке ни стоило. А кровь течет, как будто губку выжимают, и перевязочный пакет уже пропитался насквозь, и руки Хикса в ней по самые запястья…

Здесь все делали то, что и должны были делать. Один Георгий не знал, куда девать взятого в плен спецназовца.

Вслед за Артемом он вошел в здание административного корпуса.

— Помоги мне притащить это кресло в генераторную, — сказал ему Верещагин.

— Ты что… — не понял Георгий, — Ты собираешься положить Володьку ТАМ?

— Есть другие предложения?

— Здесь! В комнате отдыха! В любом из кабинетов!

— И как ты объяснишь советским, почему он ранен? С кем, по-твоему, мы перестреливались?

— Ты что, хочешь сказать, здесь еще кто-то будет?

— Может быть, и нет. А может быть, да.

— Из-за твоего «может быть» Козырев должен провести оставшийся день в одной каморке с трупами?

— Гия, мне это решение нравится не больше, чем тебе. Но другого выхода у нас нет.

— Спрячь его в аппаратной, если тебе так хочется его спрятать.

— Тратим время. — Верещагин снял с кресла матрас, оставив голый никелированный каркас.

— Почему? — крикнул Георгий. — Чтобы не нервировать твоего осваговца?

— Нет. — Верещагин обернулся. — Но если советские здесь появятся, офицеры захотят получить доступ в аппаратную. И я дам этот доступ. И хватит трепаться, в конце концов!

Берлиани грязно выругался по-грузински и подхватил мебельный скелет. В коридоре он встретил Сидорука, разматывающего пожарную кишку. Нужно отовсюду смыть следы крови. Чтобы никто не узнал про маленькую комнатку в замке Синей Бороды. Девять трупов, один пленный и один раненый.

Пригнувшись, он вошел в дверь генераторной, бухнул железку в угол. Рядом Артем разложил матрас. Удобное ложе для Володьки. На мертвецов, в конце концов, можно не обращать внимания. Володьке, прямо скажем, будет не до них…

Он уже не стонал, притих. То ли вошел в ступор от боли, то ли подействовал морфин, который вколол Верещагин.

Вколол не раньше, чем разделся. Правда, разделся он довольно быстро. Не запачкать одежду кровью чертовски важно, потому что в ближайшее время действительно Бог знает, кто на них может свалиться, и все следы нужно как можно быстрее уничтожить.

О нет, он очень умело ввел морфин, у него была легкая рука, и в его глазах темнела отраженная боль, но Георгий знал: кто бы из них ни упал раненый, Арт действовал бы точно так же: он все равно сначала вспомнил бы о том, что следы необходимо уничтожить, а концы — спрятать в воду…

— Нести его? — спросил Хикс. Томилин стоял на подхвате…

— Погодите, — сказал Верещагин. — Мы ничего не забыли?

«Забыли — подумал Георгий. — Ничего, сейчас он вспомнит…»

— Твой пленный, Гия. Где он?

— Здесь. — Князь кивнул на дверь в генераторную.

Спецназовец был связан и еще не пришел в себя — Берлиани очень крепко саданул его по голове…

— Это хорошо, — сказал Арт. — Хорошо, что он здесь…

— Ты что… — Берлиани сглотнул. — И впрямь собираешься…

— Мы не можем брать пленных, Князь.

«Лучше бы я его убил, — подумал Берлиани. — Лучше я сам, в бою, чем Арт — вот так, сейчас, полуобморочного, как барана…»

— Ты не можешь так поступить, — прошептал Георгий.

Артем снял свой «стечкин» с предохранителя. Поднял голову, посмотрел на Берлиани. Показал на распростертое у стены тело Даничева.

— Могу.

— Это подло.

— Сейчас идет подлая игра. И я буду самым подлым человеком на свете, если это поможет мне выиграть.

«А все-таки ты болтаешь. Тянешь время».

— Ты не должен этого делать! Мы солдаты, шэни дэда, а не шкуродеры! Есть Конвенция, и мы должны ее соблюдать!

Верещагин наклонился к сброшенной одежде, вытащил из кармана своих брюк «беретту» и протянул ее Георгию рукоятью вперед.

— Останови меня.

Не оглядываясь, он вернулся к пленному, связанному по рукам и ногам, приходящему в себя и пытающемуся поднять разбитую голову.

Пленный был, наверное, их ровесником, рыжим парнем с вытянутым крестьянским лицом, на высоком лбу выписан наследственный авитаминоз…

…Осторожно, даже как-то нежно Арт прижал его голову к полу, к каменной плитке, приставил дуло «стечкина» к затылочной впадине, задрал куртку спецназовца, накрывая его голову и свою руку, и плавно, как учили на занятиях по стрельбе, нажал на спуск…

Тело дернулось один раз. Арт поднялся, на куртке спецназовца начало быстро проступать темно-красное пятно.

Берлиани как стоял, уронив руку с пистолетом, так и продолжал стоять.

Артем прошел мимо него.

— Несите Володю, ребята. У нас все готово.

— Погоди… — Георгий сглотнул. — Нужно их чем-нибудь закрыть.

— Верно. Ту ковровую дорожку, что мы убрали из коридора… давай развернем ее…

***

По долгу службы Востокову приходилось бывать и в камерах смертников. Та, в которой его поместили сейчас, была самой комфортабельной из всех виденных и известных понаслышке — с приличным туалетом, душевой кабинкой, удобной откидной койкой, журнальным столиком, креслом и телевизором. Окон не было — камера находилась в подвале, на одном из скольких-то подземных этажей этой таинственной дачи, — но на недостаток свежего воздуха и света жаловаться не приходилось: прогулки ему разрешали. Небольшой дворик, обнесенный трехметровой стеной, бассейн, шезлонги… В Москве еще стоял холод, загорать не получалось, но вода в бассейне была соленой и подогретой. Настоящая морская вода.

Неподалеку от бассейна по просьбе Востокова и его персонального охранника майора Ковалева расстелили широкий спортивный мат. Об этот мат майор уже успел удариться четыре раза, пытаясь запомнить прием, демонстрируемый Востоковым.

— Теперь моя очередь, ваше благородие, — сказал Ковалев, поднимаясь.

— Ваше высокоблагородие, — поправил Востоков, становясь в стойку.

— Извините, если что не так… — благодушно улыбнулся Ковалев. — Ну, давайте!

Востоков кинулся — вихрь крепких и быстрых кулаков. Ковалев ловко парировал удар ногой, поднырнул, перехватил кулак и бросил Востокова, как только что Востоков бросал его. Но Востоков на вершок отклонился, и энергия его ударов, помноженная на энергию ковалевского броска, пошла по другой траектории. Майор оказался вовлечен в орбиту собственного захвата и вновь припечатался спиной к мату. Востоков довел прием до конца, вывернув ему руку и зафиксировав ее в том положении, в котором хотя бы один дополнительный ньютон, приложенный в точке фиксации, приведет к вывиху предплечья из локтя.

— Так нечестно, вашсокобродь! — прохрипел Ковалев. — Этот контрприем вы мне еще не показывали!

— Суть айкидо… — Востоков отпустил майора, и часовой на стене облегченно вздохнул, опуская автомат, — суть этого единоборства, Эдик, в том, что не бывает в нем раз и навсегда застывших комбинаций приемов и контрприемов.

— Кувыркаться ему надоело, и он сел, не прекращая наставительной речи. Майор Ковалев устроился напротив, только набросил на голые плечи камуфляжную куртку.

— Вы очень хорошо освоили каратэ, вернее, его местную модификацию, и вашу борьбу под названием «самбо». Но айкидо — это шаг вперед. Когда нет возможности на силу ответить силой, следует пользоваться слабостью — этот принцип дзюдо был взят Уэсибой с самого начала. На протяжении боя айкидока не думает о том, какой прием провел противник и каким контрприемом надо отвечать. Он думает, куда противник приложил силу и как этой силой воспользоваться. Заметив, что я прикладываю силу, вы применили захват, который успели запомнить. И все свое внимание сосредоточили на том, чтоб провести этот прием правильно. А нужно было только почувствовать, КАК я бью и пропустить мимо себя мои удары. Если бы тот, первый «маваши» вы не парировали, а пропустили над собой, добавив чуть-чуть собственной силы — вы бы швырнули меня, как тюк…

— Попробуем еще раз? — азартно подался вперед Ковалев.

— Пожалуйста, — пожал плечами Востоков. Они стали друг напротив друга: Ковалев — в спецназовскую стойку, Востоков — просто так, слегка ссутулившись, как плохой ученик у школьной доски.

Ковалев, слегка подрагивая бицепсами, ждал удара. И Востоков ударил. Майор угрем скользнул в сторону (говорят, в средневековой Японии ученики фехтовальщиков должны были руками ловить угрей, стоя в горном потоке), перехватил востоковское запястье… Слишком сильно подавшись при этом вперед. Мгновенная подсечка — и майор вылетел с мата.

— Ядит-твою силу! — с трудом удержав равновесие на краю бассейна, Ковалев повернулся. — Ну, а теперь-то вы меня на чем поймали, Вадим Васильевич? Что я не так сделал?

— Поспешили перейти от обороны к агрессии, — улыбнулся Востоков. — Если бы вы ограничились тем, что ушли из-под удара…

— Вы бы добили меня вторым… Или третьим… Вашу мать, по этой борьбе тот, кто нападает, тот и проигрывает!

— Именно так, Эдик! Именно так!

— Так что же делать?

— Не нападать.

— Тьфу ты, зараза… Выходит, для, скажем, спецназа или десантуры эта борьба ни к чему?

— Отчего же… У нас ее изучают. И спецназ, и десантники, и морпехи, и просто пехотинцы… Рукопашным боем у нас овладевают во всех родах войск.

— Но ведь нападать-то нельзя…

— Да. Поэтому кроме айкидо изучаются и каратэ, и самбо. — Востоков надел свитер и расслабленно опустился в шезлонг. Ковалев не мог успокоиться и мерил шагами дворик.

— Вот так, всех и учите? Во всех родах войск? И танкистов, и летчиков?

— Совершенно верно. У нас маленькая армия, товарищ майор. В сто с лишним раз меньше вашей. Мы не можем позволить своему солдату или офицеру быть просто пехотинцем или просто артиллеристом. Он должен уметь как можно больше.

— Не больно-то это вам помогло. — Ковалев сел в шезлонг напротив, достал из кармана папиросу и зажигалку: — Будете?

— Спасибо, не откажусь. Знаете, я надеюсь, что эти умения все же не пропали даром. Вот вы заинтересовались. Кто-то еще в вашей армии непременно заинтересуется… И не только в армии… Крым многому вас научит. При всем своем желании ваша страна не сможет оставаться той, которой была.

Ковалев посмотрел на него серьезно и сочувственно.

— Вы еще скажите, что присоединение Крыма — это разработанная ОСВАГом военная операция с целью развалить Союз…

Оба посмеялись удачной шутке.

— Знаете, Эдик, что сказал нам Морихэй Уэсиба, когда мы, шестеро крымских стажеров, в первый раз сели в его зале на татами? Запомните, вам это понравится: «Цель айкидо — позволить вашему противнику идти туда, куда он хочет, делать то, что он хочет и упасть там, где он хочет».

— Восток… — Эдик затянулся и откинулся на льняную радугу шезлонга. — Восток — дело тонкое…

***

Не самообладание, а именно спокойствие…

Он не сомневался, что, едва надобность в нем отпадет, Видное Лицо прикажет отправить его в расход, и майор Ковалев, не задумываясь, выстрелит ему в затылок. Да и это, впрочем, неважно. Он знал, на что идет. И зачем. Дурацкий пафос… Удивительно лишь спокойствие, с каким он ведет последние ходы своей партии.

Нет, конечно оставался простой физиологический страх — перед смертью, перед болью… Тело — это всего лишь плоть и кровь, и для него естественно хотеть жить. Подавлять страх такого рода — один из профессиональных навыков. Но вот другой, гораздо сильнее терзавший страх — что все, проделанное в последний год, окончилось ничем, что он не сумел, запорол дело — этот страх ушел, потому что дело фактически было сделано. Начиная с этой минуты, как бы события ни развивались, по какому бы пути ни пошли — они придут к итогу, который спланировал он, Вадим Востоков. Правда, в своем театре одного актера он же — единственный зритель. Что ж, как зритель искушенный, он может оценить игру и искренне поаплодировать: браво, Вадик! Бис!

Нет, на бис он, скорее всего, не выйдет…

Допросов третьей степени с применением наркотиков и пыток он тоже боялся не больше, чем просто физиологически. Редкое для разведчика удовольствие: он наконец-то может говорить правду. Исчерпывающе точная информация все равно никак им не поможет. Наиболее потрясающая ее часть вообще такова, что в нее никто из этих асов шпионажа и контршпионажа не поверит. Будут думать, что он обладает хитрой методикой сокрытия данных, сопротивления наркотикам… Экая чушь…

Аристократ, подумал он, истинный аристократ при прочих равных имеет одно преимущество: ему есть что защищать и тогда, когда пали все бастионы, которые занимает человек: общество, государство, семья, религия… Проще всего было бы назвать это честью, и, как всякое упрощение, это неверно, ну да ладно: пусть уже будет честь. «Жизнь — государю, сердце — даме, честь — никому» — этот девиз Афанасий Востоков получил от самого Петра Великого. Тогда он еще не был дворянином, он был купеческий сын, и наверняка отец его счел, что эти шесть слов — неважнецкая плата за бесценные сведения о землях Дальнего Востока, за истрепанные карты, доставленные в Петербург, за три цинготные зимы, состарившие двадцатишестилетнего Афанасия до срока и сведшие его в гроб на тридцатом году. Сохранился портрет, написанный вскоре после возвращения: дряхлый беззубый старец в мундире поручика. Шесть слов и удар шпагой по плечу от Государя Императора. За одну жизнь — это много или мало?

Афанасий Востоков счел, что достаточно. Удар шпагой был формальностью: отправляясь в этот поход с Берингом, купеческий сын Востоков уже был дворянином. Жизнь — государю, сердце — даме, честь — никому.

В разведке направо и налево приходится торговать своими принципами. Но не честью — хотя это трудно объяснить, многие полагают, что принципы и честь — одно и то же.

Реплика Андрея при их расставании свидетельствовала, что с ролью Востокова в этом деле ему все ясно. Нет, Андрюша, рыцарь Общей Судьбы, ясно тебе далеко не все. Да, Востоков не поморщился, когда его назвали предателем — но единственно потому, что был в двадцать раз большим предателем, чем думали все они, вместе взятые: Андрей, полковник Сергеев, Видное Лицо и иже с ними…

Он вел свою игру, странную шахматную партию, видимой целью которой был проигрыш белых, окончательный и бесповоротный разгром, но при этом игроки, склонившиеся над доской, должны быть уверены, что он ведет свое костяное войско к победе.

Их было четверо, и один из них был уже мертв.

Когда они начали осознавать неизбежность аннексии? Год назад? Два? Три?

Они проигрывали вариант за вариантом, сопоставляли сведения, которые получали по своим каналам — разведчик, военный, промышленник, дипломат — и куда ни кинь, выходил клин. Все варианты были плохи — кроме одного, который был совершенно безумен…

За его осуществление и взялись. И тут же с размаху воткнулись в Лучникова и его Идею. В него нельзя было не воткнуться, как в Севастопольской бухте нельзя не заметить кита, окажись он там. Масштабный человек, оверман. Естественно, в него воткнулись и те, другие, с той стороны.

Идея Андрюшки, рыжего Луча с самого начала казалась именно тем, чем и оказалась впоследствии — чумой на корабле. Кто прозрел сейчас — а кому это с самого начала было ясно. Именно потому, что поначалу ее никто не воспринимал всерьез. Над Гитлером тоже хихикали, и что с этими весельчаками стало? Подтрунивали и над большевиками… И здесь высоколобые эксперты-политологи с умным видом вещали: да, интересная идея, забавный такой вывих карнавального сознания, не более того.

Идиоты! Эта Идея не могла не иметь успеха в Крыму — шестьдесят лет в страхе перед СССР, передышка была отыграна «холодной войной», с юга скалилась Турция — член НАТО, между львом и крокодилом Крым и выживал. Беготня по лезвию бритвы — национальный вид спорта. Шаткое равновесие неопределенности — усталость накопилась в трех поколениях. Как тяжко жить в подвешенном состоянии — знают преступники в бегах и солдаты перед боем.

И в семьдесят третьем дали по зубам крокодилу, да так, что он долго не мог откашляться. Радовались до беспамятства, забыв, что есть еще Север. Уже не тот Север, которого они боялись при Бароне и Лучникове-старшем, тот был молодым, голодным и агрессивным, а этот — разжирел, зажрался и стал туповато-злобен. Но не стоит, ей-право не стоит выплясывать на носу у постаревшего дракона. Ему же достаточно просто щелкнуть пастью…

А дракон приоткрыл один глаз и тихо, молча следил за этими ритуальными плясками, выбирая себе приманку, ибо летать и охотиться ему было лень. А лучшая приманка — рыцарь: он прет на дракона с копьем наперевес, а за ним прет толпа крестьян и горожан: поглазеть на зрелище и активно присутствовать при дележе драконьих сокровищ. Комплексный обед с подогревом.

Дракон выбрал, и на шее Лучникова щелкнул карабин поводка. Поводок был длинным, Луч мог резвиться на нем вволю, не чувствуя натяжения. Обкладывали справа и слева, умело: вот вам «Волчья сотня»… А вот вам женщина Таня… Вот вам две пули в Париже… А вот вам одна — в колеса «жигули-камчатки».

Дальнейшего успеха не предвидел никто, даже Востоков. Оккупация Острова была предрешена — он это знал. Но СОС не планировался как самостоятельная политическая сила, в его победу на выборах не верил даже Союз. И старичок Бакстер, как думали там, гонял свою красавицу «Элис» зря — Остров не был напуган ИОСом, не «поправел» и не дал формального повода для вторжения.

Еще круче: СОС так резко пошел в гору, что с некоторых зрителей слетели шапки. Как вводить войска в страну, которая присоединяется добровольно? Мировая общественность может не так понять. Востоков слегка замандражил: без военного вторжения их план рушился. Но только слегка: чтобы СССР не удержался от любимого аттракциона «танковая атака»? В это верилось с большим трудом.

Но он подстраховался. Осторожно продвигал наиболее экстремистски настроенные элементы советской верхушки и одновременно — подсиживал «партию мирного аншлюса» — и, в частности, Марлена Кузенкова. Смерть Марлена Михайловича была событием печальным, но случилась как нельзя кстати: к нему начали было прислушиваться, а мирное присоединение Крыма перехерило бы все планы.

И вот настало время вводить на шахматное поле новую фигуру: легкую, но подвижную и сильную. «Слона», которым нужно сделать решительный ход. «Слона», которого несведущие в шахматах люди называют «офицером».

…В библиотеке особняка Берлиани было тепло и горел камин, далеко за дверью шумела вечеринка в честь храбрых восходителей, а за окном бесился декабрь 1979 года.

— …От кого прячемся, господин штабс-капитан?

— Так… От всех понемножку, господин полковник…

Рядом с ним на столике стояла бутылка «Солнечной долины», на коленях лежала книга, которую он заложил пальцем, доставая из столика второй бокал. «Красная ракета над Нанга-Парбат» — прочитал Востоков.

— Я слышал, у вас проблемы. — Полковник сел в соседнее кресло, вытянул ноги. — С финансированием новой экспедиции, — уточнил он, поймав неприязненный взгляд.

— Есть немножко, — Верещагин кивнул.

— Почему? Ведь предыдущие экспедиции были вполне удачными… Или я ошибаюсь?

— Нет, сэр. Вы не ошибаетесь. Но дело в том, что Южная стена Лхоцзе — это маршрут на порядок сложнее всего, что мы делали до сих пор. А Министерство обороны готово дать деньги только под стопроцентную гарантию успеха.

— Вы просили еще деньги под одиночное восхождение на Эверест, — сказал Востоков.

Верещагин смотрел прямо ему в глаза и молчал.

— Вы просили деньги под это восхождение, но вам не дали. Финотделу нужно паблисити. А труп, вмерзший в лед, — очень плохая реклама.

— Да, сэр, — кивнул Верещагин. — С Лхоцзе то же самое.

— Ну, может, мы придумаем что-нибудь. — Востоков пододвинул к себе малахитовую пепельницу, постучал сигарой о ее край.

— Альпинизм всегда интересовал меня как спорт, который требует от человека странного сочетания качеств: оголтелого романтизма и одновременно — почти бухгалтерского прагматизма.

— Нет, господин полковник, здесь нужно совсем другое сочетание качеств: ослиная выносливость и ослиное упрямство. Упрешься — и идешь. А какие качества нужны, чтобы работать одновременно и на ОСВАГ, и на Идею Общей Судьбы? Ведь сдохнете в какой-нибудь секретной каталажке, как партайгеноссе Мюллер…

«Да, — подумал Востоков. — Да, черт возьми!»

— Я не говорил вам, что я из ОСВАГ.

Верещагин на эту реплику только ухмыльнулся.

— А вы не верите, что Советский Союз станет немножко счастливее и свободнее, когда мы к нему присоединимся?

— Помилуйте. Вы же не готовы переспать с трипперной проституткой, чтобы заразить ее своим здоровьем…

— Хм! Очень образно и очень по-армейски.

— А я вообще большой бурбон.

— Двойной?

— Тройной.

— Мы с вами однокашники, — Востоков изобразил голосом ностальгию. — Третья Симферопольская… В старые добрые времена мы не очень-то жаловали отличников из простонародья… Всех этих старательных отпрысков вахмистров и армейских старшин… Знаете, как мы таких называли?

— Мобил-дробил… — Верещагин не скрывал неприязни.

— Вас тоже так называли?

— Конечно.

— И Георгий?

— Нет… Он — нет.

— Вы должны были нас ненавидеть… Обеспеченные, сытые, хорошо одетые — вам приходилось добиваться всего того, что нам доставалось даром. Знаете, как-то в драке я оборвал одному такому мальчику воротничок… И мальчик заплакал. Я привык к тому, что воротнички пришиваются к форме незаметно, сами собой, а он каждый вечер делал это сам. Я бы ни за что в жизни не стал плакать из-за порванного воротничка, потому что я не пришивал его каждый вечер потайным швом…

— Если вас мучает комплекс вины, господин полковник, обратитесь к психоаналитику. Или к священнику.

— Не дерзите.

— Это почему? Что вы мне можете сделать? Не дать капитана? Плевал я на это звание — оно ничего не будет стоить к лету.

— Вы верите в нашу победу на выборах?

— Я не хочу об этом думать, — резко ответил Верещагин.

— Есть еще такая птица — страус, — подковырнул Востоков.

Верещагин, сжав губы, какое-то время уничтожал его глазами. Потом медленно сказал:

— Может быть… народ, который делает свой выбор… исходя из результатов автомобильных гонок… заслужил то, что получит.

— Уж вы-то такой глупости сделать не могли… — Востоков отхлебнул «Солнечной долины», — вам все досталось потом и кровью, вы пробивались как танк — и тут все насмарку из-за вот такого вот богатенького сукина сына…

Ему удалось добиться своего — пробить защитный панцирь.

— Богатенький сукин сын здесь ни при чем, — Верещагин отложил, почти отбросил книгу. — Просто мы все здесь зажрались, вроде той лисички, что приставала к дрозду: сперва накорми меня, потом напои, потом насмеши, а потом напугай. А моя бабка и одна из моих теток погибли в немецком концлагере, отец — в советском. Я не торгую свободой.

— Господин штабс-капитан, мы, кажется, не туда забрели. Если говорить о демократии, то СОС одержал победу на демократических выборах.

— Я не произносил слова «демократия». Я сказал «свобода».

— Вы читали последний хит — «The Dead Zone»? Или бульварной литературой пренебрегаете?

— Не пренебрегаю. Читал. Пустить в ход L1A1 против Лучникова — только рейтинг вам прибавлять. Зачем вы завязали этот разговор, господин полковник? Вряд ли для того, чтобы меня подразнить, — не такой же вы дурак… Вы весь вечер присматривались к Князю, а потом вдруг выловили меня в библиотеке — зачем? Что вам нужно от Георгия?

— Ничего… пока. Вернее, я не решил, от него или от вас.

— От меня вам ничего не перепадет.

— На что спорим? Десять минут — и вы будете мой. С потрохами и ботинками.

— Это серьезный разговор?

— Это вербовка, господин штабс-капитан. Я вас вербую.

— Ну-ну. Бог в помощь.

Востоков встал из кресла, подошел к двери и запер ее на два оборота. Ключ положил на журнальный столик.

— Не будем беспокоить Всевышнего, я и один справлюсь. Позавчера, — «Солнечная долина» полилась в бокалы, — Крым действительно потерял последний шанс на сохранение своего суверенитета. Единственный человек, который мог бы предотвратить оккупацию Крыма, советский дипломат Марлен Кузенков, трагически погиб во время шторма на Арабатской стрелке. Теперь не имеет значения, победит СОС на выборах или нет. Весной Крым будет оккупирован. В самом худшем варианте это выглядит так: превентивная бомбардировка аэродромов и военных баз… Даже если мы задействуем все системы ПВО и все самолеты… Вы помните численность нашей боевой авиации?

— Двести тридцать машин…

— Двести сорок пять: только что прикупили эскадрилью «Харриеров». СССР сосредоточит на побережье свыше тысячи самолетов, транспортники я не считаю. Они просто вобьют нас в землю. Затем — морской и воздушный десант. В победу над СССР не верит никто. Эта крупная и мелкая политическая сволочь сейчас присоединяется к СОС по одной простой причине: боится войны, которая неизбежна и исход которой предрешен… — Востоков закурил.

Верещагин допил вино залпом и налил себе еще.

— Есть только одна возможность выиграть эту войну. — Фраза осторожно вылетела вместе с дымом. Востоков ждал, что Верещагин подхватит мысль.

— Никто не решится… — Штабс-капитан не отрывал от него взгляда. — Никто не решится начать войну первым. Кублицкий-Пиоттух — не того склада человек.

— Послушайте, Артем… Можно мне называть вас так? Так вот, Артем, на этом наш разговор можно закончить, если он вам не нравится.

— Я пока еще не знаю, нравится он мне или нет.

— Хорошо, продолжим… С победой СОС на выборах и просьбой о присоединении к СССР сценарий несколько изменится. Бомбить нас не будут: зачем громить страну, которую можно захватить целой… Воздушный и морской десант силами трех-четырех дивизий, изоляция регулярных частей… Чешский сценарий. Армия входит в страну, которая не сопротивляется. Плохо организованная, непрофессиональная, деморализованная армия… К ночи первого дня вторжения, я думаю, она будет разорганизована и деморализована вконец. Проще говоря, пьяные солдаты и офицеры займутся грабежами. Как французы в Москве 1812 года. Только еще хуже — с поправкой на нищету и непрофессионализм…

Востоков глотнул дым и медленно выпустил его через ноздри. Он ждал развития темы.

— А… они что-нибудь знают о шестидесяти тысячах резервистов, которые сидят по домам со своим оружием?

— Хороший вопрос, Арт. Очень хороший вопрос.

— Как насчет хорошего ответа?

Востоков покачал головой.

— Ответ я дам своему человеку. Тому, кто будет моим с потрохами и ботинками.

— А что я буду иметь с того, что стану вашим? Я слышал, что тем, кого вербуют, предлагают разные хорошие вещи… Деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин…

Востоков покачал головой.

— Вы не продаете свободу. Я не покупаю. Есть вещи, которые не делаются ради денег. Сколько вы рассчитывали получить за одиночное восхождение на Эверест?

— Чертовски много. Вы можете пообещать мне это? Полной мерой?

— Пожалуй, могу.

— И каковы шансы?

— Те же, что и на Эвересте. Пятьдесят процентов зависит от того, насколько вы правильно все сделаете… пятьдесят процентов — дело случая.

— Не велик ли процент риска, Вадим Петрович? Для такого серьезного дела.

— А я не рискую, Арт. — Востоков растер окурок в пепельнице, взгляд между ними был как страховочный канат. — С того момента, как мой человек вступает в игру, мои шансы на успех равны девяноста девяти процентам, а шансы на выживание — одному. Независимо от успеха или провала моего человека.

— Независимо от моего успеха или провала…

— Да. Вы хотите услышать ответ? Или вы его уже знаете?

— Наверное, знаю… Не представляю, как это возможно скрыть…

— Дело техники. Они знают, что у нас есть ополчение, но не могут отнестись к нему серьезно. Резерв Советской Армии — третьесортное воинство даже по советским меркам. Они не представляют себе, насколько это в нашем случае совершенный, отлаженный и готовый к работе механизм. Но ему нужно дать старт в определенный момент. Пистолет без триггера не стреляет… Вы согласны стать триггером, Арт?

— Почему я, а не Георгий?

— Потому что «В Уэльсе теплые дожди» он впервые услышал от вас.

— Не понимаю…

— Не важно. Вы согласны?

— Согласен.

— Даже не просите время на раздумья?

— А чего тут думать? Я все равно не разгадаю вашей игры — не хватит информации. Остается верить вам на слово или не верить. Могу еще кинуть монетку.

— Кидайте.

— Не буду.

— Почему?

— Потому что я вижу, как все катится к чертям. И ничего не могу сделать. А вы предлагаете сделать хоть что-то — так лучше делать, чем тупо сидеть и ждать, что будет!

— Хорошо. Ваши мотивы мне нравятся.

Осваговец встал с кресла, открыл дверь в библиотеку.

— Долгое отсутствие может показаться хозяевам невежливым. Напомните мне в конце, что нужно встретиться и поговорить… Кстати, о чем?

— Вы обещали оказать посильную помощь в организации штурма Лхоцзе, господин Востоков. Вы меня сильно обнадежили. Могу я поделиться этой радостью с Георгием?

— Нет, пожалуй, еще рано. Это так, предварительные наметки. Лучше вообще никому ничего не говорить. Чтоб не сглазить.

Он первым вышел в ярко освещенную гостиную, в запах хвои, в новогодний смех и в песню:

— Что же за всем этим будет? — А будет апрель…

— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен…

У княжны Багратиони-Мухрани прекрасный голос, отметил Востоков, присоединяясь за роббером к компании полковника Константина Берлиани.

***

— Хорош грустить, ковбой, — сказал майор Лебедь. — Труба зовет.

— Что случилось?

— Да пес его знает. Велят брать батальон и быстро двигаться к телецентру Роман-Кош. Ты знаешь, где это?

Глеб представления не имел.

— Иди, собирай роту, — майор расстелил на витрине карту. — Ага, вот! За десять минут доехать можно.

— А что случилось-то?

— Да ничего не случилось. Нужно занять телецентр и перевал Гурзуфское Седло. — Майор загнал сигарету в угол рта. — Черт их поймет.

Через полчаса Глеб стоял перед строем мрачных сержантов. Группка рядовых толкалась неподалеку, но в целом было собрано не более тридцати процентов личного состава.

— Или через пятнадцать минут тут будут все, — ярился Глеб, — или я с кого-то своими руками оборву нашивки. Бардак, а не рота! Нас зачем сюда послали — водку пить? Есть в строю хоть один трезвый?

Трезвых не было.

— Ладно, цвет советской армии, — оскалился капитан. — Я вам еще устрою кабацкую всенощную. Кваснов, что у тебя торчит из кармана?

Потянув за белый краешек, он извлек на свет кружевной лифчик.

— Не маловат? Кваснов, я тебя спрашиваю!

— Я… сестре, товарищ капитан.

Глеб скомкал лифчик и швырнул его в ближайшую урну.

— Чтобы через полчаса мне тут была собрана рота!

— Ничего, — утешал себя Кваснов, шагая по улице к бару, где он рассчитывал найти свое отделение, — у меня в запасе еще два есть.

Ефрейтор Шерстилов сочувственно вздохнул. Пока офицерский состав хозяйничал в оружейном салоне, сержанты и ефрейторы растащили магазин «Викторияʼс Секрет». У всех дома были сестры, матери, девушки или даже жены, поэтому никто не пренебрег заграничными трусами и лифчиками. Кроме того, что-то можно будет сдать в комиссионку по приезде домой и поднакопить таким образом, скажем, на магнитофон или модную куртку… Впрочем, магнитофон или модную куртку можно было бы достать и здесь — но не факт, что дадут вывезти. Дед рассказывал, что в сорок пятом солдатам разрешали отправить домой посылку весом в пять килограммов, а офицерам — десять.

Шерстилов, в полном соответствии с лозунгом, висевшим в актовом зале части, продолжал славные боевые традиции своего деда. В программе у него стояли еще джинсовый костюм, модные «лунные» сапоги из болоньи, плеер, о котором по их городу ходили легенды, что вот есть в Москве такие крохотные магнитофончики с наушниками, которые можно слушать прямо на ходу, кассеты к нему, потому что обычные бобины тут не годились, и пальчиковые батарейки, и замшевый пиджак, и сапоги «гармошкой» для мамы, часы «Сейко», сигареты «Кэмел», пяток бразильского кофе — на продажу, фотоаппарат «Поляроид» и к нему пластины, для брата — кроссовки «Адидас», спортивный костюмчик «Адидас», да и вообще побольше всякого «Адидаса», рубашку с отливом, или даже две — одну себе, другую — на продажу. Нет, три: одну — себе, другую — бате, хоть он и сука, и бросил мать, но пусть знает, что Шерстилов — добрый и не злопамятный, третью — на продажу…

А тут капитан, гад, велит собирать народ и двигать на какую-то гору. Где, может статься, будут стрелять. И даже, вполне вероятно, в него. Гады, пока он будет там кровь проливать, они же все тут растащат!

Удрученный столь горькими мыслями, ефрейтор Шерстилов шел по улице и не смотрел по сторонам. Возможно, тот старшина, который вел БМД по той же улице, был удручен еще более тяжкими мыслями… Во всяком случае, он тоже не смотрел по сторонам. В результате Шерстилов ощутил жестокий удар в спину, и раньше, чем успел почувствовать боль, увидел стремительно приближающуюся разбитую витрину, острые осколки которой, торча из прочных пазов, придавали ей сходство с акульей пастью. Если бы не эта чертова витрина, Шерстилов отделался бы только переломом лопатки. А так — он влетел в нее со всей скоростью, которую способен развить восьмидесятикилограммовый парень, ударенный и отброшенный восьмитонной машиной. Один из осколков резанул его через внутреннюю сторону бедра — глубоко и быстро, как сабля. Шерстилов истек кровью раньше, чем прибыла санитарная машина.

БМД, ведомый задумчивым старшиной, остановился в конце улицы, упершись в бетонную стену. Старшина находился в таком состоянии, что своими ногами из машины выйти не мог.

Глава 6 Сентиментальный марш

— Павел Андреевич, вы шпион?

— Видишь ли, Юрий…

Фильм «Адъютант его превосходительства»

Господи, помоги мне написать хороший диалог!

— Капитан Асмоловский, — представился Глеб.

— Старший лейтенант Верещагин.

— Знаменитая фамилия, — улыбнулся Глеб.

— Да… Жил себе, горя не знал… До семидесятого года… — с чувством сказал старлей.

Глеб его понимал. Шуточка на тему «уходи с баркаса» сама просилась на язык, и такие шуточки должны были уже изрядно поднадоесть обладателю знаменитой неудобной фамилии.

— Значит, что у нас тут? Определимся, — Глеб прошел за ним по коридору в святая святых — аппаратную телепередающего центра.

— Сколько вас здесь остается? — спросил старлей.

— Два взвода. Третий будет находиться на перевале Гурзуфское Седло, — сообщил Глеб.

— Разумно. Как долго вы здесь будете?

— Неизвестно. Сутки — точно.

— Мн-да… — Верещагин побарабанил пальцами по спинке стула, на котором сидел верхом.

— А что, будем мешать?

— Скажем так: на вас рассчитано не было. Мы тут уже настроились приятно провести время… Короче, нужно как-то устраиваться. Поскольку мы пришли раньше, административный корпус остается за нами, мы там ночуем. Яки?

Глеб не наблюдал специально за здоровенным светло-русым очкариком, который сидел за пультом. Если бы он за ним наблюдал, то заметил бы, как у того напряглась спина.

— Яки — это что такое? — спросил Асмоловский.

— Яки — это здесь так говорят. Как в Америке — Оʼкей.

Он проследил вопросительную паузу и пояснил:

— Давно тут сидим… Знаете, на чем горит разведчик? На мелочах. Так что мы еще какое-то время будем больше похожи на крымцев, чем на наших. Вы не удивляйтесь, если что-то будет не так. Спрашивайте прямо — я или прямо отвечу, или честно скажу, что не имею права отвечать или не знаю.

— Административный корпус… — напомнил Глеб. — Что еще?

— Я хотел сказать, что там смогут ночевать ваши офицеры, места хватит. В комнате отдыха будем отдыхать все вместе, опять-таки веселее… Но вот куда я категорически не должен никого пускать — это генераторная, — он показал прямоугольничек на плане, — и сама вышка. Не взыщите, приказ звучал именно так.

И тут Глеб мельком обратил внимание на небольшой экран, который передавал новости «ТВ-Миг».

Он на секунду оторопел, а потом оглянулся на старлея.

— Передаете? — потрясенно спросил он.

— Нет, зачем? — отозвался технарь. — По всем каналам идет Москва. А это мы только смотрим… — Он усмехнулся и добавил: — И пишем.

— Орел наш, благородный дон Рэба, озабочен знать, что говорят и думают новые подданные короля… — весело и зло откомментировал старлей.

Щелк! Протянулась ниточка — нет, еще не симпатии — узнавания. Словно два волка, оказавшись в одном лесу, еще не знают, как относиться друг к другу, но определяют в воздухе запах брата по крови. Кто думает, что цитата — это всего лишь пижонство, бравирование читаными премудростями, тот ошибается. Это пароль, по которому отличают своих.

— Пойдем покурим? — предложил он старлею.

— Спасибо, я не курю, — ответил тот. — Но все равно выйдем.

— Вас тут, я смотрю, мало, — сказал Глеб.

— Хватит, — отозвался спецназовец. — Надо будет — остановим на дороге хоть роту.

Глеб оценил лично его возможности. Старлей не выглядел человеком, способным остановить роту. Он вообще не выглядел военным человеком. В камуфляже он смотрелся так же нелепо, как и сам Асмоловский.

После короткого молчания старлей добавил:

— Ваши люди пьют…

Это было нечто среднее между вопросом и утверждением. Глеб промолчал.

— Многие. — Голос старшего лейтенанта таил некоторое осуждение. — Это может создать проблему. Мне, конечно, все равно… Я только хочу предупредить: у меня и моих ребят приказ стрелять на поражение, если кто-то попытается приблизиться к телевышке, войти в аппаратную или генераторную.

— Ясно, — сказал Глеб.

— Я вас, понимаю, товарищ капитан, — старлей смотрел сочувственно. — В других частях творится то же самое, вы ничем не хуже прочих. Но и вы меня поймите: у меня приказ.

— А офицеры могут ходить сюда? — спросил он.

— В аппаратную — нет, — сказал старлей. — И пусть поаккуратней пользуются сортиром. Нам еще несколько дней тут сидеть. Если возникнут какие-то вопросы ко мне и я буду в аппаратной — только тогда и только вы можете войти. Договорились?

— По габарям, — согласился Глеб.

— И пей круг, — улыбнулся старлей.

Они посмеялись. Потом капитан протянул руку.

— Глеб.

— Артем, — представился старлей.

***

— Какая сволочь полезет в запретную зону, спецназовцы пристрелят без предупреждения, — с удовольствием объявил Глеб строю. — И я им только спасибо скажу. Потому что вас сюда прислали не водку пить. Увижу кого пьяного — дам в ухо. На территории не гадить, ходить в кусты. В аппаратную и генераторную не соваться. На постах нести службу согласно УГиКС, буду проверять лично. Вопросы есть?

Вопросов не было.

— Разойдись, — приказал он.

Пятнисто-зеленый строй распался. Солдаты и сержанты разошлись — кто на посты, кто на отдых. Офицеры поспешили в комнату отдыха, где имели место мягкие диваны и конфискованные у солдат спиртные напитки.

— Товарищ капитан, а почему это рядовые спецназовцы ходят в сортир сюда? — спросил лейтенант Палишко. — Я захожу, а там грузин этот кабинку занял.

— Оставь их в покое, Сережа, — посоветовал Глеб. — Им здесь еще несколько дней сидеть.

— Да не в том дело! — горячо поддержал Палишко Васюк. — Обидно же, товарищ капитан: мы, десант, опять вроде как дерьмо, а они — войсковая элита. Кто им такое право дал?

— Васюк! — Глеб начал слегка закипать: — Сколько у тебя солдат на момент тревоги было в лежку? Сколько ты свой взвод собирал? Не знаешь? Я тебе скажу: сорок две минуты! И двое до сих пор не стоят на ногах! Так кто тут дерьмо, а кто войсковая элита? Ты видел среди них хоть одного пьяного?

— Разведка — уважительно протянул Петраков. — Дрючат их там…

— Я не понял, а кто вам мешает нормально себя вести? — взорвался Глеб. — Тебя, Вова, кто-то за грудки берет, руки выкручивает: грабь, тащи, что плохо лежит, наливайся водкой до ушей?! Что тебе мешает вести себя как офицер, а не как прапор вонючий? Палишко! Почему у тебя во взводе в первый же день потеря? Вот как ты думаешь, нашего майора в штабе за Шерстилова по головке погладят? Лично я думаю, что его за это крепко выебут. А он, когда вернется, отъебет меня по полной программе. А следующим номером будешь ты, понял? Я тебя, Палишко, уже люблю так, что кушать не могу…

— Знаете что, товарищ капитан? — Лейтенант Палишко даже встал. — Вы мне, пожалуйста, не читайте морали! Один раз в жизни я за границу попал, думал, хоть три месяца поживу как человек, и что? Дулю тебе с маслом: иди, сиди на какой-то вонючей горе, ни жратвы приличной, ни шмотьем разжиться — и еще спецназ тут ходит, нос выше этой вышки дерет! М-мудачье сраное! Вы, товарищ капитан, человек городской, вам всегда было во что одеться-обуться, у вас и центральное отопление, и теплый сортир с ванной. А мы с бабкой в деревне на двенадцать рублей жили. Я для того, может, и стал офицером, чтобы наконец нормальную жизнь увидеть!!! Хватит с этих белых, они шестьдесят лет с трудового народа кровь пили — теперь пускай поделятся. Никто тут никого не грабит, все законно!

В дверях кто-то вежливо откашлялся.

Палишко и Глеб отступили друг от друга, словно их застигли на чем-то недозволенном.

Спецназовский рядовой с татарской физиономией прошел через комнату и поставил в холодильник ящик пива. Это был тот самый парень, которого Глеб отрядил вниз с ребятами сержанта Козленко — за выпивкой и едой. Верещагин растолковал, что не все и не везде брать можно: некоторымимагазинами владеют иностранные компании, у которых достаточно сил, чтобы попортить кровь нашим дипломатам, а на черта нам международный скандал? И сам же великодушно отрядил в проводники рядового Сандыбекова.

— Ну-ка, дай одну банку, — приказал Шамилю лейтенант Палишко.

Парень достал банку и поставил ее на стол перед лейтенантом.

— Открой, — велел лейтенант.

Алюминиевая крышечка щелкнула, вспух над банкой пенный султанчик.

Палишко взял банку левой рукой, а правой врезал рядовому под дых.

— Ты разрешения спрашивай, когда к офицерам в комнату заходишь, скотина.

Рядовой переводил дыхание, согнувшись пополам.

— Не слышу ответа! — Палишко взял парня за шиворот.

Стиснутые губы спецназовца побелели от гнева, но не разжались.

— Палишко! — крикнул Глеб. — Оставь его в покое!

— Настоятельно советую выполнить требование вашего командира, — послышался голос от двери.

Офицеры развернулись и встретились взглядами с тремя черными зрачками. Два принадлежали старшему лейтенанту спецназа ГРУ, один — пистолету Стечкина.

— Оставьте в покое моего солдата, товарищ лейтенант, — голос старлея звучал ровно, будто речь шла о банальном вопросе вроде распределения постов, словно и не в его руке застыл «стечкин».

— А если нет? Что, убьете меня? — спросил Палишко. — Вас за это не… полюбят, товарищ старший лейтенант?

— А я прострелю вам ногу, товарищ лейтенант, — так же спокойно ответил старлей. — Коленную чашечку. Может быть, мне за это объявят порицание. Даже полюбят, как вы выражаетесь. Но вы на всю жизнь останетесь калекой.

Рядовой высвободился из рук Палишко и вышел за дверь. Старлей спрятал пистолет в кобуру.

— Товарищ капитан, товарищи лейтенанты, — спецназовец подошел к холодильнику, достал початую бутылку «Учан-Су» и налил в стакан игривую жидкость. — Мои люди будут ходить по территории везде, где найдут нужным. Они будут заходить в эту комнату, не спрашивая ни у кого из вас разрешения. Они будут пользоваться санузлом наравне с вами, и если это кому-то кажется оскорбительным, он волен справлять нужду в кустах. — Артем допил и поставил стакан на поднос. — Это первое. Своих солдат вы можете бить сколько вам угодно. Моих извольте не трогать. Это второе. И третье. Товарищ лейтенант, сейчас вы пойдете со мной и извинитесь перед рядовым Сандыбековым.

— Да пошел ты, знаешь, куда! — взвился Палишко.

— Сергей, ты сейчас пойдешь и извинишься! — сказал Глеб.

До ледяного спокойствия старлея ему было далеко. Хватит, по горло сыт он художествами своих солдатиков и офицериков.

— Товарищ капитан! — Палишко обернулся к нему за помощью, — Да как же это так… Спецназу из нас можно веревки вить, так получается? А мы и слова не скажи?

— Ты дерьмо и трус, Палишко, — с расстановкой сказал старлей. — Во-первых, ты дерьмо потому, что самоутверждаешься за счет рядовых, которые не имеют права тебе ответить. Во-вторых, ты дерьмо потому, что боишься признать свою ошибку. И в-третьих ты дерьмо потому что перебздел и просишь защиты у своего капитана. Ты позоришь десант, Палишко, ты позоришь армию, ты позоришь всю свою страну.

— Палишко, пойди и извинись перед рядовым, — не глядя в глаза ни ему, ни Артему, сказал Глеб.

— Товарищ капитан!..

— Ты первым распустил руки, ты и выпутывайся! — крикнул Глеб. — Любишь трепаться и размахивать кулаками — отвечай за свой треп и свои дела! Почему я должен вечно разгребать за вами дерьмо?! Почему я должен покрывать ваши пьянки, блядки, отлучки, драки? Не хочешь извиняться — получишь по морде от меня. Ты что еще не понял, что не прав? Что ты повел себя как сука? Тебе это разъяснить популярно?

Палишко беспомощно оглянулся по сторонам. Старлей сделал приглашающий жест в сторону двери. Казалось, что от напряжения в комнате звенит воздух.

Палишко стоял несколько секунд, сжимая и разжимая кулаки, потом выдохнул и направился к двери.

— Черт! — Петраков взял со стола банку пива и отхлебнул. — Нехорошо вы поступили, товарищ капитан. Теперь они нам на шею сядут и ножки свесят.

— Нечего задираться, — бросил Глеб в ответ. — Ребята вообще нам ничем не обязаны. Они здесь в своем праве, могли бы спокойно всех нас выгнать за ворота… Нет, пустили сюда, поставили пиво за свой счет…

— Я не о том. — Петраков жестикулировал банкой. — Серега не прав, и не прав круто. Козел он, в общем, чего там говорить… Но это наше дело, семейное. Лучше бы вы ему сами по шее дали и заставили извиниться. А так получается нехорошо…

— Да, это я сглупил… — согласился Глеб. — Ладно, сделанного не воротишь.

— А ты слышал, как он разговаривает? — зампотех Стумбиньш, молчавший во время всего разговора, теперь взял слово. — Прямо лорд английский, а не офицер спецназа.

— Это точно, — согласился Васюк. — Товарищ капитан, вы заметили?

— Что я заметил? Что человек нормально говорит по-русски, а не матюкается через слово? Это я заметил.

— Рыбак рыбака видит издалека, — подмигнул Стумбиньшу Петраков.

Вошел мрачный Палишко. Рванул дверцу холодильника, выхватил две банки с пивом, одну вскрыл и осушил залпом, после чего швырнул ею в стену, вторую начал пить не спеша, устроившись на диване.

— Знаете, на кого он похож? — спросил Васюк. — Да на белого офицера, как их в кино показывают. Такой чистенький, вежливый, а палец в рот не клади!

— Ну, и не клади, — сказал Глеб.

— Муд-дак! — с выражением процедил сквозь зубы Палишко.

— Это ты о себе? — спросил Стумбиньш.

— Что, заставил он тебя перед рядовым извиниться? — подначил Петраков, — Может, ты татарина еще и в попку поцеловал?

Вторую пустую банку Палишко швырнул в него.

— Ша! — закричал Глеб, вставая между ними. — Палишко, сидеть здесь! Петраков, ты, кажется, начкар, так какого черта ты тут делаешь? Бегом в караулку, а потом проверишь посты! Е-мое, как вас спецназовцы могут уважать, когда вы собачитесь, будто базарные бабы?

— Я вот что думаю… — Стумбиньш часто сообщал свои рассуждения без всякой связи с предыдущим разговором. — Питание этой телевышки идет по кабелю откуда-то из Ялты. Или там Гурзуфа. Электростанция должна быть — зверь. В генераторной, как я понял, запасные генераторы. На случай, если ток отключат, а что-то нужно срочно передать в эфир… Сейчас они не работают. Тем не менее эти ребята постоянно мотаются туда и обратно. Зачем?

— Карл Янович, — устало сказал Глеб. — Я так думаю: это не наше дело.

***

Убитые спецназовцы лежали чуть ли не вповалку на полу, возле одной из машин. Их накрыли чем-то, но Козырев знал, что они здесь, и этого было достаточно, чтобы добавить еще балл к общей хреновости его состояния.

«Скоро и я… как они…»

— И думать забудь, — сказал Верещагин, проследив его взгляд. — Володя, все будет хорошо. Ты у нас еще выиграешь «Триумфальную арку». Хватит туда коситься.

Он закончил заправлять шприц, надавил на поршень, чтобы выпустить воздух, протер Козыреву руку ватным тампоном и умело ввел иглу в вену. Мертвенный, дрожащий свет галогеновой лампы потеплел. Боль слегка утихла — начал действовать анальгетик.

— Арт… Почему ты все время приходишь сам?

Верещагин не ответил. Вместо ответа он распечатал салфетку и протер раненому лицо. Салфетка оставляла после себя приятную свежесть… Такая маленькая, чепуховая приятность, но вдруг оказывается, что совсем не лишняя, когда секунды сливаются в кошмар.

— Действует? — спросил Артем.

— Да…

— Очень хорошо.

Анальгетик экономили и вводили ровно столько, чтобы Владимир мог терпеть боль молча. Дверь в генераторную не пропускала звуков — наверняка во время работы всех этих агрегатов здесь стоял адский шум, потому и звукоизоляция была отменной. Но случайный стон, вырвавшийся тогда, когда кто-то входит в генераторную или выходит из нее, мог погубить их всех. Они часто ходили туда-сюда, это был не только полевой госпиталь или мертвецкая, здесь они сложили и то, что могло их выдать: крымское обмундирование, крымское оружие, документы… Этакая комнатка с секретами… Причину экономии морфина Владимир понимал четко: он может оказаться не последним раненым. Если что-то пойдет не так, здесь будет бойня…

— Кровь уже не течет, — ободрил его Артем. — Рана не воспалилась, температуры у тебя нет.

— Что там… с ногой?

— Я не настолько силен в медицине, чтобы сказать точно… Подожди настоящего специалиста, яки?

Владимир попробовал улыбнуться ему в ответ. Бедный совестливый убийца Арт Верещагин… Приходит сюда просить прощения у мертвого Даничева и еще живого Козырева… И все же не забывает снимать комбинезон всякий раз, когда берется за перевязку, — чтобы не заляпать его кровью…

— Хочешь коньяку? «Ай-Петри» десятилетней выдержки…

— Нет…

Артем вытер руки влажной салфеткой и надел комбез.

— Арт… Не уходи…

— Тебе страшно здесь одному?

— Нет… Просто плохо…

— Ну, Володя… Ты ведь жокей. Сколько раз ты себе ломал ключицы?

— Четыре. Это… совсем другое. Я… больше не сяду… в седло.

— Да ну тебя.

— Сустав… Подвижность не восстанав… ливается.

— Кто тебе сказал такую чушь? С чего ты решил, что это сустав?

— М-м…

— Еще морфина?

— Да. Арт, представь себе, что ты больше никогда… Не сможешь подняться… на гору… Ты… представлял?

— Конечно. Все люди стареют. Рано или поздно приходится бросать спорт.

— Нет, сейчас… Господи… Арт, сделай люфтэмбо-лию… Я не смогу так жить. Я не смогу и не буду жить калекой.

— А ну, хватит молоть ерунду! Ты за кого меня держишь? — Артем показал ему кулак. — Вот тебе мое слово: ты выберешься отсюда и еще до конца года сядешь на лошадь. Ты немного потеряешь квалификацию, потому что долго будешь на отдыхе, и поэтому тренер даст тебе самую безнадежную скотину из всех, кто у него есть. А на середине дистанции эта тварь вспомнит молодость и придет первой, и тренер отматюкает тебя, потому что он сам поставил на фаворита из своей же конюшни.

— Хреновый из вас пророк, господин капитан. И в скачках вы ни черта не понимаете…

…Верещагин действительно мало что понимал в скачках. Но он немножко понимал в огнестрельных ранах, и знал, что Козырев прав: подвижность сустава не восстановится. Какой там конный спорт, парень до конца жизни проходит с костылем, если вообще сумеет встать на ноги.

Лгать ему было противно, а делать при этом вид, словно он не понимает, что Козырев видит его ложь насквозь, было противно вдвойне.

Реплика про люфтэмболию ему совсем не понравилась. Володя, будучи в здравом уме, никогда не заговорил бы об этом. Значит, он устал и сдают нервы. Артем решил — будь что будет, нечего жаться. Полные дозы морфина. Пусть подпоручик немного отдохнет…

Он сделал еще одну инъекцию и присел на стальную трубу каркаса от кресла. Сами по себе эти железки не были приспособлены к человеческой заднице, и долго там высидеть было нельзя. Но наркотик действовал быстро.

Владимир больше не пробовал с ним заговорить. После укола он отвернул лицо в сторону, ожидая, когда придет сон. Артем боялся представлять себе, как он здесь коротает часы в компании мертвецов, страдая от боли и слабости, одиночества и страха… И вина, которую испытывал капитан, заставляла его приходить сюда, кропотливой и осторожной работой заглушая свой собственный страх и успокаивая свои натянутые нервы. Все они знали, что одно неверное слово — и все полетит к черту. Поэтому неукоснительно следовали его указаниям: сводили общение с десантниками к нижней границе необходимого, держались осторонь и все время были начеку.

Ему было сложнее: взяв на себя роль буфера между своими ребятами и десантурой, он почти все время находился среди «голубых беретов» или поблизости. Он смеялся их шуткам, отвечал на их вопросы и задавал свои, смотрел в оба глаза, перенимая типично советские манеры и отказываясь от наиболее характерных крымских. Труднее всего было сохранять естественность. От него не требовалось особенного актерства или перевоплощения, он давно заметил, что практически любая промашка будет прощена тому, кто делает ее с самым непринужденным видом. Он умел существовать в чужой и даже враждебной среде, фактически, он занимался этим всю жизнь. Полная естественность, которую дает стопроцентная уверенность в себе, была его доспехом и его стрелами. Это спасало его в гимназии, в армии, в офицерском училище… Это спасало его и сейчас. Странности, если их кто-то заметил, были отнесены на счет особенностей подготовки спецназа и снобизм офицера элитных войск.

Он готовился к этому долго. Он знал, что должен говорить в тех или иных наиболее распространенных случаях, как себя вести… Конечно, настоящий спецназовец раскусил бы его через минуту… Но настоящие лежали здесь, укрытые ковриком и брезентом из гаража. Здесь же лежал Даничев, которому больше ничего не нужно. И Володя, которому нужен в первую очередь морфин. Эти люди поверили ему, и вот куда он их привел. Куда он приведет остальных?

И было еще одно. Артем вспомнил, кто такой капитан Глеб Асмоловский, следовательно, Глеб мог вспомнить, кто такой капитан Верещагин. Альпинистская братия достаточно хорошо знает выдающиеся имена из числа своих. А Глеб Асмоловский — это, как ни крути, было выдающееся имя.

Оставалось надеяться на плотность железного занавеса и на удачу.

***

— Из чего у тебя нервы, Арт? — спросил Князь. — Как ты сохраняешь хладнокровие?

— Хладнокровие? — Артем взял его за руку и положил его ладонь на свое запястье.

— Ничего себе… — Князь прикинул частоту пульса. — Ты надеешься дурить их до вечера, когда пойдет «Красный пароль»?

— С Божьей помощью я надеюсь дурить их и дальше. При хорошем раскладе — всю ночь, пока мы будем забивать эфир помехами.

— You must be crazy[132].

— Варианты, Гия! Ты предлагаешь с ними драться? Их здесь рота, Князь! Семьдесят человек! И хорошо, что не батальон, как они планировали поначалу…

— Батальон поместился бы здесь только при условии, что все выдохнут и не будут вдыхать, — сострил Кашук. — А вообще, товарищ старший лейтенант, вы играете на грани фола. Когда вы брякнули «яки», я чуть не поседел.

— Я подумал, что так будет лучше… Чем кто-то из наших сболтнет что-то и нужно будет выдумывать — лучше сразу втюхать им правдоподобную легенду.

— Яки, Арт, — уступил Берлиани. — Но зачем ты задрался с их лейтенантом? Шэм бы не рассыпался, если бы обошлось без конфликта.

— Вы неправильно рассуждаете, Князь, — заметил Кашук. — Нам необходимо было поставить их на место. Иначе через час они бы оказались здесь, а мне они здесь совсем не нужны, и тем более они мне не нужны в генераторной.

Всех передернуло при мысли о том, что будет, если хоть кто-то из десантников проникнет в генераторную.

— Не представляю, как это у нас получится… — простонал Берлиани.

— Все просто. Говори поменьше, веди себя понаглее, и никому даже в голову не придет, будто что-то не так.

Верещагин ошибался. Глебу очень быстро пришло в голову, что тут нечисто.

***

Так не бывает, подумал Асмоловский. Ну, совпадение это. Полный тезка знаменитого крымского альпиниста… «Знаменитый альпинист» — само по себе смешно. И фамилия не такая уж редкая. Нет, ну как это все-таки бывает…

Они сидели на смотровой площадке телевышки, рассматривая покрытые лесом горы. Ближайшие вершины были пологи, поросли редким лесом, похожим на вытертый каракуль, витиеватая дорога переползала через Гурзуфское Седло. Вдали сияло море, в ложбине между двух холмов развалился сонный Гурзуф, и Глебу казалось, что он чувствует запах воды.

Глеб из последних сил сопротивлялся чувству созерцательного покоя, но примерно с тем же успехом, с каким весенний снег может сопротивляться действию солнца. Так накрутив людей, нужно бросать их в бой, иначе дело кончится все той же пьяной расслабухой. Офицеры имели хоть какое-то развлечение: в комнате отдыха был телевизор. Солдатам же ничего иного не оставалось, как трепаться, спать, травить анекдоты, играть в интеллектуальные игры («очко» на пальцах) и на гитаре… Ну и, конечно же, пить. Голь, хитрая на выдумки, прятала спиртное в самых невероятных местах, и, несмотря на обыски с конфискацией, количество пьяных оставалось стабильным. Больше того — конфискованное делили офицеры. Надежда была только на то, что запасы пойла все-таки конечны, а здесь, слава Богу, достать негде…

— Извините за дурацкий инцидент, — сказал старлей. — Я должен был предоставить это вам…

— Да нет, все нормально. Сергей был не прав.

— А что, собственно… послужило причиной?

— Мать его в детстве ушибла — вот что послужило причиной… Вы читали «Момент истины»? Помните, там армейский капитан возмущается в душе, когда СМЕРШевцы угощают его консервированными сосисками?

— Ну, помню… — мрачно сказал старлей.

— Вы таким, как Палишко, — что гвоздь в заднице. Блатные, по заграницам ездите, куда ни сунься — везде командуете… Он, бедняжка, свои погоны пердячим паром зарабатывал — так оказывается, что даже спецназовский рядовой главнее его. Вот он и вызверился, дуралей…

— Понятно… А вам, товарищ капитан, такие как мы — как?

— Мне? Ну, меня, если честно, все это тоже немножко коробит. Ведь и мы не рассчитывали, что здесь уже кто-то есть. Ладно, замяли.

Он открыл пиво.

— Дрянное здесь пиво, кстати. Это уже пятая банка, а градуса не чувствую.

— Товарищ капитан, посмотрите на процент алкоголя…

— Епрст… — Глеб засмеялся. — Безалкогольное пиво… А ребята там матюкают белогвардейскую пивоваренную промышленность… Нет, ну надо же… Это к вопросу о сосисках из банки… Слушайте, я хочу вас как специалиста спросить… Ну, вот знаете — писатели часто прокалываются на мелочах, особенно когда пишут про то, чего не знают… Вы, как разведчик, на чем-нибудь Богомолова поймали?

— Как разведчик — нет, — все так же мрачно ответил Артем.

— А кстати, Артем, вы сами часом не белогвардейский шпион?

— Конечно, шпион, — согласился Верещагин. — И на чем же я прокололся? У нас по системе «Атлас» мускулы не качают, на серфинге не катаются и по методике Табуки аппендикс не вырезают, так?

— Не-а. Вы на самом деле известный белогвардейский альпинист.

— Угу, высоко забрался. — Старлей из-под ладони обозрел окрестности. — Вечные льды и снега Монблана.

— Я серьезно. У вас где-то здесь есть почти полный тезка. Два года назад он поднимался на К-2. Знаменитое было восхождение — не слышали?

— Не интересуюсь альпинизмом. А что, у нас об этом писали?

— Не помню, кто писал. Кажется, поляки. Я думал, сдохну от зависти…

Глеб повернулся к морю спиной и посмотрел на скальный взлет Роман-Кош, над которым на тридцать метров поднималась телевышка. Верещагин и Роман-Кош. Верещагин и Лхоцзе. Интересно, что он чувствует сейчас, этот белогвардеец? Все, для него границы закрыты. Стирай с карты Гималаи.

Год назад Тамм получил добро на эверестскую экспедицию, Глеб поехал на Памир — проходить отборочные, и когда прошел — был без водки пьян от радости. Эверест, недостижимый и вечный — Господи, если не подняться — то хоть рядом постоять! Очередь им приходилась на 82-й год, поначалу выпало на 81-й, но японцы уговорили поменяться — у них было столетие Токийского университета, хотели отметить. Тамм уступил, и Глеб готов был сгрызть ногти до локтей: еще один год ожидания! Он с ума сходил — так что же чувствует тот, для кого Гималаи теперь закрыты навсегда?

Пятидесятиметровому крымскому ретранслятору было далеко до Останкинской телебашни, но крымцы очень остроумно решили проблему, расположив его на плече самой высокой горы. Держась за скалы на стальных растяжках, вышка была надежно застрахована от ветра. А ветер здесь не стихал ни на минуту.

Глеб разглядывал отвесный гранитный скол, идущий вровень с вышкой почти на треть ее высоты, мысленно прокладывал маршруты — совершенно несерьезная стена, но здесь можно проложить парочку изящных, хоть и коротких.

— Жаль, галош нет, — вырвалось у него.

— Галош???

— Я скалолазанием занимаюсь, — немного смущенно признался Глеб. — Галоши — идеальная обувь для восхождения по отвесной скале.

С некоторым удовольствием он отметил, что невозмутимый старлей удивился.

— Никогда бы не подумал, — сказал он. — А хотите слазить на самый верх? Подняться над вершиной?

— Ну, хоть так, — согласился капитан.

Лестница изгибалась по квадрату сечения башни пролетами под углом около 60 градусов, потом, выше второй смотровой площадки, вела вертикально вверх, проходя внутри своеобразной трубы, сваренной из железных прутьев.

Внизу осталась вершина горы и рога ретрансляторов. «Труба» закончилась, дальше ремонтникам или монтажникам уже нужно было бы работать со страховкой. Дул довольно крепкий и холодный ветер, железные штанги отзывались на его порывы низким гулом, который слышишь не ушами, а всем телом. Мерное раскачивание телевышки было сродни морской качке. Глеб высунулся из «трубы» по пояс, ухватился руками за секции металлических конструкций и огляделся.

Горы шли с востока на запад, на юге полмира захватило море, а на севере зеленел лес. Это была прекрасная земля, русская земля, которая наконец-то стала советской землей. И это бескрайнее небо, в котором он сейчас плыл и дышал, наполняло его какой-то надеждой. Казалось, что все в этом мире еще может стать прекрасным, если к этому приложить хоть немного усилий.

Внезапно тугое, распирающее чувство полета сменилось другим — всеохватной тревогой, дрянным предчувствием, которое высасывает из сердца радость, а из рук — силу. Глеб понял, что пора спускаться, что светлая нота безнадежно испоганена невесть чем.

Старлей ждал его на площадке.

— Что-то случилось? — спросил он. — Вы очень быстро спустились, Глеб.

— Какое-то чувство мерзкое появилось… — Капитан сел рядом с ним на железо.

— Это, наверное, электромагнитное излучение, — ответил Верещагин.

— Да, может быть… Давай на «ты», Артем.

Ветра здесь уже не было — от него защищала скала. Прогретый солнцем металл вызывал приятные воспоминания: вот так же, как эта площадка, выглядела детская горка во дворе, где рос Глеб. Только там металл был отполирован до блеска детскими штанами, а здесь — башмаками технарей. Ну, и пулемета не было на той детской горке…

Глеб запрокинул голову, посмотрел в решетчатый колодец… На секунду перспектива стальных ферм, расчертивших небо на треугольники и квадраты, дрогнула, Глебу показалось, что верх — здесь, а там — низ, и он вот-вот сорвется туда, в кошмарный бесконечный полет… Даже чувство гравитации изменило. Он вздрогнул и опустил голову. Проклепанный теплый металл был таким великолепно-вещественным, ощутимым…

— Ага, — сказал Артем. — Пробирает. Похоже на гравюры Эшера, верно?

— Не знаю, не видел…

Нет, даже в этот момент Глебу не пришло в голову, что Верещагин — действительно не тот, за кого себя выдает.

Пришло — мигом позже.

Т-твою мать…

Ерунда, сказал он сам себе. Бред. Не может быть.

Слишком много военных-однофамильцев, сказал ехидный внутренний голос. На одного больше, чем нужно.

ЕРУНДА!

Как все честные люди, Глеб плохо владел лицом.

— Эй, товарищ капитан, с вами все в порядке? — спросил старлей.

— Да, спасибо… Артем, а у тебя здесь случайно нет родственников?

— Знаешь, очень даже может статься, что и есть, — на лицо спецназовца легла какая-то тень. — Мой отец жил здесь четыре года. Вполне достаточно, чтоб завести ребенка, э?

— Когда это было?

— Во время Второй мировой, когда же еще…

— И как это случилось?

— Он воевал под Одессой… Попал в плен, оказался где-то на побережье, в концлагере… Оттуда они сбежали на самолете. Пять человек. Сюда, в Крым.

— Ого! Ну, а дальше что было?

— Он воевал в Италии и в Греции. В составе английских бригад. Двое его товарищей там погибли, двое вернулись вместе с ним в СССР.

— И что случилось потом?

— А что потом могло случиться, Глеб? Это и случилось.

— Извини…

— Не за что.

— То есть тебе наверняка не известно, есть у тебя здесь кто-то или нет.

— Не знаю. Отец ничего не рассказывал про Крым. И вот это к вопросу о консервированных сосисках и о «Моменте истины». Не люблю я эту книгу, Глеб. Она здорово написана, там нет проколов, и именно поэтому я ее не люблю…

***

— Зачем ты потащил его на вышку? Зачем стал с ним болтать? Какого черта тебе от него было нужно?

Гия Берлиани рвал и метал, пользуясь тем, что из аппаратной не проникал наружу ни один звук.

— Его нужно пасти, Георгий. Нужно контролировать. Он здесь самый умный. И кое-что подозревает.

— Подозревает? Я удивляюсь, как меня еще никто из них не назвал «ваше благородие»!

— Гия, в день нашего возвращения из Непала по радио и по ТВ нас упомянули в программе новостей.

— Просто замечательно! Он слышал?

— Я не знаю. В какой-то момент он изменился в лице и начал рассказывать мне про моего однофамильца-альпиниста. Я закосил под полного идиота.

— Это было наверняка несложно.

— Князь, а ты больше никаких альпинистов-однофамильцев не вспомнил? Это Глеб Асмоловский.

— Тот самый?

— Да, тот самый!

Глеб Асмоловский, «снежный барс», на счету которого — четыре советских «семитысячника», первое восхождение на Хан-Тенгри в альпийском стиле, и орден, пожалованный ее величеством королевой Англии за спасение двух ее подданных на пике Победы. Подданные имели неосторожность выскочить на штурм вершины без рюкзаков и палаток, налегке. Так нередко делают, но именно в этот день и именно этим подданным не повезло: они не рассчитали времени, заблудились, не нашли палатку и начали потихоньку замерзать. Конечно, вышла спасательная группа, но холод убил бы англичан раньше, чем группа добралась бы до них.

Глеб Асмоловский совершил невозможное: ночью поднялся один по очень крутому и сложному маршруту, нашел англичан, отпоил теплым кофе с коньяком и выдал им свой спальный мешок, где оба слегка отогрелись. Этого было достаточно, чтобы протянуть время до появления спасательной группы.

Вот так, капитан Верещагин. Ты мечтал пожать руку этому человеку — теперь сбылась мечта идиота.

— Это называется «не повезло». — Кашук встал с кресла. — Я отлучусь на минутку, господа. То ли это пиво, то ли это нервы, но мне ужасно нужно пойти помыть руки.

— Дьявол! — когда за Кашуком закрылась дверь, Гия треснул кулаком по столу. — Здесь сотни советских капитанов! Почему черт сюда принес именно этого!?

— Гия, мы должны выиграть с теми картами, которые нам сданы.

— Это уж да, — сказал Князь. — Это точно… Только знаешь, что мне все больше лезет в голову, Арт? Что нас сюда послали именно затем, чтобы мы прокололись.

— Типун тебе на язык, — отвернулся Арт. — У нас все прекрасно получится. А вообще-то надо понемножку начинать их поить, чтобы меньше думали. Так что пусть Миллер подменит Дядю Тома — нам понадобятся самые крепкие головы. Знаешь, у Глеба есть гитара.

— Вы с ним уже по имени?

— Княже, мы с ним на «ты».

***

Интересно все-таки работает подсознание. Когда Глеб принес гитару в комнату отдыха, первое, что запели офицеры, было «Ваше благородие, госпожа разлука».

Грузин Берлиани, вернувшись с поста, с удовольствием подпевал. Вообще, напряжение слегка спало, чему немало помог коньяк «Ай-Петри».

«Это не фокус, — подумал Глеб. — Они тут смотрят наше телевидение. Нужно что-нибудь другое».

Но подсознание работает по-своему. Пальцы сами собой взяли хрустальный ре мажор:

Спецназовский старлей подпевал тихо, но с чувством. Берлиани был на высоте: выводил приятным баритоном партию второго голоса, чисто и точно, куда тому Кобзону:

Глеб играл от всей души. Он совсем уже забыл о первоначальной цели, с которой взял в руки гитару. Он играл и пел для Нади, для своей Надежды, которая его не слышала, не могла слышать, но он знал, что где-то там, за морем, она думает о нем и ищет его лицо на экране телевизора среди лиц сотен других десантников, одинаковых, как гвозди с выкрашенными в голубое шляпками.

— Артем, а эту знаешь? — Он взял аккорд:

Пальцы Верещагина жестко легли на струны.

Полусекундный обмен взглядами показал, что Верещагин разгадал игру Глеба. Разгадал по всем пунктам, до канвы.

— Не надо, Глеб. Эта мрачная. Давай тогда лучше «Гусарскую». «Славно, братцы-егеря…»

— Хорошо тут у вас, — вздохнул майор Лебедь. — Просто курорт…

— А у вас как? — спросил старлей.

— А у нас нормально. Какого черта Глеба на эту горку загнали, если вы здесь уже сидите?

— Это вы в штабе спросите. Снимать ребят пришли?

— Какое там, — Лебедь скривился. — Приказа не было. А что, мешают ребята?

— Да шумно…

— Ничего не попишешь, старлей. Приказа не было.

— Ну, и Бог с ним.

— Товарищ майор, можно вас на два слова? — Глеб отложил гитару.

— Можно на сколько угодно. — Майор плеснул себе коньяка. — Пойдем покурим.

Они вышли на свежий воздух и встали там же, у ограждения.

— Мне они не нравятся, — сказал Глеб.

— А мне показалось как раз наоборот. — Майор посмотрел на него. — Ты и гитарку взял, и песенки петь начал…

— Я думал… — Глеб осмотрел землю под ногами, словно там валялись нужные ему слова. — Понимаете, когда мы перед вылетом сидели на аэродроме, передавали крымские новости… Можете смеяться, но там сказали, что из Непала вернулся известный крымский альпинист Верещагин. Капитан крымской армии.

— Так, — сказал Лебедь, призадумавшись. Потом оглянулся.

Спецназовский старлей о чем-то беседовал с длинным костистым мужиком по прозвищу Дядя Том.

— Товарищ старший лейтенант! — окликнул его майор. — Вы не подойдете на минутку?

Старлей что-то быстро сказал Дяде Тому, тот кивнул в последний раз и исчез в служебном здании — длинном приземистом каменном корпусе, большая часть которого была закрыта для советских десантников.

— Я вас слушаю, товарищ майор.

— Вы не могли бы показать нам свои документы?

— Нет проблем. — Старлей вытащил из нагрудного кармана офицерскую книжку и протянул ее майору.

Достаточно потрепанная, с отметкой о повышении в звании, с фотографией не последнего времени — с тех пор старлей немного отощал. И загорел, отметил Глеб. Неужели в Крыму сейчас можно так загореть?

Книжка была настоящей.

— Спасибо, товарищ Верещагин, — майор вернул книжку.

— Может, свяжетесь с моим начальством? — спросил участливо старлей. — Майор Варламов, подполковник Стеценко, Симферополь, штаб второго батальона восьмой бригады спецназа ГРУ.

— Да нет, пожалуй.

Старлей слегка задумался.

— Знаете, мне все-таки хотелось бы, чтобы вы связались с моим начальством. Я вижу, возникли какие-то подозрения. Пойдемте в аппаратную. Или вы хотите связаться из вашей машины?

— Нет, нет… — Майор сделал отрицательный жест рукой.

— Я могу идти? — спросил старлей.

— Да, пожалста, — ответил майор.

Верещагин ободряюще улыбнулся Глебу, повернулся на каблуках и легко взбежал по железной лестнице на первую секцию телевышки, где сидел один из его наблюдателей — тот самый татарин, который послужил причиной инцидента…

…Ноги у него подкашивались. Шамиль, оторвавшийся от пулемета, вытер лоб.

— Кэп… — тихо сказал он. — Я думал, что все…

— Я тоже. — Артем сел на лестницу. — Еще три часа — и я начну курить…

***

— Ерунда это, Глебка. — Голос Лебедя звучал уверенно. — Книжек про шпионов ты обчитался. Совпадение, однофамилец. Не морочь мне две пачки маргарина.

Глеб смутился.

Его поколению была чужда та атмосфера шпиономании, в которой выросли их отцы. Слишком часто государственные службы кричали: «Волки!». Теперь, если даже волки и появятся, никто не почешется.

Доводы майора показались убедительными: шпион, прикидывающийся спецназовцем? Под своей настоящей фамилией и именем? Бред. Если бы это был шпион, ни у кого и мысли бы не закралось о его подозрительности.

«И все-таки, — зудел внутренний чертик. — Это же совсем несложно — скрутить их, десятеро на одного, и посмотреть, что же на самом деле они держат в генераторной. В крайнем случае — можно просто извиниться… Ну, будет скандал. Ну, вломят мне пизды… Отоврусь — лучше перебдеть…»

Одного грана решимости порой бывает достаточно, а порой не хватает…

Глеб отпасовал.

— Так ты за гитарку взялся, чтобы проверку устроить? — Майор засмеялся. — Ну, и как, выдержали ребята проверку?

Глеб махнул рукой.

— Ну, ты артист! — Лебедь допил коньяк, сунул Глебу пустой стакан и хлопнул капитана по плечу. — Семь часов вечера, а жарит, как… Я в позапрошлом году в Сочи ездил, вроде там не так жарко было, как здесь… Тут мандарины растут?

— Не знаю. — Глеб достал сигареты, склонился к майорской зажигалке, вытер пот. — Тут, по-моему, все растет.

— Да, богатая земля. Жалко…

— Чего вам жалко, товарищ майор?

Лебедь посмотрел на него, как бы оценивая.

— Сам знаешь, чего. Ты в колхозе бывал?

— Как все, в летних лагерях.

— Ну, и как впечатления?

— Богатые. В смысле, впечатления.

— Ну, вот и здесь будут такие же… богатые.

— Почему нас не снимают и не меняют?

— А, пошли они, знаешь куда! Почему так выходит, Глеб: как генерал — так непременно последний дурак и сволочь?

— Принцип Питера.

— Объясни, интеллигент.

— Извините, товарищ майор. Уровни некомпетентности… В общем так: окончил я институт, призвали двухгодичником, лейтенантом. Тут я все понимаю, служу хорошо, остаюсь в армии, дают мне старшего лейтенанта. Я опять служу хорошо, меня повышают в звании, дают капитана. Вот тут я уже ничего не понимаю, потому и остаюсь на этом уровне. Мой уровень некомпетентности.

— Неправильный твой принцип. — Майор выпустил тугой клуб дыма. — Я знаю одного мужика, он как в лейтенантах был дурак, так и в полковниках теперь дурак. В рязанском вместе учились. А я — все еще майор. Потому что главной науки не освоил: жопу начальству лизать. А ты… Тебе, Глеб, и майора не получить.

— Спасибо за деловую характеристику.

— Думаешь потому что слишком много. Думаешь, думаешь… Башку себе продумаешь до лысины, а толку не будет.

— И что я, по-вашему, думаю?

Майор, прищурившись, выпустил через ноздри последнюю струю дыма, раздавил окурок об ограду и бросил под ноги.

— А думаешь ты, капитан, вот что: и на хрена ж мы сюда приперлись, когда и без нас тут хорошо было? Влезли в рай своими сапогами и топчем. Вот ты о чем думаешь. А об этом — нельзя думать солдату. Солдату вообще думать вредно, иначе вот в такой ситуации он может… Неправильно поступить, в общем, может. И если это с тобой случится, Глеб, лично мне будет жаль. Потому что, хотя офицер ты и хреновый, но человек — хороший.

Майор почти незаметно оглянулся.

— А старлей — правильный хлопец, вовремя тебя остановил. Я ведь тоже эту песенку знаю… Ты проверки устраивай, но и свою ж башку не подставляй. И вообще, давай лучше, спой безо всяких проверок, для души, что-нибудь свое…

О, это искушение, наивысшее признание для творческого человека — когда просят спеть «что-нибудь свое». Не из вежливости и не из лести, а потому, что людям действительно приятно слушать твое…

Незаметно все перебрались на улицу, здесь же оказалась гитара, и не только офицеры, но и солдаты обступили Глеба плотным кольцом. Тихо, ребята, капитан будет петь свои песни…

«Вот ведь странно, — подумал Глеб, подкручивая колки, — им это действительно нравится, хотя написано вроде бы для совсем другой аудитории».

Глеб не сочинял ни блатных песен, ни солдатских, он ясно понимал, что его песни — это такой Зурбаган, убежище загнанного интеллигента, но вот почему-то ребятам интересно было слушать про горы, про пересекающий пустыню отряд крестоносцев, про скорых на руку ковбоев, про пиратов…

Он проверил балладный лад аккорда, бегло тронул струны…

Зачем-то это было нужно им всем, вырвавшимся из казарменной тупости и притащившим ее с собой сюда, в эту жемчужную страну. Какой-то отклик находила в них тоска баллады, какой-то проблеск мысли и чувства появлялся на лицах, когда они шевелили губами, беззвучно подпевая:

Но час еще не настал…

***

Надо отдать сукину сыну должное — песенки сочинять он умел…

Георгий Берлиани, князь, сразу невзлюбил этого тощего офицеришку. А когда оказалось, что из-за него все их дело может полететь к черту, так и вовсе возненавидел. Но не мог не признать, что песня его волнует и тревожит — а как же иначе, подумал он, ведь у каждого мужчины есть женщина, к которой можно обратить эти слова, а если ее нет, то и не мужчина он вовсе, и даже не человек, а так — недоразумение… Зачем этот хрен умеет петь такие прекрасные слова? Чтобы мы поверили, что они тоже люди — не хуже нас? Как можно служить в советском десанте и петь:

Кой черт далеко — здесь, в двух шагах, у каждого из них в кармане. Арт слушает, как завороженный. Как кролик перед удавом. Не отлипает от советского капитанишки. Капитанишка наступил на его самую любимую мозоль и артистически на ней танцует, хотя и сам этого не знает.

На этой ноте отзвенела гитара, закончилась песня, завершился день. Все было предрешено и необратимо, записано в Господень organizer. И необратимость будущего, сама мимолетность последнего мгновения тишины делала его, это мгновение, нестерпимо прекрасным и светлым. И каждый вобрал в себя света сколько смог, предчувствуя наступление ночи и не ожидая от нее ничего хорошего чисто инстинктивно, хотя и думая, что рационально. И это последнее мгновение они все прочувствовали, попытались слегка затормозить и просмаковать, как бывалый курильщик смакует, растягивая, последнюю сигарету, если знает, что впереди — долгие дни без курева.

Потом Лебедь сказал:

— Ну, спасибо, капитан. Поеду водка пить, земля валяться.

Все начали расходиться. Майор сунул руки в карманы и зашагал вниз по склону, к перекрывшим дорогу БМД. Глеб, сунув гитару Васюку, решил его проводить до машины.

— Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки, — сказал ему Лебедь на прощание. — Пока. Завтра я вас сменю.

Его «уазик» выехал за ворота и покатился по серпантину обратно, в Гурзуф.

Глава 7 Непонятности

Над всей Испанией безоблачное небо…

Сигнал к началу мятежа генерала

Франко в Испании, 1936 год.

Иконостас был собран в полном составе.

«Пренеприятнейший» (который, разумеется, себя пренеприятнейшим не считал, а полагал, напротив, милейшим человеком и радетелем о благах державы) слушал Маршала с пристальным вниманием. Остальные, напротив, занимались кто чем — рисовали в блокнотах чертей, что ли? За исключением Молодого, который молодым, конечно, тоже не был. Было ему хорошо за пятьдесят, но, как доказал в своей впоследствии подтвердившейся лжетеории Эйнштейн, все в мире относительно. Относительно самого Пренеприятнейшего и особенно — относительно Генерального, Молодой был еще каким молодым!

— Так тебя понимать надо, что наши войска Крым заняли? — спросил Пренеприятнейший.

— Территория Восточного Средиземноморья контролируется, — подтвердил Маршал.

— Тогда пора, вроде, приступать ко второй части плана. — Пренеприятнейший обратился к Видному лицу. — Пора ведь? Это по вашей части, товарищ К?

— Ох, пора, — кряхтануло Видное лицо. — Сколько там, на Острове, задержано белогвардейцев?

— Тысяч пятьдесят, — сказал Маршал.

— Так, стало быть, потребуется пятьдесят эшелонов, — навскидку сказало Видное лицо. — Так это ж чепуха.

— Не следует забывать, что будут новые… поступления, — напомнил Окающий. Кстати, говорят, что этот… Лучников у тебя на Лубянке?

— А кто говорит? — перехватил вопрос Замкнутый.

— Да… Слухом земляполнится, — отшутился Окающий.

— Ай-яй-яй,… (отчество Окающего), да как же вы разным глупостям-то верите? Нет у меня никакого Лучникова. В бегах Лучников…

— Ничего… — отрубил Пренеприятнейший. — Поймаем! И не таких ловили…

Видное лицо ничем себя не выдало. Ловите, братцы, ловите! Может, и впрямь кого поймаете… — Он представил себе, какими эти две рожи будут завтра — Маршал и Пренеприятнейший. И Окающему тоже перепадет говна-пирога…

Уже сейчас он наметанным ухом подмечал неуверенные нотки в голосе Маршала. Остальные не подмечали, а если и подмечали, то относили на счет своей значительности. Но мгновениями его охватывал холод: а что, если не рассчитал? Если крымцы и впрямь окажутся сущими бабами и позволят себя отыметь ни за так, за здорово живешь? Ох, и думать об этом не хотелось.

— Все-таки не хотелось бы никакого насилия, — тихо вставил Молодой. — Как-нибудь помягче, что ли. Какой-нибудь консенсус найти…

— Любишь ты… (имя Молодого), всякие мудреные слова. — Шутливое неодобрение сквозило в словах Окающего, но звучало оно где-то на грани, на которой, при желании, могло сойти за настоящее.

На том и строились отношения, пронизанные страхом и ненавистью: на игре оттенков, на тончайших непонятностях и двусмысленностях, где каждый шаг можно было истолковать так — а можно и этак, и все старались употреблять слова, смысл которых был не менее, чем трехзначным — чтобы в случае чего, отпереться: нет, я этого не говорил, а если и говорил, то совсем другое имел в виду, а если и это имел в виду, то хотел уж точно третьего, а четвертое сделал, а пятого ждал, а шестое…

— Народной любви хочет… — буркнул Пренеприятнейший, — девка красная…

Краем сознания Видное лицо отметило эту реплику Молодому, но ход его размышления не прерывался.

Если верить Востокову, Чуфут-Кале начал сопротивляться еще днем. Да, очень кстати какой-то болван сбил Чернока, очень кстати. Теперь — добиться от Востокова «Красного пароля», наверняка ребята из Чуфут-Кале постараются сами передать «Красный пароль», но — чем черт не шутит, вдруг у них не получится?

Без сомнения, Маршал рассчитывает на то, что Чуфут-Кале будет раздавлен в ближайший час. Спит и видит, как туда подвозят тонны взрывчатки и ровняют скалы с землей — вместе с вырубленной в них военной базой и ребятами, ее защищающими. Неожиданно Видное лицо прониклось к этим белогвардейцам теплой симпатией. Держитесь, ребята, держитесь! Вам бы только до утра досидеть, а там уж — поднимется весь Крым… И идиот Маршал, а вместе с ним и его шеф, Пренеприятнейший, на утреннем заседании полетят из Политбюро вверх тормашками. А на их место сядет он — Миротворец, Воссоединитель, умница, красавец, страж правды и порядка — только бы все получилось как надо! Но вся прелесть ситуации заключается в том, что даже если не все получится как надо, то он, Видное лицо, ничем не рискует. Востокова и Сергеева — в расход, от мертвых никто ничего не узнает — и голова цела.

Маршал опять что-то говорил: об авианосцах «Минск» и «Киев», взявших под контроль Феодосийскую и Севастопольскую бухты, о двух мотострелковых дивизиях, высаженных в Севастополе, Керчи и Феодосии, о «голубых беретах», контролирующих аэродромы… Честно говоря, Маршала бы уже сейчас здорово тряхнули, если бы Видное лицо оторвало от стула задницу и сказало, все, что ему стало известно по секретным каналам — от полковника Сергеева и других агентов в Крыму. Но ему не нужно было, чтобы Маршала тряхнули, а Пренеприятнейший, в свое время утопивший кузенковскую идею мирной, постепенной ассимиляции, остался цел.

Ах, Марлуша, знал бы ты, в чью дудочку играешь… Он вспомнил доклад Сергеева: что Марлен нес в свой последний вечер в гостинице Третьего Казенного Участка, какую-то бредятину об Основополагающей… Он потом прослушал записи, а сейчас вдруг неожиданно подумал, что Марлен был, в сущности, прав — наверное, допился до настоящих откровений. Основополагающая крутит нас всех, вопреки разуму и воле — вот ведь, и полтора месяца назад в этом кабинете было принято самое кретиническое из решений, возможных в данной ситуации: оккупировать Крым. Причем вдвойне кретинизмом было маскировать эту оккупацию под военно-спортивную игру. Еще бы бантики десантникам налепили и танцевать приказали! И сам он, Видное лицо, голосовал за этот идиотизм — а попробовал бы он проголосовать против или еще того хуже: встать и сказать: что за бред вы несете, товарищи?! И сколько еще народу в этом кабинете было против? Молодой — тот наверняка. Этот всегда в душе против всяких оккупации. Но голосует исключительно «за» — консенсус-то ему нужен в первую голову с нами! Окающий — скорее всего, тоже против: привык харчиться из крымских супермаркетов, ездить под предлогом переговоров в Ялту. Замкнутый — по большому счету, тоже против — присоединение Крыма играет на руку только Пренеприятнейшему, а зачем Замкнутому такой конкурент, если Замкнутый — без пяти минут Генеральный, и только дожидается какого-нибудь сердечного приступа. Один Пренеприятнейший — «за»: еще бы, шило в жопе, не терпится потеснить Замкнутого на его посту. Но ситуация такова, что высказаться против оккупации Крыма — значит быть против генеральной линии. И выходит, что Пренеприятнейший один, вооружившись Генеральной — «за», а за ним разная мелкая сошка вроде Седого, Тихого, Незаметного, Тугодума…

И вот — они уже большинство голосов, а тебе ничего не остается, как и свой голос прибавлять к этому венику, и получается — единогласно. Все как один — а на самом-то деле, и впрямь один!

Через полчаса он с величайшим облегчением покинул кабинет и расположился в утробе черного «членовоза».

— На дачу, — коротко приказал он водителю.

Тот, небольшим кивком обозначив понимание, тронул «членовоз» с места.

— Из аэропорта не звонили? — спросил он.

— Никак нет.

Значит, позвонят с минуты на минуту.

Они уже выехали из города, когда запищал аппаратец. Видное лицо сняло трубку.

— Да… — сказало оно.

— Объект прибыл в «Шереметьево-2», — сообщила трубка.

— Доставьте в «Матросскую Тишину», — распорядилось Видное лицо.

— Он… я прошу прощения, только он, похоже, немного «того»…

— Того, сего, — раздраженно бросило Лицо. — В «Тишину», а там посмотрим…

Бросив трубку, Видное лицо задумалось. Слишком гладко все выходило. Слишком просто. А опыт учил его в таких случаях начинать сомневаться. Как говорят, идеологические враги и потенциальные противники, «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Это они, гады, правильно говорят.

И по всему выходило, что Востоков предлагает именно бесплатный сыр. Вот так просто, ни за хрен ни про хрен отдаст «Красный пароль»… Ежели у него душа взболела за родной Крым, что ж он Лучникова-то не пристрелил, как только у того башка начала в сторону «Общей Судьбы» работать? Нет, дождался оккупации. Чего ему ловить в этой войне?

Так и не ответив на этот, в который раз задаваемый, вопрос, Видное лицо откинулось на подушки…

— Слышь, Николай, — окликнул он водителя, — а поставь-ка мне музычку!

— Какую, (имя-отчество Видного)?

— А вот эту, «мани-мани-мани»…

— «Аббу» — уточнил Николай.

— «Аббу», «Аббу», — согласился властелин.

Шофер ткнул кассету в магнитолу, и Видное лицо отдалось голосам суперзвезд-миллионерш, поющих о тяжелой жизни женщины в мире капитала…

***

Они подъехали к «Даче» — трехэтажному сооружению за забором в славненьком сосновом лесу. Повинуясь кодированному радиосигналу, поднялись ворота, «членовоз» въехал в гараж. Видное лицо выбралось из машины, с хрустом потянулось и шагнуло в лифт. Облицованная карельской березой лестница Иакова вознесла его на третий этаж, в кожаные покои с рабочим столом времен Елизаветы (из головы вон, которой именно — Первой или Второй).

Он сел за чудище на четырех львиных лапах, пододвинул к себе пепельницу, достал из ящика стола трубку «Данхилл», набил ее табаком и, нажав рычажок на лапе пепельницы-черепахи, прикурил от огонька, вырвавшегося из черепашьей пасти. В Кремле он трубку не курил: это не одобрялось. Трубка раз и навсегда закрепилась в сознании старичков как атрибут Вождя и Учителя — зачем нервировать старших товарищей?

Насладившись несколькими затяжками, он нажал на кнопку селектора и выдохнул с дымом в раструб микрофона:

— Востокова сюда, быстро!

Здесь Видное лицо было Аладдином, а все прочие — рабами лампы, и стоило ему только щелкнуть пальцами, как все появлялось. Так же и Востоков возник в проеме двери — меньше, чем через минуту. Конвоир скрылся — но Видное лицо знало, что незримо он здесь, стережет, хранит его драгоценную для государства жизнь и фиксирует, падла, каждое слово. Ежели бы не держало его Видное лицо крепко на крючочке — так, мелочь, в одном крымском притоне нюхнул парнишка кокаину, но рядом, конечно же, оказался кто положено и аккуратно это заснял на пленку, равно как и последующие развлечения с двумя мулаточками, — то быстро все сведения из этого кабинета просочились бы наверх, к Пренеприятнейшему. Только крючочек держал крепко, и был такой крючочек у каждого кто нес на этой даче свою нелегкую, секретную и архиполезную для страны службу…

Востоков так и не сбрил свою ветхозаветную бороду, как советовало ему Видное лицо. И вообще, белогвардейская сволочь всем своим видом показывала, что играет не последнюю скрипку в этом политическом оркестре. «Ла-адно, — подумало Видное лицо. — Еще побреют тебя, контра. Так побреют, что на всю жизнь запомнишь…»

— На заседании Политбюро сказали, что Крым контролируется, — сообщил он вместо приветствия. — Это значит, что твои егеря еще не почесались. Так что давай, выкладывай свой пароль.

Востоков улыбнулся.

— Бумагу и перо, — попросил он.

— Держи.

Перо дрогнуло на бумаге, полетели размашистые угловатые буквы — кардиограмма грядущей войны.

Видный посмотрел на часы. Сорок минут до начала программы «Время», еще тридцать пять — до прогноза погоды. Успеем…

***

В ночной клуб «Golden Jankoy» майор Грибаков приехал позже всех офицеров и получил, пожалуй, самое большое удовольствие из всех посетителей. Ибо кроме тех номеров, которые откалывали девочки на сцене, он мог полюбоваться на то, что творили в зале «господа советские офицеры», и одно другого стоило.

Подполковник Романенко был уже хорош. Он лежал головой на длинном фарфоровом блюде, и на этой голове вместо фуражки красовался чей-то лифчик, а фуражка подполковника была надета на голову несчастного кабанчика, которого по случаю воссоединения с СССР закололи и запекли целиком. Розовый пятачок кабанчика жалобно смотрел из-под козырька на красный нос подполковника. В общем эффект был такой, словно перед подполковником поставили зеркало.

Замполит, подполковник Ирхин, нежно обнимал мэра и пытался петь с ним дуэтом:

— И Родина ще-едро поила м-меня-а березовым со-оком, березовым со-око-ом!

Мэр слов не знал, поэтому замполит пел соло, дирижируя себе рюмкой, в которой березовый сок не был даже проездом.

Рыжая дива в хромовых сапогах и более ни в чем, демонстрировала джигитовку на начальнике автобронетанковой службы майоре Суткине. Класс джигитовки показать не получалось: руки майора подкашивались, он тыкался лицом в пол и норовисто храпел.

Если бы майор Грибаков видел фильм «Гибель богов», он ощутил бы легкое беспокойство, проведя нехитрые параллели. Но майор не был знаком с шедевром Висконти и не знал, чем иной раз заканчиваются вечеринки с девочками.

Официант быстро очистил для него участок банкетного стола и принес чистый прибор. На столе перед майором оказались холодные закуски, горячие закуски и водка в графине. Грибаков плотно закусил, умеренно выпил, отодвинул прибор, поблагодарил официанта и начал смотреть стриптиз, на который до этого не обращал особого внимания, ибо голой девичьей ляжке не жравший целый день мужик без колебаний предпочтет куриную.

Стриптиз майору Грибакову понравился, но от персонального танца он отказался. Предстояло еще дождаться капитана Вакуленко, отправленного днем принимать сдачу 1-го бронетанкового полка, который торчал где-то в районе сосредоточения на плановых маневрах. Бакуленко уехал в четыре, а сейчас было восемь, и вестей от капитана не поступало — наверное, заблудился в этих степях. Майор решил посидеть в кабаке еще немного, а потом выйти с Вакуленко на связь и спросить, какого, собственно, черта…

***

Выйди майор Грибаков на связь с Вакуленко раньше он, возможно, смог бы помочь капитану в том трудном положении, в котором тот оказался.

Ибо в северокрымских степях Вакуленко не заблудился, а аккурат вышел со своей ротой в район сосредоточения, где и обнаружил танкистов. В чистом поле стояли танки и машины обеспечения, строгий порядок которых сразу показывал, что командир свое дело знает туго.

Ничего худого не думая, а думая о том, как бы поскорее принять полк да поехать пожрать чего-нибудь, капитан Вакуленко подкатил на своей командирской БМД к КПП (шлагбаум и три танка) и крикнул дежурившему на нем младшему унтеру:

— Открывай!

— Момент! — крикнул в ответ унтер, но открывать шлагбаум не стал, а снял с пояса какую-то хреновину и сказал в нее:

— Ваше благородие, тут рота советских десантников. Пропустить?

Вакуленко, в принципе, мог бы разозлиться или насторожиться, но мужик он по натуре был не злой и не подозрительный. Докладывают по начальству — все правильно, порядок есть порядок.

Хреновина (эх, нам бы такие!) прогундела в ответ что-то трехсложное и солдатик, нахально улыбнувшись, повернулся к капитану и посмотрел ему прямо в глаза.

— Запрещено пускать, ваше благородие, ТОВАРИЩ капитан, — сказал он. — Wait a bit[134].

Только тут капитан Вакуленко приметил, что пушки всех трех танков нацелены на машины его роты и почувствовал себя неуютно.

— Позови своего командира, — сказал он сердито, — с этим недоумком разобраться можно и потом, а начать лучше сразу с главного.

— Момент, — отозвался унтер, снова включил свою хреновину и сказал: — Товарищ капитан требует господина подполковника, сэр.

Хреновина опять прогундела что-то, переданное дежурным как «Обождите, сейчас они придут».

Они действительно пришли — трое коренастых офицеров в серой форме. Один из них, шевелюра которого сверкала на солнце, как моток медной проволоки, вышел вперед и сказал:

— Подполковник русской армии Брайан Огилви. С кем имею честь?

Капитан Вакуленко, уже слегка заведенный, ответил довольно резко:

— Капитан СОВЕТСКОЙ армии Петр Вакуленко. Вы что это себе позволяете?

— Цель вашего прибытия? — спросил наглый нерусский офицер русской армии.

— Что за допрос, ёк-макарёк? — разозлился Вакуленко. — Сдавай быстрее мне свой полк, вот я за чем прибыл.

Двое младших офицеров за спиной подполковника расхохотались, тот укоризненно посмотрел на них через плечо, после чего снова воззрился на Вакуленко. Капитан не выдержал взгляда, едкого и синего, как медный купорос. Он отвел глаза и тут только понял, что влип.

— Вы хотите взять нас в плен? — уточнил рыжий подполковник. — Капитан, вы считать умеете? Пересчитайте мои танки и прикиньте, кто кому тут должен сдаваться в плен.

Танки уже разворачивались в линию за спиной рыжего. Строй БМД стоял перед ними как мишень для новичка-стажера, в первый раз выехавшего на учебные стрельбы.

— Вы что, охренели тут все? — севшим голосом спросил Вакуленко. — Вы драться будете?

— Если вы поведете себя разумно — драться не будем, — заверил его Огилви. — Сложите оружие и сдайтесь.

Вакуленко прикинул шансы. Если он не подчинится, их раскатают в плоский блин. Белякам даже стрелять не придется: восьмитонную БМД танк сомнет, как козу бык.

— Хер с вами, сдаемся, — сказал он.

***

Ниночка собралась замуж. Не ахти, какое событие в масштабах страны: миллионы девушек ежегодно выходят замуж с большим или меньшим успехом. Но Ниночка была потерей не для двух-трех парней, вздыхавших о ней со школьной скамьи, о нет! Ее замужество будут оплакивать толпы мужчин — с южных гор до северных морей. Все те, кто каждый вечер прикипал к экранам телевизоров в ожидании программы «Время», будут вздыхать о ней, безвременно покинувшей голубые экраны. И не потому, что так хочет муж, а потому, что ей, Ниночке, работа на ЦТ осточертела окончательно. Уже было заказано свадебное платье, уже заканчивались оговоренные законом два месяца, которые она обязана была отработать после заявления об уходе, уже сданы были в ЗАГС паспорта. Сегодняшний день был днем последнего Ниночкиного эфира. В связи с этим девушка чувствовала себя несколько раскованно.

Была и еще одна причина — ее жених являлся сыном не кого-нибудь, а члена Политбюро, не будем говорить кого.

Вот это и послужило, собственно, причиной странного инцидента…

Чтобы взбодриться перед эфиром, Ниночка решила перехватить кофе. Заехала к себе домой, велела таксисту ждать, на скорую руку вскипятила кружку воды, насыпала в чашку бразильского, супердефицитного растворимого кофе, налила воды, как любила — немного. Чтоб крепко было, густо. И присела — дать отдых гудящим ногам.

А любимая кошка Мымра из-под нежных мест: «Вя-а-а-а!» А импортный кофе на кремовую юбку: л-ляп!

Мать-перемать!

А таксист ждет, а счетчик крутится, что надеть, черт его возьми, все или грязное, или мятое, или придется делать новый макияж…

Нет чумки на эту Мымру!

Правда есть новый брючный костюм.

А товарищ Лапин личным распоряжением запретил женщинам появляться на телевидении в брюках!

Правда, брюки-то весьма относительные. Брюки-юбка. То есть в общем-то юбка, только сшитая между ног. Такой красивый костюм, и брюки-юбка из плиссированного кримплена, по щиколотку. Авось телевизионные менты и не поймут, что это брюки.

Надела. Выскочила на улицу, хлопнулась в такси (Боже, сколько накрутило-то!): гони!

Погнал, как мог, в московских пробках, подкатил к стеклобетонной Китайской стене Останкинского телекомплекса, содрал, скотина, пятерку, а на заданный вопрос о сдаче так посмотрел, что Ниночка только рот открыла.

Это ее окончательно достало.

Повернулась пятой точкой к большому и равнодушному миру, пошла в двери, предъявила пропуск. А ушлые менты взяли и заметили брюки.

— Нина Сергеевна, в брюках, вы же знаете, нельзя.

Господи, да сколько можно: всю жизнь нельзя да нельзя!

— Значит, в брюках нельзя? А с голой жопой — можно?

Менты разулыбались: шутит известная телеведущая, да по-простому так шутит, по-народному!

— Насчет жопы, Нина Сергеевна, в приказе ничего не сказано!

— Ах, не сказано…

Вдохнула воздуха, как перед нырком в холодную воду, и сняла брюки!

Вестибюль остолбенел. Произошедшее было настолько невероятно, что никто не отреагировал. Даже менты стояли с раскрытыми варежками, пока Ниночка проходила к лифтам.

Хотя к лифту была очередь, в кабине Ниночка ехала одна.

Надела злосчастные брюки, подбодрила себя: а что, в самом деле, мне сделают? Не уволят же, в самом деле — сама ухожу! Единственное, что могут придумать — это оставить еще на две недели. Но это им и в голову не придет. Посадят на 15 суток? Смешно! Что скажет будущий свекр, член Политбюро (про себя Ниночка именовала его просто Член), узнав, что его невестку хотят посадить на пятнадцать суток? Много чего интересного скажет, даже для тренированных ушей служителей закона.

Она вошла в студию, села в кресло гримера, и та профессионально-четкими движениями поправила ей грим.

В студии шушукались — видно, новость уже поднялась из вестибюля.

— Ну, Нинка, ты даешь, — бросил напарник, диктор-мужчина.

— Мне, Игорек, нечего терять, кроме своих цепей, — бравурно ответила Ниночка, хотя было ей, мягко говоря, не по себе.

И точно — в самый разгар эфира в студии появился замдиректора, аж красный от злости. В священный ход эфира он вмешаться не мог и поэтому все время слонялся за камерами, вне зоны видимости зрителя, но в зоне видимости Ниночки.

«Чего добивается, старый дурак? — подумала Ниночка. — Хочет, чтобы я от волнения у китайского коммуниста Хуа Жуя буквы перепутала? Наверное, таки хочет…»

Когда она закончила чтение своего фрагмента (уже и забыла, о чем, профессиональное заболевание: через глаза к языку, минуя мозги, идут слова, и ты уже не воспринимаешь их смысла, только каким-то седьмым чувством фиксируешь: тут логическая пауза, тут некоторый напор, а тут, наоборот, приглушеннее…), пошла видеовставка, потом читать начал Игорь, и она, пользуясь тем, что глазок на ее камере погас, послала товарищу Лапину нежную улыбку. Не расслабляться! — по предварительной читке Ниночка помнила, что у ее напарника очень короткий фрагмент…

Она придвинула к себе очередной листок, мгновенно ухватила взглядом первый абзац, подняла глаза на вспыхнувшую красным камеру и, словно по памяти, начала:

— В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник «Весна»…

***

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“…» — бодрым голосом сказала телекурва. Ее изображение погасло, но голос остался витать над ландшафтами Крыма, заключенными в мерцающий аквариум дряхлого «Электрона».

— Хана Крыму, — мрачно сказал Дим Шебеко, запив свои слова горьким зеленым чаем.

Группа С₂Н₅ОН поднесла к губам свои пиалы, словно повторяя жест гуру и тем самым подтверждая молчаливое с ним согласие: хана Крыму.

Экран демонстрировал восторженных крымцев, забрасывающих цветами советские танковые колонны.

— Вот пиздеж! — возмутился гитарист Гарик.

— Нет, Гарик, — покачал головой Дим Шебеко, — это не пиздеж. Это они там, в Крыму, все с ума посходили.

— Бен-то наш там! — напомнила Галка.

— Бену точно хана, — негромко сказал в углу мрачный кто-то.

«Комубежаловка», столпившаяся на телевизионной кухне, единодушно возмутилась: Бену хана? Ну, нет! Если кому и хана, так точно не Бену! Не такой наш Бен, чтоб ему так просто была хана!

— А вот Лучу хана, — тихо сказала Галка. И, несмотря на тихость, эту фразу услышали все и умолкли: да, о Луче-то мы и забыли! Как же так? Ему — хана? Он же был первый застрельщик соединения, какая же ему может быть хана?

Но Дим Шебеко со своей мудростью, присущей ему как гуру, видимо понимал больше, чем все остальные, и поэтому печально кивнул одними ресницами.

— Лучу хана, — согласился он и запил эти слова зеленым, как вселенская тоска, и крепким, как водка, чаем…

***

Лучников вынырнул из ступора в самолете где-то над Украиной. До этого ему было как-то все равно: вот Сергеев сажает его в черный пикап с затемненными стеклами, вот они несутся обратно в Симферополь тем же путем, каким он ехал к собору — зачем он ехал туда? Чтобы похоронить Кристину? Но когда они выезжали, Кристи была еще жива… Так зачем же он ехал? — вот они погружаются в самолет, явно правительственный и явно советский — а какая разница? — вот, на диване по правую руку от него полковник Сергеев, а по левую — Петр Сабашников… А он здесь зачем? Вот экран, программа «Время», ежевечерняя советская брехня, промывка мозгов — но неожиданно для себя он обнаружил, что ему как бы приятно промыть мозги, что ему ХОЧЕТСЯ забыть сегодняшний день и увидеть его заново — буркалами советских телекамер. Зачем же здесь Петр? Он тоже арестован? А почему, собственно, «тоже» — разве арестован, например, Лучников? Он вообразил, как пристает к Сергееву с вопросами: я арестован? А по какому праву? На каких основаниях? — и показался в этой ситуации сам себе невообразимо смешным: этакий кролик, качающий права перед удавом. Впрочем, на удава полковник Сергеев походил мало. Совсем не походил он на удава. А походил он на уставшего до предела мужика, самому себе надоевшего и самому себе противного. Чем вы занимались целый день, мон колонель, что так противны самому себе? Неужели возили нас, одноклассников, чартерными рейсами в Москву?

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“», — сказала Татьяна Лунина. «Танька, а ты что там делаешь, в этом ящике? А чей же я крест видел на мысе Херсонес — это была одна из твоих очаровательных шуточек? Поверь, Танька, я безумно рад, что ты жива — такая, понимаешь, оказия: оказался вообще без бабы! Некого трахнуть в трудную минуту, кроме самого себя, — давай договоримся, когда меня отпустят, я приду к тебе на пистон!»

Лучников расхохотался, и сквозь слезы смеха увидел, что девка на телеэкране, только что сменившая собой крымские — виноват, господа! — уже советские пейзажи, ничуть не похожа на Лунину. Только рыжеватый цвет волос и модная в этом сезоне прическа «каре». Облажался значит. Но это ничего. Мадемуазель «Время», а как вы насчет пистона?

По экрану поплыли титры прогноза погоды. Мадемуазель «Время», невидимая и бестелесная, вещала дождь, снег и град, циклон и антициклон, переменную облачность, солнце, воздух, воду и прочие чудесные вещи.

— Успокойся, Андрей, — сказал Сабашников.

Голос вернул Лучникова в реальность, как бы припечатал к сиденью тяжелой, но мягкой и теплой Петькиной ладонью. Хотя Петр его и пальцем не коснулся.

Лучников успокоился и совершенно спокойно отметил, что в «Прогнозе погоды» упомянули и Крым. Конечно, под советским кодовым названием, но упомянули.

— В районе Бахчисарая ожидается внезапный шквальный ветер с дождем и градом. Серьезной опасности подвергаются виноградники. На Северном Кавказе…

Полковник Сергеев как-то встрепенулся, словно у него внутри развернулся давно проглоченный и забытый аршин. Надо же, как беспокоит полковника судьба бахчисарайских виноградников…

***

То же время, хребет Бабуган-Яйла, гора Роман-Кош.

— Сделай погромче, — сказал старший лейтенант спецназа капитану десанта.

Глеб сделал погромче.

В комнате отдыха матово серебрился экран. Из динамика доносилось монотонное журчание московской речи — кажется, эту респектабельную даму зовут Ангелина Вовк? Ла-ла-ла… надои… лал-лал-ла… центнеров с гектара… тонн угля… металлопроката и стали…

Женское бубнение сменилось мужским. Новости культуры… Премьера оперы «Чио-Чио-Сан» в Большом… Новый фильм Станислава Говорухина — «Место встречи изменить нельзя»…

Время — враг решимости. Дикторы программы «Время» сейчас были личными врагами Верещагина.

На экране появилась женщина… Нет, это не Ангелина Вовк. Совсем молодая, даже ужасный советский стиль официального костюма не мог добавить к этим двадцати пяти годам хотя бы три…

— Продолжается военно-спортивный праздник «Весна» в зоне Восточного Средиземноморья…

— Интересно, что врать будут, — Стумбиньш включил погромче звук.

На экране несколько смущенный командир десантников принимал букет от девушки в мини-платьице. Симфи, отметил Верещагин. Ландшафт изменился: Бахчисарай.

— Радостной новостью приход советских войск стал для тех узников режима, кто томился в застенках за свои политические убеждения. Сегодня утром в числе других был освобожден товарищ Игнатьев, генеральный секретарь коммунистической партии Восточного Средиземноморья…

Во весь экран крупным планом — мурло Игнатьева, выходящего из самолета «Як-40» (где кожанка? Где черные джинсы? На экс-волчесотенце был советский серый пиджак, серая рубашка и галстук). Увидев репортеров, Игнатьев устремился к ним, споткнулся и распростерся на земле. После секундной заминки он встал на четвереньки и взвыл:

— Целую тебя, благословенная русская земля!

— Цезарь, твою мать… Маймуна веришвили[135], — пробормотал Князь.

— Новости спорта, — сообщила красавица.

— Что там про «Спартак», товарищ капитан?

— Тихо!

И наконец прозвучало долгожданное:

— О погоде. По сведениям Гидрометцентра…

Полился «Ливерпуль». Верещагин внезапно вскочил, чуть ли не по ногам кинулся к выходу, выбросился на улицу.

— Поплохело спецназу, — успел он услышать за спиной.

Ни черта ему не поплохело. Во всяком случае, не от водки…

Он был… в ужасе?

Нет, в панике.

От того, как просто это будет сделано… И от того, как легко это предотвратить…

Зайти в аппаратную и повернуть рубильник, все тут на хрен обесточивая. И нет никакой войны. Есть девять миллионов человек, которых постепенно превратят в рабов — но зато все они останутся живы.

Какое право ты имеешь за них решать? Кто тебе его дал?

А у кого я должен спрашивать? Покажите мне уполномоченного по правам решать за людей!

Ход истории сопротивлялся вмешательству. Под ботинками Артема скрипел гравий. Ограда на краю площадки над обрывом схватила пальцы холодом.

Он стоял там, закрыв глаза, и не слышал, как в связный и ладный рассказ о взаимоотношениях России и небесной канцелярии вклинилась совершенно несуразная фраза:

— В районе Бахчисарая ожидается внезапный шквальный ветер с дождем и градом. Серьезной опасности подвергаются виноградники…

***

— Я про-шу тебя про-стить, как буд-то псису в небо от-пус-тить! — пропел на мотив «Ливерпуля» Васюк.

Глеб чувствовал, что уже пьян. Пили весь вечер по уезде майора, пили и пели.

Он уже пьян, а еще не ответил на один важный для себя вопрос: что же ему не нравится в сложившейся ситуации?

Ему не нравится старлей, это понятно. Хотя и не совсем правильно. Ему не нравится, что старлей ему нравится. И ему не нравится, что ему не нравится, что старлей ему нравится… Тьфу, пропасть!

Не так он себя ведет. Он ходит, улыбается, разговаривает не так. Давай присмотримся, сказал себе Глеб. Вот он стоит в дверях комнаты отдыха, опираясь одной рукой о косяк, небрежно и расслабленно. Хотя и не совсем расслабленно: пальцы барабанят по кобуре. Кстати, еще одна пушка за поясом, но это как раз не удивительно: Глеб, к примеру, сегодня тоже о двух шпалерах. Не в этом суть. Суть в том, как он стоит. Как он улыбается и говорит. Как смотрит. Встретив его на улице в штатском, Глеб поклялся бы, что он — иностранец. Не спрашивайте, почему. Наши люди в булочную на такси не ездиют.

Глеб вспомнил, как сдержанно старлей пил. Ладно, он на посту, не заливать же до полной неподвижности. А что он сказал, когда Глеб спросил его, прослушивают ли они эфир? «Орел наш, благородный дон Рэба озабочен знать, о чем думают его новые подданные», — сказал Верещагин. Ему и в голову не пришло, что я могу быть стукачом. Или он настолько блатной, что может не бояться стукачей? Старший лейтенант спецназа… да нет, не может он быть таким блатным. Такие блатные так себя не ведут. Такой блатной человек не может не показать, как он велик и какое все вокруг быдло. Старлей же был подчеркнуто корректен. Правильно сказал зампотех — английский лорд, а не старлей спецназа ГРУ.

— Добрый вечер, дорогие товарищи… Предлагаем вашему вниманию вторую серию телевизионного художественного фильма «Рожденная революцией»…

***

Кашук поднес к губам «уоки-токи»:

— Эм-Си.

— Понял, — коротко отозвался Верещагин. Повернулся к вышке — знал, что сейчас Дядя Том смотрит на него — и поднял руку, показав пальцами «Викторию».

— Yeah! — выдохнул Шамиль.

— Полчаса — и где-то здорово запахнет нафталином, — с удовольствием заключил Томилин.

***

— Очень мне непонятно, ваше благородие, товарищ комбат, как это вы не признаете очевидных вещей. Разве можно говорить, что все крымские девушки красивей всех советских? Посмотрите, какой пэрсик — Жорж кивнул на экран, где шла программа «Время».

— Они там все такие, — промычал майор Гречкосий. — Это в телевизоре! А ты бы в село поехал!

Последующие пять минут прошли в ожесточенных спорах о женской красоте. Хозяин кабачка поднял бокал за прекрасных дам. Все временно замолчали, пия вино. На полбокала Жорж Александриди, хозяин и бармен питейного заведения «Приют alkoholikoff», а также подпоручик резерва Вооруженных Сил Юга России, поперхнулся.

— Я что-то не понял, — сказал он, повернувшись к своему вышибале. — Это оно, сори мач?

— По-моему, оно, чиф, — ответил ему Нурмухтаров Мустафа Ахмед-Оглы, вышибала и официант, параллельно — ефрейтор резерва тех же Вооруженных Сил того же Юга России.

***

…Ниночка мимоходом удивилась: какие, к чертям, виноградники? Сроду в программе «Время» не упоминались ни виноградники, ни бахчи, ни сараи. Но удивиться сильнее не было времени: в бумажке сказано «виноградники», значит, виноградники. На Кавказе — солнечно, в горных районах неожиданные снегопады, в Узбекистане…

Совершенно автоматически она дочитала текст, звукач подержал музыку несколько минут и показал рукой: все, отключаю студию. Все облегченно вздохнули.

— Нинка, что это за бред про виноградники? — возмутилась старшая звукорежиссерша Лариса.

— Тут написано! — Нина подняла бумажку.

— Раньше не было. — Лариса вгляделась в распечатку. Впрочем, ничего удивительного: прогноз погоды менялся иногда в самый последний момент, его просто приносили и клали на стол.

— При чем тут виноградники! — заорал замдиректора. — При чем тут виноградники, когда она голая ходит по телецентру!

— Не голая, а в трусах и в блузе! — поправила Ниночка.

— Молчать мне тут! — рявкнул зам. — Пр-роститутка!

— Сам молчи, старый козел, — с удовольствием сказала Ниночка. — А насчет «проститутки» я скажу товарищу А. Ему вряд ли понравится.

— Да кто ты такая! — взвился Лапин. — Кто ты такая товарищу А?

— Я его будущая невестка! — отчеканила Ниночка. — И попрошу вас мне не тыкать. Тем более что сегодня я увольняюсь.

Зам остался стоять соляным столбом, а Ниночка вышла из студии, гордая своей победой, спустилась на лифте, прошагала, не спеша и с удовольствием, два километра до метро, спустилась на станцию подземки и поехала домой.

Возле ее подъезда стоял синий жигуль, «шестерка». К соседям в гости кто-то приехал, решила она, не узнав машину. Но оказалось, не к соседям.

— Нина Сергеевна? — раздалось из открытого окна машины.

Из ведомства жениха, ясно. Только зачем приехали? Передать, что сегодня любимого не будет? Мог бы и сам позвонить…

— Да? — откликнулась она.

Открылась задняя дверь.

— Не согласитесь ли вы сесть на минуточку в машину? — спросили интеллигентным голосом.

— Пожалуйста… — Она подошла к «жигуленку» и, не скрывая своего раздражения, опустилась рядом с мужчиной, одетым в плащ цвета капустного листа.

На передних сиденьях размещались еще двое — один в пижонском замшевом пиджаке, другой — в легкой куртке. Нижняя часть тела у всех троих была затянута в пижонские джинсы.

«Капустная» рука протянулась перед Ниночкой и хлопнула дверями.

Джинсовые ноги давнули на педали, повернулся ключ зажигания.

— В чем дело? — взвизгнула Ниночка, порываясь открыть дверь, но запястья ее тут же оказались в крабьем захвате «плаща».

— Спокойно! — сказал он. — Мы ненадолго, это здесь недалеко. Скоро вернемся… да не дергайся ты, дура!

Имя товарища А, всесильного члена Политбюро, известного нам как Пренеприятнейший, не произвело на похитителей никакого впечатления. За неприметным синим «жигуленком» сомкнулись бесшумные ворота одного из «КБ» на окраине Москвы. А в Ниночкиной квартире всю ночь бесплодно звонил, доводя до исступления кошку Мымру, телефон.

Ближе к утру жалкую и измученную Ниночку вытряхнули из того же синего «жигуленка» где-то в Мытищах. Полночи ее допрашивали под яркой лампой, до которой телевизионным софитам было ох, как далеко. Кололи в вену что-то, от чего путались мысли и добивались одного:

— Кто велел передать в эфир про чертовы бахчисарайские виноградники? Муж? В смысле — будущий муж?

— При чем тут муж, — стонала Ниночка, — При чем тут муж, когда бумажка просто лежала на столе, в папке «К эфиру», понимаете?

— А почему вы нас пугали товарищем А?

— А кем мне еще вас пугать, когда вы ведете себя как бандиты? Кто вы вообще?

— Не ваше дело. Ваше дело — отвечать на вопросы, пока мы задаем их по-хорошему.

Значит можно и по-плохому?

— О, боже, но я же не сама придумала эти виноградники!

— Не вы сами — а кто?

— Да не знаю я! Понимаете, не знаю! Уберите иглу! Уберите иг… иг… ик! Не-е я-а готовлю эти сведения в эфир! Не-е я-а! Спросите у выпускающего реда-актора-а!

— Уже спрашивали, он не знает.

— А если он не знает, от-ик! — ккхуда мне знать?

Вторую половину ночи ей просто не давали спать. Она не знала, что двое высоких чинов обсуждают сейчас видеозапись допроса.

— Да ни хрена она не знает, — вынес свой вердикт Первый Майор (поверьте мне, этот Майор был куда более высоким чином, чем простой армейский майор!).

— Может, просто ловкая, курва, — возразил второй. Он, кстати, тоже был майор, но во всем подчинялся первому. — Подготовленная.

— Да ну! — отмахнулся Первый Майор. — Сам посуди: кто же подставит хорошего агента вот таким дуриком. Да ее и проверяли сто раз: сначала перед тем, как на телевидение взять, потом — перед свадьбой. Обычная мышка, давай отпустим.

— Может, лучше того… — засомневался Второй Майор. — Для верности. Сверхдоза алкоголя.

— Не-ет, это лишнее. Подписку о неразглашении возьмем — и все. Зачем же портить коллеге из КГБ свадьбу?

Видимо, был в этих словах какой-то чрезвычайный смысл, если оба майора искренне, красиво и по-мужски расхохотались.

Утром Ниночке под локти подсунули бумажку. Слезящимися глазами она разобрала только крупный заголовок: ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ. И, нащупав пальцами перо, которое пододвинули к ней по столу, накарябала подпись.

Ее сунули в машину и позволили задремать. Сквозь закрытые веки она различила свечение близкого рассвета. Значит — уже утро… — И тут ее поглотил темный полиэтиленовый мешок. Со страшной отчетливостью она представила себе: сейчас этим мешком ее задушат и бросят в воду. В Москву-реку. Или в Яузу…

Ее выпихнули из машины, она завопила из последнего воздуха, услышала сквозь вопли удаляющийся мотор, ощутила, что руки свободны и сорвала мешок с головы.

Она не понимала, где находится… Шагнула два раза, подломились колени, и она рухнула на асфальт, ободрав ладони. Полежала несколько секунд, тупо разглядывая сереющие на фоне тусклого неба силуэты крупноблочных панельных чудищ. Что это за район?

Она поднялась, как во сне пошла вперед. Когда совсем рассвело, приблизилась к автобусной остановке. Вывеска была изуродована, на ближайших домах отсутствовали указатели. Под стеной дома дворничиха с метлой загоняла непокорную лужу в люк.

— Что это за район? — квелым голосом спросила Ниночка.

— Мытищи! — искоса глянув, процедила дворничиха. И с невыразимым презрением, которое редко в России распространяется на пьяных мужчин, но почти всегда касается пьяных женщин, бросила: — Закусывать надо было!

Ниночка, сраженная этим унижением, снова опустилась на колени и зарыдала в голос, обхватив руками телеграфный столб.

Глава 8 Красный пароль

Було то вiйсько волонтири –

То всяких юрбиця людей,

Мов запорожцi-чуприндири,

Що Ïх не втне i Асмодей.

Воно-то, начебто, негарне,

Як кажуть то — «нерегулярне»,

Та до вiйни самий злий гад…

I. Котляревський. Енеïда[136]

«Добрым словом и револьвером, — говаривал неглупый мужчина Аль Капоне, — Можно добиться значительно большего, чем просто добрым словом».

Но бывают, бывают такие слова, которые приводят в действие не только револьверы, но и значительно более тяжелое оружие.

И люди живут себе, не зная, что детонатор подсоединен к заряду, таймер включен и время пошло.

Время, вперед! «Та-ам, там-там-там-там-тара-а-ам!»

В 21.40, 29 апреля 1980 года Крым и Союз продолжали жить своей обычной жизнью, не зная, что жребий уже брошен. Так семеро жителей Хиросимы ранним утром спешили на работу по мосту…

***

Прапорщик Андрощук проснулся в подсобном помещении бара «Stopka» со страшной головной болью и распирающим брюхо мочевым пузырем. Сортир… Где-то тут, подумал он, должен быть сортир. Проклятый керченский прапор напоил вусмерть, белогвардейская морда… Который час? Сколько времени он тут провалялся? Вставит ему комбат, ох, вставит, засадит аж по рукоятку…

Прапорщик, пошатываясь, выбрался в длинный коридор, в конце которого слышались голоса. В баре, несмотря на комендантский час, было полно народу.

Чтобы попасть в сортир, помнил Андрощук, нужно пересечь зал…

Он вышел в зал и увидел такое, что напрочь потерял контроль над мочевым пузырем.

Зал был битком набит белогвардейцами. Самыми что ни на есть белогвардейскими мордами, вооруженными до зубов. Некоторые белогвардейские морды были прехорошенькими. Этакие, прямо скажем, белогвардейские мордашки.

Одна из белогвардейских мордашек сделала большие глаза и толкнула в плечо стоящего рядом офицера, который что-то толковал собравшимся. Офицер обернулся и прапорщик узнал в нем утреннего еврея Фельдмана.

Рука прапорщика, повинуясь военному рефлексу на офицерский просвет, дернулась вверх — отдать честь. Потом рука вспомнила, что а) на голове нет фуражки; б) в данной ситуации более уместен другой жест. Она поднялась выше, к ней присоединилась вторая.

— Разумно, — кивнул еврей Фельдман. — Гавриков, обыщите его…

— Ваше благородие, он… — Ефрейтор, видимо, Гавриков, скорчил брезгливую рожу.

— Гавриков, отведите его в сортир и обыщите!

После того как Андрощук был обыскан и простирнул штаны, его ввели обратно в зал.

Фельдман в общих чертах знал историю появления здесь советского прапорщика, так что перешел прямо к делу: куда и с какой целью следовал батальон?

Ответы выскакивали из Андрощука со скоростью шрапнели. Большинство из них были однообразны: не знаю. Он действительно много не знал: был нелюбознателен от природы, да и не отличался большим умом. Но одно-то он помнил точно: часть должна была взять под контроль всех белогвардейцев в городе! То есть все военные объекты и персонал на них. Откуда, едрена мать, эти-то взялись?

***

У каждой маленькой страны, окруженной недружелюбными соседями, есть проблема: необходимо держать большую армию. В соотношении с населением Крыма Вооруженные Силы Юга Россиисоставляют довольно весомую часть: на девять миллионов жителей приходится пятьдесят тысяч с хвостиком кадровых военнослужащих.

Но есть еще и те части, которые в докладе одного высокого чина ОСВАГ, последний год работавшего на КГБ, именовались «территориальными формированиями»…

…Пройдитесь по улицам Симфи, Джанкоя или Керчи в час пик. Отыщите в толпе взглядом мужчину от 20 до 45 лет, хорошо одетого, коротко подстриженного, с прямой спиной, упругой походкой и жесткой складкой у рта. В девяти случаях из десяти это — офицер запаса. Загляните в кафе студенческого кампуса или бар, где проводят время рабочие. Выберите парня с мускулистыми предплечьями, уверенной осанкой и такой же короткой стрижкой. С той же вероятностью вы наткнулись на солдата или унтер-офицера-резервиста.

В большинстве стран мира, где армия формируется из наемных служащих, существует одна проблема: это — очень дорогая армия. Страны же, которые исповедуют принцип всеобщей воинской повинности, вынуждены иметь дело с большим количеством отребья, которое попадает в доблестные ряды защитников Родины. Крымская армия, будучи полностью отмобилизована, на пятьдесят процентов состояла из резервистов. И если вы думаете, что в резерве служили всякие вахлаки, которые просто не смогли отвертеться от призыва, вы глубоко заблуждаетесь.

Дело в том, господа, что крымское налоговое законодательство, будучи до анархии либеральным в сфере бизнеса, становилось прямо-таки драконовским, когда дело шло о движимом и недвижимом имуществе. Но в стальных клещах закона была слабина для тех, кто готов отдать жизнь за свою страну. Служащие резерва Вооруженных Сил Юга России имели налоговую скидку в 50 %. Поэтому любой крымский домо-, земле-, и судовладелец имел две заветные мечты:

а) пройти по конкурсу в резерв ВСЮР;

б) родить и вырастить сына, способного пройти по конкурсу в резерв ВСЮР, ибо в резерве можно служить только до 40 лет (офицерам — до 45).

Свое личное оружие и форму резервисты хранят дома, доставая ее каждый второй уикэнд. Раз в год — двухнедельные сборы. По уставу ВСЮР оружие должно храниться в сейфе, каковой житель Крыма покупает за свой счет. Впрочем, это не так уж накладно — чаще всего сейф покупается у другого резервиста, вышедшего в отставку.

Неудивительно, что имущественный и образовательный ценз у рядового состава крымского резерва был достаточно высок. Старые врэвакуанты находили в этом еще одну славную традицию Добровольческой Армии, напрочь отметая тот факт, что под конец Гражданской эта армия давно перестала быть добровольческой. Сам же Барон, подписывая Указ о создании Резерва Вооруженных Сил Юга России, заметил, что резервистам есть, что терять, и это ему нравится.

Что же касается кадровых военных, то они относились к резервистам с той долей легкого презрения, с которой кадровики всего мира смотрят на резерв. Крымцы именовали своих резервистов «нафталинщиками» — мол, все время между сборами их форма хранится в нафталине, хотя это чушь — кто же станет класть в нафталин форму, которую достает раз в две недели?

Марк Фельдман, владелец швейной мастерской, субподрядчик известного продавца готового платья — сети магазинов «PANкратов», был офицером резерва Вооруженных Сил Юга России. Из чего можно ясно заключить, что он был плохим евреем — какой же хороший еврей регулярно нарушает Шабат на протяжении вот уже двадцати лет?

Фельдман служил в регулярных частях и к тридцати годам понял, что выше капитана ему не подняться. Антисемитизма в Крымской Армии нет, что вы! Просто еврей получает продвижение медленней русских, татар и англичан. Хочешь стать в тридцать лет подполковником — мотай в Израиль.

Фельдман не хотел в Израиль. Он там был, когда ездил в отпуск, и ему там совсем не понравилось. Его родным языком был русский, у него была жена-татарка, и главное — здесь, в Крыму, никто не взрывал автобусов с детьми и не устраивал войну в Йом-Киппур. Марк Фельдман вышел в отставку, получил звание капитана, записался в резерв и купил мастерскую.

Но год назад мысли об Израиле начали посещать Фельдмана с назойливостью торговых агентов. Крым заговорил об Идее Общей Судьбы. Сначала Идея маячила неверным призраком, соблазняя умы горстки интеллектуалов. Потом о ней заговорили везде и Марк Иосифович забеспокоился. Потом Идея приобрела характер навязчивой, а Лучников выиграл Антика-ралли. Фельдман, слушая разговоры работниц мастерской, менеджеров «PANкратова» и знакомых в «Stopke» понял, что настало время собирать чемоданы. Когда СОС с триумфом выиграл выборы, Марк Фельдман во второй и в последний раз в жизни напился до бессознательного состояния. Наутро, выпив содовой и приняв холодный душ, Марк занялся оформлением визы для Фариды и двух малолетних бандитов, которых Фарида ему родила. Он отвез их в Израиль и поселил, а сам вернулся в Крым — продавать мастерскую. Мастерская не продавалась. Дураки проголосовать за СОС нашлись, а дураков инвестировать в советскую экономику четыреста миллионов рублей не было. Фельдман сатанел день ото дня, поверяя свои печали хозяину «Stopkʼи» прапорщику Дементьеву. Дементьев сочувственно качал головой, подливал водки и вызывал такси.

Фельдман сам не понимал, чего он ждет. После того как Дума подала заявление о присоединении к СССР, нужно было сваливать сразу же, немедленно. Но вот эта вечная еврейская привычка чего-то дожидаться, это вечное колебание заставляло его сидеть на месте. Да и израильская виза немного успокаивала (Фельдман родился не в Союзе и питал на этот счет какие-то иллюзии).

Вот таким образом капитан Фельдман, командир батальона ополченцев Дроздовской дивизии ВСЮР, дождался сначала интервенции, а потом — «Красного пароля».

***

А теперь пойдет речь о подвиге лейтенанта Агеева, который с одним взводом мотострелков всю ночь удерживал батарею береговой обороны против превосходящих сил крымцев, за что и был по возвращении на Родину награжден медалью «За отвагу».

Спекулянты от истории и дешевые беллетристы, паразитирующие на мумиях великих, на полном серьезе доказывают, что Наполеон-де проиграл сражение под Ватерлоо по причине разыгравшегося насморка.

Был у Наполеона насморк в те дни, не было его — всяко Бонапарт прогадил Ватерлоо не поэтому. Зато доподлинно известно, что лейтенант Агеев не лег этой ночью спать и не пропустил атаку керченских резервистов именно по причине только что залеченного триппера. Вернее, по причине тяжелой рефлексии, вызванной последствиями этой не слишком опасной, но очень вредной болезни…

Агеева и его взвод начальство отправило на мыс Фонарь, охранять батарею береговой артиллерии, прикрывающую Керченский пролив. Другой офицер был бы сильно расстроен таким назначением, не дающим возможности прошвырнуться по здешним магазинам, но не Агеев. Расстроить Агеева сильней, чем он уже был расстроен, никто не сумел бы. Лейтенант пребывал просто в депрессии…

А в чем, собственно, дело? А дело в том, что всего лишь два месяца назад молодой лейтенант женился. Молодая всем была хороша и крепко любила своего избранника, да вот незадача — в полку, где Агеев оказался по распределению, не было свободной квартиры. Поэтому молодые решили так: юная жена поживет со своей матерью, а лейтенант с первой же зарплаты снимет в городе N какую-никакую комнату.

И тут лейтенанту повезло несказанно. В городе N отыскалась дама, которая из года в год сдавала комнаты молодым офицерам. Цена была вполне сносной, а главное — главное! — в комнате была огромных размеров и на удивление прочная двуспальная кровать. Тотчас же молодой жене была послана призывная телеграмма.

Приход в полк свежих кадров в лице Дмитрия Агеева и новоселье следовало отметить. И Агеев, всячески стремясь наладить контакт с будущими сослуживцами, устроил вечеринку…

Набрался Дима неимоверно быстро, поскольку выпить с ним хотел каждый, а приглашено было двадцать два человека, умножить на пятьдесят грамм — вот уже и литр десять. Тут полковник свалится, не то что лейтенант… Дима уже и блевал, и терял сознание, и наконец наступил длительный период забытья, по истечении которого Агеев обнаружил себя на собственной двуспальной кровати рядом с голой девицей поведения, что называется, в весе пера.

Лейтенант быстро вытолкал девицу, на которую в трезвом виде и смотреть-то не хотелось, прилег обратно, и слегка задумался — было у него с ней что-то ночью или не было?

Через два дня характерные симптомы подтвердили: было.

Лейтенант ударился в панику и сдуру рассказал все коллеге-взводному.

— Вот, понимаешь, болит…

— Иди к врачу, дурилка, — посоветовал коллега, а сам пошел по гарнизону — разносить сплетню.

В результате молодая жена, прибыв на место дислокации мужа, почти сразу же узнала о его грехопадении, закатила скандал и уехала к родителям. Агеев колол антибиотики, слал милой жалобные письма и коротал одинокие ночи на несуразно большой проклятой двуспальной кровати…

Примирения с супругой он не достиг, хотя от триппера излечился. А тем временем неумолимо приближался день Д, приближался и, наконец, настал, и Агеев, напоследок послав жене душераздирающее письмо, отправился со своим взводом по маршруту Новороссийск-десантный корабль-Керчь-мыс Фонарь.

И на марше, и на корабле, и на белогвардейской батарее тяжкие думы продолжали терзать Дмитрия. Уснуть он не смог. Мысль о том, как он сам, своими руками по-дурному загробил возможное семейное счастье, изводила его даже месяц спустя. Агеев не спал, бродил вдоль ограждения и услышал в каких-то двадцати метрах возню… Характерный щелчки подсказали: режут колючую проволоку.

— Тревога! — заорал Агеев во весь голос. — Все по местам! Тревога!

Он расстегнул кобуру, выхватил пистолет и выстрелил вверх. Враждебная темнота за проволокой ответила троеточием автоматной очереди. Пули разорвали воздух над головой Агеева. Пригибаясь, лейтенант помчался к БТР.

Из караульного помещения высыпали солдаты.

— По машинам! — кричал лейтенант. — По машинам, огонь!

Убедившись, что его поняли, Агеев забрался в БТР, слегка рассадил бок о край слишком узкого люка, матюкнул конструкторов, врубил «массу», затем включил свет, пролез на место стрелка и вторично матюкнул конструкторов, попытавшись зарядить крупнокалиберный пулемет КПВ. Пулемет не заряжался, тугая пружина не поддавалась, как Агеев ни налегал. Снаружи началась перестрелка. Агеев сплюнул на пол и зарядил спаренный с крупнокалиберным ПКТ.

Длинная очередь, выпущенная по нападавшим, поразила всего несколько человек и заставила отступить остальных. Агеев слышал пронзительный крик с той стороны — значит, самое малое один ранен. По броне БТР застучали пули, и Агеев выпустил еще одну очередь — но на этот раз, кажется, взял слишком высокий прицел.

Новый град пуль, ударивший в БТР, показал, что в дело вступил вражеский пулемет. Агеев, закусив от напряжения губу, начал поворачивать башню, пытаясь отыскать пулеметчика.

***

— Оттуда молотит, сучий потрох, — рядовой Щербачев ткнул пальцем в силуэт БТР. — Двенадцать человек завалил, пятерых — насмерть…

— Сожгите его к такой-то матери… — приказал Григорьев расчету «милашки». — Всех их спалите, к чертям собачьим.

— Есть! — сказал младший унтер Хогарт.

ПТУР «Милан» установили на машине, зарядили и выпустили первую ракету. Один БТР загорелся сразу же. Второй — после повторного выстрела. Третью ракету выпустить не удалось. Крупнокалиберные пули ударили в установку и в окруживших ее людей.

Лейтенанту Агееву удалось-таки зарядить КПВ.

Подпоручик Григорьев извилисто выматерился, взял гранатомет «Карл Густав» и приказал двоим ополченцам ползти следом. «Густав», здоровенное одоробло, во время всего маршрута молотил его то по голове, то по ногам. Но доверить эту дуру одному из рядовых Григорьеву и в голову не пришло: поединок между ним и неизвестным ему советским стрелком приобрел личный характер. Прижимаясь к земле, ползком, он подобрался на расстояние, с которого не боялся уже промахнуться. Моля Бога лишь о том, чтобы пулеметчик его не заметил, а остальное он сам уже проделает на «ять», Григорьев зарядил гранатомет, встал на колено, вскинул трубу на плечо и выстрелил.

БТР дернулся от взрыва, из силового отделения повалил дым. Советские солдаты начали выскакивать из обоих люков, бегом кинулись ко входу в подземный каземат, ополченцы открыли по ним автоматный огонь. Загнав советских в укрытие, ополченцы бросились преодолевать «полосу отчуждения», и кое-кому даже удалось проникнуть внутрь укрепления, за линию, очерченную тремя горящими БТРами, когда заговорили пулеметы в бронеколпаках, прикрывавших батарею с суши…

Атака захлебнулась. Григорьев, матерясь, отвел людей в «мертвую зону».

***

Евпатория, в тот же день, 23.30.

Сон командира Марковской дивизии, неспокойный, тяжелый и гнетущий сон, какой всегда наступает после обжорства и попойки, был прерван самым дерзким и беспардонным образом.

Князя Волынского-Басманова попросту трясли за плечо.

— Ваше высокоблагородие, проснитесь!

— А? Что? О, господи, поручик, в чем дело?!

Это выглядело продолжением сна: его тряс за плечо собственный адъютант поручик Гусаров.

— Какого дьявола, поручик? — Князь резко сел и застонал: в затылок ухнула похмельная боль. Он пошарил руками вслепую, нашел, нажал… Свет ночной лампы оттеснил темноту от постели. Князь сунул ноги в тапочки.

Бред какой-то. Откуда здесь взялся Гусаров, которому полагалось быть на гарнизонной гауптвахте вместе с прочими офицерами? Почему адъютант в полной полевой форме и с оружием? Почему от поручика несет пороховой гарью?

Наиболее сюрреалистичной деталью этой картины было разорванное ухо Гусарова. Князь Волынский-Басманов не одобрял возникшую в армии моду на серьги и увлечение своего адъютанта этой модой. Видимо, кто-то из красных не одобрял этого еще более решительным образом.

— «Красный пароль», ваше…

— Какой… Что? «Красный пароль»? — перебил полковник.

— Так точно, ваше высокоблагородие. Согласно боевому расписанию, вы теперь командуете Крымской Армией.

Князь Басманов подавил приступ тошноты, основной причиной которого было все то же спиртное. Основной. Но не единственной. Полковника замутило и от страха.

Черт возьми, он знал, что это плохо кончится. Он предвидел. Ему снились собаки.

— Простите, поручик, тут же была охрана… И советский майор…

Гусаров широко улыбнулся (губы, заметил князь, тоже разбиты) и показал князю кулак. На костяшках пальцев была кровь.

— Повязали всех. Нам даже стрелять не пришлось! — похвалился он.

«Дурак!» — подумал князь.

— Майора мы связали и заперли в кладовке, — продолжал Гусаров. — Одевайтесь, господин Главнокомандующий, полковник Шеин ждет вас…

«Уж этот ждет — не дождется, — печально и зло подумал князь, надевая камуфляжные штаны. — Этого хлебом не корми — дай повоевать. Господи, за что такое наказание?»

Они проиграют войну с СССР, сомнений в этом нет. Даже победа в драке за город, даже полное уничтожение советской группировки в Крыму — выигрыш временный. Раньше, играя в штабные игры, разрабатывая планы взаимодействия, он знал, что делать: просить помощи у НАТО, давить на ООН… Но сейчас, когда присоединение официально произошло — это бесполезно. Это теперь внутреннее дело СССР. Выступление крымских войск — мятеж. А он — командир мятежной армии. Если это не вернейший путь к стенке, то назовите более верный…

Князь застегнул портупею, сбрызнул лицо одеколоном и выпил стакан «Учан-Су». Затем поцеловал бледную Элен и спустился вниз, к своему командному «Владыке».

***

О да, полковника Шеина действительно можно было не кормить хлебом — да и вообще ничем — на учениях, штабных играх и маневрах. Армия была его хлебом, сложная и опасная мужская игра, для которой он не нашел бы столько слов, сколько француз находит для любви, а русский — для выпивки, но это не мешало ему отдаваться своей игре, пьянеть от нее и знать ее до тонкостей.

Полковник избежал ареста, поскольку с утра находился по личным делам в Саках, а на обратном пути услышал по радио известие о смерти Чернока. Эту новость слышали многие, так что движение на дамбе на какое-то время остановилось: все нажали на тормоза и попытались осмыслить услышанное.

— Ужасно, сэр! — обратился к Шеину мужчина, чей темно-синий «ягуар» встал с шеинским «руссо-балтом» окно в окно. — Таких провокаций можно было ожидать от кого угодно — но от господина Чернока?! Подвижника Общей Судьбы?

— Теперь уже мученика, — буркнул Шеин.

К тому моменту как затор снова двинулся, Шеин сделал несколько выводов. Первый: теперь армией командует его непосредственный начальник, князь Волынский-Басманов. Второй: инцидент с Черноком нужно немедленно обсудить в штабе дивизии.

Третий он сделал в Евпатории после нескольких предварительных звонков в штаб: может, не стоит ему торопиться со сдачей? Советские командиры, занявшие кабинеты офицеров штаба, были вполне вежливые, но какие-то… нервные.

Шеин решил осмотреться и принять решение вечером. Осматривался он сначала, прогуливаясь по улицам в штатском, а потом — смотря телевизор.

Вот тогда-то он и услышал «Красный пароль».

Имея в своем распоряжении три штурмовых батальона резервистов, он рассчитывал на успех. Красные порядком облегчили ему задачу, разместив пленных на городском стадионе, который и сам Шеин, и большинство резервистов знали как свои пять пальцев, регулярно посещая его и болея за «Ахиллес» — футбольный клуб сухопутных войск.

(Во время атаки на стадион центрфорвард «Ахиллеса» подпоручик Стрежнев был тяжело ранен, а через день умер в госпитале. Невыход команды в финал чемпионата Крыма 1981 года болельщики приписывали именно этому обстоятельству…)

Резервисты и освобожденные марковцы атаковали одновременно Восточную базу в Каменоломне, там были дивизионные склады и здание комендатуры, где держали на гауптвахте всех пленных офицеров. У полковника Шеина была только одна попытка, и удалась она полностью. Оставшийся вместо комбата Гречкосия капитан Кобиков растерялся и счел бой проигранным, едва он начался.

На этом ее благородие госпожа Удача решила закрыть Шеину кредит. Да и эффект внезапности был утерян. Пока шла драка за стадион и базу в Каменоломне, майор Беляев привел батальон в состояние боевой готовности и даже попытался предпринять вылазку в Ивановку.

Будь радиостанции полка работоспособны, десантники мобилизовались бы еще раньше: получив сигнал тревоги из Кымыл-Муруна, где еще в десять часов вечера казаки из взвода спецопераций, пользуясь расхлябанностью охраны, развинтили оконные рамы танкового бокса, где их держали, и напали на караульных, сняв их так быстро и бесшумно, что в полусотне шагов, возле оружейного склада, точно такие же часовые так ничего и не услышали и не сообразили — пока не пришел их черед. Связист штаба успел добраться до рации — когда исход короткого боя между десантниками и казаками был уже ясен — но связь не установил: на советских частотах стоял такой хай, словно транслировали свадьбу самого Сатаны. И если бы каждое ругательство, отпущенное связистами по адресу радио-диверсантов, превратилось в пулю, то суммарный вес свинца намного превысил бы вес того, кому он предназначался.

«Ладно, — скрипнул зубами Беляев, — оружие есть, боеприпасы есть — отобьемся. До утра досидим, а там помощь придет».

Тут надо заметить, что ни один из советских командиров, застигнутых этой внезапной ночной атакой, в первые часы и помыслить не мог о том, что советские войска по всему Крыму связаны боями, что к полудню и небо над Островом перестанет принадлежать Советскому Союзу, что никто не придет на помощь. Каждый думал, что его неудачи в этом районе — случай единичный, невезение, досадное недоразумение.

Майор Беляев крепко рассчитывал на своих десантников, но еще больше — на то, что к утру прибудет помощь.

***

— Стрiльба, товарищу майор!

Как будто Грибаков и сам не слышал, что это стрельба, а не марш Мендельсона.

Он вскочил с постели и надел куртку. Кто стреляет? Зачем стреляет? Какая, на хрен, сволочь, срывает процесс мирного воссоединения? «Пьяные солдатики расшалились, не иначе», — подумал он.

Два разрыва гранат опровергли это предположение.

Грибаков выбежал в коридор и увидел, что оборона идет уже полным ходом. Десантники заняли позиции у окон и лупили из автоматов по улице. Улица отвечала тем же.

Организация обороны была стихийной: комбат капитан Юшко, проснувшийся раньше, отдал несколько толковых распоряжений, и сейчас сержанты метались по всему зданию, собирая своих бойцов. Вмешаться на данном этапе означало еще больше усилить неразбериху, и Грибаков ограничился тем, что вызвал к себе связиста Симоненко и поручил ему вызвать 2-й и 3-й батальоны полка, занимавшие казармы танкистов на другом конце города.

Симоненко пошел выполнять приказ и вернулся через пять минут.

— Что такое? — грозно спросил Грибаков.

— Товарищ майор, связи нет.

— Что значит, нет связи?

— Помехи на частотах, товарищ майор. На обеих.

— И на резервных?

— И на резервных.

— Ты связист или кто? — рассердился Грибаков, — Или через десять минут будет связь, или…

Какие кары обрушатся на голову связиста, майор сказать не успел. Входная дверь вылетела от взрыва гранаты. Шестеро десантников упали на месте. Одиночные выстрелы и короткие очереди по окнам превратились в свинцовый шквал. С крыши раздались ответные выстрелы советских АГС.

В фойе вбежал солдат в серо-зеленом, не нашем, камуфляже и с воплем «Ура!» полоснул из автомата «широким веером». Особого эффекта эта очередь не имела, так как все, кто был в фойе, уже лежали на полу.

Победный крик стих, когда грохот выстрелов из автомата сменился одиноким звонким «Клац!». Штурмующий большевистскую твердыню внезапно сообразил, что у него кончились патроны и он вдобавок остался совершенно один. Его рот и глаза испуганно распахнулись, и тут почти все, кто находился в комнате, открыли по нему огонь…

Волна идущих на приступ откатилась. Во дворе и в здании остались трупы — в зеленой советской камуфляжной форме и серо-зеленой крымской.

Грибаков поднялся с пола, отряхивая колени, после чего взял за грудки поднявшегося Симоненко.

— Связь мне! Связь, понял!

Десантники начали собирать раненых и оттаскивать их в безопасное место. Подсчет убитых дал неутешительные результаты. Среди погибших оказался и подполковник Романенко. Граната влетела в окно той комнаты, где он спал на кожаном диване богатырским сном.

Грибаков полагал, что этот штурм далеко не последний. Он хотел вообще, по возможности, избежать нового штурма. Нужно забирать людей и пробиваться в казармы, к батальонам Малышева и Касторова. Гуртом, как говорится, и батьку бить легче.

— Товарищ майор, рация того… повреждена, — доложил Симоненко.

«Убью гада», — подумал Грибаков.

— У нас что, одна рация?

— Остальные… В машинах… Товарищ майор…

Грибаков стиснул кулаки.

— Мы в штабе, маромой! — заорал он. — Как, по-твоему, их командир связывался с казармами!? Позвони по телефону, мудак!

— Й-есть! — пискнул Симоненко и побежал в кабинет белого комдива.

Грибакова охватил мандраж. Он еще надеялся, что эта ночная перестрелка — дурацкая случайность, просто кто-то чего-то недослышал и недопонял. Но по всему было видно, что надежды эти не оправдаются.

— Товарищ майор, к телефону, — сказал Симоненко. — Капитан Малышев.

Грибаков схватился за трубку, как блокадник за кусок хлеба.

— Малышев? — заорал он. — Что у тебя? Освободили всех пленных? М-мать их… Что делать будем, капитан? Вот и я так думаю. Что Касторов? В голову? 3-зар-раза… Вакуленко не вернулся? Слушай, что у тебя со связью? Тоже помехи… Нет, комполка теперь я. Откинулся Романенко. Значит, будем пробиваться…

Согласовать план действий они не успели. Начался второй штурм.

Примерно то же происходило везде, где стояли части Советской Армии, заброшенные в Крым. Потрясенные крымским вероломством десантники и мотострелки дрались отчаянно, но бестолково. Никакой возможности скоординировать действия не было: все рабочие частоты кто-то старательно забивал помехами.

В Каче солдаты полка спецопераций перебили охрану и вырвались на свободу.

В Саках резервисты и освобожденные ими егеря отбивали авиабазу.

В Евпатории ополченцы освободили пленных и взяли в окружение 161-й парашютно-десантный полк.

В Кымыл-Муруне командир роты казачьих резервистов и командир разведбата есаул Денисов поносили друг друга последними словами: не зная, что разведчики уже освободили себя сами, резервисты кинулись на штурм, и в стычке со своими погибло девять человек.

В Севастополе шли уличные бои, в которых ни одна из сторон не могла взять верх.

В Симферополе резервисты натолкнулись на спецназ и были выброшены из города.

В Керчи была почти без боя отбита батарея береговой обороны на мысе Ак-Бурун. После сражения крымцы освободили порт и судостроительный завод.

В Ялте командир 104-й дивизии ВДВ генерал Драчев вместе с батальоном охраны пробивался на восток, к Гурзуфскому Седлу.

В Курман-Кемельчи капитан Суровцев приказал перебросить через ограду, к штурмующим, труп командира бронемобильного батальона подполковника Велецкого, забитого насмерть, объявил пленных заложниками и пригрозил, что будет убивать офицеров по одному каждую минуту, если беляки не отступят.

***

Капитан Суровцев убил Велецкого сразу после того, как началась стрельба и расположение части, занятое ротой Суровцева, оказалось в осаде.

Капитан, в отличие от своих сослуживцев, не был ни напуган, ни потрясен внезапным вероломным нападением белых резервистов. Вадим Суровцев с детства усвоил, что белякам верить нельзя. Этому научил дед, прошедший через врангелевскую контрразведку и чудом спасшийся во время наступления красных на Александровск (ныне — город Запорожье). Недели, которые он провел, избитый и израненный, в подвале тюрьмы, впечатались в его память так же прочно, как рубцы от белогвардейской плетки — в его спину. Вадим в свое время много слышал от Нестора Суровцева про тот подвал, и белых ненавидел активно.

Поэтому когда в городе началась стрельба и расположение части попробовали взять штурмом (Суровцев отбил штурм — нечего делать), он не гадал, кто бы это мог быть. Он решил расспросить людей компетентных. А буде компетентные люди откажутся его консультировать, Вадим Суровцев вспомнит дедушкины рассказы и применит к белячкам их же собственные методы.

— Парфенов! — крикнул он сержанту, — А приведи-ка ко мне белого комбата.

Подполковника Велецкого привели меньше чем через минуту — Суровцева в роте старались не сердить. Тот, кто сердил его, имел обыкновение ходить в синяках от частых совершенно случайных падений на лестнице.

— По документам, — Суровцев постучал пальцем по папке, — у вас все на месте. Кто только что штурмовал расположение части?

Велецкий промолчал. Пусть советский командир немножко напряжет мозги и найдет в сейфе досье на резервистов части.

— Молчишь, сука? — Суровцев вытащил из ножен десантный нож. Белый комбат не выглядел героем. Капитан был почти уверен, что ему не придется пускать нож в ход.

— Раздевайся, — сказал он.

Подполковник Велецкий действительно не выглядел героем. Ему было сорок шесть, он уже начал лысеть, носил усы щеточкой и, сколько ни тренировался, не мог ничего поделать с «пивным» брюшком. Но, тем не менее, Вильгельм Велецкий был гордым человеком. Гордость не является исключительной привилегией людей с волевыми подбородками.

— Я не понял, товарищ капитан, вы «красный» или «голубой»? — спросил он.

Суровцев завелся с пол-оборота.

Он не посчитал Велецкого серьезным противником. И поплатился за это сильным ушибом коленной чашечки. Велецкий наверняка успел бы нанести и более тяжкие повреждения, пока капитан света белого не видел от боли, но тут на шум прибежал сержант Парфенов и ударил белого комбата прикладом по затылку.

Когда Суровцев немного остыл и перестал топтать ногами тело на полу, приводить в чувство и допрашивать дальше было уже некого. Капитан вытер со лба пот, показал на тело и велел сержанту:

— Снять с него одежду и перебросить через забор. Передай, что будем убивать по одному каждую минуту, если они не отступят. И расстреляем всех, если начнется штурм. И приведи ко мне кого-нибудь из ротных…

***

Пока белые организовывали отступление, Суровцев твердо выполнял свое обещание. Отступление длилось восемнадцать минут…

К трем часам ночи в Курман-Кемельчи прибыл эскадрон бронетанкового полка под началом ротмистра Черкесова.

Огилви, выслушав по радио доклад о ситуации в Курман-Кемельчи, проклял нафталинщиков-резервистов и скомандовал штурм. Выжидание осточертело горячему потомку кельтов. Он был готов к решительным действиям, каковых предпринять не мог, поскольку танки при осаде зданий в городе ну совершенно бесполезны. Кутасов пообещал выкурить 217-й полк из Джанкоя, чтобы Огилви разделался с ним на просторе в чистом поле, и подполковник ждал, пока в тупую голову советского командира придет мысль двинуться на юг (потому что все остальные пути к отступлению были закрыты танками). Тогда красные окажутся зажаты между танками Огилви и Черкесова, как мокрая простыня между раскаленными роликами гладильной машины.

Но для этого нужно, чтобы Курман-Кемельчи, hell damn it, был свободен!

— Проломите танками ограду! — настаивал он, — и ни черта они не успеют!

— Опомнитесь, сэр! — кричал на одной ноте с ним Климов, командир батальона резервистов. — Несколько гранат в подвал — и все!

— Да не с ума же они сошли!

— А я говорю, там заправляет настоящий маньяк! Спросите вашего ротмистра, если не верите!

— Сэр. — Черкесов взял у Климова микрофон. — Требование об отступлении было нацарапано ножом на груди у подполковника Велецкого. Я думаю, человек, ставящий ультиматумы таким образом, вполне способен убить всех пленных. Просто из принципа.

Подполковник Огилви сдал назад и отменил приказ о штурме. Стиснув зубы и прищурив глаза, он посмотрел в сторону пленных советских десантников.

Никакого особенного антагонизма между крымскими танкистами и пленными десантниками не наблюдалось. Обе стороны восприняли происшедшее как «дело житейское». И когда танкисты изъявили желание изучить БМД, десантники охотно согласились — тем более что в процессе изучения танкисты угощали пивом.

В настоящий момент одна из БМД проявила норов, и теперь два танкиста и десантник-водитель ковырялись в моторе, пытаясь разобраться, что к чему.

Подполковник наблюдал за ними с полминуты. Мысль осенила его как раз в тот момент, когда непокорная БМД завелась…

Потом он увидел, что поручик Белоярцев смотрит туда же.

Они переглянулись.

— Я готов поспорить, сэр, — сказал Белоярцев, — что вы думаете о том же, о чем и я…

***

Всякая чепуха порой приходит в голову перед началом боя.

Капитан Фельдман вдруг очень остро ощутил, что у него уже два месяца не было женщины. Конечно, он ощутил это не просто так. Он это ощутил, глядя на прапорщика Андрееву, переодевавшуюся после рейда в город за советской формой и «языками».

— Ой, не могу! — заливалась фельдфебель Кошкина. — Как этот сержант говорит: «Девушка, вы почему гуляете в комендантский час?» А я ему: «Собаки гуляют, я работаю!» А он мне: «Может, пойдем к нам в машину, поработаем?» А тут подходит сзади Фариз и его по голове тюк!

— Кошкина, хочешь увидеть своего сержанта в трусах? — спросил подпрапорщик Рудаков, бросая на пол ворох советского обмундирования.

— Хотела бы — уже увидела и без трусов.

Все военнопленные — семнадцать человек — были раздеты и заперты в бойлерной. Крымцам нужна была советская форма: иного способа проехать около двадцати километров, не перестреливаясь с советскими постами, которые наверняка будут, Фельдман не знал.

Конечно, так просто захватить семнадцать пленных — пять патрулей и двух праздношатающихся — не удалось бы, не окажись у Фельдмана под началом бойцов, наличие которых в батальоне он сначала рассматривал как издевательство над армией, а сейчас готов был поклониться им в ноги.

Батальон капитана Фельдмана был первым батальоном ополчения, где наравне с мужчинами служили женщины.

Крымские феминистки долго боролись за право женщин служить в резерве. До тех пор «прекрасный пол» брали в войска только на профессиональной основе и на очень ограниченное число специальностей. Если девушке по здоровью или по подготовке не удавалось стать летчиком, она могла выбирать между должностью штабного секретаря и оператором зенитно-ракетных комплексов, диспетчером полетов или сестрой милосердия. Налоговая же скидка — лакомый кусочек, которым приманивали народ в резерв — оставалась недоступной: на армейцев-профессионалов эта льгота не распространялась. Что и возмутило феминисток. Феминистки боролись-боролись, и Главштаб сдался.

Решено было — пока в экспериментальном порядке — создать в одной дивизии один батальон ополчения с участием женщин.

Это и был батальон капитана Фельдмана. Что называется, еврейское счастье.

Узнав, какой сюрприз преподнесло ему командование, Марк Фельдман пережил сложную гамму эмоций. Но выбора у него не было.

Три месяца он выслушивал от товарищей офицеров шуточки на тему гаремов. По окончании периода тренировок шуточки прекратились. Батальон с участием женщин наголову разбил в тактической игре чисто мужской батальон. Свою роль сыграл эффект недооценки противника, чем и пытались оправдываться коллеги.

Полковник Ордынцев дал довольно жесткую отповедь: плохому танцору кое-что мешает. Фельдман пожимал плечами: а чего они ждали? Три месяца девочки (он их теперь называл с теплом — девочки) рвали жилы в тренировочном лагере, бегали с полной выкладкой, ползали на пузе, стреляли из всего, из чего пехотинцу положено стрелять, водили машины, рыли окопы и учились рукопашному бою. Если противники ждали, что они двумя руками свою задницу найти не смогут — значит, сами дураки.

Но у «солдата в юбке» есть еще одно неоспоримое преимущество, которое Фельдман только что оценил в полной мере. Такого солдата действительно можно одеть в юбку (покороче) и блузку с вырезом (поглубже) и отправить на улицу — приманивать патрули. Этот ход подсказала прапорщик Андреева, вне службы — офицер полиции. Сама она неоднократно работала «подставой» — и встреча с Андреевой кончилась для трех серийных насильников и двух грабителей в Арабатской каторжной тюрьме.

В отличие от болтливой Кошкиной, Андреева переодевалась молча. Фельдман, не вовремя вторгшийся на склад бара, деликатно отвернулся. Но успел разглядеть достаточно. Под своей военной формой Андреева, наследница амазонок, носила кружевное белье…

Капитан Фельдман вспомнил Фариду…

Потом вспомнил инструкцию 114-29, строго-настрого запрещавшую сексуальные отношения между военнослужащими, один из которых находится в непосредственном подчинении у другого…

Потом он вспомнил о неминуемом смертельном риске и плюнул на Фариду и на инструкцию.

— Мэм, — спросил он, повернувшись (Андреева была уже в футболке, на складе остались они одни), — А-а… э-э… Что это там у вас?

— Где, сэр? — приподняла бровь Валя Андреева.

— Здесь. — Фельдман слегка оттянул ворот своей тишэтки и показал на левое плечо. Андреева повторила его жест и как бы с удивлением глянула на кружевную лямку своего бра.

— Это такая портупея, сэр… — игриво ответила Андреева. — Я пользуюсь дополнительным вооружением.

— Э-э… довольно крупного калибра, — польстил Фельдман. — И бьете из него наповал.

— Ну, вы ведь тоже вооружены. Хотела бы я знать, чем…

— Обрезом, — быстро сказал Марк.

Прапорщик Андреева покраснела и рассмеялась. Капитан тоже перестал закусывать губы, удерживая улыбку.

— Что, если мы… когда все закончится… поужинаем вместе? — спросил Марк.

— С одним условием…

— ?

— Потом вместе позавтракать.

Она застегнула пояс с кобурой, заправила волосы под шлем и вышла вслед за командиром.

— Может, дадите мне разведчиц? — спросил подпоручик Батищев. — Очень эффективно работают.

— Потому и не отдам, — усмехнулся Фельдман. — А впрочем… забирайте Кошкину и Андрощука. Он уже вполне созрел и готов сотрудничать.

Прапорщик действительно созрел. У него был выбор: поехать с Батищевым в Синягино или быть запертым без одежды в холодной бойлерной. Он выбрал поездку в Синягино.

***

Лейтенант Агеев очень быстро научился использовать минуты затишья для дела. У него осталось двадцать два человека, трое из них были ранены. У него была превосходная позиция — настоящая крепость. Наконец, у него здесь были пушки. А почему не использовать их — использовал же он вражеские пулеметные точки! Интуиция подсказывала быстрее что-то придумать — иначе белые придумают раньше…

Белые придумали раньше. Они начали палить по бронеколпакам ПТУРами. Пулеметы замолчали один за другим, один из пулеметчиков погиб на месте, другой был серьезно обожжен и кричал, пока не потерял сознание. «Не дай Бог такую смерть», — подумал Агеев, бросая орудия и спеша вниз, туда, где беляки прожигали теми же ПТУРами дверь в каземат.

За дверью открывался короткий коридор, который поворачивал на 90 градусов влево, а потом — на те же 90 градусов вправо, наподобие знака интеграла, но с прямыми углами. Преимущества такой планировки беляки смогли оценить в полной мере, когда первого, кто сунулся, просто вышвырнуло свинцом из коридора. Стрелять из двух амбразур можно было не глядя, наугад — узкий коридор простреливался только так, а если бы белые все же вышибли их оттуда, им пришлось бы атаковать еще один такой же поворот с такой же амбразурой.

Беляки, сунувшись раз и ошпарившись, отступили и дали Агееву передышку. «Что дальше? — подумал он. — Думай, Димоха, думай, тут уже не семейное счастье — жизнь на волоске!»

Он точно знал, что разбил их пусковую установку из КПВ. Другой у них не было — какое-то время они пробовали забросать казематы гранатами. Теперь ПТУР откуда-то появился — значит, к ним пришло подкрепление. Логично? Логично. Откуда? Что за подкрепление? Явно не большая группа — иначе был бы не только ПТУР, а кое-что посерьезнее — те же минометы. Логично? Логично. Значит, самое вероятное — эта группа из Синягино или с другой батареи, на мысе Ак-Бурун. Ту батарею они уже взяли и теперь притащились сюда. Логично? Логично, мать ее так, эту логику. Значит, в лучшем случае их там рота. Против роты он какое-то время продержится, особенно если установит здесь, у амбразуры, крымский пулемет — здесь как раз есть такой и немерено к нему патронов, настоящий арсенал.

Продержаться до утра, а там обязательно прибудет помощь. Не может быть, чтобы ее не было!

И лишь одно беспокоило лейтенанта. Такие укрепления — вроде барсучьей норы…

— Здесь должен быть подземный ход, — он невольно процитировал любимый фильм. — Соломатин, Корбан, бросьте все — ищите его!

***

— Я знаю тип этих укреплений. Сам строил на Ак-Бурун, — объяснял Григорьеву и прибывшему из Синягино Батищеву один из рядовых. — Там как пить дать есть подземный ход на случай, если главный вход завалит или что-то еще…

«…Раз на раз не приходится, — подумал Батищев. — В Синягино взяли батарею без боя — охрана спала, единственный трезвый — часовой — отвлекся на разведчицу, командир был пьян. Зато здесь потеряли уже тринадцать человек и ПТУР. Хорошо мы батареи береговой обороны строим, на совесть. Сами потом взять не можем».

— И куда ведет этот ход? — спросил он.

— А шайт его знает! Каждый раз в другом месте. Это же от местности зависит, не везде одинаково строят. Я просто говорю, что он есть.

— И то хорошо. Так, сейчас пойдем в поселок, расспросим пацанов…

— Кого? — устало спросил подпоручик Григорьев.

— Мальчишек. Эти точно знают, где ход.

***

Грибакову не удалось соединить свой батальон с батальонами Малышева и Касторова. Танки надежно перекрывали все пути, и ни гранатометы, ни «Малютки» их броню не пробивали. Послать на верхние этажи домов людей с гранатометами не давала белогвардейская пехота.

Оставалось только пробиваться на юг, в этот Сары-мать-его-Булат, куда они прилетели вчера утром, и там ждать, когда их эвакуируют самолетами или теми же самолетами подбросят помощь.

Колонна, состоящая из БМД и захваченных гражданских машин, в которых разместили раненых, покатила на юг, к вокзалу.

О карьере уже не думалось. Грибакову хотелось пить, хотелось спать, хотелось выйти отлить (что на простреливаемых улицах было рискованно делать), но командовать ему уже совсем не хотелось. Он готов был снять с себя эту шапку Мономаха и переложить ее на другую голову, покрепче. Но такой головы рядом не было, и майор Грибаков, проклиная все на свете, тащил свой командирский крест по улицам Джанкоя в южном направлении.

Ему не нравилось, как легко у них получается продвигаться. Создавалось такое впечатление, что их специально пропускают к вокзалу, имея какой-то дальний план.

Но ничего поделать было нельзя. Малейшая попытка свернуть в сторону пресекалась белыми решительно. Танки стреляли и попадали очень метко, а терять по одной БМД за каждый разведывательный рейд Грибаков не мог.

«Ладно, — подумал он. — На вокзале засада — это и ежу ясно. Это все равно что вы сами мне сказали: там — засада. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Мы — десант, поняли? Ты ударишь — я, бля, выживу, я ударю — ты, бля, выживи!»

***

Порт в Керчи или Севастополе — это город в городе. Причем кажется, что город этот выстроили не то древние циклопы, не то инопланетные гигантские чудовища. Ничто здесь не рассчитано на человека, он теряется в огромных формах. Краны, погрузчики, платформы — все на слоновьи масштабы. В складах можно без проблем разместить стадо динозавров. Рельсы, вагоны, крытые погрузочные платформы, цистерны, шланги диаметром с жерло корабельной пушки и кабеля толщиной в руку, краны, контейнеры, мешки, тросы, штабеля леса, кучи угля и руды, слябы железа, бушели зерна, галлоны воды, опреснительные установки, кнехты, насосы, компрессоры, машины, танкеры, сухогрузы, контейнеровозы, пассажирские лайнеры, яхты, баржи, лихтеры, сухие доки, катки,разобранные машины — все это образует причудливый лабиринт порта, его улицы, площади, аркады, тупики, повороты, проспекты и подземки. Это город в городе и здесь можно воевать неделями…

Задача — связывать боем силы красных в районе порта и судоремонтного завода.

Силы — одна рота ополченцев.

Противостоящие силы — батальон мотострелков, усиленный ротой саперов.

Преимущества — знание местности. Половина фельдмановского батальона — портовые или из доков.

Недостатки — численное превосходство противника.

Раскладец…

Полковник Ордынцев, командир бригады, не мог выделить им в помощь ни одного человека.

На практике «связывание боем» обернулось несколькими попытками прорыва — со стороны красных — и пресечением этих попыток — со стороны белых.

Фельдман держался только благодаря нерешительности советского командира. Умело перебрасывая людей туда-сюда, он смог создать эффект присутствия в порту, как минимум, батальона. Атаковать равными силами на плохо знакомой местности красные не решались.

Но рано или поздно, понимал капитан, случится то, что должно случиться. Они перехватили уже троих разведчиков — но будут посланы и четвертый, и пятый, и кому-то из них удастся проскочить, рассмотреть позиции и сообразить, что батальоном тут и не пахнет…

Эфир забивали помехи, но удалось установить связь со штабом по кабелю.

— Сэр! — Фельдман взял наушник с микрофоном. — После рассвета они точно поймут что к чему. А может, и раньше. И тогда нам не устоять. Их трое против одного нашего.

— Ваши предложения?

— Я могу отступить к судоремонтному заводу и закрепиться там.

— Они смогут вас обойти и попасть в город?

— Да, сэр.

— Тогда это исключено. Держите их в порту, сколько сможете, до приказа к отступлению.

— Вас понял, сэр. — Капитан отложил наушник.

— Отходим? — спросил поручик Северин.

— Стоим.

Через час начался штурм — тот самый, решительный, которого Фельдман так опасался. Кто-то из советских разведчиков понял, в чем хитрость и, вернувшись, доложил командиру.

Ожесточенная атака перешла в ближний бой, а потом — и вовсе в рукопашную. И в пылу этой рукопашной один из советских мотострелков, не помня себя от ужаса и ярости, сцепился с одним из крымских резервистов.

Его товарищ, пробегавший мимо, недолго думая, всадил крымцу штык между лопаток. Короткий и тонкий крик заставил обоих оцепенеть.

— Баба… — просипел тот, что нанес удар. — Ой, мамочки…

— Сволочи! — заорал кто-то совсем рядом.

Они даже не успели развернуться — ударила очередь.

— Валя! Валя, погодите… Дышите, Валя! Дышите же, мать вашу так! — Фельдман не сообразил передать ее кому-то другому, он просто никого вокруг не видел. Он забыл про все — помнил только расположение санитарной машины.

Поняв, что не донесет, положил на кучу гравия, разорвал тишэтку. Женщина захрипела, глаза остекленели. Рана сильно кровоточила. Кружевной бра пропитался кровью насквозь и в редких отсветах пламени (горели БТР и «Святогор») казался черным.

— Никаких баб, — прошептал Фельдман, раздирая упаковку перевязочного пакета. — Всех к черту из батальона. Завтра же… Кибенэ мат…

Это были его последние слова. Шальную пулю справедливо называют дурой, а это была всем дурам дура — если бы капитан донес Андрееву до санитарной машины, ее удалось бы спасти.

Фельдман погиб сразу же, Андреева истекала кровью еще пятнадцать минут. В сутолоке боя ее просто не заметили…

***

Что-то в этом было от процесса рождения: ползешь по каменной кишке, упираешься в стену, утыканную металлическими скобками, делаешь по ним два шага вверх и снова оказываешься в каменной кишке, снова ползешь вперед и упираешься в стену со скобками, но на этот раз видишь над собой квадратный колодец, откуда тянет свежим воздухом и слышатся голоса…

Рядовой Корбан быстро пополз задом вперед, пока ноги не провалились в ту первую дыру, встал на одну из скобок и приготовился стрелять.

Сердце колотилось так, что едва не заглушало шорох: в колодец кто-то спускался.

Миша Корбан не видел, куда стрелять. В этой темноте он мог полагаться только на слух и ждал момента, когда ноги спускающегося вниз человека коснутся пола.

Есть!

Он нажал на спуск. Когда стих звон в ушах (стрельба в подземелье — то еще развлечение) он не услышал ни криков, ни стонов. Убил сразу наповал? Тогда кричали бы наверху, не один же он здесь…

Потом был звук — падение, и не просто падение: кругленький железный предмет был брошен с ускорением и быстро катился в Мишину сторону.

Обмирая, Корбан понял: граната.

Он должен был разжать руки, падать вниз, бежать… Но не мог сдвинуться с места.

Граната остановилась перед самым его носом, перекатилась с боку на бок и… покатилась назад.

Коридоры запасных выходов из батарей береговой обороны были запроектированы с наклоном в сторону «улицы».

Именно в тот момент, когда Миша осознал избавление от неминуемой смерти, он был как никогда близок к тому, чтобы напустить в штаны. Все мускулы расслабились разом. Он не спрыгнул в нижний коридор — он рухнул туда, закрывая руками голову.

Граната разорвалась прямо под задницей у беляка, который ее бросил. Стряхнув с себя осколки и бетонную крошку, Миша услышал крик…

***

«Невезение заразно, а инициатива наказуема», — подумал Батищев.

Невезением он заразился от Григорьева, не иначе. Инициативу проявил рядовой Карастоянов, который без приказа бросил гранату и подорвался на ней.

Карастоянова вытащили из колодца на страховочной веревке — он был мертв.

— Еще пять минут — и нам этот ход до жопы. Какие мысли по этому поводу?

— Я полезу. — Кошкина сняла каску.

— Фельдфебель, не дури!

Она уже исчезла в колодце.

— Кошкина! Кошкина, твою мать!!!

Кошкина остановилась на третьей снизу ступеньке.

— Какого черта? — Ефрейтор Шеховцов спустился следом за ней.

— Не топчись по пальцам, — прошипела она и, разрядив одну гранату, крикнула невидимому врагу: — Лови!

Попасть по мелькнувшей в темноте руке довольно трудно. Миша уже сориентировался: здесь слишком мало места, чтобы размахнуться как следует. Граната покатилась обратно, рядовой Корбан спрыгнул вниз, чтобы не задело случайным осколком.

Взрыва не было. Был мягкий прыжок и девять выстрелов подряд: пробираясь, согнувшись, по коридору, Кошкина палила в темноту перед собой, чтобы не дать ему высунуться.

Остановившись на краю второго колодца, она зубами выдернула чеку второй гранаты и бросила ее вниз. На этот раз Мише бежать было некуда…

Третью гранату Кошкина, быстро перебравшись через тело, с хорошего размаху пустила по низу, как шар в кегельбане — в открытый люк. Перезарядила пистолет и кинулась туда, не слыша воплей и стонов: временно оглохла от взрыва…

Батарея сопротивлялась еще полчаса. Ее сдали только тогда, когда раненый Агеев потерял сознание.

В любом несчастье, говорят французы, ищите женщину.

Глава 9 «Вдовы»

Товарищи женщины! Революция освободила вас. Забудьте вы к чертям свое проклятое прошлое! Вы все будете свободно трудиться, и у каждой будет отдельный супруг…

В. Ежов, Р. Ибрагимбеков.

Белое солнце пустыни

Остров Крым, обособившись от континента, все шестьдесят лет представлял собой конечный пункт для многих беглецов и выселенцев. Армяне и греки бежали сюда от турок, цыгане и евреи — от немцев, румыны — от русских, а русские — от советских. Две мировые войны сильно перетряхнули шейкер Европы, в результате чего крымское население представляло собой интересный коктейль.

А поелику армия отражает то общество, которое она призвана защищать, то крымские форсиз были весьма неоднородным институтом.

Конечно, основу его составляло то, что некогда было Добровольческой армией. Со временем изменялись уставы, организация и вооружение, форма и знаки отличия. Что-то из прежнего опыта отбрасывалось. Что-то из нового опыта усваивалось. Но неизменным оставалось деление сухопутных войск на четыре дивизии: Марковскую, Дроздовскую, Корниловскую, Алексеевскую. Неизменной оставалась разница между званиями в пехоте, кавалерии, пересевшей на танки, и казачьих войсках.

Однако англо-крымцы тоже внесли лепту в традиции форсиз. Именно из их поселений пришло и утвердилось в армейском языке чопорное «сэр». Как раз в сороковых англо-крымцы внезапно вспомнили о своей исторической родине и сформировали несколько полков в составе британской армии. Хотя англичане были костяком этих частей, там служили и русские, задетые тем, что Крым стоит в стороне от праведной драки, и евреи, у которых кто-то из родственников погиб в газовой камере. В этих частях попадались даже советские военнослужащие, бежавшие из плена.

Тогда же, во Вторую мировую, был сформирован летный полк «Вдов». Инициатором его создания была беженка Юдифь Губерман, всех близких которой сожрала Треблинка. Целый год Юдифь доказывала военному начальству, что, коль скоро женщин в этой войне разрывают бомбами и загоняют в печи наравне с сильной половиной человечества, то пора дать им возможность расквитаться. Юдифь поддержало множество других беженок, и она добилась своего, став первым командиром женского полка пилотов-бомберов. Почти все в полку были мстительницами — за себя и родных. Самолеты назывались в честь погибших и без вести потерянных в сумеречном гетто, которое раньше называлось Европой. Летчики-мужчины окрестили весь полк «Вдовами». Женщины вывели это название на фюзеляжах самолетов.

Но тут Британии изменила военная удача, ей пришлось покинуть Восточное Средиземноморье. Пока шли дискуссии, перебрасывать ли «Вдов» в Северную Африку, Гитлер решил напасть на «Крым», непотопляемый авианосец союзных войск.

Так «Вдовы» получили боевое крещение. Юдифь Губерман погибла в одном из первых боев, но летчицы сполна рассчитались за своего командира: через неделю после нападения нефтяные разработки Плоешти превратились в огненное море. В свою очередь, крымские коммандос-добровольцы отлично показали себя в Греции и в Италии.

Война закончилась, но начальству было жаль расформировывать отлично подготовленные и проверенные в боях части. Они стали основой двух знаменитых качинских формирований: вертолетного полка (да, «Вдовы» первыми освоили винтокрылое детище Сикорского) и полка спецопераций. Название «Вдовы» сохранили, хотя многим оно представлялось такой же нелепостью, как и корниловский шеврон с черепом и скрещенными шпагами.

Когда в одном небольшом городке на берегу благодатного моря сосредоточено, с одной стороны, пятьсот крепких и отчаянных ребят, а с другой стороны — сто пятьдесят решительных женщин, отношения между ними неизбежно окрашиваются в тона агрессивного флирта. Качинцы редко женились на «Вдовах» (а те, кто решался на такой поступок, делались объектом добродушных и однообразных острот на тему раннего ухода в мир иной), но часто заводили с ними романы. Тамара, встречавшаяся с корниловцем, а не с коммандос, выглядела белой вороной.

Подпоручик Езерский, ни разу не приударивший ни за кем из «Вдов», тоже выглядел белой вороной среди своих. Но его это мало беспокоило. Весь свет ему застила Зиночка, танцовщица из ночного клуба «Мисс Баттерфляй». Больше того — их страсть была взаимной.

Посему увольнительную длиной в сутки, начавшуюся в шесть утра 29 апреля, подпоручик и Зиночка решили провести вместе. Продуктами и шампанским запаслись заранее, с учетом повышенной потребности во всем этом молодых организмов, занимающихся приятной, но интенсивной физической деятельностью. Утром Зиночкино крохотное бунгало отправилось в автономное плавание, которое до следующего утра не должен был прервать ни Бог, ни черт, ни Общая Судьба.

Прошло утро и день, наступил вечер, в Каче высадился вертолетный десант — батальон под командованием майора Колыванова, усиленный ротой спецназа (командир — капитан Таранович), полк спецопераций заперли на хоздворе, а «Вдов» зачем-то вывезли в Севастополь, взбудораженный городок наконец-то успокоился и затих, но все это прошло мимо Езерского и Зизи, предававшихся любовным утехам. Их кораблик стоял на якоре в голубой лагуне, временно неподвластный политическим ветрам.

В это же самое время еще один офицер — советский майор Михаил Колыванов — также переживал острый припадок влюбленности. И кто будет смеяться — получит в морду. Едва увидев ее на КПП, где пятеро солдат уже тянули спички, а шестой и седьмой держали молча вырывающуюся женщину, майор понял: моя! Одним грозным «отставить» он пресек этот разврат. Пусть развлекаются, но не на том лужку, где пасутся командиры.

Она оказалась третьей из летчиц, оставленных в полку. Остальных увезли в Севастополь спецназовцы. Майор отвел ее в облюбованный им домик и оставил там под наглядом доверенного сержанта.

Потому что первым делом — самолеты…

Здесь, в Каче, был еще и учебный центр для пилотов ВВС Крыма. Кстати, инструкторами-пилотами вертолетов были, обратно же, бабы, и майор нашел в этом рациональное зерно: мобилизует. Стремишься распушить хвост и показать все, на что способен. Опять же, выговор от мадам получать никому не хочется…

Бункера для учебных самолетов были выстроены и оборудованы по последнему слову техники. Склад боеприпасов тоже содержался в образцовом порядке. Майор вспомнил советские аэродромы и поежился. Хорошо, что эти ребята своей волей сдались. Доведись с ними воевать — мы бы их, конечно, победили, но и они ж нам кровушки бы попортили!

Майор методично обошел весь учебный центр и везде расставил посты. Но, честное слово, никогда еще аккуратному и исполнительному Михаилу Колыванову так сильно не хотелось покончить с делами побыстрее!

Потому что девчонка — до последнего нерва, до сладкого сжатия в паху он чувствовал это — была как раз тем, чего он всю жизнь ждал, о чем мечтал годы армейского гусарства и неудавшегося супружества. Общепринятой красоты в ней не было, шика тоже, но скульптурная лепка бедер, темные волосы и серые дымчатые глазищи лишили его покоя и пропал, пропал майор!

И, осматривая холодные бункера, гнезда боевых драконов, он согревался, пробуя на вкус и смакуя ее имя: Тамара…

***

Ближе к вечеру Дмитрий Езерский и Зиночка решили сделать паузу подлиннее. Даже в автономном плавании нужно иногда сменять вахтенных.

Они неплотно перекусили (подпоручик планировал еще один заход на цель), и Езерский решил во время ужина слегка нарушить автономность их плавания, включив телевизор. Все могло перевернуться в этом мире, но пропустить еженедельную программу о скачках подпоручик, страстный игрок, не мог никак.

Но, видимо, мир таки перевернулся, потому что по всем каналам шла только Москва! Езерский слегка обиделся. Он, конечно, симпатизировал Общей Судьбе, но не настолько же, черт возьми, чтобы пропускать «Ипподром»!

Он перебрал все варианты настройки, в точности повторяя действия и испытывая эмоции героя советского анекдота «Я т-те пощелкаю!», и уже положил палец на кнопку отключения от сети, когда прозвучала сакраментальная фраза о виноградниках, которую вы, дорогие читатели, должны уже знать наизусть.

***

…Тамара встала и пошла мыться в душ. Она проделывала это четвертый раз за вечер, и знала, что самое большее через час ей захочется мыться еще.

Где он мог спрятать пистолет?

Она нашла маникюрные ножнички, но не знала, сумеет ли с нужной силой вогнать никелированные кончики в бритый затылок, и хватит ли сил потом перерезать себе вены. Если не хватит — лучше не думать, что тогда случится.

Даже если она оденется в его комбез, ей не удастся пересечь территорию базы. Он на голову выше и вдвое шире, так что вид у нее получится далеко не естественный.

Пустые банки из-под джин-тоника тоже не годились в качестве орудия убийства. Майор пил только те, что открывал сам. Не доверяет женщинам. И, в общем, правильно делает. Тамара с отвращением натянула черное кружевное белье. Черт бы его подрал, она покупала этот комплект не для того типа, который сейчас храпит на ее постели!

Нет, уже не храпит. По шевелению в комнате она поняла, что тип проснулся.

Он сидел на краю кровати и ел сладкую кукурузу.

— Есть хочешь? — Он сделал широкий жест в сторону столика.

— Спасибо. — Она села, подцепила ложкой (вилки и ножи майор тоже предусмотрительно спрятал) консервированный ананас из банки, надкусила водянистую сладкую мякоть. Ананасы из банки, видимо, представлялись майору вершиной «шикарной жизни», как и баночный джин-тоник.

— Ты чего вскочила, Томка?

— Ходила в душ.

— А-а… Значит, анекдот: женился чукча на француженке. Его спрашивают: ну как оно ничего? А он говорит: хорошая женщина, только грязная очень. Как грязная, спрашивают? А вот так: два раза в день моется… Не смешно?

— Смешно.

— Что-то ты, подруга, смурная какая-то, — озаботился майор. — Ну, чего грустить-то? Не бойся, не брошу. Не поедешь ты на стадион.

Вот обрадовал-то!

— А я, между прочим, почти в разводе, — интригующе сообщил майор. — Может, того, распишемся?

Тамара расхохоталась. Уже второе брачное предложение за сутки! Да-а, поручик Уточкина, вы зря времени не теряете! Редко какая «вдова» может провести в постели с мужчиной больше одной ночи подряд, а уж получить при этом два предложения руки и сердца! Как же вы, такая разбитная «вдовушка», упустили столь потрясающую возможность на КПП — там было целых семеро крепких парней! Что ж вы запищали, как голенастая тинэйджерка, которую на школьной танцплощадке прижали в углу? Нет, блядовать так блядовать, по полной программе! Она вообразила себе жизнь с этим майором Мишей, ежедневное лицезрение его сатиновых трусов… О, Господи!

Это даже не было изнасилованием — вот, что самое страшное. Она сама пошла за ним. Ни словом не обмолвившись о том, что не хочет его, что для нее он — только меньшее зло, что ее тело еще хранит другое тепло…

Она плакала. Он утешал, как умел, а умел он довольно неуклюже. И ни взглядом, ни жестом не дала она ему понять, что он ей противен, что она всего лишь подчиняется… Улыбалась и старалась понравиться.

Выбор был — он или те семеро.

Но если семеро — ты всего лишь физически слабее. Семеро скрутят кого угодно. А вот идти за спасителем в свою комнату, давясь своим трусливым согласием, и покорно снимать с себя одежду, и переодеваться в черное кружевное белье от «Лиз Шармель» — бра без бретелек, узкие трусики, чулочный пояс… Да, это и есть настоящий позор.

Тогда почему же она сейчас сидит на заднице и жрет ананасы из банки вместо того, чтоб врезать этому козлу стулом по голове? Выжидает удобного момента, недоделанная Юдифь?

— Ну, вот, Томка, ты и развеселилась, — обрадовался Миша. — Я когда тебя увидел, сразу понял, что ты — славная девчонка. С огоньком. Может, еще того… Покувыркаемся?

Сказать «да». Пусть подойдет поближе. И черенком ложки — в глаз…

Во дворе раздался топот сапог, потом забарабанили в дверь. Майор дернулся к подоконнику, потом повернулся к двери:

— Кто там?

«Ах вот где ты прячешь пистолет…»

— Товарищ майор, тут какая-то херня творится. Связь не работает, со штабом бригады контакт утерян…

— Так надо меня среди ночи поднимать? Сами справиться не можете?

— Никак нет, товарищ майор! На всех частотах сплошной шум.

— Так позвоните в штаб по телефону, козлы!

— А как?

— Откуда я, на хер, знаю, как? Томка, как отсюда… — Он осекся.

В лоб ему смотрело дуло «Макарова».

Тамара демонстративно щелкнула предохранителем, передернула затвор.

— Прогони их, — тихо сказала она.

— Дура, положи пистолет.

— Прогони их!

Секунды три майор колебался, потом крикнул:

— Через полчаса я приду, уходите!

Тамара криво улыбнулась, услышав на лестнице топот ног.

— Дура, — как-то печально сказал майор. — Я же с тобой по-человечески. Не пори горячку, Томка, положи пистолет. Ничего тебе не будет. Я обещаю.

— Заткнись. Ложись лицом вниз, руки на голову.

Майор встал в полный рост, скрутил кукиш и предложил:

— Выкуси.

Она слишком поздно поняла, что он провоцировал ее, прощупывал. Искал предел ее решимости. Он не подчинится, надо стрелять, потом выбежать в холл и попытаться прорваться к машине. Если надо будет — проложить туда дорогу пулями. Она не совсем ясно представляла, что будет делать после того, как истратит здесь весь боезапас, но первый пункт программы уже сам по себе выглядел неплохо.

Ее палец напрягся на спусковом крючке, и в это время майор своим кукишем ударил ее по руке, держащей пистолет. Выстрел ушел в пол, а майор второй рукой врезал Тамаре по скуле.

Ее голова еще раскалывалась от малинового звона, когда майор повалил ее на постель и сорвал бра. Одной рукой он схватил ее за грудь, а другой — ударил по второй щеке. От боли Тамара не могла даже заплакать. Она не успела заметить, когда он вошел, и словно сквозь вату услышала:

— Товарищ майор, что случилось?

— Нечаянный выстрел! Ничего страшного, валите отсюда!

Он выполнял свою работу так, будто рубил дрова: ритмично, сильно, с характерным хриплым сопением. Тамара попыталась укусить его в лицо, но он даже не стал размениваться на третью оплеуху — просто прижал ее голову предплечьем и держал так, пока не кончил, рыча сквозь зубы.

Тамара чувствовала себя так, словно по ней проехал бульдозер. Цыпленок табака.

Майор встал, подобрал с пола пистолет. Потом натянул комбез, сел у окна, закурил.

Тамара собирала себя по частям. Повернуть голову. Подтянуть руку. Опереться на локоть. Сесть.

— Ну что, позвать ребят? — спросил майор. — Всю роту? Или только взвод?

— Если ты считаешь, что сам не справился, давай. Если на одну женщину вы можете только взводом… Но первый, кто попробует, недосчитается пары яиц, понял?

Майор неожиданно улыбнулся.

— Ты мне такая даже больше нравишься. Люблю смелых.

— Ты лучше убей меня, bastard. Потому что рано или поздно я тебя все равно убью.

— Ох, не смеши меня, Томка. — Он встал. — Ладно, пойду посмотрю, что там у них со связью. Ты не будешь искать, чем меня зарезать?

Тамара плюнула ему в лицо. Плевок не достиг цели — девочки из приличных врэвакуантских семей не умеют правильно плеваться. Слюна упала на штанину.

— Слижешь, — сказал майор. Это был не вопрос, а утверждение.

— Пошел на х…

Следующая оплеуха была ленивой, но от этого не менее тяжелой. Тамара обнаружила себя лежащей почти под креслом.

Внутри поднимался истерический смех и вой, но она загнала его обратно. Не слыша собственных слов, сказала:

— Дурак. Ты можешь меня бить, пока не отлетит голова. Ты можешь позвать всех своих холуев. Но я сама для тебя больше ничего не сделаю.

— Посмотрим. — Майор поднял с пола ее бра, вытер им штанину и бросил бра ей в лицо. Потом натянул куртку и вышел за дверь.

Она плакала долго, вжимаясь в подушку опозоренным своим разбитым лицом, плакала до дрожи, до пронзительного тягучего чувства в паху, плакала со слезами и без слез, а потом снова потащила в ванную изгвалтованное тело.

Самое обидное — то, что она могла легко всего этого избежать. Стоило только остаться с Артемом, в его бахчисарайской квартире.

Сейчас она уже с трудом могла вспомнить причину, по которой сорвалась и поехала сюда. Каждый человек хотя бы раз в жизни бывает таким дураком, что остается только диву даваться. Но одни расплачиваются за это дешевле, а другие — дороже. Кажется, Тамара относилась ко второй категории.

Хотелось почувствовать себя не дезертиром, прячущимся по углам, а офицером, который делит с армией поражение. Всю жизнь она пробивалась, не желая, чтоб ей делали скидку на пол. Она стремилась доказать, что может все не хуже любого мужика. И тяготы плена «Вдовы» перенесут наравне со всеми, потому что они — такие же солдаты и офицеры, как и все.

Разница оказалась лишь в том, что, скажем, поручика батальона технического обслуживания Дементьева никто не порывался растянуть на полу караулки, а на поручика Уточкину нашлись аж семь желающих.

«Лучников, — подумала она, — я надеюсь, что тебя сейчас трахают в жопу бейсбольной битой».

Тамара завернулась в простыню, нашла сигареты, но закурить не смогла: майор унес зажигалку. Предусмотрительный майор.

В комнату кто-то заглянул. Шаги Миши Колыванова Тамара уже научилась отличать от всех других, поэтому, не оглядываясь, определила: не он.

— Get out! — сказала она, не оборачиваясь. Тот не двинулся с места.

Она повернулась и произнесла уже по-русски:

— Пшел вон!

Рядовой смерил ее взглядом, особо задержавшись на лиловых уже скулах, потом гоготнул и лишь тогда закрыл дверь.

Обозначил ее статус. Она — шлюха майора. Его игрушка — пока еще любимая и неприкосновенная, но приподнятая над положением полковой девки лишь командирским капризом. «Наступит и наш черед», — вот, что говорил этот взгляд и эта усмешечка.

Надо что-то делать. Найти хоть какое-то оружие, пробиться на аэродром или погибнуть. По крайней мере, от пули, а не…

Маникюрные ножнички. Что можно сделать с их помощью? Майора уже не зарежешь, он теперь будет подпускать ее близко только с одной целью, и ничего острого взять не позволит. Что можно учинить, кроме самоубийства — довольно болезненного и вовсе не привлекательного?

Можно погасить свет. То есть свет можно погасить и так, но при помощи ножниц можно погасить его радикально, во всем коттеджике для одиноких офицеров. А в темноте — врезать этому, у дверей. Как следует, чем-нибудь очень тяжелым. Легкий плетеный стульчик для этого не годится, фуршетный столик — тем более. Что-нибудь более основательное.

Душ.

Она пошла в ванную. Попыталась свинтить опору, на которую вешался душ. Если это удастся, у нее будет вполне приличный стерженек из никелированной стали, с треугольным тяжеленьким навершием. Вот только чем воспользоваться в качестве отвертки? Собственные ногти для этого не годились, маникюрные ножнички с запасом проворачивались в головке круглого винта. Нужно что-то более широкое.

Она вернулась в комнату в поисках подходящего инструмента. Ложка? Возможно.

Винты не поддавались. Наверное, слегка приржавели от влаги…

Уксус. Но его нет.

Лимонная кислота.

Тамара выжала на болты пол-лимона, оставшиеся от вечернего пиршества. Получится или нет?

Первый болт поддался минут через десять. Через полчаса у нее имелась вполне сносная дубинка.

Теперь ножницы.

Тамара помнила, что если обмотать рукоятки ножниц сухой тканью, ее вроде не должно ударить током. Но кто его знает, как оно получится на самом деле. Конечно, майор будет здорово недоволен, когда обнаружит в облюбованной комнате кучу горелого мяса, но ее это вряд ли утешит.

В общем, попробуем.

Она обмотала руку простыней и, разведя кончики ножниц, сунула их в розетку.

Ну, конечно. До двух дырок одновременно они не достают.

Тамара чертыхнулась, но вспомнила, как можно выйти из положения: просто развинтить ножнички.

Этот винтик брался уже и ногтем.

Разомкнув ножницы на две половинки и сведя их концами вместе, она снова обернула руку тканью, перекрестилась и сунула в розетку хромированные кончики.

Раздался треск, полетели синие искры, завоняло паленым пластиком. Тамара ощутила сквозь ткань, как мгновенно накалились колечки ножниц, и отдернула руку.

Комната ухнула во тьму.

Тамара отшвырнула ножнички, кинулась в душ и замерла там с поднятым орудием возмездия.

Но десантник оказался сообразительным парнем и в дверь входить не стал. Он оставался в коридорчике.

— Эй, ты! — крикнул он. — Где ты там! А ну, встань у окна, чтобы я тебя видел!

Тамара не отзывалась. Она тоже умеет вызывать людей на провокацию.

— Вылезай, красавица! — Он попытался поймать ее на лесть. — Вылезай, сука!

Она улыбнулась. Ну, иди же сюда, дурачок, иди, мой сладкий.

— Если найду, дам в глаз! — пообещал он. — Слышишь, блядь?

Ну, иди же!

Он сделал шаг. Потом — еще один. И третий.

Последний.

Уловив движение сбоку от себя, он поднял руку, защищаясь. Но тяжелая железная пластина ударила его по руке и предплечье сломалось с глухим треском. Автомат выпал. Тамара еще раз ударила — по голове. Тебе бы сразу стрелять, глупенький, а ты решил, что справишься с бабой голыми руками.

Против лома нет приема.

Он успел крикнуть — вот, что плохо. Надо делать все очень быстро, снять с него комбез, чтоб не бежать до аэродрома в трусах. Забрать автомат и патроны. Пара голых сисек — совсем не то оружие, которое она хотела бы использовать против десанта.

Перед тем как выбежать из комнаты, Тамара не отказала себе в удовольствии врезать лежащему по яйцам. Она не помнила, был он среди тех, кто хотел поиметь ее в самом начале. Может, он вообще не интересовался женщинами. Может, у него были другие сексуальные предпочтения. Честно говоря, ей было наплевать.

Она выскочила из темного коттеджика и побежала в сторону аэродрома под прикрытием живой изгороди. Мелкий гравий, которым была усыпана дорожка, колол босые ноги. Она решила бежать под кустами, по траве. Те, кто бежал навстречу, не заметили ее, когда она упала и прижалась к земле под низкими ветками жасмина.

Да ее, собственно, никто и не искал, поняла она. На базе творилась какая-то беготня, но к ней эта беготня не имела отношения. Она поползла по траве, проклиная все на свете, а мимо нее по дорожке пронеслись два БМД. В сторону аэродрома, черт бы все это подрал. Что их так всполошило?

Она не проделала и четверти пути, когда с аэродрома раздались автоматные очереди. Тамара решила плюнуть на все и бежать.

Выросшего перед ней десантника она заметила слишком поздно. Откуда взялся?

— А ну, стой! — Он попытался схватить ее за плечо, она увернулась и короткой очередью прошила его грудь.

Падая в кусты жасмина, он смотрел на нее с удивлением ребенка, которому протянули пустой фантик от конфеты. Она отшатнулась в другую сторону, ноги подкосились. Но никто не бежал на выстрел, никому она была не нужна. И слава Богу.

Тамара встала, стараясь успокоиться, чтоб не дрожали ноги. Подошла к телу, оттащила его в сторону, под куст. Потом огляделась, забросала гравием темные пятна на дорожке. Подобрала автомат и запасной рожок с патронами.

К архитектору жилого городка для «Вдов» она уже успела проникнуться искренней благодарностью. Это, наверное, был эстет, помешанный на зеленых насаждениях, что сейчас весьма кстати. Откуда же выскочил этот парень? Из клуба?

Она нырнула в заросли и под прикрытием зелени подошла к темному клубу. Светилось только одно окно — бильярдная. Десантников не было видно. Тамара раздвинула ветки и подошла к крыльцу. Держа автомат наизготовку, да так, чтоб он не брякнул о другой, боком (не терять из поля зрения дорожку) поднялась по лестнице и толкнула ногой дверь.

***

Десантник на КПП полка спецопераций изумленно таращился на белого офицера, который требовал, чтобы его пропустили в лагерь для интернированных.

«Пьяный, что ли?» — подумал солдат.

От офицера действительно попахивало вином, но и по запаху, и по виду судя, он был не настолько «поддавши», чтобы проситься под арест.

«Просто псих», — догадался солдат и облегченно вздохнул.

— Товарищ старший лейтенант! — крикнул он, — тут к вам их благородие пришло!

Старший лейтенант Гуков, уже успевший раздобыть подборку «Хастлера» за два года и обложившийся ею по периметру, был ужасно недоволен тем, что его оторвали от разглядывания веселых картинок, по сравнению с которыми «Playboy» — это приложение к «Мурзилке».

— Чего надо? — спросил он у беляка.

— Товарищ старший лейтенант, моя часть находится на казарменном положении. Я пришел в свой полк.

«Вот зараза! — подумал Гуков. — Оформляй его, время трать…»

— Завтра приходи.

— Согласно приказу я должен находиться в расположении части круглосуточно.

Парень — хуже триппера, пристанет — не отцепится, понял Гуков. Это, стало быть, тот самый, которого утром недосчитались.

— Как фамилия? — спросил старлей.

— Подпоручик Езерский.

— Андрющенко. — Гуков пальцем подозвал ефрейтора. — Отведи подпоручика к остальным.

И лейтенант вернулся к «хастлеру».

Он думал, что решил проблему, а на самом деле создал ее.

Импровизированный концлагерь уже успел пропахнуть тем, чем пахнут все концлагеря: человеческими испарениями, человеческими испражнениями и человеческой тоской. К пополнению компании все присутствующие отнеслись равнодушно.

Доложившись по форме полковнику Александрову, Езерский нарвался на холодную отповедь.

— Где вы изволили шляться, господин подпоручик? Впрочем, можете не отвечать. Круги под глазами, запах винного перегара… Новосветское брют? Господин подпоручик прощался со свободой в лучшем борделе…

— «Красный пароль», сэр! — шепотом выкрикнул свое единственное оправдание бедный подпоручик.

…В половине одиннадцатого вечера окончательно стемнело, и бойцы роты «Тень» начали пробираться через колючую проволоку. Примитивное заграждение было преодолено очень быстро, а для снятия часовых качинцы обычно использовали гитарные струны, о чем красные не знали и при обыске этих струн в голенищах ботинок не нашли. После короткого «соло» лагерь бросился за ограду, причем большинство бойцов было вооружено только «спаренной ручной установкой» — двумя крепкими кулаками. Многим этого хватило. Качинцы были злее, лучше подготовлены, их элементарно было больше, чем спецназовцев и десантников, вместе взятых.

Хотя, конечно, не обошлось без жертв.

В числе убитых оказался и подпоручик Езерский. Командир роты спецназа капитан Таранович дрался с отчаянием обреченного и хотел лишь одного — прихватить как можно больше белых гадов с собой. С Езерского он начал, напав первым и ударив подпоручика ножом в горло. Следующим номером намечен был полковник Александров, оказавшийся ближе всех, но здесь произошла осечка: быстро поняв, что в ближний бой с огромным Тарановичем соваться нечего, полковник без лишних мудрствований метнул нож. Так капитан подал своим солдатам последний в жизни пример.

Закончив на территории своего полка, крымские спецназовцы начали готовить рейд на аэродром и военный городок «Вдов». Нужно было сообщить соседкам о «Красном пароле»…

***

Разгромленный бар требовал осторожности передвижения. Кругом валялось битое стекло, ходить босиком было опасно. Но выбора Тамара не имела: вперед и вверх, как поет любимый бард Артема.

Вспомнив о Верещагине, она почувствовала горечь. Конечно, Тамара была реалисткой и знала, что только в кино герой бросается на помощь возлюбленной, расшвыривая по пути батальоны врагов. Но, черт возьми, Арт даже не попытался ее догнать по пути в Качу. Хотя знал, какой трассой она поедет, и знал, какие пробки на дорогах из-за перемещения советских войск. Надо признать честно: ее несостоявшийся муж — заносчивый и самовлюбленный, как и все мужики.

Тамара поднялась на верхний этаж. Еще на лестнице она услышала стоны, но не ускорила шаг: она стремилась держать под контролем все три двери, ведущие с маленькой галерейки, соответственно, в бильярдную, комнату для карточных игр и комнату психологической разгрузки. Ей совсем не хотелось, чтоб оттуда неожиданно выскочил молодой человек с автоматом.

Поэтому она толкнула ногой по очереди обе закрытые двери, перед тем как войти в бильярдную.

В карточной никого не было. Свет Тамара не зажигала, чтоб не привлекать внимания, но ни движения в темноте, ни дыхания она не услышала. В комнате психологической разгрузки кто-то лежал на диване. Миндально желтела кожа, казалось, что нагое тело висит в темноте. Сомнений не было — женщина. Тамара подошла поближе, вгляделась в лицо при скудном свете, ползущем в двери бильярдной…

Это была Фатма Фаттахова, и сначала показалось, что она мертва. Тамара потрогала ее плечо — ничего похожего на могильный холод. Кожа была прохладной, но резиновости мертвой плоти в ней не было.

— Фатма! — тихо позвала Тамара. — Очнись, Фатма! — она похлопала ее по щекам.

Голова бессильно мотнулась. На щеке блеснула дорожка слюны. Выдох мощно отдавал перегаром.

Тамара выругалась и подобралась к бильярдной. Набралась духу и вошла туда, вернее, впрыгнула, тут же прижавшись спиной к стене и водя автоматом из стороны в сторону.

Никого. Нет, один человек в комнате был.

На зеленом сукне бильярдного стола лежала штабс-капитан Рахиль Левкович. Лицо Левкович распухло и почернело, Тамара узнала ее только по роскошной гриве черных волос, коротко подстриженных, но таких густых и вьющихся, что кроме «афро» у Рахиль не получалось никакой прически.

Рахиль была в сознании и узнала Тамару, ее грудь колыхнулась в судорожном всхлипе, а глаза закрылись. Тамара испугалась — в своем ли она уме? Быстро спустившись по лестнице, она обыскала бар и поднялась наверх с недопитой бутылкой анисовой водки.

Рахиль осушила бутылку в три глотка, как гренадер.

— You should better bring some water[137].

— Извини.

Рахиль слезла со стола, постояла, шатаясь, опираясь на один из углов, потом подошла к окну.

— Там Фатма, — сказала Тамара.

— Я знаю, — отозвалась Рахиль. — Бедная дурочка думала, что если не будет сопротивляться, ее оставит себе кто-то один. Напоили вусмерть.

На спине и бедрах Рахиль темнели продолговатые синяки.

— Что с тобой сделали, — ужаснулась Тамара.

— После четвертого мне стало все равно, — пожала плечами Рахиль. Теперь она подошла к пирамиде с киями и выбрала один. Самый толстый.

— Надо его обломать, не знаю, хватит ли у меня сил. Наверное, положу его одним концом на кресло и поставлю на вот это место ножку стола.

Приводя свой план в действие, Рахиль продолжала рассказывать:

— Они решили меня расшевелить и стали тушить сигареты… — Она показала покрытые язвами предплечья. — Хотели заставить меня кричать.

— У меня есть автомат, — сообщила Тамара. — Зачем тебе эта дубинка?

— Ничего, пригодится…

Ей просто нужно что-то делать, поняла Там. Хоть что-нибудь…

Левкович навалилась всем весом на бильярдный стол, кончик кия хрустнул. Остальное Рахиль доделала руками. Теперь у нее была удобная дубинка длиной примерно с бейсбольную биту.

— Ты не знаешь, что там за стрельба? Почему они разбежались?

— У них начались неполадки со связью. Это все, что я знаю.

— А-а… Слушай, отдай комбез. Не могу я ходить голой.

— У меня под ним ничего нет.

— Ну, и хрен? Кого тут стесняться?

— Тогда он и тебе ни к чему.

Рахиль сорвала с окна портьеру и завернулась в нее.

— Я сейчас пойду поссать и поблевать, — доверительно сообщила она. — Ты попробуй что-нибудь сделать с Фат.

Тамара кивнула.

— Дать тебе автомат? — спросила она.

— Пока не надо. Мне бы этот дрючок удержать… Как тебе удалось вырваться? — спросила Рахиль, выходя.

— У меня был всего один.

— Повезло. Бери Фат и пойдем в сортир.

— Иди сама.

— Дура. Если кто-то придет, в сортире лучше обороняться. Там только один вход и стены каменные.

Тамара поняла, что Рахиль права.

Они вместе вошли в соседнюю комнату, взяли за руки неподвижное тело Фатмы и поволокли его вниз по лестнице. При каждом шаге пятки девушки гулко ударялись о деревянные ступени.

— Ш-шайт, я надеялась тут положить ее и отдохнуть, — просипела Рахиль.

— Пошли! — Тамара сделала шаг вперед.

Когда они дошли до выхода, все три успели порезаться. Но даже боль не привела Фатму в чувство.

— Мешигинэ хазерем[138], — процедила Рахиль, увидев разгром, учиненный в туалете.

Пришлось оторвать от ее хламиды кусок и вытереть грязный пол, прежде чем класть на него Фатму. Тамара занималась уборкой, а Рахиль стояла на стреме. Вернее, сидела на стреме — стоять у нее не было сил.

Тамара швырнула грязную тряпку в кусты. Потом приняла у Рахиль оружие и встала возле входа сама.

— Блевать буду, — сообщила Левкович и бросилась в кабинку. По кафельному полу за ней тянулся кровавый след.

Тамара переключилась на то, что происходило снаружи. Автоматные очереди стали ближе. Слышались крики. Ее побег или не обнаружили, или десантникам было не до того. Надо как можно скорее привести Фат в себя, иначе им не удастся никуда уйти.

После того, что она увидела, ей было жаль, что первого десантника она оставила в живых.

Стоны, доносившиеся из кабинки, смолкли. Вместо них послышался шум воды. Выйдя к умывальнику, Рахиль долго мыла голову, потом полоскала рот, потом набирала в мыльницу воды и обливала свое тело. Розовые струйки исчезали в решетке стока.

— Все болит, — пожаловалась Рахиль. — Как хорошо быть пьяной, а? Море по колено. Фат начала шевелиться, я постою на часах, а ты помоги ей проблеваться. Сигареты есть?

— Нет.

— Погано.

Тамара отдала ей оружие и подошла к Фатме. Та и вправду шевелилась, обводила потолок мутным взглядом, стонала и пыталась встать. В кабинке Фат быстро поняла, что от нее требуется, но рвать ей было нечем.

Тамара поднесла ей воды в мыльнице. Запах и привкус мыла быстро возымели свое действие: Фатму скрутило в спазме. После того как желто-зеленая, едко пахнущая слизь и белая пена уплыли в глубины канализации, Фат обвела помещение более осмысленным взглядом. Посиневшие губы шевельнулись:

— Тэм…

— Еще воды?

Фатма покачала головой, и ее снова скорежило.

Выстрелы сменились взрывами. По улице пробежали несколько «голубых беретов». Правда, в данный момент это название не очень подходило: беретов ни на ком не было, большинство были голыми до пояса, а один — только в трусах.

Рахиль внезапно закричала и нажала на триггер. Очередь скосила раздетого и швырнула его на гравий. Тамара бросилась к подруге, оттолкнула ее от дверного проема и подхватила свой автомат. В дверь ударили пули, не нанося прямого вреда женщинам, откалывая кусочки кафеля и покрывая зеркала паутиной трещин.

— Свет! — крикнула Тамара, надеясь, что Фатма ее услышит.

Свет в сортире погас.

Тамара на коленках подползла к двери, высунулась ровно настолько, чтоб можно стало вести огонь и стриганула пулями в одну из теней на дороге. Послышался вскрик, снова ударили очереди, короткие и прицельные. Солдаты отползли под прикрытием кустов, а потом поднялись и… побежали.

Тамара не поверила своим глазам. Она осторожно вышла из дверей,подкралась к телу на дорожке… «Берет», молодой парень с бритой головой и птичьими глазами — круглыми, серыми и без ресниц, — лежал на боку и часто дышал, зажимая рукой живот. Лицо его было таким бессмысленно жалким, что Тамара захотела нагнуться к нему и посмотреть нельзя ли чем-то помочь.

— Отойди, — услышала она сзади.

Прицельным одиночным выстрелом в голову Рахиль добила парня.

— Ты идиотка, — устало сказала Тамара. — Ты выдала нас своей пальбой, мы ввязались в перестрелку, потратили патроны, а новых не достали. Его друзья унесли и автомат, и обойму. Ты что, не соображаешь, что стрелять можно только по одиночкам?

Она поменяла рожки автомата и отступила снова в глубь аллеи, к клубу.

Свет опять горел, в дверях стояла Фатма с дубинкой в руке.

— Я услышала, как вы собачитесь, — сообщила она. — Нашли время.

— Тихо! — прошипела Рахиль.

Она направила автомат на дорожку, по которой, почти не шурша гравием, приближались пока еще невидимые люди. Тамара подняла автомат, но не видела, куда стрелять. Паника охватила ее: они были уже здесь — но где?

— Выходите с поднятыми руками и бросайте на землю оружие, — послышался голос. — И без глупостей: первая же граната, если что, — ваша!

По каким-то еле уловимым интонациям в голосе Тамара поняла, что это — свои, крымцы.

— Мы «Вдовы»! — крикнула она. — Поручик Уточкина, штабс-капитан Левкович, подпоручик Фаттахо-ва!

— Все равно выходите по одной, если есть оружие — бросьте.

Фонарик загорелся в конце тропинки и осветил ее. Тамара вступила в полосу света, положила автомат на гравий и опустила руки. За ней то же самое сделала Рахиль. Фат не рассталась с дубинкой, но ребята посмотрели на это сквозь пальцы.

Загорелся другой фонарик, и при свете его показался говоривший: среднего роста худой мужчина, силуэт и профиль которого в луче света показались Тамаре такими знакомыми, что у нее захватило дух: неужели ожила безумная мечта, отдающая внимательным чтением дамских романов?

Но мужчина повернулся к свету лицом и очарование-наваждение рассеялось.

— Бурцев, ты, что ли? — спросила Рахиль.

Со всеми офицерами из коммандос, вплоть до подполковника, она была на «ты».

— Там больше никого нет? — спросил Бурцев, оглядывая женщин.

Тамара сделала отрицательный жест. Только сейчас она ощутила, как болят израненные стеклом и гравием ноги.

— А в помещении клуба?

— Тоже никого, — ответила за нее Рахиль.

— Хорошо, вернитесь туда. Если хотите, можете взять оружие. Нам нужно еще закончить здесь… Где остальные женщины?

— Всех вывезли в Севастополь, — сказала Рахиль. — Мы остались случайно.

— Я понял, — сдержанно ответил Бурцев.

— Что ты понял? Что ты понял, факимада?! — закричала Рахиль. — Думаешь, нам хотелось остаться? Думаешь, нас спрашивали?

— Успокойся, Рахиль! — испуганно осадил ее Бурцев. — Ничего такого я не думал. Я… сочувствую вам. Я понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь, — отрезала Рахиль. — И кончим этот разговор.

— Я не против, — обиделся Бурцев.

***

Такой подлости от женщин в целом и от Тамары в частности майор Колыванов не ожидал. Многие говорили ему, что ждать от бабы благодарности и честности — пустое дело, и, вроде бы, жизнь не раз подтверждала это… Но дураки, досадовал Колыванов, учатся только на своих ошибках.

Почему она взъелась на него? Разве ж он ее не спас? Разве не по-человечески обошелся? Разве хотел того же, чего остальные — всемером на круг? Ведь нет же, добро сделал и добра хотел в ответ, тепла, нормального отношения… А она, оказывается, только и ждала, пока он покажет, где его «шпалер». И второй раз он обошелся с ней по-божески, когда отобрал пушку — ведь мог бы и в самом деле позвать ребят и устроить ей египетские ночи. Нет, пожалел. Покорен был этим отчаянным протестом: не тряпка, настоящая женщина, рассчитывал все наладить… Наладил один. Гришке Семанцеву руку сломала и голову развалила, стерва. Ладно, где-то сержант и сам виноват: позор, что так дал себя поймать. Хоть и бабы, но все же офицеры и чему-то они научены.

Но когда их всех перестреляли и похватали, когда двое качинцев держали его за руки, а третий бил по ребрам и по морде — ведь не вступилась. Стояла и смотрела, дрянь. Ладно, двух других летчиц отделали по первое число. Озверели ребята. С цепи сорвались. Не всякий может удержаться, когда такой соблазн: делай, что хочешь, и ничего тебе за это не будет… И зудит бес: попробуй, ведь может статься, в жизни никогда такого больше не будет, и с женой своей ты этого не сделаешь… И отставать от других не хочется… Но с Тамарой-то всего этого не было! Это он, Михаил Колыванов, лично постарался, чтобы с ней такого не было!

«Ну, — подумал он, — жив буду, не забуду. Ни одна баба от меня ни добра, ни доверия не увидит. Потому что знаю я теперь, во что оно обходится: в поломанные ребра и разбитую морду».

Глубокая ночь над Качей скрывала творившуюся в городке суматоху. Качинские спецназовцы готовили рейд на Севастополь, чтобы освободить пилотов. Десантники, посаженные на тот же хоздвор, куда они днем загнали качинцев, и не помышляли о побеге. Придут наши, тогда и посчитаемся. А в том, что они придут, сомнений не было.

Поручик Бурцев разбирался в управлении советской БМД, но мысли его блуждали где-то в жилом городке «вдов», среди «живой изгороди», там, где он увидел в луче фонаря черноволосую женщину в комбезе советского десантника.

Глава 10 Кольт майора Лебедя

Господь создал людей сильными и слабыми. Полковник Кольт уравнял шансы.

Эпитафия

— Товарищ капитан, проснитесь! Вставайте, пожалуйста, товарищ капитан!

Глеб продрал глаза:

— Час ночи, какого хрена… — Во рту было сухо и гадостно, как в заброшенной выгребной яме, голова гудела и слегка подводило живот — коньяк вчера мешали с водкой и пивом, закусывая фисташками и картофельными чипсами…

Он встал, расправил затекшее от спанья в кресле тело, надел куртку, пояс и пошел в сортир.

Облегчившись, помыв руки, лицо и сполоснув рот, он чувствовал себя уже почти человеком. Для окончательного пробуждения необходима была сигарета.

— Что такое, что за херня? — спросил Глеб, закуривая.

— Сами удивляемся, что за херня, товарищ капитан, — ответил Петраков. — В городе, кажется, бой.

Глеб обругал себя дураком: ветер действительно доносил канонаду. Ялта была отсюда не видна, закрытая хребтиной горы, но Гурзуф лежал в полной темноте, и темнота эта изредка озарялась вспышками, которые Глебу хорошо были знакомы: так взрываются гранаты. Виднелось несколько светлых пятен — видимо, что-то горело.

— Бинокль, — сказал Глеб.

Верещагин сунул ему в руку бинокль — трофейный, цейссовский.

То, что горело в Гурзуфе, действительно было кострами. Похоже, пылали машины на улицах.

— Трам-тарарам, — с чувством сказал Глеб. — Артем, ты что думаешь? Что произошло?

— Не иначе как вторжение марсиан, — усмехнулся Верещагин. — Не задавайте идиотских вопросов, Глеб, и не получите идиотских ответов. Конечно, это местные.

— Этого быть не может! — сказал Петраков. — Местные за нас. Они сами нас позвали!

— Ну, тогда остаются только марсиане.

— Хватит глупых шуток, — оборвал Стумбиньш. — Что мы будем делать?

Собственно говоря, первый шаг был ясен: посылка разведчиков. Петраков уже собирал свой взвод.

— Блин, как же это вышло? — пробормотал Глеб себе под нос.

— Еще одно, — сказал Стумбиньш. — Связи нет, товарищ капитан.

— Как нет?

— Помехи на всех частотах. Очень сильные.

Первое, что пришло в голову Глебу — телевышка. Нет, исключено: телевышка работала весь день и со связью все было в порядке. Значит, на одной из этих высоток установили мощный генератор помех. Еще одна головная боль.

Они пошли в комнату отдыха и расстелили карту на столе. Собрался разведвзвод. Глеб отобрал девятерых, наметил цель: узнать, что и как в Гурзуфе и на Никитском перевале. Программа-максимум — найти постановщик помех. В огневой контакт не вступать — категорически, разве что в самом крайнем случае. Выжить, вернуться и доложить.

Верещагин тоже послал двоих: Миллера и Сидорука. Остальные готовились, если что, оборонять телепередающий центр. У Глеба с Верещагиным образовалась маленькая пауза.

— Пойдем выпьем кофе, — предложил старший лейтенант.

— Что?

— А что еще делать?

Они перебрались в кабинет и дернули «эспрессо» из кофеварки.

Глеб ухватился пальцами за притолоку двери и подтянулся на одной руке.

— Дернул черт заснуть, — пожаловался он. — Теперь глаза слипаются. Как ты?

— Это дело нужно перетоптать, — с видом знатока ответил старлей. — Накатывает волнами. Если каждый новый приступ сонливости переносить на ногах, то все яки.

Согревая ладони о стакан, Глеб сел прямо на стол и начал перебирать канцелярские принадлежности. Взял со стола штучку непонятного назначения и неприятного вида, щелкнул два раза хромированными клыками.

— И на кой вот эта вэшчь? — спросил он.

— Расшиватель. Скрепки выдергивать. — Верещагин бросил в его сторону быстрый взгляд и снова уставился в окно.

— С ума сойти. Только для этого? И больше ни для чего? Что, ножиком скрепку нельзя отогнуть?

— Можно, Глеб. Но нужны рабочие места, нужно что-то делать из отходов пластика и стали, нужно давать работу куче рекламных агентств… Здесь масса народу занята тем, что придумывает, как бы что получше сделать, а потом получше продать. Конечно, можно скрепки вытягивать ножом, можно ножницами, можно ногтями или зубами. Можно пиво разливать в канистры, а пирожки заворачивать в газеты, а пластиковые пакетики стирать и сушить на прищепке. Но это — общество потребления, и они ни за что не откажутся от вот таких штучек. Покупай больше, работай меньше, жри слаще. Вот такая у них философия.

— Слушай, ты! — Глеб смял в руке пластиковый стаканчик. — Ты, конечно, великий специалист по «их нравам». Прям-таки наш замполит Захаров. Я понимаю — заграночки, разведка, то да се… Но скажи — неужели это нормально, что я, офицер Советской Армии, сыну своему кроссовки купить не могу? Что, так трудно выпуск кроссовок в стране наладить? Ладно, «жрите больше» — это философия глупая и неправильная, я согласен. Но почему нельзя жрать столько, сколько надо, не больше и не меньше? Почему у нас только Москва жрет от пуза, а в глубинке — шаром покати? Почему они при своей отсталой системе так с жиру бесятся, что придумали машинку для выдергивания скрепок, а мы со своей передовой системой сидим голые и босые? Давайте мы немного поживем в обществе потребления, а там уж сами решим, хорошо это или плохо.

— Глеб, ну вот если я тебе скажу, что хрен редьки не слаще — поверишь?

— Да чем, чем плохо, скажи мне?

— Да тем, что никто уже не хочет ни за что бороться. И когда приходит хана — в лице нас с тобой, Глеб! — все сидят, сложив ручки на животе, и ждут, что кто-то их выручит. И я не буду их за это осуждать. Понимаешь, трудно человеку подыхать с оружием в руках за то, чтобы кто-то через год купил себе новый автомобиль.

— Да что ты такое городишь, Артем! Ты вспомни, за что воевали наши отцы — за то, чтобы мы пожили наконец-то по-человечески! Ты никогда такого от своего отца не слышал, Верещагин?

— Нет, Асмоловский. Никогда.

— По-твоему, подыхать, чтобы дети жили по-людски, глупо? А подыхать непонятно вообще ради чего — не глупо? Зная, что ни тебе, ни твоим близким от твоей победы ни холодно ни жарко, и кто от нее выиграет — так это бровеносец наш, который очередную цацку на грудь себе повесит. Вот я думаю, что ты не прав. Они тут очень быстро взялись защищать свое общество потребления. А мне ради чужого ордена погибать офигенно не хочется.

Верещагин пожал плечами и вышел из кабинета, направляясь в аппаратную.

***

Командир 1-го горноегерского батальона капитан Карташов слегка разозлился. Красных пропустили к Гурзуфу, а он этого не хотел. Сидеть в зарослях и скалах над дорогой и обстреливать идущие по дороге машины было гораздо удобнее, чем вести ночной бой на улицах съежившегося от страха ялтинского пригорода. Однако, судя по всему, красные не собирались удерживать Гурзуф. Они прорывались к Никитскому перевалу, к дороге на Симфи.

Карташов хотел послать на Никитский перевал отряд и уже отдал такой приказ, когда связист позвал его к командно-штабной машине.

— Jasper-4? — голос в наушнике безошибочно назвал позывной. — Мах?

— Here, — сдержанно отозвался Карташов, с удивлением отметив, что помехи в эфире временно прекратились, по меньшей мере, на крымских частотах.

— Ты послал людей к Никитскому перевалу? — Голос, говорящий по-английски бегло, но с неистребимым русским акцентом, был капитану знаком.

— Кто вы?

— Макс, Е — это функция от D или от t?

— Арт? — радостно удивился Карташов. Где-то поблизости, в пределах досягаемости армейской рации, находился старый товарищ по Карасу-Базару, Верещагин. Надо думать, не один, а со своей ротой.

— Ты послал людей к перевалу? Если послал — отзови немедленно: от Гурзуфского Седла движется рота советских десантников. Их разведчик связался с разведчиком того батальона, который готовится прорываться через перевал, вы окажетесь между ними как котлета в сэндвиче.

— Твою мать, — сказал Карташов. — Ты где и что?

— Долго объяснять. Пропусти их через перевал, а сам посылай людей в обход, через Гурзуф, к Изобильному — мы закроем им обратный путь, а вы их раздавите.

— Где вы? Сколько вас?

— Мало! Не рассчитывай на меня: я взорву мост через Альму, когда они пройдут, и буду сообщать тебе об их перемещениях, но мне некого послать на помощь. Все, не могу говорить — связь через полчаса.

Карташов положил наушник. На миг мелькнуло подозрение — а не ловушка ли это? Но, будь это ловушка, кто бы дал Верещагину говорить под дулом по-английски?

— Дай мне Петренко, — сказал он радисту.

— Яшма-4 вызывает Яшму-12, — забубнил радист в микрофон. — Яшма-4 вызывает Яшму-12…

***

Почему все пошло криво?

Майор Лебедь снова и снова задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа.

Единственной воинской частью, контролирующей район Ялтинско-Алуштинской агломерации, был его батальон — если не считать комендантской роты генерала Драчева, надумавшего оставить на один вечер свой штаб в Симферополе и развлечься в благодатной Ялте.

Городской голова (сам он предпочитал называться мэром и по-русски почти не говорил) был в восторге от Общей Судьбы и закатил офицерам банкет. В момент начала военных действий генерал Драчев сидел с городским начальством за ужином в ресторане «Невский проспект», и ел устрицы с лимонным соком. Буржуйские разносолы, надо сказать, ему впрок не пошли. Когда в десять вечера половина персонала ресторана и гостиницы ворвалась в банкетный зал, одетая в камуфляж и с оружием в руках, устрицы внутри генерала настойчиво запросились обратно.

Пьяную комендантскую роту застали врасплох, а комдива едва не взяли в плен. И если бы не ребята из батальона Лебедя, то Драчеву показали бы, почем фунт гороху.

Но майор взял дело в свои руки. Резервисты были выбиты из «Невского проспекта» после чего батальон начал отступать из города. Одно было плохо: упустили пленных. Нужно было сделать ноги быстрее, чем эти пленные разберут оружие и соберутся в погоню.

Через Ялту до Массандры они прошли, как пьеса Софронова через цензуру — почти без потерь. Видно было, что крымцы не хотят начинать драку в городе. Но погоня следовала за ними по пятам. Арьергард отстреливался почти непрерывно. Самое обидное — насколько майор заметил, эти нападающие были просто бандой вахлаков. Правда, очень большой бандой. И очень хорошо знающей эти места бандой. Они следовали за батальоном на своих вислозадых машинах, находили какие-то грунтовые дороги в горах, где БМД проехать не могли, выезжали на трассу впереди батальона и устраивали засады. Нанеся быстрый удар, снова исчезали, а десантникам оставалось только подсчитывать раненых и убитых. На рожон эти гады не лезли, предпочитали нападать из-за угла, и майор, скрипя зубами, признавал, что эта тактика принесет им успех, если десантники не покинут как можно скорее трижды проклятую курортную зону, перевалив через Никитский перевал и рванув на всех парах к Симферополю, как уже сделал генерал Драчев.

Возник один неприятный вопрос: кто должен остаться в арьергарде, дав товарищу генералу и своим боевым друзьям возможность добраться до Симферополя?

Очередная засада была устроена по дороге к Никите. Сукины дети со снайперскими винтовками заняли десятка два точек и планомерно расстреливали всех, кто высовывался. Дураков было мало, и тогда гады палили просто по БМД, и винтовочные пули пробивали-таки алюминиевую броню и иногда в кого-то попадали. У гадов не иначе как были приборы ночного видения. У гадов было до хрена — и больше! — патронов. У гадов была связь.

Если бы у майора была хотя бы связь! Если бы он мог хотя бы нормально командовать своим батальоном! Но все частоты — две основные, две резервные — были забиты помехами. Дорога от Ялты до Никиты, которую крымский водитель промахивает за двадцать минут с учетом автомобильных пробок, заняла у батальона шесть часов. За это время Лебедь потерял еще четверть личного состава.

Поэтому, когда его еще и на Никитском перевале встретили огнем, подбив из гранатометов два БМД, он был готов лично рвать на куски сволочей-белогвардейцев. Он приказал вычистить весь склон над дорогой. Ребята выскочили из БМД и кинулись наверх пешим строем. Поднявшись метров на сто, они угодили под ураганный автоматный огонь. Несмотря на достаточно ясную лунную ночь потребовалось некоторое время, чтобы разобрать, что свои лупят по своим: роту капитана Деева принял за авангард наступающих беляков взвод лейтенанта Васюка из роты капитана Асмоловского. Пятеро погибли, четверо было ранено. Майору Лебедю в этот день положительно не везло.

Он наскочил было на Глеба с матюками, но скоро понял, что поступает как сволочь: все-таки Асмоловский шел не куда-нибудь, а к нему на выручку, и не его вина, что разведчики с обеих сторон напутали, приняли своих за врагов, и части схлобыстнулись в темноте.

Он извинился, после чего они начали думать.

Позиция сейчас у батальона была, в общем-то, хорошей. Если бы беляки взялись сейчас штурмовать Никитский перевал, они оказались бы ровно в том же положении, что и десантники два часа назад. Поэтому майор подозревал, что штурмовать Никитский перевал они не будут. Дурных нема.

— Как там этот твой? Верещагин? — спросил он.

— Ему как днем дали приказ не покидать вышку — так и не отменили.

— А насчет поперек приказа пойти он как — не такой?

Глеб решительно покачал головой — не такой.

— Это хорошо. Значит, он нас и прикроет.

— Ну, это нужно еще у него спросить, — вставил Говоров. — Это еще неизвестно.

— У него всего восемь человек, — сказал Глеб.

— Что ты предлагаешь? Оставить ему кого-то?

Глеб опустил голову. Он ясно понимал: если кто и должен оставаться с Верещагиным, то он. Его рота — самая свежая, остальные уже измучены ночным боем.

— Я останусь, — сказал он.

Палишко открыл было рот, но под взглядом майора снова его закрыл.

— Со мной — только добровольцы, — добавил Глеб. — Зачем мне больше взвода. Дорогу мы удержим столько, сколько потребуется. А теперь нужно отходить обратно к Гурзуфскому Седлу, и быстро — если побережье у них в руках, они могут выйти к нам наперерез.

— Хорошо, — сказал майор, подумав. — Насчет остаться со спецназовцми — ты, по-моему, горячишься. Но это мы на месте посмотрим.

Перед тем как захлопнуть люк БМД, капитан Асмоловский посмотрел на северо-восток — где ажурной свечкой торчала телевышка.

***

По расчетам Верещагина, красные должны были вернуться через час, много — полтора. Значит, нужно было торопиться.

Армейские уоки-токи рассчитаны не больше чем на четыре километра, но для Кашука, электронщика милостью Божьей, подключить уоки-токи к пульту телепередающей станции оказалось плевым делом. Правда, связь вышла медленной — Миллер и Берлиани слышали, что говорит Артем, а сами передать сведения могли только через Сидорука, засевшего на горе Черной. Берлиани этот «испорченный телефон» слегка раздражал.

Артем сообщил, что корниловцы и резервисты уже в районе Малого Маяка и что Карташов собирается послать Князю в помощь роту резервистов на «Бовах». Князь ответил, что они уже перебираются через Конек.

Он уже добрался до искомого места, где две дороги пересекали Альму, а потом — Узень. Рвать, вестимо, нужно было Узеньский мостик — тогда дорога сделается непроходимой только для БМД, а «Бовы», в случае надобности, пройдут.

Едва Георгий распаковал взрывчатку и принялся лепить пластик на опоры моста, как Артем вышел на связь и сообщил: красные вернулись на Роман-Кош.

***

Отражение атаки минометным огнем в переводе с русского на русский — это взрывы, стоны и крики, крошево тел, выпущенные кишки, оторванные конечности, скрип земли, песка и известки на зубах, выбитые стекла, кровь из ушей, визг мин и лязг осколков.

Резервисты кинулись в атаку, а попали в пекло. Тут нужно быть уже обстрелянным профессионалом, чтобы понять: останавливаться, а тем более отступать в такой ситуации — вдвойне губительно. Нужно бежать вперед и встретить врага лицом к лицу, не позволяя ему убивать тебя на расстоянии…

Штурмовую команду для следующей атаки Шеин приказал сформировать из ветеранов турецкой кампании. Отправил на крышу высотного дома снайперов — подавить вражеские минометы. Собрать, по возможности, всех раненых — доносящиеся с передовой стоны и вопли не способствуют укреплению боевого духа.

Волынский-Басманов, прибывший на место, схватился за голову.

— Кто уполномочил вас начинать боевые действия, Шеин?! Вы с ума сошли? Присоединение к СССР одобрено Думой, это мятеж!

— Я действую строго по уставу, сэр. По уставу, который предписывает мне начинать боевые действия по «Красному паролю».

— А вы не задумывались, кто передал этот пароль? Напрасно, милостивый государь, напрасно! У кого есть полномочия для его передачи? Я скажу: у Верховного Главнокомандующего. Главком Павлович был… изолирован еще днем, начальник Главштаба — тоже. По боевому расписанию командование принял Чернок, но Чернок был убит, и теперь главком — я. А я такого приказа не отдавал!

— «Красный пароль» был передан из Москвы, сэр… — тихо сказал адъютант.

— Молчать! — резко обернулся к нему Василий Ксенофонтович. — Молчать, пока вас не спросят. Дисциплину забыли?! Мы должны думать не только о себе, Шеин, но обо всей нашей стране, о России. Да, господа, о России, которой вновь угрожает кровавая гражданская война. Ибо в сложившейся ситуации наши действия нельзя назвать иначе как «мятеж».

— Возможно, — холодно ответил Шеин. — Но уже поздно что-либо менять.

***

— Уходить нужно, товарищ майор… — сказал ефрейтор Зимин.

— Спасибо, ефрейтор, я как-нибудь сам решу, что нам делать. Можете идти.

Беляев высоко оценил мужество и прекрасную подготовку Зимина, одного из шестерых посланных на разведку и одного из двоих вернувшихся, принесшего самые полные сведения. Он был даже готов представить Зимина к награде, но не собирался выслушивать от него советы и замечания. Даже правильные.

Действительно, надо было уходить. Помощь не придет, это ясно. В штабе дивизии или ничего о них не знают, или там свои проблемы.

Но куда уходить? Где прорывать кольцо окружения? Первоначальным планом было снестись с двумя другими батальонами, ударить одновременно, соединиться и уходить в Саки, к авиабазе.

Вернувшиеся разведчики принесли невеселые вести: два других батальона уже не окружены, а разбиты и захвачены в плен. Беляки кругом, их полно, они тоже подтащили минометы и орудия, и если еще не стреляют, то лишь потому, что чего-то ждут.

Беляев нутром чуял, что сейчас ему предложат сдачу. Он посмотрел на изящный телефонный аппарат, украшение стола, и, словно разбуженный его взглядом, телефон зазвонил.

— Майор Беляев слушает.

— Полковник Волынский-Басманов говорит. Товарищ майор, как вы себе представляете свое положение?

— Не дождетесь.

— Через сорок минут завершится эвакуация прилегающих районов, и вы будете атакованы.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Странный вопрос, товарищ майор. Это мой родной город, я не хочу развалить его до фундамента, пытаясь вас отсюда вытурить или убить. Уходите лучше сами.

— А вы будете нас ждать на дороге?

— Майор, мне очень жаль, но у вас нет выбора, — крымский комдив бросил трубку.

Сука, подумал Беляев. Зачем он позвонил? О моменте начала штурма, видимо, не врал: эвакуация мирных жителей действительно шла полным ходом, и собственные подсчеты майора показывали, что все будет закончено в пределах часа. Но трудно было представить, чтобы враг врагу звонил исключительно по доброте душевной. Хотя… Этот комдив, насколько его помнил Беляев, тот еще жук. Вполне в его характере и на елку влезть, и яйца не ободрать. На случай если победит Союз — он всеми силами содействовал и предупреждал. На случай, если победит Крым (если хоть на полсекунды допустить, что такое возможно) — он стремился избежать жертв и разрушений.

Беляев вспомнил нервный тон князя и решил ему поверить.

***

— Вы хорошо подумайте, ребята, — сказал Верещагин. — Мне здесь, по большому счету, никто не нужен. Это мое дело и мой приказ.

— Твоя тройка не вернулась? — спросил майор.

— Вернулась, и я снова ее услал. От Гурзуфа сюда ведет дорожка, по которой БМД не пройдут, а вот их машины проползти могут вполне. Князь там сделает маленький обвальчик.

— Значит, так, — сказал майор. — Мы отходим по U-29. Глеб нас прикрывает. Если все нормально, догоняете нас. Верещагин, ты дурака не валяй, отходи с Глебкой. Ну ее на хрен, вышку эту.

Старлей кивнул.

— Я тоже получил такой приказ, — сказал он. — Мои ребята готовятся к отходу.

— От кого ты получил такой приказ? — слегка офонарел майор.

— Товарищ майор, мы постоянно держим связь со штабом своей бригады в Симферополе. По обычному телефону.

Майор и Глеб переглянулись. Майор постучал кулаком себя по лбу.

— Вот дубина-то, а? — сказал он. — Старлей, где у вас тут аппаратец?

Аппаратец не пригодился: трубка молчала.

— Отключили станцию, — сказал Верещагин. — Поздно, но соображают.

Белобрысый Кашук все ковырялся в аппаратной — наверное, разносил там все напоследок. Потом он задраил двери на кодовый замок.

Своего транспорта у спецназа не было — на гору их забрасывали вертолетом. К дороге спустились на броне БМД и принялись устраивать укрепрайончик. В распоряжении Глеба было четыре БМД, из них две подбитые, но годные к стрельбе, и взвод добровольцев — остальные укатили по направлению к Чучели.

Удерживать белых нужно было не меньше часа. Верещагин, Кашук, Томилин и Миша, по прозвищу Кикс, заняли с пулеметом позицию над дорогой. Оттуда же простреливалась гравийная однорядка — та самая, куда Верещагин послал ребят устраивать обвал.

На первый взгляд, позиция была хреновой — за мостом через пропасть, за эстакадой, все как на ладони. Но Верещагин объяснил одну простую вещь, а Глеб ему сразу поверил, потому что о том же говорил майор: белые не будут переть напролом по шоссе, на машинах, — приборы ночного видения дают им несомненное преимущество, так что, скорее всего, они постараются редкой цепью просочиться к десантникам в тыл и ударить сзади, а значит, позицию надо занимать такую, чтобы в тыл зайти было никак нельзя.

— Что-то нет их долго, — тревожно сказал он, спустившись со своего обрыва. — Я поднимусь повыше да повыкликаю ребят — не случилось ли чего.

Глеб кивнул. Помехи не мешали спецназовцам связываться друг с другом по крымским рациям, но это никак не могло помочь делу: диапазон у этих раций был узкий, радиус действия — крохотный. «Игрушки для магазинной охраны» — охарактеризовал их Верещагин.

Было тихо — только пели цикады. Это казалось диким — такая шикарная южная ночь, цикады и звезды во все небо — как в раю; а через пять или десять минут, может быть, здесь разверзнется ад. Глеб вспомнил, как они с Надей в точно такую же ночь шли с реки через поля к офицерскому городку — и оба лишились невинности самым романтическим образом, в стогу сена — а потом оказалось, что с другой стороны стога спят трое мертвецки пьяных косарей… Глеб убежден был, что именно той ночью он зачал Бориску.

Зверски хотелось курить. Глеб стрельнул у Палишки сигарету и присел за камушком, чтобы не отсвечивать. За шиворот пробирался предутренний холодок, под обрывом начал скапливаться воздушный, какой-то совершенно готический туман. Ощущение пришло неизвестно откуда: рассвета он не увидит. Глеб приказал себе прекратить панику, раздавил окурок и откинулся спиной на камень, вслушиваясь в ночь — нет ли шума моторов или топота ног.

Он был напряжен, с похмелья и недоспал — его сморило. Точнее, он погрузился в довольно тяжкое состояние между сном и явью.

Разбудил его Верещагин.

***

Паренька звали Фарид Мухамметдинов, на вид ему было не больше двадцати, но таких молодых не ставят командовать взводом даже в резерве — так что, как минимум, двадцать три. В зябком предутреннем полумраке Верещагин разглядел его лицо: большие, слегка навыкате глаза, заботливо выпестованные усики и упрямо сжатые губы — явно недоволен тем, что все остальные отправились на горячее дело, а он остался здесь, на горе, под командой подозрительного капитана, которого батальонный приказал слушаться как родную мать. Подозрительный капитан явился на встречу в советской форме, но назвал пароль, который мог услышать только от Карташова. Мухамметдинов раздражался: он привык доверять своим глазам и советский краповый берет слегка его нервировал.

— Когда мы атакуем? — спросил он.

Артем понимал его. Не так давно, в турецкую кампанию, он сам был еще моложе и зеленее. Его прикрепили в качестве помощника к взводному (сейчас он, убейте, не вспомнил бы его фамилию), и командир сформулировал боевую задачу предельно просто: не путаться под ногами. Ну, особенно путаться и не пришлось. Их батальон угодил под турецкий минометный огонь, взводный погиб в первый же миг, и в последующем яростном наступлении было больше страха, чем геройства. Артем бежал-полз-опять бежал сам и гнал «свой» взвод вперед, а не назад, только потому, что впереди была «мертвая зона», а позади — огненный визжащий ад. Эта атака спасла ему жизнь, принесла награду и напрочь излечила от жажды боевой славы.

Он надеялся, что подпоручику повезет больше, чем повезло ему тогда, а ему повезет больше, чем тогда повезло его взводному.

— Я надеюсь, что никогда.

Усатик обиженно вскинул брови. Ему хотелось славы. Не навоевался.

— Подпоручик Мухамметдинов, вы подниметесь на склон Кемаль-Эгерек, вон к тому скальному лобику, и будете вести оттуда минометный огонь, для чего к вашему взводу и прикреплен один минометный расчет. Всем остальным прикажите лежать, не высовываться и не стрелять, пока красные не пойдут в атаку.

— А если не пойдут? — спросил Фарид.

— Тогда слава Богу. Скажите минометному расчету: пусть стреляют по наводке наблюдателя.

— А кто даст наводку?

— Я.

— Что-нибудь еще?

Верещагин вздохнул.

— Нет, ничего. Good luck, подпоручик.

Он пожал Мухамметдинову руку, повернулся и пошел вверх по каменистому склону. Через секунду он превратился в мельтешение камуфляжных пятен, через две это мельтешение слилось с колебанием листвы под ветром.

Стоял час Быка, тяжелый предрассветный морок, и ветер не стихал над Гурзуфским Седлом.

Верещагин поднялся на свою позицию.

— Красные здесь. — Шэм показал на карте. — Квадрат 11,33-С6. Можно еще взять немножко вверх: 11,34-С6. Поправка на ветер — от двух до трех десятых. Точнее не будет — не в баскетбол играем.

— Главное, господин Сандыбеков, не укажите нас, — заметил Кашук.

— Еще раз назовешь Шамиля господином, товарищ прапорщик — огребешь от меня по шее, — сквозь зубы сказал Верещагин.

— Когда они поднимутся? — спросил Шэм.

— Думаю, еще минут десять, не больше.

Шамиль вздохнул. Когда-то он сам таскал минометы и ящики с минами — в те годы, когда Верещагин не был капитаном, а был рядовым, начальство любило устраивать марафонские марш-броски пешим дралом, когда оружие и боеприпасы солдаты должны были переть на себе. Он на своем опыте знал, что такое втаскивать на горную позицию миномет: труба, тренога и двухпудовая платформа, и еще ящик с минами. Спаси Аллах.

— Какие вести от Князя? — спросил Артем.

— Ждут. — Кашук повертел в руках «уоки». — Карташов уже в Алуште. Если он не успеет, вашему Георгию придется отбиваться только с этим стадом резервистов. Правда, Карташов послал ему минометы.

— Хорошо, — сказал Верещагин. — Сейчас я спущусь на какое-то время на позиции десантников…

— Зачем?

Артем не ответил.

— Вы хотите спасти жизнь капитану Асмоловскому, — холодно сказал Кашук. — И всем нам это может дорого обойтись.

— Не ваше дело, Кашук. Лучше поднимитесь наверх и посмотрите, как там Владимир. — Верещагин повернулся и начал спускаться к позициям десантников.

***

Артем тормошил Глеба за плечо.

— Вот зараза… Заснул, — пробормотал капитан. — Который час?

— Шесть четвертого.

— Никого?

— Вроде нет. Хотя мы не уверены. Как будто было какое-то движение внизу на склоне. Хочу, чтобы ты посмотрел, у тебя глаз еще не замылился.

— Твои ребята вернулись?

— Нет. Боюсь, что уже не вернутся.

— М-мать… — из темноты возник рядовой Куценко. — Позови взводного.

Куценко сказал «есть» и пошел за Палишкой. Через минуту тот появился, зевая и потягиваясь — тоже успел давнуть медведя.

— Сергей, пойди с товарищем старшим лейтенантом и осмотри склон. Там вроде было какое-то шевеление. Баев, Куценко, всем — готовность номер один. Увижу, что дрыхнете — поубиваю.

Верещагин пошел обратно, на свою позицию, Палишко двинулся за ним. Глебу показалось, что спецназовец хочет напоследок что-то сказать. Показалось.

Прошло десять минут — Палишко вернулся.

— Понты гонит спецназ, — сказал он, пролезая в БМД к Глебу. — Никто там не шевелится.

И в этот миг воздух рассек тонкий противный вой, который Глеб слышал всего несколько раз в своей жизни, но спутать не мог ни с чем: так воет в полете мина. Потом был взрыв, за ним второй, третий, четвертый — беляки начали минометный обстрел.

В ответ с позиций спецназовцев ударил пулемет. Молотил он по склону Кемаль-Эгерека, но наобум лазаря, с целью скорее вызвать беляков на ответный автоматный огонь и заставить обнаружить свои позиции, чем реально поразить кого-то. Стреляли спецназовцы недолго.

Глеб понял свою и Верещагина фатальную ошибку. Боясь беляцких ПТУРов, способных с одного выстрела превратить БМД в печку-гриль для экипажа, они рассредоточили людей на склоне, в естественных укрытиях: за камнями, за мощным дорожным парапетом, за опорами эстакады — и сделал их уязвимыми для минометного огня. Баев, вслед за спецназовцами, начал палить в темноту из пушечки, и Глеб саданул его между лопаток, чтобы он прекратил дурно тратить снаряды: беляки вели навесной огонь из-за скального лобика. Нужно было подобрать всех, кто добежит до машин, и уматывать. Под прикрытием брони мины им были не страшны, разве что прямое попадание. Палишко тоже уже сообразил в чем дело — и развернул машину так, чтобы за БМД и парапетом можно было добраться до открытого люка. Сделав это, он выскочил в люк и, пригибаясь, побежал ко второй машине — отдать команду к отходу.

Это было бегство.

***

Верещагин догнал Кашука довольно скоро: тот двигался медленнее, чем Шэм. Сандыбеков был где-то впереди. Мины выли, громыхали взрывы, склон озарялся вспышками и приборы ночного видения сходили с ума — егеря ослепли бы, если бы их не сняли. Внизу, на мосту и на дороге, творился ад, и капитан Асмоловский был где-то в этом аду.

Поднявшись на скальный гребень, ведущий к телепередающему центру, Верещагин дал ополченцам команду прекратить пальбу — десантники уже ушли. Со скалы он видел, как БМД свернули к Чучельскому перевалу.

Не верилось: «Красный пароль» прозвучал и Крым вскинулся: так вскидывается из партера, из положения «лежа» борец с мощной шеей, уже почти придавленный к ковру лопатками.

— А ведь мы это сделали, господин капитан, — устало сказал Кашук.

— Ни хрена мы еще не сделали, — устало сказал Верещагин. — Коды прошли или нет? — мы не знаем. Карташов добрался или нет до Конька? — мы не знаем. Володька там жив или нет? — не знаем.

— Сейчас узнаем, — выдохнул Кашук. — О, Господи, и зачем я в это ввязался…

Он оступился и едва не загремел с обрыва — Верещагин, от души процитировав «Гётца фон Берлихингена», удержал его. Он тоже устал как пес, но торопился, а медленный темп Кашука его раздражал. Оставить осваговца топать в одиночку он тоже опасался — тот вполне мог еще раз оступиться, и уже с концами. Им нужно было попасть в аппаратную — перенастроить разговорники на волну Князя и узнать, что творится у хребта Конек. Напряжение этих дня и ночи далось ему дорого — сейчас словно все дрожало внутри, и это было некстати, рано расслабляться. И опять полезло в голову: где Тэмми? Что с ней? Ее прощальная эскапада была страшным потрясением — Верещагин даже как-то не сразу почувствовал боль от разрыва; так контуженный солдат не сразу чувствует, что ему оторвало ногу. Душа оглохла, ослепла и онемела, и вот на этом он продержался без малого сутки, а теперь начала накатывать такая тоска, что хоть с обрыва. В противоположность Кашуку, полагавшему, что самое сложное позади, Верещагин думал, что самое сложное впереди.

Они поднялись к телепередающему центру, перелезли через парапет. Шамиль и Дядя Том встретили хорошей вестью: Володька был все еще жив.

Еще через пятнадцать минут на площадку въехали три «Бовы» взвода ополченцев, и Верещагин тут же послал одну машину вниз, отвезти Козырева и тело Даничева в госпиталь. Потом он кинулся в аппаратную — Кашук наладил связь.

Берлиани не отвечал, зато ответил Сидорук. Он сообщил, что бой у Конька уже закончился, но что-то не так: красных было слишком мало.

Артем, полный беспокойства, еще раз вызвал Берлиани — и на этот раз Георгий ответил.

— Князь, что у вас там?

— У нас там? — Капитан морпехов был в бешенстве. — У нас там комендантская рота 61-го парашютно-десантного полка! Ты понимаешь, что случилось, да?

Верещагин понимал, и ему сделалось тошно. Засада, которую готовили Георгий и Карташов, сорвалась из-за того, что на войне случается сплошь и рядом: из-за идиотской случайности.

…Комендантская рота, чья низкая боеспособность делала ее, скорее, обузой, чем подспорьем, была отправлена Лебедем по трассе еще до того, как белые вышибли батальон из Ялты. В темноте и без карт рота совершенно естественным образом заблудилась и свернула на север не на хребте Конек, а раньше — на Чучельском перевале. Если бы генерал Драчев догадался заехать на Роман-Кош и спросить у Верещагина дорогу, тот бы сказал ему, что первый поворот на север нужно пропустить, потому что он ведет в тупик: дорога упирается в ворота кордона «Олень», южный вход в Крымский национальный парк, где нет ни одной автомобильной дороги. Все частные шоссе-однорядки, расходящиеся оттуда, также ведут в никуда — к рассеянным в горах частным усадьбам. Сворачивать нужно именно на Коньке, откуда в Симферополь ведет Сараманский автобан.

Верещагин рассказал бы все это не из гуманизма (хотя и из него тоже — БМД роты везли раненых) и не из любви к советскому генералу, а просто чтобы избежать вот этаких сюрпризов. Ну, может быть, он еще сообщил бы по радио в аэромобильный полк, что в ближайшие два часа чуть ли не прямо через Аэро-Симфи проедет советский генерал, командир дивизии; но это уже не так принципиально.

Упершись в кордон «Олень», рота поняла, что заехала не туда, но выехать долго не решалась, боясь в темноте заехать к черту на рога. Решился один генерал: его машина развивала достаточную скорость для совершения некоторых проб и ошибок, и он уже заметил, что по гражданскому транспорту крымцы из ПТУРов не палят. Он вернулся на трассу и не рискнул еще раз свернуть на неизвестную дорожку за мостом через Узень, а доехал автобаном до самой Алушты и только там свернул по указателю на Симферополь.

Генерал въехал в Алушту с севера в тот самый момент, когда Карташов въехал туда с юга. Батальон Лебедя в это время еще находился на Никитском перевале, а комендантская рота — на развилке у шоссе. Командир роты старший лейтенант Шамотий был в колебаниях. Наконец, он эти колебания преодолел — рота повернула на восток и на маленькой скорости, чтобы не сковырнуться в темноте с горной дороги (одну машину так уже потеряли), потрусила к Коньку.

Когда начало светать, рота влетела прямо в засаду. Головная машина и следующая за ней были подорваны вместе с мостом, остальные машины корниловцы принялись расстреливать из ПТУРов и гранатометов. Сопротивления почти не было, чему Карташов и Берлиани немало удивились. Приняв сдачу у командира роты, они поняли свою ошибку и ужаснулись ей. Боеприпасы, время и эффект внезапности были потрачены фактически на безобидный обоз с ранеными, а за ними где-то на трассе — неизвестно где, между Коньком и Гурзуфским Седлом — обретался вооруженный, боеготовный и страшно злой десантный батальон.

— И предупрежденный, Гия, — севшим голосом добавил Верещагин. — Они теперь предупреждены. Не такие они дураки.

Берлиани прикусил губы. Гимназический курс латыни он помнил похуже, чем Верещагин, но пословица «Praemonitus — praemunitus»[139] отложилась в памяти четко — не столько стараниями латиниста, сколько благодаря обаянию одного известного ирландского военврача и стратега.

— Мы сейчас рванем к вам, — сказал он.

— Рвите, — согласился Верещагин. — Чем быстрее, тем лучше. Потому что деваться им некуда кроме как сюда.

— Уходите, — быстро сказал Князь. — Хрен с ними, с помехами, делайте ноги.

— Ты знаешь, Князь… Уже поздно.

***

Здесь был перекресток трех дорог. По одной они приехали. Вторая, как доложили посланные разведчики, вела в никуда. Третья прямо-таки просилась, чтобы они поехали по ней. Аккуратный указатель возвещал:«Изобильное». Дорога огибала горушку, забегала в Алушту и быстрой рекой автобана текла в Симферополь. Все это было так заманчиво, что майор ничего хорошего не ждал. Ждал он только одного: рассвета, чтобы хоть тут оказаться с беляками на равных.

Глеб догнал батальон на Чучельском перевале и рассказал майору, как их выбили минометным огнем с Гурзуфского Седла и что спецназовцы, скорее всего, погибли или же попали в плен.

— Не нравится мне это, — вслух сказал майор.

Глебу это нравилось еще меньше.

Капитан Асмоловский и старший лейтенант Говоров, заступивший на место убитого Деева, ждали следующей его реплики.

— Что скажете, ребята? — спросил майор.

— А чего тут думать, ехать в Изобильное, больше-то деваться некуда. На пятках сидят.

Глеб покачал головой.

— Товарищ майор, это скверно выглядит. Я почти ничего не понимаю и соображаю плохо, но с нами как будто играют.

— Заманивают, значит… — Майор оглянулся. — Интересно, кто… И куда… И зачем…

— А выход какой, товарищ капитан? — спросил Говоров. — Ну, вот куда нам деваться, если даже нас заманивают?

— Значит, так, — подытожил майор. — Без разведки — никуда. Васюк! Отбери человек пять. Пусть поднимутся во-он на ту гору. — Майор глянул на карту. — На Черную. А мы их здесь подождем.

Ждали. Спали, кто не стоял в карауле, перевязывали раненых, бегали к найденному поблизости ручью за водой, перекусывали чем у кого было. Глеб не устоял перед соблазном поспать еще немного. Когда его разбудили, было уже почти светло.

Разведчики вернулись и доложили: у хребта Конек только что был бой. В беляцкую засаду угодил какой-то небольшой отряд, по всему судя — остатки заплутавшей комендантской роты. Белых, по прикидкам Васюка, было не больше двух рот. Значит, столько же осталось в Ялте и закупоривают перевалы. Майор уже знал, что такое штурмовать Никитский перевал — и знал, чего ждать на Коньке. Он хотел было уже отдать приказ на выдвижение к Изобильному, но тут Глеб буквально сорвал слова с его языка.

— Товарищ майор!

Лебедь встретился с ним глазами — лицо капитана было бледно.

— Товарищ майор… — сказал он. — Я только что подумал… Это ведь и радиостанция тоже… Можно было бы пробиться сквозь помехи… А они даже не предложили…

— Кто про что, а шелудивый про баню… — зло сказал Лебедь.

— Слушайте! — Асмоловский схватил его за рукав. — Дураки мы! Боже, какие мы дураки! Кто ставит помехи?

— Самолеты РЭБ, — пожал плечами Говоров.

— Какие самолеты? Где ты видел самолеты? Где ты их слышал? Наши патрулируют небо, какие тут могут быть самолеты? Ну, подумайте же вы! Напрягите свои мозги! Они же накрыли нас минометом с первых же выстрелов — кто корректировал огонь?

— М-м! — Лебедь треснул себя кулаком по лбу. — Глеб, ты молодец, а я долбоеб.

— Все мы долбоебы, — беспощадно признал Глеб.

— Так что? — заерзал Говоров.

— Поворачиваем! — Майор принял решение.

***

Бежать действительно было поздно: красные перекрыли бы въезд на серпантин к Роман-Кош раньше, чем два «Бовы» резервистов спустились по нему. Для прямого столкновения транспортеры было непригодны, так что пробиться Верещагин и Мухамметдинов тоже не рассчитывали. Оставалось одно: как можно быстрее закрепиться на вершине и держаться до подхода своих. И это было бы вполне осуществимо, не будь недостатка в боеприпасах и в людях. Верещагин физически не мог прикрыть весь периметр, оставалось положиться на свойства рельефа местности: крутой обрыв, прикрывающий левый фланг и тыл.

Небо серело, но в горах еще все было черно. Стонала глухим тяжелым стоном земля, растревоженная траками БМД, и сердца дрожали от предощущения будущего страха и злости. Войны могут быть более или менее грязными, более или менее кровавыми, более или менее безобразными, и много здесь накручено — политика, экономика, национальные амбиции и личные качества полководцев, техника и организация, пропаганда и агитация, но в конечном счете все сводится к первобытному: вот ты и вот я, и попробуй ты взять мою жизнь, а я попробую ее не отдать и взять твою, и здесь, где мы сцепимся, воя от ужаса и ярости, уже не важно, кто из нас прав, а кто — еще правее, мы выясняем вечный мужской вопрос: кого и почему жизнь любит больше…

***

Глеб отобрал три десятка ребят, которые не спекутся — да нет, никто из десантников бы не спекся, преодолев бегом почти километр по сорокаградусному склону — но Глебу нужны были такие, у которых даже дыхание не собьется, чтобы после этого броска вступить в драку.

И когда беляки ответят на огонь АГС, когда лобовая атака свяжет их боем, Глебовы тридцать человек скажут свое слово. Они траверсируют крутой склон над дорогой, выберутся на площадку, в тыл к белякам, и вступят в рукопашную. Пусть их благородия сами понюхают, каково оно — драться с невидимым, вездесущим, неизвестно откуда взявшимся противником. Пусть нажрутся грязи. Пусть посмотрят, мать их, что такое десант…

Глебу остогадело быть отступающим и обороняющимся. К черту. Теперь он будет нападать сам. Теперь он посчитается с крымцами за все. И ответит, наконец, на свой проклятый вопрос. Потому что если ответ «нет», то он найдет тело спецназовского старлея где-то на этих камнях. А если «да»…

Капитан Асмоловский не знал, какой ответ ему понравится меньше.

Добежав до края обрыва, над которым стремилась в небо ажурная стальная башня, Асмоловский подал знак: ложись! Ближе, не выдав себя шумом, подойти было невозможно. А когда внизу начнется стрельба, белякам будет некогда прислушиваться.

…Так, пулеметное гнездо на вышке они сохранили. Правильно, позиция хорошая, простреливается почти весь склон… Бинокль в предутренней мгле — как мертвому припарка. Это туман или облака? Если вы не знаете, чай это или кофе, то какая вам разница? Большая, господа офицеры. Если эта хрень — туман, с первыми лучами солнца она рассеется. А если облака — нет.

Что это за темные пятна? Машины… Сколько? Две… Считай, взвод. Три пулемета, один — на вышке. А минометы, гиены войны, кошмар этой ночи? Нет, вроде не видно их задранных к небу рыл. Или он ошибается? Нельзя ему ошибаться…

Казалось, что никогда не кончатся минуты между исчезновением в дымке посланного к комбату с результатами разведки рядового и началом далекой, хорошо слышной в тумане стрельбы.

О! Пошла писать губерния: оживилась вышка, затарахтели пулеметы на машинах… Фонтанчики взметенной земли вырастают рядочками, словно кто морковку сажает: АГСы пошли в ход. На них ответили минометным огнем. Глеб прислушался — один. Да, точно, один миномет. Значит, тот самый, что гасил нас. А, заткнулся один из пулеметов… Получи, фашист, гранату!

— Пошли, ребята! — сказал он.

Страшновато, когда под ногами обрыв, и камешки, стронутые ботинком, растворяются во мгле раньше, чем ты слышишь далекий стук… Да ладно, ребята, ничего страшного, какие-то там шестьдесят градусов, всего двадцать метров влево, пройти — что помочиться… Вот она, сваренная из труб оградка, вмурованная в гранит скалы, вот я перебрасываю через нее ногу и чувствую всем своим бренным телом несуразную свою огромность и беззащитность перед лицом пулемета, который, по счастью, нацелен не в меня и исправно молотит в сторону, прямо противоположную той, откуда пришли мы…

Пробежка… Здание передающего центра… Уф, есть, «мертвая зона» достигнута! Следующий! Пошел, пошел, пошел!

Т-твою мать!

Баева успели срезать, едва он ногу перенес через забор. Глеб высунулся из-за угла, поднял автомат, нажал на спуск: жрите, сволочи!

Перебежка, угол гаража, барабанная дробь пуль, попадающих в стальную площадку… Не пробиваются толстые железные листы, но плотность огня хорошая, и хрен вы развернете пулемет, гаврики! Хрен вы поднимете башку, хрен вы вообще что сделаете, потому что Степцов и Зурабов уже тарахтят ботинками по ступеням вверх, и падает убитым второй номер, а пулеметчик, видя, что дело кисло, бросает пулемет и начинает отстреливаться, тоже наматывая пролет за пролетом, затрудняя стрельбу что Прохорову, сажающему с вершины горы, что преследователям, а потом и вовсе швыряет свой автоматик вниз — патроны кончились у нас, жалость-то какая! — и продолжает лезть наверх, словно это ему поможет… Уж больно быстро он лезет, что твой орангутанг, и не по лестнице, а по наружным фермам, «волчьим ходом», красивым и техничным… Еще один скалолаз… Но что там с ним будет — уже плевать, главное — пулемет заткнулся и беляки со своих оборонительных позиций уже бегут сюда — пока что просто узнать, что случилось, а вот трах-тах-тах! — и нет друга ситного, и нет у вас здесь тыла, братцы, один сплошной фронт!

Бежите? Бегите, ребятишки!

Глеб подал знак — все назад! По укрытиям!

Все попрятались.

…И тогда под ноги первому из бегущих он швырнул гранату…

«Ба-бах!» оказался значительно громче, чем Глеб ожидал…

***

Старший унтер Сандыбеков, собираясь, ха-ха, на дело, взял да и сунул в карман альпинистский карабин. Он не знал, зачем вообще взял на Роман-Кош свое скалолазное снаряжение. Теперь он понял — так подсказал сам Аллах. Бросив свой пулемет, отстреливаясь от наступающих, он бежал вверх по решетчатым ступенькам телевышки. У него остался один путь к отступлению: вверх. Задержался лишь на миг: «закрыл за собой дверь». Теперь у него было ровно тридцать секунд — с того момента, когда он утопил стерженек детонатора в массе пластиковой взрывчатки и сорвал предохранитель, и до взрыва.

Выпустив последние патроны, он перекинул автомат за спину, перепрыгнул с лестницы на железные фермы и полез по ним вверх — правильнее будет сказать «пошел», ибо Шэм передвигался по вертикали быстрее, чем иной человек — по ровной земле. Если бы не пули, попадание которых в металл рождает в нем протяжный звук и слегка нервирует, если бы не реальная опасность взрыва, это лазание вообще было бы детской забавой.

Сегодня днем, распределяя взрывчатку по крепежным болтам, они с Хиксом проявили, скорее, скупость, чем щедрость. Им совершенно не нужно было своротить вышку — достаточно как следует пугнуть тех, кто попытается влезть на нее — на тот случай, если дела пойдут совсем плохо…

Если они переборщили со взрывчаткой…

Если он не успеет добраться до верха и защелкнуть карабин на тросе…

Если… Ой, мама! Пятьдесят метров вниз — падать будет больно…

Парень на вершине горы едва не задел очередью по ногам… Одиночными стреляй, кретин! Нет, учиться тебе уже поздно…

Брезентовая тесьма плотно обхватывает руку… Страшно! А вдруг он все-таки разобьется?

Лязг карабина о сталь, щелчок…

И взрыв!

Молния блеснула внизу, звуки перестали существовать, вышка содрогнулась, Шэм сорвался и полетел вниз, заскользил по тросу на петле карабина, отчаянно пытаясь развернуться лицом по направлению движения: на такой скорости приложись спиной, не сумей самортизировать ногами — конец!

Сейчас пригодился бы опыт прыжков с парашютом… жаль, взять его негде…

Развернулся он в последнюю секунду перед столкновением, принял удар на ноги… Бисмалла!

Так, если этот парень наверху не отвлекся на взрыв и не принял это скольжение за падение, то он просто перегнется через край и снимет неудачливого Тарзана пулей… В сторону! Бегом! Ноги болят, ш-шайт, как болят ушибленные ноги!

Он побежал к гаражу, где уже все было приготовлено: вышибли окно вместе с рамой, закрепили веревку за трубу и прицепили жюмар с петлей. В систему влезать-вылезать будет некогда, остается петля — по старинке…

Убедившись, что все правильно и на месте, Шамиль достал «беретту» и кинулся наружу — снять с убитого десантника подсумок с патронами и взять его автомат. Кто-то должен был теперь прикрывать отступление к гаражу.

***

Глеб посмотрел наверх и ужаснулся…

Беляки заминировали вышку. Заряд рассчитали точно: сама вышка уцелела, но площадку, где был пулемет и куда — Господи! — поднимались Зурабов и Степцов, — ее сорвало напрочь. Теперь она валялась внизу, скрученная, а лестница, крепившаяся к ней одним краем, жутко ходила вверх-вниз, как нелепые гигантские качели. Обоих рядовых разбросало кусочками в радиусе сорока метров от вышки. Пулемет зашвырнуло почти до линии вражеских сочлененных транспортеров.

А все три белогвардейские машины уже горели, и белогвардейцы бежали сюда, и будет у нас тут сейчас не легкий бой, а тяжелая битва…

Глеб Асмоловский не знал, один он остался в живых или есть еще кто-то. Кто-то стреляет — значит, кто-то есть, никого не видно, значит, все в укрытии, стало быть, набегающих беляков можно угостить еще одной гранатой, а чем их угощать дальше — неясно, патроны в АК закончились. И он бросил еще одну гранату, и кто не успел упасть до взрыва — я не виноват, а сам опять нырнул за угол, перебросил «калаш» за спину и вытащил пистолет. Цель — добежать от гаража до административного корпуса. Программа-минимум. Вперед!

На Верещагина он налетел почти сразу же. Не сразу, правда, узнал: просто взял на прицел крымца, тоже перебрасывающего автомат на спину, — ха, патроны кончились! — и тут крымец посмотрел ему в глаза…

Он выстрелил. Подавив в себе изумление, потрясение, вину, оставив один гнев, он выстрелил. Выпустил пулю в свое преданное доверие.

Но слишком много времени — десятую долю секунды! — Глеб затратил на то, чтобы забыть лицо противника. За это время беляк слитным движением, виденным ранее только в кино про ковбоев, выдернул из кобуры шпалер и бабахнул, не целясь, навскидку…

Пуля толкнула Асмоловского — словно кувалдой в грудь; он упал на одно колено и все-таки выстрелил… Хотел выстрелить еще, но рука не слушалась. Странно, но боль казалась вполне терпимой, он выносил ее без стона или крика, но тем не менее она висела на плече жерновом и гнула к земле все ниже, и ниже, а этот говнюк, не размениваясь на второй выстрел, пнул ногой и выбил «макар», заодно опрокинув противника наземь, перешагнул через него и исчез в застлавшей глаза черноте…

***

Верещагин очень хотел бы, чтоб здесь, в гараже, куда их загнали в конце концов красные, оказался Лучников. Чтобы великий теоретик Общей Судьбы послушал, как кричит человек с оторванной ногой, понюхал, как воняет пороховая гарь, и посмотрел, как выглядят разбрызганные по стенке мозги.

Изначально не было шансов. Потому что советские десантники приняли единственно верное решение в этой ситуации: отвлечение пулеметного огня на атакующих под прикрытием БМД, обход, удар в спину. Это разом сводило на «нет» все преимущества крымских егерей в позиции и вооружении. Отчаянная схватка закончилась тем, что их отбросили с позиций. Все три «Бовы» разнесли гранатами и ПТУРами. Егеря отступили вверх по склону. И их встретили… наверняка автором идеи был Глеб, все здесь рассмотревший… У него уже не спросишь. Хотя замысел в общих чертах удался. Будь у них здесь больше минометов… Тогда можно было бы оставить тыл не на Шэма с заряжающим, а хотя бы на отделение. Можно было бы отразить нападение пулеметным огнем. Ах, как растравляет душу сослагательное наклонение…

Верещагин отбросил пустой магазин, вставил новый, приложился к узкому окну — чем не бойница — и выстрелил по пятнисто-зеленой фигурке, высунувшейся из-за здания генераторной. Фигурка исчезла. Убит? Ранен? Скорее всего, просто убрался.

Интересно, успеют они спуститься, прежде чем всех разнесут гранатами?

Кашук закрылся в аппаратной, и последний, обрезав веревку, должен будет пробиться к нему. За бронированной дверью, возможно, удастся просидеть нужное время. Дьявол! Теперь красные закрепятся здесь и продержатся до морковкиных заговен… Интересно, они уже сообразили, в чем тут дело? Вполне возможно. Среди них есть люди, способные складывать два и два.

Если судить по Глебу…

…Верещагин успел раньше. Кристобаль Хозевич любил успевать раньше… Посмеемся вместе, Глеб, мы ведь оба любим Стругацких… Все дело в том, друзья мои, что Арт уже больше двенадцати часов готовился выстрелить в капитана Асмоловского и знал, что сделает это, если течение боя закрутит их в одном водовороте… А Глеб, если и готовился к чему-то подобному, то имел на это значительно меньше времени.

Но, тем не менее, тоже выстрелил. Уже отброшенный пулей, нажал на триггер, а потом упал, и Артем выбил у него пистолет ногой, перешагнул через его тело и подбежал к Томилину, который истекал кровью и истек, пока Артем донес его до гаража…

Он включил «уоки».

— Вершина вызывает базовый лагерь. Гия, вы скоро?

— Арт, мы летим! Продержитесь еще полчасика!

— Не выйдет. Нет, сколько сможем — продержимся… Патроны вышли. Мы попробуем уйти. Но на всякий случай — прощай.

— Арт!!!

— Прощай, Князь. — Он переключил рычажок. — Кашук! Этим приказом я отменяю все последующие. Вы открываете дверь только мне или одному из офицеров капитана Карташова, и только если наши возьмут гору. Вы поняли?

— Да, сэр…

— Прощайте. — Артем взял рацию за антенну, размахнулся и ударил ею о стенку.

В гараже теперь оставалось трое — Верещагин, Шэм и никитский резервист Ваизов. Должен был остаться один.

— Сэр, — тяжело дыша, просипел Ваизов. — Будем тянуть спички с младшим унтером, кто останется?

— Никаких спичек: младший унтер вас спускает, остаюсь я.

— Сэр! — протестующе крикнул Шамиль.

— Отставить разговоры! Кроме меня, Кашук никого в аппаратную не пустит.

— А если они вскроют аппаратную?!

— Они не убьют нас. Кого угодно — но не нас.

— Кто вам это сказал?

— Ты со мной препираться будешь? — рыкнул Верещагин. — Хочешь спасти мою голову — скорее приведи помощь! Вперед!

Шамиль плюнул на пол и бросил Ваизову конец веревки — обвязаться. Сам вернулся к бойнице.

Времени было очень мало.

С дороги долетел звук взрыва, над обрывом вскинулось пламя и облако дыма — это горящего «Бову» попытались спихнуть с дороги и активировали детонатор очередной пластиковой мины. Востоков на эту дрянь не поскупился… У них было еще минут десять.

Ваизов обвязался веревкой, Шамиль перекинул ее через вбитый в стену крюк для фонаря и начал протравливать — достаточно быстро, чтобы скольжение рядового не превратилось в падение. Верещагин отстреливался теперь один, но перемещался от окна к окну — трюк старый, но довольно эффективный.

— Сэр! — крик прозвучал ему в спину. Шамиль стоял у окна, держась за веревку. Глаза у него были отчаянные. Он, как и Верещагин, мог спуститься за секунды, на одном жюмаре. — Сэр, давайте вы.

— Пошел! — крикнул Артем.

Шамиль выругался сквозь зубы и выбросился в окно.

Настало время выметаться и Верещагину — последняя автоматная обойма расстреляна, а от административного корпуса он будет отрезан, едва на площадку въедет первая БМД. Шамиль был уже внизу — самому Артему этого времени хватило бы спуститься три раза. Он отцепил карабин — тот рыбкой сверкнул в проеме окна и исчез. Артем остался в гараже один против всех. У него была «беретта» и был «стечкин», и было примерно полминуты на то, чтобы пробиться в административный корпус.

Он перекрестился, взял по пистолету в каждую руку и кинулся наружу.

Площадка простреливалась уже насквозь, пули щербили бетон за спиной капитана — он упал на живот и пополз… И наткнулся на какое-то препятствие. И понял, что это — Глеб. Капитан Асмоловский, которого он думал, что убил. Под Глебом натекла лужа крови. Он дергался и хрипел, и Арт знал, почему — кровь скапливалась в плевральной полости и не давала дышать. Нужен был дренаж, и быстро — счет шел на секунды. На те самые секунды, за которые Артем рассчитывал добежать до аппаратной.

Он проклял все на свете, подхватил Асмоловского за подмышки и поволок к гаражу. По ним не стреляли. Артем измазался в крови, пока дотащил раненого до гаража. Он очень надеялся, что его видели — это давало хоть какие-то гарантии на то, что красные предложат сдачу вместо того, чтобы забросать гранатами.

— Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, — Верещагин разрезал на десантнике комбез и тельник. — Factorem coeli et terrae, visibilium omnium, et invisibilium.

Обычно он молился по-русски, но сейчас латынь, холодная и чистая, как горная вода, успокаивала бешено колотящееся сердце. Делай, что должен, и будь что будет. Он обтер рану салфеткой и разорвал зубами пакет с дренажной системой.

— …Et in unum Dominum Jesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula…

Руки тряслись. Верещагин весь собрался в кулак, чтобы сделать все правильно. Он с десяток раз проделывал эту нехитрую операцию с резиновой куклой, но — это было совсем иначе. Тут не подкрашенная водичка, а кровь, и настоящие, а не пластиковые ребра ходят ходуном…

— …Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero. Genitum, non factum, consubstantialem Patri per quem omnia facta sunt…

Слух донес рокот БМД, нарастающий, переходящий в рев — он уже не слышал собственных слов.

— …Qui propter nos homines, et propter nostram salutem, descendit de coelis. Et incarnatus est de Spiritu Sancto ex Maria Virgine; et homo factus est.

Перевязка. Он проверил, как плотно держится на ране полиэтиленовая пленка, наложил пакет и перехватил бинтом…

— …Crucifixus etiam pro nobis, sub Pontio Pilato passus, et sepultus est…

Едва он закончил, как руки заходили ходуном. Пот заливал глаза. Он попробовал вытереть лоб — и размазал кровь Глеба по своему лицу.

Хриплое, сбивчивое и судорожное дыхание раненого выровнялось. Асмоловский дышал и жил.

— Et resurrexit tertia die, secundum Scripturas. Et ascendit in coelum; sedet at dexteram Patris…

Звук моторов стих, зато площадка наполнилась выкриками и топотом ботинок. К гаражу пока никто не подходил — боялись стрельбы. Артем не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки — казалось, все силы его оставили. Теперь, в относительной тишине собственный шепот казался ему оглушительно громким.

— Et iterum venturus est cum gloria, judicare vivos et mortuos; cujus regni non erit finis. Et in unum Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem; qui ex Patre Filioque procedit…

Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было — было просто сомнение относительно своей способности встать и что-то сделать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь — рассыплешься.

От него больше ничего не зависело. Почти ничего — собственная жизнь.

— …Qui cum Patri et Filio simul adoratur et conglorificatur; qui locutus est per prophetas.

Через полчаса здесь будет Карташов. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой были корниловцы: три патрона на шесть человек.

«Но что может произойти за эти полчаса? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум».

— In unam sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam…

— Эй, беляки! Сколько вас там? Выходите и сдавайтесь, считаем до трех, потом кидаем гранату. Раз!

— Отставить! Отставить, Васюк, я сказал! Там капитан!

«Целых два».

— …Confiteor unum baptismam in remissionem pecatorum. — Верещагин поднялся с колен. — Expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venturi saeculi. — Отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. — Amen.

Под десятком прицелов он повернулся и встал лицом к стене. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело, — отвратительно огромными.

— Лицом, — сказал майор.

Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержал стальной жесткости взгляд.

— Ах, сука… — сказал за спиной майора Палишко. — Ну и сука…

— Сними шлем, — медленно и спокойно проговорил Лебедь.

Трое заскочили в гараж, вынесли Глеба.

— Это ты перевязал его? — спросил майор.

— Я его и подстрелил. — Артем не собирался покупать себе прощение.

Ветер звенел в растяжках и фермах телевышки.

Майор сделал шаг вперед и поднял нож. Артему стоило некоторого усилия не шевельнуться, когда лезвие скользнуло по подбородочному ремню.

— Сними каску, — повторил майор.

Артем снял каску, бросил ее на плитку. В плечи, в локти и запястья, выворачивая руки за спину, тут же вцепились.

— Так куда же подевался наш доблестный спецназ? — спросил майор, — Или ты на полставки? Сегодня — спецназовец, завтра — врангелевец?

— Корниловец, — поправил Артем.

— Добро, корниловец. Да, я ж забыл, ты еще и альпинист… И швец, и жнец, и в дуду игрец. Что ж ты здесь делаешь, альпинист?

— Я здесь живу, товарищ майор. В этой стране.

Лебедь расстегнул кобуру.

— Сволочь. — Его рубленое, топорное лицо наконец-то дрогнуло. — Ты с Глебкой пил, песни пел, а настал час — пулю в него всадил. Вы здесь только так и умеете: из-за угла, исподтишка…

Верещагин ухмыльнулся.

— Мы еще и не так умеем. Знаешь, кто вышвырнул тебя из Ялты, как бродягу из бардака? Резервисты, нафталинные вояки, которые берут в руки винтовку дважды в месяц. Воюйте и дальше так, мне это нравится.

Майор выдернул из кобуры «кольт» и ткнул стволом пленнику в подбородок.

— Скажи еще что-нибудь, — почти прошептал он.

Верещагин с трудом унимал дрожь.

— Мать твоя шлюха, — процедил он.

Щелчок предохранителя заглушил все остальные звуки во вселенной.

Потом изнурительно длилась одна секунда. Ох, и люфт у «кольта» на триггере… Стреляй! Да стреляй же ты, сволочь, сил нет это терпеть!

А потом майор опустил пистолет.

— Легкой смерти ищешь? — спросил он. — Вот тебе, — «кольт» обозначил на левой руке майора отрезок до середины плеча. — Выкупил я тебя на корню, капитан Верещагин. Дурак, думаешь я пальцем деланный? Это ведь вы с самого вечера засирали эфир помехами, так? Ну вот, теперь ты, если хочешь жить, помехи уберешь.

— Товарищ майор, если бы меня не держали за руки, я бы тебе показал то же самое. А так придется сказать на словах: хер тебе, понял? Меня зовут Артемий Верещагин, мой личный номер 197845/XD, и на этом вся наша любовь заканчивается.

— Посмотрим, посмотрим. — Майор отступил на шаг. — Палишко, дай ему как следует. Шеломом по алейхему.

Палишко поднял шлем, взял его за кромку и с размаху, с разворотом корпуса ударил им Верещагина по лицу. Тот повис на руках у десантников, теряя сознание.

Глава 11 Вопрос времени

— Тебя как?… Сразу прикончить, или желаешь помучиться? — спросил унтер.

— Лучше, конечно, помучиться, — ответил рассудительно Сухов.

В. Ежов, Р. Ибрагимбеков.

Белое солнце пустыни

В Симферополь Драчев въехал осторожно, снизив скорость до сорока километров в час. Быстрее ехать было просто опасно: улицы походили на черт-те что, как в хронике про «их нравы», где прогрессивные студенты, выражая свой протест, сжигают машины и бьют камнями стекла. Как будто в Симфи этой ночью куролесило миллиона два прогрессивных студентов…

Но, кажется, все было слава Богу: на каждом углу стояли наши блок-посты, десантники исправно отдавали честь, а над зданием Главштаба, где Драчев расположился со штабом дивизии, пламенел красный флаг.

***

— Товарищ генерал! Связь с командным пунктом в Одессе нарушена, связь с подразделениями дивизии — тоже!

— Товарищ генерал, ночью было совершено нападение! По предварительным данным…

— Товарищ генерал! Командир бригады спецназа…

— Товарищ генерал!..

Драчев следовал за охранниками, прокладывавшими путь сквозь толпу, как торговый корабль за ледоколом. Перед самой дверью кабинета его все-таки перехватил адъютант его начштаба:

— Товарищ генерал, есть вариант решения проблемы со связью.

— Какой?

— Позвонить по телефону в Одессу или любой интересующий нас город.

— Отлично.

— Полковник Савкин спрашивает, вызывать ли истребители для борьбы с постановщиками помех?

Шило в жопе у этого Савкина, подумал Драчев. Вызвать истребители — значит, придется объяснять про террористов. А к объяснениям Драчев пока не готов.

— Не надо. Вызови всех в кабинет на утреннее совещание. Савкина — первым. И кофе мне. Всем кофе, но мне — первому.

Генералу ужасно хотелось спать. Ничего, после утреннего совещания он завалится на пару часиков. Больше нельзя — надо что-то думать с этими сепаратистами.

Черт, замкнутый круг. Тактический центр надо давить как можно быстрее. Для этого надо попросить разрешения в Одессе. Для этого надо позвонить в Одессу, а тогда придется рассказывать очень неприятные для себя вещи — что налетели невесть откуда соловьи-разбойники и вломили Советской Армии такой пизды, какой она не получала с сорок первого года. И на карьере это скажется довольно грустным образом.

В кабинете собрались штабисты дивизии.

— Вчера, — начал Драчев без предисловий, запивая каждую свою реплику обжигающим «Нескафе», — на наши войска было совершено нападение. По всем населенным пунктам, где они были расквартированы, по всем направлениям. Я слушаю нашу доблестную разведку: кто бы это мог быть?

С места поднялся командир разведывательного батальона, майор Корж.

— Товарищ генерал, за время вашего отсутствия было два чрезвычайных происшествия. Первое: по шестому каналу телевидения прошел сигнал тревоги, известный нам как «Красный пароль». Это произошло в 21.36 по местному времени. Второе: во время ночного нападения несколько человек были захвачены в плен. По их словам, они — резервисты вооруженных сил Крыма. Насколько я понял, ими командуют из тактического центра Чуфут-Кале, что под Бахчисараем.

— Так-так… — Драчев поставил чашечку на стол. — Очень интересно. Но тогда вопрос: кто же захватил телевышку, чтобы передать «Красный пароль»? И почему местное телевидение к этому моменту еще продолжало работать?

Корж посмотрел на своего командира, как учитель на двоечника.

— Товарищ генерал, шестой канал — это не местное телевидение. Это Центральное телевидение СССР.

— Что-о?

— Сигнал был передан во время прогноза погоды в программе «Время». Из Москвы.

— Ёб твою мать, — сказал Драчев, садясь.

Из Москвы. Это означает, что там на высшем уровне продолжает действовать крымская резидентура. Это означает, что со своим вторжением СССР попал, как кур в ощип, в заранее спланированную и тщательно подготовленную операцию. Это означает, что нападение резервистов — не вылазка отдельной экстремистской группировки и не запоздалая попытка крымского генералитета исправить положение, а начало войны.

Драчев посмотрел на карту Крыма, висящую на стене. Это была красивая объемная карта с подсветкой, и на ней сам генерал вчера обозначил расположение советских частей в Крыму. Красные флажки, как бородавки, усыпали центр Крыма, побережье, все промышленные и деловые центры, Северный укрепрайон.

— Полковник Ефремов, вы сегодня же двинетесь в Бахчисарай маршем, всем полком, — сказал он наконец. — Ваша задача: выбить экстремистов из тактического центра Чуфут-Кале. По возможности, уничтожить их всех. По дороге разделитесь, один батальон повернет на Ялту, к Гурзуфскому Седлу. Там сейчас наши закрепились, держатся из последних сил.

— Слушаюсь, товарищ генерал… Только разрешите доложить…

— Разрешаю.

— Проблема с горючим стоит очень остро. По состоянию на данный момент я смогу привести в действие… хорошо, если треть машин.

Драчев перевел взгляд с него на полковника Сухарева. Ну-с, что скажет наше ЧМО? Как снабженец предлагает решить проблему с горючим? И почему она вообще возникла, эта проблема?

— Товарищ генерал, — процедил Драчев. — Как так вышло, что две трети машин растратили весь запас топлива по дороге из аэропорта в город?

Ефремов откашлялся, прочищая горло, потом выпалил:

— Многие машины при погрузке в самолеты не были дозаправлены после марша. Те, что были дозаправлены, в основном сейчас на ходу.

Драчев ждал, не отрывая взгляда. Ну, что ты еще будешь врать, голубь наш сизокрылый? Ведь даже в недозаправленной БМД бензина хватит, чтобы объехать весь Крым по периметру. Давай, договаривай…

— Кроме того, многие мои люди не получили еды и сухих пайков, — выдавил из себя Ефремов. — С утра в столице наблюдался дефицит бензина, и местные граждане склонили многих водителей к обмену топлива на продукты.

Две трети личного состава воруют горючку, вздохнул Драчев. И мы собираемся воевать. Да наши деды в гробу бы перевернулись, узнай, что их наследники толкают топливо на вражеской территории в обмен на жратву. В их бытность таких гавриков, если находили, мигом ставили к стенке. К сожалению, сейчас эту проблему должным образом разрешить было трудно: две трети личного состава к стенке не поставишь.

— Короче, достаньте мне топливо где хотите, — процедил он. — Слышите, Сухарев? Все, совещание окончено, все свободны.

— Да, — вспомнил Семенов, когда уже собрался выходить, — тут крутится этот ГРУшник, Резун… Требует встречи…

— Через час, — сказал командир дивизии. — Или даже полтора…

Выпроводив полковников, Драчев вернулся к дивану, снял ботинки, фуражку и китель, ослабил галстук и вытянулся на мягком замшевом пузе импортной мебели. У него есть полтора часа, чтоб восстановить силы. Звонить в Одессу он не собирался. Не такой дурак. В Одессу он позвонит победителем, а пока обрыв связи ему на руку.

Драчев не думал, что это задание будет особенно сложным. Батальон Лебедя выкинули из Ялты потому, что нападение было подлым и неожиданным. На этот раз неожиданно будут действовать они, советские десантники. Конечно, война переходит в плоскость партизанской. Даже с уничтожением тактического центра или его захватом. Но партизаны — это несерьезно. Несерьезно как в прямом, так и в переносном смысле. «Партизанами» в СССР называли резервистов, а какие резервисты вояки — всем известно. А в прямом смысле… Вы скажите мне на милость — где тут можно партизанить? Крым урбанизирован донельзя, города друг к дружке так и липнут, все леса объявлены национальными парками, их за день можно пересечь пешком. Прогадали вы, ребята, со своим «Красным паролем», и я вам это докажу…

С этой мыслью он уснул. Разбудил его Семенов, как он и просил, через полтора часа. В спину полковнику дышал спецназовец Резун.

— В чем дело? — строго спросил генерал, незаметно всовывая ноги в ботинки. — Почему ворвались без спроса?

— Товарищ генерал, — сдерживая нетерпение, сказал разведчик, — Я знаю, как снять помехи…

***

…Если утро начинается с рева дрилл-фельдфебеля «Па-адъем, дурье стоеросовое!», и на улице ноябрь, и за ворот сыплется ледяная пакость, а впереди — марш-бросок, пятьдесят километров пехом, таща на себе палатки, оружие и жратву, и ночевать придется где-нибудь в жидкой рощице, а назавтра — бросок обратно, в тренировочный лагерь, — такое утро называется мерзким.

Если утро начинается с того, что ветер обрывает растяжку палатки, и нужно выползать наружу крепить ее и заодно отлить, и не видно ни щелочки в плотных тучах, уже третий день, и двигаться невозможно — ни вверх ни вниз, и еда кончается, и топливо кончается, и ты уже насквозь больной, и Дядя Том насквозь больной, и понятно, что вся предыдущая работа на маршруте пошла псу под хвост, — такое утро называется отвратительным.

Но если для начала тебе накатывают твоим же шлемом по морде, и сразу ломают нос, и добавляют прикладом под дых, и ты оседаешь на неверных коленях, и мир сужается до кольца рифленых подошв — вот такое утро уже ни в какие ворота не лезет…

Верещагин слишком плохо себя чувствовал, чтобы вербализовать смутные мысли, с которыми он пришел в сознание, но в целом они были именно такими: утро исключительно паскудное и обещает не менее паскудный день. Арт собирался с силами, молился про себя и сквозь ресницы смотрел на происходящее.

Майор быстрым шагом подошел к группе пленных, сидевших на земле.

В СССР считается, что сдача в плен есть проявление трусости, а стояние до последнего и геройская смерть — напротив, проявление мужества. У западных вооруженных сил свое мнение по этому вопросу. Согласно ему, выживший в плену солдат обходится казне дешевле, чем убитый. Выжив в плену, человек может бежать и вновь вступить в ряды. Может не бежать и подрывать вражескую экономику необходимостью себя кормить, одевать, лечить и охранять. Может после войны быть обменен на вражеского пленника и принять участие в мирном строительстве в качестве исправного налогоплательщика, либо остаться в армии, сэкономив стране расходы на обучение зеленого новобранца. Словом, в мире чистогана, где все, даже человеческая жизнь, измеряется деньгами, солдат не обязан оставлять последний патрон для себя.

Крымская точка зрения на этот вопрос являла собой причудливую смесь российского героического раздолбайства, азиатского башибузукства и англосаксонского прагматизма. Держись до конца, гласил неписаный кодекс чести, но раз уж совсем подперло — попробуй сохранить себе жизнь. Только не унижайся до того, чтоб вымаливать ее: честь дороже. И пусть твои пленители знают, что держать тебя на поводке — занятие тяжелое и неблагодарное. При первой возможности, если не дал слова — беги. Но если дал слово не бежать — держи. На допросе назови свое имя и личный номер, ничего больше. Но на всякий случай, для успокоения совести, знай: тебе доверено ровно столько военных секретов, сколько ты можешь рассказать без особого вреда для государства.

Подпоручик Мухамметдинов военных тайн не причастился. Он знал, что состоит в батальоне ополченцев и что в Ялте есть еще три батальона кадровых горных егерей; он знал, что один из этих батальонов отправлялся через Алушту на перехват и что теперь горные егеря наступают с северо-востока, а ополченцы перекрыли Никитский перевал на юго-западе, он также знал, что здесь есть минометный дивизион, противотанковая и зенитная батареи, но где они сейчас и что с ними — он понятия не имел. Все, что знал, он рассказал, потому что не хотел, чтоб ему врезали его же шлемом по лицу, а потом, попинав ногами, скрутили и бросили, словно цуцика, под стеной, как это сделали с Верещагиным. Он и так натерпелся страху, когда, придя в себя на склоне после легкой контузии, увидел направленные ему в лицо стволы «Калашниковых».

Правда, один раз он думал, что его все-таки изобьют: это когда десантники принялись расспрашивать его про этого странного капитана, который сначала ходил в советской форме, а теперь валялся под стеной в окровавленной корниловской. Фарида Мухамметдинова спрашивали, а он ничего не знал, кроме того, что Карташов отдал его этому капитану в подчинение и он здесь так глупо влип. Он опознал одного убитого: длинного Константина Томилина, которого егеря называли Дядя Том. Остальные парни были из его взвода. Как открыть аппаратную — он не ведал. Вот тут уж его совсем было собрались бить, спасло только то, что никто из роты капитана Асмоловского не узнал его в лицо. Ему поверили, оставили в покое и принялись отливать Верещагина водой.

— Палишко, Васюк, — сказал майор. — Здесь есть кто-то из той группы?

Под пристальным взглядом лейтенанта подпоручик побледнел.

— Не-а, — сказал Палишко. — Только тот покойник. Вот, смотрите, — он протянул майору идентификационный браслет.

«На нем ваше имя и личный номер», — вспомнил Мухамметдинов проповедь дрилл-унтера. — «На случай, если дело пойдет плохо — группа крови. И на случай, если дело пойдет совсем плохо — вероисповедание. Так что сейчас по списку скажете мне, в кого вы верите…»

— Константин Томилин, 714006/VS, АВ, православный, — прочитал майор. — Как его остальные называли?

— Костя. — Прапорщик шмыгнул носом. — И Дядя Том. Я еще спрашивал у него, — кивок назад, — почему Дядя Том, он объяснил — потому что фамилия…

— Значит, настоящая… — рассудил майор. — Не хотел бы я, чтоб меня под выдуманной фамилией похоронили. Надень ему обратно, Сережа. — Майор потянул ид-браслет Палишке.

— Ну, а ты что мне скажешь? — его зрачки уперлись в подпоручика.

— Фарид Мухамметдинов, 800512/YH.

— Откуда?

— Из Ялты.

— Да хоть из Магадана! Вы нас гнали?

— Д-да…

— Сколько вас?

— Человек триста…

— Батальон?

— Д-да…

— Где они?

— Не знаю…

Палишко вернулся, гадко улыбаясь и поигрывая шлемом.

— Еще один герой нашелся?

Фарид почувствовал, как немеют губы.

— Я правда не знаю! — быстро крикнул он. — Он… вызвал их сюда.

— Кто?

Фарид кивнул на Верещагина.

— Давно?

— Нет… Не знаю, я не смотрел на часы. Мы еще там были, пока не… Не отступили.

— Минут сорок, — прикинул майор.

— Уходим? — спросил Васюк.

— Куда? Ялта вся под ними. Закрепимся здесь и вызовем помощь.

— Как?

— Кверху каком. Что ты знаешь про вот это вот? — Майор обвел рукой окружающее.

— Ничего он не зна… — сказал Верещагин. Конец фразы смял ботинок рядового Анисимова.

— А ты молчи. — Майор даже не оглянулся. — Палишко, отведи его в кабинет, чтобы не мешал.

Подозрительного капитана уволокли прочь. Он успел сказать подпоручику, что хотел: держаться версии «ничего не знаю». Глупо, решил Фарид. Во-первых, он человек и ему страшно. Во-вторых, он и в самом деле ничего не знает, и жалеет об этом, потому что у него даже нет сведений, которыми можно заплатить за избавление от побоев.

— Еще раз: что ты знаешь про помехи? — спросил майор, присаживаясь перед подпоручиком на корточки и пристально глядя ему в глаза.

— Ничего, — покачал головой подпоручик.

— Так уж и ничего? Послушай, Палишко, этого орла: вышка работает на всю железку, а он ничего не знает. Отвечай быстро, где все это включается, где выключается?

— Там комната есть… — сказал Фарид. — А может, и не комната… Но это все заперто. Человек. Он сидит, включает и выключает…

— Что, до сих пор сидит?

— Да, наверное… Я его видел один раз. Такой высокий, в очках.

— Был такой, — согласился майор. — Значит, никуда не делся, сидит там?

Фарид кивнул.

— А какие-то запасные системы… Кабеля, люки?

— Я ничего не видел. Некогда было…

— Верю, верю. И как же с ним связывался твой командир? Как он вызвал помощь?

— У него был уоки-токи…

— Что?

— Рация.

— Такая? — Майор показал «уоки» убитого Томилина, раскуроченную пулей.

— Да, сэр…

— Н-непонятно… — Майор осмотрел игрушку. — Что-то ты врешь. Радиус действия у этой штучки — два километра. Они бы уже здесь были… Что-то ты врешь…

— Я не вру! — Мухамметдинов не на шутку испугался. — Честное слово!

— Значит, связывался по такой штучке? Ну ладно, подпоручик. Сиди смирно, не дергайся — останешься жив.

Фарид кивнул. Он хотел остаться в живых. Очень хотел.

***

— Кто ты? — спросил майор.

— Артемий Верещагин, 197845/XD.

— Да хоть Папа Римский. Сигнал к началу боевых действий — твоя работа?

— Какой сигнал?

— Товарищ майор, можно я ему врежу? — спросил Палишко. Голос лейтенанта выдавал нетерпение, и майору внезапно захотелось сплюнуть.

— Ты там часом не облизываешься, товарищлейтенант? — спросил беляк. — Небось, в детстве котят мучил?

Удар был воистину палаческим — пряжкой ремня под лопатку, в нервный узел. Лейтенант в свое время натренировался на «молодых». Уткнувшись головой в колени, зажмурив глаза, корниловец грыз губы.

— Этому у вас учат, товарищ майор? — выдохнул он, распрямившись наконец. — Или это талант-самородок?

— Палишко, не трогать! — гаркнул майор. — Пока я не скажу! Ты что, не видишь, что он нарочно тебя выводит? Слушай сюда, — сказал он пленнику. — Ты дурил нас полдня и ночь. Ты навел беляков на нашу засаду. Твой человек забивает эфир помехами. Из-за тебя мы здесь в окружении. Ты уже вот так наработал на девять грамм, и если хочешь к стенке — так прямо и скажи. Не хочешь — отвечай на мои вопросы. Код от замка в аппаратную?

— Шесть цифр из десяти.

Новый удар швырнул его на пол и развернул лицом вверх. Палишко стоял над ним, и пряжка ремня, обмотанного вокруг ладони, поблескивала тускло, как чешуя копченой скумбрии.

— Мы с тобой не в спортлото играем, — пояснил лейтенант, поднимая опрокинутый стул. — Садись.

Беляк перевернулся на живот, подтянул колени, упираясь лбом в пол, рывком поднялся и сел, изловчившись не промахнуться мимо стула.

— Наверное, в десанте совсем плохо с кадрами, если таких, как ты, берут офицерами, Палишко… — просипел он на мучительном выдохе. — Твое место в стройбате.

Ждал нового удара — и не ошибся. Майор, поморщившись, отвел глаза. Он знал, что долго это не протянется — беляк не из железа.

Он не ошибся.

— Товарищ майор, — попросил белогвардеец. — Уберите идиота. Я собираюсь кое-что сказать, но он сбивает меня с мысли.

— Палишко, выйди ненадолго… — Тон Лебедя не оставлял места возражениям, хотя лейтенант явно собирался возражать. — Говори, что хотел. Только не тяни.

— Сдайтесь, товарищ майор.

— Что?

— Я серьезно. Спасите жизнь себе и своим людям. Сдайтесь. Вы окружены, и вам не уйти.

Майор молчал.

— Я знаю, на что вы рассчитываете… Но посудите сами… Если я — и в самом деле то, что вы думаете, я продержусь столько времени, сколько мне нужно…

— Не боишься?

— Боюсь я или нет — это мое дело. Если я — совсем не то, что вы думаете, то техник просто не доверил мне код от замка. Я его не знаю. Я не говорю, что я самый крутой и мне на все наплевать… Но если вы продолжите меня бить — вам просто не будет в этом пользы. Послушайте… С этой горы нет выхода. Боеприпасы у вас на исходе, помощи ждать неоткуда. Сдайтесь. Это разумно. Ничего постыдного здесь нет. Вы сделали уже все, что могли. Никто не сможет вас осудить. Последний долг командира — сохранить жизнь своим людям.

— Красиво излагаешь, собака… — Майор закурил. — Последняя, черт. Выход, говоришь? Разумный? Шваль подзаборная, ты на себя посмотри, мудила! У тебя ж рожа как вареник с вишней! Это кто тут меня на понт берет, всякие страсти мне рассказывает? Кто кого в плен взял? Встречное предложение, беляк: ты говоришь код от замка, а мы не расписываем тебя под хохлому.

— Я успел сообщить, что мы сдаемся. Если тот командир узнает, что вы допрашивали его офицера с пристрастием — я не знаю, как он поступит.

— Вот так вот? Этот пацан, подпоручик, сказал, что против нас батальон. Здесь — тоже батальон. Позиция — ты сам видел. Мы можем сидеть тут до второго пришествия. Так что ты меня своим командиром не пугай.

— У вас на исходе боеприпасы и половина людей выбита. Да и батальоны у нас побольше…

— Но если мы расколем тебя, здесь очень быстро появится все, что нужно. И оружие, и люди.

— Нет, товарищ майор, не появятся. Вы можете меня на куски разорвать — кода я не знаю.

— Лейтенант!

Палишко вбежал — готовность номер один.

— Александр Иванович, ты же офицер… — Верещагин глотнул кровь, желудок тут же откликнулся спазмом. — Ты же знаешь: каждый делает свою работу и не лезет к соседу — так в нашем ведомстве заведено. Я сделал свою работу. Я не знаю кода.

— Врет? — спросил майор у Палишко.

— Пес его знает. При мне он кода не набирал, связывался по своей говорилке.

— Где говорилка?

— Разбил, — честно сказал Арт.

— А если поискать? — Палишко был не таким уж и дураком.

— Ты делаешь ошибку, товарищ майор. — Корниловец старался говорить как можно ровнее, но зубы все равно выстукивали партию ударных из «Болеро».

— Это ты ошибку делаешь, белячок. — Майор встал. — Мы три часа продержимся, а ты — нет.

— Я попробую.

— Попробуй.

— Товарищ майор! — вбежал запыхавшийся Васюк. — Там… в генераторной… Пойдите посмотрите…

— Глядеть в оба, — приказал Лебедь охранникам.

Вернулся черный от гнева, губы сжаты в ледовую трещину, лицо неподвижно… Все его хорошее отношение к вражине улетучилось при виде десятка трупов. Молча схватил он пленника за волосы и за ворот, сорвал со стула, вышвырнул из кабинета, одним пинком бросил по коридору вперед, тот споткнулся, упал, майор вздернул его на ноги и снова толкнул. Новое падение. Ванька-встанька. Попытался упасть и лежать, не подниматься. Майор схватился за ремень, стянувший запястья, рванул на себя до заплечного хруста: не то что встанешь — вскочишь…

Генераторная. Тяжелая дверь. Семь ступеней вниз.

— Ты, падла, Галича любишь? — Майор подтащил беляка к одному из мертвецов: челюсть разворочена пулей, глаза распахнуты. — Может, ты и Высоцкого любишь? — Второй мертвец, запекшаяся на груди кровь, смертная мука на лице. — Они здесь гнили все время, пока ты с нами песенки пел? Пока ты меня сдаться уговаривал? Да плевать мне теперь на этот код — я тебя, сука, и без кода на куски порежу! Как тебя — соломкой или кубиками?!

Беляк молчал, закрыв глаза, оскалив и сцепив зубы. Майор от души врезал ему под дых.

— Код! — снова закричал Палишко пленнику в лицо. — Код, сука!

— К-х-акой?!

— Код! Цифры! Дверь в аппаратную, пидор!

— Ноль восемь ноль шесть двадцать четыре.

Они переглянулись.

— А если подумать? — спросил майор.

— Нет. Этот… Ирвин и Мэлори… Эверест… Восьмое июня двадцать четвертого года.

Палишко выскочил из генераторной. Вернулся злой как черт и снова схватился было за ремень. Майор остановил его жестом.

— Ты часом ничего не напутал? — спросил он, подходя вплотную. — Может, ты не тех альпинистов зашифровал?

— Я — тех… Вот кого зашифровал Кашук — не знаю. Он же ни черта не понимает в альпинизме.

— П-падла! — Палишко пнул беляка ногой в бедро.

— Я же сказал… Я приказал переключить код и не говорить мне…

— Как еще можно отключить помехи? — спросил майор. — Ток? Электричество? Где-то здесь?

— Не знаю!

— Кабели?

— Должны быть. Копайте, ребята, копайте…

Лебедь узнал цитату, выматерился.

— Палишко, «говорилку». — Майор бегло изучил приборчик и перевел рычажок настройки в режим «прием». «Игрушка» молчала.

— Скажи, чтоб он, кто там есть, — открыл дверь. Или тебя убьют.

— А если там нет никого?

— Скажи, — в голосе майора прорезалась вороненая сталь.

Арт пожал плечами. Майорский ноготь передвинул рычажок на «передачу».

— Кашук, откройте дверь, — попросил Артем.

— Прикажи. — Палишко ткнул ему носком ботинка в голень.

— Это приказ, Кашук. Откройте им дверь и сдайтесь. Иначе меня убьют.

Приемник издевательски потрескивал. Сквозь открытые двери доносилась еще очень далекая стрельба.

— Он твой, — сказал майор Палишке. — Через полчаса помехи должны исчезнуть, — и вышел.

***

Спецназ ГРУ был послан в Крым, чтобы захватить кое-какие важные военные объекты, кое-какие архивы и кое-каких людей. Оставив политических деятелей на откуп «Альфе», ГРУшники охотились на высших военных чинов, и особенно — на руководителей крымской разведки.

Но у майора Варламова и подчиненного ему капитана Резуна было особое задание. Около года назад один из сотрудников КГБ, в свое время завербованный ГРУ, начал выходить на контакт с высоким чином ОСВАГ. Высокий чин, как это ни странно, прямо-таки напрашивался на вербовку. Сведения, которые он передавал, были выше всяких похвал. Кроме того, чин был активистом Союза Общей Судьбы.

Что-то здесь настораживало, что-то выдавало явную подставу, тот самый мед, которым пахнут липкие ловушки для мух.

И вот в решающий момент чин ускользнул из рук ГРУ и сдался спецназу КГБ, а сотрудник тоже исчез где-то в недрах Лубянки. Майору Варламову и капитану Резуну пришло распоряжение: искать следы таинственной деятельности Высокого Чина. Искать ловушку для мух.

Когда прошел «Красный пароль», оба офицера ГРУ (спецназовская форма была только прикрытием) сделали стойку. Потому что если это не след, то что тогда след?

Но след вел в Москву, а их прислали для оперативной работы в Крыму. Поэтому Варламов ограничился тем, что сообщил по инстанции и позволил себе… скажем так: немного отпустить поводья. А потом началась перестрелка с резервистами, поднявшимися по «Красному паролю», пошли помехи, потерялся в Ялте Драчев, но по большому счету все это было уже не его, Варламова, дело. Как и многие офицеры, майор вел дела по принципу «прокукарекал, а там хоть не рассветай».

Но Резун был не из тех, кто делает карьеру задницей. Владимир решил раскручивать порученное ему дело. Конечно, игра требовала определенной тонкости — узнай Варламов, что капитан химичит у него за спиной — и Володе бы не поздоровилось. Но в тонкой ведомственной игре он уже собаку съел и от всей души надеялся не подавиться хвостом.

В конце концов, какие ставки? Немного зряшной беготни — в случае неудачи. А в случае успеха — головокружительные перспективы. Он, младший офицер, отправленный сюда в качестве «куда пошлют» для Варламова, распутает дело, которое два месяца разрабатывал целый отдел… Ради этого стоит побегать.

Итак, «Красный пароль», переданный из Москвы. Резун лично видел программу «Время», и ошибки здесь быть не могло. Но сразу за «Красным паролем» — дикие, кошмарные помехи на всех наших рабочих частотах. Вопрос: откуда они знают наши частоты?

Рабочая и резервные частоты определяются в течение сорока восьми часов перед операцией методом случайного тыка. Самое вероятное место утечки информации — полк.

Интересная складывается картина, товарищи. Некий высокий чин ОСВАГ завербован КГБ. Через какое-то время после этого происходит воссоединение, а вечером дня «М» по ЦТ передают сигнал «к атаке» для свежеприсоединенных крымцев. И они, родные мои, начинают драться, благо наши части воюют в полный разброд из-за отсутствия связи. Связь — это грязь, как говорят военные, но без нее — никуда, узнать рабочие частоты за сорок восемь часов и передать в батальон РЭБ — это надо успеть. А какая организация в Крыму обладает достаточной для этого мощью, товарищи курсанты? Осведомительное Агентство, отвечает Вовочка Резун. Правильно, Вова, а теперь дополнительный вопрос: не приводит ли тебя в ужас тот факт, что в каждом полку сидит агент ОСВАГ? Нет, товарищ преподаватель, не приводит. Потому как агентов ОСВАГ в полках нет. А есть мирные стукачи, все как один работающие на Комитет Глубинного Бурения. То-то во всем этом видна рука Москвы. Кстати, куда запропал сегодня днем Высокий Чин, за которого нам с товарищем Варламовым еще будет взъебка? А запропал он все в том же, глубинно-бурильном направлении, и все ниточки у нас аккуратно завязываются в узелок.

И тут Зиночка Кибрит решительно трясет завитком каштановых волос, выбившимся из прически, и тихо восклицает:

— Не знаю, ребята! Уж как-то слишком все просто получается!

Ага, слишком все просто, вторит ей Вовочка Резун. Или он совсем дурак, этот Высокий Чин, или я ничего не понимаю. Варламов, например, все понимает: «Красный пароль» — дело московской агентуры ОСВАГ. Но где кончается ОСВАГ и начинается КГБ? Где полиция, а где Беня? Почему по ЦТ, ведь внедрить агентуру на ЦТ гораздо сложнее, чем подделать прогноз погоды и прокрутить его в Крыму на той же частоте, в то же время. Да хороший агент стоит роты спецназа, которая необходима, чтобы взять приступом ретрансляционный центр на Роман-Кош и передать «Красный пароль» оттуда. Но роты нет, штурма тоже нет. На Роман-Кош сидит группа наших из 8-й бригады, и конь у них не валялся…

Ночью в штабе царил переполох из-за того, что пропал Драчев. Комдив закатился в Ялту гулять и испарился вместе с сапогами и комендантской ротой. Отражением атаки противника руководил (и хорошо руководил!) начштаба полковник Савкин, он умудрился даже собрать в боеспособную единицу те части мотострелков, что стояли в городе (а это было наверняка непросто — Резун на собственном опыте знал, что такое советские танкисты, так вот — мотострелки еще хуже).

Драчев появился под утро, ворвался в город на свежекраденном «Мерседесе». От комендантской роты ничего не осталось, а если что и осталось, то оно сильно отстало, поскольку «Мерс» развивает по хорошей крымской дороге сто шестьдесят, а БМД-1 — ровно на сто меньше. Драчев собрал заседание штаба и Резун дорого бы дал, чтобы его послушать.

К тому времени, к утру то есть, у Владимира появилось, что сказать комдиву, и он ждал в приемной, пока заседание закончится.

И когда притомленные бурной ночью полковники разошлись, да еще после полуторачасовой мариновки, он предстал перед красные очи Драчева и сказал фразу, которая должна была принести ему майорские звезды:

— Я знаю, откуда идут помехи.

Но майорские звезды не спешили падать на погоны капитана Резуна. Поелику ни Драчев, ни его верный личарда полковник Семенов Резуну не поверили.

А ведь как все просто! Ну, где, где еще можно установить передатчики такой мощности, чтобы накрыть сетью помех весь Крым? Да, обычно такие штуки устанавливаются на самолетах-постановщиках помех, потому что чем выше генератор радиоволн, тем проще им достигать цели. Но все аэродромы заняты советскими частями, и ни один самолет, кроме наших МИГов, не поднимался в воздух!

Но военные — народ консервативный. Привыкли — самолет. Да и некогда было особенно задумываться. А ответ лежал на поверхности: телевышка! Простая, обыкновенная телевышка. Мощности которой достаточно, чтобы ретранслировать сотню телеканалов на четыреста километров вокруг.

А посчитайте-ка, ребята, куда достанет телевышка с высоты 1600 над морем. Далеко ведь достанет.

— Исключено. — Драчев махнул рукой. — Помехи идут с самого вечера. Всю ночь. А вышку всю ночь контролировали спецназовцы и десантники. Спецназ, кстати, ваш, восьмая бригада.

— Фамилия командира группы? — быстро спросил Резун.

Драчев вскинул на него грозный взгляд: ты еще здесь? Но тон капитана ГРУ ясно говорил: отступать он не намерен, хоть позади и не Москва.

Резун все тщательно обдумывал и был уверен, что прав. На девяносто процентов был уверен.

Семенов наморщил лоб.

— Сейчас вспомню… Старший лейтенант… Характерная фамилия…

«Лошадиная», — вспомнилось Владимиру.

— Верещагин, — щелкнул пальцами Драчев. — Довольны?

Он надеялся, что теперь настырная спецура уберется с его глаз долой.

Но настырная спецура не убралась. Настырная спецура, умело сдерживая возбужденную дрожь в руках, подняла телефонную трубку и, сверившись со списком телефонов на столе, позвонила туда, где находился штаб восьмой бригады спецназа ГРУ.

И на его вопрос ему совершенно однозначно ответили, что офицера по фамилии Верещагин в бригаде нет, а на вышку посылали группу под командованием старшего лейтенанта Чернышова.

— Повторите, пожалуйста, еще раз, — злорадно сказал Резун, нажимая кнопку SP phone.

Через десять минут в его распоряжении были три вертолета: два «Ми-24» и один «Ми-8». Генерал мысленно материл выскочку. Пришлось-таки позвонить в штаб фронта и получить вздрючку за сепаратистов — как будто он, Драчев, их здесь разводит в инкубаторе… Нет, но «спецназовец» каков! Ах сука! Так значит, вот из-за кого Павла Андреевича сначала чуть не убили, а потом Маршал его по телефону выдрал, как щенка… И ведь ни сном ни духом не сказал бы — спецура как спецура, ничем не хуже этого вот, Резуна… Драчев надеялся, что Резун зацапает стервеца живьем и все его кишки намотает на локоть.

Резун, в свою очередь, надеялся, что на Роман-Кош кроме этой группы «спецназа» никого нет. Он надеялся, что сумеет захватить кого-то живым, вытрясти из него самые важные сведения и доложиться раньше, чем Варламов.

И эти надежды разбились о чугунный лоб лейтенанта Палишко.

***

— Ну что?

— Ни фига, блядь… Лей воду. Все, перекур, ребята, отдохнем.

Сам лейтенант участия не принимает. Не хочет ручки утруждать товарищ командир. Всю грязную работу за него Анисимов делай, а ему — благодарность в приказе, как же, добыл важные сведения, майор Пронин. Что, съел, генералиссимус? Не колется белячок? Вот те хрен, чтоб голова не болталась.

— Упертый попался до невозможности его благородие.

— Чего делать будем, ребята?

— А чего делать? Месить его, гад, пока не запоет.

— Сдохнет.

— Не сдохнет. Он крепкий.

— Ну, значит, не запоет. Это спецназ, Серый. Боец. Кулаки сбитые — видел?

— Надо чего-то думать, — сказал Вован. — Потому что из-за этой Зои, гад, Космодемьянской нам всем впарят как я ебу. А устал же, гад, так, что сил нет.

Избивать человека — действительно не такая уж легкая работа. Недаром коллективное бессознательное рисует палача здоровенным парнягой. От ударов руками по лицу страдает в основном лицо, но и руки тоже побаливают.

— Надо по-другому как-то, — выдвинулся Серый. — Потому что мы его скоро убьем на хрен…

— Можно, гад, зажигалкой прижечь. Или сигаретой… — без особого энтузиазма предложил Вован. — Откуда я знаю! Что я вам, гад, инквизитор?

Анисимов взял бычок, посмотрел на тлеющий кончик и решительно погасил окурок о тыльную сторону своей ладони. Не поморщившись.

— Ты чего, Сава?

— Ничего. — Солдат надел ремень. Покосился на дверь. Приниматься за работу ужасно не хотелось. Дерьмовая это работа, собачья. Пусть литер сам ею занимается. Лучше бы он, Анисимов, вниз пошел, там хоть настоящее дело, аж сюда слышно. А то без него разобьют белых, вернется он домой, девки спросят — чем занимался? И что, он пойдет рассказывать, как геройски они втроем одного пиздили? Тьфу, да пошло бы оно все на хрен.

— Остап! — обратился он к рядовому Остапчуку, своей любимой боксерской груше. — Давай, придумай че-нить.

Из корпуса вышел Палишко.

— Анисимов, скоро ваш перекур закончится?

— Так точно, товарищ лейтенант!

— Майор вот-вот вернется. Что делать будем, рядовой? Твои предложения.

— Вон, Генка у нас умный, он сейчас че-нить придумает, — ткнул пальцем Анисимов.

— И что же это он придумает?

— Я попробую, товарищ лейтенант, — почти уверенно сказал Генка.

— Что ты попробуешь? — переспросил лейтенант.

— Понимаете, товарищ лейтенант, — заторопился Генка. — Ну, то есть я думаю, что он сам не знает, какой код там включил этот. И приказов этот тоже не слушается, так? То есть он будет что угодно говорить, этому все равно. Но он же говорит в эту штуку, то есть тот, который там, его слышит, так?

— Ну, — сказал лейтенант. — Короче!

— Нужно, чтобы он кричал.

Молчание. Никто не понял или не захотел понять! Генка поторопился довести свою мысль до слушателей.

— И сказать этому, который там, что мы не перестанем, пока он не откроет. Так?

— Ты… — Лейтенант запнулся. — Ты соображаешь, что говоришь? Ты соображаешь?! — Он сгреб рядового за грудки.

— Да! — пискнул Генка. Руки лейтенанта разжались.

— А ты знаешь, как это сделать?

— Да, — мертвым голосом ответил рядовой.

— Делай, — сказал Палишко. — Давай, командуй, только быстро!

Рядовой Геннадий Остапчук показал на корпус:

— Мне туда на минуточку…

«В сортир, что ли?»

— Иди.

Гена, начитанный мальчик с развитым воображением, пошел не в сортир. Он думал над решением проблемы и вспомнил, что видел на столе в кабинете подходящую вещь.

В корпусе было полно народу. Тяжелораненые, хрипевшие и стонавшие на полу, но больше молчащих — измученных болью, ослабевших от потери крови — наглядные пособия на тему «Почему нужно побыстрее отключить помехи и вызвать помощь».

— Остап, ты куда? — спросил кто-то.

— Приказ! — бросил Генка.

Чем-то это было хорошо: не оправдываться на окрик, а внушительно бросить: «Приказ!»

Он обшарил стол и нашел то, что нужно. Ручки и карандаши уже растащили, в известных целях помылили и бумагу, но на эту штучку никто не позарился — назначение ее было неясно. Генка при всей своей начитанности сам не знал, как она называется и для чего нужна, но выглядела она как самое то, что надо. Может быть, и делать ничего не придется — пленник посмотрит на заходящие друг на друга хромированные клыки, два снизу и два сверху, посмотрит и испугается холодного стального блеска… Испугается так, как боится его сам Гена.

У Гены Остапчука было очень живое воображение.

…Лейтенант сделал рейд по окрестностям, прислушался к перебранке минометов и АГС внизу, за жидким горным леском. Он был в тревоге. Приемлемого выхода из положения не наблюдалось. Может быть, вражина и в самом деле не знает кода. Что же — сидеть и ждать белых?

Во время посещения корпуса он подошел к толстой железной двери, наугад потыкал в замок. Ударил в сталь кулаком, матюкнулся. Каменная кладка, цемент — нашему не чета. Вмуровано мертво. Граната не берет — пробовали. С гранатометом тут не пристроишься: планировка не та.

Он пощелкал рычажком на «говорилке», подавил в себе желание отматюкать того, кто засел за железной дверью. Не поможет. Ладно, открывать он не хочет. Но пусть выключит помехи. Если пройдет то, что предложил Остапчук, — может, и выключит. Всего делов: нажать пару кнопок…

А вдруг там и нет никого?

Ну и хрен ли? Мозгами пошевели: Верещагин и его кодла здесь охрану несли. Охрану. Должны знать все входы и выходы. Должен быть другой способ заткнуть вышку. Палишко не особенно рубит в технике, да ему и не надо задумываться, что это за способ. Пусть беляк сам расскажет.

Он расскажет.

Лейтенант вернулся в генераторную. Пленные и двое рядовых, что их стерегли, проводили его почти одинаковыми тревожными взглядами. Пленные… что-то такое подумалось, связанное с пленными, мелькнуло в башке и ушло сразу же. Ладно, вспомнится.

Беляк лежал на полу, закрыв глаза — с понтом, без сознания. Но Палишко знал, по дыханию слышал, что гад притворяется.

— Ну? — спросил лейтенант. — Будем столбами стоять или как? Анисимов, развяжи ему руки…

Беляка подхватили под руки, перетащили на останки кресла и, перекинув локти через спинку, привязали запястья к ее стальной поперечине. Руки тут же оказались вывернутыми, как на дыбе — спинка была слишком широкой. Мордатый рядовой Микитюк вытащил нож и разрезал горловину тишэтки. Мокрая ткань треснула от рывка в две стороны — с отвратительным, нервным звуком. Футболку стянули на локти.

Палишко достал «уоки», включил рычажок в режим «передачи».

— Слушай сюда, — сказал он в микрофон: жалкая и страшная пародия на майора. — Твой командир просил тебя отключить помехи. Ты не послушался. Сейчас он тебя еще раз попросит. Хорошо попросит.

***

Парень с лицом херувимчика достал из кармана расшиватель, он же антистеплер.

Артем решил было, что наконец-то выпал из окружающей реальности, но секунду спустя убедился в обратном: реальность осталась прежней и приобретала все более скверный оборот. Зачем парнишке антистеплер? Ох, вряд ли он собирается расшивать документы. В советском десанте канцелярскому делу не учат…

Дешевая сценка из дешевого шпионского романа. Гребаное казино «Рояль».

От запредельно страшных ситуаций сознание дистанцируется. Человек наблюдает как бы со стороны: это происходит не с тобой, не здесь и не сейчас. Потому что в противном случае это непереносимо страшно, впадаешь в ступор и не можешь ни двинуться, ни слова сказать — завораживающий ужас уничтожения…

А бывает — мозг работает с чеканной четкостью, и в последние секунды ты просчитываешь ситуацию до конца и в примирении с неизбежным черпаешь неизмеримые силы.

Холодные и острые «зубы» канцелярской игрушки сомкнулись, еще не причиняя боли, на козелке уха.

— Слушай внимательно, — сказал лейтенант Кашуку. — Проси!

«Уоки» ткнули чуть ли не в зубы. И Верещагин понял, что получил оружие.

Месть была его единственным утешительным призом. И не такой он был человек, чтобы отказываться от этой возможности.

— Кашук! — Арт собрался с силами, чтобы говорить как можно четче: радио искажает звуки. — Это я, твой командир, Артемий Верещагин, первая горноегерская… И я приказываю тебе…

…В конце концов, миллионы людей прокалывают уши. Говорят, там мало нервных окончаний.

— Сделай так, чтобы они не ушли отсюда живыми!

Клац!!!

Последние слова он почти выкрикнул: перед глазами разорвалось красное, сердце прыгнуло к горлу, рывок, хруст…

Рядового Анисимова вырвало.

— Это первая просьба, — сказал в микрофон «уоки-токи» Палишко. — Не отключишь через десять секунд — будет вторая. Совсем другая, ты мне поверь… Он тут очень быстро перестанет героя играть.

Мать твою так… Что же будет, если пацан доберется туда, где много нервных окончаний? Вывернутые руки ныли, поперечины сиденья врезались в зад. Придумали же кресло, скоты… Дизайнеры, чтоб их…

Прикосновение стали к груди.

Что Кашук понял из сказанного? Так ли он понял?

— Ну что, козел? — сказал Палишко. — Что, мудила? Помнишь, как ты ходил тут и задирал нос? Все вы тут задирали нос — и твой грузин, и твой татарин… Думаете, лучше нас, белая кость, да? Вот теперь ты покричишь, а они послушают…

Самое трудное, подумал Арт, — это говорить четко и связно. И говорить то, что нужно.

— Товарищ лейтенант… Сергей… Палишко… гордость советской армии и сто второй вэдэвэ… Слушай…

— Ну?

— Насчет стройбата — я был не прав… Я так думаю — ты не доживешь до следующего утра.

— Посмотрим, блядь, кто не доживет.

Он увидел, как сузились глаза херувимчика — за миг до того, как маленькие стальные челюсти снова щелкнули.

На этот раз пацан сделал все медленно…

Арт выдохнул, чтобы не оставить себе воздуха на стон — но недооценил свои легкие. Воздух там остался. Там его оказалось до черта…

— М-мразь краснопузая… смершевский выблядок, баггер, хер ты получишь, а не аппаратную, лейтенант Палишко… — Щелчок, рывок…

— Кашук, убей этих ублюдков! Прикончи их! — Он не знал, удалось ли ему это произнести. Он не знал, жив ли Кашук и слышит ли. Но прокляни Господь его душу, если он услышал — и не понял.

***

…Теоретические познания в области допросов третьей степени Остапчук почерпнул, в основном, из книжек о пионерах-героях. А в книжках о пионерах-героях редко пишут, например, что от сильной боли человека рвет. Что «обливаться холодным потом» — это не образное выражение, оно как нельзя более соответствует реальности. И уж тем более не пишут, что иногда, к вящей потехе экзекуторов, может не выдержать сфинктер мочевого пузыря.

Но там не пишут и еще кое о чем.

…О том, что странный ток пронизывает губы и пальцы, когда железо преодолевает упругое сопротивление плоти…

…Об ужасе и восторге, слитых воедино.

…О том, как это просто, мамочки мои, как просто, и как… здорово!

Конечно, Генка когда-то фантазировал на эти темы. В воспаленном детском мозгу проносились временами видения собственной героической смерти: вот он, Генка Остапчук, истерзанный, но гордый, стоит у щербатой кирпичной стены, в разорванной рубахе и со связанными за спиной руками. Вот он бросает в лицо палачам: «Нас много! Всех не перестреляете!» или еще что-нибудь такое, не менее героическое. Вот грохочет залп, и он падает, обливаясь кровью… От этих видений у маленького Генки что-то щекотно сжималось в животе, и это чувство заставляло его долго и сладко плакать.

Реальность оказалась грубее и жестче. Впервые столкнувшись с насилием, Генка понял, что не может сопротивляться. Получить пряжкой ремня по хребту или по жопе — в этом не было ничего героического. Просто больно и стыдно.

Но он никогда не думал, что сладкое чувство возникнет снова — и в таких обстоятельствах. Конечно, безобразный жалкий беляк — неважная замена тому же Анисимову. Или гаду Джафарову. Но так легко представить кого-нибудь из них вот здесь, на этом кресле, и так это замечательно, что аж дыхание временами перехватывает.

А вот вам всем! Думали, Генка — маменькин сынок, сявка? А вот он делает то, что им слабо, он здесь оказался незаменимым — не товарищ лейтенант, не «деды»-дуболомы, которые умеют только кулаками махать, а он, Генка!

Он уже набил руку. Захват. Щелчок. Рывок. Тихий хриплый вой. Вот так, господин офицер, ты сделан из такого же мяса, как и все люди. Пауза. Дать время осознать боль. Ругань. Ничего так матерится благородие. Умеет и по-нашему, и по-ненашему. Захват-щелчок-рывок…

Настал момент, когда и стоны и ругань стихли. Беляк свесил голову и тупо уставился на свой живот. Генка взял его за подбородок, поднял голову, заглянул в лицо. В сознании, хотя глаза уже мутные-мутные…

— Принеси воды, — скомандовал Генка тому, кто первый откликнется.

— Й-я пойду! — быстро вскочил Скокарев. «Дедушка»-второгодок, ха!

***

Кашук все слышал и все понял.

Он мог снять контрольные наушники. Но не сделал этого, хотя хотел это сделать больше всего на свете.

Для него, электронщика милостью Божией, переключить пульт так, чтобы он принимал сигнал непосредственно с «уоки-токи», было плевым делом. Контрольные наушники подтверждали, что все прошло как надо. Для верности Кашук задействовал все армейские частоты, которые знал, полицейскую, службы спасения 777, пожарную и одну коммерческую, которую ловили приемники крымской бронетехники и (он это знал) любили слушать радисты.

Вы хотели шума на весь Крым, господин Востоков? Вы его получите.

— Где этот гребаный майор? — прошептал осваговец. — Он обещал вернуться через полчаса — ну, и где же он?

Майор не появлялся. Кашук сплюнул в корзину для мусора, посмотрел на часы.

Длилось семнадцать минут.

Наушники замолчали наконец — лейтенант отключил «уоки». По логике вещей — все еще могло кончиться хорошо. По меньшей мере — для него, а разве этого мало?

Он не камикадзе. Он не борец за идею. Он просто солдат, просто выполнял приказ. Он хочет остаться в живых, а для этого нужно не дать отключить помехи, не дать красным вызвать помощь. И не поддаваться глупому порыву выйти отсюда с жалкой «береттой» о последних семи патронах.

Он очень надеялся, что молчание рации означает — Верещагин умер.

Зря он на это надеялся.

Что-то щелкнуло в наушниках, и знакомый голос сказал:

— Ты еще там? Продолжаем разговор…

***

— Они проследовали на северо-запад! — доложил, откозыряв, командир разведвзвода.

— Слава Богу! — Главнокомандующий перекрестился.

Шеин неодобрительно покосился на него.

Это, конечно, хорошо, что красные, сами того не зная, выбрали худший для себя вариант отступления. Повезло. Но командир не должен играть в такую орлянку. Командир должен уметь принимать соответствующие решения быстро. Князю Басманову, с сожалением отметил он, не хватает вот этой самой быстроты и жесткости, он слишком подвержен колебаниям.

Шеин одернул себя. От таких мыслей очень близко до реального мятежа, которым его пугает Басманов. Положение действительно скользкое, и, может быть, даже хорошо, что князь мыслит стратегически, в конце концов, он — главком… Но по-главкомовски правильно было бы оставить евпаторийские дела на него, Шеина, а самому заняться установлением связи с другими дивизиями и превращением отдельных очагов сопротивления в единый крымский фронт…

— Итак, Дэвидсон, — сказал князь. — Что мы решаем с Дэвидсоном?

— Что мы решаем с Кымыл-Муруном, разберемся для начала.

— По-моему, с Кымыл-Муруном все ясно. Предупредим Денисова и отправим за ними в погоню батальон «Воевод», усиленный эскадроном «Витязей».

— Почему не «Святогоров»? — возразил командир бронемобильного батальона капитан Папагос. — Танки и «Воеводы» не смогут их нагнать.

— Они их нагонят, потому что им просто некуда будет деться, — сказал князь. — Кымыл-Мурун наш, Денисов их встретит. Преимущество в скорости не так важно, как преимущество в броне и вооружении. Почему я должен объяснять вам такие элементарные вещи? Так что там с Дэвидсоном?

— Пока что они держатся, — сказал Шеин. — Я совсем недавно выходил на связь. Силы равны, система обороны на авиабазе построена очень разумно, и им удается отбивать все атаки. Хреново будет, если к красным придет подкрепление или у Дэвидсона кончатся боеприпасы. И то и другое вполне реально.

Князь понимал, что полк Беляева был не единственным советским формированием в Крыму.

— Передайте Дэвидсону, что в течение двух часов помощь к ним выйдет, — сказал он. — В самом крайнем случае, если кончатся боеприпасы — пускай сдаются, чтобы выиграть время.

— Они не сдадутся, — подал голос Лобанов.

— Почему это?

— А вы не знаете? — спросил Шеин. — Красные допрашивают наших с пристрастием.

— Бросьте! — отмахнулся князь. — Какой-то любитель золотишка разорвал Гусарову ухо — и уже вся дивизия в панике.

Брови Шеина поползли вверх.

— Гусаров здесь ни при чем, — сказал полковник. — Красные пытают кого-то из наших и передают это по радио.

— Что?

— Это так, сэр, — подтвердил Лобанов. — Один из радистов случайно услышал на общеармейской частоте… Скоро узнали все, не только радисты…

— Когда это было?

— Почему «было»? — мрачно усмехнулся Шеин. — Хотя, возможно, уже и «было». Штабс-капитан, включите радио…

Лобанов включил, повертел тумблер настройки. Нашел.

С минуту они слушали молча…

— Первый… сигнал… — Лобанов говорил так, словно в горле внезапно пересохло, — был зафиксирован сорок минут назад. Потом был… перерыв. И вот…

— Выключите это! — Князь подскочил к радио и выдернул вилку из розетки. — Что, радистам нечего больше делать, кроме как следить за этим… гиньолем?

— Теперь вам понятно, почему Дэвидсон не сдастся? — спросил полковник.

— Да, черт возьми. А вы не подумали, что это может быть провокация? Инсценировка?

— Чья?

— Ну, хотя бы тех неизвестных, кто передал «Красный пароль»! — Князь даже не предполагал, как он близок к истине.

— Побойтесь Бога, ваше сиятельство… — проговорил Шеин. — Побойтесь Бога.

***

Лейтенант Сергей Палишко ощутил острую потребность выйти на свежий воздух. У него была уважительная причина — нужно пойти в БМД, послушать, сняты ли помехи. Была и настоящая причина: желудок плясал краковяк.

Поначалу ему это даже нравилось, казалось хорошей мыслью — и рассчитаться за все, и побесить белую сволочь, и задание выполнить. Теперь он понимал, что зашел слишком далеко. Но при всем понимании этого Палишко не мог остановиться. Срок, отпущенный майором, истек. Там, внизу, шел бой, и канонада теперь звучала ближе… Или Палишке так казалось?

Уже совсем рассвело. Висели мокрые облака, шел гаденький дождик. Лейтенант залез внутрь БМД, снял с рации наушники, покрутил ручку настройки…

В уши ему тут же вонзились мерзкие звуки, которые, собственно, и именуются помехами. Палишко уже знал, что на остальных частотах будет то же самое, но покрутил настройку дальше…

Потом матюкнулся, снял наушники. Так и знал. Так и думал, что ничего не выйдет. Времени у них мало, вот что. Вся игра здесь идет на время, Верещагин не боится ни хрена, потому что знает — если продержится… мать-перемать, час он уже продержался! — то его освободят.

Лейтенант выбрался из БМД. Хотелось закурить, но было нечего. У всех уже закончилось. Может, есть у пленных?

Пленные…

Как там говорил этот гад? Последний долг командира — сохранить жизнь своим людям?

Дураки! Идиоты! Да он же сам, сам сказал, как его расколоть!

Палишко засмеялся.

— Анисимов! — крикнул он.

Анисимов, который после своей позорной «поездки в Ригу» отправился сторожить пленных, обернулся на оклик.

— Давай сюда, в подвал, этого подпоручика!

— Нет! — Фарид завопил, резво отползая назад. — Я все сказал, что знаю! Не надо!

Чтобы привести его в чувство, Анисимов два раза пнул его в бок. После этого подпоручик уже не кричал, а только всхлипывал.

Неправильный конус Роман-Кош все больше и больше становился похож на фатальную воронку. И не чего-нибудь, а мясорубки…

***

Вот и все…

А ты что, раньше не знал, что у поражения вкус блевотины?

Погружение в боль было полным. Он прогибался под ее весом, красно-коричневая тьма под давлением в тысячу атмосфер превращала каждый удар сердца в неодолимый труд. Эта завеса отгородила его от всего происходящего, избавила от всех других мыслей и ощущений.

И когда ему дали отдохнуть, когда тугая пелена боли истончилась и порвалась, он пожалел об этом до слез.

Он плакал, проклиная неторопливую смерть.

Они ждали, пока он окончательно придет в себя. Пока поймет, что на коленях перед ним стоит бледный до зелени подпоручик, а к затылку подпоручика приставлен пистолет. Пока снова научится разбирать человеческую речь и выслушает условие. Пока наберет воздуха в грудь и ответит…

И когда он получил возможность сдаться, сохранив лицо (Что? Что сохранив?), он пожалел только об одном: почему ему не дали такой возможности раньше?

— Здесь, — сказал он, — убитые… спецназовцы… люк…

Палишко, не веря своим ушам, убрал пистолет от затылка Мухамметдинова и приказал оттащить мертвецов в сторону.

Ну, он там и был. Квадратный люк, дверь к сердцу подземных коммуникаций Роман-Кош.

— Ты… — Палишко не находил слов. — Ты что же… Все время… Здесь… Ах ты…

— Да, — еле слышно, почти как вздох. — Развяжи… меня…

— Сволочь… — Лейтенант все смотрел на квадратный проем в полу. Мысль о том, как все было просто, у него искры из глаз высекала.

Гад, гад! Сколько времени ушло! Опять всех нагрел! И опять остался чистеньким — не струсил, не сломался — пацана-резервиста пожалел!

Палишко развернулся, приставил ствол пистолета ко лбу подпоручика Мухамметдинова и выстрелил в упор.

— Вот тебе, — сказал он в невероятной тишине, которая наступила после того, как тело подпоручика упало на пол и по мокрому бетону поползли во все стороны алые разводы.

— Вот тебе… — зачем-то повторил лейтенант.

— Зачем… — полувнятный хрип, казалось, исходил уже не от человека.

— Зачем? — переспросил лейтенант. — Потому что раньше надо было просить, ваше благородие! Я тебя все равно убью, но ты перед смертью себя проклинать будешь, что все сделал не так — вот почему!

Его колотило. Он бесился еще и потому, что белячина, кажется, отключился снова, рано, нет, не вовремя! Он должен видеть «макар», почувствовать вкус металла, и звук его о зубы, и пороховую вонь во рту, и вот тогда — только тогда! — он получит свою пулю.

— Смотри на меня! Смотри, гад!

Арт не слышал его. Начался бред. Сначала в бреду открылась дверь и появился майор Лебедь. Потом в бреду майор лупил лейтенанта по морде. Ради такой картины Верещагин даже поднял голову, хотя это стоило ему судороги. Но последнее удовольствие в жизни случается не каждый день и пропускать его нельзя.

— Т-товарищ майор?! — обиженно просипел лейтенант.

— Что это за филиал гестапо? — Лебедь от гнева забыл железное правило: не распекать и, упаси Боже, не бить офицера при солдатах.

— Товарищ майор, вы же сами сказали…

— Я сказал, чтобы ты устранил помехи, еб твою мать! — прогремел майор. — Я не сказал, чтобы ты устраивал здесь мясорубку!

— Товарищ майор…

— Я уже два года товарищ майор! Какого хрена было нужно это делать? Какого, я спрашиваю?

Арт не понял, почему он лежит на полу. Потом сообразил: майор разрезал ремень, который удерживал его на кресле.

— Ты сам виноват, — почти шепотом сказал Лебедь. — Можно было не доводить до этого.

Артем не спорил. Во-первых, спорить с галлюцинацией глупо, во-вторых, майор прав. Можно было до этого не доводить. «Умереть тяжело и достойно» — ложь. В боли нет достоинства. Почему нужно и в бреду видеть эти рожи? Почему он не бредит кем-то более приятным — Тамарой, к примеру? Нет, не надо. Пусть не будет вообще никого…

Какое-то движение позади и внизу, в люке. Голоса, шаги, стук… Потом — глухой подземный взрыв, и генераторная погрузилась во тьму, изредка озаряемую синими сполохами.

Потом он оказался на том самом матрасе, где лежал раненый Володька. Руки были свободны, но на этом приятные новости заканчивались. Он хотел попросить, чтобы его не оставляли здесь одного с мертвецами и синими искрами, но не смог издать ни звука.

Как он был жесток с Володькой… Как скверно. Как безнадежно…

Забыться не получалось: донимал холод, дрожь переходила в судороги.

И вместе с тем он был странно спокоен: от него больше ничего не зависело, оставалось только ждать, что произойдет раньше: его спасут или истлеет его жизнь.

***

Если бы за дурость давали нобелевку, в 1980-м году у Палишко просто не было бы конкурентов. Бог даст выпутаться, подумал майор, ей же ей, он до старости в лейтенантах проходит. Я ему устрою веселую жизнь.

Пока что атаки белых удавалось отбивать. Пока что. Белые не экономили пули и мины, но берегли людей. Майор был вынужден беречь все. Тем не менее после второй атаки белых он узнал, что половина боеприпасов уже ушла.

Во время затишья корниловцы помахали белым флажком и послали парламентера.

Офицер в чине штабс-капитана смотрел на Лебедя, как Сталин на врага народа. В руке у него была мини-рация. Точь-в-точь такая, как у тех диверсантов. Может, он и был из них — майор видел всех мельком и припоминал с трудом.

— Когда мы начнем штурм, — сказал беляк. — Мы не будем брать пленных, если не прекратится вот это. — Он щелкнул рычажком рации и Лебедь, услышав, обмер.

Заставь дурака Богу молиться — известно, что получится. Лебедь не хотел войны без правил, а усердный лидер все к тому подводил. Комбат рванул наверх лично, а когда прибыл, узнал, что уже поздно. Хренов радиолюбитель в кураже застрелил пленного. Ладно, это можно свалить на потери в бою или попытку к бегству, но на фига ж ты, сука, придурок такой, учинил здесь инквизицию на дому, как ты теперь следы заметешь? Кто знает? Да весь белогвардейский батальон — тебе мало? Помехи отключил? Агромадное тебе спасибо, вовремя! Теперь придумай, как нам выдержать еще один штурм, прежде чем прибудет помощь! Не можешь?Так что ж ты можешь?

Пулеметная очередь… Началось… Фоном — еще один, новый звук: клокочущий гул вертолетных винтов…

Вертолеты?!

Майор пулей вылетел из помещения. В пологом ущелье действительно наводили порядок вертолеты: два «Ми-24» поливали склоны из пулеметов. «Ми-8» шел сюда, видимо, на посадку.

Ребята! Родные наши!

Склон, удерживаемый красными, выдохнул: «Ура-а!», словно камни запели осанну. Майор внезапно обнаружил, что орет сам.

И тут же крики радости сменились воплями гнева: с позиций белых, казалось бы, подавленных пулеметным огнем с воздуха, шваркнули в небо четыре стрелы с дымными хвостами. Три взорвались, «поймав» инфракрасные ловушки. Четвертая попала в «Ми-24»…

Удар! Вертолет, дымясь, ахнулся на склон Чучели. Какое-то время он катился вниз, ломая лопасти и кроша корявые горные деревья, потом его падение, вроде бы, затормозилось у скального обрывчика, а потом неумолимая гравитация взяла свое и вертолет, свалившись на камни, взорвался.

Лопасти «Ми-8» молотили уже над площадкой. Шасси коснулись бетона.

Из кабины на землю спрыгнул первый десантник. Майор чуть не проглотил язык. По площадке навстречу Лебедю шел целый и невредимый Верещагин в советской форме…

Вот так люди и становятся заиками.

Со второго взгляда было понятно, что парень ну ничем не похож на Верещагина. Не темно-русый, а светло-русый, ниже ростом и шире в плечах, сероглазый и склонный, скорее, к полноте.

— Явление третье, — сказал он, подойдя вплотную к майору. — Те же и спецназ.

И голос у него был другой.

— Капитан ГРУ Владимир Резун. Ну, что у вас здесь творится?

***

Хер знает, что у них здесь творится.

Володя Резун вникал в положение и тихо охреневал. Что за сборище идиотов эта армия! Группа диверсантов забивает баки роте десанта целые сутки, а когда десантники начинают понимать, в чем дело, им приходится, теряя людей и попадая в окружение, штурмовать все ту же гору, которую они, будь поумнее, могли бы взять без боя. Так ведь и после этого, запершись в аппаратной, беляк удерживал помехи около часа!

— Значит, он там? — Капитан ткнул пальцем в сторону двери.

Лебедь молча кивнул.

Через пять минут спецназовцы закончили с аппаратной. В отличие от крымской, их пластиковая взрывчатка больше напоминала толстую изоленту, которую они наклеили по периметру двери, вминая в тоненькую щель. Взрывник прикрепил детонатор.

— Штурмовая команда — приготовиться, — сказал Резун. — Остальные — вон!

От взрыва дрогнуло все помещение. В коридоре сорвались и упали на пол несколько секций подвесного потолка. В ближайших комнатах треснули ртутные лампы.

— Брать живым! — проорал Владимир, не слыша собственного голоса.

Ныммисте и Зайченко горели рвением выполнить приказ, но ничего у них не получилось. Видимо, крымец ждал атаки, держа в руке гранату с сорванным кольцом. Взрыв, которым вынесло дверь, оглушил его и рука разжалась…

Это была неудача. Это была большая неудача, что Алексей Кашук, 779612/WS, вторая группа крови, православный, погиб. Жаль. Он мог бы рассказать очень много интересного…

— Кто из ваших плотнее всего с ними контактировал? — спросил Резун у майора.

— Капитан Асмоловский. Он ранен.

— Тяжело?

— Достаточно…

— Мы заберем с собой всех тяжелых раненых. Сколько их?

— Одиннадцать человек. А остальные?

— А что остальные? Вертолет не резиновый, товарищ майор. Мы же вообще не знали, что вы здесь и что вас целый батальон. Нам и в голову не приходило, что если на горе наши, помехи могут продолжаться.

— Черт бы его подрал, этого Палишко… — процедил Лебедь. — Что же нам теперь делать?

— Ждите, — только и мог сказать Резун. — Вы же вызвали помощь? Ждите.

— Боеприпасы на исходе.

— Мы оставим… сколько сможем.

— Сколько там вы сможете…

Майор чего-то недоговаривал, как-то колебался.

— Ну, что случилось-то? — спросил спецназовец. — Что вы тут думаете — сказать-не сказать?

Лебедь решительно тряхнул головой.

— А ну, пошли, — сказал он. — Вы — разведка, теперь это ваша забота…

***

— А ведь он умирает… — Резун положил ладонь на шею белогвардейца. — Пульс жидкий, как пиво из бочки. Конашевич, доктора!

Прежде чем длинная фигура спецназовского медика склонилась под притолокой, Резун уже успел отложить в сторону куртку пленника. Взгляд, который он затем кинул на майора, был таков, что Лебедь поспешил сказать:

— Я этого не делал. И не приказывал.

— Что у нас тут? — спросил врач. — Володя, здесь до хрена раненых…

— Валера, это важнее. — Тон не терпел возражений. — Посмотри…

Врач смерил майора тем же самым взглядом.

— Да не я это! — Лебедя бесила необходимость оправдываться. — Летеха, дурак, перестарался.

— Зачем вам это было нужно? — процедил сквозь зубы Резун. — Знаете такую басню — беда, коль пироги начнет печи сапожник? Добывать сведения — это работа военной разведки, майор. Причем мы обходимся без палачества.

— А когда мне было вас дожидаться? — взорвался Лебедь. — Учить — все умные. Что ж ты, такой умный, уложил второго, который в аппаратной сидел? У нас патронов — кот больше бы нагадил, беляки со всех сторон, помощь во как нужна, а тут прилетают какие-то… И учат, мля. Ты не учи, ты вытащи нас отсюда!

Эту тираду капитан не удостоил ответом.

— Валера, что с ним? — повернулся он к доктору.

— Болевая эйфория, скорее всего. — Врач уже шарил в сумке, уже вытаскивал шприцы, иглы, какие-то ампулы… — Шок. Вряд ли что другое. Крови потеряно мало, от столбняка мальчик, я надеюсь, привит… Товарищ майор, и кто же из ваших кадров такой… любознательный?

— Я хотел, чтобы он двери открыл! — голос Палишки был готов сорваться на визг. — А он не открывал! И это не я, это Остапчук! А если он двери не открывал!

Резун пошел на придурка, сжимая кулаки. Если и этот беляк умрет, то все планы на хрен… Как обидно — из-за недоумка-десантника.

— Выберешься отсюда живым, лейтенант Палишко, загоню в стройбат! — прошипел он в мятущиеся глазенки. — Вот тебе мое слово, и за этим я прослежу лично!

— Да что я такого ему сделал! Он даже не крикнул ни разу как следует!

— Пошел вон, — устало сказал майор. — И чтобы я тебя не видел.

— У меня есть знакомый, — врач разорвал перевязочный пакет, — который кричит раньше, чем ему сделают больно… аргументируя это тем, что потом будет поздно. Иногда… кажется, что это очень разумная линия поведения.

***

— Ну что, Гестапо? Плохи наши дела?

— Что? — не понял Генка Остапчук.

— Ща поймешь. — Анисимов дал ему по уху.

— Ты что? — ошарашенно спросил Скокарев.

— А что?! Нас из-за этой падлы вниз послали, вот что! Вставай, Гестапо, хватит валяться.

Вован усмехнулся. И как ему раньше в голову не приходило: ГЕнка ОСТАПчук — Гестапо…

— Спецназовцы улетели, нас одних бросили… — Анисимов тряхнул Остапчука, подняв его с земли. — Нам теперь одним отбиваться, перебьют всех, как цыплят, и все из-за этой гниды…

Остапчук вырвался из рук сержанта, отбежал немного вверх по тропинке.

— Не трогай меня! — закричал он. — Приказ был! Я что, для себя…? Мне что, больше всех надо? Вы же сами… Ах вы!..

К несправедливостям мира, обрушившимся на Генку, зуботычина добавила еще одну. Скот Анисимов! Как будто он сам не принимал в этом участия! Как будто это Генка все выдумал!

Ничего, сказал он себе, утираясь, мы еще посмотрим, кто здесь гнида, товарищ «дед»…

Над головами спускавшихся к передовой десантников два вертолета разорвали наползающий облачный фронт…

Анисимов погиб в бою. Странное дело: пуля поразила его в спину.

Генка Остапчук остался жив, и, хотя Скокарев и Воронин загремели в госпиталь, липучая кличка «Гестапо» не оставила рядового ни в лагере для военнопленных, ни в последний год службы. «Духи», которых он гонял с особенной изобретательностью и жестокостью, считали авторами этой клички себя…

***

Чимборазо и Котопакси…

«Выбирай! Выбирай, Гия! Ты что, уснул, Князь?!» Берлиани спохватывается и начинает выбирать. Веревка ложится змеиными кольцами… Вершина Сокола. Поднимались без крючьев, на одних закладках. На скорость. Потом целую неделю оба двигались с непринужденной грацией голема из Б-фильма. Все болело. Но это потом, а пока — восторг, сладкое вино победы.

«Смотри, вон наша домашняя флотилия! — Арт (тогда еще Тем — свой ник он сменил после того, как прогремел бестселлер Берджесса) показывает пальцем на одно из суденышек, деловито перепахивающих Судакскую бухту. — „Ивица“. А вон там — „Злата“. „Марты“ что-то не видно…» Они ужинали и ночевали у деда Ковача. Ивица, троюродная сестра Артема, строила Князю такие глазки, что великолепная паэлья не лезла в горло. Князь так и не понял, что за кошка пробежала через год между Артом и его родственниками. Но это была кошка очень злая и очень черная — с момента окончания гимназии Арт ни разу не ездил в Судак и не звал Князя на Сокол.

…Керос и Наварон…

«Ты его знаешь?» — «Конечно, знаю… Вадим Востоков, полковник ОСВАГ». — «О чем он тебя спрашивал?» — «Об Эвересте. Меня сейчас все спрашивают об Эвересте, надоело, слушай…»

Он немножко кривил душой. Ему не совсем надоело… Ему, по правде говоря, даже было приятно… Если не упоминать один маленький эпизод…

…О котором спокойно можно промолчать.

А вы знаете, что такое холод? Он поселяется у тебя в сердце и никуда не хочет уходить. Ты пытаешься с ним бороться, пытаешься делать какие-то движения, но при каждом шаге твои ноги пронзает такая боль, что ты воешь и воздух царапает воспаленную глотку… И тогда ты сдаешься на милость холода, который принесет хотя бы краткое облегчение и покой…

Но тут появляется кто-то… Очень упорный кто-то… Очень настроенный не дать тебе умереть… Игла входит в шею, и с дозой стимулятора возвращается жизнь, а с ней — боль. «Князь! Гия! Вставай! Ну, подними свою жопу, шэни дэда, я же тебя не утащу, такого кабана!» Не надо меня никуда тащить. Мне было так хорошо умирать, пока ты, дурак, не появился тут.

«Давай, холера, вставай! Ножками топай, спускайся, замерзнешь ведь к е…ой матери!»

И замерзну. И хорошо. И не трогай меня.

Оплеуха справа… Слева… Снова справа… Травмированные холодом нервные окончания реагируют запоздало, но остро. «Мне… холодно…» — «Холодно? Ах ты скотина! Давай двигайся — и не будет холодно!» — «Мне… больно…» — «Больно? Ты слабак, Князь. Дешевка. Аристократ хренов. Привык, что все на блюдечке, прямо в ручки, тепленьким… И чтобы при этом все хвалили: ах, какой упорный, ах, какой умный, ах, какой смелый! А Эверест — не Главштаб, сюда на папином загривке не въедешь! Шьто, абыдно, да?» — Зачем он так, я же говорил по-русски лучше него, когда мы пришли в гимназию! — «Настоящий мужчина, дитя гор… А на самом деле — пшик, копейки не стоит. Обиделся? Ну, дай мне в морду, если я не прав! Только я прав, а ты утрешься и останешься здесь сидеть… А я спущусь вниз и скажу, что дешевый пижон Гоги Берлиани похоронил вместе с собой все наши надежды».

Это было невыносимо. Он слабо взмахнул рукой, чтобы дотянуться до ненавистного лица, до заиндевевшей бороды — Санта Клаус хренов! — врезать по этой морде так, чтобы сосульки полетели во все стороны. «Слабо!» — прохрипел Арт. — «Тебе всегда было слабо. Ты все делаешь на три четверти, а дальше кривая вывезет. Вот она я, эта кривая. Я лучше. Я умнее, я сильнее, я тебе дам сто очков вперед и все равно обойду на финише. Я тебе отдал Эверест, бездарная ты тварь. Подарил его, ленточкой перевязал — бери! И ты все облажал! Да лучше я замерзну тут на хрен с тобой, чем скажу твоему отцу, что его сын — слабак и дешевка. Но и замерзну я не потому что у меня кишка тонка встать и двигаться, а потому что я того хочу, а чего я хочу — то я делаю. Я мужчина, а ты — так, недоразумение. Холодно тебе? — Арт стянул через голову анорак. — На, подавись!» Рванул застежку пуховки как кольцо гранаты, высвободился, бросил шуршащий пухлый ком к ногам Князя. Зубами сорвал перчатки и швырнул их в снег, потащил кверху свитер. «Не сходи с ума… Что за… стриптиз…» Свитер полетел Князю в лицо самым оскорбительным образом. Арт начал расстегивать рубашку, и это отняло намного больше времени, потому что пальцы замерзли и не гнулись.

И за это время Георгий выслушал о себе много интересного, и обида в нем прямо закипела. Убить гада. Догнать и убить. Сначала силой засунуть в его поганые шмотки, а потом убить. Арт бросил рубашку — туда же, Князю в лицо. С каким-то отстраненным любопытством Георгий ждал — снимет он нижнюю рубашку или нет. Снял. Боже, подумал Князь, с этого ненормального станется убить себя. Если холод режет сквозь всю экипировку, то каково же стоять на морозе полуголому? «Надень, — прошептал он. — Христа ради, надень». — «Черта с два». Столько сознания своего превосходства… Превозмогая боль и слабость Георгий поднялся, с ворохом тряпья сделал шаг вперед: «Надень!» Арт отступил на два шага: «Черта с два! Я сказал, что замерзну здесь с тобой — значит, так и будет!»

Речь его становилась невнятной — зубы стучали, голос срывался на хрип. «Надевай! — зарычал на него Князь. — Хер с тобой, недоумок, я иду! Я уже иду, не собираюсь тут с тобой замерзать, я с тобой срать рядом не сяду теперь, так что одевайся!»

…Конечно, все обиды закончились раньше, чем они спустились в базовый лагерь. Слова, которые Артем бросил в него, были просто словами, призванными разбудить хоть какое-то человеческое чувство, хотя бы гнев. Искренне ли Арт думал то, что говорил? Георгий старался забыть об этом. Арт сказал бы что угодно, лишь бы поднять его на ноги и заставить идти. И сколько здесь было от их мальчишеской дружбы, а сколько — от типично верещагинского прагматизма (замерзни Георгий — и Артему действительно лучше бы не появляться в Крыму) — Князь не хотел знать.

Пять лет он мечтал отблагодарить тем же. Сделать для Артема что-то невероятно благородное, спасти его жизнь, причем с таким видом, словно ему, Георгию-победоносцу, это раз плюнуть…

…и этот гаснущий голос из-за решеточки динамика, из-за грани беспамятства — а потом страшное молчание…

…Вертолеты, загруженные на пределе своих возможностей, обогнули склон горы…

…You have stolen my heart away…[140]

***

А что было делать? Играть в «Триста спартанцев»? С их мизерным количеством боеприпасов? Положить здесь всех, сколько их осталось от батальона, и погибнуть самому?

После того как спецназ улетел, бросив их (спасибо, хоть раненых забрали!), майор не мог заставить людей идти в последнюю безнадежную атаку. И не хотел.

— Что же мне теперь делать, товарищ майор? — паниковал бледный Палишко.

— Застрелиться.

— Вы же… Вы же сами приказали, товарищ майор!

— Я этого тебе не приказывал.

Колыхаясь под ветром, скрипела искореженнная лестничная секция…

Самое трудное было — сказать им, что Верещагина нет на Роман-Кош, его забрал спецназ. Секунд пять казалось, что грузин (Берлиани. Капитан Берлиани) застрелит его, наплевав на статус парламентера.

Они согласились принять сдачу батальона. За одним исключением — лейтенант Сергей Палишко. Будет он убит при попытке к бегству, расстрелян после сдачи или сам прыгнет с обрыва — им все равно.

— Вы меня убили, товарищ майор… Это вы меня убили!

«Нет. Это он тебя убил».

Палишке не хватило духу застрелиться. Ему не хватило духу умереть стоя, глядя убийце в лицо. Белогвардейский сержант (Унтер. Здесь сержант называется унтером.) поставил его на колени и выстрелил в затылок.

(Это вы меня убили, товарищ майор!)

«Нет. Это он тебя убил».

Глава 12 Война

Кому война, а кому — мать родна.

Русская народная пословица

Как развивались в этот день военные события? Почему удача была на стороне Крыма, а не СССР? Каким образом форсиз удалось так быстро восстановить контроль над Островом и подготовить контрудар? Обо всем этом написаны сотни монографий и книг, самая знаменитая из которых — «The Trigger: a Battle for Island of Crimea[141]».

Дело в том, объясняет ее автор, что десятилетиями крымцы готовились именно к этому. Военный сценарий «Все плохо» обыгрывался так и сяк, и форсиз хоть и ругали кретинов, которые сидят в штабах и выдумывают такие ужасы, а все ж таки исправно эти сценарии отрабатывали — штурмовали собственные военные укрепления, обороняли собственные города и освобождали пленных.

Советская же военная доктрина носила исключительно наступательный характер и мало изменилась со времен Второй мировой — малой кровью на чужой территории. Большинство солдат, выброшенных на Остров, было мальчишками-срочниками от 18 до 20 лет, профессиональных унтер-офицеров практически не было, так что сержанты (а любой военный вам скажет, что сержант есть столп армии) — это были те же мальчишки, с тем же близким к нулю не то что боевым — учебным опытом.

Конечно, десантников готовили лучше, и из советских войск на Острове только десантников можно было считать полноценными солдатами (имелась там еще морская пехота и спецназ, но это, согласитесь, капля в море), так ведь и десант не тренировали на подобные ситуации.

Но более всего подгадила советским войскам подготовка офицерского состава. Армия мирного времени — это вообще ужас. Армия мирного времени в тоталитарной империи на стадии загнивания — это тихий кошмар.

Когда решающим фактором офицерской карьеры становится умение выпивать с нужными людьми…

Когда оная карьера оказывается единственной мотивацией офицера, и продвигаются только те, кто умеет хорошо угостить и правильно дать в лапу…

Когда, наконец, вся война, замаскированная красивыми словами, представляет собой хорошо организованную аппаратную интригу, что понятно и ежу — тогда не ждите победы с такой армией в такой войне!

«Как же так, — спрашивали у него советские офицеры, когда десять лет спустя он читал лекцию в Академии Генштаба, — по всему ж выходит, что мы вам тогда должны были навтыкать. Не могли не навтыкать!»

«Конечно, — отвечал он, — должны были. И навтыкали бы, если б не одна стратегическая ошибка: когда готовишь вторжение, нужно готовить именно вторжение. Нужно было выбрать что-то одно. Избери вы путь мягкого, законного, постепенного присоединения, или же следуй вы первоначальному плану — с превентивными бомбежками и жесткой оккупацией — у форсиз не было бы шансов. Нельзя в этом деле быть немножко беременным. Сейчас мы шаг за шагом разберем каждую военную операцию советских войск против форсиз, раз уж вы меня об этом просите, но прежде постарайтесь усвоить: война была проиграна Советским Союзом в тот день, когда главком подписал план военно-спортивного праздника „Весна“».

«Итак, что мне бросилось в глаза сразу же, буквально при первых же разговорах с ветеранами кампании — и с пленными советскими офицерами, и с теми из ваших, кто стал частью программы „Дон“, и с крымцами? Во многих случаях единственное, чего вам не хватало, — это инициативы. И в первую очередь, ее не хватало командирам на уровне батальона, роты и взвода. Многие склонны переоценивать роль радиодиверсии с разрушением связи. Но замечу, что в первые часы войны связи не было и у крымцев. Тем не менее, младшие командиры, собрав свои подразделения, успешно сами себе ставили боевые задачи и решали их. Или хотя бы пытались решить. Обучение и воспитание младшего офицера форсиз имело целью создать бойца, описанного у Стругацких: „Бойцовый Кот есть тактическая единица сам по себе“. Даже резервист, а как же».

…Он вышел из-за кафедры, одетый подчеркнуто не по-военному: в потертые джинсы и раздолбайский черный свитер на голое тело — только дорогие и ухоженные замшевые туфли отличали его от рядового московского итээра. Щелкнул включатель проектора, высветилась карта. Крымский комдив достал из кармана световую указку и с красным лучом в руке стал похож на рыцаря джедай — как раз сейчас идут по столице на большом экране «Звездные войны», и генералы, посещая с внуками сеансы, диву даются: эту сказочку у нас столько лет запрещали? Да тьфу ты!

— У нас шутят, что Сила похожа на губку для мела. — Лектор поднял с полочки названный предмет. — Имеет темную сторону, светлую сторону и находится неизвестно где…

Легкий хохоток — словно сквознячок из открытой форточки. Чувствовалось, что господину полковнику не впервой овладевать вниманием аудитории, удерживать его, то предельно концентрируя информацию, то разбавляя ее шуткой. Наверное, точно так же он читал эту лекцию где-нибудь в Лэнгли или в Сандхерсте. Пес войны. Злой дух. Враг номер один — здесь, в сердце Москвы, в Академии Генштаба, читает лекцию по поводу своей клеветнической книжки, а советские генералы — каждый годится ему не в отцы, так в дядья — старательно конспектируют или, напротив, готовят каверзные вопросы.

— Таким образом, большинство ночных боев, имеющих целью освобождение своих же военных объектов, крымцами было выиграно…

***

Спектакль разыграли на славу. Баррикаду белых ополченцев смели, ворота части открылись перед БМД капитана Вакуленко. Если бы Суровцев знал, что капитан — единственный представитель ВДВ СССР в этой колонне, он бы стоял насмерть.

Капитан Вакуленко не собирался героически погибать. Он вообще не собирался погибать за два года до пенсии, имея жену и троих детей. Узнав про «подвиги» Суровцева, он здорово испугался, как бы белые не решили взять око за око и зуб за зуб. Вакуленке совсем не хотелось, чтобы кто-то замордовал его до смерти и перебросил к Суровцеву через забор, нацарапав на груди ультиматум. Тем более что гибель эта будет совсем зряшной, так как Вадим на такой ультиматум просто положит.

Когда Суровцев понял, что его обманули, было уже поздно. БМД въехали во двор, навели пушки и спаренные с ними пулеметы на советских десантников, после чего из-за ограды кто-то через «матюкальник» предложил сдаться.

Суровцев хотел застрелить предателя Вакуленко, но тот нырнул в люк БМД, словно его за ноги сдернули. В ответ на выстрел капитана застрочил пулемет на головной машине, и Вадим Суровцев упал с перебитыми ногами. Остальные солдаты и офицеры не стали искушать судьбу и сдались.

— Сколько человек он убил? — спросил Белоярцев.

— Четырнадцать, сэр. Комбата, всех ротных командиров и несколько командиров взводов, — ответил Климов.

— Расстрелять, — предложил ротмистр Черкесов.

Предложение было одобрено.

Капитана Суровцева усадили под стеной. Солдаты подвесили бы его за ноги, но офицеры приказали обойтись без лишних зверств. Такой формальностью, как пять холостых патронов для половины расстрельной команды, пренебрегли. Грех убийства капитана Суровцева взял бы на свою душу каждый.

Ранним утром в Белогвардейск вступили остатки 217-го парашютно-десантного полка. Город не предвещал ничего дурного. Хотя кругом виднелись следы боя, возле казарм стояли целехонькие советские БМД, на одной из которых сидел живой и здоровый Вакуленко.

«Отбились, слава тебе, Господи!» — подумал с облегчением Грибаков. Наконец-то измученные беспрерывным боем солдаты получат хоть какой-то отдых, раненых можно будет напоить и сменить им повязки, а сам Грибаков хотя бы по-человечески, без суеты сходит «побеседовать с белым братом».

Он подъехал поближе, открыл люк и выбрался на броню.

— А где Суровцев? — спросил он у Вакуленко.

Услышав имя капитана Суровцева, ополченцы и танкисты напрочь забыли о приказе взять батальон в плен. Ураганный огонь, открытый из всего, что способно стрелять, превратил машины Грибакова в решето, а людей — в изуродованные пулями тела. В живых осталось только 43 человека, и все они были ранены. Уничтожение остатков батальона получило в крымских масс-медиа название «Курман-Кемельчийской бойни».

Через час в город вошел бронетанковый полк Огилви. Позади у подполковника была бессонная ночь, а впереди — бой за Сары-Булат. Фляжка «Лэфройг» сиротливо забилась в самый глубокий карман его комбинезона и валялась там невостребованной.

Подполковник собрал всех бывших пленных и на скорую руку назначил командиров. Убитых ротных он заменил взводными, взводных — прапорщиками и унтерами, унтеров — ефрейторами, и в целом получилось как бы нормально. Город он решил оставить на ополченцев.

Выстроив бронемобильный батальон и противотанковый дивизион на плацу, он оглядел это «боевое формирование» и сказал краткую речь:

— Я тридцать лет думал, что служу в армии. Оказалось — нет. Оказалось, у нас тут отделение Союза Общей-fuckinʼ-Судьбы. Девятьсот здоровых мужиков позволяют сотне ублюдков держать себя в подвале, а их командиру — убивать своих офицеров по одному. Я бы за таких солдат не дал и рубля, но полковник Кутасов рассудил иначе. И ради того, чтобы спасти ваши головы, погибло полсотни казаков. По-моему, каждый из погибших парней стоил девятерых таких, как вы. На штурм Сары-Булата я бы лучше пошел с ними, чем с вами. Но вы еще можете меня убедить в том, что вы — солдаты, крымцы и алексеевцы. По машинам!

Огилви вернулся в свою машину и пригубил, наконец, «Лэфройг».

С того момента, как он увидел лужи крови на площади, ему хотелось набраться до свинячьего визга. Но было нельзя.

***

— Нам долго вспоминали «Курман-Кемельчийскую бойню»: четырнадцать человек с нашей стороны, около полутора сотен — с вашей. И мы не снимаем с себя этого греха: батальон майора Грибакова был расстрелян жестоко, даже не получив предложения о сдаче. Но если бы не те четырнадцать трупов, ополченцы и танкисты не открыли бы огонь, услышав «А где Суровцев?». Так что в конечном счете, чем меньше в армии серийных убийц и социопатов, тем лучше для нее же самой…

Но мы отвлеклись. К семи часам утра форсиз сформулировали для себя основную стратегическую цель: аэродромы. На тот момент уже были освобождены Кача и Багерово. Целями первоочередной важности стали Сары-Булат, Бельбек, Саки, Сарабуз и Аэро-Симфи… Я дорого бы дал, чтобы точно узнать содержание телеконференции командиров дивизий и начальников штабов, но думаю, что речь там шла именно об аэродромах и укрытиях «Ковчег»…

***

— Итак, господа, кто же из нас все-таки приказал передать в эфир «Красный пароль»?

— Не я, — сказал Шевардин.

— И не я, — решительно отрекся Кутасов. — Мы полагали, что это ваш приказ, Василий Ксенофонтович…

— Нет, я здесь ни при чем. — Волынскому-Басманову стало жарко, и он расстегнул воротник. — Адамc?

— Нет, сэр. Мне жаль, но это не я.

— Странно, я грешил на вас…

— Почему?

— Потому что у вас в оперативном подчинении находится батальон радиоэлектронной борьбы. И у вас самый простой доступ к ретрансляционному центру на Роман-Кош.

— Nevertheless[142], я здесь ни при чем. Да так ли уж это важно?

— Однако, полковник! Мы ведем необъявленную войну вот уже восемь часов — и, оказывается, неважно, кто ее начал!

— Перейдем к более насущным вопросам, господа, — оборвал их Кутасов. — Мы должны наконец принять решение по «Ковчегам». Давно рассвело, красные могут поддерживать свои войска авиацией. Важно им помешать. Небо должно быть чистым.

— Конечно, полковник. — Василий Ксенофонтович постарался придать голосу металлическое звучание. — Но здесь очень важна своевременность. Если «Ковчеги» начнут действовать слишком рано, их собьют по одному. Я бы не рискнул выпускать их, не имея возможности поддержать истребительной авиацией…

— …Которая не взлетит, если небо будет «красным»! — перебил его Адамc. — Hellʼs teeth, мы бы и сейчас могли ввести в дело вертолеты, чтобы поддержать атаку на советский танковый полк!

— Что-то вы слишком вольно распоряжаетесь вертолетами!

— Капитан Голдберг выходила с нами на связь и сказала, что готова уже сейчас выслать эскадрилью.

«Чертова баба», — подумал Басманов.

— Мисс Голдберг не подчиняется вам, полковник! — громыхнул он. — И мы не можем сейчас вводить в бой вертолеты. Не раньше, чем освободим Бельбек!

— А Бельбек мы не освободим, если танковый полк дойдет до него и ударит нам в тыл! Достаточно ввести в бой «Ковчеги»! — настаивал Адамc.

— Дайте мне подумать пять минут! — взмолился князь.

— У нас нет пяти минут! — отрезал Кутасов. — Господин главнокомандующий, возьмите себя в руки! «Ковчеги» нужны не больше, чем на полчаса и только в Южном районе — связать боем патрульные самолеты на то время, пока вертолетчики и корниловцы не разделаются с танковым полком, который прет на Бельбек.

— Разве нам не хватит «Кудесников», чтобы очистить небо?

— Не хватит, — уверил его Клембовский. — Большая часть комплексов ПВО привязана к аэродромам и контролируется красными. Полковник Адамc прав: нет смысла беречь резервы. Они неминуемо атакуют нас с воздуха, если мы не атакуем в воздухе их.

— Хорошо, — вздохнул Басманов. — Мое «добро» и код. Пусть «Ковчеги» поднимаются.

***

— Проект «Ковчег» — двенадцать скальных укрытий для самолетов вертикального взлета и посадки «Си-Харриер», последней на тот момент английской разработки. Вам о них ничего не было известно, а это значит, что кто-то в Главштабе еще понимал, что такое «секретность». В общем, когда патрульные самолеты обнаружили, что не все в Крыму слава Богу, им не удалось вернуться и доложить об этом…

Лектор ошибся.

Один самолет все-таки вернулся.

***

Гадская работа — патрулирование. В неудобном кресле ломит спину, после раннего подъема все еще клонит в сон, гипнотизирует однообразная синева над тобой и под тобой, а носом клевать нельзя, скучно — хоть вой! И прихотливая береговая линия Крыма за вчерашний день приелась до тошноты. И все равно есть риск: вчера, например, какой-то долбень ухитрился врезаться в вертолет. А другой долбень, уже из местных, решил на своем «дрозде» полетать по побережью. Ему живо показали, почем фунт гороху, и больше уже никто не высовывался…

А это что? Ё-п-р-с-т! Три чужих объекта на радаре… Нет, четыре!

Не веря своим глазам, капитан направил самолет ниже. Уже можно установить визуальный контакт… Где они, черти?

— Третий, я первый, — сказал он. — Видишь что-то на радаре?

— Так точно, первый.

— Снижаемся.

«Объект» оказался на дистанции визуального контакта, вихрем пронесся мимо «МиГ-25», капитан не сразу рассмотрел, что же это такое…

— Саша, «харриеры»! — выкрикнул потрясенный ведомый.

Головин и сам уже узнал силуэт, похожий на кита-нарвала. Он заложил вираж — самый крутой, на какой только был способен «МиГ». «Харриеры» — значит, «харриеры». Кто взлетит, того и будем бить.

Он был наслышан про этот новый английский истребитель. Говорили о нем совершенно фантастические вещи — чуть ли не задом летать может. Херня это все, усмехнулся в усы бравый капитан. Главное — чтобы горел он, как и все остальные.

— Днепр-два, видим чужих, летим, — доложил далекий голос командира патруля из соседнего сектора.

Головин оценил обстановку: четыре «харриера» против двух «МиГов» — надо скорее идти на сближение с другой парой.

— Днепр-один, атакуем и отходим в квадрат пятнадцать… — сказал он.

— Есть, — слаженно отозвались ведомые.

Они круто забрали вверх, и вовремя: в наушниках Головина прозвучал сигнал «Березки»: пошла ракета. Советский летчик отстрелил ловушки мимоходом, и лишь краем сознания отметил другой сигнал — вражеская ракета ушла за обманкой. Он завершил «мертвую петлю» — слабо вам так, шакалы? — и оказался в хвосте у противника. А вот теперь ты, дружок, готовь попку…

«Харриер» на стал демонстрировать никаких фигур высшего пилотажа. Он просто резко затормозил на месте, как будто это был не реальный воздушный бой, а мультяшка. Мимо проскочила ракета, выпущенная «МиГом» Головина, а за ней — и сам советский самолет. Капитан был так потрясен увиденным, что поначалу даже не испугался, когда его машина дернулась и пошла вниз.

— Твою мать! — услышал он в шлемофоне. И увидел, как один из ведомых — «МиГ» лейтенанта Зорина — распадается на две части. За мгновение до того, как вспыхнули топливные баки, отлетел «фонарь» и пилот вместе с катапультным креслом вылетел из зоны взрыва.

— Днепр-один, первый, я подбит, теряю высоту, ухожу домой, — сказал он. — Третий сбит, это «харриеры», ребята!

— Поняли тебя, уходи. Сейчас мы им вставим, — донеслось из эфира.

«Вставьте им, ребята, — подумал он, направляя полет искалеченной машины к „дому“. — Вставьте и за меня, и за Юрку. А я, даст Бог, вернусь и еще добавлю».

Он начал сливать керосин, облегчая самолет. Никак не мог понять, в чем дело: двигатель просто не работал, как будто на него порчу навели. Тянул кое-как, «на честном слове и на одном крыле». В принципе, можно было бы и катапультироваться, но сработало воспитание советского пилота: сам погибай, а машину спасай. Да и не так вроде все паршиво, нигде не горит, и, кажется, удастся дотянуть до Скадовска…

— Дайте полосу! — зарычал он, когда его запросили с аэродрома. — Полосу, растак вас перетак! Капитан Головин, тридцать третья истребительная!

— А почему сюда?

— Подбили меня!

— Кто?

— Конь в пальто! Или ты даешь мне полосу, блядь, или я так долбану ракетами!..

— Вас понял. — Ошалевший диспетчер постарался расчистить место для посадки как можно скорее.

Самолет приземлился неуклюже, дав «козла», но из многих вариантов приземления подбитого самолета этот был лучшим. Головин откинулся в кресле, перевел дыхание, вытер лоб и открыл «фонарь».

Он уже не спешил. Спустился по трапу, прошелся взад-вперед по полосе, снял шлем и подставил лицо майскому ветру с родными аэродромными примесями, с достоинством извинился перед работниками аэродрома — нервы. Те покивали: понимаем, бывает.

Закурить есть?

Он попыхивал сигареткой, поддавал ногой придорожные одуванчики и радовался жизни. Просто ловил кайф от того, что может вот так идти на своих двоих, пинать одуванчики ботинком и смотреть, как разлетаются парашютики семян, дышать воздухом… Чтобы понять, какой это кайф, надо очень близко познакомиться с курносой.

Правда, капитан даже не подозревал, насколько близко он был с ней знаком.

Он обогнул свой самолет и увидел торчащий из сопла хвост «сайдвиндера».

Что он почувствовал? Ну, как вам это понятно объяснить…

Ноги подкосились, он сел на свежую аэродромную травку и прикурил одну сигарету от другой…

***

— Около десяти утра у Сак сложилась угрожающая ситуация. Если бы в свое время командир 161-го полка не принял роковое решение идти в Кымыл-Мурун, ситуация была бы просто катастрофической. Выбитый из Севастополя танковый батальон, два мотострелковых батальона, неполная рота спецназа — все это присоединилось к 40-й десантно-штурмовой бригаде, осадившей авиабазу… За советскими был перевес сил, даже если считать идущую егерям на помощь бронемобильную бригаду. 161-й полк мог остановить ее по дороге и связать боем. Но он выбрал другую дорогу, повернул в Кымыл-Мурун… Я понимаю, что это решение казалось на тот момент единственно верным… Но именно поэтому его нельзя было выбирать! Единственно верное решение на 100 % просчитывается и твоим противником тоже. А если просчитывается — то именно от него противник и подстраховывается в первую очередь. Идти в Саки в обход озера Сасык — я поступил бы именно так, и так поступил Булатов. Избирать предсказуемый ход — означает уступать инициативу. Уступил инициативу — наполовину проиграл. Да, обход вокруг озера был решением рискованным. Но правильное решение оказалось гибельным.

***

— Товарищ майор, а если в Кымыл-Муруне то же самое, что в Евпатории? — спросил Оганесов.

— Леня, ты можешь что-то с этим сделать?

— Нет.

— Ну и заткнись.

Оганесов высказал то, что давно мучило майора Беляева. Но он предпочитал не забивать себе голову бесполезными колебаниями и опасениями. Чей Кымыл-Мурун, выяснит разведка. Наш — хорошо. Не наш — отобьем. Других вариантов нет.

— Смотрите, товарищ майор!

С легким стрекотанием небо пересекал маленький, почти игрушечный самолетик с радужными знаками на крыльях.

«Белый самолет-разведчик», — Беляев вскинул бинокль, сожалея о потерянных в Евпатории зенитных установках.

— Неделю увольнения тому, кто его собьет! — заорал он.

Солдаты и офицеры открыли по самолетику пальбу. Но запас летучести у таких крошек, как правило, велик. Этот самолетик не был исключением. В мотор или в блок управления никто не попал, «Стрела» не пошла, тепловая сигнатура крохотного моторчика не ловилась… Самолетик растворился в тумане, вставшем к утру над озером Донузлав. Стрельба стихла. Беляев помянул мать.

Колонна продолжила свое движение по трассе. На окраине поселка Мирный они увидели контрольно-пропускной пункт: несколько БТР и караул. Колонна встала.

— Морпехи, черные береты, — сказал Оганесов.

— Сам вижу. Пойдем, поговорим.

Командира морских пехотинцев звали Александром Коцубой, он был в звании капитана и через каждые два слова говорил «нах», не развивая тему дальше. Видимо, нередко попадал в дамское общество и рефлекторно отсекал нецензурный хвост паразитного выражения:

— Со вчерашнего полдня тут, нах, сидим. Скучища смертная. Послали, нах, захватить базу гидросамолетов. Ну, захватили, нах…

— Так это не ваш самолетик тут летал? — невинно спросил Беляев.

— Нет, наши, нах, все здесь. Двенадцать штук, как один.

— А летчики?

— Тоже, нах. Нормальные ребята. Сидим, нах, водку пьем.

— Водку, нах, пьете? — Беляев пришел в бешенство. — Нас только что из Евпатории вышибли! Раненых полроты, а вы тут с ними водку пьете?

— Так кто ж знал? — оскорбился капитан. — С кем тут воевать? Одна рота охраны, рота обслуги, нах, и экипажи — вы что, нах, смеетесь?

— Слушай, капитан, мне не до смеха, — сказал Беляев. — Нам нужно, раз — людей, два — взрывчатку, если она у вас есть, три — за нами погоня. Здесь мы их не задержим, хотим взорвать мост.

Пока шли саперные работы на мосту между дамбой и берегом, Беляев вызвал к себе сержанта Ахмерова, командира отделения разведчиков. Убедившись, что поблизости нет Лени Оганесова, майор начал разговор.

— Ахмеров, ты помнишь, как Овсепяна инвалидом сделал?

— Помню, товарищ майор.

— Кто тебя тогда отмазал?

— Вы, товарищ майор.

— Так вот, Рашид, пришло время долг отдавать. Возьмешь машину, поедешь по дамбе, узнаешь, все ли там чисто. Если чисто — даешь три ракеты и едешь дальше — до Громова. Если кто-то есть — одну и деру. Задание ясно?

— Так точно, товарищ майор!

БМД Ахмерова укатила по дамбе на самой большой скорости. На противоположный берег озера они выехали с ветерком, проехали немного по дороге, осмотрелись… Кругом было чисто, вражеских машин не наблюдалось. Засаду Ахмеров исключил, поскольку спрятаться здесь было негде, голая степь. Он достал ракетницу и сделал три выстрела. Потом снова забрался в люк и хлопнул водителя по спине:

— Вперед.

Они почти доехали до Громова, когда увидели впереди на дороге беляков, вернее, два десятка вражеских боевых машин.

— Назад! — заорал Ахмеров. Машина начала разворачиваться и получила в борт ПТУР «Милан». Сдетонировал боезапас, и душа сержанта Ахмерова отправилась к Аллаху, в которого сержант не верил…

Сотник Башенков выругался со всей изобретательностью, которой славились казаки. Он не собирался отправлять экипаж БМД к праотцам, ему нужен был «язык». Но кто ж знал, что «милашка» угодит в «карусель». Это рулетка…

— Давайте-ка прибавим ходу, — сказал он, закончив тираду. — Сдается мне, они в Мирном не засидятся…

***

Князь Волынский-Басманов задумался. Не о проблеме «Ковчегов» — для него этой проблемы не существовало. Он задумался об истории с «Красным паролем». Мерзкая получается история. Похоже, комдивы убеждены, что приказ все-таки отдал он, Главнокомандующий. Хороши дела… Ему против его воли упорно навязывают роль главаря мятежников. Но кто? Черт возьми, и до полного ареста Генштаба, и до гибели Чернока он был не последней скотинкой в крымской армии! И приказывать ему могли считанные единицы людей! И вдруг бац — появляется Мистер Икс, который перепахивает всю историю на свой манер. Очень мило!

Князь Волынский-Басманов возненавидел Мистера Икс заочно, но сильно. Почти так же сильно, как любил себя — а себя он любил! И сейчас надо было вытаскивать свою любимую задницу из этой мясорубки.

Что ж, у него давно было слабое сердце. Даже особенно притворяться было не надо: пот на лбу уже выступил, вполне натуральный пот, сердечко от горестных раздумий застучало сильнее, и даже зеленый интерн услышит в его ритме всхлипы и хрипы. Осталось только обратить внимание на свое состояние.

От стола, за которым проходила телефонная конференция, он повернулся к креслу Шеина.

— Так что там… у нас… в Саках?

— Булатов не успевает, — коротко ответил Шеин.

***

Если что-то должно случиться, оно случится обязательно…

Могло прибыть подкрепление к красным. Могли у Дэвидсона кончиться боеприпасы. Произошло и то, и другое сразу.

Остатки десантного батальона и полроты спецназа, отступив из Качи, добрались до Сак. К ним прибавились два мотострелковых и танковый батальон, выброшенные из Севастополя. Атака, предпринятая ими совместно, была отбита крымцами с большим трудом. Красные наступали так ретиво, что местами бой перешел в рукопашную.

Отбив красных, командир егерского полка подполковник Дэвидсон выслушал неутешительные новости от начальника склада боеприпасов прапорщика Игонина: следующую атаку, по всей видимости, придется отбивать штыками.

Три часа назад на помощь из Евпатории была послана бронемобильная бригада подполковника Булатова. Опасаясь засады, Булатов пошел в обход озера Сасык. Дэвидсон и сам поступил бы так же. Но осторожность Булатова теперь могла обойтись Дэвидсону дорого…

— Готовьтесь, господа, — сказал он офицерам. — Anyway[143] нам осталось полчаса. Молитесь и раздавайте гранаты.

***

— Бригада только что вышла на связь! — доложил Лобанов. — В Саках будут через десять минут!

— Слава… Богу… — выдохнул Волынский-Басманов.

Окинув критическим взором его бледное лицо и влажный лоб, Шеин встревожился:

— Вам плохо, ваше высокоблагородие?

— Пустое… — Князь задохнулся и рванул ворот…

Начштаба высунулся по пояс в коридор и заорал:

— Медик!

В егоголосе гремели властные модуляции, выработанные за годы службы младшим офицером. Медик не мог не появиться на такой зов. Медик не мог не сказать, что состояние князя крайне серьезно и его следовало бы госпитализировать.

Князь держался мужественно, отдавал сквозь таблетку последние распоряжения:

— Передайте командование Адамсу. И обязательно доложите мне о ситуации в Саках. Окажите Булатову любую помощь, любую… Нам нужен аэродром…

***

Саперные работы еще не подошли к концу, когда на майора Беляева свалились две новости: одна хорошая, другая — плохая.

Плохая заключалась в том, что на дороге показались преследователи.

Хорошая — в том, что плохую новость сообщили по радио, а значит, восстановилась связь.

— Черт, самолеты взорвать не успеваем, на х… склад боеприпасов — не успеваем… — То ли потому, что капитан Коцуба нервничал, то ли потому, что дам здесь не было, паразитное выражение он начал приводить без купюр.

— Ну, и пес с ними! Отход! Ничего, капитан, доберемся до места, свяжемся со штабом дивизии — и кончатся все наши мучения…

Коцуба и Беляев были все-таки хорошими командирами. Отход не превратился в паническое бегство, все вовремя оказались на дамбе, и даже успели снять экипаж БМП, прикрывавшей отход и подбитой.

Правда, перенервничал и напартачил взрывник: крутанул машинку слишком рано, пока головные танки и БМП белячков еще не доехали до моста. Взметнулся кверху столб воды и грязи, камни застучали по броне… Но они приносили куда меньше вреда, чем белогвардейские пули и снаряды. Сработай взрывник как полагается — и беляки еще долго вылавливали бы из воды раненых и убитых, и было бы им не до драки. А так они с дороги принялись молотить из своих пушек и пулеметов.

Десантники и морпехи отступили по дамбе — но едва они добрались до противоположного конца, как пушки и пулеметы ударили уже с другого берега: Афанасьев таки не удержал Кымыл-Мурун. Две головные машины загорелись, экипаж одной их них выскочил и попрыгал в озеро, водитель второй решил проблему радикальнее: направил БМД в озеро целиком.

В третьей ехал Беляев, командная машина которого была подбита еще в Евпатории.

— Стреляй! — заорал майор в шлемофон. — Стреляй, козел!

Стрелок не отзывался. Майор добрался до него и увидел, что парень убит.

— Ну, бляди! — зарычал он, выбросил труп с места наводчика, сел за пушку сам и открыл огонь.

А стрелял майор неплохо…

Когда с обеих сторон было подбито по 7–8 машин (за Беляевым числилось две), неприятель дрогнул. Подобрав уцелевших, беляки ретировались.

Майор сильно сомневался, что это полная и окончательная виктория. И, чтобы подтвердить либо развеять сомнения, выслал очередной разведдозор. На сей раз, учтя отрицательный опыт покойного Ахмерова — две машины, одна из которых должна держать вторую в поле зрения и, в случае чего, успеть смыться.

От колонны отделились две БМП, покатили вперед. Остальные занялись ранеными.

***

— Они две машины в разведку послали, — доложил урядник Федотов.

— Первую пропустить, — распорядился Башенков. — Атаковать тогда, когда покажется вторая.

— Есть!

Ловушка была расставлена: на улицах спрятались танки, на окраине у дороги укрылись две «милашки».

Машина десантников въехала в Караджу и добралась до центральной площади, где ее окружили танки. Морпехи попробовали было повернуть назад, но две ракеты пресекли на корню их намерение предупредить товарищей. Причем одна из ракет попала как раз в головную часть, разворотив рацию…

***

— «Оказалось в этой банке не мясо. Оказалась в этой банке салака…» — процедил сквозь зубы Оганесов.

Если он имел в виду, что они ожидали встретить в Карадже БМП, а встретили танки, то попал в самую точку. Форменная салака.

Какой-то морпех выпустил очередь из пулемета в ближайший танк. Геройский поступок, но глупый. Кроме нескольких царапин на броне, танк никаких повреждений не получил и ответного огня не открыл, а просто тронулся с места и наехал на БМП. Пнул ее носом и вмял в строй «соседок», сделав вдвое уже, чем планировали конструкторы. Экипаж еле успел выскочить.

Беляев выругался в последний раз и открыл люк БМД. Выразительным жестом бросил на землю автомат, вытащил пистолет и швырнул туда же.

— Сдаемся! — крикнул он.

Откуда-то сзади на броню головного танка влез усатый мужик с подбитым глазом.

— Кто такие?

— Командир 161-го гвардейского парашютно-десантного полка 102-й гвардейской Свирь-Петрозаводской воздушно-десантной дивизии майор Беляев.

— А, так это твой старший лейтенант у меня на гауптвахте загорает, — весело сказал мужик. — Командир казачьего полка Марковской дивизии есаул Денисов. Извиняй, что не так длинно.

***

Бронемобильная бригада Алексеевской дивизии оставила Курман-Кемельчи около половины восьмого утра и была в районе Сары-Булата через час с небольшим…

— Что это такое? — спросил подполковник Огилви у штабс-капитана Дановича.

Штабс-капитан переадресовал вопрос унтеру Зарайскому.

— «Язык», ваше благородие! — пожал плечами Зарайский.

— А по-моему, задница, — прокомментировал подполковник. — Где вы его откопали?

— В кустах, ваше благородие. Справлял нужду. Малую. — Унтер улыбнулся, — Увидел нас — справил заодно и большую.

— Шутки в сторону, унтер, — одернул подчиненного Данович. — Продолжим допрос. Сколько «Градов» и сколько минометов? Каков боезапас? Он это может нам сказать?

— Сколько «Градов»? — унтер подкрепил вопрос подзатыльником. — Отвечать!

— Товарищи! То есть господа! — Низенький толстый прапорщик переводил мокрые глаза с одного офицера на другого. — Я не знаю ничего! У меня жена, дети… — Он зачем-то полез в карман. — Панченко моя фамилия, из снабжения, а больше — ничего… Господа офицеры… Ваше благородие!!!

— Прапорщик. — Данович скривился. — Ты можешь отвечать по существу, дубина? Сколько «Градов»?

— Н-никак нет, ваше благородие! — Панченко наконец-то нашел в кармане искомое и теперь тыкал его штабс-капитану. Это оказалась фотография полненькой миловидной женщины с двумя детьми по бокам. На фоне моря.

— Он еще и пьян? — Огилви повел носом. — Унтер, это что за дерьмо вы сюда притащили? Больше прапорщиков «языками» не брать. И других засранцев — тоже не брать. Найдите нормального офицера.

— Я к таким и в перчатках больше не притронусь, — пообещал унтер Зарайский. — Давайте, я лучше сам доложу. «Градов» там я насчитал пять, минометов — одна батарея, гаубиц — две. Лупят по Сары-Булату так, что только пыль летит. Наши, понятно, тоже в долгу не остаются. Но надо бы побыстрее, потому что боезапас там уже на исходе. Вот я на карте отметил, что и как. В соприкосновение мы не вступали. Хотя очень хотелось. Потому что, может, это они — по радио?

— Вряд ли, — возразил Данович. — Им развлекаться некогда. Хотя, может быть, и они. Учитывая, что мы видели в Курмане…

— Взять бы вот этого, — процедил Зарайский, слегка встряхивая пленника за шиворот, — посадить перед микрофоном и пощекотать ножичком…

— Отставить, унтер! — рявкнул Огилви, видя, что прапорщик закатывается в обморок. — Ведите его к Галяутдинову, оформляйте и занимайте свое место в строю!

При слове «оформляйте», ошибочно принятом за «расстреляйте», прапорщик спекся окончательно. В полное сознание он пришел только день спустя, в лагере для военнопленных.

Незадачливый «язык» перестал интересовать офицеров раньше, чем отзвучало «Да, сэр!» унтера Зарайского. Они склонились над картой, обсуждая план взятия Сары-Булата.

План был прост, как постные блины, — на что-то посложнее не было времени: штурм авиабазы, на которой закрепились белые, уже начался. Обе стороны дошли до той стадии ожесточения, когда человек не задумывается ни о чем, а просто палит по всему, что движется. И белые, и красные знали, что это последний штурм: на то, чтобы провести или выдержать следующую атаку, сил не хватит. Минометный обстрел занял пятнадцать минут, потом в пролом фронтом около 150 метров устремились БМД, а навстречу им дымными султанами рванули ПТУРы. Две машины загорелись, остальные преодолели полосу препятствий. Десантники, выскочив из машин возле вражеских окопов, бросились в жестокую рукопашную. Отряд штурмового резерва развернул вторую волну атаки, и белые неизбежно должны были быть сметены этой волной…

Рядовой Андрей Матюшенко из минометного расчета, оглохший от почти непрерывной стрельбы, измученный запахом пороховой гари и предельно уставший, все же сумел различить в орудийном громе какой-то посторонний лязг и скрежет… Он оглянулся и прямо над собой увидел громаду многотонной махины, пушечное жерло и тяжелые резные траки…

В одуряющем ритме своей смертельной работы солдаты расчета не обратили внимания на его вопли — они их не слышали, — дергания за рукава и толчки. Они заметили танк только тогда, когда он шандарахнул из своей пушки по БМД. Расчет бросился врассыпную, и вовремя: танк тронулся с места и покатил вперед, утопив миномет в каменистой крымской земле.

Рядовой Андрей Матюшенко в панике не сориентировался и попал под следующий танк. Поначалу он не мог сообразить, что такое опрокинуло его на землю и держит за правую ногу. Он рванулся, попробовал освободиться, но тут стало темно, и, увидев над собой заляпанное грязью железное брюхо, Матюшенко все понял и закричал, прижимаясь к земле и весь скукоживаясь, чтобы не отдать железной твари больше ничего, кроме зацапанной ею ноги. Боль пришла не сразу — поначалу мозг отказывался воспринимать такое количество боли, врачи называют это шоком, но танк переползал через ногу солдата целую вечность, а потом наконец-то съехал с него и пришла боль — такая, которая не оставляет места ничему, кроме себя, и рядовой Андрей Матюшенко потерял сознание.

Младший унтер Ставро, водитель танка, увидев в смотровую щель, что сбил человека, выдал через левое плечо все консервированные спагетти в томатном соусе, что он съел в Курмане. Это был первый человек, которого — как он думал — он убил. И никакого боевого воодушевления при этом не почувствовал. О Господи, где же взять силы убить еще нескольких, едва ли не глядя им в лицо?

Силы он нашел. Они все нашли — и вторая цепь атакующих десантников полегла почти полностью. Большинство тех, кто был в первой, погибло, когда в рукопашную вмешались курманские пехотинцы броне-мобильного батальона.

…Подполковник Огилви обнаружил, что впадает на короткое время в какую-то прострацию, как бы выключается на секунду-другую, и, когда возвращается, ему требуется время, чтобы снова включиться…

— Что вы сказали, Белоярцев?

— Вас вызывает штаб, сэр.

Огилви взял наушник из рук поручика.

— Что теперь, Олег? — спросил он. — Прикажете штурмовать Симферополь?

— Не сейчас. В каком состоянии аэродром?

— Awful[144]. Здесь все разворочено.

— Пусть начинают ремонтировать прямо сейчас. Приказ Главкома. Выходили на связь корниловцы. Скоро Адамc подтянет к Симферополю полк. Я дам вам их частоты, скоординируете действия.

— А как он там… вообще?…

— Постучите по дереву, Брайан: мы их гоним!

— Отчего коммандер такой озадаченный? — спросил Кретов у Черкесова.

— Дал зарок не пить, пока не раздолбаем всех красно-пузых. — Черкесов употребил это антикварное словечко с некоторым смаком. — Видно, Кутасов сказал ему, что это будет еще не скоро.

***

…Новое сообщение из Одессы, из штаба фронта, Драчев выслушал, постепенно меняясь в лице. Из истребителей, патрулирующих небо Крыма, вернулся на базу один? Повторите еще раз — один? Да быть того не может! Драчев был полностью, абсолютно уверен, что аэродромы находятся под его контролем. То, что сообщали из Одессы, было… просто невозможно!

— Рябов! — скомандовал он майору из штаба. — Обзвони мне сейчас все аэродромы. Быстро. Пусть доложат обстановку — как там, что там…

Аэро-Симфи, 9-я десантно-штурмовая — все на месте, все в порядке. Бельбек, батальон майора Исламова — в-вашу мать, мы тут еле держимся! Помощь! Помощи нам! Саки, сороковая штурмовая бригада — на авиабазе беляки, но мы их сейчас оттуда выбьем, они уже при последнем вздохе. Сары-Булат? Молчание… Кача? Кача не отзывается, но там ведь и нет самолетов, кроме учебных. Но не могли же учебные самолеты и разведывательные вертолеты начисто вымести из крымского неба все грозные «МиГи»! Качу тоже занесем в черный список.

— Ты за кого меня держишь? — орал на Рябова Драчев. — По-твоему, откуда эти «харриеры» взялись? Их вообще, по данным разведки, в Крыму нет! А вот такая у нас разведка! Их нет, а они, понимаешь… Короче, так! Захват тактического центра из задачи номер один превращается в задачу номер ноль. Обезвредить, на хрен, все крымское ПВО, все радарные станции. И сразу — на Бельбек. Отстоять аэродром любой ценой. О чем вы говорите, ребята, это делается даже не одним парашютно-десантным полком: одним батальоном!

И начинается дичайшая карусель в штабе сто второй ВДВ, полковники орут на майоров, майоры — на капитанов, капитаны — на лейтенантов, те — на сержантов, сержанты — на рядовых: почему машины к выходу не готовы? Где горючее? Что за бардак? Уже час, как надо быть готовым, а полк не кует и не мелет!

И потный полковник Ефремов в третий раз выходит из кабинета Драчева и берет за грудки полковника Сухарева, и тот корежится от разных неприятных слов, но ни черта не может сделать, поскольку снабженцы всегда воровали, воруют и будут воровать. И если бы в русском языке было не три времени глагола, а, как в английском, штук девять, да еще какой-нибудь плюсквамперфектум, то и тогда глагол «воровать» в сочетании с существительным «снабженец» звучал бы и грамматически, и фактически правильно.

К восьми часам полк более-менее готов на выход. Более-менее — потому что приблизительно сорока человек солдатиков недосчитались, горючки в каждую машину залито на треть, БМД забиты награбленным добром, и если пошуровать, то можно найти что угодно — начиная с картофельных чипсов и заканчивая золотыми украшениями от Картье. Но — приказ есть приказ, его не обсуждают, а — что? Правильно, выполняют. И полк, хоть какой, но готов к выходу.

— Вот это я понимаю, — говорит Драчев и жмет руку Ефремову. — Это по-нашему. Ну, вперед, ребята!

И механизированная колонна выползает из города и тянется по шоссе на Бахчисарай.

***

— Так, я переключаю их на вас.

— Переключайте, Ян.

Полковник Адамc надел наушники.

— Яшма-центр слушает, — сказал он.

— Говорит… э-э, неважно, кто. Симферополь. Сейчас в городе готовится к выходу на Бахчисарай парашютно-десантный полк. Командует полковник Ефремов. У них легкая заминка с топливом и личным составом, но минут через сорок они все-таки смогут выйти. В районе Лакки они разделятся, один батальон повернет на юг, к Скалистому, чтобы въехать в Бахчи по семьдесят девятой вспомогательной.

— А кто вы, собственно, такой?

— Ах, господин полковник, ну зачем вам это знать? Достаточно того, что я говорю правду. Так вот, по моим сведениям, после того, как этот полк выйдет, в городе останется всего два мотострелковых батальона, один батальон советских десантников, одна рота спецназа КГБ «Альфа» и часть бригады спецназа ГРУ. ГРУшники большей частью в Аэро-Симфи.

— Откуда вам все это известно? Вы сами, простите, не из ГРУ?

Вкрадчивый рассмеялся.

— Ой, нет! Но я отвечу на ваш вопрос честно: наши коллеги из ОСВАГ, зная о сроках вторжения, начинили «жучками» здания Главштаба, центральный офис ОСВАГ и Министерство обороны. А каналы связи любезно вывели на нас. При условии, что мы будем передавать вам услышанную информацию. Код восемьсот одиннадцать. Ну, теперь вы мне верите?

Адамc поморщился.

— Пока вы нигде не соврали, — сказал он.

— Мы постараемся откопать еще кое-какие сведения, которые вас заинтересуют, полковник, — пообещал вкрадчивый голос. — Шалом.

— Только МОССАДа нам и не хватало, — пробормотал Адамc, отключая связь. — Как будто мало того, что мы впутались в грязные игры ОСВАГ.

— Все-таки целый полк, Дуг, — с сомнением сказал Кронин. — Удастся ли нам его остановить, пусть даже этот тип сказал правду?

— Не остановить, Леон, — поправил Адамc. — Уничтожить.

***

Полковник Борисов, командир 40-й десантно-штурмовой бригады, дал сигнал «К атаке!». Он был уверен, что на этот раз все выгорит. Последний штурм беляки отбили чуть ли не святым духом, но на этот раз им и святой дух не поможет. Никакой святой дух не может помочь, если нет патронов и гранат, мин и противотанковых ракет. А у беляков все это вышло. Во время последней атаки они не стреляли очередями, и одиночные выстрелы становились все реже…

Но даже если бы у десантников тоже закончились боеприпасы, если бы мертвым грузом валялись у пулеметов вылущенные ленты, если бы автоматы годились только в качестве дубинок или больших рукояток для штык-ножей, то и тогда Борисов гнал бы десантников все в новые и новые атаки. Речь шла не о любви к Родине и не о воинском долге. Речь шла о представлении к званию генерал-майора, которое уже ушло в Москву, в Минобороны на подпись, и которое погорит синим пламенем, если он не отобьет у белых Саки.

На последнее предложение о сдаче беляки ответили отказом.

И десантники бросились в очередной штурм, и встретили очередную стену отчаянного сопротивления, но уже была она хрупка, эта стена, и они проломили ее. Крымцы делали последние выстрелы и падали, бросали последние гранаты и падали, наносили удары штыками и падали, падали, падали…

Но в какой-то момент, неразличимый в угаре сражения, десантники увидели, что падают уже они, что невидимая смерть хлещет по их спинам, и жалкие девять грамм свинца уже для них оборачиваются невыносимым грузом…

Булатов атаковал сороковую бригаду классически, как в учебнике. Три механизированных клина врезались в кольцо окружения на авиабазе и рассекли его, «Витязи» расстреливали советские танки из пушек с большого расстояния, «Воеводы» поливали все вокруг свинцом, сминая и расшвыривая БМД и БМП как спичечные коробки.

Полковник Борисов увидел, что генералом ему стать разве что посмертно. Он предпочел остаться живым полковником и сдал «сводную» бригаду Булатову.

Подполковник Дэвидсон был ранен в бою, но нашел в себе силы встать навстречу своему спасителю, и даже осторожно обнять его (хотя эту русскую фамильярность вообще не одобрял).

— Спасибо, Павел Сергеевич, — сказал он.

— Donʼt mention[145], — отозвался Булатов.

***

— Нужно отметить, что большая часть вины за поражение 30-го апреля лежит на ваших интендантах. Даже самый лучший солдат не может воевать без боеприпасов. Даже самый авантажный танк никуда не уедет без горючего. Из чего исходили те, кто рассчитывал количество боеприпасов и топлива для четырех брошенных в Крым дивизий? Опять-таки из предположения, что Крым сопротивляться не будет.

— Но… разведданные… — прорезался голос с места.

— Значит, мы и здесь вас переиграли.

— Вы что, считаете себя таким хорошим полководцем? — возник второй голос.

— Сыграем в war game? На самом деле в большинстве случаев не нужно быть великим полководцем. Нужно просто знать дело. Военное правило гласит: следует полагаться не на то, что враг не пришел, а на то, что ты ждешь его; следует полагаться не на то, что враг не атакует, а на то, что ты неуязвим. Откуда?

— Мао? — предположил кто-то.

— Почти. Плус-минус две с половиной тысячи лет. Сунь Цзы. Продолжим. Разгильдяйство отдела разведки на тот момент не поддается никакому описанию. Начнем с того, что аэродром в Багерово, где базировались учебно-боевые самолеты «Стриж», не был захвачен 29-го апреля по одной причине: его не внесли в список военных объектов. Цена такой забывчивости — потеря 222-го танкового полка и в конечном счете — Керченского полуострова в сражении у Семи Колодезей…

***

— Здесь погреба есть? — спросил Агафонов у мэра Семи Колодезей.

— Какие погреба? — не понял тот.

— Обыкновенные! Под землей которые! Где картошку зимой держат!

— Я полагаю, что есть, — кивнул ошарашенный мэр. — Но зачем это вам?

— Чтобы никого случайно не поубивало! Залезьте в эти погреба и сидите, пока здесь не закончится, понятно? Передайте быстро по всему поселку, чтобы никто не показывал на улице носа!

Не дожидаясь ответа, он повернулся на каблуках и зашагал на позицию.

Три подбитых танка, притащенных на буксире, затянули в отрытые танковые окопы. Он вспомнил, как были подбиты эти машины: невесть откуда взявшиеся белогвардейские самолеты ударили по их колонне на дороге.

— Суки. — Полковник сплюнул в аккуратно подстриженный газон.

Он шел вдоль канала, по берегу которого и проходила одна из укрепленных линий.

Тот бой был кошмаром. Еть-копать, все это утро было кошмаром и вся вчерашняя ночь. Но тот, закончившийся три часа назад, бой — особенно.

…Человеку молодому, здоровому физически бывает особенно болезненно и несносно сознание своей беспомощности, когда его свалит внезапная хворь или рана. Тело, совсем недавно повиновавшееся тебе беспрекословно, выходит из подчинения, резко ограничивая меру твоей свободы пределами пространства, которое оно занимает лежа. Старик или человек, привыкший к болячкам, способен в этой ситуации на большую твердость духа — такое ему привычно, и он знает, что можно этому противопоставить. А вот здоровяк, внезапно свалившись, нередко ломается психически.

Нечто подобное произошло и с Агафоновым — его полк, совсем недавно бывший единым организмом, слаженным оркестром, разваливался на куски, и полковник не знал, что этому противопоставить. Он не остановился бы ни перед какими мерами, вплоть до публичных расстрелов, но видел, что и это не поможет, и знал, почему — он и сам утратил кураж, он больше не был ни в чем уверен. Даже злости не было — одна усталость и обреченность.

С того момента, когда он увидел самолеты…

Конечно, не в них дело, точнее — не только в них… Но и в них — тоже.

Он увидел самолеты и понял, что небо потеряно.

Этого не могло быть. Такая огромная страна, такая огромная армия, такая мощь, как же так, почему в небе спокойно чувствуют себя белые?

Он решил, что сходит с ума. Но в своем уме или нет — он должен был что-то сделать, впрочем, ребята и сами знали, что делать. «Шилки» сбили один самолет, но радоваться было нечему: не успели они дойти до Новониколаевки, как появилась дюжина белогвардейских учебно-боевых «Стрижей», и у каждого под крыльями было два блока НУР, а в каждом блоке — по две кассетные бомбы. От «Шилок» просто ничего не осталось, а остальные могли только грызть локти. Зенитные пулеметы подбили двоих, но те удержались на лету и, видимо, допиликали как-то до близкого аэродрома. Ребята с «Шилки», перед тем как погибнуть, сбили еще одного, но здесь не футбол, и не будешь утешаться тем, что размочил счет: за белыми, кроме «Шилок», остались три танка, семь БТР и четыре самоходных гаубицы.

Не успели они вытащить раненых и обожженных, взять поврежденные, но хоть на что-то годные машины на буксир и тронуться, как их догнали передовые отряды белогвардейской бронемобильной бригады. О дальнейшем Агафонов вспоминать не хотел. Они отбились, и хоть отступили — но все же не бежали.

…В том-то и весь ужас, что до бегства оставалось совсем немного. Хватало всего, чтобы продолжать драться — боеприпасов, горючего, оружия… Не хватало духу. Агафонов смотрел в глаза солдат на позиции — и не видел в них решимости умереть здесь, но позиции не оставить.

Он запретил болтать о том, что сообщили вернувшиеся с Парпачского перешейка и Арабатской Стрелки разведгруппы: везде был противник, везде он открывал огонь на поражение. Белые отбили Феодосию и Стрелку, единственное, что Агафонов мог попытаться сделать — это удержать Керченский полуостров до подхода своих с Тамани. Они ведь подойдут! Не могут не подойти!!!

Теоретически… Да, теоретически он мог разбить этого Ордынцева… Соединиться с остатками тех, кто ушел из Феодосии… Вернуть Керчь, окопаться на перешейке…

Теоретически он мог и в космос полететь вместо Гагарина…

Этот поселок назывался Семь Колодезей, и здесь они устроили рубеж обороны. С двух сторон их прикрывал канал, с третьей — Апашское соленое озеро, с четвертой наступал подполковник Ордынцев.

Агафонов вышел на связь с 229-м полком, чтобы услышать мрачные новости: от полка остался, от силы, батальон и этот батальон загнан в порт Феодосии, где и будет отстреливаться до последнего патрона. 224-й мотострелковый полк обнадежил: они собирались пробиваться с Арабатской Стрелки, — но Агафонов не рассчитывал и на них. Он почти осязаемо чувствовал, что сегодня ранним утром что-то переломилось, и переломилось в пользу белых. Командующие дивизиями «Несокрушимой и Легендарной» упустили какой-то момент, когда не поздно было собраться и ударить, и дело даже не в помехах, которые утром забивали весь диапазон, а в том, что… Агафонов не мог это определить, но линия разлома проходила и через него, она проходила через каждого, вплоть до последнего первогодка. «Дух относится к телу как три к одному», — чеканно сформулировал Наполеон. Этой ночью был сломан дух советских войск.

Атака началась в три пополудни. Агафонов отметил качество работы артиллеристов: лупили точно по позициям, пристрелка заняла считанные секунды. Надо думать, ребятам на учения отпускают не по три снаряда в год. Полчаса, прикинул Агафонов, а потом они пойдут в атаку.

Через полчаса Агафонов увидел, что оказался прав. Он думал об Ордынцеве лучше.

Все должно было решиться именно сейчас. Нужно только втянуть в бой как можно больше белых, заставить их наступать по всей позиции.

А тем временем танковая рота капитана Сторожихина тихо-онечко обойдет озеро и ударит белым в тыл…

***

— Полковника Агафонова многие ругали за то, что он оставил Семь Колодезей без резерва. Действительно, поселок мог стать ключом к Керченскому полуострову, и тогда весь ход войны сложился бы иначе… На первый взгляд, именно так и кажется. Но после более пристального рассмотрения видно, что вины Агафонова в потере поселка и полуострова нет. Он делал все возможное. Почти наверняка он предполагал нечто подобное со стороны Ордынцева. Все решилось банальным численным превосходством: бронемобильный батальон, усиленный двумя танковыми эскадронами смял роту у Щелкино и на плечах у нее въехал в тыл.

Инстинктивно или сознательно — полковник Агафонов принял мудрое решение. Зачастую резервы, оставленные для затыкания бреши в обороне, только продлевают агонию. В большинстве случаев — лучше быстро проиграть, чем медленно выиграть. Оперативный риск хорош именно тем, что в случае провала сопротивляться становится решительно невозможно… В результате — меньше жертв и разрушений.

— Ишь, какой хитрый! — бросил один из генералов.

— Когда мы начнем говорить о плане «Морская звезда», вы увидите, что мы поступили именно так.

— Ну так если бы мы знали, что Крым остался без резервов…

— Правильно. Поэтому мы приложили все усилия, чтобы вы об этом не узнали. Но давайте поговорим об операции «Морская звезда» потом… Сейчас закончим «разбор полетов» за 30 апреля.

Говоря о войне, Сунь Цзы упоминает о пяти вещах: Небо, Земля, Путь, Полководец и Закон. Земля и Небо — условия местности и метеоусловия — в данном случае не давали ни одной из сторон значимого преимущества. За исключением, пожалуй, того, что крымцы превосходно знали местность, а многие советские командиры не получили сносных карт. Самое лучшее, что было у них в планшетах, — это карта с двухкилометровым разрешением, в принципе неплохая, если бы не ряд вопиющих ошибок. Впрочем, это относится, скорее, к Закону.

Закон — это командные цепочки, управление, снабжение, связь. О снабжении я уже сказал, связь на какое-то время удалось разрушить, после чего управление превратилось в фикцию. Нам удалось поставить советские дивизии именно в те условия, в которых они не привыкли драться: в условия избыточной свободы.

Парадоксальным образом нам сыграло на руку то, что ваши спецслужбы арестовали и вывезли всю верхушку: правительство, Главштаб, некоторых высших командиров. Иными словами, избавили от балласта, который мог бы сковать инициативу армии.

Что же касается советского руководства… Его поведение было… скажем так: предсказуемым.

***

…И вновь собрался весь иконостас. Прошлое заседание было, так сказать, камерным, а сегодняшнее выглядело намного значительнее — уже хотя бы потому, что во главе стола сидел сам Генеральный.

Именно ему предстояло открыть заседание. Тихий и собранный референт распахнул синюю папку, положил ее на лакированную столешницу и отошел на полшага назад, серой тенью нависая над своим подопечным, готовый перевернуть прочитанную страницу или вовремя подсказать непонятное слово. Генеральный водрузил на нос мощные очки, черепаховая оправа которых по тяжести и по внушительности соперничала со знаменитыми бровями, и, прочистив горло иерихонским звуком, начал читать, тщательно пережевывая каждое слово:

— Дорогие товарищи! На повестке дня внеочередного заседания Политбюро ЦК КПСС стоит вопрос о присоединении братского народа Восточного Средиземноморья к дружной семье народов Советского Союза. Отдельные враждебно настроенные элементы хотят сорвать мирное присоединение нового региона к СССР. Экстремистская вылазка так называемых форсиз ставит под удар процесс мирного соглашения. В связи с этим необходимо обсудить ряд вопросов, касающихся как военного, так и внутриполитического аспектов. Слово предоставляется Маршалу Советского Союза…

К Маршалу референта не прилагалось, он сам раскрыл свою папку — не синюю, а защитного цвета. Блеснул тисненый золотом герб Советского Союза, Маршал тоже прочистил горло — но уже отрывисто, по-военному четко, и отбарабанил:

— По данным нашей разведки, военная группировка экстремистов, называющих себя егерями-корниловцами, насчитывает около трех тысяч человек. Их центр располагается в городе Бахчисарай, а командный пункт — в скальной крепости Чуфут-Кале. Около половины — кадровые военные, другая половина — резервисты, поднятые по тревоге. Сепаратистам удалось привести в действие зенитные установки и поднять в воздух самолеты. Имеются потери в летных частях СССР. Сбито около восьми самолетов…

Идиотская формулировка — «около восьми самолетов» — вызвала у Видного лица оскомину. Хотя бы здесь, хотя бы при своих можно точно сказать — сколько самолетов сбили крымские сепаратисты?

— Что значит, поднятые по тревоге? Кто эту тревогу передал? — спросил Пренеприятнейший. — Чем там занимается наша военная разведка?

— Главное Разведуправление Генштаба не обнаружило источник этой информации, — заявил Маршал, как-то очень пристально глядя на Пренеприятнейшего. — Но нам удалось установить, что нас направили на ложный след. Резидентура врага скрывается на нашем телевидении, и не исключено, что сепаратистами Восточного Средиземноморья завербован кое-кто из сотрудников Комитета государственной безопасности.

Когда взорвалась эта бомба, все обернулись к Пренеприятнейшему, который слегка изменился в лице.

— Такими заявлениями не бросаются, товарищ маршал Советского Союза, — сказал он. — За такое можно и партбилет положить.

— Мы осуществляем самую тщательную проверку, — заверил его Маршал. — И ее результаты станут известны Политбюро незамедлительно, как только мы их получим.

— Дальше, — попросил Окающий.

— Самое плохое в этой ситуации, — сказал маршал, — это захват сепаратистами Симферополя. Города и аэродромы юго-западного района теперь находятся полностью под их контролем. Тем не менее, в ближайшее время очаг сопротивления будет подавлен. Сейчас готовятся к выходу еще два десантных корабля, которые под прикрытием эсминцев и торпедных катеров подойдут к Севастополю и высадят морской десант. В настоящее время идет подготовка к переброске двух дивизий ВДВ в заданный район. Но все это будет проделано лишь после того, как аэродромы и расположения воинских частей подвергнутся бомбардировке. Рисковать не будем, сделаем все наверняка. Полностью подготовка к массированному авианалету завершится завтра в 8 утра.

— В 6 утра, — негромко, но весомо сказал Замкнутый. Маршал сделал пометку в папке.

— Хорошо, — сказал Скрытный, — Очень хорошо. Но не может ли так случиться, что наши самолеты встретят в воздухе… э-м-м… превосходящими силами?

— Формирования сепаратистов обладают довольно мощным зенитным вооружением, — признал Маршал. — Но расположения своих частей сепаратисты никак не смогут прикрыть с воздуха. При достаточно массированной атаке… У них просто не хватит самолетов. А зенитный огонь нам удастся подавить противозенитными ракетами.

— Но ведь такая бомбардировка не исключает… случайных жертв среди мирного населения… — вставил Молодой. — Не хотелось бы, знаете ли… Все-таки, воссоединение есть воссоединение. Крайние методы… крайне нежелательны.

Видное лицо владело собой так, как полагалось владеть собой члену Политбюро. И все же холодные мурашки бегали у него между лопатками, а под ложечкой отчаянно сосало. Получилось, думал он, ети его мать, получилось! Война таки началась, и Маршал с Пренеприятнейшим огребли первую порцию недовольства — надо сказать, довольно щедрую. Более того, ГРУшники уже напали на след, и надо его запутать. Обрубить концы. Вывести из игры тех, кто слишком много знает — Востокова и Сергеева.

— Главное, чего паниковать-то? — спросил Пренеприятнейший. — Четыре тыщи бандитов — или мы их по стенке не размажем?

— Только имейте в виду, — сказал Замкнутый, — что у нас тут, оказывается, есть и внутренний противник. Расселся прямо под носом, на ЦТ. А кое-кто (многозначительный взгляд на Пренеприятнейшего) его прозевал. Ну да ладно. Решаем с этой бомбардировкой — кто «за»?

Руки одна за другой поднимались над столом. Рубленая ладонь Пренеприятнейшего, пухлая ладошка Молодого, морщинистая длань Скрытного, теперь очередь его, Видного лица, затем — костлявая лапа Замкнутого и дальше, дальше…

Единогласно!

Днепропетровск, 2000

Чигиринский Олег Госпожа победа

All men dream; but not equally. Those who dream by night in the dusty recesses of their minds wake in the day to find that it was vanity: but the dreamers of the day are dangerous men, for they may act out their dreams with open eyes, to make it possible. This I did.

Т. Е. Lawrence.

Seven Pillars of Wisdom

Все люди грезят, но по-разному. Те, кто грезят ночью в пыльных уголках своего сознания, очнувшись от своих грез днем, находят их развеянными в прах; но те, кто грезят днем, — опасные люди, ибо они с открытыми глазами могут воплощать свои грезы в жизнь. Как сделал я.

Томас Эдвард Лоуренс.

Семь столпов мудрости

Ваше благородие, госпожа победа!

Значит, моя песенка до конца не спета…

Перестаньте, черти, клясться на крови!

Не везет мне в смерти — повезет в любви…

Булат Окуджава,

песенка Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни»

Глава 1 ГРУ

Разведчик либо сдается сразу, либо не сдается вовсе…

Из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»

Капитан Верещагин умер и попал в ад.

Ад был шумным и железным, он тарахтел и вибрировал.

Ощущения как-то разбежались с реальностью, и он все не мог вспомнить, откуда он слетел, что так разбился и ободрался. Если он находится в госпитальной палатке, то где, черт возьми, Шэм? Надо сказать ребятам, чтобы они нашли его…

Трясло и болтало, ревело и стрекотало над головой. Он не в аду и не в палатке, а в вертолете…

Вибрация пола отзывается болью…

Blackout[146].

Взгляд вправо: ряд подошв, немудреный орнамент рифления… Какие-то очень неприятные воспоминания связаны с этими рифлеными подошвами.

Redout.

Вгляд влево. Заострившееся бледное лицо. Кровь на губах.

Имя. Он должен помнить имя…

Глеб.

Он вспомнил. Не только имя — все, что происходило в последние сутки и часы.

Blackout.

Длинный коридор, полный людей в форме. Его несут на руках, сцепив кисти в «замки», шесть человек… Гул многолюдья стихает, отрезанный дверью. Его тянут, переворачивают, срезают одежду. Ткань, присохшую к ране, отдирают резким движением.

Blackout.

Он пришел в себя на жестком диване, в каком-то казенном помещении: серый ковер, белые панели на стенах, дешевая конторская мебель, корешки папок, маркированные орлом, — все, что он смог разглядеть из-под ресниц, чуть приоткрыв глаза.

«Главштаб…»

Арт прислушался к своим ощущениям — и ничего утешительного они ему не сказали. Он чувствовал на себе бинты, но не чувствовал одежды. Руки были скованы за головой, и, судя по всему, наручники пропустили через подлокотник дивана. В довершение всего он был не один.

— Тофариш капитан, он уше очнулся, — прозвучало над самым ухом.

Артем открыл глаза. Обладатель странного акцента выглядел так, словно его с головой макнули в пергидроль и оставили так на сутки.

— Хорошо, Энью, посадите его.

Вылинявший блондин ковырнул ключиком в наручниках, освободил одно запястье Артема и тут же снова защелкнул «браслет», помог пленнику сесть. Верещагин увидел собеседников. Первый — офицер, среднего роста, капитан. Ненамного старше Верещагина или даже его ровесник, но светло-русые волосы уже успели изрядно поредеть надо лбом. Говорят, что так рано лысеют от большого ума.

Второй офицер — краповый берет, майорская звезда. Сорок пять или около того.

Мельком рассмотрев их, Артем снова зажмурился — свет казался слишком ярким, зато звуки долетали как будто издалека. Всем органам чувств словно сбили настройку. Наверное, кололи какой-то мощный наркосодержащий анальгетик.

— Давай знакомиться, — сказал капитан спецназа. — Капитан Резун, майор Варламов. В дальнейшем просто гражданин капитан и гражданин майор.

Верещагин посмотрел в лицо сначала одному, потом второму. Жесткие и спокойные лица. «Ты попался, — говорили эти лица. — Ты принадлежишь нам каждым волоском, ты полностью в нашей власти, и ты расскажешь все, что знаешь. Мы даже не торопимся, не форсируем события — настолько мы уверены в том, что ты уже сломан». Шевельнулась полудохлая злость.

— ГРУ или КГБ? — спросил он.

— А какая тебе разница?

Он качнул головой: никакой.

— Встречный вопрос: спецвойска ОСВАГ или армейская разведка?

— Горная пехота.

— Не надо пудрить мне мозги, — гражданин капитан присел рядом, положил руку ему на плечо. Артем непроизвольно дернулся.

— Это правда, — сказал он. — Первая горно-егерская бригада. Капитан Артемий Верещагин, номер 197845\XD.

— Извини… Не хотел, — спецназовец убрал руку. — Твой «смертник», — он достал из кармана идентификационный браслет Верещагина, посмотрел на гравировку на пластине. — Группа крови — А, вероисповедание — римский католик. Как тебя угораздило?

Он не сразу понял.

— Что?

— Я спрашиваю: почему ты вдруг католик? Ты же русский. Или нет?

«Кажущиеся глупыми, не относящиеся к делу или малозначащие вопросы — один из видов психологического давления, который особенно хорошо работает с неподготовленными людьми…» Далее инструкция предписывала не отвечать даже на такие вопросы, ибо рано или поздно из тебя, сбитого с толку, автоматически выскочит ответ на важный вопрос…

Ерунда. Они все равно получат все свои ответы.

— Моя мать была католичкой.

— Ага, — сказал Резун. — Почему была? Она что, умерла?

— Да.

— Так ты, значит, сирота, — спецназовский капитан уселся на стол, покачивая ногой. — Ну рассказывай, сиротинушка, как оно все было-то.

«Давай, — сказал себе Артем. — Сразу все. Так будет лучше, чем цедить по слову».

— Вчера поздним утром наша группа из десяти человек в форме советских спецназовцев поднялась на армейском грузовике ГАЗ-66 на гору Роман-Кош и заняла телецентр. Дождавшись появления группы настоящего спецназа, мы уничтожили ее и свалили трупы в генераторной. Туда же положили наших, погибших в бою. Навели везде порядок. Потом появился десантный батальон под командованием майора Лебедя. Места не хватало, и две роты вернулись в Ялту. Осталась рота капитана Асмоловского. В 21.40, как было приказано, мы включили генератор помех. В час ночи или что-то около этого на гору поднялся батальон Лебедя. Их выбили из Ялты. Они начали отступать по северной трассе. Меня и моих людей оставили в арьергарде. Мы сдали ретрансляционный центр нашим войскам. Остались там для охраны. Мне придали взвод резервистов… Ближе к утру вернулся Лебедь, батальон не смог отойти по северной трассе… Они взяли гору… Уничтожили наш взвод… Все.

Верещагин закрыл глаза и опустил голову. Тошнило. Нос был забит кровавой пробкой, и, похоже, сломана пара ребер.

Резун склонился к нему:

— Нет, не все. Послушай, друг мой… Вытаскивая тебя с Роман-Кош, мы потеряли боевой вертолет. А я до сих пор не знаю, стоишь ты того или нет. И если не стоишь, то какой мне смысл возиться с тобой и дальше? Да сдохни ко всем чертям! Единственная для тебя возможность остаться в живых — быстренько убедить меня в том, что ты достаточно ценный кадр, чтобы взять тебя в Москву. Так что не надо врать, что ты простая армейщина, а шкуру тебе попортили только потому, что десантникам хотелось поиграть в индейцев и Зверобоя.

Артему стало почти смешно.

— Но это правда. Это все правда. Спуститесь вниз, в первый отдел, найдите мое дело. Это правда.

— Но ведь не вся правда, — заговорил майор. — Где ты форму взял, — он швырнул на пол, к ногам Верещагина, десантный комбез, — и документы?

— Мне… не нравилось, как… оно все идет, и тогда я пришел к… одному человеку… Ему тоже не нравилось… как оно идет. Мы поладили. Он дал мне форму… и документы, ваше оружие и «ГАЗ». Не знаю, где он их достал…

— Фамилия «одного человека»? — сквозь зубы процедил Резун.

— Востоков.

— Кто назвал тебе эту фамилию?

— Он сам. Вадим Востоков, полковник ОСВАГ, координатор по СССР…

— Ты врешь. Тебе назвали эту фамилию, чтобы ты перевел стрелки. Такты и этого делать не умеешь.

— Я не вру. Я звонил ему по телефону Фредерик 478-98-22, там всегда отвечал автоответчик на имя Остерманна… Я назначал встречу.

Резун поднял трубку, набрал номер. В наушнике зачирикал женский голосок, интонации которого Артему были давно знакомы.

Резун положил трубку, закрыл ладонью глаза, потер большим и средним пальцами виски.

— Ты думаешь, я тебе поверю? — спросил он.

— Проверьте. Есть у вас скополамин?

— У нас есть вещь получше, друг мой. Хар-рошая газорезка. Начну я с твоих ног.

Верещагин призадумался ненадолго, потом сказал:

— Я, наверное, буду громко кричать.

— Послушай… — голос Резуна упал почти до шепота. — Не наступай второй раз на те же грабли. Потому что второй раз будет больнее. И намного унизительнее. Ты что, еще ничего не понял? Ты один. Тебя все бросили. Подставили, понимаешь? Чтобы ты своей башкой отвечал за выходку какого-то генерала. Никто тебя не выручит, никому ты не нужен.

— Я знаю…

— Ну так чего ломаешься? Думаешь, геройски выглядишь? Дерьмово ты выглядишь. А когда за тебя возьмутся по-настоящему, будешь выглядеть еще дерьмовей.

— Я знаю. Берись за свою любимую газорезку, ублюдок. Заставь меня петь.

— Тебе этого хочется?

— Нет. Совсем не хочется. Но я правду говорю. А ты не слушаешь.

— На «вы» со мной! — спецназовец взял его за подбородок, вздернул голову. — На «вы» и «гражданин капитан», и больше вежливости в голосе. Понял?

— Да.

— Скажи: «Так точно, гражданин капитан».

— Так точно, гражданин капитан.

— Вот так, друг мой, — удовлетворенно протянул Резун. — Продолжаем разговор. Перечисли, пожалуйста, поименно всех членов вашей группы. Имена и звания. Чтобы доказать, что ты понял.

— Я, — сказал Артем, — Константин Томилин, поручик. Станислав Даничев, прапорщик. Штабс-капитан Кашук…

Он запнулся.

— Мы слушаем, — сказал майор.

Чем закончилась эта ночь? Кто проигрывает?

Гия Берлиани, Хикс или Шэм в руках ГРУ. Володька с его раскуроченным бедром… Нет.

— Я помогу тебе, — сказал гражданин капитан. — Ты забыл упомянуть здоровенного грузина по имени Георгий и по прозвищу Князь. Маленького парня по прозвищу Кикс. Рядового-немца и рядового-татарина. И одного хохла — Сидоренко или Сидорчука. И парня, который был ранен и которого вы держали в генераторной. Понятно, друзей закладывать не хочется. Только учти: ты никого из них не спасешь, а себе сделаешь хуже. Мы ведь все равно их найдем… Так что давай, рассказывай. Имя командира, давшего тебе задание?

— Я действовал… по собственной… инициативе…

Владимир начал злиться, но не столько на этого упрямого дурака, сколько на собственное ощущение, что он чего-то недопонимает.

Штука в том, что парень вел себя нетипично. Это не сдача и не окончательный слом, но это и не вранье профессионала. Наоборот: профессионал бы валялся сейчас у них в ногах, на ходу выдумывая фамилии товарищей по группе, командира, который дал задание, подробности порученного дела… Это, конечно, тоже все была бы брехня — но брехня правдоподобная, на проверку которой ушло бы время. Но если он не профессионал — откуда ему известна фамилия Высокого Чина? Какой лапши он хочет тут навешать? «Действовал по собственной инициативе». Похоже, что от боли и от лекарств он плохо соображает.

— Ты опять врешь, — сказал он. — Но я тебя сейчас даже пальцем не трону. Мы просто выйдем из комнаты и подождем, пока наркотик перестанет действовать. И вот тогда ты начнешь говорить правду, да так быстро, что я не буду успевать записывать. У тебя есть желание продолжать разговор сейчас и заработать новую порцию анальгетика?

— Есть.

— Очень хорошо. От кого из своих командиров, как и когда ты получил приказ подстраховать передачу «Красного пароля» и провести радиоэлектронную диверсию?

— Мои командиры были не в курсе. План разработали я и Востоков. В назначенный день он позвонил мне и сказал взять машину и экипировку из rent-a-carport в Бахчи. Сказал, что ключи от гаража в ячейке на автовокзале. Назвал номер. Прислал человека…

— Заткнись, — устало сказал Владимир. — Ныммисте, возьми его и пристегни за руку к батарее. Когда закончится действие обезболивающего, — обратился он к пленнику, — скажи сержанту, он меня позовет.

Майор вышел, не говоря ни слова. Белобрысый сержант стряхнул Артема с дивана, как ворох тряпок. Наручники защелкнулись на запястье и на батарее. Верещагин сел, закрыл глаза и привалился затылком к стене.

— Правду говорить легко и приятно… — сообщил он в спину выходящему капитану. Тот не отреагировал.

* * *

У Тамары начались месячные.

Конечно, если бы они не начались, было бы значительно хуже. Ей совершенно не улыбалось продлевать род майора Миши Колыванова, равно как и делать от майора аборт, так что да здравствуют лунные циклы, приливы и отливы! Вот только ужасно ноет спина.

Ко всем прочим medicines в аптечке вертолета добавилась коробочка тампонов.

Тактический центр сдержал обещание: ни одного МиГа над побережьем не было. Они совершенно спокойно долетели до Чуфут-Кале и приземлились на бетонной площадке, умостившейся на горе, как сковородка на самодельном каменном очаге. Подтянутый, чисто выбритый, но бледноватый от ночных бдений адъютант провел их вниз, в бункер — познакомить с планом и диспозицией предстоящей атаки.

— Штабс-капитан Левкович, командир эскадрильи, — представилась Рахиль.

— При Бельбеке вы нам здорово помогли, — в смуглом усатом подполковнике Тамара узнала Ровенского, начштаба бригады, где служил Арт. — Спасибо.

— Ну это было не так трудно. БМД может сделать вертолету гораздо меньше гадости, чем вертолет — БМД, — улыбнулась Рахиль.

— Теперь будет сложнее.

«Это Бахчисарай, — подумала Тамара, — тактический центр, и Арт должен быть где-то здесь. В одном из боксов, где готовится к выходу боевая техника, или уже на позиции, или…» О третьем «или» думать не хотелось.

Шестерых вертолетчиц ознакомил с боевой задачей сам командир дивизии. В кабинете находился еще один военный в чине полковника. Тот самый Кронин, Старик, потерявший сына в спровоцированном красными инциденте…

— И помните: вы представляете собой очень большую ценность, — сказал Адамс напоследок. — Не рискуйте понапрасну.

Кронин вздохнул.

— Пока мои парни не слышат, скажу: лучше я потеряю взвод, чем одну вашу машину.

— Такая машина при хорошем экипаже стоит больше взвода, — наершилась Рахиль. — И мы вам это докажем.

* * *

— И что у нас получается? — Князь вгляделся в карту. — Получается, что там вот-вот завяжется драка, и мы как раз в нее встрянем. Отлично. Лучше просто не бывает.

— Вдарим сзади. И — смерть врагам, — командир взвода резервистов Василий Хрисанопуло впечатал кулак в ладонь, показывая, как это будет.

— Sure, — после короткой и мрачной паузы согласился Берлиани.

Относительно этого боя, кроме общего плана, у него был и свой собственный план.

Шамиль, лежавший с биноклем на вершине холма, скатился-сбежал-слетел вниз.

— Едут, — сказал он.

— Действуем, как договорились, — напомнил Князь офицерам-резервистам.

* * *

— Фу, Володя. Газорезка… Дешево. Непрофессионально.

— Да, товарищ майор, я уже понял. Думал взять его на понт. Ети их мать, этих десантников, всю малину обосрали.

— Сам виноват. Тоже мне мальчиш-кибальчиш.

— Да нет, просто нарвался на идиота. Это называется — не повезло.

— Что будешь дальше делать?

— Что и сказал. Подожду, пока у него в башке прояснится от анальгетика, и попробую поговорить еще раз. Ведь интересный типчик, а, товарищ майор?

— Куда уж интереснее… Как ты считаешь, где он врал, а где говорил правду?

— Имена, которые он назвал, — правда. Все они убиты. Он это знал и ничем не рисковал. Скорее всего, вся история — правда. Но вы точно заметили — не полная. Иногда он ведет себя как разведчик, а иногда — как идиот. Откуда он знает Востокова, к примеру? Такое имя не ляпнешь наугад.

— Мне интересней другое. Почему он так легко назвал Востокова и аж заскрипел на составе группы?

— По-моему, это как раз элементарно: Востоков ему никто.

— А они — кто? Брось, Володя, это только в кино бывает, когда друзей не выдают ни под какими пытками. А они даже не друзья: группа.

Резун не нашелся, что ответить.

— Я схожу в госпиталь и поговорю с ранеными, которых мы вывезли с Роман-Кош, — сказал он наконец. — Потом зайду в архив, посмотрю его личное дело.

— Сомневаюсь я, что оно там есть. Дела этих лежат в архиве ОСВАГ.

— Ставлю свою «Волгу» против горбатого «запора», что он не из ОСВАГ.

— Давай-давай…

* * *

Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Они ждали. Ждали, затаившись в холмах чуть севернее Лакки: нервы на взводе и пальцы — на спусковых крючках. Один батальон с небольшим «довеском» — против полка.

Новак проснулся от тычка в бок. Он сам попросил солдата-резервиста разбудить его наименее церемонным и наиболее эффективным способом. Отказать себе в удовольствии поспать хоть полчаса он не смог.

— Авангард, — сообщил резервист, хохол из Бахчисарая, хозяин табачной лавки. — Три БМД.

— Пропустим, — решил Новак.

Колонна бронетехники показалась на дороге. Ползла вперед цепочка панцирей защитного цвета — правда, здесь этот цвет не был защитным, в Крыму камуфляж имел серо-желто-бурую расцветку. Темно-зеленый был чужд здешним холмам, выбеленным солнцем, гранитным обрывам и высоким сухим травам.

Рядовой Костюченко, покерный долг которого за время ожидания увеличился еще на сорок пять тичей, поднял гранатомет на плечо.

— Стрелять, когда я скажу, — предупредил унтер. — Не раньше.

Он приник к биноклю. Нужно, говорил капитан Замятин, дождаться момента, когда зенитки поравняются с ориентиром — дорожным знаком «Возможны оползни». И тогда…

— Огонь! — скомандовал он.

Костюченко нажал на спуск — и головная машина колонны проломила ограждение и скатилась, дымя, в кювет.

Плохо. Нужно остановить колонну, перегородить дорогу.

Костюченко и Андронаки перезарядили гранатомет, а в холмы уже ударили первые очереди. Советские десантники пока еще не могли понять, кто в них стреляет и откуда, поэтому те, кто сидел на броне, просто соскочили и лупили наугад по окружающим кустам и вершинам холмов.

Второе попадание из гранатомета было более удачным — БМД встала как раз поперек дороги, десантники посыпались из нее как горох. Новак прижал к плечу приклад М-16 и открыл огонь по этим камуфляжным комбезам, ненавистным с 68-го года.

На несколько секунд им пришлось залечь — их засекли, и их каменный гребень оказался под жестоким автоматным огнем. В ответ из лощины ударили «Кесари».

И в россыпи огней непрерывно отстреливаемых инфракрасных ловушек над дорогой пошли вертолеты…

Новак заменил уже второй магазин. Андронаки со снайперской винтовкой делал свою работу: офицеры, операторы ПЗРК, пулеметчики.

Вертолеты развернулись и полетели параллельно дороге, укладывая снаряд за снарядом в удивительно уязвимые БМД.

Единственное, что могли сделать покинувшие машины и уцелевшие десантники, это кинуться в отчаянную атаку на враждебные склоны холмов.

И они это сделали.

* * *

Наука умеет много гитик. Советская наука диверсии и шпионажа — очень много. Но особенно мил Владимиру Резуну был тот раздел оной науки, который требовал работы с документами, архивами, открытыми источниками, скрупулезного сбора фактов и делания выводов… Любил Владимир всякие такие головоломки и загадки, ловил момент, когда все факты и фактики выстраиваются в единую картину, и единственно верное решение молнией, извините за банальность, пронзает сознание… А поскольку Володя любил и умел работать головой, постольку этих сладких моментов откровения в его жизни было не так уж мало.

И это свое умение Володя очень ценил. Ибо работа разведчика — не крушить кулаком челюсти, как это показывается в кино, а делать тайное явным. И здесь много званых, но мало избранных…

— Как живете, караси? — спросил Резун.

— Хорошо живем, мерси, — в тон ему ответил Сагабалян.

Кадровый отдел Главштаба располагался в подвале и тоже находился в ведении спецназа ГРУ. Лейтенант Сагабалян, начальник тамошней охраны, явно спал до прихода Владимира. И явно пил до того, как лег спать.

— Что здесь было ночью! — сказал он. — Ты дрался?

— Не пришлось.

— А меня — вот, — Сагабалян продемонстрировал руку на перевязи. — Комбат отправил сюда. А тебе чего здесь надо?

— По делу.

— По большому или по маленькому? За бумагой?

— Вот поэтому ты, Ованес, все еще в спецназе, а я уже в Аквариуме.

— Было бы чему завидовать.

Владимир подошел к картотеке, занимавшей целую стену. Спецвойска ОСВАГ или корниловцы?

— Ладно, — сказал Владимир себе под нос, — попытаем счастья… Попытка — не пытка, правда, батоно Лаврентий?

— Чего? — окликнул его Сагабалян.

— Это я не тебе! — Владимир прошелся вдоль выдвижных ящичков и потянул первый. «А — М».

— Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то вот эти цифирьки — личный номер. Ха, мальчики, да вы здесь все не по фамилиям, а по индексам номеров… — Он засунул ящичек в ячейку, вытащил другой: «М — X». — Ну-ка, XD, встань передо мной, как Лист перед Вагнером… Ага!

Он вытащил нужную карточку.

— Сектор «М», номер 214. Полезная вещь — бюрократия…

Личное дело Верещагина находилось именно здесь. Ничего странного: на многих разведчиков заводят липовые дела, многие из них тихо-мирно служат в армейских частях у черта на куличках, по меньшей мере, числятся там. «Мертвые души».

Резун открыл папочку, полистал…

Ой, как интересно… Ой, какой же я дурак… Или это не я дурак?

Он сунул папку под мышку. Вышел из архива и поднялся в лифте на восьмой этаж, где обосновались спецназовцы. Нашел удобный кабинет, выгнал резавшихся в карты рядовых и сел в кресло, открывая папку.

Так, значит, вот как ты выглядел, друг мой, пока тебе не починили рожу. Ничего, приличный молодой человек. С таким можно оставить свою сестру наедине…

1949 год рождения. 23 декабря, Судак. Мать — Марта Ковач, иммигрантка, Румыния, 39-й год. Отец… опаньки!

Отец — Павел Верещагин, иммигрант, СССР, 41-й год.

Это уже интересно, товарищи. Иммигрант, сорок первый: или дезертир, или побег из плена… Что, в конечном счете, тоже считается дезертирством по советским законам: раз бежал из плена, неча сидеть в стане идеологического противника — топай в штрафбат и искупай вину кровью…

Еще один любопытный фактик: в пятьдесят первом году счастливый отец семейства оставил молодую жену с ребенком на руках и… вернулся в СССР. Дальнейших сведений о нем нет… Еще бы они были!

Слова «3-я симферопольская гимназия имени Александра II Освободителя» Резуну ничего не сказали. Иначе он задался бы вопросом: почему парнишка из такой небогатой семьи попал в такое престижное учебное заведение? И почему по окончании столь престижной гимназии юноша поступил в армию?

Так, карьера… На третий год службы, будучи уже младшим унтером, получил предложение идти в офицерское училище. В двадцать лет — победа на крымских соревнованиях по скалолазанию. В следующие два года — еще две. В двадцать три года мобилизован в качестве офицера-стажера, участвовал в боевых действиях против турок. По окончании войны получил полноценный офицерский чин. Через год — повышение. В семьдесят шестом дали поручика.

Ого! За время службы его благородие четырежды проверялся в ОСВАГ. Ну да, лучше перебдеть, чем недобдеть. А то окажется, что парень был завербован СМЕРШем еще в материнской утробе…

Психологический профиль… Глубоко копают. Личностный тест Айзенка, показатели интроверсии, показатели экстраверсии, показатели шизоидности, показатели истероидности, параноидности… Хреноидности… Ладно, все равно я в этом ни чича не понимаю. Хм, энергичен, но сдержан… Ровен в общении с подчиненными и товарищами по службе, близких контактов не поддерживает… Волк-одиночка… Отрицательные черты: склонность к нарушению субординации… Что, аж настолько, что самостийно решил связаться с Востоковым? Увлечения: советская авторская песня… Однако! Военная история… Альпинизм и скалолазание — это мы уже знаем. Пти-Дрю… Где это? Мак-Кинли, Маттерхорн, Эйгер. Четыре гималайские экспедиции. Фильм «Волшебная линия». Семьдесят седьмой год, — звание штабс-капитана и рота. И в этом году, в феврале, — капитанские погоны.

Резун швырнул папку на стол.

Это не легенда, это херня собачья. Таких легенд не бывает.

Стены кабинета молча с ним согласились.

Здесь воняет, подумал он.

В комнате действительно воняло табачным перегаром, но Владимир имел в виду не это. Он имел в виду дело. Дело, которое выглядит так, словно его специально склепали и подбросили в архив, чтобы поиздеваться над Володей Резуном. Дело, которое смердит дешевым шпионским романом, написанным, к тому же, юной барышней.

Вы мне кого подсунули? Ладно, допустим на пять минут, что это правда. Я — Востоков и веду какую-то игру с КГБ. В нужный момент нужный человек поддержит меня действиями своей группы, подстрахует… Тихо и чисто… Кого мне найти на эту работу? Кого задействовать? Уж, конечно, спеца, мать вашу. Из качинских или из ОСВАГ. Который не запорет дело, не засыплется, не попадется… А если попадется — сумеет уничтожить все улики, а в случае необходимости — покончит с собой… Почему же Востоков выбирает для этой миссии явного непрофессионала? Человека, который напартачил и наляпал, — при всем старании не мог не напартачить! Человека, который, непонятно на что рассчитывая, сдался в плен и теперь продолжает валять самого глупого дурака.

Или же дело обстоит совсем наоборот: Верещагин действительно профессионал. Настолько крутой, что умело сымитировал почерк любителя, как наемный убийца экстра-класса косит под уличного грабителя-мокрушника. Но тогда почему его досье сляпано как будто на вкус шестиклассника? Оно должно быть абсолютно серым, совершенно незаметным досье… Таким, какое положено заводить на «мертвую душу», агента в армии.

Стоп! Востоков все-таки не совсем идиот. Если бы он хотел иметь в своем распоряжении профессионала-разведчика, он бы его имел. Владимир пошарил в кармане, достал пачку сигар с мундштуками, закурил, встал у окна, прикоснувшись лбом к стеклу…

А поредело в наших рядах. Всего час назад тут был настоящий муравейник, полк готовился к выходу на мятежный Бахчисарай. Теперь замусоренная и пустая площадь Барона выглядела пугающе просторной, а фигурки спецназовцев на постах — одинокими и чужеродными.

К черту. Думаем дальше. Востоков хотел непрофессионала. Он получил непрофессионала. Непрофессионал намусорил так, что в глазах рябит.

Значит, Востоков хотел, чтобы он намусорил.

Вы болван, Штюбинг!

Все сделано так, чтобы привлечь к этой акции внимание. И человек выбран под эту функцию. Подарок для прессы, готовый национальный герой. Мертвый герой даже лучше, чем живой: жрать не просит.

Владимир любил моменты истины, когда разгадка белым магнием вспыхивает в мозгу. Но сейчас он был ей не рад. Такая разгадка пахла переводом в армию и ссылкой в самый дальний и зачуханный гарнизон. Такая разгадка грозила оттяпать стоящим слишком близко людям не только пальцы, но и головы. В жопу такие разгадки.

Потому что если он, Володя Резун, придет с такой разгадкой к начальству, он получит офигенного пенделя под зад. Начальство в эту оперетту не поверит. Последняя мысль заставила его ударить кулаком в оконный переплет: на то и был расчет Востокова! Ах, как он, наверное, хихикал в свою бороду, составляя этот план! Сколько изящества в этой нарочитой грубости, как тонко это шито белыми нитками!

Он шагнул к столу, еще раз перелистал досье, остановил взгляд на фотографии последних лет… В прямом и даже несколько глуповатом взгляде — фотографируясь на документы, все выглядят глуповато, — ему почудилась насмешка.

* * *

Ужасно обидно умирать, когда уже видно, что ты победил.

Новак лежал, прижимая ладони к горящему животу. Бедром он чувствовал, какая мокрая под ним земля. Кровь уходит быстро. Слишком быстро. Хесс не успеет привести медика.

Ниже по склону кто-то метался в траве и стонал. Наверное, тот хитрый сукин сын, который успел-таки бросить гранату, уничтожившую половину его отделения. Хесс так и не получит с Костюченка свои деньги.

Удивительно, какие глупости лезут в голову перед смертью. Он должен бы подумать о Магде… Они расстались не в добрых чувствах, и этого уже не поправишь.

Он обещал Ивану роликовую доску… Хотел научить Стефана каратэ. Мальчишки вырастут без отца — паршиво…

Но если бы ты мог выбрать, спросил он себя, если бы можно было вернуться на сутки и выбрать — пойти за капитаном и сдохнуть здесь, на этом склоне, или остаться в вонючем лагере и отправиться в другой вонючий лагерь, куда-нибудь в Казахстан, — что бы ты выбрал?

Он не успел ответить.

* * *

«Это не он», — сказала себе Тамара.

Она понимала, что его нет там, внизу, в этом свинцовом аду. Она видела горящего «Бову» и фигурки, срезанные автоматными очередями, и твердила себе: «Это не он».

Очередь за очередью в грязно-зеленую колонну: с каждым выстрелом уменьшается число врагов, увеличиваются шансы ребят внизу и лично его шансы.

Пилот — белая кость войны, он не сидит в окопе, не мерзнет в засаде и не обливается потом на марше, он делает чистую, как многим кажется, работу. Грохот взрывов, свист пуль, кровь, крики, рвущаяся ткань жизни — все это там, внизу, и даже белый хвост «Стрелы» кажется совсем неопасным, если, конечно, она летит не в тебя, и не твоя машина, выходя из повиновения, грянется оземь… Но эта возможность — часть работы, и оставлять ее за кадром, в офсайде сознания — дело привычное.

Рахиль поднялась чуть повыше, осматривая поле сражения.

— Два взвода драпают! Пятая, за мной!

Тамара бросила «Ворона» в погоню за уходящей группой.

Один раз было по-настоящему страшно: когда выпущенная «Стрела» поймала ловушку слишком близко от вертолета. Машина чуть не завалилась набок, Тамара ее еле удержала.

Колонна беглецов налетела на другую, неизвестно откуда взявшуюся крымскую часть. Всего где-то рота. Надо ребятам помочь. Свести численное превосходство советских десантников на нет. Чем их меньше — тем больше шансов у егерей. Пусть хоть у кого-то будет больше шансов. Тамара сделала заход вдоль колонны, следом за Рахилью. Развернулась, пошла в обратную сторону.

«Ворон, ворон, что ты делаешь? — вспомнилось, запелось: — Рою ямку! — На что роешь ямку?»

Шарррах! Вертолет резко ухнул вниз, пилотов тряхнуло. Томительно долгие доли секунды гравитации не было, машину начало крутить. Еле восстановив контроль над взбесившейся машиной, замедлив падение до скорости посадки, Тамара поняла: «Стрела» — и какая удача, что не в двигатель, а в хвост! Что-то было повреждено, винты теряли обороты, машина раскачивалась из стороны в сторону… Все, полетали. Садимся. Вон на тот холмик, и дай Бог, чтобы повезло мордой к дороге — еще постреляем…

Сотрясение… Скольжение полозьев по траве… Уф-ф, остановились… Если бы не шлем, можно было бы утереть пот.

— Стреляй, Рита! Стреляй, Ритуля, милая!

Вертолет затрясло от выстрелов авиапушки. Тамара не сразу ухватила закрепленные под панелью «МАТ» и дополнительный магазин: руки дрожали.

Бегут сюда. Ну уж нет. Второй раз ни за что вы меня не возьмете, лучше пулю в башку.

Она выпрыгнула из вертолета, перекатилась, сняла автомат с предохранителя. Не давать им поднять носа, чтобы Рита могла стрелять по колонне.

Очередь из «МАТ» опустошила магазин за секунду. Идиотка, у тебя что, патронный завод здесь? Режим «стрельба одиночными». Шлем высунулся — по шлему! А не высовывайся…

«Когда больше крыть нечем, пилот кроет МАТом», — шутили в войсках.

В бою что-то внезапно и сильно изменилось. Тишина… Оглохла? Контузило?

Нет. Вертолет Рахили исправно шумел, садясь у дороги. Она с ума сошла? Или ее подбили? Почему стихла стрельба?

Тамара со всей скоростью, на которую была способна, подползла к вертолету.

— Что случилось, Рита?

В глазах стрелка и подруги стоял туман усталости.

— Они только что сдались. Наши передали по радио прекратить огонь.

О’Нил расстегнула подбородочный ремень и сбросила шлем. Каштановая коса вырвалась на свободу. Рита встала из кресла, шагнула на землю и обняла Тамару, смеясь и плача.

…Кровь и копоть — вот что такое война вблизи. С высоты птичьего полета все выглядит гораздо безобиднее. А внизу — кровь и копоть.

…Она не обращала внимания на приветственные крики, обращенные к ней. Она вырвалась из леса цепких мужских рук — ее собирались качать, надо же! — она пробиралась среди всей этой толпы, страдающей и ликующей, мимо медбратьев с раскладными носилками и раненых, уложенных рядком на земле, советские вместе с крымцами, мимо выстроенной в затылок колонны пленных и белобрысого унтера, переписывающего их пофамильно в блокнот, мимо горящих БМД, мимо похоронной команды, складывающей трупы в пластиковые мешки, мимо остывающих «Воевод», мимо грузовика Тойота, в который сносили трофейное оружие и боеприпасы, мимо седого полковника Кронина и троих пленных офицеров, мимо, мимо, мимо — пока ее не окликнули по имени.

Унтер Сандыбеков был знаком ей немного лучше, чем другие друзья Артема, и он узнал ее первым. Ей потребовалось некоторое время, чтобы распознать в мрачном, как февральская ночь, мужчине вечного зубоскала Шамиля.

— Тамара Андреевна! Госпожа поручик!

— Шэм…

Он подошел к ней, пряча глаза.

Сердце ахнуло и провалилось.

— Где Артем, Шамиль? Унтер, где твой командир?

— Мэм… — он осекся, сжал губы, хрустнул пальцами…

— Отвечай, отвечай же, Шамиль!

— Мэм… Он… Он попал в плен. Ничего страшного, мэм.

— Где? Когда?

— Сегодня ночью… На Роман-Кош…

— Как… это случилось? — ноги подкосились, Тамара опустилась на траву. Шамиль тоже сел, секунды три молчал, одной рукой потирая то шею, то щеки, а другой расстегивая пуговицы на куртке.

— Под утро… Нас был всего один взвод… Они атаковали со стороны дороги… — он оставил пуговицы и, выдергивая травинку за травинкой, начал рвать их на две части и отбрасывать. — И что-то вроде взвода отправили… к нам в тыл. Вот так и… Дядя Том… Виноват, поручик Томилин… да вы его не знаете… Его убили, а капитана взяли…

Тамара не понимала, в чем дело. Плен, конечно, штука малоприятная, но Шамиль говорит об этом так, как будто Арт убит.

— Дальше…

— Дальше ничего, мэм. Я не знаю, что с ним… стало.

— Этого урода расстреляли, мэм, — впутался в разговор прапорщик из резервистов. — Было бы’го тоже, конечно, разрезать на двацыть штыре куски, та ему и так непогано…

— Ваше благородие! — вскочил Шамиль.

У Тамары тяжело заныли живот и крестец. Такого раньше никогда не было… У нее всегда на удивление легко проходили месячные.

«На двацыть штыре куски…»

— Ваше благородие, шли бы вы отсюда, — Шамиль вежливо теснил прапорщика в сторону. — Здесь место очень опасное. Кто тут стоит и болтает языком, у того развивается такой кариес, не приведи Аллах, что свои зубы он уносит домой в кармане, ваше благородие…

Это вранье, что когда теряешь сознание, перед глазами плавают цветные круги. Это не круги, а что-то вроде фигур в калейдоскопе, и цвета они все одинакового — красно-коричневого.

Рыдание вызвало судорогу, сверху вниз, ледяным острием — от гортани к паху. Тамара осела набок, как-то рассудочно отметила удар головой о камень.

— Мэм! — подхватив ее на руки, Шамиль явно не знал, что делать. Но быстро сориентировался, вдохнул поглубже и рявкнул во всю мощь унтерских легких:

— Медик!!!

Этот крик — за счет мощности — прорвался в ее сознание. Потом Тамара утонула в тишине — надолго.

* * *

Капитан Верещагин был очень далек от идеи насмехаться над ГРУ. Его бил озноб. Сидеть становилось больно, лежать — тоже: руку приковали довольно высоко от пола. Артем понимал, что все-таки свалится, но пока что он сидел, обхватив колени рукой и сохраняя остатки тепла между бедрами и грудью.

…Они с Востоковым старательно обходили эту тему: что будет, если он провалит задание и попадется. Верещагин не собирался проваливать задание и попадаться. Тем более он не собирался попадаться, выполнив задание. Но ведь Востоков — профи. Он должен был понимать, что ни один из вариантов развития событий исключить нельзя. Он это понимал и все же не затрагивал этой темы. И тогда Артем сам поднял вопрос…

«Пойте, капитан. Не нужно сопротивляться. Спасайте свою жизнь».

Он знал, почему Востоков обратился к нему, к непрофессионалу. Пойте. Рассказывайте все как на духу. Это не страшно.

Потому что вам никто не поверит.

Вернее, поверят. Но не сразу.

О, господи!

Они все равно это сделают. Наркотики, боль, унижение — изо дня в день. Они это сделают просто для того, чтобы подстраховаться. Он не вымолит пощады и не купит ее.

Ну и черт с ними. Артем лег на левый бок, лицом к стене, и попробовал заснуть. Удалось, как ни странно: сутки без сна, мозг требовал свое.

Он проснулся от боли. Затекла рука, пришлось встать, но чтобы опереться спиной о стену — не могло быть и речи. Артем стоял на коленях, прислонившись к стене лбом, прижавшись грудью к холодной батарее — пока не отошла кисть. Тогда он сел и прислонился к стене боком. Дрожь переходила порой в дергание. Чтобы отвлечься, он вспоминал стихи и солдатские маршировки, то молился шепотом, то матерился. Была мысль вывести сержанта из себя, чтобы тот измолотил его до потери всех чувств. Он орал на выцветшего спецназовца и ругал его самыми черными ругательствами. Сержант сидел на стуле неподвижно и смотрел на Артема своими вкрутую сваренными глазами. Из-за этих глаз хорошее, в общем, лицо казалось страшным.

Любой серьезный спортсмен — эксперт по части боли. Он чувствует ее оттенки, как дегустатор различает сорта вина. Подвергая свое тело экстремальным нагрузкам, он должен уметь терпеть боль, когда это нужно, и вовремя останавливаться, когда боль сообщает: все, дружок, ты взял через край!

Он думал, что у него есть опыт. Ему случалось обмораживаться и разбиваться, была трещина в лодыжке и перелом предплечья, был скверный случай с взорвавшейся газовой горелкой… И всегда выход был только один: встань и иди. Как бы хреново тебе ни было — встань и иди. Боль — та цена, которой ты купишь себе жизнь.

Но весь опыт бесполезен, когда никакой ценой ты себе жизнь не купишь. Бесполезен, когда нельзя встать и некуда идти. Бесполезен, когда знаешь, что дальше будет только хуже, и речь пойдет даже не о сроке сдачи (он уже сдался), и не об условиях (условия ставят они), и не о том, что ему удастся сохранить (ему ничего не удастся сохранить).

Наконец усталость опять взяла свое: он впал в забытье и оставался там до тех пор, пока новая инъекция не вогнала его в химическое бодрствование.

Спецназовский капитан снова желал побеседовать.

«А все-таки, сволочь, не я тебя позвал, а сам ты прискакал».

— Энью, оставь нас вдвоем.

На этот раз капитан не предложил ему перебраться в кресло. Сел туда сам, закурил. Достал из кармана еще одну сигару — дешевую «Тихуану» с мундштуком.

— Будешь?

— Нет.

— Ладно, хватит выебываться.

— Я не выебываюсь, гражданин капитан. Я просто не курю.

В лицо Верещагину полетело что-то большое, зеленое и прямоугольно-крылатое. Он успел заслониться рукой. Предмет, которым в него швырнули, оказался легким и спокойно упал к ногам Артема, шевельнув страницами.

Папка-сшиватель. Досье под номером 197845\XD.

— Правду, конечно, говорить легко и приятно! — спецназовец чуть ли не наехал на него креслом. — А рукописи, конечно, не горят! Но мне очень не нравится, что ты держишь меня за полного идиота. Представь себе, я не поленился спуститься вниз и найти твое личное дело. Представь себе, я его прочитал.

Арт ждал вопроса.

— Допустим, я тебе поверил, — сказал Резун. — Допустим, ты — действительно обычный ротный из четвертого батальона горно-егерской бригады. Обычными ротными мы не занимаемся, но в порядке исключения я тебя выслушаю. Когда ты вышел на контакт с Востоковым?

Артем следил за прихотливой игрой дымной пряди, рождающейся на красно-сером столбике пепла.

— Когда ты вышел на контакт с Востоковым?!

Тамара в «Пьеро» была одета в красное платье и серый жакет… Где она? Что с ней?

— Отвечай, скотина! Почему вдруг замолчал?

— Передумал…

У советского капитана были серые глаза, а рисунок радужной оболочки напоминал изморозь на стекле.

— Не самый подходящий момент, — сказал он. — Понимаешь ли, друг мой, я как раз решил выслушать тебя внимательно, и не стоит меня разочаровывать.

— Знаю. У тебя есть газорезка.

— Не в ней дело.

— И это знаю. Вы не занимаетесь простыми ротными. Если ты притащишь в Москву простого ротного, что с тобой будет?

— Ты что, меня пожалел? — Владимир засмеялся. — Ты себя пожалей!

— Оснований не вижу. Простой ротный отправится в лагерь для военнопленных.

— Вот тебе! — Резун продемонстрировал тот же жест, что и майор Лебедь. — Никакой ты не военнопленный, понял? Это — советская территория, а ты — изменник Родины, статья шестьдесят два, расстрел. Если тебя пожалеют — десять лет. А пожалеют тебя, если ты согласишься сотрудничать.

— Иди в жопу.

— Выбирай выражения. Там, куда ты попадешь, тебя могут понять очень буквально.

— Хорошо, тогда иди в пизду.

Оплеуха отбросила бы его влево, если б не наручники.

— Я пытаюсь тебе помочь, — умело дозируя злость, сказал спецназовец. — А ты играешь героя. Знаешь, как ломаются такие? С треском. Тебя выпотрошат, как цыпленка. Есть масса способов, и перебирать их будут, пока не найдут нужный. Но к тому времени ты будешь уже никакой. Полуидиот со сгнившим от всякой химии нутром, не говоря о прочем.

— Так что ж ты вокруг меня пляшешь вместо того, чтобы применить все эти безумно эффективные методы?

— Да потому что жалко мне тебя! Жалко мне дурака, которого втянули во все это, а потом вышвырнули, как использованный гондон.

— Жалко у пчелки в попке, товарищ капитан. Речь идет о твоих драгоценных погонах. Ты крутишься тут, пытаясь понять, что я такое и сколько стоит моя шкура. Потому что обычному ротному, которого втянули, использовали и выбросили, полагалось бы уже подыхать от отчаяния и валяться у тебя в ногах. Но у людей разный запас прочности. Может, у меня он чуточку повыше? Или меня, как и тебя, научили разным таким штукам? Кто я такой — спецагент, валяющий дурака, или дурак, валяющий спецагента?

— Ты — просто дурак. Досье агентов выглядят иначе.

— Ага. Так выглядят досье простых ротных. У каждого крымского ротного на чердаке валяется краповый берет, чего уж там. Я — самый типичный капитан форсиз, типичнее некуда.

— Час назад ты пел по-другому.

— Час назад ты мне не верил.

— Я и сейчас тебе не верю, сволочь. Тебя взяли в дело, чтобы ты засыпался, попался, запел и впутал в это КГБ. Ты — обманка, пустышка, нулевой вариант. И молчишь ты только потому, что набиваешь себе цену, разве не так?

— Браво, маэстро! Значит, ты потерял вертолет ради того, чтобы захватить пустышку? Поздравляю! Да за пустышку тебе не то что майора — полковника дадут!

Резун снова ударил его по лицу. На этот раз — для симметрии? — по левой щеке, так, что он долбанулся головой о батарею. Носом опять пошла кровь.

Спецназовский капитан оттолкнулся ногой от стены, отъехал в центр комнаты, закурил и задумался.

После второй сигары капитан Владимир Резун принял решение.

Черт с ними, с майорскими погонами. В следующий раз.

В Москву пленник попасть не должен.

План действий, на удивление простой и изящный, сложился быстро. Варламова в него лучше не посвящать: еще решит рискнуть и связаться с этой фальшивкой. А если у него не выгорит, на кого он укажет как на главного виноватого? Отож.

Держать его в бессознательном состоянии. При наличии шприца из индивидуального пакета и бутылки «Смирнофф» сделать это было очень просто.

Верещагин, увидев иглу, попробовал сопротивляться. Резуну не понадобилась даже помощь сержанта Ныммисте. После инъекции он подождал минут десять и, убедившись, что мертвi бджоли не гудуть[147], покинул кабинет.

Хорошая легенда для продажи была готова. — Задачу облегчило то, что большая ее часть была правдой. А еще задачу облегчила неожиданная помощь капитана Берлиани.

* * *

— Это мы еще посмотрим, — прорычал Князь. — Ну-ка включи эту холеру, штабс!

— Ваше благородие, — тоном возражения произнес Хикс. — Я не знаю, как к этому отнесется полковник Кронин…

— Чихал я, сигим-са-фак, на полковника! Это не полковник выволок меня с того света на Эвересте, ясно?

Хикс ругнулся и включил советскую рацию.

— Вам за это врежут по голове. И мне тоже, — печально сказал он. — Не стоит так поступать, Георгий.

— А как стоит, ребята? Как стоит? — Берлиани сжал кулак. — Вы слышали, что сказал этот? — Небрежный кивок в сторону советского полковника. — Пока мы будем искать Кронина, спрашивать разрешения, то да се, Артема отошлют в Москву. И все.

— Да почему обязательно в Москву? — недоумевал Хикс. — Colonel Yefremov очень хочет домой, поэтому вешает нам на уши дерьмо, чтобы мы поскорее его обменяли. Все очень просто. Скальпель Оккама.

— Расшиватель Оккама, — буркнул полковник Ефремов.

— What do you mean?[148] — вскинулся морпех. — Что ты хотел сказать, а?

— Ара, генацвале. Догадайся с трех раз.

— Откуда он знает фамилию? — спросил Берлиани у круга егерей. — Откуда? Откуда ты знаешь фамилию?

— От верблюда, — съязвил полковник. — Читал в приказе. Черным по белому. Передать. Капитана. А. Точка. Верещагина. В руки. Гэ. Рэ. У! — каждую фразу полковник подтверждал тычком пальца правой руки в ладонь левой. Словно расставлял точки в приказе. — Ты знаешь, что такое Гэ-Рэ-У, кацо? Или тебе рассказать?

— He’s got you[149], — тихо сказал Хикс. — Он понял, где на тебя можно давить.

Полковник не расслышал его слов, но общий смысл просек и решил дожать.

— Наши его не раскололи, крепкий орешек оказался. Ничего. В ГРУ и не такие пели, кацо. Тенором.

— Он может на меня давить, да? — переспросил Князь. — Может, ничего не скажешь. Может…

— Главштаб на связи, — сказал Хикс.

Князь вцепился в наушники.

— Алло? — услышал он. — Волга-один слушает. Прием.

— Капитан Берлиани, морская пехота, Остров Крым! — отрывисто сказал Князь в микрофон. Из наушника в ответ не донеслось ни звука.

— Слушай меня внимательно и передай своим командирам. Полковник Ефремов у нас в руках. Офицеры его штаба — тоже. Мы предлагаем обмен. Человека за человека. У вас наш офицер, капитан Артемий Верещагин. Верните его. Мы вернем вашего полковника. Я жду вашего ответа пять минут.

— П-подождите немножко, — потрясенный связист на том конце провода надолго умолк.

Князь снял наушник.

— Я даже боюсь представить, чем это для вас кончится, Георгий.

— Миша, — тихо сказал Берлиани. — Вот послушай, Миша, как это было. Я скис на спуске с Эвереста. Я сидел жопой в снегу и отказывался встать. Шамиль пробовал тащить меня, ругал, бил по морде — я сидел, как пень, и хотел только одного — умереть. Тогда Шэм ушел… Я бы умер быстро, мороз был, начиналась метель… Меня опять начали трясти, я решил, что вернулся Шэм… Но это был не он. Арт поднялся туда от штурмового лагеря, и все повторилось: он тряс меня, сделал укол, просил подняться и идти… До лагеря было не так уж далеко, я бы дошел, если бы нашел в себе силы встать… Физических сил мне хватало, но я… я просто сдал.

— И что? — спросил штабс-капитан.

— Понимаешь, он знал, чем сможет меня поднять. Я не буду повторять тебе, что он мне сказал и что сделал. До сих пор стыдно. Но я встал и пошел. И теперь я жив. Ты понял?

Хикс вздохнул, и тут засигналила рация.

— Я слушаю, — сказал Георгий, нацепив наушники.

— Можете подавиться Ефремовым, беляки, — услышал он чей-то незнакомый, не связиста, голос. — Не получите вы своего Верещагина. Он уже в Москве. А вам скоро пиздец придет.

— Держите его, guys[150]! — успел крикнуть англо-крымец, когда князь выскочил из БМД и бросился на полковника.

Предупреждение несколько запоздало: Князь успел вцепиться Ефремову в горло. Общими усилиями удалось не допустить нарушения Женевской конвенции. Хотя Ефремов потом кашлял еще около получаса.

* * *

— Вот такие пироги, — майор Варламов положил телефонную трубку. — Вова, а в руках-то у нас не абы какая цаца. Только что Драчеву предложили полковника Ефремова в обмен на твоего орла.

— Ефремова?

— Полк уничтожен. Разбили вдребезги, к едреной фене. Встретили на марше. Спаслось тридцать человек. Ефремов захвачен в плен.

Он вперил в Резуна внимательный взгляд. Ожидал, скажет ли капитан то, о чем майор уже наверняка думает.

Пора убегать. Уходить, спасаться. Мотострелки не удержат город, если белые пойдут в наступление. В лучшем случае смогут прикрыть отход командования и спецназа.

Слишком долго Драчев тянул. Он и теперь будет тянуть, цепляться за соломинку, удерживать город и тогда, когда это потеряет смысл… Резун знал характер комдива.

Он отошел к окну, закурил. Далеко вверху собирались тучи. Плотный облачный фронт царил над городом.

На улице было пусто. Еще вчера Симфи напоминал военизированный карнавал, а сегодня словно вымер. От вчерашнего празднества остались только сиротливые разноцветные флажки и такие же сиротливые красные флаги.

«Так вам и надо, идиотам, — злорадно подумал Резун. — Будете знать, как заигрывать с этой властью. Эта власть, братцы мои, не шутит, а сразу ставит раком».

Он докурил и выбросил сигару в форточку. На душе было гадко.

Варламов еще раз позвонил в аэропорт и долго с кем-то ругался. Потом положил трубку.

— Сказали, до трех ни один самолет не вылетит, — сообщил он. — Грузят хабар для товарищей начальников.

— Пашин «Мерседес»?

— Забирай выше. Намного выше. Так что сидеть нам тут…

Варламов был рад случаю прокатиться в Москву и оттарабанить туда заодно свой новоприобретенный «Рено». Пленник пришелся кстати, и даже попытку влезть поперед батьки в пекло он Владимиру простил.

Резун прислушался к шуму вкоридоре.

— Мне здесь не нравится, — сказал он. — Десантники на взводе, могут натворить дел…

— Да брось ты, — отмахнулся Варламов. — Ну напьется Драчев. Звезд у него теперь прибавится, только вот в размерах они будут поменьше. Он теперь грабежом займется, карьера-то накрылась, так что нахапать надо побольше. Короче, веселая будет жизнь.

Резун ничего не ответил, направился к двери.

— Ты куда? — спросил Варламов.

— Пойду проверю Ныммисте на его боевом посту, — сказал Владимир.

* * *

— Сегодня я слышу эту фамилию слишком часто! — разозлился Кронин. — Запомните, Берлиани: в первую очередь у вас были обязательства перед армией, перед страной, перед морской пехотой, и лишь потом — перед вашим другом. Вы не имели права выходить на связь с советским командованием! Вы не имели права предлагать пленника к обмену. И вы не имеете права заявлять, что это ваш пленник. У нас тут не Грузинское царство, слава Богу!

Берлиани был аж бронзовый от гнева, но помалкивал. Он понимал, что неправ, но признавать этого не желал. В конце концов Кронин — не его командир, и если бы не лично он, Георгий Берлиани, то Кронин до сих пор прокисал бы на гауптвахте своего же полка. И гораздо больший вклад в освобождение полковника внес Арт. Так что Кронин мог бы как минимум не говорить про своего офицера через губу.

Берлиани понимал жестокую логику войны. Понимал, но не мог ее принять.

— Уезжайте, капитан, — примирительно сказал Кронин. — Вы выполнили свой долг, и мы вам благодарны. Но теперь вам нечего делать здесь. Поверьте, все будет хорошо. Мы готовим штурм Симферополя, и если Верещагин жив, мы обязательно вытащим его. Разведка сообщает: в последние часы ни один самолет не стартовал из Аэро-Симфи. Его еще не отправили в Москву. Возвращайтесь в полк и займитесь своим делом. И запомните: до военного трибунала вам было — как это по-русски? — рукой поддать. Если вы вернетесь и станете выполнять свой долг, вы принесете больше пользы всем. В том числе и своему другу.

Когда брифинг для младших командиров закончился, в штабе остались только Кронин и Ровенский.

— Это сводит с ума, — вздохнул Старик. — Дел столько, что не знаешь, за что браться. Готовим штурм. Ведем два десятка мелких драк одновременно, стоит затихнуть в одном месте — начинается в другом. Полно раненых. Продолжают сползаться резервисты, приводят пленных. А я тут должен разбираться с этим… рыцарем в тигровой шкуре.

Ровенский не ответил. Это было явным признаком того, что он с чем-то не согласен.

— Вы с чем-то не согласны, подполковник?

— Сэр, вы имели право снять с Берлиани голову. Но не при всех. Вы, наверное, не понимаете, что означает фамилия Верещагин для младших командиров и рядовых.

— Для меня она означает изжогу, — скривился полковник. — Черт возьми, что происходит? Почему всех заботит судьба этого авантюриста, но никого не волнует судьба операции в целом?

— Операцию в целом мало кто видит. Солдату нужен простой и понятный символ того, за что он сражается. Причина, по которой он ненавидит врага, и человек, за которого он согласен умереть. Верещагин — уже легенда.

Полковник в двух словах высказал свое мнение о легендах вообще и об этой — в частности.

Ровенский не ответил.

Полковник посопел.

— Собачья работа, — пожаловался он. — Но вы-то хоть понимаете, как все это глупо?

— Понимаю, — искренне посочувствовал Ровенский. — Но и вы поймите. С легендой нельзя бороться. Но ее можно использовать.

— Делайте это сами. — Кронин отвернулся к окну. — Я не понимаю, как он вообще стал офицером. Людей с такими взглядами я бы отчислял еще на первом курсе офицерского. И пожалуйста, позвольте мне не слышать этой фамилии хотя бы до вечера.

* * *

«Неправильно это», — к такому выводу пришел рядовой Мельник, когда пропал кураж.

Он без особого сочувствия относился к крымцам. Все-таки свинство: сначала сами приглашали, а потом вдруг напали. Понятно, что не все они гады, есть очень даже ничего, и во всем виноваты недобитые белогвардейцы, которые мутят народ. Понятно, что за гибель полка надо отомстить так, чтоб у белых в ушах зазвенело. Понятно, что ГРУшникам давно надо было дать по мозгам, чтоб не зарывались.

Но вот сейчас, собравшись почти целым взводом замочить одного врага, как-то нехорошо они выглядели. Как-то слишком походили на киношных эсэсовцев.

Мельник еще не видел войны. Когда он летел сюда в чреве «Антея», он верил байкам, что никакой войны не будет, а будет пьянка и гулянка с девочками. И слова замполита про то, что враг не дремлет, воспринимал как обычно, то есть пускал побоку.

Поначалу казалось, что так оно и есть: девчонки, танцы, бары… Так, как вчера, Мельник никогда в жизни не гулял и, наверное, уже не погуляет. Аж до сих пор голова гудит. А все-таки вышло, что прав был замполит. Враг не дремал. Война началась, а сам Мельник еще не сделал ни одного выстрела…

Но открывать свой счет одним истерзанным пленным почему-то не хотелось. Кроме того, Мельник слабо верил, что это — тот самый человек, который начал войну. Был бы он еще генерал — тогда понятно…

Он внезапно почувствовал глубокое отвращение и к себе, и к прочим «мстителям». Откуда вообще пошел этот шухер — замочить беляка? Что, делать больше нечего?

Но поганые миазмы паники уже пропитали насквозь все здание Главштаба и всех, кто там находился. И, как нередко бывает в таких случаях, кое у кого зачесались руки, слишком короткие, чтобы дойти до реальной причины всех неурядиц, но достаточно длинные, чтобы дотянуться до ближнего сучка и закрепить на нем вечно голодную петлю.

А когда озверевшая паника начинает размахивать дубинкой, здравому смыслу лучше прикрыть голову и опустить ее пониже. Поэтому Мельник, вытянув из каски помеченную крестом бумажку, беспрекословно присоединился к двум десяткам добровольцев, поднявшимся на восьмой этаж, где спецназ держал пленника.

Акция планировалась недолго, но слухи распространялись быстро. Они не встретили в коридорах ни одного человека. Никто не рискнул встать на дороге у линчевателей.

Кроме сержанта Ныммисте.

Энью Ныммисте понимал и исполнял приказы буквально, потому что стремление к совершенству было его натурой. При полном равнодушии к коммунистическим идеалам и холодной неприязни к советскому строю Энью, тем не менее, стремился в спецназ — потому что там служат лучшие из лучших, а значит, ему там место. Он досконально овладел техникой рукопашного боя, мог стрелять с обеих рук навскидку и метать нож на звук и так же безупречно чистил картошку, срезая с нее шкурку тоненькой непрерывной ленточкой от одного полюса к другому. Если бы ему приказали — он бы не менее педантично, по сантиметру, снял с пленника кожу. Любить этого человека у него причин не было. Но Энью получил другой приказ — пленника нужно стеречь, и чтоб ни один волос не упал с его головы. Энью Ныммисте был намерен приказ выполнить. Любой ценой.

Но даже совершенные люди имеют физические потребности. Приняв во внимание тот факт, что белогвардеец прикован к батарее и лежит, не шевелясь, уже больше двух часов, ключ от наручников находится у сержанта в кармане, а у дверей стоят двое ребят из его отделения, Ныммисте приказал одному занять свое место, а сам отправился туда, куда даже царь, по непроверенным данным, ходил пешком.

Десантники давно хотели выяснить, кто лучше, — они или спецназ ГРУ. Вот и предоставился случай.

Они поднялись по пожарной лестнице в полном молчании. Когда рядовой Керимов, стоявший на посту, понял, в чем дело, было поздно. Но главное — он был не готов поднять оружие на своих. И не верил, что те поднимут оружие на него. И, в общем, не ошибся: они справились голыми руками. Спецназ крепок, но и десант кое-чему обучен…

Второй охранник вскочил и поднял автомат, но секундное колебание стоило и ему нокаута.

Обнаружив, что заочно приговоренный нетранспортабелен, солдаты обшарили связанных стражей и не нашли ключа от наручников. Произошел короткий диспут, в котором половина участников стояла за то, чтоб «кончить гада» прямо здесь, а вторая половина — за то, чтоб оттащить его вниз, где советский суд Линча, самый гуманный суд Линча в мире, приведет в исполнение коллективный приговор общими усилиями. Большинством голосов победили вторые. Один ефрейтор взял пистолет, встал на колено, примерился к тому месту, где браслет наручника соединялся с цепью, и выстрелил.

Будь наручники сделаны из обычной стали, одиссея капитана Верещагина закончилась бы тут же. Но наручники, спроектированные для спецназа, перебить пулей нельзя. Вся сила выстрела обрушилась на цепь, пороховые газы обожгли пленнику руку, Верещагин, вырванный из забытья резкой болью, заорал, вскочил и ударил ефрейтора локтем в глаз. Это исчерпало все его силы, он опять упал, на него обрушились все те же рифленые подошвы, от которых он даже заслониться толком не мог, но две секунды для сержанта Ныммисте он выиграл.

А Ныммисте за две секунды успел многое. Он расшвырял тех, кто был в коридоре, ворвался в кабинет, схватил стул и пошел молотить тех, кто увлеченно работал ногами. Он двигался быстро, наносил резкие и сильные удары, а десантура никак не могла реализовать свое численное превосходство — в комнатке было тесно.

Но когда из коридора поднаперли новые, сержант решил прибегнуть к огнестрельному оружию. Комплексов «свой-чужой» у него не было, своим для него был тот, кто отдал приказ. Стоя над пленником, сержант намеревался не подпустить к нему никого и был готов на любые меры. Он уже успел достать свой «стечкин» и выстрелил трижды: в бедро одному самодеятельному палачу, в плечо — другому и в ногу — третьему.

Скуля и воя, они отступили. Отползли, поджав хвост. Как и всякая толпа линчевателей, они были трусливы. Как и все опричники всех времен, они готовы были убить, но не спешили умереть. Ныммисте шагнул вперед, прикрывая беляка собой, и вознамерился перейти в наступление. Он знал, что один решительный человек погонит толпу легче, чем, скажем, другого решительного человека.

— Назад! — заорал вдруг кто-то. — Назад, падлы!

Десантники расступились, сквозь них прорвался солдат с автоматом. Сержант в первый момент решил, что к нему пришла помощь, но быстро понял, что ошибся.

Не боясь попасть по своим, десантник выпустил Ныммисте в грудь короткую очередь. Эстонец рухнул на пол, под батарею, свалился прямо возле крымца… И едва ли не раньше, чем он упал, пуля из его пистолета вышвырнула десантника в коридор, угодив тому точно между ключиц.

Не сразу Мельник понял, что сержант не мертв. Одна из пуль прошила его правое плечо, но он перехватил пистолет и теперь стрелял с левой, закрывая беляка собой и одновременно опираясь на него спиной. Следующей мишенью был Мельник. Дуло «стечкина» показалось рядовому размером с колодец, и хотя оно плясало в руке сержанта, Мельник знал, что в этой тесноте он не промажет.

Он и не промазал.

* * *

— Я с тобой, — внезапно сказал Варламов.

Резун мысленно чертыхнулся, но не нашел причины возражать.

Они спускались на восьмой этаж, когда услышали выстрелы: сначала одиночные — раз, два, три, потом — автоматная очередь, потом — одиночные: четыре, пять, шесть (дверь лифта открылась), семь.

«Все, — подумал Резун. — Готово».

Охраны на этаже не было. Должны были двое стоять у дверей. Но не стояли.

— Твою мать, — дрогнувшим голосом сказал капитан.

Варламов выбежал на лестницу и во всю глотку заорал:

— Тревога!

Расстегивая на ходу кобуру, Владимир кинулся в КПЗ — так он про себя окрестил кабинет, где они держали пленника.

Подоспели шестеро спецназовцев, бежавших на выстрелы. Десантники бросились по коридору к пожарной лестнице. Трое остались лежать на полу. Один развернулся и поднял автомат.

Резун снова выматерился — уже искренне. Среагировал рефлекторно: его «макар» грохнул даже быстрее, чем он успел об этом подумать.

Это стало сигналом для спецназовцев. Из десантников до пожарной лестницы не добежал ни один. Уцелели только те, что сами упали на пол и сложили на затылке руки.

Резун переступил через труп, шагнул в комнату и выматерился в третий раз.

Белогвардеец был жив. При виде Владимира он оставил попытки добраться до ножа, принадлежавшего покойному Энью Ныммисте. Кто-то, видать, крепко молился за капитана Верещагина. Рационального объяснения такому везенью Резун придумать не мог.

— Уматываем отсюда, — сказал майор Варламов. — Едем в аэропорт.

* * *

— Слушайте, какого черта! У меня здесь куча сложных ранений, руки по локоть в крови, я заполнил использованными перчатками целый ящик и вышел, черт возьми, покурить, а вы предлагаете мне возиться с бабой, упавшей в обморок? Положите ее так, чтоб ноги были выше головы, и вся недолга.

— Я не предлагаю вам с ней возиться, Женя! — отчеканил подполковник Ровенский. — С кем вы возитесь — это ваше личное дело. Я всего лишь прошу вас привести ее в себя и убедиться, что это не коллапс, не сердечный приступ, не шок, не что-то еще, из-за чего мы потеряем пилота. Вы представляете, сколько стоит сейчас пилот? От вас требуется только подойти и посмотреть, что с ней…

— Будь по-вашему, — лейтенант медицинской роты растоптал окурок. — Где она?

Доставая из кармана новую пару запечатанных стерильных перчаток, он прошел за Ровенским в машину, в которую Шамиль принес Тамару. Подполковник остался снаружи.

— Все в порядке, — сообщил врач, выходя. — Обычные месячные, обычный стресс, обычный обморок. Уже пришла в себя. Ноги выше головы, горячий кофе и часок полежать.

Он достал сигарету.

— Огня.

Ровенский вынул зажигалку, подпалил «Житан».

— Спасибо, — врач затянулся. — Тяжелый стресс. Женщинам на войне не место.

— А кому на ней место?

— Да, в точку… Мне страшно думать, что будет после Симферополя. Меня уже тошнит от вывороченных кишок.

— Работа у вас такая.

— Угу. Убирать за вами дерьмо.

Опять несколько вдумчивых затяжек.

— И кому бы в голову пришло, а? — через паузу спросил доктор. — Подполковник, вы верите в то, что рассказывает Хикс?

— Я уже не знаю, во что верить. Эта история — яма с пауками, док. Не суйтесь. Не надо.

— Это вам осваговец сказал?

— Какой осваговец?

— Да шляется тут… И таскает к себе в машину всех участников истории… Живых, я имею в виду. Приходил в госпиталь к Миллеру, очень жалел, что тот уже не может дать показания…

— Где дерьмо, там и мухи.

— Игорь, а ведь вам вся эта история не нравится…

— А кому она может понравиться, док? Едрена вошь, мы деремся с десяти вечера, а я до сих пор не могу понять, за что мы деремся. Почему нужно было допускать это блядское вторжение? Вот вы говорите, что разгребаете за нами дерьмо, а ведь нам приходится разгребать за политиками…

— Да, это более грязная работа, — усмехнулся врач.

Подполковник сбил пепел, оставалось еще на две затяжки.

— Это девушка Артема, — сказал он внезапно, без всякого перехода.

— Откуда вы знаете? — изумился врач.

— Раза два видел их вместе в Бахчи. Неординарная женщина, такие запоминаются…

Дверь госпитального автобуса открылась, и оба офицера умолкли и смутились, словно мальчишки, пойманные взрослым за разучиванием матерных слов.

— Спасибо, док, — сказала Тамара. — Спасибо, ваше благородие.

Она оглянулась — нет ли где-нибудь поблизости Шамиля. Невыносимо было смотреть на эти джентльменские рожи. Невыносимо было видеть на них этакое понимающее сочувствие.

— Тамара! — окликнула ее Рита.

Она вяло махнула рукой, направляясь к машине. Где там эвакуационный «Дрозд»? И что это за тип в морской форме?

— Поручик Уточкина?

— Так точно, — ответила она. Менее бодрым голосом, чем хотелось бы.

Он достал из кармана офицерскую книжку, протянул ей, привычным жестом раскрывая:

— Капитан второго ранга Уильям Флэннеган. ОСВАГ. Могу я с вами поговорить?

Глава 2 МОССАД

Вышли мы на дело — я и Рабинович…

Песенка

Из Главштаба сматывались со страшной скоростью. Сражение между спецназом и объединенными силами десантников-мотострелков быстро приобрело новый размах и переросло в солдатский бунт. Никто уже не вспоминал, из-за чего дерутся. Резуна захлестнул ужас ребенка, решившего пошалить со спичками и вдруг оказавшегося в горящей квартире. Тут уже не до майорского звания — унести бы ноги.

Варламов так и не догадался, что тут к чему. Больше был занят спасением своей шкуры, своего «Рено» и своей надежды на полковничьи звезды. «Надежду» быстро отстегнули от батареи, свезли на лифте в гараж, по пути наскоро одевая в спецназовскую форму с оторванными знаками различия. Резун приковал его к себе наручниками — и «Рено» рванул от Главштаба к аэропорту быстрей, чем заяц от орла.

Удерживать скорость удалось недолго. Сначала они притормозили, объезжая скопления машин и советской боевой техники, брошенной без капли топлива, потом несколько раз останавливались по требованиям патрулей, потом начали кружить, а потом и вовсе заблудились.

А ведь сам виноват. Соображать надо было, кого на пост ставить. Одному Ныммисте могло прийти в голову развязать настоящее сражение из-за этого недоумка. Один Ныммисте понимал приказы так буквально. Вот и погиб ни за понюх, чудь белоглазая. Русский парень уже давно въехал бы, что к чему…

Пока суд да дело, атмосферный фронт добрался до Симфи. Брезентовой плотности тучи обложили столицу Крыма по всем правилам, замкнули кольцо, а потом разверзлись хляби, и начался совершенно тропический дождь.

Варламов чертыхнулся, в очередной раз обнаружив рукотворный тупик на одной из надземных развязок. В аэропорт им нужно успеть как можно раньше, потому что самолеты не резиновые, а когда десант и мотострелки поймут, что их просто здесь бросили, ГРУшные корочки начнут производить совсем не то впечатление, которого хотелось бы.

— Не нравится мне этот «Фольксваген», — пробормотал майор.

В зеркале заднего обзора действительно появился «Фольксваген» черного цвета. Они натыкались на него слишком часто, чтобы эти встречи были случайными.

Черный «Пассат» развернулся поперек эстакады, загородив им выезд. С другой стороны его загораживал белый трейлер «Форд».

— Охотники за машинами, — предположил Резун.

Эта методика была уже отработана, как он заметил: один офицер угонял машину, товарищи садились в нее, колесили по городу и присматривали транспорт для остальных. Иногда забирали со стоянок и паркингов, иногда преследовали аборигенов и, если тачка нравилась, перегораживали ей путь и под дулами автоматов выгоняли всех из машины. Сегодня, правда, преследовать было некого: аборигены попрятались. Но вот ведь — нашлись флибустьеры на черном «фольксе»…

Легко и просто. Но не на этот раз. На этот раз у них здорово вытянутся рожи, когда Варламов предъявит им свою офицерскую книжку.

Он с опозданием пожалел, что взялся вести сам. Конечно, не майорское это дело — вести машину и разбираться с угонщиками. Но сидеть ухо в ухо с человеком, у которого еще не засохла на бинтах своя и чужая кровь, — это еще более не майорское дело.

Он подрулил к «Фольксвагену» не спеша, давая понять, кто здесь хозяин. Приготовил «корочку», чтобы показать ее в окно. Стекло опустилось, майор поморщился, когда на руку ему упала ледяная капля. Рука мгновенно покрылась гусиной кожей. Майор увидел, как открываются дверцы и появляются ребятки в форме ВДВ. Да, таких наглых рях он еще в жизни не видел, хотя перед его глазами за годы службы в ГРУ прошла отменная коллекция подонков. На одном голубой берет сидел как-то странно…

— Освободите проезд, — приказал он.

Тот угонщик, что сидел на водительском месте, уже вышел из тачки и стоял, лениво облокотившись на крышу машины — черную и блестящую, как новая галоша. Словно и не лупасил по мосту ливень, а ярко пригревало солнышко. Второй так же расслабленно сидел боком на переднем кресле.

— Нам кое-что нужно, — сказал стоящий.

— Обойдетесь, козлы, — отрезал Варламов. Из кармана он извлек офицерскую книжку и предъявил ее в развернутом виде: — Читать умеете? Так что читайте и пиздуйте отсюда. Я из ГРУ.

— Иди ты! — притворно удивился сидящий. — А я из МОССАДа.

Майор понял, что это не шутка, только тогда, когда заметил ствол пистолета с глушителем.

То есть слишком поздно.

* * *

Верещагин видел, как майор запрокинул голову и спецназовские мозги брызнули во все стороны. Резун чертыхнулся и рванул застежку кобуры.

Сейчас, подумал Верещагин, надо попробовать двинуть ГРУшника в висок и отобрать шпалер.

Надо попробовать.

Он знал, что не получится. И все же попробовал. И не особо удивился, когда Резун перехватил его руку и почти небрежно двинул ему локтем под ребра.

Воздух обрел консистенцию и вкус силикатного клея. В голову уперлось железное, твердое и холодное — ствол «Макарова», на что спорим?

— Твою мать, — сказал ГРУшник, — твою мать, твою мать… Что же делать… А ну, вылезай!

Резун выволок пленника из машины и, прикрываясь его телом, сделал шаг назад. Налетчики обходили машину с двух сторон. Резун отступал, пока не уперся спиной в трейлер.

— Отпусти его, — сказал один из них, со странно сидящим беретом. Берет сидел так из-за длинных волос, схваченных в пони-тейл на затылке. — Оставь его нам, садись в машину и уматывай.

— Иди на хер, — ответил Резун. Единственной гарантией его жизни был заложник.

— А если он сам нам не нужен? — как-то вкрадчиво спросил волосатый. Другой, стриженный так коротко, что можно было назвать его и бритым, осторожно лавируя между машинами, обходил сбоку. — А вдруг нам просто надо, чтобы он не попал в Москву? Положим вас обоих, и все.

ГРУшник усмехнулся. Такими обещаниями не бросаются, их сразу выполняют.

— Валяйте, — бросил Резун. — А я посмотрю.

Это не КГБ. Люди из КГБ действительно изрешетили бы их обоих здесь. Но если не КГБ — то кто?

Беляк не пробовал вырваться или напасть, он отступал, закрывая Резуна собой, так как, похоже, сообразил, что теперь они в одной лодке.

— Мужик, мы не хотим крови. Отпусти его — и мы уйдем. Попробуешь упрямиться — получишь пулю.

Хороший русский язык, но интонации не наши. ОСВАГ? Вряд ли, похоже на питерский акцент. Тогда кто?

— Ты вообще поосторожнее со своей пушкой, — продолжал волосатый. — Вот, смотрю, весь люфт на спуске выбрал — разве это дело? Ты же можешь нечаянно выстрелить человеку в голову. А если ты нечаянно выстрелишь человеку в голову, я обижусь. А когда я обижаюсь, я начинаю палить куда ни попадя.

Так, хорошо. Парни блефуют и убивать его пленника никто из их не собирается — ни волосатый говорун, отвлекающий внимание, ни молчаливый бритый убийца. Резун на всякий случай отпустил немного спусковой крючок. Если крымец нужен им живым, его смерти не простят.

И не допустят.

* * *

Что это за типы, Артема не интересовало. Но он не хотел попадать к ним в руки. Он вообще не хотел попадать ни к кому в руки.

Он был все еще слишком пьян, чтобы разобраться в ситуации. Но от людей в советской форме он не видел за последнее время ничего хорошего и испытывал к ним сильную неприязнь. Конечно, в Москву его везли не на пряники, но и нападающие казались тем самым хреном, который не слаще редьки.

Холодные струи дождя делали свое дело: он трезвел достаточно быстро, чтобы начали слушаться руки и ноги.

Ему стало весело. Отвратительное веселье человека, который понимает, что вряд ли положение может ухудшиться — хуже вроде некуда. Веселье висельника.

— Ты, стой на месте! — крикнул Резун бритому. — Или я стреляю!

— Валяй, — так же равнодушно ответил волосатый. — А мы посмотрим.

Патовая ситуация.

Резун посмотрел в глаза волосатому. Окинул мгновенным взглядом бритоголового. Тот тщательно выцеливал его голову, но не стрелял — боялся попасть в заложника.

Однако рано или поздно патлатый отвлечет его внимание, и бритый выстрелит. Капитан ГРУ Виктор Резун ужасно не хотел умирать, пройдя земную жизнь только до половины. Этот мир забит подонками, которым отлично подошла бы квартирка площадью в два квадрата, почему же он, отличный парень Володя Резун, должен занять их место? Сознание вселенской несправедливости пронзительно визжало в мозгу, мешая соображать. Еб, должен же быть какой-то выход!

И тут крымский офицер совсем сдал. Повис на Владимире мертвым грузом, обоих сразу же повело в сторону.

Мужчина весом в семьдесят пять килограммов не кажется крупным, пока его не нужно удерживать одной рукой. Резуну пришлось опуститься на колено, чтобы не потерять живой щит.

Ах ты, черт! Будь трижды проклят тот час, когда Володю осенила гениальная догадка насчет телевышки. Будь проклят тот день, когда он попал в этот Крым! Будь проклят этот человек!

— Я убью его, — безнадежно сказал Владимир. — Один шаг, и я стреляю! Бросайте оружие!

Корниловец, заваливаясь набок, выскальзывал из захвата.

— Верещагин! Верещагин, сволочь, очнись! Не смей терять сознание! Очнись, падла, застрелю!

Капли вбивали в землю. Перспектива была задернута плотным хрустящим целлофаном. Белой трещиной прошла молния — никак, Господь снимал батальные сцены с фотовспышкой. Шандарахнуло… Люблю, блядь, грозу в начале мая… В конце апреля… Нет уж, ну ее — весной…

Ах, гадство!

Привычной тяжести ножа на левом бедре не было. Боковым зрением Владимир уловил блеск клинка: Верещагин отводил руку для удара, который нельзя было парировать, от которого некуда было уклониться.

Резун поднял «макар» и пальнул в бритоголового. Длинноволосый выстрелил одновременно с ним, бритый упал, перекатился, снова прицелился — из-за машины. Одновременно Верещагин ударил ножом туда, где, по его расчетам, должна быть голова Резуна. Слишком слабый и медленный удар, чтобы достичь цели. Достаточно опасный, чтобы заставить Владимира отклониться и едва не попасть под вторую пулю. Корпус фургона украсился дыркой, капитан ГРУ временно оглох на одно ухо.

Он треснул крымца рукоятью пистолета по башке, рассчитывая, что тот потеряет сознание. Черта с два. Пьяному море по колено. Верещагин скверно захихикал и снова ударил ножом назад, через свою голову.

Еще два выстрела. Две дыры в фургоне — справа и слева от головы. Дикая боль в левом бедре. Нож полоснул резко, но, по счастью, неглубоко… Резун вскрикнул сквозь прикушенную губу, выпустил очередную пулю в белый свет, как в копеечку… Верещагин еще раз полоснул его ножом — не глядя.

— Сволочь! — заорал спецназовец. — Прекрати! Перестань, гад, застрелю на хуй!

— Давай! — крымец засмеялся. — Давай, стерво! Или я сам тебя убью, давай!

Новый удар… Резун почувствовал слабость во всем теле… Идиотская ситуация: его, скованного с заложником одной цепью, отстреливающегося от двоих налетчиков, этот заложник кромсает везде, где может дотянуться… Этому психу все равно, жить или подохнуть. А ему, Резуну, не все равно! Владимир увидел, как густо окрашивается киноварью лужа, в которой они стоят, и понял, что дело плохо. Это кровь. Его кровь уходит в дренажную систему, и сейчас его убьют из-за этого придурка, и…

— Я сдаюсь! — заорал он. — Хватит, я сдаюсь!

— Я не сдаюсь, — беляк опять ударил его ножом. — Слышишь, гебист?

— Мы не из КГБ, мужик! — быстро заговорил волосатый. — Оставь режик в покое. МЫ НЕ ИЗ КГБ!

— А кто ж вы? Добрые самаритяне?

— Угадал, капитан. Самаритяне. Такие добрые, что дальше некуда…

— А я — Джин Келли? Эй, гражданин капитан, я похож на Джина Келли?

— Мужик, ну что мне, штаны снять, чтоб ты поверил? — разозлился патлатый.

Резун решил сыграть ва-банк. Но для этого ему нужно было освободить руку. Освободить можно было только одну — ту, в которой пистолет.

— Я сдаюсь в плен Вооруженным Силам Юга России. Я сдаюсь тебе, Верещагин, слышишь?

— Слышу. Только я по четвергам пленных не беру.

— Хватит полосовать меня ножом, сволочь! — Он бросил на землю пистолет, освободилась правая рука, и Резун попытался отобрать нож. — Ты обязан взять меня в плен! Ты не можешь меня убить!

— Это почему же? — спросил Верещагин.

Резун оскалился:

— Потому что я только что спустил ключ от этих наручников в дренажный люк, мудаки! И если вы меня убьете, вам придется тащить мой труп на цепочке.

— Мы поступим проще. Увезем его на машине, — налетчики перестали прятаться и подошли вплотную.

— И что вы объясните советским военным патрулям? Откуда у вас в машине покойник? И почему в наручниках?

Верещагин повалился на землю, придавив спецназовца своей тяжестью, поднял нож.

— Мне плевать, что они объяснят военным патрулям, — выдохнул он. — Мне вообще на все плевать. Просто очень хочется распахать тебе горло. Есть у меня причины этого не делать?

Резун понял, что спасение своей жизни беляк ценит невысоко. Справиться с ним — раз плюнуть, но пока он сверху, «самаритяне» стрелять не будут. Ответ вынырнул быстро и сам собой:

— Есть. Я владею айкидо. В совершенстве.

За следующую секунду он пережил весь запас острых ощущений на десять лет вперед. Острие ножа вдавилось в кожу на его горле, и стоило беляку налечь на рукоятку, хотя бы случайно, все — не жди меня, мама, хорошего сына.

Это мгновение продолжалось… Продолжалось… Продолжалось… И, наконец, закончилось.

— Этот человек — мой пленный, — объявил Верещагин громилам, опуская нож и поднимаясь на колени. Резун тоже встал — лежать спиной в луже было как-то неловко.

Бритый явно не желал соглашаться с белогвардейцем. Со словами: «Кибэнэ мат!» — он сделал шаг вперед, схватил Резуна за скованную руку и, не слушая двойного протестующего вопля, выстрелил в цепь наручников.

На вылете из ствола пуля «Дезерт Игла» развивает усилие в 218 килограммов, но запорожский завод «Днепроспецсталь» в очередной раз оправдал доверие, которое возлагало на его продукцию военное ведомство СССР. Резун и Верещагин, скованные одной цепью, грохнулись на асфальт, столкнувшись плечами.

— Су-у-ука! — в унисон простонали корниловец и офицер ГРУ. Длинноволосый скорчился от смеха, придерживаясь за ближайшую машину.

— Дебил, что ты ржешь, больно же! — Резун опять поднялся, помог встать Верещагину. — Дайте мне хоть паршивую закрутку, кровь-то идет!

— Если мы притащим ГРУшника на веревочке, я даже не знаю, что нам скажут, — пожаловался патлатый, снимая ремень. — То ли медаль дадут, то ли выебут и высушат.

Владимир перетянул бедро ремнем. Беляк, полулежа на «Рено», глотал воду, бежавшую струйкой из желобка на крыше машины.

— Сколько ты в него влил? — поинтересовался «самаритянин».

— Двадцать кубов… — ответил Владимир.

— Палач…

— As spirit is strong, as flesh is weak[151], — сообщил Верещагин.

Бритоголовый обыскал тело Варламова, рассовал по карманам трофеи — документы и оружие — потом занялся «Рено»: пошарил в багажнике и нашел пластиковый пакет с курткой, бронежилетом, поясом, оружием и браслетом Верещагина. Эти вещи тоже перекочевали в «Фольксваген».

Волосатый покачал головой.

— Видал я, как людей берут на пушку. Но чтобы сдавались на пушку — такого я не видел. Цирк, да и только. Мужик, ты уверен, что он тебе нужен?

— Да…

— Так, давай к машине. А то ты сейчас сознание потеряешь.

Верещагину, похоже, понравилась идея потерять сознание. Он сделал шаг к «Фольксвагену», не устоял на ногах и опять завалил Резуна. Владимир, поднимаясь, ругнулся от всей души — похоже, основную работу по транспортировке этого тела придется делать именно ему. Раненому. Зараза чухонская этот Ныммисте…

— Мужик! — окликнул крымца патлатый «самаритянин». — Эти лужи не стерильны, между прочим! А у тебя кровь! Так что кончай валяться…

«У него, значит, кровь, — скрипнул зубами Владимир. — А у меня что, антифриз?»

Крымец не отозвался и не шевельнулся.

— Мужик!!! — «самаритянин» рухнул возле него на колени, приподнял за плечи. — Очнись! Вставай, некогда валяться, сматываться надо!

Беляк не реагировал.

— Давай, тащи его! — рыкнул волосатый на Резуна.

Вдвоем они вперли Верещагина в «Фольксваген», набросили ему на плечи окровавленную, но сухую корниловскую куртку. Завелись, рванули, разбрызгивая лужи. Опять началась карусель по симферопольским улицам.

— Патруль, — ровным голосом сообщил бритый через пять минут.

— Вижу, — волосатый покосился в сторону Резуна. — Доставай свою «корочку».

Поперек улицы стояла БМД. Перед ней — двое «голубых беретов», делавших автоматами совершенно недвусмысленные жесты.

— Ты главный, — быстро сказал «самаритянин». — Мы везем в Москву пойманного диверсанта. Одно лишнее слово — и в тебе пуля.

— Холоднокровнее, Беня, — сквозь зубы бросил Резун.

И вдруг по лицу патлатого понял, что попал в яблочко.

Они притормозили. Резун открыл окно, развернул корочку.

— Капитан Владимир Резун, ГРУ, — сказал он. — Следуем в аэропорт, везем пленного диверсанта. Пропустить немедленно.

— Ага, — сказал начальник патруля, какой-то лейтенантишка, не соизволивший даже представиться. — Выметайтесь из машины быстро!

— Что? — у Резуна аж нутро затрепетало от ярости. — Да ты кто такой?

— Дырку тебе в башке сейчас сделаю — тогда поймешь! — заорал лейтенант. — Вылезайте все на хер отсюда, нам машина нужна!

Не те были условия, чтобы качать права. Машину окружили со всех сторон, наставив на нее автоматы.

Пришлось выбираться. Владимир не без удовольствия отметил, какие рожи у двоих «самаритян». Вдвоем с патлатым они выволокли Верещагина. Начальник патруля слегка изменился в лице.

— Диверсант, говорите… — протянул он.

Ход его мыслей прослеживался как по бумаге. Одно дело — явиться в аэропорт беглецами и дезертирами. Другое — привезти пленного шпиона, ценный трофей.

— Может, нам его отдадите? — спросил лейтенант. — Вам он вроде ни к чему…

— Ничего не получится, — Владимир злорадно показал скованные руки. — Ключ пропал. Или берете нас обоих?

Кожей он почувствовал ауру напряжения, исходившую от «самаритян». Если удастся сделать так, что этих двоих убьют… Но как это сделать? Заорать «Стреляйте, они шпионы»? Догадается ли этот идиот открыть огонь, если Владимир просто упадет вместе с пленником на землю?

По глазам лейтенанта было прямо видно, как тяжко у него в голове проворачиваются мысли. Их шестеро, в машину они забиваются впритык, шпиона можно запихнуть в багажник, но куда девать этого с наручниками? Попытаться вытряхнуть кого-то из солдат? Еще неизвестно, кто кого вытряхнет. Конечно, если начнется стрельба, победу одержит патруль: два с половиной человека против шестерых — не драка. Но и со стороны патруля кого-то обязательно убьют: ребята выглядят решительными. Этим «кем-то» лейтенанту было неохота становиться, а все шансы у него: стоит на передней линии, обязательно попадет под пулю.

«Дурак! — мысленно закричал Резун. — Да ты посмотри на этих двоих! Ну где, где в спецназе разрешают отращивать такие патлы? Пошевели мозгами, идиот!!!»

Но идиот не желал шевелить мозгами. Вердикт, отпечатавшийся на его лице после короткой внутренней борьбы, гласил: хрен с вами.

— Всем лечь на землю лицом вниз! — скомандовал он.

Патрульные уже успели забраться в машину.

Под дулом автомата пришлось подчиниться. Резун, плотно жмурясь от злости и стыда, лег в лужу. Сволочь, трусы, дерьмо, и это — Советская Армия?

Лейтенант запрыгнул в машину, «Фольксваген» взревел и укатил, обдав их тучей брызг.

— В аэропорт ребята опаздывают. Боятся, самолет без них улетит, — криво улыбнулся патлатый.

— Ну что, комсомолец Биробиджана, дальше пешком идем? — язвительно спросил Резун. «Самаритянин» выругался.

— Я могу пойти поискать еще машину, — сказал бритый.

— Не надо, Лева. Мы уже почти на месте.

Он посмотрел на Владимира. Потом на крымца.

— Вот черт! Ну, на хера ж было обкалывать его до бесчувствия! — И патлатый принялся приводить Верещагина в сознание старым, как мир, способом: немилосердно теребя уши. Эффект воспоследовал через две секунды: беляк заметался, пытаясь вывернуться, застонал.

— Вставай! Вставай давай, уходим!

Кое-как они поднялись: ни дать ни взять, скульптурная группа «Сильнее смерти».

— Туда! — патлатый указал пальцем на подземный переход в конце улицы.

— Ну ладно я, — прохрипел Резун. — Но тебе-то он зачем нужен?

— Не твое собачье дело, — бросил «самаритянин».

В конце улицы зашумели моторы.

— В подъезд!

Они свернули в первый попавшийся подъезд, благо двери были выбиты. Всцарапавшись на один пролет вверх, опустились на ступеньки. Резун встал, осторожно перегнулся через перила, выглянул…

В веере брызг проехало еще с полдесятка БМП. Остановились. Мат: улица перегорожена подбитой машиной, которую бросил патруль.

— Бегство тараканов, — прокомментировал патлатый. — Белые уже в Сарабузе.

Сколько времени они выслеживали «Рено»? Если это было последнее известие, которое они получили, то белые уже час как в Сарабузе.

— Вертолетчики? — спросил Резун. — Пятьдесят «Дроздов», да? Жалко бросать, уплочено… Он что, ваш?

— Заткнись, — бросил «самаритянин».

Бритый спустился со второго этажа.

— Пробились, — сказал он. — Развернули эту дуру. Уходим.

Когда рокот моторов стих, они выбрались обратно на улицу, спустились в подземный переход, бритый поднял крышку люка.

— Я первый, вы за мной, ты, Лева, замыкаешь, — патлатый сел на край колодца и взялся за скобы лестницы.

— Я туда не пойду, — пробормотал Верещагин. — Там темно.

— У меня фонарик есть.

— Нет! — Крымец рванулся в сторону с силой, какой в нем Резун и не предполагал. Правда, силы все равно не хватило на большее, чем протащить спецназовца три шага и упасть.

— Не хочу в подвал! Уйди, уйди, сволочь, что тебе еще нужно, зачем ты их всех убил? Я же человек, дай и мне подохнуть по-человечески!

— Выруби его! — приказал патлатый.

Резун сжал кулак. Один точный тычок — и беляк затих.

— А теперь бери его на загривок — и вниз.

Владимир понял, что лучше не спорить.

Может быть, они и были «совсем рядом» от места — если ехать на «Фольксвагене». Но путь по подземным коммуникациям Симферополя длился бесконечно. У Владимира трещала спина, нестерпимо болело плечо и адским пламенем горело раненое бедро. Когда он попросил отдыха, бритый спокойно поинтересовался у своего командира, можно ли застрелить спецназовца и отрезать ему руку, а Верещагина он и сам понесет. Патлатый сказал, что пока не надо, Владимир прикусил язык.

Они выбрались из люка в каком-то подземном гараже и поднялись в лифте на третий этаж большого, стилизованного под викторианский стиль особняка. Резун понял, что его мучения — физические, по крайней мере, — кончились. Он сгрузил крымца возле двери, на которой висела скромная табличка: «Embassy of Israel[152]».

— Шма Исраэль, — провозгласил очнувшийся белогвардеец. — Адонай элохейну, адонай эхад…

— Произношение ни к черту, — прокомментировал длинноволосый.

Дверь открыла грандиозная женщина. Если андерсеновская Атаманша существовала в действительности, то выглядела она именно так.

— Ма, у нас все в порядке, — сказал патлатый.

— Да? Я очень рада. Тебе погулять захотелось? Поиграть в Тимура и его команду? Так сказал бы мне, я бы тебе устроила помыть полы!

— Ма, не надо…

— Давай, иди к Исааку, он тебе оторвет голову. Потом иди ко мне, переоденешься в сухое. Это что такое?

— Это я тебе халтурку принес, — патлатый нервно хихикнул. — Лева, найди что-нибудь открыть наручники.

— Есть, — сказал бритый Лева.

— Кто вы такой? — спросила женщина у Владимира.

— А что, не видно? — огрызнулся тот. — Капитан Советской Армии.

— Сема!

— ГРУшник он, ма… — Сема снимал с себя мокрые ботинки. — Все это надо в мусоропровод. Нет, лучше в печку.

— Ты с ума сошел?

— Ма, нам нечем было открыть наручники. А так — сто лет он нам нужен.

— Он мне н-нужен, — клацая зубами, пробормотал Верещагин.

— Очень мило. А вы кто такой?

— К… капитан ф-форсиз… — Верещагина трясло крупной дрожью. Владимир только сейчас заметил, как он сам продрог до костей и как его колотит. Беляк сполз по стене, сел на пол. За его спиной по кремовой краске протянулся мокрый розоватый след.

— У в-вас й-есть душ? — безжизненным голосом спросил капитан. — С-согреться…

— Какой тебе душ? — возмутилась женщина. — Ты хочешь сепсис?

— Ма, он валялся в половине луж Симферополя. Душ хуже не сделает.

— Ты еще здесь? — прикрикнула женщина на Сему.

— Кто тебя так отделал? — спросила она, расстегивая на Верещагине мокрую спецназовскую куртку. — Этот урод?

— Другие уро… ды…

— Очень плохо?

— М-н-н-н…

Появился Лева с набором первоклассных отмычек. Резун, запястье которого было располосовано уже в кровь, с удовольствием подставил руку. Избавиться от этих кандалов — а там пусть хоть расстреливают.

— Ваша работа? — спросила женщина, глядя спецназовцу в лицо.

— Это десант! — разозлился Владимир. — И нечего на меня так смотреть! Я посмотрел бы на вас, если бы вы обнаружили среди своих арабского шпиона! Или вы бы его бисквитом угощали?

— Мы бы передали его в руки разведки, — процедила сквозь зубы женщина. — Или в советском десанте теперь другие правила?

— «Теперь», — передразнил ее Резун. — А то вы знаете, как там было раньше!

— А то знаю, — хладнокровно сказала женщина. — Все ж я майор медицинской службы. Пятнадцать лет я Советской Армии отдала. И всегда мы учили солдат, что издеваться над пленным — распоследнее дело. Плохо учили, как видно…

— Ах, как благородно! — Владимир вытер мокрое лицо. — Можно подумать, МОССАД добывает сведения мягким убеждением.

— Сынок, — нежно сказала женщина (и от этой нежности Резуну стало слегка не по себе), — я думаю, что Исааку ты все выложишь, а он к тебе даже пальцем не притронется. Вот есть у меня такая мысль.

Владимир сцепил зубы. Его злость усиливалась тем, что права была старая ведьма, абсолютно права: он всегда знал, что когда нужно будет перекинуться — он это сделает без колебаний. В советской разведке верность не окупалась: сдать, отказаться от тебя могли в любой момент. Сегодня же вечером его, Володю, запишут в предатели, и даже если ему удастся выдраться от моссадовцев, то до конца своих дней он будет в черном списке, и заграницей ему станетМонголия. В лучшем случае.

Верещагин встал, опираясь на бритого.

— Душ там, в конце коридора, — сказала женщина. — Дойдешь? Сейчас я принесу полотенце. Не запирай двери.

* * *

Артем пренебрег ее советами. Не потому, что стеснялся — голых мужчин госпожа майор наверняка перевидала больше, чем любая севастопольская профессионалка. Просто он чувствовал, что вот-вот пойдет вразнос. Истерика, начавшаяся было в подземном переходе, подступала снова — неумолимо. Наверное, и мужских истерик госпожа майор в силу своей профессии повидала немало, но вот этой она не увидит.

Он не знал, сколько это продолжалось, — может, десять минут, может, больше. Майорша окликала его раза три: «Ты там в порядке?», и каждый раз ему удавалось собрать себя в кулак и сравнительно спокойно ответить: «Да!», после чего можно было опять распадаться на молекулы. Когда это закончилось, он какое-то время сидел на полу душевой кабинки в облаке горячего пара, наслаждаясь пришедшим покоем и опустошением. Согревшись и придя в относительную норму, он избавился от одежды. Попробовал снять и бинты, но не смог развязать мокрые узлы — не слушались руки.

— Ну! — госпожа майор толкнула дверь. — Какого черта! Я же просила не закрываться!

— Подождите… немного…

— Открывай, или я вынесу дверь! Думаешь, у меня не получится?

У нее получилось бы вынести даже дверь в бункер тактического центра. Верещагин набросил на бедра полотенце и отпер замок.

— Ты соображаешь, что делаешь? — напустилась на него майорша. — А если бы ты потерял сознание и захлебнулся? Оно мне надо? Ради этого Сема подставлял свою голову? Согрелся? Вылазь уже из воды.

Она подошла и решительно завернула кран.

— Идем, — сказала она. — Можешь идти?

На всякий случай за ее спиной маячил Сема — уже получивший разнос от таинственного Исаака и переодетый в сухие брюки и ковбойскую рубашку. Втроем они проследовали в тесную каморку посольского врачебного кабинета.

— Пей, — госпожа майор протянула ему пятидесятиграммовый мерный стаканчик.

— Что это?

— Коньяк с опиумом.

— Не надо.

— Ты что, из этих? — спросил Сема. — Которым нравится?

— Нет. Я просто и без того здорово пьян.

— Будет больно.

— Преимущество пьянства в том, что не чувствуешь боли. А если и чувствуешь, то тебе плевать.

— Не волнуйся, плевать не будет, — успокоила его майорша. — Работы здесь часа на два. Так что давай, пей.

Он глотнул, ощутил странный привкус.

— Не общий наркоз. Зачем-то вам нужно, чтобы я был в сознании. Не нравится мне это.

Сема подал матери ножницы, она разрезала бинты.

— Сынок, мне тоже много чего не нравится. Например, не нравится, что мой сын мог и тебя не выручить, и сам пропасть. Не нравится, что у тебя шкура и мясо кое-где рассечены до ребер… Не нравится, что тебе могли черт знает какую заразу занести… Как твое имя?

— Арт… Артем. А ваше?

— Фаина Абрамовна. Ты еще не допил?

— Лэхаим!

— Ду бист аид?

— Еще хуже: цыган. На одну четверть.

— Очень интересно. — Фаина Абрамовна надела медицинский халат, распечатала перчатки, зарядила медицинский степлер. — Ложись на спину, руки за голову, пальцы в «замок». Начнешь хватать меня за руки — скажу Семену, чтоб тебя держал.

Артем решил не хватать ее за руки. Очень не хотелось ему, чтоб его держали.

Все было намного лучше, чем он думал. Как ни странно, труднее всего было не дергаться от щекотки, когда по коже пробегала ледяная струйка этил гидрохлорида. Процесс накладывания шва после нее ощущался как процесс проклепывания прямо на теле кожаной куртки.

— Почему ты меня спас, Семен? Зачем я тебе нужен?

— Для связи с вашим командованием, — беспечно сказал Сема. — Как живое доказательство нашей доброй воли.

— Хотите просунуть через меня какую-то информацию?

— Зачэм просунуть, вах? — сказал Семен. — Пэрэдать!

— Передать можно и по радио.

— Тогда скажем так: у меня были на то личные причины. За что мне и вставили сейчас. Доволен?

Холодное бесчувствие переходило в покалывание, а потом — в жжение. Арт понял, что коньяк с опиумом совсем не помешал. Только благодаря ему удавалось лежать неподвижно и поддерживать разговор.

— Как… идут дела военные?

— Саки и Евпатория — ваши. Феодосия — тоже, Бахчисарай… В Севастополе и Керчи идет жестокая рубиловка, здесь тоже, но не такая страшная. Когда я уходил за тобой, ваши были уже в Сарабузе.

— Где этот… гражданин капитан?

— Беседует с Исааком, — улыбнулась Фаина Абрамовна. — Как чувствуешь себя?

— Радуюсь.

— Чему?

— Прогрессу. Если бы не медицинский степлер, сколько бы вы возились?

— Долго. За что тебя так?

— Не сошлись во мнениях… Они считали, что я должен им что-то сказать… Я думал по-другому.

— Чем это было сделано?

— Антиспе… антистеп-ле-ром…

— Ох, ни хрена ж себе фантазия… — с каким-то мрачным весельем сказал Семен. — Что ж ты такого им не сказал?

Арт помедлил с ответом. Потом улыбнулся:

— Одного английского моряка после крушения выбросило на остров к людоедам. Они поймали его, объяснили ситуацию: загадывай последнее желание, мы его исполним, а потом тебя зажарим, съедим, а из твоей кожи сделаем тамтам. Он думал-думал и попросил ржавый гвоздь…

— Знаю, — оскалился Семен. — Хрен вам, а не там-там. Только у нас это рассказывают про Василия Ивановича Чапаева.

— Меня больше другое интересует, — заметила Фаина Абрамовна. — Откуда такие вот берутся?

— Мам, когда я служил, — в голосе Семена прорезалась какая-то нехорошая вкрадчивость, — мой сержант развлекался тем, что мочился солдату в пилотку, а потом надевал ему на голову. В батальоне также было двое вконец забитых ребят, по отношению к которым сержанты практиковали оральный секс.

— Замолчи, — сказала мэм-майор. — Ты врешь. Почему ты мне раньше этого не говорил?

— Потому что не хотел жаловаться. Я пошел в армию, чтобы тебе и отцу доказать: я не маменькин сынок, я мужчина… Обойдусь и без вашей протекции, не хуже других… Доказал… — он сжал кулак и посмотрел на костяшки пальцев. — Мама, тебе часто солдаты с синяками говорили, что поскользнулись и упали?

— Случалось…

— И что ты? Верила? Ты же врач, тебе же сразу все должно быть понятно.

Фаина Абрамовна сказала что-то на иврите.

— Нет, ма, говори по-русски. Вы же с отцом были советскими офицерами… Вы же на фиг никуда не хотели, ни в какой Израиль! Куда там, предательство Родины… Так вас из этой армии выдавили, как косточку из вишни! Мы же с Мишкой вас насилу уговорили, если бы он не сказал — еду, и баста! — вы бы так и не сдвинулись. Ну так что ты мне скажешь? Что ты делала, когда к тебе приходил солдатик с вот такими фонарями?

— Ставила свинцовую примочку. А что я должна была делать, скажи на милость? Ведь никто не жаловался! Почему же вы не называли имен? Боялись? Значит, сами виноваты!

— Четыре засранца держали в страхе всю роту, — процедил сквозь зубы Семен, — пока не появился зяма, который отловил их по одному и каждому показал, где зимуют раки. И никто ж за зяму не вступился, когда его мутузили вчетвером. И офицерам было плевать, хотя они отлично все знали. И товарищ майор говорил: «Что ж ты, Файнштейн, такой конфликтный?»

— Семен, — вмешался Артем. — Кого тут зашивают, тебя или меня? Что ты врачу под руку говоришь?

— Понял, не дурак. Был бы дурак — не понял… Ухожу. Держать тебя не надо, ты и сам отлично держишься. Молоток. Вырастешь — кувалдой будешь… — Семен взялся за дверную ручку, подмигнул и вышел. Фаина Абрамовна длинно выдохнула.

— Дети — это наказание Господне, — сказал Арт. — Так моя мать говорила.

— На твой счет она была права. Не дай Бог матери такое пережить… Переворачивайся на живот.

Наложив все швы, Фаина Абрамовна вправила ему нос. Несмотря на действие опиумного бренди, пришлось признать, что лейтенант Палишко мог бы кое-чему поучиться у рав-серен Файнштейн.

— Не кричи, — сказала она, хотя он не кричал. — Если не сделать это сейчас, то так и срастется — а потом придется снова ломать нос.

Опять пошла кровь.

— Замечательно, — похвалила себя Фаина Абрамовна, выдавая ему пачку салфеток. — Останется небольшая горбинка. Сейчас Сема принесет тебе одежду. Потом выпьешь горячего чаю… Есть хочешь?

Он качнул головой. Хотелось только одного: лечь, заснуть и не просыпаться.

— Ну, так я и думала. Тошнит иногда, подкатывает, да?

Он кивнул.

— Сотрясение мозга. Но ты поешь, пусть даже вырвет… С тобой хочет поговорить полковник.

— А если я не хочу говорить с полковником?

— Сынок, об этом тебя никто не спрашивает.

* * *

Полковник Исаак Гальперин был молод, не старше сорока. Если внешность лейтенанта Файнштейна и сержанта Ашкенази была не явно семитской (во всяком случае, ни Верещагин, ни Резун в них с первого взгляда евреев не распознали), то Гальперин выглядел как раз так, что любой встречный волчесотенец сточил бы себе зубы до десен, скрипя ими от злости. Потому что устроить маленький погром на примере этого отдельно взятого еврея волчесотенцу было бы слабо. Полковник, будучи мужчиной небольшого роста, имел довольно широкие плечи и, несмотря на обманчивую полноту, двигался с характерной боксерской грацией. На крепкой шее сидела голова, покрытая короткими и курчавыми рыжими волосами (вид сзади) и оснащенная длинным носом в россыпи веснушек (вид спереди). Одет полковник был неформально: в летние брюки и тишэтку, распираемую могучим торсом.

— Вы в порядке? — спросил Гальперин после обмена ничего не значащими приветственными фразами.

— Нет. Это что-то меняет?

— Ни черта. Я хотел обсудить с вами проблему вашего пленника. Понимаете, какая фигня получается… В целом рейд по вашему спасению был исключительно личной инициативой Файнштейна. Я сначала не соглашался, но… короче, он меня убедил. Захват спецназовца в плен никак не планировался… И если он сбежит или распустит язык, всему белому свету станет известно, что Израиль помогает Крыму. Я так понял из ваших слов, что он вам нужен. Вы мне пообещаете, что он будет надежно изолирован?

Верещагин вздохнул.

— Господин полковник, я ничего не могу вам пообещать. Это не в моей власти. Вы, наверное, тоже приняли меня за кого-то другого. Я простой ротный командир, и единственное, что я пообещаю, — передать этого типа в руки военной разведки.

Гальперин удивленно задрал брови. Конопатый лоб, переходящий в раннюю лысину, пошел складками.

— Вы хотите сказать, что мы, рискуя засветиться и потерять двоих, спасали простую пехтуру? Нам что, делать нечего?

Верещагин решил считать это риторическим вопросом.

— Я вам, конечно, благодарен. И мне очень жаль, что вы ради меня… рисковали людьми. Но не стану же я вам врать, что я — генерал.

— То есть в Москву вас собрались везти по ошибке?

— Где-то так.

— Тогда почему вас отказались обменять на полковника Ефремова?

Исаак Гальперин пристально вгляделся в лицо собеседника.

— Вы и сами не понимаете, да?

— В первый раз об этом слышу.

— Сегодня днем в районе Лакки был разбит парашютно-десантный полк. Практически сразу же его командира предложили обменять. На вас. Генерал Грачев ответил в самых непарламентских выражениях. Ваши коллеги тоже что-то напутали?

— Что-то наша беседа начинает смахивать на допрос.

— Вы правы. Профессиональная привычка, извините. И еще одна привычка — докапываться до всяких-разных фактов. Давайте я вам все расскажу.

Он одной рукой перенес свое кресло через стол и поставил ближе к креслу Артема. Словно медведь под сугробом, шевельнулся под слоем жирка солидный бицепс.

— Год назад мы подписали с Сикорски Аэркрафт договор на поставку пятидесяти вертолетов «Дрозд». — Полковник устроился в кресле. — Не боже мой какая военная тайна, даже Резун ваш о ней знал. Через три месяца Лучников выигрывает дурацкое ралли, его партия выигрывает выборы, Остров аж пищит — так хочет присоединиться к Союзу, а Сикорски Аэркрафт не желает платить неустойку: все будет путем, успеем еще вам поставить продукцию. А дело идет про четверть миллиарда долларов, на минуточку.

Что же дальше? А дальше появляется тип из ОСВАГ, старый знакомый, который курирует СССР. В начале семидесятых его отдел крепко помог нам — предоставили информацию о советских военных поставках арабам. Мы у них в долгу. Осваговец говорит: я знаю, как вашему горю помочь. Полковник Гальперин весь внимание: еще бы, за потерянные вертолеты жопу прочистят не кому-то, а именно ему. Он поит осваговца водкой и выслушивает деловое предложение, которое в общих чертах ему нравится, и вообще ему нечего терять. Прослушивать Главштаб и ОСВАГ? Передавать сведения? Прекрасно, замечательно. С превеликим нашим удовольствием. И даже если ничего не выгорит, можно будет под шумок увести из банка пресловутые четверть миллиарда с неустойкой…

И точно — в назначенный день начинается война, и идет так живенько, что кажется, мы таки получим свои вертолеты. Деньги — это тоже неплохо, но на них трудно перебрасывать войска, на вертолетах это делать как-то проще. И тут опять начинается какая-то фигня. В крымском Главштабе полный раздрай, Главнокомандующий кричит о военном мятеже и о необходимости капитулировать перед СССР. Потому, дескать, что сигнал к началу боевых действий был передан самовольно каким-то офицером, без приказа командования, значит, незаконно. Может быть, к нему бы так не прислушивались, если бы можно было расспросить самого этого офицера — да вот беда, его уже не расспросишь, его расспрашивают в ГРУ, ай-яй-яй, какая жалость. А может, сам он — агент ГРУ или КГБ, призванный совершить военную провокацию. Вот оно как… Да… так вот, приходит ко мне Файнштейн и говорит: я подслушал очень интересный разговор, вернее, допрос… Короче, когда его повезут в Москву, можно будет перехватить машину. Я говорю: Сема, не сходи с ума. Понятно, хочется спасти человека, но что ж ты сделаешь против спецназовского конвоя. А он мне: бьюсь об заклад, что никакого конвоя не будет. А если будет, мы не полезем. Спорили мы, спорили… Уговорил он меня, короче. Так вот, вы — Тот Самый Капитан Верещагин. Вы подали сигнал к началу боевых действий. С вами очень хочет побеседовать ваше командование, и вы уж постарайтесь вогнать ему ума куда надо: какая, к черту, капитуляция, да здесь к утру камня на камне не оставят. Мы получили сведения из Москвы: вас будут бомбить, и крепко бомбить. Завтра утром, в шесть ноль-ноль. Даже если вы объявите перемирие и договоритесь с командирами дивизий, пока сообщение о капитуляции дойдет до штаба фронта, а оттуда — до Москвы, а там всех собрать и отменить решение? Нет, не получится. И выход у вас один, сами понимаете, какой: ударить первыми. Это я вам говорю, а вы передайте своим командирам.

— Думаете, они меня послушают?

Полковник внезапно перескочил на «ты»:

— Насрать мне, послушают они тебя или нет. Я деньги заберу и уеду. А ты останешься. И советы тебе припомнят твои боевые заслуги. На это раз просто и без затей — расстреляют, и все. Так что постарайся, чтоб тебе поверили. Знаешь, что ваши вышибают их из Симферополя? — без всякого перехода спросил он.

— Что? — Верещагин подался вперед. Свежие швы вспыхнули, голова закружилась, он обнаружил себя почти что на руках полковника…

— Спокойно, спокойно! Только не надо срываться туда, капитан! Извини, но командир из тебя сейчас — как из меня архиерей. Давай лучше разберемся с Резуном. Когда я тебя отправлю, наверное, город будет в ваших руках. Но мало ли что…

Верещагин помедлил.

— Я даю вам слово, что при малейшей опасности убью спецназовца.

Он заметил, как перекосило Гальперина, и добавил:

— Я не люблю изящных слов вроде «ликвидировать».

— Я тоже.

— Понятно… Вы, наверное, и в самом деле кровно заинтересованы… если засветили мне агента в Главштабе?

Гальперин оскалился.

— Что, опять устроите «охоту на ведьм»? Предупреждаю сразу: наш агент — не еврей.

— Да хоть черт… — Артем откинулся назад, чтобы справиться с головокружением. — Конечно, я сделаю… Что смогу. Когда и с кем вы меня отправите?

— Над этим сейчас работают.

— Я хотел бы немножко отдохнуть…

— Боюсь, совсем немножко, — сказал Гальперин.

— Можно вопрос, алуф-мишне?

— Да…

— Какие у сеген-мишне Файнштейна были личные причины меня выручать?

Исаак Гальперин помедлил с ответом. Потом все же сказал:

— Он приехал с матерью, отцом и старшим братом в Израиль в семьдесят первом году… На второй год службы загремели под самый Йом-Киппур. Ну и случилось так, что Мишка Файнштейн попал в плен… После войны он умер. Покончил с собой. Есть вещи… с которыми не всякий мужчина может жить. Вот так. Ну что, уважительная у Семы причина?

Арт кивнул.

— Если бы ты видел, что с ним было сегодня утром… Понимаешь, не мог я его удержать. Даже если бы твое спасение никакого смысла не имело… Даже если бы я ему запретил… Короче, повезло тебе. Фаина тебя хорошо заштопала?

— Я в нее влюбился.

— Много у нее таких… поклонников. С тебя бутылка — после войны.

— Если буду… в состоянии.

— Что тебе сейчас нужно? Кроме отдохнуть?

— Алка-зельцер, свитер и пару теплых носков.

— Сделаем. Ложись здесь, на диване. Часа три у тебя есть.

* * *

— С добрым утром, дорогие товарищи! — Семен слегка тормошил его за плечо.

— Не тряси, больно.

— Тысячу извинений. Я принес тебе твою форму.

— Уже?

— Автоматическая прачечная «Файнштейн и компания»: стирка, сушка, глажка, художественная штопка. Предприятие борется за звание прачечной высокой культуры обслуживания.

Арт с сомнением посмотрел на советские камуфляжные брюки и корниловскую куртку. Сочетаньице…

— Давай, давай, снимай мои пасхальные штаны, — торопил Сема. — А то мне не в чем будет на шпацир ходить. Трусы, наверное, придется тебе подарить. Донашивать за тобой как-то неловко…

— Спасибо огромное. Свитер тоже твой? — видимо, не нашлось ничего похожего на корниловскую форменную тишэтку.

— Мой. И чего я сегодня такой добрый? Ты быстрее, человек ждет, — сеген-мишне зашнуровывал ему ботинки, пока он влезал в свитер и застегивал штаны.

Куртку Артем надел морщась: бурые разводы так и не отстирались до конца.

— Который час?

— Половина седьмого. Вру, двадцать шесть минут.

— Можно попрощаться с твоей матерью?

— Обойдешься.

— Передай ей от меня благодарность.

— Сделай то, о чем тебя просят, — вот и будет ей благодарность.

Они говорили это уже в лифте.

В гараже ждала машина. Большой, довольно обшарпанный «лендровер».

— Это он? — спросил водила.

— Он. Второй уже там?

— Как птенчик в гнездышке. Загляни, посмотри.

Верещагин заглянул вместе с Файнштейном.

— Ух ты, — сказал израильтянин. — Ну, Лева с ним круто обошелся…

В кузове «лендровера» лежал связанный по рукам и ногам, пьяный до потери пульса капитан спецназа ГРУ Владимир Резун. Файнштейн скосил глаза на Артема и сказал:

— Злорадствовать нехорошо, сын мой.

— А я вообще довольно гадкий парень, святой отец.

— Куда едем, босс? — спросил водитель.

— В Главштаб, — ответил за Верещагина Файнштейн.

— Яки…

И тут Арт его узнал.

Боб Коленко, ведущий теленовостей, оголтелый охотник за сенсациями.

— Семен, — повернулся он к моссадовцу. — Ты что это надумал?

— Дареному коню в зубы не смотрят. Садись в кабину, быстро, не отсвечивай здесь.

Артем скрипнул зубами и забрался в кабину к водителю. Мотор взревел, «ровер» рванул с места. Файнштейн в зеркале заднего обзора помахал рукой. Ладно, все равно уедем не дальше ближайшего поста… Даст Бог — не расстреляют сгоряча, при виде советских штанов.

— Вы — это он? — спросил водитель.

— Я — это я, — содержательно ответил Верещагин. — А вы кто?

— Боб Коленко, ТВ-Миг, — представился знаменитый ньюсмейкер.

— Арт Верещагин, корниловская.

— Ух ты! — Боб переложил руль, обходя неподвижные препятствия.

— Что «Ух ты!»? Почему такой восторг?

— Арт Верещагин, К-2 и Аннапурна! Противник Общей Судьбы! Геройски погибший на Роман-Кош! Вот это сенсация…

— Я не погиб на Роман-Кош.

Впереди замигали фонариком. Загорелись фары «Воеводы», перегородившего часть дороги.

— Патруль, — тихо сказал Боб. — Доставайте картонку, сэр.

— Нет у меня никакой картонки. — Все вещи кроме куртки уехали в «Фольксвагене».

В кабину вторгся луч мощного фонаря. Артем зажмурился.

Дверца открылась.

— Кто такие? — спросила тень в дождевике.

— Капитан Верещагин, следую в Главштаб, необходимо встретиться с полковником Адамсом. С кем имею честь? — он подставил лицо под изучающий луч.

— Что? — удивилась тень. — Ты слышал, Стэн? Капитан Верещагин… А почему не тень отца Гамлета?

— Подпрапорщик Ромашевич, — Артем прочел имя, вышитое на кармане, и осатанел как-то мгновенно, несмотря на собачью усталость. — Вы болван. Да будь я хоть шпион, хоть черт — вы немедленно должны помочь мне попасть хотя бы в штаб дивизии. У меня ценный пленник, у меня сведения, которые могут стоить нам всем жизни, а вы тут строите из себя большого человека. Если я шпион — и без вас меня расстреляют, а если нет, то я уж позабочусь, чтобы расстреляли вас…

— Извините, сэр, — мгновенно сказала тень. — Конечно, я позвоню в штаб, сэр… Порядок есть порядок, сэр… А вы? — уже не так начальственно спросил он у Коленко.

— Доброволец из штатских, — ответил за него Артем. — Сам я вести не в состоянии, вы что, не видите. Послушайте, мне очень некогда. Я должен быть в Главштабе как можно скорее.

— Извините, сэр! — Ромашевич давился смущением. — Но мне придется задержать вас, сэр. Сейчас я свяжусь с вашим начальством… Вы… Посидите пока в караулке…

Десятью минутами позже подпрапорщику удалось-таки связаться с Сарабузом. И ему даже позволили переговорить с подполковником Ставраки.

— Да, сэр! Нет, он жив, сэр! Честное слово! Как выглядит? Ну, по правде говоря, выглядит так, словно забыл дома свой пластиковый мешок. Извините, сэр. Нет, документов нет. Ай-ди тоже нет, говорит, отобрали. Что? Одну минутку…

Он положил трубку на стол и заглянул в кладовку придорожной закусочной, где была устроена импровизированная караулка.

— Капитан, подполковник Ставраки спрашивает, когда вы с ним виделись в последний раз, кто с вами был и о чем вы говорили…

Высушав ответ, он вернулся к телефону.

— Он говорит, это было во вторник, с ним был подпоручик Козырев и говорили вы о кобыле князя Волынского-Басманова. Это правильно, ваше благородие? Еще одно: с ними пленный. Капитан спецназа ГРУ, пьяный как зюзя… так точно, ваше благородие. Ждем, ваше благородие…

* * *

— Нет, вы скажите, это вы подали «Красный пароль»? — наседал Боб.

— Не я, — честно ответил Артем.

— А почему же тогда Семен занимается вами? Думаете, я не знаю, кто такой Семен? Я отлично знаю, кто он такой.

— Возможно, у него были какие-то свои, личные причины.

Боб хмыкнул, поелозил на мешке резиновых перчаток. На нем было не так удобно, как на мешке термоперчаток, но лучшее сиденье в кладовке он уступил Артему. Караульные угостили их остывшими пирожками из автомата и кока-колой. «Ненавижу это сладкое дерьмо», — сказал Боб и осушил банку в два глотка. Артем сделал только один глоток, и его тут же вырвало. Слава Богу, это происходило еще на улице, а не в здании. Опытный унтер диагностировал все то же сотрясение мозга, и в караулке Артема уложили на одеяла, дав в качестве подушки мешок с термоперчатками. Действие коктейля «коньяк-опиум» было на исходе, и Артем смог бы сейчас сосчитать все свои швы, не раздеваясь. Разговор он поддерживал именно для того, чтобы отвлечься от этой арифметики.

— А какие причины были у вас, сэр? Деньги? Ненависть к СССР? Почему вы передали «Красный пароль»?

— Я не передавал его, Боб.

— Ага, а моя бабушка умерла бездетной.

«Лучше бы оно так и было…»

Конечно, Файнштейн знал, что они не уедут дальше ближайшего поста. И Боба Коленко подсунул ему не случайно. И даже — вот добрая душа! — поделился с ним кое-какой информацией. Артем чувствовал, что через него израильтоны норовят протащить какую-то дезу. Время авианалета? Вряд ли это деза. Для протаскивания такой дезы не нужен Боб Коленко. Не его специальность. Специальность Боба — широко растиражированные жареные факты.

— Боб, а что вам наболтал Семен?

— Наврал, что я сделаю лучший репортаж в своей жизни. Что моей помощи просит тот самый офицер, который подал сигнал к началу войны.

— Воистину, наврал. Я прошу за него прощения, Боб.

— Послушайте, капитан! Я чуть ли не сутки мотаюсь по нашим фронтам и тылам со своей камерой. И везде говорят о таинственном офицере, который передал «Красный пароль» и был убит красными на Роман-Кош. А в Корниловской дивизии так прямо называют имя этого офицера. Ваше имя, капитан.

— А как ваше полное имя? Борис? Роберт?

— Бонифаций, — слегка смутился журналюга. — Не надо ржать.

— Не буду. — Верещагин действительно старался избегать всяких предельных для ребер и носа нагрузок, как то: смех, кашляние и чихание. Особенно — последнего. Ему казалось, что один чих — и все, что с таким трудом собрала Фаина Абрамовна, разлетится вдребезги.

— Вы опять уводите меня от темы. Капитан, я же не требую настоящих военных тайн. Но люди, жизнь которых подвергается опасности, имеют право хотя бы знать правду. Как так вышло, что военные решили оказать сопротивление советским войскам?

— Откуда я знаю, Боб? Что я, генерал?

— Объясните хотя бы с точки зрения капитана. Еще вчера вы были за общую судьбу, голосовали за СОС на выборах…

— Поправка, Боб: был против и не голосовал.

— Но остальные-то были за! Семьдесят процентов активных избирателей! Значит, как минимум пятьдесят процентов армейцев. Человек не робот, капитан! Он не может в одну минуту переменить программу.

— Еще как может. Обманутая надежда и преданное доверие легко оборачиваются лютой ненавистью. Вы журналист и знаете, что случилось с Черноком. Как по-вашему, что мы должны были делать?

— И вы решили подать сигнал к началу войны?

— Боб, я его не подавал! Хотите, на Библии поклянусь, хотите — на полиграфе проверку пройду: я его не подавал!

— А что же вы делали на Роман-Кош?

— Отстреливался.

— Ладно же… — Боб замолчал. Дверь открылась, и на пороге возник «плечистый в талии» подполковник Ставраки.

— Это он? — спросил подпрапорщик.

— Он, — выдохнул Ставраки. — Арт, вы просто неповторимы. Вам мало газетной славы, вы решили обаять телевизионщика?

Верещагин встал.

— Я не выбирал себе компанию, сэр.

— А кто выбирал?

Артем не ответил. Боб тоже — видимо, о своем участии Файнштейн попросил не упоминать. Такой скромный Файнштейн.

— Вечно вы ищете на свою задницу приключений, — беззаботно сказал подполковник. — Хм, ну, по крайней мере, стоите на своих ногах. Могло быть и хуже.

Они вышли во двор и сели в штабную машину — модифицированный джип «скарабей» завода «Руссо-Балт». Ставраки сел за руль, Артем — на заднее сиденье, обхватив спинку переднего и положив на нее голову.

— Что, так плохо? — в голосе подполковника прорезалось совершенно неподдельное участие.

— Угу.

— Я прихватил с собой аспирин.

— Я ваш должник.

Артем проглотил четыре таблетки и запил тоником, который подполковник предусмотрительно достал из бардачка. Вроде стало легче… Он и не заметил, как машина тронулась с места…

— Да, от вас я такого не ожидал… — сказал подполковник. — От вас никто такого не ожидал! Я вам честно скажу: я горжусь! Вот так командуешь человеком, командуешь… Нда-а…

— Что происходит? Ну, вообще, что делается?

— Только что вышибли их из Симфи. Остался Севастополь. Нет, конечно, их везде полно, но это теперь так, разрозненные части… На три дня работы. Знаете, кто проиграл войну? Их интенданты. Я бы таких вешал, честное слово. У них очень плохо с боеприпасами, так что партизанить не выйдет…

В кузове зашевелился капитан спецназа ГРУ Владимир Резун.

— Ж-жиды пархатые, — сказал он и снова впал в прострацию.

— Что это за тип?

— Капитан советской военной разведки. Сволочь редкостная.

— Это он вас… так?

— Что? А-а, нет… — Арт улыбнулся. — Спецназ ГРУ меня на руках носил. В общем… мне не повезло. А потом повезло. Мне сегодня вообще ужасно везет.

— Оно и видно…

— Что с моими людьми?

— «С моими людьми!» — фыркнул Ставраки. — Сандыбеков жив… Хикс тоже… Сидорук, кажется, погиб.

— Миллер?

— Умер в госпитале, бедняга. Днем было большое сражение возле Лакки, он получил пулю в горло. Вы знаете, как отметился ваш грузин Берлиани? Это просто комедия. Взял в плен их полковника и вышел на связь с их дивизией. Предложил обменять его на вас. Арт, вы что, плачете?

— Смеюсь, сигим-са-фак… Гия, храни тебя Господь…

— Но все-таки, Арт… Как вам это пришло в голову? Вот вы тогда стояли, разговаривали со мной и Козыревым — и уже знали?

— Догадывался. Я присягу не нарушил ни в одной букве. Да и Устав, вообще говоря, тоже… А вы чем-то недовольны?

— Упаси Бог! Я всего один день просидел взаперти, а такого дерьма нахлебался… Но, Арт, это как-то странно: вот живет себе человек, живет, а потом наступает день, и бац! — один — герой, а второй — нет. И не то чтобы этот второй был каким-то трусом… А вот просто ему в голову не приходит взять и что-то сделать…

— Это все потому, Антон Петрович, что я хочу быть самым умным. Вот все шагают не в ногу, один я — в ногу…

— Арт, ну, честное слово… Нехорошо… Знаете, кто старое помянет — тому глаз вон…

Впереди замаячила статуя Барона. Безвкусное конное изваяние, бездарное подражание Клодту, теперь походило на объемную иллюстрацию к известному роману Майн Рида — советские мотострелки упражнялись в стрельбе до тех пор, пока свое меткое слово не сказали танкисты. Безголовый Врангель (то-то порадовался бы господин Лучников!) благословил их машину простертой дланью.

Им пришлось выйти из джипа, и почти тут же в свете фар «Святогора» из ближайшего кордона нарисовался человек в старом дождевике того фасона, какой носят крымские моряки. Их ждали, их должны были встретить…

Очередной пристальный луч. Артем прикрыл глаза и сжал кулаки.

— Он это, он, — сказал Ставраки.

— Большое спасибо, господин подполковник, — кивнул человек в морском дождевике. — Добрый вечер, капитан Верещагин. Флэннеган, капитан второго ранга, ОСВАГ, к вашим услугам. Следуйте за мной…

Артем увидел протянутую руку Ставраки и пожал ее.

— Знаете окончание поговорки? — спросил он. — Кто забудет — тому два. Прощайте, Антон Петрович.

Глава 3 ОСВАГ

Шлоссер: Какой пехотный капитан стал бы разговаривать в таком тоне с майором абвера?

Скорин: Побывавший в гестапо.

Фильм «Вариант „Омега“» по роману Н. Леонова

Полковник Воронов боролся со сном при помощи ударных доз кофеина. Пока что полковник побеждал, но он не знал, удастся ли ему удержать свои позиции до следующего полудня. А получить хотя бы час отдыха раньше не представлялось возможным.

Ему нужна свежая голова. Сегодня на брифинге старших командиров ему нужна свежая голова. Кто одолжит ему свежую голову? Никто, пожалуй. Ни у кого из сотрудников ОСВАГ, целый день мотавшихся по всем фронтам, не найдется свежей головы.

Впрочем, кое-кому еще хуже. Допрос длится уже два с половиной часа, и человек за стеклом одностороннего зеркала близок к обмороку, но на это здесь есть медик. Упасть в обморок ему не дадут.

— Может, хватит? — спросил полковник Адамс. — Его спрашивают об одном и том же в сорок четвертый раз.

— Я знаю, полковник, — откликнулся Воронов.

— Эта история с МОССАДом выглядит насквозь неправдоподобной.

— Хм-м… Медицинский эксперт сказал, что швы накладывал израильский медик. Медицинские скобки — израильского производства. Накладывали их израильским хирургическим степлером. Все равно что расписаться у человека на спине… И вообще за ситуацией чувствуется типично МОССАДовское нахальство. Как раз в эту часть истории я верю.

Адамс покосился на его бесстрастное лицо и снова перевел взгляд на квадрат зеркала. Его плотно стиснутые губы выражали осуждение. Но не высказывали. Армейский офицер не может высказать свое осуждение осваговскому палачу, поелику осваговский палач снимает с армейского офицера довольно тяжелое обвинение.

— All right, Flannahan, enough[153], — сказал Воронов, нажав кнопку селектора.

Капитан второго ранга Флэннеган не подал виду, что услышал команду, прозвучавшую в крохотном наушнике, но тут же быстро и грамотно свернул допрос. Его собеседник закрыл глаза и положил голову на руки, скрестив их на столе. Флэннеган одернул его: сидеть прямо, не спать.

Воронов нажал на селекторе другую кнопку.

— Ди, по чашке кофе всем нам, две чашки — в комнату для допросов. Мне и капитану — бензедрин. — Он отключил связь. — Хотите побеседовать с ним, господин полковник?

— Я? — удивился Адамс. — Зачем?

— Ну это ведь вас обвиняют в срыве мирного воссоединения…

— Вас тоже.

— Да… Меня тоже. Брифинг — через сорок минут. Стенограмма допроса будет расшифрована… — Воронов покосился на стенографистку.

— За полчаса, сэр… — отозвалась девушка. — Печатать все подряд или только самое главное?

— Главное. Господам командирам дивизий некогда будет читать по сто раз одно и то же.

— Воронов, неужели вы и в самом деле не знали, что делал Востоков? — с недоверием спросил Адамс.

— Работа разведки далека от Господних заповедей, — с расстановкой и после паузы ответил Воронов. — Но один из евангельских заветов мы выполняем четко. А именно: пусть ваша правая рука не знает, что делает левая. Востоков был правой рукой генерала Арифметикова. Я — левой. Я не знал, чем он занимается.

— Надо сказать, этот сукин сын очень ловко прятал концы…

— Еще бы! В этой игре были такие ставки…

Адамс опять посмотрел в зеркало.

— Это действительно нужно? — спросил он. — Не давать ему отдыха, не вводить обезболивающего…

— Это — приемы психологического давления. Чем труднее человеку сосредоточиться, тем труднее ему врать.

— А у вас сволочная работа, Воронов…

— На редкость сволочная.

В комнату для допросов вошла девушка в авиационной парадной форме с погонами прапорщика. Она катила за собой фуршетный столик с кофе.

— По правде говоря, я уже немного отвык от рутины, — продолжал осваговец. — И Флэннеган тоже. Мы, казалось бы, уже достигли тех ступеней карьеры, на которых черную работу поручают подчиненным. Но сейчас у нас, можно сказать, все в разгоне. Война, сами понимаете… Ну, вы хотите поговорить с ним или нет?

— Давайте, — решился Адамс.

— Флэннеган, идите сюда, — сказал Воронов в микрофон. Кавторанг поднялся из-за стола и вышел вслед за девушкой. Адамс столкнулся с ними в коридоре.

— Кофе, ваше высокоблагородие? — спросила девушка.

— Спасибо, не надо…

Он толкнул тяжелую звуконепроницаемую дверь. Вошел в кабинет и отпустил ручку, позволив пружине сделать свою работу.

— Господин полковник… — Сидящий перед столом человек даже не обозначил намерения встать перед старшим по званию, и Адамс не мог его за это осудить.

— Господин капитан. — Комдив сел напротив, в то кресло, из которого встал Флэннеган. — Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, вполне сносно.

Адамс сделал ряд необязательных движений, как всякий человек, которому неловко: провел рукой по волосам, зачем-то поправил манжету, достал зажигалку и высек огонек, хотя и не собирался закуривать. Покосился на одностороннее зеркало и слегка разозлился. Ну да, он задал дурацкий вопрос… Он не умеет допрашивать людей. И не хочет. И не его это работа. Он и не собирался никого допрашивать — пришел просто поговорить.

Он думал вчера, что если им обоим повезет, и они останутся в живых, первый и главный вопрос, который он задаст, — почему Верещагин отказался выполнить его приказ.

Вы себе можете представить военного, который решился на неслыханный риск и ответственность, превышающую свои полномочия, и внезапно узнал, что кто-то уже взял все в свои руки и ведет? Беспокоиться не о чем? Или есть о чем? На выбор — секунды: да или нет? Подчиниться или следовать своему решению? Игра вабанк, равные шансы на выигрыш и на проигрыш, и выигрыш сомнителен, а проигрыш — непоправим.

Полковник выбрал — подчиниться. И двенадцать часов не знал, что же он выбрал… Он успокаивал себя тем, что человек, обладающий кодами и «Красным паролем», наделен чрезвычайными полномочиями и действует наверняка.

Дальше все пошло еще чуднее. Вся Корниловская была убеждена, что приказ на передачу «Красного пароля» отдал он, Адамс. У него был неприятный личный разговор с главнокомандующим. Его полковничьи погоны держались на плечах с великим трудом. Спасало лишь то, что в ситуации постоянного сражения заменить его было некем. Вернувшиеся Сандыбеков, Хикс и Берлиани помочь ничем не могли: они были убеждены, что действовали если не по приказу, то с ведома комдива. Единственный человек, у кого можно было получить исчерпывающие объяснения, то ли погиб, то ли попал в руки красных. Его появление было в высшей степени неожиданным, а спасение — невероятным. На вопрос, мучивший Адамса, он уже давно ответил. Что спрашивать дальше — полковник не знал.

— Через полчаса начнется брифинг командиров дивизий и начальников штабов, — сказал он. — Та информация, которую вы передали, — насколько она достоверна?

— Им нет смысла врать.

— Им есть смысл врать. Речь идет о четверти миллиарда долларов.

— Они засветили своего агента в Главштабе.

— Они навесили на нас, кроме всего прочего, еще и мороку по поиску этого агента.

Адамс покосился на зеркало.

— Меня обвиняют в том, что я отдал вам приказ передать «Красный пароль».

— Я не передавал «Красный пароль». Вы же допросили Резуна, вы же знаете, что его передали из Москвы. Это было необходимо — оставить след в Москве…

— Но у вас была кассета. Капитан, вы понимаете все, что я говорю?

— Вполне.

— Сейчас мы, Главштаб, должны принять решение исключительной важности. Если ваши сведения верны, мы вынуждены бомбить советские аэродромы. Это — война без надежды на примирение. Мы не можем начинать ее только из-за израильских вертолетов, капитан.

— Чего вы от меня хотите?

— Вы будете сопровождать меня на брифинг. Вы повторите все, что говорили здесь. Все, что касается Востокова, «Красного пароля», кодов и своего ГРУшника. Вы должны снять с меня обвинение, потому что иначе Басманов всех задавит авторитетом командующего и нагнет к поискам перемирия… И боюсь я, что утром нас все равно засыплют бомбами…

— Может быть, я плохо соображаю с недосыпа… — Капитан потер пальцами лоб. — Но какие тут обвинения? Хоть бы вы триста раз приказали мне передать «пароль» — это было ваше право. Вторжение к тому моменту уже началось…

Адамс застыл на месте. Эта простая мысль не приходила ему в голову: он думал только о том, как доказать главнокомандующему свою непричастность к «развязыванию мятежа». Но ведь…

— Вы и в самом деле нуждаетесь в отдыхе, Верещагин. Жаль, что я не могу вам его дать. Это было не вторжение. Это было присоединение к СССР. Подписанное премьером и одобренное Думой. Капитан, мне все это так же тошно, как и вам, но Крым уже три дня считается территорией СССР, на которой СССР имеет право размещать свои войска. Как бы я к этому ни относился, но мы подняли военный мятеж.

— Я поднял военный мятеж, вы хотите сказать?

Адамс посмотрел на него. Как много значит нелепая бумажка… Не будь ее, не будь этого кретинского документа о вступлении в Союз, этого массового психоза под названием «Идея Общей Судьбы» — и те же действия капитана можно было обсуждать только в свете представления к награде и званию подполковника. А может, и полковника. Но бумажка есть, идиот-премьер ее подписал, а кучка идиотов-думцев, заигрывающих с идиотами-избирателями, одобрила. И вот — идиотизм рафинированный, тройной возгонки: он, командир Корниловской дивизии, только что с блеском разгромившей красных во всем Южном и Центральном Крыму, допрашивает человека, прошедшего через черт знает какой ад для того, чтоб сделать эту победу возможной.

Бред.

— Это говорю не я, — выдавил Адамс. — Это говорят многие работники Главштаба. В том числе — Главком…

— Они в большинстве?

— От них достаточно много зависит… Если они вам не поверят… то помоги Господь Крыму.

— Закажите еще кофе, ваше высокоблагородие, — попросил Верещагин. — Можно даже опять с бензедрином.

Адамс подумал, что бензедрин тут мало поможет. С Басмановым можно разговаривать только — как там у Катаева? — хорошенько накушавшись гороху…

* * *

— Итак, господа, мы оказались перед тяжелым выбором, — сказал Волынский-Басманов, едва Воронов закончил доклад. — Хотя я думаю, что решение здесь очевидно… Военная мощь СССР настолько велика, что невозможно и думать о переходе в наступление. Приняв решение о бомбардировке, мы начинаем затяжную войну, которая неминуемо обернется для Острова гибелью.

— Иными словами, — сказал Кутасов, — вы предлагаете капитуляцию…

— Ни о какой капитуляции не может идти речи, — возразил Волынский-Басманов. — Слово «капитуляция» применимо только к одной из двух или более воюющих стран. Мы — не страна, воюющая с СССР. Мы — его часть, это уже несколько месяцев назад было одобрено Думой. То, что произошло в Крыму, — военный бунт, инспирированный ОСВАГ и армейскими экстремистами. Де Голль в свое время наглядно показал, как нужно поступать в таких случаях. Чтобы спасти «форсиз», мы сами должны придушить военный бунт. Найти и выдать виновных.

Полковники молчали.

— Я не понимаю, почему мы должны поступать подобным образом, — сказал наконец Кутасов. — У нас есть все, чтобы не проиграть войну. Да, формально мы не можем ее выиграть… Не можем дойти до Москвы. Но ведь не об этом сейчас разговор. Нам грозит бомбардировка, которую нужно предотвратить — вот, что важно…

— Именно! Именно, Олег Никитич! — Волынский-Басманов поставил в воздухе точку световой указкой. — Именно об этом и речь, что «сведения из МОССАДА» могут оказаться очередной провокацией! Такой же, как и «Красный пароль»!

— Но то, что советские сконцентрировалисвыше тысячи самолетов в прибрежной полосе, — правда, — заметил капитан первого ранга Берингер.

— Они регулярно перебрасывают туда дополнительные самолеты, — заспорил начштаба авиации Клембовский, принявший командование ВВС. — Это вовсе не значит, что они собираются нас бомбить. Но рано или поздно начнут… если мы не вступим в переговоры и не внесем ясность в ситуацию.

Шевардин обратился к Воронову:

— По плану «Айкидо»: какие сведения вы получили от капитана Резуна?

— Довольно скудные. То есть он сообщил массу интересного, но по этому вопросу… Он не знает, какие планы Востоков и неизвестный нам контакт из КГБ строили на случай успеха первой части. В сейфах и компьютере Востокова тоже ничего не найдено.

— Даже среди засекреченных данных?

— Наши специалисты взломали ВСЕ его файлы. Ничего нет. Он, по-видимому, все держал в голове.

Тишина, как черное сукно, развернулась над столом.

— Этого не может быть! — нарушил молчание Кронин. — Он же должен был предполагать свой арест. Он должен был кому-то что-то оставить!

— Возможно, Черноку. Но Чернок погиб…

— Верещагин, — напомнил Кронин.

— Он говорит то же самое. Утверждает, что востоковских планов он не знает.

— Он лжет, — резко и безапелляционно заявил Волынский-Басманов. — Планы на случай успеха провокации должны существовать. Иначе какой в провокации смысл?

— Я мог бы пригласить его сюда, если вы не возражаете, — предложил Воронов.

— Пригласите. — Адамс поморщился, потер виски. Незаметно отъехал в кресле назад, чтобы расширить обзор: пронаблюдать за реакцией коллег на своего подчиненного.

…Верещагин вошел под конвоем двоих караульных казаков, в новенькой полевой форме без знаков различия. Джокер, который превращает ничего не значащий набор карт в ослепительный флеш-рояль. Легенда.

— Без козыряний и формальностей, капитан, — быстро сказал Басманов, хотя капитан и не собирался козырять ввиду отсутствия головного убора. — Садитесь. Вот протокол допроса. Под ним — ваша подпись. Вы его читали?

— Да, сэр. Я всегда читаю то, что подписываю.

— Вы ничего не имеете добавить?

— Никак нет, ваше высокоблагородие.

Кронин сжал переплетенные пальцы.

— Значит, вы утверждаете, что план «Айкидо» был задуман лично Востоковым, Черноком и вами?

— В той части, где речь шла о контактах с КГБ, — полностью Востоковым. Разработка самой акции и вербовка ударной группы — мной. Командовать крымскими войсками должен был Александр Владимирович… Поддержку оружием и оборудованием мы получили от него через Востокова.

— Это моссадовцы сообщили вам время бомбардировки?

— Да.

— Мы получили подтверждение из… независимого источника, — Воронов что-то быстро набросал на обороте своей визитки и пустил по кругу. Последним в цепи оказался начштаба флота Берингер, который достал зажигалку и спалил визитку в пепельнице.

— Ваш независимый источник — тоже весьма заинтересованное лицо, — сказал он.

— Да, — кивнул Воронов. — Но, согласитесь, что с моссадовцами он никак не мог контактировать.

— Уж очень кстати он у вас появился, этот источник, — процедил Волынский-Басманов. — Вы его не выдумали?

Воронов не ответил.

— Почему именно в день вторжения? — поинтересовался Шевардин, повернувшись к Верещагину. Адамс заметил, что его интерес выглядел доброжелательным.

— Это ключевой момент плана. — Верещагин сидел так же, как в камере для допросов: опираясь локтями о стол, подавшись вперед… — Востоков предполагал, что именно в день вторжения части Советской Армии будут в наибольшей степени деморализованы… небоеготовны… И застигнуть их врасплох смогут даже резервисты. Днем позже они могли бы уже привести себя в порядок. И… часть наших регулярных войск могла быть уже вывезена.

— Как был передан «Красный пароль»? — спросил Кутасов.

— Востоков сумел сделать это по своим каналам в Москве. Но на тот случай, если бы ему это не удалось, у нас была кассета с записью… Мы передали бы ее из нашего телецентра. Но это — на самый крайний случай… Москва тоже была ключевым моментом плана…

— А вы не думали, что Востоков может оказаться лояльным агентом КГБ? — спросил Шевардин. — Что вся эта затея — провокация советских спецслужб? Что ее единственная цель — любыми способами развязать войну?

— Я… думал, сэр.

— И что же?

— Я решил — какая разница, кто и зачем дает нам шанс. Если мы сумеем его взять — мы сможем уже ни с кем не считаться.

— Однако… — протянул Кутасов.

— Итак, — Басманов подвел итог, — есть Востоков, который это все задумал. Есть вы и ваша группа. Есть неизвестный чин КГБ и неизвестный «спонсор» в верхах советской власти. Четыре человека, которые перевернули Крым вверх ногами. Если вы предлагаете нам в это поверить, то вы издеваетесь.

Верещагин не ответил.

— Капитан, возможно, вы давали какие-то обязательства, — рассудительно сказал командир Дроздовской дивизии Салтыков (это была первая его реплика — Шевардин, будучи командиром дивизии де-факто, говорил гораздо больше, ибо лучше разбирался в обстановке). — Настало время их нарушить. Поймите, СССР может позволить себе вести войну на истощение. Мы — нет. Если у Востокова были какие-то планы, нам самое время о них узнать.

— Господа… — Верещагин провел рукой по волосам, заодно смахнув со лба испарину. — Часть плана, возможно, заключалась в том, что я или Кашук попадем в руки советской военной разведки и протолкнем какую-то дезинформацию. Я говорил об этом, это есть в протоколе. Думаю, именно поэтому Востоков ничего не говорил о своих дальнейших действиях. Мы должны были сообщить все, что знаем… Не более того.

— Он агент КГБ, — сказал князь Басманов. — Это же ясно.

В молчании полковники переглянулись.

— Такими обвинениями не можете бросаться даже вы, господин главнокомандующий, — сквозь зубы сказал Верещагин. — Такие обвинения доказывают.

— Доказывать что-либо будет военный трибунал! — стукнул ладонью по столу Волынский-Басманов. — А пока что мы хотим знать, во имя чего вы пошли на воинское преступление. Я подозреваю, что во имя нескольких сот тысяч долларов. Но если это не так — докажите нам обратное! Что Востоков собирался делать в Москве? Как он рассчитывал развивать ваш успех? Не можете сказать? Или не хотите?

— Я сказал все, что знаю, сэр. Все здесь написано. Что вам еще нужно?

— Говорите все что угодно, — отрезал Клембовский, — но для честного человека вы поразительно везучи, Верещагин. Черт возьми, я бы даже купил у вас немного везения… Вам очень кстати подворачиваются то спецназовцы, то моссадовцы…

— Интересный… пункт обвинения. — Верещагин опустил голову. — Судить человека за то, что он не погиб… до вас додумался только Сталин.

— Ваши семейные проблемы, — отчеканил Басманов, — мне известны. И безразличны. Нам нужно удостовериться, что вы сказали правду. Всю правду, до конца.

— И… каким же образом… вы хотите удостовериться? — спросил Адамс, сжимая пальцы до хруста.

— Я требую медикаментозного допроса. Когда он под скополамином повторит, что не агент КГБ, ЦРУ, МОССАДа или еще какой-нибудь из этих сраных спецслужб, может быть, я и поверю, что сведения о бомбардировке — не пьяный бред и не провокация. А может быть, и не поверю…

— Я хотел бы сказать, что медикаментозный допрос или допрос под детектором лжи ни в коей мере не гарантирует всей правды, — осторожно вставил Воронов. — Есть определенный процент людей, которые реагируют на наркотик неадекватно… Есть люди, которые умеют совершенно искренне лгать, потому что они верят в свою ложь… Есть люди, которых задействовали втемную. Есть, наконец, люди, у которых на наркотик правды жесткая аллергия. Капитан может просто умереть во время допроса.

— Нам придется рискнуть, — пожал плечами Волынский-Басманов.

— Нам — это кому? — покосился на него Кутасов.

— Когда? — спросил Верещагин. — Сейчас?

— Сейчас, милостивый государь! — Салтыков хлопнул по столу ладонью. — Потому что решение мы должны принять сейчас!

— Господин полковник, держите себя в руках, — одернул его Кронин. — Арт, вы согласитесь на медикаментозный допрос?

Верещагин на секунду закрыл глаза.

— Вы мне не верите…

— А с какой стати мы должны вам верить? — спросил Салтыков. — Вы один раз уже всех нас предали. Вы сорвали процесс мирного воссоединения. Вы узурпировали полномочия командующего и развязали войну. Почему мы должны вам верить?

— Это было бы лучше для вас, Артем. — Кронин глядел в сторону. — Вы были бы избавлены от подозрений в… нелояльности, и вообще…

— Это приказ, сэр? — тихо спросил Верещагин у своего командира. У Старика.

Полковник не мог смотреть ему в глаза.

— Да, черт возьми, это приказ.

— Слушаюсь, сэр… — одними губами сказал капитан.

Отодвинув кресло, он встал. Потом склонил голову.

— Мои соболезнования по поводу смерти вашего сына, сэр.

Кронин вздрогнул и развернулся вместе с креслом спиной к двери.

* * *

У полковника Волынского-Басманова, настоявшего на медикаментозном допросе, были неважные познания в области медицины и фармацевтики. Медикаментозный допрос — устаревшая методика. Скополамин — средство, от которого отказались еще в 50-х, оно вообще недалеко ушло от старых добрых пыток. Пентотал натрия достаточно эффективен при допросе с детектором лжи (он тормозит сдерживающие центры, у человека снижается самоконтроль), но и пентотал, и детектор были в этом случае почти бесполезны, ибо допрашиваемый находился в стрессовом состоянии. Самописец детектора лжи, как и следовало ожидать, показывал черт-те что.

В общем, было большой глупостью настаивать на том, чтобы капитан Верещагин после допроса снова был доставлен в кабинет главкома. Но Басманов настаивал, а значит — брал на себя всю ответственность за возможные последствия…

— Как вы себя чувствуете? — спросил Флэннеган.

Верещагин не ответил. Это означало, что эта отрава, антагонист пентотала, начала действовать. Болела голова — какой-то новой, очень тонкой болью, словно кто-то выбрал одно-единственное нервное волоконце, где-то за правым глазом, и методично его терзал.

— Расстегните ремни, — сказал он. Голос противно дрожал. — Расстегните эти долбаные ремни!

Во время допроса он просил об этом раз пятнадцать. Наркотик уничтожил то, что осталось от гордости и самообладания, срыл последнюю границу между человеком и безвольным стонущим животным.

Как они могли? Как Старик мог?

— Это соображения безопасности, — треск «липучки», одна рука свободна. Еще одно движение — свободна голова.

Он освободил ноги. Сорвал приклеенный пластырем стетоскоп, выдернул иглу, отшвырнул в сторону. Медик посмотрел на него с укоризной: мол, я тут при чем?

Да ни при чем ты, парень, ни при чем. Все вы, что бы ни делали, всегда ни при чем.

Флэннеган подал ему рубашку.

— Идти сможете?

— А если не смогу? Понесете?

— Главком приказал вас доставить. Надо будет — понесу.

— Еще одну дозу бензедрина.

— У вас будет очень болеть голова.

— С каких пор вас волнует, что у меня болит? Дайте еще один порошок.

— Инъекция подействует быстрее, — сказал осваговец.

— Хорошо, пусть будет инъекция…

Через три минуты он встал, его тут же понесло на стену. Опираясь лбом и ладонями, он перевел дыхание. Бензедрин, адреналин, кофеин… Горящая пакля в уши загнанной лошади. В сознании, как змея на дне колодца, шевелилось жестокое любопытство: а сколько еще выдержит это тело? Когда оно наконец свалится?

— Вы сможете идти? — терпеливо повторил Флэннеган.

— Не очень прямо и не очень быстро.

— Давайте еще немного подождем. Поговорим.

— О чем, Флэннеган?

— Зовите меня просто Билл. Как вы думаете, это, — капитан второго ранга показал на распечатку, — заставит князя Волынского-Басманова изменить мнение?

— Мне все равно.

— Он собирается выдать вас СССР. Если он сейчас одержит верх, вам конец.

— Мне все равно.

— Неужели? Вам так охота повторить путь Пауэрса? Только вряд ли вас обменяют, Арт. Таким, как вы, в Союзе прописывают девять граммов свинца.

— А в Крыму — два куба пентотала.

Флэннеган покачал головой, открыл дверь, оглянулся…

— Следуйте за мной.

* * *

Первым, закончив читать протокол, нарушил молчание главком:

— Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с ненормальными…

— Полковник! — крикнул Старик.

Верещагин скверно улыбнулся.

— У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.

«Все, понеслась душа в рай», — подумал Воронов. Басманов не знал, на что напрашивается… Может, Верещагин и понимал, что такое субординация. Тот дикий коктейль, который вогнали ему в вену, не понимал.

— Не время для изящных пикировок, капитан. — Клембовский скомкал свою копию протокола и швырнул ее под стол. — Мы имеем… то, что мы имеем. Никаких дальних планов разведслужб. Никаких перспектив. Затяжная война с Советским Союзом, развязанная по прихоти каких-то…

Волынский-Басманов оттолкнулся от стола и на своем кресле отъехал чуть в сторону.

— Я одного не понимаю, Верещагин: на что вы рассчитывали? Вот лично вы? На эфемерные планы Востокова относительно политических перестановок в Кремле? На помощь инопланетян?

Капитан поднял голову и, глядя Басманову в глаза, просто ответил:

— На вас. На ваши знания, полученные в Вест-Пойнтах и Сандхерстах. На ваш опыт. На ваш здравый смысл… На верность присяге… Я крепко рассчитывал на вас, господа полковники. И, видимо, крепко просчитался. Вы полное дерьмо.

— Вы… отдаете себе отчет, где находитесь? — голос Салтыкова надломился от ярости.

— Полностью. Мне нравятся эти военные, которые боятся воевать. Не можете привыкнуть к тому, что решения приходится принимать самим и ответственность брать на себя? Пора уже начинать. Ну зачем вам какие-то инструкции от Востокова или Чернока? Что мешает вам сейчас взять и победить? Чего вы боитесь?

Его не перебили ни единым словом только потому, что полковники онемели от такой наглости.

— Мы… Ах вы… — очнувшийся первым Клембовский побагровел. — Девять миллионов мирных жителей! Которые законно, путем всеобщего голосования объявили о присоединении! Которые не хотели никакой войны! И которые гибли в собственных домах — иногда от наших пуль и снарядов! По вашей вине, Верещагин! На советском побережье осталось восемь дивизий! Против наших четырех! Я не знаю, как сейчас готовят офицеров в Карасу-Базаре, если выпускники не знают арифметики!

— Не держите меня за идиота, ваше высокоблагородие… — Верещагин встал, оперся руками о стол. Поза доминирования и агрессии. Кой черт, устоять бы на ногах. Очень неприятно будет окочуриться в присутствии господ командующих. Господи, какой яркий свет… — Эту войну нельзя выиграть военными методами. Она выигрывается методами политическими. Так что начинайте мыслить как политики. Давление через ООН, использование агентов влияния в СССР, шум на все мировое сообщество… Военная помощь НАТО. Пообещайте им присоединение к блоку…

— Превратиться в НАТОвский непотопляемый авианосец? — спросил Кутасов.

— Нет, лучше в дачный поселок для советской партийной элиты. В Крымскую АО в составе Грузинской ССР.

— Да вы Наполеон, капитан…

— Черт, считайте меня кем хотите! Расстреляйте, повесьте — мне все равно, но сделайте же что-нибудь!

— Насчет расстрела — это дельная мысль… — буркнул Клембовский.

— Ну что ж, господа, я думаю, все ясно, — сказал князь Волынский-Басманов. — Личные амбиции отъявленного авантюриста привели к гражданской резне. Желание отомстить за отца, своего рода Эдипов комплекс — это в данном случае понятно. Но непростительно. Тем более непростительно участие в грязном сговоре ОСВАГ и КГБ. Развязывание войны. Предательство интересов России… У нас осталось очень мало времени, чтобы исправить содеянное безумцем.

— Полковник! — предупреждающе крикнул Адамс.

Князь повернулся, но не в ту сторону, в которую было нужно. Он обернулся на голос, и мгновенье спустя сообразил — не туда!

Пять шагов разделяли Волынского-Басманова, сидевшего во главе стола буквой «П», и Верещагина, стоявшего у подножия. Эти пять шагов Арт преодолевал целую вечность, как последние пять шагов до вершины К-2. Целую вечность он шел через белый мрак, застивший его глаза, пока одно из розовых пятен над столом не оформилось в лицо Главнокомандующего.

Но это была быстрая вечность, и никто из полковников не успел даже встать.

Он знал, что сейчас свалится. И знал, что перед тем, как свалится, врежет Басманову, а дальше будь что будет. Есть предел терпению. Есть предел всему.

…Скачу в Карасу-Базаре для Волынского-Басманова…

Два шага. Волынский-Басманов заслонился рукой.

…Африка, сэр… Упрямая старая коза, губы — как подметки…

Шаг. Шевардин махнул через стол.

…Арт… Сделай люфтэмболию… Я не смогу жить калекой…

Поздно. Он подхватил со стола графин и направил удар точно в породистое, благородно увядающее лицо князя.

Удар опрокинул того вместе с креслом. Шевардин схватил пустоту: Арт упал на колени возле стола, хватаясь за край. Дыхание рвалось хрипом, все тело сотрясала дрожь.

— Боже мой, — Салтыков охнул. — Охрана!

Охрана, как и все остальные, думала, что капитану и карандаша не поднять. Химия, господа, очень забавная наука…

— Врача! — гаркнул казакам Шевардин.

Полковник Басманов задыхался в луже воды и собственной крови, царапая руками левую сторону груди.

— Сердце, — сообразил Клембовский. — Где чертовы врачи?! Он сейчас умрет!

— Я не хотел, — еле ворочая языком, сказал Арт.

Охранники подняли его на ноги.

Князь Волынский-Басманов замер. Лицо больше не кровоточило.

— Пульса нет… — Берингер, стоя на коленях возле полковника, рванул его мундир, полетели пуговицы. — Сердце не бьется.

«Бог мой, — понял Арт, — я же убил его…»

— Смотрите, — голос Салтыкова дрожал. — Смотрите, что вы наделали!

— Не надо меня бить, — прошептал капитан. — Я больше не могу…

Он еще понимал, что мелет не то, но не смог поправиться: сознание выскользнуло, как хрустальный шар из мокрых пальцев, и разлетелось на сотню кусков.

— Унесите его, — приказал Воронов. — Госпиталь, палата 4-С.

Сметая все на своем пути, в зал ворвались медики.

— Наконец-то! Где вас черти носят? — Адамс отодвинул кресло, пропуская каталку.

— Электрошок! — медик хлопнулся на колени рядом с телом князя. — Откуда вода, почему разбито лицо?

— Капитан, — глухо сообщил Шевардин. — Графином.

— Я говорил! Я предупреждал! — врач еще сильнее разорвал мундир и рубашку князя, приложил к его груди контакты шокера, встал с колен. — Все назад! — сейчас он тут был генералом. — Разряд!

Волынский-Басманов дернулся, его глаза распахнулись, воздух попер в легкие с надсадным сипом.

— На каталку! — скомандовал врач фельдшеру. Полковники бросились на помощь. Когда каталка с бывшим главнокомандующим скрылась за дверью, господа старшие командиры переглянулись.

— Интересно, Кронин, все ваши младшие офицеры так же плохо держат себя в руках? — спросил Салтыков.

— Нет. Только те, которых сначала избивают враги, а потом жестоко унижают свои же командиры.

— Это последствия наркотического воздействия, — сказал Воронов. — Врач предупреждал. После медикаментозного допроса многие люди неадекватны…

— Боюсь я, что командование дивизией придется принять мне, — сказал Шеин. — Я должен был сделать это еще сегодня утром, когда у Василия Ксенофонтовича был первый приступ…

— Да, так было бы лучше, — кивнул Кронин. — Видит Бог, еще секунда — и на месте капитана оказался бы я.

— Полковник!!!

— Я уже семнадцать лет полковник, господин Салтыков! Только не затевайте вы разговоров о капитуляции. Вам что, еще непонятно, что никакое мирное присоединение не было возможно с самого начала? С того момента, как убили Чернока?

— И вашего сына…

— Да, и моего сына! И если вы тоже подводите все под разновидность Эдипова комплекса, то шли бы вы к ебнутой матери!

— К ебаной матери, — поправил Берингер.

— Полковник, да вы соображаете, что вы говорите? — Клембовский брызнул слюной. — Вы понимаете, что совершили все мы, пойдя на поводу у этого авантюриста? Военный путч — вот что это такое! Армия должна подчиняться законному правительству, иначе это банда! А законное правительство приняло решение о присоединении к СССР! И причем тут мужество или трусость? Если страна приказывает солдату идти на смерть — он должен идти на смерть. А если солдат испугался идти в ссылку или куда-то там и вместо этого потащил за собой в могилу две страны… — Летчик слегка задохнулся и ослабил воротник.

В эту паузу вклинился Берингер.

— Мне кажется, вы преувеличиваете роль капитана во всей этой истории, господа. Не забывайте — автором авантюры был Востоков, его поддерживал Чернок, и не найди они Верещагина — нашли бы кого-нибудь другого. Давайте решим: мы бомбим Союз или нет? Время-то идет!

— Безумие… заразительно, — покачал головой Салтыков. — Мы не можем воевать с СССР! Мы можем только просить мира и молиться о том, чтобы условия мира не были слишком жесткими!

— Да вы никак обгадились, коллега, — процедил Кутасов. — Боитесь, что Советы повесят вас первым, если мы проиграем войну? Не бойтесь. Первым повесят полковника Адамса, потому что командующий теперь — он.

— Это заговор, — беспомощно сказал Клембовский. — Вы сговорились с этим капитаном. Это было подстроено…

— Нет! — отрезал Шевардин. — На присутствии капитана настоял сам князь Волынский. Я уж не знаю, почему…

— Я знаю, — усмехнулся Кронин.

— Господа, — сказал Адамс, — сейчас половина третьего. Эйр-форсиз находятся в состоянии готовности номер один. Я принимаю решение о превентивной бомбардировке военных аэродромов Одесского и Северо-Кавказского военных округов.

— Я слагаю с себя полномочия командующего ВВС, — сказал Клембовский. — Я не хочу больше участвовать в этой грязной, братоубийственной войне. Я не хочу иметь с вами, Адамс, и с вами, Кутасов, ничего общего.

— Мне будет жаль лишиться такого компетентного командира, — Адамс в своей обычной манере замаскировал просьбу.

— Ничем не могу помочь.

— Господин Скоблин, — Адамс повернулся к заместителю начштаба ВВС. — Принимайте командование.

— Николай, — сказал Клембовский, — не делайте этого. Не связывайтесь с ними. Кровь — не вода.

— Кровь — не вода, — эхом повторил Николай Скоблин, которому при всех других раскладах не видать поста командира ВВС еще лет десять. — Я принимаю назначение.

Глава 4 Ответный удар

Ну дела, ночь была -

Их объекты разбомбили мы дотла.

Мы пришли, ковыляя во мгле,

Мы к родной подлетели земле.

Бак пробит, хвост горит, но машина летит -

На честном слове и на одном крыле.

Песня английских пилотов-бомбардировщиков (русифицированный вариант).

Всю ночь на аэродроме кипела работа, какую видели в Сарабузе только во время больших учений: к боевому вылету готовили одновременно все самолеты.

Подготовка началась еще днем, когда в холмах пехота гасила последние очаги сопротивления советских десантников. Приказ звучал ясно и недвусмысленно: подготовить к вылету все машины. Заправить под завязку. Достать из сейфа кассеты с планом «Северный Экспресс» и загрузить в бортовые компьютеры. Наладить связь и взаимодействие. Покрыть фюзеляжи и плоскости составом «гриффин». Подвесить бомбы, ракеты и зарядить пушки.

Летчикам не надо было лишний раз пояснять задание. Они знали план «Северный Экспресс» как свои пять пальцев. Они готовились к этому годы, все годы остервенелой вражды между матушкой-Россией и ее непутевой дочерью-Таврией. Менялись модели самолетов, уходили и приходили поколения летчиков, а план в общих чертах оставался тем же: они летели бомбить советские аэродромы.

Летчикам сказали, что в это самое время там кипит такая же работа: заливаются полные баки горючего, подвешиваются бомбы и ракеты, загружаются маршрут полета и информация о целях. Они могли верить в это или не верить, но получить доказательство в виде тысячи-другой кассетных бомб никому не хотелось. Общая судьба общей судьбой, но лучше бить, нежели битым быть.

…Четыре часа утра — время, когда ночь растворяется в прохладном воздухе и птицы пробуют голос. На блеклом небе проступает свет, и треугольные силуэты «сикор», как дротики с лентами, пронзают жидкие облака. Они летят на север, оставляя ночь по левому крылу, а нарождающееся солнце — по правому.

Четыре часа утра — хорошее время для молниеносной и сокрушительной атаки.

* * *

Ни пуха ни пера, сказал себе капитан Гудимов. И сам же себе ответил: к черту.

— Он сказал «Поехали», он махнул в Израиль! — пошутил майор Востряков. Вместе засмеялись. Самолет тяжко тронулся с места по бетонной ленте, пополз вперед, набирая скорость и теряя тяжесть…

Летим бомбить Сары-Булат. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Вот тебе и мирное присоединение, и белка, и свисток…

— Воздушная тревога, — прозвучало в наушниках. — Воздушная тревога…

А, черт! Белые!

Заметались над авиабазой прожектора, в небо, как в копеечку, ушли несколько ракет…

— Трах-тарарах этих стратегов! — заорал Востряков. Вчера вечером сказали, что бояться нечего: все крымские аэродромы разрушены во время боев, в воздух понимаются только «Харриеры» ПВО.

— Двести девяносто первый, взлет! — забился в наушниках вопль руководителя полетов. — Двести девяносто второй, взлет! Взлет, еб вашу мать!

Словно карающий меч, прошел над ВПП четырехкратный железный рев. Мелькнули стремительные силуэты — и прямо впереди взлетная полоса вздыбилась, брызнула в небо бетоном, огнем, щебнем и черт знает чем еще.

Точка возврата была уже пройдена самолетом. Гудимов теперь мог только взлететь или погибнуть.

На себя! Штурвал — на себя!

В метре от рваного края ямы передние колеса шасси оторвались от земли, самолет круто пошел верх, и тут же дернулся от попадания ракеты. Не дожидаясь, пока накренившаяся земля сомнет его в смертельном объятии, капитан Гудимов дернул Тот Самый Рычаг. Пиропатроны отстрелили фонарь кабины. Стотонное небо навалилось на грудь, выжимая легкие, как тряпку. Гудимов потерял сознание и не услышал грохота взорвавшихся баков и боекомплекта своего Су-24.

Этот взрыв спас ему жизнь: горячим ветром ударной волны его отшвырнуло почти на безопасное расстояние. Майору Вострякову повезло значительно меньше — его раздавило в столкновении двух ударных волн.

Но хуже всего пришлось тем летчикам, чьи самолеты, едва выведенные на летное поле, угодили под удар второго звена «корсаров». Эти люди успевали осознать весь ужас своего положения и всю меру своей обреченности прежде, чем погибали от взрыва вражеских и собственных бомб.

Coup de grace оказался взрыв топливных складов — случайно туда угодила бетонобойная бомба. Авиабаза в Бердянске вышла из строя самое меньшее на три дня.

Налетчиков догнали над самой серединой Чонгарского пролива, где давний спор между штурмовиками и истребителями получил основание для перехода в открытую вражду, хотя файтеры не были виноваты — их ракеты «воздух-воздух» имели меньшую дальность поражения, чем Р-40 советских МиГ-25, вылетевших из Днепропетровска. Стормеры, в общем-то, сами расслабились и опоздали с противоракетным маневром. Двое из них получили свое, и пилотам, успевшим катапультироваться, пришлось несколько часов проболтаться в еще довольно-таки холодной морской воде, ожидая спасательного вертолета. Конечно, истребители устремились в погоню, но у МиГов и скорость была выше, так что победили они всухую.

…С большим или меньшим успехом, но двенадцать аэродромов, где сгруппировались самолеты первой ударной волны, были серьезно повреждены в этот утренний налет, о чем командующий ВВС Николай Скоблин доложил на утреннем брифинге полковнику Адамсу.

— По предварительным данным, потери СССР в технике составляют до восьмисот боевых машин…

— Делите на два, — заметил полковник Кутасов.

— Да, я как раз хотел сказать, что реальные потери — порядка четырехсот самолетов… Наши потери: сорок три самолета. Из них наибольшие — среди «Миражей», наименьшие — среди «Беркутов». Удалось спасти восемь пилотов… Самые большие потери — двадцать семь человек — приходятся на долю летчиков-резервистов. Самолеты второй волны… — полковник Скоблин, уже третий за последние двое суток командующий ВВС Крыма, посмотрел на часы, — уже пошли.

— Тактическая победа, — резюмировал полковник Шевардин.

— Еще одна такая тактическая победа — и мы останемся без авиации, — отрезал Адамс.

Шевардин как будто не заметил ядовитой реплики.

— Ответ с их стороны напрашивается сам собой: дальняя бомбардировочная авиация и ракетный обстрел. Прошу также обдумать возможность нанесения ядерного удара.

— Маловероятно, — сказал капитан первого ранга фон Берингер. — Здесь находятся в плену четыре дивизии Советской Армии. Не будут же они подставлять под ядерный огонь своих солдат.

— Nevertheless, — сказал Адамс. — Когда начнется операция «Трезубец», мне хотелось бы быть спокойным за наше небо. И нашу землю. Господин Воронов, за какой срок красные смогут восстановить свои аэродромы?

— Компьютерное моделирование указывает на срок от двух до пяти суток.

— Большое спасибо, полковник. Будем предполагать худшее: завтра. Третий удар, господин Скоблин, — нас на это хватит?

— Хватит, сэр. Потери были… в рамках расчетных, так что нет смысла отказываться от выполнения третьей части плана… Конечно, нужно посмотреть, чем закончится вторая часть… Удар по тыловым аэродромам будет нанесен в ближайший час. Предполагается накрыть Днепропетровск и Краматорск. Но, конечно, так легко мы не отделаемся. Расчетные потери — 21 %.

— А что насчет третьей части плана? Чернобаевка и Каховка…

— Родная винтовка, — пробормотал Шевардин.

— Вот план по Каховке, — неодобрительно покосившись на дроздовца, Скоблин взял распечатку. — Выглядит немного дерзко, сэр… Ожидаемые потери — до шестидесяти процентов в технике у противника, до пятнадцати — у нас…

— Я разберусь… Скажите, Ник, а это правда, что перед важным вылетом «Вдовы» смотрят «Касабланку»?

— Да, сэр. И не только «Вдовы». Это традиция со времен турецкой кампании. Я не знаю, откуда она пошла, но считается, что это приносит удачу. Перед важным вылетом вся Кача смотрит «Касабланку»…

— Ну что ж… Хорошая традиция. Пусть капитан Голдберг готовит кассету, господин полковник. Удача ей пригодится…

* * *

Кинозал офицерского клуба был битком набит, и кондиционеры еле справлялись с той массой углекислого газа, которую выдыхали люди, сидящие друг у друга чуть ли не на головах.

«Вдовы», пилоты «Летучих Гусар» и коммандос из качинского полка молча смотрели на известную да последней запятой историю любви Рика и Ильзы. Феноменально, подумал поручик Бурцев, казалось бы, что здесь выдающегося? Банальный «любовный треугольник», несколько искусственные антифашистские мотивы, неизменно прекрасная в своей кристальной чистоте Ингрид Бергман, неизменно ироничный и язвительно-печальный Хэмфри Богарт… Несколько удачных фраз, сентиментальная песенка «As time goes by», и все это затерто до пролысин… Но вот почему-то каждый раз удается, глядя на экран, расслабиться перед важными учениями или — как теперь — перед настоящим боевым вылетом. Отпустить поводья натянутых нервов…

Но на этот раз экзотическая Касабланка, где стоит самый высокий в мире минарет, не просто служила для Бурцева источником расслабления. Платиновая блондинка Ингрид Бергман будила в нем мысли о темноволосой сероглазой летчице, сидящей теперь в четвертом ряду и прекрасно ему видной. Тамара Уточкина…

Is it a cannon fire, or my heart pounding?[154]

Хороший вопрос, господа.

Разве мало в Каче красивых баб?

Длинноногих глазастых девчонок, мечтающих об офицере-коммандо, эталоне мужественности?

Совершенно гражданских девчонок, которые не рискуют свернуть себе шею по три раза в день?

Девчонок, которых, черт возьми, не трахали советские десантники…

Разве их мало в Каче, Евгений Бурцев?

Тогда почему же тебя интересует эта «Вдова», которая имеет все шансы не дожить до ближайшего утра? Женщина-военнослужащая, по всей вероятности — неисправимая феминистка? Женщина, которая, ко всему, несвободна — Рахиль сказала, что она встречается с каким-то корниловцем, горным егерем…

Но, во-первых, горный егерь — это такая же вредная по нашим временам профессия, как и коммандо… Во-вторых, некоторые мужчины… имеют, скажем так, довольно патриархальные взгляды… То есть им противна сама мысль о том, что их женщина спала с кем-то еще… Тем более, если этих «кого-то» было несколько… даже если ее мнения никто не спрашивал… Вот, просто не могут преодолеть отвращения…

Господи, о чем я думаю! Вылет — в течение этой ночи, сложная и дерзкая операция, с которой любой из нас (он так и подумал — любой из нас) может не вернуться, а у поручика Бурцева в голове одно: как отбить бабу у корниловца…

Он знал, что не решится подойти к ней сейчас, сразу после фильма. И знал — если что-то случится, он никогда не простит себе того, что не решился…

* * *

Этот день, без сомнения, принадлежал крымским ВВС. Советский Союз огрызнулся дважды: сначала попытались прорваться штурмовики и истребители из Ростова-на-Дону, потом — дальняя бомбардировочная авиация, «тушки» из Полтавы и Прилук. Патрульные самолеты ПВО отбили их — не без труда, но все же отбили.

Последним, завершающим аккордом должен был стать налет на авиабазу в Каховке — уничтожение советских вертолетов в порядке страховки от нового десанта.

Надо сказать, что в этот день «Вдовы» получили хороший заряд адреналина — поздним утром на рейде показались советский крейсер «Феликс Дзержинский» и три эсминца. Тамары в этот момент не было на базе, ее эскадрилья прочесывала горы в поисках затаившихся там остатков советских войск. Это больше напоминало охоту, чем войну, хотя их один раз обстреляли из ручного пулемета.

Когда они вернулись в Качу, все уже было кончено: половина жилого городка лежала в руинах, «Железный Феликс» с повреждениями (сработали ребята с базы береговой обороны) ускрипел обратно в Николаев, а один из эсминцев торчал поплавком, усевшись кормой на дно. Второй, как сказали Тамаре, затонул. Туда ему и дорога, ответила она.

Под вечер, уже после второго патрульного вылета — на этот раз ей выпало патрулировать побережье, — пришел приказ, после которого все кинулись сначала чинить поврежденные машины и проверять системы (нужно было поднять в воздух все, что способно летать), а потом пошли смотреть «Касабланку» — примета такая, на удачу.

— Суевернее альпинистов, наверное, только пилоты.

— А ты суеверный?

— Ну… Если бы я курил, я бы, наверное, не прикуривал третьим от одной спички…

Проклятый фильмец окончательно растравил душу. Весь полет до Армянска, где нужно было дозаправляться, Тамара собирала себя в кулак. Теперь, накручивала она себя, уже не важно, вернется она или нет. Важно сделать то, за чем их посылают: смешать с землей базу Каховка. Это имеет значение, больше — ничего.

Они пересекли линию берега и теперь шли над сушей, ориентируясь по железной дороге, насыпь которой тянулась по земле внизу бесконечным шрамом. Лунный блик бежал по рельсам вдогонку за небесной стаей. Ясная, тихая украинская ночь, та самая, когда «видно — хоч голки збирай», рвалась под винтами, было отлично видно во все стороны, так что засечь их было проще простого. На той малой высоте, на которой они шли, невидимые для локаторов больших ЗРК, их легко обнаруживали малые комплексы, поэтому маршрут прокладывался в стороне от расположения советских военных баз, и все равно нужно было смотреть в оба…

Там, где Днепр раздулся, подавившись бетонной дамбой, был последний, самый важный ориентир. Каховское водохранилище.

Тамара только усмехнулась, увидев впереди мятущиеся лучи прожекторов, бесплодно тающие в темно-синем небе. Группы «Дженни» и «Сид» поднялись, увеличили скорость и рванули вперед, прямо на эти прожектора, в то время как тяжеловесные «Теды»-транспортники, едва не задевая колесами шасси верхушки холмов, под шумок расползлись по округе. Мальчики — направо, девочки — налево.

Тамара выбрала себе объект для атаки — зенитную установку — и направилась прямо на нее. Когда выпускаешь два пакета НУРов, четырнадцать ракет, есть аж четырнадцать шансов куда-то попасть. Чудо, но в зенитку они попали. Рита переключила оружие и для верности добавила из пушки, после чего «Ворон» пошел над советской авиабазой, паля по всему, что было похоже на позиции зенитных систем. Да нет, даже не так избирательно — просто паля по всему.

Вот сейчас бы, подумала Тамара, запустить «Полет Валькирий» из динамиков во всю мощь, как у Копполы. Чтобы испугались еще сильнее, чтобы еще беспомощнее суетились между зданиями, паля из своих дурацких «калашей» в белый свет как в копеечку. Вот только девочки-еврейки этого не одобрят: с Вагнером у них очень стойкие и неприятные ассоциации.

— Дженни-Пять! Дженни-Пять, что там с Девятой?

Тамара поискала глазами Девятую. Только что была здесь, намного впереди справа — а где теперь?

Ого! Ничего себе, вот это не повезло!

* * *

Удар о землю был жестоким. Леа не пришла в себя, изо рта текла кровь — кажется, прокушен язык. Сама Фатма была изрезана осколками лобового стекла, но это не самое худшее. Самое худшее — что-то с ногами. Она их не чувствует. Словно их нет вообще.

Неудачная посадка. Во всех смыслах. Очереди из пулемета вполне достаточно, чтобы разбить бронестекло «фонаря» и, даже не задев пулей, вывести из строя пилота, на несколько секунд инстинктивно зажмурившего глаза. А этих нескольких секунд вполне достаточно, чтобы вертолет накренился, задел винтом какую-то мачту и ткнулся в землю носом, обламывая лопасти и превращаясь в шейкер для пилотов.

Резкая керосининовая вонь. Пора выбираться.

— Леа! Лей!

Стон.

Новая автоматная очередь: они бегут сюда. Дерьмо, неужели снова попасться к ним в руки?

Только не это!

Фатма завыла от отчаяния: огонь вести невозможно, загорится керосин. Нужно убираться отсюда, но Леа! И ноги!..

Рев винта над головой, вой, в который сливаются отдельные выстрелы авиапушки.

— Девятая! Фатма, вы живы? Отвечай!

— Живы!

— Мы идем к тебе! Слышишь? Продержись там немного, Пятая-Седьмая идут к тебе!

Тамара посадила «Ворона» так близко к борту-девять, как только могла.

— Леа! Леа, очнись! — Фатма толкнула своего пилота несколько раз. Наградой ей был еще один долгий стон и мутный взгляд. Уже что-то.

Маленькая фигурка, которую при всем желании нельзя было принять за мужскую, побежала, пригибаясь, от пятого вертолета к «девятке». «Семерка» висела над головой, готовая прикрыть огнем, если что.

— Фат! Леа! — это была Рита О’Нил. — Вылезайте!

Леа сделала движение головой, которое можно было принять за отрицание.

— Не можем, — выдохнула Фатма.

— Fuck! — Рита ножом разрезала ремни безопасности, вытащила Леа из машины — та повисла на ней мешком. — Выползай, Фат! Что ты сидишь, как засватанная?

— Но-ноги… Заклинило…

— А-а, холера! Попробуй что-нибудь сделать, я сейчас вернусь.

— Сейчас к вам подойдут коммандос, девочки! — сказал мужской голос. — Мы вас видим, не волнуйтесь.

Фатма проследила взглядом Риту и Лею — Аллах, как медленно! Она собралась с силами и посмотрела вниз, на свои ноги.

Кровь. Разорванная ткань. Что-то белое торчит наружу.

«Это кость. Мои ноги сломаны. Мне должно быть очень больно».

И через миг ей стало очень больно.

Не помня себя, она ударила по замку аптечки, нашарила ампулы-шприцы и горстью выгребла их оттуда. С трудом различила синюю — анальгетик, — сорвала зубами колпачок и вонзила иглу в бедро, выжимая капсулу.

В секторе было сравнительно спокойно: штабс-капитан Перельман прикрывала эвакуацию пушечным огнем. Испортить погоду могла только случайная пуля, и Фатма, следя глазами за подругами, молилась о том, чтобы этой пули не было…

Вот они бегут — качинские коммандос, ефрейтор и двое солдат. Сейчас ее вытащат. Сейчас они подойдут и заберут ее.

Господи, только бы не было случайной искры в поврежденной рации! Только бы не загорелось топливо!

Быстрее! Быстрее, шайт!

Откуда взялся этот пулеметчик? Почему именно в это окно он высунул рыло своей машинки, почему именно их избрал целью?

Рита, уже выбежавшая было на помощь, кинулась обратно в машину. Вертолет оторвался от земли, и Фатма закричала в отчаянии: ее бросали здесь! Бросали одну!

Она отложила пистолет и взяла гранату. Лучше подорваться на своей гранате, чем сгореть заживо.

Ближе всех к ней успел подбежать ефрейтор. Умирая, он цеплялся руками за полоз.

Фатма завыла от муки и отчаяния. Одна, одна, все погибли, и как больно!!! Почему-то ей показалось, что эти коммандос — последние на советской базе, и вертолетов прикрытия больше не существует, что она предана, брошена всеми!

Советские солдаты, ободренные огнем пулеметчика, приближались. Она уже видела одного совсем близко. Поняла, что он распознал в ней женщину. Прочла по губам: «Сука!»

Ближе!

Ближе…

Кольцо гранаты поддалось неожиданно легко. Так же легко разжалась рука. Сквозь кружение алых пятен и гул в ушах донесся стук железа о железо.

Мучиться осталось не более пяти секунд. Это немного утешало. А главное — ни живой, ни мертвой ее больше не коснется мужчина.

Ни один.

* * *

Рита буквально вымела площадь огнем и достала того ублюдка в окне. Но что толку? Что толку, если мертвы коммандос и мертва Фатма?

Что там случилось? Она попробовала отстреливаться, и взорвался керосин? Или она сама взорвала гранату, дождавшись, пока советские солдаты подбегут поближе? Да какая разница… «Ворон» горит между бараками, содрогаясь от взрывов боезапаса. Погребальный костер для летчицы, коммандос и двух советских солдат.

— Девочки, Сид, у нас все! — сказал командир группы «Тед». — Начинаем отход.

Тамараразвернула машину к вертолетной стоянке, туда, где уже начинали крутиться лопасти транспортных вертолетов. Едва они взлетели, как на советской вертолетной стоянке ахнуло, блеснуло и заполыхало — взорвались Ми-24, Ми-6 и Ми-8, заминированные коммандос из качинского спецотряда.

Колонну грузовиков с пехотой, несущихся на пожар, Рахиль даже не смогла расстрелять как следует. Она дала очередь из пушки, но орудие задохнулось — кончились снаряды. В конце концов, сзади еще ведомый, да и не такое уж это увлекательное занятие — расстреливать из вертолета пехтуру.

Странное дело, когда они только начали, ей казалось, что она может заниматься этим бесконечно, что сколько бы фигурок в пятнистом камуфляже или выгоревшем хаки ни полегло под огнем ее пушки — ей все будет мало. Наверное, она просто слишком устала. Так устала, что даже неутихающая боль уже не может подпитывать ненависть. Все, перегорело. Она сыта кровью советских солдат. Но синяки и ссадины ноют по-прежнему. Это несправедливо. Зачем существует месть, если она не приносит облегчения?

Эти мысли не успели как следует оформиться — их вымело из головы волной животного ужаса.

Точки на светлеющем горизонте могли быть только советскими истребителями.

В последний раз сходное состояние Рахиль испытала совсем недавно — вот только что она была офицером, штабс-капитаном авиации, богиней небес, а через пять минут стала просто жалкой беспомощной бабой в руках четырех озверевших от спирта и вседозволенности мужиков, которые тоже поначалу были довольно милыми парнями. Кто же знал, что так получится? Ах…

Всплыла виденная недавно в одном из военных журналов реклама Ми-24 с подписью: «Может, для вас это и вертолет, а для „Стингера“ это — сидячая утка». Вот теперь она, Рахиль Левкович — жалкая сидячая утка для советских истребителей. Нам обещали прикрытие из «Ястребов»! Где оно, факимада?

Фф-ух, вот оно, слава Богу! Ребята держались на высоте, мне сверху видно все — ты так и знай… Рахиль не интересовало, сколько их против МиГов, ей хотелось только одного — бежать, драпать во все лопатки и поскорее встать ногами на землю…

* * *

— Жаль, что сбили Фатму, — сказала Тамара. — Жаль, что ее, а не меня.

— Не мели ерунды, а то как тресну по башке, — пригрозила Рахиль. — Какого черта? Выпей еще.

— Я больше не хочу.

— А я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Сидит тут, сигим-са-фак, и грызет себя за то, что жива осталась. Не хочешь жить — дождись следующего вылета и грохни машину, камикадзе. Если сумеешь Риту уговорить.

— Иди в задницу.

— Сама туда иди! — Рахиль глотнула еще пива. — Коммандос надираются как сапожники. Вот бы нам так. Но нельзя. Пилотам за-пре-ще-но… О, вот Женька Бурцев идет…

Тамара развернулась и оказалась лицом к лицу со знакомым офицером из коммандос. Знакомым? А где она его видала?

Ночью возле клуба — вот где. Поручик Бурцев…

— Поздравляю с удачным вылетом, — сказал Бурцев.

— Спасибо, — сказала Тамара. — Правда, у нас тут немножко поминки.

— У нас тоже. Трое — вместе с вашей летчицей… Еще семнадцать человек — во время боя за аэродром.

— Фатма Фаттахова. Вы ее помните?

— Такая полненькая, с красивой косой? — Бурцеву как-то неловко было вспоминать, что погибшую летчицу он видел только голой, и поэтому лицо ему запомнилось слабо…

Рахиль незаметно растворилась в другой компании.

— И еще два экипажа. Розы Циммерман и Марины Клюевой.

— Мне очень жаль. Женщины не должны так погибать.

— Никто не должен.

Бурцев кивнул.

— Чем вы занимались бы, если бы не стали пилотом? — спросил он через полминуты.

— Не знаю. Мама хотела, чтобы я стала прислугой. Представляете меня в фартучке и с наколкой?

— С трудом, — улыбнулся Бурцев.

— А вы? Если бы не пошли в коммандос?

— Не знаю… Я — человек, испорченный высшим образованием. Учился в Ковентри… Наверное, смог бы устроиться учителем математики. И гимнастики — на полставки…

«На меня западают интеллигентные мужики» — в том, что Бурцев «запал», сомнений не было. Вел он себя более чем сдержанно, но флюиды, которые исходят от «запавшего» мужика, ни с чем не спутаешь. Правда, майора Колыванова вряд ли можно было назвать интеллигентом…

— Я ненавидела математику и логику в реальном, — призналась она. — И в летном тоже.

— Значит, у вас были плохие учителя. — Бурцев смял одноразовую тарелку и бросил ее в мусорную корзину. — Математика дисциплинирует разум.

— У нас в реальном висел портрет Ломоносова с надписью «Математику уж затем учить надо, что она ум в порядок приводит».

— Так оно и есть.

— Я знаю одного человека, который говорил, что всех гуманитариев нужно в обязательном порядке заставить изучать математику и физику.

Бурцев кивнул.

— Это избавляет от волюнтаристских иллюзий, — подтвердил он. — Многим свойственно думать, будто всем станет темно, если они закроют глаза.

— Арт… тот человек примерно так же говорил.

— Ваш… друг? — поручик не привык вилять, сразу брал быка за рога.

— Мой муж, — она напряглась.

— Кто он?

«Мертвец», — от этого слова, хоть и не сказанного вслух, все внутри скорчилось и почернело. Среди всего полка «Вдов» она — настоящая вдова.

— Он офицер… Был офицером.

Бурцев потупил глаза. Прошедшее время с позавчерашнего дня перестало означать, что человек вышел в отставку.

— Пилот?

— Пехотинец. Из егерей-корниловцев.

— Вы получили «Кей-ай-эй»?

— Нет.

— Тогда еще не все потеряно, — но оптимизма в его голосе не было.

— Я надеюсь, — соврала она.

— Я… только хочу сказать… — Бурцев опустил глаза. — Что если… будет совсем плохо… Сегодня или когда-нибудь еще… Вы можете на меня рассчитывать. Во всем. Если я буду жив, конечно.

— Последние новости! — откуда-то с порога закричал один из офицеров. В руке он держал пухлую пачку каких-то листов… Газет?

— Свежий «Русский курьер», ребята! Дамы и господа!

К нему кинулись, газета пошла по рукам…

— Лучниковская портянка, — процедила Тамара.

— Лучниковская — не лучниковская, — Бурцев взял низкий старт, — а пока что это единственная газета на весь Крым… — он бросился в толпу, разрывающую «Курьер» по листику.

Вернулся он через минуту несолоно хлебавши.

— Увы. Всеми номерами завладели ваши соратницы, а я — человек старомодного воспитания и драться с женщиной из-за газеты не буду. Еще пива? Или чего-то покрепче?

— Покрепче нам нельзя. — Пива, пожалуйста…

Бурцев отошел к стойке, а в Тамару опять вцепилась Рахиль.

— На что спорим, — лукаво сказала она, — что ты сейчас подскочишь до потолка?

— Поцелуй меня в… плечо.

— Никто меня не любит! А должны бы… Делаем фокус-покус, — она достала из-за спины свернутую газету. — Раз!

Газета развернулась и легла на стол перед Тамарой.

— Два!

«Три» она не услышала. Как вернулся с пивом Бурцев — тоже не услышала. Она не услышала бы и выстрела над самым ухом — все ее внимание поглотила первая полоса газеты «Русский курьер», на которой аршинными буквами было напечатано:

«ПОЧЕМУ МЫ ВОЮЕМ?»

А внизу — не такими аршинными:

«Капитан Верещагин — человек, который, кажется, знает ответ»…

Между заголовком и подзаголовком, как «Цельсь!» между «Готовьсь!» и «Пли!» — две фотографии, одна отличного качества, двухлетней давности, а вторая — мерзкая, явно переведенная с видеопленки, но на обеих — одно и то же лицо, до последней морщинки знакомое, уже оплаканное лицо…

Не помня себя, Тамара перевернула страницу и пробежала глазами текст. Вернее, его начало — прочесть всю полосу она не могла, ее распирали чувства, хотелось куда-то бежать и что-то делать…

— Сударыня, я идиот, — проговорил Бурцев. — Он — ваш муж?

Последний вопрос прозвучал уже Тамаре в спину.

В здание штаба поручик Уточкина влетела со скоростью лидера гладких скачек.

— Миссис Голдберг! — крикнула она. — Ваше благородие! Рут!

— Какого черта… — Капитан Голдберг поднялась с дивана. — Уточкина, что случилось? Пожар? Боевая тревога? Я сегодня посплю или нет?

— Мэм, я прошу разрешения поехать в Бахчисарай.

Командир эскадрильи посмотрела на часы.

— Не разрешаю. Через три с половиной часа у тебя вылет, через час передадут новое задание.

— Мэм, я успею!

— Это тебе кажется. На дорогах черт-те что, ты провожкаешься все четыре часа. Разбитая бронетехника, тягачи, куча гражданских машин, патрули… Ты знаешь, что из Севастополя идет эвакуация детей? Ты знаешь, что все, у кого есть на чем ехать, спасаются из городов? И разговора быть не может.

— Мэм!

— Нет, я сказала!!! Уточкина, я все понимаю, но — нет.

«Все ты понимаешь!» — Тамара, выйдя на улицу, пнула ни в чем не повинную дверь пяткой.

— Тамара! — Капитан стояла у окна, скрестив руки на груди, похожая на индейского вождя. — Телефоны, между прочим, работают.

Тамара откозыряла и побежала к столовой, возле которой находился телефон-автомат. Длинный гудок… Сейчас… Еще один… Телефон стоит возле самой постели… Гудок… Наверное, он не в спальне. На то, чтобы дойти до телефона, нужно время. Гудок… Он же не может двигаться быстро. Боже мой, я бы на пузе доползла до аппарата! Гудок… Обычно после шести гудков она вешала трубку — шести гудков как раз достаточно, чтобы услышать и добраться из любого места квартиры. Седьмой гудок… Восьмой… девятый…

Она идиотка! Арт наверняка в гарнизоне!

Снова быстрый пробег пальцев по кнопкам. На этот раз — только один гудок.

— Девяносто третий у телефона.

— Мне нужен капитан Верещагин.

— Он всем нужен, мэм.

Тамара убила бы этого остряка, если бы могла сделать это по телефону.

— Очень хорошо, позовите его.

— Не могу, мэм. В данный момент он находится в госпитале.

— В каком?

— Не могу знать, мэм.

Удавить немогузнайку. Какой это может быть госпиталь? Бахчисарайский? Севастопольский? Симферопольский?

Время есть. Начнем с бахчисарайского…

Глава 5 Москва

Смутные дни — время крапить масть,

Смутные дни — время кривить рты,

Смутные дни — время делить власть,

Смутные дни — время решать, с кем ты.

К. Кинчев

В этот день на пиках красных флагов, украшавших улицы советских городов по случаю светлого праздника Первомай, появились скорбные черные ленты. Демонстрации отменили, назначили траур. С Днем международной солидарности трудящихся вас, граждане!

Подлое, ничем не спровоцированное нападение бело-бандитских самолетов на мирные советские аэродромы отозвалось горечью в сердцах миллионов советских людей.

— Вот гады-то, — переговаривались в очередях за хлебом, маслом, колбасой, мясом, рыбой, сыром, сахаром, водкой жители городов и сел. — И ведь без предупреждения, как немцы в сорок первом!

— А наши что?

— А что наши? Они, что ли, сумели помешать? Позор на весь мир: армию держим больше всех, а каких-то беляков не можем шапками закидать.

— Тише, товарищи, тише…

— Ничо-о, навтыкаем им! Деды-отцы им втыкали, и мы навтыкаем!

— Уж ты навтыкаешь, старый алкаш…

— Молчи, ебдыть, курва! Молчи, морда твоя жидовская, потому что щас как заепиздосю тебе между глаз!..

— И не стыдно, товарищи? В такую минуту…

— А ты тоже уйди, стукачина! Без тебя разберемся!

Правда, были и другие разговоры. В одной из комнат «комубежаловки» один из волосатых мальчиков сказал другому, потрясенно выключая радио:

— А здорово им наши вломили…

И уже пели в подворотнях на разухабистый мотивчик из «Чингисхана»: «Москоу, Москоу, забросаем бомбами — будет вам Олимпиада, а-ха-ха-ха-ха!»

…На даче, где собрались Портреты, — но уже не большой круг, а малый, из самых ключевых фигур, — Олимпиаду и ее срыв не обсуждали. Хер с ней, с Олимпиадой, судьба страны решается.

— Доигрались, значит, — с отеческой укоризной сказал Замкнутый. — Тут нам кто-то обещал победу на блюдечке с голубой каемочкой. Товарищ Маршал, вы, часом, не помните, кто это был?

Маршал съежился так, что ордена, как правило, вольготно располагавшиеся на груди, горько заскребли друг о друга.

— Готов признать… И искупить… — пробормотал он. — Как верный сын партии…

Конклав не выказал никакого сочувствия. Судя по лицам, общим было мнение, что с такими сыновьями надо поступать, как Петр Первый и Иван Грозный.

— Ну, главнокомандующим мы вас пока оставим, — наконец сказал Окающий. — Коней на переправах не меняют. А вот проработать вопрос — это уж извольте. Такая выходка безнаказанной оставаться не должна.

— Может, стоит подумать об оружии возмездия? — спросил Замкнутый.

Все притихли.

— ООН, — напомнил Тугодум. Когда надо было, его мысли шли с нормальной скоростью. — НАТО. Не дадут.

— Я думаю, радикальные меры можно приберечь на потом, — поддержал его Замкнутый. — Но возмездие должно состояться.

— Ответный бомбовый удар… — проговорил Маршал, — будет нанесен… Сегодня же… В нашем распоряжении… достаточно… тяжелых бомбардировщиков… до которых они не смогли дотянуться. Но как обеспечить… прикрытие?

— Да говорите четче, не мямлите! — прикрикнул Окающий.

— Сейчас… — Маршал уже откровенно взялся за сердце. — Одну минуту… сейчас пройдет…

В тесном кругу не было референтов, и какое-то время все ждали появления врача, позабыв, что врача-то никто и не вызывал. Маршал уже досасывал, стекленея от боли, таблетку валидола, когда Окающий спохватился:

— Батюшки! — и нажал кнопку вызова.

Заседание пришлось отложить, а коня на переправе — поменять.

Чтобы скоротать время, Портреты отправились на рыбалку. Рыбалка оправдала надежды, и потому нового главнокомандующего круг встретил гораздо благожелательнее, чем его предшественника.

Новый главнокомандующий поразительно быстро оказался в курсе всех дел и подготовил план действий в рекордное время: за два с половиной часа. Такая оперативность была просто удивительной, но понравилась кругу вновь собравшихся Портретов.

— Нужно отдать себе отчет в том, что мы не сможем сегодня привести в действие аэродромы, разрушенные белогвардейской авиацией. Инженерные службы стараются изо всех сил, но ущерб слишком велик… Кроме того, мы продолжаем нести потери: противник разбросал по аэродромам активированные мины, ремонтная техника подрывается постоянно. Поэтому тяжелые бомбардировщики будут стартовать без прикрытия. Кроме того, извне зоны досягаемости их самолетов будет нанесен ракетный удар по авиабазам и кораблям…

Его речь была ровной и четкой, как «Турецкий марш» в исполнении старательной консерваторки-выпускницы. Портреты, понимая смысл слов с пятого на десятое, в целом были довольны: напористая уверенность нового Маршала оказалась заразительной. Молодец мужик, не поддался пораженческим настроениям! Слушая его, Портреты как бы распрямлялись: едрена вошь, сверхдержава мы или нет?

— Однако! — Словно указательный палец вознеся над столом. — Однако, есть ряд мер, которые необходимо принять, чтобы обеспечить успех всей акции в целом. Первое!

Маршал обвел Портретов взглядом.

— В КГБ есть люди, которые едва ли не в открытую поддерживают белогвардейцев. Затяжная война выгодна кое-кому, кто хочет укрепить свои позиции в Политбюро и в стране. Если мы хотим какого-то успеха в Крыму, мы должны избавиться от этих людей.

— Пожалуйста, выражайтесь конкретнее, — попросил Окающий. — Такими словами не бросаются.

— Пожалуйста, конкретнее, — согласился Маршал, — Пока товарищ А. занимает должность главы Комитета Госбезопасности, любые наши инициативы в отношении Крыма пропадут даром.

— Вы хоть понимаете, на кого замахиваетесь? — ужаснулся Окающий.

— Вот материал, — Маршал хлопнул о стол серой папкой. — Пожалуйста, просмотрите его.

* * *

— Я искренне сочувствую вам, Нина, — говорил полковник Сергеев. — «Волчий билет», этот ночной допрос, так все это… Наши коллеги из ГРУ пользуются иногда варварскими методами. Их можно понять, Нина Сергеевна: вы в их глазах послужили орудием врага. Но ведь они вас отпустили? Разобрались во всем и отпустили, правильно? — спросил он. — Кстати, вы действительно не догадываетесь, кто мог подсунуть к вам в папку «Красный пароль»?

Ниночка подняла на него заплаканные удивленные глаза.

— «Красный пароль» — сигнал военной тревоги по Острову Крым. — Объясняя, Сергеев употребил именно это выражение, а не стыдливо-витиеватое «Зона Восточного Средиземноморья». — Вами воспользовались, чтобы начать войну. Понимаете, насколько это серьезно?

Ниночка кивнула.

— Хорошо, что понимаете, — ласково сказал Сергеев. — Мы хотим вам помочь, Ниночка. Все эти проблемы с работой, подпиской о невыезде, все это мы легко можем решить. Вы же сами понимаете, где я работаю.

— Товарищ полковник… — хрипло сказала Ниночка.

— Можно просто Сергей, — прервал он, протягивая носовой платок.

— Товарищ Сергей… — она снова подняла зареванные глаза, улыбнулась, будто извиняясь за глупую формулировку. — Вы ведь обещаете все это не просто так…

— Да, не просто так, Нина. — Сергеев артистически управлял модуляциями своего голоса; теперь в нем звучала даже некоторая сталь. — Пусть и невольно, но вы послужили замыслам врага. Это нужно исправить, и тогда вам все простят.

Он перестал ходить по кухне из угла в угол и сел за стол напротив Ниночки.

— Дайте показания. Расскажите органам, как ваш жених просил вас вставить в сообщение о погоде совершенно невинную фразу о виноградниках в Бахчисарае. Уговаривал, подкупал, шантажировал…

Начиная со слов «ваш жених» Ниночка замотала головой и одними губами сказала: «Нет». Она повторяла это слово все громче и громче, пока Сергеев не замолчал.

— Никогда! — выкрикнула Ниночка. В гневе она была неописуемо хороша, несмотря даже на распухшие глаза и покрасневшее лицо. Но вся ее прелесть пропала, когда на месте гнева проступил страх.

Чего она боится, дурочка? Что он заорет в ответ, ударит ее? Сергеев улыбнулся: он по-прежнему не испытывал к Ниночке ни малейшей враждебности. Это во-первых. Во-вторых, он профессионал, действительно разведчик, а не сявка из районного управления, пугало для кухонных еретиков.

— Я не стану вам угрожать, Нина, — сказал он. — Не бойтесь меня. Ваш отказ ни к каким последствиям не приведет, ваше положение не ухудшится. Мы даже попробуем вам помочь с работой и с ГРУ. Вы только подумайте — стоит ли такой человек, как Владислав, вашей жертвы.

— Я никогда не предам Славика. Ни за что.

— Хорошо-хорошо, — мягко сказал Сергеев. — Я оставлю вам телефон. Если возникнут проблемы — позвоните.

Он ушел, а Ниночка опустилась в кресло у окна. В этом кресле она провела весь сегодняшний день. Она ждала, когда оживет трелью телефон, дремлющий на полке под торшером. Он должен позвонить, обязательно. Он позвонит или придет. Или позвонит еще кто-нибудь, через кого он назначит ей встречу. Конечно, именно так, ведь ему же нельзя звонить сюда напрямую, это же опасно, как она раньше не догадалась… Она же — почти что враг народа, и хотя его папа всемогущ, но и ему нужно соблюдать осторожность. Да, он позвонит ей через каких-нибудь третьих лиц.

Телефон молчал.

Когда прохладное майское солнце коснулось шпиля Дома на Набережной, Ниночка не выдержала.

Она выскочила из подъезда и побежала к телефону-автомату. Сжимая в ладошке липкую трубку, набрала номер одной из лучших подруг и выпалила, едва услышав в трубке «Алло»:

— Это Нинка. Позвони Славику, скажи — в восемь часов сегодня у метро ВДНХ. Пока.

* * *

Пренеприятнейший прослушал записи с каменным лицом.

— Пидарасты, — сказал он. — Что же теперь делать?

— Успеть раньше, — Видное Лицо положило перед шефом какую-то бумажку.

— Ты что, совсем охуел?

— Это не нам нужно, — сказало Видное Лицо. — Это стране нужно. Старик — законченный наркоман. Крутят им, как хотят. Вы себе представляете, о чем они там без вас насовещаются? Если что-то хорошее задумали — почему вас не позвали?

Пренеприятнейший молчал. То, что ему предлагали, было не только страшно — немыслимо.

— Упустят Крым, — сказало Видное Лицо. — Всем насрать. Каждый свое получил, теперь им все равно, что будет. На вас одна надежда.

Пренеприятнейший молчал.

— Большинством голосов. Они там проваландаются еще долго, мы все успеем.

— А не страшно?

— Есть кое-что пострашнее.

— Хорошо. Действуй. Постой. Что с девкой?

Видное Лицо смущенно крякнуло.

— Упустили девку, — сокрушенно сказал он. — Моя вина.

— И что мне теперь с тобой делать? — Пренеприятнейший начал постукивать пальцами по столу. — Ну свинью мне подкинули… Это же уму непостижимо! Знать бы, кто…

— Работаем, — смиренно вставил Видное Лицо. — Перехватили ее, надо думать, ГРУшники.

— ГРУ, — процедил Пренеприятнейший. — Висит ГРУша, нельзя скушать…

Видное Лицо непритворно вздохнуло по поводу несъедобности упомянутого фрукта.

— Кстати, — небрежно сказало Лицо, — в руках ГРУ еще один любопытный гусь. Крымский контакт Востокова, офицер.

— Та-ак… Не отдают?

— Что-то крутят. Говорят, что они его потеряли в Крыму. Вроде как при сопровождении в аэропорт его отбили свои.

— Может, так оно и есть?

— Тогда бы он у своих появился. А он не появлялся.

— Какие соображения?

— Думаю, его прячут. И обрабатывают. Кто-то копает под нас (имя-отчество), и хорошо копает. Глубоко. А вдруг они затребуют Востокова?

— Не отдадим, — твердо сказал Пренеприятнейший. — Ты прав, надо успеть раньше.

Пауза.

— Разрешите идти? — спросило Видное Лицо.

— Иди.

* * *

…Она ждала, ждала на скамейке в полумраке, ждала, когда длинные тени легли ей под ноги, когда засиял радужными струями фонтан «Дружба народов»… Ждала, пока он не приехал и не встал перед ней молчаливой тенью.

— Я еле выбрался, — сказал он. — Пошли.

Они вышли из-под арки на шумную улицу.

— Зачем ты позвала меня? Что хотела мне сказать? Ты понимаешь, как ты можешь меня подставить? Ты понимаешь, что теперь между нами ничего быть не может, это ты понимаешь? — он обстреливал ее вопросами, не давая времени отвечать. — Мы с отцом сейчас ходим по ниточке, и вдруг ты позволяешь себе такое.

— Я же не нарочно, — просипела она. Голос вдруг исчез куда-то, как при ларингите.

— Я понимаю. Не хватало еще, чтобы ты это нарочно. Нина, я только за тем и приехал, чтобы сказать тебе: не трогай меня, ладно? Не звони, не назначай встреч. Когда разгребемся со всеми делами — я тебя сам найду. Я тебя очень люблю, зайчик, — торопливо сказал он, — но положение сейчас очень тяжелое. Под нас копают. Я найду тебя.

Он быстро чмокнул ее в щечку и исчез в потоке людей.

Ниночка стояла у входа в метро, и люди огибали ее, окаменевшую московскую Ниобу, не узнавая в этой выгоревшей женщине популярную телеведущую.

— Гражданка, не загораживайте проход, — сказала тетка в синем мундире. Ниночка тупо уставилась на громадный бюст в сигнальных огнях пуговиц, потом сделала шаг назад, потом повернулась и побежала. Через двести метров сменила бег на быстрый шаг и шла, шла, шла пустеющими улицами…

Она остановилась возле телефона-автомата. Задумалась. Ее остановила какая-то мысль, но мысль эта была тут же потеряна. Нина попробовала ее найти, вспомнить.

Телефон-автомат. Она сунула руки в карманы. Визитная карточка. Прямоугольничек тонкого и плотного картона.

Она шагнула в стеклянную будку, беспощадно перехватив очередь у толстяка с «авоськой», из которой жалобно торчали синие куриные ноги.

— Полковник Сергеев?

— Да, Нина!

Он узнал ее мгновенно. Ждал?

— Я согласна.

— Где вы? Поезжайте на метро — обязательно на метро! — к своему дому, но туда не идите, ждите у выхода из метро, на углу, я сам за вами приеду.

Ниночка повесила трубку и, выходя из будки, поймала благодарный взгляд толстяка с «синей птицей».

Темнота сгущалась. Толстяк покинул будку, выслушав серию длинных гудков в трубке. Помялся у перехода, подошел к Ниночке.

— Девушка, а, девушка… Вас проводить?

— Нет, спасибо.

— Здесь опасно ночью одной ходить.

— Ничего, я как-нибудь.

— Ну, как хотите… — сказал толстяк.

Ниночка спустилась в метро, как во сне, доехала до своей остановки. Улица была пуста. Случайные прохожие, на крейсерской скорости следующие вдоль улицы, не в счет. Не в счет и редкие машины, молекулы одностороннего движения: темный «москвичек», ушастый «запорожец», белая карета «скорой помощи»…

Против ее ожиданий, карета не проехала дальше по улице, остановилась на углу. Задние двери открылись, оттуда вышли женщина-врач и двое парней-санитаров.

— Девушка, простите, это дом шестнадцать?

— Я не знаю… «Странно, — подумала она, — а ведь действительно не знаю, хотя уже лет семь живу в этом районе…»

Она почувствовала легкий укол, рефлекторно дернулась:

— Что вы де…

— Тихо! — сверкнула глазами женщина-врач. Ниночка почувствовала хватку больших ладоней на своих плечах…

— Девушка, вам плохо. Успокойтесь, сейчас вам окажут помощь…

— Не на…

— Да тихо ты!

Еще одна машина повернула из-за угла, нарушая правила, против движения: серая «Волга»…

— Быстро, быстро… — заторопил «врача» «санитар».

— Стоять! — из-за руля «Волги» крикнул полковник Сергеев. — Стоять всем!

* * *

Сергеев действительно ждал ее звонка. Он знал, что Ниночка не выдержит, позвонит любимому, и знал, что трус и тряпка Славик пошлет ее подальше. Он мог более-менее сомневаться в ответной реакции Ниночки — иногда случается, что вот такие-то гады и получают в подарок от судьбы самоотверженных до идиотизма женщин. Но если бы Ниночка оказалась как раз такой, он бы придумал что-нибудь еще.

Другое дело, ему совсем не хотелось ничего придумывать. Чем ближе он был к выполнению своей задачи, тем лучше понимал, какова будет награда: звезда Героя посмертно. Вне зависимости от провала или успеха дела: он знает слишком много.

Будучи в Крыму, он наблюдал «спорт самоубийц» — экстремальное скалолазание. Без страховки, без крючьев или закладок, надеясь только на себя, люди поднимались по отвесной — а то и с отрицательным уклоном — стене. Последив полчаса с замиранием сердца за обтянутой красным эластиком поджарой задницей, Сергеев решил поговорить с ее обладателем — и дождался, пока спустится чернявый красавчик-яки в красных велосипедных штанах. По уверениям экстремального скалолаза, ничего архисложного в этом не было: надо было лишь правильно рассчитать свои силы и правильно выбрать маршрут. Вот если ты просчитал его неправильно, тогда — швах. Ты ведь не можешь отдыхать, искать и пробовать один вариант за другим, ты должен пройти с первой попытки.

Сейчас Сергеев чувствовал себя именно так: на отвесной стене, без малейшей поддержки, он мог рассчитывать только на собственную силу. И малейшее отклонение от маршрута в сторону будет гибельным. Он должен пройти с одного раза, и хотя хозяева толкают его в смертельный тупик под нависающим карнизом, он туда не пойдет.

Вопрос — куда?

Пока что Сергеев видел лишь одного человека, с которым его объединял общий интерес: остаться в живых. Человека этого звали Вадим Востоков.

Складывалась интересная система, треугольник Сергеев — Востоков — Ниночка. Трое в одной лодке. Как можно использовать девчонку? Пока не ясно, но понятно одно: нужно не допустить, чтобы первыми ее перехватили люди Пренеприятнейшего…

Он вывел машину на одностороннюю улочку по какому-то наитию. Ведь в принципе не собирался нарушать, хотел проехать как полагается… А мог и не успеть…

Легки на помине. «Скорая», двое амбалов, третий за рулем, сучка-врачиха…

— Стоять! — крикнул он. — А ну стоять!

Он не рассчитывал, что они послушаются, просто отыгрывал для себя и Ниночки секунду-другую. Конечно, если гэбисты решили использовать тетрадотоксин, эти секунды псу под хвост. Но, может быть, они хотели сначала кое-что узнать. Ради Нины — пусть будет так!

Он вывернул руль, как мог, машина вильнула и зацепила одного из громил, того, что держал носилки. Громила полетел в одну сторону, носилки — в другую. Врачиха замахнулась на Ниночку, тонко блеснула игла — не иначе, стерва гэбэшная хотела вогнать ее девчонке в глаз. Но вот тут он уже успел… Бросился к ней, выкатываясь из-за руля, а в ладони уже лежит удобно рифленая рукоять «стечкина», и стерва не успевает, и отлетает на четыре шага, и на белом халатике у нее горит алая клякса на месте правой груди… Вторым выстрелом Сергеев зацепил по голове державшего Ниночку амбала. Совсем слегка зацепил — но «стечкин» хорош именно своим останавливающим действием. Действие в данном случае было не останавливающим, а приводящим в движение: амбала вместе с Ниночкой бросило на стену. Это ее, дурочку, и спасло: водитель промахнулся, выстрелил в Сергеева и тоже промахнулся, а Сергеев задел его по ребрам и сбил прицел, и он промахнулся снова, и уже вторым выстрелом полковник попал ему в живот.

Два контрольных: в первого мордоворота и в водителя. Ниночка вытирает с лица чужие мозги, остолбенело оглядываясь по сторонам.

— В машину! — Он пихает ее в сторону «Волги», тащит волоком. — Быстро, быстро!

Он не врал Лучникову: счет действительно шел на часы.

* * *

— Тяжелая утрата постигла весь советский народ, — скорбно возвестил диктор программы «Время». — Сегодня в результате внезапного сердечного приступа на семьдесят четвертом году жизни скончался выдающийся деятель коммунистического движения, верный сын советского народа, пятикратный Герой Советского Союза (Что-о? — ахнула страна), Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза, председатель Политбюро ЦК КПСС, председатель Верховного Совета СССР, заслуженный деятель искусств, автор романов «Малая земля», «Возрождение», «Целина»… Все прогрессивное человечество с глубокой скорбью встретило известие о кончине этого выдающегося сына нашей страны. Свои соболезнования прислали товарищи Тодор Живков, Войцех Ярузельский, Эрих Хонеккер, Фидель Кастро, Николае Чаушеску, Ясир Арафат, Андреас Папандреу. Похороны состоятся 3 мая на Красной площади. Председателем комиссии по организации похорон большинством голосов утвержден товарищ А. (фамилия Пренеприятнейшего).

Вот тебе, бабушка, и Юрьев День!

— Опоздали, блядь, — высказал общее мнение Окающий. — Прозаседались. Вот вам и рыбалка, и водочка под шашлычок…

Да-а… Что ж теперь будет-то? Едрена вошь, вот ведь хитрая скотина, и не подкопаешься — большинством голосов… Как же это мы проебали-то, а? В Барвиху поехать, что ли, с сердечным приступом полежать… давай, езжай, одному, вон, уже устроили… сердечный.

— Я, товарищи, не вижу причин для паники, — начал Замкнутый, когда все умолкли. — Председатель похоронной комиссии — это еще не Генеральный Секретарь ЦК КПСС. Я понимаю, что обычно происходит именно так. Но правомерно спросить: а может ли человек, подозреваемый в столь чудовищных преступлениях, быть утвержден в должности Генерального Секретаря нашей с вами партии?

— А кто? — выдержав значительную паузу, спросил Тугодум.

— Я думаю, что пока на этот вопрос однозначно ответить нельзя. — Замкнутый скользнул своими рептильными глазами по жадным лицам присутствующих. — Но ясно одно: Генеральный Секретарь должен иметь безупречную репутацию.

— Ясный хрен, безупречную, — проворчал Окающий. — А как разбираться будем?

— Не следует забывать, — старый василиск гипнотизитровал того, кому отвечал, — не следует забывать о принципе демократического централизма, священном и нерушимом… Генеральный Секретарь должен быть утвержден на Политбюро большинством голосов при полном кворуме. Это вам не выборы в похоронную комиссию, здесь должны присутствовать все.

— Вот все его и поддержат, — Окающий мрачно бросил недоеденный шашлык на тлеющие угли.

— Возможно, — согласился Замкнутый. — Но если он к тому времени не будет состоять в Политбюро? Если он будет выведен из состава?

— Большинством голосов? Дохлый номер. — Окающий отвернулся от костра, встал и шагнул в темноту. Из кустов донеслось журчание.

— Отдельные товарищи, — Замкнутый говорил громко, перекрывая звук струи, — не верят в торжество принципа демократического централизма. Они думают, что победит тот, у кого в руках грубая сила. А между прочим, на всякую силу найдется и другая сила. Как неоднократно доказывали коммунисты. Опять же, могущество советской науки, работающей для обороны, признают все, даже наши враги за океаном…

Тугодум присвистнул.

— Это да, — сказал он, борясь с шашлыком, — Юрца (так звали Пренеприятнейшего в узком кругу)… Юрца он не любит. Только он многих не любит. А кто к нему разговаривать пойдет?

— Пускай наш Маршал пойдет. — Медленное мигание кожистых век было аналогично фамильярному похлопыванию по плечу. Маршал, еще вчера не помышлявший быть допущенным к этим шашлыкам, затаил дух.

— А что… Что с белогвардейцами делать будем? — спросил он. — Решили вы… мы что-нибудь?

— Решили, мил-друг… — Окающий сверился со взглядами окружающих. — Пока наших там бьют, Юрец в жопе. А если они там побеждать начнут, он на коне. Тебе кого надо поддерживать?

— Вас понял, — Маршал поднялся с низенького раскладного стульчика, вытянулся. — Разрешите идти?

— Я, пожалуй, с тобой поеду… — Окающий тоже встал. — Всем до свидания. Хозяину спасибо, хорошие шашлыки.

Разошлись быстро, разъезжались по одному, как заговорщики.

Собственно, заговорщиками они и были.

* * *

— Спокойно, девочка… Спокойно…

Нину колотила крупная дрожь.

Господи, еще позавчера жила как нормальный человек. Да что же это за наказание такое? Почему ее опять хотели схватить, накачать наркотиками, куда-то увезти?

— Не увезти, Нина, — поправил полковник Сергеев. — Не увезти, а убить. Вы для них теперь опасны. Ваши показания — бомба, которую они хотят обезвредить. Но мы им не дадим.

— А потом?

— А потом будет видно. Не бойтесь, Нина. Мы с вами в одной лодке.

Они ехали по кольцевой в военном УАЗике, снаружи неприметном, но внутри оборудованном как раз для похищений: мягкие стены, глубокие кресла, носилки с ремнями… Надо отдать Сергееву должное — Ниночка находилась в кресле, а не на носилках.

Они пили коньяк. Хороший армянский коньяк. Самое то после короткой перестрелки.

— А может, это вы подстроили? — внезапная мысль обожгла. — Выпустите меня!

— Нина, Ниночка! — его захват был мягким, но крепким. — Пожалуйста, не вырывайтесь. Ну поверьте мне, что это не мы подстроили! Мне нечем доказать, вы просто поверьте.

— Куда мы едем?

— На одну очень важную дачу. Там хорошо, Нина, там вас будут надежно охранять.

— И если меня там убьют, никто ничего не узнает.

— Ниночка, не думайте об этом. Вы нужны мне живой.

— Пока не дам показания.

— Нет. И дальше — тоже. Вы нужны мне…

Она посмотрела полковнику в лицо. В сущности, очень хорошее, приятное лицо. Профессия, наверное, требует. Если не знать, что гэбист, можно и увлечься.

Впрочем, а почему бы и нет? Как будто гэбисты чем-то хуже сыновей гэбистов.

Она положила руку на подлокотник, и он моментально положил сверху свою.

Работа такая?

Да какая разница! Один раз живем, это Ниночка в последние дни поняла быстро.

— Сергей, — сказала она, — я вам нравлюсь или это по должности?

— Да. Нравитесь. Вы мне действительно очень нравитесь, Нина. Я вам никогда не угрожал. Ничего не требовал. Я хочу, чтоб вам было хорошо. Чтобы вас не убили. Чтобы не убили меня. Я пальцем вас не трону, если вы не скажете мне «Да».

Она откинулась на спинку кресла.

Врет или нет?

Кажется, они оба здорово поддали.

— Да, — сказала она.

Машина остановилась перед массивными воротами, произошли короткие переговоры, после чего они въехали во двор. Сергеев привел ее в комнату на первом этаже — Ниночка решила было, что это медицинский кабинет.

— Я сейчас, — сказал он, уходя. — Я скоро вернусь.

* * *

Поговорить с Востоковым — вот что было самым трудным. Естественно, вся дача прослушивалась. Сергеев понятия не имел, сколько микрофонов и видеокамер установлено и где.

Только насчет одной комнаты он мог быть уверен — насчет той самой, куда привел Ниночку.

Так уж вышло, что хлопчик, который следил за этими мониторами в определенные ему графиком дни, был на контроле не только у Видного Лица, но и у Сергеева. Ну так уж получилось. Видное Лицо, как это бывает свойственно всем видным лицам, забыло, что материал — он не на кустах растет, а собирается простыми полевыми агентами, одним из которых и был когда-то он, Сергеев.

Короче, Сергеев про этого хлопчика кое-что знал, и если бы полковник пошел ко дну, то и старший лейтенант отправился бы туда же. Поэтому старлей по просьбе полковника отключил на время все мониторы и магнитофоны в тюремном секторе дачи и подсоединил к ним хитрое приспособление, которое позволяет показывать, что на участке наблюдения была тишь да гладь, да Божья благодать, в то время как происходило там совсем иное…

* * *

— Знакомьтесь, Нина, это Вадим Востоков, полковник ОСВАГ. Настоящий дворянин и контрразведчик.

Востоков поцеловал Нине руку.

— Я — человек старомодного воспитания. Мадемуазель — не феминистка?

— В СССР не может быть феминисток, — вяло огрызнулась Ниночка. — Женский вопрос у нас решен полностью и окончательно.

— Надеюсь, не теми же методами, какими Гитлер решал еврейский вопрос? Мне было бы очень жаль.

Ниночка рассмеялась. Востоков огляделся кругом.

— Я знал, что здесь есть кабинетик в таком духе, — невозмутимо сказал он. — Зубоврачебное кресло, бормашина и одностороннее зеркало… Стены обиты пробкой?

— А что обычно используете вы?

— Пенополиуретан. Пробка, знаете ли, дороговата.

— Уж как будто ОСВАГ не может себе позволить.

— Увы, бюджетная комиссия следит за тем, как расходуются деньги налогоплательщиков.

— Это камера пыток? — Ниночка тоже с интересом огляделась, только сейчас до нее дошло, что это за комната. Страх прокатился холодной волной от затылка до пяток, но почему-то ей удалось быстро успокоиться. То ли она еще не протрезвела, то ли ее так подбадривало веселое спокойствие Востокова.

— Представляли себе все иначе, мадемуазель?

— Нет, почему же… Во всяком случае ржавых цепей не воображала.

— Да, это вышло из моды. На самом деле все не так жутко. Для допросов чаще всего используются медикаменты (Нину передернуло). Эти ремни для того, чтобы человек под наркотиками не начал делать резких движений…

— Слишком похоже на зубной кабинет.

— Только там нет стоков в полу.

— Рассаживайтесь, граждане, — сказал Сергеев. — Востоков, попрошу в кресло. Нина, на этот стул.

— А что у нас происходит?

— Очная ставка.

— Ага, — Востоков развалился в кресле самым непринужденным образом. — Конечно, самое удобное сиденье надо бы предложить даме, но я не думаю, что Нина Сергеевна согласится поменяться местами со мной.

Нина кивком подтвердила его слова и села на стул стенографиста. Сергеев устроился прямо на столе.

— Думаю, что нас всех троих убьют, если мы не примем какие-то меры, — сказал он. — Пока есть время, мы должны решить, как нам действовать.

— Э-э… — Востоков обвел глазами комнату.

— Микрофоны отключены.

— Вы уверены?

— Уверен. Я рискую гораздо больше, чем вы.

— Да ладно вам, все мы рискуем одинаково. Все мы смертники.

Ниночка улыбалась, если эту гримасу можно было назвать улыбкой.

— Нам придется бежать, если мы хотим жить, — продолжал Сергеев. — Вы слышите?

— Слышу. Вы предлагаете бежать. Товарищ… Господин Востоков, вы как думаете, нам удастся?

— При известной сноровке и настойчивости, madamoiselle, почему бы нет? Видите ли, наши с коллегой головы набиты сведениями такого рода, что никак не могут уцелеть. Мы живы, пока у наших хозяев есть в нас надобность. Например, мы с вами нужны, чтобы дать показания против вашего несостоявшегося тестя.

— Надо добить эту сволочь. Или он не даст нам покоя, — вставил Сергеев. — Надо стравить их как следует, и пока они будут кусать друг друга… Короче, Нина, ты должна дать показания…

— А кто гарантирует мне жизнь после того, как я их дам?

— Никто, — резко бросил Сергеев. — Никто, Нина! Мы знаем слишком много, все трое, мы — мишени номер один. Учтите, если вы играете не в моей команде, то я сбегу один. Но тогда они от вас все равно добьются, чего хотят. Получат свои показания — и после уже никто вам не поможет, ни Бог, ни царь и ни герой.

— Насчет того, что мы знаем слишком много… Мне так не кажется, Сергей. Я знаю мало. Расскажите мне все — хоть не так обидно будет умирать.

— Это началось чуть больше года назад, — покорно начал полковник. — На нас вышел сотрудник ОСВАГ по имени Вадим Востоков…

Когда он закончил, Ниночка покачала головой.

— Господи, какое же вы все говно, — печально сказала она.

— Говно, Нина, — так же печально отозвался полковник. — А что поделаешь? Такая жизнь, такая работа…

— Вот только не надо, ладно? Жизнь, работа… Еще про долг перед Родиной скажи. Как в стаде павианов. Только у них честнее.

— Возможно, Нина Сергеевна. — В голосе Востокова слышалось одобрение. — Итак, вы были завербованы агентом КГБ, своим женихом. А контакты поддерживали с агентом ОСВАГ по кличке…

Нина молчала.

— Вилли, — подсказал Востоков. — Сейчас мы состряпаем подходящую легенду. Это будет открытый процесс?

— В том-то вся и закавыка, что нет… — Сергеев почесал ногу. — Поэтому удирать придется быстро.

— Ничего, это только придаст весу нашим показаниям. Что лучше подтвердит нашу вину, чем побег? Только смерть.

— Не надо, — Ниночка почувствовала, что сейчас расплачется. — Прошу вас, не надо.

— Осталось обсудить детали легенды… — сказал Сергеев. — Я предлагаю следующее…

* * *

Великий Ученый и Великий Администратор был таким великим, что в иные кремлевские кабинеты двери открывал ногами.

И нельзя сказать, что это ему не нравилось.

Он был почти что царь, почти что Бог. На него работали миллионы людей. Одним движением пальца он мог казнить и миловать не только простых смертных, а вплоть до первых секретарей обкомов (включительно). Смертоносных игрушек, придуманных и сделанных им за свою жизнь, хватилобы, чтоб стереть человечество с лица Земли, и еще осталось бы на окончательное решение вопроса «Есть ли жизнь на Марсе»…

Но вот кое-где он был совершенно бессилен. И, в частности, когда дело касалось той конторы, которой ведал Пренеприятнейший.

Люди Пренеприятнейшего совали везде свои носы, заводили толстые папки на его ученых, директоров и конструкторов, всюду бдили и держали все под контролем. Они покушались на всевластие Великого Ученого в его империи, что он терпел, скрипя сердцем и зубами.

Равновесие сил долго оставалось нерушимым. Империя Великого Ученого была нужна Советской Империи как воздух. Пренеприятнейший ничего не мог сделать с Великим. А Великий — с Пренеприятнейшим, ибо его ведомство также было кровной необходимостью Империи.

Теперь равновесие было нарушено. Ось, на которой оно балансировало — скрипучая жизнь Генерального, — рухнула. Новая ось возникла возле Пренеприятнейшего, и чем ближе она смещалась в его сторону, тем больший вес он обретал.

Когда машина Маршала подрулила к подъезду дома на Котельнической, Великий Ученый уже дошел до необходимого градуса разогрева. Перспектива видеть мурло Пренеприятнейшего в кресле Генерального, стоять перед ним навытяжку и отчитываться в делах, в которых эта гэбистская скотина ни ухом ни рылом… Ах, ети его в душу бога матерь, да три раза в отца, сына и святого духа, ну что за блядская жизнь такая?

Маршал и Окающий явились вовремя. Сверкнула слезой бутылка «Столичной», пошла по кругу под неторопливый осторожный разговор, в ходе которого Великий Ученый от отчаяния переходил к боевому азарту: ничего! Еще поборемся! Еще повоюем! Еще вы узнаете у нас, что такое оборонка!

Под утро ударили по рукам и отправились спать.

* * *

Видное Лицо нервничало. Предстояла встреча с Портретами, и неофициальность этой встречи никак не влияла на ее важность.

Пан или пропал. Пан — не сегодня-завтра сам стану в ряду Портретов. Пропал — тут других толкований быть не может. Пропал — значит, пропал.

— Я готов поддержать любую кандидатуру, которую вы выдвинете, — сказал он. — Я полностью согласен с тем, что возглавлять нашу партию и нашу страну может только человек с безупречной репутацией.

— И кого бы ты предложил?

— Я не имею никакого мнения на этот счет. Я всемерно поддержу вас.

Ударение. Не вас, а Вас. Замкнутый уловил, кивнул.

— Материал должен быть распространен к ближайшему заседанию Политбюро. Через неделю. Не будет большинства голосов — погорим все синим пламенем.

— Я понимаю.

— Ну и хорошо.

— Будет открытый процесс?

— Ты что, сдурел? Все тихо, по-семейному.

— Вас понял, — Видное Лицо откланялось. — Что делать с людьми Юрца в аппарате КГБ?

— Твое дело. Главное — большинство голосов мне. Эх, выспаться бы! Завтра же еще в почетный караул…

* * *

И вот я здесь, подумал Востоков. Последний барьер. Невысокий и хлипкий. Наручники. Охранники по бокам.

На такой должности охранник обязан быть глухонемым.

Три Портрета напротив.

Момент истины.

— Ваше имя?

— Вадим Востоков.

— Звание?

— Полковник ОСВАГ.

— Должность?

— Координатор по региону СССР.

— Вам предъявлено обвинение в заговоре против Советского Союза и измене Родине. Признаете ли вы его?

— Да. Я — участник заговора против Советского Союза и изменник Родины. Правда, у нас немножко разные понятия о Родине, но это неважно.

— Не отвлекайтесь. С какой целью вы поддерживали контакт с полковником Сергеевым, находившимся в Крыму в служебной командировке?

— Полковник Сергеев интересовал меня в первую очередь как связующее звено между мной и товарищем А.

— Что за интерес был у вас в товарище А.?

— Мне было известно, что он — один из наиболее ярых сторонников оккупации Острова Крым. Я хотел форсировать оккупацию.

— Зачем?

— Чтобы спровоцировать военный конфликт между Крымом и Советским Союзом.

— Объясните смысл этой акции.

— В последнее время в Крыму начали нарастать центростремительные тенденции. Слишком многие хотели присоединения к СССР. Военный конфликт свел бы эти настроения на нет.

— Как вы рассчитывали выпутаться из этого конфликта?

— Остановить войну.

— Почему вы думаете, что вам бы это удалось?

— После устранения Генерального (брови Портретов поползли вверх) его пост неизбежно должен был занять товарищ А. Его сын повлиял бы на него с целью остановить войну и вывести войска из Крыма.

— Откуда такая уверенность в том, что он сделал бы это?

— В сейфе в квартире товарища А. (сына) хранятся карточки «Американ Экспресс» на сумму в два с половиной миллиона американских долларов. Я знаю коды этих карточек.

— В ближайшее время эти сведения будут проверены, — обратилось к Портретам Видное Лицо. — Нужна только санкция на обыск в доме…

— Будет вам санкция. Спросите у него, не он ли организовал на Острове сопротивление белогвардейцев, — шепнул Замкнутый.

— Да, это тоже часть плана, — ответил Востоков, когда ему передали вопрос. — Агент товарища А., диктор на телевидении СССР, передал по программе «Время» так называемый «Красный пароль», сигнал всем резервистам к сбору. Солдаты и офицеры запаса освободили кадровых военных из лагерей интернирования. Кадровые военные освободили аэродромы и подняли в воздух самолеты.

— Захватили аэродромы… — поправил Окающий.

Борода Востокова шевельнулась в улыбке.

— Как вам будет угодно, господа.

— Товарищи, — одернул Востокова Молодой. — И тут же поправил сам себя: — Граждане.

— Значит, план был организовать, а затем сорвать воссоединение Крыма с СССР, — вел линию показательного допроса полковник КГБ.

— Именно так. Нечто вроде того, что произошло в «Заливе Свиней», только в несколько больших масштабах.

— Почему же теперь вы решили рассказать об этом?

— Воздействие на товарища А. через сына потеряло свое значение. Мы выиграли войну. Я решил, что дальнейшее сопротивление не приведет ни к чему хорошему, и раскрыл карты.

— Почему вы думаете, что война в Крыму вами выиграна?

— Уничтожены все военные аэродромы в приморской полосе, так? Вы не можете организовать десант, вы потеряли господство в воздухе. Это значит, что вы проиграли войну. Судите сами о надежности аппарата КГБ, если я получил такие сведения, сидя в тюрьме.

…Выйдя из зальчика, вытирая лбы, Портреты переглянулись.

— Ну вражина! — высказался Окающий. — Ну волк! Так бы и взял за бороду, и в морду, в морду!

Энергичные движения пухлого кулачка, испятнанного старческим пигментом, выглядели скорее комично, чем угрожающе, но никто даже не улыбнулся.

— Вы как хотите, товарищи, — Молодой промакнул платочком пятнышко на лбу, — а мне этот тип не понравился. Больно гладко он говорил. Он, вообще, настоящий шпион или нет? Что-то он не похож на шпиона.

— По-моему, как раз очень похож, — вставил Окающий.

— Я в том смысле, что слишком похож, — пояснил Молодой. — Шпион же не должен быть похож на шпиона, правильно? А если он врет?

— А какая нам разница? — буркнул Окающий.

— Миша, — сказал Замкнутый Молодому. — Постарайся понять. Врет он или нет — уже неважно. Важно одно: товарищ А. вольно или невольно утратил бдительность, которую на его должности утрачивать нельзя, и допустил ошибку, поддавшись на провокацию. Это факт. Можем ли мы допустить, чтобы такое повторилось? Не можем. Выводы, Миша?

Молодой сделал правильные выводы.

* * *

— Ну что, товарищи, — сказал Маршал, собрав в штабе Одесского военного округа командиров дивизий Крымского фронта и начальников их штабов. — Навтыкали нам по первое число? В обоих смыслах! Использование ДБА и ракет, в общем, до жопы — обставиться перед начальством. Когда будут готовы передовые аэродромы?

— Завтра вечером… — сказал командующий ОдВО.

— Утром! — грохнул по столу маршал.

— Утром, — согласился командир ОдВО. — Но обеспечить можем всего два… пока. Николаев и Одессу. Не смотрите на меня так, товарищ маршал. Мы делаем, что можем. Кругом идет работа, но… мины… Гибнет техника, гибнут люди. Все основные силы брошены на эти два аэродрома, потому что там ВПП в наилучшем состоянии и можно было быстрее всего стянуть туда саперно-инженерные части. Завтра утром сделаем эти два. К вечеру — еще четыре. Если не будет повторных бомбардировок, то к ночи четвертого восстановим ВПП всех аэродромов Одесского округа.

— Мы будем готовы к утру четвертого, — сказал начальник Северо-Кавказского военного округа. — Нам меньше досталось.

— На случай, если белые надумают повторить удар? — спросил Маршал.

— Развернуты системы ПВО по всему побережью. Задействовали все, что нашли, вплоть до зенитного вооружения мотострелковых дивизий. Дежурство идет круглосуточно.

— Они больше не сунутся, — сказал командир ПВО. — В этот налет они потеряли больше девяноста самолетов.

— А мы — пятьсот! — заорал Маршал. — А почему? А потому что ваш бывший начальник тоже думал, что беляки не сунутся, и жопу чесал! Я не хочу больше слышать — они не сделают того, они не сделают этого! Я хочу знать, что мы будем делать, когда они сделают то или это?

Он вытер лоб, сел.

— Сегодня у нас второе. Шестого мы начнем вторую высадку. Как и планировалось, через Тамань. Приказ — взять Симферополь к девятому. Значит, к шестому мы — кишки наружу — должны подавить всю их авиацию и ПВО. Чтоб через два дня ни одна белая блядь не показывалась в небе. Небо должно быть нашим! Вы поняли, товарищ генерал-лейтенант? Или небо наше, или от вашего звания остается ровно половина. Догадываетесь, какая?

Товарищ маршал… — сказал командир 106-й воздушно-десантной дивизии. — Мне кажется, к девятому — нереально…

— Кажется — креститесь! — срезал Маршал. — И чтоб вы все забыли это слово — «нереально». Знаете, кто может делать дело — думает, как, а кто не может — ищет причину, почему нельзя… Не можешь — пиши в отставку, сиди на даче, огурцы разводи! Жуков бы тебя за «нереально» к стенке поставил. Мы одно слово знали — «приказ»! Вот у меня приказ — девятого! И как в песне поется: нужна победа — мы за ценой не постоим!

Если бы Маршал знал, чем обернется эта победа для него и какую цену придется уплатить, он откусил бы свой язык.

Глава 6 Дом на Сюрю-Кая

Бентли: Что там происходит, Драйден?

Драйден: Там идет маленькая битва двух темпераментов, один из которых близок к безумию, а другой начисто лишен всяких принципов.

Фильм «Лоуренс Аравийский»

Утром первого мая Крым кое-как уяснил ситуацию и слегка охренел.

Как это, господа? Ведь еще позавчера у нас тут была дружба и полное взаимопонимание! Кричали женщины «Ура!» и в воздух разные там предметы гардероба бросали. — А теперь что? А теперь банда наемных головорезов, которую мы называли своими вооруженными силами, пустила эту дружбу и взаимопонимание песику под хвостик. Мало того, что в крупнейших городах Крыма произошла дикая резня, повлекшая жертвы и среди мирного населения, мало того, что вероломное, подлое нападение на советские войска уже само по себе привело к конфликту с СССР — так этим утром, уподобившись ублюдку Гитлеру, крымские самолеты нанесли жесточайший бомбовый удар по советской территории! Произошел окончательный, бесповоротный разрыв отношений, который восстановится лишь в случае полной, безоговорочной и позорной капитуляции Крыма. По нескольким городам были нанесены ракетные удары, погибло в общей сложности 27 человек, не уяснивших, что «воздушная тревога» означает именно воздушную тревогу, а ракета, система наведения которой сбита с толку уголковыми отражателями, не разбирает, где военный объект, а где — гражданский.

Спрашивается: кто должен за все это ответить? Правительство? У нас нет правительства, оно куда-то исчезло утром двадцать девятого. Армейская верхушка? Она клянется, что стала жертвой провокации. ОСВАГ? Эта организация хранит гробовое молчание.

Ну так кто, кто же все-таки это сделал? Покажите нам человека, перечеркнувшего достижения нашей северной дипломатии за последние два года! Покажите нам негодяя, втравившего нас в безумную, абсолютно ненужную войну! Покажите нам мерзавца, посягнувшего на самое святое право гражданина демократического общества: право избирать свой политический строй!

Эти голоса пока еще не звучали, общественное мнение было слишком ошарашено, слишком шокировано произошедшим, чтобы выразить это вслух. Но вопрос «Кто?» уже сформировался, и рано или поздно нужно было на него отвечать.

А ответ на этот вопрос лежал на госпитальной тюремной койке и спал отвратительным, глубоким и тяжелым, как грязь озера Сасык, сном.

Проснулся он в сумерках, которые принял за раннее утро. И, глянув на соседнюю койку, пожелал, чтобы черт забрал Флэннегана со всеми его выдумками.

Сколько прошло времени? Арт закрыл глаза и прислушался к себе. Избитое и изодранное тело продолжало болеть, но уже не так настырно, как… время назад. Тогда, перед командирами и начальниками штабов, ему стоило больших усилий не меняться в лице. В той половине лица, которая не отекла и сохранила подвижность. Сейчас усилий не требовалось — боль из почти невыносимой превратилась в досадную. Тело не скоро, но верно восстанавливалось, и осознавать это было приятно. Правда, все это — пока лежишь и не встаешь, а вставать придется, и очень скоро: во-первых, настоятельно требовалось отлить, во-вторых, ужасно хотелось пить: рот до того спекся, что щеки присохли к зубам. На третьем месте в списке потребностей стояла еда: невольный, но суровый пост продолжался никак не меньше двух суток.

Резюме: ему было очень далеко до полного порядка, но и на три четверти мертвым он себя не чувствовал. Без сознания провалялся часов двадцать: вряд ли можно держать при себе продукты метаболизма дольше.

Он сел, шипя сквозь зубы, потом встал и поковылял, шатаясь, к угловой кабинке. «Что нужно человеку для счастья? — вспомнилась советская шутка. — Увидеть туалет и добежать до него. Там еще было — очень хотеть пить — и получить воду, очень хотеть есть и получить еду. Но нужно очень хотеть; когда не очень хочешь, то и не очень получаешь».

Возле кабинки был умывальник, делать до которого полшага ужасно не хотелось, но он сделал. Вымыл руки, плеснул воды в лицо — не нагибаясь, так что больше попало на грудь. Набрал воды в стаканчик и сполоснул рот. Потом набрал еще и напился. Дождаться смены сочувствующего надзирателя и попросить зубную щетку? В концлагере нужно всегда чистить зубы и съедать все, что дают… Так, хватит думать о жратве!

— Когда жрать принесут? — спросил человек на соседней койке.

— Утром, — Артем тяжело вздохнул. — Наверное.

— А сейчас что?

— Надо думать, вечер. Довольно поздний.

— Ты давно здесь?

— Сутки. Плюс-минус лапоть.

— Где мы, знаешь?

— Симферополь.

Сосед издал короткий и тихий стон отчаяния.

— Это я и так знаю, — процедил он сквозь зубы.

— Военная тюрьма, госпитальное отделение.

— Спасибо. Я — капитан Глеб Асмоловский, ВДВ.

— Глеб, мы знакомы.

— Сережа? Виктор? Карл Янович?… — секунды удивленной немоты. — Врешь! Это не ты. Включи свет.

Верещагин зажег встроенный — как в автобусе — светильник в своем углу.

— Мать твою… — Глеб не верил своим глазам. — Да что ж я… и на том свете… от тебя не отделаюсь?

— Да мы пока что еще на этом.

Глеб прошелся по его повязкам оценивающим взглядом.

— Ты выглядишь так, будто под танк попал.

— Нет, — с долей злорадства ответил Артем. — Под колотуху твоих солдат… Так что можешь считать себя отомщенным.

— Тебя хорошо отделали…

— Я хорошо отделался — можно и так сказать. Кое с кем поступили значительно хуже… Тебе не вредно говорить?

— Не вредно… Ты мне очень аккуратную дырку сделал. Чистую.

— Старался.

— Я… хочу разозлиться на тебя… И не могу. Это ведь ваша работа… Условный сигнал… Резервисты… Я думаю… Если бы удалось тогда… Остановить тебя…

— Не волнуйся так, Глеб. Ты все равно ничего бы не сделал. Живой, мертвый, пленный — я всяко выполнял задание. На то и был расчет. Поэтому не трави себе душу. Если ты от волнения сыграешь в ящик, меня окончательно совесть замучит.

— Совесть? — Асмоловский оскалился не то от боли, не то от ярости. — А за других… тебя совесть не мучит? Других… тебе не жалко?

— Жалко. Особенно того парнишку, подпоручика из Партенита, того, кто тебя перевязывал. Его застрелили у меня на глазах. Лейтенант Палишко. Просто так, от злости. И еще у меня был друг… Когда я выстрелил в тебя, я шел к нему… Он был ранен. Оказалось — смертельно. И еще один друг, ты его даже не видел, он был убит еще утром, в перестрелке с настоящим спецназом. И один спецназовец, которого Георгий хотел оставить в живых, а я убил… Так что злись на меня, Глеб. Я это честно заработал.

— Тебя пытали.

Вопросительной интонации не было. Глеб высказал не догадку — утверждение. Верещагин не нашел сил возражать.

— Ну и? — устало спросил он. — На войне как на войне. В конечном счете, со мной обошлись лучше, чем я с тобой. Я сейчас способен стоять на своих ногах, а ты прикован к постели.

— Для тебя это что, норма?

Арт подумал немного, и до него дошло.

— А, вот ты о чем. Нет, это они не из любви к искусству, не думай о своих слишком плохо. Им казалось, что я владею важной информацией, плюс перепуг, плюс вполне закономерное озверение. Если бы у кого-то из них было немножко больше мозгов и немного меньше нервов, они бы сами додумались до того, что пытались из меня выбить. Правда, — Верещагин хмыкнул, — меня бы тогда, наверное, шлепнули за ненадобностью. Уж очень они… рассердились.

— Ты их просто не знаешь. Когда я взвод принял, я обнаружил одну милую практику: упрямых новичков ночами в сушилке к батарее привязывали, заломив руки назад. Натурально как на дыбе. Я когда взял за жопу этих выдумщиков, они мне знаешь, что сказали?

— Что закаляют «молодых», на случай, если те попадут в руки врагов.

— Как ты догадался? — опешил Глеб.

— А у нас похожий случай был в одной закрытой школе. Лет десять назад. Маленько перебрали там со спартанским воспитанием, готовя элиту… словом, там младших учеников не просто цукали, а дошло до натуральных истязаний и педерастии. Жуткий скандал случился, министерство образования пустило частый бредень, обнаружилось еще несколько случаев, и закрытые школы интернатного типа отменили вообще. Ну вот пока суд да дело, в масс-медиа шли дебаты, на эти дебаты приглашали выпускников таких школ, и они, представь себе, Глеб, защищали эту систему. Ну то есть они признавали, что уотербординг и изнасилования, конечно, перебор, но мальчикам бывает полезно вкусить немного боли, это как бы укрепляет их дух. Так что монополии на глупость и жестокость у вас нет. Глупость и жестокость вообще присущи детям, а вы набираете в армию детей и, насколько я понял, во многом предоставляете их самим себе. Ты пойми меня правильно, Глеб, я над тобой не превозношусь, по мне, так армия во всем мире — это рассадник агрессивного инфантилизма. Человек, которого натаскивают бездумно подчиняться приказам, не является полноценным взрослым.

— И от кого я это слышу, — хмыкнул Асмоловский.

— От «белой вороны». «Почему орел на гербе о двух головах? — Урод-с, ваше высокопревосходительство!» Я урод, Глеб. Чужеродное тело в армии. Я хотел историю изучать, а в квоту стипендиатов не попал. А платить за меня семья не хотела, по ряду причин. Пошел в армию ради льготы: после пяти лет службы меня бы взяли на стипендию куда угодно. А потом меня продвинули в офицеры и соблазнили идти в Карасу-Базар, потому что там было отделение военной истории. Я, дурак, соблазнился — а через год его закрыли, представляешь? И я в армии застрял. Не ученый и не военный. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Чего ты смеешься, Глеб? Перестань, тебе вообще смеяться нельзя.

— Сам… знаю… — прохрипер Асмоловский. От боли у него на глазах выступили слезы, но прекратить смеяться он не мог.

…О да, Флэннеган, поистине то была светлая мысль — поместить нас в одну камеру-палату.

За окном стемнело. Опустились автоматические ставни.

— К-2 в прошлом году… вы?

— Да.

— Ты… и твой татарин. Пулеметчик.

— Шэм Сандыбеков.

— Знать бы, что там делается, — Асмоловский показал глазами на зашоренное окно.

Верещагин полностью разделял его желание. Знать бы, что происходит за этой решеткой. До чего договорились вчера господа командующие. Что им готовит СССР…

— Как ты здесь оказался? — вдруг спросил Глеб.

— Как и ты. На носилках.

— Не крути. Здесь — ты сам сказал — военная тюрьма… По всем раскладам — самое неподходящее… для тебя место… Ты же должен быть герой… За что ж тебя сюда…

Арт не собирался отвечать. По правде говоря, он не знал, что отвечать.

— И меня тоже… — продолжил Глеб, отдышавшись. — Я не верю, что случайно. Меня допрашивал кто-то из ГРУ. Еще тогда… Насчет тебя… А потом — из общей палаты госпиталя… перевезли сюда. Зачем?

Свет погас. Раздался отдаленный скулеж сирены. Прогрохотали по коридору башмаки.

— Воздушная тревога, — сказал Арт.

— Значит, вас уже бомбят. С чем и поздравляю…

— Это не бомбардировка… Думаю, что это — ракетный обстрел.

— Да ну?

— Элементарно, Ватсон… Если бы им было чем нас бомбить, мы бы проснулись от взрывов еще днем. Я думаю, наши устроили авианалет на ваши авиабазы.

— Вы… бомбили нас?

— Скорее всего. Тихо!

О-очень далекий взрыв…

— Знаешь… — Глеб вдохнул и выдохнул. — Я даже не могу на тебя разозлиться. Я, наверное, плохой человек и совсем плохой офицер, но я не могу злиться на тебя. А злюсь на себя, что не настоял на своем и не повязал вас сразу.

— Не надо на себя злиться, Глеб. Пулемет на вышке. Два поста, откуда простреливалась вся рабочая площадка. И совершенно глухая дверь в аппаратную. Мы просто положили бы всех вас и передали этот сигнал раньше — вот и все. Ну теперь ты на меня злишься?

— Пошел ты!

Артем лег на спину, задрав ноги на спинку кровати. В полной темноте и тишине легко было поверить, что они одни в целом мире.

— Глеб, а ты знаешь, кто может считаться гражданином Непала?

* * *

Флэннеган пришел под утро, когда Артем опять спал — не тем кошмарным сном, каким он проспал почти сутки, и не наркотической дремотой, а легким на разрыв, как пыльная паутина, сном больного человека.

Разбуженный, он молча надел ботинки и проследовал за своим конвоиром в тесный кабинет, где получил чашку отличного горячего кофе со сливками. Это было, конечно, очень хорошо и кстати, но хотелось чего-то посущественнее.

— Вы ничего не ели, — сказал Флэннеган.

— Все проспал. Какое сегодня число?

Флэннеган посмотрел на часы.

— Уже второе. Хотите чего-нибудь? Меню «Максима» не обещаю, но крэкеры и сладкие сухарики есть…

— Орешков, пожалуйста… — Артем провел рукой по своей рассаженной скуле.

— Шутить изволите, — тоном осуждения сказал коммандер. — Есть еще французские булочки.

Прошло совсем немного времени — и французская булочка, разрезанная на половинки и щедро смазанная маслом, отправилась в погоню за кофе со сливками.

— Господин Флэннеган, вам так катастрофически некого пригласить на кофе? Обязательно нужно было меня будить?

— Целый день происходили разные события, — ответил Флэннеган. — Потом наступила пауза, и мы начали их анализировать. Потом я разбудил вас. Сейчас врач сменит вам повязки, и мы кое-куда поедем…

Он полез в шкаф и достал пакет с эмблемой одежных магазинов «РАNкратов — или PAN, или пропал!». Вытряхнул просторный, крупной вязки шерстяной свитер с капюшоном.

— Наденете, когда медик с вами закончит. Ночь холодная. Набросьте и капюшон тоже.

— Может, сразу паранджу?

— Капюшона будет достаточно.

Вошел врач. Тот самый, что принимал участие в допросе и после этого менял ему повязки.

— Готово, — сказал он через пять минут. — Одевайтесь. Без резких движений. Вот мазь. Называется «Эвита». Каждый раз при смене повязок. Очень хорошо заживляет.

Артем знал эту мазь — действительно незаменимая штука. Дают с собой — значит, он сюда больше не вернется.

— Раны победителей заживают быстро, — усмехнулся Флэннеган. — Идемте, капитан.

О, так мы победители. Надолго ли?

Они вышли на улицу и сели в черный «турбо-суздаль». По окружной кольцевой дороге объехали Симферополь, мелькнула справа по борту громада «Аэро-Симфи», и машина плавно прибавила скорости, вылетев на струну Восточного фривэя.

Два раза они останавливались на трассе по требованию патрулей, дважды Флэннеган предъявлял свою осваговскую книжку. Третья остановка была в Карасу-Базаре.

…Эти трехэтажные продолговатые корпуса, неуклюже претендующие на ампир, Артем не спутал бы ни с чем. Карасу-Базарское офицерское училище, порог которого он в первый раз переступил младшим унтер-офицером, а в последний раз — подпоручиком…

Флэннеган припарковал машину рядом с черным «Руссо-балтом». Выходя, Верещагин заметил штабные номера. Осваговец сделал знак набросить капюшон. Капюшон был здоровенный, свитер напоминал францисканскую рясу. Артем чувствовал себя полным идиотом.

Они свернули за угол и прошли служебным входом.

— На второй этаж, — тихо сказал Флэннеган. — В кабинет директора.

Артем усмехнулся. Эта дорожка была хорошо знакома и натоптана тысячами кадетских ботинок. Здесь, в этих кабинетах и залах с алебастровыми потолками, из аристократических сынков и ретивых унтеров делали офицеров и джентльменов. Стратегия и тактика. Организация и системы вооружений. Снабжение и теория управления. Математика и физика. Фехтование, стрельба, выездка и рукопашный бой. Кабинет директора он посещал дважды: один раз просил об увольнении, чтобы поехать на европейский кубок по скалолазанию в Италию, второй раз — когда умер дед.

Предосторожность оказалась излишней. В коридорах они никого не встретили.

…Осваговец сел за стол, сделал приглашающий жест в сторону стула. Артем уселся верхом, положив скрещенные руки на спинку.

— Четверть четвертого. У нас есть полтора часа на разговор, — капитан второго ранга посмотрел на часы.

Верещагин чувствовал себя, в общем-то, выспавшимся. Похоже, он превращается в ночную пташку.

— Возникает чувство ностальгии, Арт?

— Нет, — сказал Верещагин.

— Как вы стали офицером?

— Получил рекомендацию от командира своей роты… Это есть в моем личном деле.

— Ваше дело я уже знаю, как «Pater Noster». Но о личной мотивации в нем ничего не сказано.

— Я хотел получить образование… Меня интересовало отделение военной истории…

— Вы поступали в Симферопольский университет и набрали проходной балл.

— Семья отказалась оплачивать мое обучение, до стипендии я не добрал полтора балла.

— Семья отказала вам, потому что вы переспали со своей троюродной сестрой и бросили ее? За это ваш дед и лишил вас наследства?…

— Слушайте, Флэннеган! — Артем удержался в тональности нормальной разговорной речи, а не крика в основном потому, что не мог глубоко вдохнуть. — Вам не кажется, что вы лезете просто не в свои дела?

— Вы переспали с ней, а потом сбежали в армию. Чтобы уйти от ответственности.

— Я никогда не бежал от ответственности. Черт возьми, мы не в семнадцатом веке живем, Ивица не забеременела и прекрасно вышла замуж, она не любила меня, в конце концов, ее мать ей просто приказала со мной спать. А мне было семнадцать лет, и я был дурак… Я не говорю, что я был невинным совращенным подростком… Но мы оба смотрели на это несколько иначе, чем наши старики… и все вышло так, как хотела моя тетка: все четыре дедовых баркаса достались ей. Она свое получала и так, и так…

— Я всегда говорил, что в оперативном отделе нам не хватает женщин, — заметил Флэннеган. — Ваше увлечение советской историей — оно имеет какое-то отношение к…

— Имеет. Не спрашивайте.

— Почему?

— Боже, Флэннеган, всему же есть предел! Это — личное, понимаете вы или нет?

— В данный момент — нет. Я на службе.

— Так задавайте вопросы по существу!

— Хорошо. Почему вы приняли предложение Востокова? Какие на то были причины?

— Я уже объяснял…

— Нет, то, что вы объясняли, я усвоил. Личные причины были какие? Вы же не могли не понимать, что это почти верная смерть. Востокову, как и вашей тетке, было плевать, чем окончится это для вас, — он свое получал при любом раскладе. И вы это знали. Догадывались. И все-таки пошли на это сами и повели своих друзей. Почему?

— Потому что другой возможности не видел.

— Арт, а вы не задумывались о том, что видеть другие возможности — задача не ваша? Что это вопрос компетентности как минимум полковника?

— Задумывался… Я сегодня уже объяснял Глебу, что я думаю об армии. Считайте, что я и вам ответил.

— А вы понимаете, почему армия так категорически самоустраняется от политики?

Артем понимал. Генералы Первой мировой — Алексеев, Лукомский, Деникин — всю жизнь не могли простить себе участия в заговоре с целью отречения Николая Второго. Один раз, только один раз они отважились на политическое решение — оно оказалось гибельным. С тех пор поколения крымских офицеров вырастали с жесткой установкой: никогда, никогда армия не должна лезть в политику! И с того дня, когда Врангель сложил с себя диктаторские полномочия, эта установка соблюдалась неукоснительно. Политические амбиции тот, кто их имел, приберегал до выхода в отставку.

— Итак, личные мотивы. Не деньги. Слава?

— Вы смеетесь? Я сутки провел в тюряге. Это была ваша идея — подложить ко мне капитана Асмоловского?

— Моя. Я, в общем, был уверен, что вы не траванетесь, как подзалетевшая гимназистка, но береженого Бог бережет. Я ведь теперь за вас отвечаю, Арт. Пасу вас, как говорят в ОСВАГ. Как вы думаете, что вам грозит за нападение на командира?

— Я был в состоянии аффекта.

— В состоянии аффекта люди кричат, матерятся и бьют посуду об пол. А молча врезать старшему по званию… И именно тому, чье отсутствие радикально меняет картину в штабе…

— Не делайте из меня Бонда. Басманов говорил обо мне так, словно я кусок дерьма. И мне до смерти захотелось врезать ему. Показать ему, как оно бывает, когда тебе проламывают нос тяжелым предметом. Вот и все.

— Скажи эту фразу Адамс, вы ударили бы его?

— В этой ситуации?

— В этой ситуации.

— Нет. Думаете, поймали меня? Ладно, поймали. Поймите, я был на взводе, и когда главком начал говорить про перемирие с Союзом… Я подумал: как никто еще не шваркнул ему по морде. Чтобы он понял, какую цену люди платят за то, что он хочет отдать даром. Хотя бы приблизительно, но на собственной шкуре понял, что это такое…

— А вы не слишком дорого цените… э-э-э… свои злоключения?

— Я их в грош не ставлю. Но у меня был друг, прапорщик Даничев, двадцатидвухлетний жизнерадостный балбес… У меня был еще один друг, Костя Томилин. Володя Козырев искалечен бесповоротно… Мальчики из взвода, который мне придали… Эти люди мне будут сниться по ночам! Два десятка паршивых швов — ерунда. Но что я скажу Даничеву, если он придет ночью и спросит: «Чего ради я подох?» Какого черта вы меня сюда притащили? Я уже рассказал все, что знал. Что вам еще нужно?

— Это не допрос, Артем. Я хочу понять вас. Понять, как лучше вас использовать.

— Никак. Я намерен отправиться в свою часть и занять в ней свое место по штатному расписанию. Или пойти под трибунал, если так сложится. С меня хватит политики.

— Нет, капитан. Вы в моем распоряжении, и я буду решать, хватит с вас или нет. С того дня, как вы присягнули России, вы потеряли право решать, когда с вас хватит.

— Я присягал России, а не ОСВАГ! Я — армейский капитан, и мое место — в моей части, а моя часть — в Сарабузе. До свидания, коммандер, приятно было познакомиться.

— Заткнись! — рявкнул Флэннеган. — Заткнись, мальчишка! Ты должен был вспомнить об этом раньше, когда Востоков начал обхаживать тебя! Вот ему ты должен был сказать именно это: «Мое место — в армии, мое дело — тянуть лямку, я не генерал, а капитан, и ваш гениальный план „Айкидо“ пахнет крепкой пеньковой веревкой». Вот тогда было не поздно сдать назад. А теперь — уже поздно, и ты будешь делать то, что я тебе скажу, потому что еще вполне может сложиться столь милая твоему сердцу картина: капитуляция Крыма перед СССР. А теперь слушай внимательно. После того как Басманов попал на больничную койку, в штабе брожение. Штаб держится, пока идут боевые действия, но с их окончанием он пойдет вразнос. А боевые действия закончатся вот-вот. Как раз сейчас, по идее, завершается последняя операция плана «Экспресс»: «Вдовы» громят Каховскую авиабазу.

— «Вдовы»? — у Артема заныло под грудью.

— «Вдовы» и коммандос. В чем дело, господин капитан? Сердечная рана? — Флэннеган поднялся со стула, прошелся по подиуму и неожиданно снова перешел на «вы».

— Вернемся к нашим баранам: к утру воевать станет уже не с кем. Разрозненные группы советских солдат, болтающиеся там и сям, не в счет. Вы все поняли?

— Так точно, — деревянным голосом ответил Артем.

— И что вы поняли?

— Власть. У нас нет гражданского правительства, а военные будут отпихиваться от нее руками и ногами.

— В «яблочко». ОСВАГ в данной ситуации очень скверно выглядит. Когда в штабе заходит речь о расформировании Агентства, Воронову делается неуютно. Он ищет выход из положения.

— Надо думать, кое-кто из офицеров штаба ему сочувствует…

— Всем сердцем. Тогда, в Главштабе, вы были правы: нужно просить помощи у НАТО, у Запада. Но для этого нужна хотя бы видимость правительства. А правительство вывезено в Москву. Я думаю, что сейчас их там интенсивно обрабатывают, готовят договор задним числом… Нужно сыграть на опережение.

— Путч…

— Об этом пока речи нет. Даже в своих мятежных порывах господа комдивы остаются до ужаса законопослушными гражданами. Но ситуация избыточной свободы тяготит их все больше и больше. У них уже поворачивается язык для того, чтобы произносить интересные слова вроде «Координационный совет» и «Правительство военного времени». Представляете, что об этом напишет завтрашний номер «Курьера»?

— А «Курьер» выходит?

— С сегодняшнего утра. Едва Брук выбрался из каталажки, как тут же сел за наборную машину. «Курьер» выпущен на восьми полосах, силами четырех журналистов и двух рабочих типографии. Читайте, — он распахнул папку и протянул Артему газетный номер.

На первой странице аршинными буквами было набрано: «Почему мы воюем?» Под этим заголовком Верещагин увидел две фотографии, и на обеих с ужасом узнал себя. Первой (увеличенный фрагмент группового снимка) было два года, это фото он сам посылал в «Курьер» в качестве иллюстрации к их гималайской драгонаде. Второй кадр был отснят не далее как вчера (вернее, уже позавчера) — совершенно похабного качества снимок, переведенный с видеокамеры, которую скотина Боб наверняка держал в своем тарантасе и втихаря кое-что записывал. На снимке лицо выглядело даже хуже, чем в зеркале.

— Черт… — сказал он, пробежав глазами несколько строчек. — Если это не прошло через руки ОСВАГ, я съем свои ботинки.

Флэннеган покосился на ботинки Артема с некоторым недоверием.

— Не понимаю, чем вы недовольны. Неплохой репортаж. Боб Коленко — никакой не газетчик, конечно, он телевизионщик, но Брук помог ему слепить вполне приличную полосу. Да я почти горжусь, что мои ребята приложили к этому руку!

— Но зачем, Флэннеган?

— Затем, что нужно было преподнести мировому общественному мнению удобоваримую версию происходящего. Армейский капитан возмутился беззаконием вторжения и передал с телевышки «Красный пароль». Арт, вам из игры уже не выйти. Официальная версия событий выглядит именно так: вы провели радиодиверсию по собственной инициативе будучи ярым, непримиримым и последовательным противником Идеи Общей Судьбы. Второй лейтенант Бейли-Лэнд, герой-одиночка, спаситель Крыма. Следующий ход сделает Москва. Откройте вторую страницу-Верещагин покорно зашуршал газетой. Вторая страница встретила его заголовком «Умер…» — Верещагин даже рот раскрыл, прочитав фамилию Генерального.

Конечно, при Лучникове это сообщение попало бы на первую полосу, но Брук — не Лучников, и местечковые крымские бури в стакане воды для него всегда были важней потрясений большого мира. О смерти Генсека было сказано ровно столько, сколько попало в сообщение ТАСС. Но этот коротенький стейтмент с посмертной фотографией из Колонного Зала был богато декорирован аналитикой и рассуждениями на тему «Что же теперь будет». Внизу страницы разместились портреты шестерых наиболее вероятных претендентов на престол.

— Ну, кто из них? — спросил Флэннеган.

— Это лотерея?

— Нет, это допрос.

— Гэбист. — Верещагин ткнул пальцем в Пренеприятнейшего.

— Как интересно… А почему?

— Он выглядит самым больным.

— Как папа Григорий Десятый? Или кого там выбрали как самого старенького? Три дня назад у него были самые твердые шансы… А сейчас они пошатнулись. Он был главным инициатором военной агрессии в отношении Острова. Эта ошибка ему может обойтись дорого.

— Значит, он постарается всех опередить.

— Вряд ли успеет… Мы тут с вами приятно беседуем, а между тем время идет. Арт, вы сейчас находитесь в очень опасном положении. Выбирайте — на танке вы или под танком.

— Я что-то плохо соображаю… Извините, мне пару раз врезали по голове, и…

— Полковничьи погоны. Должность в Главштабе. Полная защита от любых посягательств, все, что может предложить ОСВАГ Должность во временном правительстве. Деньги.

Артем приподнял бровь.

— Сколько?

— Полмиллиона. В долларах. Для начала.

— Хорошо… Я тоже начну издалека, господин коммандер: поцелуйте меня в затылок.

— Хорошо, назовите вашу цену.

— Идите к чертовой матери. Проверять они меня будут…

— Вас никто не проверяет, все всерьез. Все вышеперечисленное — это пряник, а кнут — смертный приговор трибунала за покушение на жизнь командира. В течение двадцати четырех часов.

— Вы думаете меня этим напугать, что ли?

Флэннеган помолчал немного, потом спросил.

— Вы знаете, что всех иммигрантов в годы войны проверял ОСВАГ? В особенности это касалось иммигрантов с Севера.

Верещагин смотрел в сторону.

— Я проглядел досье на Павла Верещагина. Совершенно заурядное досье на иммигранта, кроме одной подробности: сквозного пулевого ранения в грудь.

— Он вышел из окружения, долго догонял своих, а когда догнал — его расстреляли. Как дезертира. Прямо на обочине дороги. Ночью он добрался до деревни, его там укрыли, а когда рана поджила, он сам сдался румынам, чтоб не навлечь беду на дом своих спасителей.

— Вам рассказывала мать?

— Дед.

— Видимо, феноменальная везучесть — семейная черта. Как и феноменальная глупость. Почему он вернулся в СССР? Кем надо быть, чтобы, поверив лживому пропагандистскому плакатику, дважды влезть в ту же канаву? Или вы, русские, думаете, что подставлять свою задницу ни за хрен собачий — героизм? Что за идиотская тяга к саморазрушению? Почему нужно пустить к черту свою жизнь ради какой-то химеры?

— Потому что я устал. Потому что мне надоело переходить от разведки к разведке, как засмальцованный полтинник.

— Арт, я понимаю, что вы устали, но не верю, что вас довели до полного безразличия к себе и людям. У вас же есть друзья, есть любимая женщина, и пусть даже вы в ссоре с родней — вам есть ради кого жить. Нам нужен командир дивизии. Вашей, Корниловской. В ситуации полной автономии.

— Десант? — без голоса выдохнул Верещагин.

— Я этого слова не произносил. Советую и вам его не произносить.

Артем вытер со лба пот.

— Господи… Флэннеган, один из нас сошел с ума. Наверное, я.

— Нет, — раздался голос от двери.

Полковник Адамс придвинул себе второй стул и сел.

— Артем, вы не сошли с ума, и все это совершенно серьезно. Вы озвучили то, что мы давно, почти сразу поняли, но на это уйдет время. Я не знаю, сколько, — а Крым должен держаться. Мы должны исключить возможность повторного советского десанта. Полностью. На время, превышающее месяц. Любой ценой. У форсиз для этого есть почти все: материальные и технические ресурсы, достаточная подготовка, люди… Не хватает лишь одного: слепой, ничем не обоснованной веры в себя. Здоровой дозы боевой наглости. Того, чего лично у вас — в избытке.

— То есть вам нужен не командир дивизии, вам нужен…

— Ходячий полковой штандарт, — закончил за него Флэннеган.

— И на этой козе таким вот окружным путем вы ко мне подъезжали?

— Вы забываетесь, капитан… — холодно блеснул глазами Адамс.

— Я нащупываю дно под ногами, сэр. Дело в том, что я нахожусь в таком положении, когда мне можно просто приказать. А меня уговаривают. Значит, что-то здесь не так.

— Артем, приказать легко тому, кто движим внешними побуждениями. Вас же толкает ваш собственный движок. Вы — не человек долга, вы человек убеждений. Чтоб быть в вас уверенным, нужно вас убедить.

— В том, что я способен командовать дивизией?

— Реально дивизией будет командовать Казаков, — сообщил Адамс. — От вас требуется только одно: не путаться у него под ногами. Если вы найдете, чем ему помочь, — это хорошо. Но нас устроит и простое невмешательство.

— Это унизительная роль, — с пониманием добавил Флэннеган. — Но ради успеха операции вы на нее согласитесь.

— Сэр, — Артем встал перед Адамсом. Вытягиваться по стойке «смирно» в этом дурацком балахоне было глупо. — Я считаю, что это ошибка. Пожалуйста… Прошу вас… верните меня в батальон. Командиром роты.

Адамс покачал головой, встал и, выходя, бросил через плечо:

— Дивизия или трибунал, Арт. Третьего варианта нет. Мне очень жаль.

Осваговец тронул Верещагина за плечо.

— Арт, ваш ответ! Да или нет? Назначение у меня в кармане. Вы подпишете его?

— Да, — Верещагин расцепил пальцы. — Куда я денусь.

Флэннеган, как козырь на зеленое сукно, бросил сложенную вдвое бумагу:

— Подписывайте.

Артем прочитал бланк. Печать кадрового управления Главштаба была настоящей. Впрочем, в ОСВАГ сделают лучше настоящей — если надо. Он усмехнулся краем рта, взял протянутый Флэннеганом «Паркер» и расписался в том, что принимает назначение. На стол перед ним упала офицерская книжка — новенькая, еще тугая на сгибе, где в графе «звание в настоящий момент» красовалось: «полковник».

— Следуйте замной, — сказал коммандер, сложив патент и положив его в карман.

— Куда? — спросил Арт, когда они проделали весь путь в обратном направлении и сели в машину. «Руссобалта» со штабными номерами во дворе уже не было.

— Мы едем в гости, ваше высокоблагородие, — тон Флэннегана снова обрел непринужденную легкость. — В старинный приличный дом.

— Предупреждаете, чтобы я не сморкался в рукав?

— Было бы мило с вашей стороны.

— Может, мне стоило бы побриться? Переодеться в соответствующую форму?

— Нет, сейчас как раз то, что нужно.

— Что на этот раз?

— Вы поймете. Сначала я думал вам объяснить, но потом склонился в сторону вдохновенной импровизации.

Верещагин не чувствовал никакого вдохновения.

— Человеческий фактор, Артемий Павлович. Все упирается в человеческий фактор. Ничего нельзя планировать точнее, чем на восемьдесят процентов. Всегда нужно иметь в запасе как минимум два варианта, не знаешь, какой надежнее… Востоков наплодил вариантов, как кроликов. Я еще не натыкался на такую развилку, где он бы не наследил. Мне у него учиться и учиться…

Он умолк, и Верещагин слегка задремал. Не то чтобы задремал даже — погрузился в какой-то транс, прерывавшийся очередным поворотом машины. Последний отрезок пути показался ему чем-то вроде порезанного и склеенного как попало фильма.

Машина покинула серпантин прибрежной трассы и свернула в одно из ущелий на двухрядку, поприветствовавшую их надписью «Частные владения». Еще несколько поворотов — и дорога уперлась в ворота усадьбы. Маленький паркинг был рассчитан на машины гостей, которых пока неизвестно — то ли принять, то ли выкинуть за порог. Артем осторожно зевнул, прогоняя сон, отстегнул ремень безопасности и вышел из машины. Флэннеган уже вовсю орудовал отмычкой в замке калитки.

Этот дом явно принадлежал людям старой формации: ни видеокамер, ни охраны, ни мощных собачек… Они пересекли двор с гаражом и вошли в дом. Артем заметил какое-то движение в дальней башенке, проблеск света, но не стационарного, а скорее электрического фонарика.

Флэннеган вошел в холл, пошарил рукой, щелкнул выключателем, чертыхнулся: свет загорелся за окном, во внутреннем дворике наподобие патио, на дне бассейна. Следующее нажатие оказалось правильным: зажегся интимный такой светильничек, вмонтированный в стену. Осваговец не стал экспериментировать дальше, а сел в кресло в освещенной зоне. Сделал Артему знак занять соседнее. Верещагин отрицательно покачал головой: если и в самом деле предстоит разговор, сон нужно перетоптать. Он решил осмотреться.

В таких домах он еще не бывал. Гия Берлиани или, к примеру, сестрички Бутурлины были наследниками состояний, которое он мог бы, в принципе, сколотить годам к шестидесяти — если бы вышел в отставку, не занимался ничем, кроме бизнеса, и ни разу не ошибся, вкладывая деньги. И главное — если бы захотел. Но здесь начинались деньги, которых он не то что заработать — представить себе не мог. Одно месячное содержание этой большой усадьбы наверняка перекрывало его годовое жалованье. Нарочитая простота интерьера только подчеркивала стоимость тех немногих предметов роскоши, которые он мог бы четко признать таковыми. Может быть, белая ваза в углу, подернутая кремовым налетом двух веков, и не была настоящей японской вазой из фарфора аомори, но за Шагала он прозакладывал бы голову, а «Прометей» Неизвестного был если и не подлинником, то авторской копией.

Он почувствовал спиной чье-то пристальное и враждебное внимание. Кто-то шел по галерее, стараясь шагать неслышно, но при этом астматически сопя. Верещагин позволил ему дойти до двери и только тогда медленно повернулся. Он знал, что человек, с таким сопением ступающий ночью по галерее собственного дома, неопасен. Он знал, что выглядит сейчас так, что и в мирное время мог бы напугать обывателя. Поэтому развернулся спокойно, держа руки на виду и всей позой демонстрируя безобидность.

И оказался лицом к лицу с высоким белокурым юношей, одетым в расшнурованные кроссовки и джинсовые шорты до колен. Парень не выглядел бы грозным, если бы не одно «но»: в руках у него был дробовик «саваж-300», и целился он Артему в грудь.

— Молодой человек, — подал голос из кресла Флэннеган, — пожалуйста, опустите оружие. Мы не представляем никакой угрозы. Вот мои документы, — он бросил на журнальный столик свою «корочку». — Арт, достаньте офицерскую книжку.

Увидев, что ночных взломщиков двое, парнишка слегка растерялся. Он потянулся было к документам, но это означало отказаться от оружия: он не смог бы стрелять из «саважа» с одной руки.

— Мы окружены, коммандер, — сказал Верещагин, оглянувшись через правое плечо.

Осваговец проследил его взгляд. Из комнаты вели три двери: одна, на веранду, была перекрыта юным защитником частной собственности, вторую загораживал старый китаец, вооруженный поварским тесаком, а третью обороняла блондинка, которая знала, как обращаться с «береттой» — во всяком случае, предохранитель был в боевом положении. Девушка тоже недавно была в положении — разрезы длинной рубашки открывали ее слегка оплывшие, погрузневшие бедра, на груди ткань пошла засохшими молочными потеками, огромные серые глаза были обведены темными кругами… Самое опасное здесь существо. В защиту своего мужчины и своего младенца спустит триггер не задумываясь.

— Повернись спиной, руки на стену, — американский акцент, тягучая южная патока. Артем подчинился. Ствол уперся ему в спину, маленькая ладошка обшарила район талии, бедер и подмышек. Если бы не синяки и швы, это было бы даже приятно.

— Тони, у него нет ничего, — сказала женщина.

Юноша явно не готов был принять решение. Блондинка приняла его молчание за согласие на дальнейшие действия по собственной инициативе.

— В кресло, — скомандовала она Артему. Потом, глядя сверху вниз, спросила:

— Кто вы?

— ОСВАГ, — ответил Флэннеган. — Посмотрите документы, мэм…

— Ты! — девушка повернулась к нему. — Лицом к стене, руки на голову.

— Вы служили в полиции, мэм?

— Заткнись!

— Видите ли, я очень надеюсь, что вы умеете обращаться с оружием. Случайный выстрел, когда пистолет в руках случайного человека, — более чем обычное дело. То же самое касается и вас, Антон Андреевич.

— Заткнись! — повторила юная мать. — В кресло!

Очень предусмотрительно со стороны Флэннегана было не брать с собой оружия. Впрочем, он же профессионал.

Девушка, не поднимая документы со столика, развернула их. Кинула быстрый взгляд на Флэннегана, потом на Верещагина.

— Ты не похож.

— Временно, — он улыбнулся. Улыбаться стало легче, отек на лице постепенно опадал, но вот свою принадлежность к белой расе еще долго придется доказывать.

— Почем я знаю! Ладно, мне наплевать. Выметайтесь отсюда.

— Уходите, — подал, наконец, голос юноша. — Это частные владения, вас сюда не приглашали.

— Антон Андреевич, мы пришли просить о помощи, — самым доверительным тоном сказал осваговец.

— Кого? Меня?

— Нет, Антон Андреевич, не вас. Господина временного премьера.

— Здесь нет времпремьера.

— Знаю. Здесь есть библиотекарь. Господин Кублицкий-Пиоттух.

— В четыре часа утра?

— Что поделаешь… Время не ждет.

— Его здесь нет.

— Это неправда. Его машина стоит в гараже. Там же находятся две другие: «роллс-ройс» и «лендровер». Там же — ваш «кабрио». Остается предположить, что вы отправили господина Кублицкого-Пиоттуха пешком от «Каховки» до Коктебеля, что в его возрасте…

«Каховка!» — Верещагин готов был треснуть себя по лбу. Ну конечно, кто же еще владеет землей к востоку от Судака? Усадьба Лучниковых. Нервный юноша со штуцером — сын самого Гражданина Кейна, блондинка, истекающая молоком и угрожающая пистолетом, — его невестка, а ее ребенок (сверху послышался звук, который не спутаешь ни с чем: мяуканье просыпающегося новорожденного младенца) — его внук. Китаец, надо думать, слуга.

— Что вам нужно, господа? — явление третье: те же и пожилой мужчина в пижаме. Верещагин узнал лицо, сотни раз виденное на экране ТВ и на первых полосах газет. — Что вам нужно от меня и молодых людей?

— Пусть молодые люди хотя бы опустят оружие, — чуть ли не жалобно попросил Флэннеган. — Вряд ли они его оставят, но пусть хотя бы опустят.

— Пам, иди к бэби, — юноша опустил «саваж». — Отдай пистолет Хуа.

Поза и взгляд блондинки говорили, что она не согласна, но подчиняется. Бэби не так уж нуждался в помощи: немного похныкав, он затих. Тем не менее золотоволосая Юнона скрылась за дверью, и Артем почувствовал облегчение. Китаец обращался с пистолетом достаточно умело, чтобы можно было не бояться случайной пальбы.

— Господин времпремьер, — начал Флэннеган.

— Я не премьер…

— Ваши полномочия все еще действительны.

— Антон, прошу вас, оставьте нас на время. И Хуа тоже пусть уйдет, — премьер, казалось, готов был разрыдаться… Или спросонья голос звучал так. — Мы немного поговорим, и эти господа уедут.

«Черта с два», — подумал Артем, вставая из кресла и разогревая себя ходьбой из угла в угол. Он уже понял, чего хочет Флэннеган и, как это ни было противно, готовился сыграть свою роль. Роль харизматического парвеню, умудрившегося увлечь за собой армию. Роль неплохого, в общем-то, человека, но уж слишком сильно зацикленного на своей правоте. Команданте Че Верещагин. Старая добрая игра: покажи человеку смерть, и он примирится с лихорадкой.

— Я отказался от своих полномочий и убедительно прошу оставить меня в покое! — прошипел старик.

— Позвольте возразить, — мягко сказал компаньеро Флэннеган. — Принять у вас отставку может только Дума. Думы нет. Ваши полномочия не отменены. У вас есть власть и есть обязанности, налагаемые этой властью.

— Я не могу. Я не хочу…

— Послушайте! — вступил Артем, поймав взгляд Флэннегана. — Вас никто не спрашивает, хотите вы или нет. Присягу давали — хотели? На приемах в смокинге щеголяли — хотели? А теперь — под лавку?

— Господин полковник, — одернул его Флэннеган. — Не вмешивайтесь, пожалуйста.

Хороший коп — плохой коп. Все по правилам.

В гостиную вошел Хуа с бархатным халатом, карман которого подозрительно провисал. Кублицкий-Пиоттух с торопливой благодарностью завернулся в явно великоватый и явно любимый прежним хозяином полысевший на локтях шлафрок. Нащупав предмет в кармане, он боязливо отдернул руку и положил ее на стол.

— Хуа, кофе, прошу вас, — сказал он.

— Мне — чаю, — быстро встрял Артем. — От вашего кофе я скоро взорвусь.

— Мне тоже чаю, с вашего позволения, — Флэннеган поднял палец, как в кафе.

— Конисна, — китаец сверкнул глазками и снова исчез.

— Господин премьер, я не хотел бы принуждать вас к чему-нибудь, но ситуация обязывает нас найти человека, который мог бы стать гарантом легитимной власти.

— Почему вы не стали искать его раньше, когда начали войну? — старик намерен был держаться, но голос выдавал бреши в его обороне.

— Потому что нам некогда было шарить по виллам Побережья! — Верещагин повел свою партию. — Мы сидели за колючей проволокой, в жаре и вони. И попробуйте мне сказать, что мы были неправы, когда положили этому конец!

На этот раз Флэннеган его не перебил.

— А что вы со мной сделаете, юноша, если я так скажу?

— Да ровным счетом ничего. Если вы так скажете, нам останется только развести руками и свалить отсюда. Денька через три на нас посыплются бомбы. И все только потому, что Виктору Степановичу лень было лишний раз надеть смокинг и поболтать кое с кем из НАТО.

— Арт, прошу вас… — Флэннеган умело изобразил тон человека, осознающего эфемерность преимуществ должности перед реальной силой. Парня нужно номинировать на «Оскар».

— Если вы не хотите поехать с нами, — примирительно сказал он, — то, может быть, ответите на один вопрос: когда и кем был подписан с советской стороны договор о присоединении? Поверьте, нам это очень важно знать, а спросить не у кого, кроме вас…

— Я не понимаю, о чем вы.

— Договор о добровольном присоединении к СССР, — нетерпеливое удивление осваговцу тоже удалось отлично. — С нашей стороны его подписали вы и одобрила Дума, а кто подписывал с советской? Мы не можем найти ни одной копии документа…

Под шорох колес в гостиную въехал Хуа на сервировочном столике. Поэтическая гипербола: конечно, он катил столик перед собой, а не ехал на нем, просто мягкие тапочки китайца ступали так мелко и неслышно, что казалось — столик едет сам, а Хуа плывет за ним по воздуху. Артем на ходу поддел стакан с крепким чаем и бисквит. Времпремьер вцепился в чашку, как девушка перед ландскнехтом — в свой пояс целомудрия. Флэннеган небрежно поставил свой чай на стол, демонстрируя, что по важности это не сравнимо с ответом врем-премьера.

— Этот документ не был подписан, — тихо сказал времпремьер. — Мы только рассматривали соглашение, советский посол отвез его в Москву еще в январе, но дальнейшие переговоры заглохли.

— То есть, — осваговец наморщил лоб, — вторжение советских войск осуществлено не на законных основаниях?

Верещагин от неожиданности одним глотком ополовинил чашку. Пищевод завязался узлом: была и такая пытка в средние века — накачивать человека горячей водой…

— Это очень скользкий вопрос, господа, — стушевался премьер.

— Оставьте его Флэннеган, — прохрипел Артем. — Вы же видите: это политик. Из той породы, от которых никогда не дождешься «да» или «нет».

И вновь Флэннеган его не перебил.

— А вы так просто даете однозначные ответы на все вопросы? — старик обернулся к нему. — Ни виляния, ни уверток? Так скажите, юноша, когда вы еще не знали, что вторжение незаконно, это остановило вас? Вы подумали, чем может обернуться восстание форсиз? Не для вас лично — для страны?

— Я не для думания форму надел, — отрезал Артем. — Я присягу дал: если на страну нападут, брать оружие и идти драться. На страну напали. Мне что — в кабинет министров звонить и интересоваться, а законно ли мне руки крутят?

— Звонить в кабинет министров — это дело генералов.

— Генералов, господин премьер, уже всех вывезли к тому моменту. Пришлось капитанам их работу делать.

— И вы думаете, что справитесь?

— А тут и справляться нечего. Начать и кончить. Только нужно как-то страну держать на плаву, а это должен делать человек, представляющий законную власть.

Виктор Степанович улыбнулся.

— Молодой человек, а что мешает вам взять эту власть в свои руки? Если армия пошла за вами — неужели к вам не прислушаются западные политики? Ей-богу, «Верещагин» звучит не хуже, чем «Пиночет». Вы уже один раз наплевали на волю народа, совершенно ясно выраженную голосованием. Отчего же вам не сделать этого во второй раз? И в третий, если понадобится, оправдываясь исключительно верностью долгу и присяге?

Верещагин разозлился уже по-настоящему.

— Слушайте, вы! Только что, когда мы вперлись в ваши частные владения, на защиту одной трусливой старой задницы встали двадцатилетний парнишка, его только что родившая жена и китаец, из которого песок сыплется. Не спросив ни у кого, есть у них право тыкать стволом в работника ОСВАГ или нет, не зная, кто мы, ребята просто встали, взяли оружие и пришли сюда защищать свой дом. И каждого из них я уважаю в десятки раз больше, чем вас, чьей обязанностью было защитить Крым, и кто его просрал. Я смотрю на вас и вижу не премьера, доктора наук, уважаемого человека, а дезертира и труса. Хорошо, я послушаюсь вашего умного совета. Вернусь в армию и скажу, что теперь я главный и беру всю ответственность на себя. Два раза не расстреляют. А вы останетесь здесь и будете каждый день смотреть в глаза этому мальчику, этой девочке и их ребенку. Прощайте, господин премьер, видеть вас я больше не хочу. Идемте, Флэннеган, пусть он остается здесь и жует на завтрак свои принципы.

— Полковник, я немного задержусь, — Флэннеган выглядел довольным. — Подождите меня на террасе, я скоро присоединюсь к вам.

— Бросьте! Это все дохлый номер: есть такие люди, которым плевать на весь свет, главное, чтобы ручки остались чистенькими. — Верещагин чувствовал себя так, будто совершил марш-бросок и выдержал спарринг.

— Я прошу у вас десять минут.

— Ладно, — Артем вышел на террасу, спустился в патио, обогнул бассейн и оказался у калитки в сад, откуда открывался вид на бухту и склоны Святой Горы.

Так вот, где ты вырос, Гражданин Кейн. Вот, где ты вынашивал и рожал свои прекрасные идеи. Чудесный садик, полудикий ландшафт, райская долина и лоно бухты. В таком месте и я, возможно, вырос бы прекраснодушным идеалистом.

Невнятным бормотанием через фильтр раздвижной стены доносился разговор. Сейчас Флэннеган его дожмет. Арт нащупал в кармане офицерскую книжку. Флэннеган дожмет кого угодно…

Сзади послышались шаги и сопение, пахнуло табачным дымом. Мальчишка нетренированный, да еще и курит.

— Извините, сэр, — начал он.

— Я тебе не сэр, так меня могут называть только подчиненные. А это право надо заработать.

— Я… не знаю, как к вам обратиться. Я просто подумал: нужно, чтобы вы дождались утра. Ночью по этой дороге не езда, а раз с вами будет Виктор Степанович…

— А он что, будет с нами?

— Да, он только что мне сказал, что возвращается в Симфи. Но не сейчас. В семь утра. Ваш осваговец сказал, что вы не очень торопитесь. Вы разрешаете им остаться до семи?

Верещагин удушил свой смех в колыбели.

— До семи — разрешаю.

— А где вы будете спать?

— Где скажешь, Антон. Ты здесь хозяин.

— Здесь хозяин — папа, — мальчишка помрачнел. — Пойдемте…

* * *

Завтрак был самый простой: сваренное вкрутую яйцо и стакан молока. Хлеба в доме не было, поэтому Памела хрустела корнфлексом. Детеныш лежал у нее на животе, растопырившись лягушонком. Антон изображал в дверях кариатиду.

Арт наблюдал за этой мизансценой сквозь стекла веранды, цедя молоко из толстозадого стакана для виски и слушал, как в одном из закоулков его души, поджав хвост, скулит одиночество.

Что ж ты стоишь столбом, белобрысый балбес, подойди к ней и возьми кроху. Что у тебя за мина на лице, ты же должен быть счастлив, дурашка, ты должен с ума сходить от того, что сумел обмануть смерть, сумел протянуть руку через порог, сотворил единственное чудо, которое по-настоящему доступно человеку. Прикоснись к нему.

Памела подняла голову и улыбнулась своему мужу, отцу ее ребенка. Все-таки мальчик, ужасный мальчик, по-мальчишески ревнующий к другому мальчику… Ну наконец-то! Оставил свой косяк, сел напротив, принял ребенка на грудь. Все-таки небезнадежный паренек. Просто от легкой жизни слишком поздно взрослеют мальчики из хороших врэвакуантских семей.

И тут Верещагин подумал о том, о чем не мог не подумать, о чем думал за последнее время не раз и о чем предпочитал не думать вообще, потому что мысли эти саднили куда сильнее, чем все швы, вместе взятые. Каховка. Какое странное совпадение: мы оба, примерно в одно время, в Каховке. Только у нас все по-разному, потому что ее Каховка настоящая, и огонь, и смерть там настоящие…

— Вчера вы попрекали меня этими детьми, — тихо сказал времпремьер, который в костюме и при галстуке выглядел куда более представительно, чем в пижаме. — Так вот, они вернулись из Турции в ночь на первое, когда узнали, что Крым восстал. Я чуть с ума не сошел, когда их здесь увидел. Они вернулись потому, что поверили в форсиз. Вы отвечаете за них так же, как и я.

— Да, — ответил Верещагин. — И помоги Бог нам всем.

Флэннеган говорил по телефону в гостиной. Вернее, говорил кто-то на другом конце провода, а Флэннеган слушал. Артем прошел через столовую в кухню и налил себе еще молока. Хуа неодобрительно наблюдал за ним, потом исчез — в кухню вошел Антон.

— Можно поговорить с вами? — тихо спросил он.

— Говори.

Они вышли к бассейну.

— Возьмите меня с собой, — попросил парнишка.

Верещагин быстро прикинул, резервист он или нет. Если да — у него могут быть крупные неприятности… Не хотелось бы неприятностей для Антона и Памелы. Ужасно не хотелось бы…

— Ты в резерве? — спросил он, задействовав обертоны, необходимые ротному в повседневной работе с личным составом. — Отвечать быстро и честно!

— Нет… — Антон поежился.

— Точно?

— Точно.

— Тогда расслабься.

— Послушайте, господин полковник! — мальчишка хотел было взять его за рукав, но быстро одумался, натолкнувшись на непроницаемый командирский взгляд. — Я ведь… Я вернулся не просто так! Понимаете, я…

— Понимаю, — Верещагин смягчил тон, — сядь. Подумай еще раз. Если ты резервист, то, конечно, должен ехать с нами. Иначе — трибунал и тюрьма. А если нет, то не валяй дурака, у тебя здесь жена и сын. Не волнуйся, станет жарко — и про тебя вспомним.

Антон упер локти в легкий летний столик, запустил пальцы в шевелюру.

— Я боюсь, — сказал он.

— Все боятся.

— Нет, не все… Памела, она такая… сильная. Она ничего не боится. Я должен быть сильным, понимаете? Я, а не она. А получается, я не знаю, как это делается… Я ничего не знаю и не умею, она обходится без меня… Но хоть что-то я должен сделать! Я думал, что дед побудет с ними, пока я… — он замолчал, подавляя слезы. — Позвонила эта дура, Лидка Нессельроде… Визжала как резаная… дед умер в каком-то госпитале, а я не знаю, что делать, куда ехать. Господи, зачем я уплывал, зачем вернулся!..

— Угу, — Верещагин откинулся на спинку стула. Потом сказал, как продиктовал: — Возьми «ровер», спустись в город и купи жратвы, у вас пустой холодильник. Позвони в свой банк, спроси, как у тебя дела. Позвони адвокату, узнай, кто наследует твоему деду. Найди врача, покажи ему Памелу и маленького. Прозвонись всем, кого знаешь, выясни, на каком ты свете. Позвони этой… Нессельроде, узнай, в каком госпитале умер твой дед. Старые газеты дома есть?

Парень потрясенно кивнул.

— Хорошо, просмотри их внимательно, найдешь два-три объявления похоронных контор. Нет, стоп, твой дед — военный в отставке, им должно заниматься наше ведомство… Хотя там, конечно, не до этого (у Верещагина сжалось горло, когда он представил себе, насколько там не до этого). Клуб Белого Воина, вот, что тебе нужно. Позвони туда. Не дрейфь, не боги горшки обжигают.

Антон смотрел на него оторопело. Он, видимо, и представить себе раньше не мог, насколько сложна так называемая обыденная жизнь. Ох, парень, а ведь тебе еще вступать в наследство, если старший Лучников сгинул бесследно на просторах Союза…

Просто не верилось, что этот светловолосый полуэльф — сын Самого и внук Того Самого, потомок лихих рубак и удачливых царедворцев…

Насколько каждый мужчина — тень своего отца? Арсений Лучников, приехавший сюда в драной шинельке на сутулых плечах, и создавший все это с нуля, своим горбом и умом, и умерший в той же драной шинельке на площади Барона… И его сын, странным образом сочетающий в своей харизматической персоне жесткого прагматика, газетного магната, плейбоя и властителя умов с тонким интеллигентом, у которого сердце болит и за ближних, и за дальних, дон-кихота, в своей благородной слепоте своротившего все то, что создал отец… И его сын, просто мальчик, растерявшийся мальчик, брошенный порывом бегства к берегам Турции, а потом — порывом благородства — к берегам Крыма, не знавший жизни в ее плоти, только скользивший по поверхности, а сейчас — грубо втащенный за шиворот на глубину… И его сын — крохотное чудо, драгоценная возможность человека…

И в какой степени я сам — тень Павла Верещагина, сначала бежавшего сюда, а потом — уехавшего отсюда, дважды преданного своей страной?… А ведь многие иммигранты возвращались с семьями. И сгинули — с семьями. Памела — американка, и ей присуща типично американская уверенность в том, что как раз с ней ничего и ни при каких обстоятельствах не может случиться. А Марта Ковач была цыганкой и знала, чувствовала каждым своим цыганским геном, тысячелетней памятью гонимых отовсюду бродяг, что сейчас лучше никуда не трогаться… И я — в равной степени ее сын и сын того сумасшедшего, который уехал в свою проклятую страну, оставив мне в наследство только имя да идиотскую привычку искать на свою задницу приключений…

«Антон, на самом деле жить просто. Привыкай, счастливчик».

* * *

Они вернулись в Симфи по Восточному Фриуэю. Город был уже частично очищен от следов прошедших здесь сражений. Разбитые машины оттащили на свалки, выбитые окна вставили, разрушенные здания обнесли строительными лесами и оградами, кровь с асфальта и копоть со стен, по возможности, смыли. Но своего обычного вида Симфи еще не приобрел: обычно в Симфи не толчется столько военных. Какого лешего, подумал Артем, проехать невозможно!

Но перед их машиной толпа расступалась, слышались приветственные возгласы, переходящие в сплошной восторженный рев. Стервец Флэннеган опустил тент, и все смогли увидеть премьера. Хороший ход: люди должны как можно быстрее узнать, что мы воюем не по пьяной лавочке, а потому что таково решение правительства.

Премьер выглядел ошарашенным. Впервые в жизни он оказался в эпицентре неподдельного народного восторга. Эффект усугублялся лужеными армейскими глотками: простой народ уже выдохся бы.

Машина остановилась возле ступеней, ведущих к Главштабу. Проклятый архитектор запроектировал лестницу в четыре пролета — в честь четырех дивизий. В нормальное время редко кто поднимался по ней: удобная парковка была позади здания, на внутреннем дворе, откуда вел черный ход. Но сейчас Флэннеган услужливо тормознул возле первого взлета, пирса, о который разбивалось человеческое море. На первой ступеньке лицом к толпе стояла цепь охранников, двое из которых, стоило премьеру покинуть машину, тут же стали один сзади, другой — спереди, профессионально прикрывая Кублицкого-Пиоттуха собой.

— Выходите, — сказал Флэннеган.

Верещагин выбрался из машины, шагнул на ступеньки… Рев, который поднялся за его спиной, вызвал бы приступ ревнивой зависти у Гитлера, Пеле и ливерпульской четверки. Времпремьер оглянулся, удивленно открыл рот, Верещагин, еще не понимая, в чем дело, оглянулся сам… Вопли толпы усилились, хотя казалось, что это уже невозможно. Лес поднятых рук, вселенная горящих глаз. Артем почувствовал приступ паники. В последний раз он видел такое мальчишкой, на концерте «Роллинг Стоунз». Только на сей раз он смотрел на это со сцены, а не из зала.

Один из охранников оглянулся и улыбнулся ему. «Это тебе, друг! — говорила улыбка. — Слушай, как шум распадается на четыре слога, смотри, как выброшенные вверх руки, береты, пилотки, шейные платки обретают единый такт колебаний, похожих на прибой. Это твое имя они скандируют. Это к тебе обращены весь их восторг, вся их надежда. Сегодня ты — их кумир, ты — их король. Тебе нравится?»

«Нет, черт побери. Нет, мне совсем не нравится».

«Врешь. Тебе не нравится, что тебе это нравится. Надежда, которую они складывают к твоим ногам, — сухой хворост. Одна искра — и она запылает».

— Хватит, покрасовались! — крикнул ему в ухо Флэннеган. — Вперед!

Верещагин пережил несколько весьма неприятных минут в Главштабе, сопровождая времпремьера молчаливой тенью. Он бы с удовольствием вернулся в тюремный госпиталь и повалялся на кровати, бог с ней, с кроватью — он согласился бы и на тюремные нары, лишь бы камера оказалась тихой одиночкой. Под сотнями любопытных взглядов ему было очень неуютно. Но Флэннеган не собирался возвращать его в камеру, спектакль «Хотите законное правительство или Бонапарта?» длился столько, сколько нужно было режиссеру. Чего стоило ОСВАГ и Адамсу собрать толпу под окнами Главштаба? Да еще такую убедительную толпу… Ну как, господа полковники, сильно испугались? Раздумали устраивать путч?

К полудню толпа рассосалась. Большинство отбыли по месту назначения — просто их части, из-за военной неразберихи застрявшие в Симферополе, наконец-то смогли отбыть, куда им надо. В городе остались только те, кто должен был там остаться. Они и узнали первыми об отставке Клембовского и Салтыкова. Затем Главштаб навестили представители США, Британии, Франции и Турции. Господин времпремьер выступил перед ними с официальным заявлением о положении дел на Острове. Возмутился безобразным нарушением всех международных норм со стороны СССР, отметил мужество форсиз, и сказал главное: Крым просит мировой поддержки в борьбе против советской агрессии. Теперь, после столь грубого попрания чаяний крымского народа, после того как, вместо мирного аншлюса, была попытка оккупации, ни о каком дальнейшем воссоединении не может быть и речи.

Вернувшись в свои посольства, представители четырех дружественных Крыму стран пошли строчить донесения, зажужжали факс-аппараты, зачирикали телефоны… К вечеру скупая информация от премьера дополнилась порцией, прибавленной журналистами: пока официальные представители беседовали с премьером, представители масс-медиа «потрошили» не менее интересную личность: армейского кумира, новоиспеченного полковника, подавшего сигнал к началу войны. Совершенно фантастическая персона с совершенно фантастической биографией. Сопоставив две части puzzle, послы и шпионы сделали следующий вывод: ОСВАГ расставлял здесь ловушку, и Советский Союз со свойственной ему самоуверенностью и неповоротливостью влез в нее обеими ногами. Правда, и Крым, похоже, откусил больше, чем сможет проглотить… В целом ситуация напоминает старинный русский анекдот: «Иван, я медведя поймал! — Тащи сюда! — Да он не идет! — Брось его, сам иди! — Да он не пускает!»

Нельзя в открытую поддержать Крым… Но нельзя и позволить Союзу оккупировать его. Министерства иностранных дел четырех держав вынесли соломоново решение: заявим СССР ноту протеста, а там видно будет…

Естественно, все обязательства, взятые по отношению к Крыму до войны, будут соблюдены, — сообщил посол США в конфиденциальной беседе с времпремьером после разговора лично с президентом Картером. Да, господин президент велел передать, что исполнение обязательств начнется сегодня же. Ожидайте прибытия первой партии в половине второго ночи.

Полковник Верещагин принял командование Корниловской дивизией. Этим же вечером ему вместе с остальными комдивами пришлось принять участие в траурной церемонии — Симферополь провожал в последний путь Арсения Лучникова.

Гроб с телом вынесли из морга Свято-Елизаветинского иоспиталя, пронесли по улицам до Площади Барона и поместили в «Бову», чтобы отвезти на Святую Гору, где один из последних Добровольцев завещал себя похоронить. Не было прочувствованных речей, прощаний и проклятий. Молча солдаты — корниловцы и алексеевцы — несли гроб, молча они зарядили карабины холостыми и отдали старому воину последнюю честь. Громко, взахлеб рыдал только какой-то старик в инвалидной коляске и с терновым венцом на груди. «Бова» медленно тронулся по дороге на Восточный Фриуэй. Только несколько гражданских машин следовало за ним — зареванные мать и дочь Нессельроде в фамильном «руссо-балте» да немногие однополчане Арсения Лучникова, реликты давно ушедшей эпохи…

Любой идее нужен герой и мученик. Из двух зол выбирают меньшее, решил Арт Верещагин. Лучше быть героем.

Глава 7 Путь обмана

Если ты слаб — притворись, что силен. Если силен — притворись, что слаб. Если ты близко — показывай противнику, что ты далеко, когда ты далеко — покажи, что ты близко; заманивай врага мнимым преимуществом; если он готов — будь и ты наготове, если он в силе — избегай его; вызови в нем гнев, чтобы расстроить его мысли; смирением пробуди в нем гордыню; утоми врага отступлением, если он свеж; внеси в его войско разлад, если оно дружно; напади на него, когда он не будет готов; наступай, когда он не ожидает удара.

Сунь Цзы. Трактат о военном искусстве

В течение следующих нескольких дней божьи мельницы крутились с бешеной скоростью, потому что их лопасти вращали ураганные ветры.

Оккупация Крыма для СССР стала делом принципа, гораздо более важным, чем Афганистан. Еще важнее было то, что Крым играл роль разменной фишки в игре за кресло Генерального Секретаря. НАТО — и в особенности США — видели в Острове удобную возможность чужими руками воткнуть СССР шило в задницу. Страны Варшавского пакта, и в особенности Польша, с интересом оценивали на примере Крыма, насколько все-таки реальна возможность показать фигу Большому Брату.

Что для крымцев это был вопрос жизни и смерти, все помнили в последнюю очередь. Кроме самих крымцев, естественно.

Эти семь дней — со второго по девятое — выглядели ужасом, поражением, гибелью. Раз за разом эйр-форсиз Крыма выходили против вдвое, втрое превосходящих числом самолетов противника — и силы их, уже подорванные триумфальным воздушным налетом, таяли, как тает горстка песка, пересыпаемая из одной ладони в другую…

Поражением и обреченностью Остров пропитался, как жирным дымом от сжигаемых резиновых покрышек: их жгли после каждого авианалета, чтобы создать для советских спутников картину пожарищ и разрушений.

Были и настоящие разрушения. Безнаказанно пересекая небо на высоте 23 километра, МиГ-25 сбрасывали ФАБ-500Т на авиабазы, и половина из них попадала по ближним городам и поселкам. По утрам и по вечерам, в десять и семь, хоть проверяй часы, на Крым сыпались ракеты — КСР-5 и Х-22. Примерно треть их сбивали ЗРК Северного укрепрайона и пилоты, патрулирующие над Чонгарским проливом. Еще треть, обманутая уголковыми отражателями, поражала ложные цели. Остальные попадали. «Скады» летали не по расписанию и нацелены были исключительно на города. Жертвы среди военных составили полторы сотни человек, гражданских погибло двести восемьдесят два человека. Аэро-Симфи задыхался: шло бегство. Иностранные компании вывозили своих сотрудников чартерными рейсами — ждать билетов было некогда.

И лишь один иностранец не собирался покидать опасный Крым. Он откровенно балдел от ситуации, заражая вдохновением всю свою свиту.

Человек этот известен читателям романа «Остров Крым» как голливудский продюсер Джек Хэллоуэй, он же Октопус, он же Осьминог. Его фантастическая туша появлялась в Крыму то тут, то там, следом, вывалив языки на плечи, мотались Стокс и камерамен Володя, сюжет нового грандиозного блокбастера разворачивался прямо на глазах, только успевай делать наброски для скринплэй, и, как и следовало ожидать, настал тот момент, когда орбита планеты Хэллоуэй пересеклась с астероидом Боб Коленко.

Helluva shit, baby, это же готовый хит! Это золотая пятерочка маленьких веселеньких «Оскаров» и много миллиончиков маленьких зелененьких долларов! Здесь все, что нужно: spy story, война, борьба за независимость, герой-одиночка, триумф человеческого духа и вся эта фигня, которая сейчас в большой моде. Lawrence of Arabia, Apocalypse now, the Longest Day — все отдыхают! Да к черту деньги — здесь пахнет бессмертием.

Боб, но здесь не хватает еще одного… Да-да, правильно, у героя ведь не «беретта» между ног. Нужна love story. Нужна хорошая, забойная любовная сцена. В конце концов, зачем мы кормим эту шлюшку Лючию Кларк?

Что ты говоришь, Боб, дружище, какая там летчица? Отлично, auld pal, пусть будет летчица… А что ты еще про нее знаешь?

Снимая эту сцену полгода спустя, Виталий Гангут имел безобразнейший скандал с Джеком Хэллоуэем, он же Октопус, он же Осьминог. Виталий Гангут хотел снять это в каком-то там постмодернистском духе, кивал на молодого да раннего голландца Верхувена, бормотал про рефлексию героя, а Октопус настаивал на привычном голливудском варианте: закат, силуэты вертолетов, опускающихся на летное поле (какие к едреням, вертолеты — они уже два дня как были укрыты в ангары и даже сбитых пилотов подбирать не вылетали!), пилот Nastia Skvortsova (Лючия Кларк), капитан Anton Danko (молодой, но перспективный актер Брюс Уиллис), поцелуй в диафрагму. И как Гангут ни размахивал руками, как ни брызгал слюной, а Октопус все-таки взял его за загривок и сунул для острастки мордой в контракт, где было ясно сказано, что последнее слово в картине принадлежит продюсеру, а режиссер может поцеловать себя в задницу, если ему что-то не нравится.

И Гангут побрыкался-побрыкался, но сделал, что от него хотели, помянув незлым тихим словом научпоп, где хоть и капали на мозги, но ни один толстопузый мудила с оттопыренным долларами карманом не диктовал ему, что и как снимать… A Academy Award за лучшую режиссуру он поставил в просторном, отделанном каррарским мрамором сортире своего особняка на Беверли-Хиллз.

* * *

Любимовка, будучи еще тридцать лет назад поселком в окрестностях Севастополя, медленно, но верно превращалась в севастопольскую окраину.

Город наползал неотвратимо, особенно нагло вели себя военные объекты. Расположение бронетанкового полка и базы морской пехоты занимало место, по площади равное всем жилым кварталам Любимовки, вместе взятым. Танки, периодически разрушая траками ту или иную дорогу, прибавляли мэрии головной боли. Морпехи, проводя свои учения на десантных катерах, бывало, рвали рыбацкие снасти. Полигон, огороженный колючей проволокой, отгрызал часть неплохого пляжа.

Но дни с пятого по восьмое мая 1980 года стали для поселка истинным адом. Туда набилось такое дикое количество военных, какого эти места не знали с Крымской кампании прошлого века. Парк машин был забит до отказа, причалы и пирсы оцеплены, склады и пакгаузы забиты каким-то военным имуществом. Движение на Бахчисарайской трассе не прекращалось ни днем, ни ночью, и даже последней собаке в Любимовке было ясно, что готовится переброска большого количества войск.

Одни думали — в Керчь, где седьмого высадился советский десант; другие строили теории насчет того, что военные собираются драпать; третьи болтали о десанте на советский берег, и это был уже полный bullshit, потому что в воздухе хозяйничали советские, и любой корабль из гавани Севастополя мог отправиться только в подводный порт Дэви Джонса.

Сами военные держали язык за зубами.

Около одиннадцати вечера восьмого мая один из армейских джипов беспрепятственно покинул Любимовку, легко миновал патрули и быстро покатил на север. В машине находилось трое. Двое были сравнительно молоды, но один из них, тот, что за рулем, находился в чине капитана, а второй, рядом, — уже в чине полковника. На третьем же, седеющем и лысеющем, не было никаких знаков различия, кроме одного: белой вставки в воротничок.

На КПП качинской авиабазы их пропустили беспрепятственно. Если бы караульный унтер, слегка ошарашенный появлением на базе такой персоны, проследил джип до стоянки, он бы увидел, что персона продолжает вести себя странно. А именно: полковник оставил капитана и второго своего спутника в машине, а сам быстрым шагом направился к офицерским домикам. В Каче не горел ни один фонарь, не светилось ни одно окно, но офицер шел уверенно, словно бывал здесь не раз. Он шагал вдоль «живой изгороди», пытаясь вспомнить, как же это все выглядело днем. Если память его не подводила, коттедж должен был быть четвертым в левом ряду.

Второй в левом ряду выглядел как-то странно. Приглядевшись, он понял: сквозь окно видно небо. Третьего в правом ряду просто не было. Он свернул на четвертую слева аллейку — слава Богу, домик там стоял. И с ним было все в порядке.

Сердце бесилось, и не только от быстрой ходьбы.

Он поднялся на крыльцо, коротко и дробно стукнул пальцами в дверное оконце:

— Тэмми!

Дверь открыла незнакомая, худая и тонколицая женщина с прической «афро». На какие-то секунды он перестал дышать и жить.

— Ой… То есть здравия желаю, сэр, — прошептала женщина. Ее рука дернулась вверх, потом она сообразила, что хоть и одета, но без головного убора, и на ходу переменила жест — запустила пальцы в волосы. — Проходите, господин полковник. Не волнуйтесь, она… мы просто поменялись домами. Меня зовут Рахиль. Рахиль Левкович.

Она зажгла свечу на столике. Оба чувствовали себя неловко, поэтому женщина стремительно говорила чепуху, а мужчина молчал.

— Хотите кофе? А, ш-шайт, света же нет, электростанцию разбомбили к чертовой матери… Вы подождете здесь? Или вас провести в штаб? — она снова запустила коготки в свою шевелюру. — Божечки мои, что я за идиотка…

— Леди, ничего не нужно. Позовите Тамару как можно скорее. Или скажите, где она.

Рахиль открыла рот, потом закрыла его, махнула рукой и кинулась прочь из домика. Гравий зашуршал под ее тапочками, затем шаги запнулись, послышалась тихая ругань — она потеряла шлепанец и откомментировала это в самых казарменных терминах, — а перед тем как затихнуть в отдалении, шаги стали шаркающими и частыми: неловкий бег человека в обуви без задников.

Верещагин вышел на крыльцо и сел на ступени. Снял берет, расстегнул верхние пуговицы кителя и рубашки. Он находился в той точке, где предельная усталость роднится с облегчением: так с ним было на спуске с вершин — после того, как все, что можно сделать, сделано, остается только ждать, что произойдет. Или не произойдет. Завтра должно было начаться самое главное для полковника Верещагина. А самое главное в жизни Артема должно было случиться сегодня. Он молился без мыслей и слов, чтобы это произошло… Чтобы отдаленный топот бегущих ног — даже в армейских ботинках женщины бегают совершенно иначе — оказался именно тем, которого он ждет.

Топот приблизился — уже слышалось дыхание. Арт поднял голову. Топот стих — Арт встал, сделал шаг навстречу.

— Тэмми!

Они обнялись и застыли.

В голливудской поделке Октопуса все-таки больше правды, чем в тех черновиках Гангута, которые были с мясом выдраны из фильма. Потому что Хэллоуэй играл наверняка и знал конъюнктуру, знал своего зрителя, простого американца, которому очень хочется, чтобы Хороший Парень победил, и не хочется, чтобы в постели со своей девушкой он вел себя как последний козел. Гангут, человек не холодный и не горячий, воображал себе невесть что о любви людей, видевших преисподнюю жизни и самоё смерть; а Хэллоуэй, человек горячий и азартный, знал, как сильно он ошибается. Таким людям не нужен оголтелый секс со всякими садо-мазо прибабахами, скандалами и самообвинениями — они знают нечто более лютое, чем преисподняя; им нужно нечто более крепкое, чем смерть.

В полночной темноте асфальт казался серебром. Слева неслась назад низкая стена из ракушечника, справа медленно проплывало море.

— Без пяти двенадцать, — беспокоилась Тамара. — Мы успеем?

— Не волнуйтесь, сударыня, — обернулся к ней мужчина с белой вставкой в воротнике. — Без меня не начнут.

Джип вырулил влево — и помчался по дорожке, двумя изгибами поднимающейся к СвятомуСебастьяну-на-Скалах. Этой ночью отец Андрей поставил свой маленький личный рекорд, обвенчав за ночь семнадцать пар.

* * *

— Тебя не хватятся среди ночи?

— Гусаров знает, где меня искать.

Тамара представила себе, как в самый интересный момент звонит телефон. Подходит Ритуля. «Алло! Полковника Верещагина? Одну минуту, сэр, сейчас он кончит и возьмет трубку». Она захихикала Артему в плечо, потом поняла, что и он смеется.

— Ну ладно, я-то знаю, почему на меня хиханьки напали. А ты о чем подумал?

— О том же самом, — он лукаво покосился на Тамару. — Если полковник сможет, приедет через час. А не сможет — через пятнадцать минут.

— Это лучше, чем мой вариант, — признала она. — А что, полковник не сможет?

— Да как сказать… Это как раз тот случай, когда исход кампании решает поручик. Вы все спите одетыми? — он провел пальцами по шву ее комбинезона.

— Да, конечно. В любую минуту — или боевая, или воздушная тревога…

Молния комбинезона зашуршала.

Да здравствует темнота!

В темноте не видно, как разбиты наши лица.

Темнота милосердна.

Он с восторгом девственника обнаружил, что под комбинезоном больше ничего нет, кроме трусиков «бразильского» фасона.

— Может, мне стоит заглянуть в душ? — спросила Тамара.

— К черту душ.

Он целовал ее — так крепко, что разбитые недавно губы, уже почти зажившие, напомнили об этом «почти». Потом он ушел ниже, медленно, словно пробираясь ощупью, — присмотревшись, она увидела, что его веки сомкнуты.

Он не то чтобы торопился — но чувствовал, что не в силах привычно удерживать в узде и направлять свое желание. Слишком острыми и новыми были ощущения. Он был поглощен ими полностью, ушел с головой. Теплая, бархатистая кожа не присутствовала постоянно — она каждый раз материализовывалась заново под его ладонями и губами, и каждое новое прикосновение было почти невыносимо прекрасным. Этот ландшафт изменялся, как барханы под ветром. Пески оживали и расступались, открывая путь в оазис. И он шел, и буря звенела за его спиной…

В нем были живы сейчас только два-три квадратных вершка кожи: ладони, губы, да еще кое-что. Но этой жизни там было столько, что хватило бы еще на несколько человек. Осязание обострилось до предела, сквозь упоение прикосновений постоянно пробивалась боль, но он держал эту ведьму на пороге, даже не особенно злясь на ее появление — в конце концов, когда караван идет, собакам положено лаять.

И, почувствовав теплый трепет ответа, он понял, что дальше удерживать над ситуацией контроль не сможет. Совлек последний покров и приник, вбирая тепло всеми порами…

Она подалась вперед, скользнула бедрами по его бокам… Каким-то волшебством его рубашка была уже расстегнута и сползала с плеч, сковывая движения рук. Зубами пуговицу с рукава: долой ее!

Он протянул руки, замкнул объятия. М-м-м! Ничего, собака лает, караван идет… Ее ладонь скользнула между, проложила путь… Он был так восхитительно, так отчаянно жив, что не замечал ничего. Пьяный, как монах после Великого поста — с одной чарки, жил от секунды к секунде, подбирая один золотой орешек за другим, врываясь и выскальзывая, не задумываясь о той, что вышла в путь вместе с ним. Она теперь существовала отдельно, она просто не могла ощутить жизнь так, как мог сейчас он. Ей требовалось больше, он это где-то понимал, но понимание осталось далеко позади. Он уже не мог остановиться, он не контролировал ничего, повлиять на происходящее мог не больше, чем младенец — на процесс своего рождения. Он скользил вниз, к ослепительному холоду и свету, к последнему приступу удушья и первому вдоху, к обретению жизни и принятию смерти.

ДА!!!

Темнота. Силуэты и тени. Дрожь в руках. Липкий воздух.

Артем разомкнул объятия, поправил трусы. Сел на пол. Рубашка висела на одном плече, как гусарский ментик, он снял ее, швырнул в кресло. Положил голову на сомкнутые Тамарины бедра. Снова обнял ее колени — так преступник, прося в церкви убежища, обнимал алтарь. Моя жена. Плоть едина.

— Я пойду искупаюсь, — сообщила Тэмми.

— Ага… Может, пойдем вместе?

— Нет. Кое-какие вещи я привыкла все-таки делать одна…

— Яки.

Потом, у двери ванной, он наконец-то разглядел ее лицо при свете сильного фонарика — в церкви сияние свечей служило больше антуражу.

— Отойди, — она опустила глаза.

— Кто? — Артем коснулся ладонью ее щеки, провел большим пальцем по пятну подживающего синяка.

— А если я начну спрашивать — кто?

— Прости, — смутился он, пропуская Тамару обратно в комнату. — Поможешь сменить повязки?

— Да, конечно.

Она быстро сбросила халат, надела тишэтку и брюки. Следовало помнить, что возможную тревогу никто не отменял…

— Ты ужасно выглядишь. Скоро снимут швы?

— Засохнет — само отвалится… Извини, у меня сильно поплохело с чувством юмора. Это какой-то хитрый материал на основе хитина. Растворяется в теле. Где-то здесь пуговица от моего рукава.

— На моей памяти ты впервые впадаешь в такое состояние, что отрываешь пуговицу от рукава.

— На своей — тоже. Расскажи мне, что у вас было на этой неделе. Я ничего о тебе не знал, я тосковал…

— Ничего интересного. Пока красные не прижали нас к земле, мы летали на рыбалку. Пилотов из воды вылавливали.

— Каховка, — напомнил он.

— Не-ет, как раз об этом я не хочу рассказывать, — просунув руки в рукава, она застегнула «молнию».

— Понял.

— Командовать дивизией — это сложно?

— Ты удивишься, но в принципе — не сложнее, чем организовать гималайскую экспедицию. В твоем непосредственном подчинении на любом уровне командования находится дюжина человек. Командуют они взводами или полками и бригадами — какая разница… Или ты можешь добиться толку от этой дюжины, или нет.

— Мама Рут, вернувшись с первого брифинга, сказала, что ты — настоящий командир.

— Нет, Тэмми. Я обманщик. Я солдат, который варит кашу из топора… — Артем, закрыв глаза, вспомнил свой первый брифинг — неделю назад, в Главштабе…

Здесь он был самым младшим. Тридцатилетний полковник, командир дивизии — не такая уж сенсация для Вооруженных Сил Юга России, знававших тридцатилетних генералов, командовавших армиями. Но отношение чувствовалось. Иногда проскальзывали «а-этот-что-здесь-делает?» взгляды. Не обращать внимания. Слушать. Запоминать. Думать.

— Итак, господа, в воздухе мы инициативу теряем. За каждый боевой вылет красные сбивают в среднем по четыре самолета, что недопустимо. Мы можем прекратить гробить технику и людей, господин командующий?

— Пожалуй, теперь — да… — кивнул Адамс. — Переводите с завтрашнего утра дежурные самолеты в боевое патрулирование воздушного пространства Крыма. Снижайте активность с каждым вылетом. Начинаем операцию «Потемкин». Господин Воронов?

— Американцы подтверждают: Советы готовят вторжение через Тамань. На переброску людей и транспортных средств у них уйдет не менее четырех суток, заложимся на экстренность — трое суток. Ориентировочно дата высадки — шестое, плюс день-два. Выбор места высадки обусловлен кратчайшим маршрутом и нехваткой транспортных средств. Отвлекающий десант готовится из Одессы на Тарханкут, предположительно — силами одного полка морской пехоты.

— Яки. Господин премьер порадовал еще одним известием: сегодня ночью начнет работать «воздушный мост». Только что американцы подтвердили, что готовы поставить нам купленные в прошлом году самолеты именно на тех условиях, о которых говорилось в соглашении… Сегодня ждем 10 «F-15» и 10 «корсаров». Господин Скоблин, вы именно об этом хотели спросить?

Летчик жестом дал понять: вопрос снимается.

— Я надеюсь, — сказал времпремьер, — что эти самолеты усилят противовоздушную оборону Острова…

— Нет, сэр, — покачал головой Адамс. — Эти самолеты, как и те, что прибудут по «воздушному мосту» в следующие четыре дня, станут самолетами резерва. Козырными тузами в рукаве. Мы выложим их на стол в самую последнюю минуту.

— Это когда? — резко спросил премьер.

— По нашим оценкам — девятого числа.

— А к какому числу красные разделаются с теми самолетами, что есть у нас?

— Большую часть своей авиации мы просто спрячем… Пятого.

Кублицкий-Пиоттух вытер лоб.

— Вы сошли с ума, господа. Вы способны понять, что в то время, пока вы будете играть в войну, будут погибать люди?

— Нам это известно… — сказал Кронин. — Первыми, кто погиб, были военные, так что нам это известно лучше, чем кому-либо еще…

— Если бы кто-нибудь мог объяснить, чего ради мы начали эту бойню… — голос премьера был таким горьким, словно перед брифингом он столовыми ложками ел хину.

— А ради чего обычно начинаются такие бойни? — Артем старался не видеть двух десятков лиц, повернувшихся к нему. Он смотрел прямо в глаза премьеру. Во рту пересохло, но он не останавливался, боясь, что кто-то вклинится в паузу.

— Виктор Степанович, мы не были вольны в том, чтобы начать войну. Мы можем только закончить войну с наименьшими потерями. Поверьте профессионалам: теряя самолет за самолетом в обороне, мы не выиграем.

— Меня удивляет качество преподавания политологии на вашей ротной кухне, господин полковник… Как же, по-вашему, мы победим? Тут говорят о том, чтобы спрятать самолеты, подставив страну под бомбовые удары, тут говорят о том, чтобы отдать Керчь, тут говорят о том, чтобы впустить красных на Тарханкут… И утверждают, что таким способом мы можем выиграть!

— Эта кампания состоит из двух этапов, — Адамс вел себя так, как будто все шло по плану. — Первый — это старая, опробованная еще на турках операция по дезориентации противника… Кодовое название — «Потемкин»…

* * *

— Красота, — оценил работу 4-го инженерного батальона Западного района обороны комендант Сакского аэродрома подполковник Гущин. — И все это — за одну ночь?

— М’ожно еще п’охвастаться — без единого г’воздя, — вставил капитан Савинков (дальний родственник того самого, чем он немало гордился). — Н’о это будет н’еправда.

При ближайшем рассмотрении выяснялось, что здания собраны из фанеры, а локатор — из дешевого пластика, что бетон на взлетно-посадочных полосах представляет собой дешевейший упаковочный пенополиуретан, что из того же пенополиуретана сделаны «ворота» в «ангары» (накрытые маскировочной сетью, надутые воздухом полуцилиндры из аэростатной ткани), что «самолеты», стоящие на «рулежных дорожках» — пластиковые штамповки, изготовленные по той же технологии, по которой делают одноразовые стаканчики. Единственным небутафорским предметом среди этих декораций была антенна на крыше списанного «Бовы», неспособная ни на что, кроме как пускать в эфир волны, идентичные волнам настоящей РЛС Сакского аэродрома. Впрочем, и эта «тарелка» была предметом одноразовым — ее назначение состояло в том, чтобы приманить к себе советские ракеты для борьбы с радарами.

Но если смотреть так, как смотрел подполковник Гущин — в бинокль с вертолета, — то создавалась полная иллюзия того, что под тобой — настоящий аэродром. Не знай Гущин подлинной цели этого сооружения, он поклялся бы, что видит свою родную авиабазу, и решил бы, что сходит с ума, так как авиабазе полагалось быть тремя километрами южнее.

Не находя слов от восхищения, он показал Савинкову большой палец. Тот улыбнулся с самым довольным видом.

— П’раво, жаль, сэр, что самое п’озднее через три дня все это разнесут б’омбами!

— Мне будет жаль, если вместо этой потемкинской деревни разнесут мой аэродром! — Гущин поправил микрофон и скомандовал пилоту: — Домой, Нолан! Посмотрим, как ребята капитана Савинкова сработали у нас.

Он отдал пилоту приказ сделать еще один круг над побережьем, поднявшись повыше — вроде бы в последний раз проверить «потемкинские деревни». На самом деле ему просто хотелось насладиться ощущением полета в последний день полного господства форсиз в небе Крыма.

* * *

— …В операции возмездия приняли участие 296 ударных самолетов. Атаковали тремя ударными группами, с северо-западного, северного и северо-восточного направлений. В обороне противник задействовал порядка сотни самолетов, наши потери — сорок три самолета, потери противника — пятьдесят два.

— Скоко-скоко? — орлиный взор Маршала прожег командира Тактической Воздушной Армии до позвоночника.

— Пятьдесят два, — не таким уверенным голосом повторил тот.

— Интересное кино, — Маршал исходил желчью. — Мы стыкаемся с ними в воздухе втрое превосходящими силами… К целям не прорываемся… И они теряют всего на девять машин больше, чем мы! Тебе что, погоны жмут?!

Если бы командующему ТВА жали его погоны, он доложил бы маршалу всю правду: что в воздушных боях беляки потеряли не 52 самолета, а от силы 30.

— Второй налет завершился час назад, — собрав в кулак все свое хладнокровие, продолжил он, — исключительно с целью уничтожения истребителей противника. Наши потери — 29 машин. Их потери — 36.

— Я ведь проверю, — сощурился Маршал.

— Проверяйте, — покорно сказал командир ТВА.

Маршал стукнул по столу кулаком.

— Не гребет меня, сколько истребителей они потеряют! В другое время, может, я и позволил бы тебе так их мурыжить, но нет у нас времени. Понимаешь, нет! Девятого мы должны войти если не в Симферополь, так в Феодосию, или все мы! — он обвел сидящих за столом пальцем — как стволом автомата. — Все мы не только погоны, но и партбилеты положим! Сегодня их должны бомбить! Сегодня!

— В 19–30 будет нанесен ракетный удар по военным объектам, — глухо сказал командир ТВА. — У меня все.

Маршал повернулся к командиру 14-й армии…

* * *

Белые в воздушных боях 3 мая потеряли 49 истребителей — 8 «беркутов», 16 «ястребов» и 23 «миража». По «воздушному мосту» ночью переправили 8 F-15A и 12 А-7Е, укрыв в Сары-Булате. Спаслись 29 пилотов. Интенсивность сопротивления снижалась согласно плану. Ракетами были разрушены 2 РЛС дальнего обнаружения и две РЛС ЗРК «Кудесник». Жертвы среди мирного населения составили 23 человека.

Из Керчи морем эвакуировали бригадные склады. В Севастополь стягивали паромы, контейнеровозы и ролкеры. Там же отгружали бочки с пометкой «токсично» и индексом UA18 — кому было положено, те знали, что так обозначается состав «гриффин», активно используемый в авиации. Зачем его отгружают в порту — было неясно.

Армия зарывалась в землю — в буквальном смысле слова. Укрывали технику и склады, рыли оборонительные рубежи на Тарханкуте и Парпаче. Настроение было соответствующее: похоронное.

4 мая было еще сравнительно спокойно, а вот пятого началось. В 9-40 эскадрилья МиГ-25, пользуясь полнейшей безнаказанностью, с высоты 23 км сбросила 24 ФАБ-500Т на авиабазу Бельбек. Это была та авиабаза Бельбек, которую ночью построил инженерный батальон Южного района обороны, но из-за неточности бомбометания с такой большой высоты три бомбы попали в настоящую авиабазу и повредили основную ВПП.

В 14–20 эскадрилья отбомбилась над Саками. Все то же рассеяние бомб привело к тому, что четыре из них упали на Михайловку. Погибли городовой, находившийся по долгу службы на улице, двое подростков-взломщиков, решивших поживиться во время воздушной тревоги, и пожилая супружеская чета, не пожелавшая спускаться в подвал. В 17–30 эта же эскадрилья сбросила бомбы на Сары-Булат, и одна из бомб попала в настоящую авиабазу. Остальные расковыряли степь вокруг ложного аэродрома и раздолбали автомагистраль.

После налета на Саки полковник Адамс отдал Скоблину приказ перехватить этих орлов — скорее в угоду общественному мнению, чем по военной необходимости. Приказ был выполнен отлично: 8 «беркутов» подловили МиГи при заходе на посадку и сбили четыре из них.

Возвращаясь, они угодили в мыловарню: 162 советских истребителя совершили очередной налет, бой им дали 64 крымских самолета. Летчики форсиз, которым удалось выбраться из этой бойни, так и не отдыхали: вечером они вышли на перехват ракет, которые выпустили не добитые 1 мая Ту-16 и Ту-22М7. Советский Союз не жалел средств на воссоединение двух народов: по Крыму высадили 88 КСР-5 и 12 Х-22.

Это был самый сильный удар за весь день: погибло 34 человека из военнослужащих и 46 штатских.

Ночью в Сарабузе сели 28 F-15A и 22 А-7Е. Американский «воздушный мост» действовал…

На следующий день красные начали раненько. В 7-40 пошла на Сарабуз эскадрилья из Ейска, усиленная после вчерашних потерь МиГами-25РБ из Конотопа. Ложный аэродром «Сарабуз» очень серьезно пострадал. Бочки с мазутом и отработанные автопокрышки горели так, что было видно из Симфи.

В 9-10 массированным ударом красные соколы окончательно сломали хребет крымским ВВС. Помня о словах Маршала, командующий ТВА бросил против 48 истребителей крымской ПВО 186 «МиГов», в том числе — свежий 61-й полк. Уйти удалось только 11 белым самолетам, и только потому, что они успели заскочить в зону ПВО Северного укрепрайона. Те семь «МиГов», что в азарте погони кинулись за ними туда, были сбиты «хоками» и упали в Чонгар.

Через час 70 Ту-22 поднялись с воздух. Сто сорок восемь ракет было выпущено, тридцать сбито «хоками»: самолеты Крыма в воздух не поднялись.

В 11–00 70 Cу-24, 80 Cу-17, 140 МиГ-27 и 150 МиГ-23 пошли на Крым. В среднем приходилось по 70 самолетов на авиабазу, и советские отыгрались за 1 мая с лихвой. Шесть крымских аэродромов, по идее, размолотили в кашу уже при первом ударе, но для верности сделали еще три налета. В последнем участвовали даже Ту-16 с ФАБ-3000, и то, что эти летучие слоны не были сбиты, ясно показывает, что крымской ПВО больше нет.

Аэродром «Сары-Булат» понес серьезные повреждения, так что американским F-15 и А-7, переброшенным ночью по «воздушному мосту» пришлось садиться на автобан между Сары-Булатом и Новоивановкой. Лет пять назад местные жители очень удивлялись, зачем военные бетонируют второстепенной важности дорожный узел, для которого вполне хватило бы и асфальта…

* * *

— Вот так вот, значит… — сказал подполковник Денисов.

— Вот так вот, — передразнил его мэр Кымыл-Муруна. — И машин у меня нет. Вызвали спасателей из Симфи, так когда они еще будут. Полчаса нас утюжили! Полчаса! Сволочи! — он сорвался на крик. — Я же знаю, что батарея цела была! И сейчас цела! И сидели, смотрели спокойно, как нас тут в дерьмо вколачивают! Люди вы или нет, мать вашу так?

— Я дам технику, — сказал Денисов. — Я все дам! Я руками буду все разгребать, камни грызть! Скажи, что делать, — я буду! Только душу из меня не вынимай…

— Толку от твоего грызения! Надо было врезать им! Стрелять надо было!

— Приказ, — скрипнул зубами Денисов. — У меня был приказ…

— Вон им скажи, что у тебя был приказ! — мэр показал пальцем в окно. — Которые без домов остались. Которые ждут, пока их детей из подвала выкопают. Давай, выйди к ним, подполковник, и скажи, что у тебя был приказ! Не можешь?… Не можешь!..

Подполковник Денисов повернулся спиной к мэру и вышел из кабинета. В коридоре толклись работники муниципалитета и жители города, враз оставшиеся кто без крова, а кто и без семьи, кто-то куда-то звонил, составлялись какие-то списки… Денисов шел через толпу, и толпа расступалась перед ним. В его сторону старались не смотреть, точно он был преступник или прокаженный.

Прислать сюда палатки со склада полка, думал он. Жратву. Медикаменты. Машины… Развернуть еще один мобильный госпиталь…

Самое страшное уже было позади. Уже погасили пожар в здании школы и выяснили, что дети в подвале убежища живы. Крым шестьдесят лет готовился к бомбежкам — убежищ настроили много. Но в школе, завалило оба выхода, включая аварийный. Воздух поступал, слава богу. Теперь у школы торчало два автокрана — шла работа, которую спасатели называли «игрой в бирюльки». Действительно, было очень похоже: разобрать завал по камешку, очень осторожно, чтобы от неловкого смещения все это не просело вниз и не проломило перекрытия убежища, погребая детей Кымыл-Муруна…

Денисов даже не посмотрел в ту сторону. Он знал, что там, на площади, за оцеплением стоят матери. И многие в оцеплении — отцы, ведь и дети казаков ходили в эту школу и прятались в подвал во время воздушных тревог, которые — до сего дня — все были ложными.

Над городом стоял дым: от покрышек, которые приготовили загодя, и от настоящих пожаров.

Невредимая батарея ЗРК «Кудесник»… И приказ — категорический, не терпящий возражений: не применять!

Денисов, добравшись до КШМ, скомандовал радисту:

— Найди мне зампотыла… Передай: пусть все, кто свободен от патрулирования побережья, на сутки поступают в распоряжение мэра. Давать ему машины, людей… Что ни попросит. Пленных пусть гонят сюда же — будут разбирать завалы. Суки! — он ударил кулаком в борт машины.

— Победили, называется, — усмехнулся сотник Башенков. — То-то нас с цветами встречают…

— Господин подполковник, штаб! — связист протянул Денисову наушники с микрофоном.

— Волк-17 слушает.

— Волк-17, на связи Волк-2. Что там у вас? Что с этим десантом?

— Спихнули мы в море этот десант. Убитых человек двести с их боку, с нашего — пятьдесят пять. Пленных взяли сорок два человека. Спалили шесть легких танков, захватили пять. Наших танков потеряно четыре. Ремонту не подлежат, с концами. Корабельные орудия, сами понимаете… Эсминец их мы слегка попортили, но все ж таки не утопили — ушел…

— Мы беспокоимся из-за авианалета.

— Мы тоже беспокоимся, мать его переёб…

— Денисов, прекратите мат в эфире! Каковы потери после авианалета?

— Подсчитываем. Они не по нашим позициям, они по городу отработали.

После секундной заминки прозвучал вопрос:

— Что нужно?

— Краны нужны. Бульдозеры.

— Боеприпасы нужны? Склады целы?

— Да в жопу эти склады!.. Да, целы. Они по казармам отработали и по жилым кварталам. Еще десант будет?

— Не знаем. Ждите. Конец связи.

Денисов вернул наушник связисту и оперся спиной о штабную машину.

— Закурить есть, Семен?

Он глотнул дым, посмотрел в сторону враждебного моря.

— Вы как хотите, а если они еще раз прилетят, то положу я на ваши приказы, — сказал он себе под нос.

* * *

По такому случаю можно и выпить.

В «Красной Звезде» уже и фельетон вышел — «Слон и Моська». Дескать, погавкала белая Моська на красного Слона, разозлила его, он топнул ногой — и где та Моська?

Все, Керчь взяли, дошли до Парпача — расслабляемся, мужики. Теперь главное что? Главное — не торопиться. Отрапортовать: сделали что могли, дальше пока не выходит — белые, сволочи, сопротивляются изо всех сил.

Так оно, в общем, где-то и было. С Тарханкута полк морской пехоты вышибли. Правда, и десант туда шел — одно слово, отвлекающий. Денька через четыре дадим настоящий, но это не сразу, нет, не сразу…

— Из Москвы, — шепнул адъютант на ухо Маршалу.

Тот кивнул, встал из-за стола — нет, все скромненько, по-деловому: коньячок, балычок, колбаска, никаких излишеств, — прошел в свой кабинет.

Товарищ из Москвы — костюм-тройка, вытертая до полной безличности физиономия — протянул ему руку.

— Я тут проездом, — сказал московский гость. — Товарищ К. интересовался, как идут дела…

— Дела, — крякнул Маршал. — Вы что же, телевизор не смотрите? Газет не читаете? Дела — лучше некуда… Взяли Керчь, обеспечили прочный плацдарм… Девятого думаем предпринять решительный штурм… Ну это, понятное дело, не газетная информация…

— Можно вопрос — почему девятого?

— Ну как же… Требование Политбюро… К тридцатипятилетию Победы.

— Требование Политбюро или лично товарища А.?

— А разве товарищ А. может отдавать распоряжения от своего имени?

— Не хотелось бы плохо об отсутствующих, но товарищ А. склонен превышать свои полномочия. Его мнение — это ни в коей мере не мнение Политбюро. Политбюро, в свою очередь, настаивает, чтобы вы перенесли штурм на двенадцатое.

Ага, подумал Маршал.

Одиннадцатого были назначены выборы в Генеральные Секретари.

Пренеприятнейшему не светило…

* * *

Тамара и Артем оделись и перебрались в кухню. Тамара вскипятила воды на газовой плитке и заварила кофе себе и чай Артему.

— Ты просто не представляешь себе, что тут о тебе говорят и думают, — раскаленный кончик сигареты рисовал в темноте странные фигуры — диаграммы Тамариного теперамента. — Когда красные вошли в Керчь, половина девочек и коммандос готовы были весь Главштаб на части разорвать.

— Мне то же самое Князь сегодня сказал.

— Ты был в порту?

— Я сегодня впервые за два дня вылез из порта.

— А я-то думала, чем от тебя так несет. «Гриффин»?

— Угу… А что, сильно несет?

— От одежды — не то слово. Так что там, в Керчи?

— А что в Керчи… Ты же слушаешь новости по армейскому радио?

— Я спрашиваю, что там на самом деле?

— Наверное, то же, что будет послезавтра там, куда мы пойдем.

— Ой, говори уже прямо. Ты знаешь и я знаю. Ф-фу, я уберу подальше твои ботинки… Он что, вонью сбивает ракеты с курса?

— Да ладно… Не так уж противно он пахнет. Как свежескошенная трава, только немного резче…

— Какое «немного» — я уже задыхаюсь! А нам в этом десять часов плыть.

— А нам — тринадцать.

— Господи… Как я боюсь…

— Я тоже.

— Ты бы лучше так не говорил. Ты бы лучше сказал: да ладно тебе, мы их сделаем, ноги о них вытрем, а потом в помойку бросим.

— А ты бы поверила?

— Нет. Но мне было бы легче.

— Тэмми, меня произвели в полковники и назначили комдивом не потому, что я этакий Ганнибал, а вот как раз для того, чтобы я своей рожей торговал и всем говорил: мы их шапками закидаем. И я этим занимаюсь постоянно, что бы ни делал. Генератор веры в победу. А с тобой я хочу быть просто человеком, а не… ходячим полковым штандартом.

— Хорошо, — прикосновение рук снова перешло в объятие. Она попробовала ответить на ласку, но Арт дернулся и перехватил ее ладони.

— Как тебя обнимать?! — возмутилась она, — Здесь синяк, там ссадина…

— А ты меня не обнимай. Я сам тебя буду обнимать.

— Тогда давай вернемся ко мне в комнату. А то кто-то выйдет среди ночи чего-нибудь погрызть и увидит, как мы нарушаем инструкцию номер сто четырнадцать-двадцать девять.

— Здесь я вообще ничего не смогу нарушить, здесь мебель для этого не приспособлена.

— Некоторые обходятся вообще без мебели.

— Для таких упражнений я слишком помят.

— Полтора часа назад это тебя не остановило.

— Это меня и сейчас не остановит.

Они вернулись в ее комнату, снова заперли дверь и быстро разделись.

…Потом она, завернувшись в простыню, отошла к окну, села на широкий подоконник и закурила.

— Когда-нибудь, — мечтательно сказал Артем, — я оттрахаю тебя так, что ты забудешь про свои проклятые сигареты. По меньшей мере до утра.

— Тебе придется крепко поднапрячься, господин полковник.

— Яки.

— Не хочешь пойти принять душ? Вместе?

— Нет. Теперь мне нужно будет сделать кое-что. Что я привык делать один.

— Тогда иди первым.

…Вода шуршала о пластиковые занавески не дольше трех минут: Артем мылся быстро, по-солдатски. Он покинул ванную раньше, чем Тамара докурила.

— Знаешь анекдот про то, как эскимос женился на француженке?

— Идиотский анекдот! — она проскочила мимо него в ванную и захлопнула дверь.

Она тоже вымылась быстро, по-солдатски. Но когда вернулась в комнату, он уже спал.

Странно, но хотя его темное лицо выглядело осунувшимся и измученным, на губах успокоилась улыбка Будды. Улыбка человека, который засыпает с чистой совестью и незамутненным разумом. Тамара легла рядом, и он тут же одной рукой подгреб ее к себе, прижал, как плюшевого мишку.

И до пяти утра, до второго появления денницы над горизонтом, они спали, обнявшись, и земля вертелась без них.

В пять утра будильник пискнул. Артем, не глядя, придушил пальцем кнопку, выбрался из-под одеяла, оделся, поцеловал Тамару и вышел из коттеджа. Раскуроченная Кача в предутреннем свете выглядела ужасающе. У КПП ждал Гусаров на «скарабее».

— Мальчишка, — сквозь зубы сказал полковник Казаков, когда они остались в штабной каюте одни.

Ждали известий из Главштаба. Медленно тянулся последний час, в течение которого еще можно было сдать назад. Если не прилетели самолеты из Греции… Если аэродромы не восстановлены… Если красные сумели прорвать оборону на Парпачском перешейке… Тридцать три «если»…

Арт вытер руки салфеткой и бросил ее в корзину для бумаг.

— Вы почти убедили меня в том, что годитесь для командования, — продолжал Казаков. — Ваша работа всю эту неделю была настоящей. И вдруг вы срываетесь в Качу, как… сексуально озабоченный подросток.

— Сэр, я подвел вас? Вам пришлось всю ночь делать какую-то работу, от которой я сбежал?

— Нет.

— Тогда я не готов принять ваши претензии.

Он медленно обошел застеленный картой стол по кругу.

— Это первое и, может быть, последнее, что я сделал за эту неделю для себя и по своей воле. Она будет с нами, целый день или сколько там получится… Рискуя наравне со всеми. Гораздо больше, чем мы с вами. А я ничего для нее не смог сделать. Ни… тогда, ни теперь. Я чувствую себя последним говном, господин полковник. Ваши нотации просто не могут устыдить меня сильнее. Я не просил назначать меня командиром дивизии, и вы это знаете. Вы знаете, какой у меня был выбор. Я расшибусь и сделаю что смогу, но не нужно распекать меня как щенка за то, что я… — он прикусил язык: в каюту вошел поручик Гусаров.

— Сэр, Главштаб на связи.

Артем взял протянутые наушники, непослушными руками нацепил их на голову. Микрофон на стальной ленте оказался прямо под носом.

— Дрейк слушает.

— Код для Дрейка: V–I-V-A.

— Вас понял, сэр.

— Конец связи.

— Подтверждаю.

Он почувствовал, как лицу становится жарко.

— Связь со всеми подразделениями группы «Золотая лань».

— Слушаюсь, сэр, — отозвался невидимый связист.

— Группа «Дрейк»!

— Готов, — отозвался с парома «Армянск» полковник Ровенский.

— Группа «Ингленд».

— Готов, — подполковник Шлыков находился совсем рядом, на ролкере «Бельбек».

— Группа «Морган».

— Готовы, — далекий голос полковника Краснова. Десантных катеров отсюда не было видно.

— Группа «Кидд», — авианосец «Керчь».

— Готовы, сэр.

— Группа «Легран»… — паромы «Судак» и «Аршинск» были скрыты мысом.

— Готова.

— Группа «Бонней»… — авианосец «Евпатория». У Верещагина сжалось горло.

— Готовы, — женский голос.

— Группа «Тич».

— Есть, сэр…

— Группа «Дэвис»…

— Готовы, сэр.

— Внимание всем. Код VIVA. Повторяю — код VIVA. Пятиминутная готовность для всех. Группам «Легран» и «Ингленд» — начинать погрузку… Подтвердить получение приказа…

Он слушал подтверждение приказа и видел, как оживает оцепеневший в ожидании порт.

Да, подумал он, стаскивая наушники на шею, это будет славная охота. И все, что им сейчас нужно, — это немного дурной удачи. Вернее, очень много дурной удачи. И — странно — почему-то верилось, что удача будет с ними. С ним персонально — и на этот раз тоже.

Он не радовался этому. Своей удаче Арт уже знал красную цену…

Глава 8 Одесса

Двенадцатой кав. дивизии — умереть!

Умирать не сразу, а до вечера.

Приказ генерала Брусилова

12-й кавалерийской дивизии

— Это десант, — твердо сказал Маршал. — Последняя судорога. Флоту, морской авиации, береговой артиллерии — боевая тревога…

— Больше тысячи кораблей… — командующий Черноморский флотом Адмирал Н. покачал головой. — Ложные цели… Похоже, они даже корыта для белья в море вывели… (Адмирал по иронии судьбы почти повторил фразу, сказанную капером фон Траубе на последнем заседании штаба: «Мы взяли все, что плавает, кроме жестянок от „Кока-Колы“. Но эксперты думали и над этим…».)

— Торпед хватит на всех, — ободрил Маршал.

Настроение было шапкозакидательское. Беляки могли думать, что у них есть пара военных хитростей, но все их хитрости были видны как на ладони: собранная с бору по сосенке белогвардейская десантная флотилия тянулась в Керчь. Та ее часть, что отплыла из Севастополя, Судака и Феодосии, была уже на подходе к Керченскому полуострову. Логика подсказывала Маршалу, что это не основной десант, а отвлекающий, вроде тарханкутского. Основной идет в обход, мимо Альма-Тархана, используя тощенький шанс пройти в зоне прикрытия своих береговых батарей и избежать сокрушительного удара Краснознаменного Черноморского флота.

Зря беляки надеялись хотя бы на тень успеха своего плана. На сей раз у Маршала все было готово, чтобы раздавить оба флота — если это сборище разношерстных судов можно назвать флотами…

* * *

— Мы засекли их, сэр! Эскадра из Одессы, эскадра из Николаева…

— Сколько?

— Поручусь за «Адмирала Головко», сэр… Вижу еще один крейсер. Судя по скорости, вполне исправный — значит, это, скорее всего, «Кутузов». Два корабля класса «Кара». Пять эсминцев класса «Котлин». Три сторожевика класса «Кривак», два сторожевика класса «Мирка» и один класса «Петя». И шестьдесят две единицы всякой мелкой шушеры.

— Скорость?

— От тридцати до двенадцати узлов.

— Сколько до боевого контакта?

— Час и восемнадцать минут.

— Яки. — Берингер отложил микрофон.

Времена капитана Блада прошли — теперь флотоводец не видит моря. Он сидит в рубке командного центра, а вражеский флот видит пятнышками на радаре. Благодаря американскому спутнику «Keyhole» он знает, какое из этих пятнышек изображает какой корабль. Благодаря более современной локационной технике и ракетам он скоро уменьшит число этих пятнышек, самое малое, вдвое.

Но не сразу… Сначала свое слово должна сказать советская авиация. Ту-22М, способные испортить всю обедню…

— Пошли самолеты, сэр, — натянутым голосом сказал оператор…

…А с основным десантом белых должны были справиться истребительно-бомбардировочная авиация ближнего радиуса действия и доблестный Краснознаменный Черноморский флот, кораблей, чтоб не соврать, шестьдесят, не считая всякой мелкой шушеры.

И ночь над Чонгаром превращается в ад кромешный: целей много, очень много — ату, ребята, топи их всех!

И вдруг в какой-то момент воздушная атака захлебнулась… Дело было не в том жалком огне, который могли открыть зенитные средства белогвардейских десантных кораблей, собранных, как правильно заметил Маршал, с бору по сосенке. Дело было в сигнале тревоги, который получили пилоты: быстрее назад!

Они бомбят аэродромы!!!

Расчет крымского Главштаба был безупречен: удар крымских самолетов по советским аэродромам подскока опять оказался для советской армии полной неожиданностью.

Штаб ВВС ЮР долго думал, каким образом обеспечить эффект внезапности — единственный шанс на успех. На что купить советскую ПВО, как не дать истребителям подняться в воздух. Все гениальное просто: советские самолеты должны быть УЖЕ в воздухе, кружить над Чонгарским проливом, обстреливая «десантный флот». Ну а каким образом ударной группе удалось проскочить зону ПВО — это уже секрет Полишинеля. Состав «гриффин», созданный в лабораториях «Ториан Кемикл Инк.» и взятый на вооружение в 75-м году, поглощал радиоволны очень эффективно. Он не делал самолет «невидимым», как писала популярная пресса. Он просто во много раз уменьшал его сигнатуру. К тому времени, как в сигнале на радаре распознавав самолет, он уже был достаточно близко, чтобы ударить по радару «Стандарт-Армом». Что и делал.

У «гриффина» было два недостатка, справиться с которыми так и не смогли. Первый: высохнув, этот состав терял качества РВ-поглотителя. Как таковой он пригоден только текучим (в обычном состоянии это текучесть мазута, она сохраняется около 60 часов). Второй: текучий «гриффин» смывается с самолета встречным потоком воздуха. Его хватает только на дорогу «туда», и на обратном пути он уже никак не мешает ни РЛС, ни системам наведения ракеты.

Тем не менее военное ведомство по результатам испытаний «гриффина» заключило, что покрытие снижает вероятность потерь на целых 11 %, и этого оказалось достаточно, чтобы профинансировать изготовление нескольких тысяч тонн «отворотного зелья», как его называли. Боже, благослови инновационный отдел Главштаба! Потому что «гриффина» за пять лет наварили много — хватило не только на самолёты…

* * *

Командира ТВА трясло мелко и часто — но не потому, что его «чайка» мчалась по брусчатке. Генерал-лейтенант понимал, что первая половина его звания действительно пошла прахом. Болела голова, болела печенка, ныли плечи — как будто он сутки на ногах, а не вскочил с постели полтора часа назад по тревоге.

Но как… Как?! Они ведь тоже поставили ложные цели! Почему все удары белых пришлись по настоящим аэродромам? Откуда взялись самолеты — нет, не должно быть, он проверял доклады, сверял документы: в Крыму не должно было остаться ни единого А-7!

Стучат. Предатель в штабе ТВА, в штабе фронта. И за эту суку тоже отвечать…

— Приехали, товарищ генерал-лейтенант, — сочувственно сказал водитель.

Лицо командующего Крымским фронтом цветом гармонировало с его мундиром, неформально расстегнутым на все пуговицы.

— Товарищ маршал, — горло командира ТВА сковал внезапный ларингит. — Командующий Тактической Воздушной Армией генерал-лейтенант… — он запнулся от унижения: в лицо ему полетела, хлопая разлетающимися бумагами, как крыльями, толстенная папка.

— Твои доклады, — Маршал с шумом отхлебнул из стакана. — Можешь ими жопу вытереть. И погонами заодно. Только золотое шитье спори — царапаться будет, а тебе это некстати. Жопа тебе на ближайшем партийном бюро ой как пригодится. Ты можешь мне объяснить? Вот это все — можешь?!! — загрохотал он. Потом снова отпил и спросил:

— Сколько?

— Девять.

— Те же, что и в прошлый раз?

— Так точно.

— Ни одной ложной?

— Никак нет.

— Понимаешь, что это значит?

— Так точно.

— Есть конкретные подозрения?

— Никак нет…

— Да перестань ты, мать твою… Отвечай по-человечески… Как они могли проскочить через ПВО?

— Они не проскакивали.

— Что?

— ПВО среагировала. Только поздно…

— Их что, радары не брали?

— Брали. Но плохо…

— Та-ак… — Маршал сцепил зубы. — Роман Фадеева «Разгром». Сколько они потеряли в воздушных боях?

— Порядка двадцати самолетов. Товарищ маршал…

— Да?

— Флот…

— Что флот?

— Я подумал… Только что… А вдруг этот десант…

— Одним выстрелом — двух зайцев… — понял Маршал.

Для командующего ТВА забрезжила надежда.

— Отозвать флот? — рассуждал вслух Маршал.

Командующий ТВА молчал. Он подбросил идею — теперь решение должен был принять комфронтом.

Отозвать флот. Еще есть время. Это — минуты, но они есть. Если белые расставили одну и ту же ловушку на авиацию и на флот… Семьдесят кораблей. Что эти враги могут им противопоставить? Три многоцелевых фрегата, двадцать ракетных катеров, двадцать патрульных катеров… Это несерьезно. Это, друзья мои, не ловушка…

Он покачал головой.

— Поднимай истребители с тех аэродромов, которые они не достали. Готовь ответный удар. По НАСТОЯЩИМ аэродромам, мать их так!

Когда он ушел, Маршал посмотрел на часы. Половина первого…

Сегодняшняя ночь обещала быть длинной…

* * *

Чем ближе Адмирал подводил свое соединение к силам белых, тем больше готов был признать, что у них есть шансы на успех. Мизерные, но есть. Советский флот раз в десять больше — но вооружение его самых мощных кораблей, крейсеров и эсминцев состоит из морских пушек, а у крымцев на вооружении ракеты. Они могут нанести удар, не подходя на выстрел, а советским кораблям помешают приблизиться пушки «Бофорс», которыми утыкан северный берег Крыма.

Оставалось одно: подкараулить белую эскадру на выходе из их «зоны безопасности» — а куда они денутся, выйдут! — и врезать. Всем, что есть: и ракетами морской авиации, и ракетами БО «Редут», которые уже катили из-под Николаева и Скадовска к Геническу. При наличии загоризонтного целеуказателя «Редуты» их достанут только так! И вот когда настоящий, ракетный флот Крыма будет потоплен, суда Краснознаменного Черноморского флота расстреляют из пушек все то плавучее барахло, которое крымцы приспособили под десант.

Адмирал неохотно признавал, что в его плане есть два слабых места. Первым слабым местом было то, что белогвардейские моряки наверняка не станут дожидаться выхода из зоны досягаемости своих пушек, а нанесут удар ракетами раньше, находясь там. Но, по его расчетам, один белогвардейский корабль, дав залп из всех пусковых установок, топил — это в лучшем случае — один эсминец. Эсминцев у адмирала восемь, а у белых — всего три корабля, способных потопить эсминец. Второе: есть ракетные катера, которыми можно огрызнуться уже сейчас, правда, дальность поражения у них меньше, так что катерами надо рискнуть, а скорее всего — пожертвовать: сделав залп, они будут уничтожены раньше, чем успеют отвалить. И третье: наводя свои ракеты, беляки неминуемо подставятся под Х22Р с самолетов Ту-22, которые, по расчетам адмирала, уже закончили заправляться и подвешивать вооружение и снова в воздухе…

— Ракетный залп, товарищ адмирал… — тихо сказал один из диспетчеров.

Через несколько минут Адмирал с каменным лицом выслушал доклад о повреждениях разной степени, полученных шестью кораблями, и отдал приказ ракетным катерам атаковать противника.

Советский Союз, кроме всех прочих тактических приемов, мог применить еще один: задавить супостата массой.

Ничтоже сумняшеся адмирал решил применить и его.

Адмирал ошибся. Он очень быстро понял, где. Крымские самолеты!

Да, он вызвал на помощь истребители. Но на этот раз крымцы применили ту тактику, которую с успехом применяли красные против их флота: ударили «гарпунами» из зоны прикрытия своей ПВО.

Чтобы не утомлять читателя описанием военных действий, скажем: да, Адмиралу удалось рассеять крымский десант, идущий в Керчь. Ему удалось нанести крохотной эскадре Берингера серьезные повреждения. Но это вышло далеко не так просто, как он планировал поначалу.

В пять утра корабли Черноморского флота, вернувшиеся в порты Одессы и Николаева, встали на якорь. Адмирал с приблизительным списком потерь и повреждений поехал в штаб Крымского фронта — докладываться Маршалу.

Он знал, что, несмотря на успех операции, вряд ли его похвалят. Восемнадцать катеров потоплено, двадцать шесть повреждено так, что осталось только снять команду и бросить их болтаться в Чонгаре как дерьмо впроруби, тяжело подбиты пять эсминцев, у «Головко» в борту дыра. Впрочем, грустно и немного злорадно усмехнулся Адмирал, Маршал сам же кричал, что мы за ценой не постоим…

Едва Адмирал вошел в штаб и открыл рот, чтобы поприветствовать командира, как раздался сигнал «Воздух!». По Одесскому и Николаевскому военным портам ударили «гарпунами» крымские истребители. В Одессе начался пожар, в Николаеве стремительно тонул многострадальный «Дзержинский», его всеми силами старались, пока он еще на плаву, отбуксировать в сторону от основного фарватера, который он запросто мог перекрыть. По береговым батареям и позициям установок «Редут» отработали белогвардейские вертолеты. Всем было чем заняться, всем было не до эскадры крымских кораблей, выходящих на рейд Одессы. Группа транспортных вертолетов прошла прямо над штабом ОдВО, оглушительное лопотание винтов забило генералам и Маршалу уши, так что перестрелки они не слышали — совершенно бесшумно на их глазах слетела с петель дверь, и один из офицеров охраны влетел в кабинет спиной вперед, вброшенный очередью из «МАТ», а следом за ним впрыгнул его убийца — крепкий парняга в форме качинского спецотряда.

* * *

— Белый флаг, сэр… — доложил Гусаров.

— Ага, — Верещагин опустил бинокль: в конце улицы действительно размахивали белым флагом. — Ну что, пойти побеседовать?

— Может быть, лучше я? — ровным голосом спросил полковник Александров.

— Нет, сэр, лучше я. — Арт снял свой пилотский шлем со встроенным микрофоном и передал его качинцу. — Командуйте, если… я споткнусь и подверну ногу. Гусаров, прогуляетесь со мной? И еще кто-нибудь.

— Я, — сказал невысокий светловолосый поручик. Верещагин прочитал на нагрудном клапане: «Бурцев».

— Отлично. — Верещагин достал из кармана носовой платок, беззастенчиво выломал встроенную антенну японского приемника и направился к дверям, сделав двоим знак рукой: за мной.

Они вышли на широкое крыльцо. Гусаров поднял антенну и в ответ советскому парламентеру помахал белым флагом. Крыльцо с советских позиций прекрасно простреливалось — значит, просматривалось тоже хорошо.

Артем уловил белое мелькание — советский офицер тоже махал в ответ: увидел и понял.

— Идемте, — они начали спускаться по лестнице.

Под ногами хрустели кирпичная крошка и осколки. Боковым зрением Верещагин видел за оскалом выбитых окон редкие белые пятна лиц. Обычные, ни в чем не виноватые люди, которых спозаранку разбудили сирены, гул вертолетных винтов и пальба. Сейчас они лежат на полу в своих квартирах, втискиваясь в ковры, паркет и линолеум, прижимая к себе дрожащих детей, напуганных настолько, что они даже плакать не могут…

…Точно так же, как это делали чуть больше недели назад обыкновенные, ни в чем не виноватые крымцы…

Один раз они услышали то ли стоны, то ли долгие громкие рыдания. Другой раз — надрывный плач младенца. Белых лиц в окнах становилось все больше.

— Да не высовывайтесь же, дураки… — не выдержал, прошептал Гусаров.

— А не шарахнет ли по нам кто-то из винтовки с этих верхних этажей, — спокойно сказал Бурцев, в открытую оглядываясь. Лиц поубавилось.

— Вряд ли, — Верещагин надеялся, что его голос звучит так же спокойно и даже беспечно. — В СССР нет свободной продажи оружия.

— Ну охотничье-то водится. Заряд дроби между лопаток — это самое последнее, чего мне сейчас хочется. На вас, господин полковник, хоть бронежилет надет… Лучше бы вы и шлема не снимали.

— От ружейной пули меня и бронежилет не спасет.

Они уже видели тех, кто подходил с другой стороны: двоих майоров и капитана. Если брать среднее арифметическое, то советская делегация представительнее, — пришло в голову Верещагину.

— Стоп, — тихо скомандовал он. Остановились.

— Доброе утро, господа, — сказал Артем.

Глаза советского майора, что шел первым, были точной иллюстрацией к реплике ослика Иа-Иа: для кого доброе, а для кого и не очень.

— Майор Аверьянов, — представился он.

— Полковник Верещагин. — Артем не без удовольствия заметил, что брови майора дернулись сначала вверх, а потом вниз:

— По поручению моего командира подполковника Сидикова я предлагаю вам сдачу.

— Сдачи не надо.

Бурцев и Гусаров гоготнули.

— Я сюда пришел не шутки шутить! — Аверьянов говорил таким холодным тоном, что на усах у него должна была оседать изморозь. — Полковник Верещагин, вы окружены. Так что не валяйте дурака, сдавайтесь.

— Я понял, — Арт щелкнул пальцами, как голливудский mad scientist в момент судьбоносного открытия. — Чтобы твое предложение о сдаче приняли, нужно выглядеть представительно. Когда его делаешь с раскроенной рожей и со связанными руками, тебя не принимают всерьез. Товарищ майор, я сейчас выгляжу достаточно представительно? Вас не смущает, что у меня все еще не сошел фингал под глазом?

Расшифровав возмущенную паузу Аверьянова по принципу «Молчание — знак согласия», Верещагин продолжил:

— Так вот, у меня ответное предложение: вы сложите оружие, оставите здесь всю бронетехнику — и можете убираться, куда глаза глядят. Мы вас трогать не будем.

— Вы на что рассчитываете? — не выдержал второй майор.

— На святого Георгия-Победоносца.

Теперь засмеялись советские парламентеры.

— «Победоносец» с тяжелыми повреждениями ушел в Альма-Тархан, — объяснил причину веселья Аверьянов. — Так что можете на него не рассчитывать.

— Надо же… — Верещагин изобразил озадаченный вид. — Вот это мы попали… И что же теперь делать?

— Сдаваться. Взлететь мы вашим вертолетам не дадим. Ваши корабли или уже потопили, или сейчас потопят. Деваться вам некуда.

— Так-таки и некуда? Знаете, господа, мы все трое побывали в советском плену, и нам не понравилось. Мне так в особенности. Пожалуй, я отклоню ваше великодушное предложение. Да, чуть не забыл. У меня в руках тридцать один офицер из высшего командования Крымского фронта. В том числе — Маршал Советского Союза, Министр обороны. Я уверен, что любой из этих людей готов пожертвовать своей жизнью ради нашей гибели. Так что мы все-таки рискнем взлететь, а вы вольны нас атаковать. Моя мысль понятна?

— Использование заложников запрещено Женевской конвенцией, — прокашлял второй майор.

— Да ну? — удивился Верещагин. — А мы в Крыму решили было, что Конвенцию к чертям отменили и уже все можно… Насиловать женщин, расстреливать пленных, грабить… Не волнуйтесь, товарищ майор, мы не собираемся использовать заложников. Мы просто эвакуируемся вместе с пленными. И если кто-то из них погибнет во время эвакуации… Что ж, судьба… Подполковник Сидиков утешится тем, что на каждого погибшего советского генерала приходится десять крымских десантников. Маршал пойдет за двадцать. Равноценный размен? Правда, я не знаю, как это будет выглядеть в глазах Политбюро. Тут уж вам решать — это ваши похороны, как говорят англичане.

Аверьянов повел подбородком.

— У тебя все?

— На «вы»! — теперь Верещагин своим тоном мог выстудить все окрестности. — На «вы», товарищ майор! Потому что я не пил с вами на брудершафт. Может, вам и кажется, что мне эти погоны великоваты, но я старше вас по званию, и два просвета не задницей в кабинете высидел. Если вы не дадите нам уйти, а будете путаться под ногами, я докажу вам, что заработал свое звание. Предайте господину Сидикову, чтобы он поберег людей и технику и не совался к нам. А еще лучше — сложил оружие. Я все сказал.

— Мы еще подождем до вашего возвращения, — процедил сквозь зубы Аверьянов. — Если по дороге надумаете сдаться — дайте зеленую ракету.

— Я подумаю. Да, не пробуйте атаковать наши вертолеты на стоянке, чтобы предупредить взлет. Пленники там уже сидят.

«Что я сделал неправильно? — думал он на ходу. — Да нет, вроде все правильно. Я уж не знаю, как вернее спровоцировать атаку, разве что в морду парламентеру наплевать. Они атакуют, это как пить дать. А нам того и надо. Потому что будет очень некстати, если у красных окажутся свободные резервы как раз тогда, когда в игру войдет группа „Морган“. Мой Георгий-Победоносец…»

«Кречеты» группы «Рид» должны были отыскать вдоль побережья комплексы «Редут» и «Рубеж» и уничтожить их, освобождая коридор для группы «Морган».

Группа «Морган» состояла из полка морской пехоты на десантных кораблях типа «Илья Муромец» (4), «Гайдамак» (6), «Всадник» (12) и «Джигит»(40) и роты боевых пловцов «Афалина», десантировавшейся с подводных лодок «Буревестник», «Тюлень» и «Сивуч».

Высадившись на необорудованное побережье вне зоны досягаемости морских орудий, два батальона морской пехоты с суши атаковали батареи и взяли их. Перед «Афалиной» стояла более сложная задача: захватить Одесскую военно-морскую базу. Рота понесла тяжелые потери, утратив убитыми и ранеными больше четверти состава, в числе раненых был и командир — подполковник Никифераки. Но группа «Морган» открыла военный и гражданский порты Одессы для конвоя «Золотая лань». «Королевский полк» никакого серьезного подкрепления на батареи или военно-морскую базу прислать не мог: его связывала боем группа «Кидд» — высаженные с вертолетов качинцы под командованием подполковника Александрова и полковника Верещагина.

Участвуя в переговорах, Артем больше всего боялся двух вещей: спровоцировать драку слишком рано и спровоцировать ее слишком поздно. Как выяснилось, он все сделал правильно: его сочли за горохового шута с манией величия. Через час боя он начал подумывать, что советская сторона не очень ошибалась. Вся операция была распланирована почти минута в минуту, с жесткими допусками по времени. Если бы батареи береговой обороны не обезвредили к моменту подхода конвоя, то конвою пришел бы конец. Тогда оставалось бы только пробиваться к морским пехотинцам и, бросив вертолеты здесь, бежать в Альма-Тархан на всех 35 узлах, которые могут выдать десантные корабли и катера. Невеселая перспектива.

Батареи береговой обороны в Крыжаном и Таирове были захвачены вплотную к моменту подхода конвоя «Золотая лань» на дистанцию поражения. Через сорок пять минут ролкеры и паромы начали разгружаться в обоих портах. Первым высадился 11-й бронемобильный полк, первые два батальона. «Бовы», «Витязи» и «Воеводы», грохоча по аппарелям, скатывались на пирсы и следовали к зданию штаба округа, где качинцы отстреливались от «королевского полка». Танки крошили траками одесский асфальт. Дюк взирал на серо-зелено-песчаные машины, ползущие мимо нескончаемым потоком. На шею Дюку какой-то остряк успел повязать форменный корниловский шейный платок.

Два танковых батальона и один неполный батальон морской пехоты оказались тем козырем, который полковник Сидиков никак не мог побить. Он попытался дать бой, и этот бой длился ровно 27 минут. Точку поставили «Кречеты», вернувшиеся из рейда против «Редутов». Они сели на палубы «Евпатории» и «Керчи», дозаправились, подвесили НУРы и «Стингеры» для ведения воздушного боя и налетели на советские позиции. Два вертолета сбили «Шилками». Один из них сумел сесть на позиции нашей морской пехоты, другой свалился в расположение «королевского полка». Слава богу, подумал Артем, не на жилой дом, как один из «Воронов», прикрывавших наш десант: когда видишь на мостовой трупы людей, которые выпрыгивали из окон, чтобы спастись от огня, солдатом себя ощущать перестаешь.

Жертвы случайного попадания наших ракет во время поединка пилотов и зенитчиков были последними среди мирного населения Одессы: подполковник Сидиков сложил оружие.

* * *

Через пять минут после сдачи «королевского полка» к штабу фронта подъехал полковник Казаков. Комдив и его начштаба сели в штабной вертолет и полетели в гражданский аэропорт: именно там было решено развернуть штаб группировки.

В порту высаживалась группа «Дрейк-3». «Дрейк-1» и «Дрейк-2» уже направлялись к своим целям: авиабазам Лиманское и Буялык. «Дрейк-3» должен был уничтожить Одесскую авиабазу. Каждая группа состояла из горно-егерского батальона и саперной роты. «Дрейку-3» ввиду большого объема работ придали две саперные роты.

Группа «Ингленд» (бронекавалерийская бригада) закончила выгрузку и следовала к Солдатской слободе. Один из ее батальонов пересекся с «Дрейком-2», который, по идее, должен был следовать на Пересыпь. Вся Одесса, конечно, очень велика, но они умудрились пересечься. Иногда кажется, что главное военное искусство заключается в умении всех правильно развести, так, чтоб никто никому не мешал.

В аэропорту уже развернули мобильный диспетчерский пункт. Разгонять гражданские самолеты и эвакуировать пассажиров не пришлось: красные это уже сделали, рассчитывая использовать аэродром как военный. Теперь на него садились две эскадрильи поддержки с воздуха: F-15A и А-7Е. «Сапсаны» (будь прокляты главштабовские орнитологи! — «харриеры») по-прежнему базировались на «Севастополе»: яйца держали в разных корзинках. Один из секторов был отдан вертолетам: «Воронам», «Кречетам» и «Дроздам». Диспетчеры готовились также к приему транспортников С-130 («Лебедей»), которые должны были привезти боекомплект для авиации.

…А в это время, как писали в приключенческих романах начала века, в Николаеве готовилась к выходу мотострелковая дивизия. Несмотря на объявленную готовность номер один, ей понадобилось два часа на то, чтобы прийти действительно в боевую готовность, и три часа они рассчитывали потратить на выдвижение — по самой короткой дороге, через Коблево.

Против Крыма СССР развернул три дивизии: в Скадовске, Херсоне и Николаеве. Но выдвигаться они могли только по одной дороге, нанизанные на нее как бусины на нить. Эта дорога пересекала разветвленную, заболоченную дельту Днепра, устье Южного Буга и на выходе из Николаева раздваивалась, широкой рогатиной обходя Тилигульский лиман. С севера — через Березовку, пересекая речку Тилигул, а с юга — перепрыгивая через реку Березань и ПГТ Березанка и протискиваясь между лиманом и морем в районе поселка Коблево.

Такая ситуация дала белым неоценимое преимущество: драться не со всеми одновременно, а по очереди.

Четырехкилометровое «бутылочное горлышко» у Коблево было очень легко перекрыть оборонительным рубежом, и белые решили, что основные силы красных все-таки пройдут не здесь — какой смысл терять людей и технику в бесплодных атаках? Гораздо опаснее представлялся березовский участок. Перекрыть его было невозможно, да и незачем: любую позицию красные легко обойдут. Поэтому оборона здесь строилась мобильная. На Коблево, с которым вроде как все было ясно, бросили группу «Сильвер»: четвертый батальон горно-егерской бригады, минометный и противотанковый дивизионы, батарею «Князь-пушек», батарею «Князь-гаубиц» и подразделения обеспечения. В качестве мобильного резерва, и заодно проследить, чтобы красные не форсировали лиман, в Коминтерновское был направлен второй батальон морской пехоты.

Операцию рассчитывали, исходя из естественной реакции противника на происходящее — концепция Шлиффена. Но точки зрения на естественное поведение были разные. Что естественно для советского командира дивизии — развернуть широкое наступление в районе Березовки или попытаться мясом продавить оборону под Коблево? Со своей дивизией Верещагин сделал бы первое. А с красной мотострелковой дивизией — второе, ибо первое требовало на порядок большего мастерства…

Казаков отправился в Коблево, а Артем решил лететь в Березовку. Посмотреть своими глазами на местность, виденную до того лишь на картах и спутниковых фотографиях. Проверить, не возникнет ли то самое «гладко было на бумаге»…

В районе Березовки долина Тилигула заболочена на ширину от трехсот до тысячи метров. Заросшая кустарником, камышами и вербами низина тянется в общей сложности на пятьдесят километров: от Донской балки, где начинается Тилигульский лиман, до деревни с трогательным названием Сиротинка. Это место самим Господом создано, чтобы держать здесь оборону. Семь автомобильных мостов и один железнодорожный за один рейд уничтожили «Коршуны» авиаподдержки, причем три «Мэврика» понадобились только железнодорожному мосту в Березовке.

Из Николаева уже выдвинулись первые части 150-й мотострелковой дивизии и 61-го отдельного полка морской пехоты. В Варваровке они разделились: танковый полк повернул на Березовку, полк морской пехоты и разведывательный батальон двинулись по дороге на Коблево. Верещагин, получив доклад от воздушной разведки, велел связаться с 5-й бригадой и штабом, «обрадовал» Казакова и Шлыкова. В этот же миг группа воздушной разведки передала, что их атакуют советские истребители. Сигнал сразу прервался: разведчиков, по всей видимости, сбили.

Командный «Дрозд» сел в Коминтерновском, где уже находился батальон морской пехоты. Советские штурмовики прошли над поселком через несколько минут.

Налету подверглись позиции группы «Ингленд», разворачивающейся по линии Степановка — Викторовка, и Одесский гражданский аэродром. Особого вреда там не наделали: все крымские самолеты на тот момент были в воздухе, красные эскадрильи получили отпор и отступили с потерями. Верещагин снова вылетел в Одессу.

Там встретили три плохие новости, одна хорошая и одна неизвестно какая.

Первая: в ходе налета было потеряно четыре «харриера» и два F-15A.

Вторая пришла из Крыма: налет на авиабазы морской авиации Ту-22М не удался. Из трех аэродромов — Прилуки, Полтава, Белая Церковь — только в первом удалось разрушить ВПП и разбросать мины. К двум другим штурмовые группы не смогли пробиться — их перехватили «МиГи» из Чугуево.

Третья плохая новость состояла в том, что во время авианалета был тяжело контужен полковник Казаков.

Хорошей же новостью было то, что группы «Флинт» и «Дрейк-3» выполнили свои задания. Авиабазу в Червоноглинском взорвали, минирование авиабазы Одесса закончилось, и сейчас всем заинтересованным лицам предлагалось зажать уши, открыть рты и отойти подальше от еще не выбитых стекол.

Взрыв действительно был грандиозным. Одновременно взлетели на воздух ангары самолетов, склад боеприпасов и топливный склад, ВПП и центр управления. «Гриб» видели в гражданском аэропорту, земля дрогнула, в радиусе трех километров вылетели стекла. Авиабаза восстановлению уже не подлежала, проще было построить новую.

«Неизвестно какая» новость заключалась в том, что в аэропорту сел гражданский самолет, угнанный каким-то террористом, который назвался господином Коккинаки…

* * *

…Один из пассажиров, вернее, одна из пассажирок, женщина явно не на первом месяце беременности, нежно опекаемая своим мужем с самого начала полета, подозвала стюардессу. Легкий нерв ее голоса, заставил Наташу Смирнову, бортпроводницу, предположить, что эта дура ненормальная, вздумавшая летать на этаком-то сроке, нацелилась тут рожать. Наташе было не в новинку, но приятного мало: стоны, вопли, кровь, иногда дерьмо, белая скользкая пуповина, орущее синюшное создание… Не дай бог, несчастный случай — тюрьма или, в лучшем случае, всю жизнь — на внутренних линиях, и мира не повидаешь…

Но тут было еще хуже. Эта дура ненормальная вовсе не собиралась рожать. У нее под платьем был вовсе не беременный живот. У нее там была бомба.

Слегка расстегнув платье, она продемонстрировала Наташе жилет, надетый на голое тело и опутанный цветными проводами. Если этот жилет попытаются снять — с живой ли, с мертвой пассажирки, — бомба взорвется. Если самолет не изменит курс и не полетит в Одессу, бомба взорвется. Если ее мужа сейчас же не пропустят в кабину, бомба взорвется.

Все это она объяснила очень тихо, почти на ухо, чтобы не создавать паники, и старушка в соседнем ряду подумала, что, видать, совсем у беременной дело плохо, ежели бортпроводница так побледнела. Да «мамочка» и сама была бледновата, но держалась молодцом, не охала и не стонала. А мужик ее зачем-то вслед за стюардессой в кабину пошел. Не иначе за лекарствами. Не пришлось бы садиться где-то в Краснодаре или в Тбилиси… И то — почти на полсуток рейс задержали, пришлось в Борисполе на чемоданах ночевать… Совсем оголтелая молодежь пошла, на девятом месяце в самолет прется…

Ну так и есть!

— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…

* * *

— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.

— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.

— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.

— Нас собьют…

В разрыве облаков свистнул хищный силуэт F-15. Одна из стюардесс заплакала.

— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.

— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.

— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — Впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.

— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. У нас общие интересы…

* * *

…Без бороды Востоков был на себя не похож, а стрижка и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым. Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.

— Где Сергеев и Калинина?

— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».

— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.

— Эдик, я знаю, что может быть хуже, и насколько — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.

— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.

— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?

— А зачем бежал?

— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.

Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал точно, где находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается делать.

— Пентазол, — приказал майор. — Пробу. И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат. Для вас же лучше.

— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.

— Что-то вы больно спокойны.

— Мне уже нечего бояться и скрывать. Но предназначены ли эти сведения для рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачи?

— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?

— Высокоблагородие, Эдуард, раз уж вы решили титуловать меня официально… Да, желаю.

Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…

Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ… Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет Як-40, следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.

* * *

Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили. Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.

Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами, женами и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.

Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно готовящий войска, получает нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части. Плевать, что покрытая краской в семь слоев техника горит как свечка — зато вид на параде имеет молодцеватый. Плевать, что измотанный дурной работой солдатик не знает, с какого конца браться за пулемет, — зато пуговицы и сапоги блестят. Плевать, что между старослужащими и «молодыми» нет никакой боевой спайки, а есть только взаимная ненависть — важен лишь вид «красного уголка».

Объявленная готовность номер один выразилась лишь в том, что перестали отпускать в увольнительные и начали отдавать под трибунал за «самоходы», отчего психологический климат в дивизиях отнюдь не улучшился. Но даже после этого Шарламян и Дударев пребывали в расслабленном состоянии, поскольку их дивизиям отправиться в Крым не грозило. В ближайшее время, во всяком случае.

И тут беляки, суки такие, взяли и высадились…

Оба комдива узнали об этом из телефонного звонка — связист штаба фронта успел, прежде чем качинские коммандос захватили штаб. После короткой паники и хапарая генералы сообразили, что никаких приказов не поступало. Где беляки, кроме Одессы, откуда они, сколько их — об этом ничего не было известно. Обезглавленный штаб фронта ничего сообщить не мог, командная цепочка была нарушена.

Помня, что инициатива наказуема, Шарламян и Дударев связались с Москвой, с Генштабом, и получили оттуда первый ясный приказ: привести дивизии в состояние боевой готовности и ждать дальнейших указаний.

Что, в общем, и так делалось.

Только в 10–15 дивизии получили приказ выступать. Такой же приказ — выдвигаться к Одессе — получила третья, скадовская дивизия (с некоторым запозданием: боялись, что высадка в Одессу — отвлекающий маневр, а настоящий десант пойдет на Скадовск).

Подполковник Сидиков успел сообщить, что силы беляков составляют что-то вроде батальона спецназа и батальон морской пехоты. На правду это было мало похоже, разве что единственной целью десанта был захват штаба фронта, и тогда беляки уже далеко. Оба комдива (независимо друг от друга) решили следовать принципу «поспешай медленно». Любую неудачу поставят в строку тебе, а соперник, учтя твой опыт, добьется успеха и сделает шаг вверх по лестнице. Ну уж нет!

У Дударева был в запасе козырь — 61-й отдельный полк морской пехоты. Уже битые в тарханкутском десанте и крепко злые на белых, ребята рвались вперед, и Дударев полностью уступил их командиру честь быть первым.

Первыми они и влетели под удар вертолетов…

* * *

— Парень, который закрывал консервы, думал, что это плов… — Рахиль ковырнула пластиковой вилкой желтую массу слипшегося жирного риса, поддела чахлый кусок курятины и констатировала: — Он ошибался…

— Скорее всего, никакой это был не парень, — заметила Рита О’Нил. — Муж моей сестры занимается поставкой продуктов на консервные заводы… Он говорит, что главные технологи производства там почти одни женщины.

— Ворчишь, а ешь, как через плечо кидаешь, — бросила Тамара.

— Конечно… — Левкович достала из коробки рациона пакетик чая, сняла со стопки бумажный стаканчик и пошла со всем этим добром к термосу. — Примета есть: если мальчики из отдела разведки запускают две «Осы», значит, с воздуха заметили выдвижение красных. Вот увидишь, не успеем мы доесть эту бурду, как нас поднимут — и вперед.

Рахиль ошиблась в сроке ненамного: почти все летчицы успели доесть консервированный плов и выпить по чашке чая. Ну а кто не успел — тот опоздал. В основном, конечно, не успели ребята из роты технического обслуживания, но они-то как раз могли вернуться к прерванной трапезе после того, как «Гусары» и «Вдовы» улетят…

Тамара надела шлем.

— Группа «Бонней», проверка связи…

— Бонней-шесть, — откликнулась Тамара. — Связь в порядке.

— Бонней-восемь, — вторя ей, пропела Рахиль. — Мэм, а кто такой этот Бонней?

— Бонней-девять, связь в норме. — Тоня Федорова. — Левкович, серость ты безлошадная. Анна Бонней — известная пиратка.

— Бонней-семь, болтовня в эфире.

— Бонней-два, а что говорить, если нечего говорить?

— Бонней-один, всем заткнуться и слушать меня. Следуем вдоль берега до Коблево. До третьего лимана, если кто-то плохо запомнил карту. Поворачиваем оттуда на северо-восток, ориентир — шоссе М-23. Рано или поздно мы на этом шоссе встретим красных. Лучше — до того, как они пересекут Березань по мосту, и лучше этот мост спалить. Задача — уничтожение боевой техники и живой силы противника.

— Мэм, вам хоть сказали, сколько там этой боевой техники и живой силы?

— Неопределенно.

— То есть?

— Левкович, офицер разведки сказал «до хрена». Сама решай, сколько это.

— Спасибо, мэм… Зная начальника разведки, я думаю, что «до хрена» — это полк.

— Левкович, — встрял в разговор один из «Летучих Гусар». — А как же тогда будет дивизия?

— Гусары, молчать!

— До хрена и больше, — не растерялась Рахиль.

Уточненные сведения догнали их уже в воздухе: авангард советских сил — действительно 61-й полк морской пехоты, усиленный разведывательным батальоном. Слава Богу, никто не требовал от вертолетчиков громить авангард в одиночку. А-7, известные в первую очередь точностью бомбометания, раздолбали два моста через Березанку, полк скучился у переправы. Первый удар крымских вертолетов по колонне нанес большой ущерб, но «Шилки» сбили трех «Воронов» и одного «Кречета». Второй заход был сорван эскадрильей «МиГов», которая уничтожила еще четыре «Кречета» и посбивала бы все вертолеты, если бы не «Сапсаны» с «Севастополя». Придерживаясь своей всегдашней тактики hit and run, они ударили по численно превосходящим «МиГам» и два сбили, потеряв один самолет, после чего вслед за вертолетами смылись с поля боя (если полем боя можно назвать небо).

Через час инженерно-строительный батальон 150-й дивизии подоспел к месту действия и навел переправу через Березанку (БМП морской пехоты переправились и так, но следом двигались два мотострелковых полка, штаб дивизии и зенитно-ракетный полк).

В 13–40 авангард дивизии подходил к Коблево…

* * *

Капитан подарил ему небо. Холодное, лиловое небо, темное даже днем, а ясной ночью засыпанное такими звездами, что крымские звезды после этого кажутся блеклыми, как витрина «Дофин Ор» рядом с витриной «Тиффани»…

Такое огромное небо, что глаз бессилен ухватить его край…

Шамиль не представлял себе, как большие и важные люди начинают верить в необходимость этих экспедиций, как Верещагин умудряется растопить их заиндевелые извилины, чем он наживляет крючок и как подсекает, — это была загадка. Верещагин умел убеждать и уговаривать, Берлиани знал, с кем нужно говорить и был вхож к этим людям, Дядя Том был незаметным, но надежным организатором, а также скрупулезным казначеем всех экспедиций. Шамиль умел только одно: работать на стене — в любых условиях, лед там или снег, мороз или беспощадное солнце. Костяк команды. Остальных набирали по мере необходимости: за возможность пройти по сказочным Гималаям ребята из батальона готовы были драться. Отбирали лучших: пятнадцать человек из трехсот — все хотели быть лучшими! Дух непрерывного состязания сочетался с духом команды: нужно было слышать, как солдат четвертого батальона говорил: «наш батальон»…

— Как вы думаете, сэр, они скоро вернутся?

Старший унтер Сандыбеков сплюнул, открыл глаза и покосился на вопрошавшего — парнишку из резервистов, такого же татарина-яки, как и он сам, только без примеси греческой крови. Парня звали Мустафа Ахмет-Гирей, его и еще четверых резервистов зачислили в отделение неделю назад — заменить погибших. Двое из этих новичков были уже мертвы. Шэму не хотелось такой же судьбы и для Мустафы — парень ему нравился.

— Вернутся? А ты что, соскучился? Я тебя обрадую, челло, они никуда и не уходили. Они теперь долго будут с нами. Hasta la muerte. Пить хочешь?

Вода в канистре успела прогреться и отдавала пластмассой. Мустафа расстегнул ремень шлема, взъерошил мокрые волосы, подставляя их ветру… Потом наполнил крышку-стакан еще раз и протянул Шэму.

— Спасибо, рядовой… Надумаешь поднять башку — не забудь каску надеть.

Затишье после боя нередко нарушалось одиночными выстрелами с обеих сторон: били в тех, кто высовывался. Чаще всего мазали. Иногда — попадали…

…Упорный муравьишка выцарапывался со дна окопа на стенку. Песок осыпался под ним, но муравьишка проталкивал вперед свое маленькое серо-стальное тельце и крупную голову, состоящую наполовину из массивных челюстей.

«Тоже солдат. Как мы…» — подумал Шэм.

Хлынула волна песка — муравьишку засыпало. В окоп спрыгнул Денис Гузенко по кличке Денни-Годзилла.

— Ну что, как там Джоши? — спросил Шамиль.

Годзилла не ответил, только покрутил башкой. Шэм кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Джоши был ранен в грудь.

…Красные атаковали без десяти в два. Уже слегка потрепанные — их встретили вертолеты возле моста через Березанку — и очень злые. Какое-то время шла ожесточенная артиллерийская перепалка, потом красные двинули в атаку танки и пехоту. Часть этих танков горела теперь у дороги, часть пехотинцев валялась там, где их опасались подобрать крымцы или красные. Отделение унтера Сандыбекова подбило одну БРДМ и уничтожило экипаж. Потеряв троих: один ранен, двое убито.

Половина третьего. Приказ к отступлению — все это знали — отдадут не раньше семи вечера.

— Гирей, ты умный… — ефрейтор Сковорода курил, сидя на своем шлеме. — Сколько будет девятнадцать минус четырнадцать с половиной?

— Четыре с половиной, — лениво сказал Шэм. — Юсуф, гляжу на тебя и кажусь себе математическим гением.

— Пять часов — это значит, еще три атаки. Самое меньшее… — Сковорода втоптал окурок в землю. — Шэм, наш комдив по старой дружбе не поделился с тобой стратегическими планами? Например, не заменят ли нас через часок-другой?

— Ага, как же… У меня с ним этой ночью была астральная связь. Он мне сказал (Шамиль попытался скопировать выражение лица и обычный тон Верещагина): «За ваш участок фронта я в общем спокоен, унтер Сэнд, но меня волнует ефрейтор Юсуф Сковорода. Если он начнет егозить и засирать людям мозги, не в дружбу а в службу, — дайте ему по казанку, чтобы он успокоился. Учитывая его выдающиеся анатомические особенности, а именно — черепушку толщиной в два пальца, можете дать ему рукояткой пистолета».

Опять заржали. Шамиль вздохнул и опять сбил кепи на нос, закрывая глаза.

Они стояли здесь потому, что были лучшими. Самых лучших — на самый сложный участок. Кэп верил, что именно они не дрогнут и не побегут.

Продержаться еще пять часов, еще три или четыре атаки… Каждая из которых будет более убийственной, чем предыдущие, потому что красные развернули три дивизии против их одной, и полчаса назад их даже не взяли за задницу — так, потрогали только. Сейчас они подтянут силы и начнут опять…

Сколько от отделения останется к вечеру? Двое, трое?

Страшно…

Страшно этому парнишке, Гирею…

Страшно Юсуфу, хоть он и хорохорится, потому что он участвовал в турецкой и видел, как это бывает…

Страшно Годзилле, и Ходже, которому до конца срока осталось всего два месяца, тоже страшно, и Гришке Пивторыпавло, у него в Крыму девушка, и Саше Якимиди, и Косте Байраку. А больше всех страшно старшему унтеру Сэнду, страшно за всех — и за себя. И за то, что в нужный момент не удастся их поднять в бой или напротив — заставить стоять здесь и драться до конца…

Под клацание металла затаптываются в песок окурки и объедки, консервные жестянки… Под шлемом потеешь мгновенно. Ожидание. Жара. Мучение…

Момент, когда начинается, трудно определить четко. Сначала вдали происходит какое-то шевеление… Потом оттуда начинают бить ракеты. «Грады» обрушивают огонь на то место, где мы только что находились — не будь дураками, мы уже в другом месте и отвечаем, чем можем. На какие-то секунды поднимается бешеный ветер: «Вороны» летят бить по позициям «Градов»; там начинает гореть и взрываться. «Грады» молчат, зато в небе начинается свистопляска: «Стрелы» и «Шилки», ЗУ-23… Вертолеты рассыпают резаную алюминиевую фольгу, инфракрасные ловушки… Попадание! Горит и падает один вертолет…

А по дороге и вдоль нее опять прут танки и БМП. Взрыв! Танк с сорванным траком начинает крутиться на месте, потом замирает, разворачивает башню и начинает сажать по поселку из пушки. Ответные залпы «Витязей»… Еще один взрыв! БМП, аж подскочив, заваливается на бок. Но все-таки взрывов меньше, чем в прошлый раз: ценой жертв понемногу расчищаются проходы в минных полях. Танк, сминая останки БМП, продвигается по найденному ею коридору… Взрыв! Танк дергается, останавливается, ползет назад… Из-под брони валит дым… Люк откидывается, наружу выскакивают люди, бегут, пулеметный огонь… Взрыв! Взрыв совсем рядом: подбит «Святогор»…

Взрывы сливаются в неровный гул…

Они подошли близко… Ближе, чем в прошлый раз.

Пора!

Байрак вскидывает на плечо гранатомет, Годзилла заряжает, разворот, выстрел!

Неудачно…

Еще раз: граната, разворот, выстрел!

Еще раз!

Еще!

Поняв, что дальше не продвинуться, красные выскакивают из БМП и под прикрытием своих пулеметов бросаются в атаку на окопы…

Именно так — бросаются. Они что, не умеют ходить в атаку?

Пулеметная очередь заставляет Шамиля вжаться лицом в землю, до отвала наевшись песка. Потом пулемет замолкает: Байрак попал… Шэм поднимает М-16, упирает приклад в плечо и стреляет…

* * *

В это же время 274-й танковый полк атаковал позиции 5-й бригады по линии Березовка — Викторовка. В первом эшелоне обороны находился бронекавалерийский полк, усиленный танковым полком: 45 «Витязей», 90 «Воевод», 24 ПУ «Кесарь» и 24 ПУ ПТУР «Секира». Во втором эшелоне — 45 «Витязей». Их атаковали семьдесят Т-64 (остальные танки были повреждены во время налета A-7D, ударивших по колонне на марше ракетами «Мэврик»). Потеряв в ходе боя 29 танков, красные отступили. Потери белых составили 11 танков, 5 «Воевод» и 3 «Кесаря».

Все складывалось совсем не так, как предполагал Главштаб: красные уже дважды атаковали под Коблево, и теперь туда подтягивался еще один мотострелковый полк — 335-й, а к Березовке был отправлен только один танковый полк. Правда, красные еще не разыграли две другие дивизии: по данным воздушной разведки, они сейчас подтягивались к Николаеву. Херсонская (84-я) дивизия переправлялась через Южный Буг, а Скадовская (169-я) — через Днепр. Данные воздушной разведки запаздывали. В Коблево направили два эскадрона «Витязей» из второго эшелона и роту ополченцев на «Воеводах». Поскольку не было никаких попыток форсировать Тилигульский лиман, Верещагин послал к перешейку и батальон морской пехоты, стоявший в Коминтерновском. Кроме того, в состоянии боевой готовности держались вертолеты «Кречет» и «Ворон».

Морская пехота прибыла как раз вовремя, чтобы помочь отразить третью атаку красных — самую мощную: фронтом в 4 км развернулись 224 машины. В этом бою были потеряны последние танки и БМП группы «Легран». Штурм удалось отбить только благодаря морской пехоте и вертолетам. Окончательно красные отступили, когда резерв из 5-й бригады вступил в бой прямо с марша.

После короткого перерыва красные предприняли новый штурм — настолько вялый, что он сразу наводил на мысль об отвлекающем маневре. Командир батальона морской пехоты капитан Георгий Берлиани приказал своему подразделению оставить позиции у Коблево и следовать на север берегом лимана. Его догадка оказалась верной: в районе поселка Червона Украинка красные попробовали форсировать лиман. Два мотострелковых батальона на своих БТР пересекали водную преграду в самом узком месте. Морпехи вовремя перехватили их, не дав выбраться на берег и реализовать свое численное преимущество.

Окончательно спас положение 3-й горно-егерский батальон, который после уничтожения авиабазы Буялык должен был следовать к Березовке, но был переброшен на рубеж Коблево — Южное. Его командир, капитан Корнев, сориентировался на ходу и направил к Любополю минометную батарею. Когда минометный огонь усилился вдвое против прежнего, красные оставили попытку форсировать Тилигульский лиман…

Но все победы и все страдания корниловцев могли пойти прахом, если бы не удалось блокировать морскую авиацию на ее аэродромах. Возможный прорыв у Коблево волновал штаб гораздо меньше, чем известия из Крыма; организовать оборону на новом рубеже, чтобы успеть закончить с аэродромами, было можно, а увести конвой из Одессы под ракетами — нельзя.

В четыре часа пополудни на связь вышел полковник Скоблин.

— Авиация не пробилась к Белой Церкви, — сказал он. — Следующий рейд мы сделаем в 18–30.

— В этот момент первые корабли уже будут грузиться. — У Верещагина застыло в груди. — По плану, мы должны начать сворачивать оборону.

— Все будет в порядке, Арт, — тон Скоблина не содержал и ноты фальшивой обнадеживающей бодрости.

Авиация ВСЮР в этот день действительно работала на пределе и сделала все, что могла. Не будем забывать о Керченском плацдарме. Не будем забывать о «рейде ста», попытке сотни истребителей и штурмовиков прорвать кольцо ПВО Острова. Не будем забывать о постоянных рейдах на Николаев — Херсон, об ударах по колоннам выдвигающихся войск. Полковник Скоблин не заслужил ни слова упрека: его вины не было в том, что второй рейд тоже окончился неудачей.

Из Лиманского вернулся 1-й горно-егерский батальон. Задача рейда была выполнена: четыре военных авиабазы Одесской области развалены до фундамента. Остался сущий пустяк — уйти из Одессы живыми. Арт вышел на связь спятой бригадой, силы которой, по его расчетам, были уже на исходе, Шлыков отбил две атаки. Момент для связи оказался неудачным: в данный момент бригада отбивала третью.

— Какое, к чертям, отступление?! — ответил Шлыков на предложение отступать. — Мы их преследуем!

Полная картина выглядит так: около шести пополудни к 274-му танковому полку присоединился 137-й мотострелковый полк 84-й (Херсонской) дивизии. Красные попытались организовать фланговый обход и подставились как раз под удар второго эшелона бригады — неполного бронекавалерийского полка. Опрокинув танковый батальон, корниловцы прошли через мотострелков, как Кинг-Конг через Манхэттен, и вышли в тыл к танковому полку. Красные запаниковали и начали отступление, которое вскоре превратилось в бегство. Шлыков, уже зная от воздушной разведки, что на подходе еще один танковый полк, не давал им остановиться и сообразить что к чему, он хотел вызвать столкновение и вызвал: приняв отступающий полк за наступающего врага, танкисты 281-го полка открыли по своим огонь. Ошибка более чем естественная: тучи пыли, поднятые танками в сухой и жаркий день, очень быстро стерли всякую разницу между машинами белых и красных. И сверху по этому месиву ударили «Вороны» и A-7D. Те, кто видел, говорили, что там творился ад на земле и в небе: на позиции 5-й бригады шла эскадрилья Ми-24, и в воздухе она схлестнулась с эскадрильей «Воронов», посланных ударить по 281-му полку на марше…

* * *

Тамара уже видела их, когда заходила на колонну, вернее, на то стадо, в которое превратилась колонна.

А потом — чуть ли не в лоб — на них вышел советский вертолет; Рита выпустила первый «Стингер», и он ушел зря: подорвался на инфракрасной ловушке, Тамара увидела это, забирая круто вверх, уходя из-под пулеметов, а там разворачиваясь — и так же круто вниз, очередь из пушки, совсем рядом — «Стрела». Куда, в кого? Апельсин… Ровный шар пламени очень похож на апельсин… Какая глупость… Очередь из пушки — от мелкой тряски машины Тамаре кажется, что зубы у нее мягкие… Ах, да, «Ворон» еще и более маневрен, как это положено соосному вертолету. А вы не знали?

Больше всего это похоже на карусель «веселый осьминожка»: тебя вертит во всех трех плоскостях, а ты вроде бы управляешь этим вращением. Страшно утратить контроль, невозможно отказаться от беспорядочных, хаотичных движений… Земля, небо, полоски фольги, вертолеты, трассы снарядов, огни ловушек, горящие машины, ракеты — по-медвежьи услужливая память подсказывает, что рано или поздно ты потеряешься в этом калейдоскопе, и тогда…

Он возник неизвестно откуда, и мгновенной вспышкой ожило воспоминание: подростком, моя пол, Тэмми резко развернулась, чтобы обмакнуть швабру в ведро, и вдруг неизвестно откуда на нее обрушился удар — точно в лоб и переносицу! Мгновенно брызнули слезы: так больно! И за что? Униженно рыдая, она сползла по этому на пол: дверь. Просто дверь в кухню, по рассеянности открыла да так и оставила. Резко развернулась, в глазах помутилось, впилилась лобешником в торец… И больно, и, главное, обидно…

Вот так и этот возник перед носом, даже не возник: Тамара сначала почувствовала удар, поняла, что он попал, а потом уже увидела его…

Не было бы счастья — несчастье помогло: Тэмми на долю секунды в ужасе закрыла лицо руками, ее машина потеряла управление и кувыркнулась вниз самым непредсказуемым образом, вторая, добивающая, очередь прошла мимо.

Спокойно… Спокойно!!!

Удержав машину на краю непоправимого падения, развернулась вверх… Шла почти вертикально, и беззащитное брюхо Ми-24 казалось ей огромным…

— Огонь! Стреляй, Рита! — она крикнула, или ей померещилось, что крикнула, ведь за кусочки мгновения, ей отпущенные на все про все, никак не получалось крикнуть, а потом еще успеть перевести ведение огня на себя и спустить на этого урода второй «Стингер». И глупо было кричать: Рита мертва, она это знала, хотя откуда в тот миг она могла это знать?

Подумалось: сейчас он разлетится на куски, и эти куски полетят прямо мне на голову.

Еще подумалось: плевать.

Но — независимо от этих мыслей — она уже взяла в сторону-вниз, уводя машину из-под обломков. Маятником качнулась ниточка алой слюны из-под шлема Риты, прочертила след на тамарином рукаве. Руки напарницы соскользнули с панели и теперь болтались согласно с движениями машины. Мир пошел паутинными трещинами: лобовое стекло. Крупный калибр.

«Веселый осьминожка»…

Боковое зрение уловило вспышку: есть!

— На базу! Группа Бонней-2, возвращаемся на базу…

Голос выдернул Тамару из карусели. Ми-24, как видно, получили такой же приказ или сами рассудили, что продолжать смысла нет…

На жаргоне пилотов такой бой называется «собачья свалка». Длится это минут десять, трясешься потом не меньше часа. Если, конечно, остаешься в живых.

Она проследила черту дыр в стекле — одна пуля прошла немного выше и левее ее головы, другая — ниже и правее. Третья и четвертая вошли Рите в грудь — она и не вскрикнула, ей сразу же стало нечем кричать. Крови было море, по полу — ровным слоем, и еще тысячи мелких брызг — на стекле, на панели, на одежде, шлеме и на руках Тамары… Потом оказалось — и на лице…

— Бонней-2, отход!

Тамара узнала голос: штабс-капитан Брукман. Почему не мама Рут? Ее машина должна была идти в голове «клина». Где она?

Тела капитана Голдберг и еще трех летчиц нашли и вывезли ребята из пятой бригады. Экипажи четырех машин, упавших среди красных, так и не были найдены. Никто не сомневался, что летчицы мертвы, многие видели своими глазами, что машины сгорели, — но ни праха, ни даже ид-браслетов советские так и не вернули родственникам. Не сообщили и о месте захоронения.

Больше «Вдов» в небо не поднимали. Нет, неправда. Они еще своим ходом летели домой — под прикрытием четырех А-7 и трех F-15. От полка «Вдов» осталась чуть ли не эскадрилья.

* * *

Дударев и Шарламян не могли понять, какие силы белых им противостоят. Три полка было сосредоточено против Коблево, три полка — против Березовки. Ни там, ни там оборону прорвать не удавалось. Четыре бесплодные атаки на одном участке и три — на другом закончились ничем. Авиация работала из рук вон плохо, самолеты опаздывали или наносили удар совсем не туда, куда нужно, поскольку взаимодействие выглядело так: Дударев или Шарламян звонили в Москву, просили поддержки с воздуха, рассказывали, куда и как. Примерно через час прилетали самолеты — за этот час обстановка успевала раз десять измениться. С таким же опозданием поступали данные от воздушной разведки.

Опять же, нужно было как-то обставляться насчет того, почему оборона белых еще не прорвана. Численность Корниловской дивизии росла в геометрической прогрессии с каждым новым рапортом.

В 19–10 была предпринята очередная атака на Коблево — Южное силами свежего мотострелкового полка (это уж так повелось с самого начала: как подходит свеженькая часть, так и атакуют). Было очень трудно заставить идти в атаку те части, которые уже раз ходили: все знали, что беляки стоят как врытые. Слово «корниловцы» внушало почти мистический ужас, как в свое время — слова «Рихтгофен», «Тоттенкопф» или «Викинг». Поэтому на острие копья помещали новоприбывшую, еще непуганую часть.

Итак, в 19–10 эта часть (427 МСП 84-й дивизии) после артподготовки выдвинулась вперед, на штурм. Прогремели первые взрывы — несколько танков и БМП налетели на мины. Саперы, посланные расчищать проход, подверглись еще и минометному обстрелу, но какому-то жидкому: совсем не то, что прежде, когда беляки отвечали на приступы штормовым огнем. Это воодушевило мотострелков, и, едва проходы были сделаны, те пошли в атаку…

Минометный огонь тут же прекратился. Когда атакующие вошли в «зону отдыха Коблево», они вообще не могли понять, кто их обстреливал: поселок был пуст. Белые оставили рубеж Коблево — Южное и испарились в неизвестном направлении.

Высунув голову из люка командной машины, генерал-майор Дударев оглядывался по сторонам. База отдыха и поселок Коблево лежали в руинах. Все деревянные постройки сгорели, все каменные были разметаны по кирпичику. Трое местных, почему-то до сих пор не убежавших, подтвердили: беляки ушли где-то полчаса назад в направлении Черноморского.

Пока генерал-лейтенант думал, что ему делать дальше, запищала рация: его вызывал Генштаб.

— По данным воздушной разведки, белые оставили Коблево, — любезно сообщил связист. — Как слышите, прием?

— Слышу отлично, — выжал из себя Дударев. — Большое вам спасибо.

* * *

— Арт, мне ваша затея представляется неудачной, — сказал Ровенский.

— Меня ради этого сделали полковником, — ответил Артем. — Энвер Аблямитович справится с эвакуацией лучше моего, а полковому штандарту место впереди строя.

Ровенский прищурился.

— Не нарывайтесь. Один раз вы уже нарвались. Эта «линия Зигфрида», — он показал глазами на наспех вырытый оборонительный рубеж, — не годится ни к черту; штурм — и нас сметут. А вас не назначали пушечным мясом. Думаете, я не знаю, что Друпи еще утром был контужен и фактически командовали вы?

Друпи — так называли Казакова. За глаза. Говард Генрихович походил на мультяшного пса именно глазами — карими, влажными, треугольными, с тяжелыми печальными веками; а также — небольшим ростом и общей невозмутимостью. В последний раз Верещагин видел его двадцать минут назад, и он тоже отговаривал Артема лично ехать на передовую. На переговоры — если советские командиры согласятся на переговоры — можно было послать кого-нибудь другого, того же Ровенского.

Ракетный обстрел Одесского аэродрома не причинил вреда ни самолетам, которые были в воздухе, ни ВПП, но одна особенно дурная ракета взорвалась во внутренних помещениях аэропорта, и Казаков с двумя другими офицерами штаба угодили под ударную волну. Очевидцы рассказывали, что Друпи ударило о стену со страшной силой. Если бы не кевларовый командирский шлем, мозг штаба Корниловской дивизии весь оказался бы на одесском бетоне. Но и шлем не спас от контузии: большую часть времени Говард Генрихович находился без сознания, а, приходя в память, страдал от боли. Верещагин готов был отдать свою правую руку, лишь бы вернуть Казакова в строй. Но предложить такой обмен было некому.

— Сколько мы должны отыграть? — спросил командир горно-егерской бригады.

Верещагин посмотрел на часы.

— Три — самое меньшее.

Крымские штурмовики только в 17–45 сумели пробиться к Белой Церкви, где стояли полсотни Ту-22М, последняя угроза конвою «Золотая лань». Верещагин узнал об этом в 18–15, через час после того, как он на свой страх и риск отдал команду к эвакуации.

— Три — это много, — Ровенский пожевал губу. — А два батальона горных егерей, противотанковая батарея и артдивизион — это мало.

— Если мы продержимся три часа, — добавил Верещагин, — наш отход прикроют «Корнилов» и «Алексеев». И… Все равно катера за нами раньше прислать не смогут.

Ровенский сощурился.

— Вы, как я посмотрю, большой мастер жечь за собой мосты.

— Сэр! — из «Владыки» выбрался Гусаров. — Советские командиры согласны на переговоры.

* * *

Странное дело: в своих интервью полковник Верещагин очень вскользь говорит о самом главном: каким образом Корниловской дивизии удалось эвакуироваться из Одессы. Если верить советским источникам, натиск красных бойцов был отчаянным, а сопротивление крымцев отдавало безумным фанатизмом. Но все равно не вытанцовывается. Как-никак, больше сотни танков против одной ракетной батареи. Как-никак, больше двухсот БМП против двадцати трех «Святогоров» и сорока «Воевод». Как-никак, два артполка против жалких двух батарей, и то неполных. Как-никак, четыре тысячи солдат против — пятисот с небольшим; да, профессионалов, — но до упора уставших и издерганных.

«Генерал Корнилов» и «Генерал Алексеев» огнем прикрыли отход группы на катерах морской пехоты, но каким образом группе удалось продержаться необходимое время? Конечно, красные не знали, где белые и сколько их, а белые продолжали держать их в неведении, но первая же серьезная атака расставила бы все по местам.

Вот из этой позиции командир Корниловской дивизии вызвал командиров 84-й и 150-й дивизий на переговоры.

Переговоры продолжались долго и закончились странно: с одной стороны, перемирия достигнуто не было, красные атаковали. С другой стороны, подсчитав потери обоих противников по итогам этой атаки, приходишь к невольному выводу, что потери могли быть и больше. Гораздо больше. Одной артиллерии красным хватило бы, чтоб разметать половину корниловцев, а вторая наверняка сумела бы прорваться к их позициям и, простите за штамп, погибла бы как волк — сцепив зубы на горле врага. Представляя себе в ближнем бою мальчишек-призывников с одной стороны и озверевших егерей, добровольцев и коммандос — с другой, это видишь более чем ясно.

Опять же, не имея возможности провести как следует артподготовку перед прорывом, корниловцы вполне могли заменить ее ударом фронтовой авиации, ибо уцелевшие авианосцы, на палубах которых расположились «Кречеты» и «Сапсаны», еще не отошли настолько далеко, чтобы не поспеть к месту действия в течение десяти минут. Однако авианалета на Черноморское не было…

Согласно советским источникам, корниловцы удерживали оборону достаточно долго, чтобы все пробились в порт, погрузились на корабли и уехали. После чего они были окружены у Черноморского и триумфально сброшены в море (очень кстати поблизости оказались крымские десантные катера морской пехоты). «Золото-погонный драп» бессчетное количество раз сравнивался в прессе с аналогичным «драпом», имевшим место 60 лет назад. Но если отбросить пропагандистскую шелуху, то истине будет соответствовать все-таки не фраза «белогвардейский десант был разгромлен», а фраза «белогвардейский рейд удался».

А в крымских источниках этот бой, казалось бы, триумфальный, тоже изложен более чем конспективно, что наводит любого беспристрастного исследователя на мысль о дезе, которую обе стороны подготовили вместе, чтобы врать всклад.

А если что-то кажется единственно возможным по логике вещей — это значит, что, скорее всего, так оно и было…

* * *

…Этот чемоданчик ужасно походил на те, в которых международные курьеры «Де Бирс» перевозят продукцию своей фирмы. Его доставили со специальным рейсом из Симфи, после чего он перекочевал в КШМ командира дивизии.

Верещагин, настоявший на разговоре с обоими командирами дивизий vis-a-vis, попрощался с полковником Ровенским за пятьдесят метров от назначенной точки: мостика через дренажную канаву.

— Значит, если что… — Артем не стал уточнять. — Начинайте. Командовать дивизией будете вы.

— Можно спросить, Арт…

— Да? — Верещагин повернулся.

— Зачем вы таскаете под ремнем второй пистолет?

— Это «кольт» отца… вроде как талисман.

— Понятно… Удачи вам.

Верещагин кивнул и отправился к точке рандеву.

Чемоданчик был за спиной, в заплечном мешке. В левой руке было нечто, похожее на маленькую ручку, стержень которой убирается и выдвигается нажатием пружинки. Очень многое зависело от этого чемоданчика, и от этой пружинки, и от него самого… И все пойдет прахом, если решит выслужиться какой-то дурной снайпер с той стороны.

К мостику приближались двое. Плохо будет, если в красных командирах взыграла спесь, и они послали «шестерок». Очень плохо.

Он вышел на мостик первым, поставил вещевой мешок у ног и стал ждать.

Шлыков, как его и просили, отъехал на позицию. Поперек дороги стоял «скарабей», где ждал Гусаров. Красные командиры подкатили на штабной БМП со свитой.

Редкие расчёхранные облачка висели в небе, уже подсвеченные красным. Жара и безветрие. Артем снял берет, вытер лоб: к черту формальности. С некоторым удовольствием заметил, что его жест со своей фуражкой повторил один из командиров — генерал-майор; Шарламян, напомнил он себе. Значит, второй, с погонами генерал-полковника, — командир 150-й мотострелковой дивизии Дударев.

Остановились на середине моста, напротив друг друга.

— Полковник Верещагин, — Артем надел берет и откозырял. — С кем имею честь?

— Генерал-майор Шарламян…

— Генерал-полковник Дударев…

Он всматривался в лица, искал признаки усталости, неуверенности, может быть — страха…

Можно ли дослужиться до командира дивизии в СССР — и остаться честным человеком? Насколько сильным должно быть искушение? Глеб, скорее всего, рассмеялся бы ему в лицо на то предложение, которое он собирался сделать комдивам — но честность Глеба не была подточена десятилетиями соблазнов… Потому он и был капитаном, а они — генералами…

Артем присел на бетонный блок ограждения, поставив свой рюкзачок между ног, сделал приглашающий жест в сторону блока напротив. Комдивы переглянулись и сели.

— Давайте так, господа… — сказал он. — Сначала я опишу вам наше положение — каким оно вам рисуется… Положение раковое. Всю нашу технику вы уже сосчитали, численное превосходство в людях за вами, первые части 169-й дивизии уже в Николаеве. Наши авианалеты тормозят их ненадолго. Вы можете нас здесь стереть в порошок. Мы, конечно, попытаемся прорваться в порт. Девять против одного, что нам это не удастся. Мы красиво подохнем в Черноморском, по пути раздолбав все, что сможем раздолбать. А после того как отчалят ребята, удерживающие порт, по городу пройдется артиллерия флота и авиация. Это я вам обещаю. Но вы этого не увидите, потому что сначала отработают по вашим позициям. Не думаю, что при таких раскладах вы получите какие-то награды. Скорее наоборот: такие потери очень отрицательно скажутся на вашей карьере… Это с одной стороны.

Верещагин свободной рукой расшнуровал завязки рюкзака и открыл взорам другой договаривающейся стороны чемоданчик, обтянутый черной, уже порядком поцарапанной кожей. Набрал на крышке код и открыл замок.

— Это — с другой стороны, — сказал он, давая возможность оценить увиденное. — Не волнуйтесь, в бинокль этого с ваших позиций разглядеть нельзя.

Генералы молчали, и каждая новая секунда молчания падала с плеч Артема свинцовой гирей: он выиграл! Если бы он проиграл, ему сразу сказали бы: убери-ка ты это подальше, господин полковник…

— Сколько здесь? — севшим голосом спросил Шарламян.

— Четыре килограмма.

— Настоящее?

— Проверьте. Вот соляная кислота.

Над советской копейкой, взятой в качестве контрольного материала, закурился легкий дымок. Цифирка «1» и буквы «СССР» пошли пузырями. Со стаграммового слитка капелька кислоты скатилась в пыль — и пыль тоже закурилась, тоже зашипела… Дударев заметно побледнел.

Артем бросил контрольный слиток обратно в чемоданчик и ногой захлопнул крышку.

— Ну что, будет разговор?

— Вы это… — запнулся Шарламян. — Нам?… Советским офицерам?… Предлагаете взятку?

— Да, — просто ответил Артем. — Отказаться — ваше дело… Мое — предложить.

— А что это… у вас в руке?

— Пульт управления. Кроме всего прочего, в чемоданчике мина. Я ведь не должен допустить, чтобы золото попало в ваши руки, если вы откажетесь. Или если кто-то надумает решить дело одним выстрелом — например, сейчас. Пока я прижимаю пальцем эту кнопку, мина не взорвется.

— А если мы… не договоримся? — Дударев достал из кармана платок и утерся.

— Тогда мы разойдемся на позиции… После чего я отпущу кнопку. Столько добра пропадет. Жаль.

— Вы себе представляете, как мы вернемся… с этим?

— Вполне представляю. — Арт пихнул чемоданчик ногой. Кувыркнувшись в воздухе, в радуге брызг он канул в муть канавы.

— Когда все закончится, вы без проблем вернетесь сюда и заберете его. — Верещагин пнул ногой еще один увесистый камушек, тот отправился за чемоданчиком, снова подняв тучу брызг. Нога заболела: чемоданчик был нелегкий даже для армейского ботинка.

— А где гарантия… что если мы… договоримся, вы не… того?

— Мое честное слово. И другой гарантии у вас не будет.

— Это несерьезно.

— Да? А где гарантия, что, получив от меня этот пульт отключенным, вы решите выполнить условия и не пустите против нас артиллерию и танки?

— Наше честное слово, — набычился Дударев.

— Хорошо, — сказал Арт. — Не то чтобы я вам не доверял, но нарушение слова с рук вам не сойдет. Вы не знаете шифра, а если вы наберете неверно, мина сработает. Шифр я скажу, когда вы выполните наши условия.

— Сдаться мы не сможем. Ни за какие деньги.

— А я об этом и не прошу. Не нужно настоящего штурма — и все. Обойдите лиман кругом, но не очень торопитесь.

— Легко сказать, — платок Дударева был уже мокрый, хоть выжимай. — Мы же не сами по себе тут. Нам же… отвечать…

— За что? За то, что вы блестяще обошли нас с флангов, приперли к морю и скинули в воду? Помните: на одной чашке весов — это… А на другой — гибель ваших полков. Я это без дураков говорю: гибель. Вы видели нас в деле. Вы знаете, на что мы способны. И слов на ветер я не бросаю: погибнем мы — от Одессы тоже мало что останется.

— Ладно, ладно, хватит нас пугать… — Шарламян выставил перед собой ладонь. — Давайте лучше подумаем, что нам делать с артиллерией…

* * *

…А может, все было и не так. Может, все в очередной раз решили некомпетентность советских командиров, отчаяние корниловцев, огневая мощь двух крымских многоцелевых фрегатов, отлично налаженное взаимодействие между родами войск среди форсиз… Чудо, наконец. Обыкновенное, как говорится, чудо…

— Есть связь, ваше высокоблагородие! — радист десантного катера протянул Артему наушник.

— Господа генералы? — Артем, услышав ответ, усмехнулся краем рта, представляя себе, как Шарламян и Дударев делят наушники и как каждый был бы рад, чтобы другого здесь не оказалось. — Слушайте очень внимательно и запоминайте слово в слово: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет». Евангелие от Марка. Номер стиха и номер строки. Русский синодальный перевод Библии. Конец связи.

— Зря вы сказали этим шакалам, — проворчал Ровенский, морщась. — Пусть бы взорвались.

— Вы неправы, господин полковник, — Верещагин закрыл глаза. — Они еще не поняли, что теперь они наши. Скоро они это поймут. Да еще хоть Евангелие прочитают, и то польза…

— А почему этот стих? — полюбопытствовал связист.

— А это единственный, номер которого в русском переводе я точно помню.

Глава 9 Проблемы большие и маленькие

Нужно дать побежденному противнику любую возможность сохранить лицо.

Главное — чтобы он не сохранил ничего, кроме лица.

Л. М. Буджолд

Обе страны, противостояние которых мир наблюдал с кровожадным интересом, замерли, словно переводя дыхание перед очередным броском.

В ночь с 12 на 13 мая крымские войска атаковали Керченский плацдарм. На этот раз все было проделано с минимальным риском: авианалеты и артобстрелы изводили советскую группировку почти сутки, потом части Дроздовской и Алексеевской дивизий перешли Парпачский оборонительный рубеж. Сводная бригада, состоявшая из того, что было корниловским аэромобильным полком, качинского полка спецопераций и батальона спецвойск ОСВАГ, высадившись с вертолетов в Керчи, захватила укрепления береговой обороны, начисто лишив штаб армии в Новороссийске возможности поддержать керченскую группировку людьми, техникой и боеприпасами. На кораблях, уцелевших после одесской высадки, на северный и южный берега Керченского полуострова высадились дроздовские и марковские егеря. После того, что сотворила на советской территории Корниловская дивизия, ударить в грязь лицом не хотел никто. 14 мая над Керчью снова поднялся трехцветный флаг.

Позор Советской армии не мог быть больше. Если одесскую высадку крымцев еще можно было представить как сброшенный в море белогвардейский десант, то керченский провал замазать оказалось невозможно. Не столь чувствительные в сугубо военном отношении потери (что такое пять дивизий для страны, которая считает их сотнями?) были очень болезненны в плане моральном. Чего стоило одно только пленение министра обороны… Возвращаясь к истокам поражения на этой «неправильной» войне, советское командование упиралось в причину: первый день оккупации. Незаконное, нахрапом, присоединение; неполные разведданные; плохое обеспечение войск как следствие торопливой переделки плана всей операции «Весна»; просочившиеся в Крым секретнейшие сведения… Кто-то должен был за все это ответить, иные осмелели настолько, что прямо называли имя…

* * *

Он еще думал: поехать — не поехать…

В общем, ясно было все. Чего ж тут неясного. Ясно было все еще неделю назад, когда вместо ожидаемого большинства голосов получил дулю с маком…

Теперь его собирались стереть в порошок. Из-за проклятого Крыма… Из-за невестушки-сучки, которая сначала запуталась в каких-то шпионских делах, а там и вовсе подорвалась к врагам… Из-за сыночка: никак не может объяснить, гаденок, откуда у него карточки «Американ Экспресс»…

Кирпичик к кирпичику — стенка…

Сволочи! Бляди! Вчера еще при одном звуке имени накладывали в штаны, лебезили, каждый лез вперед другого… Молчит телефон. Нагло, не скрываясь, дежурит под домом топтун. Еще за ним — кресло главы КГБ, но это уже не значит ничего: словно перерезали провода, вырубили ток; все решения принимают другие, все его приказы игнорируют или обходят…

Хоть бы одна сука заглянула просто так: поддержать, доброе слово сказать… Кому помогал… С кем вместе начинал… Кому дорожку наверх торил, перетаскивая за собой с этажа на этаж… Нашли себе новых хозяев, новые жопы для вылизывания…

Для этих даже лучше было бы, если бы он не пришел. Спокойнее. Сделать дело за его спиной…

Хренышка. Пусть смотрят ему в глаза. Пусть скажут это ему в глаза, а уж он молчать не будет…

Он резко выпрямился, выходя из машины, в глазах на миг потемнело. Пошатнулся. Возраст, годы проклятые… На что я их потратил? Да на вас же, скот неблагодарный, на эту вот страну! Ну что ты вылупился на меня, мордатый, ты же моим — да, в том числе и моим! — горбом живешь так беззаботно и счастливо, вон какую ряху наел в Полку Номер Один! Это у меня голова болела, когда ты дрых без задних ног! Это я вылавливал всю ту сволочь, которая хотела превратить тебя в шавку трущобную, чтобы ты вламывал с утра до ночи на их миллионы! А ты, скотина, не хочешь даже отдать мне честь, потому что ты тоже уже знаешь: кончилось мое время… И эта сука в гардеробе знает… И этот хмырина с папкой…

Лестничный пролет, красный ковер… После первого же марша опять закружилась голова, тугая боль расперла глазные яблоки… Темно в глазах, коричнево… Он пережидал это целых пятнадцать секунд — да что за напасть такая…

— …Второй вопрос повестки дня: исключение товарища А. из КПСС по причине несоответствия его морального облика высокому званию коммуниста. Кто хочет выступить?

Выступало Видное Лицо. Змеюку на груди пригрел. Эх, знать бы раньше…

— Товарищ А. хочет что-то сказать?

Хочу, гниды лобковые, хочу… Сейчас я скажу… Я вам так скажу…

Он встал, шатаясь. В глазах плясало. Душно… нащупал узел, рванул, удавка галстука ослабила хватку…

Тьма не рассеивалась, пучилась, густо краснея… Собственный голос доносился издалека.

— Бл-ляди…

Грохнулось об пол кресло…

* * *

В Крыму ситуация была обратна советской: победы подняли дух форсиз на необычайную высоту, но материальная часть оставляла желать лучшего. Одесский рейд стоил Корниловской дивизии потери почти трех тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, 75 % техники; потери авиации составили 17 вертолетов «Ворон» и 14 — «Кречет», 6 «Харриеров», 12 А-7 и 9 F-15. Это не считая других операций: уничтожения Керченской группировки, воздушных боев, которые не прекращались почти неделю, потери транспортных и пассажирских судов, задействованных в операции «Летучий Голландец», не считая потерь флота во время этой операции, а они были тяжелыми…

Кроме всего прочего, у форсиз на шее висела гиря в виде тридцати восьми тысяч военнопленных. То, что советский ущерб составил намного больше, радовало настолько же мало, насколько меньше ресурсы Крыма были относительно ресурсов Советского Союза.

Крым могло спасти лишь одно: мирный договор. Но такой договор нельзя подписать с мятежной провинцией, его можно подписать только с враждебным государством.

15 мая на встрече с советским послом госсекретарь США мистер Шульц спросил, продолжает ли Советский Союз считать крымскую войну своим внутренним делом.

— Да, — был ответ.

Существовало еще одно препятствие в мирных переговорах: их было не с кем вести, даже через посредника — Советский Союз все еще оставался «без головы». Председатель Совета Министров в СССР был, и формально именно он должен был решать такого рода вопросы, но он, как и все работники высших эшелонов госаппарата, был коммунистом, а значит — не мог совершить никакого телодвижения, идущего вразрез с генеральной линией партии; сама же эта линия в настоящий момент выглядела весьма размытой. Политбюро никак не могло избрать из себя достойнейшего. Вернее, такого, чье избрание не усилило бы враждебную группировку.

Постепенно внимание заинтересованных лиц привлек кандидат, который был бесспорно хорош одним: он не принадлежал ни к чьей группировке; вернее, когда-то он был протеже Пренеприятнейшего, но и силовикам не мог придать веса и стать для них консолидирующей силой: слишком мягкотел для этого. Хороший местоблюститель трона — пусть подержит, чтобы другие не заняли, а мы поднакопим сил…

Пока бульдоги возились под ковром, тянулись недели «странной войны». Ни одна из сторон не вела активных боевых действий, даже самолеты противников редко встречались в небе: советские перестали залетать в зону патрулирования крымских ВВС. В бешеном темпе отстраивались четыре разрушенных аэродрома, четыре моста, ремонтировались корабли, велись работы по расчистке николаевского фарватера, который таки перекрыл затонувший «Дзержинский», снова стягивались к побережью войска — но все это требовало времени, и все равно сил на новый полноценный десант не хватало: попросту не было десантных кораблей. Перегнать требуемое количество из Балтийского моря тоже оказалось затруднительно: Турция прекратила пропускать советские корабли через Босфор и Дарданеллы. Турцию можно было понять: ей совсем не хотелось, чтобы советские территориальные воды заканчивались у ее берегов, да и союзникам из НАТО вовсе не улыбалось одним прекрасным утром обнаружить свои базы в зоне прямой досягаемости советской авиации. Возможно, был у турецкого правительства еще и некий злорадный мотив: мы от них получили свое — теперь ваша очередь, нам не так обидно будет.

Советский Союз ничего не мог сделать: конфликт еще и с Турцией — при уже имеющихся Афгане и Крыме — страна бы не потянула. Начались переговоры с Болгарией, Югославией и Румынией о спешной продаже нескольких сотен грузовых и пассажирских кораблей. Переговоры шли ни шатко ни валко: то ли братским социалистическим странам эти корабли самим нужны были позарез, то ли это был очередной маленький трючок, проверка длины поводка…

Пушки молчали, зато не смолкали телефоны в посольствах. Что ж, в конце концов дипломатия — это продолжение войны другими средствами.

* * *

Вечеринка вышла неважная. Князь неожиданно быстро напился, Володька, напротив, пил очень мало, и Шэм почему-то выпал из своего амплуа комика. И как-то сам собой разговор перешел на тех, с кем не встретишься до Судного Дня, а потом и вовсе увяз в полумраке.

Запах вина мешался с неистребимыми медицинскими ароматами. Пили «Солнечную долину» урожая семьдесят пятого года, ту самую, которую Константин Шалвович Берлиани специально заказал по случаю их возвращения с Эвереста. Ту самую, которую он пил в тот достопамятный вечер на пару с Востоковым. Артем как раз прикидывал: а сумеют они вчетвером прикончить этот ящик или не сумеют? Там оставалось ровно пять бутылок, две из них уже были у Володьки под кроватью…

— Спасибо вам, ребята, — Козырев как-то судорожно вздохнул. — Ей-богу, у меня еще не было такого хорошего дня рождения…

— Без проблем, — натянуто улыбнулся Георгий. — Звони в любое время суток. Я — в соседнем корпусе, третий этаж. «Берлиани и компания: забавы, игры, народные гуляния». Раздавим еще одну?

— Давайте, — без особого воодушевления согласился Владимир. — А то сейчас придет мой любимый палач и выставит вас отсюда к чертовой матери…

— Пусть только попробует, — Князь наполнил бокалы до краев и поставил пустую бутылку на пол. — Она кто? Подпоручик. А ты кто? Штабс-капитан. Мы и ей нальем. Пусть не нарушает субординацию…

— В отставке, — невесело улыбнулся Володька. — Отставной козы штабс-капитан…

«Любимым палачом» Владимир называл Татьяну Маковееву, восходящую звезду травматический хирургии. Девушка горела желанием доказать возможность восстановления сустава, но согласиться на серию операций, обещающих месяцы непрерывной боли, да еще и с неопределенным результатом, — таких сумасшедших не находилось. Пока не появился Владимир Козырев.

— Мне… лошади снятся, — сказал он, отрываясь от бокала. — Как этому парню, про которого ты мне книжку передал.

— Понравилось? — спросил Артем.

— Ты это просто так или со смыслом?

— О чем это он? — встрял Князь. — С каким смыслом?

— Тут два романа про жокея, которому оттяпали руку, а он стал детективом, — Владимир протянул Князю томик в бумажной обложке.

— Хорошая мысль… Ты почему мне ни одной книжки не передал, а, Верещагин?

— Ты же не просил.

— Я не просил! Откуда я знал, что у тебя такие водятся… Я же думал, у тебя один умняк. Как не Монтень, так Шопенгауэр… Ты знаешь, до чего я здесь дошел? Я ТВ-серии смотрю! Я MASH смотрю каждый день! И мне нравится!.. Володька, давай напишем детектив. Продадим его кому-нибудь… Вот просто возьмем всю нашу историю и напишем как есть…

— Я ничего писать не буду, — перебил его Шамиль. — Я иллитерат, не по моей это части… Я хочу слово сказать. Можно скажу?

— Давай, — Князь пригласительно поднял бокал.

— Я как-то задумался, зачем живу… Недавно это было…

— Случается, — кивнул Владимир.

— …Так уж Аллах устроил, что всякая тварь на свете приспособлена к своему делу. Значит, и человек тоже, вот только к чему? — подумал я. Ведь не только же для того, чтобы жрать, пить, гадить… На машине ездить, в красивом доме жить, каждый день новую ханам иметь… И вот до чего я додумался: Аллах сотворил мир, а человек переделывает его по-своему… Значит, Аллах хочет, чтобы человек мир переделывал. Не знаю, зачем это ему, я не мулла, я простой унтер-офицер. Может, ему интересно смотреть, что получится… А может, ему разонравилось, как оно вышло сразу, а самому переделывать лень…

— Кощунствуешь, — поднял палец Берлиани.

— Не встревай, гяур. Это их с Аллахом дела, — ответил за Шэма Козырев.

— Аллах милосерден, — сказал Шамиль. — Он простит солдату.

— Ну мысль твоя в общих чертах понятна, — кивнул Князь. — А дальше что?

— Я подумал: если так, то значит, каждый из нас создан что-то сделать… И поэтому отказываться от деяния, наверное, грех.

— А если то, для чего ты был создан, ты уже сделал? — тихо спросил Козырев.

— Нельзя так говорить. Когда Аллах заберет жизнь, которую дал, тогда он сам скажет, сделал ты это или нет.

— Так за что мы выпьем? — спросил Князь. — За мудрость и милосердие Аллаха?

— За деяние.

Бокалы пропели песню.

— The sin of omission is a worst kind of sin. It lays eggs under your skin, — пробормотал Верещагин в пустой бокал.

— О! Их высокоблагородие отверзли уста, — обрадовался Князь.

— Георгий ну хватит, ей-богу, меня сковородить.

— И не подумаю! — Берлиани хлопнул его по колену. — Вот теперь я с тобой посчитаюсь за весь твой пролетарский снобизм. Сковородить его не смей… Кто мне сиятельством в глаза тыкал, а? Вот теперь ты у меня попляшешь…

— Одно утешение: рано или поздно ты тоже получишь полковника. Учитывая все обстоятельства, скорее рано, чем поздно…

— А что за обстоятельства?

— Я сейчас собираю дивизию по кусочкам, — пояснил Верещагин. — И особенно остро стоит проблема с командирами среднего звена… Заместитель начальника штаба полка морской пехоты умер в госпитале. Твое представление к званию подполковника ляжет ко мне на стол уже завтра.

— Хорошо быть другом командира дивизии…

— Особенно дивизии, где офицерский состав выбит на треть, — кивнул Арт. — Это никакая не протекция, Князь. Я говорил с Красновым, он видит на этой должности только тебя.

— Ну спасибо… Что, и в самом деле так хреново?

— Хуже, чем мы все думали…

— Ладно, хватит, — оборвал Владимир. С ним молча согласились все: разговор готов был пойти по второму кругу.

Артем с огромным опозданием заметил на руке Георгия обручальное кольцо.

— Когда это ты успел? — удивился он.

— Три недели назад…

— А почему не позвал?

— А не до того было. Я ведь думал, концы отдам. У нас как раз священник, отец Леонид, из отделения не вылезал… Много у него работы было… Ну я велел сестричке позвонить Дженис. Дернул отца Леонида, он позвал чиновника из мэрии. Девушка и оглянуться не успела, как он нас окрутил. — Князь покачал головой. — И как все просто оказалось… Ты был прав: ну их всех к черту, это моя жизнь. Пока пулю в брюхо не получил — не понимал…

— Давайте выпьем за них, — сказал Арт. — За их бесконечное терпение.

Едва допили, как появилась бесконечно терпеливая подпоручик Маковеева и бесконечно терпеливо выгнала из палаты всех, кому не положено было в ней находиться, нимало не растрогавшись тем, что за нее пьют, не купившись на предложение добить за компанию последнюю бутылку и не испугавшись полковничьих погон.

* * *

Кронин занял место напротив Артема, развязал папку с тисненым орлом, достал подколотые листы бумаги — стопка толщиной с нотную тетрадь.

— Эта бумага, — сказал Адамс, — уже получила неофициальное название «Меморандум Верещагина». Мы обдумывали ее дольше, чем вы писали. И в общем, я такой, чтобы это принять. Чем вы руководствовались при написании?

— Сэр, все мои соображения изложены здесь. Нам необходимо пополнение, резервисты уже не решают проблемы численности войск, мобилизация подорвет экономику, которая и так подорвана, а вместе с тем лагеря военнопленных забиты людьми, имеющими подготовку…

— Это я читал, — отмахнулся Адамс. — И у меня осталось впечатление недоговоренности.

— Можно вопрос, сэр?

— Да…

— У вас или сначала у полковника Кронина?

Командующий и его начштаба обменялись улыбками.

— Он меня знает, — проговорил Кронин. — А я — его.

Верещагин поставил руки «домиком».

— Я отвечу на ваш вопрос, сэр… По-моему, интеграция неизбежна.

Кронин откинулся в кресле назад и немного отъехал от стола.

— Вот от кого я не ожидал этого услышать… — протянул он.

— Это ясно как день. Войну мы выиграть не можем… И если даже выиграем, Крым никогда не оправится от этой победы.

— Ровно месяц назад в этом самом кабинете вы говорили совсем другое.

— Я говорил о том, как не проиграть войну в первый же день. Сейчас — другое. Тогда было важно, чтобы войну проиграл Советский Союз. И он проиграл ее, — Арт улыбнулся. — Уже проиграл. Хотя во всех официальных заявлениях будет сказано обратное. Но нам придется с ними жить. Рано или поздно.

— Это что, социальный эксперимент? — фыркнул Кронин.

— Нет, сэр. Это попытка залатать дыры в дивизии за счет кое-как подготовленных людей.

— Именно что «кое-как»…

— Это очень серьезно, полковник Верещагин. — Адамс снова сел. — Вы предлагаете дать людям, которые еще вчера были нашими врагами, оружие.

— Так делали в двадцатом. У половины жителей Острова предки воевали сначала на той стороне, только потом по каким-то причинам перешли на эту.

— Иные переходили по нескольку раз, — пробормотал Кронин. — Не повторилась бы история. Чтобы перейти на сторону противника, нужно обладать определенным складом ума и характера. Не боитесь, Арт, что в армию хлынет отребье?

— Я сомневаюсь насчет «хлынет», сэр. Пока что я прошу позволения поставить этот эксперимент только в своей дивизии и только в четырех подразделениях: второй горно-егерский батальон, первый батальон морской пехоты, третий батальон бронемобильной бригады и второй батальон аэромобильного полка. Всего потребуется шестьсот человек, из них — пятьдесят офицеров. Согласитесь, что слово «хлынет» к такому количеству неприменимо. Что же до «отребья»… Я думаю, у нас будет возможность выбирать.

Полковник Кронин выставил ладонь вперед.

— Я против распределения красных по нашим частям. Я — в принципе — за, но это должны быть отдельные роты в составе батальонов и батальоны в составе бригад.

— Нет, сэр… — Артем даже привстал. — Если так, то лучше вообще ничего не делать. Я знаю, чего вы хотите, господин полковник: чтобы в случае чего наших ребят легко можно было заставить в них стрелять. Если мы создадим отдельные подразделения, этот «случай чего» возникнет очень скоро.

— Вы забываетесь, полковник!

— Простите, сэр. Но я буду настаивать: или проект «Дон» принимается по моей схеме, или он не принимается вовсе. За такой вариант говорит опыт всех, кто пытался пополнить свои армии за счет пленных, от римлян до Гитлера.

Адамс поднял руки, прекращая дискуссию, потом прижал ладони к столу.

— Честно говоря, подобные мысли приходили в голову… многим здесь. Но в последнюю очередь, полковник Верещагин, такого ожидали от вас. Никто и не подумал бы предложить вербовать пленных для Корниловской дивизии.

— Именно поэтому, сэр. Именно поэтому. Я знаю, что у многих ребят появились личные счеты к советским… Но если я смогу перешагнуть через эти счеты — смогут и они.

— А сможете ли? — Адамс на минуту сковал его взглядом в упор, без отрыва. — Устоите ли перед соблазном поквитаться?

Зазвонил телефон. Адамс нажал на кнопку громкой связи.

— Адъютант полковника Верещагина.

— Что там?

— Только одно: жена господина полковника…

— Я занят!

— …арестована военной полицией Симферополя.

— Господи! — вырвалось у Артема.

Адамс отключил телефон.

— Jesus Christ! — Кронин в изумлении качал головой. — «Вдова» арестована военной полицией! Каждый раз, когда я думаю, что эмансипация дошла до края, мне преподносят новые сюрпризы…

Артем сидел как наиголках.

— Поезжайте, Арт, — кивнул Адамс. — Конечно, поезжайте. Договорим позже.

* * *

— Ну хорошо, — разжал он зубы уже по дороге из Качи в Бахчисарай. — Ее арестовали за вождение в пьяном виде. За что арестовали тебя?

— Я потеряла ее у департамента… Пошла искать… По всем барам подряд, вдоль по улице. Когда нашла, было уже поздно: она успела въехать в трамвай…

— Я это уже слышал от дежурного офицера! За что арестовали тебя?!

— Не ори на меня! Я не могла оставить ее одну…

— Что?

— Я не могла оставить ее одну!

— Ты хоть понимаешь?!. Ты выдернула меня из Главштаба, и я там не в покер играл! И что я делаю? Развожу по домам в стельку пьяных баб!

— Можешь не говорить, я знаю, что ты спасал мир!

— Хорошо быть доброй самаритянкой за чужой счет!

— Замолчи!

— Я ненавижу, когда мной манипулируют, — он притормозил у подъезда. — Прости меня. Но прошу тебя, больше так не делай.

— Хорошо, — прошептала она. — Хорошо, ваше высокоблагородие. Я больше не побеспокою вас своими маленькими, ничтожными проблемками.

— Тэмми, пожалуйста, не надо…

Она попробовала выйти из машины, он удержал ее за руку.

— Я верю, что у тебя были серьезные причины. Я… я зашиваюсь, у меня не хватает времени ни на что, я перестал видеть простые вещи… Давай поговорим об этом сегодня. Я вернусь пораньше, часов в девять… Нет, в десять… И мы поговорим. Яки?

Она выдернула руку и хлопнула дверцей автомобиля.

«Черт! — на обратном пути в Симферополь он гнал по серединной полосе, выжимая из штабного „руссо-балта“ все, что можно. — Дьявол!»

Жизнь, похоже, шла псу под хвост. Единственный раз за последнее время, когда он выдрал из дел два часа для близких людей, день рождения Володьки, был полностью заслугой Шэма: позвонил к нему домой, напомнил… Сам бы черта с два сообразил… Но и этот вечер был украден у Тэмми, очень уж быстро возникло ощущение того, что никуда она не денется. Денется, парень, ой, денется! Будешь варежкой хлопать — прохлопаешь…

Полковником и командиром дивизии, подумал он, нужно становиться в шестьдесят, когда все уже отсохло.

…Ни в девять, ни в десять вернуться не получилось. В половине двенадцатого она уже спала.

Наскоро проглотив ужин (чай и хлеб с ветчиной из банки), он посетил туалет и душ, побрился и вычистил зубы; не вытираясь, натянул чистые трусы и пошел в спальню. Сел на кровать.

— Тэмми…

Она не проснулась.

Арт прилег рядом, натянув край простыни на себя. Осторожно коснулся губами впадинки на ее затылке, закрыл глаза и заснул — как выключился.

…Его разбудило ощущение пустоты.

Простыни опять были влажными — уже от пота. Последняя майская ночь выдалась жаркой, земля не успевала глотнуть прохлады — слишком много солнца обрушивал на нее день. Артем посмотрел на часы — была четверть четвертого. Из-под двери сочился вялый свет — такой, каким он всегда доходил из кухни. Он знал, что Тамара сидит у стола и курит.

Он встал, пошел в душ и умылся — настолько холодной водой, насколько она могла быть холодной в прогретых трубах. Смочил в ней то, чем временами пользовался вместо пижамы: хлопковую тайваньскую пародию на кимоно; набросил эту хламиду на плечи и явился в кухню.

Все было именно так: она сидела и курила. Только она еще и плакала.

Артем зажег плиту и поставил чайник, сняв, по ночному времени, свисток. Потом, несмотря на слабое сопротивление, перетащил Тамару в кресло и посадил к себе на колени.

— Давай. Рассказывай.

…Рахиль просто по стенке размазали. У нее характер бешеный, как порох, а адвокат, сволочь, это использовал. Выставил ее форменной истеричкой, чуть ли не идиоткой. На предварительном следствии она на одного указала неточно, это был подставной, его там не было и быть не могло в ту ночь, защитник за это уцепился и оправдал всех, понимаешь, всех! Он выставил Рахиль «ненадежным свидетелем», а Фат уже мертва, а я не считаюсь свидетелем, потому что я не видела, кто это сделал! Этот законник, вонючка, вытянул из нее, что ее напоили, ему наплевать, что насильно, он сказал, что это не имеет значения! Ты понимаешь, не имеет значения! Он… он такие вопросы задавал! Он…

— Я понял, — Артем погладил ее по щеке, на секунду прижав большой палец к губам. — Этому типу нужно прочистить задницу ершом для танковых пушек. Рахиль после всего этого пошла, напилась вусмерть и въехала на машине в трамвай… Насколько я понимаю, оставив вас обеих пешими.

— Вот уж это совсем неважно.

«Еще как важно», — подумал он. Это значит, теперь каждое утро она будет отправляться в Качу общественным транспортом, и проклятый автобус украдет у них еще полчаса времени… Он бы отдал ей свой джип, если бы тот был еще жив: гараж, где Арт держал «хайлендер», попал под бомбу.

— Дальше, — сказал он.

— Думаешь, есть какое-то «дальше»?

— Думаю, есть… Выключи чайник, выкипит сейчас к чертовой матери… Одни только неприятности подруги не могли довести тебя до такого состояния. Что случилось с тобой?

— Я решила не выдвигать обвинение.

— ???

— По делу об изнасиловании. Потому что теперь это может получиться никакое не…

— Я понял. Ты уверена…

— Да! Помнишь, ты говорил о людях, которые тебя пытали, что это — простейшие? Что судить их так же бессмысленно, как судить стафилококк за то, что болит горло? Ты был прав. Я их рассмотрела как следует за время суда. Они — простейшие. А антибиотики принимать надо было раньше. Сейчас — поздно. Мы ведь ищем мира, так?

— Я этим займусь.

— Вот уж не надо.

— Вот уж надо. Потому что у меня немного другое понимание справедливости.

Он обнял Тамару, положив ее голову к себе на плечо.

— Я не распоряжаюсь собой. И не знаю, когда это закончится… Похоже, что мы ценой тяжелой и упорной борьбы поменяли шило на мыло.

— Да, — ее голова шевельнулась на его плече. — Похоже на то…

Чай был очень крепким и горячим. Тамара уснула быстро, а он еще постоял на галерейке, опоясывающей дом по второму этажу.

Тревожно было на душе. Подавая свой «меморандум», он не думал, что идея будет встречена и пройдет так легко. Напротив, ожидал, что ее завернут — в порядке бреда. Но ее не только не заворотили: приняли, и даже не стали настаивать на своем варианте!

И одновременно — мерзкое сегодняшнее происшествие; дело, закрытое «за отсутствием состава преступления», и Тамарин отказ добиваться справедливости… Ведь еще три недели назад этих насильников бы кастрировали вручную; о том, чтобы оправдать их, не могло быть и речи… И такое короткое время спустя — такой поворот.

«Ты параноик. Ты везде видишь какую-то систему. Даже если ее там нет. Представь себе на минуту, что это — случайное совпадение».

Представил. Получилось плохо. Чувствовалось, что Адамс и Кронин в свою очередь чего-то недоговаривают. Проект «Дон» был сделан за пять дней; господа командующие обсасывали его две недели. С кем? Нет, конечно, у них было полно других дел, проект мог две недели просто пролежать под сукном… Однако разговор оставил далеко не такое впечатление. Меморандум оба, похоже, знали на память. И приняли его, вот что самое главное. Завтра будет готов приказ по армии… Как это вяжется с чрезмерно либеральной линией по отношению к пленным? И существует ли вообще такая «линия»? Не является ли этот случай, к примеру, частной инициативой молодого ретивого адвоката, который работает на свою репутацию?

Ты, псих, иди спать. Как говорила незабвенная Скарлетт О’Хара, об этом я подумаю завтра. Нет, уже сегодня, если быть точным…

* * *

На какое-то время Молодой застыл, не говоря ни слова и прижимая к уху трубку, в которой шуршала напряженная тишина. Потом он спросил:

— Что вы… имеете в виду?

— Ставрополь. То дело с приписками, дело, в котором вы проявили такую необходимую для партийца принципиальность и твердость…

О господи! Молодой промакнул пятнышко платочком.

— Я вспомнил, — сказал он. — Но это не телефонный разговор.

— Когда угодно и где угодно, — покладисто согласился голос.

— Но у меня нет времени.

— Нехорошо забывать старых друзей, Имя-Отчество. Я понимаю, сейчас у вас напряженное время, тасазать, страда (говоривший на южный лад скомкал согласные, и Молодой уловил в этом насмешку, поскольку сам до сих пор не отделался от южнорусского говора). Я мог бы обратиться с этим к кому-нибудь другому. Например, к вашей жене. Он как общественный деятель, как вы думаете, сможет помочь?

Молодой ощутил томление в груди. Ему страшно было даже подумать, что будет, если ставропольская история всплывет сейчас. Но что будет, если его жена узнает об одной маленькой подробности этой истории (подробность звали Лида, и работала она когда-то учительницей в музыкальной школе, а Молодой приглашал ее заниматься на пианино со своей дочерью), — об этом ему думать было еще страшнее.

Сейчас от него требовалось то, что для него всегда было хуже всякой пытки и смерти: он должен был быстро принять самостоятельное решение.

— Ну хорошо, — сказал он. — Завтра я поеду на дачу. Знаете, где это?

— В общих чертах…

Молодой назвал шоссе и километр.

— Только же ж вы не опаздывайте, — сказал он. — Я там буду два часа, не больше.

— Конечно, — все так же покладисто согласился неизвестный.

Положив трубку, Молодой сел в кресло, осторожно щупая живот. Давала о себе знать язва — профессиональная болезнь всех членов ЦК.

* * *

— Андрей, — Верещагин не часто обращался к своему адъютанту по имени, и почти всегда это указывало на намерение задать личный вопрос. — Я понимаю, что с моей стороны это большая бестактность… Но у вас нет телефона господина Пепеляева?

— Ну почему же бестактность… — Гусаров достал из кармана записную книжку. — Вот он, телефон господина Пепеляева. Хотите, я позвоню ему от вашего имени?

— Это не входит в круг ваших обязанностей.

— Я знаю, сэр.

Артем переписал телефон в блокнот.

— Не надо, Андрей, спасибо. В ближайшее время мне нужно собрать вместе полковника Казакова, полковника Краснова, полковника Шлыкова, подполковника Шепелева, подполковника Шалимова, полковника Ровенского. Пусть бросают все и едут сюда. Чем быстрее, тем лучше.

Когда дверь за Гусаровым закрылась, Арт сел за стол, отодвинул бумаги и положил перед собой листок с записанным телефоном.

Капитан Пепеляев был военным юристом. Лучшим военным юристом, как считалось с 76-го года, когда Юрий Пепеляев реабилитировал полковника Гусарова…

Дело Гусарова было громкое и безобразное, отголоски его гулко шли по всей армии, притушив даже впечатление от недавно отгоревшей турецкой войны. Председателя технической комиссии полковника Гусарова обвинили в получении от «Кольт Индастриз» крупной взятки за принятие винтовки М-16А1 на вооружение форсиз. Имелись только косвенные улики, стараниями адвоката Пепеляева Гусаров был оправдан, но его выдавили в отставку. Не вынеся позора, полковник застрелился. Конец первого действия.

Действие второе. Пепеляев счел виновным себя. Полностью оправдать Гусарова он не смог: для этого нужно было доказать виновность того, кто на самом деле был виновен, а этот человек спрятал концы очень хорошо. По слухам, Пепеляев на похоронах Гусарова подошел к его глубоко скорбящему заместителю, князю Одоевскому, и тихо сказал:

— Я вас уничтожу.

Пепеляев долго ходил вокруг князя, но подступиться не мог: через год тот был уже товарищем военного министра. Но, умело натянув силки, Пепеляев дождался момента, когда прозвенел колокольчик: князь Одоевский что-то больно рьяно продвигал полевые орудия фирмы «Бофорс». Пепеляев не спешил, он хотел предоставить суду неопровержимые, железные доказательства. Поэтому ловушка захлопнулась лишь тогда, когда с подачи князя пушки и гаубицы «Бофорс» были уже куплены. Вот тут-то Одоевского и взяли за нежное место, вытянув у него заодно и признание вины по тому делу с фирмой «Кольт». В «Курьере» вышла статья «Князь-пушка и князь-гаубица». Название прилипло: шведские орудия в войсках называли отныне только так. Одоевского осудили на разжалование, позорное увольнение из армии и семь лет тюремного заключения. А подпоручика Гусарова принялись обласкивать и продвигать по службе как раз те, кто два года его травил. Форсиз терзались коллективным комплексом вины, и когда Гусаров, спасаясь от опеки, попросил о переводе в Марковскую дивизию, где вроде никто не знал ни его, ни его отца, его и там продолжали продвигать; человеком он и сам был толковым, потому оказался вскорости адъютантом командира дивизии.

Естественно, Пепеляев прославился. О нем закрепилось мнение как о самом лучшем, самом неотступном, самом неподкупном военном юристе. В принципе этот человек сейчас находился в таком статусе, что мог бы послать и комдива. Однако Верещагин был уверен: не пошлет.

Тем не менее, он слегка робел.

Вдохнув и выдохнув, как перед нырком, он набрал номер.

Стремительно глупея и уснащая свою речь ненавистными «э-э-э…», всегда прорезавшимися в момент волнения, он объяснил, что ему давно хотелось познакомиться с таким… э-э… выдающимся человеком, и не согласится ли капитан Пепеляев на легкий ужин, скажем, в симферопольском офицерском клубе «Мунрейкер»?

На том конце провода повисла пауза, после которой Пепеляев поинтересовался, в каком качестве коня зовут в гости: мед пить или воду возить? Верещагин честно признался: воду.

Тогда, сказал Пепеляев, изложите суть дела: терпеть не могу хождений вокруг да около и рассказов про «одного своего друга».

Верещагин проникся глубокой симпатией к этому человеку и изложил суть дела, разом поумнев и избавившись от «э-э-э».

Пепеляев после очередной паузы выдвинул встречное предложение: он посмотрит документы по двум этим делам, и послезавтра они встретятся, но не в «Мунрейкере», а в японском ресторане «Токайдо». В девять часов вечера.

* * *

— Как вы на меня вышли? — спросил он у нежданного визитера, которого подобрал на шоссе по дороге к даче. — Кто дал вам мой телефон?

— Ох, как это было сложно, Имя-Отчество! — визитер помотал головой. — Вы себе и не представляете. Это было так сложно, что я подумал было поначалу: а не ну ли его к чертям? Поручить это дело кому-то, кто к вам вхож… Да нет, нельзя. Дело слишком деликатное.

— Я внимательно слушаю.

— Для начала я хочу вас поздравить.

— Это еще рано, это, как говорится, бабушка надвое сказала. Вы же сами понимаете, товарищ, что партия строго подходит к выбору своего самого, так сказать, ответственного представителя…

— Не прибедняйтесь, Имя-Отчество, не прибедняйтесь. Станете. И путь к этому посту был нелегок, а местами даже тернист. Per aspera ad astra, — визитер улыбнулся и начертил пальцем в воздухе пятиконечную звезду. — И люди, которые вам помогали, теперь искренне надеются на вашу помощь.

— Все, что в моих силах, если это, как говорится, не будет…

— Я думаю, что не будет. В ближайшее время после избрания вас генсеком вы получите и пост председателя Совета Министров СССР. И вы отдадите приказ прекратить военные действия против Крыма.

— Вы сами не понимаете, что такое вы говорите. Это исключено.

— Почему?

— Территориальная целостность страны…

— …не будет нарушена. В конце концов, СССР есть добровольное объединение республик. Крым войдет в состав СССР, с ним будет подписан новый союзный договор, в котором вы своей подписью закрепите право республики иметь собственный государственный строй, собственную валюту и собственные войска. Кстати, не противоречащее Конституции СССР.

От таких кощунственных слов, в принципе, должны были преждевременно засохнуть и посыпаться с деревьев листья. Должна была земля разверзнуться и поглотить святотатца. Небо должно было ахнуть и врезать ему по голове развесистой молнией. Но ничего такого не случилось. Надежно охраняемая рощица продолжала цвести, пахнуть и свиристеть на разные птичьи голоса.

— Даже если бы я захотел сделать вот это самое вот, — сказал Молодой, — партия мне бы этого не позволила. И это правильно. Потому что страна — это страна, и нельзя ее разваливать на кусочки из-за каких-то таких вот.

— Не отвлекайтесь, — жестко сказал визитер. — Вы сделаете это. Потому что если вы этого не сделаете, то всякую помощь вашей стране прикроют. Обмен зерна на нефть прекратится. Но еще реальнее другое: на свет всплывает ставропольская история. С тамошней торговой мафией. Вы помните, кто вытащил вас из этого дерьма? Пришло время отдавать долги. Я уж не говорю о маленьком скандальчике, который закатит вам ваша супруга — это, в конце концов, дело семейное. Но ваши конкуренты схарчат вас с удовольствием. И не подавятся. Этот лесочек, милая дачка, квартирка в цековском доме — все сгорит, как говорится (он снова передразнил южный акцент), синим пламенем.

Молодой тряс головой все время этого монолога, несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, и, наконец, вклинился в речь собеседника.

— Да поймите же ж вы, товарищ, что вот это вот я не смогу сделать не потому что я, как будто бы, не хочу… Я уже понял, что с войной надо кончать, и кончать немедленно, потому что война — это же ж всенародное бедствие. Но мне не дадут с ней покончить. Поймите, товарищ, партия не даст, я же ж вам уже говорил. Меня же так и так, получается, раскатают в лепешку, так чего же я буду подставляться, когда я ничего такого не хочу. У нас же ж не диктатура, слава богу, не культ личности, если вы, конечно, слышали про такое, у нас демократический централизм, и решения принимаются не единолично, а большинством голосов…

— Есть мнение, что прошедшие выборы не соответствовали ленинским демократическим нормам, — сказал собеседник. — И их результаты незаконны. Необходимо провести новые выборы. Настоящие, свободные, демократические выборы. Но до их начала полномочия управления страной перейдут в руки одного человека. Президента СССР, к примеру.

— Народ этого не поймет, — прижав руку к сердцу, зажурчал Молодой. — Народ не поддержит такую, как говорится, неуместную инициативу.

— А народ и армия едины… — пробормотал визави.

— И это тоже я имею в виду.

— Таманской и Кантемировской дивизиям нам есть что противопоставить.

— Интересно было бы послушать, если вы, конечно, не возражаете…

— На выбор: Дроздовская, Марковская, Корниловская, Алексеевская…

Ассортимент Молодого не вдохновил.

— Да вы совсем с ума сошли. Народ оккупации не потерпит…

— Ни о какой оккупации речи нет. Вспомните — Крым присоединяется к СССР, так что это как бы советские войска. Более того, есть «красный полк», который играет на учениях роль потенциального противника — и неплохо, я вам скажу, играет! Есть и другие мобильные формирования. Средства переброски — вертолеты Ми-6 и Ми-8, самолеты «Антей». Боевые машины — советские танки, БМП, БМД, ББМ «Святогор» и «Воевода». Стрелковое оружие — автоматы Калашникова — 74, винтовки М-16. Это можно красиво назвать… Например, отдельная добровольческая гвардейская дивизия особого назначения. А по сути — личная гвардия Президента СССР. Преторианцы.

Только за то, что Молодой слушал эти слова и на месте не скончался от сердечного приступа, ему можно было бы дать вышку, причем не ту, что стоит в ЦПКиО. Но жребий уже был брошен, Рубикон перейден, слова вылетели, а от воробьев их отличает отсутствие возможности вернуть назад. Оставалось дослушать до конца и решить, в каком случае он рискует больше: приняв предложение таинственного гостя или послав того ко всем чертям.

— Я вижу, что вы сейчас интенсивно обдумываете возможность сдать меня в руки Комитета глубинного бурения. Такая возможность у вас, несомненно, есть. Но я подстраховался. Если в назначенное время я не появлюсь в назначенном месте, ставропольские материалы будут пущены в ход. Если я появлюсь, не получив вашего согласия, они также будут пущены в ход. Вряд ли вас посадят. Возможно, даже не выгонят из партии — дело давнее. Но вот поста генсека вам не видать как своих ушей. Вас часто выдвигают кандидатом в генсеки? Или вы настолько любите свою страну и свою партию, что готовы пожертвовать карьерой и должностью?

— Мне нужно подумать…

— Думайте. У вас есть для этого целых полчаса.

— Этого мало, товарищ, вы же понимаете, что так, с кондачка, как говорится, такие решения не принимаются…

— Если я через полчаса не покину вас, я не успею появиться в назначенное время в назначенном месте.

На лбу Молодого выступил пот, который он стер платочком. Пятно, похожее на абрис советской карты (а нет ли в этом какого знака судьбы?), ярко проступило на бледном челе.

— А что еще вы могли бы предложить Президенту СССР?

— О-о, массу всего. В первую очередь — деньги на реализацию некоторых программ и сами программы. С дефицитом промышленных товаров будет покончено. Во всех зарубежных странах этот Президент станет желанным гостем. А к тому времени, когда он выйдет на покой — вам ведь не хочется умирать на посту? — у него будет небольшой счет в надежном банке, скромная вилла в Крыму, дети его получат хорошее образование — Гетеборг, Оксфорд, Симферополь — на выбор. Будучи почетным доктором наук и гражданином мира, он сможет путешествовать куда угодно, по своему желанию. Но это мелочи, так сказать, довесок. Главное — полная власть, без оглядки на старперов, которые — вы уж извините, Имя-Отчество, — давно числятся у апостола Петра в розыске.

— А как же демократические выборы? А как же свобода, восстановление ленинских норм демократии?

— Когда обстановка в стране стабилизируется… где-то на втором сроке правления можно будет провести свободные парламентские выборы.

— И когда же… Когда же в стране установится президентская власть?

— Примерно через две недели после того, как вы займете пост Предсовмина, — помедлив, сказал визитер. — Мне кажется, ночь на девятнадцатое — самый подходящий день для такого события. Будет и хороший повод: наверняка многие открыто выступят против мирного договора с Крымом. Ну, решайтесь, уважаемый: да или нет?

— Это все грязная провокация, товарищ, не знаю, как вас по батюшке! И таким образом вы от меня ничего не добьетесь!

— Похвальная предусмотрительность, Имя-Отчество. И в самом деле, а вдруг я провокатор? — он рассмеялся в бороду. — Ладно, сегодня вечером вам будут представлены доказательства того, что я не пытался вас прощупывать на лояльность и не шутил. До встречи.

* * *

Верещагин первые девять лет своей жизни фактически провел на рыбацком баркасе, где сырая рыба, приправленная морской солью и высушенными травками, хранимыми в специальной герметичной пластиковой баночке из-под американских витаминов, была обычным завтраком под сухое белое вино. Поэтому никакой экзотики в сырой рыбе, приправленной водорослями и соевым соусом, он не видел.

Капитан Пепеляев, напротив, вырос и прожил всю жизнь в Симфи и находил японскую кухню очень экзотичной — жаль только, дороговатой.

Поэтому первый выбрал единственное блюдо, не внушавшее подозрений, — говядину, нарезанную ломтиками и тоже поданную сырой: ее нужно было брать вилкой и макать в котелочек с кипящим маслом. Второй запивал пивом сасими, подцепляя его палочками так же ловко, как герой «Семи самураев».

Если не знать, что он юрист, можно было принять его за военного врача.

Юрий Пепеляев оказался именно таким, каким Арт представлял его по голосу — он вообще редко ошибался, реконструируя по голосу внешность человека, с которым предстояло увидеться. Седоватый — соль с перцем; небольшого роста, темнолицый Пепеляев был некрасив, но с первого взгляда внушал симпатию. Есть такая разновидность лиц, есть даже актерский типаж «красивый урод». Было ли мужественное обаяние Пепеляева профессиональным или природным — оно было мощным. И это при том, что капитан не пытался улыбаться или демонстрировать дружелюбие, казался даже мрачноватым.

— Я просмотрел оба дела, — без предисловий сказал Пепеляев, когда официант (высокий, широкоплечий, голубоглазый — словом, типичный японец) унес пустые тарелки и подал чай. — Вы хотите, чтобы я за них взялся? Хотите, чтобы я добился осуждения (он на секунду прикрыл глаза, вспоминая) рядовых Прядкина и Ерыкалова, сержанта Расулова, младшего лейтенанта Джакели и майора Колыванова как военных преступников?

— А это возможно?

— Господин полковник, вам-то должно быть известно, что совсем невозможного в мире мало. Тут лучше говорить о маловозможном.

— Почему? — спросил Арт.

— Хорошо, — помедлив, сказал Пепеляев. — Начнем сначала. Вы верите в абсолютную беспристрастность и справедливость Фемиды?

Артем подумал, прежде чем ответить.

— Все мы люди.

— Хорошо, что вы это понимаете. Чем больше общество пытается быть правовым и защищать всех без изъятия своих граждан, тем больше оно создает сложных и разветвленных законов. Чем больше этих законов, тем в большую зависимость попадает человек. Зависимость от тех, кто эти законы знает, понимает и толкует. В результате суд превращается не в поединок закона и преступления, как должно быть, а в поединок между юристами. И чаще всего дело выигрывает не тот, кто прав, а тот, чей адвокат подготовлен лучше и старается больше.

Капитан, закончив вступление, отхлебнул чаю и продолжил:

— Этим ублюдкам кто-то подсказал, как держаться на суде и что говорить. А штабс-капитану Левкович и вашей жене никто ничего не подсказывал, и все разыграли как по нотам. Штабс-капитан Левкович под присягой подтвердила, что находилась в ту ночь в нетрезвом состоянии, она ошиблась при опознании, поэтому для суда она — ненадежный свидетель.

— Она неправильно указала на одного — поэтому оправдали всех?

— Да, так и делается. Иначе как предотвратить попытки оговора?… Дальше: не было медицинской экспертизы, поэтому нет документальных свидетельств самого факта избиения и изнасилования.

— Знаете, как-то не до этого было…

— Знаю, сам за пулемет подержаться успел. Но суд признает только документы. А так получается — слово мадемуазель Левкович против слова пленных советских. Конечно, если бы я там был с самого начала, я бы и при том раскладе выкрутил против щенка Яши Кивелиди, которому давно хочу надрать задницу. Но так уж вышло, что обвинителем был не я, а эта квашня Горчицын, который позволил Яше сделать из своей свидетельницы котлету. Теперь, если Рахиль Левкович изменит показания, это будет говорить не в ее пользу. Но, как я понял, дело мадемуазель Левкович интересует вас не в первую очередь.

— Вы правильно поняли.

— Артемий Павлович…

— Арт. Просто Арт. Мне неловко, когда люди старше меня называют меня с «ичем».

— Если начистоту: снять обвинение — это самое лучшее, что могла сделать Тамара Андреевна.

— Я не понимаю. Он же признал свою вину…

— Нет. Он признал только факт sexual intercource, изнасилованием это он не считает.

— Мразь…

— Я полностью согласен с вами в этической оценке. Но с юридической точки зрения ваша жена также признала этот акт добровольным.

— Нет. Она не могла этого сделать…

— Ну она не декларировала свое горячее желание, объектом которого был майор Колыванов… Защита задавала ей «безобидные» вопросы, она на них честно отвечала. Добровольно ли она пошла с майором в свою комнату? Да. Понимала ли она, что там произойдет? Да. Пыталась ли она сопротивляться и звать на помощь? Нет. Перестаньте гнуть вилку, на вас смотрят.

— А суду не приходило в голову, что сопротивляться и звать на помощь было бесполезно? Что он мог просто отдать ее своим солдатам?

— Во-первых, не суду, а следственной комиссии. Во-вторых, область допущений лежит вне нашей юрисдикции. Допустить можно что угодно. Если бы это действительно произошло — это стало бы предметом разбирательства, а коль скоро это только могло произойти…

— Он ее бил.

— Из ее и его показаний следует, что это была самозащита. Она попыталась завладеть пистолетом, он ударил ее, пытаясь отобрать оружие. Вот на этом их показания расходятся: вижу почерк Яши Кивелиди… Давно пора прочистить ему мозги… Она говорит, что после этого он снова изнасиловал ее, он это отрицает. Опять не было медэкспертизы, опять ее слово против его и свидетелей нет. Опять прокурор позволил защите вить веревки из свидетеля обвинения… Бесспорно доказан только один акт sexual penetration, но квалифицировать его как изнасилование нельзя… Ах, если бы я был там, если бы я вовремя вправил этим девочкам мозги и объяснил, что можно говорить, а что нельзя!..

— Где же вы были?

Пепеляев сжал губы.

— В госпитале, — просто ответил он. — Из меня выковыривали пулю, которую я схлопотал на Турецком валу.

— Простите, — смутился Верещагин.

— Не за что. Я понимаю ваши чувства. Послушайте, мы действительно можем попытаться все переиграть. Выехать на том, что показания были даны в состоянии стресса, под психологическим давлением, при помощи наводящих вопросов… Что отсутствие протеста нельзя трактовать как согласие…

— Дался вам всем этот протест… Я тоже не протестовал… В какой-то степени я их даже провоцировал… Значит ли это, что они невиновны?

— Есть огромная разница.

— Неужели?

— Существуют преступления безусловные. Они являются преступлениями вне зависимости от согласия жертвы. Захват заложников — безусловное преступление, даже если заложники согласны. Врач, который по просьбе больного проведет эвтаназию, будет осужден за убийство первой степени, даже если предъявит письменную просьбу больного. Если бы кому-то нанесли тяжкие телесные повреждения с его согласия… Ну, скажем, во время садомазохистских игрищ… Это не было бы оправданием для того, кто их нанес: он безусловно виновен с точки зрения закона. Сексуальные преступления — совсем другое дело. Само понятие сексуального преступления подразумевает половой акт вопреки воле жертвы — иначе придется посадить все мужское население Крыма. А поскольку телепатии пока нет — во всяком случае, современное право ее не признает, — воля обеих сторон должна быть выражена ясно: да или нет. Иначе нельзя квалифицировать как преступление, к примеру, насилие мужа над женой. Или наоборот: пресловутые американские date rapes, когда наутро после ночи, которая оказалась не такой приятной, как представлялось, девушка вдруг решает, что была изнасилована и борзенько скачет в суд. Она, видите ли, не думала, что, приглашая ее к себе в дом после вечера в ресторане, молодой человек имеет в виду это. Она думала, что он имеет в виду показать ей персидские ковры… Извини, дорогая, говорят ей в суде, ты сказала ему: «Нет, я не хочу»? Если сказала — да, это изнасилование. Если молчала — прости, ты не права.

Он посмотрел в лицо своему собеседнику, протянул руку через стол и пожал Верещагину запястье.

— Послушайте… ради вас. Если вы попросите, я возьмусь за это дело. За оба, если хотите, и добьюсь осуждения подонков. Но прежде спросите себя и ее: хотите ли вы этого? И выдержат ли ваши нервы?

— А что потребуется?

— Первое: изменить показания.

— Вы, юрист, предлагаете лгать под присягой?

— Арт, давайте определимся, чего вы хотите: соблюсти законность или добиться справедливости?

— А это разные вещи?

— Как видите, да. Первое лежит в сфере писаных правил, второе — в сфере этических представлений.

— А зачем писаны правила?

— А затем, что этические представления людей так же разнятся, как и сами люди. Вы же умный человек, Арт, и должны это понимать.

— То есть не все, что законно, — справедливо. И не все, что справедливо, — законно.

— Да. Но поскольку я могу руководствоваться своими представлениями о справедливости только в своей личной жизни, в своей жизни общественной я руководствуюсь понятиями законности.

— И все же хотите, чтоб она солгала.

— Да, поскольку это единственный способ добиться справедливости, действуя в рамках закона. Если же вы хотите выйти за эти рамки, я как человек не буду вас осуждать, но как юрист я вам в этом случае не помощник.

— А что вы посоветовали бы… как человек?

— На выбор: просто, по-мужски набить ему морду. Или, учитывая ваш авторитет в армии, поговорить с начальником того лагеря военнопленных, где он сидит, чтобы ему устроили веселую жизнь.

— Широкий спектр возможностей. Спасибо.

— Да не за что. Ну что, мы попробуем?

— Вы говорите, что если она изменит показания, у вас получится…

— Возможно, Арт. Но… взвесьте все и решайте сами: ей придется снова окунуться во все это дерьмо… Это может стать психической травмой не меньшей, чем само изнасилование. И даже если мы добьемся успеха, в чем я по-прежнему не уверен, и упечем этих сукиных детей в Арабат как военных преступников, сколько они там пробудут? Два месяца? Три? Через три месяца мы или подпишем мир, и тогда пленных будут менять, или нас уничтожат, а их — освободят. Овчинка не стоит выделки, на мой взгляд.

— Хорошо. Пусть так. Вообще-то я попросил вас заняться этим делом не только для того, чтобы… а, черт! Послушайте, просматривая его, вы как профессионал не почувствовали какой-то… сквознячок? Как будто в один момент все переменилось?

— И я даже скажу, что это за момент, полковник, с точностью до суток: двадцать шестое мая! До этого дня от нас требовали возбуждать как можно больше уголовных дел против «советских военных преступников», широко освещать кампанию… А в этот день — как отрезало. И обратное указание: как можно строже соблюдать законность, как можно меньше суровых наказаний… По фактам убийств военнопленных и гражданских было вынесено три смертных приговора — и все три пересмотрены с заменой на пожизненное заключение. А ведь один случай совершенно жуткий: насилие над несовершеннолетней и убийство — заметали следы. Офицер, запретивший солдатам убить подонков на месте, теперь локти грызет. Думаете, только у вас болит голова обо всем этом? Она болит у всего юстотдела. Двадцать шестого проклюнулась какая-то надежда на мирное урегулирование — и вот пожалуйста, пленных уже не трожь, вчерашние военные преступники невинней овечек, а погань вроде Яши Кивелиди заправляет всем, потому что порядочному юристу защищать красную сволочь застерво…

— Я понял, Юрий Антонович… Спасибо вам.

— Вот уж действительно не за что…

— Наш разговор был для меня весьма интересен и содержателен. Я узнал для себя много нового.

— Не сомневаюсь. У вас на лице написаны ваши мысли. Вы обдумываете сравнительные тактико-технические характеристики закона и дышла.

— Верно, — усмехнулся Верещагин.

— Позвольте на правах старшего по возрасту сказать вам одну вещь…

— Да.

— Человек приходит в юриспруденцию с массой иллюзий. Но очень скоро расстается либо с ними, либо с юриспруденцией. Это всегда кризис для юриста — в первый раз столкнуться с тем, что закон не всемогущ и часто несправедлив. И очень важно в этот момент помнить, что закон все же лучше беззакония. Что в противном случае восстановится право большой дубинки. Арт, сейчас вам трудно это принять сердцем, я знаю, но поверьте: вам просто не повезло, ваш случай — одна из тех осечек, которые неизбежны. Чаще, во много раз чаще именно с помощью закона удается восстановить справедливость. Наказать виновного, оправдать невиноватого. Вам не повезло, вы со своей женой оказались на той чаше весов, которая легче… Смиритесь.

— Не разбив яиц, не приготовишь яичницы, — черным голосом сказал Артем. — Париж стоит обедни. Лес рубят — щепки летят.

— Да, именно так.

— Что ж, Юрий Антонович… Вы, наверное, правы. Скорее всего, вы правы. Постараемся наплевать и забыть.

— Это самое разумное.

Верещагин отсчитал стоимость ужина и чаевые, вложил деньги в книжку меню. Они встали из-за стола. Голубоглазый японец открыл меню, профессионально сосчитал купюры, одним движением пролистав стопку, улыбнулся и сказал «Аригато».

Выйти из кондиционированного ресторана на улицу было все равно что нырнуть в море теплого киселя из розовых лепестков. Пепеляев вспотел мгновенно.

— До свидания, господин полковник. Если что-то будет нужно — я к вашим услугам.

— Спасибо, — Артем задыхался. — Спасибо…

* * *

Итак, вновь Дворец съездов, длинный дубовый стол, знакомые все лица.

— Товарищи! — сказал ведущий заседание Политбюро Тугодум. — На повестке дня у нас два вопроса, товарищи. Первый вопрос: выборы Генерального Секретаря ЦК КПСС. Второй вопрос — отношения с братскими социалистическими странами в свете событий на Черном море. По первому вопросу: на сегодняшний день есть кандидатура товарища Молодого.

Молодой почувствовал, как по спине у него ползут нервные паучки. На мгновение представилось: проклятый бес-искуситель из ОСВАГ все-таки сдал его ставропольские похождения кагэбэшникам, и сейчас его здесь, на этом столе распнут, как распяли не столь давно — боже, уже почти как месяц назад! — Пренеприятнейшего, его протектора и наставника.

Самое противное в ставропольской истории было не то, что он впутался в игры местной торговой мафии, а то, что, пытаясь выпутаться из них, он воспользовался помощью одного человека, который после всего представился ему сотрудником ОСВАГ и начал вербовать. За прошедшие годы Молодой стал седоватым и лысоватым, и куча оправданий и оговорок была навалена им на этот эпизод, чтобы замаскировать один простой факт: он таки был завербован.

Четырнадцать лет о белогвардейцах не было ни слуху ни духу. Молодой уже понадеялся было, что о нем просто забыли. Конечно, он знал, что такие организации, как ОСВАГ, никогда и ничего не забывают. Он это знал, но приятно было утешать себя тем, что все-таки, может быть, о нем забыли.

Не забыли-таки. И напомнили о себе весьма ощутимо. Тем же вечером его жена обнаружила в почте конверт, в котором содержались:

а) фотографии Лиды — жена партийца, без пяти минут генсека, узнала женщину, приходившую репетировать с их дочерью на фортепиано, и мальчик, стоявший рядом с Лидой на этих фотографиях, подозрительно был похож на ее мужа (чтобы не оставалось сомнений, там же была и школьная фотография Молодого);

б) подробный рассказ о том, как эта Лида поживает. Особенный акцент делался на то, что и она, и мальчик получают от неизвестного доброжелателя из Москвы подарки к дням рождения и к Новому году.

Молодой имел некоторый скандал, последствия которого до сих пор ощущались в виде легкой дрожи в руках. И сейчас эта дрожь усилилась при мысли о том, что осваговец выполнил и вторую половину угрозы: прислал документы на него в КГБ.

Да нет, ерунда, — утешил он себя. Я же им еще нужен, зачем им хоронить меня сейчас. А потом уже шиш. Потом они меня уже не похоронят, потому что-я буду — о-о-о!

«Э, батенька, — сказал ему ехидный внутренний голос, — и „о-о-о!“ тоже снимали. Хрущев Никита Сергеевич, помнится, колобком из Кремля выкатился».

Молодой отогнал от себя эти мысли, потому что уже шло голосование. Одна за другой вздымались сухопарые старческие ладони. Первая, вторая, третья…

— Три голоса против, большинство — за, — сказал председатель счетной комиссии.

Молодой встал со стула, на котором сидел. Вот так все просто, ни фанфар, ни салюта? Три голоса против? За одну секунду он стал властелином огромной страны — и никак этого не почувствовал?

Он осмотрел обращенные к нему лица и ощутил прилив внезапной злости. Не было на этих лицах ни благоговения, ни трепета, ни даже элементарного уважения. Ты — халиф на час, говорили эти лица, компромисс между несколькими политическими группировками, а не самостоятельная сила. Это ты должен подлаживаться и прогибаться под нас, а не мы под тебя, — говорили эти лица.

Молодой стиснул в кулаке ручку. Если что его и убедило принять предложение Востокова, то не доводы, приведенные осваговцем, не перспективы всевластия и не страх разоблачения. Его убедили именно эти самодовольные лица патриархов, ни секунды не сомневавшихся в неколебимости своей власти и могущества.

«Посмотрим, — подумал Молодой. — Посмотрим еще, кто тут пан, а кто…»

— Товарищи, — сказал он. — Выразить свою благодарность… свое желание, как говорится, оправдать полной мерой возложенное на меня партией доверие… для этого просто нет слов…

* * *

Через три недели Крым встречал советского премьера — первого из лидеров СССР, решившегося ступить на отколовшийся много лет назад Остров.

Аэро-Симфи был забит до отказа. Толпа, деликатно теснимая невозмутимыми секьюрити, кипела сиренью и восторженно скандировала фамилию Молодого, одву-сложенную и переиначенную на американский лад.

Молодой вышел из самолета по западному этикету — под руку с супругой (крымцы, привычные к таким правилам международного поведения, бурно приветствовали «половину», не зная, что в СССР уже пошли ехидные комментарии по поводу этой семейной идиллии).

— Я же вам говорил, господин Янаки, что этот вопрос решат не военные, а политики, — сказал хозяину оружейного магазина его сосед, пришедший в госпиталь навестить потерявшего руку ближнего своего.

Господин Янаки как-то зло посмотрел на своего соседа. Честное слово, нехорошо посмотрел. С его стороны было очень некрасиво так смотреть на человека, который пожертвовал своим временем — а время — деньги, господа, — для того, чтобы принести ему фунтик-другой свежей клубники — не дешевое удовольствие по нашим временам, господа! — и справиться о здоровье.

Молодой тем временем сел в черный «руссо-балт» и отбыл в Форос — летнюю резиденцию крымского врем-премьера.

* * *

— Я всегда говорил, робяты, что верить ему нельзя, — авторитетно заявил Седой, — только избрали — сразу шасть с белогвардейцами ручкаться!

— В стране начинается черт-те что, — поддержал Замкнутый. — Нужно срочно принять меры.

— Зря мы, что ли, кровь проливали? — поддержал Маршал, тот самый, первый, у которого было плохо с сердцем.

— Я думаю, — сказал Тугодум, — что нужно малого того… немного в чувство привести. Как кукурузника, пухом ему земля нехай…

— Пожалуй, настал момент, когда власть в стране должен взять на себя коллективный орган управления, — подытожил Замкнутый.

— Хорошая мысль, — согласился Окающий. — Назвать его, скажем, «Комитет по чрезвычайной ситуации».

— «Государственный комитет по чрезвычайной ситуации», — со значением поправил Замкнутый.

* * *

Чтобы понять, как к этому отнеслись форсиз, нужно вспомнить настроения тех лет в Советском Союзе и в Крыму.

Триумфальный успех одесской высадки и разгром керченского десанта отнюдь не сделали армию самым популярным социальным институтом Острова. Встроку армейцам ставили всякое лыко: и что они первыми вероломно напали, и что погибали мирные жители, и сокрушительные бомбежки первой недели мая, и конфискацию кораблей для операций «Морская звезда» и «Летучий Голландец», и мирных советских граждан, погибших уже во время одесской высадки, и высокие потери среди своих во время нее же. Каждая газета считала своим долгом просклонять армию в целом и всех командиров персонально. Верещагин оставался самой одиозной фигурой. В нем видели то ли военного маньяка вроде Людендорфа, то ли пропагандистскую марионетку, «бумажного солдатика», как написал таблоид «Зеркало». Верещагин сохранял душевное равновесие методом профессора Преображенского, только распространял понятие «за обедом» на любое время суток, а понятие «большевистские газеты» — на все газеты вообще. Был только один неприятный инцидент с карикатуристом «Сплетника» Джеком Алибеем, нарисовавшим карикатуру на «Вдову, которая сама себя трахнула». В тот же день в редакцию «Сплетника» на тридцать четвертом этаже симферопольского небоскреба «Этажерка» вошли двое мужчин в джинсах и черных тишэтках, один богатырского склада, а другой калибром поменьше, с неподвижным и страшным лицом. Здоровенный раскидывал секьюрити, как кегли, второй следовал за ним как канонерская лодка за крейсером. Таким манером они дошли до кабинета художников, выгнали оттуда всех, кроме Алибея, после чего закрыли дверь изнутри. Секьюрити в количестве шести человек пытались высадить дверь, но ее явно держало что-то покрепче декоративного замка. Вопли Алибея раздавались из-за двери в течение трех минут, потом стихли. Оба налетчика вышли из кабинета, и никто не посмел их остановить. Джек Алибеи сидел под батареей у открытого окна и тихо скулил, штаны, рубашка, галстук и пиджак были мокры спереди и пованивали. Очки Джека нашли на тротуаре в двух кварталах: отнесло ветром. В полицию Алибей заявлять не стал. Юридическая консультация капитана Пепеляева дала всходы: нет заявления — нет преступления.

Но Верещагину, который мог самоизолироваться, погрузившись в работу, было легче, нежели многим другим военным, особенно резервистам. Они ссорились с соседями и друзьями, расходились с женами, разругивались с деловыми партнерами. Их детей травили в школах, колледжах, институтах; в кафе и ресторанах официанты старательно не замечали людей в военной форме; в некоторых магазинах, мастерских, парикмахерских при виде входящего военного выставляли табличку «Закрыто на обед», в иных барах писали на двери: «No dogs and militaries allowed»; зайти в бар в одиночку для солдата стало самым верным способом подраться.

Неудивительно, что проект «Дон» был одобрен: военнопленные казались гораздо более надежным контингентом, чем жители Острова Крым.

В СССР десятилетия антикрымской пропаганды дали обратный результат, в полном соответствии с законами диалектики. Сталин, в упор не замечая Крыма, поступал умно.

При Брежневе началась подспудная реабилитация белогвардейского движения. На кино- и телеэкранах появились симпатичные белогвардейцы. Конечно, все они были отрицательными героями, но на фоне красно-серого положительного героя, изготовленного строго по советским канонам, белогвардеец смотрелся ярким. Сначала появился «Адъютант его превосходительства», где на всю белую когорту был только один бесспорный гад, а остальных даже как-то хотелось пожалеть; потом все рекорды популярности побила лубочная трилогия о неуловимых мстителях — белые там, как положено, bad guys, но все-таки не исчадия ада, как в фильмах 20-х годов. «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!» В фильме «Служили два товарища» белогвардейца играет всенародный идол, суперзвезда Владимир Высоцкий, и он откровенно симпатичней, чем красногвардейцы Быков и Янковский вместе взятые. Правда, Высоцкий сыграл и красного подпольщика в фильме «Интервенция», но этот фильм пылился на полках.

Абстрактный белогвардеец в советском сознании представал романтическим персонажем; то, что он выступал на «неправильной» стороне, добавляло образу темного очарования; предопределенная обреченность порождала сочувствие. «Раздайте патроны, поручик Голицын» — такая песня не могла быть написана в Крыму. Недовольство режимом, которое еще не было осознано, выплескивалось именно в увлечении белогвардейской романтикой. Ладно, Гумилева читал даже не каждый сотый, не говоря уж о настоящих белогвардейских поэтах, но одна из самых популярных в Союзе песен начиналась словами «Ваше благородие», и пел ее хоть и не белый, но все же отставной царский офицер.

Поэтому попытка создать образ врага с началом крымской войны провалилась; многие даже не сразу поверили, что идет война, по привычке воспринимая пропаганду с точностью до наоборот.

Свою роль сыграло и заторможенное восприятие реальности советскими СМИ: каждое поражение, полученное от белых, дня два замалчивалось, а когда скрывать его становилось невозможно, все подносилось в настолько перекрученном виде, что концы не сходились с началом. Пробудить истерию «Наших бьют!» советская пропаганда так и не смогла, потому что слишком долго определялась: так бьют или нет? Даже самые ортодоксальные советские граждане включали Би-Би-Си, чтобы услышать последние новости. Вот так и взлетела ракетой на советском небе неверная звезда Артемия Верещагина.

По иронии судьбы, та самая пропагандистская кампания, которую ОСВАГ инспирировал для Крыма и всего «свободного мира», самый оглушительный успех имела в Советском Союзе.

Герой-одиночка — заметная фигура в любой культуре. Советская же культура на героев-одиночек вообще бедновата; подвиги положено совершать большой, хорошо организованной компанией, по заданию партии и правительства. А свято место пусто не бывает — вот и висели по студенческим общежитиям портреты Че Гевары. Но Че — это был кумир прошлого поколения, «беби-бумеров», детей победителей. Они тогда еще не изверились. А этим, вскормленным пеплом великих побед, команданте уже не годился. Пацанское фрондерство и поиск идеала в произведении дали такой образ врага, что закачаешься: советская молодежь увлеклась белогвардейским офицером. В моду вошли черные футболки, береты и шейные платки: болтали, что у корниловцев именно такая форма. Черная трикотажная ткань и черные красители для материи тут же стали дефицитом. Модников били, таскали в «органы», прорабатывали на собраниях, гнали из комсомола и пионерии — не помогало. «Усилить работу с молодежью!» — рявкнула партия; комсомол ответил: «Есть!» Молодежь собирали в кучки и мариновали в актовых залах: завоевания отцов и дедов! Дорогой ценой! Не отдадим! Отскакивало, как горох: зерна отольются в пули, пули отольются в гири, таким ударным инструментом мы пробьем все стены в мире…

Агитпроп перебздел. «Белое солнце пустыни» запретили к чертовой матери. Анатолию Кузнецову и Спартаку Мишулину отказали везде, Мотылю зарезали бюджет нового фильма, Ибрагимбеков с Ежовым получили назад свои уже принятые сценарии с виноватыми объяснениями и тыканьями пальцем в потолок. Снимать по этим сценариям должны были Митта и Михалков, так что их проекты тоже накрылись. Булата Шалвовича Окуджаву пропесочили за «белогвардейскую романтику» в трех всесоюзных газетах, потом последовал запрет на ряд безобидных фильмов вроде «Соломенной шляпки», к которым Окуджава писал песни. На всякий пожарный заварили иллюминаторы всем бардам: ну их к монахам, ненадежные они какие-то, как где гитара — там обязательно антисоветчина. Маразм крепчал. Когда министру культуры доложили, что из Третьяковки, Пушкинского и Русского музеев убрали в запасники полотна сами понимаете какого художника, министр культуры не выдержал: «Вы что, охуели?»

Этого Востоков наверняка не планировал, но фамилия свою роль сыграла. Nomen est omen.

На следующий день после своего избрания новый Генсек выступил по телевидению в прямом эфире. Это выступление собрало у экранов больше народу, чем «Следствие ведут знатоки» вместе с Глебом Жегловым и Будулаем. Генсек говорил без бумажки!!!

Смысл его речи поймать было трудно, но поняли так, что она ведется о Крыме. И — небывалое дело! — упоминая Восточное Средиземноморье, Генсек вполне обходился без «врангелевских последышей», «белогвардейского отребья» и «пособников мирового империализма». Напротив, речь шла о «трагической ошибке», о разверзшейся «пропасти между двумя ветвями одного народа». Что конкретно будут делать, никто не понял: то ли подписывать мир, то ли кидать на Крым ядрену бомбу.

Через две недели, как уже было сказано, Предсовмин потряс всех: полетел в Крым на переговоры.

Итак, крымское коллективное бессознательное было готово принять мирный договор с СССР; советское коллективное бессознательное было готово принять Крым.

Оставалась при этом неучтенной только одна сила, вернее, силы — forces in English.

* * *

— Провокация, — выпустил с дымом Шевардин. — Я по-другому это не могу называть: провокация!

— Успокойтесь, Дмитрий.

— Я спокоен. Они ведут переговоры за нашей спиной, но я спокоен. Они хотят всех нас сдать снова, теперь уже наверняка, но я спокоен. Я спокоен, едрена вошь!

— Мы еще не знаем, о чем они ведут переговоры, — заметил Шеин. — Мы не знаем, на каких условиях будет подписан мир.

— Вы отлично знаете, что ни на какие другие условия, кроме присоединения к СССР, они не согласятся. И вы отлично знаете, что на присоединение не согласимся мы. Если я не прав, почему в переговорах не участвует никто из командования? Ни Адамс, ни Кронин, ни Берингер… Да перестаньте же вы!

Последнее относилось к Верещагину, который, сидя в кресле с ногами, перебирал самшитовые четки. Костяшки мерно щелкали, соскальзывая по нитке, это и вывело Шевардина из себя.

Какую-то секунду Шеину казалось, что сейчас Верещагин накричит на Шевардина в свою очередь. Но тот спокойно сказал:

— Хорошо, — и отложил четки.

Ждали Кутасова, тот не ехал. А меж тем ночь перевалила за полночь и как-то незаметно начала становиться утром. Шеин в половине второго извинился и заснул в гостевой комнате, заведя наручный будильник на пять утра. Он знал хороший способ легко проснуться вовремя: лечь одетым.

Когда он спустился на веранду, картина не изменилась: Шевардин метался из угла в угол, Верещагин перебирал четки. Если он занимался этим все три с половиной часа, немудрено, что Шевардин взбесился. Впрочем, и манера дроздовца ходить по комнате взад-вперед, на взгляд Шеина, не располагала к душевному равновесию.

Команда психов. Один весь в себе после разрыва с женой, второй весь вне себя от того, что его не допускают к переговорам…

— Послушайте, Шеин! — Дмитрий забарабанил пальцами по стеклу. — Кутасова нет, может быть, придется принять решение без него.

— Какое решение? — Шеин сделал вид, что не понимает.

— Вы сами знаете, какое.

— Я хочу, чтобы это было сказано вслух…

— Нас предают. — Шевардин слегка ударил кулаком в раму. — Эта победа куплена нашей кровью, а теперь ее продают красным за ломаный грош. Я хочу потребовать сепаратного мира. Взять Кублицкого за его старую задницу, заставить изменить условия мирного договора…

— На здоровье. Потребуйте у премьера показать вам протоколы. Зачем впутывать нас?

— Боже, да перестаньте валять дурака! Мы создали платформу для этих переговоров, и мы должны диктовать условия! Мы, армия! А не кучка политиканов, которые отсиделись под метлой, а теперь корчат из себя правительство. Арт, да скажите же вы ему, почему вы молчите все время?!

— Это пройдет, — сообщил Верещагин.

— Что? — опешил Шевардин.

— Надпись такая была на кольце у царя Соломона. Снаружи было написано: «Это пройдет». А внутри — «И это пройдет».

Шевардин грохнулся в кресло, обхватил руками голову.

— Вы что, не понимаете? Или не хотите понимать? За что мы воевали? За что мы дрались, Арт? Помните ту ночь на первое мая, когда вас чуть ли не волоком притащили в Главштаб? Помните, что вы говорили: взять и победить? Ну неужели вас купили так дешево: полковничьими погонами? Так их очень быстро с вас снимут! Еще раз вспомните ту ночь: вы для них ничто! Мы с Валентином Петровичем, может, еще отсидимся, но вам рассчитывать не на что, с вами разделаются в первую очередь…

— И что же вы предлагаете? Конкретно. Я, как и Валентин Петрович, хочу услышать.

— Господи воззвах к тебе… Хорошо, будь по-вашему, все равно Кутасова нет. Я предлагаю объявить боевую тревогу нашим дивизиям. Сместить Кублицкого, выгнать с Острова этого коммунистического бонзу…

— Понятно. И вашему конвою опять нужен Резиновый Утенок? — Арт почесал левую руку, где на сгибе локтя был приклеен никотиновый пластырь. Шеин на секунду посочувствовал: сам он бросал курить несчетное количество раз, пользовался в том числе и этими нашлепками — все впустую.

— Я нахожу эти аллюзии неуместными.

— А я — вполне уместными. Потому что Корниловская дивизия сейчас еще не в том состоянии, чтобы представлять собой какую-то военную силу. Но вы с одиннадцати вечера обрабатываете меня, а не полковника Шеина.

— Да. Потому что вы один в некотором отношении стоите больше, чем вся ваша дивизия.

— Ну что ж, слово наконец-то сказано, — проговорил Шеин. — Нас позвали на эту чудесную загородную виллу, чтобы уговорить участвовать в военном мятеже.

— Я не понимаю, что вас так беспокоит, полковник, — скривился Шевардин. — Вроде бы вы один раз уже участвовали.

— Минутку! Это не был мятеж. Форсиз восстановили законное правительство.

— Вот! Мы восстановили — а где благодарность? Я уж не говорю о чести — буржуа это слово неведомо. Где элементарная человеческая порядочность?

— Давайте остановимся на житейском здравом смысле, — предложил Верещагин. — Вы возьмете власть, выгоните партийного бонзу… Что дальше?

— Дальше? Дальше мы перестаем быть азиатским аппендиксом и присоединяемся к цивилизованному миру.

— Что вы имеете в виду, говоря «цивилизованный мир»? — поинтересовался Шеин, заправляя кофеварку. — North Atlantic Treaty Organization?

— Да! И нас признают как независимое государство. И нам оказывают военную помощь, которая будет такова, что СССР носа в Черное море не покажет!

— Я не люблю таких маниловских прожектов на голом месте, — сказал Шеин. — Вы что, получили какие-то гарантии?

— Да.

— От кого же?

Шевардин назвал имя. Шеин присвистнул.

— И это значит, что мы должны будем разместить на своей территории «Першинги», — тихо сказал Верещагин.

— А вы что предпочитаете? «Сатану»? — Дроздовец снова выскочил из кресла. — Как вы сами говорили, превратиться в дачный поселок для красной элиты?

Верещагин шумно вздохнул.

— Поеду я, — сказал он.

— Куда?

— Домой. В свою холостяцкую берлогу.

— Постойте, Арт… Погодите! Ну послушайте же вы меня, вы тут самый здравомыслящий человек, пораскиньте немного мозгами, что нам всем дает мое предложение.

— Это не ваше предложение. Это предложение, умело внушенное вам «сами знаете кем». Я слушал вас шесть часов, послушайте и вы меня: если бы ваше предложение действительно открывало какие-то возможности, я бы ни секунды не колебался. Но это тупик. Больше того, это тупик, который может кончиться ядерным кризисом. Вас смертельно обижает, что переговоры ведутся без вашего участия? А вы не подумали, что сам по себе приезд советского лидера фактически во враждебную страну — акт экстраординарный? Вы не подумали, скольких усилий это могло стоить нашей разведке? В кои-то веки мы обзавелись таким агентом влияния в СССР — а полковник Шевардин предлагает гнать его обратно! Он предлагает поменять этого человека, который полностью находится сейчас в наших руках, на неверные гарантии НАТО, которые могут стоить столько же, сколько гарантии Антанты в двадцатом. Вы думаете, ко мне не подъезжали на этой козе? Кстати, не вы ли говорили, что проект «Дон» — предательство и плевок в лицо армии?

Шевардин не сумел изобразить невозмутимость.

— Откуда вы узнали?

— А вы рассчитывали, что не узнаю? Штабисты сплетничают не хуже бахчисарайских торговок. Я на вас зла не держу, но давайте признаем: восхищаясь тут моим здравым смыслом, вы попросту лицемерили.

Шевардин на минуту потерял голос.

— Святоша… — просипел он. — Моралист хренов. Выскочка… Я лицемерил? А как тогда назвать то, что ты сделал? Если мы сейчас… сдадимся Союзу… Если вся эта кровь, что лилась из-за тебя… лилась зря… То она вся на твоих руках, Верещагин! Вся, до последней капли! И ты ее не смоешь. Я тебя понял, Верещагин. Я тебя поймал. Ты вроде Лучникова. Только ты хочешь наоборот: не Крым отдать Союзу, а Союз — Крыму. Вербуешь их в нашу армию? Хочешь спасти их души? Ни хрена у тебя не выйдет: у них нет душ, у них там труха. Они это крестиком вышили на твоей шкуре, а если ты еще не понял этого, то ты просто дурак.

— Дмитрий Сергеевич, возьмите себя в руки. Тошно на вас смотреть…

Шевардин открыл рот и хотел сказать еще что-то, но тут по стенам пробежал блик от машинных фар, а во дворе под шинами зашуршал гравий.

— Кутасов, — тихо сказал Шеин, выглянув в окно.

По лестнице из гостиной поднимались двое. Кутасов и Воронов.

— Полковник Шевардин, вы арестованы по обвинению в заговоре, — сказал Воронов. — Оставайтесь в кресле, руки на стол.

— Ф-фух… Как он мне надоел… — Верещагин отлепил от сгиба локтя никотиновый пластырь. — Забирайте ваше имущество, полковник.

— Спасибо, — Воронов спрятал плоский микрофончик в карман.

Шевардин переводил взгляд с одного на другого и, наконец, остановил его на Верещагине.

— Сука, — жутко сказал он. — Стукач. Поганый доносчик. Красноармейский выблядок. Цыганская рожа… Главштабовский жополиз. Рогоносец…

— Полегче, господин полковник… — лицо Верещагина оставалось неподвижным. — Князь Волынский-Басманов сказал значительно меньше… Правда, я тогда хуже держал себя в руках… Но я и был в худшей форме. Вы ведь потом не встанете.

— I wish you were tortured to death!

Верещагин еще какое-то мгновение, казалось, был готов ударить, а потом сник.

— Я могу идти, господин Воронов? Я устал и хочу спать…

— Нет, Арт, к сожалению, — ответил за осваговца Кутасов. — Сейчас мы трое поедем в Главштаб. В СССР военный переворот.

— Что?

— Путч. Власть захватили ортодоксальные коммунисты.

Шевардин внезапно расхохотался, показывая пальцем на Верещагина. Они уже спускались по лестнице вниз, навстречу им поднималась охрана, а сверху все доносился смех…

— Не принимайте слишком близко к сердцу, — Кутасов истолковал выражение лица Верещагина по-своему. — Он вышел из себя и говорил не то, что думал.

— Да нет, он говорил именно то, что думал… Меня расстроило не это.

— А что же?

Мимо летели черно-желтые столбики ограждения, море за ними наливалось цветом.

— Мы потеряли еще одного хорошего комдива, — покачал головой Артем.

* * *

С утра по всем советским каналам шло «Лебединое озеро».

Молодой метался по анфиладам Форосской резиденции, разом похудев килограммов на пять. В одиннадцать утра временный премьер Кублицкий-Пиоттух все-таки смог встретиться с ним. Встреча продолжалась около четырех часов, потом высокие договаривающиеся стороны пообедали, и стол яств опять превратился в стол переговоров.

К десяти часам вечера основные договоренности были достигнуты. Остров Крым прекращал войну против СССР и присоединялся к Союзу на добровольной основе, сохраняя свой государственный строй, свои законы, свою валюту и свою армию. Это было зафиксировано подписью председателя Совета Министров СССР.

Оставался сущий пустяк: разобраться с кучкой узурпаторов, объявивших себя Государственным Комитетом по Чрезвычайной Ситуации.

На переворот в СССР Крым ответил гробовым молчанием. Вернее, прошла информация об официальном ужине, который дал Временный Премьер в честь советского лидера. Камера позволила любопытным оценить туалет супруги Молодого и посочувствовать самому Молодому, который никак не мог обжиться в смокинге.

* * *

…Мирный пассажирский «Боинг-747» совершал регулярный рейс «Стамбул — Москва». На борту он нес около трех сотен пассажиров и несколько тонн их багажа.

Он сел в аэропорту около 10 часов вечера.

Через пятнадцать минут «Шереметьево-2» прекратило все рейсы. Прилетавшие самолеты садились на резервную полосу и отводились к терминалам на неопределенный срок. Комендант аэропорта отказывался сообщить, когда их отпустят. По правде говоря, ему было совсем не до них: аэропорт принимал один за другим «Антеи», на которых в Москву перебрасывался 549-й мотострелковый полк под командованием полковника Милютина.

По тяжелым аппарелям съезжали из чрева воздушных машин БМП и танки, а самолеты, разгрузившись и заправившись, начинали очередной разбег по полосе.

Кроме 549-го мотострелкового полка была переброшена еще одна часть. Ее машины отличались от советских БМП даже в темноте.

Командир Таманской дивизии, получив около полуночи тревожный звонок от Государственного Комитета по Чрезвычайной Ситуации, пообещал как можно скорее ввести в столицу войска, но почему-то вверенная ему часть не торопилась пересекать линию Кольцевой дороги.

Дело в том, что еще раньше комдив получил другой звонок — от коллеги, в ведомстве которого находилась Кантемировская дивизия. Голос коллеги был полон сомнений. Достоверно было известно: КГБ не поддерживает ГКЧС. «Альфа» сейчас прикрывает в аэропорту высадку неизвестной части. Часть советская: машины наши.

Положение усугубилось третьим звонком: из «Шереметьево-2» позвонил свергнутый было Предсовмин, который потребовал поддержать законную власть и пригрозил всеми карами земными тем, кто будет выступать на стороне путчистов.

Четвертый звонок — снова из ГКЧС — содержал еще более категоричный приказ выбросить врага из Шереметьево и не допустить его до самой Первопрестольной.

Комдивы приняли соломоново решение. Как только их дивизии были готовы, они отдали приказ на выступление. Но, поскольку в таких вопросах ничего не решается и не делается с кондачка, подготовка была проведена очень тщательно и заняла немало времени. К тому времени, как войска дошли до Москвы, оказалось, что враг уже в городе. Дабы избежать жертв и разрушений, обе дивизии заблокировали все выезды из столицы. Верные Предсовмину войска теперь можно было уничтожить довольно быстро. Но почему, собственно, комдивы должны выступать против Предсовмина — против законной власти! — и поддерживать ГКЧС, если еще не ясно, кто кого?

Холодный и чистый, как колодезная вода, майский рассвет застал кордоны 549-го мотострелкового полка на окраинах Москвы против кордонов Таманской дивизии.

Старший лейтенант — таманец Полупанов — выбрался из своего танка на броню, достал из кармана пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Колесико вылетело и, отпрыгнув от брони, укатилось в придорожную траву.

Костя Полупанов выматерился, потом крикнул в сторону заставы противника:

— Эй, ребята! Спички есть?

Из танка вылез офицер с погонами лейтенанта и бросил Косте что-то, тускло блеснувшее в утреннем свете.

Полупанов легко поймал добычу одной рукой — это оказалась тяжеленькая латунная зажигалка, которая исправно вспыхнула ровным треугольным пламенем.

— Спасибо! — крикнул Костя, бросая зажигалку обратно. Настоящая «Зиппо», отметил он запоздало. И где только взяли?…

Костя Полупанов был парнем невеликого ума, да еще и не выспавшимся. Иначе он задал бы себе вопрос: а что это за 549-й полк и откуда он тут взялся?

Любой из офицеров организационного отдела генштаба сказал бы Косте, что 549-го полка не существует в природе.

А вот офицер аналитического отдела ГРУ на это ответил бы: правильно, 549-го полка не существует в Советской Армии, а вот в Крымских вооруженных силах он очень даже существует. Только он более широко известен неофициальным названием: это так называемый «Красный полк», организация и вооружение которого в точности повторяют организацию и вооружение советского мотострелкового полка.

Но в эти высокие материи Костя Полупанов совершенно не вдавался. Он надел шлемофон и залез обратно в танк — ожидать дальнейшего поворота событий. Прикажут — он шваркнет из пушки в парня, давшего ему закурить. А тому прикажут — он шваркнет в Костю. А может, никто ни в кого не шваркнет, и они мирно разъедутся.

Такой исход событий устраивал лейтенанта Полупанова больше всего.

К вечеру телефоны в Кремле замолчали. Те, кто еще вчера клялся во всемерной верности хозяевам страны, сегодня наперебой звонили в Шереметьево, передавая Молодому заверения в своей по-гроб-жизни лояльности. Молодой, твердо зная цену этим заверениям оптом и в розницу, тем не менее перестал глотать димедрол. В конце концов, качинцы, держащие аэродром под контролем, как минимум помогут ему смыться.

Но все же он не решался ехать в Москву, пока ГКЧС не сдастся официально.

Добило ГКЧСовцев известие о том, что командиры военных округов предали. Еще бы они не предали: с падением высшего армейского эшелона, поддержавшего ГКЧС, открывался такой широкий и светлый путь наверх, что у генералов закружились головы.

Власть, еще вчера такая плотная, осязаемая, внезапно рассыпалась в руках и утекла между пальцами как песок… Да нет — как пепел. Именно это, а не страх ареста, позора или смерти, ранило Портретов больнее всего.

Первым не выдержал Министр Внутренних Дел. Запершись в своем кабинете (оттуда открывался прекрасный вид на перекрывшие улицу «Святогоры»), он достал из сейфа бутылку водки и пистолет. Тридцать пять лет беспорочной службы, дача в Завидове, «кремлевка», загранпоездки — все обернулось дерьмом и ухнуло в трубу. МВДшник выпил прямо из горла, закусил сосиской из банки. Он не мог пить, не закусывая, его от этого тошнило. То, что им будут шить, — это 62-я статья, измена Родине. В лучшем случае — лагерь «Белый лебедь». Что такое «Белый лебедь», генерал знал не понаслышке. Поэтому он осушил бутылку до половины. Этого, решил он, пожалуй, хватит. Только бы не было осечки… Если будет осечка, силы второй раз нажать на курок он не найдет, сколько ни выпьет.

Но, уже поднося пистолет к виску, он все-таки надеялся и молился, чтобы вышла осечка, а вдруг случится чудо, и все пойдет в правильную сторону, и в «Белый лебедь» запроторят суку Молодого… Надежда трепыхалась в нем до последней секунды и выплеснулась через здоровенную дыру в башке, потому что осечки не было…

Вот после этого ГКЧСовцы капитулировали.

Глава 10 Drumming-out[155]

Командующий армией в своих действиях, успех которых никогда не обеспечен, …не должен бояться судебной ответственности. Он несет совсем иную ответственность перед Богом за жизнь многих тысяч людей и за благо государства. Он теряет нечто большее, чем свободу и состояние.

Мольтке-старший, «Военные поучения»

Неблагодарное это занятие — бить красных.

Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих»

Двое генералов сидели по разные стороны длинного дубового стола чиппендейловской работы. У них был усталый вид, как, впрочем, и у всех высших политиков в Крыму и в Союзе. Ночами они участвовали в закрытых совещаниях, где обсуждали условия, выдвинутые сегодня противной стороной, и решали, какие из них принять, какие — отклонить, о чем можно торговаться и спорить, а что не подлежит обсуждению. Утром же они возвращались за стол переговоров и снова нащупывали дорогу к согласию, громоздя компромисс на компромисс. Существование форсиз как части Советской Армии постепенно приобретало какие-то правовые рамки. Остров Крым надежно швартовался к советскому берегу — то ли трофей, то ли брандер.

Но кроме вопросов важных, касающихся количества и размещения войск, совместных учений и охраны границ, были и вопросы, неважные на первый взгляд, но имеющие принципиальное, идеологическое значение.

— Что насчет пункта восемнадцать-а? — спросил советский генерал, получивший ночью послабление насчет этого пункта и строгое указание насчет пункта восемнадцать-б.

— Этот вопрос не подлежит обсуждению, — ответил генерал Павлович, получивший строгое указание насчет пункта восемнадцать-а и послабление относительно восемнадцать-б. — Ни один участник проекта «Дон» не будет выдан, ни один крымский офицер, совершивший против советских военнослужащих воинское преступление, не покинет территории Острова. Все они останутся здесь или понесут наказание здесь. Мы согласны на советских наблюдателей, которые могут присутствовать на судебных процессах, на совместные трибуналы, но отсюда наши военные никуда не уедут.

— Но это же несправедливо. Советские военнослужащие, которые совершили воинские преступления, в таком случае тоже должны быть подвергнуты трибуналу на нашей территории.

— При наличии крымских наблюдателей? — спросил Павлович.

— Мы согласны на присутствие крымских наблюдателей, — кивнул советский генерал. — Но у вас, кажется, есть кое-какие замечания, так сказать… персонального характера.

— Мы решительно требуем выдачи всех интернированных. Подчеркиваю: всех. Поименно, согласно спискам. Крымские политические деятели должны уже завтра оказаться на территории посольств Великобритании, Франции, США, Швеции и Норвегии.

Советский генерал на несколько секунд опустил веки, словно обсуждая сам с собой требование противной стороны.

— У нас есть свои требования. Некоторые крымские военные преступники… Во всяком случае, виновники этой провокации… Поймите, мы не сможем достигнуть никаких соглашений, если этот человек будет по-прежнему командовать дивизией. Он должен понести ответственность за свои действия. Кто-то должен нести за все это ответственность… СССР ждет от Крыма жеста доброй воли…

— И… насколько широкого жеста?

— Это не такой уж принципиальный вопрос, — сказал советский генерал. — Никто не требует крови… Но продемонстрировать добрую волю необходимо.

— Согласен.

— Мы можем считать, что достигли соглашения по пункту 18?

— Пожалуй, можем, — кивнул Павлович.

* * *

— Сигарету, полковник? — предложил подполковник Огилви.

— Спасибо, я не курю.

— Тогда виски?

— В такую жару? — удивился Верещагин.

— А как еще прикажете переносить весь этот балаган? — подполковник с ненавистью одернул парадную форму. — Почетный караул, hell damn this world[156]! Или вы скажете, что вам это нравится?

— Не нравится, сэр.

— О господи! Командир Корниловской дивизии говорит мне «сэр»! Меня зовут Брайан, господин полковник. Не «сэр», а Брайан… Я так и понял, что это наказание! Самое подлое наказание, которое они смогли придумать, — вот этот самый «почетный караул». Стой тут, увешанный аксельбантами… Потей… И еще этот drumming-out.

— Не понял?…

— Drumming-out, я говорю! Вы плохо понимаете английский? Чертов спектакль. Когда из самолета покажется Лучников и эта его команда, мои ребята будут по мере их продвижения выполнять команду «налево-кругом». Знаете, полковник, исходи эта инициатива от них самих, я бы только порадовался. Но когда вонючие штабисты, которые еще два месяца назад хлопали Лучникову так, что у них потом ладони зудели три дня, когда эти buggers[157] приказывают мне устроить «выбарабанивание»… Куда вы?

— Простите, мне нужно поговорить кое с кем из моих людей.

В толпе танкистов Барлоу выделялся в первую очередь ростом. Самый высокий из орлов-алексеевцев мог бы достать ему макушкой до кончика носа, если бы встал на цыпочки.

— Сережа! — окликнул его Арт. — На два слова.

— …Тот, кто был зачат непалкой и непальцем, — объяснил танкистам поручик, выбираясь из их толпы.

Танкисты захохотали, их вахмистр хлопнул Барлоу по плечу.

— Слушаю, ваше высокоблагородие! — Сергей вытянулся перед Верещагиным.

— Подполковник Огилви поведал мне о любопытных планах командования, — тихо сказал Верещагин. — Кто-то из устроителей нашего маленького праздника хочет учинить Лучникову «выбарабанивание». Ты случайно не в курсе?

Сергей смутился. По лицу было видно, что он в курсе.

— Так. — Верещагин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука. — Тогда вопрос: почему не в курсе я?

— Его благородие… — Барлоу слегка покраснел, — велел, чтобы… Ну, одним словом, он не велел вам говорить.

— Подполковник Ровенский не велел говорить мне о своих планах?

— Это не его планы.

— Добро… — Верещагин задумался на миг. — Сергей, я хочу видеть батальон до последнего человека. Через пять минут.

— Слушаюсь, сэр!

Мгновенное движение в толпе, серия окликов, и вот из массы разнородных мундиров выделились и выстроились четыре шеренги в хаки с черным — корниловские горные егеря.

Но позвольте, где же полковник, который так хотел сказать своим подчиненным что-то важное? Вместо него как из-под земли вырос поручик-распорядитель.

— Очень хорошо, поручик, очень хорошо, — сказал он. Следуйте за мной… Не беспокойтесь о своем командире, беспокойтесь о том, как встать на разметке…

Кругом уже шли построения, суета, крики сержантов, пробовал голос военный оркестр, на балконе для провожающих пенилась букетами толпа гражданских, спотыкаясь о кабели, носились телевизионщики, щелкали затворы фотокамер, звезды фотовспышек за доли секунд проживали свою краткую жизнь…

Тяжеловесный и изящный, как лебедь, «Боинг» заходил на посадку.

Верещагина же тремя минутами раньше отозвал другой штабной офицер, поручик.

— Главнокомандующий убедительно просит вас подойти к нему.

Что сделаешь, когда такие люди убедительно просят, это значит, что они требуют. Верещагин пошел за своим сопровождающим.

Главнокомандующего, сиречь полковника Адамса, здесь не было. Вообще никого из командования не было — секундой позже Верещагин различил на летном поле четыре черных лимузина «руссо-балт» с флагами дивизий. Здесь же наблюдались люди в немалых чинах, но все — порученческого сословия.

— Быстро изложите мне суть дела, господа, — краем глаза он видел, как строится на летном поле четвертый батальон, как напротив выстраивается полк Огилви, а «Боинг» уже тормозит на взлетной полосе… — Построение идет, мне нужно успеть сказать ребятам два слова.

— Вы останетесь здесь, полковник, — адъютант Адамса смотрел словно сквозь него.

— Зачем?

— Какая вам разница? Стойте спокойно, потом вернитесь. Все.

Верещагин развернулся и поспешил на летное поле, к батальону.

— Стойте! — заорал ему вслед адъютант. — Стойте, сэр! Это приказ командующего, остановитесь!

Метров через десять адъютанту удалось его догнать.

— Послушайте, вы что, с ума сошли? Немедленно вернитесь!

Арт продолжал движение. «Если он попробует остановить меня, я его ударю».

— Да что за безобразие, в самом деле! — адъютант его высокоблагородия ухватил егеря за рукав.

В толчее и мельтешении последних приготовлений никто не заметил, как щеголеватый поручик отчего-то согнулся пополам и сел на темно-желтую плитку. Никто не обратил внимания и на хамское поведение командира дивизии, который, вместо того чтобы протянуть руку адъютанту главнокомандующего, ускорил шаг, потом бегом догнал аэро-симфовский кар, на котором телевизионщики катили к месту встречи, и подскочил на подножку машинки.

— If you want something done well, do it yourself[158] — сказал он, соскакивая с подножки. Очень своевременная мысль и очень своевременное действие. Он снова побежал. Там, кажется, уже началось…

* * *

Они ожидали увидеть супермена, победителя «Антика-Ралли», плейбоя, лидера, повелителя умов и сердец…

Они увидели полупомешанного, израненного, испепеленного человека…

…Верещагин успел в самый последний момент и остановился в нерешительности за шеренгой спин. То, что он задумал, казалось идиотизмом — как и все задуманное в последнюю минуту перед осуществлением, когда еще не пройдена, как говорят пилоты, «точка возврата». По большому счету, Лучников заработал то, что ему собирались выдать. И месяц назад Арт с удовольствием возглавил бы строй и скомандовал «Батальон, кру-гом!». Но то было месяц назад…

Он осматривался, переводя дыхание. «Боинг» подруливал к трапу, никто особенно не обращал внимания на Артема — мундир среди мундиров, лист в лесу. Журналисты выцеливали объективами дверь самолета. Военный оркестр замер в ожидании. Арт разглядел рядом с тамбурмажором человека в штатском, который тоже разглядывал «Боинг» в театральный бинокль. Значит, как только появятся иосовцы, этот тип даст сигнал, грохнут барабаны, и геройские защитники Крыма повернутся спинами к тем, кто будет выходить из самолета, и те пойдут сквозь строй спин под отрывистые, как удары шпицрутенов, короткие дроби. Drumming-out, процедура позорного увольнения из армии, в свое время перенятая у американцев. Один раз Верещагин принимал в ней участие — еще когда был подпоручиком, и потом три дня ходил как пришибленный: ему снились эта дробь, жаркое марево лагеря Чуфут-Кале и слезы в глазах солдата, которого вели вдоль шеренги спин — тридцатипятилетний мужик, ветеран турецкой кампании, в пьяной драке убивший гражданского, плакал как ребенок… Лучников, пожалуй, не заплачет. Ему и смысл всего этого не будет понятен до конца — это понятно только военному, а особенно отвоевавшему военному: только что эти люди были твоей семьей, готовые умереть или победить вместе с тобой, вы так много разделили, и вдруг в одночасье ты для них никто, пустое место, они тебя не знают и видеть не хотят. Если тебя приговорили к расстрелу — тебе могут посочувствовать, угостить сигаретой, передать последнее письмо и молиться, чтобы именно в их винтовке был холостой патрон. Но если ты приговорен к «выбарабаниванию» — сочувствия не жди. К «выбарабаниванию» приговаривают редко, но за такие проступки, которые и должны караться несмываемым позором.

Появление Лучникова он прозевал. Именно потому, что не сразу узнал в сутулом обтрепанном мужике того усатого Мальборо-мэна, который за последний год примелькался всему Крыму. Почему грохочут барабаны, неужели тип в штатском ошибся… Но человек, что шел по ковровой дорожке мимо «парадного» казачьего батальона остановился, увидев вокруг себя спины, и растерянно оглянулся. И тут Верещагин его узнал. Узнал и понял: так нельзя. Может быть, тот Лучников и должен был получить свое, но этот все уже получил.

Артем, движимый скорее наитием, чем рассудком, шагнул вперед, оттирая плечом Шмидта, сделал еще два шага — чтобы его видели все, вдохнул поглубже и заорал:

— Батальон, смирно! Равнение налево! Барлоу, я вам пока еще командир! Ни один не повернется, ясно?

Несколько человек в строю дернулись было, но, глядя на товарищей, вытянулись во фрунт.

Обалдевшие журналисты притихли. Это что еще за нарушение протокола?

— Слушаюсь, сэр! — радостно откликнулся поручик.

— По-о-олк, смир-ррна! — так же весело гаркнул рыжий невысокий, явно англо-крымского происхождения офицер в «правом» строю.

Барабаны подавились тишиной, никто не понимал, что происходит, ясно было только, что церемония пошла наперекосяк.

Лучников все не трогался с места. Те, кто спускался по трапу за ним, столпились на ступенях, не решаясь идти вперед. Верещагин чувствовал, как вектора внимания смещаются в его сторону. Это было невыносимо. Он не собирался опять становиться всеобщим позорищем. Ну почему я это делаю? Я же тебя ненавижу! Ты же мне всю жизнь перепоганил!

Наконец тишина прорвалась, как ветхая запруда: оркестр грянул «Прощание славянки». Это было так неожиданно и нелепо, что Арт не выдержал — расхохотался. При мысли о том, как он выглядит со стороны, полоснул ужас, но остановиться он уже не мог. Кусая расползающиеся в улыбке губы, резко развернулся на каблуках и бросился прочь, за спины секьюрити, сдерживавших толпу, к группе главштабовских автомобилей, навстречу перепуганному поручику Гусарову и разъяренному адъютанту Адамса. Каким-то образом десятка полтора журналистов прорвали строй секьюрити и бросились за ним:

— Полковник, зачем вы сорвали церемонию? Вы изменили свое мнение относительно Идеи Общей Судьбы? Чем вызван ваш смех? Это правда, что вам грозит трибунал? Что вызвало ваше возмущение? Зачем вы?… Как вы?… Откуда вы?…

Перед толпой журналистов затормозил длинный черный «руссо-балт», Артем, не раздумывая, нырнул в открывшуюся дверцу и отгородился от мира тонированным стеклом.

* * *

Генерал Павлович был краснее и злее перца-чили.

— Полковник, ваше поведение недопустимо! — приветственный салют генерала естественным образом перешел в возмущенный широкий жест. — Роль телезвезды вам, по-видимому, так понравилась, что вы используете любой случай влезть в камеру! Потрудитесь объяснить свое поведение.

Верещагин оглядел диспозицию. Адамс стоял, отвернувшись лицом к стене, демонстративно разглядывая карту. Ордынцев полностью сосредоточился на своем «Ватермане», который он вертел тремя пальцами. Скоблин нечаянно пересекся глазами, но тут же начал смотреть в окно. Казаков не поднимал глаз от стола. Двое полузнакомых полковников — из тех, «московских узников»? — разглядывали его с каким-то неловким интересом.

Его ответ не имеет значения, понял Арт. Здесь все решено, и они просто не знают, как ему это сказать. Поэтому выдвинули на передний край Павловича, который со своей генеральской колокольни вывалит на него все, что ему причитается. Ну давай. Не тяни кота за хвост. Чем хуже, тем лучше.

— У меня нет оправданий, господин генерал.

— Что значит «нет оправданий»? Вы не желаете оправдываться или признаете свою вину?

— Как вам будет угодно. Если человек вашего возраста и положения не видит ничего зазорного в том, чтобы применять «выбарабанивание» к штатскому, да еще и явно психически нездоровому человеку, разубеждать его бессмысленно, а из моего положения — просто бесполезно.

— Артем, Артем!.. — краем рта проговорил Казаков.

— Что за тон, полковник? — генерал выпустил в свисток еще одну порцию пара. — Вы полагаете, вам теперь все можно?

— Нет, — Верещагин на секунду прикрыл глаза, сопротивляясь безысходности. — Но и вам можно не все, ваше превосходительство.

— Это возмутительно, господа, — генерал покачал головой. — Полковник Верещагин, я колебалсяотносительно того, отстранять вас от должности или нет на время расследования… Теперь я уверен в необходимости этого шага.

…Нечто похожее он испытал тогда, на Пти-Дрю, когда ему на голову и плечи сошел маленький снежничек. Абсолютно безболезненный, но сильный удар обрушился сверху и оглушил, бросив на колени. Придя в себя через секунду, он обнаружил, что обездвижен: завален снегом по шею… Все было как тогда: и полная неподвижность, и детская растерянность, и шок…

— О каком расследовании речь? — собственный голос показался неуместно громким.

— Адамс! — Павлович обернулся к своему заместителю, ныне — начальнику штаба Вооруженных Сил Юга России, с момента вступления в силу Союзного Договора — Крымского военного округа.

— Я ничего ему не говорил, господин генерал. Я не мог. Извините…

— Вам предъявлено обвинение в превышении полномочий, самовольном начале военных действий, нападении на своего командира и нарушении инструкции 114-29, — отчеканил главштабовский полковник.

Верещагин расхохотался самым оскорбительным образом — опять совершенно непроизвольно, уже второй раз за день. Ничего не видя сквозь слезы, выступившие от смеха (?), он нашарил рукой ближайший стул, упал на него и смеялся, пока это не прошло само собой. Потом перевел дыхание:

— Сволочи вы, господа. Ну что вам стоило сделать это на две недели раньше…

* * *

— Это здесь, — зачем-то сказал Антон.

Маки уже отгорели, но весь склон был усеян какими-то маленькими лиловыми цветами.

Анна Лучникова

1902–1976

Арсений Лучников

1897–1980

Мрамор первого креста успел слегка посереть под дождем и ветром. Второй крест был льдисто-белым, той первозданной сверкающей белизны, которой присущ внутренний свет…

Лучников опустился возле могилы на колени. Памела с Антоном стали поодаль.

Арсений Лучников спал под этим крестом на каменном ложе, укрытый, как шинелью, тонким крымским дерном.

Арсений Лучников, сероглазый и курносый, в сморщенной кожице на вырост, дремал на груди у своей матери в сумке для ношения младенцев.

Они стояли там, на склоне холма, почти у самого подножия, они были там вместе — живые и мертвые, и майстро[159] гнал с моря облака, и век смотрел на закат.

…А потом они вернулись домой.

* * *

— Ваше имя.

— Глеб Дмитриевич Асмоловский.

— Звание.

— Капитан Советской Армии, воздушно-десантные войска.

— Личный номер?

— Не помню. Должен быть в деле…

— Вы являетесь членом Коммунистической партии Советского Союза?

— Беспартийный.

— Каким образом вы попали в плен?

— Я был ранен.

— Где и когда это произошло?

— На горе Роман-Кош, в ночь с двадцать девятого на тридцатое апреля.

— Скажите, узнаете ли вы кого-либо из находящихся здесь людей?

Глеб узнавал. Еще как узнавал…

— Я могу не отвечать?

— По советским законам, — сказал советский майор, — отказ от дачи показаний является уголовным преступлением…

— А по законам автономной Республики Крым — не является, — злорадно парировал крымский капитан. — Хранить молчание — неотъемлемое право каждого…

Советский член следственной комиссии нервно заелозил.

— Капитан Асмоловский, но вы же собираетесь вернуться к себе на родину, — сказал он. — К своей семье…

«Пошел ты…» — сжал зубы Глеб.

— Вы не можете его не помнить! — вскинулся майор. — Это он вас ранил! Он в вас стрелял!

— Темно было, — нагло сказал Глеб. — Стоял туман.

— Товарищ капитан, — бесконечно терпеливым голосом сказал майор. — Вы же советский офицер. И ваши мотивы мне непонятны. Мы ведь только хотим установить факты, выяснить правду как есть: вы знаете этого человека?

— Знаю, — сказал Глеб.

— Ну вот так бы и сразу! Где и при каких обстоятельствах?

— Это полковник Артемий Верещагин. Я его несколько раз видел по телевидению и читал о нем в газетах. Один день мы вместе лежали в Симферопольском военном госпитале… Вернее, в госпитальном отделении Симферопольской военной тюрьмы.

— И что, это все?

— Я имею право хранить молчание.

Советский майор стал цвета бордо. Крымский капитан явно веселился.

— А до этого? Раньше вы что, не виделись?

— Я не помню.

— Вот этого я совсем не понимаю, Глеб, — тихо проговорил Верещагин. — Совсем не понимаю…

— Полковник Верещагин, вы знакомы с капитаном Асмоловским? — повел свою партию крымский военный юрист.

— Да.

— Сколько раз вы встречались?

— Трижды, если считать сегодняшний.

— Расскажите о первой встрече.

Верещагин монотонно и кратко изложил историю появления своей «психкоманды» и пребывания ее на Роман-Кош совместно с ротой капитана Асмоловского.

Выглядел он так, как будто по нему прошлись асфальтовым катком.

— Капитан, как же согласовать это с вашим заявлением? — повернулся к Глебу крымский капитан.

— Как хотите, так и согласовывайте, — глядя в сторону, сказал Глеб.

— Можно, я поговорю с ним? — спросил Верещагин.

— Говорите, — посопев, согласился майор.

— Наедине.

— Зачем это? — забеспокоился советский юрист.

— Давайте выйдем, — крымский капитан встал.

— Объясните мне…

— Уходите отсюда, пожалуйста! — Верещагин поднялся со стула. — Дайте мне объяснить человеку, что к чему. Вам же лучше будет. И скажите, чтобы принесли чаю…

— Зачем, Глеб? — спросил он, когда все вышли.

— Ты на себя в зеркало смотрел?

— Я не брился сегодня.

— Такое впечатление, что и не спал. И не ел. Дня три. Это тебя здесь судят?

— Еще нет. Еще идет предварительное следствие.

— И я, значит, должен показания дать. Против тебя.

— А что тебя смущает?

— Что тебе светит?

— Не знаю… Этот человек, капитан Пепеляев, — мой адвокат. Он клянется, что я отделаюсь «выбарабаниванием». Поначалу мне кроили — как это у вас называется? — «вышку», но Пепеляев не оставил от этих обвинений даже перьев. Он уже не одну задницу спас, так что я ему верю.

Принесли чай. Вернее, по здешнему обыкновению, — кипяток и пакетики на веревочках.

— Штука в том, что ты ничего не изменишь. — Верещагин вынул пакетик из чашки, выжал его о ложку и положил на край блюдца. — Ради сохранения хороших отношений между Москвой и Республикой Крым на кого-то все это нужно свалить. Этот «кто-то» — я. Другую кандидатуру найти трудно, да ее и не ищут особенно.

— И ты согласился?

— Ты понимаешь, Глеб… Я ведь действительно сделал то, в чем меня обвиняют. Отпираться было бы как-то глупо… Да и поздно.

— Победителей не судят, — хмыкнул Глеб.

— Как видишь…

— И ты, значит, покорно идешь под расстрел ради сохранения хороших отношений между Москвой и этой… как ее… Республикой Крым?

— Под какой еще расстрел? Сохранить вам лицо — не значит потерять свое. Приговор уже известен: меня вышибут из армии с позором, предварительно разжаловав. На этом сторговались обвинение и защита.

— Что значит «сторговались»?

— То и значит. Как на базаре. Когда один просит сотню, второй дает двадцатку, в результате сходятся на шестидесяти. Так и здесь.

— Ну так зачем меня-то дергать?

— А ты, Глеб, единственный свидетель с советской стороны.

— Что? — потрясенный Асмоловский подался вперед. — Иди ты! Там же тьма народу была!

— Да? И кто, например?

— Васюк…

— Убит.

— Палишко…

— Убит.

— Стумбиньш…

— Ранен, до сих пор в коме.

— Говоров…

— Не нашли.

— Петраков…

— Убит.

— Товарищ майор…

— Занят в проекте «Дон»: новое имя, паспорт гражданина Крыма. Искать не будут, это вопрос принципиальный.

Глеб матюкнулся.

— Солдаты…

— Те, кто общался с нами достаточно плотно, будут молчать. И ты знаешь, почему.

— Вот зараза…

— Согласен. Так вот, вернемся к итогам нашей торговли с обвинением: мы получим приговор по самым низким ставкам, если будем хорошо себя вести. Если процесс пройдет быстро и чисто. Это честная сделка: обвинение не потеет, получая доказательства, но за это не будет рыть нам могилу.

— Этот майор — он от обвинения?

— Товарищ Гудзь? Нет, он просто советский наблюдатель. Прелесть ситуации в том, что крымцы все должны сделать сами. Никакой номинальной власти над обвинением у Гудзя нет. Потому он и дергается: повлиять ни на что не может, а отвечать, в случае чего, будет… Например, если с советской стороны не найдет никаких свидетелей.

— Это он меня откопал?

— Конечно. И возлагает на тебя огромные надежды с тех пор, как узнал, что я тебя ранил. Так что давай, Глеб, показания. Иначе и мне не поможешь, и себе жизнь изгадишь.

— А с чего ты взял, что я хочу тебе помогать? Может быть, я просто не хочу стучать. Не люблю, не умею.

— Но это же не стукачество, товарищ капитан. Ты не доносишь на меня, ты просто помогаешь установить факты.

— Факты… — Глеб сказал, как сплюнул. — Артем, вот если бы меня вешали, а я тебя просил намылить веревку, чтоб я меньше мучился, ты бы это сделал?

— Не так же все погано…

— Откуда я знаю? Ты что, веришь им? Ты их спас, они тебя за это судят — и ты им веришь?

— Я верю Пепеляеву. Он хороший юрист и хороший человек… Пойми, если бы речь шла о жизни и совсем наоборот, я бы отсюда смылся быстро.

— Как? Через подкоп? В бетоне? Или на воздушном шарике?

— Зачем такие сложности… Просто покинул бы ночью город… Хич-хайком — до Ялты или Алушты… А там угнал бы любую парусную яхту — на выбор…

— Так ты что… не в тюрьме?

— Нет, Глеб! Я живу в городе, в гостинице… Кстати, на днях получил третье — и последнее, наверное, — полковничье жалованье…

— Гуляешь, словом.

— Да… В моем положении народная мудрость рекомендует расслабиться и постараться получить удовольствие. Что я и делаю.

— Оно и видно. Столько удовольствий — бриться не успеваешь.

— Да нет, это я так… Дразню следователя. Вчера пришел в штатском, но это не произвело особого впечатления. Сегодня не побрился…

— Надень расписуху.

— Что?

— Ну рубашку модную. Яркую такую, гавайку.

— Слушай, это мысль!

— Дарю.

— Яки… Ну что, Глеб, мы договорились? К тебе вернется память?

— Куда она денется… Давай, свисти королевскую рать…

— Погоди… Давай еще так посидим… Поговорим…

— О чем? И зачем?

— О господи… Асмоловский, ты единственный приятный человек, который садился напротив меня за этот стол за последнее время. С кем я только тут не общался… Начиная с ГРУшника, который меня на цепи держал, и заканчивая князем Волынским-мать-его-Басмановым.

— А твои друзья? Они больше не приятные люди?

— Нет, отчего же… Но как-то неловко в глаза им смотреть… Все-таки я их подставил. Получается так.

Он усмехнулся криво, засунул руки в карманы…

— Ты знаешь, я и не думал, что будет так… больно. Армия ведь никогда для меня не была единственным светом в окошке, она была просто задачей, решаемой в рамках сверхзадачи. Я отслужил двенадцать лет, три года мне осталось до истечения контракта… Я думал об отставке как о решенном деле…

— Пока не попробовал командирства?

— Вот уж оно гори огнем! С друзьями расплевался, женщину потерял… Предал человека, который мне доверился, — не спрашивай, кого и как… Не то чтобы я его любил или разделял его взгляды, и другого выхода вроде не было… А все равно гадко вышло. Одни неприятности от этого командирства, и ничего больше.

— И все-таки тебе больно… Чего же ты от меня хочешь? Выговориться некому?

— И это тоже… Глеб, ты знаешь, зачем ты живешь?

— Положим.

— Везет. Я не знаю.

Глеб вытащил из кармана обтерханную, залитую бурым по обрезу записную книжку. Достал из-под обложки сложенный вчетверо затрепанный листочек.

— Посмотри.

Это был листик из детской тетради — сочинение, исправленное рукой учителя. За содержание стояла пятерка, за грамотность — двойка.

«…Мой папа — самый лутший. Он Капитан Совецкой Армии. Он служит в десантной девизии, и прыгает с парашутом. Все солдаты его слушаюца. Еще он ходит алпенизмом и называеца Снежный Барс. Это значит он был на 4 горах Памира на высоте 7 тысячь метров. У него есть про это значек и ваза которая называеца Кубок. В том году он поедет на гору Эверест. Это самая высокая гора на всем свете. Много людей хотели поехать тоже. Но был большой Конкурс и отбирали самых лутших со всей страны. Потому что это спортивная честь СССР. Моего папу взяли в команду — получаетца он 1 из самых лутших. Я очень люблю своего папу и когда вырасту буду защищять как он Свою Родину…»

— Спасибо, — Верещагин вернул Глебу листок. — У тебя славный пацан. Только… уже не греет. Все, Глеб, Бобик сдох. Ничего уже не хочу.

— А чего ты вообще хотел? Раньше?

— Взойти на К-2 по «Волшебной линии». Сделано.

— Это хобби у тебя — браться за невозможное? Профессия? Призвание?

— Фамилия.

— ???

— Классе в восьмом я изучал теорию вероятности… И пришла мне в голову забавная мысль: подсчитать вероятность своего появления на свет. Получилось, Глеб, четыре сотых процента. Моей матери было девять лет, когда она и дед Ковач чудом спаслись. Весь табор вывезли в лагерь уничтожения, и все погибли там. До единого. Что им удалось пристать к какой-то католической миссии и выбраться в Крым — чудо вдвойне. То, что мой отец уцелел после расстрела, тоже можно записать по разряду чуда. Я уж молчу про то, что в немецком лагере для пленных единственной медицинской помощью было доброе слово. Я не говорю о вероятности побега — в конце концов, и другие угоняли самолеты… Но еще была служба в частях английских коммандос… Англичане сформировали тут один полк из добровольцев… Была еще Италия и Греция. Масса возможностей распрощаться с головой. И я не удивлюсь, если он до сих пор жив. Получает пенсию, стучит по вечерам в домино или шахматы… Так что все невероятные события моей жизни пасуют перед невероятностью моего рождения. Nomen est omen, товарищ капитан.

— Переведи.

— «Имя есть знамение». Глеб, хочешь один бесплатный совет?

— Давай.

— Не возвращайся в Союз.

— Что?

— Запишись в проект «Дон». Или просто сбеги.

— Ты спятил?

— Глеб, война кончилась, а вас все еще держат под стражей. И наших пленных на советской территории — тоже. Как ты думаешь, почему вас не отпустят? Я тебе скажу: это сделано по просьбе советского руководства. Они не хотят, чтобы вы разбрелись по Крыму и осели здесь. И чтобы наши жили у вас — тоже не хотят. Автономная Республика Крым не будет полностью открытой территорией. Нас боятся. Это полуприсоединение — лучше, чем оккупация, но… я боюсь, как бы не было чего похуже оккупации.

— Ты точно спятил. У меня же семья.

— Что-нибудь придумаем, вытащим их сюда. Время есть. Порядки у вас станут либеральнее — через два-три года ты сможешь вытащить семью сюда. Учитывая, сколько мордуются евреи, пока выедут…

— Хорошо, я подумаю… — соврал Глеб. — Слушай, а почему все-таки «Дон»?

— Потому что «с Дона выдачи нет», Глеб.

* * *

Медленно и верно, по волоконцу выматывает нервы судебная машина. К тому дню, когда следственная комиссия передала дело в трибунал, Верещагин чувствовал себя больше похожим на пакет скисшего молока, чем на человека.

Заряда, полученного в беседе с Глебом, хватило ненадолго. Потом депрессия углубилась. Артем достаточно много знал об этом состоянии, чтобы точно определить его. Таблетки могли бы помочь, но слишком хорошо помнилось ментальное изнасилование, которое называли «медикаментозным допросом». Химическое вторжение в психику представлялось теперь более страшной вещью, чем сама депрессия.

Его молчаливая мрачность дошла до границ, за которыми начинался аутизм. Пепеляев несколько раз мягко намекал, а один раз прямо предложил побеседовать с психоаналитиком. Артем представил себе эту беседу: «Видите ли, доктор, у меня неприятности. По моей вине один мой друг погиб, а другой стал калекой. Я стрелял в человека, который был мне симпатичен, а он стрелял в меня. Мою женщину изнасиловали. Меня пытали. Мне учинили еще и медикаментозный допрос, и приятного тоже было немного. Я активно помогал развязать кровавую баню на Острове. Людям, погибшим из-за меня, идет счет на тысячи. Мне приходилось снова и снова отправлять в огонь друзей, подчиненных, любимую женщину и ее подруг. Когда мы после этого вернулись на Остров, нас ославили убийцами. Моя жена меня бросила, один из моих друзей отгорожен воинской субординацией, второй со мной крепко поссорился из-за того, что я, как многим кажется, предал интересы форсиз, создав совместные советско-крымские формирования. Людей, творивших здесь бесчинства, оправдали, а меня отдали под суд. Что вы мне порекомендуете, доктор?» Его смех, похоже, показался Юрию Максимовичу оскорбительным. Верещагин извинился, но это мало помогло. Впрочем, ему было плевать: с Пепеляевым детей не крестить, он — адвокат и просто делает свою работу.

Один раз Арт решился на эксперимент: напился. Тем более что был повод: 25 июля умер Высоцкий. Артем шел от бара к бару, наверное, повторяя маршрут Рахиль Левкович, но голова у него была покрепче, и он успел уйти довольно далеко. Помнилось, что он сидел с бутылкой и рюмкой у музыкального автомата, бросал в щель монету за монетой, слушал одну и ту же песню — «Кони привередливые» — и ждал, когда же кто-то затеет скандал. Видимо, скандал имел место быть: придя в себя наутро в гостинице, Арт обнаружил костяшки пальцев рассаженными и нашел кровь на носке ботинка. Болел левый бок, но рожа осталась цела. Он был в штатском, опять небритый, наверное, никто его не узнал. Во всяком случае, в газетах так ничего и не появилось…

Больше Верещагин не напивался — облегчения это не приносило, только грозило новыми проблемами. Он нашел другое развлечение: боксерский клуб на Воскресенской, неподалеку от гостиницы. Записался как Мартин Ковач. Технику ставил чемпион Европы 1969 года Андрей Ким; школу рукопашного боя ВСЮР он опознал сразу, но вопросов задавать не стал. Возня с грушей поглощала свободное время и лишние силы, это было как раз то, что надо. Спарринговали с ним мало: послав в нокаут другого такого же новичка, он прославился как злой боец. Боксировать с противником неумелым, но злым, который временами забывается и норовит пустить в ход ноги, — удовольствие ниже среднего. «Мартин Ковач» это понимал и не настаивал…

— Марти! Эй, Марти! К тебе пришли!

…Он влепил кожаному мешку последний хук и развернулся.

Того, чья фигурища заслоняла весь дверной проем, не узнать было нельзя.

— Ты что же это, свинья, — зычно сказал Князь через весь зал. — Уже и здороваться со мной перестал?

— Здравствуй, Георгий, — ответил Арт, не трогаясь с места. Его ответ прозвучал в полной тишине: к тому моменту, когда Князь закончил фразу, все стихло — и удары, и позвякиванье «блинов» на штанге, и топот пары на ринге, — все превратилось в слух.

— Я еще думал — ты или не ты… Ковач… Нам нужно поговорить.

— Говори, Гия.

— Не здесь.

— Здесь. Потому что я отсюда никуда уходить не собираюсь.

— А я сказал — не здесь.

Ответа, как он и ожидал, не последовало.

— Если ты думаешь, что сможешь сейчас развернуться ко мне задницей, то неправильно ты думаешь.

— Пошел ты.

— Многому тут научился, да? А ну, давай так: если ты меня сейчас сделаешь, я, так и быть, уйду. А если я тебя — ты уйдешь со мной.

— Отвали.

— Дайте мне перчатки кто-нибудь.

— Вы не член клуба, — робко сказал какой-то юнец.

— О, черт! Какой тут взнос? Тридцать тысяч, пятьдесят? — Берлиани не глядя сунул юнцу деньги. — Дайте перчатки!

— Держите, — Ким бросил Князю две старые, обшарпанные перчатки. — Я бы посоветовал взять загубник и шлем.

— Обойдусь, — буркнул Георгий, снимая рубашку.

— Я не буду с тобой драться, — сообщил Арт.

— Тем лучше… Марти. Тем легче я тебя побью.

— Устав клуба запрещает драки за пределами ринга… — встрял юнец.

Князь свободной рукой, еще не затянутой в перчатку, сгреб его за ворот тишэтки.

— Это наши с ним дела. Мы друг друга знали еще когда ты прыщи давил. Так что не суйся и помоги затянуть вторую перчатку.

Юнец повиновался. Ким не вмешивался.

— Иди сюда, — Князь постучал перчаткой по рингу. — Топай. Сейчас я сотру с твоего лица то, что ты туда нацепил. Вот эту вот усмешечку. Если это поможет привести тебя в чувство, так тому и быть.

Они перебрались через канаты и встали напротив. Без всяких боксерских ужимок и прыжков, как в подворотне. Верещагин ударил первым. Князь даже не пытался сблокировать удар или уйти — он согнулся пополам. Можно было бы — даже полагалось! — провести добивающий удар — в голову. Но он не стал этого делать.

— Ты доволен?

— Сволочь! — Георгий медленно, с трудом выпрямился. — Вот теперь ты меня по-настоящему разозлил. Ты знаешь, что двинул меня в раненый бок?

— Извини.

— Да не за что. — Берлиани ответил сокрушительным прямым. Арт сблокировал — правильно, почти классически. Но это было все равно что блокировать пушечное ядро — когда в голове прояснилось, он обнаружил себя висящим на канатах.

— Добавить еще?

Он снова бросился — молча, разом забывая всю «школу», двигаясь быстро, пробивая блоки, вкладывая в удары все силы и весь свой вес. Князь не стеснялся отвечать.

— Поубивают друг друга, — тихо сказал один из посетителей.

— А дерутся как на базаре, — презрительно сощурился второй. — Техника на нуле.

— Они оба форсиз, — сообщил Ким. — Это их школа рукопашного боя. Не очень красиво, зато эффективно.

— Этот бугай намотает Марти на канаты и завяжет узлом. Жаль, нет Славика, вот бы порадовался.

— Еще кто кого намотает. Ты видишь, как хреново Кинг-Конг держит удары в корпус? Печенка у него не в порядке или еще что…

— Зато он мало их пропускает.

— Андрей Алиевич, пора заканчивать это. Не то на ринге точно смертоубийство произойдет…

Один из бойцов рухнул.

— Спекся Мартин… — констатировал юнец себе под нос.

— Раз! — громко начал Ким. — Два!..

Верещагин поднялся на четвереньки, потом сумел встать на колено.

— Восемь… Девять…

Арт поднялся на ноги и получил новую плюху. Перчатка Князя влетела не в лицо, а в поднятые для защиты руки — и на том спасибо. Все равно опрокинулся.

— Раз… Два… — пошел новый отсчет.

Перевернуться на живот… Встать на колени… На одно колено… При счете девять — оторвать колено от пола и, не выпрямляясь, — в корпус…

— Девять…

Он не помнил, удалось ли задуманное. Увидел над собой ровный пунктир ламп дневного света, но не услышал счета.

— Считайте, — сказал он… Или кто-то другой?

— Все, отсчитали уже, — Князь стащил перчатки, вернул владельцу клуба. — Я победил.

— У тебя нос разбит.

— Ты едешь со мной.

* * *

Когда в Севастополе они вышли из машины, Артем был почти в порядке, хотя его еще слегка пошатывало. Князь временами кривился и двигался скованно.

— Вперед! — он запер машину. — Сам знаешь, куда.

«Королева Марго» была сорокафутовой яхтой, изящной и узкой, как дамская туфелька. Георгий получил ее в подарок на день рождения лет восемь назад, ругал на все корки неустанно, но избавиться не спешил.

— Эй, кто-нибудь дома? — крикнул Георгий с пирса.

— Hi! — из рубки показалась молодая женщина. Джинсы подчеркивали стройные ноги, а белоснежная «крестьянская» блузка с глубоким вырезом — чудесную форму плеч и изумительный цвет кожи: цвет молочного шоколада.

— Дженис, я его привез! Он мне нос разбил, но я его привез, недоумка! Слушай, никогда не думал, что бить полковника — это такая собачья работа.

— Дженис, мне очень жаль… — Артем протянул красавице руку. — Я попортил вам мужа.

— Он попортил тебе мужа! Дженис, я вынес его из этой мордобойни, потому что сам он выйти не смог! Он меня попортил!

— Врешь. Я сам вышел. Ну вы уже привыкли делить на восемь все, что говорит этот мальчик из Джорджии?

— Верещагин, если бы ты знал, сколько этой шутке лет, ты бы не пытался прикидываться остроумным.

— Договорились. — Верещагин перешагнул через сложенный парус и уселся на корме. — Князь, а к чему такие сложности? Зачем было выдергивать меня из Симфи? Когда мы расстались в последний раз, ты сказал, цитирую, «Видеть твою морду больше не хочу», конец цитаты.

Георгий пристально оглядел его с ног до головы.

— Ну, совесть у тебя есть, а? Мало ли что я сказал. А ты со мной даже не здоровался. Хотя вроде на одной скамейке подсудимых сидим. Ладно со мной — ты Шэму ни одного слова не сказал! Он-то тебе что плохого сделал?

— Признаю себя свиньей.

— Знаешь, я тоже могу надуться как шкурка на огне… Особенно после того, как ты подвел меня под монастырь… Это же надо такое придумать: я должен командовать… краснопузыми!

Антикварное словечко прозвучало в устах Князя смешно.

— И нечего ржать… У меня к тебе серьезный разговор. Тебе имя Уильяма Флэннегана о чем-то говорит?

— Оно мне говорит о неприятностях.

— Угадал. Этот самый Флэннеган сказал мне вот что: тебя хотят убить.

— Ну да? И ты решил сыграть на опережение?

— Арт, я прошу тебя: будь предельно серьезен. Твоя черная ирония сейчас ни к чему. Советы имеют на тебя вот такой зуб, и чем бы ни закончился суд — тебе конец.

— Забавно… И что ты предлагаешь?

— Святые угодники! Ты что, еще не понял? Мы отчаливаем, и Дженис везет тебя в Турцию.

— Так, — Артем сунул руки в карманы. — Что я там забыл?

— Парень, завтра последнее заседание трибунала! — Берлиани навис над ним, как скала с отрицательным уклоном. — А после этого кое-кто получит команду «Фас!».

— Это глупости, Гия. И я тебе объясню, почему. С политической точки зрения убивать меня невыгодно: я ничего больше из себя не представляю. Я не смог бы даже стать публичным политиком — боже, слово-то какое! — на гражданке, ты сам знаешь, как к нам относятся. Я ноль без палочки. Кому нужно меня убивать? Это невыгодно даже из принципа: зачем превращать живую собаку в мертвого льва?

— Хорошо, тогда почему этот Флэннеган меня предупредил?

— Откуда я знаю, Гия? Как тебе такая версия: наши командиры тоже хотят сохранить лицо. На самом-то деле и Казаков, и Кронин, и Адамс не бог весть как хорошо себя чувствуют. Их мучает комплекс вины и бесит необходимость плясать под дудку Союза. Если бы я сбежал — это был бы приемлемый выход для всех. Кроме тебя. Ведь сам же ты не побежишь?

— Сам я не побегу, потому что обо мне речи нет. Гребал я их трибунал. Пусть снимают погоны, мне это уже по пояс. Я за тебя, дурака, боюсь!

— А ты за меня не бойся.

Георгий схватил себя руками за волосы и тихо коротко взвыл.

— Ну что мне, врезать тебе по башке, связать и засунуть в кокпит? — спросил он.

— Не советую, — мрачно ответил Верещагин. — На ринге я дрался по правилам.

— Арт, — Князь сник. — Арт, что мне делать? Что нам всем делать? Почему все так плохо?

— Да нет, все не так уж и плохо. — Верещагин нагнулся над бортом. — Смотри, краб…

Он перепрыгнул на пирс, опустился на колени, всмотрелся в воду. Хрустальная волна трепала рыжие с прозеленью водоросли, среди которых затаился яшмовый скалолаз.

— Дурачок, — сказал Артем. — Ты думаешь, если ты не двигаешься, я тебя не вижу?

Краб втянул страшноватые беззрачковые глаза под панцирь.

Верещагин представил себе его вертикальный мир, студеную циановую толщу, ветры течений, почти неуязвимость, возможность на все смотреть сбоку.

— В следующей жизни я буду крабом, — сказал он.

— А в этой станешь раком, — буркнул Князь.

— Патетические места нам не удаются, — Верещагин поднялся, отряхнул джинсы.

Дженис выбралась из каюты.

— Мальчики, что вы решили?

— Мы решили… — Князь пнул ногой бухту веревки. — Это он решил! Короче, ша, уже никто никуда не плывет.

— Князь, — окликнул его Верещагин. — Я есть хочу. Ты вернул мне вкус к жизни. Может, сходим куда-нибудь? Я давно не танцевал с красивой женщиной…

— В «Синий якорь»?

— Слишком много офицеров.

— В «Шератон»?

— Слишком чопорно… И дорого. Чего-нибудь попроще, Князь. Вон там на берегу что-то светится… Вроде играет музыка… Что это?

— Почем я знаю… Какая-то забегаловка под камышовым навесом. В бразильском стиле — знаешь, с сетями, китайскими фонариками и официантками в таких символических юбках из прозрачной ткани… Как же они называются… Ой!

— Парео, — подсказала Дженис, ущипнув Князя за бок. — То, что ты мне запрещаешь надевать.

— Восточный деспот, — Верещагин покачал головой. — Слушай, это же как раз то, что надо! Пойдем!

— Ты ничего не понимаешь в женщинах, — огрызнулся Георгий. — Мужчина им интересен только до тех пор, пока им есть чего хотеть. А когда ты выполнишь все их желания… Ну вот!

Дженис выбралась из каюты, сменив джинсы на юбку-парео, с туфлями в руках.

— Я готова, — сообщила она. — Джордж, дай мне руку.

— Это плохо кончится, — вздохнул Князь.

— Конечно, — кивнул Верещагин. — Когда ты пытаешься меня перепить, это всегда плохо заканчивается.

— Я в полтора раза тяжелее тебя, значит, и выпить могу в полтора раза больше.

— Речь не идет о том, кто сколько может выпить. Речь идет о том, кто раньше потеряет контроль над собой…

Георгий ответил длинной тирадой на русском, английском и грузинском языках. Из тирады, если опустить несущественные подробности про мать, следовало, что такого брехуна, как Арт Верещагин, земля еще не производила на свет и вряд ли произведет в течение ближайшей тысячи лет.

— Первой контроль над собой потеряю я, — топнула ногой Дженис. — Вы идете или нет?

* * *

Очнулся он на яхте.

— Я снял с тебя ботинки, — укоризненно сказал князь, оглядываясь через плечо. — Ты истоптал мне весь парус, павлон.

— Что за привычка — отливать за борт… Что, нет гальюна?

— В это море сливают дерьмо четыре страны. Это раз. В гальюне Дженис, ей плохо. Это два. И куда оно, по-твоему, попадает из гальюна? Это три… Когда нас судят? Сегодня?

— Сегодня в одиннадцать.

— Вайме, как я пойду с такой головой?

— Только с такой головой и можно, Гия. У тебя будет такое жалобное лицо, что судьи зарыдают.

— 3-замолчи, или я швырну тебя в воду. Шайт, и опохмелиться нечем.

— Не за то отец сына бил, что тот пил, а за то, что похмелялся. Мы сейчас пойдем прямо — по возможности — в «Якорь», выпьем по «отвертке» и придем в божеский вид. После чего сначала поедем на квартиру к тебе, ты переоденешься в парадную форму, потом ко мне, я переоденусь в парадную форму, потом мы поедем в трибунал, и помоги нам господь.

— Что мне всегда нравилось, — заключил Берлиани, — так это твое умение планировать.

— Георгий!

Берлиани оглянулся.

— Я себя вел как скот. Как будто только моя боль реальна, а больше ничья.

— Тебя только с похмелья проняло? Так лучше позже, чем никогда.

— Нет, меня проняло раньше. Но у меня мужества не хватало перед тобой извиниться. Спасибо, Гия…

* * *

— Встать! Смирно! Суд идет! Вольно! Высший трибунал Вооруженных Сил Юга России заслушал дело номер такой-то и вынес решение по совокупности собранных доказательств. Полковник Верещагин! По статье двести двенадцатой «нарушение Присяги» и статье пятьдесят третьей «подстрекательство к военному мятежу» вы признаны… невиновным! По статье девяносто второй, пункт А «злостное превышение служебных полномочий», по статье тридцать пятой, пункт В «злостное нарушение уставных норм в отношении старшего по званию и непосредственного командира» вы признаны… виновным. Смягчающим обстоятельством в последнем пункте явилось измененное состояние психики. Подполковник Берлиани! По статье двести двенадцатой «нарушение Присяги» и статье пятьдесят третьей «подстрекательство к военному мятежу» вы признаны… невиновным!

— И на том спасибо, — процедил сквозь зубы Князь.

— По статье девяносто второй, пункт А «злостное превышение служебных полномочий», по статье тридцать третьей «отсутствие в части на момент объявления боевой тревоги» вы признаны…

— Да не мотай ты жилы! — крикнул Георгий.

— …Виновным. Старший унтер-офицер Сандыбеков! Ввиду того что вы выполняли приказ своего непосредственного командира, все обвинения с вас снимаются. Господа обвиняемые! Сейчас будет оглашен приговор. Если у вас есть что сказать в свое оправдание, вы можете сказать это сейчас… Полковник Верещагин…

— Я больше не буду.

У невозмутимого судебного клерка дернулись губы, но он овладел собой.

— Подполковник Берлиани…

— Мне не в чем оправдываться, и я ни о чем не сожалею.

— Господин судья, огласите приговор.

— Полковник Верещагин, вы приговорены к разжалованию в рядовые и позорному увольнению из армии без права на выходное пособие и военную пенсию. Подполковник Берлиани, вы приговорены к разжалованию в поручики и тюремному заключению сроком на три месяца.

— Собаки… — Князь опустился на скамью подсудимых, стаскивая берет на лицо.

— Молчи, Князь. — Артем стиснул его локоть. — Молчи, не наговори себе еще на три месяца…

Какие-то секунды он видел растерянное, пепельно-серое лицо Шамиля. Потом его скрыли фигуры казаков-конвоиров.

— До приведения приговора в исполнение, сэр, нам приказано отправить вас на гауптвахту четвертого батальона в Чуфут-Кале.

— Хорошо.

— Позвольте руки, сэр… — Подъесаул отстегнул от пояса «браслеты». — Это тоже приказ. Нам очень жаль…

— Аминь. — Артем протянул руки.

* * *

«Выбарабанивание» должно было состояться в тот же день, но из-за советских наблюдателей его перенесли на первое августа. Промежуток между судом и процедурой позорного увольнения он провел на гауптвахте своего — когда-то своего! — батальона.

Придя к нему после обеда, полковник Казаков застал его за чтением.

— Вольно, Артем. Что это у вас? — спросил он.

— Ремарк, — Верещагин показал обложку. — «На западном фронте без перемен».

Он сел на койку и положил книгу рядом с собой.

— Наши отцы и деды воевали годами, сэр. Страшно представить, но это было так. Годами.

— Мой отец бредил Ремарком, — сказал полковник. — Поэтому я его не читал. Так и не знаю, хороший он писатель или нет.

— Он писал хорошие романы. Только одинаковые.

— Нда… — полковник прошелся по камере, словно не зная, с чего начать.

— Вы выполнили мою просьбу, сэр? — помог ему Артем.

— Да, конечно! Арт, мы далеко не ангелы, но садистов среди нас тоже нет. Никто из прежнего состава батальона не будет участвовать в этой… долбаной процедуре. С этих советских кувшинных рыл хватит… таких же советских кувшинных рыл. Тем более что нам самим не нужны… эксцессы.

Он сел на стул, побарабанил по столу пальцами.

— Адамс и Кронин подали в отставку.

— Что?

— И их не особенно уговаривали забрать прошения. Шевардин, вы, теперь они… У меня складывается впечатление, что так или иначе избавляются от всех, кто командовал на этой войне… Кутасов опять понижен в должности до начштаба дивизии… Поговаривают о переводе Ордынцева в Главштаб, на какой-то бумажный пост…

— Зачем вы мне это рассказываете? Уж не думаете ли утешить?… Извините, Говард Генрихович, опять мой глупый язык…

— Ничего… Я понимаю ваше состояние…

— У меня состояние — лучше не бывает. Георгия жалко. Три месяца за решеткой…

— Это был единственный путь сохранить ему офицерское звание и возможность продолжать карьеру.

— Захочет ли он еще ее продолжать…

— Да хорошо бы. Краснов без него — как без рук… Офицеров не хватает по-прежнему… Арт, мне нравится ваше настроение. Пепеляев рассказывал какие-то ужасы, но я вижу, что вы в полном порядке…

— Стараниями Георгия… Ничего, долг платежом красен.

— Я хотел еще сказать, что для меня было огромной честью с вами служить…

— Вы хотите сказать — нянчиться? — усмехнулся Верещагин. — Учить меня всему, что должен знать командир, да еще и на ходу…

— Вы хорошо учились.

— Спасибо.

— Что вы станете делать теперь? Чем будете заниматься?

— Не знаю пока… Может, стану вышибалой… Полицейским или бодигардом…

— Никакого применения своему интеллекту не видите?

— Кому он нужен, мой интеллект… Мне — в последнюю очередь.

Полковник вздохнул еще раз, взял в руки книгу.

— Вам нравится Ремарк?

— Он помогает мне жить.

— Дайте почитать, — неожиданно сказал Казаков.

— Когда закончу — дам.

— А когда вы закончите?

— Через час или меньше. Когда начнется «парад»?

— Через полтора часа.

— Я успею.

* * *

Сначала перед ним о колено сломали заранее подпиленный эспадрон, потом с него содрали заранее подрезанные погоны. Потом он шел вдоль строя под барабанный бой…

И тут что-то пошло не так…

— Рота! Сми-ир-р-рна!

Он видел лица. Не спины, не затылки, а лица. Это его и подкосило.

В глазах дрожал туман. Ветер и пыль. Конечно, все из-за ветра и пыли. Здесь, на плацу в Чуфут-Кале, всегда было очень ветрено…

— Так и положено? — спросил советский наблюдатель у Казакова.

— Да, — бросил полковник сквозь зубы.

В другой день журналисты не дали бы Верещагину спокойно уехать. Но сегодня у них был более лакомый кусочек, настоящая сенсация: штабс-капитан Рахиль Левкович ранила из пистолета троих пленных советских офицеров.

Глава 11 Последняя глава

И когда рядом рухнет израненный друг,

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,

И когда ты без кожи останешься вдруг

От того, что убили его — не тебя, –

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал

По оскалу забрал — это смерти оскал!

Ложь и зло: погляди, как их лица грубы!

И всегда позади — воронье и гробы.

В. Высоцкий, «Баллада о детстве»

«Всю жизнь мечтал о свободе, а теперь не знаю, что с ней делать», — сказал Вамба, сын Безмозглого.

Верещагин не мечтал о свободе, поскольку полагал себя донельзя свободным человеком. Все обязательства, которые он брал на себя, были в какой-то степени добровольными, и редкое свое решение он мог бы признать полностью вынужденным.

Но лишь в этот день он понял, что такое настоящая свобода.

Он смотрел в себя, как в пустой колодец. Колодец, в котором не видно дна, и, казалось бы, там может быть вода, но ее отсутствие ты определяешь еще до того, как бросишь туда камень для проверки — нет веселых бликов на каменных стенах, нет влажной скользкой зелени и дыхания свежей прохлады…

Он сидел в своей квартире на диване, завернувшись в плед, и мысли его текли, как песок в часах. За окном начинался вечерний бахчисарайский шум: люди возвращались с работы. Он любил Бахчисарай за его приватность и, как бы это сказать поточней, семейственность. Ты мог не заводить близкого знакомства с соседом, но соседский сын по дороге в школу здоровался с тобой. Здесь тебя могли пригласить на стакан вина за столик прямо во дворе — просто так, без повода. И шумная вечерняя перекличка возвращающихся с работы соседей была неотъемлемой частью этой спокойной, размеренной жизни. Раньше Верещагин ее любил. Раньше он с удовольствием становился ее частью, если возвращался из гарнизона в этот «час пик». Добрый вечер, капитан. Гутен абен, капитан. Салям, капитан… Да, раньше ему это нравилось…

Теперь эта уличная перекличка проваливалась в него без звука, без всплеска…

Он встал, протянул руку к книжной полке, не глядя взял том. Криво усмехнулся, увидев, что подцепил: золотое на черном тиснение, английские буквы, стилизованные под арабскую вязь… Все-таки хорошо быть начитанным человеком. Знаешь, что когда-то кому-то было еще хреновей, чем тебе, и ничего — он выжил и даже написал хорошую книжку.

Открыл наугад, пробежался глазами по двум-трем страницам, перелистнул пол-тома — уже сознательно, заложил страницу пальцем, сел на диван, прикрыв глаза… Англосаксонский пиджак не налезал на горбатую русскую ситуацию.

Семь столпов хрястнули, и крыша обрушилась.

«When my mood gets too hot and I find myself wandering beyond control I pull out my motor-bike and hurl it top-speed through these unfit roads for hour after hour. My nerves are jaded and gone near dead, so that nothing less than hours of voluntary danger will prick them into life: and the ‘life’ they reach is a melancholy joy at risking something worth exactly 2/9 a day[160]».

Верещагин закрыл книгу. «Мрачную радость риска» дает не только езда на мотоцикле…

* * *

Если бы Аллах не хотел, чтоб люди лазали по скалам, он создал бы их похожими на свиней, сказал однажды Шэм.

Выбеленная солнцем, вылизанная ветром, вклинивается между Новосветской и Судакской бухтами скала «Сокол». И впрямь, есть что-то птичье в развороте ее склонов, а сверкание сланца, вкрапленного в серый гранит, напоминает блеск соколиных перьев.

Не всякий может бросить вызов этой птичке. На ее каменной груди нет проложенных скалолазами шлямбурных дорожек. Так что визитеру придется обойтись обычными крючьями и закладками. Разве что он готов угробить несколько дней на то, чтобы дырявить шлямбуром камень.

Арт Верещагин не собирался убивать на это занятие несколько дней. Он не намеревался тратить на восхождение даже нескольких часов.

Сидя на траве, он рассматривал скалу в бинокль. Маршрут ему был знаком, но все же следовало восстановить трассу в памяти. Метр за метром, шаг за шагом, словно нанизывая четки. Он чувствовал, как пустота и жалость к себе отступают перед этой обглоданной ветрами громадой. Она была и будет здесь так долго, что он со своей крохотной жизнью спокойно может употребить слово «всегда». Эти молчаливые эпохи, застывшие в недвижном полете, невозможно было охватить разумом. К ним можно было прикоснуться на миг, дотронуться до них всем своим бренным существом. Чтобы навсегда забрать крупицу этого времени, нужно на краткий миг отдать ему все…

Он готовился к этому восхождению так же спокойно и тщательно, как к любому из тысячи своих восхождений. Взвесил все, разложил свое движение по времени. После быстрой разминки взял обвязку и маленький рюкзачок со скальными туфлями, поднялся по крутому склону горы к обрыву, переобулся у его подножия, надел обвязку, прицепил на пояс кисет с магнезией, молоток, один крюк и одну закладку.

Снял тишэтку, сложил ее и упаковал в рюкзачок. Туда же положил кроссовки. Забросил на плечо одну лямку, немного подумал… и снял рюкзачок, положил его на камень.

— Кэп!

Он оглянулся. Шамиль, оставив «Харламов» у дороги, почти без шума поднялся к скальному отвесу.

— Когда я развлекался в такой способ, я выбирал маршруты не длиннее однойверевки, — уведомил он.

— Все будет яки, — Верещагин улыбнулся успокаивающе. Перед тем как сделать первый шаг вверх, прикоснулся к теплому граниту ладонями, посмотрел в небо. Это было даже не привычкой — сколько он себя помнил, в любом возрасте и под скалой любой сложности он, положив руки на первые зацепки, две или три секунды смотрел в небо. Не прикидывал расстояние, не молился, не медитировал: просто смотрел.

Потом поставил на зацепку ногу и сделал первый шаг…

Он двигался не спеша, не суетясь, просто взял хороший темп и держал его. По дороге сюда боялся, что не сумеет поймать кураж, не войдет в нужный ритм. Но перед скалой сомнения исчезли: огромность мира поглотила их, целиком заполнив его сознание. Теперь он был в мире с собой, и он был в себе с миром… Преодолев порог страха, порог усталости, порог боли, превратив все свое существо в движение, он поднимался вверх, откровенно наслаждаясь безрассудством риска, бессмыслием усилия, чистой поэзией грубой физиологии…

Ветер слизывал с голой спины пот, подхватывал и рассеивал легкие облачка магнезии, ветер пытался создать иллюзию полета. Ветер был в хорошем настроении и не злился на единственного человека, посягнувшего на его вотчину. А когда человек, эта непостоянная игрушка, оказался на вершине, ветер, в последний раз взлохматив ему волосы, унесся прочь — играть с парусами на море. Человек, еще не в силах наслаждаться своей победой, лежал на вершине лицом вниз, пережидая внезапный приступ лихорадочной дрожи, и думал, что эта затея была несусветной глупостью, но, пожалуй, не большей, чем все, во что он ввязывался за последнее время.

Напряжение отпустило, и Артем, перевернувшись, сел. По левую руку от него утопали в зелени виллы Нового Света, по правую вдалеке чернели развалины генуэзской крепости и растворялся в синеватой дымке Алчак-Кая. И дивному лету на излете никакого дела не было до того, кто в очередной раз сыграл с жизнью в «чет-нечет». И этот день нисколько не огорчился бы, став последним днем Артемия Верещагина.

Он сидел, уткнувшись головой в колени, измотанный, выжатый досуха, прислушиваясь к звенящей радости, нараставшей внутри. Как раз то, чего он хотел. Как раз то, что ему требовалось: вне систем и ценностей, установленных другими, пользуясь одной-единственной точкой отсчета и в какой-то мере являясь ею, одержать абсолютную, безраздельную победу или потерпеть окончательное, бесповоротное поражение. Один человек и одна скала, один шанс из одного, одно «да» на одно «нет».

Он снова лег — уже на спину, глядя прямо в небо, растворяясь в нем. Это небо было наполнено кем-то, и его дыхание ощущалось здесь, на вершине, очень ясно. Он нечасто слышал это дыхание здесь, в Крыму, но в Гималаях и в Альпах — каждый раз.

— Non nobis Domine… Sed nomine tuo da gloriam…[161] — прошептал Артем.

Кто-то не ответил. Он никогда не отвечал. Если бы не его ровное, глубокое и медленное дыхание, Верещагин, может статься, и не верил бы в Него.

Услышав хруст камней на тропинке, не поднял головы. Он знал, кто ходит по этим тропинкам таким легким, широким шагом.

Пришедших, правда, было двое. Второй сопел, как кузнечные мехи. Ну что ж, коль скоро первым был Шэм, второй его не интересовал.

— Ваши кроссовки, кэп. И ваша тишэтка.

— Спасибо, — Артем сел, взял из его рук черную майку, но не стал надевать ее, а просто набросил на плечи. Потом принялся расшнуровывать скальные туфли. Руки занемели, пальцы не слушались.

— Хотите пить, кэп? — унтер достал из кармана бутылку «Учан-Су» и брелок-открывалку.

— Давай, — Артем взял бутылку, белый жестяной колпачок слетел и звякнул о камешки.

Верещагин наконец глянул в ту сторону, где находился спутник Шамиля, к которому Верещагин — странное предубеждение — заранее не испытывал никаких добрых чувств.

И правильно.

На валуне сидел, поигрывая ключами от машины, Вадим Семенович Востоков.

— Добрый вечер, — сказал Артем.

— Вечер добрый, — отозвался Востоков.

Верещагин надел футболку и принялся зашнуровывать кроссовки.

— Шэм, а ты знаешь, что в СССР по скалам лазают в галошах?

— Вы серьезно, кэп?

— Абсолютно.

— А почему вы не взяли кроссовки с собой? — спросил Востоков. — Не рассчитывали, что придется спускаться?

— Что за чушь, — Артем встал, перебросил связанные за шнурки скальные туфли через шею.

Востоков подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Пнул камешек. Тук, — ударился камешек о скалу… Тук, — ударился он значительно тише и ниже… Последнее «тук» растворилось в просторе.

— Странное развлечение. Правда, не более странное, чем гонки на автомобилях. Наверное, даже не более опасное. Артем, Георгий передавал вам привет от Флэннегана?

— Да.

— Почему же вы так подставляетесь? Этот молодой человек — унтер Сандыбеков, я не ошибаюсь? — слегка меня напугал. Я было подумал, что уже поздно…

* * *

На первый взгляд это был обыкновенный дорожный бандит. Черная майка, черный «Харламов»… Такие грабят зазевавшихся туристов и исчезают быстрее, чем те вдохнут поглубже для вопля «Караул!».

На второй взгляд — это был профессиональный убийца. Безжалостная грация его позы, равнодушный блеск карих глаз, видевших явно не первую смерть…

С третьего взгляда Востоков его узнал.

— Старший унтер Сандыбеков…

— Точно! — блеснула злая улыбка. — А вы-то сами кто будете?

— В данный момент — частное лицо. Раньше я работал в ОСВАГ. Вот мои документы, фамилия должна быть вам знакома: А вы взяли на себя обязанности бодигарда?

«Беретта» опустилась.

— Не ваше дело. Убирайтесь отсюда.

— А если я не хочу?

Тонкокрылый, изящный нос красавчика-яки на миг словно заострился — дрогнули и сузились ноздри.

— Если бы не ваш возраст, сигим-са фак, я бы дал вам под зад, — сказал татарин.

— Он собирается свернуть себе шею?

— Кэп? — Шамиль задрал голову, словно только сейчас увидел распластавшуюся по стене фигурку. — Свернуть себе шею? Йоу, Востоков-ага, этого не будет. Он поднимется наверх быстрее, чем я по тропе. Тем более что я сейчас сверну в город и куплю бутылку «Учан-Су».

— Он идет без страховки.

Шамиль посмотрел на своего собеседника с легкой долей превосходства.

— Конечно, без страховки. Со страховкой он бы трахался тут до полуночи.

Уверенность унтера в том, что его капитан в очередной раз пройдет по воде, не замочив ног, была, похоже, непоколебима.

Они действительно заехали в Новый Свет, и Шамиль купил в открытом кафе «Учан-Су». «Слушайся своей жажды, пей „Учан-Су“!» — призывала реклама. К концу подъема на вершину Сокола по тропинке Востоков понял, что следовало взять две бутылки.

Он отдышался только перед самым финишем. Достал платок, вытер пот, закурил…

И вот мы здесь, господа…

— Артем, вы росли в этих краях. Не подскажете приличный ресторан?

— «Шэмрок», — ответил Верещагин. — Ирландский паб здесь, в Новом Свете. Лучшее, что я мог себе позволить.

— В Новом Свете пить пиво?

— Шампанское здесь пьют только приезжие. Дам попрошу отвернуться, — разжалованный полковник снял эластиковые штаны в обтяжку и надел джинсы.

— Это было красивое восхождение, — сказал Востоков. — Нам нужно поговорить.

— Красивые восхождения я привык запивать темным пивом. Пойдемте в «Шэмрок».

* * *

Местного жителя от туриста в Новом Свете можно было отличить сразу по пересечении порога «Шэмрока». Очень просто: кого из посетителей ни возьми, тот и урожденный новосветец. Это понятно: 90 % населения занято в винном производстве, так что вино им порядком приелось… Или правильнее — припилось? В «Шэмроке» шампанского не подавали принципиально и выбор вин был небольшой. Зато имелось много дешевого и хорошего пива, немного дорогого и хорошего виски и непременная водка. Поэтому в 1980 году, когда все остальные рестораны и бары Нового Света переживали мертвый сезон, «Шэмрок» не то чтобы процветал, но оставался на плаву.

— Милое заведение, — оценил Востоков. — Стиль выдержан.

— Похоже, Джоши просто пожадничал на нормальную мебель, — вступился за вкус хозяина Верещагин.

Они сели за грубо сколоченный стол, на деревянные колоды — ни дать ни взять, ирландская харчевня.

— Три темного! — крикнул Шэм на весь зал.

— Джаста момент! — так же зычно отозвался нечесанный долговязый мужик из-за стойки.

— Это десять минут, — усмехнулся Верещагин. — Пойду тряхну его. Пить хочется…

— Тогда уже я, кэп. Вас все еще слегонца покачивает.

— Учитывая, что я тебе больше не командир, и даже не офицер в отставке, может, вернемся к старому доброму «ты»? — спросил Артем, когда Шэм вернулся.

— Простите, кэп, но я уже привык. Долго переучиваться.

— За жизнь, — они стукнулись кружками.

После подъема на гору жарким августовским вечером прохладное пиво показалось Востокову просто блаженством. И это еще он поднимался по тропе, а не по стене. Хотя, с другой стороны, можно сделать поправку на возраст, на нездоровый образ жизни…

— Это действительно было красиво, капитан… А, черт, — полковник…

— Рядовой, — поправил Верещагин.

— А, да… Кстати, я ваш товарищ по несчастью — неделю назад меня тоже вышибли. Но, как водится в нашем ведомстве, без барабанного боя.

— Два вопроса: как вы меня нашли? И зачем?

— Сначала я поехал к вам домой… Никого не нашел, но расспросил соседей. Они сказали, что вы подались куда-то со скалолазным снаряжением. И что о вас справлялся подозрительный парень на мотоцикле. Я слегка забеспокоился и начал думать, куда бы вы могли податься… Потом вспомнил, что вы выросли в Судаке, и решил начать оттуда. Скалолазных мест поблизости я не знал, но помнил, что все отвесные скалы смотрят на море, так что можно ехать по приморской трассе и искать… Ну а когда я увидел на Соколе человека, ползущего по стене a-la Spiderman…

— И зачем столько беспокойства?

— Артем, вы не приняли предупреждение всерьез, а зря… Вас действительно хотят убить.

— Кто?

— Мои московские знакомые. Но не из… главной, а из… конкурирующей фирмы. Они на вас злы. Считают, что вы слишком легко отделались. Другие мои знакомые… не придерживаются таких радикальных взглядов. Но они считают, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Иными словами, помогать они не станут, но если коллеги из конкурирующей фирмы облажаются…

— Понятно. Эй! — Артем отловил за рукав пробегающего официанта. — Паэлья. Всем по порции. Есть хочется.

— Люблю повеселиться… Особенно пожрать, — хмыкнул Шэм. — Зачем гнать лошадей, кебабы уже на подходе.

— Кебабы у Джоши будут готовить до полуночи, а паэлья есть все время.

— В высшей степени забавное заведение, — качнул головой Востоков. — Что вы собираетесь делать, Артем? Не считая паэльи и кебабов, конечно.

— Ничего. Как говорил наш математик в Карасу-Базаре, «вероятность повторного смертельного исхода равна нулю, вероятность единичного смертельного исхода равна ста процентам».

— Это неверный ход. Не слишком полагайтесь на ту штучку, которую таскаете за поясом. Штучка очень крупного калибра, но вы, скорее всего, просто не получите возможности ее достать. Их любимый стиль — несчастные случаи.

— А ты что скажешь, Шэм?

— Это, конечно, не мое собачье дело, но вы бы послушали умного человека, кэп.

— Один раз я его уже послушал…

— И жалеете об этом, Арт?

— Нет. Но если я все еще жив — то не потому, что вы так планировали.

— Больше того: если я все еще жив, то тоже не потому, что я так планировал. Арт, мне очень не хочется, чтобы у этих парней из конкурирующей фирмы выгорело. Это личное. Я их не люблю.

— Смешно… Я только сейчас подумал, что в основе большинства моих неприятностей лежит чье-то личное… Нет, надо быть справедливым: меня и спасали тоже по личным причинам.

— Если подумать как следует, Арт, то выйдет, что других причин и не бывает. Человек, который говорит, что действует в общественных, государственных или каких-то там еще интересах, немножко кривит душой. Все мы действуем в интересах личных, просто каждый понимает это по-своему…

— Так что вы мне посоветуете, Вадим Семенович?

— Уехать. Чем быстрее, тем лучше…

— Не нравится мне этот вариант…

— Вам еще меньше понравится быть мертвым.

— Хорошо, я подумаю…

— Чего тут думать… — пробормотал Шамиль. — Ехать надо.

— А ты бы уехал?

— Да пес его знает… Как за себя говорить? Если бы я отколол номер вроде вашего, я бы, наверное, уехал…

— Куда бы еще уехать так, чтоб меня не нашли?

— Говорят, кэп, что в Иностранном легионе даже фамилию не спрашивают. Можно назваться как хочешь.

— Шесть лет рабства.

— И французское гражданство, — оторвался от паэльи Востоков.

— Остался сущий пустяк — добраться до Франции.

— Когда-то, если мне не изменяет память, вы со старшим унтером ездили туда хич-хайком.

— Все-то вы знаете…

— Есть и другие возможности… Я тут думал о том, как прикрыть свой и ваш зад… И кое-что надумал. Вы не собираетесь писать мемуары, Артем?

— Пока нет.

— Зря. Писать надо, когда все еще свежо в памяти. Я вот, например, написал. Жаль, что признания не дождусь: это мемуар такого свойства, что кое-кому в Москве, да и здесь, будет очень нехорошо, если его опубликуют. Сначала я хотел сообщить всем заинтересованным лицам, что мемуар будет опубликован в случае моей смерти. Потом раздумал. Шамиль, простите, не могли бы вы на время оставить нас вдвоем?

— Я уже сам хотел отойти, — пожал плечами унтер. — Эй, челло! — он встал и направился к стойке. — У меня в кружке пересохло…

— Я начал понимать киношных негодяев, — улыбнулся Востоков. — Когда придумана и прокручена хорошая комбинация, обидно оставаться в тени. Хочется, чтоб тебя признали. Законная гордость творца. По иронии судьбы в нашей профессии знаменитым становится тот, кто терпит поражение… Вас вышибли из армии за то, что сделал я. Да, вы готовы были подстраховать меня в случае неудачи… Но «Красный пароль»-то — все же моя работа…

Он немного помолчал, снимая вилкой и ножом кусок мяса с шампура.

— Я изменил указания, данные моему душеприказчику: мои мемуары будут опубликованы в случае вашей смерти.

— Ну спасибо, Вадим Семенович!

— Да, в общем, не за что. Это не очень надежная страховка. Хотя бы потому, что может появиться кто-то, заинтересованный в их опубликовании. Там византийские интриги не прекращаются ни на секунду… Но все-таки я передам вам ключ. Скажу, где и как эта рукопись хранится. После моей смерти распорядитесь ею по своему усмотрению. Хотите — напечатайте, хотите — оставьте в качестве страховки.

— Вы говорите о своей смерти так, будто это дело ближайших недель. А вам ведь и пятидесяти нет. Может, вы все-таки лучше прикроете свой зад?

— Уже поздно. Собственно, поэтому я и изменил свою волю. У меня лейкемия, Арт. Последствия московского гостеприимства. Врачи сказали, в лучшем случае — год… Очень вкусный кебаб…

Верещагин ничего не сказал. Он вспомнил, как в окружной больнице умирала от рака горла его мать. Пока она была в сознании и могла говорить, проклинала врачей: если бы те сразу сказали, что ее болезнь смертельна, семье не пришлось бы занимать деньги под залог баркасов, не пришлось бы идти на риск полного разорения… Как видно, с тех пор медицинская этика немного изменилась. Или для шпионов делают исключения?

— Я хочу, чтобы вы стали моим голосом, Артемий Павлович. И не только моим — всех нас, кто уже не может за себя говорить. Чернока, Мешкова, Сабашникова… Я читал ваши публикации в «Военно-историческом альманахе» и доволен вашим письмом. Зная ваш характер, не думаю, что вы откажетесь.

— Я не откажусь.

— Яки. Вы знаете собор Святого Николая на мысе Херсонес?

— Да.

— Настоятель собора, отец Леонид, знает, где рукопись и что с ней делать. Не подставьте старика. Храните эту тайну.

— Обижаете, Вадим Семенович… Что-то Шэм задержался… Один вопрос, полковник. Вы хоть сами-то понимаете, что сделали?

— Вопрос не совсем понятен.

— Вы понимаете, что теперь будет с Советским Союзом?

— Вот те раз… Неужели идеи Андрея Лучникова и к вам запали в голову?

— Я не об идеях Лучникова. Лучников такого и в страшном сне увидеть не мог.

— Ну-ка, ну-ка… любопытно.

— Шестнадцатая республика, сэр, — очень необычная республика. У нее свои законы, своя денежная единица, свои вооруженные силы. Кроме всего прочего, она не то чтобы процветает — все-таки послевоенный экономический кризис, — но в сравнении с другими республиками, даже с прибалтийскими, сильно выигрывает. Простые умы могут сделать вывод: post hoc ergo propter hoc[162]. А более сложные, хотя тоже весьма недалекие умы могут на этом сыграть. Или я слишком плохо думаю о советском региональном руководстве, или к ближайшим советским выборам в их парламент — Совет Народных Депутатов, так, кажется? — каждый уездный князек вроде Щербицкого или Шеварднадзе сделает своим лозунгом национальную независимость. Что случится дальше, мне и думать неохота. Предполагаю, что первыми пойдут на раскол Прибалтика и Кавказ. И боюсь, начнется такое, что Крымская кампания покажется пикником.

— Значит, по-вашему, мы посеяли зубы дракона… Любопытная гипотеза. Я бы охотно побился с вами об заклад, если бы мог дожить до этого момента.

— Слушайте, Шэма долго нет… Не случилось ли чего.

Арт встал на цыпочки, оглядел уже полный народа шумный зал поверх голов…

— Он танцевал вон там с какой-то блондинкой, а теперь куда-то делись оба…

— Артем, я хочу вам напомнить, что ваш друг… э-э… большой ловелас. Может быть, вы найдете сейчас их обоих — и поставите в неловкое положение… Второй вариант — он отправился в клозет…

— Тогда где девка?

Едва он это сказал, как девка вошла, — одна, осторожно, бочком…

— Где он? — протолкавшись через толпу, Верещагин схватил ее за руку.

— Кто?

— Парень, который с тобой танцевал!

— Т-там! — она ткнула пальцем. — А что я могла? Их четверо!

— А, дьявол… Вадим Семенович, одолжите-ка вашу трость…

— И не подумаю. Я с вами.

Драку они услышали почти сразу же по выходе из бара. За ними устремился официант, судя по крепости сложения, исполнявший еще и функции вышибалы:

— А деньги!

Востоков не оборачивался: этот парень будет совсем не лишним…

Сгусток темноты в одном из проулков распался на несколько фигур: двое держали третьего за руки, четвертый сзади зажимал ему рот чем-то вроде скрученного жгутом платка, пятый отрабатывал прямые и боковые в корпус.

Бежать они не собирались: немолодого мужчину с палочкой не приняли в расчет, с вышибалой, видимо, надеялись договориться, а один Верещагин был им не противник. Это они так думали.

Все произошло очень быстро. Тот, чьи руки не были заняты, первым успел развернуться к бегущему Верещагину — и первым получил. Не подпуская противника к себе, Арт хлобыстнул его по глазам пряжкой брючного ремня — любимое оружие уличных хулиганов. Когда он успел снять ремень — Востоков не заметил. Трое державших Шэма бросили его и рванулись в неожиданному противнику. Один тут же упал: Шэм вцепился в его лодыжки. Двое других прижали Верещагина к стене. Он отмахивался ремнем, кулаками, несколько раз попробовал как следует ударить ногой, но двигался слишком медленно: восхождение отняло много сил.

— Лежать! — Востоков, подоспевший на место действия, треснул набалдашником трости по голове того, кто уже пришел в себя после удара по морде. Шамиль вцепился во второго как клещ; попасть тростью ему в пах оказалось более чем просто. Остальные двое, увидев, что баланс сил изменился, прекратили атаки и бросились бежать вниз по улице.

— Деньги?! — засопел подоспевший вышибала.

— Сейчас… Мы еще вернемся… — Верещагин склонился над унтером. — Шэм, ты как?

— Г-горячие п-парни в Новом Свете… — он закашлялся, сплюнул кровью. — Все, я бойкотирую новосветские вина.

— Лучше бы ты бойкотировал новосветских девушек… — Артем сгреб за отвороты джинсовой жилетки того, кто получил ремнем. — Ну что, любитель честной драки? Что мне с тобой делать? В полицию сдать? Или проще — сломать тебе вот эту блудливую ручонку?

— «Беретту»… — прокашлял Шамиль. — «Беретту» мою…

Верещагин вытряхнул из громилы оружие. Видимо, Шэма скрутили очень быстро, если он не успел им воспользоваться. Впрочем, может, оно и к лучшему. Кровь могла пролиться очень легко, а она сейчас совсем ни к чему… Ее и так было до хрена.

— Лет ми… — хрипел пленник. — Форс… сигим-са-факер… Шайт, кадерлер…

— Так ты знал, что он форс? — Верещагин отвесил заступнику новосветских девушек оплеуху. — Умышленное нападение на военнослужащего, статья двести девять, три года каторги! Хочешь прогуляться в Арабат?

— Лежать! — Востоков слегка тюкнул второго «пленника» под лопатку, в нервный узел. — Лежать тихо…

— Шайт с ними, — Шамиль поднялся, держась за ограду. — Пустите его…

— Сори мач, курбаши… Сори мач… — бормотал громила. — Систар… новосветски ханам…

— Дерьмо, — Верещагин отпустил его. — Пошел вон. Так сколько мы должны, челло?

— Сорок.

— Держи, — в руку вышибалы легли пятьдесят тысяч. — Сдачи не надо, доведем до ровного.

Они вернулись в «Шэмрок» под молчание всех посетителей. Шамиль тут же свернул в сортир — умыться. Верещагин и Востоков остались у дверей.

— Картина Репина «Не ждали», — Верещагин сквозь зубы выругался. — Не мы должны были зайти, а те четверо. Тут ставок не делали? Зря. Джоши, ты мог сорвать солидный куш. Я отдал деньги твоему мальчику, вот этому вот. Дай нам еще три бутылки портера, и мы уходим. У тебя очень чистое заведение, но меня почему-то тошнит.

Шамиль вышел из туалета, прижимая к лицу бумажное полотенце.

— Все яки, господа. Зубы целы. Кэнди, кара кизим, ты разбила мне сердце. Этот жирный ублюдок в дениме действительно твой брат? Я так и думал, ханни, что у тебя не может быть таких братьев. Челлим, за что же вы нас так не любите?

— А за что вас любить? — подали голос из толпы. — За то, что танками перефачили виноградники? Или за то, что конфисковали баркасы и траулеры для какой-то своей вонючей надобности?

— Или за то, что пошли на хер шелл-плэнты? Я пятнадцать лет мудохался с этими устрицами!

— Или за то, что бензин подорожал?

— Или за то, что раздолбали электростанцию и завод все это время стоял? Ты будешь кормить моих детей, форс?

— Ваше пиво, господа, — вышибала протянул Верещагину три бутылки.

— Большое спасибо, — Артем сжал горлышки бутылок между пальцами. — Береги своих клиентов, Джоши. Это очень хорошие и добрые люди.

Они вышли на улицу. Востоков отпер дверцу своей машины.

— Подбросить вас домой?

— Нет, спасибо. Мы, наверное, поедем ко мне… Шамиль, ты же не откажешься у меня переночевать?

— Лучше у вас, чем в казарме, — согласился Шэм. — До свидания, чиф. Нет слов, как приятно было познакомиться.

Востоковский «Фольксваген» исчез за поворотом на Судак.

— Покажи левую руку, — неожиданно сказал Верещагин.

— Слушаюсь, — Шэм вытянул левую руку вперед.

— Где твой «ай-ди»?

— В кармане…

— Весь вечер был там?

— А какой сенс снимать его сейчас? — не понял Шэм. — Был там, да, весь вечер…

— Как они узнали, что ты форс?

— А какая разница?

— Ладно… Поехали, — он поправил рюкзак, обхватил Шэма за пояс.

— Только не слишком ко мне прижимайтесь, кэп… — Шамиль ударил ногой по педали газа. — А то еще не так поймут!

* * *

…Он был недоволен.

Упустил момент на Соколе. Ну да. Упустил. Виноват. Но ведь были объективные обстоятельства. Сандыбекову хорошо, у него «харламов», зверюга — не приведи господь. А что у нас? Рентакаровский «мерсючок» семьдесят лохматого года выпуска. Пойди угонись на таком за «харламовым». Потерял след. Пока нашел — уже все, Востоков их перехватил.

И тут — как по заказу — драка… Он даже почти не напрягался, словечко там, полсловечка тут — и вот уже сезонники хотят начистить чайник форсу, который решил склеить местную блядушку. И можно десять минут не беспокоиться, что его застанут возле «харламова»…

…Это случилось у поворота на Щебетовку. Вот впереди ехал мотоцикл — а вот он слетел с дороги, не вписавшись в поворот на слишком большой скорости… А сбросить скорость он не смог. Тормоза не в порядке. Чаще надо проверять.

Катастрофа произошла метрах в двухстах впереди. Он подъехал не спеша — случайный свидетель. С натурально озабоченным видом вышел из машины и осмотрел склон. Ясной лунной ночью откос просматривался отлично. Вон темнеет что-то, похожее очертаниями на тело. В самом низу, на камнях, валяется развороченный «харламов».

Он медленно начал спускаться, когда к месту аварии подъехал еще один, действительно случайный свидетель — трак с надписью «Джипси-Кола» во весь борт…

Не везет.

— Что случилось? — из кабины выпрыгнул крепенький водила.

— Чертовы байкеры, — он кивнул, показывая на склон. — Кажется, двое из них свернули себе шею.

— Шайт… Нужно спуститься посмотреть, есть там кто живой или нет.

— Вызовите emergency. Я врач, каждая минута на счету.

Водила убрался в кабину.

Они лежали рядом, так что сверху казались одним темным пятном. Первый был еще жив, но взгляд профессионала отметил: долго не протянет.

Опустился на колено, снял шлем. Темные волосы, красивое узкое лицо залито кровью… Царапин или ссадин не было: кровь текла изо рта и из носа. Значит, травмировано легкое…

Унтер Сандыбеков.

Подстраховаться. Быстрое движение рук, хруст позвоночника.

Второй двигался. Пытался. Попытки сопровождались поскрипыванием разбитого стекла. Разило пивом — это хорошо, когда подъедут городовые, они сразу заметят, что парень пьян как грязь.

Когда он нагнулся, чтобы снять шлем, глухие стоны перешли в довольно внятное бормотание.

— То earn you freedom…[163]

— Не повезло тебе, парень, — тихо сказал он, обхватывая ладонями его голову.

Тот попытался вырваться, разлепил залитые кровью глаза и совершенно отчетливо сказал:

— A seven-pillared worthy house…[164]

— Тихо, тихо, — успокаивающим тоном, как ребенку, сказал он.

Что-то внезапно грохнуло и со страшной силой ударило в плечо, отшвыривая назад, на камни. Он попытался встать, но пригвоздила боль.

— Сука! Падла!!! — заорал он. — Да ты что?! Ты что?!

В лицо ему смотрел сорок пятый калибр. Верещагин стрелял с левой, согнув ногу упором для руки.

— Эй! — крикнул с дороги водила. — Бегите, сэр! Это драггеры! Психи!

Он и сам был не прочь убраться. Зажимая раненое плечо рукой, поковылял вверх по склону. Второй выстрел взметнул пыль в полуметре справа, третья пуля ушла вовсе незнамо куда…

— Полиция! — надрывался в микрофон водила. — Полиция, трасса Е-17, за Щебетовкой! Проклятый байкер едва не застрелил врача!

Сматываться… Он сел за руль, неловко, левой, завел. Бросило в холодный пот. Как же больно, мамочки…

Водила уже выковырял из-под сиденья штуцер и изготовился спуститься вниз…

— Куда вы, сэр?

— Пошел ты… — простонал он, выжимая газ.

Только бы не окочуриться по дороге… Только бы не сковырнуться, как эти, с одного из сумасшедших горных серпантинов…

* * *

И опять был жаркий полдень, и пыль, и пот стекал между лопаток, впитываясь в рубашку и пиджак… Верещагин мог не ходить на похороны. Сломаны нога, левая ключица, три ребра — уважительная причина. Но он пошел.

Все помнилось урывками. Женщины в глухих черных одеяниях и татарских платках. Длинноногая девушка в черном платье и шляпке с черной вуалью. Кэт. Катя Филиппова. Полковник Кронин. Полковник Ровенский. Барлоу. Володька в инвалидной коляске и его врач — поручик Маковеева. Дженис. Мулла. Какое-то изречение из Корана вместо RIP… А если бы все вышло по-честному, эта стандартная солдатская могильная плита украсилась бы именно RIPом, и не мулла, а отец Андрей читал бы над могилой…

Он не верил, когда ему сказали в полиции. Не верил, когда сообщили по телевидению. Все было наоборот. Это не он, а Шэм удержался на мотоцикле лишние двадцать метров, соскользнул не вперед, а назад и пришел в себя на каменистом откосе с полным крови ртом. Это не Шэму, а ему свернули башку, как цыпленку.

Это нечестно. Это все чертовски нечестно…

— Арт, вам не за что себя казнить. Он был обречен. Множественные разрывы внутренних органов, травма черепа… Вы бы его не спасли…

Востоков выдернул его из полиции. Востоков вызвал Флэннегана, и тот просто сунул городовым в нос свою книжечку и забрал «пьяного байкера» в госпиталь. Востоков поставил всех в клинике на уши, обеспечив помощь первого класса…

— Думаю, теперь у вас нет сомнений — уезжать или нет…

«Я сделал это для того, чтобы жить здесь. Разжалованным, нищим, опозоренным — но здесь! Умереть, где родился, в конце концов!»

Слова пропихивались сквозь горло, как верблюд через игольное ушко.

— Сколько… времени… займет у наших друзей… оформление визы?

— Если я получу паспорт сейчас — два дня.

Артем полез в карман, достал чистенький паспорт, двенадцать лет спокойно пролежавший в сейфе кадрового отдела горно-егерской бригады. Востоков упрятал его в карман черного пиджака.

— Ведите себя осторожно, — сказал бывший осваговец, а ныне — частное лицо. — Меньше показывайтесь на людях, запирайте двери, не открывайте незнакомым. Вам и сюда незачем было приезжать. Это самоистязание не вернет его к жизни…

— Да, — согласился Артем. — Но больше я ведь ничего не могу сделать для него…

— Не скажите… Кое-что вы сможете, но прежде вам нужно остаться в живых. Давайте не будем искушать судьбу — мадемуазель Филиппова любезно согласилась подбросить вас домой…

* * *

Дверь была не заперта.

Тамара вошла в квартиру, замирая от тишины.

— Арт?

В гостиной царил разгром. Книги валялись на полу грудами, вывернуты были ящики стола, кругом громоздились какие-то картонные коробки.

— Арт!

Он лежал на диване, который именовал «досадной укушеткой». Рубашка расстегнута, наполовину вытащена из брюк, пиджак и черный галстук валяются на полу, руки скрещены над лбом, закрывая глаза, как полумаска…

В правой руке зажат «кольт»-45.

Прежде чем она успела сообразить, что застрелившийся человек не может принять такой позы, был момент ужаса и боли.

— Иди сюда… — дрогнули губы.

— Положи пистолет.

Он опустил руку, разжал пальцы.

«Пьян?»

Тамара присела на край софы, тихо втянула носом воздух…

— Я не пил, — сказал Верещагин.

— Давно ты так лежишь?

— С утра. Пришел с похорон… Хотел собраться… Потом… Голова закружилась.

Она представила себе, как он мечется по комнате, припадая на одну ногу, сваливая на пол книги и кассеты, выволакивает из кладовки все новые ящики и забывает, зачем он их вытащил, попеременно то пытается раздеться, то вдруг снова возвращается к разбросанным вещам, и в одном из ящиков стола обнаруживает пистолет…

О господи! И он провел в обнимку с этой железкой весь день?

— Откуда у тебя?…

— Отцовский. Состоял на вооружении британских коммандос. Единственное, что у меня есть… Кроме фамилии.

— Ты уже пришел в себя?

— Нет. Иди сюда.

Одной рукой он обнял Тэмми и притянул к себе.

— Как ты узнал, что это я?

— Твои шаги. Я ждал тебя.

— С пистолетом?

— Не только тебя.

Он больше не сделал ни одного движения. Лежал рядом с ней, тесно прижавшись, зарывшись носом в ее волосы. Она успела заметить, как припухли его веки.

Он плакал? Он? Плакал?

Она вспомнила то утро. Шамиль не плакал. Глаза его были сухи и угольно-черны. Ей было знакомо это состояние: опустошительное, до дна высасывающее чувство потери. Эта бездна ненасытна… Но ей повезло. Он выбрался из пропасти. А вот Шамиль — нет. Пропасть никогда и никого не отпускает просто так. За все нужно платить. Но не слишком ли много с одного человека? Похоже, господа, что его банковский счет иссяк. Он банкрот, господа! Выверни карманы, покажи им, чтоб они отстали!

Ах, да, она же пришла, чтобы сказать…

— Я уезжаю.

Он опять успел раньше… Ну кто его тянул за язык? Почему он вечно лезет поперед батьки в пекло?

— Куда? — не поняла она.

— Сначала — в Вену. Потом — не знаю.

— Арт, ты… с ума сошел?

— Нет. Поедешь со мной. Все еще может быть хорошо… Ты ведь поедешь?

Контракт, подумала она, может закончиться хоть завтра.

— Арт, я… Я беременна.

— Что?

— Я беременна. I am pregnant… На каком языке тебе еще сказать?

— Не надо. Я понял.

Он сел рядом с ней, сжал руки между коленями… Сломанную голень, как и тогда, два года назад, туго обтягивал эластичный бинт, косая рана через лоб заклеена пластырем, правый бок рассажен… Гадкий мальчик, опять весь в синяках…

— Когда ты приезжал ко мне в полк, ты прихватил с собой даже зубную щетку. Только презервативы забыл.

— Нет. Не забыл. Не взял.

— Так что мне делать? Скажи, что нам делать?

Артем потер пальцами виски.

— Тэм, с моей точкой зрения на этот вопрос ты давно знакома. Мы — муж и жена. У нас будет ребенок. Это здорово. Это правильно.

— А то, что ты уезжаешь?

— Это как раз неправильно. Но после того, что ты сказала, я уже совсем не могу остаться. Собой я бы рискнул, вами — никогда.

— И что же будет с нами?

— Если ты согласишься… месяца через два я вас заберу.

— Куда?

— Пока в Израиль. Дальше будет видно. Но если ты захочешь дослужить до конца… я пойму, Тэмми. Я буду ждать, буду готовить вам… посадочную площадку.

— Рыцарь ты мой бедный, — Тамара поцеловала его в лоб. — Возрадуйся. Я решила подать в отставку. По состоянию здоровья. Держать меня не будут. Военная пенсия, конечно, пропала, но… пропади она пропадом, эта пенсия.

— Спасибо, — Артем сглотнул.

— Да не за что. Я просто не могу без тебя, и все. Я это поняла давно, еще месяц назад хотела к тебе вернуться — а ты пропал куда-то… Мне сказали про суд, но я не могла туда прийти.

— И правильно сделала, что не пришла. Я бы совсем раскис.

— Помочь тебе уложиться? Смотри, какой ты бардак учинил, — она слегка пнула ногой коробку. — Нет, сначала я приготовлю обед. Чем ты будешь заниматься в Израиле?

— Собирать зубы дракона…

Тамара покачала головой.

— Какие анальгетики ты принимаешь?

— Не помню… В кармане пиджака.

Конволюта была нетронутой.

— Они не распечатаны.

— Да… Так лучше. Легче… Мне нужно было чем-то занять все мысли.

— Или ты сейчас выпьешь таблетку, или я заставлю тебя выпить. Благо, смогу с тобой справиться.

— Хорошо…

Она пошла на кухню, зажгла газ, включила радио, и пока чайник закипал, быстренько выплакалась. «Об-ла-ди, об-ла-да, жизнь продолжается!» — пел Пол Маккартни, еще не разругавшийся с еще живым Джоном Ленноном.

* * *

«Эшелон уходит ровно в полночь».

На самом деле — не в полночь, а в полдень, и не эшелон, а здоровенный сухогруз «Петрович» уходил курсом на Одессу, неся на борту четыре тысячи советских военнопленных, возвращающихся на Родину согласно договору.

Загудела сирена. Загромыхали по трапу ботинки. Глеб поднялся на борт вместе с остатками своей роты. Нашел тихий уголок на солнце, сел на свернутый канат.

Уже несколько дней покоя ему не давал один неотвязный, призывный ритм. Он превращался в мелодию, она искала себе слов. Глеб начал жить в не очень родном ему, но радостном режиме создания песни. Он полез в карман, достал задрипанную записную книжку и ручку-фломастер, которую увел из Ретрансляционного центра и которая прокочевала с ним по всем госпиталям. Посмотрел на строфы, записанные вчера ночью, когда в лагере военнопленных заткнулось навязчивое «Радио-Миг»:

В небе попрошайничали чайки-нищенки. На корме матюкался белый сержант, командующий погрузкой.

События прошедшего месяца странным образом переплавились в строчки, и Глеб в очередной раз поразился своей вывихнутой музе: она упорно не желала иметь дело с реальным миром, переиначивая то, что он хотел изложить, на свой лад…

…Он ведь совсем не об этом хотел написать. Его воображение занимал странный человек, с которым они были знакомы в общей сложности меньше трех суток.

Грохот убираемого трапа, грохот в клюзах. Волоча шлейф водорослей, поднимается из бутылочной зелени черный разлапистый анкер. Медленное, мощное движение огромной посудины…

Поехали!

Они возвращались на Родину. Разгромленные, разбитые, ошеломленные своим поражением и неожиданным поворотом мировой оси, колебанием твердой и понятной земли под ногами, возвращались, униженные зряшностью своих смертей и той легкостью, с которой беляки сами похерили свою победу — словно это хобби у них такое, воевать, а потом, победив, сдаваться…

Итак, песня уже была готова, структура ее была ясна, мелодия — отточена. Она была не просто песней, но диалогом. Оставалось решить, кому же поставить в диалоге точку…

Глеб решил. И записал:

* * *

Сеген-мишнэ Шимон Файнштейн нашел Верещагина в бойлерной.

— Вроде бы отопительный сезон еще не начался, — сказал он, вытирая мгновенно вспотевший лоб. — Есть еще такая карикатура прошлого столетия — «Верещагин занимается самосожжением».

— Не смешно. — Артем отправил в топку еще одну пачку бумаги, поковырялся кочергой.

— Как ты тут не загнулся… — Файнштейн снова вытер пот. — Я принес тебе ксиву, держи. Вот авиабилеты.

— Большое спасибо алуф-мишнэ Гальперину.

— Большое на здоровье.

Артем пролистнул свой паспорт, полюбовался двумя туристическими визами — австрийской и израильской. Австрийская выглядела респектабельнее.

Из паспорта выпал маленький прямоугольничек картона. Визитная карточка. Атташе по торгово-финансовым вопросам, посольство Израиля, Вена.

— А это еще что?

— Если у тебя возникнут трудности, — спокойно объяснил Файнштейн, — появляйся. Тебе помогут.

— Какого рода трудности?

— Ну, скажем, с работой…

Прямоугольничек картона полетел в топку. Семен вздохнул и достал из нагрудного кармана еще один, точно такой же.

— Картон «кашмир» — очень дорогой материал для растопки, — сказал он. — Это совсем не то, что ты имел в виду. Не вербовка. Тебе действительно помогут с работой, услуга за услугу. Ты сдержал свое слово. И вылетел из-за этого из армии. Должен же старый стервец Рабин компенсировать тебе твои неприятности.

— Работа не в разведке?

— Где скажешь… Совет: как только появишься, сразу скажи, что хочешь в МОССАД.

— Зачем?

— МОССАД не берет добровольцев. Тебя сразу отошьют.

— А Эли Коган?

— Вот после него и не берет.

Верещагин спрятал визитку в задний карман джинсов. Бросил в топку последнюю пачку листков, пошуровал кочергой, подождал, пока прогорит, потом выгреб золу в ведро.

— Что палили, если не секрет?

— Письма. Окажи мне еще одну услугу, помоги встать и добраться до квартиры.

— Всенепременно. Слушай, я думал, что на сломанную ногу обязательно накладывают гипс…

— Не обязательно. От гипса мышцы теряют тонус.

— Он думает о тонусе… Думай лучше о своем тухисе.

— А что о нем думать… Через три дня я его отсюда увезу «Австрийскими авиалиниями».

* * *

— В общем, я тебя жду, — сказал он. — Как прилетаю, так сразу начинаю ждать.

Самолет компании «Австрийские авиалинии» подрулил к терминалу. По эту сторону стойки таможенного контроля начал скапливаться народ.

— Позвони мне сразу, — попросила Тамара. — Обязательно.

— Конечно.

— Чем займешься?

— Еще не решил.

Аэро-Симфи, ворота миров. Встречи и прощания. Долгие проводы — лишние слезы…

Верещагин оглянулся на табло, высвечивающее время до отлета, скользнул невидящим взглядом по окружающей публике, прижал Тамару к себе и поцеловал в губы — длинно и жадно. У таможенной стойки рейса на Париж зааплодировали. Тамара смутилась, отступила на шаг назад. Еще секунду они не разнимали рук.

Таможенный контроль. Да, сударь. Проходите, сударь.

Он оглянулся, помахал рукой и исчез в квадратном проеме терминала.

В зоне по ту сторону таможенного контроля на последние крымские тысячи Верещагин купил бутылку «Реми Мартен» с доставкой и заполнил карточку на имя Фаины Абрамовны Файнштейн, посольство Израиля.

Вечером в бахчисарайской квартире зазвонил телефон.

— Артем, ну что? Как ты?

— Прекрасно. Тащиться в город не было сил, я заночевал в отеле аэропорта. Ты смотрела вечерние новости? Ты знаешь, что случилось?

— Нет, — Тамара похолодела, представляя себе что-то бесповоротное…

— Месснер в одиночку без кислорода поднялся наЭверест!

Днепропетровск, 2000

Юрий Ландарь Сын генерала

I

Двухлетний малыш растерянно смотрел вслед удаляющимся родителям. Тихо хлопнула дверь, и он остался один. Как только растерянность прошла, он сразу же стал жалобно хныкать, но дверь оставалась заперта. Не видя реакции, он прочистил горло и стал реветь погромче, но и это, ни к чему не привело. Поняв, что никто не придет и что он предоставлен сам себе, малыш сразу же прекратил хныканье и деловито приступил к осмотру комнаты, где его так жестоко оставили сидеть одного.

В небольшой комнате на стенах равномерно горели четыре магических светильника: об этом заранее побеспокоился дед малыша – лорд Руткер, князь Риглиса, главный маг империи Виктании. Ведь в такой знаменательный для Гартоша день (а именно, так звали малыша), никто и ничто, даже неровный свет обычных свечей и светильников, не должны отвлекать его от главного сегодняшнего события – Выбора. Над самим мальчиком находился еще один источник света – яркий сияющий диск, излучающий широкий конусообразный луч, тоньше вверху и широко расходящийся книзу. Луч замыкал мальчика в ярко освещенном кругу, примерно пяти, шести шетов[166] в диаметре.

Гартош вскинул голову – интересно же, что так ярко светит, – и тут же зажмурился, еще и прикрыл глаза ладошками, свет был слишком яркий. Он проморгался, немного раздвинул пальцы, и взглянул в сторону. Глаза тот час жадно распахнулись, а руки разлетелись, словно отброшенные катапультой. Справа от него лежало НЕЧТО. Малыш уже знал, как это называется, у него у самого было несколько деревянных игрушечных мечей, но такого, еще не было. Будучи еще совсем несмышленышем, Гартош, тем не менее, подсознательно понимал: этот меч, особенный. Он хотел, было поддаться первому импульсу, подползти к этому сокровищу и схватить его, но тут же вспомнил, что есть вещи, которые ему не разрешалось брать. А этот меч так похож на папин, хоть и намного меньше, а ведь за папин меч Гартошу влетало больше всего.

Вспомнив про отца, малыш быстро оглянулся – не стоит ли за спиной, с длинной лозиной в руке, а ведь все знают, страшнее лозины ничего нет. Отца сзади не было, но зато с другой стороны лежало: другое НЕЧТО, не менее интересное, чем первое. Слева лежал большой многогранный кристалл: подобные он видел у деда. Кристалл светился таинственным голубоватым светом, и странно переливался на гранях – в зависимости, в какую сторону наклонялся Гартош. Дедушкины кристаллы так же запрещено трогать. Но ведь здесь никого нет…

Он воровато взглянул на дверь. Она по-прежнему была закрыта, и не единый звук не говорил о том, что кто-то приближается. Значит он здесь один, и надолго…

* * *

Хотя маленький Гартош и был уверен, что его никто не видит, но это было не так. Несколько пар глаз очень внимательно за ним наблюдали, ловя через прозрачное с одной стороны стекло, каждое его движение, каждый взгляд. Особенно пристально за ним следили двое: его отец – лорд Дангал, и его дед – лорд Руткер. У этих двоих был свой интерес. Лорд Дангал, граф Зерра, как известный в империи военный, – создатель и командор Тайного Легиона – страстно желал, чтобы Гартош взял в руки меч, и тогда понятно, что он продолжал бы дело отца, стал бы военным.

В свою очередь, лорд Руткер, молил богов, чтобы его внук выбрал кристалл, и естественно путь мага, как и его дед, самый сильный маг империи.

Чуть позади них держалась молодая, но очень болезненная с виду женщина. Она нежно прижала к себе среднего сына – Катана, пяти лет отроду, что, вцепившись ручонками в платье матери, со страхом взирал на насупившихся отца и деда. Госпожа Фаиста, мать Гартоша, Катана и Гнивера – вымучено улыбаясь, поглядывала на своего младшего сына. Все-таки День Выбора, один из важнейших дней в жизни мужчин в древнем роду Осколов, даже таких маленьких мужчин как Гартош.

Десятилетний Гнивер, как самый старший из братьев, находился рядом со взрослыми мужчинами. Лорд Руткер – негласный наставник Гнивера, – покровительственно положил ему руку на плечо, и часто сдавливал плечо мальчика сильнее, чем требовалось, что можно было оправдать только сильнейшим волнением деда. Гнивер стоически терпел боль и почти не кривился, ведь он совсем взрослый, а взрослые мужчины не замечают и презирают боль. Он почти уперся носом в стекло и снисходительно улыбался над потугами младшего брата, сам он, в свое время, почти без колебаний выбрал магический кристалл, и сейчас изучал магию в высшей студии.

* * *

А у Гартоша возникла проблема, его манили обе вещицы, и хотелось подгрести их к себе обе, но схватить сразу две, руки коротковаты. На его лице так потешно отобразились муки выбора, что Гнивер чуть было, не рассмеялся, и сдержало его только присутствие взрослых.

Гартош, наконец решился. Он на четвереньках, быстро перебирая руками и ногами, поспешил к мечу. Дангал победно усмехнулся и взглянул на отца, тот стоял нахмуренный и не отрывал взгляд от внука. Гартош схватил меч, и боком, живо поволок его за собой, через пару секунд он был уже возле кристалла. Теперь пришла очередь торжествовать Руткеру и хмуриться Дангалу.

Подкатив кристалл поближе, Гартош уселся поудобнее, держа правую руку на мече, левую на кристалле и на несколько секунд замер, наслаждаясь обладанием таких замечательных игрушек. Но долго сидеть без движения этот непоседа не мог, пора было познакомиться с новыми игрушками поближе. Он завертел головой, выбирая с чего начать.

Отпустив меч, он схватился за кристалл, поднял его перед собой, и радостно повизгивая, принялся заинтересованно вертеть. Кристалл так заманчиво сверкал, на гранях отражались маленькие Гартоши, кривлялись, строили рожицы… Показав им язык, Гартош аккуратно опустил кристалл, удобно умостил его на коленях, и взялся за меч.

Вот оружие настоящих мужчин! Малыш сейчас воплощал в себе всех великих воинов и полководцев. Дангал с умилением смотрел на сына: сразу видно, вырастет великим воином, хоть сейчас на коня и в бой. Вдоволь намахавшись мечом, Гартош его почти уронил, все-таки меч был тяжеловат для его ручонок. Отдышавшись, он вновь взялся за игрушки, теперь хотелось схватить в руки обе. Но кристалл все вываливался, детская ладошка слишком маленькая, чтобы самостоятельно его удержать, да и меч одной рукой не поднять.

Дангал и Руткер недоуменно переглядывались, не похоже было, чтобы Гартош отдал предпочтение чему-то одному. Особенно тяжело переживал происходящее Дангал. Старший сын, в свой День Выбора предпочел кристалл, и, как и дед пошел по пути магии. Средний – вообще ничего не выбрал. Когда пришло время выбирать, оставшись один, он так истошно орал, что Фаиста не выдержала, и, невзирая на протесты мужчин, забрала сына из Комнаты Выбора. После этого интерес отца к Катану почти пропал. Вся надежда была на младшего, а тот, как назло, никак не мог определиться.

Гартош пыхтел и отдувался, но взять две игрушки одновременно не получалось. Он опустил их перед собой и недовольно на них посмотрел. Непокорные кристалл и меч, дразняще и вызывающе блестели, манили, но играть можно было только одной. Недолго думая Гартош схватил меч, и что есть силы стал лупить им по кристаллу. Полетевшие в разные стороны искры, вызывали у мальчика бурный восторг.

Дангал встревоженно взглянул на отца.

– Что ты об этом думаешь?

Руткер и сам выглядел напряженно.

– У камня есть, конечно, запас прочности… Но твой сын разошелся не на шутку. Взгляни!

Дангал вновь повернулся к сыну. Гартош усердно пытался выяснить, какая игрушка главнее. Он с радостным криком высекал все новые и новые фонтаны искр.

– Что будет, когда он разобьет кристалл? – еще больше обеспокоился Дангал.

– Лучше нам этого не знать. – Ответил маг, и они поспешили к Гартошу.

Увидев в открывшейся двери отца и деда, Гартош остановился, и поняв, что за издевательство над запретными предметами ему сейчас влетит, не придумал ничего лучшего, как отпихнуть игрушки подальше и громко зареветь.

Дангал подхватил сына на руки, а Руткер, осторожно взяв кристалл, тщательно его осмотрел. Оставшись довольный осмотром, он удовлетворенно кивнул.

– Все в порядке. Этот шалопай не успел повредить нашу семейную реликвию.

Дангал стал грубовато успокаивать сына:

– Хватит орать, ты же мужчина, воин. А воины так громко не орут, разве что во время боя.

– Не спеши зачислять его в воины, – уязвлено бросил Руткер. – Он все еще не сделал выбор.

– Он его уже сделал, когда первым делом поднял меч, – поспешил заверить отца Дангал.

– Это еще ничего не значит, – возразил маг. – Он должен четко определиться, какой из предметов его интересует больше, а я не заметил, чтобы он отказался от кристалла.

– И что ты предлагаешь? Продолжить ритуал? Дать ему еще одну попытку?

– А почему бы и нет?

– А если он снова захочет обладать обоими фамильными ритуальными предметами? Снова будем повторять?

Руткер задумался, но затем нашел выход.

– Тогда мы будем обучать его в равной степени, и военному, и магическому искусству. Возможно, из него выйдет великий воин-маг. Давненько их не было в нашем роду.

Дангал немного подумал, и решительно ответил:

– Нет! Он свой выбор сделал, и ты это видел. А что он не отбросил магический кристалл, еще не означает, что ему интересна магия, ведь почти все время у него в руках был меч. А как он чуть не раздолбал этот камень! – Дангал восхищенно взглянул на сына.

– Кристалл, а не камень. – Поправил сына Руткер.

– Если он будет иметь какое-то отношение к магии, то, скорее всего как охотник на магов. – Проигнорировав замечание отца, продолжил Дангал.

Руткер осуждающе на него посмотрел.

– Ты слишком зациклился на военной карьере для своих сыновей, и не хочешь видеть в них никого, кроме как продолжателей твоего дела. А ведь я не противился в свое время, когда ты выбрал не кристал, а меч. Хотя ты у меня остался единственный сын.

Попытка Руткера надавить на своего сына не возымела должного эффекта.

– Тебе легко говорить, один из твоих внуков уже обучается магии, а что делать мне? Старший сын ударился в магию, средний… – Дангал обреченно махнул рукой, и безапелляционно заявил. – Все! Решено! Гартош будет военным! В нашем роду, роду Осколов, не должна переводиться военная наследственность.

– Как и магическая. – Руткер требовательно посмотрел на сына.

– Как и магическая. – Пришлось согласиться тому.

В принципе, Руткер особенно не настаивал, чтобы младшего внука отдали обучаться магии, ему было достаточно и старшего, проявляющего недюжинные способности в этом деле. Так что каждый остался почти доволен сегодняшним днем.

А Гартош тем временем понял, что никто не собирался его наказывать, и что эти интересные предметы вовсе не являются запретными, а скорее всего даже наоборот. Он заворочался на руках у отца, пытаясь слезть и снова ими завладеть. Дангал недоуменно опустил сына на пол, тот бодро дошагал до меча, сел возле него, и требовательно посмотрел на деда. Руткер с готовностью подал внуку кристалл. Гартош подгреб заслуженную добычу под себя, и мужественно уставился на предков, пускай оспорят его законное право владения ими.

Старшие Осколы переглянулись.

– Либо мой сын чересчур жадный, – выдавил, наконец, Дангал, – либо действительно быть ему, и воином, и магом.

Руткер многозначительно посмотрел на сына, – а я что говорил…

* * *

Последующие два года отложились в памяти Гартоша расплывчато и невыразительно. И следующим памятным пятном было… Умерла мама…

Напуганный маленький Гартош, помнил ту гнетущую атмосферу, что царила в замке лорда Руткера: бесшумно сновали слуги, мрачнее тучи был лорд Дангал, от бессилия скрипел зубами дед. Ему, сильнейшему в империи магу, болезнь леди Фаисты оказалась неподвластна. Это ему-то, который вытаскивал из цепких рук богини смерти отдавших ей свой дух и душу, а сейчас… Были испробованы все самые животворные заклинания, самая лечебная магия. Были приглашены лучшие лекари, травники-знахари, маги, и не только из этого мира. Госпожу Фаисту даже показывали царице Живого Леса в мире Торх. Но та, едва завидев ее изможденное лицо, лишь печально покачала головой, печать богов, смертные здесь бессильны.

Приносились большие пожертвования всем основным богам, во многих храмах были прочтены молитвы, принесены обильные жертвы, но все напрасно.

Вот тогда Гартош и услышал о проклятии рода Осколов, и о предсказании Оракула из храма Рафа – бога судьбы. В предсказании говорилось о скорой смерти Фаисты, в случае рождения нею третьего ребенка. Ну а проклятье Осколов было еще страшнее. Все кто принадлежал этому роду, а также кто примкнул к нему, через женитьбу или замужество, должны умереть, не дожив до старости. И это пророчество почти всегда сбывалось. Лорд Руткер при упоминании пророчества довольно улыбался: видать ему еще далеко до старости. Но в этот день ему было не до улыбок.

Но больше всего Гартошу запомнился истошный, почти нечеловеческий плачь Катана. Маленький Катан уже понимал что такое смерть, и кого он потерял – он потерял единственного человека, которому был дорог. Отцу он был не нужен, тот все свое внимание уделял младшему сыну, дед был без ума от Гнивера, и только мать по-настоящему любила Катана. И вот теперь ее не стало.

Сейчас, пожалуй, впервые за много лет, Дангал обратил внимание на своего среднего сына. Смерть Фаисты сроднила этих родных, но таких далеких друг от друга людей. Гартош старался никому не попадаться на глаза, особенно Катану и отцу. Отец бросал на него недобрые взгляды и отворачивался, Катан же наоборот, несколько раз пытался прибить своего младшего брата – виновника смерти матери, – и только вмешательство родных и челяди спасало Гартоша от расправы.

Обиженный на всех Гартош, послонявшись по дальним углам замка деда, назло всем направился в запретную часть замка, ту, которую еще даже до эльфов строили гномы, и где уже неоднократно пропадали люди. Пусть и он пропадет, пусть, вот тогда и за ним будут плакать, так же как и за мамой!

Редкие слуги, находящиеся в дальней, человеческой части замка, бросая на Гартоша настороженно боязливые взгляды, – принес несчастье – торопились по своим делам дальше.

А Гартош все брел и брел. Он вошел в последний человеческий зал, дальше начиналось эльфийская территория, где в последнее время появились странные духи и привидения, и где пропало несколько слуг. Лорд Руткер, занятый делами империи, все не находил времени, чтобы очистить весь замок, или хотя бы территории прилегающие к человеческой обитаемой его части, от нечисти и нежити. Вместо этого он просто-напросто отгородил безопасную часть защитной стеной, непреодолимой для нелюдей, и запретил, кому бы то ни было ее пересекать. Вот ее то и пересек сейчас Гартош, практически даже не заметив.

В небольшом зале, с высокими стрельчатыми окнами и стеклянным куполом, навстречу ему выплыло и выползло несколько полупрозрачных созданий. Торжествующе завывая, они окружили беззащитного малыша – лакомый кусочек для бестелесных духов. Гартош, растирая злые слезы, хмуро рассматривал круживших вокруг него и все туже смыкавших кольцо духов. Бояться он не боялся, гораздо страшнее попасться в руки обезумевшему Катану, или под горячую руку отцу или деду, те так могут отходить лозиной или ремнем. А эти… Через них даже стены видно!

Один из призраков отделился от хоровода и приблизился к маленькому человечку, желая насытиться его ужасом, довести до безумия, а затем вселиться в его тело, самое желанное тело для всех бестелесных – тело ребенка. Какое это наслаждение, выпивать из него жизнь. Но тут оказался особый случай, страха, и уж тем более ужаса, в этом ребенке не оказалось, во всяком случае, страха перед ними, слугами Торганка – подземного бога. Вместо этого была обида, и желание отомстить. И было в его взгляде еще что-то такое, что заставило бестелесного духа самого в ужасе отскочить, а затем умчаться вглубь горы, на которой стоял замок. Покружив вокруг странного мальчика еще немножко, исчезли и остальные бестелесники.

Так и не найдя ничего страшного, или хотя бы интересного, Гартош прошел через несколько залов и коридоров, и вышел во внутренний двор эльфийской части замка. Он уселся на старые широкие ступени, втупил взгляд в бездействующий уже множество веков фонтан и стал ожидать, когда за ним придет кто-нибудь страшный и заберет с собой.

Тут его и нашли Лорд Руткер и Гнивер.

После того как кто-то из родственников попытался найти младшего Оскола – пора было прощаться с матерью – но естественно никого не нашел, все были подняты на ноги. Опросив слуг, Руткер выяснил, где в последний раз видели Гартоша вот тогда и началась настоящая паника. Послали несколько поисковых групп, но отыскать Гартоша сумел только сам Руткер, и то, применив очень сильное поисковое заклинание: обычные заклинания в старой части замка не действовали.

Из-за смерти матери, Гартоша решили особо не наказывать, наивно полагая, что малыш и сам порядком испугался и при этом чудом остался жив ведь, здесь бесследно пропадали молодые сильные мужчины и женщины, немало находили и бездыханных. Гартош ловил на себе участливые взгляды собиравшихся, и чувствовал себя героем. До встречи с Катаном… Катан, возненавидел брата еще больше – даже похороны матери сумел испортить.

* * *

Так закончилось безмятежное детство Гартоша, и началась, местами рутинная, местами интересная подготовка к взрослой жизни. Лорд Дангал отправил сына в мужскую высшую студию, куда ранее отдал двух старших сыновей. В высших студиях обучались дети богатых и знатных родителей от трех, до шестнадцати лет. Здесь их учили всему, что могло им пригодиться во взрослой жизни, и тому, что вряд ли им пригодилось бы когда-нибудь, но что они должны были знать по положению.

В самом начале детей разделили на несколько групп, исходя из того, какой они в свое время сделали выбор. Хотя нередко они переходили из группы в группу, в зависимости от способностей и от желания родителей. Естественно, что Гартош попал в группу, где упор делался на воинское искусство.

Кроме военной, в студии были группы, где предпочтение отдавалось торговле, истории, географии, магии, хозяйственному и государственному управлению, искусству живописи, кузнечному искусству, лекарству, музыке и многому другому. Хотя понемногу студиэров обучали всему этому вместе взятому. Общительный и любознательный Гартош, довольно легко воспринял такое изменение в своей жизни. Благодаря тому, что он был еще слишком мал, он не слишком болезненно пережил смерть матери, в отличие от своих старших братьев, особенно Катана.

Катан и Гнивер обучались в этой же студии: Катан был в группе, где обучались государственному управлению, Гнивер само собой усиленно штудировал магию.

Кроме высших студий, существовали еще студии для среднего и низшего сословий. При храмах имелись свои студии. Впрочем, жрецы были особой кастой, почти закрытой для других. Если ребенок родителей, не принадлежащих к жреческой касте, все же попадал в храм, то после этого, он для родителей был потерян: теперь он принадлежал, только тому или иному богу.

Отличием студии, в которой обучался Гартош с братьями, было то, что здесь так же обучались сыновья императора Лориана: старший – принц Лисван, и младший – принц Витан. Принц Лисван был одного года с Гнивером и между ними уже наметились крепкие дружеские отношения. Витан был на год меньше Гартоша, и по прибытию Витана в студию, Гартош, знавший маленького принца по совместным играм в замке у деда, взял над Витаном негласное шефство, ведь никто, ни каким способом не должен был ограждать императорских отпрысков от превратностей жизни. И этим часто пользовались нагловатые отпрыски других знатных семей: когда еще удастся дать тумака, подзатыльник или под зад, возможно будущему императору. И если Лисван вполне мог сам за себя постоять, то Витану помощь Гартоша часто приходилась очень кстати.

II

Первые годы в студии, пролетели для Гартоша быстро и незаметно, обучение проводилось в форме игры – время нудных лекций еще не наступило. Нельзя сказать, что Гартош был отличным студиэром, скорей наоборот. И дело не в отсутствии способностей или природной лени (хотя лень, конечно, присутствовала), а в не желании мальчика учить тот или иной предмет.

Услышав однажды, от кого-то из старших студиэров, что знание живописи, торговли и музыки, бесполезно для будущих военных, Гартош надолго невзлюбил эти предметы. Танцы тоже не для настоящих рубак – и Гартош категорически отказался заниматься этим постыдным для военного занятием.

Хотя иногда он круто менял свое мнение. Особенно в случае с танцами, когда на втором году обучения был дан бал по поводу летнего солнцестояния и дня почитания бога солнца – Гретеона. Бал дали для двух студий, мужской и женской.

Вот здесь и проявились – неумение танцевать, незнание этикета и многих элементарных вещей. Уже появившиеся соперники, тут же, с готовностью подняли Гартоша на смех, и только вмешательство Гнивера спасло его от окончательного уничтожения как личности – ведь это было первое представление в свет, маленьких, но знатных граждан империи. И от того, как кто себя показал, зависело очень многое, особенно успех у противоположного пола. А вот тут сплоховать никак было нельзя, а это, несмотря на свой малый возраст, Гартош понимал прекрасно.

Гнивер отвел Гартоша подальше от любопытных глаз, и стал втолковывать бестолковому брату:

– Пойми Гартош, все чему нас учат в студии, не взято с потолка и не высосано с пальца. Вот ты отказался учиться танцевать, и что?

– Что? – тупо повторил Гартош.

– Дочь лорда Мервона, командора легиона «Барсы» и папиного друга, с которой ты должен был танцевать, осталась без кавалера.

Гартош, полный раскаянья, ковырял носком сапожка стыки плиток мрамора, которыми был выложен бальный зал женской студии. И так увлекся этим занятием, что чуть было, не выковырял одну из пола, но тут ему в голову пришла одна мысль, куда вписывалось новое, недавно им услышанное словечко.

– А она прелестная, правда? – спросил он, подняв на брата невинные глаза.

– Кто?

– Гердани, дочь лорда Мервона.

Гнивер улыбнулся, брат взрослеет на глазах.

– Да, Гердани симпатичная. Из нее вырастет отличная невеста. – Гартош густо покраснел. – Только сейчас она ревет, вон в том углу, и …кажется, ее успокаивает сын лорда Ромита.

– Гиберт?!

– Да, Гиберт. С группы управления государственными делами. Он кажется на год тебя старше? Или на два?

– Без разницы, пойду и набью ему морду!

– За что? За то, что он успокаивает обиженную тобой девочку, с которой ты не захотел танцевать?

– И за это тоже… А еще он рыжий!

– А, ну за это конечно нужно…

Ободренный Гартош, решительно было двинулся к конкуренту, но рассудительный Гнивер удержал его, а затем и вовсе вывел из зала. Он привел брата в большую комнату, отведенную на время бала для мальчиков. Здесь уже находилось несколько чересчур робких мальцов, и маленьких, но твердых в своих убеждениях женоненавистников.

– Побудешь здесь. И подумай о многих словах. А я вернусь в зал, не хочу из-за тебя пропустить весь праздник.

Гнивер ушел, а Гартош остался в невеселой компании вышеперечисленных, хотя ни к тем, ни к другим себя не причислял. Урок был хоть и жестокий, но заслуженный, и Гартош постарался таких ошибок больше не совершать.

* * *

Листир – преподаватель магии в высшей студии, вел один из уроков по своему предмету, довольно таки нудному, нужно сказать. Все эти предметные, ритуальные, храмовые магии, магии разума мало интересовали Гартоша и остальных студиэров военной группы, хотя один из друзей Гартоша, Вирон, интересовался этим предметом довольно активно, за что кстати, неоднократно был бит.

На этом занятии Листир упомянул магию жестов, и разгильдяй Гартош не преминул этим воспользоваться. Группа разразилась хохотом, а Листир подскочил и отвесил сорванцу звучный подзатыльник – Гартош, за спиной Вирона, показал Листиру один известный, хотя и не совсем магический жест.

Хотя, судя по тому как взбеленился Листир, жест мог оказаться очень даже магическим… Ожидая второго удара Оскол пригнулся, но Листир сдержался, и больно сдавив ему плече, нагнулся и прошептал:

– Я вижу каждое твое движение сын Дангала.

– Лорда Дангала, – пропищал Гартош, пытаясь отодрать пальцы Листира со своего плеча.

– И кроме преподавания магии, у меня есть одно увлечение. Обламывать строптивых студиэров, делать их тихими и послушными. И даже не надейся на помощь деда и отца, здесь они не имеют власти, здесь моя власть.

Гартош с ужасом почувствовал, как через пальцы Листира вливается леденящий душу холод, сковывая движения и затмевая разум. Когда мальчик был готов закричать, Листир отпустил его плечо и выпрямился.

– Только что я продемонстрировал уважаемому студиэру Гартошу, магию разума. Думаю, он сделает кой-какие выводы.

– Я сделаю, – облегченно вздохнув, и глядя прямо в глаза Листиру, серьезно сказал Гартош. – Я обязательно сделаю необходимые выводы.

– Вот и хорошо.

Листир отошел от стола Гартоша и, прохаживаясь по классу, продолжил.

Потирая пострадавшее плечо, и стараясь больше не привлекать к себе внимания Гартош с трудом дождался окончания занятий.

Студиэры потянулись к выходу. Оскол проскочил мимо Листира, стараясь не встречаться с ним взглядом. Оглянувшись, он заметил, что Вирон и пара других студиэров, остановились возле мага и о чем-то увлеченно его расспрашивали. Листир с таким же увлечением им отвечал. Гартош отметил про себя, надо не забыть дать Вирону взбучку, друг называется.

* * *

Гартош наседал на Вирона с небывалым до сих пор ожесточением. Еще бы, Вирон не только не раскаялся за чрезмерное увлечение магией – предметом Листира, но еще посмел осудить друга, а это Оскол посчитал предательством, а предателей нужно наказывать. Меч Гартоша мелькал словно молния, Вирон не успевал отбивать удары и уворачиваться, и если бы не защитные щитки, серьезных увечий было бы не избежать. В глазах Вирона появился страх, верный признак проигрыша.

– Достаточно господа студиэры! – остановил их Олектрон, преподаватель фехтования, и одобрительно добавил. – Я вижу Гартош, ты сегодня в ударе. Становись в пару с Григорисом. Вирон тебе сегодня не соперник.

Пары фехтовальщиков поменялись соперниками. Вот с кем Осколу не хотелось фехтовать, так это с Григорисом. Это был единственный студиэр в их группе, кто фехтовал лучше Гартоша. Гартош ему почти всегда проигрывал. Был еще Алькон, но их силы считались практически равными, к тому же Алькон был его другом, чего нельзя было сказать о Григорисе. Григорис являлся если не врагом, то непримиримым соперником точно. Он был немного выше Гартоша, имел более длинные руки, и мнил себя великим бойцом, впрочем, как и сам Оскол.

В кулачных боях Григорис чаще выигрывал, чем проигрывал, в борьбе верх брал в основном Гартош, как и в стрельбе из лука. Но сейчас шел урок фехтования, любимый предмет Григориса, в схватках на мечах ему не было равных.

Григорис с довольным видом встал напротив Гартоша и отсалютовал ему. Соперники скрестили мечи, студиэры бросили свои бои и приготовились наблюдать за увлекательным зрелищем схватка этих двоих, это было что-то.

Вначале соперники прощупывали друг друга. Гартош чувствовал себя уставшим, слишком выложился в бою с Вироном, и Григорис заметил это, хотя и не торопился наскоком покончить с противником, желая подольше потянуть бой, да и не тот Оскол был противник, чтобы так просто отдать дуэль.

Но постепенно атаки Григориса стали все острее, и все сложнее стало их отражать. Мечи на занятиях были либо деревянными, либо металлическими, но изначально затуплены, да и защитные щитки предохраняли от серьезных травм, но сильные удары ощутимо отзывались по всему телу, и нередко студиэры покидали фехтовальный зал не без посторонней помощи. Пропустив очередной удар, Гартош уязвлено скривился и отступил. На лице соперника проступило торжество, он усилил атаки.

Гартош безнадежно проигрывал, и надежда была только на неожиданную атаку, да еще на боевой настрой – так называемую контролируемую ярость или ненависть. Вхождение в такой настрой студиэрам начали преподавать только в этом году. Преподаватели боевых искусств утверждали, что контролируемая ярость часто может компенсировать недостаток силы или мастерства. И если насчет мастерства еще можно было поспорить, то силы это состояние придавало точно. И вот сейчас Гартошу нужно было найти свой боевой настрой, и использовать его против Григориса. Проблема состояла в том, что и Григорис с успехом начал овладевать этим искусством, и сейчас станет понятно, чей дух крепче.

Блокируя самые опасные удары, Гартош продолжал отступать, ему даже не нужно было создавать видимость, насколько он устал. А Григорис постепенно входил в раж, пришло время добивать противника. И он бы это сделал, если бы не бешенная и безрассудно-бесстрашная атака Оскола. Он вложил в эту атаку отчаянье, всю свою оставшуюся силу, и свою ярость, что успел накопить.

Друзья Гартоша – в том числе и Вирон, – поникшие при виде отступления своего заводилы, сейчас взорвались радостными воплями, подбадривая его, и помогая советами. В фехтовальном зале творилось что-то невообразимое. Растерянный Григорис, не ожидавший такой неожиданной атаки соперника, бестолково отступал, беспрестанно осыпаемый градом, по сути дела хаотичных ударов. Даже Олектрон поверил, что Гартош может сейчас выиграть. Но Григорис быстро взял себя в руки, и, проведя блестящую комбинацию, сильным ударом выбил из почти обессиленных рук Гартоша меч.

Бой был окончен. Но каков финал! Григорис подошел и приятельски и протянул сопернику руку.

– Не ожидал. Отличный получился бой.

У Гартоша не было сил даже достойно ответить. Он пожал протянутую руку, кивал, и вроде что-то отвечал подоспевшим друзьям и Олектрону, но сам практически ничего не понимал.

Этот бой принес ему славу несгибаемого соперника.

* * *

Занятия по математике, сменялись географией, живописью, историей, магией, изучением воинских и других наук. Жизнь текла, иногда преподнося свои сюрпризы. Однажды, во время каникул, когда младшие Осколы, вместе с принцами Лисваном и Витаном, гостили в замке у деда (а они там пребывали практически каждые каникулы), решили братья получше исследовать не только человеческую часть дворца, но и весь замок. Естественно идея принадлежала Гартошу. Он подбил своего брата и принца Витана, пройти как можно дальше вглубь замка, в те его части, что строились еще эльфами, гномами, а если повезет, то найти и пещеры драконов. Катану пришлось согласиться, чтобы не прослыть трусом – Гартош часто попрекал своего брата в этом. Витан был готов идти за своим другом в огонь и в воду. А Гнивер с Лисваном просто побоялись отпускать братьев одних, задерживать их силой было бесполезно, все равно выберут момент и удерут, – лучше быть рядом и по возможности предостерегать их от безрассудных поступков. Хотя сам по себе этот поступок уже был безрассудством, в старых частях замка водилось много зловредных, а иногда и смертельно опасных существ. Лорд Руткер так и не сумел полностью очистить от них замок.

Сам замок состоял из нескольких частей. В глубине скалы, на которой находилось это огромное строение, находились огромные пещеры, тысячи лет назад созданные еще драконами, бывшими хозяевами этих краев. Затем их место заняли гномы, создавшие в недрах горы целый город, соединив гнезда драконов многочисленными переходами, и создав свои подземные архитектурные шедевры. Гномы не ограничились постройкой подземного города и нарастили его снаружи, создав фундамент для последующих построек.

Когда гномы ушли – а может, были изгнаны, – в эти места пришли эльфы. Они не обошли своим вниманием выгодное расположение замка. Замок перекрывал вход в благодатную долину (впоследствии люди создали здесь княжество Риглис), и был практически неприступен. Эльфы благоразумно решили не разрушать надежные постройки гномов, а лишь закрыли, неэстетичные с их точки зрения части, своими высокими башнями, ажурными переходами и многочисленными оранжереями.

В свою очередь люди не придумали ничего лучшего, как добавить свой штрих в это коллективное творчество. В результате получился этот необычный замок, замок лорда Руткера, князя Риглиса.

В эльфийскую часть люди забредали редко, еще реже они бывали в гномьем царстве, ну а в пещерах драконов, из ныне живых, бывал только сам лорд Руткер. И вот Гартош решил исправить эту несправедливость.

Взяв двухдневный запас продуктов, пару мотков крепкой веревки, а так же факела и оружие, и воспользовавшись отсутствием деда, братья отправились на экскурсию.

* * *

Гниверу пришлось постараться, чтобы незаметно пройти защитную магическую стену и сторожевые заклятия, поставленные дедом. Эльфийская часть, хоть и поражала своей красотой, но не была чем-то диковинным, в ближней ее части бывали все младшие Осколы, даже Катан. Да и Лисван был здесь не впервые. А вот Витан глазел вовсю, его еще сюда не приводили.

Вот и известный зал, где несколько лет тому назад на Гартоша пытались напасть бестелесники, (так люди называют духов, не имеющих постоянной телесной оболочки). Гнивер напомнил брату об этом, но Гартош помнил все очень смутно, и это не вызвало у него особого интереса. А вот Катан, помнил тот день очень хорошо. Это разбередило старые раны, и Гнивер был уже не рад, что затронул эту тему.

Гартош лишь скользнул скучающим взглядом, по высоким окнам и заторопился дальше, здесь он не нашел ничего интересного. Интересное появилось дальше по коридору. Раздался замогильный вой. Несколько призраков перегородили дорогу, столько же перекрыли путь назад, видимо они ожидали хорошего развлечения.

Катан захныкал:

– Я знал, что это плохо закончится. Это все ты виноват.

– Хватить ныть! – одернул его Гартош. – Чего тут бояться? Что они могут тебе сделать? Посмотри на них, они же совсем не страшные.

И Гартош безбоязненно подошел к ближайшему бестелеснику. Тот испуганно шарахнулся, и обогнув Гартоша потянулся к Катану.

– Гартош прав, их нельзя бояться, они питаются нашим страхом.

Гнивер вышел вперед, и произнес заклинание, отгоняющее духов. Призраки отступили, но исчезать не собирались – страх Катана был для них словно запах крови для хищника. А если с помощью страха завладеть его телом, то тогда возможно испугаются и остальные, вот тогда можно попировать. Но Гнивер, несмотря на молодой возраст, слыл уже опытным магом. Он снова прочитал заклинание, уже более сердито, и добавив несколько новых слов. Духи униженно завыли, и нехотя втянулись в ниши и стены.

– Зачем ты так, – осуждающе сказал Гартош. – Не нужно было их прогонять. С ними веселей.

– Зря ты относишься к этим духам так пренебрежительно, они бывают довольно опасны, нельзя терять бдительность. То, что ты их не боишься, еще не делает их забавными игрушками, чуть зазеваешься, и они тут же завладеют твоим телом.

На назидательную речь Гнивера Гартош лишь снисходительно пожал плечами.

– А, по-моему, они действительно забавны.

– Смелый мальчик. – Раздался глубокий женский голос.

Из ниоткуда возникла высокая фигурка эльфийки, окруженная светящимся ореолом. Эльфийка выглядела вполне натурально и почти не просвечивалась. Ее длинные волосы и полупрозрачная одежда слегка развевались на неощутимом ветру, комната сразу наполнилась свежестью. Братья на миг опешили, и первым пришел в себя Гартош. Он отвесил учтивый поклон.

– Здравствуйте, госпожа.

– Здравствуйте, Гартош. – Улыбнулась в ответ эльфийка.

– Хозяйка дворца эльфов… – прошептал ошеломленный Гнивер и тоже отвесил неуклюжий поклон.

Вслед за ним поклонились принцы и Катан.

– Я рада, что ты меня узнал, молодой маг Гнивер, – произнесла Хозяйка.

Гнивер смутился.

– Я еще не маг, я только учусь.

– Ну-ну, не прибедняйся. Ты быстро разогнал этих безтелесных существ, а это под силу не каждому. А ты Гартош зря не прислушиваешься к брату, эти типы действительно могут быть опасны для людей.

– Да что вы их так боитесь? – удивился Гартош. – Гораздо опасней собака у нас во дворе.

– Мне-то их бояться как раз нечего, – отозвалась Хозяйка. – Более того, я бы защитила и вас, если бы они на вас напали, и вы бы не смогли отбиться. Хотя вы держались молодцами. – Хозяйка деликатно не упомянула, поведение Катана. – Ты и в прошлый раз, когда появился здесь впервые, совершенно их не испугался. Похвально, похвально.

Похвала пришлась Гартошу по душе, очень уж он любил, чтобы его хвалили, особенно за храбрость. Гнивер, Катан и принцы, старались в открытую не пялиться на полуобнаженную фигуру Хозяйки, а вот Гартош не мог оторвать от нее жадного взгляда, даже не скрывая своего повышенного интереса. Он впервые видел почти обнаженную женщину. А это было очень любопытное зрелище…

– Извините госпожа, а чем вызвана такая забота о нас? – вновь подал голос Гнивер.

– Здесь нет никакого секрета. У нас с вашим дедом соглашение. Он просил не причинять вреда своим близким, если они здесь вдруг появятся. А взамен взялся ограничить сюда доступ другим любопытным. Я бы не хотела, чтобы люди сновали здесь туда сюда. Это место покоя.

– Мы просим прощения у Хозяйки дворца эльфов за вторжение, мы ничего не знали о вашем соглашении.

– Ничего страшного Гнивер, это вас не касается, так же как и принцев. Но я могу вам гарантировать безопасность только в моей части замка – во дворце эльфов. За его пределами я бессильна. Если вы пойдете дальше, вам придется рассчитывать только на себя.

– Спасибо, госпожа, мы при малейшей опасности повернем назад.

– Это ваше право молодые Осколы и Гратры, мое дело вас предупредить. В гномьей части появились подземные чудовища, они пришли из пещер драконов. Будьте осторожны.

Хозяйка начала таять, пока не исчезла вовсе, последним погасло сияние вокруг нее.

– Вы слышали, что она сказала? Может, повернем назад?

– Катан, – Гартош выразительно посмотрел на брата. – Мало ли кто что кому сказал. – Гнивер вон сказал, чуть что, и мы тут же даем деру. – Правда, Гнивер?

– Правда, – серьезно ответил старший брат. – При малейшей серьезной опасности мы тут же возвращаемся.

* * *

Братья снова двинулись дальше, постепенно углубляясь внутрь замка. Они проходили по большим светлым залам, полуразрушенным оранжереям, где до сих пор росли диковинные растения, галереям, изящным мостовым переходам, ненадолго задерживаясь, чтобы осмотреть местные достопримечательности, хотя Гартош все торопил их вперед. Его пьянило ощущение будущей опасности, а здесь, под охраной Хозяйки, все было слишком буднично.

Хотя в одном месте и он задержался подольше. Посреди большого зала, в окружении бездействующего фонтана, стояла великолепная фигура женщины эльфийки. Скорей всего статуя изображала богиню – такое мнение высказал Гнивер, и с ним согласился Лисван. Ее окружали различные существа: люди, эльфы, животные. Но их изображение терялось на фоне ее фигуры, излучающей власть, и вызывающей обожание.

Мальчики и юноши подошли поближе. Полилась тихая музыка, фигуры вдруг пришли в движение, от статуи полился неземной свет. Исчезли пыль, паутина, мусор, зал сиял свежими красками, словно и не было несколько тысячелетий забвения.

– Только ради этого стоило пойти в этот поход, – завороженно смотря на танцующих в замысловатом танце слуг богини, произнес Гнивер.

У остальных вообще слов не нашлось. Их широко распахнутые глаза, выражение крайнего восторга на лицах, говорили сами за себя. Они попали в сказку, только так можно было пояснить происходящее.

Хоть, как и не хотелось покидать этот зал, но нужно было двигаться дальше, и Гнивер с Лисваном потащили вяло упирающихся братьев дальше, прочь от волшебной скульптурной композиции. Как только они начали удаляться, музыка стала стихать, фигуры неподвижно застыли, зал принял прежний вид. Хотя, насколько помнил Гнивер, застыли они в других положениях, значит, это не было простой иллюзией.

Встреча с богиней подействовала на них ободряюще, даже Катан, почувствовал себя намного смелей, уже не ропща, двигаясь вместе с братьями и друзьями. До неширокой лестницы ведущей вниз…

Внизу чувствовалось что-то тяжелое, давящее, угнетающее, полное скрытой угрозы. Даже Гартош заколебался, прежде чем ступить на эти ступени. Вслед за ним спускались: Катан, Витан и Лисван. Гнивер прикрывал их сзади, заготавливая защитные заклинания, он не сомневался, что они скоро понадобятся.

То, что закончился эльфийский дворец, стало понятно, как только они сошли с лестницы. Ничего общего с высокими и светлыми залами, коридорами, и комнатами эльфов. С непривычки стал давить потолок, хотя он никак не был ниже шести семи шетов. Потолок подпирал ряд мощных колон из красного гранита, отполированных и без малейшей видимости стыков: казалось, они выросли из такого же гранитного пола. Они были даже похожи на деревья, толще внизу, и постепенно сужаясь кверху.

Исследователи, настороженно озираясь по сторонам, застыли. В зале царил полумрак, видимо местные строители и обитатели не нуждались в обильном освещении, поэтому окна были небольшими и располагались далеко друг от друга. Пройдя половину зала, Гартош вдруг почувствовал непреодолимое желание покинуть это место, и поскорей вернуться к эльфам. Судя по озабоченным лицам; такие же чувства овладели и другими. Желая разрядить обстановку, Гартош стал громко напевать маршевую песню. Эхо разнесло ее по всему залу и вернуло назад. Витан с Катаном вздрогнули.

– Замолчи! – озабоченно прошипел Гнивер. – Ты привлечешь к нам ненужное внимание здешних обитателей.

– Забыл, что случилось во дворце эльфов? – поддержал брата Катан.

– Помню, – беспечно отозвался Гартош. – Ты там чуть не обделался.

Глаза Катана, рассерженно сверкнули, но он промолчал, что правда, то правда, там он повел себя не лучшим образом. Хотя, похоже, после встречи с богиней эльфов, храбрости у Катана чудесным образом прибавилось.

Они прошли этот зал, затем еще один по меньше, затем коридор, а потом вошли в большой зал с троном. Это был тронный зал гномов. Сердца братьев наполнились суеверным ужасом. На троне сидел скелет…По бокам и чуть позади трона, вечным огнем пылали два факела, немного разгоняя полумрак возле скелета, и бросая на него багровые сполохи. Казалось, скелет гримасничает, пытается что-то сказать незваным визитерам. Катан с Витаном в страхе попятились. Гнивер переборол себя и сделал шаг вперед.

– Приветствуем тебя владыка гномов. Прости, что потревожили твой покой. Позволь нам пройти через твои владения и вернуться назад, обещаем, ничего не рушить и не осквернять.

Ответа он не дождался: ни разрешения, ни протеста. Лобастый череп молча пялился на них пустыми глазницами, костлявые руки сжимали большой топор и огромный ограненный камень. У искателей приключений даже мысли не возникало о том, чтобы подойти поближе и полюбопытствовать, что это за камень. И даже если это была огромная драгоценность (а этот камень не мог быть недрагоценным), никто не посмел бы отобрать ее у мертвого сидящего на этом троне – чревато немалыми неприятностями.

– Последний король гномов предпочел не покидать своего королевства, и умереть на своем троне, – с благоговейным почтением произнес Лисван.

Немного постояв, друзья двинулись дальше.

– Ох, и напугал же меня этот скелет, – честно признался Катан. – До сих пор коленки дрожат.

– А я нисколько не испугался! – бравадился Гартош.

– Да? А мне показалось, что ты чуть не рванул назад, сбивая по пути всех духов и приведений.

Гартош бросился оправдываться.

– А вот и нет! Я только…

– Тихо! – остановил их Гнивер. – У нас здесь гости.

– Это вы здесь гости, – прошипел злой голос, – причем непрошенные. А мы здесь хозяева.

Из-за трона и колон выплыли несколько низкорослых фигур – явно бывшие гномы. Прозрачные фигуры перекрыли единственный выход в эльфийскую часть замка. Бежать было некуда, только вперед, в мрачные глубины гномьего царства. Видимо именно этого призраки и добивались, загнать детей в ловушку, где их скорей всего ожидал кто-то более страшный. Но младшие Осколы и Гратры небыли трусами, или, во всяком случае, дураками. Они понимали, что их именно загоняют, точнее пытаются.

Гнивер вновь вышел вперед и вновь произнес заклинание, изгоняющее бестелесных духов. Но ближайший из них лишь издевательски рассмеялся.

– Зря стараешься, молодой человеческий колдун. Здесь твое колдовство бессильно. Это тебе не прогулка по дворцу эльфов, мы никаких договоров с вашим дедом не заключали. Мы здесь единственные хозяева, а с чужаками у нас разговор короткий. Изгоним ваших духов во тьму, выпьем жизнь и души, и дело с концом.

И призраки бросились на нашу пятерку. Гнивер и вставший рядом с ним Лисван вскинули руки, и призраки словно врезались в невидимую стену. Чуть было не бросившиеся бежать Гартош, Витан и Катан переглянулись – не настолько выходит эти бестелесники страшны и сильны как хвалились.

– Помогите нам! – сдавлено выдохнул Гнивер.

Было видно, что они сдерживают призраков из последних сил. Младшие братья встали по бокам от старших. Общее представление о магии имели все, и все кой-чего умели по малости. Они понимали, их силы, знаний и умения, недостаточно для того, чтобы остановить призраков, они просто должны поделиться энергией с братьями, что и сделали.

Магия младших братьев поддержала быстро тающие силы Гнивера и Лисвана. Призраки отступили дальше и раздраженно завыли.

– Так кто здесь хозяин?! – громко крикнул Гартош. – Здесь хозяин наш дед, лорд Руткер! А вас он любезно решил не трогать, но мы не такие добрые. И мы еще посмотрим кто здесь маленький.

Похоже, что намек на маленький рост, выводил из себя не только живых гномов, но и их призраков. Они в ярости заметались, пытаясь пробиться через барьер, но объединенная сила братьев сдерживала и даже отбрасывала их. Гартош еще что-то азартно и нахально им кричал, когда призраки вдруг отступили.

– Ну а теперь наглецы, вам предстоит познакомиться с настоящим хозяином, – ядовито сказал все тот же, самый разговорчивый призрак.

Братья быстро оглянулись, позади стоял четырехшетовый монстр, очень похожий на горного тролля, хотя и отличался более длинными руками, более длинными когтями и более длинными клыками. Он плотоядно облизнулся и вкрадчиво спросил:

– Так ты говоришь, что хозяин здесь, твой дед?

Гартош даже не собирался отвечать. Такому громиле доказывать что-либо, не только бесполезно, но и опасно. Впрочем, про опасность сейчас можно было и не говорить…

– Так-так, что же получается? С моими безобидными маленькими друзьями, вы вон, какие храбрые, а со мной даже говорить отказываетесь.

– Может, мы пойдем? – пискнул Гартош.

– Куда? – неподдельно удивился монстр.

– Назад.

– Как назад? А как же дальнейший осмотр достопримечательностей? Здесь еще столько интересного, – Монстр сделал приглашающий жест. – Вы же хотели увидеть пещеры драконов?

– Как-нибудь в другой раз, – промямлил Гартош.

Морда чудовища вдруг сменила приветливое выражение на жестокое.

– Другого раза не будет, детки. Там внизу вас ждет интересная компания. У нас подошло время обеда, и вы приглашены.

Он жадно ощупывал взглядом детей, выбирая себе самого аппетитного. Самым аппетитным выглядел Витан: молодой, в меру упитанный, самое нежное мясо. Монстр нетерпеливо облизнулся.

– А вот тебе!

Гартош повторил жест, который когда-то так разозлил Листера. Сейчас результат был тот же, взбешенно заревев, монстр бросился на них. Но Гнивер не терял времени зря. Пока Гартош препирался с подземным чудовищем, он сплел заклинание огня. Слепил огненный шар, и бросил его в монстра.

– Бежим!

Развернув братьев, он подтолкнул их к выходу.

Перед мордой чудовища шар лопнул, на миг, осветив весь зал и ослепив не привыкшего к яркому свету монстра. Друзья дружно бросились к выходу. Наперерез им кинулись призраки, но сдержать разгоряченных короткой схваткой вояк им не удалось. Духи, словно шары, разлетелись по сторонам, и выход оказался свободен.

Братья лихо проскочили малый зал, и когда вбежали в коридор, услышали за собой громкий, быстро приближающийся топот. Гартош вытащил на ходу меч, и все порывался развернуться и врезать чудовищу как следует. Но бежавший позади всех Гнивер, когда тычками, а когда и пинками гнал брата вперед.

Пробежав половину последнего зала, Гнивер оглянулся: монстр был всего в шетах тридцати, он огромными скачками настигал братьев. Гнивер понял, им не уйти.

– Бегите не останавливаясь! – крикнул он и развернулся навстречу монстру.

И снова рядом с ним встал Лисван. Единственная возможность спасти братьев, это задержать монстра хоть на несколько секунд. Даже ценой собственных жизней. Гнивер вновь слепил огненный шар, но не успел его бросить, как из-за его спины вылетело что-то блестящее, затем еще одно. Тонкая полоска металла воткнулась чудовищу под колено, вторая в бедро, на несколько фартов[167] выше. Это Гартош метко швырнул свои метательные ножи (все-таки студиэр военной группы). Монстр споткнулся, и тут перед его мордой взорвался еще один огненный шар. Монстр в ярости заревел, а выгадавшие несколько мгновений бойцы, бросились догонять Катана и Витана.

– И не таких сусликов выливали! – полуобернувшись, успел крикнуть Гартош.

На лестнице монстр, чуть было их не настиг. Но вдруг, перед ним возникла подсвеченная розовым прозрачная стена.

– Дальше тебе дороги нет! – властно крикнула Хозяйка дворца эльфов.

– Это моя добыча! – послышалось в ответ, и монстр отодвинул стену вперед.

– Здесь моя территория!

– Плевать! Ты не сможешь меня остановить!

Монстр шаг за шагом отодвигал стену созданную Хозяйкой.

– Бегите! – крикнула она. – Я не смогу его долго удерживать!

Гнивер остановился.

– А как же вы? Может быть, вместе мы отбросим его?

– Он мне ничего не сможет сделать, а вам нужно уходить.

То и дело, озабоченно оглядываясь, Гнивер начал догонять братьев и друзей. Стена светилась все ярче, но выгибалась и отодвигалась под давлением монстра.

– Она справится! – выкрикнул на ходу Гартош.

– Надеюсь…

Схватка скрылась за очередным поворотом.

На одном дыхании братья промчались по дворцу эльфов, и выскочили за защитную стену установленную лордом Руткером. Она была сродни той, что установила перед монстром Хозяйка, только отсвечивала зеленым.

– Выдержит? – в сомнении посмотрел на нее Лисван.

Гнивер пожал плечами.

– До сих пор выдерживала…

– Если что, вызовем деда. Он им всем покажет! – Гартош погрозил невидимым обидчикам кулаком.

– Лучше бы он не знал, что мы там были. А то он покажет нам.

– Да и нам достанется, – кисло добавил Лисван.

Младшие Осколы и Гратры переглянулись, и молчаливо решили деду ничего не говорить.

III

История и география были любимыми предметами Гартоша, после воинских дисциплин конечно. Два этих предмета вел один и тот же преподаватель – господин Гектор Шурон. Нужно сказать, что Гектор был немного не от мира сего. Рассказывая об устройстве мира или его истории, он настолько проникался своими рассказами, что уходил от действительности и полностью погружался в свой мир, часто увлекая туда своих слушателей.

– Считается что человеческая история Иктива, началась около пяти тысяч лет тому назад. Именно с этого времени, в гномьих и эльфийских хрониках, начали появляться записи с упоминанием людей. Это время, как раз было расцветом эльфийской цивилизации в этом мире. Гномы по каким-то, только им известным причинам, уже покидали этот мир, драконы ушли еще раньше, они редко уживаются с гномами в одном мире. Оставались еще кентавры, но они были немногочисленны, и занимали только юго-восточную оконечность нашего материка. Можно сказать, что эльфы здесь были полновластные хозяева, вплоть до трех тысяч лет тому назад.

Откуда здесь появились первые люди, из какого мира, точно не знает никто. Были ли они беглецами от чего-либо, или искателями приключений, или их занесло в этот мир совершенно случайно, нам это неизвестно. Одно понятно, мы не потомки той древней человеческой цивилизации, что существовала здесь, где-то пятнадцать, двадцать тысяч лет тому назад. Когда сюда пришли драконы, этот мир был пуст. Так что, мы врятли имеем какое-то отношение к тем древним людям. Хотя кое-кто считает нас их прямыми потомками.

Как свидетельствуют хроники, первые человеческие поселения появились, где-то на северо-западе континента, на границе современного Ларфа и волчьих племен. Эльфы их всерьез не приняли, гномам же вовсе не было никакого дела до людей. И по прошествии нескольких сот лет, освоившись в новом для них мире, люди начали расселяться по Иктиву. Эти миграции заняли чуть больше тысячи лет, и где-то три с половиной тысячи лет тому назад, появились первые человеческие государства, настоящие полноценные государства, хоть и небольшие. Примерно в это же время начался упадок эльфийской цивилизации, и новоявленные человеческие государства, решили испытать эльфов на крепость. Но они переоценили свои силы и недооценили силы эльфов. Эльфы довольно быстро расправились с наиболее сильными странами, доведя их состояние до первобытных племен. Уцелели лишь небольшие государственные образования, что держались, подчеркнуто дружелюбно к эльфам. Но и их эльфы держали под контролем.

Так продолжалось около пяти сотен лет. Но затем эльфы вдруг начали воевать друг с другом, и это были очень кровопролитные войны. А затем пришел мор. Одна эпидемия за другой, добили эльфийскую цивилизацию. На освободившихся территориях, вновь стали возникать человеческие государства, с каждым разом все более могучие. И три тысячи лет тому назад, стало понятно – Эра эльфов закатилась, пришла Эра людей. Подчеркну – вновь пришла.

Некоторые исследователи считают, что в нашем мире, одни народы, расы, цивилизации, циклично меняют другие. При этом они ссылаются на примеры других миров, где такие циклы заметнее, и где хронологию ведут не один десяток тысяч лет, передавая информацию от одной цивилизации к другой. Что ж, такое предположение имеет право на жизнь, хотя доказательств, что это действительно так, в нашем мире нет. Или мы их не нашли.

И вот, с трех тысяч лет тому назад, на территории нашего континента начали возникать многочисленные государства. Тогда же в наш мир пришли и новые боги. Вначале места хватало всем, и людям, и богам – континент-то огромный. Но постепенно свободных территорий становилось все меньше и все чаще начали происходить войны: за землю и за богов. Новые боги были более справедливы и более сильны, они почти изгнали жестоких старых богов из нашего мира, и сейчас их последние оплоты остались лишь в Ларфе. Там нашли пристанище приверженцы нечистых богов, остальные же народы поклоняются нашим нынешним богам.

Постоянные войны вынуждали страны объединяться, кого добровольно, кого силой. И где-то около двух тысяч лет тому назад, политическая карта мира стала похожа на сегодняшнюю. Возникли крупные государственные объединения, состоящие из многих небольших родственных государств. Самыми крупными были: Княжеский Союз Тарт; Союз Пяти Королей – нынешний Гроброс; и два племенных союза на территории Ларфа и Жерана. На месте империи Реата было слишком много самостоятельных стран и между ними слишком много было противоречий, чтобы они могли объединиться.

Такие государственные образования просуществовали еще около тысячи лет. Но затем снова пришло время перемен. Первые изменения произошли в Жеране. После долгих попыток власть там захватил один из герцогов, его род в то время оказался самым сильным. Так возникло королевство Жеран. Нужно сказать, за время своего существования, в Жеране сменилось уже пять династий. Хоть и сильное королевство, но неспокойное. Дворяне Жерана имеют очень большую власть, и часто используют ее для смены короля.

Но, тем не менее, Жеран стал первым Большим королевством. Большим с большой буквы. Когда вы начнете изучать другие миры, вы поймете, что миров населенных людьми, где существует всего шесть государств, как у нас, не так уж много. Обычным явление является, когда мир поделен на десятки и даже сотни стран, как было когда-то у нас. Многие путешественники по мирам считают, что разделение мира на несколько крупных государств – от трех до десяти, положительно влияет на развитие мира. Хотя и здесь нужна мера. Миры, состоящие из одного, двух государств, особенно мономиры, где всего лишь одно государство, постепенно деградируют. До определенного момента они процветают, а потом резкое падение, развал, непонятно за что войны, и, в конце концов, может наступить полное исчезновение цивилизации. Прямой пример: эльфы, населяющие Иктив перед нами.

Но вернемся в наш мир. Возвышение Жерана потянуло за собой ответную и аналогичную цепочку событий в нынешнем Ларфе и Княжеском Союзе Тарт. В Ларфе к власти пришел граф Ларф, впоследствии, как вы понимаете, ставший первым королем. Правда он на троне задержался недолго и погиб при загадочных обстоятельствах. Примерно в это же время, лорд Кроворос из рода Гратров, правитель княжества Виктания, очень мощного нужно сказать княжества, заключил союз – ставящий князя Виктании на главенствующую роль – более чем с двадцатью княжествами. Так было создано ядро страны. За тридцать лет, лорд Кроворос, путем захвата, подкупа, обмана, и вполне мирных договоров, подчинил себе территорию от Трольих до Межевых гор. Образовалось самое большое современное государство в Иктиве.

Южные княжества оказали неожиданно сильное сопротивление. И оно неудивительно. Правители южных княжеств всегда были более независимыми и строптивыми, чем их северные соседи. Не желая расставаться со своей независимостью, но, понимая, что частью ее все-таки придется пожертвовать, они выбрали себе своего Верховного Князя. А если я забыл сказать, то поправлюсь. Лорд Кроворос, князь Виктании, перед началом своей объединительной роли, был Верховным Князем всего Тарта. Но этого ему показалось мало, ведь Верховных Князей назначали и убирали, и он решил закрепить за собой этот титул навечно. Что впрочем, ему удалось. Так вот, южные княжества выбрали себе нового Верховного Князя, отдали под его руководство объединенные войска, и, обложив разными ограничениями его правление, отправили воевать с северными княжествами.

Нужно сказать, что власть нового императора не везде была прочна, и собрать достаточное количество сил для захвата южных княжеств он не смог. Южный Тарт сумел отстоять свою независимость и сохранил за собой старое название – Союз Княжеств Тарт.

Так на месте самого большого государственного образования, возникло два: империя Виктания и Союз Княжеств Тарт. Это единственный случай в нашей истории, не объединения, а разрушения. Обе державы обвиняли именно своего соседа в развале страны, но это ничего не меняет, вот уже тысячу лет мы живем рядом, но порознь.

На востоке континента так же не обошлось без укрупнения. В Межевых горах имеется только один проход соединяющий запад и восток, перекрыть его легко, так что Союз Пяти Королей мог чувствовать себя в относительной безопасности: если бы не гарпты и кентавры. Воинственные племена гарптов так и не смогли создать собственное государство, их племена слишком разобщены. Но иногда, объединенные общей целью, они большими силами нападали на своих соседей, как людей, так и кентавров. Так что угроза с их стороны была нешуточная. Часто давали о себе знать и кентавры – совершить набег на человеческие территории, было одним из любимейших их занятий, когда они не воевали между собой, разумеется.

Все это держало южные королевства в постоянном напряжении. Подобная ситуация была и на севере. Северные племена частенько теребили северные королевства. И только центральное королевство не подвергалось таким сильным и постоянным напастям. Само собой это королевство быстрей других крепло и развивалось, и называлось оно, как вы уже, наверное, догадались – Гроброс. Империя Гроброс образовалась практически бескровно, в силу обстоятельств, по необходимости. Постоянно выделяя помощь своим соседям, центральное королевство завоевало популярность у простого народа и у многих дворян. Так что, когда одним прекрасным утром король Гроброса объявил себя императором, это почти не вызывало возражений: короли ушли на покой, отдав все полномочия новому императору.

Позже всех образовалась империя Реат. Перед возникшей угрозой со стороны Ларфа и Жерана, а так же морских атак Тарта, разрозненные королевства, княжества, герцогства, графства и баронства юго-запада континента, были вынуждены создавать оборонительный союз, который перерос в империю. Но нужно сказать, что именно в империи Реат, центральная власть наиболее слаба. Структура их государства скорей напоминает Тарт. У них выборный император, причем его кандидатура обсуждается и принимается в трех Кругах. В первый Круг входят короли, во второй князья и герцоги, в третий графья и бароны. И чтобы добиться одобрения всех Кругов, кандидат в императоры должен очень постараться. Простыми угрозами, подкупами и родственными связями здесь не обойтись, нужно быть действительно хорошим кандидатом. Либо наоборот, настолько ничтожным, что такой император давал возможность владетельным дворянам заниматься своими делами, без всяческих помех и оглядок на столицу империи. Обычно такие императоры чередуются – после безвластья приходит черед сильного императора. Правда никому из них так и не удалось основать династию.

Примерно в тоже время, когда образовывались нынешние государства Иктива, создавалось и государство Сконьеры. Сначала это было торговое братство, но со временем у них появился мощный военный флот, и они окончательно оформились как единое государство.

О Волшебном Королевстве мы не знаем практически ничего. Поэтому я ограничусь тем, что скажу, это королевство существует и находится где-то в сердце Трольих гор.

Мало что мы знаем и о ховарах. Имеет ли этот народ центральную власть, или нет, мы не знаем до сих пор. После того как ховарские племена заняли Ховарские горы и обнаружили там кое-что из наследия гномов, они очень возвысились в горнорудных ремеслах, металлургии и кузнечном деле, и стали очень скрытны. Сведенья от туда поступают очень противоречивые, и мы не можем что-то утверждать однозначно.

Вот что коротко можно было рассказать о государствах Иктива. Волчьи племена, северные племена, гарпты, проджи и кентавры, так и не создали своих государств. Они слишком разобщены, и только перед лицом чьего-либо вторжения, или если они сами собираются в набеги, эти племена могут выбирать себе военного вождя. Но это еще не признак государственности.

Более подробно о народах, населяющих Иктив, и государствах нашего мира, мы поговорим на других занятиях.

* * *

Гартош рассматривал карту мира и с удовольствием слушал господина Гектора. Сегодня он увлекательно рассказывал о сконьерах, мореплавателях с острова Керт.

– Сконьеры являются лучшими мореплавателями нашего мира. Они бороздят моря и океаны, от волчьих племен на северо-западе, до империи Гробос на востоке. Сконьеры держат в своих руках все более менее важные морские торговые пути, оставляя остальным только каботажное плаванье.

Гартош поднялся.

– Господин Гектор, а разве ни у кого не возникало желание нарушить их властвование на море?

– Возникало, конечно, и регулярно возникает до сих пор. Но почти все корабли других стран, отдалившись от берега дальше видимости с него, как правило, бесследно исчезают. Как полагают не без помощи самих сконьеров, хотя никаких доказательств этого нет. Сами сконьеры не подтверждают, но и не оправдывают эти слухи, но все указывает именно на них. Именно им выгодна гибель чужих судов.

– А захватить их остров никто не пытается? – полюбопытствовал Алькон.

– И такие попытки были, но очень давно. Остров Керт находится далеко в Срединном океане, и здесь нужны большие морские суда, а таковых нет ни у кого, кроме самих сконьеров, да еще пиратов с архипелага Глиблес.

– А пираты не пытались захватить Керт?

– У пиратов не такой уж и большой флот. Они предпочитают нападать на одиночные суда сконьеров, или их небольшие флотилии. А вот сконьеры нападали на архипелаг Глиблес неоднократно, когда пираты уж совсем наглели. Правда, не всегда такие походы были удачны. Архипелаг состоит из множества больших и малых островов, и в лабиринтах проливов между ними, можно спрятать не один флот. Иногда сконьеры сами едва уносили от туда ноги. Между этими двумя морскими государствами – если сборище пиратов можно назвать государством – ведется непрерывная война.

А вот с другими государствами, у сконьеров взаимовыгодный мир. Их никто не трогает, и почти в каждом большом прибрежном городе, есть их представительства.

– Их не трогают даже гарпты? – задал вопрос кто-то из мальчишек.

– Не только гарпты, но и кентавры – на что уж они воинственны – допускают сконьеров в свои приморские города. А тарты, наши южные соседи, даже разрешили сконьерам построить город-порт, на южной оконечности своей страны. Это единственный город, который эти отважные мореплаватели построили на материке.

– И на Южный материк они плавают?

– Говорят, что плавают. Хотя проверить их слова невозможно, никто, кроме самих сконьеров, не бывал на этом таинственном материке, чьи берега почти всегда скрыты в тумане.

– Мой брат Гнивер говорил, что они в Высшей Академии Магии, недавно пробовали проникнуть на Южный материк с помощью магии, но им не удалось пробить барьер установленный тамошними магами, – проявил обознаность Гартош.

– Все правильно. Такие попытки были неоднократно, но все они прошли безуспешно, а некоторые вообще закончились весьма трагически. Видимо, пока жители Южного материка не решат сами допустить нас в свой мир, мы не сможем туда попасть.

– Выходит их маги сильнее наших?

– Необязательно. Закрыть свою территорию от чужого магического вторжения, гораздо легче, чем такое вторжение сделать. Кроме Южного материка, наши маги не могут без приглашения попасть в Волшебное королевство в Трольих горах. Да и маги Гроброса, Реата, Жерана и Ларфа, при желании могут закрыть от чужих магов часть своей территории.

– А тарты и кентавры?

– У тартов есть неплохие колдуны и колдуньи, но их сравнительно немного, и они все же сильно уступают нашим лучшим магам. Кентавры также не слишком увлекаются магией, хотя являються визначально магическими существами, и яшкаются с ведьмами из мира Верейн.

Гартош с Альконом многозначительно переглянулись.

– Я тебе говорил, что Кентавры сношаются с верейнскими ведьмами, а ты мне не верил, – наклонившись к другу, прошептал Гартош.

– Я думал ты выдумываешь. А откуда ты узнал?

– Катан, рассказал, а ему рассказал друг Гнивера. Они там в своей магической академии и не такое изучают.

Алькон согласно кивнул. Интересные они там вещи изучают. Через шесть лет, когда им исполнится шестнадцать, и их ждет военная академия, вот тогда… Что тогда, не дал додумать Гектор.

– Я вижу студиэрам Гартошу и Алькону не интересен мой урок.

Гартош поспешно ответил.

– Нет, господин Гектор, нам очень интересно все, что вы рассказываете.

– Тогда в чем же дело? О чем вы так увлеченно беседовали?

– Понимаете… – Гартош замялся. – Я объяснял Алькону про ведьм и кентавров.

С пониманием улыбнувшись, Гектор остановил Гартоша.

– Я рад, что мои студиэры знают больше, чем мы изучаем по этой теме. Но все же, вести занятия буду я.

– Извините господин Гектор.

– А сегодня мы изучаем сконьеров, а не кентавров, и уж тем более не ведьм из другого мира.

– Господин Гектор, – решил выручить друзей Вирон, – но все-таки, как такое может быть, что маленькое островное государство, захватило все моря и океаны? Неужели такая могучая империя как наша, или Гроброс, или даже империя Реата, не смогли создать свой могучий флот?

– Я понимаю твое недоумение Вирон. Во-первых, остров Керт не такой уж и маленький. А во-вторых, когда-то у нас действительно был могучий флот. Это было сотни лет тому назад, когда мы и тарты были еще единым государством. Такие же флоты были и у других больших государств. Но после того как наше государство распалось на два: Тарт и Виктания, мы потеряли почти все удобные гавани. Нам удалось отвоевать только небольшой выход к морю, где держать большой флот невозможно.

– А остальные государства?

– Остальные страны, потеряли свои корабли, в основном в результате войн. Вот тогда сконьеры и возвысились, как морское государство. К тому же им покровительствует Наистер – морская богиня.

– Боги решают все, – вспомнив услышанное где-то изречение, глубокомысленно произнес Гартош.

– Не все, но многое, поправил его Гектор.

* * *

Чем старше становились студиэры, тем разнообразней и сложнее становились их занятия. Естественно будущие военные не могли обойтись без знаний по лекарскому делу. Лекари обучали их, как быстрей и лучше налаживать повязки при ранениях, как останавливать кровь, какие при этом принимать травы и минералы, какие использовать заговоры, как распознавать редкие заболевания, которыми можно заразиться в военных походах.

На несколько дней, в сопровождении лекаря и нескольких старших студиэров лекарей, группа, в которой занимался Гартош, отправилась в ближайшие горы на сбор лекарственных трав и минералов.

Для двенадцатилетних студиэров это стало захватывающим приключением, где можно подучится, как теории, так и практике. Иногда мальчишки, стараясь выделиться, и превзойти друг друга, забирались за каким-нибудь редким растением или минералом в самые неприступные места, нередко сваливаясь со скал, или проваливаясь в расщелины. Без повреждений в таких случаях не обходилось. Вот тогда и начинались практические занятия. Студиэры сами готовили целебные мази и напитки, и с удовольствием оказывали друг другу первую помощь при легких повреждениях, а тяжелых в этом походе не было – как-то обошлось. Если не считать что Формер, сын лорда Порга, объелся каких-то аппетитных с виду ягод, и всю обратную дорогу, несмотря на заговоры лекаря, маялся животом, а лекарство нашлось только при возвращении в студию.

Неудивительно, что такие походы способствовали лучшему изучению наук.

Маг-лекарь Толтур в походы студиэров не водил, у него были свои способы обучения врачеванию.

– Все то, чему вас обучают обычные лекари, конечно, хорошо. Нужно знать и уметь, как правильно наложить повязку, какие нужны мази, и так далее. Но! Но. Во-первых, не всегда есть под рукой все необходимое, а во-вторых, не всегда есть время, чтобы заниматься обычным врачеванием. И в пылу битвы нам поможет что? Вирон.

– Магия, – без запинки ответил студиэр.

– Правильно, магия. Не все из вас могут пользоваться лечебной магией в полную силу, но я постараюсь, чтобы вы научились как можно большему. Господин Листир уже работал с вами, чтобы развить ваши магические способности, теперь попробую кое-что добавить и я. Вы уже слышали, у каждого человека в голове есть особая область, отвечающая за магические способности. У многих она разблокирована, а некоторым нужно помочь ее растормошить. Что я сегодня и попытаюсь сделать.

– При этом часто лопается голова, – шепнул сидящему впереди Алькону Гартош.

Тот заговорщески подтвердил.

– Я уже знаю.

Сидящий рядом с ним Формер побледнел и нервно заерзал на скамье. У Формера слишком плохо получались все магические действия, и они – магия и Формер – питали друг к другу взаимную антипатию.

– Итак, с кого начнем? Пожалуй, с тебя, Формер. По части магии ты пасешь задних.

– Нет! – вскочил Формер. – Я не хочу!

Группа разразилась хохотом. Толтур удивился:

– Почему?

Формер скосил глаза на Гартоша.

– Я не хочу, чтобы у меня лопнула голова.

От хохота задрожали стены, а Гартош с Альконом вовсе попадали под столы.

– Понятно, – кивнул Толтур. – Тогда начнем с самых смелых и смешливых. Давай-ка, Гартош, свою голову.

Гартош тут же перестал смеяться.

– А почему я?

– А почему нет? Уж не испугался ли ты?

Признаться в том, что ему действительно страшно, Гартош не посмел, поэтому покорно подставил голову.

– Вот и хорошо.

Толтур наложил ладони на голову студиэра, закрыл глаза, к чему-то прислушался, затем поменял положения ладоней, и удовлетворенно кивнул. Чужое присутствие в своей голове Гартош почувствовал практически сразу. Холодная, затем горячая волна, омыла весь мозг, оставив после себя неприятное ощущение. Но это было только начало. От ладоней мага в виски ударил небольшой разряд. Гартош стиснул зубы, но смолчал. Затем ледяные иглы впились в лобную часть мозга, потом тоже самое повторилось с затылком, и когда Гартош готов был закричать, боль отступила.

– В общем, все, – довольно сказал Толтур.

Гартош яростно принялся чесать шкуру на голове.

– Я теперь лучше буду владеть магией?

– Нет.

От удивления Гартош застыл.

– Как нет, у вас ничего не получилось?

– Да нет. Просто, та, ответственная за магию область, у тебя и так неплохо развита. Твои успехи в магии будут определяться только твоей прилежностью.

– А что же вы делали у меня в голове? – еще больше удивился Гартош.

– Да так, небольшая экзекуция.

В группе снова раздался смех, хотя и несмелый, никому не хотелось быть следующим.

– Алькон.

Скорбно вздохнув, Алькон наклонил голову. Толтуру хватило пары минут, чтобы навести порядок в голове у студиэра, а заодно и преподнести небольшой урок послушания. Алькон в изнеможении откинулся на спинку скамьи, и бросил на Формера укоризненно-презрительный взгляд: все из-за тебя, трус. Быть трусом Формеру никак не хотелось, он вскочил.

– Теперь я!

– Молодец, Формер.

Над новым пациентом маг-лекарь колдовал еще меньше, и судя по довольному лицу студиэра, здесь обошлось без болевых экзекуций.

– Следующий.

За короткое время через искрящиеся руки Толтура прошла вся группа. Нельзя сказать, что такой объем работы прошел для мага-лекаря бесследно – заметна была легкая усталость – но он быстро вернул себе прежний бодрый вид.

– Ну вот, господа студиэры, поздравляю вас, разблокирование, кому оно было необходимо, прошло успешно. Теперь самое время испытать свои истинные возможности. Проведем сеанс врачевания собственного тела. Повторяю, такое умение может не раз спасти вам жизнь, поэтому отнеситесь к нему со всей серьезностью. К тому же, умение врачевать свое тело, первый шаг к умению изменять свое тело, то есть к оборотничеству. Хотя и не думаю, что это будет вам доступно, все-таки вы не в магической группе.

– Господин Толтур, – осмелился подать голос после болезненной экзекуции Гартош, – а вы владеете оборотнической магией?

Толтур наклонился поближе к студиэру.

– Владею, Гартош.

Лицо мага начало быстро изменяться, и через пару секунд Гартош с трудом сумел увернуться от острых волчьих зубов.

– Этого достаточно, студиэр Гартош?

Гартош испуганно смотрел на оскаленную волчью морду, и только присутствие на этой морде смеющихся глаз преподавателя, немного убавило дрожи в его голосе.

– Вполне, господин Толтур.

– Вот и хорошо.

Маг вновь вернул себе человеческий облик, и, не обращая внимания на испуганно притихшую группу, продолжил.

– Первое задание и первое испытание будет несложным. Вы должны будете исцелить себе небольшую рану. Совсем небольшую.

Он сделал надрез на ладони, дал нескольким каплям стечь на пол, и под восторженными взглядами студиэров затянул рану.

– Примерно вот так. Кто хочет попробовать первым?

– Я! – вскочил Формер, резонно решив пройти испытание сразу, а не бояться до последнего.

– Похвально, Формер. Давай-ка сюда руку.

Толтур спрятал кинжал, достал иглу и молниеносным движением проколол Формеру палец.

– Теперь смотри и запоминай. Нужно найти руководящие внутренним процессом центры. Их два. Один в голове и один в спинном мозге. Про спинной центр вам можно забыть, вам до него не достучаться. А вот центр в голове, это ваша власть. – Маг надавил уколотый палец. – Больно?

– Немного.

– Это хорошо. Теперь попробуй проследить, куда от пальца идет боль.

Формер усиленно морщил лоб, но, похоже, выполнить поставленную ему задачу, не удавалось. Маг-лекарь сжалился.

– А вот так.

И помощь мага возымела действие.

– Есть! Есть, господин Толтур! Я чувствую, где это!

– Молодец. Здесь можно не только отключить боль, но и остановить кровь. Это делается так.

Капля крови на пальце Формера постепенно втянулась вовнутрь.

– Это я сделал? – не поверил Формер.

– Нет, я. Я показал тебе, как это делается, что нужно задействовать. А дальше ты уже сам. Мне и с остальными возни хватит.

Толтур медленно шел между столов, помогая студиэрам усвоить первоначальные знания и умения по собственному врачеванию. Но некоторым ожидание показалось слишком долгим, а именно Алькону и Гартошу. Достав собственные кинжалы, они сделали себе на пальцах небольшие надрезы – что там размениваться на какие-то жалкие уколы иглой. Кровь радостно заструилась по пальцам. То и дело ее слизывая, торопыги безуспешно пытались найти нужный центр, и похвалиться своими успехами преподавателю.

– Ну вот, я вижу, что некоторые уже вполне могут обойтись без моей помощи, – заметив надрезы и потуги оболтусов, произнес Толтур и двинулся дальше.

Маг закончил практическое занятие с последним из студиэров, а два друга все маялись над своими пальцами.

– И напоследок, вот еще что. Тот, кто из вас успешно освоит внутреннее врачевание, возможно, дойдет до такого уровня, что ему даже больше не придется прилагать усилий к такому действию. Головной мозг, уже без особой вашей команды, сможет перепоручить это спинному мозгу. Все будет зависеть от ваших успехов.

Слизывая кровь, к магу подошли два незадачливых друга.

– Вот.

Гартош сунул под нос Толтуру палец.

– Что? – опешил маг. – Ты хочешь, чтобы я облизал твой палец?

На этот раз студиэры не сдерживали громогласного хохота. Гартош смутился.

– Нет. Я прошу вас научить нас, как останавливать кровь.

– Ваше желание похвально, студиэр, и я вам помогу. Но, впредь, я попрошу вас относиться к моему предмету более серьезно. Никаких глупых выходок. Ведь от того, чему я пытаюсь вас научить, будет зависеть ваша жизнь. А возможно не только ваша.

– Мы все поняли, господин Толтур.

– Надеюсь. Подойдите поближе.

Маг-лекарь помог двум оставшимся студиэрам приобщиться к знаниям о возможностях собственного тела.

– Вам все понятно, господа студиэры?

– Да, господин Толтур.

– Вот теперь, вы можете предпринимать собственные попытки к залечиванию ран. И надеюсь, они будут успешней вашей самодеятельности.

* * *

Нередко студиэры посещали и кузницу – хозяйство Максимера, строгого преподавателя кузнечного ремесла. Хоть и интересно было наблюдать, как из – под рук высокого, седого, слегка сгорбленного худого старика и его помощников, выходили изящные подсвечники или крепкие подковы, но студиэры военной группы приходили не за этим. Их основное внимание уделялось изготовлению оружия, его качеству, составу сплавов и так далее.

– Вот эта почти законченная сабля, – Максимер взял клещами нагретый до малинового цвета клинок, – изготовлена одним из самых простых способов. Здесь одно железо, никаких добавок. Его прочность достигается специальной закалкой.

Не дожидаясь, пока сабля остынет, он взял кусок китовьего жира и провел им по режущей кромке, затем еще раз. После этого быстро макнул саблю в ближайшую ванночку с водой, и моментально ее вынул. Клинок потемнел, хотя все еще слабо светился, почему-то запахло полынью, видимо что-то было добавлено в воду. Максимер несколько раз махнул саблей, помогая ей быстрей остыть на воздухе. Затем плюнул на лезвие, внимательно присмотрелся и прислушался, и удовлетворенно кивнув, сунул саблю в одну из бадеек с водой. Вместе с паром кузница наполнилась запахом клинового сиропа. Вынув остывший клинок, Максимер продолжил.

– Таким оружием вооружена наша конница.

Григорис пренебрежительно хмыкнул:

– Только не легионы «Гепарды» и «Вепри».

Максимер внимательно на него посмотрел.

– Все правильно, студиэр Григорис. Элитные легионы вооружены более качественным и дорогим оружием. Я вижу ты большой знаток в этом деле. Может тогда скажем, что это за клинок?

Максимер достал со стены прямой длинный меч и протянул его Григорису. Тот покрутил меч в руках, взвесил, чиркнул ногтем по лезвию, внимательно посмотрел на надрез, на рисунок на лезвии, затем ударил маленьким молоточком, прислушался, и пришел к выводу:

– Ховарской работы клинок!

– Молодец, – одобрительно похлопал его по плечу старый кузнец. Григорис с довольным видом отдал ему меч. – Почти угадал. – Довольное выражение Григориса сменилось недоумением. – Это не ховарский меч, хотя с виду очень похож. Этот меч я ковал сам, с помощью своих студиэров.

Григорис разочарованно и пристыженно опустил голову.

– Это подделка… – пробормотал он.

Кузнец возмутился.

– Это не подделка! У нас не было желания подделывать ховарский клинок. Нашей целью было выковать меч с такими же качествами, как и знаменитые ховарские мечи.

– Удалось? – с искренним любопытством поинтересовался Гартош.

– Нет, – вздохнул Максимер. – За ховарский клинок моих три нужно отдать. А то и пять… Мы собирали по крупицам знания по ховарским клинкам, и все сделали соответственно этим знаниям. Но… – Максимер снова вздохнул. Ховарские умельцы ни с кем не делятся своими секретами, и никому не удалось полностью овладеть их знаниями. Их мастерство непревзойденно в нашем мире.

– А в других?

– О, в других! В других мирах полно своих мастеров, которым ховарцы и в подметки не годятся.

– Гномы?

– Они. Людям с ними не сравниться. – Максимер повесил меч на стену. – Мой вам совет. Если вам предложат меч гномьей работы, не жалейте за него никаких денег. Ну а если он вам попадет в руки, ни в коем случае не расставайтесь с ним до самой смерти.

Студиэры ждали продолжения речи старого кузнеца. Но тот молча вышел из кузницы в подсобное помещение (в приоткрытую дверь было видно, как он приложился к пузатому кувшину), и вернулся с коротким мечем пехотинца. Не говоря ни слова, он поднял железный прут в палец толщиной, и без видимого усилия, коротким взмахом, перерубил его пополам. В руке у Максимера остался лишь короткий обрубок. Будущие военные с изумлением и обожанием смотрели на это чудо.

– Будь на месте этого прута другой меч, или доспех, произошло бы то же самое. Ну, может, ударить пришлось бы посильней.

– Григорис протянул руку.

– Можна?

– Нет. – Мастер отвел его руку. – Это оружие должно быть в руках у одного хозяина.

Он поспешно отнес меч назад. Из-за дверей снова донеслось бульканье, а затем кузнец крикнул.

– На сегодня все! Марш из кузницы.

* * *

Ну, кто мог знать, что невинная казалось забава, обернется такими неприятностями.

Гартош запланировал это мероприятие давно. Уже несколько лет они изучали различные виды магии. А совсем недавно, студиэры военной группы, проходили вызывание духов стихий, при помощи: предметной, знаковой, геометрической, и словесной магии. Правда по каждому виду магии было отдельное занятие, но Гартош подбил своих товарищей ускорить процесс познания, объединив несколько видов магии, и проверить, насколько успешно они усвоили пройденный материал. Ему надоело вызывать легкие порывы ветерка, или бледный огонек над клочком соломы. В конце-то концов, внук он сильнейшего мага или нет!

Следует признать, что Вирон отговаривал Гартоша и загоревшихся идеей студиэров, от подобного несанкционированного колдовства. Но его никто не слушал.

Заговорщики действовали по всем правилам. Для вызывания духа воздушной стихии, загодя приготовили ингредиенты: пух гигантской совы, маховые перья черного сокола и сушеные крылья летучей мыши. Из магической книги Листира, тайком были выписаны необходимые заклинания, и так же тайком принесены жертвы Клокии – богине ветров.

И вот, как подсказывали звезды, самый благоприятный для колдовства вечер настал. В комнате, где обитали Гартош, Алькон и Кливер собралось с десяток мальчишек. В небе стояла полная луна, освещавшая через широкое окно большой квадрат на полу.

Достав мелок, Гартош нарисовал магический треугольник. Возле вершинтреугольника разложили перо, пух и крылья летучей мыши, и написали символы воздушной стихии. На самых вершинах прилепили по толстой свече, и зажгли их. Читать заклинание доверили Вирону, как самому искусному среди присутствующих магу (Вирон все-таки согласился принять участие в этом колдовстве).

Алькон держал перед Вироном листок с записанным заклинанием. Тот выразительно читал и производил руками необходимые пасы. Последнее слово тяжелой каплей упало в полуосвещенную комнату, и повисла тишина. Мальчишки напряженно переглядывались, ожидая хоть какого-то результата. Казалось, звенящая тишина сейчас раздавит барабанные перепонки, но ничего не происходило.

– Ну, и долго мы будем ждать? – не выдержал Кливер.

– Замолчи! – шикнул на него Гартош, уже и сам начинающий терять терпенье.

Пламя свечей слабо качнулось, и снова ровно потянулось вверх.

– И это все? – в голове Кливера послышалось откровенное разочарование. – Гартош, ты же обещал бурю, которая выметет листья из нашего парка. А ведь убирать его нашей группе.

Гартош молчал. А что можно было ответить на справедливый упрек? Из грандиозного замысла получился пшик.

Он повернулся к Вирону.

– Нужно повторить.

– Ты что?! Нельзя повторять неудачное заклинание. Мы где-то что-то напутали, и неизвестно что может произойти в следующий раз.

– Дай сюда. – Гартош вырвал листок с заклинанием из рук Вирона. – Ты неправильно читал.

Но не успел он произнести и слово, как мимо окна, что-то быстро пронеслось. Головы заклинателей дружно повернулись в ту сторону. Мимо окна пронесся еще один размытый силуэт, затем еще. Кто-то из мальчишек сдавленно пискнул, но ни у кого не возникло желания высмеять трусишку. За окном происходило что-то непонятное, так что испугаться успели все, даже Гартош. Честно говоря, Гартош до конца не верил, что у них что-нибудь получится. Так, захотелось острых ощущений. Но, судя по всему, надо же, получилось…

Придушив страх, Гартош подошел к окну, и тут же отпрянул назад. Мимо окна, уже в обратную сторону, снова пронесся неизвестно кто.

– Кто это? – округлив от страха глаза, прошептал Алькон.

– А я почем знаю? – также шепотом ответил Гартош.

– Но ты же его вызы… – Алькон замолчал на полуслове.

Из окна на них смотрело чье-то огромное злобное лицо.

– Они здесь, – повернувшись в сторону, прошипело лицо.

И сметая верхушки деревьев, к окну перепуганных заклинателей, метнулось еще два призрачных силуэта.

– Да, это они, – произнесла вторая страшная рожа. – Забираем их.

– Бежим!!! – завопил кто-то не своим голосом, и стремглав бросился к двери.

Вдребезги разбилось стекло и призрачные руки схватили находящихся ближе всех к окну: Гартоша, Алькона, Кливера, Вирона и еще двоих студиэров. Гартош с друзьями отчаянно сопротивлялись, призывали на помощь, но их неумолимо подтягивало к страшным, перекошенным ненавистью лицам, позади которых беспрестанно кружили вихри.

В распахнутую выбежавшими студиэрами дверь, ворвался Листир. Он вскинул руки и быстро начал читать заклинание.

– Не мешай смертный, – прошелестел раздраженный голос. – Они нарушили закон и не соблюли правило. Теперь они наши.

– Нет! – испуганно вскрикнул Листир. – Они всего лишь дети!

– Это не имеет значения, – последовал бесстрастный ответ.

– Ошибка будет исправлена, и вашей богине будут принесены обильные жертвы!

– Все решено …

Листир закончил читать заклинание, и один из духов выпустил Вирона и еще одного мальчика. Взбешенный дух воздуха взвыл и бросился на мага. Но Листир был крепким орешком, дух никак не мог до него дотянуться, хотя и оттянул внимание мага на себя, лишив его возможности помочь своим ученикам.

Первым в окно вылетел Алькон, затем Гартош, Кливер, и последний из схваченных мальчишек.

– Догонишь, – бросил один из духов, борющемуся с Листиром собрату.

– Не так быстро! – раздался властный голос.

Высокая фигура в длинном плаще и с широко раскинутыми руками, оказалась на пути похитителей.

– Дедушка! – что есть мочи заорал Гартош.

– Не ори! – поморщился лорд Руткер. – Виргов напугаешь, шмякнут об землю, костей не соберешь.

Увидев нового противника и оценив его силу, вирги – а это были именно они, высшие духи воздушной стихии – переглянулись.

– Уноси своих, а я займусь магом, – бросив свою ношу, прошипел один из духов.

Гартоша и Алькона рвануло вверх, и последнее что они увидели, вокруг Руткера завертелся настоящий смерч. Наверное, Гартош на какое-то время потерял сознание, так как следующее что он увидел, было искаженное болью лицо своего деда, находящегося совсем рядом. Тоесть они не только не улетели вместе с духом, но были притянуты Руткером назад, хотя было видно, насколько тяжело это ему давалось.

Для того, чтобы не дать унести Гартоша и Алькона, лорду Руткеру пришлось пренебречь собственной защитой, чем тут же воспользовался его соперник, вогнав в немолодого уже мага воздушные иглы.

Что придало Гартошу силы, он так и не понял: страх за себя, за деда, за своего друга, но он вдруг осознал, что не может оставаться беспомощной жертвой. Проследив за тем, куда дед направляет свои силы, и вспомнив как помогал Гниверу в вылазке в глубь замка, Гартош добавил к магии деда свою, влив туда как можно больше ненависти.

Вирг взвыл, и выпустил свою ношу. Гартош и Алькон упали с высоты четырех шетов, не получив, впрочем, никаких повреждений – как-никак военные студиэры, падать и прыгать научились и не с таких высот. Оставшись без добычи, вирги отлетели на безопасное расстояние и зловеще пригрозили:

– Наши хозяева будут недовольны. Вы еще пожалеете смертные.

Из окна комнаты вылетел третий вирг, и, присоединившись к коллегам, рванул на запад.

Руткер подбежал к внуку и его другу.

– Вы целы?

Гартош поднялся.

– Я в порядке, а ты? – он взглянул на Алькона.

Тот себя ощупал, вскочил на ноги, и неверяще ответил.

– Я тоже.

Гартош бросился к деду.

– Дед, ты весь в крови!

– Пустяки, – отмахнулся Руткер. Кровь на лице остановилась, раны на глазах начали затягиваться. – Ох, и сильны воздушники, давно таких не встречал. Откуда они взялись? – Он требовательно посмотрел на внука.

Мальчишки смутились.

– Я…Мы их вызвали…

– Что?!

– Мы хотели вызвать ветер. А получилось …

– Я вижу, что получилось! Кто-нибудь еще участвовал?

Да…

– Где они?

– В нашей комнате. Были…

Комната Гартоша и его друзей находилась на втором этаже длинного здания, из которого уже начали выбегать преподаватели и студиэры. Не утруждая себя поднятием по ступенькам, лорд Руткер пролеветировал сразу в окно. Комната была разгромлена, от обстановки остались одни щепки и обломки. На полу, возле стены, постанывал Листир, больше в комнате никого не было. Затем появился Олектрон, и старший преподаватель лорд Фергас. Они уже слышали сбивчивый рассказ студиэров, и примерно понимали, что здесь случилось, хотя и не до конца.

Лорд Руткер быстро привел преподавателя магии в себя, и ответил на незаданный вопрос его коллег.

– Ничего страшного, истощение. Эта тварь высосала из него слишком много сил.

– Слава Гретеону что вы здесь оказались, – прошептал Листир. – Я не смог их сдержать.

– Кстати, а как вы здесь оказались? – удивленно спросил лорд Фергас.

– Услышал зов Гартоша, – усмехнулся лорд Руткер. – Вы же знаете, мой замок недалеко отсюда, а Гартош вопил о помощи так, что его, наверное, услышали не только все маги Виктании, а и все маги Иктива, от Реата до Гроброса.

– Что же во имя Залы здесь произошло? – почесав макушку, спросил Олектрон.

– А вот мы это сейчас и узнаем, – недобро усмехаясь, ответил лорд Руткер, кивая на несмело подошедших Гартоша, Алькона и остальную компанию незадачливых заклинателей.

* * *

– Кто придумал вызвать духов воздушных стихий? – строго спросил первый маг империи.

Понурив голову, Гартош вышел вперед.

– Я…

– Я в этом не сомневался ни на минуту, – с мрачным удовлетворением сказал, уже пришедший в себя Листир. – Если в группе затевается что-нибудь запрещенное, можно не сомневаться, здесь замешан Гартош. – Он прочистил горло. – Лорд Руткер! Я должен заявить, что ваш внук, ведет себя не в соответствии со званием студиэра высшей студии. А этот случай вообще мог стоить жизни нескольким студиэрам. Я буду вынужден ставить вопрос об отчислении его из высшей студии и переводе в студию рангом ниже.

Руткер выслушал речь Листира молча, не сводя взгляда со своего внука. Гартош испуганно вскинул голову.

– Я не думал, что так получится! Мы хотели всего лишь вызвать ветер.

– Так, так … хотели вызвать ветер …

Старый маг подошел к магическому треугольнику, внимательно осмотрел его, и удовлетворенно кивнул.

– Все сделано правильно. Почти правильно. Не хватает только одной фигуры. – Руткер испытующе посмотрел на Листира. – Разве я не прав?

Листир почему-то вдруг смутился. А Гартош бросился горячо доказывать.

– Но дедушка! Исходя из положений геометрической, словесной, предметной и знаковой магии, чтобы вызвать духа воздушной стихии, достаточно одной фигуры, символов и предметов, которые мы расположили на вершинах магического треугольника.

– Чтобы вызвать духа этого достаточно, – почти ласково сказал Руткер. – Но вот чтобы удержать его – нет. Здесь должна находиться еще одна фигура. – Руткер быстро набросал квадрат, заключив в него треугольник. – Вот эта. С соответствующими предметами на вершинах. Этот квадрат должен удержать духов в повиновении. Если бы он здесь был, духи не смогли бы причинить вам вреда.

– Но мы ничего об этом не знали, – растерянно пробормотал Гартош, оглядываясь на своих друзей. Те лишь недоуменно пожали плечами.

– Вот-вот! – торжествующе произнес Руткер. – А чья обязанность ознакомить вас с мерами безопасности, прежде чем начинать какие либо магические действия?

Головы присутствующих повернулись к Листиру.

– Мы еще не подошли к этому разделу, – пряча взгляд, сказал преподаватель магии.

– Как не дошли? – изумленно воскликнул лорд Руткер. – Вы ознакомили студиэров с возможностью вызывать духов, и не ознакомили, как от этих духов уберечься? Вы должны были сделать это в первую очередь! Листир, за случившееся, вы несете не меньшую ответственность, чем студиэры! Я так же буду настаивать, на вашем смещении с должности преподавателя магии в высшей студии!

Листир побледнел, и некоторое время ничего не мог сказать. Вместо него сказал Фергас.

– Лорд Руткер, я думаю, всем нам надо успокоиться и не горячится. Вышло всего лишь недоразумение. – Руткер скептически хмыкнул, но промолчал. – Мне кажется, не нужно никого смещать и отчислять, нужно только разобраться в случившемся, чтобы этого больше не повторилось.

Гартош украдкой, из-под лоба, взглянул на деда и преподавателя. Судя по их виду, маги больше не собирались настаивать на своем, похоже, что конфликт разрешился. Листир приблизился к Руткеру, и, показывая на магическую фигуру, осторожно произнес:

– Я не обучал их этому. Занятия по совместному применению различных видов магии, должны были проводиться с этой группой только через два года. У нас проводились лишь раздельные занятия по разным видам магии.

– Нужно было подумать, что у кого-то из студиэров хватит сообразительности свести эти знания в кучу и проверить на опыте, – бросив испытующий взгляд на Гартоша, наставительно и уже беззлобно, хотя и с легким упреком, сказал Руткер. – Хотя, честно говоря, я не понимаю, как такое несложное колдовство, могло вызвать таких сильных виргов.

Листир так же недоуменно пожал плечами – если сам лорд Руткер не понимает, то, как это может знать такой скромный преподаватель магии, как он.

Руткер вытащил из-под обломков кровати полуразорвавшийся листок с заклинанием.

– Кто его читал?

Гартош хотел взять все на себя, но Вирон его опередил, и смело вышел вперед.

– Я!

В глазах Руткера мелькнуло легкое сожаление, видимо он ожидал, что заклинание читал его внук.

– Неплохо, неплохо, э …

– Вирон, – подсказал Листир. – Лучший ученик по моему предмету в этой группе.

Под разочарованным взглядом деда, Гартош опустил голову. Похоже, что Вирон уловил ситуацию и решил помочь другу.

– Я всего лишь читал заклинание. А подготовил все Гартош. Он сказал нам, какие нужны ингридиенты, какое заклинание, сам принес жертвы Клокии.

Взгляд Руткера немного потеплел, он подозвал Вирона к себе.

– Подготовить такое колдовство, это конечно важно. Но не менее важно, правильно произнести заклинание. Мне кажется Вирон, что в тебе есть немалый магический дар. Возможно, тебе и твоим родителям стоит подумать о переходе из воинской группы в группу магов?

Вирон смутился, похвала лучшего мага империи ему льстила.

– Я подумаю, лорд Руткер.

– Подумай, Вирон, подумай. А господин Листир поговорит с твоими родителями.

Руткер и Листир многозначительно переглянулись. Похоже, возможность перетянуть к себе способного ученика, примирила магов окончательно.

Вот так, в общем, благополучно, закончилась эта история.

IV

Даже история с неудачным вызовом духов, не заставила Гартоша с большим усердием заняться изучением магии, что ужасно раздражало его деда – лорда Руткера.

Как-то, во время очередных каникул, Руткер решил показать своему внуку другие измерения. Не нужно и говорить, какую бурю восторга это вызвало у Гартоша. С подпространственными переходами Гартош был более менее знаком. Отец и дед иногда брали его с собой в Торону – столицу империи, и в графство Зерра (им сейчас владел лорд Дангал). Но вот с переходом между измерениями, Гартошу пришлось столкнуться впервые.

Плотно позавтракав, дед и внук покинули мир Иктив, прямо из кабинета старшего Оскола в Риглиском замке.

* * *

Первым местом для посещения лорд Руткер выбрал мир Дарен-Холф, а точнее его столицу – Порморт.

Порморт находился на берегу моря, и являлся еще и торговой столицей всего этого мира. Нужно отметить, что условия жизни здесь были суровые, и людям требовалось постоянно бороться за выживание. В мире Дарен-Холф не было континентов, и вся разумная жизнь ютилась на нескольких больших островах. На одном из самых южных островов и раскинулся Порморт.

Лето здесь было очень короткое и совсем нежаркое, а большую часть года царила влажная холодная зима. Так что неудивительно, что люди люди в этих местах поселились довольно необычные. Не имея достаточных ресурсов, чтобы прокормиться, жители острова издавна промышляли торговлей, и не только местной.

Как бы в компенсацию за отсутствие полезных ископаемых и ничтожное количество плодородных земель, природа разместила на острове сильную аномалию. А именно: небольшую зону, где почти соприкасались несколько различных миров, между ними была лишь зыбкая граница. Ушлые островитяне построили рядом с зоной город Порморт, которому оказалось суждено стать главным городом этого мира.

Местные власти собирали с прибывших из других миров торговую и проезжую пошлину, ведь здесь пересекались множество торговых путей, с того и жили. Да и сами местные жители не гнушались торговлей, и ходили слухи, что не только торговлей.

По тем же слухам, в городе процветала подпольная работорговля, похищение приезжих туристов с целью выкупа, нередко похищали и чужих торговцев. В общем, здесь ухо нужно держать востро, хотя городские власти делали вид, что в Порморте все спокойно.

Руткер привел Гартоша в этот мир потому что, здесь можно было если не изучить, то познакомиться с несколькими мирами сразу.

– Держись поближе ко мне, – бросил Руткер внуку.

Проинструктированный дедом, Гартош постоянно держал руку на своем коротком мече, бросая по сторонам настороженные взгляды и стараясь не выпускать из виду темно-синий плащ деда, шагающего впереди. Город в этой части представлял из себя множество длинных торговых рядов. Гартошу трудно было удержаться за дедом, ведь вокруг столько интересного, но Руткер упорно пробивался сквозь толпу вперед – они прибыли в этот мир не покупать, а знакомиться с представителями чужих миров, которые имели здесь свои представительства.

Наконец они добрались до цели. Несколько кварталов города выделили для своеобразных музеев-выставок, где рассказывалось о сопредельных мирах. Как ни странно, основателями этих мини-мирков оказались жители Порморта, а не коренные жители тех миров. И цель этого была целиком прагматична: привлечь как можно больше туристов.

Заплатив за вход, Руткер и Гартош вошли в первый павильон. На стенах огромного помещения висело множество картин, показывающих ландшафты Кереи, а также образ жизни тамошних обитателей. Отказавшись от услуг гида, дед сам водил Гартоша вдоль картин, ведь он бывал здесь неоднократно.

Мир Керея представлял из себя мир земледельцев и скотоводов, и был одним из основных поставщиков продуктов в Порморт. Гартош с удовольствием смотрел на изображение кереянцев, особенно на живые картинки – были здесь и такие. Картинки были двух видов: одни сотворены с помощью магии, другие-с помощью механики. Причем если, как действуют магические картинки Гартош вроде как уяснил – дед более менее доступно объяснил ему принципы, – то действия механических картинок было для Гартоша полной абракадаброй, сравнимой с недоступным волшебством.

Механические картинки изготавливались в другом сопредельном мире – Форастере, их павильон был следующим, и Руткер не стал преждевременно рассказывать о нем внуку, всему свое время. Они продолжили обход павильона Кереи. Этот мир не особо отличался от родного мира Гартоша: такие же люди, практически такие же животные. Огромный, но на удивление мирный мир. Как объяснил дед, в Кереи уже давно не было больших войн, так, небольшие конфликты, быстро гасимые местными правителями, магами и колдунами. Гартош вскоре заскучал в этом павильоне, и они перешли в следующий.

Вот где Гартош раскрыл рот во всю ширину. Весь павильон Форастера оказался заставлен различными механическими приспособлениями, некоторые из них двигались, некоторые стояли неподвижно.

Да, здесь было на что посмотреть. Живые картинки здесь были повсюду. На одних показывались какие-то повозки без упряжи (не иначе хитрое колдовство), на других огромные здания, гигантские корабли без парусов, а на одной картинке вообще немыслимо – взлетала большая птица, и гид сказал, что в ней сидели люди.

– Проглотила? – деловито поинтересовался Гартош.

– Нет, – рассмеялся гид. – Эта птица тоже рукотворная, и она перевозит людей. Что-то вроде воздушной повозки.

Гартош вцепился деду в руку.

– Дед, давай отправимся в Форастер! Я тоже хочу прокатиться в летающей повозке!

– Все не так просто, – со скорбным видом сказал Руткер. – На таких птицах могут летать только местные жители, а чужаков они выплевывают.

– Но почему?! – воскликнул гид, то, получив от мага толчок в бок, замолк.

– Почему, почему, – сквозь зубы тихо пробормотал старший Оскол. – Попробуй, вытащи его потом из технологичного мира. Так увлечется, что при первой же возможности переселится туда совсем, забыв про свой родной мир.

Гид с пониманием кивнул, проблема мигрантов из технически недоразвитых миров в Форастере стояла остро, и он больше не заводил разговора, о доступности всех технических благ чужакам. Он провел экскурсантов по другим экспозициям, и конечно Гартош дольше всего задержался возле выставки оружия.

– Практически ни одно оружие из Форастера не действует в Дарен-Холфе, – сразу предупредил гид, взяв с полки один из образцов, и протянул его Гартошу. – Это карабин, один из самых распространенных видов оружия в Форастере.

Гартош взял карабин, взвесил – тяжелый. Он попытался догадаться, как им пользоваться. Ухватился за трубку и замахнулся, не совсем удобно, к тому же, дед с гидом, молча и снисходительно улыбались, значит не то. Он взял по-другому, ткнул представляемого противника в живот, снова скептические ухмылки. Палец нащупал курок, Гартош нажал и раздался щелчок. Заглянув в трубку, именуемую стволом, он догадался.

– Арбалет! Он действует как арбалет!

– Умный мальчик, почти сразу понял, – похвалил гид.

Руткер гордо вскинул голову.

– Мой внук, – будущий военный.

Гартош впервые слышал, чтобы дед гордился избранным путем младшего внука.

– Жалко, что ваше оружие не действует в этом мире, – с видом бывалого воина покручинился Гартош.

– Наоборот, это даже хорошо, – ответил Руткер. – Если бы это оружие здесь действовало, Форастер мигом захватил бы этот мир.

– Мы не настолько кровожадные! – высокопарно заявил гид.

Руткер ехидно улыбнулся, но не прокомментировал заявление форастеранца.

– А в других мирах ваше оружие действует? – полюбопытствовал Гартош.

Гид почему-то затушевался и неопределенно ответил:

– В некоторых мирах да, в некоторых нет.

Руткер приглашающе посмотрел на гида, но тот не захотел продолжать видимо неприятный ему разговор, и повел туристов дальше. Гартош еще много чему удивлялся, но вскоре они покинули и этот павильон.

Хрифис оказался не менее удивительным миром, чем Форастер. Его населяли удивительные существа. Кроме племен первобытных людей, здесь находились многочисленные колонии гномов, (Гартош долго пялился на гида гнома, равного ему по росту, но раза в три шире).

Но главное, что заинтересовало Гартоша, это животные, настоящие гиганты. И кого здесь только не было! Рисованные и живые картинки показывали настоящих чудовищ, величиной с дом и больше. Гном охотно рассказывал о обитателях его родного мира, и особенно напирал на их злобный нрав.

Самыми большими здесь были мамонты – слоны из Реата, Тарта и земель кентавров, выглядели жалкими пародиями против своих волосатых сородичей. То же самое можно было сказать про носорогов. А какие там были львы, медведи и прочие хищники! Только северные великаны Иктива могли сравниться по размерам с гигантами, населяющими весь Хрифис.

– Вот бы поохотиться! – восхищенно воскликнул Гартош.

– Не советую, – хмуро бросил ему гид. – С этими зверюгами шутки плохи. Да и мы почти никого к себе не допускаем.

– Но почему?

– А потому! – отрезал гном. – Сперва поохотиться на мамонтов, а потом на гномов, как те, из Форастера.

Гном гневно кивнул в сторону только что покинутого павильона.

Лорд Руткер пояснил внуку.

– Форастеранцы, сговорившись с правителями Порморта, уговорили гномов из Хрифиса, разрешить им охотиться в их мире, за соответствующую плату, разумеется. А освоившись там, сделали несколько попыток захватить и весь их мир. Богатый, кстати, на полезные ископаемые.

– Это не так просто, – самодовольно ухмыльнулся гном. – Кроме того, что места у нас суровые, да мы и сами не особо ласковые. Натравили на них несколько кровожадных диких племен, направили носорогов – а тех не каждая пуля берет, да и наше оружие свои секреты имеет. Так что отбились.

Гартош удивился.

– Так почему же вы до сих пор общаетесь и торгуете с ними?

– Выгодно, – буднично ответил гном.

Торгаши – презрительно подумал будущий воин, хотя вслух ничего не сказал.

Он вновь стал рассматривать живые картинки. Вот стая огромных волков охотится на огромных оленей. Те, встав в круг, отбиваются ветвистыми рогами. Вот носорог что-то не поделил с мамонтом. Битва гигантов повторялась несколько раз, а Гартош все не отходил от этой картинки, поражаясь глупости животных, умирающих в конце от ужасных ран.

На некоторых картинках были изображены ландшафты Хрифиса: бескрайние хвойные леса, высоченные горы, поросшие высокой густой травой степи. Люди там не доросли даже до лука, охотились с каменными топорами, копьями с каменными наконечниками.

– Что ж вы с людьми из своего мира не торгуете, – поинтересовался Гартош.

– Вот еще! – возмутился гном. – Вооружить их, чтобы они на нас потом и нападали? Нет уж, научены горьким опытом.

Он подвел Гартоша к оружию сделанному гномьеми руками. Знал чем занять мальца-подлец. Гартош долго не мог оторваться от мечей, доспехов, кольчуг, арбалетов. Помня рассказы кузнеца Максимера, любовно трогал, щупал и вертел их в руках. Но как только узнавал цену, тут же со вздохом ложил обратно – каждое изделие стоило целое состояние.

Мир Колеро состоял из непрерывно воюющих друг с другом королевств. Гартош, как специалист, по достоинству мог оценить тактику и стратегию того или иного государства. Живые картинки были и здесь, но на них было не так много интересного: марширующие войска и несколько незначительных стычек. Как объяснил гид, Колеро не так давно получил доступ в Дарен-Холф, вернее Дарен-Холф в Колеро. Маги Дарен-Холфа совсем недавно открыли этот сопредельный с ними мир, поэтому на живых картинках было запечатлено не так много батальных сцен.

А вот на рисованных картинках этого было в избытке. Художники Калеро, по сути дела, только батальные сцены и рисовали. Несущаяся во весь опор конница. Готовившиеся принять их на пики пехотные ряды. Осыпавшие неприятеля градом стрел лучники. Сцепившаяся в рубке пехота. Оскаленные в беззвучном крике лица, лица, перекошенные предсмертными муками, лица торжествующих победителей. Осажденные города. Причем осады городов изображались с обеих сторон: как осажденных, так и осаждающих.

Гартош, с точки зрения знатока, обсуждал с дедом и гидом каждое событие, изображенное на картинках. Наконец от обилия крови уже начало воротить, и они покинули и этот павильон.

Чтобы попасть в мир степи. Огромной степи. Это был мир Геразат. Мир, населенный кочевниками. Причем кочевниками самыми разными. От небольших пигмеев, на таких же небольших лошадках, до огромных темнокожих великанов, оседлавших высоких поджарых быков.

В этом мире обитали еще две расы. Краснокожие безбородые, и краснокожие бородатые. Эти относились друг к другу непримиримо, презирая то за густую растительность на лице, то за отсутствие таковой. Они делили между собой большой континент, время от времени учиняя резню на чужой половине.

Карлики и гиганты, судя по всему, были помиролюбивей, что впрочем, не мешало им яростно защищать свои континенты, соединенные с континентом краснокожих широкими перешейками.

Пересыщенный впечатлениями, Гартош не захотел надолго задерживаться в этом павильоне. Даже не пожелав взглянуть на красивейшие ковры и тонко выделанные шкуры – основной товар из этого мира – они покинули павильон Геразата.

Мир Грун оставил после себя двоякое впечатление. Это был умирающий мир. Когда-то здесь находилась древняя могучая цивилизация, но по причине страшной катастрофы, неизвестного происхождения, она почти полностью исчезла, оставив после себя лишь воспоминание. Грун представлял из себя горы и пустыни. Только несколько не слишком больших водоемов разбавляло эту безрадостную картину. На берегах этих водоемов и находились немногочисленные поселения людей, гордо именующих себя потомками Великих Керхов.

Кем являлись Керхи, было непонятно, но строили они действительно много и красиво. Правда полностью увидеть их города было невозможно, почти все они оказались разрушены, и многие засыпаны песком. Но и того, что осталось доступно для обозрения, было достаточно чтобы понять: цивилизация здесь действительно обитала могучая. Основной товар, которым жители Груна торговали с Пормортом, были находки в древних развалинах. Произведения искусств, предметы быта, предметы непонятного происхождения, все это очень ценилось, особенно в Форастере.

С одной стороны, Гартош был бы не против побродить среди древних развалин, покопаться в них, наверняка нашел бы что-нибудь интересное и загадочное. Но с другой стороны, как-то здесь было уныло и тоскливо.

Грун был последний мир с кем Дарен-Холф мог связываться почти беспрепятственно. Гартош с дедом вернулись в центр Порморта, где у лорда Руткера были старые знакомые. Не вникая в разговор магов, напичканный под завязку информацией, Гартош уснул прямо за столом, завершив свой первый день вне родного мира.

* * *

Не давая внуку и дня на передышку, Руткер на следующий день перебрался с Гартошем в следующий мир. Сразу было видно, что маг выбрал для посещения наиболее впечатляющие миры. Мир Ляурейс служил цитаделью магии, здесь собирались маги из разных миров. В здешних парящих и висящих городах, в спокойной обстановке, они обменивались знаниями и информацией. В местных ляурсах, аналогах иктивских академий, они обучали молодежь и повышали свой магический уровень.

Не успели туристы высадиться, на окраине небольшого, висящего над землей городка, как к ним подлетела веселая улыбающаяся рожица.

– Приветствую уважаемых гостей Великого Ляурейса в городе знаний Квевинге, – приветливо пропела она.

Руткер отвесил поклон.

– Приветствуем и мы, скромные путешественники, хозяев этого, поистине великого мира.

Похоже, что ответ рожице понравился, так как она расплылась в беззубой улыбке.

– Что привело скромных путешественников в наш мир?

– Знания, и ознакомление моего внука с возможностями магии.

– Тогда вы попали куда надо! – еще больше расплылась в улыбке рожица. Гартошу казалось, еще чуть-чуть, и рожица лопнет от радости. – Как раз сейчас, великий волшебник профессор Корний, показывает желающим последние его разработки в области бытовой магии.

– Это как раз то, что нужно.

– Следуйте за мной.

Рожица неспешно поплыла в глубь города, гости последовали за ней.

Город как город – стараясь быть беспристрастным наблюдателем, рассуждал Гартош. Ну, висит над землей, ну бродят тут разные рожицы без тела и то и дело попадаются разные магические штучки, ну и что? Он старался не слишком откровенно пялиться на необычных обитателей этого города, словно вышедших из сказок и мифов, которых здесь находилось в избытке.

Рожица подвела их к большому куполообразному зданию и вежливо пропустила вперед. Внутри их встретил обычный человек – распорядитель. Записав их имена и из какого они мира, распорядитель указал им нужную аудиторию и потерял к посетителям всякий интерес.

В небольшом круглом зале – амфитеатре, со сценой – ареной посредине, высокий мужчина средних лет показывал и рассказывал собравшимся, секреты бытовой, а точнее кухонной магии. Видимо Гартош с дедом попали уже далеко не на самое начало. На широком блюде перед профессором лежала запеченная до аппетитной коричневой корочки птица – с виду утка – обложенная экзотическими фруктами, и источающая такой одуряющий аромат, что у Гартоша потекли слюнки и, несмотря на недавно проглоченный завтрак, тут же заурчало в животе. Не иначе к запаху было добавлено что-то магическое.

Маг взмахнул рукой, и блюдо с птицей исчезло. Гартош испытал большое разочарование, он ожидал, что им дадут его попробовать и убедиться, птица действительно так же хороша на вкус, как и на вид. Но вместо этого профессор пустился в пространные рассуждения и объяснения, о достоинствах его методов получения пищи, и о недостатках других методов. Послышались малознакомые и совсем незнакомые термины, какие-то магические формулы, доступные пониманию только специалистов. Но видимо специалистов здесь собралось немало. С мест то и дело раздавались уточняющие вопросы, и иногда критические замечания: такие как, необходимость для данной магии, иметь при себе в наличии косточку нужной птицы – без нее фокус не получится. Профессор резонно возразил, что раздобыть косточку или какой-нибудь другой ингредиент, гораздо легче, чем добыть и поджарить птицу обычным путем, или с помощью какой-нибудь другой магии. К тому же косточку можно использовать неоднократно.

Кто-то из оппонентов пытался ввязаться в дискуссию, но на него зашикали, и он обиженно умолк.

А Корний, с помощью своей магии, продолжал куховарить. Перед ним неизвестно откуда, то и дело возникали, а затем исчезали неизвестно куда, различные десерты, могущие свести с ума самого императора. Гартош императором не был, и после второй смены блюд, почти потерял рассудок от голода и желания броситься на сцену, и сожрать все, что показывал профессор высокоуважаемой публике. Но его дед наоборот, был очень заинтересован происходящим. Он с большим вниманием слушал объяснения искусного мага – кулинара. И даже выкрикнул несколько уточняющих вопросов.

Профессор Корний охотно объяснял, какие потоки магии куда направлять, откуда черпать силы, какие стихии привлечь в помощь для своих действий: в общем, с точки зрения Гартоша, полную ерунду. Наконец, после появления на свет, а потом исчезновения, какого-то особо изощренного мороженного, Гартош не выдержал и взмолился.

– Дед, пошли отсюда.

– А, что? – будто очнулся Руткер.

– Есть очень хочется, – сердито буркнул Гартош, – я сейчас не выдержу, и набью этому профессору морду за издевательство.

Лорд Руткер разочарованно вздохнул: заинтересовать внука магией, с помощью выступлений профессора Корния, не удалось. Он нехотя поднялся с места и повел внука к выходу.

Они утолили чувство голода в одном из кафе, и без проблем рассчитались монетами Виктании – золото и серебро, несмотря на свой магический статус, ценил и этот мир.

Дальше Руткер решил показать внуку заклинателей погоды. Заклинатели обосновались в одном из летающих городов, преображая погоду по ходу своего передвижения. Перенестись в этот город не составило большого труда, да и похоже, что искусством подпространственного перехода здесь владели все без исключения.

Как и положенно городу магов – погодников, Зантинг встретил наших туристов миниатюрным облачком.

– Приветствую гостей города Зантинга, города повелителей погоды.

Руткер произнес соответствующую ответную фразу, и их повели любоваться действиями магов-погодников.

Нельзя сказать, что Гартоша не впечатлило показательное выступление Корния, еще как впечатлило – а если бы он дал что-нибудь попробовать из показанного, Гартош был бы его поклонником навеки. Но маги-погодники колдовали более масштабно и зрелищно.

Зантинг представлял из себя, скорей не город, а большой дворец. В высокой башне на краю этого летающего дворца и находились дежурные распорядители погодой. Зевак разместили на крыше одного из зданий, представляющую собой удобную площадку. Внизу медленно проплывали поля, небольшие рощи, змеилась и сверкала на солнце река.

Один из магов комментировал происходящее. Поступил заказ от местных фермеров, разогнать надоедливые тучи, что уже пару дней беспрестанно поливали дождем пресыщенные влагой поля. А ведь пришло время сбора урожая, и дождь сейчас совсем ни к чему.

– Как же вы допустили, что тучи появились в неположенном месте? – полюбопытствовал Гартош, на миг, стянув на себя взгляды присутствующих.

– К сожалению, мы еще не полностью властны над погодой, – вздохнул маг – погодник. – Мы можем вызвать где-нибудь тучи, или разогнать их, вызвать дождь, снег, ветер. Но как только мы покидаем данную местность, природа берется восстанавливать свою собственную погоду, более подходящую для данного времени года и данной местности.

– Природа не терпит насилия, – глубокомысленно заметил кто-то из наблюдателей.

– Именно, – согласился погодник. – Поэтому к установке погоды нужно подходить осторожно и взвешенно. Мы не стараемся кардинально изменить климат, а лишь кое-где подправляем нежелательные погодные воздействия.

Зантинг подплыл к затянутому тучами участку неба и все замолкли, внимательно наблюдая за действиями магов. Город, словно корабль, вошел в море облаков, и вокруг него сразу же образовалось пустое пространство.

– Мы не можем долго стоять на одном месте, охраняя его от туч, – начал разъяснять маг. – Поэтому мы вызовем ветер, уносящий тучи к морю, и пару тройку дней у фермеров в запасе будет.

– А если они не успеют? – вновь подал голос Гартош.

– Пусть поторопятся. Мы не можем выполнять все их прихоти.

С башни донеслось чье-то завывание. Вызывают ветер – понял Гартош. И действительно, ждать пришлось недолго. Сперва тучи чуть заметно сдвинулись – Гартошу даже показалось, что сместился их город. Но тучи начали ускорять свой бег, а город оставался на месте. Ветер усилился, тучи, торопясь, и опережая друг друга, ринулись в сторону моря, освобождая, по желанию привередливых фермеров, место для солнца.

– И это все? – разочарованно протянул Гартош.

– А чего ты ожидал мальчик? – удивился маг-погодник.

– Ну я не знаю… Каких-нибудь могучих заклинаний, грома, молнии.

– Мы не собирались произвести эффект и удивить зрителей. Мы просто выполняли заказ.

Гартош ничего не сказал, но его заскучавшее лицо говорило само за себя.

– Вам нужно посетить город боевых магов, – понятливо кивнул погодник.

– А есть такой? – встрепенулся Гартош.

– Конечно, есть. Только я не знаю, пустят ли вас туда. Сами понимаете, к боевой магии нужен особый допуск.

Гартош бросил на деда полный надежды взгляд.

– Попробуем, – коротко пообещал тот.

* * *

И они попробовали. Маг – погодник подсказал им, где нужно сделать необходимый запрос. Ответ пришлось ждать довольно долго. Пришлось заполнить целую анкету: из какого мира, чем занимаешься, какое в своем мире занимаешь положение, и так далее. Потом было задано несколько уточняющих вопросов, и, наконец, им разрешили прибыть в один из городов боевых магов, под названием Гефеинг.

– Нам сообщили о вашей просьбе. – Встретил их мрачноватого вида, словно невыспавшийся маг. – Мне поручено поговорить с вами. – Он уставился немигающим взглядом на Руткера, затем перевел взгляд на Гартоша. – Что вы хотели здесь узнать?

Лорд Руткер откашлялся.

– Я знакомлю внука с миром Ляурейс. Мы уже посетили несколько городов, и мой внук, Гартош, выразил огромное желание встретиться с кем-нибудь из здешних боевых магов, или посмотреть на их занятия. Он будущий воин, и в дальнейшем, это очень бы ему пригодилось.

Не похоже, что речь Руткера произвела на хозяина действенное впечатление и сделала бы его более любезным.

– Боевая магия, это закрытая магия, и к ней допускаются только члены гильдии боевых магов, коими вы не являетесь, насколько я знаю. И я не думаю что из-за вашего любопытства, можно отрывать от дел почтенных магов.

– Интересно, как в вашу гильдию попадают маги, если ваше общество закрыто? – уязвленно поинтересовался Гартош.

– Не твоего ума дело, малыш.

Похоже, что маг не намерен был терпеть никаких замечаний от малолетних посетителей.

– Повежливей с ребенком, – предостерегающе произнес Руткер.

– А то что?

Маг скрестил руки на груди и вызывающе посмотрел на немолодого уже мага.

– А то ваш город узнает, что такое настоящая боевая магия, – вкрадчиво, с легкой улыбкой просветил хозяина лорд Руткер. Было видно, что заносчивость, так называемого боевого мага, начала раздражать князя Риглиса и ему не терпелось подраться. Он ведь тоже с магией знаком не понаслышке. В том числе и боевой.

– Что за шум?

На пороге комнаты возникло новое действующее лицо. Средний рост, щеголеватые усики, ироничное выражение лица. Боевой маг вкратце посвятил новоприбывшего в происходящее.

– Жект Волкорей, профессор боевой магии, – отрекомендовался тот, внимательно рассматривая гостей.

– Лорд Руткер, князь Риглиса. Первый придворный маг империи Виктания, из мира Иктив, – с достоинством ответил Руткер.

– Прошу извинить Гребера за неприветливость. Но во многом он прав. Боевая магия не игрушки. И у нас действительно сейчас нет свободных магов, чтобы удовлетворить любопытство вашего внука. Разве что …

– Что? – чувствуя какой то подвох Руткер напрягся.

– Разве что вы составите мне компанию в тренировочном поединке. – Жект обезоруживающе улыбнулся. – Тогда ваш внук сможет посмотреть боевую магию в действии.

Гартош встревоженно посмотрел на деда. Не очень-то хотелось, чтобы тот ввязывался в драку с профессором боевой магии, пусть даже тренировочную.

– А почему бы и нет. – Лицо Руткера осветилось дружелюбием и стремлением помочь.

– Дед. – Гартош дернул его за рукав. – Ну ее, эту боевую магию. Лучше посмотрим, что здесь еще есть интересного.

– Посмотрим, конечно, посмотрим. Но пойми, попасть к боевым магам и не взять пару уроков, это неразумно, в лучшем случае.

С легкой улыбкой, выслушав разговор деда и внука, Жект Волкорей пригласил гостей следовать за ним. Они спустились на скалы под городом. Жект и Руткер заняли большую плоскую скалу, а Гребер, прихватив Гартоша, перенесся на соседнюю скалу, дабы не мешать поединщикам, и самим не попасть под шальной удар.

– Право начать я предоставляю вам, лорд Руткер, – проявил любезность боевой профессор.

– Благодарю, – коротко ответил Руткер и без промедления начал поединок.

Начал стандартно, обычный огненный шар, даже Гартош умел метать такие. Профессор без труда отбил шар и метнул свой. Лорд Руткер так же легко отбросил его. Обмен любезностями закончился.

В Жекта полетела ярко голубая молния, тот успел сместиться, и молния ударила в камень. В стороны полетели брызги энергии и осколки камня. Целый поток огня обрушился на Руткера, но старый маг развел его руками и ответил сотнями ледяных игл. Жект выставил пылающий щит, и лед растаял, оставив после себя лишь облако пара. Щит превратился в крутящийся диск и, приняв горизонтальное положение, устремился к Руткеру. Руткер взлетел, перелетел диск, и приземлился. С его пальцев сорвался целый сноп молний, а из ладоней покатились, то и дело, подпрыгивая, несколько сверкающих шаров. Не успел Жект прикрыться от молний, как у его ног один за другим взорвались подоспевшие шары. Комбинированная атака застала профессора врасплох. Он прикрыл глаза руками, и тут же получил болезненный укол еще одной молнией. Но он быстро пришел в себя и сам пошел в контратаку.

Сначала Гартош молча и нервно подпрыгивал на месте, затем стал выражать свои чувства вслух, ободряя деда при каждой удачной атаке, и затихая при его промахах. Гребер искоса недовольно посматривал на бурно реагирующего мальца, но вскоре и сам к нему присоединился, поддерживая естественно своего коллегу. Откуда-то появились и другие зрители. К поединку проявили интерес немало боевых магов (до этого повидимому занятых, безусловно, важными и неотложными делами).

А на поединочной скале положение выровнялось. Маги приспособились друг к другу, и их атаки не приносилидолжного эффекта. Все говорило, что они начали выдыхаться. Наконец профессор поднял руки.

– Предлагаю остановиться!

– Согласен!

Руткер тяжело дышал и с видимым удовольствием прекратил атаки. Жект Волкорей с уважением пожал Руткеру руку.

– Давно не испытывал такого удовольствия, – признался он.

– А меня эти поединки, причем не тренировочные, уже порядком утомили, – в свою очередь признался Руткер.

– Что, большая практика?

Руткер поморщился.

– Да лезут всякие.

– Лорд Руткер! – торжественно начал профессор. – Предлагаю вам вступить в гильдию боевых магов. Свое поручительство гарантирую.

– Даже не знаю, – растерялся Руткер. – Как-то не доводилось раньше участвовать в разных гильдиях, союзах, лигах. Так, общаюсь с местными магами, да несколькими из других миров.

– У вас большая практика, а у нас здесь собрались в основном теоретики, – бросился убеждать мага с Иктива Жект Волкорей. – Мы могли бы быть полезны друг другу.

– Я подумаю, – скромно ответил лорд Руткер.

После того как они покинули Гефеинг, Гартош поинтересовался:

– Дед, а ты мог бы победить этого профессора?

– Легко, – улыбнулся Руткер, – еще в самом начале поединка, ему действительно недостает практики.

– А что же ты?

– Пожалел его самолюбие. Профессор все-таки.

На знакомстве с Гефеингом экскурсию по Ляурейсу решили закончить, и Руткер перенес их прямиком в следующий мир.

* * *

Этот мир ошеломил Гартоша с самого начала. Ошеломил необычными расцветками и огромным количеством энергии. Такое Гартош мог себе представить только в кошмарном сне. Огромное количество обжигающей энергии, витающей повсюду и ведущей себя очень и очень бурно, даже скорее сумбурно. Красно-желто-коричневая раскраска растений, близлежащих гор, и местных животных. И главное – красное с розовым небо, и ярко-красное солнце.

– Познакомься с Оритераром, Гартош, – положив внуку руку на плечо, тихо произнес Руткер.

Они стояли на краю леса, выведшего на опушку высокие ярко окрашенные деревья, за которыми сразу, без предисловий, расстилалась рыже-красная степь. Весь горизонт занимали такого же цвета горы. Из высокой травы изредка высовывались головы странных животных и, бросив вверх настороженные взгляды, они снова прятались в надежно скрывающей траве. В небе парила пара летающих представителей этого мира. Внимательно на них посмотрев, Руткер потащил Гартоша в глубь леса.

– От этих крылатых бестий нам лучше держаться подальше, – озабоченно сообщил он внуку. – И вообще, в этом мире нужно вести себя как можно осторожней. Очень опасное место.

– Чем оно опасно?

– Всем. Во-первых: здесь столько энергии, что за день она может запросто убить человека. Спастись от нее можно только в этих лесах и рощах, местные деревья нейтрализуют магическую энергию. Во-вторых: местные животные почти поголовно владеют магией и могут быть весьма опасны даже для опытного мага. Какой-нибудь безобидный с виду зверек, может запросто атаковать тебя в самый неожиданный момент. А в третьих. … Ну, в общем, хватит и первых двух поводов для беспокойства.

Они вновь вышли из леса. Неподалеку стоял большой рубленый дом с узкими окнами бойницами. Руткер подошел к двери, с видимым усилием открыл ее, и убедившись, что внутри никого нет, пригласил войти за собой внука. Внутри было тихо и прохладно. Сразу исчезло давление на голову, оба облегченно вздохнули.

Дом представлял из себя одну большую комнату. Посредине стоял стол, по бокам стола-лавки. Вдоль стен расположились более широкие лавки, видимо исполняющие роль кроватей.

– Этот мир и этот дом нашел еще мой дед, – объяснил Руткер, смахивая пыль с лавки возле стола и усаживаясь на ней.

Гартош, выглядывая по очереди во все окна, мимоходом спросил.

– Как он его нашел?

– Совершенно случайно. Он искал богатые на энергию миры – мой дед был любителем путешествовать, – и наткнулся на этот мир. Ты сам видишь, энергии здесь хоть отбавляй.

– Ага. Не представляю, как здесь еще кто-то живет.

– Разумной жизни в этом мире нет. Ну а животные как-то приспособились.

– Кто же построил этот дом?

– Понятия не имею. Ни я, ни мой дед, ни разу не встретили здесь никого из разумных существ. Возможно, кто-то построил этот дом как временное убежище, отсиделся здесь, а затем перебрался в более благополучные миры. А возможно … Возможно он почил в этом мире.

Гартош закончил осмотр окрестностей и уселся рядом с дедом. Посидели молча. Первым нарушил молчанье внук.

– Долго мы здесь пробудем?

– Да нет. Переночуем и дальше. Но сперва поохотимся.

– Как? У нас же с тобой ничего нет для охоты.

– А голова на что.

Руткер выразительно постучал себя по лбу.

Заинтригованный Гартош вышел из дома вслед за дедом. Они взошли на невысокий холм неподалеку от дома, по дороге на которой им попадались узкие, протоптанные животными тропинки. Холм порос высоким густым и колючим кустарником. Неплохое место для засады.

– Подождем здесь, – укладываясь под куст, тихо сказал Руткер. – В лесу есть несколько ручьев, кто-то да протопает за водой.

Ждали недолго. Что-то услышав, Руткер насторожился. Гартош сначала ничего не слышал, а затем учуял, именно учуял – резкий запах, даже скорее вонь. Послышался треск ломаемых кустов, сквозь заросли явно пробирался кто-то большой, не считающий нужным скрываться. Появился хозяин запаха, который усилился до почти непереносимой вони. Животное пересекало тропинку наискосок, не желая идти по проторенному другими пути. Описать его было довольно сложно. Это была помесь кого-то с кем-то. Ростом примерно с Гартоша, на коротких толстых ногах. Туловище: смесь черепахи с броненосцем, еще и усыпанное какими-то наростами и шипами. Из пасти выпирали два огромных кабаньих клыка, на носу рог, как у носорога, хвост представлял из себя увесистую, шипастую, боевую булаву. Такой приснится, проснешься заикой.

– Этого пропустим, – прошептал дед.

Гартош нисколечко не возражал, только спросил.

– А какой магией владеет этот зверь?

– Ты на него посмотри. Зачем ему магия? Итак, никто не позарится. Один запах чего стоит.

Возразить было нечего. Запах действительно ужасный, и хотя зверь уже скрылся из виду, вонь о нем напоминала долго.

Гартошу уже надоело лежать под кустом, но только он собрался просить деда вернуться в дом, как появилось новое животное. Это двигалось более осторожно. Оно напоминало небольшого оленя, и пугливо оглядывалось по сторонам, явно опасаясь за свою жизнь, в отличие от предыдущего неприятно пахнущего животного. Дед ладонью вжал Гартоша в траву. Гартош не видел, что произошло, просто ладонь исчезла, а животное вдруг завизжало от боли. Гартош вскочил вслед за дедом.

С опаленным боком животное металось среди кустов, сыпля с рогов белыми искрами. Руткер накинул на жертву магическую сеть, животное упало набок и забилось в конвульсиях, искры постепенно перестали сыпаться.

– Следи за небом, – вытаскивая нож, бросил Руткер. – Как только заметишь что-нибудь летающее, сразу кричи.

Остановившись на полдороги, Гартош уставился в небо. Вроде бы чисто. Хотя нет. Вон какая-то быстро приближающаяся точка.

– Кто-то летит!

Руткер посмотрел вверх и выругался.

– Чтоб ты сдох! Конкуренты на дармовщину слетаются!

Он быстро дорезал добычу. Затем выровнялся и выпустил в летуна молнию. Тот не долетев до земли, каких-нибудь сто, сто двадцать шетов, пронзительно завизжал и рухнул в кусты. Руткер вновь опустился возле добытого оленя и занялся разделкой.

– Продолжай следить.

И Гартош следил. Следил, да не уследил. Откуда взялись еще два летающих охотника, он так и не понял. И лишь в последний момент успел крикнуть:

– Дед! Еще двое!

Лорд Руткер только и успел, что поднять голову. В него одна за другой ударили две молнии, и он уткнулся головой в траву.

– Дед!!! – истошно заорал Гартош, и красные летающие твари обратили свое внимание на него. – Ну, я вам сейчас!

Он быстро слепил два огненных шара и бросил их в противников. Но до крылатых охотников было слишком далеко и шары не долетели, хотя и не дали приблизиться слишком близко. В свою очередь теперь в Гартоша полетела молния, но теперь расстояние играло на руку ему, и молния растворилась в воздухе. Держась на расстоянии, противники обменивались магическими ударами, больше просто пугая друг друга.

Не забывая пошвыривать огненные шары, Гартош приблизился к деду. Тот тяжело дышал, но был жив. Схватив его за куртку, Гартош попытался оттащить деда к кустам. Не вышло – тяжелый. После недолгих раздумий Гартош встал, швырнул два шара, затем перевернул деда на спину, быстро вскочил, бросил в начавших снижаться летунов еще шар, перевернул Руткера на живот, снова бросил шар, снова перевернул деда.

Пока он закатил деда в кусты, то совершенно выдохся. И не от магического противостояния – как раз наоборот, энергии здесь было в избытке, она сама просилась в руки, и создавать огненные шары не представляло труда – а вот тащить деда было очень тяжело.

Постепенно лорд Руткер стал приходить в себя, и по мере сил помогать внуку. Кусты скрыли их от мародеров. Гартош сел отдышаться.

– Хорошая охота, – через силу выдавил Руткер.

– Ага, – согласился внук. – Я сейчас.

Он поднялся, и пригибаясь, пошел вдоль кустов.

Руткер забеспокоился.

– Ты куда.

Но Гартош опустившись в траву, ужом уполз в заросли.

Маленькая полянка в кустах, где произошла неудачная охота, была заполнена четырьмя красными летающими тварями, дерущимися между собой за лучшее место возле не ими добытого оленя. Двое уже сосредоточенно высасывали кровь.

– Сейчас, сейчас, – злорадно прошептал Гартош, и вскочив, стал бросать уже привычные огненные шары.

Твари закричали, и мешая друг другу взлететь, заметались на месте. Неприцельно ударили несколько молний. Не обращая на них внимания, Гартош деловито расстреливал захватчиков. Завоняло паленой шерстью и мясом. Вскоре все было закончено. На вытоптанной траве валялось четыре обугленных трупа величиной с собаку, и никто не подавал признаков жизни. Внимательно осмотрев небо, Гартош приблизился к ним и потыкал мечем – похоже сдохли. Он отрезал ляжку от их законной с дедом добычи, и отнес в кусты. Затем, еще раз изучив небо, вернулся и повыбивал у крылатых вампиров их длинные тонкие клыки – трофей на память.

Лорд Руткер не мог бездеятельно дожидаться возвращения внука и пополз на его поиски. Увидев, как Гартош собирает сувениры, он ошеломленно застыл.

– И не таких сусликов выливали, – пряча клыки в нагрудный карман, буркнул Гартош свою любимую поговорку.

Подхватив окорок, он помог потрясенному деду подняться, и почти поволок его к дому.

… Хорошо прожаренное на углях мясо, было просто великолепно.

* * *

Во все стороны простилалась рыжая степь, изредка разбавленная одиноко стоящими скалами и деревьями.

– Мир Кутуру, родина каррлаков – оборотней, – объявил Руткер название следующего мира.

– Кто такие каррлаки?

– О, это удивительные существа. Выглядят они словно огромные собаки, но если захотят, они могут принять любую кошачью или собачью форму, причем разного размера.

– Как это? – неподдельно удивился Гартош.

– А вот так. Это разумные существа. Природа наделила их очень необычным качеством – почти с самого рождения они могут менять форму и размеры. Причем это их врожденное качество и магия им здесь не нужна, хотя магией они все-таки владеют.

– Вот это да. Как это наверное здорово, уметь менять форму. Дед, а ты умеешь изменяться?

– Я владею оборотничеством. Хотя и не так хорошо как каррлаки, мне это дается с большим трудом.

– Когда-нибудь я тоже научусь изменяться, – мечтательно, но убежденно заявил Гартош.

– Для этого нужно очень серьезно заниматься магией, – тут же напомнил ему дед – а не относится к ней так, как ты относишься сейчас.

Гартош промолчал, внимательно осматривая окрестности, он старался увидеть этих необычных животных – хотя если они разумны, значит не животные, – но степь была пуста.

– С ними можно познакомиться?

– В принципе да. Но каррлаки довольно подозрительны, и войти к ним в доверие не так-то просто. – Руткер также окинул внимательным взглядом степь. – У деда нашего нынешнего императора, была пара каррлаков. Он нанял их для охраны своих детей. Лучших охранников, чем каррлаки тяжело себе представить. Они преданны и неподкупны, к тому же великолепные бойцы, неплохо владеющие магией.

– Нанял? Разве их можно нанять?

– Я наверное неправильно выразился. Не нанял, а пригласил. Вероятно, он чем-то добился их доверия, и они согласились пойти за ним в наш мир. А подружиться с ними непростая задача.

– Что, у них скверный характер?

– Будет тут скверный характер, когда на тебя и твоих сородичей охотятся как на дичь.

– Как охотятся? Зачем?

– Из-за того, что я тебе перечислил и охотятся. Они умеют менять форму – а это не каждому магу дано, они владеют магией, они прекрасные бойцы и охотники. Поэтому многие желающие иметь каррлака, не утруждают себя заботой привлечь их на свою сторону добровольно. Они выслеживают, устраивают на них неожиданные облавы, стремясь захватить как можно больше малышей.

– Почему именно малышей?

– Малышей можно воспитать так, как это тебе нужно. С взрослым каррлаком такое не проходит.

– Несладко им приходится.

– Да, жизнь у каррлаков не из легких. Впрочем, подобное практикуется и среди людей нашего мира. В Гробросе, целые кланы занимаются тем, что похищают у гарптов детей. Выращивают и воспитывают из них бездушных убийц, и таких же воинов и охранников.

– А куда смотрит император Гроброса?

Руткер горько усмехнулся.

– Император Гир-ферий сам пользуется услугами таких кланов. И у него немало рабов-гарптов.

– Что – это? – перебил деда Гартош, указывая на чуть колыхнувшуюся траву в одном месте, затем в другом, поближе.

– Похоже, что наш визит не остался незамеченным, – озабоченно пробормотал Руткер. – Каррлаки проявили к нам заинтересованность.

– Вот здорово! В нашей группе никто не может похвастаться дружбой с каррлаком – оборотнем.

Но лорд Руткер не очень разделял оптимизм внука.

– Не думаю что сейчас самый подходящий момент для знакомства с ними.

– Но почему? – обиженно воскликнул Гартош.

– Я ведь сказал, каррлаки очень подозрительны. Кто знает, что у них сейчас на уме. Я, во всяком случае, не намерен это выяснять.

Руткер перенес их на пару латонов на запад, выбрав для наблюдения высокую скалу. Гартош надулся, всем своим видом показывая, как он обиделся на деда, ведь так хотелось познакомиться с каррлаками. Он уже представлял себе, как гордо вышагивает по коридорам студии, а рядом идет огромный каррлак, раз за разом меняющий свою форму.

Руткер изучил местность вокруг скалы, которую он выбрал для дислокации. Похоже, что здесь каррлаков не наблюдалось. А вот на холме – где они до этого находились – промелькнули два силуэта, почти неразличимые на фоне травы. Судя по всему, и на этой скале их не оставят в покое. Он обратил внимание на обиженно сопящего внука.

– Что опять не так?

– К каррлакам хочу… – чуть ли не сквозь слезы выдавил тот.

– Ну, так иди, – великодушно разрешил Руткер. – Вон там спустишься по скале, и дуй в том направлении. Думаю, что очень скоро вы встретитесь. Расскажешь мне, потом какая была встреча. Если останешься жив конечно.

Гартош промолчал, еще больше обидевшись на деда.

– Кажется, я знаю, как поднять тебе настроение, – лукаво улыбаясь, сказал Руткер.

– Как? – как можно безразличней спросил Гартош, хотя слова деда его заинтриговали.

– Ты, кажется, хотел увидеть летающую металлическую птицу, перевозящую людей?

Безразличие мигом слетело с Гартоша.

– Очень, – выдохнул он.

– Я знаю один мир, где можно за ними понаблюдать. С безопасного расстояния конечно.

– Форастер?

– Нет. Но птицы очень похожи. Там они называются – самолеты.

Глаза у Гартоша загорелись.

– Дед, ну не тяни. Давай, переноси нас туда.

– А как же каррлаки?

– Каррлаки… – Гартош повернулся в сторону холма. – Каррлаками займемся потом, в другой раз.

– Тогда подойди поближе, – распорядился Руткер.

* * *

Они появились в этом техногенном мире как раз в тот момент, когда над ними пролетал самолет. Гартош сразу струсил и прижался к деду, хотя и тот был не эталон храбрости. Вцепившись друг в друга, они пригнулись, казалось эта огромная птица сейчас рухнет на них со всего маху. Но оглушительно ревя, взлетающий лайнер величаво проплыл над ними, и набирая высоту, постепенно стал уменьшаться в размерах.

– Это и есть самолет? – пораженно прошептал Гартош.

– Он самый, – так же тихо ответил дед.

Проследив взглядом за все удаляющейся птицей, Гартош повернулся к месту, откуда она взлетела. Там их было много. Некоторые стояли на месте, другие перемещались. За птицами виднелся город. О, что это был за город! Он был огромен, и дома под стать городу – целые скалы. Если бы не правильные формы, их действительно можно было принять за скалы. Особенно большие дома сгрудились в одном месте. Прямоугольные, высоченные, с высокими шпилями и без них, они даже с расстояния поражали своими размерами – целый горный хребет. Каковы же они были вблизи?

– Вот, смотри, еще один.

Руткер повернул внука в сторону от города.

Неподалеку садилась еще одна птица-самолет. Она была немного меньше предыдущей, а может казалась таковой из-за расстояния.

– В них точно сидят люди? – никак не мог поверить Гартош.

– Точно, – авторитетно подтвердил Руткер.

– Зачем они в них влезают?

– Как зачем? Зачем люди влезают в кареты?

– Чтобы ездить.

– Вот за этим же люди лезут в самолеты. Чтобы перелететь с места на место. Ведь лететь намного быстрее, чем ехать.

– Они что, не могут перемещаться как ты?

– Нет, это им недоступно, – высокопарно заявил Руткер. – В чем в чем, а в этом им до нас далеко. Хотя конечно и у нас большинство не умеет этого делать.

– Зато они умеют летать на самолетах, – мечтательно протянул Гартош.

– Подумаешь, – пренебрежительно фыркнул Руткер. – Я тоже умею летать, и даже без самолета.

– Смотри дед! Еще один собирается взлетать!

Четырехмоторный лайнер действительно вырулил на взлетно-посадочную полосу и начал набирать скорость. Гартош радостно завизжал, и уже без страха бросился ему на встречу, не слыша предостерегающих криков деда. Остановился он только тогда, когда дед крепко вцепился ему в плече. Гартош недоуменно оглянулся.

– Смотри.

Только по движению губ Гартош понял, что сказал дед – взлетающий самолет заглушил сказанное – и посмотрел в указанном направлении. По невероятно ровной и гладкой дороге к ним мчалась безлошадная повозка, мигая на крыше разноцветными огнями.

– Это за нами! – крикнул дед.

– Хотят с нами познакомиться? – Гартош наивно посмотрел на деда.

– Хотят, – согласился Руткер. – Только мы не хотим.

– Почему?

– Здесь нельзя находиться чужим. Я тут пошарил немного, здесь везде разлита магия, магия поиска. Возможно, что ищут именно нас. Я постарался сбить их со следа. Думаю, что нам нужно побыстрей покинуть и этот мир. А то могут быть большие неприятности. Скорей всего нас попытаются схватить. А мне не хотелось бы никого убивать.

Гартош с сожалением посмотрел вслед удаляющемуся самолету.

– Ладно. Как-нибудь побываем здесь еще.

Последнее что они услышали, это завывание сирены автомобиля службы безопасности аэропорта.

Автомобиль резко затормозил, двое в форме службы безопасности выскочили из него с пистолетами в руках, но на месте двух неизвестных лишь клубилась пыль.

– Куда они могли деться? – озадаченно спросил один из патрульных. – Вокруг пустое пространство, спрятаться негде.

– Я видел не больше твоего, – последовал раздраженный ответ.

Требовательно запищала рация.

– «Четвертый, четвертый, ответьте центральной».

– Четвертый слушает.

– «Что там у вас? Поймали нарушителей?»

– Чертовщина какая-то. Как только мы подъехали, они исчезли.

– «Как исчезли?»

– Испарились! Растворились в воздухе! – рявкнул патрульный, понимая, что ответ не удовлетворит диспетчера, и что взбучки от начальства не избежать.

– «Опять пиво пили на службе?».

– Ничего мы не пили! Мы ехали, они стояли возле дороги, один взрослый и один ребенок. А когда подъехали – никого. Даже следов не осталось. Словно они не ушли, а исчезли на месте.

Рация помолчала и выдала.

– «Внимательно все там исследуйте. Не одни же вы их видели. И, кто-то, или что-то, создавало помехи локатору и радарам. Так что будьте повнимательней. А потом возвращайтесь на пост. Возможно они террористы, и это всего лишь отвлекающий маневр».

Патрульные так и сделали. Они прошли по следам, нашли, где посторонние появились, словно ниоткуда, и так же неожиданно следы оборвались. Эльфы недоуменно переглянулись, сели в автомобиль, и умчались обратно. Прекрасно понимая, что выволочки и насмешки им не избежать.

* * *

– Напоследок мы заглянем к моим старым знакомым, – буднично сказал Руткер, ведя внука среди скал.

Каникулы приближались к концу, и это был последний мир, где они собирались побывать. Гартош был переполнен впечатлениями от своего путешествия по мирам, ему не терпелось скорей оказаться среди друзей и рассказать об увиденном. Поэтому он вполне обошелся бы без посещения «старых знакомых» деда – наверняка будут болтать о старых добрых временах, о том, какие они когда-то совершили подвиги, и о том, какая сейчас непутевая молодежь. Все это Гартоша не очень вдохновляло.

– Там хоть будет кто-нибудь моего возраста? – с надеждой спросил он, в глубине души мечтая о девчонках. Возможно все же удастся интересно провести время.

– Нет. Там все будут старше тебя, и намного.

Все надежды рухнули. Придется терпеть стариковские посиделки.

– Не мог высадить нас поближе к жилью? – ворчал Гартош на деда, с неохотой подымаясь по крутой узкой тропинке, по которой по-видимому уже давно никто не ходил.

– Ближе нельзя, – спокойно ответил Руткер, – они не очень приветствуют чужаков. Могут сжечь не разобравшись.

Сжечь?! Это становилось интересно! Может еще одни боевые маги? Съедаемый любопытством, Гартош пошел веселее, то и дело, наступая деду на пятки. Они перевалили через небольшой хребет, и Гартош ахнул.

Внизу раскинулся огромный котлован, изрытый черными провалами пещер. Из некоторых высовывались … Не может быть! Любопытствующие головы драконов! Вот так дед! Вот так старые знакомые! Знал чем напоследок удивить внука.

– Приветствую тебя, лорд Руткер. Ты привел показать нам еще одного внука?

Казалось, что воркующий голос прозвучал с самого неба. Хотя нет, дракон пошевелился и Гартош только теперь заметил его на фоне скалы: прекрасная маскировка.

– Приветствую тебя, Холи. Сейчас твоя очередь стоять на страже?

– Да, я только заступила. Этот месяц я буду следить за входом в гнездо.

– Нам разрешено будет войти?

– Да. Как только вы появились в нашем мире, я спросил Старших. Они ждут вас.

– Спасибо дорогая. Ты, как я посмотрю, все хорошеешь.

Драконница прищурила и без того узкие раскосые глаза, и придвинула голову на гибкой длинной шее к Руткеру.

– Осторожней с комплиментами, Руткер. А то договоришься, что превращу тебя в дракона и возьму в мужья.

Руткер раскинул руки.

– Буду только рад, моя красавица.

– Проходи уже, подхалим, – махнула головой драконница.

Руткер ласково почесал ей надбровные дуги, и они с внуком начали спускаться вниз. Тропинка, ведущая на дно котлована, была очень узкая: правое плече касалось скалы, а левая нога все время норовила сорваться вниз. Снизу и сверху, время от времени высовывались головы на длинных шеях, и с любопытством рассматривали визитеров.

Оказавшись внизу, Гартош осмотрелся. Снизу зрелище оказалось не менее захватывающим, чем сверху. Огромная воронка с неровными стенами, утыканная большими пещерами.

Захлопали огромные крылья, рядом приземлился зеленочешуйчатый дракон с металлическим отливом.

– Меня зовут Крет, – отрекомендовался он. – Меня за вами прислали Старшие.

Руткер с важным видом кивнул, и вслед за внуком взобрался на спину дракона. Гартош был вне себя от восторга. Он сейчас полетит на настоящем драконе! Все студиэры их студии удавятся от зависти!

Дракон несколько раз взмахнул крыльями и без видимых усилий взлетел. От переполняющего его восторга, Гартош чуть было не завизжал, как сопливый малец, подкидываемый отцом. Рывком поднявшись чуть выше, дракон заложил вираж вдоль стены, и лениво помахивая крыльями, начал набирать высоту.

Приземлился он на широкий карниз, возле одной из самых больших пещер. На карнизе их ждал, ну просто чудовищных размеров дракон – не меньше самолета – темно-зеленого цвета, и также с металлическим отливом.

– Давно тебя не было видно, лорд Руткер, – с легким упреком произнесла эта громадина. – Если бы не внук, наверное, мы бы тебя долго не увидели.

– Ты прав, Тирес. Для нас, людей, время летит быстрей, чем для вас. Нужно успеть многое, а времени катастрофически не хватает. Но я все равно собирался навестить ваш мир в ближайшее время. И я рад тебя видеть.

– Взаимно, Руткер, взаимно. Представишь внука?

– Конечно. Это Гартош, мой самый младший внук. Решил показать ему несколько интересных миров. И конечно не мог обойти стороной ваш мир.

– Пойдем внутрь, Карен и Грет уже ждут нас.

– А где остальные Старшие драконы?

– Кто где. Кто решил навестить родственников в других мирах, кто путешествует в поисках знаний или приключений, а кто удалился в какой-нибудь тихий заброшенный мирок, чтобы отдохнуть от суеты и подумать.

Тирес повернулся и двинулся в глубь пещеры. Руткер с Гартошем едва поспевали за качающимся из стороны в сторону хвостом. И без того широкий вход, расширился еще больше, и взору людей открылась большая, почти идеально круглая пещера. С потолка лился мягкий магический свет, освещая двух драконов, равных по размеру Тиресу. Должным образом поприветствовав всех, Руткер выдвинул вперед застеснявшегося вдруг Гартоша.

– Это и есть мой самый младший внук, Гартош.

Карен подняла голову.

– Тот самый Гартош, который не так давно организовал экспедицию, в гномью часть вашего замка лорд Руткер, и поднял там небывалый переполох?

– Именно тот.

От неожиданности Гартош остановился как вкопанный и онемел. Откуда дед и драконы знают об их путешествии в глубь замка? Не иначе Катан проболтался. Смотря на его ошеломленное лицо, драконы гулко рассмеялись.

– Не гадай, Гартош, кто тебя предал. Нам про все рассказали духи.

Гартош был в замешательстве.

– Духи?

– Именно духи. В драконьей части замка остались духи, подчиняющиеся драконам. Они-то и поведали нам историю про ваш славный поход.

– Это мы с ними там бились?

– Нет. То были слуги Торганка, вашего подземного бога. Духи драконов остались в стороне.

– Так это мы что же, слуг бога, того?..

– Ага, – весело подтвердил Грет. – Подрались вы со слугами самого Торганка, и крепко их обидели.

– Обидели? – подавленно переспросил Гартош.

– Обидели. Жаловались они драконьим духам на вас, и клялись отомстить.

У Гартоша испуганно округлились глаза.

– Отомстить?

Руткер и Тирес осуждающе посмотрели на Грета – совсем запугал мальчишку.

– А что! – Вскинул голову Грет. – Пускай знает, что его ждет.

– Грет прав, – поддержала соседа Карен. – Гартош должен знать, что его ожидает и заранее готовиться к этому.

– Как же можно противостоять самому богу?

– Не отчаивайся. Вы ведь схлестнулись не с богом, а всего лишь с его слугами – демонами и несколькими духами, – причем не самыми сильными и близкими. С ним-то тебе возможно и придется иметь дело.

Карен ободряюще подмигнула Гартошу.

– А бог? – несмело спросил тот.

– А что бог. Ты думаешь Торганку есть дело до какого-то человеческого детеныша?

Гартош был очень рад, что он всего лишь какой-то человеческий детеныш, и что богу до него нет никакого дела.

– Вы тоже там бывали, в замке у деда? – чуть осмелев, спросил он.

– Мы бываем там за тем же, за чем шел туда и ты, исследуем нижнюю часть замка, его подземелья, – объяснила Карен.

– Раньше наш мир принадлежал драконам, – добавил Руткер. – Место, где стоит мой замок, было одним из мест драконов.

– Твой дед любезно разрешил нам бывать в его замке, в драконьей части. Нам интересно как жили наши родственники.

– А вас не трогают слуги Торганка?

– Уже нет, – ухмыляясь, сказал Грет. – А вот тебе лучше там не появляться. Во всяком случае, пока не наберешься сил. В тот раз тебе, твоим братьям и принцам просто повезло.

Гартош хотел было возразить – они заслуженно одержали победу. Ну не победу конечно… Но смылись полные достоинства! Но драконы уже потеряли к нему интерес.

– Как поживает Гнивер, Катан и твой сын? – обратился Грет к Руткеру.

Руткер охотно пустился в объяснения, и Гартошу стало скучно. Как он и боялся, начались стариковские посиделки. А стариковские посиделки есть стариковские посиделки – даже если их участники драконы. Он стал осматривать пещеру. Кроме того входа, которым попали сюда они с дедом, в пещере имелось еще два таких же, и один поменьше.

– Можно я здесь поброжу? – спросил он хозяев.

– Можно, – великодушно разрешил Тирес. – Только не заходи далеко. Здесь есть создания, ничем не лучше тех, с кем ты столкнулся в замке у деда.

Охота бродить враз отпала. Гартош отошел от беседующих стариков, нашел кучу свежего сена – целый стог – возможно, это была постель одного из драконов, как раз то, что ему сейчас было нужно. Он вымостил себе удобное ложе, лег, и почти сразу заснул.

* * *

Когда Гартош проснулся, дед с неохотой попрощался со своими «старыми знакомыми», и под трубный рев нескольких десятков драконьих глоток, они вернулись в свой родной мир, в кабинет деда в его замке.

– Как тебе наше путешествие? – спросил Руткер, умащиваясь в своем любимом кресле.

– Это было здорово! Все студиэры умрут от зависти, когда узнают, где я побывал.

– Можешь рассказывать все, только про драконов не упоминай. Я не хочу, чтобы посторонние знали, что мой замок посещают драконы. Это мой секрет. Теперь наш секрет. Наш семейный секрет. Хорошо?

– Хорошо, – вздохнул Гартош. Рассказ о драконах был бы изюминкой в его истории. – Ничего, мне есть что рассказать. Мы побывали в стольких интересных мирах.

– Да, в мирах мы побывали интересных, – согласился Руткер. – Вот только жаль, что ты в них больше не сможешь попасть.

– Это почему? – насторожился Гартош.

Лорд Руткер хитро прищурился.

– Ты ведь недолюбливаешь магию. А без нее попасть в другие миры невозможно. И быть тебе проводником и извозчиком, я больше не намерен. К тому же без магии нельзя быстро освоить местные языки.

Гартош обескураженно уставился на деда. До него наконец дошла цель хитроумного плана старшего Оскола.

* * *

… Через две недели Гартош освоил подпространственные переходы в пределах родного мира. А еще через пару месяцев совершил свой первый самостоятельный переход в другое измерение, тем самым на два года опередив одногодок студиэров из магической группы, и несказанно удивив Листира. А еще через год, ему поддалась и магия общения…

* * *

Гартош уже в который раз пересказывал историю своего путешествия по чужим мирам: он провел каникулы наиболее интересно. Особый интерес у друзей студиэров вызвал рассказ о самолетах. Большинство не верило, что такая куча железа могла летать. Но все равно, раз за разом, студиэры – и не только их группы, – просили его повторить повествование.

Каждая группа студиэров, находила свой интересный момент в истории Гартоша. Так студиэров магических групп наиболее занимал Ляурейс – мир магии. Они со знанием дела обсуждали способы управления погодой, удивлялись мастерству бытовой магии профессора Корния, и с особым азартом обсуждали подробности схватки лорда Руткера с тамошним профессором боевой магии. Исходя из каких-то непонятных для Гартоша мелочей, они все как один решили. Первый маг империи Виктания, лорд Руткер, имел возможность победить профессора боевой магии Жекта Волкорея, еще в самом начале схватки – что, несомненно, льстило самолюбию Гартоша.

Само собой, что торгашей больше всего привлекал торговый мир Дарен-Холф. А историков умирающий мир Грун с его древней цивилизацией.

Военных студиэров интересовало многое: схватка лорда Руткера с боевым магом; образцы оружия из миров Форастера и Хрифиса; тактика ведения войны в Колеро; и, конечно же, личное участие Гартоша в переделке в Оритераре. Будущие военные и маги, так и сыпали подсказками, как нужно было действовать Гартошу в той ситуации. Но Гартош лишь снисходительно, с видом бывалого боевого мага улыбался. Еще со времен схватки с воздушными духами, за ним закрепилась репутация забияки и грозы, для разных там магических и потусторонних сил. Ну а теперь и подавно.

V

Обучение в студии подходило к концу. Шло одно из последних занятий, но Гартош не слушал преподавателя, он уставился в окно и в мыслях был в недалеком будующем. Совсем скоро начнутся Главные Испытания, после которых студиэры старших групп покинут высшую студию. Сможет ли он войти в число лучших? Гартош почти не сомневался что сможет, но легкий мандраш присутствовал.

Чтобы стать академиером высшей военной академии, нужно обязательно войти как минимум в десятку лучших в своей группе. Желающих учиться в высших академиях всегда больше чем мест в них. А места распределялись так: треть набирали в высших студиях, треть в средних и треть в нижних студиях. Это позволяло набрать в высшие академии самых способных молодых людей. Хотя конечно у выпускников высших студий были преимущества, ведь высших студий меньше чем средних, и уж тем более чем нижних. Так что шансы попасть в высшую академию у Гартоша были высокие.

За окном, на Конном поле готовились к Главным Испытаниям. Гартош видел, как там сейчас копошились младшие студиэры, под руководством преподавателей заливавшие сусличьи норки. Вот ведь зловредное животное! Ни магия его не берет, ни отрава. Самый верный способ: залить норки водой, выловить хозяев, и засыпать норки землей. Это хоть не надолго, но помогало, иначе лошадей на поле не выведешь, вмиг ноги переломают.

Гартош тяжело вздохнул. Испытания – это окончание детства, и прощание со студией, где провел ни много, ни мало, двенадцать лет. Уже родными стали преподаватели, ближе братьев-друзья, со многими из которых придется расстаться, возможно, навсегда. Территория Виктании огромна, и после окончания академий, неважно каких – высших, средних или нижних – и распределения в войска, шансов встретиться с братьями студиэрами, было не так уж много. Разве что специально не задаться этой целью.

Он обвел взглядом учебную комнату, похожее настроение царило во всей группе, и не только их. Все выпускники внешне бравадились, строили далеко идущие планы, но в их глазах читалась тоска, тоска по прошедшим годам, по почти беззаботному детству – в академиях порядки царили намного жестче, чем в студиях.

– После Испытаний будет дан бал в высшей женской студии, – будто подслушав его мысли, сказал сидящий рядом Алькон. – Говорят что многие студиэссы на этом балу, стремятся расстаться со своей девственностью. Братья тебе ничего об этом не говорили? – Алькон с интересом уставился на Гартоша.

Сидящие спереди и сзади навострили уши, тема интересовала всех без исключения.

Гартош хотел было честно признаться, что ничего об этом не знает, но остановился. Он выдержал многозначительную паузу, и когда друзья уже начали терять терпение, поведал им то, что они жаждали услышать. Причем рассказ его был так подробен и красноречив, что студиэры – в силу легко разжигаемой юношеской возбудимости – еще долго после занятия не могли подняться из-за столов. В этом числе и сам Гартош…

* * *

И вот они наступили, Главные Испытания. Испытания, которых студиэры ожидали с надеждой и некоторой опаской, от них во многом зависела их дальнейшая судьба, во всяком случае, большинства из них.

И тут для Гартоша наступил неприятный момент. К своему удивлению он узнал, что оценки по, казалось бы, не военным предметам, таким как география, история, торговое дело, хозяйственное и государственное управление, искусство – будут иметь значение, причем немалое, при общей оценке студиэров. А у Гартоша с этими предметами были нелады, да и с магией он был не совсем на ты. Приходилось рассчитывать, в основном, на воинское мастерство, но и здесь к Гартошу начали закрадываться сомнения. А тут еще и дед с отцом приехали полюбоваться на успехи младшего Оскола, и Гнивер с ними.

Как и боялся Гартош, неосновные предметы его подвели. И судя по хмурому лицу кузнеца Максимера и зловещей ухмылке лекаря Айвана, а также некоторых других преподавателей, они также ожидали от него лучших результатов. Оставалось еще слабая надежда на магию. Но если взять во внимание их непростые отношения с Листиром…

– Я бы очень хотел, чтобы вы, студиэр Гартош, вызвали низших духов огня – жервов. Только прошу не ошибиться и не вызвать тиреров – высших духов.

Листир скаберзно улыбнулся, намекая на организованную Гартошем попытку вызвать низших духов воздушной стихии, а прилетели как раз высшие… Чем это закончилось всем было известно. Если бы ни вмешательство лорда Руткера, несколько студиэров – в том числе и Гартош – могли попрощаться с жизнями.

Гартош призадумался. Вызвать духов можно несколькими способами. Надежней всего применить несколько видов магии, как тогда, в тот злополучный день. Но тогда Гартош с друзьями тщательно готовились к данному действию, а сейчас он не знал, что Листир приготовит ему на Испытании.

Большой стол у окна, был заставлен различными предметами, необходимыми для магических действий. Гартош протянул было руку за огненными муравьями, но вовремя передумал – огненные муравьи в большей степени олицетворяли силу земли, чем огня, лучше не рисковать. Возможно, подойдет обгоревшая кость, дух его знает кого? Гартош неуверенно взял кость неизвестного животного, и позавидовал Вирону. Тот сдал магию на отлично, впрочем, как и остальные предметы (Вирон все-таки остался в военной группе, Листиру не удалось переманить его к магам).

Итак, кость. Взгляд Гартоша оббежал стол. Пожалуй, не помешает окаменевшая слюна дракона – огнедышащий как-никак. Более уверенно он взял амулет Гретеона – бога солнца. Еще пригодится хвостовое перо огненной птицы феникс, и горючее масло.

Взяв красный и белый мел, Гартош вышел на середину небольшого зала, где проходило магическое Испытание. Красным мелом нарисовал магический квадрат. Поколебался, что вложить в середину, затем сунул туда кость – раз горела, должна загореться еще раз. Установил на вершинах свечи и разложил ингредиенты. Затем белым мелом нарисовал защитный пятиугольник и также установил свечи. Отошел и посмотрел со стороны: должно сработать.

Теперь оставалось вспомнить нужные заклинания и движения. Гартош наморщил лоб, необходимые слова приходили с трудом, но что-то кажется, всплыло. Встав со стороны амулета, он начал читать заклинание и производить пасы. Постепенно голос его окреп, а движения стали уверенней. И с последним словом послышался сдавленный стон лорда Руткера.

– О боги…

Пламя свечей поднялось выше пояса, кость покрылась рябью, слюну дракона и перо феникса втянуло в середину, словно невидимой рукой. На месте остался лишь амулет и горючее масло. Из центра квадрата повалил густой дым, быстро поднявшийся и растекшийся по потолку. И вдруг раздался оглушительный взрыв. Гартош отлетел на несколько шетов назад. Послышались панические крики и визги, а также чей-то разъяренный рев. Подняв голову, Гартош понял причину паники, и нашел источник рева. В центре квадрата, едва в нем вмещаясь, стояло четырехшетовое чудовище с горящими багровым пламенем глазами (вероятно хозяин кости). Одна из свечей на вершине квадрата упала, и чудовище сумело чуть комфортней разместиться в пятиугольнике. Немного успокоившись, оно обвело тяжелым горящим взглядом присутствующих. – «Нужно было сразу рисовать квадрат большего размера, оно бы не так бесилось» – мелькнула шальная мысль.

– Загоняй его обратно! – закричал Листир.

Чудовище пристально посмотрело на преподавателя магии и предостерегающе зашипело.

Гартош растерянно оглянулся.

– Я не знаю как!..

Листир проворно подскочил и бесцеремонно отодвинул Гартоша.

– Вызвать всякую нечисть он всегда готов! А как загонять ее назад, так должны стараться другие!

Он поднял руки и стал быстро читать заклинание. Чудовище сделало попытку вырваться из пятиугольника. Листир покрылся потом и повысил голос. Враз сьежившись, чудовище вновь приняло вид пера, кусочка окаменелой слюны, и обгорелой кости.

– Вот так-то лучше! – Листир удовлетворительно посмотрел на результат своих трудов и повернулся к Гартошу. – Мало с нас было высших духов так ты еще демона сюда притащил! Чем ты только думал вызывая его?!

– Я… Я не знаю…

Неспешно подошел лорд Руткер.

– Гартош, Гартош, – он укоризненно покачал головой. – Ты меня разочаровал. Я, конечно, понимаю, что ты выбрал путь воина, но все-таки, ты происходишь из семьи, которая всегда славилась умением обращаться с магией. В основном… – Руткер бросил выразительный взгляд на сына.

Дангал сидел с каменным лицом. Он воин, и все эти магические штучки его не особо интересовали – ну не сумел Гартош справиться с магическим испытанием, ну и дух с ним. Главное что он покажет на воинских испытаниях.

– А вам не кажется странным, что Гартош вообще смог вызвать – причем так запросто – этого демона огня. Если не ошибаюсь, это Шархон, слуга одного из старых богов, – тихо сказал незаметно подошедший Гнивер. Руткер и Листир обменялись быстрыми взглядами. – Сможет ли кто-нибудь из вас повторить это? Мне, например, для этого нужна нешуточная подготовка. И то я не уверен в результате. А тут дунул, плюнул и готово.

– Я как-то об этом не подумал – помрачнел Руткер.

– Я тоже. Не так-то просто было загнать этого демона обратно. – Листир поежился. – Не иначе Гартошем кто-торуководил.

– Или что-то… – добавил Руткер.

От ихних слов Гартошу стало как-то неуютно. Похоже, он снова что-то натворил, чего сам толком не понимал.

– Гартош, внучек, – ласково начал Руткер. – С чего ты взял, что тебе нужны именно эти составляющие и именно это заклинание?

– Не знаю, – неуверенно пожал плечами виновник происшедшего, и честно признался. – Я точно не помню, как вызвать низших духов огня, что-то пришло в голову, какие-то догадки … и вот…

– Хорошие у него догадки! – воскликнул Листир. – Сперва высших духов вызвал, теперь демона. Я даже страшусь подумать, кого он вызовет в следующий раз.

– Мда. Продолжайте испытание.

Руткер вместе со старшим внуком вернулись на свои места. А Листир решил не рисковать и не заставлять Гартоша делать то, чего он толком не умел – от греха подальше (итак, наверное, разгневали нынешних богов, появлением слуги древнего бога). Он предоставил своему студиэру возможность проявить себя с наилучшей стороны. Гартошу было поручено продемонстрировать мастерство подпространственного перехода. Вот где он сумел отыграться.

Он с легкостью, даже с некоторой напускной небрежностью, переместился в другую высшую студию, где также происходили испытания, затем в еще две. Его умение в этом деле было всеми признано, и Гартош получил сносные оценки по предмету магия. Преподаватели резонно решили, что такое мастерское владение нелегким искусством подпространственного перехода, перекрывает все остальные недостатки.

* * *

И вот наступили самые зрелищные: Воинские Испытания. Первыми провели схватки мечников. Гартош здесь числился одним из лучших, и основными конкурентами у него были Григорис и Алькон. Гартош с блеском провел все свои предыдущие поединки, сохранив достаточно сил для главных соперников.

Григорис был молчалив и собран. Несмотря на то, что он чаще побеждал Гартоша, чем проигрывал ему, недооценивать этого противника он не собирался. Они скрестили мечи. Начали осторожно, прощупывая друг друга и постепенно наращивая темп. Григорис первым провел неожиданную и очень мощную атаку. Чуть не прозевавший ее Гартош вынужден был отступить. Но он быстро пришел в себя, остановился, и дал Григорису настоящий бой. Началась бешеная рубка, где все решала усталость и малейшая ошибка.

Стало ясно, противники решили не затягивать поединок – демонстрируя мастерство, – а желали решить многолетний спор как можно быстрей. С победителем должен был сразиться Алькон, уже выигравший все свои схватки, но всем было понятно – центральный поединок происходил именно сейчас. И хотя темп был бешеным, схватка не выглядела сумбурно, скорей наоборот. В ней уже наметилась система – атака одного противника, несколько секунд передышки, и ответная атака. Несмотря на катившийся градом пот, противники пока не выглядели уставшими.

Отбивая очередную атаку Григориса, Гартош, не дожидаясь окончания атакующей комбинации, вдруг поднырнул под меч противника, отбил своим его в сторону, и ткнул локтем Григориса в поддых, тем самым, сбивая ему дыхание. Не ожидавший такого коварства, Григорис был вынужден перейти в глухую оборону. Но Гартош не дал ему возможности прийти в себя. Его быстрые и сильные удары уже несколько раз достигали цели, и потерявший подвижность противник, закусив губу, был вынужден отступать все дальше и дальше.

Впрочем, еще до того, как Гартош вытеснил Григориса за границу поединочной площадки, Олектрон остановил поединок.

– Студиэр Гартош победил в этом учебном бою, так как он нанес студиэру Григорису, несколько смертельных для настоящего боя ударов! – громогласно объявил он.

Алькон и Вирон, первыми бросились поздравлять друга. Гартош почувствовал страшную усталость, он вдруг понял, что выиграл самый важный поединок за все время его обучения в студии. И даже если он проиграет финальный бой Алькону, все равно он останется победителем. Подошедший Григорис был немного бледен – он надеялся победить именно в поединках мечников.

– Поздравляю, Гартош. – Он с серьезным видом протянул своему недавнему сопернику руку. – Ты все-таки сумел меня обхитрить. – Григорис заговорщески подмигнул. – Долго готовился к такому финту? – Гартош непонимающе поднял брови. – Слишком уж он у тебя отработан, – пояснил Григорис, – такое так просто не проделаешь.

Желая возразить, Гартош набрал полную грудь воздуха, но вдруг рассмеялся.

– Два месяца тренировался с Альконом. Решили, кто на Испытании с тобой схлестнется, тот и применит.

Григорис понимающе улыбнулся.

– Я так и думал. Жаль, что не буду участвовать в финальном поединке, но ничего не поделать, сам виноват, нужно было быть осторожней. Еще раз поздравляю.

Он раскланялся с подошедшим лордом Дангалом, и удалился.

Дангал посмотрел вслед Григорису.

– Похоже, он не держит на тебя зла?

– Похоже.

– Это хорошо. Возможно, когда-нибудь вам придется стоять плечом к плечу.

– Григорис, в общем-то, неплохой парень. И он… Он лучший мечник в нашей студии. Мне очень повезло, что я его победил.

– Я знаю. Но часто побеждает не самый сильный и умелый, а более умный, или даже хитрый.

Гартош смутился.

– Ты считаешь, я победил нечестно?

– Ну что ты. Все было по правилам. Желаю удачи и дальше.

После двухчасовой передышки был объявлен финальный учебный бой. Перед началом боя Алькон подошел к Гартошу.

– Ты мой лучший друг, но предлагаю на время поединка забыть об этом.

– Согласен.

Бой был безкомпромисен. Лицо Алькона не выражало никаких эмоций. Глаза в глаза. Следить за мечом нельзя, обязательно попадешь в ловушку. Только глаза противника могли подсказать, что тот задумал. Хотя в глазах Алькона был только приговор. Гартош переместил взгляд в центр его груди – тоже информативное место, все движения начинались оттуда, из верхней части корпуса. Еще нужно следить за ногами, но это во вторую очередь. В первую-глаза и грудь.

Алькон не стремился выиграть нахрапом, он плел хитрую сеть, то наседая на Гартоша, то, отпуская его и отражая ответные атаки. Гартош пытался понять, что задумал противник, но тщетно. Он думал, что изучил стиль Алькона, но сейчас тот стал непредсказуем, понять его действия казалось невозможно. Гартош решил выждать и отдать инициативу. И дождался.

После очередной атаки Алькон не отступил, а неожиданно присев на колено, рубанул по ногам, затем перекатившись, еще раз. Чего-то именно такого Гартош и ожидал, и внутренне улыбнулся: ничего у тебя дружочек не выйдет, ты выбрал довольно рискованную тактику. Он блокировал все удары Алькона, и непрерывно атакуя, не давал ему возможности подняться. Затем незапрещенный удар ногой, и гарда меча Гартоша врезалась в висок Алькона. Несмотря на то, что на голове у Алькона был шлем, удар получился внушительным. Он упал на пол, и тут же закругленный кончик меча коснулся его шеи. Бой был закончен.

Гартош подал другу руку.

– Не получилось, – виновато улыбнулся Алькон и поднялся.

– Но задуманно было неплохо, хотя и рискованно.

Подошел Вирон и обнял обоих друзей.

– Мне жаль, но кто-то из вас должен был проиграть. Но как бы то ни было, – вы лучшие! – Он боднул по очереди каждого.

Григорис был немногословен.

– Ты сегодня в ударе.

Лорд Дангал просто сиял: его сын победил лучших мечников, было чем гордиться. Тепло поздравил Гнивер, и довольно сдержанно-лорд Руткер. Гартош и сам был доволен собой, неплохо начались Воинские Испытания.

* * *

Победить во всех кулачных боях Гартош и не надеялся: хотя бы войти в пятерку, а еще лучше в тройку лучших бойцов.

Надежды Гартоша сбылись, он вошел в четверку финалистов. И судьба вновь свела его с Григорисом. В этот раз Григорис был настороже, и старался не допускать ошибок, как на поединке на мечах. Гартош уже пропустил несколько существенных ударов и понимал что проигрывает, но сделать ничего не мог, пробить оборону Григориса не удавалось. Гартош нахватался ударов, но пошел в отчаянную атаку. А потом вдруг потух свет.

Очнулся он от какой-то вони – это лекарь Айван приводил его в себя, при помощи настойки со специфическим запахом. Вокруг виднелись лица озабоченных друзей и родственников.

– Ничего страшного – успокоил их Айван. Немного полежит и очухается окончательно.

Он отошел от Гартоша и поспешил к площадке для боя. Там Тарко, лучший кулачный боец в их группе, разделывал своего соперника, и помощь Айвана там сейчас явно будет нужней.

Гартош не стал разлеживаться и сел. Немного кружилась голова, и как-то странно двоилось в глазах. Видимо по взгляду младшего Оскола Руткер понял его состояние. Он свел руки над головой внука.

– Так лучше?

– Намного.

Гартош и правда почувствовал улучшение. В глазах все восстановилось, стало на свои места, да и голова больше не кружилась. Магия деда дала свой положительный эффект. Лорд Дангал сел рядом с сыном и хлопнул его по колену.

– Держался ты неплохо, хотя и часто ошибался. Но нельзя быть лучшим во всем.

– Ты и впрямь показал себя не с наилучшей стороны. – По дороге в раздевалку поделился своим мнением Алькон. – Хотя это и хорошо.

– Это почему?

– В финале тебе пришлось бы столкнуться с Тарко.

– Да, против Тарко у меня шансов нет, и не было.

– Их нет и у Григориса. Тарко прирожденный кулачный боец. Ты видел, как он отделал Фритеса? Нет? Лучше и не смотри. Не знаю, как Фритес с заплывшими глазами сможет стрелять из лука.

Фритес лучше всех стрелял из лука и арбалета, и теперь у него действительно могли возникнуть проблемы.

Бой Гартоша и Фритеса отменили из-за плачевного состояния последнего, чему Гартош в душе порадовался, хотя виду и не подал. Фритес был легок и подвижен, и хотя Гартош был потяжелей, этот бой не сулил легкой победы. А вот бой Григориса и Тарко отменять никто не собирался.

Как только соперники отдохнули от предыдущих схваток, подали сигнал к последнему финальному бою. Тарко был широкоплеч, среднего роста, с атлетической фигурой и хорошо развитой мускулатурой. Григорис на полголовы выше, хотя немного и худощавей. В подвижности он не уступал Тарко, но удар у него не такой сокрушающий, не такая непробивная защита, да и в умении находить слабые места у противника, Тарко не было равных.

Поначалу бой проходил ровно. Григорису удавалось уходить от соперника, от его, пока пристрелочных ударов, и огрызаться своими, длинными хлесткими ударами. Как-то так получилось, что Гартош болел за Григориса, за своего извечного соперника. А тому приходилось все туже. Тарко постепенно вышел на расстояние своих коронных ударов, и Григорис все чаще опускал, словно побывавшие под молотом руки.

Хотя Григорис умудрился и сам нанести пару неслабых ударов – Гартош их бурно приветствовал – эффекта это не принесло, только разозлило Тарко. Он буквально взорвался серией сильнейших ударов, быстро пройдясь от корпуса до головы противника. Григорис держался стойко, но … Он был не железным. И поединок во избежание серьезных травм – остановили.

Гартош посочувствовал пошатывающемуся Григорису, но все могло закончиться гораздо хуже. Вон, сам Гартош оказался вообще на полу. А предыдущий соперник Тарко, Фритес, был измочален словно старая тренировочная груша.

Следующие силовые единоборства были перенесены. Как понял Гартош, не без вмешательства лорда Дангала (уже командующего Восточной армией) чей авторитет был очень высок. Лорд Дангал резонно заметил, что жесткие силовые единоборства, негативно скажутся на результатах студиэров не в силовых видах испытаний (видимо услышал разговор Алькона и Гартоша).

И теперь пришел черед конных состязаний. Явных лидеров в группе Гартоша здесь не намечалось. Студиэрам не положен собственный конь, испытания проводились на лошадях студии. Гартошу достался уже немолодой, но опытный гнедой жеребец по кличке Коршун. Коршун уже не первый год имел дело с молодыми студиэрами, которые в разной степени ладили с лошадьми. Поэтому хитрая коняка – а может мудрая, кто ее знает – слегка медлила с выполнением команд своих седоков, давая им возможность обдумать все как следует, и справиться с волнением, если таковое было.

Впрочем, Гартоша это немного раздражало, он считал себя отличным наездником, а с медлительным Коршуном не покажешь всего мастерства. Но и другие студиэры оказались не в лучшем положении. Алькону досталась вздорная молодая кобылка, Григорис чуть не уснул все на том же Коршуне, а Тарко бесился на тупом молодом жеребце, и так далее. Конные состязания не доставили удовольствия никому: ни студиэрам, ни зрителям, ни преподавателям. Студиэры роптали из-за того, что им не разрешено иметь своих лошадей, но таковы были правила, причем они переносились и на академии различных уровней.

Так как Фритес находился не в наилучшем состоянии, у Гартоша появились неплохие шансы занять первое место по стрельбе из лука и арбалета – стрельба ему давалась очень хорошо. Но благодаря стараниям лекарей, Фритес отстрелялся на отлично, разделив тем самым с Гартошем первое место.

Метание ножей, боевых топориков, дротиков и трезубцев не принесли Гартошу ни единой победы, хотя ниже третьего места он не опускался. Примерно такие же результаты у него были по бегу, прыжкам в длину и высоту.

Заканчивали испытание силовые единоборства. В тартской борьбе Гартош занял второе место, победив Тарко и Григориса. А в Ховарской борьбе ему вообще не было равных. Ховарцы славились не только искусственными рудокопами, металлургами и кузнецами, но и воинами. Они создали удивительную борьбу, где безоружный мог противостоять вооруженному или целой группе противников. Как говорил наставник по ховарской борьбе, подобные виды единоборств существовали в разных мирах, но ховары собрали все самое лучшее, и их вариант являлся одним из самых эффективных. Гартош любил эту борьбу, так как в ней почти отсутствовали правила, а правила, как известно, были не для него.

* * *

По итогам Испытаний Гартоша признали лучшим студиэром военной группы. Весь вид лорда Дангала говорил: по-другому и не могло быть. Хотя Гартош и сомневался в своей исключительности, и мог назвать пару тройку не менее достойных студиэров. Он подозревал, что лучшим его признали не без влияния отца – командующего одной из пяти армий Виктании, о чем так прямо отцу и сказал. Лорд Дангал внимательно посмотрел на сына.

– Ты считаешь, что я оказал на преподавателей давление?

– Нет, конечно, – поспешно ответил Гартош. – Но присутствие на Испытаниях тур – генерала, не могло не сказаться на их решении. Во всяком случае, я так думаю. Мне кажется, что Алькон и Григорис были не хуже меня.

Дангал отвел взгляд и вздохнул.

– Возможно, ты и прав. Боишься, что пойдут разговоры?

– Боюсь отец.

Дангал взял сына за плечи.

– Придется терпеть, Гартош. Не бросать же мне службу императору. Тебе нужно терпеть и доказывать, что ты заслужил звание лучшего не благодаря мне или деду, а благодаря своим собственным заслугам. Тебе придется тяжелее других.

– Я это уже понял. И не виню тебя отец. Можешь быть уверен, тебе не придется меня стыдиться.

– Я в этом и не сомневаюсь. А ты можешь быть уверен, что я не буду вмешиваться в твою карьеру.

* * *

И лорд Дангал сдержал свое обещание. При каждом штабе одной из пяти армий располагалась высшая военная академия. Лорд Дангал побеспокоился, чтобы сын не попал в его Восточную армию – под крыло папаши.

Гартоша распределили в Южную Высшую Военную Академию. Хотя лорд Дангал немного и слукавил. Лучшие друзья Гартоша, Вирон и Алькон, почему-то попали в туже академию.

VI

Муштра, муштра и еще раз муштра! Так можно было коротко охарактеризовать учебу в высшей военной академии. Никаких скидок на высокое положение родителей, на то, из какой ты пришел студии, на то, как ты эту студию закончил. Все были равны, точнее, все были одинаково бесправны.

Первое что сделали преподаватели академии – а это почти половина были отставники – заставили забыть то, чему бывших студиэров учили до этого, забыть про свои прошлые успехи. С самого начала молодых академиеров учили развивать выносливость. Они неделями выкладывались в тяжелых пеших походах, пили по десять, а позднее по семь глотков воды в день – и это в сухих и жарких степях южной виктании. Сутками, сменяя одну лошадь за другой, не вылезали из седла, рубились по несколько часов подряд, пока меч или сабля не выпадали из рук, стреляли из лука, пока мишень не расплывалась перед глазами, а пальцы от тетивы не стирались до крови.

Таких тяжелых испытаний молодые люди еще не испытывали. Первое время Гартош – да и не только он – думал, что не выдержит. Но прошло пару месяцев, затем полгода, и академиеры первогодки стали замечать, что латоны стали короче, мечи легче, а преподаватели не казались такими уж жестокими. После первого года обучения, часть академиеров перешла в средние, а некоторые даже в нижние академии, там порядки были не такими строгими, а нагрузки не такими большими. Взамен высшая академия получила от туда лучших академиеров. Гартош радовался, что он и его друзья не отсеялись в первый год. Сам он такого стыда не пережил бы.

* * *

На второй год академиеров начали обучать серьезным вещам. Мастера высочайшего класса делились с ними секретами владения различными видами оружия. Они учились биться в пешем и конном строю – как нападать, так и защищаться. Углубленно постигали тайны ховарсой и тартской борьбы. Учили тактику и стратегию, историю и географию войн. Им показывали: как бороться с кентаврами, как с боевыми слонами Реата, как защищаться от вражеской магии, как применять эту магию против врага, что делать при встрече с северными племенами, с гарптами, великанами ограми из Межевых гор, и болотными растами.

Но самое главное, они стали участвовать в патрулировании границы с тартами. Вот это настоящее дело!

В пограничные патрули академиеров брали охотно – еще бы, лишняя возможность свалить службу на молодежь. А желающая прославиться и настоящего дела молодежь, с радостью брала на себя обязанности профессиональных военных. И на дозорных вышках постоит, бдительно всматриваясь в даль, и в засадах посидит, и в разъезды съездит, вообщем рады стараться.

Граница с Союзом Княжеств Тарт являлась одной из самых беспокойных границ. Конечно, Тарт не являлся вечно врагом, как скажем Гроброс, или вечным недругом как Жеран, скорее он был вечным соперником. Тысячу лет назад Тарт и Виктания были практически единым государством. Но вскоре северные княжества объединились под знаменем лорда Кровороса, князя Виктании – он сумел подчинить себе остальные кланы и стал первым императором Виктании. От него вели род и остальные императоры, в том числе и нынешние.

Тарты же, напротив, сохранили правление князьями и старейшинами. Старейшины раз в год выбирали Верховного Старейшину, а князья раз в семь лет выбирали Верховного Князя. Верховный Князь правил тартами, а Верховный Старейшина за ним присматривал, и при необходимости собирал Совет Старейшин, который был способен сместить Верховного Князя.

Несмотря ни на что, родственные связи между виктанийцами и тартами остались, как на самом низком, так и на самом высоком уровне. Что впрочем, не мешало делать друг другу мелкие пакости, в первую очередь на границе.

То чужое стадо перегнать через мелкую погрничную реку, то чужие посевы потравить, то сено поджечь. Случались грабежи и посерьезней. Стороны старались закрывать глаза на небольшие шалости, но когда случалось что-нибудь серьезное: например убийство, тут уж дело нередко доходило до вооруженных конфликтов – если виновников, конечно, не выдавали пострадавшим.

Задача пограничных виктанийских патрулей как раз и состояла в том, чтобы пересекать происки беспокойных соседей,… Но и по мере сил самим досаждать этим самым соседям…

* * *

Чаще всего академиеры второгодки патрулировали Акару, широкую, но мелководную степную реку.

Пограничная конная полусотня, с приданной полусотней академиеров, спешилась на пологом берегу Акары – именно здесь пограничники обычно поили своих лошадей, так как удобных подходов к реке имелось не так уж и много, кое-где берега были слишком обрывисты, а чаще поросшие густым камышом.

Гартош находился в дозорном десятке, и въехав на невысокий холм, осматривал окрестности. Он один из первых заметил клубы пыли, быстро приближающиеся к месту стоянки виктанийских пограничников. Не успел десяток присоединиться к своим, как сотня, получив от дозорных условный сигнал, уже была в седлах.

С той стороны реки вдоль берега тянулась гряда небольших холмов, и кто приближался, было не видно. Сотник Ребер отослал академиеров на пару сиртов подальше от берега, на всякий случай. Хотя как оказалось, предосторожность была напрасной, тартов насчитали не больше четырех десятков. С гиканьем и улюлюканьем пронеслись они вдоль берега, и, сделав круг, остановились напротив виктанийцев. Увидев, что опасности нет, приблизились и академиеры.

Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Загорелые и обветренные лица тартов светились наглыми белозубыми усмешками. Половина всадников были молоды, видимо тарты также вывели к границе свое подрастающее поколение. Но самым главным было то, что под тартами гарцевали исключительно серые лошади, Серые Всадники. Самые опасные среди тартов – элита тартской армии.

Ребер обеспокоенно оглянулся, не рано ли академиеры покинули безопасное место. Хотя тартов и было значительно меньше, да еще половина из них молодежь, но все-таки это Серые Всадники. И Ребер не был уверен, что в случае заварушки им удастся увести академиеров подальше. А то, что тарты привели много молодых, было еще хуже: эти в первую очередь захотят показать удаль, а этой удали у них хоть отбавляй.

И опытный сотник не ошибся. От основной группы отделились двое всадников. Они остановились возле самой кромки воды. Один из всадников был молод, примерно ровесник наших академиеров, второй где-то вдвое старше. Молодой тарт поднял своего коня на дыбы, затем опустил и вызывающе уставился на виктанийцев. Старший тарт был немного посдержанней, но только немного. Его конь нетерпеливо гарцевал на месте, а всадник снисходительно посмотрел на сотника Ребера, видимо понимая обеспокоенность своего возможного оппонента.

– Давно не виделись, Ребер! – громко крикнул он.

Ребер взял себя в руки и зло ответил:

– Была бы моя воля, я бы не видел тебя еще дольше, Хавар. – Он сплюнул под копыта своей лошади.

Хавар весело рассмеялся.

– Ты все не можешь простить мне ту плеть, которой я тебя отстегал?

Ребер не ответил и только в бессильной ярости заскрипел зубами. Гартош недоуменно посмотрел на своего бравого сотника. Чего он терпит насмешки этого наглеца? Вышел бы с ним один на один, и надрал этому зубоскалу задницу (негласный пограничный кодекс допускал такие одиночные поединки). Ну и что из того, что он Серый, неужели виктанийские пограничники хуже?

– Как видишь, у меня пополнение, – так и не дождавшись ответа, вновь заговорил Хавар. – Рядом со мной Никор, сын князя Юквара. Он вызывает любого из твоих сосунков на поединок, если они знают такое слово.

Ребер не отвечал. Отдать одного из академиеров на растерзание сыну князя Юквара? Никто не простит ему такого поступка. В первую очередь он сам. Лучше стерпеть насмешки.

– Говорят, вы спите со своими кобылами? – кто-то позади сотника громко нарушил затянувшуюся паузу.

Ребер оглянулся. Гартош! Только этого не хватало! Сын тур – генерала, лорда Дангала, графа Зерра, конечно отличный воин, но ему ли тягаться с Серыми.

– Ты прав, малыш. – Хавар еще больше растянул губы в ухмылке. – И еще ни одна кобылка не жаловалась на наши ухаживания.

Гартош невозмутимо продолжил.

– А иногда и со своими жеребцами. Я слышал, что еще ни один Серый не жаловался на ухаживания своего жеребца.

Улыбка сползла с лица тартского сотника.

– Я так понимаю, нагленыш, ты принимаешь вызов княжича?

– Ты правильно понимаешь!

– Гартош, не смей! – прошипел Ребер, но тот уже двинул коня вперед, и тоже остановился возле самой воды.

Глаза Хавара опасно блеснули, и в голосе зазвучала сталь.

– Хотелось бы узнать, как зовут имеющего смелость ответить на вызов Серого Всадника, и совершившего смертельную глупость, оскорбив его.

– Гартош, из рода Осколов.

Хавар поднял бровь.

– Сын тур – генерала Дангала?

– Он самый.

Хавар удовлетворенно кивнул.

– Достойный род. Посмотрим, так ли ты хорош как твой отец. – Он повернулся к Никору. – Сегодня счастливый день, ты убьешь ни кого-нибудь, а одного из Осколов. Виктанийцы надолго запомнят этот день. А ты, молодой Оскол, будь доволен. Тебя убьет ни какой-нибудь безродный бродяга, а потомок одного из древнейших родов, рода Сертеров.

– А я и радуюсь. – Гартош картинно поклонился Никору.

Ребер лишь беспомощно наблюдал, как Серые Всадники по хозяйски пересекли реку, и вышли на виктанийский берег. Помешать схватке он уже не мог. Вызов был принят.

* * *

– Как вызываемый, ты имеешь право выбрать оружие, которым вы будете сражаться, – сказал Хавар, смотря на Гартоша как на стопроцентного покойника.

– Сабля и кинжал, – сделал выбор Гартош.

Никор довольно оскалился, видимо это оружие было для него тоже привычным.

– Схватка будет пешая, – добавил Гартош.

– Это тебя не спасет, – наконец то подал голос Никор.

– Надеюсь, что условия боя ты знаешь. Если нет, я напомню. Деретесь до смерти одного из вас. – По взгляду Хавара было понятно кого именно. – Если же ты решишь сдаться или будешь не в состоянии продолжить бой, – как само собой разумеющееся добавил тарт, – то год пробудешь пленником княжича. Именно это я тебе рекомендую и советую, если хочешь конечно остаться в живых. Чем-то ты мне понравился, своим безрассудством и наглостью что ли. Я сам, когда-то был таким, – доверительно закончил Хавар.

– Посмотрим, – буркнул Гартош, слезая с лошади.

Тарты и виктанийцы создали круг, внутри которого остались Никор и Гартош. Никор был немного ниже Оскола, но выглядел гибким и опасным. Он лихо завертел саблей, демонстрируя отличную технику.

– Ловко, – одобрил Гартош. – С ложкой тренировался? – Он заговорщески подмигнул сопернику.

Тот зарычал и бросился на наглого академиера. Отлично, то что нужно. Как учили наставники: вывести противника из себя, полдела сделать. Никор яростно наседал, и Гартош стал отступать по кругу, не давая себя прижать к лошадиным мордам. Чувствовал он себя на удивление спокойно и уверенно, и постоянно донимал противника, который, судя по всему, подобной выдержкой не отличался. На Гартоша сыпался град ударов, сабли летали словно молнии, кинжал Никора вспаривал воздух в опасной близости. Но пока все слаживалось благополучно для Гартоша, долго выдержать такой темп Никор был не в состоянии. Это понял и Хавар.

– Успокойся, Никор! Этот сопляк специально тебя заводит! Не иди у него на поводу!

Голос Хавара подействовал на Никора отрезвляюще. Его атаки стали более продуманными и опасными. С трудом их отражая, Гартош понял, Никор не зря зловеще улыбался, саблей он владел великолепно. Он понял также, все время отступать опасно – споткнешься и все, покатилась голова, под одобрительные крики тартов. Акадимиер остановился, и уставившись на Никора наиболее грозным взглядом, на который только был способен, не менее грозно произнес:

– Ну все, хватит с тобой играться! Сейчас выпущу тебе кишки!

Он сделал обманное движение и хотел провести хитрую атаку, но Никор не купился. Он осуждающе покачал головой и сам провел сложную комбинацию. Гартош поморщился, и сделав шаг назад, сделал вид что отступает. Никор усилил нажим. И тогда Гартош применил свой любимый финт, ради которого весь этот спектакль и затевался. Круговое движение саблей, и оружие противника, захваченное возле самой рукояти, улетает под ноги лошадям. Вот так-то дружок! Купился все-таки хваленый серый.

Перекинув кинжал в правую руку, Никор угрюмо уставился на Гартоша. Но тот не спешил атаковать, хотелось насладиться ситуацией. Никор оглянулся на саблю: не успевает. Немного постояв, Гартош отбросил и свою саблю. Тарты встретили его решение одобрительными криками. Хавар многозначительно хмыкнул. Ребер досадливо крякнул.

Никор немного удивился, но в благодарностях за благородство не рассыпался. Они снова закружились, следя за каждым движением друг друга, и делали быстрые выпады.

Полоснув лезвием возле самого лица Гартоша и заставив его отшатнуться, Никор вдруг упал на землю и ударил ногами. Гартош подпрыгнул, и тут же брошенный Никором песок засыпал ему глаза. Каким-то чувством учуяв движение слева, наугад полоснул кинжалом. Раздался знакомый треск разрезаемой кожи и плоти. Достал-таки гаденыша! Сделав несколько шагов назад и вправо, Гартош, наконец, сумел проморгаться, и приоткрыть глаза. Никор стоял в нескольких шагах, зажимая левую руку выше локтя. Сквозь его пальцы уверенно струилась кровь. Гартош снисходительно посмотрел на противника, и встретил такой же самый взгляд. А он то чего лыбится? Руку распанахали, а он… И только теперь Гартош почувствовал резь в боку. Он опустил голову. Сквозь его разрезанную кожаную куртку просматривалась скверного вида рана. Алые роднички весело пробивались сквозь разошедшееся мясо. Гартош взял кинжал в левую руку, а правой зажал рану.

Противники напряженно смотрели друг на друга. Ситуация складывалась почти анекдотичная: у обоих левые руки практически вышли из строя, а правые зажимали раны.

– Подождем, кто первый истечет кровью? – попытался пошутить Гартош.

– Давай, – согласился Никор. – У тебя рана больше, ты первый упадешь. А потом я тебя дорежу.

– Ты на свою рану посмотри! Кровь так и хлыщет! – парировал Гартош. – Мне тебя даже дорезать не надо будет, сам сдохнешь!

– Как бы не так! Ты уже сейчас еле на ногах стоишь.

– Да ты сам белый как молоко!

Кровавое смертоубийство плавно переросло в словесную баталию.

Хавар с Ребером переглянулись, и молча слезли с лошадей.

– Я вижу, языками вы лучше владеете, чем клинками! – остановил их перепалку Хавар.

Бойцы пристыженно замолкли.

– Похоже, что ничья. – Ребер вопросительно посмотрел на Хавара.

– Похоже, что так, – нехотя согласился тот.

Раненых быстро перевязали. Гартошу помогли влезть в седло. Никор умудрился взобраться сам. Буркнув что-то неразборчивое, Хавар повел своих серых через реку. Выбравшись на свой берег, Никор развернул коня.

– Гартош! Через месяц у нас праздник в честь Кривона. Будут большие состязания. Если хватит духу, то приезжай! Я приглашаю. Возьми с собой кого захочешь. Там и закончим наш спор.

– Приеду! – пообещал Оскол.

Серые скрылись за холмами.

– Ну, Гартош! – Ребер поднес кулак к самому носу героя. Но потом передумал и ободряюще похлопал его по плечу. – А вообще-то, молодец!

* * *

И снова Гартош купался в лучах заслуженной славы. Практически победить серого – это дорогого стоило. Про случай на берегу Акары, каким-то образом узнал и лорд Дангал, что, в общем, неудивительно, как-никак создатель и первый командор Тайного Легиона. Сам тур – генерал не посчитал нужным лично выразить сыну свое отношение к случившемуся, и прислал посыльного с коротким письмом. В начале письма отец одобрил смелый поступок сына, приумножающий славу древнего рода Осколов, но в конце дал ему хороший нагоняй – за неосмотрительность. Если Гартош хочет стать хорошим командиром, то главными его качествами должны быть выдержка и рассудительность, а не эмоции.

Чего-то такого Гартош от него и ожидал и не принял слишком близко к сердцу. Гораздо больше его занимала подготовка к празднику в честь Кривона. У северных тартов Кривон, покровитель животных, был наиболее почитаемым богом, ведь северные тарты в основном занимались скотоводством. Так что праздник должен пройти с размахом. Съедутся гости со всего Тарта, может и из соседних государств. Будут сильнейшие богатыри, наездники, воины. И ударить лицом в грязь, это запятнать позором не только себя, но и всю Виктанию.

Готовиться Гартошу помогала вся академия. Преподаватели единоборств, фехтования, стрельбы, кавалеристы, больше всего времени проводили именно с Гартошем. Отобрали группу сопровождения, куда включили – по настоянию самого виновника этой кутерьмы – Вирона, Алькона и Тереса, еще одного друга Гартоша. Кроме того, что Терес ходил в друзьях Гартоша, он еще был и лучшим наездником в академии, а это уже немаловажно. К тому же отец у Тереса был тарт, переселившийся в молодости в Виктанию.

Весь месяц Оскол и сопровождающие, включая преподавателей и наставников, усиленно готовились показать тартам, кто есть кто. Правда, за три дня до отъезда, к ним присоединился Сирел из Тайного Легиона. Гартош не сомневался, это подсуетился отец.

* * *

Пограничники сопроводили небольшой отряд до Акары. И дальше Гартош со спутниками, подняв гостевой вымпел, двигались сами. Примерно через полчаса езды по просторым степям Тарта им встретился тартский пограничный разъезд. Тарты вели себя на удивление сдержанно и почти не реагировали на шутки весельчака Сирела. Что само по себе было довольно необычно: тарты отличались веселым, часто необузданным нравом. Виктанийцы пришли к выводу – им дали строгие указания, не задевать гостей из Виктании.

Виктанийцев сопроводили до ближайшего пограничного селения, где передали в руки местным властям. Староста выделил гостям новых сопровождающих, которые также молчаливо доправили их в столицу княжества Юквара.

Рикгет представлял из себя довольно таки большой город, окруженный глубоким рвом и высокой стеной. Против кого была построена эта оборонная линия понятно – ближайший сосед Виктания. Гартош даже возгордился – боятся, значит уважают.

Даже сейчас город находился в осаде, осаде гостей. На несколько сиртов город окружили разномастные палатки и шатры. Сопровождающие виктанийцев остановились у границы палаточного городка. Подоспевшие конные стражники обменялись с ними несколькими короткими фразами и ускакали обратно.

Вскоре из ворот Рикгета вывалился конный десяток, и поднимая клубы пыли, подлетел к виктанийцам.

– Я знал что ты приедешь! – сходу крикнул Никор.

– Как я мог отказаться от твоего предложения, – любезно ответил Гартош.

Как вести себя с Никором, и вообще в Рикгете, он еще не знал. С одной стороны он сошелся с сыном местного князя в смертельном бою (хотя все и остались живы), с другой стороны, Никор сам его пригласил, а законы гостеприимства в Тарте незыблемы – приглашенный гость неприкасаем.

Никор отдал распоряжение своим сопровождающим.

– Расположите гостей в лучшем месте. Возле ручья, рядом со священной рощей. А ты поедешь со мной, тебя хочет видеть мой отец.

Вот так сразу быка за рога! Гартош слышал, что отец у Никора суровый мужик и отличался крутым нравом, ожидать от него можно всего что угодно, от отсечения головы за оскорбление сына, до награды за то, что не прибил сына, когда была такая возможность.

Вперед выдвинулся Сирел.

– Если княжич разрешит, я бы хотел сопроводить Гартоша.

– Зачем? – удивился Никор. – Безопасность своему гостю я гарантирую, а видеть отец хочет только его.

– У меня послание к князю, – твердо сказал Сирел. – Я должен передать его из рук в руки.

– От кого послание?

– От лорда Дангала.

– Хорошо, – не раздумывая, ответил Никор, – можешь ехать с нами.

Гартош со спутниками въехали в город, а остальные виктанийцы отправились разбивать лагерь. Гартош и Никор ехали впереди, остальные на несколько шетов приотстали. Никор показывал гостю местные достопримечательности, эмоционально и несколько иронично комментируя связанные с ними события, в общем, вел себя совершенно непринужденно. Гартош недоумевал. Он что, забыл, что произошло месяц назад на берегу Акары? Или притворяется? Но нет, похоже, что Никор вел себя совершенно искренне и дружески. Гартош был обескуражен и сбит с толку его поведением. Никор это заметил.

– Я вижу, ты не можешь забыть про нашу стычку?

– Не то чтобы я постоянно про нее думал… Но и не забыл.

– Выбрось из головы, – весело посоветовал Никор.

– Ты уже выбросил?

– Почти. – Никор замялся. – Хотя мне и здорово за нее досталось.

– От отца?

– От него …

– За то, что затеял свару?

Никор рассмеялся.

– Ты что! Нет конечно! За то, что проиграл.

– Но ведь ты не проиграл. Мы оба были ранены и не могли продолжать бой.

– Не надо, Гартош. Мы прекрасно понимаем, и не только мы, что без сабли у меня почти не было шансов остаться в живых. Так что я твой должник. От позора и гнева отца меня спасло только то, что я проиграл члену семьи Осколов. Отец очень высокого мнения о вашей семье, особенно о лорде Дангале. Их пути несколько раз пересекались.

– Мой отец ничего мне об этом не говорил.

– Мой тоже. Я узнал об этом из дворцовых сплетен. – Никор нагнулся поближе к Гартошу. – По-моему твой отец, когда-то надрал задницу моему. Поэтому мой злится, что история повторилась, но его гнева я избежал. – Он весело хохотнул и хлопнул Гартоша по спине. – Но послезавтра начинаются большие состязания, и я постараюсь взять реванш.

– А я постараюсь его тебе не дать.

Бывшие кровные соперники переглянулись, и улыбнувшись своим мыслям, поторопили лошадей к дворцу.

* * *

Дворец князя Юквара не не представлял что-то особенное, за свою недолгую жизнь Гартош видел дворцы и покруче. Дворец стоял на возвышенности, и его окружала высокая защитная стена, с зубчатым парапетом и небольшими башенками. Дворцовая стена была пониже общегородской, и перед ней не было рва. Перед стеной, почти на полет стрелы, оставили чистое незастроенное пространство. Взглядом будущего военного Гартош оценил расположение дворца. Взять его будет непросто. От внешней городской стены к центру, вели узкие кривые улочки, атаковать большими силами, тем более конницей, невозможно. Чем ближе к центру, тем выше стояли дома, с плоских крыш которых так удобно расстреливать нападающих. Все в этом городе строилось с учетом обороны, и взять его можно было только многократным перевесом в живой силе и ценой огромных потерь.

К чему такие предосторожности? Насколько Гартош помнил, последняя крупная война между Тартом и Виктанией произошла лет триста тому назад. Правда она сопровождалась вторжением с Гроброса, воспользовавшегося тем, что соседи вцепились друг другу в глотку. Именно это вторжение и примирило тогда Тарт и Виктанию.

Видимо мысли Гартоша отразились на его лице.

– Наш город за всю историю ни разу не был полностью захвачен врагом, – с нескрываемой гордостью пояснил Никор, проследив за изучающим взглядом Гартоша.

– Что, часто пытались?

– Не то чтобы часто, но пытались. Пару раз твои земляки, один раз гробросцы, а чаще свои.

– Мда… – глубокомысленно заметил Гартош.

– Поехали, а то папаша не любит ждать.

Они въехали во внутренний двор дворца. Внутри не было ничего лишнего, все крайне функционально. Посредине трехэтажное круглое здание с узкими высокими окнами, которые можно использовать как бойницы. Вдоль стен несколько подсобных одноэтажных помещений, конюшни, и все.

Бросив поводья подбежавшим слугам, Никор, Гартош и Сирел вошли через парадный вход. Пройдя через пару небольших залов, Никор постучал в неприметную дверь. Два дюжих стражника привалились к стене по обе стороны от двери, и казалось не обращали на пришедших никакого внимания. Но Гартош кожей почувствовал ощупывающий взгляд, а Сирел демонстративно отвел руки подальше от оружия. Из дверей вышел высокий немолодой и совершенно седой воин, также бесцеремонно рассмотрел прибывших, дольше всего он рассматривал Сирела. Сирел вновь виновато улыбнулся.

– Заходите, – наконец разрешил седой, – князь ждет.

Помещение, в которое они вошли, не имело окон и скорей всего предназначалось для неофициальных приемов. На стенах в многорожковых светильниках горел огонь, на столе посреди комнаты стоял канделябр со свечами. Из-за стола поднялся крепкий мужчина.

– Кто к нам пожаловал! Сын самого лорда Дангала! – Он иронично рассматривал Гартоша. – Похож. Хотя и поуже в плечах.

Не зная как себя вести, Гартош на мгновение растерялся.

– А это кто с вами? – Князь перенес внимание на Сирела.

– Сирел, член Тайного Легиона. – Сирел коротко кивнул. – С личным посланием от лорда Дангала.

Из походной сумки Сирел достал пакет. Седой молча взял из его рук пакет и передал его князю.

– Ну-ну.

Князь вскрыл пакет, и прочитав послание, рассмеялся.

– Вот засранец! – Он бросил пакет на стол.

Гартош выразил на лице вежливое внимание. Но князь не стал распространяться про содержимое послания.

– Мне рассказали о вашей схватке, – вместо этого сказал он, и добавил: – Подробно рассказали. – Гартош выдержал его испытующий взгляд. – Ты поступил благородно, ничего не могу сказать. Вполне в духе Осколов. У наших родов давняя связь. Мы странным образом пересекаемся из поколения в поколение. Я встречался с твоим отцом, мой отец знал твоего деда, и так далее. Вот и вы познакомились. – Гартош с Никором переглянулись. – Ты практически подарил моему сыну жизнь, хотя имел все права ее забрать. По нашим законам теперь вы побратимы. Тем самым ты отдал один очень старый должок, который числился за вашей семьей. Твой отец упомянул об этом в письме.

Гартош с Никором вновь переглянулись, теперь уже недоуменно.

– Можно поинтересоваться какой должок? – с неподдельным интересом спросил Гартош.

– У отца своего спроси, – буркнул князь. – Или у деда. – Он вышел из-за стола. – Ладно, пойдем на крышу, покажу тебе город, он оттуда как на ладони.

Они пошли коридорами, и, не заходя на этажи, по узкой лестнице поднялись на крышу дворца. С нее и впрямь хорошо было видно город и часть временного лагеря за его стенами. Дальше во все стороны простиралась бескрайняя степь.

– Ну, как? – князь широко развел руки. – Как тебе наши просторы? Чувствуешь, какой здесь вольный воздух?

Честно говоря, кроме жары и палящего солнца Гартош ничего не чувствовал, но вежливо кивнул, и чтобы поддержать разговор спросил:

– Никор говорил, что Рикгет никто никогда не захватывал?

– Никто, – с такой же гордостью, как и сын, ответил князь. – А что, хочешь попробовать? – Гартош отрицательно покачал головой. Хозяин рассмеялся ипродолжил. – Больше всех преуспели гробросцы. Они дошли до стен дворца. Правда, это им досталось дорогой ценой. Около двадцати тысяч потеряли они при штурме внешних стен. Еще семь тысяч наши и ваши предки уложили в самом городе. А дворец взять они так и не смогли. Подоспела помощь южных и западных княжеств и гробросцев отбросили.

– Вы сказали князь, наши и ваши предки?

– Можешь называть меня лорд Шаркор. Как знать, может когда-нибудь станем родственниками. У меня кроме Никора еще три дочери. – Князь вновь рассмеялся.

А Гартош растерялся окончательно. Почему-то вдруг подумалось, что вся эта поездка была затеяна неспроста. Но затем он отбросил эту мысль. Подобное коварство можно было ожидать от лорда Дангала или лорда Шаркора, но никак не от Никора, который смотря на растерянного Гартоша веселился от души. Видимо возможность заиметь Гартоша в зятья, показалось ему хорошей шуткой.

– Я сейчас же приведу сестер, пускай выбирает.

– Пусть подрастут, тогда и поговорим об этом. – Князь Юквара посерьезнел, исчезли улыбки и у остальных.

– А насчет твоего вопроса. – (Про который Гартош уже забыл). – Тогда твои предки осадили наш город. С налета приступом им взять его не удалось, и они решили взять Рикгет измором. Гробросцы, воспользовавшись тем, что наши страны были обескровлены, вторглись на наши земли. Представляю, как радовались защитники нашего города, когда под его стенами виктанийцы рубились с гробросцами. – Лорд Шаркор улыбнулся своим мыслям. – Но потом они поняли, что покончив с виктанийцами, гробросцы возьмутся за Рикгет. Тогда решили открыть ворота и впустить недавних врагов вовнутрь. Тех, кто уцелел. Небольшой отряд оставленный прикрывать ворота вырубили начисто. – Лорд Шаркор немного помолчал. – Вот так недавние враги стали союзниками. Но шерамский плацдарм, который тогда заняли гробросцы по эту сторону Межевых гор, отбить так и не удалось.

Гартош изучал историю с шерамским плацдармом, поэтому незамедлил со своим мнением.

– Это потому, что отбить старались по отдельности, а нужно было вместе ударить, одним кулаком.

– Хоть ты не умничай! Вместе, одним кулаком! – Шаркор раздраженно передразнил Гартоша. – А кто бы объединенными силами руководил? Виктанийские генералы конечно?

– Ну, это можно было решить… – неуверенно ответил Гартош.

– Пробовали, решали. Как только дело доходило до того под чьим командованием будут войска, все, ступор. Никто не хотел отдавать командования своей армией в чужие руки.

– Но ведь можно было создать общее командование…

– Вот подрастете с Никором, и будете создавать общее командование. Посмотрим, как у вас получится.

Их эмоциональный разговор прервал поднявшийся на крышу седой.

– Прости князь. Но прибыло посольство от княжества Жирт.

– Князь с ними?

– Да.

– Никор, займись гостями с Виктании. А мне нужно уделить внимание остальным. Перед закатом чтобы был в священной роще. Будешь принимать участие в церемонии.

И не дождавшись ответа, князь Юквара спустился во дворец.

* * *

Возле священной рощи, где разбили лагерь виктанийцы и где, по словам Никора было лучшее место, народу собралось не меньше чем в других местах. Даже Никор пропетлял, пока обнаружил, где остановились спутники Гартоша.

– До вечера я вас оставлю, сам слышал, что сказал отец. А после церемонии, где будут лишь избранные и жрецы Кривона, вон на том поле, – Никор указал рукой, – состояться массовые гуляния, всю ночь гулять будем. Там, если повезет друг друга найти, и встретимся.

– Когда состязания? – нетерпеливо спросил Терес.

– Послезавтра. И будут длиться всю неделю.

Никор развернул коня, и лавируя между палаток, двинул в город.

Сразу после его отъезда начались нетерпеливые расспросы друзей, внимательно и озабоченно посматривали наставники. Мол, как там князь Юквара, не слишком злобствовал? Гартош подробно рассказал о своей встрече с отцом Никора.

– Наш Гартош теперь может называть князя Юквара папой, – съехидничал Алькон.

Разговор тут же сменил тональность. Место озабоченности заняло подшучивание. Гартош лишь отмахивался. Затем, не выдержав подковырок друзей, спрятался в палатке, и уже оттуда все услышали его недовольный голос:

– Вы как хотите, а я намерен хорошенько отдохнуть после дороги и перед гулянием. Прошу не беспокоить.

Потеряв объект для насмешек, виктанийцы быстро успокоились. Одни последовали примеру Гартоша и завалились спать, другие отправились бродить по стойбищу, тем более что поступили достоверные сведения: неподалеку обнаружены винные и пивные ряды. Какой уж тут сон.

Вечером весь огромный лагерь заволновался. Подходило время чествования бога, ради которого и устраивался весь этот праздник, самого почитаемого бога у северных тартов – Кривона. Священную рощу окружили плотным кольцом, оставив только небольшой проход для церемониального шествия.

С заходом солнца из ворот города вышла процессия жрецов, ведя и неся жертвы для своего любимого бога. Жертвы мычали, крякали и кудкудахтали. Единственным животным, которое никогда не приносилось в жертву, были лошади. Лошади воспринимались как члены общины, и принести их в жертву – то же самое, что принести в жертву человека. А тарты не были сторонниками человеческих жертвоприношений.

Процессия жрецов, уныло завывая, втянулась в священную рощу, где их пение постепенно затихло. Гартош с друзьями не смогли пробиться в первые ряды и теперь напрасно пытались что-то рассмотреть из-за широких спин. А, судя из заинтересованности окружающих, назревало нечто грандиозное. Наконец друзьям надоела эта неопределенность, и они начали пробиваться назад. Присутствующие бросали на них недовольные взгляды, но молчали, что возьмешь с виктанийцев.

Не успели они выбраться из плотного человеческого кольца, как черное небо за их спинами расколола яркая вспышка, затем еще. Друзья поспешно развернулись. Цветные столпы огня отодвинули тьму на несколько латонов и разукрасили ночь в яркие краски. Дружный восторженный рев пронесся над степью, молодые виктанийцы радостно его подхватили. Такого они еще не видели. Что-то необычайно яркое и цветное, горело и вспыхивало в самом центре священной рощи. Подсвеченные снизу, к небу потянулись необычайно ровные столпы дыма, соединяясь с откуда-то вдруг взявшейся тучей. Низко нависшее брюхо неподвижной тучи, время от времени раскрашивалось в красное, синее, желтое, зеленое. Лица людей и все вокруг окрашивались в те же цвета. Даже животные радостно приветствовали своего бога. Но мало того, что нечто загоралось и вспыхивало в самой роще, из этой рощи еще что-то и вылетело, не иначе как с помощью магии. Это нечто, ярко сияя, шипя и разбрасывая искры, быстро преодолело расстояние от земли до тучи и взорвалось внутри, приводя людей в неописуемый восторг. Затем то же самое проделал еще один огненный шар, и еще один. Всего три.

И небо ответило. Туча начала светиться, уже без помощи снизу. Толпа притихла. Начиналось самое главное. Все ждали ответа Бога. И он пришел. Огромная туча раскалилась до бела, и из нее вырвалась ослепительная молния, а следом грянул оглушительный гром. На некоторое время все ослепли и оглохли.

Ничего не понимая, Гартош яростно тер глаза. Что произошло? Может так и должно быть? Словно издалека пробивался тягучий колокольный звон. Это жрецы оповещали – церемония состоялась и завершилась. Бог принял жертвы. И как принял! Люди ошеломленно переговаривались. Так Кривон давно не отвечал.

Как должен был ответить бог животных, ни Гартош, ни его друзья не знали, но ответ и впрямь произвел впечатление.

– Вы видели?! – вопил каким-то чудом их нашедший Никор.

Виктанийцы дружно закивали головами.

– Ааа! Ничего вы не видели! – Глаза Никора сияли радостным возбуждением. – Словно языком слизал. Всех сразу!

– Кто слизал? – не понял Гартош. – Кого слизал?

– Кривон, кто же еще! Всех жертвенных животных забрал одним махом.

– А как должно быть? – вежливо поинтересовался Вирон.

Никор уставился на него как на последнего тупицу.

– Эх, вы! Не знать таких простых вещей! – он укоризненно и недоуменно покачал головой.

Виктанийцам сразу стало стыдно. Правда – неизвестно за что. Обведя их сконфуженные лица снисходительным взглядом, Никор стал объяснять.

– Каждый год жрецы приводят на церемонию жертвенных животных. Кривон выбирает одного из них. Максимум двух. Говорят, случалось, он выбрал троих, но это было так давно, что толком никто и не помнит. Так, ходят разные легенды.

– Как он выбирает? – перебил его Вирон.

– Молнией. Вы же видели, – терпеливо объяснил Никор. – Молния ударяет в какое-то животное, и оно исчезает. Исходя из того, какое животное пришлось по нраву богу, жрецы делают прогноз, насколько удачным будет год.

– Но сейчас он забрал всех? – уточнил Гартош.

– Вот именно! Жрецы в замешательстве, и срочно удалились в храм, совещаться.

– А что должны делать мы?

– Веселиться! – хохотнул Никор. – Все говорит о том, что год будет небывало удачным. Не знаю, что там выдумают жрецы, но думаю, они скажут именно это. Так что нам остается хорошо отметить это предзнаменование, и от души повеселиться.

… И они отметили, и повеселились.

* * *

Проснулся Гартош под телегой, на охапке сена. Жесткие травинки искололи всю щеку, и от долгого лежания в одной позе, ее немилосердно жгло. Он перевернулся на спину, и недоуменно уставился на днище телеги. Где он, каким образом здесь оказался? Ужасно болела голова, а простейшая казалось мысль, заставила ее трещать и раскалываться. Гартош застонал. Постепенно стало приходить понимание происходящего. Точнее происшедшего…

… Никор предложил, как следует отметить необычную благосклонность Кривона. Гартош и его друзья с готовностью согласились. Начали скромно, с пива. Потом Никор встретил своих друзей, и объединенная компания с удвоенной силой взялась праздновать, постепенно переходя к более серьезным напиткам. Непривычные к таким возлияниям молодые виктанийцы быстро опьянели, но и более закаленные тарты ненамного от них отстали. Предложение Фарга, друга Никора, навестить местных жриц любви, было немедленно подхвачено всеми без исключения.

Дальнейшее Гартош помнил с трудом. В шатрах у жриц не обошлось без новых возлияний. А потом провал. Хотя нет. Кое-что всплывало… Лучше бы оно не всплыло. Гартошу стало стыдно за свое поведение. Хотя так же вели себя все. Чем платили жрицам, он не помнил. И платили ли вообще…

Гартош попытался пошевелиться. Ноги слушались, левая рука тоже, а правой он не чувствовал вообще. Он испуганно повернул голову. Взгляд уперся в женскую спину, и рука была придавлена обладательницей этой спины. Оскол попробовал освободить руку. Бесполезно, рука не слушалась. Он дернулся. Раздалось чье-то недовольное мычание. Помогая себе левой рукой, Гартош вытащил правую, и с ужасом понял, что рука абсолютно чужая, он не может пошевелить даже мизинцем.

Страх отогнал головную боль. Гартош поспешно, хотя и неуклюже – рука висела, словно плеть – выполз из-под телеги. Несмотря на свое состояние, он прекрасно понимал, что может произойти, если в конечность долго не поступает кровь. А сколько он лежал с придавленной рукой неизвестно. Левой рукой он лихорадочно растирал правую, испуганное сердце стало усиленно нагнетать в пострадавшую руку кровь. Легкое покалывание перешло в сильнейший зуд, но пальцы начали шевелиться. Вместе с успокоением вернулась и головная боль.

Гартош обессиленно оставил руку в покое, и огляделся. Больше всего его интересовало, с кем это он провел эту безумную ночь. Он тронул подругу за плечо. Девушка перевернулась на спину, на освобожденное Гартошем место. Длинные волнистые волосы соскользнули, открыв смазливое личико. С другой стороны девушки лежал Никор, беззастенчиво запустив руку под высоко задранную юбку. Похоже, они провели ночь с одной подругой. Настоящие побратимы…

Никор приоткрыл один глаз. Затем второй. Затем закрыл первый. Судя по всему, глаза его плохо слушались и жили своей жизнью. Никору все же удалось установить над ними контроль. Его блуждающий взгляд остановился на оголенной женской груди, сфокусировался, стал осмысленным. Рука выскользнула из-под юбки и ухватила девушку за грудь. Жрица вяло ее откинула.

– Отстань.

Голос девушки окончательно разбудил Никора и он заметил Гартоша.

– Жив?

– Вроде того, – промямлил Гартош. – Еще не разобрался.

Никор оскалился в улыбке.

– Ну, ты вчера и дал!

– А что я дал? – насторожился Гартош.

– Перетрахал всех здешних жриц.

Гартош остолбенел.

– Не ври, – не открывая глаз, сказала партнерша побратимов, – целовался со всеми, это точно. А трахнуть вы сумели только меня. Да и то совместными усилиями. Хотя собирались конечно всех.

– Могла бы и промолчать, – Никор беззлобно пихнул ее коленом.

– Кстати, вы должны мне три серебряных централа. Вдвоем дороже.

– Обойдешься, – буркнул Никор, вылезая из-под телеги. – Спишешь на праздничные скидки.

– Я буду жаловаться князю.

– Да ладно тебе, не переживай. Отдам.

Никор пристроился возле Гартоша, прислонившись к тележному колесу.

– Когда? – не отставала девушка.

– Завтра.

– Нет, сегодня.

– Хорошо, сегодня.

Из соседнего шатра на четвереньках вылез Алькон. Обвел всех ошалелым взглядом, и задал самый актуальный на данный момент вопрос.

– Мы живы?

– Это как посмотреть, – раздался ответ из соседней телеги. Там нашел пристанище Фарг. Он медленно спустился на землю. – Какая сволочь предложила смешивать медовуху с пивом?

– Ты и предложил, – услужливо напомнил ему Никор.

После недолгого раздумья Фарг пришел к выводу.

– Я себя ненавижу.

Никор с готовностью его поддержал.

– Мы тебя тоже.

Мнение Никора разделяли и остальные, вылезавшие из-под телег и из шатров. Из-за спины Алькона показалась женская рука с кувшином.

– Выпей.

– Ты что! – испуганно замахал руками Алькон. – Мне хватит вчерашнего.

– Это поможет, – настойчиво рекомендовал женский голос.

Алькон взял кувшин и настороженно понюхал. Затем также осторожно попробовал, и тут же большими глотками осушил содержимое. Несколько пар глаз жадно следили за работой его кадыка.

– Козье молоко, – блаженно улыбаясь, объяснил Алькон. – Кислое. То, что надо.

Гартош сглотнул тягучую слюну, ужасно захотелось кислого козьего молока. Это читалось в его глазах.

– Здесь больше нет, – Алькон виновато перекинул кувшин.

– У меня есть, – громко заявил кто-то за спиной Гартоша.

Вперед вышел Сирел, держа за ручки два больших кувшина.

– Что, набрались ребятки? – он заговорщески подмигнул Гартошу.

Присматривал – понял Гартош. Но сейчас, поглощая кислое холодное молоко, он был Сирелу только благодарен. Впрочем, как и все. Сирел присел на корточки, участливо смотря на начинавших оживать юношей.

– Хорошо, что сегодня не будет состязаний.

– Князь Юквара не так глуп, чтобы устраивать состязания на второй день после всеобщего гуляния, – назидательно сказал Никор.

– Ты хотел сказать, после всеобщей попойки, – поправил его Гартош.

– Это одно и тоже.

Сирел поднялся.

– Хватит разглагольствовать. Пошли. Вам нужно отдохнуть, набраться сил и хорошо подготовиться к завтрашнему дню. А вряд ли вам это удастся среди этих красоток.

– Эй, красавчик, – вернула ему комплимент, вышедшая из-за спины Алькона женщина, примерно вдвое старше самого Алькона. – Твои ребятки задолжали моим девчонкам.

– Сколько?

– Двенадцать серебряных централов.

Сирел снял с пояса кошелек, и не считая содержимого, бросил его старшей жрице. Та ловко его подхватила, по звону определила метал, взвесила в руке и удовлетворенно кивнула.

– Этого хватит, – и многозначительно добавила. – Даже за тебя…

– Вечером, – коротко бросил Сирел. И жестом подняв виктанийцев, повел их к своему лагерю.

Тарты потянулись к городу.

* * *

Состязания начались с забегов скакунов. Кроме самих тартов в них никто не принимал участия. И не удивительно. Лучшие кони были именно у этого народа.

Виктанийцы, особенно Терес, с завистью наблюдали за породистыми тонконогими скакунами: каждый стоил целого состояния. Все наездники выглядели очень молодо, Никор был одним из самых старших, – в таких забегах каждый грель веса наездника имел значение.

Судья махнул рукой, и скакуны сорвались с места. Зрители азартно орали, подбадривая своих любимцев. Виктанийцы также что-то кричали в адрес своего собутыльника, но вряд ли Никор их слышал. Его скакун сразу вырвался вперед, хотя какой-то мальчишка на гнедом жеребце почти от него не отставал. Прошло несколько долгих мгновений, и наездники, обогнув дальний флажок, то и дело погоняя своих лошадей, повернули назад.

Никор и наглый малец все также скакали рядом. Зрители усиленно орали, Гартош так почти совсем сорвал голос, когда два скакуна, голова к голове, разорвали тонкую финишную ленту. Судья обескураженно покачал головой: выявить победителя не удалось. По правилам, выяснение отношений между двумя фаворитами переносилось на последний день праздничной недели.

Когда Гартош с друзьями сумел встретиться с Никором, тот уже оправился от неудачи – как он считал – и выглядел весьма веселым.

– Видали? – Он махнул рукой в сторону, где проходил забег.

– Видали, – ответил за всех Гартош. – Еще бы чуть – чуть, и ты бы сделал этого недокормыша.

– Недокормыша? – Никор недоуменно посмотрел на виктанийцев, но через мгновение рассмеялся.

– Это же дочь князя Жирта. Та еще штучка. В прошлом году пришла второй.

– А кто пришел первым?

– Я! – Никор гордо задрал подбородок. – Правда она отстала меньше чем на полкорпуса.

– За год ты набрал вес, а она я думаю не очень, – заметил Терес.

– Вот именно.

– Так это была девчонка? – никак не мог поверить Гартош.

– Лекгарету тяжело назвать девчонкой. Она участвует почти во всех состязаниях, где присутствуют лошади. И завтра будет принимать участие в джигитовке.

– Я тоже заявлен в джигитовке. – Терес озадаченно почесал затылок, – как-то непривычно состязаться с девчонкой.

– Советую тебе не расслабляться. Так же как и в забегах скакунов, в джигитовке Лекгарета одна из лучших.

– А тебя разве там не будет?

– Нет. – Никор с легкой улыбкой посмотрел на Гартоша. – Послезавтра состязания борцов, и я хочу сохранить силу для борьбы.

Гартош расправил плечи и выпятил грудь.

– Всегда к твоим услугам.

– Послезавтра я положу тебя на лопатки.

– Ты очень самонадеянный юноша. – Гартош осуждающе покачал головой.

– Не хочу тебя расстраивать, но напомню что мы в Тарте. А нас борьбе обучают, когда мы еще вовсю сосем материнскую грудь.

– Честно говоря, я бы тоже с большим удовольствием поборолся с обладательницей женской груди, чем с тобой.

Друзья понимающе рассмеялись. Недавнее приключение с жрицами Фритты, оставило у них наилучшие впечатления.

Кроме забегов скакунов, в этот день еще проходили состязания лучников и арбалетчиков: пеших и конных. В этих состязаниях уже принимали участие и Виктанийцы. В конных стрельбах участвовали Терес и один из наставников, а в состязаниях пеших стрелков, участвовали почти все виктанийцы.

При всем своем умении, которое показали Терес и его наставник, им было далеко до лучших лучников Тарта. Основная борьба здесь разгорелась между представителями княжеств Юквара и Жирта – короткие тугие костяные луки, являлись одним из самых излюбленных ими видов оружия. Гартош с завистью смотрел, как они на скаку метко поражали цели. Такое мастерство достигалось годами упорных тренировок.

Затем пришел черед пеших лучников. В этом виде и виктанийцам было чем похвастаться. Хотя и здесь у них появились достойные соперники. Высокие дальнобойные луки, собранные из нескольких пород деревьев, были в почете у южных тартов и у гостей из королевства Жеран, которые также участвовали в этих состязаниях. Ну как же без них, вечных недоброжелателей Виктании. И сейчас неважно как отстреляются лучники тарты, главное не уступить этим выскочкам из Жерана.

Как ни старались виктанийцы, но в стрельбе по неподвижным мишеням они проиграли жеранцам. Зато переплюнули их в поражении движущихся целей. И со стрельбой из арбалетов они тоже лучше справились. В сумме их успех стал весомей. Виктанийцы гордо прошествовали мимо раздосадованных жеранцев, бросая на западных соседей пренебрежительные взгляды.

На этом первый день состязаний закончился. Вечером в лагерь виктанийцев пожаловал Никор со своими друзьями. Они обсудили прошедший день, с трудом подавили желание посетить служительниц Фритты (ведь завтра многие участвовали в ответственных состязаниях), и нехотя разошлись.

* * *

Джигитовка это не скачки, здесь каждый показывал свое мастерство отдельно, поэтому этот вид состязаний занял весь день. По мере того как выступали представители разных родов и княжеств, все нарастало нервное напряжение среди виктанийцев. Тарты, особенно северные, были прирожденными всадниками – часто в прямом смысле рожденные в седле. Казалось, они с лошадьми составляли одно целое. И не нужны им, ни понукания, ни слова, ни жесты, достаточно стремления одного из них. Лошади словно по своему желанию (а может, так и было), брали сложнейшие барьеры, проходили препятствия и лабиринты.

И виктанийцы заскучали. Показать что-нибудь существенное на фоне тартов представлялось практически невозможным. Не падал духом лишь Терес. Он что-то шептал на ухо своему жеребцу, тот внимательно слушал и согласно кивал головой.

Что втолковывал Терес жеребцу, не знал никто, кроме них самих. Но результат был на лицо. Судьи присудили Тересу и его помощнику третье место. Тарты сами немало удивились. Такого владения конем, такого взаимопонимания с ним, они ни как не ожидали, не от тарта. Терес опередил даже хваленую Лекгарету – та заняла всего лишь пятое место. И похоже, ее особенно разозлил успех чужеземца.

– Утер таки ты ей нос! – восхитился Никор. – Видел, как она на тебя посмотрела? Еще чуть-чуть, и в морду вцепилась бы!

– Кто она? – прикинулся дурачком Терес.

Но Никора провести не удалось.

– Не придуривайся. Ты же с нее глаз не спускал.

– Ты о Лекгарете что ли?

– О ней, о ней!

Разговор о девушке немного смутил Тереса.

– Так на нее все смотрели, пока она джигитировала.

– Пока джигитировала, да. А в остальное время на нее мало кто обращал внимание. Кроме тебя. Ты ее буквально пожирал взглядом, – поделился наблюдениями Гартош.

Никор плутовато улыбнулся.

– Да и она его чуть было не сожрала. Особенно после того, как он ее обскакал.

– Вот так и зарождается большое и светлое чувство, под названием любовь, – высокопарно заключил Алькон.

– Да ну вас!

Терес обиженно отвернулся и увел своего любимца в сторону лагеря.

– Задели за живое…Не слишком мы его обидели? – Никор вопросительно посмотрел на своих виктанийских друзей.

– Ничего, Терес отходчивый, – успокоил его Вирон. – А вот Лекгарета действительно запала ему в душу.

– Сколько ей лет? – Гартош задумчиво посмотрел в сторону упомянутой особы.

Никор бросил на Гартоша понимающе пристальный взгляд.

– Пятнадцать лет. В самом соку девка.

– Так может мы им как-то организуем встречу?

Никор задумался, затем весело тряхнул головой.

– Попытаюсь. Чего не сделаешь для дружбы между нашими странами.

– Да, неплохо было бы, если бы они подружились.

Молодые люди обменялись несколькими похабными замечаниями насчет близкой дружбы между мужчиной и женщиной, да так громко, что на них начали обращать внимание.

– Хватит ржать. – Остановил потеху Алькон. – Давайте лучше думать, как свести этих двоих.

Решение пришло само собой. Точнее подъехало на гнедом жеребце.

– Никор, познакомь меня со своими веселыми друзьями.

Мелодичный девичий голос, как-то не вязался с мальчишечьей внешностью Лекгареты. А может все дело в одежде для верховой езды?

– А мы как раз о тебе говорили! – простодушно признался Никор.

Девушка вспыхнула.

– И это вызвало у вас смех?!

– Да нет. – Ничуть не смутился Никор. – Просто наш виктанийский друг, ну тот, что занял третье место – Лекгарета кивнула. Помнит. – Похоже, он в тебя влюбился! – без всяких предисловий закончил княжич.

Лекгарета вновь покраснела. Хотя без сомнения это сообщение ей понравилось.

– Мы хотели как-то организовать вашу встречу, – вступил в разговор Гартош, – но не знали как.

– Нет ничего проще. – Лекгарета быстро пришла в себя и обворожительно улыбнулась, что сразу сделало ее симпатичной девушкой. – Пусть приходит вечером к большому костру. Там и встретимся.

Не говоря больше ни слова, она развернула коня и двинулась обратно.

– Он обязательно придет! – крикнул ей вслед Гартош, и повернулся к друзьям. – Кто бы мог подумать, но видимо Алькон, ты прав, насчет любви.

Встреча двух потенциальных влюбленных чуть не сорвалась. И из-за кого! Из-за Тереса! Терес уперся рогом и ни в какую не хотел идти на встречу с объектом своих воздыханий. Он, видите ли, стесняется. Ему, видите ли, нечего ей сказать. Он, видите ли, недостоин встречаться с дочкой тартского князя. И прочая ерунда. Пришлось друзьям обложить Тереса со всех сторон. Первым делом надавали на совесть – они ведь старались, а Терес их подводит. Потом на гордость: он ведь тоже не абы кто, а академиер высшей военной академии. И добили самолюбием: такая девушка сама назначила ему свидание. Терес заколебался. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Гартош со скучающим видом заявил.

– Если тебя на этом свидании не будет, на нем будет кто-то другой. Я например. Не пропадать же вечеру.

– Нельзя разочаровывать девушку. – Тут же подхватил Алькон. – И я готов оспорить кандидатуру Гартоша. Почему на свидание должен идти именно он? Чем я хуже? Ничем!

– Стоп, стоп ребята! – Никор выставил вперед руки. – Если кто и имеет больше всех прав, то это я.

– Это почему?! – взвились Гартош и Алькон.

– А потому! Мы с ней одной нации, и уже долго знакомы. А вас она и в лицо не запомнила.

– Это хорошо, если не запомнила, – тихо вставил Вирон. – Я немного похож на Тереса, и вполне могу за него сойти.

– А ну тихо! – рявкнул Терес. И сунул под нос Вирону, а затем и всем остальным свой кулак. – Я тебе сойду! Я вам так сойду! Я сам буду на этом свидании!

– Вот это по-мужски! – Одобрил Гартош.

Терес понял, что его заманили в ловушку, но идти на попятную уже не мог. Нужно выполнять обещание.

Сопровождаемый ухмылками друзей, их откровенными шутками и полезными советами, он с независимым видом отправился на свидание. Остальные на некотором отдалении.

Лекгарету Терес отыскал быстро, несмотря на тьму народу, и тьму вокруг, – девушка и сама активно искала с ним встречи. Они обменялись несколькими фразами, оглянулись на группу сопровождения и устремились подальше от костра. И здесь Гартоша с друзьями ждало разочарование. В отдалении, Лекгарету и Тереса ожидал слуга с двумя оседланными лошадьми – княжна оказалась очень предусмотрительной. Парочка взлетела в седла и скрылась в ночи, оставив настырных сопровождающих с носом. И чем они там занимались, осталось тайной.

Вернувшийся под утро с довольным видом Терес, хранил гордое молчание. И ни уговоры, ни угрозы не возымели действия. Терес оставался непоколебим. Его друзья строили догадки, иногда самые невероятные и фантастические. Но Терес лишь снисходительно улыбался их неловким попыткам выманить правду. И вскоре от него отстали.

* * *

Третий день тарты посвятили борьбе, в основном тартской. Наибольшей популярностью у публики пользовался особый вид борьбы – жирный. Голые борцы – в одних набедренных повязках – обмазывались с ног до головы подогретым бараньим жиром. Жиром же поливалась и площадка для борьбы: несколько сшитых шкур. И можно себе представить, что происходило на этой площадке. Сколько произошло нелепых падений – вызывающих насмешливый хохот у одной половины зрителей, и возмущенный свист у другой.

Лично для себя, в этом виде борьбы, Гартош не увидел ничего полезного, или хотя бы забавного. Чтобы заслужить благосклонность у зрителей, борцы старались изо всех сил, но у Гартоша они вызывали только жалость. Побеждал здесь не самый сильный, или умелый, а самый изворотливый. И где можно реально применить опыт этой борьбы, виктанийцы не представляли. Алькон предположил, что эти навыки могут пригодиться в бане, если вдруг придется отбиваться от толпы сексуально озабоченных мужиков. Разве что…

Гартош радовался, что ему не пришлось участвовать в этом цирке. Но от традиционной тартской борьбы, ему было не отвертеться. Они с Никором не участвовали в борьбе за чемпионство: это было личным выяснением отношений между родом Осколов, и родом Сертеров.

Сперва состязались сильнейшие борцы Тарта. И представители Юквара проиграли своим соседям, борцам из Жирта. Гартош видел, какое разочарование царило среди хозяев. Создалось впечатление, что умер кто-то очень близкий всем человек. Хотя и тогда, вероятно, горя было бы меньше. Но ничем помочь юкварцам он не мог, напротив, он собирался усилить это горе победой над Никором.

Но, как оказалось, мечтал Гартош напрасно. Никор не зря был так уверен в своей победе, тартской борьбой он владел в совершенстве. И не проиграть на первой же минуте, Гартошу помогли его сила, природная ловкость, и кой-какие навыки. Но все равно, площадку для борьбы он покинул под улюлюканье тартских зрителей.

– Начало положено! – радостно потирал руки после поединка Никор.

– Ничего, ничего, у вас впереди еще ховарская борьба, а потом фехтование и кулачные бои, – в общем-то, беззлобно ответил Гартош, разминая вывернутое плечо.

Никор снисходительно рассмеялся.

– Ховарская борьба! Смех один. Нашу жирную борьбу и то смотреть интересней.

– Не скажи, – вмешался в разговор Сирел. – Против умелого бойца, и двух ваших хваленых борцов маловато будет. А то и трех.

– Твои слова можно передать моему отцу? – вкрадчиво спросил Никор.

– Можешь передать. – Твердо ответил Сирел.

И судя по тому, что объявили вслед за этим, слова Сирела были переданы и услышаны. После схватки в ховарской борьбе Никора и Гартоша, Сирел встретится с двумя лучшими тартскими борцами.

– Справишься? – с легкой тревогой спросил Гартош.

Сирел молча и утвердительно кивнул.

Повторный поединок с Никором, теперь уже в ховарской борьбе, Гартош проводил хорошо отдохнувший и проинструктированный Сирелом. И теперь пришел триумф виктанийцев. Никор был, конечно, знаком с ховарской борьбой не понаслышке, и кой-чего умел, но тягаться с лучшим борцом среди второлеток Южной Высшей Военной Академии, ему оказалось не под силу. Хотя нужно признать, этот поединок не вызвал такого ажиотажа как первый. Тарты не очень уважительно относились к ховарской борьбе. Не очень расстроился и Никор.

– Один, один, – великодушно согласился он, смотря на сияющее лицо Гартоша.

Для Никора эта победа была то же самое, как если бы Гартош его переплюнул, в прямом смысле слова. А вот бой Сирела с двумя лучшими борцами в тартской борьбе, получил большую огласку, и вызвал немалый интерес. И заслуга в этом была именно Сирела. Он победил всех своих соперников в ховарской борьбе (в том числе и жеранцев), причем сделал это так эффектно, что расшевелил публику, до этого не особо обращающую внимание на поединщиков. И вот теперь он один против двоих.

На площадку вышли два борца: один представитель Жирта, другой Юквара. Мощные фигуры, бугрящиеся мышцы, на свирепых лицах решимость поломать любого кто попадет к ним в руки. Вышедший вслед за ними, в общем-то, немаленький Сирел, выглядел как-то несерьезно. Публика встретила его появление двояко: в основном насмешливо, но были и одобряющие крики. Видимо нашлись смельчаки, поставившие деньги на виктанийца, все-таки он неплохо показал себя в предыдущих боях. Да и земляков из Виктании здесь оказалось немало.

Судья ударил в гонг, и переглянувшись, тарты начали обходить своего нового виктанийского друга с разных сторон. Непримиримые до сего момента соперники, забыли на время свои разногласия, и сейчас с особым удовольствием собирались надрать задницу этому выскочке.

Спокойно дождавшись, когда его соперники разойдутся окончательно, Сирел рванул к ближайшему из них и, поднырнув под широко расставленные руки, нанес сильный удар в корпус. Затем, выскочив за спиной тарта, ударил пяткой в тот же бок. Не было видно, чтобы тарт особо пострадал, борцы такого класса могли долго терпеть боль, но начало было положено, Сирел показал, что не намерен бегать от соперников. Второй тарт действовал более осторожно и собрано. Он несколькими быстрыми движениями попытался взять Сирела в захват. Тот нанес по рукам борца пару сильных ударов, а затем дал захватить свою ногу. Зачем он это сделал, стало ясно несколько мгновений позже. Борец стал выкручивать виктанийцу ногу, и Сирел пользуясь руками тарта как подставкой и рычагом, нанес ему сильнейший удар в незащищенную голову. Удар в висок был настолько силен, что Гартошу показалось, что он услышал треск ломаемых костей.

Через пару секунд тарт оказался на полу, а Сирел на ногах. Над площадкой повисла напряженная тишина, зрители больше не свистели в адрес Сирела и не подбадривали своих любимцев – только что одного из них вырубили начисто, и многие подозревали что насовсем.

Оставшийся тарт не спешил атаковать, и Сирел напал сам. Он осыпал своего противника ударами со всех сторон. Нанес удар в коленную чашечку, несколько ударов по локтям, еще несколько по печени, и тарт отступил. Он привык держать противника в своих сильных руках: давить, ломать, выворачивать, а не кружиться как медведь на пассике.

В конце концов, Сирел остановился. Загнанный в угол площадки тарт, стоял в стойке кулачного бойца, закрывая руками голову и корпус, о нападении он больше не думал. Всем стало понятно, при желании виктаниец мог измочалить своего соперника, и то, что он не стал этого делать, лишь добавило ему уважения.

Сирел протянул Тарту руку, тот, секунду поколебавшись, пожал ее своей огромной лапищей. Гартош вдруг испугался, что тарт надумает применить какой-нибудь прием, но тот до подлости не опустился. Зрители приветствовали благородный жест виктанийца сдержанными одобрительными криками.

С площадки унесли поверженного борца. Он был жив, но вряд ли скоро сможет выйти на площадку для борьбы. Если вообще сможет.

– Хорошо, что он вырубил борца из Жирта, а не нашего любимца. Тут бы такое началось – Никор провел взглядом выносимое тело, и тихонько пробормотал. – На одного соперника в следующий раз меньше. – И громко добавил. – И я беру свои слова обратно, насчет ховарской борьбы.

* * *

В фехтовании принимали участие все виктанийцы. У Гартоша в соперниках ходил само собой Никор, а остальные участвовали в официальных состязаниях. Практически все прибывшие на праздник виктанийцы, прекрасно владели многими видами холодного оружия, особенно преподаватели, да и академиеры слабаками не были. А Сирел так вообще оказался мечником виртуозом.

Вирон и Алькон неплохо показали себя в поединках мечников (здесь им вновь пришлось встретиться с жеранцами), а Терес стал одним из лучших в конно-сабельных состязаниях. Поединщики здесь, как и во всех подобных состязаниях, пользовались защитными щитками и затупленным оружием.

Пришла очередь и Гартоша с Никором решить свой затянувшийся спор.

– Как гость ты имеешь право выбрать оружие, – с легкой улыбкой сказал Никор. – Что выберешь в этот раз?

– Тоже самое. Саблю. Только теперь обойдемся без кинжалов.

Никор удивленно приподнял бровь.

– Почему ты вновь выбрал саблю? Я знаю, ты один из лучших мечников в своей группе, и был уверен, что выберешь именно меч.

Гартош пожал плечами.

– Мы тогда с тобой дрались на саблях, я подумал, зачем изменять традициям.

– Как хочешь. Сабля так сабля. Хотя, если честно, я готовился к поединку на мечах.

– Извини, что разочаровал тебя.

Никор рассмеялся.

– Нисколько! Сабля, это мое любимое оружие.

– Тогда за дело!

Они вышли на круглую площадку, посыпанную крупным желтым песком. Гартош ковырнул носком сапога.

– Хороший песок, крупный.

Никор улыбнулся в ответ.

– Я думаю, что в этот раз обойдемся без прошлых фокусов.

Ударил гонг и поединок начался. Со звоном встретились и разлетелись сабли, не сговариваясь, Гартош и Никор обошлись без прощупываний и вступили в настоящую рубку. Наставники Гартоша недовольно хмурились, академиер начал поединок не совсем так как его учили и как планировали. Судя по возмущенным возгласам со стороны тартов, Никор также поступил по-своему. Лишь лорд Шаркор наблюдал за поединком молча.

А Гартош отбросил все домашние заготовки и доверился своему инстинкту и реакции. К тому же фехтовать с таким великолепным бойцом как Никор, было одним удовольствием, тем более зная, что этот поединок не до смерти.

Быстрые и мощные атаки Никора сменялись атаками Гартоша, и пока никто не смог найти слабинку у другого. Попытка Гартоша (впрочем, без всякой надежды на успех) еще раз попробовать выбить саблю из рук противника, закончились тем, что Гартош чуть сам не потерял оружие. Он отступил и выразительно посмотрел на Никора – растешь малыш. Взгляд Никора ответил не менее выразительно – мы и не такое умеем. Умел он действительно многое: атаки снизу сменялись атаками сверху и сбоку, колющие, рубящие, комбинированные удары, попытки заманить противника в ловушку. Но и Гартош с пользой провел этот месяц, и ни в чем не уступал тарту.

Бой продолжался уже около получаса, и все шло к тому, что победит самый выносливый. Зрители начали терять терпение, уже не было подбадривающих криков, советов, одобрений или осуждений. Потерял терпение и князь Юквара. Он подал знак судье, и тот остановил бой.

– Достаточно, – сказал лорд Шаркор. – Вы показали себя отличными бойцами, достойными друг друга. И я думаю, что для побратимов не так уж важно кто сильней. Или я ошибаюсь?

Никор и Гартош переглянулись и воткнули сабли в песок. Честно говоря, ни одному, ни другому особо не улыбалось продолжать этот бой: оба порядком устали, а исход боя как был неясен вначале, так был неясен и сейчас.

– Мне кажется, что на этом можно закончить – Никор вопросительно посмотрел на Гартоша.

– Согласен, – кивнул тот.

– Вот и хорошо. Отдыхайте, веселитесь. Я так понимаю, что в кулачных боях и в поднятии тяжестей вы принимать участие не будете, так что у вас есть свободных два дня. – Князь Юквара развернулся и уже уходя, бросил сыну. Через два дня будь готов. Лекгарета спуску не даст.

* * *

Два дня пролетели как один. Друзья в точности постарались выполнить указания лорда Шаркора. Было выпито изрядное количество спиртного. Было посещение всех состязаний, где хоть и не участвовали, но очень бурно болели – все равно за кого. И самое главное: была еще одна незабываемая ночь, проведенная в компании с веселыми жрицами Фритты. Только ради этого стоило приехать в Рикгет – девочки здесь оказались отменные.

А скачки Никор все-таки выиграл. Гартош подшучивал, что здесь главная заслуга не Никора, а Тереса. Перед скачками он всю ночь провел вместе с Лекгаретой, и на утро та выглядела несколько утомленной. Никор без разговоров выставил Тересу несколько бутылок отличного вина, которые тут же опустошили.

Расставались Гартош с Никором, как настоящие друзья. О схватке на берегу Акары оба вспоминали с иронией, и даже были рады, что она состоялась. Ведь именно из-за нее Гартош оказался в Рикгете, где славно повеселился со своими друзьями и побратимом, и даже нашел новых друзей среди тартов. На прощание Никор взял со своих новых друзей слово – на следующий год они снова приедут в Рикгет.

VII

В конце третьего года обучения, лучшим академиерам поручили очень важное задание – помочь королевству Ларф в борьбе с нечистью. Нечисть особенно досаждала именно этому королевству. Легенды говорили, что давным-давно, один из королей Ларфа, проклял свой народ за то, что они изменили своим богам и приняли чужих. С тех пор нечисть изрядно портила кровь жителям этого королевства.

Бывали времена, когда кровожадные вампиры, вурдалаки, оборотни, зомби и прочие, буквально опустошали многострадальный Ларф и даже организовано переходили границы с сопредельными государствами. Добирались они и до Виктании.

Врага бить легче на его же территории, и все государства расположенные к западу от Межевых гор – кроме Волшебного Королевства – выделяли воинов и магов для борьбы с этим злом в самом Ларфе. Пока нечисть не особенно злобствовала, силы для ее успокоения требовались небольшие – и соответственно наоборот.

Сейчас как раз наступил неопределенный период. После многолетнего затишья нечисть оживилась и вышла за пределы своих резерваций (на территории Ларфа существовали анклавы, целиком заселенные нечистью). Вообще то, этому оживлению предшествовало наступление людей на эти резервации, которое правда захлебнулось в собственной крови. Нечисть немного очухалась от нанесенных людьми потерь, выждала, и вышла мстить. Короли и императоры Галофского договора, уже были не рады, что затронули эту язву на теле Ларфа, но ведь так хотелось одним махом покончить с многовековым проклятьем. И вот теперь в Ларф стягивались дополнительные силы.

Обычно туда посылались выпускники военных и магических академий, но руководители военного ведомства Виктании решили, что и девятнадцатилетним парням, – а именно столько в среднем исполнилось академиерам третьего года обучения – вполне по силам эта задача, и что им пора применить полученные знания на практике. Таким образом Гартош и его друзья готовились к экспедиции в Ларф.

* * *

Мишар – преподаватель по борьбе с нечистью – вел инструктаж академиеров перед их отправкой в Ларф.

– Вампиры есть разных видов. Известные нам вампиры делятся на три основных группы: чистые вампиры, энергетические вампиры и обращенные вампиры. Они очень разные и объединяет их только одно: употребление крови в качестве основной или неосновной пищи.

На чистых вампирах особо останавливаться не будем. Эта раса в нашем мире практически не встречается. Вместо того чтобы есть мясо, как обычные люди, онипьют кровь. Этим-то они от нас и отличаются. Можно сказать, что они отличаются более изысканным вкусом.

Мишар рассмеялся своей шутке. Правда эта шутка уже всем изрядно набила оскому, Мишар ее вставлял при любом упоминании о вампирах. Гартош выразительно посмотрел на Алькона, тот не менее выразительно закатил глаза. Увидев, что его шутка не произвела на академиеров должного впечатления, Мишар продолжил свой рассказ, уже серьезно.

– Энергетические вампиры самые опасные для обычных людей. Потеряв, по какой-либо причине свою жизненную энергию, они восполняют ее за счет других людей. Обычно они высасывают ее вместе с кровью. Поэтому-то их и называют энергетическими вампирами. У них есть еще одна, очень неприятная особенность. Они могут выпить с человека лишь часть его жизненной энергии, тем самым ненадолго оставив его в живых. Из этих несчастных и получаются обращенные вампиры.

Обращенным вампирам так же необходимо пополнять запасы жизненной энергии за счет обычных людей. Они конечно намного слабее энергетических, но тоже очень опасны.

И те и другие обладают огромной физической силой и живучестью. Чтобы убить обращенного вампира, нужно обязательно отрубить ему голову, причем желательно, чтобы в составе материала, из которого сделано оружие, входило серебро или его аналоги. А против энергетических вампиров, вообще без специального оружия лучше не выходить. Даже расчлененные обычным оружием они могут выжить. Так что если узнаете, что в секторе, где вы будете патрулировать, появилась энергетическая нечисть – они же высшая нечисть, – требуйте себе оружие из специальных сплавов. Такое оружие еще обычно заряжается магией.

Академиеры уже многое знали о вампирах, оборотнях, вурдалаках и зомби, но сейчас, перед самой отправкой к ним в гости, речь Мишара произвела на них особое впечатление. Если Мишар не сгущает краски, то дело их там ждет весьма жаркое. Академиеры это уже поняли, и начали потихоньку задавать уточняющие вопросы, знание которых имело жизненное значение.

– Почему нам сразу не выдадут специальное оружие?

Мишар как можно подробней и доступней отвечал на каждый вопрос.

– По прибытии вам выдадут посеребренное оружие. Оно вполне эффективно с обращенными вампирами, вурдалаками и зомби, в общем, с низшей нечистью, да и при определенной сноровке ним можно справиться и с оборотнями, энергетическими вурдалаками и вампирами. Но здесь лучше подстраховаться. Как только узнаете, что на горизонте появился кто-нибудь из высшей нечисти, любой ценой постарайтесь раздобыть себе более эффективное оружие. А не получите вы его по той простой причине, что оно слишком дорого. И ни одна страна не в состоянии снабдить им всех посылаемых в Ларф. Оно выдается только в исключительных случаях, когда абсолютно точно известно о наличии высшей нечисти.

– А обращенная нечисть может превратить человека в себе подобного?

– Нет. Ни обращенным вампирам, ни обращенным вурдалакам это не под силу. Они могут человека только убить, выпив с кровью энергию жизни – как это делают вампиры, или, съев ее вместе с каким-нибудь органом – как это делают вурдалаки.

– Не вижу разницы, буду я обескровлен или съеден обращенными, или энергетическими. Одинаково я буду мертв, и мне будет все равно, – наклонившись к Алькону, негромко сказал Гартош.

Но Мишар услышал его слова и живо отреагировал.

– Не скажи, Гартош, не скажи, разница есть. Тебе-то может будет и все равно, но твоим товарищам как раз наоборот. – В голосе преподавателя сквозила легкая ирония. – Если ты достанешься обращенным, то из тебя получится хороший свежий труп, из которого местные умельцы создадут зомби. А из всей той нечисти, которая водится в Ларфе, зомби самые предсказуемые, и с ними легче всего бороться. Относительно легче. У них напрочь отсутствует разум, и движет ними только одно – желание убивать. А вот если тобой полакомятся энергетические вампиры или вурдалаки, тогда дело будет обстоять гораздо хуже. В лагере противника станет на одного сильного противника больше. Ведь при тебе останутся твои знания, твой, какой бы то ни было жизненный опыт. Правда будет недостаток жизненной энергии, и наверняка попытаешься восполнить ее за счет своих товарищей. Улавливаешь разницу.

– Улавливаю… – От перспективы, которую нарисовал ему главный спец академии по нечисти, Гартошу стало немного не по себе, но возник новый вопрос и Оскол его задал. – Господин Мишар, разница между вампирами и вурдалаками та, что одни пьют нашу кровь, а другие кушают?

– Именно так, Гартош, именно так.

– Но если вурдалак, я имею в виду, энергетический вурдалак, съест у меня, скажем печень, или сердце, то как я после этого могу жить, хотя бы в качестве обращенного вурдалака?

– Хороший вопрос, академиер. Показывает, что у тебя иногда срабатывает логическое мышление. Энергетический вурдалак не съедает у тебя жизненно важный орган, полностью не съедает. Он так, надкусит кусочек, и все – ты вурдалак. И восстановить утраченное ты сможешь, только убив живого человека.

– Спасибо, господин Мишар, вы все доходчиво объяснили, – вежливо поблагодарил Гартош и окинул плотоядным взглядом группу, подбирая себе самых аппетитных товарищей.

У некоторых его взгляд вызвал лишь легкую усмешку, а других заставил понервничать. Кое-кто даже стал прикидывать, не прибить ли этого потенциального вампира или вурдалака заранее, пока он не возжелал их плоти всерьез. Терес достал кинжал с серебряной насечкой, и выразительно поковырял ним воображаемого нечистого Гартоша. Вирон прервал их дуэль взглядов и жестов, задав очередной вопрос.

– Господин Мишар, кто же все-таки создает энергетическую нечисть и оживляет трупы – зомби?

Удрученно вздохнув, Мишар развел руками.

– Вот этого мы как раз и не знаем точно. Есть несколько версий. Они близки по сути, хотя немного и отличаются друг от друга. Некоторые считают, что заправляют там всем оборотни. Как вы знаете, оборотничество-очень сильный вид магии, изменять свое тело под силу только магам очень высокого уровня. На оборотней валят все беды, связанные с нечистью. Другие думают, что оборотни оборотнями, они конечно играют там не последнюю роль – но зомби создают специализирующиеся на этом маги-некроманты. А энергетические твари вообще дело рук демонов – слуг старых богов. Я, например считаю, что здесь не обошлось и без жрецов старых богов – до сих пор не все их храмы уничтожены. А возможно и все эти версии верны, и людям противостоят, как простые маги, так и маги самых различных специализаций, а так же маги очень высокого уровня и жрецы с демонами вместе взятые.

– Как же против такой силищи устоять?

Мишар пожал плечами.

– Устояли ведь. К примеру, я побывал там больше двух десятков раз, и ничего. Мы ведь идем против них не с голыми руками. У нас есть и эффективное оружие, – хотя его все еще недостаточно, на нашей стороне тоже есть маги, и очень сильных среди них немало. А еще синьшелы – этих с самого детства натаскивают на нечисть. Да и жрецы иногда подкидывают кой-чего из своего арсенала храмовой магии: им старые боги как кость в горле. Храмовики утверждают, что даже боги и близкие к ним демоны под личиной простых смертных не гнушаются время от времени поучаствовать в битвах со своими старыми соперниками. Но насколько это правда, утверждать не могу.

– Насчет богов жрецы наверняка приврали, – выразил свое недоверие Алькон. – Если бы в дело вмешались наши боги и служащие им демоны, они бы в один момент справились с ларфийской нечистью.

В задумчивости почесав подбородок, Мишар произнес:

– Не все так просто, Алькон. Разве преподаватели из храмов вам не объясняли, что боги не могут напрямую вмешиваться в дела смертных?

Алькон виновато опустил глаза. Лекции храмовиков не пользовались особой популярностью, и мало кто из академиеров внимательно слушал их болтовню. Мишар чуть заметно улыбнулся, храмовиков недолюбливали не только академиеры, но и другие преподаватели, так что осуждать своих подопечных за нерадивость он не собирался. Правда, теперь приходилось выполнять пробел в их знаниях, устремленные на него взгляды требовали ответа: почему боги не могут вмешиваться?

– Не доведи дух, чтобы боги напрямую вмешивались в наши дела!

Мишар не дал простого и доступного объяснения, разжигая любопытство молодых людей и затягивая интригу. Пауза затянулась. Академиеры недоуменно переглядывались.

– Но почему? – первым не выдержал Гартош.

Вот теперь можно и начать детальный рассказ. Мишар любил, когда его слушали разинув рот.

– Боги слишком сильны, чудовищно сильны. Под их ногами мы меньше значим, чем муравьи под нашими. А теперь представьте, что будет, если скажем, ты Алькон, решил помочь муравьям выкопать норку?

– Что будет?

– Ты возьмешь палку, и попытаешься углубить и расширить муравьиный дом. Так?

– Лучше лопату.

– Еще лучше, точнее хуже.

– Все понятно, – проявил сообразительность Гартош. – Дом он их разрушит, а муравьев передавит.

– Так вот, у нас с богами еще большая разница, чем у нас с муравьями. Вы представляете, что будет, если они захотят нам помочь?

– Будет большая беда, – подытожил один из академиеров.

– Вот-вот.

– Но ведь как-то они вмешиваются?

– Вмешиваются, но не лично, а через своих непосредственных слуг: демонов, духов различного уровня, тех же жрецов. Иногда они непосредственно контактируют с магами, правителями, и прочими влиятельными людьми. А случается и до совсем простых людей снисходят. Правда, после этого, эти люди перестают считаться простыми.

– Вроде святого Антория? – Вспомнил легенду о деяниях обычного лекаря Вирон. После того, как его ночью посетил сам Гретеон, Анторий остановил войну между Тартом и Виктанией. Позже его признали святым.

– Именно, – подтвердил Мишар.

– И что, боги не могут, вот так запросто появиться среди людей?

– Могут, Алькон, могут. Иногда они лично появляются среди людей. Но для этого они должны оставить часть своей силы за пределами мира смертных. Мало кто при этом может рассмотреть в них богов. Можно разговаривать с ними, общаться, и не догадываться что это бог.

– Получается, что они становятся такими же уязвимыми, как простой смертный?

– Ну, не так уж они уязвимы, как ты думаешь Гартош. Сила при них все-таки остается немалая.

– Так почему же, в конце концов, они не очистят Ларф от нечисти?

– Да потому, что с той стороны тоже стоят и боги и демоны. И они тоже поддерживают своих приверженцев. А если они столкнутся напрямую, в полную силу, боюсь, что от Ларфа ничего не останется. А может и не только от Ларфа, – Мишар немного помолчал. – С богами мы немного разобрались, вернемся к нечисти. С вампирами, надеюсь, вам более-менее понятно, с вурдалаками тоже. Оборотни… С ними посложнее. Большинство знающих людей думает, что оборотни, это оставшиеся со старыми богами и прильнувшие к ним позже маги, у которых хватает сил и умения изменять свое тело. Ничего особенного в оборотничестве нет, это особый вид магии, немного схожий с лекарской магией. Правда здесь уровень повыше, изменить свое тело, тем более, полностью изменить, это не рану какую-нибудь заживить или хворь выгнать.

– И что дает оборотням их превращение? Почему не направить силу не на изменение своего тела, а на своих противников? Разве так не было бы эффективней?

– Это кому как. Боевая магия и магия изменения тела, это разные виды магии, и каждому даются по-разному. Сильный боевой маг может не уметь изменять свое тело, и наоборот, маг, владеющий оборотничеством, не в должной степени владеет боевой магией. А что это им дает? Измененное тело, как правило, более быстрое, сильное и устрашающее. С ним можно обойтись и без оружия, достаточно своих когтей, зубов, или кто там еще себе что придумает.

Мишар вопрошающе посмотрел на академиеров. Пока дополнительных вопросов не возникло.

– Теперь к зомби. Как вы знаете, это поставленные на ноги мертвецы, трупы. У них безмерная жажда убивать. Чем свежее и полнее труп, тем он опасней. Действуют они однообразно и предсказуемо, никакой выдумки, никаких эмоций. С ними можно справиться и простым оружием, главное помельче их расчленить.

– А оружие с серебром?

– Тогда еще проще. Достаточно одного, двух ударов, и они трупы. Снова.

– А если против них применить, то, специальное оружие о котором вы говорили? – не унимался Алькон.

– Можно сказать, что это непростительная роскошь. Кстати, это оружие называют лакиритовым, а сплав, из которого его делают – лакирит. Если таким оружием, да заряженным магией, хотя бы дотронуться до зомби, то он не только снова становится трупом, но и теряет способность к зомбированию вообще.

– Вы что-то говорили о демонах…

– Демонов мы обсуждать не будем, они появляются крайне редко, и вряд ли вам встретятся. А если встретятся, то тогда вам не поможет и лакиритовое оружие. Так что не забивайте себе голову.

На этой оптимистической ноте инструктаж закончился и академиеры потянулись готовиться к отправке в Ларф.

* * *

Переброска в Ларф осуществлялась методом подпространственного перехода. Вирон, Гартош и еще несколько академиеров, могли проделать это самостоятельно, остальным требовалась помощь магов. В поддержку военным академиерам выделили несколько их одногодков из Магической Академии. На двадцать будущих офицеров, готовых к отправке, оказалось пять будущих магов.

Могущие совершить подпространственный переход, отправились в столицу Ларфа – Галоф своим ходом, их же товарищей перебросили опытные в этом деле маги.

Столица королевства Ларф встретила их сыростью, мелким неприятным дождем и холодным ветром. Новоявленным борцам с нечистью выдали посеребренное оружие, и после небольшой волокиты и разбирательства (в неразберихе новичков чуть было не сунули в самое пекло) маленький виктанийский отряд определили в один из пригородов Галофа. Там находилась небольшая резервация нечисти, и пока было более-менее спокойно.

Казарма, в которую распределили виктанийцев, находилась в старом двухэтажном здании. Кроме двадцати пяти молодых академиеров, здесь оказалось столько же кадровых военных и колдунов из Реата, и десяток синьшелов. Казарма была рассчитана на втрое большее количество людей, но сейчас почти пустовала. В Арахене – пригороде Галофа – уже долго длилось затишье, и люди нужны были в других, более беспокойных местах.

Первую неделю новички из Виктании патрулировали пригород в сопровождении кого-нибудь из синьшелов, именно профессиональные борцы с нечистью вводили молодежь в курс дела. Показывали, как безопасней всего изрубить зомби, как нужно защищаться от вампиров и вурдалаков, благо, что последних пока было не много, да и особой агрессивности они не проявляли.

Гартош на всю жизнь запомнил свою первую встречу с нечистью. Виктанийцы патрулировали своеобразную границу между жилой частью Арахена и резервацией. Патрулировали днем, ночью это делали реатцы. Вотерджох – один из синьшелов, прикрепленных к новичкам, немного тяготился своей ролью няньки. Ему бы на свободную охоту, как его друзьям, а не в патруль с молокососами. Но таков приказ.

Это был третий выход пятерки Гартоша: четверо военных и один академиер маг. Друзья без колебаний выбрали своего заводилу в командиры, Лебер из Магической Академии не возражал. Итак: Терес, Алькон, Вирон и Лебер, под командованием Гартоша и в сопровождении Вотерджоха, вышли на очередное патрулирование. Два предыдущих прошли совершенно спокойно – молодежь прошла по кривым улицам Арахена, внимательно осмотрела и изучила все закоулки, и без приключений вернулась в казарму.

Но сегодня с утра, в воздухе висело очень нехорошее предчувствие. Гартош буквально нюхом чуял, что что-то случится. Беспокоились и Вирон с Лебером. Видя их озабоченность, заволновались и Алькон с Тересом, невозмутимым оставался только Вотерджох. Глядя на него, спрятали свою озабоченность и остальные. Спрятали до того момента, пока на одной из улиц не услышали странные шаркающие и скребущие звуки. Звуки приближались со стороны узкого переулка, который уводил в сторону резервации. Пятерка виктанийцев сбилась в кучу, спина к спине, мечи наготове.

– Успокойтесь, – беззлобно буркнул Вотерджох. – Это всего лишь зомби. И судя по звукам трупы, из которых их создали, не первой свежести.

Легко сказать, успокойтесь! Ребята еще ни разу не видели ходячих мертвецов, и правду говоря, не особо стремились с ними познакомиться. Лучше бы и это патрулирование обошлось без эксцессов. Но не судьба. Несмотря на предательскую дрожь в коленках, Гартош попытался взять себя в руки.

– Рассредоточиться, – скомандовал он. – Я с Альконом на ту сторону перекрестка, возьмем их в клещи.

– Отставить, – спокойно распорядился Вотерджох. – Разделяться не стоит. Если врагов слишком много, они оттеснят вас друг от друга и перебьют по одиночке.

Голос Вотерджоха, будничный и даже нудный, напомнил Гартошу голос преподавателя по алхимии, и странное дело, это подействовало успокаивающе. А когда появились зомби, Гартош даже улыбнулся – смотрелись они довольно жалко. Шесть полуразложившихся трупов каким-то чудом держались на ногах, но, завидев (или почувствовав) людей, споро задвигали изуродованными конечностями в их сторону, проявив при этом недвусмысленное желание отведать молодой плоти.

– Смотрите и запоминайте!

Вотерджох выдернул из-за спины меч, и не спеша подобрался к ближайшему зомби. Движения синьшела были экономичны и точны. Взмах, и упала отрубленная рука. Еще взмах, вторая рука лежала на брусчатке. Затем синьшел отсек голову и ноги. Расчлененный зомби еще дергался, когда в бой вступили академиеры.

– Разобрали мертвяков! – вновь скомандовал Гартош и бросился к самому здоровому.

Вотерджох отступил в сторону, чтобы не мешать подопечным, и в случае чего прийти на помощь, не забывая при этом следить по сторонам.

Хотя у Гартоша и его друзей не было такого опыта как у синьшела, но фехтовали они отменно. Так же как показал наставник, Гартош отрубил протянутые к нему руки полускелета затем голову и ноги. Он оглянулся, друзья прекрасно справились с заданием, а некоторые даже поэкспериментировали. Вирон вложил в меч заклинание, и зомби распался от одного удара. А Лебер вообще обошелся без меча, одним заклинанием. Заклинанием огня. По правде говоря, заклинание он выдал слабенькое, у зомби загорелась лишь одежда, вернее обрывки оной, но и этого хватило, чтобы поставленный на ноги труп беспомощно затанцевал на месте – зомби боялись только огня.

Как ни странно, но Гартошу вдруг стало жалко это бездушное существо. Он укоризненно посмотрел на Лебера и сам расчленил тлеющий труп.

– А что ты хотел! – возмутился его взгляду Лебер. – Я прежде всего маг, и мое главное оружие-магия!

– Да ничего я не хотел, – не стал с ним спорить Гартош. – Только кончать с ними надо быстро.

– День сегодня холодный, могли бы погреться у костра, – попытался пошутить маг.

– Имей к трупам уважение, ведь они тоже когда-то были людьми. Возможно, даже так же как ты боролись с нечистью.

Гартош хорошо запомнил лекцию Мишара.

– Я прерву вашу беседу, – вмешался Вотерджох. – Только разминка закончена. Сейчас все будет гораздо серьезней.

* * *

Они появились совершенно бесшумно. Не было предупреждающего шарканья и скрежета, даже скромного покашливания. Двое вынырнули из дверного проема, еще пятеро легко спрыгнули из окон второго этажа. Видимо патруль людей здесь ждали, а зомби выпустили либо для отвлечения внимания, либо чтобы задержать их здесь и посмотреть, как молодые патрульные владеют оружием.

– Здравствуй, Вотерджох. Ты с новенькими?

Один из вампиров совершенно по-дружески обратился к синьшелу. Вотерджох как всегда был невозмутим.

– Привет, Клифтас. Ты и сам видишь что новенькие, чего спрашивать. Небось, не один день следил, чтобы место для встречи приготовить?

Вампирша, вышедшая вместе с Клифтасом, мило улыбнулась.

– Тебя все также тяжело чем-то удивить. Настоящий синьшел. Проверенный в битвах, закаленный и невозмутимый.

– А ты все также прекрасна, Катарина.

Похоже, что томный взгляд вампирши и ее чарующий голос чуть смутили Вотерджоха. Гартош перевел недоуменный взгляд с синьшела на вампиров. Они мирно разговаривают! Вместо того чтобы вцепиться друг другу в горло, рвать и рубить, стоят и обмениваются любезностями!

– Представишь нам своих друзей? – Вампирша по имени Катарина, по-прежнему строила глазки Вотерджоху.

– Не вижу необходимости, – буркнул тот. – Обойдемся без представлений.

Катарина хотела что-то сказать, но Клифтас ее перебил.

– Ну, раз ты так хочешь, сразу перейдем к делу. У нас, как видишь, тоже есть мало обученная молодежь, которая так и рвется в бой.

– Попробовать свежей кровушки, – зловеще вставил один из молодых вампиров.

– А зубы мне на сувениры не хочешь оставить? – Как всегда не остался в долгу Гартош. – Я хочу собрать ожерелье своей подруге. Она очень просила.

– Получишь. Получишь мои зубы. Только на свою шею. Не бойся, больно не будет.

Собеседник Гартоша потянулся за саблей.

– Как видишь, Вотерджох, наша молодежь решила не дожидаться пока мы дадим им отмашку. Не будем им мешать, отойдем.

Катарина жестом пригласила синьшела отойти в сторону. После недолгого колебания тот так и сделал.

Послышался звук вытаскиваемых мечей. Пятеро академиеров против пятерых молодых вампиров. Точнее – двух вампиров, и трех молоденьких симпатичных вампирш. Гартошу достался представитель вампирьего племени мужского рода, как и Леберу. Остальным повезло больше. На первый взгляд.

Напротив Тереса стояла высокая стройная темноволосая девушка, Вирон оказался в паре с миниатюрной блондинкой, а Алькон выбрал себе рыжую словно пламя, чрезвычайно фигуристую вампирочку. Осмотрев вампирш, Гартош зло и не без зависти сплюнул – повезло же некоторым. Нужно побыстрей расправиться со своим недокормышем, который желал казаться ужасно опасным, и идти на помощь друзьям.

Гартош напал первым. Его соперник ловко ушел от атаки и чрезвычайно быстро оказался за спиной академиера. Да, вампиры не то что зомби, за их движениями нелегко уследить. Вампир бился легкой саблей, а Гартош длинным прямым мечем. Более легкое оружие, плюс небывалая подвижность, делали зубастика очень сложным соперником. Но ведь и кровопийцам противостояли не абы кто, а лучшие академиеры высшей военной академии. И через некоторое время, академиеры приспособились к действиям нечисти.

Отбив очередную атаку вампира, Гартош убедился, что подпускать его на ближнюю дистанцию опасно, вампир быстрей. А вот держа соперника на кончике меча, он чувствовал себя гораздо уверенней. Широкие размашистые удары здесь ни к чему, можно схлопотать косой удар снизу или сбоку – мечем нужно пользоваться как шпагой.

После нескольких безрезультатных атак и контратак соперники успокоились, и даже несколько заскучали. Гартош развернулся так, чтобы видеть как обстоят дела у остальных. Лучше всего они обстояли у Алькона. Он выбил оружие из рук своей соперницы, прижал к стене, приставил ей клинок к горлу, и беззастенчиво лапал. И что интересно, не видно было, чтобы это ей не нравилось, клыкастая девица довольно и томно улыбалась, даже глазки закатила от удовольствия. Вот сволочи! Пока остальные бьются не на жизнь, а на смерть, эти двое забыли зачем они здесь и нашли себе занятие поинтересней.

Катарину это забавляло. Она выкрикнула что-то поощрительное, толи Алькону, толи его, уже можно сказать что подруге. Вотерджох недовольно хмурился, Клифтас внимательно следил за происходящим.

У Тереса все происходило с точностью до наоборот. Сойдясь в ближнем бою со своей темноволосой красавицей, он зацедил ей кулаком в зубы, в ответ получил ногой в пах. В общем, здесь взаимной симпатии не наблюдалось. Далеко было до симпатий и у Вирона с его блондинкой. Малышка оказалась на удивление сильной и выносливой. Они сошлись с Вироном в очень жестокой рубке. Причем, если Вирон выглядел уже довольно уставшим, то девушка была еще совершенно свежей.

Лебер был в первую очередь маг, а уже потом воин, поэтому и сражался он больше магией. Впрочем, и его соперник магию знал не понаслышке. После обмена обычными огненными шарами, они перешли к молниям на кончиках мечей. От столкновений их клинков вспыхивали яркие вспышки, густо сыпались искры. Хотя постепенно вспышки стали все бледней, искры жиже – магия вымотала обоих.

Гартош забеспокоился за Вирона. Если у остальных все казалось более или менее спокойно – а Алькон, паршивец, так уже вовсе целовал через тонкую блузку сосок рыженькой (убить гаденыша мало!), то Вирон сдавал на глазах. Еще немного и вамприша его прикончит, естественно предварительно выцедив кровь. Как командир пятерки, Гартош должен думать больше об остальных, чем за себя, и он постепенно, шаг за шагом, стал подтягиваться к другу. Его действия не остались незамеченными. Клифтас несколько секунд прищурившись, следил за Гартошем, затем издал гортанный крик, и все изменилось. Млеющая под поцелуями рыжая вампирша вырвалась из под меча Алькона и нанесла ему костяшками пальцев удар в горло. Блондинка усилила нажим на Вирона. Терес со своей, чуть ли не грызли друг друга зубами. Противник Лебера выдал через меч такой разряд, что академиера – мага отбросило до противоположной стены. Соперник Гартоша взорвался серией невероятно быстрых ударов. А Клифтас и Катарина вдвоем навалились на Вотерджоха. Нельзя сказать, что Гартош не ожидал чего-то подобного, слишком уж безобидно все начиналось. И вот теперь, непрерывно наседая, вампир улыбался ему гадостной улыбкой.

– Сейчас ты получишь мои клыки! Не так, как хотел, но получишь.

Говори, говори! Сбивай дыхание! Чуть ли не упрашивал его Гартош. После того как все обернулось, согласно его ожиданиям, он обрел хладнокровие и ясность мышления. До боевой ярости дело еще не дошло. Гартош не был к ней готов. Он не менее гадостно улыбнулся противнику, и вложив в меч магию ненависти, провел свою мощную атаку. После нескольких сильных ударов сабля вылетела из рук вампира, и тот не придумал ничего лучше как дать деру. Выпущенный Гартошем огненный шар, догнал гаденыша перед самым углом дома. Он упал на четвереньки, и опустив голову, по-собачьи, сумел уползти за угол. Гартош пожелал ему поскорее сдохнуть и поспешил на помощь товарищам. Но дорогу ему преградила Катарина. Оставив Вотерджоха на попечение Клифтаса, она заняла освободившееся место. Краем глаза Гартош увидел, что Вирон упал на колени, и от увиденного буквально взбесился.

– Уйди с дороги, сука! Порву!

Но Катарина не ушла. Кроме великолепного владения мечом, она оказалась еще и неплохим магом. Настолько неплохим, что коротким заклинанием сумела раскалить меч Гартоша до красна. Меч упал на мокрую мостовую и зашипел. Бросив ей в лицо заклинание света, внук лучшего мага Виктании и сын одного из лучших бойцов и полководцев подобрал брошенную его недавним противником саблю и вновь атаковал протиравшую глаза вампиршу. Он рассек ей предплечье, но не стал этим пользоваться, а бросился к Вирону: над ним склонилась малышка вампирша, и уже окрасила клыки в его кровь. Гартош сильным пинком отбросил кровопийцу прочь, и бросив взгляд на бледное лицо Вирона, в ярости кинулся гонять остальных.

Противница Тереса, получив в зубы еще и от Гартоша, нелепо отмахиваясь боевой рапирой, отступила к Катарине. Видя, что дело принимает дурной оборот, туда же оттянулись и остальные вампиры. Блондинка бешено сверкала глазами, прерванный обед ее не только не насытил, а напротив, даже истощил.

Разозленные академиеры сами желали вампирьей крови, но Вотерджох их остановил:

– Оставьте вампиров профессионалам, а сами займитесь Вироном. Это сейчас важнее.

Позади раздался топот. Это привлеченные звуками схватки, приближались синьшелы. Обогнув академиеров, они пустились догонять улепетывающих вампиров. Вотерджох с Лебером склонились над Вироном.

– По-моему, она ничего не успела ему сделать, только кожу прокусила на шее! – облегченно выдохнул Лебер.

Вотерджох обработал бальзамом две красные точки под ухом у Вирона, и поддерживая раненого под мышки, друзья повели его в казарму.

* * *

Нудный дождь сеял третий день. Такая погода оказалась не по душе не только людям, но и нечисти. Споро пройдя по маршруту, патрули старались как можно быстрее вернуться в казарму. Синьшелы утверждали, что появление нечисти и нежити в такую погоду маловероятно. Борцы с нечистью занимались личной подготовкой и обменивались перед огромным камином байками. Само собой главными рассказчиками были ветераны синьшелы, а главными слушателями-академиеры.

В знании мифов, историй и баек, не было равных седому Дигуру, самому старому из синьшелов. Заняв у камина почетное место, он не торопясь, вел свои повествования.

Газа Касон – женщина синьшел, работающая в паре с Игаром Тавом – сняла повязки с шеи Вирона и внимательно осмотрела зарубцевавшиеся ранки.

– Повезло тебе, парень, вовремя бальзам приложили, он нейтрализовал весь яд, что малышка Лайтра успела тебе впрыснуть. – Газа бросила повязки в огонь, они больше не понадобятся. – С завтрашнего дня можешь выходить на патрулирование.

– Осложнения еще могут быть? – поинтересовался Гартош.

– Нет. Если за четыре дня ничего не проявилось, значит, опасность миновала.

Газа потянулась словно кошка, тугие груди натянули легкую куртку. Гартош сглотнул слюну, его взгляд – как взгляды большинства мужчин, – внимательно следил за телодвижениями охотницы. Игар Тав спрятал усмешку в шикарные усы, Газа намеренно дразнила молодежь, ей было скучно.

– Седой, расскажи что-нибудь, – попросила она ветерана. – А то академиеры скоро начнут раздевать меня не только взглядами, а и самым натуральным образом.

– А то тебе не понравиться, – проворчал Дигур.

– Расскажи Вирону, сколько раз тебя кусали вампиры и вурдалаки, успокой мальца. Я же вижу, он места себе не находит, – будто не услышав замечание Дигура, вновь попросила Касон.

За мальца Вирон удостоил ее сердитого взгляда, но затем внимательно уставился на Дигура.

– Я сам уже не знаю сколько раз меня кусали, – нехотя протянул Седой. – Многие шрамы наложились один на один и слились воедино.

– И они ни разу не сумели вытянуть из тебя ни крупицы жизни? – неверяще спросил Алькон.

– Дух миловал.

– Теперь у Седого иммунитет к укусам нечисти, – бросил кто-то из синьшелов.

– Полного иммунитета не бывает, – строго поправил его Дигур. – Но что их укусы, и яд, который они при этом выделяют, мне не так страшны, это правда.

У Вирона загорелись глаза.

– У меня теперь тоже есть иммунитет?

– Кой-какой иммунитет появился и у тебя. Но все равно, не забывай про бальзам. Поверь, даже после множеств укусов, он не раз спасал мне жизнь. Интенсивность выделения яда у разных вампиров и вурдалаков неодинаковая, и жив я до сих пор только потому, что никогда не пренебрегал мерами предосторожности. Первым делом укус или рану нужно смазать бальзамом, затем приложить амулет, заряженный должным образом, и обязательно четыре дня отлежись, иначе яд может проявить себя в самый неподходящий момент. Например, во время боя.

– Или когда ты на бабе! – гоготнул кто-то из реатцев.

– Не смейся, – оборвал его Дигур. – Сефтер Коль помер именно таким образом. Не дождался пока пройдет необходимое время, и на свидании в одном из борделей сдох.

– Так может подруга ему слишком ретивая попалась? – не сдавался реатец.

– Нет. Яд остановил ему сердце, слишком много его ему впрыснули. Недолечился.

Вирон испуганно схватился за шею, затем за сердце. Не останавливается, нет? Игар кашлянул в кулак.

– Хватит пугать молодежь, Седой. Расскажи лучше про Белого Демона.

– А я и не пугаю, – недовольно буркнул Дигур. И помолчав добавил. – А про демона этого лучше не вспоминать лишний раз. Не к добру.

– Да ладно, не ломайся, – поддержала напарника Газа. – Расскажи, молодым будет интересно.

* * *

– Я был таким же молодым как они, – уставившись в огонь начал Седой. (Кто они понятно – академиеры). – Эмуарль III, тогдашний наш король, при поддержке союзников, начал очередное наступление на нечистых. Я служил в сотне, состоящей из сишьшелов. В составе легиона под командованием графа Лойтера, мы наступали на одну из резерваций нечисти – городок Крагер. Нечистых мы тогда изничтожили немеряно, хотя и наших погибло много, очень много.

Главная задача легиона состояла в обнаружении и уничтожении храма богов, которым поклонялись обитатели резервации. Что там жили не только вампиры, вурдалаки, оборотни и прочая нечисть, а и обыкновенные люди, я узнал потом. Потом…

Наша сотня, вернее то, что от нее осталось, первой обнаружила храм. Он расположился на перекрестке двух широких улиц. Перед храмом находилась небольшая площадь, на ней собралось около трех десятков нечистых. Против нашей неполной сотни этого было многовато, ведь там собралась нечистая элита: оборотни, высшие вампиры и вурдалаки, и какие-то черти с рогами. Но к счастью к нам подоспела помощь, и мы атаковали.

Бой был ужасный, кровавый. Люди зубы в ход пускали не хуже тех вурдалаков, грызли нечисть, когда биться было уже нечем. И мы их перебили. Правда и нас меньше трех десятков осталось, но главное мы сделали: храм отыскали, защитников порубили. Осталось только войти в сам храм, уничтожить жрецов нечистых богов, и разрушить их богадельню.

Из храма раздавалось пение, слышались женские и детские голоса, видимо там оставались только женщины и дети. Это нас и удивило, откуда они могли там взяться? Не успели мы подойти к храму и на десяток шагов, как появились они: Лорд Белый Демон и двое его слуг.

Выглядел Белый Демон как обычный человек: среднего роста, среднего телосложения, на вид лет тридцать пять. Единственно, что его выделяло, белые как молоко волосы, не седые, а именно белые. Его спутники больше походили на помесь человека и горного тролля. Росту шета три, руки до колен, морды бандитские.

Белый Демон постоял на ступенях храма, посмотрел на нас, и подал своим псам сигнал. Через пару минут в живых остался только я. Да и то по милости Белого Демона, он остановил своих громил.

Затем подозвал меня и повел в храм. В храме находилось около полутора сотен женщин, детей и стариков, мужчин осталось совсем мало.

– Ты видел это? – спросил Белый Демон. – Видишь, кого защищали так называемые вами нечистые. Женщин, стариков и детей, своих детей. Они только и хотят, что молиться своим богам, а вы их этого права лишаете.

Я ничего ему не ответил, слишком был напуган и обескуражен.

– Мы пополним ряды наших защитников за ваш счет. Из мертвецов сделаем зомби, из живых-вурдалаков и вампиров. А теперь иди и передай своим. Мы ответим королевству Ларф и его помощникам тем же. Пройдем огнем и мечом по вашим городам, селам и храмам. Соберем богатую жатву смертей. Так будет всегда, когда вы посмеете вторгнуться на наши территории. Передай это, если будет кому услышать.

И он меня отпустил.

* * *

– Ты передал то, что он просил? – после недолгого молчания спросил Гартош.

– Некому оказалось передавать. От целого легиона в живых остался один я. А когда добрался до ближайшего поселка, там вовсю орудовали зомби. Причем эти зомби были оживленными мертвецами нашего легиона. Я многих из них узнавал, с некоторыми даже воевал плечом к плечу. Лорд Белый Демон сдержал свое слово.

– А дальше, что было дальше?

– Три дня я пробирался по землям занятым нечистью – в основном зомби. Только на четвертый день добрался до живых людей. Меня самого чуть не приняли за вурдалака, еле спасся.

– Так ты передал или нет? – сгорал от нетерпения Гартош и другие академиеры.

– Передал, – устало ответил Дигур. – Меня как единственного уцелевшего, отвели к командованию сводного корпуса. А те, после моего рассказа, смотрели на меня как на умалишенного, а после и вовсе велели молчать. Не то повесят как предателя.

– И долго ты молчал?

– Ни дня, – гордо ответил Дигур. – Я всем кому мог, поведал о случившемся, что произошло со мной и с нашим легионом. Кто верил, кто нет. Но после того как нечисть отомстила за своих, причем отомстила жестоко, – как и обещал Белый Демон, – крепко досталось даже Реату, Жерану, Тарту и Виктании. Так вот, после того как нечисть схлынула, люди долго, лет двадцать не решались нарушить их границы.

– А ты после, или кто-нибудь еще, Белого Демона видел?

– Из ныне живущих, только Седой Дигур встречал Лорда Белого Деомна, – ответила за Дигура Газа. – Кстати, седым он стал именно после того случая.

– После того случая, – как эхо подхватил Дигур, – я за границу резерваций не хожу. Если встречу нечисть на нашей территории, бью ее, а туда я больше не ходок.

Некоторое время только треск поленьев в камине нарушал повисшую тишину.

– Расскажи, Седой, о Лиане и Тотане, – наконец нарушил тишину один из реатцев.

– Может хватит о грустном? – усмехнулся Дигур.

– Расскажи, расскажи, – подхватила Газа, – пусть и грустная история, зато о настоящей любви.

– Тебе лишь бы про любовь.

– Да хоть послушать, какая она бывает, эта настоящая любовь.

– Ну, слушай. – Дигур вновь уставился в огонь. – Случилось это лет пятьдесят тому назад. Как зародилась эта любовь, никто толком не знает. Но так уж получилось, что полюбили друг друга два врага, высший вурдалак Лиана и синьшел по имени Тотан.

– Я слышала, что Лиана и Тотан были до этого напарниками синьшелами, и любили друг друга, – перебила Седого Газа, бросив быстрый взгляд на Игара. – Потом Лиану укусил высший вурдалак, и она перешла на сторону нечисти, но любовь между ними не погасла, не переросла во вражду и ненависть, а стала только сильнее.

Дигур покачал головой.

– Нет. Синьшелом Лиана не была никогда, это точно известно. Также известно, что она входила в элиту нечистых, являлась высшим, энергетическим вурдалаком. А вот как они умудрились полюбить друг друга, – Седой вздохнул, – это одна Фритта знает. Сначала никто и не догадывался, что бравый рубака Тотан, уничтоживший больше десятка нечистых, влюбился в одну из этих самых нечистых, вурдалачку. Причем вурдалачку очень сильную, знаменитую своей кровожадностью и беспощадностью. Она не раз ходила в рейды на человеческие земли, – часто во главе отрядов, – и не щадила никого, ни женщин, ни стариков, ни детей. А скольких своими укусами она перетянула на свою сторону, говорили не меньше сотни. Говорили также, что именно Тотан и взялся ее выследить и уничтожить. Может, именно во время этого противостояния и проскочила между ними та искра, из которой и разгорается пламя любви. Пламя, которое удалось потушить только другим пламенем… А может и не удалось.

Первые подозрения начались после того, как во время одной из крупных стычек Лиана помогала Тотану бежать – в той стычке нечисть одержала верх. Многие задумались, почему кровожадная и не знающая жалости вурдалачка вдруг помогла избежать смерти человеку, да еще и своему злейшему врагу – синьшелу. К долгим отлучкам Тотана стали относиться с подозрением, хотя до того случая никому и в голову не могло прийти обратить внимание на такие отлучки, для свободных охотников это в порядке вещей. А тут еще один случай произошел, уже обратный. Все-таки удалось команде синьшелов изловить Лиану. Хотели было прикончить ее на месте, но потом решили устроить показательную казнь, чтобы припугнуть нечистых. Но ночью Тотан выпустил ее из подвала, куда заключили вурдалачку. Что это сделал именно он, догадались потом, а сперва грешили на нечисть. Мол, сумели пробраться и освободить одну из своих.

А однажды их застали вместе. Чисто случайно патруль проверял один из заброшенных домов и услышал на верхних этажах звук драки. Когда наши ворвались на верхний этаж, картина им открылась весьма любопытная. Совершенно голые Тотан и Лиана, отбивались от нескольких нечистых, причем высших нечистых. Видимо с той стороны тоже что-то заподозрили и следили за Лианой, а выследив решили, либо захватить Тотана, либо прикончить его. Дело это не доверили рядовой нечисти, явились туда одни главари: оборотни, высшие вампиры и вурдалаки. Но Лиана не пожелала отдавать им своего избранника, да и сам Тотан не стремился попасть им в лапы. В общем, схватка там разгорелась нешуточная. Вмешался наш патруль, затем подоспели еще синьшелы и нечисть сумели отогнать. Лиана ушла со своими, а Тотан с нашими.

Долго думали, что с ним делать. Нашлись и такие что предлагали казнить изменника, но таких оказалось меньшинство. Решили оставить его в живых, все-таки хороший синьшел, много нечисти перебил, а то, что одну выпустил, то этот проступок перекрывался его заслугами. Но и оставлять все по-прежнему было нельзя, вляпался бы Тотан в какую-нибудь беду, обязательно вляпался бы. Отослали его на другой конец королевства бороться с нечистью там.

Но от судьбы не уйдешь. Надо же такому случиться, что именно туда нечистые перекинули и Лиану, по той же самой причине, чтобы она больше не встречалась с Тотаном. И вот они опять встретились.

Напали наши на резервацию нечисти. Жгли все подряд, дома, конюшни, хлева. Один пепел оставляли, чтобы некуда было нечисти возвращаться и за что бороться. Во время того боя они и свиделись. Забыли зачем они здесь и бросившись друг к другу обнялись, словно и не горели вокруг дома и не шел яростный бой. Тут-то все на них внимание и обратили. И одни, и другие. Даже бой на время затих. Тотана и Лиану пытались образумить и вернуть в свои ряды. Но они будто не видели и не слышали никого, не могли оторваться друг от друга после долгой разлуки.

– А потом… – Голос Дигура дрогнул. – Потом посмотрели друг другу в глаза, затем вокруг, улыбнулись, и бросились в горящий дом. – Дигур вздохнул. – Вот так закончилась история о Лиане и Тотане. История о неправильной, но очень сильной и чистой любви.

– Неправда. – Хлюпала носом Газа. – История эта не закончилась. До сих пор ее пересказывают, и будут пересказывать. Такое не забудут.

Гартош и сам чувствовал какой-то комок в горле, история действительно вызывала странное чувство. Да и у всех остальных также подозрительно блестели глаза, рассказ Дигура никого не оставил равнодушным.

– Что же она его не укусила? – глухо выдавил Алькон. – Они тогда смогли бы быть вместе.

– Любила она его, – грустно объяснила несмышленому в любовных делах академиеру Газа. – Несмогла сделать из него того, кем он не хотел быть. А сама она не могла перейти на сторону людей, слишком много на ней было крови, не приняли бы ее.

– Ну все, хватит, – прервал ее Игар. – Порасказывают истории, а потом молодежь станет во врагах своих Лиан высматривать, а это может стоить им жизни.

Вирон почесал шею, и слезы его сразу высохли. Алькон же чему-то мечтательно улыбался…

* * *

Вечером дождь закончился, а ночью начался ад. Патруль реатцев не вернулся с патрулирования в положенное время. Дерин – командир полусотни – встревоженный долгим отсутствием своих подчиненных, выслал им на встречу усиленный патруль. Не прошло и получаса, как прибежал запыханный вестовой – группа поддержки попала в засаду и вела неравный бой. Не осталось сомнений, что и первый патруль попал в беду.

По тревоге подняли всех: реатцев, виктанийцев, синьшелов. Также послали донесение командованию и ближайшим отрядам. Опасаясь новых ловушек, неполная сотня продвигалась плотным порядком, впереди синьшелы, в середине академиеры, и замыкали группу реатцы. Пятеро академиеров оставили в казарме, на всякий случай. Светила полная луна и факелы решили не брать, они сейчас только мешали бы. Вскоре послышались звуки боя.

Пятеро оставшихся в живых патрульных – три синьшела и два реатца – встав в круг на самом широком участке улицы, из последних сил сдерживали втрое превосходящие силы противника. Отряд врезался в задние ряды нечисти, с ходу сумел пробиться к окруженным и вывести их в тыл. Часть академиеров под руководством Газы оказывала помощь израненным патрульным, остальные вместе со старшими товарищами рубились в жесточайшей рубке. Гартош сразу потерял свою пятерку, строй распался, все смешались и разбились на отдельные группы.

Хотя Гартош и потерял из виду своих друзей, но с глубоким удовлетворением обнаружил старых знакомцев – пятерку молодых вампиров, даже получивший от Гартоша огненный шар тоже оказался здесь, живучий гаденыш. Они с ожесточением наседали на троих реатцев и одного академиера. Уклонившись от брошенного кем-то кинжала, поднырнув под удар меча вурдалака (не забыв полосонуть его по ногам) Гартош устремился к заинтересовавшей его группе.

– Давно не виделись! – Вместе с приветствием обрушил он удар на «подругу» Алькона.

Та с трудом сумела увернуться и отступила.

– Привет!

Малышка Лайтра попыталась пырнуть его коротким мечем, но один из лучших фехтовальщиков академии с легкостью парировал удар. На нее за Вирона Гартош был особенно зол.

– А на тебя, сука, у меня отдельный зуб заточен!

– Это ты так скаламбурил? – ухмыльнулась вампирша, – иметь зуб на вампира, это что-то новенькое!

Гартош атаковал их обеих, и рыжую, и блондинку. Рыжая владела оружием неплохо, но Лайтра была настоящей бестией. Короткий меч очень удобен в ближнем бою, и он буквально летал в ее руках. Младшему Осколу нужно было держать себя с ней предельно внимательно, чтобы не повторить судьбу Вирона.

Выдержав быстрые атаки, вампирши сами начали теснить своего зарвавшегося противника, и тяжело пришлось бы Гартошу, если бы сбоку в их схватку не ворвался Вирон. Гартош уступил другу блондинку – месть, святое дело! Рыжая особых хлопот не доставляла, и он мог уже более менее спокойно осмотреть место боя. Заметного перевеса не добилась ни одна, ни другая сторона. Вокруг кипели одиночные и групповые схватки.

Вот четверо реатцев при поддержке двух синьшелов прижали к стене троих вампиров и одного вурдалака, и одного за другим закололи. С другой стороны улицы кошки – оборотни порвали на куски троих академиеров. Увидев это, Гартош на мгновение оцепенел, чем чуть не воспользовалась рыжая вампирша. Но он сумел взять себя в руки и, стараясь не терять хладнокровия, возобновил жесткие атаки. Несколько сильных ударов и рыжая, как и в случае с Альконом, осталась без оружия. Она остановилась и беспомощно посмотрела на Гартоша, но после того, что оборотни сделали с его товарищами, у него не осталось жалости. Широко открытыми от ужаса огромными глазами, словно завороженная, смотрела вампирша на летящее лезвие, успев прикрыть в последний момент голову руками. Упала отрубленная рука, второй страшный удар раскроил ей голову. И вкусив крови, Гартоша понесло.

Второй под горячую руку попала блондинка. Вирону все никак не удавалось совладать со своей ловкой противницей, и рубящий удар сбоку помог решить дело. Вирону осталось только пронзить сердце своей противнице.

– Нет! – Резанул по ушам дикий крик.

Катарина, несмотря на отрубленное ухо, пробивалась в их сторону.

– Мои девочки, мои маленькие девочки.

Ее глаза наполнились страхом и отчаянием. Смешанные вместе с кровью слезы, разукрасили ее лицо в зловещую маску.

– Вы ответите! Вы все ответите!

Гартош с Вироном переглянулись.

– Вот сейчас и ответим, – процедил Оскол, и они набросились на рыдающую вампиршу с двух сторон.

Потеря крови и своих любимиц лишили Катарину сил достойно сопротивляться, и вскоре она лежала рядом с ними.

Новая кровь. Вирон и Гартош убили впервые в жизни. Пусть даже вампиров, пусть нечисть, но по большому счету не очень-то они и отличались от обычных людей, во всяком случае, внешне. Что-то перевернулось в душе у молодых воинов, крови захотелось еще (уж не влияние ли убитых ими вампирш?).

Клифтас был невероятно сильным и опасным противником. Был. И этим все сказано. Два молодых академиера, чуть больше недели назад принявшие участие в своей первой схватке с нечистью, не то чтобы легко, но справились и с ним: это казалось невероятным, но это случилось. Вирон пнул изрубленное тело вампира.

– Из этой компании осталось еще трое. Поищем?

Гартош осмотрелся. Те трое сместились на другую сторону улицы, зато рядом нашлись оборотни, три оборотня загрызшие академиеров. Сейчас они окружили Вотерджоха, Газу и Игара. У Вотерджоха бессильно болталась левая рука, Газу исполосовали когтями, и только Игар Тавам выглядел без видимых повреждений.

– Сперва к этим.

Вирон без слов последовал за другом.

Гартош напал на тигра, уже начавшего рвать Вотерджоха, Вирон-на львицу, тоже готовую к последнему решительному броску на обессилевшую Газу. Увлеченный синьшелом тигр не заметил нового противника, пока его правая задняя лапа не перестала повиноваться, по причине широкой рубленой раны. Несмотря на страшную рану, он стремительно развернулся на уцелевшей лапе и обнаружил перед собой нахально улыбающегося академиера. Таких молодцов на счету оборотня числился уже не один десяток, и тем более обидно получить серьезную рану от одного из них. Его глаза налились кровью, и из горла вылетело вполне внятное:

– Ну ты и влип, сопляк!

– Ага, – весело согласился Гартош. – В твое дерьмо! Смотри не подскользнись!

– Даже не мечтай о легкой и достойной смерти, быть тебе вечным зомби.

Когти кошки вышли почти на всю длину и тотчас спрятались.

– Ты коготки-то спрячь, – посоветовал ему Гартош, – а то еще обломаешь ненароком, а мне они целые нужны. Ты, наверное, уже слышал, я коллекцию собираю.

Раненая лапа помешала тигру сделать мощный бросок, Гартош сумел увернуться, да еще рубануть оборотня побоку. Рана оказалась неглубокая, зато длинная, и главное обидная. Оборотень глухо зарычал: дать себя коснуться второй раз какому-то недоноску – позор, свои потом засмеют. Правда, этот недоносок быстр, очень быстр.

А Гартош порадовался, что у него в руках меч, а не скажем сабля, топор, или какое-нибудь другое оружие. Длинное прямое лезвие как нельзя лучше подходило к данному случаю. А оборотень, злясь на себя за досадный промах, готовился к новой атаке. Нужно приблизиться к противнику как можно ближе, чтобы пустить в ход и зубы и когти. И плевать на раны, раны потом заживут, для оборотня не проблемы почти любая рана, главное добраться до горла этого ублюдка, восстановить свою репутацию непобедимого бойца.

– Ну давай, давай, полосатик, – поощрял его «ублюдок», «недоносок», «молокосос», поигрывая кончиком меча перед полосатой мордой и не испытывая перед страшным противником не то что ужаса, но и малейшего страха. Что вообще-то удивительно для молоденького академиера.

Оборотень сделал осторожный шаг. Меч проделал восьмерку перед его носом, и ему пришлось отступить. Надо поймать врага на ошибке, отбить лапой меч в сторону и устремиться к податливой плоти. Он сделал несколько шагов вокруг мальчишки и присев заорал:

– Сейчас, Крал! Рви его!

Но странное дело, мальчишка не только не купился на уловку, но и сделав рывок, резанул кошку по кончику носа, тут же отступив назад.

– Что, получил по носу, недотепа!

Это уж слишком! Тигр взвился в воздух и почти сразу почувствовал боль в животе. Не отступивший, а наоборот бросившийся под него противник, выпустил из него кишки. Последнее что он почувствовал, это сильный удар по шее. Второго и третьего удара, отсекающего ему голову, оборотень уже не чувствовал.

Вирону опять повезло меньше. Он не сумел незаметно подобраться к оборотнице и она встретила его мордой к лицу. От Газы помощи ожидать не приходилось, он остался с львицей один на один. Небольшие царапины на ее теле не причислишь к серьезным ранам, она оставалась полна сил и не меньше Вирона жаждала крови.

Первым атаковал все-таки Вирон, и даже заставил львицу отступить на несколько шагов, но это были и все его достижения. Теперь он сам с трудом успевал отбивать сильные удары лап, и начал опасаться, что той удастся выбить меч из его рук. Человеческие глаза львицы неотступно следили за противником, и видели, что решимость сменяется осторожностью, а затем и вовсе нерешительностью. Молниеносный рывок вперед, меч отбит в сторону и Вирон увидел перед лицом страшные когти. Он успел отшатнуться, уходя от атаки, шагнул в сторону, крутанулся на месте. Медленно, слишком медленно. Когти львицы располосовали Вирону спину, и все что он успел сделать, это ударить наугад, назад через плечо. Это и спасло ему жизнь.

Меч наткнулся на голову оборотницы, – уже готовой перекусить не сильно толстую шею академиера – и чуть не лишил ее глаза. Она мотнула головой, стряхивая кровь, и почувствовала укол в ляжку. Это Газа собралась с силами и пришла на помощь Вирону, который в свою очередь пришел на помощь к ней. Львица отбросила синьшела к стоящему на коленях Вирону. Газа упала рядом.

– Даже не знаю с кого начать.

– С меня! – подсказал ей, вовремя подоспевший Гартош.

Львица рванулась к новому противнику, и смертельная карусель закрутилась вновь. Оба были полны решимости отомстить за своих: львица за тигра, Гартош за Вирона, за Газу, за растерзанных академиеров. И видимо у Гартоша такой решимости оказалось больше. Он насмехался над неуклюжестью оборотней, все больше распаляя свою противницу и не забывая оставлять на ее теле все новые отметины, умудряясь при этом остаться без таких же. Оборотница атаковала без передыху, одежда Гартоша превратилась в лохмотья, но странное дело, ни одной раны.

– Риса, помоги! – позвал третий оборотень – Игар перебил ему обе передних лапы.

Львица лишь на четверть оборота повернула голову, и Гартошу этого хватило чтобы закончить начатое Вироном – лишить оборотницу глаза. А дальше дело техники. Атаковать обезумевшую от боли кошку с незрячей стороны, выпустить с нее как можно больше крови, и не дать прийти в себя. Что и было сделано. Движения львицы постепенно замедлились. Затем она лишилась второго глаза. А затем и головы.

Отрубив очередную голову, Гартош устало оперся об меч. Тяжело дыша, но всего лишь с одной царапиной на руке, подошел Игар.

– Ты молодец, двух таких зверюг завалил. Они здесь главные были.

О своей победе он скромно умолчал. Его противник, лев-оборотень, валялся неподалеку, и тоже без головы.

– Сам не понимаю, как это я умудрился, – недоумевал Гартош.

Игар оказался прав. После гибели предводителей большинство уцелевшей нечисти поспешили скрыться. А тех, кто не проявил такого благоразумия, совместными усилиями добили.

* * *

Бой был страшен своими последствиями. Как оказалось, не получил ни одной раны лишь Гартош. Остальные получили раны и увечия разной тяжести.

Погиб Лебер… От полученных ран умер Вотерджох, присмерти находился Терес… Вирону сильно порвали спину, Газа также вся была исполосована. Алькон получил несколько колотых и резаных ран и также надолго выбыл из строя. Седой Дигур остался без руки, его синьшельство закончилось.

Погибли шестеро академиеров, столько же реатцев, трое синьшелов. Первый патруль пропал безвести.

VIII

Вскоре из соседних казарм прибыла подмога во главе с самим графом Ретцом – командующим гарнизоном Галофа. С ним приехали и шестеро незнакомцев. Как оказалось, это были знаменитые пауки-призраки: элитные охотники и истребители нечисти, и если они оказались здесь, значит, намечалось что-то серьезное.

* * *

Казарма в Арахене на время превратилась в госпиталь. Командование логично посчитало, что легче привезти лекарей и магов на место, чем транспортировать такое количество раненых, тем более многие не пережили бы дороги.

Гартош уныло ходил от койки к койке, помогал чем мог лекарям, и никак не мог заполнить ту пустоту в душе, которая возникла с гибелью друзей академиеров, а также хорошо знакомых синьшелов и реатцев. Возле койки Седого Дигура он задержался. Дигур враз постарел, потерю руки в его возрасте не каждый мог пережить. Почувствовав рядом с собой чье-то присутствие, старик (теперь действительно старик) открыл глаза, долго смотрел на Гартоша немигающим взглядом.

– Не ходил бы ты с ними, сынок, – наконец тихо сказал он. – Ты им нужен только как приманка. У нечисти на тебя большая обида, вон, сколько ты их за раз перебил. Теперь они на тебя устроят охоту. А паукам это как раз и надо.

Под таким углом предложение пауков-призраков Гартош не рассматривал. А ведь в словах Дигура был смысл. Гартош вспомнил свой разговор с пауками.

Прибывшая с графом Ретцом шестерка держалась обособленно, подчеркнуто обособленно, даже можно сказать, несколько высокомерно. Еще бы, легендарные пауки-призраки, известные в Ларфе и за его пределами охотники и истребители нечисти. От синьшелов они отличались тем, что охотились исключительно на высшую нечисть, на элиту, предоставив синьшелам и иностранным волонтерам рутинную, повседневную работу. Тем более удивился Гартош, когда на другой день по прибытии к нему подошли двое из призраков, а потом подтянулись и остальные.

– Значит, ты и есть тот знаменитый Гартош, который в одном бою уничтожил двоих оборотней и троих вампиров? – спросил крепкий широкоплечий мужчина, в котором неуловимо чувствовалось естество настоящего воина. Слово «знаменитый» он произнес с чуть заметной иронией.

Тогда Гартош не придал этому значения, еще бы, с ним разговаривают сами призраки, а ведь он о них был наслышан еще в стенах академии. Гартош очумело переводил взгляд с одной живой легенды на другую и не мог произнести ни слова. Наконец до него дошло, его ведь спросили, нужно отвечать, такие люди долго ждать ответа не привыкли.

– Оборотней и двух вампиров я прибил, было дело, – чуть успокоившись, тоном бывалого воина, ответил он вопрошавшему, – а третью вампиршу, малютку Лайтру, добил мой друг Вирон, вон он лежит. – Пауки даже не повернулись к Вирону. – Да и в смерти остальных не только моя заслуга. Они были уже порядком вымотаны еще до встречи со мной.

– Скромный мальчик, он мне нравится, – пропела подошедшая паучиха с фигурой богини и легким шрамом на лице.

Гартош бегло пробежался по ней взглядом и пришел к выводу, что на шрам можно внимания не обращать. Его жадный оценивающий взгляд не ускользнул от пауков, мужчины с пониманием переглянулись – молодец малец, ловит самую суть. Женщина со шрамом лукаво, и даже как показалось Гартошу, многообещающе улыбнулась, у него от неожиданности и от счастья чуть не подкосились ноги.

– Что-то я сомневаюсь, что этот мальчик может что-нибудь, кроме как пялиться на женщин.

Вторая паучиха не скрывала своего пренебрежения и даже враждебности (с чего бы это?).

– Брось, Эзари, мальчик здесь совсем одичал, вот и пялится на первую встречную женщину.

Паучиха со шрамом лукавила. На такую пялился бы любой мужчина, в любой обстановке, сколько женщин не находилось бы вокруг.

– Мы собираем отряд, – не дал развить тему первый из подошедших к Гартошу призрак, – который устроит облаву на нечисть. Отряд будет в роли загонщиков, а мы-в роли охотников. – Теперь Гартош понимал, почему их называли пауками, они сидели в засаде, словно пауки в паутине, так и выискивали свои жертвы. Ну а про призраков все понятно – сделали свое дело и исчезли. – В этих местах что-то стало слишком тесно от нечисти, нужно немного почистить, да разузнать, куда делся ваш первый патруль. Пойдешь в загонщики?

Гартош чуть не оторвал голову кивая. Конечно пойдет! Выгонять дичь самим паукампризракам! Будет что рассказать в академии. Паук удовлетворенно кивнул, он и не ожидал другой реакции.

– Познакомься с нашей компанией. Меня зовут Кайрас. Это Эгер. – Высокий черноволосый мускулистый паук коротко кивнул. Такой же высокий и мускулистый, но шатен, оказался Боратон. Иварин был пониже, с гладко выбритой головой. Паучиху со шрамом звали Викаса, она обворожительно и вновь многообещающе улыбнулась Гартошу. Эзари не проявила никаких эмоций при знакомстве, лишь хмуро смотрела на новоявленного помощника. Надо держать с ней ухо востро – отметил про себя Гартош. – Через два дня выступаем, будь готов. – Не особо красноречиво закончил Кайрас.

Шестерка разом потеряла к нему интерес и дружно разошлась по своим делам. Проходя мимо Гартоша, Викаса зацепила его своим шикарным бедром. Гартош возликовал, и пообещал себе этой же ночью попытаться познакомиться с паучихой поближе, если пауки, конечно, не оторвут ему за это голову.

И вот теперь Седой Дигур заставил его посмотреть на предложение пауков по-другому. Выходит он им нужен не как загонщик – гроза нечисти, а как приманка, на которую эта нечисть будет усиленно охотиться. Хотя, если разобраться… Какая к черту разница! Загонщиком он будет или подставной жертвой! Он искренне надеялся, что пауки не дадут его в обиду, да и сам он не кто-нибудь, а Оскол.

А ночью Викаса окончательно развеяла его сомнения и опасения. Затащить в постель грозную паучиху оказалось делом несложным, то есть совсем несложным, можно даже сказать, в постель затащили самого Гартоша. Женщина со шрамом сама была не прочь небольшого любовного приключения. Она полночи шептала своему молодому любовнику о его исключительности, значительности, и о том, какие перед ним открываются перспективы. Смотря на то, как он себя покажет в будущей охоте, у него вполне может появиться шанс, стать одним из них: пауков-призраков.

* * *

Два дня пролетели быстро. За это время Гартош на практике многое узнал о лекарском деле и лечебной магии. К счастью никто больше не умер: легко раненные уже встали на путь выздоровления, а состояние тяжело раненных стабилизировалось. Гартош особенно переживал за Тереса, но маг-лекарь Чиро Греатиль уверила его, что через месяц полтора, его друг снова будет гарцевать на лошади.

На рассвете третьего дня сводный отряд в количестве сорока человек, получив у кого не было лакиритовое оружие, углубился на территорию, контролируемую нечистью. Половину отряда составляли синьшелы, еще половину-бывалые добровольцы из союзных Ларфу государств. Командиром назначили опытного синьшела Блоф Ловея. Он четко разъяснил всем участникам похода личное задание каждого.

Гартош попал в пятерку синьшела Фрета Нигмуса вместе с виктанийцем Трушером, реатцем Зигулом и жеранцем Клейтом Кованцем. Что заметил Гартош – и первое время это его удивляло и обескураживало, – здесь, в Ларфе, не чувствовалось никакой вражды или даже неприязни между представителями разных стран. Общее дело, общая опасность, не взирая на гражданство, сплачивали людей крепче кузнечной спайки. И дружба Трушера, Зигула и Клейта была этому неопровержимым доказательством. Они уже неоднократно посещали суровый Ларф, заранее оговаривая место и время встречи. Вместе отражали нападение нечисти и вместе ходили в походы против нее. И даже стали похожи друг на друга, разве что Зигул был слегка позагорелей своих друзей.

А сейчас неразлучная троица взяла опеку над молодым виктанийцем, а Фрет Нигмус посчитал нужным озвучить небольшое наставление.

– В общем так, Гартош. Несмотря на то, что ты недавно крепко отличился, среди нас ты самый молодой и наименее опытный. Поэтому старайся держаться посредине, в центре, чтобы мы могли в любой момент тебя прикрыть или прийти на помощь. И помни, мы-группа и действуем сообща, никаких самостоятельных действий и порывов: все делаем только вместе.

Гартош не стал проявлять ненужные сейчас обидчивость и высокомерие бывалого воина. – Можешь не беспокоиться, я не собираюсь, чихая на остальных, показывать какой я герой. Я сам некоторое время побыл командиром пятерки академиеров и понимаю что такое команда. Хотя у нас и не всегда получались командные действия. Так что нынешний опыт будет мне не лишним.

Нигмус довольно кивнул – понятливый парень. А бронзовокожий красавец Зигул доверительно сказал молодому коллеге.

– Держись с нами виктаниец, и мы покажем тебе не только, как действует команда в бою.

– Но и как действует сплоченная команда после боя. – Подхватил и продолжил мысль Кованец.

– После боя обычно мы делаем ревизию лучшим кабакам и храмам Фритты, – внес ясность Трушер.

Гартош хотел сказать, что кой-какой опыт в этом деле у него есть, но вовремя прикусил язык. Его опыт – как боевой, так и развлекательный – ничто по сравнению с опытом его новых товарищей.

Пятерка Нигмуса двигалась в колонне второй сзади – замыкали колону, как и возглавляли, пятерки синьшелов. В узких улочках старых кварталов хватало неплохих мест для засад, поэтому время от времени в близлежащие дома входили поисковые пятерки, прикрывая прохождение колонны. Пока все шло чисто, из приграничных кварталов нечисть как вымело. Оно и не удивительно, против крупного отряда нужно собрать соответствующие силы, и командование отряда догадывалось, где скорей всего их будет ожидать горячая встреча. И они не ошиблись.

На перекрестке трех дорог их поджидал заслон. Одну улицу перегородили наспех сооруженной баррикадой, за ней виднелись головы десятка лучников. Другую улицу перекрывала шеренга безучастных зомби, за ними расположились с полтора десятка разномастных нечистых. Отряд людей остановился. По плану им нужно было двигаться по улице перегороженной баррикадой. После небольшого совещания в стороны ушли две пятерки синьшелов, нанести удар с флангов и с тыла. Затем вперед вышли щитоносцы, и атака началась.

Навстречу безмолвно покатилась встречная волна зомби. Для опытных воинов зомби не представляли особой опасности, тем более их было немного – видимо у здешних некромантов появилась нехватка трупов. Но в задачу зомби не входило убить как можно больше людей, главное разрушить строй щитоносцев, открыв для лучников более доступный выбор целей. И отчасти это им удалось. Три щитоносца вскоре потеряли свои щиты, вырванные из их рук цепкими зомби. Пока искромсали нежить, пока отобрали у них щиты и восстановили порядок, потеряли четырех убитыми и шестерых-ранеными.

Половина отряда бросилась штурмовать баррикаду, другая половина приняла на себя удар второй группы нечистых. Штурм баррикады не занял много времени: в ближнем бою, без прикрытия, лучники были почти беспомощны. Потеряв троих и побросав луки, они бежали, причем, как показалось Гартошу, нечистых там не было, обычные люди.

Со второй группой также особых проблем не возникло. Выдержав, в общем-то не очень ожесточенную атаку низшей нечисти, люди сами пошли вперед. И оставив на улице пятерых убитых, нечистые – не в пример лучникам – организованно отступили. Преследовать их никто не стал. Вскоре вернулись обходные пятерки, точнее то, что от них осталось. Они наткнулись на такие же фланговые группы противника, и приняв бой, не смогли выполнить поставленную перед ними задачу, хотя и обезопасили основной отряд от фланговых ударов.

Подвели итог первого боя: восемь человек погибли, столько же были серьезно ранены. Первый бой, и такие потери. У Гартоша, который, кстати, снова не получил ни единой царапины, да и у многих других, появились первые сомнения насчет успешного похода, но роптания не наблюдалось, знали на что шли.

Заранее, еще до похода, было оговорено, что раненые заботятся о себе сами, легкораненые помогают тяжелораненым выбраться из нечистых кварталов. Над трупами – своими и чужими, так как их невозможно было вынести – провели необходимые обряды, делавшие невозможным использовать их в качестве зомби. Конечно, после лакиритового оружия вряд ли кто смог бы поднять мертвых, но решили перестраховаться.

Гартош впервые видел проведение такого обряда, и оно произвело на него отвратительное впечатление. Взятый в отряд жрец некромант, служитель Залы – богини смерти, ритуальным кинжалом пробил покойникам сердца, печень и глаза, пропел очищающую молитву и посыпал их каким-то мерзко пахнущим порошком.

Совершив все необходимое, двинулись дальше.

* * *

Вторая засада ожидала их на три квартала дальше. В этот раз лучники расположились на крышах трехэтажных зданий. Перестроиться успели не сразу, и когда, ворвавшись в забаррикадированные окна и двери поднялись наверх, лучников и след простыл, ушли по крышам соседних домов. В результате этой неожиданной атаки, потеряли еще пятерых убитыми и ранеными. Поредевший наполовину, отряд продолжал движение.

Они шли постепенно расширяющимися улицами, и Гартош анализировал действие их отряда. Претензий к Блов Ловею не было, синьшел действовал грамотно. Претензии возникли к организации самого похода. То, что вышли слишком малыми силами, то, что не взяли с собой лучников – эффективность их засад Гартош отметил особо, – в общем, все это сильно смахивало на авантюру. И организовали ее не кто иные, как пауки-призраки. Все чаще на ум приходили слова Седого Дигура об использовании Гартоша в качестве приманки. Но видимо в этом качестве использовался весь отряд. О том, что два десятка оставшихся в строю, смогут нанести какой-нибудь более-менее серьезный урон нечисти, да на ее же территории, вызывало большие сомнения, очень большие.

Мрачные размышления Гартоша прервало новое изменение ситуации: отряд достиг площади, от которой планировалось повернуть налево, на запад, и гнать собравшихся там нечистых прямо в паутину пауков-призраков. Но, похоже было, гнать нечисть в нужном направлении врядли получится, как бы их самих не погнали.

На площади собралось не меньше трех десятков нечистых, из них шестеро оборотней, а сколько здесь еще найдется высшей нечисти, покажет бой.

Расклад для людей получается крайне неблагополучным: три десятка нечистых, и судя по всему, половина из них высшие, это слишком много для двух десятков людей, даже для опытных и проверенных бойцов, собравшихся здесь. Оставалась надежда на призраков. Сумеют ли прийти на помощь? Захотят ли? Отряд перестроился, щитоносцы отошли назад прикрывать от атак лучников, а то, что они скоро появятся сомнений не вызывало ни у кого.

Зигул вытащил из-за пазухи висящий на цепочке амулет Рафа, бога судьбы, бросил на него быстрый взгляд, поцеловал, и спрятал обратно.

– Ну, Гартош, – повернулся он к молодому соратнику, – наступает момент истины. Если выберемся из этой передряги живыми, принесу Рафу обильные жертвы и пожертвования в его храм.

– А я буду бродить по борделям Галофа, пока не упаду без сил, – заявил Гартош.

– А я плюну в рожу призракам, – хмуро бросил Кованец.

Гартош посмотрел на жеранца с пониманием, у него у самого возникло такое же желание, да и судя по ободряющим ухмылкам стоящих поблизости бойцов, не у него одного.

– К бою! – негромко, но отчетливо скомандовал Ловей, и разговоры прекратились.

Несмотря на численный перевес, нечистые не торопились атаковать, они чего-то ждали. Чего они ждали видимо понимал и Блоф Ловей, и не успели лучники появиться на крышах, он проревел:

– Вперед! Сблизиться с противником, пока нас не перестреляли!

Со всех ног отряд рванул вперед. Кто-то упал, получив стрелу в спину, кто-то перецепился через погибшего и растянулся рядом, но тут же вскочил и помчался к нечисти как за спасением. Лучники успели дать только один залп, да и то неприцельный, и опустили луки: на площади все смешалось, начался самый жестокий бой, какой только Гартошу довелось видеть.

Построившийся ромбом отряд, вклинился в строй врага и их сразу же окружили. Пятерка Нигмуса находилась на правом фланге и несмотря на яростные нападки нечисти, им удалось удержаться, не разорвать строй. Академиеры обучались действовать в одиночку, группами и в строю, но то были занятия и учения, а сейчас Гартошу пришлось принять участие в настоящем бою, занимая свое место в строю. Он, как и обещал своим товарищам по оружию, задавил в себе сильнейшее желание сломя голову броситься в гужу сражения, отвечая только за себя и вскоре обнаружил свои преимущества биться в строю.

Нападавший на Зигула вурдалак, получил от Кованца удар в бок, Зигул, воспользовавшись опущенной рукой, рубанул через всю грудь и отбросил нечистого Гартошу – добивай! Гартош видел, как его опекают, перехватывая самых опасных противников, которые как мухи на мед лезли на молодого виктанийца, и он был благодарен своим старшим товарищам, самому бы ему с этой навалой не справиться.

Первую атаку отбили, нечисть отступила на десяток шагов. Не поворачиваясь, спина к спине, провели перекличку. Шестеро погибших, почти все ранены – четверо тяжело. Гартош снова не получил ни царапины! Правда в этом больше была заслуга его товарищей, чем его самого.

Переступив через погибших, чтобы не скользить в крови, десятеро оставшихся на ногах образовали круг, поместив в середину тяжелораненых. Среди раненых оказались и Клейт Кованец с Трушером. Упокоить должным образом погибших уже никто и не пытался, тем более что жрец-некромант погиб один из первых. Немного успокаивало только одно, нечистых погибло гораздо больше. На мостовой валялось больше десятка трупов низшей нечисти (среди них Гартош со злорадной радостью рассмотрел своего знакомого молодого вампира), еще нескольких высших уволокли их собратья, зализывать раны: только высшие могли кое-как противостоять лакиритовому оружию. Но все равно, их, нечистых, оставалось вдвое больше, не считая еще лучников людей.

– Где же эти хреновы призраки? – уже в который раз задавался вопросом Зигул.

Оставшиеся в живых внимательно осматривали крыши и окна домов, в надежде увидеть тех, ради кого и затевался этот бессмысленный и бесполезный поход. Но их взгляды натыкались лишь на лучников, служащих нечисти, людей предателей, хуже самой нечисти, которой, кстати, надоело ждать и терпеть на своей территории чужаков. Кольцо вновь начало сужаться, на лицах людей и их врагов читалась решимость покончить со всем сейчас, больше тянуть некуда.

По безмолвной команде нечисть бросилась вперед. Гартош все еще чувствовал рядом с собой плечи товарищей, но понимал, скоро их круг разорвут, сомнут и разорвут.

Вновь ему противостоял оборотень, оборотень – медведь, громадная, но на удивление быстрая туша. От мощного удара лапой Гартош вылетел из круга, прокатился по мостовой и уперся в чей-то труп. Труп оказался не совсем трупом. Недобитый вампир, почувствовав рядом живую плоть, проявил чудеса живучести и вцепился Гартошу в руку, точнее он думал, что в руку, так как тот успел подставить лакиритовый кинжал и расширил улыбку жадного до чужой крови вампира от уха до уха. В следующий момент Гартош уже вскочил на ноги, и вовремя. Медведь оборотень оказался настойчив, не удосужив своим вниманием бьющихся с его собратьями уцелевших людей, он вновь устремился к молодому виктанийцу. Да и не он один.

Сзади и сбоку заходили два вампира, один из которых кажется был высшим. Медведь коротко рявкнул и вампиры хоть и нехотя, но отступили. Что это? Благородство или личные счеты? А может оборотень просто хотел присвоить всю славу победы над нашкодничавшим виктанийцем себе одному? Все эти вопросы пронеслись в голове у Гартоша в доли секунды, но само собой задавать он их никому не стал.

Он быстрым пируэтом отогнал вампиров еще на три шага и вплотную занялся медведем. Именно занялся им, хладнокровным и расчетливым поиском слабых мест у противника, а не спасением собственной жизни. Охватившая его некоторое время назад горячка боя отступила, уступив место ясности разума, четкому пониманию боя и своих действий.

Оскол нанес несколько быстрых коротких ударов по лапам медведя – шкура толстая, без хорошего замаха не пробьешь, но в том то и дело что хорошенько размахнуться ему никто не позволит, медведь был начеку и очень быстр. Укол в сердце оборотня чуть было не лишил Гартоша меча, сильный удар лапы почти выбил его из рук. Магия. Пора применять магию, хотя ее применение здесь, в контролируемой нечистью местности, было сложной задачей. Сложной, но возможной. Гартош приберег магию на потом, но время пришло.

Огненный шар застал оборотня врасплох и выжег в его шкуре приличную дыру. Он обиженно и недоуменно заревел и тут же получил удар меча в выжженную рану. Вот так-то! Такой большой и такой глупый, не смог закрыться от простейшей магической атаки. Гартош возликовал, но преждевременно, раны оказались совсем не смертельными и только раззадорили медведя, хотя и значительно замедлили его движения. Медведь снова напал, но Гартош уже не собирался убегать, он видел, что нанесенная лакиритовым оружием рана не затягивается, как это обычно бывает у оборотней и у других высших, кровь толчками покидала большое сильное тело.

Несколько обманных движений, и увернувшись от громадных лап он нанес медведю длинную царапину на морде. Вот тут, заметив, что для оборотня дело оборачивается плохо, в дело вступили вампиры. Так, благородством больше не пахло. Оставив медведя беспорядочно махать лапами, Гатрош метнулся к новым противникам. Быстро вошел в ближний контакт, его кинжал и меч летали с такой невероятной быстротой, что даже шустрые вампиры едва поспевали. А зря, надо успевать, успевать отражать лакиритовые удары. Вот, например этот! Меч прочертил на кисти низшего кровавую полосу. Будь этот удар нанесен обычным оружием, вампир бы только рассмеялся и тут же прекратил кровотечение. Но сейчас он выронил меч и с искаженным от боли лицом схватился за пораженную руку.

Не став добивать почти беспомощного противника, Гартош целиком посвятил свое внимание высшему вампиру. Тот был ловок, ловок и умен. Он больше не атаковал противника, а просто сдерживал наскоки этого опасного человека, ожидая, когда придет помощь, а помощь скоро прийдет, людей осталось совсем мало. Но такое развитие событий не устраивало Гартоша. Не хочешь драться? Уходишь от борьбы? Ладно! Бросив этого противника он вернулся к прежнему. Чуть ли не демонстративно разрубил низшего вампира, от ключицы до середины груди. Ну, как? Задело! Очень хорошо!

Высший вампир потерял самообладание от увиденного и слишком опрометчиво бросился на врага. А его враг сейчас казался настоящей машиной для убийства, машиной беспощадной и все более упивающейся боем. С каждой каплей пролитой чужой крови к Гартошу будто вливалась сила и уверенность, уверенность и мастерство. То ли предки щедро делились с ним накопленным целыми поколениями, то ли враги отдавали нажитое… Не понять… Но с каждой смертью (смертью противника разумеется) Гартош словно шире расправлял плечи.

Упал на колени и высший вампир, да так и не поднялся, без головы не поднимаются. Удар в глаз прекратил мучения медведя. Кто еще! Ну! Вампиры и вурдалаки! Я желаю вашей плоти и крови!

Лишних врагов поблизости не оказалось, все были заняты тройкой уцелевших людей. Хотя нет, уже двумя уцелевшими. Дико гикнув, Гартош напал на нечистых со спины. Успел зарубить двоих – один так и не понял, что случилось, другой понял, но оказался не слишком проворен. Трое людей: Гартош из Виктании, Зигул из Реата и Тимор Глодкон-синьшел из Ларфа, стали спина к спине против семерых высших вампиров.

Вдруг пропал тот боевой задор, та легкость, что охватывала тело, та уверенность, когда казалось что все по силам, это все исчезло. И пришла обреченность и понимание, сейчас все закончится, троим измученным людям не выстоять против семерых нечистых.

– Их только семеро, – увидев скисшую рожу Гартоша, попытался подбодрить его Зигул. – Я видел, как ты разделался с тремя, да и этих двух ты лихо зарубил. Итого пятеро.

– Ага, – тут же подхватил Тимор, – пятерых отдаем Гартошу, он сегодня в ударе, и нам, так уж и быть, по одному. Отобъемся!

– Спасибо, – благодарно буркнул «герой». – Мне сейчас хотя бы от одного отбиться. Будто кости из меня вынули, ноги трясутся, не держат.

– Бывает, – посерьезнел Тимор. – На тебя нашла боевая ярость, я таких немало повидал. Им все нипочем, но когда этот раж проходит, они беспомощнее ребенка.

– Нам всем сейчас этой ярости не хватает, разнесли бы это сборище в пух и прах. А то они чего-то затевают, не нравится мне это, лучше бы напали.

Нечисть действительно вела себя крайне подозрительно. Не добивали оставшихся, оттянулись на десяток шагов, хотя и не выпускали людей из круга. Гартош нутром почувствовал, что что-то затевалось. В воздухе запахло Присутствием. Присутствием кого-то или чего-то. КТО-ТО не заставил себя долго ждать.

* * *

Гартош и его товарищи почти не удивились, когда из тени дома, где, казалось, негде было прятаться, вышло трое. Две громадных тролеобразных образины и воин с коротко стриженными, белыми как молоко волосами.

Голос Тимора был спокоен и даже насмешлив.

– Нас почтил своим вниманием сам Белый Демон.

– Очень вы мне нужны, – не менее насмешливо отозвался тот. – Меня интересуют те шестеро, что прячутся у вас за спинами, и видимо ждут, когда вы им оставите как можно меньше врагов.

Тимор оглянулся.

– Да, да. Именно в том доме сидят ваши герои, которые подвигли вас на этот бесполезный поход, – продолжил демон. – Они видимо хотели просто поразвлечься, да не вышло. Видите ли, мне тоже хочется развлечений, и ваши, так называемые пауки-призраки, как нельзя лучше подходят для этой цели. Ну, где вы там! Мне вас что, за уши вытаскивать?! Или назвать настоящими именами?

На крыше трехэтажного здания, за спинами расположившихся там лучников, появились два силуэта. Они двигались настолько стремительно, что лучники даже не успели понять, кто и откуда на них напал, как превратились в потенциальных зомби. Кайрас и Иварин (а это были именно они) спрыгнули, и мягко приземлились на мостовую.

– Видели? – тихо спросил Тимор, – там верных тринадцать – пятнадцать шетов. Нормальный человек уже разбился бы.

– Или переломал бы ноги, – подтвердил Зигул.

– Они ведь лучшие из лучших, наверное, много треннировались, – неуверенно предположил Гартош.

Тимор фыркнул, но промолчал, все его внимание было уделено происходящему.

Из дверей этого же дома, появились и остальные пауки-призраки.

– И что тебе мешает назвать наши настоящие имена? – приблизившись к Лорду Белому Демону, вкрадчиво спросила Викаса. – Боишься, что их услышат наши люди? Неужели ты собираешься отпустить их живыми? Что-то не верится.

– Живыми? Ваших? Низачто! Но ведь здесь находятся и мои подданные, а я не хотел бы, чтобы даже они слышали лишнее.

– А видели?

– Пускай посмотрят. Да вы подходите, подходите, не стесняйтесь.

– Уж не этих ли ты нам приготовил в противники? – Кайрас пренебрежительно посмотрел на высшую нечисть.

Под тяжелым и ироничным взглядом пауков нечистые забеспокоились и подались назад. – Как ты мог такое подумать! – искренне обиделся Белый Демон. – Я думаю вы будете довольны своими противниками. Нас трое. – Образины обаятельно улыбнулись. – И для комплекта, вот…

Из той же тени вышли еще трое: две девушки, и молодой парнишка, на вид примерно того же возраста что и Гартош. Увидев вновь прибывших Викаса разъяренно зашипела и схватилась за меч.

– Ну, маленькая дрянь! На этот раз ты попалась! Я тебе припомню то розовое платье!

Миниатюрная девушка, чем-то неуловимо похожая на Лайтру, звонко рассмеялась и показала Викасе язык.

– Все здесь друг друга знают, в представлениях никто не нуждается. Пожалуй, приступим. – Тон хозяина был деловит, хотя и немного насмешлив.

Противоборствующие стороны обнажили оружие и разбились на пары. Белый Демон направился к Кайрасу, Викаса буквально прыгнула к своей маленькой сопернице, остальные выбрали себе противников произвольно, во всяком случае, так показалось Гартошу.

– Пока до нас никому нет дела, нужно выбираться отсюда, – прошептал Тимор, – на призраков у меня никакой надежды.

– У меня тоже, – согласился Зигул.

Будто услышав их слова – а может, действительно услышав, – на тройку людей посмотрел Белый Демон. Посмотрел строго и укоризненно, и от этого взгляда Гартош почувствовал, как его тело перестает ему повиноваться, даже язык прилип к зубам, только глаза сохранили кой-какую подвижность. И мысли потекли какие-то вялые и отстраненные: Бежать? Куда? Зачем? Здесь так интересно…

На площади действительно разворачивались интересные события – необычный бой. Затуманенный взгляд Оскола с трудом успевал за происходящим. Немыслимо быстрые полеты мечей и сабель, невероятные прыжки, которым мог позавидовать любой акробат, все это слилось воедино, и в сознании отпечатывались лишь отдельные моменты.

Ближе всех мелькали Белый Демон с Кайрасом. Ха! Белый Демон дерется с другим демоном. Стоп! Неожиданная мысль заставила бежать своих подружек чуть быстрее, хотя сама старалась улизнуть. Гартош с трудом сфокусировал глаза, и с еще большим трудом ухватил шуструю мыслишку за хвост. Это что получается? Раз Белый Лорд – демон, то и друзья у него – демоны. А кто может противостоять демонам? Правильно – другие демоны! Вполне логично.

От понимания того, что он додумался до чего-то необычного и очень важного, академиер вспотел, и почувствовал как с прояснением в голове появилась подвижность в пальцах, и он мог более живо и осознанно отслеживать ход боя. Он не заметил, чтобы какая-нибудь из сторон одерживала верх или хотя бы получила хоть малейшее преимущество.Демоны – а наш догадливый друг уже почти не сомневался, что все дерущиеся являлись демонами – проявляли владение необычной техникой, недоступной для людей, и буквально творили чудеса.

Уверенность Гартоша все крепла. Даже сильные маги не смогли бы так легко манипулировать такими силами – магическими силами. Тем более в этом сложном для магии районе. Неожиданное открытие настолько увлекло Оскола, что он немного отвлекся от наблюдения и не заметил как ситуация на площади незримо изменилась, незаметно, чуть-чуть. Какими-то более озлобленными стали «свои» демоны, более уверенно и нагло начали вести себя «чужие». Создавалось впечатление, что «чужие» просто игрались со своими противниками, забавлялись, создавали иллюзию равносильного поединка, а сейчас им просто надоело.

Пауков теснили, сгоняли в центр площади, и все попытки вырваться из этого кольца пресекались на корню. Особенно бесилась Викаса. Сознание того, что она ничего не может сделать со своей соперницей, просто выводило ее из себя. Искры с ее меча и молнии с пальцев, натыкались на непреодолимую преграду, возводимую смешливой малышкой. В свою очередь удары маленькой демонессы, хоть и изредка, но все же достигали цели, что вызывало бурную реакцию со стороны Викасы. Сомнения отпали, так отборно материться могла только демонесса. Единственные кто не потерял самообладания это Иварин и Эзари. Казалось, их не касались бушующие вокруг страсти, они молча и упорно дрались, и даже отступая, ничем не выдавали своего огорчения.

Осыпаемый ударами Кайрас что-то выкрикнул. Позади него стало возникать светящееся, все расширяющееся пятно. Портал! Тройка людей почувствовала облегчение и надежду. Сила, струившаяся из портала, ослабила путы, но надежда рухнула почти сразу. В открывшийся проход первым шагнул Эгер – пауки бежали! Бежали, бросая людей на произвол судьбы! Даже не делали никакой попытки вытащить из беды тех, кого сами же заманили в эту ловушку.

Перед тем как исчезнуть в портале, Викаса бросила на людей мимолетный взгляд. Увидев широко раскрытые глаза Гартоша, Викаса на секунду задержалась, нехорошо так прищурилась (от этого прищура по шкуре сыпануло морозом), но Боратон подтолкнул ее в спину и шагнул следом. Эзари тоже удосужила виктанийца взглядом: взгляд был холодным и беспристрастным. А вот в глазах Кайраса, уходящего последним, даже мелькнуло сожаление. Надо же!

Портал захлопнулся, пауки исчезли. Похоже что местные демоны не особо и стремились их задержать. Изгнали с позором и ладно.

Пораженный предательством, Гартош на миг отвлекся, поэтому услышал лишь последние слова, сказанные Белому Демону одним из его товарищей.

– … справишься и сам.

После этого, три вызванных на подмогу демона ступили в тень и пропали. Трое несчастных людей оказались наедине с семью высшими нечистыми и тремя демонами.

* * *

– Неплохо развлеклись! – бодро заметил Белый Демон.

Его сопровождающие довольно оскалились, они искренне радовались оказии помахать мечами и размяться с равными по силе.

– Повелитель, разреши нам закончить с этими людьми, – с уважением, хотя и нетерпеливо обозвался один из вурдалаков.

– Успеете, никуда они от вас не денутся. Сперва мне хотелось бы потолковать кое с кем из них.

Взгляд демона уперся в Гартоша, и казалось, что он немного удивился тому, что молодой виктаниец уже наполовину восстановил подвижность, хотя его товарищи почти не проявляли признаков жизни. Проследив за взглядом повелителя, вурдалак заскрипел зубами.

– На счету этого недоноска больше всего жизней наших братьев и сестер. – Ненависть буквально капала при каждом слове нечистого.

– Вот это меня и смущает, хотя и не только это… – пробормотал демон. – Ну-ка, давайте его сюда!

Бесцеремонно растолкав нечистых, верзилы подхватили побледневшего виновника торжества под руки и потащили к заказчику. Упираться было бесполезно и бессмысленно, робкая попытка к бунту привела к тому, что Гартошу чуть не вырвали руки из плеч. Его впихнули в откуда-то вдруг взявшееся деревянное кресло и две тяжелые руки клещами сдавили плечи.

– Откуда же ты такой взялся?

Гартош хотел было объяснить непонятливому демону, откуда он взялся, откуда вообще берутся люди и куда следует отправиться ему самому. Но внутренний голос благоразумно отговорил его от столь опрометчивого поступка, и он честно признался:

– Я Гартош, из рода Осколов.

– Ишь ты, Гартош, из рода Осколов. – Демон насмешливо улыбнулся. – Постой, постой. Сын Дангала и внук Руткера?

Сын Дангала и внук Руткера гордо кивнул.

– Вот какая птица к нам пожаловала. Это кое-что объясняет, хотя и не все. Ну-ка, посмотрим, что ты из себя представляешь.

Белый Демон протянул руки к голове младшего Оскола. Почувствовав, что сейчас произойдет что-то страшное, тот дернулся, но ладони демонов вдавили его в кресло так, что затрещал хребет. Две холодные ладони коснулись его висков. Готовый вырваться крик застрял в горле, леденящий ужас сковал тело, а острая боль отключила сознание.

Боль же и вернула его в этот мир. Сознание возвращалось медленно, толчками. В виски будто кто-то воткнул ледяные сосульки. С трудом удалось поднять тяжелые веки. Белый Демон сидел напротив, был задумчив и отстранен. Гартош пошевелился. Странно, но его больше никто не держал. Он с хрустом в шее повернул голову, верзилы-демоны обнаружились поодаль: они хоть и старались выглядеть бесстрастно, выглядели озабоченно. Еще дальше сгрудились нечистые.

– Удивил ты меня, Гартош, удивил. Кто бы мог подумать.

Вместе с вернувшимся сознанием пришло и любопытство.

– И чем это я удивил Лорда Белого Демона?

– Узнаешь в свое время. Возможно.

– Это значит, я останусь жив?

– Да, это значит, я тебя отпущу. Интересно чем это все закончится…

– Что закончится?

– Неважно. Главное что ты поживешь некоторое время.

Любопытство продолжало напирать.

– Раз уж ты оставляешь меня в живых, может тогда и ответишь на некоторые вопросы?

– Может и отвечу.

Поколебавшись с чего начать, Гартош тихо и серьезно попросил.

– Расскажи о здешних обитателях.

Белый Демон посмотрел на него с новым интересом.

– Что ж, это я думаю, будет поучительно послушать и твоим соратникам. Перед их смертью.

Тимор и Зигул зашевелились, неведомая сила подтащила и поставила их рядом с Осколом. На секунду задумавшись, Белый Демон начал рассказ.

* * *

– Это очень древняя земля. Я имею в виду, что тысячи лет назад, именно через земли нынешнего Ларфа, хотя его тогда еще не было и в помине, люди начали заселять этот мир, до этого принадлежащий другим созданиям. Хотя в принципе, Иктив до конца людям не принадлежит и до сих пор. Но это неважно. Вместе с людьми в Иктив пришли и их боги, боги – нефраты. Нефраты, это питающиеся, или подпитывающиеся чужой жизненной силой. Именно богам нефратам поклонялись люди тогдашнего Иктива.

И все шло хорошо, люди плодились и расселялись, всем хватало места в новом мире. Люди были довольны своими богами, боги благосклонны к своей пастве и поддерживали их в борьбе с тогдашними хозяевами Иктива. Так длилось довольно долго, успели образоваться почти все нынешние государства, когда ситуация изменилась. В благополучный мир пришли новые боги. Так часто бывает, вместо того чтобы создавать свой собственный мир, расти вместе с ним, вместе преодолевать трудности, многие боги предпочитают прийти на все готовое. Зачем утруждать себя созиданием и строительством, гораздо легче отобрать, завоевать созданное другими.

Новые боги вели себя агрессивно, распространение их религии сопровождалось кровопролитными и жестокими войнами. В конце концов, на всех заселенных людьми землях новая религия победила. На всех, кроме королевства Ларф. Ларф держался дольше всех. Старые боги дали здесь своим противникам серьезный отпор, все нападки со стороны удалось отбить. Тогда новые боги пошли на хитрость. В Ларфе повсеместно создавались тайные храмы новых богов. Их находили и уничтожали, но они плодились, словно грибы после дождя. И, наконец, приверженцев новых богов стало больше чем сторонников старых. Произошел бунт.

Старым богам поклонялась в основном знать, во главе с королем, и совсем немного бедноты. Конечно они проиграли. Их задавили массой, даже без внешнего вмешательства. И тогда умирающий король провозгласил проклятие: народ, предавший своих исконных богов, никогда не сможет от них избавиться, в королевстве навсегда останутся места, где старые боги будут иметь полную власть и их не смогут уничтожить, старые боги не дадут покоя предавшему их народу. Так и произошло. Хотя жрецы новых богов и постарались стереть даже память о нефратах.

Проклятие короля имело огромную силу, ведь его произнес последний живущий в Иктиве человек, который пришел в Иктив из другого мира вместе с первыми людьми. Всю свою силу накопленную за многие тысячи лет, он вложил в это проклятие. С тех пор Ларф не знает покоя.

– Тысячи лет! – Гартош был ошеломлен. – Разве может обычный человек прожить тысячи лет?

– Нефрат, может.

Тимор с пониманием кивнул.

– Все понятно. Отбирая жизнь у других, нефрат может жить чуть ли не вечно.

Белый Демон обозленно выкрикнул:

– Ничего вам не понятно! Вы ничего не знаете про нефратов, да и не хотите знать. Вы предпочитаете их убивать!

– Да и они нас убивают.

– В порядке самозащиты. В основном. Или в качестве возмездия.

Проявив мудрость и благоразумие, Зигул подавил конфликт в зародыше.

– Ты прав, Белый Демон, мы многого не знаем и не понимаем, так может ты нас просветишь. Чем, по-твоему, так хороши нефраты?

Белый злился недолго, отходчивый оказался парень. Он принялся с воодушевлением объяснять, а люди с интересом слушать.

– Перед нефратами открываются огромные возможности. Подпитываясь, они могут жить, как заметил этот мудрый синьшел, чуть ли не вечно.

– Но разве это справедливо? – стараясь быть как можно более вежливым, перебил демона Гартош. – Один, чтобы подольше пожить, отбирает жизнь у другого?

– Ты дослушай! А то взяли моду перебивать старших!

Зигул, также возмущенный замечанием виктанийца, отвесил ему подзатыльник и извиняющиеся посмотрел на демона: ты уже прости засранца, молодой, нетерпеливый…

Демон простил и продолжил.

– Нефрату не обязательно отбирать жизнь у кого бы то ни было.

– Как это? – снова не выдержал Гартош и, получив новую затрещину, пристыженно умолк.

– А так это. Огромное количество жизненной силы выделяется при рождении ребенка, и чтобы получить приличную подзарядку, достаточно лишь присутствовать при этом. Раньше нефраты, в основном, таким образом и пополняли свои опустевшие запасы. Рождение одного ребенка способно наполнить пятерых нефратов лет этак на пятьдесят, а при экономичном расходе и больше. Конечно, если приходилось заживлять раны или лечиться от чего-нибудь, то силы таяли намного раньше, но все равно их хватало надолго, намного дольше, чем при отборе у взрослого человека.

– Это что ж, вы детей того?..

– Да не того. – Белый Демон поморщился, поражаясь непонятливости Гартоша. – Я же говорил. При рождении ребенка выделяется огромное количество жизненной силы – дармовой жизненной силы. Если рядом нет никого, кто мог бы эту силу правильно использовать, она просто теряется, растворяется в окружающем мире.

– То есть это безвредно для ребенка?

– Конечно. Ребенок ничего даже не замечает.

– И таким образом вы раньше питались?

– Таким основным образом нефраты раньше подпитывались, хотя существуют и другие способы.

– Так зачем же вы грызете ни в чем неповинных людей?!

– А потому что эти ни в чем неповинные люди, лезут к ни в чем неповинным нефратам!

Гартош и Белый Демон сопели и боролись взглядами. Гартош отвернулся первый. Зигул вновь разрядил обстановку.

– Ты говорил и о других способах пополнить жизненные запасы.

– Другие вы и сами знаете. Сейчас основной способ пополнить запасы, за счет ваших людей. – Демон произнес это буднично, как само собой разумеющееся. – Есть еще способ, в общем-то, он доступен и ненефратам. При сексе также выделяется некоторое количество энергии. Но эта лазейка в основном для женщин, мужчина при этом мало что получает, разве что удовольствие. Сами понимаете …

Тимор с Зигулом, демоны образины, и даже Гартош, с пониманием закивали, в чем в чем, а в этом они с демонами солидарны. Помолчали. Затем вновь самым любопытным оказался Гартош.

– Зачем же обязательно кусать человека или жрать его, что, по-другому вытянуть силу из него нельзя?

– Почему нельзя, можно. Но не всем это доступно. Я, например, могу вытянуть вашу силу одним взглядом. – Зрачки демона потемнели. Наша отважная троица испуганно замерла, даже дышать перестали, даже желание задавать вопросы отпало… Ненадолго… – А вот обычным нефратам, даже высшим, желательно вас укусить. Вы ведь понимаете в чем суть нефрата? – Гартош замотал головой – не понимает. – Чтобы стать нефратом, нужно получить прокол в оболочке удерживающей вашу жизненную энергию. Через этот прокол ваша сила вытекает, но через него же ее можно и пополнять. А утечку при должной тренировке можно минимизировать. У обычного человека с целой оболочкой жизнь длится не больше, чем ему отпущено при рождении энергии. Может хватить до глубокой старости, а может и не хватить. Если человек сильно болеет, то при этом он усиленно теряет свои жизненные запасы, и тогда ему не бывать долгожителем. А бывает, что у человека изначально нет своих запасов – слишком слабая оболочка не смогла ничего удержать. – Такие умирают молодыми, или даже в младенчестве. У нефратов все по-другому. За счет способностей пополнять свои запасы, они и живут гораздо дольше и практически не болеют.

Так вот, для того чтобы получился прокол в оболочке, нефрат и кусает: так ему гораздо легче. С нарушением оболочки тела легче нарушить и оболочку энергетическую. Это ведь не такое уж и простое дело, здесь нужно приложить определенные усилия. А пьют вашу кровь и едят ваши органы в основном низшие, им так легче усвоить вашу энергию, высшие вполне могут обойтись и без этого. Ну и плюс устрашающий аспект, что тоже немаловажно. Это в общем все. Еще вопросы есть?

– Есть, – нашелся Гартош. – Я так понимаю, самое лакомое вы получаете при рождении ребенка?

– Правильно понимаешь. Дармовая, и при этом нерастраченная сила не то, что уже поизношенный взрослый человек или тем более старик. Но вы лишаете нефратов этого лакомства. Здесь слишком мало рождается детей, поэтому этой первозданной силы на всех не хватает, приходится забредать на ваши территории.

– Я слышал про случаи нападения нечисти на новорожденных. Отобрать жизнь у младенца, это тоже получить лакомство? – Тимор задал вопрос как можно спокойней, но чувствовалось, насколько тяжело ему далось это спокойствие.

– Уродов хватает везде, – не стал отпираться демон, – я тоже знаю множество случаев, бессмысленной жестокости людей по отношению к нефратам и даже к обычным людям, живущим рядом с ними.

– И много здесь живет людей?

– Не много, но есть. Это последователи старой религии, которые живут вместе с нефратами, но еще не решились стать ими. Некоторые родились здесь, некоторые пришли из вне. Случается что так всю жизнь и проживут, не испытав всей радости быть нефратом.

– Кстати о радости. Что там с патрулем, что вы захватили? – вспомнил Гартош, с чего все началось.

– А что с патрулем, с патрулем все нормально. Двое стали нефратами и сейчас проходят подготовку и обучение, я думаю, ваши патрули вскоре вновь с ними встретятся. – Демон скаберзно улыбнулся. – А из остальных выйдут неплохие свеженькие зомби и тоже послужат благому делу.

– Это ваше-то дело благое?! – У Тимора даже щека задергалась от возмущения.

– Да синьшел. Защита наших территорий, и наших, в общем-то немногочисленных обитателей – это благое дело. Поэтому-то вы и не можете победить, что не можете понять, что здесь происходит.

Синьшел из-под лоба уставился на демона.

– И что же здесь происходит?

– Здесь собрались те, кто хочет жить по-своему, кто не хочет изменять традициям предков. И к нам приходят, приходят не только из Ларфа, но и из других стран. Во многих местах до сих пор тайно почитают старых богов. И пусть вам это не нравится, вы ничего не сможете сделать.

– Благодаря проклятию короля?

– И благодаря проклятию тоже. Но главное в другом. Религия и стиль жизни нефратов всегда были и будут привлекательными для людей, несмотря на то, какие боги правят сейчас этим миром. И когда вы приходите убивать нефратов, то лишь пополняете их ряды. Вы боитесь и ненавидите их только до тех пор, пока не получите укус высшего. А после, поняв все перспективы новой жизни, сами с удовольствием становитесь на нашу сторону.

– А почему посвятить в нефраты могут только высшие?

– Посвятить? Это ты, Гартош, хорошее слово придумал. Объясняю. Получить прокол еще не означает стать нефратом, нужно одно обязательное условие. Нефрат должен не просто сделать прокол, а и поделиться с претендентом частичкой своей жизненной силы, передать ему часть себя, а на это способны только высшие нефраты. Хотите проверить на себе?

Белый Демон плотоядно облизнул выросшие вдруг клыки. Люди испуганно отшатнулись.

– Послушай, уважаемый, – примирительно пробормотал Гартош, – ты же обещал нас отпустить.

– Не вас, а тебя. Про остальных разговора не было.

Не отводя взгляда от демонов, Тимор потянулся за мечем. Зигул выпрямился и сильнее сдавил спинку опустевшего кресла, в котором до этого сидел Гартош.

– Тогда уж убивай и меня! Не хочу опозорить свой род тем, что бросил своих товарищей в беде!

– Герой, герой. – Демон иронично посмотрел на вскочившего юношу, и вдруг лицо его стало жестким, и даже злым. – Ты сам этого захотел, у тебя был шанс. Мои люди изголодались, отдаю вас им.

Он взмахнул рукой и нетерпеливо толкающаяся неподалеку нечисть двинулась к людям, но демон вдруг снова их остановил.

– А, ладно! Моя доброта сегодня не знает границ! Если пообещаете не подымать оружия против нефратов, отпущу всех.

– Я сюда больше не ходок. – Не долго раздумывал Зигул. – Особенно после того как погибли мои друзья. Да и после этого разговора тоже.

Демон удовлетворенно кивнул.

– Меня тоже сюда больше не заманишь. Разве что загляну так, просто, поболтать. – Поняв, что угроза жизни, в общем-то, миновала, Гартош решил проявить чувство юмора.

Демон юмор оценил и даже улыбнулся в ответ.

– Ну что ж, приходи, поболтаем. А ты, синьшел?

– А я не могу тебе этого обещать. Если нечисть, или по-вашему нефраты, вторгнутся на наши земли, я буду их уничтожать.

Гартош чуть не сплюнул от досады. Дух бы побрал этого синьшела! Не мог соврать. Демон оценивающе посмотрел на Тимора.

– Я ценю твою честность. Вон твой молодой товарищ буквально бесится, что ты не смог соврать.

«Молодой товарищ» опешил, он что, мысли читает?

– Но мне достаточно и того что ты сказал. Если ты, как и Дигур, которого я когда-то пожалел, не будешь заходить на наши земли, мне этого будет достаточно.

– Это я могу обещать.

– Ну и славно. – Демон встал с кресла. – Можете уходить, я вас больше не задерживаю. Люди нерешительно затоптались на месте.

– Что, это все? Мы можем идти?

– Да, это все, Гартош. А чего ты ожидал? Парада в вашу честь?

– Да нет, я просто так спросил… Ну мы пошли?

– Идите, идите.

– Лорд Белый Демон, – остановился вдруг Зигул, – разреши забрать отсюда тела моих друзей.

– Нет уж. Это наша добыча, они знали, на что шли. Уходите давайте, не испытывайте мое терпение!

Гартош потащил Зигула. Действительно, незачем испытывать терпение демона, тем более Лорда Белого Демона. Зигул это понял и развернувшись потопал в нужном направлении. Проходя мимо тел своих погибших друзей, пробормотал короткую молитву и осенил их священным жестом. Оглянувшись, Гартош увидел, как иронично усмехнулся при этом Белый Демон. И вдруг поддавшись какому-то импульсу, он развернулся и быстрым шагом подошел к Лорду.

– Я вижу вы не очень-то торопитесь покинуть это место. Может передумали и решили остаться?

– Нет, просто у меня к тебе вопрос, последний вопрос.

– Догадываюсь какой.

– Почему ты решил меня отпустить, что тебе во мне стало ясно? Ответь, пожалуйста, а то я буду мучаться до самой смерти.

Демон рассмеялся.

– Может так случиться, мой молодой друг, что мучаться тебе от этого придеться недолго. Ну-ну, не бледней, не обязательно это будет твоя скорая смерть.

– И все же.

– Скажем так, можешь благодарить за свое спасение одного из своих предков.

– Отца, деда?

– А вот этого я тебе не скажу, хочу сохранить интригу.

– Ну ладно, хоть что-то. Тогда еще один вопрос.

– Ты уже задал свой последний вопрос!

– Да ладно тебе. Я хотел спросить про тебя. Твое имя ведь не Белый Демон? Так тебя называли люди. Как тебя зовут на самом деле?

Гартош заслужил цепкий испытывающий взгляд местного владыки.

– Знание моего настоящего имени может принести тебе много неприятностей.

– Ничего, переживу.

– Надеюсь… Мое имя Клаирван. Не произноси его вслух нигде, кроме земель нефратов, это может стоить тебе жизни.

– Спасибо тебе, Клаирван, ты сделал щедрый подарок, я его не забуду.

Гартош отвесил легкий поклон и поспешил за товарищами.

– Не забудешь, Гартош, не забудешь… – прошептал Белый Лорд.

К тому, кто назвался Клаирваном, подошли сопровождающие его везде демоны.

– Зачем ты отпустил молодого виктанийца мне понятно, – сказал один из них. – А вот зачем отпустил остальных? Люди в недоумении.

– Иногда полезней отпустить врага, чем убить его. Я думаю, что людям той стороны полезно будет узнать что здесь случилось, а словам этого молодого виктанийца не все смогут поверить. А вот когда их подтвердят синьшел и волонтер из Реата, то многие задумаются, и я думаю, что многое изменится. А нашим людям скажи, пусть готовятся принимать новых обращенных. После случившегося сегодня их число возрастет многократно.

IX

Возвращение нашей чудом выжившей тройки (а это действительно было чудо) нельзя назвать триумфальным. Всю дорогу по территории нефратов они ждали стрелы или арбалетного болта в спину. Но спины резали лишь злые, полные ненависти взгляды.

А вот выйдя – уже в сумерках – в пограничные кварталы, они чуть было не попали в переплет. Курсирующие там усиленные патрули получили приказ стрелять в любое проявление жизни. Якобы весь карательный отряд погиб, и нечисть может воспользоваться хитростью – пустить впереди зомби из этого отряда или даже новообращенных нечистых.

Тимор и Зигул долго переругивались с патрульными. Все оказались новыми, незнакомыми, доказать что ты не вампир и не вурдалак никак не удавалось, на любое слово патрульные отвечали стрелой. Молчавшему до этого Гартошу пришлось пустить в ход угрозы: пожаловаться отцу и деду, не самым последним людям в Виктании. Обстрел на какое-то время прекратился. Из казармы вызвали Игара Тавом, для опознания. Не без опаски выйдя на середину улицы, на свет факелов, Игар окликнул вновь прибывших.

– Эй, кто там называется Гартошем?

– Я здесь, Игар! – Гартош на мгновение высунулся из-за угла. Стрела тут же напомнила ему, что этого делать нельзя, рановато. Сперва нужно доказать что ты нормальный человек.

– Игар, скажи этим чересчур нервным ублюдкам, если они не перестанут стрелять, я и не будучи вурдалаком перегрызу им горло!

Игар что-то кивнул в темноту – за ярко горящими факелами темнота сгущалась особенно непроглядная, сколько там собралось народу непонятно, – и вновь обратился к Гартошу:

– Стрелять пока не будут. Выйди на свет один, покажись. Голос похож, глянем на тебя поближе.

Не без основания опасаясь за свою жизнь, вызываемый вышел из-за надежного укрытия. Немного постоял, привыкая к ярким факелам и ожидая свиста стрелы. Не дождавшись, медленно подошел к Игару.

– Ну вот он я, синьшел.

– Да вижу, что ты. Никак опять удалось остаться в живых?

– Не просто в живых, я опять не получил ни одной царапины!

– А вот насчет царапин мы сейчас и проверим. Положи оружие на землю и раздевайся.

Гартош безропотно сложил оружие и начал раздеваться. Из темноты вынырнули трое: один шустро подобрал оружие, двое других вместе с Игаром внимательно осмотрели подозреваемого. Дойдя до нижнего белья, он на миг остановился.

– Подштанники тоже снимать?

– Обязательно, – без тени улыбки ответил один из досмотрщиков, – от этой нечисти всякой подлости можно ожидать.

Было сыро и холодно и Гартош быстро продрог, он с трудом дождался конца осмотра.

– Чисто, – нехотя сообщил остальным старший досмотровой группы. Судя по всему, ему не терпелось прикончить лазутчика нечистого.

– Следующий! – крикнул он за угол.

Следующим вышел Тимор. Таже процедура неторопливого деловитого осмотра. Не избежал этого и Зигул. После всего этого Игар дружески обнял товарища по оружию.

– Ну, Гартош, везунчик ты каких мало! И зная тебя, я думаю, ты опять порядком попортил кровь нечисти.

– Попортил, то попортил, но… – Гартош замялся. – Обо всем, что случилось, мы расскажем в казарме, в присутствии графа Ретца.

– А Ретц уже отбыл.

– Как отбыл? Куда?

– В штаб гарнизона Галофа. Ему пришло какое-то магическое сообщение, после которого он дал команду убивать всех, кто будет появляться с той стороны. Сказал что весь отряд погиб или захвачен.

– Не сомневаюсь кто отправил это сообщение! – не скрывая ненависти, выдохнул Тимор.

Сомнений не оставалось и у остальных выживших – обделавшиеся пауки-призраки решили перестраховаться и добить тех, кто вдруг сумеет выбраться.

В казарме прием их ожидал более теплый и радостный. Около десятка раненых, отосланных из отряда после первых стычек и сумевших добраться до своих, прибытию боевых товарищей радовались особо, а услышав рассказ о том что произошло дальше, поверили безоговорочно. В адрес пауков-призраков посыпались обвинения и проклятия – те, кто бросает своих живых подчиненных на съедение нечисти, не заслуживает ни доверия, ни уважения. Теперь чтобы заслужить и то и другое, и восстановить свое доброе имя, им придется порядком потрудиться. О своих подозрениях, что это могли быть демоны правящих богов, Гартош благоразумно промолчал.

На несколько дней всех вышедших из нечистых территорий поместили на карантин в отдельное помещение, на всякий случай, мало ли каких гадостей могла придумать нечисть.

По прошествии недели Гартош вернулся в Виктанию.

* * *

По случаю возвращения из Ларфа в академии Гартошу дали отпуск, который как нельзя кстати продолжился каникулами. Навестив своих раненных товарищей и убедившись, что у Алькона, Вирона и Тереса дело идет на поправку, Гартош со спокойной совестью отправился в замок деда, лорда Руткера.

Случившееся с младшеньким являлось нерядовым событием, поэтому всех Осколов срочно вызвали для проведения семейного совета.

Гнивер и лорд Руткер прибыли из Тороны, где служили придворными магами – Руткер готовил себе замену из старшего внука, и не потому, что тот был его внуком, а потому что Гнивер существенно опережал своих сверстников, и несмотря на молодой возраст, считался одним из лучших магов империи. Дангал перенесся из штаба Восточной Армии. А Катана доставили из Греты-столицы одноименного герцогства, где он проходил государственную службу.

Гартош в очередной раз поведал о случившемся с ним в Ларфе. Из всех присутствующих лишь Катан ни разу не побывал в неспокойном королевстве, но он благоразумно помалкивал, боясь проявить свою некомпетентность. Рассказ о походе вызвал бурную реакцию со стороны лорда Дангала.

– С самого начала все организовали неправильно! Не были захвачены и допрошены пленные, количество людей в отряде не соответствовало поставленным перед ними задачам, не взяли лучников и арбалетчиков.

– Магов тоже не взяли, жрец не в счет, – подхватил Гнивер.

– Вот именно, – буркнул Дангал, недовольный тем, что его перебили, но вынужденный согласиться с сыном, без должной магической поддержки поход был обречен на неудачу. Не очень-то жалуя магию, он не стал бы командующим самой сильной, Восточной Армии, не понимая какую роль играет магия в войнах и небольших стычках, да и сам он владел кое-чем из магического арсенала, поэтому его недовольство переадресовывалось паукам-призракам. – Не могу поверить, что пауки-призраки могли проигнорировать все то, что мы перечислили. Ведь это элита борцов с нечистью, это даже не профессионалы, это люди просто созданные для борьбы с ними. И чем вызвана такая спешка, я не могу понять!

– Мне тоже не совсем понятно, зачем вообще задумывался и проводился этот рейд, – задумчиво сказал Руткер. – Я не понимаю целей. Уничтожение нескольких высших вампиров и вурдалаков? Для призраков это слишком мелко. Продолжай Гартош, попробуем в этом разобраться позже.

Гартош продолжил. Особый интерес вызвала та часть рассказа, где шлось о Лорде Белом Демоне. Все возбужденно и наперебой задавали вопросы, даже Катан порывался что-то спросить, но не смог пробиться через заслон старших и более энергичных родственников.

– Каков он из себя? Есть в нем что-нибудь необычное, что отличает его от обычного человека?

– Значит, он охотился на призраков?

– Был ли он изначально к вам агрессивен?

– Действительно ли его сопровождали тролли, или их помесь с человеком?

Гартош как можно подробней и точнее ответил на эту лавину вопросов. Наконец все немного утолили свое любопытство и смогли слушать дальше. Когда речь зашла о битве между демонами и пауками-призраками, Дангал буквально затанцевал на месте от возбуждения, ему самому не терпелось, если не поучаствовать в той драчке, то хотя бы лично понаблюдать за таким необычным событием. Руткера, как мага, больше интересовал магический аспект поединка. А Гнивер обратил внимание, что Гартош частично сумел освободиться от магии Белого Демона.

Подробности того, как пауки получили по шее, вызвало неоднозначную реакцию.

– Это их плата за то, что они практически угробили три десятка людей, – высказался Дангал. – Вероятно, это были худшие из пауков-призраков.

– Ты слишком несправедлив к ним, – попытался вступиться за них Руткер. – Пауки всего лишь люди, я пару раз встречался с ними. Не именно с этими, но с людьми из их команды. А противостояли им, как я понимаю, не самые слабые демоны.

– Я тоже встречался с пауками, – отстаивал свою правоту Дангал, – и могу утверждать, что настоящие пауки-призраки могут на равных сражаться с самими демонами.

Вот тогда-то Гартош и высказал свое предположение, что пауки-призраки не кто иные, как такие же демоны, только служащие другим богам, нашим богам, богам Виктании и всего Иктива. Смелое предположение младшего Оскола вызвало затяжную паузу.

– А почему бы и нет. – Первым пришел в себя Руткер. – Очень даже может быть, это много что ставит на свои места.

– И так же объясняет, почему они не подчиняются общему командованию, – поддержал отца Дангал. – Они всегда сами планировали и осуществляли свои операции.

– Может именно поэтому они так легкомысленно относятся к человеческим жизням, – не стал противоречить им Гнивер.

И даже Катан высказался, и надо сказать, высказался довольно точно.

– В общем, и наши и их демоны поразвлеклись.

– Возможно что Гартош прав. Видимо они не первый раз встречаются, и поэтому так боялись разглашения своих имен. Имена большинства демонов нам известны, а если не нам, то жрецам уж точно. Итак, – Руткер обвел всех строгим взглядом. – Судя по всему, наша семья стала обладательницей довольно таки небезопасной тайны. Думаю, все понимают, что об открытии младшего члена нашей семьи нужно молчать. Хорошо еще что он не слышал их имен… Или слышал?

Гартош замялся.

– Ну не совсем чтобы не слышал. Одно имя мне сообщили…

– Чье?! – в один голос гаркнули три глотки.

– Лорд Белый Демон сообщил мне свое настоящее имя.

– Кто?! Белый Демон выдал тебе тайну своего имени?! Не может быть! Но как!

– Мы с ним мило побеседовали…

– Вы беседовали с Белым Демоном? – перебил сына Дангал. – Ты беседовал с нашим злейшим врагом, и он открыл тебе свое имя?

– В общем-то да. Его зовут…

– Стоп! – лорд Руткер властно перебил внука. – Это имя опасно знать, но еще опаснее произносить вслух. Сказав его сейчас, ты подвергнешь всех присутствующих смертельной опасности. Раз уж так случилось что тебе стало известно его имя, то держи его при себе. А сейчас лучше расскажи поподробней как это все случилось, как злейший враг рода человеческого стал вдруг с тобой откровенничать.

– После того как он со мной и с моими товарищами пооткровенничал, я уже не считаю его таким уж врагом человечества.

– Даже так?

– Даже так.

И Гартош поведал оставшуюся часть истории. Несмотря на то, что все ее в общих чертах знали, услышать ее из первых уст было большим потрясением для всех.

Во-первых, если верить словам демона, нефраты имели не меньшее, если даже не большее право на существование. Во всяком случае, Иктив нефраты заняли первыми. А во-вторых, возникал вопрос, кому из своих предков Гартош обязан своим чудесным спасением. Дангал и Руткер подтвердили, что ни разу не сталкивались с Белым Демоном и не имели к нему никаких отношений. Начали перечислять разные варианты.

– Может это Карлов, по прозвищу непобедимый? – предположил Дангал. – Под его руководством армия Виктании не знала ни одного поражения. Он не раз громил гробросцев и жеранцев, доставалось от него и тартам. Он также делал успешные рейды в Северные земли.

– Может быть. А может это Файфнер? Будучи Первым Магом империи, он первым наладил постоянные и дружеские отношения с Волшебным Королевством. Побил в поединках сильнейших магов Гроброса, Жерана и Реата. И даже чуть было не сломал магическую защиту Южного материка.

– При этом он погиб, – напомнил ему Дангал.

– Да, но он продвинулся в этом дальше всех.

Гнивер оказался самым рассудительным.

– Это все догадки. Как сказал Белый Демон, придет время и мы про все узнаем. А возможно не узнаем никогда.

– Ты прав, Гнивер. – Руткер прошелся по кабинету. – Правда об этом от нас скрыта, и мы пока не можем продвинуться в решении того, что случилось с Гартошем. Я думаю нам нужно вернуться к своим делам, но не забывать о том, что мы сегодня услышали. Возможно, ответы придут сами собой, но особо надеяться на это не следует, нужно и самим их искать.

– Не знаю, кого из наших предков имел в виду Белый Демон, отпуская младшего члена нашей семьи, но думаю, он преследовал еще одну цель.

Гнивер обвел присутствующих внимательным взглядом.

– Какую?

– Он знал, из какого рода Гартош и знал что в случае освобождения и общения с ним, все ним увиденное и услышанное будет передано первому Магу империи, и человеку, который в скором времени займет место главнокомандующего армией Виктании.

– Ты как всегда смотришь гораздо глубже нас, в саму суть вопроса, – одобрительно отозвался о сыне Дангал.

– Если он преследовал такую цель, то он ее достиг. Я думаю, мы должны доложить императору обо всем, о чем сегодня услышали. То есть почти обо всем, – поправился старший Оскол, – о демонах умолчим.

– И будем рекомендовать ему воздержаться от участия в крупных операциях на территории Ларфа. В ситуации нужно разобраться более тщательно. Возможно, что нечистые, они же нефраты, не так уж страшны, как мы думаем. – Дангал недоуменно пожал плечами. – Вот уж не думал, что когда-нибудь буду защищать нечисть.

– Я тебя понимаю, сынок. Я столько против них воевал, столько лет привык считать их врагами, что мысль о том, что возможно придется искать с ними общий язык, мягко говоря, не приносит мне особого удовольствия.

На этом общий семейный совет закончился, младшие Осколы покинули кабинет деда, оставив старших вдвоем.

– Что ты обо всем этом думаешь? – едва закрылась дверь после внуков, спросил Руткер.

– Я думаю, что у Гартоша большие неприятности, а значит и у всех нас.

– Да, то что им заинтересовался Белый Лорд… Даже не знаю как мы из всего этого выкрутимся.

Дангал усмехнулся.

– Ты намеренно не называешь его Демоном?

– Дангал, ты как основатель и первый командор Тайного Легиона, должен прекрасно знать какой из Белого – демон.

– Да, сведения о нем я собирал по крупицам и кое-что накопал. Тогда выходит что и призраки не демоны?

– Не буду говорить обо всех пауках-призраках, может среди них и есть демоны, но думаю что данная шестерка, не демоны.

– Что ж ты детям голову морочил?

– Боялся их чересчур напугать, особенно Катана. Мальчик может потерять над собой контроль.

Дангал недовольно нахмурился.

– Он уже давно не мальчик.

– Для меня даже ты мальчик. А к Катану ты слишком строг. Если у него нет таких способностей как у Гнивера и Гартоша, от этого он не перестает быть твоим сыном и моим внуком. Он такой же Оскол, как и все мы.

– И в такой же опасности.

– Вот именно. Даже в большей. Он не может так за себя постоять, как это могут сделать его братья.

– Я думаю, ему обо всем этом нужно знать как можно меньше.

– Именно поэтому я попросил выйти их всех, а не одного Катана, чтобы не обидеть его. Хотя голова Гнивера нам сейчас не помешала бы.

– Это точно. У моего первенца удивительная ясность мышления. Но мы отступили от главного. Что будем делать?

– Молчать. Молчать и готовиться к наихудшему. Мне кажется что те, кто назвался пауками-призраками, должны отреагировать быстро и решительно. Поэтому мы в первую очередь присмотрим за Гартошем и по возможности прикроем его. Если же призраки будут бездействовать, можно надеяться что они оставили невольных свидетелей в покое. Хотя бы на время.

– Если они не нанесут удар немедленно, значит, они не придали этому большого значения.

– Может быть и так. Может быть, мы преувеличиваем опасность.

– Главное, чтобы не преуменьшали. На всякий случай я прикажу проследить за Тимором и Зигулом.

– Разумно. Ну что, присоединимся к детям?

Старшие Осколы вышли в большую библиотеку, примыкающую к кабинету. Судя по разгоряченным лицам, там тоже живо обсуждали ситуацию, и также не захотели посвящать в свои рассуждения старших.

Вскоре все вернулись к местам своей службы, лишь Гартош остался гостить в замке у деда, и не без толку.

За отпуск и каникулы он закружил голову не одной красотке в замке и его окрестностях. Само собой, мало кто из них мог отказать такому обаятельному парню, тем более внуку хозяина. Будет чем похвастаться перед братьями академиерами.

Х

Последний, четвертый год обучения в академии, стал самым напряженным. Практически, он полностью прошел в практике и в учениях.

И началось все тяжелейшим переходом через Аргатный хребет. Эти горы, расположенные в центре империи, получили свое название из-за больших залежей аргата – особо дорогой разновидности мрамора. И хотя они значительно уступали в размерах Межевым и Трольим горам, Аргаты – как их в основном называли, – славились своей непроходимостью и непредсказуемостью. Разломы и ущелья чередовались с частыми и опасными осыпями, снеговые заряды могли налететь даже посреди самого жаркого лета, надежных троп здесь не существовало, о дорогах не знали вообще. Вдобавок ко всему, огромное количество ядовитых змей и насекомых в долинах. Именно в этих горах и обосновался один из элитных легионов империи – «Барсы».

Кроме военных операций в горах, барсам приходилось натаскивать учащихся в высших военных академиях, чему легионеры были несказанно рады. Еще бы, лишний раз потренироваться и показать свою удаль почти беспомощным по сравнению с ними юнцам. А вот об академиерах этого сказать было нельзя, особенно об академиерах южной академии. Привыкшие большую часть времени проводить на равнине: верхом или на своих двоих, молодые люди с ума сходили от постоянных спусков и подъемов, карабканья по отвесным скалам, и переправ через бесчисленные разломы и провалы. И это в полном вооружении, под безжалостным присмотром легионеров.

Казалось академиеров четвертого года обучения мало чем можно удивить и озадачить, а вот нет, оказалось можно.

После месяца изнурительной и кропотливой подготовки объявили о финальной части учений в горах. Отряд, целиком состоящий из одних академиеров – никаких наставников, преподавателей и проводников, – должен был за неделю преодолеть Аргатный хребет с юга на север. Командиров выбирали сами, по ходу разрешалась смена руководящего состава. Главное условие: потерять как можно меньше людей и уложиться в отведенный срок. Практически это являлось одним из этапов выпускных испытаний, за это начислялись определенные балы, а от них зависело, какое место займет та или иная высшая военная академия, а значит, на какое место в армии могли претендовать ее выпускники. И еще, во время таких учений академиеры просматривались на пригодность служить в тех или иных родах войск.

Перед выходом в горы, академиеров посетил сам лорд Мервон-командор легиона «Барсы».

Построившаяся молодежь пожирала взглядом легендарного командора. О лорде Мервоне, графе Терга, ходило множество легенд. Говорили что он с сотней бойцов добрался чуть ли не до середины Межевых гор, и что самое главное, все вернулись живыми. Рассказывали о его схватке с двумя ограми. О том, что он провел три года в плену в Ховарских горах, но сумел бежать оттуда, да еще и прихватил с собой пару мечей ховарской работы, с которыми он с тех пор почти не расставался, да еще и хвастал: три года рабства за обладание таким сокровищем, не такая уж и большая плата.

И вот эта живая легенда, оценивающим взглядом осматривала замерший строй.

– Слушать меня внимательно! – наконец четко и громогласно заговорил командор. – Этот переход покажет кто есть кто. Горы быстро научат вас самостоятельности, и сделают из вас настоящих мужчин. С той стороны Аргат спустятся совсем другие люди, не те что начали подъем. Но главное, что вы должны понять перед тем как ступить на тропу, что в этом походе главное не то, каков молодец каждый из вас, а то, какой командой вы сумели стать за годы обучения в академии. В горах в одиночку не выжить, даже если выживешь, то можно сойти с ума, горы любят пошутить злую шутку с теми кто отстал, отбился или вырвался вперед.Плечо, рука и голос друга, вот что должно помогать каждому, каким бы сильным, или наоборот слабым, он себя не чувствовал. Если вы будете хорошей командой, у вас больше шансов стать хорошими офицерами. Удачи вам! И да помогут вам боги!

Взгляд Мервона еще раз прошелся по напряженным лицам, на миг задержался на Гартоше – которого помнил с младенческих лет, и которого в душе чаял видеть своим зятем – и устремился в горы, туда, куда предстояло идти молодежи.

* * *

Отряд, состоящий из двухсот академиеров, собрался на последнее общее собрание. Тактику и стратегию, а так же командиров и их заместителей избрали заранее. И сейчас проводились последние уточнения. Отряд разбили на три части.

Первый, головной отряд, состоял из пятидесяти человек, его задача разведка дорог и предупреждение остальных об ожидающих впереди опасностях. В случае опасности авангард должен был принять лобовой удар на себя и дать возможность главным силам избежать ловушки.

Главный отряд, сто человек, двигался посредине. Его задача: сберечь силы и людей, как для помощи авангарду и арьергарду, так и для выполнения основной задачи – преодоление хребта.

У замыкающего отряда тоже были вполне понятные задачи – уберечь главные силы от нападения с тыла. А так как нападение с тыла-одно из излюбленных способов нападения всех армий, и во все времена, то задачу этого отряда признали самой сложной, опасной и ответственной. И командировать арьергардом поручили именно Гартошу – герою недавних событий в королевстве Ларф.

Выступили ближе к обеду. Скорым маршем, с двумя остановками, протопали десяток латонов. Первое время тропа, по которой двигались академиеры, подымалась не слишком круто и Аргаты не выглядели так уж зловеще, как о них рассказывали. Тропа вилась узкой долиной, поросшей смешанным лесом, и по пути не попалось ни одного поваленного дерева, не то что осыпи или завала. Командование отрядом резонно решило, что нападать на них в первый же день рядом с базой никто не будет, поэтому стремилось за первый день похода покрыть как можно большое расстояние.

Не произошло нападения и на второй день, хотя его и ждали – по пути оказалось множество мест для засад: смешанный лес сменился сосновым, а еще выше тянулись густые заросли горных елей и лиственниц. На второй день появились первые признаки усталости, ведь отряд шел довольно споро, силы решили не экономить и передышку устроить на границе снегов. Гартош очень переживал за своих друзей, насколько они смогли оправиться от полученных в Ларфе ран? Но все пока держались, за исключением Тереса. У Тереса пришлось отобрать половину снаряжения и не посылать в дозоры. Появились даже предложения отослать его вниз, никто не осудит парня не полностью оправившегося от тяжелейших ран. Но Терес запротестовал, угрожал идти за отрядом, даже если его выгонят. Пришлось оставить со всеми, у этого хватит ума выполнить свои угрозы.

На второй день добраться до границы снегов не удалось, большинство академиеров вымотались настолько, что еще засветло пришлось становиться на ночевку. Несмотря на ветер, место выбрали как можно открытей, подальше от больших валунов и редких кустарников – нужно было обезопасить себя от ночного нападения барсов, самое время им появиться.

Пока все шло более менее благополучно, за два дня похода никто не отстал, и благодаря предосторожностям не пострадал от вредной и ядовитой местной фауны. Вот и сейчас Гартош лично проверил не только все посты и ловушки, но и наличие отпугивающих трав, снадобий и оберегов. Все сделали правильно, все-таки три предыдущих года обучения в академии, ребят многому научили, зелеными мальцами их сейчас не назовешь. Гартош облегченно вздохнул, теперь можно ложиться и самому.

Забравшись в теплый пуховой спальный мешок, Оскол долго не мог заснуть, ответственность за полсотни человек давила сильней усталости. Еще раз прогнал в уме прошедший день, какие сделаны ошибки, чего нужно избежать в будущем. Больших просчетов не обнаружил, можно если не гордиться собой, то хотя бы не стыдиться себя.

Утро выдалось чистым и солнечным, небо светло-голубое, без единого намека на тучи, чего нельзя сказать о настроении. Уже два дня и две ночи ничего не слышно о барсах: это настораживало все больше и больше. Настораживало, и заставляло нервничать, видимо этого горцы и добивались.

Первые проплешины снега встретили без особого энтузиазма, снег обещал новые испытания, хотя их и без снега хватало. Одним из самых серьезных препятствий стала настоящая каменная река, правда застывшая. Дорогу к перевалу перекрывала широкая осыпь. Обойти, это как минимум потерять день пути. Осыпь выходила из пролома между неприступными скалами и скатывалась в глубокую пропасть. Посовещавшись решили делать переправу, как это учили делать барсы.

Лучшие из горнопроходцев поднялись по скале как можно выше, закрепили страховку, и из боевого арбалета выпустили болт со специальным наконечником и с продетой в кольцо тонкой двойной веревкой. Подергали, болт держался. Потянув за конец веревки, сумели пропустить через кольцо трос понадежней. Два парня потянули за трос, и проверка на прочность не удалась, болт выскочил из скалы. Повторили операцию еще раз, затем еще и еще. Лишь на четвертый раз удалось надежно закрепить и болт, и трос.

Первым пошел Лери Крон, небольшого роста и один из самых храбрых. Лери уже давно отучил всех смеяться по поводу своего роста – в драку бросался безрассудно и бился до последнего. Нередко бывал бит, но противникам так же изрядно доставалось. Так что когда встал вопрос, кто пойдет первым, никто не удивился, когда Лери сам вызвался на этот рискованный шаг.

С замирание сердца следили академиеры за осторожными потугами своего товарища. Но слава богам, духам и демонам, все прошло благополучно. Он перезакрепил трос и вслед за ним переправились еще несколько человек, они наладили четыре новых канатных переправы, и за пару часов отряд переправился на ту сторону.

Несмотря на потерянное время дальше шли осторожно. Тропа сузилась, больше двух человек не пройти, справа скала, слева пропасть. К тому же где-то неподалеку могли находиться барсы.

Барсы объявились ближе к вечеру. Отряд двигался уже по снежному царству, тропа стала более широкой, скалы понизились, а пропасть измельчилась до десяти шетов. Не самое удобное место для засады, но и не самое худшее. Гартоша уже пару часов не покидало недоброе предчувствие, когда его догнал Вирон.

– Гартош, чует мое сердце, где-то здесь засада.

– Не один ты с таким чувствительным сердцем.

– Что будем делать? Так и будем идти в открытую пасть барсов?

Гартош остановил арьергард и подозвал командиров десятков. Начал без предисловий.

– Есть предположение, что вот-вот начнется атака барсов. Какие будут предложения?

– А с чего ты решил, что это будет здесь? – Алькон осторожно высунулся из-за скалы и осмотрел тропу, но кроме удаляющегося основного отряда ничего не заметил. – Место не самое удобное.

– Предчувствие, Алькон, предчувствие.

– А место здесь идеальное для засады, – высказал свое предположение Лери Крон.

– Обоснуй. – Повернулся к нему Гартош.

– Смотри. – Лери также осторожно выглянул из-за поворота. – Скалы невысокие, с них можно даже спрыгнуть, хотя они и стоят от тропы чуть дальше чем раньше. Пропасть неглубокая, к тому же заваленная снегом, если нас туда и сбросят, то не разобьемся. У барсов ведь задача не поубивать нас по настоящему, а как можно больше вывести из строя.

– Ты прав, Лери. – Скорей всего именно здесь и произойдет нападение. Точнее возле тех скал. Авангард они пропустили, сейчас к скалам подходит основной отряд. Будет нападение на них или на нас, вот вопрос.

Глаза Алькона азартно заблестели.

– Я думаю нужно устроить контрзасаду.

– Что именно ты предлагаешь?

– Два или три десятка взберется на эти скалы, и оттуда обстреляют вон те скалы, где как вы думаете нас ждет засада.

– Неплохое предложение. Расстояние не такое уж большое, думаю, лучники и арбалетчики достанут. – Гартош на секунду задумался. – Сделаем так. Десяток Алькона и Лери поднимутся на скалы над нами, но стрелять не будут, пока мы не приблизимся к подозрительным скалам. Подойдя к ним, мы обстреляем их навесом, если там кто-то есть и мы подвергнемся нападению, тогда в дело вступаете вы.

– Есть, командир!

Алькон довольно улыбнулся и первый стал карабкаться наверх. Оставшиеся три десятка вышли из-за поворота и быстрым шагом начали нагонять основной отряд, где уже начали проявлять беспокойство по поводу их долгого отсутствия, и даже выслали назад десяток бойцов. Увидев, что замыкающий отряд никуда не делся, и желая услышать объяснения, они остановились.

Широко улыбаясь, Гартош подошел к командиру десятка, и не переставая улыбаться шепнул:

– Ничему не удивляйся и делай как мы.

В тот же миг академиеры сорвали с плеч луки и арбалеты. Стрелы и болты – с мешочками с краской вместо боевых наконечников – устремились вверх, на скалы. Почти немедленно послышались сдавленные ругательства и на академиеров посыпались ответные гостинцы. Отряд Гартоша был к этому готов и незамедлительно ушел под защиту скал, в мертвое для обстрела пространство. Окрашенными при этом потеряли всего лишь двоих, десяток из основного отряда замешкался и потерял половину.

Крики над головой не прекращались – это вступили в дело десятки Лери и Алькона – но скоро затихли. Как выяснилось позже, в этой засаде принимало участие два десятка барсов, им ставилась задача напасть на арьергард, уничтожить его, и перекрыть отход основному отряду. Но не все сбылось как хотелось. Действия арьергарда спутало барсам все карты. В бой пришлось вступать преждевременно, основной отряд не успел подойти к ожидающей его засаде, состоящей из трех десятков барсов. Барсы напали лишь на голову колонны основного отряда. Подвергся нападению и авангард. Десятку лучников предстояло отсечь головной отряд от основных сил, а по возможности и уничтожить его. Для барсов это не представлялось невозможным.

Всего для уничтожения отряда «степняков» выделили шестьдесят бойцов элитного легиона. Из двух десятков напавших на отряд Гартоша, десять оказались помечены краской и считались убитыми, остальные отошли на соединение с основными силами. Их место на скалах заняли лучники из арьергарда Гартоша. Прячась за валунами, главный отряд отстреливался и медленно отходил назад, под прикрытие лучников арьергарда.

Гартош поспешил к Дебору, командиру основной сотни и всего отряда в целом.

– Надо выручать авангард! Они сейчас нас отсекут, и всем скопом набросятся на них!

– Это уже без меня, Гартош. – Дебор криво усмехнулся и показал красное пятно на правом плече. – Я вышел из строя.

– Дух меня раздери!

– Придется принимать командование тебе.

Гартоша не пришлось долго уговаривать.

– Слушать всем! – выкрикнул он. – Дебор помечен! Командование принимаю на себя!

– А почему ты?! – раздался чей-то недовольно недоуменный голос.

За валунами не видно было, кто это возмущается, но Гартош прекрасно узнал недовольного.

– Кто со мной не согласен, пускай идет к подземным духам! Сейчас не до обсуждений! Слушать и подчиняться, а то лично сброшу в пропасть!

– Ты сам себя не можешь назначить! – продолжал возмущаться голос.

– Заткнись, Локгарет! – рявкнул кто-то неподалеку. – Не то я раньше Гартоша познакомлю тебя с пропастью!

Еще несколько выкриков окончательно усмирили недовольного.

– Будем считать это обсуждением, – буркнул Гартош, и отдал свою первую команду. – Отход прекратить! Приготовиться к рывку вперед!

– Это сумасшествие! – вновь заорал Локгарет. – Они нас перестреляют!

– Эй, кто там поближе, пристрелите паникера.

Дзенькнула стрела, и Локгарет умолк.

– Сделано командир!

– Стреляли хоть не боевой?

– Откуда у нас боевые?!

– Что-то он слишком быстро замолк!

– Обиделся наверное!

– Ну да черт с ним. Сейчас три десятка, под прикрытием стрелков на скалах, прикрываясь вещмешками, бегут к скалам, где засели барсы! Открывают навесную стрельбу и выгоняют их к чертям и злым духам. Затем движемся на помощь головному отряду! Задача ясна?

Академиеры слаженно подтвердили.

– Тогда вперед!

Три десятка сорвались с места и помчались под скалы. Пятеро не добежали… Но Гартош ожидал больших потерь, он надеялся чтобы добежала хотя бы половина. Навесной обстрел смельчаков заставил барсов покинуть насиженное место. Вновь на их место вскарабкались академиеры, и все началось сначала.

Массированный обстрел академиеров заставлял барсов отходить все дальше и дальше, и вскоре весь отряд, наконец, сумел объединиться. Радости, что сумели отбиться от барсов, не было предела. Подсчитали потери, и пришло время горести. Пятьдесят три человека помечено и выведено из строя – четверть отряда. Хотя если бы не слаженные и своевременные действия арьергарда, потеряли бы большую часть людей, а может быть и всех – с барсами шутки плохи.

Вскоре после ухода (а как некоторые потом утверждали – бегства) барсов, появились наблюдатели. Внимательно осмотрели академиеров насчет попаданий, и после горячих споров согласились, что «убитых» только пятьдесят три – а все остальное это только брызги краски, а не прямое попадание. Они и забрали «убиенных» с собой. По словам наблюдателей, барсы «потеряли» двадцать четыре человека, и эту весть академиеры встретили восторженными воплями.

Поредевший отряд, под командованием Гартоша двинулся дальше. Авангард возглавил Лери Крон, а арьергард Алькон.

* * *

Темнота надвинулась быстро, найти удобное место для ночлега так и не удалось, заночевали прямо на тропе, прижавшись к скалам. Но несмотря на неудачное расположение лагеря и начавший срываться ветер, настроение у всех было приподнятое: все-таки отделались малой кровью.

Пронизывающий ветер дул целую ночь, а к утру разыгралась настоящая снежная буря. Для академиеров южной академии такая погода стала похлеще нападения барсов. Гартош не сомневался, в такую погоду никто не будет их атаковать, побоятся за жизнь неприспособленных к горам юнцов. Поэтому он приказал всем отрядам объединиться в один единый отряд. Связались веревками по десяткам и двинулись плотной группой.

По закону подлости ветер дул встречный, колючие снежинки больно секли лицо, лезли в глаза, стремились набиться под воротник. Как командир отряда Гартош шел в середине колонны, но даже спины спереди идущих товарищей не защищали от ледяного дыхания гор. Примерно через каждые два часа делали привал и пытались хоть что-то сжевать: промерзшая пища без горячего питья с трудом лезла в глотку.

По всем подсчетам вот-вот должен показаться перевал, но дорога шла все вверх и вверх. Гартош чувствовал, что ним начинает овладевать апатия, а что тогда говорить об остальных бойцах. Он в который раз порадовался, что приказал всем страховать друг друга, сейчас многие наверняка сдались бы и остались замерзать на тропе.

А буря все усиливалась. Каждый шаг давался с таким усилием, что казалось на следующий не хватит сил. Останавливались теперь каждые полчаса и делали перекличку, тронуться потом удавалось с большим трудом. В таком кошмаре прошел целый день. Отсутствие перевала навевало на мысль, что они заблудились, но куда можно было сойти с единственной тропы?

На ночь остановились там же, на тропе под скалами, ни пещеры ни грота обнаружить не удалось. Как можно плотней сбились в одну кучу и связали между собой даже десятки. Засыпали в тревожном предчувствии и даже страхе, что эта ночь для многих, если не для всех, может оказаться последней.

* * *

Гартошу снилось тепло большого очага, на кухне, в замке у деда. На вертеле жарились несколько кусков мяса, с подрумяненных боков выступали капли жира и с шипением падали в огонь. Спазмы желудка заставили его прийти в себя. С трудом разлепил склеившиеся веки, яркое солнце и ослепительно белый снег больно резанули по глазам. Он быстро зажмурился, немного переждал, и открывал глаза теперь осторожней, давая им возможность привыкнуть.

Таак… Не похоже это на замок деда, и до ближайшего очага отсюда несколько десятков латонов. Вокруг горбились полузаметенные снегом фигуры товарищей. Гартош попытался подняться, тело отозвалось болью в руках и ногах, а в поясницу словно вбили ледяной кол – сказывалось длительное сидение в одной позе, даже спальный мешок мало спасал от холода. После нескольких попыток удалось вылезти из мешка и встать на четвереньки. Сделав несколько неуверенных шагов в таком непрезентабельном для командира положении, он сумел встать вертикально. Осмотрелся теперь с высоты своего роста. Похоже он пришел в себя первым – похвально для командира. И вдруг пришла страшная мысль, – а если он единственный из выживших?!

Он с горячностью начал тормошить скрючившиеся и прижатые друг к другу в поисках тепла тела. Слава духам! Есть живые! Один замычал, другой, лишившись опоры, упал набок и попытался поджать под себя непослушные ноги, третий даже оттолкнул его руку. Гартош торопился как мог, сам с трудом передвигаясь на плохо управляемых ногах, он переходил от одного спящего к другому: кого пнул, кому отвесил неуклюжую оплеуху, на кого наорал, но сонное замерзшее царство расшевелил. Послышались голоса, самые выносливые подымались на ноги. Вскоре у командира появились помощники и присыпанные снегом тела начали оживать.

Нашли много таких, кто находился в особо тяжелом состоянии: холодные побелевшие лица, почти неслышное дыхание. Таких сказалось около двух десятков. Одновременно с оказанием им помощи начали подсчитывать уцелевших. И о чудо! Никто не только не отстал, но еще и прибавилось десять человек. Позади колонны пристроились десять барсов. Не нужно и говорить, как удивились и обрадовались нашедшие их академиеры. Вот только барсы находились не намного в лучшем состоянии, чем два десятка до сих пор не пришедших в себя академиеров.

– Гартош! Иди сюда! – закричал что есть мочи командир арьергарда Алькон.

– Вот так-так! – удивился не меньше других командир полутора сотен полузамерзших пацанов. – Откуда они здесь взялись?

– Ты меня спрашиваешь? Я знаю не больше твоего!

– Но ведь ты командир арьергарда, ты что, ничего не видел?

– Разве в той кутерьме можно было что-то рассмотреть? И потом, они могли нас догнать, когда мы повалились без сил.

Командир и сам понимал, что сиди у них на хвосте хоть целая армия, вчера они и ее бы не заметили, не то что десяток вышколенных барсов. Вот только эти элитные вояки сейчас находились в плачевном состоянии, и возни с ними предстояло немало. Из небольшого запаса дров, – предусмотрительно захваченных с собой, – развели два костерка, нагрели вина со специями и отпаивали наиболее пострадавших. Как и положенно закаленным бойцам, барсы пришли в себя одни из первых.

– Десятник Грег Кретов, – представился отогревшийся командир барсов.

– Как вы оказались в хвосте нашей колонны, следили за нами?

– Не совсем. Был приказ отпустить вас до спуска на северную сторону, до перевала решили вас больше не трогать.

– Что так? – встрял в разговор Алькон. – Мы слишком сильно вас потрепали?

– Алькон, помолчи! – осудил товарища Гартош, правда, не слишком строго, в чем-то Алькон прав.

– Да ладно, прав твой дружок. Не ожидали мы от вас степняков такой прыти, – пряча усмешку, сказал Грег.

Алькон остался доволен похвалой десятника.

– Нам палец в рот не клади.

– И что дальше? – перебил его Гартош. – Вы решили нас не трогать до спуска на сторону хребта, так почему вы здесь?

– Да вот потому же, почему вы сейчас не можете двинуться дальше.

– Вы тоже есле на ногах стоите, – заметил Алькон.

– Буря, – будто не замечая намека Алькона, продолжил Грег, хотя похоже было, что колкости академиера уже начали его раздражать. – Такой бури в этих горах давно никто не видел. Решили догнать вас и помочь, если понадобиться. Чуть ли не бежали всю дорогу, еле вас нагнали, хорошо вы шли, ничего не скажешь. Догнали, посмотрели, как вы устроились, в общем-то, ничего добавить или предложить что-нибудь лучшее мы вам не могли, вы и так все правильно сделали. Так что мы последовали вашему примеру и устроились на ночь. Только вот спальных мешков мы с собой не прихватили, думали, что на перевале заночуем, вот и поплатились.

– А что на перевале?

– Там храм Торганка.

– И далеко до перевала?

– Да мы уже должны были на него подняться. Сам не понимаю чего так долго… А это что за хрень!

Взгляд Грега уперся в что-то за спинами ребят. Гартош испуганно оглянулся, но ничего странного не заметил, горы как горы.

– Что случилось?

– Толер подымайся! – Не обращая внимания на недоуменные взгляды академиеров, Грег тянул за шиворот своего товарища. – Что скажешь?

Толер посмотрел в указанном направлении, и чуть было снова не упал, два академиера с трудом его удержали.

– Это что? – спросил он, нетвердо стоя на ногах.

– Вот именно, что ЭТО?! Ты у нас самый большой знаток этих гор, так и объясни.

– Ты не хуже меня знаешь что в Аргатах такого нет. В Ховарских горах, Трольих, в Межевых, наконец, но только не в Аргатах.

– Ребята, о чем вы? – начал терять терпенье Гартош.

Барсы будто в первый раз его увидели.

– Могу вас поздравить и сообщить две новости, обе неприятные. Даже три новости.

– И все три неприятные? – уточнил Алькон.

– Вот именно.

– Давай по нарастающей, – предложил Гартош.

– Первая новость: до перевала черт знает сколько.

– Как так?

– А вот так!

– Вторая?

– Вы, то есть мы все, попали в какую-то очень дурно пахнущую историю.

– Тоже не вполне понятно, ну да ладно.

– Третья новость, какая?

– Мы находимся, не в Арганных горах.

* * *

Алькон с Гартошем обменялись понимающими взглядами – сильно обморозились барсы, ничего не скажешь. А Лери пришел к другому выводу и набросился на академиера с кружкой.

– Чтобы больше такими дозами вино не наливал! У мужиков совсем крышу сорвало!

Разозлившись, что его принимают за идиота, Грег схватил Гартоша и Алькона за шиворот и развернул их в сторону заснеженных вершин.

– Посмотрите туда остолопы и скажите, что вы видите?!

– Горы, – четко рассмотрел Гартош.

– Обычные горы, – подтвердил Алькон.

– А там?!

– Тоже горы.

– Еще раз горы.

– А что там должно быть?!

Гартош неуверенно взглянул на Алькона.

– Наверное, тоже горы.

Лери прокашлялся.

– Вообще там должна быть долина, из которой мы поднялись.

– А что должно находиться с другой стороны?

– Там должен быть перевал…

– Вот именно! Там должен быть перевал! А что вы видите?

– Новые вершины… – Голос Лери совсем сел.

– А вы видели в Аргатах такие вершины?

– Как по мне, так все горы одинаковые. – Алькон пытался бровадиться, но получалось у него плохо.

– Каждые горы своеобразны. – Чуть ли не с отвращением посмотрел на него Грег Кретов. – У каждых гор свое лицо.

– И чье лицо напоминают вам эти горы? – Как командир Гартош должен был соблюдать невозмутимость, хотя медленно приходящее понимание ситуации, начинало сжимать внутренности ледяными пальцами.

Теперь пришло время озадачиться барсам. Началось обсуждение, к которому присоединились и другие барсы, пришедшие в себя после холодной и ветряной ночи, и после увиденного.

– То, что не Аргаты, это однозначно. – Это не вызывало ни у кого возражений. Грег продолжил – Межевые?

– Вряд ли, – засомневался Толер. – У Межевых вершины поострей, да и сами они повыше этих будут.

– Сейчас проверим.

Грег сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, и закрыв глаза застыл.

– Что он делает? – шепотом спросил Гартош.

– По дыханию и ударам сердца определяет высоту, – также шепотом ответил Толер.

Грег открыл глаза, оценивающе взглянул на пики и пришел к выводу.

– Да, Межевые действительно повыше будут.

– Тогда Трольи?

– Не исключено. Больше всего похожи на Трольи или Ховарские горы.

Алькон испытующе посмотрел на горы, потом на барсов.

– А что, другие горы вы со счетов сбрасываете?

Те снова перглянулись.

– В Виктании подобных гор больше нет нигде. В Реате … Пожалуй столько заснеженных вершин не будет и там. Тарт тоже отпадает. А вот Волчьи горы… – Грег призадумался.

– Волчьи горы пониже будут, – развеял сомнения один из барсов. – Они сродни Аргатам, только там хребтов побольше. Это или Трольи, или Ховарские горы, точнее сказать трудно, нужен какой-нибудь ориентир.

– Ну дух с ними, с горами, с этим как-нибудь потом разберемся. Меня интересует следующее. – Гартош сделал выразительную паузу. – Как мы здесь оказались?

Его вопрос остался без ответа. Судя по напряженным лицам присутствующих, шла активная мозговая атака.

– Возможно перенос? – высказал предположение молчавший до сих пор Вирон.

– Что перенос это я уже понял. Но по чьей вине? По чьей шутке, злой воле или недосмотру, полторы сотни человек перенеслись из одних гор в другие? – Гартош снова вопросительно посмотрел на собеседников. – Я, например, никакой магии не почувствовал.

– Я тоже, – признался Вирон, – хотя проделать такие вещи тайно очень сложно. Такая мощная магия не могла исчезнуть бесследно.

– А я вообще не слышал, чтобы одним махом можно было перенести столько людей, – хмуро добавил Толер.

– Может проделки гор? – предположил Грег. – Я слышал о Коротких Путях. Может именно такими Короткими Путями мы и прошли?

– Что за Короткие Пути? – заинтересовался Алькон.

– Ходят легенды, что в горах существуют Короткие Пути, по которым можно попасть в любое место в горах, причем за гораздо меньшее время, чем обычным ходом.

Толер с сомнением покачал головой.

– О Коротких Путях и я слышал, ними можно путешествовать в пределах одних гор, но чтобы они находились между горами, об этом я слышу впервые.

– Обо всем когда-нибудь слышишь впервые, – философски заметил Грег.

– А может это шутки богов?

После слов Вирона мгновенно повисла тишина.

– Или демонов… – прошептал Толер.

Упоминания о демонах вызвало у Гартоша очень нехорошее предчувствие, он почувствовал себя жутко неуютно, этакой безвольной снежинкой, долго носимой по воле ветра и заброшенной неведомо куда.

Немалых усилий стоило сбросить с себя это полуоцепенение и не впасть в полный ступор.

– Мне почему-то кажется, что ответы на наши вопросы мы ближайшее время не получим, и значит, нечего ломать над этим голову. Наша главная задача: определить, где мы, и начинать выбираться отсюда.

Слова командира вырвали из глубокого раздумья и остальных.

– С чего думаешь начать?

Вопрос Грега Кретова означал, что десятник не желает брать на себя командование академиерами. Или он считает это продолжением выпускных испытаний? Гартош не стал долго раздумывать и быстро начал строить планы на ближайшее время.

– Первым делом, вперед и назад по тропе нужно разослать дозорно-поисковые отряды. А также, – Гартош задрал голову – забраться как можно выше. Возможно сумеем рассмотреть оттуда какой-нибудь ориентир. И еще нужно просмотреть, и оценить, чем мы располагаем: продукты, оружие, одежда, снаряжение и прочее. Неизвестно сколько нам придеться здесь болтаться. И нужно выяснить кто в каком состоянии.

– Решение настоящего командира, – одобрил Грег. – Посылай дозоры, а мы с Толером, если он пришел в себя, поднимемся на эти скалы, может действительно удасться что-то рассмотреть.

– Я готов, – лаконично отозвался Толер.

– Я с вами, – засобирался Лери.

– Пожалуй, и мне не мешает подняться, – решил Гартош. – Алькон, распорядись насчет дозоров. Думаю неплохо включить туда барсов.

Грег молча кивнул: нужно, включим. Двое барсов чувствовали себя еще довольно таки неважно. Их привели в импровизированный лазарет, наспех сооруженный академиерами, если это можно было назвать лазаретом – выложенный спальными мешками снег. По двое барсов отправились в дозоры, еще двое помогали провести ревизию.

* * *

Гартош уже пожалел, что сам напросился в эту экскурсию на вершину. В конце концов, не командирское это дело самому лазить по скалам. Лучше бы он сидел внизу и проводил ревизию, что гораздо важнее, а здесь бы и без него справились. Но больше всего его злило то, что он поднимался самым последним: барсов не видно уже около получаса, а Лери поднялся выше шетов на тридцать – сорок, и расстояние все увеличивалось.

Наконец, когда он уже совсем было решился пока не поздно вернуться назад, сверху спустилась веревка, и дразнящее подрагивая повисла в шетах четырех сбоку – попробуйка дотянись. Нашла себе место: абсолютно голая скала, не за что глазу зацепиться, не то что руке или ноге. Прошло еще не меньше получаса, прежде чем Гартош сумел дотянуться до веревки, и, закрепив на ней хитроумные приспособления и страховку, начал более уверенный подъем.

С веревкой дело пошло споро и вскоре запыхавшийся, выбившийся из сил командир отряда встал рядом со своими подчиненными. Те молча смотрели на восток. Посмотрел туда и Гартош. Горы-сплошное море больших и маленьких вершин и хребтов. Особенно выделялась, далеко на востоке, гора с четырьмя пиками, именно на нее и устремили свои взгляды скалолазы.

– Что-то напоминает?

– Напоминает. – Грег мрачнел прямо на глазах. – Корона Тролей.

– Трольи горы, – подытожил Гартош. Грег молча кивнул. – И судя по вашим потерянным рожам, это не самое плохое, что вы намеренны мне сообщить.

Грег подтвердил его догадку.

– Боюсь, что нам никогда не добраться домой.

– Ты не бойся, а толком объясни, что и как!

Барс нехотя повернулся к нетерпеливому юнцу.

– От Трольей Короны до границы с Виктанией, как минимум месяц ходу. Месяц ходу опытному и хорошо снаряженному отряду, – уточнил он.

– Ну?

– Не нукай! Мы находимся с запада от Короны, а не с Востока. А отсюда, это еще месяц пути, итого два месяца. Повторяю, хорошо подготовленному отряду, знающему дорогу и местных обитателей, а не таким новичкам как ваши полторы сотни.

– Это последняя плохая новость, или есть еще? – Голос Гартоша был спокоен и холоден как лед на вершинах Короны Тролей.

– А тебе этого мало?!

– Я просто хотел уточнить. Это все?

– Как по мне, то этого достаточно чтобы броситься отсюда вниз, – пробормотал Толер. – То, что нам предстоит испытать, очень страшная штука. Каждый день, от голода и холода, от хищных зверей и безжалостных стрел, будут гибнуть люди, твои друзья. – Он содрогнулся.

Слова старого барса потрясли, но не сломали младшего Оскола.

– Вы уверены, что это Корона Тролей?

– Ее ни с чем не спутаешь, – тихо ответил Грег. – Две ее вершины, северная и южная, никогда не покрываются снегом.

Гартош посмотрел на Корону, северная и южная вершины действительно контрастно выделялись на фоне своих подружек – снега на них не было.

– Почему?

– Не знаю! – начал злится Грег. – Ни у кого не возникало желания это выяснить. Можешь сам пойти и проверить.

– Может и проверю, – последовал спокойный ответ, – когда-нибудь, когда будет время. Вы ее уже видели?

– Видели пару рар, – отозвался Толер, – когда сопровождали караваны.

– Но ведь вы видели гору с той стороны, может с этой стороны она выглядит иначе?

– Да пошел ты! – Не выдержал и Толер. – Шесть пиков, расположенных по кругу на вершине горы, причем северный и южный пики, черные. Отсюда видны четыре пика, два других на востоке, они отсюда не видны, как с востока не видны два западных пика. Другой такой горы на Иктиве нет!

Гартош спокойно выдержал необычайно длинную и эмоциональную для Толера речь. Он почему-то не чувствовал той беспомощности и отчаянья, которое овладело барсами. Может именно потому, что они намного опытней и понимают в какую ситуацию попали?

– А вы уверенны, что мы на Иктиве? – нарушил затянувшееся молчание Лери.

Барсы переглянулись, судя по их озадаченным лицам, они не были в этом уверенны.

– Если мы не на Иктиве, тогда нам вообще гибель, – подытожил Толер.

– Не будем заранее пугаться, – попытался успокоить всех командир и задал отвлекающий вопрос. – Вы лучше скажите, куда вы сопровождали караваны, может это нам как-нибудь поможет?

– Вряд ли, караваны шли в Волшебное Королевство.

– Вы были в Волшебном Королевстве? – в один голос воскликнули академиеры.

– Нет. – Грег поморщился от наивности и необознанности молодежи. – В Волшебное Королевство шли караваны, а мы их только сопровождали, до границы с Проджами. А дальше проджи вели груженых мулов до границы со Стражами. А уже Стражи доставляли товары в Волшебное Королевство.

– Кстати, – прервал своего товарища Толер, – Проджи занимают не такую уж большую территорию, и, начиная с Короны Тролей, эти горы контролируют Стражи. Сейчас мы на их территории.

– Что это значит? Как они выглядят? Как они отнесутся к незваным гостям?

На все три вопроса Гартоша ответ барсов последовал один.

– Не знаем.

– Понятно. Тогда нам нужно как можно быстрей об этом узнать. Спускаемся.

* * *

Внизу, вперемешку с легкой растерянностью, царила деловая суета. Взгляды академиеров наполняла надежда: что скажет командир. Правда ли, что они заброшены черт его знает куда, или командование сверху рассмотрело что-нибудь успокаивающее? Гартош ободряюще улыбнулся встречающим, и опередил с встречным вопросом Алькона.

– Что у вас, дозоры вернулись, запасы подсчитали?

– Дозоры вернулись. Позади явно не та тропа по которой мы поднимались. Впереди тропа немного расширяется, огибает гору и поворачивает на восток. Запасов продуктов хватит на неделю. Из боевого оружия только походные ножи. Остальное оружие учебное. Двадцать человек не смогут идти своим ходом, их придется нести. Вкратце это все. – И Алькон выжидающе уставился на товарища.

Тот также коротко обрисовал ему ситуацию увиденную сверху. Алькон, как и ожидал Гартош, не впал в панику, только спросил.

– Что будем делать?

– Собирать людей, нужно им все объяснить.

– Впереди есть небольшая площадка, мы перенесли туда больных и часть снаряжения, я думаю, там поместятся все.

Площадка действительно попалась довольно удобная: скалы образовывали небольшой грот и с трех сторон закрывали от ветра. Здесь даже оказался небольшой каменный помост, на который и взобрался командир.

– Начни с плохих новостей! – выкрикнул кто-то из академиеров.

Если бы они были, хорошие новости – пришла Гартошу невеселая мысль.

– Значит так, братья академиеры! – бодро начал он. – Ситуация в которую мы попали, непростая. Вы уже слышали предположение о том, что мы не в Аргатных горах. Так вот, я подтверждаю, мы не в Аргатных, а в Трольих горах. – Легкий гул заставил оратора на время замолчать. Академиерам нужно осознать случившееся, ведь одно дело слухи, а совсем другое-официальное сообщение. Немного выждав, Гартош поднял руку и гул стих. – Это не самая плохая новость. Мы не просто заброшенны в Трольи горы, а заброшенны очень далеко. Отсюда до Виктании не меньше двух месяцев пути. – Снова поднялся гул, и снова пришлось всех успокаивать, чтобы еще больше напугать. – И это еще не самое страшное. Этими дорогами еще не ходил ни один виктаниец, и никто не знает, какие опасности нас ждут впереди, так что мы будем первопроходцами.

Последнее сообщение встретили тишиной.

– А есть хорошие новости? – спросил невеселый голос.

– Есть! – уверенно ответил Гартош.

Лица академиеров осветились надеждой, как впрочем и барсов. Грег и Толер с удивлением смотрели на молодого командира, какие такие хорошие новости?

– Хорошая новость то, что мы ни смотря ни на что живы. Нас здесь почти полторы сотни молодых, здоровых и жаждущих славы молодцов, из лучшей высшей академии! С нами опытные товарищи из элитного легиона. Что будет с теми, кто посмеет заступить нам дорогу?!

– Порвем нахрен! – выкрикнул Алькон.

От рева полутора сотен глоток содрогнулись горы. Гартош с благодарностью посмотрел на друга, тот точно понял настроение в отряде и острым словцом сумел его поднять.

– Мы лучшие из лучших! И нам ли бояться этих или каких-либо других гор!

Новая порция рева потрясла могучие горы, они словно даже стали ниже.

– А теперь, после небольшого отдыха, вперед, домой!

Гартош сбежал с постамента, собственная речь даже ему подняла настроение.

– Молодец. – Похвалил Алькон.

– Ты тоже, – не остался в долгу Гартош. – Собери командиров десятков, проведем совещание.

Алькон с готовностью поспешил выполнять поручение командира, а тот подозвал барсов и Вирона.

– Надеюсь, вы передумали бросаться со скалы? – спросил он Толера.

– Еще раз про это вспомнишь, – убью – пообещал барс.

– Уже забыл, я понятливый.

И как только все собрались, Гартош начал совещание.

– Итак, ситуация понятна всем. Главная проблема: продукты, их у нас на неделю, а идти как минимум два месяца. Так что придется экономить, и рассчитывать на охоту.

– Не думаю что это главная проблема, – возразил Кретов. – Главная проблема те, кого мы встретим по дороге. Защищаться нечем, оружие только учебное: тупые мечи из сырого железа, наконечники на копьях и стрелах – мешочки с краской, арбалеты не в счет, болты к ним не боевые. Таким оружием не навоюешь.

– И не поохотишься, – добавил Алькон.

– Оружие конечно проблема, но не самая главная, – высказал свое мнение Толер. – Мечи можно наточить, заточки на два три удара хватит, а больше вряд ли понадобиться. – Они с Грегом обменялись быстрыми понимающими взглядами, что впрочем, не ускользнуло от Гартоша – невысокого они однако мнения об академиерах. – А наконечники можно сделать из кремния, они не такая уж редкость в этих горах.

– А про нежелательные встречи будем думать, когда с кем-нибудь встретимся, – добавил Гартош. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Может местные жители милейшие и добрейшие люди или кто там они еще. – Грег хмыкнул, но не стал возражать. – Так что самым главным на сегодня является продовольствие. Наточим мечи и вперед. А барсы, как самые опытные, будут искать кремний.

– Еще есть одна возможность попасть домой, о которой до сих пор никто не вспомнил, – негромко и как всегда вовремя сказал Вирон.

– Какая? – Повернулся к нему Гартош, и тут же хлопнул себя по лбу. – Магия! Черт меня раздери! Я всегда про нее забываю, когда она так нужна. Ты уже пробовал что-нибудь сделать?

– Да, но у меня ничего не получилось, – Вирон виновато пожал плечами. – Здесь будто стена вокруг нас. Попробуй ты. У тебя лучше всех получался переход. А не получится переход, тогда хотя бы попытайся послать сообщение, – он улыбнулся. – Помнишь, как тебя услышал твой дед, когда на нас напали Вирги?

Гартош улыбнулся в ответ. Да, тогда они с трудом сумели отбиться от высших духов воздушной стихии, и если бы не дед…

– Я попробую.

Он закрыл глаза, расслабился, весь отдался попытке овладеть здешней магией. А магия здесь была, и немало. Но что с ней твориться? Она словно не замечает попыток Гартоша: струится, мечется, дразнит издалека. Даже не издалека, а словно из-за стекла – толстого мутного стекла. Измученный бесплодными усилиями он открыл глаза.

– У меня тоже ничего не получилось. Какой-то барьер. Давайте попробуем вместе, создадим круг.

Слово командира – закон. Три барса, хорошо владеющих магией, Алькон, Вирон, Гартош и еще трое академиеров не без способностей, взявшись за руки, образовали магический круг. Гартош не стал становиться во внутрь круга, в самой цепочке он чувствовал себя намного уверенней, и сейчас он взял на себя руководство объединенной силой.

Энергия бежала по цепи все быстрее, и наконец почувствовав ее наибольшую силу, Гартош послал заряд в окружающую их стену. Ему показалось что на полупрозрачной стене появилась трещина. Еще один заряд, еще, и еще. Трещина разрасталась, но силы таяли слишком быстро. Внезапно цепь разомкнулась. Гартош открыл глаза. Один из академиеров лежал без чувств, не выдержал бедняга. Его быстро привели в себя, но ясное дело восстанавливать круг не стали, тем более, как заметил Вирон, трещина в стене начала быстро затягиваться.

– Мда, не получилось. – Гартош был весьма расстроен, он возлагал на магию немалые надежды. – Но ничего. Главное мы увидели что пробиться можно. Может когда подойдем поближе к дому, соберемся с силами и попробуем еще раз. Во всяком случае, я не я буду, если не взломаю эту стену.

– Настоящий Оскол, – оценил его решимость и оптимизм Грег. – Ну что ж, веди нас домой, Гартош из рода Осколов.

* * *

Вторые сутки продолжались поиски полутора сотен академиеров и десятка барсов. Лорд Мервон лично руководил поисками и не прилег за это время ни на минуту. Лучшие следопыты ничего не смогли обнаружить, отряд словно растаял в горах, растаял без следа. Не оставалось ничего другого, как доложить в Торону. Мервон тяжело вздохнул, докладывать в столицу тяжело вдвойне: чрезвычайное происшествие произошло на подконтрольной ему территории, и вместе со всеми пропал Гартош, сын лорда Дангала – с недавних пор главнокомандующего Армией Виктании. А то, что Дангал являлся другом Мервона, лишь усложняло задачу.

Мервон потянулся к магическому кристаллу, без его помощи уставшему командору сейчас не обойтись. Главнокомандующий отозвался сразу, его лицо возвышалось над кристаллом, и создавалась иллюзия полного присутствия.

– Здравствуй, Мервон.

– Приветствую вас, генерал.

– Судя по твоему лицу, голосу и официальному обращению, что-то случилось.

– Случилось не то слово. – Мервон набрал полную грудь воздуха и выпалил. – Пропало полторы сотни испытуемых академиеров и среди них твой сын.

Ни один мускул не дрогнул на лице главнокомандующего.

– Как пропали? Доложи подробней. И успокойся, на тебя жутко смотреть!

Граф Терга медленно вдохнул и также медленно выдохнул, чуть помогло.

– Пять дней назад две сотни академиеров из южной академии, выступили в поход через Аргаты. Как ты знаешь, это обычный испытательный поход, такие проводятся каждый год со старшими академиерами всех высших академий. – Дангал молча кивнул, знает. – Этот поход не предвещал ничего необычного, мы запланировали им испытание: два нападения барсов, одно с южной стороны гор, и если они выдержат и пробьются, одно с северной. Должен сказать, что первоенападение они отбили на удивление удачно, потеряли всего лишь четверть состава, и даже сумели вывести из строя двадцать четыре барса. Очень неплохо для малознакомых с горами академиеров степной академии. И немаловажную роль в том бою сыграл твой сын, Гартош. Именно арьергард, которым он командовал, нанес наибольший урон нашим молодцам. Мы оставили их в покое до спуска с северной стороны. Вот тут-то все и началось. Как всегда неожиданно в Аргатах, поднялся сильнейший ветер и пошел снег. Я приказал послать вслед за молодежью десяток барсов, на всякий случай, вдруг им понадобиться помощь. Метель длилась весь день, а ночью поднялась настоящая буря. Даже я не припомню, когда в последний раз видел такую. Вслед за первым десятком на помощь академиерам отправилось еще около полусотни барсов. Уже никто не сомневался что им понадобится помощь. Барсы дошли до перевала и даже начали спускаться, но ни академиеров, ни первого десятка барсов, так и не нашли. Навстречу им, с севера, вышел еще один отряд. Мы начали поиски по всему маршруту, проверили все пропасти, ущелья, пещеры, – Мервон перевел дух. – Но они исчезли Дангал, исчезли без следа.

Генерал Дангал думал недолго.

– Я скоро буду. Не прекращать поиски.

Слово свое главнокомандующий сдержал. Не более чем через час, он, в сопровождении лорда Руткера и еще десятка магов, – в числе которых находился и Гнивер, прибыл в расположение легиона «Барсы». Маги незамедлительно занялись поисками следов исчезнувших академиеров и барсов.

На месте первой засады их следы удалось обнаружить без труда, эмоциональный фон не развеялся до сих пор. Но вот там, где отряд застала буря, их след обрывался начисто. Будто кто-то тщательно зачистил следы пребывания полутора сотен человек. Это наводило на размышления, а размышления привели к недвусмысленным выводам.

– Похоже, что за Гартоша взялись всерьез – поделился своими подозрениями лорд Руткер.

– Думаешь это его «друзья» из Ларфа? – Дангал знал ответ отца, но все же задал этот вопрос.

– Я в этом уверен. Я не знаю ни одного мага, который так чисто мог провернуть исчезновение этого отряда. Думаю это они.

Дангал задумался, но ничего хорошего придумать не смог.

– Как только Мервон доложил об исчезновении Гартоша, я так же первым делом подумал о тех, кого мой сын имел неосторожность увидеть в Ларфе. Увидеть и остаться в живых. Но все же я не теряю надежды, что это не так, что он не попал к ним в лапы. А если и попал, то до сих пор жив, а если жив, то сумеет выкарабкаться.

Гнивер слушал их разговор и с задумчивым видом прохаживался по краю пропасти. В очередной раз заглянув вниз, он повернулся к старшим.

– Мне кажется отец прав. Если бы Гартоша хотели убить, то лучшего случая, чем такая сильная буря трудно себе представить. Но он исчез, исчез вместе с большим количеством людей, а это не просто попытка убийства, это нечто другое. Зачем организовывать исчезновение целого отряда, если им нужен только Гартош? Все слишком сложно.

Руткер внимательно смотрел на внука, которому в способности допытываться до истины не было равных.

– Что ты имеешь в виду?

– Еще не знаю, нужно хорошенько подумать. Сейчас мне приходит на ум только одно. Они попали на Короткие Пути. Другого объяснения их бесследному исчезновению у меня нет.

– Короткие Пути. – Теперь пришла очередь Руткера нервно вышагивать вдоль обрыва. – Короткие Пути кто-то должен открыть и закрыть, просто так на них вступить невозможно, это не бесхозные лесные тропы.

– Так вот давайте и подумаем, кто мог пустить или заманить их на эти Короткие Пути, и куда они могли этими Путями попасть.

– Я слышал, что Короткие Пути существуют в пределах одних каких-нибудь гор, – поделился своими знаниями Дангал.

– Не исключено что Короткие Пути существуют и между разными горами, во всяком случае, в существовании таких Путей нет ничего необычного.

– Ты прав, Гнивер, в существовании таких Путей нет ничего сверхъестественного, хотя к ним должен быть более высокий допуск.

– У этих допуск самый высокий, – буркнул Дангал.

– Да, это точно. – Руткер вновь задумался. – Я не исключаю также, что Короткие Пути могут проходить не только между горами. Выясни, – обратился он к Гниверу, – какие места для нас закрыты.

– Это я могу сказать и так. Южный континент, центральная часть Трольих гор, почти половина Гроброса, ну и известные тебе места в Реате, Жеране и Ларфе.

– Нужно узнать, не появились ли за последние два дня новые закрытые для магии места, если появились, то необходимо направить туда опытных людей. Это по твоей части Дангал.

– Хорошо. Я активизирую агентуру в соседних странах. Жаль в Гробросе у меня слишком мало людей, не хотел бы терять последних.

Руткер сердито взглянул на сына.

– Речь идет о твоем сыне, генерал. Я бы для тебя ничего и никого не пожалел.

– У меня еще есть ответственность перед империей и императором, а не только перед своей семьей.

– У меня тоже есть ответственность перед империей.

– Перестаньте, – остановил перепалку отца и деда Гнивер. – Лучше давайте займемся выполнением того немногого, что мы можем сделать. Я сам буду прослушивать магический эфир и дам команду делать это своим подчиненным. Может быть Гартош пытается к нам пробиться.

– Правильно, Гнивер, займись этим. У меня большие подозрения, что Гартош находится под каким-то колпаком, иначе он давно был бы среди нас. Для Гартоша перенестись в любую точку нашего мира, что войти в соседнюю комнату. Я не знаю кого-нибудь другого, кто так легко владел бы искусством перемещения, даже перемещениями между мирами. Так что держит его что-то серьезное.

Лорд Руткер не знал, насколько он был прав.

* * *

За трое суток умерло пятеро так и не пришедших в себя академиеров. Их завалили камнями и двинулись дальше. Еще десять человек, в том числе все барсы, встали на ноги, так что нести приходилось семерых человек. Тропа, по которой шел отряд, была довольно ухоженной и имела приличную ширину – целая дорога, но, судя по всему, пользовались ею нечасто. Погода все время капризничала, то ярко светило слепящее на такой высоте солнце, то налетал порывистый ветер и приносил снеговые заряды, которые впрочем, не шли ни в какое сравнение с тем, что занесенным в чужие края пришлось пережить три дня тому назад.

За день проходили почти двадцать латонов и к исходу третьего дня подошли к развилке. Одна дорога, огибая очередную гору, вилась на том же уровне, другая вела вниз. Совещание у развилки разделило мнение командования.

– Предлагаю не экспериментировать и идти той же дорогой, что и шли раньше, – решительно заявил Грег.

– Спустившись вниз, мы возможно найдем пищу, – задумчиво сказал Гартош.

– И встретим тех, кто эту пищу потребляет, – продолжил мысль Грег. – Пока мы имеем возможность двигаться без помех, нужно эту возможность использовать. А что нас ждет внизу, неизвестно.

– Нам неизвестно что нас ждет за той горой, – буркнул Алькон.

– Пока все шло спокойно, так давайте не искать себе на задницу приключений.

– Спокойно то спокойно, но меня все время не покидает ощущение, что за нами кто-то наблюдает, – поделился своими подозрениями Оскол.

– Ну и пусть себе наблюдает, – не сдавался Грег, – лишь бы не вмешивался и не создавал нам проблем.

– Хорошо, – решился командир, – пойдем дальше той же дорогой. Но боюсь, скоро нам все равно придется спускаться. Как ни экономим мы силы, продукты и дрова, все скоро закончится, и хочешь, не хочешь, придется искать спасения внизу.

– Пару дней в запасе у нас есть, – попытался успокоить его Грег.

Но и эта дорога, по которой продолжили свой путь невольные путешественники, постепенно опускалась все ниже и ниже. Вскоре показалась скудная растительность и удалось заполучить первый трофей – барсы подстрелили горного барана. Один баран на полторы сотни человек не бог весть что, но все равно радости у академиеров и барсов не было предела. Тут же нашлись и дрова, и вскоре в котелках закипела хоть и жиденькая, но все же горячая и невероятно вкусная похлебка. А ночевка в сухой пещере удачно завершила третий день мыканий по Трольим горам.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Недолго продлились и маленькие радости виктанийцев. Запах пищи привлек внимание пещерного медведя. Дозорные вовремя заметили нежелательного и опасного гостя. Их крики подняли на ноги весь отряд. Предупреждающие крики вскоре сменились криками боли – медведь добрался до дозорных. Немедленно зажгли несколько заготовленных факелов, их свет осветил пещеру, но тропа просматривалась плохо. На границе света и тьмы метались тени и на самой большой из них время от времени мелькали красные глаза зверя. В пришельца полетели стрелы и копья, но кремниевые наконечники не смогли пробить густую шерсть и толстую шкуру хищника, а попадая в морду и царапая ее лишь раздражали медведя, только огонь держал его на расстоянии.

Наконец кто-то додумался принести арбалеты, и два стальных крепежных болта серьезно ранили хищника. Медведь заревел и встал на задние лапы, еще один болт тут же впился ему в брюхо. Тяжело, а может смертельно раненный зверь бросился бежать. Преследовать его не стали, ночью в чужих горах слишком опасно.

Четверых дозорных внесли в пещеру. Все были мертвы, медведь их разорвал. Ценой своих жизней они спасли многих своих товарищей. Что произошло бы, если бы этот зверь ворвался в пещеру, об этом было страшно подумать. Стоя над телами погибших товарищей Гартош молчал. А что можно сказать? Его недосмотр, его ошибка привели к трагедии. Нужно было в каждый дозор давать по арбалету, возможно, все остались бы живы. До утра никто так и не уснул, а Гартош даже не прилег. Горестные мысли давили тяжелейшим грузом, опять они потеряли своих товарищей.

А днем, наконец, произошел контакт с аборигенами.

Примерно в полдень голову отряда обстреляли. Не успели занять оборону как напали и на арьергард. Место для засады нападающие выбрали на редкость удачно, расширяющаяся дорога шла вдоль пологого склона, груды валунов, расположенные в шетах трехстах друг от друга, послужили прекрасным укрытием. О той тактике, которая помогла академиерам отбиться от барсов, не могло быть и речи, никакой навесной обстрел не мог выкурить неизвестных из каменного укрытия. К тому же плохо сбалансированные стрелы с кремниевыми наконечниками не всегда летели туда, куда их посылали.

Появились первые жертвы: трое убитых и около полутора десятка раненых, и их число все возрастало. Залегшие виктанийцы служили прекрасными мишенями, а вещевые мешки в настоящем бою оказались плохой защитой. И даже то, что удалось заполучить несколько десятков боевых стрел, служило слабым утешением, слишком дорогой ценой они достались. Да и вести ответный обстрел из лежачего положения было крайне неудобно.

– Гартош! Нужно пробиваться! Они нас здесь спокойно и безнаказанно перестреляют! – отчаянно кричал Грег Кретов.

– Куда?!

– Все равно куда! Решай сам, но здесь оставаться нельзя!

– Нас половина поляжет!

– Зато вторая добежит! Хоть не зря отдадим свои жизни! Решай быстрее! – и барс дико заматерился, очередная стрела нашла и его.

Долго раздумывать и впрямь нельзя, Оскол решился.

– Передать соседям, по моей команде вскакиваем и бежим вперед! Последние два десятка прикрывают нас от атаки сзади.

Послышались команды десятников и … И вдруг обстрел прекратился. Зловещий свист стрел исчез, крики в камнях затихли – и Гартош не стал отдавать команду к атаке.

– Грег! Грег, ты живой?

– Живой, что со мной сделается. Плечо царапнуло немного.

– Почему они больше не стреляют?

– А я откуда знаю? Может услышали, что мы готовимся к атаке и испугались.

– Вряд ли, скорей помощь ждут, – послышалась версия Алькона.

– Может и помощь, а может того, кто отдает приказы, – рассудительно добавил Толер.

– Так может не ждать ни тех, ни других и атаковать?

Вопрос – предложение Алькона не нашел ответа. Никому не хотелось срываться и бежать под стрелы, и в то же время действительно, враги могут дождаться помощи и тогда атака захлебнется в крови. Гартош напряженно думал как поступить. Атаковать, пока врагов не так уж много? Или следует выждать. Клекот над головой прервал его мучительные размышления. Он задрал голову. Над головой кружила пара орлов: белый и черный.

– Вот и стервятники не замешкались, – с мрачным удовлетворением выдал Алькон.

– Это не стервятники, это орлы, – поправил его Толер.

– Орлы, стервятники, какая разница.

– Не скажи, не скажи. Орел-птица благородная.

А благородные птицы, практически не сделав ни единого взмаха крыльями, совершая плавные круги, скрылись за ближайшей горой.

Минут пять валялись виктанийцы на голых холодных камнях, и ожесточенно спорили. Мнения разделились: одни доказывали что нужно немедленно атаковать и любыми способами прорываться сквозь засаду, другие думали что лучше немного обождать, возможно с местными можно договориться, нужно только дождаться прибытия кого-нибудь из начальства. Причем больше всего спорили именно барсы.

– Вот прибудет твое начальство и прикажет нас перестрелять, или взять в плен! Ты очень хочешь попасть рабом на рудники?! – чуть ли не с пеной у рта доказывал свою правоту Грег.

– Если прикажет, тогда и пойдем в атаку, тогда у нас выхода другого не будет. А сейчас нам нужно любой ценой войти с ними в контакт, без их помощи нам не дойти до Виктании. И даже если сейчас нам и удастся пробиться, то еще до конца дня они нас всех выследят и перебьют, это их горы, – спокойно ответил другу Толер.

Грег хотел было резко ответить, но раздавшийся цокот копыт, заставил всех замолчать.

* * *

Цокот копыт раздавался спереди, оттуда, куда шли виктанийцы. Все подобрались, в натянутые тетивы легли трофейные стрелы, по одной стреле на одного лучника, сколько хватило стрел, остальные довольствовались стрелами-переделками. Цокот приближался, судя по всему всадников было немного, двое, трое не больше.

И вот они показались из-за поворота. Гартош стразу опустил лук. Не может быть! Единороги! Черный и белый единорог! Точнее впереди ехала всадница на изящном белом единороге, а позади неотступно следовал черный боевой единорог, и нес он естественно воина. Сзади, на специальных нашестах, восседали виденные ранее орлы: белый на белом единороге, черный соответственно на черном.

– Вот и прибыло начальство, – чуть слышно прошептал Алькон.

Поддавшись нахлынувшему вдруг чувству, Гартош поднялся и зашагал навстречу. Когда до необычайной пары оставалось несколько шагов, то же чувство восторга и почтения одновременно заставило его опуститься на колено и склонить голову. Следом за командиром на колено встали все виктанийцы: перед прибывшими нельзя было не преклонить колено. Особенно перед белой госпожой на белой кобылке. Кем бы она не была, она вызывала искреннее восхищение и восторг, поистине щенячий восторг.

Хоть его так и подмывало поднять голову и рассмотреть приближающихся, Гартош не поднял ее даже тогда, когда копыта единорогов остановились перед его носом.

– Поднимитесь, благородные воины! – раздался чистый и звонкий, как горный воздух, голос.

Гартош медленно поднялся, следом за ним поднялись и остальные, и смогли наконец рассмотреть кому они кланялись. Хозяйка белой единорожихи с легкой улыбкой смотрела на порядком измученные молодые лица, несколько дольше ее взгляд задержался на барсах. Что о ней можно было сказать, кроме того что она великолепна? Пожалуй, ничего.

Воин на мощном черном единороге, хоть и без улыбки, но также с интересом наблюдал за виктанийцами. И хотя в его взгляде не читалось враждебности, никто не сомневался, что он без малейших колебаний может приказать уничтожить приблуд. С таким же интересом он мог рассматривать какую-нибудь диковинную букашку, перед тем как ее раздавить.

– Откуда же вы взялись? – с неподдельным удивлением, наконец, спросила госпожа.

– Из Виктании, – выдавил командир академиеров.

– Откуда, откуда? – еще больше удивилась всадница.

Гартош прочистил горло и сказал уже громче.

– Из Виктании, моя госпожа.

– Ты слышал, Жерлен? Этот молодой воин утверждает, что они из Виктании.

Воин на черном единороге молча кивнул. Интерес в его глазах усилился.

– Каким же ветром вас занесло в сердце Трольих гор? – Всадница испытующе смотрела на виктанийцев. Строго на пришельцев посмотрела и орлица за ее спиной.

Гартош удивленно оглянулся на товарищей.

– Откуда вы знаете, что нас занесло именно ветром?

– Я ничего о вас не знала, но… – всадница изумленно вскинула брови. – Вы хотите сказать, что вас принес сюда ветер?

– Не то чтобы ветер нас сюда принес, но мы попали в ваши владения во время сильнейшей бури, бушевавшей несколько дней назад.

Всадники единорогов снова переглянулись, интерес в их глазах сменился озабоченностью.

– Рассказывайте. Спокойно и подробно, – потребовала всадница.

– Все началось неделю назад, в Аргатах. Вы знаете где Аргатные горы, госпожа?

– Знаю, продолжай.

– Мы, две сотни академиеров Высшей Южной Военной Академии, должны были совершить переход через Аргатный хребет. Это являлось частью испытаний, которые мы обязаны пройти на четвертом году обучения в академии. Но как только мы приблизились к перевалу, в горах разразилась сильнейшая буря. Никто из нас никогда не видел такого. Командование послало нам на помощь десяток воинов из элитного горного легиона «Барсы». Попав в эту бурю, мы так и не смогли добраться до перевала и остановились на ночевку, прямо на тропе. А проснувшись, увидели совершенно чужие горы. Вот собственно и все, госпожа. Как, почему, и зачем мы здесь, мы не знаем и не понимаем. Четвертый день мы идем в сторону своей родины и уже потеряли нескольких человек. – Гартош нахмурился. – Сегодня, кстати, тоже.

Нельзя сказать, что на лицах всадников появилось раскаянье, но всадница все же соизволила повернуться и выкрикнуть команду. Из-за валунов выбежало несколько человек. Жерлен рассматривал виктанийцев с неизменным интересом, их потери его как-то мало интересовали.

– Помогите этим людям, – распорядилась всадница.

Прибывшие по ее команде воины, достали из сумок снадобья и помогли виктанийцам перевязать и обработать раны. Проследив, чтобы всем раненым оказали должную помощь, Гартош вернулся к всадникам, что терпеливо его ожидали.

– Мы поговорили с Жерленом и склонны вам поверить. В указанное вами время в этих местах действительно бушевала очень сильная буря. А о вашем чудесном перемещении… Мы подумаем, что об этом можно узнать. Теперь давайте знакомиться. Я Глария, а мой спутник, Жерлен.

– Гартош из рода Осколов, командир этого отряда. Это десятник барсов Грег Кретов, его помощник Толер, мои помощники и друзья: Лери Крон, Алькон и Вирон. Думаю представлять всех нет необходимости.

– Да, это слишком утомительно, – согласилась Глария. – Постой, постой, лорд Дангал и лорд Руткер не твои родственники?

– Лорд Дангал-мой отец, лорд Руткер-дед.

– Ты из славного рода, Гартош, – подал, наконец, голос Жерлен. – Об Осколах слышали даже у нас, в Волшебном Королевстве.

Гартош благодарно отвесил полупоклон. Что они повстречали жителей этой легендарной страны он уже догадался, и сейчас с трудом удерживал волнение и град вопросов, готовых сорваться с языка. То же самое по-видимому испытывали и его спутники, но к их чести, держались они достойно, спокойно, предоставив вести переговоры своему командиру.

– Что с вами делать не представляю, – задумчиво произнесла Глария.

– Неплохо бы накормить, – набрался наглости Гартош, – и объяснить, почему ваши люди напали на нас без причины и предупреждения.

– Во-первых, это не наши люди, это Стражи Трольих гор, и напрямую нам, жителям Волшебного Королевства, они не подчиняются.

– Я бы так не сказал, – перебив Гларию, буркнул Гартош, но та не обиделась.

– Мы их можем только просить, и им решать, выполнять наши просьбы или нет. А насчет того, почему они на вас напали, ответ простой: большой отряд, неведомо откуда взявшийся на их территориях, представлял для них слишком большую опасность, чтобы устраивать разбирательство – кто, откуда и какими судьбами. Они и так слишком долго тянули с нападением на вас. Хорошо хоть нас поставили в известность и мы вовремя подоспели. Ну а насчет еды, думаю, они не откажут нам в нашей просьбе покормить вас.

Само собой у стражей и не возникло мыслей возразить господам из Волшебного Королевства.

* * *

Селение стражей располагалось в долине, где было значительно теплей. Начали попадаться пасущиеся стада и отары, благо лугов с сочной зеленой травой здесь хватало с избытком. Селение оказалось небольшим, домов пятьдесят, не больше. Как только голова колоны виктанийцев втянулась на единственную улицу, ее тут же окружила вездесущая детвора, гости у стражей редкостное явление, ну а гости из другого государства, вообще событие из ряда вон выходящее.

На окраине эгли – так назывались небольшие селения стражей – быстро запылали жаркие костры, на них варилось, жарилось и запекалось. Виктанийцы чуть с ума не сошли от одуряющих ароматов, и с трудом дождались приглашения на дружеский обед. Гартош отметил про себя, с каким рвением и скоростью выполняют стражи «просьбы» своих соседей по Трольим горам. Причем никто из них не проявил желания пообщаться с пришельцами, этим занимались только всадники из Волшебного Королевства. Поэтому он не особенно удивился перемене в отношениях к ним хозяев – то стреляют, то угощают. Их «просят», они исполняют.

А стражи устроили настоящий праздник. После того как стало понятно, что виктанийцев бояться нечего, их враждебность испарилась, и все больше начало проявляться любопытство, а со стороны девушек и откровенный интерес на известные темы. Бочонок терпкого вина раскрепостил и виктанийских молодцов. Гартош обеспокоенно посматривал на раздухарившихся товарищей, как бы их прыть не вызвала возмущение местных женихов. Глария, сидевшая рядом, проследила за его взглядом.

– Я смотрю, ты чем-то встревожен?

Гартош кивнул.

– Думаю вот, насколько далеко распространяется гостеприимство хозяев? Как бы после этих игрищ нам не пустили кровь.

Глария улыбнулась.

– Не бойся, поведение девушек одобрено старейшинами.

– ??!!

Белую всадницу развеселило изумление молодого командира, она задорно рассмеялась, а Жерлен дал исчерпывающий ответ на невысказанный вопрос Оскола.

– Ваше появление здесь дает этому народу возможность обновить кровь. Так что все незамужние и беспарные девушки и женщины будут делать все, чтобы привлечь внимание как можно большего числа потенциальных отцов.

– А как же местные потенциальные отцы?

– Большая их часть на границе. Там последнее время неспокойно.

Гартош заволновался еще больше. Пока он тут болтает его товарищи разберут всех местных потенциальных – как выразился Жерлен – мамаш. А так хотелось внести и свой вклад в благородное дело, оставить хоть какой-то след в этих горах.

Его усилившееся волнение снова не ускользнуло от внимательного взгляда Гларии.

– Не переживай ты так, достанется и тебе. Посланы гонцы в соседние эгли, и вскоре кобылок здесь будет больше чем племенных жеребцов. А для тебя есть отдельное предложение, лучшие из лучших: род Осколов-знатный род, один из старейших не только в Виктании, но и на всем Иктиве. Так что зачать ребенка от тебя пожелало немало девушек. Лишь бы ты не подвел.

Вот это дело! Всегда бы так! Он не подведет! Как Гартош не пустился в пляс, одним демонам известно. На его лице была написана такая радость и вожделение, что все сидящие за их столом, не сговорившись, рассмеялись.

* * *

Утро встретило приятной усталостью и чуть заметной головной болью. Сказалась почти бессонная ночь и приличное количество выпитого вина. Гартош окинул взглядом комнату, она напоминала поле боя. В беспорядке разбросанные подушки, одеяла, и обнаженные тела, посапывающих юных и не очень юных местных красавиц. Он с гордостью пересчитал: пять хорошеньких горянок. Силен брат, силен…

Снаружи послышался шум, и дверь без предупреждения открылась, на пороге стоял Жерлен. Он равнодушно посмотрел на вскакивающих и спешно прикрывающихся девушек.

– Повеселился? Одевайся, тебя ждут. – Он развернулся и вышел.

Тон, которым это было сказано, не предвещал Гартошу ничего хорошего. Вот так, использовали как племенного жеребца, и на убой. С невеселыми мыслями и нехорошим предчувствием он оделся и покинул гостеприимный дом.

* * *

Гартоша привели в стоявший на окраине большой квадратный дом. Дом скорей всего предназначался для ритуальных целей. Уж не собираются ли его принести в жертву?

Его завели в небольшую пристройку. В тесной комнате сидело четверо: Жерлен, Глария, один из местных колдунов и… четвертого как-то назвать было трудно. Что это не человек стало понятно сразу, но кто он? Небольшого роста – чуть выше пояса Гартоша – но не гном, гномов Оскол уже видел. Уши торчком, на острых кончиках пучки волос, большие миндалевидные глаза, острый горбатый нос, морщинистое лицо, поросшая тонкими, короткими, редкими волосками желтая кожа, хрупкое телосложение. Кого-то он напоминал, но кого? Кажется, о них что-то говорили, толи в академии, то ли в студии… Вот черт, учиться надо лучше!

– Это крейг, – прекратила его мучительные раздумья Глария. – Крейги подземные жители Трольих гор и наши союзники. А нашего друга зовут Ильюс. Он один из немногих, кто может провести вас Короткими Путями домой.

Гартош с надеждой посмотрел на коротыша. Неужели поможет?

– А вот поможет он вам или нет, будет зависеть от тебя.

Гартош удивленно и настороженно посмотрел на присутствующих, чего еще от него хотят. Крейг хрипло рассмеялся.

– Испугался, человечек. Испугался маленького крейга. Вон глаза как блестят, так и пырнул бы ножом.

Гартош сразу невзлюбил коротышку, его не то что бы ножом, а хорошо бы мечем рубануть так, чтобы на две половинки.

– Ну и что от меня нужно? – грубовато спросил он.

Глария поднялась и подошла к молодому виктанийскому предводителю.

– Ваше появление в наших горах довольно необычно. Мы говорили вчера о Коротких Путях, по которым вы, возможно, прошли в наши горы, и попросили помочь разобраться Ильюса. Так вот он говорит, что ему ничего не известно, чтобы кто-нибудь в последнее время проходил по Путям.

– Ничего, – подтвердил Ильюс.

Гартош набычился.

– И вы решили, что я вру?

Глария пожала плечами.

– Мы пока ничего не решили, но хотим разобраться. Кое-что в этой истории нас смущает.

– Что именно?

– Если мы узнаем точно, то скажем тебе. Но и от тебя нужно содействие.

Гартош внутренне напрягся.

– Какое?

– Нам нужно прозондировать твой мозг.

– Всего лишь? – Подозрения младшего Оскола подтвердились наихудшим образом. – Дать вам порыться у себя в голове?

Ильюс покачал головой.

– Я говорил, что он не поймет и не согласится.

– А ты бы согласился?!

– Не ори на меня, – огрызнулся крейг, – а то будешь топать по Трольим горам всю свою короткую оставшуюся жизнь. Я позабочусь.

– Перестаньте! – не выдержала Глария. – Это не так страшно, Гартош, как ты думаешь. Я или Ильюс проведем лишь поверхностный зондаж, я обещаю. Возможно мы сумеем найти то, на что ты не обратил внимание по неопытности, или если кто-то отвел тебе глаза. Нам нужно самим посмотреть, что с вами произошло.

– Так я вам и поверил что поверхностный. Начнете ковыряться так, что из мозгов каша получится.

– А я думал ты настоящий Оскол, – насмешливо произнес Жерлен. – Что для спасения своих людей ты готов на любые жертвы.

А вот это был удар ниже пояса. Гартош еще больше разозлился.

– Для спасения своих людей я готов отдать свою жизнь, но не свой рассудок! И никто не осудит меня за то, что я не захотел стать идиотом.

– Похоже, разговор у нас не получится, – разочарованно вздохнула Глария.

– Я так и думал! – торжествовал крейг. – Я не поведу их Короткими Путями. Пускай любуются красотами Трольих гор сколько им будет угодно.

– В общем так! – Гартош решительно подошел к столу, упер кулаки в доски, и уже без прежнего благоговения произнес. – Я разрешу тебе, Глария, провести поверхностный зондаж. Но только тебе, и только поверхностный. И не доведи дух, если со мной что-нибудь случится, с того света вернусь за вашими душами и духами.

Никто не рассмеялся над его словами.

* * *

Глария испуганно вскрикнула, быстро убрала руки с головы Гартоша, и с ужасом в глазах отступила на несколько шагов.

– Что случилось?! – не меньше испугался за свою подругу Жерлен.

Но Глария повернулась к крейгу.

– Выведи их отсюда! И побыстрее!

– Что ты увидела? – насторожился Ильюс.

– Не знаю можно ли об этом вам говорить. Я должна посоветоваться с королем. А пока выведи их подальше от наших земель. Хотя бы на земли проджи. Это в наших же интересах.

В глазах крейга мелькнуло понимание.

Тяжело заворочался, начавший приходить в себя Гартош. Четыре пары глаз испытывающе и с ожиданием чего-то уставились на подопытного. Гартош вспомнил реакцию на зондаж Белого Демона, похоже что и этих тоже что-то удивило.

– Ну и что вы там рассмотрели? – он постучал себя по виску.

Глария натянуто улыбнулась.

– Ничего особенного. Но теперь мы уверены, что ни ты ни твои товарищи не лгали. Мы поможем вам.

Голова слегка кружилась, и мысли путались, не давая Гартошу сосредоточиться на единственно важном вопросе, который он должен задать Гларии. А задать его он должен обязательно, сколько можно быть в неведенье относительно… Относительно чего? Он поднялся из кресла и его качнуло. Глария с Жерленом тут же его поддержали.

– Тебе еще рано вставать, посиди немного. – Засуетилась белая госпожа. – Зондаж есть зондаж, даже поверхностный.

Пока вокруг него бегали, умащивали поудобнее, давали что-то выпить, что-то понюхать, Гартош окончательно потерял ход мысли, и вопрос так и остался незаданный.

По всему эгли и его окрестностям собирали загулявших виктанийцев и спешно снаряжали в дальнейший путь. Поняв, что их хотят спровадить как можно быстрее, Гартош начал выторговывать условия ухода. Он потребовал, чтобы им выдали настоящее оружие, побольше продуктов, теплых вещей и носилки для раненных. Что-то выполнили сразу: продуктов, во всяком случае, дали столько, сколько виктанийцы смогли унести, носилки тоже нашлись. С теплыми вещами оказалось посложнее, их получили только самые нуждающиеся. А оружия не дали вообще. Возмутившегося было Гартоша успокоил Ильюс.

– На Коротких Путях есть место, где когда-то, давным-давно, произошла битва. Оружия там хватит на всех.

– Что за битва? – сразу заинтересовался молодой предводитель. – Кого и с кем?

– Это уже не важно, – отмахнулся крейг, – важно что вы там получите то, что хотите.

Академиеры оживленно зашептались, обзавестись древним оружием (а вдруг волшебным!), мечтали все, даже барсы.

В путь вышли еще до обеда, торопились все: и провожающие и уходящие. Обошлось также и без жарких и горьких расставаний, просто ушли и все.

Крейг вел отряд замысловатым маршрутом, в одном ему известном направлении. Иногда они петляли, возвращались назад, то убыстряли, то замедляли ход. Наконец через три, четыре часа, они вышли к ничем не примечательной скале. Ильюс долго и задумчиво на нее смотрел, заходил то с одной стороны, то с другой, что-то бормотал, поглядывал на солнце, слюнявил палец и ловил ветер. Запутывает, догадался Гартош, не найдя ничего разумного в действиях крейга. Тому тоже видимо надоело выделываться и он решительно подошел к скале. Положил руки на камень, громко что-то выкрикнул и еще пару слов добавил шепотом. Скала вздрогнула, крякнула, по ней зазмеилась трещина, и разойдясь, открыла вход в глубь горы.

– Быстро! – заорал крейг. – Я долго не смогу держать вход открытым.

Гартош призывно махнул рукой, и первый шагнул во тьму.

XI

Гартош почти бежал по еще освещенной дневным светом пещере. За ним по двое, а то и по трое проскакивали виктанийцы. Прошло несколько минут, и едва последний виктаниец оказался внутри, снова раздался скрежет, стенки прохода начали сдвигаться. Последним проскочил крейг. Наступила такая темнота, что Гартошу казалось что он ослеп. Мелькнула паническая мысль, а не заманили ли их в ловушку, а может, бросят здесь на произвол судьбы?

– Зажечь факела! – крикнул он. – Сделать перекличку!

Застучали огнива, и десятка два факела залили пещеру ярким светом.

– А ну потушить! – сердито скомандовал крейг, расталкивая виктанийцев и пробираясь в голову колоны. У Гартоша сразу отлегло от сердца. – Ишь экономные какие, а чем потом светить будете!

Виктанийцы уже и сами поняли свою ошибку. Раздались команды десятников, часть факелов потушили, затем посмотрели, подумали и оставили гореть всего четыре факела: в голове, в хвосте и в середине колонны.

Ильюс наконец пробрался вперед и оглянувшись на людей торжественно произнес.

– Добро пожаловать на Короткие Пути! Вы эту дорогу никогда не забудете! – И не дождавшись проявлений бурной радости, повернулся ко всем спиной. – Не отставайте!

Почти полчаса шли молча, только шарканье ног и глухое эхо шагов разносилось по пещерам, переходам и тоннелям. Гартош настороженно, но с интересом рассматривал проходимые ими места. Хотя рассматривать, в общем-то, было нечего. Никаких тебе волшебных существ, подземных дворцов и прочих захватывающих дух чудес – кругом обычный камень. Вскоре затянувшаяся игра в молчанку ему надоела, он догнал Ильюса и пошел рядом.

– Долго еще идти?

– Как получится, – буркнул тот. Но видимо молчание ему тоже изрядно надоело, и он сначала неохотно, но после все оживляясь, начал объяснять. – Каждый раз получается по-разному. Я здесь хожу уже не одну сотню раз, дорогу, в общем-то изучил неплохо, но случается что пройти привычным путем невозможно, приходится искать обходные пути.

– Что-то мешает?

– Мешает. То одно, то другое… То духи розшалятся, то Хозяева чем-то недовольны, то трайпы порвутся.

– А это еще что за звери?

– Точно что звери. Очень подлые и агрессивные твари, хоть и разумные. Иногда им удается найти лазейки, и они разбойничают на Коротких Путях.

– Кого же здесь разбойничать? Что-то я не вижу оживленного движения.

– И не увидишь, сейчас здесь пусто. А бывает столько всех насобирается… – Ильюс помолчал. – А еще могут лифрены рыло свое сунуть. Хоть и безмозглая скотина, но опасная. Камень жрякает словно сено.

– Лифрены? Это еще что такое?

– Червь, – охотно пояснил крейг. – Огромный такой червь. Понаделывает ходов, плутаешь потом. Главное ему на пути не попасться, мигом сожрет. И что характерно, не просто камень жрет, а проделывает ходы, которые потом становятся Короткими Путями. Некоторые думают, что все Короткие Пути ими проложены.

Гартош осмотрелся. Тоннель, по которому они шли, был шета три с лишним в высоту и столько же в ширину. Хороший червяк…

– А Хозяева кто такие?

– Известно кто, Хозяева…

Видно что Хозяев Ильюс обсуждать не собирался.

– Так может Хозяева сами этих лифренов запускают, чтоб те ходов побольше понаделывали?

Крег бросил на Гартоша косой взгляд.

– Может и сами, кто его знает. Они нам не докладывают.

Некоторое время опять шли молча, погруженные в собственные мысли.

– Ильюс.

– Что?

– Сложно научиться находить Короткие Пути?

– Нет, несложно. Невозможно.

– Но ты ведь как-то научился!

– Я родился на Коротких Путях, и то меня почти сто лет учили, пока допустили. Вот и подумай, сложно или нет.

– Да, сто лет это многовато…

– Это тебе не в академии мечем махать.

– Да что ты знаешь про академию?

– Я много чего знаю. Долго живу.

Гартош хотел было возразить крейгу. Объяснить насколько сложно и тяжело учиться в академии, и насколько многому они могут там научиться. Но тот вдруг остановился и движением руки остановил молодого Оскола. Упершись в них, замерла и вся колонна.

– Что? – тихо спросил Гартош.

Ильюс молча отмахнулся – отстань. Он напряженно вслушивался в тишину. Сзади нервничал Алькон, он жестами поинтересовался, – что случилось? Гартош также жестами ответил, – а хрен его знает! Сам он, сколько не слушал, ничего кроме сопения своих товарищей не услышал. Чего нельзя было сказать о крейге, он уставился в одну точку и, судя по его лицу, услышанное не сулило им ничего хорошего.

– Зашевелились гады, – выдавил наконец он.

– Трайпы?

– Они. Слышишь, перестукиваются. Вот там: тук-тук, а оттуда отвечают: тын-тын. Похоже учуяли нас.

– Готовиться к драке?

– Думаю обойдется. Нас здесь много, не успеют они собрать такой же отряд. Если мы поторопимся конечно. Только бы на засаду не нарваться.

Крейг быстро зашагал вперед. Отдав команду о повышенном внимании, Гартош заторопился следом.

– Кто они, эти трайпы, что из себя представляют?

– Да ничего особенного, одна из разновидностей кобольдов, причем не самая удачная. Хотя хитры, этого у них не отнимешь.

Про кобольдов Гартош знал столько же, сколько и про трайпов, то есть ничего, но показывать свою неосведомленность Ильюсу не хотелось, поэтому он промолчал, предоставив крейгу самому сказать то, что он считал нужным.

– Лишь бы они духов не разбудили. Здесь есть очень зловредные.

– Или демонов, – поддержал Гартош.

Ильюс споткнулся и в сердцах бросил.

– И ляпнет же такое в дорогу! Ты думай что говоришь!

– А что я? Ты сам про духов первый вспомнил.

– Духи то одно, а демоны совсем другое. Упоминать подземных демонов, находясь под землей, очень большая ошибка, беду накличешь. Ты бы их еще по имени назвал.

– Ты сам их упомянул только что.

Крейг сплюнул.

– С кем поведешься, от того глупостей и нахватаешься. Лучше уж молчи!

Долго молчать Гартош не смог.

– Скоро к оружию подойдем?

– Скоро, – буркнул Ильюс, видимо охота к разговорам у него пропала.

Ну и ладно, не такой уж и интересный собеседник. От нечего делать Гартош то считал шаги, то напевал про себя какую-нибудь песенку, потом попытался отколупать со стены блестящий камушек, но получив от крейга по рукам заторопился дальше. Постепенно тоннель начал расширяться и плавно перешел в большую пещеру. Где-то вверху смутно угадывался потолок, да и от стены до стены было не меньше пятидесяти шетов. В этой пещере не один такой отряд как виктанийский поместится.

За пещерой вновь начался тоннель, и не успел Гартош проявить свое недовольство долгой дорогой вместо Коротких Путей, как они вошли в новую пещеру. Насколько огромна эта пещера понять было невозможно, потолок и стены скрывались во тьме, свет факелов оказался бессилен.

– Ну вот и пришли к вашему оружию. Выбирайте. – Широким жестом указал крейг. – Можете брать что хотите, – расщедрился он.

* * *

Виктанийцы сгрудились у входа и молча смотрели вперед. Насколько хватало света факелов, все пространство было завалено скелетами. Причем голыми скелетами – ни оружия, ни доспехов, ни украшений.

– Где оружие? – глухо выдавил Гартош.

– Как где? – засуетился крейг. – Вот смотри. – Он перевернул несколько скелетов и вытащил из-под одного из них ржавый нож.

– А там еще есть. – Он махнул рукой. – Нужно искать.

– Это и есть хваленое поле боя, где всем хватит оружия? – Гартош начал закипать.

Ильюс чуть отодвинулся.

– А ты что думал, тут мечи волшебные грудами навалены?! Как бы не так. Не вы первые сюда наведываетесь. Но если поискать, то хватит еще и вам. А если повезет, то отыщете действительно что-нибудь ценное.

Гартош сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и не двинуть крейга хорошенько под зад, пусть сперва отсюда выведет.

– Зажечь еще шесть факелов! – скомандовал он. – Разойтись и обыскать все хорошенько. Сгодится все, ржавые мечи, наконечники от копий и стрел, топоры, щиты, в общем, все, в чем есть хоть какой-нибудь намек на оружие. Потом все соберем в кучу и рассортируем. Вперед.

Виктанийцы разбрелись по пещере. Один высоко над головой держал факел, остальные деловито обыскивали пол под скелетами. Если у кого и было чувство брезгливости или страх перед мертвыми, то они быстро уступили место желанию получить в руки хоть какую-нибудь более менее стоящую железяку. По пещере разносился неприятный стук и хруст костей, а вот такой желанный звон метала слышался крайне редко.

Как и все остальные, Гартош трудился в поте лица, ощупывал пол и с жадностью кидался на все подозрительное. Рядом с ним усердно работал крейг, именно он больше всего и находил полезного, его глаза намного лучше людских видели в метающемся свете факелов.

Шеренга полусогнутых людей медленно продвигалась вперед. Где-то через полчаса крейг устало разогнулся.

– Все, достаточно! Пора идти дальше. Мы и так слишком долго здесь задержались.

Гартош поворчал для порядка, но особо возмущаться не стал – ползать на карачках среди скелетов и ему порядком надоело. Быстро распределили найденное по весу и двинулись дальше, более тщательный осмотр и сортировку решили провести в другом месте, а лучше всего при дневном свете.

Вновь потянулись тоннели, изредка попадались пещеры, один раз даже наткнулись на старый подземный храм. Но Ильюс подумав, решил вести людей обходными путями: что-то ему там не понравилось. По прикидкам Гартоша, они шли уже несколько часов и по словам крейга прошли где-то половину пути – причем, как отметил крейг, шли они на удивление спокойно. Шли, шли, и пришли.

Ильюс остановил колонну в одной из небольших пещер.

– А теперь слушать меня внимательно! Мы приблизились к Матери Горе и должны сквозь нее пройти. И не вздумайте там ничего вытворить, очень опасное место. Двигаться тихо, но быстро, ничего не трогать, ничего не бросать. Плевок вниз означает смерть. И так далее. Надеюсь, вы меня поняли.

– Что такое Мать Гора? – решил уточнить командир.

– Вы называете ее Короной Трольих гор.

– Понятно.

– Хочу вас осведомить и предупредить. Половина тех кто проходит через Мать Гору, погибает. Погибает по причине неуважения к хозяйке. Не знаю как вам, а мне очень не хотелось бы пополнить ряды погибших.

– Да и нам тоже, – высказался за всех Гартош.

– Вот и хорошо. Пошли.

Они продвигались по длинномутоннелю. Становилось все теплей, и воздух наполнился каким-то непонятным запахом. Тоннель закончился неожиданно, он просто-таки оборвался в пропасть. Голова колонны замерла на выходе: вверх, вниз, вправо, влево простилалась сплошная темнота, темнота наполненная странными глухими звуками, словно внизу ворочался кто-то огромный.

Вправо и влево от тоннеля тянулся неширокий карниз, пройти по нему можно не больше чем по двое. Гартош тихо спросил.

– Насколько большая эта пещера?

– За полчаса должны пройти. Если ничего не случится.

– А что может случиться?

– Когда случится, узнаешь, – буркнул крейг, и добавил. – Мы пойдем вправо.

– А куда ведет левый?

– Туда же куда и правый.

– Правый чуть короче?

– Нет. Но здесь все должны идти вправо. Если кто-то будет двигаться нам навстречу и свернет, как и мы направо, то мы не встретимся, а значит останемся живы.

– Разумно, – согласился Гартош. – Пошли?

– Пошли. Еще раз предупреди там своих, чтобы без баловства.

Гартош предупредил, и колонна втянулась в пещеру.

Ощущение того, что в шете слева находилась бездонная пропасть, заставляло прижиматься к стене. И хоть идти можно было и по двое, от греха подальше решили идти по одному. Далеко внизу раздавалось сопение, скрежет, чавканье, вздохи, пол иногда подрагивал, там явно находился кто-то огромный.

– А кто, или что там внизу? – решился наконец на вопрос Гартош.

– Ясно кто, – буркнул не оборачиваясь крейг, – там спит Отец Гор.

– Так мы что, идем через …

– Вот именно, – подтвердил догадку виктанийца Ильюс.

Идущий позади них Алькон и слышавший весь разговор, тихо рассмеялся.

– А ты представляешь, Гартош, что будет, если Отец Гор проснется?

Гартош представил, и ему стало не до смеха, его прошиб холодный пот. Он ускорил шаг, и чуть ли не налетел на Ильюса.

– Дошло, наконец, – ухмыльнулся крейг, и тоже зашагал побыстрее.

Гартош полуобернулся к Алькону.

– Ни слова никому. Прибью.

– Почему? – обиделся товарищ. – Всем же интересно знать.

– Потом расскажем, когда пройдем, точнее, если пройдем.

– Да что здесь такого?

– Иди вперед! – разозлился Гартош и пропустил Алькона вперед.

До него видимо не доходило, какие последствия могли ожидать людей, проснись кто-нибудь из этой необычной пары. Гартошу как-то не хотелось попасть в такую переделку. А узнай академиеры правду прямо сейчас, кто-нибудь, даже под угрозой неминуемой смерти, не удержался бы, чтобы не похулиганить, например, бросить что-нибудь вниз, что-нибудь потяжелее.

– Ускорить шаг! – скомандовал Гартош и приказ передали по цепочке.

Академиеры двигались почти трусцой, и если здесь можно было бы бежать, то побежали бы, – но опасность сорваться вниз была слишком велика. А еще молодой предводитель боялся, что в пропасть (пропасть!) полетит нечаянно сбитый кем-нибудь камень, да и к стенам слишком прижиматься не стоило. Быстрый темп продолжался минут десять-пятнадцать – хотя Гартошу показалось, что прошла вечность – и худшие опасения командира подтвердились.

Снизу громыхнуло и дохнуло жаркой волной. Вздрогнули пол и стены, стало тяжело дышать, факела почти потухли.

– Бегом! – заорал Ильюс и рванул вперед.

Виктанийцы еле за ним поспевали, особенно те, что тащили носилки. Мчась за крейгом и стараясь не свалиться вниз, Гартош с досадой думал, как не хотелось погибнуть именно в этом месте, именно в такой ситуации. Лучше уж принять смерть от вражеского клинка, или на крайний случай замерзнуть в горах, но так… Он даже не заметил, как влетел в тоннель. Поняв, что спасся из столь страшного места, Гартош остановился и стал подгонять ребят, подгонять и пересчитывать. Когда проскочил последний из подчиненных, командир, наконец, облегченно вздохнул, и бросил последний взгляд в темный провал, он сам с трудом удержался чтобы не швырнуть вниз чего-нибудь и не посмотреть что из этого выйдет. Но с такими сильными подземными демонами, как Мать гора и Отец гор, нужно быть предельно осторожными, особенно когда находишься под землей.

* * *

Отряд быстро продвигался очередным тоннелем, громыхания позади постепенно затихли. Пронесло: как только скрылись незваные гости, хозяева успокоились. Успокоился и Ильюс, только сейчас Гартош понял, насколько напуган оказался крейг. Самому ему, как и Алькону, – ситуация теперь казалась довольно таки комической, кому расскажешь, засмеют. Но не так давно им всем было не до смеха.

– Что это за хрень была там внизу? – поинтересовались подошедшие Грег Кретов и Толер.

Алькон хохотнул.

– Это ты точно подметил!

Ильюс наградил весельчака убийственным взглядом, а Гартош объяснил барсам с чем они только что столкнулись. Сказать что барсы были шокированы, это не сказать ничего. И если у молодых виктанийцев недавнее приключение вызывало смех, то барсы вполне осознали всю серьезность положения, в котором они побывали – и еще не совсем выбрались. И те силы, с которыми они столкнулись, вызывали у них почтение, и даже страх. И это понимание одобрялось крейгом, он держался с барсами подчеркнуто вежливо, почти как равный с равным.

Это оказалось последнее испытание, которое выпало на долю виктанийцев на Коротких Путях. После нескольких часов блуждания под землей, они наконец подошли к выходу на поверхность.

Ильюс повелительно поднял руку, и колона остановилась.

– На этом ваш поход по Коротким Путям заканчивается. За этой стеной выход в обычный для вас мир. Надеюсь теперь вы без проблем доберетесь к себе домой.

Радостный гомон пронесся по рядам академиеров. Поддался общему приподнятому настроению и Гартош, он подошел к крейгу.

– От лица всех нас, и от себя лично, я благодарю тебя и всех тех, кто нам помог. Передашь своим друзьям нашу благодарность.

– Передам. А сейчас отойди, проход открывать буду.

Гартош благоразумно отошел и заинтересованно присмотрелся к действиям Ильюса. Интересно, как и где он будет открывать проход? Стена, к которой крейг стоял лицом, выглядела обычной монолитной стеной в обычной пещере, причем пещере нетупиковой. В другом конце пещеры виднелся проход: Короткие Пути вели дальше. Куда? Эти мысли отвлекли Гартоша от действий крейга, и он пропустил момент открытия прохода, опомнился лишь когда в пещере заметно посветлело – стена перед ними просто растаяла.

Новый вопль радости и академиеры устремились на свежий воздух, навстречу заходящему солнцу. Хоть Гартошу и хотелось выбежать с остальными, но командир есть командир. Он заставил себя сдержаться, дождаться когда выйдут все, и еще раз подойти к отошедшему в сторону крейгу.

– Еще раз спасибо, Ильюс.

– Не за что.

– У меня к тебе пара вопросов.

– Слушаю.

– Куда ведет тот выход из этой пещеры?

Крейг оглянулся, посмотрел на тоннель и повернувшись к человеку не очень дружелюбно процедил.

– Куда надо, туда и ведет.

Хоть Гартош и удивился перемене в настроении крейга, но виду не подал.

– Сколько нам еще до границы с Виктанией?

– За неделю дотопаете, – буркнул Ильюс и чуть ли не силой вытолкал надоеду за порог пещеры.

Проход начал мутнеть и медленно затягиваться.

– Так мы сейчас на территории проджей?

– На их, – ответила смутная фигура.

– А что, поближе к дому подвести нас было нельзя?

– Можно… – чуть слышно раздалось из-за практически цельного камня.

Гартош в сердцах пнул скалу.

– Ты чего? – удивился Алькон. – Ведь вышли поближе к дому, и намного. Если этот коротыш не соврал, за неделю дойдем до Виктании.

– Вот именно, если он не соврал. У меня такое чувство, что нас немного поимели.

– Что именно тебя беспокоит? – вмешался в разговор Грег.

– Во-первых то, что нас не довели до самой Виктании, хотя я не сомневаюсь, что еще час-два Короткими Путями и мы были бы дома. В во-вторых, мы на землях проджей, а их нравы тебе известны не хуже чем мне.

– Согласен, – кивнул Грег, – все сложилось не так хорошо как могло бы. Но с другой стороны, посуди сам. Насколько нам скоротили дорогу? Два месяца и неделя, большая разница?

– Большая.

– Оружие, хоть и плохонькое, мы добыли?

– Добыли.

– Одеждой и продуктами нас снабдили?

– Снабдили.

– Так чего ты дуешься?!

– Да досадно понимаешь, я почти уверен, что еще пару тройку тоннелей и мы бы пришли домой. А так, еще целая неделя в горах, да еще с раненными на руках. Ну да ладно! Что это я действительно. Теперь у нас хоть надежда есть на счастливый исход.

– Солнце садиться, – напомнил академиерам Грег, – нужно искать место для ночлега. Здесь оставаться нельзя, тропа слишком узкая.

– Нужно еще с найденным оружием разобраться, – добавил Алькон.

Быстро организовали две поисковые группы и отправили в разные направления. Их снабдили оружием, которое находилось в более менее приличном состоянии. И пока солнце не спряталось за пики, начали быстро разбирать и сортировать оставшееся.

Вдоль стены выложили мечи, топоры – без топорищ естественно, сабли, ножи и кинжалы, отдельными кучками насыпали наконечники от копий, стрел, дротиков и болтов. Конечно оружие находилось в отвратительном состоянии. Многое без кузницы не восстановить, а кой-чему вообще прямая дорога в плавильню. Но даже того, что осталось, хватало, чтобы вооружить всех. Не до зубов, конечно, но все же. Нашлось даже два десятка цельнокованых щитов, хоть и изрядно помятых, но вполне пригодных. От лат и кирас отказались, уж больно жалкое они представляли из себя зрелище. Да и как их напялить сверху полушубков? Оставили лишь несколько комплектов поножий и поручий.

Началось распределение. Тут дело дошло чуть ли не до драки. Каждый хотел себе оружие поэффективней, да в лучшем состоянии. Некоторые били себя в грудь и доказывали, что именно они нашли тот или иной образец и имеют на него больше всего прав. Пришлось Гартошу проявить твердость, и даже жесткость, и лично заняться распределением.

Перво-наперво вооружили барсов, как самых опытных. Затем вызывались командиры десятков и всем равномерно выдавалось оружие, как в хорошем так и в плохом состоянии. Некоторые желающие получили топоры, толку от них пока не было, но из наличных дров, и из возможно найденной в пути древесины, решили вырезать топорища. Наконечников хватило на все копья, дротики, стрелы и болты.

В общем, кое-как удалось распределить оружие и удовлетворить все запросы, почти все. Гартош вытащил из-за спины припрятанный меч и любовно погладил почти нетронутое ржавчиной лезвие полутораручника. Пареньку, нашедшему меч и доказывающему свое право на владение, пришлось лично выдать неплохую саблю и кинжал в придачу. А когда тот начал возмущаться, командир сунул ему кулак под нос, и выразив благодарность поддал под зад.

– Хорошо быть командиром, – заметил Алькон, завистливо поглядывая на приобретение друга.

– А каким бы я был командиром, если бы отдал меч кому-нибудь другому? – искренне удивился Гартош.

– Никаким, – с улыбкой подтвердил Грег.

К ночи непростая эпопея с оружием закончилась. К величайшему огорчению большинства ничего волшебного, или хоть как-то связанного с магией, не нашли. – Вирон лично проверил.

Вскоре возвратились поисковые отряды, и один из них обрадовал – нашли пещеру, способную вместить всех. Правда для этого пришлось вернуться назад, но ничего не поделать, хорошая ночевка того стоила.

Обследовали пещеру, определились на ночь, и тут Гартошу пришлось чуть ли не силой всех укладывать: академиеры принялись приводить в порядок оружие – чистить, скоблить, точить. Скрежет по пещере стоял неимоверный, ни о каком сне не могло быть и речи. Увещевания командира о том, что перед трудной дорогой нужно хорошо выспаться, и что оружием можно заняться завтра, посветлу, не привели к должному эффекту. И только угроза отобрать оружие, отобрать насовсем, возымела действие – лагерь постепенно затих. Но даже теперь, в полной темноте, то тут, то там раздавалось пошкребывание. Ногтями они его шкрябали что-ли!

* * *

С первыми лучами солнца пещера ожила. И тут возникла новая проблема. Никого никакими угрозами невозможно было заставить готовить завтрак, все снова взялись за вчерашнее – чистить, скоблить, точить. Пришлось командованию и барсам – им-то оружие получше досталось, – заняться кормежкой своих подчиненных. И все утро Гартоша преследовал укоризненно-обиженный взгляд прежнего обладателя лучшего в отряде меча.

В путь тронулись лишь после обеда. А до этого приводили в порядок оружие и меняли кремневые наконечники на стальные. Затем взяли курс на восток, и хоть дорога предстояла еще неблизкая, настроение в отряде царило приподнятое, не сравнить с тем, когда виктанийцы осознали, где они очутились. Теперь домой шел неплохо вооруженный, закаленный горами и вполне боеспособный отряд.

* * *

Низкий рев заставил сердца забиться испуганно и учащенно. Он пронесся над застывшей колонной и ударившись о дальние скалы вернулся назад.

Первым опомнился Толер.

– Тролли… Горные тролли!

– Луки наизготовку! – почти сразу среагировал Гартош.

Хоть он ни разу и не встречался с горными великанами, но прекрасно понимал, подпускать их близко нельзя. Одна стрела троллю не повредит, но утыкать его, словно ежа, смотри и отстанет. Взгляд лихорадочно обшаривал ближайшие скалы – откуда ждать опасности?

Семья троллей появилась на высоком скальном уступе. Огромный, заросший шерстью самец, ударил себя в грудь и повторил брошенный людям вызов. На этот раз напугать виктанийцев уже не удалось. Будущие офицеры деловито разбились на десятки: впереди пятеро копейщиков, позади столько же лучников. Авангард отступил к основному отряду, туда же подтянулся и арьергард.

Подбежавший из хвоста колонны Алькон изумленно уставился на громадин.

– Откуда они взялись?

– Живут они здесь, – буркнул Грег. – Потому и Трольи горы, что их здесь немало. Удивительно, что мы их до сих пор не встретили.

Гартош передернул плечами.

– С нас и пещерного медведя хватит.

Тролли хоть и не нападали, но вели себя достаточно агрессивно, особенно самец. Вожак бил себя в грудь, вызывающе ревел, швырял в людей камни величиной с человеческую голову. Быстро собранный совет командиров не мог прийти к единому решению.

– Нужно идти вперед, – упрямо твердил Алькон.

– Под таким обстрелом? – возражал ему Толер. – Ты видел, чем он швыряет? Один такой камень троих наших положит! Никакой щит не выдержит. И это не предел, он и побольше каменюку киданет.

– А мы их из луков и арбалетов расстреляем, – не сдавался Алькон.

– И чего добьемся? – Только разозлим зверей, – поддержал товарища Грег. – Такого убить и десятка стрел не хватит, а их только на виду десятка полтора, и неизвестно сколько еще прячется.

– Но что-то же делать нужно!

– Думать нужно!

Гартош в пол-уха слушал перепалку товарищей и напряженно обдумывал ситуацию. Как не крути, а принимать решение придеться командиру, то есть ему.

– Я слышал, они разумны, – ни к кому конкретно не обращаясь, обронил он.

Спор заглох, все повернулись к хозяевам здешних гор.

– Насчет разума ничего не могу сказать, но что они не глупы, это точно, – сказал Грег.

Действия троллей и впрямь выглядели вполне обдуманно. Пока вожак своим ревом отвлекал людей, остальная группа занялась собиранием пригодных для метания камней, и вскоре перед ними выросли приличные кучки боевых припасов. Теперь вожак больше не орал и не бил себя в грудь, он спокойно уселся возле одной из куч, и насмешливо-выжидательно (как показалось Гартошу) уставился на людей – тролли подготовились к перестрелке.

– Я вижу, в ближайший бой они тоже не стремятся, – хмыкнул Грег.

– А я не удивлюсь, если они знают дальность полета стрелы или арбалетного болта, – добавил Гартош.

– И что нам теперь делать? – без былого энтузиазма и воинственности спросил Алькон.

Гартош ответил мудро.

– А черт его знает.

Игра в гляделки длилась минут двадцать, ни одна из сторон не решилась на активные действия. Тролли спокойно расселились на скалах и судя по всему не проявляли особого желания лезть под стрелы. То же самое можно было сказать и про людей: идти по тропе дальше, и тем более штурмовать скалы, желающих не нашлось, запас камней-то у этих страшилищ неиссякаем – целые одноименные горы.

Неизвестно как бы разрешилась эта ситуация, не вмешайся третья сила. Крики, раздавшиеся в хвосте колонны, прервали раздумья и вялотекущий спор.

– Что там еще?

Гартош пытался рассмотреть источник тревоги через головы товарищей, и вскоре, чтобы это увидеть, отпала необходимость становиться на цыпочки, нападавших великолепно стало видно и так, они возвышались над людьми на целый шет, или даже полтора.

– Это еще что за…

– Огры! – выдохнул Грег.

– Арьергард развернуться! – заорал Алькон, ибо еще немного и командовать ему станет нечем.

– Лучники готовсь! – подхватил Гартош. – Выстрел без команды, по видимым целям!

Полетели стрелы и болты, но особого эффекта они пока не принесли, обстрел шел не совсем прицельно – мешали товарищи, – и не очень массово – многие стрелки целей попросту не видели. Гартош бросил быстрый взгляд назад, нельзя забывать и про троллей. Похоже, что вмешательством новых участников те были ошеломлены не меньше людей, так как раскрыв рот уставились на огров.

– Лери! Не спускай с них глаз!

Лери молча кивнул. Оскол продолжал командовать.

– Три десятка на помощь авангарду, остальные боевым порядком на огров!

Алькон уже был среди своих подчиненных и успел окрасить меч в кровь великанов. Впрочем, не один из огров пока не упал, а какие потери появились среди людей было страшно подумать. Время от времени взлетали тела, или части тел, и стало очевидно, что остановить страшного врага быстро не удасться, стрельба по ним затруднена, а в ближнем бою за ограми явный перевес.

Снова рев троллей застал людей неожиданно и заставил вжать головы в плечи. Тролли очнулись и приняли решение. Они быстро спускались со скал.

– Приготовиться! – крикнул Лери.

Рев троллей смешался с ревом огров. Гартош бросил взгляд в голову, затем в хвост колонны – люди оказались зажаты между молотом и наковальней. И вдруг, поддавшись странному импульсу, он скомандовал.

– Авангард отставить стрельбу! Отступить к скалам. – Лери удивленно оглянулся, – к скалам я сказал!

Понял Лери замысел Гартоша или нет, неизвестно, но он повторил команду. Академиеры поспешно отступали с дороги великанов, которым сейчас уже не было особого дела до людей – появился более достойный противник. Кто-то из ребят замешкался, и его небрежно отпихнули в сторону, хорошо хоть не в пропасть.

– Освободить тропу! – кричал Гартош.

– Дорогу троллям! – вторил ему Грег.

Дважды повторять команду не пришлось, академиеры быстро освобождали дорогу неожиданной подмоге. Замешкались лишь первых два ряда арьергарда, сцепившихся с ограми. Вожак бесцеремонно подхватил первого попавшегося ему в лапы академиера и бросил через голову. Один из троллей поймал летящего на него человека, аккуратно поставил на ноги и зашагал дальше. Счастливчиком оказался Алькон.

* * *

Казалось даже горы вздрогнули, когда столкнулись две группы гигантов. Первых огров, израненных людьми, тролли просто смели с тропы. А потом пошло на равных. Громадные кулаки трощили ребра и черепа, клыки вырывали куски мяса. Два противника, сцепившись, полетели в пропасть, продолжая на лету рвать друг друга.

Зрелище было настолько необычным и завораживающим, что люди на время забылись. Стоны раненных товарищей заставили Гартоша опомниться.

– Раненых в центр колонны! Оказать помощь! Двум рядам копейщиков перегородить тропу! Лучникам и арбалетчикам на изготовку! – Он окинул взглядом выстроившихся товарищей. – По ограм, выстрел!

Звучно шлепнули тетивы луков, сухо щелкнули арбалеты. Кое-что из выпущенного попало в цель, но в основном стрелы и болты улетели мимо, за широкими спинами троллей, из огров получились плохие мишени. Вожак троллей обернулся и гневно рыкнул.

– По-моему он просил не вмешиваться, – подсказал Грег.

– Я и сам это понял, не дурак, – ответил Гартош. – Опустить луки и арбалеты! Ждем.

– А может он просил целиться получше, – пытался пошутить сильно прихрамывающий Алькон. Но его шутка не нашла поддержки, все внимательно следили за боем.

Вожак троллей стремился к самому крупному из огров, но тот пока благоразумно держался позади и не спешил поучаствовать в схватке. А кулачные бои, – время от времени переходившие в борцовские поединки, – разгорелись нешуточные, и трудно было понять кто кого. Огры и тролли были примерно одного роста, веса и их насчитывалось равное количество. И те и другие владели схожими приемами борьбы. Кому отдать предпочтение?

Само собой люди переживали за троллей, у некоторых даже руки зачесались, так хотелось поучаствовать в схватке – в трольем обличии разумеется. Боевой азарт постепенно переходил в спортивный, посыпались подсказки.

– Кто так бьет! В поддых его, в поддых!

– Подсечку делай!

– Открути ему голову!

Поддерживаемые болельщиками, тролли начали наступать, и их вожак наконец добрался до своего главного соперника. Огр был свеж и троллю пришлось несладко. Осыпаемый градом ударов он отступил на шаг, затем еще на один. Один из огров пришел на помощь своему предводителю и троллю стало совсем худо, он слишком оторвался от своих, и помощи ему ждать было неоткуда. Гартош не выдержал, схватил лук и тщательно прицелился, стрела ушла в нужном направлении. Гартош буквально молил ее попасть в цель, и она не подвела. Стрела воткнулась за ухом у лишнего огра. Тот заревел, схватил стрелу, сдуру сломал ее и похоже что выбыл из игры.

Но троллю это уже мало помогло. Он был сбит с ног и упал на спину. Огр поднял над головой громадный камень с недвусмысленным намерением прибить противника. И тут в него аккуратно воткнулись две стрелы: одна под правую ключицу, другая в бицепс левой руки, камень выпал за спину. Грег и Толер с довольным видом опустили луки. Тролль тут же воспользовался моментом. Собрав силы, он прыгнул на соперника и недолго думая, вцепился зубами ему в горло. И результативно. После непродолжительного катания по тропе, тролль с окровавленной пастью поднялся, а огр остался лежать. Победитель триумфально заревел и забарабанил себя кулаками в грудь: я здесь самый сильный!

Это морально сломило огров. Они потеряли не просто самого сильного своего бойца, они потеряли предводителя. Теперь исход боя становился все более понятным: тролли наступали, огры отходили, а затем и вовсе побежали. Вожак троллей, хоть и изрядно помятый, но все таки самый сильный на этой тропе, напоследок успел отличиться. Поймав одного из пробегавших мимо огров, он раскрутил его чуть ли не над головой и швырнул в пропасть.

Огры бежали, но не всем это удалось. Самцы троллей поймали несколько самок противника и предъявили им права победителей. Остальных преследовать не стали.

– Знай наших! – восторженно крикнул Алькон.

Академиеры повеселели, снова послышались подсказки.

– Да заткнитесь вы! – беззлобно гаркнул на своих подчиненных Гартош. – Здесь уже и без нас справятся.

Тролли справились довольно быстро и даже проявили некоторое благородство: отпустили самок догонять своих. Освободившийся вожак подошел к людям, долго и пристально на них смотрел. Затем рыкнул что-то – то ли пожелал им счастливого пути, то ли до встречи, то ли убирайтесь отсюда пока мы добрые – и поковылял прочь. Вслед за ним потянулись и остальные тролли.

Люди задержались на месте схватки намного дольше. Пришлось сооружать новые носилки, – добавилось семеро раненых. Погибло двенадцать человек, их с тяжелым сердцем сбросили в пропасть, хоронить бесполезно, те хищники, которые здесь водились, без труда разбросают камни, сложенные на могиле.

* * *

До темна успели пройти совсем немного. Под нависшим над тропой карнизом, расположили раненых и обмороженных, остальные распределились кто как. Хоть и устали за день, но сон почти ни к кому не шел. То тут, то там завязывались разговоры. Затем к командирам подтянулись десятники.

– Ребята в недоумении, – начал один из них, – огры ведь не горные жители. Как они могли здесь оказаться? С троллями все понятно, но вот огры…

– Да, огры-не горные жители, – согласился Гартош, – во всяком случае не жители Трольих гор. Их основное место обитания болото растов. Вон барсы говорят что их можно встретить в Межевых горах, но не в Трольих. А как они оказались здесь? Да наверное также как и мы, другого объяснения у меня нет. Видимо кому-то в чем-то мы очень помешали, вот и натравили на нас огров.

– Это точно. Судя по всему огры шли по нашим следам. И если бы не тролли… – Грег рубанул рукой. – Думаю, мало нас уцелело бы.

С этим трудно было не согласиться. Еще немного посидели, пообсуждали планы на завтрашний день. А какие могут быть планы? Идти. Идти домой.

Вскоре десятники порасходились.

Ночь не пережили еще четверо раненых академиеров.

– Боюсь что ту неделю пути, что нам наобещал крейг, не выдержат и остальные. – Пришел к выводу Толер, осмотрев больных и раненых. – Мы слишком высоко в горах, здесь холодно и разреженный воздух.

– Но никаких других троп нам не попадается! – Гартош злился на крейга больше остальных. – Здесь только ущелья, никаких долин.

– Думаю, перед тем как двигаться дальше, нужно провести глубокую разведку, – предложил Грег.

– Какая здесь может быть разведка? Идет тропа с запада на восток, слева-скалы, справа-пропасть. Что здесь можно разведывать? Где лучше сделать привал? Только время потеряем.

– Ты не прав. Возможно на севере или на юге находятся более подходящие дороги. Например, долинами. Тогда к ним нужно искать проходы.

– Что ж, может ты и прав, – после недолгого раздумья согласился Гартош. – Так и сделаем. Отправим три разведывательных отряда. Одна группа узнает, что нас ждет впереди, другая переберется через ущелье и поднимется на хребет с южной стороны, третья, соответственно, проведет разведку с севера.

Грег добавил.

– Барсы пойдут с каждой группой. Я сам пойду по самому сложному маршруту, южному. Толер пойдет на север.

На том и порешили.

Потянулись долгие часы ожидания. Первой вернулась группа из десяти академиеров под командованием Лери и двух барсов.

– Мы прошли почти десять латонов, – докладывал Лери, – и тропа все время шла строго на восток. Но затем она, вдоль хребта, резко поворачивает на север. Дальше мы не ходили. А горы там слишком высокие чтобы мы за один день успели на них подняться.

– Понятно, – протянул Гартош. – Понятно, что ничего обнадеживающего нас впереди не ждет.

Лери пожал плечами, его вины здесь не было, не он расставлял эти горы.

Вскоре спустились разведчики под командованием Толера.

– За этими скалами сплошной горный массив, – устало доложил барс. – Никакого намека на долину.

– Попытка не пытка, – ободряюще улыбнулся ему Гартош.

Третью группу ждали почти до вечера. Уже начали волноваться, когда по спущенным в пропасть веревкам начали подниматься измученные разведчики из южной группы. Едва взглянув на их лица, Гартош понял, хороших новостей не принесли и они.

Грег лаконично подтвердил догадку:

– Горы. Сплошные горы.

С мрачной решимостью Гартош кивнул.

– Нам остался еще один неопробованный способ. Магия.

Все участники первого магического круга без лишних слов заняли свои места и взялись за руки. Сила влилась в Гартоша легко, неожиданно легко, также легко она вырвалась и наружу – никаких барьеров здесь не имелось. Ликуючи, Гартош поднял ее вверх, она перевалила через вершины и понеслась на восток, с немыслимой скоростью неся весточку о затерянных в Трольих горах.

Гнивер отозвался практически сразу.

– (Гартош, дух тебя раздери! Жив! Где ты?)

– (В Трольих горах).

– (Ого! А как вы… Ну да ладно, это потом. Ты далеко?)

– (Где-то неделю пути от виктанийской границы).

– (Ты сам?)

– (Нет. Со мной все. Все кто остался жив).

– (Понятно. Я определил направление где вы находитесь. Мы…)

Дикий, полный ненависти хохот ворвался в разум Гартоша, разорвав магическую связь. Оскол чуть не потерял сознание, и только поддержка друзей удержала его разум от потрясения. Магический круг разорвался. Командир раскрыл глаза, судя по вспотевшим лицам, досталось всем.

– Все слышали?

– Все, – отозвался Грег. – Главное, теперь они знают, что мы живы и где мы.

Сил на разговоры больше не тратили. После небольшой передышки двинулись дальше, на восток. До темноты успели добраться до небольшой уютной пещеры, обнаруженной ранее разведчиками. Плотно в нее набились и завесили вход. И даже костры не стали разжигать.

* * *

Гнивер ворвался в кабинет деда.

– Они живы! – с порога провозгласил он.

Лорд Руткер даже не стал уточнять кто, и так понятно.

– Слава богам! Где они?

– В Трольих горах.

– В Трольих горах… Чуяло мое сердце. Как ты узнал?

– Гартош сам со мной связался. Точнее, я прослушивал магический эфир, когда услышал его зов. Он все-таки сумел прорваться.

– Что с ними? Как они?

– Я мало что узнал. Наш разговор грубо прервали. Кто это сделал, не знаю, кто-то достаточно сильный, и очень злобный. Единственное что Гартош успел сказать, что среди академиеров есть жертвы.

– Итак, Трольи горы. Насколько они далеко?

– Он сказал что неделя пути. И я успел вычислить направление, зов Гартоша был достаточно сильный.

– Ну и это уже хорошо. – Руткер на минуту задумался. – Если его зов был сильный, значит они далеко от Волшебного Королевства. Чем ближе к его границам, тем сильнее барьер, который там установлен.

– Может из-за этого барьера мы и не смогли связаться с Гартошем?

– Может. Я думаю, сейчас самое время связаться кое с кем из Волшебного Королевства, и выяснить, что им известно о наших академиерах.

– Думаешь помогут?

– Не знаю. Они там хитры как степные лисы. Отгородились горами и магическим барьером от всего мира, и делают вид, что всегда, везде и во всем ни причем. А мне кажется, что их длинный нос торчит из многих щелей.

Гниверу по этому поводу сказать было нечего, к Волшебному Королевству он пока доступа не имел. Он поднялся.

– Не буду тебе мешать. Займусь обследованием гор в нужном направлении.

После ухода внука Руткер некоторое время сидел, уставившись в стол. Затем тяжело поднялся, подошел к противоположной от стола стене, провел ладонью перед торчащей из стены оскаленной мордой деревянного леопарда. Леопард захлопнул пасть и открылась потайная дверь. За дверью находилась небольшая комната, скорей даже чулан. Там, на одной из полок, лежал один из магических кристаллов. Главный маг империи вернулся с кристаллом к столу.

– Ну-ка, посмотрим и послушаем, что вы нам скажете.

После нескольких пасов кристалл погрузился в туман, а через некоторое время в нем появилось лицо. Лицо такого же немолодого, как и старший Оскол, человека.

– Ха, Руткер! Надо же! Наконец-то ты соизволил вспомнить про старого Пориорта!

– Ну-ну, не лукавь. Не такой уж ты и старый. Во всяком случае, не старше меня, а я себя старым совсем не считаю.

– Да, если нас пощекотать где следует, мы еще себя можем показать.

Маги посмеялись.

– Кстати, ты и сам мог со мной связаться.

– Да как-то не хотел отрывать тебя от государственных дел по пустякам. Ты ведь Первый Маг империи.

– Ну, ты у себя тоже не низко сидишь.

Пориорт скромно улыбнулся.

– Ну что ж, будем считать что любезностями мы обменялись. Но ты ведь не для этого со мной связался. Судя по твоему лицу, у тебя ко мне серьезное дело.

– Да, очень серьезное. И ты знаешь какое. И не прикидывайся удивленным! Лучше расскажи, что ты знаешь про полторы сотни наших академиеров, заброшенных неизвестно кем в ваши горы. Учти, среди них и мой внук, Гартош.

Пориорт посерьезнел.

– Не могу сказать что твой вызов был для меня неожиданностью. Я ждал его. Ждал с тех самых пор, когда узнал что в центре территории, контролируемой Стражами, вдруг ни с того, ни с чего появился большой чужой отряд.

– Что с ними? – прервал своего собеседника Руткер.

– Стражи предупредили нас про пришельцев, – невозмутимо продолжал Пориорт, – и мы послали своих людей. И те успели вовремя, чтобы предотвратить бойню, что Стражи собирались устроить чужаками. Ты ведь знаешь, как наши соседи относятся к непрошенным гостям?

Руткер угрюмо молчал. Видимо пока Пориорт не выскажет все, что заготовил, ожидать от него конкретных вестей было бесполезно.

– Но все же кажется кто-то успел пострадать. Даже по-моему кого-то убили… – Взгляд Пориорта выразил соболезнование. – И представь удивление наших людей, когда они узнали что это виктанийцы. Такого еще не было. К тому же командовал этим отрядом не кто иной, как твой внук. После дружеской беседы, наши люди решили помочь вашим вернуться домой, и попросили крейгов провести их Короткими Путями. Крейги согласились, и ваших людей перебросили поближе к дому. Это все что я знаю.

– Почему же их не перебросили в саму Виктанию? – мрачно спросил Руткер. – Только не говори, что крейги не знали таких дорог или не захотели этого делать. Стоило вам хорошо попросить, и наши академиеры уже были бы дома.

Париорт помолчал, пожевал губами, и, наконец, сказал.

– Давай на чистоту, как старые друзья.

– Давай.

– Я думаю, ты догадываешься, кто мог перебросить ваших академиеров в наши горы.

– Догадываюсь.

– И мы догадываемся. И мы очень не хотели бы с ними ссориться.

– Поэтому вы сплавили наших ребят с подконтрольной вам территории. Куда интересно? К проджам?

– Все не так, Руткер. Ты сам понимаешь, нам не тягаться с теми силами. Но и не помочь вашим ребятам мы тоже не могли. Мы переправили их в безлюдную часть гор. Проджей там практически нет. За неделю они доберутся до Виктании. Мы снабдили их всем необходимым, и они дойдут. Если только…

– Если что?

– Если им дадут дойти.

– В общем вы оказались чистенькими. Вроде как и виктанийцам помогли, и в тоже время оставили возможность нашим недругам их погубить.

Пориорт подобрался и ответил довольно холодно.

– Мне вас очень жаль, если у вас такие недруги. И я очень не хочу чтобы у нас появились такие же. Наша страна нейтральная и не вмешивается ни в чьи дела. Мы сделали для вас все, что смогли. Плохо что ты этого не понимаешь. Прощай.

– Прощай, Пориорт. И … спасибо. Я все понимаю.

Взгляд Пориорта смягчился.

– Сообщи, что там и как.

Лицо исчезло и туман над кристаллом рассеялся. Лорд Руткер некоторое время посидел в задумчивости, затем снова вызвал туман. Теперь там появилось лицо его сына.

– Ты уже знаешь, Дангал?

– Да, Гнивер мне сообщил.

– Они за неделю пути до наших границ. Направление укажет Гнивер.

– Я немедленно высылаю помощь.

* * *

Снова ухудшилась погода. Поднялся порывчистый ветер и засыпал виктанийцев мелкими колючими снежинками. Лишь к вечеру дошли до поворота на север. И здесь, в небольшом углублении в скалах, решили остановиться. Раненых поместили в середину, чем смогли укрыли и укутали. И опять со страхом ждали утра – сколько не переживет эту ночь?

Не пережили двое.

– Нужно снова пробовать магию! – убеждал Гартоша Вирон. – Если нас всех нельзя вернуть домой с помощью магии, то может удастся переправить хотя бы раненых.

– Ты видал, что случилось, когда Гартош разговаривал с братом? – возражал ему Грег. – Мне кажется, что магию сейчас использовать слишком опасно. Нужно дождаться, когда с нами сами свяжутся, и когда эта связь станет понадежней. До этого я бы не доверил магии жизни людей.

И снова тяжесть выбора ложилась на Гартоша. Оба товарища правы, у обоих были серьезные доводы, и выбрать правильное решение оказалось нелегкой задачей.

Задумчивый взгляд командира скользил по каменной стене их убежища. Скользнул, и вернулся обратно – это еще что?! Из трещины, которой минуту назад не было, на виктанийцев смотрел глаз. Вслед за Гартошем к стене повернулись и остальные, разговоры стихли. Поняв что его заметили, глаз исчез. Затем щель расширилась, и оказалось что это ничто иное как дверь, каменная дверь, закрывающая вход в темный провал пещеры.

На входе в пещеру стояло существо, немного напоминающее человека. Он порос густой шерстью, местами черного, местами коричневого цвета. Ростом с человека, на поясе короткий топор и нож в ножнах. Субъект обвел людей оценивающим взглядом, улыбнулся, и вполне внятно сказал.

– Человечки.

Удивление Гартоша прошло быстро.

– Да, мы челове… то есть люди. А ты кто?

Странный незнакомец немного помолчал, рассматривая людей и, наконец, ответил.

– А я живу здесь.

– Понятно, – не стал настаивать на ответе Гартош. – Сам живешь, или с кем-то?

– Зачем сам, – обиделся абориген, – нас здесь много.

– Много, это сколько?

– Много, это много!

– Исчерпывающий ответ, – хмыкнул Грег. – Раз ты здесь живешь, значит и местность хорошо знаешь?

– Само собой.

– Не подскажешь ближайшую дорогу на Виктанию?

– А с чего это я вам должен помогать? Да еще за просто так.

– Ооо, началось, – протянул Гартош.

– Да он, небось, и не знает что такое Виктания, и тем более, где она находится, – высказался Алькон.

– А вот и знаю! – возмутился хозяин двери и хотел было махнуть в нужном направлении, но вовремя остановился и погрозил Алькону пальцем. – Старого Чрепа не обманешь.

– Не собирается тебя никто обманывать, – успокоил его Гартош. – Просто хотели дорогу уточнить. А тебя просто так спросили, может знаешь путь покороче.

– Знаю путь покороче, знаю. – Закивал Чреп, и вдруг подозрительно прищурился. – А кто вам дорогу показывал?

– Нашлись добрые… люди. – Гартош тоже не стал особо откровенничать.

Чреп продолжал сверлить Гартоша подозрительным взглядом.

– Врешь ты все. Никто вам дорогу не указывал, и куда идти вы не знаете. Вы заблудились. – И он хрипло рассмеялся.

– Не беспокойся, знаем мы дорогу. Вот этой тропой мы меньше чем за неделю дойдем до Виктании.

– Меньше чем за неделю! – Чреп вновь рассмеялся. – Да вы этой дорогой и за две недели не дойдете до этой своей Виктании. Обманули вас, человечки!

– Две так две, – спокойно сказал Грег, – дойдем за две. Но это уже не твоя забота.

Чреп некоторое время пристально на него смотрел и наконец сказал.

– Я знаю более короткую дорогу.

– И что из того?

– Могу показать.

– Так покажи.

– Нет. – Замотал головой Чреп. – Даром не покажу.

Виктанийцы переглянулись, и Гартош осторожно спросил.

– Что ты хочешь от нас получить?

– Золото, – быстро сказал Чреп.

– Золота у нас нет.

– Тогда не о чем разговаривать.

Чреп начал закрывать каменную дверь.

– Золота у нас нет здесь, – продолжал говорить Гартош. – Но как только мы доберемся до Виктании, то сможем с тобой рассчитаться.

– Ага, так я вам и поверил, – раздался насмешливой голос из-за двери, хотя закрываться она перестала. – Обманете старика.

– Слово будущего офицера.

– На…ть мне на твое слово.

– А вот за это и по морде можно получить!

Дверь снова начала закрываться.

– Только попробуй… Нас здесь много…

– Да пошел ты! – Крикнул в сердцах Гартош в захлопнувшуюся дверь. Он посмотрел на товарищей, товарищи смотрели на него. – Что думаете?

– Не нравятся мне его слова про две недели дороги, – первым ответил Грег.

– Может врет? – неуверенно предположил Алькон.

– Может и врет, – согласился Грег. – Но все равно не нравится.

Не успели они более детально обсудить произошедшее, как дверь снова открылась и высунулась знакомая голова.

– А что у вас вообще есть? – без предисловий спросил Чреп.

– Что тебя конкретно интересует? – Снова взялся за переговоры Гартош.

– Вино, хлеб, мясо. – Чреп облизнулся. – С мясом здесь туговато. И с вином тоже.

– Есть немного, – обнадежил Гартош. – Взяли с собой на двух недельную дорогу, еще почти ничего не израсходовали.

– Это хорошо, что не израсходовали. – Чреп сглотнул слюну. – Вина много?

– Пару бурдюков найдется.

– Где пара там и четыре. – Быстро сообразил Чреп. – Годится. Отдайте четыре бурдюка вина и все мясо. Оно вам больше не понадобится, скоро дома будете. И еще половину хлеба.

– У, какой ты шустрый, – остудил его аппетиты Гартош. – Ты нас сперва доведи до виктанийской границы, а там мы тебе все отдадим. Если действительно доведешь.

Чреп окинул людей подозрительным взглядом и буркнул.

– Я подумаю.

Дверь снова закрылась.

– Очень подозрительный тип, – снова первым озвучил свое мнение Грег.

– Мне он тоже не нравится, – согласился Гартош, – но я и не собираюсь слишком уж ему доверять. Посмотрим, что он за дорогу покажет.

На этот раз ждать пришлось намного дольше. Наконец Чреп опять появился, в этот раз он вышел из двери целиком.

– Мы посовещались и решили, что доведем вас до границы с Виктанией. – Чуть ли не торжественно объявил он. – А за это вы отдадите нам все продовольствие, что заготовили на две недели пути.

Гартош посмотрел на товарищей и с их молчаливого согласия ответил.

– Мы согласны. Показывай дорогу.

Чреп сделал шаг в сторону и пошире приоткрыв дверь, сделал приглашающий жест.

– Прошу. Только на входе вам придется отдать оружие.

– Что!!! – взревел Гартош.

– Мы опасаемся стольких вооруженных людей, – испуганно залепетал Чреп.

– Оружие сдавать никто не будет! – Сказал, что отрезал младший Оскол. – В ловушку нас заманить хочешь? И что это за дорога через пещеру? Это она-то более короткая?

– Она, – кротко кивнул Чреп. – Короткая дорога идет под горой. Эта гора буквально изрыта ходами. Этими ходами мы вас и выведем на ту сторону. А там долина. А на другом конце долины ваша Виктания.

– Короткие Пути что ли?

Чреп чуть осмелел.

– Ха! Кто ж вас поведет Короткими Путями. Обычные ходы. За тысячи лет мы посоединяли много пещер, и теперь эта гора словно мышами порыта.

– Скройся с глаз, теперь мы совещаться будем.

Чреп снова съежился под тяжелым взглядом Гартоша и быстро шмыгнул в каменный проем.

– Я против того чтобы лезть в эту ловушку, – с ходу заявил Алькон.

– Согласен, типичная ловушка, – согласился Грег.

– У нас много раненых и больных, – тихо сказал Вирон.

– Большинство из них не переживет, не то что двухнедельного, но даже недельного пути, – добавил Толер.

Гартош взглянул на Лери. Тот покачал головой.

– Я не знаю что сказать. Я не доверяю этому Чрепу, или как его там еще, но раненые… – Он снова покачал головой. – Не знаю…

– А ты сам-то что думаешь? – спросил Грег.

– Я тоже не доверяю этому уроду, но думаю, что нужно идти за ним.

– Там раненые будут не в меньшей опасности, чем на поверхности, – возразил Грег.

– Не в меньшей, но дело не только в раненых, дело во всех нас.

– Объясни.

– Вы еще не забыли про огров?

– Как же, забудешь о них, – буркнул Грег.

– Ты думаешь, они случайно шли по нашему следу?

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, их послали за нами с одной целью, убивать. И если мы быстро не доберемся домой, таких попыток будет много.

– А тролли?

– Тролли скорее всего просто совпадение. Им здесь скучно в горах, вот они и решили с нами поразвлечься. А когда появился более достойный противник, по-моему они только обрадовались.

– Похоже на то, – согласился Грег. – Значит ты уверен, что за нами идет охота?

– Похоже на то, – ответил его же словами Гартош.

– И думаешь, что под землей мы будем в большей безопасности?

– Думаю да. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– Тогда командуй. Пойдем через мышеловку.

Гартош собрал десятников и коротко обрисовал ситуацию.

– В общем так ребята. Из двух зол выбираем меньшее и идем через гору.

– Нам не привыкать, – ободряюще сказал один из десятников, – совсем недавно такой путь проделали.

– А вот об этом молчок. Хозяева этой горы не должны знать, что мы ходили Короткими Путями. Не доверяю я им, очень не доверяю.

– Как скажешь, командир.

– Будем идти плотной колонной. Раненые в центре. Оружие не вынимать, но держать наготове. Арбалеты натянуть, болты пока не выкладывать. Не будем понапрасну нервировать местных. Всем все понятно?

После дружного ответа товарищей Гартош постучал в каменную дверь. Оттуда тут же выглянул настороженный Чреп.

– Мы согласны идти за тобой. Но оружие сдавать не будем.

– Черт с вами, – недовольно сказал Чреп. – Не будете, так не будете. Но чтобы держали его подальше.

И он скрылся в темном проеме. Гартош глубоко вздохнул, и снова первым нырнул следом.

XII

Вот уже больше часа, с помощью магического кристалла, Гнивер безуспешно обшаривал Трольи горы в указанном Пориортом и учуянном им самим направлении. Ничего обнадеживающего, никакого намека на виктанийцев. В одном месте его внимание привлекли стаи стервятников. С замиранием сердца Гнивер приблизил туда поисковый луч. Но к счастью, его опасения были напрасны. Похоже что здесь произошла битва между троллями. Хотя стоп! Кроме троллей здесь обнаружились огры. Откуда огры в Трольих горах? Непонятно.

Решив обсудить эту загадку с дедом, Гнивер продолжил обследование тропы. По ней не так давно прошел немалый отряд, но вскоре его след обрывался бесследно. Еще одна тема для обсуждения со старшим Осколом. Гнивер устало разогнулся и потер глаза – магическое зондирование отбирало массу сил. Он помассировал виски и вновь взялся за дело.

* * *

Там их уже ожидали десятка два вооруженных сородичей Чрепа. Лица настороженны, руки на рукоятках мечей и топоров.

– Приветствую! – громко выдал Гартош, едва глаза привыкли к тусклому свету двух факелов.

В ответ послышалось невнятное бормотание. Глаза хозяев напряженно следили за входящими виктанийцами. Вскоре люди заполонили почти всю пещеру, хозяевам пришлось прижаться к стене.

– Чреп, как называется ваш народ?

– Мы называем себя гольтурами.

– Гольтуры говоришь… Не очень-то вы общительны.

– Мы не жалуем чужаков.

– Чего ж с нами связались? Винца захотелось?

– И мяса.

В голосе гольтура сквозила явная жадность.

– Да. Я вижу под землей жить несладко.

– Мы не жалуемся.

– Хорошо. Сколько нам идти до выхода?

– Если не будете рассиживаться и много разговаривать, то еще до ночи выйдете под небо.

– Так быстро?

Гартош был немало удивлен. Две недели (пусть даже одна) – и меньше чем день: экономия времени получалась внушительная. Если Чреп не врет конечно. Будто подслушав его мысли Чреп начал объяснять.

– Перевал, через который вам нужно было пройти, лежит далеко на севере, почти неделя пути, да столько же обратно. Вот и посчитай.

– Ладно, убедил. Веди.

Чреп не двинулся с места.

– Один бурдюк вина вперед.

– Размечтался, все на выходе, – уперся Гартош.

Его тронул за рукав Грег.

– Отдай один бурдюк. В знак нашего доброго расположения.

Немного подумав, Гартош кивнул, и один из академиеров отдал бурдюк с вином гольтурам. Те тут же достали кружки и вылакали половину. Глаза Чрепа заблестели и подобрели.

– А если бы еще и мяса… – он просящее взглянул на Гартоша.

Тот вздохнул и один из заплечных мешков перекочевал к новым хозяевам. Вокруг него образовалась жадная свалка, раздалось чавканье. Из кучи вывалился Чреп, довольно и сыто рыгнул, и скомандовал.

– Пошли!

Колонна из людей и гольтуров двинулась за Чрепом. Нужно сказать, что эта дорога не особо отличалась от Коротких Путей. Разве что здесь попадалось больше пещер чем тоннелей. Эта гора действительно была изъедена естественными пустотами, хотя следует признать, гольтурам пришлось приложить немало усилий, чтобы упорядочить это подгорное хозяйство. И судя по всему, руку здесь приложили сотни, если не тысячи поколений. Что больше всего поразило людей, так это то, что много пещер освещалось естественным путем. Через гору проходили множество жил горного хрусталя, и почти все эти жилы соединялись друг с другом. Таким образом кристаллы, выходящие на поверхность, снабжали нижние жилы, не ярким, но все-таки светом.

Отряд шел почти одним уровнем, спуски и подъемы практически отсутствовали. Как объяснил Чреп, это самый короткий путь, и если они будут держать такой же темп, то на солнце выйдут раньше времени – где-то после обеда. Иногда попадались жилые пещеры. Виктанийцы с удивлением и жалостью смотрели на суровый быт подземного народа. Бросалось в глаза почти полное отсутствие детей. Прятали их что ли?

Время от времени Чреп куда-то пропадал, и возвращался каждый раз все мрачнее. На вопросы Гартоша он отмахивался: семейные мол дела. Но отлучки эти становились все продолжительней, и это начинало беспокоить командиров, и не только из-за скорости передвижения.

– Мы сейчас целиком в их власти, и без помощи гольтуров не сможем отсюда выбраться. Мне кажется что именно сейчас от них можно ожидать любых подлостей, – поделился своими опасениями Грег Кретов, во время очередной отлучки Чрепа.

Гартош согласился с барсом. Он прошелся вдоль колонны, и тихо, чтобы не вызвать подозрения у присутствующих гольтуров, предупредил академиеров о возможной опасности, а барсы и так всегда настороже. Вскоре вернулся Чреп, без слов занял место проводника и также молча двинулся дальше, ни мало не заботясь идет за ним кто-то или нет. Выглядел Чреп совсем неважно, видимо проблемы усугубились. Через некоторое время он резко сменил направление, вправо и вверх. У младшего Оскола усилилось нехорошее предчувствие. Теперь они шли по довольно-таки пересеченной местности. От главной дороги то и дело отходили боковые ответвления, в которых Гартош несколько раз улавливал движение. Похоже, что параллельно их пути проходила еще одна дорога, а то и не одна.

В этих местах горный хрусталь попадался крайне редко. И факелов у людей оставалось совсем мало, сейчас жгли всего один факел в центре, а в голове и хвосте колонны по факелу несли гольтуры, и это очень тревожило командира. Ведь приди их проводникам шальная мысль, виктанийцы останутся не только без верного направления, но и без света.

* * *

Нападение произошло примерно через час после того, как колонна свернула в новом направлении. Произошло неожиданно – так думали гольтуры. Но предупрежденные командиром виктанийцы, находились в полной готовности, это их и спасло. Они быстро сумели сориентироваться и организовать оборону в свете всего лишь двух факелов – факел в хвосте колонны погас. Едва началась атака, гольтур несший факел, затушил его и смешался с нападающими. Такое бы случилось и в голове колонны, но вовремя среагировал Грег, он бросился на гольтура пытающегося затоптать свой факел и заколол его. Теперь он бился с мечом в одной руке и факелом в другой.

А из боковых проходов молча вываливались гольтуры. У них было одно несомненное преимущество. Не внезапность, нет, и не численный перевес – они отлично видели в темноте, чего нельзя было сказать о людях. Это послужило основной причиной того, что гольтурам удалось разорвать оборону виктанийцев и разделить их на несколько групп.

Гартош, как и большинство командиров, оказался в большой группе, из примерно тридцати человек.

– Зажечь факела! – скомандовал он, отбиваясь от двух махающих мечами теней.

Факелов в их группе оказалось всего три, их и зажгли, чем немного выровняли положение. Нужно сказать, что, хоть у гольтуров и было преимущество в количестве, они явно проигрывали качественно, бойцы из них оказались неважные, особенно против академиеров высшей военной академии.

Гартош без особого труда расправился со своими двумя противниками и нашел себе еще двух. Первая лихорадка боя прошла, пришла привычная холодная расчетливость и чувство боя, и главное – жажда боя. Он то и дело вырывался за пределы образованного виктанийцами круга, и поразив одного двух лохмачей, возвращался на место. Происходящее даже стало его забавлять. Грег что-то недовольно кричал, видимо делал выговор своему молодому начальнику. Академиеры же напротив, с восторгом приветствовали его вылазки и даже следовали его примеру. Это привело к тому, что гольтуры стали опасаться их группы, и нападали уже без былого азарта, скорей по принуждению, уж очень им не хотелось пополнить все растущую гору трупов, что окружала группу Оскола. В тоже время виктанийцы становились все азартней.

Азарт боя есть азарт боя, но пора уже возвращаться к своим прямым командирским обязанностям, а именно: к воссоединению отряда. Гартош жалел лишь об одном, что Чрепу удалось уйти, а очень хотелось душевно побеседовать с их бывшим проводником. Группа Гартоша двинулась назад, прорубываясь сквозь толпу гольтуров и впитывая в себя группы поменьше. Вскоре они соединились с арьергардом Алькона. Но… Где же группа с ранеными? Похоже, он выкрикнул этот вопрос вслух.

– Раненых унесли гольтуры! – ответил Алькон. – Перебили часть носильщиков и унесли!

– Что?!

– Ты слышал, что у них здесь с мясом плохо?

Слова Алькона привели Гартоша в бешенство.

– Мясом?!! Они захотели мяса?!!

– Одного из раненых они начали жрать еще живым! – Голос Алькона сорвался, да и сам Алькон был на грани нервного срыва. Впрочем, как и Гартош.

– Куда их понесли?!

– Туда! – Алькон махнул рукой в сторону одного из проходов.

– За мной! – заорал Гартош и бросился вперед.

Кровавая пелена мигом окрасила все в багровый цвет, ярость не нужно было вызывать, она пришла сама, и меч Гартоша с удвоенной силой сеял вокруг смерть. Жрать людей! Его людей!!!

– Надеюсь это не твои подданные, Клаирван! – прошипел он сквозь зубы, рубя направо и налево.

– (Не мои!) – внезапно раздался в голове у Гартоша ответ Белого Лорда.

От неожиданности Гартош чуть было не пропустил удар топором, и если бы не помощь Грега, валятся ему с разрубленной головой. Но он быстро взял себя в руки и кромсал гольтуров еще более яростно. Раз уж Белый Демон следит за ним, раз уж он удостоился такой чести, нужно показать, на что он способен. А способен он на многое. Когда жрут его подчиненных, его товарищей, Гартош способен разнести в пух и прах всю эту дырявую гору!

Он не помнил сколько они рубились и скольких он убил лично. Ворвавшись в одну из жилых пещер, виктанийцы увидели два полуобглоданных трупа. Вырубили всех гольтуров, включая младенцев. Пошли по следу остальных раненых. Еще одна большая пещера с множеством входов и выходов. В этой пещере гольтуры дали людям решающий бой. Видимо эта пещера имела для подземных жителей какое-то особое значение, поэтому здесь и собрались все, кто мог держать оружие. И сражались они не менее яростно, чем виктанийцы, прекрасно понимая, что сейчас решается судьба их племени.

Виктанийцы подобрали и зажгли еще несколько факелов и молча рубили ненавистных пожирателей людей, и также молча падали сраженные их мечами и топорами. Гартошу разрубили лоб, кровь заливала левый глаз, и он едва успевал его протирать. Сил почти не осталось, держались только на ярости, ненависти и мести. Казалось этой битве не будет конца и края, когда гольтуры вдруг закончились. Весь пол пещеры был услан их волосатыми трупами, реже попадались тела виктанийцев.

Тяжело дыша Гартош обвел взглядом пещеру и не увидел живых врагов. Посреди пещеры возвышались три алтаря, на них лежали виктанийцы.

– Проверить, – скомандовал залитый своей и чужой кровью командир, – может еще есть и живые.

Почти сразу послышалось радостное:

– Есть живые!

– Двое не дышат, остальные живые!

– Сосчитать!

– Троих не хватает!

– Проверить все выходы!

И Гартош первым нырнул в ближайший узкий лаз. Ему повезло, что бросился от туда с разбегу, иначе ожидавшая его с другой стороны гольтурья, угостила бы его дубинкой по голове, а так досталось только заднице. Взбешенный Гартош расправился с волосатой представительницей прекрасного пола и застыл с поднятым над головой мечом. В небольшой пещерке, слабо освещаемой маленькой лампадкой, находились лишь дети, дети гольтуров. Еще несколько минут назад Гартош без малейшего сомнения изрубил бы их, но сейчас что-то изменилось, что-то в нем сломалось. Маленькие гольтуры испуганно жались друг к другу, их большие глаза уставились на страшного пришельца в ожидании смерти.

Человек опустил меч, и оперевшись на него прохрипел:

– Боитесь? Правильно делаете что боитесь! Если найдем еще хоть одного сожранного вами человека. – Он заскрипел зубами. – Лично кишки выпущу!

Со стороны основной пещеры его позвали.

– Гартош! Нашли остальных раненых!

– Живые?

– Живые!

Немного поколебавшись, Гартош покинул пещерку. В большой пещере его ожидала еще одна приятная новость – поймали Чрепа. Тот скулил и извивался в руках суровых барсов.

– Прости, о повелитель смерти, меня заставили.

Гартош хмуро выдавил.

– Кто?

– Черии. Это соседнее племя. Оно больше и сильнее нашего.

Гартош продолжал сверлить Чрепа тяжелым взглядом.

– Ты мог отказаться.

– Не мог. Не мог, мой господин. Они грозились, что если я не заведу вас в западню, поближе к их пещерам, они заберут наших детей и женщин, а остальных убьют и сожрут.

– А вы значит, людей не жрете?

– Мы, никогда. А черии бывало. Они приказали принести нескольких ваших раненых к нашему храму, и здесь, в нашей храмовой пещере они собирались принести их в жертву Торганку и его демонам. А потом разделать жертвы и забрать мясо.

– Не очень-то складно ты врешь. У чериев что, своих храмов и жертвенников нет?

– Не вру я господин, не вру… – Чреп вновь завыл. – Они хотели замарать и нас вашими смертями.

– Знаешь, что тебя ждет за то, что здесь произошло?

– Знаю. – Чреп растер слезы. – Смерть.

– Верно, смерть. Смерть тебе и всем, кого найдем из вашего паршивого племени.

– Не надо всем!

Чреп вновь бухнулся на пол и обнял Гартоша за сапоги. Тот с презрением отпихнул гольтура, но он снова к нему прилип и продолжал канючить:

– Не убивайте детей. Я выведу вас на поверхность, только не трогайте детей. Их и так мало осталось, вы большую часть перебили. Убейте меня, но их не трогайте.

– Хорошо. – Немного подумав, решил Гартош. – Мы возьмем всех, кто остался в живых из ваших, в заложники. Когда выведешь нас, их отпустим, а тебя, сам понимаешь, нет.

Чреп сел и даже улыбнулся.

– Я согласен. Старому Чрепу давно пора к духам.

– Но сперва. – Голос Гартоша стал подобен отточенной стали. – Ты приведешь нас к чериям. Им тоже кое-что причитается.

Чреп поднялся и немного успокоился.

– А мы мимо них и не пройдем. Вы прорубились через их жилые пещеры. Там мало живых осталось, если вообще остались. Наверняка те, кто выжил, разбежались. А их воинов вы почти всех перебили, когда они на вас напали.

– Где были ваши воины? – поинтересовался Грег.

– Наши воины были здесь. Вот они. – Чреп обвел пещеру тоскливым взглядом. – Все наши воины лежат здесь.

Подошел Толер.

– Гартош, нужно возвращаться. Кое-кто из наших остался в тех пещерах, через которые мы проходили. Я за них переживаю, вдруг старик врет и этих уродов еще много. А наши все раненые, и серьезно.

Раздумывал Гартош недолго.

– Алькон!

– Да, командир.

– Возьмешь два десятка и вернешься по нашим следам, подберешь наших. А мы здесь разберемся.

Алькон отобрал два десятка самых лихих рубак и быстро увел их по знакомому проходу. Гартош собрал десятников.

– Обойти все пещеры и вывести всех сюда. Связать веревками, мы возьмем их с собой.

Виктанийцы рассыпались по многочисленным пещерам. Заложников набралось около полусотни. Несколько взрослых гольтурий, остальное малышня. Гартош осмотрел эту разношерстную братию.

– Так. – Он повернулся к Грегу. – Всех будем брать?

– Мне кажется, нет смысла тянуть всех, задерживать будут.

– Я тоже так думаю. Возьмем кого постарше.

Около двух десятков детенышей связали одной веревкой и отправились в обратный путь.

* * *

Алькон снова разрядил арбалет в мелькнувшую тень. В этот раз мимо. Жаль. После того как они покинули основной отряд, он уже четверых записал на свой счет. Раненых они находили почти в каждой пещере. Ребята сползались друг к другу, и как могли держали оборону. Благо кой у кого остались арбалеты, иначе не выжили б. Чериев или гольтуров – дух их разберет – оставалось еще немало, во всяком случае, хватило бы, чтобы расправиться с почти беспомощными людьми. Они и так бы их добили, не помогли бы и арбалеты, но уж больно велик был страх подземников перед этими ужасными созданиями, за каких-то полчаса уничтоживших два племени.

Но тем не менее отряд Алькона поспел вовремя. Они собирали раненых и убитых, и добивали шевелящихся волосатиков. Так дошли до места первого нападения и ахнули. Виктанийцы даже не думали что на такое способны. Поверженных врагов насчитали несколько сотен! Хорошая им будет наука.

Вскоре подошел основной отряд. Эти также могли похвастаться тем, что добыли несколько свежих голов. По самым скромным прикидкам, на одного виктанийца – включая и погибших – пришлось не менее пяти, шести трупов аборигенов. И это только воинов. Женщин и детей виктанийцы защитывать не стали…

Снова продолжился путь к солнцу. Шли теперь намного медленней, нести приходилось не только раненых. Тридцать человек погибло. Практически все были ранены. Кого приходилось нести, кого вести, кого поддерживать. Отдыхать становились каждые полчаса, затем все чаще и чаще.

На поверхность вышли неожиданно. Выход приняли за очередную большую пещеру, и только звездное небо убедило их, что они выбрались из-под горы, и вышли далеко за полночь. После коротких и сдержанных проявлений радости, ночевать решили в пещере. Вход закрывать не стали. И пусть опасность теперь грозила виктанийцам не только из середины горы, но и снаружи, но понимание того, что они в любую минуту могут выйти под небо, хоть и ночное, додавало им уверенности.

Гольтуров поместили в центр, связали им руки и ноги, выставили со всех сторон часовых, и, то забываясь в тревожном сне, то просыпаясь, дождались утра.

Утром в обе стороны тропы выслали разведку. Дожидаясь их возвращения, Гартош подошел к Чрепу и сел возле него. Похоже, что Чреп за ночь окончательно успокоился и уверенно выдержал пристальный взгляд человека.

– Как же вы докатились до такой жизни, людей пожирать?

Чреп пожал плечами.

– Наше племя людей не ело, у нас вера не та. Да и за чериями такое, если честно, не часто водилось, хотя их демоны им это разрешали. Но видимо ваше вино сыграло с ними злую шутку. Они отобрали у нас оставшееся вино и пожелали все остальное: ваше вино, ваши продукты, и ты уж извини, раз вы оказались в их власти, вас самих. А мы действительно хотели разжиться у вас только тем, что обговорили вначале.

Они помолчали.

– Даже не знаю, что теперь будет с нашим племенем, – продолжил Чреп. – Скорей всего вольется в какое-нибудь соседнее племя, самим им не выжить. Как и чериям.

Их разговор прервало возвращение разведчиков.

– Мы видели Медвежий Клык! – радостно объявил один из барсов.

Грег вскочил.

– Ты уверен?

– Да, тут не обознаешься!

– Что это значит? – спросил Гартош.

– Медвежий Клык находится на Виктанийской территории, – объяснил Грег, и повернулся к разведчику. – Сколько до него идти?

– За полдня доберемся до своих.

– Собираемся! – скомандовал Гартош.

Виктанийцы радостно засуетились, готовясь к последнему рывку. Гольтуры сбились в плотную кучку.

– Развязать их! – распорядился командир.

Его команда была исполнена. А Гартош хмуро осмотрев своих недавних пленников, бросил.

– Оставьте им лишние продукты, – и отвернулся, – идти будет легче.

Чреп стал заметно нервничать, хотя и пытался скрыть это. Он отдавал свои распоряжения:

– Быстро собрали, что вам оставили и уходите, пока люди не передумали. Лейчаса, скажешь, что Чреп приказал…

– Хватит болтать! – прервал его Гартош, перерезая ремни. – Вали отсюда пока я добрый!

Чреп не заставил себя долго упрашивать. Он подхватил один из оставленных виктанийцами мешков, и, подталкивая своих молодых соплеменников, поторопился в глубь горы.

– Спасибо! – раздалось из темноты.

– Не за что, – буркнул Гартош, пряча взгляд от своих.

– Ты правильно сделал! – одобрил его поступок Грег.

Алькон, Вирон и остальные, ободряюще улыбнулись. Милые, добрые ребята, будто и не они, несколько часов тому назад, устроили в жилых пещерах жуткую резню и вырезали два племя.

Бегом вернулись разведчики с другой стороны тропы.

– На севере обнаружен конный отряд!

– Сколько их?

– Около полусотни.

– Как далеко?

– Часах в двух езды. Но если поторопятся, то будут и раньше.

– Быстро на выход!

Все заторопились вперед.

– Немного времени у нас есть, – обнадежил Грег. – Если мы успеем скрыться вон за тем поворотом до того как они появятся из-за этого и обнаружат нас, то они догонят нас не раньше чем через три часа.

– А там смотри и наши подоспеют, – сам себя подбодрил Гартош. – Как ты думаешь, кто это?

– Я их не видел, но почти уверен, что проджи. Виктанийцы не нарушают чужих границ. Во всяком случае, давно не нарушали.

Виктанийцам повезло, они успели скрыться за поворотом и выиграли пару часов.

* * *

Гнивер не стал связываться с дедом, сразу обратился к отцу.

– Отец, я обнаружил нашу пропажу почти у самой нашей границы. Но у них на хвосте проджи, а у наших, судя по всему, дела совсем не важны.

– Я сообщу пограничникам! Да и сам туда отправляюсь!

– Я тоже!

* * *

Если барсы не ошибались, то река, протекающая по дну долины, являлась границей между землями проджей и Виктанией. Но до реки идти еще не меньше часа, а люди устали. Как жаль, что горная тропа закончилась, и теперь они шли по проложенной вдоль реки более широкой дороге. В любое другое время виктанийцы только порадовались бы этому, но не сейчас – в горах оборону держать намного легче. Гартош принял единственно верное решение.

– Алькон, выводи людей к границе. А я возьму десять человек, и мы попытаемся задержать проджей.

– Ты с ума сошел! Чтобы я пропустил такую заварушку? Никогда!

– Это приказ! – В голосе командира зазвенела сталь. – Оставите нам половину арбалетов, снаряжение и часть оружия. В общем, оставляйте все, кроме людей.

Алькон склонил голову и развернулся, всем своим видом показывая, что не одобряет приказ, хотя и выполнит его.

– Алькон. – Остановил его Гартош. – Пойми, кому-то нужно позаботиться о раненых, а как знать, может вам скоро придется выставлять второй заслон. Никто не знает, сколько мы сумеем продержаться.

Алькон тяжело вздохнул: все понимает.

– Может мы и погибших оставим здесь? Все же легче идти будет.

Оскол отрицательно покачал головой:

– Нет. Мертвых заберите с собой, мы их и так слишком много оставили в этих горах. Когда увидите, что проджи прорвались, тогда выставляйте новый заслон и оставляйте погибших. А пока несите.

– Хорошо, командир, мы все сделаем.

Алькон отдал приказы и отряд, насколько мог быстро, заторопился к виднеющемуся вдалеке мосту.

Группа заслона, наполовину состоящая из барсов, залегла за редкими камнями. Грег, разложив возле себя три взведенных арбалета, с деланным азартом потер руки:

– Всегда мечтал надрать проджам задницы. Они мне никогда не нравились.

– Не торопись, – остудил его пыл Гартош. – Сперва попробуем договориться по-хорошему, может, что и получится, ведь Виктания сейчас, насколько я знаю, в мире с проджами.

– В мире то в мире. Но мы на их территории без разрешения, и, что немаловажно, мы выглядим слабыми. А это может сыграть решающую роль.

Они замолкли. Конный отряд проджей приблизился на выстрел из лука – для арбалета пока далековато, но горцы быстро покрывали нужное расстояние.

– Не стрелять! – крикнул Гартош и вышел из-за камней.

Он поднял руку призывая проджей остановиться, в левой держал нацеленный на них арбалет.

– Прошу переговоров!

Проджи остановились. Сколько в камнях засело арбалетчиков и лучников они не знали, и пока никто не торопился пересчитать врагов, вытаскивая стрелы и болты из собственной шкуры. В тоже время незваные гости все ближе подходили к заветному мосту. Нужно было что-то решать. После короткого совещания вперед выехали двое. Вообще-то Гартош рассчитывал на одного, но в случае недоразумений болты товарищей помогут. Он пошел навстречу переговорщикам.

– Вы кто такие?! Какого черта разгуливаете на нашей земле?! – совсем недипломатично начал один из проджей.

– Мы виктанийцы, и случайно попали в ваши горы. Мы не причинили и не причиним вам никакого вреда. Мы сейчас уйдем на свою территорию, и это недоразумение закончится.

– Закончится? Как бы не так! Вы сейчас сложите оружие и тогда мы оставим вас в живых! Иначе вас ожидает мучительная смерть! А так вас даже вскоре могут выкупить. Если вы кому-то нужны.

– И не надо нам врать, что вы здесь оказались случайно! – вмешался в разговор второй из проджей. – Наверняка вынюхивали что-нибудь! Сдать оружие, или мы развесим ваши кишки на этих камнях!

– Хватит с ними панькаться! – раздался из-за камней голос Грега. – Пускай идут сюда, и тогда посмотрим, где чьи будут красоваться кишки.

Невидимый противник обеспокоил проджей намного больше, чем Гартош со своим арбалетом. И неизвестно сколько еще невидимок прячется за камнями. Они закрутили головами, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь. Увидели. Как минимум десяток арбалетов, – сила, с которой стоит считаться. Хотя и добыча уходила немаленькая. Да и чувство собственного достоинства страдало… В общем, проджи решились. Крикнув виктанийцам несколько гадостей, они развернулись и погнали лошадей к своим, то и дело оглядываясь и ожидая стрелы в спину.

Но никто не стрелял. Надеясь на трусость или хотя бы осторожность проджей, виктанийцы ждали. И как оказалось не зря. Проджи медлили.

– Испугались! – злорадно заметил Гартош.

– Вряд ли, – засомневался Грег. – Они могут нас обойти и без проблем догнать основной отряд.

– А вот и не могут! – радостно воскликнул кто-то из академиеров.

Позади раздался дробный и все нарастающий топот копыт. Вымпелы на копьях не оставили сомнений что это Виктанийские пограничники. Даже барсы подхватили восторженный вопль академиеров. По правде сказать, весь десяток уже попрощался с жизнями, хотя и намеревался эти жизни продать как можно дороже. Но сейчас, два десятка пограничников снова вернули их к жизни.

Проджи не остались на месте и тоже рванули вперед.

Возле камней сошлись одновременно, и полсотни проджей, и два десятка пограничников. Все резко осадили лошадей. Старший из проджей вновь начал первый.

– Как это понимать, Тарний?! Вторжение?! Война?!

В его голосе хоть и была угроза, но уже не было прежнего апломба и бахвальства. Тарний оскалился в улыбке и, положив руку на сердце, сказал как можно проникновенней.

– Ты не поверишь, Афий!

– Заль-Афий! – поправил виктанийца командир полусотни.

– Прости, я не думал что нужна официальность. Когда мы пропускали кувшинчик другой вина, то обходились без особых формальностей.

– Сейчас без формальностей не обойдется. Я требую объяснений. Что делают на землях проджей ваши люди? Да еще смеют нам угрожать! Что без разрешения делаете здесь вы? В общем, объясни все. И постарайся это сделать так, чтобы я поверил.

Тарний посерьезнел.

– Член племенного совета комрондов Заль-Афий! Я, командир пограничной заставы Виктании Тарний Цериальт, официально заявляю. Во время учений группа академиеров и десяток барсов, по неизвестной пока причине, но без злого умысла с нашей стороны, попала на вашу территорию. Мы приносим свои извинения и гарантируем компенсацию за беспокойство. – Тарний вздохнул и сменил официальный тон на более дружеский. – Послушай, Афий. Этим ребятам и так досталось. Чуть ли не половина их погибла в этих горах. Давай не будем устраивать долгих разборок и разойдемся с миром. Ни вам, ни нам конфликты не нужны.

– Что-то ты темнишь, Тарний. Как это они могли случайно оказаться на нашей территории, заблудились что ли?

– Да нет, не заблудились…

Тарний некоторое время размышлял, как бы получше все объяснить, и наконец, простодушно выдал.

– Есть догадка, что они попали на Короткие Пути, и их перенесло из Аргат в Трольи горы.

Таких больших глаз Гартош еще не видел.

– Короткие Пути? Из Аргат в Трольи горы? Разве такое возможно?

– Такое вот предположение наших магов и военачальников. Других объяснений нет.

Афий повернулся к своим, те с таким же недоумением смотрели на своего командира.

– Ты сказал такую невероятную чушь, что я может в нее и поверю. Но где они потеряли столько людей? Насколько я знаю, с нашими они не сталкивались. До сегодняшнего дня.

– Больше всего людей мы потеряли в столкновении с чериями и гольтурами, – объяснил Гартош. – Когда проходили через их гору.

Афия это удивило еще больше, чуть из седла не выпал.

– Вы что, прошли через гору трейпов?

– Ага. Правда мы не знали что это трейпы, а то бы ни за что за ними не пошли.

– Они вас что, сами пригласили?

– Да. Гольтуры за вино и продукты согласились провести нас сквозь гору, а черии там на нас напали.

– И что?

– Да ничего. Нет больше чериев. Впрочем, и гольтуров тоже. Мы не прощаем предательства.

Дар речи вернулся к Афию нескоро.

– Даже мы стараемся не связываться с трейпами, особенно чериями. Хотя гольтуров немного жаль, неплохие камешки приносили на обмен. Ну да дух с ними! Послушай, Тарний. Мы сейчас вас всех отпускаем, но обещай, не позже чем через два дня, ты подробно расскажи мне обо всей вашей истории.

– Обещаю! – весело согласился пограничник.

Проджи развернули лошадей.

– И не забудь про компенсацию! Надеюсь она будет не хуже чем эта история!

* * *

На виктанийском берегу пропавший отряд встретили более чем горячо. Встречающих собралось не менее двух сотен. Здесь были и пограничники, и маги с военачальниками, и немалое количество родственников академиеров. Откуда последние узнали про возвращение блудного отряда, осталось загадкой, но очень многие, наняв магов, прибыли встречать своих сыновей.

Радостные крики, возгласы, сменились тяжелыми вздохами отцов и протяжным воем матерей – несли тела погибших. Матери бросались к своим сыновьям, так и успевшим надеть офицерские мундиры, и выжившие устыдились проявлений своей радости. С полными слез глазами смотрели они на недоживших до этого счастливого мига товарищей.

Радостный момент жизни сменился горечью. Гартош с потерянным видом подошел к своей родне.

– Я не сумел довести всех живыми, отец. Наверное, из меня никогда не получится хорошего командира.

Лорд Дангал молча прижал сына к себе. Гнивер и Катан не скрывали своих чувств, по поводу возвращения младшего братишки. И даже у лорда Руткера появился подозрительный блеск в глазах.

– Разрешите обратиться, господин генерал, – прервал их молчаливую встречу Грег.

Гартош оторвался от отца. Рядом с Грегом стоял его неразлучный товарищ Толер.

– Говори, десятник.

– Не знаю, значит ли что-нибудь для вас мое скромное мнение, но у вас отличный сын и из него выйдет отличный командир.

Толер молча кивнул в знак согласия.

– Спасибо, десятник, надеюсь все так и будет, как ты сказал.

Грег и Толер бухнули себя в грудь кулаками и пошли отчитываться перед лордом Мервоном. Неподалеку неловко топтался Алькон, его, как и многих других академиеров, никто не встречал. Гартош посмотрел на него, на других своих товарищей, и сказал виновато.

– Простите, дед, отец, и вы братья, но мне нужно туда, к своим ребятам.

– Иди. – С понимание кивнул лорд Дангал. – И не забывай, что сказал десятник.

Гартош обнял товарища.

– Мы выжили, Гартош, – чуть не заплакал тот, – мы все-таки выжили.

– Выжили, Алькон. Хотя и не все. – Они помолчали. – Пойдем, проверим как остальные.

– Пошли.

Лорд Руткер провел внука взглядом и повернулся к своему семейству.

– Ну и как вам наш младший Оскол?

– Молодец – был краток Катан.

– Они все молодцы, – сказал лорд Дангал. – И выжили, я думаю, не в последнюю очередь потому, что командовал ими наш Гартош.

– И кто бы не забросил их в эти горы, чтобы уничтожить отряд и нашего младшего, кишка у них оказалась тонка, – добавил Гнивер.

Гартош с Альконом подошли первым делом к раненым. Вокруг них хлопотали лекари и маги, а то одно и другое в одном лице. Гартош подбодрил каждого, особо задержался у носилок Тереса, которому досталась в последней стычке с трейпами. Он находился в сознании.

– Что-то ты зачастил последнее время шрамы собирать, – попытался пошутить Гартош.

– В этот раз и ты вряд ли без шрама останешься, – указывая на перевязанную голову товарища, парировал Терес.

– Да нет, меня слегка зацепило, думаю обойдется бес шрамов, – почесав через повязку рану – сказал Гартош. А вот Алькон вообще везунчик, не одной царапины! Даже хромать перестал.

– Не одному же тебе должно везти. В Ларфе вон, кроме тебя всем досталось.

Они еще немного поболтали с ранеными, пока их не прогнал строгий маг-лекарь. Друзья обошли всех академиеров, для всех нашлось слово поддержки и дружеская рука.

Где-то через час, всех, кроме пограничников, начали переправлять в глубь Виктании. Академиеров отправили в госпиталь, и если им не нужен был постельный режим, их доставили в академию. Здесь происходило прощание с погибшими. После, всем участникам этого удивительного похода, дали отпуск.

* * *

– Итак, – начал очередной семейный совет лорд Руткер, – что мы имеем? Во-первых: отряд, в котором находился Гартош, перебросили в другую точку Иктива, перебросили на верную гибель. Ведь Стражи наверняка перебили бы чужаков, не вмешайся Глария и Жерлен.

– Не перебили бы эти, добили бы другие, – согласился Дангал. – Одно ясно, самостоятельно наши вряд ли дошли бы. Два месяца в незнакомых горах… Нет, не дошли бы.

Руткер продолжил:

– Во-вторых: вмешательство Волшебного Королевства, что это, случайность, или нет?

– По-моему, они пришли нам на помощь случайно, – неуверенно сказал Гартош. – Ведь еще несколько минут, и мы бы пошли в атаку. И тогда Стражи не смирились бы, пока нас не уничтожили.

– Возможно, – не стал оспаривать мнение внука старший Оскол. – Следующее. Вас переправили Короткими Путями поближе к Виктании, но не в саму Виктанию. Почему?

– Это из-за зловредности Ильюса, – не стал сомневаться Гартош. – Его попросили нам помочь, он помог, но так, что бы особо не расслаблялись. Две недели дороги он нам все-таки оставил.

– И не самой легкой дроги, – заметил Катан. Вообще-то, как отметил про себя Гартош, Катан, после недавних событий, стал намного лучше относиться к своему младшему брату. Да и мысли у него дельные появились. Короче говоря, Катан изменился. Притом в лучшую сторону.

– А может быть крейга так и попросили, – задумчиво сказал Гнивер. – Вроде и, как и помогли, и в тоже время… – он выразительно замолчал.

– Убрали подальше от Волшебного Королевства и дело с концом, – продолжил его мысль Гартош.

Руткер довольно улыбнулся: Он к такой мысли давно пришел, и то, что внуки в своих догадках пришли к тому же, говорило о том, что они уже давно вышли из детского возраста.

А Гартош начал вспоминать:

– То-то Глария себя так странно вела, после того как прозондировала мой мозг.

– Она зондировала твой мозг? – встрепенулся Руткер.

Гнивер с Дангалом также выглядели настороженно.

– Да, – нехотя признался Гартош. – Они поставили мне условие. Зондаж мозга в обмен на переправу нас Короткими Путями. Я согласился.

– Почему ты молчал?

– Как-то стыдно было признаться, что кто-то копался у тебя в голове.

– Понятно. – Руткер замолчал, эта новость заметно его расстроила, как и Катана с Данганом. Только Катан полностью не понимал их беспокойства. – Впрочем, проявилась странность?

– Похоже, что она испугалась.

– Испугалась? – Еще больше удивился Руткер.

– Да, как и… – Гартош прикусил язык, но поздно.

– Как и кто? – Вцепился в него дед. – Кто еще зондировал твой мозг?

Упираться было бесполезно.

– Белый Демон…

– Что?! Белый Лорд тебя зондировал, а мы узнаем об этом только сейчас?! Почему ты скрыл это?

– Потому…

Руткер бушевал.

– Потому! Стыдно ему видете ли!

– Это не игрушки, Гартош. – Укоризненно покачал головой Гнивер. – Твоей вины в этом нет, но мы должны об этом знать. Чтобы во всем разобраться, нам нужно знать все. Ты понимаешь?

– Да, понимаю, – вздохнул Гартош.

– Ладно, оставьте, – вмешался Дангал. – Ты говоришь, что прозондировав твой мозг Белый Лорд испугался?

– Не то чтобы испугался, но удивился это точно.

– Что же это получается. Белый Лорд удивился, а Глария испугалась. Что такого они могли рассмотреть?

– Это мы узнаем, когда сами прозондируем его мозг, – твердо сказал Руткер.

– Ну уж нет! – сорвался с места Гартош. – Я больше никому не дам копаться в своей голове!

– Это для твоего же блага! – пытался утихомирить его дед, но бесполезно.

– Вам только бы порыться в чужой голове! То демоны, то магиня гребаная, а теперь еще и родной дед туда же! Не дамся!

– Успокойся, Гартош! – негромко, но резко сказал Гнивер. – Никто без твоего согласия не будет делать зондаж. Возможно, со временем ты сам этого захочешь. И важно не только то, что они сумели рассмотреть, а и то, что они, возможно, оставили в твоей голове. А теперь сядь. Сядь, я сказал!

Последние слова Гнивера, плюс его резкий приказ, быстро успокоили разбушевавшегося Гартоша. Гнивер спокойно продолжил.

– Вскоре после того как наших провели Короткими Путями… Кстати, как там в лоне Матери Горы?

Гартош удивленно поднял голову, и поняв вопрос, улыбнулся.

– И страшно, и интересно, и… В общем необычно. Я больше всего боялся, чтобы ребята не узнали, где мы находимся. Тогда точно кто-нибудь решил бы посмотреть, что будет, когда проснется Отец гор, и мы вряд ли прошли бы через Корону Тролей.

– А я бы, наверное, так просто мимо не прошел бы! – поняв о чем речь, вставил, Катан и рассмеялся.

Вскоре смеялись все, Гнивер все-таки сумел разрядить обстановку. Когда веселье закончилось, он продолжил:

– После того как их провели… Короткими Путями, – (хихиканье со стороны младших братьев) – на отряд напали огры.

– Троллей ты в счет не берешь? – уточнил Дангал.

– Нет. Тролли обычны в тех горах, а вот огры, другое дело.

Руткер подытожил.

– Все говорит о том, что это была не одинокая попытка, а целенаправленная акция на уничтожение отряда, а точнее Гартоша.

– Вы все-таки думаете, что уничтожить хотели именно меня?

– Мы в этом не сомневаемся.

– А как сюда вписываются трайпы? С одной стороны, они хотели нам помочь, за вознаграждение конечно. А с другой, напали на нас.

– С трайпами сложнее, – задумчиво сказал Гривер. – Я склоняюсь к мысли, что трайпы появились случайно. Хотя нападение чериев… Не знаю.

– Кстати о чериях, – как бы между прочем сказал Гартош. – Во время боя с ними я вновь разговаривал с Белым Демоном.

В кабинете повисла такая тишина, что можно было услышать биение сердца каждого.

– И как это произошло? – выдавил, наконец, Дангал.

Гартош ввел присутствующих в курс дела. На этот раз, задумавшись надолго.

– Что и требовалось доказать, – с тяжелым вздохом произнес Гнивер.

– А что и требовалось доказать? – полюбопытствовал Гартош.

– Что вся эта история затевалась ради тебя, нашего любимого и неповторимого. Интерес Белого Лорда это подтверждает.

– И я не думаю, что эта история скоро закончится, – хмуро добавил Дангал.

– В следующий раз она может закончиться быстро, – почти жизнерадостно улыбнулся Гартош.

* * *

Когда младшие Осколы вышли из кабинета, старшие долго молчали. Наконец Руткер поднял взгляд на сына.

– Меня больше всего беспокоит и интересует, что же такого Белый Лорд и Глария рассмотрели у Гартоша. И как бы они действительно чего не сделали с его мозгами.

– Значит одна из наших главных задач, уговорить его на зондаж.

– Только как-то помягче, ты же видел его реакцию.

– Попробуем помягче. Нужно также постепенно подвести его к тому, с какими такими демонами он столкнулся.

– Да, мальчик должен об этом знать. Лишь бы он после этого не сломался.

– Только не мой младший сын! У кого, у кого, а у него хватит духу выдержать любое известие.

– Надеюсь, Дангал, надеюсь. Но я все-таки пока не торопился бы.

Лорд Дангал промолчал. Опасность, нависшая над его младшим и самым любимым сыном, не давала ему покоя вот ужевторой год. И выхода из этой тяжелой ситуации пока не было видно.

* * *

– Знаешь, что меня смущает? – спросил Гартош, едва братья вышли из кабинета.

– Что? – полюбопытствовал Гнивер.

– Ильюс, который выводил нас Короткими Путями, сказал, что не знает ничего о том, что бы кто-то провел наш отряд этими дорогами.

Гнивер замедлил шаг.

– А вот это уже интересно. Если твой Ильюс не врет, значит, существуют разные Короткие Пути.

– И возможно не только под землей, – выдвинул предложение Катан.

Братья остановились и уставились друг на друга. Они стояли на пороге открытия, и понимание этого делало сей момент особенным. Первым пришел в себе естественно Гнивер.

– Если развивать эту мысль дальше, то каждая стихия может располагать своими собственными Путями разного уровня.

– А если эти Пути существуют, значит по ним кто-то ходит, а если по ним кто-то ходит, то почему не можем ходить мы?

– Хватит, ты уже прошелся, – подколол брата Катан.

– Тот случай не в счет, он произошел не по нашей воле. Но если отыщу что-нибудь подобное, обязательно попробую взять это дело под контроль.

– Только не забудь уведомить старших, очень тебя прошу.

– Обязательно. – Заверил Гнивера Гартош.

XIII

Более двух недель наслаждался Гартош покоем, тихой и светлой жизнью.

И главное теплом. Почему теплом? Да потому что по возвращении из отпуска, их группа стала готовиться к очередному испытанию, и это испытание должно было проходить не где-нибудь, а в расположении элитного легиона «Мамонты» из Северной армии.

Разумеется, готовились не все, а только половина группы, которая была в состоянии вынести свидание с севером. Больше чверти группы полегло в Трольих горах, остальные залечивали раны. Пополнить ряды их группы за счет нижних и средних академий уже не представлялось возможным, так как группа проходила последний год обучения, и догнать их было практически невозможно, в высшие академии попадали лучшие из лучших, и не зря. Их программа обучений была настолько насыщенной, что академиерам из академий более низкого уровня, догнать их было не под силу.

Северные границы Виктании заканчивались на границе лесов: дальше шла лесотундра и тундра, но это уже владения северных племен. Именно во владении этих племен водились северные гиганты: мамонты и носороги, не уступающие, а часто превосходящие размерами своих самых крупных южных родичей. А еще огромные лоси и олени. Хищники также вымахали под стать своей добыче. Северные волки были самые крупные в Иктиве, а белые и серые медведи догоняли своих горных пещерных собратьев. Имелись здесь хищники и поменьше: северные лисы и шакалы, а северные рыси раза в полтора превосходили размерами лесных. Нужно упомянуть и белого орла. Размах крыльев этого красавца достигал шесть семь шетов. Местные жители утверждали, что здесь водится еще и страшнейший из всех хищников – северный лев, или белый лев. Но никто из виктанийцев его не видел (никто из живых), поэтому льва считали мифом.

Вот в такую теплую компанию попали академиеры Высшей Южной Военной Академии. Ставка мамонтов находилась на Тильском плато. Здесь тундра широким языком врезалась в северный лес, и это было единственное место, куда на территории Виктании забралась настоящая северная степь-тундра.

В Виктании началась зима. Точнее началась она в центральной Виктании. На юге о ней пока и не думали, по сути дела на юге зимы по настоящему и не было, так, похолодание с дождями, вот и вся зима. Но здесь, на севере, зима уже давно вступила в свои права.

Почти два месяца как лег постоянный снег, свирепые метели бушевали чуть ли не каждый день, и ударили необычайно сильные для начала зимы морозы. Даже сторожилы здешних мест с трудом могли вспомнить, когда в последний раз устанавливалась такая скверная погода.

После Трольих гор, академиеров из южной академии уже трудно было назвать изнеженными южанами, но таких морозов никто из них еще не видел. По такой погоде гонять юнцов не только бессмысленно, но и опасно, поэтому все занятия проводились чисто практические – под крышей. Лишь изредка, когда выпадала такая возможность, южан выводили на улицу, чтобы попрактиковаться в хождении в снегоступах и на лыжах, а также прокатить на ездовых и верховых оленях.

Так длилось около трех недель. Академиеры изнывали от скуки, они наизусть знали все басни, которыми их потчевали мамонты, ощупали все шкуры, изучили все чучела, что имелись здесь в изобилии, но ни разу не видели, ни одного живого легендарного представителя этого сурового края. До того дня, когда сильный северо-восточный ветер наконец-то утих, и значительно потеплело.

* * *

С утра настроение у всех было приподнятое. Академиерам обещали провести долгожданный ознакомительный объезд границы. Да и мамонты засиделись в тесных казармах. Около получаса ушло на то, чтобы оленей распрячь и дать возможность академиерам самим повторить сие нехитрое действие – вдруг да пригодится.

Десять саней, с тремя десятками академиеров и таким же количествам мамонтов, двинулись на северо-восток, другие десять-на северо-запад. Гартош не попал ни в одну, ни в другую группу, но не расстроился, так как интересных дел хватало и здесь, в расположении мамонтов. Нужно сказать, что на Тильском плато располагался не весь элитный северный легион, а только один из его пяти полков: ставка «Мамонтов» находилась на полсотни латонов южнее. Да и границей это место можно назвать с натяжкой. Настоящие пограничники находились еще севернее, и первыми принимали на себя удар северных племен. Мамонты же прикрывали вторую линию обороны, или границы – кому как больше нравится.

Поселок, где находился полк, назывался Крехны, и был довольно крупным для севера населенным пунктом. Дома строились в основном бревенчатые, из толстых северных елей. Были еще два двухэтажных каменных здания, – одно из которых пустовало – но это для приезжих. Местные же предпочитали проживать в деревянных – уютней.

Между домами в снегу были протоптаны дороги и тропы, а также установлены ограничительно – указательные жерди, закрепленные горизонтально. Ставили их с одной целью, не дать людям сбиться с дороги во время частых сильных буранов, когда в снежной круговерти не видно вытянутой руки.

Но сейчас видимость стояла отличная, светлые и высокие тучи не грозились снегом, в общем можно воспользоваться моментом и немного развлечься. Больше всего академиерам понравились лыжи – некоторые увидели их впервые. На окраине поселка находится пологий склон одного из холмов, здесь и проводили свободное время академиеры, съезжая на лыжах и санках, и дурачась словно малые дети.

Гартош уже в который раз скатывался с горки кувырком, но не оставлял надежды управиться с непослушными лыжами и проделать весь путь, стоя на ногах. Он пыхтя взобрался наверх, вокруг падали, изредка съезжали, но чаще рыли носом снег его товарищи. Когда удрал набат, академиеры даже не поняли что это тревога, и поглядывая на высокую сторожевую вышку – с которой подавали сигнал, – по-прежнему продолжали предаваться веселью.

А поселок ожил. Готовясь к чему-то, заметались между домами жители, забегали легионеры. Наконец и до академиеров дошло: что-то случилось. Быстро собрали предметы развлечения и поспешили навстречу прикрепленным к ним мамонтам. Сотник Эгнер, отвечающий за обучение, ожидал их у крайних домов.

– Быстро в свою казарму! Поступаете в распоряжение десятника Стесиора. Без его, или моей команды, оттуда ни ногой!

– А что случилось?

– Стесиор объяснит, – отмахнулся Эгнер и заторопился к строю мамонтов.

Академиеры люди военные, почти офицеры, поэтому недоумевали недолго, нужно выполнять команду. Стесиор собрал всех в одной большой казарме.

– Такое дело, господа академиеры. Наблюдатели с вышки заметили большое стадо скребов – гигантских оленей – и это стадо движется в нашу сторону.

– Это опасно? – спросил Алькон.

– Опасно. Стопчут все, что встретят на своем пути. И такие стада сопровождаются волчьими стаями, так что опасность двойная.

Гартош не на шутку встревожился.

– А как наши товарищи? Они ведь отправились на границу.

Стесиор одобрительно посмотрел на гласного и негласного лидера академиеров, первым делом о своих беспокоится.

– С ними ничего не случится, они уже должны подъехать к пограничным заставам, там есть где укрыться.

Гартош немного успокоился и начал удовлетворять свое любопытство.

– Чем вызвано нашествие скребов? Это нормально или нет? Часто они врываются в поселок?

– Не часто, но бывает. Событие не рядовое, но ничего сверхъестественного здесь нет. Объяснение простое. После продолжительной пурги и морозов скребы изголодались, и двинулись в поисках доступной пищи. Проголодались и волки. Охота на скребов дело непростое, поэтому волки зимой собираются в большие стаи, и, либо подбирают падаль и отставших, либо, если стаи очень большие, гонят стадо и разбивают его на мелкие группы. Скорей всего именно сейчас волки и гонят скребов, и так получилось, что на пути у них стоит наш поселок. Наши легионеры попытаются отвернуть стадо в сторону. Если это получится, то нам повезло, и поселок останется цел. Если не получится, то поселку не повезло. Разрушений не избежать, зато представится прекрасная возможность поохотится не отходя от дома. Главное под копыта скребам не попасть, и к волкам в пасть само собой.

У академиеров азартно заблестели глаза – охота на такого зверя это не шутки, это большая удача. И, похоже, что сложностей действительно не предвидится никаких – выходи на крыльцо, целься и стреляй.

– Наша помощь нужна?

– Нет, людей достаточно. Лучше готовьтесь к охоте.

* * *

Акадимеиры рассредоточились по четырем казармам, расположенных квадратом и образующих общий внутренний двор. Вдоль каждой казармы во всю длину тянулась терасса. Между казармами было шетов тридцать, сорок. Со слов Стесиора это выгодное расположение и расстояние – большое стадо не набьется, но кто-то да заскочит.

Отдаленный гул все нарастал. Громогласно ревели быки, чуть тише вторили им самки, жалобно мычали телята.

Самые нетерпеливые из академиеров выглядывали из-за срубов, хотя можно было посмотреть и через окна на противоположной стороне казармы, но кого сейчас загонишь во внутрь. Они первыми увидели и сообщили своим товарищам.

– Прорвались! Скребы прорвались!

Гартош подошел к Стесиору.

– Легионеры не пострадают?

– Да нет, дело обыденное, – ответил десятник, но не вполне уверенно. – Вокруг поселка выстроена ограда из бревен, вот из-за нее мы обычно и отпугиваем незваных гостей.

– Чем?

– Огнем. Чем же еще можно испугать местных зверей.

– Ограда хоть прочная?

– Мамонта выдержит.

У Гартоша загорелись глаза.

– А что, и мамонты захаживают?

– Бывает, – лаконично и обыденно ответил один из взявших прозвище этих великанов.

Топот и рев все нарастал. Гартош посмотрел на напряженные фигуры товарищей, расположившихся на высоких терассах по периметру внутреннего двора. Каждый выбрал себе оружие по нраву. Одни держали в руках длинные копья; другие-метательные дротики, кто-то выбрал лук или арбалет. Сам Гартош остановился на коротком, но тугом костяном луке, и еще под рукой стояли три дротика. Ну и сабля с кинжалом, куда ж без них.

Хоть гостей и ждали, но первый скреб ворвался во внутренний двор внезапно. После секундного замешательства в него полетели стрелы, болты, дротики, кто-то даже копье метнул. Но огромному самцу каким-то чудом удавалось ускользнуть, избежать близкого знакомства со смертельным орудием. А он был действительно огромен. От земли до холки не менее трех шетов, а до кончиков рогов все пять.

Вскоре во двор проскочило еще несколько оленей, и внимание частично переместилось на них. Теперь орудия охоты без труда находили свою цель. Раздались крики боли и бешенства. Кто-то забился в предсмертных судорогах, кого-то это только взбесило. Гартош увидел, как напротив, самец еще больше первого бросился на своих обидчиков. От ударов рогов в щепки разлетелось ограждение терассы, кого-то из академиеров выбросило на снег. Гартош бросился в сторону, пытаясь рассмотреть, сумел ли спастись товарищ, но мечущиеся массивные тела загораживали обзор. Он в отчаянии выпустил в скребов несколько стрел, да и соседи бедолаги не сидели сложа руки. В самца с разных сторон воткнулось больше десятка стрел и болтов. Полетели дротики, а один из академиеров – не кто иной, как Алькон – вогнал здоровяку копье в шею и буквально повис на нем.

Общими усилиями самца добили, но его примеру последовали другие. То тут то там взламывались перила, и безопасная, почти отдыхающая охота, превратилась в смертельный бой. Как успел рассмотреть Оскол, выпавшему академиеру все-таки удалось спастись, он забился под терассу и сумел избежать копыт великанов.

Пожалуй, сейчас это самое безопасное место, успел подумать Гартош, и ему самому пришлось отбиваться от двух обезумевших от ран и запаха крови скребов.

Один из них ворвался на самое крыльцо, и только огромный рост помешал ему устроить там кровавое месиво.

– Все в казармы! – пытался перекричать гул боя Стесиор. Но куда там.

Во-первых, его почти никто не услышал, а во-вторых, никто бы и не послушал. Ведь это было намного круче обычного убийства животных, именуемого охотой – это был равный бой, не на жизнь, а на смерть, и еще неизвестно кто здесь выйдет победителем.

Гартош отбросил в сторону бесполезный теперь лук, и саблей отмахивался от низко наклоненных рогов. Скреб сообразил наконец, что высоко задирать голову здесь нельзя, и пер вперед, опустив рога до самого деревянного настила. Против таких рогов легкая сабля служила неподходящим оружием, здесь бы больше подошел тяжелый меч или секира.

Из-за спины Гартоша один из академиеров ударил копьем, но оно застряло в рогах. Олень взмахнул головой, древко копья ударило по самим академиерам. Оба слетели с крыльца. Видев, как спасся академиер в схожей ситуации, Гартош затащил товарища под настил терассы.

– А отличная драчка! – весело и азартно заорал тот, не обращая внимания на мелькавшие рядом копыта.

– Отличная! – согласился Гартош. – Жаль, что мы ее теперь увидим в усеченном виде.

– Я здесь сидеть не собирался! Давай выбираться.

– Хорошо. Ползем туда где оленей поменьше, может сумеем забраться наверх.

Они на четвереньках устремились к свободному от оленей пространству. Не успели выбраться из своего убежища, как их атаковали. Гартош только и успел, что помог товарищу взобраться на терассу и опять нырнул вниз. Снова мельтешения копыт и перспектива просидеть остаток охоты – боя под настилом, что младшего Оскола никак не устраивало. Его начала разбирать досада, досада и злость на этих тупоголовых животных. В конце концов, им давали возможность обойти поселение людей, но они выбрали путь напролом. Привыкли брать силой, размерами и количеством. Ну что ж, так да и так, и не таких сусликов выливали.

Гартош сцепил зубы и метнулся под копыта. Успел рубануть одного из скребов по сухожилиям и обратно. Животное упало на задние ноги, затем завалилось. Снова скачек в перед и удар в шею. Предсмертный хрип и один из скребов затих. Такая же процедура повторилась еще раз, и с тем же результатом.

Оказалось скребы были не так глупы, как казалось на первый взгляд. Их огромные размеры не отобрали у них чувство самосохранения. Поняв что снизу их поражает быстрая смерть, предупрежденные предсмертными криками своих сородичей, они инстинктивно старались держаться подальше от двух замерших тел. Гартош уже практически спокойно вылез на свободу и оценивающе посмотрел вокруг.

Судя по всему, основная волна скребов схлынула. Лишь изредка заскакивали новые участники этого кровавого спектакля. Но прежняя ожесточенность прошла: как со стороны людей, так и со стороны животных. Только несколько раненых самцов еще пытались доказать, кто есть кто. Остальные ушли. Кто смог.

– Ты что там, свою добычу стережешь?

Громко спросил с другого конца двора Алькон и спрыгнул вниз. Его примеру последовали и другие академиеры. Несколько минут ушло на избавление раненых животных от мук.

– Твои? – кивнул на скребов подошедший Алькон.

– Мои, – как можно небрежней ответил Гартош.

Ему почему-то совсем не хотелось отходить от своей добычи. Хотелось, чтобы как можно больше людей увидело каких он красавцев завалил.

– Я тоже времени зря не терял, – похвалился Алькон. – Одному копьем шею проткнул, одного мечем исполосовал, еще одного…

– А я своему стрелу в глаза! – возбужденно перебил его другой академиер.

– А вы видели, как я на рогах повис? – тут же вставил третий.

Все наперебой стали хвастаться перед своим заводилой доблестью, мастерством и удачей. Успех Гартоша как-то затерялся в общем гвалте.

– Советую не расслабляться! – Громкий и резкий окрик Стесиора заставил всех замолкнуть. – То была только разминка!

Окружившие Гартоша академиеры начали оборачиваться, оборачиваться с предчувствием чего-то нехорошего. Предчувствие их не обмануло. Внутренний двор стал заполняться белыми волками.

* * *

Огромные белые силуэты бесшумно проскальзывали между казармами, несколько спрыгнуло с крыши самой казармы. Чувствуя себя хозяевами, волки почти не обращали на людей внимания, лишь бросали на них предостерегающие взгляды. А свежая кровь привлекала сюда все новых и новых хищников.

– Что будем делать? – негромко спросил Алькон.

– Не знаю, – также тихо отвечал Гартош.

– Их слишком много, – не отрывал взгляда от белых пришельцев Стесиор. – А скоро будет еще больше. Вот тогда дойдет очередь и до нас.

– Так что же делать? – повторил вопрос Алькон.

– Потихоньку подымаемся на крыльцо, и не привлекая к себе внимания, прячемся в казарме.

Гартоша такая перспектива не очень прельщала.

– И что, отдадим этим наглецам нашу добычу?

– Дурак, живыми бы остаться, – сквозь зубы выдавил Стесиор. – Это тебе не кто-нибудь, это белые волки.

Гартош и сам понимал, вряд ли удастся отбить законную добычу у такого количества изголодавшихся хищников, но сама мысль, отдать все кому-то, ему претила. И все-таки благоразумие взяло вверх.

– Хорошо, отходим.

Академиеры медленно начали подниматься на крыльцо, чем все-таки привлекли внимание нескольких крупных, даже для этого вида, самцов. Волки оторвали окровавленные морды от раздираемых туш и угрожающе зарычав двинулись на людей.

– Не останавливаться! – скомандовал Стешор.

Он вместе с Гартошем, Альконом и Дебором, отходил в последних рядах. Хищники сразу отреагировали на движение людей, бросившись в атаку. Завязалась новая схватка, еще более яростная, чем первая. Академиерам еще повезло, что большинство волков предпочло пировать на дармовой добыче, чем подставлять себя под мечи и копья.

Большая часть академиеров сумела подняться на терассу и держали оборону там. Никто и не пытался проскочить в двери, все понимали, что они оставят прикрывающих их товарищей наедине с озверевшими хищниками. Гартош, Алькон, Дебор и Стесиор, держали начало ступеней. Их положение было самым ненадежным, ведь приходилось отбиваться со всех сторон, даже со спины нападали. Нет, на ступенях, конечно, стояли академиеры, но несколько волков умудрились забраться на крышу, и обрушились на людей оттуда. Так что приходилось крутиться и изворачиваться.

Нужно сказать, что паники не было. Первые мгновения была не растерянность, нет, скорей осознание ситуации. И эти первые мгновенья остались не за людьми. Несколько академиеров получили серьезные рваные раны. Их быстро втянули в центр, а затем затолкали в казарму. И тут же приняли тактику боя, ее подсказал Стесиор:

– Разбиться по парам! Желательно копейщик и мечник в каждой.

Академиерам высшей академии не было нужды повторять дважды, они все поняли сразу, такой тактики боя их обучали. Обладатель древкового оружия – копье, алебарда, или дротик на худой конец – держал противника на расстоянии, а тот, у кого был меч, сабля, топор – рубили прорвавшегося на близкое расстояние.

Гартош бился в паре с Альконом. Как раз сейчас копье друга застряло в пасти одного из волков, и Гартош рубил направо и налево, отбивался от двух крупных самцов. Одному он разрубил нос, второму досталось еще больше, разрубил глаз и отрубил ухо. Но хищники, словно не замечали этого и упорно лезли вперед. Гартош весь взмок и устал страшно, рубиться в теплом и тяжелом полушубке крайне тяжело.

Еще несколько ударов и один из волков, с разрубленной молодецким ударом мордой, хрипя и плюясь кровью, отвалил в сторону. Алькон наконец освободил копье и парой колющих ударов отогнал и второго изуродованного зверя. Наступила короткая передышка. Краем глаза Гартош видел, как Стесиор с Дебором отбиваются от волка, выскочившего из под терассы. И тут сильный толчок сбил его с ног – один из волков спрыгнул с крыши и напал со спины.

Мощные челюсти захватили плече и Гартошу показалось, что затрещали кости, а может действительно затрещали. Он постарался как можно глубже втянуть голову в плечи, потому как, если волк схватит за голову или за шею, то младшего Оскола можно считать покойником.

На шею полилось что-то горячее и хватка ослабла. Кто-то пнул его под ребра.

– Вставай! Заснул что ли!

Гартош рискнул перевернуться и сбросить противника. Пока он поднимался, Алькон успел уже раз пять воткнуть длинный кинжал в шею волка. Несколько судорожных движений и тот застыл.

– Спасибо, – буркнул Гартош.

– Не за что, – так же небрежно отвечал Алькон.

Смахнув с лица кровь, вперемешку с холодным потом, Гартош передернул плечами, он успел изрядно перетрусить. Но теперь он встал на ноги и страх прошел. Снова нужно встречать новых желающих отведать свежей человечины.

И вдруг, над местом боя разнесся леденящий душу рев. Все застыли: и волки, и люди. Гартош медленно поднял голову. На крыше одной из казарм появился новый участник. Нервно подергивая хвостом, двор осматривала большая белая кошка. Снежный лев.

Опаснейший – по словам жителей севера – хищник, был не намного больше белых волков. Но в нем чувствовалась нескрытая угроза и огромная мощь. Мощь, способная сокрушить каждого кто встретится на пути. Целую долгую минуту лев рассматривал место схватки и давал возможность полюбоваться собой. Затем раздался властный рык. После этого рыка Гартош чуть не брыкнулся на колени, и видел, что нечто подобное творилось и с его товарищами – зверь обладал прям таки магической властью над окружающими. В том числе и над волками. Они поджали хвосты и сбились в кучки. Еще один требовательный рык и они со всех лап бросились со двора, чуть ли не устроив давку между казармами.

Властелин севера бросил на людей пренебрежительный взгляд, одним прыжком перемахнул с одной крыши на другую, неспешно по ней прошелся, и спрыгнув, скрылся с поля зрения.

Гартош с шумом выдохнул воздух, похоже, все это время он не дышал. Алькон неверяще посмотрел в след зверю и повернулся к Гартошу.

– Ущипни меня, что бы я убедился, что не сплю.

– Может лучше в ухо дать? Тогда точно убедишься.

– Нет, вы видели?! – взорвался криком кто-то из академиеров.

– Нет, только ты у нас такой глазастый! – язвительно заметил Алькон.

– Ну ребята, считайте, что на севере побывали не зря. – Все еще не мог прийти в себя Стесиор, он единственный понимал значение случившегося. – Сколько лет служу, ни разу не встречал не то, что белого льва, или как его еще местные называют – хозяин, но даже того, кто бы хоть мельком видел это чудо. Мы все думали, что это сказка, миф. А вот видите, правда.

Алькон снова дернул Гартоша за рукав.

– Мне показалось, или лев приказал белым волкам убраться отсюда?

– Конечно показалось! Как и всем нам…

– Животные не могут приказывать друг другу, – неуверенно сказал Дебор.

– Так то животные… – Задумчиво смотря на крышу, произнес Вирон.

Гартош пристально посмотрел на товарищей и надолго задумался.

* * *

Двор заполнился легионерами. Одни свежевали оленей, другие стаскивали в кучи волков. Несколько сотников, во главе с полковником Стеном Претневым, уже в который раз внимательно выслушивали рассказ Стесиора и академиеров, и все никак не могли поверить в услышанное.

– Говоришь, прохаживался по крыше? – переспросил Претнев.

– Так точно господин полковник! – вытянувшись отрапортовал Стесиор.

От обилия начальства и его недоверия, десятнику было немного не по себе. А ну как вдруг окажется, что ему все померещилось, что не было никакого белого льва, а был простой вожак стаи – такое предположение высказал один из сотников. Хорошо хоть свидетелей хватало, хоть и плохоньких.

– Эгнер, прикажете принести лестницу. Проверим следы. – Принял решение полковник.

Лестницу искали долго, и все это время Стесиор обливался холодным потом – на кону стояла его репутация. Академиерам что, побыли на севере малость и вернулись на юг, а ему здесь служить посмешищем. Наконец принесли лестницу, и полковник сам взобрался на крышу. Он долго и осторожно по ней ходил, иногда приседая над заинтересовавшим его местом.

Слез он задумчивый и немного даже обескураженный. Похлопал замершего Стесиора по плечу и ответил на нетерпеливые взгляды сотников.

– Все правильно, следы не волчьи. Не знаю чьи, но не волчьи точно. Хоть и волчьих там хватает.

– Кроме волков, только… хозяин мог на крышу вспрыгнуть. Выходит, существует…

Эгнер по примеру местных жителей не решился обладателя необычных следов назвать своим именем. Раз он существует на самом деле, лучше последовать их примеру и не кликать лихо.

Полковник и офицеры вскоре покинули место схватки академиеров со скребами и волками, в поселке после их нашествия и других дел хватало. Эгнер досадливо пнул одного из мертвых хищников.

– Дернула же меня нелегкая податься в заслон! Такую возможность упустил.

А тут еще Стесиор поддакнул:

– Да, такое раз в жизни бывает. – Сотник помрачнел еще больше. – Но кто ж знал! – Поспешил исправиться десятник.

– Никто не знал… А ну расскажи еще раз, какой он.

Стесиор в который раз, уже без страха, что ему не поверят, обрисовал местного владыку животного мира, а может и не только животного. Изредка его рассказ дополняли академиеры. Никто не пытался ничего приукрасить, не та ситуация. Это перед девушками можно будет добавить что-нибудь сногсшибательное, но не перед командиром.

– Удивительное создание, – восхитился сотник. – Говорите, что он словно подал команду, и волки ему подчинились?

– Да мы сами чуть не побежали вперед волков! – воскликнул Гартош. – И чем он берет, не понимаю. Он не настолько крупный чтобы его боялась вся стая.

– Медведи покрупнее будут, – подтвердил Стесиор. – Но волки не боятся медведей, и даже бывает нападают на них, если слишком голодны и их больше.

Эгнер тряхнул головой:

– Ладно, хватит. Еще успеем наговориться. А сейчас быстро все в лазарет. Я сказал все, Гартош! Нечего мне тут геройствовать и рожи кривить! Выполнять приказ! Отвечай потом за вас… Тем более, что те, кто не пройдет осмотр у лекарей, не допустятся еще до одной охоты.

– До какой? – в один голос спросили академиеры.

Эгнер самодовольно ухмыльнулся, и выдержав паузу, сообщил:

– Следом за скребами и волками всегда идут падальщики, шакалы и лисицы. С отменным должен сказать мехом. Так что если хотите увезти с севера сувенир, в виде теплой шапки, рекомендовал бы вам не медлить.

После его слов академиеры чуть ли не снесли дверь в лазарет.

Смертельных ран ни у кого не оказалось. Переломы, ушибы и рваные раны, это все чем могли похвастаться бравые вояки. Почти все смогли принять участие в третьей части охоты. Боль в плече Гартош усмирил, но левая рука слушалась плохо, про такое излюбленное оружие как лук, можно было забыть, таким как он достались арбалеты. Теперь тактика охоты изменилась. Остатки туш оленей и волков вытаскивали на открытое место, которое легко простреливалось. Лисицы и шакалы животные пугливые, поэтому действовать сейчас приходилось более осторожно.

Академиеры разбились на небольшие группы, по два-четыри человека, и разместились возле своих казарм, после долгих препирательств отбив таки это место у мамонтов и местных жителей, тоже желающих поучаствовать в прибыльной охоте. Само собой разумеется, что задерживать падальщиков у границы поселка никто не собирался. Наоборот, для них и приманку раскидали.

Потянулись долгие минуты ожидания. Гартош, Вирон и Алькон, расположились рядышком на крыше одной из казарм. Они заранее оговорили, что всю добычу – если такова будет, поделят между собой поровну. Всю территорию вокруг казарм разбили на сектора, и во избежание ссор и недоразумений, стрелять по чужим секторам было запрещено.

Наконец появились первые объекты охоты-шакалы. Прислушиваясь и замирая на каждом шагу, шли они на запах крови, и нужно сказать, что было их не так уж мало. Вскоре они достигли первых туш, но академиеры не стреляли. Стрелять должны по команде десятника, все разом, иначе подбив нескольких первых особей, они вспугнули бы основную добычу и оставили остальных охотников без ничего.

Стоило первому смельчаку подобраться к туше, как за ним устремились и остальные. Началась драка. И здесь вверх брала уже не смелость, а сила и размеры. Часто первопроходцы оставались ни с чем, и вынуждены были продолжить поиск, протаптывая дорогу для остальных, что было на руку академиерам. Когда возле каждой приманки пировало не меньше двух-трех шакалов, Стесиор подал сигнал. Защелкали тетивы, и злобное рычание хищников, борющихся за кусок мяса или кишок, сменилось жалобным визгом.

Выпустить по две стрелы, и уж тем более перезарядить арбалеты, никто не успел, первый залп решил все, спугнутые шакалы умчались мгновенно. Кряхтя и потирая затекшие члены, академиеры не торопясь, выбирались из своих укрытий. Пришло время собирать добычу. Не все могли похвастать в присутствии оной. Попасть в белого зверя на белом снегу, не простая задача даже для опытных охотников, а академиеры такими не являлись.

Тройка наших друзей могла похвастаться всего лишь одним экземпляром, судя по отметкам на стреле, повезло Вирону. Стрелу Алькона унес шакал, но сколько тот не шел по следу крови, добычи так и не нашел, видать рана оказалась несмертельной. А болт, выпущенный Гартошем, и вовсе выковыряли из снега. Одна тушка на троих – не густо. Но Стесиор пообещал, первой волной падальщиков все не закончится. И он оказался прав.

Где-то через полчаса шакалы осмелели вновь. А может это совсем другая, непуганная группа, морды никто не запоминал. На этот раз повезло Гартошу, он таки подстрелил шакала. Вирон промазал, а стрелу Алькона вновь унес какой-то шакал садист. Взбешенный Алькон ушел по следам и вернулся не скоро, хотя и не налегке. Его настойчивость увенчалась тремя тушками, которые он волочил не без труда. О меткости Алькона со всех сторон посыпались шуточки – одной стрелой троих шакалов положил. Усталый следопыт пытался огрызаться, но вскоре умолк, всех не перекричишь. А когда он отдал двоих шакалов другим академиерам, чьи стрелы нашел в тушках, то шутки закончились вовсе. Последнее замечание было – а чья же стрела была в третьем шакале?

Но двое облагодетельствованных Альконом академиеров надавали шутнику тумаков и на этом все закончилось.

Лисиц ждали долго, но они до темноты так и не появились. Короткий зимний день закончился, а вместе с ним и охота.

А к утру все туши были обглоданы, остались лишь крупные кости.

* * *

К обеду вернулись обе группы академиеров, побывавших на передовых пограничных заставах. Они прибыли наполненные впечатлениями и переполненные эмоциями, которые поспешили выплеснуть на товарищей. Еще бы. Они хоть издалека, но видели мамонтов! Самых настоящих мамонтов! А еще скрэбов, и … ехидные смешки вместо восторженных возгласов, привели их в недоумение. Кто-то из академиеров, участвующих в охоте, небрежно и как бы нехотя бросил фразу, что скребов и здесь видали. Что они здесь делали? Так, проходили мимо. В сопровождении волков. Каких волков? Северных естественно, больших таких белых волков. Примерно вот такого размера. Вон кстати и шкуры висят. Рядом? Рядом это не стоящая внимания мелочь, шкуры шакалов. А вон в том углу рога скребов в кучу свалены…

Когда первый шок прошел, и вновь прибывшие поняли, какую заварушку они пропустили, не один клок волос был вырван с досады и обиды. А ветераны битвы со скребами и волками все подливали и подливали масла в огонь своими подробными, очень подробными рассказами, с демонстрацией боевых ран, шкурок пушных зверей, ожерелий волчьих клыков и огромных рогов. И напоследок их добили известием о белом льве. Да, да, никто не ослышался, здесь действительно побывал белый лев, которого уважительно нужно называть – хозяин.

В общем, настроение ребятам испортили основательно. Их рассказ о мамонтах не шел ни в какое сравнение с рассказами о самой настоящей битве.

На другой день пришла очередь оставшимся академиерам прокатиться к границе. Гартош попал в группу, направляющуюся на северо-запад. Крупные олени, хоть и уступающие размерами скребам, легко тянули сани с шестью пассажирами: тремя мамонтами и тремя академиерами. Колонна ходко скользила по ровному белому полю, но академиерам такой порядок движения и скорость вскоре надоели. Они напросились в возницы и с согласия мамонтов устроили гонки. Покой белой пустыни потревожили крик и гиканье. Сани неслись наперегонки, олени выдыхали целые облака пара, но пока еще не показывали признаков усталости.

Сани Гартоша шли четвертыми, и ему никак не удавалось заставить оленей ускорить бег, но это не злило его, а скорей додавало азарта. Ветер бил в лицо, впереди, по бокам и сзади неслись сани товарищей, веселый и задорный смех сменялся перекрикиванием и понуканием.

Все сменилось мгновенно. Перед идущими впереди санями вдруг вздыбился снег и из-под него вырвалось коричневое чудовище. Олени просто налетели на него: это был никто иной, как носорог, огромный северный носорог. Крики ужаса смешались с ревом боли оленей и ярости у носорога. Не успел Гартош уступить место мамонту, как точно такая же туша возникла перед их санями. К счастью олени сумели увернуться от лобовой встречи с гигантом. К счастью для оленей, но не для людей. От резкого поворота и рывка сани перевернулись и все оказались на снегу, перед самой мордой разъяренного чудовища.

– Никому не двигаться! – Заорал выпавший вместе со всеми Стесиор. – Я постараюсь его отвлечь!

Он запрыгал и замахал руками. Для злобного северного носорога этого было достаточно. Довольно резво набирая скорость, он протопал к десятнику. Успевший подняться на одно колено Гартош, обливался холодным потом и молился Кривону, когда мимо него промчалась громадина выше скреба и с рогом в полтора шета длиной. Когда казалось, что острие рога неминуемо проткнет человека, Стесиор нырнул вправо и вниз, и буквально выкатился из-под ног чудовища. Гартош облегченно вздохнул и немного успокоился, но ненадолго. “ Их” носорог не обнаружил первоначальной цели, чуть изменил направление и тут же нашел себе новую жертву – сани с людьми.

Громадный рог, словно пушинку подкинул, в общем – то нелегкие сани с шестью человеками, и если бы не оборвались постромки, взлетели бы и олени. Испуганные животные понеслись, не разбирая дороги.

– Держи оленей! – крикнул Стесиор.

Подчиняясь этому крику, скорей инстинктивно, чем обдуманно, бросился Гартош на наперерез оленям, но только и успел, что упасть и зацепиться за болтавшиеся ремни. Его быстро потащило по снежной целине.

Снег забивался в рукава, вылетая из-под копыт оленей летел в лицо, да и сами копыта мелькали в опасной близости перед кончиком носа. Гартоша уже посетило сомнение, правильно ли он поступил, но упрямство и желание доказать, что он самый смелый, упорный, везучий, умный и так далее, заставляло все крепче сжимать эти чертовы ремни, и терпеть все, что приготовили ему олени.

А те словно с ума сошли. Где они находили в идеально ровной тундре рытвины, бугры и ямы было непонятно, но они находили их в изобилии. Гартош уже потерял счет глубоким ямам и высоким буграм, он будто типичная кукла болтался позади оленей. Но постепенно он приноровился к их бегу и даже пытался устроиться с каким – то комфортом, хотя это было и непросто. А олени с бешеного галопа перешли на быструю рысь, и их незадачливый пассажир начал подавать признаки жизни, то есть выкрикивать команды. Но дело в том, что команды в голову приходили совсем не те, которые подавались оленям, и рогатые даже не пытались реагировать на незнакомый набор звуков. Но Гартош довольно быстро взял себя в руки, в голове прояснилось, и всплыли команды, которые полагались оленям, а не лошадям. Животные сначала не доверчиво, но затем все внимательней вслушивались в уже вполне понятные выкрики, и наконец решили остановиться.

Гартош лежал в снегу, боясь выпустить ремни и поверить, что его никто никуда не тащит. Он медленно поднялся, не спеша обошел оленей, подошел и обнял их большие и теплые морды. Все еще испуганно вздрагивая и косясь по сторонам, олени слушали ласковый шепот человека и постепенно успокаивались. Успокаивался и Гартош, радуясь, что уцелел и сумел остановить, а возможно и спасти от смерти этих милых и ценных животных, так доверчиво сейчас тянувшихся к человеку. Вряд ли они сумели бы выжить в тундре без стада, да еще и связанные между собой.

Он почесал оленей между рогами и окончательно успокоившись, начал осматриваться. Нда… Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулась белая бесконечная пустыня. Ни одной зацепки, ни одного темного пятнышка, все вокруг белым бело, и при спрятавшемся солнце просто невозможно угадать направление. В душу начало закрадываться что-то холодное и колючее. Так, стоп! Никакой паники, нужно взять себя в руки, не так все и страшно, в крайнем случае, можно воспользоваться магией, она подскажет направление. Уже совсем вознамерившись связаться с товарищами, Гартош хлопнул себя по лбу. Вот тупица! Такое просто недопустимо для будущего офицера. Болтаясь за оленями, он оставил на снегу приличную борозду, и даже слепой, на ощупь, нашел бы дорогу назад. Хорошо еще, что никто не видел, как чуть было не поддался панике, причем в довольно безобидной ситуации, никто иной, как лидер выпускной группы южной академии.

Развернув оленей Гартош поплелся назад, но быстро понял, так дело не пойдет, пешком он и до ночи не доберется до своих. Он посмотрел на рогатых подопечных. Ездовые олени были гораздо выше своих верховых собратьев и вряд ли использовались в непривычной для себя роли. Как они отнесутся, если попытаться на них взобраться? Как бы опять не понесли. Но делать нечего, пешком он действительно не успеет дойти до места встречи с носорогом, разве что кого-нибудь вышлют навстречу. А Гартош догадывался, что там сейчас хватает забот и без него. Хорошо если обошлось без жертв.

Вздохнув, он подошел к оленю который внушал наибольшее доверие. Еще раз почесал его между рогами, за ушами и … И все. Он вдруг понял, что без посторонней помощи на оленя не взобраться. На нем не было ни седла, ни стремени. В холке олень достигал макушки Гартуша, и будь Гартош налегке, без тяжелого полушубка, проблемы не существовали бы. Но сейчас…

Мысль о том, что нужно раздеться, он отодвинул на потом, на самый крайний случай. Мало что взбредет в голову этим милым созданиям: то ли полушубок утащат, то ли Гартоша от полушубка. А при таком морозе без верхней одежды не продержаться и полчаса. Он начал уговаривать своего любимца опуститься на колени. Тот недоуменно косился на человека, явно не понимая, чего от него хотят. Быстро исчерпав весь свой запас ласковых слов, Гартош начал стыдить непонятливое животное, а затем угрожать этому тупому созданию.

Нет, опять не то. А ведь как-то заставляли мамонты лечь этих тупиц. Пришлось поднапрячь мозги попытаться вспомнить все, что он слышал, так как точно вспомнить нужную команду он не мог. Вот что значит невнимательность на занятиях. Перечисляя все что мог вспомнить, Гартош наконец наткнулся на искомое. Оба оленя неспеша опустились на передние колени, а затем и вовсе улеглись. Ликуя, Гартош взобрался верхом, вцепился за рога, и… И снова по новой стал перечислять команды, так как олени не торопились вставать и нести ездока куда он укажет.

Когда Оскол уже начал терять терпение, нашлась и эта команда. Олени поднялись и не торопясь, потрусили по своему следу назад.

* * *

Гартош уткнулся взглядом оленю в затылок и старался не поднимать голову. От постоянного всматривания вперед уже болели глаза, уж лучше рассматривать откуда у оленя растут рога, чем растирая слезы стремиться рассмотреть горизонт. Хорошо еще, что солнце не спешило выглядывать из-за туч, иначе стало бы совсем худо. И как можно было за столь короткое время заехать так далеко?

Неспешное течение мыслей нарушила остановка оленей. Гартош поднял голову. Вот так, так. Перед ним, прямо посреди оставленного следа стояла девушка. Стояла спиной к Гартошу, причем абсолютно неподвижно. Никаких лишних следов не видно, либо она пришла по уже протоптанному пути, либо… Оскол внимательно и настороженно огляделся, но ничего подозрительного не заметил, ну если не считать невесть откуда взявшуюся посреди тундры девушку, да еще довольно-таки легко одетую. Делать нечего, соблюдая осторожность, Гартош поспешил и приблизился к странной незнакомке. Он обошел ее по кругу. Ох и хороша чертовка! С такой можно смело знакомиться, приглашать куда-нибудь: на чашечку тервана, на бокал вина, или просто на прогулку, в любом случае не прогадаешь. С такой красавицей даже обычная прогулка принесет удовольствие. Одно смущало, незнакомка стояла абсолютно неподвижно, этакая, чудесно – изумительная статуя, поставленная посреди снежного безмолвия.

– Разрешите представиться, – наконец решился Гартош, – Гартош из рода Осколов.

С таким же успехом можно было разговаривать с камнем. А может это и есть камень, или ее кто-то заколдовал? От таких опрометчивых поступков, как пощупать незнакомку, или чмокнуть ее в щечку, Гартош благоразумно отказался, может оказаться чревато: или красотка обидится, или тот, кто ее поставил. Хотя воображение создавало красочные сюжеты, в которых расколдованная красавица щедро благодарила своего спасителя.

Еще немного потоптавшисьвокруг девушки, Гартош не придумал ничего лучшего, как идти дальше. Не время сейчас проявлять инициативу и загадки розгадывать, доложить начальству вот оно пускай и думает.

Не успели олени пробежать и двадцать шетов, как Гартош засомневался в своем решении – может стоит связаться с кем-нибудь из родни? Уж больно странно выглядело появление здесь неподвижной красавицы. Он огляделся. Можно уже ни с кем не связываться – девушка пропала.

– Ну, нет, так нет, – сразу успокоился Гартош и продолжил путь.

Не проехал он и полулатона, как олени забеспокоились. Что-то неясное ощутил и Гартош. Почудились чьи-то голоса, причем они становились громче и громче. Наконец стало возможно не только услышать голоса, но и разобрать слова.

– … говорю же, поехал он другой дорогой.

– Не должен, он здесь новичок, другой дороги, как по своему следу, у него нет. Иначе не сможет он к своим вернуться.

– А если магию применит?

– Тогда мы услышим и сможем ему помешать.

– Ага, помешаешь ему, у него вон кто дед.

– Ты забыл, кому мы служим?

Собеседник не ответил. Помнил, значит. Затаив дыхание, проезжал Гартош мимо говорящих. Именно мимо. Так как голоса стали отдаляться. Наверняка кто-то применил магию невидимости, да еще хорошо ее замаскировал, как Гартош не старался, ничего не смог почувствовать. Засада…

– Тихо! Ты слышишь?

– Что?

– Будто проехал кто мимо.

– Не выдумывай, и не забывай – это мы невидимы, а не Гартош.

Теплившаяся надежда отпала, сомнения развеяны, ожидали именно его.

– Вдруг он тоже применил такую магию!

– Не мели ерунды! Ты же знаешь как сложна магия невидимости, как трудно спрятать концы. И если бы не помощь нашего покровителя, нам бы ни за что так хорошо не замаскироваться.

– А ну, как и ему кто-то помог? – упорствовал невидимка.

Его собеседник задумался и не ответил.

Гартоша и самого мучил этот вопрос, почему его не видят те, кто просто обязан его видеть. Сразу вспомнилась недавняя встреча с незнакомкой, не иначе как ее проделки. И если он догадывался о том, или о тех, кто организовал на него охоту, то кого нужно было благодарить за помощь он даже не представлял.

Голоса отдалялись все дальше и вскоре разобрать их стало невозможно. Но главное Гартош услышал и понял. За ним идет постоянное наблюдение – (Лорд Белый Демон в Трольих горах), – а теперь еще и охота: ведь не для приветствия же на его следах, посреди тундры, поместили двух незнакомцев, наделили их непростой в исполнении и применении магией невидимости и замаскировали следы пребывания. Долго ломать голову над чем-либо Гартош не привык, для этого есть другие, умные люди, а он считал себя воином, а воину не обязательно быть особо умным. Поэтому благоразумно решил переложить решение головоломок на другие головы. И если о явлении девушки он собирался поспрашивать среди мамонтов, то засаду, наверное следует обсудить только в узком семейном кругу.

И вновь неспешный бег оленей по крайнему белому полю.

* * *

Гартош даже не думал о том, чтобы заставить рогатых двигаться быстрее, еще взбредет что-нибудь в голову, опять будут носиться по тундре.

Вон, снова начали недовольно фыркать, опять что-то не так. В очередной раз вытерев слезы, Гартош успокаивающе похлопал оленя по шее и боковым взглядом уловил движение. Он обернулся. Так и есть. Чуть позади и сбоку обнаружилась причина беспокойства оленей. В шетах двадцати пяти, параллельным курсом бежали два больших белых волка. Принесла нелегкая. Двух хищников Оскол особо не опасался, противник конечно опасный, но не настолько, чтобы нельзя было с ними справиться. Главное чтобы не набежали еще. Хотя, похоже, что подмоги этой пары невидно. Другое дело, что и два волка могут испугать оленей. Так что лучше держать их на приличном расстоянии. Вот только чем?

На всякий случай Гартош громко крикнул, погрозил волкам кулаком и снова успокаивающе заговорил с оленями.

Волки не обратили на крик Гартоша никакого внимания, хотя и не пытались приблизиться. Они старательно делали вид, что бегут исключительно по своим делам, и им абсолютно нет дела, что кто-то там бежит неподалеку, просто чудом их пути совпали, и это совершенно нормально, пути оленей и волков часто совпадают.

– Врешь, не обманешь, – бормотал Гартош, стараясь не выпускать хищников из вида.

И все-таки он упустил момент, когда волки переместились. Только что они находились с одной стороны, и вот уже с другой, с той, где олень бежал налегке, причем всего в шестах пятнадцати от него. Не имея у себя на спине успокаивающего его человека, этот олень заметно занервничал. Он то ускорял бег, то вплотную прижимался к счастливому коллеге, в общем, от него в любую минуту можно было ожидать всего чего угодно.

Эх, сейчас бы лук, или на худой конец арбалет. Хоть можно обойтись и без них. Гартош слепил небольшой огненный шар и швырнул его в волков. Шипя и разбрасывая искры, шар упал в паре шетов от хищников, заставив их сделать огромный прыжок вбок.

– Это я вас только предупредил! – уведомил их Гартош и снова взялся успокаивать оленей.

Волки оказались понятливые и снова обострять ситуацию не захотели. Они почетно сопровождали Гартоша почти до самого места столкновения с носорогом.

Здесь уже разбили временный лагерь и сейчас занимались ремонтом саней. Возвращение Гартоша особого ажиотажа не вызвало, что несколько укололо его самолюбие. Им что все равно, что товарищ бросился спасать оленей, едва не погиб в дороге, затем чуть не заблудился (хотя об этом упоминать не стоит), встретился с прекрасной, хотя и неподвижной незнакомкой, чудесным образом избежал засады, и в конце столкнулся с волками? Но мгновение спустя до него дошло: никто и не сомневался, что он вернет оленей. Это не равнодушие, это высокая оценка самого Гартоша. Удивление вызвало бы, если б он вдруг вернулся без оленей. Или с оленями, но еще и медведя с собой приволок. Он с сожалением обернулся назад – (эх зря волков пуганул), и подошел к Стесиору.

– Как здесь, много пострадало?

– Десять человек ранено. Четверо серьезно. Два человека погибли.

– Кто?

– Один из ваших и мамонт.

Стесиор кивнул в сторону. На снегу рядом лежали два тела, академиер и мамонт, ехавшие в передних санях. На них было страшно смотреть, носорог растоптал, не успевших прийти в себя после с столкновения людей. Гартош подошел и накрыл тела валявшейся неподалеку рогожей. Какая неожиданная и нелепая смерть, ведь еще несколько часов назад эти люди смеялись и веселились. Чуть заметно прихрамывая, подошел Вирон.

– Мы сообщили в поселок, через час-полтора должна прийти помощь.

Тяжело вздохнув, Гартош кивнул. Помощь сейчас не помешает. Четверо саней разбито вдребезги. Одна пара оленей погибла, еще одного оленя пришлось дорезать, чтобы не мучился, второй олень с его упряжки был ранен не тяжело, но запрягать его сейчас не стоило.

– Носороги убежали?

– Да. А чем их остановить? Здесь баллиста нужна или катапульта. Стрелы для них как комариный укус.

Еще немного постояв над погибшими, друзья вернулись к остальным, лишняя пара рук не помешает. Стесиор сразу распорядился выставить дозоры, места ведь не совсем безопасные, кроме носорогов водились в тундре и другие опасные животные. Да и шайка из какого-нибудь северного племени заглянуть может. Но на сегодняшний день испытания для людей закончились. Примерно через час прибыла помощь из поселка и вскоре все двинулись назад – поездка на границу не удалась.

По прибытии в поселок, распрягая вместе со Стесиором оленей, Гартош мимоходом поинтересовался:

– А что, Стесиор, часто у вас девушки одинокие посреди тундры стоят?

– Какие такие девушки?

– Красивые. Неподвижные и неразговорчивые. Одетые не совсем по северным морозам. И главное, совершенно, ну совершенно неподвижные, даже невидно, чтобы дышали. Ну, словно статуя, застывшая статуя. Стесиор застыл:

– И ты таких девушек встретил?

– Угу. Только не девушек, а девушку, мне одна попалась.

Стесиор шумно вдохнул, выдохнул и удивленно закачал головой.

– Ну и везет же тебе парень, сразу с двумя северными чудесами встретился: с белым львом и Снежной Девой.

– Снежной Девой?

– Если я правильно тебя понял, ты повстречался со Снежной Девой. Я о ней только слышал.

– От местных?

– От них. Из наших с ней никто не встречался. Говорят, что встреча со Снежной Девой сулит большие перемены в жизни. Можно сказать, это поворотный этап. Причем перемены могут произойти, как в лучшую, так и в худшую сторону. Даже не знаю, может и не повезло тебе вовсе, неизвестно как все обернется. Ты на всякий случай полковнику доложи, может он знает больше моего.

Стен Претнев больше не знал. И рассказ Гартоша вызвал у него не меньшее удивление, чем у Стесиора. Но он отметил два подозрительных совпадения: удивительные события происходили там, где в данный момент находился Гартош. Гартош старательно изобразил недоумение, и постарался как можно быстрее смыться от прозорливого полковника.

Группе Гартоша так и не удалось побывать на самой северной границе. На другой день после нападения носорога, погода вновь начала портиться, задули метели, зачастую переходящие в бураны. Снова потянулись дни в казармах, и после недели, таких откровенно скучных посиделок, академиеров отправили назад, на юг.

* * *

Долго отдыхать выпускной группе не дали, всего неделя отпуска. Гартош собирался провести этот отпуск с большой пользой. В настоящее время, в замке деда, а также его окрестностях, завел много полезных знакомств, которые собирался освежить и по возможности расширить.

Но прежде всего, уже ставший традиционным семейный совет, который Гартош высидел с трудом. Быстро рассказав о том, что с ним случилось, он немного посидел, прислушиваясь к обсуждению, и не услышав для себя ничего нового, умчался в нижнюю часть замка, где его уже поджидал принц Витан. Гартош собирался пуститься с ним во все тяжкие – с посещением местных кабаков, возможным мордобоем, и конечно усиленным вниманием к женскому полу – в общем собирался приобщить принца к полноценной взрослой жизни.

А старшие Осколы тем временем совещались. Катана в этот раз не звали, сверхординарного ничего не случилось, нечего его и беспокоить. Тем более, что Катан не был посвящен во все тайны, как например Гнивер.

– Итак, у нас появилось новое действующее лицо – Снежная Дева – первым начал совещание посвященных лорд Дангал.

Гнивер, задумчиво уставившись куда-то в угол произнес:

– Та, кого северные племена называют Снежной Девой, является одним из демонов Рафа – бога судьбы. И десятник Стесиор действительно прав, эта встреча может оказаться переломной в судьбе Гартоша.

– Ты не ошибаешься, – включился в обсуждение Руткер, – и появление Девы, что несомненно помогло Гартошу, означает, что у нас появился сильный союзник.

– Какие мотивы у наших противников мы знаем, или покрайней мере догадываемся, а какие мотивы у наших возможных союзников? Что движет Снежной Девой или тем, кто стоит за ней? Возможно, стоит обратиться за разъяснением в храм Рафа?

– Не думаю, – сразу же отбросил предложение сына Руткер. – Не доверяю я им.

– Это и понятно, все знают, что у магов и жрецов натянутые отношения.

– Ты не улыбайся. Еще не известно, что случилось бы, если бы мы не удерживали святош.

– Почему неизвестно, известно. Они попытались бы усилить свою власть, и все волей богов, все волей богов.

– Да, когда у жрецов нет противовеса со стороны тех, кто также имеет доступ к магии, то они выходят на первые роли в государстве. Монополия на чудеса сильная штука, опыт других миров это доказывает.

Дангал на слова сына примиряюще поднял руки.

– Ладно, сдаюсь, убедили. К жрецам не пойдем. Но тогда нам остается только одно – ждать. Опять ждать. А меня, честно говоря, это ничего неделанье начинает раздражать.

Руткер начал успокаивать сына.

– Ты пойми, любое наше действие можем навредить Гартошу, ведь цельной картины у нас нет. Мы слишком мало знаем, какие силы вокруг него закружились.

– Какие силы мы-то догадываемся, но вот почему?

На вопрос Гнивера – почему? Никто не мог дать вразумительного ответа.

ХIV

Осенний лес на западе Виктании особенно красив. Желтые, оранжевые, ярко-красные деревья, стояли вперемешку с зелеными. Некоторые умудрились нарядиться во все эти цвета одновременно. Так выглядели Тайринские леса в конце осени и большую часть зимы. Зимы здесь обычно были мягкими, больше дождливыми, чем снежным, соответственно не все деревья считали нужным сбрасывать листву. Так что Тайринский лес никогда не был неприлично голым, легкая кокетливая обнаженность его вполне устраивала. Устраивала она и один из полков элитного легиона «Росомахи», который выбрал этот лес в качестве своей ставки.

Пожалуй, учения, которые должны были провести академиеры в тайринских лесах, можно назвать самыми легкими из всех, которые им довелось пройти и которые еще будут. Отсутствие морозов и сильных ветров, длительное окно между дождями, великолепные ландшафты, все это наполняло академиеров расслабленно-курортным настроением. Группа здесь была представлена практически в полном составе, естественно, исключая погибших, очень сильно покалеченных, и тех кто по своему психологическому состоянию больше не мог допускаться до службы в армии.

После недельного адаптирования к местным условиям, группу разбили на две равномерных части, которым предстояло противостоять друг другу – совсем как в детстве. Росомахи придумывали для молодежи сложные, но увлекательные задачи и академиеры с веселым рвением брались их решать…

…Группа, которой командовал никто иной, как Гартош, находились в засаде. На этот раз им выпала роль злодеев, которые напали на большой обоз, взяли в заложники важных персон, и награбили много чего разного и естественно ценного. И вот теперь они старались не допустить, к добытому честным разбойничьим путем, обиженные, оскорбленные и обозленные правительственные войска.

Опытные росомахи помогли новоявленным лесным разбойникам спрятать пленных и добычу, и правильно организовать засаду. Маскироваться местные легионеры умели отменно, и иной раз обнаружить их можно было только наступив на них, да ни куда-нибудь, а на самое чувствительное место. Академиеры внимательно прислушивались к советам старших товарищей, и по возможности старались им следовать.

Гартош облюбовал себе убежище практически на самой тропе. Он полдня готовил место для засады. Выкопал небольшое углубление, вынес подальше землю и подготовил листья для маскировки. Осталось дождаться, когда разведчики доложат о приближении поисковой группы. Гложило правда сомнение – успеют ли спрятаться? Но необходимость сидеть или лежать несколько часов в неудобной позе молодых академиеров раздражала, а то, что росомахи на это осудительно покачивали головами, приписывали стариковскому брюзжанию.

Но пришел момент, когда Гартош каким-то неведомым образом понял: пора прятаться, противник рядом. Он отдал приказ и академиеры быстро разошлись по местам, ослушаться своего командира или даже громко буркнуть что-то недовольное они не решались – Оскол добыл себе высокий авторитет среди одногруппников. Один из товарищей тщательно присыпал командира листвой, и начались тягучие минуты ожидания. Место для себя Гартош подобрал отличное, никто и не подумает ожидать нападения с самой тропы, все внимание уделят зарослям. А командир «разбойников» подпустит противника поближе и лично возглавит атаку против подчиненных Дебора. Порвут засранцев как старую тряпку, не таких сусликов выливали.

Упершись щекой в ложе арбалета и погрузившись в мечты и размышления, Гартош чуть было не заснул, и приглушенный лай заставил его вздрогнуть. Вот черт! Дебор додумался взять с собой собак, это меняло все планы. Собаки мигом почуют засаду и сведут на нет все усилия «разбойничьей» группы. Что делать? Оставаться на месте опасно и практически бесполезно, нужно срочно менять план.

Не успел Гартош принять решение и подняться, как из зарослей на тропу выскочил волк. Матерый такой волчище. Он резко остановился – почуял людей. Да и как не почуять, Гартош лежал всего в шетах десяти от зверя, и остальные расположились не намного дальше. Сразу заныло плечо, укушенное белым собратом нынешнего серого.

А ведь ситуация складывалась совсем несмешная. У академиеров, как всегда при стычках между собой, не было боевого оружия кроме кинжалов. А тупые мечи, мешочки с краской вместо наконечников, волчьим клыкам не конкуренты.

Зверь повел носом, с легкостью отмечая местоположение каждого из лесных молодцов, затем его взгляд переместился на молодого командира. О боги! Такой взгляд и такие глаза на звериной морде Гартош видел только в одном месте – в Ларфе, в пригороде Галофа. У него перехватило дыхание, сомнений не было: перед ним оборотень. Зверь, точнее не совсем зверь, понял, что для человека лежавшего на тропе, не секрет, кто он есть на самом деле. Волк обнажил клыки в кровавой предостерегающей ухмылке. Интересно, чья кровь на его морде? При мысли, что могли пострадать академиеры, Гартоша начала заполнять знакомая боевая злость.

– Не завидую я твоему подопечному Лорд Белый Демон, если он пообедал кем-то из моих друзей.

В этот раз Белый Демон не ответил, видимо нашлись дела поважнее, чем подглядывать и затем общаться с Гартошем. А вот волчара, мало уступавший размерами своим северным сородичам, кое-что понял. И прыгнув в сторону, умчался в чащу. В место, где он только что стоял, ударила стрела с краской, у кого-то из академиеров не выдержали нервы. Лай собак раздался совсем близко. Пришедший в себя после увиденного, Гартош быстро поднялся, стряхнул разноцветные листья и начал отдавать команды.

– Два десятка остаются на месте! Не переусердствуйте с маскировкой, вы – приманка. Остальным отойти от тропы и не приближаться ближе, чем на пятьдесят шетов. Собаки учуют. Действуем по обстоятельствам, собаки смешали все наши планы, и не известно какие еще сюрпризы придумали для нас Дебор с Альконом. Возможно, нам придется пожертвовать расположенными в засаде десятками. Фланговым десяткам быть готовыми совершить бросок и напасть на преследователей с тылу.

– Это если они не растянутся цепью, – подал голос Вирон. – Тогда произойдет прямое фронтальное столкновенье.

– Вряд ли. Для этого им пришлось бы идти цепью по всему лесу, прочесывать все: заросли, овраги, любые подозрительные места. Нет. Если они взяли с собой собак, значит на них и сделана основная ставка. Вовремя обнаруженная засада, это уже не засада, а совсем наоборот, почти ловушка. Ну, может не ловушка, но преимущество во внезапности мы потеряли. Получится почти ровная схватка.

– У нас на один десяток меньше, – напомнил Вирон. – Тот, что охраняет заложников.

– Ничего, мы постараемся застать врасплох хотя бы их арьергард.

Отряд рассредоточился. Гартош возглавил два десятка на левом фланге, они готовились сделать скрытый быстрый переход. Среди деревьев замелькали фигуры. Шли не крадучись, в открытую.

– Вот это да, кого же они против нас выпустили? – спросил кто-то самый остроглазый.

Да, удивиться было чему. Впереди, в коричневых, совсем не маскировочных костюмах, шел десяток собакорей. И на поводках они вели совсем не легавых ищеек, а огромных волкодавов. Вели, не совсем правильно сказанно. Сильные животные тянули своих хозяев так, что чуть поводки не рвались. Следом за ними лес начал наполняться людьми, их появлялось все больше, гораздо больше, чем должно быть в группе Дебора.

– По-моему, это не по нашу душу, – начал догадываться Гартош.

Он вышел из-за дерева, и не скрываясь пошел навстречу. Псы дошли до места, где оборотень выскочил на тропу, и буквально захлебнулись злобным лаем. Подоспели и помогавшие группе Гартоша росомахи.

– Куда он делся? – спросил один из собакорей участников засады.

– Кто он? – не поняли ни академиеры ни росомахи.

– Волк, кто же еще!

Видевшие хищника указали направление.

– Туда.

Спрашивающий удовлетворенно кивнул, собаки тянули туда же.

– Оборотня ловите? – поспешил сунуть свой нос и проявить обознаность Гартош.

Охотник за нечистью недоуменно на него уставился.

– А ты откуда знаешь?

Гартош фыркнул.

– Да что, я оборотней не видел? В Галофе не раз с ними сталкивался.

– Понятно. Это тоже непростой оборотень, из Ларфа гость.

– Далеко забрался.

– Явно ему здесь что-то нужно, ведь идет гад прям в Зачарованный Лес. Знает, что без разрешения мы туда не войдем. Надеется оторваться.

У Гартоша азартно заблестели глаза.

– Зачарованный лес?

– Да, лес дриад. Сам понимаешь, свободного ходу нам туда нет, а пока спрос, пока ответ, оборотень может уйти.

– Наша помощь нужна?

– Нам любая помощь не помешает, да вот куда вас без оружия взять?

– А мы рядом с росомахами пойдем, лишние глаза и уши не помешают.

– Хорошо, – недолго думал охотник. – Только не отрываться, сам знаешь, насколько они опасны.

Гартош отдал академиерам команду и лично проследил, чтобы каждый из них был прикреплен к вооруженному росомахе. Сам он догнал уже знакомого охотника и начал завязывать разговор.

– Откуда он взялся?

– А дух его знает. Мы его гоним полтора десятка латонов, совсем нас вымотал сволочь. А нам его передали охотники из соседнего герцогства, и откуда он взялся там, нам неизвестно.

– Неужели нельзя было устроить ему засаду?

– Хитер черт, все время менял направление движения. Это он сейчас прямиком к дриадам попер, а раньше поди, догадайся, где он выскочит.

– Маги не помогают?

– Толку от них. Здесь сильный маг нужен, не слабее самого оборотня. А еще лучше пару тройку своих оборотней, тогда мы бы его быстро прищучили. Так нет же, у таких важных магов очень важные дела, не с руки им по лесам за оборотнем гоняться.

Гартош засмеялся.

– Ясное дело. Боятся они оборотней нефратов, они посильнее наших будут.

Охотник даже остановился.

– Ты откуда про нефратов знаешь?

– Я участвовал в походе на нечисть вместе с пауками – призраками. Нас тогда только трое выжило. Там насмотрелся и наслушался.

– Понятно. Наслышан. – Охотник новым взглядом посмотрел на Гартоша и возобновил быстрый шаг, почти бег.

– Пострадавших нет?

– Пока нет.

– Ясно. Значит клыкастый просто поохотился.

– В смысле?

– У него морда в крови. Я боялся, что он на кого-нибудь из наших напал.

– Да нет, пока дух вроде миновал. Во всяком случае, я бы знал, случись такое.

Выяснив все что нужно, Гартош умолк, берег дыхание и охотник. След вел прямо, никуда не сворачивая, и сомнений больше не оставалось, либо оборотень к дриадам с нимфами собрался, либо хочет использовать их лес как запретную для людей территорию. Гартош напряженно думал, что бы такого предпринять, чтобы перехватить чужака. Лучшее, что приходило в голову, это подпространственный прыжок на самую границу Зачарованного леса. Он уже собирался предложить эту идею охотникам, но вдруг подумал: а какого черта они вообще гоняются за этим оборотнем? Если он прошел такое расстояние и никого не тронул, то возможно не стоит его и преследовать.

Загнав крамольные мысли подальше, Гартош старался не отставать от словоохотливого старшего охотника, которого звали Серей. Преследователи плотной группой вывалились на большую поляну, где сгрудившись в кучу, остановились. Посреди поляны рос раскидистый дуб, перед которым на вбитых в землю кольях красовался щит.

Территория дриад.

Охраняется законом Виктании.

Нарушившие без разрешения границу, властью дриада могут быть умерщвлены!

– гласила надпись на щите.

– И что теперь? – спросил Гартош.

Серей пожал плечами.

– Пойду спрашивать разрешения.

– А если обойти поляну стороной и сказать что не заметили границы?

– Не получится. Лешие все равно на эту поляну выведут, к этому дубу и к этому щиту.

– Лешие?

– Лешие, лешие. Дриадские мужики. Они передовой отряд охраны Зачарованного леса. Поспрашивай про это у росомах, они не хуже моего про здешние порядки знают, а может и лучше. Все-таки живут рядом. А я пойду.

Охотник вышел вперед и подошел к дубу. Судя по всему, он с кем-то вел переговоры, с кем-то невидимым. Переговоры шли недолго и вскоре Серей вернулся.

– Ну что там? – набросились на него с расспросами.

– Да как всегда, – без особого энтузиазма ответил переговорщик. – Обещали побыстрее доложить старшим. А там, как они решат.

– С кем ты разговаривал?

– Не видел я никого. Голоса женские, скорей всего дриады. Хотя кто его знает, голос и подделать можно.

– А вдруг это сам оборотень? – Высказал предположение Вирон.

– Да нет. Он здесь силу теряет. Дриады и лешие в Зачарованном лесу у себя дома, они оборотню не по зубам, и баловать ему не дадут.

– А нимфы?

– Тем более.

Вынужденное ожидание затянулось. Преследователи разбрелись по поляне. Не стал сидеть на месте и Гартош. Его заинтересовали слова Серея о леших. О том, что уродливые лесные бродяги и прекрасные лесные красавицы являются одной расой, он уже знал, а вот о том, что лешие каждому могут заморочить голову и сбить с дороги любого следопыта, сильно сомневался. Само собой возникло желание проверить насколько это правда и померяться силами. Он брел по поляне, все больше забирая к краю. Его целеустремленные движения не остались незамеченными.

– Эй, ты куда собрался? – заинтересовался Алькон.

Гартош отмахнулся.

– Хочу проверить кой чего. Не ходи за мной.

Слова Гартоша заинтересовали Алькона еще больше. Он остановился неподалеку и внимательно наблюдал за другом, что зигзагами отдалялся все дальше.

Некоторое время Гартош оглядывался на Алькона, к которому присоединились Вирон и Терес, но вскоре он заметил в зарослях чуть заметную тропку и решил проверить, не обходная ли это дорога в Зачарованный лес. Он прошел по тропке около ста шетов, она поворачивала на восток, именно к Зачарованному лесу, выходит, его догадка подтвердилась. Решив не испытывать судьбу и не нарываться на неприятности, Гартош повернул назад, черт с ними с лешими, посоревнуются в другой раз.

Протопав положенные сто шетов и даже чуть больше, поляны он не обнаружил, более того, место казалось совершенно незнакомым и шел он снова на восток. Гартош усмехнулся. Он даже не сомневался о причине своего блуждания – лешие не соглашались с решением академиера и захотели с ним поиграть. Ну что ж, попробуем. Не раздумывая, Гартош прыгнул с тропы и помчался на север. По пути он сделал несколько резких зигзагов, стараясь не терять общего направления. Так, хватит. Он остановился, и обнаружил, что стоит на том же месте, с которого прыгнул с тропы. Лешие переиграли Гартоша. Проигравший примирительно поднял руки.

– Я все понял, вы здесь главные. И я больше не собираюсь, даже мысленно, подвергать к сомнению ваши способности и возможности, а теперь выведите меня к своим. Пожалуйста.

Немного выждав и не получив ответа, он пошел по тропе, как ему думалось на запад, но вскоре обнаружил что вновь идет на восток.

– Я что-то ничего не понял. Что вы от меня хотите? Наказать уже наказали. Или это не все? Может жертва какая нужна?

Отрицательно затрясла листьями осина и призывно замахал длинными ветвями орешник.

– Что, нужно идти куда зовут?

Ближайший ясень одобрительно шевельнул листвой.

– А что, нормально, по-человечески нельзя сказать? Обязательно этот цирк устраивать?

На этот раз никто ему не ответил. Значит обязательно. Тупо идти по указанному кем-то пути Гартоша не очень устраивало, но вряд ли он сможет вырваться сам, у него с лешими разные весовые категории. Можно было совсем никуда не идти. Сесть под дерево, и дух с ними, с лешими. Но это совсем не выход для будущего офицера. У него еще имелась возможность использовать подпространство, но эту возможность он решил оставить на крайний случай, тем более что здешние маги могли заблокировать ему выход в под пространство. Да и интересно все ж посмотреть, куда же его так упорно зовут. И больше не раздумывая, Оскол пошел в указанном направлении.

* * *

Теперь не было никаких блужданий – тропа вела строго на восток. Гартош уже не сомневался, что он в Зачарованном лесу. Предупреждение о том, что проникшие на территорию без разрешения и приглашения могут быть умерщвлены, его не очень волновало. Ведущая его тропа вполне могла сойти, и за приглашение, и за разрешение.

Идти пришлось довольно долго, и это начинало надоедать. Исподволь накатывалось раздражение, и в какой-то момент Гартош решил, если на ближайших трехстах шетах он ни кого не встретит, то плевать на все приглашения, он сделает подпространственный переход, или хотя бы попытается сделать. И словно почувствовав его не терпение, деревья расступились, и он оказался на небольшой, идеально круглой поляне. На этой поляне его ждали.

Встречающих было трое. Две высокие женщины – одна чуть постарше, другая по моложе, – и женщина пониже. Они выглядели совершенно по-разному, и объединяло их только одно – они были прекрасны. Насколько Гартош понял из слышанных ранее описаний, та что пониже – это нимфа, остальные-дриады. Дриады разительно отличались друг от друга: и чертами лица, и цветом волос, и прическами. Но еще больше отличалась от них нимфа. Зеленые колышущиеся волосы, возникающие и исчезающие в них мелкие цветы привлекали к себе больше внимания, чем ее большие, пронзительно зеленые глаза.

Некоторое время Гартош и женщины рассматривали друг друга, затем дриада постарше сделала приглашающий жест и заговорила.

– Приветствуем тебя в Зачарованном лесу, сын Дангала из славного рода Осколов. Подходи поближе, давай знакомиться.

Познакомиться поближе Гартош был не против, и подойдя, бодро произнес.

– Приветствую и я вас, хозяйки Зачарованного леса. Я много о вас слышал и рад нашей встречи.

Глаза нимфы блеснули особенным светом, на ее лице мелькнула тень понимающей улыбки, понятно, что он про них слышал. Видимо и мысли Гартоша были написаны на его восторженной физиономии, либо читались в жадно похабном взгляде. Дриады смотрели спокойно и благосклонно, по-видимому, они почаще встречались с простыми людьми и восторг академиера им вполне понятен. Гартош остановился в трех шагах от красавиц, приложив ладонь к сердцу, сделал легкий полунаклон.

– Я так понимаю, я не случайно попал в ваши владения?

– А он догадливый, – произнесла молодая светловолосая дриада. – И у него отличное самообладание.

– Не такое уж оно у него и отличное, – усмехнулась нимфа.

Гартош вернул ей улыбку, демонстративно окинул фигуру нимфы оценивающим взглядом, и одобрительно крякнув, начал процедуру знакомства.

– Вы меня уже знаете. Будет ли позволено мне узнать ваши имена?

– Будет, – первой ответила нимфа, заметно оживившаяся под взглядом Гартоша. – Меня зовут Алисия Травница.

Старшая дриада укоризненно взглянула на словоохотливую и несдержанную нимфу, но ту мало обеспокоил этот взгляд.

– Я, Тамирана Каштан, старшая жрица леса. А это моя помощница, Лури Береза. – Немного выждав, старшая дриада продолжила. – Тебя наверное интересует зачем тебя сюда привели?

– Интересует, – не стал отпираться Гартош.

– Недавно у нас побывал гость… За которым вы почему-то гонитесь.

– Кстати, где он?

– Он уже далеко. И нам кажется, что вам не нужно за ним гоняться, он не опасен. Так вот, наш гость сказал, что он узнал тебя, вы встречались в Ларфе.

– Не помню. Оборотня в волчьем обличьи я не встречал. А те с кем мне довелось встретиться уже мертвы.

– Это ваши проблемы, хотя и зря вы так. Гость сказал, что тебя удостоил вниманием сам Белый Лорд.

– Было дело. Поболтали как-то в пригороде Галофа.

– Мы слышали о том случае. Там также были те, кого вы называете пауками-призраками?

– Были.

Алисия бесцеремонно влезла в разговор.

– В общем, нам самим стало интересно посмотреть на того, кто очень заинтересовал Клаирвана.

– И это все? Вам всего лишь захотелось на меня посмотреть? Ради этого мне пришлось тащиться через весь лес?

– Он сердится, – рассмеялась нимфа. – А ты говоришь самообладание.

Улыбнулась и дочь Каштана:

– Не сердись, Гартош. Тебя наверное это удивит, но ты довольно популярен в Зачарованном лесу. Так что когда ты оказался рядом, мы не удержались и пригласили тебя к себе.

– Оригинально пригласили. Отказаться у меня возможности не было.

– Это все лешие. – Объяснила Лури. – Они редко кому показываются на глаза, считают себя отвратительными уродами.

– А это не так?

– Мы любим их не за внешность.

Алисия снова хохотнула.

– Они любят своих мальчиков за…

– Помолчи, Алисия, – спокойно, но в это же время твердо сказал Томирана. – Мне кажется, что подробности нашей жизни мало интересуют нашего гостя. Наверняка его больше волнует, откуда такая популярность среди обитателей нашего леса?

Гартош кивнул.

– Вот именно.

– Понимаешь, Гартош. Жизнь нашего леса размерена и несколько скучна. Мы не совсем вписываемся в ваш мир людей. У нас несколько другие законы и даже другие боги. Но в отличие от нефратов, мы смогли вполне мирно ужиться с господствующей расой, с ее богами и демонами. У нас взаимное невмешательство. Кое-кто из ваших богов даже покровительствует нам. Мы редко покидаем наш лес и еще реже участвуем в вашей жизни. Поэтому мы с большим интересом следим за более менее заметными событиями за пределами Зачарованного леса.

– И я для вас просто находка. – Заключил Гартош.

– Ты даже не представляешь какая! – воскликнула нимфа. – С тобой происходят такие занимательные истории, что их просто не возможно не заметить. Возле тебя крутятся очень непростые силы.

– И мы за тебя очень переживаем, – добавила Лури.

– Раз вы так много знаете, тогда может сумеете мне помочь и подсказать, почему эти силы возле меня крутятся?

– Мальчик не знает. Мальчик в недоумении.

– Честно говоря, Гартош, мы и сами мало чего понимаем. Так, одни догадки, которые мы не станем тебе открывать.

– Понятно. Никто ничего не хочет говорить. Одни отговорки.

– Прости нас, Гартош, но если наши догадки верны, то нам просто опасно упоминать те силы, которые тебе пакостят.

– Скорей хотят моей смерти.

– Возможно ты и прав. – Томирана на миг задумалась и добавила. – Но ты наверное заметил, у тебя появились и доброжелатели. Причем равные по силе твоим недругам.

– Да, последний случай указывает на это. Хоть одна хорошая новость.

Томирана испытующе посмотрела на Гартоша, и наконец, решилась.

– Так и быть слушай наши догадки. Ваш род, род Осколов, один из самых влиятельных родов в Виктании, да и пожалуй во всем Иктиве. Причем на протяжении многих столетий. У тебя никогда не возникало мысли, почему так?

Гартош ненадолго задумался.

– Наверное потому, что нас, Осколов, с детства начинают готовить к государственной службе, и мы очень ответственно к этому относимся.

– Это конечно так. Но не только ваш род ответственно относится к государственной службе. А тебе не приходило в голову, почему одни семьи приходят и уходят, а другие неизменно остаются на вершине.

– Ну,… наш род очень древний…

– Вот-вот! Ты немножко приблизился к разгадке. Ваш род действительно очень древний. За то время, что существует ваша семья, множество других древних семей затерялись и стали историей. Ты можешь назвать столь же древний род как ваш?

– Да, конечно, в Виктании не меньше пяти таких родов.

– И все они неизменно занимают самые высокие посты в Виктании?

– Нет. – Гартош снова задумался. – Но разве на посты в государстве влияют древность и знатность?

– Древность не очень, а вот знатность играет здесь непоследнюю роль.

– И ты считаешь, что все это неспроста?

– Не одна я так считаю. А вот теперь мы подходим к нашей главной догадке. Иногда так случается, что некие могущественные силы, – дриада выразительно посмотрела на небо, – приходят на землю и некоторое время живут среди людей. Живут, воюют, строят, разрушают, развлекаются… И бывает, их деятельность оставляет среди смертных след, в виде наследников.

Гартош начал понимать ход мыслей дриады.

– Ты хочешь сказать, что наш род один из таких следов?

Томирана пожала плечами.

– Я ничего не утверждаю, это всего лишь предположение, но не удивлюсь, если это именно так. Слишком много в вашем роду заметных личностей: маги вашего рода одни из сильнейших магов своего времени, полководцы одни из талантливейших. Воины самые непобедимые – иногда все это в одном лице. И часто люди забывают, какой император правил в тот или иной период, но помнят что в то время жил такой-то и такой Оскол. Кстати, ваш род древней императорского.

– Это я знаю… Честно говоря, я никогда не думал о нашем роде в таком русле. Хотя это многое объясняет.

– Это объясняет наличие, как могущественных врагов, у которых по той или иной причине есть зуб на вашу семью, так и наличие могущественных покровителей.

– Да, да… – рассеяно сказал Гартош. – Ваши догадки настолько невероятны, что я даже не знаю, что и думать.

– Это всего лишь догадки, – напомнила дриада.

– Догадки, – эхом повторил Гартош, – и над ними нужно хорошенько поразмыслить…

– Поразмыслишь об этом позже, – вмешалась в разговор Лури. – А сейчас ты у нас в гостях, поэтому выбрось из головы серьезные проблемы.

Она смотрела на Гартоша с большой симпатией и пробудила в молодом Осколе надежду не только на сочувствие. Несколько затянувшуюся паузу нарушила Травница.

– Мальчика нужно показать остальным.

– Я что, диковинка какая, чтобы меня показывали? – проворчал Гартош хотя и не очень сердито, ему и самому было интересно посмотреть на других жителей Зачарованного леса.

Алисия вдруг начала оседать, и Гартош ошеломленно смотрел как она вростает, втягивается, сливается с травой, что дала ей прозвище. Через несколько мгновений от того места, где стояла Алисия, по траве во все стороны побежали волны. Они достигли края поляны, исчезли среди деревьев, но вскоре вернулись назад. Теперь в движении травяных волн, не было никакого порядка. Они двигались хаотично, то приближались, то отделялись от троицы стоящей посредине поляны. Дриады со снисхождением смотрели на выкатившего глаза академиера и не отвлекали его от созерцания действительно удивительного зрелища.

В зеленых волнах то и дело расцветали, распускались цветы, которые тут уже превращались в глаза. Цветы-глаза сияли желтым, красным, синим, зеленым, сиреневым цветом, и помахав на Гартоша лепестками-ресницами исчезали, чтобы возникнуть вновь, теперь уже в другом месте. От этих цветочных глаз невозможно было оторваться, они не отпускали и словно манили за собой: иди к нам, растворись в траве. И Гартош почувствовал, что уходит в землю, начинает погружаться в траву.

– Ну, и куда это мы собрались?

Голос Томираны и легшая на плече рука, будто вытолкнули Гартоша из транса. Он очумело посмотрел на старшую дриаду.

– Спасибо… Что это было?

– Обычные шуточки нимф. Что речные, что лесные, что полевые, что морские, у всех одно и тоже – заманить простого смертного в свое царство.

– А дальше что?

– Известно что. В данном случае ты стал бы удобрением для травы.

– Да ну?

– А ты думал. Нимфы бессовестные, думающие только о себе создания.

– Врешь ты все Томирана, – с легкой обидой возразила выросшая из травы Алисия. – Мы просто хотели поиграть. Никто никого не собирался заманивать. Во всяком случае, навсегда. Мальчик немного лучше узнал бы наш род, род лестных нимф, вот и все. И про всех нимф ты тоже врешь. Насильно мы никого не забираем к себе. Если человек не захочет, он к нам не идет.

– Ну ладно, ладно. Ишь, губки надула. Признаю, приврала немного. Но ведь вы совсем мальчишке голову вскружили, а у наших девочек тоже есть к нему интерес.

– Тогда забирай его к себе. Не очень и надо.

С этими словами Травница растеклась по поляне. Вслед за ней исчезли глазастые цветы, или цветочные глаза, кому как больше нравиться.

– Теперь пришел наш черед, – с улыбкой произнесла Лури.

По ее команде со многих деревьев слетели листья. Поделившись по цвету, размеру и форме, они вереницей потянулись вокруг поляны, постепенно закручивая замысловатый хоровод.

Слова Березы снова вернули Гартоша на землю. В ее руках невесть откуда взялась чаша.

– Прими это от нас.

– Что это?

– Здесь дары нашего леса. Не бойся, тебе понравится.

Лури сделала из чаши несколько глотков, показывая, что питье безопасно. Гартош колебался недолго. Первые осторожные глотки: мед, вино, цветочная пыльца, сок березы, кленовый сироп, и еще дух его знает что. Не отрываясь от чаши, Гартош с благодарностью взглянул на дриад и медленными глотками, растягивая удовольствие, опустошил чашу. Очень недурственно, очень. По телу разошлось приятное тепло, оно словно стало невесомым, как и мысли.

– А теперь мы будем праздновать, – произнесла Лури. – Не так часто у нас бывают гости.

– (Отличная идея!) – пронеслось в голове у Гартоша. – (Эх, сюда бы наших ребят, вот бы мы повеселились.)

Поляна тут же наполнилась смеющимися дриадами, нимфами, какими-то нескладными низкорослыми фигурами. Они кружились вокруг Гартоша, и Гартош кружился вместе с ними. Над головой земному хороводу вторил лиственный. Эйфория общего безудержного веселья захватила всех без исключения. Гартош радовался жизни, радовался тому, что судьба занесла его в этот лес, и ему совсем не казалась такой уж невероятно – невозможной мысль, как остаться здесь навсегда, раствориться среди листьев, травы, или даже корней…

* * *

Очнулся он оттого, что кто-то лил на него воду и чередовал это с увесистыми пощечинами.

– Очнулся наконец, – облегченно вздохнул Серей.

– Ммм, – ответил Гартош, очумело озираясь вокруг.

Сидел он, подперев межевой дуб, неподалеку от предупреждающего щита. Вокруг него сгрудились охотники, росомахи, братья академиеры. Лица у всех были обеспокоено-любопытные.

– Вот дриады заездили нашего друга! – восхищенно и завистливо воскликнул Алькон.

– Подожди, – оттиснул его Серей. – Ты где был?

Гартош неопределенно махнул рукой.

– Там.

– В лесу?

– В нем.

– С дриадами?

– С дриадами и нимфами, – уточнил виновник переполоха.

– Поили?

– Поили, – не стал отпираться Гартош.

– Насиловали? – высунулся из-за плеча охотника Алькон.

– Нн… Не помню…

– Как такое можно забыть?!

Как ни странно, но Серей не перебил Алькона. Видимо данный вопрос интересовал всех. Ведь и дриады, и нимфы, славились своей похотливостью и неразборчивостью в связях. Гартош покопался в памяти и ощущениях. Похоже, что все чисто. Силы и ясность в голове возвращались стремительно, кроме легкости в теле трудно что-то выделить. Он поднялся на ноги.

– Тяжело так сразу сказать.

– Все понятно, – решительно сказал Алькон. – Опоили, использовали и отпустили. Главный вопрос: кто использовал?

– Должен тебя разочаровать, Алькон, но все обошлось.

– Ты подумал что сказал? Кого ты разочаровал? Меня? А себя ты не разочаровал? А ну, показывай дорогу! У нас найдутся добровольцы, чтобы исправить содеянное, точнее несодеянное тобою.

– Да что там ее показывать. Она сама тебя найдет. Дорогу лешие покажут. А если что им не понравится, то учти, они парни крепкие… по мужской части. Как бы конфуза не вышло.

Запал Алькона разом куда-то пропал, хотя от шпильки в адрес друга он не удержался.

– Тогда понятно, почему ты ничего не помнишь. Такое лучше не помнить.

Гартош собирался ответить не менее ядовито, но Серей задавил перепалку в зародыше.

– Хватит. Эти детали в своем кругу выясните. Ты мне скажи, про оборотня дриады говорили что-нибудь?

– Говорили. Сказали что он далеко, и что не нужно за ним гоняться, он не опасен.

– Как же, не опасен. Это похоже на то, что дриады нарушили свой нейтралитет.

– Мне кажется, что об этом нужно сообщить в Торону. Возможно, дриады действительно правы, и оборотня можно оставить в покое.

Охотник возмутился.

– Когда такое было видано, чтобы чужого оборотня оставить в покое?

– А все-таки сообщи начальству, причем самому высокому. Возможно, политика несколько изменилась.

Охотник, неплохо относившийся до этого к Гартошу, бросил на него злой взгляд. И Гартош легко прочитал в этом взгляде понимание, его понимание ситуации. Сынок больших начальников, имеет больший доступ к информации, чем те, кто этого действительно потребует, да еще и смеет что-то требовать. Гартош не стал разубеждать Серея. Неплохой он парень, но доказывать что-либо, кому-либо, насчет своей родни, Оскол уже перестал.

Серей повернулся к своим охотникам.

– Возвращаемся. Доложим начальству, и пусть они решат, что делать с оборотнем и вмешательством дриад. Пусть и пассивном.

Охотники удалились. Вслед за ними потянулись и росомахи. Ну а академиеры и часть оставшихся легионеров окружили Гартоша.

– Ну, давай, те тяни, рассказывай, – потребовал Алькон. – Вон легионеры говорят, дриады просто так никого не отпускают. Особенно если им кто понравится.

Гартош не стал отрицать, и выдержав эффективную паузу начал повествование. Рассказчик он был отменный, и слушали его с затаенным дыханием и раскрытыми ртами. И даже ветви дуба внимая, опустились пониже.

– Ну и везет же тебе! – по окончанию рассказа выкликнул Алькон. И начал загибать пальцы. – Сначала Лорд Белый Демон, затем Снежная Дева, теперь дриады с нимфами. Кто дальше?

Гартош пожал плечами.

– Поживем, увидим.

Он повернулся к Зачарованному лесу и помахал рукой. Несколько верхушек деревьев взмахнули в ответ.

* * *

Все оставшееся время в расположении росомах академиеры провели с пользой и интересно. Они много чего узнали о лесе, его обитателях, и способах ведения боевых действий в лесах. А также провели несколько тренировочных боев и большие учения. Нужно сказать, что группа, которой руководил Гартош, или был участником в качестве рядового, неизменно выигрывала все сражения и стычки. Теперь лес явно покровительствовал младшему Осколу.

XV

Наконец академиеры вернулись в привычное для себя место. Южные степи империи, расположение легиона «Гепарды», элитного кавалерийского легиона. В одном из полков этого именного легиона и предстояло академиерам продолжить свою службу – учение. И теперь для академиеров Южной Высшей Военной Академии не было никакого снисхождения. Это в горах, или на севере, они могли кивать на то, что попали в слишком уж непривычные для себя места. Здесь же они были дома.

Первым делом они посетили табун, где среди запасных лошадей смогли выбрать свою вторую половину на этот этап учений. Руководствуясь подсказками опытных коневодов, Гартош выбрал себе гнедую кобылу, не особо примечательную на вид, зато, как выяснилось, послушную и удивительно выносливую. Не долго думая Гартош назвал помощницу Ласточкой, что было принято нею так, будто этой кличкой ее называли всю жизнь. А как позже оказалось, так и было.

В кавалерийском деле академиеры южной являлись далеко не новичками, а некоторые, как Терес например, могли посрамить даже тартов. Так что гепарды без предисловий взяли молодежь в оборот. Сейчас они оттачивали на практике то, что изучали все эти годы.

Ронан Жогар, сотник гепардов, начал очередное практическое занятие.

– Все вы знаете, что кавалерийские, впрочем, и большинство пехотных легионов, состоят из пяти тысяч. Одна тысяча панцирников и четыре тысячи легковооруженных воинов. Вы конечно изучали основы ведения боя и тех и других. Сейчас вы посмотрите, как действует панцирная сотня. А затем попробуйте это повторить.

Академиеры расположились вдоль ристалищного поля, на котором проводились многие учебные бои и большинство показательных. На одном конце поля выстроили имитацию пехотного строя. Все как положенно: длинные пики – правда с тупыми деревянными окончаниями – щиты в полный рост и соломенные чучела за ними.

Конные панцирники выглядели, конечно, намного внушительней и грозней, и это не удивительно. Пехота и кавалерия относились друг к дружке ревниво и даже немного презрительно, считая себя главной силой на поле брани. Именно поэтому вражеская соломенная пехота выглядела несколько комически. Большие, круглые, явно испуганные глаза, разрытые в крике рты, забавные, по мнению кавалеристов, и оскорбительные для пехотинцев надписи на щитах. С другой же стороны: начищенные до блеска доспехи, яркие флажки на кончиках пик, задвинутые забрала, нетерпеливое фырканье лошадей.

Труба пропела сигнал к атаке и сотня, не спеша, шаг за шагом, начала набирать скорость. Все ощутимей дрожала земля, все больше скорость, все меньше расстояние между противниками, все ниже опускались пики кавалеристов. Треск ломаемых щитов и пик, и бронированная конная лавина смела условного врага, и промчалась дальше, постепенно теряя скорость.

– Примерно так! – одобрительно рыкнул Жогар и повернулся к академиерам. – Сейчас вы повторите то, что увидели.

Молодежь возбужденно загудела. Принять участие в такой атаке мечтал каждый. Правда у некоторых слова сотника вызвали недоумение. В частности у Дебора и Гартоша. Они переглянулись, и Гартош вышел вперед.

– Господин сотник.

– Говори.

– Разве мы не должны первым делом потренироваться водиночку, чтобы немного приспособиться к броне и тем лошадям, на которых мы будем участвовать в атаке? Ведь наши лошади не предназначены для брони.

Жогар был несколько удивлен, хотя выслушал Гартоша внимательно.

– Правильное замечание и похвальное беспокойство академиер. Конечно, вы должны были немного потренироваться в одиночку, затем небольшими группами и только потом полной сотней. Но! Во-первых: вы академиеры южной академии и в кавалерийском деле намного опытней выпускников других академий. А во-вторых: вы выпускники южной академии и намного самоуверенней других академиеров. Вам быстро наскучит долгая и тщательная подготовка, вы ведь готовы сразу идти в атаку. Не так ли? Посмотри на своих.

Гартош посмотрел. Возбужденные и нетерпеливые лица, и лишь немногие начали понимать беспокойство своих предводителей.

– Вот поэтому я хочу ткнуть вас носом в вашу неопытность, чтобы потом, на занятиях, вы были поприлежней. А теперь займите места в конце поля. Сейчас вас обладят в доспехи, усадят на лошадей, сунут в руки пики, щиты, и вы покажите на что способны.

– Хоть бы обошлось простыми переломами, – успел шепнуть Дебор, перед тем как занять свое место в строю.

Когда началось облачение в доспехи, уже все поняли, что их ждет. А ждет большой конфуз. В отличие от академии, где выбор панцирей и шлемов хоть и был небольшим, но все-таки был, здесь каждому давалось то, что снял с себя гепард – панцирник. Причем размер доспехов определялся не примеркой, а примерно одинаковым ростом и шириной плеч.

Гартош потуже затянул ремешки шлема, но тот все равно держался слабовато.

– Подложить бы что, – он попросил оруженосца.

Тот сжалился и водрузил шлем поновой, подложив какую-то подозрительного вида тряпицу. В схожем положении оказались и другие академиеры. Да, предстояла забава. Хватало и зрителей: несколько сотен гепардов разместились по обеим сторонам ристалищного поля, намереваясь изрядно повеселиться. Новоявленные панцирники взгромоздились на тяжеловозов, для которых такая пробежка была обычным делом. Вот они, спасители от позора! Гартош повернулся к соседу.

– Передай команду. Коней не подгонять, они сами все знают и лучше нас смогут выдержать строй.

Тот же самый приказ ушел в другую сторону. Снова пропела труба, и вышколенные кони дружно начали разбег. Гартош косился по сторонам: академиеры вняли его указке, лошадей не трогать, и те шли морда к морде. При панцирной атаке очень важным является одновременный таранный удар. В некоторых армиях предпочитают атаку клином, но виктанийцы считали это ошибкой. Против клина пехота успевает выстроить обратный клин в глубине обороны, где тяжелая кавалерия вязла, теряла скорость. А скорость-главный союзник тяжелой кавалерии, именно благодаря ей пробивается строй панцирной пехоты. И очень важно, чтобы это произошло не на одном участке, а на всей линии обороны. Это давало легкой кавалерии место для маневра, ведь как рубаки панцирники не шли ни в какое сравнение со своими более легкими собратьями.

Все эти прописные истины промелькнули в голове у Гартоша в течении нескольких мгновений.

– Опустить пики! – проревел он очередной приказ.

Приказ был подхвачен соседями и исполнен. Академиеры успели опустить длинные и тяжелые пики перед самим строем условного противника. Пика вкладывалась в специальный выступ на конной броне. При этом весь удар приходился на четвероногого воина, всаднику оставалось только направить острие в нужную цель. Не все академиеры сумели справиться с этой задачей. Некоторые не смогли отбить небольшими щитами тупые наконечники, были сбиты и слетели, в общем-то, с немаленькой высоты. Кое-кто умудрился воткнуть острие в землю и этим подвел не только себя, но и коня, который останавливался на полном ходу. При этом всадник перелетал через голову лошади и собственным телом сбивал противника.

Но в общем, получилось неплохо. Подавляющее большинство в седлах удержались, пиками в щиты попали, а некоторые даже успели вытащить мечи и пару раз махнуть по соломенным головам. Гепарды конечно посмеялись над победами молодых, но слышались и одобряющие возгласы, а это был если не успех, то не провал это точно.

В глазах сотника читалось одобрение, хотя голос прозвучал сурово.

– Ну вот теперь начнем настоящее обучение и настоящую практику.

* * *

Ронан Жогар с нескрываемым одобрением смотрел на бравых молодых всадников, которые лихо рубали вешки, преодолевали различные препятствия, и неплохо себя показывали в тренировочных схватках с гепардами. И это неудивительно. Именно южная высшая служила основным поставщиком молодых командиров в кавалерию империи. Как и другие командиры из других легионов, сотник отмечал особо одаренных академиеров. Его отчет уйдет в академию, а затем в Торону, в Верховный Штаб Армии Виктании. Согласно этим отчетам и рекомендациям от руководства академии будет производиться распределение будущих офицеров. Исключение составят лишь те, кто своими успехами добьется личного выбора рода войск и места службы.

А отметить было кого. Вот, например Терес. К гадалке можно не ходить, он останется в кавалерии. Причем Ронан решил составить о Тересе особое прошение: чтобы его направили сразу в элитный легион «Гепарды». Не часто такое случается, но сейчас именно такой случай. Гартош, Дебор, Алькон, эти хоть немного и отстают от Тереса в кавалерийском деле, но тоже очень хороши, прирожденные командиры. Эти готовы украсить собой любой род войск, сразу видно, что у них большое будущее. Немало было и других способных ребят. Ничего не скажешь, удачная выпускная группа.

Размышления Жогара прервал скачущий во весь опор вестовой. Он вздыбил перед сотником лошадь и торопливо доложил.

– Господин сотник, вас вызывает к себе командир полка!

– Случилось что?

– Гробросцы перешли границу!

– Вот так новость.

Оставив академиеров в распоряжении десятников, Жогар поспешил в штаб. Полковник Торазани кивнул вошедшему и сразу начал доклад, по-видимому ждали только его.

– Я только что получил от полкового мага сведенья о том, что регулярные части Гроброса прорвали наши пограничные укрепления и вошли на нашу территорию. Нам приказано скорым маршем двигаться в сторону границы. Здесь остаются только неспособные перенести такой марш, остальным немедленно собираться.

Жогар вышел вперед.

– Как быть с академиерами?

– Академиеры остаются в распоряжении нашего полка. Создадим из них отдельную сотню. Кого бы ты рекомендовал на должность сотника?

– Из академиеров?

– Из них.

– Гартоша Оскола, – не раздумывая, ответил Жогар.

– Я так и думал. Вызвать его ко мне, посмотрим, так ли он хорош как его отец. Да, Жогар, кого в заместители?

– Либо Дебора, либо Алькона. Оба хороши. Алькон более инициативен, Дебор более осторожен и ответственен.

– Тогда пускай вызовут и Дебора, заместитель должен быть осторожен.

Вскоре Гартош и Дебор стояли перед командиром полка.

– Такое дело ребята. На восточной границе возникла большая заварушка, туда стягиваются все свободные части. Туда же отправляемся и мы, вместе с вами. Гартоша я назначаю сотником, Дебора-заместителем. Вам предстоит организовать вашу группу в отдельную сотню, назначить десятников, распределить обязанности. Короче создать боеспособную единицу. Задача ясна? Действуйте.

Новоявленный сотник и его заместитель вышли из штаба полка, полные мрачных предчувствий.

– Как думаешь, на сколько это серьезно? – первым начал обсуждать ситуацию Дебор.

– А дух его знает! Гробросцы давно не начинали ничего серьезного, может быть и на этот раз обойдется. Пугнут наших маленько и все.

– Может свяжешься с отцом?

– Нет. У него сейчас и так дел по горло, без меня. Если посчитает нужным, то сам со мной свяжется.

Дебор вздохнул.

– Если начнется война, можно считать что наше обучение закончилось. Как пить дать пошлют в войска.

– Да мы уже и так в армии, хоть и временно.

– Нет ничего такого постоянного, как временное.

– И не говори. Если война действительно началась, то в академию мы вряд ли вернемся. Скорей всего даже с гепардами не задержимся: разбросают по частям младшими командирами, а дальше, кто как себя покажет.

Дальнейшее обсуждение проводилось уже всей группой. Приводилось множество версий развития дальнейших событий, от совсем мальчишеских, до более зрелых. Но, в конце концов, пришли к единодушному выводу – война закончится, как только к линии фронта подтянутся выпускники ЮВВА. Но шутки шутками, а дело предстояло более чем серьезное.

Кого назначить десятником у Дебора и Гартоша особых споров и обсуждений не вызвало – не первый раз им создавать отдельное подразделение. На складах полка они получили стандартное кавалерийское вооружение: конусообразные шлемы без забрала: легкие пластинчатые кольчуги, легкие поножи и поручи, сабли. Три десятка кавалерийских луков, пайок на три дня, и вслед за сотней Ронана Жогара, двинулись на восток…

… Через три дня первый полк Торазини соединился с другими полками легиона, и кавалерийская элита Виктании, насколько могла быстро поспешила на помощь Восточной армии. А путь предстоял неблизкий, если делать сорок – пятьдесят латонов в сутки, то дорога займет месяц, полтора. Как знать, что за это время случится на восточном фронте. Нет, первый удар Восточная армия конечно выдержит, ведь это самая мощная и многочисленная армия Виктании. Но если началось полномасштабное вторжение, то даже этой армии не выдержать натиска Гроброса, здесь нужна помощь всей страны.

И помощь шла. Все больше по дорогам маршировало войск, тянулись обозы с оружием, припасами, тяжелым вооружением. Кроме легиона «Гепарды», шли и другие кавалерийские легионы. Сила на восток шла немалая, и это лишь небольшая толика того, что посылала империя на восток. Только погода не способствовала массовой переброске войск. Начались весенние дожди, и хоть они не были затяжными, это мало успокаивало.

Центральные дороги Виктании были мощеные, но не все они вели в нужном направлении, и тогда приходилось месить болото, в которое быстро превращались грунтовые дороги. Скорость передвижения резко упала, пехота выбивалась из сил, обозы безнадежно отстали, и это только начало.

Военные с ненавистью поглядывали на небо, то что было благом для крестьян, для армии стало настоящим бедствием.

– Они что, не могут магов-погодников к нам прислать? – Уже в который раз стонал Алькон.

– Ты прекрасно знаешь, что погодников у нас не много, а очистить от тучь нужно тысячи латонов. Для этого потребуется целая армия погодников, которых у нас нет. – Все так же не в первый раз, но все так же терпеливо объяснил ему Вирон.

Прислушиваясь к их разговору, Гартош вспоминал летающие города магов погодников в мире Ляурейс. Пожалуй, пара тройка таких городов намного облегчила бы жизнь виктанийской армии. Но то, что было возможно в Ляурейсе, вряд ли сработало здесь, в Иктиве. А если бы и сработало, то услуги тамошних магов разорили бы виктанийскую казну: шутка ли, изменить климат на приличном куске материка.

* * *

Вдоль колонны гепардов проскакал вестовой.

– Сотников к полковнику!

Гартош вопрошающе посмотрел на своего заместителя.

– Интересно, нашей сотни это тоже касается?

– Думаю что да. Мы сейчас такая же боевая единица, как и другая сотня гепардов. Ну, почти такая же.

– Хорошо. Проверим, такая же мы единица или нет.

Импровизированный штаб развернули чуть в стороне от дороги. Гартоша никто не прогнал, и он скромно пристроившись за спинами сотников, слушал полковника Таразани.

– Раз вы все собрались, начнем. Я получил распоряжение командора отобрать всех тех, кто хорошо владеет магией подпространственного перехода. Даже не так. Всех тех, кто хоть в малейшей степени владеет этой магией. Легко читаю вопрос в ваших глазах: зачем? Объясняю. Какая стоит погода, вы и сами видите, наше продвижение замедленно, а помощь нужна уже сейчас.

– Но, господин полковник, – посмел перебить начальство один из сотников, – это ведь немыслимо, перебросить легион посредством магии. Если это было бы возможно, мы уже давно были бы на фронте.

– А я и не говорил, что нужно перебросить весь легион. К тому же наша помощь нужна сейчас не на фронте, а гораздо северней. Не знаю как, но гробросцы сумели переправить через Межевые горы небольшие маневренные группы. Они нападают на населенные пункты и даже на обозы, военные обозы. Так получилось, что конницы там нет вовсе, а те части, что расположены поблизости, не справляются с этой проблемой, и ее решение возложенно на нас, гепардов. Если мы сумеем перебросить туда хотя бы сотню, то это будет существенной поддержкой нашим гарнизонам. Я доходчиво объяснил? Вот и хорошо. Начнем с новеньких. Сотник Гартош, что ты прячешься за широкими спинами, подходи поближе.

Вытащенный из своего убежища Гартош, несколько смущенный вниманием полковника и сотников, вышел вперед.

– Сколько людей в твоей сотне владеет подпространственным переходом?

– Два десятка.

– Кто лучше всех?

– Я, – не стал скромничать Гартош.

– Вот и хорошо. Собери эти два десятка, и к Фаглассу, нашему магу. И уже вместе с ним отправитесь в штаб легиона, к магу Олейвану.

Молча отсалютовав, Гартош развернулся, вышел, и вскочив на коня, поскакал к своей сотне. Академиеры весть о предстоящей операции приняли возбужденно, особенно те, кто в этой операции должны были участвовать. Остальным осталось сетовать на отсутствие, или недостаточно развитые магические способности.

Как оказалось, именно академиеры дали наибольшее количество бойцов, владеющих искусством подпространственного перехода. Все-таки высшая есть высшая, туда попадают лучшие из лучших. А в некоторых сотнях, способных совершить такой переход не нашлось и вовсе. Олейван порадовался, что академиеров не оставили в казармах или не отправили на зад, в академию. Они сейчас были как находка. Маг легиона начал отбирать из прибывших самых сильных и выносливых.

– Кто может совершить переход несколько раз подряд или прихватить с собой кого-нибудь?

Вопрос предназначался академиерам, так как своих подопечных Олейван знал как облупленных.

– Я совершал переход не менее десяти раз подряд. – Вышел вперед Гартош.

– Очень хорошо. Кто еще?

Вперед вышли: Вирон, Дебор и еще два академиера. Хотел было высунуться и Алькон, но Гартош осадил его взглядом: не ври, гаденыш!

– Совершали переход группами?

– Совершали, но только в сопровождении опытных магов.

– То есть, никто из вас не может взять с собой еще кого-нибудь?

– Мы не пробовали, – ответил за всех Гартош и полюбопытствовал. – А кого мы должны с собой взять?

– Коня, кого же еще.

Академиеры переглянулись. Некоторые еще чувствовали в себе силу сделать переход с пассажиром. Но с конем!

Гартош осторожно поинтересовался.

– Кто-нибудь, когда-нибудь, такое уже делал?

– Не беспокойтесь, вы в этом деле не первопроходцы. Переходить будете в втроем: всадник, конь и маг в поддержку всаднику. Лучше конечно было бы заменить всадника на другого мага, для надежности, но во-первых, у нас нехватка магов, а во-вторых, всадник нужен чтобы успокоить своего коня. Некоторые очень плохо переносят такой переход; либо слишком бурно, либо наоборот – впадают в ступор.

Дальше пошло распределение магов и всадников. Магов на всех не хватило, им придется проделывать сложную процедуру перехода несколько раз. А учитывая то, что придется тащить с собой еще и коня, то такая процедура выглядела проблематичной даже для сильных и опытных магов, а таковых в легионе нашлось не много. Штаб армии сумел помочь всего пятью магами. Гартош, ссылаясь на сложившуюся ситуацию, все порывался сделать переход самостоятельно, без мага. Только он и Ласточка. Олейван остудил пыл молодого сотника.

– Ты хоть представляешь, что это такое, перенести с собой коня? Даже не человека, а коня? Ты только что боялся даже подумать об этом, а сейчас рвешься проделать такое в одиночку.

– Неужели никто в одиночку не делал переход с конем?

– Делали, конечно. Сильным магам под силу. Но… – Олейван вдруг вспомнил, чьим внуком является Гартош. – Но, гм, если ты очень этого хочешь, то можешь попробовать.

– Я готов. Куда нужно перенестись?

– Открой свой разум, я покажу тебе место сбора.

Закрыв глаза, Гартош отчетливо увидел место, куда он должен перенестись. Вдалеке синели горы, шетах в трехстах сплошной стеной стоял лес, рядом бежала река, на берегу реки расположились несколько домов, совсем небольшой хутор, кое-где над крышами вился легкий дымок. В общем, все понятно. Не раскрывая глаз, Гартош наклонился и прошептал Ласточке несколько успокаивающих слов. Та согласно кивнула, и увлекаемая магией всадника вдруг оказалась в тысячах латонов от того места, где находилась всего несколько секунд назад. У бедного животного подкосились ноги, и она бухнулась набок. Гартош чудом успел выскочить из седла, хорошо, что ноги не запутались в стременах.

– И не такое бывает, – послышалось за спиной.

Выхватив саблю и молниеносно развернувшись, Гартош обнаружил перед собой два десятка встречающих. Судя по форме и знакам различия, это были представители шестого пехотного легиона Восточной армии.

– Сотник Ратан Гатарин, – отрекомендовался один из них, – третий полк шестой пехотный регион.

– Сотник Гартош Оскол. Отдельная сотня первого полка легиона «Гепарды».

– Отдельная сотня? Что-то я такого не слышал.

– Мы временно прикомандированы к гепардам. Выпускная группа южной академии.

– Понятно. Почему ты один, без мага? И где остальные бойцы?

– Я сделал пробный переход. Так получилось, что именно в нашей сотне больше всего способных совершить подпространственный переход.

– Ясное дело, в высшую академию не берут неумех.

– Это точно. – Гартош принялся поднимать кобылу. – Вставай моя девочка, вставай Ласточка.

Лошадь, судя по всему, оправилась от шока. Она легко поднялась и тут же потянулась к молодой сочной траве, такое лакомство на юге редкость.

– Ну и молодец, – успокоился за свою боевую подругу Гартош. И тут ему пришла в голову очень важная мысль. – Прошу меня простить, но мне нужно вернуться.

И не успел Гатарин поинтересоваться, что за спешка, как академиера подхватил магический поток и только его и видели. Ласточка подняла голову, недоуменно фыркнула – куда это подевался ее наездник? И не получив ответа вернулась к прерванному занятию: настоящая боевая лошадь знает что вкусно поесть удается не всегда.

Появление Гартоша вызвало всеобщий вздох облегчения.

– Ты где кобылу забыл, продал что ли? – Гоготнул кто-то из гепардов.

– Ага, за твоей вернулся, – поддержал шутку Гартош. – А если серьезно, из-за коней я и вернулся. – Изображение нужно передавать с учетом их роста. Я-то по привычке высадился как обычно, и моей Ласточке пришлось не сладко. Так что не забывайте делать поправку на рост коня. Ну ладно, я назад, а то она там одна.

– Подожди! – Успел крикнуть Олейван, прежде чем Гартош укутался в магическое покрывало.

– Что еще?

– Ты как переход перенес, нормально?

Думал Гартош не долго:

– Да вроде не плохо. Даже смогу кому-нибудь помочь с переходом.

– Вот и хорошо. А то шастаешь туда сюда без толку. Вон, дружок твой, Алькон, совсем скис, боится, что мы его здесь оставим с его скромными возможностями.

Помощь Гартоша понадобилась еще пару раз. Как оказалось, никто, даже Олейван, не владел так хорошо искусством подпространственного перехода, как младший Оскол.

XVI

Переброска сотни заняла целый день. Правда, сотни слишком громко сказанно. Совершить переход сумели только шестьдесят всадников. Из них десяток отсеялся, так как их лошади пережили настолько глубокий шок при переходе, что ни о каком их участии в боевых операциях не могло быть и речи. Возглавил полусотню сотник Ронан Жогар, он и начал совещание.

– Что мы имеем. Полсотни всадников, две сотни пехотинцев и несколько стражников по селам. А нужно контролировать огромную для таких сил территорию – семьдесят на пятьдесят латонов. Ратон, давай карту.

Десятники, в числе которых был и Гартош, склонились над подробной картой. Примерно треть территории покрывали густые леса. А еще множество мелких рек и болота, и ни одного крупного населенного пункта. Даже столицу местного баронства тяжело назвать городом – так – село средних размеров. А в основном хутора и деревеньки. И вот через это, не особо заселенное баронство, шел стратегический важный тракт.

– Гробросцы выбрали идеальное место для своих засад и набегов, – хмуро глядя на карту, произнес Гатарин. – Войск почти нет, гарнизон на каждом хуторе не поставишь, не хватает сил чтобы перекрыть дороги, поставить охрану возле мостов, я уже не говорю, что гоняться за ними мы совсем не в состоянии.

– Гоняться теперь наша задача. Гоняться и выгонять на ваши засады. Только проводников выделите.

– Выделим.

– Сколько по вашим оценкам здесь гробросцев?

– Три, четыре десятка. Действуют грамотно; то разбиваются на группы по пять, десять человек, то объединяются для нападения на хутора и деревни. Уже сожгли сволочи половину мостов, еле успеваем восстанавливать. Местные жители в страхе, некоторые побросали свои дома, собрали пожитки, животинку и перебрались в более спокойные места.

– А отряды самообороны?

– Да что они могут против хорошо подготовленных профессиональных бойцов. А тут еще слух прошел, мол, у гробросцев у подчиненных есть твари разные из Межевых гор.

– Откуда слухи?

– Да хутор тут неподалеку был. Сожгли его, а жителей побили. Да не просто убили, а буквально разорвали и изгрызли.

– Так может, это лесное зверье постаралось? – выдвинул версию Гартош.

– Может и местные. Но следы не местные, не наших хищников, да и не позволяли они никогда себе такого – на людей в домах нападать.

– Следы и подделать можно, – в раздумье сказал Жогар.

– А зверя голодом можно довести и не до такого, – добавил один из десятников.

– Будут жрать все что дадут.

Жогар встрепенулся.

– А что, вполне возможно. На хутор нападали гробросцы, людей побили они; а труппы потом скормили запертым где-нибудь голодным хищникам. А то, что осталось, подбросили назад, для острастки местных.

– Скорей всего так и было, – согласился Гатарин. – Но местным это будет тяжело объяснить, слишком сложно все это для их понимания.

– Если честно, то и я всего не понимаю, – признался Жогар. – К чему такие сложности? Зачем нападать на хутора и деревни, если не хватает сил их удержать. Если группа перебралась через Межевые горы небольшая, то главной ее задачей должны быть нападения на коммуникации. Чтобы у противника возникли проблемы с переброской войск, оружия, продовольствия и других припасов. Что толку в нескольких сожженных хуторах.

– Им нужна пустая территория, – тихо сказал Гартош, первым осознав замысел противника. – А паника их лучший союзник. Вы все правильно сказали. Они не могут удержать ни хутора, ни деревни, не те у них силы. Но это им и нужно. А вот согнать местных жителей с насиженных мест, заставить их покинуть свои дома, им вполне по силам.

Жогар одобрительно посмотрел на догадливого академиера, не зря рекомендовал его в сотники.

– Так, так, так, молодец Гартош. Все действительно сходится. Им действительно нужна свободная территория. И не трудно догадаться для чего.

– Это только первый отряд, – догадался наконец и Гатарин. – Раз через горы сумел пройти один отряд, пусть и небольшой, значит, сумеют и другие. И этим другим нужно место для накопления. А если здесь есть местные жители, то кто-нибудь из них обязательно наткнется на чужаков.

– А нападения на обозы и мосты всего лишь для отвода глаз, чтобы их намеренья не стали слишком явными, – закончил мысль Жогар. – О наших догадках нужно обязательно сообщить в штаб. Боюсь, здесь и нашей полусотни будет мало.

– А еще нужно захватить пленного, – добавил Гартош.

На этом совещание закончилось. Полусотня занялась обустройством на одном из полузаброшенных хуторов. Здесь решили оставить гепардов, у которых случились нелады с лошадьми, и которые не могли участвовать в поисках вражеских лазутчиков. Хутор находился в самом центре баронства Глад, на границе леса, реки и болота. Отсюда решили начать прочесывание лесов. Вскоре прибыли и опытные проводники – охотники с собаками, и можно было приступать.

Много споров вызвало нежелание Жогара разделять полусотню на два отряда. Веские доводы приводились с обеих сторон. С одной стороны, главный козырь вполне понятен. Два отряда – это обследование в два раза большей территории. Экономия времени и сил, и меньшая вероятность того, что гробросцам удастся ускользнуть, бегая от преследователей кругами. Но доводы Жогара были не менее веские. Не известно, какими на самом деле силами располагает противник. Малая группа могла и сама попасть в ловушку. В конце концов, победило веское командирское слово – полусотню решили не разделять.

* * *

Уже третий день гепарды кружили по лесам, безуспешно пытаясь найти следы незваных гостей. Те казалось почувствовали, что за них взялись всерьез, и затихли. Впрочем здесь не было ничего удивительного. Если среди гроборосцев были маги, а они там должны быть обязательно, то они наверняка засекли мощное возмущение магии, вызванное появлением в этих краях гепардов. И не сложно было догадаться, зачем здесь появился конный отряд.

– Не могли они уйти, – твердил на привале командир полусотни, – не могли. Если наши выводы верны, то они должны остаться на этом месте и продолжать зверствовать.

– А если не верны, то они объявятся в другом месте.

На замечания Гартоша сотник только тяжело вздохнул. Сидевший рядом десятник Корт, кинул в рот сухарик, и прожевав его, предложил.

– Может нам стоит изменить тактику?

– Что ты имеешь в виду? Разделиться?

– Не совсем. Держаться, как и прежде будем одним отрядом, но станем чаще останавливаться и посылать пешие дозоры, чтобы более тщательно обследовать местность. Быть может, они так замаскировались, что мы десяток раз мимо пройдем, а их не обнаружим.

– Это почти то же самое, что разделить полусотню.

– Почти, но не совсем. В этом случае мы всегда сможем прийти на помощь тем, кто встретит противника. Десять человек выдержат первый удар, а тут подоспеют и остальные.

Жогар обреченно махнул рукой.

– А, дух с тобой. Давай попробуем по-твоему.

Корту как в ухо кто шепнул подсказку. Уже на второй остановке, когда в один из дозоров вышел десяток Гартоша, был обнаружен след, причем не собакой, а Вироном. Легавая ищейка безмятежно обнюхивала кусты, коряги, и прочие достойные ее внимания предметы, а Вирон уловил легкие колебания магии. Именно колебания, а не след. Здесь неподалеку, кто – то пытался прикрыться магией и делал это довольно успешно. Пройди дозор на сто шетов в стороне, и даже Вирон ничего не уловил бы. Дозор застыл и приготовился к обороне.

– Где? – почему-то шепотом спросил Гартош.

Вирон неуверенно осмотрелся и также не уверенно указал на заросли орешника, в шетах тридцати.

– Похоже, что там.

– Что делать будем? – спросил Алькон, снимая с плеча тугой кавалерийский лук.

– Останавливаемся здесь и делаем вид, что просто стали пописать, а двоих отправим за подмогой.

– Они догадаются, что мы их засекли, нужно нападать медленно.

– Отставить перерекания. Жогар прав, мы не знаем, с кем придется столкнуться. Здесь нужны все.

Немного обидевшись, присевший было за деревом Алькон поднялся и демонстративно его помочил. Его примеру последовал Гартош, а затем и другие академиеры. Послышался веселый смех, шутки: академиеры старательно делали беззаботный вид. Посыльные вернулись через десять минут.

– Сотник приказал ничего не предпренимать, пока орешник не будет полностью окружен. Когда окружение закончат, подадут сигнал.

Веселье быстро затихло, все напряженно ждали встречи с врагом, стараясь максимально себя к этому подготовить. Смущало одно, никто не знал насколько сильный противник им предстоит, будет ли короткая схватка или предстоит кровавая битва. Сзади к Гартошу подкрался Жогар, стараясь сделать это как можно незаметней, но у гепарда это слабо получалось. Гартош пожалел что здесь не было росомах.

– Начнем через пять минут. Фаглас бросит в кусты огненный шар, затем обстреляем их из луков, и по моей команде начинаем атаку. Один десяток оставим в резерве, на всякий случай.

– Надеюсь не наш?

– Не ваш, не ваш, не беспокойся. Ваши неплохо владеют магией, получше многих гепардов, так что вы мне здесь понадобитесь. Ждите.

И сотник отправился в обход орешника. Академиеры приготовились к атаке. Лучники наложили стрелы на тетивы, мечники достали сабли. Как один из лучших стрелков академии, Гартош старался с луком не расставаться, и небольшой кавалерийский лук был приторочен к его седлу в любом походе, тем более в такой ответственной операции, как поимка вражеских лазутчиков. Он внимательно всматривался в кусты, стараясь не пропустить того момента, когда враг бросится на прорыв. А он должен броситься, другого выхода у него не было.

Огранный шар вылетел откуда-то сбоку. Вслед за Фагласом швырнул свой шар и Вирон. Гартош подумал, затем опустил лук и последовал их примеру. В кустах затрещало, повалил густой дым, хотя загораться орешник не спешил. И выскакивать оттуда никто не торопился. По команде сотника, кто смог бросил в предполагаемое логово врага еще по одному шару. Но это привело лишь к тому, что дыму повалило еще больше. Если в орешнике кто и был, то он должен был выскочить немедленно, иначе задохнется. Понял это и Жогар.

– Залп! – крикнул он, предвосхищая атаку противника.

Стрелы исчезли в густом дыму, и либо они поразили всех врагов, либо там никого не было. Атаковать также было бессмысленно, в таком дыму не разберешь где свой, где чужой, да еще неровен час, сам задохнешься. Уже не прячась, к Вирону подбежал Фаглас.

– Ты распознал, какие здесь применены заклинания?

– Я распознал только три. Охранное заклинание, сдерживающее и маскирующее.

– Молодец. Я тоже вижу эти три заклинания. Помоги мне их снять.

– Что от меня требуется?

– Подстрахуешь меня и подскажешь, если что-то пропущу.

– Хорошо.

Гартош прислушивался к их разговору и на всякий случай готовился помочь магам. И еще у него появилось чувство, что они вытащили пустышку, что-то здесь было не так. А Фаглас напряженно работал, снимая одно заклинание за другим. Первым он снял охранное заклинания. Затем, немного передохнув, с помощью Вирона, маскировочное. И тут по ушам ударил душераздирающий вой. Все опешили. Вой был наполнен болью и страданием. Подбежал Жогар.

– Что это может быть?

Фаглас покачал головой.

– Ума не приложу. – Он повернулся к Вирону. – Снимаем последнее, сдерживающее.

– Подождите! – остановил их Гартош. – А вы не думали что это ловушка?

– В каком смысле?

– Сдерживающее заклинание кого-то там сдерживает.

– Логично, – согласился Фаглас. – Для того их и ставят, чтобы сдерживать. И что дальше?

– Как только вы снимете заклинание, то, что там находится освободится и бросится на нас. А вдруг это все подстроено?

– Снимайте заклинание, – хмуро сказал Жогар. – Я, кажется, догадываюсь, кого они там прячут. Лучники приготовиться!

Вирон и Фаглас принялись распутывать клубок последнего заклинания. Вой из орешника усилился до предела, заставив людей нервничать все больше, настолько он был ужасен, злобен и полон боли. Наконец лопнули последние струны сдерживающего заклинания, и вой сменился ревом. Из кустов выскочили с десяток волков, больше похожих на скелеты – предчувствие Ронана Жогара подтвердилось. Засвистели стрелы. Половина измученных животных, утыканные стрелами словно ежи, не добежали до кольца оцепления, оставшихся порубили мечники. Выйдя из-под прикрытия деревьев, Жогар подошел к одному из зарубленных волков. Пихнул носком сапога в выпирающие ребра.

– Вот вам и разгадка тварей из Межевых гор. Наше предположение оказалось верно. Думаю этого хватит, чтобы убедить местных жителей, что ничего сверхъестественного гробросцы из себя не представляют.

– Вполне, – подтвердил подошедший проводник. – Более того, я уверен, что многие захотят отомстить за своих погибших родственников. Так что скоро у вас появится немало помощников.

– Не помешало бы. Делаем так. Волков берем с собой, разбиваемся на десятки и обходим все хутора, деревни и села. Пусть убедятся, их просто запугивают, гробросцам можно и нужно противостоять.

* * *

Еще три дня ушло на то, чтобы объехать уцелевшие и не покинутые населенные пункты. Нельзя сказать что вид облезлых волков, вызвал у местных жителей вздох облегчения, но положительный эффект все же имелся. Отток беженцев сократился, вновь начали создавать отряды самообороны. К тому же несколько десятков молодцов решили лично участвовать в охоте на загорских убийц. Но и это было все еще не все. Вышестоящее начальство, осознав всю важность возникшей проблемы, выделило еще две сотни пехотинцев и сотню кавалерии.

Теперь дело пошло веселей. Одну из пехотных сотен направили на защиту поселений. Вновь прибывшим кавалеристам поручили, разбившись на две полусотни, патрулировать безлесную местность. А из оставшихся создали пять объединенных групп. Три группы, созданные из гепардов, пехотинцев и местных жителей в качестве проводников, прочесывали леса; две группы, состоящие из пехоты и местных, обследовали болота.

И такая тактика вскоре принесла свои плоды. Группа, обходящая болота, обнаружила на одном из островов брошенный совсем недавно лагерь. По следам беглецов пытались пустить собак, но те след не взяли – гробросцы, чтобы сбить со следа ищеек, наверняка применили какую то дрянь. Поиск с помощью магии также ничего не дал. Поначалу не дал…

… Вирон уже в который раз сканировал окрестности, но ничего, что хотя бы намекнуло на присутствие чужаков, не обнаружил. Видя его унылое лицо и желая хоть как-то помочь другу, Гартош подошел к нему и поинтересовался:

– А что, брат Вирон, не попробовать ли нам применить тот способ, которым мы баловались в Трольих горах?

– Магический круг?

– Именно.

– Давай попробуем. – Без особого энтузиазма согласился Вирон. – Хотя у нас маловато тех, кто может занять место в этом кругу.

– Ничего, пять человек наберем и хватит, не самое сильное колдовство совершать будем.

– Магию, – поправил друга Вирон.

– А какая черт разница.

– Большая, – упорствовал Вирон, хотя и не стал объяснять, какая разница между двумя названиями одного и того же действа.

Имеющих силы и желание стать в магический круг нашлось шестеро. Вирон, Гартош, Дебор, Алькон, нечуждый магии десятник пехотинец и один из проводников, как оказалось, местный знахарь, вещун, заклинатель погоды, и староста деревни в одном лице. Гартоша особенно заинтересовал факт заклинания погоды, на что шаман, колдун, или как его там, ответил.

– Ну, тучи, дождь, я еще могу накликать, а вот разогнать, – он цвиркнул сквозь зубы, – никак не получается. Иной раз как накличу, дождь неделю заливает не переставая.

– Били? – участливо поинтересовался Гартош.

– Бывало, – не смущаясь, признал шаман. – В наших краяхдождевые тучи чаще разгонять надо, чем вызывать. А у меня, как на зло, только одно получается. И вот что характерно, если дождь вызвал я, то обязательно какая-нибудь пакость произойдет. То ветер поднимится, да такой что деревья валит и крыши с домов срывает, то молниями бьет, то градом, то льет неделями.

– Не любят духи стихий, когда в их дела вмешиваются, – покосившись на Гартоша объяснил Вирон.

– Да, попадаются непонятливые духи, – посокрушался Гартош. – Ну да ладно, что-то мы отвлеклись. Возьмитесь за руки.

Магический круг замкнулся. Поиском, как и в Трольих горах, занялся Гартош.

… Легкая магическая дымка по всему лесу. Где тоньше, где плотней, но она присутствовала повсюду. Ее выделяло каждое дерево, и каждое дерево выделяло свою магическую энергию. Откуда такая чувствительность и понимание магии леса? Уж не подарок ли это дриад, не волшебное ли питье Зачарованного леса всему виной? Гартош чувствовал, что вполне мог бы обойтись без магического круга, но не спешил отказываться от помощи товарищей. Сейчас в лесу для него не было никаких тайн, он мог обнаружить даже белку в дупле, все открывалось как на ладони.

Оскол все расширял круг обследования, легко проникая в самые отдаленные уголки леса. В своих исследованиях он вышел далеко за пределы ответственности своего отряда. А вот и Коорт. Десяток гепардов, три десятка пехотинцев, и пяток местных добровольцев составляли этот отряд. Как и положенно элите, гепарды держались чуть позади, даже в густых зарослях не пожелав слезать с лошадей. Гартош усмехнулся: академиеры, хоть и совсем недавно были причислены к гепардам, но вели себя совершенно одинаково – легкая пренебрежительность к пехоте и осознание собственного превосходства. Стоп! А это что такое? В шетах двухстах впереди группу Коорта ожидало марево чужой магии, чужой для этого леса.

У Гартоша сразу вспотели и зачесались ладони, но круг разрывать нельзя, сейчас как нельзя кстати оказалась помощь товарищей по магическому кругу. Он почти не сомневался, что отряд Коорта впереди ждет засада. Но как их предупредить? В отряде Коорта не было достаточно сильных магов. Попробовать связаться с самим десятником? Гартош послал ему мысленный сигнал, насколько мог сильный, насколько миг концентрированный. Коорт обеспокоенно задергался и начал оглядываться, явно не понимая, что к чему. Еще один импульс. Коорт остановился и остановил свой десяток. Слов Гартош не слышал, но такой же приказ получила и пехота. Наконец-то, почувствовал все-таки опасность, хоть что-то.

Теперь нужно указать, откуда эта опасность исходит, а для этого понадобится помощь леса, авось не откажет. Так, что это, сойка, сорока? А, какая к черту разница! А ну кыш! Птица взлетела и возмущенно застрекотала. Есть первый сигнал. Дальше. Белка. Сойдет и белка. Зверек стал бестолково бегать по стволу. Вверх, вниз, вверх, вниз. Должно же это навести на мысль. Из кустов выскочил заяц, наткнулся на замерших людей, метнулся назад, но послушный воле Гартоша снова бросился на людей. Никто и не пытался его подстрелить, люди поняли, зайца кто-то спугнул.

Вот и хорошо. Теперь слепо в засаду-или что там еще-они не полезут. Сейчас нужно связаться с кем-нибудь еще, группе Коорта скорей всего понадобится помощь. Мысль Гартоша потянулась дальше. О, как хорошо! Следующий отряд возглавлял Фагласс. С ним связаться должно быть полегче, ведь держался Гартош из последних сил, такая магия не была его сильной стороной. Услышав зов, Фагласс встрепенулся.

– (Кто?)

– (Гартош. Я обнаружил на пути отряда Коорта чужую магию. Попытался их предупредить, но думаю, что им понадобится помощь, и магическая в том числе.)

– (Где они?)

– (Примерно посредине между нами. Все, не могу больше, выдохся)

Гартош обессиленно упал на траву. Его подхватили, отнесли в более удобное место, что-то подстелили, что-то подложили под голову, а староста Тапанихт сунул под нос фляжку с чем-то вонючим. Гартош пытался оттолкнуть фляжку, но крепкие руки придержали голову, разжали челюсти и влили содержимое фляжки в глотку. Нос ему зажали, и пришлось глотать. Жидкость оказалась обжигающе крепкая, но в голове прояснилось практически мгновенно.

– Что это?! – отплевываясь и откашливаясь, прохрипел Гартош.

– Чудо-настойка. На семи кореньях, одиннадцати травах, пяти плодах, грибочках разных и … Ну это не важно. Главное – живительная.

– Что живительная, это точно. Такая настойка или убивает, или оживляет.

– Это, смотря сколько выпить.

– Ты лучше расскажи что видел. – Начал тормошить его Алькон.

Гартош рассказал, что видел и что успел сделать. Алькон возбужденно воскликнул.

– Нам нужно срочно им на помощь! Только боюсь, пехота не поспеет, им полчаса топать не меньше. А мы минут через десять там будем. Эх, если бы не эти буераки, мигом домчали бы. Так, давай вставай лежебока! А то напился дармовой самогонки и блаженствует.

– Встаю, встаю…

Гартош поднялся, его все еще покачивало.

– Может здесь останешься? – критически его осмотрев, предложил Алькон.

– Я тебе останусь. Берем Тапанихта, еще одного проводника и ходу.

Проводники уселись позади академиеров, у кого кони покрепче, и повели десяток на помощь товарищам.

* * *

Дорога заняла совсем немного времени, академеры не успели даже всласть наматериться на скачку по девственному лесу, когда Гартош остановил свой маленький отряд.

– Это где-то здесь. Слезаем с лошадей и крадемся к тому пригорку. Уроки росомах еще не забыли? Вот и посмотрим.

– А с лошадьми кто? – всполошился Алькон.

Гартош обвел друзей оценивающим взглядом и везде натыкался на неприкрытую враждебность.

– Ты. – Ткнул он пальцем во второго проводника.

Тот начал было протестовать, но Гартош только отмахнулся. Лучше уж этому приказать, чем своим – наживешь врага на всю жизнь. Они наломали веток, утыкались ими, как учили росомахи, и взобрались на указанный пригорок.

– Там, – указал Гартош на большой завал из старых стволов. – Странную магию я видел там.

Они рассматривали бурелом и все не могли решить, какие их действия будут наиболее правильными. Оскол предлагал сидеть здесь и ждать когда отряд Коорта сцепится с противником; Дебор считал, что нужно с этим отрядом объединиться и действовать сообща; а Алькон доказывал что нужно атаковать самим, пока есть фактор внезапности. Их спор прервали крики, причем не со стороны завала, а чуть правее.

– Попали в засаду! – догадался Гартош. – Выдвинули в обход небольшую группу и атаковали наших. Дебор, Алькон и вы трое. Быстро туда и ударить гробросцкой обходной группе в тыл. Дебор старший. И поосторожнее там. Тебя Алькон касается.

Алькон изобразил недоумение и удалился вместе со своей группой. А звуки боя начали доноситься и со стороны бурелома.

– А теперь и нам пора вступать! Атаковать конечно нашими скромными силами бессмысленно, но отвлечь кое-кого на себя, сможем.

И Гартош первым бросил в самый центр переплетения стволов и веток, огненный шар, его примеру последовал и Вирон. Сырое дерево не желало разгораться, но дым повалил густой.

– Не сожжем, так выкурим! – все больше распалялся Гартош и швырнул еще один подарочек.

Ответ не заставил себя ждать. Наполненный энергией шар полетел в сторону академиеров. Причем попав в дерево он не поджег его, а вырвал большой кусок, разбросав во все стороны щепки.

– Ого! – одобрил Гартош. – Сильно мы кого-то разозлили.

Обстрел друг друга продолжался, полетели и стрелы. При этом, если академиеры не видели своего противника и обстреливали его наобум, то ответный обстрел был более точным. Схватился за плечо и скатился вниз один из академиеров, а от летящих во все стороны щепок досталось всем.

– Там что-то готовится! – закричал Вирон.

– Что?

– Похоже на магию чувств. Наверное, нас хотят поразить ужасом.

Гартош хмыкнул.

– Мы заранее обкакались от страха. Ты сможешь удержать их заклинание, хоть ненадолго? А я подготовлю ответ.

– Попробую.

Вирон выставил защиту от вражеских заклинаний. И вовремя. Все уловили отголоски страха, прорвавшиеся из-за щита, и если бы его не было, уже в ужасе убежали бы. Но сколько Вирон сможет продержаться? Гартош спешно пытался вспомнить подходящие заклинания, но в голову лезло не то что нужно. Эх, надо было поменьше на занятиях ловить мух.

– Открывай! – крикнул он Вирону, и бросил в бурелом сгусток необработанной энергии, добавив всю накопившуюся ненависть: за сожженные дома, за убитых женщин и детей, за травлю волками.

Еще один удар нанес Вирон. Откуда-то слева последовало новое, более мощнее заклинание ненависти. Это подоспел Фагласс, и быстро оценив ситуацию помог своим младшим коллегам. Удары заклинаниями и из чистой энергии следовали один за другим, не давая противнику возможности дать должный отпор.

Бой сместился к самому бурелому, но маги этого не слышали, они были полностью связаны магическим поединком. И вдруг все кончилось, вражеской магии больше не чувствовалось. Гартош, внимательно всматриваясь в дымящийся бурелом, спросил:

– Неужели все, добили?

– Не знаю, похоже. Да и бой вроде как затихает.

Оскол посмотрел на измученного Вирона.

– Ну у тебя и рожа.

– На себя посмотри.

– Посмотрю, потом. А на нас так никто и не выскочил.

Вирон криво усмехнулся.

– Побоялись могучих магов.

– А что, может так и было. Подумали, что здесь в засаде ждут основные силы, и решили не рисковать.

Справа показался запыхавшийся академиер.

– Гартош! Гартош!

– Что такое?

– Там Алькон и Дебор!

– Что, что с ними?!

– Ранены! Сильно! Локорот убит!

– Вирон и Тапанихт за мной! Остальные посмотрите здесь.

Гартош скатился с горы и стремглав побежал за академиером.

О боги! Вот где была настоящая битва! Первым попался Локорот. Сильнейшим ударом ему вскрыли грудь и часть живота. Чуть дальше, прислонившись к дереву, сидел Дебор. Он поднял взгляд на подбежавшего командира.

– Вот, не уберег.

Только сейчас Гартош заметил, что у Дебора практически отрублена кисть правой руки. Левой Дебор пытался приспособить ее на место, но ясное дело, это ему не удавалось.

– Держись! Сейчас поможем!

– Все, отвоевался Дебор.

– Прекратить панику! Лучше кровь останови. Забыл как это делается?

Но Дебор не слушал своего друга и командира, он явно был в шоке, и все мостил на место руку.

– Не хочет прирастать, не уберег я ее.

– Вирон, помоги мне!

Гартош и Вирон посадили товарища поудобней.

– Таланихт, дай ему своей настойки.

Знахаря не нужно было просить дважды. Он запрокинул голову Дебору и профессионально заставил его выпить. Взгляд Дебора практически сразу стал осмысленным. Он отпустил висящую на шкуре и паре сухожилий кисть. Маги и знахарь тут же стали врачевать. С лекарской магией, как и большинством других ее видов, у Гартоша были нелады, поэтому он отдал инициативу в руки Вирона и знахаря, посильно помогая энергией. Помогал и Дебор. Наложенный жгут и воля самого раненого, практически остановили кровь. Теперь предстояло самое сложное: вынуть осколки костей, и как можно точней составить две части, бывшие ранее единым целым. Затем в дело вступила лечебная магия, а затем мази Тапанихта.

Наконец Вирон выпрямился.

– Перевязывайте, я сделал все что мог. Его теперь в лазарет нужно, там лучше помогут.

Дебору подложили шину, еще раз тщательно все проверили и перевязали. Знахарь достал еще один пузырек и сунул его раненому.

– Выпей, тебе отдохнуть нужно.

– Теперь к Алькону, – скомандовал Гартош.

Алькон сидел в метрах двадцати, также приклонившись к дереву.

– Ну наконец-то, – буркнул он подоспевшим товарищам.

– Молчи! – остановил его дальнейшее брюзжание Вирон.

Несмотря на то, что Алькон держался молодцом, дела его были неважные. Стрела пробила правое легкое, о чем красноречиво говорила кровавая пена на губах.

– Я кровь немного приостановил, – не выдержал чтобы не похвастать Алькон.

– Вижу, сейчас вытащим стрелу и остановим кровь окончательно.

– Лишь бы ее никакой дрянью не смазали.

– Да замолчишь ты, наконец! – Не выдержал обычно спокойный Вирон.

Алькон хотел было достойно ответить, но удержался, не в том он сейчас состоянии и положении, чтобы устраивать словесные баталии с лекарем. Его осторожно отодвинули от дерева. Наконечник вышел под лопаткой. Очень плохой наконечник. Не тонкий бронебойный, а с широкой режущей кромкой, который применяется против обычной пехоты, и раны он оставлял более серьезные. Врачеватели переглянулись.

– (Справишься?) – одними глазами спросил Гартош.

– (Попробую.) – также взглядом ответил Вирон и резким движением обломил наконечник.

Алькон охнул и обмяк. Над ним колдовали не меньше чем над Дебором. В конце концов, его привели в чувство, дали выпить знаменитой знахарской настойки, и снова уложили отдыхать. Широким шагом подошел Фагласс.

– Я там вашему парню помог.

Гартош со стыдом вспомнил про стрелу в плече своего подчиненного и двинулся было назад, но Фагласс его остановил.

– Ничего страшного, оклемается быстро, ни то что эти.

– Им бы в лазарет.

– Попробуем. Как только поможем всем кто нуждается.

Все правильно, Фагласс обязан думать не только за академиеров, но и за весь отряд. А в помощи нуждались многие, очень многие. Схватка выдалась жестокой: двенадцать человек погибло, одиннадцать ранено, причем большая часть очень серьезно. Гробросцы направили сюда отборных бойцов, а противостояли им обычные крестьяне и обычная пехота, да и гепарды в лесу не вояки.

– Нам бы с ними в чистом поле схлестнуться, – оправдывался Коорт, бережно прижимая к груди перевязанную руку, – там бы посмотрели кто кого.

– Да, – согласился Гартош, – здесь росомахи нужны. – И повернувшись к Фаглассу недоуменно спросил. – Я не понимаю, неужели перебросить сюда полсотни гепардов с лошадьми, легче чем столько же росомах? Уверен, что от них здесь больше пользы было бы.

– Никто не застрахован от ошибок. Думаю, что скоро здесь появятся и росомахи.

– Скорей бы… О! А кого это к нам тащат? Уж не наших ли, так долго разыскиваемых гостей?

Пехотинец и доброволец бросили у их ног тело, на вид бездыханное. Гартош впервые видел гробросца и с удивлением отметил, что он ничем не отличается от виктанийца, к большому нужно сказать разочарованию. Ведь воображение рисовало образ всяческих там уродов.

– Он жив?

– Не знаю. Нам приказали собрать их, и живых среди них пока не нашли.

– Сколько их?

– Семеро.

– Всего-то?

– Ага. Здоровы заразы драться, вон сколько наших положили. А несколько еще и драпануть успели.

– Как драпануть?

– Да так. Я двоих видел, да те, что с вашими гепардами схлестнулись, смылись. – Пехотинец прикинул. – Я так думаю, половина сбежала.

Вот как? В душе Гартоша начала закипать злость. Выходит те, кто порубил его ребят, живы и где-то бегают.

– Нужно немедленно организовать погоню! По горячим следам.

Фагласс пытался его успокоить.

– Не кипятись академиер. Все организуем, и погоню и все остальное. Сейчас подойдут свежие силы, и будем их искать.

– Пока мы будем ждать, гробросцы сумеют замести следы.

– Не сумеют. Теперь мы точно знаем откуда начинать поиски. Теперь не уйдут.

Среди сложенных рядком тел одно зашевелилось и слабо застонало. Фагласс сразу же бросился к нему.

– Помоги мне!

Раненый гробросец пришел в себя и, увидев рядом врагов, сделал судорожное движение рукой, ища какое-нибудь оружие. На него тут же навалились, прижали к земле, дали несколько тычков и быстро связали.

– Это хорошо, – не скрывал радости Фагласс. – Пленный, это хорошо.

– Здесь еще один живой! – воскликнул Вирон. – Похоже, что это маг. Я чувствую вокруг него ауру магии.

– Ну это просто отлично! – расцвел полковой маг. – Очень хочется пообщаться с коллегой с той стороны Межевых гор.

– Боюсь, что тебе этого не дадут, – огорчил Фагласса Гартош. – У нас гости. Причем тоже очень любопытные.

Только что, сделав подпространственный переход, к ним приближались трое. Даже если бы Гартош не знал одного из них, он догадался бы кто это такие. Прибыли люди из Тайного Легиона.

– Здравствуй, Гартош.

– Здравствуй, Сирел. Давно не виделись.

– И не говори. А ты возмужал.

– Ты тоже.

Оценив шутку, Сирел рассмеялся, но осмотревшись, враз помрачнел.

– Я вижу, вам здесь досталось.

– А ты как думал. Против отлично подготовленных бойцов, горстка обычных. Ясно, что размен не в нашу сторону.

Сирел скривился.

– Эти претензии ни ко мне. Не я присылал в лес кавалерию, а не егерей с росомахами.

– Ну конечно.

– Ладно, Гартош. Я здесь не для того чтобы с тобой препираться. Нам нужно разобраться в ситуации и точно доложить командованию, что здесь произошло, что происходит и что может произойти.

– Вам повезло, мы захватили пленных.

– Ну это просто отлично! – слово в слово повторил Сирел высказывание Фагласса.

Фагласс с Гартошем переглянулись, улыбнулись, но промолчали. Сирел со своими молчаливыми коллегами окружили одного из гробросцев.

– Он перенесет переход?

Вопрос Сирела адресовывался одному из вновь прибывших, по-видимому магу. Тот тщательно обследовал пленного.

– Этот перенесет.

– А второй?

После некоторой заминки маг ответил.

– Над этим придется немного поработать. Он ранен и сильно истощен. Это маг. Интересно кто это так вымотал?

– А то здесь некому!

Маг посмотрел на Гартоша.

– Хорошая работа. У него есть несколько охранных амулетов, и они все взломаны.

– И не таких сусликов выливали.

– Молодцы, – еще раз похвалил участников схватки пришлый маг. – А теперь вы поможете нам переправить пленных в лазарет.

– В лазарет? – удивился Сирел. – А почему не в штаб?

– Нам нужно чтобы они выжили наверняка. Поэтому в лазарет.

Сирел спорить не стал. Маг и третий визитер подхватили вражеского мага, чтобы не сдох по дороге влили в него немного энергии, и скрылись в магическом вихре. Сирел взял под руки второго пленного.

– Поможешь? – спросил он у Гартоша.

– А куда я денусь.

Через несколько мгновений они были в лазарете. Возле раненого тут же засуетились лекари. Гартош их предупредил:

– Вы готовьтесь, мы вам сейчас еще работенку подкинем.

Он вернулся на место боя. Вместе с Вироном перетащил в лазарет Алькона. Пока Вирон отдыхал, Гартош вместе с Фаглассом сделал еще одну ходку. После небольшой передышки, снова с Вироном, и снова с Фаглассом. Затем к этому делу подключился Сирел, и за пару часов всех тяжелораненых перенесли в лазарет. Все устали до такой степени, что не было сил даже вернуться назад. На ночь остались в лазарете, увалившись рядом с ранеными.

* * *

– Сирел, мне нужна твоя помощь, – задержал на выходе из лазарета своего давнего знакомого Гартош.

– Что именно тебе нужно?

– Мы ведь помогли вам с пленными?

– Не тяни, говори, если это в моих силах то помогу.

– Мне нужны ищейки.

– В смысле?

– Собаки ищейки. Те, которыми снабдили нас, не годятся. Нужны собаки, – или не собаки, в принципе это не важно, – которых не собьет со следа никакая магия, никакие вонючие присыпки. Я должен найти тех, кто покромсал моих ребят.

Сирел задумался. Затем что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу.

– Вот, то что нужно! Охотники за нечистью, у них есть подходящие псы. Правда они нам не подчиняются, у них свое начальство, но у меня есть там хорошие знакомые. Попробуем уладить это дело по-быстрей. Хотя, ты смог бы добиться их помощи еще быстрей.

– Это почему?

– Охотники за нечистью в прямом подчинении у твоего брата, Гнивера.

– Правда? Не знал.

– Нужно больше интересоваться делами своих родственников. Уже месяц как охотники перешли под его крыло. Так может ты сам?

– Нет, давай лучше ты. Не люблю пользоваться родственными связями. Даже в таком деле.

– Как скажешь. Хорошо, я займусь твоей просьбой.

– Если можно, то по-быстрей.

– Гартош, я не новичок в таких делах, и прекрасно понимаю фактор времени.

– Извини.

Гартош, Вирон и Фагласс вернулись в лес, на место боя. Легко раненых уже увезли. Убитых гробросцев решили закопать здесь же, а своих должны были перевезти в столицу баронства Глад, Казхран. Вскоре на место стычки подоспели остальные гепарды. Все было готово к погоне, ждали только результатов помощи Сирела. И он не подвел.

Буквально через два часа в помощь охотникам на лазутчиков выделили четырех охотников за нечистью со своими питомцами – здоровенными псами, которых сами охотники называли не иначе, как четвероногие синьшелы. И Гартош не очень удивился, когда среди четверки охотников оказался и Серей. Вновь их пути пересеклись. Не остался в стороне и Тайный Легион. Сирел и его молчаливый товарищ примкнули к двум поисковым группам. А чуть позже, совместными усилиями десятка магов, сюда же перебросили и два десятка росомах.

Вот теперь можно было начинать поиски. Всех посадили на лошадей, даже охотников, хотя они жаловались, что без контакта со своими псами им нельзя. Но потеряли слишком много времени, на своих двоих врага было не догнать.

Псы практически сразу взяли след и уверенно повели в сторону гор. По-всему выходило, что вражеские лазутчики решили покинуть негостеприимные леса. Но выпустить их было нельзя. И хотя Сирел утверждал, что там их перехватят пограничные заслоны, Гартошу хотелось лично вцепиться в горло врагу. Следуя за собаками, охотникам часто приходилось спешиваться, так как след вел через заросли кустарника, овраги, буреломы. К ним для охраны присоединялись росомахи, в то время как конная группа обходила препятствия стороной. Но как они не старались, до ночи догнать противника так и не смогли.

Лагерь разбили уже в густой темноте. Короткий сон, и не успев толком отдохнуть, в предрассветных сумерках возобновили погоню. Гартош нутром чуял, что враг где-то рядом.

Они скакали по светлому сосновому бору, скакали практически во весь опор, и вдруг испуганное ржание лошади и Серей, вырвавшийся вперед, валится на землю. Его тут же окружили плотным кольцом, обнажив оружие и развернувшись к невидимому врагу. Но Серей быстро вскочил на ноги.

– Со мной все в порядке. Посмотрите что с лошадью, взбесилась словно.

Через несколько секунд выяснили причину бешенства лошади. В ее крупе торчал арбалетный болт. Тут же нашли и арбалет.

– Самострел был рассчитан на пешего, потому ты и цел остался, – после тщательного осмотра поделился своими выводами Сирел.

Одного из гепардов оставили позаботиться о лошади, Серея пересадили на другую и скачка продолжилась. Врага настигли ближе к обеду. Поняв, что уйти не удасться, гробросцы заняли выгодную позицию на невысоком холме, на вершине которого громоздилось несколько каменных глыб. Все подходы хорошо простреливались, это почувствовали на себе охотники, как двуногие, так и четвероногие. Серей и пес получили по стреле и были спешно оттянуты под прикрытие деревьев. Обороняющиеся могли собрать здесь хорошую жатву и дорого продать свои жизни.

– Щиты нужно делать, – заявил Теслян, командир десятка росомах, на которого было возложено командование над этой поисковой группой.

– Из чего?

– Из всего, что попадет под руку. Из лозы, ветвей, жердей. Вот, точно! Из толстых жердей щиты сделаем. Их будет нести сразу двое, трое. Так до самых камней доберемся. А там врукопашную.

Начались поиски подходящих тонких деревьев. Обнаружились такие почти в полулатоне от холма. Заготовили нужное количество жердей и приступили к изготовлению щитов. Хорошо еще, что в перечень вооружений росомах входили небольшие топорики, а то мало кто был готов пожертвовать личным оружием и использовать его в качестве столярного инструмента.

За два часа изготовили три больших щита, на три человека каждый. Подобрали девять лучших бойцов (Гартошу буквально кулаками пришлось доказывать свое право участвовать в этой атаке) и начали наступление. Наступали с трех сторон, оставшиеся из-за деревьев обстреливали камни, не давая врагу высунуться. Когда атакующие уже были на середине подъема, гробросцы ответили. Стрелы застучали в толстые жерди, и некоторые нашли чуть заметные зазоры между ними. Вскрикнул оцарапанный стрелой гепард, но через секунду он вновь взялся за щит.

Появились неприятности и у шедшего посредине Гартоша. Вылезшая между жердей стрела, опасно щекотала живот. Щит приходилось нести на вытянутых руках, переложив большую часть своих обязанностей на товарищей. Но те не роптали.

– Стойте! – уколовшись в очередной раз, прошипел Гартош.

– Что случилось? – спросил гепард, шедший справа.

Гартош молча сломал стрелу.

– Теперь топаем дальше.

Послышался смешок росомахи слева. Но не успели они поднять щит, как в него ударилось что-то посущественней стрелы. Хорошо, что щит все еще стоял на земле, а то его не удержали бы.

– Камнями швыряются, – догадался росомаха.

Гепард забеспокоился.

– Они нам так щит разобьют. Давайте по-быстрей.

Щитоносцы подняли свой заслон и почти побежали к вершине. В щит ударил еще один камень, затем стрела. Сразу потянуло паленым.

– Стрелами поджечь хотят. Поторопись ребята!

Команда гепарда была лишней, все и так понимали что спасение в скорости. И тут в щит ударил огненный шар. Оказывается, не всех магов перебили и взяли в плен. Щит распался, а щитоносцев разбросало в стороны. Виктанийцы усилили обстрел камней и там попритихли.

Гартош лежал под дымящимся обломком щита и пытался сообразить, что это было. Получалось с трудом. Мысли разбегались, и собрать их в кучу было очень тяжело. Наконец земля перестала вертеться, и пришло понимание гадостной ситуации. Он чуть приподнял обломок, устроился под ним поудобней и осмотрелся. В нескольких шетах лежал гепард, еще дальше-росомаха. Гепард дышал, хотя, похоже был без сознания, а что с росомахой не разобрать.

Судя по звукам боя, схожая ситуация сложилась и с другими командами, никому не удалось ворваться на вершину холма. Что ж за зверей прислали сюда гробросцы? Гартош попытался ползти вперед, и тут же в щит воткнулась стрела. Да, с такой защитой идти в атаку было самоубийством, обломок не выдержит еще одного удара камнем, не говоря о огненном шаре.

А на холме вновь стало тихо. Остальные атакующие группы либо отступили, либо уничтожены. Гартош сжал зубы. Нужно найти выход, только не отступать, ведь вершина так близко. Он зарылся лицом в траву.

– (Лес, помоги, ведь мы почти братья.)

Настойчивая мысль достигла чего-то в вышине, в самых кронах деревьев. Лес откликнулся. Каменные развалины стали как на ладони. Гробросцев оказалось четверо. Они заняли удобные позиции и при случае могли помогать друг другу, так просто их не выкурить. Среди них имелся маг, и не из слабых, его аура четко выделялась среди остальных.

Но оказалось, настойчивый зов Гартоша, услышал не только лес.

– (Освободи меня, и я помогу тебе.)

– (Кто это?)

– (Посмотри вниз.)

Напрягая до предела магическое зрение, Гартош посмотрел. Внутри холма клубилось что-то темно-серое.

– (Кто ты?)

– (Освободи меня, и я помогу тебе.)

– (Но как я тебя освобожу?)

– (Просто позови меня.)

– (И что ты сделаешь?)

– (Я поглощу души твоих врагов.)

– (Ага, и мою в придачу.)

– (Я не какая-нибудь неблагодарная тварь, я умею быть благодарным. Кроме того, я не могу выйти за пределы своего храма.)

– (Эти развалины твой храм?)

– (Когда-то это было храмом, а теперь-развалины.)

– (Поклянись что не тронешь никого, кроме тех, в твоем храме.)

Внутри холма рассмеялись.

– (Неужели ты думаешь, что пожелай я на тебя напасть, меня сдержат какие-то клятвы?)

– (Да, вряд ли… Поклянись Агронотом, богом справедливости!)

Темный клубок зашипел.

– (Это для тебя он бог. А для меня мразь и предатель!)

– (Ага, понятно. Тогда поклянись Клаирваном!)

– (О! Тебе известно это имя?)

– (Мне знаком обладатель этого имени) – гордо заявил Гартош.

Внизу немного помолчали, затем зашевелились вновь.

– (Ты не врешь… Клянусь Клаирваном, поглотить души только тех, кто находится внутри храма.)

– (Тогда прийди же, о неизвестный демон) – несколько с пафосом, мысленно воскликнул Гартош и немного отодвинулся от вершины холма.

Темная масса зашевелилась, наверх потянулось тонкое щупальце. Среди развалин раздались крики, крики боли, ужаса и безумия. Гартош привстал, хотя и не торопился в развалины. За их пределами было как-то спокойней. Крики быстро прекратились.

– (Спасибо), – с сытой отрыжкой буркнуло пятно внизу. – (Если будут лишние души, приводи их к моему жертвеннику.)

– (Всенепременно!) – бодро пообещал Гартош, и поняв что путь свободен, смело поднялся наверх.

Из-за деревьев ему что-то кричали, но Гартош, приглашающе махнув рукой, взобрался на обломки. Здесь бесстрашие уступило место осторожности, он вытащил саблю, кинжал и начал осторожно протискиваться между камней. Первый безумец попался ему практически сразу. Именно безумец, это становилось понятно с первого взгляда. Человек (хотя, наверное уже не человек) сидел на камне, обхватив голову руками, и раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бормотал. Гартош легонько ткнул его саблей.

– Эй.

Сидящий поднял голову. Увидев его бессмысленный взгляд. Гартош содрогнулся, ему стало не по себе.

– Иди туда.

Безумец послушно поднялся и не прекращая бормотать, побрел в указанном направлении. Вскоре среди развалин послышались голоса товарищей, а затем появились и они сами. Совместными усилиями обнаружили и вывели, и остальных гробросцев, хотя одного пришлось выносить. Это был маг, судя по всему, он сопротивлялся дольше всех, и досталось ему больше других.

Было страшно и больно смотреть на этих крепких мужчин, в полном расцвете сил, у которых вынули душу. Они уже как-то не воспринимались как враги, которые убили и искалечили твоих друзей. Не было у Гартоша больше на них ненависти, осталась скорей жалость. Он даже засомневался в своем поступке. Но посмотрев на своих раненых, он тряхнул головой, и постарался загнать сомнения куда подальше, в самые дальние закоулки души и памяти.

– Ну, теперь ты скажешь, в конце концов, что произошло с нашими врагами, или из тебя клещами все нужно вытаскивать? – Теслян, которому только что перевязали голову, сумел наконец поймать Гартоша, старательно избегающего прямых вопросов и ответов. – Чем ты их так угостил, что они превратились в идиотов?

Услышать ответ собрались все участники этой операции, все кто мог передвигаться естественно. Немного помявшись, Гартошу пришлось признаться, не отстанут ведь.

– Да это не моя работа. Точнее не совсем моя. – Он вновь замялся.

– Не тяни, давай уже говори.

Это уже не терпелось Вирону.

– Дело в том, что наши враги выбрали не самое удачное место для убежища.

Теслян не согласился с Гартошем.

– Как это не удачное? При всем нашем численном преимуществе, мы не смогли их оттуда выколупать!

– Тактически да, неплохое они выбрали место. Но это только внешняя сторона. А им нужно было посмотреть поглубже.

– Поподробней нельзя?

– Можно. Это не простое нагромождение камней, а развалина древнего храма. В этом храме находился жертвенник, здесь приносили жертвы, как я понял и людей в том числе. Так вот, тот, кому приносились жертвы, как оказалось никуда не ушел, а спокойно сидит себе под холмом. Он и пожрал души гробросцев.

Присутствующие дружно и с опаской оглянулись, на ставшие вдруг зловещими развалины храма.

– Просто так, взял и пожрал? – первым пришел в себя Вирон.

– Ну, не просто так. Он предложил помощь, я не отказался.

– Помощь просто так не оказывают. Что он запросил взамен?

– То что и получил. Ему нужны были души; мне – обезвреженный враг. Все оказались в выигрыше.

– Что-то я не совсем понимаю. Если он может просто так пожирать души, то здесь половина леса должна быть завалена живыми трупами.

– Здесь мало кто ходит, – вставил Тапонихт. – Считается плохим местом. Теперь понятно почему.

– К тому же, просто так пожрать душу он не может. Он вроде как заключен, там, под холмом.

– И ты его освободил?

– Да.

– Как? Как можно освободить заключенного демона – а это скорей всего демон, – ничего не зная о его темнице? – Вирон искренне недоумевал.

– Достаточно попросить его подняться наверх, и он свободен. Но мне кажется, он не каждого слышит, и не каждый слышит его.

– То есть, ты просто попросил, и демон пожрал души четырех человек?

– Да, представь себе. Здесь достаточно было просто попросить. Нет здесь никаких особых запоров, хитроумных заклинаний, и… и ничего такого. Его достаточно попросить и он выходит к жертвеннику, которым являются все эти развалины, и пожирает души.

Из-за спин спорящих протиснулся хромающий Серей и вкрадчиво поинтересовался:

– И ты спокойно признаешь то, что заключил сделку с демоном, который чужд нам и нашим богам?

– Никакой сделки я не заключал.

– Но ты призвал его! Ты прекрасно знаешь, что наши боги поставили пожирателей душ вместе с нефатами вне закона! И это они, скорей всего, заключили нечистого под этим холмом!

– Не очень-то и заключили, – поправил пламенного борца с нечистью Сирел. – Лазейку оставили. Даже не лазейку, а целые ворота. Через которые этот демон шастает туда сюда.

Серей не нашел что ответить, но его сердитый взгляд красноречиво говорил что он остался при своем мнении. А Сирел продолжил:

– Тот, кто заключил здесь демона, если это конечно демон, прекрасно знал, что его будут подкармливать, и не попрепятствовал этому. И силу заключенный имеет только в этих развалинах, дальше ему ходу нет. Иначе он натворил бы дел. Так что не нападайте на парня. Ничего страшного он не совершил, а наоборот, спас несколько жизней. А об этом храме доложим кому следует. Пускай ним занимаются жрецы. Возможно, они прекрасно осведомлены о том, кто сидит под этим холмом. И вообще, – Сирел заговорил тише. – Я бы не стал так ругать и хаять здешнего обитателя в непосредственной близости от этого холма. По-моему, лучше отсюда убраться. Что-то мне не по себе.

Дважды уговаривать никого не пришлось. Раненых усадили на лошадей и поспешили удалиться от таких помощников.

* * *

К счастью для Гартоша, все обошлось. Визита бдительно следящих за ересью и проявлением чужой силы жрецов не было. Видимо они прекрасно знали о заброшенном храме и его обитателе и не посчитали его опасным. Не было даже задушевного разговора с Гнивером, в котором тот пожурил бы младшего братишку. Значит, ничего сверх осудительного не произошло. Единственное на что посетовал перед уходом Сирел, из этих пленных вряд ли удастся вытащить какие-нибудь сведения. Отсутствие такого составляющего личности как душа, делало допрос почти невозможным. Хотя маленькая возможность оставалась. Как объяснил Сирел, все зависело от того, насколько сильно поврежден мозг. Мага можно было сразу сбросить со счета – полный дебил, – а вот у остальных спецы из Тайного Легиона еще надеялись что-то вытащить.

И вновь метания по лесам. Как выяснилось из допроса захваченных ранее пленных, где-то была еще одна группа, действующая независимо. После того как нашли и уничтожили осколки первой группы, все силы были брошены на обнаружение второй. Видимо пленные рассказали еще много чего интересного, потому как в баронство Глад перебросили два пехотных полка и один кавалерийский. А также усилиями магов, сотню росомах. Силы собрали серьезные, и несколько десятков гепардов уже не играли решающей роли. Но отказываться от их услуг не спешили. Разговоры о том, что их вот-вот вернут в родные части, так и остались разговорами. Опыт, который они добыли, гоняя по лесам первую группу гробросцев, пригодился в будущем.

Пехота с росомахами и местными проводниками прочесывали леса и болота, кавалерия патрулировала поля и перелески. Но, несмотря на привлечение таких сил, успехов они так и не добились. Со дня уничтожения первой группы прошла уже неделя, но вторую группу обнаружить так и не удалось. С фронта шли утешительные вести, гробросцев успешно теснили, и у всех сложилось впечатление, что вражеские лазутчики вернулись назад, в горы, умудрившись обойти пограничные заслоны.

Тридцать пять оставшихся в строю гепардов, возвращались с очередного патрулирования. Их сейчас не гоняли на поиски, для этого хватало пехоты, в задачу гепардов входило – быстро прийти на помощь тем, кто в этом будет нуждаться. Пока нуждающихся не находилось. Это расслабляло, и мысли были далеко от войны и лазутчиков.

Гепарды возвращались на место дислокации в хорошем расположении духа и в предвкушении хорошего ужина. Еще бы, сегодня удалось подстрелить косулю, что было большой удачей – напуганная шумными поисками дичь, из этих лесов ушла. Гартош, чья связь с лесом в последнее время стала, чуть ли не родственной, и оказался героем сегодняшнего дня. Именно он обнаружил косулю, именно его стрела ее свалила.

Поблагодарив лес за щедрый подарок и купаясь в лучах славы, Гартош уже чувствовал на языке вкус жаркого и вдруг остановился. Словно в голову кто тюкнул (не иначе дятел), и шепнул на ухо: а сверни-ка ты направо. Вслед за ним остановились и академиеры, а затем и гепарды.

– Случилось что? – обеспокоенно спросил подъехавший Жогар.

Чутью младшего Оскола в последнее время начали доверять.

– Не знаю. Но мне кажется, нужно взять правее. Похоже, там что-то есть.

– Проверим. – Не стал сомневаться сотник, и гепарды повернули направо.

Шетов через триста они въехали в сосновый лес. Заходящее малиновое солнце пропускало сквозь кроны деревьев ярко окрашенные широкие полосы лучей. Все выглядело до нельзя красиво и умиротворенно. Но картина перед взором Гартоша вдруг изменилась. Потускнели лучи, раздвинулись деревья, и крупным планом приблизился небольшой холмик, скорей даже большой бугор, с трухлявым пнем наверху. Похоже, лесу надоели безрезультатные поиски людей и он ткнул Гартоша носом. Вот они! Лишь бы все убрались отсюда побыстрей и оставили его в покое. А то ходят тут, бегают, скачут, птиц, зверей пугают…

Общее настроение леса Гартош уловил и еще раз поблагодарил его за подсказку.

– Там! – указал он на холмик.

– Ты уверен?

– Не знаю что там, но что-то есть, это точно.

Жагар посмотрел на Вирона, тот отрицательно покачал головой.

– Я ничего не чувствую.

Не почуял ничего и Фагласс. Но проверить стоило. И тут, как нельзя кстати, подвернулись два десятка пехотинцев. Их и решили послать на разведку. Не элитой же рисковать. Холм окружили, и десяток бойцов начали сужать кольцо вокруг подозрительного объекта. Они приблизились почти вплотную, когда вершина холма взорвалась, и пехотинцев бросило наземь. Из открывшегося схорона словно муравьи полезли гробросцы. Гартош не растерялся и первый бросил туда огненный шар, а следом полетели стрелы, болты, и другие огненные шары.

Но магов хватало и у гробросцев. Цели достиг только первый шар, выпущенный Гартошем, остальные были успешно отражены. Результативным же оказался только первый залп из луков и арбалетов, так как противники тут же сошлись в ближнем бою, и про обстрел можно было забыть. Началась жестокая рубка. Численное превосходство было на стороне виктанийцев, но гробросцы превосходили противников в мастерстве, даже гепардов. Тут бы пригодились мастера одиночного боя, которых хватало в Тайном Легионе, да еще у «Вепрей» – элитном пехотном легионе.

Разницу в классе Гартош почувствовал сразу, когда вдвоем с Жогаром не мог справиться с одним противником. Но каков молодец! Если бы за схваткой можно было наблюдать со стороны, то гробросцами можно было восхищаться. Но такой роскоши у виктанийцев не имелось. Сукин сын вертелся словно веретено, легко парируя выпады виктанийцев, и закипающая злость Гартоша сыграла с лазутчиком злую шутку. Видя безуспешность атак противника, тот стал открыто, нагло над ними насмехаться. Может в другом случае это ему бы и помогло, но сейчас он столкнулся хоть и с самым младшим, но все-таки Осколом, а этих дразнить не желательно.

Короткий разряд, выпущенный Гартошем практически без подготовки, на пару секунд обездвижил нахала, и этого оказалось достаточно, чтобы мелко его нашинковать.

– Примерно так, – мстительно пробормотал Гартош, вытирая с лица свою и чужую кровь, и добавил свою любимую поговорку про сусликов.

– Молодец, Гартош! – похвалил коллегу Жогар. – Действуем в том же духе. Ты их глушишь, а я рублю.

– Если у меня еще так получится.

– Надо чтобы получилось! Ты видишь, что творится? Они скоро вырвутся, попутно перерубив половину наших.

Ситуация и правда началась складываться не в пользу виктанийцев. Противник растянул сражение на множество мелких групп, применять стрелковое оружие и магию не представлялось возможным, не согласованность действий гепардов и пехотинцев играла только на руку гробросцам.

– Где эти чертовы деятели из Тайного Легиона когда они так нужны! – И Гартош послал Сирелу зов.

Правильно поняв, кто здесь опасней всего, на него с Жагаром тут же навалились двое гробросцев. Гепарды и с одним то едва справились, а тут сразу двое. Попытались помочь Вирон с Фаглассом, остающиеся пока в стороне от схватки, но их магия не достигла цели, маги боялись зацепить своих и послали слишком слабые заклинания, а у противников наверняка имелись охранные амулеты. Здесь нужны были мечи. И они пришли.

Из открывшегося небольшого портала вынырнул Сирел, пару секунд наблюдал за происходящим и с криком. – А – ну, дайте мне парочку! – бросился в гущу сражения.

Вслед за ним из портала вышли еще пятеро, и он захлопнулся. Ситуация изменилась мгновенно. Лазутчики поняли, что появились достойные противники и проявили к ним максимальное внимание. Для остальных участников сражения появилось несколько мгновений для передышки и правильным перераспределением сил. Теперь действовали группами по три, четыре человека на каждого гробросца. Бой начал принимать какую-то осмысленность, появились цели и для стрелков. Поняв, что проигрывают, лазутчики сделали отчаянную попытку прорваться. И четырем это удалось. Несколько гепардов тут же бросились к лошадям и пустились в погоню. Бой постепенно затих. Сирел с нескрываемым удовольствием кружил около четырех пленных, проверяя, хорошо ли они связаны, и переживая, чтобы они не отдали концы во время подпространственного перехода.

Гартош начал обходить своих ребят.Нашел двоих погибших и двоих раненных. О боги! Когда же это кончится? Как тяжело терять друзей, еще не успевших толком пожить. Он помог раненым и отыскал взглядом Вирона. Похоже, что и ему нужна была помощь. Вирон подполз к дереву, привалился к нему спиной и скривился от боли – по-видимому попытался применить магию.

– Ты как? – участливо спросил Гартош.

– Что? Не слышу, говори погромче!

Гартош проорал ему на ухо.

– Кто это тебя так?

– Да с магом их сцепился. Мы с Фаглассом вдвоем, а он один. Но если бы кто-то вовремя не выпустил в него арбалетный болт, я бы сейчас с тобой не разговаривал. – Вирон вновь скривился от боли. – Магию не могу применять. Как шарахнул он меня молнией, так я с жизнью и попрощался. Но вторую молнию Фагласс на себя принял. Если бы не болт… – он безнадежно махнул рукой.

Гартош осмотрелся и нашел Фагласса. Тот ходил между раненными и пытался им помочь, хотя помощник сейчас из него был аховый. Лицо мага не просто почернело, а было обуглено, и Гартош понимал, какими усилиями полковой маг сдерживает боль.

– Тебе тоже досталось? – напомнил о себе Вирон.

– А, это. Это ерунда. Я кровь остановил. Само заживет. – Длинный порез на лбу и впрямь уже не кровоточил. – А вот нашим ребятам досталось. Двое погибли, двое ранены…

Вирон опустил голову.

– Дорого нам обошлись эти лазутчики.

– И не говори. Хоть бы до окончания академии половина группы уцелела. Одна напасть, за другой.

Вирон не ответил, слова не шли. Вскоре вернулась погоня, результаты оказались неутешительными. Трое из четырех беглецов ушли, одного удалось зарубить. И снова потери: погиб еще один гепард, и одной лошади перерубили ноги, ее пришлось добить. А исходя из того, что кони для гепардов были такими же боевыми товарищами как и люди, то погибли двое.

С разных сторон стала стекаться вызванная подмога. По горячим следам организовали новую погоню. Подоспевшие лекари и маги быстро занялись раненными.

– Пожалуй, теперь справятся и без нас, – сказал Гартош.

Вирон молча кивнул. Преувеличенно бодро подошел Сирел, сокрушенно покачал головой, и усевшись рядом с академиерами, посочувствовал.

– Да ребятки, потрепали вас. Хорошо еще, что Гартош додумался меня позвать.

– Я подумал, что ты был бы не против поучаствовать в такой потехе.

– Правильно подумал. Давно я не сталкивался с таким противником. Настоящие профессионалы, четвертый имперский корпус. Что-то вроде нашего Тайного Легиона.

– Эти хоть последние?

– Судя по показаниям пленных, да. Две группы по двадцать человек каждая. Вы постарались на славу. Не знаю, сколько их бы еще искали, если бы не вы. Насколько я понимаю, здесь не раз искали, и ничего.

– Лес помог.

Сирел не мог скрыть своего удивления.

– Лес?

– Да. Надоели ему наши шатания по нему. Вот он и выдал гробросцев.

– Ну, ну. Я вижу визит к дриадам прошел для тебя не без пользы.

Ничуточки не удивившись осведомленности Сирела, Гартош лишь пожал плечами.

– Ладно, – Сирел поднялся. – Мне пора. Думаю, что и вам нужно собираться. Ваша миссия здесь закончена.

* * *

Последних лазутчиков поймали на следующий день, и уже без участия гепардов. Через день, все кто мог, вернулись в расположение своих полков. Остальным предстоял долгий, очень долгий путь домой, к месту постоянной дислокации. Гартош и еще несколько академиеров вернулись с помощью магии, и пока они дожидались возвращения основных сил полка, у них появилось несколько, вполне заслуженных дней передышки.

Перед самым возвращением полка прибыл и Вирон. Пребывание в лазарете явно пошло ему на пользу, а рассказ о том какие там покладистые сестры милосердия и с каким восхищением и лаской они относились к раненым героям, и вовсе вызвал у Гартоша острый угол зависти. И ведь сам виноват, предлагали же ему на пару дней остаться в лазарете, так нет же, само заживет, само заживет. Вирон привез привет от ребят, большинство из которых скоро должны были вернуться в строй, лишь двое, и среди них был Дебор, задержатся там подольше.

Снова потянулись будни армейской службы. Академиеры осваивали премудрости владения мечом, саблей, пикой, копьем, луком. И все ускоренными темпами: марш на восток и поиск лазутчиков, существенно укоротил время практики у гепардов. Но подошел к концу и этот этап обучения, и академиеры получили очередной отпуск.

XVII

Воспользовавшись отпуском, Гартош собрал в дедовском замке своих лучших друзей. Некоторых, а именно Алькона и Дебора, пришлось даже вытаскивать из лазарета. Рука у Дебора срослась, но лекари настоятельно рекомендовали ему не нагружать кисть. Хорошо еще, что Дебор орудовал одинаково ловко обеими руками. Алькон же уверял, что чувствует себя отлично.

Компания собралась прелюбопытная: Гартош, Алькон, Вирон, Терес, Дебор, Лери, и … удивлению академиеров не было границ, когда они увидели перед собой Никора. Участники рикгетских событий были рады видеть сына юкварского князя.

– Прибыл с ответным визитом, – объяснил Никор свое присутствие, обнимаясь со старыми друзьями и знакомясь с новыми. И сразу поинтересовался. – Какая у нас программа? Надеюсь, ты не зря меня сюда вытащил.

Взгляды присутствующих дружно обратились к Гартошу. Действительно, какова программа? Зачем он собрал своих друзей именно в замке Риглис?

– Конечно не зря. – Гартош старался быть очень убедительным. – У нас будут увлекательные прогулки на свежем лечебном горном воздухе. Здесь прекрасные горные леса, есть водопады и другие достопримечательности.

Никор угрожающе схватился за кинжал.

– Не шути так со мной. Если в эти достопримечательности не входят пара тройка кабаков и хотя бы один храм Фриты, я тебя зарежу.

– Нет, это слишком большая честь для него! – не согласился Алькон. – Мы побъем его палками, как мелкого воришку!

– Неужели вы обо мне такого плохого мнения? – улыбаясь возмутился Гартош. – Я разочарован. Именно с названных Никором местных достопримечательностей, мы и начнем наш отпуск.

Поднявшийся галдеж и одобрительные возгласы прервал громкий голос Гнивера.

– Извините, что прерываю ваше веселье, но хотелось бы узнать, не входит ли в вашу программу осмотр достопримечательностей в нижней, закрытой части замка?

Академиеры и Никор застыли, по словам Гартоша, в замке не было никого из старших Осколов. А лорд Гнивер – один из высших магов Виктании – таким уже являлся. Академиеры отдали честь, поклонился и Никор.

– Давайте без церемоний, вы в гостях у моего брата, а я сюда заглянул на минутку. Просто хотелось бы уберечь вас от необдуманных поступков. В нижней части замка сейчас неспокойно, появились какие-то новые духи и активизировались старые. Да и не нужно забывать про того беса, с которым мы когда-то повздорили. Хоть и мелкий демон, но лучше ему на глаза не попадаться. Так я не слышу, Гартош. Визит в нижнюю часть не входит в ваши планы?

– Конечно нет! Нам и здесь приключений хватит. Ты посмотри на эти лица, разве им нужны демоны и духи? Им нужна упругая женская плоть.

Присутствующие дружно закивали: именно это им нужно больше всего. Гнивер сокрушенно покачал головой.

– И почему ваши хитрые рожи не внушают мне доверия?

– Нет, действительно Гнивер, мы найдем, чем себя занять и без демонов.

– Ладно, оставлю вас в покое и надеюсь на ваше благоразумие.

Как только Гнивер ушел, Гартош повернулся к друзьям и округлил глаза.

– Вы слышали? Духи активизировались…

Алькон возмутился.

– Гартош, имей совесть. В первую очередь упругая женская плоть.

Друзья рассмеялись, они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Все понимали, что духи никуда не денутся, в первую очередь более приятные развлечения…

… Городок Риглис-столица одноименного княжества, находился в долине, в получасе езды от замка. Весело переругиваясь, друзья спускались по широкой, ухоженной и довольно крутой дороге. Взятые в конюшне у лорда Руткера кони всхрапывали и недовольно косились по сторонам, такие спуски являлись для них настоящим наказанием. В живописной долине, утопая в садах и парках, не менее живописно расположился небольшой городок, весело выделяясь на фоне сочной зелени ярко-красными, желтыми, и оранжевыми черепичными крышами.

– Сейчас мы спустимся и возьмем этот несчастный город! – Победоносно накрыл городок ладонью Никор.

– А тебе лишь бы виктанийские города брать, – осудил его Алькон.

– Да какая разница, виктанийский он или еще чей. Главное что он будет наш. Верно, Гартош?

– Верно, верно. Но не сейчас, а вечером. А сейчас у нас ознакомительная поездка. Должны же вы знать куда бежать, когда вам надерут задницу.

Любители приключений взорвались негодующими возгласами.

– Это кто здесь нам сможет задницу надрать?!

– Да мы этот городишко!..

И в конце, вкрадчивый голос Алькона.

– И почему это ты сказал вам, а не нам? Ты что, уже отделился от нас?

– Как ты мог такое подумать? Просто в отличии от вас я знаю куда бежать.

Друзья вновь рассмеялись.

– И все-таки, Гартош. С чего мы начнем?

– С того же с чего начали и у тебя в Ракгете. Нажремся в одном из кабаков и повеселимся от души.

– В самом богатом?

– Да нет. В богатом кабаке публика в основном пристойная, там и подраться то не с кем, и стража всегда рядом.

– Стража нам не нужна, – согласился Никор. – Тогда выходит, нам прямая дорога в самый дешевый кабак, где-нибудь на окраине.

– Самый дешевый, где-нибудь на окраине, тоже оставим в покое.

– Да что же это такое! – возмутился Никор. – Мы куда-нибудь вообще попадем?

– Там другая ситуация, – невозмутимо продолжил Гартош. – На окраине будет слишком много желающих намять нам бока. Там запросто можно и нож под ребра получить. И туда как раз стража не часто является.

Никор что-то проворчал, не разобрать, хотя смысл был понятен всем: не так-то легко намять бока или нож в бок сунуть таким молодцам. Но настаивать на своем мнение не стал.

– Есть одно заведение, как раз для нас. И кухня хорошая, и публика подходящая, и стража не слишком злобствует: если никто не зовет, то вмешиваться не будет.

– А девки там есть? – Задал Алькон животрепещущий вопрос.

– Имеются. Но за них придется побороться.

– Поборемся! – радостно пообещали повесы.

Приблизился богатый пригород. С этой стороны города, поближе к замку князя, проживала местная знать: члены городской управы, главы цехов, богатые купцы и прочие.

– Не бедно здесь живут, – одобрил Никор.

Дома действительно вызывали одобрение, а некоторые даже восхищение – целые дворцы. В таких не зазорно жить владетельным титулованным дворянам.

– Здесь сильные ремесленные цеха, – объяснил Гартош. – С той стороны долины залежи руд. Каких я не уточнял, но знаю что разных и много. Еще гномы начинали их разрабатывать, но слава Гретеону, не всё выгребли. Ну а вокруг рудокопов, металлургов и кузнецов, начали грудиться остальные ремесленники. Дед говорил, что не дает увеличить добычу руд, не хочет, чтобы жилы быстро истощились, да и наплыв лишнего народа нежелателен, долина то небольшая. И местных это устраивает, владетельный лорд не пускает чужаков, так что работы всем хватает.

– Это все хорошо, – прервал небольшую лекцию Алькон. – А есть ли здесь храм Фриты?

– Есть, как же без него. Но мне кажется, что нам и без него работы хватит. Местные красавицы не прочь будут с нами повеселиться. На себе проверял.

– Ты нас недооцениваешь.

– А ты, по-моему, себя переоцениваешь. Посмотрю я на тебя после первой бурной ночи.

– Ладно, хватит вам, – успокоил друзей Вирон. – Посмотрите как красиво.

Городок и впрямь был превосходен. После квартала богачей пошли дома попроще, поменьше, но не менее нарядные. Сложенные из белого камня, да еще и побеленные, с ярко выкрашенными окнами, дверями, заборами и другими деталями, они словно собрались на праздник. Из окон и аккуратных двориков кавалькаде молодых и явно небедных людей приветливо махали местные обитатели женского пола.

– Видали? – хвастливо, будто все девушки принадлежали ему, спросил Гартош. – А ты говоришь, храм Фриты.

– Признаю, был неправ, местный контингент меня вполне устраивает, – посылая воздушные поцелуи красоткам, легко согласился с товарищем Алькон.

Риглис буквально утопал в зелени. Кроме обязательных садов и цветников вокруг домов, имелись еще многочисленные парки, аллеи, клумбы – не город, а загляденье. Наибольшее впечатление это произвело на Никора, да оно и понятно, в его родных степях такое обилие зелени не часто увидишь. Ближе к центру начали попадаться двух, а затем и трехэтажные дома. Сам город строился ярусами: ярус-улица, еще ярус пониже, еще улица, между ними частые пешеходные тропки, и через примерно равные промежутки – прорези дорог.

После первых восторгов, Никором овладела ирония вперемешку с беспокойством.

– Это все хорошо. Красиво и все такое. Только какие же здесь нужно иметь ноги, чтобы побегать из одного конца города в другой, особенно если бегать придется снизу вверх, и обратно?

Не успели друзья принять тему в обсуждение, как Гартош нашел ответ:

– Вот такие!

Он указал на спускающуюся по тропинке девушку, несущую корзину с бельем. Сарафан выше колен не скрывал крепких загорелых ног.

– Если такие, то да! – живо согласился Никор. – Такие ноги – это сила!

Заметив столь пристальное к ней внимание, девушка улыбнулась, не смущенно, но и не вызывающе, улыбнулась тепло и приветливо. От ее улыбки все дружно развернули плечи, грудь вперед, подбородок вздернут – орлы да и только.

– Здравствуйте, – подойдя поближе, поздоровалась красотка.

– Здравствуй! – разом рявкнули служивые.

Девушка чуть не отпрыгнула.

– Вы что! Чуть сердце не остановилось.

Подъехавший к ней поближе Никор, снисходительно кивнул на ребят.

– Не обращай на них внимание, они только что из академии, а там девушек не густо, сама понимаешь, вот они и разучились разговаривать нормально.

– Да я в общем ничего, просто немного испугалась.

– Чтобы загладить наш промах, мы тебя подвезем. Куда тебе?

– На прачечные мостки в конце города.

– Вот и хорошо, как раз город нам покажешь, а то мы здесь первый раз.

– Неправда, вон внук лорда Руткера, он здесь не впервые.

Гартошу польстило, что его узнали и помнят, но не успел он раскрыть рот, как тут же его захлопнул, увидев за спиной Никора очень выразительный кулак.

– Наш друг немного забывчив, и мы опасаемся, что можем заблудиться.

– Ну если так, – девушка стрельнула на Гартоша хитрым взглядом, – тогда я согласна.

Не спускаясь с седла, Никор взял из рук девушки корзину, передал ее опешившему от такой наглости Алькону и подхватив девушку посадил ее впереди себя. Сразу видно, не впервой ему девчат катать, далеко не впервой.

– Зовут-то тебя как, красотка?

– Малийка, можно просто Мали.

Никор быстро представил друзей и себя в том числе. И начал прощупывать почву.

– Расскажи-ка нам Малийка, где такие девушки как ты, проводят свободные вечера?

– Свободных не так уж много, – охотно начала Малийка, – но если уж есть, то я с подругами посещаю «Молодого оленя». Это такой трактир на той стороне города, за Баргамкой.

Никор бросил на Гартоша вопросительный взгляд. Тот, – кивком подтвердил Гартош.

– Баргамка – это река?

– Да, она разделяет город на две части. Сейчас вода уже спала. А вот месяц назад это был настоящий горный поток, страшно переходить было, до ужаса.

Внимательно слушая и поддакивая, Никор прижимал девушку все крепче. Та немного противилась, но спрыгивать с коня и не думала, парень ей явно пришелся по душе, и она вполне благожелательно отнеслась к его тисканьям. Пока спустились к реке и достигли дальней окраины города, где собирались прачки со всей округи, Никор выведал у своей новой знакомой практически всю интересующую информацию. Они попрощались, договорившись о встрече в «Молодом олене»

– Не забудь про подружек! – Еще раз напомнил Малийке Гартош, и полные надежд кавалеры отправились обратно.

* * *

К вечерней прогулке готовились тщательно, словно к вылазке в тыл врага, даже оружие собирались брать. Но после долгих дискуссий и угрозы Гартоша остаться в замке, ограничились кинжалами – все-таки мирный город.

И наконец, вот он «Молодой олень». Трактир окружал небольшой сад, за воротами обширный двор, коновязь, хозяйственные постройки по периметру двора. Сам трактир двухэтажный, из широко открытых дверей первого этажа лилась музыка, слышался смех и пение – веселье в самом разгаре. Окна второго этажа таинственно темнели, иногда там призывно мигал свет свечи, но надолго не задержался ни один. Привязав лошадей и еще раз хлебнув из припасенной фляжки, друзья неспешно вошли во внутрь.

Ну что ж, они увидели здесь то, что и ожидали увидеть – типичное место отдыха для зажиточной молодежи. Большой зал со столами возле стен и площадкой для танцев. На небольшом возвышении расположились музыканты, рядом стойка, за которой восседал здоровый мужик средних лет, возле мужика ряд бутылок и три бочонка, сбоку окно в кухню. Гартош тут же уверенно направился к нему, остальные неспешно осматриваясь, потянулись следом.

– Добрый вечер, Харванис.

– Добрый, Гартош, добрый – доброжелательно ответил трактирщик.

– Вот, решили с друзьями провести вечер в твоем трактире. Надеюсь, ты не против?

– Как я могу быть против? Я всегда рад гостям, особенно если они щедро расплачиваются. Вы ведь пришли не с пустыми карманами?

– Как ты мог такое подумать? Мы в полном порядке.

– Я рад за вас. Делайте заказ и занимайте стол.

Гартош оглянулся. Практически все столы были заняты. Он повернулся к трактирщику.

– А-а-а…

– Сейчас сделаю, – тут же отреагировал Харванис. Он покинул свое место, подошел к одному из столов, и через пару фраз три молодых человека нехотя поднялись и пересели за соседний стол.

– Тот стол ваш, – вернувшись, уведомил Харванис. – Заказывайте.

– Значит так. – Подняв взгляд к потолку приготовился загибать пальцы Алькон.

– Идите садитесь, – остановил его Гартош. – Угощаю.

– О, тогда тем более заказ нужно делать нам! – оживился Алькон. – А то как бы ты не начал скромничать.

– Не начну, не беспокойся. Будете довольны.

– Проверим, – пригрозил Алькон.

Вновь прибывшие заняли отведенный для них стол и с уже большим вниманием стали осматривать зал. Рассматривали и их: приход чужаков не остался незамеченным. И хотя Гартоша многие знали, но заметного трепета перед громкой фамилией не имели – законы Виктании не давали отпрыскам богатых и знатных родов каких-либо особых прав и привилегий. За некоторыми столами сидели уже сформировавшиеся компании, то есть парни и девушки вперемешку, за другими восседали пока еще однополые коллективы. Вот именно из-за таких столов, в сторону чужаков и бросали самые откровенные и многообещающие взгляды: девчонки строили новеньким глазки, парни не скрывали желания набить им морды. В общем, все шло, как и планировалось.

Подошел довольный Гартош, каким-то чудом неся без подноса две внушительных бутылки вина и семь глиняных кружек. С видимым облегчением поставил все это на стол и плюхнулся рядом с Альконом. Тот недоуменно посмотрел на друга.

– Это что?

Пришлось успокаивать.

– Это для начала, чтобы не ждать. Сейчас все принесут.

– А, ну тогда ладно.

– Ну что, вы уже присмотрели? – разливая вино по кружкам, поинтересовался Гартош.

– Кого? – сделав изрядный глоток, уточнил Алькон.

– Как кого? Кого сегодня любить будем, кому морды бить.

– Насколько я понял, – усмехнулся Дебор, – большая часть посетителей в нашем распоряжении. – С этим согласились все. – Только при всем нашем желании, всех мы не осилим.

На сей раз мнения разделились. Алькон, Терес, и Лери, утверждали, что сил хватит на всех, нужно только постараться. Гартош, Дебор и Вирон считали, что нужно умерить аппетиты и отобрать самых лучших. Обеих полов. Странную невозмутимость, даже задумчивость, сохранил лишь Никор.

– А ты что скажешь? – ткнул его в бок Лери.

– А я уже нашел, с кем проведу сегодняшний вечер, а возможно и ночь. Вон за тем столом сидит Малийка с подругами. Насчет ее подруг думайте сами, а я свой выбор сделал. К тому же, к ней уже второй раз подкатывает один и тот же тип и оба раза она его заворачивает. Так что насчет мордрбоя мне и искать никого не нужно, само в руки идет.

Друзья посмотрели на подруг, затем на конкурентов, и остались довольны и тем, и другим. Правда, смущало одно обстоятельство, девушек было только шестеро. Но Гартош на правах хозяина от своей доли великодушно отказался: не маленький, найдет себе кого-нибудь. Не откладывая хорошее дело на потом, и не испытывая терпение своей новой подруги, Никор направился к Малийке, и вскоре они лихо отплясывали под заводную музыку. Не отстали от гостя из Тарта и виктанийцы – быстро разобрали подруг Малийки и заняли места среди танцующих.

Оставшись один, Гартош с усмешкой наблюдал за весельем друзей, за хмурыми лицами обойденных конкурентов и за общей обстановкой в зале. Похоже, что кроме незадачливых женишков, никто особых претензий к чужакам не имел. После того как гости Гартоша нашли себе подруг, все сразу расслабились и утратили к ним интерес: и парни, и девушки. И это радовало. Связываться сразу с большим количеством противников Гартошу не хотелось – чревато. Могли не выдержать нервы у одной или у другой стороны, и тогда в ход пошло бы оружие, а значит быть беде. А так, скорей всего все обойдется качественным мордобоем.

Принесли заказанные блюда, увеличили количество бутылок на столе, и вокруг Гартоша тут же образовался круговорот хорошеньких девичьих лиц, и до нельзя довольных морд друзей. За столом мест для всех не хватало, но решение нашли быстро и к всеобщему удовольствию, девушки уселись на колени своих ухажеров. Вино лилось рекой, опустошенные тарелки менялись на полные, и постепенно обстановка за столом становилась все непринужденней и непринужденней. Общий разговор за столом разбился на несколько бесед по своим интересам, причем беседующие не обязательно должны были сидеть рядом, кричать через весь стол было гораздо интересней.

Громче всех похвалялись своими подвигами Лери и Алькон. Один с ностальгией вспоминал Трольи горы, другой-события в пригороде Галофа. Девушки внимали затаив дыхание, о таком они еще не слышали, и с такими героями не встречались. Остальные акадимиеры держались посдержанней, и на откровенные похвальбы товарищей лишь снисходительно усмехались, всем своим видом показывая, что видели и не такое. Гартошу бахвалиться было не перед кем, он единственный остался без пары. Он искоса поглядывал на Никора с Малийкой, которые в разговорах не участвовали вообще, некогда было, целовались они. Настроение у Гартоша постепенно начало портиться. Он не видел в зале подходящей кандидатуры могущей скрасить сегодняшний вечер. Прошлые его подруги либо были заняты, либо отсутствовали вовсе. Была надежда на вино. Оно с успехом могло увеличить количество кандидаток. Ну а в крайнем случае, в самом замке обязательно отыщется добрая душа.

Этими мыслями Гартош пытался себя успокоить, когда в трактир вошли трое – высокий молодой человек и две девушки. Все трое сразу обратили на себя внимание. Да и как не обратить, они слишком выделялись на фоне остальных. Даже компания, которую привел с собой Гартош, не так бросалась в глаза. Во-первых, одежда, по ней сразу можно было определить, что новенькие не из местных. Во-вторых, красота, в особенности девушек, редко Гартош видел таких привлекательных созданий. Да и держали они себя уверенно, хотя и не нахально. В каждом их жесте, в каждом взгляде, читалось высокое происхождение, но, хоть убей, Гартош их нигде раньше не видел, хотя должен знать всех знатных людей в округе. Сам он мог поспорить знатностью с сыновьями самого императора, так что его совершенно не смущало, насколько высокого полета вновь прибывшие гости.

А они тем временем проследовали к трактирщику, и им с большой поспешностью был освобожден небольшой стол. Становилось все интересней и интересней.

– Ты знаешь тех троих? – спросил Гартош у Малийки.

С трудом оторвавшись от Никора, девушка посмотрела в указанном направлении.

– Нет, вижу в первый раз.

– Понятно, я так и думал.

Малийка вновь вернулась к прерванному занятию, а Гартош усиленно размышлял – кто бы мог быть? Кто-то из-далека? Вряд ли, пребывать на территории местного князя и не проявить ему свое почтение, считалось верхом неуважения, а сориться с лордом Руткером вряд ли кто захочет. Тогда кто? Долго ломать голову Гартош не привык, нужно подойти и разузнать на месте. Вот только нужно разобраться, кто из девушек ближе к их спутнику, не хотелось бы попасть впросак. Все решилось само сабой. На один из танцев молодой человек пригласил более высокую девушку, вторая прелестница осталась за столом в одиночестве. Гартош тут же бросился исправлять несправедливость.

Таких смельчаков как он нашлось еще двое, и Гартош буквально в последний момент сумел оттеснить соперников, чем заслужил их злобные взгляды, и что самое главное, заинтересованно смеющийся взгляд красавицы. Он предложил даме руку, та соизволила на нее опереться и они не спеша вошли в круг танцующих.

– Как зовут прекрасную незнакомку, осчастливившую своим появлением этот забытый богом уголок? – витиевато начал он знакомство.

Девушка вдруг негромко, но заразительно рассмеялась, откинув при этом голову назад и представив для обозрения изящную шею, Гартош с трудом удержался, чтобы не впиться в эту нежную кожу (прогулка в Ларф не прошла бесследно). Да и реакция партнерши его несколько озадачила, неужели он сказал что-то настолько смешное? Однако девушка быстро успокоилась.

– Прекрасную незнакомку зовут Таиния.

– Таиния… – Гартош посмаковал имя. – И откуда вы прибыли, Таиния?

– Я и мои друзья местные.

Гартош опешил. Местные? Он бы больше поверил, что они прибыли с другого конца империи, или даже из Реата. Но местные! Как он мог не видеть до сих пор такой красоты, ведь дед познакомил его со всеми местными вельможами. Или дед что-то скрывает? Видимо мысли Гартоша отобразились на его лице. Девушка с усмешкой наблюдала за кавалером, и его потуги ее весьма забавляли.

– Таиния, вы что-то не договариваете. Я знаком со всеми местными вельможами и прочей местной знатью, но вас вижу впервые. Признайтесь, чья вы дочь, кто вас так умело скрывал?

– Так уж все сразу и выложить?

– Вы хотите, чтобы я умер от любопытства?

Девушка продолжала улыбаться, она не выпускала Гартоша из плена своих огромных глаз, и он в них все тонул и тонул… Выдержав паузу и доведя Гартоша до точки кипения, она соизволила ответить.

– А если я скажу, что не из семьи местных вельмож?

– Но откуда же, не из семьи простого кузнеца или рудокопа?

– Нет конечно.

– Не может быть, – осенило вдруг Гартоша. – Вы из храма Фриты!

Таиния вновь рассмеялась и легонько щелкнула Гартоша по носу.

– Размечтался!

Он тут же уловил переход на ты и принял это за добрый знак.

– Таиния, не мучай меня, признайся кто ты на самом деле.

– А вот и не скажу, помучайся.

– Прямо сюжет для любовного романа, хоть я и не их поклонник.

– Да, – согласилась Таиния, – таинственная незнакомка и внук местного князя.

– Прекрасная таинственная незнакомка, – поправил ее Гартош. Таиния благосклонно приняла комплимент. – Но это несправедливо! Ты меня знаешь, а я знаю только твое имя и больше ничего.

– Поверь мне, Гартош, этого вполне достаточно.

Танец закончился. Так и не придумав ничего умного, Гартош проводил девушку к ее столу. Там их нагнали спутники Таинии.

– Я и не сомневался, что именно Гартош из рода Осколов не даст скучать нашей Таинии, – громко сказал спутник прекрасных девушек.

– Я вижу, что все всё обо мне знают, а я лишь имя своей партнерши, – хмуро выдавил Гартош.

Незнакомец приятельски ему подмигнул.

– Не расстраивайся, парень, иногда полное знание убивает всякий интерес, а тайна только подогревает его. А имен для общения вполне хватает. Кстати, меня зовут Ростовир, а мою подругу Хелесана.

Хелесана подарила Гартошу белоснежную доброжелательную улыбку. От её улыбки хмурые мысли куда-то улетучились: в самом деле, так ли необходимо родословная и прочие данные, имен в таком обществе вполне достаточно.

– Вот так-то лучше, – подбодрил его Ростовир. – Присаживайся за наш стол, у вас там слишком тесно.

Гартош оглянулся. Да, за их столом тесновато…пока тесновато. Сейчас, по-видимому половина мест освободится. К столу подошли отвергнутые Малийкой и ее подругами ухажеры. Не все конечно, трое самых смелых, или самых пьяных. Перебросившись несколькими фразами с друзьями Гартоша, они вышли во двор. Следом потянулись и вызываемые. Назревала душевная драка.

– Я скоро, – бросил Гартош и поспешил за друзьями.

– Помочь? – крикнул ему вслед Ростовир.

Гартош отмахнулся:

– Справимся.

* * *

Все началось как обычно: пьяные выкрики, толкотня, угрозы, и наконец крик; – Бей их!

Кого их, и кто кричал, никто не понял, но свалка началась сразу. Если академиеры думали что навыки полученные в академии им помогут, то глубоко ошибались. Во-первых: местные молодые люди тоже имели представление о боевых искусствах, а во-вторых, здесь не было никаких правил, которых акадимиеры привыкли придерживаться на занятиях – здесь началась обычная драка, где дозволены все мыслимые и немыслимые приемы. В том числе такой подлый, как удар в пах. И судя по всему, опыт таких мероприятий у завсегдатаев «Молодого оленя» имелся немалый.

Как оказалось немалый подобный опыт был и у Никора, он быстрее всех освоился в всеобщей свалке и суматохе. А академиеры держались в первую очередь, за счет своей хорошей физической подготовки. Им приходилось забывать о том, что они хорошо усвоили и на ходу постигать азы обычного мордобоя.

Гартош включился во всеобщую потеху сразу, едва выскочил за порог. Двое громил пытались зацепиться за Лери, но юркий паренек крутился словно волчок, и умудрялся при этом наносить ответные удары, но сказывалась разница в весе, оппоненты их просто игнорировали. Гартош не стал любезничать, предъявлять ультиматумы и все такое, он ногой с разворота врезал одному из здоровяков по печени, тот моментально согнулся и надолго вышел из строя.

– Этого не тронь! – на всякий случай предупредил Гартоша Лери. – Он мой!

– Твой, твой… Сейчас посмотрим кто чей, – процедил второй противник, и в очередной раз попытался попасть в своего неуловимого оппонента.

Гартош оценил эту пару. Похоже, что Лери ничего не угрожает, если он не подставится по-дурному, а дураком Лери отнюдь не был, хотя и отличался отчаянной храбростью. Сейчас он поиграет, найдет слабые места и закончит с наглецом. У остальных ситуация складывалась следующим образом. Никор уже завалил одного и сейчас помогал Алькону добивать второго. У Дебора дела обстояли похуже, его рука еще не вполне восстановилась и он ее всячески берег, а противник ему достался неслабый. Вирон дрался экономно, даже скупо, берег силы и своего противника – гуманист хренов. Терес, лихой кавалерист, чувствовал себя не совсем в своей тарелке, он уже побывал на земле, но вскочив продолжил схватку, похоже, что он справится сам. А вот Дебору нужно помочь.

Подскочив к их паре Гартош крикнул.

– Подвинься! Побереги руку!

Дебор не стал возражать, было видно что с рукой у него действительно не все в порядке, его противник принял смену оппонента без восторга и попытался покончить с ним сразу, но его атаку Гартош в общем разгадал, и кроме скользящего удара по бедру, тот ничего не добился. Из всей серии ударов Гартоша, лишь два достигли цели, оба по корпусу.

Несколько секунд отдыха, переоценка сил и снова вперед. На этот раз повезло обоим – Гартош разбил своему противнику нос, взамен получил в ухо, причем так, что зазвенело в обоих. Постаравшись как можно быстрей очистить голову от гула, он снова атаковал, на этот раз более удачно – прошел удар в туловище, а затем в челюсть. А дальше дело техники: сбить с ног и немного попинать.

Схватка выдалась короткой, но жаркой. Гости вышли победителями, хотя досталось всем, кроме Никора.

– Неплохо, – подытожил сын тартского князя.

– Но мало, – растирая плечо добавил Алькон, его ранение так же не прошло бесследно.

– Сейчас продолжим, – обрадовал его Вирон.

Действительно, из трактира высыпало с десяток действующих лиц. Привел их один из бывших противников Лери. Он тыкал пальцем в чужаков, давая при этом каждому свою характеристику. И судя по хмурым лицам, эти комментарии давали право, нет, даже обязывали, отомстить за земляков, причем самым жестоким способом. Гартош оценил новых противников. На несколько лет постарше прежних, крепкие ребята, наверняка лучшие бойцы из местной братии.

Из-за их спин показался Ростовир, протолкался сквозь их плотный строй и подошел к Гартошу.

– И сейчас справитесь сами?

– Да нет, вот сейчас помощь нам не помешает.

– Тогда можешь на меня рассчитывать.

– Я рад, что ты решил нам помочь, только не понимаю, зачем тебе это? Мы ведь едва знакомы.

– А ты думаешь, мне сильно охота сидеть в душном зале? Пить, есть и танцевать?

– Ну, я не знаю… с такими девушками, я бы потанцевал.

Ростовир вздохнул.

– Ты не представляешь, как все быстро надоедает. Вино, девушки, веселье. Хочется простых человеческих радостей.

– Таких как драка, например.

– Вот именно. Я тоже иногда хочу помахать кулаками. Я что, не человек что ли? – Ростовир поперхнулся и кашлянул в кулак.

– А то, что вы местные, последствий никаких не будет?

– Нет, не беспокойся.

Их разговор прервали самым наглым образом. Откуда-то из темноты вырвался здоровенный детина с оглоблей и только реакция Ростовира спасла Гартоша от увечий. Снова прозвучал призыв, теперь вполне конкретный.

– Бей пришлых!

И две группы схлестнулись. Драка началась без всяких предисловий и прощупываний, местные стремились покончить с пришлыми одним махом. Практически сразу сбили с ног Вирона и никто не смог прийти ему на помощь, все были заняты своими противниками, а с учетом оклемавшихся после первой потасовки их было в два раза больше. Гартош больше всего боялся, чтобы в дело не пошли ножи, он даже уже начал подумывать о вызове стражников, слишком уж непредсказуемым мог выйти исход этой потехи.

Но отвлечься не мог никто, нужно было защищаться и по возможности отвечать. Отлично действовал Никор, пока что никому не удавалось его зацепить, а он уже уложил одного. Но даже ему не удавалось сравниться с Ростовиром. Можно было только подивиться его мастерству и хладнокровию. Один против троих, причем он не выглядел обороняющимся. Больше всего это было похоже на игру кошки с тремя мышками. В другой раз Гартош с удовольствием понаблюдал бы за этой игрой, но не сейчас. Сейчас ему противостояли двое неслабых противников, явно имевших большой опыт в кулачных боях и в нападении двое на одного.

После неудачно проведенной подсечки Гартош получил сапогом по ребрам, и только то, что он сумел сгруппироваться в последний момент, помогло избежать серьезной травмы. Но дыхание сбилось, о достойном ответе нечего было и думать, только защита. Сколько он мог еще продержаться, неизвестно, но помог Алькон, хотя и непроизвольно. Его практически в бессознательном состоянии бросили наземь и он откатился под ноги противнику Гартоша, почти сбив того с ног. Гартош не замедлил воспользоваться такой возможностью и провел удар в кадык. Это был очень опасный удар, часто смертельный. Но Гартоша сейчас это мало волновало, он хотел уцелеть, дать отпор, и по возможности помочь друзьям.

У него остался один противник, и пока их число не увеличилось Оскол сам начал атаковать. Приходилось на ходу придумывать что-то новенькое, так как классические приемы и ходы плохо срабатывали. После серии комбинированных ударов руками и ногами, соперник закачался и сам ушел в глухую оборону. Это было то, что нужно. Удар в колено, затем в открывшуюся шею, и в завершение тяжелый удар по затылку. Вот так-то. Тяжело дыша, Гартош остановился. На ногах остался он, Ростовир и Никор, остальные были на земле, в основном в бессознательном состоянии, только Лери качался по земле, сцепившись со своим противником, да Вирон отползал в сторону. А местных осталось семеро, семеро против троих.

На короткое время схватка приостановилась. Вытирая пот и кровь, сплевывая выбитые зубы и потирая ушибы, противники уставились друг на друга. Мало кому хотелось продолжить эту драку, но отступать и потерять лицо не хотел никто. Гости собрались вместе.

– Сейчас спина к спине, – сказал Ростовир. – Время индивидуальных схваток закончилось, по одному мы не выдержим.

Гартош сомневался, что Ростовир не выдержит против троих, а то и четверых, но промолчал, раз новый друг скромничает, значит так и надо. Оставшаяся на ногах местная братия, также собралась вместе. Они сгрудились вокруг своего вожака – среднего роста, крепко сбитого парня. Смотря ненавидящим взглядом на пришлых, он не громко но твердо сказал:

– Кончать их надо.

В его руке появился нож. Судя по недоуменным лицам его товарищей, они не ожидали такого поворота событий. Одно дело набить выскочкам морды, ну там пару зубов выбить, пару ребер сломать, и совсем другое, прирезать внука князя и сына главнокомандующего. За такое рудники покажутся раем. Но вожак был непреклонен.

– Всем вперед. Кто задумает отвернуть, сам получит перо в бок.

И он решительно шагнул к казалось уже обреченной тройке. В тот же миг раздался громкий хлопок и уронив нож, вожак крутанулся на месте, шипя и плюясь от боли. На пороге трактира стоял его хозяин, в правой руке он держал длинный кнут, в левой-миниатюрный арбалет. Он отвел руку с кнутом назад. Гартош уловил, что кнут тускло отсвечивает в магическом свете. Непростой кнутик-то.

– Все Тарвас, достаточно! Ты слишком зарвался!

– Не вмешивайся, Харванис. Это тебя не касается.

– С каких это пор меня не касается то, что происходит у меня во дворе? Если не хочешь отведать кнута еще раз, спрячь нож и оставь пацанов в покое.

– Их нужно наказать! Они совсем обнаглели! Думают, что если они из замка, то им все можно!

– Они уже наказаны Тарвас, если ты еще не заметил. А вообще-то, если разобраться, то их и наказывать не за что.

– Как это не за что! А кто приставал к нашим женщинам?!

– Твоя коза в сарае! А здесь девушки свободны в своем выборе. И они сами выбрали этих парней, я сам видел.

– Все равно, они здесь чужие!

– Это мой трактир, и мне решать, кто здесь свой, а кто чужой. Смотри как бы к чужим я не зачислил тебя.

Гартоша душила злость, она требовала выхода, и хотя он не кичился своими предками, сейчас пришло время напомнить кто есть кто.

– И еще насчет чужого. Может ты забыл кто здесь князь?

Тарвас повернулся к Гартошу, на его лице заиграла кривая усмешка.

– У мышонка прорезался голос? Почувствовал защиту? А как насчет схватки на ножах? Один на один.

– Никаких ножей, Тарвас! Ты знаешь мои правила, – тут же вмешался Харванис.

Тарвас нехотя отдал нож своему товарищу.

– Тогда может быть без ножей?

– Я готов. – Вышел вперед Гартош.

Растовир подошел и стал рядом.

– А может со мной испытаешь свою силу?

– Я сам, – остановил его Гартош.

– Как знаешь, – пожал плечами Ростовир и отошел в сторону.

Участники драки разошлись, оставив внутри круга лишь Гартоша и Тарваса. Их уже трудно было назвать соперниками, они стали врагами. Гартош не понимал, откуда у местного заводилы такая ненависть к сыну и внуку самых высокопоставленных людей империи, но он и сам, не зная почему, испытывал к Тарвасу подобные чувства. И еще он понимал, что их схватка, даже без ножей, может закончиться смертью одного из них.

Тарвас был примерно одного роста с Гартошем, хотя и пошире в плечах. К тому же, он был лет на пять старше, и у него явно накопилось больше опыта в подобных схватках без правил, когда в ход идут даже ногти и зубы. Но ведь и Гартоша мало кто решится назвать слабаком. Он уже заканчивал высшую военную академию, и являлся одним из лучших в своей группе. И у него тоже был опыт, настоящий боевой опыт! Кто такой этот Таврас против нечисти из Ларфа и отборных лазутчиков из Гроброса? Никто! Червь! Слизняк!

Гартош быстро с каждым вздохом наполнялся боевой ненавистью, как его столько лет учили. Как там – кончать его надо? Ну так никакой пощады противнику! И он напал первым.

Нельзя сказать что атака младшего Оскола застала Тарваса врасплох, но то что он не ожидал от только что измученного недоросля такого напора, это точно. И он невольно отступил. Сперва на один шаг, затем еще, и еще. Друзья Тарваса и высыпавшие зрители недоуменно переглядывались, слишком уж разительные перемены происходили с противниками. И только Ростовир удовлетворительно кивал головой – Гартош поймал боевой кураж и ему теперь все равно кто перед ним, местный заводила, возомнивший себя непобедимым бойцом, или вышедший на бой демон войны.

Тарвас сам не понимал, что с ним происходит и что происходит с его противником. Тот обрушивал на него такие удары, с такой частотой и силой, что их практически невозможно было отразить. Об ответных атаках пришлось забыть напрочь. Все тело болело, ныло, и вот-вот готово было отказать в повиновении. Возможно, уже были и переломы, но он их пока не чувствовал. А в глазах Оскола читался приговор, Тарвас явственно увидел приближающуюся смерть. И он не выдержал. Не ведомо, каким образом он сумел избежать очередной серии ударов, рванулся в бок и побежал. Побежал, как не бегал никогда, чувствуя себя униженным и раздавленным.

– Гартош, стой!

Резкий окрик Ростовира остановил Гартоша, уже намеревавшегося догнать и добить противника.

– Успокойся, все закончилось. Ты победил.

Боевой настрой отпускал медленно, неохотно. Осталось огромное желание бить, крушить. Но недавние противники, подавленные и ошеломленные увиденным, больше не давали поводов для нападения: они были мелки и жалки.

– Ты молодец! – сказал подошедщий Никор. – Отличный бой. Классический образец вхождения в настрой боевой ярости. Вовремя он сообразил что к чему, еще бы чуть-чуть, и ты его по двору раскатал.

– Вовремя, – через силу выдавил Гартош.

* * *

Как-то сразу накатила апатия, руки обессиленоопустились, ноги затрусились, и сами понесли Гартоша к скамье возле стены трактира.

Никор с Ростовиром провели его к месту отдыха и бросив несколько ободряющих фраз, отправились помогать товарищам по драке. Нашлись и другие помощники, точнее помощницы: Малийка с подругами. Они хлопотали вокруг своих боевитых ухажеров, чем те были чрезвычайно довольны и не особо спешили становиться на ноги, хотя быстро восстановиться после подобных побоев, для них не составляло особых трудов.

Не остался без внимания и Гартош.

– Держи, это тебе поможет.

Таиния присела рядом и протянула Гартошу кружку с вином. Она откинула роскошные волосы назад, чуть отодвинулась и окинула Гартоша насмешливо – оценивающим взглядом. Герой вечера старался придать себе спокойный и уверенный вид бывалого бойца, хотя спокойствия явно не хватало, его все еще трусило после схватки. Он сделал пару изрядных глотков из кружки, и это действительно помогло – в голове прояснилось, мысли угомонились, произошедшее казалось неплохим приключением, чем оно на самом деле и являлось.

– Успокоился?

– Угу.

– Не понимаю я вас мужчин. Что это за удовольствие бить друг другу морды без всякой причины?

– Это вам женщинам кажется, что не было причин. А причин было больше чем достаточно. Столько, что можно вырезать полгорода.

– Конечно, конечно. Вам обязательно нужно выяснить, кто сильнее, смелее, выносливей. У кого больше…

Гартош бросил на Таинию удивленный взгляд. Девочка любит пошутить? Это хорошо, он сам парень веселый.

– Ладно, придешь в себя, возвращайся за наш стол. Буду ждать.

Чмокнув героя в щеку, Таиния легко поднялась и скрылась в трактире. А ведь неплохой выдался вечер. И еще лучшей может оказаться ночь. Улыбнувшись своим мыслям, Гартош подошел к товарищам. Те, получив свои порции ласки и состраданий, уже были на ногах и теперь вовсю обсуждали происходящее. Подошедшего Гартоша встретили восторженными возгласами, одобрительными похлопываниями, и обожающими взглядами девушек. Для скромности немного помолчав, лучший боец вечера вскоре сам принял самое живое участие в обсуждении. Хотя насчет лучшего бойца Гартош наверное поторопился. Он поймал за рукав старавшегося ускользнуть Ростовира.

– Спасибо за помощь. Не знаю, как бы мы без тебя справились.

– Пустяки. Мне самому следует вас поблагодарить.

– Нас то, за что?

– Как за что? В такой потехе дали возможность поучаствовать. Самому бы мне такую кашу ни за что не заварить. А вы молодцы. Вот за это вам и спасибо. Я пойду, а ты тоже не задерживайся, наши девочки уже наверное заждались.

Друзья победители немного потоптались возле входа в трактир, привели себя в порядок, и полные достоинства вошли во внутрь. К их разочарованию, возвращение поединщиков не вызвало особого ажиотажа – встретили их довольно равнодушно. Мужская половина веселящихся мазнула по вошедшим беглым взглядом, оценила состояние и вернулась к веселому времяпровождению. Женская половина проявила чуть больше заинтересованности, но все потенциальные ухажеры были не свободны, так что и их интерес быстро иссяк.

Боевой запал постепенно прошел, и на смену ему пришло царящее вокруг веселье. Гартош само собой расположился за столом своих новых друзей, лишь изредка отлучаясь к старым друзьям. Все его попытки разговорить загадочную троицу ни к чему не привели, собеседники умело уводили разговор в сторону, что лишь раззадорило Оскола, но никак не огорчило. Тем более с ними действительно было интересно и весело.

Ближе к полночи трактир стал пустеть, засобирались домой и друзья Гартоша: как старые, так и новые. Поднявшись из-за стола, Гартош взял Таинию за локоток и вопросительно заглянул в ее искрящиеся чем-то необъяснимым и загадочным глаза.

– Я тебя провожу?

– Проводи, если не боишься топать на самую окраину города, а потом в одиночку возвращаться домой.

– Я не из пугливых.

– Это я заметила, и это меня радует.

Радовала перспектива необычайной ночи и Гартоша, что он, собственно говоря не особо и скрывал, тем более что его новая подруга, возможность такой перспективы умело и ненавязчиво подогревала.

Искатели приключений оставили лошадей на попечение Харваниса, и пожелав друг другу удачи, разошлись в разные концы города.

* * *

Ночной Риглис был тих, таинствен и романтичен. В левой части города, так же как и в правой, было полным полно парков, городских садов, аллей и прочих мест, буквально созданных для любви, что подтверждалось звуками раздававшимися из этих самых мест. Ростовир с Хелесаной уже давно затерялись среди этой романтичности, и Гартош с Таинией брели в полном одиночестве, если конечно не считать приглушенных разговоров, смеха и стонов, сопровождавших парочку по всему пути к верхней окраине города.

Они шли молча, все как-то разом испарилось, куда и делись заготовленные ранее слова, фразы и темы, осталось лишь, навеянное этой колдовской ночью, дикое, прямо-таки животное желание любить. И наконец, оказавшись в очередном парке, Гартош не выдержал, он развернул Таинию к себе и буквально набросился на нее с поцелуями. К его удивлению девушка не сопротивлялась, ему даже показалось, что он сумел рассмотреть в ее глазах насмешливый укор: долго же ты не решался.

Торопливо сорвав с себя одежду они с жаром предались любви. Затем еще, и еще… Возле фонтана, в самом фонтане, под фонарным столбом, в чьем-то саду, снова в парке. Казалось Гартош был выжат досуха, но умелыми действиями Таиния умело убеждала его в обратном.

Наконец пришел такой момент, когда Гартош понял: все, дальше все, или он попросту умрет. Не самая худшая из смертей конечно, но хотелось бы еще пожить. Кажется, и Таиния поняла – пришел предел возможностям ее любовника. Она взяла в ладони его лицо и приблизив к своему спросила:

– Ну что, Гартош из рода Осколов, запомнишь ли ты эту ночь?

Оскол укоризненно покачал головой.

– И ты еще спрашиваешь? Разве такое возможно забыть?

– Я хотела, чтобы ты не забыл.

В ее голосе Гартош уловил печаль, или что-то сродни этому.

– Ты хочешь сказать, что мы больше не увидимся?

– Не увидимся, – негромко, но твердо подтвердила девушка.

– Но почему?!..

Прижав пальчик к его губам, Таиния остановила лавину вопросов.

– Так надо. И ты не в состоянии ничего изменить. Ни ты, ни твой дед. Так что можешь не терзать его своими вопросами, он тебе ничем не поможет.

– А ты? Ты в состоянии что-то изменить и сделать так чтобы мы вновь встретились?

– Как знать, как знать… Возможно когда-нибудь мы и встретимся. Но то, что это будет не скоро, это точно. И давай закончим на этом. – Она вновь жестом остановила Гартоша. – Мы сейчас попрощаемся, и ты пойдешь домой. Дальше провожать меня не надо.

Гартош вдруг понял, возражать и возмущаться бесполезно, он действительно ничего не сможет сделать. Он бессильно опустил руки. Таиния отступила назад, но поддавшись порыву, снова шагнула к Гартошу, страстно его поцеловала, и не дав себя обнять, словно призрак скрылась в непроницаемой тени деревьев.

Она исчезла, а он остался. Остался стоять, ничего толком не понимая – бессонная и утомительная, даже изнурительная ночь, мало располагала к ясному мышлению. Сколько он стоял неподвижно и без единой четкой мысли, Гартош не знал. Не знал он и как поступить: вернуться в замок, как сказала Таиния, или попытаться ее разыскать. Тем более что разыскать ее не казалось трудным делом, они расстались на самой окраине города, в его верхней части – выше начинались горы, – так что выяснить, где живет эта загадочная девушка, было вполне возможно. Только не сделают ли его поиски хуже ей? Кто знает что она скрывает.

Но все-таки он решился и двинулся вслед за своей таинственной подругой. Ему хотелось иметь хотя бы общее представление, где она живет, а потом можно будет ненавязчиво навести справки. Только вот какое дело, очередной парк все никак не заканчивался, поблизости не было видно ни одного дома, ни одной постройки. Гартош никогда не бывал в этом конце города, и понятия не имел, сколько может тянуться этот парк. Возможно, он уже вышел за пределы Риглиса, и вокруг него не парк, а самый настоящий лес. Хотя что-то впереди все-таки есть.

Свет месяца выхватил среди деревьев светлое пятно. Подойдя поближе Гартош понял, что это такое. Небольшой храм, скорей даже часовня. Интересно, кому она посвящена? Ну конечно Торганку! Гартош и раньше видел такие часовни, посвященные подземному богу и разбросанные по всей долине. Он являлся самым почитаемым здесь богом, не уступающим по значимости даже Гретеону – богу солнца и верховному богу Иктива. Но оно и понятно, кому еще должны поклоняться рудокопы?

Гартош толкнул дверь, и она бесшумно отворилась, значит, посещают часовню нередко. Внутри было абсолютно темно, бледный свет месяца не решался сюда проникнуть. Но для Оскола вызвать небольшой огонек не проблема. И вскоре ровный желтый свет, излучаемый небольшим шаром над ладонью, осветил внутренности часовни.

В общем, ничего необычного, часовня как часовня: посреди небольшой алтарь для приношений – сейчас пустой, – сразу за алтарем высилась статуя самого Торганка, вдоль стен статуи поменьше; более менее значимые подземные демоны. Гартош прошелся вдоль статуй, ища изображение своего старого знакомца, с которым они с братьями и принцами повздорили несколько лет тому назад. Но не нашел его и с облегчением вздохнул – значит не самый видный демон.

Немного послонявшись по часовне, Гартош отвесил подземному богу почтительный поклон и вышел под небо. Закрывая дверь ему показалось что он почувствовал что-то неуловимое: запах, вздох, взгляд…что-то… Хотя нет, показалось.

Он начал спускаться, твердо решив побывать здесь днем и осмотреться получше. Он шел, снова и снова проигрывая сегодняшнюю ночь. Улыбка невольно растягивала его рот до ушей. Да, ведь расскажешь кому и не поверят что такое возможно, да еще в первую ночь знакомства, да еще с такой девушкой как Таиния, да еще не с жрицей любви. Хотя какие там жрицы, они Таинии и в подметки не годятся. Вот ведь где выдумщица, и без всяких там ненужных комплексов. Такой девушки Гартош действительно еще не встречал, такого не забудешь… Так, стоп! Такого действительно не забудешь, и у Гартоша уже была подобная безумная ночь любви. В Ларфе. С паучихой – призраком по имени Викана. Пожалуй, только она могла сравниться с Таинией. И если его догадки насчет пауков-призраков верны… Гартоша прошиб холодный пот. А ведь вполне может быть, все сходится. Не исключено что сегодня он провел ночь с демонессой. Он оглянулся назад, туда, где скрывалась часовня. Подземные демоны решили позабавиться? И одна из демонесс выбрала себе в спутники Гартоша? Случайно ли? Нет, это конечно лестно, но связь с демонами может закончиться самым неожиданным образом. Тем более такая частая связь. Подозрительно частая. Если его догадки верны, то становилась понятна и непобедимость Ростовира.

Гартош вытер со лба обильный холодный пот. Конечно, это могут быть только догадки, но на всякий случай лучше все это держать при себе. И он решительно зашагал к трактиру, нужно забрать коня и возвращаться в замок.

* * *

Сонный Харванис никоим образом не высказал своего неудовольствия по поводу столь позднего визита, или раннего, это как сказать. Он молча получил вознаграждение, вывел скакуна, и коротко кивнув, отправился досматривать сны. Оскол даже не успел поблагодарить трактирщика за столь своевременное вмешательство. Но судя по всему, ни в каких благодарностях тот и не нуждался.

Всю обратную дорогу Гартош не переставал думать о случившемся. Драка его сейчас занимала меньше всего, все его мысли возвращались к Таинии, загадочной девушки с окраины города, которая вполне может оказаться демонессой. Постепенно его мысли переключились на друзей. Как там дела у них? Не вздумали ли местные отомстить?

Он уже выехал за пределы города и был на полпути к замку, когда ему показалось что он на дороге не один. Беспокойно оглядываясь Гартош потянулся за мечем, и чертыхаясь вспомнил что меч остался в замке. Позади и справа показался особо плотный сгусток тьмы. Он двигался вслед за всадником, не нагоняя, но и не отставая. Засада? Тарвас решил устроить засаду именно ему, Гартошу, или ее не избежали и его друзья? Гартош мучился вопросами и сомнениями: двигаться ли дальше, словно ничего не случилось, либо стегануть коня и попытаться оторваться.

Его вдруг обдало ветром, это пронеслось над головой что-то большое и крылатое, никак не меньше собаки. И нервы Гартоша не выдержали, он стегнул коня и тот с легкой рыси сорвался в галоп. Но протрезвление прошло так же быстро, как и страх. Во время бешеной скачки гораздо легче попасть в неприятность (например, сломать шею), чем во время спокойной езды. Возможно, именно такой реакции от него и добиваются. Нет, нужно успокоиться, он ведь не никто нибудь, а Оскол. Да и конь такого темпа на горной дороге долго не выдержит. Конь вновь пошел рысью, недовольным всхрапыванием выявив свое неудовольствие поведением седока.

Гартош взял себя в руки и вновь оглянулся. Конечно, никто и ничего за ним не гналось. Наступали предрассветные сумерки, и чем выше он поднимался, тем становилось светлее, и тем больше поражался он своим страхам и воображению. Напридумывал себе мстителей, демонов. Чуть коня не угробил. Он облегченно вздохнул, и дальнейший путь прошел совершенно спокойно.

По прибытию в замок Гартоша радостно встретили всей честной компанией, за исключением Алькона и Никора. Эти ловеласы решили перетрахать полкняжества и раньше возвращаться не собирались. Не дожидаясь возвращения этих двоих, друзья расположились на удобных диванах и занялись обсуждением вечера и ночи. Они неспешно потягивали превосходное вино из запасов лорда Руткера, и хвастались своими боевыми и любовными подвигами.

Поздним утром явились загулявшие Никор и Алькон. Вяло отмахиваясь от набросившихся на них с вопросами друзей, они всем своим видом показывали насколько они устали и как им не хочется ничего рассказывать. Но ломались не долго. После нескольких глотков вина, распирающая их гордость выплеснулась наружу бесконечным словесным потоком. Перебивая друг друга, они во всех подробностях поведали события этой ночи. Друзья их внимательно выслушали и дружно осудили за откровенное бахвальство – такого просто не могло быть. Пришлось Алькону и Никору отказаться от половины своих подвигов, и это с большой натяжкой было признано за правду.

Во время бурных обсуждений Никор обратил внимание на странно помалкивающего Гартоша.

– А ты чего молчишь? Твоя подруга не из простых девушек, это сразу видно. Породистая. Да и Ростовир не из местных олухов. Боец он первостатейный, и школа необычная. Кто они такие? И самое главное, каковы твои успехи с твоей красавицей?

Гартош развел руками.

– Я так и не смог у них выпытать кто они на самом деле, уж больно они скрытные.

– Это все странно, но дух с ними. Меня больше интересует та девушка. Как ее?

– Таиния.

– Вот именно. Как у тебя с ней. Есть чем похвастать, или зря потерял время?

– Ну…

– Давай, давай, выкладывай. От друзей ничего нельзя скрывать, особенно радостей, – поддержал Никора и Алькон.

– Да все было.

– Все?

– Да, все. Все что вы можете себе представить. И чего не можете тоже.

– А поподробней.

– Поподробней не буду. Слишком долго, да и честно говоря не тот случай, когда можно трепать языком.

Вирон внимательно посмотрел на друга.

– Ты думаешь, что опять связался не с тем чем можно?

– Не знаю. Есть определенные подозрения, но я не намерен их обсуждать.

– И правильно делаешь, – попытался разрядить, ставшую вдруг напряженной обстановку Алькон. – Нечего нас нагружать разными страстями. Лучше давайте еще выпьем и разойдемся по комнатам. Нам нужно хорошенько выспаться. Я так понимаю, скоро мы совершим набег на подземелье? – Он вопрошающе посмотрел на Гартоша.

– Совершенно верно. После хорошего отдыха и подготовки посмотрим, что там с духами.

XVIII

Шли не как на войну, а как на увеселительную прогулку. Взяли сухой паек на три дня, большое количество факелов, фонарей, веревок, оружия, амулетов, в общем, всего, что могло понадобиться под землей. Ну и конечно вина, как же без него. Каждую победу над духами и разными там бесами нужно будет как следует отметить.

Рассказывая про прошлый поход в подземелье, Гартош не удержался, чтобы не приукрасить это мероприятие, выставив духов и беса этакими хиляками и недоумками. Скептически к его рассказу отнесся только Вирон, хорошо памятуя опыт вызова духов воздушных стихий. О чем Гартош не упомянул, так это об участии в том походе принцев Лисвана и Витана – на сыновей императора лучше не бросать никакой тени.

Вышли с утра. Подбадривая друг друга шутками и прибаутками, друзья подошли к оградительной магической стене, видимой даже для не владеющих магическим зрением.

– Сможешь сделать так, чтобы сигнальные заклинания не сработали? – обратился Гартош к Вирону, как к лучшему среди них магу.

– Попытаюсь.

Вирон без промедления взялся за изучение наложенных заклинаний.

– В общем, все понятно, ничего сверхсложного. Но мне понадобится твоя помощь, как родственника лорда Руткера. Некоторые заклинания содержат распознающие элементы.

– Я весь в твоем распоряжении.

Совместными усилиями Гартошу и Вирону удалось нейтрализовать на некоторое время сигнальные заклинания, и бравая семерка прошла на запретную территорию.

– Ну и где твои хваленые злобные духи? – шетов через сто поинтересовался Алькон.

– Да появятся, куда они денутся. Испугались, наверное, это же им не детей пугать.

– Вот-вот, с нами шутки плохи, нас бояться нужно.

Алькон грозно выдвинул и с лязгом загнал назад в ножны заговоренный Вироном меч. Еще шетов через двести он вновь не выдержал.

– Я так понимаю, что Хозяйку мы тоже не увидим?

– Не знаю! – отрезал Гартош. Непонятная пустота начала раздражать уже и его. – Она не любит многолюдья, а нас тут вон сколько.

– Я можно сказать, из-за нее сюда и приперся, – не унимался Алькон. – Ты же нарассказывал, почти голая баба, есть на что посмотреть.

Чтобы не слушать его ворчания, Гартош ускорил шаг и вскоре уже был в зале со скульптурной композицией, с богиней в центре. Но сколько вошедшие не пялились, сколько не ждали, чуда не произошло, композиция не ожила. Лери с Альконом даже пощупали кое-кого, но и это не разбудило статуи. Никор предположил что нужны более решительные действия, но Алькона, в отличии от остальных, это совсем не развеселило.

– Все интересней и интересней, – процедил сквозь зубы. – Духов нет, Хозяйки нет, статуи не пляшут.

– Ты что? – Взвился Гартош. – Думаеь я все придумал?!

– Да все к тому и идет.

– Успокойтесь, – тихо, но твердо сказал Дебор, на корню пресекая разгорание ссоры между лучшими друзьями. – Здесь Алькон и без всего тобой перечисленного есть на что посмотреть. Красота-то какая вокруг.

– А я вообще был бы доволен, если бы никаких духов и демонов здесь совсем не оказалось, – поддержал его Вирон. – У меня неважный опыт общения с ними.

– Пора приобретать и другой опыт, – сказал Гартош и первым покинул зал с фонтаном.

Вирон, Дебор и Терес, как любители прекрасного, пытались замедлить ход процессии и полюбоваться местными красотами, но куда там. Остальных эта красота мало интересовала, для них сейчас главным было найти кого-нибудь, на ком можно было бы сорвать свою злость.

Закончился эльфийский уровень, и уже знакомая Гартошу лестница повела искателей приключений вниз. Мрачные залы гномьей части замка чуть прибавили настроения наиболее решительно настроенным храбрецам, уж здесь-то действительно что-нибудь должно было случиться. В ожидании этого чего-нибудь они вошли в тронный зал.

Скелет низкорослого, но мощного гнома, все так же восседал на троне, все также горели факела.

– Ух, ты! – Вырвалось у Алькона. – Смотрите какой камушек!

И он рванулся к скелету.

– Алькон! Не вздумай!

Гартош обеспокоенно смотрел за действиями друга. Но того ослепил блеск огромного камня, зажатого в кулаке у мертвеца.

– Алькон!!! – в один голос рявкнули Гартош, Дебор и Вирон.

Громкий окрик подействовал на Алькона отрезвляюще. Он остановился в паре шетов от трона, и уже более спокойно, не пытаясь к нему прикоснуться, рассматривал сокровище. Друзья присоединились к Алькону и с неменьшим интересом уставились на мертвого владыку этих мест.

– Хоть в одном не соврал, – тихо произнес Алькон.

Гартош бросил на него недовольный взгляд, но промолчал.

Сколько бы еще друзья рассматривали диковинку, неизвестно, но их внимание привлекло появление новых действующих лиц.

– Смотрите! – первым заметил их Терес.

Из входа и выхода тронного зала, из-за колон и ниш, начали появляться бестелесые полупрозрачные духи.

– Наконец-то, – выдохнул Гартош и отступил от трона.

Он взял арбалет с заговоренными болтами и приготовился к схватке. Подобные приготовления совершили и другие. Но духи и не думали нападать. Они расположились под потолком, окружив незваных гостей, но не делали никаких агрессивных действий. Духи словно ждали чего-то.

– Не нравится мне это, – пробормотал Вирон. – Очень нехорошее предчувствие.

– Не ной, – оборвал его Алькон. – Ради этого мы сюда и спустились.

По залу разнесся зубодробящий скрежет, и наши храбрецы от неожиданности чуть ли не попадали на пол. Скрежет раздался со стороны трона. То, что увидели искатели приключений, заставило их сердца похолодеть. Глаза мертвеца горели зловещим багровым светом, а сам трон сдвигался в сторону, открывая темный провал.

* * *

Застыв словно кролики перед удавом, визитеры со страхом смотрели на открывающуюся пасть ямы. Как только трон остановился, из ямы один за другим появились три карлика. У ребят вырвался вздох облегчения, они ожидали кого-то пострашнее.

– Это и есть гномы? – шепотом спросил Терес.

– Нет, – также тихо ответил Гартош, – гномов я видел, они повыше и пошире будут. А это, я даже не знаю кто такие.

Карлики действительно не дотягивали до гномьих размеров. Ростом чуть меньше шета, щуплые на вид, один с окладистой бородой, двое других безбородые.

– А может это их дети? – предположил Алькон.

Дебор хмыкнул.

– С бородой?

– А кто их знает, какие у них дети…

Карлики тем временем отряхнулись, огляделись, увидели людей, и удовлетворенно кивнув, также начали переговариваться, внимательно рассматривая пришельцев и тыча время от времени, в кого-нибудь из них пальцами. Похоже, что они кого-то искали, кого-то им нужного или хотя бы подходящего, при этом тихо, но ожесточенно споря.

– Чего это они? – недоуменно спросил Алькон.

– Обед себе выбирают, – зловеще объяснил Никор. – Видишь, ты им по душе пришелся, наверное, самый аппетитный.

– Я аппетитный?! – вскипел Алькон. – Да я!.. Если я им пришелся по душе, то им наверное нужен король.

– Алькон-король коротышек! – тут же подхватил Лери. – Слава королю!

– Тихо вы, – остановил Вирон, – сюда идут.

Карлики действительно пришли к какому-то соглашению и целеустремленно двинулись к группе людей. Не обращая внимания ни на кого другого, они и правда направились к Алькону. И в подтверждении версии Никора, карлики весьма недвусмысленно сняли с поясов и начали разматывать арканы.

– Ребята, вы чего?

– Королем будешь! – хриплым и неожиданным басом объяснил бородач.

Остальные карлики громко захохотали.

Алькон отступил на два шага и потянулся за мечом. Никто не воспринимал этих крошек всерьез, но на всякий случай за оружие взялись все.

Деловито, словно вокруг никого не было, карлики один за другим метнули арканы. Алькон отклонился и прикрылся левой рукой, в правой сжимая уже обнаженный меч. Петля одного аркана захлестнулась на руке Алькона, второй аркан минуя меч захватил вторую руку, третий затянулся на шее уже не на шутку испуганного Алькона.

Терес попытался отпихнуть карлика, но тот лишь недовольно двинул плечом и Терес отлетел шета на четыре. Поняв что дело нешуточное, Гартош нажал на спусковой крючок и тяжелый болт сорвался с ложа. К удивлению и все возрастающему ужасу Гартоша заговоренный болт отклонился от карлика и ушел в сторону, едва не задев Вирона. Не сговариваясь, друзья набросились на маломерок, но были в мгновении ока разбросаны в разные концы зала. А карлики, как ни в чем не бывало, без видимых усилий, тянули к провалу отчаянно упирающегося и дико визжащего Алькона.

Гартош первым подорвался с пола и вновь бросился к уволакивающим его друга недомеркам. На ходу он сплел заклинание, усиливающее силу огня, и бросил огненный шар в ближайшего к нему безбородого охотника за людьми. Шар был немедленно отбит в сторону, а Гартош заслужил укоризненный взгляд. Еще одна попытка отбить друга, и Гартош снова отлетает в сторону. Та же участь постигла и Тереса, Дебора, и Никора. Вирон попытался применить магию, но ответное заклинание согнуло его в дугу.

Все попытки друзей спасти Алькона ни к чему не привели, карлики затянули добычу в яму и плита с троном начала закрываться.

– Держите ее, – закричал Гартош и уперся плечом в трон.

Его примеру последовали и другие, но это было то же самое, что остановить лавину. Чуть ли не отдавив упрямцам, кому ноги, а кому пальцы, плита стала на место и застыла, словно никогда его и не покидала. Духи тут же весело загоготали, заулюлюкали и начали носиться по кругу. Гартош швырнул в них простенькое, но как оказалось действенное заклинание – трое духов отбросило в другой конец зала. Остальных это заставило замолчать и отойти на безопасное расстояние.

– Что это было? – тупо спросил Лери.

– Не знаю! – отрезал Гартош. – Я с такими ни разу не встречался.

– И я не помню, чтобы мы изучали такую расу, – подтвердил Вирон. – Ни в студии, ни в академии о таких существах ничего не говорилось.

– Что будем делать? – взглянув на Гартоша, спросил Дебор.

– Надо спасать Алькона, только как, ума не приложу.

Обсудить способ спасения Алькона им не дало новое оживление духов. Откуда-то из подземной части замка раздался душераздирающий вой, затем послышались тяжелые шаги, в дальнем входе в зал начала клубиться, втекать непроглядная тьма. Потянуло пронизывающим холодом.

– Это еще что за явление? – скрывая дрожь в голосе, спросил, казалось не боящийся никого и ничего Лери.

Гартош промолчал, но не смолчал Вирон.

– А Гнивер нас предупреждал…

Чувство отчаянья на лице Дебора сменилось надеждой.

– Точно! Нужно связаться с Гнивером, может он сумеет помочь.

– А если нет, то и лорда Руткера придется подключить, – подхватил Вирон.

Гартош молчал. Просить о помощи брата и уж тем более деда, ему совсем не хотелось. Как не хотелось и уходить отсюда пораженным, да еще кем, какими-то недомерками. Это был сильнейший удар по его самолюбию. Вновь отодвигаясь, заскрежетал трон. Забрезжила надежда, может вернут Алькона.

Из провала снова появились карлики.

– Вашему другу там скучновато, – сообщил один из них, – так мы еще парочку принцев прихватим, будете вместе породу рубить.

– Бежим!!! – дурным голосом заорал Лери. – Они нас так по одному всех перетаскают!

Подгоняемые приближающейся тьмой и топотом, незадачливые герои бросились бежать. Желая прикрыть друзей, терзаемый чувством вины за эту безрассудную вылазку, Гартош бежал последним. Но дело в том, что трусов в их компании не было. Постепенно начали замедлять бег и другие. А тьма все нагоняла. Плюнув на собственную гордость, Гартош прибавил ходу и вырвался вперед, после этого увеличили скорость и остальные.

Сопровождаемые вопящими духами, неслись они по залам и коридорам гномьего замка. На духов внимания старались не обращать, под ногами не путаются и ладно. Плотной толпой взлетели по лестнице на эльфийский уровень и здесь немного притормозили. Но к их разочарованию, тьма здесь не задержалась, а только увеличила скорость. Из ее темного чрева, словно жаждущие кого-то схватить, вырвались длинные жгуты такой же непроглядной тьмы. Порядком уставшие друзья все-таки нашли в себе силы возобновить утраченный темп. Защищать их здесь никто и не думал, так что вся надежда была на собственные силы, то есть на быстрые ноги.

Первым начал сдавать Никор, и не удивительно, серым всадникам не так уж и часто приходилось топать ножками. Ношу бросили еще внизу, оставили только личное оружие, с которым никто не хотел расставаться. На попытку Гартоша отобрать у Никора саблю, тарт ответил отборной бранью. Но стало ясно, именно он не успеет добежать до спасительной магической стены. Если она еще окажется спасительной… Не долго думая Гартош подхватил Никора под локоть, то же самое с другой стороны проделал Вирон, и они потащили притихшего тарта за собой.

Уже далеко позади оказался зал со скульптурной композицией, осталось всего каких-то пару галерей и небольших залов, казалось спасение совсем рядом. Но тьма, и тот, кого она скрывала, уже дышали в спину могильным холодом. Уродливые руки-щупальца хватали за одежду, пытались ударить по ногам. Мысль о том чтобы развернуться и дать бой, на миг мелькнула и пропала. Кому дать бой? С кем драться? Со сгустком тьмы? Или кем-то неведомым, кто прячется в ее недрах? После конфуза с карликами, Гартош сомневался, что они смогут справиться с кем-нибудь из подземной братии. Гнивер был прав, сейчас за оградительной стеной намного опасней, чем это было несколько лет тому назад.

И все-таки развернуться пришлось. Бежать уже просто не было сил – проникающая под одежду тьма высасывала последнее. И это невыносимое ожидание удара в спину. И едва они вошли в последний зал, разделенный мерцающей стеной, Гартош скомандовал:

– Всем развернуться!

Приказ был выполнен мгновенно, все понимали, что просто так уйти им не дадут. Даже легконогий Лери, достигший магической стены, вернулся и встал рядом с друзьями. Отмахиваясь мечами от скрытого во мраке врага, они медленно отступали назад. Попытка дать бой сменила чувство отчаянья и безвысходности на мрачную решимость дорого продать свои жизни. Никто больше не хотел быть загоняемой дичью.

Внутри тьмы кто-то издевательски хохотал, пытался вырвать оружие, захлестнуть щупальцами и втянуть во внутрь. Но ребята пока держались, держались и отступали. Отрубленное от основной массы щупальце – отросток теряло свою подвижность, медленно оседало на пол и рассеивалось. Бить в глубину тьмы, после того как чуть не потеряли пару мечей, ребята опасались, сосредоточившись на отростках. Они даже не заметили, как достигли магической стены. Гартош вдруг почувствовал спиной легкое сопротивление и покалывание, он чуть скосил глаза в сторону, и этого хватило, чтобы возникшие сразу в нескольких местах щупальца схватили его за руки и плечи. В мгновение ока оружие было вырвано из рук, его развернули, и… поддав гигантским коленом под зад, вышвырнули за тускло мерцающую стену.

Ничего не понимающий Гартош посмотрел по сторонам. Вирон, Терес, и Дебор находились рядом и недвусмысленно потирали ушибленные чьими-то пинками задницы. Последними сквозь стену с воплем пролетели Лери и Никор. Они растянулись на полу, но тут же вскочили, готовые дать отпор скрытым во тьме наглецам.

Но дальше магической стены тьма не пошла. Она растеклась по ней словно по стеклу, заполнив все пространство, от стены до стены, от потолка до пола. В ней возникали огромные, злобные, растянутые в издевательских ухмылках лица. Друзья поднялись и сгрудились в нескольких шетах от магической ограды. Устрашающее представление на той стороне длилось недолго, каких-то пару минут. После этого тьма начала отступать, она втянулась в дальнюю дверь и исчезла.

* * *

– Кто-нибудь, что-нибудь понимает? – еще через пару минут спросил Вирон.

– Я понял лишь то, что нам преподнесли жестокий урок, – отозвался Дебор. – Нас отпустили, но унизили. Дали понять, что мы здесь нежданные гости и вышвырнули вон.

– А Алькон! – вскричал Лери. – Почему же они не отпустили Алькона?!

– Мне кажется, это были две разные силы, – сказал Гартош. – Карликам мы были нужны. Не знаю для чего, но нужны. Тьме же было угодно, чтобы мы убрались от туда и побыстрей. И она нас изгнала.

– И что теперь делать?

– Просить помощи у Гнивера. А может быть и у деда.

И не дожидаясь друзей, с камнем на душе и комком под горлом Гартош потопал в библиотеку. Там находился кристалл связи, без его помощи связаться с Гнивером сил у Гартоша не хватило бы: он был опустошен, и морально и физически.

При подходе к библиотеке Гартош услышал голоса. К своей огромной радости он узнал голос Гнивера. Брат как нельзя кстати, вновь оказался в замке. Гартош влетел в библиотеку, и слова приветствия застряли у него в горле. Собеседник Гнивера сидел спиной к Гартошу, попивая из высокого бокала вино и лениво закусывая тонкими ломтиками сыра. На шум шагов он повернулся, поставил бокал, и с неудовольствие протянул:

– А, явились не запылились. Бросили друга на съедение демонам и убежали. Так?

Гартош и столпившиеся за его спиной товарищи, неверяще смотрели на говорившего. Быстрей всех пришел в себя Лери. С криком:

– Алькон! Живой!

Он бросился к сидящему и заключил его в объятия. Через пару мгновений Алькона обнимали, тискали, щупали, и чуть ли не пробовали на зуб – настоящий ли.

Общий вопрос был:

– Ты как здесь оказался?

Алькон не спеша выбрался из общей свалки и исчерпывающе ответил:

– Да так.

Гартош внимательно посмотрел на Гнивера.

– Твоя работа?

Гнивер, с легкой улыбкой наблюдавший за происходящим, не стал отпираться.

– Моя. Надеюсь, следующим вопросом не будет: «Зачем?»

Гартош вздохнул. Хотя подобный вопрос и был готов сорваться с языка, ответ он уже знал. Но все же спросил:

– А что, по-другому никак было нельзя?

– Как? Может ты мне подскажешь, как по-другому можно было вас проучить, чтобы вы больше не лезли демону в пасть?

– Я не знаю. Объяснить доходчиво.

– Но ведь я вам сказал, что в нижних уровнях стало слишком опасно?

– Сказал.

– Ну и чего вы туда попёрлись?

– Именно потому, что ты сказал. Хотелось себя испытать.

– То есть, я виноват?

– Я не знаю… – вновь повторил Гартош.

– Хорошо. Мои слова про опасных демонов и духов вынудили вас спуститься вниз, чтобы испытать свою силу. Значит, чтобы вы туда не полезли, нужно было сказать, что внизу тишина и спокойствие и прогуливаются там только, алчущие любви и ласки красотки?

– Ты бы еще не успел договорить, а мы, сбивая и топча друг друга, уже неслись бы вниз, – сообщил Алькон.

– Я тоже так думаю. Как только вы здесь появились, то зная тебя Гартош, и немного твоих друзей, я не сомневался, что вы попрётесь на нижние уровни. И можешь мне поверить, я сделал все возможное, чтобы вы отделались как можно меньшими потерями. А потерю вашего завышенного самомнения и самолюбия, я не считаю слишком уж большой ценой.

– Но как тебе удалось устроить эту западню?

– Поверь, это было нелегко. После нашего первого посещения гномьей части замка, когда мы чудом избежали гибели…

– А не было ли все подстроено и тогда? – перебил брата Гартош.

– Нет, тогда все было серьезно. И если бы не помощь Хозяйки, я думаю, что мы вполне могли погибнуть. О нашем приключении тут же стало известно деду.

– Откуда?

– Я не сумел отключить все его сигнальные заклинания, так же как Вирон не справился с моими. Так вот, когда дед узнал о нашем необдуманном поступке, у меня с ним состоялся очень серьезный разговор. После которого мы заручились поддержкой кое-каких друзей деда (Гартошу сразу пришли в голову драконы), и отправились вниз заглаживать вину.

– Но почему дед ничего не сказал мне?

– А толку?

Гартош не нашелся что ответить и только досадливо крякнул, толку действительно было мало.

– Можешь не сомневаться, Гартош, наше своеволие и безответственность, стоили деду довольно дорого. Я хорошо осознал, насколько тяжела наша вина. Но вот ты, совсем другое дело. Для тебя простого разговора было бы не достаточно, тебе необходима более действенная наука. Ни я, ни дед не сомневались, что ты со временем повторишь попытку. И хорошо что я угадал когда это случится. Пользуясь своими связями, я уговорил кое-кого из демонов не причинять вам серьезного вреда, а ограничиться хорошей трепкой.

– Так те три карлика были демонами?

– Да.

– А тьма, и то, что в ней?

– Тьма, дело рук того беса с которым мы столкнулись в первый раз. Он давно искал возможность отыграться – даже не смотря на наши с дедом извинения. Можешь представить как он обрадовался, когда узнал что ты вновь, скорее всего попадешь на его территорию. Мне пришлось откупиться от него, чтобы все обошлось довольно безобидными пинками.

– Ничего себе, безобидными, – пробормотал Никор, почесывая ушибленное место.

– Но вы хоть что-то поняли? – обреченно спросил Гнивер. – Судя по вашим лицам, мало кому что дошло.

– Лица как лица…

– Лица как лица, – передразнил младшего брата Гнивер. – Да поймите же вы, нельзя так пренебрежительно относиться к Высшим Силам и беспричинно дразнить и оскорблять тех, кто сильнее тебя. В этот раз обошлось, но в следующий… Гартош, ты лучше других должен понимать, к чему это может привести.

– Почему я? – вскинулся Гартош.

– Да потому! Где ты, там неприятности! И часто эти неприятности ты заслуживаешь сам. Вспомни, со скольких передряг ты смог выбраться самостоятельно, без чьей-либо помощи? То-то же. Когда-то тебе перестанет везти, а мне совсем не хотелось бы потерять брата.

– Так чем ты откупился от того беса? – попытался увести разговор в сторону Гартош.

– Неважно. Но надеюсь, что это того стоило.

Эмоциональная речь Гнивера произвела впечатление на всех. Кто-то стыдливо прятал взгляд, другие хмурились и раздосадовано чесали затылки: одним словом облажались, что тут еще скажешь. Хотя совсем уж глубокого раскаяния не испытывал никто, даже самые совестливые из этой семерки, Вирон и Дебор.

– Ладно. Что хотел вам сказать, то сказал, что мог сделать, то сделал. Надеюсь, не все пропало зря.

– Да, поняли мы все, – успокоил брата Гартош. – Не полезем туда больше.

– Хорошо бы. Хотя речь шла не только о сегодняшнем случае. Теперь я вас оставлю окончательно, у меня слишком много дел. Ну а вы отдыхайте, веселитесь, но не забывайте о том, что здесь произошло.

Гнивер откланялся и направился к выходу.

– Гнивер! – Гартош нагнал брата. – Дед узнает о сегодняшнем… случае?

– Не узнает, а уже знает. Это его замок, и от него здесь ничего не скроется.

– Нехорошо как-то все получилось, ну да ладно. Спасибо тебе брат. В который раз ты пытаешься научить братца уму разуму.

– Не за что. Хотелось бы, чтобы тебе это пошло на пользу.

Гартош только вздохнул, ему бы тоже этого хотелось.

* * *

– Ну, давай, рассказывай, как ты попал в библиотеку, – наседал на Алькона Лери. – Карлики тебе что-нибудь сделали?

– Глумились, наверное? – участливо спросил Гартош, припомнив другу Зачарованный лес.

Алькон бросил на него испепеляющий взгляд.

– Это над тобой можно поглумиться, а со мной такие номера не проходят. А как попал сюда? Да очень просто. Оттуда, из тронного зала, имеется прямой ход в библиотеку. Протащили меня по нему и выпихнули здесь, нет здесь. – Алькон растерялся. – Где-то здесь была дверь, я же помню… Помнил.

– Все ясно, ему глаза отвели, чтобы не запомнил, где начинается прямой ход в гномий тронный зал, – объяснил Вирон.

Судя по поведению Алькона, по его бестолковому метанию, так оно и было, он так и не смог найти дверь, через которую попал в библиотеку лорда Руткера. Но это друзей уже не огорчило, они были рады, что все так закончилось. И черт с ними, с демонами и духами, которых не удалось поучить хорошему поведению. Главное что никто по-настоящему не пострадал, что они снова вместе, молоды, полны сил и энергии. А приключений им хватит и в долине, в Риглисе. Тем более, что место там нагретое.

Но по мнению Никора, лезть к гномам все-таки стоило, хотя бы ради того, чтобы услышать нечеловеческий визг испуганного Алькона. С ним согласились все. Кроме самого Алькона, естественно.

XIX

Пребывание академиеров в следующих трех легионах: «Вепрях», «Шершнях» и «Драконах», не отметилось чем-то особенно значущим. Академия дала им достаточно знаний, чтобы чувствовать себя уверенно в любом легионе. И что академиерам сейчас требовалось больше всего, это практика. И будующие офицеры ее получили. Они воочию увидели как действует военная элита и постарались перенять их богатый опыт.

Для Гартоша ни пехотный, ни стрелковый легион не представляли особых проблем, он неизменно был там одним из лучших. А вот легион тяжелых метательных орудий младшему Осколу не поддался. У Гартоша просто голова кругом шла, когда он пытался вникнуть в принципы действия катапульт, это было выше его понимания. И если с балистами дело шло в общем-то неплохо, то катапульты оставили тяжелое впечатление. Из всей группы лишь с десяток академиеров овладели тайной обхождения с этим оружием. И среди них оказался Дебор.

В общем, после легиона «Драконы», Гартош чувствовал себя не совсем уверенно. И поднять его настроение смогло только одно – свадьба Гнивера.

* * *

Свадьбу лорда Гнивера из рода Осколов и магессы Ольвильды из рода Казаров, решили сыграть в замке Риглис, вотчине Осколов. У лорда Дангала, герцога Торанского и главнокомандующего армией Виктании, имелись свои дворцы и замки в герцогстве врученном ему императором. Но Дангал не часто в них появлялся, больше времени он проводил в столице, либо в войсках. Так что он не очень сопротивлялся, когда лорд Руткер заявил, что свадьбу внука лучше сыграть в родовом замке Осколов. Родня же самой Ольвильды наличием подходящих дворцов и замков похвастать не могла, поэтому с готовностью согласилась на предложение своих новых родственников.

Свадьбу играли с размахом, род Осколов являлся одним из самых древних и влиятельных родов империи. На торжестве должен был появиться сам император с сыновьями, причем подобные мероприятия предполагали, что самому высокопоставленному лицу империи придется довольствоваться ролью простого гостя.

Гартош успел к самому началу торжества. Он, как и большинство гостей, прибыл через подпространство. То что произошло с замком его немногообескуражило. Замок преобразился. Около тысячи гостей требовали много места, и казалось что замок не сможет вместить такое количество знатных гостей, а ведь еще сопровождающие, слуги. Но лорд Руткер блестяще решил эту проблему. Он договорился с Хозяйкой и открыл для людей эльфийскую часть замка. Правда это имело и обратную сторону: эльфийская территория выполняла роль буфера, который сдерживал особо злопакостных существ из нижних уровней, и теперь этот барьер пропал. Поэтому пришлось усилить охрану на границе с гномьими залами, но в этом проблемы не было, магов и воинов в распоряжении лорда Руткера, Дангала и Гнивера находилось предостаточно.

Гартоша и Катана тут же подключили к организации праздника. В их обязанности входило помогать принимать и размещать гостей. Так как опыта в подобных мероприятиях у них было не много, а Гартоша его не имелось и вовсе, им поручили заниматься наименее знатными гостями, в основном друзьями Гнивера и Ольвильды, большинство из которых были молодыми магами.

Братья без особого восторга взялись за эту работу, особенно Гартош. В отличие от Катана, в управленческих делах он смыслил мало. Но приказы деда сейчас не обсуждались.

Но оказалось они зря боялись своей роли администраторов. Тот контингент, который им пришлось принимать, был особый. Молодые маги оказались людьми веселыми и неприхотливыми, и проводить с ними время было одним удовольствием. К тому же нравы еще в академии магии сложились, мягко говоря, весьма свободными, а симпатичных магесс среди приглашенных нашлось довольно много, так что ребята в обиде на остались. И не теряя времени, составили список своих потенциальных подружек.

Женщин, занимающихся магией называли магессами или магинессами, не официально – магинями, и совсем неофициально, можно даже сказать несколько презрительно, их называли магичками. А именно так, чаще всего, они называли друг дружку. Пожалуй, магия было единственным занятием, где женщины могли чувствовать себя наравне с мужчинами. Именно магия давала им чувство свободы, независимости, и средства к существованию. Поэтому не удивительно, что этой профессии стремилось овладеть как можно больше девушек. В академиях магии всех уровней, не менее половины учащихся являлись именно женщинами. Как правило, они специализировались на бытовой магии, но иногда появлялись магессы, которые могли посрамить мужчин, и не в чем-нибудь, а в боевой магии. До сих пор в Виктании из уст в уста передавались истории о княгине Алинейской, не поделившей чего-то с императорским двором и поднявшей мятеж. В короткий срок, силой своей магии, а также благодаря полководческому таланту, она подчинила себе весь северо-запад империи, и тогдашнему императору стоило немало крови и нервов, чтобы усмирить бунтарку. Ходили слухи, что молодые магини до сих пор почитают княгиню как свою покровительницу, поклоняясь ей чуть ли не как богине.

Казалось, девушек магинь не особо интересуют такие обременяющие обстоятельства как брак, но братья чувствовали на себе их заинтересованные взгляды: уж больно хороша вырисовывалась перспектива – породниться с могущественным родом Осколов. Не очень любящий кичиться своим происхождением Гартош, в очередной раз убедился, что оно может послужить хорошую службу.

* * *

Торжественную церемонию с её монотонным пением жрецов разных храмов и богов Гартош выдержал с трудом, и если бы не то обстоятельство, что его вместе с Катаном и Витаном поместили в самую гущу знатных гостей, он бы уже давно от туда улизнул. Немного помаявшись, он занял себя тем, что пересказал Витану свои последние приключения, чем вызвал у сына императора завистливые вздохи. Затем юноши принялись обсуждать женскую половину собравшихся. Гартош убедительно нашептывал принцу о преимуществе общения с простыми магинями, по сравнению с дочерьми знатных папаш и мамаш.

– Ты только подумай, все эти лорды и дилесы только и думают, как бы породниться с кем-нибудь познатнее и побогаче. А магини они…они веселые.

Этот главный аргумент Гартош подтвердил кивком в сторону молодых магинь. Улыбки и смешки в кулак служили подтверждением его словам. Свадьба подружки у них не вязалась со скучными и нудными мероприятиями. Скорее бы уже за стол и танцы. Да и сама подружка, судя по всему, не совсем прониклась значимостью происходящего – если ее что и распирало, то отнюдь не гордость, а душивший её смех. И только Гнивер, как настоящий лорд, был строг и не возмутим, с самого начала совместной жизни беря на себя самые тяжелые и неприятные супружеские обязанности.

Но наконец, нудное и скучное закончилось, и гости потянулись к главному месту любой свадьбы – к длинным столам. Каждой группе гостей отвели свои участки, и первоначально этого придерживались, а потом…

Гартош потащил Витана подальше от высоких гостей и поближе к магиням. Сюда почти не доносились многочисленные тосты и здравницы. То есть, по задумке устроителей, каждый тост и каждая здравница с помощью магии должны были слышны за каждым столом, но молодые маги нашли способ, как нейтрализовать сие нехитрое заклинание, и оно совершенно не мешало им общаться друг с другом. Гартош с Витаном втиснулись рядом с отмеченными ранее огненно-рыжей и угольно-черной магинями. И встречены были весьма приветливо.

Гартош на правах хозяина начал представление.

– Мой друг Витан. А два этих прекрасных создания Стейласса и Ажейла.

– Твоего друга мы несколько раз видели на разных церемониях, – улыбнулось в ответ прекрасное создание по имени Стейласса. – Наверное, его высочеству утомительно на них присутствовать.

– Да нет… – хотел было возразить его высочество, но ему бесцеремонно наступили на ногу, и он умолк.

Вместо него заговорил Гартош:

– Да, если бы вы знали, как много важных дел упало на эти молодые, но уже крепкие плечи.

Витан снова хотел возразить, дел-то ему еще не поручали, но получив тычок, снова промолчал. Стейласса потянулась пощупать крепкие плечи принца, и судя по её восторженному возгласу и густо покрасневшему Витану, осталась довольна нащупанным. По-видимому, там одними плечами не обошлось. Она повернулась к подружке и поделилась радостью. Только предостерегающий кулак за спиной Витана, удержал рыжеволосую красавицу повторить подвиг своей подруги, принц с непривычки мог просто не выдержать такого напора и сорваться с места.

Но дальше, после нескольких бокалов вина обстановка разрядилась. Витан перестал жаться, став более тесно общаться со своей соседкой. Но столы столами, а молодежь желала танцевать. По мраморному мозаичному полу раздавались чьи-то нетерпеливые постукивания каблучков, кажется со стороны невесты. Музыканты намек поняли правильно, и под легкую мелодию огромный бальный бал стал заполняться пришедшими не только набить брюхо.

Несколько обязательных церемонных танцев, и по залу разнеслась задорная музыка, под которую начала подпрыгивать даже императрийца. Подобная музыка звучала как на простых сельских свадьбах, так и на свадьбах в императорских семьях, и именно эту музыку ждала жаждущая танцевать молодежь, да и не только молодежь.

Натанцевавшись, Гартош увлек свою подругу к столу. Опустошив пару бокалов, они начали нехитрую беседу.

– Так ты говоришь, магией занимаешься?

– Да, колдую потихоньку.

– Какому виду магии ты себя посвятила?

– Лекарскому.

– Хорошее дело, сам не раз бывал в руках твоих коллег. Хотя меня самого мало увлекает ковыряться в чьих-то кишках, сращивать кости и успокаивать несчастных.

– А меня вот увлекает. И я не раз спасала бедолаг, уже готовых расстаться с духом и душой.

– Я не спорю, дело конечно полезное. Но мне кажется, что все лекари немного того. – Гартош покрутил пальцем у виска. – Постоянно в чем-то ковыряться, то в крови, то в дерьме, то в мозгах. Тут не удивительно и самому голову потерять.

– В чем-то ты прав. Но ведь кому-то нужно этим заниматься.

– Я бы не стал.

– Ну конечно, махать мечом лучше.

– Само собой, – важно подтвердил Гартош. – Настоящее мужское занятие.

– А магия не мужское?

– Мужское, но не совсем.

Беспечный и самоуверенный тон Гартоша начал выводить Ажейлу из себя.

– Ты хочешь сказать, что твой брат и твой дед занимаются не совсем мужским занятием?

Гартош замялся.

– Нет, я не это имел ввиду.

– А что? Может быть то, что магия не совсем женское дело? Что нам лучше сидеть дома и выращивать цветочки?

– Я этого не говорил, ты сама это сказала.

– Значит, ты все-таки так думаешь! А что бы вы без нас делали?

– Обошлись бы как-нибудь! – свою очередь раздраженный тоном Ажейлы отрезал Гартош.

– Конечно, обошлись бы. Натворите, дух его знает что, а мы потом страдай за вас. Ладно малыш, обойдешься и ты как-нибудь без меня.

Ажейла бросила на Гартоша презрительный взгляд, резко встала и почти выбежала из зала. Оставшись один, Гартош сидел и тупо ковырялся в тарелке. Намек на его молодость если не разозлил, то раздосадовал это точно. Да не такая уж большая между ними разница в возрасте. Всего каких-нибудь пять лет.

Увидев бегство подруги, к нему поспешила Стейласса, притянув за собой прилично подвыпившего Витана.

– Что у вас здесь произошло? – обеспокоенно спросила она.

– Да так. Обсудили кое-чего и не сошлись во мнениях.

– Хорошо же вы обсудили, если она убежала вся в слезах.

– Она первая завелась.

– Её можно понять, ей в жизни досталось, на десятерых хватит.

– Так что же, мне её за это в задницу поцеловать?

– Мог бы и поцеловать.

– Правду я сказал, что все лекари чокнутые, особенно маги-лекари.

Гартош заработал еще один презрительный взгляд, и Стейласса убежала догонять подругу.

– А что тут у вас? – пьяно икнув поинтересовался Витан.

– Не бери в голову. Все бабы дуры. Давай лучше выпьем.

– Давай, – с готовностью согласился принц.

Они выпили. Затем еще и еще. И вскоре пьяные песни двух недорослей – один из которых был императорских кровей, начали привлекать к себе повышенное внимание со стороны окружающих.

– Хватит спаивать моего ухажера, – остановила Гартоша, протягивающего Витану очередной бокал, как-то незаметно вернувшаяся Стейласса. – Ему пора протрезветь, да и тебе тоже. А то ваши высокородные папаши уж больно хмуро на вас посматривают.

Молодая магиня сделала насколько пасов руками над головой Витана, затем повторила то же самое с Гартошем. Мигом протрезвевшие гуляки уставились друг на друга.

– Вот так-то лучше, – довольно произнесла Стейласса, увидев осмысленность в их глазах. – Пойдем танцевать, – потянула она принца, – хватит напиваться.

– А где Ажейла? – крикнул ей вдогонку Гартош.

– Там. – Стейласса махнула рукой. – Общается с Хозяйкой.

– С кем?!

Гартош мигом смекнул с какой хозяйкой общается его разобиженная подруга и бросился из зала. Ажейлу он нашел в знакомом зале, с иногда танцующей композицией. Она действительно разговаривала с Хозяйкой эльфийского дворца. На удивление, кроме них в этом зале никого не было, и никто не мешал беседе магини и призрака. Появление Гартоша прервало обсуждение горькой женской доли. При его приближении Хозяйка начала таять, и Гартош заработал еще один презрительный, хотя нет, скорей укоряющий взгляд.

Он подошел и приобнял Ажелу за плечи. Она не стала сбрасывать его руки.

– Ты прости меня. Что-то на меня нашло.

– Да я и сама виновата. Сорвалась.

Гартош поцеловал девушку в щеку, затем в шею. Ажейла развернулась и ответила жарким поцелуем. Вокруг вдруг разлилась чудная музыка, скульптурная композиция ожила, задвигалась, и зал преобразился.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула магиня, и еще тесней прижавшись к Гартошу, воззрилась на царящее вокруг веселье.

С благодарностью подумав о Хозяйке, так вовремя помогшей их примирению, Гартош провел рукой по стройному телу девушки. И распаляясь все больше и больше, попытался залезть под ее обтягивающее платье.

– Не сейчас. – Мягко остановила его Ажейла. – Давай насладимся этой красотой, а потом вернемся к гостям. – Она взглянула в глаза своему кавалеру и увидев в его взгляде некоторое разочарование добавила. – Ты все получишь потом, ночью. Все что захочешь, а может и больше.

Казалось, вечность пребывали они в этой сказке, а затем возвратились в бальный зал. А ночью Гартош убедился, что слухи об очень вольных нравах среди магов не были преувеличением.

* * *

Утром Ажейла и Стейласса, сославшись на занятость, покинули замок Риглис. Ничего удивительного в этом не было, так поступали многие гости; одни прибывали, другие убывали. Не вызвал удивления уход и двух подружек магинь. Удивления то он не вызвал, а вот истерику со стороны Витана вызвал нешуточную. Влюбчивый принц рвался броситься на поиски своей возлюбленной, без которой он – после прошлой ночи, – жить не может. Если нужно, то он подключит к этому и Первый Императорский Легион, и Тайный легион, да и всю армию тоже. И хотя Гартошу самому было муторно на душе, он как мог успокаивал убитого горем друга.

– Да пойми ты. Стейласса тебе не ровня. Это девушка другого покроя, другой среды.

– Ты хочешь сказать, что она слишком низкого происхождения? Что такие как она не становятся принцессами? Так знай! Мне все равно какого она происхождения, и в нашей семье уже случалось, когда простые девушки входили в императорскую семью!

– Вообще-то я хотел сказать другое. Ты не совсем понимешь кто такие магини. Они больше всего ценят свою свободу. И я не уверен, что она захочет поменять свой образ жизни на жизнь принцессы, которая много в чем ограничена.

– Ты думаешь?..

– Да. Я уверен, что Стейласса так поступила именно потому, что ей больше дорога своя свобода. Ну может немного потому, что у вас разное происхождение. Но это лишь подтверждает, что она девочка умная и понимает, как ей будет трудно при дворе, где ей каждый может ткнуть в глаза родословной.

– Да я …

– Я понимаю, что ты любому рот заткнешь. Даже императору. Но главное здесь то, что я тебе сказал раньше. Она не захочет быть запертой в клетке, пусть даже в золотой.

Аргументы Гартоша были убийственны, особенно про рот императора. А отец у Витана был мужик суровый, такому особенно рот не заткнешь. Принц притих и зашмыгал носом.

– Так ты говоришь, что ей больше по душе свобода? Что стены императорских дворцов для нее слишком тесны?

– Да-да. Именно так я и говорю.

Выбрав самое удобное объяснение ухода Стейлассы, и с облегчением вздохнув, Витан поспешно шагнул следом за Гартошем, навстречу новым приключениям, и среди них наверняка будут романтические.

* * *

В комнате у молодоженов сидело четверо: Гнивер, Ольвильда, Ажейла и Стейласса. В большом зеркале перед ними отображалось с помощью магии происходящее в замке. Не укрылся от них и разговор Гартоша и Витана.

– Вот уж не думала, что стены императорского дворца для тебя слишком тесны! – с удивлением и восхищением воскликнула Ажейла.

– Да, я такая… – тяжело, но гордо вздохнула Стейласса.

– Тяжела доля принцесс… – затянула Ажейла.

– Свобода превыше всего… – подхватила Ольвильда.

– Да ну вас всех! – взорвалась не состоявшаяся принцесса. – Вот сейчас вернусь и возьму мальчишку в оборот! Посмотрите, какая из меня получится прирожденная принцесса!

– Успокойся, подруга, не рви сердце! – одернула её Ажейла. – Мне кажется, Гартош все доходчиво объяснил, не только Витану, но и тебе. И даже если принцу удастся убедить императора, что он жить без тебя не сможет, в чем я сомневаюсь, то твоя жизнь при дворе действительно может превратиться в ад.

– Да знаю я. Размечталась немного. Но Гартош действительно все доходчиво объяснил.

– Умненький мальчик, – поддакнула Ажейла.

– Только умненький? – вскинув чайками брови с иронией и любопытством спросила Ольвильда.

– Хотелось бы надеяться, что мой брат показал себя не только сообразительным парнем, – вступил в разговор и Гнивер.

Ажейла рассмеялась и, забравшись в кресло с ногами, мечтательно произнесла.

– Не беспокойся, твой брат показал себя совсем не мальчиком. Не знаю, откуда он в своем возрасте всего и нахватался. Не удивительно, что эта дурочка Лури из Зачарованного леса так о нем беспокоится.

– Ты виделась с дриадами? – заинтересовалась Ольвильда.

– Да, нужны были кое-какие компоненты для мазей.

Разговор незаметно перешел на профессиональные темы, и о несостоявшейся любви Витана и Стейлассы забыли, или попытались забыть. Темноволосая магиня украдкой вытерла скатившуюся по щеке слезу и включилась в новую тему.

XX

Возвращаться в академию после столь насыщенного отпуска Гартошу не очень хотелось. Но делать было нечего, он будующий офицер, нужно привыкать к резкой смене обстановки. Тем более что практика предстояла всего в одном легионе – Морском. Правда этот легион после «Драконов» вызывал некоторую неуверенность, ведь с морем многие академиеры не сталкивались, и у самого Гартоша был не очень большой опыт общения с этой стихией. Но пребывание в легионе не обещало быть долгим: обычное ознакомление и все.

Едва выйдя из подпространства в военно-морском порту Ашуры, академиеры сразу окунулись в непривычную для них атмосферу. Это был абсолютно другой мир, мир моря и всего что с ним связано. Маги, перебросившие через пространство не умеющих это делать академиеров, отправились за новой порцией пассажиров, а счастливцы, оказавшиеся в первой партии, да те у кого с подпространством было все в порядке, побежали к огромному, мерно дышащему зверю, имя которому – море.

Многие видели море в первый раз и отнеслись к нему с опаской. Тут же начался спор, что лучше: море, горы, степи или леса. Каждый доказывал превосходство родной для него местности. Орущие академиеры перекрикивали даже чаек, а с прибытием всей группы спор разгорелся с новой силой. Прервать его смог только пронзительный свист. Разом умолкшие академиеры увидели неподалеку невысокого коренастого бородача в невиданной до сих пор форме.

– Слушать сюда, мальки! На три недели я ваш папа, мама и командир в одном лице. Звать меня боцман Ерегей. Мои приказы выполнять беспрекословно, иначе, в открытом море выброшу за борт, и пойдете ко дну крабов кормить. Сомневаюсь, что кто-нибудь из вас умеет плавать. Или я ошибаюсь?

– Я умею… – раздалось несмелое из плотно сгрудившейся группы.

– Я.

– И я умею.

– Хватит якать! – рявкнул боцман. – Умеющие плавать, выйти из строя!

Умеющих плавать набралось не меньше трех четвертей группы. Ерегей довольно почесал бороду и с доброй отеческой улыбкой произнес:

– И то хорошо, не все значит потонут… Значит так! Сегодня у вас праздник! Я покажу вам морской порт, а потом мы отправимся в Ашуру, и вы увидите морские ворота Виктании! А теперь, детки, возьмитесь за руки и топайте за мной.

Местом базирования Морского Легиона оказалась небольшая бухта, узким клинком врезающаяся в скалистый берег. Три десятка небольших шхун и два десятка галер, вот и весь легион. На вопрос, зачем легиону такое устаревшее явление как галеры, Ерегей ответил обстоятельно:

– В открытом море галере с парусником спорить тяжело, это конечно. Но дело в том, что мы в открытое море ходим не так уж и часто, все больше возле берега болтаемся, контрабандистов ловим. Вот здесь галеры и доказывают свою пользу. А если ещё штиль, так им вообще цены нет. Да ещё в торговом порту мы держим с пяток галер, а в той тесноте только от них и есть толк: маневренные, быстро скорость набирают, в общем там они просто находка.

– А зачем в порту галеры? Там кого бояться?

– Не бояться, а заставить себя уважать. Сконьеры без наших галер весь порт под себя подмяли бы. А так остерегаются. Ладно, хватит бакланов дразнить, пойдем, поближе посмотрите, а потом в город.

– Господин боцман, а можно будет искупаться?

– Это кто ж там такой смелый?

– Академиер Гартош!

– Ишь ты. Ты море хоть раз видел, чтобы так сразу купаться? А вдруг краб за яйца схватит?

– Я целых три раза бывал на море, – гордо выпятив грудь, заявил Гартош. – И еще ни разу никто не хватал.

– Ну, если три раза, тогда конечно. Посмотрите на корабли, и отведу вас окунуться. Есть здесь неподалеку местечко.

Небольшую бухту, именовавшуюся военным портом, осмотрели быстро, и боцман повел молодежь к месту для купания, именовавшуюся пляжем. Они обогнули крупное скальное нагромождение и вышли на усеянный разнокалиберной галькой берег.

– Здесь неглубоко, как раз для вас. Но все равно, будьте осторожны. Кто не умеет плавать, далеко не заходите, у морских духов шутки своеобразные, любят они таких мальков как вы на глубину утаскивать или ноги водорослями заплетать. И не забывайте про крабов…

Едва дослушав наставление боцмана, несколько академиеров, самые опытные и отважные, сорвав с себя одежду, с криком, наперегонки, понеслись к воде. Чуть помедлив, за ними качнулась и остальная орава. Ерегей вошел в воду последним и не спеша, (любопытные успели вдоволь полюбоваться картинками на груди и спине старого морского волка), медленно зашел по пояс, омыл водой лицо, плечи, грудь – казалось, что он совершает некое таинство – ритуал. Нырнув, он оказался среди весело барахтающихся «мальков». Несколькими сильными гребками обогнал он лучших пловцов из академии, и достигнув какого-то, одному ему известного рубежа, остановился словно вкопанный.

– Все! – вскинул он руку. – Дальше вам плыть нельзя! Возвращаться!

Недовольных он усмирил одним взглядом, и пловцы вернулись к берегу. Полчаса плесканий и дурачений в прозрачной воде хватило почти всем. Не слушая возражений, боцман выгнал всех на берег, дал время обсушиться и повел в город.

Ашура не был похож ни на один город, где довелось побывать Гартошу. Единственный большой город-порт огромной Виктании кипел такой бурной жизнью, что неподготовленного человека запросто мог свести с ума. Жизнь здесь не прекращалась ни днем, ни ночью. На всех улицах всенощно горели фонари. Кареты, повозки, конные и пешие люди без устали сновали по своим неотложным делам.

На улицах Ашура академиерам стоило не только взяться за руки, а еще и обвязаться веревкой, чтобы не потеряться. Такой круговерти не было даже в Тороне.

– На базар я вас сегодня не поведу… – озабоченно оглядываясь на своих подопечных, пробормотал Ерегей. – За неделю потом не соберешь. Порт покажу и все. Да и то… – он в сомнении покачал головой.

Обеспокоенность боцмана стала понятна, когда академиеры подошли к самому порту. То, что на всю огромную Виктанию был всего лишь один порт, не могло на нем не сказаться, он был не менее огромен, чем сама империя. Спускаясь по широкой улице, процессия выходила как раз в центр порта. Три латона, не меньше, – прикинул Гартош на глазок длину пристаней. И это не считая причалов выходящих далеко в море. Боцман остановил строй в месте, откуда порт был как на ладони. Любуйтесь мол. А любоваться было чем. Количество кораблей невозможно сосчитать. Большие и маленькие, они заполняли любое свободное пространство бухты. Казалось невероятным, как в такой толчее корабли могли подходить и отходить от причалов.

– А вон и наша галера! – крикнул Ерегей и указал пальцем.

Длинная боевая галера была побольше боевой шхуны. Она имела два паруса – сейчас свернутых, – и два ряда весел с каждой стороны. Галера медленно проходила вдоль причалов, и перед ней чудесным образом образовывалось пустое пространство. Еще бы, никому не хотелось получить бивень под ватерлинию (небольшой бурунчик перед носом галеры ненавязчиво намекал на наличие такого), а притормаживать в мирное время галерщики не умели. Вдоволь насмотревшись, академиеры спустились вниз, и начался долгий обход порта с подробными комментариями.

Океанские корабли сконьеров отличались от каботажников других стран, как бричка от кареты. Более мощное парусное снаряжение, более изящные линии обводов, более гордое и самоуверенное поведение команд, что академиерам довелось испытать на собственном опыте.

* * *

Военная форма давала Ерегею некий иммунитет перед местной шантрапой, а также разгулявшимися моряками, которых в предвечернее время в порту собиралось предостаточно, они потихоньку вытесняли с пристаней грузчиков, торговцев и своих менее упитых собратьев. У академиеров же такого иммунитета не имелось, и местные завсегдатаи чувствовали в новичках легкую добычу.

– Следить друг за другом, – уже в который раз напомнил ребятам боцман. – Ни с кем не разговаривать и уж тем более ни во что не ввязываться; быстро нож под ребра получите или бутылкой по башке. Дернул же меня миас вести вас сюда в это время. Ну ничего, сейчас еще одно место навестим и назад, домой.

Просто навестить заветное место не удалось. Чуть зазевавшегося Вирона, вроде как невзначай толкнул криминального вида коротыш.

– Он твой кинжал снял! – завопил Лери.

Услышав крик, воришка сорвался на бег, стремясь затеряться в толпе.

– Тогда пускай и мой возьмет! – азартно крикнул Алькон и послал ему вдогонку свой кинжал.

То ли случайно, то ли по задумке (потом Алькон утверждал что именно туда он и целился), но кинжал вонзился коротышке в задницу. Довольный своей меткостью, Алькон подбежал вслед за Вироном к орущему вору, когда рядом раздался крик.

– Эти недокормыши Карася подрезали!

Вернувшие свое оружие Алькон и Вирон сразу встали спина к спине. Вокруг них быстро собралось плотное кольцо, и большинство там собралось не простые зеваки, а сообщники и дружки Карася. Ерегей сдавленно выругался и бросился к попавшим в беду подопечным. Не остался в стороне и Гартош.

– Десяток Тереса со мной, остальные на месте, – скомандовал он.

Но они не успели подойти к друзьям. Из толпы вылетел камень. Алькон уклонился, но стоящему позади Вирону он угодил в плечо. Это послужило сигналом. В них полетело ещё несколько камней, когда подскочил Ерегей.

– А ну разошлись крабьи выкидыши! – заорал он.

– Отойди, боцман, – прогундосил голос из толпы. – Они Карася подрезали.

– Сейчас всех вырежем! – мрачно пообещал Гартош, присоединяясь к товарищам.

Прибытие подмоги немного поубавило пыл нападавших, но не разогнало их, толпа вокруг академиеров даже увеличилась.

– Это откуда же вы такие смелые взялись, – насмешливо поинтересовался обладатель гундосливого голоса.

– А ты выйди гундос, и я тебе объясню!

В толпе раздались смешки, видимо Гартош угадал с прозвищем.

– Если я выйду, то ты в штаны наложишь.

– Разве что со смеху, – засомневался Гартош.

Ответить гундос не успел.

– А ну расступись! – скомандовал кто-то, кто привык командовать.

Прокладывая себе дорогу палками, к академиерам пробрались с десяток стражников. Мечей у них не было, зато были дубинки и длинные кинжалы.

– Что здесь происходит? – логично поинтересовался десятник стражников.

– Эти недокормыши Карася подрезали! – первым успел пожаловаться гундос.

Десятник посмотрел на стонущего вора и покачал головой.

– Кто это сделал?

– Я, – уже чувствуя что-то неладное, ответил Алькон.

– Пойдешь с нами.

– А этот? – Гартош кивнул на Карася.

– И этот тоже. Как пострадавший.

– Как пострадавший? – возмутился Вирон. – Он вор! Он у меня кинжал украл!

– Если устраивать резню по поводу каждой небольшой кражи, то порт опустеет. Никто не имеет здесь права применять оружие. Даже мы. Видите, с чем ходим? Стоит хоть раз взять с собой мечи и тем более пустить их в ход, тут такое начнется. Так что, придется тебе парень пойти с нами. Отдай свой кинжал.

Алькон сильнее сжал кинжал и чуть отступил назад. Гартош бросил взгляд на боцмана, тот угрюмо молчал. Тогда заговорил он.

– Странные у вас здесь порядки, десятник.

– Да вот такие вот, сынок. Не тяните время, давайте этого героя сюда. Может ему повезет и он отделается штрафом вместо тюрьмы.

– Он никуда не пойдет.

– Пойдет, пойдет, – уверенно пообещал десятник, поигрывая дубинкой. А может и не один он. Такие здесь порядки.

– Тогда их нужно менять, – сквозь зубы выдавил Гартош и громогласно скомандовал.

– Академиеры! Создать кольцо вокруг толпы! По-моему приказу вперед! Резать всех!

– А стражников? – поинтересовались из-за спин зевак и сообщников Карася.

– Их в первую очередь! Они заодно с бандитами. Живых не оставлять! Действовать как в Трольих горах с чериями.

Толпа пошатнулась. Самые предусмотрительные поспешили скрыться, остальные решили посмотреть, чем это закончится. Академиеры действовали как единый организм. Десятники быстро расставили бойцов по периметру: кинжалы в руках, на лицах решительность, в глазах лед. Они были готовы ко всему, слаженные действия академиеров произвели впечатление на всех, и на стражников в том числе. От этих молодых бесшабашных недорослей, обученных убивать, и судя по всему, уже вкусивших крови, можно было ожидать чего угодно. Только что обычные добродушные ребята вдруг преобразились – от них повеяло смертью.

– Не дури, парень, – десятник стражников потянулся к кинжалу, но опыт подсказал ему, что лучше этого не делать, не провоцировать. – Мы делаем свою работу.

– Если ваша работа прикрывать бандитов, она не нужна империи.

Непростые мысли отразились на нахмуренном лице десятника, и наконец, он решился и махнул рукой.

– Ладно, дух с вами, уходите! И больше не попадайте в такие истории. В другой раз для вас это закончится гораздо хуже.

Гартош пожал плечами, но спорить не стал.

– Строиться в походную колонну по три! – вместо этого скомандовал он. И добавил десятнику. – Мы своих не бросаем.

– Да понял я, понял. Идите уже.

Академиеры слаженно выполнили новый приказ. Освобожденная толпа быстро рассосалась.

– Куда дальше, господин боцман? – Учтиво спросил Гартош.

– Прямо, – буркнул тот.

Некоторое время Ерегей шел рядом с Гартошем, и наконец, задал вопрос, который судя по всему, мучил его со времени переделки, из которой они только что выбрались.

– Ты что, и правда отдал бы приказ убить всех?

– Да, – не моргнув глазом, ответил Гартош. Больше их никто не беспокоил, до того самого, намеченного Ерегеем места – таверны «Каракатица».

* * *

«Каракатица» оказалась большой таверной. Нет, она оказалась очень большой, самой большой таверной, в большом порту Ашуры. За один присест здесь могли поесть, выпить и повеселиться несколько сот человек. Большая часть мест находилась на улице, под навесами, а некоторые столы разместили и вовсе под открытым небом.

– Это сюда мы стремились? – спросил Гартош.

– Сюда, – ответил Ерегей.

– Большая таверна.

– Большая, – согласился боцман.

– В больших тавернах не всегда хорошо кормят, – продолжал развивать мысль Гартош.

– А где я ещё размещу такую ораву, – огрызнулся Ерегей. – К тому же мы не жрать сюда пришли, а выпить. А здесь подают самое лучшее в городе пиво.

Услышав слова боцмана, академиеры оживились, повеселели. Морской легион оказывается, не так уж плох.

Примерно половина мест в «Каракатице» была занята, а исходя из того, что день близился к концу, скоро свободных мест не найдется вовсе. Свободные столы, по десять – двадцать человек отыскивались в разных местах таверны. Гартош вместе с боцманом внимательно проследил за размещением всех академиеров. На всякий случай Оскол подольше задержался возле самых подозрительных столов, своим вызывающим видом провоцируя сидящих за ними на стычку. Но новости в порту расходятся быстро, и посетители таверны старательно игнорировали наглого юнца. Убедившись, что опасности пока нет, он плюхнулся на свое место, где его уже ждали друзья вместе с Ерегеем. Между столами с тяжелыми подносами ловко маневрировали молодые и не очень девицы, успевая на шутку ответить шуткой, на легкое пошлепывание по выпуклостям – смехом, на наглое приставание-оплеухой. Все как обычно, никто не обижался на привычные слова и действия. Да и дюжие охранники, с короткими, но толстыми дубинами, способствовали соблюдению кое-каких рамок приличия.

Гартош с друзьями сделал свой заказ, и теперь расслабленно наблюдал за посетителями. Оказывается, за соседним столом попивали пиво сконьеры. Гартош никогда не видел так близко легендарных мореходов, а тут сидят вон, спинка к спинке. Наконец принесли долгожданное пиво. Ерегей первый взял кружку и несколькими мощными глотками осушил её.

– Хорошо, – блаженно улыбаясь, выдохнул он.

– Хорошо, – опустошив свою кружку, подтвердил Гартош.

Здесь действительно варили отличное пиво. Оно быстро вызвало легкое кружение в голове. Только Гартош собрался приложиться к новой кружке, как толчок в спину заставил его зарыться носом в пену. Ребята рассмеялись, уж больно потешный был вид у их предводителя, даже освободивший очередную кружку боцман, изволил хмыкнуть. Не до смеху было лишь Гартошу. Вытерев нос, он повернулся к соседям. Так небрежно отодвинувший свой стул сконьер, удалялся по своим срочным делам. Догонять его не стоило, скоро сам вернется.

– Какие-то проблемы, малыш?

Сидящий за соседним столом мордатый сконьер, нагло ухмыльнулся и вопрошающе уставился на Гартоша.

– У вас похоже, да… – окинув оценивающим взглядом новых собеседников выдавил Гартош.

– Даже так? – оживился мордоворот. – Проблемы у нас?

– У вас, креветки вареные, у вас.

Мордатый дернулся было встать, но седой сконьер придержал его за локоть.

– Не обижайся на мальчика, Мартис. Видишь, после такой великолепной победы над портовой шпаной и несколькими стражниками, у него слишком взыграло самолюбие. Он теперь великий воин.

Гартош обвел их тяжелым нехорошим взглядом и ответил:

– Самолюбие у меня никогда не было занижено, а для того чтобы преподать урок зарвавшимся наглецам, не обязательно быть великим воином.

– Осторожней со словами, малыш, – сквозь зубы процедил мордатый. – Мы тебе не какая-нибудь шпана, нас на испуг не возьмешь.

– Не зли его, – ласково, по-отечески посоветовал седой сконьер. – Мартис-мастер кинжального боя.

– Очень на это надеюсь – обрадовался Гартош, – а то в последнее время все больше пустобрехи попадаются.

– Ты хоть кровь видел? – мрачно поинтересовался Мартис. – А то как-то стыдно убивать ни на что не способного ребенка.

– Он ее пил, – подал голос Терес. – У нас такая традиция, выпить кружку крови первого убитого тобой врага.

Слова Тереса вызвали у сконьеров легкое удивление. Мордатый испытующе взглянул на Гартоша: правда, что ль? Бросив на Тереса недовольный взгляд, Гартош пожал плечами, и взглядом нехотя подтвердил: что было, то было, что теперь. Неизвестно поверили сконьеры или нет, но новость их впечатлила, и в их глазах, за легкой брезгливостью к варварским традициям прятался страх. Первым пришел в себя седой.

– И теперь ты считаешь себя вправе бросать вызов кому бы то ни было? Невзирая на возможный скандал между нашими государствами?

– Какой скандал? – удивился теперь Гартош. Ему надоело сидеть вполоборота, он развернулся и придвинул свой стул к столу сконьеров, чем ошарашил их еще больше. – Какой скандал между государствами? Мужчины что, уже не вправе решать вопросы просто, между собой, не привлекая внимания властей?

– Мы на территории чужого государства, – осторожно сказал седой.

– Хорошо, что вы это заметили.

– И любое происшествие с нашим участием, несомненно вызовет внимание властей.

– Тогда вам нужно вести себя посдержанней, а не хамить гражданам той страны, где вы находитесь.

– По-моему, хамишь здесь ты, сопляк! – вновь начал заводиться Мартис.

Седой снова его остановил.

– Угомонись. Не сейчас. Ведь молодые люди прибыли в Ашуру осваивать морское дело? – не дождавшись ответа, он продолжил. – Вот когда вы выйдете в море, если вы вообще когда-нибудь в него выйдете, мы и посмотрим, кто чего стоит. В море все равны.

– Ага, – ухмыльнулся Гартош, – равны, как же.

– В море мы хозяева! – гахнул кулаком по столу мордатый.

– Ненадолго, – процедил сквозь зубы Гартош. – Я постараюсь это исправить.

– Ты? – Новому изумлению седого не было предела. – И как же ты намерен это сделать? Ведь ваш военный флот самый маленький, из всех какие только есть в океане.

– Не сейчас. Позже. Когда я буду главнокомандующим армией…

За столом сконьеров раздался дружный хохот.

– Когда я стану главнокомандующим, – невозмутимо повторил Гартош, – я вплотную займусь этим вопросом.

– И как же зовут нового владыку морей? – поняв наконец, что перед ним просто действительно зарвавшийся юнец, с неприкрытой иронией спросил седой.

– Гартош. Гартош из рода Осколов.

Улыбка медленно сползла с лица не только седого, но и остальных сконьеров. К словам сына нынешнего главнокомандующего, невзирая на его возраст, сконьерам стоило отнестись со всей серьезностью. Если среди нынешней молодежи и был претендент на пост главнокомандующего, то сейчас он сидел перед ними. Дав понять, что разговор окончен, Гартош поднялся и взялся за стул. Но слова сконьера заставили его остановиться.

– Молодой человек, перед тем, как что-нибудь сказать или совершить, нужно хорошо подумать и все взвесить. И вспомнить, что сконьеры контролируют больше половины морской торговли. Сориться с нами очень не выгодно для Виктании.

Гартош порадовался, что не всегда спал на уроках торгового дела.

– Напомню и я вам. Торговля с Виктанией занимает не меньше трети всей торговли сконьеров. А это значит, что в случае ссоры с Виктанией, треть ваших кораблей окажутся пустыми. И если мы можем найти торговые пути помимо морских, то вам без морской торговли не выжить. К тому же подумайте, почему сконьеры главенствуют на море?

– Почему? – тупо спросил Мартис.

– Потому что остальные государства не поставили себе за цель объединить усилия, чтобы пообломать вам крылья. То есть плавники. Так что лучше не зарывайтесь и не провоцируйте. А ты еще раз так своей задницей двинешь, я из нее ноги повырываю! – гаркнул Гартош на вернувшегося и облегчившегося сконьера.

Тот хотел было достойно ответить наглецу, но взглянув на лица своих товарищей и заработав несколько злобных взглядов, передумал. Действительно, нашел же кого толкнуть.

Гартош сел на свое место, и увидел на лицах друзей широко раскрытые, горящие восторгом глаза.

– Ну ты и выдал! – восхитился Алькон.

– Молодец, – был краток Дебор.

Некоторое время у сконьеров было тихо, затем они поднялись и ушли. Стулья отодвигали тихо и аккуратно. Алькон хотел было бросить вдогонку какую-нибудь гадость, но Гартош жестом его остановил. И так сказано слишком много.

За столом царило сдержанное веселье, как же, сперва портовую шпану вместе со стражниками поставили на место, теперь сконьеров. Лишь Ерегей, уткнувшись в свою кружку, хранил упорное молчание. Наконец он поднял голову и глядя Гартошу в глаза сказал:

– Не забудь.

– Что?

– Не забудь, то что здесь сказал. Когда ты станешь тем, кем мечтаешь – а я верю что ты им станешь! Не забудь своего обещания насчет сконьеров и их места в море. Надоело быть для них посмешищем.

– Не забуду, – твердо пообещал Гартош.

* * *

Изучение морского дела (как выразился седой сконьер), началось с утра следующего дня. Стоящие неподалеку от причала шхуны, послужили для академиеров учебными кораблями. Капитан шхуны, на которую попал Гартош, провел академиеров по своему кораблю, называя обычные казалось вещи каким-то своим, мудреным морским языком. Академиеры конечно ничего не запомнили, и последующие приказы капитана, его помощника и боцмана, не могли выполнить по той причине, что не знали куда бежать. Естественно это вызывало раздражение у морских волков: как можно быть настолько тупым и не знать элементарных вещей? Новые крики, новые метания по палубе, и казалось, так будет вечно.

Но уже через два дня академиеры начали видеть смысл в словах командиров, и их беготня перестала быть такой бестолковой. Вместе с матросами они начали лазить по мачтам и реям, учились ставить и убирать паруса, некоторые даже освоили эффектное чвирканье слюной сквозь зубы, что вызывало жуткую зависть у остальных.

Занятия на шхунах чередовались с занятиями на галерах. Вот где оказалось каторга. Вот когда академиреы пожалели, что в Виктании на галеры не посылают настоящих каторжников, как это делалось в Тарте, Жеране и Реате. Про такие вещи как ноющие плечи и руки, академиеры забыли, после того как на ладонях вскочили, а затем полопались волдыри. И казалось, эта пытка будет длиться вечно. Но через полторы недели боль прошла, ладони при помощи магии и целебных мазей зажили, плечи округлились, руки налились силой. Весла уже не путались друг с другом, а зарывались в волны более менее дружно. Академиеры реже стали срываться с рей, и с палуб учебных шхун, даже убрали смягчающие падения матрасы из морской травы. Новички загорели, хотя им еще было далеко до дочерна загорелых матросов.

Рассматривая свои честно заработанные мозоли, Алькон поделился с друзьями догадкой.

– Теперь я понял, откуда у матросов мозолистые руки. Это все от этих миасовых канатов, и весел.

– А раньше, что думал? – улыбаясь своим догадкам, спросил Гартош.

– Что думал? Тоже что и все. Надолго выходят в море… Одни, без женщин…

– Одно другому не помеха, малек! – Подмигнул Алькону проходивший мимо матрос.

Шхуна от смеха содрогнулась от киля до верхушек мачт.

После очередного совещания, капитаны шхун решили, что академиеров пора испытать морем. Нужно не катание вдоль берега на галере, а полноценный выход в море под парусами. Так чтобы берег казался далекой узкой полоской. Одних академиеров в море никто выпускать конечно не собирался, на шхунах должны были пойти и настоящие матросы, по идее в качестве пассажиров.

Рано утром четыре шхуны с академиерами и «пассажирами» вышли в море. Ветер дул попутный, и все радовались, что не пришлось идти галсами, на это у молодых людей не хватило бы опыта (о том как придется возвращаться, академиеры старались не думать).

Шхуна «Баракуда», где у штурвала стоял гордый Гартош, шла крайней слева. Во избежание столкновений кораблей с неопытными экипажами, расстояние между шхунами держали не меньше одного сирта, что впрочем не мешало восторженным новоявленным морским волкам перекликаться с помощью рупора, и сообщать друг другу, кому уже стало плохо (академиеры поспорили, кто из них первый пострадает от морской болезни, которой их так пугали матросы).Гартош признаков недомогания не чувствовал, чем был ужасно доволен, кому-кому, а ему никак нельзя было пострадать от обычной качки.

Яркое солнце, наполняющий паруса свежий ветер, крики чаек, мокрые спины дельфинов, затеявших игру с носом шхуны, – что может быть лучше? Большая часть академиеров начала испытывать к морю совсем не те чувства, что у них возникли по прибытии к Ашуру. Теперь появились восторг и уважение. И Гартош был уверен, что не один академиер задумался: а не связать ли свою судьбу с морем?

Неожиданно сильный порыв ветра прервал размышления рулевого. Чуть не лопнувшие от воздушного удара паруса захлопали и обвисли – после порыва ветер утих абсолютно. Гартош поискал взглядом капитана Лутариона.

– Здесь часто такое бывает?

– Бывает, но я бы не сказал что часто.

Лутарион обеспокоенно переводил взгляд с обвисших парусов своей шхуны на соседние. А те шли ровно, с полными парусами, и уже начали обходить свою незадачливую подружку. Новый внезапный порыв ударил в шхуну так, что затрещали мачты, и только чудо уберегло паруса целыми.

На этот раз ветер не прекратился, а задул сильно и ровно. Шхуна стала быстро набирать скорость, догоняя своих соседок. Приближалась точка, где кораблям следовало повернуть к берегу. Но Луторион не стал дожидаться когда шхуна далеко отойдет от берега. Почувствовав неладное, он решил развернуть корабль немедленно.

– Эй, лоботрясы! Хватит прохлаждаться! А ну по местам, живо!

Матросы, которым также передалась тревога капитана, быстро сменили растерявшихся академиеров, и словно обезьяны полезли на мачты. Но ветер, только этого и дожидался. Взревев словно разъяренный зверь, невидимый великан повлек шхуну в открытое море. Парусов «Баракуда» лишилась в течение считанных минут, и сейчас на реях болтались лишь жалкие обрывки. Разворачивать корабль при таком, внезапно разыгравшемся шторме, было смерти подобно, и команде оставалось только тоскливо смотреть на стремительно удаляющийся берег. Но что было самым удивительным, соседние шхуны шли как и раньше, их паруса были наполнены свежим попутным ветром, не более того. Вокруг «Баракуды» же, словно демоны пляску устроили. А может не демоны, духи? С замиранием сердца Гартош подумал о старой студиэрской шутке с виргами. Вот где они сумеют отыграться.

И судя по всему, его догадки были не так уж далеки от истины. То, что происходило с их шхуной, не могло быть чем-то естественным, здесь явно были задействованы направленные на них стихийные или даже высшие силы. Гартош бросился к Вирону.

– Вирон, ты чувствуешь присутствие духов?

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, но ты знаешь, при желании они могут скрыть свое присутствие, особенно высшие. Думаешь это они?

– Скорей всего. Вирги. Наши старые знакомые. Нашли время и место для мести.

Небо быстро затянули темные, почти черные тучи.

Водные брызги вокруг «Баракуды» ветер превращал в пыль, и вскоре уже с трудом можно было рассмотреть отставшие шхуны и далекий берег. Шхуна проваливалась в глубокие пропасти между волнами, и казалось, что оттуда, она уже никогда не выберется. Но «Баракуда» треща, словно жалуясь на тяжкую долю, каждый раз вскарабкивалась на очередной гребень. Такого шторма не видели не то что академиеры, но даже бывалые моряки. Как правило, при первых признаках шторма, они успевали спрятаться в родной бухте, либо в соседних рыбачьих бухточках. И теперь такое вот испытание.

Чтобы не путались под ногами и не были смыты за борт, капитан приказал академиерам либо скрыться в трюме, либо привязаться к мачтам, что и было исполнено. Половина академиеров успела занять места возле мачт, остальные были вынуждены прятаться внизу. Гартош одним из первых привязался к мачте и теперь со страхом и восторгом наблюдал за буйством стихий.

Шторм, длившийся казалось вечность, прекратился также неожиданно, как и начался. Казалось, уже ни что не сможет спасти «Баракуду», ещё немного, и она не выдержит удара двух стихий. Но вдруг все прекратилось. Словно по команде утих ветер, тучи начали стремительно расходиться, утончаться и исчезать, вскоре над шхуной светило яркое солнце на чистом небе. Ещё не веря, что все закончилось, академиеры отвязывались от мачт и вылезали из трюмов. Луторион стянул с себя капитанскую кепку и вытер лысину промокшим носовым платком. Судя по его виду, да и по виду остальных членов экипажа, то, что они остались живы, для них оказалось новостью. Гартош даже не спрашивал, как часто в море происходит ТАКОЕ. И так ясно, что впервые. Вместо этого он спросил:

– Далеко нас унесло?

– Не знаю. Думаю, латонов десять-пятнадцать, не больше.

– А где он вообще, этот берег?

Луторион долго смотрел на одну точку на горизонте, затем раздвинул подзорную трубу, посмотрел ещё и в неё. И наконец, мрачно кивнул.

– Там.

Гартош посмотрел в указанном направлении. На горизонте показались три темных силуэта.

– Наши? – с надеждой спросил Гартош.

Капитан молча протянул ему подзорную трубу. Да, корабли, догоняющие изуродованную шхуну, мало напоминали корабли Виктании.

– Сконьеры?

– Они.

– Может они нам помогут? – сам слабо в это веря, спросил Гартош.

Луторион удивленно на него посмотрел.

– Разве что быстрей пойти ко дну. Я ещё не слышал, чтобы сконьеры помогли кому-нибудь в открытом море.

Вот и свиделись. Гартош ни на секунду не сомневался, что на нагоняющих их кораблях, находились недавние знакомцы. Не удивился бы он, если они оказались причастны к такому необычному шторму – сконьеры бахвалились особой расположенностью к ним морской богини и богини ветра, и соответственных духов этих двух стихий. А учитывая то, что Гартош не очень ладил с духами воздушной стихии, то здесь очень кстати могли совпасть интересы его недругов.

Луторион подозвал помощника.

– Зовиро, носовую баллисту перенести на корму, поближе к кормовой. Команду вооружить, приготовиться к абордажу.

Такое развитие событий совсем не испугало Гартоша и остальных академиеров. Как раз наоборот. Гораздо лучше, когда события зависят от тебя, а не от буйства стихий.

– Для нас что-нибудь найдется?

– Найдется, я запасливый. Боцман! Выдать оружие академиерам!

Боцман Ерегей – а на «Баракуде» боцманом служил именно он, повел академиеров в трюм. То, что капитан «Баракуды» запасливый, было слишком скромным утверждением. Это стало ясным, когда боцман откинул брезент с трех внушительных куч. Оружия на шхуне хватило бы, чтобы вооружить, если не пехотный легион, то полк уж точно. Удивительно, как она до сих пор держалась на плаву. Приятно удивленные академиеры бросились разбирать завалы из колюще-режущих предметов.

– Откуда это все? – не мог скрыть изумления Гартош, вытягивая из кучи изогнутый клинок, скорее всего жеранской работы.

– Последнюю партию контрабанды не успели сдать.

Не успели? Гартош вспоминал, когда же «Баракуда» последний раз выходила в море: недели две, не меньше. Но сейчас неторопливость капитана была ой как кстати. Жеранский кривой меч с утяжеленным концом Гартош отложил, таким хорошо рубить, а на тесном корабле нужно больше фехтовать. Здесь лучше подошли бы легкие сабли или короткие мечи.

– Я бы не советовал вам цеплять на себя столько железа, – с иронией сказал Ерегей. – Не доведи дух, упадете в воду, пойдете ко дну быстрей камня.

Гартош оглянулся. Да, дорвались ребята до бесплатного. Академиеры были буквально увешаны оружием, часто совершенно бесполезным, и всё тянулись за новыми блестящими игрушками. Чуть не поперхнувшись от смеха, Гартош скомандовал с самым суровым видом:

– Слушать сюда! Разбиться на десятки. Десяток щитоносцев; десяток копейщиков, они же дротикометатели; десяток арбалетчиков и десяток лучников. Тактика такая. При сближении, под прикрытием щитоносцев, противника обстреливают лучники и арбалетчики. При ещё большем сближении, стрелки оттягиваются назад, а в ход идут дротики, а затем копья. При полном контакте все мы становимся мечниками, все, кроме щитоносцев. Щитоносцы должны прикрывать своих товарищей до последнего. Тактика простая как бубен, и думаю, всем понятна. Обязательное вооружение для всех: короткие мечи или легкие сабли, кому что больше нравится. Алькон – за тобой щитоносцы, Вирон – ты возьмешь лучников и арбалетчиков. И не забывай приглядывать за их магами, если они есть на кораблях. Я займусь копейщиками и общим руководством.

– А как же капитан? – насмешливо спросил Ерегей. – Про капитана ты не забыл? Вообще-то он здесь всем командует.

– Пускай командует, кто ему не дает. Но своих людей я лучше знаю. Знаю, кто чего стоит, и кого куда поставить.

– Твоих людей? – Боцман покачал головой. – Похоже, ты приступаешь к плану по вступлению на самую высокую должность в армии. Не рановато ли?

– В самый раз, – буркнул Гартош. – Десятники, проследить за выбором оружия. Да, вот ещё, можете взять по три метательных ножа, тоже хорошая вещь в ближнем бою.

Академиеры взяли конечно не по три ножа, а по десять, но в остальном приказ Гартоша выполнили. Разбитые на группы, они заняли место на корме шхуны, вытеснив оттуда обалдевших матросов. И предвосхищая вопросы, приказы, и требования капитана, Гартош его упредил.

– Я знаю, что мы делаем. Мы первыми встретим врага, и вы нам сейчас будете только мешать. Лучше отведите своих людей подальше и ждите своей очереди. Работы хватит всем.

И он развернулся к своему войску. А мало что понимающий капитан «Баракуды» застыл с открытым ртом.

* * *

Появление из трюма организованного и вполне профессионального действующего подразделения, а не бестолково метающихся радостных «мальков», дорвавшихся до оружия, произвело впечатление не только на капитана.

– Вот видишь, Ерегей, у нас появилась морская пехота, – со значением сказал Зовиро.

Боцман недоверчиво хмыкнул, но промолчал, – вспомнил случай в порту. Гартош, услышав слова помощника капитана, застыл, задумчиво уставившись куда-то вдаль.

– А что, неплохо было бы иметь такие войска. Надо об этом подумать.

Завиро толкнул локтем Ерегея; видал какая у нас молодежь? А то! Мимикой ответил Ерегей. Эти надумают.

Гартош закончил распоряжаться и подошел к Луториону.

– Господин капитан, сколько сконьеров на каждом из кораблей?

– По сто – сто двадцать человек, – послушно ответил капитан, ещё не зная как себя вести. То ли встать в позу и попытаться взять все командование на себя, то ли довериться этому мальцу, и дать ему возможность действовать самостоятельно. Тем более, что Луторион также был хорошо информирован о событиях в порту.

– Нормально, – прикинув что-то в уме сказал Гартош, и деловито добавил, – два корабля сожжем и потопим, третий захватим.

– А зачем нам его захватывать? – пораженный скромными планами Гартоша спросил капитан.

– А на чем домой возвращаться будем, – в свою очередь удивился Гартош.

– Тебе чем-то не нравится «Баракуда»?

– А у вас есть запасные паруса?

Вопрос академиера заставил Луториона пристыженно умолкнуть и отвернуться. Запасных парусов не было. Поход намечался коротким и учебным, и капитан не посчитал за нужное брать на борт запасные паруса. Деликатно не замечая замешательство капитана, Гартош продолжил:

– Три корабля одновременно на нас напасть не смогут, только два. Мы их подпустим поближе и обстреляем стрелами с вымоченными в масле фитилями. Естественно зажженными. После этого им будет не до нас, они бросятся спасать свои корабли.

– Если они зацепятся за нас абордажными крючьями, мы сгорим и потонем вместе с ними.

– Значит нельзя подпускать их на близкое расстояние, – сразу же внес изменение Гартош, – начнем обстреливать раньше. Вон, баллисты подключим.

План Гартоша был прост до идиотизма, но Луторион понял, это единственный их шанс уцелеть. У парня определенно есть голова на плечах.

И тут в планы людей вновь вмешалась стихия. Первым странности заметил Зовиро.

– Капитан, смотрите.

Он указывал куда-то за борт. Луторион долго и внимательно смотрел в указанном направлении.

– Что-то не так? – спросил Гартош, не видя в море ничего необычного.

– Не так, – после длительного раздумывания ответил капитан. – Смотри, – он указал пальцем в воду. – В шетах пятидесяти, видишь?

Гартош добросовестно всматривался в воду, но видел всего лишь волны.

– Вижу только воны, – честно признался он.

– Правильно, волны. А теперь смотри возле самого борта.

– Здесь волн нет. То есть, они есть, но не такие, какие-то меленькие.

– Так, а теперь посмотрим что у нас с другого борта, – они перешли на левый борт. – С этого борта тоже самое. В пятидесяти шетах волны одни, а ближе к кораблю другие. Тебе это ничего не напоминает?

Перегнувшись через борт, и чуть не сваливаясь в воду, Гартош пытался разгадать загадку капитана.

– Это похоже на реку… Течение! – словно ужаленный закричал он, гордый своей догадливостью.

– Правильно. – Луторион покровительственно посмотрел на Гартоша – все становилось на свои места; он капитан; Гартош неопытный малек. – Это течение, только очень странное течение. Его ширина не больше ста шетов.

– И очень быстрое течение, – добавил Зовиро. – По краям даже видны водовороты.

– Несколько минут назад водоворотов не было, – озабоченно пробормотал капитан.

– Значит, течение ускоряется.

– А что там наши друзья? – вспомнил капитан о сконьерах.

Там тоже произошли перемены. Два корабля, несмотря на полные паруса, снесло далеко в сторону, и только третий упорно преследовал «Баракуду».

– Похоже, что они попали в другое сильное течение, – пришел к выводу Луторион. И только одному из них удалось зацепиться за наше течение.

– Море на нашей стороне! – воскликнул Гартош.

– Наверное, ты прав, – согласился Луторион. – Мы пользуемся благосклонностью Наистер, но попали в немилость к Клокии.

И это было похоже на правду. Попавший в одно течение с «Баракудой» сконьерский корабль, подгоняемый сильным попутным ветром, догонял избавленную парусов шхуну.

– Так даже лучше! – Гартош довольно потер руки. – С одним кораблем легче будет справиться.

Луторион не спорил, одни корабль вместо трех, это действительно получался более выгодный для них расклад. На корабле преследователя уже видны были люди, и кто-то из них рассматривал жертву в подзорную трубу.

– Капитан, можно? – Гартош потянулся к трубе Луториона.

Тот нехотя её отдал, самому было интересно взглянуть на противника. Едва Гартош поднес подзорную трубу к глазу, как радостный вопль вырвался из его горла.

– Мартис, чертяка! Как я рад его видеть!

Он помахал своему знакомому рукой. Мартис ответил тем же. Он также не скрывал своей радости.

– Знакомого увидел? – спросил Луторион, отбирая подзорную трубу у Гартоша.

– Ага. У нас с ним незаконченный разговор остался.

– Вот вам как раз и случай. Прямо как по заказу.

* * *

Вскоре корабли сконьеров приблизились на расстояние, когда вполне можно было обойтись без подзорной трубы. Гатрош приказал своей команде спрятать стрелковое оружие, чтобы не пугать островитян раньше времени. И это оказалось правильным. Ни разу непуганые серьезным отпором сконьеры, в надежде на легкую добычу, высыпали на палубу, многие влезли на реи, радуясь предстоящей забаве как дети. И академиеры им эту забаву предоставили. Выждав нужное время, лучники и арбалетчики сделали залп. Сконьеры словно спелые груши посыпались вниз. Они разъяренно кричали и угрожали виктонийцам, чем позволили даже арбалетчикам сделать ещё один залп, не говоря уже о лучниках.

Изрядно прореженная команда сконьеров, больше так глупо не подставлялась. Сблизившись на расстояние броска, на «Баракуду» полетели абордажные крючья. И все это время сконьеры были под непрерывным обстрелом стрелков Вирона, отошедших на нос шхуны. Единственное место, куда островитяне могли более менее безопасно высадиться, была широкая площадка на корме, откуда академиеры приглашающее отступили, и чуть ли не жестами звали ребят с острова Керт. Казалось, не заметить здесь подвоха мог только слепой. Но сконьеры действительно были ослеплены, ослеплены яростью и жаждой мести.

Борта на корабле сконьеров были шета на два выше бортов шхунвы, прыгать на палубу «Баракуды» можно было без проблем. Академиеры дождались когда на корме оказалось не меньше десятка сконьеров, и только тогда метнули дротики. Новая партия захватчиков на борту, и Гартош снова гаркнул:

– Дружно!

Снова дротики принесли опустошение в ряды сконьеров. Гартош только удивлялся, насколько бестолково действует противник. Неужели они не знакомы с тактикой боя малых пехотных подразделений? Как же они с пиратами Глиблиса справлялись? Подобным навалом, когда исход боя решался числом бойцов и их индивидуальным мастерством? Видимо да, моряки понятия не имели о боевых приемах пехотных частей. Что ж, это только на руку академиерам, четыре года отрабатывающих взаимодействие во всевозможных боевых порядках, и проходящих практику у вепрей, росомах и барсов.

На кормовой площадке наконец скопилось достаточно народу, чтобы преодолеть заслон из дротиков. Укрывая палубу своими телами, они сумели подойти к перегородившим палубу щитоносцам. А тут новая напасть. Словно чертями выброшенные жала копий сразили первый ряд нападающих и вновь спрятались за щитами. Чтобы не поскользнуться в крови врагов, щитоносцы сделали шаг назад. Ешё одна волна нападающих навалилась на щиты с копьями, и щедро устилая палубу телами погибших и раненных, откатилась. Еще один шаг назад.

– Они нас сейчас в воду сбросят! – забеспокоился Зовиро.

– Если так будут отступать, точно сбросят, – подтвердил Ерегей. – Уже почти полкорабля трескоедам отдали.

– Не сбросят, – возразил Луторион. – Посмотрите, сколько сконьеров осталось на палубе.

Перед щитами действительно осталось не больше двух с половиною десятков стоящих на ногах, остальные либо истекали кровью, либо уже вовсе испустили дух. Но сконьеры, словно не замечая своей малочисленности, все нападали и нападали.

Зовиро снова забеспокоился.

– Гартош! Не будь сволочью, имей совесть! Дай и нам в бою поучаствовать.

Чтобы не нажить себе врагов еще и среди команды «Баракуды», Гартош выполнил пожелание старших товарищей. По его команде щитоносцы расступились – словно открыли ворота, – и прикрывая собой мечников, дали дорогу сконьерам. Две яростно орущих толпы схлестнулись и растворились одна в одной. Академиеры снисходительно заулыбались: как дети малые честное слово; и рванули вперед, на корабль сконьеров.

Вирон и его подчиненные с завистью смотрели, как товарищи, побросав щиты и копья, перемахнули через борт и очутились на вражеском корабле. Но присоединиться к новой абордажной команде, теперь уже академиерской, они не могли, их разделяла яростная схватка матросов двух кораблей. Все что оставалось стрелкам, это постреливать в подвернувшиеся цели.

Команду Гартоша встретили два десятка оставшихся на борту своего корабля сконьеров.

– Ножи! – напомнил Гартош. – И живых не оставлять!

В ближнем бою метательные ножи отличное подспорье, и пока сконьеры вспомнили, что и сами неплохо владеют этим полезным оружием, их количество уменьшилось наполовину, и дело дошло до рукопашной схватки. Если сконьеры и славились как мастера мечники, то мастерами они были только среди морской братии. Любой более менее обученный пехотинец, мог этим мастерам надрать задницу, причем не особо вспотев. А академиеры четвертого года обучения обучались не более менее, а по высшему уровню.

– Алькон! Не трогай мордатого, он мой!

Сцепившийся с Мартисом Алькон разочарованно вздохнул и отступил. Опустил свой меч и Мартис. Они церемонно раскланялись и разошлись: Алькон искать новую жертву; Мартис устремился к Гартошу.

– Вот и свиделись, щенок!

– Только давай без оскорблений! Будь мужиком. Если можешь умное что сказать перед смертью, то скажи, нет – значит я тебя так убью.

Мартис не стал больше размениваться на разговоры, он сделал быстрый выпад и … пораженный застыл. Пораженный в буквальном смысле слова. Из груди у него торчал кинжал, поднырнувшего под удар Гартоша.

– Вот, и не таких сусликов выливали. А ты говоришь мастер.

Гартош вытащил кинжал из осевшего тела, обтер его, и начал бесцеремонно обшаривать карманы, снимать кольца и медальон с шеи поверженного, но еще живого врага.

– Жидковато что-то у меня сегодня с трофеями, – пожаловался он хрипящему сконьеру. – Не заработал больше что ли, или ты у нас скромный такой? – Он раскрыл медальон, с интересом рассмотрев портрет, хмыкнул. – Красивая. – И спрятал добычу теперь уже в свой карман.

– Ты больше ничего не получишь ублюдок! И «Буревестник» тебе не достанется.

– Так твой корабль называется «Буревестник»? Неплохое название. Я даже не буду его менять.

– Он тебе не достанется, – плюясь кровью повторил Мартис.

Гартош досадливо стряхнул с рубашки капли чужой крови.

– Это еще почему? Кто мне помешает?

– Ты забыл, что остались еще два корабля?

– Эти что ли?

Гартош кряхтя, подтащил Мартиса к борту, – тяжелый гад оказался.

То, что увидел капитан «Буревестника», заставило его застонать теперь не от боли, а от горечи. Два оставшихся корабля его небольшой эскадры попали в гигантский водоворот, шетов в четыреста – пятьсот в диаметре, и на все их отчаянные попытки выбраться оттуда, морской смерч отвечал только зловещим утробным гулом.

– Ну что, хозяин и любимец моря. Понял, кто теперь любимец?

Мартис собрался с силами и плюнул в лицо ненавистному врагу. Гартош ловко уклонился, снова пострадала рубашка.

– Ладно, заслужил, уважу тебя. Окажу так сказать, последние почести.

Победитель полосонул побежденного по горлу, и не без труда переклонив через борт, сбросил в море. Кажется так поступают настоящие морские волки.

– Гартош! Корабль наш! – громогласно сообщил спешащий поделиться радостью Алькон. – Мы обшарили все, живых не осталось.

– Надеюсь, карманы сконьеров не забыли проверить?

– Обижаешь! В первую очередь Законный трофей, как ни как.

– Это хорошо. Пойдем, посмотрим, что там на «Баракуде», может помощь нужна.

Помощь академиеров больше не понадобилась. Тяжело переваливаясь через борт, матросы со шхуны влезали на трофейный корабль. Корабельное начальство появилось одними из последних, израненные, но живые.

– Сами управились? – удивился Луторион. – Молодцы!

Гартош хотел было сказать, что они сами справились почти со всей командой «Буревестника», но пожалев самолюбие капитана, смолчал. Вскоре на палубе захваченного корабля появились и стрелки во главе с Вироном. Он радостно бросился обнимать друзей. У него оказывается было подозрение, что сконьеры оставили на своем корабле засаду, и теперь очень радовался, что ошибся.

Уже вкушающий славу победителя сконьеров, донельзя довольный Луторион со своими людьми отправился осматривать трофей, а академиеры начали делиться впечатлениями и обсуждать итоги боя. Матросы «Баракуды» потеряли семерых, очень многие получили ранения. Потери среди академиеров оказались скромнее, всего два человека, да и раненых поменьше. Вот что значит выучка. Можно сказать, что операция по защите своего и захвату вражеского корабля прошла успешно.

– А это что такое?! – прервал разговор академиеров возглас боцмана.

Он оказывается только что увидел случившуюся со сконьерскими кораблями неприятность.

– Ах, это. – Гартош равнодушно махнул рукой, экая невидаль. – Их тут около получаса мотыляет.

Ерегей подозрительно покосился на академиера. Сколько он с ним общался, столько вокруг происходило новых необычных событий. Подоспевшие капитан с помощником, также не меньше боцмана удивились происходящему.

– И что все это означает? – через немалое время выдавил из себя Зовиро.

– Это означает, что ребята с острова не поняли намека. Их попытались вразумить, но они этого не поняли. И еще это подтверждает, что Наистер на нашей стороне, – объяснил капитан.

– Зато Клокия против. Видите, как старается помочь своим любимчикам? – Боцман указал на вздувшиеся паруса сконьерских кораблей.

– Да, похоже девочки поссорились, – глубокомысленно заметил Гартош.

– Не сметь так про богинь! – рявкнул Луторион. – Тоже, подружек себе нашел! Уважение нужно иметь! Хотя, судя по жрецам, они уже давно не ладят…

То, что идёт противоборство двух стихий, стало понятно каждому. Несмотря на все усилия ветра, корабли все ближе стаскивало в центр воронки. Скорость кораблей все увеличивалась, они закружились почти на месте, и один за другим были проглочены огромным чудовищем, в которое превратилось, родное до сих пор для сконьеров море.

* * *

«Буревестник» содрогнулся от мощнейшего удара. Словно срезанные гигантской косой, мачты начали медленно валиться на палубу.

– Берегись! – заорал Зовиро.

А где беречься? На палубе «Буревестника» не было места, куда бы не падали мачты и их обломки.

– На «Баракуду»! – Подсказал Луторион. – Все на «Баракуду».

– Вы думаете там будет безопасно? – не вовремя проявил любопытство Гартош.

– Не знаю. Но если гибнуть, то на своем корабле.

Похвальный патриотизм, тем более что «Баракуда» пока стояла целая, если не считать порванных парусов. Не успели академиеры вместе с матросами попрыгать на родную палубу, как не меньший силы удар получила и шхуна виктанийцев. Теперь на ней начали падать мачты. А учитывая, что места на шхуне было раза в три меньше чем на «Буревестнике», то здесь потерь избежать не удалось. Несколько человек было раздавлено и ещё больше ранено.

Снова так внезапно поднявшийся ветер, вовсе не был простым ветром, это поняли уже все. Вирги не скрываясь носились над сцепившимися кораблями, сметая все на своем пути.

– Они сейчас здесь все по досточкам разнесут!

Донесся до Гартоша голос Зовиро, и у него не оставалось сомнения, что так и будет. Высшие духи воздушной стихии мстили за смерть своих любимцев, и как догадывался Гартош, за ту далекую детскую проделку в студии. Вирги сносили все, в том числе и людей. С раскрытыми в неслышных криком ртами, исчезали они во вновь набежавших тучах. От палубы и бортов доски отрывались целыми пластами. В открывшиеся прорехи дружно хлынула вода. Обреченные корабли быстро погружались в почему-то спокойную воду. Точно! В отличие от разыгравшейся не на шутку бури, море оставалось удивительно спокойным, словно политое маслом. Будто в нескольких шетах над ним и не бесновались злобные духи.

– Прыгайте в воду! – крикнул Гартош. – Наше спасение в море!

И подав пример, он первым спрыгнул с тонущей шхуны. Теплая и ласковая вода приняла Гартоша словно родного. Вперемешку с обломками кораблей, вокруг него в воду плюхались братья по несчастью.

Через минуту шхуна, точнее то, что от нее осталось, опустела. Вирги бесновались на верху, но странное дело, приближаясь к воде, они словно теряли силу, и в двух шетах над водой было тихо. Это успокаивало, но мало. Держась за обломки люди какое-то время продержатся, но не вечно же. А потом, руки разжимаются, и медленное торжественное погружение в такое ласковое и приветливое море. Гартош тряхнул головой, выбрасывая из нее наваждение. Далеко им ещё до этого. Поборемся.

– Отплывайте от корабля! – крикнул он. – А то нас здесь обломками перебьет!

В стороне от корабля, где обломки падали реже, действительно было спокойно.

– Что-то мало нас здесь осталось, – поделился Гартош беспокойством с подплывшим Альконом.

– Так половина наших либо плавает плохо, либо вообще плавать не умеет. Вот за обломки и цепляются.

Вот черт! Это Гартош как-то упустил из виду. И не поможешь ведь им никак, за час плавать не научишь. Придется ждать когда все утихомирится. Хотя духи, похоже, только вошли во вкус, и докрушив корабли, носились над головами людей, ища себе новой поживы. Но люди не дельфины, и выпрыгивать из воды на высоту двух шетов не умеют, а если умели бы, то вряд ли кто рискнул бы так нагло дразнить виргов. Вообщем, пока духи носились впустую, выместить свою ярость было не на ком.

К кучке бултыхающихся академиеров в несколько махов подплыл Ерегей. Высунулся из воды чуть ли не до пояса, молча пересчитал их по головам, и тяжело вздохнув сказал:

– Давай за мной, капитан всех сзывает.

Скорбный вздох боцмана стал понятен, когда все живые собрались вместе, возле самых крупных обломков. Неистовство стихии забрало жизни пятнадцати человек, больше половины из которых были академиеры.

– Ситуация почти безнадежна, – без предисловий начал Луторион. – Теперь нас отнесло от берега, я так думаю, латонов на тридцать, никак не меньше. На хорошем корабле, да при попутном ветре, не расстояние. Но корабля, сами видите, у нас нет. Максимум, что мы можем сделать, это соорудить плот, да и то без паруса, я думаю, все понимают почему.

– А что, лодок совсем не осталось? – осмелился на вопрос Алькон.

– Шлюпок! – рявкнул Ерегей.

– Ну, шлюпок.

– Не осталось шлюпок, академиер, все разнесли, сволочи.

– Зато есть из чего плот строить, и не один. – Нашел хоть что-то положительное Зовиро.

– Это верно. Тем, кто умеет хорошо плавать, собирать материал для плотов. Две команды, одна под руководством боцмана, другая-помощника, строят плоты. Остальные соберитесь на этих обломках и не мешайте.

Вирон уточнил:

– Что подойдет для плотов?

– Обломки мачт, толстые брусы, канаты и тросы. Вообщем тащите все, а строительные команды сами разберутся.

После общего сбора работа закипела, благо разброс обломков вышел небольшой. Сборка плотов только началась, когда раздался истошный крик.

– Акулы!!!

Волшебное слово в мгновение ока загнало всех на недостроенные плоты. Толком несвязанные бревна и брусья с трудом удерживали такое количество людей, но прыгать в воду никто не собирался, уж больно зловеще вспарывали воду многочисленные плавники. Они не спеша сужали круг, в центре которого находились плоты с людьми.

– Почуяли наживу, – пробормотал Зовиро.

Он, как и остальные, с непрекрытым страхом следил за танцем смерти в исполнении акул. И только Гартош о чем-то напряженно думал.

– Ты чего такой задумчивый? – толкнул его в бок Ерегей. – Думаешь как акул отпугнуть?

– Да нет. Я вот думаю, а они съедобные? А то нам здесь долго сидеть.

Ерегей неверяще смотрел на сумасшедшего академиера, и вдруг громко расхохотался, да так, что плот затрясся и заходил ходуном. На него возмущенно зашикали, и боцман перешел на тихое хихиканье.

– Совсем боцман с ума двинулся, – посочувствовал Алькон.

– Я тебе двинусь! Это ваш Гартош двинулся! Собрался охотиться на акул! Интересно с чем? С кинжалом что ли?

Слова боцмана вызвали у матросов ехидные смешки, академиеры же напротив, начали шарить по поясам, снимая кинжалы и другое оружие, кто что рискнул оставить. Раз заводила задумал, значит сделает. Вера в него среди братьев академиеров была несокрушимой.

– Так едят или нет? – переспросил Гартош.

– Едят, едят, – вместо боцмана ответил Зовиро. – Особенно плавники у них ценятся, просто объеденье. Ты только того, Гартош, выбирай акулу поменьше. И безопасней, и мясо нежней.

По Зовиро было непонятно, говорит он серьезно, или ехидничает как боцман. Но Гартош вполне серьезно принял его слова к сведенью.

– Я тоже подумывал о небольшой акуле.

– Вы что, оба с ума сошли?! – взорвался боцман. – Ладно Гартош, сухопутный человек, не совсем понимает о чем говорит. Но ты, Зовиро! На что ты его толкаешь? Прыгать в воду и охотиться на акул?

Зовиро сконфуженно развел руками:

– Я-то здесь причем, он сам решил.

– Зачем прыгать, – совершенно спокойно сказал Гартош. Найду подходящий обломок. Вот этот, например. – Гартош потянул и достал из воды, из под самого носа у акул, кусок рейки. – Привяжу к нему кинжал, и получится что-то вроде копья. Гарпун был бы лучше, но думаю, что и это сработает.

Теперь пришло время конфузиться Ерегею. Вот ведь старый болван! Подобным образом охотятся на крупную рыбу – и на акул в том числе, – рыбаки от Реата до Тарта. И ведь знал же, что самое обидное! Совсем мозги соображать перестали.

Видимо чтобы добить боцмана, подал голос и Вирон:

– Может и это пригодится?

В руках он держал обломок борта с застрявшим в нем абордажным крюком.

– Точно! – обрадовался Гартош. – Это уже будет настоящая рыбалка!

– А вместо наживки боцмана поцепим! – подхватил Зовиро. – Он у нас самый вкусный.

– Это я самый вкусный?!

Раздувшийся от возмущения Ерегей, сейчас готов был голыми руками сломать шею не только Зовиро, но и любому у кого появится хоть тень улыбки, включая акул.

– Хватит орать! У нас тут проблема посерьезней будет.

Напряженный голос капитана подействовал на всех отрезвляюще. Шутки и перебранки прекратились мгновенно, все обернулись в ту сторону, куда неотрывно смотрел Луторион.

* * *

К месту крушения кораблей подплыл кто-то огромный. Насколько огромный, было не понятно, но поднятая волна явственно говорила, что большая часть гостя находится под водой. Но и того, что было видно, хватало чтобы поразиться – шетов тридцать в длину и десять в ширину. Что это, спина, или другая часть тела? И тела ли? Долго гадать не пришлось. Неизвестное чудовище с громким чмоканьем выпустило огромный фонтан воды.

– Кит! – выдохнул Ерегей.

– Табилот, – уточнил Зовиро, указывая на высунувшийся из воды огромный шестишетовый рог.

– Кит-убийца, – зашептались академиеры.

Легенды, сказания, мифы и предания о табилотах – с легкостью вспаривающих своим рогом борта кораблей и переворачивающих хвостом лодки, – они изучали ещё в студиях. Словно желая продемонстрировать людям всю свою мощь, табилот всплыл целиком, открыл и захлопнул огромную пасть, усеянную острыми зубами в локоть длиной.

– Царь китов, – оценил Ерегей.

– Этот нас одним махом проглотит, – обреченно подтвердил Зовиро.

– Если захочет, – засомневался Гартош.

– Ещё как захочет, – заупрямился помощник капитана. – Людишек глотать, излюбленное занятие таких как он.

– Не думаю, что нас спасли для того, чтобы скормить этому красавцу.

– А почему и нет? Может ему надоела морская пища, захотелось какого-нибудь деликатеса с суши, а тут мы как находка.

Прерывая дискуссию кит ударил хвостом по воде, разошедшиеся волны опасно закачали плоты.

– А что я говорил! – почти обрадовался Зовиро.

Раздвигая трупы и обломки кораблей, табилот двинулся вперед. Акулы торопливо и почтительно расступились перед морским великаном. Замершие с открытыми ртами люди, с тревогой следили как кит подплыл к плотам и застыл. Застыли и люди.

– И что теперь? – оторвав взгляд от бивня на голове табилота, спросил Ерегей. Посмотрел он при этом почему-то на Гартоша.

Гартош пожал плечами.

– Приглашают, значит надо идти. А то могут обидеться.

– Кто? Кто обидится?

– А я знаю?

Не дожидаясь новых вопросов, Гартош прыгнул на поросшую ракушками спину грозного, но казалось добродушно настроенного к ним табилота. Почти сразу за ним скакнул Алькон, а за тем, быстро потеряв страх к морскому великану, сыпанули и остальные академиеры. Немного поколебавшись и обреченно махнув рукой, к ним сиганул и боцман, не оставлять же молодежь без присмотра. Убедившись, что с боцманом ничего не случилось, на широкую спину поскакали матросы «Баракуды». Как и положено начальству, последними на новое средство передвижения перешли капитан с помощником.

Пару минут выждав, табилот слабо шевельнул хвостом, и обломки двух кораблей в мгновении ока оказались далеко позади. Плыть с такой скоростью без участия магии было невозможно, но Гартош, как не пытался, не смог уловить даже ее отголосков. Видимо здесь было замешано что-то более могущественное, чем обычная магия.

Матросы и академиеры постепенно обвыкались на новом месте, началась борьба за лучшие места с хорошим обзором возле головы табилота. И только капитан Луторион одиноко стоял возле самого хвоста, тоскливо всматриваясь в исчезающие вдалеке обломки.

XXI

Не прошло и пяти минут путешествия на ките, как над ними вновь появились вирги. Табилот издал предупреждающее урчание, почти рев, вверх взлетел многошетовый фонтан, и духи вынуждены были в бессильной ярости отступить, а затем и исчезнуть вовсе. Все это время люди сидели ни живые, ни мертвые, гадая, чем закончится новое противостояние двух стихий. К счастью для них, море в очередной раз победило.

Постепенно жизнь на огромной спине кита, где с относительным комфортом разместились почти шесть десятков людей, начала налаживаться. Встал вопрос о еде и питье. Об акулах, которые почетным эскортом сопровождали табилота, больше не вспоминали – вроде как свои оказались. А есть охота. А пить ещё больше. Шуток становилось все меньше и меньше, все больше и больше раздраженности. Гартош старался улечься поудобней, но мешали наросшие, то тут, то там, крупные ракушки. Он попытался отколупнуть одну из них, и к его удивлению, она со звучным чпоканьем легко поддалась. На месте где была ракушка, шкура оказалась в мелких язвочках. Гартош покачал головой: как же мучается бедняга, не мешало бы отблагодарить. Он отколупнул ещё одну ракушку, под ней он увидел все те же раны.

– Эй, ребята! – окликнул он друзей. – Смотрите что здесь происходит! Давайте-ка ему поможем и почистим от этой мерзости.

– Гартош, ты гений! – закричал Зовиро, и подбежав отобрал у него обе ракушки.

– Я знаю… – растерялся Гартош, с легкой брезгливостью наблюдая, как помощник капитана раскрыл ножом створки ракушки и с наслаждением выел содержимое.

Та же участь постигла и следующую ракушку. И не усел Гартош опомниться, как вокруг него раздалась частое чмоканье – это матросы во главе с капитаном принялись отдирать со спины табилота ракушки и поедать их обитателей. Зовиро блаженно улыбнулся:

– Советовал бы вам ребята не отставать, а то останетесь голодные.

– Неужели это едят? – неверяще держал в руках открытую ракушку Алькон.

– И вам рекомендую, – бодро подтвердил Зовиро. – Прекрасно утоляет не толко голод, но и жажду. Ну ладно, я займусь полезным с приятным. И благодетелю нашему помогу, и желудок набью. А вы подумайте.

Первым решился на авантюру Алькон. Он отрезал кусочек желеподобного мяса, и закрыв глаза положил это в рот. Гримаса отвращения сменилась удивлением.

– А ведь неплохо, действительно неплохо. Особенно если не смотреть что ешь.

Через пару минут вокруг раздавались лишь звуки отрываемых ракушек и аппетитное чавканье. Благодарный табилот довольно урчал и время от времени орошал свою спину и сидящих на ней людей легким дождиком. За короткое время всю спину огромного кита очистили, и дело дошло до боков. Сообразительный кит слегка поворачивался, и любителям деликатеса открывались новые кладовые.

После обильного обеда на многих напало дремотное состояние. Но только не на академиеров, они с жадным интересом сгрудились вокруг Зовиро с Ерегеем, со знанием дела обсуждающих мифических, а как теперь оказалось, вполне реальных морских обитателей.

– А я тебе говорю, это рыбина напрямую морскому царю подчиняется! – горячо доказывал боцман.

– Да нет, этот табилот у самой Наистер в подручных ходит, – упорствовал Зовиро.

– Ничерта ты не знаешь! Надо не по кабакам сконьерскую брехню слушать, а иногда и в храмы заглядывать, да жрецов пораспрашивать.

– Можно подумать ты в храме Наистер часто бываешь.

– Да уж почаще тебя.

– Ну и что рассказали жрецы?

Прервал их диспут Гартош, уж больно хотелось услышать что-нибудь по интересующему вопросу, а не кто сколько раз посещал храм.

– А то. Морская богиня чаще всего появляется на морском драконе. Морской царь Флафнисир имеет в подчинении царя табилотов Малиарта. Вот на нем мы и находимся.

– С чего ты взял, что это Малиарт?

– Да потому, что он больше всех табилотов виденных сконьерами. Даже с учетом того, что они приврали, а они без этого не могут, эта рыбина больше всех выходит.

– А морской змей, он кому подчиняется? – продолжал любопытствовать Гартош.

– А чтоб ты себе язык откусил! – аж подскочил на месте Зовиро. – Не вздумай больше упоминать эту тварь вслух.

– Да не дрейфь ты, – успокоил помощника капитана Ерегей. – На таком красавце нам никакой змей не страшен.

– Все равно лучше беду не кликать.

Боцман снисходительно махнул на Зовиро рукой.

– Не бойтесь, мальки. Лучше слушайте дядю Ерегея. Морской змей, он вообще-то сам по себе. Но в последнее время, говорят, снюхался с Морской Ведьмой.

– Это тебе тоже жрецы нашептали? – язвительно поинтересовался Зовиро.

– Что от жрецов услышал, что от сконьеров, – не смутился боцман.

– И что там с Ведьмой? – нетерпеливо напомнил Гартош.

– С ведьмой все в порядке. Сидит себе на своем острове, носа с него не кажет, только змей с ней и водится.

– Почему?

– Что почему?

– Почему она с острова нос не кажет?

– Морской царь запретил.

– За что?

– А кто его знает.

– Я знаю, – вмешался один из матросов. – Слышал я, что Морская Ведьма раньше была женой самого Флафнисира. Да что-то между ними произошло; то ли она ему изменила, то ли царь нашел себе кого получше. Да только закрыл он ее в огромной башне, а башню поставил на необитаемом острове и особым заклинанием запечатал, запретил, значит, ей остров покидать. Да ведьма, на то и ведьма, чтобы хитростью брать. Сумела она это заклятье если не сломать, то обойти это точно. Научилась она двигать сам остров, и время от времени появляется то тут, то там. И там где она появляется быть беде. Мало кто из видевших островов с башней в живых сумел остаться.

– Заткнитесь! – встревоженно бросил им Луторион, не расстающийся с подзорной трубой. Он вовь первым увидел опасность. – Отрезать бы ваши длинные языки. Накаркали все-таки. На, посмотри.

Он протянул подзорную трубу Гартошу. В нее хорошо было видно высокую башню на небольшом скалистом острове. И этот остров не стоял на месте. Он двигался наперерез табилоту.

* * *

– А я говорил… – начал было Зовиро.

– Заткнись! – вновь рявкнул Луторион. – Не до нытья сейчас.

Темно-серая башня быстро росла, её скорость поражала. Ох и сильна видать ведьма, бывшая морская царица. Если сказки не врут… Кит, судя по всему, принял это во внимание, сильнее ударил хвостом и словнополетел над водой. Башня явно не успевала за морским великаном.

– Уходим! – сорвавшимся вдруг голосом пропищал Алькон. – Не догонит!

– Да замолчишь ты или нет?! – взмолился Луторион. – Не радуйтесь раньше времени, не дразните судьбу.

И он оказался прав, радоваться было рановато. Понимая, что не успевает за табилотом – видимо предел скорости у башни все же имелся, – ведьма выслала новых действующих лиц. Из-за острова на перехват киту ринулась галера. Странная нужно сказать галера. Нет, с виду галера выглядела как обычная, но на веслах там сидели скелеты. Несколько скелетов были повешены на реях, что впрочем не мешало им тыкать в беглецов пальцами и что-то азартно кричать сидящим на веслах.

– Галера висельников, – выдохнул Зовиро. – Вот ведь компания собралась. Попали так попали.

– Что за галера? – поинтересовался Гартош.

Увиденное его конечно впечатлило, но не испугало: в Ларфе на мертвецов-зомби насмотрелся. Хотя сдешние скелеты и отличались от ларфовских мертвецов.

– Здесь таже история что и с Башней, – нехотя ответил Ерегей. – Кто её увидит, того ждет немедленная или скорая смерть.

– Аа…

На носу галеры стоял типичный пиратский одноногий капитан, как их рисовали в книгах о пиратах. Он из-под руки внимательно следил за странной компанией на спине табилота, и время от времени передавал приказы своим подчиненным. А подчиненные действовали на удивление слаженно, не в пример живым. Еще бы, у них опыт и практика нескольких сот лет, а может и тысяч. Весла дружно били по волнам, галера летела словно выпущенная из баллисты.

Кит подпустил преследователей шетов на сто и угрожающе презрительно фыркнул. Одноногий капитан предупреждение понял правильно. Он поднял руку, и гребцы оставили весла в воде. Галера стала быстро отставать. Скелеты на реях задергались с новой силой, выкрикивая вслед беглецам оскорбления, жутко матерясь и показывая неприличные жесты. Вызов тут же был принят академиерами. В ответ так же полетели отборная брань и оскорбления, и жесты будущие офицеры показывали такие, что даже бывалые матросы стыдливо отворачивались. Азартная перебранка между двумя группировками затихала, по мере увеличения расстояния между ними.

Алькон, распаленный не хуже рукопашной схватки, пробрался к Гартошу!

– А здорово мы их!

– Да, с нами лучше не связываться, – подтвердил участвовавший в потехе Гартош.

Алькон не унимался.

– Мы и морского змея в узел скрутим!

– А ну, иди сюда недоносок! – вытаскивая нож, заорал Луторион. – Я отрежу твой поганый язык!

Сопровождаемый улюлюканьем, Алькон заметался между сидящими и стоящими людьми.

– Вы чего, господин капитан?

– А того! – ярости Луториона не было предела. – Посмотри, что творится по правому борту! Тьфу ты! С права в общем.

А увиденное заставило умолкнуть даже самых развеселых. Рядом с китом скользил гигантский морской змей. Толщина змея была не меньше двух, а то и трех шетов, длину оценить никак не представлялось возможным, целиком змей не показывался. Но стало ясно, обвить табилота, как минимум пару раз, ему вполне по силам. Пожалуй, табилот и змей являлись равными соперниками. Это была настоящая опасность, не сродни галере.

Змей недолго двигался параллельным курсом, он скользнул под брюхо кита, демонстрируя сидящим на нем, свои истинные размеры, и готовность к атаке. Вот когда в души людей начал закрадываться страх. Ведь в случае схватки между этими гигантами и не взирая на её исход, в первую очередь пострадают они, маленькие люди затерянные в большом океане.

Табилот по достоинству оценил нового соперника. Короткий утробный приказ, и сопровождающие кита акулы, словно свора собак набросились на змея. Вода вокруг моментально вскипела и окрасилась кровью. Змей извивался и сворачивался кольцами, сжимая и давя зазевавшихся акул. Время от времени из воды вылетала его огромная голова, и в пасти всегда трепыхалась новая морская хищница. Но и акулы не тратили времени даром, отрывая от длинного гибкого тела изрядные куски плоти.

Чем закончилась эта схватка, люди так и не увидели – кит прибавил скорость, оставив её далеко позади.

Тишина на спине табилота длилась не меньше часа. Пассажиры Малиарта напряженно посматривали по сторонам и на капитана, вызвать вспышку гнева которого было не менее опасно, чем встретить ещё одно чудовище. И даже когда на горизонте появилась полоска земли, никто не рискнул даже пикнуть.

* * *

Остров. Скорей всего они подплывали к острову. Правда насколько большому было еще не ясно. Когда табилот приблизился к суше, стало понятно, что это группа островков, расположенных очень близко друг к другу. С трудом протискиваясь в узкие извилистые протоки, между поросшими густыми джунглями островами, кит двигался к одной ему известной цели.

– Смотрите, смотрите! – не смог удержаться от крика кто-то из академиеров.

А посмотреть действительно было на что. Из-за корней огромных деревьев, выросших на самом берегу протоки, за китом и его пассажирами, наблюдали несколько симпатичных обнаженных девушек. Одна из них взобралась на толстый корень и не удержавшись бултыхнулась вниз. Следом за ней со смехом посыпались и остальные.

– Русалки, сирены… – пронеслось неверящее, и в то же время восхищенное по рядам матросов.

– А вот ешё!

На ветке дерева, наклонившись над водой, раскачивалась ещё одна роскошная красавица. Не дожидаясь пока чужаки приблизятся на чересчур близкое расстояние, она спрыгнула вниз и скрылась под водой.

– Русалки и сирены! Это же рай! – не скрывал своей радости Зовиро.

– А в чем между ними разница? – поинтересовался Алькон.

На него посмотрели как на недоразвитого, не скрывая пренебрежения и жалости, – не знать таких элементарных, и в тоже время увлекательных вещей. Один из матросов снисходительно похлопал Алькона по плечу:

– Смотри и слушай, малек, раз дожил до стольких лет, а не знаешь самого главного. – Одним движением он стянул с себя рубаху, открыв академиерам целую мифическо-эротическую страну. – Вот это, – он указал на правую грудь, – русалка, морская нимфа, у нее рыбий хвост вместо ног. А это, – нужный рисунок нашелся на левой груди, – сирена. У них как и у обычных людей, есть ноги, и все что полагается, даже большие – между пальцами рук и ног у них есть перепонки. Понятно?

– Ага, а это что? – Алькон торопливо ткнул пальцем в заинтересовавший его необычный рисунок на животе матроса. В его хитросплетениях без разъяснений было не разобраться.

– Это, гм … Это вам ещё рано знать. – Матрос снова натянул рубаху. – Смотри лучше по сторонам, там зрелище поинтересней будет.

– Не скажи, не скажи…

А водных красавиц становилось все больше и больше. Бесстыдные сирены целыми гроздьями свисали с низко нависающих над водой ветвей, среди корней ныряли русалки, нисколько не стесняясь и не пряча своей наготы. И это притом, что у всех как на подбор были прекрасные, роскошные формы! Неизвестно сколько бы еще выдержали матросы и академиеры, чтобы не броситься в воду, но кит подплыл к большому открытому водному пространству – что-то вроде морского озера, – и остановился.

– По-моему мы прибыли… – пробормотал Гартош.

И глубокий женский голос подтвердил его догадку.

– Добро пожаловать на Тишайшие острова.

Обладательница чарующего голоса вышла из зарослей на своеобразную пристань из живых, но горизонтально росших деревьев. Гости дружно и жадно уставились на встречающую. Как невозможно описать совершенство, так невозможно описать и красоту сирены, вышедшей навстречу людям. Из одежды она носила только длинные густые волосы, лишь подчеркивающие её наготу.

Если бы не присутствие здесь старших офицеров, Гартош с удовольствие взял бы на себя роль отвечающего и произнес бы ответную речь. Но к его сожалению, здесь были и Луторион, и Зовиро, и Ерегей. И как только прошла первая легкая растерянность, – или скорей легкий ступор – каждый из них с радостью взял бы на себя тяжелое бремя общения с этой русоволосой красавицей. Зовиро дернулся было вперед, но капитан остановил его твердой рукой, и как старший по званию взял инициативу в свои руки.

– Приветствуем и мы тебя, э …

– Ролона, – подсказала сирена, – я здесь старшая.

– Это заметно, – не удержался от комплимента Гартош.

Сирена ответила очаровательной улыбкой.

– Спасибо, молодой Оскол.

Луторион бросил на академиера совсем недружелюбный взгляд – не вовремя стервец вмешался, – и продолжил свою короткую речь.

– Приветствуем и мы тебя, прекрасная Ролона, хозяйка Тишайших островов.

Ролона вновь обворожительно улыбнулась, теперь уже всем, и голосом, от которого сердца были готовы вырваться из груди, произнесла:

– Наши острова станут для вас прибежищем настолько, насколько вы захотите. А теперь вы можете сойти на берег, отдохнуть и подкрепиться дарами моря и леса.

На удивление, матросы и академиеры сошли чинно и спокойно, а не сыпанули беспорядочной толпой. Освобожденный от ноши кит облегченно вздохнул и медленно выплыл на середину лагуны, где на него тут же набросились сирены и русалки, выскабливая его шкуру и втирая в нее чудно пахнущую мазь. Он блаженно фыркал, переворачиваясь с боку на бок и брюхом вверх.

По неширокой дорожке сирена провела невольных путешественников на большую круглую поляну, заставленную корзинами с фруктами и морскими деликатесами. Сумели гости удержать себя в рамках благопристойности и во время своеобразного приема, оказанного хозяевами. Развеселые сирены без малейших признаков стеснения расхаживали между гостями, по мере опустошения пополняя содержимое корзин. Наконец голод утолили, и Ролона повторила свое предложение, от которого трудно было отказаться.

– Вы можете остаться на островах столько, сколько пожелаете.

Она почти умоляюще посмотрела на людей, и каждый отнес её взгляд на свой счет. Алькон с повышенным вниманием осматривался вокруг и наконец поинтересовался:

– А где ваши мужчины? Или их у вас нет?

– Есть. Они на соседнем острове, – улыбнувшись ответила Ролона. – Если хочешь, я могу отправить тебя туда.

– Нет, нет, мне и здесь хорошо. Я просто так спросил, – поспешил заверить её Алькон.

– Вот и хорошо. Наши девушки покажут вам ваши жилища, но вы вольны выбрать себе любое другое, какое вам понравится. Отказа вам не будет ни в чем и нигде.

Не нужно и говорить, какое оживление у разгоряченных мужчин вызвали ее слова. Они чуть ли не бегом бросились искать гостеприимные жилища. Вскоре поляна почти опустела.

– Осторожней с русалками! – предостерегающе крикнул Гартош. – Они не против будут оставить вас на дне навсегда! Будет чем мальков кормить …

– Молодой Оскол имел дело с русалками? – проворковала Ролона.

– Нет, но у меня есть опыт общения с лесными нимфами, и дриады предупреждали меня о коварстве нимф, включая и морских.

– О, ты знаком с дриадами?

– Немного. Как-то довелось побывать в Зачарованном лесу, там и познакомился с Томираной Каштан, Лури Березой и нимфой Алисией Травницей.

– Дриады наши родственницы, хоть и дальние. Мы иногда общаемся. Постой, постой! Уж не тот ли ты молодой академиер, которым так восторгалась Лури?

– Не знаю, – засмущался Гартош. – Наша встреча продлилась недолго.

Можно было добавить, что из этой встречи Гартош почему-то мало что запомнил, но он этого не сделал.

– Ах, как интересно, – умилилась сирена. – Пожалуй, стоит проверить, чего стоят восторги дриады. А за своих друзей можешь не беспокоиться, русалки не причинят им зла. У них такой приказ.

Чей? хотел было спросить Гартош, но сладкий поцелуй остановил этот вопрос, а потом он вообще куда-то испарился.

* * *

Утром пришлую братию пришлось разыскивать по всему лесу, а некоторых чуть ли не из-под воды вытаскивать. Гартош бродил по лесу, выискивая академиеров и матросов по самым укромным уголкам. Многим не понравилось такое вмешательство в их личную жизнь, и Гартоша, и сопровождающего его Алькона осыпали раздраженной бранью. И если своих ребят он быстро ставил на место, то с матросами было посложней. В конце концов, Гартош совсем махнул на них рукой, там есть свои командиры, вот пускай и отвечают.

Все изменилось, когда к розыскной группе присоединился Зовиро, не стеснявшийся раздавать подчиненным тумаки. Дольше всех разыскивали боцмана и нашли под корягой в объятьях эффектной русалки, из которых он никак не хотел выбираться.

– Ерегей, ты что не слышал, что сказал о русалках Гартош? – пытался образумить друга Зовиро. – Да ты и сам прекрасно знаешь, что они не одного такого молодца погубили.

– Не самая худшая смерть, в объятьях русалки, – выбираясь из своего убежища, проворчал боцман.

– Это точно, – оценив подругу Ерегея, согласился Алькон. – Особенно если учесть, что нас вчера ждало в море.

Сбор проходил все на той же большой поляне. И разговор шел серьезный, очень серьезный: когда отправляться домой? Луторион сурово посмотрел на своих подчиненных, те неловко отводили глаза, избегая встретиться взглядом со своим капитаном. За академиеров Гартош оставался спокоен, не смотря на падкость на женщин, он сумеет их заставить вернуться на родину.

Луторион прохаживался мимо неровного строя матросов.

– Ну что глаза прячете, коты шкодливые? Навечно тут засесть собрались?

– В шею нас никто не гонит… – раздалось из глубины строя.

– Не гонят, – согласился Луторион. – Даже уговаривают остаться.

– Так чего ж ты так сердце рвешь, капитан? – не выдержал один из матросов. – Когда ещё появится возможность побывать в раю?

– Думаю, что никогда, – не задумываясь ответил капитан.

– Так в чем же дело?

– Да в том, что пробудь мы здесь ещё хоть сутки, и вас уже невозможно будет отсюда вытащить. К хорошему привыкаешь быстро. А неизвестно, отпустят ли вас отсюда, когда вы натешитесь. Может и захотите вернуться домой, да не получится.

– Это почему?

– Сами мы домой дороги не найдем, очень уж это место непростое. А катать нас туда-сюда никто не будет. Чудится мне, вся эта история затевалась ради одного человека, – Луторион бросил взгляд на Гартоша. – Так что не обольщайтесь.

– Но капитан, неужели нельзя покинуть это место на пару дней позже? – взмолился Зовиро. – Гартош, ты что молчишь?

– Нет! – отрезал капитан. – Каждый проведенный здесь час сделает расставание все более тяжелым. Нужно отплывать немедленно. Подумайте о своих семьях. Нас наверняка уже ищут.

– У меня нет семьи, – хмуро сказал Ерегей. – Я остаюсь.

– Я тоже, – неуверенно произнес ещё один матрос.

В общей сложности «невозвращенцев» набралось пять человек. Раздались было шевеления и в рядах академиеров, но Гартош на них рыкнул и подавил смуту в зародыше. А Вирон доходчиво объяснил сомневающимся, что кроме морских дев существуют и другие. И вообще, у них вся жизнь впереди, а здесь никаких приключений не намечалось, одни удовольствия. Но удовольствия рано или поздно наскучат и перестанут быть удовольствиями, так что лучше вернуться. Отправляться решили немедленно, пока ещё кто-то не надумал остаться.

Под высокими раскидистыми кустами Гартоша ждала Ролона.

– Все-таки уходите?

– Уходим, – твердо ответил Гартош. – Так надо.

Сирена печально вздохнула.

– Я знаю, что вы не останетесь. Поэтому и упросила Малиарта не уплывать.

– Значит все-таки это Малиарт?

– Да, царь табилотов.

Повисло неловкое молчание.

– Я, пожалуй, пойду.

– Иди. И знай, ты всегда сможешь сюда вернуться.

Прощание было недолгим, а уход больше напоминал бегство. А по сути, так оно и было – люди бежали от своей мечты. Подталкивая один одного, взбирались они на широкую надежную спину табилота, и тот не мешкая двинулся по узким кривым протокам. Одинокий и тихий плач сирены тут же подхватили остальные сирены и русалки, и такая психическая атака становилась невыносимой. Двое матросов не выдержали и спрыгнули в воду. Гартош пробрался к голове табилота.

– Малиарт, дружище, прошу тебя, быстрей. Видишь что творится, выручай.

Кит тяжело вздохнул и насколько мог прибавил ходу. Он уже вырывался в открытое море, когда с нависшего дерева на его спину прыгнули трое матросов, а за ними и боцман. Их молча поприветствовали и тут же оставили в покое, никто ни к кому не хотел лезть в душу…

* * *

Обратный путь тянулся долго, очень долго. И дело было не в ките, табилот показывал чудеса скорости, – дело было в людях, тяжело навсегда покидать рай. Пассажиры кита все больше и больше мрачнели, особенно команда «Баракуды». А ведь Гартош знал, стоит ему попросить, и табилот повернет назад. Но этого делать нельзя, никак нельзя.

Никто их по дороге назад не потревожил, не попытался напасть и перехватить, океан словно вымер. И только когда появились первые корабли, Гартош вдруг вспомнил, он так и не спросил Ролону, кому они обязаны спасеньем? Кто послал Малиарта?

А кораблей становилось все больше и больше.

– Откуда их столько? – удивился Зовиро.

– Нас наверное ищут, – предположил Гартош.

– Может и ищут, но столько кораблей нет во всем нашем легионе.

– Купцов подключили?

– Не только купцов, – оторвавшись от подзорной трубы внес ясность Луторион, – половина кораблей принадлежит сконьерам.

– За своих беспокоятся, – злорадно оскалился Зовиро.

Появление Малиарта, да еще с пассажирами на спине, вызвало вполне прогнозируемый шок. Медленно, давая вдоволь собой налюбоваться, плыл кит между кораблями, и везде их сопровождала гробовая тишина. Ошарашенные лица купцов, сконьеров и военных моряков, послужили наградой путешественникам за все их жертвы и мытарства.

Возле одного из кораблей сконьеров Гартош попросил Малиарта остановиться.

– Привет, седой! Узнаешь меня?

Неверяще смотря на Гартоша, седой кивнул, еще бы, вряд ли он так скоро мог забыть ту встречу.

– Ты наверное ищешь своих дружков? – и не дожидаясь ответа Гартош швырнул ему медальон Мартиса. – Передашь кому надо. Той красавице придется поискать другого ухажера.

Седой открыл медальон и побледнел еще больше.

– Это его жена …

– Да мне как-то все равно, кем она ему приходится. Барышня красивая, найдет себе другого. А ты теперь надеюсь, понял, кто хозяин на море? И не забывай наш разговор в «Каракатице». Ведите себя соответственно.

Он вновь не стал дожидаться ответа, табилот двинулся к берегу. На причале, куда кит словно диковинный корабль доставил своих пассажиров, ситуация сложилась совершенно другая. Там бесновались академиеры, в отличии от настоящих моряков, так по-настоящему и не понявшие, какому великому событию они только что стали свидетелями. Они просто радовались возвращению друзей.

– Запропанцы вернулись! – восторженно носился по берегу Лери Крон.

– Запропанцы, запропанцы… – пронеслось в рядах академиеров.

– Уже и прозвище гад придумал! – досадливо скривился Алькон. – Я ему покажу запропанцев.

Табилот медленно и эффектно подрулил к причалу, и в обе стороны ринулся поток академиеров. Со стороны могло сложиться впечатление, что одна группа пассажиров сменяет другую. Это академиерам было так невтерпеж заключить товарищей в объятья, что они проскочили мимо друг друга. Когда наконец разобрались, и большая часть, и встречающая, и вернувшаяся оказалась на берегу, Гартош вновь присел возле головы табилота.

– Спасибо тебе, Малиарт.

– (Не за что, Гартош, не за что. Я тоже получил удовольствие. Слишком уж давно со мной ничего не происходило, даже ракушками оброс).

Гартош рассмеялся.

– Со мной свяжешься, скучать не будешь. Приключений хватит не на одну жизнь.

– (Вот и хорошо. Когда подвернется что-нибудь интересное, позови).

Гартош даже не удивился разумности Малиарта и его умению общаться мысленно. Для одного из сильнейших демонов морей, это не было проблемой. Не успел он попрощаться с табилотом, как оказался в объятиях друзей.

– Я уж и не верил что увижу тебя живым! А ты снова выкрутился, демоненок! – радовался Дебор.

– Я демоненок?

– А кто ты? Кто яшкается с разными демоническими личностями? Но в этот раз ты переплюнул сам себя. Исчезнуть в воздушном вихре, это я тебе скажу что-то.

– А поподробней можно? Как это выглядело со стороны?

– Слушай. Наша шхуна находилась рядом, поэтому видно все было отлично. Сначала ваша шхуна помчалась вперед, словно ее черти потащили, а потом вы исчезли в плотном воздушном вихре. В этот же день на ваши поиски послали весь Морской легион, но никого и ничего найти так и не удалось. И только на другой день, когда к поискам подключились и сконьеры и наши торговые суда, далеко в открытом море нашли обломки вашей шхуны и трех кораблей сконьеров.

– Сконьеры сами предложили помощь?

– Да. Представляешь, говорят, раньше такого никогда не было, а тут они по собственному желанию подключились к поискам.

Гартош улыбнулся своим мыслям.

– Понятно. Продолжай.

– Когда вас не смогли найти и на третий день, в Ашуру прибыли твой дед и брат …

– Постой, постой, – перебил Дебора Гартош. – Какой третий день? Мы ведь только вчера вышли в море.

– Какое вчера! Вас небыло пять дней!

– Чудеса… – пробормотал Гартош. – А у нас пошли только вторые сутки.

Дебор развел руками.

– Не знаю что и думать. Видать в очень интересное место вы попали. Кстати, а где вы были, что с вами случилось, и откуда взялся этот красавец?

Гартош рассмеялся.

– Долго же ты тянул с этими вопросами. Пойдем, это долгая история. Без кружки пива не обойтись.

– Гартош!

Сквозь плотную толпу пробирались лорд Руткер и лорд Гнивер. И не успел Гартош опомниться, как его уже стискивали в объятьях дед и брат.

– Ох и заставил же ты нас поволноваться.

– Да ничего особенного, и не из таких переделок выбирались.

– А кто это?

Руткер увидел удаляющегося табилота.

– Малиарт, кто же ещё.

– Ну да, – хмыкнул Гнивер, – на меньшее ты не размениваешься.

Старший Оскол взял внука под руку и отвел чуть в сторону.

– Сам понимаешь, у нас к тебе много вопросов.

– Но… – Гартош тоскливо посмотрел на друзей.

– Я даю тебе день, – успокоил его Руткер. – Пообщаетесь с друзьями, обменяетесь впечатлениями, а завтра жду тебя в своем замке.

– Но мы же еще не закончили практику в Морском Легионе.

– Уже закончили. В море вас уже никто не выпустит, а теорию вы кое-как подучили. Через три дня вы должны вернуться в академию. Я договорился чтобы тебя отпустили из легиона раньше.

– Хорошо, дед. Завтра я буду в Риглисе.

– Да, ты мне нужен со светлой головой, а не с жуткого похмелья, помни об этом.

Гартош обиженно развел руками: какие вопросы, не маленький ведь.

– До завтра.

Лорд Руткер еще раз обнял внука, и они с Гнивером оставили молодежь в покое.

В искусстве рассказа никто не мог сравниться с Альконом. Вирону с Гартошем удавалось вставить лишь несколько фраз, все остальное поведал Алькон, да и так красочно, что у не попавших на «Баракуду» аж скулы сводило от зависти. Естественно их больше всего поразил рассказ о Тишайших островах и о безутешном горе прекрасных обитательниц этих островов.

– Врешь ты все! – горячился Лери. – Не могли вы всего за одну ночь произвести такое впечатление на русалок и сирен, чтобы они не хотели вас отпускать!

– Это ты бы не смог, а мы еще как смогли!

– У них там и свои мужики имеются, сам говорил, так что они видели и не таких героев.

На это Алькон не нашелся что сказать. Выручил Вирон.

– Я думаю, что им было приказано сделать все, чтобы мы остались. Вот они и старались как могли.

– Кто приказал?

Вирон указал взглядом на Гартоша.

– У него вон спрашивайте, он старшую сирену пользовал, или она его …

Завистливые взгляды вновь устремились к вожаку. Еще немного и побьют, понял Гартош, надо что-то отвечать.

– Не знаю я, кто там приказы раздавал.

– Как же так? – удивился Лери. – Ты же у нас такой умный, а не мог выпытать такую простую вещь?

– Ну, может ты, если попал бы к такой женщине как Ролона и разговорами ее занимал, а мне не до этого было.

Зеленый от зависти Лери заткнулся и долго не влезал в разговор. А друзья постепенно перешли к особо интересным моментам, разбирая и смакуя все подробности и интимные детали.

* * *

– И так, что мы имеем, – начал подводить итоги Лорд Руткер. – С одной стороны, явное желание виргов погубить Гартоша, с другой, спасение Гартоша не самым последним демоном моря. Что это, простое противостояние стихий, или их симпатии и антипатии друг к другу здесь не причем, и все дело в Гартоше?

– Очень хотелось бы знать, кто послал виргов, и кто послал Малиарта? На каком так сказать уровне проходит эта травля и помощь? – добавил вопрос Гнивер.

Руткер задумчиво продолжил:

– С Малиартом всего два варианта: либо Флафнисир, либо сама Наистер. Твой боцман Гартош прав, царь табилотов в прямом подчинении у морского царя. Но я очень сомневаюсь, что эти демоны, при всем своем могуществе, могли пойти на прямую конфронтацию с другой стихией без поддержки своей повелительницы. В то же время тяжело объяснить нападение высших духов простой местью. По моему мнению они действуют по чьей-то указке.

– И исходя из того, что демонами моря скорей всего руководила богиня моря, – подхватил Гнивер, – не исключено, что виргами руководили не меньшие силы.

Лорд Дангал, Катан и Гартош, пока не участвующие в обсуждении последних происшествий происходящих с младшим, очень внимательно слушали размышления самых сведущих в этих вопросах членов семьи, но свои мнения держали при себе.

Руткер тяжело вздохнул.

– Все это подтверждает наши догадки. Мы с вашим отцом подозревали, что после случая в Ларфе, когда Гартошу пришлось столкнуться с самим Белым Лордом, им заинтересовались самые высшие силы в нашем мире.

У Гартоша перехватило дыхание.

– Боги?

Руткер утвердительно кивнул.

– Боги.

– Но почему вы решили, что это боги? Ведь Белый Лорд – демон. Ведь так?

На лицах Гнивера, Руткера, и Дангала отразилась печальное отрицание.

– Не демон? Он бог?

– Да, Гартош. Пора вам с Катаном узнать правду. Белый Лорд, которого большинство считает демоном, на самом деле является одним из богов нефратов.

– И из этого сынок выходит, – продолжил Дангал, – что те пауки, – призраки, с которыми тебе не посчастливилось столкнуться в Ларфе, вполне могут оказаться богами.

Что и говорить, весть на младших Осколов свалилась сногсшибательная. Гартош и думать боялся о том, что у него в противниках ходят демоны. А тут, боги … Катан вообще мало что понимал, и лишь переводил неверяще недоуменный взгляд, с одного участника беседы на другого.

Время данное младшим на усвоение услышанного вышло, старшие вновь продолжали обсуждение.

– Самый важный вопрос, который у меня и сейчас возникает, за что Гартош удостоился такой чести, как внимания самых высших сил? Если не богов, то демонов из их ближайшего окружения, это точно.

Руткер обвел сидящих в его библиотеке внимательным взглядом. Гнивер не заставил себя долго ждать.

– Мне представляется, что причин столь пристального внимания могут быть три: прошлое, настоящее и будущее.

– О прошлом и настоящем мы уже говорили, вот будущее, это что-то новенькое. Ну-ка поподробней об этом.

– Я лучше по порядку, чтобы и Катану с Гартошем стало понятно. Самая первая причина, которая приходит на ум, это настоящее. То есть – недавнее участие Гартоша в операции пауков – призраков против нефратов. То, как они там облажались, и могло послужить причиной для преследования. Правда, здесь остается неясным, почему Гартошу помогают.

– А та история с виргами в студии? – поинтересовался виновник обсуждения. – Из-за нее могла начаться эта катавасия?

– Вряд ли. Вы конечно совершили серьезный проступок, но многолетнее преследование, это слишком. Идем дальше. Вторая причина, это прошлое. Томирана действительно может быть правда, и причина происходящего кроется в наших предках. – Гнивер поднял руку, предвосхищая возражения деда. – Это могло быть в таком далеком пршлом, что до нас не дошло никаких сведений. Ведь для демонов, или тем более богов, время имеет совсем другое значение, чем для нас. Эта причина может объяснить, как преследование, так и помощь высших сил. У нашего предполагаемого предка, могли быть как могущественные враги, так и могущественные друзья. И это также объясняет внимание Белого Лорда.

На лицах Осколов были написаны противоречивые чувства. Конечно, лестно иметь в предках кого-то из высших сил – могущественного демона, или тем более бога, – но и проблем то сколько …

– Правда это не объясняет, почему повышенное внимание именно к Гартошу. Кое-какие объяснения могли бы дать, Белый Лорд и Глария. Ну … и конечно сам Гартош …

Взгляды присутствующих сошлись на Гартоше. Тот сразу отрезал.

– Нет!

– Ну тогда нам остается только догадываться, кому и за что мы обязаны столь пристальным вниманием высших сил.

– Может быть, именно из-за этого на нашем роду проклятие, преследующее наших женщин?

Предположение Катана, которое кстати далось ему нелегко, вполне вписывалось в теоретические предположения Гнивера и вызвало одобрительный кивок с его стороны.

– И наконец, третья версия. Будущее. Она мне пришла в голову совсем недавно, после того, как Гартош встретился со Снежной Девой. Возможно, все кроется в судьбе, в будущей судьбе Гартоша. Вполне может быть, судьбой ему отведена настолько серьезная роль в будущем Иктива, что это вызвало неоднозначную реакцию со стороны хозяев нашего мира. Одним это по нраву, другим – совсем нет. Отсюда, и преследование, и помощь.

– Необычное предположение, но вполне жизнеспособное, – подумав, сказал Руткер. – Над ним нужно размыслить.

– Кстати, ни одна из тех причин, что назвал Гнивер, не взаимоисключает друг друга. – Подметил Дангал. – Вполне возможно то, что Гартош устроил в студии, и что произошло в Ларфе, лишь подстегнуло высшие силы к действию.

– А что, очень может быть. То-то я удивился, когда на безобидное в принципе заклинание, явились высшие духи. Я тогда отнес все это на необычные способности моего внука и его друга Вирона. Но теперь мне в голову пришла мысль, что силы воздушной стихии только и ждали повод для нападения.

– А с какой легкостью он вызвал Шархона! – подхватил Гнивер. – Не каждому под силу вызвать и удержать столь древнего демона. Тогда и события в Ларфе звенья одной цепи. Все было подстроено специально, чтобы погубить Гартоша. Причем так, чтобы на высшие силы не упало никакого подозрения.

– Да, что-то их сдерживает, – подтвердил Дангал, – почему-то они не могут выступить в открытую. Все через подчиненных, или вымышленных подставных личностей.

Руткер возразил.

– На то они и боги, чтобы не вмешиваться в наши дела напрямую, для этого у них есть целая армия посредников.

– Но исходя из того, что сейчас в открытую в дело вступили самые приближенные к богам демоны, я имею в виду Малиарта, то не исключено, что скоро они сами объявятся, и будут действовать более активно чем в Ларфе.

Слова Гнивера заставили всех глубоко призадуматься. Ситуация складывалась ой, как непростая. Что могли противопоставить простые смертные, пусть и обличенные властью, самим богам.

Первым нарушил молчание Руткер.

– Честно говоря, я не знаю как мы можем защититься, что мы можем противопоставить тем силам, что выступили против Гартоша.

– Только те силы, что выступили на его защиту, – в очередной раз Катан доказал что он не так уж глуп.

И это было подмечено старшими Осколами.

– Неплохая мысль, Катан, – похвалил внука Руткер. – Наверное единственное место, где Гартош может быть в относительной безопасности, это море. Как ты думаешь, Дангал?

– Я навел справки. Гартош однозначно попадает в десятку лучших своей академии – почти из всех легионов о нем пришли самые хорошие отзывы. Это даст ему право выбирать род войск, в котором он хотел бы служить. А если он станет одним из двух, кого признают самыми лучшими, то сможет выбрать себе и легион, в том числе и элитный. Ты ведь наверняка уже продумал, где тебе хотелось служить больше всего?

Вопрос отца застал Гартоша врасплох. Конечно он думал, где бы ему хотелось служить, но еще никому из родных об этом не говорил, хотя часто обсуждал эту тему с друзьями.

– Я подумывал о трех родах войск. Но один из них наверняка отпадает. Это стрелковые войска. После того как у меня не сложились отношения с духами воздушных стихий, думаю что дорога мне туда закрыта. – Старшие Осколы одобрительно кивнули, правильное рассуждение. – Остались кавалерийские войска и лесные легионы.

– Конечно! – тут же среагировал Катан. – Поближе к дриадам!

– Прекрати, Катан, не о том сейчас речь, – осудил реплику внука дед.

– Как же не о том, у Гартоша всегда о том! Нет чтобы познакомить брата с хорошенькой дриадой, сиреной, или на худой конец с нимфой, все себе, все себе. Всех морских и лесных красавиц под себя подгреб.

– Чтобы привлечь внимание этих красавиц, – с улыбкой сказал Гнивер, – ему сначала пришлось привлечь внимание духов, демонов, и даже богов.

– Тогда лучше не надо. Обойдусь и нашими обычными красотками.

Дангал также с улыбкой слушал спор сыновей, любовь к женскому полу была у Осколов в крови, об их любовных похождениях при дворе ходили легенды, так что никто и не подумал осуждать порыв Катана, и тем более успехи младшенького.

– То, что ты перечислил, это конечно хорошо. Но может быть действительно стоит подумать о Морском Легионе? Там тебе не откажут.

– Я подумаю, – после короткой паузы сказал Гартош. – Возможно это единственный выход, как уберечь себя и других от нападения высших сил. Уж больно много вокруг меня гибнет людей. Хотя воздушники на море тоже ой как сильны.

– Подумай, сынок, подумай. Мне кажется, что мы все обговорили, поэтому я вас покину, у меня в штабе много работы.

Новых мыслей и правда ни у кого не возникло, и предложение Дангала приняли. Все отправились по своим делам. А Гартоша сейчас больше всего занимала одна мысль. Если пауки-призраки действительно не демоны, а боги, то выходит он разделил ложе с самой богиней. Интересно только, с какой?

XXII

И вот он настал, тот долгожданный, и с некоторым страхом ожидаемый день. Высшие академии закончили обучение очередной партии академиеров, и южная при этом стала лучшей.

Торжественное общее построение на огромном плацу всех обучаемых групп Южной Высшей Военной Академии, короткая поздравительная речь представителя верховного главнокомандующего и волнующее ожидание списков лучших. Кому повезет в этом году, кто сумел показать себя самым достойным, кто сможет сам выбирать род войск или даже легион?

Гартошу не верилось, что пройден очередной этап в его жизни, что теперь все будет по-другому. Другие друзья, другие условия жизни, другая ответственность. Казалось, что он сейчас не здесь, в рядах выпускной группы, а витает где-то рядом и наблюдает за сим действием откуда-то со стороны. Он с трудом воспринимал имена тех, кто стал лучшим и попал в заветную десятку. То есть он слышал, что все его лучшие друзья в этой десятке, и радовался вместе с ними, но что-то мешало ему полностью погрузиться в эту торжественную атмосферу, словно какая-то его значительная часть отсутствовала. И даже когда объявили о том, что он вместе с Дебором избран лучшим из лучших, и тогда он полностью не осознал, что же произошло на самом деле. Его поздравляли, хлопали по плечам и спине, пытались качать, а он лишь глуповато улыбался. И когда он встретился взглядом с Дебором, то понял, он так же как и Гартош только частично присутствовал на этой церемонии.

Полное понимание произошедшего и происходящего пришло чуть позже, когда улеглись первые страсти, были вручены знаки окончания высшей академии и знаки различия. А так же всех академиеров, бывших академиеров, поздравляли с присвоением первого звания – десятники. Еще не офицер, но уже в полушаге от этого. Всего полгода в войсках, и они могли получить офицерское звание полусотник, или даже сотник, в зависимости от заслуг. Выпускникам средних и нижних академий звание десятника нужно было носить соответственно: год и полтора, только тогда они могли стать полноправными офицерами.

И только когда официальная часть закончилась, звания, награды и подъемные деньги были вручены, ребята из выпускной группы целиком и полностью погрузились в атмосферу бесшабашного веселья. Группа новоиспеченных десятников в полном составе прокатилась по кабакам Телинора, столице одноименного герцогства, где располагалась ставка южной армии и ЮВВА. Кабаками естественно все не закончилось. Еще были посещения варьете и трех храмов Фриты.

На другой день молодым десятникам пришлось срочно приводить себя в порядок, предстоял бал с академиессами из Южной Академии Изящных Искусств, в том числе и выпускницами. Выпускникам обеих академий намеренно давали сутки на неконтролируемое веселье, с тем чтобы могли выпустить пар, и на балу вели себя более менее прилично…

… Нельзя сказать что все приличия во время бала были соблюдены, но выпускники старались. Чего нельзя было сказать о действительных академиерах и академиессах. Но это совсем другая история и о других героях.

* * *

Через два дня предстоял прием у императора. Все эти дни лучшие выпускники академии готовились предстать перед строгими, но справедливыми очами монарха. Особо тщательно выглаживалась новенькая парадная форма, надраивались медные и серебряные ее детали, до зеркального блеска чистились сапоги, скоблились щеки, шеи и подбородки. И вот прибытие к Торону, к дворцу императора.

Каковы же были удивление и радость Гартоша, Вирона и Алькона, когда среди прибывших от западной академии, они увидели Григориса. Бывшие студиеры обнимались как родные, словно не было годов соперничества. Григорис, как и Гартош, стал одним из двух лучших академиеров своей академии. Они церемонно пожали друг другу руки, смотря на остальных друзей преувеличенно свысока, за что заработали по паре тумаков. Долго общаться им не дали, всех приглашенных вместе с родителями и близкими повели в большой тронный зал.

По пути Гартоша перехватил Витан. Принцу захотелось пообщаться со старым другом, и это вызвало завистливые взгляды у многих выпускников, мало кто из них мог похвастаться столь высокими знакомствами. В своей светло-серой форме академиера Центральной Высшей Академии Государственного Управления, Витан выглядел совсем мальчишкой. И хотя разница между ними была всего в год, Гартош выглядел уже зрелым мужчиной, вот что значит военная академия, тем более высшая. Но и здесь беседы не вышло, мало того что Гартош почувствовал некоторую разность интересов, так еще и дворцовые служащие поторапливали – в тронный зал оказывается последним должен войти император, а не какой-то десятник, пусть даже из рода Осколов.

Церемониестеры выстроили десятников по их академиям, теперь уж бывшим, и император не стал выделываться и набивать себе цену, вошел в зал сразу. Грянул марш, затем гимн, затем снова марш. Короткая речь императора Лориана, и он занял свое место на троне, все облегченно расслабились.

Теперь пошло самое интересное, лучшие десятники озвучивали свой выбор, в каких войсках они желали бы служить. Естественно Гартошу больше всего было интересно услышать выбор своих друзей. Конечно все уже было не раз обговорено и переговорено, но в последний момент кому-то могла вскочить вожжа под хвост и он мог передумать. И вот оно – выбор десятников из южной академии. Лери Крон – горные войска. Правильный выбор, в горных легионах на рост не очень засматривались, там важней была ловкость и отвага, иначе в горах не выживешь – и того, и другого у Лери имелось в достатке. Терес – кавалерия. Кто бы сомневался. Алькон – кавалерия. Тоже вполне прогнозируемо. Вирон не успел высказать свой выбор. Лорд Гнивер предложил Вирону место, в только создаваемом полку боевых магов. И Вирон колебался недолго.

Гартош порадовался за своих друзей, похоже, что каждый нашел свое место в армии. Теперь пришло время выбора лучших. Никто не сомневался, что все они как один будут выбирать только элитные легионы (кроме Первого и Тайного легионов, там свой, особый отбор). Так и случилось. Когда очередь дошла до Григориса, он выбрал легион «Вепри». Ну что ж, хотя ростом Григорис был повыше большинства вепрей, это можно было считать его единственным недостатком, во всем остальном он вепрям не уступал. Дебор сделал несколько неожиданный выбор – он попросился в легион «Драконы». И хотя Гартош не совсем одобрил его выбор, но это было его право, его решение.

Дошла очередь и до Гартоша. Он уже набрал полню грудь воздуха, когда справа от себя услышал смешок кого-то из центральной академии.

– Этот сейчас пойдет под крылышко своему папочке.

Гартош медленно выпустил воздух и также медленно повернул голову. Стоящий неподалеку десятник смотрел прямо перед собой и нагловато улыбался. Эх, если бы не императорский дворец, стереть бы эту паршивую улыбку об камень побольше. Вновь, уже требовательно назвали Гартоша. Вокруг послышался недовольный шепот.

И Гартош выкрикнул:

– Я хотел бы служить в одном из гарнизонов, расположенных на болоте растов!

Такой тишины в зале не могли добиться даже церимониестеры. Гартош скосил глаза и увидел удивленно-задумчивое лицо императора и окаменевшее лицо отца, стоявшего рядом с троном.

– Ты хорошо подумал, сынок? – мягко, по-отечески спросил император. – В эти гарнизоны, в которые ты так стремился, ссылают за провины. По сути дела там тюрьма, в которой ты должен провести не менее полугода. Я понимаю, если бы ты был бы наемником, там неплохая возможность заработать, впрочем и умереть, все таки болото растов. Но ведь ты не наемник?

– Никак нет, ваше величество!

– Так в чем же дело?

– Таков мой выбор, ваше величество, – выдавил из себя Гартош, понимая что делает сейчас ошибку, возможно самую большую ошибку в своей жизни. Из болота растов возвращался только каждый второй, а то и третий. Причем там гибли не только в болоте, от когтей, зубов и яда самих растов, но и от рук своих сослуживцев – нравы в болотных гарнизонах… впрочем нравов там не было вовсе.

Лориан нерешительно посмотрел на генерала Дангала. Тот справился с потрясением и молча кивнул.

– Ну что ж, десятник Гартош Оскол, – тяжело вздохнулимператор. – Это твой выбор, не буду тебя отговаривать. Служи там, где сам решил.

* * *

Продолжение церемонии проходило как во сне. Гартош помнил только, что тот умник, побудивший его на необдуманный поступок, так же выбрал кавалерию, и Алькон с Тересом уже пообещали ему устроить веселую службу, если только попадут в один легион.

Пришел в себя Гартош только тогда, когда после официальной части к нему подошел отец.

– Я даже не буду спрашивать почему ты это сделал, все и так понятно, хотя не могу сказать, что твой выбор меня порадовал, – тихо и немного грустно сказал он. – Но с другой стороны, где еще настоящий Оскол сможет проявить свои наилучшие качества, как не на самом трудном участке.

– Хорошо, что ты меня понял отец.

– Я понял тебя, сынок, прекрасно понял. Нам всегда приходилось доказывать, что мы достигли вершин исключительно благодаря своим личным стараниям, а не громкой фамилии.

Дангал порывчато обнял сына. Со стороны могло показаться, что главнокомандующий прощается с сыном навсегда, отправляя его практически на войну, непрекращающуюся войну с болотами северо-востока империи. Но так могло показаться только непосвященным. Знающие Гартоша и его семью ничуть не сомневались, что парень не пропадает и там – это как минимум. А как максимум – высушит эти болота к чертовой матери!

– Ну что, десятник Гартош, гроза растов! Разреши поздравить тебя с первым назначением!

Подошедшие Руткер, Катан и Гнивер, всем своим видом старались показать, что не удивлены и не огорчены выбором внука и брата. И Гартош был им за это очень благодарен, не хватало ему сейчас еще объяснений и оправданий.

– Путь ты для себя избрал тяжелый, ничего не скажешь. Но мне кажется, мы сможем тебе немного помочь.

Лукавый голос и взгляд деда заинтересовал Гартша. Что-то эти хитрецы задумали, только у Гнивера оставалось непроницаемо-спокойное лицо, остальные же буквально светились от знания чего-то, чего не знал Гартош. Катан чуть ли не лопался от удовольствия подразнить брата неведеньем. И у него это хорошо получалось, у Гартоша уже чесались от нетерпения руки, хотелось вытрясти из родственников то, что они для него попридумывали. Выдержав эффектную и довольно продолжительную паузу, Руткер повернулся к Катану с Гнивером, скрывающим что-то за спиной.

– Ладно, не будем нашего младшенького мучить, показывайте.

Весь из себя важный, Катан достал из-за спины увесистый сверток и развенул его. Внутри был обшитый бархатом футляр.

– Открывай.

Предчувствуя что-то необычное, затаив дыхание, Гартош не спеша открыл футляр и ахнул. Предчувствие его не обмануло. Внутри, в великолепно отделанных ножнах лежал меч. Нет. МЕЧ! Такого оружия Гартош не видел нигде и никогда, это он точно знал. Удобная, в мелких насечках рукоять, без особых изысков, но очень изящная. Не в силах больше сдерживаться, Гартош взял ножны в руки и нарочисто медленно потянул за рукоять.

С легким, чуть слышным шелестом-вздохом, лезвие выходило из ножен, и перед восторженным взором Гартоша показался светло-голубой метал, казалось светящийся изнутри. С каждым лигитом освобождаемого лезвия, Гартош влюблялся в него все больше и больше. Он буквально тонул в нем, как глазах самой прекрасной женщины в мире. Хотя нет, никакие глаза, какими прекрасными они не были, не могли сравниться с этим мечем.

Длинное тонкое лезвие, с легкостью, будто само, покинуло ножны, и Гартош, словно несмышленый щенок, чуть было не описался от восторга. По лезвию протянулось легкая изящная вязь эльфийских символов. У основания, возле крестовины, угадывались гномьи руны, даже на вид такие же тяжелые и приземистые как сами гномы.

– Он хорош не только на вид, – довольный произведенным впечетлением, нарушил затяжное молчание Руткер. – Это оружие ковали гномы, да не какие-нибудь, а гномы Кансора – лучшие оружейники из всех известных мне гномьих народов. Эльфы из Сутоина – я думаю ты о них слышал, – наложили на все это оружие заклинания тонкой магии. Драконы из Лоноса опалили оружие своим пламенем и дали свою кровь для закалки. Вот здесь, – Руткер указал на рукоять, – гномы вставили добытый мной, очень мощный магический кристалл, который настроен на тебя. Только в твоих руках этот мечь и остальное оружие будут проявлять себя с магической стороны. В чужих руках это обычный кусок метала, пусть и очень красивый. Хотя нет, необычный метал. Гномы выковали это оружие из необычного сплава, что сам по себе может останавливать магию, особенно враждебно против тебя настроенную.

– Как лакиритовое оружие?

– И не сравнивай. Здесь эффект намного сильней. Дальше, благодаря встроенному кристаллу, этот меч будет учиться. Да-да, ты не ослышался. Он будет учиться и развиваться вместе с тобой. Чем сильнее будешь становиться ты, тем сильнее будет становиться и этот меч, и остальное связанное с ним оружие. Такой меч в пору даже богам.

Гартош поморщился.

– Не так громко.

– А что, боишься что отберут? – съязвил Катан.

– Они могут. Или подумают что претендую на что.

– С тебя станется…

Улыбаясь Осколы обменялись понимающими взглядами, в которых впрочем просматривалась затаенная тревога.

Не желая затягивать паузу Руткер поторопил внука.

– Ну что, будешь смотреть остальное?

– Остальное? – Гартош вскинул голову. – Есть еще что-то?

– Конечно! – самодовольно произнес Руткер. – Гнивер!

С легкой улыбкой Гнивер протянул Гартошу перевязь, из тонко выделанной кожи неизвестного Гартошу животного. Казалось, что после меча не найдется чему больше удивляться, а нет. На перевязе нашлось место длинному кинжалу, младшему брату меча. Кинжал был из того же голубоватого металла, имел схожую с мечем форму, и в руку лег как влитой, сразу став ее смертоносным продолжением. Бритвенно острое лезвие готово было тут же доказать свою эффективность, но к Гартошевому сожалению, врагов рядом не нашлось, одни родственники.

На перевязи были еще три метательных ножа в кожаных ножнах – три брата близнеца. Естественно металл был тот же. На лезвиях ножей и кинжала также имелось несколько загадочных символов. Впрочем загадочными они были лишь до того момента, пока Гартош не коснулся их. Они тут же засветились слабым сиянием и через пару секунд погасли. Но этого хватило, чтобы Гартош понял их значение, каждый символ заключал в себе заклинание. Он поспешно схватил меч и провел ладонью по клинку. Под его рукой мечь словно начал оживать и заговорил с ним. Конечно не было ни слов, ни мысленных образов, но было что-то другое – понимание друг друга и родство духов, а что у этого меча есть свой дух, Гартош уже не сомневался. Он поднял на родственников восторженный взгляд.

– Его зовут Гариант.

– Я знаю, – улыбнулся дед. – Гариант на языке гномов Кансора означает верный. Кстати, обрати внимание на перевязь, она сшита таким образом, что мечь можно носить, и на поясе, и на спине. Так сказать парадный и походной варианты. Да погоди ты примерять! У нас для тебя еще кое-что есть.

Руткер подал знак и слуга принес высокий снаряженный лук. Второй слуга с легким поклоном передал колчан со стрелами. С немым благоговением взял Гартош это богатство в дрожащие руки. Темно-серое, почти черное дерево с желтыми прожилками, было удивительно легким и теплым на ощупь.

– Он не составной! – Гартош взглянул на деда в ожидании объяснений.

– Это особое дерево, и оно не нуждается ни в каких дополнениях. Подарок дриад, между прочим. Я даже не знаю его названия, это секрет Зачарованного леса. А вот волосы на тетиву пожертвовали лесные нимфы. Пожалуй нет лучшего материала для тетивы. Сравниться с ним может только грива белого единорога, да и то я сомневаюсь. Нимфы были так щедры, что дали волосы и на запасную тетиву. Мало ли…

– У Гартоша даже любимые женщины становятся страшным оружием, – заметил Катан.

Осколы оценили точную шутку легким смешком. Затем Гартош быстро и внимательно осмотрел стрелы. На каждом наконечнике имелся уже знакомый ему символ.

– Ну примеряй уже, примеряй, – сжалился Дангал. – Я же вижу, как тебя трусит от нетерпения.

Два раза Гартоша уговаривать не пришлось. Он быстро снял с себя старую перевязь и ловко влез в новую.

– Вот теперь сразу видно – воин из рода Осколов! – оценил отец.

Как нельзя кстати неподалеку оказалось зеркало в полный рост. Гартош долго перед ним крутился, и так и этак. Снял меч с пояса и прицепил за спину. Попробовал как вытаскивается. Пришлось подрегулировать кое-какие ремни, и меч буквально сам прыгал в руки. Тоже самое касалось кинжала на поясе и ножей на груди. Все крайне удобно носилось, доставалось и казалось тут же просилось в дело. Жалко не было поблизости никого и ничего подходящего. Ничего, – успокаивал себя Гартош, – скоро у его нового оружия практики будет больше чем достаточно.

Это все хорошо, но ведь радостью нужно поделиться с друзьями. Гартош пробежал взглядом по толпе. Вон Вирон, там Терес, остальных видно не было. Он вопросительно посмотрел на родственников.

– Я схожу к своим ребятам?

– Сходи, сходи, похвастай, – милостиво разрешил дед, и вспомнив крикнул вдогонку. – Поэкономней со стрелами, их не так уж и много! Всего то две сотни…

* * *

Последнюю ночь перед прощанием друзья провели в небольшой уютной таверне. Они даже не посетили ни одного столичного храма Фриты, а все говорили, говорили, говорили… Радость новым назначениям и перспективам была немного омрачена расставанием и выбором Гартоша. Молодые десятники строили планы на будущее и обещали держать друг с другом связь. И обязательно встретиться при малейшей возможности.

Как-то незаметно прошла короткая летняя ночь, и друзьям действительно пришлось прощаться. Крепкие рукопожатия, прощальные обнимания и скупая мужская слеза.

И вот Гартош идет по улицам Тороны уже один, понимая, что жизнь теперь пойдет совсем другая. Но неизвестность его не пугала, напротив, она манила. И Гартош был готов с головой погрузиться в новый для него мир.

Приложение

Пантеон основных богов мира Иктив.

Гретеон, – бог солнца и огня, у большинства народов самый почитаемый бог.

Эворлиона – богиня ночи, жена (подруга?) Гретеона

Зала – богиня смерти

Матана – богиня жизни и здоровья

Фрита – богиня любви

Трот – бог ненависти

Килеса – богиня мести

Ирильд – бог страха

Люрена – богиня зависти

Лайфа – богиня обмана

Зафорон – бог юмора и смеха

Терхон – бог войны

Керт – бог разрушений

Агаронк – бог хаоса

Торганк – подземный бог

Агранот – бог справедливости

Клокия – богиня воздушной стихии

Наистер – богиня водной стихии

Рафа – бог судьбы

Кривон – покровитель животных

Эгрена – богиня плодородия полей и лесов

Амалиайна – богиня милосердия

Гефер – бог ремесленников

Ларита – богиня искусств

Духи стихий:

Жервы – низшие духи огня

Тиреры – высшие духи огня

Гифы – низшие духи земли

Закры – высшие духи земли

Миасы – низшие духи воды

Тосгуфы – высшие духи воды

Роны-низшие духи воздуха

Вирги – высшие духи воздуха

Меры длины:

Латон – равен семи сиртам

Сирт – триста шетов, примерно равен полету стрелы

Шет – примерно равен шагу взрослого человека, в шете семь фартов

Фарт – примерно равен ширине мужской ладони, в фарге семь лигитов.

Лигит – примерно равен толщине мизинца взрослого мужчины.

Элитные легионы армии Виктании:

Первый легион – легион охраны императора

Тайный Легион – легион шпионов и контршпионов

«Мамонты» – северный легион

«Барсы» – горный легион

«Гепарды» – кавалерийский легион

«Росомахи» – лесной легион

«Вепри» – пехотный легион

«Шершни» – стрелковый легион

«Драконы» – легион тяжелых стрелковых и метательный орудий

Морской легион – один и единственный.

Звания в армии Виктании:

Генерал – главнокомандующий армии Виктании

Тур-генерал – командующий одной из пяти армий Виктании

Командор – командир легиона

Полковник – командир полка

Сотник – командир сотни, или подразделения близкого к нему

Полусотник – командир полусотни, или подразделения близкого к нему

Десятник – командир десятка, или подразделения близкого к нему

Прочее:

Черти, бесы – общее название мелких демонов

Атраты – артефакты большошй магической силы.

Дитраты – артефакты небольшой магической силы

Глоссарий:

Гартош – из рода Осколов; сын лорда Дангала и Фаисты;

Лорд Дангал – граф Зера; герцог Торанский отец Гартоша, Катана, Гнивера.

Катан – брат Гартоша.

Гнивер – брат Гартоша; граф Лариэля; герцог Колинейский.

Ольвильда – жена Гнивера из рода Казаров.

Принц Витан – друг Гартоша, род Гратров.

Принц Лисван – друг Гнивера, род Гратров.

Император Лориан – отец Витана и Лисвана, род Гратров.

Лорд Руткер – дед Гартоша, князь Риглиса.

Живой лес в мире Торх; царица Лерья – эльфийка.

Студиэры и студиэссы – ученики высший и прочих студий.

Лорд Мервон – командор легиона «Барсы», граф Терга, друг лорда Дангала.

Гердани – дочь графа Терга, лорда Мервона.

Гиберт – сын барона Ромита.

Листир – преподаватель магии в студии.

Вирон – один из друзей Гартоша; сын лорда Лотифа.

Олектрон – преподаватель фехтования.

Григорис – сын лорда Квена, барона Фолира.

Алькон – сын лорда Жарга (покойного).

Толтур – маг-лекарь; преподаватель.

Расты – шестиногие ящеры, с хвостом как у скорпиона.

Гектор Шурон – преподаватель географии и истории в студии.

Мир Верейн – родина верейнских ведьм.

Айван – преподаватель врачевания.

Формер – студиэр из группы Гартоша, сын лорда Перга.

Максимэр – преподаватель кузнечного ремесла.

Кливер – студиэр, сосед по комнате Гартоша.

Лороферга – старший преподаватель.

Фугильен – жрец из храма Гретеона, преподаватель храмовых истин.

Дарен-Холф – мир торговцев, столица Порморта.

Керея – сопредельный с Дарен – Холфом мир.

Форастер – сопредельный с Дарен-Холфом мир.

Хрифис – сопредельный с Дарен-Холфом мир.

Колеро – сопредельный с Дарен-Холфом мир.

Геразат – сопредельный с Дарен-Холфом мир.

Грун – сопредельный с Дарен-Холфом мир.

Ляурейс – мир магии.

Квевинг – город в Ляурейсе (висячий) – город знаний.

Корний – профессор магии.

Жект Волкорей – профессор боевой магии.

Гребер – боевой маг встречающий гостей.

Оритерар – красный мир.

Гир-Ферий – император Гроброса.

Лонос – мир драконов.

Холи – драконница из Лоноса.

Крет – дракон из Лоноса.

Тирес – старший дракон.

Карен и Грет – старшие драконы.

Тервии – из листьев и плодов этого растения изготавливают прекрасный напиток – терван.

Шархон – демон огня, слуга старого бога.

Тарко – лучший кулачный боец в студии.

Ликрин – лучший борец в студии по тартской борьбе.

Фритеса – лучший стрелок в студии из лука и арбалета.

Акара – степная река между Тартом и Виктанией.

Ребер – сотник пограничной сотни Виктании.

Хавар – сотник Серых Всадников.

Никор – сын князя Юквара; род Сертеров, лорда Шаркора.

Терес – друг Гартоша.

Сирел – член Тайного легиона.

Рикгет – столица княжества Юквара.

Жирт – одно из княжеств Тарта.

Фарг – друг Никора.

Лекгарета – дочь князя Жирта.

Шерамский плацдарм. Территория захваченная Гробрасом у Виктании и Тарта.

Галоф – столица королевства Ларф.

Мишар – преподаватель по борьбе с нечистью.

Синьшелы – истребители нечисти.

Святой Анторий – лекарь предотвративший войну Виктании и Тарта.

Лакирит – оружие, противостоящее магии.

Арахен – пригород Галофа.

Вотерджох – один из синьшелов.

Лебер – академиер, маг.

Клифтас – вампир из Ларфа.

Катарина – вампирша, подруга Клифтаса.

Седой Дигур – ветеран синьшел.

Газа Касан – женщина-синьшел.

Игар Тавом – напарник Газы.

Лайтра – маленькая вампирша.

Эмуарль III – один из королей Ларфа.

Лиана и Тотан – вурдалачка и синьшел.

Дерин – командир полусотни, в которую входила и пятерка Гартоша.

Крал – оборотень.

Риса – оборотница.

Ретц – граф, командующий гарнизоном Галофа.

Пауки-призраки

Эгер Иварин

Боратон Эзари

Кайрас Викаса

Чиро Греатиль – маг-лекарь.

Блоф Ловей – командир сводного отряда загонщиков.

Фрет Нигмус – командир пятерки Гартоша.

Трушер – виктаниец.

Зигул – реатец.

Клейт Кованец – жеранец.

Тимор Глодкон – синьшел, выживший вместе с Зигулом и Гартошем.

Нефраты – нечисть, питаются или подпитываются чужой жизненной силой.

Клаирван – лорд Белый Демон.

Гретта – столица герцогства Греттан.

Карлов по прозвищу непобедимый, один из лучших полководцев Виктании.

Файфнер – придворный маг, один из сильнейших за всю историю Виктании.

Аргат – особо дорогая разновидность мрамора.

Лери Крон – друг Гартоша.

Дебор – друг Г артоша.

Локгарет – соперник и недоброжелатель Гартоша в академии.

Грег Кретов – десятник барсов.

Толер – друг Грега.

Корона Тролей – знаменитая вершина в Трольих горах.

Проджи – племена в Трольих горах.

Стражи – племена в Трольих горах.

Глария – всадница белой единорожихи; волшебница.

Жерлен – воин, всадник черного единорога.

Эгли – небольшое селение стражей.

Крейги – подземные жители Трольих гор.

Ильюс – крейг, знающий Короткие пути.

Трайпы – подземные жители Трольих гор.

Лифрены – черви, жрущие горы.

Пориорт – маг из Волшебного Королевства

Чреп – один из гольтуров.

Гольтуры – одно из племен трайпов.

Черии – одно из племен трайпов.

Тарний Цериальт – командир пограничной заставы.

Лейграса – девочка гольтуров.

Заль-Афий – командир полусотни проджей.

Крехны – поселок мамонтов.

Эгнер – сотник мамонт.

Скребы – гигантские олени.

Стен Претнев – полковник, командир четвертого полка мамонтов.

Тайринские леса – ставка одного из полков росомах.

Серей – старший охотник за нечистью.

Алисия Травница – нимфа Зачарованного леса.

Тамирана Каштпан – старшая жрица, дриада.

Лури Береза – помощница Тамираны, дриада.

Ронан Жогар – сотник гепардов.

Полковник Торазани – командир первого полка гепардов.

Лорд Брогман – командор легиона гепарды, граф Шатала.

Фагласс – маг первого полка гепардов.

Олейван – маг легиона «гепарды»

Ратан Гатарин – сотник третьего полка, шестого пехотного легиона.

Глад – баронство.

Коорт – десятник гепардов.

Тапанихт – староста, знахарь, колдун.

Локорот – погибший в схватке с гробросцами академиер.

Казхран – столица баронства Глад.

Теслян – десятник росомах.

Риглис – княжество и столица княжества лорда Руткера.

Баргамка – река в Риглисе.

Малийка-Мали – подруга Никора.

«Молодой Олень» – трактир в Риглисе.

Харванис – трактирщик «Молодого Оленя»

Таиния – подруга Гартоша из «Молодого Оленя».

Ростовир – спутник Таинии.

Хелесана – спутница Таинии.

Тарвас – вожак драчунов.

Лорд Кроворос, род Гратров – первый император Виктании.

Дилесса – первый дворянский титул для женщин.

Лорд – первый дворянский титул для мужчин.

Варитара – огромный лук, варитарии – стрелки.

Княгиня Алинейская (Алинея) – магиня-бунтовщица.

Ажейла, Стейласса – молодые магини.

Боцман Ерегей – один из наставников академиеров в Морском легионе.

«Каракатица» – таверна в Ашуре.

Мартис – сконьер, капитан «Буревестника».

Луторион – капитан шхуны «Баракуда».

Зовиро – помощник капитана «Баракуды»

Малиарт – царь табилотов.

Флафнисир – морской царь.

Ролона – старшая сирена из Тишайших островов.

Телинор – столица одноименного герцогства ставка Южной Армии и Ю.В.В.А.

Кансор – мир, населенный высокоразвитыми гномами.

Сутоин – мир. Населенный высокоразвитыми эльфами.

Гариант – любимый меч Гартоша.

Юрий Ландарь Хранитель трона

I

Через несколько минут по прибытии, Гартоша дружно била добрая половина штаба лугарского гарнизона. Хотя сказать, что «била», это будет все-таки преувеличением. Оскол активно отбивался, и не один штабист уже отвалил в сторону с разукрашенной физиономией. Но обо всем по порядку.

После выбора своего места службы, новоиспеченному десятнику дали неделю отпуска, по истечении которого он должен был отправиться в Болотный Легион. Точное место службы, ему должны были указать в штабе данного легиона, который находился в Регесте, столице одноименного графства. Гартош с трудом смог высидеть эту неделю дома в родовом замке в Риглисе. Чем он только не пытался себя занять, все бесполезно, мысли все одно возвращались к болотам растов. Единственное, что смогло отвлечь младшего Оскола от тягостных дум, это появление лордов Руткера и Гнивера. Более сведущие в магии родственники, старались помочь ему в скорейшем освоении и развитии очень важного навыка: умения чувствовать опасность. Как – опасность вообще, так и конкретную опасность, направленную на младшего Оскола.

Конечно, неделя очень небольшой срок, чтобы по– настоящему обострить нужное чувство, да и сам Гартош был слишком взволнован предстоящей службой, но кое-что он освоить успел, – самые важные основы. Ну, а дальше все зависело от него самого.

В Регест Гартош попал вместе с командой новобранцев, и тех, кто был переведен туда из других, более благополучных частей. Нужно объяснить, – что представлял собой Болотный Легион. Входил он в состав Северной Армии, и служил местом ссылки для провинившихся, а так-же неудачников всей виктанийской армии. В его задачу входило защищать населенные пункты, находящиеся возле болота, и контролировать его границы, слишком уж много всякой мерзости оттуда вылезало. Само собой, служба была очень опасной и тяжелой – одни расты чего стоили, – но еще хуже было то, что Болотный Легион служил помойной ямой для всей армии. Сюда отправляли всякое отребье, поэтому нравы в нем царили хуже некуда. И это было пострашнее болотных тварей.

Из Регеста два десятка назначенцев, не торопясь, отправились в Лугар, – ставку четвертого полка. Но Гартошу двухдневное путешествие показалось слишком долгим, и он, опережая всех, отправился в Лугар магическим путем. Вот тут-то все и началось…

* * *

Получив от Первого мага легиона магический мыслеобраз нужного места, Гартош уже через несколько секунд оказался в одной из комнат штаба гарнизона, ошеломив своим появлением собравшуюся там компанию из десятка штабистов, убивавших время распиванием дешевого вина и игрой в кости. Несколько секунд вновь прибывший и штабисты недоуменно рассматривали друг друга. Первым пришел в себя один из штабистов. Он поспешно вскочил, вытянул руки по швам и начал рапортовать.

– Личный состав штаба в свободное время…

– Заткнись, Лузарк! – гаркнул широкоплечий гладко выбритый штабист. – Не видишь, – это не проверяющий, и не из Тайного Легиона. Сосунок какой-то.

Само собой, вновьприбывший не сдержался и нашел, что ответить на «сосунка». И не просто ответить, а дать подробную характеристику всем присутствующим, особенно лысому здоровяку. И через несколько секунд его уже били. Видимо, у них имелся уже немалый опыт избиения толпой, особенно неподготовленных к этому новобранцев. Кто-то незаметно подкатился сзади под ноги, и тут же атака спереди. Рефлекторно уходя от удара, Гартош споткнулся об живое препятствие и упал. Сразу же заработал несколько ударов ногами. Ему пришлось крутиться ужом, группироваться и не давать себя искалечить.

Но штабисты недолго наслаждались беззащитностью жертвы. Быстро оценив ситуацию, выпускник высшей военной академии сумел сгруппироваться и прикрывая самые уязвимые места, ужом заползти в угол и подняться на ноги. Вместе с возможностью отвечать на удары появилась и злость – как эти штабные ублюдки посмели поднять руку на него, одного из Осколов, геройского, можно сказать, парня?! Его скупые, но точные удары открыли счет выбитым зубам и сломанным носам. Самого Гартоша сейчас тоже вряд ли можно было назвать красавцем: под глазами вспухали синяки, кровотечение с разбитых губ и носа удавалось останавливать с трудом. И все больше накапливалась злость и раздражение. Гартош с трудом удерживал рвущуюся наружу ярость, понимая, еще немного, и все не обойдется простыми синяками и даже переломами – либо он сейчас кого-то прибьет, либо его забьют озверевшие штабисты.

– А ну, всем стоять! – как нельзя вовремя прозвучал резкий приказ. – В стороны!

Штабисты, утирая кровь и тяжело дыша, разошлись, открыв взору новобранца немолодого уже полковника, крепко державшего за горлышко бутылку с вином. Гартош обвел взглядом потрепанное войско, никто не спешил отчитаться перед командиром, тогда он сделал шаг вперед.

– Десятник Гартош! Прибыл для прохождения службы в лугарском гарнизоне!

– Ишь ты. Десятник Гартош. – полковник осмотрел своих подчиненных и сделал из бутылки хороший глоток. – Прибыл он. Чего один прибыл, где остальные?

– Через пару дней будут. А я решил побыстрей, через подпространство.

– Это ты хорошо решил, как раз вовремя. – полковник снова, теперь уже насмешливо, осмотрел побитые лица. – Меня зовут Реарт Коргунье. Я командую этим человеческим мусором в этой отхожей яме империи. Добро пожаловать сынок. За что тебя сюда?

Открывать истинную причину «сынку» не очень хотелось, засмеют. Он ответил:

– За излишнюю гордость. И чтобы не был слишком умным.

– А, – понятливо кивнул Реарт, – за это у нас здесь половина. Куда же тебя определить такого прыткого?

– В сотню Волия, – подсказал лысый, при этом злорадно улыбаясь.

– Пожалуй, да, у него недавно большие потери были, – после недолгих раздумий согласился полковник.

– У него всегда потери, – пробормотал кто-то из штабистов.

И Гартош понял, он вляпался в очередную дурнопахнущую кучу.

– Сдашь документы и марш в сотню, – распорядился Реарт, потеряв к молодому десятнику всякий интерес. Он сделал еще пару глотков из бутылки и удалился по своим делам.

Полковник ушел и Гартош снова остался один на один со своими новыми «приятелями». Они хмуро смотрели друг на друга. Наконец лысый крепыш отвернулся, и, прихрамывая, вернулся к столу. Бросив на ходу:

– Лизарк, проведи своего кореша.

Шустрый штабист не стал спорить, а весело улыбаясь подбитой губой, словно ничего и не случилось, повел «кореша», сначала в канцелярию, затем в сотню по пути вводя новичка в курс дела:

– Гарнизон Лугары состоит из десяти сотен и пополняется почти каждую неделю. Что делать, – он пожал плечами, – людей постоянно не хватает. То расты порвут, то соседи по казарме. Кроме солдат есть еще три сотни наемников, но они участия в патрулировании не принимают. Да и на стены выходят лишь в крайних случаях.

– А что же они здесь делают? – полюбопытствовал Гартош.

– В основном охраняют сборщиков вимолии. Иногда охотятся на растов, если сумеют загнать одного – двух поближе к крепости.

– Охотятся ради развлечения или по другой причине?

– Ты что, какое развлечение? Раст не менее ценная добыча, чем вимолия. В нем все ценится – и яд, и шкура, а мясо такое – пальчики оближешь.

– Не знал, не знал…

– А для удовольствий у нас другие места имеются. Кабаков и храмов Фриты в Лугаре не меньше, чем в Тороне. Правда, дорого все до невозможности. Но наемники, в отличие от нас, зарабатывают хорошо. Не зря они сюда съезжаются со всего Иктива. А это наша гордость, – штабист широким жестом указал на лево, – крепостные стены. Они такие толстенные, что в них умещаются, и казармы, и арсенал, и еще много всего.

Штаб гарнизона находился неподалеку от нужного участка крепостной стены, так что рассмотреть город толком не удалось. Но ничего, за те полгода, что Гартошу предстояло здесь провести, можно изучить все более детально.

* * *

Казарма располагалась на втором этаже крепостной стены и представляла собой сквозной, на всю длину стены, коридор, от которого отходили ответвления в небольшие комнаты, где и проживали солдаты.

В казарме было многолюдно. Обитатели, не зная чем себя занять вне дежурства, собирались в комнатах, слонялись по коридору, и, конечно же, обратили внимание на новенького. Послышались реплики, в основном оскорбительные, но Гартош не спешил отвечать – успеется, достаточно с него и штабистов.

– Эй, Лизарк! – из комнаты выглядывали два веселых десятника: – Куда ты ведешь этого красавчика?

– К Волию.

– Опять мясо скотине?

– Ему.

– Скотине? – переспросил Гартош.

– Это кличка Волия, – охотно объяснил Лизарк.

– Понятно, куда меня сунули, – сквозь зубы процедил Гартош.

Тем временем они дошли до нужной комнаты и Лизарк вошел первым:

– Привет Волий. Вот, нового десятника тебе привел.

В комнате на кроватях развалились несколько болотников. Один из них поднялся и, не обращая внимания на штабиста, цепко осмотрел своего нового подчиненного. Один из десятников подал голос с соседней кровати.

– Молоденький, симпатичный.

– Ага, как раз то, что нам нужно, – согласился другой десятник, – сэкономим на храме Фриты.

Все присутствующие заржали, включая и Лизарка. Сотник лишь усмехнулся. Оскол снова сдержался, не зная, насколько хватит его терпения.

– Кто такой, откуда, и за что отправили сюда? – наконец спросил Волий.

– Десятник Гартош, из Высшей Южной Академии. По распределению.

– Что ж ты успел натворить?

– Да язык кой-кому отрезал, чтобы не трепал лишнего, да засунул ему же в задницу, – многообещающе ответил Гартош.

– За такое трибунал положен, – не поверил похотливый десятник. – И каторга.

– А у меня связи хорошие, отделался легким испугом. Полгода на вашем курорте.

– Тебе здесь понравится, – пообещал сотник и повернулся к своим шестеркам. – Насчет языка, конечно, соврал. Ну ничего, он попал в лучшее на Иктиве место, где учат правдивости и хорошим манерам, – десятники снова загоготали. – Штаб свободен. Да, кстати, Лизарк, кто тебя так отделал?

– Он, – честно ответил штабист. – И там не одному мне досталось.

– Ясно, – без всякого выражения сказал Волий.

Лизарк немного потоптался и ушел.

– Тимали, сопроводи нашего нового друга в его десяток.

– С удовольствием, – сорвался с места невысокий десятник.

– Хотя подожди, я сам. Надо размяться, прогуляться.

– Это такая честь для меня, – чуть ли не раскланялся Гартош.

– Ничего, обломаем, – заверил своего сотника Тимали. – И не такие молодцы на коленях ползали. А что это у тебя такое? – он потянулся к мечу нового десятника.

Гартош убрал его руку и демонстративно медленно потянул меч. Меч покинул ножны со зловещим шелестом, дав возможность вдоволь собой налюбоваться и оценить.

– Из богатеньких? – процедил Тимали и вновь потянулся к мечу.

Гартош сделал неуловимое движение, и острие меча уткнулось наглецу под кадык:

– Из них. Имеешь что-нибудь против?

– Если твои родственники будут регулярно присылать тебе денюжку, а ты будешь с нами делиться, то – нет, – не струсил десятник и отвел лезвие от горла.

Гартош бросил меч в ножны:

– Морда треснет.

– Хватит трепаться! – остановил зарождающуюся дискуссию Волий. – А то я сам сейчас отрежу кой-кому язык и засуну в интересное место. Топай за мной! И вы тоже, – бросил он десятникам.

Волий быстрым уверенным шагом пошел по коридору. Гартош, почти нагнал его, когда возле очередной двери сотник резко остановился. Наткнувшись на его спину остановился и новый десятник.

– Вот твои апартаменты, – насмешливо бросил Волий.

– Понятно, – кивнул Гартош, и, отодвинув своего командира в сторону, протиснулся в комнату.

В комнате находились двое, чем-то неуловимо похожие друг на друга. Чем, новый десятник понял чуть позже – у этих двоих был одинаково затравленный взгляд. Они быстро вскочили и отступили назад, не понимая, чего можно ожидать от так неожиданно появившегося начальства. А судя по выражению лиц, рядовые не ожидали от этого визита ничего хорошего.

– Это ваш новый десятник, – проинформировал солдат Волий.

Те торопливо кивнули. Вперед вышел Тимали.

– Вы что, куски дерьма! Не знаете как отвечать господину сотнику?!

– Тихо Тимали, поорешь на свой десяток, а здесь я орать буду.

Гартош решил, что пришло время все расставить на свои места и выяснить отношения со всеми сразу, не откладывая на потом. Похоже, что к такому же выводу пришли и старожилы.

Взглянув на сотника и получив молчаливую поддержку, Тимали начал:

– Щенок решил показать свои клыки? – и он потянул из ножен меч, а затем кинжал.

Из-за спины Волия вышли еще два десятника с обнаженным оружием. Становилось понятно, негласный воинский кодекс соблюдать здесь никто не собирался, и обычной дракой конфликт не разрешиться. Также стало понятно, откуда на стенах подозрительные пятна, которые явно пытались отскрести и забелить, видимо оружие в этой комнате обнажалось не раз. Гартош ожидал подобных разборок, хотя и без оружия. Но и вид крови его не пугал – навидался. Молодой десятник обнажил оружие. Хорошо еще, что ширина комнаты не позволяла выставить против него более трех противников.

Двое десятников запрыгнули на кровати, Тимали пошел по проходу. Естественно Гартош не стал дожидаться, пока на него нападут все трое. Выпад вперед, и Тимали с кроткой колотой раной на плече с проклятиями отскочил назад, выронив при этом меч. Затем – бросок к противнику справа. Пустить сильный удар сверху вскользь и рубануть по ногам – вот так и появляется кровь на стенах. Десятник завалился на спину, и закачался, зажимая рану. Третий соперник понимая, что на кровати особо не пофехтуеш, успел соскочить, но не успел закрыться. Еще один укол и последний противник оказался обезврежен.

Гартош быстро повернулся к дверям, он даже не успел запыхаться. Если это самые сильные бойцы, то жить здесь можно, главное не пропустить удар в спину. Сотник стоял не изменив позы. Он внимательно наблюдал за происходящим, суммируя увиденное сейчас, со словами Лизарка, и постепенно понимал – какую занозу в задницу прислали ему начальство и боги. Нужно срочно принимать меры. Он спросил:

– И после этого ты надеешься долго жить?

– Во всяком случае, собираюсь пережить тебя, – в тон ему ответил Гартош.

– Ты очень самонадеян.

– Я очень внимателен. К тому же, у меня есть глаза на затылке и я очень чутко сплю. А если кто меня ночью потревожит, сразу заработает еще один рот под подбородком.

– Ну-ну, посмотрим… – сотник повернулся к столпившимся в коридоре зевакам: – Быстро отнести этих страдальцев в лазарет. – И не дожидаясь выполнения приказа, быстро вышел прочь.

Гартош дождался, когда комната освободиться и со вздохом сел.

– Уберите здесь, – обернулся он к застывшим в углу подчиненным, и сам завалился на кровать.

Те быстро бросились исполнять приказ.

– Господин десятник, – робко позвал один из солдат.

– Ну?

– Вы сказали, что зарежете любого, кто посмеет вас разбудить.

– И что?

– А как же будить вас во время тревоги?

«Логичный вопрос», – ухмыльнувшись, подумал Гартош.

– Будете будить от двери. Крикнул, и сразу за угол, пока я нож не успел метнуть.

– Ага, – понятливо кивнул боец.

– И не называйте меня господином десятником.

– Но…

– Можно просто Гартошем.

– Понятно, господин десятник.

Гартош безнадежно махнул рукой – пусть называют, как хотят:

– Как зовут?

– Меня Хролис, а это Флест.

Через несколько минут тревожные размышления молодого десятника прервало появление новых действующих лиц:

– Ну, и чего ты там разлегся?

Повернув голову на незнакомый голос, Гартош вновь увидел двух веселых десятников.

– Господин десятник отдыхает, – важно сообщил Хролис.

– Ничего, потом отдохнет. Он знакомиться думает?

Гартош рывком поднялся:

– Думает. Заходите.

Переступая через характерные пятна, десятники вошли в комнату.

– Гартош, – коротко представился новенький.

– Загнат.

– Коржаско.

– Ну и натворил ты здесь делов! – восторженно, хотя и без одобрения сказал Загнат.

– А что, не надо было?

– Дело, конечно, твое. Но лучше бы ты этого не делал. Теперь будешь постоянно оглядываться.

– Мне не привыкать.

– Ну, смотри, твоя жизнь, учить тебя никто не будет. Лучше вот что скажи. Как в коллектив вливаться собираешься?

Ответ пришел сам собой:

– Через ближайший кабак.

– Молодец, мыслишь в правильном направлении. Но через кабак накладно будет. Здесь цены такие, что ахнешь. Лучше пошли своих бойцов, они принесут пару бурдюков вина и чего-нибудь закусить.

Гартош так и сделал. Похоже, несмотря ни на что, жизнь на новом месте стала налаживаться.

* * *

Пришло время десятку Гартоша нести дежурство на крепостных стенах. Оскол горько усмехнулся: – «десяток» – он, да еще двое перепуганных – смех один. Хорошо еще, что к дежурствам на болотах относились со всей серьезностью и ослабленные команды на стены не выпускали. Десяток Гатроша дежурил вместе с десятком Коржаско.

Кутаясь в плотные плащи, десятники выглядывали из-за зубцов и рассматривали бескрайнее болото. Время от времени зябко поеживаясь от сырого утреннего тумана, старший и более опытный товарищ, объяснял молодому коллеге особенности и специфику их службы.

– Самое страшное на этих проклятых болотах, вот этот туман. Он в могилу людей больше загнал, чем расты. Чем больше ты здесь находишься, тем больше туман заползает в твои кости, разъедая их изнутри. Больше трех – пяти лет в Лугаре никто не задерживается. Я имею в виду гражданских. Военные здесь так долго не живут. Либо на большую землю, либо в могилу. Лучше всего от болотной болезни помогает яд растов. Но это очень дорогая вещь, даже на болоте, где и добывается. А жить здесь только ради того, чтобы тратиться на лечебное снадобье никто не будет. Вот и живут в крепости не больше года. Даже барон появляется лишь раз в месяц, когда уходит большой караван с товаром.

– А полковник?

– Что полковник?

– Он давно на болотах служит?

– Каргунье на болотах давно. Вот он – то почти весь свой оклад на лечение да на выпивку и спускает. Но ему некуда деваться – родни нет, земель не заслужил. Прозябать где-нибудь в глуши на мизерное содержание? Если он уйдет в отставку, то сразу станет никем. А здесь он – командир гарнизона.

– За что его сюда?

– За то, что никто не любит слушать о себе правду. А Каргунье как выпьет, так и давай выводить всех на чистую воду. А выпивает он часто. Почти всегда.

– Ясно… Расскажи про растов.

Коржаско зло сплюнул:

– Ох, и подлые твари! Не знаю, сколько в их мозгах разума, но хитрости и коварства побольше, чем у человека будет. Как они организовывают атаки и засады, любой стратег обзавидуется. Никогда не предугадаешь их действий. Нападают в основном на сборщиков вимолии. Иногда выходят на сушу и шалят на дороге. Еще реже нападают на крепость. На моей памяти, а я здесь скоро год буду, такое нападение случилось только раз. Народу тогда полегло, чуть ли не треть гарнизона. А сколько сборщиков они тогда в болоте порвали… – Коржаско тяжело вздохнул и умолк.

– Не понимаю, как можно взобраться по этим стенам? Здесь гладкий камень, почти без швов, да и высота шетов пятнадцать, не меньше.

– О, ты не знаешь их возможностей! У этих тварей вот такие когти в-пол ладони. Острые и крепкие. Под ними даже камень крошится. Взбираются на стены в течение нескольких минут. Если прозевать, они такую бойню на стенах устроят, небо содрогнется. Одно хорошо, скрежет по камню далеко слышно, если не спать, обязательно услышишь. А если их вовремя заметить, отбиться не сложно. Видишь эти тросы? Ими мы подтягиваем цепи. Вот они. Когда начинается штурм, трос отпускается, и цепь начинает качаться вдоль стены словно маятник, сбивая всех, кто пытается влезть. Это наша придумка, болотная! – в голосе Коржаско слышалась явная гордость за своих.

Да, о таком способе защиты крепостных стен, Гартош еще не слышал. А ведь действительно эффективно должно получаться.

– Как же расты сумели взобраться на стены в тот раз, проспали что ли?

– Да нет, не проспали… Они нас тогда массой задавили. Навалилось столько, что мы не успевали цепи подымать. Вот многие и сумели вскарабкаться наверх.

– Много, говоришь, было?

– Не то слово. Я столько еще никогда не видел. Те из нас, кто выжил, потом озолотились. Расты своих погибших с собой в болото утаскивали, но нам хватило и тех, что остались на стенах.

– Ни разу не видел раста.

– Еще насмотришься… Ты варана видел?

– Конечно. На юге их полно.

– Ну, вот увеличь самого большого варана в три – четыре раза, удлини ему хвост и загни крючком. Добавь скорпионье жало и еще одну пару ног, и набей полон рот зубов длиной в палец. Вот так получишь нашу главную достопримечательность.

– Да как он выглядит, я знаю. И по рисункам, и чучело видел. Я имею в виду, живого ни разу не видел.

– Вот я и говорю, еще насмотришься. Они, конечно, к стенам редко подходят – опасаются. Но в шетах пятистах… А вон, смотри!

В разрывах между космами тумана мелькнула чья-то тень. Гартош жадно всматривался в болото, надеясь рассмотреть существо, которое наводило ужас на весь северо-восток империи. Но раст вел себя предельно осторожно, не подходя на расстояние выстрела. Его серо-зеленая шкура служила прекрасной маскировкой. Наконец, полотно тумана закрыло хозяина здешних мест совсем, и Гартош разочаровано вздохнул.

– А как они зимой, в спячку не впадают?

– Да какой там. Эти болота ведь никогда не замерзают, их питают горячие ключи. Даже в самые сильный морозы снег тает на расстоянии двух – трех латонов от болота. Так что расслабляться некогда. В этих местах, каждая пора года несет с собой какую – нибудь неприятность.

– Что же здесь местных держит?

– Деньги. Возможность заработать хорошие деньги за короткий срок. Больше всего платят сборщикам вимолии. Почти столько же получают и наемники, которые их охраняют. Ну, и ремесленники, особенно те, что заняты на переработке вимолии, шкур и яда растов, на бедность не жалуются. Высокие заработкипривлекают сюда и остальных: жриц Фриты, трактирщиков, купцов. Надолго конечно никто не задерживается, но сезон два отрабатывают.

– С этим ясно. Ты мне вот что объясни. Сколько в гарнизоне магов?

– Магов? Есть один. Очень даже неплохой маг. Жулик, правда, за что сюда и попал, но при нападении растов помогает здорово. Есть еще несколько стихийных магов, но они слабоваты. Так умеют кой – чего по малости, но ничего серьезного. Пара неплохих магов есть в городе, но они к нам не суются. У них коммерческие дела: связаться с кем – нибудь или перебросить сюда – туда того, кто сумеет заплатить. А зачем тебе?

– Да вот чувствую, не все с этим болотом так просто. Висит над ним нечто – магическое облако что ли. То ли болото из этого облака питается, то ли облако из болота. Не пойму. Но связь между ними есть.

– Магию чувствуешь?

– Чувствую. И как ты говоришь, умею кой – чего по малости.

– Это хорошо. Ты ведь знаешь, и сами расты не чужды магии?

– Нет, не слышал.

– Многие не верят, что расты применяют магию. Но те, кто пережил несколько атак этих ящеров, знают, расты применяют магию страха. Они пытаются запугать противника. Некоторые относят это к обычному страху. Но я уверен, умеют эти гады страх нагонять не только своим видом, репутацией или чем– то там еще, но и магией. Вот полковой маг нас от этого и прикрывает. А когда далеко в болото заберешься и остаешься без прикрытия, поджилки трясутся так, что ноги подкашиваются. Так что, если ты действительно кой – чего умеешь, то нам с тобой очень повезло.

Проверив еще раз караульных, десятники взобрались на ближайшую башню. Болото тянулось от горизонта до горизонта, бескрайнее и, казалось безжизненное. Но люди знали, сколько смертельно опасных существ в нем таится. Про последних Гартош и хотел уточнить.

– Много в болоте разной гадости, кроме растов?

– Хватает.

– Про каких я должен знать в первую очередь?

– В первую очередь про растов – они наша основная головная боль. Остальные твари опасны в основном сборщикам вимолии, – Коржаско немного помолчал. – Болотный удав бывает нападает, но не часто, они с растами редко уживаются на одной территории. Из крупных это, в общем – то все. А вот мелочи больше чем достаточно. Змей, гадюк разных. Пиявки всякие, в том числе и ядовитые. Ну, а самую вредоносную мелочь ты сейчас увидишь, услышишь и прочувствуешь на себе. Смотри на болото.

По мере того, как солнце поднималось все выше, туман оседал, но вверх устремилось другое облако, гудящее и жалящее. Москиты. Гартош хлопнул несколько раз по щеке и шее, размазав по лицу передовой дозор гигантской армии. А потом началось вторжение. Коржаско с улыбкой смотрел на машущего руками младшего товарища, но потом сжалился и достал из кармана небольшой флакон.

– На, помажься. Только это и помогает. Иначе сожрут.

Гартош не стал уточнять, что это за хрень, а щедро плеснул на ладонь и намазал открытые места. Жидкость обладала резким и вонючим запахом, запахом, который исходил от любого обитателя гарнизона, и про который Гартош все не решался спросить. Вот теперь он первый раз и пожалел о своем решении – на ближайшие полгода связать свою судьбу с этим чертовым болотом.

– Ничего, скоро так принюхаешься, что и замечать не будешь. Добро пожаловать на болото растов.

* * *

– Гартош! Дружище! Неужели глаза меня не обманывают?

Знакомый рев заставил Гартоша остановиться посреди казармы. Оттирая к стенам тесного коридора недовольно ворчащих обитателей и не обращая на них ни малейшего внимания, к Осколу спешил ни кто иной, как Зигул. Гартош и сам неверяще потер глаза. Точно, Зигул! Взвизгнув, будто несмышленый щенок, он бросился навстречу своему боевому товарищу. Словно в кавалерийской атаке столкнулись они посреди коридора, став усердно друг друга мять, и орать что-то про дружбу, судьбу, демонов и прочую, не столь важную хрень.

Через пару минут они, наконец, ослабили объятья, освободив для прохода коридор, и стали с интересом друг друга рассматривать. Сразу видать, Зигул находился здесь не первый день – знаменитый реатский загар сошел, и сейчас реатец выглядел бледнее самого Гартоша.

– Вырос, возмужал, взматерел, – пришел к своим выводам и Зигул. – Тебя-то как занесло в эту дыру?

Немного помявшись – все-таки не хотелось врать другу – Гартош признался:

– Сам напросился.

– Да какого…! – воскликнул было реатец, и, поняв все, тяжело вздохнул. – Опять нужно было что-то кому-то доказывать?

– Вроде того.

– И не нашлось дыры почище?

Гартош улыбнулся:

– Это как раз по мне. Я уже и обживаться здесь начал.

– Наслышан, наслышан, как ты со Скотиной познакомился. Я когда узнал о том случае, и что десятника зовут Гартошем, сразу подумал про тебя, но не мог поверить. Дай, думаю, на всякий случай схожу.

– Молодец, что пришел. Теперь рассказывай, тебя-то каким ветром сюда занесло?

– Самым обычным. В Ларф я больше не ходок, сам понимаешь. А жить на что-то нужно. Я ведь не из богатой семьи, надеяться не на кого. Помыкался по наемническим отрядам в Реате, но там особо не заработаешь. Таких как я много, платят мало, а голову сложить можно запросто – владетельные лорды в очередной раз вцепились друг другу в горло. Услышал я, что набирают команду на север Виктании, в болото растов, и решил попытать удачу здесь.

– Давно ты в Лугаре?

– Еще и полгода нет. Хотя для этих мест немалый срок. Полгода побыл наемником, собрал кое-каких деньжат, и решил осесть в Виктании – ваша империя не в пример спокойней нашей. Но для полного счастья мне не хватает ветеранского статуса, а служба в наемных отрядах этого не дает. И я записался в вашу армию. Это даст мне и ваше гражданство, и нужный статус.

– Это же здорово! Будем служить рядом!

– Да, я – десятник третьей сотни. Так что, если понадобится помощь…

– Спасибо конечно, но я пока справляюсь сам.

– Это хорошо, что ты справляешься сам, но не стоит отказываться от моей помощи. Пойдем, сходим к Скотине. Меня здесь уже знают и стараются не связываться.

– Не надо, Зигул. Я тоже хочу сделать так, чтобы со мной побаивались связываться. И это я должен сделать сам.

– Тебе видней. Но учти, это тебе не Ларф, здесь гораздо хуже. По большому счету, тут нему прикрыть тебе спину.

– Я учту это.

* * *

Шла третья неделя пребывания Гартоша в Лугаре, и за это время не случилось ничего существенного, ничего такого, что вышло бы за рамки обычной службы в этом необычном месте. По-прежнему выходили в болото сборщики вимолии, по-прежнему их сопровождали наемники, по-прежнему каждый поход вглубь болота забирал одного – двух человек. Но к этому все привыкли и новые жертвы никого не будоражили, люди знали на что шли, риск оплачивался щедро.

Начавший осваиваться Гартош, постепенно обзаводился новыми знакомствами, новыми приятелями, хотя, конечно, настоящий друг у него здесь оставался один – Зигул. И Гартоша, привыкшего к окружению друзей, такое положение тяготило. Но насильно в друзья не затащишь, здешние обитатели предпочитали отвечать, прежде всего за себя, так уж была построена система.

– Тревога! – нарушил покой казармы громкий крик. – Все на стену!

В нехороших предчувствиях, Гартош повел свое маленькое подразделение наверх. Его подчиненных стало на два больше, хотя их по-прежнему не хватало на полноценный десяток. Они заняли свое место рядом с десятком Коржаско, и Гартош тут же поспешил к соседу:

– Что там?

– Да ничего особенного. Несколько растов подошло слишком близко к стенам, и на всякий случай подняли тревогу.

– Я так понимаю, для нас опасности нет никакой?

– Для нас – нет, а вот сборщики выйти побоятся. Как бы нас не погнали расчищать им дорогу.

– Это ведь работа наемников! – возмутился Гартош.

– Рядом со стенами мы должны им помогать.

Ветеран болот как на картах раскинул. Не прошло и пары минут, как прозвучала команда спускаться к калитке, которая выходила на болота. Перед калиткой Волий пересмотрел порядок построения сотни.

– Десяток Гартоша в авангард, – с неизменной усмешкой сказал сотник. – Посмотрим, на что годится сын генерала.

Гартош, пытавшийся сохранить свое происхождение в тайне, скривился, правда все-таки вылезла.

– Я первый, – начал он давать распоряжения, – за мной быстро…

И не успел он высунуть наружу голову, как получил сильный пинок под зад и вылетел наружу. Не удержавшись на ногах, Гартош зарылся носом в толстый мох. За его спиной громко и злорадно лязгнула тяжелая железная дверь.

Все-таки Волий уличил момент и ударил почти в спину. Быстро вскочив, Гартош вытащил меч. Растов не было видно, хотя это не означало, что их по близость нет. Этих мастеров маскировки не так-то легко рассмотреть – спрячутся за кочку и все тут.

Раздавшийся за дверью смех и топот – доказал, оттуда помощи ждать нечего, наоборот, все побежали наверх, наблюдать за бесплатным представлением. До ближайшей калитки шетов сто пятьдесят, еще столько же до следующей, где располагалась сотня Зигула. На помощь можно рассчитывать только там. И Гартош рванул.

По мягкому мху бежать тяжело и непривычно, а он доходил, практически до самых стен, и Гартош выбирал наиболее удобный путь, где почва тверже, иногда отдаляясь от стены на пару десятков шетов. Он уже миновал первую дверь, даже не останавливаясь постучать в нее, когда почувствовал опасность за спиной. Быстрый разворот. До раста оставалось еще шетов двадцать пять, но двигался он не в пример быстрей Гартоша – шесть лап давали преимущество для бега по болоту.

Гартош бросился к спасительной калитке, желая выиграть хотя бы десяток шетов. Но на полпути вынужден был остановиться – раст подобрался слишком близко. Об этом не только кричало чувство опасности, но и резал слух все нарастающий шелест чешуи. Что ж, раст, конечно, сильный противник, но не непобедимый. Чуть успокоившись, Гартош встал в стойку, и встретил ящера несколькими упреждающими взмахами меча. Раст оказался не дурак и на рожон лезть не стал. Он остановился в трех шетах, и, покачивая жалом над головой, стал медленно обходить свою жертву. Так он, наверное, думал.

Жертвой Гартош никогда не был и не собирался ею становиться. Он не стал ждать, пока его оттеснят от стены, а сам напал на раста. Если бы не жало, то победить ящера не было бы сверхзадачей, но вот постоянное ожидание удара сверху… После нескольких обменов угрожающими взмахами, Гартошу удалось оставить на морде болотного шестинога небольшую отметину, что впрочем не разозлило того, а наоборот, сделало еще осторожней. Неглупая скотинка, неглупая…

Причину такой осторожности Гартош понял несколькими секундами позже, когда, сперва почувствовал, а затем увидел еще двух приближающихся ящеров. Нет, ребята, так дело не пойдет – один против троих Гартош сражаться не собирался. Резкий рывок вперед, на расстояние верного удара, взмах меча снизу в верх, навстречу жалу, и меч, через вытянутую морду ящера, почти не почувствовав сопротивления, отсек метнувшееся на человека жало.

Уже не опасаясь обезвреженного хвоста, Гартош двумя ударами прикончил раста и приготовился встретить еще пару. Впрочем он был уже не одинок. Калитка, к которой так стремился Оскол, распахнулась, и оттуда выбежало два десятка бойцов. Возглавляемых, конечно, Зигулом. Одного из растов истыкали арбалетными болтами, и он утащился в болото. А с другим Гартош начал схватку в одиночестве, а закончил вместе с другом. Десятник, прибывший вместе с Зигулом, с тревогой поглядывая на болото, спросил:

– Сам со своим трофеем справишься, или помочь за долю?

Зигул объяснил:

– Если ты в одиночку добыл раста, то три четверти твоих, а четверть идет гарнизону. Но можешь поделиться: четверть твоя, четверть десятку, который тебе помог, четверть сотне этого десятка, и четверть, соответственно, гарнизону.

– Делюсь, – не раздумывая ответил Гартош.

Солдаты сноровисто разделали одного раста и принялись за второго. В течение минуты они содрали шкуру, вырезали пузырь с оставшимся ядом, а туши разделили на четыре части. Открылась еще одна калитка.

– Давай сюда! – поманили из нее. – Поможем!

Пришедший с Зигулом десятник, молча показал нахлебникам почти волшебный жест, которым Гартош когда-то дразнил Листира и подземного демона, и добычу затащили в свою калитку. Оглянувшись на входе, Гартош почувствовал враждебный взгляд, похоже болото его запомнило. Да, не получилось подружиться.

Перед тем, как Гартош возвратился свою сотню, его остановил Зигул:

– Это все Скотина организовал?

– Он.

– И сейчас сам справишься?

– Справлюсь.

– Смотри, ты знаешь, где меня искать.

Волий находился в своей комнате в окружении лакеев. У каждого на коленях лежал заряженный арбалет.

– У тебя ко мне какие-то вопросы, десятник?

Гартош покачал головой:

– Вопросов нет, мне все ясно. Я просто счел за нужное сказать, ты сегодня подписал себе смертный приговор.

Волий рассмеялся:

– Ты даже не представляешь, как я испугался!

– Представляю, – кивнул Гартош, и вышел из комнаты.

До последнего момента он лопатками чувствовал острия арбалетных болтов. Но Волий почему-то не отдал приказ.

* * *

С чем Гартош боролся больше всего, так это с намерениями сотника отправить десяток Оскола в болото на сопровождение сборщиков вимолии. Волий часто посылал своих солдат в смертельно опасные вояжи вглубь болота, подменяя ими наемников и беря за услуги намного меньше профессионалов. Он наживал на этом огромные деньги, не спеша делиться со своими подопечными, особенно рядовыми. Теперь молодому десятнику стало понятно, откуда в сотне такие потери.

Гартош уже отчаялся искать правды у командования гарнизона – Каргунье было на все наплевать. Нужно бороться своими силами. Прежде всего, Гартош провел короткую разъяснительную беседу в своем неполном десятке.

– Жить хотите?

– Хотим, – нестройно ответили бойцы.

– Тогда слушаться только меня.

– А как же… – начал Хролис.

– Ни Волий, ни Каргунье не имеют права приказывать вам, минуя меня. Они должны отдать приказ мне, а уже я отдаю его вам. Понятно?

Переглянувшись, солдаты неуверенно подтвердили, что поняли.

– Ну, а я буду думать, что следует выполнять, а что нет.

И Гартош действительно игнорировал приказы Волия сопровождать сборщиков вимолии. Сотник пока не торопился наказывать строптивого десятника. Наверняка готовил особо изуверскую месть.

Словно в отместку за отказ Гартоша, Волий стал гонять остальные десятки еще чаще. Десятники и рядовые бойцы роптали, но Гартошу так и не удалось подбить их на открытое неповиновение сотнику, слишком его боялись.

Скотина, он и есть Скотина. Мог бы и получше снарядить своих солдат. Хотя бы так, как снаряжаются наемники. Высокие кожаные сапоги – спасающие от пиявок и прочей мелочи – больше болтов к арбалетам и так далее. Хорошее снаряжение спасло не одну жизнь. Но Волий не собирался тратиться, безмолвные солдаты будут сражаться и так.

Правда иногда и десятку Гартоша приходилось вступать в бой. Такое случалось, когда бригады сборщиков и их охрана, возвращались в плотном окружении растов. В одном из таких боев Гартош вновь вступил в конфликт с Волием.

Это был как раз тот случай, когда сборщиков сопровождали два десятка из шестой сотни. Воины как всегда вышли в болото, не особо подготовившись. Первым делом нарвались на гнездо игольчатых червей, откладывающих яйца в тело жертвы. Здесь помощь понадобилась немедленно, и часть охраны сопроводила своих пострадавших товарищей в крепость. А затем навалились расты.

К тревоге Гартош уже подготовился. Когда вернулись пострадавшие от червей, многие поняли, это только начало.

И действительно, наблюдатели на вышках и стенах докладывали, в какую опасную ситуацию попали их товарищи по оружию. Как минимум трое уже стали жертвами растов. Не могло быть и речи о продолжении сбора вимолии. Сборщики сбились в кучу, выставив наружу серпы для жатвы, и прикрываемые солдатами, медленно отступали к крепости.

– Все на выручку товарищам! – орал Волий и, вторившие ему, десятники-шестерки.

Гартош поймал одного из них и отобрал арбалет, с которыми приближенные Волия с некоторых пор не расставались. Чуть опустив заряженное оружие, он приблизился к сотнику:

– А ты как всегда будешь отсиживаться на стенах, или поможешь своими арбалетами тем, кого послал в болото.

Волий хотел было объяснить наглому десятнику, где его место, но увидел, что их разговор внимательно слушают слишком много людей, да и арбалеты были не только у его шестерок. И кое-кто даже посмел направить оружие в сторону сотника. Все-таки сказывается дурное влияние молодого десятника.

– Все пойдем, – прошипел сотник, и первым спустился к калитке.

В этот раз сотня вышла на удивление слаженно, хотя дальнейшие действия сотника, Гартоша удивили, а затем возмутили. Волий погнал своих людей почти беспорядочной толпой. Возмущенный десятник схватил своего командира за рукав:

– Ты что творишь, гад?! Всех здесь положить хочешь?!

– Не лезь не в свое дело, сопляк! Я здесь командир!

– Дерьмо ты, а не командир! Где боевое построение? Почему солдаты идут, как стадо баранов? Расты рассекут нас на части, и половина в казармы не вернется!

– Да пошел ты!

– Сам пошел!

И оттолкнув сотника, Гартош начал наводить порядок:

– Слушать сюда! И выполнять, если живыми вернуться хотите!

Слушали Гартоша сначала недоверчиво. Но команды он отдавал толковые, и кое-кто начал их выполнять. А после того, как Волий, плюнув, вернулся в крепость, молодому десятнику стали подчиняться все. Гартош построил сотню в две боевые колоны и повел их на помощь попавшим в беду товарищам. А помощь была ой как необходима. Расты разорвали жидкое кольцо охраны и добрались до простых сборщиков, а у тех кроме серпов ничего не было. Сразу полегло четверо.

– Действовать парами! – орал Гартош. – На каждого раста, не меньше двух человек!

Колоны ворвались в гущу боя и отсекли растов в стороны. Начался спешный отход. Гартош носился из одного конца строя в другой, неизменно оказываясь на самых опасных участках. Его Гариант окрасился во все цвета радуги. Кровь, яд, сок растений, болотная грязь сделали из великолепного оружия неприглядное зрелище. Но это не умалило его боевых возможностей. Хватало одного удара, что бы отсечь то, что попадало под лезвие.

Расты оценили опасного противника, на него нападали не меньше, чем втроем. Но шустрый Оскол научился ловко уходить от атак, заводя в ловушку самих растов, а троих зарубил самолично.

Грамотно построенная вылазка вызвала одобрение и на стенах. В растов полетели длинные стрелы из сверхмощных арбалетов – степронов. И шестой сотне, вместе со сборщиками, стало немного легче. Гартош отдал команду, и бойцы с радостными возгласами затащили в калитку нескольких порубленных ящеров, что подняло авторитет молодого десятника еще выше.

Волий встретил Гартоша хмурым взглядом, и без своей неизменной улыбки. Он понимал – какой удар этот щенок нанес его авторитету.

– Еще раз так сделаешь…

– И что? – не испугался наведенных не него арбалетов Гартош, ведь за ним толпилась вся сотня.

Поиграв желваками, Волий отвернулся, и быстрым шагом удалился в свою комнату.

Этой победе Гартош радовался не меньше, чем победе над растами.

* * *

Гартош в компании Зигула, знакомых десятников и одного сотника пропивал в трактире добычу еще одной удачной вылазки. Нужно сказать, Лугар, несмотря на свою отдаленность от больших центров, не являлся захолустьем. Выпивку, жриц Фриты, еду и все остальное в городе можно было найти самого отменного качества. Драли за все, конечно, втридорога, но работающие, живущие и служащие в этих суровых местах зарабатывали столько, что могли себе позволить многое. Одним из таких везунчиков вчера оказался десяток Гартоша. Вместе с еще двумя десятками, он прикрывал отход сборщиков и сумел добыть двух растов, которые последнее время активизировались не на шутку.

Веселье было в самом разгаре, когда в трактир вбежал запыхавшийся Хролис:

– Господин десятник! Господин десятник!

– Чего орешь, боец? Успокойся, за тобой будто расты гнались. Что случилось?

– Там в наш десяток пополнение прибыло, шесть человек.

– Пополнение – это хорошо. Но можно было не бежать, я скоро и сам пришел бы, и встретился с ними.

– Дело в том, что с ними первым встретился сотник Волий.

Гартош начал понимать:

– И что?

– Он захотел сразу посмотреть – каковы они в бою.

– Дальше.

– И выгнал их на болото…

Багровея, Гартош медленно встал.

– А там одни сосунки, – продолжал Хролис, – добровольцы, так же как и вы. Говорят, мы ничем не хуже сына главнокомандующего и тоже хотим начинать службу в самых тяжелых местах. Волий как услышал, чуть пеной от злости не захлебнулся.

– Убью гада, – процедил Гартош.

Он почти бежал к казарме. Но поняв, что там делать нечего, буквально влетел на стену, где на их участке, столпилась не только шестая сотня, но и две соседних. Слышался смех, насмешливые и издевательские крики, азартные возгласы. Гартошу хватило секунды, чтобы осознать ситуацию. Внизу пятеро молодых людей спина к спине защищались от четырех растов. Пятеро! Шестого два раста тащили вглубь болота. И еще несколько ящеров спешили к месту схватки. Гартоша чуть не скрутило от ярости и ненависти. Мир моментально принял багровый оттенок. Казалось, еще немного, и из глаз полетят искры.

– А ну, все вниз! – хрипло выдавил он.

– Ты что-то сказал, щенок?

Волий хорошо подготовился к встрече с десятником-бунтарем. Четверо арбалетчиков с нетерпением ждали от Гартоша дальнейших действий.

– Все вниз!!! – что есть мочи рявкнул командир убиваемого сейчас десятка.

Кто-то из десятников не выдержал и нажал на спуск. Гартош чуть отклонился, и болт прошел рядом. Гариант моментально оказался в руках. Еще один болт был разрублен и два сожжены в воздухе. Гартош подлетел к теряющему улыбку Волию, так и не успевшему достать свой меч. Гариант с шипением рассек воздух и подлеца, раскроив его пополам – отделив голову вместе с левой рукой от остального тела. Еще один взмах, и рядом с сотником лег его шестерка – Тимали.

– Вниз!!! – бешено вращая глазами и мечем, орал Гартош.

Его вид был страшен. Весь забрызганный кровью, с выпученными глазами он внушал неподдельный ужас.

– Вниз! Порублю всех нахрен!

Вначале подались назад находившиеся ближе всех к Гартошу, но потом паника и страх перед бешеным десятником охватила всех и погнала вниз. Причем не только шестую сотню. Бойцы соседних сотен так-же стремились держаться подальше от этого сумасшедшего – уж лучше расты, чем он. В калитке возникла давка. Лезли по головам, вываливаясь из калитки целыми толпами. А Гартош все бесновался на стене, сгоняя вниз тех, кто еще остался наверху. Вскоре три сотни почти в полном составе выскочили на болото, практически втоптав при этом растов в грязь.

Гартош вылетел последним, и не успокоился до тех пор, пока не загнал последнего ящера шетов на сто вглубь болота. Расты дураками небыли, им хватило мозгов понять – сегодня с этим сумасшедшим лучше не связываться. Лишь когда на горизонте исчез последний раст, Гартош немного угомонился и позволил защитникам крепости вернуться на свои места.

Мало что соображающих новобранцев Флест и Хролис затащили наверх и поставили пред ясные очи чуть успокоившегося десятника.

– Ну что соколики, вляпались? – участливо спросил Гартош.

Непонимающие взгляды и нестройное мычание были ему ответом.

– Во что вляпались? – сам спросил за своих новых подчиненных десятник. И сам же ответил: – В дерьмо.

Один из новеньких сумел произнести почти внятно.

– Но ведь Гартош Оскол…

– То Оскол, а то вы, – перебил его Гартош. – Какого духа вас сюда понесло?

– Дорогу господину полковнику! – раздалось за спиной.

Расталкивая плотную толпу, к центру событий пробирался Реарт Каргунье, сопровождаемый помощником, несколькими арбалетчиками и лакеем покойного Волия.

– Вот он, господин полковник! Он зарубил своего сотника и еще десятника.

Полковник хмуро осмотрел расчлененные тела:

– Ты их?

– Я.

– За что?

– Этот урод выгнал моих новобранцев на болото, на верную смерть. Просто ради потехи.

– А людей на помощь кто вывел?

– Тоже я.

– Вывел! – хмыкнул сотник седьмой сотни. – Точнее сказать, согнал всех вниз. Причем не только шестую сотню, но и мою, и пятую. Вместе с сотниками…

– Я же говорил господин полковник, он сумасшедший. За убийство своего командира его повесить нужно, – высунувшись из-за спины Каргунье, скороговоркой проговорил лакей покойного сотнико.

– Я своих в беде не бросаю, – набычившись, сказал Гартош.

Полковник еще раз посмотрел на порубанные тела, на сбившихся в кучку новобранцев, на столпившихся бойцов. Затем достал из-за пояса фляжку, взболтнул ее и приложился.

– Я так понимаю, сотня осталась без командования? – он кивнул на тело Волия.

Помощник, взглянув на тело, утвердительно кивнул.

– Шестой сотне нужен новый сотник, – задумчиво протянул Каргунье. – Я назначаю десятника Гартоша. Отныне – сотника Гартоша.

– А как же эти трупы? – спросил помощник.

– Как обычно, спишем на текущие потери, – разворачиваясь, равнодушно ответил полковник. – Или на несчастный случай. Косточкой там подавились, или порезались при бритье.

– Вот-вот, именно порезались… при бритье, – бросив последний взгляд на расчлененные трупы, пробормотал помощник.

II

Нельзя сказать, что Гартош не ожидал назначения на должность сотника, за этим он и шел служить в армию – сделать карьеру. Нельзя сказать, что Гартош не мечтал убрать со своего пути Волия – мечты были, планы строились. Но Оскол никак не думал, что все произойдет именно так, как произошло. Но, тем не менее, убиваться по поводу смерти двух мерзавцев, и отказываться от нового звания и должности он не собирался.

После проявлений бурных эмоций со стороны Зигула, нескольких приятелей и быстро сообразивших подхалимов Гартош тут же взялся наводить новый порядок в сотне. Опыт командования у него уже имелся – одни Трольи горы чего стоят – сил и желания тоже хоть отбавляй, и вскоре шестая сотня почувствовала тяжелую руку нового командира.

Гартош устроил муштру не хуже, чем в академии. Постоянные изнурительные учения и тренировки вызвали в сотне ропот. Но новый сотник, вспомнив уроки покойного предшественника, быстро навел порядок. Он выгнал недовольных на болото, пободаться с растами, и это сразу уменьшило количество умников.

Первое время к молодому сотнику неоднократно подкатывали скользкие типы с предложениями заработать. Как заработать понятно – выгнать на охрану сборщиков вимолии не наемников, а простых солдат. У Гартоша подобные предложения вызывали бурю негативных эмоций, и дело нередко заканчивалось мордобоем или все тем же посещением болота. И его быстро оставили в покое.

Смотря на то, как шестая сотня играется в «войнушку», остальные воины сперва посмеивались, а потом и сами взвыли. Командование гарнизона, в виде полковника Каргунье и не самых глупых сотников, сумело заставить последовать примеру шестой сотни и остальных. Тем более что причин для этого хватало с избытком. Расты в последнее время резко активизировались, и сбор вимолии, соответственно, упал. Зато увеличилась добыча яда растов, их шкур, мяса и зубов. Хотя это давалось все большей кровью.

* * *

Шел шестой, последний месяц пребывания Гартоша на этих болотах. Уже несколько дней на душе у сотника было муторно, и предчувствие опасности, идущее со стороны болот, усилилось, а своим предчувствиям Оскол привык доверять.

Ночью его буквально подбросило – за стенами крепости творилось что-то невообразимое. Гартош оделся и поднялся наверх. Болото пряталось под покрывалом тумана, на первый взгляд все как обычно. Но почему так учащенно бьется сердце, почему хочется убежать как можно дальше, почему караульные вздрагивают от каждого шороха и боятся подходить к краю стены?

«Расты, много растов»: понял сотник. И они уже начали атаку, пока только магическо-ментальную. Страх, который они пытались передать людям, начал заполнять крепость.

– Поднять сотню, – негромко скомандовал Гартош.

Он дождался, пока зевающие бойцы займут свои места. Лично проверил готовность каждого, подбодрил, что сейчас было просто необходимо, и поспешил в штаб. Там тоже не спали. Полковой маг Гайстаф также почувствовал недобрую силу, идущую с болота, и уведомил полковника.

– И ты почуял? – обрадовался маг. – А то тут некоторые недоверчиво хмыкают. Говорят – паникер. Нюх потерял.

Несмотря на появление еще одного «паникера», Каргунье продолжал недоверчиво хмыкать, хотя и послал вестовых в сотни. Вскоре в штабе собрались все сотники, но еще до их прибытия стало ясно, готовится что-то нерядовое.

– Нужно сообщить в штаб легиона, – заявил один из сотников.

– О чем сообщать? – буркнул полковник. – О том, что нам плохо спится?

– Именно об этом, – не сдавался сотник.

– Да я уже пытался связаться с Регестом, не получается, – нехотя признался Гайстаф. – Видать, обложили нас по всем правилам.

Каргунье посерьёзнел:

– Как только рассветет, отправим конных вестовых.

– До утра еще дожить нужно, – тихо сказал Гартош.

От его слов по коже поползли холодные мурашки, не хуже чем от магии растов. Полковник поднялся:

– Ты прав, Гартош, хватит рассиживаться, нового мы ничего не придумаем. И нечего плакаться, мы здесь для того и находимся, чтобы сдерживать ящеров. А это не первая массированная атака на крепость, и ничего, все отбили. Такое случается почти каждый год, может у них миграция какая-нибудь. Разойтись по сотням и быть готовыми ко всему.

* * *

Расты полезли на стены еще в предрассветных сумерках, когда факелы уже не помогали, а солнце еще не показалось. В крепости никто не спал, даже гражданские с тревогой и нетерпением ожидали окончания ночи. И когда когти первых ящеров заскребли по камню, все в городке поняли – расты начали атаку.

Ожидание событий порой хуже самых событий, поэтому после начала атаки Гартош тут же успокоился, все стало на свои места. Он нетерпеливо прошелся вдоль стены, лишних мыслей не было – только бой, тело наполнилось горячей кровью, а руки сами тянулись к мечу. Он весело заорал:

– Ну что, орлы, радуйтесь! Эти шкуры болотные сами к нам ползут! Это ваша обеспеченная старость! И не дрожать, мать вашу! Не дрожать!

Воины зашевелились, бесшабашное настроение командира немного разогнало скованность и страх, добавило уверенности.

Когда первые расты достигли давно отмеченной черты, бойцы отпустили тяжелые цепи, которые, качаясь словно маятники, посшибали большую часть ящеров. Там, где им все же удалось добраться до верха стены, в ход пошли копья и рогатины – время мечей и топоров еще не пришло. Гартош носился вдоль стены, стараясь быть везде, но его подопечные действовали грамотно и слаженно, и первая атака растов захлебнулась. Впрочем, как и на участках соседних сотен, где нескольких ящеров, сумевших пробраться между зубцами стены, порубили почти без потерь.

Гартош недовольно отметил, что большая часть сбитых со стен растов недолго валялась без движения. Мягкий мох смягчал падения, да и твари оказались живучими, поэтому вскоре они были готовы к новой атаке. В голову сразу стали приходить мысли об усовершенствовании одного из основных защитных устройств крепости. К цепям нужно привязать бревна, в бревна набить побольше колюще-режущих предметов, тогда и результат получится другой – мало кто из растов смог бы вновь полезть на стену.

Новую атаку встретили так же результативно, как и первую. Вновь подтянутые цепи сбили самых проворных болотных тварей – самых проворных, да не самых умных. Следующая волна наступающих успела добраться до зубцов еще до того, как подтянули цепи. Часть растов сбросили вниз копьями, но потом началась настоящая схватка. Гартош успевал везде: полосонуть ящера по боку, и, оставив его добивать бойцам, отрубить другому ядовитый хвост. Помогал сбросить вылезающего меж зубцов шестинога, а затем подтянуть цепь. Бросал в гущу копошащихся внизу ящеров несколько тяжелых булыжников, а затем спешил располосовать еще одну пару ядовитых гостей.

Эта атака уже не прошла бесследно – только в шестой сотне семеро убитых и раненых. Если так будет идти и дальше… Боевой азарт Гартоша стал уступать место мрачному пониманию всей тяжести ситуации. А когда солнце разогнало туман, стало понятно, насколько ситуация тяжела. Под стенами собрались не сотни ящеров, а тысячи, болото буквально кишело ими, и все больше их стягивалось к крепости. Но и это было еще не все.

– Что это? – Загнат указал почти не дрожащим пальцем вглубь болота.

Гартош пожалел, что у него не было с собой подзорной трубы. Но подзорные трубы имелись у дозорных на башнях:

– Огры! Горные огры!

– Огры!.. – пронеслась по стене тревожная весть.

– Вот и опять свиделись, – пробормотал Оскол, вспоминая свою первую встречу с горными великанами в Трольих горах.

Огров насчитали три десятка, что казалось не так уж и много, но они гнали перед собой целое стадо растов. Именно гнали! В руках у огров змеились огромные огненные бичи – щелкали магические плети и ящеры, раздражено шипя, двигались в сторону крепости. И таких подневольных шло несколько тысяч.

– Боги всемогущи… – прошептал Загнат.

В тревожном оцепенении застыла вся крепость. Такой навалы болота им не выдержать. Но не сдаваться же! Сотник шестой сотни вновь прошелся вдоль стены:

– А ну, поднять носы! Кто хочет жить, будет драться до последнего! Не может быть, что бы Рафа приготовил нам такую судьбу! Это – испытание, испытание нас на прочность! Кто сильнее: мы или это чертово болото?

– Мы… – раздалось нестройное.

– Не слышу!

– Мы! – подтвердили уже более дружно.

– Так-то лучше. – ! Прорвемся, не таких сусликов выливали.

Оптимизм командира передавался подчиненным. Где бы он ни проходил, везде начинались оживленные разговоры, бойцы подбадривали друг друга и отвешивали шуточки в сторону растов и огров. Послышались похабные версии об их совместной жизни. И это в какой-то мере отгоняло насланный болотом страх, так как усилий полкового мага для отражения ментальной атаки явно не хватало. Чуть успокоив своих подопечных, Гартош направился в командирскую башню, узнать, как сложилась обстановка на участках других сотен и вокруг крепости.

– Молодец, что пришел, – обрадовался Гайстаф, – я как раз собирался за тобой посылать.

– И зачем я понадобился полковому магу?

– Я слышал, ты хорошо владеешь магией подпространственного перехода?

– Есть такое.

– Это хорошо. Мне нужна помощь всех, кто хоть в какой-то мере владеет магией.

– Помогу, конечно. Что от меня требуется?

– Поделиться энергией. Я до сих пор не могу связаться ни с Регестом, ни со штабом Северной армии, ни с Тороной.

– Знакомая ситуация. Нас в Трольих горах также блокировали. Мы тогда попали слишком близко к Волшебному королевству и не смогли связаться со своими, очень уж мощные стояли заслоны.

– А у меня такая ситуация впервые.

– Так может я и попробую связаться?

– Я не против. Только давай дождемся помощников.

– Хорошо, подождем. А что там с конными вестовыми?

– Не смогли прорваться, все дороги заполнены растами.

– Понятно, я так и думал. Что скажешь про огров, часто они появляются возле крепости?

Маг на пару секунд задумался.

– На моей памяти ни разу, хотя я здесь меньше двух лет. Судя по записям, раньше подходили – иногда с растами, иногда без них. Бывало, что пытались нападать. Но такой массированной атаки еще не было ни разу. Хоть Межевые горы и рядом – где огры в основном и обитают – но на болотах они гости не частые.

«Зато они частые гости там, где появляюсь я», подумал Гартош, но придержал эти догадки при себе. А то, как бы кой-кому не пришла в голову мысль сделать командира шестой сотни виновным за это массированное вторжение. Что, в общем-то, не было таким уж далеким от истины.

Как только собрались все участники магического круга, Гартош взял на себя роль проводника. Мысль, материализованная и подпитанная магией, устремилась на юго-запад. Точнее, хотела устремиться. Барьер – чем-то схожий с тем, что был в Трольих горах – плотно обхватил Лугар, не давая возможности магии вырваться наружу. Хорошо, это уже было. Гартош создал магический таран и, напитав его под завязку энергией, вогнал в серо-зеленую муть барьера. Хрясь!!! Казалось, звук от столкновений двух враждебных энергий, можно было услышать и не магическим слухом. В окружающей стене появилась приличная пробоина, и мысль-зов ушла в нужном направлении.

– (Гартош?) – почти сразу отозвался Гнивер.

– (Да, слушай, у меня мало времени. На Лугар напали расты, тысячи растов. Их пригнали огры. Вокруг крепости создан магический барьер, нам с трудом удалось его пробить. Мы долго не продержимся, срочно нужна помощь.)

– (Я все понял, помощь…)

Дальнейший разговор братьев был прерван самым наглым образом. Гартош открыл глаза.

– Я держал пробоину, сколько мог, – виновато развел руками Гайстаф, – но надолго меня не хватило.

– Ничего, – успокоил его Гартош, – главного мы добились, в Тороне знают о нашей беде.

– Ты связался с братом?

– Да.

– Отлично! Если бы со штабом, то пока нашли бы командиров, пока связались по инстанциям, потеряли бы драгоценное время. Надеюсь, твой брат будет действовать быстрей.

– Смеешься? Будет сделано все возможное! Ну, а я тоже сделал все что мог, пора возвращаться в сотню, похоже, начинается новая атака.

* * *

Свежая, подогнанная ограми волна растов, хлынула на штурм крепости. Их встретили стрелами, арбалетными болтами, а затем и камнями. От тяжелых булыжников была двойная польза: бросаемые сверху, они наносили растам серьезные травмы, и те уползали назад, в болото, если были в состоянии конечно. И чем больше камней собиралось под стенами, тем менее комфортно на них было падать ящерам.

Свои именные стрелы, сделанные гномами, Гартош пока берег – стрелял простыми. Но так как стрелком он всегда был отменным, результат радовал: в ящера попадала каждая вторая стрела. Одной стрелой раста конечно не убьешь, но и на стену он больше не влезет. Но как ни старались стрелки, как ни пыхтели метатели камней, атаку остановить не удалось. Вновь застучали по стенам цепи-маятники, оттягивая неизбежную ближнюю схватку, и вот уже копейщики приняли нападающих на острия.

То тут, то там происходил прорыв, Гартош носился как сумасшедший, пытаясь ликвидировать каждый, но все больше растов оказывалось на стене. Вскоре безвольно повисли цепи, некому стало их подтягивать, и вся надежда ложилась на мечи, топоры и копья. Теперь главное организовать грамотный отпор, что молодой сотник и пытался сделать. Задача стояла очень сложная, не только удержать стены от взбирающихся растов, но и освободить уже захваченные ними участки.

Воины уже выбились из сил, а поток ящеров казался неиссякаем. И не известно, чем бы закончилась эта атака, не вступи в бой наемники и горожане. Уже всем стало понятно, силами одного гарнизона растов не удержать, отсидеться не удастся. Первых на оборону организовали три сотни наемников, сотню стражников, и сотню свободных охотников. Они-то и решили исход этой схватки, активно помогая солдатам сбросить захватчиков со стен. Ценой немалых потерь это удалось.

Гарнизон потерял примерно половину состава, еще погибли две сотни горожан. Стало ясно, пришло время выводить на стены всех способных держать оружие.

А внизу творилось что-то невообразимое. Расты, также понесшие огромные потери, ни в какую не желали больше лезть на убой, и часть их попыталась вырваться за цепь огров. Но горные великаны владели чем-то таким, чему болотные обитатели не могли ничего противопоставить. И огненные бичи вновь гнали их на стены. Прижимая ящеров к крепости, огры и сами приблизились к ней довольно близко. Вот тут-то Оскол и вспомнил о своих заветных стрелах.

Не имея в запасе никаких смертельных заклинаний, Гартошу не оставалось ничего другого, как напичкать стрелу чистой энергией и отправить все это добро прямо в глаз огру. Результат порадовал не только стрелка, но и тех защитников крепости, кто это увидел. Напичканная и направляемая магией стрела, вошла в глазницу по самое оперение. Схватившись за глаз, горный великан зашатался и рухнул на спину. Среди поднявшегося гвалта особенно выделялся крик Коржаско:

– А ну, жабьи выкормыши! Подходи поближе! Открывай глазки пошире!

В образовавшуюся прореху самые сообразительные ящеры собирались дать деру, но огры, немного растянув цепь, быстро закрыли пробоину. Гартош отдышался, собрался с силами и выпустил стрелу с такой магической подпиткой, какую только ему удалось собрать. Еще один великан затопал на месте и упал прямиком в небольшое озерцо. Его стало быстро засасывать.

Огров охватило смятение, они недоуменно переглядывались и переговаривались – их продвижение вперед прекратилось. Один из огров, судя по всему, предводитель, отдал приказ и два великана попытались выловить утопленника. Гартош тут же их обстрелял. Наученные горьким опытом, горцы прятали глаза, и стрелять приходилось во все, что подвернется: бока, спину, грудь, живот. Смертельных ран стрелы уже не наносили, но оба утыканных ими огра вынужденно отступили вглубь болота. Подбадриваемый криками товарищей, Гартош перенес обстрел на вожака, но здесь его ждала неудача. Вождь оказался хитер и силен. Он ловко сбивал все выпущенные в него стрелы, и обстрел пришлось прекратить.

Несколько десятков растов, воспользовавшись заминкой среди огров, сумели-таки бежать, но остальных горцы удержали. Более того, ящеры вновь пошли на приступ, видимо, имелась у горных обитателей немалая власть над обитателями болотными, если последние предпочитали смерть под стенами, возможност вырваться. А горные великаны, больше не приближаясь к крепости, снова погнали свое войско вперед.

Гартош с тоской посмотрел по сторонам. Его наполовину поредевшее войско пополнилось разношерстной компанией: наемники, стражники, кузнецы, сборщики вимолии, купцы. Взгляд наткнулся даже на нескольких крепких женщин. Что ж, ситуация складывалась таким образом, что женщин на стенах скоро окажется еще больше…

И снова начался ад. Гартош стрелял, бросал камни, рубил мечем, что-то кричал, и казалось, эта битва никогда не закончиться. Расты вновь ворвались на стены, причем сразу в нескольких местах. Вновь сотня оказалась разбита на части и командовать он мог только одной. Впрочем, какое сейчас командование – приходилось просто биться в строю, так же как и всем. На стены лезли с двух сторон: со стороны болота – расты, со стороны города – простые горожане, вооруженные кто чем. Но дело было даже не в оружии. Даже тем, кому посчастливилось получить в арсенале гарнизона серьезное оружие, не могли по-настоящему им пользоваться. И размен сейчас шел в пользу растов. Лестницы, ведущие вниз, постепенно пустели, и ящерам кое где удалось прорваться в город.

Группу Гартоша теснили в сторону одной из башен, и сотник понял – до вечера город падет. Внезапно он почувствовал магическое касание:

– (Кто?)

– (Гнивер. Как вы там?)

– (Через час, максимум два, спрашивать будет некого).

– (Понял, держитесь, кавалерия уже на подходе).

Гартош ничего не ответил, на него насели сразу два раста и приходилось буквально выворачивать руки из суставов, что бы не дать поразить себя ядовитому хвосту.

– (Брат, что там, почему молчишь?)

Сотнику пришли на помощь, одного раста зарубили, другого отогнали, и появилась возможность ответить брату.

– (Боюсь, Гнивер, вашей помощи придется брать город приступом.)

– (Хорошо, я все понял, кое-чем могу помочь прямо сейчас. Держи связь.)

Противодействие нарастало, и Гартош с трудом удерживал канал связи. Он почувствовал, что за спиной что-то творится, но оглянуться возможности не было. Вылетевшая из-за спины молния сожгла сразу нескольких ящеров. Гартош обернулся и облегчено опустил меч – позади стоял Гнивер. Удерживая небольшой портал, он выпустил еще одну молнию, и еще два болотных чудовища сгорели заживо. Из портала вышли пятеро магов – их ни с кем не спутаешь, а следом два десятка закованных в чешуйчатую броню воинов.

* * *

– Ты вовремя, брат.

– Вижу.

– Это все, кого ты сумел привести?

– Пока да.

– Негусто, – покачал головой младший брат.

– Зато они лучшие, – возразил старший. Со мной пришли одни из сильнейших боевых магов. Ну, а об этой группе воинов ты вряд ли слышал. Они из Тайного Легиона, лучшие бойцы – элита элит.

– Маловато их, нам бы таких сотни полторы, две.

– Все кого сумел собрать и привести сюда.

Гартош глубоко вздохнул, он надеялся на большее. Но хоть что-то. А то, что он увидел дальше, еще сильнее подняло его настроение. Вновь прибывшие воины быстро оценили ситуацию, разбились на две части и разошлись в разные стороны. Ближний к Осколам десяток построился клином и ровным шагом пошел по стене. Ровным, не сбивающимся шагом, не смотря на то, сколько бы растов перед ними не находилось. Такого взаимодействия, такой слаженности Гартош еще не видел. Десяток действовал как единый двадцатирукий организм. Каждый из бойцов знал, куда ударит его товарищ, чем ему нужно помочь, куда ударить самому, чтобы этот удар оказался наиболее эффективен. Время от времени воины менялись местами, задние выходили вперед, давая своим товарищам возможность отдохнуть. Расты безуспешно наваливались на десяток, но, спустя мгновение, изрубленные агонизировали под их ногами. Иногда бойцы Тайного Легиона намеренно пропускали удар хвостом, но ядовитое жало бессильно скользило по чешуйчатой броне – наверняка сработанной ховарами – и вскоре хозяин хвоста пополнял компанию изрубленных и сброшенных со стены.

Ошеломленный увиденным, Гартош провел удаляющуюся десятку влюбленно-завистливым взглядом. О такой команде ему можно было только мечтать. И хотя за спиной у великолепной десятки на стены влезали новые расты, свою работу они сделали, помогли отбросить ящеров и вновь объединиться защитникам. И самое главное: они дали надежду.

– Так говоришь, огры… – спокойный и рассудительный голос Гнивера отвлек Гартоша от любования вновь прибывшими.

– Да-да, огры. Они и пригнали сюда большую часть растов. Я парочку горцев подстрелил, еще двоих отогнал подальше в болото, но на вот том здоровом споткнулся. Он у них за главного – вождь.

– Не вождь, а шаман, – поправил Гнивер.

– Шаман?

– Да. И он обладает как минимум двумя мощными магическими артефактами. Один из них накопитель энергии, другой помогает управлять ящерами.

– Тот, который для управления, атрат, – подал голос один из пришедших магов.

– Я тоже так думаю, – кивнул Гнивер.

– Ого, целый атрат! Нейтрализовать сможете?

– Попробуем. Далековато, правда, да ничего. У тебя стрелы еще остались?

Гартош заглянул в колчан, там сиротливо застыли четыре последние стрелы:

– Вот, все что осталось.

– Должно хватить, – сказал Гнивер. – Но лучше убить шамана с первого выстрела.

– Ага, он знаешь какой проворный. Как щелкнет бичом, и нет моей стрелы, – пожаловался Гартош.

– Ничего, мы его отвлечем. Работать будем так: мои ребята наносят по ограм, в особенности по шаману, магический удар – это их должно занять. В это время я заряжаю твою стрелу заклинанием смерти. Твоя стрела выступит носителем, главное, дотронуться до тела огра, это должно его убить.

– Хорошо, я постараюсь.

Гнивер взял стрелу, и она засветилась у него в руках. Несколько резких отрывистых слов заставили стрелу потемнеть, и она вновь приобрела свой прежний вид.

– Держи, – Гнивер бережно передал стрелу брату. – Не касайся наконечника.

Гартош осторожно принял подарок шаману:

– Я готов.

Все маги дружно ударили боевыми заклинаниями по ограм. На всех горных великанов магов, конечно, не хватило, досталось только окружению шамана, а Гнивер уделил внимание непосредственно главному горцу. Этого оказалось достаточно, чтобы магические бичи перестали щелкать, и давление на растов, а соответственно и на крепость, ослабло.

Шаман оказался крепким орешком. Несмотря на всю силу и мастерство Гнивера, огру удавалось частично блокировать враждебную магию, частично отклонять ее. Но теперь он больше был не в состоянии помогать своим сородичам, а это огромный плюс. Гартош выждал момент и выпустил стрелу. Мелькнуло оперение, и стрела устремилась к горному великану. Все-таки огр был не только выдающимся шаманом, но и опытным воином – он заметил стрелу и даже успел немного отклониться в сторону. Но смертельная конструкция братьев, летящая прямо в голову чудовищу, в последний момент изменила направление и под острым углом вошла в грудь мишени.

Полный страдания крик буквально затопил болото. Шаман сломал оперение, но вытащить стрелу ему не удалось. Тяжело шатаясь, он побрел вглубь болота и через десяток шагов рухнул. Новый крик разнесся над болотом – воедино слился крик боли, скорби и разочарования огров с криком радости и торжества людей. Огры больше не думали об управлении ящерами, собрав погибших и обходя наиболее топкие места, они удалились вглубь болота. Несколько десятков растов даже было вознамерились напасть на своих мучителей, но затем передумали и благоразумно разбежались.

И хотя атака прекратилась, еще немало ящеров осталось на стенах и в самом городе. Вскоре с юга подошли три конных сотни и с ходу взяли, хозяйничавших на дорогах растов, на пики. Блокаду прорвали, и часть мирных жителей сумела покинуть Лугар. Зачистка города длилась всю ночь, и только утром, когда из Регеста подтянулись пять сотен подкрепления, болотных агрессоров удалось уничтожить полностью.

* * *

– Жаль, что не удалось захватить атрат, – сокрушался Гнивер. – Мощная штука, хотелось бы познакомиться с ней поближе. Возможно, удалось бы решить проблему с растами раз и навсегда.

– Да, огры быстро поняли – без шамана у них нет шансов, и вовремя смылись, – согласился Гартош. – А гоняться за ними по болоту себе дороже, похоже, они себя здесь чувствуют не хуже, чем в Межевых горах.

– С атратом, конечно, можно чувствовать… – Гнивет немного помолчал. – Долго ты еще думаешь это болото месить? После сегодняшней мясорубки все, кто выжил, получат возможность покинуть Лугар. Так что и тебе не обязательно задерживаться на болоте. Звание сотника ты получил и доказал, что достоин его. А также за тобой сохранилось право выбрать для службы любой род войск и любой легион. Решил уже, где продолжишь службу?

– Есть одна задумка, но это потом. А пока я останусь. Кому-то же нужно ввести новичков в курс дела и подстраховать первое время. А там и закончится последний месяц моего пребывания на болоте.

– Как знаешь. Тогда встретимся через месяц, больше мне здесь делать нечего.

Гнивер обнял брата и, укутавшись в магическое покрывало, исчез в подпространстве.

Гартош забрался на самую высокую башню и осмотрелся. В городе царила деловая суета. Собирали погибших людей, грузили на телеги и вывозили хоронить за город, где территория кладбища уже превзошла размеры Лугара. Ящеров собирали гораздо бережней, чем людей – вскоре ими займутся ремесленники. То здесь, то там мелькавший барон Лугара, за внешней скорбью с трудом скрывал радость – последние события принесли ему баснословную выгоду. Скупать и переправлять шкуры и яд растов имели право только его купцы, так что горы мертвых ящеров уже обратились в его глазах в горы золота. А то, что сбор вимолии сократится, так это поправимо, на место погибших рабочих быстро найдется замена, высокая оплата послужит хорошей приманкой. К тому же ящеры понесли такие тяжелые потери, что в ближайшее время можно уменьшить охрану и сэкономить на наемниках.

Презрительно хмыкнув, Гартош повернулся к болоту. Вот, где простор! И Оскол с удивлением поймал себя на том, что любуется этим местом, что у него появилось понимание этого непокорного края и уважение к нему. И что в его жизни полгода пребывания на болоте растов оставят неизгладимый след.

III

Геройскому младшему Осколу император возжелал лично сообщить, что ему присвоен первый дворянский титул – лорд. Многие прекрасно понимали, чем была вызвана такая блажь императора – Осколы занимали не последнее место при дворе, а отец Гартоша, вот уже несколько лет являлся главнокомандующим Армией Виктании. Так что было неудивительным желание императора сделать другу приятное.

Все происходило в кабинете Лориана. Император восседал за широким столом, сбоку и чуть позади стоял главнокомандующий, перед столом скромно пристроился сам виновник торжества. Разговор естественно начал император:

– Ну что ж, Гартош, как настоящий Оскол ты проявил себя с наилучшей стороны. Я рад за тебя, за твоего отца, за всю вашу семью. Совсем недавно ты вместе с Витаном бегал по дворцу, пыль по дальним углам собирал, и вот теперь – лорд, сотник. Как сам себя осознаешь, готов к таким переменам?

– Готов, ваше величество!

– Это хорошо. Ну и что дальше, какой род войск ты выбрал? Ты ведь до сих пор вправе выбрать себе и род войск и легион. Я, конечно, догадываюсь, куда ты направишь свои стопы, скорей всего это будет где-то неподалеку, либо дриад, либо сирен. Или я не прав?

– Неправы, ваше величество.

– Вот как! Ты вновь собираешься нас удивить?

– Надеюсь.

Император недоуменно посмотрел на своего главнокомандующего, тот недоуменно пожал плечами: сам не в курсе.

– Ну-ну, мы слушаем.

– Я долго обдумывал ситуацию, в которую попал наш гарнизон в Лугаре.

Император с герцогом вновь переглянулись.

– И каковы результаты твоих размышлений?

– Неутешительные, ваше величество. Во-первых, гарнизонам на болоте не уделяется должного внимания.

– Даже так?

– Именно так. За полгода службы я понял, болото не является непроходимым – если сумели пройти огры, сумеют и другие. А это значит нужно более плотное кольцо окружающих болото крепостей, и более способные гарнизоны.

– Ну, в общем, это разумно, – после недолгих колебаний согласился Лориан. – Что, во-вторых?

– Во-вторых, в империи нет частей быстрой поддержки.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что два десятка подмоги, которые сумел привести Гнивер, было явно недостаточно. Нужны подобные, но более многочисленные и не менее подготовленные части.

– Но ты ведь знаешь, как непроста магия подпространственного перехода. И если ты лично очень хорошо нею владеешь, то это не значит, что так же хорошо нею будут владеть и остальные. Ты уже, наверное, понял, магия и солдаты, вещи часто несовместимые – одни хорошо владею магией, другие мечем.

– Я понимаю, но есть выход.

– У тебя есть решение проблемы, над которой безуспешно бьется уже не одно поколение магов и военных?

– Есть.

Император недоверчиво хмыкнул:

– Рассказывай.

– Впервые я об этом подумал во время последнего шерамского конфликта. Когда мы гонялись за лазутчиками из Гроброса. Нас, с помощью магов, перебросили в нужное место вместе с лошадьми и не все лошади выдержали этот переход.

– Да, я помню этот случай. Ты ведь тогда тоже отличился?

Гартош скромно не ответил, и продолжил излагать свою мысль.

– Я знаю, кем можно заменить лошадей.

– Ого! А ну, просвети нас, кем можно заменить лошадей, причем так, чтобы это помогло подпространственному переходу, да еще не потерялась боеспособность подразделения?

Опустив взгляд в пол, Гартош выпалил:

– Единорогами. Черными боевыми единорогами.

Дождавшись, когда тишина уже начала резать уши, он поднял голову и встретил задумчиво-изучающий взгляд императора. Взгляд отца также не излучал ничего, кроме беспокойства за здоровье сына. Видя, что понимания нет, Гартош бросился горячо доказывать свою правоту:

– Вы ведь знаете, единороги могут перемещаться через подпространство, им нужно только, чтобы всадник указал, куда следует попасть. Пока их использует только Волшебное королевство, да и то в единичных случаях. А вы представьте, какой эффект произведет одно появление из ниоткуда подразделения, целиком состоящего из единорогов?

Император пришел в себя и задал встречный вопрос:

– А ты знаешь, сколько стоит один такой единорог? – Гартош промолчал. – Любите же вы, Осколы, находить легкие пути. Ты понимаешь, сколько сдерут с нас в Волшебном королевстве за своих единорогов, если они сами используют их – как ты правильно заметил – только в единичных случаях. У меня есть несколько десятков белых единорогов, для парадных выездов, так их покупка стала таким ударом для казны, что главного казначея чуть удар не схватил.

– Но дело то стоящее, ваше величество. Черные единороги нужны не для парадов, а для безопасности империи.

Император застонал:

– Я вижу, ты всерьез вознамерился разорить империю – вот это будет настоящим ударом по безопасности.

– Вы неправы, ваше величество.

– Да, дожили, император не прав, а прав только что вылупившийся лорд. Ох уж эти мне Осколы, никакого уважения к верховной власти.

– Я очень уважаю верховную власть.

– Я вижу, как ты уважаешь. – Лориан повернулся к Дангалу. – Ты то, чего молчишь? Твой сын только что выдумал новый род войск, попутно разорив казну, а ты молчишь.

– А что, неплохая идея, стоит обдумать.

– Сговорились уже?

– Нет, я, так же как и вы, слышу об этом впервые.

– Так я и поверил… Ладно, вынужден признать, идея и впрямь неплохая, над ней нужно хорошенько поработать, и все обдумать.

– Да что здесь думать! И так же понятно, части быстрой поддержки нужны как воздух!

– Нет, ты видел? Нам уже и подумать не дают! Он уже все обдумал!

– Извините, ваше величество, просто решение лежит на поверхности и мы, виктанийцы, должны прийти к этому первыми, пока до этого же не додумался кто-нибудь другой.

Император снова тяжело вздохнул и в задумчивость забарабанил пальцами по столу. Наконец он взял перо и бумагу.

– Ладно, убедил. Действительно не стоит откладывать нужное дело в долгий ящик. Раз идея твоя, тебе ее и воплощать. Я выпишу распоряжение на твое имя, на создание новой части. Обратишься в Верховный штаб, затем в канцелярию, затем в казначейство. Обсчитаете, во что обойдется создание новой полусотни.

– Сотни, ваше величество, – не растерялся Гартош.

Император в сердцах отбросил перо.

– Нет, ну не наглец?!

– Наглец, – гордо подтвердил Дангал.

У Лориана больше не нашлось слов, он несколько раз вскакивал и нервно ходил по кабинету, затем снова садился и задумчиво смотрел куда-то в угол. Наконец он схватил перо, и со словами, – Вымогатели, – начал что-то быстро писать.

– Держи! – он протянул листок Гартошу. – И смотри, не разочаруй меня!

Осчастливленный Оскол бухнул себя кулаком в грудь:

– Служу империи!

И весь сияющий, выскочил в дверь.

Как только дверь за ним захлопнулась, император медленно выдохнул:

– Не знаю, как ему не удалось убедить меня создать новую тысячу, или даже легион.

– Потому, что он у меня скромный.

– Это я заметил.

Друзья рассмеялись.

– А мальчик то вырос, – заметил Лориан.

– Это точно.

– И все-таки, Дангал, что ты обо всем этом думаешь?

– Прекрасная идея. Я удивляюсь, что никто раньше до этого не додумался.

– Да, ведь решение действительно лежало на поверхности.

– Вот, вот. Мне, конечно, очень хочется, чтобы у Гартоша все получилось, но даже ели у него не выйдет, нельзя забрасывать отличную идею.

– Выдели ему в помощь кого-нибудь поопытней.

– И насчет непроходимости болота он тоже прав. Здесь есть над чем подумать.

* * *

Три недели Гартош словно ужаленный шершнем носился между Верховным штабом, имперской канцелярией и казначейством – проклиная по десять раз на дню, эту громадную бюрократическую машину. В один из дней, в длинных коридорах Верховного штаба, ему встретилось знакомое лицо (хотя за эти недели знакомых лиц появилось больше, чем хотелось бы).

– Гартош!

– Сирел! Вот уж не думал тебя здесь встретить.

– И не встретил бы, если бы не одно обстоятельство.

– Какое?

– Я слышал, ты создаешь новую часть, можно сказать, новый род войск?

– Ты правильно слышал.

– Отлично! А тебе новые бойцы не нужны?

Гартош внимательно посмотрел на своего старого знакомого.

– Отец подсуетился?

– В общем-то, да. Но я, как только узнал о твоей задумке и о том, что она одобрена императором, сам загорелся этой идеей. Конечно, из Тайного Легиона меня никто не отпустил бы, поэтому я очень обрадовался, когда твой отец сам попросил меня помочь тебе в нужном деле.

– Сирел.

– Да.

– У тебя какое звание?

Сирел широко улыбнулся:

– Оно соответствует общевойсковому полковнику.

– И ты ведь понимаешь, что должность выше десятника тебе пообещать не смогу?

– Прекрасно понимаю. И я тебе вот что скажу. Здесь ведь дело не только в должностях и званиях. Стоять у истоков чего-то большого, нового, творить, можно сказать, историю, выпадает не каждому. И мне очень хотелось бы в этом поучаствовать.

– Тогда добро пожаловать полковник Сирел. С этого момента ты первый десятник.

С приходом Сирела дело действительно пошло быстрей. Чиновники разных ведомств и рангов, испытывали перед представителем Тайного Легиона – не последним нужно сказать представителем – гораздо больший трепет, чем перед молодым сотником, пусть и с громким родовым именем.

Следующим и одним из важнейших этапов, стал подбор кандидатов для новой сотни. И естественно Гартош первым делом направился к своим друзьям, с которыми не виделся вот уже больше полугода.

Дебора Гартош отыскал с трудом. Он исходил весь третий полк легиона «Драконы», пока, наконец, отыскал своего друга, ругающегося с немолодым уже десятником. Дебор совал в лицо десятнику измятый листок, на что тот отрицательно мотал головой.

– Дебор! – заорал что есть мочи Оскол.

Дебор отвлекся от коллеги и, заметив друга, расплылся в широкой улыбке. Собеседник воспользовался моментом и смылся. Друзья обнялись, похлопали друг друга по плечам и стали обмениваться новостями. Гартош уступил первенство Дебору. Тот с жадностью набросился на новые уши, детально объясняя и описывая новую систему взвода малой полевой катапульты в боевое положение. Гартош вежливо выслушивал небывалое красноречие друга – в основном ничего не понимая и не особо стараясь вникать во все тонкости службы драконов. Наконец Дебор заметил, особого интереса его рассказ не вызвал и с трудом прервавшись, задал встречный вопрос:

– Так куда же ты решил податься после болот?

Гартош с гордостью, хотя и вкратце, рассказал другу о своей придумке и о цели своего визита. Дебор задумался, задумался надолго. Размышления такого умника, как Дебор были очень важны для Оскола, но когда он проследил за взглядом своего друга-дракона, надежды рухнули. Дебор внимательно следил за действиями расчета катапульты, и, судя по всему, его мысли кружились очень далеко от новой сотни. Да, человек явно нашел свое место, и было бы нечестно его оттуда выдергивать. С сожалением вздохнув, Гартош отпустил друга наводить порядок среди подчиненных, пообещав держать его в курсе дела.

На встречу с Тересом и Альконом – которые служили в одном легионе – создатель новой сотни надеялся гораздо больше. И не напрасно. Едва услышав о планах Гартоша, и о его предложении принять в этих планах непосредственное участие, друзья чуть не задавили своего заводилу в радостных объятьях. О таком они могли только мечтать.

Не возникло проблем и с Вироном. Гнивер не стал задерживать своего подчиненного, а тот не стал отказываться от такого приключения.

Лери Крона Гартош решил не тревожить. Для кавалериста необходима определенная масса, а Лери, несмотря на свою небывалую отвагу, слишком мал ростом. Так что в горном легионе он был на своем месте.

Неожиданным для всех оказался ход, когда Гартош пригласил в сотню Зигула, но никто не возражал. Зигула Гартош нашел на юге Виктании, где тот подыскивал место для небольшого конезавода, который собирался построить на заработанные на болоте деньги. Узнав про задумку своего младшего товарища, Зигул в сомненье покачал головой, уж больно она казалась неправдоподобной. Но предложение принял без колебаний – мирная гражданская жизнь его самого не очень привлекала.

Итак, костяк новой сотни собран. В одном из тихих трактиров Тороны, Гартош с подчиненными спокойно отметили это событие и принялись спорить, какой именно должна быть новая сотня. Терес с Альконом доказывали, подразделение нужно создавать исключительно кавалерийским и не распылятся больше ни на что. Сирел твердил, что не всегда кавалерия решает все вопросы, часто без пехоты или стрелковых подразделений не обойтись. Вирон был уверен, что сотня должна состоять из отличных магов, ведь маг, в сочетании с боевым единорогом, представлял серьезную силу. Зигул, подумав, принял сторону Сирела, приведя пример Лугара, где пехота Тайного Легиона здорово выручила гарнизон. Вирон возразил – без магов это было бы не возможно. А Терес добавил, что именно конница разорвала кольцо блокады.

Гартош выслушал всех внимательно, ни разу не перебив, и в конце сделал вывод – правы все. Сотня естественно будет кавалерийской, но уметь ее бойцы должны все: и в уличных боях быть на своем месте, и в лесу, и в горах. И магически сотня должна быть сильной, иначе с единорогами не совладать. Что, в общем-то, возражений не вызвало.

Следующим этапом стал набор личного состава для сотни, и вот здесь дело застопорилось. Несмотря на то, что Гартош имел право отбирать людей из любых родов войск, из любых легионов, включая элитные – кроме Тайного и Первого легионов – бойцы в создаваемую сотню шли неохотно. В отличие от тех, кто знал Оскола лично и безгранично ему верил, незнакомые с молодым сотником не доверяли новой затее. Тем более те, кто нужен был больше всего – бойцы высочайшего класса. Они занимали в своих подразделениях не последние места и не спешили стремглав менять место службы.

Неожиданную помощь в этой ситуации оказал лорд Руткер. Он предложил начать набирать личный состав не с двуногого, с четвероногого воинства. Руткер связался со своими друзьями в Волшебном королевстве и вскоре Гартош с друзьями, в сопровождении Первого Мага Виктании вышагивал по дворцу короля Лямира – владыки Волшебного королевства.

* * *

Красиво, хотя довольно таки скромно – это было первое впечатление о дворце короля Лямира. Пока ничего по-настоящему волшебного гости из Виктании не увидели. Немного разочарованные, они вошли в зал для приемов.

Пара высоких стражников с каменными лицами, встретили виктанийцев на входе, столько же притворялись статуями по бокам от трона. На троне, в окружении двух десятков вельмож, восседал молодой – на вид, лет тридцать – король. Церемонейстер громко объявил имена гостей, и король сам поспешил им на встречу, еще за три шета протягивая руку Руткеру:

– Лорд Руткет, нечасто же вы балуете нас своим присутствием!

– К вам не так уж легко добраться, ваше величество, – с легким поклоном ответил Первый Маг Виктании.

– Для вас никаких препятствий нет, и я надеюсь не будет.

– Я тоже на это надеюсь.

– Ну, что ж, знакомь меня со своими спутниками.

Руткер коротко представил виктанийцев. Лямир легким кивком поприветствовал каждого и вернулся к Гартошу:

– А вот о вас, молодой человек, я очень даже наслышан.

– Надеюсь вы слышали только хорошее, ваше величество, – вежливо ответил молодой Оскол.

Король рассмеялся, но не стал уточнять, что именно он слышал. Вместо ответа он подозвал Гларию, которую Гартош давно заметил в свите короля. Всадница белой единорожихи приблизились к гостям:

– Я рада вновь встретиться с вами, – пропела она. – Особенно с тобой, Гартош.

Легкую натянутость в ее голосе заметил только такой опытный политик, как лорд Руткер, да еще Сирел. Остальным приветствие Гларии показалось вполне искренним и дружелюбным.

– Я тоже рад нашей встрече. Хотя надеюсь, обойдется без прошлых недоразумений. – Гартош выразительно потер виски.

Даже неопытные в переговорах молодые офицеры, почувствовали, как моментально накалилась обстановка в зале. Быстрый, словно молнии, обмен взглядами, и король на правах хозяина разрядил ситуацию:

– Ты прав, молодой Оскол, то действительно было недоразумение, и оно больше не повторится. А теперь давайте займемся нашим общим делом, ради которого, собственно говоря, здесь и находимся.

Никто из виктанийцев также не рвался и дальше обострять обстановку, и выяснять отношения, беседа приняла деловой оборот. Общая договоренность о покупке сто единорогов была достигнута ранее, оставалось уточнить кой-какие детали. Через пару часов группа виктанийцев в сопровождении Жерлена отправилась на один из горных лугов, где выпасались подготовленные гостям единороги.

За очередным поворотом открылся прекрасный вид на живописную долину и виктанийцы с замиранием сердца остановились. По ярко зеленой траве носились угльно черные единороги, резвясь словно жеребята. Увидев людей, жеребцы застыли, в свою очередь пристально рассматривая незнакомцев. Дав и тем, и другим вдоволь налюбоваться друг другом, Жерлен двинулся вперед, давая виктанийцам последние наставления:

– Помните, черный единорог это не лошадь, не средство передвижения, он такой же воин, как и вы, а может и больший. Он создан для сражений. Сейчас вы подойдете и будете выбирать друг друга, постарайтесь внушить им доверие. После того, как вы изберете боевого товарища, вы практически станете единым целым. Не вздумайте предать своего друга, иначе ни один единорог не подпустит вас больше к себе. Будьте достойны их! А теперь вперед!

Гартош спешился неподалеку от табуна. Он не торопясь двинулся в сторону настороженно следящих за ним единорогов и не дойдя шетов десять остановился. Спустя несколько секунд, навстречу человеку вышел мощный единорог. Они смотрели друг на друга недолго, оба уже все поняли.

– Ну здравствуй, меня зовут Гартош.

Жеребец в ответ заржал так, что заложило уши. Тряхнув головой, Гартош россмеялся:

– Понял я, понял. Твое имя будет, Агаральд, что на древнем языке означает: громогласный.

Единорог согласно качнул огромным рогом – имя он принял. Примерно таким же образом произошли знакомства и остальных виктанийцев с четвероногими воинами. Затем Жерлен провел краткий инструктаж. Он показал, как всадник взаимодействует с единорогом, каким образом они обмениваются информацией. А так же, как единороги обмениваются информацией между собой. Затем, с помощью Жерлена, все переместились к дворцу короля Лямира. Это вызвало у виктанийцев бурю восторга. То, с какой легкостью единороги перемещались подпространством, просто удивляло – вот что значит волшебные существа.

В честь гостей из Виктании король Лямир дал большой бал. И хоть молодым всадникам очень хотелось поскорей вернуться домой, чтобы как можно больше времени проводить со своими новыми любимцами, отказать они не могли. Видимо гости в Волшебном королевстве действительно были большой редкостью. Такого внимания, искреннего интереса к своим персонам они не ожидали. Местная молодежь обступила молодых виктанийцев и с жадностью набросилась с вопросами. Гартош вспомнил Зачарованый лес, ситуация явно повторялась. Да, тихая размеренная жизнь имела свои минусы.

Воспоминание про дриад, направило мысли Гартоша в нужном направлении: в этом горном королевстве, в этом дворце, так же должны быть девушки – и они законная его добыча. Быстрый осмотр показал, девушек действительно было предостаточно, но они не могли прорваться сквозь плотное мужское кольцо. Пришлось продвигаться в нужном направлении самому, тем более что Оскол уже наметил себе определенную цель. Неподалеку терпеливо ждала своего часа Глария, в компании молоденькой симпатичной брюнетки, и терпение девушки, судя по всему, заканчивалось. Приближение Гартоша обе восприняли с нескрываемым воодушевлением и сами двинулись навстречу молодому Осколу, отрезая всевозможных конкуренток.

– Наконец ты обратил свое внимание на нас, – промурлыкала Глария.

– Внимание я обратил уже давно, но уж больно молодежь у вас любопытная, сами видели, ели вырвался.

– Видели, потому и прощаем. Познакомься с моей подругой.

– С удовольствием познакомлюсь. Надеюсь здесь будет не хуже, чем у стражей?

Поняв на что намекает нагловатый виктаниец, Глария возмущенно вспыхнула, но вслух свое возмущение не озвучила. Ее подруга переводила недоуменный взгляд с Гартоша на Гларию, ожидая пояснений, но никто ничего объяснять ей не стал.

– Это будет зависеть от тебя, – выдавила наконец Глария.

– Меня кто-нибудь представит или нет! – нетерпеливо топнула ножкой брюнетка.

– Извини Эли. Итак, Гартош, эту красавицу зовут Эленера. Ну, а ты про молодого человека уже наслышана.

Новые знакомые обменялись взглядами, и Гартош сразу понял, здесь будет лучше, чем у стражей, гораздо лучше. Глария так же поняла, она может удалиться за ненадобностью, что как-то незаметно и сделала.

Гартош поймал завистливые взгляды друзей, которые так и не смогли вырваться из окружения любопытствующих юнцов, и повел Эленеру в круг танцующих. Они кружились в вихре танца, иногда соприкасались телами, и от этих прикосновений Гартош вспыхивал, как стог сена после удара молнии. Эленера что-то спрашивала, ее кавалер не задумываясь отвечал, мечтая побыстрее оказаться в спальне этой красотки. К счастью для него, красотка помышляла о том же и по прошествии нескольких танцев они убежали из дворца. Дом девушки находился совсем рядом от королевского дворца и вскоре они страстно целовались на шикарном ложе. Даже в постели Эленору не покидало любопытство, но Гартош отвечал лишь невнятным мычанием – он был поглощен лобызанием этого роскошного тела. И девушке приходилось со смехом отнимать свои соски от его губ, чтобы услышать ответ. И эта игра в вопросы и ответы длилась целую ночь.

* * *

– Судя по твоей довольной роже, ночь у тебя прошла на славу, – сделал поутру предположение Алькон.

– Не буду отрицать, – расплылся в улыбке Гартош. – Надеюсь, вас здесь тоже не обидели?

– Ну что ты, все прошло на высшем уровне. Наших красоток с твоей конечно не сравнить, но жаловаться грех.

– Да, внучек, – вмешался в разговор лорд Руткер, – мне тоже интересно, как ты провел время с сестрой короля?

Улыбка очень медленно покидала лицо Гартоша.

– С кем?

– С сестрой Лямира. Разве не знал?

Весь вид Гартоша говорил, это для него новость, причем сногсшибательная. Алькон сокрушенно покачал головой:

– Да, Гартош, с тобой не соскучишься. То с паучихой переспишь, то дриаду отымеешь не заметив, то сестру короля. Безжалостный ты человек!

– Помолчи! – цыкнул на него Руткер. – А ты расскажи, про что говорил с Эленерой, как она себя вела, что спрашивала, что рассказывала?

Гартош задумался. Эленера практически ничего про себя не рассказывала, а из своего любовника вытянула все, что можно было вытянуть, причем без особых усилий. Получалось, что его поимели, как хотели, а он глупенький думал, что было наоборот. Пришлось в этом признаться.

– Не казни себя, – успокоил своего командира Сирел. – У тебя против Эленеры не было никаких шансов. Насколько я знаю, она возглавляет службу дознавания королевства. Можно сказать, профессионал высочайшего класса.

Смотря на отрешенное лицо друга, Алькон попытался его успокоить. По своему, конечно:

– Зато ты теперь почти родственник короля. Может когда подменить придется.

– Ну, это вряд ли, – с улыбкой отсек предположение Алькона лорд Руткер. – Лямир на престоле вот уде шестьдесят лет, но я не заметил, что бы он устал. Он никому не даст умостить свой зад на королевском троне.

– Шестьдесят лет на престоле? – Алькон неподдельно удивился. – А на вид совсем молодой.

– Ему почти триста лет, – сказал Руткер.

– А сколько лет Эленере? – затаив дыхание спросил Гартош.

– Она моложе своего брата на сто лет.

* * *

По возвращению виктанийцев на родину, набор в новую сотню пошел гораздо быстрей. Стоило в расположении той или иной части появиться всадникам на черных единорогах, и даже у самых больших пессимистов отпадали всякие сомнения. За правом служить в новом роде войск выстраивались целые очереди. Но теперь это право следовало заслужить. Гартош с компанией устроил жесткий отбор в свою команду. Принимаемые бойцы должны были быть не только прекрасными кавалеристами, но и хорошими стрелками, пехотинцами, магами. Друзья старались отобрать лучших из лучших и, в общем, это им удалось.

После того, как набрали нужное количество людей и единороги их приняли, встал вопрос о названии нового подразделения. Само собой напрашивалось название: Единороги – по тому же принципу, как назывались и другие элитные части. Но дело в том, что составе тех частей не было первоосновы названия: у вепрей не было вепрей, мамонты видели своих соименников только издалека, и так далее. В новой сотне все было слишком очевидно. Поэтому Гартош предложил назвать новую часть – Черной Сотней, по цвету масти и цвету брони, которую заказали ховарам. После бурных обсуждений предложение сотника приняли, и в армии Виктании появилось новое подразделение – Черная Сотня.

Принципиальных отличий Черной Сотни от других кавалерийских подразделений не было, за исключением одного – она могла в любой момент оказаться в любой точке Иктива.

Чтобы не привлекать к новой части лишнего внимания ее ставку решили разместить в малозаселенных степях южной Виктании. Там же проводили и первые учения. Гартош, в составе сотни, провел несколько прыжков в разные концы Виктании. Никаких сложностей не намечалось – единороги прекрасно принимали от своих всадников образ нужного места и без особых усилий совершали переход. Вирон первый ощутил на себе эффект появления сотни из подпространства и уговорил Гартоша посмотреть на это со стороны.

В ожидании обещанного Вироном чуда, руководящий состав сотни расположился на небольшом пригорке. Появлению сотни предшествовало предчувствие чего-то необычного, об этом говорило чувство магии, которое, как и чувство опасности было развито у Гартоша неплохо. Над высохшей травой колыхнулось марево, и из возникших ниоткуда клубов пыли вырвались черные тела единорогов. Закованные в черную броню всадники казались с ними одним целым и производили весьма жуткое впечатление. Тяжелый топот тут же заполнил выжженную степь, и лица сотника и десятников озарились восторженными улыбками. Да, одно появление черных бойцов, могло надолго выбить неприятеля из колеи.

Одним из самых важных достоинств черной сотни являлось то, что на месте схватки они возникали не измученные долгими переходами и маршами, а полные сил, в полной готовности и во всеоружии.

Для вооружения сотни заказали несколько видов брони: тяжелая, средняя и легкая, набор копий и пик, различное стрелковое оружие, а так же легкие и тяжелые мечи и сабли. Гартош понимал, насколько разорительными для казны являлись эти обновки, но дело того стоило, ведь перед сотней будут ставить различные задачи и она должна быть готова к ним, как можно лучше.

* * *

После месяца упорных тренировок и учений, Гартоша вызвали в Верховный штаб. В своем кабинете его встретил сам лорд Дангал. Значит случилось что-то необычное, ведь отец старался избегать встреч с сыном вне домашней обстановки, стремясь не давать поводов для слухов и сплетен. Но в этот раз он изменил правилам.

– Здравствуй сынок.

– Доброго здравия господин генерал!

– О, какие мы официальные.

– Извини, отец, но я подумал, если меня вызвали в штаб, а не на ужин, то это официально.

– Да, ты конечно прав. Как обстоят дела в сотне?

– Неплохо. Мы добились хорошего взаимодействия между единорогами и людьми, это для нас сейчас главное, ведь в остальном мои люди далеко не новички. А что, для нас есть работа?

– Угадал. Есть работа, есть. Да ты садись, наш разговор коротким не назовешь.

Усевшись на указанный стул, Гартош с интересом приготовился слушать, похоже дело предстояло интересное.

– Что бы ты понял, насколько важная и в тоже время специфическая перед вами стоит задача, я введу тебя в курс нашей внешней политики. В частности политики в отношении Реата. Как ты знаешь, у нас на Иктиве шесть больших государств. Шесть государств, которые формируют большую политическую жизнь на континенте, а если считать сконьеров, то семь. Все мы ведем негласную борьбу друг с другом, а иногда и гласную, как недавно с Гробросом. Так вот, в последние десятилетия, или даже столетия, местом, где наши интересы пересекаются наибольшим образом, является Реат.

– Почему именно Реат?

– Там власть наименее стабильна и централизована, есть возможность влиять на группировки и кланы, для того чтобы Реат был наиболее лоялен именно к нам.

– А разве в Тарте не так?

– Нет. С Тартом все гораздо сложнее. Их князья понимают важность стабильности, поэтому там нет такой грызни, как в Реате. Полномочия их Верховного Князя четко определены, и вряд ли кому-то удастся их нарушить, или на них посягнуть. Поэтому насчет Тарта у нас другая политика. Вернемся к Реату. У них четыре королевства, полтора десятка герцогств и княжеств, более полусотни графств и баронств. И все это в постоянном движении, в постоянном соперничестве. У них четко выражены четыре группы, четыре клана – по количеству королевств. Каждая из групп стремится посадить на трон именно своего императора, чтобы через него влиять на политику всего Реата, в основном это касается торговли и налогов. Каждую из групп поддерживает одно из больших государств.

– Не сходится.

– Что не сходится?

– Кланов в Реате четыре, а государств больше.

– А, вот ты т чем. Да, действительно, не все большие страны участвуют в этой возне. Здесь в деле мы, Тарт, Жеран и Сконьеры.

– А Ларф?

– У них хватает своих, внутренних проблем.

– Гроброс?

– Слишком далеко.

– И что требуется от нас? – Гартоша вдруг осенило. – Неужели мы должны помочь нашим протеже непосредственно там, в Реате?

Дангал усмехнулся:

– Нет, конечно. Если мы пойдем на такое прямое вмешательство, то на нас ополчится весь Иктив, и в конечном итоге мы проиграем. Здесь дело другого рода. Наш клан, или если тебе угодно, наши протеже, заказали через нас у ховаров партию оружия. Большую партию. Оружие должно быть доправленно до Ашуры, а дальше нашим каботажным флотом в Реат. Эта сделка держалась в тайне, наши друзья в Реате не хотели огласки. Но случилось непредвиденное. На полдороге между Ховарскими горами и Ашурой, караван с оружием пропал.

Гартош опешил:

– То есть, как пропал?

– Вот так, взял и пропал. Точнее, сначала был захвачен, а затем пропал.

– Захвачен? На нашей территории?

– Вот именно.

– Как это могло произойти?

– В целях конспирации караван с оружием маскировали под сельскохозяйственный инвентарь. Плуги там всякие, бороны.

– Понятно, что дальше?

Дангал лаконично продолжил:

– Охраны выделили всего два десятка. Караван двигался не самыми населенными местами, но и не захолустьями. Два дня назад маги, которые были в сопровождении каравана, не вышли на ежедневную связь. Мы сразу послали туда поисковую группу. Искали два дня. Нашли перебитую охрану и одного мага. След каравана уходил в дикие леса средней Виктании и там терялся. Что там за леса ты знаешь, не одну армию можно спрятать, не то что сравнительно небольшой обоз.

– Сколько телег в обозе?

– Двадцать.

Гартош в сомнении покачал головой:

– Столько бесследно спрятать тяжело даже в тамошних дебрях.

– Дело осложняется тем, что в той местности у нас совсем нет частей способных заняться подобной проблемой. Ведь нужно не просто найти оружие и наказать виновных, но так же избежать огласки. Ты ведь понимаешь, могут испортиться наши отношения с партнерами из Реата, и пострадать наша репутация – дескать, мы не можем навести порядок на своей территории. Представляю, как обрадуются наши соседи – такая возможность всадить нам иглу в задницу.

– Как ты думаешь, чья это работа?

– Думаю, Жерана. Скорей всего именно их шпионы пронюхали про сделку и караван. Через Трольи горы их небольшой отряд, или несколько отрядов, вполне могли проникнуть на нашу территорию, здесь связаться с местными разбойниками и провернуть всю операцию. И, наверное, не обошлось без предательства, куда-то же исчез один маг из обоза.

– Да, неприятная ситуация.

– И не говори. Мы так тщательно прокладывали маршрут, учитывали, в том числе и разбойников, и все равнопросчитались.

– Но куда они могут деться с такой партией оружия, это ведь не иголка?

– Возможно, попытаются пробиться назад, в Трольи горы, но это вряд ли, на границе все настороже. Наибольшая вероятность, что они разобьют партию на несколько частей. Часть оружия отдадут разбойникам, а остальное спрячут до лучших времен – во всяком случае, я бы так и сделал.

– Что требуется от нас?

– В идеале: найти оружие, захватить или уничтожить тех, кто причастен к его исчезновению. Ну, а по минимуму: хотя бы не дать разворовать оружие, связать засранцев постоянными нападениями, не дать возможности надежно его спрятать. А когда подойдут выделенные части, помочь им решить задачу полностью. То есть, кого нужно захватить, кого можно уничтожить.

– Для этого их нужно сначала найти…

– Найдете, – улыбнулся Дангал, – не впервой. Ты теперь в лесу, как у себя дома. Да и не сами вы пойдете. Единорог сможет взять пассажира?

– Да.

– Хорошо. К каждому всаднику присоединится росомаха, так что, обязаны найти.

IV

Гартош собрал десятников:

– Ну что ребята, дождались! Нам поставлено первое задание. Это задание не простое, хотя кое-кто из нас с подобным уже сталкивался. На среднем западе страны пропал караван с ховарским оружием. Оружие не наше, оно предназначено для одной из стран, поэтому сами понимаете, возможен международный скандал. Дело осложняется тем, что большое количество войск – как это было возле Межевых гор – направлять на поиски оружия нельзя, нужно соблюдать секретность. Поэтому вся надежда на нас, росомах, которых мы возьмем с собой, и, возможно, на егерей из внутреннего легиона, если к их подходу мы не справимся сами. Вопросы?

Вопросов возникло много. Быстрей всего осознал ситуацию, конечно, Сирел. Он и вопросы задавал самые точные, и советы давал самые толковые. Но и остальные не остались в стороне. Гартош порадовался, все-таки повезло ему с помощниками.

Сотня не мешкая собралась в дорогу. Тяжелое оружие решили не брать, в лесу от него толку мало – взяли чешуйчатую среднюю броню, средние мечи и сабли, короткие кавалерийские луки, да еще арбалеты. И после визита в Тайринские леса, захватив с собой росомах, сотня оказалась на месте исчезновения обоза.

* * *

Эффект, который Черная Сотня вызвала своим появлением на лесной дороге, был именно таким, на который и рассчитывал Гартош. Три мага, которые были в составе поисковой группы, еще пытались сохранить лицо, а вот остальные не сумели себя сдержать. Два десятка человек, с криками:

– Демоны! – убежали в лес. Некоторые даже побросав оружие.

Лошади и собаки рванули туда же. Остальные остались на месте, разве что на задницу попадали.

«Демоны» довольно лыбылись, и вместе с росомахами пренебрежительно перешучивались (сами росомахи пережили подобный шок несколько раньше, но предпочли об этом забыть).

После того как страсти улеглись, сразу взялись за дело – дорога была каждая минута. Сборный отряд, разбившись на десять поисковых групп, и не опасаясь за малое количество людей – благодаря единорогам помощь любой группе могла прийти практически мгновенно – веером разошлись по разным направлениям.

Гартош вместе с десятком Алькона и сопровождением долго двигался по старой дороге вглубь леса. Следопыты и росомахи быстро установили, что по этой дороге сравнительно недавно прошел небольшой отряд: конные и пешие. Следов от телег не нашли. Обычных следов. Но нашлись следы весьма необычные, не похожие ни на что. Долго спорили, пытаясь выяснить происхождение следов, и если бы не подсказка, спорили бы еще больше. В стороне от дороги обнаружили еще один странный след, но его довольно быстро расшифровали, как лошадиный – просто лошади обмотали копыта тряпками. Такой способ маскировки применялся, как для бесшумного передвижения, так и для сокрытия следов. Наверняка тот же прием применили и в отношении телег – обмотали колеса тряпками или лоскутами кожи, и пустили за ними конно-пеший отряд, попробуй, догадайся.

Дело принимало совсем другой оборот – небольшой отряд, прошедший по этой дороге, превращался в довольно таки внушительную группу. Срочно вызвали подмогу и стали более тщательно осматривать не только дорогу, но и близлежащий лес. Гартошу пока не удавалось установить с лесом доверительные отношения, поэтому упор делался на росомах и местных следопытов. Сложность состояла в том, что следов было слишком много, налетчики намеренно их запутывали. Проверка всех ответвлений отнимала слишком много времени и добавляла его противнику.

Гартош сам пошел по одному их следов. Сам, в смысле, в одиночку, без сопровождения. Пройдя почти сотню шетов, он остановился, осмотрелся и, выбрав место под разлапистой елью, уселся на сухую хвою. Лес шумел верхушками высоких деревьев и сотник единорогов постепенно вникал в эти разговоры. Речь шла о людях, нарушивших покой старого леса, о том, как хорошо было, когда здесь ходили лишь одинокие охотники, знавшие как нужно себя вести, и о том, как хорошо будет, когда шумные людишки уйдут.

– (Если ты мне поможешь, люди оставят тебя в покое намного быстрей), – послал Гартош посыл к верхушкам.

Но лес остался безучастным и проигнорировал человека. Гартош вздохнул, успокоился и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Сначала он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Взгляд не был враждебный, Оскол бы это учуял, скорее изучающий. Владельца взгляда обнаружить пока не удалось, даже направление не совсем понятное. Кажется вон с того дерева. Точно! Из дупла выглядывала любопытная мордочка. Затем взглядов прибавилось. Вон из-за того дерева, с того пригорка, кто-то пытался заглянуть из-за спины. В шетах десяти бесшумно приподнялся слой опавшей хвои, и в щели появились два голубых огонька. Через минуту хвоя так же бесшумно опустилась на место.

Крупный заяц бесстрашно приблизился к человеку почти вплотную и уставился на него вполне осмысленным взглядом. Магическим зрением Гартош увидел, как из трухлявого пня появился лесной дух, взлетел на ближайшую ветку, и, раскачиваясь на ней словно на качелях, затянул унылую песню. С трудом дождавшись конца песни, командир Черной Сотни поднялся – что ж смотрины состоялись, теперь придется ждать результата. Помогут хозяева леса или нет, а продолжать поиски необходимо. Он вернулся к своему небольшому отряду. Агаральд ревниво обнюхал своего наездника: где это его носило? Гартош успокаивающе похлопал единорога по морде, почесал возле рога и нашел взглядом Алькона, что-то горячо обсуждающего с росомахами.

– Иди сюда! – помахал рукой командир второго десятка.

Гартош приблизился.

– Росомахи говорят, что нашли верный след.

– Точно?

Десятник росомах развел руками:

– Скорей всего. По-моему нам удалось расшифровать некоторые следы. Часть общего отряда отделилась и ушла в лес под прямым углом. Они тоже пытались запутать следы, то разделялись, то сходились, возвращались назад, делали петли, но след все одно возвращался на юг. Около двух десятков тяжелогруженых лошадей и столько же пеших.

– А вторая часть?

– Вторая часть пошла по дороге дальше.

– Как давно они прошли?

– Примерно двое суток назад.

– Черт! Очень давно. Боюсь, нам очень долго придется за ними гоняться.

– Все что мы можем, это идти по их следам, – росомаха невесело усмехнулся. – А ходить нам придется долго, в этом ты сотник прав. И наперерез не пойдешь, не знаем мы, где их перехватывать.

– Ладно, хватит убиваться, надо работать. Давайте еще раз взглянем на карту. – Гартош развернул кожаный прямоугольник. – Двое суток… – Он очертил пальцем круг. – Дальше этого участка они уйти не могли. На юге мы имеем реку Рату, довольно таки широкая река. И приток у нее имеется – Грата. До реки полтора дня ходу, до притока два. На их берегах следы должны остаться обязательно.

– Если они туда пошли и дошли, – заметил росомаха.

– А вот это мы и проверим. Два десятка оставляем здесь, пусть ищут, а два других десятка отправим на берега рек. Если налетчики дошли, то на берегу должны найтись следы. А если не дошли, значит там необходимо оставить засаду.

– А ты куда? – полюбопытствовал Алькон. – На реки подашься?

– Нет, я как раз останусь. Попробую наладить сотрудничество, – Гартош махнул в сторону чащи.

Сказалась ли дружба с Зачарованным лесом, либо нашлись другие причины, но сотрудничество наметилось. Не прошло и получаса после этого разговора, как к группе Гартоша вышел огромный благородный олень. Вышел, не боясь и не таясь.

– Не стрелять! – успел крикнуть Гартош, прежде хоть одна стрела устремилась к красавцу.

Олень не спеша вышел на средину дороги, дал вдоволь собой налюбоваться, и, развернувшись, потрусил по дороге на юго-восток.

– Всем собраться! – скомандовал Гартош и, усадив кого можно на лошадей и единорогов, последовал за провожатым.

Оглянувшись и проверив, что его поняли правильно, олень прибавил скорости, и почти через час небыстрой скачки свернул в лес. Очень вовремя, нужно сказать, свернул, так как лошади и единороги устали. Особенно единороги, непривычно им было скакать так долго, да еще с двойной ношей.

Через лес двигались в основном пешком, хотя часто бегом. Олень вел одному ему известным путем. Никаких следов, говорящих о том, что здесь кто-то проходил, не было, но решили довериться лесному провожатому – и не зря. Ближе к вечеру олень вывел группу к дубовой роще, и здесь, между тремя великанами остановился. Дождался когда люди подойдут поближе, недвусмысленно ударил копытом, и, сделав огромный прыжок, скрылся за деревьями.

– Копать! – сразу все понял Гартош.

После получаса упорного труда, свежеоборудованый тайник был вскрыт и оружие вытащено. Что ж, начало положено. Гартош отошел подальше в лес и отвесил ему глубокий поклон. Если бы не помощь леса, неизвестно, сколько сыскари еще тыкались бы носом. Но хорошо бы, чтобы это оказалось только началом сотрудничества.

* * *

А с утра все завертелось с быстротой калейдоскопа. Не успели позавтракать, как вновь появился вчерашний олень. На сей раз, он был более беспокоен. Его беспокойство передалось и людям. И не зря. Примерно через час блужданий олень застыл на месте, скосив глаза, он выразительно указал подъехавшему Гартошу нужное направление. И осторожно сдав назад, лесной проводник оставил людей один на один с их проблемами. Гартош подозвал росомах:

– А ну-ка, лесные воины, проверьте, что там впереди. Надеюсь про осторожность не нужно напоминать? Если там лагерь, значит должно быть и охранение. Охранение нужно снять и разведать сколько людей. После мы вызываем подмогу и бьем с разных сторон, чтобы наверняка. Все всем понятно? Тогда вперед!

Десяток росомах бесшумно скрылся за деревьями. Через полчаса один вернулся:

– Лагерь в трехстах шетах. Двадцать три человека.

– Оружие?

– Судя по всему, на вьючных лошадях.

– Охранение?

– Сняли всех, кого нашли, а нашли восьмерых.

– Итого, было три десятка, – быстро посчитал сотник. – Ну что ж, думаю, что с остальными справимся и без подмоги.

Отряд разделился на две части: лучники под командой Гартоша должны были начать первыми, а затем в дело вступят мечники. Пробираясь по густым зарослям, Оскол порадовался, что с ними есть росомахи, без их опыта воевать в лесу было бы непросто. Даже с активной помощью самого леса.

Лагерь лесные разбойники расположили грамотно – никаких полян, никаких открытых мест. Убежищем для них послужил густой ельник, что делало невозможным полноценное применение лучников. Но у этой медали оказалась и другая сторона. Когда лучники начали обстрел, на другом конце лагеря не сразу поняли, что случилось, и несколько самых любопытных, выбежавших на шум и крики, заслужено схлопотали по стреле.

Ну, а дальше все пошло как по писаному. Поняв, что дело дрянь, разбойнички бросились в рассыпную, даже не пытаясь защитить добытое тяжким трудом оружие. В лесу они столкнулись с засадой и вновь проявили завидное благоразумие. Большая часть побросала оружие, кое-кто сумел прорваться в лес, и только трое попытались оказать сопротивление. Следуя приказу убивать их не стали, быстро повалили и связали. Убедившись, что за беглецами ушла надежная погоня, Гартош подошел к драчунам, логично решив, что среди них и должен находиться предводитель.

– Ну, и кто здесь был главный?

Ответом ему была тишина. И только быстрые взгляды двоих, дружно указали на третьего. Тот заметил эти взгляды и криво ухмыльнулся.

Гартош беззлобно пнул его под ребра:

– Как зовут?

– Ромер, – выдохнул тот.

– Значит так, Ромер, я сегодня добрый, так как не потерял никого из своих людей, но вообще-то я тороплюсь и могу разозлиться. Давай так, ты быстро ответишь на все мои вопросы, и мы обойдемся без всех этих крайностей, вроде запихивания елочных шишек в задницу. Договорились?

– А не пошел бы ты, щенок, – презрительно бросил разбойник.

– Ладно, я вижу, шишками тебя не напугаешь. Придется звать Сирела…

Через несколько минут Сирел возник на единороге прямо среди деревьев. Это зрелище произвело впечатление на всех, даже на Ромера.

– Вот, – Гартош кивнул на вожака, – не хочет говорить. Я его тут шишками припугнул – не боится. У тебя в арсенале нет ничего эффективного, чтобы язык быстро развязать?

– Есть, конечно! Как не быть. Но зря ты от шишек отказался, верная вещь. Парочку затолкал бы и услышал бы такие песни. Сейчас сам увидишь.

Сирел подхватил Ромера под руку и потащил к ближайшему пню.

– Да ладно вам! И так все расскажу! – закричал разбойник. – Своя задница дороже.

– Вот видишь, – чуть разочарованно сказал Сирел и начал допрос. – Отвечать быстро! Некогда нам с тобой возиться! Сколько человек участвовало в нападении на обоз?

– Полторы сотни.

Гартош с Сирелом переглянулись – полторы сотни, это серьезно. Хотя если отнять этот отряд…

– Сколько погибло при нападении?

– Два десятка.

– Да минус ваши три десятка, итого сотня где-то бродит. Та сотня, это единый отряд?

– Нет. Там четыре десятка Кильтака одноглазого, остальные пришлые.

– Вот вот, о пришлых поподробней! – оживился Сирел.

Вожак стал послушно рассказывать:

– Они пришли две недели назад, предложили поучаствовать в деле.

– Кто они и в каком деле?

– Золтос и Аратик. Аратик у них командиром, А Золтос колдун.

– Они такие же разбойники, как и вы?

– Подстраиваются под разбойников, но выправка военная.

– В разговоре не упоминали, откуда они?

– Нет. Они вообще старались не слишком сближать наши отряды. Сделали дело и разошлись.

– Хорошо, вернемся назад. Они предложили вам поучаствовать в деле. Что за дело, что пообещали, откуда у них сведенья?

– Сказали, что нужно помочь справиться с купеческим караваном. Дескать, много оружия ховарского везут, добыча очень большая. Долю нам пообещали неплохую.

– Откуда они узнали о караване?

– Человек у них там свой был. Как потом оказалось – колдун.

Сирел отвел Гартоша в сторону:

– Это многое ставит на свои места. Из двух магов один работал на чужих. Они знали о каждом шаге каравана.

– Я не понимаю, зачем они привлекли разбойников? – недоумевал Гартош. – С их силами могли справиться и сами.

– Во-первых, сейчас разбойники отвлекают на себя наши силы и дают им возможность уйти подальше. А во-вторых, такую прорву оружия им просто не утащить, и спрятать побоялись – решили раздать. Ведь главная их задача, чтобы караван не прибыл по месту назначения.

– Ясно.

Единороги вернулись к разбойнику.

– Давай Ромер дальше. Кто куда ушел?

– А кто ж их знает, мне не докладывали.

– Ну, а сам как думаешь?

– Одноглазый наверняка на восток пошел, за Грату. Там вы его годами искать будете, не найдете. Мы сами туда хотели, не успели.

– А чужие?

– Те, скорей всего на юг ушли, через Рату. Но не уверен.

– Ладно, молодец. Считай от смертного приговора ты себя только что спас. – Сирел вновь отвел Гартоша в сторону. – Тебе необходимо связаться с Гнивером. Там у них, как минимум два мага имеется, необходимо магический эфир слушать, может, чужие себя и обнаружат.

– Сделаю.

Сотник тут же вызвал брата и подробно рассказал ему все то, что им удалось узнать и что сделать. Гнивер все понял и в случае необходимости обещал выслать помощь.

Гартош поделился своими соображениями с десятниками:

– Думаю, основные силы нужно выдвинуть к рекам. Если одноглазый и пришлые перешли на другой берег, искать там свежие следы и организовывать по ним погоню. А ели они до сих пор здесь, нужно встретить их на переправе.

Сирел поправил командира:

– С реками это конечно самый верный вариант, но полностью бросать поиски в этих местах я бы не стал.

– Твоя, правда. Сделаем так: наши два десятка, два десятка росомах и следопытов оставим здесь, пусть и дальше следы распутывают, а остальные на реки.

Так и сделали. Разбойников крепко связали между собой и под небольшим конвоем арбалетчиков отправили в ближайшее село. А остальные разбились на группы и продолжили поиски.

* * *

Тактику выбрали простую, но эффективную. Пока росомахи исследовали берега рек и чащобы, разыскивая хоть какие-нибудь следы, бойцы черной сотни расположились на ключевых местах вдоль берега, стараясь охватить своим вниманием, как можно большую площадь. Оставалось только молить богов, чтобы противник не проскочил незамеченным сквозь этот, довольно таки жиденький заслон. Или не обошел его стороной.

Гартош оставил Агаральда пастись далеко за спиной, чтобы не доведи дух, никого не спугнул. А сам, вооружившись верным луком, влез на высокое дерево, с которого река видна, как на ладони. Стояла удивительная тишина, ранняя осень кое-где успела позолотить деревья, хотя до полной желтизны, и тем более опадания листвы, было ой как далеко. На противоположном берегу к воде спустилось небольшое стадо косуль, значит можно расслабиться, чужих поблизости нет.

Косули вдруг насторожились и тут же умчались в чащу. Гартош подобрался. Долгое время ничего не происходило. Наконец, наискосок, шетах в трехстах, прибрежные заросли раздвинулись и из них вышли двое неизвестных. Внимательно осмотревшись, они отступили назад. Вскоре они вернулись вшестером, да еще с лошадьми. Двое вошли в воду и вместе с лошадьми поплыли к противоположному берегу. Понятно, разведка. Гартош очень надеялся, что боец-единорог справа тоже заметил пришельцев. А ведь и не подашь никакого сигнала, чужих нельзя спугнуть ни в коем случае.

Оскол потихоньку спустился с дерева и осторожно двинулся к месту намечаемой переправы. По пути он встретил росомаху и отправил его за подмогой, влево от засады. Хорошо бы, чтобы так же поступили бойцы справа, тогда чужих можно положить намного больше в самом начале, когда еще действовал фактор внезапности. Но хорошо было уже то, что удалось верно вычислить место перехода противника через Рату.

Чужаки вышли на берег шетах в сорока от Гартоша. Сотник побоялся подойти ближе, все-таки он не росомаха, так маскироваться не умеет. И не зря он так осторожничал. Переправившиеся разведчики тщательно обследовали берег, и, не дойдя до замершего Оскола десяток шетов, углубились в лес. Их не было видно около получаса. Наконец они вернулись к воде и подали условный сигнал. Через реку переправились еще четверо разведчиков. Ох, и осторожны черти!

Дождавшись, когда новая группа переправится на этот берег, сотник единорогов и сам подобрался к переправе как можно ближе, на более удобное для стрельбы место. Так конечно больше вероятность нарваться на их боевое охранение, но Гартош надеялся, что чувство опасности его предупредит. И оно предупредило. Не успел сотник занять облюбованное место, как туда же устремились и двое переправившихся бойцов. Вот демоны! Им что, нужно крикнуть, что за этими кустами занято?! Но все решилось проще. Из-за спины Гартоша вылетела арбалетная стрела, затем арбалетный болт. Боевое охранение молча повалилось на траву. Молодцы росомахи, вовремя! Двое лесных воинов бесшумно скользнули к поверженному противнику и быстро втащили их в кусты. Оба оказались мертвы – отличные выстрелы.

Поверхностный обыск не дал ничего особенного, никаких зацепок, которые помогли бы разгадать, откуда прибыли чужаки – сразу видно, настоящие профессионалы. От обыска Гартоша и компанию отвлекла начавшаяся переправа. Выждав, когда в воду войдет, как можно большее количество вражеских бойцов, а некоторые даже успели ступить на противоположный берег, виктанийцы открыли стрельбу. Сам сотник брал дальние цели, все-таки у него лук дальнобойный, да и стрелок он не из последних.

С первыми стрелами и болтами, попавшими в цель, лес и река словно взорвались криками, и необходимость в маскировке отпала. Часть лошадей, лишившись седоков, поплыли за трупами вдоль реки, не веря, что их хозяева уже мертвы. Полтора десятка чужаков удалось застрелить в воде – вовремя подключились росомахи и черносотенцы справа – десяток сумел переправиться, остальные вернулись назад.

Так как скрываться больше не было смысла, Гартош отдал через Агаральда приказ, и вскоре лес заполнился людьми и единорогами. С переправившимся десятком справились быстро, хотя и не без потерь – не с детьми сцепились.

Как только на берегу собрались три десятка единорогов с наездниками и столько же росомах, Гартош отдал новый приказ, и вся команда перенеслась на другой берег, ошеломив своим появлением оставшихся в заслоне чужаков. Заслон удалось снять практически без боя, и началась погоня. Крупному единорогу, с почти шетовым рогом между ушей, не самое лучшее место в лесных зарослях, поэтому, как двуногие, так четвероногие бойцы намучились, пока не нашли выход. При каждом удобном случае, в пределах прямой видимости, единорог с наездниками перемещался с помощью магии, и вскоре удалось не только догнать удирающего противника, но и опередить его.

Гартош на Агаральде выскочил на широкую тропу и с криком атаковал скачущих по ней четырех всадников. Первого удалось ошеломить своим появлением и сразу зарубить, но остальные оправились быстро и попытались напасть на Оскола с четырех сторон. Но вовремя подоспевший Алькон не дал им такой возможности. Чужаки оказались очень прыткие, и вскоре защищались черносотенцы, и если бы не единороги, еще неизвестно, как этот поединок закончился бы. Злобные самцы угрожающе хрипели, чуть ли не рычали, и пугали лошадей до безумия. Именно непослушание лошадей и дало возможность Гартошу метнуть нож и уровнять количество соперников, а затем загнать поганцев под арбалеты росомах.

– Ух, – вытер лоб Алькон, – не хотел бы я, еще раз схлестнуться с таким противником.

– А придется, так же тяжело дыша, – сказал Гартош. – Слышишь, наши еще рубятся?

– Будем надеяться, что остальные послабее будут.

Надежды Алькона не сбылись, – на такие дела слабаков не посылали. Рассредоточившись по лесу, противник применял луки и арбалеты не мене эффективно, чем виктанийцы. И каждая победа доставалась дорогой ценой. Потери ошеломляли: только убитыми десяток бойцов. Гартош тут же запретил нападать на противника, если не было, хотя бы троекратного численного преимущества. Желательно было окружить его и расстрелять издалека – ну их, этих пленных, своя жизнь дороже. Тем более, кой кого удалось захватить живьем.

За остатками вражеского отряда гонялись до самой ночи, и, похоже, что перебили и переловили всех. Если верить пленным, в этом отряде было сорок человек. И когда посчитали трупы – включая уплывшие по реке – и захваченных живьем, цифры совпали. Сами виктанийцы потеряли убитыми и ранеными два десятка. Серьезно оказались ранены четыре единорога, один погиб.

Под угрозой пыток (особенно шишками) чужаки признались – они жеранцы. Что и требовалось доказать! Несмотря на потери, радости Сирела не было предела, все-таки он до сих пор оставался членом Тайного Легиона. Вскоре прибыли его сослуживцы и забрали пленных. Жаль Аратика не удалось взять живым, пришлось пристрелить, уж больно злобствовал.

Не хватало еще отряда в два десятка. Он сразу ушел в другом направлении, а с ним и маги, включая перебежчика.

* * *

Все попытки выяснить, куда делись маги, не увенчались успехом, пленные о том не ведали. Вновь вставал вопрос: где искать недостающий отряд жеранцев, а так же банду Кильтака одноглазого? А еще нужно искать оружие. Пока то, что удалось найти, составляло где-то половину от похищенного. А ведь каждый день, даже каждый час, увеличивал площадь, на которой нужно искать разбойников и лазутчиков. Вновь возобновили патрулирование рек, расширив, насколько это возможно, площадь поиска. Людей катастрофически не хватало, обещанная лордом Дангалом помощь не поспевала.

Специально выделенный десяток черной сотни, в сопровождении опытнейших росомах, мотался по самым подозрительным местам, на любой вызов, на любой чих. Там местные жители нашли какую-то подозрительную железку, то следы вдруг обнаружились неизвестно кого, то пастухам померещилось, дух его знает кто. Проверяли все, потратили еще одни драгоценные сутки, и все напрасно – ни банды, ни магов с охраной найти не удалось.

– Может они ушли через подпространство? – уже в который раз спрашивал Гартош Вирона.

– Вряд ли. В этом случае их уже давно отследили бы. Подпространственый переход оставляет заметный след в магическом эфире. Притом, какое внимание уделяется этой местности, тайно сделать это не возможно.

– А Короткие Пути? – настаивал сотник.

– Ну, ты загнул! К ним знаешь, какой доступ нужен? Кого угодно туда не пустят.

– Нас же в Трольих горах пустили.

– То совсем другой случай. И потом, ели у жеранцев была возможность уйти Короткими Путями, какой смысл им разделяться?

– Я не знаю… Запутать нас, сбить со следа.

– И дать нам в руки пленных, чтобы мы могли их допросить и выяснить, кто и откуда?

Гартош сдался, доводы Вирона выглядели железными. Получалось, пропажа где-то недалеко, нужно продолжать тщательные поиски. И, по-видимому, без спешащей помощи не обойтись.

Но вызов Гнивера снова всех поставил на уши.

– (Привет братишка!)

– (Судя по твоей сияющей роже, у тебя хорошие новости.)

– (Угадал. Засекли выход жеранского мага в магический эфир.)

– (Где они?)

– (В двухдневном переходе от вас на север.)

– (Ого!)

– (Вот именно. Он ушли совсем в другую сторону. Точные координаты у нас есть. Более того, один их моих магов, неподалеку от беглого отряда держит в небе коршуна. Так что готовься принять образ.)

– (Подожди пару минут, я соберу всех свободных!)

– (Быстрей! Управлять птицей на таком расстоянии очень тяжело.)

Гартош отдал приказ и все свободные от патрулирования Граты бойцы черной сотни, а так же находящиеся поблизости росомахи, собрались в единый кулак. Маг передал Гартошу управление над коршуном и Гартош тут же забыл, где он и что от него требуется. Он впервые наблюдал за землей глазами птицы и это завораживало.

– (Не отвлекайся, черт тебя возьми!) – прошипел прямо в ухе раздраженный голос мага.

Действительно, нужно заняться делом, а с птицами поиграть можно и потом. Коршун кружил несколько вдалеке от цели, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. Но острое зрение птицы давало возможность рассмотреть все достаточно хорошо. Жеранцы собрались вокруг лесного родника. Это не лагерь – не зажгли даже костра – обычная остановка на короткий отдых, которой и воспользовался жеранский маг. Гартош увидел достаточно и через Агаральда передал увиденное другим единорогам.

Через мгновение на небольшой поляне, находящейся рядом с ручьем, из круговерти листьев и травы вылетели черные всадники на единорогах. Из-за спин всадников посыпались непонятные существа и ближайшие жеранцы стали легкой добычей. Но нужно сказать к чести остальных, они быстро пришли в себя и оказали яростное сопротивление. В этот раз лазутчики даже не пытались уйти, они понимали, это бесполезно и просто старались дорого отдать свои жизни. И это им хорошо удавалось. Гартош уже пожалел, что повел людей в эту бесполезную атаку, нужно было окружить отряд и расстрелять его из укрытий. Но теперь применять стрелковое оружие стало невозможно, все сошлись в рукопашной схватке.

Гартош проскочил через весь вражеский порядок и связал боем самых дальних противников. Он уже успел зарубить одного врага и ранить другого, когда кровь из раны на лбу стала заливать правый глаз. Все это грозило обернуться большими неприятностями, но к счастью для сотника, схватка подошла к своему логическому завершению – все-таки сказывалось численное преимущество виктанийцев, плюс фактор неожиданности. Гартош уже собирался спешиться, так как рубиться в лесу, верхом на крупном единороге было крайне неудобно, когда услышал крик Вирона:

– Гартош!

Повернувшись на крик, Оскол увидел исчезающее марево подпространственого перехода – это один из жеранских магов решился уйти, второго с трудом удерживал Вирон. Гартош бросил своего раненого противника и, не раздумывая, послал Агаральда по четкому следу. Через мгновение он оказался посреди внутреннего двора, какой-то крепости. Вокруг беглого мага уже успели собраться несколько жеранских офицеров и богато одетых господ. Все оторопело уставились на возникшего вслед за магом единорога, и на его заляпанного кровью всадника. Оскол направил Агаральда вперед, и от души, наискосок, рубанул зазевавшегося мага. Молодецкий удар, как и в случае с Волием, отделил голову вместе с рукой от остального тела.

– Не таких сусликов выливали! – выдохнул сотник единорогов.

И пока тело распадалось на две части, а жеренцы пытались прийти в себя, бравого рубаки уже и след простыл.

Но через мгновение он вернулся – чем еще больше ошеломил присутствующих – бросил:

– Еще раз!

Погрозил кулаком, и исчез окончательно.

На место боя Гартош вернулся спустя всего несколько секунд после своего исчезновения. За это время мало что изменилось: Вирон все так же боролся с магом предателем, все так же добивали оставшихся лазутчиков остальные воины. Сотник мечем, плашмя, ударил противника Вирона по спине и тот упал под ноги единорогу. Умный Агарольд тут же придавил засранца огромным копытом – не шелохнешься, малейшее движение и хребет проломит.

– А ну всем стоять! – что есть мочи заорал Оскол.

Застыли все, даже жеранцы.

– Все закончено! Жеранцам сдать оружие! Жизнь гарантирую! Помощи вам ждать неоткуда. Вы свое дело сделали. Хватит, навоевались.

Жеранцев, держащихся на ногах, осталось всего трое. Они переглянулись, и по молчаливому согласию бросили оружие: ведь действительно сделали все, что могли. Облегченно опустили оружие и виктанийцы – противники показали себя великолепными бойцами и вызывали невольное уважение.

* * *

На следующий день, согласно показаниям пленных и собственным находкам, вскрывали тайники с оружием и свозили их к месту формирования нового каравана. При этом, не прекращая поисков банды Кильтака, которая словно сквозь землю провалилась – вот что значит отличное знание местности. Росомахи сбились с ног, выискивая хоть малейшие следы. Точнее, хоть малейшие достоверные следы, так как ложных хватало с избытком. Этот Кильтак оказался ловким малым, и, похоже, что не жеранцы использовали его в качестве прикрытия, а он их.

Было выдвинуто множество версий: бандиты могли разбиться на несколько групп и раствориться в окрестных селах и хуторах. Они вполне уже могли уйти за Рату или Грату, просто настолько тщательно замаскировали свои следы, что даже опытные росомахи не сумели их найти.

А время шло, и близился момент, когда придется держать ответ перед реатскими «друзьями». Гартош вновь и вновь обращался за помощью к лесу, но тот равнодушно молчал, не проявляя больше к человеку никакого интереса. Правда, Оскол улови в настроении леса глубокую печаль, но отнес это непосредственно на начало осени. И только чуть позже, после одной из многочисленных просьб, он понял – лес разрывается между ним и Кильтаком. Вот ведь как, оказывается главарь банды у леса очень даже на хорошем счету! Это сразу подняло Кильтака в глазах Гартоша на ступеньку выше. А то и на две.

После недолгого раздумья Оскол снова зашел подальше в лес:

– Я хочу поговорить с Кильтаком. Просто поговорить, – без обиняков заявил он.

Задумчиво шумели деревья, затеяли перекличку птицы, где-то вдалеке завыл волк. Немного постояв, Гартош вернулся к своим, дав лесу время на раздумье. Если оно ему было конечно нужно.

И снова потянулись нудные поиски. Подошли егерские части из внутреннего легиона, и лес вокруг захваченного обоза стали прочесывать частой гребенкой, исследуя каждый куст, каждый бугорок.

Еще через день поисков, к группе возглавляемой Гартошем, вышла молодая косуля. Пугливо поглядывая на людей, лошадей и особенно единорогов, она застыла, готовая скрыться в любую секунду. Что собственно и сделала, едва группа снова тронулась с места. Сотник остановил товарищей.

– Постойте здесь. По-моему, это за мной.

Он не торопясь поехал вперед, и вскоре перед ним снова появилась косуля. Маякуя своим белым хвостиком, она повела человека вглубь леса. Прогулка длилась почти три часа и, выведя единорога с всадником к небольшому лесному озеру, косуля исчезла. Гартош осмотрелся. Редколесье и отсутствие кустарника делали это место не самым лучшим для засады, но опытных лесных разбойников это могло и не остановить.

Он спрыгнул с невысокого деревца. Как и не сломал то:

– Ты искал со мной встречи?

Высокий, на удивление молодой, вряд ли намного старше самого Гартоша. Левый глаз прикрывала повязка.

– Очень.

– Если ты начнешь говорить насчет сдачи, лучше сразу прекратить этот разговор. Мы не собираемся сдаваться в руки властей.

– Как раз наоборот. Я совсем о другом.

– Вот как? Очень интересно. Я слушаю.

– Слушай, слушай. Но сперва ответь. Что ты знаешь о захваченном вами караване?

– Вообще-то, я не отвечать сюда пришел.

– Тебе некого больше выгораживать. Ромера мы взяли, Золтос и Аратик мертвы, их отряды частично уничтожены, частично взяты в плен. Остался только ты.

– Почему я должен тебе верить?

– Ладно, не буду требовать от тебя ответа, я сам тебе кое-что расскажу. Золтос и Аратик, которые подбили тебя на захват каравана, на самом деле не бандиты.

– Да ну. И кто же они?

– Они лазутчики, из соседней страны.

– Зачем лазутчикам нападать на купеческий караван, пусть даже и с оружием?

– Потому, что это не купеческий караван. Это государственный караван с государственным оружием.

– С такой охраной? – Кильтак недоверчиво хмыкнул.

– К этому оружию не хотели привлекать особого внимания, потому и маскировали. А раз маскировали, то оно очень ценно для страны.

Кильтак рассмеялся:

– Мы сорвали тайную сделку? А я-то думаю, почему на обычный, в общем-то, грабеж, отреагировали с таким масштабом. Вот каких красавцев прислали, – он кивнул на единорога. – Наконец-то мне удалось по-настоящему разворотить это осиное гнездо. Даже в самой Тороне аукнулось. Ведь аукнулось?

– Аукнулось, – подтвердил Гартош. – Именно поэтому я и здесь. Мне поручено поиск оружия. У меня довольно большие полномочия, и я предлагаю тебе сделку.

– Очень интересно!

– Ты вернешь оружие, и я даю возможность уйти тебе и твоим людям. Уйти куда захотите, хоть за Рату, хоть за Грату. Обещаю, что ближайшие три дня никакой погони за вами не будет.

– Ты с ума сошел! В кои веки мне удалось насыпать перцу под хвост императору, и ты хочешь, чтобы я от всего отказался! Ни за что!

– Я понимаю, у тебя с императором какие-то разногласия…

– Непримиримые разногласия!

– Пусть даже так, непримиримые разногласия, но подумай о своих людях. Месть императора будет такой, что можно ужаснуться, уж я-то знаю.

– Ты знаком с императором?

– Я сын лорда Дангала, главнокомандующего армией – Гартош Оскол. Моя семья всегда была дружна с императорской.

– Какая цаца к нам пожаловала! Мне стоит раскланяться, или упасть на колени?

– Тебе стоит прекратить паясничать. Как тебе мое предложение? Если тебе не жалко себя, пожалей своих людей.

– Они знали, на что шли. А теперь, когда я узнал, что в деле замешано честь императорской семьи, я тем более не отдам оружие. И вам его никогда не найти!

– Посмотрим, – процедил Гартош. – Я хотел сэкономить свое время и спасти ваши жизни. Даже готов был не отбирать вашу свободу. Больше я ничего, никому, не буду предлагать. Вы все покойники. Зря ты влез в это.

Гартош развернул единорога и галопом пустил его подальше от этого мстителя. Скрывшись за деревьями, он перенесся к своей команде, уже начавшей проявлять беспокойство. Прибыв на место, он снова развернул карту. Исходя из того, где происходила встреча и с какой скоростью мог передвигаться Кильтак, круг поиска сужался в несколько раз.

* * *

В виду важности дела и затянувшегося поиска, в район, где скрывался Кильтак, были переброшены еще три сотни росомах. Для этого черной сотне снова пришлось поработать в качестве извозчиков. Соответственно, и командование перешло к более опытным в лесных делах росомахам. Оскол с командой оставался на подхвате – для военной и транспортной поддержки.

Несколько раз Гартош чувствовал, как лес пытается привлечь его внимание, но он демонстративно игнорировал эти попытки. Ему теперь было глубоко наплевать, что будет с лесом и бандой одноглазого. Потому что он, просто напросто обиделся, даже не так – он был зол. На Кильтака – не понимающего, какое пятно может упасть на империю и выгоды предложения Оскола; на лес – не желающий помогать только Гартошу; и, наконец, на Верховный штаб – устранивший Гартоша от командования. Так что все эти лезшие под копыта зайцы, прыгающие в седло белки и кружащие над головой стайки птиц, его теперь мало интересовали. Тем более, что дело шло к завершению, привлечение таких сил дало результаты: нашли еще два небольших тайника с оружием, принадлежащих, вероятно, банде Кильтака.

После пересчета всего найденного оружия и сравнения со списками каравана, стало понятно, недостает только того оружия, которое, скорей всего, находилось на руках у разбойников. И разбойники, понимая что пощады ожидать им теперь не приходится, решились применить это оружие – то есть, пошли на прорыв. Банда разделилась на две группы. Одна ночью просочилась сквозь заслоны и ушла на северо-восток, рассчитывая скрыться среди многочисленных болот и озер. Другая группа, так же ночью, двинулась строго на восток, стремясь перейти Грату и раствориться в бескрайних лесах. Тут же были организованы погони, а так же, с помощью черной сотни, перехват.

Гартош вывел отряд в тридцать своих клинков и столько же росомах на берег Граты. Неглубокая, но широкая река, сонно накатывалась на белый песок мелкими волнами, еще не зная, какой переполох люди намеренны устроить на ее берегу. Можно было выйти навстречу банде и перехватить ее на подступах к реке, но тогда возможные потери были бы намного больше. Лучше уж подождать их на переправе. То, что банда выйдет именно возле намеченной переправы, Гартош не сомневался – сбивать погоню со следа у них просто не хватало времени. Единственный шанс оторваться существовал только на левом берегу Граты, где раскинулись просто непролазные дебри. А про возможности единорогов, разбойники вряд ли догадывались.

Кильтак (а группу вышедшую к Грате возглавлял сам главарь) оказался вполне предсказуем – он вышел точно к месту засады. Честно говоря, Гартош ожидал от главаря большей изобретательности, и думал, что он уйдет с бандой уходящей на болота. Но что-то вывело одноглазого из себя – уж не отказ ли в помощи со стороны леса – и он бросился на пролом, как раз под стрелы ожидающих его солдат.

Половина банды полегла, не дойдя до середины реки – смели одним махом. Положили бы всех, но у кой кого из черной сотни не выдержали нервы, и арбалетный болт сорвался раньше времени. Сделав всего один выстрел, Гартош послал Агаральда вперед, хотелось лично раскроить Кильтака. Главаря он догнал всего в ста шетах от реки, тот пытался организовать оборону, но тщетно, банда есть банда, теперь каждый за себя. Многие бросали оружие и пытались сдаться, но ни черносотенцам, и росомахам пленные больше не интересовали, все равно им дорога на виселицу.

– А ведь я тебе давал шанс, – сказал Гартош, не спеша, слезая с единорога.

– Можно подумать, ты бы сдержал слово.

Затравленно оглядываясь, Кильтак пятился к большому дереву.

– Я бы, сдержал. Осколы всегда держат свое слово.

– Так может, попробуем сейчас? Если я выиграю наш поединок, твои люди отпускают меня и моих людей. – Кильтак бросил быстрый взгляд по сторонам. – Тех, кто остался в живых.

– Нет, дружок, время условий закончилось. Я тебя просто убью.

– А тайники? Вам их ни за что не найти.

– Успокойся, уже нашли.

Гартош почувствовал удар в спину и Кильтак тут же бросился в атаку. В мастерстве ему было далеко до жеранцев, и Гартош с легкостью ушел с линии атаки. Он развернулся, и приготовился отразить нападение еще и сзади. Но сзади ни кого не было, только один их бандитов, бросив арбалет, со всех ног удирал в лес. Вот и встретилась ховарская броня с ховарским болтом. Сильной боли сотник не почувствовал, похоже наконечник застрял в самой чешуе. Ну, это терпимо.

Одноглазый больше не спешил нападать, видимо ждал, когда Оскол упадет сам. Но Гартош такой радости бандиту не доставил. Он пошевелил лопатками и разочаровал Кильтака:

– Щекочется.

Кильтак не отреагировал, и пришлось атаковать самому. Несколько коротких сильных ударов, и Гартош загнал противника, чуть ли не на само дерево. Кильтак пытался оказать достойное сопротивление, но Гартош все еще был зол, а бандит не обладал теми боевыми качествами, которыми обладали жеранцы. Еще несколько ударов, и противник потерял меч, вместе с кистью правой руки. Дико заорав, Кильтак упал на колени, зажав обрубок руки между коленями.

– Если думаешь, что я сжалюсь, то глубоко ошибаешься, ты мне без надобности, – сказал Гартош, сделав круг вокруг бандита.

– Тогда добей, – прохрипел главарь уже не существующей банды.

– Вот это, пожалуйста, но на всякий случай уточню. – Гартош нашел взглядом Сирела. – Сирел! Нам главарь пленный нужен?

– Нет! Возится с ним только! Кончай его!

– Ты все слышал, – сказал сотник и достал кинжал.

Вторая банда попалась в ловушку на пару часов позже первой. Гартош с командой еще незакончили собирать оружие, когда получили информацию от Вирона. На месте первой схватки оставили пару десятков росомах, а остальные отправились на помощь товарищам. Подоспели они только для того, чтобы снова собирать оружие, да похоронить убитых. К счастью хоронить пришлось только бандитов, преследователи на этот раз обошлись ранениями.

Эпопея с возвращением ховарского оружия, хоть и затянулась на неделю, но благополучно закончилась. Караван с прежними предосторожностями, но большей охраной продолжил свой путь, а участники по его возврату вернулись на места своей постоянной дислокации.

* * *

Через неделю после окончания операции в лесах среднего запада Виктании, Гартоша вновь вызвали в Верховный штаб, и вновь его провели к главнокомандующему. Лорд Дангал встретил сына все в том же кабинете.

– Ну, здравствуй, герой!

– Да какой там герой, – Гартош скорчил недовольную мину. – Задание, конечно, не провалили, но и не выполнили полностью. Пришлось все-таки привлекать дополнительные части. Да и времени потеряли уйму.

– Самокритика, это, конечно, хорошо, – похвалил сына Дангал, – но самобичевание ни к чему. Мы прекрасно понимаем, что не с вашими силами было изловить группу, почти равную вашей по численности.

– Да, силенок нам немного не хватило, – согласился Гартош.

– И именно поэтому, было принято решение… – Дангал полез копаться в ящике стола.

– Ну-ну, что за решение? – оживился черносотенец.

– Принято решение, добавить вам силенок.

Гартош затаил дыхание:

– Насколько?

– Мы – и командование, и император – прекрасно понимаем, что без участия черной сотни, не удалось бы перехватить жеранцев, да и за разбойниками гонялись бы гораздо дольше.

– Отец, насколько вы решили увеличить нашу часть? – с нетерпением повторил сотник.

Дангал, словно фокусник, вытащил из ящика стола свернутую в трубочку бумагу:

– Согласно повелению императора, тебе поручено увеличить часть быстрой поддержки, до… тысячи!

Гартош взревел не хуже раненного единорога. В дверь обеспокоено заглянул адъютант, но Дангал взмахом руки отослал его обратно.

– Ты понимаешь, что это означает сынок?

– Это шаг к созданию целого легиона!

– А император прав, ты действительно наглец.

– А кто из Осколов не наглец?

– И то верно. Ну, на легион пока не расщитуй. Полк создать не одного года дело, а легион… Потом будет видно. Главное сынок, это большая ответственность, гораздо большая, чем тебе доводилось сталкиваться раньше. Ты поднимаешься на новую ступеньку, и с тебя будет гораздо больший спрос. Вот это главное, что ты должен понять.

Гартош посерьезнел и встал со стула:

– Господин генерал! Сотник Гартош из рода Осколов, задачу понял правильно! Степень ответственности осознал! И не подведет, ни императора, ни командование, ни семью!

– Это хорошо, что осознал. Выполнять повеление императора, сотник Гартош, из рода Осколов!

V

– Разрешите, господин полковник! – раздалось за спиной.

Полковник, господин полковник, как это все-таки здорово звучит, особенно когда новое звание получил всего неделю назад и еще не полностью отошел от той грандиозной попойки по этому поводу. Гартош не спеша оглянулся, в проеме походной палатки нарисовался Алькон, всем своим видом выражающий крайнее почтение.

– Прошу вас, – так же предельно вежливо полковник указал подчиненному на стул.

Алькон уселся и тоскливо посмотрел на полупустой графин с водой:

– У тебя другого ничего нет?

– Ты с ума сошел?! Пить на учениях, где присутствует сам император! Конечно, нет. Если было бы, мог и не сдержаться. Потому ничего и не брал, и тебе запрещаю.

– Да не беспокойся ты так! Отыграем учения, как положено, здесь нам соперников нет.

– А вепри, а гепарды? Этих ты в расчет не берешь?

– Гартош, ты же прекрасно знаешь, никто в открытом поле не сможет за пару минут организовать эффективную оборону, против неведомо откуда взявшейся тяжелой кавалерии.

– Ты слишком самонадеян, Алькон. Может быть, оборону в несколько эшелонов «противник» и не сможет организовать, но устроить ловушку не так уж и сложно. По-моему практика у вепрей показала, сколько у них там выдумщиков и умников. Могли бы уже что-нибудь и придумать.

– На каждую их придумку у нас найдется своя задумка – умников и у нас хватает.

– Вот именно, что умников.

Гартош зря ворчал. Ведь действительно, все учения, а так же операции, где участвовали единороги (а именно это название наравне с «черным» прилипло к новой части), неизменно проходили с их значительным преимуществом над другими частями, из других родов войск. Уже забылись те времена, когда на Черную Сотню, а затем на черные сотни, смотрели как на игрушку императора и главнокомандующего – дорогую нужно сказать игрушку. За те три с лишним года, что создавался Черный Полк (или единороги, кому как больше нравится), Гартош сумел доказать, что с ним и его подчиненными нужно считаться любым силам, какими бы элитными они себя не считали.

– Ладно, посиди. Сейчас все соберутся, подумаем, как обмануть придумки вепрей и всех остальных.

Палатка постепенно заполнилась сотниками и членами штаба полка. После доклада разведки, принялись обсуждать дальнейшие действия.

Гартош слушал эти обсуждения чуть отрешенно. Конечно они выиграют эти учения, обойдут все ухищрения, и неизменно ударят в самый неожиданный момент, в самое уязвимое место «противника». Так было и так будет. Пока на Иктиве еще не создали часть, столь же эффективную, как единороги.

Лорд Дангал не зря гордился сыном…

…Три отменных операции по снятию блокады и оказанию помощи гарнизонам на болоте растов – черные сотни буквально втоптали в грязь вновь обнаглевших растов. Помощь внутреннему легиону по подавлению бунта на шаграмских каменоломнях. Тогда осужденные на пожизненные работы вырвались на свободу и устроили резню в ближайших селах и только появление нескольких черных сотен, в сопровождении второго внутреннего легиона, положило конец грабежам и убийствам…

…Отлично единороги провели и эти учения, по окончании которых была намечена охота и банкет.

* * *

Гартош в этот раз перемудрил самого себя. Преследуя кабана, он решил опередить остальных всадников и послал Агаральда через подпространство вперед – единорог и в охоте немалая подмога. Но, то ли он неправильно указал единорогу место перехода, то ли единорог его неправильно понял, но они с Гартошем оказались в совсем другом месте, в молодом подлеске. А здесь, судя по тишине, никакой охоты не проводилось. Рев, грохот, лай, крики, звуки охотничьих труб, слышно было много латонов впереди. Значит их забросило совсем в другую сторону.

Вот черт! И ведь не вернешься в отправную точку, охотники оттуда давно ушли и появление Гартоша позади всех вызовет лишь ехидные смешки. Необходимо осмотреться. И Гартош направил Агаральда в сторону невысокого холма.

Взлетев тяжелым галопом на холм, единороги увидели, что наблюдательная площадка занята. На вершине холма находилась девушка, верхом на тонконогой серой кобылке. Вот так удача! Гартош, да и, похоже, что Агарольд, тут же забыли об охоте, кабанах, загонщиках и прочей ерунде.

Девушка заметила необычного всадника издалека, так что не испугалась, не удивилась, а смотрела на Гартоша с неподдельным интересом. Первой мыслью Оскола было, что он встретил кого-то из Лесного царства. Но присмотревшись, он понял – это обычная человеческая девушка. Точнее, очень красивая человеческая девушка. Она излучала такую чистоту и внутреннюю красоту, что Гартош заподозрил действие магии. Но его амулет и собственное обостренное чувство магии молчало. Девушка смотрела на Оскола большими миндалевидными глазами и в этих глазах отражалось все: небо, лес, целый мир.

– Здравствуйте, – нежным голосом сказала девушка, и оцепенение с Гартоша спало, его быстро набирающая обороты влюбленность, приняла другую форму – говорливую.

– Здравствуйте красавица. Неужели дриады стали жить среди людей?

– Почему дриады? – удивилась девушка.

– Потому, что именно дриады всегда считались эталоном красоты. Но я вижу, что все глубоко ошибались. Самая красивая девушка прячется здесь, в этом лесу.

Девушка приняла игру. Она удивлено стала оглядываться по сторонам:

– И где же она?

– Да вот же, передо мной!

– Вы льстец, господин военный. Такие комплименты, вы, должно быть, дарите всем девушкам.

– Ну что вы! Как вы могли такое подумать. Я впервые увидел такую красивую девушку, и впервые говорю такие комплименты. Можно узнать ваше имя?

Девушка тряхнула своей белокурой головкой на миг, обнажив слегка заостренные ушки.

– Нет, господин военный. Знать мое имя вам совсем необязательно. И вообще, мне запрещено общаться с незнакомыми мужчинами. И наверняка меня уже ждут дома.

Красавица бросила на Гартоша прощальный взгляд, и сердце молодого полковника готово было выскочить из груди и поскакать вслед за предметом своего обожания. Кобылка игриво фыркнула в сторону единорога и увезла свою наездницу прочь.

Гартош и Агаральд, как завороженные смотрели им вслед.

– Ты это видел? – спросил двуногий единорог четвероногого.

Единорог энергично тряхнул короткой гривой.

– Что будем делать?

Агаральд ударил копытом.

– Понял, догонять.

И они понеслись вслед за мелькавшим среди деревьев голубым платьем незнакомки. Промчались через редколесье, проломились сквозь кустарник, выскочили к оврагу, и единорог, не раздумывая, бросился вниз. Вниз они спустились быстро, точнее съехали на заднице. Каждый на своей. А вот подъем занял более продолжительное время. Когда запыхавшиеся единороги выбрались из оврага, быстроногой кобылки и ее хозяйки и след простыл.

– Ну что, толстозадый, догнали? – раздраженно буркнул Гартош влезая в седло.

Единорог был раздражен не меньше своего наездника – кобылка тоже не оставила его равнодушным – поэтому Гартош чуть не вылетел с седла.

– Ладно, успокойся, найдем мы этих таинственных незнакомок. Наши будут. Не в первой.

Следующие полчаса они мотались по лесу, выискивая следы кобылки. Следов так и не нашли, но выехали к небольшой деревеньке в пару улиц. Дорогу им преградило медленно бредущее стадо коров. Оскол подозвал немолодого уже пастуха:

– Послушай, дядя, ты не выдел, проезжала ли здесь девушка на серой кобылке?

Пастух недоуменно уставился на полковника и его средство передвижения:

– Девушка? На кобылке? На серой?

Гартош вздохнул и полез в карман. Пастух поймал монету, внимательно на нее посмотрел, и взгляд его стал более осмысленным.

– Да, кажется, девушка здесь проезжала. И как раз на серой кобыле.

– Куда она поехала? Ты знаешь ее?

– Куда поехала… Знаю ли я ее… Туда поехала, – пастух махнул рукой в другой конец деревни.

– Можешь про нее что-нибудь рассказать?

– Могу ли я про нее рассказать… – хитрец задумчиво вертел в руках монету.

Гартош снова полез в карман и бросил кровопийце монету покрупнее.

– О! Я могу рассказать про нее очень много, практически все! – воскликнул пастух, еще в воздухе рассмотрев золотой империал.

За короткое время Оскол узнал, что девушку зовут Лиситой, она дочь лорда Легинера, барона Магнифа, и дилессы Азарии. Девушка очень скромная, родители ее не балуют. Живут они недалеко, их дом сразу за этим поворотом. Само баронство Магниф небольшое, всего три деревни и лес вокруг них – так что большое приданного не будет. Кроме Лиситы детей у барона с баронессой нет. Женихов пока не наблюдалось, так что благородный господин имеет все шансы, тем более не такой коняке. «Коняка» чуть не одела рассказчика на рог и на этом повествование закончилось.

Услышав все, что ему было нужно, Оскол направился к указанному дому.

Да, небогато живет барон. Дом на дворец совсем не тянет. Хотя, все ухоженно, клумбочки тут всякие… Стараясь направлять Агаральда строго по дорожке (одно копыто пол клумбы накроет), Гартош приблизился к крыльцу. Ему пришлось подождать, пока на встречу вышел недовольного вида слуга.

– Я к барону Магнифа и баронессе, – не спешиваясь, уведомил слугу гость, моля богов, чтобы пастух не обманул, и здесь действительно проживают указанные вельможи.

– По какому делу? – полюбопытствовал слуга.

– Засвидетельствовать свое почтение, – сквозь зубы выдавил Гартош, уже начиная злится, слугами здесь, похоже, никто не занимался.

Важно кивнув, слуга развернулся и скрылся в глубине дома. Полковник спешился. Откуда-то изнутри, стал накатываться легкий мандраж. Черт возьми, разволновался, словно сопливый мальчишка! Ведь не первый раз с девушкой знакомится и даст Фрита не последний.

Через несколько минут нервного ожидания, к гостю вышел хозяин дома и сразу вслед за ним хозяйка. Лорд Легнер был высок, сухощав, с легкой сединой. Но гость сразу понял в кого пошла дочь. А дочь вылитая дилесса Азария, только чуть помоложе. Такая же точеная фигура, и чуть раскосые глаза, только вокруг глаз легкие морщинки, что, впрочем, совсем не портило хозяйку. Барон сухо поинтересовался:

– Чем обязан вашему визиту, господин…

– Лорд Гартош, командир Черного Полка. Участвовал в охоте, здесь неподалеку, и немного заплутал. Выехал вот к вашему дому и решил, что было бы невежливо не засвидетельствовать свое почтение хозяевам.

По улыбке Азарии было видно, она сразу поняла, какое такое почтение решил засвидетельствовать молодой гость. Судя по нахмурившемуся барону, это не являлось тайной и для него, и он совсем не в восторге от этого визита – в отличие от Азарии. Баронесса опередила мужа с ответом и взяла ситуацию в свои руки:

– Мы очень рады, что судьба занесла вас в наши края, лорд Гартош. У нас так редко бывают гости. Пожалуйста, проходите в дом.

Не прятали бы дочь, смотри и гостей было бы побольше: заходя в дом, подумал гость.

Как и снаружи, внутри дом не блистал роскошью, хотя выглядел довольно уютно. Несколько старых картин на стенах, пара небольших скульптур, и цветы, множество весенних цветов.

– Извините, лорд Гартош, мы не ожидали, что у нас будут гости и не подготовились к встрече. Все что мы можем предложить, это чашечку тервана.

– Если вас это не затруднит, я бы с удовольствием выпил с вами по чашечке.

– Я сейчас распоряжусь. Легнер, пообщайся с гостем.

Барон отнюдь не горел желанием общаться с нагловатого вида молодым человеком. Но ему наверняка не хотелось огорчать жену, а если еще и дочка взвоет, что единственного появившегося на пороге ухажера выдворил вон, то хоть самому с дома убегай. Хочешь не хочешь, пришлось общаться:

– Что у вас за часть, молодой человек? Я не слышал раньше ни о каких черных полках.

– Это новая часть, господин барон. Пока только один полк. Полк быстрой поддержки. У нас вместо лошадей, боевые единороги.

– Угу, – буркнул барон, с надеждой смотря на дверь, за которой скрылась жена.

Дверь не подвела. Она распахнулась и впустила баронессу с дочерью.

– Наша дочь, лорд Гартош, Лисита, – представила Азария дочь.

– Мы случайно встретились в лесу, правда я не знал, что это ваша дочь.

На нежных щечках Лиситы проступил скромный румянец. По-видимому, дочь с матерью успели обменяться парой слов, так как в глазах обеих пряталась легкая хитринка. Недовольство в глазах барона даже не пыталось прятаться, но сейчас командовал парадом не он.

Азария провела гостя в столовую и усадила напротив дочери. Завязался легкий непринужденный разговор, главной целью которого было выудить, как можно больше сведений о собеседнике. Из разговора Гартош понял – Лисита обучалась дома, со сверстниками общалась мало, и ведет образ жизни, если не затворнический, то очень близкий к нему. В свою очередь и Осколу пришлось кое-что о себе рассказать.

– Скажите, лорд Гартош, как вы такой молодой и уже командуете полком?

– Дело в том, госпожа баронесса, что именно я был инициатором создания новой части, и было логичным, что император мне поручил ее создать. Сперва сотни, а затем и полка. Это у нас в последнее время стало семейной традицией, мой отец так же создал часть и был первым ее командиром.

– А из какой вы семьи и кто ваш отец? – соизволил спросить и хозяин дома.

– Я из рода Осколов, а мой отец, лорд Дангал, герцог Торанский, нынешний главнокомандующий.

Краем глаза Гартош увидел, как изменились в лице барон с баронессой. Теперь даже в глазах Азарии появилось беспокойство, она уточнила:

– Соответственно ваш дед, лорд Руткер, Первый Маг империи?

– Именно так.

За столом незримо натянулась нить настороженности, причин которой Гартош не мог понять. Он решил рискнуть и ускорить процесс сближения с Лиситой, пока его не попросили покинуть дом.

– Я не видел вас ни на каких балах, приемах…

– Мы редко бываем в высшем свете, и уж тем более не вхожи ко двору, – отрезал барон.

– Я мог бы попробовать исправить эту ситуацию. Как раз сегодня, в штабе Центральной армии состоится банкет по поводу окончания учений. Если вы позволите, то я бы хотел пригласить на него вашу дочь.

– В качестве кого, молодой человек? – мрачно, с немалой долей враждебности спросил барон. – Молодой, порядочной, незамужней девушке неподобает появляться на подобных мероприятиях без сопровождения родителей. А мы не получали приглашений.

Да, наскоком взять не получилось…

Лисита, сидевшая тихо, словно мышка, бросила на родителей умоляющий взгляд, но взор барона был тверд и непреклонен, да и Азария прятала глаза.

– Да, господин барон, я был несколько нетактичен. Надеюсь вы меня простите. – Гартош поднялся, – Мне пора идти. Охота наверняка закончилась и мое отсутствие может вызвать непонимание.

С готовностью поднялся и Легнер:

– Не смею вас задерживать, лорд Гартош.

На крыльце гость остановился:

– Надеюсь еще увидеться с вами.

– Мы тоже на это надеемся, – мило улыбнулась баронесса.

Обнадеживающе подмигнув Лисите, Гартош взлетел в седло, и для пущего эффекта, с места перенесся в штаб армии.

* * *

Поговорить с отцом Гартош смог только спустя неделю после встречи с Лиситой, а отец в плане Гартоша занимал ключевое место. Встреча состоялась в замке Риглис, куда и прибыл Дангал по просьбе сына. Лорд Руткер так же присутствовал при разговоре, чему Гартош был только рад.

– Отец, – со всей серьезностью начал Гартош. – У меня к тебе большая просьба.

– Какая? – с искренним интересом спросил Дангал. Сын крайне редко обращался к нему с просьбами, а тут такая серьезность.

– Я бы хотел, что бы ты воспользовался своим служебным положением, а точней дружбой с императором.

Дангал нахмурился:

– И что ты хочешь от меня, точнее от императора? Если ускорить формирование легиона, то тут я тебе не помощник. Черный Полк и так обошелся империи в круглую сумму.

– Нет, это совсем другое. Это не по службе. У меня личная просьба.

– Ну, ну, выкладывай, какие у полковника виктанийской армии, личные просьбы к императору?

– У молодого представителя рода Осколов, рода очень преданного и дружественного роду Гратров, такая просьба. Я бы очень просил, чтобы император, на бал весны, который состоится через две недели в Тороне, пригласил семью лорда Легнера, барона Магнифа, с женой и дочерью.

Дангал рассмеялся:

– Ох, ты и плут сынок! Решил с помощью императора обустроить свои любовные делишки?

– Ну, в общем, да.

– Весь в отца, – буркнул Руткер.

– И в деда, – не остался в долгу Дангал. – А теперь рассказывай, что за барон? Я так понимаю, у тебя интерес к его дочери? Или к жене?

Старшие Осколы рассмеялись.

– К дочери, отец, к дочери.

И Гартош вкратце рассказал историю своего знакомства с семьей лорда Легнера.

– Постой, постой, – вдруг что-то вспомнил Руткер. – Род Злоритнов, что-то припоминаю… Дилесса Азария, не из рода Тольмаров будет?

– А вот этого я не знаю.

– Из него, теперь я точно вспомнил.

– Из тех самых Тольмаров, из которых происходила Лилу? – удивленно переспросил Дангал.

– Из них.

– Ох, и задал ты мне задачку сынок!

– Да в чем дело? Если она из Тольмаров, то что? И кто такая Лилу?

– Историю нужно изучать и помнить, – наставительно сказал Руткер. – Дилесса Лилу, герцогиня Алинейская, самая известная бунтовщица в истории Виктании. Магинесса была одна из сильнейших в то время, и полководец не из последних. Ох, и попила она крови из императора! Не хотел бы я жить в то время и участвовать в усмирении Лилу. Не один сильный маг тогда голову сложил.

– Кажется, она была полукровкой, – добавил Дангал.

– Да, какая-то часть эльфийской крови в ней присутствовала. И судя по всему, внучек, эта Лилу, была пра, пра, пра какой-то бабкой твоей Лиситы.

Гартош пару минут переваривал услышанное:

– Ну и что это меняет? Ну, была какая-то прабабушка бунтовщицей, сколько поколений уже прошло. К Лисите, это не имеет ни малейшего отношения.

– Ошибаешься сынок, очень даже имеет. У Гратров к Тольмарам особое отношение. И я не уверен, что оно поменялось, даже спустя несколько веков. Да, озадачил ты меня сынок, – вновь взялся за голову Дангал.

– Кстати, Гартош, а ты уверен, что там обошлось без магического влияния? Тольмары очень сильный род, в магическом плане.

– Да нет, дед. У меня амулет имеется, тобой кстати подаренный. Да и сам я магию за латон чую.

– И все-таки, давай я проверю.

Лорд Руткер долго ходил вокруг внука, выискивая на нем хоть малейшие следы от любовных чар.

– Похоже, что ничего нет, хотя с Тольмарами нельзя быть абсолютно уверенным.

– По-моему до сих пор действует запрет, на обучение и применение Тольмарами магии, – сказал Дангал.

– Тогда это объясняет, почему Лиситу обучают дома. Практически во всех студиях и академиях хоть немного обучают магии, а они не хотели нарушить запрет.

– А может быть наоборот? Лиситу обучали дома именно магии?

Все Осколы многозначительно переглянулись. Гартош тяжело вздохнул:

– Так что, на императора мне рассчитывать нечего?

– Я думаю, что Тольмаров пора вытащить из тени. На виду гораздо тяжелей, что либо нарушить, скрывать или замышлять. Я попробую уговорить Лориана.

– Спасибо отец!

– Пока еще не за что. Может быть мы действительно понапридумали лишнего про Лиситу и ее семью.

Руткер развел руками:

– Поживем, увидим. А пока будем молить богов, чтобы так и было.

* * *

Весенний бал, самый любимый бал Гартоша. Еще не жарко, но уже и не холодно, воздух наполнен одуряющим ароматом цветов, и свежестью прошедшей грозы. В Весеннем зале отсутствовала передняя стена и можно было спуститься прямо в цветущий сад, прогуляться по широким аллеям, уединится в узких аллейках или уютных беседках.

Зал постепенно наполнялся людьми, а церемониэйстер до сих пор не объявил о прибытии тех, кого Гартош ожидал больше всего. Вот-вот должен был появиться император с императрицей, и не успеть к выходу монарха считалось верхом дурного тона. Барон Магнифа с женой и дочерью успели. Увидев Лиситу, Гартош даже пропустил появление императорской семьи, но зато с ревностью отметил, как оживились дворцовые ловеласы – появление такой красотки не осталось незамеченным.

Барон с семьей скромно расположились в самом углу огромного зала, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Но так уж получилось, что именно эта семья для многих сейчас представляла особый интерес. Кроме молодой баронеты, которая одним своим появлением обеспечила себе успех, много пристальных взоров было приковано к ее матери, дилессе Азарии. И Азария стоила этого внимания – она почти не уступала дочери в красоте и очаровании. Оценив неувядающую красоту баронессы, лорд Руткер проверил реакцию своих сторожевых амулетов, развешенных на входе и по всему залу. Ни один амулет не зафиксировал проявления чужеродной магии.

Лисита была в восторге. Нет, ее просто ошеломил блеск двора, количество красивых мужчин и женщин, великолепных нарядов и драгоценностей, наличие громких имен и фамилий. Азария так же впервые была на таком высоком приеме, но могла держать себя гораздо сдержанней, хотя с грустью и отметила: не так уж много она видела в своей жизни, гораздо больше прошло мимо. И только барону была не по душе вся эта суета и напыщенность. Весь этот показушный блеск, в его глазах не стоил и выеденного яйца.

Зазвучала музыка, и Гартош с ужасом почувствовал, как его ноги буквально приросли к полу. Вместо того чтобы мчаться к предмету своего воздыхания, оказаться возле нее первым, он стоял и смотрел, как несколько щеголей ринулись на свежий лакомый кусочек.

Но слава всем богам, на свете есть друзья. И друзья видели, что творится с Гартошем. Наперерез одному из любителей молодых неопытных девиц, уже предвкушающему очередную победу, вышел Алькон:

– А скажите-ка господин сотник, – взял он за локоть претендента, – правду ли говорят, что в вашем полку…

– Извините сотник, мне сейчас не до обсуждения служебных дел. Я собираюсь приятно провести вечер, а вы мне мешаете.

– Я могу помочь тебе провести этот вечер весьма приятно, с набитой мордой.

– Да в чем дело, сотник?!

– А дело в том, что если ты хочешь, чтобы об этом вечере у тебя остались самые приятные воспоминания, то нужно изменить курс и топать в другом направлении. А ели господин сотник имеет ко мне претензии, – Алькон снова стал предельно вежливым, – я готов встретиться с вами в любое время. Выбор оружия за вами.

Претендент на мгновение задумался:

– Что такое сотник, сам глаз на малышку положил?

– Не я, мой друг.

– Хотел бы я, чтобы у меня были такие друзья… Хорошо, я даю вашему другу шанс – два танца. Если за это время он сам не возьмется за дело, то есть, за эту красотку, за нее возьмусь я. – И последовав совету Алькона, претендент действительно изменил курс.

Примерно такие же беседы провели друзья Гартоша с другими желающими познакомиться с Лиситой, и близко не подпустив к ней переполненных страстью ловеласов. Как выразился Терес, – не для них вытащили из глуши этот нераспустившийся бутончик.

Барону Магнифа этот бал нравился все меньше и меньше. Он заранее испытывал неприязнь ко всем, кто проявит к его дочери хоть малейшее внимание. Но черт возьми! Он никак не рассчитывал, что его красавица дочь останется незамеченной. Глаза Лиситы так же стали заполнятся слезами, танец уже заканчивался, а она до сих пор ни у кого и не вызвала нтереса. Может у нее слишком скромное платье, или не такие дорогие драгоценности? И только дилесса Азария оставалась спокойной, от ее внимательного взгляда не ускользнуло, как несколько молодых людей перехватили желающих потанцевать с ее дочерью. И на их черных парадных мундирах, на левой груди, отчетливо виднелся вышитый знак – голова черного единорога в серебряном кругу. Такой же знак имелся и у того молодого полковника, который пару недель назад неожиданно нарушил покой их семейства, и запал в сердце ее дочери.

И только на второй танец Гартош собрался с духом и твердым шагом направился к Злоритнам. За его продвижением внимательно следили несколько десятков глаз, начиная от конкурентов и заканчивая императором – которому так же было интересно, чем же закончится эта необычная любовная история. Императору нелегко далось решение пригласить потомков Лилу во дворец. И решающую роль здесь сыграло то, что представителей этого мятежного рода все-таки лучше держать поближе, да еще под присмотром другого сильного рода. Рода преданного императору и его семье.

– Господин барон, госпожа баронесса, – Гартош отвесил легкие поклоны, – разрешите пригласить вашу дочь на танец.

Лорд Легнер хмуро кивнул, начиная понимать, как этот ловкач обустроил свидание с его дочерью – самого императора подключил. Дилесса Азария приветливо улыбнулась и легко подтолкнула сияющую дочь вперед.

Конечно, весь вечер Лисита танцевала только с Гартошем. Они много говорили, еще больше молчали и под закрытие бала прогулялись по парку, само собой, с разрешения родителей.

* * *

Через три месяца бурного романа, тайных и явных свиданий, Гартош с Лиситой сыграли свадьбу. Свадьбу Гартоша сыграли там же, где и свадьбу Гнивера – в Риглисе. Гостей собралось еще больше, чем в прошлую свадьбу, и Хозяйке вновь пришлось потесниться.

VI

Не часто Гартоша вызывали к императору, но если это происходило, следовало ожидать особенного задания. Так что полковник Оскол приготовился ко всему.

– Как идет формирование нового полка? – поинтересовался император.

– Все идет по плану, ваше величество. Уже сформировано три новых сотни. Они готовы вместе с первым полком выполнить любое ваше задание.

– Это хорошо, что готовы. Но новые сотни мы трогать не будем, обойдемся первым полком.

– Что за задание, ваше величество?

– Дело очень необычное и деликатное. – Лориан выдержал паузу. – Нужно помочь одной королевской семье удержаться на троне.

Гартош попробовал угадать:

– Реат?

– Нет, не угадал.

– Тогда где? – командир единорогов пытался судорожно вспомнить, какой королевской семье может понадобиться срочная помощь.

– Не ломай голову, – сжалился император, – это не в нашем мире. – И предвосхищая всякие вопросы, продолжил. – В одном из миров сопутствующих Иктиву, есть небольшое королевство, король которого находится с нами Гратрами в дальнем родстве. Королевство нужно сказать захудалое, как и все в том мире, но родственникам нужно помогать. Ведь так?

– Так, – немного ошарашено ответил Гартош.

– Для черных единорогов межпространственные переходы не намного сложнее подпространственных, так?

– Так, – снова повторил Оскол.

– Вот вам и предстоит перенестись в тот мир, и научить соседей вежливому обращению с нашими родственниками. Да так, что бы этот урок запомнился как можно дольше.

– Не маловато ли одного полка для такого задания? – засомневался единорог.

– Достаточно. Больших армий там никогда не было, а боеспособных, подобных вашему Черному Полку, тем более.

– Тогда мы готовы, ваше величество!

– Вот и отлично. Через пару дней отправитесь. Так как дело предстоит деликатное, новое и сложное, я даю вам в помощь опытного мага – твоего брата, лорда Гнивера. Надеюсь, ты не против?

– Нет, конечно.

– Тогда действуйте.

* * *

Как оказалось, Гнивер уже побывал в королевстве Литерия, куда они должны были отправиться, и ввел брата в курс дела.

– Королевство небольшое, не карликовое, конечно, но далеко не масштабы Иктива. Король Кванат, не в обиду Гратрам будет сказано, полное ничтожество. Точнее – нытик и ничтожество. А какой король, такое и королевство. Поэтому неудивительно, что соседи решили не только оттяпать у Литерии кусок территории, а присоединить к своему королевству все ее земли. Я не думаю, что у нас возникнут сложности с соседями – как ты говоришь, не таких сусликов выливали. Но мне не нравится находящееся рядом со столицей Литерии болото. Что-то там не так, с ним нужно разобраться особо.

Гартош улыбнулся:

– Я почти полюбил болота.

– А я не очень. Точнее совсем не люблю.

– Какое посоветуешь взять оружие?

– Думаю, достаточно средней чешуйчатой брони и среднего вооружения. Вы должны выглядеть внушительно, но быть подвижными.

– Внушительно, это мы можем.

Полк собрался быстро. Первыми к дворцу короля Кваната отправились братья Осколы. Короткое знакомство с королем – действительно, даже на вид полное ничтожество, – принцессой Лукрен – долговязой прыщавой девицей, совсем не похожей на папашу, что наводило на размышления, – и Гартош, оставив брата общаться с королевским семейством, удалился подготавливать место для своего полка.

Дворец, конечно, не был шедевром архитектуры, и, как все вокруг, пребывал в запустении. Казалось, сам воздух навевает уныние. Да, воздух действительно тяжелый – даже служа на болоте растов, Гартош не дышал таким зловонием. Стараясь дышать неглубоко и как можно реже, полковник обошел двор по периметру. С одной стороны двор был огорожен глухим деревянным забором.

– Что там? – спросил Гартош у шляющегося неподалеку слуги.

– А, – махнул слуга рукой, – пустырь. Пустырь мозолил глаза королю, и потому его закрыли забором.

Оскол отломал некрепко держащуюся доску и заглянул на ту сторону. Действительно поросший бурьяном пустырь – то что нужно. Вполне хватит места, что бы разместить полк.

Единороги прибывали посотенно, и, что бы не будоражить местных жителей, стазу же на пустырь. После прибытия последней сотни, Осколы и сотники собрались на совещание.

Гнивер начал просвещать собравшихся:

– Дело обстоит таким образом. Соседнее королевство, Заркания, обвинило Кваната в оскорблении их короля, Титара III, и требуют, либо поединка, либо добровольного сложения короны.

– Поединок, это хорошо, – подал голос Алькон. – Почему король не согласился?

– Ты его видел, какой он нахрен поединщик? Хотя сама идея поединка мне нравится.

– Но ты же сам говорил, что из Кваната поединщик никакой.

– Он, да. Но у нас найдется кому его заменить.

– Согласиться ли Титар? – засомневался Гартош.

– А его никто и спрашивать не будет.

– Это как? – в один голос спросили Гартош и Алькон.

– Я могу наложить личину, и выдать за Кваната любого нашего бойца.

– Не разгадают?

– У них здесь нет настолько сильных магов.

– Тогда я готов немного побыть королем, – решил Гартош.

– Почему ты? – возмутился Алькон.

– Потому, что я полковник.

– Я тоже хочу в этом участвовать!

– К сожалению, я не смогу удерживать личину более трех личин. Сам я займу место придворного мага.

Алькон обрадовался:

– Но ведь еще одно место остается!

– Да. И кем ты хочешь быть? Принцессой, или придворным шутом?

– Почему именно ими? – недоумению и возмущению Алькона не было предела.

– Потому, что именно принцесса имеет право присутствовать на всех мероприятиях. Ну а шуту вообще закон не писан.

– Тогда уж лучше шутом…

– Зря ты отказался быть принцессой, – алчно улыбнулся Терес. – Мы бы…

– Рот закрой! Если тебе нравится принцесса, она полностью в твоем распоряжении. Думаю кроме тебя, на нее охотников не найдется. – Алькон обвел взглядом сотников. Те энергично завертели головами, подтверждая, что не претендуют на принцессу.

Переждав, когда общее веселье утихнет, Гнивер сказал:

– Тогда действовать будем так…

* * *

Король Заркании Титар III, вместе с войском в три тысячи мечей, подтянулся к столице Литерии на следующее утро. Кваната, чтобы ничего не испортил, отправили в Виктанию, и короля соседа, уже в новом образе, встречал никто иной, как Гартош.

Соседи вошли в тронный зал как хозяева, не обращая внимания на немногочисленную стражу и собравшихся возле трона вельмож. Удостоен был вниманием, лишь трясущийся на троне король, да туповатого вида маг, с отсутствующим взглядом. Титар III представлял из себя личность колоритную – здоровый мужик с внушительным животом и окладистой бородой. Придворный дурачек карлик Хряс, увидев Титара радосно завопил и бросился дергать короля за бороду, при этом ловко уворачиваясь от пинков и оплеух.

Наконец Хряса поймали, оттащили в сторону, надавали тумаков и отпустили. Обиженный шут отбежал подальше, и обзывая гостей грязной бранью, грозился переловить их и зверски изнасиловать. Угрозы шута вызвали у зарканийцев приступы истерического смеха, и к трону Титар подошел в приподнятом настроении.

– Слезай! – без всяких предисловий сказал он.

– К… как слезать? – дрожащим голосом, но все же стараясь не переиграть, спросил Гартош.

– Как хочешь, так и слезай, – вытирая слезы повторил Титар. – Хочешь передом, хочешь задом.

– А зачем?

– Драться будем. Хочешь драться?

– Нет, – замотал головой король, – не хочу.

– Тогда собирайся и уходи без драки. Тебе не место на троне.

– Куда же я пойду?

– Да куда хочешь. Только что бы я тебя больше не видел. Так что, сам уйдешь, или все-таки возьмешь в руки меч, и мы решим спор так, как его решали наши предки?

– Возьму меч, – кряхтя и стеная сказал «Кванат».

– Хоть что-то в тебе осталось, – одобрительно прогудел Титар, принимая от своих слуг здоровенную секиру на длинной ручке.

С уважением посмотрев на секиру, Гартош вытащил из-под трона ножны с Гариантом. Увидев шипением выходящий меч, Титар чуть не выронил секиру.

– Ты где взял такого красавца?

– От предков остался, – неуклюже взмахнув мечем, ответил «Кванат».

– Меч здесь оставишь! Если живой останешься.

И Титар первый нанес удар. «Кванат», бестолково отмахнувшись, с криком отскочил в сторону. Секира врезалась в пол, и по залу разлетелись крошки мрамора.

– Бегай не бегай, все равно мой будешь, – процедил Титар, и вновь бросился на соседа.

После трех, четырех богатырских замахов, Титар стал дышать с отдышкой, видимо и у короля Заркании не было в последнее время боевой практики. «Кванат» же напротив, стал оживляться. Увидев, что Титар, несмотря на свою медвежью силу, довольно таки неуклюж, невысокий и полненький король Литерии шариком покотился вокруг грозного соперника, успев кольнуть его кончиком меча в могучий зад.

Вельможи Литерии радостно загалдели, среди спутников же Титара началось недовольное брожение.

– Кончай его Титар! – крикнул здоровяк, чем-то неуловимо похожий на короля.

А конфликт ширился. Зловещего вида маг Заркании решил помочь своему королю, и наслал на его соперника страшное заклинание. Которое впрочем не достигло адресата – маг Литерии оказался не так уж прост, и переправил заклинание в другого короля. Титара выгнуло дугой, и воспользовавшись ситуацией, «Кванат» ткнул мечем в его обьемистый живот. Кишки он сопернику не выпустил, но королевская кровь стала обильно заливать пол вокруг раненого.

Озлобившийся маг Заркании напал на своего литерийского коллегу и между ними завязалась нешуточная борьба. И спутники Титара, и литерийсие вельможи, предпочли держаться подальше от летающих шаров и хлещущих молний.

Воспользовавшись тем, что на него не обращают внимания, из коридора, в котором не горел ни один светильник, выбрался вооруженный внушительной дубиной шут Хряс, он же Алькон. Шустро подбежав к задним рядам зарканийцев, он врезал троим из них между ног, и, бросив дубинку, умчался обратно в коридор. Пострадавшие, с перекошенными от боли и злости лицами, бросились за карликом. Не успела темнота поглотить последнего из преследователей, как тут же раздались звуки схватки. Через минуту из коридора вновь появился «Хряс», со злорадным видом вытирающий окровавленный кинжал, что в его руках выглядел как меч.

– Всех здесь положу, – зловеще пообещал он.

На карлика набросились сразу четверо. Но странный шут оказался на удивление ловким, неизменно уходя от ударов и безжалостно полосуя соперников.

В схватке королей удача так же не сопутствовала гостям. Достаточно поводив Титара, уже потерявшего много крови, «Кванат» подскочил и сильным ударом рассек противнику предплечье. Секира выпала из рук Титара и через секунду у его горла оказалось острие меча.

– Как тебя убить соседушка? – елейным голосом спросил Гартош. – Быстро, или растянуть удовольствие?

– Пощади, – прохрипел король-сосед.

– И какая мне с этого выгода?

– Я поклянусь на «Королевской правде» никогда не нападать на твое королевство.

– И все? – удивился «Кванат». – Когда я тебя убью, ты в любом случае больше на меня не нападешь.

– Я три года не буду брать дань с твоих купцов, – стараясь не смотреть на своих подданных, пообещал Титар.

– Десять, – тут же нашелся Гартош.

– Пять, – нашел в себе силы поторговаться поверженный король.

– Хорошо, пять, – после недолгого раздумия согласился победитель.

– Ты с ума сошел, братец! – заорал здоровяк, так похожий на Титара. – Ты обещал, что это королевство достанется мне!

– Попробуй взять его сам, – мудро посоветовал Титар.

– И возьму!

У «Кваната» появился новый соперник, молодой и более подвижный. Переждав пару особо сильных ударов, Гартош не стал затягивать схватку, и молниеносным ударом отсек противнику кисть правой руки. Заревев словно раненый медведь, брат короля зажал обрубок и бросился из зала.

В углу, Гнивер лупил своего соперника магическим жезлом, уже без всякой магии. Алькон зарезал троих и с идиотским, и от того жутким смехом, гонялся за остальными. Вскоре тронный зал наполовину опустел: гости покинули его, кто мог, конечно, а местные вельможи недоуменно переглядывались. Они ни как не ожидали такой прыти от своего короля, колдуна и уж тем более шута.

Снаружи, во дворе, все больше нарастал шум. Гартош с компанией поспешили туда же. Брату короля уже перевязали руку и помогли взобраться на лошадь. Кривясь от боли и баюкая руку, здоровяк призывал воинов отомстить за те унижения, что зарканийская королевская семья потерпела в этом богами проклятом королевстве. Воины потрясали оружием и уже были готовы идти на штурм, когда на выходе из дворца показалась наша троица. Площадь потряс возмущенный рев.

Поняв, что медлить больше нельзя, Гартош подал условный сигнал и деревянный забор, перегораживающий двор, упал. За забором, построившись для атаки, застыли сотни черных боевых единорогов с всадниками. Над площадью быстро установилась тишина, даже лошади перестали фыркать. И в этой тишине, визг короля резанул по ушам похлеще бритвы.

– Убейте этих зарканийских ублюдков! – толстенький «Кванат» кричал, брызгал слюной и топал ногами. – Принесите мне их поганые головы!

Передние ряды черной тысячи опустили копья и стали медленно набирать скорость. Передние же ряды зарканийцев ломанулись назад, расталкивая и пробивая себе дорогу сквозь не совсем понимающие ситуацию задние ряды.

Наконец, до всего титаровского войска дошло, в какую мясорубку они сейчас попадут. Паника мгновенно охватила всех до единого. Давка на выходе из площади выросла в несколько этажей. Люди и лошади смешались в одну кучу, крики боли и ужаса донеслись, казалось, до самых небес. Виктанийцы не торопились, они давали возможность противнику удалиться как можно дальше – трупы на площади не нужны были никому.

Через несколько минут, двор перед дворцом и примыкающая к нему площадь опустели. Из дворца, хромая и держась за живот, вышел Титар. Он хмуро осмотрел заваленную брошенным оружием площадь и подошел к «Кванату»:

– И как это все понимать?

– Что именно?

– Твое преображение и могучее войско.

– Притворялся я, – нехотя признал «Кванат». – Такая скукотища иногда наваливает, что хоть вой. Единственный выход, это война. Но я же справедливый, поэтому не мог сам напасть первым. Мне нужен был повод. И вот дождался подарка от соседа. – Король Литерии с благодарностью посмотрел на собеседника.

– Справедливый говоришь, – Титар иронично хмыкнул. – А обманывать соседей хорошо?

– А нападать на соседей?

Их беззлобную перепалку прервало появление огромного единорога, это спешил Терес. Сотник держал что-то в правой руке, и когда он подъехал поближе, стало понятно что – голову брата короля.

– Вот, ваше величество! Как вы и приказывали, головы ваших врагов! – бодро доложил он.

Титар побледнел еще больше и пошатнулся. «Кванат» поддержал соседа и принялся его успокаивать:

– Не переживай ты так. Ну, перестарались ребята, с кем не бывает. Им же тоже без дела скучно. А твой братец та еще скотина, без всяких признаков чести. Наверняка он на твое место метил.

И король Литерии, поддерживая короля Заркании, повел его назад, во дворец.

* * *

Одержав блестящую победу над зарканийцами, Гнивер не торопился покидать королевский дворец и отпускать единорогов.

– Что-то со столицей Литерии, и особенно дворцом не так, – объяснял он свое решение. – Висит над ним чья-то злая сила. И не одна. Здесь замешано болото, и еще что-то есть под землей. Нужно остаться и разобраться, иначе боюсь, скоро нам снова придется идти Кванату на помощь. Если успеем.

– Жаль, что с нами нет Сирела, – сказал Гартош. – Он человек опытный, может, чем и помог бы.

После того, как Черный Полк был полностью сформирован, Сирел вернулся в Тайный Легион. Точнее, его туда вернули, сказав: попользовались и хватит. Опыта Сирела действительно не хватало молодой части.

– Ничего, справимся сами, – ответил Гнивер. – Думаю, двое трое суток хватит, что бы распутать здешний клубок.

Оказалось, что разместить целую тысячу новых постояльцев не так уж просто. Две сотни единорогов осталось в полупустом дворце, – который раньше видал времена и получше – остальных пришлось отвести в город. Многие горожане, особенно мужская половина, не испытывали восторга от соседства со своими защитниками, что вызывало недоумение, и в свою очередь недовольство у самих единорогов. Но в городе оказалось много пустующих домов, так что старались по возможности обходиться без конфликтов.

Сам Гартош выбрал для себя конечно покои короля, на что имел полное право. Принцеса Лукрен, напуганная таким количеством чужих мужчин, почти не показывалась из своих комнат, но желающих лицезреть ее было не много, так что никто не расстроился.

Ближе к вечеру Гнивер, Вирон, Гартош и еще несколько наиболее сведущих в магии виктанийцев, выбрались к местному болоту, почти вплотную примыкающего к городу и дворцу. Конечно с болотом растов оно не шло ни в какое сравнение – с небольшого пригорка видно другой берег, – но от него веяло таким отчаяньем, что хотелось упасть в невысокую луговую траву, и лежать без движения.

– Наваждение, – после недолгого исследования пришел к выводу Гнивер.

Вирон и другие сопровождающие, пришли к тому же выводу.

– Ты хочешь сказать, что в болоте сидит какая-то хрень, и отравляет людям существование? – уточнил Гартош.

– Именно. Точнее не скажешь.

– Кто это может быть?

– Скорей всего, водяной или болотник, причем не простой, а энергетический вампир. Оттого и люди здесь такие безвольные, с них легче тянуть энергию.

– Будем выгонять или договариваться?

– Ни то, ни другое. Пройдем ка вот туда, к реке, по-моему там кроется решение нашей проблемы.

Группа воинов единорогов вслед за Гнивером спустилась с пригорка, и в обход болота направилась к реке. Вскоре болото оборвалось, как по приказу, и ниже тянулся обыкновенный луг. Ограничивала болото насыпная дамба, перегораживающая реку. Посреди дамбы стояли шлюзы и регулировали сток воды.

– Странно, – пробормотал Вирон, – такое удобное место, а мельницы нет.

– Не для того строилась эта дамба и шлюзы, – сказал Гнивер. – Они строились что бы затопить окрестности и создать болото.

– Внушение? – сообразил Гартош.

– Оно. Интересующее нас существо создало себе среду обитания.

– Тогда дело упрощается. Спускаем воду и болото вскоре высохнет.

– Так и сделаем. Завтра. Ночью я хочу кое-что проверить.

Возвратившись во дворец, Гартош вызвал управляющего:

– Давно здесь это болото?

– Все время, ваше… Уважаемый господин.

– Почему его до сих пор не осушили?

– Вы что?! – управляющий испугано замахал руками. – Там сидит – он.

– Кто, он?

– Наш благодетель и покровитель Литерии. Если мы попытаемся спустить воду, он нашлет на нашу страну страшные проклятья.

– Понятно, свободен. Дальше мы сами. Хорошо устроился, этот ваш покровитель.

– Один из королевских магов как-то пытался спустить воду с болота, – уже уходя вспомнил управляющий.

– И что?

– Утром его нашли мертвым. Его лицо было искажено таким ужасом, что стало страшно даже тем, кто его нашел.

– Понятно, – еще раз повторил Гартош.

– И еще он постарел на несколько лет.

– Я все понял, можешь идти, – повысил голос мнимый король.

Перед заходом солнца Гнивер собрал командный состав полка и предупредил:

– Этой ночью держитесь настороже. Болотный вампир наверняка чувствует в нас угрозу и попытается что-нибудь предпринять

– Например? – уточнил Алькон.

– Не знаю. Я не так часто сталкивался с нечистью такого уровня.

– Может это нефрат? – предположил Гартош.

– Вряд ли. Нефратами становятся, а этот наверняка изначально был вампиром.

– Так может, попробуем его уничтожить?

– Нет Гартош, пока не спустим воду с болота, сделать это будет проблематично. Внимательно следите за своими единорогами, эти изначально магические существа очень чувствительны к магии, особенно такой, направленной против их хозяев.

– Единороги не пострадают? – обеспокоился Гартош судьбой своих боевых товарищей.

– Нет, они ему не по зубам. Вам все понятно? Тогда идите спать. И не забудьте выставить дежурных.

* * *

На широком королевском ложе с комфортом разместились втроем: по краям Осколы, а вовнутрь запихнули Алькона. Сотник громко протестовал против сговора и произвола братьев, но другого способа оказаться в гуще событий (а где Гартош там и события) не было.

Командир единорогов долго боролся со сном – и в потолок пялился, и пытался обдумать завтрашний день, но как-то незаметно уснул. Просыпался он тяжело. Кричало чувство опасности, и еще кто-то пытался дозваться, но все это словно сквозь толщу мутной воды. Болотной воды. Стоп! Болото! В болоте сидит ОН! И ОН хочет Гартошевой жизненной энергии. А вот хрен ему! Гартош словно утопающий выскочил на поверхность воды, и сразу же почувствовал, как липкое невидимое щупальце уползает куда-то в угол спальни. Было огромное желание ударить по нему голой силой, но Гнивер удержал:

– (Подожди! Это еще не конец.)

Подождать, так подождать. Свою нерастраченную злость младший Оскол приберег до следующего раза. Сон прогнало окончательно, и потянулись томительные минуты ожидания. Рядом безмятежно храпел Алькон, что вызывало зависть и раздражение. Но обостренный слух вдруг улови тихое шуршание. Гартош насторожился. Дверь в спальню бесшумно открылась и в небольшую щель кто-то проскользнул. Кто-то настолько маленький, что его не было видно из-за спинки кровати.

Невидимый гость почти неслышно протопал к кровати и спрятался под ней. Затем, то же проделал еще один. Осколы, в отличие от Алькона даже дышать перестали, а тот выдавал трели, словно раст в брачный период. Полковник нащупал руку сотника и чуть слышно сжал ее, не хватал еще, что бы тот спросонок натворил делов. Храп на мгновение сбился. Гартош еще раз сжал руку Алькона. Убедившись, что это условный знак, а не попытка посягательства на его честь, сотник сжал руку с ответ, и вновь захрапел, причем очень достоверно.

Долго ждать не пришлось, коротышка стал карабкаться на кровать. Сквозь полупрыкрытые веки Гартош пытался рассмотреть гостя. Гость приподнялся, и Оскола чуть не вывернуло от омерзения. Безволосая морщинистая кожа, большие круглые глаза, сплюснутый нос и широкий тонкогубый рот. Тонкогуб оскалился и показал маленькие острые зубки, и два длинный тонких клыка в придачу. Еще один вампир! Сколько же их здесь?! Этот вампир несколько походил на своего собрата из красного мира – Оритерара. Гартош с трудом удержался, что бы ни спихнуть чудовище ногой. Но любопытство победило.

Вампир рассматривал лежащих на кровати, видимо обалдевая от обилия угощения и наконец, быстро пополз к голове Гартоша. Младший Оскол не выдержал и на полдороге схватил жаждущего его крови вампира за горло. Тот пискнул, затрепыхался и, несколько раз царапнув когтями так не вовремя проснувшуюся жертву, затих. Неверяще тряхнув безжизненно висящее тельце, Гартош чертыхнулся, похоже, что перестарался и задавил гаденыша.

Из-под кровати к дверям метнулся собрат задушенного вампира, но тут не сплоховал Алькон. Брошенный им кинжал, буквально пригвоздил незваного гостя к дверям.

– Вы что сволочи делаете?! – прошипел разъяренный Гнивер. – Они мне живыми были нужны!

Алькон возмутился:

– А если бы сбежали?

– Ну и пусть сбежали бы. А мы бы посмотрели, откуда они приходят. Где теперь искать вход в их логово?

Единороги виновато прятали глаза. Действительно, сорвались словно мальчишки, не сумели сдержаться.

– Давай сюда свою добычу! – потребовал Гнивер, и Гартош с удивлением увидел, что все еще сжимает горло вампирыша.

– Ты знаешь, что это такое? – спросил душитель, передавая тельце брату.

– Конечно. Кретеры. Одна из разновидностей истинных вампиров. Причем, довольно неопасная. Эти, по-моему, даже магией не владели. Пользовались тем, что болотник по ночам тянул жизнь из обитателей дворца, а может и всего города, и в свою очередь сосали из беззащитных жителей кровь. Где я теперь найду живые образцы? На единорогов и их всадников они вряд ли посмеют напасть.

Алькон с Гартошем переглянулись и разом выдали:

– У принцессы!

И бросились из спальни.

– Стоять! – негромко, но внушительно рявкнул Гнивер. – Идите за мной, а то вы мне ни одного живого вампира не оставите.

Гнивер вышел первым, за ним Алькон, Гартош немного замешкался. Он вернулся и одним ударом кинжала отсек вампирчику голову. На всякий случай.

Они тихо крались по коридору к покоям принцессы, и хотя Гнивер надел на всех полог невидимости, старались вести себя как можно тише. И не зря. Наша тройка достигла спальни Лукрен, когда дверь распахнулась и из нее вышли еще двое кретеров. Ростом они едва достигали обычному человеку до пояса. Худощавы, одеты в серые плащи с капюшонами, которые тут же и накинули. Теперь их не отличить от карлика шута. Неплохая маскировка.

Вампиры прошествовали мимо замерших людей ничего не заподозрив, и тихо переговариваясь, скрылись за поворотом. Со всей предосторожностью, люди последовали за ними. Перед поворотом остановились.

Кретеры достигли конца коридора и так же остановились. Несколько минут они чего-то ждали, по-видимому, своих соплеменников. Так и не дождавшись, они подошли к большому горшку с цветком. Кряхтя и тяжело дыша, коротыши стали отодвигать горшок в сторону. Было видно, что для двоих это тяжелая работа. Наконец они отодвинули горшок, и, отдышавшись, нажали на большую квадратную плитку. Плитка бесшумно ушла вовнутрь. Еще немного подождав, вампиры нырнули в проем, и, подтянув горшок, закрыли вход.

– Вход нашли, но займемся мы ним чуть позже, – сказал Гнивер.

– Почему? – удивился Алькон. – Нужно сразу идти по следу.

– Во-первых, нам нужно подготовиться, что бы не вляпаться во что ни будь дурнопахнущее. А во-вторых, следует проверить, как там принцесса.

Лукрен разметалась на своей кровати и тяжело со стоном дышала. Видимо болотная магия продолжала на нее действовать. Гнивер подошел к хозяйке спальни и внимательно ее осмотрел. Но особого осмотра и не требовалось – на тонких запястьях отчетливо виднелись два двойных укуса.

– Я не понимаю, – прошептал Гартош, – им что, следы от укусов ничего не говорили?

– Возможно не говорили, – ответил Гнивер. – Посмотрите внимательно, ничего не замечаете?

Полковник с сотником присмотрелись, но ничего такого, на что следовало обратить внимание, не заметили.

– Вот здесь на запястьях чуть заметные точки, еще на шее, и вот еще на лодыжках. Следы от укусов зарастают почти полностью и вероятно очень быстро. Скорей всего и от этих к утру мало что останется.

– А что вы здесь делаете? – раздалось от дверей.

В дверях стоял Терес и с любопытством взирал, как друзья рассматривают худые ноги принцессы.

– Смотрим, какое богатство мы тебе доверяем, – мрачно выдавил Гатрош.

– Какое богатство, и почему мне?

– Богатство, это принцесса Лукрен, которую ты будешь охранять до утра, пока она не придет в себя. А почему ты? Кому же мы еще можем доверить такую важную миссию?

Терес долго не находил что ответить на такую откровенную подставу друзей, и только ехидное замечание Алькона, – Смотри, не теряйся здесь, – вывело его из себя. Вслед шутникам полетели проклятья и угрозы, но дверь уже захлопнулась.

* * *

Для похода по подземным ходам кретеров, отобрали самых низкорослых. Взяли нужное снаряжение, факелов, и двинулись следами вампиров.

Полковник естественно вызвался идти первым и оспорить это право у него мог только старший брат, Гнивер.

– Первым все-таки пойду я, – сообщил он брату.

Гартош тут же встал в вызывающую позу:

– Это почему?

– Потому, что, судя по размерам ходов, мы можем там и не разминутся.

– Ну и что?

– А то. Если попадется магическая ловушка, кто будет ее обезвреживать, ты что ли?

– Могу и я… А если случится другая опасность, не магическая? Тогда как?

– Ты хочешь сказать, что я не умею владеть оружием, или не сумею справиться с парой тройкой вампиров?

– Нет, конечно, я не это хотел сказать…

– Ну и отлично. На том и порешим. Лучше придумай какую-нибудь очередность для своих бойцов, а то так и будут толпиться и спорить, кто пойдет вперед.

Пока Гартош создавал подобие боевого порядка, Гнивер открыл потайной ход и на четвереньках полез в темноту. Следом нырнул младший брат. Ход был слишком низким, и даже согнувшись в три погибели на двух конечностях было не пройти. Поэтому великие воины и не менее великий маг, передвигались самым незавидным способом – на четвереньках. А в этом, кроме смеха, нашлось много сложностей. Во-первых, как нести оружие? Не у многих была возможность закрепить его на спине, как у Гартоша, поэтому приспосабливались на ходу. Вторую сложность представляли факела – их на спину не прицепишь, приходилось волочь в руках, постоянно натыкаясь на языки пламени. Про едкий дым можно промолчать. Ну и самое главное: долго такого передвижения никто не мог выдержать. Так что о преследовании можно было забыть, хотя бы логово гаденышей найти.

Но к счастью, такой низкий тоннель, почти все время полого спускающийся вниз, тянулся всего шетов сорок, а затем пошел более высокий потолок. Воины выровнялись и зашагали бодрей, даже факела стали гореть ярче. Вскоре их тоннель соединился с более широким, в который вливались все новые ходы.

– На центральную выбрались, – обрадовался Алькон.

И действительно, больше всего это напоминало центральную улицу. Похоже, кретеры здесь обосновались основательно и даже создали целый подземный город. Оставалось только выяснить куда идти. Гнивер колебался недолго и махнул рукой:

– Туда!

И небольшой отряд двинулся вслед за магом. Сейчас оба Оскола шли впереди, благо ширина тоннеля позволяла, и именно Гартош первым услышал голоса – они доносились из одного из боковых ответвлений. Отряд остановился, и даже факела потушили, внезапность сейчас решала все, и особенно важным было захватить пленного. Голоса слышались все отчетливей, хозяевам нечего было бояться и от некого таиться.

Первым из тоннеля вышел весело гогочущий вампирчик с небольшим фонарем в руке, видимо делившийся впечатлениями о прошедшей ночи. Он не сразу заметил замерших людей и почти налетел на них. Кретер даже не пытался бежать, а пораженно застыл. Не дав ему опомнится, Гартош аккуратно отобрал у коротыша фонарь, приподнял за шиворот и отдал Гниверу:

– (Одного хватит?)

– (Лучше парочку.)

– (Как скажешь.)

Став чуть в стороне от выхода из бокового тоннеля, Гартош хватал ничего не подозревающих кретеров, зажимал им рот и передавал по цепочке. Набралось пятеро.

– А ну присвети, – попросил он брата.

Гнивер запустил в тоннель светящийся шар. Как раз чтобы осветить спину улепетывающего кретера. Руки среагировали сами, и в удаляющуюся спину полетел нож. Тихо вскрикнув, вампир с разгону упал на пыльный пол.

– Вот черт! Теперь за ножом топать.

– Зато проверишь, нет ли кого за углом.

– Хватит тебе пленных? – вернувшись и вытирая нож, спросил Гартош.

– Вполне. Если твои орлы не передушат их раньше времени.

– Бедолаг? Ты их назвал бедолагами?

– Да. Ты посмотри на них.

Кретеры действительно представляли из себя жалкое зрелище. Пришло понимание, в какие жуткие руки они попали, и некоторых это повергло в ступор. Хотя парочка и попыталась побороться за свою жизнь. Вскрикнул укушенный за ладонь боец, и в сердцах шлепнул вампира о стену. Тот безвольно сполз на пол. Минус один.

– Аккуратней с пленными! – вскрикнул полковник. – Уж больно они хлипкие.

– Ага, я своего, похоже, тоже придушил.

Один из бойцов приподнял безвольное тельце.

Гартош в сердцах сплюнул:

– Руки тебе поотрывать!

Широкоплечий единорог виновато понурил голову:

– Я его даже не давил, так, держал только.

– Всех вампиров к Гниверу! И понежней с ними, понежней! Как с девушкой.

– А у меня кажись девушка и попалась! – обрадовался Алькон, что-то там нащупав.

Вампирша пискнула и попыталась вырваться, но Алькон аккуратно прижал ее к себе, что вызвало смешки у окружающих. Заулыбался и Гартош:

– Ты подожди ее пользовать, дай сперва Гниверу на допрос.

Алькон хотел было обидеться, но передумал и принял игру.

– После допроса она моя, надо же как-то мстить за выпитую кровь. Так я по своему… А после скормлю своему единорогу.

Кретерша в ужасе запищала:

– Не надо, я больше не буду!

Алькон обрадовался:

– Ты смори, она еще и разговаривает!

– Мой отец вождь племени, он сделает все, что вы захотите!

– Ну, парочку вождей мы прикончили в королевской спальне, – ухмыльнулся Гартош.

– Мой отец сегодня не выходил наверх.

– Повезло ему, – вмешался Гнивер. – А теперь рассказывай про свое племя.

Из рассказа маленькой вампирши люди узнали, что племя кретеров большое, сотни полторы особей. Живут они под людским городом пару сотен лет, не меньше. В город выходят по очереди, по давно прорытым ходам и все время роют новые. Они чувствуют, когда болотный вампир усыпляет город или часть города, и пользуются дармовым угощеньем. На них самих магия болотника не действует, может потому, что рассчитана на людей.

– Значит болотный вампир, может воздействовать на ту часть города, которая ему нужна? – уточнил Гнивер.

– Да, – пропищала рассказчица, – и весь город накрывает только тогда, когда очень голоден или зол.

– И пока люди беспомощны, вы пьете их кровь? – в свою очередь уточнил Гартош.

Кровопийца испуганно сжалась в комок:

– Мы совсем по чуть-чуть. Люди и не чувствовали. Мы даже больных лечили, мы умеем.

Гнивер прервал ее.

– Ну это понятно, смотрели чтобы стадо было здорово. Теперь показывай где ваше логово.

– Туда, вниз.

Бойцы двинулись в указанном направлении. По дороге наткнулись еще на несколько групп вампиров, вероятно возвращающихся с пиршества, и почти всех уничтожили. Проводница жалобно пищала, но ее мало кто слушал. Лишь Алькон что-то ласково шептал ей на ушко и она испугано умолкала. Примерно через полчаса подошли к входу в жилой комплекс. Здесь людям встретилось что-то вроде боевого охранения. Это даже нельзя было назвать схваткой. Кровопийц размазали по стенкам, и вошли в большую, довольно светлую, на удивление хорошо отделанную пещеру, из которой имелось множество выходов.

Появление людей вызвало сначала шок, а затем ужас и панику. Пещера наполнилась воплями и топотом.

– Перекрыть выходы! – скомандовал Гартош, и сам бросился к дальнему проему.

Благодаря быстрым, слаженным действиям, а так же панике среди кретеров, многих из них удалось захватить. Даже вождь попался. Командир единорогов занял место возле одного из проходов и время от времени пырял туда мечем. Не то, что бы он опасался нападения коротышек, но береженного боги любят.

Гнивер ходил вокруг сбившихся в кучу вампиров, и поигрывая длинным кинжалом, зловеще молчал. Пещеру захватили практически без сопротивления, поэтому особой ненависти эти недомерки не вызывали. И даже то, что они пили кровь у людей, говорило скорей за ущербность таких людей. Но все-таки это были вампиры. Вампиры пьющие кровь у людей, и этим все сказано.

Гнивер остановился, и брезгливо оббежав взглядом толпу, поинтересовался:

– Кто здесь старший?

Старшим оказался старый сморщенный кретер. Он нехотя вышел из толпы, точнее, его почти вытолкали оттуда.

– Я главный. Я вождь. Меня зовут…

– Меня не интересует, как тебя зовут! – рявкнул Гнивер. – Я говорю, а ты слушай! За то, что вы делали с людьми, мы вправе всех вас уничтожить. Но у нас сегодня просто приступ доброты, и мы даем вам шанс убраться отсюда целыми.

– Но куда же мы пойдем… повелитель?

– Это хорошо, что ты понял, кто здесь повелитель. Куда вы пойдете, меня интересует меньше всего. Но если через два часа в подземелье останется хоть один вампир, я выжгу все вокруг.

С поднятой руки Гнивера сорвалась толстая молния и ударившись в невысокий потолок преобразовалась в маленькое солнце. Оно выглядело как настоящее и все почувствовали его жар.

– Два часа! – почти выкрикнул Гнивер. – И все здесь будет залито огнем. Все понятно?

– Понятно повелитель, – залепетал вождь.

Обведя их тяжелым взглядом Гнивер бросил:

– Уходим.

И первым вышел их пещеры. Гартош нагнал брата недалеко от входа:

– Ты думаешь, их лучше отпустить?

– А ты считаешь, лучше гоняться за коротышками по пещерам?

– Не знаю.

– А я уверен, лучше дать им возможность уйти самим, чем вылавливать их под землей, где кретеры как дома. За сотни лет они наделали столько ходов, что нам понадобится не один год, что бы их исследовать. И я уверен, по многим ходам мы просто не сможем пробраться. Так что будет гораздо лучше, если они уйдут сами.

– А если не уйдут?

– Тогда будет так, как я сказал. Я сожгу эту пещеру и ближайшие ходы. А потом мы сделаем еще кое-что.

– Что именно?

– Пустим воды болота в подземные ходы.

– А вот это правильное решение! Затопим подземелья и дело с концом!

– Мне кажется, за те пару часов, что мы им дали, они не смогут построить настоящую защиту. Не гномы все-таки.

* * *

Небольшой отряд охотников за вампирами выбрался на поверхность. Вышли не во дворце, а на берегу болота, куда Гнивер с помощью поискового заклинания нашел дорогу.

– Вот сюда и пустим воду, – сказал он брату. – Распорядись, что бы копать начали немедленно. Сразу после взрыва будем затапливать.

Внимательно осмотрев болото, Гартош отправил часть бойцов за рабочими и инструментом, остальные остались охранять ход. Сам полковник вместе с братом и Альконом вернулся во дворец.

Не успели постучаться в спальню принцессы, как оттуда торопливо вышел, почти выскочил, Терес. Пряча глаза, он буркнул что-то неразборчивое, и, не поинтересовавшись делами, быстро зашагал прочь. Братья с Альконом многозначительно переглянулись, и снова постучали в дверь.

– Заходи, – раздалось радостное.

Все трое ввалились в спальню и застыли на входе, пытаясь разглядеть то, что заставило бравого сотника так поспешно бежать. В спальне ничего не изменилось, разве что Лукрен больше не спала, а натянув одеяло до подбородка, испугано смотрела на гостей. Разыгравшийся здоровый румянец на все щеки, информировал о том, что дела у принцессы налаживаются. Гнивер на всякий случай поинтересовался:

– С вами все в порядке, принцесса?

Принцесс коротко кивнула.

– Тогда мы пришлем служанок.

Гнивер сдал назад и потащил за собой друзей.

– По моему Терес не терял времени зря и немного здесь пошалил, – поделился своими догадками Алькон.

Гартош развил мысль:

– Хорошо если немного. А то, как бы император, за попрание чести родственников, не поимел всех нас.

– А вот это мы сейчас и выясним, – Алькон радостно потер руки, предвкушая потеху над другом.

Но Тереса они так и не нашли. Тот каким-то шестым чувством чуял приближение насмешников, и успевал ускользнуть. Пришлось экзекуцию отложить на неопределенное время и заняться более важными делами.

Перво-наперво Гартош отослал рабочих к болоту, на помощь единорогам – нужно было как можно быстрей затопить подземелья и не дать вампирам времени для создания эффективной защиты. А так же пора было заняться главным здешним злодеем – болотником. И вот здесь уже не лишней была помощь единорогов, как двуногих, так и четвероногих.

Взяв с собой две сотни, Гартош привел их к болоту, под начало Гниверу.

– Сперва попробуем с ним договориться, – предложил маг. – Может, сумеем обойтись без прямого столкновения.

Младший Оскол пожал плечами, сейчас командовал его брат.

Взобравшись на возвышенность, Гнивер оценил болото: примерно три латона в длину и латон в ширину. Имелось несколько небольших островков, поросших кустарником. Маг попытался просканировать болото и почти сразу почувствовал на себе враждебный взгляд. Выявить хозяина взгляда пока не удалось, но можно попытаться наладить контакт. Гнивер бросил в болото мысль:

– (Ты меня слышишь?)

Ответа не последовало.

– (Если слышишь, то знай, пока ты не сделал нам ничего плохого, мы не враги. Но ты несешь зло людям, которых мы обязались защитить, поэтому ты должен уйти. Будет лучше если ты уйдешь сам, тогда мы так и не станем врагами.)

И не успел Гнивер закончить свою дипломатическую речь, как на людей обрушился ментально-магический удар. Гартоша буквально согнуло от боли. Он пригнулся к гриве Агарольда и глухо застонал. Единорог угрожающе направил в сторону болота свой рог, топнул копытом и вызывающе заржал. Гартош неимоверным усилием ослабил магические путы. Быстро удалось от них избавиться и Гниверу.

– Значит, не хотим мирно… – процедил маг и нанес болотнику ответный удар.

Казалось, болото вскрикнуло и всколыхнулось от берега до берега. В людей полетел новый удар, но теперь болотный вампир правильно оценил свои силы и ударил только в командирскую группу. Но офицеры были начеку и отбились без особых проблем.

– Может он не знает, что мы из другого мира? – растирая виски, спросил брата Гартош.

– Знает он все, и кто мы, и откуда. Пободаться решил.

– Пободаемся? – полуутвердительно спросил Гартош.

– Пободаемся, – твердо ответил Гнивер, и добавил в сторону болота. – Ну что ж засранец, мы давали тебе возможность уйти, теперь ты здесь здохнеш.

Гартош отдал приказ остальным сотням, и болото окружили со всех сторон, нельзя было выпустить оттуда ни единого живого существа. Не прошло и десяти минут, как болото окружили и теперь вряд ли кто сумел покинуть его незамеченным. Но хозяин болота и не собирался покидать свой дом, он явно собирался за него бороться.

Первыми на людей напала армия мелких кусачих вампиров – с болота поднялись тучи мошкары и просто накрыли черные сотни. Враждебная мелочь не обращала внимания на шлепки и махания руками, они обсели все открытые места, и немилосердно жалили, лезли за воротник, в рукава, забивались в глаза, рот, уши. Хотелось бросить все и бежать. Но хуже всего было настоящим единорогам, открытых мест у них нашлось намного больше и мошка причиняла настоящие мучения.

– Сделай что-нибудь! – крикнул Гартош брату.

– Я занят, – ответил тот, – гада этого ищу.

Но, по-видимому, что-то все-таки предпринял. Несколько сильных порывов ветра согнали мошкару в центр болота, и опустившийся сверху смерч утянул эту прорву ввысь. Но это оказалось только начало. На смену мошке пришли птицы. Много птиц. Очень много птиц. Местное болото служило домом не только болотнику, но и многочисленному пернатому братству, и они так же решили его защищать. И новая атака оказалась более опасной. Мелкие птицы не могли причинить существенного вреда двуногим и четвероногим воинам, но они отвлекали на себя внимания, и в это время кто-нибудь более крупный, пытался нанести удар в самое уязвленное место – по глазам.

Гниверу снова пришлось отвлечься от поисков болотника. На его зов со всей округи стали слетаться хищные птицы, и нужно сказать, их тоже оказалось немало – болото и их привлекало богатой добычей, и сейчас наступил настоящий пир. В небе закружились смертельные хороводы, раздались крики тревоги и людей не некоторое время оставили в покое. Для того чтобы освободить место новой напасти.

С трясины поползла, потянулась разная гадость. Преимущественно безвредные лягушки, но немало ползло и опасных существ – ядовитых змей. Но с ними бороться оказалось немного проще, в основном этим занимались четвероногие единороги. Они с нескрываемым удовольствием давили эту разночешуйчастую гадость, и их наездникам оставалось лишь указывать, кого давить в первую очередь.

Освободившийся Гнивер наконец нащупал откуда идут команды, и готовился к ответной атаке. А Гартош решил заняться более быстрым осушением болота. Он проверил, как идут дела у копателей возле подземных ходов, и велел пригнать еще больше людей, чтобы разрушить дамбу – даже через открытые шлюзы вода уходила слишком медленно.

Новых кандидатов в копачи нашли на удивление быстро. Добрая половина жителей города пришла поглазеть, как Хозяин накажет наглых пришельцев (про то, что пришельцы спасли королевство, все уже благополучно забыли.) Всадники единорогов отобрали с полторы сотни крепких мужчин и подогнали упирающуюся толпу к «королю». «Король» сидел на единороге, что должно было поднять его авторитет. Он поднялся на стременах и крикнул:

– Вам, дети мои, выпала большая честь! Вы не только станете свидетелями того, как мы выгоним с болота то чудовище, что там обосновалось, но и примете в этом участие!

Мужички топтались на месте и испугано переглядывались. Наконец самый смелый озвучил общую мысль:

– Мы, ваше величество, может того?…

– Чего, того? – начал терять терпение «монарх».

– Пошли бы мы, – выдавил смельчак. – А то Хозяин обидится, замучает ведь потом.

– Не замучает, – с нескрываемым гневом сказал «король». – А обидется и я могу. – И повернувшись к Алькону скомандовал, – Повесить!

– Этого? – Алькон ткнул пальцем в оратора.

– Нет, каждого десятого!

– Сурово, – одобрил сотник, и быстро начал отдавать распоряжения.

Веревки нашлись быстро и единороги споро нацепили на толстые ветви ближайших деревьев наскоро сделанные петли. Но случилась загвоздка с кандидатами на повешенье. Говоруна схватили сразу и уже накинули петлю на шею, но вот остальные… Поняв, что король не шутит, мужики похватали подвезенные лопаты и спешили к дамбе. В итоге очень сложно оказалось отыскать каждого десятого.

Алькон вопросительно посмотрел на Гартоша и тот великодушно отпустил всех работать.

– А с этим что? – сотник кивнул на смельчака с петлей на шее.

– Этого повесить. Нехрен обсуждать приказы короля, саботаж устраивать.

И вскоре саботажник, толком ничего не понявший и не успевший попросить о помиловании, поучительно закачался на старом разлапистом дереве. Берег болота тут же очистился от зевак.

* * *

А у Гнивера дела шли не столь успешно. Первая атака парализующими заклинаниями поглотилась самим болотом, и в ответ на мага полетел скрученный петлей жгут из водорослей. Гнивер с трудом разрубил прочные словно проволка растения и отплевываясь, освободился от ошметков. За это время болотник сменил местопребывание и его снова пришлось искать.

Но долго прятаться хозяину болота было нельзя, слишком быстро сходила вода. И вскоре он снова дал о себе знать, теперь уже возле самой дамбы. Желая посильнее напугать копачей, из болота поднялась огромная, шетов в пять фигура, облепленная водорослями, травой и тиной, и тяжело ступая, двинулась на людей.

Дорогу ему перекрыли с полсотни единорогов. В великана полетели копья и дротики, но это не причинило ему ни малейшего вреда – копья вязли в траве и сползали вместе с грязью.

– Это голем! – быстро все понял Гнивер. – Нужно перерезать пуповину, связующую его с хозяином, и он станет безвредным!

– Ну так режь! – крикнул Гартош. – Иначе он всех моих ребят передавит!

Голем находился далеко и с-наскоку найти связующий канал Гнивер не смог, след терялся где-то в самом болоте. Предстояло более тщательно и более глубоко прозондировать это гнилое место. А времени катастрофически не хватало, голем уже выбрался на дамбу. Стараясь не отвлекаться, маг взялся за работу. След пуповины петлял и терялся, то ныряя в глубину, то выходя к самой поверхности.

А на дамбе уже вовсю кипел бой. Рабочие разбежались сразу же, как голем поднялся во весь рост, но никто даже не думал их задерживать. На дамбе остались одни единороги и они не минуты не сомневаясь, напали на травяного великана. В этой схватке главным было не нанести чудовищу какой-либо ущерб, а не попасть под удар его чудовищных кулаков, да под ноги не свалиться. Гатрош бросился на помощь своим подчиненным, и не придумал ничего лучшего, как схватить брошенную рабочими лопату и превратить это орудие труда в настоящее оружие. Одним удачным ударом он отсек от болотного создания изрядный кусок. Ребята все хватали на лету и вскоре мечи и копья сменили на лопаты, в стороны полетели куски травы и грязи. Беспорядочно размахивающему руками голему, быстро подрубили ногу и он закачался, грозясь упасть и задавить ближайших к нему нападающих. Но вошедшие в раж виктанийцы не спешили убегать, все нападая и нападая на противника.

Гнивер, тем временем прошел по всему энергетическому каналу. Как ни странно, он тянулся к самому Гниверу. Не успел маг задуматься над таким обстоятельством, как болото перед ним взорвалось и из него вылетел огромный змей, в мгновении ока сваливший человека вместе с конем, и обвив их смертельными кольцами.

Гартош не увидел, а скорей почувствовал, нависшую над братом опасность. Едва взглянув в ту сторону, он тут же послал Агаральда через подпространство и с ходу вступил в бой. За пару ударов Гариант почти рассек одно из колец, но огромный змей взмахнул хвостом и сбил меньшего Оскола с единорога. Гартош покатился в одну сторону, меч в другую. Рядом вовсю хлестал здоровенный хвост и приходилось все время уворачиваться. Но Агаральд, потеряв наездника не оставил боя. Он ударил змея передними копытами и отвлек на себя внимание чудовища. У Гартоша появилась возможность схватить меч. Так змей вместо одного противника получил сразу двух. Гартош рубил змея своим волшебным мечем, а волшебное создание единорог топтал его своими огромными копытами. Да и Гнивер не собирался сдаваться. Из-под колец начал пробиваться яркий свет, и вскоре повалил вонючий дым.

Поняв, что проигрует, слегка поджаренный болотник попытался скрыться в болоте, но так просто его не отпустили. Подоспевшие единороги взяли хозяина болота на пики и порубили, кто мечами и саблями, кто секирами, а кто уже полюбившимися лопатами. Через минуту все было закончено.

Охая и постанывая, Гнивер поднялся с земли:

– Ох и хитер гад оказался! Отвлекающими маневрами занял мое внимание и сумел подобраться под самый нос. Чуть все ребра не переломал.

– А твоей лошадке повезло меньше, – заметил Гартош.

Лошадь Гнивера действительно лежала без движения, объятья болотника для нее оказались смертельными.

– Жалко, хорошая была лошадка.

Гнивер подошел к истерзанному телу змея и присел рядом с его головой.

– Сдох? – задал Алькон самый актуальный сейчас вопрос.

– Что-то вроде того.

– Это как? – не понял сотник.

– Мы ведь не простого чудовища завалили. Это демон был, и не самый слабый.

– Ого! – восхитился Алькон. – Первый раз демона прибил. – Рядом послышались возмущенные возгласы, и сотнику пришлось исправляться. – Ну, не сам конечно, вместе с боевыми товарищами.

– Все не так просто, – остудил восторг Алькона и других единорогов маг. – Вряд ли у этого демона не было путей к отступлению. Наверняка это его не единственное тело. Обычно демоны такого уровня имеют их несколько.

Алькон обеспокоено оглянулся:

– Это значит он где-то рядом?

– Нет. Наверняка основное его сознание, а так же дух и душа, находятся в другом месте, более безопасном.

– Но тогда ладно, тогда пускай. Надеюсь он не мстительный?

Гнивер рассмеялся:

– А вот этого я не знаю. Возможно попозже и узнаем.

* * *

Во дворец возвращались как победители, таща за единорогами порубленное тело змея. Слух о том, что пришлые убили хозяина болота, больше обеспокоили горожан, чем успокоили. Всех тревожил вопрос: что будет дальше? Как пойдет жизнь без благодетеля? Ведь несколько поколений прожили рядом с болотом и Хозяином. Но Гартоша и других виктанийцев этот вопрос интересовал мало. Они свое дело сделали – защитили королевство от нападок соседа и вампиров извели. А с остальным пускай разбирается Кванат, который как раз вернулся из Иктива.

Вернувшийся король был хмур и задумчив. Молча выслушал доклад Гнивера. Не высказал удивления, когда узнал о вампирах, подземных и болотном. И вообще не походил на того трясущегося королька, который отправлялся в Виктанию. Он внимательно посмотрел на сияющую дочь, проследив за ее влюбленным взглядом, наткнулся на Тереса, и чему-то сам себе кивнул. Взгляд короля вызвал у Тереса ели не панику, то сильное беспокойство это точно.

Причину такой разительной перемены в поведении короля, виктанийцы узнали немного позже, когда после сдержанной благодарности и скромного вознаграждения, вернулись домой. Как выяснилось, император Виктании, не желая вытаскивать родственничка из каждой новой задницы, решил исправить положение раз и навсегда. Для этого нужно было поменять короля или изменить его. Решили остановиться на втором варианте.

Лориан повел Кваната в Храм Всех Богов, где перед лицом главных божеств Иктива (а в обоих мирах боги были одни и те же), попросил наделить короля Литерии мудростью и мужеством, так необходимых для управления государством. И видимо просьбу Лориана услышали – характер и мышления Кваната круто изменились. И этому обстоятельству Гнивер и единороги только порадовались, не хотелось бы, чтобы их усилия пропали впустую.

* * *

После возвращения из Литерии, Гартоша ожидали несколько невероятно приятных новостей. Во-первых, за отлично проведенную операцию его наградили очередным титулом, и дали возможность выбрать. Так Гартош из рода Осколов стал графом. А во-вторых, у него родился сын – Мартан.

VII

Какое счастье держать на руках, этот посиневший от крика комочек, это маленькое создание, которое является твоим ребенком, твоей частичкой. Какая радость и наслаждение носить его на руках, что-то ему говорить, строить грандиозные планы, и очень неохотно отдавать кому либо, разве только на кормление уставшей, но счастливой мамаше. Лисита с любовью наблюдала за самыми дорогими ей людьми, и не было на свете счастливей матери. Впрочем, как и отца. Гартош сейчас понимал своего отца, да и, наверное, всех отцов мира, для которых их дети были дороже всего. И даже завистливые взгляды Катана, который до сих пор не обзавелся семьей, его совсем не раздражали.

Первые три дня Гартош не покидал замок Риглис, в котором они с Лиситой временно обитали, и где собралась многочисленная компания родственников, в основном женского пола, во главе с дилессой Азарией и дилессой Ольвильдой, но вскоре долг позвал его на службу.

Да какая там к черту служба! Весь первый черный полк и формируемый второй, все эти дни, активно и с готовностью отмечали радостные события в жизни их командира.

И командир с готовностью включился во всеобщее веселье. Вместе с друзьями он посещал самые шикарные кабаки империи, причем в разных ее местах. Не обходили они своим вниманием и посещение храмов Фриты, так же не самых захудалых. Нужно сказать, что такое поведение Гартоша не было чем-то необычным – как и все Осколы Гартош не являлся образцом верности. Он довольно часто заводил интрижки на стороне, а посещение храмов Фриты и вовсе не считал за измену.

Конечно, после всего содеянного ему было стыдно, особенно когда он видел грустные и все понимающие глаза Лиситы, которая ни словом ни жестом не упрекнула своего мужа. Гартош каялся, честно держался пару тройку недель, но на большее его не хватало. А у нынешних загулов тем более нашлось оправдание.

Но сколь радостными событиями не являлись рождение сына и присвоение титула, скоро вновь пришлось вернуться к рутинной работе: учениям и формированию нового полка.

* * *

При первой же возможности Гартош навещал свою увеличившуюся семью. Сын рос, уже начал ползать и самостоятельно изучать ближние закоулки в замке. И как Гартош подозревал, скоро наступит черед дальних закоулков, а именно подземелий, и к этому нужно быть готовым. И первые шаги в этом направлении сделала ни кто иной, как Лисита. Она неоднократно посещала Хозяйку эльфийского уровня, и даже сумела с ней подружиться. По-видимому, сказались эльфийские корни самой Лиситы. Гартош часто называл жену своей маленькой эльфийкой, чем вызывал нешуточный гнев супруги, но это только раззадоривало его. Когда Лисита сердилась, она так забавно хмурилась и морщила носик, что Гартош не мог себя сдержать – он хватал жену и утаскивал ее в какой-нибудь укромный уголок. На этом, собственно говоря, гнев Лиситы и заканчивался…

А еще через полтора года, в семье Лиситы и Гартоша родился еще один сын – Зоктер.

* * *

Благодаря тяжелой и упорнойработе Гартоша и его подчиненных, а так же немалых финансовых вливаний из имперской казны, удалось сформировать уже три полноценный черных полка, что подняло возможности и боеспособность виктанийской армии на новый уровень.

С помощью нового подразделения решались ранее неразрешаемые проблемы. Черные полки приходили на помощь практически мгновенно – для них не существовало расстояний и препятствий. С их помощью уничтожили немало разбойничьих банд, в зародыше задавили несколько мятежей, а так же решили много разных специфических задач. Гартош не сомневался, что император не пожалел о своем решении создать подразделение из единорогов.

Новая задача не выглядела сложной. Нужно было подавить мятеж в одном отдаленном восточном баронстве. Местная стража и пришедшие им на помощь пехотные и кавалерийские части, а так же немногочисленные там сотни внутренних легионов, потерпели неудачу, и что бы до подхода крупных частей зараза не расползлась по окрестностям, решили послать в Гентург (столицу мятежного баронства) один из черных полков.

В это поход Гартош отправил первый полк, под командованием Алькона. Магическая разведка показала наличие в городе сильного мага, что было неудивительным, без магической поддержки противостоять регулярным частям невозможно. Причем маг даже не скрывал своего присутствия – либо абсолютно уверовал в собственные силы, либо имел козыри в рукаве. Исходя их этого, Оскол лично решил возглавить операцию, а так же взял Вирона для магической поддержки. И он совсем не удивился, когда перед самым отправлением на подавление мятежа, его вызвали в Торону – видимо дело оказалось не рядовым и вызвало беспокойство даже в императорском дворце.

– Тебе снова предстоит выполнить сложную задачу, – после приветствия сказал император. – Это не простое волнение крестьян, возмущенных несправедливыми, по их мнению, ценами на зерно или мясо. Не налоговый бунт. И не столкновение соседних враждующих сел или городов. Здесь нечто иное.

Гартош внимательно слушал и вникал в проблему. Раз задачу ставит сам император, дело действительно предстоит нешуточное.

– Недавно в Гентурге объявился оракул, женщина. Своими точными предсказаниями она быстро завоевала себе популярность и славу. К ней за советом приезжают со всей восточной Виктании и она никому не отказывает. Причем денег не берет принципиально, только еду, да и то немного. Поэтому местные принимают ее за свою святую.

– Она быстро попала в наше поле зрения, – дополнил императора Дангал. – К ней направили надежных людей, но ничего запретного они не обнаружили. Правда, выяснили, Вензала действительно сильный оракул.

– Вензала, это ее имя? – уточнил Гартош.

Лориан утвердительно кивнул и продолжил:

– Все бы ничего, пускай бы занималась своим ремеслом, но последнее время она стала вещать нечто недопустимое. То, с чем не может согласиться ни один правитель. – Лориан пристально посмотрел на командира единорогов. – Она предсказывает скорое падение династии Гратров. Нашей династии.

Гартош шумно вздохнул. Вот так новость!

– Сам понимаешь, как только я об этом узнал, тут же приказал местному барону заткнуть гадине рот. Но мирно решить вопрос не удалось. Старуха уперлась и молчать не собиралась. Более того, она стала призывать к скорейшему свержению нынешней правящей семейки. Вокруг этой пророчицы уже успел образоваться целый культ. Ее сторонники не дали барону решить вопрос силой. Часть стражи разогнали, часть примкнула к мятежникам. Самого барона с позором выгнали из города. Само собой он тут же бросился за помощью в Торону, и мы ему эту помощь оказали. Из соседнего княжества и графств, в Гентург выступили несколько отрядов стражи и небольшие гарнизоны. Но все они действовали разрозненно и в результате были разбиты.

Мятежники же наоборот, очень быстро и грамотно организовались. Настолько быстро и настолько грамотно, что возникает много вопросов. Один из них: не готовился ли этот мятеж давно, и оракул в нем ключевая фигура? Кроме того, что кто-то эффективно руководит обороной Гентурга, Вензала помогает им информацией – кто, где и какими силами. А она действительно сильный оракул. Твоя задача не просто подавить бунт, этим займутся другие, а захватить вещунью. Если при этом вы сможете усмирить ее сторонников, мы не будем против. Еще нужно захватить командование, точнее командира. Мы с Дангалом думаем, что командует кто-то один, скорей всего профессионал со стороны.

– Мы постараемся, ваше величество.

– Постарайся, Гартош. Постарайся.

– И до подхода основных сил, вам необходимо патрулировать окрестности, нельзя, что бы участники бунта разбежались по всей Виктании, – добавил Дангал.

* * *

Выход из подпространства наметили в латоне от городских стен. Появиться ближе опасались из-за большой вероятности ловушек, все-таки сильный оракул, это серьёзно.

Гартош первым появился на зеленом лугу, и в следующие мгновения по бокам и позади возникли грозные, закованные в броню, черные фигуры. Меньше чем за минуту весь Первый Черный Полк построился для атаки. Нужно сказать Вензала знала свое дело, возле городских стен их уже ждали нестройные ряды местного ополчения.

– Что-то мало верится, что эти молодцы разбили все окрестные войска, – не поворачивая головы, бросил Алькон Гартошу.

– Да, не похоже на хорошо подготовленную армию, – внимательно рассматривая шеренги в подзорную трубу, согласился Гартош. – Такое впечатление, что их собрали на скорую руку и кого попало.

– Может основные силы прячутся в городе, или в лесу, для неожиданной атаки?

– Может быть, может быть…

Гартош сложил трубу:

– Медлить не будем, атакуем сейчас же. Оставим пару сотен для прикрытия нас с тылу, и дадим фланговым сотням команду, быть готовыми отразить нападения с флангов.

Алькон передал команду своим подчиненным, и полк двинулся вперед. Пройдя половину расстояния шагом, единороги начали медленно набирать скорость. Дрожали под тяжелыми копытами земля и все быстрей приближались ряды бунтовщиков. Передние ряды единорогов стали медленно опускать длинные пики, готовясь смять жиденькие ряды защитников Гентурга. И вдруг Гартош – который конечно находился на острие атаки – увидел то, что заставило его придержать Агаральда и поднять пику вверх. То же, что увидел командир, увидели и остальные бойцы, и весь полк, без приказа, замедлил бег, а затем встал как один, не дойдя до обороняющихся каких-то десять шетов. Защита города состояла из женщин и детей.

Воины неверяще смотрели на противника, на испуганные детские и женские лица, и начали поворачиваться к командованию – что делать дальше никто не знал. Одно они знали точно – с детьми воевать не будут. Рассматривая ближайшие лица, Гартош напряженно искал решение. Проклятая ведьма спутала все карты, атаки не будет. Ох, и хитра зараза! Он отдал пику Алькону:

– Подержи.

И спешившись, подошел к «противнику»:

– Кто здесь главный?

В него нацелились несколько арбалетчиков – луков у бунтовщиков не имелось, мало кто в этих шеренгах мог натянуть настоящий боевой лук. Ближайший к Гартошу пацан, лет тринадцать, не больше, в длинной, не по его росту кольчуге, и в большом, все время сваливающемся шлеме, во все глаза смотрел на грозную, закованную в черную броню фигуру.

– Я еще раз спрашиваю! Кто здесь главный? – рявкнул Гартош.

Мальчонка не выдержал и от испуга нажал на спусковой крючок. В какой-то момент, почувствовав опасность со стороны недокормыша, Гартош чуть отклонился в сторону и эффектно поймал длинную арбалетную стрелу. Это произвело впечатление, увидевшие такое ахнули. Теперь главное закрепить произведенный эффект, да так, что бы никто не последовал примеру мальца.

– Если еще кто-нибудь выстрелит, затолкаю стрелу ему в задницу! – нарочито грубо выкрикнул он, обведя бунтовщиков грозным взглядом.

Выстреливший пацан испугался до икоты и затерялся где-то в задних рядах. Оттуда же вышла молодая высокая девушка в легкой кольчуге, за ней массивная тетка средних лет, в броне внутреннего легиона. Тетка держала в руках приличного размера боевую булаву.

– Только не надо нас пугать! – гордо подняв голову, выкрикнула девушка. – Пуганые уже!

– Ага, – подтвердила тетка.

Гартош ухмыльнулся:

– Да вас и пугать не нужно, и так коленки от страха дрожат.

– Еще неизвестно, что у кого дрожит! – возразила молодуха. – Вы вон тоже остановились, сами боитесь попробовать наших копий и стрел.

– Ага, – перехватив булаву поудобней, снова поддакнула тетка.

– Да потому и остановились, что с детьми воевать не хотим.

– Так мы вам и поверили. Вензала говорили про вас.

– И что говорила?

Девушка чуть помедлила и выпалила:

– Что вы детей живыми едите!

Позади Гартоша раздался гогот – это ближайшие бойцы расслышали слова юной воительницы. Вскоре весь полк сотрясался от смеха.

Вытерев набежавшие слезы, Оскол спросил:

– Так это потому ваши мужчины прячутся? Решили, что мы наедимся вашими недокормышами и взрослых не тронем?

– Нет, – дрогнувшим голосом ответили девушка. – Наши мужчины лежат в могилах. – Она со скорбью посмотрела на опушку леса, где все было черным черно от свежей земли. – Все они защищали город и Вензалу, и полегли от рук имперских палачей.

Тетка громко всхлипнула, но булаву не опустила, взгляд ее стал еще суровей.

– Ну вот, что бы никто здесь больше не полег, отведи меня к этой вашей Вензале. – И предвосхищая все возражения, Оскол добавил. – Одного и без оружия.

Но видимо даже безоружный, черный полковник внушал опасения – вон как стрелы ловит.

– Никуда мы тебя не поведем. Все вы спите и видите, как погубить нашу святую.

– То есть, погубить город будет лучше?

– Мы все готовы умереть за правое дело!

– И не жалко детишек? – Гартош ухмыльнулся. – Сожрем ведь.

Девушка замешкалась. Воспользовавшись паузой Оскол начал дожимать:

– Возьмете для уверенности троих или пятерых арбалетчиков, а столько стрел даже я не смогу перехватить. Как знать, может Вензала и меня сможет убедить. А целая тысяча таких молодцов как мы, вам точно не помешает. – Гартош заговорщицки подмигнул молодой предводительнице.

Умели Осколы, когда захотят быть убедительными. После недолгого совещания с теткой, девушка озвучила их решение:

– Хорошо, мы отведем тебя к святой. Только ты еще и броню снимешь.

Гартош улыбнулся во весь рот:

– Ради тебя, я готов снять все!

* * *

Хоть шуму Гентург поднял на всю империю, он скорей напоминал не город, а большое село. Трехшетовый бревенчатый забор отгораживал от зверья и недобрых взглядов несколько улиц, сходящихся к центральной площади. Недалеко от площади и обитала местная святая.

Под прицелом шести арбалетчиков и боевой булавы, Гартоша завели в неприметный переулок к аккуратному домику, который так и светился благопристойностью. Ворота были распахнуты настежь, зазывая вовнутрь. Молодая провожатая первой вошла в дом, и, выйдя, скомандовала:

– Заводите!

Оскол хмыкнул и, не дожидаясь подталкивания, шагнул на крыльцо. Он зашел в большую светлую комнату, где на видных местах разместились символы главных правящих богов. В углу сидела немолодая уже, миловидная женщина, но и старухой ее еще не назовешь. Она первой подала голос:

– Здравствуй Гартош Оскол, я ждала тебя.

– Я это понял, вон, детишками отгородилась.

Я никого ни к чему не принуждаю.

Гартош скривился как от зубной боли:

– Ой, не лги колдунья, ой не лги! Я ведь не эта неотесанная деревенщина. – И не дав ответить провидице начал допрос. – Где помощника своего дела?

– Какого помощника? – почти искренне удивилась Вензала.

– Который руководил военными операциями.

– Трефан? – вырвалось у приведшей Оскола девушки. – Откуда он про него знает?

Вензала бросила на девушку недовольный взгляд:

– Ничего он не знает Герета. Догадки свои проверяет.

– Я много чего знаю Вензала, или как тебя там. Так что Трефан, уже дал деру, или еще покажет себя?

– Он погиб, – снова опередила провидицу Герета, и ее глаза наполнились слезами. Видно не чужой ей оказался человек.

Гартош отметил, что у местного военачальника неплохой вкус, и быстро, не дав вмешаться Вензале, спросил:

– Где и когда погиб?

– В последней стычке с псами из внутреннего легиона.

– Тело нашли?

– Нет, псы забрали его с собой.

Вензала недовольно переводила взгляд с Гартоша на Герету, беседа явно выходила из-под ее контроля:

– Нечего с ним разговаривать, Герета. Он такой же верный пес империи, как и вся его семейка, та еще свора.

– Значит, дружек ваш смылся, – не обращая внимания на Вензалу пробормотал Гартош.

– Он не смылся, он погиб! – выкрикнула Герета.

– Если бы он погиб и его тело захватили, я бы об этом знал точно. Вот и выходит, что ваш Трефан очень вовремя сделал ноги. А теперь очередь оракула. Или я не прав, Вензала?

– Я не куда не собираюсь, – спокойно возразила провидица.

– Да? А не портальный ли дитрат у тебя на руке в виде браслета?

Вензала прикрыла браслет рукой и процедила:

– Это подарок.

– Чей? – живо поинтересовался Оскол. – Уж не того ли, кто послал тебя сюда?

– Ты слишком много себе позволяешь, сын Дангала, – опасно сузив глаза сказала Вензала, и Гартош почувствовал, как комната стала наполняться магией. Враждебной магией.

Герета недоуменно смотрела на свою святую, сейчас она мало не нее походила. А Гартош буквально всей кожей почувствовал опасность, он непроизвольно сделал шаг в сторону, затем еще два. Арбалетчики испугано попятились, оружия впрочем, не опустив. Полковник бросил взгляд на место, где только что стоял – на полу была начертана пентаграмма, смысла которой он не понимал, но которая несла явную угрозу. Внимательней нужно быть на входе. Он понимал, что сейчас произойдет: настоящий магический поединок. И если бы не присутствие шести арбалетчиков и дамы с дубиной, он бы не очень опасался исхода. Но пока расклад намечался в пользу Вензалы. Она поднялась из своего деревянного кресла:

– Боишься, Оскол?

– Боюсь, – признался Гартош. – Боюсь бессмысленных смертей, которых по твоей вине и так было не мало.

– Это не бессмысленные смерти, это смерти во имя.

– Во имя чего, или кого?

– А вот этого тебе, наверное, уже не узнать.

Гартош был начеку, но почти пропустил начало атаки.

Повинуясь неслышному приказу, пальцы арбалетчиков нажали на спусковые крючки. В тот же момент Оскол буквально распластался на полу. Стрелы и болты просвистели над ним, и две нашли свои цели. Охнула и упала одна их арбалетчиц, закачалась обладательница булавы. В следующий миг Гартош отпрыгнул в сторону, кого-то сбив по дороге. В то место где он только что находился, ударила ярко белая молния. А дальше понеслось как по накатанному.

Вырвав из ослабевших рук дубину, Гартош метнул ее в колдунью, чем на пару секунд отвлек внимание от себя любимого. Короткого времени ему хватило, что бы с помощью амулета освоить здешнюю энергию и в свою очередь ударить по Вензале концентрированным парализующим сгустком. Вензала рассеяла заклинание Гартоша, и, потянув энергию из непонятных ему источников, сплела сеть и накрыла нею противника. Сеть замедлила движения Оскола, и пока он распутывал узлы, следующий удар его чуть не оглушил. В последний момент он сумел понять, откуда Вензала черпает столь мощную энергию и потянулся к ней же – силу колдунье давали символы богов. Энергия поддалась без проблем, и теперь пришло время удивляться вещунье. Перехватив энергию, Гартош быстро освободился, и грубо ударил соперницу необработанной силой. Вензала пошатнулась и видимо решила не рисковать – она явно не была опытным бойцом.

– А вот теперь пора уходить, – она коснулась браслета.

– Стоять! – закричал Оскол и попытался зацепить вещунью магическим крюком.

Вензале удалось сбросить зацепку Гартоша и она победно улыбнулась. Затем взгляд ее упал на местных жительниц, и ее лицо приняло скорбное выражение:

– Прощайте, дети мои, и помните…

Гартош бросил в колдунью световой клинок и та испугано заткнулась. Сработал портальный дитрат и Вензала скрылась в мерцающем сиянии. Оскол судорожно искал след ведьмы, но тот никак не давался в руки. Раздался шум и в комнату вбежали Алькон с Вироном.

– Чего так долго?!

Алькон виновато развел руками:

– Да пока разгребли всех по дороге…

– Ищи куда ушла колдунья! – бросил Гартош Вирону.

Тот принялся помогать командиру. Они долго ворошили магический астрал, но четкого следа так и не обнаружили, зато нашли несколько, скорей всего ложных следов. Но идти по ним ни у кого желания не возникло, наверняка там ждали ловушки.

– Придется обращаться за помощью, – нехотя признал командир единорогов.

– И чем быстрей, тем лучше, – поддержал Вирон.

Торона выслала не кого-нибудь, а самого лорда Гнивера. Слушая доклад брата, Гнивер осмотрел комнату. Хмурым взглядом уперся в ошеломленных свидетельниц:

– А это кто?

– Меня сопровождали, мы их вывести не успели.

– В отдельную комнату, потом разберемся, что с ними делать.

Герета все пыталась что-то сказать и вырывалась из рук Алькона, но тот бесцеремонно заломил ей руку, и, схватив за кругленький зад, буквально выволок девушку из комнаты. Остальные повиновались приказу быстро и молча.

Выслушав доклад Гартоша и внимательно осмотрев символы богов, Гнивер так же погрузился в астрал. Он долго перебирал одному ему доступные пути, шел по ним столь долго, сколько мог, и при малейшей опасности возвращался. Но и ему эта задача оказалась не по зубам. Разочаровано вздохнув, он вышел из астрала:

– Хорошо подготовились, сволочи, все следы запутали.

Гартош кивнул:

– Мы тоже, даже близко не приблизились к ее настоящему следу. Одни подозрительно доступные пути.

– Ловушки, – подтвердил старший брат.

– Чья работа, как думаешь? Этих, из-за гор?

– Не знаю, но будем все валить на них – гробросцы самый понятный враг. Но здесь все не так просто, слишком много храмовой магии.

– Жрецы подняли голову?

– Без них не обошлось. Знать бы чьи жрецы и с кем они спелись.

– А может быть, это тоже ложный след, – вставил Вирон. – Наверняка наши враги обрадуются, ели император сцепится со жрецами.

– Тоже вариант, – согласился Гнивер. – Но все должны знать, особенно местные жители – бредни Вензалы, и ее подстрекательства, это все происки гроброских шпионов. Кстати, что там с местными жителями?

Гартош кивнул Алькону:

– Рассказывай, что случилось после моего ухода?

– Да ничего особенного. Сначала стояли друг напротив друга молча, затем понемногу начали переговариваться, даже шутить. А затем почувствовали, что здесь началась драчка. Ну, растолкали кой кого, не без того. Но без жертв, даже тех кто начал стрелять не тронули.

– Это хорошо, – одобрил Гнивер. – То, что обошлось без жертв, это нам большой плюс. Пойду, закреплю впечатление, расскажу про вражеских лазутчиков и их бегство. А вы здесь ничего не трогайте, я хочу все хорошо проверить. Может и оставила ведьма какую-нибудь зацепку.

* * *

В Торону Гнивер вернулся вместе с Гартошем, решив что императору лучше все услышать из первых уст. Таким задумчиво отрешенным, Гартош Лориана еще не видел. Он не перебивая выслушал доклад Гнивера. Затем, стараясь как можно точней передать свой разговор с Вензалой, выложил все и Гартош. Закончив, он выдавил:

– Простите, ваше величество, я не сумел полностью решить задачу. Вещунью задержать не удалось.

Немного помолчав, Лориан вяло махнул рукой:

– Это не твоя вина. Теперь понятно, она была тебе не по силам. Нужно было сразу посылать с тобой Гнивера.

– Боюсь, ваше величество, даже с моей помощью мы не смогли бы поймать Вензалу. Что бы перекрыть ей дорогу, требовалась помощь не меньше десятка сильных магов, с Первым Магом империи в придачу.

– И то правда, – согласился император. – По всему видать, взялись за нашу империю в серьёз. Случай в Гентурге не одинок. То тут, то там, происходит что-нибудь подобное. Вроде как и не связанные друг с другом ситуации, но если все сложить и проанализировать, картина получается удручающая.

– И кто нас так не любит? – поинтересовался Гартош.

Император улыбнулся:

– Ты не правильно ставишь вопрос. Правильно вопрос звучит так: Кто не любит нас настолько, что ведет против нас скрытую, но очень активную войну. А ответ такой: Я не знаю. Слишком много предположений.

– Ясно одно, – сказал Дангал, – подобные события ведут не только к ослаблению империи, в конце концов, мы соседям тоже скучать не даем – по моему суждению, это только прелюдия. Не исключено, что нам готовят сюрпризы посерьезней. Например, нападение со всех сторон.

– И со стороны Тарта? – не мог поверить Гартош.

– С Тартом пока не ясно. Хотя подстрекателей там прибавилось, особенно на юге.

– Вывод такой, – подвел черту под разговором Лориан, – в ближайшем будущем спокойной жизни нам ожидать не приходится. И следует подготовиться так, что бы любая неприятность не стала для нас нежиданостью.

Присутствующие, молча, приняли установку императора.

VIII

Тридцать лет, много это или мало? С одной стороны возраст не малый, и в тоже время большая часть активной жизни еще впереди. Большинство людей к этому возрасту достигают определенных результатов, и последующие годы идут в основном на закрепление и развитие достигнутого. Бытует мнение, что если к этим годам не достиг чего-нибудь стоящего, то вряд ли стоит ожидать больших успехов в будущем – к вершине уже не пробиться. Но это утверждение не для Гартоша из рода Осколов. Для своих тридцати лет он достиг немалых высот. Во-первых, был, наконец, создан легион «Единороги», или Черный Легион. Теперь он стал полноценным легионом из пяти полков, и Гартошу заслуженно присвоили звание – командор. Что делало его одним из самых молодых командоров за всю историю Виктании. Во-вторых, за заслуги перед империей ему дали во владение графство Коньсур. Крупное и богатое графство в центре империи, чуть южнее Аргатных гор. С отличным мягким климатом, тучными полями, богатыми на охоту лесами и трудолюбивым населением. И, в-третьих, они с Лиситой наконец-то дождались рождения дочери – Милены.

Лисита и Гартош – особенно Лисита – давно мечтали о дочери, и, наконец, богиня жизни Матана услышала их молитвы, и послала желаемое. Новый дом в Коньсуре осваивали уже увеличившейся семьей. Хотя какой там дом, целый дворец! С большими светлыми залами, многочисленными спальнями, будуарами, и прочей, не интересующей командора ерундой.

Переезд в новый дом принес кроме приятных хлопот и беспокойство. Пока Лисита и дети проживали в Риглисе, Гартош был за них спокоен. Но теперь, с учетом сложной и напряженной обстановкой в империи, он стал опасаться за свою семью. Требовался кто-то верный и преданный, кто в отсутствие хозяина мог бы охранять Лиситу и детей. И Гартош вспомнил про каррлаков, истинных оборотней, чья сила и верность были незаменимы.

* * *

В это путешествие он отправился сам, точнее вдвоем с единорогом. Дело предстояло не совсем обычное, точнее сказать совсем необычное – найти, познакомиться и подружиться с оборотнями.

Гартош настроился на мир каррлаков, и вышел из подпространства неподалеку того места, где они с дедом едва не напоролись на хозяев этого мира. Степь выглядела пустынной, не наблюдалось ни единого живого существа, но Оскол помнил, насколько мастерки каррлаки могут маскироваться. Поднявшись на холм, он более тщательно, в подзорную трубу обследовал окрестности. Пусто. И что теперь? Ждать пока хозяев сами обнаружат чужака, или проявить инициативу? Вот только где их искать?

Подсказка не заставила себя ждать. Мощный магический импульс указал направление, где, по всей видимости, кто-то серьезно баловался боевой магией. На первый взгляд, неподалеку происходил магический бой, где-то за ближайшей цепью холмов. Не раздумывая, командор направил единорога туда же. Пользоваться подпространством не стал, боялся, что такую мощную магию заметят, а этого сейчас не хотелось.

Агаральд проскакал пустое пространство и тяжело взобрался на самый высокий холм. Перед всадником открылась интересная, но вполне предсказуемая картина. Здесь происходило то, о чем в детстве рассказывал ему дед – охотники за каррлаками напали на местных обитателей, и пытались захватить как можно больше малышей.

Охотники подготовились вполне основательно, в пределах видимости их насчитывалось не меньше полусотни. Среди них имелось тройка эльфов, остальные выглядели как обычные люди. Над всей этой компанией парила пара драконов с всадниками. Начало боя Гартош не застал, но обилие трупов, в основном оборотней, говорило, что драка здесь произошла страшная. Захватчики торопились, два десятка клеток уже были заполнены малышней, еще в нескольких имелись взрослые каррлаки. Правда, зачем поймали больших оборотней, Оскол понять не мог, ведь от них толку не было, если они, конечно, не пошли с иномирянином добровольно.

Подуставшие драконы приземлились неподалеку от поля боя, и их всадники пополнили запас стрел. Гартошу это было только на руку, с воздуха они с Агаральдом более чем заметны. Удивительно, как они до сих пор не попались кому-нибудь на глаза.

Но тому обстоятельству, что драконы оказались на земле, обрадовался не только Оскол. Воспользовавшись этим, каррлаки пошли в неожиданную и отчаянную атаку. Видимо, нападения более чем полусотни оборотней – многие из которых приняли вид огромных кошек – пришельцы уже не ожидали. Каррлаки смяли боевое охранение и прорвались к клеткам. Они успели выпустить многих малышей и взрослых, когда стрелки с драконов снова начали безнаказанный обстрел. От нападения с воздуха у хозяев эффективной защиты практически не было. Они могли одеться в панцири, но тогда становились неповоротливы и уязвимы для вражеской магии. Но хуже всего оказалось пламя драконов, против которого оборотни становились беззащитны.

Гартош больше не мог смотреть на это безучастно. Хоть каррлаки и не были его расой, он целиком был на их стороне. Он слез с единорога и натянул свой боевой лук. Несмотря на приличное расстояние, командор первой же стрелой сбил всадника с одного из драконов, а второй с другого. Новенького тут же заметили. Один из магов бросил в Гартоша огненный шар, другой метнул молнию. Но с таким примитивом Оскол справлялся даже в студии. Агаральд так же встретил атаку человеческих магов пренебрежительным фырканьем – эльфы же пока сражались только с оборотнями. Зато оставшиеся без седоков драконы устремились к новому действующему лицу.

А вот это уже серьезно. Командор молниеносно вытаскивал стрелы из колчана и посылал их в драконов. Он почти опустошил колчан, когда его стрельба возымела действие. Утыканные магическими стрелами драконы, так и не смогли провести на чужака огненную атаку, а этого Гартош опасался больше всего. Один за одним драконы тяжело приземлились в густую траву и к ним тут же устремились несколько рыжих теней.

Больше уделять внимание драконам Оскол не мог, к нему спешили не мене десяти воинов, а так же возобновили атаку маги. Отбив очередное магическое нападение, командор выпустил оставшиеся стрелы в магов, и, вскочив на единорога, сам помчался навстречу солдатам. Краем глаза он успел заметить, что одна из стрел достигла цели, остальные сгорели. А дальше завертелось.

Ворвавшись в цепь атакующих его людей, Гартош одним ударом сумел развалить одного бойца, а вторым отрубить руку другому. И тут откуда-то сбоку выметнулся огромный каррлак и с ходу врезался в ближайшего к единорогам воина. Воин с оторванной головой остался лежать, а каррлак бросился на следующего противника. За пару минут человек и оборотень уничтожили эту небольшую группу охотников за рабами и поспешили на помощь остальным каррлакам.

С потерей драконов ситуацию удалось переломить. Каррлаки сами неплохо владели магией, поэтому человеческие, или даже эльфийские маги не являлись непобедимыми соперниками. Захватчиков стали теснить. С разных сторон подходили все новые оборотни, и стало понятным – рабозахватническая операция провалилась. Весь расчет пришельцев строился на внезапности и драконах, но сейчас не осталось ни одного, ни второго. Все больше каррлаков спешило к месту схватки, а драконам уже давно перегрызли глотки.

Первые, как самые сообразительные, бежали эльфы, затем оставшиеся в живых человеческие маги. Ну а с оставшимися без магической поддержки воинами, оборотни расправились быстро.

* * *

Бой закончился неожиданно. Только что кипела схватка, умирали от клинков каррлаки, от клыков и когтей люди, и вдруг наступила тишина. Звенящая тишина, которая бывает только на поле боя. Когда ни одно насекомое, ни одна птица, ни одно животное не смеет потревожить эту тишину. Мир словно приходил в себя от ужаса.

Приходил в себя и Гартош, вместе со своими новыми боевыми товарищами. Он почти не сомневался, что подружиться с оборотнями у него получилось. Как бы это цинично не звучало, нападение охотников за рабами, оказалось ему на руку. На некоторое время вокруг единственного оставшегося человека образовалось пустое пространство – каждый оборотень занимался своим делом. Стаскивались в кучу трупы врагов, отдельными рядами укладывались погибшие каррлаки.

Отдавал распоряжения тот самый огромный оборотень, что бился с Гартошем плечом к плечу. Наконец старший каррлак смог уделить внимание своему неожиданному помощнику. Тяжело хромая, он подошел к человеку и единорогу:

– Спасибо за помощь, – легким кивком поблагодарил он. – Твои стрелы оказали нам неоценимую услугу, как и твой меч.

– Ненавижу охотников за рабами, поэтому и не смог остаться в стороне, – ответил командор.

– Разделяю твою ненависть. За то время что я вождь, это третье нападение на наше племя. На этот раз мы потеряли особенно много, почти третью часть племени. И если бы не ты, потеряли бы намного больше. Кстати, как ты здесь оказался, что привело тебя в наш мир?

Гартош замялся:

– Как бы тебе объяснить…

– Говори, если в наших силах тебе помочь, мы это сделаем.

– Это как раз в ваших силах. Как-то я с дедом путешествовал по мирам, и побывал в вашем мире. Правда мой визит в тот раз был коротким, и с представителями вашего народа познакомиться не довелось.

– Может оно и к лучшему, – хрипло прогаркал вождь, и Гартош понял, что каррлак смеется. – Неизвестно, как бы вас приняли в тот раз.

– Мы тоже так подумали, поэтому быстро убрались. Но мне запомнился рассказ деда.

– Какой? – заинтересовался каррлак.

– Он говорил, что вы иногда нанимаетесь в телохранители, ели у вас возникает, конечно, такое желание.

Оборотень пристально посмотрел на Оскола:

– Ты прибыл сюда для того же, для чего здесь появились и эти, – он кивнул в сторону кучи трупов.

– Не совсем. Мне не нужны рабы. Мне нужны друзья, соратники, которым я мог бы доверить охрану своей семьи.

– А сам что, не справляешься?

– Я солдат, и состою на государственной службе. Мне часто и надолго приходится покидать свой дом, а в нашем государстве сейчас неспокойно.

– Понятно… – задумчиво протянул оборотень.

К нему подошел еще один крупный каррлак:

– Отец, этот человек очень помог нам. Теперь наша очередь помочь ему. Позволь мне и моей подруге отправиться с ним.

– Заткнись Карвель, – беззлобно рыкнул сыну вождь. – Молод ты еще мне указывать.

– Я не указываю, я всего лишь хотел посоветовать.

– Даже советовать не созрел. Вот побудешь вождем, тогда и будешь советовать.

– С тобой дождешься…

– А чего ждать? С завтрашнего дня и принимай командование.

– А ты?

– А вот как раз я, вместе с Гвалой, отправлюсь с этим человеком, – огорошил сына, и не только его, вождь. – Кстати, – он вновь повернулся к человеку, – меня зовут Аруш.

– Гартош, – коротко представился слегка ошарашенный гость.

Он и не предполагал такой удачи. Его предложение принял не кто-нибудь, а сам вождь племени.

– Значит так, – начал Аруш. – Сегодня у нас и радость, и горе. Горе, что погибло много наших соплеменников, и радость, что мы победили, и никого не отдали в рабство. Поэтому, мы скорбим до темноты, до того момента, когда отправим наших погибших в вечное странствие, а затем радуемся победе. И в честь нее, а так же нашего гостя, завтра устроим большую охоту на кзентов. Я тут как раз присмотрел одно стадо.

* * *

Ритуал отправки погибших соплеменников в вечное странствие, оказался прост. Тела подтащили к широкой реке, протекающей меж холмов, и под громкий вой, лай и рычание сотен глоток (провести в последний путь погибших прибыло много каррлаков из соседних племен), поочередно столкнули в воду. Тела оборотней долго не тонули и медленно плыли вдоль берега, постепенно подбираясь к стремине. Их провожали до тех пор, пока река не подхватила геройски погибших и не понесла прочь.

Затем с обрыва в реку спихнули трупы врагов, правда, без всякой помпы.

Ночь Гартош и Агаральда провели в компании нескольких сотен оборотней. К ним часто кто-нибудь подходил, представлялся, пытался завязать разговор, принимая даже единорога за разумное существо. Но Аруш быстро пресекал попытки разговорить его гостей, бесцеремонно отваживая любопытствующих. Причину такого поведения вождя, Оскол узнал от него самого. Оказывается вождь опасался, что каррлаки, наслушавшись захватывающих историй о других мирах, загорятся идеей эти миры посетить. И Гартошу не останется ничего другого, как доставлять оборотней в разные миры. Вот так вот. Хотя командор подозревал, что вождь попросту ревновал.

Но любопытство самого Гартоша Аруш удовлетворил сполна, он много рассказал о своем племени и народе. Оказывается, каррлаки заселяли почти весь континент. Раса каррлаков была единственной разумной в их мире под названием Кортон, но не единственной расой оборотней. Кзенты, основной объект охоты каррлаков, так же являлись оборотнями, и так же владели магией.

Сами каррлаки, по мнению Оскола, являлись очень интересной расой. После рождения они года три не владели оборотнечеством, и лишь становясь старше, постигали эту премудрость. Сначала их уменье было более чем скромным. Все что они умели, это менять свой цвет. Но постепенно, с возрастом, у каррлаков появлялись новые возможности. Они могли принимать форму любого собачьего вида, а затем и кошачьего, причем, кроме формы могли менять еще и размеры, впрочем, в определенных пределах. И чем старше становился каррлак, тем больше возможностей у него появлялось. Старые каррлаки могли принимать любую четвероногую форму. Но дело в том, что до старости доживали лишь немногие из оборотней, слишком уж нелегкая у них была жизнь.

– Это я заметил, – переваривая услышанное сказал Гартош. – А могут ли каррлаки принимать облик кого-нибудь из двуногих?

Аруш ненадолго задумался. Затем, задрав морду и рассматривая крупные звезды, сказал:

– Сам я не встречал, но ходят легенды, что раз в тысячу лун рождается каррлак, которому суждено дожить до того возраста, когда он сможет принять любую форму, и не только двуногую. Он сможет становиться даже птицей, или рыбой.

– Красивая легенда. Ты в нее веришь?

– Хочется верить. Каждый каррлак мечтает обладать такими возможностями.

– И не только каррлак… – пробормотал Оскол. – Так может этому можно научиться? Вы ведь владеете магией, и именно магия помогает вам превращаться. Ели получше этой магии научиться…

– Ты не прав, – прервал человека оборотень. – Магия здесь совсем не причем. Способность превращаться у нас врожденная, просто она не сразу проявляется. Наши дети начинают превращаться лишь тогда, когда начинают что-нибудь соображать. И независимо от того, насколько тот или иной каррлак владеет магией, способность к превращению у него такая же, как и у остальных. Правда, у каждого есть свои пристрастия, и ели ты присмотришься, то не заметишь ни одного одинакового оборотня – все хотят быть неповторимыми.

Гартош действительно уже давно обратил внимание, что каррлаки отличаются друг от друга, иногда даже очень. Большинство щеголяло в различных собачьих формах, но немало встречалось и кошек. Попадались даже гибриды, одна часть кошачья, другая собачья. Видимо это было верхом местной моды, потому как обладатели таких форм вышагивали с нескрываемой гордостью. А возможно это не каждому было доступно, только достигшим определенного возраста.

– Истинные оборотни, – вспомнил командор слова деда.

– Что? – переспросил вождь.

– Я говорю, владеть оборотничеством без магии, могут лишь истинные оборотни, такие как вы.

– Это, правда, мы и есть истинные оборотни.

Ночь пролетела быстро и утром всех ждала грандиозная охота.

Стадо, облюбованное Арушем, находилось латонах в шести от стойбища. Очень крупное, нужно сказать стадо, по дороге попадались стада и поменьше. На вопрос: почему Аруш притащил всех именно к этому стаду, тот ответил:

– У меня с их вожаком давние счеты, напоследок хотелось бы посчитаться.

Загонщики начали охватывать кзентов широким полумесяцем. Увидев такое количество каррлаков, кзенты стали трансформироваться. Самки и молодняк приняли длинноногую быстроходную оленью форму, и бросились прочь от охотников. Взрослые же самцы наоборот, стали превращаться в массивных быков, добавив к своим обычным рогам, длинный носорожий рог на самом носу – настоящую пику. Они развернулись в сторону врагов, и по команде вожака, сами бросились в атаку. Предстояла не охота, а настоящая битва.

Две живые волны столкнулись, и степь огласилась предсмертным ревом и хрипом. Первыми потери понесли каррлаки, многие не сумели увернуться от острых рогов и мощных копыт. Сам Гартош, верхом на Агаральде, с трудом сумел разойтись с двумя броненосцами. Кзенты были намного массивней единорога, да и рога себе отрастили подлине, так что командор справедливо опасался прямого столкновения. Что впрочем, не помешало ему рубануть пробегающего справа быка по толстой шее. Но сколь бы не была толстой шея кзента и прочным панцирь, Гариант ее почти перерубил, и бык, перевернувшись через голову, застыл огромной тушей.

Гартош первым открыл счет добытых кзентов. И теперь пришла очередь каррлаков. Увернувшиеся от рогов и копыт оборотни, валили кзентов кто как мог. Одни оседлали быков и вгрызались длинными клыками в шею, другие старались добраться до горла, были и такие, что стремились выпустить кишки бегущему противнику. Осколу хватило и одного экземпляра. Он остановился возле своей добычи и поискал взглядом Аруша. Но во всеобщей суматохе и свалке вождя было не отыскать. Как он там со своим давним соперником? Не хотелось бы потерять нового боевого товарища в первой же переделке.

А битва приняла другой оборот. Кзенты построились в новый боевой порядок. Они помогли друг другу избавиться от грозных каррлаков, и встали в круг, поместив вовнутрь серьезно раненых. Подступиться к этой живой крепости стало невозможно – либо под копыта попадешь, либо на рога напорешься. Двое наиболее отчаянных каррлака попытались перепрыгнуть через частокол рог, и одному это удалось. Второй нашел славную смерть на длинных острых рогах.

Ловкий каррлак в виде кошки прыгал по спинам кзентов, и пытался расстроить их плотный боевой порядок. Но в этой группе находились лишь самые опытные быки и каррлаку пришлось спасаться самому. Насколько Гартош смог понять, смельчаком оказался сын Аруша, Карвель.

И тут тревожно заревели попавшие в засаду самки и молодые кзенты. Быки тут же сорвались с места и помчались на выручку более слабой половине стада. Даже сейчас они пытались держать строй, но это было не так уж просто. Каррлаки то и дело вырывали из строя то одного, то другого быка, но нередко и сами становились жертвой.

Аруш наконец, сумел добраться до вожака стада. Он несколько раз оказывался на спине этого огромного быка, но каждый раз тот своими удлинившимися рогами сгонял со своей спины нежелательного ездока. Аруш чудом избегал встречи с копытами, и снова атаковал противника. В очередной раз с имитировав атаку на спину кзента, он вцепился ему в горло.

Следовавший за стадом Гартош, поспешил на помощь вождю, он пожалел, что не взял с собой копья, сейчас очень пригодилось бы. Вожак, с болтающимся на шее Арушем, вывалился из общей толпы и отбежал в сторону. На пару мунут командора оттеснили, и он потерял вожаков из виду. Когда он увидел их снова, каррлак и кзент стояли друг напротив друга – кзенту все-таки удалось освободиться от смертельной хватки противника. Оба тяжело дышали и усилено заживляли многочисленные кровоточащие раны. Гартош остановился неподалеку, вмешиваться в это выяснение отношений он не имел права. Наконец Аруш вполне натурально сплюнул и произнес:

– Ладно, везунчик, живи пока. Разберусь с тобой в другой раз, когда вернусь.

Он повернулся и потрусил в сторону заканчивающих охоту соплеменников. Через пару секунд повернул к своим и кзент. И тут Аруш, развернувшись на месте, что есть силы гаркнул. Бык подпрыгнул словно ужаленный, и вновь встал в боевую стойку.

– То-то же, – довольно растянул пасть в ухмылке вождь, и не спеша подошел к Гартошу. – Выберемся как-нибудь на охоту со свежими силами, вот тогда и закончим наш спор.

– И то верно, – согласился командор. – Добычи на всех хватит. Нужно дать племени отдохнуть.

* * *

Пиршество каррлаков зрелище не для слабонервных, но Гартош его выдержал. Целый день и всю следующую ночь, оборотни беззаботно веселились, словно их племя и не стояло недавно на грани уничтожения. Молодые каррлаки вовсю показывали свою удаль, а пришедшие безпарные самцы и самки из соседних племен подыскивали себе пару. В племя Аруша влилось несколько новых семей – так дружественные племена поддерживали своих собратьев.

Наутро Аруш собрал своих соплеменников, и, взобравшись на скалу вождя, произнес короткую, но проникновенную речь. Он объявил о своем решении уйти с человеком, и о том, что вместо себя оставляет своего сына – Карвеля. Для большинства это уже не было новостью. С несогласными Аруш с Карвелем предварительно провели несколько разъяснительных встреч, и не всегда такие встречи заканчивались бескровно. Но зато теперь ни у кого не возникло возражений.

Гартош, Агаральд, Аруш и Гвала, взошли на высокий холм, и под прощальный вой племени, скрылись вмежпространственном мареве.

IX

Появление оборотней в доме Гартоша стало сродни эффекту разорвавшейся шаровой молнии. Гартош никого не уведомил о том, куда он направляется, и что собирается вернуться не сам, поэтому была неудивительной шоковая реакция родственников и окружающих. К графу Коньсур зачастили посетители – поглазеть на диковинку – и каррлакам пришлось несладко. Но постепенно страсти улеглись, а природное обаяние Гвалы и непосредственность Аруша, сделали их вскоре всеобщими любимцами. Теперь Гартош мог намного спокойней покидать свою семью заниматься делами легиона и империи. А дел навалилось невпроворот.

* * *

Первая тревожная весть пришла из легиона «Барсы». Во время обычных учений, в которых помимо барсов участвовали и рядовые части, случился необычайно сильный обвал. Обвал произошел в Аргатных горах, вотчине барсов. Во время прохождения по одному из каньонов, четвертый полк барсов, вместе с двумя пехотными полками, попали под гигантскую лавину, похоронившую более тысячи бойцов. Беспокойство, и даже шок, вызвало не столько это неординарное событие, сколько то, что как выяснилось, эта лавина была вызвана искусственно. То есть, кто-то в самом центре империи, подстроил гибель сотен людей.

Расследование показала, сход лавины в этом, казалось, безопасном месте готовился давно, как минимум два года. И это вызывало немалую обеспокоенность. К расследованию подключились лучшие маги и следователи империи. Они перевернули каждый камушек, проверили каждую тропу, но не нашли ни одной зацепки, которая могла бы привести к разгадке произошедшего.

Черный Легион так же привлекался к этому делу, правда в основном в качестве перевозчиков. С их помощью перебрасывались сотни и даже тысячи нужных в расследовании людей. Несколько раз Гартош встречал отца, в сопровождении лорда Мервона. Лорда Дангал ходил мрачнее тучи: больше всего его тяготило то, что виновников произошедшего так и не обнаружили, а нет ничего худшего неизвестности. Когда знаешь, кто враг, всегда можно ему противостоять, как бы силен он не был. Но когда не знаешь, где, когда и от кого ты получишь следующий удар – это выматывает, это страшно, это вызывало самые нелепые, а порой очень опасные слухи. Тут же вспоминались пророчества Вензалы, и подобные истории.

Единственное что показало расследование, это основательность, с которой провели операцию против барсов. Нужно было изучить все Аргатные горы, найти наиболее посещаемые элитным горным легионом места, подгадать время, что бы нанести наиболее сильный ущерб, и все это в строжайшей тайне. Список подозреваемых был невелик – Жеран и Гроброс. И судя по всему, случившимся в Аргатах это все не ограничиться…

…События, произошедшие в легионе «Гепарды», только подтвердило эти догадки.

Лорда Дангал собрал командоров элитных легионов в Тороне. Совещание начал без предисловий:

– Господа командоры, из легиона «Гепарды» пришла еще одна трагическая весть. Во всех пяти полках легиона происходят массовые случаи заболевания смертельной болезнью. Умирает каждый третий из заболевших. Причем заражаются, как люди, так и кони. Такого у нас еще не было. То, что заражение случилось во всех полках, говорит о том, что все это не случайно, это такая же диверсия, как и против «Барсов». А это значит… – Дангал обвел присутствующих пристальным взглядом.

– Это значит, что кто-то начал войну против наших элитных легионов, – закончил за него лорд Мервон.

– Именно так, Мервон, именно так…

– Как дела у гепардов? – спросил командор барсов.

– Плохо. Уже погибли несколько сотен людей и лошадей, хотя лекари и маги делают все возможное, что бы остановить эпидемию. И, похоже, это у них получается. Новых заболеваний все меньше и меньше, а все больше поправившихся.

– Помоги им Матана… – пробормотал Мервон.

– Будем надеяться и на ее помощь. Но я вас здесь собрал не затем, что бы молиться богам. Вы должны понять, теперь каждый из ваших легионов находится под вражеским прицелом, и вы должны сделать все, что бы ни допустить подобных трагедий. А враг хитер и чертовски опасен. Они уже поняли, что мы настороже, поэтому каждый их новый удар будет все более изобретательней. И они не остановятся.

– Но зачем им нападать именно на элитные легионы? – спросил командор вепрей. – Ведь причинить вред простым частям намного проще.

– Здесь дело не в простоте, – начал объяснять главнокомандующий, – все дело в психологическом эффекте. Наши враги хотят доказать, что могут достать самые боеспособные части Виктании, что спасения от них нет нигде и никому. Этим они показывают свою силу, и засевают страх и сомнения в головы людей. И нужно сказать, это им удается. Наши дознаватели приносят вести о разговорах ведущихся на рынках, тавернах, мастерских. Разговоры несут панический характер. Враги очень хотят посеять панику в Виктании, и наша задача этому помешать.

– Снова Гроброс и Жеран? – спросил командор мамонтов.

– Наверняка они, – ответил Дангал. – Судя по всему, наши вечные враги и недоброжелатели объединили усилия и стали действовать сообща.

– Тарт и сконьеров вы отбрасываете? – спросил Гартош.

– Тарт однозначно в этом не участвует. А вот сконьеры, возможно каким-то боком здесь и присутствуют.

– А поему вы не принимаете во внимание Тарт? – полюбопытствовал мамонт. – Если им пообещали отдать наши южные провинции, это их должно заинтересовать. Тем более, что многие из них нас недолюбливают, впрочем, как и наши их.

– Даже наши недоброжелатели в Тарте, предпочитают иметь дело с нами, чем Гробросом. Они их ненавидят еще больше, чем мы.

– Ну, если вы так уверены… – пробормотал мамонт. – А что Волшебное королевство?

– С Волшебным королевством ни в чем нельзя быть уверенным. Но думаю, они не пойдут с нами на конфронтацию, даже скрытую. Несмотря на то, что они со всеми стараются держаться подчеркнуто одинаково, отношения с Виктанией у них все-таки самые лучшие. Но я не удивлюсь, что в тайной войне, которая против нас объявлена, принимают участие силы не только из Иктива.

Командоры разом загалдели. Как самый молодой и шустрый, Гартош первым успел выкрикнуть:

– Как это?

– А вот так. Наши маги уловили мощные отголоски межпространственной магии. И идут они из Гроброса. Так что из-за Межевых гор можно ожидать всего, чего угодно.

Шум в кабинете главнокомандующего стих не скоро. Командоры обговаривали новости, высказывали предположения и предложения. Но нового, толкового и дельного никто так и не предложил.

Наконец Дангал поднялся и закончил совещание:

– Господа командоры, я скажу то, что вам и так понятно. Перед нами и перед империей лежат нелегкие времена и испытания, поэтому приложите все усилия, что бы к ним приготовиться. И надеюсь, вы понимаете, что можно говорить своим подчиненным, а что нельзя.

* * *

Целый месяц Гартош носился по полкам и сотням, пытаясь найти слабые места, куда мог бы ударить враг, и пока оставался доволен увиденным. В свой легион Оскол отбирал самых лучших и опытных воинов со всей Виктании и они не давали поводов для беспокойства. Все прониклись заботами командора и усиленно готовились к схватке с любым противником, регулярно проводя боевые и магические учения. Ели что и беспокоили командора Черного Легиона, так это классические единороги. В Волшебном королевстве наметилась нехватка этих магических существ и пятый полк укомплектовывался в основном молодыми единорогами, едва вступившими в зрелость. Именно этому полку Гартош и уделял наибольшее внимание, практически ежедневно гоняя их на новые и новые учения.

О том что враг не оставил своих попыток навредить именно элитным легионам, говорили все участившиеся нападения северных племен на участки, где службу нес легион «Мамонты». Несколько раз мамонтам пытались устроить засаду, или натравить на них северных великанов, но бойцы и командиры северного легиона держались настороже, на провокации не поддавались, и даже сумели разбить одно из северных племен, захватив при этом их военного вождя. В этой операции принял участия и легион «Единороги»…

…Из центрального штаба прибыли два боевых мага – Гремольд и Лапога. Очень колоритная нужно сказать парочка. Гремольд – сухощавый, высокий и прямой, словно высеченный из куска старой древесины. Его лицо не выражало никаких эмоций, и глаза оставались одинаково холодны при беседе, еде, или занятий магией. Смутить, возмутить, или удивить его, было невозможно, и об этом ходили легенды в армии.

О Лапоге, полной противоположности своего напарника, ходило не меньше легенд и слухов. Низенький и пухленький, очень веселый и подвижный, он абсолютно не походил на грозного боевого мага, особенно если учесть слухи, которые о нем ходили. А согласно слухам, был Лапога охоч до молодых розовопопых юношей, что у одних вызывало смех и веселье, а у других раздражение и даже ярость. Последние видимо всерьез опасались за свою честь.

Но, несмотря на слухи и вид, эта необычная пара слыла одной из самых сильных связок среди боевых магов. Они отлично дополняли друг друга, и можно было только посочувствовать тем, против кого направлялась эта сила.

Вместе с магами пришел и приказ: выделить два полка единорогов на помощь легиону «Мамонты». Гартош лично возглавил эту операцию.

Черные полки появились вовремя. Уже знакомый Осколу четвертый полк мамонтов, вместе с пограничниками, держал оборону небольшого пограничного поселка. И то, что увидели единороги, заставило их содрогнуться. На ограждения поселка волнами накатывались объединенные стада скребов и северных бизонов. Этот поселок был намного меньше Крехнов – ставки четвертого полка, и огромное стадо грозило буквально затопить его.

Гремольд и Лапога быстро разобрались, откуда идет наибольшая угроза. Посреди поросшей буйной растительностью тундры, расположилось войско одного из северных племен. Верхом на оленях, они ждали момента, когда придет их очередь атаковать обессиленных виктанийцев. Впереди их нестройных рядов бесновалось около полутора десятка шаманов, направляя на укрепления южан все новые и новые орды северных великанов.

Лапога, от переполняющих его эмоций, даже затанцевал в седле, нетерпеливо указывая коротким толстым пальцем на шаманов.

– Вот этих застанцев, разорви их задницы, нужно атаковать в первую очередь!

Гремольд согласно кивнул и добавил:

– Если нейтрализовать шаманов, животные быстро разбегутся, и нам придется иметь дело только с людьми.

– Вот и займитесь шаманами. А мы, пока вы будете их удерживать, атакуем этот сброд, иначе они одумаются и перестроятся.

И отдав приказ, Гартош двинул единорога вперед.

– Да, да! Атакуйте их! – оживленно зажестикулировал Лапога. – И не волнуйтесь, мы побеспокоимся о ваших задницах!

Командор остановился и развернул Агаральда:

– Вы прикройте наши спины! А о своих задницах мы побеспокоимся сами!

– Вот, вот! Именно это я и хотел сказать! Ваши задницы в надежных руках!

Гартош сплюнул, развернул единорога, и, догнав строй, устремился на сшибку с врагом. Гремольд никак не отреагировал на выходку своего напарника, он к ним уже давно привык.

Увидев несущихся на них единорогов, ряды северных племен смешались. Олени заволновались и норовили ускакать вглубь тундры, подальше от этих невиданных черных чудовищ. Шаманы оставили многострадальный поселок в покое, и попытались перенаправить скребов и бизонов в сторону новой опасности. Но тут в дело вступили Гремольд и Лапога. Они не только блокировали все попытки северных колдунов, но и сумели нанести по ним несколько магических ударов, троих при этом уничтожив.

Освобожденные от магических уз животные, бросились в сторону от кровавой бойни, в которую их посылали. Часть из них рванула в сторону единорогов, но от черных полков веяло такой опасностью, что животные тут же повернули на своих недавних повелителей, смяв по ходу левый фланг племени.

Северные племена воевали в основном с помощью набегов, и жесткая рубка, которая сейчас намечалась, не являлась их сильной стороной. Может они и попытались бы дать бой единорогам, но с правого фланга их неожиданно атаковал подоспевший первый верховой полк мамонтов. И племя джошаров – а именно они сейчас напали на поселок – дрогнуло. Первыми развернули оленей семьи из уже порушенного левого фланга. Правый фланг задержался ненадолго. И семьи из центра, под угрозой попасть в клещи, бросились догонять своих шустрых соплеменников.

Единороги не могли тягаться в скорости и выносливости с оленями, поэтому они и не стали преследовать джошаров, а поступили более разумно. Черные полки, через подпространство, переместились наперед улепетывающему племени и встретили их лобовой атакой. Примерно половина северных вояк все-таки сумели увернуть от встречи с грозным противником, а остальные вовсю почувствовали на себе мощь атаки черных полков. Не умеющие хорошей брони, первые ряды джошаров были буквально нанизаны на пики единорогов, а потом началась рубка, в которой у северян не имелось ни малейшего шанса. Украшенные ветвистыми рогами олени, служили лишь средством передвижения и при верховой схватке от них мало толку. Многие из джошаров это поняли, поэтому спешились и попытались противостоять виктонийцам пешими, но времени, что бы правильно организовать оборону им не оставили. Единороги, а затем и подоспевшие мамонты, быстро подавили разрозненные очаги сопротивления.

Недалеко ушли и отвернувшие от схватки с единорогами семьи. Два пехотных полка Северной Армии и один кавалерийский, как нельзя кстати подоспели к месту сражения и приняли северян в тесные объятья. Вырваться из этой, как потом оказалось, подготовленной мясорубки, сумел лишь каждый пятый джошарец участвующий в набеге.

Среди пленных оказался и военный вождь племени, которого через пару недель повесили.

* * *

После удачно проведенной операции, командор единорогов на несколько дней вырвался домой. В последнее время, надолго оставаться с детьми и Лиситой Гартошу выпадало нечасто, даже несмотря на его отличные способности передвигаться с помощью магии. Поэтому нескольким свободным дням обрадовались все: и дети – включая малышку Милену, и жена, и каррлаки, и сам Гартош.

Мартан стал уже совсем большой и важный, словно дед – лорд Дангал. И вскоре он займет свое место в магической группе одной из высших студий, ведь именно магический кристалл выбрал старший сын Гартоша в свой День Выбора. Понятное дело этому обстоятельству особенно порадовались лорды Руткер и Гнивер. Крепыш Зоктер продолжил дело отца и деда – ему больше по душе пришелся меч. Костяным подобием настоящего меча он вовсю махал на тренировках старшего брата, и это дало основание начать занятия с Зоктером раньше намеченного времени.

Гартош сам провел с сыновьями пару занятий по фехтованию, но после возмущений наставника оставил это дело, тот заявил – Гартош не вписывается в его методику, а только ломает ее. Так что отцу осталось лишь с улыбкой наблюдать за занятиями сыновей со стороны.

Малышка Милена, за время долгих отсутствий отца, успевала его забывать, но по мере роста это происходило все реже и реже. В этот приезд она признала отца практически сразу. Но главным ее кумиром оставалась, конечно, Гвала. Оборотница с первого дня привязалась к малышке, и времени с ней проводила даже больше чем Лисита. Для них соорудили специальную корзину в виде колыбели, в которой Гвала таскала Милену по всему поместью. И что самое главное, Лисита абсолютно не переживала в это время за свою дочь.

Частым гостем в доме Гартоша бывал Катан, недавно с успехом освоивший подпространственные переходы. Своей семьей он так и не обзавелся, поэтому при каждом удобном случае появлялся в Лариэле, в гостях у Гнивера, или, что случалось гораздо чаще, в Коньсуре.

Вот и сейчас Катан прибыл в дом Гартоша почти одновременно с хозяином. Он рассказал брату о своих успехах продвижения по службе, и с завистью выслушал о последних подвигах младшего братишки. Братья долго общались в отдельном кабинете хозяина, обсуждая в основном непростую ситуацию в империи, и выдвигая свои предположения развитии событий. А затем Катан отправился поиграть с детьми, в которых буквально не чаял души. Гартош со вздохом проводил его взглядом – так и не обзаведясь семьей, Катан забывался в семьях братьев.

Наконец-то дождался своей очереди Аруш. Вот кто не выглядел довольным. Каррлак сразу же стал жаловаться Гартошу на скукотищу, и упрекнул, он подчеркнул – боевого товарища, что не такая жизни была ему обещана в новом мире.

– Где приключения, где схватки?! – взывал оборотень. – От этой сытой обустроенной жизни я скоро зачахну. Ты должен взять меня с собой, в легион. Я слышал, как ты нахваливал последнее сражение, у меня аж слюнки потекли.

– Но как же охрана детей? – пытался возразить Гартош, в глубине души понимая нового друга.

– Гвала справится, – отмахнулся Аруш. – К тому же здесь все построено так, что при малейшей опасности ты все узнаешь и мы мгновенно сюда вернемся. Разве не так?

– Так, – нехотя признал Гартош.

И после недолгих уламываний, согласился брать каррлака с собой.

На второй день отдыха, командору пришло сообщение о новом выпаде против элитных легионов. Над расположением двух полков легиона «Драконы» выпал ядовитый дождь. Об убитых не сообщалось, но сказали, что очень много покалеченных и изуродованных. А так же что уничтожены почти все боевые машины, кроме тех, что хранились в укрытии. Единственное что Оскола хоть немного успокаивало, это что беда случилась не в том полку, где служил Дебор.

Помощь командора единорогов не требовалась и он остался дома, хотя отдых, конечно, был безнадежно испорчен. Но долго наслаждаться теплом дома и вниманием семьи ему не довелось. От отца пришла еще одна тяжелая весть о провалах агентов и шпионов на территории Жерана и Гроброса. А так как нигде не могли найти одного из помощников командора Тайного Легиона, то основной версией стало предательство. Об этом новом ударе по элите мало кто знал, но от этого не становилось легче.

Утром третьего дня, вызов Тереса буквально выбросил графа Коньсур из кресла.

– (Гатрош, беда! Скорей в легион!)

Гартош даже не стал ничего переспрашивать, из-за мелочи Терес не поднял бы паники. Он попрощался с встревоженной Лиситой, поцеловал детей и помчался на конюшню, за Агарольдом, который громким ржанием подтверждал приход беды. На входе в конюшню Оскола ожидал полный решимости Аруш.

– Ну, вот ты и дождался своего часа! – бросил ему Гартош. – Теперь позабудь о скучной и размеренной жизни!

– Уже забыл, – коротко ответил каррлак.

* * *

Расположение Черного Легиона напоминало развороченный муравейник. Кто-то куда-то мчался, кричал, размахивал руками, но большинство бойцов уже сидели в седлах, полные решимости отправится к демону в зубы хоть сейчас.

Гартош направился к штабу, где уже собрались почти все сотники и полковники. Недостающие прибывали сразу вслед за командором. Терес с ходу стал посвящать командира в суть событий:

– Буквально полчаса назад пятый полк отправился на учения в баронство Третлад, что на границе с Жераном.

– Я знаю, где Третлад, что случилось?

– Люди барона должны были встретить полк и указать им место для учений, чтоб посевы не потоптать и к границе поближе.

– Терес, я знаю все это! Что случилось?!

– Люди барона, и сам барон действительно ждали наших, и подготовили им огненную ловушку!

Гарош застонал. Огненная ловушка! Огонь – единственное чего боятся боевые единороги, от него они буквально сходят с ума. Теперь понятно от чего бесятся остальные единороги – они чувствуют ту боль, тот ужас, что обуял их собратьев.

– Кто-нибудь вернулся?

– Никого. Рестан не оставит своего полка, он только сообщил о случившемся. Ты ведь знаешь, там в основном молодые единороги, я даже не представляю что там сейчас твориться, если даже здесь единорогов тяжело контролировать.

Дальше Оскол уже не слушал. Он выбежал из штаба и бегом направился к Агаральду. Ждавший возле штаба Аруш помчался за ним.

– Подожди Аруш, твое время еще не пришло! – бросил ему Гартош, и, вскочив в седло наклонился к уху единорога. – Нам надо это сделать дружище, мы должны им помочь, больше некому.

Агаральд повел налитым кровью глазом и ударил копытом.

– Тогда вперед!

Единорог с всадником скрылись в мерцании, и в следующем мгновении вышили посреди дыма, огня, и полных боли криков и ржания. Гартош сразу оценил обстановку. Остатки полка метались на пятачке, шетов трехсот в диаметре, а вокруг гудело подымающееся стеной пламя.

– Круг! – крикнул командор. – Создать круг!

И не дожидаясь реакции, он помчался посреди мечущихся единорогов. Те, кто не совсем поддался панике, и кто сохранил на четвероногих единорогов хоть какое-то влияние, пристраивались за хвостом Агаральда и следовали примеру командора и вожака. Жиденькая цепочка постепенно превращалась в цепь, которая наконец замкнулась в полноценный круг. Между скачущими всадниками проскочила зеленоватая молния и первый десяток ушел в подпространство. Гартош гнал единорога по кругу, не давая ему косится на огонь, ведь сейчас вся надежда была на Агаральда, только он мог вывести жеребцов из плена безумия и заставить их подчиниться всадникам. Понимал это и вожак единорогов, он хрипел и выплевывал целые сгустки пены, но во всю прыть мчался по кругу, вовлекая в него все новых участников и давая им шанс покинуть огненную ловушку.

Один за одним, иногда группами до двух десятков, покидали единороги огненное кольцо, которое сжималось все плотней и плотней. Мелькали по цепи разряды энергии, и вскоре настал момент, когда хвост последнего единорога скрылся в магическом мерцании. С трудом сдерживая себя, и особенно Агаральда, Гартош сделал круг по значительно уменьшившейся площадке. Нужно убедиться, что ушли все. Да, ушли все кто мог, живых здесь больше не осталось. Магия, разбуженная единорогами, только раззадорила огонь, и разъяренные тем, что у них отняли добычу, к единорогу с всадником потянулись длинные языки пламени. И только почувствовав у себя на лице их огненное дыхание, Гартош послал уже начавшего терять рассудок единорога в подпространство.

С тревогой ожидавшие своего командора легионеры увидели, как из магического сияния, захватив с собой клубы сизочерного дыма и вихри огня, появились похожие на демонов чудовища. Обгоревшие хвост и грива единорога, а так же волосы всадника, делали их вид особенно демоническим.

Едва выбравшись их подпространства, командор спешился и тут же бросился к Рестану, над обожженной правой стороной которого уже колдовал лекарь.

– Рассказывай, – распорядился командор.

Время от времени морщась от боли, командир пятого полка поведал о случившемся.

– Согласно составленному штабом плану, мы должны были провести учения по обнаружению и уничтожению большого отряда, ворвавшегося в Третланд со стороны Жерана. Люди барона должны были встретить нас в условленной точке и провести до места встречи с предполагаемым противником, где мы совместно его атакуем.

Гартош молча кивал: так все и планировалось.

– Но выйдя в нужной точке, мы не обнаружили людей барона. И едва весь наш полк собрался на опушке леса, где мы должны были встретиться, как вокруг нас вспыхнул огонь. Он вспыхнул сразу со всех сторон и заключил нас в кольцо. Я понял, что мы попали в ловушку и отдал приказ о срочном возвращении. Но первых несколько минут нас кто-то сдерживал, кто-то достаточно сильный, а затем единороги словно сошли с ума и начался настоящий ад. Я только и успел, что передать сообщение. Даже мне не удалось удержать единорога в стенах разума, что уж тут говорить за молодых жеребцов.

– Способность единорогов обмениваться мыслями, в этом случае сыграла против них самих, – сказал Вирон. – Они поделились не только мыслями, но и болью, страхом. Это объясняет, почему панике поддался сразу весь полк. Нужно подумать, как избежать подобного в следующий раз.

– Следует высылать разведку, – предложил самое простое решение Алькон.

– Не пойдет, – возразил Терес. – Наше основное оружие внезапность. А появление наших разведчиков, сопровождаемое мощным магическим всплеском, вряд ли останется незамеченным. К подходу основных сил противник успеет подготовиться.

Гартош хмуро прервал обсуждение:

– Позже подумаем как быть. Вирон, ты смог найти, кто это сделал?

– В общем, да. В этом замешан барон, его люди, а так же кое-кто со стороны – два, три мага. Причем, очень сильных мага. Полностью свое присутствие они не скрыли, лишь сделали его расплывчатым, размытым. Я не смогу их распознать.

– Куда они ушли?

– След тянется до границы с Жераном, а затем умело обрывается. Приглашающий нужно сказать след…

– Понятно… Они впервые показали, кто за всем этим стоит. Ждите меня в полной готовности, я скоро буду.

– Куда ты? – бросился вслед за Осколом Аруш.

– В Верховный штаб. Может там знают больше. Побудь пока здесь.

* * *

Гартоша, без предупреждения появившегося возле ступеней Верховного штаба, чуть не расстреляли дежурные арбалетчики, и только то, что его сразу же узнали, избавило командора от участи подушечки для иголок.

Он успел как раз к началу совещания, посвященного последнему нападению на элитный легион. Кроме высших чинов, на совещании присутствовало много магов, в том числе и Руткер с Гнивером.

Гартош быстро доложили о последних событиях, и, не обращая ни на кого внимания спросил у Гнивера:

– Ты знаешь, где они?

– Знаю, – после секундного замешательства ответил брат. – Сейчас они уже не скрываются. Они готовы встретить Черный Легион.

– Где они?

– Люди Антуна, барона Третлада, находятся сейчас в Жеране, неподалеку от нашей границы. Там устроили ловушку для вашего легиона.

– Жеранцы понимают, Черный Легион самый опасный для них. У них самих нет ничего подобного, поэтому они сделали все, что бы выманить вас в подготовленную ловушку, – поднявшись из-за стола, сказал Дангал.

– Ты про огненную ловушку?

– Нет. Это была попытка разозлить единорогов как следует, и оставить четкий след, куда ушли виновники, а там вас уже ждет главная ловушка – тридцать тысяч арбалетчиков, кавалеристов и пехотинцев. Жеранские собаки и предатель барон, видимо и сами не ожидали такого успеха в первом же выпаде против вас. Кстати, какие ваши потери?

– В огне живьем сгорели около четырех сотен моих людей с единорогами, – сквозь зубы выдавил Гартош. – Половина выживших получили тяжелые ожоги.

– Мне очень жаль Гатрош, но…

– Покажите мне этих тварей! – прервал отца командор единорогов.

Гнивер посмотрел на отца, тот скрипнул зубами и кивнул. Над большим столом, стоящим в совещательной комнате, по взмаху руки Гнивера, словно разлилась гладь воды, отражающая медленно проплывающую внизу местность – маги Виктании удерживали над нужным местом захваченную магией птицу. Птица летала по кругу, показывая большую крепость на берегу извилистой реки, в латоне от которой находилось несколько сотен народу. Гнивер повел рукой и изображение приблизилось. За несколькими длинными столами, пиршествовали никак не меньше шести сотен человек.

– Празднуют гады… – процедил командор, примечая, где сидят хозяева, где гости.

Особо он отметил местонахождения барона Третлада, который в окружении богато одетых господ, с воодушевлением произносил тост.

– А теперь посмотри на это, – тихо сказал Гнивер.

Сквозь серую дымку, на окружающих пиршество холмах, проступили ровные ряды нескольких тысяч арбалетчиков, сразу за которыми расположились втрое больше тяжелой пехоты. В ближайшей роще, а так же в крепости, ждала своего часа тяжелая кавалерия. Идеальная ловушка. Туда легко попасть, но очень немногие смогут оттуда выбраться.

– То, что ты видел в первую очередь, от нас и не скрывается, – объяснил Гнивер. – А вот что бы увидеть истинное положение дел, нам пришлось очень потрудиться.

– Сколько их?

– Около тридцати тысяч.

– Тридцати отборных тысяч, готовых к вашему появлению, – добавил Дангал. – При мощной поддержки магов.

– Которые нашли способ блокировать, хоть и ненадолго, ваши переходы через подпространство, – в свою очередь вставил лорд Руткер.

– Очень хорошо, что они собрались все вместе, гоняться не придется… – Гартош расправил плечи и бухнул себя кулаком в грудь. – Я отомщу за свой пятый полк, и за остальные легионы, ваше превосходительство!

Дангал тяжело вздохнул и чуть заметно кивнул:

– Иди сынок, и пусть боги будут на твоей стороне.

Когда за Гартошем закрылась дверь, тур-генерал Авитель, командующий Центральной армией, не удержался от вопроса:

– Дангал, ты уверен, что поступаешь правильно, дав добро на эту авантюру? Черный Легион конечно хорош, но шестикратное превосходство…

Главнокомандующий снова тяжело вздохнул, и тяжело опустился в кресло:

– Я его все равно не смог бы удержать. А так у него будет мое благословление, как главнокомандующего, и как отца. Надеюсь, оно поможет Гартошу. И всем нам тоже…

* * *

Покинув штаб, Гартош не послал Агаральда назад в легион, а направился к Дороге Храмов. Он не спеша проехал мимо храма всех богов, за громадиной которого расположились отдельные храмы. Копыта единорога стучали по мостовой, приближаясь к нужному святилищу, но в последний момент Оскол передумал и повернул от храма Терхона – бога войны, к храму Килесы – богини мести.

Он бывал в этом храме всего пару раз, еще в студии, когда их всей группой провели Дорогой Храмов, заводя в каждое святилище, и подробно рассказывая про богов, которым посвящался тот или иной храм. Тогда Оскол не почувствовал особого превосходства всесильных сущностей над обычными смертными. Теперь же он ступал под своды храма как проситель, с пониманием того, к кому он пришел и о чем будет просить. И это повергало его в нешуточный трепет.

В головном зале горело с десяток бездымных ламп, дающих достаточно света, что бы рассмотреть небогатое убранство центрального в Виктании храма богини мести, и саму шестирукую богиню. Килеса держала в каждой руке орудие мести – похожие на пламя кривые кинжалы. Кроме Гартоша в храме находилось еще несколько просителей, но все они не задерживались надолго – бросали в жертвенник энную сумму денег, полушепотом произносили просьбы, и, пряча друг от друга глаза, покидали здание.

Командор дождался, когда он останется один в зале, и, подойдя к статуе богини, припал на колено:

– Прошу о милости великая. Вся моя суть взывает к мести, мести страшной и жестокой. Враги подло погубили моих людей, и я не успокоюсь, пока не отомщу. Не отомщу так, что запомнят на века. Я принесу в твою честь богатые жертвы, пролью реки крови. Только помоги. Помоги моей мести вырваться наружу и повергнуть врагов в прах. Только на тебя вся моя надежда и стоящего за мной легиона.

Гартош склонил голову, и всем духом, всей душой желал, что бы его молитва не пропала впустую, что бы его слова долетели до божьих чертогов и были услышаны. И видимо действительно пламенную он держал речь, и шла она от самого сердца.

Скрипнуло над головой у просителя, и по огромному залу пробежала волна леденящего внутренности холода, прогоняя прочь смертных, направивших свои стопы в храм Килесы. Гартош медленно, всем телом чувствуя этот холод, поднял голову. Богиня смотрела на него в упор, немигающим, но отнюдь не каменным взглядом. Ее руки опустились, и кинжалы направились на Оскола. От этого взгляда застыло дыхание, и кровь окончательно застыла в жилах.

– Давно я не слышала таких страстных речей и не чувствовала такого желания отомстить, – сказала богиня мести. – Ты просишь многого, готов ли ты столько же много отдать?

– Готов великая! – выдохнул Гартош.

– Меня радует твоя решимость молодой Оскол. И ты получишь мою поддержку и благословление. Я помогу тебе, Месть на твоей стороне. Но знаешь ли ты, с кем тебе придется сражаться?

– Мои враги жеранцы, и предатели виктанийцы, которые погубили моих людей.

– Отнюдь, это не самые опасные твои враги. Есть враги и посерьезней, я бы даже сказала, пострашней.

– Кто они?! – казалось глаза Гартоша загорелись багровым пламенем. – Я готов сразиться с любым врагом!

Тихий хрустальный смех, словно сорвались тысячи ледяных сосулек, прокатился по залу, и эхом затерялся где-то вверху.

– Боюсь, что знание сейчас сыграет не в твою пользу. Лучше тебе остаться в неведении.

У Гартоша хватило ума не спорить с богиней.

– Я помогу тебе в борьбе с силами, что против тебя выступили. Возьми.

С кончика одного из кинжалов сошел язык зеленого пламени, и маленьким солнцем подплыл к человеку.

– Это мой знак, несущий мою силу. Сумеешь применить его правильно – и ты выиграешь, переусердствуешь, не сможешь остановиться – и проиграешь.

Гартош взял сияющую жемчужину в ладонь, и не почувствовав ни холода ни жара, осторожно сжал ее в кулаке.

– Спасибо, великая. Я сделаю все, что бы ты во мне не разочаровалась.

– Сделай Гартош, сделай. Выполни свое обещание, пролей в мою честь море крови, и мы вместе насытимся этой местью.

Командор встал с колена, и поклонившись принявшей прежнее положение статуе, зашагал к выходу. При свете солнца он разжал кулак, на ладони лежала зеленая жемчужина. Гартош бережно переложил ее в нагрудный карман, и скривив губы в зловещей усмешке, одним прыжком взлетел в седло.

Как только смертный скрылся в магическом мареве, губы Килесы так же сложились в зловещую усмешку и огромным залом снова прокатился хрустальный смех.

* * *

В легионе нетерпеливо ждали командира – полные решимости единороги приготовились дать бой любому врагу. Лекари закончили возиться с обожженными людьми и животными, но никто, даже с трудом держащиеся на ногах, не захотели отправляться в госпиталь до возращения командора.

Появившись возле штаба, Гартош сразу созвал совещание:

– В общем, так ребята. Жеранцы понимают, что мы не оставим безнаказанно то, что они устроили нашему пятому полку, поэтому подготовили нам горячую встречу. К месту предполагаемого сражения они стянули тридцать тысяч бойцов.

– Уважают, – протянул Зигул.

– Всего-то! – фыркнул Алькон.

Гартош обвел взглядом подчиненных, в их глазах читалось: тридцать тысяч не та цифра, что могла бы их остановить. Удовлетворенно кивнув, он набросал на столе схему расположения жеранских войск, и веселящихся в центре засранцев.

– Первый полк, ударите с севера. Тремя сотнями по кавалерии в этом леску, остальные по пехоте и арбалетчикам. Второй полк с юга, вот сюда и сюда. Третий с запада, вот ваши цели. Четвертый с востока. Ну, а мы, – Гартош повернулся к Рестану, – с бойцами из пятого полка, которые смогут держать оружие, навестим веселящуюся компанию.

Никто не пытался оспорить у потрепанного полка такую привилегию, она им досталась по праву. Пытаясь улыбнутся, Ристал гримасничал обожженным лицом, отчего всем присутствующим становилось немного жутко.

– Когда выступаем? – спросил Терес.

– Сейчас. Полчаса на сборы. И еще… Гартош обвел всех испытующим взглядом. – Многие думают, что соваться туда самоубийство. Возможно кто-то из вас думает так же. Так вот, знайте. Мы не идем умирать, мы идем мстить. Я был в храме Килесы и просил ее о помощи.

– Я не удивлюсь, если она ее обещала лично, – пробормотал Алькон.

– Обещала, – улыбнулся командор.

– Ну, так как ты просишь, то куда ж денешься! – захохотал Зигул.

В штабе разом спало напряжение, присутствующие оживленно задвигались, заулыбались, послышались комментарии близких знакомств командора с демонами и богами. И предстоящий акт возмездия теперь уже ни кому не казался безнадежным.

* * *

Веселье возле крепости Рузаро было в самом разгаре. Черный Легион уже никто не ждал. Раз не ударили по горячим следам, когда преобладали эмоции, значит, не ударят вовсе, благоразумие победило. А жаль. Лорд Томнар, граф Лимеро разочарованно вздохнул. Эту ловушку он готовил несколько лет, и полагал не нее большие надежды. С тех пор как он впервые столкнулся с единорогами, прошло почти десять лет, и он никогда не забудет, как из магического вихря появился, действительно страшный всадник на черном единороге, и как он зарубил бедного Золтоса.

Мечте создать подразделение подобное виктанийским единорогам, не суждено было сбыться, Волшебное королевство отказалось продавать им черных боевых единорогов. Видите ли, они не хотят, что бы единороги хоть когда-нибудь встретились в бою. Повезло виктанийцам, им первым пришла в голову великолепная мысль, создать из черных единорогов крупное боевое подразделение, тем самым отняв эту возможность у других.

Граф с презрением посмотрел на сидящего напротив Антуна. Предателей он никогда не любил, хотя без их услуг не обойтись. Барон много пил, запивая свой страх перед Черным Легионом, и то, что единороги не появились, являлось для него лучшей новостью. Томнар его прекрасно понимал, за то предательство, за ту подлость, что он совершил, он заслужил самую страшную кару со стороны своих соотечественников. Но все-таки нужно признать, без помощи барона и его людей, устроить огненную ловушку единорогам не удалось бы. Теперь нужно ломать голову, куда пристроить барона.

Додумать эту мысль графу не удалось. Вдруг содрогнулся магический эфир и на ближайшем поле, казалось, лопнуло само пространство, выпуская вместе с клубами пыли, летящих во весь опор страшный черных чудовищ. Они были все так же страшны, как и десять лет тому назад. Графу Лимеро радоваться бы тому, что ловушка сработала, капкан захлопнулся, но вместо этого ему вдруг пришла обратная мысль – возможно жеранцы совершили страшную ошибку…

…Гартош первым влетел на поле перед празднующими, где ждали, и в то же время боялись их появления. То ли жеранцы оказались первые мгновения в шоке, то ли давали возможность всем единорогам появиться на поле, но первый залп из мощных арбалетов и баллист задержался. Пятый полк преодолел уже половину пути до столов, когда в них полетели заговоренные стрелы болты и копья. И вся эта туча смертоносных орудий, нависшая над неполным полком, сгорела, словно пылинки на раскаленной сковородке. А сделать второй залп, стрелкам не удалось.

Появившиеся со всех сторон черные полки, прошли по рядам жеранцев, как по нежной весенней траве, практически не встретив достойного сопротивления.

Находясь на острие атаки, командор видел перекошенные от ужаса лица, и злая радость наполнила его до предела, смешавшись с ненавистью и жаждой отомстить. Он направил Агаральда к нужному ряду столов, где до этого времени прекрасно проводили время интересующие Оскола личности. Единорог с разбегу влетел на широкий стол, разбрасывая и плюща огромными копытами блюда и тарелки. Рассекая воздух, меч Гартоша зашипел, с его кончика срывались трех, четырех шетовые ярко голубые молнии, поражая всех на своем пути. Время от времени слева от Оскола мелькал полностью забрызганный кровью Аруш, наводя своим видом ужас на жеранцев.

Лица оцепеневших в ужасе врагов приближались с каждым взмахом меча, с каждым шагом единорога, с каждым ударом сердца. И вот тот долгожданный миг, когда Гартош ударил мечем с особым наслаждением. Полная ненависти, почти белая от переполняющей ее силы молния, с легкостью разрезала ненавистного предателя, барона Третлада, вместе с его соседями. Обратным движением Гартош хлестнул по жеранцам, сидящим напротив барона – уже пришедших в себя и пытающихся отвалить подальше от стола. Им не повезло, их ожидала та же участь, что и барона.

И только разделавшись с этой кучкой, командор почувствовал себя почти полностью удовлетворенным. Основная цель достигнута, враги, виновные в гибели его людей, уничтожены. Осталось навести здесь как можно больше шороху, что бы в дальнейшем соседям неповадно было испытывать Виктанию на прочность. Агаральд прошел стол от начала до конца, и, соскочив с него, остановился – Гартош решил внимательно и уже спокойно осмотреть поле боя.

Пятый полк заканчивал разгром, скорей даже уничтожение пирующих, доставая уцелевших из-под столов. Судя по наполнению эфира энергией, магов у жеранцев хватало, и они вовсю старались пустить в ход свой арсенал. Но все их попытки атаковать натыкались на непробиваемую защиту Черного Легиона. Гартош потрогал в нагрудном кармане слегка нагревшуюся жемчужину, и еще раз поблагодарил Килесу за помощь.

На ближних холмах и за ними так же вовсю кипела битва, где жеранцы, несмотря на огромный численный перевес, терпели сокрушительное поражение.

– (Алькон, как у тебя дела?) – запросил командор отчет у своего полковника.

– (Как по писаному! Стрелков розсеяли и частично перебили, половина пехоты не подымется уже больше никогда, кавалерию связали боем и не даем подойти на помощь пехоте.)

– (Не увлекайтесь, наше время уходит. Терес?)

– (У нас почти так же как и первого полка, только мы еще и кавалерии врезали как следует. О том, чтобы атаковать, они пока и не думают.)

– (Подумаешь! Да мы тоже!)

– (Заткнись Алькон! Вирон, как у тебя?)

– (Стрелков уничтожили почти полностью, пехоту разогнали, сейчас сцепились с кавалерией. И меня сильно тревожить бездействие их боевых магов.)

– (Они не бездействуют, просто у них ничего не получается. Зигул, что там у тебя?)

– (Нормально, давим как кузнечиков), – коротко ответил командир четвертого полка.

– (Кому нужна помощь?)

После недолгого молчания отозвался Вирон:

– (Мне пожалуй не помешает.)

– (Я могу помочь!) – сразу отреагировал Терес.

– (Хорошо, помоги Вирону. Зигул, помощь нужна?)

– (Пока справляемся.)

– (Ясно, тогда мы поможем Алькону. И всем подготовиться к отходу, максимум через пять минут, нас здесь не должно быть.)

Пятый полк развернулся на север и ударил по жеранской пехоте, так и не сумевшей восстановить правильное построение после удара первого полка. Помощь Алькону действительно не помешала. Если пехота серьезных угроз ему больше не представляла, то кавалерия желала реализовать свое численное превосходство. И возможно ей это удалось бы, если бы в дело не вмешался разгоряченный победой пятый полк. Еще не выплеснувшие всю свою ненависть и жажду мести бойцы пятого, буквально смели левый фланг жеранской пехоты и врезались в большой отряд кавалерии.

Пожалуй их сейчас не моглиостановить бы и демоны, прояви они такое желание. Виктанийцы рубили врагов, словно сухой камыш на учениях. Они стали теснить кавалерию противника с двух сторон, и наконец обратили их в бегство. Но преследовать убегающих командор не дал:

– (Вирон, Терес, как там у вас?)

– (Кого не убили, тех разогнали), – ответил Вирон.

– (Зигул?)

– (У меня так же. Но появилась проблема.)

– (Какая?)

– (Приближается большой отряд кавалерии из крепости.)

– (В бой не вступать, всем домой.)

– (Может еще задержимся?) – засомневался Терес. – (Эти жеранцы, они как дети из младшей группы студии, против выпускников академии. Их бить одно удовольствие.)

– (Я сказал домой! Без самодеятельности! А то мы здесь можем задержаться надольше, чем нам хочется. И не оставьте здесь никого из своих.)

Полки Черного Легиона один за другим скрывались в подпространстве, оставляя после себя только усеянные трупами врагов поля. Гартош уходил последним. Он с огромным удовлетворением осмотрел поле боя, и достал из кармана слабо светящуюся жемчужину.

– Эта победа посвящается тебе, великая.

Жемчужина последний раз мигнула, и превратилась в обычную горошину. Оскол обернулся на быстро приближающуюся кавалерию противника и зло сплюнул:

– Не таких сусликов выливали.

И со спокойной совестью вернулся домой.

* * *

Три тусклых силуэта, не видимых даже для сильных магов, неподвижно стояли всего в сирте от места сражения. После разгрома жеранцев, стоящий справа повернулся к остальным:

– Интересные здесь разворачиваются дела. А ведь все уже было решено.

– Да, – кивнул средний, – кто-то решил сыграть в свою игру. Показал и подсказал виктанийцам расположение войск Жерана. Помог защититься от магии, причем от нашей магии.

– Интересно бы знать кто, – добавил третий.

– Узнаем, скоро узнаем, – пообещал средний.

И, так и не замеченная никем троица, медленно растворилась в воздухе.

X

Удивительное дело, но Черный Легион в вылазке в Жеран не потерял ни одного бойца, ни двуного, ни четвероногого. Раненые, конечно были, и немало, причем многие ранены тяжело, но домой вернулись все, и все живые. После успешно проведенной операции и возвращения домой, не только Гартош, но и все бойцы единороги, побывали в разных храмах Килесы, где молились своей покровительнице и приносили ей богатые жертвы. Неподалеку от своего штаба, Оскол велел построить небольшую часовню, посвященную богини мести и их общей победе.

Через три дня после удачного разгрома жеранцев, Гартоша пригласили на совещание Совета Командоров. Совет Командоров являлся очень влиятельной в Виктании организацией, и туда входили только командиры легионов. Он делился на два совета: большой и малый. В БСК входили все командоры Виктании. В МСК входили командоры элитных легионов, и по три выборных командора от каждой из армий. Большой Совет созывался чрезвычайно редко, так как велика была опасность покушения на собранных воедино командоров. Вот и внеурочное заседание, куда в обязательном порядке пригласили и Гартоша, собиралось Малым Советом.

Гартош прибыл на заседание точно в назначенное время, но к своему удивлению обнаружил, что весь МС уже в сборе. Едва командор единорогов вошел в зал заседаний, как председатель совета скомандовал:

– Господа командоры!

Все командоры встали как один. Гартош удивленно застыл на пороге, недоуменно уставившись на членов совета – стоя совет приветствовал только императора. Даже командующие армиями и главнокомандующий, не удостаивались такой чести.

– Не стой на пороге, командор, пожалей наши ноги, некоторые из нас старше тебя почти втрое, займи свое место, – с улыбкой произнес лорд Амурей, самый старый командор, он же председатель совета.

Еще не до конца пришедший в себя, Гартош прошагал к столу. По взмаху председателя все сели. Лорд Амурей прокашлялся и вновь обратился к Гартошу.

– Командор Черного Легиона, лорд Гартош, встань!

Начавший понимать, что здесь происходит, командор единорогов встал и бросил взгляд на присутствующего тут же отца – носящего звание почетного командора. Председатель продолжил:

– Большой Совет решил, и передал свое решение малому совету, а Малый Совет уполномочил меня сообщить, – Амурей вновь прокашлялся, – За создание нового легиона, под названием Черный Легион, командору лорду Гартошу и из рода Осколов, присваивается звание – почетный командор.

Гул одобрения пронесся по залу. Польщенный вниманием, Гартош прошел к председателю. Нужно признать, что подобному решению совета он не удивился. Его отец, лорд Дангал, получил такое же звание за создание Тайного Легиона. Поэтому Гартош давно надеялся, что удостоится подобной чести.

– Удостоенный этим званием, получает право присутствовать на любом заседании, любого совета, даже если на тон момент, он не будет командовать легионом.

Председатель прицепил к груди Гартоша знак почетного командора – расправившего крылья серебряного дракона, с рубиновым глазом. Новоявленный почетный командор поклонился присутствующим, отметив при этом сияющее лицо отца, и собрался было вернуться на место, но Амурей придержал его за рукав.

– Потерпи немного, это еще не все. Большой Совет Командоров решил, и передал свое решение Малому Совету, а Малый Совет уполномочил меня сообщить, – председатель вытер выступивший пот. – За защиту чести своего легиона, и в его лице всех легионов пострадавших от предательских атак, лорд Гартош удостаивается награды – Серебряная Звезда Командора.

А вот это уже действительно неожиданность. Такого решения Гартош никак не ожидал. Подобной награды командоры не присуждали никому, уже лет пятьдесят. Он чуть замешкался, и председателю пришлось кашлянуть, напоминая, что нужно опустить голову. На шею Осколу опустилась массивная серебряная цепь, с большой восьми лучевой звездой. Вот это действительно было признанием, такая награда дорогого стоит.

Гартош неуверенно оббежал взглядом присутствующих, и в свою очередь, прокашлявшись, сказал:

– Не нужно и говорить, насколько я польщен этой наградой. Вы наградили не только меня, а весь Черный Легион. И я рад, что наши действия, так высоко оценили все командоры. Я приложу все усилия, что бы и в дальнейшем Черный Легион не разочаровывал господ командоров.

Последующая часть заседания прошла для виновника торжества словно в тумане. Он не особо вслушивался в происходящее, время от времени ощупывая знак и звезду.

После окончания заседания, когда Гартоша лично поздравили все присутствующие командоры, пришла очередь и отца:

– А теперь, господин почетный командор, загляни-ка ко мне.

Кабинет главнокомандующего находился в этом же здании, но в другом крыле и этажом выше. Отец и сын молча прошагали весь этот неблизкий путь, и оба с гордостью отмечали, какое удивление было написано на лицах встречных офицеров – не каждый день увидишь сразу двух почетных командоров, которые при этом отец и сын, и один вдобавок, обладатель Серебряной Звезды Командора. Многие даже забывали поприветствовать главнокомандующего. Но лорд Дангал был сегодня необычайно добрым, и обещал сыну не посылать засранцев на болото растов.

Едва они зашли в кабинет, как отец порывчато обнял сына:

– Ну вот сынок, дождался я, когда твоя слава гремит по всей Виктании, да и за ее пределами тоже.

Он отстранился, и Гартош с удивлением увидел на лице несгибаемого главнокомандующего слезы. Оказывается, есть моменты в жизни, которые могут вышибить слезу даже из такого твердокаменного человека. Впрочем, слезы у Дангала высохли так же быстро, как и появились.

– Проходи, это нужно отметить.

Дангал достал из шкафчика бутылку дорогого южно тартского вина и пару бокалов. Разлил вино по бокалам, и, не садясь, провозгласил тост:

– За будущего главнокомандующего Виктании, лорда Гартоша из рода Осколов.

– Ну, это ты отец хватанул. Слишком уж далеко заглядываешь. Я не собираюсь наступать тебе на пятки.

– Ничего, ничего, своему сыну я готов уступить место хоть сейчас.

– Прям таки сейчас. А сам что, готов идти на покой?

– Почему на покой. Готов командовать армией, или вернуться в Тайный Легион.

– Ну, раз ты так настаиваешь…

Гартош поставил бокал и направился к креслу главнокомандующего.

– А ну стой где стоишь! Ишь прыткий какой, из-под задницы отца кресло выхватывает!

– Вот и верь после этого старшим, – вздохнул Гартош, и оба Оскола сдержано рассмеялись.

– А теперь серьезно, присаживайся.

– Значит слова про будущего главнокомандующего были шуткой?

– Не придирайся к словам, а лучше послушай, – отмахнулся Дангал.

– Я весь во внимании.

– Вчера на прием к императору напросился посол Жерана.

– Жаловался?

– Именно. Рассказывал, как наш Черный Легион, вероломно напал на графа Лимеро, который с гостями отмечал свой юбилей. Погибло много достойных людей.

– Да уж, достойных.

– Погибли почти все, в том числе и сам граф.

– Мы старались.

– Далее. Черный Легион не ограничился нападением на мирных жителей Жерана, но и атаковал ничего не подозревающие военные части, и нанес им серьезный урон – погибло более двух тысяч человек.

– Врут сволочи! Мы прикончили как минимум в пять раз больше!

Дангал улыбнулся:

– Благодаря магам Гнивера, мы видели бой. По нашим подсчетам, погибло тысяч двенадцать, пятнадцать.

– Ну и что император?

– Внимательно выслушал посла и заявил, что Черный Легион действовал по его личному повелению.

– Ого! Это может послужить поводом для войны.

– Делая такое заявление Лориан, конечно, рисковал, но мы посчитали, что здесь лучше перегнуть палку. Ты бы видел, как вытянулось лицо у посла. Он ожидал оправданий, заверений о недопустимости такого в дальнейшем, что мол молодой командор сорвался. А вместо этого услышал, что Виктания и в дальнейшем будет жестко реагировать на подобные выпады в нашу сторону.

– Я не ожидал от императора подобной защиты, думал, получу, как минимум хороший нагоняй.

– Ты правильно думал, получишь и нагоняй. Император поручил мне высказать тебе свое недовольство. Ты самовольно вторгся на территорию соседнего государства, и этим мог спровоцировать войну. И прощает тебе это император только потому, что операция прошла успешно, и что наглецов действительно нужно наказывать. Ты все понял?

– Конечно отец! – ответил Гартош, на лице которого впрочем, не было видно ни малейшего раскаянья. – А что посол?

– Потоптался немного, что-то промычал, и выскочил, словно облитый помоями.

– Заработали гады.

– Это точно. – Дангал разлил еще по бокалу. – Меня вот что интересует. Килеса действительно даровала тебе свое благословление на это бой?

– Да, – оживился Гартош. – Представляешь, она снизошла до общения со мной. Личного общения. Победу над женарцами мы конечно посвятили ей.

– Это хорошо.

– Что хорошо? Что посвятили победу?

– И это тоже. Но гораздо лучше, что такая важная богиня стала на твою сторону. Хотя бы в этом случае.

– Ты все еще думаешь, что боги могут на меня ополчиться?

– Не исключаю. Боги злопамятны, они редко что прощают. И они умеют ждать. Так что поддержка Килесы, является для тебя, и для всех нас, хорошим знаком.

* * *

После того знаменитого боя, авторитет Черного Легиона вознесся до небес. О них сочиняли песни и баллады самые маститые поэты, и исполняли эти песни самые знаменитые певцы. На любом приеме, на любом банкете единороги оказывались в центре внимания, становясь предметом воздыхания красавиц всех возрастов и положений, да и не красавиц тоже. Естественно бравые легионеры не упускали многочисленных шансов, и примером как всегда служил сам командор.

Гартош был героем не знающим отказа нигде и ни от кого. Заманчивые приглашения сыпались одно за другим и он словно сорвался с цепи. В какой-то момент, в постели очередной красотки, Оскол вдруг осознал: он не был дома вот уже больше недели. А ведь доброхоты наверняка докладывают Лисите о каждом его шаге, о каждой юбке, над которой он одержал безусловную победу. Быстро собравшись, и даже не попрощавшись с хозяйкой постели, Гартош бросился домой.

Жену он нашел в большой детской комнате. Посреди комнаты, на огромной шкуре северного медведя, Гвала возилась с Миленой, разрешая малышке таскать себя за уши и усы. Увидев вошедших Гартоша и Аруша, оборотница процедила:

– Явились красавцы…

Лисита сидела в глубоком кресле и улыбкой наблюдала за Катаном, расположившемся в кресле напротив и катавшем на ногах обоих племянников. Заметив мужа, Лисита быстро поднялась, и, подхватив Милену подошла к мужу:

– А вот и наш папа приехал.

Глаза Лиситы излучали неподдельную радость, и только в глубине, Гартош заменил затаенную боль. Он бережно принял дочь, и обняв жену прошептал:

– Прости любимая…

Их тут же облепили подбежавшие сыновья.

– Папка приехал!

Гартошу пришлось взять на руки и этих двоих, что впрочем он проделал с радостью – за детьми он соскучился не меньше, чем за женой. Подошел Катан:

– Поздравляю, наслышан о твоих подвигах.

Поздравив брата и не уточнив, какие подвиги он имел в виду, Катан попрощался:

– Я наверное пойду, вам наверняка хочется побыть одним. Загляну как ни будь попозже.

И не став слушать вялых возражений хозяев, Катан покинул комнату.

Гартош с Лиситой долго не могли остаться одни, дети никак не желали оторваться от своего папаши. И лишь ночью, зарывшись носом в пахнущие травяным настоем волосы жены, Гартош вновь начал каяться:

– Прости Лисита, я последняя скотина.

– Ты мой герой, – прервала его жена. – Ты не только мой герой, ты герой всей Виктании. И вся Виктания у твоих ног, а я не могу ревновать к стране. Я все понимаю. Ты силен на поле боя, но слаб вне его, особенно если тебя атакует какая ни будь смазливая мордашка.

Гартошу хотелось выть и плакать, так хреново он себя еще никогда не чувствовал. Он был готов убить себя, от злости на себя же самого, такого слабого вне поля боя. Он клялся себе и Лисите в том, что за латон будет обходить смазливые мордашки, и что подобная дурость больше не повторится. Лисита счастливо прижималась к мужу, и снова поверила ему…

Гартош честно отбыл дома три дня, проводя все время с детьми и несказанно радуя жену. Затем они вместе с Арушем, Альконом и Тересом отправились в гости к Никору, где поучаствовали в охоте на сайгаков. Правда участие Тереса в этом визите было под вопросом, так как женой Никора оказалась никто иная, как Лекгарета. Но Никор предусмотрительно отправил жену к отцу в Жирт, не дав тем самым Тересу и Лекгарете встретится и освежить юношеские чувства. На том участие командира второго полка единорогов сняли.

После охоты, глубоко в степи, у Гартоша с Никором произошел серьезный разговор.

Алькон с Тересом разделывали добытых сайгаков, и Аруш с полной самоотдачей им помогал, дегустируя разные куски мяса и выбирая самые аппетитные. Никор же с Гартошем занялись костром. Они насобирали сухого хвороста, и едва первые языки пламени стали робко облизывать тонкие ветки, Никор завел эту беседу:

– О твоем подвиге, или выходке в Жеране, это кто как и с какой стороны посмотрит, говорит весь Иктив.

– Прям так и весь.

– Мой отец встречался с несколькими князьями западного и южного Тарта, и почти все разговоры начинались с того, как твой Черный Легион раздолбил лучшие жеранские части. А те в свою очередь имели подобные беседы с уважаемыми людьми Жерана, Реата и Ларфа.

– И как кто это воспринял?

– Про жеранцев я думаю не стоит говорить?

– Да, там все понятно: обижены, оскорблены и жаждут отомстить.

Никор рассмеялся:

– Что-то вроде того. А вот с другими интересней. Я не знаю, является для тебя новостью или нет, но последнее время по Иктиву ходят слухи о скором исчезновении Виктании как империи.

– Вот как? Честно говоря, это для меня новость.

– Источники слухов установить трудно, но я думаю ты понимаешь, они идут из Жерана и Гроброса. Так вот, согласно этим слухам, Виктания скоро распадется, потому что внутри империи абсолютно нет порядка, что по всей стране бушуют восстания, происходят волнения в войсках. И даже в ваших элитных войсках не все в порядке. И именно для подавления этих восстаний и создали твой Черный Легион, и он подтверждает свое название, топя в крови народные бунты, потому как внутренние легионы уже не справляются.

– Лихо, – восхитился Гартош. – Ты смотри, ведь почти не соврали, только где нужно добавили, где нужно недоговорили, и получается прям таки удручающая картина. А мы так вообще звери какие-то! При этом все почему-то забывают, как сами у себя давят все проявления недовольства.

– Вот-вот, говорят что нынешний император слаб и глуп, и что вся его власть держится на тирании, где ты со своим легионом стоишь на первых ролях.

– Так что про жеранскую бойню?

– Жеранцы все обставляют так. Некий виктанийский лорд, доведенный властью до отчаянья, бросив земли и дом бежал из страны в соседний Жеран. Лориан не смог простить этого своему бывшему подданному, и наслал на него своих цепных псов.

– То есть меня и моих молодцов?

– Именно. И вы не ограничились наказанием перебежчиков, а вероломно напали на отдыхающие и не готовые к атаке войска Жерана.

– Вот сволочи! Ты знаешь как все было на самом деле?

– Уже да. Мой отец мне все объяснил, они с твоим ведут переписку.

– С этим понятно, продолжай про распад Виктании.

– Все разговоры ведутся о том, как плохо у вас обстоят дела, и что скоро начнется настоящая война. Не выдержав произвола императора, восстанут не только простые люди, но и лорды. И что все соседние государства должны им в этом помочь.

– А вот здесь поподробней.

– Короче говоря, все сводится к тому, что как только в Виктании начнется смута, помочь всеми силами, что бы эту смуту разжечь как можно сильней. А затем воспользоваться анархией и поживиться чем можно – лучше всего территорией.

– Ни больше ни меньше.

– Да. Причем Гроброс и Жеран готовы сделать это хоть сейчас.

– А Тарт? – прямиком спросил Оскол.

– Тарт против, – без улыбки ответил Никор. – Нет, таких, которые хотят поучаствовать в разделе Виктании хватает, но их меньшинство. Подавляющее меньшинство. Так что о нападении с юга можете не беспокоиться. А вот остальные… По расчетам ваших доброжелателей, от империи нужно оставить только небольшое королевство в центре. Хотя некоторые твердят, что страну нужно разделить между соседями полностью.

– Да Никор, интересные вещи я он тебя услышал.

– Я решил, что должен поговорить с тобой лично. То, что наши отцы общаются, не означает, что мы все можем свалить на них.

– Спасибо Никор, ты правильно поступил, отец действительно не всем со мной делится. Твой смотрю пооткровенней будет.

– Может быть твоего отца есть причины придерживать информацию даже от тебя?

– Главная причина, это его недавняя служба в Тайном Легионе, – проворчал Гартош.

– Возможно, – улыбнулся Никор. – Наши князья пришли к мысли, что такая дружная активность Гроброса и Жерана не случайна.

– В каком смысле?

– Скорей всего в этой травли Виктании участвует еще кто-то, третья сила со стороны. Кто-то подталкивает ваших соседей против вас, и это не может не беспокоить Тарт.

– Это подозрения или проверенные сведенья?

– Скорей подозрения. Хоря отец упоминал, что кто-то их гроброских переговорщиков упоминал о помощи извне. Что некие могущественные силы изъявили желание помочь разгромить Виктанию.

– Знать бы что это за силы и так ли они могущественны, как хотят казаться.

– Вот этого я не знаю. О чем знал, о том рассказал.

– Еще раз спасибо Никор. Твоя информация для меня очень важна.

– Рад помочь другу. Ладно, хватит о серьезных вещах, пойдем поможем тем троим. А то нам грозит остаться без ужина – по-моему твой хитрый каррлак доедает второго сайгака.

– Этот может. Пожрать он всегда горазд.

* * *

Беседа с Никором не на шутку встревожила Гартоша. Вспомнилось недавнее совещание, на котором лорд Дангал предупредил командоров об угрозе нависшей над элитными легионами и о поразительной активности межпространственной магии в Гробросе. Выходило, что наибольшая опасность надвигалась из-за Межевых гор, и эта опасность незримо нависала над Виктанией. Хоть нападения на элитные легионы и прекратились, чужая, недружественная рука чувствовалась во многих событиях произошедших в последнее время в империи. Начиная от засухи в южных провинциях страны, и заканчивая массовым падежом оленей на севере. И все жители империи, от мала до велика, чувствовали, что скоро грядут Большие События.

XI

Прошел почти год после нападения на пятый полк Черного Легиона, и мщения за это. За это время почти удалось восстановить пострадавший полк и добиться большей боевой готовности во всем легионе. «Единороги» были готовы встретить любые невзгоды, и они не заставили себя ждать.

Весть о том, что гробросцы вновь перешли границу на шерамском плацдарме хоть и ожидалась, но все-таки произвела эффект падающих с неба камней – была надежда, что все может обойтись без войны. Многие услышавшие эту весть словно впадали в ступор, а затем в истерику. Видимо работа по распространению панических и антиимперских слухов не прошла безрезультатно.

Несмотря на то, что Восточная армия ожидала нападения и была готова к нему, агрессорам из-за гор удалось прорвать хорошо укрепленную границу, что представляла из себя, почти сплошную крепостную стену с обеих сторон, а кое-где и не одну. Гроброс не зря хвалился поддержкой извне. Магических удар огромной силы буквально смел, сравнял с землей большой кусок виктанийских укреплений – не меньше семи латонов в ширину и пятнадцать в глубину. Применяемая здесь магия на порядок превосходила прежние возможности Гроброса. Наверняка этот удар готовился долгое время и можно было только догадываться, какие артефакты и какой мощи здесь задействовались. Взрывная волна прокатилась на тысячи латонов, пугая своим мощным магическим отголоском.

В образовавшийся пролом сплошным потоком ринулись отборные войска Гроброса, стремясь расширить проход и как можно дальше углубиться на территорию Виктании.

У виктанийцев на границе находилось немало хороших боевых магов, да и войск хватало, но первые часы остались за нападавшими. Многие маги были ошеломлены магическим тараном, других связали боем. То же самое можно сказать и о войсках: замешательства, что охватило нескольких высоких чинов на границе, хватило чтобы противник ввел в пролом почти десяток своих корпусов. Что и говорить, загорская империя подготовилась отменно.

Вот именно для таких случаев и создавался Черный Легион. Спустя три часа после вести о прорыве, Гартош получил приказ ударить гробросцам в лоб, и остановить их продвижение.

Приказ был не совсем понятен командору единорогов. Не были определены конкретные цели, не произведена разведка. Гробросцы успели растектись на довольно большую территорию – не менее двух десятков латонов – и даже такому мощному легиону, как «Единороги», было не под силу остановить эту махину.

Маги легиона пытались собственными силами произвести разведку, но маги противника не зря ели свой хлеб – над их войском словно повис грязно серый клубящийся туман. Что бы не попасть в очередную ловушку, Гартош предпочел выйти на территории гарантировано не занятой противником, и уже осмотревшись, действовать по обстоятельствам.

Одна за одной, уходили сотни первого полка. Алькон доложил:

– (Враг находится на расстоянии двух латонов. Кавалерия и пехота на повозках в количестве трех тысяч единиц. Нас увидели и остановились.)

– (Вот и хорошо, что остановились.) – ответил ему командор. – (Вы свою задачу выполнили – продвижение противника остановили.)

– (Долго оставаться на месте они не будут, к ним постоянно подходит подмога. Я уверен, не больше чем через полчаса они атакуют.)

– (Полчаса большой срок. За это время можно подготовиться к обороне. Хоть какие-то войска у нас там имеются?)

– (Есть немного. Те что находились в неглубоком тылу и не попали под таранный удар.)

– (Вот и помоги им организовать оборону. Наверняка неподалеку от границы еще войска найдутся, собери всех кого сможешь. И создавай видимость подготовки к атаке, не давай противнику расслабится, успокоиться и атаковать раньше времени. Но сам пока атаковать не вздумай.)

– (Все понял, выполняю.)

Решение созрело само собой, и подсказала его обрисованная Альконом обстановка. Нужно выходить из подпространства в прямой видимости у передовых частей Гроброса – одним своим видом единороги останавливали противника – затем организовать оборону из имеющихся под рукой сил, а дальше… А дальше по обстановке, главное охватить как можно большую территорию.

Полковники получили краткие инструкции и увели свои полки. Сам Гартош ушел вместе с Вироном – третий полк занимал позицию посредине остальных полков и отсюда было удобней всего управлять легионом.

Всем полкам, кроме четвертого, удалось воплотить наставления командора в жизнь: одним своим видом запугать противника до икоты, и, воспользовавшись его замешательством, организовать эффективную оборону. А вот Зигулу с ходу пришлось вступить в бой.

Едва четвертый полк вышел из магического мерцания, как тут же попал в гущу событий. Разрозненные и изрядно потрепанные части Виктании с трудом сдерживали атаку кавалерии неприятеля, и, судя по усланному трупами полю, уже не первую.

Зигул собрал сотников и быстро отдал приказы:

– Первыми шестью сотнями бьем по правому флангу кавалерии, остальным четырем атаковать вон тот обоз на горизонте. Если зрение мне не изменяет, там пехота на повозках и по ней нужно ударить, пока они не организовали оборону. Но в большую драку не ввязываться: пронеслись, порубили, истоптали и назад. Все понятно? Тогда в бой!

Полковник сам повел шесть сотен в атаку, и наверняка не одно гроброское сердце ёкнуло при виде огромного всадника закованного в черную броню, верхом на огромном черном единороге. Единороги внушали первобытный страх, и не зря. Вдобавок к своему грозному виду, они являлись магическими существами, а значит окружить себя ореолом страха для них не являлось проблемой. И только наличие у противника магов, помогло им удержаться от всеобщей паники.

С жутким лязгом столкнулись мечи, загудели от ударов крепкие доспехи, затрещали под остриями пик кольчуги. Сейчас все решали выучка и крепость стали. Первые же минуты боя показали – выучки гробросцам не занимать, а вот ховарская сталь черных полков оказалась на порядок лучше загорской. Плюс к этому, единороги на полшета были выше обычной лошади, что давало их всадникам дополнительные преимущества.

И вот, после пары долгих минут жестокой рубки, гроброская кавалерия дрогнула. Дрогнула, подалась назад, а за тем, теснимая с двух сторон, поспешно отступила. Преследовать их не стали, единороги не соперники лошадям на длинные дистанции – обстреляли их дальнобойных луков и арбалетов, и все. Сейчас главное подготовиться к новым атакам противника. Хотя… Судя по действиям остальных четырех сотен, следующей атаки можно не ожидать часа два, три, не меньше.

Вернувшиеся сотники браво доложили:

– По вражескому обозу пронеслись, порубили и истоптали, причем порубили и истоптали тысячи полторы, никак не меньше. Телеги вместе с амуницией и всем снаряжением сожгли, и, не став преследовать панически бежавшего противника и связываться с отступающей кавалерией, вернулись к остальным сотням.

О чем Зигул не замедлил доложить командору.

Гартош облегченно вздохнул – первый час войны для Черного Легиона прошел удачно.

* * *

Время быстрых побед для гробросцев закончилось. Из ближних тылов спешно подтягивались резервные части и организовывалась эффективная оборона. На все случаи в виктанийских штабах разработали тактику и стратегию, и сейчас они становились руководством к действию. Но все равно, преимущество нападающей стороны в пехоте и кавалерии – особенно в пехоте – все еще было слишком велико. А это значит, работы для Черного Легиона хватало с избытком.

Сумев стабилизировать обстановку на довольно большом участке фронта, черные полки к концу дня получили новое задание. Ликвидировать прорыв крупной группы кавалерии, в количестве семи, восьми тысяч единиц – гробросцы сумели ввести в брешь в обороне один из своих лучших кавалерийских корпусов.

Противник двигался тремя ровными колонами, примерно в латоне друг от друга. Присланные из Тороны маги, помогли Гартошу и его полковникам детально рассмотреть корпус. В каждой колоне по две с половиной тысячи человек – бригада, и в случае необходимости, одна бригада могла прийти на помощь другой в течение пяти, шести минут. Эффективная тактика. Помимо быстрой помощи, такое построение имело и другие преимущества. Если одна из бригад встречала сопротивление, вступала в бой и не нуждалась в срочной помощи, две другие обходили противника стороной и двигались дальше, находя новые, безопасные пути. Таким образом корпус мог продвигаться вглубь территории Виктании на максимальной скорости, ведь он имел две задачи: разгром обозов, и захват не успевших подготовиться к обороне населенных пунктов.

Первый же городок, встреченный корпусом, подготовиться к обороне успел, а так как он, как и все приграничные населенные пункты представлял из себя целую крепость, то интереса для гробросцев не представлял – его взятие послужит задачей идущей позади пехоте. Город решили обойти стороной.

– Вот тут мы их и возьмем, – радостно воскликнул Гартош, увидев, как корпус разделился. – Лучшей возможности мы вряд ли дождемся. Пока две северные бригады подоспеют на помощь южной, мы разделаем голубчиков.

– Обязательно разделаем, – подтвердил Зигул. – У нас численное преимущество, плюс внезапность.

– Плюс мы Черный Легион, – проворчал Алькон.

– Вот, вот. Значит так. Как только бригады разойдутся на достаточное расстояние, атакуем южную с трех сторон и прижимаем к стенам крепости. – Гартош повернулся к одному и столичных магов. – Свяжись с гарнизоном города и объясни им задачу. Обстрел вражеской конницы, когда они бросятся на помощь южной бригаде, и помощь нам в уничтожении названой бригады.

Маг кивнул и тут же отправился выполнять поручение. Остальные разошлись по полкам, ожидать команды от командора.

Гробросцы обходили городок на почтительном расстоянии, не давая шанса для обстрела даже из дальнобойных баллист и катапульт. И это оказалось на руку Черному Легиону. Дождавшись удобного момента, Гартош отдал приказ и четыре их пяти полков одновременно ударили по южному корпусу с трех сторон. По-видимому в этом корпусе не оказалось достаточно сильных магов, способных предотвратить подобное нападение, или хотя бы предупредить о нем, а возможно они сосредоточились в двух северных бригадах (а как оказалось позже, так оно и было), но появление несущихся во весь опор черных полков, застали южную бригаду в полной растерянности.

Гробросцы не успели перестроиться и единороги вклинились в их ряды без всяких помех, тут же разбив вражескую колону на несколько изолированных друг от друга частей. Командор единорогов, наблюдающий со стороны за этим избиением младенцев, радостно потирал руки: вот таки битвы он любил – когда противник подавлен, деморализован и не способен к эффективному сопротивлению, а не норовит огрызнуться и дать в зубы. И правда, офицеры Гроброса напрасно пытались организовать хоть какое-то сопротивление. Все произошло слишком быстро и их бойцы потеряли драгоценное время, чем вовсю пользовались единороги. Крайние ряды неприятеля снесли в первые же секунды боя, несколько групп удалось окружить полностью, остальных теснили к стенам крепости.

Сопротивляться закованным в черную броню единорогам казалось бессмысленным, и загорская кавалерия сделала попытку оторваться от этих чудовищ, уйти вдоль стены крепости, пусть даже ценой многих и многих жизней. И вновь радовался командор – его ребятам даже не придется особенно потеть, большую часть работы взяли на себя стрелки на стенах, щедро забрасывая незваных гостей стрелами, болтами, камнями, ядрами и прочими гостинцами.

Свою роковую ошибку уцелевшие командиры южной бригады поняли лишь тогда, когда на пути их отхода, из магического марева и клубов пыли, вырвался пятый полк единорогов. Гробросцы вспомнили, что они все-таки элитная кавалерийская часть грозного Гроброса, и с отчаяньем обреченных на смерть бросились на подчиненных Рестана.

Снова зазвенели клинки и закричали раненые. Зажатые со всех сторон, последние загорские сотни, оказали на удивление яростное сопротивление, и трем десяткам все-таки удалось вырваться из кольца. Гартош не отдавал приказа преследовать беглецов, единороги должны оставаться свежими, ведь к месту сражения быстрым галопом приближались еще две бригады, и в их рядах явственно чувствовалась затаенная волшба.

Вот сейчас все начнется по взрослому. Что бы сократить путь, гробросцы даже рискнули проскочить в опасной близости от стен, прикрывшись правда мощными магическими щитами. Что ж, истощение вражеских магов было только на руку единорогам. Тем более что названые щиты оказались не столь уж непробиваемыми – маги в крепости сумели накачать разрушительной силой достаточное количество метательных снарядов, чтобы поразить две, три вражеских сотни.

В предчувствии новой схватки единороги нервно перебирали копытами и всхрапывали, всадникам с трудом удавалось удержать своих четвероногих помощников от преждевременной атаки. Но прямой сшибки так и не произошло. Поняв, что от южной бригады практически ничего не осталось и на помощь идти некому, командование корпусом решило не ввязываться в смертельную схватку, в которой корпус скорей всего потерпит поражение. В последний момент разогнавшиеся гроброские сотни отвернули вправо, уходя от прямого столкновения, лишь полутысяча продолжала безнадежную атаку на единорогов, прикрывая тем самым маневр своих товарищей.

Отдавая должное отваге и самопожертвованию этих пяти сотен, Гартош тем не менее, приказал выдвинуть вперед лучников и расстрелять безумцев практически в упор. До полноценной рубки уцелело не больше сотни кавалеристов.

Тем временем, значительно поредевший корпус быстро уходил на север, надеясь затеряться ночью в густых лесах предгорья. Единороги ночью чувствовали себя не менее уверенно, чем днем, но вот в леса соваться не хотелось бы – там смерть может поджидать за каждым кустом. Не кавалерийское это дело, по лесам гонять, да еще без помощи проводников и пехоты. Командору сразу вспомнились события более чем десятилетней давности, когда будучи еще академиером, пришлось вместе с гепардами гоняться за гроброскими лазутчиками. Но начальство, которому Оскол доложил об обстановке, успокоило – с севера подходили два пехотных легиона, так что встретить противника есть кому. Задачей единорогов становилось не выпустить вражескую кавалерию из этой мышеловки, перекрыв им любые пути к отступлению.

* * *

Спокойно переночевав под городскими стенами, отдохнувшие, залечившие, кто мог, раны, единороги утром появились на границе степи и предгорных лесов. Очень вовремя нужно сказать появились.

Попытавшиеся затеряться в глубине леса гроброские кавалеристы, нарвались на засевшие там виктанийские легионы. Не имея представления о численности неприятеля, гробросцы сделали попытку прорваться и понесли огромные потери. Решив больше не рисковать и сохранить хотя бы остатки корпуса, командование повернуло его назад, к своим войскам. И вот тут их снова ждал неприятный сюрприз в виде Черного Легиона.

Единороги не дали противнику выйти из леса и развернуться. Несколько атак снова загнали их под кроны деревьев, где пехота не теряла времени зря. Вообще, ели бы его воля, Гартош всю черновую работу переложил бы на рядовые части. Элитные легионы создавались, что бы помогать рядовым частям, а не брать все тяготы войны на себя. Но сейчас выхода не было, нужно добивать врага, пока он ослаблен.

Взявший разгон боевой единорог, был подобен тартскому носорогу. Ховарская броня закрывала голову, шею, грудь и верхнюю часть корпуса единорога, ховарская же чешуйчатая броня защищала и седоков. Так что при лобовом столкновении преимущество было не на стороне легкой гроброской кавалерии – уланов. И первые же минуты боя подтвердили это.

Гартош не выдержал, и вместе с командиром четвертого полка принял участие в рубке. И снова, как и в Ларфе, они с Зигулом рубились плечом к плечу. Только теперь на их стороне был оборотень. Аруш мелькал неподалеку от Гартоша, время от времени сбивая кого-нибудь из всадников, и тут же, коротким ударом лапы, вырывал им глотки. Оборотень часто менял форму, отчего создавалось впечатление участия в битве множества чудовищ.

Расположившиеся в тылу виктанийские маги, успешно срывали все планы противника по уходу через подпространство хотя бы магов и командования корпуса, вынуждая всех принять бой здесь и сейчас.

Бой кипел уже долгих три минуты, когда с тылу по гробросцам ударила подоспевшая пехота, окончательно похоронив их надежду на прорыв. Не меньше получаса понадобилось виктанийцам, что бы добить последнего сопротивляющегося, или взять в плен тех, кто выявил благоразумие и сдался, не видя другого выхода. Но нужно было признать, таких оказалось меньше сотни.

По окончании боя Гартош хмуро осмотрел свое воинство: с начала войны легион потерял каждого пятого. Если так пойдет и дальше, то через неделю от легиона останется только память, у кого добрая, у кого нет. Мрачные размышления командора прервал Гнивер:

– (Привет братец, как твои дела?)

– (Не могу сказать что хорошо. Гробросцев мы, конечно, разгромили, но и своих потеряли почти тысячу, причем половину из них убитыми.)

– (Это война Гартош, и это не последние потери. Ну, а что загорский корпус уланов разбили, так это здорово. У Гробросцев явная нехватка кавалерии, и на этот корпус они возлагали большие надежды. А насчет потерь… Я поговорю в штабе, что бы вами поменьше затыкали все дыры.)

– (Для того и создавался наш легион, что бы дыры закрывать.)

– (Вы слишком уникальный легион, что бы вами так рисковать. Тем более что обстановка постепенно нормализуется. Мы все еще отступаем, но каждый шаг дается врагу ценой все больших потерь. Думаю, скоро сумеем остановить их совсем.)

– (Остановить то мы сумеем, но что бы ни получилось как с Шерамским плацдармом – потеряли кусок территории, и вот уже несколько столетий забрать не можем.)

– (Да, обороняться гробросцы умеют лучше, чем наступать, и выбить их будет тяжелее, чем остановить.)

– (И я о том же), – мысленно вздохнул Гартош.

– (Отложим решение этой задачи на будущее. Ты мне лучше вот что скажи. В уничтоженном корпусе не было ничего необычного?)

– (В каком смысле?)

– (Не участвовали на их стороне особо сильные маги, например? Или не применялись мощные артефакты? Возможно, уловили проявление непонятной магии?)

– (Нет, ничего такого я не заметил. Я даже удивился, думал, что у корпуса будет лучшее магическое прикрытие.)

– (Понятно… Это все что я хотел узнать и сказать. До встречи.)

– (До встречи.)

После разговора Гартош задумался – слишком много Гнивер не досказал. Но если не поделился даже с братом, значит так нужно.

После разгрома корпуса единороги привели себя в порядок, определили раненых, и снова были готовы послужить на благо империи. Но, по-видимому, империя уже не так остро нуждалась в услугах единорогов, а возможно возымело действие обещание Гнивера поспособствовать спокойствию легиона, но Черному Легиону приказали прибыть в распоряжение штаба Восточной армии, и отдыхать. Здесь Гартош более подробно узнал о последних новостях.

Гробросцы сумели немного расширить проход в оборонных линиях Виктании и захватить территорию, где-то пятьдесят на пятьдесят латонов. Очень неплохо для двух дней войны! Становилось очевидным, с какой тщательностью готовился противник к нападению, как быстро ввел войска, и, не дав опомнится виктанийцам, захватил немалую территорию. Правда к концу второго дня ситуация стабилизировалась, и продвижение агрессора удалось замедлить.

Сейчас каждый шет гробросцам приходилось буквально выдирать у хозяев, и делать это становилось все сложнее. На востоке страны виктанийское командование сосредоточило наибольшее количество частей, и эти части сейчас выстраивались в эффективную оборонительную линию, включающую в себя целый ряд городов-крепостей. Быстро выйти в тыл противника у гробросцев не вышло, сказалась недостача кавалерии. А вот преимущество в пехоте сказывалось, во все более медленном, но неумолимом продвижении вперед.

* * *

Целых два дня Черный Легион не участвовал в боевых действиях, но работы у него оказалось выше крыши. Командование «вдруг» вспомнило, что единорогов можно использовать не только в прямых военных действиях, но и как быстрое, очень быстрое средство передвижения. И началось…

Перебросить панцирный легион из глубины страны на опасный выступ фронта. Час, полтора отдыха, и теперь уже стрелки катаются на волшебных созданиях. Потом срочно понадобились боеприпасы. Потом еще, и еще… Неудивительно, что к концу дня двуногие единороги порядком устали, а четвероногие, на которых и легла основная нагрузка, просто валились со всех четырех копыт.

Когда на следующий день Гартошу показали список пассажиров и график их доставки, командор взмолился:

– Отправляйте нас быстрей на фронт! Иначе к вечеру весь легион поляжет, так и не вкусивши по настоящему вражеской крови!

– Успокойся командор! – одернул его начальник штаба Восточной армии. Вы вчера хорошо поработали и переброшенные вами войска помогли почти остановить противника. Еще один такой же ударный день, и мы окончательно остановим неприятеля. А потом еще два три дня, и можно будет думать о наступлении. Эх, если бы вы еще кавалерию могли…

– Да поймите же вы, – перебили мечтания начальника Гартош. – Каждый переход через подпространство вызывает у единорогов усталость, а с пассажиром или грузом усталость нарастает многократно. Каждый новый переход дается все с большим трудом. Я не знаю, сколько моих подчиненных не сможет сегодня войти в подпространство. А сколько,я даже страшусь об этом подумать, не смогут из него выйти. У меня сейчас сложилось мнение, что таким изощренным способом решили избавиться от нашего легиона.

– Но, но командор! Не забывайтесь! Каждую часть используют там, где она приносит наибольшую пользу. Вы сейчас наиболее эффективны, именно как транспортная часть. И не делайте такое лицо, в этом нет ничего постыдного. Но раз вам так тяжело, я постараюсь уменьшить нагрузку.

– Вдвое, – попросил Гартош, еще раз взглянув на список.

– Хорошо, вдвое, – нехотя согласился начальник штаба.

Он со вздохом начал вычеркивать номера и названия частей и легионов, уже виденные им на фронте.

– Возьми командор. И как хочешь, но что бы к вечеру эти части были в указанных местах.

Гартош взял облегченный список, и довольный своей небольшой победой, хоть и не над противником, отправился его выполнять.

…Столько передвигаться магическим способом Черному Легиону еще не доводилось. Но к исходу второго дня грандиозной транспортной операции, никто, даже самые отъявленные скептики и противники создания такого дорогого легиона, поняли – польза от единорогов огромная. Те несколько десятков тысяч, переброшенных в Восточную армию, помогли не только остановить наступление противника, но и создали предпосылку для наступления.

* * *

В преддверии большого наступления, самому полезному легиону империи, дали возможность хорошо отдохнуть, выспаться и подготовиться принять непосредственное участие, теперь уже в боевых действиях.

Командора единорогов пригласили на совещание, которое проводил сам император. В начале совещания Лориан поблагодарил Черный Легион за ту титаническую работу, что он проделал в последнее время. Гартош коротко и с достоинством поклонился и совещание началось.

План предстоящего контрнаступления огласил лорд Дангал:

– Верховный штаб, вместе со штабом Восточной армии разработали такой порядок наступления. Начинает наступление северная группа, состоящая из трех пехотных, одного кавалерийского легиона, и приданных стрелковых и метательных подразделений. Затем в ход идет южная группа, в таком же количественном составе, как и северная. И только тогда, когда обе эти группы оттянут на себя достаточное количество войск, в бой вступит центральная, самая мощная группа войск, состоящая из четырех пехотных легионов, в том числе «Вепрей», двух кавалерийских легионов, легиона «Шершни», и легиона тяжелых метательных орудий.

Задачи, которые мы ставим перед этими группами, не только освобождение нашей территории, но и захват как можно большего количества пленных. Нам нужна информация – почему Гроброс начал наступление именно сейчас, и кто из нашего мира или извне, ему так здорово помогает. Для помощи войскам мы привлечем лучших магов империи, которые приготовили для врага свои сюрпризы. Надеюсь, мы заставим их пожалеть о своем опрометчивом поступке – наступать на Виктанию. Наступление начинается через час. Прошу присутствующих занять свои места.

Пока для Черного Легиона не нашлось новых сверхсложных задач, Гартош ошивался на наблюдательном пункте северной ударной группы. Командовал этой группой лорд Зорамин, один из самых опытных командоров империи. Магическое прикрытие осуществлялось отдельным магическим полком под руководством Гнивера. Вместе с Гартошем на наблюдательном пункте собрались почти все его полковники, что, в общем-то, было правильным – в случае необходимости командиры полков должны четко представлять, какая от них потребуется помощь, какие дыры они будут затыкать в этот раз.

Наступление северной группы началось, с самоубийственной, казалось, атаки двух пехотных легионов. Ели судить по визуальному наблюдению, то у гробросцев на этом участке собралось войск, как минимум не меньше чем у виктанийцев, а ведь в ближнем тылу наверняка затаились дополнительные части. Имелись так же, кой-какие оборонительные сооружения, пусть и возведенные наспех. Так что наступающие легионы ожидал, если не полный разгром, то сильное поражение наверняка. И в таком заблуждении враг находился до тех пор, пока не пришла пора обстреливать наступающих виктанийцев.

Все стрелы и другие метательные орудия загорцев поглотила невидимая даже магическим зрением защитная стена. Причем стена оказалась односторонней – стрелы летевшие в обратном направлении прекрасно через нее проходили. Мало того, пролетая сквозь защитную стену, стрелы и болты напитывались убийственной энергией, и без проблем прошивали магическую защиту гробосцев вместе с доспехами, да и с телами тоже. Все попытки вражеских магов не увенчались успехом, все-таки Гнивер не зря считался одним из сильнейших магов империи, да и команда у него собралась как на подбор.

– Твой брат выбрал простую, но очень эффективную тактику, – комментировал действия Гнивера Вирон, самый опытный маг среди полковников единорогов. – Он не стал мудрить и выдумывать что-то сверхновое, а вместо этого дал нашим солдатам сверхмощную и сверхнадежную защиту, которую гробросцам так просто не взломать. И эта защита служит еще и оружием.

Вирон ненадолго замолчал, внимательно присматриваясь к действиям своих бывших сослуживцев по магическому полку:

– Пожалуй я погорячился насчет простоты. Создать такое заклинание, прикрывшее два легиона, совсем непросто, да еще такой мощи.

А на поле боя, это простое, и в тоже время сложное заклинание раскрывалось все больше и больше. Невидимая стена, катившаяся впереди пехотных шеренг, вдруг стала видимой – словно воздух потемнел, сгустился и уплотнился – и накрыла редуты противника.

– Гнивер накачал в свое детище дополнительной энергии, – вновь первым все понял Вирон. – Смотрите! Наши взошли на передний край загорцев и их никто не встретил!

– Да некому их встречать, – мрачно заключил Гартош. – Магия всех убила.

– Не хотел бы я, что бы против меня применяли такую магию, – включился в обсуждение Алькон. – Простой солдат против нее бессилен, словно жук перед носорогом. Лучше уж меч против меча.

– Гробросцы, что бы взломать нашу оборону, применили еще более убийственную магию, – возразил Вирон.

– Вот я и говорю. Собрать всех магов…

Договорить Алькон не успел. Из ближайшей рощи выметнулся кавалерийский легион, и помчался на помощь пехоте, которая практически без потерь преодолела передний край противника и вступила в бой с частями второй линии. Сделав свое дело и истощившись, магическая стена растаяла, но несмотря на это, пехота успешно продолжала наступление. Во второй линии, серьезных оборонительных сооружений противник построить не успел, да и численное преимущество теперь было за наступающими. Так что когда конница догнала свою пехоту, проходы через вторую оборонительную линию уже были открыты. А третьей линии обороны уже не было, одни тылы.

Третий пехотный легион в атаках не участвовал, для него нашлась другая задача – прикрыть левый фланг от ударов с севера. Поэтому построившись в боевые колоны, полки третьего легиона спешно занимали отбитые у противника редуты, быстро перестраивая их для отражения ударов уже не с запада, а с севера. И тут оказалось, что захваченные редуты заполнены отнюдь не одними мертвецами. Магическая волна многих просто оглушила, так что еще одна задача – захват большого количества пленных – так же была успешно решена.

А наступление между тем продолжалось. Кавалерийский легион умчался далеко на восток, круша и кромсая все, что попадалось на пути. Один из пехотных легионов стал разворачиваться на юг, готовясь отразить удар оттуда, и только центральный легион, все еще двигался на восток. Вот сейчас и начиналась настоящая битва.

Слева и справа от прорыва, гробросцы спешно снимали передовые части и бросали их на наступающего противника. Первую атаку прогнозируемо провели на третий, северный легион, пытаясь смять виктанийцев первым же мощным ударом. Контрудар вышел не слабым – десять тысяч пехоты. Атака проходила по всем правилам – первые три ряда панцирная пехота, следом лучники, затем средняя пехота, арбалетчики, и замыкали все легкие пехотинцы.

Двукратное преимущество давало гробросцам основания надеяться на успех, но дальнейшие события опровергли это. В передние, латные ряды наступающих, полетели камни из захваченных и подтянувшихся полевых катапульт, дротики из малых и больших баллист. Интенсивность обстрела была таковой, что всего за три минуты от стройных панцирных рядов остались только кучи шевелящегося метала. Оставшись без живого щита, гробросцы могли либо отступить, либо броситься в безрассудную атаку. Загорцы выбрали последнее.

Навстречу наступающим взвились тучи стрел, быстро сводя на нет численное преимущество гробросцев. И снова магия сыграла в этом не последнюю роль. Вновь поднявшаяся магическая стена, закрыла виктанийцев от вражеских стрел и магии. И в то же время защитники спокойно, не таясь, расстреливали набегающего противника, абсолютно не опасаясь получить ответный подарочек.

На невидимом для простых людей уровне, разгоралась своя, магическая битва. Подоспевшие маги Гроброса, пытались взломать защитную стену, проломить ее грубой силой. Но заклинания стены были построены так, что преобразовывали вражеские разрушительные заклинания в чистую энергию, готовую для дальнейшего использования. Гробросцам пока не удалось подыскать ключика к заклинаниям противника, и они предприняли прямую атаку на магов, стремясь, если не уничтожить их, то хотя бы отвлечь от защиты своей пехоты.

Обладающие магическим даром видели, какие разрушительные силы задействовали противники. В магическом эфире бушевала настоящая буря, и отголоски ее разносились по всему Иктиву.

– Заметь, – наклонившись к Гартошу, тихо сказал Вирон, – твой брат практически не участвует в этой битве магов, он чего-то ждет.

– Ждет и ищет, – подтвердил Гатрош. – Наверняка тех, кто помогает гробросцам.

– Я тоже так думаю. Пойду, помогу нашим, сейчас им моя помощь не помешает.

– Смотри не выдохнись раньше времени! – крикнул вслед другу командор. – Ты еще и нашему легиону понадобишься!

Гартош и сам был не против поучаствовать в этой битве – как магической, так и телесной. Но для первой ему не хватало знаний, а для второй еще не пришло время. Единственное что ему оставалось, это наблюдать.

Сильно поредевшие ряды гробросцев добрались, наконец, до редутов и вступили с их защитниками в рукопашную схватку. От этого боя Гартоша отвлек новый источник опасности – с юга быстро двигались две колоны противника, в общем количестве не меньше семи, восьми тысяч. Еще пару тысяч кавалерии пытались обойти южный легион с фланга.

Подбежал вестовой, видимо командование сейчас не очень доверяло магической связи.

– Лорд Гартош, лорд Зорамин приказывает вам остановить кавалерийский отряд противника!

– Приказывает, значит, остановим, – кивнул Оскол. – Алькон, Терес, Зигул, это задача для вас. Вы должны так организовать выход, что бы ударить с востока, откуда противник не ожидает атаки. Выходите как можно ближе, не нужно утомлять единорогов долгой скачкой. И больше ни во что не ввязывайтесь: мощного, но короткого напора для остановки двух кавалерийских тысяч хватит.

* * *

Казалось воздух вздулся огромным мыльным пузырем, и из него стремительной лавиной вывалились черные чудовища, тут же врезавшись в правый фланг гроброской кавалерии. Даже находясь далеко от места боя и наблюдая за происходящим через подзорную трубу, Гартош чувствовал благоговение от появления черных полков. Что же тогда должны чувствовать те, против кого направлялась эта невероятная сила?

В первые же секунды единороги буквально снесли несколько тысяч вражеской кавалерии. И дальнейшее опять напоминало избиение младенцев. Гробросцы не успели опомниться, как лишились половины обходной кавалерийской группы и, не выдержав напора единорогов, повернули назад, сминая правый фланг своей же пехоты.

И вот тут началось что-то непонятное. Вместо того что бы вернуться к своим, черные полки оставались на месте.

– Что за черт! – вскипел Оскол. – Чего они там ждут?! Когда гробросцы опомнятся и всыпят им как следует?! (Алькон, Терес! Быстро уходите оттуда! Зигул! В чем дело?)

От группы магов что есть духу бежал Вирон:

– Гартош! Их не выпускают оттуда! Подпространство закрыто, это ловушка!

– Твою мать! Только этого не хватало! Вирон, готовь свой полк, будешь нас прикрывать. Не вступай в бой, пока я не прикажу. А я с пятым полком на помощь.

– Подожди, – остановил его Вирон, может они сумеют выбраться и без помощи магии. Всего-то проскакать латон, полтора и они соединятся с южным легионом.

– Хорошо бы, но боюсь, им не дадут так легко уйти.

И это была правда. Командование гробросцев посчитало черные полки большей угрозой, чем прорвавшиеся легионы, и уничтожение единорогов являлось первостепенной задачей. Спешащая с юга пехота развернулась в сторону единорогов, готовились к атаке и остатки кавалерии – видимо им приказали здохнуть, но придержать черные полки до подхода пехоты и частей с востока. Вот этого Гартош допустить не мог. Он взбежал на вершину холма:

– Гнивер, ты сможешь обеспечить нашему пятому полку выход из подпространства?

– Ты хочешь отправиться туда? – Гнивер указал рукой на окруженные легионы.

– Да. Если с легионом что-нибудь случится, я должен быть с ним.

Гнивер даже не думал отговаривать брата:

– Хорошо. Ты где хочешь выйти?

– Позади остатков гроброской кавалерии. Думаю, ударом с двух сторон мы их уничтожим, и пойдем на соединение со своими.

Гнивер кивнул:

– Я пробью их колпак, но на большее не рассчитывай, у меня другие задачи.

– Понимаю. Мы пошли.

Гартош перенесся к пятому полку, и через минуту полк Ристана атаковал вражескую кавалерию. Это была еще одна неожиданная атака, к которой неприятель не сумел подготовиться. Ближайших кавалеристов единороги нанизали на пики, а затем быстро завершили то, что начали три других полка. Бой закончился быстро, черные легионеры даже не успели как следует разогреться. Объединенные четыре полка двинулись на соединение со своими частями.

– Что, не утерпел, решил лично поучаствовать? – прокричал Гартошу подскакавший Алькон.

– Вы же не можете без папки, – ответил командор.

– Конечно, куда ж мы без тебя.

– Ты не торопись обижаться, лучше обрати внимание на эту подозрительную тучку, что плывет строго над нами.

Алькон задрал голову:

– Магия?

– Нет, попутный ветер! Конечно магия. По-моему теперь нас попытаются задержать именно с ее помощью.

– Ели бы мы были на обычных лошадках, я бы, наверное, испугался.

– Ты прав, единорогам магия не так страшна, как обычным, немагическим существам. Но расслабляться не стоит, мы не знаем кто стоит за этой тучкой, каковы их силы, и какие нам приготовили сюрпризы. Поэтому всем быть готовыми отразить магическую атаку.

Повинуясь приказу командора, единороги объединились в одну большую колону, и экономной рысью продолжили путь к своим.

А туча темнела и разрасталась. Теперь все на нее поглядывали с опаской, и единороги сами, без приказа ускорили свой бег. Внезапно с черного брюха тучи ударили сотни, а может даже тысячи тончайших молний. Они словно паучья сеть опутали четыре черных полка, и всех пронзила жгучая боль. Принявшие на себя основной удар четвероногие единороги, буквально закричали от боли и чуть ли не посбрасывали с себя седоков.

– Посотенно создать круги! Вместе легче отбить атаку! – выкрикнул Гартош.

К счастью его услышали и быстро поняли, чего хочет командор. Сотни устремились за сотниками и вскоре на месте колон образовались десятки кругов, накрытых защитными колпаками. Все участившиеся удары молний бессильно растекались по куполам и больше не причиняли вреда. Туча нехотя стала светлеть, молнии почти перестали сыпать, и вдруг небо пронзила раскаленная шипящая молния и грянул оглушительный гром. Молния протянулась от командного холма на виктанийской высоте, к ничем не примечательной группе деревьев на территории занятой гробросцами. Туча рассеялась моментально, и на единорогов больше не давила чужая магия.

– Спасибо брат, – прошептал Гартош, и уже громко передал команду. – Приготовится к подпространственому переходу! По моей команде полки возвращаются к местам дислокации! Здесь уже обойдутся и без нас.

Гартош поднялся на командный пункт северной ударной группы и нашел брата:

– Ты нашел кого искал?

– Найти то нашел, только распознать не сумел.

– Чужие, не из нашего мира там были?

– Скорей всего да. Чувствовалось сочетание традиционной магии Гроброса и чужой магии. Есть у меня догадки, но пока придержу их при себе, нужно многое проверить. Скоро начнется наступление на юге, возможно, там прояснится больше.

У Гартоша тоже накопилось много вопросов, которые требовали ответа, но он пока придержал их при себе.

– Я проанализировал магию, что вас сдерживала, и думаю, что сумею расшифровать эти заклинания, – сказал Гнивер.

– Неплохо бы. Отпадет много проблем.

– Но расшифровкой я займусь чуть позже, сейчас помощь нужней пехоте.

И действительно, пехотным легионам сейчас приходилось не сладко. Северный легион отбил атаку, практически уничтожив нападающую группу, но во время рукопашной схватки и он понес серьезные потери. Сейчас в бой вступал южный легион, на левый фланг которого навалилась вся гроброская пехота. Виктанийцы перебросили туда всех стрелков, и что успели из метательных орудий, но у Гартоша все равно оставались сомнения, что южный легион, точнее его левый фланг выдержит напор противника.

Судя по всему, от магов пехота помощи сейчас не дождется, у них шла своя битва. Гробросцы перебросили к месту сражения своих сильнейших магов, и ближний магический эфир буквально кипел от боевых заклинаний. Даже Гниверу пришлось вступить в магическую схватку, причем с полной самоотдачей. И помощь Вирона снова оказалась не лишней.

На помощь южному легиону пришел центральный, остановив свое продвижение вперед, и отрядив на помощь соседям два полка и большую часть стрелков. Славный вышел бой. Сошлись примерно равные силы, и исход боя сейчас решался выучкой, вооружением, и силой духа. Гартош с напряжением следил за полем боя. По его мнению, своей пехоте ох как не помешал бы поддерживающий удар Черного Легиона. Но Зорамин молчал, не считая, что время черных снова пришло.

Чашу весов в битве перевесил кавалерийский легион, возвращающийся из неглубокого рейда по тылам противника. И хотя лошади и всадники порядком устали, их сил хватило на еще одну атаку. Правому флангу гробросцев, пострадавшему от собственной кавалерии, досталось еще и от кавалерии Виктании. Противник дрался до последнего, но сил, и жажды победить осталось больше у виктанийцев. Этот бой они тоже выиграли. Уцелевшие гробросцы, где организовано, где беспорядочно отступили. Их даже не преследовали – ни у пехоты, ни у кавалерии, просто не осталось на это сил.

Закончилась и магическая битва. С командного пункта уносили пострадавших магов, некоторые дышали с трудом, им срочно требовалась помощь лекарей. А одного и вовсе укутали в белый холст – не выдержал боя бедолага…

– Похоже, на этом участке сегодня больше ничего не произойдет, – устало сказал Гнивер. – Я здесь еще немного побуду, а ты отправляйся в южную ударную группу. Твоя помощь понадобиться там.

– Если лорд Зорамин отпустит, отправлюсь немедленно, – ответил Гартош.

– Твой брат прав, – сказал Зорамин, – Здесь мы справимся и без тебя. Отправляйся.

* * *

На командный пункт южной ударной группы, Гартош успел перед самым началом наступления. Заканчивали последние приготовления маги, выбирались из оврагов и занимали позиции, прятавшиеся там пехотные легионы. Группу боевых магов здесь возглавляла неразлучная парочка – Гремольд и Лапога. Гартош уже убеждался в эффективности действий этой связки, но сейчас ожидал чего-то необычного, превышающего увиденное на севере.

Отдан приказ, прозвучал сигнал трубы, и два пехотных легиона стройными рядами двинулись на противника. На позициях гробросцев усилилась суета, забегали посыльные, куда-то ускакали несколько вестовых. Но через несколько минут все затихло – загорцы были готовы отразить удар.

Опережая наступающие пехотные легионы, в сторону гробросцев потянулись невесть откуда взявшиеся тучи, странного зеленого цвета. Нападению туч не так давно подвергся и легион Гартоша, поэтому он не завидовал тем, кому придется столкнуться с этой напастью. Бег туч стал заметно замедляться, но все же не прекратился.

– Маги вступили в противоборство, – не замедлил с комментариями Вирон.

Но видимо не зря Гнивер остался с северной группой, оттягивая на себя сильнейших магов противника – тучи упорно тянулись на восток, и как только достигли переднего края противника, пролились ядовитым дождем. Единороги с ужасом смотрели, как забегали обжигаемые ядовитыми каплями солдаты, как пытались закрыться щитами, и, как бросив позиции и избавившись от брони, бежали что есть мочи в тыл. Но уйти удалось не многим. Посветлевшие тучи, зеленым туманом опустились на позиции и убегающих солдат, и когда порывы ветра унесли последние клочья зеленой пакости, открылась ужасная картина – полуразложившиеся трупы, изъеденные ядовитой коррозией доспехи и оружие.

– А что они хотели?! – воскликнул Лапога, увидев на себе несколько непонимающих и даже осуждающих взглядов. – Теплого летнего дождика?

– Да никто тебя не обвиняет, – успокоил мага командующий южной ударной группой лорд Корнель. – Просто пленных там не возьмешь.

– Будут пленные, – буркнул Лапога. – Не все там умерли.

Южная группа действовала так же как и северная – вслед за первыми двумя пехотными легионами двинулся третий, а затем и кавалерийский легион. Третий легион занял позицию к югу, прикрывая ударную группу от спешащей к гробросцам подмоги. Кавалеристы умчались на восток, наводить шороху в тылах. Центральный легион продвинулся на восток дальше всех, и стал спешно строить оборонительные сооружения. Северный легион только успел развернуться к северу, как тут же подвергся нападению смешанной пехотно-кавалерийской группы противника. Маги виктании успели сломать магическую защиту врага, и поставить такую же на своих, но их тут же связали боем на магически энергетическом уровне.

Но то небольшое преимущество, что получили виктанийцы, сыграло решающую роль. Плотный обстрел наступающих порядков противника из всех видов стрелкового и метательного оружия, укоротил их численность, чуть ли не наполовину. Особо пострадала кавалерия гробросцев, принявшая на себя большую часть стрел и болтов, и выполнить свою основную задачу – разорвать оборонительные порядки противника – они уже не смогли. Не сомневаясь, что рукопашную схватку северный легион выиграет, Гартош перевел подзорную трубу на юг, где события развивались схожим образом.

Гробросцы сняли с фронта и подтянули с ближних тылов все что могли и бросили на прорвавшихся виктанийцев. Не став в этот раз рисковать ценной кавалерией, вражеские военачальники возложили основную задачу на пехоту, над которой удалось восстановить магическую защиту. Магический эфир буквально скрипел и стонал от используемых сил и заклинаний, но сломать защиту виктанийцам в этот раз не удавалось. Не удавалось, пока не подоспел Гнивер.

Вновь пронзила небо ярко белая молния, ударив в невидимых с наблюдательного пункта магов. Защитный полог после этого с гробросцев удалось сорвать, не потеряв при этом свой. Но противник все-таки успел подойти на расстояние последнего броска, и хотя потерял от обстрела несколько передних рядов, все еще обладал численным превосходством.

– Гартош! – кликнул командора единорогов лорд Корнель. – Нужен удар во фланг противника. Не зарывайтесь далеко, я не хочу, чтобы вас снова блокировали. Ударь отсюда, с запада, думаю, трех полков будет достаточно.

– Сделаем, господин командующий!

Гартош поспешил к своим полковникам.

– Алькон, Вирон и Рестан, задача для вас. Первый и пятый полк ударят развернутым строем во фланг противника, третий с тыла. Как всегда – быстрая напористая, но недолгая атака. Главное отвлечь, как можно больше пехоты загорцев, и дать нашим пехотинцам разобраться с ними по частям.

– А если на нас навалится кавалерия? – спросил Вирон.

– Не ввязывайтесь, с кавалерией разберемся позже.

– Понятно.

– Тогда вперед.

Как всегда появление черных полков было эффектным и вызвало у противника легкое замешательство, а кой у кого даже панику, чем тут же воспользовались единороги. Широким строем ворвались они в ряды пехоты, и устроили там страшную мясорубку.

Гартош снова довольно кивал головой – все-таки нет частей в Виктании, да и, пожалуй, во всем Иктиве, способных сравниться по эффективности с Черным Легионом. Вот и сейчас они в который раз это доказали. Не успевшая подготовиться пехота легкая добыча для кавалерии, тем более для ТАКОЙ кавалерии. Пока командиры сумели подавить панику и перестроить пехотные ряды, черные полки перемешали с землей несколько тысяч, и только после этого, получив приказ к отступлению, вернулись к своим. Командор удовлетворенно посмотрел на поле боя – молодцы ребята, все сделали как надо. Огорчало только одно: каждый бой, насколько победным бы он не был, собирал свою смертельную жатву и с черных полков – среди тел противника, хоть и редко, но все-таки попадались тела закованные в черную броню.

* * *

Все атаки гробросцев удалось успешно отбить. И хотя командование понимало – это только начало и скоро противник подтянет гораздо большие силы, первые победы были особо важны. Они доказывали: противник силен, но не всесилен. Его можно побеждать, побеждать меньшей кровью, и начинать возвращать захваченные территории.

Легионы продолжали строить укрепления. К переднему краю и от него сновали повозки, подвозя продовольствие и оружие, и увозя убитых и раненных.

Подняв клубы пыли, возвращался из рейда кавалерийских легион, захвативший в тылу у противника многочисленных и ценных пленников. На плечах у виктанийцев висела вражеская кавалерия, да еще и маги решили отыграться за свои сегодняшние поражения, и обрушили на легион лавину небесного огня. Все маги южной группы перенеслись на передний край центрального легиона и всеми силами пытались отвести небесно огненной стихии от попавшего под удар легиона.

Длинные, дышащие жаром молнии хлестали по всадникам и лошадям, сбивая с седел одних и с копыт других. Лошади в ужасе становились на дыбы и отказывались повиноваться. Люди и кони гибли десятками. Похоже, что гробросцы подтянули к месту прорыва действительно сильных магов, и битва приняла новый характер.

– Ну наконец-то, – прошептал Гнивер, и присоединился к магам на переднем крае.

Его знаменитая направленная молния, с шипением и грохотом вновь разорвала небо и ударила в атакующих кавалерийский легион магов. При атаке многие маги не могут поддерживать собственную защиту, вот их то и нашел жаркий подарочек Гнивера, тем самым сразу ослабив магический натиск противника.

С трудом успокоив взбесившихся лошадей, кавалеристы сумели добраться до своих, с облегчением хлынув в открытые для них проходы. Вражеская кавалерия подверглась массированному обстрелу и вынуждена была отступить. Дальше битва продолжалась только на магическом уровне. Гартош видел, как в Гнивера с разных сторон полетели направленные заклинания огня, воздуха и смерти. Гроброские маги быстро разобрались кто здесь самый сильный, и попытались уничтожить его объединенными усилиями. Гниверу пришлось забыть об атаке и направить все свои силы на защиту, слишком уж могучие удары были на него направлены.

Брат явно нуждался в помощи, только Гартош еще не знал, как ее оказать, не настолько он великий маг. Сомнения развеял Вирон:

– Похоже ребятам там туго. Думаю нужно помочь.

– И я так думаю.

Захватив с собой еще нескольких магов из своего легиона, Гартош перенесся на место битвы. Вокруг Гнивера вертелся целый смерч из смертельных заклинаний и стихийной энергии. Встав в круг, маги из Черного Легиона образовали защитный купол, и медленно подступая к связанному боем магу, с огромными усилиями, но все же отодвинули вражескую магию в сторону, заключив в купол самого Гнивера.

– Спасибо братишка! – с облегчением выдохнул старший маг. – Давно меня так не прищучивали!

– Всегда пожалуйста!

– Постарайтесь продержать защиту, хотя бы полминуты, уж я то им отвечу!

– Давай брат, покажи, кто здесь самый главный!

Гнивер закрыл глаза, и тихо шепча, стал плести заклинание. Маги, заключившие старшего мага в кольцо, почувствовали как в их защиту ударило чем-то массивным, словно огромным валуном.

– Держаться! – сквозь зубы прошипел Гартош.

Маги держались, хотя некоторым это давалось с все большим трудом – у кой кого пошла кровь из носа, и даже из ушей. Казалось, вся магия мира ополчилась против этой небольшой группы.

– А вот теперь отодвиньтесь, откройте проход.

– Мы не можем, они нас непрерывно атакуют!

– Не страшно, я все предусмотрел, мое заклинание поглотит их энергию.

Маги Черного Легиона с опаской разомкнули руки и Гнивер выпустил свое создание. С его рук сорвался темно синий смерч, и поглощая попавшиеся ему на пути заклятья, расширяясь, поднялся к небу. Из его недр, одна за другой ударили три молнии, прямые словно копья, и яркие как солнце. Молнии нашли свои цели, пробив троих магов вместе с их защитой. По-видимому, именно эти маги служили основой вражеской атаки и были наиболее сильны. Остальные быстро свернули свои атакующие действия, и ушли в глухую оборону, а затем и вовсе покинули поле боя.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно хмыкнул Гнивер.

– А раньше не мог так жахнуть, – вытирая пот со лба спросил Гартош.

– Мог, но сперва нужно было вычислить самых сильных, действительно самых сильных магов, а затем они меня здорово прижали и ваша помощь оказалась очень кстати.

– Да, – протянул Вирон. – Серьезная здесь среди магов произошла драчка.

– И не говори, – согласился Гнивер, – это самая крупная битва за многие годы. Представляю, какие отголоски пошли по всему Иктиву.

– И как жадно к этим отголоскам прислушиваются маги, – подхватил Гартош, – пытаясь разобраться, что здесь произошло на самом деле. Какие силы были задействованы, каким образом?

– И главное, кто выиграл? – добавил Вирон.

– Пускай разбираются, – разрешил Гнивер. – Нам тоже не мешает разложить по полочкам наши действия и действия врага. И конечно в этой битве не участвовали самые сильные маги Гроброса, да и их иномирские помощники тоже. Главные битвы еще впереди.

Пока на участке южной ударной группы наступило затишье, Осколы вместе со своими командами перенеслись на командный пункт, центральной ударной группы, куда перемещался основной интерес противоборствующих сторон.

XII

На центральном командном пункте царила преднаступательная суета. Отдавались последние уточняющиеся приказы, в очередной, точней, в последний раз, проверялась готовность всех участников наступления. Командовал центральной группой лорд Лайфрон, командор легиона «Вепри». Командный пункт замаскировали среди жиденького кустарника, на невысоком взгорке. Совсем недалеко, на более высоком холме, находился командный пункт легиона, занимающего оборонительные позиции на этом участке фронта. На «официальном» командном пункте все шли как обычно, буднично, никаких резких движений и намеков на будущее наступление – ни что не должно было спугнуть гробросцев и дать им возможность приготовиться.

Но вот время пришло, лорд Лайфрон повернулся к подчиненным и коротко кивнул. Тут же убежали вестовые и через минуту фронтовое затишье нарушила мерная поступь тысяч ног. Два легиона, шестью походными колонами, обходя препятствия, начали наступление. И хотя теперь скрываться особого смысла не было, Лайфрон не спешил открывать местонахождение настоящего командного пункта, выдерживая маскировку до последней возможности.

Марш наступающих легионов произвел тот же эффект, что случался и на других участках фронта, где происходил прорыв. Войска противника занимали временные оборонительные сооружения, и срочно посылали за помощью. Но благодаря двум предыдущим контрнаступлениям, этой помощи они вряд ли могли дождаться, все ближайшие резервы командование бросило на места прежних прорывов. Во всяком случае, виктанийцы на это очень надеялись…

Тем временем наступающие легионы дошли до определенной точки, и из колон развернулись в шеренги. Гартош и интересом посмотрел на деда, что приготовил для противника Первый Маг империи? Лорд Руткер внимательно смотрел поле предстоящего боя и, дождавшись своего часа, повелительно указал рукой на восток, произнеся при этом ключевое слово, спуская заготовленное заклинание.

Несколько долгих и томительных секунд ничего не происходило. Кое-кто даже занервничал – не ошибся ли в чем немолодой уже маг. Но лорд Руткер держался спокойно и уверено, заражая своей уверенностью и остальных. И вот, откуда-то издалека донесся топот. Нет, не так, ТОПОТ! Казалось, по земле несется кто-то настолько огромный, что… И тут оглянувшись, Гартош увидел кто, или что, приближается к линии фронта. На командный пункт надвигались четыре исполинских полупрозрачных коня. Своей высотой они казалось, достигали редких облаков. Лошади были разных мастей: черный, синий, красный и зеленый. Даже Гнивер удивленно открыл рот:

– Ай да дед…

Лорд Руткер довольно улыбался, если его создания произвели такое впечатление на своих, то, что уж тут говорить о противнике. При виде этого чуда, даже наступающие легионы начали оглядываться и сбились с шага.

Чудесные кони с такой силой ударяли по земле, что она вздрагивала при каждом касании. Они приблизились к линии фронта, и словно взлетев, перемахнули через штабы – тайный и явный – и ждущие своего времени легионы. Еще один удар копытами, и исполинские кони перелетели через наступающие легионы, что бы после очередного скачка приземлиться посреди оборонительных редутов противника. И вот тут открылась убийственная особенность этих чудесных созданий.

Огромное копыто синей лошади накрыло целый редут, вместе с его защитниками. С копыт лошади сорвались мелкие голубые снежинки, и окутали все и вся в радиусе нескольких десятков шетов. Через несколько секунд, все, к чему прикоснулись, казалось, безобидные снежинки, превратилось в ледяные глыбы, включая дерево и метал. А еще через пару секунд, эти глыбы рассыпались на мелкие звенящие осколки.

Не менее быстрая смерть шла и от черной лошади. С ее копыт сорвалась серая пыль, и накрыла не меньшую площадь. От малейшего касательства этой пыли, все мгновенно темнело и превращалось в камень. Каменные люди несколько секунд постояли, таращась друг на друга округлыми глазами, затем по ним пошли трещины, а еще через несколько секунд, весь окаменевший редут рассыпался в мелкую пыль.

Добродушием не отличалась и зеленая лошадь. С ее копыт брызнули мелкие брызги, мигом затопив все вокруг светло бирюзовым туманом. Сквозь неподвижную завесу виднелись застывшие силуэты, производя своей безмолвной всепокорностью жуткое впечатление. Но неподвижным туман оставался недолго. Повинуясь неслышному приказу, он мгновенно схлынул, обнажив голые скелеты, поржавевшие доспехи и оружие, полусгнившие деревянные детали фортикационных сооружений и метательных орудий.

Но все это не шло ни в какое сравнение с той смертью, что несла красная лошадь. Как все уже догадались, красная лошадь олицетворяла стихию огня. С ее копыт сорвалось множество оранжевых жарких искр, и через несколько ударов сердца пламя охватило все к чему они прикоснулись. Горело все – живая плоть, метал, дерево, казалось, горела сама земля. И только сейчас, до позиций виктанийцев, ветер донес полные ужасной боли крики. Всепожирающий огонь бушевал ярко, но недолго. И вскоре на месте редутов, вставших на пути огненного коня, остались лишь обгоревшие головешки и почерневшая земля.

Казалось время остановилось. Виктанийцы в штабах, на позициях, в наступательных шеренгах, молча смотрели на уничтоженный передний край противника, и медленно приходили в себя.

– Вот так месть… – выдавил наконец, Алькон.

Гартош выдохнул и начал дышать. Зашевелились и остальные. Бросив настороженный взгляд вслед удаляющимся лошадям, и дождавшись кивка от лорда Руткера, Лайфрон отдал приказ:

– Легионам продолжить движение! По-моему, можно снова перестраиваться в колоны, вряд ли там кто сможет оказать сопротивление.

Руткер важно подтвердил:

– Позиции противника уничтожены полностью. Мои лошадки будут уничтожать все, что попадется им на пути, на много латонов вперед. Правда, чем дальше они будут продвигаться, тем больше будут слабеть, и, в конце концов, исчезнут. Но думаю, латонов на семь, восемь, они все подчистят основательно.

– Вот и хорошо, – обрадовался Лайфрон. – Значит сразу можно выпускать кавалерию. Пусть, пока там пусто, захватят как можно большую территорию.

– Пехоту так же нужно поторопить. Пока гробросцы не очухались, необходимо занять выгодные позиции на востоке, и идти на соединение с северной и южной группами, – подсказал Руткер.

В штабе снова возобновилась деловая, суета. Сделавший свое дело Руткер подошел к внукам.

– Ну, дед, ты выдал! – высказал общее мнение Гартош. – Так запрячь четыре стихии! Где ты такому научился?

Лорд Руткер несколько обиженно хмыкнул:

– А что, сам я подобное придумать не мог?

– Навряд ли, – честно сказал внук.

– Значит такого ты мнения о Первом Маге империи?

– Дед, не тяни, признавайся.

Лорд Руткер выдержал томительную паузу, и наконец, открыл страшную тайну:

– Случается, бывает польза и от всяких там гильдий.

– Ты все-таки вступил в гильдию боевых магов Ляурейса?

– Да, и как видишь не зря.

– Ты не перестаешь нас удивлять, – похвалил деда и старший внук. – Как ты это сделал? Насколько я понял, ты подчинил младших духов стихий?

– Не столько подчинил, сколько сумел договориться.

– Договориться? – удивился вместе с братьями Вирон.

– Вот именно, договорится, – усмехнулся Руткер. Не скажу, что было легко отыскать духов, готовых на подобную авантюру, но все же нашлись такие. Правда над ними пришлось поработать – добавить усилюющие заклинания, заклинания стабильности, и многое другое.

– И что они потребовали взамен?

– Что бы я помог им стать высшими духами.

– Ого! – ошеломленно воскликнул Гнивер. – А это в твоих силах?

– Теперь да, – без тени улыбки сказал Руткер. – После того, как они выполнят возложенное на них задание, я дам им то, что сделает их гораздо сильнее и приблизит к высшим духам.

– Что, если не секрет? – полюбопытствовал Гартош.

– Сейчас секрет, – отрезал Руткер.

– Значит они еще вернутся? – ничуть не обидевшись спросил Гартош.

– Должны вернуться. Если им дадут это сделать.

* * *

После такого впечатляющего вступления в войну Первого Мага империи, несколько часов наступило затишье. Кавалерийские и пехотные легионы занимали новые территории и позиции. При этом не слишком опасаясь противодействия противника – те что уцелели, даже не помышляли о сопротивлении. И так как до ночи гробросцы вряд ли сумели бы перебросить на проблемный участок нужные силы, основные боевые действия переносились на следующий день.

Солнце опускалось все ниже и Руткер поглядывал на восток с все нарастающим напряжением. Его волнение начало передаваться и остальным магам – уже прошло два часа, а духи все не возвращались. Гнивер, что бы как-то отвлечься самому и отвлечь деда, стал расспрашивать у него секреты сотворенного волшебства:

– Почему нужно было именно договариваться с духами, а не попросту подчинить их?

– Почему, почему… Подчиненные духи всего лишь выполняют приказы, и как правило не на полную силу. Их все время нужно контролировать и направлять, а вдруг что пойдет не так, можно даже ожидать удара в спину. Да и с хозяевами стихий неприятностей можно поиметь. С добровольными помощниками попроще. Им достаточно подробно объяснить задачу, и помочь выполнить ее.

– Ты следишь за своими духами?

– Следил, пока связь не прервалась, – нехотя признался Руткер. – Последнее что я увидел, что мои кони, уже порядком ослабленные, сцепились с кем-то достаточно сильным, что бы прервать нашу связь.

– Смотрите, летит кто-то! – первым заметил приближение чего-то необычного Гартош.

Со стороны далеких гор, медленно, то подымаясь вверх, то ныряя вниз, приближались две точки: бледно розовая, светящаяся, и более тусклая, светло зеленая. Вскоре стало понятно – это летят две птицы. Птица огня явно летела из последних сил, и только поддержка зеленой подружки не давала ей упасть. Руткер протянул руки, и две бледные нити устремились к птицам, подпитывая обессиленных духов.

Подлетев ближе, уцелевшие духи чайками закружили над Руткером и так же тоскливо закричали.

– Знаю, знаю. Теперь все знаю, и про остальных тоже, – остановил их причитания маг. – Вы славно поработали, теперь моя очередь. – Он повернулся к внукам. – Пришло время отдавать долги. Я на некоторое время отлучусь, думаю к утру управлюсь.

И приняв птиц на ладони, Руткер шагнул в магическое марево.

– Пожалуй на сегодня все, – после ухода деда сказал Гнивер. – Ночью вряд ли кто решится наступать, можно нарваться на такое… Так что до утра.

И Гнивер так же растаял в свете садящегося солнца. Гартош посмотрел на своих полковников:

– Ну, как вам сегодняшний день?

– Скучно не было, – ответил Алькон.

– Я за сегодняшний день по части магии узнал столько, чего узнавал, наверное, лет за десять, – поделился своими впечатлениями Вирон. – Мне таких вершин не достичь ни когда.

– Не спеши с выводами. Война только началась, научишься всякому, – обнадежил его Зигул.

Еще немного обсудив сегодняшний день, командиры Черного Легиона вернулись в свою часть.

Следующий день начался на удивление спокойно. Противник так и не сумел подтянуть достаточные силы, а малыми атаковать не решился. Это вызвало легкое недоумение у лорда Лайфрана, по его сведеньям, ближайшие и дальние тылы должны просто кишеть войсками. Неужели гробросцев переоценили? Но как бы то ни было,ситуацией необходимо пользоваться. Северная, центральная и южные ударные группы, с утра двинули войска на соединение друг с другом, предварительно подвергнув обстрелу из полевых метательных орудий позиции противника.

Несмотря на свою подозрительную малочисленность, гробросцы оказали ожесточенное сопротивление, не отдавая без боя ни единого латона. От магов большой помощи ожидать не приходилось – после того как они выложились вчера, им требовался более продолжительный отдых, чем одна ночь. Да и заготовленные заранее заклинания почти закончились. Вот и приходилось пехоте, при поддержке кавалерии, стрелков и метательных орудий, прорубывать себе путь только мечем. Но в войсках не роптали, вчерашний день обошелся без особых потерь, особенно центральной группе. Так что сегодня можно было и поднапрячься.

После нескольких часов напряженных боев, трем группам все же удалось объединиться, освободив при этом немалую территорию. Включительно с темя селами и одним городком, который враги осадили, но взять так и не смогли. Местное население радовалось освобождению так, словно пробыли под вражеской пятой не один год. И это понятно, гробросцы были настолько ненавистны и страшны, что казалось, с их приходом жизнь закончится окончательно. Поэтому так мало местных оставалось на занятой врагом территории, и так ожесточенно они ее защищали.

Лишь ближе к вечеру гробросцы сумели подтянуть достаточно сил, что бы нанести ответный удар, и попытаться прорваться к двум своим окруженным группировкам. Снова началась кровавая бойня, в которой обе стороны несли огромные потери. На северном участке, таранным ударом панцирной кавалерии, гробросцам почти удалось прорвать оборону виктанийцев.

Гартош напряжено следил за второй уже атакой одетых в броню всадников. Но лорд Лайфрон, на последнюю линию обороны поставил свой легион, «Вепрей». Этих не так уж легко было напугать, сами кого хочешь напугают, причем до смерти.

Гудела под копытами земля, с трудом выдерживая бег тяжелой кавалерии. Переднюю линию обороны вепрей так же занимала панцирная пехота, готовая принять на себя любой удар. Медленно, как во сне, приближалась кавалерия противник, все ниже опускались пики, готовые пронзить любого, кто встретится на пути. Так же медленно опускались пики им на встречу, желая насадить на свои жала зарвавшихся наездников.

Защелкали тетивы огромных арбалетов – степронов, немногим уступающих размерами баллистам, басовито загудели спускаемые тросы на самих баллистах, выбрасывая вперед дротики и копья, и поражая несущихся всадников вместе с лошадьми. Перелетали через головы пехотинцев целые валуны, передавая врагу привет от катапульт, и одним ударом сминая в лепешку всадника и коня. То тут, то там образовывались свалки, обойти которые было не так уж легко, и после которых многие не поднимались.

Но все же полностью остановить бронированную лавину не удалось, и ощетинившись пиками, железная стена ударила в другую железную стену, не менее щетинистую. Заржали от боли лошади, сдавлено закричали под забралами люди, но все перекрыл лязг метала, еще раз напоминая, какие силы здесь столкнулись.

Выдержав таранный удар и остановив его, вепри лишили тяжелую кавалерию ее основного оружия – напора. В ближнем бою панцирные войска – что пехота, что кавалерия – значительно уступали в эффективности средне вооруженным воинам. Поэтому выполнив свою основную задачу – не допустив не контролированного прорыва – тяжелая пехота организовано расступилась, впуская врага вовнутрь, где их поджидали специально подготовленные бойцы. Уточнение: специально подготовленные для борьбы в тяжелой кавалерией. Такие воины действовали парами – двойками. В двойку входил боец с боевым багром, стаскивающий панцирника на землю, и боец со специальным двусторонним топором – дятлом. С одной стороны топора находилось узкое, но мощное клиновидное лезвие, могущее разрубывать сочленения на панцирях, с другой стороны расположился длинный тонкий штырь, против которого не могло устоять ни одно забрало, ни одна кольчуга. Этот штырь дал название не только топору, но и двойке воинов в целом.

Вепри действовали точно и выверено. Панцирники разомкнули сплошную цепь, и построившись ромбом, заключили вовнутрь живого редута лучников и арбалетчиков, их время еще не пришло. Сейчас наступало время дятлов, деловито взявшихся за работу. Пока один из двойки отвлекал всадника, другой искал возможность стащить, либо спихнуть противника. Метод эффективный и проверенный веками, против такой тактики можно было противопоставить только совместные действия самих кавалеристов, прикрывающих друг друга – одиночки быстро становились жертвами ловких дятлов. Но вепри-панцирники оставили совсем небольшие проходы, сквозь которые вражеская кавалерия могла просочиться лишь небольшими группами, и это облегчало работу дятлам.

Крики почти утихли, раздавался только лязг сталкиваемого оружия, да молодецкое: – Хак! – когда дятел находил слабое место в броне и добивал противника. Теперь тяжелая кавалерия остро нуждалась в помощи более легкой кавалерии – уланов, но как раз ее, пропускать вовнутрь своих порядков вепри не собирались. Пропустив только тех, кому было дозволено, они вновь сомкнули ряды, захлопнув мышеловку за одними, и поставив непреодолимый ряд щитов и копий перед другими. Вот теперь пришло время стрелков. Уланы, не имеющие такой мощной брони как панцирники, были очень уязвимы перед стрелками.

Все больше росла гора человеческих и лошадиных тел перед строем вепрей, все призрачней становилась надежда на прорыв к окруженным частям, но Гроброс упорно посылал своих сыновей на смерть, не желая смирится с ролью побежденного. Жаркие бои закончились только с заходом солнца, когда невозможно было рассмотреть, где свой, а где чужой.

За прошедший день единорогам ни разу не довелось вступить в бой, что практически ни кого не расстроило. То что виктанийская армия начала обходится без своей палочки-выручалочки, обнадеживало, и говорило о том, что ситуация на фронте действительно стабилизировалась, и все ближе подходило то время, когда главной задачей будет, не остановить врага, а выбить его из захваченных территорий. А там, чем черт не шутит, возможно и вернуть шерамский плацдарм.

* * *

После нескольких безуспешных попыток вернуть утраченные территории и пробиться к своим окруженным частям, гробросцы успокоились. Тем более, что прорываться больше было не к кому, виктанийцы подавили последние очаги сопротивления.

Гартош пребывал в благодушном настроении, и уже был не прочь поучаствовать в каком-нибудь дельце, хоть с легионом, хоть без него. Так что внезапному вызову брата он даже обрадовался – раз брат вызывает, значит предстоит новая заварушка. Но тон Гнивера быстро выгнал из младшего брата легкомысленное настроение.

– (У нас неприятности Гартош.)

– (Какие?)

– (Большие, брат, большие. Пока мы думали, что взяли загорцев за яйца, они схватили за это место нас самих.)

– (Не тяни Гнивер, рассказывай!)

– (К югу от нашего места прорыва, почти на самой границе с тартами, гробросцы вновь нанесли мощный магический удар и взломали нашу оборону.)

– (Если удар был достаточно сильным, то почему мы не слышали отголосков от магической атаки?)

– (В том то и дело, что отголосков не было, их погасили. У гробросцев, как ты знаешь, есть сильные союзники. И мы наконец выяснили кто это.)

– (Кто?) – нетерпеливо спросил Гатрош.

– (Верейнские ведьмы.)

– (Дух их раздери! Эти-то каким боком сюда влезли!)

– (Я не знаю всей предыстории их участия в войне против нас, но они предоставили Гробросу огромную магическую поддержку. А верейнские ведьмы очень сильные маги, и нам теперь придется вдвойне тяжело. И теперь стало понятно, почему на нашем участке прорыва у гробросцев было мало по-настоящему сильных магов – они вместе с ведьмами готовились в очередной раз окунуть нас головой в дерьмо.)

– (Не понимаю, какой их интерес участия в этой войне? Не из простого же желания подраться.)

– (Нет конечно. Интерес у них самый прямой. Ты ведь знаешь, с кем из нашего мира у ведьм самые близкие отношения?)

– (Знаю, конечно, с кентаврами. Подожди, подожди. Ты хочешь сказать…)

– (Да. Ведьмы ввязались в эту войну из-за кентавров. Во всяком случае так утверждают некоторые высокопоставленные пленные. Гробросцы пообещали ведьмам, отдать южную Виктанию под заселение кентаврам.)

– (Отличный ход!) – восхитился Гартош. – (Одним махом прибавили себе столько магической мощи!)

– (И не только магической. У наших врагов был недостаток в кавалерии…)

– (О боги!)

– (Ты все правильно понял. Тем же махом загорцы решили вопрос и с кавалерией. Причем какой! Они втянули в эту войну и самих кентавров. И не мне тебе объяснять, что это такое. Я не знаю, кто в Иктиве может с ними сравнится.)

– (Как не знаешь?! А твой брат кем командует? Голопузыми пацанами верхом на полочках?)

– (Извини Гатрош, но даже для Черного Легиона это более чем серьезный противник. Так же как и настоящие единороги, кентавры изначально магические существа и к магии не очень восприимчивы. Так что вопрос с ними придется решать копьем и мечем.)

– (Решим!) – мрачно пообещал Гартош. – (Они уже вступили в бой?)

– (Да. В образовавшийся проход гробросцы с ведьмами первым делом бросили кентавров, а затем пехоту. И ты правильно понял, вопрос с кентаврами придется решать твоему легиону.)

– (Сколько их прорвалось?)

– (Около семи тысяч.)

– (Ого! Против наших неполных четырех тысяч… Почти двойной перевес.)

– (Тебе нужно прибыть в штаб Восточной Армии. Там узнаешь все более подробно, и получишь точные указания.)

XIII

Вскоре Гартош докладывал тур-генералу Моргану, командующему Восточной Армией, о своем прибытии.

– Подожди немного, – буркнул Морган. – Скоро все соберутся, тогда и начнем.

Кто все, стало понятно через несколько минут. В штаб прибыли еще несколько командоров элитных легионов: лорд Лайфран – командор «Вепрей», лорд Мервон – командор «Барсов», и лорд Остарп – командор «Шершней». Последними совещание почтили самые высокопоставленные особы в Виктании – император и главнокомандующий.

Император же и начал совещание:

– Господа генералы, господа командоры, боги послали нам новое испытание – верейнских ведьм, в купе с их ненаглядными кентаврами. Сейчас мы уступаем противнику практически во всем. У нас с Гробросом было равновесие по части магии, но ведьмы своим участием все нарушили. У врага имелось преимущество в пехоте, у нас в кавалерии. Благодаря кентаврам мы лишены своего преимущества. Мы можем собрать нужные силы, но на это нужно время, которого у нас нет. Единственное преимущество, которое у нас осталось, это Черный Легион, да и то основательно потрепанный в последних боях. Для устранения самой явной угрозы, мы привлекаем всю военную элиту. Кентавров нужно остановить в предгорьях Старых Аргат – это наш единственный шанс отделаться малой кровью. Ведь если кентавры вырвутся на просторы центральной Виктании, то задача осложнится многократно. Человеколюдей очень сложно вычислить с помощью магии, сказывается их магическое происхождение, поэтому они долго смогут мотаться по нашим тылам, уничтожая обозы, небольшие подразделения и местное население. На их поимку придется отрядить очень большие силы, которые так нужны на фронте. Вдобавок к этому, мы низко падем в глазах всего Иктива. Поэтому я очень надеюсь, что вы, господа командоры, отнесетесь к этой проблеме с должным пониманием. Прошу вас, господин тур-генерал.

Морган откашлялся и подозвал командоров к столу:

– Посмотрите на эту карту командоры. Здесь вы видите южные предгорья Старых Аргат. Именно в этих предгорьях нам нужно остановить кентавров. Костьми лечь, но остановить!

Тур-генерал вытащил еще одну карту и продолжил:

– Это схема долины, где мы планируем устроить четвероногим засаду. Предвосхищая вопросы скажу, почему именно эта долина. Здесь самое удобное место для прохода кавалерии. Севернее и южнее имеются еще дороги, но на них стоят наши крепости, которые кентаврам не взять. Не сунутся они и в труднодоступные ущелья, где их легко будет перехватить малыми силами. Так что им дорога одна, в намеченную нами долину. Наш план перехвата таков. Вот здесь и здесь, в самых узких местах, готовимся устроить завалы. И как только кентавры подходят к нужной точке, эти завалы устраиваем, тем самым расчленив противника на две части. На склонах долины врага будут поджидать замаскировавшиеся барсы и шершни, которые должны заняться замкнутой в ловушке группой. Вепри и единороги так же ожидают своего часа в засаде, им предстоит схватиться со второй группой. В целом это все. Вопросы есть?

– Да, господин тур-генерал. Какие части уже находятся в долине, и где находятся сами кентавры? – спросил Гартош.

– В долине наших войск почти нет. И это первая задача для твоего легиона, Гартош. Единорогам предстоит перебросить в долину необходимые войска. А кентавры, согласно нашим наблюдениям, находятся вот здесь, в четырех часах пути от входа в долину. Идут они быстро, никакая кавалерия не угонится. Так что на все про все у вас не более трех часов. Каждый из перечисленных легионов должен перебросить в долину по три полка, единороги нужны все. Есть еще вопросы?

Вопросов не нашлось, все решили обсудить на месте. Не тратя время, командоры отправились в свои легионы, готовится к переброске.

* * *

Полки Черного Легиона мотались по всему фронту, собирая самые нужные и боеспособные части, что не в лучшую сторону сказывалось на боеспособности самих единорогов. Особенно доставалось молодым легионерам, как двуногим, так и четвероногим, которых больше всего было в пятом полку. Гартош старался нагружать молодежь меньше всего, но в этот раз легких заданий не было. Ведь элитных бойцов необходимо доставить не налегке, а со всем снаряжением: вепрям требовалась броня, в том числе и тяжелая, а так же многочисленный комплект оружия, шершни бесполезны без своих мощных и дальнобойных игрушек, барсы не могли обойтись без горного снаряжения, плюс, излюбленное оружие. Так что к тому времени, когда все действующие лица предстоящего кровавого спектакля – кроме кентавров – прибыли на место, на многих единорогов было жалко смотреть. Но Гартош ни чем не мог облегчить их участь, сейчас от всех требовалась полная самоотдача.

По прибытии на место будущего сражения, больше всего забот выпало на долю барсов. Им предстояло подобрать места для засады не только для себя, но для вепрей и для шершней, а так же помочь им с маскировкой. Лорд Мервон лично излазил оба склона, проверяя, насколько удобны позиции у бойцов, и насколько просматривались они с дороги. Стрелков разместили вместе с бойцами горного легиона, что бы они прикрывали друг друга.

Ближе к завалу расположили три полка вепрей, частично в нескольких неглубоких пещерах, частично за невысокими пологими хребтами. Одна часть вепрей – панцирная, после магически устроенного второго завала, должна была первой принять на себя удар кентавров, затем им на помощь должны спуститься средневооруженные воины и стрелки.

Единорогам предстояло ударить кентаврам в спину, тем самым перекрыв им выход из долины. Таким образом, единороги должны схорониться на входе в долину, под самым носом у прорвавшихся кентавров. Но дело в том, что подходящих для пряток мест на входе в долину не имелось – небольшие углубления в скалах и все. После активной мозговой атаки, все пришли к одному выводу – спрятать пять полков можно только с помощью магии. Вот только незадача, кроме того, что кентавры мало восприимчивы к магии, сами они эту магию чувствовали за латон. Вот и выходило, что Черному Легиону самому не справится.

Магов, могущих скрыть или замаскировать магию, искали по всей Виктании, в том числе снимали с фронта. Собирали только сильнейших, ведь нельзя было допустить ни малейшего промаха. Нашли таких около трех десятков, которые по прибытии, тут же взялись за работу – укладывать и направлять потоки энергии в нужном направлении.

Единственный кто не испытывал никаких трудностей с маскировкой и магией, так это Аруш. Истинному оборотню для преображения свое тела магия не требовалась, ведь он так же являлся изначально магическим существом. Он принял вид большого горного кота – уменьшив свой размер до предела – и должен был своим появлением отвлечь кентавров.

Полки Алькона и Тереса спрятали поближе к месту обвала, остальным место нашлось шетах в пятистах от него. Стараниями магов и самих единорогов, места, где скрывались черные полки, со стороны должны выглядеть как свежие осыпи.

Подготовка к предстоящему сражению проводилась почти в полном молчании. Слова давались с трудом, и то, самые необходимые. Все понимали, с насколько серьезным противником им придется столкнуться, и насколько это сражение будет страшным – мало кто из участников боя увидит завтрашнее утро.

В наиболее тяжелом положении предстояло оказаться вепрям и единорогам, перед ними ставилась самая тяжелая задача – рукопашная схватка с одними из лучших, а скорей всего с лучшими бойцами на всем Иктиве. Но не стоило расслабляться и шершням с барсами. Кентавры являлись прекрасными стрелками, и спокойно мириться с собственным истреблением явно не будут. Так что жаркое дело предстояло всем.

Отпущенные судьбой часы, хотя и тянулись мучительно долго, но закончились все же неожиданно, с сообщением дозорных:

– Кентавры идут!

* * *

По пустынной дороге, то и дело стегая лошадь, мчался одинокий всадник. Через полминуты всадник поравнялся с позициями единорогов.

– Кентавры идут! – выпучив глаза заорал вестовой.

– Не может быть! – изумился Гартош. – Кентавры? Ты ничего не путаешь? Не драконы, не подземные демоны, а именно кентавры?

– Нет, не демоны. Кентавры, – стушевавшись, повторил всадник.

– А кого мы здесь ждем?

– Кентавров… – упавшим голосом сказал вестовой.

– Так какого хрена ты орешь, как деревенский олух?! Ты боец армии Виктании! Доложи, как следует!

Вестовой покраснел, словно девица, стало видно, что парнишка совсем молодой. Он выпрямился в седле:

– Господин командор! За тем поворотом, появились передовые разъезды кентавров!

– Сколько их там?

Вестовой замешкался.

– Пять, десять, сто? Сколько ты насчитал кентавров? – повторил вопрос Гартош.

– Больше десяти…

– Все ясно. Скачи отсюда, предупреди заградительный отряд с той стороны долины.

Вестовой бухнул себя кулаком в грудь и пришпорил лошадь.

Отправив парнишку подальше от места предстоящей схватки, Гартош занял свое место в застывшем строю единорогов.

– Ставьте заклятье! – скомандовал он магам.

Если бы кто наблюдал со стороны, он бы увидел, как каменная осыпь задвигалась, вполне натурально закрывая новым каменным языком последних из единорогов. Отменная иллюзия. Оставалось надеяться, что кентавры ее не раскусят.

Мерный топот предупредил о появлении тех, кого ожидали с нетерпением, и, что там греха таить, с немалой долей страха. Из-за ближайшего холма выметнулся первый десяток человеколюдей, через несколько секунд еще. Кентавры шли десятками, а не сплошной колонной, и это осложняло дело. Идея создать два завала, а не один, как раз и строилась на расчете заманить между завалов как можно больше загорской чудо кавалерии. Но этим надеждам не суждено было сбыться – растянутый строй кентавров мог заполнить долину на всю ее длину.

Словно на магических картинках Дарен-Холфа, проходили мимо застывших за магическим барьером единорогов, разношерстные десятки кентавров. Магический иллюзорный барьер, будто отгородил единорогов от остального мира серым мутным стеклом. Но все равно, шествие проходящих совсем рядом кентавров завораживало. Человеколюди шли быстрым шагом, что по скорости соответствовало легкой рыси обычной лошади. Все как на подбор крупные самцы, цвета пожухлой травы. В крупе они были немного выше лошади, хотя и пониже единорога. Человеческий торс защищала легкая чешуйчатая броня, как и на самих единорогах, лошадиный круп прикрывался плотной плетеной рогожей, что немного защищало от скользящих ударов, но все-таки оставляло круп самой уязвимой частью тела, и при этом самой большой. Почти любуясь необычным шествием, Гартош чуть было не упустил, что они все-таки находятся в засаде, и нужно поддерживать иллюзию. Но находящиеся здесь же маги, отлично знали свое дело, и, перекрывая все промахи единорогов, старательно удерживали каменную осыпь в стабильности.

Боковым зрением Оскол заметил слева от «осыпи» движение. Медленно повернув голову, он увидел на невысокой скале пятнистого горного кота, так же с интересом наблюдавшего за проходящими мимо необычными пришельцами. Заметили кота и конелюди. Послышались восклицания, смех, в кота-Аруша затыкали пальцами, кто-то даже метнул дротик. Аруш отскочил в сторону, и дротик ударил в опустевшее место. Коту пришлось увернуться еще пару раз, пока окрик командира десятка кентавров не остановил разбазаривание боеприпасов. Оставленный в покое кот никуда не убежал, а оставшись на месте, стал презрительно вылизываться, что вызвало у копытных новый взрыв веселья.

Гартош боялся, что переигрывание Аруша повысит подозрительность кентавров, но вышло наоборот – пришельцы, по-видимому, решили, что непуганые местные животные говорят об отсутствии в этих краях людей.

Вскоре кентавры оставили кота в покое, затих и смех – нужно было беречь дыхание для долгого похода. Оскол с уважением, хотя и без лишнего предубеждения рассматривал нового противника. Мускулистые руки большинства кентавров были оголены, что хоть и делало их более уязвимыми, но не сковывало движений при рукопашной схватке. Командор старался отмечать все, что хоть малейшим образом могло помочь в предстоящей схватке. Сразу становилось понятным – кентавры подвижней человека, им не приходилось передавать команды лошадям или единорогам, и сильней человека – более широкий и мощный торс обеспечивали такое преимущество.

Но многие преимущества конелюдей одновременно являлись их слабыми местами. В первую очередь то, что человеческая часть тела была неотделима от лошадиного крупа. Если под человеком погибал конь, то он мог продолжить бой на своих ногах, кентавры этим похвастать конечно не могли. Люди могли взобраться на скалы, кентаврам это было недоступно. Ну, и большое тело, хоть и являлось более сильным, представляло собой гораздо лучшую мишень. В степи с конелюдьми никто не мог сравниться, но вот в горах или предгорьях, шансы людей значительно повышались.

Сейчас самым главным становилось рассчитать тот момент, когда нужно устраивать завалы. Но Гартош очень надеялся, что у лорда Мервона хватит опыта справиться с этой задачей. Передовые десятки кентавров уже прошли мимо места первого планируемого завала, но скалы молчали – командор барсов ждал, когда как можно больше вражин втянется в долину, а лучше все. Но противник не собирался упрощать виктанийцам задачу, поэтому пришлось решаться. Пропустив около полутора сотен разнокоричневых обитателей юго-востока континента, скалы, словно стражи стоящие на обоих склонах долины, вдруг вздрогнули, немного приподнялись, и медленно, нехотя, рассыпаясь на крупные и мелкие куски, поползли вниз.

* * *

Реакция кентавров была мгновенной. Часть из них сорвала со спины луки, другие прикрылись небольшими щитами и выставили вперед копья. Два десятка не смогли вовремя сориентироваться и были погребены под завалом. Жалко, что так мало, Гартош рассчитывал, что скалы похоронят побольше незваных гостей.

Шершни не стали дожидаться пока рухнет второй завал, а тут же принялись обстреливать оставшиеся десятки. В ответ незамедлительно полетели стрелы. Пока все шло как надо, почти как надо. Большая часть кентавров остановилась, не спеша забираться в мышеловку. Как раз напротив того места, где затаился с боевыми товарищами Гартош, собралась многочисленная их группа, не иначе как на совет. Видимо здесь собрались самые высокие чины четвероного воинства. Со всех сторон мчались вестовые и командиры.

Гартоша обуял огромный соблазн ударить в это скопление высокопоставленных кентавров. Но тогда шел коту под хвост весь замысловатый план по задействию всех собранных в этой долине сил, и Черному Легиону пришлось бы сражаться с большей частью кентавров самостоятельно. И вряд ли кто после этого уцелел бы. В тоже время значительна часть конелюдей сумела бы избежать навязанного боя и ушли бы другими путями. Нет, нужно ждать более удобного момента.

Кентавры думали недолго, к месту засады они двинули несколько сотен. Но основные силы остались на месте, не спеша втягиваться в опасную долину. С прибытием помощи четвероногое воинство решилось на штурм позиций лучников. Не лучшее решение, но с другой стороны, у кентавров оставался небольшой выбор, ведь через эту долину вглубь Виктании вел самый близкий и доступный путь, иначе долгие обходные дороги.

Поросшие кустарником склоны хоть и не отличались особенной крутизной, но представляли собой сплошную полосу препятствий – множество ям, скользких камней, колючих кустов. И все это необходимо преодолеть в броне, с полным комплектом оружия. Часть кентавров попыталась избавиться от доспехов и покрыть расстояние до противника одним махом, но шершни отлично знали свое дело и быстро утыкали смельчаков стрелами и арбалетными болтами. Нескольким кентаврам все же удалось добраться до лучников почти без ран, но остававшиеся в укрытии барсы преградили путь к стрелкам. Короткая рукопашная схватка и прорвавшаяся группа осталась лежать на слоне.

Первая атака захлебнулась и уцелевшие кентавры скатились в центр долины, где вновь взялись за луки. Хотя у людей позиции были гораздо удобней, но и кентавры показали себя отличными стрелками, посылая свои толстые стрелы с завидной частотой и меткостью.

Неизвестно сколько продолжалась бы эта убийственная для обеих сторон перестрелка, но вожди кентавров приняли другое решение – отходить. А вот этого допустить никак нельзя! Лорд Мервон отдал приказ, и еще ряд скал повторили судьбу своих подружек, хотя и не с такой эффективностью. Долина словно воронка расширялась на восток, и взорванным скалам не хватило объема образовать эффективную преграду – четирехшетовый завал кентавры могли, если не перемахнуть, то обойти это точно.

Мервон отдал новый приказ, и из ближайших схоронов, гремя железом, стала спускаться латная пехота, занимая позиции с обеих сторон второго завала и отгораживая почти тысячу кентавров от основного войска. Пехоте, своими действиями удалось выманить противника на более решительные действия. Вожди риже-коричневых племен не собирались бросать своих соплеменников на произвол судьбы, и бросило вперед новые сотни. В ответ, на помощь латникам, из-за вершин холмов поспешила средняя пехота. Битва принимала все более массовый характер.

Средняя пехота успела вовремя, заняв позиции позади латников. С гиканьем и свистом ударили первые ряды кентавров в бронированную стену. Затрещали ломаемые пики, закричали первые раненые, насаженные на каленые острия. Вновь засвистели стрелы, и в обе стороны полетели дротики. У людей и кентавров с первых же минут рукопашной схватки появилось множество убитых и раненых. И это не удивительно, ведь столкнулись силы, которым мало было равных на Иктиве – лучшая кавалерия против лучшей пехоты. Никто не мог похвастать, что ему с ходу удалось прорвать бронированные порядки легиона «Вепри», не смогли этим возгордиться и кентавры. Немало из них нашли свою смерть на кончиках выкованных ховарами длинных пик, хотя и сумели они продавить, промять пехотные ряды поближе к завалу, с другой стороны которого происходила аналогичная битва.

Давно не попадался кентаврам такой противник. Лишь в схватках с такими же кентаврами находили они настоящее упоение боем, и вот нашелся достойный соперник. Не сумев с ходу пробить оборону, конелюди с остервенением включились в рубку, компенсируя недостаточное качество оружия силой и ловкостью.

Летели в разные стороны осколки мечей, слетали с голов шлемы, разлетались от сильнейших ударов щиты. Все чаще падали под копыта кентавров лучшие пехотинцы Виктании, и валились набок четвероногие воины. Тактику против кентавров приходилось вырабатывать на ходу, слишком уж необычный попался противник. Виктанийцы ни разу не встречались в бою с человекоподобными лошадьми, или конеподобными людьми – кому как больше нравится – этим могли похвастать только гробросцы. Но вепри не зря считались элитой, они быстро понимали специфику боя и вырабатывали новую тактику.

Против копытных людей лучше всего действовала слаженная тройка бойцов. Двое, с двух сторон занимали внимание кентавра, а третий, тем временем, рубил ему ноги. Новые знания и умения давались дорогой ценой, ценой многих жизней, ведь противник приспосабливался так же быстро, и уже немало вепрей нашли свою смерть не только от их мечей, но и от крепких копыт.

Пехота находилась в тяжелейшем положении, их уже прижали к завалу, и угроза прорыва, заставила принять решение и командора Черного Легиона.

– (Терес, Алькон, ударьте кентаврам в спину, нужно выручать пехоту.)

Во избежание лишних разговоров на магическом уровне, полковники не ответили, но осыпь на противоположном склоне вполне натурально пришла в движение, обнажая плотный строй черных всадников. Единороги тронулись с места и стали резво набирать скорость, быстро покрывая расстояния до противника. Было бы идеальным ударить кентаврам в спину, но те вовремя заметили новую угрозу, и пошли в ответную атаку, кто молча сцепив зубы, а кто и с боевым кличем.

Столкнулись две силы, которым раньше не доводилось, не то что воевать, но и встречаться друг с другом. Незнаный противник будоражил, пьянил, и страшил своею серьезностью. Копейщики первыми открыли счет своим победам. Счастливых обладателей пик и копий нашлось больше среди единорогов, ведь большинство своих пикинеров кентавры направили против пехоты.

От столкновения нескольких кавалерийских тысяч, небольшая долина словно содрогнулась. К прежней какофонии звуков добавился рев единорогов. Бойцы черных полков тут же столкнулись с проблемой нового противника. Большая часть кентавров отлично фехтовала двумя мечами, чем переигрывала единорогов напрочь. Приходилось крутиться ужом, больше думая о защите, чем о нападении. Выручала более качественная броня. Единорогам, как и пехоте, требовалось придумывать новую тактику борьбы с опасным противником.

Гартош повернулся к стоящему рядом Вирону:

– Помоги мне, хочу отправить нашим сообщение, нужно его прикрыть, уж больно кентавры к магии чувствительные.

– Пускай он, – Вирон кивнул на присланного мага. – У него лучше получится.

– Ты все слышал? – спросил Гартош у немолодого уже мага.

Тот кивком подтвердил. Командор попытался отыскать взглядом Алькона или Тереса, но те находились в передних рядах – не увидеть, а использовать для поиска магию лишний раз опасно. Пришлось отдавать приказ-подсказку через увиденных сотников.

– (Слушать и передать другим! Старайтесь бить кентавров по крупам, это самое уязвимое их место. И помогайте друг другу, помогайте!)

Приказ быстро разошелся среди легионеров первых двух полков, а многие и сами додумались до такой нехитрой тактики, и вскоре многие спины и бока кентавров покрылись свежими ранами, часто смертельными. Новая тактика заставила кентавров быть осторожней и прятать свои задницы вглубь строя, что впрочем, не сделало их легкими противниками. Противоборствующие стороны постепенно приспособились друг к другу, и рубились почти на равных.

Напор на пехоту немного ослаб, что дало возможность подопечным лорда Лайфрона перегруппироваться, залатать самые слабые места, и даже самим начинать теснить четвероногое воинство. Такое положение вещей не могло устроить кентавров, требовалось вмешательство остального войска. Но вожди конелюдей, справедливо опасались ловушки и решили подстраховаться. Они разослали по долине досмотровые десятки, которым поручили проверить подозрительные места – появление двух черных полков дало для этого повод.

Четвероногие разведчики скакали вдоль склонов, обстреливая из луков все кустарники, взбирались на ближайшие скалы, не обходили вниманием ни одной осыпи. Подскакали кентавры и к тому месту, где скрывались три черных полка. Один из конелюдей с ходу метнул в камни дротик. Дротик воткнулся между камней, и чуть покачнувшись, опустился. Гартош видел, как стоящий неподалеку боец, зажал брошенный дротик под мышкой, не давая ему выпасть и упасть под копыта единорогу. Маги обливались потом, удерживая иллюзию в нужном виде. Разведчики с удовлетворением посмотрели, как от удара дротика скатилось несколько мелких камней и поскакали дальше. Все три полка, разом и облегченно вздохнули. Из ближайших кустов высунулся довольный Аруш, держащий в пасти перекушенную стрелу.

Проверка закончилась. Кентавры решились, и всей массой двинулись вперед, зажимая два черных полка между молотом и наковальней. Гартошу стоило огромных усилий удержаться на месте, а не помчаться на помощь товарищам, которые, можно сказать, были обречены.

* * *

От скакавших рядом тысяч кентавров, дрожала земля и сжималось сердце. Гартош понимал, что сейчас предстоит выдержать товарищам из первых двух полков, но вынужден был ждать, ждать когда все кентавры втянутся в долину, и проскачут мимо. Осталось совсем немного, но первые четвероногие сотни уже сошлись в бою с единорогами. Сцепив зубы Гартош ждал. Еще немного, вот-вот…

И едва последние десятки проскакали мимо, командор прохрипел:

– Снимайте иллюзию! Всем вперед!

Полки быстро выстроились в боевые порядки. Командор поднял вверх меч:

– Бойцы! Это самый главный бой для нашего легиона! Мы должны сдохнуть, но не выпустить кентавров из долины!

С последними словами командора, до единорогов донесся странный вой. Вой доносился из-за поворота, откуда появились кентавры. Что это? Помощь кентаврам? Гартош застыл, еще не зная какой отдавать приказ, куда направлять полки.

Из-за поворота первыми показались подгоняемые ветром клубы пыли, и вой послышался сильней.

– Песня смерти… – пронеслось по рядам единорогов.

Сомнений не осталось, из почти сплошной стены пыли, вырвались оскаленные лошадиные морды, многие с пеной на губах. Серые Всадники! Гартошу даже показалось, что он узнал Никора.

– Бойцы! – вновь вскинул меч командор. – Серые хотят отобрать у нас славу победителей над кентаврами! Покажем, кто в этой долине главный!

Восприявшие духом легионеры издали боевой клич и тяжелые единороги стали набирать скорость.

– Ажжаа!!!

Боевой клич виктанийцев смешался с песней смерти Серых Всадников, и горловым криком кентавров.

Кружащие над полем битвы птицы, а так же те, кто смотрел глазами этих птиц, могли увидеть невиданную доселе и захватывающую картину. Навстречу друг другу устремились три разноцветных массы – серая, черная и коричневая. Сталкивались лучшие кавалерийский силы Иктива, и никто не мог угадать исхода битвы, так как такого боя еще не было. Высоко парящие птицы видели, как вырывались вперед, словно языки лавы, спешащие навстречу друг другу враги, и как столкнулись они, мгновенно смешавшись и растворившись друг в друге. Немало глаз, как с самого Иктива, так и из-за его пределов, как человеческих, так и не совсем человеческих, с жадным интересом следили за столь редкой битвой.

Гартош одним из первых столкнулся со скачущими навстречу кентаврами, ревниво косясь, не опередят ли единорогов легконогие лошади тартов. Все три силы столкнулись практически одновременно, и к воинственным кличам тут же добавились крики боли. Агаральд с яростным ревем, без всяких подсказок и понуканий стремился к самым крупным противникам, не давая повода усомнится в своей отваге, и храбрости своего всадника. Гартош с остервенением крутил мечем, отбивая направленные на него удары и отвечая тем же. Гариант практически сразу и обильно окрасился кровью, без усилий пробивая легкие доспехи кентавров, и уж тем более плетеные попоны, защищающие их крупы.

С боков командора неизменно прикрывали несколько лучших бойцов, да еще Аруш, стремительно выскакивал из-под копыт, и набрасывался на тех, кто пытался подобраться к его другу поближе. Группа Гартоша глубоко вклинилась во вражеский строй, чем заслужила особо пристальное внимание. На них набрасывались со всех сторон, пытаясь смять, задавить, если не мастерством то количеством, и плохо пришлось бы командору, если бы не самоотверженность его бойцов, без промедления бросавшихся на помощь своему командиру. Гартошу пока не довелось столкнуться больше чем с одним соперником – легионеры или Аруш перехватывали стремящихся навалиться на него скопом – и пока он выходил победителем из всех схваток.

А бой кипел, растянувшись и заполонив всю долину. Между завалами шершни активно перестреливались с четвероногими лучниками. Прикрывающие стрелков барсы уже не раз сходились с противником в рукопашную схватку. Выстроившиеся вдоль завала вепри, сдерживали непрекращающийся напор пытающихся вырваться из ловушки кентавров.

На другой, восточной стороне завала, вепри выдержали все атаки, и теперь сами пошли вперед, стараясь помочь зажатым между двух огней единорогам. Первый и второй черные полки бились на обе стороны, не давая соединится двум частям четвероногого войска, и им приходилось тяжелей всего. Рвались на помощь товарищам остальные полки Черного Легиона, а так же пришедшие на помощь Серые Всадники, но враг был слишком силен, что бы с позволить с ходу пробиться через свои ряды.

Гартош с яростным криком ударил мечем по сабле противника, и сломал ее почти у основания. Гариант продолжил движение и полосонул кончиком по соединению человеческого торса с крупом коня. Уже потерявший одну руку кентавр покачнулся и командору этого хватило – точный укол в горло и враг упал. Оскол получил секундную передышку и возможность осмотреться.

Тарты и виктанийцы плотно перекрыли выход из долины, и прорваться кентаврам будет очень непросто. Многие участники битвы, как кентавры, так и люди, ворвались глубоко в ряды противника и вели бой в полном окружении. И хотя им было тяжелей всего, на такой прорыв способны только самые сильные, умелые и отважные, что делало их очень опасными противниками. Примером мог послужить и сам Гартош, который вместе со своей немногочисленной, но очень боеспособной группой, значительно проредил ряды противника.

Успел Оскол отметить и оценить тактику Серых Всадников. Для них прямое столкновение было не выгодно – у кентавров более тяжелое вооружение, да и сами они покрупней человека. Поэтому тарты намеренно пропускали опасного противника вглубь своих рядов, где по двое, по трое окружали его и кромсали на мелкие кусочки. Те из тартов, кто оказывался внутри вражеского строя, показывали чудеса изворотливости. Что бы избежать удара они соскальзывали под животы своих коней, при этом успевая рубануть врага по ногам, иногда вовсе покидали свою лошадь, для того, что бы вспороть брюхо человекоконю. Были и такие, кто умудрялся оседлать кентавра словно собственную лошадь, и перед тем как покинуть норовливую лошадку, перерезали ей горло.

Дивился выходкам тартов Гартош недолго, кентавры не собирались давать ему большую передышку и вновь дружно навалились. Но Оскол все же успел заметить, как из глубины кентаврового войска, к единорогам и тартам пробирался никто иной, как военный вождь со свитой. Вот это противник достойный особого внимания! Вот только добраться до него не так-то просто, опекали вождя не хуже чем Гартоша.

Кроме общей победы у командора появилась вполне конкретная цель – добраться до самого главного в этой долине кентавра. Поэтому он с удвоенной силой рубился с обладателями двух рук и четырех копыт. Его небольшой щит ховарской работы представлял собой жалкое зрелище – треугольный кусочек метала, был весь во вмятинах, прорублен в нескольких местах, и держался он сейчас только на славном имени горных мастеров. То же самое можно сказать и о доспехах.

Единственный кто ни разу не подвел, а казалось, только набирал силу – это Гариант. Волшебный (в прямом смысле) меч, подарок деда, словно жил своей жизнью, будто не рука Гартоша направляла это грозное оружие, а сам меч таскал руку хозяина. Скоро щит развалился окончательно, и его место занял длинный кинжал, младший брат Гарианта.

* * *

Казалось, бой длится уже целую вечность. Те, кто был в первых рядах с первых минут, порядком устали, и по закону боя должны были, или погибнуть, или оттянуться назад, пропуская вперед свежие силы. Гартош был на острие атаки с первых секунд боя, и в другой раз дал бы себе несколько минут отдыха, но только не сейчас, когда впереди маячил рослый кентавр с золотым обручем на голове. Его необходимо достать, во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни.

Да вот только так же думали и сами кентавры, и у Гартоша не было недостатка в отборных противниках, желающих прославится победой над командором единорогов. Но слава духам, у Оскола были верные и внимательные друзья, и товарищи по оружию. Вирон бдительно присматривал за командором, и, заметив в его движениях усталость, послал на помощь несколько свежих десятков. Гартоша чуть ли не силой оттеснили вовнутрь закованного в черный метал треугольника. И чуть поостыв, командор перестал беситься, а с благодарностью посмотрел на крепкий спины прикрывающих своего командира бойцов.

Эта передышка дала ему новую возможность осмотреться и осмыслить бой. Неожиданная помощь тартов давала шанс не только удержать кентавров в ловушке, но и уничтожить их полностью, не погубив при этом четыре элитных легиона. Небывалая битва достигла своего апогея, и Гартош почти не сомневался в победе над пришельцами – разве только вмешается новая сила. Поднявшись в стременах и с тревогой посмотрев назад, командор немного успокоился – подмога кентаврам не спешила. Но предчувствие чего-то нехорошего не покидало.

А бой начал принимать новый оборот. На обеих вершинах появились несколько сот шершней, которых лорд Мервон послал на помощь единорогам и вепрям. Значит битва между завалами шла в нужном русле и это додавало оптимизма. Кентавров оставалось еще очень много, но перелом уже наступил. В глазах конелюдейбольше не было того задора, жажды приключений и желания показать себя, сейчас в них читалась скорей решимость дорого продать свои жизни, ведь надежда на прорыв таяла с каждой минутой.

После небольшого отдыха Оскол вновь рванул в бой и в этот раз никто не стал его задерживать. Цель оставалась та же – вождь кентавров. Набравший силу Гариант крушил все что попадалось ему не пути, словно тростинки разрубывая мечи и доспехи, и не надолго задерживаясь во вражеских телах. Гартош заметил, его любимый меч потемнел, но не от крови, а от переполняющей его силы. Он и раньше замечал за подаренным оружием подобное, но в битве с кентаврами это проявилось особенно явно – видимо кровь изначально волшебных существ обладала особенной силой, превышающей силу обычных людей и нелюдей. Это открытие словно добавило силы и самому Гартошу. В него словно вселился демон – демон жнец смерти.

Но несмотря на ужасающую силу командора единорогов, желающих сразиться с ним не убавлялось, трусов среди кентавров не водилось. Не убавлялось желающих сразиться и с вождем кентавров. Со всех сторон стремились к нему тарты и виктанийцы, образовав настоящую свалку. Нескольким серым и черным бойцам удалось не только прорваться, но и окружить коричневого предводителя. И тот доказал, что не зря носил золотой обруч. Его два кривых меча словно растворились в воздухе, без задержки разрубывая все до чего могли дотянуться. Вот, разрубленный почти пополам, свалился черный воин. Запрыгнувший на спину вождю тарт, мгновенно лишился руки, и, зажимая рукой обрубок, свалился под копыта. Оставшийся без седока единорог попытался поразить врага своим рогом, но два сильнейших удара не только разрубили защитные пластины на шее единорога, но и перерубили ему саму шею. Охрана вождя мигом добила остальных смельчаков.

Скрепя зубами от переполняющей его ярости, Гартош буквально выкашивал попавшихся на пути кентавров. Соратники командора с трудом за ним поспевали, и Витану приходилось посылать все новых и новых бойцов на помощь другу, неумолимо приближающемуся к заветной цели.

Слева, всего в какай-то сотне шагов, атаку возглавил никто иной как Никор, так же стремящийся добраться до знатного врага. Никор рубился легко и даже изящно, легко уходя от ударов, и словно походя нанося противнику смертельные раны. Еще немного и друзья смогут докричаться и поприветствовать друг друга. И чем черт не шутит, возможно им суждено сойтись именно возле обладателя золотого обруча.

На некоторое время Гартош потерял из вида, как Никора, так и вождя кентавров, у самого появилось слишком много проблем. Группа не самых слабых кентавров, преградила путь команде командора и рубка превратилась в настоящий кошмар. Имея отборное оружие, явно ховарской работы, кентаврам удалось не только остановить виктанийцев, но и потеснить их назад. Оскол сумел отбить один из мечей наседавшего противника, но вторым получил по шлему так, что загудело в голове и потемнело в глазах. Инстинктивно отмахнувшись, он почти не почувствовал препятствия, хотя Гариант отсек врагу руку и не дал закончить начатое. Окрыленные успехом товарища кентавры, бросились к оглушенному Гартошу, но защелкали тетивы арбалетов, и пораженные люди-кони свалились у самых корыт Агаральда, благоразумно отступившего под защиту боевой свиты командора.

Гартош быстро очистил голову от гула и пришел в себя. Снова впереди спины легионеров и под копытами их единорогов три утыканных арбалетными болтами кентавра. Он оглянулся. Стрелковый десяток из полка Вирона невозмутимо перезаряжал арбалеты.

– Спасибо ребята, – пробормотал Оскол, – выручили.

– Всегда готовы, господин командор! – за всех ответил десятник.

Отметив про себя, что иметь личную охрану очень даже полезно, Гартош не спеша двинул Агаральда вперед, но потом остановился. А ведь прав Вирон, лично не зарубивший еще ни одного врага, но мудрым командованием сделавший гораздо больше самого командора. И что бы так поступить нужно иметь немалое мужество, не меньшее, чем лично возглавить атаку легиона. Но дух раздери! Как хочется лично добраться до глотки вождя кентавров!

Вынырнувший из-под ног кентавров и единорогов Аруш, хромая подошел к Агаральду и тяжело плюхнулся у его ног.

– Я вижу, тебе тоже досталось, – посочувствовал Оскол.

– Да какая-то гадина лягнула обоими копытами. Нужно пару минут отлежаться.

– Мне, пожалуй, тоже.

– Тебе вообще соваться в эту мясорубку не стоит. У тебя легион должен быть на первом месте, а не личное участие, – поучительно сказал Аруш.

– Кто бы говорил. Ты отсиживался, когда был вождем?

– У меня была другая ситуация.

Гартош больше препираться не стал. Он с особенным вниманием следил за тем, как к вождю кентавров подобралось не меньше двух десятков бойцов Черного Легиона, и десяток тартов. Похоже, что вождю сейчас придется не сладко, даже без личного вмешательства Гартоша. Да и Никора тоже.

* * *

Один за одним падали соратники вождя, и вскоре ему опять довелось самому себя защищать. Что он с успехом и делал. Пока еще никому из нападавших не удалось нанести главному кентавру серьезную рану. У Гартоша вновь зачесались руки поучаствовать в травле такого опасного зверя. А кентавр, не желая мирится с поражением, отчаянно цеплялся за жизнь, отбивая все смертельные гостинцы людей. На помощь вождю стремился не один десяток кентавров, и в какой-то момент показалось, что тому все-таки опять удастся вырваться из плотного человеческого кольца. Но ударила под лопатку длинная белооперенная стрела, и взревел вождь конелюдей. Неожиданной помощью шершней тут же воспользовались нападающие. Два кентавра справа нанесли несколько серьезных ран на руке и крупе. Один из тартов спрыгнул с коня и ловким ударом подрезал врагу сухожилия на задних ногах. Еще один тарт запрыгнул оседавшему кентавру на спину, и таки сумел добраться до горла вражины. Брызнула кровь, захрипел смертельно раненный вождь, но сумел напоследок ударить назад кривым мечем, угодив в сердце своему убийце.

Они свалились вместе – тарт, оседлавший вождя кентавров, и сам вождь, сумевший перед уходом к предкам, отомстить своему убийце. Над полем боя тут же разнесся многоголосый вой. Узнавшие о гибели вождя кентавры, по возможности выходили из боя, и, протянув руки к небу, стенали о непоправимой потере.

– Прекратить бой! – моментально среагировал Гартош, и продублировал свой приказ магически.

Виктанийцы и тарты настороженно, хотя и с надеждой опустили оружие. Неужели все закончилось? Неужели смертей больше не будет?

Спрятав и свое оружие, к вождю пробирались его соратники. Тарты подняли своего погибшего героя, кентавры своего. Никор подъехал к погибшему товарищу и, положив ему на лоб ладонь, прочитал короткую молитву. Затем он нашел взглядом стоящего неподалеку Гартоша. Друзья крепко, по мужски обнялись.

– Спасибо друг, – отстранившись от друга сказал Гартош. – Если бы не ваше вмешательство, мы бы, наверное, больше никогда не встретились.

– Я тоже так подумал, и пришел в ужас. С кем бы я тогда, втайне от жены бродил по кабакам и храмам Фриты?

– Да, пришлось бы тебе искать другого побратима, – невесело усмехнулся Оскол.

– А если серьезно, то мы планировали вступить в войну немного позже, когда гробросцы подальше втянутся вглубь Виктании. Но как только наши князья узнали о вмешательстве верейнских ведьм и кентавров, тут же послали меня вместе с моими пятью тысячами серых вам на помощь. Рад, что мы успели вовремя. Думал лошадей загоним, но обошлось. Хорошо, что кентавры прорвались неподалеку от нашей границы, иначе не поспели бы.

Разговор друзей прервали подошедшие командоры.

– Лорд Никор, – вежливо поклонился лорд Мервон. – Позвольте от лица императора, главнокомандующего и от всех нас, поблагодарить вас за столь своевременное вмешательство.

– Я принимаю благодарность, – полупоклоном ответил Никор. – Это знак нашей дружбы.

– Виктания этого не забудет.

Лорды еще раз церемонно друг другу поклонились.

– И что мы будем делать с кентаврами? – спросил командора барсов Гартош.

Лорд Мервон пожал плечами:

– Что бы избежать дальнейших потерь, командование разрешило отпустить их домой. Ели они, конечно, сдадут оружие и дадут клятву больше не переходить на эту сторону Межевых гор.

– И обруч власти пусть отдадут, – добавил Никор. – Законный трофей.

– Можно и это включить в требование, – кивнул Мервон.

Словно услышав их разговор, к группе командиров подошел высокий кентавр, чем-то неуловимо похож на погибшего вождя.

– Мы признаем свое поражение, – без предисловий начал он. – Дозволенно ли нам будет уйти?

– Это хорошо, что признаете, – медленно ответил Мервон. – Мы позволим вам уйти, и даже не потребуем за это выкуп, но у нас есть условия. Вы должны оставить здесь все оружие и обруч власти. А так же дать клятву не переходит больше на эту сторону Межевых гор.

Кентавр немного постоял, пристально смотря на лорда Мервона, затем молча развернулся и направился к своим. О чем шла речь, было не слышно, слишком далеко, но конелюди отчаянно спорили и вполне красноречиво жестикулировали, тыкая пальцами, то в готовых к стрельбе лучников, то в перестроившихся и готовых к атаке вепрей, а так же присоединившихся к ним барсов. И нетерпеливо перебирающие копытами единороги и лошади серых не остались без внимания. По-видимому победило благоразумие и желание выжить, ведь теперь у кентавров не было ни единого шанса вырваться, и жаждущие геройски погибнуть остались в меньшинстве. Кентавр переговорщик вновь приблизился к людям:

– Будет ли нам дозволено забрать своего вождя?

– Забирайте, – разрешил Мервон. – Можете забрать всех кого пожелаете.

– Мы заберем только вождя и раненых, – сказал кентавр. – Нас осталось слишком мало, что бы забрать всех кого захотим.

– Как знаете, – не стал настаивать командор барсов.

Переговорщик вернулся к группе старших кентавров, снял с головы вождя обруч власти – своеобразную корону – и вновь подошел к людям.

– Это теперь ваше, – он передал обруч Мервону. Затем бросил под копыта командующего группой отборных легионов, свой меч и кинжал. – От имени нашего народа, я, как временный вождь, клянусь не переходить на эту сторону Межевых гор.

– И никогда не воевать против Виктании и Тарта, – подсказал Гартош.

– И никогда не воевать против Виктании и Тарта, – бросив на единорога недовольный взгляд, повторил кентавр.

Он вопросительно посмотрел на людей, и, не дождавшись новых указок вернулся к своим.

Мервон протянул Никору обруч:

– Возьми тарт, вы заслужили это.

Никор с благодарностью принял трофей:

– Благодарю, лорд Мервон. Я передам это обруч Верховному Князю, пусть он станет еще одним символом нашей дружбы.

Группа кентавров, тем временем, соорудила из уцелевших копий и щитов большой щит, на который и был возложен вождь. Затем они бросили под ноги командоровых коней оружие, и эту процедуру повторили все уцелевшие кентавры, которых Гартош насчитал около восьми сотен. Четвероногие воины подняли своего вождя, и под заунывную песню, в сопровождении Серых Всадников и единорогов, потянулись на восток.

Провожая взглядом их колону, Гартош сказал:

– Мне до сих пор не верится, что мы сумели их остановить. Ведь чего там греха таить, кентавры сильнейшие бойцы в нашем мире.

– Ты прав, – отозвался Мервон. – Победу столь малой кровью, можно считать чудом.

– Малой?! – возмутился Оскол. – У меня пол легиона полегло! Да и у вепрей столько же!

– А по всем раскладам, «Вепри» и Черный Легион должны были погибнуть полностью! Спасибо тартам за своевременную помощь. Так что успокойся командор, и поблагодари богов за такой расклад.

– Хватит препираться, – вмешался лорд Лайфрон. – У нас еще работы невпроворот. Раненых нужно определить, погибших похоронить, потери и трофеи сосчитать.

С командором вепрем согласились все. Самым тяжелым оказалось, считать погибших и хоронить их. Гартош, с докладом каждого сотника мрачнел все больше и больше. Конечно самые страшные потери были в полках Алькона и Тереса, где в живых осталась лишь четверть. Из этой четверти половину уже определили в лазарет, и сколько их оттуда вернется в строй, одной Матане известно. Получили ранения и сами полковники, но эти в лазарет не спешили, они решили дождаться прощания со своими погибшими бойцами.

Остальные полки потеряли примерно по половине воинов, и это только убитыми. Хотя командиры этих полков в битве почти не пострадали – наполовину отрубленное ухо Зигула за тяжелое ранение решили не считать.

Серьезно пострадали вепри, они потеряли примерно половину воинов. Латников выбили почти всех. Шершней и барсов в общей сложности погибло тысячу человек. Серые Всадники недосчитались полторы тысячи. Потери поражали. А ведь атаковали кентавров из-за засады, с более выгодных позиций. Страшно даже подумать, какие потери могли бы быть, доведись встретится с этими монстрами посреди чистого поля.

* * *

До самой темноты, в долине, которую уже прозвали долиной кентавров, готовили могилы для захоронений, сносили и свозили погибших людей, лошадей, единорогов, кентавров.

Никем не видимые, на вершине самого высокого холма снова стояли трое.

– Как такое могло случиться? – недоумевал стоящий справа. – Ведь по всем правилам кентавров никто не должен был остановить, и уж тем более разгромить.

– В этой долине главную роль сыграли единороги, – отозвался средний. – Именно они вовремя перебросили сюда нужные части, да и в битве отлично себя проявили. Недооценили мы их. Опять недооценили.

– Да и Серые Всадники пришли на помощь как то не вовремя, – добавил третий. Ставка на разобщенность не сработала.

– В этой битве слишком многое не сработало, – сказал средний. – Это не может быть простым совпадением.

– Думаешь, та же рука, что и в Рузаро? – спросил первый.

– Очень на то похоже, – после недолгого раздумья ответил средний. – Уж больно сценарий похож. Нужно срочно отыскать, кто так самонадеянно решил спутать наши планы.

– Будем искать, – вздохнул третий.

XIV

Прощание с погибшими подходило к концу. Провозгласили речи командоры и командующий Восточной Армией. Проходили мимо свеженасыпанных могил товарищи погибших. От Черного Легиона в долине остался только полк Вирона, остальные сопровождали кентавров к фронту. Гартош уже и сам, вместе с Вироном, собирался присоединиться к легиону, точнее, к его остаткам, когда пришел вызов от Гнивера.

– (Гартош, беда! На отца и императора напали!)

– (Кто?!)

– (Скорей всего гроброские маги с верейнскими ведьмами.)

– (Где?!)

– (Ставка императора в Старых Аргатах. У них очень мало охраны, особенно магической, все заняты на фронте. Я немедленно отправляюсь туда. Поспеши и ты!)

– Вирон! Срочно собирай полк и в ставку императора в Старых Аргатах!

– Что случилось?

– Напали на императора! Я вас буду ждать там!

И не став больше никому ничего объяснять, Гартош вместе с Арушем ушел в подпространство.

Они появились возле входа в пещеру, в которой находилась резервная ставка императора. У входа лежало несколько десятков тел бойцов Первого Легиона и пару десятков неопознанных. Внутри пещеры явно шел бой, отголоски магической схватки доносились наружу. Не раздумывая, Гартош направил Агаральда вовнутрь, благо высота и ширина прохода позволяли проехать не одному всаднику. Навстречу ему выскочили трое, и эти трое были не из Первого Легиона. Гартош выхватил меч и принял на него выпущенные вражескими магами молнии. В следующий момент Гариант располовинил одного из нападавших, второго Аруш сбил с ног, и тут же выдрал глотку, третьего командор достал ответной молнией.

Высекая их камней искры, мчался единорог по тоннелю, а у Гартоша от тяжелых предчувствий продолжало стыть сердце. Не зря он еще в долине чувствовал что-то ужасное. Вылетев под высокие своди огромной пещеры, Оскол остолбенел – пол устилали тела в полевой форме охраны императора, изредка попадались и тела чужаков. Но сейчас весь бой сосредоточился на высоком и широком постаменте у дальней стены пещеры.

Кто нападал, кто защищался Гартош не смог рассмотреть, он видел только, что защитников осталось не больше десятка, а нападавших втрое больше. Навстречу единорогам и оборотню бросились пять размытых силуэтов. Сильнейший магический удар чуть ли не выбил Оскола из седла, но это вызвало у него только вспышку ярости. Отбив мечем огненный шар и развеяв пару заклинаний смерти, он подлетел к пятерке нападающих, среди которых трое оказалось женщинами. Одна из ведьм вскинула руки и единороги с каррлаком словно врезались в невидимую стену.

– Я ждала тебя, младший Оскол, – громко сказала ведьма, с улыбкой наблюдая за потугами единорогов и каррлака прорваться сквозь стену. – Сегодня ты, как и твой старший брат, разделите судьбу своего отца. А потом придет черед и Руткера. А когда падут все Хранители трона, падет и империя. Катана я в расчет не беру, он нам даже пригодится.

– Я вам тоже сейчас пригожусь, – пыхтел Оскол, – Что бы быстрей отправить вас к праматерям! Тебя там уже заждались, старая стерва!

– Не такая я уж старая, – рассмеялась говорившая. – А ты говори, говори. Твой отец перед смертью тоже разговорился, и такого мне наговорил!

– Ты лжешь!

– Зачем? Все уже кончено. Твой отец и Лориан мертвы, а сейчас мои дочери добьют твоего брата, который подоспел слишком поздно. А я пока поиграю с тобой.

Гартош вдруг понял, все, что говорит ведьма, правда, отца нет в живых, как и императора. И Гниверу сейчас действительно очень плохо. И во всем виноваты эти ведьмы, эти шлюхи иномирянские, которые возомнили себя вершителями судеб целых стран, и даже миров! И которые посмели поднять руку на Осколов!

– Сгною гадин! Червям скормлю! – выпучив от бешенства глаза, закричал командор единорогов.

С его меча сорвался целый поток энергии и разнес магическую стену в клочья. Разъяренный Оскол плохо видел, как летели в него молнии, заклинания и проклятья, он крутил мечем и рубил. Рубил эти ненавистные и перекошенные ужасом лица. И остановился только тогда, когда под копытами лопнул последний из черепов – все пятеро бросивших ему вызов были мертвы.

Через мгновенье по тоннелю раздался топот копыт и Вирон во главе своего полка ворвался в пещеру.

– Туда! – указал командор, и бросил единорога вскачь.

Появление черных всадников не осталось незамеченным. Часть нападавших оторвались от постамента и уделили внимание новой силе. В единорогов ударило ледяным заклятьем, настолько сильным, что заморозило сам воздух. Но ярость командора его жажда отомстить, передавшаяся всем единорогам, была сильней. Ледяное крошево разлетелось в стороны, не причинив никому вреда. Неполные четыре сотни единорогов, связанные невидимыми узами, действовали сейчас как единое целое. Направленное против них таранное заклинание отскочило вверх и ударило в потолок пещеры. Посыпались мелкие камни. Целый сноп молний ударил в передовых единорогов, но разойдясь по всему скачущему строю, заплясал на обнаженных клинках, и затух, пополнив магических резерв черного полка.

Неудержимой лавиной врезались единороги в ряды пришельцем и смели их. Только трое магов, среди которых находилась женщина, сумели спастись, спрятавшись за каменным выступом. Оттуда в свод пещеры ударил синий луч, затем еще один.

– Гартош, спасайся! – закричал стоящий на постаменте Гнивер. – Сейчас обрушится потолок!

– А ты?

– Уйду с помощью магии!

Но Гартош не послушал старшего брата.

– Уводи людей, – крикнул он Вирону, а сам вскочил на постамент.

Соратники Гнивера поспешно ушли, остались лишь те, кому камнепад был уже не страшен, и сам старший маг. Гартош бросился к отцу, все еще надеясь что ведьма лгала. Но нет, тело отца было бездыханным. Его лицо перекосила ярость, а рука сжимала полурасплавленный меч – перед смертью главнокомандующий дал славный бой.

– Помоги мне, – скорей прошептал, чем крикнул Гартош.

Братья подняли тело отца и поднесли его к Агаральду. Единорог послушно подставил спину и Дангала уложили поверх седла.

– А вот теперь уходим, – сказал Гартош и повел единорога через каменный дождь.

– Ты еще здесь? – крикнул он подскакавшему Вирону.

– А где я еще должен быть? – неподдельно удивился тот.

Вместе со своим полковником и командиром осталась полусотня бойцов.

– В круг! – скомандовал Вирон.

Легионеры незамедлительно образовали скачущий круг, внутрь которого заключили полковника и Осколов. Силой магии они создали защитный купол, с которого скатывались большие и малые камни. Гартош стоял и молча наблюдал за происходящим. Сегодня его подчиненные показали себя с наилучшей стороны, причем больше по магической части. Сейчас они, даже без участия своих командиров, успешно удерживали защитный магический купол, и командор не сомневался, он выдержит любой обвал, даже если рухнет вся гора.

Но гора не рухнула. Камни падали всего пару минут, хотя и услали пол пещеры слоем в шет толщиной. Как только камнепад закончился, единороги прекратили свой бег. Им пришлось отступить вовнутрь созданного ими круга, так как груда камней по периметру превышала два шета и начала валится.

– Выходим, – сказал Гартош, как только установилась устойчивая тишина.

Выйти оказалось проще сказать, чем сделать. Копыта единорогов соскальзывали с неустойчивых камней и животные чудом не переломали себе ноги. Впрочем, как и люди.

На выходе из пещеры их уже ждали. Лорд Руткер, постаревший сразу на несколько десятков лет, молча приблизился к сыну, обнял его и беззвучно зарыдал. Гартош с Гнивером обняли с двух сторон деда и отца, и сами не смогли сдержать слез. Случившееся просто не укладывалось в голове. Еще вчера отец был полон сил, энергии и планов на будущее. И вот теперь, его большое, и некогда сильное, а теперь бездыханное тело, беспомощно лежит на спине единорога. К Осколам подошел Лисван.

– Гнивер, – он тронул друга за плечо. – Сочувствую. – Гнивер оторвался от деда и отца. – Где император?

Гнивер кивнул вглубь пещеры:

– Там император. Точнее… здесь. Ты теперь император, Лисван. Твой отец погиб, рядом с моим.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лисвана.

– Прости Лисван, мы вывезли только нашего отца.

– Понимаю…

Лисван потемневшим взглядом посмотрел в темноту пещеры. Затем повернулся к тур-генералу Моргану:

– Выделите, кого сможете для разбора завала.

– Конечно, ваше величество.

– Только не трогайте фронтовые части. Задействуйте как можно больше местных жителей. Сообщите местным владетельным лордам, пусть пришлют людей.

И стиснув зубы, Лисван вышел из тоннеля.

* * *

На улице тело Дангала сняли и уложили на щиты. У братьев и у Руткера уже высохли слезы, на лицах застыла только скорбь и желание отомстить. Вновь подошел Лисван. Новый император постоял рядом с бывшим главнокомандующим, затем опустился на колено и пожал генералу руку:

– Они почти всю жизнь дружили, и погибли вместе.

– Хранитель трона, – тихо сказал Гартош.

– Что? – Лисван вскинул голову.

– Ведьма назвала нас, Осколов, хранителями трона.

– А ведь так и есть, – поднявшись, сказал Лисван. – Все Осколы предано служили трону, и защищали его, иногда более самоотверженно, чем сами императоры.

– Так будет и дальше, – твердо сказал Гнивер.

– Я знаю. И все-таки Гартош. Я бы хотел тебя попросить особо. Вокруг нашей и вашей семей, происходит что-то зловещее и непонятное. Если со мной что либо случится, не оставляй Витана одного, помоги ему. Из всех Гратров, Витан наиболее нуждается в помощи и поддержке.

– Можешь не сомневаться, я все сделаю как нужно.

– Спасибо. Гнивер, расскажи, что ты знаешь. Как так случилось, и как ЭТО вообще могло произойти?

Гнивер тяжело вздохнул и начал говорить:

– Мы ликвидировали последствия прорыва гробросцев на южном участке фронта, когда меня достиг зов отца. Он просил о помощи. И успел лишь сообщить, что на них напали ведьмы. Я связался с Гартошем и вызвал его. И сам, вместе со всеми кого мог взять с фронта, бросился сюда же. Но мы пришли слишком поздно. Слишком… – Дальнейшие слова давались Гниверу с трудом. – Маги Гроброса и ведьмы Верейна убили всех в пещере. Мы сумели отогнать этих ублюдков от тел наших отцов, и не дать надругаться над ними, но это было все, что мы сумели для них сделать. Да и то, ели бы не подоспел Гартош и единороги, мы бы то же долго не продержались.

– Как они могли проникнуть в пещеру? – недоумевал Лисван. – Ведь она защищена мощнейшими защитными заклинаниями!

– Я думаю, здесь имело место предательство, – хмуро сказал Гнивер. – Кто-то знал, как пройти, как взломать защиту. Отец и император слишком надеялись на нее, и отправили большую часть магов на фронт. И враги сумели этим воспользоваться.

– Слишком уж быстрая и подробная у них информация.

– Вот, вот…

Рассуждения друзей прервало появление Витана. Младший принц сразу же бросился к брату:

– Лисван, что с отцом?

Лисван прижал брата к груди:

– Держись Витан, отца больше нет.

Витан оторвался от брата:

– Как нет?! Как это… – И тут его взгляд наткнулся на тело Дангала. Он долго и неверяще смотрел на погибшего главнокомандующего. Затем поднял взгляд на Осколов. – Значит это, правда… И лорд Дангал тоже…

– Витан, сейчас нельзя раскисать. Мы потеряли отца, а вся империя потеряла императора. Нужно держаться. Идет война и на нас все смотрят. Мы не можем поддаться слабости, нет у нас таких привилегий.

– Да-да, конечно…

Гартош подошел к другу:

– Вот так вот Витан, мы разом лишились отцов. Теперь все будет по-другому. Твоя прежняя жизнь закончилась, да и моя тоже. Опору у нас из-под ног выбили, но нужно удержаться на ногах. Иначе, что же мы за Гратры и Осколы?

– Конечно, нужно удержаться, – невесело усмехнулся Витан. – А удержимся?

– Удержимся. Обязаны удержатся. Удержатся и отомстить за наших отцов. Я сделаю все, что бы достать этих гадов. Можешь не сомневаться.

Братья Гратры и Осколы переглянулись, и решимость отомстить окрепла во взгляде каждого.

* * *

Весть о гибели императора и главнокомандующего мигом разлетелась по империи. Смуты и беспорядков пока нигде не замечали, но растерянность появилась, даже в войсках. Еще не коронованному Лисвану (какая к черту коронация, когда тело императора не извлекли из-под завалов) приходилось мотаться по фронтовым частям и гарнизонам, городам и провинциям. Он нигде не задерживался дольше чем на полчаса, и держался на ногах только за счет магии.

Не смог остаться в стороне и Витан. Он вместе с Гартошем, так же носился по империи, пытаясь внести спокойствие, ясность и веру в будущее, и доказать, что со смертью Лориана империя не погибла. Но если появления Лисвана вполне хватало, что бы в зародыше задушить любой разброд и шатание, то Витану, сопровождение рычащего на всех Гартоша было совсем не лишним. После смерти отца, Гартош был зол как голодный демон смерти, и повсюду упорно искал предателей. Так что при его появлении, все, даже самые высокопоставленные чиновники, военачальники и знатные лорды, старались вести себя как можно тише.

На второй день после трагедии, завал, наконец, разобрали и сумели добраться до тела императора. Вновь Гратры и почти все Осколы встретились возле трижды проклятой пещеры. Тело императора оказалось почти не повреждено, лишь сильные ожоги на кистях рук, словно Лориан сунул руки в открытый огонь, да раздробленная камнем левая нога. Глаза императора остались открыты, и неподвижный, но грозный взгляд, словно пытался остановить бег облаков.

Лисван опустился возле отца, положил ладонь ему на лицо и закрыл глаза. Затем поправил погибшему императору ворот мундира и тихо сказал:

– Я знаю, ты сделал все что мог, так распорядилась Судьба. Я постараюсь править так же мудро, как и ты.

Он встал и застыл возле Витана, и принца Жортака, младшего брата Лориана и своего дяди. Жортак вел затворнический образ жизни и редко появлялся на людях, и уж тем более на светских приемах. Весть о гибели брата его потрясла, и заставила забыть об отрешенности от дел империи. Ситуация заставила объединиться всех Гратров.

– Лисван, – Жортак тронул племянника за руку, – забери атрат. Брату он больше ни к чему, а тебе пригодится.

– Ах да, атрат, – спохватился Лисван и снова опустился возле Лориана. – Прости отец, но я должен это сделать.

Он расстегнул три верхних пуговицы на императорском мундире и сунул руку во внутренний карман. Затем быстро проверил и другие карманы отцовского мундира и растеряно посмотрел на Жортака:

– Атрата нет.

– Как нет? Лориан никогда не расставался с Тартулом. Если перстня нет на пальце, значит он должен быть в кармане, по-другому не может быть.

– Гнивер, – обратился Лисван к другу, – когда ты появился в пещере, возле тела отца кто-нибудь был?

– После нашего прихода практически все маги и ведьмы бросились на нас, но до нашего прихода они имели доступ к телу.

– Посмотри еще раз, – посоветовал Жотрак.

Лисван более тщательно проверил тело отца и повторил:

– Атрата нет, Тартул пропал.

– Час от часу не легче, – пробормотал Жортак. – Если Тартул попал в руки наших врагов, и ели они смогут с ним совладать, плохо дело.

– Что случилось? – спросил у Витана Гартош.

– Тартул пропал.

– Атрат?

– Да. Наша семейная реликвия. Очень мощная штука. Жаль, что отец не был хорошим магом, иначе с атратом хрен кто его победил бы.

– Он не мог его где-нибудь оставить?

– Нет, отец никогда с ним не расставался, даже ночью. А во время войны тем более.

– Тогда действительно, плохо дело.

Гратры выглядели весьма обеспокоенными, и это не скрылось от присутствующих.

– Не пугайте людей своим видом, держитесь решительно, – посоветовал Гнивер. – Атратом можно заняться позже. Я думаю еще не все потеряно – это все-таки ваша семейная реликвия, а не чья-то, так что есть шанс за нее побороться.

– Ты прав Гнивер, займемся этим, когда позволит время.

Лисван подал знак, и тело императора отнесли в повозку, запряженную четверкой белых единорогов. Повозку окружили шестеро магов и общими усилиями переправили в Торону. Тело мужа встретила императрица, такая же молчаливая как и всегда. Но это спокойствие давалось ей с огромным трудом, и только поддержка сыновей удерживала ее рассудок в теле.

Тело Лориана подготовили к прощанию и разместили в большом зале для приемов, где подданные могли попрощаться, и оказать последние почести великому правителю. Желающих в последний раз увидеть императора оказалось слишком много. Они шли целый день, ночь, еще день, и еще ночь. Но исходя из обстановки на фронте и в стране, доступ к телу решили прекратить.

Хоронили Лориана в семейном склепе Гратров, на окраине Тороны. Казалось, провести императора к последнему пристанищу собралось пол Виктании. Все улицы, крыши домов, окна по пути следования траурной процессии, были забиты до отказа. Плачь стоял такой, что заглушал траурную музыку. Император Лориан хоть и был строг, временами даже жесток, но правил справедливо. Он заслужил уважения не только у своих подданных, но и у соседей, и даже у врагов.

Осколы на похоронах императора присутствовали все, даже самые маленькие – дети Гартоша и Гнивера. За два дня до этого, Осколы похоронили лорда Дангала, менее помпезно, хотя и не с меньшими почестями. Провожали генерала в основном люди военные, кто мог хоть на пару часов вырваться с фронта. И, конечно же, представители Тайного Легиона, который Дангал и создал. Похоронили Дангала на семейном кладбище, возле замка Риглис, рядом с Фаистой.

Со смертью Лориана и Дангала уходила целая эпоха. Эпоха процветания и уверенности. К правлению приступали молодые, на которых надеялись, но еще не знали чего от них ожидать. И для нового императора самым насущным было – выгнать гробросцев с захваченных территорий. И от того насколько успешно он с этим справится, зависело очень много.

Не дождавшись до конца церемонии, Гартош с Лиситой и детьми вернулись домой, в Коньсур. Бедняжка Лисита не выдержала напряжения последних дней и ей стало дурно. Гартош провел с семьей целый сутки, но дела легиона требовали его личного присутствия, и он вернулся в войска.

* * *

Перед тем как вернуться в легион, Гатрош решил еще раз побывать на могиле отца. Как знать, быть может вскоре он и сам займет место рядом с родителями на родовом кладбище. Если будет что хоронить, и будет кому хоронить. Он в раздумье сидел в тени раскидистого каштана, который посадили после смерти матери. Странно, мать он практически не помнил, но его не покидало чувство, что она где-то рядом, добрая и ласковая, и взирает на сына с легкой грустью. А вот с отцом совсем не вяжется смерть. Конечно, Гартош знал, что отца нет в живых, но до сих пор не мог поверить в это, он подсознательно ожидал чуда. Но чуда не происходило.

Тяжело вздохнув, Гартош поднялся и направился к замку, но в последний момент передумал и повернул в другую сторону, к небольшому храму Гретеона, расположенному чуть в стороне от кладбища. Отсюда открывался чудесный вид на городок Риглис и на всю долину. Да, последнее пристанище Осколы подобрали себе со знанием дела.

Небольшой центральный зал храма был пуст, и тихие шелестящие шаги Гартоша приглушенным эхом заметались между стен. Подойдя к статуе бога, командор преклонил колено, наклонил голову и беззвучно прошептал короткую молитву. Затем поднял голову, посмотрел на бога и поднялся сам. Позади раздались шаркающие шаги. Из бокового выхода вышел пожилой жрец, в котором Оскол с удивлением узнал Фугильена, преподавателя храмовых истин в студии, где он учился.

– Добрый день, достопочтенный Фугильен, – негромко поздоровался Гартош.

– Кто ты юноша? Что-то я тебя не узнаю. Подойди-ка к свету.

Командор подошел поближе к цветному витражу:

– Я Гартош Оскол.

– А, ты тот маленьких шалопай, который вечно крутился на моих занятиях, и не слушал рассказываемые мною истины.

– Да, достопочтенный. Хотя я давно уже не маленький, но до сих пор шалопай. И я очень жалею, что на ваших занятиях был невнимателен. Сейчас мне очень не хватает тех знаний.

Фугильен тихо рассмеялся:

– Это не страшно. Я хоть давно уже не преподаю, но стремящимся к знаниям могу помочь. Если ты действительно хочешь что-либо узнать.

– Хочу достопочтенный.

– Тогда иди за мной.

Жрец вновь зашаркал в сторону бокового входа. Сквозь короткий коридор они вышли на улицу, прошлись по посыпанной мелким гравием дорожке, и вышли к уютной беседке, из которой хорошо просматривалась спускающаяся в долину дорога.

– Я здесь часто сижу, и заранее вижу, когда к храму кто-нибудь поднимается.

– Зато вы не видите, когда к вам спускаются из замка.

– Люди из замка и у меня не частые гости. Про Гретеона вы вспоминаете лишь тогда, когда в нем возникает острая нужда.

– Простите достопочтенный…

– Я все понимаю. Государственные дела и все такое, так что с моей стороны обид нет, а вот со стороны бога, – Фугильен поднял глаза к небесам, – все может быть. Но ты не очень слушай брюзжание старого жреца, лучше расскажи, что тебя гложет, и что ты хотел бы узнать?

Гартош ненадолго задумался. Как объяснить малознакомому человеку, пусть и жрецу, о той боли, что точит разум, и о той пустоте, что поселилась в душе после смерти отца.

– Ты тяжело переживаешь смерть отца? – решил помочь Осколу жрец.

– Да, достопочтенный. Я все еще не могу поверить в его смерть. Для меня это слишком большая утрата.

– Пути богов извилисты. Видимо Рафой твоему отцу написана именно такая судьба. Но умер он славно, с оружием в руках, как настоящий воин.

– Только этим себя и успокаиваю… Скажите, Фугильен, ведь вы намного ближе к богу, чем мы, простые люди…

– Мы одинаково близки к богам, – возразил жрец, – просто мы умеем слушать, и слышать богов. А вас не хватает на это времени, или желания. Продолжай.

– Я хотел спросить. Может ли такое случится, что я еще смогу встретится со своим отцом? Я понимаю, он умер, но возможно богами предусмотрена такая лазейка, что бы живые могли встретиться с мертвыми?

– Нет, – грустно покачал головой Фугильен. – Такой лазейки боги не предусмотрели. Может к тебе когда-нибудь и явится дух твоего отца, но это всего лишь дух, не больше, не меньше.

– Но дух может вселиться в чье-то тело.

– Не тешь себя несбыточной надеждой Гартош. Ты, верно, совсем забыл, чему я вас учил в студии?

– Забыл, – покорно согласился Гартош.

– Тогда слушай еще раз, может сейчас моя наука лучше отложится в твоей голове, и пойдет тебе на пользу.

Фугильен чуть помолчал, и начал лекцию, совсем как в студии:

– В знаниях данных нам богами, говорится: личность человека и других разумных рас и существ, состоит из трех основных составляющих, трех сущностей. Это душа, дух и сознание. Душа и дух есть бессмертные сущности. Сознание живет, пока живет тело, и то не всегда. Со смертью тела сознание исчезает безвозвратно, и в каждом теле оно неповторимо, индивидуально.

Души даются смертным телам богами, в зависимости их заслуг, или наоборот, проступков, совершенных в прошлом цикле. Чем лучшее будущее ждет того или иного смертного, тем более заслуженная душа туда вселяется. И уже в немалой степени зависит от нее, какую жизнь проживет смертный, и какое тело она получит в следующем цикле.

С духом сложнее, он не настолько подвластен богам, как душа, к тому же дух более независим от тела, чем душа. И еще, дух сам находит себе тело. Если захочет. Часто духи прекрасно обходятся без тела, особенно если они при жизни в теле достигли определенного уровня развития. При этом они часто поступают на службу богам, демонам и могущественным смертным.

Проще всего с сознанием. Оно рождается с рождением тела, и умирает вместе с ним. Хотя случается и другое. Иногда сознание покидает еще живое тело, и если это происходит, то тело находится в состоянии подобном сну. Большинство их живущих время от времени переживаю такое состояние, и если сознание покидает тело ненадолго, то ничего страшного не происходит. Но если сознание слишком долго не возвращается в тело, то последствия могут быть необратимыми. Почему? Спросишь ты. Да потому, что душа, и особенно дух, могут не выдержать долгого бездействия и покинуть тело. В этом случае, даже при возвращении сознания, полноценного разумного существа уже не получится.

– Почему же душа, дух, или сознание покидают тело?

– Мне открыты не все знания, но что знаю, расскажу. Душа, как правило, не покидает тело добровольно, обычно ее к этому принуждают, ведь она наиболее подвержена влиянию каких-либо сил. И если она не вернется в тело в течение трех суток, ее возвращение в это тело становится невозможным. А без души, сам понимаешь, человек, или другое создание, не может считаться полноценным. Духи более свободны в своих действиях. Они могут покидать и возвращаться в свое тело сколько угодно, и без каких либо последствий для последнего. Но на время отсутствия духа, человек так же теряет часть своей общей сущности, и так же не может считаться полноценным человеком. В некоторых мирах считают, что для существования разумному существу достаточно и двух составляющих, и один из них обязательно сознание. А дух или душа – в разных мирах по-разному – вовсе не обязательный элемент. Но в знаниях данных нам богами говорится – нужны все три сущности, и все три одинаково важны.

Теперь что касается сознания. Сознание самое нестабильное составляющее личности, и оно так же может быть подвержено влиянию извне. Мы знаем случаи, я думаю и ты о них слышал, когда одно сознание вытесняется другим, более могущественным. Мы знаем, что сильные маги, демоны, и уж тем более боги, могут вселять свое сознание в тело смертного, подавляя, или вытесняя первоначальное сознание вообще. Мы так же знаем случаи, когда в одном теле находилось два или даже больше сознаний. И тогда человек вроде как один, и личностей несколько. Как такое происходит, я и сам не знаю, но такое бывает. Здесь очень много неясного. Кроме того случается и такое – сознания людей меняются местами. И такие чудеса происходят.

– А могут в одном теле, по примеру сознания, сосуществовать две души, или два духа?

– Нет, это невозможно. Для таких бессмертных сущностей как душа или дух определенно – одна сущность, одно тело. Кстати о сознании. Во время сна, когда в сознании нет острой необходимости, оно имеет возможность покидать тело, хоть и ненадолго.

– Оно путешествует?

– Можно сказать и так. Оно может перемещаться вне тела, и видеть то, что в состоянии бодрствования ему недоступно. Но нужно сказать, покидать тело опасно, и не только для самого тела, но и для всех трех сущностей. Вне тела они особо уязвимы.

– Даже дух?

– Даже дух. Сознание, после своего отсутствия, может вернуться и обнаружить в своем родном теле другое сознание – я тебе об этом уже говорил. Душа наиболее уязвима из этих трех сущностей, и вне тела она представляет собой довольно таки легкую добычу. Ведь мы знаем, сколько существует сил, желающих полакомится душой. Здесь и демоны, и маги, и боги. И даже некоторые духи способны охотится за душами. А еще бывают различные магические порождения, например, атраты, которые созданы специально для охоты за душами.

– Что дает охотнику за душами, поглощение этих самых душ?

– Энергию, силу. Душа является источником особой энергии. Поэтому неудивительно, сколько существует охотников на нее.

– Охотники за душами, это тоже самое, что нечисть из Ларфа? – с неподдельным интересом продолжал любопытствовать Оскол.

– Нет Гартош. Они стоят близко друг от друга, но все же отличаются. Нечисть из Ларфа, отбирает у человека жизненную силу, дарованную им богами. Ведь каждому живому существу, боги отмерили свой запас жизненной силы, и когда она заканчивается, человек умирает. Так вот, у нечисти есть возможность отбирать эту силу у других, тем самым продлевая свою жизнь. Поглощение же души, это более высокий уровень. Обычно пожиратель душ может отобрать жизненную и силу, если она ему нужна, конечно. Но далеко не всякая нечисть может похвастать тем, что в состоянии поглотить чужую душу.

– У духов столько же врагов?

– Врагов у духов хватает. Но не каждый враг может причинить духу, какой либо существенный вред. Уничтожить дух может только бог,да и то не каждый. Другое дело, что дух все-таки подвержен влиянию извне. Его можно подчинить себе, и способов для этого множество. Здесь и особые заклинания, и грубая сила – воля могущественных.

– Достопочтенный Фугильен, но если души погибают, а разумных существ не становится меньше, то душ для всех должно не хватать.

– Отличное замечание Гартош. Действительно, на место погибших душ должны прийти другие. Мало того, души не только погибают, но и переводятся в более низкий статус. То есть, их вселяют в неразумных существ. Вот сейчас мы и подошли к другому важному фактору – статус души. Как следует из наших познаний, душой наделены все живые существа, начиная от самой маленькой букашки, какую ты только можешь себе представить. Жрецы богини Эгрены утверждают, что душа есть даже у растений. Но это утверждение спорное. Так вот, мы уверены, душа зарождается в самых малых формах жизни, постепенно формируясь при переходе в высшие формы.

– Получается, наши души были когда-то букашками? – не удержался от улыбки Гартош.

– Получается, – улыбнулся в ответ Фугильен. – Но не это главное. Главное не то, в ком раньше была твоя душа, а что теперь она в твоем теле. И очень важно прожить свою жизнь так, чтобы при следующем цикле, твою душу опять не поместили в тело букашки.

– Да, это самое главное, – согласился Гартош и надолго задумался.

Жрец его не тревожил, человеку нужно усвоить услышанное – иногда на это требовался не один день, а иногда и целой жизни не хватало.

Наконец Гартош вышел из задумчивого состояния и созрел для продолжения разговора:

– Достопочтенный, а кто же из этих трех сущностей главный?

Жрец Гретеона в задумчивости потер виски, хотел бы он и сам узнать ответ на этот вопрос:

– Не знаю даже что тебе и сказать. На мой взгляд, все три сущности одинаково важны. Наибольшее влияние на наше повседневное поведение оказывает сознание. Душа так же очень сильно определяет наш характер. Наверняка эти две сущности в большей степени и формируют наш характер. Влияние духа не столь заметно, оно более глубинно, и в основном дух проявляет себя в наиболее тяжелых и необычных ситуациях. Бывает что человек, слывущий смелым, при настоящей опасности трусит, а жестокий и беспощадный, вдруг проявляет жалость и сострадание. И наоборот – тихие и мягкие люди проявляют небывалую храбрость, а всем известные добряки, становятся неоправданно жестокими. Можно приводить множество таких примеров, и часто окружающие не понимают мотивов таких поступков, а это как раз наверх прорывается дух, и большей частью именно он в это время управляет личностью.

Еще о душе. Она отвечает за память прошлой жизни. Конечно, мы не помним прошлой жизни личностей, в которых в прошлых циклах находилась наша душа, но опыт, который она накапливает, проявляется. Так же душа накопит наш нынешний опыт, и после нашей смерти, часть его отдаст новой личности.

Да, чуть не забыл. Сознание еще выступает скрепляющей составляющей между двумя бессмертными сущностями, что тоже очень важно.

Вот тебе и ответ на вопрос – кто главный? Все. Все три сущности главные. Исключение бывает только в том случае, когда одна из трех сущностей – обычно это относится к бессмертной сущности – намного сильнее остальных. Тогда она доминирует над соседками.

Фугильен устало прикрыл глаза, стар он стал для столь продолжительных лекций. Но говорят что лучше него, никто не может донести истину до жаждущих получить знания.

– Фугильен, – осторожно позвал жреца Гартош, стараясь не спугнуть возникшую вдруг мысль. – Дух и душа ведь бессмертны?

– Да.

– А что будет, если когда-нибудь они вновь встретятся? Я имею в виду, встретятся в новом теле. Возродится ли былая личность?

Фугильен рассмеялся:

– Нет Гартош, не возродится.

– Но почему? Ведь две основные сущности снова будут в одном теле!

– Не будут, – мягко, но решительно перебил рассуждения Оскола жрец. – Высшими силами определенно: душа и дух, побывавшие в одном теле, больше никогда в одно тело попасть не смогут. Таковы правила, и нарушать их не может никто, даже боги.

– Но почему? – не унимался Гартош.

– Не знаю, – пожал плечами жрец. – Думаю, высшие силы так создали мир именно для того, чтобы каждая новая жизнь приносила новую личность, единственную и неповторимую.

Гартош помрачнел, он хотел услышать другое.

– Да ты сам подумай, – принялся объяснять собеседнику Фугильен. – Как может возродиться старая личность, если и дух и душа уже успели побывать в новых телах и прожили новую жизнь. Даже если теоретически допустить, что их воссоединение возможно, все одно, исходя из опыта других жизней, образуется совершенно новая личность.

– Вы все доходчиво объяснили, – согласился Гартош, – но так хотелось надеяться…

– Не тешь себя напрасными надеждами. Единственное что могу сказать тебе в утешение, твой отец прожил славную жизнь и погиб геройски. Я нисколько не сомневаюсь, что в новой жизни, в новом цикле, его душа и дух пройдут не менее славный путь. Я думаю, что любой из настоящих мужчин, был бы горд такой жизнью.

– Да, достопочтенный, вы правы. Моему отцу не за что стыдится прожитой жизни. Постараюсь и я не опозорить род Осколов.

XV

За последние дни ситуация на фронте особо не изменилась. Обе стороны порядком выдохлись в последних боях – как в военном, так и магическом плане – поэтому усиленно восстанавливали и наращивали силы. Виктания готовилась к наступлению, Гроброс к обороне, и никто уже не верил, что у загорской империи хватит сил продолжать наступление. Кентавры ушли, и ведьм больше не было слышно, так что, судя по всему, Гробросу самостоятельно придется защищать захваченную территорию – немалую нужно сказать территорию. Но защищаться загорцы умели, и примером мог послужить Шерамский плацдарм.

Война становилась все более прогнозированной, и время больше играло на стороне гробросцев, давая им возможность лучше закрепиться. В Виктании все это понимали, но понимали так же, что спешка может привести к еще более тяжелым последствиям. Поэтому к наступлению готовились основательно, стараясь переиграть противника по всем пунктам.

Единорогов на несколько дней оставили в покое, и дали возможность хоть немного привести себя в порядок. Гартош горько усмехался: командором сейчас его можно было назвать с большой натяжкой. В строю осталось меньше двух тысяч, да и то, от нескольких сотен толку пока было не много, одни после ранений, другие только сели на единорогов и не успели освоиться. Полностью готовых к бою насчитывалось полторы тысячи, что уже не являлось такой грозной силой, какой был Черный Легион всего пару недель назад.

Для восстановления легиона требовались колоссальные усилия, средства, и главное, время. А вот времени как раз не хватало. Гартош делал все возможное, чтобы укрепить, восстановить легион, но преуспел немного. В Тороне ему сообщили, что необходимых средств сейчас нет. Из Волшебного королевства пришла весть о том, что не могут дать единорогов, тем более столько, сколько запрашивает командор Черного Легиона. Умелых бойцов, хоть немного владеющих магией, добровольно не желало отпускать ни одно подразделение, а без таких людей невозможно создать элиту элит. Вот и приходилось довольствоваться тем, что осталось. И Гартош понимал, до конца военной кампании вряд ли удастся поправить положение в легионе.

Вскоре единорогов подключили к подготовке к наступлению, и на них снова ложилась транспортная функция. Нужно сказать, что в этом были и положительные моменты, ведь именно в подпространственых переходах и проявлялась наибольшая польза от единорогов – возникнуть в необходимом месте и нанести неожиданный удар. А с выполнением транспортных поручений можно было совместить две полезные задачи: и фронту помочь, и единорогов потренировать, особенно новых.

За правильной нагрузкой на своих подчиненных командор следил лично. За прошедшую неделю они перебросили со среднего востока страны всего два пехотных легиона и несколько стрелковых полков – не бог весть что, но все же, из таких крупиц и складывалась победоносная армия. Гартош впервые видел такое скопление войск. На несколько латонов, вдоль всей линии фронта, все было забито подтянувшимся войсками. И новые части все прибывали и прибывали.

На фронте сосредоточили большую часть Южной армии, почти всю Центральную армию, а так же многочисленное ополчение. После последнего вторжения Гроброса, в Виктании сделали правильные выводы и большую часть войск держали поближе к Шерамскому плацдарму. Сейчас ожидали подхода частей, которые смогла выделить Северная армия, да подразделений с метательными орудиями, которые двигались медленнее всего. Радовало то, что Тарт не остался в стороне и выделил многотысячную конницу в помощь своим северным соседям.

…Но вот все необходимые войска собрались возле фронта, и вновь пришло время столкнуться двум сильнейшим армиям Иктива.

* * *

Гартош со своими полковниками находился на командном пункте вновь созданной центральной ударной группы, которая в этот раз начинала наступление. Здесь же находился и Лисван, недавно спешно и без всякой помпезности принявший императорскую корону, и новый главнокомандующий – генерал Авитель, пришедший на смену Дангалу из Центральной армии.

– Смотри, – шепнул Гартошу всезнайка Вирон, – на левом фланге назревает что-то магически грандиозное.

– Не зря там собралось столько магов, – согласился Гартош.

И действительно, на месте предполагаемого прорыва собралось около сотки магов, выстроившихся в замысловатую фигуру. Всем там заправлял Гнивер, а в помощниках у него ходили Гремольд и Лапога. Больше всего магическая фигура походила на огромный тризуб, направленный остриями в сторону врага. Наконец все участники сего магического действа заняли свои места. Встали на острия и ведущие старшие маги. Что характерно, перед тризубом не находилось виктанийских войск, что наводило на определенные размышления.

– Вот сейчас дадут, – предупредил Вирон.

И земля вздрогнула. От основания трезуба к остриям, словно пробежала волна, и, не останавливаясь, а все разрастаясь в ширину, гигантский вал устремился на укрепленные позиции врага, буквально проминая на своем пути землю. Вал шел на самые мощные укрепления, которые гробросцы сумели возвести на этом участке фронта – целую крепость, хоть и деревянную.

На крепостных стенах забегали. Появились и маги, пытающиеся остановить разрушительную лавину. Но судя по тому, что вал только набирал скорость, а самые понятливые маги вдруг ушли в подпространство, дело это оказалось бесполезным.

Вал ударил в уже опустевшие стены и вверх взлетели бревна, земля, смешно дергающие руками и ногами человечки. А через несколько секунд, до командного пункта донесся звук оглушительного удара. Гартош потряс головой, выбивая из ушей воздушные пробки.

– А представляете, что творится в непосредственной близости от удара? – крикнул он полковникам.

– Думаешь нас пошлют? – не расслышал вопроса Алькон, зевая ртом словно выброшенная на берег рыба.

Не расслышавший ответа Гартош кивнул, и Алькон тут же засобирался в свой полк, но Вирон поймал его за руку и недоразумение разрешилось. Друзья вновь уставились вперед. А посмотреть действительно было на что.

Крепостные укрепления шириной латонов в полтора перестали существовать. Судя по разрушениям, а так же по разбросанным трупам людей и животных, разрушительный вал прокатился на глубину не менее пяти латонов, не оставив ни кого в живых.

– И не помогли никакие защитные заклинания, – довольно произнес Вирон.

– И не таких сусликов выливали, – подтвердил Гартош.

– Научились наконец, – поделился своим мнением и Алькон.

– Вот именно, что научились, – подтвердил Вирон. – Больше всего это походит на то, как гробросцы проломили наши позиции, сначала на Шерамском плацдарме, а затем на южном участке фронта, когда кентавры прорвались.

– У наших все-таки масштабы поменьше, – заметил Гартош.

– Ничего, главное что получилось, – не терял оптимизма Вирон. – А потом и мощность добавят.

Их дискуссию прервали появившиеся на поле войска. Пехота походными колонами спешила войти в пролом. Обгоняя пехотинцев на восток устремилась кавалерия. Следом потянулись и метательные орудия. Пришедшие в себя гробросцы, так же направили к месту пролома все что имели в наличии. А имели они на этом участке не много, так как не ожидали нападения на самый укрепленный участок.

Перебравшаяся через обломки крепости кавалерия, уже сцепилась с разрозненными отрядами противника, не давая им занять выгодные позиции. Пехота растеклась по равнине во все стороны, расширяя захваченную кавалерией территорию. Пока все шло как планировалось – противника удалось захватить врасплох и преодолеть укрепления без потерь. Теперь стояла задача, продвинутся как можно дальше вперед, закрепится там, вынудить противника наступать, а не обороняться, не дать ему отсидеться на укрепленных позициях, и после того как он вымотается, продолжить наступление. Тактика проста, но эффективна. Правда она не давала быстрых результатов, зато позволяла минимизировать потери.

Гартош заметил, как к высшему командованию со срочным докладом подошел офицер связи. После короткого совещания Морган нашел взглядом Гартоша и приглашающее махнул рукой.

– Если опять кого-то катать, скажи, что мы спим, – посоветовал Алькон.

– Угу, – буркнул Оскол и поспешил к начальству.

На небольшом столе уже разложили карту, как успел рассмотреть командор единорогов, предгорья Межевых гор.

– Смотри, – сразу начал вводить командора в курс дела Морган. – Если мне не изменяет память, знакомые тебе места.

– Снова прорыв со стороны Межевых гор? – догадался Гартош.

– Снова. Прорвались в трех местах. Уничтожили пограничные заслоны и сумели углубиться на нашу территорию.

– Значит силы большие?

– По нашим данным, три группы по пять сотен человек.

– Не слабо. Надо понимать, это только передовые отряды?

– Скорей всего. Но опять же, по-настоящему большие подразделения через Межевые горы не проведешь. Не провести так же кавалерию и метательные орудия. Так что расчет скорей всего на то, что мы уделим этому прорыву максимальное внимание и выделим как можно больше войск. Ослабив тем самым наши силы на фронте.

– Чего вы делать не собираетесь?

– Ни в коем случае. Сейчас нам на фронте требуется все, что мы можем собрать. Все что можно бросить на диверсантов, это местное ополчение, твоих единорогов, и росомах в придачу.

– Хоть росомах, а не кавалерию…

– Которых вы и должны перебросить на место прорыва.

– Должны, значит сделаем.

– Выполняйте. Координаты вам укажет маг принимающий сообщение.

– Удачи Гартош, – скупо улыбнувшись, пожелал Лисван.

Командор единорогов бухнул себя кулаком в грудь и развернулся.

Услышав про задание, Алькон не удержался от комментария:

– Не могут обойтись без опытных в таких делах полководцев.

– Скорей без вездесущих единорогов, – поправил друга Вирон.

Гартош не стал развивать дискуссию, а сразу обрисовал задачу:

– Чтобы не спугнуть раньше времени противника, переправлять сразу весь легион не будем. Сначала отправимся туда сами, я имею в виду командиров полков. Нужно выяснить обстановку на месте. Затем на поиск каждой группы выделим по полку. Остальные два полка ожидают своего часа, и приходят на помощь тому, кто в этом будет нуждаться больше всего. Понятно?

– Чего уж тут не ясно, – за всех ответил Алькон. – Честно говоря, я не удивлен, что прорыв произошел, странно, что он произошел так поздно.

– Ну вот на месте и попытаемся разгадать эту загадку, – ответил командор.

* * *

Прорыв через Межевые горы диверсионных групп из Гроброса, произошел латонов на сто севернее того места, где будучи еще академиерами, наши друзья рыскали в поисках таких же групп. В этот раз самому Гартошу поручили командование объединенной поисковой группой. В его распоряжение попали полторы тысячи росомах, и еще тысяча ждала в резерве. Еще наскребли почти тысячу местных ополченцев, вместе со стражниками, которых и поставили во главе добровольцев. Не ахти какое войско, но империя на данный момент большим не располагала.

Командоры двух легионов, полковники и сотники слушали доклад разведки:

– По тем данным, что мы сумели собрать, – начал росомаха следопыт, – вражеские группы не дотягивают до полутысячи каждая. Человек по триста пятьдесят, четыреста, не больше. Самая малочисленная северная группа, самая крупная, южная. Пришли налегке, без большого запаса оружия и других припасов, есть раненые. Лошадей нет, собак нет, а вот магов больше чем хотелось бы.

– Понятно. Точнее, не все понятно, но кое-что проясняется, – сказал Гартош. – Отсутствие запаса оружия говорит о том, что серьезные военные операции они не планируют, не осилят.

– Им нужно побольше шума, – подтвердил Вирон. – Например, захват небольших, но стратегически важных городов.

– Точно! Вот давайте такие городки и выделим. Чтобы и не слишком большие, с сильными гарнизонами, но и не деревенька какая-нибудь, на краю болота.

Согласно карте и мнению местных стражников, интересных для гробросцев объектов насчитали пять штук. Остальными можно было пренебречь, либо из-за малозначимости, либо из-за трудностей в захвате и удержанию. На местах предстояло организовать отряды самообороны, хотя толку от них ожидать не стоило – несколько сотен классных профессионалов, разобьют или разгонят любое ополчение. Но в этой обстановке главным было вовремя засечь врага и дать знать об этом в штаб группы по поиску, изловлению и уничтожению этих самых врагов.

Озадачив местные власти созданием народного ополчения, Гартош взвалил на себя задачу по поиску, точному поиску диверсантов. Гонятся по лесам со столь малочисленной поисковой группой смерти подобно, наверняка нарвались бы на мощную засаду и людей потеряли бы. В этой ситуации нужно действовать на опережение, и пользуясь мобильностью, перехватывать гробросцев либо на марше, либо при атаке города. Для этого необходимо как можно точней знать местонахождение противника. Магия отпала после первых же попыток – у лазутчиков оказалось много сильных и опытных магов, и спрятать в обширных лесах даже такие большие отряды было не сложно.

У Гартоша оставалась надежда на прямую помощь леса, хотя и гложили сомнения, слишком долго не приходилось пользоваться благосклонностью зеленого моря. Отзовется ли царство Эгрены? Не развеялось ли действие дриадового эликсира?

Забравшись в самую непроходимую глухомань, Оскол попытался настроиться на контакт с лесом и уловить хоть какие-то признаки благосклонности. Но широкие дубы равнодушно шелестели листьями, не проявляя желания выполнять прихоти человека. Что нужно делать Гартош даже не представлял. Как и кого просить, что обещать взамен? Усевшись под огромным дубом, бывший любимец дриад и нимф засмотрелся на суету мелких лесных птичек и неожиданно для себя уснул.

…Сквозь светло голубую дымку крались неясные тени. Они мелькали за дальними деревьями, приближаясь все ближе и ближе. От них исходила страшная угроза, но Гатрош не мог сдвинуться с места, тело словно прилипло к дереву. Тени сформировались в фигуры, и забывшемуся странным сном командору стало понятно – это гробросцы, передовой дозор. Двигаясь зигзагами, от одних зарослей к другим, они прошли совсем недалеко от Оскола, в каких-нибудь десяти шетах. Прекрасно видя их даже с закрытыми глазами, Гартош боялся не то что пошевелиться, вздохнуть. Бесшумно проследовав мимо командора единорогов, дозор исчез за деревьями.

Но если прошел дозор, значить должны пройти и основные силы. Звук приглушенных шагов подтвердил опасения командора. Они двигались точно по следу своего дозора, и если бы не обостренные чувства, их тяжело было бы услышать. Казалось, они будут идти вечно, и Гартош уже надеялся, что его так никто и не заметит, что он сросся с корой, растворился в опавших листьях. Но один из гробросцев резко, словно наткнувшись на стену, остановился, и внимательно посмотрел на Гартоша.

Под его пристальным взглядом командор сжался в комок, и что-то испугано пискнув, спрятался в норку между корней. Сидел он там долго, целую вечность. Затем соблюдая предельную осторожность, выбрался наружу. Вокруг было тихо, гробросцы ушли, и злой прозорливый колдун тоже.

Рядом раздался чей-то веселый мелодичный смех и командор проснулся. Первым порывом было вскочить и проверить, правда ли, что лазутчики ушли. Но он сдержал себя, слегка приоткрыл веки, и… тоже рассмеялся. Никаких гробросцев здесь не было и в помине – совсем другое место. Лес сыграл с просителем шутку, переселив его сознание в тело мелкого лесного зверька.

Гартош повернул голову на смех. На натянутых среди деревьев качелях, качалась полупрозрачная девушка. Увидев, что человек проснулся и увидел ее, девушка снова рассмеялась и стала таять. Кого-то она напоминала, но кого? Не знакомых по Тайринским лесам дриад и нимф это точно. Тогда кто же?

Долго размышлять над этой загадкой времени не было. Гартош поднялся и быстро пошел к единорогу. А среди деревьев, все еще метался эхом мелодичный смех.

* * *

Командор единорогов, развернул карту и ткнул пальцем в нужное место:

– Одна из групп гробросцев, здесь.

– Судя по всему, это центральная группа, – пробормотал лорд Кереско, командор легиона «Росомахи», возглавляющий два полка своих лесных молодцов.

– Вот этого не знаю, не спросил.

– А откуда вообще узнал? Лесные красавицы помогли, или птичка на хвосте принесла? – поинтересовался Алькон.

– Бурундук, – буркнул Гартош.

– Вот в этом месте можно устроить им встречу, – не стал отвлекаться на не существенные вопросы Кереско.

Оскол засомневался:

– А может лучше возле этой реки? Похожим образом мы когда-то перехватывали жеранских лазутчиков.

– Возле реки удобно перехватывать небольшой отряд, в несколько десятков. А чтобы организовать правильную засаду для нескольких сотен, река плохой помощник. Они будут переправляться по десять, двадцать человек и не подставятся. Возле рек они будут особенно осторожны.

– Ну, хоть разрежем рекой их отряд пополам, легче будет справиться по отдельности, – не сдавался Гартош.

– Тоже не желательно. Если они разобьются на мелкие группы, месяцами за ними гоняться будем. А если мы перехватим гробросцев возле вот этого обширного болота, то есть шанс зажать их целиком. По словам местных жителей, это болото непроходимо, вот в него красавцев загорских и нужно загнать.

– Точно! – подхватил Алькон. – А остатки можно сжечь в этом леске.

Главный росомаха даже скривился от таких слов:

– Язык бы тебе прижечь! Лес жечь последнее дело. Да и помощи лесных обитателей тогда можно забыть.

– Лес жечь не будем, – поддержал росомаху Гартош. – А устроим правильную засаду. Что нам для этого нужно?

– Скрытно перебросить моих ребят, вот сюда и сюда.

– Над скрытностью нужно поработать, – задумчиво сказал главный единорог. – Думаю, что без помощи специально обученных магов нам не обойтись.

– Тех, что скрывали нас от кентавров? – уточнил Вирон.

– Именно. Постараюсь выпросить их опять, иначе вражеские маги уловят наши перемещения.

– Твои единороги и ополчение, должны перекрыть вот эти пути отхода, и не выпустить противника из мешка, – продолжил Кереско. – Затем, совместными усилиями мы загоним их в болото и утопим.

– Боюсь, они с этим не согласятся, – покачал головой Алькон.

– Нам на их согласие как-то… – Кереско показал жестом, что он делал с мнением противника.

– Я к тому, что они скорей всего в болото не сразу полезут, да еще всем скопом, а попытаются прорваться. Прорваться большими силами, и как раз не в сторону болота. А там мы, не совсем приспособленные для войны в лесу, да ополчение, вообще мало к чему приспособленное.

– Резонно, – согласился Кереско, даже с некоторым уважением взглянув на командира первого полка единорогов. – Тогда немного переиграем. На месте первоначальной засады оставим семь сотен росомах, и пару сотен местных, посообразительней. Остальных отправим на помощь второй группе. Думаю, этого окажется достаточно.

План командора росомах утвердили, и взялись за его исполнение. Первым делом Гартош отправился в штаб Восточной арии, требовать нужных магов. Выделили всего десяток, и в их сопровождении Оскол вернулся на место проведения операции. Маги первыми и высадились на месте засады.

Больше пятидесяти росомах за раз, единороги доставлять не могли, слишком большой всплеск энергии, десять магов могли его и не перекрыть. Поэтому устройство засады заняло немного больше времени, чем предполагалось. Но к подходу неприятеля все же успели подготовиться. Местные жители, взятые росомахами в помощники, оказались опытными охотниками, часто бывавшими в засадах, так что замаскировались они едва ли не быстрей самых росомах.

Напросился в засаду и Гартош, конечно, с Арушем. На вялые возражения Кереско, Оскол напомнил, кто здесь главный, а потом успокоил – в засаде он будет на правах рядового, или скорей наблюдателя. А Аруш подтвердил, они будут исключительно наблюдать.

Осколу, с его дальнобойным луком и небольшим опытом маскировки, отвели место на дальней линии, стрельбой оттуда он должен поддерживать передовых бойцов. Зарываться в листву, или притворятся корягой, Гартош не стал, на него лишь надели лесной маскировочный костюм, да обмотали лохматыми тряпками приметный лук. Затем усадили за широкое дерево и запретили высовываться раньше времени.

Прислонившись спиной к дереву, командор усмехнулся, высовываться ему было абсолютно ни к чему, лес по-дружески показывал передвижения гробросцев. Аруш, принявший вид пятнистого желто зеленого кота, лениво выслушивал комментарии друга, и не мог дождаться того часа когда можно будет вцепиться в чье-то горло.

– Три дозорных группы, по десять человек каждая. Идут на расстоянии шетов триста друг от друга. Осторожные гады. Две группы как раз на росомах выйдут, а третья проходит немного в стороне.

– Может я сбегаю? – оживился Аруш.

– Не стоит. Разберемся когда все начнется. Я думаю, росомахи их не упустят. А упустят, тогда и сбегаешь. Только сомневаюсь я, что ты сам с десятком опытных бойцов справишься.

– Не сомневайся, истинному оборотню, такому как я, в лесу самое раздолье, – и Аруш бесшумно ушел в сторону дозора.

– Ну, ну, посмотрим…

Передовые дозоры, тем временем, уже углубились в замаскированные позиции росомах, но лесная гвардия не подавала признаков жизни. Гартош уже начал подумывать, что ему самому придется останавливать вражеское продвижение. Но в тот момент, когда выдержка командора уже готова была дать слабину, глухо защелкали тетивы арбалетов и вражеские лазутчики, практически без шума попадали в листву. Все заняло не более пяти секунд – вот что значит росомахи, а не гепарды, как десять с лишним лет тому назад.

Гартош, с помощью леса посмотрел на третью группу, сумеют ли росомахи справиться с ними так же быстро, как и с первыми двумя? Заподозрив что-то неладное, третья группа остановилась, ее бойцы присели, стараясь представлять из себя как можно меньшую мишень. Дальше тянуть было нельзя, не найдя своих товарищей, разведчики наверняка поднимут шум. Прозвучал неслышимый приказ, и шестеро из десятерых гробросцев, получили, кто стрелу, кто болт. Но, так же бесшумно снять третью группу не удалось.

Уже не видя смысла скрываться, Гартош поднялся, и быстро послал две стрелы в видимых с его места гробросцев. Аруш прыгнул на спину еще одному лазутчику, коротким сильным ударом когтистой лапы сломав ему шею. Последний из лазутчиков потянулся за мечем, но недостаточно быстро, каррлак справился и с ним. Гартош переживал, чтобы не подстрелили его друга, но обошлось, нервы у росомах оказались крепкие.

Хотя с третьей группой так же расправились быстро, но никто не сомневался, что сигнал тревоги они все-таки успели подать. А раз так, то ждать, что основной отряд полезет в ловушку, не стоило. Наверняка они пошлют еще один, усиленный дозор, и это решит все вопросы. К Гартошу бесшумно подошел Кереско:

– Послушай, командор, по-моему, пора пускать в дело твоих молодцов. Иначе гробросцы могут разбиться на несколько групп, и будем мы их до зимы ловить.

– Хорошо, я ухожу к своим. Мы ударим через минуту, максимум через две.

* * *

На эту операцию Гартош подготовил полки Вирона и Рестана. При появлении командора все уже были в седлах, осталось усадить пассажиров.

– Ситуация такова, – начал командор, – о засаде гробросцы уже знают и наверняка попытаются скрыться. Наша задача не дать им рассеяться по лесу, и совместно с основной группой росомах, прижать к болоту. Вперед никому не вырываться, идем густой цепью.

Больше тысячи черных единорогов, уже не скрываясь, появились в конце колоны гробросцев, сорвав при этом листву с деревьев и закрутив ее маленькими смерчами. Короткого шока, охватившего вражеский отряд, хватило, чтобы виктанийцы спешились и даже успели дать залп из арбалетов. Крики, метания среди деревьев, быстро сменились слаженными действиями – все-таки гробросцы отправили через Межевые горы самых лучших и опытных бойцов. Гробросцы поставили такой ответный заслон из стрел, что виктанийцы вынуждены были попрятаться за деревья.

Количественный перевес был за виктанийцами, и хороших стрелков хватало, так что Гартош решил зря не рисковать, а соединившись с засадной группой росомах, заключить загорский отряд в плотный мешок и подвергнуть жесткому обстрелу. Тем более местные ополченцы лучше владели луком, чем мечем, нечего гнать людей на убой, пусть лучше постреляют. А вот когда у гробросцев закончатся стелы, можно подумать и о хорошо организованной вылазке – под защитой щитоносцев и панцирников.

Проследив, чтобы обе виктанийских группы соединились, и, убедившись, что никто из вражеского отряда не ускользнул, Гартош снова взялся за лук, который не так часто удавалось пускать в дело. Гробросцы сами были не прочь пострелять, так что на некоторое время схватка вступила в стрелковую фазу. По лесу в обе стороны летели стрелы, густо утыкав деревья за которыми прятались стрелки. Так что для повторного использования стрелы не годились, и это наводило на мысль, что первым активно действовать начнет тот, у кого закончатся боеприпасы, и Гартош не сомневался, что это будет неприятель.

Сам командор занял выгодную позицию и не торопясь расстреливал попавших под прицел лазутчиков. Конечно, он использовал обычные стрелы, приберегая волшебные для особых случаев. Но и простые стрелы с легкостью находили податливую человеческую плоть, а не твердое дерево. Оскол успел подстрелить больше десятка вражеских бойцов, прежде чем его заметили, оценили, и устроили персональную охоту. Несколько хороших лучников сосредоточили обстрел на командоре и отменном стрелке в одном лице. Это заставило командора спрятаться за дерево и не высовываться.

За соседним деревом скучал Аруш, пытающийся развлечь себя тем, что ловил пастью пролетающие мимо стрелы.

– Долго мы еще так сидеть будем? – спросил он прислонившегося к дереву друга.

– Пока у тех шустрых ребят стрелы не закончатся. Они тогда наверняка на прорыв пойдут. Знать бы только где…

– Скорей бы, – буркнул Аруш и продолжил прежнее занятие.

– Вирон! – крикнул Гартош куда-то в сторону.

– Что случилось? – отозвался полковник.

– Мне высунуться не дают! Можешь занять этих засранцев, а я их по одному перещелкаю?

– Вот мне делать нечего!

– А чем ты занят?

– Мы с ребятами главного их мага выслеживаем! Он ускользнуть пытается!

– Давай вместе выслеживать! Только помоги от гаденышей избавиться!

– Хорошо! – крикнул Вирон, и тише добавил. – Все одно не отцепишься ведь.

В сторону трех из увиденных Вироном стрелков устремилось простенькое, но эффективное слепящее заклинание. Заматерившиеся лучники попрятались за деревья. Воспользовавшись послаблением, Гартош успел выпустить смертоносную стрелу – в его дерево тут же впилась ответная и еще две пролетели на расстоянии ладони. Но губы командора тронула злорадная улыбка – одного из стрелков он достал. У Оскола перед гроброскими стрелками было одно неоспоримое преимущество, он прекрасно знал, где они находятся, даже не выглядывая из-за ствола.

Пока ослепленные стрелки протирали слезящиеся глаза, Оскол успел сделать еще два выстрела, и оба удачных. Тут за командора решили вступиться и другие виктанийские стрелки, и едва охотники за головой Оскола высунулись из укрытий, тут же получили заслуженную стрелу, а то и не одну.

– Вот так-то лучше, – пробормотал довольный командор, и снова обратился к Вирону. – Так, где ты говоришь, колдун прячется?

– Если бы я точно знал, мы бы его уже прикончили! Или, во всяком случае, постарались бы! Могу указать только примерное направление! Он гад все время перемещается и маскируется, тяжело отследить!

– Показывай хоть примерно!

– Лови ориентир!

Проследив в указанном направлении, Гартош почти сразу заметил (с помощью леса конечно) скопление чужеродной магии. Несколько магов, взявшись за руки, творили какое-то хитрое колдовство – либо хотели прорваться, либо связаться с соседними отрядами. А вот и главный колдун! Гартош даже не удивился, узнав мага, так напугавшего зверюшку, в которой на тот момент находилось сознание командора. Вот и сейчас гад задергался. Ишь, какие мы чувствительные…

Что-то почувствовав, маг спрятался за дерево. Но дело в том, что он не знал, откуда ждать беды, просто учуял опасность, и все. Гартош потянулся за заветной стрелой – пришло ее время. Он провел ладонью от наконечника до оперения, напитывая стелу смертоносной магией, не торопясь наложил орудие смерти на тетиву, и что есть силы выпустил во врага.

Маг запаниковал, не зная с какой стороны дерева ему прятаться, и в последний момент, обостренное чувство опасности, подсказало ему правильное место. Маг буквально врос лопатками к стволу дерева. Но это ему не помогло. Выкованный гномами, закаленный в крови драконов и наполненный магией эльфов наконечник, прошил дерево словно кусок сыра, и, выйдя с другой стороны, пронзил еще и мага. Вот как хорошо: обрадовался Гартош, наконечник не потеряется – торчит себе из груди сучившего ногами гробросца, хозяина дожидается.

– Достал? – крикнул Вирон.

– И не таких сусликов выливали, – похвастал командор. И немного уняв свою радость, добавил. – Они там пытаются проход через болото нащупать, нужно помочь!

– Загнать их в болото? – уточнил Вирон.

– Да, всех загнать!

Вирон отдал команду, и щитоносцы с панцирниками стали пробираться вперед. Гробросцы тем временем, почти прекратили обстрел, приберегая стрелы для точных выстрелов. Построившись полуредутами, виктанийцы двинулись вперед. Внутри полуредута находились лучшие мечники и арбалетчики, все остальные растянулись цепью и следовали за бронированными кулаками чуть поодаль. Лучники продолжали держать врага в напряжении, мешая организовать эффективную оборону.

Гартош не сомневался, гробросцы готовят прорыв, а возможно и не один. Оставят прикрытие, а сами попытаются вырваться из ловушки. Хорошо бы чтобы лазутчики начали прорываться в тех местах, которые наметили командоры, и где ждали своего часа дружески настроенные росомахи и единороги. И чутье в который раз не подвело командора единорогов.

* * *

Позиции гробросцев буквально взорвались роем стрел, и, как понял Гартош, сразу три группы пошли на прорыв. Одна группа навалилась на бронированные полуредуты, ну это понятно – смертники. Другая вонзилась в стык отрядов Кереско и Гартоша – правильно, нащупали самое слабое место. Гартош очень надеялся, что его нащупают. И третья группа ударила по росомахам. Тоже логично, нельзя дать профессионалам ударить во фланг и в тыл, нужно занять их чем-то интересным – например, активным маханием мечами.

Первая группа бесстрашно, скорей даже безрассудно, бросилась на щиты, и буквально нанизалась на копья. Командор даже подивился – либо действительно гробросцы послали в этот поход самых лучших, с легкостью отдающих жизни за общее дело, либо бойцов магией соответствующей напичкали. В любом случае виктанийцев это не смутило и из глубины редута успели дать два залпа из арбалетов, уполовинив количество нападающих. А затем в ход пошли мечи.

Памятуя о своем прошлом столкновении с гроброскими лазутчиками, Гартош строго настрого запретил своим подчиненным, выходить в бой один на один, а пользуясь численным преимуществом, рубить и колоть врага коллективно. А еще лучше расстрелять издалека. Особо азартных пообещал отослать в рядовые части.

Совет и угроза командора оказались не лишними, оружием противник владел на высшем уровне, а их лучники эффективно тратили последние стрелы. Мечники сошлись в ближнем бою с полуредутами и сразу показали на что способны. Первых, самых отчаянных лазутчиков, подопечные Гартоша расстреляли из арбалетов и нанизали на копья, и это оказался самый значимый их успех. Следующей волной противник сумел прибиться сквозь бронированный заслон и в ход активно пошли мечи. И вот тут подтвердилось, что прав был командор, расхваливая выучку врагов, и давая дельные советы.

В общей своей массе единороги уступали противнику в мастерстве владения коротким пехотным мечом, и умением вести бой в ограниченном пространстве – а полуредут ограниченным пространством и являлся. Гартош отдал приказ, и задние ряды бросились на помощь передним, дабы воплотить заветы командора и громить врага не только уменьем, но и числом. Особо Оскол надеялся на помощь немногочисленных здесь росомах, имеющих большой опыт в подобных схватках.

Этот бой разбился на отдельные очаги, где виктанийцам совместными усилиями удалось окружить противника, и начать доказывать, что лазить через Межевые горы без спроса не хорошо.

Вторая, самая многочисленная группа лазутчиков, успешно пробилась сквозь ряды виктанийцев – на стыке двух отрядов – и тут же подверглась массированному обстрелу еще одной засадной группы, благо редколесье к этому располагало. После нескольких стрелковых залпов, этот участок леса огласил раздраженный храп единорогов и боевой клич их всадников:

– Ажжааа!!!

Кавалерийская атака большого эффекта не принесла, она носила скорей психологичный характер, заставив противника запаниковать и заметаться. Часть гробросцев бросилась назад, часть залегла, часть отчаянно продолжала прорываться, сойдясь в рубке с росомахами. К этой-то группе и устремились единороги, развернувшись после первой атаки.

Продолжение кавалерийской атаки Гартош не увидел, так как у него самого неожиданно возникли проблемы. Полтора десятка гробросцев, невероятными усилиями сумели пробиться сквозь все заслоны и выйти к месту, с которого Гартош с Вироном, в окружении трех магов и шести телохранителей, мудро руководили сражением.

– Ну что друг, тряхнем стариной? – вытаскивая Гариант спросил командор.

– Не надо ничем трясти, не доведи боги оторвется, – попытался сострить Вирон.

Не успев ничего ответить Оскол встретил первого из прорвавшихся. Противник желал схватку решить быстро, одним махом, эта решимость читалась у него в глазах. Средней длины одноручник, что есть силы обрушился на меч командора, и решимость сменилась недоумением – в руке остался обломок меча.

– Мечи лучше нужно ковать, – посоветовал Гартош оседающему телу, почти разрубленному косым ударом.

– Держать подпространство! – крикнул Вирон. – Никого не выпускать! – И дал энергии наполнить свой меч.

То, что у Вирона тоже волшебный меч Гартош знал давно, но в деле видел его впервые. Но долго любоваться оружием друга ему не пришлось, насел еще один противник. Вообще-то новых противников было двое, но один из них поймал глазом арбалетный болт и больше не представлял интереса. Телохранители разрядили арбалеты в набегающих врагов, и стали рядом с начальством, закрыв полукругом магов.

Зазвенели сталкивающиеся клинки, засверкали слетающие с них молнии. После первых же секунд боя Оскол понял – либо он значительно вырос как мечник, за последний десяток лет, либо гробросцы ему попадались не самые сильные. А скорей всего и то, и другое. Он уже зарубил двоих, фехтовал с третьим, но все еще не видел того превосходства, которым блистали вражеские лазутчики в прошлую кампанию. Конечно они отменно владели оружием, в пеших схватках даже получше единорогов, но росомахи вполне могли составить им конкуренцию. Видимо набрать столько сверхбойцов загорцам не удалось. Поэтому Гартош за общий итог боя не переживал – этот вражеский отряд обречен. Но сейчас стоило побеспокоиться за свою судьбу. Двоих телохранителей серьезно ранили, и их отпихнули за спины, к магам. Сам командор хотя и не был ранен, но уже порядком начал уставать.

Судьбу этого небольшого сражения решил Аруш, до этого развлекающийся где-то в стороне. Он как всегда молниеносно перебил шейные позвонки одному из нападавших, проигнорировав длинную, хотя и неглубокую царапину от меча, сбил с ног второго, и, оттянув на себя внимание остальных гробросцев, помог группе Гартоша с ними расправиться.

– Стоит только оставить тебя без присмотра, ты обязательно попадешь в плохую компанию, – быстро затягивая раны, проворчал каррлак.

– Нечего болтаться дух его знает где, – не остался в долгу Гартош. – А то взялся охранять, а сам болтается, дух его знает где.

– Я там нарезвил десятка полтора, – Аруш кивнул вглубь леса, – можешь не благодарить.

– Да ладно тебе, не обижайся. Даже скажу, можешь бежать резвиться дальше. Похоже, моей дражайшей персоне больше ничего не угрожает.

– Да и мне резвиться больше негде, – внимательно осмотрев видимое место боя, заключил оборотень.

Действительно, виктанийцы успешно давили последние очаги сопротивления – связывая тех, кого удалось захватить, и добивая неугомонных. Подбежали с первыми докладами сотники: очень много раненых, хотя хватало и убитых. Все правильно – рассуждал командор, – противник не тратил время на добивание раненых, а предпочитал вывести из строя, как можно больше боеспособных бойцов.

Группу лазутчиков, которая пошла в лобовую атаку на полуредуты, уничтожили почти полностью, в плен удалось взятьлишь нескольких раненых. То же самое можно сказать и об отряде, атаковавшем засадные сотни Кереско. А вот с группой пошедшей на прорыв, на стыке двух отрядов, повезло больше. Захватили два десятка, целехоньких, только слегка помятых гробросцев. Среди которых Вирон мигом выцепил двух магов, а Гартош признал кой кого из начальства.

Начать первоначальный допрос помешал вестовой от Кереско:

– Господин командор! Командор росомах послал меня к вам с сообщением!

– Сообщай! – разрешил Оскол.

– Обнаружили небольшую группу уходящую в болото!

– Интересно. Сейчас иду.

– Еще несколько гробросцев сумели прорваться в лес, – продолжал радовать вестовой.

– Погоню снарядили?

– Да. Три десятка росомах, десяток местных, и десяток единорогов пошли по следу.

– Я помогу? – поднялся Аруш.

– Конечно, лишним ты там не будешь.

Каррлак галопом умчался вглубь леса.

– А мы к болоту, полюбопытствуем, как там наши друзья, – проводив взглядом оборотня, бодро сказал командор.

* * *

Кереско вместе с сотниками стоял на краю болота и о чем-то оживленно с ними спорил. Они время от времени внимательно рассматривали ведущие в болото следы, а затем всматривались в подзорную трубу.

– Что там? – поинтересовался подошедший со своей командой Гартош.

– В болото ушли, как минимум два десятка, – сказал Кереско, и, покосившись на одного из сотников, добавил. – Хотя может и три. Зашли уже далеко, шетов на пятьсот. Вот сейчас думаем, посылать за ними погоню, или сами потонут.

– Потонут, – уверенно заявил один из местных стражников. – У этого болота дурная слава. – В него зайти опасно, не то что пройти.

– Болотники? – спросил Гартош.

– Они.

– Давно завелись?

Стражник почесал макушку:

– Точную дату назвать не могу, но то, что поселились они здесь раньше людей, это точно.

– Еще один шутник, – буркнул Оскол.

– Смотри! – Кереско передал Гартошу подзорную трубу.

Цепочка бредущих через болото людей приблизилась в несколько раз. Хотя нет, не бредущих. Люди на болоте активно отмахивались от больших подвижных кочек.

– Это, наверное, и есть болотники, – сказал Гартош, передавая трубу Вирону.

– Или их слуги, – внимательно посмотрев, ответил Вирон.

Подзорная труба кочевала от одного зрителя к другому, и каждый подробно комментировал увиденное. Хотя и без трубы можно было увидеть немало.

– Ты смотри, какая здоровая гадина ползет!

– А вон еще один, толстенький такой…

– Такой огромной жабы я еще не видел!

Вокруг гробросцев действительно собрались самые отвратительные обитатели болота, и явно не только поглазеть на гостей. Вот, что-то похожее на змею или щупальце, сбило с ног нескольких стоящих по колено в жиже людей, и подняться не смог уже никто, их мгновенно облепили огромные подобия пиявок. В щупальце ударила молния, и оно втянулось под кочку. Взамен из-под других кочек выметнулись еще два щупальца, и буквально разорвали мага пополам. Люди кололи, рубили, пытались применить магию, но болото поглощало все, в том числе и людей. В течение пяти минут, за которые наблюдатели на краю болота не проронили ни слова, болотные обитатели очистили свое жилище от чужаков.

– Вот так-то, – выдохнул Кереско, когда последний из лазутчиков скрылся под черной водой. – И нечисть местную подкормили.

– Такая вот наша гостеприимность, – добавил Гартош.

Командоры с полковниками вернулись к пленным. С помощью магии из них удалось вытащить все, что они знали.

Через Межевые горы тайными тропами действительно прошли три отряда, и, что особенно порадовало виктанийцев, больше никто через горы пробираться не собирался – слишком тяжело и опасно. Отряд, который только что был уничтожен, потерял в горах почти четверть состава, за что виктанийцы горячо благодарили тварей Межевых гор. Задачи перед отрядами ставились одинаковые, и преследователи разгадали их правильно – активными действиями отвлечь на себя как можно больше войск противника, заставив гоняться за собой по лесам и болотам. Местонахождение оставшихся двух отрядов пленные знали приблизительно, но в этом случае Гартош больше надеялся на помощь леса – у него более точная и свежая информация.

Маги занялись переброской пленных в штаб армии, а вояки принялись наводить в лесу порядок. Раненых, кто потяжелей, отправили в лазарет, остальные обошлись перевязками и исцеляющими заклинаниями. Своих погибших похоронили на большой светлой поляне – ополченцы местных жителей доправили домой. Чужих, за неимением времени и в благодарность местной нечисти, спихнули в болото.

Вернулась группа преследовавшая прорвавшихся гробросцев. Доложили: всех настигли, порубили, постреляли и загрызли – последним естественно отличился Аруш, устроивший с убежавшими игру в кошки и мышки. Обессиленные и отчаявшиеся скрыться лазутчики, буквально сами бросались на мечи и под стрелы преследователей, лишь бы не стать жертвой выскакивающего из-за деревьев и прыгающего на головы оборотня. Как признался один из росомах, вид ужасно орущего и так же выглядевшего чудовища, часто и его самого повергал в трепет.

Почесав оборотня за ушами и чуть ли не лишившись за это руки, Гартош снова пошел просить помощи у леса.

XVI

Огромное садящееся солнце, с трудом проталкивало бледно розовые лучи сквозь густую листву. Но этого скудного света Гартошу хватило, что бы рассмотреть десяток людей, залегших на опушке леса и внимательно рассматривающих в подзорную трубу раскинувшийся неподалеку городок. Поселение окружала четырехшетевая бревенчатая стена, с шестью небольшими башнями, или скорей даже вышками. На каждой из вышек находился часовой, правда, они больше обращали внимание на происходящее в самом городе, чем за его пределами. Но они были, и это радовало.

Гроброские разведчики разделились – шестеро остались на месте, четверо отправились вглубь леса. Перелетая с ветки на ветку, Оскол последовал за посыльными, для маскировки что-то чирикая. Двуногие шпионы на крылатого шпиона внимания не обратили, и привели прямо в расположение основного отряда. В отряде выслушали доклад и отправили четверку назад. Спешно срываться с места отряд не стал, а как раз наоборот, начали готовиться к ночлегу. Это хорошо: подумал крылатый Гартош, значит, ночью атаковать городок не будут, есть время подготовиться.

Внизу маги, образовав какую-то магическую фигуру, проводили ритуал, больше всего похожий на сеанс связи. Командору очень хотелось передать горячий привет от только что уничтоженного отряда, но он боялся, что птичий язычок не сможет выговорить всех слов, какие хотелось высказать. А у магов что-то не получалось. Они перестроили магическую фигуру, добавив в нее новых действующих лиц. Гартош всеми перьями почувствовал силу поискового заклинания и поспешил залететь за толстый ствол дерева, а то, как бы заклинание не разоблачило слишком любопытную птичку.

Гробросцы остались разочарованы и этой попыткой. А нечего было переходить горы – злорадно подумал Гартош, не сомневающийся, что искали уничтоженный отряд. Пичуга-шпион выглянул из-за ствола, маги разошлись. Он не спеша перелетал с дерева на дерево, точно пересчитал бойцов, посмотрел какое вооружение, и даже поклевал каши из походного котла – а ничего кашка, наваристая. И только после того, как какой-то раздраженный воин метнул в наглую птичку нож и чуть не пригвоздил ее к дереву, Гартош посчитал необходимым вернуться в свое тело.

Проснулся он с явным ощущением чего-то необычного. То есть, что-то произошло с его телом, пока он развлекался в птичьем облике. И этот сладкий след от поцелуя на губах… Гартош облизал губы, и виденье из прошлого вдруг ясно всплыло перед глазами. Но не вовремя появившийся Аруш прогнал сладкие воспоминания.

– Не помешаю? – полюбопытствовал каррлак.

– Уже нет, – буркнул Гартош.

Аруш принюхался:

– Ага, понятно. Извини, я не знал, что ты не один, а с дамой. Я-то по наивности думал, что ты на разведку пошел. Хотел поохранять тебя, пока ты где-то там, – каррлак неопределенно указал носом. – Но вижу, что от этих охранять не нужно, как раз наоборот.

– От кого, от этих? Кого ты почувствовал?

– А то ты не знаешь?

Гартош сокрушенно вздохнул:

– В том– то и дело, что не знаю. Догадываюсь, конечно, но точно не уверен.

– Я тоже не уверен, но думаю, что это хозяйка этого леса, или кто-то из ее ближайших слуг.

– Это и так понятно. Хотелось бы поточней.

– Тут уж извини, я не гадалка, что знаю, то знаю, а гадать не буду.

– Ладно, разберусь с этим в другой раз. Пошли Агаральда искать, я его в этот раз не привязывал.

– Волки сожрали твоего единорога, – проворчал оборотень.

– Он сам кого хочешь сожрет.

* * *

По описаниям командора признали городок, который наметили для захвата гробросцы. Ним оказался Романим, второй по величине город графства. А захват наметил северный отряд лазутчиков, в котором Оскол насчитал триста двадцать человек.

То, что загорцы не решились на ночную атаку, обрадовало всех без исключения. Не успели бы местные организовать эффективную оборону и наверняка понесли бы огромные потери.

– Сколько в городе сил самообороны? – спросил Гартош местного стражника.

– Двадцать стражников и полсотни ополченцев, – отрапортовал тот.

– Не густо. Думаю нужно в город еще сотни три бойцов отправить.

– Должно хватить, – согласился Кереско. – Половину моих, половину местных, и отобьются. А мы тем временем им встречу в лесу организуем.

– А мы еще и кавалерийскую атаку проведем, – добавил свои соображения Алькон, привлеченный вместе с Зигулом для проведения этой операции. – Что бы они к лесу веселей бежали.

– Хороший план, – поддержал Зигул. – Должны уничтожить отряд малой кровью.

На том и порешили. Пятый полк должен перебросить в город дополнительные силы. Вирон и Терес помогут росомахам и ополченцам занять позиции на опушке леса – но это уже, когда противник всему силами пойдет в атаку. А Алькон и Зигул ударят убегающему врагу в спину. В составленном плане все выходило правильно и гладко, оставалось молить богов, что бы так же получилось и на самом деле.

Переброска бойцов и оружия в город заняла почти всю ночь – осторожничали, боялись спугнуть противника. Но к рассвету все оказались на своих местах. По всем прикидкам, именно на рассвете начнется атака, когда самый сладкий сон, и пока крестьяне не поднялись ухаживать за своим хозяйством.

Так и произошло. Наблюдатели доложили – в предрассветном тумане движутся многочисленные фигуры. Туман был на руку гробросцам, они могли незамеченными подойти под самые стены города. Гартош очень надеялся, что туман долго не продержится, рассеется с началом штурма, открыв хороший обзор для обстрела. Сам командор единорогов так же находился на стенах, спрятавшись за деревянным зубцом. В этот раз никто не оспаривал его право пострелять по пришельцам, выдели, насколько он хорош как лучник. Да и кто посмел бы… Рядом расположился Аруш, по бокам четверо арбалетчиков из охраны.

– Еще шагов сто, – на слух определил Аруш.

Защитники на стене зашевелились, поудобнее перехватывая оружие, лучники налаживали стрелы на тетиву, у кого еще не были наложены. И вот оно – в чучела на вышках ударили стрелы, и чучела, молча повалились вглубь вышек, порадовав гробросцев удачными попаданиями. Выждав еще пару секунд, Гартош поднялся, встал между зубцами и скомандовал:

– Выстрел!

Вразнобой защелкали, захлопали тетивы и спусковые механизмы. Противник находился в шетах десяти от стен и практически никто из стрелков не промахнулся – первый ряд выбили практически полностью. Арбалетчики отдали разряженное оружие и приняли готовое к выстрелу, лучники просто наложили новые стрелы и выстрелили уже без команды. Еще раз успел выстрелить и Гартош, когда взвыло чувство опасности. Он бросился за зубец, но тут же почувствовал удар в плечо. Наплечник из отличной ховарской стали выдержал скользящий удар арбалетного болта, и Осколу осталось лишь поблагодарить мастеров за отличную броню.

Ужасно захотелось почесать плечо, но как это сделать, не снимать же из-за такой ерунды наплечник? Намерившийся было выглянуть Аруш, увидев насколько плотный ответный обстрел, присел на место и прокомментировал:

– Огрызаются!

– И хорошо огрызаются, – вынужден был согласиться Оскол.

Ответным обстрелом гробросцы подстрелили полтора десятка защитников стен, и виктанийцам пришлось действовать осторожней, высовываться из-за зубцов только на момент выстрела, без прицеливания. И это тут же сказалось на меткости, бить на выбор уже не получалось. По стене застучали приставные лестницы. А вот этого Гартош надеялся избежать. Хотелось так напугать атакующих, что бы они стремглав побежали назад, под пики и копыта единорогов, и под стрелы росомах. Но, видимо, без рукопашной схватки не обойтись.

– Стрелки назад, мечники вперед! – скомандовал Оскол.

Бойцы на стенах перестроились. Теперь главное не дать противнику захватить хоть небольшой участок стены, потому как воины они отменные, а на стенах половина ополченцев. И даже с учетом того, что нападающие понесли большие потери, их все одно оставалось достаточно, что бы надрать присутствующим задницы.

– (Вирон, давай быстро под стены! Гробросцы не вернутся в лес!)

– (Понял! Тяжело там?)

– (Сейчас будет очень тяжело!)

Командор отложил лук, вытащил меч и чуть отступил от парапета. Над стеной появился кончик арбалета и верхушка шлема за ним. Гартош не раздумывая рубанул по арбалету и развалил его пополам. Держа в руках уже бесполезное оружие и не решаясь выбросить его, воин остановился. Аруш высунулся за стену чуть ли не на половину, уперевшись передними лапами об верхние ступени. Но его клыки ухватили только пустоту. Увидев чудовище, боец сам спрыгнул вниз, предпочитая переломы такой страшной гибели.

– Гарк!

Пугнул Аруш следующего бойца, и тот с перепугу сел на голову своему товарищу снизу. Вся цепочка дружно посыпалась на землю. В оборотня ударили несколько стрел, но он только поморщился – для каррлака не проблема отрастить крепкую броню, не уступающую по крепости ховарской. Больше желающих лезть на эту лестницу не нашлось.

– Вот так то. Не таких сусликов выливали, – похвалил себя Аруш. – Правильно, господин командор?

– Это точно, – улыбнулся Гартош. – Пойдем по стене дальше, что-то здесь стало скучно.

– Пойдем, – с готовностью согласился оборотень, и протиснулся мимо телохранителей.

Командор, оборотень и четверо арбалетчиков стали не спеша прогуливаться по стене. Больше всего везло Арушу. Он первым поспевал к появляющимся над стеной гробросцам, бесцеремонно отпихивал защитников и хватал несчастного за лицо. Больше не требовалось ничего. Противника даже не стоило добивать, настолько он становился беспомощным.

Но вот веселая прогулка закончилась. Более двух десятков лазутчиков прорвалось на стену, и началась схватка мечников. Ополченцев постарались отвести назад, но успели не всех. Много стражников, охотников, кузнецов и гончаров приняли смерть от загорских мечей.

Аруш словно таран ворвался в свалку, сразу установив свои правила – кто не спрыгнул со стены, у того откушены ноги. Пробить броню каррлака простым мечем было невозможно, а волшебный находился только у Гартоша, так что оборотень хозяйничал на стене практически безнаказанно. Отрастив броню, каррлак терял в подвижности, но на узкой стене большая ловкость и скорость не требовались, все это Аруш возмещал свирепым видом и наглостью.

За короткое время прорыв ликвидировали, и командор с телохранителями отпихнули лестницы в бок. Но не успел запыхавшийся оборотень слизать с морды кровь, как на соседнем участке разъяренные крики возвестили о новой опасности.

Пока добрались до нужного участка стены, пока мечами и зубами помогли его расчистить, неподалеку возникли еще два аналогичных очага. И тут громкое ржание со стороны леса возвестило о том, что подоспела помощь. Выглянув из-за зубцов, Гартош увидел оптимистическую для защитников города картину – несколько сотен росомах вперемежку с ополчением атаковали оставшихся внизу гробросцев. Поддерживали атакующих верховые арбалетчики-единороги. Это радовало, и означало – на стену больше никто не полезет, а если полезет, то окажется беззащитным перед арбалетчиками. Оставалось истыкать мечами и оторвать ноги успевшим прорваться, и можно совершенно спокойно и безнаказанно стрелять вниз.

Аруш залез на парапет, с явным намереньем спрыгнуть за стену, но в последний момент передумал:

– Надо и ребятам немного оставить, а то будут обижаться.

При явном численном перевесе, виктанийцам непросто далась победа над врагом. Отменная выучка и стойкость сделали их опаснейшим противником. Но наконец, закончился и этот бой. Исчезнувший под первыми лучами солнца туман, уже не скрывал усланное телами подножье стены. И тела виктанийцев там попадались не редко.

* * *

Целых полдня приводили себя в порядок принимавшие участие в битве. Местные жители помогали носить и сортировать трупы. Погибших защитников города похоронили на невысоком сухом холме, неподалеку от западных ворот. Пришельцев решили закопать подальше от города, причем закопать поглубже – нечего лесных зверей приучать к человеческому мясу.

Во время этого боя погибло гораздо меньше виктанийцев, чем во время предыдущего сражения. Сказалось то, что противнику пришлось штурмовать стены, и от стрел негде было спрятаться. А единороги и вовсе все уцелели, выполняя в этот раз в основном роль извозчиков. Хоть это радовало сердце командора…

Оставался последний, южный, самый большой, и как все подозревали, самый опасный отряд пришлых – именно здесь находились самые сильные маги. Но теперь, после уничтожения двух групп противника, на последнюю можно было бросить все имеющиеся силы, и задавить врага количественно. Оставалось только обнаружить их и выбрать наиболее удачное место для решающей схватки. Идеально было бы повторить вариант со второй группой.

Оскол вновь углубился в лес, тая надежду, не только обнаружить пришельцев – причем перебивших друг друга – но и снова встретится с той, которая помогала ему все это время. Увязавшегося следом Аруша отшил начисто, свидетели ему не требовались. Командор выбрал место помягче и посуше, прилег, закрыл глаза и приготовился к путешествию в чужое сознание…

Почти сразу возникло ощущение того, что он находится внутри чего-то огромного и древнего, и мыслящего совершенно по-другому. В этот раз его сознание не вытеснило сознание прежнего обитателя, все было по новому – словно хозяин подвинулся, потеснился, дав место рядом с собой. И смотрел Гартош не глазами пичуги или лесного зверька, а словно… Словно у него появились тысячи глаз и тысячи ушей. Он очутился внутри самого леса, всего сразу, а не маленькой зверушки, и чувствовать (именно чувствовать, а не видеть или слышать) он мог все, где простилалась власть леса.

Лес уловил желание человека и показал ему отряд чужаков. Отряд споро шел тремя колонами, по полторы сотни бойцов в каждой, в направлении на ближайший сосновый бор. Но, не дойдя до него, две колоны свернули налево и через бор пошла только одна колона. Страхуются – понял командор. В составе каждой колоны он уловил ауру магов, сильных магов, с которыми вряд ли удастся легко справиться. Битва с последним отрядом гробросцев обещала быть самой тяжелой и кровопролитной. Ужасно захотелось одного, чтобы пришельцы убрались отсюда, убрались подальше от его друзей и подчиненных, и больше никому не причинили вреда.

Зашелестели переговариваясь деревья, закачали друг другу вершинами. Маги пришельцев тревожно переглядывались, не в силах понять, откуда ждать опасности. А как понять, если все живое ополчилось против чужаков. Возмущенно застрекотала сорока, замахал лапками заяц, закашляла лисица. Зарычал и отступил вглубь чащи волк, вызывающе затрубил олень, издалека ему ответил рев лося. Почувствовали неладное даже рядовые бойцы, поудобней перехватывая оружие, и готовясь к любым неожиданностям.

Но возмущение леса прошло быстро, так же как и началось, и хотя люди не расслаблялись ни на секунду, настоящей опасности они не наблюдали. Все так же беззаботно светило солнце, все так же привычно тянуло от болота сыростью, и натягивал низкий туман. Отряда спустился в низину, где туман поднялся до пояса, затем до плеч. Опасаясь подвоха, командование отрядом выслало вперед усиленные дозоры, но реальной опасности по-прежнему не встречалось, одни предчувствия.

Проходя широкую полосу тумана, покрывшую даже вершины деревьев, гробросцы стали выбираться на возвышенность, оставляя туман и пробирающий до внутренностей холод позади, в ложбине. И лишь пройдя под закатными лучами солнца почти сирт, люди остановились, вдруг осознав, что с окружающим лесом что-то не так.

И тут все словно прозрели – в туман они входили, когда солнце едва прошло зенит, а сейчас оно устало клонилось к земле. И деревья… Деревья в окружающем мире росли другие, отличающиеся от того леса, в котором отряд находился всего пять минут назад. Что это был другой лес, осознали все, от командира и магов, до дозорных, вышедших из ложбины последними. Это… Это оказался родной лес гробросцев. Лес, который рос только с восточной стороны Межевых гор, и который невозможно ни с чем спутать.

Расталкивая товарищей, метнулся назад один из магов. Забежал в ложбину, уже свободную от тумана и поднялся с другой стороны. Это тоже был лес Гроброса, со своими деревьями, зверьем и неповторимой аурой. Гробросцы оказались дома. Ничего не понимая, вернулся маг назад.

– Что там? – спросил немолодой, но все еще крепкий воин.

Маг отрицательно покачал головой:

– Там другой лес, не тот в котором мы находились всего десять минут тому назад.

– И что это означает?

Никто не решался высказать очевидное, насколько оно казалось невероятным. Но понять происходящее смогли только маги, остальные, даже командир, все еще не могли осознать случившееся.

– Я повторяю! Кто ни будь знает, что только что произошло с нашим отрядом? Что вы глазенками лупаете?

– Я не уверен, – начал один из магов, – но возможно мы попали на так называемые Короткие Пути. Подобный случай лет десять назад произошел в Виктании, тогда отряд в полторы сотни перебросило в Трольи горы.

Командир отряда быстро пришел в себя после услышанного, на то он и командир.

– Что ты мелешь? Я что, по твоему, идиот, и не знаю, что такое Короткие Пути? Они хоть и короткие, но все-таки пути, и чтобы попасть из одного места в друге, по ним нужно пройти определенное расстояние. А не так как сейчас – в ложбину спустились по одну сторону Межевых гор, а поднялись уже по другую.

– Смею предположить, – продолжил маг, – что мы попали на Очень Короткие Пути. Очень. Видимо кому-то очень хотелось, чтобы мы убрались из Виктании.

Командир притих и спросил уже более спокойно:

– Кому, как ты думаешь, припекло выбросить нас из того леса?

– Думаю тому, с кем у нас нет возможности, не то что совладать, но даже протестовать против такого решения.

– Ты имеешь в виду? – командир выразительно посмотрел на облака.

Маг подтверждающе кивнул:

– Да. Если не оттуда, то очень близко.

Теперь командир задумался надолго. Наконец он поднял голову, обвел взглядом лес, окружающих его людей и огласил свое решение:

– Не вижу другого выхода, кроме как связаться с командованием и сообщить о случившемся.

– Сообщить лучше лично. Мы поможем перенестись вам в столицу.

– Ты прав. Конечно лучше лично. Отправляемся немедленно.

* * *

Все происходящее с гроброским отрядом, Оскол видел, слышал и чувствовал. Вплоть до того момента, когда маги и высшее командование скрылись на туманных Коротких Путях. Оставаться в сознании леса больше не было необходимости, и Гартош вернулся в свое тело.

Пробуждение проходило плавно, словно кто-то нежно переместил сознание человека на свое место. Командор поднялся, вокруг легко и приветливо трепетали листьями деревья. Лесные птицы спели короткую, но очень эмоциональную песню – кажется что-то о дружбе, или о любви. Осознавая удивление человека, в ближнем кустарнике понимающе хрюкнул кабан.

Гартош поклонился на все четыре стороны:

– Спасибо тебе… Таиния.

Между деревьев легким ветром пронесся тихий вздох-поцелуй, и, коснувшись человека, унесся обратно. Гартош отвесил еще один легкий поклон, в сторону умчавшегося дыхания леса, и пошел к единорогу.

* * *

Не все сразу поверили, что гроброский отряд покинул Виктанию. Точнее, не все сразу смогли это осознать. Командору пришлось привести самых сомневающихся на место исчезновения вражеского отряда, к приметной ложбине. Все полковники двух элитных легионов, а так же командор росомах, с лучшими следопытами придачу, излазили ложбину вдоль и поперек, но вынуждены были признать – вражина исчез. Испарился. Причем на самой средине ложбины. До средины впадины следы имелись, а после, нет. Словно, почти полу тысячный отряд, переступил какую-то волшебную черту, и поставил ногу уже в другом месте. Пожалуй, только Вирон понимал, что так оно и было.

– Хорошо иметь такие знакомства! – завистливо воскликнул Алькон.

Хоть остальные и не высказались так откровенно, но в глазах читалось полное согласие.

– Не завидуй ты так, – осудил полковника Аруш, сидящий на толстой ветке в виде огромного кота, и лениво помахивающий длинным хвостом. – А то спать ночью плохо будешь.

– А вот и буду! – ответил Алькон. – В смысле, не завидовать, а спать. Плохо спать. И не от зависти, а от радости.

– Радости? – переспросит Аруш.

– Да, радости. Что не придется рыть в этом лесу новые могилы и хоронить товарищей, а может и самому под землю лечь. Этак, одним махом, несколько сотен на ту сторону выкинуть, больших благодарностей стоит. Лучше конечно было бы засранцев на ветках развесить, в болоте утопить, или зверушкам голодным скормить. Но и так хорошо.

– Не хорошо, – покачал головой Кереско, – а отлично. Спасибо от нас Хозяйке. Хоть и не для нас старалась, но все равно спасибо.

– Ты думаешь все-таки Хозяйка, не Хозяин? – уточнил Алькон.

– Конечно Хозяйка! – уверенно ответил Кереско. – Ты посмотри на довольную рожу своего командора, если был бы Хозяин, был бы он так доволен?

– Думаю, что нет, – посомневавшись, ответил Алькон. – Хотя люди меняются…

Гартош с мрачным видом потянул метательный нож из чехла, но командир первого полка уже скрылся в подпространстве.

* * *

Военная кампания подходила к завершению. Гробросцам не удалось удержать захваченное, и они медленно откатывались назад. Но каждый отвоеванный латон, густо поливался кровью обеих сторон. Стало понятно, удержать захваченные земли загорская империя не в силах, но и виктанийцы вряд ли смогут отбить Шерамский плацдарм, слишком уж мощные оборонительные сооружения там построены – как строителями, так и магами. Вот и получалось, что все останутся при своих интересах, ничего не получив, но и ничего не потеряв. Это если говорить о территориях. А в остальном, жертвы были огромными.

Обе армии потеряли лучшие, самые боеспособные части, и пройдет не один год, прежде чем удастся все восстановить. Маги раскрыли почти все свои секреты, а так же потеряли множество магических артефактов, накопленных многими годами и поколениями. У виктанийцев добавились разрушенные города, села и хутора. И главное – Виктания потеряла императора. Пусть не самого любимого, и часто излишне жестокого, но императора, за которым все чувствовали себя, как за каменной стеной. И то, что вместе с императором погиб его ближайший друг и соратник лорд Дангал, только додавало тревоги в умы и сердца.

Лисван, пришедший на смену отцу, внушал доверие и уважение, но все-таки он еще не достиг того уровня, на котором правил страной Лориан. На нового императора полагали большие надежды. Именно при его, недолгом пока правлении, врага активно погнали назад. Прорвавшиеся через Межевые горы отряды уничтожили, и усмирили северные племена. Да и всеми ожидаемое нападение Жерана не состоялось. А то, что рядом с молодым императором находился еще один представитель семьи Осколов (слухи о том, что Осколы являются хранителями трона, мигом пронеслись по империи) только добавляли оптимизма и веры в будущее.

Гартош, вместе с остатками своего легиона, теперь принимал лишь косвенное участие в военных действиях. Их привлекали в основном, как средство перемещения – перекинуть на фронт грузы и свежие части, а так же эвакуировать легко раненных. Элитные легионы теперь берегли, предоставив основную работу рядовым частям. На элиту возлагали надежду в скором восстановлении армии, ведь они принимали непосредственное участие в обучении и воспитании молодых офицеров.

Армия Виктании тяжело, со скрипом, но уверенно продвигалась на восток. И в этом соседям активно помогал Тарт – выделив пятнадцать тысяч кавалерии, из них пять тысяч Серых Всадников. Причем эта цифра почти всегда оставалась неизменной – в случае потерь, тарты быстро пополняли свои части свежими силами. Как объяснил Гартошу Никор, кроме добрососедского долга и общего врага, князья Тарта решили таким образом поднять боевую выучку своей армии.

И помощь соседей не была лишней. Быстрые проходы тартской кавалерии наносили врагам огромные потери, так как редко к таким рейдам удавалось своевременно и эффективно подготовиться. Помощь тартов имела еще один неоспоримый плюс – Жерану недвусмысленно дали понять, нападение на Виктанию южными соседями не одобряется. И по данным разведки, Жеран даже начал отводить войска от своих восточных границ.

Целых полтора месяца, войска Виктании, при содействии кавалерии Тарта, упорно отодвигали гробросцев к Шерамскому плацдарму. И когда загнали агрессора назад, то произошло это буднично и почти незаметно. Нет, по случаю победы над загорской империей провели праздничные мероприятия, и это событие на короткое время всколыхнуло империю. Но повседневные заботы как-то быстро затолкали праздничную новость на задний план. Гораздо важней было, как можно быстрей ликвидировать тяжелые и разрушительные последствия этой войны, чем предаваться веселью.

XVII

После завершения боевых действий, Гартош целую неделю повел в кругу семьи. Делами в легионе поочередно занимались полковники. Всю неделю после войны, Осколы не могли собраться на семейное совещание. Увидеть пустующее кресло Дангала, было выше сил Руткера, а именно он обычно собирал семейные советы. Но смерть сына, последнего сына, сильно его подкосила. На время, обязанности старшего в роду, взял на себя Гнивер. Именно он собрал всех в замке Риглис, причем собрал вместе с женами. Гнивер посчитал, что женщины вполне могут занять свободные места на семейном совете. Руткер не возражал.

Лисита не проявляла рвения попасть на этот совет, поэтому чувствовала себя, не в своей тарелке, стараясь вжаться в угол дивана и быть как можно незаметней. В отличие от нее, Ольвильда вполне была на своем месте, и не чувствовала себя лишней.

Во взгляде Катана читалась вина, и он выглядел немного затравленно, хотя в его адрес не прозвучало ни слова обвинения. Но он сам чувствовал себя виноватым за то, что единственный из мужчин не участвовал в боевых действиях, и это давило на него тяжким грузом.

Но больше всего был мрачен Руткер. Смерть сына больней всего ударила именно по нему. Гартош видел, насколько постарел дед, до этого выглядевший вполне моложаво, но помочь ничем не мог – смерть отца у него самого на некоторое время выбила почву из-под ног. И вот сейчас, попав в знакомый кабинет, он с новой силой почувствовал тоску по близкому человеку.

– Не думал я, что буду открывать семейный совет. Точнее, что буду открывать так рано. Но судьба распорядилась именно так, – невесело начал Гнивер. – Я надеялся, что эту честь, отец и дед еще долго нам не представят. Но видите как…

Гнивер обвел присутствующих внимательным взглядом.

– Продолжай, – кивнул Руткер, – мне сейчас не до руководства семейным советом. А проводить его надо, слишком много всего случилось.

Гнивер вздохнул и продолжил:

– Случилось действительно слишком много. И это требует обсуждения. Первое, и самое главное – война. Война принесла горе и большие потери нашей державе, и главное она принесла беду в нашу семью. Нам нужно разобраться в причинах, и подумать о последствиях случившегося. Связано ли то, что произошло – нападение на нашу страну – с нападениями на нашу семью? Из-за чего погиб наш отец – в результате войны, или это наши, чисто семейные проблемы?

Гартош неверяще посмотрел на брата:

– Ты хочешь сказать, что война затевалась для того, чтобы добраться до Осколов?

– Я этого не исключаю, – спокойно ответил Гнивер. – Это кажется немыслимым, но если вдуматься, то вполне логичным. И я хочу понять, какая причина главная – нападение на империю и попутное уничтожение Осколов, или уничтожение Осколов первостепенная задача, а война всего лишь возможность до нас добраться.

– Если судить из моего короткого разговора со старшей верейнской ведьмой, то мы являемся препятствием на пути уничтожения империи. Если уничтожить нас, то падет и империя. По ее словам, главным является все-таки уничтожение страны. Хотя и наши смерти для нее в радость.

– Это, если судить по словам этой ведьмы, – возразил Гнивер. – Но есть события, которые заставляют думать по-другому.

– Ты имеешь в виду то, что произошло со мной еще в академии?

– И это тоже. С тех событий все и началось. Хотя нет, началось все гораздо раньше, не будем забывать о проклятье, которое почти всегда сбывалось. А то, что ты Гартош, столкнулся, вероятней всего, с высшими силами нашего мира, только подтолкнуло процесс.

– А как с этим вяжется то, что ведьма назвала нас хранителями трона? – спросил Катан.

– Трудно сказать, – потерев переносицу ответил Гнивер. – Я вообще не знаю, как относится к ее словам. Если мы служим империи, делает ли это нас неразрывно с нею связанными? Что скажешь дед? Всегда ли представители нашего рода, служили империи? Так ли мы незаменимы?

– Не знаю, насколько мы незаменимы, но Осколы всегда служили своей стране, – оторвавшись от тяжелых мыслей, ответил Руткер. – И иногда даже в ущерб своему роду. И я склонен поверить ведьме – мы и Виктания неразрывно связаны, может даже крепче, чем сами Гратры.

– Хорошо, допустим мы хранители, – продолжил рассуждения Гнивер, – что это нам дает?

– А дает это нам то, что тот, кто хочет уничтожить Виктанию, сперва должен уничтожить нас, – сделал неутешительный вывод Гартош.

– А мы с этим совсем не согласны, – скупо улыбнулся Гнивер. – Если бы нас было бы легко уничтожить, Осколов давно уже не стало.

– Что мы можем сделать, когда против нас выступают высшие силы? – спросил Катан.

– Драться, бороться, – резко ответил старший брат. – Высшие силы в открытую против нас не выступают, иначе нас бы уже давно смели с лица Иктива. Значит, что-то их ограничивает. И я очень сомневаюсь, что это именно то простое правило, согласно которому они не вмешиваются напрямую в дела смертных, наверняка они научились его обходить. Явно их сдерживает что-то другое.

– Что именно? – поинтересовался средний брат.

– Не знаю, пока не знаю.

– А то, что лесная богиня практически в открытую поддержала Гартоша, перебросив гроброский отряда прямиком за горы, это как понимать? – не сдавался Катан.

– Давай я объясню, – решился Гартош. Он положил руку на ладонь жены, та сжала ее в ответ. – Во времена своей бурной молодости, я заводил знакомства со многими девушками.

– Наслышаны, – едко заметил Катан.

Гартош невозмутимо продолжил:

– Познакомился я как-то с одной девушкой, кстати, здесь недалеко, в городке. У нас с ней случился недолгий, но очень бурный роман длиною в ночь. И вот спустя много лет, эта девушка помогла мне уничтожить два гробоских отряда, а последний, самый сильный, перебросила прямиком в Гроброс. Я думаю, это в знак того, что она не забыла о той ночи. И я не уверен, что она богиня. Возможно она одна из ближайших демонов Эгрены.

– Судя по тому, что гробросцев провели самыми Короткими Путями, скорей всего это действительно богиня, – сказал Руткер.

– Возможно, – согласился Гартош и повернулся к жене. – Я могу добавить только, что наша связь была короткой, и больше не повторялась.

Лисита крепче сжала руку мужа:

– Я не ревную тебя к прошлому любимый, – и, улыбнувшись, добавила. – И мне лестно, что имея в подругах богинь, ты выбрал все-таки меня.

Слова Лиситы вызвали легкий смех, и это немного разрядило обстановку.

– Хорошо, спишем помощь Эгрены на неотразимость Гартоша, и, раз богиня не забыла его спустя много лет, немалое мастерство, – продолжил Гнивер.

– Это правда, дорогая? Я насчет мастерства, – не постеснялась спросить Лиситу Ольвильда.

Та не ответила, только густо покраснев, спряталась под мышку мужу. Даже Руткер хмыкнул в кулак.

– Тогда возникает вопрос, почему богиня выбрала именно Гартоша в первый раз? Обычное совпадение я отвергаю, слишком уж их много вокруг нашей семьи, и особенно вокруг младшего брата, – Гнивер сделал многозначительную паузу.

Первым не выдержал Катан:

– И какие ты сделал выводы?

– Я утвердился в мысли, что наша семья, в прошлом, не знаю насколько глубоком, имела какую-то причастность к высшим силам. Возможно, наша семья является носителем какой-то особенной силы, в особенности Гартош, и это делает нас привлекательными, как для могущественных друзей, так и для не менее могущественных врагов.

Гнивер снова внимательно посмотрел на родственников, правильно ли они поняли его слова.

– Что-то я не почувствовал себя причастным к какой-то особенной силе, – расстроено пробормотал Катан.

– Не переживай, кто знает, что уготовила тебе судьба, – успокоил брата Гнивер.

Катан хотел было ответить, но передумал, вместо него высказался Гартош:

– Честно говоря, и я не чувствую в себе ничего особенного. Я не самый сильный в семье маг, не самый выдающийся полководец, да и воины найдутся сильней меня. Так что… – Гартош недоуменно покачал головой.

– Насчет магии готов с тобой поспорить, – ответил Гнивер. – Если бы ты проявил большую прилежность, то вполне возможно стал бы самым сильным магом не только в семье, но и во всем Иктиве.

– Прям так уж… – слегка засмущался Гартош. Хотя речь брата пришлась ему по душе.

– Мы с дедом оба пришли к такому выводу, – продолжил Гнивер. Руткер утвердительно кивнул. – Ты освоил сложнейшую магию подпространственного перехода за рекордно короткое время, а затем тебе с легкостью поддалось межпространство и магия общения.

– Ну, я старался, и очень хотел освоить эту магию.

– Вот, вот! – подхватил Гнивер. – Именно что захотел. Ты захотел этого настолько сильно, что такая сильная и сложная магия сдалась практически без боя.

– Ну, это ты преувеличиваешь! – запротестовал Гартош.

– Да? А как ты размазал по полу верейнских ведьм, с которыми я со своими ребятами не смог справится. Да и император с мощным атратом тоже. А как ты со своим легионом разгромил жеранцев под Рузано, хотя по всем раскладам вас должны были уничтожить.

– Тогда нам помогла Килеса.

– А с какой такой радости тебе взялась помогать богиня мести?

– Я очень просил, – ответил Гартош.

– Ты думаешь, у Килесы мало просят? Но помогла она почему-то именно тебе. Причем практически открыто. А ты сам знаешь, насколько такое случается редко. И еще, у нас есть предположение, что той стороне так же активно помогали, и силы эти были наверняка не меньше твоей помощницы. Но победили все-таки вы.

– А если еще вспомнить интерес к твоей персоне Белого Лорда и Гларии, после того как они прозондировали твой мозг, то становится все интересней и интересней, – добавил Руткер.

– Я понял, к чему вы ведете, – сразу набычился Гартош.

Гнивер предостерегающе поднял руки:

– Мы ни к чему не ведем, и уж тем более тебя не принуждаем. Ты до всего должен дойти сам.

– Ага, не принуждаете…

– Обстоятельства слишком уж тяжелые, – буркнул Руткер.

– Сволочи вы! – не выдержал Гартош. – На совесть давите, обстоятельствами пугаете. Еще скажете, что от этого зависит безопастность семьи?

Старшие Осколы переглянулись.

– А что, очень может…

– Ладно, – прервал старшего брата младший. – Дам вам порыться в своей голове. Но помните, – он остановил вскочившего Гнивера, – если что-то пойдет не так, вы останетесь еще без одного Оскола. Очень ценного члена семьи, если судить по вашим же словам.

– Мы очень осторожно, – засуетился оживший вдруг Первый Маг империи. – Ложись внучек на диван.

Лисита встревожено посмотрела мужу в глаза:

– Любимый, ты уверен в том, что делаешь?

– Нет, но возможно в моей голове кроются ответы не многие вопросы, и я вынужден пойти на это.

– Не бойся Лисита, с твоим мужем ничего не случиться, – сказал Руткер. – Можешь даже не уходить, если тебе будет так спокойней.

– Мне, будет так спокойней, – сказал Гартош, и положил голову на колени жене.

* * *

Руткер не доверил зондаж младшего внука старшему, хотя тот порывался это сделать – всю ответственность Первый Маг взял на себя.

Лисита напряженно следила за действиями Руткера, боясь даже пошевелится и навредить ненаглядному мужу. А ненаглядному сейчас приходилось ой как нелегко. Лоб Гартоша покрылся испариной, а с Руткера пот вообще катился градом. Но судя по тому, как хмурился Гнивер, не отходящий от родственников ни на шаг, что-то шло не так. В какой-то момент Гнивер остановил Руткера.

– Дед, достаточно. Ты больше ничего не добьешься.

Первый Маг устало присел возле младшего внука:

– Ты прав, дальше нельзя. Если бы он не был моим внуком, я бы узнал гораздо больше.

– Но это может сделать из него идиота, – продолжил Гнивер.

– Вот именно.

Гартош довольно быстро пришел в себя и с помощью жены сел.

– Голова трещит, – пожаловался испытуемый.

Лисита тут же бросилась массажировать мужу виски.

– Давай я помогу, – предложил Гнивер.

– Не надо, уже проходит, у Лиситы удивительно легкая рука.

Руткер с Гнивером понимающе переглянулись.

– Удалось что-нибудь рассмотреть? – спросил объект зондирования.

Дед со вздохом развел руки и звучнохлопнул себя по коленям:

– Почти ничего.

– Я так и думал. Все напрасно.

– Не напрасно Гартош, не напрасно. Как я и подозревал, сила в тебе внучек имеется, и сила немалая. Но эта сила в большей степени скована, чем свободна. Скована тобой самим. Точнее, ты не даешь ей раскрыться в полной мере. Все-таки зря я не настоял в твой День Выбора, чтобы ты занимался магией. Это действительно твое.

– А армия не мое? – уязвлено спросил Гартош.

– Ты большего достиг бы с магией.

– Ну, это предположения. Ты лучше скажи, удалось ли рассмотреть что-то действительно важное?

– И да, и нет.

– А поподробней? – начал терять терпение младший внук.

– Подробней… Я не нашел в тебе ничего сверхъестественного. Чего-то такого, что могло бы заинтересовать Белого Лорда и испугать Глорию. Я не нашел в тебе так же следов их вмешательства, а то были у меня такие опасения. Но попалось мне нечто, – Руткер попытался подыскать нужные слова, и не нашел их, – нечто необычное.

– Что? – в один голос воскликнули Гартош и Гнивер.

– Даже не так. Не необычное, а след необычного. Даже не спрашивайте, что это, не смогу объяснить. Это похоже на влияние извне, но все же оно не чужое, оно твое, родное.

– Что оно?

– Не знаю. Я проводил сотни зондажей, в том числе и глубоких. Я допрашивал мертвецов и сумасшедших, даже духов и демонов, но эта проверка дала больше вопросов, чем ответов. И я не исключаю, что Гнивер прав.

– В чем прав?

– В том, что наш род как-то пересекался с влиятельными демонами или богами. И наибольший след это оставило в Гартоше. След того, что мне не удалось распознать.

– Ладно дед не переживай, – успокоил мага объект исследований. – Все тайное со временем всегда становится явным. Узнаем и мы, почему я весь такой загадочный.

– Хотелось бы дожить до этого времени.

– Хоть ты не спеши себя хоронить. Давайте лучше подумаем, что мы можем противопоставить нашим врагам, как нашим семейным, так и империи. Хранители мы, в конце концов, или нет!

– Конечно хранители, – с улыбкой подтвердил Руткер. – Ну, а что мы можем противопоставить врагам? Нашу сплоченность, и главное магию. Я считаю, что все Осколы, включая тебя, Гартош, точнее, особенно ты, должны усиленно заниматься магией. И не протестуй! Тебя это касается в первую очередь!

– У меня с легионом проблем выше макушки, людей и единорогов осталось не больше четверти! Когда мне магией заниматься?

– Ты уж изыщи время, постарайся. Вирона попроси помочь, он маг не из последних. Это и твоему легиону на пользу пойдет. Но это еще не все. Всем остальным так же нужно поднажать. Тебя Катан это тоже касается, я лично прослежу.

– Я бы с удовольствием, но с моими способностями многого не достигнешь.

– Не такие уж слабые у тебя способности. Да ты немного слабее остальных Осколов, но на общем фоне из тебя может выйти неплохой маг.

– Я, конечно, постараюсь, но…

– Никаких но! Приложи максимум усилий и все. А я или Гнивер будем тебе помогать.

– Хорошо.

– Но и это еще не все. Нужно более плотно заниматься с детьми. Гнивер и Ольвильда про своих детей побеспокоятся сами, а твоими, Гартош, займусь я. Да и тебе пора магией заняться… Лисита.

Лисита побледнела:

– Но, я не могу, мне запрещено. Всему моему роду запрещено заниматься магией.

– Ничего страшного, – сказал Гнивер, – я улажу это с Лисваном. Он не будет против.

– Но, но… – глаза Лиситы наполнились слезами. – Мне всю жизнь, с самого детства твердили, что я не могу, не имею права заниматься магией.

– Теперь имеешь. И нам с дедом кажется, что из тебя получиться очень хорошая магиня.

– Я не смогу! – крикнула Лисита и выбежала из комнаты.

– Ничего, все пройдет и уладится, – пробормотал Руткер.

– Я пойду, успокою ее, – поднялась Ольвильда.

– Да, расскажи ей, что магия, это не так уж страшно, – подсказал Гнивер.

– Я лучше тебя знаю, как успокоить женщину, – полуобернувшись, ответила Ольвильда.

Когда за женщинами закрылась дверь, Катан тихо сказал:

– Бедняжка всегда тяжело переживала, когда что-то ей напоминало о том, что ей нельзя заниматься магией. Хотя виду и не подавала.

– Ничего, она не глупая девочка, и быстро придет в себя, а когда появятся первые успехи, то все сомнения отпадут сами собой, – сказал Руткер.

Гартош заинтересовался:

– Думаешь, ее обязательно ждет успех?

– Даже не сомневаюсь в этом. И ты, как муж, должен был в первую очередь заметить способности жены.

– Какие такие способности? – удивился Гартош.

– А как она тебе головную боль сняла?

– Это простой лечебный массаж.

– Ага, двумя движениями она успокоила твою башку, и это после магического зондажа. Хотел бы я, чтобы в наших лазаретах было побольше таких способных массажисток. К тому же, – Руткер назидательно поднял палец, – не нужно забывать из какого она рода, кем ей приходится княгиня Алинейская.

– А может не зря два наших рода пересеклись? – спросил Катан, пока младший брат переваривал услышанное о жене.

– Может и не зря, – ответил Гнивер. – Помощь Лиситы, я имею в виду магическую помощь, нашей семье сейчас не помешает.

Вновь открылась дверь и в кабинет вернулась Ольвильда.

– Ну как она? – спросил Гнивер.

– Бедняжка в расстройстве. Она не знает, радоваться ей или огорчатся. Плачет и все.

– Ты ее успокоила?

– Почти. Я же вижу, с какой завистью она смотрит на любые магические действия. Особенно на мои. Надеюсь, вы заметили, что у нее явные способности к лекарской магии?

– Мы то заметили, – ехидно сказал Гнивер, – только муж в неведении.

– Думаю, пора и мне с ней поговорить, – поднялся с дивана Гартош.

– Ты уж помягче с ней там, – сказал Катан. – А то привык командовать своими единорогами. Здесь другой подход нужен.

– Поучи меня, – буркнул Гартош и хлопнул дверью.

Старшие Осколы вновь многозначительно переглянулись.

* * *

Потянулись тяжелые послевоенные будни. Хотя военная кампания продлилась недолго, и охватили сравнительно небольшую территорию, бед она натворила немало. Почти все укрепления и населенные пункты, побывавшие в руках у гробросцев, были полностью разрушены. Множество людей сорвалось с насиженных мест и не спешили возвращаться. И главное – армия понесла огромные потери, в том числе и элитные гвардейские части. Особенно пострадал самый полезный на этой войне легион – Черный. Гартош носился между Тороной, Волшебным королевством, непострадавшими в войне частями и своим легионом, но все его невероятные усилия давали мизерную отдачу.

В столице говорили, что денег в казне нет, и покупать новых единорогов и амуницию не за что. И даже император, отвечая на настойчивые просьбы Гартоша, лишь виновато разводил руками, просил подождать, или обходиться тем, что удавалось выкроить.

В Волшебном королевстве так же были не особенно рады гостю из Виктании. Цены на боевых единорогов горное королевство взвинтило так, что о восстановлении легиона можно было забыть. На все увещевания, Лягирен и другие переговорщики отвечали, что исчерпали все свои резервы, и боевых единорогов приходится завозить из других миров, а это утраивало цену.

Прохладно встречали командора единорогов и в тех частях, в которых Гартош собирался разжиться на новых бойцов для своего легиона. И Оскол их понимал, ведь забирал он самых лучших, а такие всем были нужны.

В этих изнурительных хлопотах проходил месяц за месяцем, и домой Гартошу удавалось вырваться не часто. И каждое его появление дома, приносило свои, домашние новости. Лисита буквально светилась от счастья, гордая своими успехами в занятии магией. В этом ей помогали все члены семьи. Руткер взял на себя общее руководство занятиями, и составил плотный график, который правда все время приходилось перекраивать, так как Лисита почти всегда его опережала. Гнивер вносил свою лепту в обучение невестки, пытаясь научить ее боевой магии. Но Лисита наибольшие успехи делала в лекарской магии, уроки которой ей давала Ольвильда. И даже Катан старался быть полезным, пытаясь научить начинающую магиню подпространственной магии, которую сравнительно недавно сумел освоить сам. Но Лисите до таких высших приемов было еще далеко, и она радовалась тому, в чем достигала наилучших результатов.

Гартош с удовольствием отметил, что жена ожила, расцвела – занятия магией приносили ей немалое удовольствие, что в свою очередь радовало всех родственников, пошедших по магической стезе. И конечно это радовало самого Гартоша, так как успехи жены принесли оживление и в их семейные отношения.

Лорд Руткер выполнил и вторую часть обещания, лично контролируя обучение детей Гартоша, у которых так же наметился неплохой прогресс. Сыновья командора обучались в высшей студии, и отец настоял, чтобы военная часть обучения была не меньше магической. И даже малышка Милена имела какие-то свои магические дела с Гвалой. Окружающие не раз убеждались, что Милена и оборотница умеют общаться мысленно, причем так, что этого не слышал никто, даже лорд Руткер.

И вообще, помощь Гвалы была неоценимой. Каррлак носила свою воспитанницу в зубах, в специальной сумке. И в своих путешествиях они часто забредали за территорию дворцового комплекса. Когда Милена подросла, она чаще перемещалась верхом на своей подруге, крепко вцепившись ручонками в густую шерсть оборотницы. Но такие долгие прогулки нисколько не пугали Лиситу или Гартоша, они прекрасно понимали, что под защитой опытного и сильного каррлака, их дочь находится в наибольшей безопасности. Это так же освобождало Лиситу от многих обязанностей и давало большую свободу для занятий магией. Милене же и Гвале помощь Лиситы нужна была только тогда, кода требовалось переодеть или покормить девочку.

Пользуясь свалившейся свободой, Лисита вместе с Ольвильдой отправлялась в какой-нибудь лазарет, чтобы на практике отточить и укрепить знания. А возможности попрактиковаться, учитывая недавно отгремевшую войну, находилось больше чем достаточно.

Удачно продвигались дела и у детей Гнивера и Ольвильды. Трое их старших детей обучались в высших студиях, естественно в магических группах. А маленькая Грельда, которая всего на полгода была старше Милены, пока постигала азы магии дома. Старший сын Гнивера, Корул, в свои двенадцать лет являлся очень даже неплохим боевым магом, чем не могли нарадоваться отец и прадед. Лената, которая была младше своего старшего брата на два года, пошла по пути матери, и больших успехов достигала в лекарском направлении магии. Ну а шестилетний Тамрон, пока еще не определился, какое направление ему ближе всего, поэтому обучался всему в равной степени.

Катан не мог похвастать такими успехами, которыми блистали остальные Осколы, что его очень угнетало. Но ни Руткер ни Гнивер, не жалели усилий, чтобы обучить члена семьи чему-то новому, и дело не стояло на мертвой точке.

* * *

Прошел почти год, со дня окончания войны, и смерти Лориана с Дангалом. Империя почти оправилась от нападения гробросцев. Отстроили города, крепости и укрепления, люди вернулись в восстановленные дома, и старались забыть о тех страшных днях, когда враг пришел на их землю.

Лисван показал себя умным императором. Не таким жестким, как его отец, но не менее твердым. За короткое время он сумел завоевать любовь подданных, и наладить в империи спокойную мирную жизнь. Армия восстановила свои силы за счет новобранцев, и новых выпускников военных академий. Исходя из того, что в войсках сказывалась нехватка командиров различных уровней, требования к выпускникам академий значительно упростили, а так же укоротили время прохождения практики в войсках.

Сумел укрепить свой легион и Гартош. Благодаря его стараниям и увеличившимся вливаниям из казны, количественный состав легиона вырос до двух с половиной тысяч. Что было конечно вдвое меньше, чем до войны, но больше, чем сразу после окончания оной.

Наладившаяся жизнь, даже позволяла отдохнуть и совершить небольшое путешествие. Отдохнуть Гартош с семьей и каррлаками решили отдохнуть на море, неподалеку от Ашуры. В сам горд-порт командор решил не соваться, тем более с детьми, а занял небольшой дворец, в десяти минутах ходьбы от уютной бухточки, и столько же минутах езды на лошади от рыбачьего поселка, из которого два раза в день привозили свежую рыбу, креветок, крабов, моллюсков, и прочие дары моря. Хозяин дворца, любезно предоставив свое жилище одному из всемогущих Осколов, в свою очередь отправился в путешествие по Виктании. Подальше от таких гостей…

Каррлаки радовались отдыху на море не меньше чем дети, и это понятно, моря они еще не видели. Оборотни носились по берегу и дурачились как сумасшедшие, сумев втянуть в веселье даже Гартоша и Лиситу. Аруш поймал на берегу краба, величиной с кулак, и побежал показывать его детишкам. Но житель моря не пожелал быть игрушкой и вцепился каррлаку в нос, за что тут же был сожран.

Гвала так же нашла красавца краба, даже большего чем поймал Аруш. Она расколола панцирь морского обитателя, и честно поделилась нежным мясом с Миленой.

Лисита посмотрела на это с легким беспокойством:

– Гартош, Гвала кормит Лиситу сырым мясом, не повредит ли это нашей дочери?

– Не беспокойся, у Гвалы прекрасное чутье, она лучше нас с тобой знает, что можно нашей малышке, а что нет. Думаю, если бы у нее были хоть малейшие сомнения, она не кормила бы Милену.

Словно в подтверждение этим словам, Аруш – безволосый и гладкий как тюлень – вытащил из моря осьминога, величиной с половину себя самого. Осьминог отчаянно сопротивлялся, и все норовил опутать голову неожиданно свалившегося врага. Но каррлак извлек уроки от встречи с крабом и наверняка сделал свою шкуру непробиваемой. Подбежавшая Гвала помогла своему другу разделить осьминога на удобносьедаемые части и употребить их, выбросив остатки в море. Милена в этот раз осталась без своей доли.

– Видишь? – приобняв жену сказал Гартош. – Гвала прекрасно понимает, что сырое мясо осьминога нашей дочери не подойдет, так что не переживай за них. Лучше пойдем, прогуляемся, вон к тем скалам.

– Зачем? – удивленно приподняла брови Лисита.

Гартош выразительно посмотрел на фигуру жены, плотно облепленную мокрым платьем для купания, и сохранившую прекрасные формы, даже несмотря на рождение троих детей:

– Осьминога будем ловить.

Лисита порскнула в кулак:

– Так уж и осьминога. Осьминога с одним щупальцем не бывает.

– Тогда морского змея, – тут же нашелся Гартош.

– Разве что змея…

Гартош вскочил на ноги и легко, словно пушинку поднял жену. Полуобернувшись, он выкрикнул распоряжение:

– Аруш, Гвала, присмотрите здесь пока. Мы скоро вернемся.

– Вы куда? – всполошился каррлак, заподозрив, что может пропустить интересное приключение. Но Гвала укусила его за бок, и оборотень понятливо крикнул вдогонку. – Не беспокойтесь! Можете не торопиться! Занимайтесь своими делами! Но к вечеру мы вас ждем! Или хотя бы к утру!

Осколы уже скрылись за скалами, но их все еще нагоняли напутствия Аруша.

…Лисита и Гартош освободились намного раньше, чем к вечеру. Возвращаясь к детям, они брели по самой кромке воды, взявшись за руки и загребая ногами ласковые языки волн. Идиллия. Неужели все это может кончиться? У Гартоша сжалось сердце, и так же непроизвольно сжались кулаки.

– Что случилось? – взглянула на него Лисита, уловив изменения в настроении мужа.

– Так, подумалось… Не хочется, чтобы вся эта благодать закончилась.

Лисита прижалась к мужу:

– Мы совсем справимся, не сомневайся. Примерно так, как Аруш с Гвалой справляются вон с той рыбой, – и Лисита со смехом указала на каррлаков.

– Слушай, похоже, что пока нас не было, каррлаки выловили все съедобное в этой бухте!

– Похоже на то, – согласилась Лисита.

Супруги подоспели к тому моменту, когда оборотни дочищали хребет полуторашетовой рыбины.

– А быстро вы! – аппетитно чавкая, заметил Аруш.

– Испугались, что вы выловите в море все живое, – объяснил Гартош.

– Не переживай, здесь на всех хватит, – беспечно отозвался каррлак и тяжело поднялся на ноги. – Ого! А эта рыбка действительно оказалась лишней!

– Рыбка, – хмыкнул Оскол.

– Ладно, верну то, что осталось морю, и на сегодня, пожалуй, хватит.

Аруш затащил хребет и голову в воду, и, вернувшись, тяжело плюхнулся рядом с супругами:

– Хорошее здесь место, рыбное. Надо было, когда давали, дворец поближе к морю выбирать.

– По-моему, в Коньсуре, ты тоже находишь кого сожрать, – ответил Оскол.

Аурш не ответил, а почти сразу захрапел.

– Пойду искупаюсь, – поднялся Гартош. – Ты идешь?

– Нет, – Лисита улыбнулась. – Я немного устала и отдохну. А ты иди, я за тобой отсюда понаблюдаю.

С улыбкой взглянув на толстопузого каррлака, Гартош зашел в воду. Теплая прозрачная вода приняла командора ласково, словно родное дитя. Гартош не спеша зашел в поглубже и нырнул. Нырять он любил, ведь под водой находился свой мир, обитатели совсем не боялись пришельца. Маленькие разноцветные рыбки безбоязненно подплывали к человеку, тыкались в живот и ноги, словно норовя попробовать новенького на вкус.

– «Рановато меня кушать», – улыбнулся рыбешкам ныряльщик и вынырнул за новой порцией воздуха. Он помахал рукой жене и детям, и снова погрузился в бирюзовый мир. Мир зеленых, красных и желтых водорослей, мелких любопытных рыбешек, лениво плывущих мимо медуз, ползающих по дну крабов и солнечных зайчиков над головой.

Любопытные рыбешки остались на месте, но теперь они были не одни. Между дном и поверхностью застыла русалка, восторженно рассматривая человека огромными, слегка раскосыми глазами. Неожиданное появление морской обитательницы ошарашило Гартоша, хотя и ненадолго – подсознательно он ожидал такой встречи, и, в глубине души, надеялся на нее. И вот она, морская красавица, с божественной фигурой, нежной кожей, идеальной формы грудью, пухлыми губками. Оскол вдруг вспомнил, что нужно дышать, и судорожно заработал конечностями. Вылетев на поверхность, он поспешно наполнил горящие легкие свежим воздухом. Лисита стояла на берегу, встревожено всматриваясь в море – то ли муж долго не всплывал, то ли почувствовала что-то.

На поверхности русалочье наваждение прошло и захотелось на берег, к жене и детям. Гартош сильными гребками устремился подальше от глубины, с ее соблазнами, опасаясь, что хозяйка морской пучины не пожелает так просто отпустить человека, и станет хватать его за пятки. Но русалка не задерживала гостя, хотя он чувствовал, какое нею овладело разочарование.

Лисита зашла по колена в воду, и с тревогой в голосе задала вопрос:

– Что там случилось?

– Где? – попытался прикинуться дурачком Гартош.

– В море! – уже сердито уточнила Лисита.

– Ничего. А с чего ты взяла, что там что-то случилось?

– Да так, почувствовала кое-что. Да и выглядишь ты… чересчур возбужденным.

– Тебе показалось, – буркнул Гартош, и ступил на песок.

– Без меня больше купаться не пойдешь! – решительно заявила Лисита.

– Да я вообще больше купаться не пойду, – ответил муж и пошел одеваться.

Явно почувствовав что-то женским чутьем, Лисита посмотрела на море уже не столь дружелюбно.

XVIII

После короткого, но впечатляющего отдыха на море, Гартош вновь погрузился в проблемы легиона, изредка отвлекаясь на семейные дела.

Полевые учения, которые Черный Легион проводил неподалеку от Аргатных гор, были в самом разгаре. Командор стремился побыстрей обучить боевым приемам новых бойцов и единорогов, которыми недавно пополнился легион. Вновь прибывших командор распределил так, чтобы в каждом полку находилось примерно равное количество боевых единиц. Так как наименьшие потери понес третий полк под командованием Вирона, в него попало меньше всего пополнения, и естественно он считался самым опытным и боеспособным подразделением. Поэтому именно третий полк чаще всего играл роль противника, которого непременно нужно уничтожить.

Полк Тереса только что провел атаку на полк Вирона, и теперь командор, вместе с полковниками и сотниками, проводил разбор результатов. Вызов Гнивера прозвучал как всегда неожиданно:

– (Ты где, брат?)

– (На юго-востоке от Аргатых гор, проводим учения.)

– (Очень хорошо. Можно посмотреть?)

– (О чем разговор, конечно приходи! Погоди, погоди! Ты сам придешь, или с кем-то?)

– (С Лисваном.)

Гартош возмутился:

– (Император прибывает в мой полк, а мне нужно это из тебя вытаскивать?!)

– (Не сердись. Это не инспекция, а простое любопытство. Лисван не так часто видел Черный Легион в действии.)

– (Когда вы прибудете?)

– (Сейчас.)

– (Понял, ждем.) – и, разорвав магическую связь, Гартош заорал, причем так, что его услышали в обоих полках. – А ну всем быстро подобрать сопли! Сейчас сюда прибудет император, посмотреть чего вы стоите!

Сотники резво побежали в свои сотни. Хотели было за ними рвануть и полковники, подальше от монарших глаз, но Гартош их остановил:

– Куда! Я что, сам буду императора принимать? Быть при мне. И побольше зверской решимости на лицах и мордах! Их тоже касается, – командор ткнул пальцем в единорогов.

Единороги полковников прониклись моментом, грозно вздыбили гривы и со злобным фырканьем стали рыть копытами землю.

– Вот так-то, – одобрил командор.

Император с Гнивером, с всего тремя десятками охраны и тремя магами прибыли через пару минут. Для этого императору со свитой открыли небольшой портал.

Словно вздулся пузырем воздух, заметались вокруг защитные и поисковые заклинания, и в открытую магическую дверь шагнули одетые в белую броню арбалетчики Первого Легиона. От их брони буквально разило защитной магией, а от арбалетов – боевой. Следом за первыми двумя десятками вышел Гнивер, а за ним Лисван. За последним десятком портал захлопнулся.

Молодой император подошел к тройке встречающих, обнял Гартоша, раскланялся с полковниками.

– Рад видеть тебя, командор. Показывай своих красавцев. А то пол имперской казны опустошили, хотелось бы увидеть, на что.

– Здесь только два полка, ваше величество. Проводим полевые учения. Но если пожелаете, я могу вызвать и остальные три.

– Не надо, – махнул рукой Лисван, – ничего не устраивайте специально для меня. Просто покажите, как вы воюете, на что способны, и все. Я думаю, двух полков для этого хватит.

– Хорошо ваше величество, мы продолжаем учение.

Снова заняли знакомые позиции бойцы третьего полка, и на них со всей решимостью навалились единороги второго. Даже на привыкшего к такому зрелищу Гартоша, это произвело впечатление, будто он стал свидетелем столкновения высших сил. Что уж тут говорить о посторонних. Лисван наблюдал за сражением с искренним восхищением, и, не поворачиваясь, сказал Гартошу:

– Один вид черных полков, выходящих из подпространства, повергает в шок, как противников, так и союзников.

– Обычно так и бывает, – тактично согласился командор.

– Мы проанализировали прошлогоднюю войну, – продолжил император, – и пришли к выводу, что не будь Черного Легиона, мы скорей всего потеряли бы изрядный кусок территории.

– Наш легион оказал, конечно, существенное влияние на течение и исход войны, не думаю, что настолько сильное, – не согласился Гартош.

– Не скромничай, вы оказались незаменимы. И даже не столько в непосредственном ведении боевых действий, хотя и здесь вы оказались на недосягаемой для других высоте, а в быстрой переброске свежих частей к фронту. К тем местам, где помощь была нужна больше всего.

– В общем, мы в основном нужны как извозчики? – подытожил Гартош.

– Не обижайся, никто не умаляет ваших боевых заслуг. Вы вовремя перекрывали бреши в обороне и здорово драли гроброцам задницы. Но даже ваш легион не успевал бы сделать все, у вас попросту не хватило бы времени и сил поспеть везде. А вот помогая закрыть все прорывы противника свежими войсками, а так же создать боевой кулак для контрудара, вы, можно сказать, переломили ход войны. Я уже молчу про перехват кентавров. Сами вы, конечно, полегли бы в столкновении с этими хозяевами степей, но в содействии с «Шершнями», «Барсами» и «Вепрями», вам удалось решить и эту сложнейшую проблему.

– Без Серых мы вряд ли бы справились.

– Справились бы. С гораздо большими потерями, конечно, но вы бы уничтожили конелюдей. Так что, можешь заслужено купаться в лучах славы защитника отечества.

Гартош скромно промолчал.

– Мы и в дальнейшем будем усиленно финансировать воссоздание вашего легиона, думаю, через два, три года, вы восстановите довоенный количественный состав.

– Спасибо, ваше величество.

– Тебе спасибо, что придумал такой род войск.

Лисван подошел к Агаральду, полюбоваться красавцем единорогом вблизи, и место собеседника Гартоша занял Гнивер:

– Вижу, дело в легионе налаживается.

– Да, пока все идет неплохо.

– Как твои занятия магией?

– Не очень. Редко могу найти время.

Гнивер осуждающе покачал головой:

– Это нужно не только для тебя, но и для всей нашей семьи. И даже, как это пафосно не звучит, для всей империи.

– Я буду стараться. Лучше скажи, как дела на общегосударственном уровне?

– Тоже налаживаются. Сейчас вон Лисван, хочет послать своего дядю, принца Жортака, с визитом в Жеран. Нужно налаживать хорошие отношения с соседями.

– Вы еще и с Гробросом помиритесь!

– Неплохо было бы. Только подумай, какие открываются перспективы. Гроброс огромная империя, с ней лучше дружить, чем воевать.

– Ну да, конечно, особенно если они отдадут Шерамский плацдарм.

– Я думаю, что это маловероятно. А значить про дружбу в ближайшее время можно забыть.

– Это точно. Вы сейчас в Торону?

– Нет, отправимся к Жортаку, в его дворец. Лисван хочет обсудить с дядей некоторые вопросы предстоящего визита.

– Маловато у вас охраны. Не стал ли император слишком беспечным?

Гнивер улыбнулся:

– Мы ведь путешествуем через подпространство, а в нем провести большие силы может только твой легион.

– Так может выделить пару сотен?

– Нет. Жортак не особенно любит армию. Так что не будем пугать его боевыми единорогами. Нам только добраться до дворца, а там надежная охрана Первого Легиона.

– Лисван поделился с дядей охраной?

– Да. Все Гратры теперь охраняются исключительно Первым Легионом.

– Давно пора. Если нужно, сразу вызывайте нас.

– Непременно, – без тени улыбки ответил Гнивер.

* * *

Ближе к вечеру, когда полки выполнили поставленные на день задачи, а офицеры собрались в штабной палатке, чтобы обсудить результаты очередных учений, командор снова ощутил сильнейшую тревогу. Такие предчувствия бывали у командора нередко, поэтому он не придал этому особого значения. Кольнуло что-то в груди и ушло. Но следом донесся зов о помощи. Гартош окаменел. Первая мысль пришла о Лисите и дочери. Но повторный, более слабый зов прояснил, кому нужна помощь. Гнивер!

Вирон первым заметил, что с другом твориться что-то не то, затем странное поведение командора заметили и остальные. Вирон осторожно тронул Оскола за плече:

– Что случилось?

– Гнивер… – прошептал Гартош, уставившись остекленевшим взглядом в никуда. – Гниверу нужна помощь.

– Где он?

Гартош словно очнулся:

– Не знаю точно, но где-то там, – командор указал на запад.

– Точнее!

– Не знаю точней! Вот черт! – Гартош бессильно заметался по комнате. – Стоп! Они с Лисваном отправились к Жортаку. Его дворец в той стороне.

– Император с твоим братом?

– Скорей всего да. Вирон, готовь полк к переходу! Придете по моему сигналу. Всем остальным тоже боевая готовность!

Гартош сосредоточился на дворце принца Жортака, где бывал всего пару раз. Вот парадный вход, а на ступенях… На ступенях лежали гвардейцы Первого Легиона, и их некогда белоснежные доспехи были обуглены и искорежены магическими ударами.

– Дух меня раздери! Аруш за мной! Остальные тоже! Вирон бери полк и за нами!

Гартош в сопровождении каррлака и полутора десятка офицеров, очутился возле широких ступеней входа во дворец. На ступенях лежали два десятка бойцов из Первого Легиона. Все были мертвы. С первого взгляда стало понятно, гвардейцы подверглись мощнейшей магической атаке. Все защитные амулеты взломаны, доспехи – так же изрядно заряженные защитной магией – проломлены во многих местах. Даже трудно представить, кому такое по силам.

Обнажив меч, командор вбежал по ступеням:

– Аруш, ищи Гнивера и императора!

Каррлак повел носом:

– Где-то там.

Оскол вместе с сопровождающими рванул за оборотнем. Они насквозь, нигде не останавливаясь и не обращая внимания на трупы гвардейцев и челяди, промчались через весь дворец, и выбежали в сад. На дорожках сада так же виднелись следы от недавнего боя – очень недавнего. Магическая аура до сих пор не могла успокоиться, и по всему саду чувствовались следы от боевых заклинаний.

– Туда! – потянул Аруш вглубь сада.

Холодея от предчувствий, командор бежал вслед за оборотнем, инстинктивно отмечая все усиливающуюся разруху. Впереди показалась большая беседка, вокруг которой тела погибших были разбросаны особенно густо. Уже понимая, что он там увидит, Оскол все же шагнул внутрь.

Посреди неподвижных тел, устилающих пол беседки, спиной к входу, на полу сидел человек, и плечи его мелко тряслись. Гартош подошел поближе. Лорд Руткер, положив себе на колени голову Гнивера и гладя ее трясущейся рукой, беззвучно плакал. Спрятав уже бесполезный меч, Гартош опустился на колени рядом с дедом.

– Они все мертвы Гартош, и Гнивер мертв. Я не успел. Я никчемный старый маг.

– Я тоже не успел дед. Я услышал вызов, но слишком поздно.

– Вот именно. Мы приходим последнее время слишком поздно. Сперва Дангал, теперь Гнивер.

Руткер провел сухощавой ладонью по лицу любимого внука. Гнивер уставился застывшим взглядом в потолок беседки, и дед никак не мог решиться закрыть ему веки. Гартош со вздохом накрыл рукой глаза брата.

– Мы отомстим брат. Отомстим за тебя, за нашего отца, за Лисвана, за Лориана. Отомстим за всех.

– Да, все что нам остается, это месть, – с горечью согласился Руткер.

– Дед, ты прибыл раньше нас, что здесь произошло, кто это сделал?

– А здесь и гадать нечего. Я сразу почувствовал энергию Тартула.

– Родового атрата Гратров?

– Его. Какая ужасная шутка судьбы. Атрат, который должен защищать Гратров, стал причиной их гибели.

– Снова ведьмы?

– Они. Не сами, конечно. Им наверняка помогали гробросцы и еще кто-то, я не разобрал кто.

– Значит нужно разобраться, найти и уничтожить. Такое нельзя оставлять безнаказанным!

– Ты прав, месть, это единственное что мы можем сделать для погибших.

Руткер бережно положил внука на пол.

– Гартош, здесь есть живой! – крикнул Терес.

Гартош вскочил и подбежал к тому, кого сразу приняли за труп. Принц Жортак не подавал признаков жизни, пока не отвалили в сторону тело придавившего его гвардейца. Принц застонал, а затем закашлялся. Правая половина его лица была обуглена, с правой руки и ноги, вперемежку с тканью, свисали целые лоскуты кожи, обнажая обожженные мышцы.

– А ну все в сторону! – распорядился Руткер, присаживаясь возле Жортака.

Он первым делом остановил кровь и унял боль, которая буквально корежила пришедшего в себя принца.

– Что здесь произошло? – спросил Первый Маг, едва взгляд раненого стал осмысленным.

– Предательство, – выдохнул Жортак. – Начальник охраны Лисвана сумел тайно провести во дворец вражеских магов, поэтому они и смогли напасть неожиданно. А еще Тартул. Он настроен на нашу кровь. Но за тот год, что находился в руках врагов, его сумели подчинить, и теперь он главная опасность для нашей семьи. Мы не имеем от него защиты.

– Я так и думал, – мрачно сказал Руткер.

Неподалеку от беседки замерцал воздух и из открывшегося портала вывалились бойцы Первого Легиона в сопровождении магов. Следом за гвардейцами вышел и лорд Магранг, их командор. Увидев тело императора, он побледнел и поднял недоуменный взгляд на Руткера.

– Ты все правильно понял Магранг, – сказал Первый Маг. – Не уберегли вы императора.

Магранг потянул воротник кольчуги, сразу ставший тесным:

– Как же так, здесь были надежная охрана, почти сотня человек. Они могли держать оборону до подхода подмоги.

– Принц Жортак утверждает, что было предательство, начальник охраны провел врагов внутрь охраняемого периметра.

– Не может быть! Васалар был надежен как гранит! Я верю ему как самому себе, он не мог предать!

– Значит нужно проверить и тебя, – сказал Гартош, и посмотрел на Магранга взглядом не сулившим ни чего хорошего.

Лорд Магранг выпрямился:

– Я готов ответить за все, в том числе и за своих подчиненных!

– Все за все ответят, – пообещал Гартош.

Магранг только сейчас увидел Гнивера и тяжело вздохнул:

– Сочувствую, – и, помолчав, добавил. – Я действительно не верю, что Васалар мог предать.

– Позже все проверим, – прервал борьбу взглядов командоров Руткер. – С вами есть маги-лекари?

– Конечно! – ответил Магранг. – Они всегда в составе тревожной группы.

– Вот и хорошо. Организуйте переброску принца Жортака в имперскую лечебницу.

– Сделаем!

– И организуйте охрану дворца, создайте новый периметр. Мы должны здесь все тщательно осмотреть. И не доведи дух, хоть кто-то мне помешает! Сожгу на месте!

Вокруг Жортака хлопотали сразу три мага-лекаря, и их стараниями принц даже сумел подняться:

– Я пока здесь останусь, может понадобиться помощь.

– В лазарет! – жестко сказал лорд Руткер, и более мягко добавил. – Мы не можем рисковать еще одним Гратром.

Жортак пытался протестовать, но Руткер подал знак магам, и те, подхватив принца под руки, крылись в подпространственом вихре.

К злосчастной беседке, в сопровождении нескольких десятков бойцов единорогов спешил Вирон. Гартош тут же подозвал друга:

– Вирон, вместе с гвардейцами Первого Легиона, организуйте охрану дворца. Сейчас подойдут остальные полки. Чтобы мышь не проскользнула ни сюда, ни обратно. Лорд Магранг, я надеюсь, вы не будете против участия единорогов в охране места гибели императора?

– Ни в коем случае, лорд Гартош.

* * *

Не сведущих в поисковой магии тут же выдворили с дворца. По приказу лорда Руткера к месту битвы прибыли лучшие маги поисковики. Вокруг беседки обнаружили шесть трупов, не принадлежащих ни охране, ни челяди.

– Этих ко мне в лабораторию! – распорядился Первый Маг. – Лично допрошу!

Отправили в лабораторию к старшему Осколу и несколько тел из императорской охраны, а так же челяди принца Жортака. Гартош догадывался, что дед попытается разговорить и погибшего императора, и даже собственного внука.

Сейчас Руткер, Аруш, и трое опытных магов, обследовали угол сада, примыкающий к застекленной оранжерее. Командор шел за поисковиками следом и старался им не мешать – в отличие от Аруша, превосходно чуявшего любое проявление магии, он в этом деле был не силен.

Поисковая группа вошла в остекленное помещение. Здесь тоже нашли убитых.

– Отсюда и началось вторжение! – решительно заявил Аруш.

– Да, похоже, в этом помещении они вышли из подпространства, – согласился Руткер. И явно кто-то помог ведьмам сделать это незаметно.

– Сгною гадов, – сжав кулаки пробормотал Гартош.

Руткер бросил на внука быстрый взгляд:

– Только с моим участием внучек.

Обследование сада, дворца и прилегающих территорий продолжалось, когда прибыл Витан. Гартош тут же бросился к принцу, так как ему сейчас предстояло самое трудное – увидеть тело брата.

Витан встал на входе в беседку и неверяще смотрел на Лисвана. Затем взгляд его упал на Гнивера, и Витан совсем по-детски всхлипнул. Гартош положил руку ему на плече.

– Как же так Гартош, как же так?

– Держись Витан. Враги отобрали у нас самых близких людей. Самых сильных забрали. Мы должны отомстить за них и встать на их место. – Оскол тяжело вздохнул. – Пришло твое время принимать империю.

Витан посмотрел на друга полными слез глазами:

– Я не хочу Гартош, не хочу…

– Теперь не так уж много зависит от твоего желания. Как это ни странно, но император очень ограничен в своих желаниях. Если конечно он хочет быть хорошим императором.

– Я не хочу быть императором, ни хорошим, ни плохим.

– Больше нет спины, за которую ты мог бы спрятаться, – жестко сказал Оскол. – И править империей придется тебе, как единственному законному наследнику.

– А дядя Жортак? – вскинул голову Витан. – Он тоже погиб?

– Он жив, хотя и серьезно ранен.

– Тогда может он? – Витан с надеждой взглянул на друга.

– Если ты умрешь, тогда будет его очередь.

– А больше никак?

– Нет. Неправильное наследование может повлечь серьезные проблемы в будущем – как ближайшем, так и в отдаленном. Могут появиться желающие оспорить трон, а это обычно приводит к гражданским войнам. Ты хочешь, чтобы Виктанию разорвала гражданская война?

– Не хочу…

Разговор на тему наследования немного отвлек Витана, но взгляд его снова упал на тело Витана, и он не выдержал – уткнулся в плече Гартоша и зарыдал. Осколу самому хотелось плакать, уткнутся в чье-то сильное плече, и выплакаться. Но такой слабости он себе позволить не мог, нужно держаться, показывать пример самообладания для Витана и для остальных. Он снова вздохнул и обнял друга:

– Держись дружище. Судьба приготовила нам жестокий удар, и от того, как мы сумеем его выдержать, зависит судьба целой империи.

– Я ведь остался совсем один, – всхлипывал Витан. – У тебя есть жена, дети, брат, дед. А я совсем один. Сперва погиб отец, мать пережила его всего на несколько месяцев. Теперь вот Лисван. А с дядей Жортаком мы почти чужие люди.

– Я не смогу заменить тебе брата, но я останусь с тобой до конца. Это и просьба Лисвана, и мое личное желание.

– Спасибо Гартош. Пожалуй ты, да, наверное, все Осколы, мне сейчас самые близкие люди.

– Можешь в этом не сомневаться.

Пока Гартош успокаивал Витана, лорд Руткер в злой решимости метался по саду, выискивая малейшие следы оставшиеся от боя, и воссоздавая события по крупицам.

Еще через несколько минут из открывшегося портала вышла Телиара, жена императора, и Ольвильда. Даже, несмотря на приказ Первого Мага, охрана не посмела их задержать. Известие состарило жен погибших на целую вечность, и сейчас никто не мог в них увидеть молодых цветущих женщин, какими они были всего пару часов тому назад.

Подойдя к беседке, женщины застыли, и полными от ужаса глазами смотрели на своих мужей. Погибших положили в ряд, Лисвана и Гнивера чуть в стороне от остальных. Закрыв рот рукой, Ольвильда бросилась к мужу и, упав на его грудь, тихо, словно раненая волчица, завыла. Телиара подходила к мужу медленно, будто боясь убедиться в случившемся, и так же медленно опустилась на колени. Ее тонкие пальцы охватили застывшие руки Лисвана, словно пытались их отогреть. После смерти мужа она не могла больше называться императрицей, но вела себя именно как венценосная особа. Хоть ей хотелось заплакать как Ольвильде, она держалась, и только трясущиеся руки и дрожащие губы выдавали раздирающее императрицу горе.

Все кто был в беседке, поспешили выйти, оставляя императора и его советника по магии их женам. Гартош так же потащил Витана вглубь сада, давая женщинам возможность выплакаться.

Они перехватили лорда Руткера вместе с его поисковой командой на одной из дорожек.

– Есть что ни будь определенное?

– В общем, да, – ответил дед внуку. – Нападение произошло с двух сторон. Одна группа атаковала охрану на парадном входе во дворец, другая, воспользовавшись суматохой и тем, что часть гвардейцев поспешила на помощь товарищам, напали из зимнего сада.

– Почему император сразу же не ушел подпространством? – спросил Гартош.

– Их блокировали. Очень мощное заклинание. Вероятно Гнивер не смог быстро его сломать, а дальше пришлось защищаться. Все что он успел сделать, это послать зов.

– Насколько тщательно они подготовились. Сразу видно, ушел на это не один месяц. Нужно было изучить защитные заклинания охраны, причем у гвардейцев охраняющих императора и принца они разные. Затем подготовиться к противостоянию с магами и Гнивером – одно сдерживающее заклинание чего стоит. Да и физическое противостояние нельзя сбрасывать со счетов.

– Все решила магия, – хмуро сказал Руткер. – Битвы мечей не было. Защитные амулеты гвардейцев ломались почти мгновенно. Нападающие двигались через дворец практически беспрепятственно. Я думаю никто из них даже не обнажил меч, людей убивали смертельными заклинаниями.

– Все-таки выходит, имела место измена Валасара.

– Я тоже так думаю, – согласился с внуком Руткер. – Защитные заклинания меняются каждые три дня, и только тот, кто знал их досконально, мог передать врагу нужные сведенья. – Чуть помолчав, маг продолжил. – И когда враги закончили с гвардейцами, их встретили маги и Гнивер. Вот тогда и началось настоящее сражение. Маги держали оборону, а Гниверу даже удалось провести пару удачных атак. И если бы не Тартул, взломавший оборону, я думаю, они сумели бы продержаться, до прибытия подмоги.

– Атрат ударил три раза, – добавил Аруш. – Первым ударом была уничтожена оборона, причем вместе с магами, со вторым ударом погиб Гнивер, а затем они убили Лисвана.

Гартош тряхнул Витана:

– Ты слышишь, как погибли твой и мой брат. Первым твоим распоряжением, должна стать отправка карательного отряда туда, откуда пришел враг. Правильно, господин Первый Маг?

Руткер долго и пристально смотрел в наполненные ненавистью и жаждой мести глаза внука, и наконец, медленно кивнул:

– Да, мы обязаны отомстить.

– Но кому? – почти испуганно спросил Витан.

– Ведьмам из Верейна, и Гробросу, – четко распределил цели Гартош.

– Разве это возможно?

– Мы обязаны сделать невозможное, у нас нет другого выхода. Иначе они и дальше будут приходить, и убивать наших близких. Обещай, что ты отдашь приказ наказать виновных!

– Обещаю, – со страхом, и одновременно с надеждой смотря на полных решимости Осколов, сказал будущий император.

* * *

Не нужно и говорить, какую панику в империи подняла весть о гибели правившего чуть больше года императора и одного из Осколов. По империи вновь поползли зловещие слухи. Вспомнили про вещунов и оракулов – вроде Вензалы – из разных щелей полезли новые провидцы. Осколамстоило немалых сил, душить все проявления недовольства и беспорядков в зародыше. Стража и внутренние легионы практически не знали отдыха. Лорд Авитель выделял войска на подавление мятежей весьма неохотно, мотивируя это тем, что обстановка на границе вновь осложнилась, и армия нужна чтобы сдерживать вероятное вторжение.

Гартош клял Авителя, но сделать ничего не мог, Витан не решался сменить генерала, поставленного еще братом. Единственное в чем не было отказа, так это в магии. Лорд Руткер оказывал любую посильную помощь своими подчиненными, чтобы навести порядок в стране. Но маги требовались так же для подготовки карательного похода, причем для последнего привлекались самые сильные маги. Впрочем, для подготовки к мщению никого особо и не требовалось привлекать, посвященные магии сами рвались отомстить за всеобщего любимца и пример для подражания – у Гнивера среди магов был несокрушимый авторитет, не меньший, чем у лорда Руткера.

Неуступчивость Авителя злила Гартоша, но в принципе его можно было понять. К тому же формально он считался начальником командора Черного Легиона, и не собирался выполнять прихоти подчиненного. Авитель мог даже потребовать не привлекать для наведения порядка единорогов, но он все-таки побаивался Осколов и не спешил применять свою власть, а главное, Витан больше доверял хранителям, чем кому бы то ни было. Но можно было понять и Гартоша – при предыдущих императорах и главнокомандующих, войска неоднократно привлекались для решения внутренних проблем.

В общем, командору единорогов приходилось рассчитывать только на стражу, немногочисленные внутренние легионы, да на своих ребят. Советник императора по внутренней политике, а так же по совместительству старший командор внутренних легионов, видя такое рвение младшего Оскола, полностью уступил ему инициативу, всегда впрочем, показывая посильную и своевременную помощь.

Имя Гартоша Оскола наводило ужас на провинции, где намечались волнения. В главе одного из своих полков, появлялся он, словно черный призрак, или демон со свитой, и нигде не стеснялся применять силу. Особенно его раздражали шушуканья дворян о несостоятельности Витана как императора. Таких говорунов приводили лично к командору, а прием он проводил в пыточных камерах, которые имелись при каждой тюрьме. В лучшем случае все заканчивалось бытьем морды, а вообще-то могли и язык отрезать, чтобы не болтал лишнего. И вслед Осколу неслось – цепной пес трона. Но Гартош плевал на слухи, для него было главным, чтобы на время его отлучки в Верейн – а как там дело повернется, никто не знал – из-под Витана никто не вышиб трон.

* * *

На трон Витана садили скромно, так же как перед этим и Лисвана, да и обстановка в империи не располагала к пышным торжествам, хоть и не было войны, но все же…

Первое свое советниками и главнокомандующим новоиспеченный император проводил с привлечением Гартоша, хотя тому по рангу и не положено было там присутствовать. На вопрос Авителя – в каком статусе следует воспринимать нового члена совета, Гартош отрезал – в статусе личного друга и советника нового императора. И вообще, предыдущий император взял с Гартоша клятву – не бросать Витана одного, и оказывать ему всяческую помощь, что Оскол и делает, нравится это кому-нибудь, или нет.

Главный вопрос, который обсуждался на совещании: карательный поход в Верейн и Гроброс. Решалось, какие силы можно привлечь.

– Я не знаю, Гартош, – неуверенно начал Витан, – так уж необходим этот поход? А вдруг вы все там погибните?

Видя сомнения императора, подал голос и Авитель:

– Я, ваше величество, так же очень сомневаюсь в необходимости такого похода. Враги, которых хватает на наших границах, могут воспользоваться моментом отсутствия самых боеспособных частей, а так же большого количества боевых магов, и снова на нас напасть. Мы не настолько сильны, чтобы выиграть новую войну.

Витан взглянул на друга:

– Действительно Гартош, стоит ли проводить эту операцию? Или хотя бы так спешить с ней? Вот все утрясется и тогда…

– Ничего не утрясется ваше величество, – жестко прервал императора Гартош. – После двух удачных покушений на императоров, наши враги не оставят новых попыток. К тому же нужно использовать тот порыв, который сейчас есть у участников похода, и который со временем пройдет.

Авитель снова покачал головой:

– А я все-таки осмелюсь возразить молодому Осколу. Если уж и проводить карательную операцию, то подготовить ее нужно как можно тщательней. И император прав, лучше выждать более удачного момента. В общем, я против этого поспешного похода. И против того, чтобы в нем использовались армейские части.

– Попробуйте возразить и старшему Осколу, – вкрадчиво сказал лорд Руткер. – Подготовка к операции идет весьма успешно, насколько только это возможно. А провести ее нужно хотя бы потому, чтобы народ не сомневался в решительности нового императора. И мой внук прав, сейчас люди жаждут отомстить и сами рвутся в бой. Позже этот пыл остынет. Если оно будет – это позже. И если главнокомандующий против операции и не дает на нее согласия, он не может помешать участию в походе добровольцев, которые решат отомстить за императора и своих близких. Лорд Авитель, я думаю, вы знаете, что будет, если вы помешаете или запретите добровольцам совершить акт возмездия?

– Знаю, – буркнул главнокомандующий.

– Вот и хорошо. Через полторы, две недели мы проведем эту операцию, хочет кто-нибудь этого, или нет.

После этой непростой дискуссии, были рассмотрены и некоторые другие вопросы, к которым Гартош прислушивался в пол уха. На выходе из совещательного кабинета он догнал деда, и, поравнявшись, тихо спросил:

– Ты специально назвал такой срок операции?

– Да, – так же тихо ответил Руткер. – У меня нет конкретных подозрений, но лучше не болтать лишнего. Пусть как можно меньше людей знают, куда и когда мы намерены отправиться.

* * *

Спор с Ольвильдой зашел в тупик. Руткер с Гартошем из последних сил пытались отговорить вдову Гнивера от участия в карательной операции, но тщетно.

– Если вы не возьмете меня добровольно, я отправлюсь туда сама!

– Ты не боевой маг и в Верейне будешь нам только помехой, – наставил Гартош.

– Я зубами буду грызть этих тварей!

– Это очень опасный поход, – напомнил Руткер, – и мы можем из него не вернуться. Ты хочешь, чтобы твои дети остались круглыми сиротами?

– Корул уже совсем большой, – не сдавалась Ольвильда, – он возьмет на себя обязанности главы семьи. Мы с ним все решили.

– Они решили! – возмущенно воскликнул Руткер.

– Если бы Корул был чуть постарше, я отпустила бы его отомстить за отца, но его время еще не пришло. К тому же дома остаются Катан и Лисита, они помогут Корулу.

Катан молча сидел в кресле, хмуро поглядывая на родственников – его участие в предстоящем походе зарубили в самом начале разговора, а настойчивости Ольвильды у него не было. Лисита же, словно маленький воробышек вжалась в угол дивана, с ужасом слушая то, что участники похода могут не вернуться домой. Но никого отговаривать она не смела, прекрасно понимая, к чему это приведет.

Наконец Руткер устало махнул рукой:

– Делай, как знаешь. Но чтобы всегда была рядом со мной! Не хватало мне еще мотаться по всему Верейну в твоих поисках!

Ольвильда радостно кивнула.

Не стал больше спорить и Гартош, а только повторил жест деда:

– Мы выступаем завтра утром. Надеюсь тебе не понадобятся долгие сборы?

– Я готова идти мстить хоть сейчас.

– Сейчас не нужно, будем действовать по плану, от этого зависит наш успех. Каждый занимает свое место и выполняет свою задачу. Правильно дед?

– Правильно внучек, правильно. А твое место Ольвильда, я еще раз напомню, рядом со мной.

– Расскажи последние новости с Верейна, – попросил Гартош, и ехидно добавил. – Для нашей новой участницы.

Ольвильда, словно не замечая иронии, сидела важно и торжественно.

– За последний день ничего особенно не изменилось, – начал маг. – Ведьмы явно прослышали о нашем походе, и ведут неспешную подготовку. Но наша хитрость сработала, они не ожидают, что мы ударим так рано и именно по ним. Поэтому не стягивают силы в места предполагаемых прорывов.

– Это не может быть ловушкой? Показать нам только то, что мы должны увидеть, а не то, что есть на самом деле?

– Может, – спокойно согласился с внуком Руткер. – Но мы сделали все возможное, чтобы избежать ловушек. Наши соглядатаи действовали предельно осторожно, и я думаю, мы видели истинную картину. А даже если не так, то, что это меняет?

– Ничего! – в один голос ответили Гартош и Ольвильда.

– Карательный поход состоится, даже если нас там будут ждать все ведьмы Верейна, – добавил Гартош.

– На этом, пожалуй, и закончим, – сказал Руткер. – У нас не так много времени, чтобы закончить все наши дела.

Гартош поднялся вслед за дедом:

– Да, дел слишком много. Но я отложу все и загляну в одно место, где однажды мне уже оказали помощь.

– Куда? – с интересом спросил Руткер.

– Я отправлюсь в храм Килесы.

– Я с тобой, – тут же поднялась Ольвильда. – Мне тоже есть о чем попросить богиню мести.

Командор колебался недолго:

– Если уж кому-то и просить помощи, то это тебе.

* * *

Храм Килесы встретил просителей привычной здесь тишиной – не самому популярному божеству он посвящался, поэтому его посетители не любили попадаться на глаза.

Гартош опустился на одно колено. Ольвильда упала на оба, и, глядя в глаза каменной богини, горячо зашептала:

– Только на тебя моя надежда. Я знаю божественная, ты меня поймешь. Меня переполняет ненависть и жажда мести, и они требуют выхода. Эти твари из Верейна отобрали самого дорогого мне человека, и они не имеют права на жизнь. Чтобы отомстить я готова на все. Я буду разрывать их младенцев и пожирать их сердца. Я…

– Достаточно, – раздалось над головой у Осколов.

Гартош узнал этот голос, и знакомое чувство внутреннего холода казалось, превратил кости в лед. Он поднял голову, богиня внимательно смотрела на Ольвильду и та не отводила взгляда.

– Ты стала настоящим Осколом, – произнесли каменные уста.

– Помоги, – тихо и отчаянно, почти проскулила Ольвильда.

Килеса не ответила и посмотрела на Гартоша:

– К хорошему привыкаешь быстро, такЮ молодой Оскол? Получив помощь раз, ты пришел и второй. Похоже, ты решил моими руками решать свои проблемы.

– Свои проблемы я решаю своими руками, – благоразумно удержавшись от резкости, ответил Гартош. – Но твоя помощь мне требовалась тогда, еще больше она нужна сейчас. Я благодарен, что ты помогла нам в той битве, и мы посвятили победу тебе.

– Я знаю, – улыбнулась статуя. – Даже часовню мне посвятили. Как трогательно.

– Помоги нам и сейчас, и слава о тебе разнесется далеко за пределы Иктива.

– А нужна она мне, эта слава?

– Нужна, – уверено сказал Оскол. – Любому богу нужно подтверждение его силы, и чтобы его славили как можно больше смертных.

– Это не всегда так, мой мальчик, – переводя взгляд с одного Оскола на другого, ответила Килеса. – И я не знаю, решила бы я тебе помочь, не приведи ты Ольвильду. Ее желание отомстить гораздо выше твоего, а я всегда питала слабость к решительным женщинам, жаждущим отомстить за своих мужей. Так что вы пришли в нужное место.

– Спасибо великая, – забормотали просители.

– Но моя помощь будет не настолько весомой, как в прошлый раз. Ведь вы идете в другой мир, мне не подвластный. Там другие боги и другие законы. И правящим там богам, конечно, не понравится вмешательство чужих божеств. Так что моя помощь может оказаться для вас очень плохой услугой. Она может привлечь внимание бессмертных сущностей, и вы будете иметь дело не только с ведьмами, но и с демонами. В лучшем случае с духами.

– Кто вмешается позже, для нас не так важно, – сказала Ольвильда. – Главное, отомстить виновникам гибели наших близких.

– Я ждала этих слов, – кивнула Килеса. – Месть, превыше всего. Превыше жизни. В этот раз помощь получишь не ты, Гартош, помощь получит жаждущая мести вдова. Хотя выиграете от этого все вы. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Статуя слегка наклонилась, нижняя правая рука богини мести пришла в движение и протянула Ольвильде, застывший лепестком пламени кинжал.

– Держи. Пламя Истиной Мести, это самое большое, что я могу тебе дать. Его силы достаточно, чтобы отомстить твоим обидчикам, но оно не бесконечно. – Статуя выпрямилась. – А теперь идите, пока я не слишком поразилась своей щедрости.

– Спасибо великая, – поклонился Гартош, и поспешно потянул к выходу Ольвильду, не отводящую восхищенного взгляда от пламенного клинка.

Ольвильда была настолько поражена подарком, что забыла поблагодарить богиню. Но, похоже, та не особо нуждалась в благодарностях – сияющие восторгом глаза смертной, служили лучшей благодарностью.

На выходе из храма, Осколов ожидал еще один сюрприз. Едва они переступили порог храма, как кинжал вырос, вытянувшись до полноценного меча. Вдова Гнивера чуть ли не пустилась в пляс от счастья, но удержалась, только прижалась губами к темно серому лезвию, оставив на нем четкий отпечаток.

XIX

Руткер с Гартошем готовили войска к межпространственному переходу. Все выглядело как обычные учения, и только самые проверенные командиры знали, куда они на самом деле отправляются. А отправлялись они в Верейн, родину ведьм.

Гартош, отвечающий за подбор кандидатов среди военных, старался отобрать тех, кто особенно пострадал от происков ведьм. Ведь в их мире, придется проявить невиданную жестокость, такую, чтобы выжившие содрогнулись и тысячу раз подумали, прежде чем ступать на Иктив. Поэтому добровольцы, потерявшие родных и близких в последней войне, имели несомненное преимущество перед остальными претендентами.

В карательный отряд полностью вошел Черный Легион и около четырех тысяч бойцов из других частей. Большую часть пехоты должны были забрать с собой единороги, оставшихся перебросят полтысячи участвующих в походе магов. Черные полки с пассажирами должны высадиться в разных точках, и для каждого определялась отдельная задача.

Верейн представлял собой небольшой мир, но с огромным магическим потенциалом. В нем находилось три небольших континента, два из которых располагались в южной части мира, один в северной. Многочисленные острова мстителей не интересовали. Ловариты – клан ведьм посмевший напасть на Виктанию – проживал на одном из южных континентов и занимал небольшую территорию. На землях клана находилось два города, три крепости, и несколько десятков сел. Если по меркам Иктива, то не густо, и можно было только удивляться, как такая мошка посмела напасть на великана. Но хорошо знающие Верейн не удивлялись. Практически все жители этого мира владели магией, а в ведьмы отбирали самых сильных.

Нужно сказать, что в Верейне обитали не только ведьмы. Были и другие народы, целые государства, где правили мужчины. Но мужское население этого мира значительно уступали женщинам в мастерстве владении магией – таковы были особенности мира. Разные кланы ведьм жили обособленно друг от друга, среди других народов, и эти народы, как правило, не дружили с ведьмами, боясь и ненавидя их за могущество. Так что и виктанийцев теплилась надежда, что помощь ведьмам скоро не придет. Быстрая подмога от других кланов могла прийти только через подпространство, а его Руткер планировал заблокировать – этому научились у самих ведьм. Кроме того был расчет, что после атаки виктанийцев, клан Лаваритов станет легкой добычей, если не соседей, то других кланов, и им будет не до ответного удара.

Руткер давал последние указания магам и командирам черных полков, куда они должны перейти. Точки выхода тщательно разведали, ведь ведьмы отнюдь не были глупыми созданиями, и в местах, где выход из подпространства был наиболее легок, наставили хитрых магических ловушек. Кроме того ловушки разбросали на всех подходах к немногочисленным городам, крепостям и даже селам. Так что операция «Возмездие и устрашение» – как назвали ее Осколы – никак не могла стать легкой прогулкой.

Последние распоряжения розданы, последние цели указаны, и маги разведчики растаяли в межпространстве. После долгой минуты ожидания пришел ответ – дорога свободна. Черные полки, вместе с приданными им магами уходили в магическое марево, чтобы вынырнуть в другом мире.

* * *

Гартош отправлялся в Верейн вместе с полком Вирона, на долю которого выпадала самая сложная задача – участие в захвате Соинтаны, главной крепости ведьм. В первоначальном плане, единороги не должны принимать участия в прямом штурме крепости, а только доставить бойцов к ее стенам. Но никому не было известно, как боги бросят кости.

Полк Вирона появился возле Соинтаны почти одновременно с магами, опоздав на несколько секунд. Это сделали намеренно, с тем, чтобы маги могли нейтрализовать самые опасные заклинания-ловушки. Полк вышел компактно – никаких скачек – это помогло перенести в чужой мир часть родной магической энергии. И эта энергия сыграла роль щита, приняв на себя первый удар враждебной магии.

Гул и тяжесть в голове виктанийцы почувствовали сразу, но это можно было перетерпеть, а более опасные проявления вражеской магии уже подавили. Пехотинцы с ходу бросились к воротам замка, которые маги пытались удержать открытыми. Но такой удачи боги виктанийцам не дали – закрытие ворот было слишком отработанным элементом, чтобы ведьмам не удалось его проделать.

Засияли на надворотной арке и на самих воротах защитные руны, упала кованая толстая решетка, перекрывая проход, а затем закрылись и сами ворота. Начал было еще подыматься и подъемный мост, переброшенный через глубокий ров, но несколько мощных пульсаров пережгли цепи и мост упал на место.

Захватить ворота открытыми было бы слишком большой удачей, поэтому виктанийцы на это не слишком рассчитывали и сразу стали штурмовать стены. Основу штурмовых групп составляли барсы и бойцы из других горных легионов, чья способность преодолевать высокие препятствия не вызывала сомнений. Выпущенные из мощных арбалетов, полетели вверх заговоренные кошки, с прикрепленными тонкими прочными веревками. Весь расчет штурмующих стены строился на том, что защитники не смогут появиться на стенах вовремя и в нужном количестве.

Маги поддерживали атакующих как могли, и не оставляли попыток взломать ворота. Гартош видел, какое сложное заклинание плели виктанийцы, как оно распухало от переполняющей его энергии, и как, полностью сформировав, его направили в сторону ворот. Разрушительное заклинание, в форме трехшетового светло зеленого шара, сначала медленно, а затем все быстрей понеслось к крепости, поглощая по пути направленные в него заклинания – сразу видно, маги Виктании действительно хорошо подготовились к атаке.

Шар, достигнув ворот, увеличился еще на шет и стал ослепительно белым. Взрыв прогремел такой силы, что штурмующие стены горцы, чуть ли не посыпались вниз, и только то, что их предупредили, помогло им удержаться, прийти в себя и продолжить подъем. Немногочисленные пока защитники стен, информацией о заклинании не обладали, поэтому им досталось по максимуму. Замешательство защитников помогло нескольким штурмующим группам подняться наверх и завязать бой на стене.

Заклинание виктанийцев произвело колоссальные разрушения. Ворота разнесло напрочь, половину решетки оплавило и открылся проход вовнутрь. Кроме того обвалилась часть стены, хоть и не настолько, чтобы можно было атаковать через провал. А атаковать никто не спешил, во всяком случае бросать вперед пехоту. Длинный проход к внутренним воротам перекрывала еще одна решетка, и все кто рискнул бы туда броситься, оказался бы в ловушке.

Но разрушительное заклинание оказало неоценимую услугу бойцам штурмующим стены. Решив, что возле ворот вот-вот произойдет прорыв, ведьмы бросили туда основные силы, не послав на стены должной поддержки. И тут же были за это наказаны. Захватив на сенах несколько плацдармов, горцы быстро стали теснить немногочисленных защитников, давая подняться все новым штурмующим группам. И битва приняла другой оборот, более насыщенный.

С невысоких башен по стенам ударили разнокалиберные заклинания. Обычные огненные шары сменялись пульсарами, из дальней, противоположной стены по штурмующим хлестнула розовая молния, вышибая жизнь из подвернувшихся под удар. Несколько башен объединили силы и между ними зарождалось, что-то мощное и враждебное.

Но маги Виктании тоже не сидели сложа руки. Не распыляясь на мелочи и выделив для защиты штурмующих только необходимый минимум, они нанесли по одной из башен концентрированный таранный удар, практически обрушив ее вовнутрь. После гибели одной из башен, хитрое заклинание ведьм распалось, и воссоздать его больше не решались, уж больно много сил и времени оно отнимало. Маги и ведьмы стали просто обмениваться ударами, теперь больше рассчитывая на индивидуальное мастерство, чем на коллективное творчество, и почти не вмешиваясь в рукопашные схватки.

Оценив происходящее, Гартош отдал распоряжение Вирону:

– В штурм пока не вмешивайтесь, для этого есть пехота. К тем трем сотням, что ты направил в села, добавь еще две, остальные пускай остаются на подхвате. А я проверю как остальные.

И в сопровождении десятка охраны и верного Аруша, Гартош отправился в инспекцию по остальным полкам.

* * *

Полк Алькона поддерживал штурм Толафесы – замка, где обучались молодые ведьмы. Начинающие ведьмы еще не обладали той силой, знаниями и опытом, которые помогли бы им на равных биться с опытными бойцами и магами, закаленными в боях и переполненными ненавистью.

Ворота не удалось захватить и в этом замке, поэтому и здесь большая часть внимания уделялась стенам. Возле Толафесы за виктанийцами был явный перевес в магах, чем штурмующие тут же и воспользовались, сумев погасить активность противника в ближайших к прорыву башнях. Некоторые маги расслабились, и чтобы не утруждать себя подъемом на стены по веревкам и лестницам, попытались пролевитировать, за что тут же поплатились. Притихшие было башни, взорвались целым роем простейших огненных шаров и молний, и взлетающим магам не все удалось отбить – шестеро магов свалилось почти с десятишетовой высоты. И Оскол не был уверен, что все там обошлось безобидными увечьями, наверняка кто-нибудь свернул себе шею.

– Маги уже почувствовали себя хозяевами положения, – кивнул на незадачливых летунов Алькон. – А у девочек зубки прорезались.

– Ты забудь, что здесь девочки. А лучше думай о том, что скоро эти ведьмочки подрастут, подучатся, и снова придут к нам. Да не одни, а с кентаврами. И снова будем останавливать их ценой жизни наших ребят.

– Я то помню, – ответил полковник, – но как поведут себя штурмовики, когда прорвутся вовнутрь.

– А что тут гадать. Вон одну башню уже захватили, пойдем, посмотрим.

– Заодно и разомнемся, – с готовностью согласился Алькон, и отдал распоряжение сотникам. – Прочесывать только ближайшие села, в дальние не соваться. А то подпространство сейчас перекрыто, помощи, если что, не дождетесь. Через эту блокаду, вон, – Алькон кивнул в сторону Гартоша, – только командор может шастать туда-сюда. Остальным это не под силу.

Командор, полковник, охрана одного и другого, а так же вездесущий Аруш, поднялись по веревочным лестницам на узкую стену, и пошли к ближайшей башне, не оставляя без внимания башни дальние.

Дверь в башню вышибли мощным магическим ударом, и ее буквально вмяло вовнутрь, сорвав вместе с петлями и замком. Бой уже вышел за пределы башни и в ней наблюдалось относительное затишье, только сверху доносились сдавленные крики. Об источнике криков Гартош и Алькон догадались сразу, едва заглянули под лесницу. Там лежало с десяток женских тел, половине на вид не больше тринадцати лет. Перед смертью всех зверски изнасиловали. Наверняка на верхнем этаже башни завершали то, что начали здесь. Алькон и Гартош старались не встречаться друг с другом взглядами.

– Похоже, что эти к нам больше не сунутся, – пробормотал Алькон.

– А что они хотели, – пытался разозлить себя Гартош, – влезть в дела чужого мира, и думать, что все пройдет безнаказанно?! За смерть наших детей ответят их дети! Пошли на стену! – и командор первым шагнул из башни.

Этот кусок стены так же был усеян телами, в основном обороняющихся, лишь половина из которых были мужчины. Верейнские ведьмы воевали большей частью с помощью магии, и прямой физический контакт был для них редкостью. Поэтому и не могли они на равных противостоять отборным бойцам из Виктании, которые под завязку были заправлены ненавистью – зная против кого придется сражаться под Толафесой, сюда направили тех, кто наиболее пострадал в ходе последней войны.

Сейчас бой шел еще в двух башнях, и, судя по крикам, история повторялась. Оскол не торопился войти в следующую башню, и уж тем более остановить насилие. Ради этого они сюда и прибыли, и командор не собирался никого осуждать.

Из захваченной ранее башни вышла пара неразлучных магов – Гремольд и Лапога.

– Приветствуем доблестных единорогов! – жизнерадостно воскликнул неунывающий толстяк.

– И славным магам наше приветствие, – ответил Гартош.

– Пришли посмотреть, как мы будем выжигать этот змеиный рассадник?

– И на это тоже, – Оскол скосил глаза на пройденную башню.

Лапога понятливо кивнул:

– Порезвились ребята. Я жалею только об одном, что здесь обучали девочек, а не мальчиков. А то я бы, то же поучаствовал.

– Старый ты извращенец, – беззлобно бросил командор.

– Ага, я такой, – радостно согласился румяный маг, и тут же деловито добавил. – А теперь помолчите, мы работать будем.

Работали боевые маги недолго, но эффективно. Между ними заплясали языки светлого пламени, которое обретало силу и темнело. Снизу пламя удерживала магическая полусфера, и Гартош подозревал, что если хоть капля этого пламени капнет, мало не покажется никому из присутствующих. Судя по тому, насколько быстро призвали смертоносный огонь, это была домашняя заготовка. В уцелевших башнях почувствовали страшную волшбу и попытались помешать ей. В магов полетели неслабые заклинания и грубая необработанная сила – судя по всему, бросали все что осталось. Но старших боевых магов, сопровождали четверо магов, в чьи обязанности как раз и входило, защищать главную ударную силу близ Толафесы.

Невидимый котелок, с вполне видимым огнем, медленно плыл в сторону широкой центральной башни, которая не отличалась высотой и поднялась лишь немногим выше стены. Скорей всего эта башня исполняла роль главного корпуса. По огненной полусфере хлестали молнии, в нее метали огненные шары и пульсары, невидимые таранные заклинания пытались ее раскачать и опрокинуть, но она неумолимо продвигалась в сторону башни.

Гартош как завороженный следил за магическим котелком, уже понимая, что сейчас произойдет. Полусфера застыла точно над срединой башни и начала медленно переворачиваться, изливая содержимое на плоскую крышу. От соприкосновения с огнем горело все, в том числе метал и камень. Смертоносный огонь прожег каменную верхнюю площадку, и настоящей магмой просочился вниз. Из немногочисленных окон верхнего яруса тут же вырвалось бушующее пламя, почти заглушив женские крики.

– Я думаю, теперь школу ведьм можно считать закрытой, – довольно потирая руки произнес Лапога.

Гремольд все так же молча, одним кивком подтвердил сказанное напарником.

После того, как всепожирающий огонь достиг средины башни, его перекрыли вопли заживо сгорающих. Лапога отвернулся от баши:

– Здесь мы больше не нужны, отправимся туда, где в нас нуждаются больше. Гартов, поможешь нам добраться до Агуатры? А то боюсь, подпространство забросит нас дух его знает куда. Все-таки блокада есть блокада.

– Помогу, – пробормотал Гартош, не имея большого желания наблюдать, как стрелки и маги расстреливают выбегающих из центральной башни юных и совсем молоденьких ведьмочек.

Этот замок можно считать уничтоженным и задерживаться здесь не было необходимости.

– После того как замок падет полностью, всю пехоту перебросишь в окрестные села, – отдал распоряжения Гартош. – Уничтожить все.

– Понял, – кивнул Алькон.

И в следующее мгновение Оскол с компанией вынырнул возле стен Агуатры, где разворачивалось нешуточное сражение.

* * *

Агуатра являлась центром, где создавались магические артефакты – верейнские ведьмы были в этом деле великие мастерицы – так что легкой прогулки, как в Толафесе, здесь не стоило ожидать.

У стен и на самих стенах шло кровопролитное сражение. Виктанийцам удалось захватить лишь два небольших участка на стенах, с двух сторон одной из башен. Сама башня оставалась в руках защитников, и с нее, как и с соседних башен, по нападающим непрерывно велся обстрел стрелковым и магическим оружием. Так что количество жертв росло непрерывно.

Гартош сразу оценил обстановку:

– Пожалуй, стоит привести сюда подмогу из-под Толафесы.

– А сможешь провести? – спросил Лапога. – Все-таки блокада.

– Постараюсь.

– Тогда хватит ковыряться в носу, приведи кого сможешь.

Алькон даже не успел соскучиться, когда командор появился вновь.

– А… – начал было полковник, но командор его остановил.

– Три сотни единорогов и столько же пехоты, срочно собери для переброски под Агуатру!

– Там все так плохо?

– Более чем.

Алькон без лишних слов бросился собирать сотни, а Оскол отправился к магам, их помощь под стенами Агуатры так же не будет лишней.

Прошло целых пять минут, пока Алькону удалось вернуть с окрестностей нужные сотни:

– Этого хватит? Может собрать всех? Мы здесь и так изрядно натворили.

– Может, понадобятся и все, – ответил командор, – но пока заберу только тех, кого наметил.

– Мне с тобой?

– Нет, присмотри здесь. Нужно собрать наших убитых и побеспокоится о раненых. Если вы понадобитесь, то я вернусь.

Гартош повел, и главное сумел довести подмогу к замку создателей артефактов.

Возле Агуатры обстановка почти не изменилась, разве что с помощью Лапоги и Гремольда удалось захватить окруженную башню, и тем самым появилась возможность прятаться от обстрела, да накапливать силы для очередной атаки. Гартош передал пехотные части в распоряжение полковника барса, и дал им напутствие:

– Докажите, что вы можете воевать, а не только молоденьких ведьмочек трахать!

Его слова были восприняты по-разному – от тупого ржания и кривых ухмылок, до негромких ответов, вроде:

– Они это заслужили…

– Такие как они все наше село уничтожили…

И совсем тихое:

– Никак обзавидовался командор…

На последнюю реплику Гартош хотел было ответить, но затем передумал, сейчас на стенах каждый меч на счету, пусть повоюет.

Старшие боевые маги Гремольд и Лапога быстро распределили приведенную Гартошем магическую подмогу и дело начало налаживаться. Обитательницы Агуатры редко участвовали в прямых схватках, их основное занятие создание артефактов, поэтому боевого опыта им не хватало. Да пожалуй, и силой не все владели в должной степени. Но все эти недостатки уравновешивались обилием магических артефактов, причем, в основном боевых.

У виктанийцев опыт имелся, и силы не занимать, но то, что они находились в чужом мире, практически сводили на нет все преимущества. Все-таки родной мир помогал в первую очередь своим обитателям, и магическая энергия им давалась легче. Так что возле Агуатры наметилось некоторое магическое равновесие.

Ведьмы не собирались атаковать и нести огромные потери, эту привилегию они оставили виктанийцам. Время сейчас играло на хозяев, каждая минута приближала то мгновение, когда подойдет помощь. Воспользовавшись короткой передышкой, неподалеку от крепостной стены собралось небольшое совещание.

– Посылать в новые атаки пехоту самоубийство, – озвучил свое мнение полковник барс. – У нас не так много сил, чтобы мы могли позволить себе такие огромные потери. Даже с учетом помощи, которую привел командор Гартош, нас хватит максимум еще на одну башню, при этом половина пехоты поляжет.

– И что ты предлагаешь? – спросил Оскол. – Спешить и послать в атаку единорогов?

– Ни в коем случае, – без тени улыбки ответил барс. – Кто нас тогда вывозить будет из этого дерьмового мира? Если маги не придумают способ, чтобы переломить ситуацию, то никаких самоубийственных атак больше не будет. Будем удерживать то, что сумели захватить.

Гартош покачал головой:

– На большую подмогу рассчитывать не стоит. Снимать силы с других направлений мы не будем. Агуатра конечно важна, но нею не ограничивается наш карательный поход. Месть должна настигнуть весь клан Лаваритов.

– Тогда нам придется остановиться на достигнутом, – сказал барс.

– Есть еще один вариант, – нацепив на себя многозначительную мину, сказал Лапога.

– Говори, – поторопил его Оскол.

– Можно использовать единорогов, – и остановив жестом порывающегося возразить, возмутится или удивится Гартоша, Лапога продолжил: – Нужно использовать магический потенциал вашего войска.

Гартош заинтересованно притих.

– Единороги могут накапливать и передавать друг другу энергию…

– Да могут, – перебил мага Оскол, – мы неоднократно это делали. Но что ты хочешь предложить?

– Чтобы вы накопили как можно больше энергии, и через одного из наших магов, выступающего как направляющий стержень, как наконечник, как наказующий фаллос, наконец! – голос мага сорвался на визг. И совершенно спокойно он продолжил. – Вы накачаете магией мощное заклинание, и мы ударим по одной из башен. Если получится, то не один раз.

– Не вопрос, чем сможем, поможем, – согласился командор единорогов.

Он отдал приказ, и единороги стали занимать позиции, беря крепость в сплошное кольцо. На башнях заметили маневр пришельцев и быстро сообразили, что ни к чему хорошему он не приведет. Ряд единорогов подвергся массированному обстрелу, что вызвало ответную реакцию со стороны виктанийских магов. Даже не предприняв пока никаких серьезных действий, черные воины оказали атакующим серьезную поддержку – отвлекая на себя значительные силы противника, и давая возможность пехоте без потерь сконцентрировать силы для удара.

Гартош с тревогой посматривал на своих подчиненных, по которым раз за разом били различной силы заклинания. И будь на их месте обычная кавалерия, кольцо уже давно распалось бы. Но магическая кавалерия успешно держала удар.

Лапога подвел к Осколу высокого узколицего мага:

– Вот, Волотиг. Он будет направлять удар.

– Понял, – улыбнулся Гартош. – Он будет выступать наконечником.

– Наказующим! – подхватил Лапога.

Не понимая веселья присутствующих, Волотиг достал из заплечного мешка магический жезл, повертел его в руках, и сунул под нос улыбающимся Гартошу и Лапоге:

– Вообще-то наконечником выступит мой боевой магический жезл.

– А что, похож! – заржал стоящий неподалеку Зигул.

Гартош, Лапога, и даже Гремольд дружно подхватили ржание полковника.

Поняв, что подвергся какой-то шутке, Волотиг укоризненно посмотрел на Лапогу:

– Опять ваши шутки ваше магичество?

– Опять, опять, – не стал отпираться старший маг. – Но ты уж не подведи меня сынок. Начинайте! Пока эти сучки не ударили по вам, чем посерьезнее.

Командор Черного Легиона и сам понимал, что медлить больше нельзя. Он отдал приказ и накопленная единорогами энергия, заплясала на кончиках рогов четвероногих воинов, клинках и наконечниках копий двуногих, а затем устремилась по кругу, все ускоряясь и усиливаясь. Этот поток впитывал в себя всю свободную энергию вокруг. Гартош стоял возле Волотига, положив левую руку магу на плече. Командор должен был выступить проводником Силы, между своими бойцами и направляющим наконечником…

В какой-то момент Гартош осознал, он больше не может сдерживать ту энергию, что струилась через него. Каково же было рядовым бойцам!

– Готовсь! – крикнул он магу.

Еще пару долгих секунд, во время которых Осколу показалось, что остановилось само время, а из старшей башни начало медленно изливаться бледное пламя, не сулившее виктанийцам ничего хорошего.

– Сейчас!

Волотиг вытянул вперед жезл, и ветвистая молния пронзила старшую башню от островерхой верхушки до самого основания. Несколько секунд ничего не происходило, только наступила странная тишина – все ожидали результата от столь массированной магии. Осколу даже показалось, что все обернулось огромным пшиком, единственный плюс которого – нейтрализация смертоносного ведьминого пламени. Но тут башня покрылась трещинами, и быстро обвалилась сама в себя. Два удара сердца спустя, свалился с лошади и Волотиг.

Кто-то из магов подскочил к своему собрату.

– Жив? – поинтересовался Гартош.

– Жив, – облегченно вздохнул маг. – В беспамятстве только. И магией долго не сможет заниматься.

– Ну, это не так страшно. Хотя его помощь нам бы еще понадобилась.

Командор еще раз взглянул на произведенные ими разрушения. На месте башни грудилась огромная куча камней, из-под которой то и дело вылетали короткие молнии и сыпало искрами. Не дожидаясь пока осядет густая пыль и исчезнет остаточная магия, пехота бросилась на камни, стремясь забраться внутрь стен, пока не опомнились защитники.

– Лапога! Гремольд! – заорал Гартош.

Старшие маги как раз наносили удар по одной из башен, поэтому не обратили на командора никакого внимания. Пришлось ему подъехать самому.

– Хорошо сработали! – освободившись, сказал толстый маг. – Теперь нужно так же ударить вон по той башне, она сейчас следующая по силе. Сможете?

– Сможем. Хоть и не столь мощно. Только давайте кого повыносливей, чтоб напор силы выдержал. Хоть и меньше будет энергии, но все же.

– Выносливого? – задумался маг.

– Ну, или кого не жалко, – добавил Гартош.

Гремольд кивком указал на одного из магов, и Лапога огласил окрестности пронзительным криком:

– Кондратас! Быстро сюда!

Широкоплечий, бородатый, похожий на гнома маг, услышав призыв старшего, хотел было забраться на лошадь и подъехать, но после пары неудавшихся попыток, махнул рукой и подбежал:

– Чего?

– Ничего! Поступаешь в распоряжение к единорогам. Будешь этим… направляющим, в общем. Понял?

– Угу, – буркнул маг, насторожено поглядывая на Волотига.

К Кондратасу подвели лошадь, и он смог наконец, на нее взобраться. Гартош на своем Агаральде встал рядом:

– Держись маг, силы мы тебе дадим не меряно. Выдержишь?

– Не бойся сынок, – прогудел густым басом бородач, – ты даже не представляешь, с какими силами мне доводилось сталкиваться.

– Тогда начнем.

Вновь энергия побежала по кольцу единорогов, и вновь они подверглись массированному обстрелу. Защита от этого обстрела оттягивала на себя часть силы и накопление энергии затянулось. Кондратас уже начал нетерпеливо поглядывать на Гартоша, когда тот наконец, выдал:

– Готовсь!

И почти сразу:

– Сейчас!

Маг даже пошатнулся от мощного напора энергии, но удержался в седле. С его медальона в средину башни ударило ярко белое копье света. В месте удара башня почернела и стала плавиться. В следующее мгновение в стене появился провал, луч ворвался вовнутрь, и там что-то взорвалось. Следом раздалось еще несколько взрывов. Башня пошатнулась, часть стены обвалилась наружу, но полного разрушения, как предыдущей башне, виктанийцы так и не дождались.

Полковник из барсов, бросил на измученного Гартоша и Кондратаса испытующий взгляд, и, поняв, что это все на что способны единороги и маги, погнал пехоту вперед. Хозяева крепости в этот раз быстрей сумели отойти от удара, но организовать эффективную оборону им все же не дали – виктанийцы провели быструю и мощную атаку, и ворвались вовнутрь башни. А там битва переросла в форменную резню.

– Вот так хорошо! – радостно потирал руки Лапога. – Последний удар по последней серьезной башне, и ваша миссия исполнена!

– Наша миссия и так исполнена, – возразил Гартош. – Еще одна такая атака, и переправлять домой войска будет некому. Посмотри на моих бойцов, им не просто будет восстановиться.

– Ну и ладно, – легко согласился Лапога, – сами справимся. Теперь справимся.

После падения двух главных башен, бой возле, а точнее в самой крепости, действительно шел с явным преимуществом пришельцев. Запас артефактов у ведьм подошел концу, а настоящих боевых магов в Агуатре оказалось немного, и почти все они полегли в старших башнях.

Подождав еще немного и убедившись, что здесь теперь справятся и без него, Гартош отправился к Тересу, который должен был штурмовать Лемлесу – северный город Лаваритов.

* * *

Командор подоспел к тому моменту, когда Терес, по просьбе полковника вепря ввел в город три сотни единорогов. Сама Лемлеса более чем наполовину была в руках атакующих, но мечей все одно не хватало. Необходимо контролировать захваченные улицы, для этого собственно и требовались единороги.

– Рассказывай, – после короткого приветствия спросил Гартош.

– Барсы стену взяли практически сразу, – начал Терес. – Здесь всего лишь четыре шета, для барсов не препятствие. Затем открыли ворота, и пехота ворвалась в город. Войск в городе находилось немного, в основном стража, так что на первом этапе сопротивления было немного.

– Так в чем же дело? Почему город до сих пор не взят?

– Проблема в том, что город слишком большой для такого количества войск. Захватывая новые улицы и кварталы, наша пехота может быть обстреляна или даже отрезана от основных сил. Вот и осторожничают.

– Жгли бы все подряд и всех делов. И некому было бы в спину стрелять.

– У нас хоть и карательный поход, но не все из нас каратели, – смотря куда-то в сторону сказал Терес.

– Хорошо, – после короткого молчания вздохнул Гартош, – раз не можете жечь все подряд, значит, уничтожайте те дома, откуда произойдет хоть один выстрел.

Терес кивнул:

– Это другой разговор. Одно дело убивать тех, кто оказывает вооруженное сопротивление, и совсем другое, безоружных и беспомощных обывателей.

– Где вы беретесь, такие принципиальные. Ты бы видел, что творили наши штурмовики в Толафесе.

Терес криво усмехнулся:

– Представляю. Туда вы самых обозлившихся отобрали.

– Это точно.

– Но если в крепостях находятся восновном ведьмы, источник наших бед, то в городах ведьм не так уж много. Здесь живут обычные люди, большинство которых даже не подозревает о существовании Виктании.

Оскол снова ненадолго задумался:

– Возможно ты и прав. Может быть в городах и селах достаточно было показать нашу решимость покарать всех и вся, а не сразу косить головы.

Терес ничего не ответил, дав командору самому додумать важную мысль.

– В любом случае что-либо исправлять уже поздно, – продолжил Гартош. – Наша миссия подходит к концу, и думаю, что приблизительно через час полтора, мы будем уходить из этого мира.

– Надеюсь, что к этому времени мы все здесь закончим.

Не найдя чем помочь или к чему придраться, командор покинул Лемлесу.

* * *

В Зирите бой шел в самом разгаре. Большую часть стен взяли, но на части все еще кипело сражение. Из двух ворот одни открыли и войска вошли в город.

Гартош нашел Рестана:

– Что так долго возитесь? Лемлесу вон уже полностью захватили!

– Не знаю как там под Лемлесой, но мы попали, что хрен в мясорубку. У местных войск здесь оказалось не меньше чем у нас.

– Нас ждали?

– Нет, мы захватили пленных и допросили. Недавно на этот город пытались напасть из соседнего королевства. Нападение отбили, виновных примерно наказали. Только захваченные нами офицеры сомневаются, что это пошло соседям впрок, уж больно безрассудная семейка там находится у власти.

Оскол в сердцах сплюнул:

– Вот черт! Разведка недостаточно толково сработала! Знали бы заранее, возможно сумели бы договориться с соседями, чтобы совместно напасть на это змеиное гнездо.

– И не говори. Обнадеживает одно, как только мы отсюда уйдем, на обессиленный клан набросятся соседи.

– Будем на это надеяться. Ладно, докладывай подробно, что у вас и как?

Рестан вздохнул:

– Неважно у нас дела. Очень большие потери у пехоты. Ворота захватили совсем недавно и далеко в город не углубились. Командующий штурмом погиб, его место занял один из сотников вепрей. Я не знаю, стоит ли продолжать наступление. Сопротивление все нарастает, местные жители тоже берутся за оружие. С теми силами, что мы имеем, мы не захватим город. Хорошо еще, что у нас преимущество в магах, иначе, наверное, мы бы и на стены не взобрались.

Гартош думал не долго, и решил применить под Зиритой опыт добытый под Агуатрой.

– Где здесь самый сильный очаг сопротивления?

– Возле южных ворот, – не задумываясь, ответил Рестан.

– Давай туда четыре сотни единорогов и пару магов потолковей.

Поняв, что командор задумал что-то необычное, у Рестана азартно заблестели глаза:

– Сделаем!

Не прошло и пяти минут, как возле южных ворот скопились четыре сотни единорогов и несколько магов, которым самим не терпелось узнать, что такого придумал внук Первого Мага. Оскол вкратце обрисовал задачу, честно предупредив магов, что мощная подпитка энергией не проходит бесследно.

Быть на острие магического удара сголосился один из старших магов, резонно решив, что если кто и выдержит напор Силы, так это он. Командор построил единорогов полукольцом перед воротами, и накопление энергии началось. Здесь так же единорогам попытались помешать, но виктанийские маги были начеку и ответными ударами на корню пресекали все попытки навредить единорогам.

Одновременно с двух сторон в Гартоша устремилась энергия, и он передал ее магу. С многочисленных перстней мага в ворота и надворотную башню ударили тонкие лучи. Ударившись о препятствие, они рассыпались мелкими искрами. Искры тут же впитались в башню, стены и ворота.

Наносящий удар маг устало сполз с лошади и подозвал еще одного старшего мага:

– Стеган, теперь пробуй ты. Защиту с ворот и башни я снял, больше ничего не смогу.

Стеган вопросительно посмотрел на Гартоша:

– Я то попробую, но смогут ли единороги дать энергии еще на один удар?

– Еще на один сможем, – пообещал командор. – А дальше вы уж сами. Единорогов поберечь нужно.

Стеган достал из чехла жезл, чем-то схожий на жезл Волотига, и занял позицию рядом с Гартошем. Осколу показалось, что вместе с энергией над единорогами пронесся и воздушный вихрь. Невидимое таранное заклинание, сорвавшееся с верхушки жезла, заставило содрогнуться всю крепостную стену. Раздался оглушительный грохот, ворота сорвало с петель и внесло вовнутрь. Обширные куски стен, по бокам от ворот, превратились в груды камней. Дольше всего разваливалась башня, но вскоре и на ее месте красовался холм из разнокалиберных камней и кирпичей. Едва последний камень перестал катиться, Гартош скомандовал:

– Всю пехоту в пролом! Захватывайте стены! Вглубь города не лезьте, не те силы. Стреляйте во все что шевелится и подожгите все, что может гореть. Как можно шире применяйте магов, они здесь главная сила. И будьте готовы отойти в любой момент, наше время здесь истекает.

– А ты куда сейчас? – спросил командора Рестан.

– К Соинтане. От того, как дела обстоят там, зависит, насколько долго мы задержимся в Верейне.

* * *

К возвращению Гартоша виктанийцы захватили всю стену и все башни, и сумели войти вовнутрь главной крепости лаваритов. Но продвижение мстителей нельзя было назвать легким. Каждый шет стены обильно поливался кровью, как защитников, так и пришельцев. В крепости собрались самые сильные боевые маги клана, для которых война являлась обыденным делом, и преимущество штурмующих было главным образом в пехоте. Ведьмы не могли даже подумать, что кто-то решится напасть на их главную крепость, поэтому пренебрегли обычной защитой.

Судя по своему измученному виду, Вирон только что участвовал в бою, поэтому как нельзя лучше был осведомлен о состоянии дел.

– Что там внутри? – готовясь нырнуть в мясорубку, спросил Оскол.

Вирон сокрушенно покачал голой:

– Там все застопорилось. В нижних этажах центрального корпуса, где находится храм их главной богини, наши маги почти бессильны – все нейтрализуется храмовой магией. А пехоте лезть вперед без должной магической поддержки смерти подобно, вот и топчемся на месте. Соберем все силы, нанесем удар, сумеет пехота продвинуться на три четыре шета, и опять стоим. А ты сам знаешь, каждая лишняя минута увеличивает вероятность появления помощи из других кланов, или возвращения отсутствующих здесь ведьм.

– Знаю Вирон, знаю. К тому же, сдается мне, здешние высшие силы начинают обращать на нас внимание, и не нравится мне это, очень не нравится.

– Мне тоже.

– Единороги еще не принимали участия в штурме?

– В каком смысле?

Командор вкратце рассказал Вирону о непосредственном участии черных сотен в захвате городов и крепостей.

– До такого мы не додумались, – признался полковник.

– Пора применить этот опыт и здесь. Сколько у тебя сотен возле крепости?

– Три.

– Маловато. Но ждать подхода остальных некогда. Построй сотни полукругом, перед воротами, и объясни задачу. Я вовнутрь. Дед и Ольвильда там?

– Да, – Вирон усмехнулся. – Лорд Руткер не отпускает вдову Гнивера ни на шаг, хотя она так и рвется в бой.

– Правильно делает. Ольвильда ищет смерти, а здесь найти ее проще простого.

Гартош направил Агаральда в ворота и через минуту нашел деда, ожесточенно спорящего с двумя старшими магами. Ольвильда с отрешенным видом стояла рядом.

– О, Гартош! Наконец-то! – обрадовался Первый Маг. – Может у тебя появятся мысли, как лучше раздолбить эту баррикаду. – Руткер махнул себе за спину.

– Подскажу, – обнадежил собравшихся единорог.

Он вновь повторил рассказ, который только что услышал Вирон.

– Таким образом пробиваем проход в этот зал, и сразу бросаем туда все имеющиеся у нас силы, – закончил командор Черного Легиона.

– В этом зале святилище старшей богини Верейна, – напомнил внуку Руткер. – Там наверняка собрались самые сильные ведьмы. И я не сомневаюсь, что высшие силы поддержат своих подданных. Стоит ли так безрассудно бросаться в атаку?

– У нас нет времени на разведку и подготовку. А наше появление в этом мире и так безрассудство. К тому же в этом зале находятся те, кто больше других виновен в бедах Виктании и нашей семьи. Так что у нас нет другого выхода, кроме как атаковать этот последний оплот, пусть он и самый сильный, – Гартош бросил взгляд на Ольвильду. – Вот и пришло наше время.

Вдова Гинвера выпрямилась, в ее глазах начало зарождаться пламя, которое не сулило ничего хорошего ни ее врагам, ни ей самой. Лорд Руткер дернулся было, чтобы удержать невестку, но поняв, что это бесполезно, лишь безнадежно покачал головой и сказал внуку:

– Присматривай там за ней.

А Гартош уже занимал удобную позицию, чтобы передавать энергию:

– Кто будет направлять Силу?

– Да я и направлю, – отозвался Руткер, занимая место рядом с внуком. – Есть у меня еще пара гостинцев, угостим хозяев.

Командор отдал приказ и единороги стали дружно накачивать в себя энергию. Кое-где еще происходили небольшие стычки, но все уже поняли, сейчас произойдет самое решающее событие, которое покажет, сумеют ли пришельцы победить хозяев, или им так и не удастся захватить, и уничтожить их последнее убежище.

Несмотря на то, что в накоплении энергии участвовало всего три сотни, собрали они не мало, ведь в полку Вирона магии уделялось особое внимание и неумех там не держали. Командор слышал, как гудела энергия, словно скрученная в толстый жгут. Наконец накопление достигло пика, и освобожденная сила рванула через одного Оскола в другого. Первый Маг даже крякнул от неожиданности, явно не ожидая такого напора. С его ладоней сорвалось пламя и тут же свернулось в огненный шар. Напитываемый силой шар рос, с его поверхности срывались протуберанцы и короткие злые молнии.

Достигнув шетового размера, шар помчался в сторону окованных дверей, от которых так и разило защитной – да и не только – магией. Шар прожег в дверях дыру и, как показалось Гартошу, даже не заметил препятствия. Командор собрался было рвануть вслед за дедовым гостинцем, но Руткер придержал внука, и отрицательно покачал головой:

– Это еще не все. Погоди чуток.

И верно, спустя несколько ударов сердца, внутри храма что-то неслабо рвануло и из прожженной дыры вырвались языки бледного пламени.

– А вот теперь можно!

Гартош пнул сапогом дверь и она легко распахнулась. За дверью, на расстоянии шетов двадцати, валялось несколько десятков дымящихся трупов. За трупами стояли три ряда хорошо вооруженных ведьм, и по ним не было видно, насколько сильно они пострадали. Скорей всего первые ряды погасили собой основную разрушительную силу взрыва и спасли жизни стоящих позади. Но Гартошу уже было все равно. Подняв на уровень лица меч и давая выход своей ненависти, он заорал:

– Бей верейнских сучек!

– Бей! – яростно подхватила Ольвильда.

И они бросились вперед. Меч Ольвильды удлинился еще на шет, и именно она поразила первого врага. Гартош не отставал, его жажда мести требовала выхода, и плевать, что напротив стояли женщины, в основном молодые и красивые, он видел только оскаленные черепа. Молодые Осколы врубились в первый ряд и в стороны лишь полетели кровавые ошметки. Их попытались окружить, но рядом встали боевые товарищи, и последняя битва стала набирать силу.

Несмотря на свой, не совсем серьезный вид, в храмовом зале собрались наиболее сильные и опытные ведьмы, простым воинам, и даже магам, было нелегко с ними справиться, но только не младшим Осколам. Два страшных меча щедро сеяли смерть, и богиня мести должна остаться довольна. Осколы стремились пробиться через передние ряды ведьм и добраться до небольшой группы женщин постарше, сцепивших руки и неистово молившихся. Гартош догадывался, что вымаливают старшие ведьмы – помощи от своих богов.

В той группе таился корень всех бед и зол, и его нужно уничтожить, во что бы то ни стало. Ольвильда рубилась слева от командора. Каждый удар она наносила с громким выдохом, почти криком, и пока в ней не замечалось усталости. Меч Килесы буквально плясал в руках смертной, и казалось, все делал сам. Справа от командора трепал кого-то верный Аруш.

Вырубленный, полег первый ряд защитников храма. Второй держался чуть дольше, но прорубив в нем изрядную проплешину, Осколы тут же вцепились в третий ряд, стремясь вырваться за пределы заслона. И им это удалось. Но не только благодаря своим волшебным мечам и решимости изрубить ненавистных ведьм на мелкий фарш. Одна из старших ведьм выкрикнула гортанный приказ, и воины-ведьмы пропустили Осколов, тут же сомкнувшись за их спинами.

– Идите сюда! – громко сказала ведьма и повелительно махнула рукой.

Осколы ни секунды не раздумывая, шагнули вперед. Они понимали, что старшие ведьмы лаваритов задумали ловушку, но сейчас это было не важно, останавливаться никто не собирался.

– Вы достаточно натворили в нашем доме! – смотря на неспешно подступающих Осколов, сказала высокая, стройная, хотя уже и немолодая ведьма. – И заслужили страшную смерть!

– Ты тоже на это заслужила, – почти спокойно ответил Гартош.

– Но смерть у вас выйдет почетной, – продолжила ведьма.

– Не могу обещать тебе того же, – ответил Оскол.

– Вы умрете не от рук смертных! – голос говорившей поднялся до торжественных нот, – А от бессмертных демонов!

После ее слов две статуи возле стены зашевелились и спрыгнули на пол. Как не вовремя! Еще немного, и Гариант с подарком Килесы напились бы ненавистной крови. Появление демонов вызвало лишь зубной скрежет – Осколы не собирались отступать и, не сговариваясь, бросились не новых врагов. Демоны такой наглости явно не ожидали и даже отступили на несколько шагов, но тут же опомнились и дали бой.

Гартошу достался двухшетовый, чешуйчатый, драконоголовый демон, с двумя короткими черными клинками. Ольвильде противостоял почти трехшетовый минотавр, весь перевитый толстыми канатами мышц, которые бугрились под шкурой, словно корни старого дерева. Быстрый как молния драконоглав, сразу отнял у Гартоша возможность помочь вдове Гнивера, приходилось выкладываться на всю и показывать чудеса скорости и изворотливости, чтобы не быть вспоротым черными клинками. Что демон быстрей Оскол уже понял, и в голову не приходил даже краешек мысли, как можно справиться с этим чудовищем. К тому же не было сомнений, что черные клинки не мене чудесные, чем у Оскола, опыта, находчивости и выносливости, у демона явно больше. Оставалось только надеяться на чудо. Что кто-то перетянет чашу весов на сторону командора единорогов.

Но вместо чуда на помощь пришел верный друг. Рыжей молнией мелькнул справа Аруш и, рванув чешуйчатого за ногу отскочил в сторону, красуясь длинной раной на боку – демон успел полосонуть обидчика. Но успел полосонуть своего противника и Гартош. Он прекрасно понимал, другой такой возможности достать демона не будет, разве что Аруш пожертвует жизнью, чтобы снова отвлечь врага, поэтому в невероятном выпаде и сумел достать драконоглава. Тот яростно взревел:

– Порву гаденышей! Сожгу духов и выпью души! Ваши черепа…

Не дожидаясь окончания гневной речи, Гартош пошел в решительную атаку со стороны раненой руки и сумел нанести еще одну серьезную рану – правая рука демона бессильно повисла плетью. Поняв, что против двух таких смертных с одной рукой не выстоять, чешуйчатый выкрикнул:

– Кирх, помоги!

– Сейчас! – отозвался минотавр. – Закончу с этой мелочью!

Гартош слышал, как тяжело выдыхала-выкрикивала Ольвильда и не сомневался, с ней сейчас действительно закончат. Он закричал что-то непонятное даже для себя, и влив в Гариант как можно больше силы, усилил и без того бешеную атаку. Услышав выкрик смертного, драконоглав словно растерял всю свою подвижность от ужаса. Он пытался закрыться от потемневшего до синевы лезвия Гарианта, но сумевший восстановится Аруш, вцепился демону в плече и обездвижил его окончательно. Гартош боялся только одного, зацепить друга. Удар получился скользящим и не смертельным – длинная рана через всю грудь.

– Кирх!!! – заверещал чешуйчатый.

– Иду! – раздраженно бросил минотавр. – Эта сучка никак не хочет умирать!

Всхлипывание Ольвильды говорило, что она действительно еще жива. Единорог ожидал, что за спиной вот-вот раздадутся тяжелые шаги минотавра, но к его удивлению демон все еще пытался добить слабую смертную женщину. Вдова Гнивера давала Гартошу шанс и им стоило воспользоваться. Аруш все еще висел на плече драконоглава, перехватываясь поближе к шее, с явным намереньем крепко за нее подержаться. Поэтому Оскол почти беспрепятственно вогнал Гариант в живот демону. Полный от боли крик ударил по ушам и почти оглушил. Вторым ударом удалось отсечь демону левую руку, сделав его практически беспомощным. Аруш на мгновенье отпустил полуживого демона и выплюнул:

– Помоги Ольвильде! Этого заморыша я задавлю сам!

Дважды повторять не пришлось. Гартош развернулся, чтобы стать свидетелем страшной картины. Ольвильда стояла на коленях, сжимая побелевшими пальцами рукоять волнистого меча, и гигант минотавр что есть силы лупил по подарку Килесы. Было понятно – всю защиту взял на себя волшебный меч, все удары и все смертельные заклинания, и пока Ольвильда в состоянии его удерживать, у нее есть шанс выжить. Но силы покинули магиню. После очередного сильнейшего удара ее руки бессильно разжались и выпустили оружие на пол. Минотавр победоносно взревел и замахнулся для нового удара. А Гартош не успевал, катастрофически не успевал…

Ослепляя, мелькнуло белое копье света и вонзилось в грудь демона – Руткер применил свое последнее мощное заготовленное заклинание. Кирх пошатнулся, но устоял, даже не выпустил свой огромный меч. Он сделал полшага назад и обвел всех налитыми кровью глазами:

– А вот теперь вы меня разозлили! Думал убить всех медленно, но без пыток, но теперь я передумал! Сгною!!!

Гартош подскочил к Ольвильде и помог ей подняться. Магиня тяжело дышала и с трудом держалась на ногах, но первым делом потянулась к мечу.

Демон повернулся к ведьмам:

– Эй вы! А ну взялись за дело!

Ведьмы попытались обойти молодых Осколов сбоку, но дорогу им преградили Руткер и Аруш. Первый Маг империи нацелил свой меч в сторону ведьмы-матери:

– Я давно ждал этого момента гадина!

– Я то же, – улыбнулась ведьма.

– Ну, вы пока пообщайтесь, а я с девочками разберусь, – сказал Аруш растянув пасть в клыкастой ухмылке, от которой на присутствующих обычно нападала икота.

Снова завертелся круговорот боя. Младших ведьм почти уничтожили и освободившиеся воины, и маги поспешили на помощь Арушу и младшим Осколам – Руткер жестом попросил в его бой не вмешиваться.

Минотавра окружили семь человек.

– Священное число противников! – рассмеялся демон. – Вы думаете, это поможет вам?

– Думаем, – кивнул Гартош, выискивая с чего бы начать атаку.

Демон не стал дожидаться пока на него нападут, и сделал это сам. Одним молниеносным ударом он срубил стоящих рядом, мага и воина, и, завертев мечем, захохотал:

– Для начала я нарушил ваше священное число! А теперь буду медленно пить ваши души!

В спину, под лопатку ему воткнулся арбалетный болт, рядом еще один.

– Медленно не получится, – сказал Вирон, снова заряжая арбалет.

Стоящий рядом воин-единорог с арбалетом проделал туже процедуру. На мощном теле минотавра болты казались маленькими и незначительными, но благодаря магии доставляли ему страшную боль. Ждать было нечего, одновременно засвистели мечи и на демона напали со всех сторон. Минотавру пришлось забыть об арбалетных болтах – он вертелся, ревел, и благодаря своему огромному мечу старался никого к себе не подпускать. Но вокруг него собрались не детишки из младших групп студии, а лучшие бойцы и маги Виктании.

Молодые Осколы провели мощную совместную атаку на великана. И поняв, что обладатели двух волшебных мечей являются самыми опасными противниками, демон на секунду на них отвлекся. Этого оказалось достаточно, чтобы сзади на него напали двое бойцов и подрубили ноги. Еще два мага вогнали в спину минотавру короткие молнии. Демон снова заревел, и, не оборачиваясь, бросил назад полтора десятка шипящих искр. Маги сумели закрыться от смертельных заклинаний, но воинов не спасли даже заговоренные талисманы. Искры прожгли тела трех бойцов и разорвали их в клочья.

Смерть товарищей привела Гатроша в бешенство. Его безрассудная атака, вместе с ранеными ногами демона, еще двумя арбалетными болтами, магической поддержке со стороны магов, а так же помощи Ольвильды, привела к успеху. Гариант, получивший от хозяина силу, решимость и злость, отсек Кирху левую руку. Насевшая сбоку Ольвильда рассекла противнику бицепс правой. Следующим ударом Гартош перерубил врагу колено, а разошедшаяся Ольвильда отрубила и правую руку. Поняв, что проиграл, демон попытался скрыться в подпространстве, но маги удержали его на месте, и даже нейтрализовали заклинание, которое он успел выкрикнуть.

Торопясь, чтобы упавшее на колено чудовище не придумало ничего смертельно опасного, Гартош одним ударом отрубил ему голову. Все участники этой схватки застыли, неверяще смотря на валящегося на пол демона, и на катившуюся прочь голову. Неужели они завалили этого великана и не самого слабого демона?

– Не таких сусликов выливали… – пробормотал молодой Оскол, все еще не веря в победу над демоном.

* * *

Подошла к концу не только битва с демонами, но и битва с ведьмами. Мать-ведьма стояла на коленях, и на ключице у нее лежало острие меча лорда Руткера. Все спутницы ведьмы были мертвы. Из хозяев Соинтаны в живых осталась она одна.

– Смотри Аторолона! Внимательно смотри! Твой последний взгляд будет направлена на твоих дочерей. Мертвых дочерей! Лаваритов больше нет. Мы уничтожили ваш клан. И в вашей гибели виноваты вы сами, начав войну против нас и убивая наших близких. Месть для нас святое дело!

– Для нас тоже! – выплюнула ведьма. – И ты зря радуешься. Не все члены нашего клана погибли, очень многие не участвовали в этой битве, иначе вы не победили бы. За каждую отнятую здесь жизнь, вы отдадите сотню своих жизней.

– Хватит пустых угроз! – прервал пропитанную ядом речь Аторолоны Руткер. – Пора.

К Руткеру подошла Ольвильда:

– Дайте это сделаю я. Ради этого я и пришла в этот мир.

Руткер не колебался:

– Твое право перерезать ей горло, не меньше, чем у кого-либо другого.

– Моя смерть станет твоей смертью, – глядя в глаза своему палачу, сказала Аторолона, и добавила уже Руткеру. – А ты знай, мы не зря пришли в ваш мир.

– Кто вас привел или натравил на нас? – спросил старый маг.

Но ведьма только рассмеялась в ответ:

– Мучайся неведеньем старый дурак!

– Кончай ее, – кивнул Руткер.

Ольвильда коротко, без замаха взмахнула мечем, и по полу покатилась еще одна голова. Словно ожидавший этого волнистый меч, вдруг уменьшился до размеров кинжала, а затем рассыпался серым песком. Ольвильда разжала кулак и высыпала остатки песка на пол:

– Вот и закончилось мое мщение. Спасибо Килеса.

Магиня опустила плечи и побрела из зала.

– Закончилось и наше время здесь, – сказал Руткер. – Я чувствую недовольство и приближение тех, с кем не хотелось бы встречаться ни при каких обстоятельствах.

– Я тоже чувствую, – подтвердил Гартош. – Слишком многих мы разозлили своим визитом.

– Это мы можем. – Руткер повернулся к своим помощникам: – Нашли Тартул, атрат императоров?

Маги отрицательно качнули головами.

– Плохо, очень плохо. Гартош отдавай приказ о возвращении домой, мы снимаем блокировку межпространства.

XX

– Это недопустимое самоуправство! – нервно подскакивая в кресле сыпал обвинениями Авитель. – Вы, господин командор, не выполнили прямого моего приказа, и повели легионы в чужой мир! На верную гибель! И это в то время, когда мы не полностью оправились от недавней войны! А судя по обстановке, недалеко до новой! Это преступное ребячество лорд Гартош! Ну ладно молодой Оскол, еще молодой и неопытный. Но вы, лорд Руткер! Как вы могли на такое решиться?!

– Поучи меня еще! – негромко, но веско бросил Первый Маг. – Месть, святое дело. И те, кто отомстил за смерть своих императоров и близких, настоящие герои! Они не стали прятаться за будущими трудностями, а отомстили сейчас. И теперь враг трижды подумает, прежде чем на нас нападать.

Главнокомандующий побагровел:

– Это я прячусь за будущими трудностями?! Я думаю об империи не меньше чем вы, Осколы, а может и больше!

– Думать мало, надо действовать, – не поднимая головы буркнул Гартош.

– Ваши действия привели к гибели многих тысяч лучших бойцов! – Не остался в долгу Авитель. – Легионы «Барсы» и «Вепри» потеряли больше трети личного состава. Погиб каждый десятый единорог и участвующий в авантюре маг.

– Не многих тысяч, а одной тысячи, – поправил генерала Гартош. – И единорогов с магами погибло намного меньше. Так что не нужно вводить в заблуждение императора и уважаемых членов совета.

– Но все равно, потери очень большие, – вмешался в разговор принц Жортак, который в последнее время стал присутствовать на всех заседаниях совета. – Стоило ли так рисковать самыми боеспособными частями империи, чтобы добиться сомнительного успеха?

Осколы недоуменно посмотрели на принца и одновременно произнесли:

– Сомнительного?

– Да, сомнительного, – твердо стоял на своем принц. – Ведьмам вы нанесли весьма незначительные потери, которые незначительно повлияют на их боеспособность. Но разозлили их изрядно, и они наверняка замышляют ответный удар.

– Мы размазали ведьм по камням из разрушенных крепостей! – почти выкрикнул Гартош. – И им понадобится не меньше поколения, чтобы восстановиться. А с учетом того, какие у них дружественные соседи, то и больше.

– У меня совсем другие сведенья, – спокойно ответил Жортак. – К тому же ваши действия разозлили и другие кланы ведьм. И я не думаю, что они останутся в стороне.

– После наших, как вы выразились – действий, любой клан трижды задумается, прежде чем лезть к нам, – не менее спокойно парировал Руткер.

– Все равно господа Осколы, прежде чем совершать общеимперские операции, стоит прислушаться к мнению членов совета и императора. – Жортак взглянул за поддержкой на Витана.

– В самом деле, Гартош, лорд Руткер, была ли такая необходимость в атаке на Верейн? Может, не стоило распылять и так не большие наши ресурсы, а сосредоточится на обороне?

– Стоило ваше величество, стоило, – ответил начинающему монарху Гартош. – Разве у вас не было желания отомстить за своего отца и брата?

– Было…

– И у нас было. И у тысяч других ваших подданных было. Вот мы и воплотили это желание в жизнь. Вы знаете, как поднялся боевой дух в армии? Что взахлеб обсуждают на всех рынках, всех городов, и в каждой семье?

– Догадываюсь, – кивнул Витан.

– Удар по ведьмам, это удар по тем крикунам и шептунам, что ведут разговоры о несостоятельности нового императора.

На такой аргумент, никто в зале совета не нашелся что возразить. Лишь Жортак сказал, уже примирительно:

– Возможно вы и правы, господа Хранители, – его губ коснулась легкая улыбка. – Возможно вы действительно видите больше и дальше чем мы, ведь опыт государственной службы и вас огромный. Но впредь, я думаю, вам все-таки стоит прислушиваться к мнению членов совета и императора. Или хотя бы ставить их в известность. Тем более накануне моего визита в Жеран.

– Вы все-таки едете к соседям? – поинтересовался Гартош.

– Обязательно. Нужно налаживать отношения. Нам нужен прочный мир. Особенно сейчас.

На этом заседание закончилось. Осколы выходили вместе.

– В виду нашей последней дружеской беседы, нам будет проблематично всыпать еще и Гробросу, – сказал Гартош. – К тому же наши пехотные части действительно нуждаются в восстановлении.

– Не переживай. У меня есть план. Для его реализации нам не понадобиться много сил, достаточно одного черного полка.

* * *

– Я не понимаю Витан, ты на чью мельницу льешь воду? Перестраховщиков Авителя и твоего дяди, или нашу, твоих верных помощников? – на второй день после заседания наседал на молодого императора Гатрош.

– Я не знаю Гартош, – оправдывался Витан. – С одной стороны правы они, с другой вы. Я не могу однозначно стать на чью либо сторону.

– Ты пойми, полумерами сейчас не обойтись. Обстановка в империи сложная. После жесткого правления твоего отца, короткого, но справедливого твоего брата, тебе ни в коем случае нельзя допускать мягкотелость. Ведь именно этого от тебя сейчас ждут, и говорят – Витан слабый император, Витан не способен навести порядок в стране и защитить ее. Поэтому пока у нас есть возможность, нужно наказать посмевших задрать хвост на Виктанию. После этого часть недоброжелателей заткнется сама, а самым непонятливым мы поможем поумнеть.

– Наверное, ты прав. Мне действительно нужно быть потверже и доверится вам.

– Наконец-то здравая мысль! Можешь не сомневаться, мы сделаем все, чтобы твое правление не стало позорной страницей в истории Виктании.

Витан улыбнулся:

– Я знаю. Поступай, как знаешь, я на твоей стороне.

* * *

Десант виктанийцев вышел из подпространства в пятидесяти латонах западней Валитары – столицы Гроброса. Крупных городов поблизости не было, хотя села располагались довольно густо, ведь это была одна из самых больших сельскохозяйственных провинций. Полк Вирона вылетел из магического марева, до полусмерти напугав многочисленных крестьян.

– Отогнать этих засранцев вон до тех холмов, – распорядился командор. – Пусть наши бойцы не церемонятся, отрубленные руки, ноги и головы приветствуются.

– Здесь никого не придется отгонять, я вижу только мелькающие пятки, – ответил Вирон.

– Но все равно, поторопите их и займите оборону, мало ли что. Нам нужно обеспечить магам полчаса спокойствия. Дед задумал хитрое колдовство.

– Мы сделаем все возможное командор.

Черные сотни разошлись во все стороны от холма, который лорд Руткер облюбовал как временный командный пункт. У подножия холма, больше шести десятков магов творили грандиозное магическое действие – создавали огромную семнадцати лучевую звезду. До завершения создания этого орудия смерти, магов никто не должен потревожить. В этом состояла главная задача единорогов и полсотни боевых магов.

Целых пятнадцать минут виктанийцев никто не беспокоил, если не считать, сначала несмелых, а потом все более настойчивых магических взглядов. Судя по всему, хозяева поняли, гости из-за гор не конфеты с пирожными привезли, нужно помешать им как можно быстрей. Первый отряд из полсотни солдат и стольких же магов, бойцы Вирона втоптали в грязь, едва те выбрались из подпространства. Дальше гробросцы стали осторожней. Не менее чем в пяти местах вокруг линии обороны виктанийцев, возникали небольшие порталы, из которых торопились выскочить как можно больше солдат и магов. Они не спешили нападать на опасного и многочисленного противника, слава о котором дошла и до этой стороны Межевых гор. Но постепенно хозяева сумели накопить несколько сотен человек, часть из которых подошла из окрестных сел. Откуда-то даже приволокли две старых полевых баллисты и одну катапульту.

Вражеские маги заняли холм напротив «виктонийского» холма и метнули в единорогов первые пробные молнии, которые те без проблем отбили.

– Уводи своих людей, – сказал внуку Руткер. – Мы закончили. Теперь главное, чтобы из наших никто не пострадал.

– Куда увести единорогов?

– Вон за тот холм. А еще лучше возвращай их в Виктанию, пока не перекрыли подпространство. Да и не хотелось бы, чтобы то, что выйдет из созданного нами портала, столкнулось с твоими ребятами.

Заинтригованный Гартош отдал приказ и черные сотни, одна за другой, вернулись на родину. Только командир полка да несколько офицеров решили остаться и посмотреть на могучую магию.

Едва единороги ушли, гробросцы выслали к магической звезде разведку, куда вошли, как воины, так и маги. Виктанийцы не стали пресекать любознательность хозяев, и даже убрались подальше, почти на латон в сторону. К хозяевам постоянно подходила помощь и они осмелели. Часть воинов и магов окружили звезду, другая часть устремилась к незваным гостям.

Понимая, что от звезды ничего хорошего ожидать не приходится, местные маги попытались ее разрушить. Но как только они попробовали убрать магические предметы на вершинах звезды, все магическое сооружение пришло в действие, засияло ярко голубым светом, и хозяев отбросило далеко в стороны. С вершины звезды, в единую точку, находящуюся на высоте полторы сотни шетов, ударили голубые лучи, мигом сотворив пирамиду. А спустя минуту томительного ожидания, из пирамиды вышло то, с чем Гартошу не хотелось встречаться ни под каким предлогом.

– О боги! – прошептал стоящий рядом Вирон.

Лорд Руткер рассмеялся:

– Пускай принимают подарочек!

«Подарочек» настороженно вышел из пирамиды, и показался во всей красе. Пятнадцатишетовое чудовище больше всего походило на бескрылого дракона, а может им и являлось. Передвигалось оно на здоровенных задних лапах – короткие передние прижимало к груди.

– Дед, ты, где нашел такое страшилище?

– Жект Волкорей подсказал.

– Профессор боевой магии оказывается, действительно большой знаток многих полезных вещей.

– Еще какой знаток. Он красавец, правда? – Руткер не мог налюбоваться чудовищем.

– Не то слово.

– Их там много, целый мир. Надеюсь, что портал продержится долго, и как можно больше напастей переберется из того мира в этот.

В подтверждение словам Первого Мага, из портала появилось еще одно чудовище. Гигант, прибывший первым, угрожающе зарычал на пришельца, но тот оказался не из пугливых и защелкал зубами на первопроходца, принудив его посторонится. Следом из голубого сияния показались еще две огромные зубастые головы. У кого-то из гроброских магов не выдержали нервы и в чудищ полетел огненный шар. Но шар не причинил никому вреда, напротив, страшные пришельцы даже потянулись к порождению боевой магии.

– Вот молодцы! – воскликнул Руткер.

– Это ты кому? – спросил внук.

– Всем. Гробросцы молодцы, что применили магию, а наши красавцы молодцы, что быстро поняли, откуда эта магия приходит. Я разве не говорил, что эти малыши питаются магией? Нет? Ну так знайте.

Гартош с интересом смотрел на разворачивающееся действие. Из звездного портала вываливались все новые гости. Хозяева пытались отбиться от них магией, но только приманивали пришельцев. Следом за двуногими гигантами, из чужого мира появились и четвероногие, еще более прыткие, еще более агрессивные. Затем, огласив окрестности пронзительным криком, из портала вылетели несколько крылатых драконов.

– Виверны, – прокомментировал Руткер. – Я очень надеялся, что они найдут дорогу.

– Ох, и не хотелось бы мне путешествовать в том мире! – воскликнул младший Оскол.

– Да уж, там не самый гостеприимный мир, – согласился Руткер. В нем одинаково опасны, как хищники, так и травоядные. Мне целый месяц пришлось приманивать к будущему порталу самых опасных обитателей.

– А чем ты их приманивал? – покосившись на деда спросил Гартош.

– Тебе лучше не знать, – бросив такой же косой взгляд ответил Руткер. И пробормотал под нос: – Пары десятков магов в Гробросе и Жеране все-таки не досчитались.

Вокруг портала разворачивалась драматическая картина. Несколько десятков злобных чудовищ атаковали оборонительные порядки хозяев, и довольно результативно. Применение магии не дало людям ничего, кроме все нарастающих проблем. Многошетовые чудовища буквально ломились на след магии, и гробросцам стоило не одной жизни, чтобы понять – магия против пришельцев не помощник, а скорей наоборот. Неожиданно эффективны оказались баллисты. Выпущенные из них снаряды поразили по одному чудовищу, прежде чем их обслуга была, частично съедена, частично разогнана. Катапульта против прытких пришельцев оказалась бессильна. Из портала выходили и вылетали все новые ожившие кошмары, и командор единорогов вдруг забеспокоился:

– Дед, а если этих «гостей» придет слишком много, не придется ли со временем и нам с ними бороться?

– Не беспокойся, – отмахнулся Руткер. – Между нами Межевые горы, ты не забыл?

– Боюсь, что вон тех крылатых, никакие горы не остановят.

– Ты не прав, Межевые горы серьезная преграда – возразил Первый Маг, – хотя уже и не столь уверенно.

– А если вдоль побережья на юге, или через северные земли? – не сдавался Гартош.

– Чего пристал! – не выдержал Руткер. – Если прилетят к нам, то у нас найдется, чем их встретить, я уже не один год брожу по их миру. Смотри!

Руткер метнул в ближайшую виверну молнию, которую та с готовностью проглотила и развернулась к группе виктанийских магов. Подпустив чудовище шетов на сто, старый маг встретил его очень странной магией. Младший Оскол сумел рассмотреть скрученную в тугой жгут, светлую и темную магию, а так же отдельные элементы всех стихийных магий. Как и удалось совместить несовместимое! Грозный летающий хищник не издал ни звука и тут же рухнул у подножия холма.

– Видал? – гордо воскликнул Руткер. – Такое любое чудовище свалит!

Как внук заметил, сие хитрое колдовство не прошло для деда бесследно – слегка трясущиеся руки были тому подтверждением.

– Сколько виверн ты сумеешь поразить?

– Лучше нам этого не выяснять, – ответил Первый Маг. – По-моему, нам пора убираться.

К месту дислокации виктанийских магов, спешили с десяток пеших пришельцев и три летуна. Лорд Руткер отдал распоряжения:

– Чтобы не сталкиваться с теми, кого мы призвали, все возвращаемся домой. Не будем дразнить и привлекать малышей, пусть направляются к Валитаре, там достаточно магии и магов.

И не дожидаясь приближения «малышей», виктанийцы стали скрываться в подпространстве.

– Надеюсь, я показал ясную подсказку, – пробормотал Руткер, прежде чем покинуть попавший в переделку Гроброс.

* * *

– Лорд Руткер, – начал было Жортак.

– Наши действия согласованы с императором! – с несколько излишней резкостью прервал принца Первый Маг.

Жортак взглянул на племянника, тот невинно пожал плечами. Не дождавшись вразумительного ответа от императора, Жортак обреченно вздохнул:

– Ну хорошо, объясните нам, чего вы достигли, впустив в наш мир опаснейших существ?

– Я бы хотел уточнить, опаснейших существ мы впустили в Гроброс. Чем несказанно осложнили жизнь всем, кто живет за Межевыми горами, – предельно доходчиво объяснил Руткер. – Я надеюсь, что на несколько месяцев гробросцы позабудут о существовании Виктании. По нашим подсчетам, в борьбе с нашими крошками, загорцы потеряют каждого четвертого, а то и каждого третьего мага. Существенно пострадает армия соседа, хотя именно армия, скорей всего и остановит вторжение. Но сил и ресурсов они потратят немеряно. Центральные провинции окажутся обезлюдненны, и Гроброс многие годы будет не в состоянии, даже пукнуть в сторону Виктании.

– Разве опустошение центра Гроброса входило в ваши планы? – поинтересовался принц.

– Еще как входило! – кровожадно ответил лорд Руткер.

Принц осудительно покачал головой, но ничего не сказал.

– Неужели призванные вами чудовища настолько опасны? – подал голос генерал Авитель.

– Достаточно опасны, чтобы занять наших врагов на несколько месяцев.

– А если гробросцы додумаются до ответного хода и нашлют на нас подобную же напасть? – предположил Жортак.

– Если на то пошло, то не мы начали первыми, – вмешался в разговор Гартош. – Это именно гробросцы призвали иномирянских ведьм.

– К вторжению из другого мира мы уже готовы, – добавил Руткер. – Войск, подобных Черному Легиону нет нигде на Иктиве. А открыть такой портал, какой мы открыли в Гробросе, не так-то просто. Мы постоянно прослушиваем магический эфир, проверяя все случаи межпространственой магии. Так что, ваше высочество, можете совершенно спокойно отправляться в Жеран, и убедительно просить, или даже требовать, проявлять к нам повышенное дружелюбие.

– Я еду не просить и не требовать, – поправил Первого Мага принц. – Я еду предлагать. Предлагать стабильный мир и расширенную торговлю.

– Но две удачных операции против наших врагов, только усилят ваши позиции на переговорах, – настаивал Руткер.

Жортак рассмеялся:

– Вы неисправимы, господин Первый Маг.

– Просто я хорошо знаю все подводные камни и течения в наших отношениях с соседями.

– Может вы поедете со мной в Жеран? Я, должен признать, в политике не настолько силен, как хотелось бы.

– Если я отправлюсь с вами, жеранцы могут это неправильно понять. Либо, что я что-то вынюхиваю, либо воспримут мой приезд как акт запугивания. Могут так же возникнуть предположения, что я вам не доверяю.

– А вы мне доверяете? – с легкой улыбкой спросил принц.

– Несомненно, ваше высочество, – отвесил легкий полупоклон Руткер. – Будь иначе, я сам напросился бы в поездку.

– Ну, раз мы разобрались с делами, хотелось бы поговорить о приятных вещах, – подвел черту под деловой беседой Витан. – Я хочу, чтобы вы лорд Руткер, и вы лорд Гартош, представили мне списки людей, отличившихся в походах против наших врагов. Я думаю героев нужно наградить, кого увеличенным денежным содержанием, кого титулом, а кого и земельным наделом.

– Это будет очень мудро с вашей стороны, – Руткер отвесил поклон еще и императору. – Отличившихся в боях действительно нужно наградить, они этого заслужили. А еще это снимет вопрос, законно ли мы провели карательные операции в Верейне и Гробросе.

Жортак рассмеялся:

– Я так понимаю, это камушек в наш с Авителем огород.

– В некотором роде да, – не стал отпираться Руткер. – Но и кроме вас есть люди, которых посещают сомнения в законности наших действий.

Генерал Авитель обижено поджал губы, но в этот раз вступать в дискуссию не стал.

– Но пока вы составите списки, я бы хотел уже сейчас отметить тех, кого знаю.

Витан подал сигнал, и в совещательную комнату вошел офицер, держа в руке что-то накрытое бархатом.

– Господин Первый Маг, – Витан поднялся и встал рядом с офицером.

Лорд Руткер, полный достоинства, подошел к молодому императору.

– Мой император.

Витан снял бархат атласной подушечки и взял в руки восьмиконечную звезду.

– За верную службу империи и удачные походы против наших врагов, я награждаю вас золотой Звездой Доблести.

Звезда заняла место на груди Первого Мага.Подобная награда была не первая в карьере мага, но было видно, насколько это ему приятно. Руткер бухнул себя кулаком в грудь:

– Слава империи!

Еще раз поклонившись императору, маг вернулся на свое место. Но Витан садиться не собирался. Еще один офицер внес еще одну покрытую бархатом подушечку.

– Лорд Гартош.

С заколотившимся вдруг сердцем, Гартош поднялся, и на подкосившихся ногах пошел к другу детства, занимавшего на данный момент императорский трон.

– За верную службу империи и за удачные походы против наших врагов, я награждаю вас золотой Звездой Доблести.

– Слава империи! – Гаркнул единорог.

– Но это еще не все, – остановил командора, собравшегося вернутся на место, улыбающийся Витан. – Своим приказом, я присваиваю вам новый титул. На ваш выбор: герцог или князь. С герцогством или княжеством придачу.

А вот это сюрприз! Ай да Витан, ай да император!

Витан взял с третьей атласной подушечки два пергаментных свитка:

– Здесь нужно вписать, какой титул вы выбираете, и, соответственно, какие земли отойдут в ваше распоряжение.

Младший Оскол задумался, хотя и ненадолго:

– Если вы позволите, мой император, я бы хотел выбрать титул – князь.

Витан удивленно поднял бровь:

– Уже начал задумываться о будущем? Решил, что небольшое княжество, переходящее по наследству, лучше крупного и доходного герцогства, которое со временем вернется в управление империей?

– Что-то вроде того.

– Твое право выбирать, – голос Витана снова стал официальным. – Вы выберете сами, какое свободное княжество становится вашим, либо мне дать задание канцелярии подобрать что-нибудь подходящее?

– Я выберу сам. Насколько я знаю, княжество Авериас, что в западных Аргатах, на сегодняшний день свободно. Если можно отдать его мне, буду очень благодарен.

Витан быстро пробежал глазами по списку свободных княжеств:

– Да, Авериас значиться свободным. Если хочешь, это княжество твое, – император улыбнулся другу.

– Хочу, – улыбнулся в ответ новоиспеченный князь.

Витан вернулся за стол, быстро вписал в бумаги соответствующие названия, скрепил их печатями и отдал Осколу:

– Можно узнать причину, по которой ты выбрал именно это княжество?

– Конечно можно. Мы с женой как-то проезжали по тем местам и Лисите очень понравился замок Камронт, который находился неподалеку от Ровисалта, столицы княжества. Там прекрасная природа, и, что немаловажно для меня, отличная охота. К тому же это княжество находится всего в семидесяти латонах от Риглиса. Так что, даже без магии можно за день добраться до замка деда.

– Убедительные причины, – согласился Витан. – Не забудь после переезда пригласить в гости.

– Конечно.

По залу заседаний прокатился легкий гомон. Большинство из присутствующих, до этого благоразумно помалкивающих и не влезающих в разборки и перепалки двух могущественных группировок, так же выразили желание побывать в гостях у обласканного императором Оскола. Даже Жортак с Авителем напросились в гости. Пришлось Гартошу пообещать, что после переезда и обустройства на новом месте, он устроит большой прием – с балом, охотой и обильным столом.

* * *

Сказать, что Лисита была в восторге, это не сказать ничего. Камронт привлекал ее еще и потому, что его, как и многие другие замки, дворцы, крепости в этой местности, строили еще эльфы. И этот архитектурный стиль, обладательнице капельки эльфийской крови пришелся по душе. Лисита даже не стала обижаться на обычные шутки Гартоша, насчет «маленькой эльфийки».

Целый месяц заняли хлопоты по переезду, освоению нового жилища и нового владения. Пока Лисита руководила приведением в порядок замка, пустовавшего несколько десятилетий, хозяин знакомился с княжеством. Благо обстановка позволяла. Гроброс еще не справился со всеми чудовищами, вторгшимися на его территорию. Жеран, после визита принца Жортака, клятвенно обещал дружить с соседом – дружить и торговать. И свои обещания, нужно сказать, выполнял. Так что новый князь Авериаса мог вполне спокойно заниматься обустройством княжества.

Через полтора месяца после переезда в Камронт, и отгремевшего совсем недавно шумного приема, у Гартоша вновь выдались несколько свободных дней, которые он с удовольствием провел в новом доме. Полдня они с Арушем выслеживали старого оленя, устроившего настоящую бойню среди молодых самцов, и таки добыли его. Вечером они мужественно жевали жесткое мясо и нахваливали его гастрономические качества. Лисита, и гостившая у них Ольвильда, лишь посмеивались на похвальбы великих охотников, которые будто не оленя добыли – пусть и старого опытного самца – а с драконом сразились.

Это был один из тех немногих тихих вечеров, когда на командора самого грозного легиона наваливалось благодушие, хотелось сидеть в кабинете, каминном зале, или на террасе – смотря какая погода – лениво потягивать вино, и наблюдать за потешными играми Милены, Гвалы и Ториты. Последнюю Лисита подобрала в ближайшем лесу. Пищащий пушистый комок оказался детенышем кластов – зверьков обитающих на среднем западе Виктании. Класты легко приручались и за свой веселый игривый нрав быстро становились всеобщими любимцами. Не стала исключением и Торита, по-видимому, потерявшая родителей и принявшая за таковую Лиситу, свою спасительницу. С Миленой и Гвалой Торита с удовольствием играла, а Гартоша и Аруша откровенно побаивалась. Спал зверек неизменно под боком Лиситы, выбирая обратную сторону от Гартоша.

Поздно вечером гости, и хозяева разошлись спать, и замок погрузился в тишину.

Проснулся командор от того, что жалобно и испуганно скулила Торита. Сразу же сработало чувство опасности и пришла уверенность, что в спальне присутствует кто-то чужой. Лисита проснулась почти одновременно с мужем.

– Гартош, – шепотом позвала она.

– Я чувствую, – потянувшись за мечем, прошептал в ответ хозяин замка.

Ему наконец, удалось рассмотреть то, что вызвало у него, Лиситы и Ториты беспокойство. В дальнем углу их немаленькой спальни клубилась Тьма. Тьма пыталась маскировать свое присутствие и ей это неплохо удавалось, во всяком случае, Гартош вряд ли проснулся, если бы не класт – зверек оказался очень чувствительным к проявлению магии.

Но сейчас, в рассеянном свете луны и ночного светильника, Осколы видели и чувствовали присутствие кого-то чужого, и явно враждебно настроенного. Хозяин, в одних подштанниках, схватил меч и, оббежав вокруг кровати, застыл напротив сущности:

– Кто ты и что тебе здесь нужно? – накачивая силу в меч и буквально дрожа от злости, прорычал он.

Тьма ничего не ответила, ее щупальца даже не пытались протянуться в сторону человека. Через несколько секунд она просто втянулась в стену и исчезла, оставив после себя лишь ответное чувство ненависти.

– Милена! – охнула Лисита.

Гартош не раздумывая, бросился из спальни в детскую комнату. Он ударом ноги открыл дверь и увидел ожидаемую картину. Гвала стояла возле кровати хнычущей Милены, и глухо рычала на приближающуюся сущность. Подняв шерсть на загривке, навстречу Тьме подступал неустрашимый Аруш.

Едва командор вломился в комнату дочери, с Гарианта сорвалась ярко синяя молния и пронзила самую средину темного клубка. Окружив себя магическим сиянием, в схватку вступил Аруш, пытаясь оттеснить противника в угол. Из-за спины хозяина дом выплыл огненный шар, и, разбрасывая желтые искры, быстро поплыл к Тьме – это вступила в бой, разбуженная и почувствовавшая неладное Ольвильда. Навстречу шару потянулись черные щупальца, но словно обжегшись, втянулись обратно.

Атакуемая с трех сторон, Тьма отступила в угол.

– Вы все умрете. Скоро, – раздалось из ее глубины.

– Посмотрим, – процедил князь Авериаса.

И злая молния хлестнула по чужой сущности. Подгоняемая магическим шаром и молниями, Тьма снова втянулась в стену и исчезла.

Гартош оглянулся. Лисита прижимала к себе дочь, верная Гвала стояла рядом с ними. Ольвильда и Аруш, еще не отошедшие от схватки, всматривались в угол, в котором исчезла тварь.

– Кто ни будь знает, или понимает, что это такое? – спросил наконец, хозяин дома.

– Скорей всего чья-то сущность, может быть сознание, – выдвинула предположение Ольвильда. – Сильный маг вполне в состоянии направить его к нам, чтобы причинить вред, или даже убить.

– А может это чей-то дух? Дух того, кого я убил лично, или был виновен в его смерти?

– И это может быть, – согласилась с версией хозяина Ольвильда.

– А это не может быть один из обитателей этого замка? – гладя дочь по голове, спросила Лисита. – Если это так, то мы не задержимся здесь ни на день. Я не хочу воевать с обитателями тонкого мира.

Гартош и Ольвильда переглянулись, и такое предположение имело право на жизнь.

– Лорда Руткера зовите, – подал самую дельную мысль Аруш.

– Действительно, без его помощи нам не разобраться. Я сейчас.

Командор вышел из комнаты и направился в кабинет, где находился кристалл связи. Но по дороге он остановился и попробовал связаться с дедом прямо из коридора. Руткер отозвался практически сразу.

– Не разбудил? – спросил внук.

– В три часа ночи? Конечно, нет! Разве люди спят в это время?

– Извини дед, но у нас сложная ситуация, нужна твоя помощь.

Изображение Руткера в магическом сиянии посуровело:

– Иду.

Через мгновение Первый Маг империи стоял рядом с командором единорогов. Они двинулись обратно, в спальню Милены.

– Штаны одень, – бросил Руткер внуку.

– Здесь все свои, – отмахнулся тот.

Появление лорда Руткера все приняли с облегчением, и быстро посвятили в курс дела. Руткер внимательно изучил спальню правнучки, затем спальню ее родителей, и вынес свое заключение:

– Сущность побывавшая здесь, пришлая. Местные обитатели тонкого мира сами напуганы. Они говорят, что появившаяся здесь Тьма, проявление чужой магии, скорей всего, даже из-за пределов Иктива. И у меня тоже сложилось такое мнение.

– Верейн? – глухо выдавил Гартош.

– Наверняка. Кто-то из выживших пытается отомстить. Но, как видим, он, а точнее она, не всесильна. Нужно соблюдать определенные меры безопасности и эта гадина нас недостанет. Я дам вам новые охранные амулеты. Они вас предупредят о новом появлении Тьмы, или что там еще выползет, и сообщат мне, а я тут же приду на помощь.

– Нужно проверить, как там сыновья в студии, – засобирался Гартош.

– Штаны не забудь одеть, – напомнил ему Руткер.

* * *

Гартош убедился, в студии, где обучались сыновья, безопасность соблюдалась на высшем уровне, и в его помощи там, в общем-то, не нуждались. Но новые охранные амулеты, отец сыновьям все-таки доставил.

Еще несколько дней лучшие маги Виктании помогали лорду Руткеру в поисках следов враждебной магии, а так же установке новых защитных заклинаний. Но враг больше не появлялся, и Осколы если не успокоились, то смирились с тем, что опасность может поджидать их везде, даже в собственно спальне.

XXI

Дела в империи постепенно начали налаживаться. За Межевыми горами еще не оправились от нашествия насланных Руткером чудовищ, и приходили сведенья, что не все виверны выловлены. Так что ожидать от Гроброса неприятностей не приходилось, во всяком случае, ближайшее время. Жеран так же вел себя вполне дружелюбно, что положительно сказалось на взаимной торговли – купцы обеих стран прилагали максимум усилий, чтобы удержать мир.

Благодаря усилиям Гартоша, его Черного Легиона, внутренних легионов, а так же стараниями местных стражников, поутихли смутьяны и в самой Виктании. Хотя Оскол не сомневался, что при первом удобном случае, именно они первыми подымут голову и попытаются разорвать страну на части. Вот таким силам и следовало уделить особое внимание, что и делалось.

Но все-таки Виктания начала оживать. Недавние смерти императоров стали, если не забываться, то отодвигаться на задний план. И даже Гартош, в заботах о восстановлении своего легиона и охраны Витана, не так часто вспоминал об ушедших отце и брате.

А забот хватало. Небогатая казна с трудом могла выделить средства, даже на свой самый боеспособный легион. Так что приходилось изворачиваться. Немало времени отнимала и организация охраны императорской особы. Оскол практически помял под себя Первый Легион, и теперь императора неизменно сопровождали представители двух легионов, составом не меньше четырех сотен.

Расследование лорда Руткера об убийстве императора Лисвана и его ближайшего окружения продвигалось медленно, и по мере добычи новых сведений, маг мрачнел больше и больше. Не делясь впрочем, своими добытками ни с Гарошем, ни с Ольвильдой, ни тем более с Катаном. Гартош догадывался, сведенья у Первого Мага не очень приятные, но не торопил деда, справедливо полагая, что когда придет время, старший Оскол сам посвятит всех в результаты расследования.

На очередном Большом Совете, императору было предложено провести инспекцию войск. К удивлению командора единорогов, предложение внес генерал Авитель и его поддержал Жортак. По задумке, инспекция должна поднять авторитет Витана в войсках, приструнить нерадивых чиновников и военачальников, а также, возможно, выявить кой какие недостатки, которые откроются монаршим глазам. Предложение оказалось дельным, и Гартош даже не думал возражать. Его удивило только одно – это предложение внес именно сверх осторожный Авитель. Но видимо генерал стал осваиваться на своей высокой должности, и начал проявлять инициативу. В подтверждение этому, на том же совете, Авитель попытался ненавязчиво отодвинуть Оскола от охраны императора, и предоставить эту честь, наряду с Первым Легионом, вновь создаваемым армейским частям.

– Армия может обеспечить безопасность высочайшей особы специальными частями. А вот Черному Легиону, – генерал укоризненно посмотрел на Гартоша, – как самому боеспособному и самому востребованному легиону, нужно побольше заниматься военной подготовкой, а не прохлаждаться, дублируя Первый Легион.

Но Гартош не был бы Осколом, если бы легко сдал позиции.

– Господин генерал, – вежливо начал он, если вы сомневаетесь в боеспособности моего легиона, то я приглашаю вас лично провести у нас инспекцию. И единороги не прохлаждаются, как вы выразились, а наравне с гвардией охраняют нашего императора. И самое главное – как я уже говорил, перед самой смертью, император Лисван попросил меня побеспокоиться про безопасность его брата. Вы хотите оспорить волю покойного императора?

Авитель хотел быль что-то сказать, но передумал. Ситуацию разрядил Витан:

– Успокойтесь господа. Действительно, господин генерал, зачем создавать новые части для моей охраны, если с этим прекрасно справляются два лучших легиона?

– Эти части специально создаются для вашей охраны, – промямлил Авитель, прекрасно понимая, что пошатнуть позиции Осколов в очередной раз не удалось.

– Мне тоже кажется, что создавать новые охранные части нет необходимости, – поддержал племянника Жортак. – Казна и так небогата.

– Ну, раз вы так считаете, так тому и быть, – нехотя согласился генерал.

Поездку по частям начали с Западной армии. И хотя Оскол не всегда мог сопровождать своего друга, а по совместительству императора, он быстро понял – предложение Авителя действительно разумное и своевременное. Недавняя война унесла жизни многих хороших офицеров и опытных воинов, и найти равноценную замену удавалось не везде. Если добавить к этому все еще низкий авторитет самого императора, то картина открывалась нерадостная – армия значительно утратила боеспособность. Витан старался быть как можно строже и твердой рукой наводить порядок в армии. И в этом ему всеми силами помогали: Гартош, генерал Авитель и принц Жотрак.

Первую неделю постоянные переезды и подпространственые переходы давались Витану тяжело – сказывалось отсутствие военного опыта и нужных навыков – но постепенно император втянулся. Младший хранитель трона с все большим удовлетворением наблюдал, как его друг лихо гарцует на жеребце, и не преминул поблагодарить Авителя за хорошую идею. Генералу похвала пришлась по душе, и хотя он старался не подавать виду, было заметно, насколько важно для него мнение одного из Осколов.

После окончания проверки в Западной армии и небольшого отдыха, Витан начал инспекцию Северной армии. Затем намечалась Центральная и Южная армии, и закончиться все это должно в Восточной – самой большой, самой боеспособной, и самой пострадавшей армии.

Пребывание на севере понравилось молодому императору больше всего, ведь пришло время миграций больших северных животных, и инспекторы могли воочию наблюдать за огромными стадами скребов, мамонтов, носорогов. Командор единорогов все реже сопровождал императора в этих поездках – на среднем западе империи вновь оживились недоброжелатели нынешнего монарха, и приходилось уделить этому повышенное внимание.

После очередного непростого допроса Оскол задумчиво сидел в опустевшей дознавательной комнате. Вырисовывалась неутешительная картина – за всей этой возней вокруг Витана, стоял кто-то умный, опытный, и сильный. И вряд ли эти силы дадут императору править спокойно. Пришла мысль, что нужно удвоить охрану монарха, даже несмотря на почти постоянное пребывание того в армии, в этот раз Центральной. Не откладывая нужное дело на потом, командор взял еще две сотни из полка Алькона и столько же из Первого Легиона, и отправился в пехотный легион, где в данный легион доложен находится Витан. И сразу же вступил в бой.

* * *

Всего пары секунд хватило командору единорогов, чтобы оценить обстановку и принять единственное правильное решение – с ходу атаковать пехотные части, окружившие на строевом поле императора и охранные сотни. Кто напал на Витана, Оскол решил разбираться потом, то, что нападавшие были одеты в виктанийские мундиры еще ни о чем не говорило. Командор даже испытал мрачное удовлетворение, что его предчувствие оправдалось.

Послав сообщение своим полковникам и деду, Гартош направил черные сотни в тыл атакующей пехоте, а две сотни гвардии пошли на небольшую группу магов и офицеров. Неожиданный удар четырех вышколенных сотен привел к замешательству в стане врага и спутал им все карты. Как Оскол успел заметить, вокруг места боя возвышался непроницаемый магический купол, но благодаря неожиданно прибывшей подмоги к окруженным, и атаке на магов, этот колпак удалось разрушить.

Командор заставил себя держаться в тылу, а не броситься на помощь императору, сейчас нужно все видеть и анализировать. Вот черные сотни смяли задние ряды атакующей пехоты и почти проломились к окруженным. На две наступающие сотни личной охраны императора вражеские маги обрушили боевые заклинания, но те упорно продвигались вперед – хорошо сработанные защитные амулеты успешно противостояли магической атаке.

Справа воздух всколыхнулся и расцвел всеми цветами радуги и Гартош облегченно вздохнул, так выходили из подпространства его единороги. И точно, из лопнувшего пузыря, погнав перед собой пыль, легкой рысью выходили сотни Алькона. Командор тут же указал на окруженного императора – туда! Почти сразу воздух вздулся и позади Гартоша – это привел своих остальных бойцов Вирон. Этим пришлось атаковать магов.

– Постарайся взять как можно больше пленных! – крикнул Гартош командиру третьего полка.

А дальше события понеслись вскачь.

Второй и пятый полк появились практически одновременно с двумя группами магов. Одну возглавлял лорд Руткер, другая, не менее многочисленная прибыла на помощь вражескому лагерю. Между ними тут же завязалась схватка. После обмена мощными, но вполне стандартными заклинаниями, из-за спин вражеских магов в группу лорда Руткера ударила мощнейшая струя смертельной магии. Было видно, насколько трудно Первому Магу с подопечными далось построение защитного купола.

– Уводи императора! – прокричал внуку Руткер. – Они сейчас по императору ударят!

Гартош уже и сам понял, что Витану не место на поле боя. Черные полки прекратили наступление и оттянулись к командору. Туда же вывели и императора с охранными сотнями. Хоть и одетая в виктанийскую форму, но все-таки вражеская пехота пришла в себя и предприняла попытку ответной атаки. А их было никак не меньше пехотного легиона. Оскол недоумевал: откуда могло прийти такое количество врагов? И начал понимать – неоткуда, это действительно виктанийские части. И от осознания этого становилось так тошно на душе, что хотелось плюнуть на все и вернуться домой, к жене и дочери, и не участвовать во всех этих интригах и заговорах. Но секундная слабость длилась недолго, никто ничего не заметил.

Отправив императора вместе с полком Алькона, Гартош подскакал к Руткеру:

– Дед, нужно уходить! Подходят еще два пехотных легиона! Да и маги их на удивление сильны!

– Еще бы не быть сильным, если у тебя на руках Тартул!

– Так вот откуда такая мощь!

– Смотри, – маг указал пальцем, – вон там, за спинами магов.

Младший Оскол не особо удивился:

– Ведьма?

– Она сучка! А теперь уходи, ты нам только мешаешь.

Гартош не стала спорить, дед знал что говорит. Через несколько секунд, командор уже очутился во внутреннем дворе императорского дворца в Тороне. Здесь же находился и первый полк Алькона. Остальные черные полки, вместе с гвардейцами, заняли оборону вокруг дворца.

Быстрым шагом войдя во внутренние помещения, Оскол тут же столкнулся со своими полковниками, полковниками из гвардии, командором Первого Легиона, несколькими штатными магами и, конечно же, императором. Все нетерпеливо ждали Осколов, безоговорочно отдав им главенствующие роли в это тяжелейшее время. А по-другому и не могло быть.

Увидев немой вопрос в глазах присутствующих, Гартош сказал:

– Лорд Руткер вместе со своими помощниками остался нас прикрывать.

На раздавшийся во дворе шум, все обернулись настороженно, но с надеждой. Надежда оправдалась – вернулись маги из группы прикрытия. Самого Руткера вели под руки, еще нескольких магов несли. Войдя вовнутрь, Руткер убрал от себя руки помощников, отдал распоряжения насчет раненых и охраны периметра, и подошел к вышеупомянутой группе:

– А теперь рассказывайте. Только по очереди. Ты! – он ткнул пальцем в одного из магов сопровождающих императора.

Тот докладывать стал четко, по военному:

– Во время парадного построения по случаю прибытия императора, четвертый пехотный легион Центральной армии, преднамеренно и организовано напал на императора. Нападение сопровождалось мощной магической поддержкой, которую нам не удалось преодолеть. Первый магический удар мы смогли отбить с помощью амулетов. Охранные сотни сумели отразить одну атаку пехоты, а затем подоспел лорд Гартош с подмогой.

– Понятно, – кивнул Первый Маг. – У кого есть что дополнить?

Один из сотников единорогов откашлялся, и, спросив взглядом разрешения у своего командора, добавил:

– Я обратил внимание на то, что в напавшем на нас легионе, почти не было бойцов моложе тридцати лет. Это меня немного удивило, ведь военные части формируются преимущественно смешано, новобранцы вместе с ветеранами. Здесь же, несмотря на то, что легион недавно переформировывали, собрали одних ветеранов.

– Откуда появились чужие маги? – спросил Гартош. – Они изначально находились в легионе, или пришли извне?

Ответил уже докладывающий ранее маг:

– Маги вышли из штаба легиона.

Осколы переглянулись, и лорд Руткер мрачно протянул:

– Что и требовалось доказать.

– Что доказать? – подал голос Витан. – Что происходит лорд Руткер, вы можете объяснить?

– Боюсь что могу, – ответил Первый Маг. – Мятеж. Один из крупнейших мятежей за всю историю Виктании. Мятеж хорошо спланированный и подержанный извне. Мятеж, в котором принимают участие почти все слои населения нашей империи – от особ императорской крови, до простолюдинов.

– Императорской крови? Что вы имеете в виду? – недоумевал император.

– Принц Жортак! – сказал, словно топором отрубил Руткер.

Витан побледнел:

– Как Жортак? Это ваши догадки?

– Уже не догадки. Я собрал достаточно сведений, чтобы заявить – принц Жортак участвует в нынешнем мятеже. На нем так же лежит ответственность за смерть императоров Лориана и Лисвана. А так же всех тех, кто погиб рядом с ними.

Витан побледнел еще больше:

– Не может быть. Дядя?

– Да, – жестко ответил Первый Маг. – Ваш дядя мятежник и заговорщик. Это он провел ведьм в ставку, в Старых Аргатах. Это он помог нейтрализовать Тартула и способствовал захвату его ведьмами. Это он организовал нападение на Лисвана в своем дворце. И это он, совместно с Авителем, организовал очередное нападение на последнего императора, который стоит на его пути к трону.

– Все-таки Авитель? – спросил Гартош.

– Да, – ответил Руткер.

– Теперь понятно, что за новые охранные части он создавал.

– Дядя… – ошеломленно прошептал Витан. – Но почему?

– Я думаю, ваше величество, находиться в тени своего старшего брата, было для него слишком тяжелым грузом, – ответил Руткер. – Поэтому, когда ему предложили помощь, чтобы расчистить дорогу к трону, он недолго сомневался.

– Кто предложил? – первым спросил Гартош.

– Могущественные силы. Верейнские ведьмы часть этой силы.

– Но есть еще кто-то?

– Есть. Но пока я не могу ответить на это вопрос. Хотя несколько мы раз улавливал следы эльфийской магии. Возможно прежние хозяева Иктива, пытаются вернуть себе власть над нашим миром.

Их разговор прервал своим появление Вирон:

– Мы допросили пленных. А так же провели глубокое зондирование их мозга.

– Кто отдавал приказы? – спросил Гартош.

– Принц Жортак и генерал Авитель, – бесстрастно ответил Вирон.

Витан застонал, и, схватившись за голову, быстрым шагом ушел в одну из боковых комнат. Немного поколебавшись, Гартош пошел следом.

Император стоял возле открытого окна и, расстегнув несколько верхних пуговиц камзола, растирал шею.

– Как же так, Гартош, как же так? – не оборачиваясь, спросил Витан.

Оскол подошел и встал рядом:

– Мне самому тяжело в это поверить, но ты слышал.

– Он ведь качал нас на коленях, он играл с нами, как со своими собственными детьми. Неужели он нас уже тогда ненавидел?

– Не знаю Витан. Об этом может рассказать только сам Жотрак. Если у вас будет возможность с ним поговорить.

– Что ты имеешь в виду? – Витан повернулся к другу.

– Твой дядя убил не только твоего отца и брата, он убил и моих родных. Неужели ты думаешь, что после этого мы позволим ему жить?

Витан долго смотрел в холодные глаза Оскола, и наконец, отвернулся:

– Что нужно сделать мне? И что нужно делать всем нам?

– Тебе нужно объявить вне закона императорских убийц – принца Жортака и бывшего главнокомандующего Авителя, которого ты сейчас разжалуешь. А так же ты разрешишь и объявишь охоту на них, и всех тех, кто был причастен к предательству. И чем быстрей ты это сделаешь, тем лучше. Наши враги не дремлют и могут опередить нас.

Витан кивнул:

– Да, наверное, так и следует сделать.

– Пойдем, нужно подготовить обширную магическую связь.

– Пойдем, – обреченно согласился Витан.

Возвращения императора все ждали с явным нетерпением.

– Ваше величество, – шагнул вперед Первый Маг. – По полученным только что сведеньям, замечена повышенная магическая активность вокруг дворца.

– Что это может означать?

– Это может означать многое. Возможно, это прибывают наши враги, а возможно они уже блокируют Торону от магической связи и подпространсвенных переходов.

– Ваше величество, – командор гвардии так же шагнул вперед. – По данным разведки, в столицу начали входить пехотные и кавалерийские части Центральной армии.

– Какими силами? – спросил Гартош.

– Два пехотных легиона и три кавалерийский полка.

– Силы пока небольшие, – сказал командор единорогов, – но они свяжут боем два наших легиона, и попытаются удержать нас до подхода подмоги. Их подмоги.

– Никогда не думал, что буду воевать против своих, – с горечью в голосе сказал Витан.

– Этого никто из нас не хочет, – заметил лорд Руткер.

Император посмотрел на Первого Мага:

– Мне нужно сделать заявление на всю империю.

– Уже все готово, – кивнул маг.

Витана провели в его кабинет. Маги установили большой магический кристалл, который изредка использовался в тех случаях, когда императору необходимо было сделать сообщение на всю империю. Витан пользовался ним впервые. Вокруг кристалла установили дополнительные артефакты, которые должны обеспечить устойчивую магическую связь.

Уставившись в светящийся бледно желтым огнем кристалл, Витан на миг задумался, затем тихо начал:

– Мои верные и не очень верные подданные. Многострадальную Виктанию постиг новый удар, новое испытание. Сегодня на меня совершено очередное подлое покушение. Во время смотра одного из легионов Центральной армии, был поднят мятеж и предатели попытались убить меня и тех, кто меня сопровождал. Для меня было огромным потрясением узнать, что за этим покушением стоит ни кто иной, как мой бывший главнокомандующий Авитель. Да, да, вы не ослышались, Авитель только что мной разжалован, и я принимаю командование Армией Виктании на себя. Еще большим потрясением для меня стало известие, что к покушению приложил руку мой дядя, принц Жортак. По имеющимся у меня сведеньям, принц Жортак не первый раз покушается на императора. Именно с его помощью верейнские ведьмы убили моего отца, императора Лориана, и моего брата Лисвана. За предательство я объявляю их вне закона! – Витан сжал кулаки и бухнул ими об стол. В этот момент он стал похож на отца. У Гартоша появилась надежда, что Витан будет проявлять твердость и дальше, и что из него получится настоящий император. – Отныне каждый, кто встретит изменников, может их арестовать, или даже убить. Я призываю всех своих подданных без паники встретить этот непростой период. Я приказываю командующим Северной, Западной, Южной и Восточной армий, двинуть свободные войска к Тороне и подавить мятеж. Я призываю участвующих в мятеже одуматься и не участвовать в преступном сговоре. Я так же обещаю, что те, кто участвовал в мятеже, но не запятнал себя кровью, преследоваться не будет.

Внезапно один из артефактов, окружающих кристалл магической связи, засветился бледно голубым светом и, вспыхнув более ярко, превратился в обгоревшую головешку.

Витан поднял вопрошающий взгляд на лорда Руткера.

– Заканчивайте, ваше величество, наша защита долго не выдержит, – сказал маг. – Видимо на нее насел кто-то могущественный.

– Враги пытаются помешать мне высказать свою волю. Поэтому я заканчиваю. Я хочу сказать, что безоговорочно верю лишь одним людям, Осколам – хранителям трона. И призываю вас слушаться их, как меня самого.

Еще два артефакта рассыпались в прах и связь пропала.

– Вот и все, ваше величество, теперь мы ни с кем не сможем связаться, нас блокировали, – сказал Первый Маг.

– Сколько меня услышало людей?

– Думаю не меньше двадцати тысяч. Ваш большой магический кристалл, очень сильный дитрат. Во время активации, он активирует и большинство других кристаллов связи. Наверняка ваше сообщение слушали во всех крупных частях, большая часть владетельных лордов, а так же все маги.

– Да и соседи все слышали, – казал Гартош.

– Точно, – согласился Руткер. – Сейчас у нас другая проблема. С минуты на минуту наши враги перекроют выход в подпространство.

– Уже перекрыли, – сообщил один из магов.

– Уже перекрыли, – повторил Руткер. – Но пока это не так страшно. Мы научились взламывать блокировку, правда, ненадолго. Нам нужно решить, оставаться императору в столице и принять бой, или избежать столкновения, и до выяснения обстоятельств, пересидеть где ни будь в спокойном месте?

Вопрос Первого Мага на короткое время поверг всех в раздумье.

– Мне не по душе оставаться во дворце, – первым отозвался командор единорогов. – На улицах и в тесных помещениях Черный Легион теряет все свои преимущества, поэтому я предпочитаю встретить врага в чистом поле.

– Мы обучены воевать в любом месте, – сказал лорд Магранк, – но имея под рукой единорогов, я бы тоже предпочел маневрировать.

– Я тоже думаю, что дворец лучше оставить, – поддержал командоров лорд Руткер. – Вопрос только, куда нам отправится?

В отличие от первого вопроса Руткера, это привел к всеобщему галдежу. Предложения выдвигались самые разные. Наконец Первый Маг не выдержал и рявкнул:

– А ну заткнулись все! Словно не маги с воинами собрались, а базарные торговцы! Магранк, что ты предлагаешь?

– Нужно соединиться с верными войсками и совместными усилиями задавить мятеж.

Послышались одобрительные выкрики.

– Хорошо, ты знаешь, какие части верные? – спросил Руткер.

– Нет, – немного подумав, ответил гвардеец.

– В том то и дело, что мы не можем быть уверены ни в одной части. Во-первых, многих командиров назначал Авитель, а во-вторых, нужно признать ваше величество, свою популярность вы только начали зарабатывать, поэтому… – Руткер развел руками.

Витан со вздохом кивнул:

– Я все понимаю, не нужно ничего объяснять.

– Может, стоит попросить временного убежища у тартов? – неуверенно предложил Гартош. – Думаю, они не откажут.

– С ума сошел?! – возмутился Руткер. – Отказать то они не откажут, но что они потребуют за свою помощь? Да и позор на весь Иктив.

– Тогда куда? – младшего Оскола вдруг осенило. – Может за пределы Иктива? Например, в Литерию? Кванату в свое время была оказана немалая услуга, пора бы и отплатить.

– Литерия, это неплохо, – согласился Руткер. – Но тот мир слишком близок от нашего, и я боюсь, нам не удастся там отсидеться. Мое предложение – Оритерар.

– Красный мир?

– Именно так. Красный мир находится довольно далеко и мало кто может в него попасть. К тому же можно замаскировать свой след, и надеяться на то, что враги не смогут на него напасть – слишком отдаленный мир.

– Как это не смогут напасть на след, по которому прошел целый легион, – еще больше удивился командор единорогов.

– Два, – добавил Магранг.

– Два, – повторил Гартош.

– Не один и не два, – с хитринкой в глазах сказал Руткер. – С императором должно пойти полтора десятка человек. Максимум два десятка.

– Но как?! – разом воскликнули оба командора.

– Что, как? – переспросил маг.

– Как мы сможем обеспечить безопасность императора двумя десятками человек? – расширил вопрос единорог.

– Ты, наверное, забыл, что там за мир. Там убийственное количество энергии. И спрятаться можно, либо в доме, в котором мы бывали, либо в роще, а это несколько поодаль. Даже если враги сумеют привести сотню, в чем я сомневаюсь, они не смогут постоянно караулить возле дома, энергия их убьет. Им придется меняться.

– А штурм, они могут взять дом штурмом? – спросил Магранг.

– Ты не видел дом, в котором вам предстоит прятаться, настоящая крепость. Сутки вы там продержаться сможете, а больше и не надо. Через сутки пробивайтесь назад.

– Нам? То есть ты не идешь? – поинтересовался младший Оскол.

– Нет, я остаюсь в Виктании и выясняю, на кого мы можем опереться. Ваши легионы лучше перебросить поближе к Восточной армии, ей я доверяю больше всего.

– Куда нам возвращаться? – спросил Магранг.

– Куда? – старший Оскол задумался. – Не знаю. И никто не должен знать. Место возвращения выберете сами. Главное чтобы подальше от обитаемых мест.

После недолгих споров решили сделать так, как предложил Первый Маг. Началась подготовка.

Наибольшей проблемой оказалось то, что в принципе не должно было стать проблемой. Все дело в том, что оба охраняющих императора легиона, формировались из лучших воинов Виктании, и отобрать два десятка оказалось совсем непросто. Наконец решили – с императором пойдут десять бойцов Черного Легиона, и столько же Первого.

Гартош поручил полковникам отобрать из каждого полка по два человека. Избранные должны быть лучшими мечниками, магами, стрелками и так далее. Так же поступил и Магранг – по два человека от полка. Само собой командоры так же решили отправиться с императором. Высказывание Оскола, что хватит и одного командора, вызвало агрессивное непонимание со стороны Магранга и командор черных не стал настаивать. Единственное что он оговорил, с ними пойдет и Аруш. Против помощи истинного оборотня никто не возражал.

Единороги отобрали трех сотников и семерых десятников – лучших из черного войска. Затянувшуюся подготовку прервало сообщение о том, что магическая блокада Тороны и особенно дворца усилилась. И теперь становилось понятно, пробить заслон удастся только одной небольшой группе, всем остальным придется прорываться с боем.

Встав в центр большой многолучевой звезды, два десятка бойцов-магов, два командора, каррлак и император, приготовились к переброске в чужой мир. Загорелись мощные артефакты на вершинах и ребрах сложной конструкции.

– Дед! Побеспокойся про моих! – выкрикнул Гартош.

Не переставая читать заклинание, Первый Маг кивнул, и отправленцев тут же окутало облако магической энергии. Через мгновение внутренняя часть звезды оказалась пуста.

* * *

Гартоша никогда так не бросало, ни во время подпространсвенных, ни во время межпространсвтвенных переходов. Видимо сказался эффект перехода большой группой на такое значительное расстояние. Путешественников рвало на части, плющило и вертело так, что казалось до нужного мира никто не доберется. Но вспыхнул гутой красный свет местного светила, и виктанийцы оказались на жесткой коричневой траве, неподалеку от искомого дома.

Ноги дрожали и отказывались держать. Осколу понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Он огляделся. Судя по расположению солнца, день здесь приближался к полудню. Более тщательный осмотр показал, что расслабляться нельзя, в небе парила пара красных дьяволов, так знакомых с детства. Правда, такому количеству хорошо вооруженных бойцов, да еще знакомых с магией, слишком уж бояться их не стоило.

– Проверить дом! – скомандовал командор единорогов, и пара бойцов поспешила к дверям.

Скрипучая дверь поддалась с трудом. Беглый осмотр показал, в доме уже давно никого не было. Быстро вошли вовнутрь и вздохнули с облегчением, уж больно сильно давило на голову обилие местной энергии. Оскол сразу стал распоряжаться: что куда положить, куда поставить, где разместить. В углу отгородили отхожее место, продукты и воду сложили подальше от ширмы. Несмотря на то, что воду и дрова прихватили из дворца, Гартош послал четырех бойцов к ручью и столько же за сушняком. На этом обустройство на новом месте закончилось, потянулось нервно тягучее ожидание.

Первые несколько часов прошли спокойно и у беглецов появилась надежда, что удастся отсидеться без приключений. Но ближе к вечеру в дом вбежал взволнованный наблюдатель:

– На латон южнее наблюдается подозрительное возмущение магии. Очень похоже на межпространственный переход.

Оскол вскочил:

– Единороги и Аруш со мной! Проверим, что там и как. Может удастся кому стрелу в зад всадить.

– А мы! – вскинулся Магранг.

– А вы составите ближний круг охраны императора. Все как всегда, – невозмутимо пояснил положение вещей командор единорогов. – Мало ли что там произойдет, возможно, вам самим придется взять оборону на себя.

Магранг промолчал, с завистью проводив единорогов на вылазку.

Командор повел свой маленький отряд через лес. Пока враг приходил в себя после тяжелого перехода, имелась возможность застать его врасплох, поэтому единороги спешили, как могли. Ближе к месту высадки вражеского отряда, перешли на осторожный шаг, а на самой опушке чуть ли не ползли на брюхе. Когда увидели пришедших, многие от злости заскрипели зубами. И было от чего – врагов насчитали не меньше пяти десятков. И, к сожалению единорогов, многие вполне оправились от перехода. А это подтверждало, в погоню за императором послали лучших из лучших – мешкать было нельзя.

– Разобрали цели, – негромко скомандовал Оскол. – Первыми бьем тех, кто уже пришел в себя, потому как потом мы их не достанем.

Бойцы Черного Легиона синхронно натянули луки, и так же одновременно выпустили стрелы. Командор с удовлетворением увидел, что упало одиннадцать мишеней. К чести вновь прибывших нужно сказать, они быстро все осознали и приняли меры к противодействию. В единорогов тут же полетели ответные стрелы и заклинания, благо энергии здесь имелось больше чем достаточно. Магические удары частично поглотили деревья, за которыми прятались стрелки, а вот стрелы представляли более серьезную угрозу. Рядом с Гартошем нетерпеливо топтался Аруш, ему так и не удалось никого загрызть.

– Еще два залпа и уходим! – распорядился Оскол, и тут же воскликнул: – Дух ее раздери! Ведьма!

Окруженная плотным кольцом магов и бойцов, уже виденная сегодня ведьма, готовила мощный магический удар. Гартош положил на тетиву стрелу с гномьим наконечником, сейчас обычные стрелы были бесполезны, это показали выстрелы подчиненных – всего две, хорошо заряженных магией стрелы достигли своих целей, остальные отбила защита. Только выкованный гномами метал, закаленный в крови драконов, и заряженный магией трех народов, имел шанс пробить такую мощную магическую защиту. Оскол добавил в наконечник еще и своей магии, и выпустил стрелу.

– Сука! Тварь! – с командора буквально сочилась ненависть.

Вышедшая на ударную позицию ведьма, каким-то чутьем почувствовав приближение смертельного гостинца, бросилась за спину ближайшего мага. Осколу ничего не оставалось, кроме как подправить стрелу тому в грудь, во всю надеясь, что стрела пройдет насквозь и прибьет обоих уродов. Не повезло. Мага заветная стрела достала, а вот ведьму, нет.

– Уходим! – бросил командор. – Возвращаемся в дом.

Вслед им, по верхушкам деревьев и ветвям хлестнул магический бич, но вреда принести он не смог, роща исправно поглотила убийственную энергию.

– Может, есть смысл поводить их по лесу? – предложил один из сотников, когда отряд углубился в лес.

Оскол задумался:

– Заманчиво. Но вряд ли за нами пойдет весь отряд, максимум половина. Остальные будут блокировать дом. А сумеем ли мы потом воссоединиться? Не уверен. Здесь собрались не дети, отличные бойцы, не хуже нас с вами. Думаю нужно держаться вместе.

Назад хоть и не бежали, но шли быстро. Погони,возможно, не было, а возможно она не догнала десяток Гартоша, но до дома удалось добраться без проблем. Быстро рассказали остававшимся в доме о последних событиях, и, разойдясь по окнам-бойницам, стали ждать появления неприятеля.

Преследователи появились примерно через полчаса. Они окружили дом, и не став мешкать, нанесли по нему несколько мощных магических ударов. Дом уверенно все выдержал, за что заслужил многочисленные одобрительные высказывания. Магический таран, выпущенный из Тартула, заставил строение вздрогнуть, но не более того. Еще один магический молот ударил в один угол, затем во второй, но расшатать дом не удалось. Тот, кто построил этот дом, прекрасно знал свое дело, и даже могучий боевой атрат не смог причинить ему вреда.

Продолжением магической атаки стала атака обычная. Прикрываемые стрелками, к дому рванули полтора десятка бойцов. Пятеро упали от стрел защитников, остальные добежали до дома.

– Может, запустим их сюда? – с азартом спросил Оскола Магранг. – Десяток мы здесь прикончим без проблем.

Не дав ответить командору единорогов, в окна полетели мешочки с какой-то жутко вонючей дрянью. Гартош показал на гостинцы, и покачал головой – не сейчас.

Пока выкинули отраву, несколько человек упало без чувств. Воспользовавшись замешательством защитников, к дому рванули еще восемь человек, троих по дороге потеряли. Бой начал принимать опасный оборот. О рукопашной схватке Гартош не хотел даже и думать, не было гарантии, что удастся уберечь императора от шальной стрелы, или от удара. Тем более что появились первые потери и у защитников дома. Двоих серьезно ранили, одному стрела вошла в глаз и насквозь пробила голову.

Высовываться из окна стало опасно, можно, если не стрелу поймать, то на меч нарваться. Вылазка так же не решала дела, дверь наверняка находилась под прицелом у стрелков и магов. Положение защитников дома становилось очень опасным. Оскол уже который раз задумывался – правильно ли они поступили, что отправились в далекий мир со столь незначительной охраной? Правильно ли сделали, что спрятались в этом доме? И не мог на свой вопрос ответить положительно. Главным оправданием служило то, что беглецы любыми путями стремились избежать кровопролития среди виктанийцев. Что, возможно, мятежники, не сумев с наскоку добиться своих целей, отступятся. Но такие объяснения служили очень шатким успокоением. Сейчас, в этом доме, были все шансы погибнуть самому и не сберечь императора.

Выглянув из окна и выпустив стрелу в мелькнувший среди высокой травы силуэт, Гартош нырнул за спасительную стену. И не напрасно, в бойницу тут же воткнулись две ответных стрелы, еще одна пролетела через окно и застряла в противоположной стене. Сейчас в доме трудно было найти безопасное место. Витана спрятали за очагом и загородили лавками. Император недовольно ворчал, но его мало кто слушал, были дела поважней.

Время от времени в окна пытались забросить очередную гадость, как магическую, так и обычную. И если магические заклинания, пройдя сквозь окна разрушались, а энергия поглощалась домом, то с дымящимися ядовитыми подарками дело обстояло гораздо хуже – их выбрасывали, но они снова и снова летели в окна. И вскоре весь дом заполнил вонючий сизый дым, от которого кружилась голова и слезились глаза. А некоторые, например, император, и вовсе потеряли сознание.

Судя по дыму снаружи, предпринимались так же попытки поджечь дом. Но к счастью защитников, бревна оказались негорючими, иначе участь беглецов была бы решена.

* * *

Ночь наступила как-то сразу, практически без сумерек. Солнце спряталось за недалекий горный хребет, и красный мир поглотила тьма. Обстрел из луков прекратился, лишь из арбалетов изредка постреливали прямо в окна. По видимому, все кому нужно, уже собрались под стенами дома. Это подтвердила решительная попытка выбить дверь чем-то тяжелым. Но два мощных кованых засова, плюс подпорка из лавки, удержали нападающих.

Через полчаса после заката, совсем недалеко раздался мощный рев и в стане врага начался переполох.

– Похоже, к нашим друзьям пришел в гости кто-то из местных, – заметил Гартош.

– Кто-то большой, сильный, и видимо голодный, – осторожно высунувшись из окна подтвердил Аруш.

Шум за стенами дома усилился, крики людей смешались с ревом животного. Казалось невероятным, что такое количество сильных магов и воинов не могут справиться с животным, каким бы сильным оно не было.

– Здешние обитатели не боятся магии, – объяснил товарищам Оскол, – и даже сами умеют нею пользоваться. А сейчас сюда пожаловал, по-видимому, хозяин здешних мест. Дед что-то говорил об огромных степных львах, свирепых и очень опасных.

– Надеюсь, ему удастся убить немало наших врагов, прежде чем с ним справятся, – заметил Магранг.

– Или что еще один такой заявится, – добавил Аруш.

Надежда обитателей дома сбылась не полностью. Льва все-таки убили, хотя, как заметил Аруш, ему удалось прихватить с собой, как минимум двоих человек, и еще нескольких покалечить. Осаждающие решили отложить атаки на дом, и в первую очередь обеспечить свою безопасность. По периметру они разложили несколько ярких костров, и поддержка оных в рабочем состоянии заняла немало сил и времени. Тем более, как к своей радости заметили беглецы, противник наконец, получил такую дозу убийственной энергии, что несмотря на защитные заклинания, вынуждены были прятаться в лес. Как и предсказывал лорд Руткер, преследователи организовали дежурство – половина пряталась в лесу, остальные стояли в оцепенении вокруг дома, и поддерживали яркое пламя.

Оценив обстановку, Гартош пришел к выводу:

– Вырываться из дома нужно этой ночью.

– Поддерживаю, – отозвался Магранг. – За ночь ублюдки освоятся в этом мире и завтра найдут способ, как нас отсюда выкурить.

Оскол согласно кивнул:

– Так и будет. Проблема только в том, что группа поддержки тех, кто в оцеплении, находится слишком близко. Даже если мы сумеем прорваться сквозь оцепление, далеко уйти нам не дадут. А чтобы подготовится к такому сложному межпространственному переходу, нам нужно время.

– Не дадут нам этого времени, – снова согласился командор гвардеец.

– Выход один, – продолжил командор единорог, – нужно увести как можно больше врагов подальше от дома. Увести небольшими силами, но создать впечатление, что ушла большая группа. Врагам придется разделиться, и тогда появится возможность уйти основной группе, вместе с императором.

– Ты все неплохо задумал, – сказал Магранг. – Но как это реализовать? Дверь под прицелом, в окна не вылезть, какой выход?

– Дымоход, – ответил Оскол. – Я смотрел днем, он достаточно широк, чтобы в него мог пролезть человек. Мы с Арушем пролезем в трубу, постараемся незаметно пролезть через кольцо охраны – с той стороны дома оно не должно быть плотным – убьем пару человек, подымем шум и уйдем в горы. За нами должны последовать не меньше половины преследователей. В горах я открою большой портал и создам видимость, что ушел большой отряд, хотя буду я сам.

– Как сам? – встрепенулся Аруш. – Без меня?

– Без тебя каррлак. Ты поможешь мне добраться до гор и вернешься назад. Сквозь измерения мне легче будет пробираться самому, а ты поможешь ребятам вернуться домой. А дальше по обстоятельствам. Встретимся мы уже в Виктании. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Не очень мне твой план нравится, – проворчал Аруш. – Ты не знаешь, что тебя будет ждать в новых мирах.

Оскол улыбнулся, хотя вряд ли кто, кроме оборотня смог это увидеть.

– Я буду осторожен, мне не нужны лишние приключения. Для меня главное быстрей вернуться домой.

Больше против плана командора никто не возражал. Небольшая заминка вышла с выбором оружия. Ни свой лук, ни меч, Гартош не смог бы протащить сквозь узкую трубу. И противник не даст времени, чтобы вытащить оружие веревкой. Немного подумав, Оскол решил все свое оружие оставить здесь, с собой взять только короткий меч убитого бойца, да его же длинный кинжал. Свое оружие командор решил спрятать в этом доме. Он оторвал в углу несколько досок, обмотал оружие плащом убитого, и сложил в подпол. Доски тут же заняли свое место.

– Я готов, – сунув кинжал в сапог, сказал вызвавшийся герой.

– Я тоже, – Аруш принимал вид, наиболее удобный для лазанья по трубам.

Гартош заглянул в трубу:

– Может ты первый?

– Да легко, – согласился каррлак и сунулся было в трубу. – Ах, вот в чем дело! Ты решил предоставить мне честь первому собрать всю сажу в трубе?

– Ну Аруш, ты же друг…

– Я то друг, а вот насчет тебя у меня сомнения.

– Тебе легче отряхнуться от сажи, чем мне чистить одежду, – пытался аргументировать свою просьбу Гартош.

– Можешь не оправдываться, мне все понятно. Просто не хочется терять время, кто знает, сколько здесь длится ночь.

И не сказав больше ни слова, оборотень нырнул в дымоход. Выждав, когда перестанет сыпаться сажа, а в трубе снова покажутся звезды, без долгих прощаний полез вверх и Оскол.

* * *

Все же испачканные сажей волосы Гартоша тронул легкий ветерок. Аруша на крыше уже не было и командор осторожно вылез из трубы. Противник переговаривался за пределами видимости от костров. За домом, там где находилась каминная труба, находился всего один костер, остальные возле окон. Больше всего костров разожгли напротив двери. Привязав к трубе прихваченную веревку, Оскол начал спускаться. Внизу была непроглядная темнота, отдаленный костер не мог ее отогнать. Командор позавидовал другу, оборотню нет необходимости прощупывать себе дорогу – выпустил когти и спускайся как по лестнице. Едва человек закончил осторожный спуск и его ноги коснулись травы, как сбоку раздался раздраженный шепот Аруша:

– Ты там не заснул случайно? Я тут половину караульных передушил, а ты все звездами любуешься.

– Где задушил?

– Да вот этих, возле ближнего костра.

– Сколько там было?

– Парочка.

– Половину, половину…

– Сколько было, столько и задушил, остальных тебе оставил, – раздраженно выдал Аруш.

– Ладно, не злись. Давай выберемся за цепь из костров, там подумаем, как быть.

Траву вокруг дома вытоптали почти всю и друзьям больше приходилось ползти, чем передвигаться на четвереньках. Но за пределы оцепления выбрались довольно быстро. Отойдя на приличное расстояние, лазутчики остановились на совещание, как раз неподалеку от убитых караульных.

– Можно идти в горы прямо сейчас, – начал Гартош, – но тогда нас не заметят и не пошлют погоню.

– А то, что ты откроешь портал, они могут тоже не заметить.

– Или заметить, но с проверкой отложить до утра.

– Значит нужно сделать так, чтобы эти уроды о нас узнули, – подытожил Аруш.

– А для этого требуется кого ни будь убить. А вот, кстати, и кандидаты.

Оскол указал на двух человек, приближающихся к пустому костру. Наверное, смена.

Аруш среагировал быстро:

– Я сейчас.

– Подожди, – придержал его Гартош. – Ты не забыл, что нам нужно немного шума?

– Да сколько угодно!

– Нет, теперь моя очередь.

Гартош поднял с земли лук убитого караульного. Взвесил в руке, натянул. Хороший лук, добротный. Если командор единорогов не поразит из него две цели с семидесяти шетов, будет стыдно. Тем более что караульные, с этой стороны костров, просматривались как на ладони. Тщательно прицелившись в первую мишень, Оскол отпустил тетиву. И тут же выпустил вторую стрелу. Идущий впереди упал почти бесшумно, а вот второй успел вскрикнуть. То, что нужно.

– Пойдем отсюда, – сказал стрелок, – дальше они сами.

– Главное не спешить, а то они не поймут, куда мы делись.

– Но и сильно задерживаться не стоит, могут возникнуть подозрения и кто ни будь догадается, что их заманивают.

– Тогда как?

– Ты давай немного вперед, проверь, не ждет ли нас там еще один лев, или прочая напасть. А я, наверное, еще кого ни будь подстрелю.

– Не увлекайся, – бросил Аруш, – у них стрелков больше. Как бы тебя самого не подстрелили.

– Не подстрелят, – отмахнулся Оскол. – Не таких сусликов выливали.

Среди поднявшейся суматохи трудно было кого-то выцелить, но командор постарался, и одна из трех стрел нашла свою жертву. А вот теперь несите ноги несите! В сторону возмутителя спокойствия полетело сразу с десяток стрел, и слова Аруша могли стать пророческими.

По следам беглецов быстро организовали погоню, и, как удовлетворенно отметил Гартош, в ней участвовало полтора, два десятка человек – значит, большую часть врагов с собой увели.

По ночной степи быстро не побегаешь, нарвешься, поэтому командор шел обычным походным шагом, стараясь сберечь силы на случай слишком активной погони. А организаторам погони нужно отдать должное, они шли по следу почти не сбиваясь – наверняка пустили вперед магических ищеек. Пытаясь сбить преследователей с толку, Оскол вовсю старался создать видимость многочисленности своего отряда. Он пустил в стороны несколько ложных фантомов, и каждый раз применял разные магические приемы, очень надеясь, что это сочтут за колдовство разных людей. А еще большую надежду он полагал на то, что во вражеском отряде не найдется следопытов, умеющих ночью распознать, что уходит всего один человек.

Из густой темноты вынырнул Аруш:

– Вон там, примерно в пятидесяти шетах, находятся четыре волка.

– Большие?

– Почти в два раза меньше меня.

– Думаешь, нападут?

– Если их больше чем четверо, или сильно голодны, нападут обязательно. Сейчас их время охоты, они здесь дома, так что нужно быть готовым.

– С четырьмя мы справимся, – уверенно заявил Оскол.

– Конечно справимся. Только сколько мы на это потратим время, и какой ценой это нам дастся.

– Обойти не получится?

– А смысл? Они все равно пойдут за нами. Обостряй свое магическое зрение, я знаю, ты можешь, и подстрели хотя бы одного. Остальные задумаются, а тут и подмога в виде погони подоспеет.

– Когда я с помощью магии начну обострять ночное зрение, меня заметят.

– Да и хрен с ними! Тебе не все равно? Все одно они знают, где мы находимся, пускай и не совсем точно.

– Действительно, надо время от времени оставлять подсказки.

Не дойдя до волков шетов сто, командор улучшил свое ночное зрение, правда как можно осторожней, чтобы особо не светится в магическом эфире. Впереди и чуть сбоку, он увидел четыре неясных силуэта. Нужно подобраться чуть ближе и одно попадание Оскол мог гарантировать.

Волки выжидали до последнего, чем позволили человеку безнаказанно выпустить две стрелы. В ночной степи тут же раздался жалобный скулеж раненого зверя. Еще один выстрел и волки заголосили в два голоса.

– А вот теперь побыстрей, – подал голос и Аруш. – Наши злейшие друзья резко ускорились.

– Ускоримся и мы.

И Оскол почти перешел на бег. А вскоре пришлось бежать по настоящему, иначе погоня могла настигнуть слишком рано. Аруш теперь редко вырывался вперед, больше бежал рядом.

Громкий топот они услышали одновременно, а затем пришла жуткая вонь. Гартош сразу понял, кто бежит им навстречу – обладатель шипов, рогов, хвоста с булавой, и, конечно, непереносимого запаха.

– Этого красавца, который сейчас появится, неплохо бы направить к тем, кто нас так безумно любит.

Хорошо видящий в темноте оборотень, наконец, увидел обладателя запаха:

– Красавца?

– Красавца, – подтвердил Оскол, налаживая стрелу на тетиву.

– Я к нему не подойду! – запротестовал Аруш. – У меня нос отвалится!

– Не надо подходить, я его отсюда достану.

Может быть огромная вонючая образина и пробежала бы мимо, но скользнувшая по морде стрела, всколыхнула его тонкую ранимую душу до самых глубин. Новый возмущенный рев разнесся по степи. Командор и оборотень рванули назад.

– Через стопятдесят шетов резко разбегаемся в стороны! – крикнул Гартош.

– Ага! И будем молиться, чтобы этот гад оказался не таким маневренным как мы.

Беглецы, подгоняемые нетерпеливым ревом, быстро сближались со своими преследователями. Уже можно было различить первые силуэты.

– Сейчас! – крикнул Гартош.

Человек и каррлак рванули в стороны, а вонючий булавохвост, недовольно хрюкнув, начал останавливаться. Останавливаться до тех пор, пока в него не попало две стрелы. Зверь воспрянул духом, и, подбадривая себя возмущенным ревом, устремился вперед.

Всем сердцем желая ему удачи, Оскол пробирался по высокой жесткой траве. Выбираться на тропу, по которой они с каррлаком двигались последнее время, не представлялось возможным – густая вонь, которую казалось можно даже пощупать, надолго повисла над местом прохождения чудовища. Схватка позади не затихала, но, похоже, она смещалась в сторону, кто-то додумался увести огромную вонючку подальше от тропы. Что ж, разумно. Пары человек достаточно, чтобы заманить животное в степь, а остальные тем временем, продолжали преследование. А это значит, нельзя расслабляться. Напротив, нужно увеличить темп, пора отрываться.

По пути Оскол спугнул небольшое стадо местных антилоп. П. почти сразу же из темноты появился Аруш:

– Я там немного понаблюдал, одного наш ароматный дружок смахнул хвостом.

– Надеюсь он издохнет.

– После такого удара не выживают, – успокоил друга оборотень.

Некоторое время они бежали молча, ведь дорога все круче забирала в гору. Начали попадаться большие и маленькие камни, скатившиеся со склонов. Командор остановился:

– Все Аруш, дальше я сам. Возвращайся.

– А может я тебя проведу немного дальше, мало ли что?

– Нет, я далеко уходить не буду. Немного подымусь и начну готовить портал. А вот тебе нужно вернуться, на тебя там большие надежды. Помнишь, что тебе нужно сделать?

– Помню. Напасть на караульных, что возле дверей.

– Поторопись. Если тебя не будет до рассвета, наши друзья нападут сами. А ты хорошо понимаешь, какие тогда будут жертвы.

– Понимаю, – вздохнул оборотень. – Просто тошно как-то на душе.

– Не дрейфь каррлак, не таких сусликов выливали.

– Это точно…

– Не тяни время, вперед, скоро встретимся.

И не дождавшись ответа, Гартош продолжил подъем в горы. Немного потоптавшись на месте, каррлак повернул назад.

* * *

Устраивать долгий подъем Оскол не собирался, ему требовалось найти подходящую площадку и открыть межпространственный портал. Желательно как можно больший – врага нужно продолжать водить за нос. Куда портал? Да куда угодно! Главное подальше от этого мира. Гартош уже знал, что многие миры, даже лежащие очень далеко друг от друга, часто бывают связаны своеобразными тропами, путями, нитями, каналами. По ним и нужно настраивать свой портал. Можно конечно обойтись и без них, но тогда дело несколько усложняется. Нет, если было бы нужно перенестись одному, командор обошелся бы и без пуповин, связующих различные миры. Но сейчас требовалось привлечь внимание, а значит, нужен портал, а в этом деле спешка противопоказана.

Нужная площадка нашлась примерно через двадцать минут, после расставания с Арушем. Процедура подготовки и открытия портала не заняла много времени, благо энергии здесь хватало и заклинания быстро нею напитывались. Оглянувшись последний раз в долину и ничего там не увидев, Оскол открыл портал.

Яркое зарево, видимое даже немагическим зрением, озарило окрестные скалы. Еще раз оглянувшись назад, командор шагнул в портал. Его понесло по извилистой тропе между мирами, снова бросая из стороны в сторону, словно на сошедших с ума качелях. Затем блеснул яркий свет нового мира, и межпространственный путешественник упал. Он не просто упал, а покатился вниз по старой каменной осыпи, куда выбросил его портал.

От появившегося путешественника, а так же ворвавшейся энергии красного мира, осыпь снова пришла в движение, грозясь похоронить под собой незваного гостя. Командору удалось принять почти вертикально положение и съезжать вниз на заднице, изо всех сил поддерживая портал открытым. Ведь для врагов по порталу прошло много людей и он не должен захлопнуться мгновенно. И тут яркий день нового мира озарился яркой вспышкой, и Оскола толкнуло в спину жаркой волной, прожигая одежду и обжигая кожу. Портал тут же захлопнулся – командор был больше не состоянии его поддерживать. Смертельное заклинание огня, брошенное преследователями напоследок в открытый портал, так же прервалось. Но даже того что прорвалось, хватило чтобы хранитель трона закричал от боли.

Его перевернуло через голову и с новой силой потащило вниз. Меч, кинжал, лук, он уже давно потерял, главное было выжить. Человек изо всех сил пытался удержаться на верху каменной реки, но руки и ноги все время исчезали под несущимся потоком. И он уже не видел, как сверху неслись каменные глыбы, наперегонки стремясь догнать наглого человечишку, посмевшего нарушить их многовековой покой. Один из камней, примерно в две человеческие головы, ударил Гартоша по затылку, и свет померк.

Приложение

Пантеон основных богов мира Иктив

Гретеон, – бог солнца и огня, у большинства народов самый почитаемый бог.

Эворлиона – богиня ночи, жена (подруга?) Гретеона

Зала – богиня смерти

Матана – богиня жизни и здоровья

Фрита – богиня любви

Трот – бог ненависти

Килеса – богиня мести

Ирильд – бог страха

Люрена – богиня зависти

Лайфа – богиня обмана

Зафорон – бог юмора и смеха

Терхон – бог войны

Керт – бог разрушений

Агаронк – бог хаоса

Торганк – подземный бог

Агранот – бог справедливости

Клокия – богиня воздушной стихии

Наистер – богиня водной стихии

Рафа – бог судьбы

Кривон – покровитель животных

Эгрена – богиня плодородия полей и лесов

Амалиайна – богиня милосердия

Гефер – бог ремесленников

Ларита – богиня искусств

Духи стихий:

Жервы – низшие духи огня

Тиреры – высшие духи огня

Гифы – низшие духи земли

Закры – высшие духи земли

Миасы – низшие духи воды

Тосгуфы – высшие духи воды

Роны-низшие духи воздуха

Вирги – высшие духи воздуха

Меры длины:

Латон – равен семи сиртам

Сирт – триста шетов, примерно равен полету стрелы

Шет – примерно равен шагу взрослого человека, в шете семь фартов

Фарт – примерно равен ширине мужской ладони, в фарге семь лигитов.

Лигит – примерно равен толщине мизинца взрослого мужчины.

Элитные легионы армии Виктании:

Первый легион – легион охраны императора

Тайный Легион – легион шпионов и контршпионов

«Мамонты» – северный легион

«Барсы» – горный легион

«Гепарды» – кавалерийский легион

«Росомахи» – лесной легион

«Вепри» – пехотный легион

«Шершни» – стрелковый легион

«Драконы» – легион тяжелых стрелковых и метательный орудий

Морской легион – один и единственный.

Звания в армии Виктании:

Генерал – главнокомандующий армии Виктании

Тур-генерал – командующий одной из пяти армий Виктании

Командор – командир легиона

Полковник – командир полка

Сотник – командир сотни, или подразделения близкого к нему

Полусотник – командир полусотни, или подразделения близкого к нему

Десятник – командир десятка, или подразделения близкого к нему

Прочее:

Черти, бесы – общее название мелких демонов

Атраты – артефакты большошй магической силы.

Дитраты – артефакты небольшой магической силы

Глоссарий

Страны и столицы:

Виктания – столица Торона.

Гроброс – столица Валитара.

Жеран – столица Рейтарна.

Ларф – столица Галоф.

Реат – столица Стоинкан.

Тарт – столица Колосана.

Осколы:

Лорд Руткер – Первый Маг империи, глава семейства.

Лорд Дангал – главнокомандующий армией Виктании.

Лорд Гнивер – старший сын Дангала, маг.

Дилесса Ольвильда – жена Гнивера, маг.

Лорд Катан – средний сын Дангала.

Лорд Гартош – младший сын Дангала, воин.

Дилесса Лисита – жена Гартоша, маг.

Дети Гнивера и Ольвильды:

Корул – старший сын.

Лената – средняя дочь.

Тамрон – средний сын.

Грельда – младшая дочь.

Дети Гартоша и Лиситы:

Мартан – старший сын.

Зоктер – средний сын.

Милена – младшая дочь.

Гратры (императоры):

Лорд Лориан.

Лорд Жортак – брат Лориана.

Лорд Лисван.

Дилесса Телиара – жена Лисвана.

Лорд Витан.

Друзья и соратники Гартоша:

Лорд Алькон.

Лорд Терес.

Лорд Вирон.

Лорд Зигул.

Лорд Сирел (член Тайного Легиона).

Дебор (легион Драконы).

Лери Крон (горный легион).

Лорд Рестан.

Болото растов:

Вимолия – особо ценная болотная трава, используется в лечебных целях, растет только на болоте растов.

Раст – варан с ядовитым жалом как у скорпиона.

Регест – столица графства на южной оконечности болота растов, а так же ставка «Болотного легиона».

Лугар – город-баронство на болоте растов, а так же ставка четвертого полка «Болотного легиона».

Полковник Реарт Коргунье – командир четвертого полка.

Гайстаф – полковой маг.

Лизарк – один из штабистов четвертого полка.

Волий – сотник шестой сотни четвертого полка.

Тимали – десятник шестой сотни.

Загнат – десятник шестой сотни.

Коржаско – десятник шестой сотни.

Хролис – рядовой десятка Гартоша.

Флест – рядовой десятка Гартоша.

Волшебное королевство:

Лямир – король.

Глария – магиня, советница короля.

Эленера – сестра короля.

Агаральд – единорог Гартоша.

Средний запад империи:

Рата – река на среднем западе Виктании.

Грата – приток Раты.

Ромер – вожак разбойников.

Кильтак одноглазый – вожак разбойников.

Аратик – командир жеранских лазутчиков.

Золтос – колдун жеранских лазутчиков.

Литерия:

Кванат – король.

Лукрен – дочь Кваната.

Хряс – королевский шут.

Заркания – соседнее с Литерией королевство.

Титар III – король Заркании.

Кретеры – вампиры.

Мятежное баронство:

Гентург – столица мятежного баронства.

Вензала – оракул.

Трефани – помощник Верзалы.

Герета – помощинца Вензалы.

Каррлаки:

Каррлаки – истинные оборотни.

Кортон – мир каррлаков.

Аруш – вождь каррлаков.

Гвала – подруга Аруша.

Карвель – сын Аруша и Гвалы.

Кзент – объект охоты каррлаков.

Жеранская кампания:

Третлад – баронство на границе с Жераном.

Антун – барон Третлада.

Рузаро – крепость в Жеране.

Граф Лимеро – жеранец.

Награды:

Золотая звезда доблести – высшая награда Виктании.

Знак почетного командора – расправивший крылья серебряный дракон с рубиновыми глазами.

Серебряная звезда командора – восьмилучевая серебряная звезда.

Командующие армиями:

Лорд Авитель – Центральная армия.

Лорд Морган – Восточная армия.

Командоры элитных легионов:

Лорд Магранг – командор Первого Легиона.

Лорд Лайфрон – командор легиона «Вепри».

Лорд Остарп – командор легиона «Шершни».

Лорд Мервон – командор легиона «Барсы».

Лорд Кереско – командор легиона «Росомахи».

Мир Верейн:

Верейн – родина верейнских ведьм.

Лавариты – клан ведьм напавших на Виктанию.

Соинтана – главная крепость ведьм.

Толафеса – крепость, где обучали молодых ведьм.

Агуатра – крепость, где создавались артефакты.

Зирита – южный город лаваритов.

Лемлеса – северный город лаваритов.

Гремольд – старший маг.

Лапога – старший маг.

Стеган – старший маг.

Волотиг – маг.

Кондратас – маг.

Гозили – полковник вепрь.

Аторолона – старшая ведьма клана лаваритов.

Кирх – демон.

Общее:

Авериас – княжество Гартоша.

Гариант – меч Гартоша.

Дарен-Холф – сопредельный с Иктивом мир.

Джошары – одно из северных племен.

Дилесса – первое дворянское звание у женщин.

Камронт – замок Гартоша в Авериасе.

Класт – вид пушистых зверков.

Княгиня Алинейская (дилесса Лилу) – пра…прабабушка Лиситы.

Коньсур – графство Гартоша.

Короткие пути – магические пути внутри мира.

Локнуд – маг.

Лорд Амурей – старейший командор совета командоров.

Лорд – первое дворянское звание у мужчин.

Лорд Васалар – начальник охраны императора.

Лорд Зорамин – командор.

Лорд Корнель – командор.

Лорд Никор – друг Гартоша.

Лорд Тротовец – советник императора.

Нефраты – нечисть.

Оритерар – красный мир.

Раманис – город в графстве Полонье.

Риглис – княжество, город, крепость лорда Руткера.

Ровисалт – столица Авериаса.

Скребы – гигантские олени.

Степрон – сверхмощный арбалет.

Торита – класт, любимица Лиситы.

Фаграта – самая крупная река Гроброса.

Фугильен – жрец храма Гретеона.

Шерамский плацдарм – территория захваченная Гробросом у Виктании и Тарта.

Юрий Ландарь Наследие титанов

I

Сезон дождей в западной Африке был лучшим временем для работы Алекса. Ведь работа контрабандиста не терпела лишних глаз и ушей, а дождь скрывал нашего героя от любопытных, и смывал большую часть следов.

Вот уже почти полтора десятка лет Александр занимался контрабандой, это являлось для него, и основной работой, и хобби – кроме денег ему требовалась еще изрядная доза адреналина. Последние лет семь, он тайно вывозил необработанные алмазы из Анголы и кроме приличного вознаграждения, получал за это немалое удовольствие.

Теперешняя экспедиция проходила по плану, хотя, казалось, какие можно было строить планы в таком деле. Но, тем не мене, план имелся, и план детально разработанный. Сопровождали Алекса два местных проводника, с которыми он работал с самого начала своего появления в Анголе. Проводников звали Педро и Николас, и, хотя у них наверняка имелись еще родовые имена, так как они назвались, нанимателя вполне устраивало. Нужно добавить, проводниками местные жители прослужили только в первую экспедицию, а затем Алекс сам выбирал и показывал дорогу. Как такое могло произойти? Об этом отдельная история.

Дело в том, что у бывалого контрабандиста была прекрасно развита интуиция и чувство опасности (если это не являлось одним и тем же) и эти чувства помогали ему не только уцелеть при столь опасной профессии, но и остаться при деле. Именно интуиция помогала ему выбирать наиболее безопасный маршрут и избежать нежелательных встреч с военными и полицейскими патрулями, а так же с конкурентами и бандами, которые промышляли охотой на таких вот авантюристов.

Вот и сейчас Алекс направил автомобиль в сторону минных полей, которых в этой местности, после недавно прошедшей войны осталось немало. Его умение безошибочно находить проходы в этих полях вызывали у помощников уважение и суеверное почитание – Николас и Педро называли своего нанимателя не иначе как белый колдун. Именно в этих полях крылась причина успехов ходока за алмазами, ведь мало у кого хватало решимости пойти по следам контрабандистов, на свою верную погибель. Алекс буквально нюхом чуял, где находится каждая отдельно взятая мина, и где их больше всего. Это знание помогало заводить опасных преследователей в жуткую мясорубку, что быстро отвадило их идти по следам, казалось легкой добычи.

Старая Тойота утробно рыча двигателем, не спеша наматывала на колеса километр за километром саваны. Иногда мина проходила между колесами, и у водителя, в ожидании самого худшего, учащенно билось сердце. Сидящий справа от водителя Николас ничего не знал о проплывающей под днищем машины опасности и весело переговаривался с напарником. Их хорошее настроение можно было понять, эта поездка пока проходила на редкость спокойно – удалось не нарваться ни на одну засаду и ни на один патруль. А теперь, несколько десятков километров и вовсе можно ни кого не опасаться – люди и крупные животные этих мест избегали, а мелкие сами боялись людей. О том, что вокруг разбросаны тысячи смертоносных мин, проводники благополучно забыли, безоговорочно уверовав в чутье «белого колдуна». А тот обливался холодным потом, оставляя очередной «подарочек» между собой и возможными преследователями.

После минных полей начиналась более спокойная зона, где уже встречались туристы, и наш курьер с алмазами с полным успехом мог за такового себя выдать. Ну а проводники оставались проводниками. Они доставляли Алекса до одного из крупных населенных пунктов, ну а дальше он уже сам добирался до побережья. Но сейчас было важным пройти эти спасительные и в тоже время свехопасные минные поля.

Тропический ливень сменился моросящим дождем, и сквозь косматые тучи даже пыталось пробиваться заходящее солнце. Пришло время выбирать место для ночлега. После недолгих споров и раздумий выбрали высокое дерево, и, выгнав от туда леопарда, разбили небольшой лагерь. Костер разжигать не стали, разогрели консервы на небольшой горелке, поужинали, установили очередность дежурства, и улеглись спать.

* * *

Прошедшая ночь не принесла никаких неожиданностей и неприятных сюрпризов, и еще затемно алмазные курьеры двинулись на запад. Еще час езды по минам и они выехали на свободную от них савану. Начали попадаться стада крупных животных, а затем и немногочисленные местные жители. Иногда вдалеке виднелись автомобили, скорей всего с туристами, и наши путешественники не выглядели слишком уж подозрительно. Дальше дорога стелилась под колеса гораздо быстрей. Еще через пару часов тройка контрабандистов добралась до довольно крупного города, откуда ходил автобус до побережья. Здесь пути Алекса и его сопровождающих расходились – его дорога вела на запад, а проводники возвращались в свою родную деревню, чтобы через несколько месяцев вновь предоставить себя и свою старую, но надежную машину «белому колдуну». Отдав каждому пачку банкнот толщиной в два пальца, Алекс попрощался со своими сопровождающими. Теперь надеяться следовало только на себя.

Но удача не покинула Алекса и дальше. Ни один полицейский не обратил внимания на одинокого белого путешественника. Это конечно сократило расходы самого путешественника, но начало его беспокоить – такое везение не могло длиться вечно, и, в конце концов, впереди наверняка покажется огромная куча свежего навоза. Но пока все шло гладко, и к вечеру автобус привез пассажиров на побережье. Алекс поселился в средней руки отеле и стал дожидаться дежурства знакомых, и нужным образом заинтересованных пограничников. Дальнейший план предполагал путешествие на рыбацкой шхуне на север, в соседнее государство. И здесь не возникло никаких накладок. Возможно, такое везение можно было объяснить годами накатанной дорогой, но брильянтовый курьер не собирался расслабляться.

Сравнительно короткое, но опасное путешествие на утлом суденышке до Пуэнт-Нуара, и еще один этап пути пройден. Теперь необходимо найти корабль идущий до Касабланки, и можно вздохнуть более свободно. Нужный корабль нашелся быстро и отправлялся через день, так что Алекс сразу на него вселился. Капитан корабля был опытным моряком повидавшим всякого, поэтому положив в свой карман немалую сумму, предпочел не задавать вопросы.

Многодневный переход к берегам Марокко предрасполагал к размышлениям, и на нашего героя накатились воспоминания. Хотя нужно сказать, были они не очень продолжительными.

* * *

Первое что помнил Александр – это белые стены и потолок больничной палаты, а так же люди в белых халатах. Это был один из закрытых госпиталей. Как потом выяснилось, это уже не первое лечебное заведение, куда попал «пациент икс». Почему икс? Потому что о нем не было известно абсолютно ничего. Неизвестного нашли пастухи в горах Алтая. Нашли наполовину погребенного под осыпью, и почти не дышащего. То, что его сумели живым довести до ближайшей больницы, являлось чудом. Вторым чудом оказалось то, что пострадавший не умер на операционном столе, где молодой хирург пытался собрать вместе набор издробленных и переломанных костей, почти раздавленных легких, и сильно поврежденных других внутренних органов. А если к этому добавить сильнейшую потерю крови и проломленную голову, то операция выглядела абсолютно безнадежной. А третье чудо случилось тогда, когда выяснилось, что пациент не только успешно перенес операцию, но и быстро начал обходится без медицинских приборов поддерживающих его жизнь. Стало понятно, он будет жить.

После того как пациент немного окреп, его перевезли в другую больницу. Далее началось выяснение личности пострадавшего. При нем не нашли никаких документов, ничего, что помогло бы выяснить кто и откуда этот человек. А исходя из того, что дело происходило в СССР, да еще неподалеку от границы с Китаем, то не удивительно, что за него взялось всесильное КГБ. При углубленном изучении дела выявилось много непонятного и подозрительного. Во-первых, на пострадавшем остались лохмотья странной одежды, которая не принята даже в соседнем Китае. Во-вторых, чудесные способности к регенерации. В-третьих, даже, несмотря на плаченое состояния, было видно, что неизвестный отлично развит физически, но имеет многочисленные, хотя и малозаметные шрамы, а так же, в-четвертых, и так далее. Так что пациенту прямая дорога была в закрытый госпиталь КГБ, в Подмосковье, где он и пришел в себя.

А тут новая странность, клиент ни в какую не хотел разговаривать. Даже не так – он не понимал ни одного слова, и по заключению докторов, это не являлось симуляцией. Несколько недель различных тестов не прояснили ситуации. Возник вопрос: что делать с необычным пациентом? И в чью-то умную голову пришло решение – учить всему заново. А другая умная голова привнесла уточнение – не просто учить, а готовить нового сотрудника уважаемого ведомства. С этого и началась новая жизнь странного найденыша.

Его всему учили снова, с нуля. Язык, точнее языки, история, бытовые основы, и конечно идеологическая обработка. После долгих колебаний молодца стали обучать еще и приемам рукопашного боя, а так же способам выживания в любой ситуации. И нужно сказать, ученик прилежно осваивал все то, что ему вдалбливали в абсолютно пустую голову. Особенно легко ему давались языки. Буквально за пару месяцев он освоил русский язык, а дальше дело пошло еще быстрей – на новый язык у необычного студента уходило полторы, две недели. Хотя с другими дисциплинами дело двигалось не столь скоро, результаты все-таки поражали. Маститые доктора только недоуменно пожимали плечами, у них нашлось лишь одно объяснение – опустошенный мозг, словно губка впитывал новые знания, навертывая упущенное, точнее утраченное.

Физическое состояние клиент так же восстанавливал феноменально быстро. Кроме того, что у него осталась легкая хромота да несколько малозаметных шрамов, уже ничего не напоминало о недавнем знакомстве найденыша с опасной осыпью. Особый интерес у заинтересованных лиц вызвала способность парня к обучению боевым искусствам. Возникло подозрение, что он владел таковыми и раньше, причем инструкторы отмечали особенную технику, которую их подопечный пытался привнести в уже известные приемы. Это вызвало, а точнее укрепило прежние догадки – найденный в горах человек, ни кто иной, как агент одной из зарубежных спецслужб. Такие выводы многое объясняли и ставили на свои места. Александр (кстати имя он себе выбрал сам, прочитав историю короткой, но яркой жизни Александра Македонского) не знал, кто принял решение готовить из него своего суперагента, но довольно быстро сумел понять, что именно так и происходит. У него хватило ума ни кому не показывать или рассказывать о своих догадках, и продолжать играть роль прилежного ученика.

В таких изнурительных, но очень плодотворных занятиях прошел почти год. Александра несколько раз выводили в ближайший город, конечно в сопровождении гласных и негласных надсмотрщиков. Во время таких прогулок необычный найденыш жадно смотрел на бурлящую вокруг суету, и с нетерпением ждал, когда и он сможет влиться в этот жизненный круг. Но он так же прекрасно понимал, что добровольно никто отпустит его влиться в водоворот жизни, разве что с какой-то определенной задачей. Нужно было искать способ, как самостоятельно избавится от опасного опекунства. И, наконец, появился шанс.

План побега Александр вынашивал давно, с первого своего выхода в люди. Было проработано несколько способов, но требовалось удачное стечение обстоятельств. Во время очередного выхода в город, будущего секретного агента сопровождал всего один сотрудник учебного центра КГБ, которого звали Антон, и еще двое тайных соглядателей крутились неподалеку. Александр всегда знал, сколько невидимых глаз за ним следит. От каждого тайного сопровождающего исходила скрытая угроза, а необычный клиент учебного центра тонко чувствовал все, что хоть как-то могло ему угрожать. Такого шанса нельзя было упускать. Своего подопечного, сотрудники очень уважаемой спецслужбы, никогда не заводили в места, где имелось большое скопление людей, и где легко было затеряться – небольшие магазинчики и кафе, это все на что он мог рассчитывать. Вот и сейчас они зашли в знакомое кафе, где неоднократно пили кофе. Это кафе выбрал Александр. Выбрал по той причине, что оно находилось рядом с большим торговым центром, и куда вела боковая дверь.

Посмаковав на удивление неплохим кофе, Александр захотел посетить туалет, куда естественно его не пустили самого. Антон так же изъявил желание отлить, и они дружной, и по известным причинам неразлучной компанией, двинулись в нужную комнату. Возле писсуаров никого не было, да и в кабинках молчали – ситуация складывалась как нельзя лучше. Посетители туалетной комнаты занялись своими неотложными делами, и здесь Алекс, что называется, перешел Рубикон. Дождавшись, когда спутник займет обе свои руки и все внимание уделит своему маленькому дружку, Александр ребром ладони ударил ему в шею, под кадык. Удар нанес не смертельный – не хватало еще нажить себе непримиримых врагов среди сотрудников всесильной спецслужбы – но на несколько секунд вырубил Антона. Дальше беглец провел удушающий прием, и об этом надзирателе на пару минут можно было забыть.

Затащив Антона в одну из кабинок, Алекс обыскал его, и, забрав деньги, спокойно прошел через все кафе ивошел в торговый центр. Здесь он ускорил шаг, стремясь затеряться среди многочисленных посетителей. Появилось огромное желание уйти через подсобное помещение, но беглец не поддался искушению, там его будут искать в первую очередь, да и работники универмага наверняка запомнят чужака и подскажут, куда он направился. Поэтому он вышел через главный выход. Постоял несколько секунд, внимательно всматриваясь в зевак напротив кафе, и не найдя своих тайных сопровождающих, побежал к подъехавшему к остановке автобусу. Проехав всего одну остановку, Александр вышел и быстро прошел несколько кварталов, постоянно меняя направление движения. Он прекрасно понимал, какой сейчас начался переполох, и какие силы вскоре будут задействованы. Требовалось выйти за пределы города и затеряться в ближайших лесах. Но и тогда его шансы останутся невелики, ведь искать беглеца будет громадная поисковая машина, наверняка задействуют военных и местных жителей. Но другого выхода несостоявшийся спецагент не видел – оставаться в городе, или уходить с помощью транспорта было еще опасней, слишком много там лишних глаз и ушей. Поэтому главная надежда оставалась на свои быстрые ноги, да еще на отменную интуицию. Ну и, конечно, на удачу.

* * *

Расспросив дорогу, за город беглец выбрался быстро – до конечной автобусной остановки, а затем скорым шагом к ближайшему лесу. Сейчас для него было главным убраться подальше от города, а дальше на юг. Южное направление Александр выбрал главным образом потому, что там имелось гораздо больше населенных пунктов, в которых легче затеряться. И отдыхающие, несмотря на конец лета, все еще стремились к теплу. Но сейчас ноги несли его на запад, подальше от города. До темна беглец успел отмахать километров двадцать пять – тридцать. Всю дорогу ему чудились крики преследователей, лай собак, рокотание вертолетов, но пока все это были его галлюцинации. С наступлением темноты Алекс остановился на небольшой отдых – хоть он и был в отличной форме, но организм все настойчивей требовал остановиться. Перекусил купленными в городе хлебом и дешевой колбасой, запил остатками минералки, и понял, что вода может стать большой проблемой. Чтобы не утруждать себя излишним весом, он взял только две полулитровых бутылки воды, и теперь она закончилась. Пить воду из реки Алекс пока не рисковал, а родники еще не попадались. Появилась мысль зайти ночью в село и набрать воды из колодца, но это он отложил на потом, когда уйдет как можно дальше от города. А пока можно было попробовать воду из многочисленных ручьев, в надежде, что он не протекает где-нибудь поблизости от самовольной свалки, или склада с чем ни будь ядовитым. Непродолжительный отдых, и снова в дорогу.

Поворачивать на юг несостоявшийся агент все еще не рисковал. Не рисковал он так же выходить на дороги, хотя с наступлением темноты смог себе позволить двигаться по тропинкам, которых до этого всячески избегал. Молодая луна тускло освещала дорогу, но беглецу этого хватало, чтобы ориентируясь по звездам, и двигаться с неплохой скоростью. Ближе к утру, когда он уже начал изнывать от жажды, справа от тропы все-таки послышалось журчание родника. Александр с удовольствием напился и наполнил бутылки. Ноги, не привыкшие к таким запредельным нагрузкам, ныли и норовили найти место для отдыха. Но хозяин понимал, от родника нужно отойти как можно дальше – такие места не остаются безлюдными. Удалившись от водопоя на пару километров, Алексу все-таки довелось остановиться на продолжительный отдых, иначе дальше пришлось бы ползти. Он нашел неглубокую яму, забросал себя хворостом и травой так, чтобы его невозможно было обнаружить, не то что с воздуха, а даже с пары шагов, и уснул тревожным сном.

Трех часов хватило, что бы полностью восстановиться. По-прежнему не было слышно звуков погони, и это одновременно радовало и тревожило. Конечно, он ушел уже далеко от места побега, но учитывая какими ресурсами обладала самая мощная организация Союза, такое развитие событий вызывало недоумение. Александр не знал, насколько ему повезло. Насколько повезло ему, и насколько не повезло стране, в которой он находился. Дело происходило в средине 1991 года, и побег совпал с событиями, которые перевернули всю страну. Соратники Горбачева вздумали отстранить своего боса от штурвала власти, создали ГКЧП и попытались совершить переворот. И тем самым они сделали неоценимую услугу Александру. Ни одна вертикаль и ветвь власти не знала кому подчиняться на данный момент, и что вообще делать дальше. Стране сейчас не было дела до маленького, но очень важного человечка. И человечек, еще не зная о случившемся, полностью пользовался ситуацией – а именно топал на юг.

За два дня беглец прошел немалый путь. Питался он дарами леса и тем, что смог собрать с огородов. Его все чаще посещала мысль, что нужно где-то задержаться подольше и попытаться поохотится. Но судьба преподнесла ему очередной счастливый случай.

На берегу небольшой реки ближе к вечеру, ему встретилась интересная компания. Десяток мужчин расположились на полянке и неплохо проводили время за употреблением высокоградусных напитков. Неподалеку стояли три легковых автомобиля. Чутье подсказало Александру, что этих, порядком выпивших людей бояться не стоило. После недолгого колебания он вышел к импровизированному лагерю.

– Доброго здоровья, уважаемые, – поздоровался он с притихшей компанией.

– И тебе не хворать, – ответил за всех крепко сложенный седой мужчина лет пятидесяти, внимательно рассматривая опирающегося на палку незнакомца.

– Заблудился я, не подскажете где нахожусь?

– Подскажем, – продолжил разговор крепыш, судя по всему старший в этой группе.

Он назвал ближайшее село, но судя по нахмуренному лбу собеседника, понял, это ему ни о чем не говорило. Дальше был назван ближайший город. Эта информация уже говорила о многом. Беглец прикинул, что он отдалился от Москвы километров на семьдесят, не меньше, и что идет в нужном направлении.

– А ты откуда, страдалец? – начал прогнозируемый расспрос старший.

Александр неопределенно махнул рукой:

– Бреду куда глаза глядят.

Старший окинул взглядом помятые брюки и грязную рубашку пришельца:

– Бродяжничаешь, что ли?

– Вроде того.

– По собственному желанию, или заставило что?

– И то и другое, – ответил гость.

– Есть хочешь? – В голосе старшего проявилось сострадание.

– Я не голодаю, лес и огороды кормят, но если покормите, не откажусь. – Алекс с трудом сдержался, чтобы не сглотнуть слюну.

– Присаживайся добрый человек, хлеба нам не жалко, здесь хватит и на тебя.

Гость не спеша присел. Ему сунули в руку стакан с водкой, с другой стороны подоспел бутерброд с колбасой. Беглец опрокинул в себя содержимое стакана и закашлялся. Сидящая компания разом загоготала. Кто-то похлопал по спине, кто-то дал краюху хлеба, занюхать.

– Давненько тебе не приходилось пить огненную воду, – заметил старший.

– Это точно, – едва сдерживая выступившие слезы, ответил гость.

Седой внимательно посмотрел на пришельца:

– Чем дальше заниматься будешь? Шлятся по лесам, огороды чистить?

– Еще не знаю, дальше будет видно, – увернулся от ответа Александр.

– Ну, ну, – протянул седой, дипломатично не став лезть в душу. – А поработать нет желания?

– Смотря где, и смотря кем, – осторожно ответил беглец.

– У нас здесь строительная артель, – седой обвел рукой присутствующих. – Я, бригадир, зовут меня Николай. Таких как мы называют шабашниками. Мы ездим по селам и строим что кому нужно. Люди мы вольные, и зарабатываем неплохо. Если хочешь, присоединяйся. Парень ты с виду крепкий, должен выдюжить. Денег на первое время не обещаю, но харч и кров над головой гарантирую. А там посмотрим, чего ты стоишь, может и заработаешь что.

Алекс неверяще застыл. Неужели у него появился шанс влиться в жизнь на воле?

– Да, в общем, я не против, – ответил он. – Можно попробовать. Только строить я ничего не умею.

– Ничего, – усмехнулся седой, – у нас умельцев хватает. Нам подсобники нужны. С нами поработаешь, может и научишься чему-нибудь. В жизни пригодится.

– Тогда я с вами.

Бригадир облегченно вздохнул, видимо крепкий помощник артели действительно требовался:

– Вот и хорошо. Сейчас допиваем, доедаем, переночуем, и в дорогу, подальше от Москвы.

– Почему подальше? – как можно спокойней спросил беглец.

– Ты что, не знаешь, что в стране твориться? Особенно в Москве?

– Нет.

Бригадир и его подчиненные наперебой стали просвещать нового рабочего о сложившейся ситуации в стране. О «внезапной болезни» Горбачева, о перевороте, о восстании в столице, о введенных туда войсках. И Александр наконец понял, какой шикарный подарок преподнесла ему судьба.

* * *

Путь строительной бригады пролег на юг, в Украину, где они работали в богатых хозяйствах. Алекс довольно быстро влился в состав артели и, как и надеялся Николай, стал полезным членом бригады. Новый работник даже освоил кой-какие строительные профессии, например столяра и каменщика. Артель строила различные объекты почти до самого нового года, а затем разъехалась по домам. Уехали все, кроме самого Александра. Проанализировав ситуацию, беглец решил в Россию больше не возвращаться. Несмотря на то, что Союз только что распался на отдельные государства, основная машина КГБ осталась именно в России, а там навряд ли забыли о дерзком побеге странного найденыша. В то же время, во вновь создаваемом государстве еще не имелось столь мощной спецслужбы, а имелись шансы затеряться в суматохе.

Тех денег, что он заработал на стройке, на первое время должно было хватить, ну а про дальнейшую жизнь требовалось хорошенько подумать. На просторах бывшего Союза начала бурно развиваться, так называемая, челночная торговля, и, не долго думая, Александр решил влиться в стройные ряды начинающих бизнесменов. Оседать на одном месте он не собирался, в его ситуации лучше всего постоянно передвигаться, так что кочевая жизнь разъездного торговца, нашего героя вполне устраивала. Он поездил по нескольким крупным городам, внимательно присматриваясь к ассортименту товара, и насколько тот востребован. В первую свою поездку к границе, где закупали товар большинство торговцев, Алекс изрядно волновался, ведь на кон поставлено все – в смысле все сбережения. Но результат оправдал надежды. Полученные в учебном центре знания, плюс природная сноровка, плюс очень развитая интуиция, позволили новоиспеченному торговцу завершить свою первую поездку с неплохой прибылью. Не заморачиваясь розничной торговлей, он сосредоточился на торговле оптовой. Немало торговцев не особо горели желанием проводить половину своего время в разъездах, так что со сбытом товара проблем не возникло. А вот Александра постоянные поездки вполне устраивали, чем меньше он сидел на одном месте, тем меньше вероятность попасть в поле зрения охотников за беглыми найденышами. Правда возникла проблема с документами, которых у беглеца естественно не имелось. И эта проблема становилась все острее и острее. И хотя на проверку документов, благодаря своей хваленой интуиции, Алекс нарывался нечасто, это трепало нервы, и отбирало немало средств. Но слава провидению, удалось решить и эту задачу, помогли уже наработанные знакомства. Один из постоянных клиентов, за небольшую мзду, свел беспаспортного торговца с нужными людьми в милиции, где «беженцу», за уже немалую сумму, помогли выправить необходимые документы. Правда, для этого пришлось прибрести заброшенный дом в далеком селе, так как требовался какой-нибудь настоящий адрес. Так Александр стал домовладельцем и обладателем вполне легальных документов. Позже у него появятся много разных документов, но это были первые, и самое главное, настоящие.

Торговая жизнь мотала нашего героя по разным городам, и нигде он не останавливался надолго – несколько дней на съемной квартире, и снова в дорогу. Первое время он возил товар ручной кладью, в автобусах и поездах, но затем сумел приобрести небольшой грузовик и дело пошло веселей. Вот здесь с новой силой проявилось чувство опасности Алекса, ведь на дорогах, как и по всей Украине, процветал бандитизм и рэкет. На дорогах нередко встречались обгоревшие остовы машин тех бедолаг, кому не посчастливилось иметь такую развитую интуицию и благодаря ей разойтись с бандитами. А у потерявшего память бизнесмена такая интуиция имелась, а значит, удача по-прежнему не отворачивалась от своего любимца.

Такая жизнь длилась несколько месяцев, и хотя работа была, в общем-то, доходной, интересной и полной неожиданностей, вскоре она надоела Александру. Он решил, если не расширять само дело, то расширить его границы. И это в прямом смысле – он решился работать напрямую с зарубежными партнерами, а не вариться в собственном соку внутри страны. Кроме возросшей прибыли это давало и другие возможности. О них Алекс узнал на пятой поездке за границу, когда на одном из оптовых рынков Польши, к нему подошел представительный господин с интересным предложением.

– Я вас не первый раз здесь вижу, – начал господин, с явно не польским акцентом. В чем-чем, а в языках и говорах Алекс разбирался отлично. – Я навел справки, вы часто и без всяких проблем пересекаете границу.

– И что из этого? – настороженно спросил Алекс. Незнакомец не излучал опасности, но и доверия не вызывал.

– У меня есть к вам очень интересное предложение.

– Говорите.

– Я хочу предложить вам дополнительный заработок.

– Кажется, я догадываюсь какой. Провозить кое-что из нужного вам.

– Ваша догадливость делает вам честь. Или вам уже делали такое предложение?

– Нет, вы первый, – улыбнулся Александр.

– Но я смотрю, вас это не очень удивило, – в свою очередь улыбнулся собеседник.

– Это стало понятно, как только вы упомянули границу.

– Значит не нужно ходить вокруг да около и можно сразу задать вопрос. Вы согласны провозить кое-что?

– Смотря, какое кое-что. Наркотики, оружие и живой товар я провозить не буду принципиально.

– О нет! – господин замахал руками. – Я тоже брезгую этим заниматься. Мой интерес попроще, но тоже довольно прибыльный.

– Антиквариат, произведения искусства?

– Вы продолжаете меня удивлять! Я действительно именно это хотел вам предложить. Вы наверняка в курсе, что в вашей стране нет настоящей цены на предметы старины, а у нас она есть.

– Где, у вас? – проявил любопытство Алекс.

– Там, – неопределенно махнул рукой господин. – Если мы с вами будем сотрудничать, вы можете все это узнать. И я вижу, мое предложение не вызвало у вас негодования.

– Если вы наводили обо мне справки, то должны знать, большая часть того, что я и подобные мне провозят через границу – контрабанда.

– Я знаю об этом, поэтому и решил искать курьера на этом рынке.

– Если договоримся о цене, считайте что вы его нашли, – снова широко улыбнулся Александр.

Его собеседник негромко рассмеялся:

– Вот уж не думал, что все получится так быстро. Я настраивался на долгий и опасный поиск.

– Опасность в этом деле будет всегда. Например, я могу решить не везти вам товар.

– Ну, это вряд ли. Я надеюсь заинтересовать вас так, чтобы вы обязательно ко мне вернулись.

– Интересуйте, – разрешил Алекс.

Его собеседник назвал такую сумму, что интерес проявился, причем немалый. Еще после пары наводящих фраз, новоиспеченные партнеры переместились в ближайшее кафе, где начались конкретные переговоры. Ни один, ни второй до конца не верил, что нашел нужного человека.

После того, как все вопросы утряслись, Александр вернулся в Украину. Поехал в нужный город, прошелся вдоль дома с нужным адресом – чувство опасности молчало. Он поднялся в квартиру, на звонок дверь открыла сухощавая женщина лет пятидесяти. Как и положено в боевиках про шпионов и контрабандистов, Алекс назвал условную фразу:

– Мне нужна вещь для Роджера.

– Проходите.

Оставив гостя в коридоре, мадам прошла в комнату, и вскоре вернулась с тяжелым свертком.

– Вот.

Без лишних слов приняв посылку, Алекс покинул квартиру. Видимо с оплатой дело решалось без него. Сверток он развернул уже на съемной квартире. Прогнозируемо там находились старинные иконы. В том, что он будет вывозить за границу предметы старины, Александр не видел ничего плохого, и совесть не мучила. Страна, что его приютила, не являлась для него родиной, как не считал он родиной и Россию. Он не хотел ни каким образом принести вред этим странам, но перемещение нескольких икон из пункта А в пункт В, он никак не воспринимал как вред. Украина стала для Алекса местом, где он мог относительно спокойно жить, не привлекая пристального внимания заинтересованных структур. И если кто-то из правоохранительных органов все-таки интересовался его персоной, всегда можно было решить вопрос с помощью денег, благо коррупция расцветала буйным цветом. Хотя, нужно сказать, со временем, он привык к этой стране, и даже, как ни странно, сумел полюбить её.

А вот где находилась его настоящая родина, бывший беглец задумывался неоднократно. То, что он не обыденный человек стало понятно уже давно. Очень развитая интуиция и особенно чувство опасности выделяло его из основной массы людей. Можно сюда добавить еще исключительную обучаемость языкам. И еще все то, о чем говорили в госпитале, а затем в учебном центре. Откуда взялись эти способности? В результате обвала, или были у него изначально? И каким образом он вообще оказался под осыпью в Алтайских горах? Действительно ли он агент спецслужб какого-то из государств, или не имеет к оным структурам ни малейшего отношения? На все эти вопросы у Алекса не имелось ответов, но он не терял надежды их все-таки получить. А пока он сосредоточился на своих новых обязанностях контрабандиста.

Уже налаженная дорожка через границу не дала сбоя и в этот раз. Таможенники сквозь пальцы осмотрели груз Алекса, и, получив необходимую мзду, пропустили машину дальше. В Польше новоявленного контрабандиста встретил господин Роджер, и щедро рассчитался за работу. Вот так у Александра начался новый этап в жизни. Этап, в котором хватало так необходимого ему риска, денег и впечатлений. За контрабандным товаром ему иногда требовалось забираться в Россию, что он делал с большой неохотой и со всеми предосторожностями – ведь снова попасть в учебный центр, и уж тем более в белоснежные палаты с решетками на окнах, ему совсем не хотелось. Но все обходилось, удача словно развернула перед своим любимцем красную дорожку.

По прошествии нескольких лет, Роджер свел Алекса со своим коллегой, который предложил удачливому контрабандисту новые условия и новые перспективы. Это можно было назвать карьерным ростом. Нового работодателя звали Робертом, и он занимался контрабандой драгоценных камней. Александр не раздумывая принял предложение, ведь предыдущий уровень его уже не устраивал, хотелось чего-то большего, чего-то более опасного и более прибыльного. После нескольких экспедиций в разные точки мира, Алекс остановился на западной Африке, где хватало экстрима и доходности. И вот уже много лет, он вывозил необработанные алмазы из Анголы.

II

Плаванье к берегам Европы пролетело незаметно. Главным образом этому способствовало то, что Алекс попал на круизный лайнер, направляющийся в Роттердам – именно этот порт являлся конечной целью контрабандиста. В Роттердаме своего самого удачливого курьера встречал Роберт и там они обделывали свои темные делишки. Александр любил Нидерланды, и особенно Роттердам. Город прекрасно подходил для того, чтобы в нем можно было с легкостью затеряться. Огромный порт, что подразумевало наличие большого количества моряков со всего света, наплыв туристов, и очень либеральные законы, все это как нельзя лучше подходило не очень законопослушному гражданину множества стран. Алекс часто задумывался о том, чтобы осесть в Роттердаме надолго, может даже навсегда, но благоразумие всегда брало верх. Во-первых, Нидерланды хоть и являлись очень либеральной страной, но законы здесь соблюдались строго, и в случае неприятностей, скрыться было проблематично – слишком маленькая страна. Во-вторых, жить там, где ты постоянно нарушаешь закон, непременно приведет к возникновению этих самых неприятностей. Жить, то есть скрываться, лучше в стране, где за соблюдением закона смотрят сквозь пальцы, как служители правопорядка, так и жители этой самой страны. Вот для этого лучше всего подходила Украина. Имелись еще варианты, но Алекс ними пользовался не часто.

На лайнере контрабандист вел себя как заправский турист – флиртовал с женщинами, посещал бассейн, многочисленные кафе, бары, и каждое утро просыпался в объятьях новой красотки из пассажиров или обслуги. Вот поэтому путь в Европу и показался короче. Но все равно, когда на горизонте появилась евромачта Роттердама, Алекс вздохнул с облегчением.

Номер в небольшой гостинице был забронирован заранее, поэтому алмазный контрабандист сразу направился к красочному трехэтажному зданию на берегу одного из многочисленных каналов. Он вошел номер, занял кресло напротив двери и стал ждать своего работодателя. Роберт как всегда пришел через полчаса после появления в номере Алекса. Они с нескрываемой радостью пожали друг другу руки, и Роберт задал уже традиционный вопрос:

– Все как всегда прошло удачно?

– В общем-то да. В этот раз на удивление не произошло ни единой заминки. Можно даже сказать, было скучновато.

Роберт улыбнулся:

– Тебе все не хватает адреналина?

– Ты же знаешь, я люблю приключения. Не смертельные, конечно, но без них жизнь скучна.

– Я ведь предлагал тебе другие направления, где приключений хватит с лихвой, но ты не изменяешь Анголе.

– Там у меня все налажено, но это не значит, что все происходит без сучка и задоринки. Иногда такого натерпишься. Последний раз мы отстреливались от банды, а затем уходили по минным полям от военного патруля. Вот это был экстрим! А там, куда ты так стремишься меня заслать, слишком легко сложить голову, а я не самоубийца.

– Ладно, ладно, – Роберт примирительно поднял руки, – я не так уж и хочу, чтобы ты совал свою голову в пасть льву – ты находишься на своем месте. Ты мой самый стабильный курьер, и это ценнее любых важных экспедиций, насколько прибыльными они не были бы. Давай к делу. Показывай товар, и что ты там себе отобрал.

Нужно сказать, что не всю плату за свою работу Алекс брал наличными. Примерно половину он брал камнями, если находил достойные конечно. За многие годы, которые он находился в алмазном бизнесе, контрабандист научился прекрасно разбираться в камнях, но отбирал он не самые дорогие, или качественные, а те, к которым тянулась душа. Чувствовал он какую-то силу в камнях, причем в разных разную. Роберт поначалу удивлялся, и старался убедить ценного работника взять что-нибудь получше, но затем успокоился, хотя любопытство его снедало до сих пор, он пытался понять, какими же критериями пользуется курьер. Но не преуспел в этом.

Алекс откатил в сторону два камешка, как всегда не самых больших и не самой чистой воды. Роберт пожал плечами, но промолчал. Он взял лупу и тщательно изучил алмазы. Затем прикинул их стоимость и вычел из оплаты контрабандиста. На столе выросли три толстых стопки купюр.

– С тобой приятно работать. Надеюсь это продлиться долго. Связь будем держать по-прежнему, просматривай нужные сайты. Если что понадобится, ты знаешь, где нужно оставить сообщение.

Торговец драгоценными камнями поднялся, пожал своему негласному сотруднику руку и покинул номер.

Александр немного посидел в одиночестве, по-новому переживая и прокручивая в уме очередную экспедицию. Это был один из самых удачных походов в Африку. Теперь можно вполне заслужено пользоваться плодами своих трудов. Для начала отлежаться в тихом месте, а затем заняться тратой большей части заработанного.

Подождав пятнадцать минут, он спустился вниз, выпить в гостиничном кафе бокал пива. Летом столики выносили прямо на тротуар, впритык к проезжей части. Через дорогу от кафе протекал широкий канал, по которому часто курсировали баржи и прогулочные катера. Настроение у Алекса царило прекрасное, предстоящий путь домой не обещал осложнений, так что можно было расслабиться.

И вот в этот, как всегда самый неподходящий момент, зазвонил колокольчик тревоги. Опасность грозила откуда-то сзади, пока еще трудно было определить, откуда точно. Но кто-то представляющий угрозу приближался. Александру стоило неимоверных усилий оглянуться медленно, словно нехотя. К его столику подходил грузный мужчина лет сорока, в цветастой футболке праздного туриста и с бокалом пива в руке.

– Разрешите? – спросил он на английском.

Алекс промолчал, и гость тяжело сел без приглашения.

– Еще раз поразился вашей интуиции Алекс. Вы почувствовали мое присутствие, едва я открылся.

То, что опасность исходила именно от этого человека, больше сомнений не вызывало.

– Вам не стоит так меня бояться, я пришел всего лишь поговорить с вами.

– О чем? – выдавил контрабандист, судорожно пытаясь сообразить, в какое дерьмо он вляпался.

– О вас. И главным образом о вашем будущем.

– Говорите, – разрешил Алекс.

– Не буду долго ходить вокруг да около, сразу перейду к делу. Я предлагаю вам сотрудничество.

– Сотрудничество с кем?

– С самой великой страной в мире.

Слова гостя многое ставили на свои места, но много вопросов по-прежнему оставались открытыми.

– Так вы от дядюшки Сема?

– От него. – Гость улыбнулся. – Можете называть меня агентом Смитом.

По ходу разговора Алекс начал брать себя в руки. Тем более опасность, исходившая от собеседника, не читалась как смертельная.

– И что в вашем лице хочет от меня великое государство?

– Я же уже сказал – сотрудничества. Лояльности, и сотрудничества.

– В чем будет выражаться это сотрудничество?

«Агент Смит» вытер носовым платком взмокшую шею:

– Я буду называть вас Алексом. Хорошо? А то у вас слишком много фамилий, но имя всегда одно.

Алекс согласно кивнул, делая еще одну заметочку об излишне хорошей осведомленности собеседника.

– У вас господин Алекс чрезвычайно хорошо развита интуиция, и особенно чувство опасности. Это дает вам возможность избегать многих неприятностей в вашей опасной профессии. Люди с подобными способностями не проходят мимо нашего внимания – мы их ищем, а затем отслеживаем. А дальше уже определяем, нужен нам такой человек, или нет. Так вот, такой человек как вы, нам бы очень пригодился. Предвосхищая ваш вопрос, продолжу. У многих серьезных государств есть структуры, которые проводят операции в разных точках мира. Операции разные, часто весьма опасные. Так вот вы, как раз и могли бы помочь нашим людям избежать таких опасностей.

Алекс думал не долго:

– Вы ведь знаете, что я одиночка, и ни на кого не работаю.

– А как же Роберт? – искренне удивился агент.

– Я в любой момент могу от него уйти. А мне почему-то кажется, что с вами такой номер не пройдет. От вас будет очень тяжело вырваться.

– У вас о нас слишком предвзятое мнение, – укоризненно сказал «Смит». – Мы ведь не трогаем ваш небольшой бизнес с Робертом.

– Боюсь, что теперь тронете.

На эту реплику агент ничего не ответил, давая возможность собеседнику самому сделать необходимые выводы. Немного помолчав, он сказал:

– Алекс, таких людей как вы часто называют экстрасенсами.

– Вы ведь тоже экстрасенс, – перебил собеседника контрабандист.

– И я тоже, – невозмутимо ответил тот. – Моя задача убедить таких как вы, начать плодотворное сотрудничество.

– Мне кажется у вас много разных талантов.

– Сейчас мы не обо мне, а о вас.

– Мистер агент Смит, – осторожно подбирая слова начал Алекс. – Ваше предложение конечно заманчивое, но в то же время оно ко многому обязывает. А я не люблю обязанности. Поэтому я откажусь. Если вы перекроете мне кислород с Робертом, я постараюсь найти другое занятие.

– Не спешите с ответом, подумайте хорошо. Вы ведь любите экстрим и деньги? Мы все это вам дадим. И при этом у вас будет лучшая в мире защита. К тому же мы можем помочь вам в развитии ваших способностей.

За столиком повисла неловкая пауза. Алекс опасался дать агенту, несомненно могущественной спецслужбы, слишком резкий ответ, но и принимать предложение жутко не хотелось.

– Я вижу вы сильно колеблетесь. Попробую привести вам еще один довод. Таких как вы, отслеживаем не только мы, наверняка на вас выйдут и другие организации. И в конце концов вам придется принять чью либо сторону. Я не буду слишком торопить вас с ответом, но прошу все-таки не затягивать с ответом. Вот мой телефон и электронный адрес. Свяжитесь со мной. Чем быстрей вы это сделаете, тем будет лучше.

Агент положил на стол визитку и с усилием поднялся. Он ответил собеседнику легкий поклон и не спеша удалился. Алекс покрутил визитку в руках, слова «Смита» вызывали у него легкую тревогу. Засвеченный контрабандист не выдержал и оглянулся. Возле одного из столиков мастер по вербованию приостановился и отвесил еще один поклон сидящему там коротко стриженому господину. Господин дождался пока «Смит» отойдет еще на пару столиков, поднялся и направился в сторону Алекса. «Смит» оглянулся, рассмеялся и продолжил свой путь.

Новый гость занял освободившееся место за столиком Алекса, отодвинул кружку предыдущего агента, и поставил на ее место свою:

– Вы правильно сделали, что не приняли предложение, того кто назвался агентом Смитом, – сказано это было на русском языке, чтобы у собеседника не возникло сомнений с кем он разговаривает.

Алекс обреченно вздохнул:

– А подслушивать нехорошо.

– Для некоторых, это очень даже хорошо.

– Я так понимаю, вы подсели ко мне с подобным предложением?

– Смит не зря хвалил вас за проницательность. Вы правы, у меня к вам такое же предложение. Хватит мотаться по свету словно неприкаянному, и шарахаться от каждого стука. Пора прибиться к берегу. Главное правильно выбрать берег.

– Чем ваш берег лучше того, который предложил мне предыдущий вербовщик?

– Больших различий не будет. Разве что, мы дадим вам гораздо больше свободы, чем могут предложить коллеги. И самое главное, мы можем помочь вам восстановить вашу память, у нас есть наработки в этом плане, и есть определенные догадки на вас счет. Еще хочу сказать, что мы давно уже не в обиде за тот побег. У нас сменились люди, изменилась страна, так что можете нас больше не опасаться. Нам даже не столь важно ваше согласие вернутся, или просто с нами сотрудничать, сколько то, чтобы вы не приняли предложений конкурентов.

– Даже так?

– Именно так. Но в кое-чем ваш предыдущий собеседник все-таки прав. Вы действительно не сможете все время быть независимым, в конце концов вас прижмут, и вам придется делать выбор. Надеюсь, вы его сделаете правильно. Если что, вы знаете куда возвращаться. Но на всякий случай оставляю вам и свою визитку. Я так же не буду вас торопить, обдумывайте все хорошо, и сделайте правильный выбор.

* * *

Еще один агент покинул Алекса, оставив кресло свободным. Будет еще кто-то? Контрабандист завертел головой, пытаясь определить, откуда подойдет следующий вербовщик. Но желающих пока не находилось, хотя и чувство опасности не молчало. Видимо остались наблюдатели. Но только ли наблюдатели? Алекс еще раз осмотрелся. Возможно в него сейчас целится снайпер, например вот с этой проходящей по каналу баржи, и ждет он только приказа убрать строптивого экстрасенса. «Экстрасенс». Алекс усмехнулся. Он понимал, что не такой как все, но в открытую, это ему сказали впервые, да еще и сделали комплимент – в виде предложений о сотрудничестве. И ведь не успокоятся же. Теперь ясно, будут дожимать. Не эти так другие. Вот такой вот поворот судьбы – только что у Алекса было все прекрасно, а теперь под ним горела земля. Сколько он не старался избежать встреч с подобными структурами, а она все-таки состоялась.

И что теперь? Принять чье либо предложение? Но тогда он автоматически попадает под удар другой организации – об этом ненавязчиво намекнул представитель российской спецслужбы. Да и американцы не погладят по головке в случае чего. В общем, лучше держаться от них всех подальше. Хотя намек на восстановление памяти очень заманчив. Но кто может гарантировать, что это не простая уловка?

Еще немного посидев за столиком, Алекс поднялся и направился к себе в номер. Выход он видел только один, попробовать еще раз скрыться. Растворится в Европе, а затем обходными тропами в Украину, возможно там, у почти всесильных структур не столько возможностей. Там в основном нужно надеяться на агентуру, а это более сложное дело, чем следить за человеком с помощью камер наблюдения, и специальной аппаратуры.

Но спешить так желаемый всеми «экстрасенс» не стал, сперва нужно разведать обстановку. Просидев в номере полчаса, он вышел на улицу и не спеша пошел в сторону порта, внимательно всматриваясь в витрины и в окружающую обстановку. Чувство, что за ним внимательно следят, не оставляло. Витрины кафе сменялись магазинами, магазины музеями, аптеками, гостиницами, салонами гадалок. Стоп. Пройдя мимо двери с карточными символами и глазом на руке, Алекс остановился, этого салона он раньше не видел, или не обращал внимания, она втиснулась между двумя крупными магазинами. И хотя он не питал доверия к гадалкам, почему-то вдруг захотелось услышать о своей дальнейшей судьбе, как знать, вдруг существуют настоящие прорицатели будущего.

При открытии двери звякнул колокольчик, предупреждая хозяев о прибытии очередного клиента. Узкий и длинный полутемный коридор вел к завешенной бордовой занавеской двери. Раздвинув занавески, Алекс осторожно заглянул вовнутрь. Комната тоже скрывалась в полутьме, но при его появлении вспыхнул яркий свет, на мгновение ослепив посетителя, на этом видать и строился расчет. Возле противоположной стены, за столом с «магическим» шаром, сидело белокурое создание, которую никак нельзя было принять за гадалку. Алекс как-то привык, что гадалок всегда показывали старыми, пожилыми, или в крайнем случае средних лет, но сидящей за столом девушке никак не было больше двадцати пяти лет.

– Проходи, – проворковала гадалка, – наверняка тебе есть о чем у меня спросить.

Собравшись с мыслями, посетитель шагнул вовнутрь.

– О чем ты хотел узнать? – глубоким голосом спросила гадалка. – Хотя нет, дай сама отгадаю. Ты хочешь узнать о своем прошлом больше, чем о будущем.

У контрабандиста вдруг сбилось дыхание. А ведь правда, прошлое его интересовало гораздо больше, чем будущее. Он наклонился к гадалке:

– А что ты можешь сказать о моем прошлом?

Гадалка откинулась в кресле:

– Можешь называть меня Марго. А насчет твоего прошлого… – Она несколько насмешливо посмотрела на клиента. – То оно настолько невероятно, что ты даже не поверишь в него. Впрочем, как и будущее.

– То есть, ты думаешь, что я не поверю твоим словам?

– Не поверишь, – улыбнулась Марго.

– А что ты такого могла увидеть? Вот так сразу, не погадав, не посмотрев в свой волшебный кристалл, не взглянув на руку, в конце концов.

– Ну, если для тебя это так важно… – Гадалка провела рукой по прозрачному шару, и он тут же словно покрылся дымкой. – Магический шар мне говорит, что ты потерял свое прошлое, примерно двадцать лет тому назад, и именно его ты жаждешь узнать больше всего. Тебя интересует будущее, потому как оно тоже очень туманно, но загадка прошлого просто съедает тебя.

– Это правда. Что дальше?

– Дальше? – гадалка задумчиво провела пальчиком по кристаллу. – Дай свою руку.

Александр протянул руку. Марго взяла ее в свои теплые ладошки и повела наманикюренным ногтем по ладони. От ее прикосновения у бывалого контрабандиста что-то заныло внутри, появилось сожаление за чем-то утраченным, словно за детством.

– У тебя очень странная и запутанная судьба, и сам ты очень непростой человек. О том, что ты владеешь чем-то необычным, тебе уже сказали, да ты и сам об этом знаешь. А вот о том, что было и что будет… Пожалуй, я тебе ничего не скажу. Все придет само собой. Или не придет. Но много ты от меня не услышишь. Во многом твоя судьба предопределена, но не в меньшей степени она будет зависть от тебя самого.

Алекс был так разочарован, что даже заматерился, но потом ему стало стыдно за свою грубость:

– Извини. Но я так и знал, будут общие фразы и ничего конкретного.

Гадалка приняла вызов:

– Ты хочешь конкретных слов? Получи! Это твое ругательство, станет ключевым в твоем очень скором будущем. Запомни его и мои слова. И еще, твоя судьба в этом мире – судьба одиночки. Я бы не советовала тебе примыкать к какому либо сообществу.

Контрабандист был удивлен осведомленностью гадалки насчет предложений, у него даже закралось подозрение, не подослана ли она кем либо. Но потом до него дошли и другие слова Марго.

– Что значит в этом мире?

Но гадалка вдруг потеряла к клиенту всякий интерес:

– Что я хотела тебе сказать, то сказала, больше ты от меня ничего не услышишь. И вообще, тебе пора идти, а то за тебя скоро начнут беспокоиться, а я не хочу лишних проблем.

Стало понятно, Марго действительно знает больше, чем положено простой гадалке, но Алекс не стал допытываться до правды, он молча встал и пошел на выход.

Больше бродить по городу он не стал, возникло желание убраться отсюда как можно дальше. Он направился прямиком в свою гостиницу.

* * *

Быстро собрав все самое необходимое, Александр осторожно выглянул в окно. Хотя он никого не видел, обостренное чувство подсказывало, что кто-то за ним все-таки следит. Ну что ж, есть возможность испытать свою всеми хваленую интуицию и чувство опасности.

Вариантов отхода бывалый контрабандист предусмотрел несколько. Первый – это чердак, второй – два черных хода, третий – через окно одного из пустующих номеров с выходом во двор. Проще всего конечно уйти черным ходом, но там наверняка установлена слежка. Самое сложное через окно, но днем это равносильно самоубийству, схватят тут же. Напрашивался вариант с чердаком. Но здесь назревал вопрос: просчитали ли этот вариант заинтересованные структуры? Ответа не было, придется все проверять на ходу.

Алекс вышел в коридор и направился к лестнице, предельно внимательно прислушиваясь к своему чутью. Слабая опасность присутствовала везде, в любом направлении, значит, камер натыкали предостаточно. Короткая остановка на площадке, где коридор сходился с лестницей. Быстрый взгляд по сторонам, вверх, вниз, и рывок наверх. Хорошо, что он заранее проверил, что замок на чердачной двери отсутствовал. Наверху было чисто, даже пыли почти не видно – хоть сдавай постояльцам. В нескольких коробках хозяева аккуратно сложили поношенную одежду – очень даже кстати. Свою одежду беглец собирался оставить здесь же, мало ли что на нее навешали, возможно, будущие сослуживцы. То же самое нужно проделать с вещами – выбросить все, кроме денег, камней и документов.

Старые джинсы, почти не линялая футболка, и еще целые мокасины, быстро обновили гардероб Алекса. Самое главное, что мокасины оказались точно впору, потому как от быстроты ног сейчас зависело многое. Пробежка по чердаку и снова дверь, теперь на чердак другого дома – так можно идти долго, пока не кончатся дома одной этажности, или не закончатся вообще. Контрабандист пробежал три дома, и, добравшись до жилого дома, на первом этаже которого находился небольшой магазин, решил спуститься. Вышел он, конечно же, на задний двор, и такой тактики собирался придерживаться пока не выберется из города.

Стараясь торопиться не спеша, Алекс достиг улицы, пересек ее и снова скрылся во дворах. Таким образом он преодолел два квартала. Затем поймал такси и проехал еще полгорода. Еще прогулка пешком, и пару остановок на автобусе. Окраина приблизилась, и чувство опасности притихло, значит от слежки, и возможной погони он сумел оторваться. За город беглец выбрался быстро, все-таки сказалось хорошее знание города. Но дальнейший путь проходил через многочисленные большие и малые городки, поселки и фермы, так что нужно держаться предельно осторожно.

Пока Александр не рисковал пользоваться каким либо транспортом, слишком велика опасность засветится на дорожных камерах наблюдения, значит вся надежда на быстрые ноги, и эта ночь ему предстояла бессонная. Сначала он взял курс на восток, в сторону Германии, но отмахав около двадцати километров, с наступлением темноты, повернул на юг, к Бельгии. Особое неудобство ходоку предоставляли многочисленные каналы, которые словно кровеносные сосуды пронзали все прибрежные районы. Иногда он преодолевал водные преграды по мостам, иногда вплавь, собрав вещи и одежду в узел, и держа во время переправы высоко над головой.

Поспав пару часов в хозяйственной постройке одной из ферм, беглец решился выйти на дорогу, искать попутный транспорт. Дорогу он выбрал не основную, просто чтобы вела в нужную сторону. Для автостопа у него была, самая что ни на есть подходящая внешность хиппи среднего возраста. Хоть мода на подобный образ жизни давно уже миновала, таких людей еще хватало на дорогах Европы. Как хватало и желающих подвезти странноватых путешественников в нужном направлении. Так что возле Алекса довольно быстро остановился небольшой грузовик, и водитель, примерно такого же возраста, как и «хиппи», призывно махнул рукой. В кабине грузовика быстро завязался непринужденный разговор на житейские темы – благо никаких проблем с языком у Алекса не имелось, он отменно знал большинство европейских языков, да и многие другие тоже. Его часто принимали за жителя той страны, где он находился в данный момент. В Париже его считали жителем Марселя, в Гамбурге принимали за баварца, а Мадриде за каталонца. Разговорчивый водитель довез беглеца почти до границы с Бельгией. А там снова пеший переход длиной в три часа, и новая попутка понесла его в центральные районы Бельгии.

Вот так на перекладных, где пешком, где на попутках, Алекс добрался до Франции. Здесь простора для маневра имелось намного больше. Вообще-то бывалый контрабандист старался лишний раз не кружить по Европе, потому как, несмотря на свое спокойствие и кажущееся добродушие, службы безопасности работали в Старом Свете слажено и добросовестно. А такой длительный срок работы в нелегальном бизнесе, подразумевал, что когда-то к персоне матерого контрабандиста возникнет интерес. Были еще страны, куда он опасался соваться без лишней надобности – это страны смощными спецслужбами: Великобритания, США, Израиль, Россия, Китай – вот неполный перечень этих стран. Но сейчас нужда заставила Алекса заметать следы именно в Европе.

Сейчас дорога вела беглеца на юг Франции, где он собирался провести пару дней, конечно в постоянных перебежках. За сутки он добрался до побережья Средиземного моря, и сменив внешний вид, потусовался в различных курортных и рыбацких поселках. Дальнейший его путь пролег на северо-восток, к Германии. Вот еще одна страна, от которой тянуло сквознячком скрытой угрозы. При всем своем добродушии, Германия напоминала Алексу спящего льва, скорей даже дремлющего, а находится в логове хищника, пусть сытого и внешне дружелюбного, было чревато. Поэтому он постарался преодолеть самую мощную страну Европы как можно быстрей, и вздохнул свободней только тогда, когда преодолел границу с Польшей. Контрабандист гораздо чаще добирался до Польши по морю, в обход Германии, но сейчас пришлось рискнуть. Теперь он находился почти дома, хотя расслабляться не собирался.

В Польше курьер снова усердно заметал следы, пусть и не чувствовал за собой слежку. Это заняло почти двое суток. Но и сейчас он не направился прямиком в Украину, предпочитая перестраховаться. Он решил сделать крюк через Беларусь, и пробираться на выбранную родину словно партизан, лесами и болотами. Это оказалось не самым лучшим решением – в лесах шел сезон сбора грибов и ягод, так что незнакомый бродяга, без необходимого атрибута в виде корзины для даров леса, вызывал вполне обоснованные подозрения. Но все обошлось, и малохожеными тропами он выбрался на территорию Украины. Здесь можно было немного расслабиться, и перестать играть роль бродяги, как раз наоборот, нужно выглядеть как все, и ничем не привлекая к себе внимания.

Поездом Александр добираться до дома не рискнул, больше доверившись автобусам, причем курсирующим между небольшими городами – так как-то спокойней. Дорога домой заняла еще двое суток, и домой он добрался на исходе второго дня. Но к дому на берегу Самары, что под Днепропетровском, сразу не пошел, его терзали сомнения – раз заинтересованные спецслужбы вычислили его в Роттердаме, то вполне могли сделать это и в Украине. А значит, требовалась проверка. Контрабандист выбрал место на противоположном берегу реки, где она разливалась широким заливом. Лес давал широкие возможности для маскировки, и алмазный курьер схоронился в густых кутах. Приобретенные по дороге бинокль и прибор для ночного виденья, давали возможность отслеживать все подробно. Всю ночь Алекс кормил комаров, но ни на минуту не сомкнул глаз, слишком уж серьезная стояла ставка – свобода. Но наблюдение ничего не дало, ни в его доме, ни в соседских домах, ничего подозрительного не наблюдалось. Возможно этот дом еще не попал в поле зрения настырных работодателей, а возможно они замаскировались так, что вычислить их было не возможно.

Утром Александр рискнул войти в дом и проверить все изнутри. Но и там ничего не говорило о визите нежелательных гостей – все метки остались на месте. Хозяин дома успокоился и, плюнув на все, завалился спать, до самого вечера.

Наутро следующего дня, Алекса обуяло желание отдохнуть по настоящему, а получалось это в двух случаях: на рыбалке, и на охоте. И если второй вариант отпадал – не сезон – то первый вполне подходил. Не долго думая, он собрал все необходимое снаряжение, выгнал из гаража неприметный Опель, купил в магазине готовую наживку, и ближе к обеду выехал из дому.

III

Почему он выбрал для отдыха небольшую тихую реку под смешным названием Молочная, Алекс не знал. Хотя нет, знал. На берегу этой степной речки расположился интересный объект, который называли Каменная Могила. Объект являлся историко-археологическим памятником, и представлял собой нагромождение глыб песчаника, странно смотревшееся в этом степном крае. У науки имелось собственное объяснение появления этих камней, связанное с древним морем, которое миллионы лет назад плескалось на этом месте. Но существовала и легенда, которая гласила: под этими глыбами покоится богатырь, посмевший поспорить с богами. Александру больше нравился второй вариант, уж больно прозаичной была научная версия. Это место всегда притягивало к себе людей, о чем красноречиво говорили рисунки, которые давние народы – живущие или проходящие через эти места – оставляли на камнях. Говорят, что где-то даже сохранился рисунок мамонта. И алмазный курьер не был исключением, его тоже тянуло на эти камни. Каким-то неизведанным чутьем чувствовал он скрытую силу этого места, и не упускал возможности побывать здесь – даже, несмотря на паршивую рыбалку на местной речке.

Посетив памятник истории, и побродив по камням, контрабандист проехал по мосту на другой берег реки и остановился на рыбалку с ночевкой, с твердым намереньем навестить камни еще и ночью. На обрывистом берегу имелось несколько удобных спусков для рыбаков, на одном из них и расположился рыбак-экстрасенс.

Как и предполагалось, рыбалка не радовала, только разная мелочь щипала и съедала наживку. Не отличавшегося особой выдержкой Алекса, это порядком раздражало. Немного успокаивало только одно – рядом находилось удивительное место, над которым как раз зависло заходящее солнце. Немного отвлекшись на делавших обход заповедника охранников, Алекс пропустил момент, когда поплавок резко потянуло в камыши. У рыбака тут же проснулся азарт, и он стал попускать леску на катушке, с намереньем хорошо поводить добычу. Но поплавок прямиком утянуло в камыши, и леска ослабла. Осторожно став подкручивать катушку спиннинга, рыбак почувствовал, что на крючке висит что-то не маленькое. Затем из воды показалась уродливая голова, а затем и пол панциря черепахи. Черепаха дернулась, и сорвалась вместе с крючком. Контрабандист выругался и подтянул пустую леску. Пока он привязывал новый крючок, черепаха узнала о себе много интересного.

Новый крючок занял свое место на леске, на него была нацеплена наживка и отправлена в воду. Снова потянулось томительное ожидание. Затем рыбья мелочь возобновила свои дразнящие поклевки. Приходилось менять наживку раз за разом, и это порядком раздражало не слишком терпеливого рыбака. Затем вновь наступило затишье, и поплавок вдруг резко ушел под воду. Леска натянулась словно струна и стала резать воду. Спиннинг выгнулся дугой, и Алекс испугался чтобы его не сломало. Он стало отпускать леску, и ее снова потянуло в камыши. Контрабандист понял, если крючок туда затянет, можно будет с ним опять попрощаться, и он натянул леску. Снова показалась спина черепахи, и леска взвилась над водой, естественно без крючка. Алекс не выдержал, всласть заматерился и хлестнул спиннингом по воде.

А вот что произошло после, не могло присниться даже в кошмарном сне. Вода на месте удара вдруг вогнулась, не меньше чем на полметра в глубину, и возникла вмятина, словно от гигантской кастрюли, трех метров в диаметре. Дно вмятины начало светлеть, затем там проступили смутные силуэты, которые проявлялись все четче, и четче. Алекс неверяще смотрел на это чудо. Гладь воды словно образовала зеркало-экран, на котором проявилась удивительная картина. На высоком зеленом холме, стояли четыре фигуры, закованные в чешуйчатую броню – три мужчины и женщина. Изображение установилось настолько четкое, что ошалевший рыбак смог рассмотреть направленные на него взоры. А следом случилось еще более удивительное – один из воинов шагнул вперед и очутился рядом с рыбаком. Бросив на округлившего до предела глаза Алекса беглый взгляд, воин одним рывком взобрался на крутой берег. Он осмотрелся по сторонам и призывно махнул рукой оставшейся тройке, сопроводив вполне красноречивое движение окриком:

– Давайте быстрей, канал сейчас закроется!

Сказано это было на странно звучащем языке, но еще более странным было то, что Алекс понимал сказанное! Плохо, но понимал!

Через несколько секунд еще один воин очутился рядом с рыбаком, женщина и последний из мужчин шагнули вместе, чуть ли не втоптав контрабандиста в глину. Алекс засучил ногами, пытаясь подняться по крутому спуску, но лишь месил ногами илистый берег. Женщина внимательно посмотрела на свидетеля удивительного события:

– Он ошеломлен.

– Наверное, не верит, что в него получилось, – сказал ее спутник.

– Я и сама еще не верю в случившееся, – покачала головой воительница. – Помоги ему подняться.

Широкоплечий воин протянул Алексу руку и тот автоматически ее принял.

– Экий ты неловкий, – прогудел пришелец, и одним движением забросил рыбака на обрывистый берег.

Александр упал на четвереньки, но быстро поднялся на ноги. Воительница ловко поднялась наверх, следом за ней взобрался и ее спутник. Первый из появившихся пришельцев, с прямыми темными, слегка седеющими волосами, обвел округу широким жестом:

– Узнаете?

– Кроме этих камней ничего, – ответила за всех женщина, – да и они за это время порядком изменилось.

– Я вообще удивлен, что они до сих пор видны, – добавил второй из появившихся воинов. – Их вполне могли спрятать, чтобы не привлекали лишнего внимания.

– Это так, – согласился Первый (как наименовал его про себя Алекс). И повернулся к свидетелю удивительного чуда, который скромно стоял в сторонке, боясь дышать и верить в увиденное. – Кто смотрит за этим святым местом?

– Святым? – пролепетал Алекс, когда понял, что обращаются именно к нему.

– А каким же еще? – раздраженно вскинул голову Первый.

– Вполне может быть, что сейчас это место не считается священным, – сказала женщина.

– Или даже наоборот, – подхватил Второй, – его считают проклятым! Что скажешь, проводник?

Все пришельцы повернули головы к почти агенту многих тайных спецслужб. А тому понадобилось некоторое время, чтобы осознать, проводником назвали именно его, и начать отвечать:

– Не могу сказать, что это место считается святым, но то, что оно охраняется, это точно. Хотя многие действительно считают его святым местом.

Визитеры переглянулись, и инициативу вновь взял Первый:

– Охраняется? Кем охраняется?

– Государством, законом.

– Государство охраняет могилу Коя? – неподдельно удивился Первый.

– Вообще-то эти камни считаются историческим памятником, – ответил абориген, потихоньку приходя в себя. – И поэтому охраняется законом. Государство охраняет свою историю. Во всяком случае, делает такой вид. А что за могила Мена? Вы хотите сказать, что здесь кто-то похоронен?

– Он ничего не знает, – сказала воительница. – Сейчас наверное никто ничего не знает. Они просто охраняют интересное место.

– А вот мы сейчас и узнаем. – Первый снова обратился к Алексу. – Что ты знаешь про эти камни?

– Ну, в общем, не много. Говорят, что они образовались на месте древнего моря.

– Дальше.

– Еще они всегда привлекали к себе местные народы, и те часто оставляли здесь свои рисунки. Причем с очень давних времен, с тех пор, как человек появился в этих местах.

Второй хихикнул:

– Ты не представляешь, с насколько древних времен.

– Что еще? – проявил нетерпение Первый.

– Да… Если коротко, то это все.

– Все? – Первый был разочарован.

– Если хотите узнать более подробную информацию, то зайдите утром в музей, и расспросите сотрудников, – буркнул Алекс. – Сюда и не в таком виде приходят, так что не сильно удивятся.

– Я так и думал, что память сотрется, – сказал Второй, – не останется даже легенд.

Контрабандист прокашлялся:

– Кстати о легендах. Если они вас конечно интересуют.

– Интересуют, – оживился Первый.

– У одного из местных народов судществовала легенда. Они считали, что эта груда камней образовалась на месте захоронения древнего богатыря. Будто бы он получил задание от богов соорудить большой каменный холм, но решил схитрить и слаживал камни неплотно. В конце концов шаткое каменное сооружение обрушилось и похоронило под собой хитреца. Вот такая вот легенда.

– Как всегда победители все перекрутили, – горько усмехнулся Второй.

– Не обязательно, – не согласилась женщина. – Прошло слишком много времени, и правда могла исказиться. Главное, что хоть что-то сохранилось в памяти людей.

До Алекса начало доходить:

– Вы хотите сказать, что под этими камнями действительно кто-то лежит?

– Не кто-то, а славнейший из воинов! – назидательно сказал Первый.

– Чудеса, да и только… – пробормотал контрабандист.

– По-моему, он не совсем понимает, что происходит, – сказала воительница. – Наверное, нам нужно представится.

– Действительно, он не похож на того, кто владеет информацией, – согласился Первый. Он ненадолго задумался. – Ты что-то слышал о титанах?

– Конечно слышал! – воскликнул большой любитель древнегреческих эпосов. – Так вы хотите сказать…

– Да, – ответил на незаконченный вопрос Первый, – тогда нам здорово досталось, до сих пор оклематься не можем.

Алекс стоял словно оглушенный, несмотря на все чудеса произошедшие последнее время, такой новости он не ожидал. Титаны! Этого только не хватало! То агенты экстрасенсом обзывают, то люди из речки выходят. Даже не люди – титаны! И все как-то сразу, в течение нескольких дней. Совпадение? Додумать ему не дали, Первый продолжил знакомство:

– Меня зовут Ип, вслед за мной вышел Мен, этот крепыш – Рос, а нашу красавицу называй Ри.

– Я так понимаю, это сокращенные имена? – уточнил тот, кого все считали проводником, судорожно вспоминая при этом прочитанные легенды.

– Да, этого достаточно, мы именно так себя называем.

– Меня называйте Алексом.

– Годится. А теперь рассказывай, кто тебя послал открыть портал?

– Да не открывал я ничего, и не посылал меня ни кто. Даже не представляю, как такое могло произойти. Может совпадение?

– Таких совпадений не бывает, – с ходу отверг эту версию Ип.

– Но он действительно ничего не знает, я проверила, – сказала титанида. – Судя по всему, его использовали вслепую.

– Похоже на то, – согласился Мен. – И меня очень интересует, кому мы понадобились спустя столько времени?

– Думаю, скоро узнаем, – ответил Мен. – Что скажете о мире?

– Совсем магии мало осталось, – проворчал Рос.

Мен добавил:

– Изменилось все. Климат, природа, воздух другой. – Он покачал головой. – Для меня это чужой мир.

– Кто сейчас правит этим миром, какие боги? – спросил Алекса Ип.

– Богов много, у разных народов разные, но главных имеется три. Да, пожалуй, три. Но тот, кто поклоняется одному богу, не признает другого, так что пантеона нет. Но есть народы, у которых много разных богов, даже, по-моему, слишком много.

– А олимпийцы, – допытывался Ип, – они у власти?

– Нет, вот уже почти две тысячи лет, как от них остались только легенды.

Ип рассмеялся:

– Ну, слава создателю, этих засранцев смыло, так же как и нас.

Алекс немного пришел в себя и осмелел настолько, что начал задавать вопросы, потому как они роились в голове, словно пчелы в улье:

– Что же вы не поделили с олимпийцами?

– Власть, – сказал, как отрезал Ип. – И если бы часть из нас не предпочла остаться в стороне, эти детки никогда бы нас не одолели!

– Да и предателей хватало, – добавил Мен. – Многих не устраивала расстановка сил, вот они и решили изменить ее в свою сторону. Но сын Кроноса всех перехитрил и сам встал во главе пантеона.

– Получается, что политика на небесах ничем не отличается от политики смертных, – подытожил Алекс.

– А у кого вы учитесь? – рассмеялся Мен.

– Я бы не советовала так веселиться, – несколько раздраженно бросила Ри. – Мне почему-то здесь не нравится, неуютно как-то. Я бы предпочла уйти из этого мира. Мы здесь уже чужие, и нужно искать место, где мы сможем занять достойное нам положение. А здесь, я в этом уверена, у нас это не получиться.

– Согласен с Ри, – поддержал подругу Рос. – Не знаю, кто здесь имеет действительную власть, но вряд ли ему, или им, понравится наше появление.

– У меня тоже не очень хорошие предчувствия, – поделился своими сомнениями Мен.

– Мы не задержимся здесь надолго, – решил за всех Ип. – Но мы просто обязаны посетить последнее пристанище Коя. И еще я хотел бы уточнить, как именно проводник открыл портал.

– Да не открывал я ничего! – возмутился Алекс.

– Не кричи, – поморщился Ип. – А лучше расскажи, всю последовательность твоих действий, до того момента, когда портал открылся.

Контрабандист начал вспоминать:

– Я ловил рыбу, но ни одна гадина не попалась на крючок, только мальки наживку обжирали. Потом черепаха оборвала мне крючок, и я…

– Эта черепаха? – хихикнула титанида, и указала на реку.

Там, из воды, у самых камышей, на странную четверку пялились трое хорошеньких девчонок.

– Это еще что за… – пробормотал недавний рыбак.

– Это русалки, – любезно объяснила Ри.

Русалки! Час от часу не легче.

– А как же черепахи?

– Нужно уметь видеть. Потомки Океана не любят открываться кому попало.

– Может это они и открыли проход? – предположил Рос.

– Да нет, – отмахнулся Ип. – Они слишком слабы и глупы для этого. Хотя вполне может быть, что им отвели определенную роль. Рассказывай дальше.

Контрабандисту понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя:

– Я разозлился, выматерился, и ударил удилищем по воде. А потом, появились вы.

– Понятно, – сказал Ип.

– А мне не все понятно, – возразил Мен. – Если ему никто ничего не подсказывал, то получается, это было совпадение? Вы верите в такие совпадения? Я нет.

– Это явно не совпадение, – терпеливо пояснил Ип. – Мне просто понятно, что Алекс слепое орудие. Поэтому давайте не терять времени, навестим Коя, и убираемся отсюда. Пока кое-кто не передумал.

Главный из титанов задумчиво посмотрел на воду.

– Вон там недалеко, есть мост, – услужливо подсказал Александр.

– Обойдемся, – буркнул титан.

Он провел рукой по воздуху, словно разглаживая песок, и по воде прошла крупная волна – этакое цунами в миниатюре.

– Как магия? – поинтересовалась титанида.

– Испоганили мир, совсем плохо с магией, – ответил Ип и продолжил свои действия.

Такое Алекс видел только в фильмах. Титан развел руки в стороны, и воды реки так же разошлись в разные стороны. Обнажилось покрытое толстым слоем ила дно. Рачки, и другие речные обитатели, копошились на дне, не понимая, свидетелями какого чуда они только что стали. Стена воды по правую руку титана стала расти, грозясь выплеснутся вскоре из берегов. По левую же сторону, речка быстро мелела. В той стороне, как раз возле камышей, притаились русалки, они возмущенно запричитали.

– Быстро на тот берег! – отдал приказ Ип. – Я долго не удержу воду! Силы не те.

– Здесь грязь, – пробормотал Мен, и показал новое чудо.

Ил вдруг затвердел, будто не один день жарился на солнце. Тогда титан смело на него шагнул. Следом пошла титанида и ее верный спутник Рос.

– Тебя долго ждать? – нетерпеливо спросил Ип, с явной натугой держа все подымающуюся стену воды.

Контрабандист понял, что он никогда не простит себя, если пропустит то, что должно произойти дальше. Он быстро побежал на другой берег, с опаской поглядывая на бурлящую всего в каком-то метре воду. Ип шел следом, широко расставив руки и почти касаясь правой, водной круговерти. Когда он взобрался на противоположный берег, то с явным облегчением опустил руки. Стена воды обрушилась вниз словно с водопада. Русалки уже не просто причитали, они были взбешены, и в адрес титанов полетели ругательства и угрозы. Но, как заметил «проводник», водным обитателям все же удалось немного удержать поток воды, сделать обвал более плавным. Хотя все равно, до недавнего сонные воды небольшой степной реки, вели себя как настоящий горный поток.

– Пошли, – поторопил человека титан.

Небольшая группа из человека и четырех бывших божеств, подошла к подножию камней.

– А если охрана нагрянет, вы что-нибудь с ними сделаете? – поинтересовался «проводник». – Они ведь наверняка слышали, как обрушилась стена воды.

– К охране этого святого места у нас почет и уважение, – отозвался Мен. – Но я думаю, они прекрасно понимают, что сейчас сюда лучше не соваться.

Ип, не обращая ни на кого внимания, водил руками по воздуху, чуть в стороне от камней.

– Что он делает? – шепотом поинтересовался Алекс.

– Подземного демона вызывает, – так же тихо ответила Ри.

Подземный демон? Свидетель чудес уже почти перестал удивляться:

– Этот еще зачем здесь понадобился?

– Он должен помочь нам пройти в усыпальницу Коя, иначе придется разбросать все эти камни, а нам не хотелось бы осквернять святое место.

Вызывание демона заняло довольно много времени, даже титаны начали проявлять нетерпение. Наконец, в метрах сорока от ближайших камней земля зашевелилась, раздвинулась и оттуда показалась уродливая голова. Затем чудовище появилось целиком. Демон чем-то напоминал огромного крота, с широкими лапами-лопатами, которые оканчивались короткими кривыми когтями. Он недовольно посмотрел на горстку встречающих.

– Чего надо? – без лишней любезности спросил король всех кротов.

– Ты что, землеройка, не признал? – с угрожающими интонациями поинтересовался Ип.

– Давно уже признал, – ответил «землеройка». – И что из этого?

– Вежливости в голосе надо добавить, – пояснил Мен.

– Невелики цацы, чтобы с вами вежливо, – парировал «крот». – Вы здесь сейчас никто, и звать вас никак.

– Ты как с богами разговариваешь гаденыш? – прошипел Ип. – Напомнить с чьей руки ел?

– Вы уже давно не боги, – не испугался демон. – И нечего нас стращать. Боги приходят и уходят, а мы, простые демоны-работяги, остаемся.

Ип скрипнул зубами, но удержался от резкости, ведь демон в сущности был прав.

– Так чего надо? – уточнил демон.

– Ты должен помочь нам попасть в усыпальницу Коя, – сказал Ип.

– Во-первых, я никому ничего не должен, – оскалил мелкие зубы в похабной улыбке демон. – А во-вторых, сами-то, чего, боитесь сунуться в запретное место?

– Ты же знаешь, что останется от этого, так называемого запретного места, если мы сами будем добираться до Коя, – ответила титанида.

– Ага, – подхватил демон, – и что вам за это будет.

– Хватит препираться, – примирительно сказал Рос. – Ты поможешь, или нет?

«Крот» думал недолго:

– Три камня силы.

– Ты совсем страх потерял, вонючка подземная! – рявкнул Ип.

– Тогда сами, – шевельнул покатыми плечами демон, и стал погружаться в землю.

– Один камень! – выкрикнул Ип.

– Три! – не сдавался хозяин подземных глубин.

– Да пошел ты! Сами справимся! – и титан решительно зашагал к камням.

– Два камня! – бросил ему вдогонку демон.

– Отдай ему два кристалла, – попросила товарища титанида.

Ип остановился, бросил на «крота» ненавидящий взгляд, отщелкнул с наручного браслета два красных камня, и бросил их демону. Тот ловко поймал их и тут же проглотил. Затем выбрался на поверхность целиком и живо потрусил к титанам.

– Вот теперь пойдем, помогу, чем смогу, – вполне дружелюбно сказал он.

Демон опередил делегацию, и повел всех самым удобным путем.

– Кажется, камни раньше повыше были, – поделилась своими наблюдениями Ри.

– Так людишки совсем обнаглели, – охотно начал пояснять подземный помощник. – Гадят на камнях без меры. Ты представляешь, умудряются заползти в пещеры, и там справлять нужду!

Титанида возмутилась:

– Осквернять святые места! Это ни кому не должно сходить с рук! Скольких ты умертвил?

Демон горестно вздохнул:

– Да меньше десятка. Полномочия у меня уже не те. Да и силы тоже. А так в основном болезни на гаденышей насылаю. Но большей частью не смертельные.

– Ну, а высота камней здесь причем? – напомнил Рос.

– Опускать я их начал потихоньку. Самое важное под землей хочу схоронить, чтобы эти вандалы до настоящих святынь не добрались.

– Это правильно, – одобрил Мен.

– Я здесь хранителя поставил, – поднявшись к жертвеннику, продолжил рассказывать демон, – он мне докладывает, когда большие неприятности на подходе, и тогда уже я вмешиваюсь. – Указав своей когтистой лапой в сторону каменной крокодильей головы, он скомандовал – Открой проход!

Уродливая каменная башка скрипнула, с нее посыпался песок. Мигнули красные глаза, и одна из плит начала отодвигаться. Алекс много раз обращал внимание на голову чудовища, словно выросшую из глыбы песчаника, но никогда не думал, что это ни кто иной, как хранитель Каменной Могилы.

Плита тем временем отодвинулась настолько, что в нее без проблем мог пройти даже одетый в броню титан.

– За мной, – махнул лапой демон, и первый начал спускаться.

Человек спускался последним. Перед ним открывались удивительные картины. Причем картины в прямом смысле. На стенах этих подземных галерей, были запечатлены сцены охоты, любви, ритуальных действий, и просто животные. На некоторых рисунках было не разобрать, что хотел сказать древний художник, но многие весьма красноречиво донесли до зрителя то, что хотел сказать ваятель.

Отодвинулась еще одна плита, и паломники к телу погибшего титана смогли опуститься еще на один уровень. А вот это действительно мамонт! Алекс успел рассмотреть выцарапанный на податливом песчанике рисунок. Затем огонек, созданный Меном, проплыл мимо, и рисунок скрыла тьма. Еще одна плита освободила проход, и стал доступен третий уровень, который явно находился ниже уровня земли. Наверняка именно к этому месту и стремились титаны.

Процессия спустилась в небольшую вытянутую пещеру, из которой шли три выхода. Демон решительно двинулся по одному из них. И через две проходных пещеры, они вышли в обширный подземный зал. У дальней стены, на метровом постаменте покоился каменный саркофаг. Подземный демон деликатно остался у прохода. Первым к саркофагу подошли Ип и Мен. Они взялись за массивную крышку и без видимых усилий сняли ее. Титаны молча застыли у тела погибшего товарища. Из-за их широких спин Алексу с трудом удавалось рассмотреть лежащего в саркофаге. Видя его потуги, Рос чуть подвинулся и дал место человеку.

На лице мертвого титана застыло умиротворенное выражение – он уже ни в чем не нуждался. Одет он был в такие же доспехи, какие украшали и его живых товарищей. Человек даже не удивился, что умерший много тысячалетей назад не подвергся ни малейшему разложению – все-таки бог, пусть и бывший.

Скорбное молчаливое стояние возле гроба, продлилось несколько минут, затем Ип зашевелился и подошел ближе к саркофагу:

– Прости брат, и прощай. Не знаю, когда еще мы сможем тебя навестить, и сможем ли вообще. Нас остается все меньше и меньше, и вскоре некому будет навещать своих боевых, и не только боевых товарищей. Разве что, – Ип повернулся к Алексу, – вот такие случайные смертные будут видеть наше последнее пристанище. Смотри Алекс! Смотри и запоминай! Вряд ли кто и смертных видел последний приют одного из величайших богов прошлого, и никто наверное его уже не увидит. Но тебе придется молчать про увиденное. Иначе ты умрешь.

– Можешь не беспокоиться титан, в моих интересах держать язык за зубами. Если я надумаю кому что рассказать, меня тут же примут за сумасшедшего.

– Это хорошо, что ты такой понятливый.

– Ип, пора уходить, – подал голос Мен. – Мне не нравится, как на нас смотрят.

– Уходим, мне тоже не по душе, что на нас обратили внимание.

– Забери Алазу, Ип, – сказала Ри.

– Зачем она тебе? – удивился старший титан.

– Мне не зачем, а вот ему, – титанида кивнула в сторону Алекса, – может понадобиться.

Титан внимательно посмотрел на смертного:

– Да, стоит отблагодарить проводника. Алаза действительно может помочь ему найти свою дорогу.

После этих слов титан наклонился к своему мертвому брату, и снял что-то с его левой руки.

– Держи.

Алекс принял подарок из рук титана. Подарок был небольшим, но тяжелым – явно металлический. Рассматривать подарок смертный не стал, освещение не то, да и обстановка. Но ума поблагодарить хватило.

– А вот теперь уходим.

И старший титан первым пошел на выход.

Алекс понимал, сейчас эта необычная четверка исчезнет, и он никогда их не увидит. А ведь он единственный из смертных, кому удалось увидеть живых титанов. Нужно быть идиотом, чтобы не воспользоваться ситуацией и не узнать о прошлом из первоисточника. Он догнал Мена и задал вопрос о первом, что пришло на ум:

– Можно вопрос?

– Спрашивай, другой такой возможности у тебя не будет. Я так, во всяком случае, думаю.

– Ты Прометея знал?

– Этого дурачка идеалиста, который озаботился нуждами людей?

– Для нас он не дурачок.

– Конечно. Вы его должны почитать больше, чем кого-либо из богов, ведь он поднял вас не ступеньку выше.

– Не то что больше других, но почитаем. Правда, что его приковали к скале, и что орел клевал его печень?

– Да, он очень пострадал за свою любовь к вам. Его мучения были ужасные и долгие, ведь он покусился на святое, хотел сравнить людей с богами. Если у нас с олимпийцами произошла обычная борьба за власть, то Прометей покусился на устои. А это не прощается.

– Что с ним сейчас?

– По-моему его изгнали.

– Как вас?

– Нет, его изгнали из богов. То есть отобрали силу и сравняли с простыми смертными. Чтобы он наконец сравнялся со своими любимцами.

– Так он уже умер?

– Не знаю. Бессмертие ему оставили. Если не подставился по глупости, может еще где-то и бродит.

Развить тему помешал Ип:

– Извини проводник, но времени, чтобы удовлетворить твое любопытство, у нас нет. Нами явно заинтересовались высшие силы этого мира, поэтому нам лучше побыстрей покинуть его. Я сейчас покажу тебе мир, куда мы должны попасть, а ты откроешь нам туда проход. А то я боюсь, самим нам не хватит на это сил.

Алекс горестно вздохнул:

– Ип, я же говорил, что не знаю, как открывать проходы между мирами.

– Ты просто повтори то, что проделал в прошлый раз, – терпеливо сказал титан. – Закрой глаза и принимай образ того места, куда мы уйдем.

Человек послушно закрыл глаза. Титан наложил ладони ему на виски, и в голове смертного тут же возник образ зеленой долины, протянувшейся меж двух высоких горных хребтов.

– Запомнил?

– По-моему да.

– Тогда действуй.

Контрабандист постарался вспомнить в деталях, каждый свой шаг, до того момента, когда появились титаны.

– На том берегу спиннинг, нужно ударить им по воде.

Не успел он это сказать, как русалки потянули рыбацкую снасть к группе на правом берегу речки, видимо им самим не терпелось, чтобы нежданные гости поскорей покинули тихую реку.

Алекс взял в руки удилище и покосился на титаниду:

– Сейчас нужно материться.

– Не беспокойся проводник, – усмехнулась Ри, – за свою долгую жизнь я наслушалась и насмотрелась такого, что ты не можешь себе даже представить. Так что не стесняйся.

Проводник взял удилище покрепче в руки, и, выкрикнув что-то матерное, ударил им по воде. Как он подозревал, ничего не произошло. По воде разошлись круги, но проход в другой мир не открывался.

– Я бы удивилась, если бы получилось с первого раза, – успокоила смертного титанида.

– Пробуй еще раз, – поддержал ее Ип. – А еще лучше подумай хорошенько, точно так ли ты поступал в прошлый раз.

Контрабандист задумался – насколько он помнил, все повторил в точности, вот только сочетание матерных слов…

– По-моему я матерился в прошлый раз по-другому, – пробормотал он.

– И наверняка ты делал это от души, а не по необходимости, – подсказал Мен. – Вспомни слова, и добавь эмоции, все имеет значение.

– Слова, слова…

И вдруг в голове у алмазного курьера всплыл разговор с гадалкой из Роттердама. А ведь она говорила что-то про матерные слова, которые могут оказаться очень важными.

– Одна гадалка говорила мне о том, что матерное выражение может оказаться ключевым в очень важном деле.

– Что за гадалка? – живо поинтересовался Ип.

Алекс вкратце рассказал о своей странной встрече с гадалкой. Титаны молча переглядывались, и, как подозревал смертный, обменивались мыслями.

– Скорей всего она не простая гадалка, – наконец озвучил результат молчаливых переговоров Ип. – Но внешность, которую ты описываешь, нам ни о чем не говорит. Наверняка она изменена. Продолжай.

Итак, ключевое словосочетание есть. Эмоции… Нужно разозлиться. А как? Контрабандист вспоминал самые гадостные моменты в своей жизни – вроде последней встречи в Роттердаме со спецагентами. Похоже, что получилось. Материться и бить по воде пришлось недолго. С приходом раздражения и настоящей злости, водная гладь вдруг снова вогнулась, и титаны облегченно вздохнули. Постепенно на водном зеркале проступили силуэты ближайших гор, и изображение становилось все четче и четче.

Ип подступил поближе к воде:

– Спасибо проводник, и прощай. Кто-то решил свести наши дороги вместе, но так же быстро они и разойдутся. Надеюсь, ты найдешь то, что потерял.

И старший титан шагнул за водное зеркало. Мен молча пожал руку проводнику, и так же шагнул в другой мир.

– Не теряй подарок, – проворковала Ри, – она тебе еще пригодится.

– Удачи, – коротко попрощался Рос.

Едва последний титан ступил на землю другого мира, речное зеркало помутнело, и по нему снова пошли мелкие волны – успокоившаяся река, безмятежно катила свои воды, к такому же мелкому морю, как и она сама.

IV

Солнце все ниже клонилось к горизонту, Алекс стоял и молча смотрел на мелкие волны. Затем обернулся на каменную громаду. Неужели ему не померещилось то, что только что произошло? И произошло ли? Возможно, напряжение последней недели сыграло с ним злую шутку и подогрело мозг до такой степени, что привиделись повелители давних времен? А как он перебрался на этот берег? Да наверняка перешел по мосту! И видимо, так же придется возвращаться. Словно уловив сомнения неудачливого рыбака, внизу кто-то ехидно захихикал. О боже! Русалки никуда не делись, и притворятся черепахами, больше не собирались. Значит, все это было – и титаны, и их погибший товарищ под каменными глыбами, и вредный демон…

Александр тяжело вздохнул, списать произошедшее на воспаленное воображение не получилось. Показав бесстыжим русалкам язык, он пошел к мосту. На протяжении всей дороги, его сопровождал красноречивый всплеск в камышах – речные хозяйки не отставали от того, кому открылось магическое виденье.

Добравшись до своего места рыбалки, контрабандист остановился. Что делать дальше? Продолжить рыбачить? После случившегося, как-то не тянет. Ехать домой? Что-то не пускало его уйти с того места, где совсем недавно произошло чудо. Лучшим выходом было переночевать. А вдруг еще что ни будь случиться? Алекс вернулся к машине, и вдруг вспомнил про прощальный подарок титанов – он тяжелым грузом напоминал о себе в кармане.

Подарок был извлечен из кармана и подвергнут тщательному осмотру. Им оказалась маленькая змейка, свернувшаяся восьмеркой. Свой хвост змея держала во рту, по-видимому, это должно символизировать бесконечность. Подарок, несмотря на свой малый размер, весил немало – наверняка металлический. Мелькнула мысль: может из золота? Но тут же улетучилась – золото для титанов значит немного, вероятно смысл подарка в чем-то другом. Чувство самосохранение подсказывало Алексу – от неожиданных подарков богов, пусть и бывших, нужно держаться подальше. Но черт возьми! Упустить возможность испытать это наследство – значит мучиться всю жизнь за неиспользованный шанс.

Алекс поднес змею поближе к глазам. Тонкая работа. Каждая чешуйка, несмотря на недостаточное освещение, была видна четко, да и чувствовалась под пальцами. Хозяин редкой вещицы, провел рукой от головы до хвоста – ребристая поверхность приятно скользила под пальцами. И вдруг, твердая до этого чешуя спружинила – словно настоящая кожа – змейка выпустила хвост из пасти, стремительно обвила запястье левой руки, и снова ухватила себя за хвост. Контрабандист думал, что за последнее время разучился удивляться – ан нет. Он подергал неожиданный браслет – тот крепко держался на руке. Ну и к чему все это? Что может означать такое поведение подарка? Что обладатель чудесной змеи стал обладателем не менее чудесных возможностей? Или стал вечным рабом – либо подарка, либо самих титанов? Обладатель зеленой змеи не сомневался, ответ придет скоро. Только понравится ли он ему?

На всякий случай он попытался снять странный подарок. Не тут-то было. Алекс потянул змею сильнее, но она цепко держала себя за хвост. Тогда он разозлился и рванул ее что есть силы, чуть руку себе не оторвал, но кроме боли в кисти ничего не добился. Он оставил попытки снять зеленый браслет и задумчиво на него уставился. Вывод напрашивался один: снять змею ближайшее время не удастся. Алекс снова решил рассмотреть подарок, который в виде браслета теперь красовался на его руке.

Темно зеленый метал, чуть темнее по спинке и светлее на животе. На маленькой головке, на месте глаз, красовались два маленьких красных камешка – казалось, змейка подозрительно уставилась на своего хозяина. Только хозяина ли? «Хозяин» сам себе иронично хмыкнул и легонько щелкнул змею по носу. Раздалось раздраженное шипение. Контрабандист рефлекторно оглянулся. Поблизости никого не наблюдалось. Тогда кто? Неужели… Алекс неверяще посмотрел на свое «сокровище». Теперь он услышал хихиканье. Только оно раздалось не со стороны реки, а… В самой голове. Вот черт! До Алекса начало наконец доходить, шипела и хихикала сама змея.

– «Ну что, дошло, наконец?» – услышал он вопрос. И раздался он действительно в голове свидетеля недавних удивительных событий.

– И что это все означает? – теперь Алекс задал вопрос чешуйчатому собеседнику.

– «Это значит, что тебе неслыханно повезло», – не менее ехидно ответила змея.

– Вот как? Может, объяснишь в чем?

– «А в том, что тебе достался могучий магический артефакт».

– Так уж и могучий, – засомневался контрабандист.

– «Можешь не сомневаться, и у тебя будет время и возможность в этом убедиться».

– В чем же проявляется твое могущество?

– «Я, поисковый атрат».

– То есть, ты что-то ищешь? – уточнил контрабандист, уже прикидывая сферы применения нового приобретения.

– «Я могу найти все, – гордо заявила змея. – Ну, или почти все. Кстати, зовут меня Алаза. Некоторые называют, всевидящей Алазой».

– Так, так, так… – в голове у счастливого обладателя магического артефакта роилось множество мыслей и вопросов. – Я тут подумал, зачем ты была нужна титану, который здесь похоронен. Ведь он бессмертный бог, пусть и бывший, а значит, можно сказать – всесилен.

– «Не такие уж они и всесильны, и уж тем более бессмертны, – снова хихикнула Алаза. – Иногда и им требуется помощь разных артефактов. Я нужна была Кою в борьбе с олимпийцами. Но даже я не смогла ему помочь, у меня тоже есть предел своих возможностей».

– Как ты действуешь?

– «Я тебе все покажу, расскажу, и, возможно, даже кой чему научу».

И вот только сейчас, Александр понял – не бред было все случившееся, не бред. И с этого момента его жизнь круто изменилась. Насколько круто, покажет не очень отдаленное будущее.

– «Не переживай ты так, – начала успокаивать своего собеседника Алаза. – Ничего страшного не произошло, во всяком случае, пока».

– Спасибо, – буркнул успокаиваемый.

– «Мне кажется, нам лучше отсюда уехать. Мало ли какие силы могли привлечь недавние события».

– Пожалуй ты права.

Алекс побросал в машину свои пожитки, и покинул место стоянки, возле такой таинственной Каменной Могилы.

* * *

Некоторое время он ехал молча – собирался с мыслями, затем вновь начал разговор.

– Итак, начнем. Что ты представляешь собой на самом деле? Если можно, то поподробней.

– «С чего же начать?» – задумалась змея.

– С самого начала, – подсказал собеседник.

– «Ну, если с самого начала, тогда так. Меня создали почти тридцать тысяч лет тому назад».

– Сколько?!

– «Ты не ослышался. Тридцать тысяч лет».

– Но это же хренова гора времени! Тогда человечество на мамонтов с каменными топорами охотилось.

– «Не все человечество, не все. В то время на Земле существовала очень развитая цивилизация. Не такая многочисленная, как нынешняя, но гораздо более продвинутая. Лучшие представители той цивилизации и создали меня – такую умную, красивую и могущественную».

Алекс даже не обратил внимание на иронию змеи, его переполненный информацией и впечатлениями мозг не мог до конца осознать услышанное:

– Тебя создали титаны?

– «Титанов тогда не было и в помине. Это произошло задолго до них. Меня создали могущественные маги древности, которые по силе вполне были равны богам. Они вдохнули в меня душу, и дали возможность видеть тайное».

– Если они были такими могущественными, зачем они создали тебя?

– «Иногда бывает, что даже богам нужна помощь, и как видишь, они от неё не отказываются. К тому же, тогда цивилизация моих создателей уже подобралась к своему пику, и даже потихоньку начала затухать. И маги решили – пока они в силе, нужно создать нечто такое, что помогло бы их потомкам выжить, помогло бы с помощью магии».

– Что же случилось с твоими создателями? Почему от них не осталось даже памяти?

Алаза тяжело вздохнула:

– «То же, что и с другими великими цивилизациями. Она постепенно стала приходить в упадок. Это происходило по нескольким причинам, как внешним, так и внутренним. Нужно объяснить, что представляла из себя цивилизация ремхов».

– Они назывались ремхи?

– «Да. Ремхи появились на Земле давно, даже я не знаю насколько в глубокой древности они пришли в этот мир».

– Они пришли из другого мира? – не переставал удивляться Алекс.

– «Из другого. Точнее, из другого мира пришли несколько тысяч представителей другого мира. Здесь они обнаружили дикие племена людей, часть из которых обучили и взяли себе в услужение. И именно благодаря аборигенам ремхи быстро сумели увеличить население своего народа, так как дети от связей с местными, вливались в пришедший народ. Они процветали несколько тысячелетий и расселились по всем континентам, хотя, повторюсь, были не столь многочисленны, как нынешняя цивилизация».

– Но должны же остаться хоть какие-то следы, – настаивал контрабандист.

– «Ты забываешь сколько прошло времени. К тому же почти все большие города ремхи строили на побережье, а ты не представляешь, сколько и какие с того времени произошли катаклизмы. Ремхистарались жить в гармонии с природой, поэтому их постройки не отличались монументализмом. За редким исключением».

Змея немного помолчала.

– Что дальше? – поторопил ее собеседник.

– «Дальше все просто и банально. Пора рассвета когда-нибудь, сменяется упадком. Общество ремхов раскололось на два лагеря: одни считали, что нужно, как и раньше жить по законам магии, другие хотели развивать технологии. Те, кто пытался объединить, и то, и другое, оказались меньшество. Технологичная ветвь сумела выйти в космос и встретить там недоброжелателей. Началась короткая, но кровопролитная война, которую удалось не проиграть».

– Но как народ, только что вышедший в космос, сумел не проиграть войну, насколько я понимаю, более развитой цивилизации?

– «А вот здесь как раз и помогли маги. Они решили помочь своим одноплеменникам, и помешали врагам получить победу на Земле. В космосе же, вмешалась некая третья сила, которая не дала уничтожить полностью звездные достижения ремхов».

– Что за третья сила? – полюбопытствовал Александр.

– «Не знаю, – честно призналась Алаза. – Но война стала только началом большой беды. Мне не известно, оказалось ли это результатом войны, или так суждено было случиться, но начались природные катаклизмы. Мощные землетрясения трясли почти все континенты, многочисленные вулканы затмили небо, а вслед за этим пришел холод. Большой холод. Ремхам пришлось отступать в теплые районы, но таковых становилось все меньше и меньше. Стало тяжело дышать, не хватало продуктов, и вследствие этого пришли страшные болезни. Ситуация склалась настолько серьезная, что большая часть ремхов приняла решение покинуть Землю, ибо это выглядело более простым, чем бороться за выживание».

– Неужели такая высокоразвитая цивилизация, не могла ничего противопоставить стихии?

– «Нет Алекс. Бороться сразу со всеми стихиями было не под силу даже им. Покинуть этот мир, выглядело лучшим выходом. Но такого мнения придерживались не все. Кое-кто решил остаться. Вот так и получилось – большая часть ремхов, через специально созданные порталы, ушла в другой мир. Кто-то предпочел космос. Ну, а совсем небольшая часть решила остаться. И последним пришлось тяжелее всего. Они основали несколько новых городов на побережье, в наиболее теплой части планеты, но ни о каком дальнейшем развитии не могло идти даже речи. Речь могла идти только о выживании. И, как это прискорбно не звучит, о дальнейшей регрессии. Но они все-таки выжили, и даже сохранили часть своих городов, до тех пор, пока не пришло резкое потепление. Потепление сопровождалось новыми природными катаклизмами, и самыми страшными стали потопы. Высокая вода уничтожила последние крупные поселения тех, кто назывался гордым именем – ремхи. Можно сказать, что на этом их эра закончилась. К этому времени магический фон этого мира значительно упал, и немногим удалось уйти в другие миры магическим путем».

– А космос? – спросил удрученный рассказом Алекс.

– «К этому времени все космические технологии оказались утеряны. Остатки народа разбрелись по оживающему миру, и снова смешались с дикими народами. Они многим помогли возвыситься и основать свои цивилизации, но, конечно, эти цивилизации уступали в своем величии ремхам. По многим причинам, в основном из-за войн, новые цивилизации не существовали долго. После создавались новые, каждый раз все менее развитые. Но ты не прав, говоря, что от ремхов ничего не осталось. И до нынешних времен докатились отголоски о великих цивилизациях и народах прошлого. У некоторых народов сохранились обрывки давних знаний, а кое-где и материальные свидетельства. Но самое ценное, конечно было спрятано. Несомненно тот древний народ оказал и оказывает влияние, и на нынешнюю цивилизацию, хотя вы этого еще сами не понимаете».

– Ты хочешь сказать, – осторожно начал контрабандист, – что представители ремхов существуют среди нас?

Змея рассмеялась:

– «Я этого не говорила! Я говорила лишь о том, что влияние осталось в виде древних знаний. А о представителях… Не исключено, что отдельные представители могли и уцелеть. И тогда, я уверена, их влияние самое непосредственное. Еще можно допустить, что та часть ремхов, что ушла в другие миры и в космос, изредка посещает свою бывшую родину. Проверяет, так сказать, как здесь идут дела».

У Алекса возникло подозрение:

– Можно допустить, или тебе это точно известно?

– «Можно допустить», – уклончиво ответила змея.

– И это говорит могущественный поисковый атрат! Всего лишь: можно допустить.

– «Не тебе меня судить! Я действительно поисковый атрат, и мне доступна информация об очень многом, но даже я не могу знать абсолютно все. Есть возможности блокировать информацию, и немало тех, кто пользуется такой возможностью».

– Ну ладно, – примирительно сказал контрабандист, – не знаешь, так не знаешь. Я уже по титанам понял, что ты не всесильная. А то бы тебя мне не подарили.

Алаза обиженно умолкла, и некоторое время они вновь ехали молча. Тем более Алексу требовалось время, чтобы осознать услышанное. Ведь то, что ему поведала змея, было настолько грандиозным, что с трудом укладывалось в голове, особенно на фоне встречи с титанами. И встреча в Роттердаме уже казалась далекой и незначительной. Видимо атрат уловил мысли и сомнения своего хозяина (хотя хозяина ли?) и решила перестать дуться.

– «Расскажи, что с тобой произошло в Нидерландах?»

– Подслушала?

– «Не без того, – не стала отпираться змея. – Если не хочешь, чтобы я слышала твои мысли, нужно научиться их прятать».

– Буду учиться. А насчет того, что там произошло…

И Алекс кратко поведал атрату о том, что с ним случилось в небольшом европейском государстве.

Алаза слушала внимательно, несколько раз задавая уточняющие вопросы, и наконец пришла к выводу:

– «Судя по всему, за тебя решили взяться серьезно. И я удивлена, что тебя отпустили, и тебе удалось так легко уйти от наблюдения».

– Легко?! – возмутился контрабандист. – Да я пол Европы исколесил, заметая следы!

– «Ну, это еще ни о чем не говорит. Колесить ты мог сколько угодно, а от настоящих профессионалов тебе уйти бы не удалось. Тут два варианта: либо они решили, что жертве деваться некуда, и просто необходимо время для раздумий, либо у тебя действительно исключительно развито чувство опасности. Но долго тебе отсиживаться не дадут, наверняка уже сейчас ведутся активные поиски, и рано или поздно тебя найдут. А если узнают, что тебе в руки попал мощный магический артефакт, то за тобой начнется настоящая охота. Причем не только спецслужбами. Наверняка к ним подключатся и маги различного уровня».

– Экстрасенсы? – уточнил контрабандист.

– «Это современное и обобщенное название. Я предпочитаю называть вещи своими именами».

– Да, подарочек титанов может выйти мне боком. И что посоветуешь делать?

– «Дурак ты! За обладание мной большинство магов пойдет на любое преступление, даже на убийство».

– Вот спасибо! Обрадовала, и успокоила!

– «А что тебе делать? – не обратила внимания на восклицание человека змея. – Учиться защищать себя. Защищать магическим путем».

– Хороший совет! – с восхищением воскликнул контрабандист. Только для того, чтобы защищаться с помощью магии, для начала нужно нею владеть. Ты ведь поисковый атрат, или у тебя есть и боевые функции?

– «Боевых нет».

– Вот видишь. Мне нужно найти учителя, а где я его найду?

– «Дай объявление в газету», – сумничала змея.

– Я рад, что у тебя все нормально с чувством юмора, но проблема от твоих шуток не исчезнет.

– «Ты забыл, кто, или что тебе попало в руки? Так я напомню – магический артефакт. Я подчеркиваю – магический».

– Ты хочешь сказать, что сама будешь обучать меня магии?

– «Прозорливость к тебе приходит с опозданием. Я могу обучить тебя тому, что знаю сама, и что ты в силах постичь. Если тебя, конечно, устроит моя кандидатура».

– Еще как устроит! – обрадовался контрабандист. – За тридцать тысяч лет ты наверняка повидала многое, и знаешь о магии все. Так что, твоя кандидатура принята. Причем с большим энтузиазмом.

– «Я, конечно, не все знаю о магии, как ты думаешь, но действительно очень многое, – польщено проворчала Алаза. – Я видела, как меняется магический фон на Земле, а вместе с ним и сама магия. Я регулярно совершаю путешествия по разным мирам, и вижу, как применяют магию там. Так что, тебе действительно достался очень полезный атрат».

– Очень надеюсь, что твои слова правда, и я стану одним из величайших магов, – засмеялся Александр.

– «Но чересчур не обольщайся, – остудила энтузиазм хозяина Алаза. – Я не собираюсь выполнять за тебя всю черновую работу. Кое-чему обучу, а дальше ты сам – ножками, ножками».

– Это к чему такая строгость?

– «Да к тому, что вы, люди, слишком надеетесь на разные магические штучки, вроде волшебной палочки, которой махнул, и исполнились все ваши желания. А работать в седьмом поту, никто не хочет».

– Так для того вы и существуете, чтобы помогать людям.

– «Вот именно! Помогать, а не выполнять за вас всю работу. Хочу сказать, что тебе попался очень щепетильный атрат, который не за всякую работу возьмется. И кстати, о наших отношениях – ты мне не хозяин, я тебе не слуга. Ты мой носитель, а я твоя помощница. Это чтобы все было понятно с самого начала».

– Да я уже понял, что на слугу ты мало похожа, – успокоил атрата носитель.

– «Вот и хорошо. Мы, можно сказать, в некотором роде партнеры. А раз мы партнеры, к тому же я твой учитель, то я тебе скажу так – с завтрашнего дня усиленно занимаемся магией. И я с тебя три шкуры спущу, чтобы обучить чему-то более менее стоящему».

– Договорились! – со смехом сказал Алекс. – Готов отдать себя в твои строгие руки. Или хвост, если уж точнее.

V

То, что Алаза строгая учительница, к тому же с наклонностями садиста, Алекс понял уже на следующий день, когда на утро после приезда домой он проснулся от громкого крика:

– «Вставай лежебока!»

Контрабандист добрался домой поздно ночью, и рассчитывал выкроить для сна лишних пару часов. Но не тут-то было. С окриком змеи отпали сомнения насчет реальности случившегося вчера – на странный сон уже не спишешь.

– А ничего что я уставший? – недовольно спросил носитель великого атрата.

– «Тебе теперь предстоит уставать гораздо чаще, чем раньше», – злорадно пообещала змея.

– Какая от меня польза, такого уставшего, – продолжал давить на жалость контрабандист.

– «Я начинаю думать, что от тебя и отдохнувшего будет немного пользы. Тебе выпал шанс быстро обучиться искусству магии, а ты бока отлеживаешь. Многие маги обучаются всему сами – совершают кучу ошибок, набивают шишки, спотыкаются – и на обучение у них иногда уходит целая жизнь. А ты попал на всё готовое, да еще начинаешь капризничать, как барышня».

– Ладно, ладно встаю, завела старую пластинку. Тебе никто не говорил, что ты страшная зануда?

– «Из ныне живущих, никто. Да и вообще, те, кто считал меня занудой, жили не так уж долго».

– Все-таки, такие были! – обрадовался носитель.

Алаза не стала отвечать, и Алекс также не стал обострять отношение со своим атратом, только одеваясь спросил:

– Что мы будем делать дальше?

– «Здесь неподалеку, по прямой километров тридцать, находится небольшой источник энергии, вот к нему нам и нужно попасть».

– Что за энергия?

– «Магическая».

– Раз есть источник энергии, значит с магией у нас все в порядке?

– «Не совсем. Раньше таких источников имелось намного больше, и они были гораздо сильней. Но пока нам хватит того, что имеется. К тому же, возле источника не так сильно проявится наши с тобой магические потуги».

– Боишься, что проследят?

– «Наверняка проследят. Поэтому действовать будем предельно осторожно, и часто менять места занятий».

– Как скажешь, – согласился новоявленный студент только что открытой магической академии.

Он приготовил легкий завтрак, с удовольствием все уплел, и, взяв бутерброды, повел машину в нужном направлении.

* * *

Полчаса петляний по полям, и магический дуэт въехал в небольшую ложбину среди двух пологих холмов. Внизу протекала узкая речушка, склоны холмов поросли чахлым кустарником.

– «Вот здесь мы и будем заниматься», – объявила Алаза.

– И что здесь примечательного?

– «Я надеюсь, ты скоро это поймешь, иначе мне не стоит с тобой возиться».

– Давай попробуем. Мне самому интересно, стоит или не стоит.

– «Подъезжай вон к тем деревцам, оставишь там машину, а сам спустишься немного ниже».

Алекс сделал так, как сказала Алаза. Внизу нашел удобную площадку и уселся прямо на траву:

– Что дальше?

– «Сядь поудобней, и слушай меня внимательно».

Носитель в точности выполнил указания своего атрата.

– «У каждого человека есть участок мозга, который отвечает за связь с магической энергией, – начала Алаза. – У одних он развит больше, у других меньше, но он есть у всех. Вот сейчас я хочу поработать с твоим мозгом, и попробовать разбудить нужную нам часть. Исходя из того, что тебя уже считают экстрасенсом, это не должно предоставлять особенную сложность».

– Какая может быть сложность? – удивился Алекс. – Ты ведь мощный магический атрат, для тебя это должно быть обычным делом.

– «Конечно я магический атрат. Но не забывай, я поисковый атрат. Главным для меня является поиск информации. Информация – это ключ ко многому, но она не всесильна. Поэтому я не уверена, что мне удастся совладать с твоим мозгом».

– В общем, я понял, а тонкостей мне пока не понять. Разблокирование, это больно?

– «Не знаю, – честно призналась Алаза. – В разных случаях по-разному».

– Ну хорошо, – вздохнул носитель, – не будем тянуть. Но перед тем как мы начнем, хочу задать тебе еще один вопрос.

– «Задавай».

– Чем по-твоему является магия?

– «Здесь все просто. Магия – это умение управлять магической энергией. Все выделяет ту или иную энергию: живые существа, Земля, солнце, стихи. Управление этой энергией и является магией».

– Хорошо, давай начнем. Что мне делать?

– «Усядься поудобней, закрой глаза и расслабься. Постарайся прочувствовать все то, что будет происходить внутри тебя. Постарайся понять те изменения, который я попытаюсь принести. И главное, не бойся».

– Постараюсь. Начинай.

Чужое вмешательство Алекс почувствовал сразу. Появилось ощущение давления на мозг – такое он чувствовал уже не однократно. Теперь понятно – кто-то пытался следить за ним с помощью магии, либо даже порыться в его голове, что сейчас и проделывала Алаза. Закончив с общим зондированием, атрат начал проводить более точную работу над нужным участком мозга. Легкое жжение прошло так же быстро, как и появилось, а затем послышался удивленный возглас Алазы:

– «А вот этого я никак не ожидала!»

– Чего не ожидала? – быстро придя в себя после несложной процедуры, спросил подопытный.

– «Нужная область мозга у тебя неплохо развита. Очень даже неплохо. Ты говоришь, у тебя хорошо развита интуиция…»

– И чувство опасности, – подсказал контрабандист.

– «И чувство опасности, – послушно повторила змея. – Это все, чем ты можешь похвастаться?»

– Ну, в общем, да. А что ты еще ожидала?

– «Как минимум, дар предвиденья. Или что-то в этом роде. Ты должен хорошо владеть магией. Разве ты никогда не пробовал совершить необычное? Остановить стрелки часов, повлиять на поведение людей, угадать номер лотерейного билета, наконец».

– Не припомню за собой такого, – неуверенно сказал Алекс. – Во всяком случае, последние два десятка лет.

– «Что ты хочешь этим сказать?»

– Примерно двадцать лет тому назад, я потерял память, и до сих пор не помню ничего из того, как я жил и кем был до того времени.

– «А вот это интересно, – пробормотала Алаза. – А я то думала, что за затемненная область у тебя на затылке? Хотела разобраться в этом позже».

– Ты можешь восстановить мне память? – заволновался носитель.

– «Не знаю. Я ведь тебе уже говорила: человеческое тело не мой конек. Но, во всяком случае, я попробую».

– Пробуй сейчас! – потребовал Алекс.

– «Хорошо, хорошо! Не волнуйся ты так. Все что в моих силах я сделаю».

Носитель снова откинулся на спину и закрыл глаза. В этот раз давления на голову не последовало, а сразу заныл затылок. Боль быстро усиливалась, и, в конце концов, возникло ощущение, что мозг просто закипает, что еще немного, и он расплавленным оловом выплеснется через уши. Кажется, он закричал, но Алаза и сама уже поняла, что нужно прекратить мучить своего носителя.

– «Извини, – сказала она. – Но мне не удалось пробиться через бок».

– Какой блок? – постепенно отходя от экзекуции, спросил Алекс.

– «Нужный нам участок заблокирован. Причем, я не почувствовала чужого вмешательства, скорей всего ты сам, может даже бессознательно, заблокировал, точнее, отключил свою память».

– А разве такое возможно?

– «Вполне. Тем более, если ты хорошо владел внутренним управлением своего тела. Обычно сильные маги это умеют».

– И что из этого следует?

– «Из этого следует, что ты действительно владел магией, и судя по всему, неплохо. А это значит, с моей помощью снова сможешь нею овладеть».

– Жаль, с памятью ничего не получилось, – тяжело вздохнул контрабандист.

– «Ничего страшного. Не получилось в этот раз, может получиться в другой. А скорей всего, ты сам, в конце концов, разблокируешь свою память. Возможно это произошло вследствие какого-то стресса. Или травмы».

– Говорят, что когда меня нашли, на мне не было живого места. Немало досталось и голове, – усмехнулся носитель.

– «Вот видишь. Все вполне объяснимо. Расскажи мне, как все случилось, что ты помнишь, и что знаешь».

Алекс начал рассказывать все что помнил, о чем ему рассказали, и о чем он лишь догадывался. Алаза слушала внимательно, не перебивая, и по окончании рассказа задумчиво протянула:

– «Это все действительно очень странно. Не удивительно, что тобой заинтересовались органы, которые отслеживают подобные случаи. Я попробую разузнать что ни будь в информационном поле планеты. Да и другие возможности есть».

– Какие возможности? – заинтересовался контрабандист.

– «У атрата моего уровня есть много возможностей. Причем таких, о который тебе знать не обязательно».

– Какие мы скрытные.

– «Есть немного. Ну ладно, у нас есть и положительные моменты. Ты должен воспринимать магию. Я все-таки думаю, что ты нею владел, и просто напросто забыл, как это делается. Так же, как забыл все. Мы можем спокойно начинать занятия, теперь все будет зависеть от твоего старания».

– Я буду стараться, – пообещал носитель.

– «Надеюсь. А теперь начнем. Тебе вновь необходимо погрузится в самого себя. Я буду тебе показывать и подсказывать, а ты внимай и повторяй».

Снова расслабленное состояние и предельное внимание. Сперва Алекс ничего не чувствовал, но затем, откуда-то изнутри пришло чувство тепла, словно там разгоралась жаркая искра. Тепло расходилось по всему телу, и в нем появилось ощущение легкости – казалось, теперь по плечу свернуть горы. Но затем все это исчезло, словно ничего и не было. А после прозвучал голос Алазы:

– «Что ты чувствовал?»

– Тепло, легкость, ощущение силы.

– «Вот! Именно так ощущаешь себя, когда твое тело наполняется силой, энергией. Я показала тебе, как это можно сделать, но я не в состоянии наполнить тебя энергией, ты должен это сделать сам».

– Разве ты только что не наполнила меня?

– «Нет. Это была только иллюзия».

– Понятно, раздразнила, а теперь пробуй сам. Обычно так поступают с маленькими детьми.

– «Никого я не дразнила! Я действительно могу работать с магией, но наполнить нею тебя, нет. Да и не очень ты отдалился от ребенка».

– Хорошо, я попробую. А ты подсказывай, если что.

Контрабандист в очередной раз закрыл глаза, и попытался осознать себя изнутри. Это оказалось легче сказать, чем сделать. Как можно смотреть на себя изнутри? Это какой, и где должен находиться глаз? И вообще, что за озерцо плещется в каких-то тридцати шагах? Озерцо? От неожиданности открыв глаза, Алекс уставился на протекающую неподалеку речку – никакого озера не наблюдалось.

Алаза насмешливо спросила:

– «Привиделось что?»

– Привиделось… Хотя, вряд ли. Я увидел впереди озеро, состоящее из прозрачной… – Алекс запнулся, подыскивая подходящее слово. – То ли дымки, то ли жидкости. Не успел рассмотреть.

– «Это и есть тот источник энергии, к которому мы с тобой стремились. Поздравляю, в тебе начал просыпаться маг».

Это было сказано самым серьезным тоном, и «маг» понял – свершилось невероятное, теперь он действительно экстрасенс. Это как минимум. Он снова закрыл глаза – озера не было.

– «Повтори все то, что ты сделал до того, когда увидел озеро», – подсказала змея.

Все правильно, необходимо найти тот неуловимый «внутренний глаз». Кажется вот так…

Контрабандист вновь увидел перед собой голубое свечение. Да, никакая это не вода и не дымка, а сказочное свечение, какой-то неизвестной субстанции. Так вот ты какая, магическая энергия… По поверхности магического озера, действительно словно ходили волны, при этом внутри что-то клубилось, были видны завихрения, и даже течения. Озеро жило своей жизнью и плескалось в невидимых берегах.

Дав своему носителю вдосталь налюбоваться новым зрелищем, Алаза прокашлялась:

– «Я очень рада, что в тебе быстро проснулись твои магические навыки. Обычно на это уходить более продолжительное время. Ну, раз все так хорошо, тогда продолжим урок. Наполни себя этой энергией».

– Как это сделать?

– «Найди внутри себя энергетический центр. Обычно он находится в центре тела, и попытайся потянуть магию из озера».

Центр… Где же этот центр? Алексу казалось, что он вывернул глаза, пытаясь заглянуть внутрь себя, но никакого центра обнаружить не смог. У него даже заболели глаза и он их открыл:

– Извини Алаза, я ничего не нашел. Как он хоть выглядит, этот центр?

– «Скорей всего, как светящаяся точка. Яркая или тусклая, зависит от того, сколько ты сумел накопить энергии».

– А если я ничего не сумел накопить?

– «Так не бывает. Хоть немного, но должно быть. Даже у человека не владеющего магией, энергия быть должна. Просто ты не умеешь правильно смотреть».

– Это точно, смотреть я не умею. Но буду учиться.

И Алекс снова погрузился в самого себя. Через пару минут он повторил попытку. Еще через пять минут еще раз. Но ни на третий, ни на четвертый раз обнаружить свой энергетический центр ему не удалось. Наконец Алазе надоело смотреть за его недолугими потугами, и она смилостивилась:

– «Ладно, помогу тебе еще раз. Видимо перехвалила тебя, не так уж у тебя все хорошо, как я подумала сначала. Смотри моими глазами».

Носитель слишком устал, чтобы спорить со своим атратом, поэтому ему осталось только следить за тем, что происходило внутри него самого. Вначале он ничего не видел, но затем, словно сквозь мутное стекло, начали проступать внутренние органы. Они смотрелись совсем по-другому, чем с помощью медицинских приборов. Это, будто ты идешь ночью через скотный двор, и где-то рядом шумно дышит огромный племенной бык. При блеклом свете звезд его почти не видно – больше слышно – но неясная крупная тень наблюдается. А дальше стоит корова, а там еще. Вот именно такие ощущения возникли у Алекса, когда он путешествовал по своему телу. А вот и появилось тусклое свечение. Постепенно оно разгоралось все ярче и ярче, и из искры превратилось в сияющий световой шарик, величиной не больше лесного ореха. Находился он возле печени.

– «Вот это и есть твой энергетический центр, – сообщил атрат. – Энергии у тебя хватает, как для обычного человека. А вот для магических действий этого маловато. Теперь проникни внутрь себя самостоятельно».

Раз надо проникнуть, он это сделает – Алекс настроился решительно. Он постарался предельно сконцентрироваться, и совершить, наконец, путешествие по своему телу. Знакомое свечение возникло почти сразу. Нет, не то, внешний источник сейчас без надобности, необходимо пробраться к своему источнику. Казалось от усилий глаза сейчас проваляться вовнутрь, но усилия велись в нужном направлении, так как какие-то неясные образы начали вырисовываться. Ага, вот это наверняка легкие – они ритмично выталкивали и всасывали воздух. А этот шумный агрегат – сердце. Еще немного ниже… Вот оно! Немного дрожащий светящийся шарик, расположившийся почти в центре живота.

– «Видишь, как он дрожит? – заметила и Алаза. – Это сейчас расходуется твоя энергия. Если ты наполнишь себя нею, шарик разгорится ярче».

– Как наполнить? Подскажи.

– «Вернись к внешнему источнику. Вот так. Теперь попытайся мысленно потянуться к краюшку этого озера, и зачерпнуть из него, как черпают воду. Так не черпают! Так включают насос!»

Контрабандист уже и сам понял, что погорячился. Вместо небольшой порции, он потянул на себя целый рукав энергии, и на общее удивление носителя и его атрата, она легко поддалась.

– Что теперь? – спросил ученик.

– «Теперь предельно осторожно, – ответила учительница. – Ты еще не настолько подготовлен, чтобы оперировать таким количеством энергии. И то, что она поддалась тебе, еще не говорит, что так будет и дальше – немного перестараешься и выжжешь себе все внутренности. Возьми из рукава одну нить и направь ее к своей искре».

Внутренности выжигать не хотелось, поэтому Алекс последовал совету атрата и действовал очень осторожно. Он вновь взялся за пучок энергии, оторванный от основного магического тела, и попытался отделить от него малую толику. Но такая тонкая работа с магией еще была ему в диковинку. Природа этого источника такова, что состояла она из тончайших нитей, тоньше человеческого волоса, причем нити местами порядком спутались, и отделить какую-то часть оказалось делом не простым. Но контрабандист обладал немалым упорством, и после десятка неудачных попыток, вытянул из общего пучка несколько тонких ниток.

– «Теперь направь нити к своему центру и постарайся наполнить его», – продолжала давать указания Алаза.

Еще одно легкое задание. Если направить энергию в нужное место, после нескольких попыток, все же удалось, то вот с удержанием возникли проблемы. Главная магическая составляющая вела себя своенравно – она никак не желала оставаться внутри у назойливого человечишки, а всячески норовила вернуться в материнское лоно. Алекс порядком устал, пытаясь совладать с голубыми нитями, но все безуспешно.

– «Отдохни, – посоветовала змея. – Все не так просто, ты и так достиг сегодня многого. Ты смог с первого же раза увидеть магическую энергию, уже начал нею манипулировать, так что не все так плохо. Возможно, на сегодня нам лучше закончить, дать тебе возможность успокоиться и отдохнуть, и завтра с новыми силами продолжим».

– Еще несколько попыток, я все же сделаю, – сказал носитель. – Если не получится, тогда действительно перенесем на завтра.

Атрат не стал спорить и носитель продолжил. Он попробовал действовать по-новому. Сначала нужно научиться освоиться с этой энергией получше вне собственного тела, например: поиграть с нею. Завязать в узел, вот так, затем заставить её плясать, сворачиваться в клубок. А потом влиться в собственный энергетический центр.

Все вышло быстро и как бы само собой – светящийся шарик, находящийся возле печени, вспух, и вырос в два раза.

– «Вот видишь! – радостно закричала Алаза. – У тебя получилось! Причем сделал ты это не потому, что старался до испарины на лбу, а скорей инстинктивно. Что подтверждает наличие у тебя магических способностей».

Алекс и сам был ошеломлен не меньше атрата, но слова Алазы подняли его уверенность в собственных силах. Несмотря на усталость, он повторил успешный опыт еще пару раз – пока свежи ощущения – и только после, со спокойной душой отправился домой.

* * *

Несколько дней Алаза муштровала своего носителя уроками по накоплению и контролю энергии, а потом усложнила задачу:

– «Теперь тебе нужно научиться накапливать энергию всем телом, а не только энергетическим центром».

– А в чем разница, – не заставил ждать себя вопрос.

– «Разница в том, что накапливая магию всем телом, каждой клеточкой, ты можешь увеличить свои запасы в несколько раз. У тебя в будущем возникнет немало ситуаций, когда твоя жизнь будет зависеть от запасов энергии, поэтому это один из важнейших этапов обучения».

– Хорошо, показывай, как это нужно сделать.

– «Показывать не буду, но объяснить могу. Накопив энергию в центре, ты должен осторожно отпустить её, дать растечься по всему телу, но не покинуть его. Если все сделаешь правильно, то увеличишь свои запасы многократно».

Получив ценные указания, контрабандист начал новое занятие. Он привычно наполнил магией свой центр, в этот раз величиной со среднее яблоко. Полюбовавшись собой, как бы со стороны, он стал осторожно отпускать контроль над центром. Магия легкими толчками разошлась по телу и беспрепятственно покинула его.

– «Не отпускай ее, удерживай!» – воскликнула Алаза, но было уже поздно.

Алекс стоял и недоуменно рассматривал свои руки и ноги, через которые большая часть энергии покинула его тело.

– «Хватит рассматривать свои конечности, – раздраженно бросила змея, – продолжай работать. И чтобы сегодня научился делать так, как я тебя учила».

Носитель начал новую попытку. В этот раз он попробовал выпустить энергию тонкой струйкой и наполнить нею одну руку. Все шло хорошо, до того момента, пока магия не заполнила руку полностью. Затем она радостно брызнула через растопыренные пальцы, и большей частью снова влилась в голубое озеро.

– (Еще!) – требовала змея.

Новая накачка и новая попытка наполнить только руку. Как только непокорная энергия собралась привычно покинуть неподходящее для неё тело, Алекс со злостью сжал руку в кулак. И, о чудо! Путь к побегу был перекрыт.

– «Вот! – воскликнула Алаза. – Основная твоя проблема в том, что тебе приходится ассоциировать свои магические действия со своим телом. У тебя пока не получается задействовать магию, не задействовав, например руку, или сжатие кулака».

– Но мне действительно легче работать с магией, словно с частью своего тела, – оправдывался носитель.

– «Вполне возможно, и даже, скорей всего, руки и ноги тебе понадобятся не для контроля за магией, а совсем для другого. Например, чтобы отразить нападение. Только представь, ты держишь в руке меч…»

– Какой меч? – перебил свою наставницу ученик.

– «Обычный меч, здоровую такую острую железяку, которой тебе придется отмахиваться от врагов», – раздраженная тем, что ее перебили, ответила Алаза.

– Алаза, оглянись, двадцать первый век на дворе, какие к черту мечи?

Алаза не отвечала, и даже носитель почувствовал, с какой нерешительностью она начала говорить:

– «Конечно ты прав, на дворе двадцать первый век, и в руки тебе скорей попадет автомат, чем меч, но не забывай, ты маг, хоть и начинающий, и вполне может сложиться ситуация, когда холодное оружие окажется лучшим выбором».

Теперь пришло время задуматься Алексу. После недолго раздумья он ответил:

– Тебе видней, чем мне придется отмахиваться от врагов, и твое замечание вполне справедливо, но мне действительно легче работать с магией через свое тело. Возможно, это неправильно, но для начала научиться хотя бы так.

– «Конечно, это неправильно. Но ты сделал правильные выводы, и это уже хорошо. Продолжай так, как тебе легче, а затем будем совершенствовать технику».

Поняв, каким путем нужно идти, контрабандисту дальше стало легче. Он наполнял руку энергией, и, сжав кулак, удерживал ее там. Сложнее стало, когда дело дошло до ног. Сложнее и смешнее. Приходилось поджимать пальцы ног, и это смешило, как атрата, так и его носителя. Но, где сквозь смех, где сквозь слезы, но Алекс упорно продвигался в нужном направлении. И, наконец, наступил такой момент, когда все его тело, сияло в магическом зрении словно новогодняя елка.

– «Вот так намного лучше, – одобрила Алаза успехи своего подопечного. – Теперь необходимо отработать технику. Твоя задача сейчас, не отвлекаясь на внешние раздражители, накачать в себя как можно больше энергии. И проделывать это придется часто, ведь сила мага во многом определяется не только его мастерством, но и энергоемкостью».

Эти дни носитель вкалывал, как никогда. Он до жжения внутри наполнял себя магией, казалось, от ее количества гудит все тело, словно живой трансформатор, но Алазе было все мало. Но пришел конец и этим мучениям, чтобы уступить место новым.

– «Ладно, с накоплением пока повременим, – сказала на средине второй недели занятий по магии змея. – Видимо ты достиг определенного порога, преодолеть который для тебя будет нелегко, и на это уйдет много времени. Будем совершенствовать это совместно с другими занятиями».

– Алаза, – вкрадчиво начал Алекс. – Раз первый этап я прошел, то теперь пришло время боевой магии, ведь так?

– «Не так», – не менее елейно ответила змея.

– Это почему? Опять будешь натаскивать меня на что-то второстепенное, а настоящую боевую подготовку отложишь на потом?

– «То, что ты называешь второстепенным, является основой для дальнейшего обучения магии, в том числе и боевой. Но дело не только в первоочередности. Дело в том, что я не могу обучить тебя боевой магии, во всяком случае быстро».

Алекс опешил:

– Это почему? Разве ты не обещала подготовить меня к схватке с врагами? Которых, по твоим же словам, вскоре набежит немеряно.

– «А я тебя и готовлю. Я обучаю тебя тому, что хорошо умею сама. А если ты не забыл, то я мирный поисковый атрат. Конечно, и меня можно использовать на войне, или каком ни будь локальном сражении, в качестве разведчика, например. Но напрямую с боевой магией я не связана. Я знаю об этой магии немало, и многому смогу тебя научить, но это займет годы. Так что поумерь свой пыл, и займемся тем, чему я смогу научить тебя быстро и качественно».

Слова атрата привели носителя в удрученное состояние – он уже видел себя победителем магической схватки, а вместо этого придется вечно бегать и прятаться, вот именно в этом поисковый атрат окажется отличным помощником.

– «Путь боевого мага труден и долог, – назидательно сказала Алаза. – Здесь нужны учителя непосредственно по боевой магии. Тогда твое обучение займет намного меньше времени».

– Легко сказать: нужен учитель по боевой магии, – недовольно буркнул Алекс. – А где его найти? – И вдруг его осенило. – Постой! Ты наверняка уже разнюхала, где найти учителя по боевой магии, а сейчас просто пьешь из меня кровь, оттягивая эту новость!

– «Ох и прозорливый у меня носитель! Уже и каждый шаг мой просчитал!» – с не меньшим сарказмом воскликнула Алаза.

– А разве не так? – с вызовом спросил носитель.

Змея промолчала, хотя Алекс чувствовал, что ей хочется выдать очередную колкость. Затем она вздохнула, и сказала:

– «В общем, ты угадал. Я думала о том, кто бы мог помочь тебе с боевой магией. Так, чтобы результат был быстрым и эффективным».

– И кого нашла? – с нескрываемым интересом полюбопытствовал контрабандист.

– «Нужного человека я не нашла. Я не знаю ни одного опытного мага, кто согласился бы научить боевой магии незнакомого человека».

– И ты нашла… – поторопил змею носитель.

– «Я нашла другой атрат. Только боевой», – как можно безразличней сказала Алаза.

Что-то в ее деланном безразличии не понравилось носителю, и он подозрительно спросил:

– Атрат ведь очень редкая и ценная штука, он не может быть бесхозным. Наверняка ним кто-нибудь владеет.

– «Я ведь пролежала несколько тысяч лет, практически не принадлежа никому».

У контрабандиста проснулся азарт кладоискателя:

– Ты хочешь сказать, что боевая магическая вещь, наверное немалой силы, сейчас лежит где-то без дела?

– «Ага», – коротко ответила змея.

– И где этот атрат находится?

– «В другом измерении», – добавив в голос еще больше безразличия ответила змея.

Алекс хотел заглянуть в глаза змее, но та их закрыла и упорно не желала открывать.

– Алаза, – позвал ее носитель. Тишина. – Алаза не притворяйся дохлой! Объясни мне, своему носителю, который совсем недавно узнал о том, что магия действительно существует, как я попаду в другое измерение? Если я сумел открыть проход титанам, еще не значит, что я смогу сделать это для себя. Или ты меня туда сама отправишь?

– «Нет, – соизволила ответить змея, – я тебя туда отправить не могу. Но я могу научить тебя путешествовать по мирам. Это вполне по моему профилю».

Алекс задумался. Перспектива путешествия по мирам остудила его злость, хотя недоверие к атрату осталось. После недолгого раздумья он спросил:

– Разве путешествие по мирам не является одним из сложнейших видов маги? Мне почему-то кажется, что это не под силу простому магу, иначе нас бы уже заполонили умельцы из других миров. Вон, даже титаны не смогли вернуться в родной мир.

– «Ты прав, это очень сложный вид магии. Но дело в том, что в этом, я как раз очень сильна. Я могу смотреть сквозь миры, искать нужную дорогу, и главное, находить ее обратно. Поэтому мне кажется, я смогу научить этому своего способного ученика. А титаны не могли к нам прийти, потому что их заперли в одном из закрытых миров».

Носитель не поддался на лесть:

– Я сейчас плохо соображаю, и про это мы поговорим позже. Сейчас объясни мне – что это за атрат, и почему мы должны отправиться за ним в другой мир?

– «Ничего подходящего ближе я не нашла. Это не означает, что в нашем мире нет настоящего боевого атрата, это скорей означает, что такой артефакт не является бесхозным, и наверняка его замаскировали так, что даже я не могу его, или их найти. А насчет того, что он из себя представляет… Очень мощный боевой атрата в виде перстня. Он способен не только убивать и разрушать, но и лечить и созидать. Такие вот в него заложены функции. Это если коротко, а если подробно, то перечисление его функций займет много времени, тем более я даже не знаю их все. Есть еще одно, почему я считаю тебе нужно раздобыть именно этот атрат. Боевой атрат очень опасен, и не только для врагов, но и для своего носителя, при неосторожном обращении, он запросто может тебя убить. Но дело в том, что именно этот атрат мне хорошо знаком, и я при необходимости смогу тебя от него защитить».

Алекс озарено воскликнул:

– Ах вот оно в чем дело! Тебе просто хочется повидаться со своим дружком! И я тебе нужен лишь как перевозчик!

– «Не глупи Алекс! Если бы все было так, как ты думаешь, я бы придумала что-нибудь другое. А так я говорю тебе правду. Не буду скрывать, мне действительно хочется встретиться со своим старым знакомым, тем более он не просто мой знакомый, нас создали вместе. Только в меня вдохнули Душу, а в него Силу. Но главная причина не в этом, а в том, что на данный момент Фатар наиболее нам подходит».

– Его зовут Фатар?

– «Да. Боевой атрат Фатар».

– Послушай Алаза.

– «Слушаю».

– Если мои недруги узнают, что у меня есть атрат, за мной начнется усиленная охота. А если станет известно, что атратов целых два, причем один из них боевой, то все станут в очередь, чтобы отобрать вас у меня. При этом само собой подразумевается, что перед этим придется меня убить. Вопрос: зачем мне еще один геморрой, если мне вполне хватит тебя?

– «Ответ: убить тебя будет гораздо трудней, если у тебя будет два мощных атрата. А убить тебя захотят в любом случае. Но ты действительно прав, если ты заполучишь еще и Фатара, охота начнется усиленная. И хочу добавить, ты встал на такой путь, с которого просто нет возврата. Если ты будешь топтаться на месте, тебя раздавят и уничтожат. Ведь если ты не примешь ни одну сторону, для любой из сторон лучшим выбором будет тебя уничтожить, так, на всякий случай, чтобы в будущем ты не примкнул ни к кому».

– Откуда такая уверенность? – недоверчиво спросил носитель.

– «Я давно создана и повидала много чего, причем такого, о чем ты даже не догадываешься, и я знаю, чем руководствуются такие силы, которые предлагали тебе сотрудничество. К тому же я иногда слежу за их возней, ты не первый и не последний, кого зачистили без особых причин – просто так, та всякий случай».

Алаза была очень убедительной и Алексу пришлось согласиться:

– Ты во многом права, но слишком уж нелегкую ставишь передо мной задачу. Я только погрузился в мир, в котором ты уже давно, поэтому мне немного не по себе.

– «Прекрасно понимаю твои сомнения. Ты еще неплохо держишься, большинство, после таких приключений как у тебя, надолго впадают в ступор».

– Хорошо, поищем твоего знакомого. Где он находится, если поточнее?

Змея обрадовано затараторила:

– «О, это всего в нескольких сотнях основных измерений отсюда! Мы срежем угол и за пару переходов окажемся там, где нужно».

– Стоп, стоп! Что за основные измерения? Бывают еще и неосновные?

– «Да. Каждое основное измерение, порождает бесконечное число миров спутников».

– Ты не могла бы объяснить подробно, на пальцах. Не забывай, я новичок в этом деле.

– «Тогда слушай, – и Алаза тоном бывалого лектора начала рассказ. – У каждого основного мира, их еще часто называют материнские, есть своя историческая линия, которая ведет его через время и пространство. От нее постоянно отходят ответвления, которые очень похожи на основную линию. Если расхождения небольшие, то такой мир называется спутниковым, и, попав в него, ты можешь даже не заметить разницы с другими схожими мирами. Но если отличия очень заметны, то такой мир тоже становится основным, и так до бесконечности. Основные миры находятся в одном общем слое, слоя входят в мировые пласты, те в большие скопления миров, и так далее».

– Но если количество миров бесконечно увеличивается, то как мы можем пройти всего несколько сотен основных миров, чтобы достичь нужного нам? – недоумевал Александр.

– «Здесь есть свои хитрости, мы срежем угол и не будем пересекать все миры, стоящие у нас на пути. Я тебе как-нибудь все потом объясню».

– Но куда деваются все эти основные и не основные миры, а еще слои и пласты? Ведь постоянно плодясь, они уже давно должны заполонить все вокруг.

– «Все это очень сложно, я и сама всего до конца не понимаю, – нехотя призналась Алаза. – Но говорят, что новые миры постоянно расширяют вселенную, поэтому они все в ней и помещаются. Кроме того часть миров со временем затухают, как круги на воде, и исчезаютвовсе. Так же, не все миры способны к размножению. Некоторые живут сами по себе, и, либо постепенно, либо мгновенно умирают. К тому же вселенная многогранна, многоярусна, и многоуровневая. Очень многоуровневая. В общем, все это сложно даже для меня, так что не забивай себе голову».

– Выходит, если можно перемещаться между мирами, то можно делать это же самое внутри самого мира? По-моему это называется телепортацией.

– «Конечно можно. Это даже легче, именно с этого мы и начнем. Но хочу предупредить, даже на внутрипространственные, или подпространственные переходы, нужно огромное количество энергии, а энергия главная проблема для нашего мира. Да и не такое уж это простое дело, тем более для новичка».

У Алекса даже руки зачесались от перспектив – для его профессии Алаза была незаменима, риск сводился до минимума. И вопросы дальше сыпались сами собой:

– А можно путешествовать сквозь время?

– «Можно», – лаконично ответила змея.

– Выходит правда, что можно изменить свое прошлое? Или узнать будущее, и если тебя что-нибудь не устраивает, то изменить его?

– «А вот это ни как не получиться. Я же тебе говорила, что каждое мгновение от каждого мира отслаивается новый мир. Так вот, как только ты оказался в прошлом и что-то там изменил, то в тот же миг ты создал новое ответвление, а по сути дела, новый мир. И когда ты вернешься в ту точку, из которой стартовал, то увидишь, что все осталось по-старому. А то изменение, что ты сделал, пойдет своей дорогой в другом измерении. То же самое с будущим. Если ты что-то там в нем увидел, значит оно свершиться в любом случае, как бы ты его не изменял. Все твои изменения будут плодить новые миры. Если ты пойдешь по своим изменениям, то увидишь как меняется мир, но это будет совершенно другая ветвь, не та которую ты видел. Таким образом можно вообще ничего не изменять, а просто путешествовать по мирам, и в конце концов ты найдешь такой мир, какой тебе нужен, даже не внося в него изменения».

Алекс пытался осмыслить услышанное:

– Выходит, наше будущее предрешено, так же как и прошлое. И что-то изменить невозможно?

– «Ничего подобного! Это твоя судьба, твой путь, и тебе решать, как его пройти. А если захочешь, или точнее, сумеешь, то можешь попутешествовать по параллельным, то есть спутниковым мирам, и увидеть, как идут по жизни твои двойники. Ты можешь узнать, как тот или иной поступок мог повлиять на твою жизнь. Судьба у каждого человека, в каждом мире своя, так что живи так, как считаешь нужным».

– Боже мой, Алаза, я совсем запутался! – воскликнул контрабандист. – Если есть основные и неосновные измерения, то где-то должен быть и основной я? А все остальные двойники, получается так?

– «Это сложный вопрос, – глубокомысленно сказала змея. – И даже я на него не знаю точный ответ. Считается, что на индивидуумы не распространяется – основной ты, или нет. Каждый организм – основной, для того мира, где он находится. Исключения составляют яркие личности, сумевшие оставить заметный след в истории. А так же магические вещи, вроде меня. Но этот вопрос спорный».

– Выходит, где-то существует бесконечное количество атратов «Алаза»? – улыбнулся Алекс.

– «Выходит что так, – согласилась змея. – Но миров, где нас нет, гораздо больше тех, где мы есть. Так что мы навряд ли когда встретимся. Если только сами этого не захотим. А мы не захотим».

– Почему?

– «А зачем?»

– Действительно… – пробормотал носитель. – Алаза, в скольких параллельных мирах ты побывала?

– «Я хотела бы уточнить. Не каждое измерение является параллельным нашему миру. Обычно так называют те миры, которые имеют непосредственное отношение к нашему. А побывала я во множествах миров, но большей частью мысленно, то есть своим сознанием. Для меня такие путешествия не проблема».

– Еще вопрос. Ты являешься основным атратом, или?..

– «Я основной атрат», – гордо ответила Алаза.

– А наш мир?

– «Основной, основной», – успокоил своего носителя атрат.

– Ну и слава богу! – с облегчением вздохнул Алекс. – Поехали домой. А то у меня уже голова кругом идет, от этих основных, не основных…

– «Поехали», – не стала возражать змея.

По дороге домой, Алекс пытался разложить по полочкам услышанное. Но полочек явно не хватало…

VI

Для следующих занятий, атрат и его носитель нашли новый магический источник. Находился он километрах в ста от дома Алекса, и чтобы добраться до него, приходилось порядком покружить по полям и перелескам. Этот источник значительно уступал предыдущему в размерах и интенсивности. Но Алаза считала, что нужно учиться в любых условиях, и чем тяжелее они были, тем лучше усваивались знания.

В этот раз урок состоял в том, что ученику требовалось освоить левитацию предметов. Начали, конечно, с чего полегче – листка с дерева.

Алекс потел уже третий час, но ненавистный листок лишь покачивался из стороны в сторону. Но и это являлось уже достижением – поначалу не удавалось вообще его шелохнуть.

– «Да не напрягайся ты так! – подсказывала змея. – Энергия должна идти концентрированно, а не так расплывчато как у тебя».

Ученик не отзывался, он молча пыхтел, пытаясь собрать выпущенную энергию в пучок, но все напрасно. От усилий и жары, пот заливал глаза, и заложило уши, носитель даже язык прикусил от усердия, но значительных прорывов не наблюдалось.

Без сил он упал на траву и простонал:

– Я больше не могу.

Но Алаза была безжалостна:

– «Не разлеживайся! Ты не станешь магом загорая на солнышке!»

– Тебе легко говорить! Тебя сразу сделали атратом, а тут пока достигнешь чего-нибудь, семь потов сойдет! – высказал Алекс наболевшее.

– !Ничего, тебе это только на пользу пойдет».

Контрабандист решил сменить тактику. Он выпустил из пальца тонкий лучик, и попытался ударить им по листику – тот отскочил немного в сторону. Ученик победно посмотрел на учительницу:

– Вроде немного получается!

– «Делай что хочешь, но чтобы сегодня листик был в воздухе, и не от ветра, а от твоей магии».

Гоняя листок лучом туда-сюда, Алекс пытался подбить его вверх, а затем подхватить более широким лучом. Но ничего не выходило. Как только он ослаблял контроль над лучом, листик тут же падал вниз. Необходимо отработать переход и одного вида магии на другой, а так же сменой мощности. Но на это требовалось много тренировок, а листик нужно поднять уже сегодня, и доказать Алазе, что ее носитель чего-то стоит. Идея! Можно вырастить два лучика из обеих рук, и действуя ними словно указками, поднять указанный объект. На воплощение этого плана понадобилось еще около получаса.

Вышла заминка с лучами. Алекс еще не выращивал магических продолжений обеих рук. С одной рукой проблем не возникало, но как только он брался за вторую руку, ослабевал контроль над первой, и приходилось начинать все сначала. Но постепенно он приноровился, и вскоре две магических указки продолжали его руки. Дальше дело техники, хотя пришлось, конечно, попотеть. Не так-то просто двумя указками поднять необходимый объект, тем более, если эти указки магические. Но идущий покоряет дорогу, и многострадальный листик, поддерживаемый магией, затрепыхался в воздухе.

– Вот видишь, вышло! – гордо воскликнул контрабандист.

– «Вижу», – проворчала змея.

– Не слышу радости в голосе! На сегодня я твой план выполнил.

– «Ничего подобного! Ты схитрил! Ты поднял листик двумя руками, а должен был одной. А еще лучше вообще без помощи рук».

– Это почему?

– «Да потому, что руки тебе нужны свободные. По-моему, я тебе это уже объясняла».

– Знаю, знаю. Мечем махать, – закивал головой носитель. – Только меча у меня нет, да и практики тоже.

– «Будет у тебя меч, будет и практика», – многозначительно пообещала Алаза.

Что-то в ее голосе не понравилось Алексу, но когда он представил себя с мечем в руке, во главе непобедимого войска, подозрения отступили на второй план. А ведь нечто подобное ему уже давно снилось: атаки закованных в черные панцири воинов, чудовища, драконы… Может это было знаком свыше – мол, готовься парень?..

Он вновь взялся за хренов листик. Раз нужно держать меч, он научится и одной рукой. Из указательного и большого пальца Алекс вырастил два тонких прутика. Выращивать их с одной руки оказалось легче чем с двух. Еще легче оказалось ними манипулировать – легче, чем китайскими палочками для еды. Одной рукой он не только поднимал указанный объект, но и ловил его на лету. И даже Алаза оказалась довольна его успехами.

* * *

Следующие дни стали для Алекса особенно тяжелыми и напряженными. Обучение продвигалось с переменным успехом. После успешного освоения левитации легких предметов, пришло время более тяжелых. И вот тут все затормозилось. Для того чтобы поднять тяжелый предмет, требовалась более тонкая работа с магией. Алаза пыталась научить своего ученика заворачивать в энергию предмет – например камушек – и, действуя непосредственно на энергию, а не на предмет, поднять его. Несколько дней Алекс добросовестно пытался выполнить указания наставницы, но безуспешно. После многих неудач, змея стала искать новый подход к обучению своего питомца:

– «Что ты представляешь, когда пытаешься поднять камень?»

– По-разному. И что мои руки продолжают два луча, и лучи с пальцев. Но в первом случае не хватает сноровки, а во втором силы.

– «Давай попробуем по-другому. Отрасти с пальцев одной руки лучики, вот так. Теперь соедини их в один толстый луч. А теперь представь, что это и есть твои руки. Разожми на конце пальцы-лучики».

Контрабандист оказался хорошим учеником и быстро понял, что от него требовалось. На конце руки-луча отделились пальцы-лучики. Сначала один, затем второй, а потом он потерял концентрацию и лучи распались. Но носитель уже знал, в каком нужно двигаться направлении, поэтому быстро исправил ошибку. Его магические пальцы обхватили камень, но только скользнули по нему.

– «Накачай побольше энергии», – подсказала Алаза.

После дополнительной подкачки лучики плотно обвились вокруг камушка, и вскоре он взмыл в воздух, на целых полметра. Наконец-то! От волнения Алекс потерял контроль, и камень выпал из магической руки. Но это его уже не волновало. Главное он уже знает, что нужно делать, что представлять, чему и какую давать команду. Носитель несколько раз проделывал этот трюк, и к концу дня вполне уверенно мог поднять камень на высоту до метра.

На следующий день Алаза немного усложнила задачу:

– «Попробуй представить, что между твоими лучами-пальцами находятся перепонки, как у утки, например».

– А это еще зачем?

– «А ты представь, что тебе необходимо зачерпнуть песок. Как ты это сделаешь?»

– Понял, не дурак.

Алекс послушно представил, как между пальцами растягиваются перепонки – вышло неплохо. Затем он зачерпнул немного песка. Так, это много… а вот это в самый раз. На уровне лица носителя висела небольшая горсть песка. Он отбросил ее в сторону, и песок подхватил ветер.

Алаза облегченно вздохнула:

– «Слава создателю, ты все-таки научился это делать. У меня как-то проскочила мысль, что манипулировать магией для тебя окажется слишком сложно».

– Да я и сам частенько так думал, – признался ученик.

– «Все-таки самая большая твоя проблема в том, что ты ассоциируешь магию со своим телом, в основном руками. Придется с этим мирится. Надеюсь, ты все-таки научишься обходиться без помощи рук, и будешь управлять магией одним усилием воли».

* * *

Почти до конца лета занимался Алекс левитацией различных предметов. Лучшим его достижением стало поднятие десятикилограммового предмета на высоту одного метра одной рукой. Двумя руками он поднимал груз в двадцать килограмм на высоту своего роста. Но это тоже оказался тот предел, на преодоление которого понадобилось бы слишком много времени, поэтому и левитацию предметов решили отложить. Отложить, чтобы перейти к более важной задаче.

– «Вот и подошло время к перемещению в пространстве, – сказала Алаза. – Все что мы делали до сих пор, являлось лишь подготовкой к тому, чем мы займемся сейчас».

Алекс довольно потер руки:

– Давно этого ждал. Что мне нужно делать?

– «То же, что мы всегда делаем в начале наших занятий – заполнить себя энергией».

Это стало уже привычным действием. Благодаря усилиям атрата и своим стараниям, носитель мог быстро и не обращая внимания на обстановку заполнять себя магией. Что и проделал сейчас.

– Я готов, – бодро отрапортовал он.

– «Молодец. Теперь постарайся обернуться в энергию сам».

– Как в кокон?

– «Как в кокон».

Такое сложное магическое действие сразу не получится, это Алекс понимал прекрасно, поэтому начал с малого. Он выпустил часть энергии с пальца и с него ударил тонкий лучик. Так! Стоп! Это никуда не годится. Он уменьшил мощность и концентрацию, тем самым дав возможность энергии свернуться вокруг пальца. Похоже, получается… То же самое было проделано со вторым пальцем, и подтвердилось то, что чем больше величин он задействовал, тем сложнее контролировать магию. Пока носитель обернул в кокон всю руку, с него семь потов сошло и он потерял всю энергию. Пришлось начинать все сначала. Но теперь сие действие стало для него более понятным и заняло меньше времени. Вскоре рука обернулась серебристо голубоватым сиянием.

Чувствовать энергию снаружи, а не внутри было непривычно. Оболочка повторяла каждое движение.

– «Ох, и любишь ты себя созерцать», – съязвила Алаза.

– А тебе лишь бы упрекнуть меня, нет чтобы похвалить. Жестокая ты.

– «Хватит играться. Попробуй одновременно удерживать оболочку, и подкачивать энергию».

Сейчас снова пригодилась муштра атрата. Алекс удерживал оболочку и накачивал себя до предела одновременно. Затем пришел черед второй руки. Подкачка. Нога. Еще подкачка. Вторая нога. Потом пришел черед туловищу. Все! Он полностью облачен в кокон, и похож в нем в космонавта.

– «Вот теперь ты сможешь левитировать сам, естественно после тренировок», – сказала Алаза.

У Алекса проснулось нетерпение:

– Как это можно сделать?

– «Попытайся заставить энергию, которая тебя обволакивает, двигаться вверх».

Носитель попытался, но его даже не качнуло. Тогда он попробовал подтянуть себя к источнику. И, о чудо! Его протянуло целых полтора метра! От неожиданности он чуть не упал, но все равно радости не было предела.

– «Эта оболочка может доставить тебя в любую точку мира. И не только этого. Нужно только знать, куда тебе необходимо отправится, и дать нужную команду. Еще иногда она может играть роль щита».

– Все так просто? Облачился в энергетический кокон, и командуешь – вперед?

– «О, это совсем непросто! Во-первых, необходимо нужное количество энергии. Во-вторых, перед тем как дать команду, ты должен четко представлять, куда тебе нужно попасть. Иначе тебя может забросить, черт его знает куда. Но мы пока не будем торопиться. Освой получше то, что у тебя уже получается».

Алекса не пришлось уговаривать дважды. Это упражнение, в отличие от остальных, приносило ему истинное удовольствие. Высоко подняться ему не удавалось, сантиметров двадцать, не больше, а вот скользить взад вперед получалось неплохо. Постепенно он покрывал все большие расстояния, и радовался этому словно ребенок при катании на санках или лыжах. Его скольжение туда-сюда остановила Алаза:

– «Хорошо, что ты нашел общий язык с магией перемещения, но на сегодня хватит. А завтра мы усложним задачу».

* * *

Всю следующую неделю Алекс совершенствовал навыки облачения в кокон, и перемещения себя любимого с помощью этого кокона в разные стороны. Вертикальный подъем он освоил не очень успешно – полметра, это наилучший его результат. А вот горизонтальные перемещения у него выходили гораздо лучше.

Но наконец, пришел момент, когда Алаза решила перейти к более решительным действиям. Как-то с утра, когда ее носитель успешно облачился в магическое одеяние, она сказала:

– «Сегодня у нас очень важный день, мы должны совершить первое перемещение в пространстве. Оно будет коротким, всего на несколько сот метров, но это будет первый раз, а первый раз всегда самый сложный».

– Я готов, – коротко отрапортовал ученик.

Этот эксперимент проходил на новом месте, куда тандем из атрата и носителя добирался почти полдня. Небольшой, ярко зеленый ручеек энергии вытекал из верхушки конусоподобного кургана, стекал по склону, и снова впитывался в землю.

Атрат давал наставления:

– «Твоя задача облачиться в кокон, и перенестись вон к тем деревьям. Внимательно рассмотри то место, где ты должен оказаться».

– Может я сначала схожу туда, осмотрюсь на месте?

– «Можешь сходить, расстояние действительно немаленькое, можешь упустить важные детали».

Алекс быстро перебежал через вспаханное поле, которое окружало курган, и остановился в тени высоких деревьев. Вот эта старая обгорелая тракторная покрышка и будет главным ориентиром. Носитель вернулся к источнику. Привычно облачился в зеленую энергию, и уставился на лесополосу, к которой сейчас должен перенестись.

– «Смелее! – командовала Алаза. – Ни каких сомнений!»

Контрабандист глубоко вдохнул, и дал приказ энергии отнести его к деревьям, где темным маяком виднелась обгоревшая покрышка.

И энергия его послушалась! Да еще как! Носитель заскользил к намеченному месту со скоростью мчащегося автомобиля… Конечно, это было не совсем то, чего хотел носитель, и совсем не то, чего требовал атрат, но останавливать движение Алекс не собирался, уж больно захватывающим оказалось скольжение по черной земле, а позади только столбом подымалась пыль.

Когда он остановился возле покрышки, Алаза некоторое время молчала:

– «Я пытаюсь понять, – начала она, – в чем ошибка? И кажется, нашла ее. Тебе очень нравится передвигаться с помощью магии по поверхности, а о подпространственном переходе ты имеешь не очень полные знания. Это моя вина. В тебе осталось еще много энергии, постарайся дать на этот раз нужную команду. Можешь даже закрыть глаза. Даже будет лучше, если ты их закроешь. Приказ такой: ты должен немедленно оказаться возле источника».

– Постараюсь… – пробормотал Алекс.

Он все еще находился под впечатлением своего короткого, но быстрого путешествия, но послушно закрыл глаза, представил себя на вершине кургана, и захотел там немедленно оказаться. Чуть слышный толчок, и носитель открыл глаза. Он стоял на вершине кургана.

– «Поздравляю! – торжественно сказала Алаза. – Ты только что совершил первый успешный магический переход!»

А Алекс стоял и неверяще оглядывался – он действительно стоял на кургане, хотя всего мгновение назад был возле деревьев. Он, совершил переход! Значит, это правда, энергия действительно может мгновенно переместить его, куда он пожелает?

Откуда-то издалека донесся голос наставницы:

– «Теперь ты убедился, на что способна магия? И главное, что она подчиняется тебе?»

– Да, теперь убедился. Честно говоря, я до конца сомневался, что окажусь способен на это.

– «А вот не надо сомневаться. Ты должен быть уверен, от этого зависит не только успех того или иного действия, но и твоя жизнь. Мы сейчас не будем повторять последний переход, а сразу усложним задачу. Я сейчас укажу место, куда тебе необходимо перенестись. Закрой глаза, и принимай изображение».

– Погоди. После перехода я пару секунд не слышал, и краски были как-то странно размыты, это особенности перехода?

– «Да. Просто забыла тебя предупредить, перепад давления, плюс магический всплеск. Но не обращай внимания, чем больше ты будешь совершать переходов, тем меньше будет проявляться такая особенность. Привыкнешь. А сейчас, в путь».

Река по центру болота, густые камыши, многочисленные кочки. И самое главное, над обычной рекой протекала река энергии. Алекс ухватился за один из рукавов, и буквально втянул себя на ее берега. Сильный толчок и контрабандист упал на что-то мягкое. Заматерившись он открыл глаза. Получилось! Вокруг простилалось болото, рядом протекала река, и над головой клубилась багровая река энергии – недоброй нужно сказать энергии, от которой мороз шел по коже.

– Мы где? – спросил он наставницу.

– «Полесье, одно из сильнейших энергетических мест Европы. Эти места издревна славились своими ведьмами».

– Почему именно ведьмами, а не колдунами?

– «Не знаю почему, но здешняя магия легче давалась женщинам. Потому и обилие ведьм».

– Значит, есть магия, которая больше подвластна женщинам, а есть мужчинам?

– «Бывают такие разновидности, – подтвердила Алаза. – И это одно из таких мест».

Носитель не торопясь прошелся вдоль реки, с опаской поглядывая на недружелюбно настроенную магическую реку. Там где он проходил, над головой зарождались небольшие завихрения, как бы предупреждая, чтобы пришелец держался подальше.

– Что-то не нравится мне это место, – нервно пробормотал контрабандист, ощущая неопределенную опасность.

– «Привыкай. Таких мест будет еще много. Но задерживаться, конечно, не стоит. Наш визит не остался незамеченным, и хозяева здешних мест уже спешат полюбопытствовать, кто это навесил их вотчину».

– Я так понимаю, ждать мы никого не будем?

– «Правильно понимаешь. Не готов ты еще к встрече с сильными магами, поэтому мы сбежим. Наполни себя из этой реки, и назад».

– Не нравлюсь я этой энергии, а она мне. Как бы чего не вышло…

– «Ты должен учиться управляться с любой энергией», – назидательно сказала змея.

Алекс потянул один из толстых рукавов. Но это было то же самое, что гладить чужую, враждебно настроенную кошку. Энергия раздраженно зашипела, не желая давать в руки пришельцу. Исходя из того, что времени на приручение не было, контрабандист решил применить силу. Остатками зеленной энергии он, словно щупальцем захватил скрученную в спираль жилу и рванул на себя. Не обращая внимания на сопротивление, он впитал магию всем телом. Немного постоял, прислушиваясь к ощущениям – похоже, красная энергия покорилась. А ведь и правда, она намного сильнее тех видов энергии, с которыми Алексу до сих пор приходилось иметь дело. И после того, как ему удалось покорить ее и освоить, она уже не казалась настолько враждебной, и даже река магии успокоилась – видимо признала пришельца за своего.

– «Молодец, – получил он заслуженную похвалу от наставницы. – С магией ты всегда должен проявлять твердость. Ты всегда должен быть хозяином положения».

– Разве энергия живая? – задал носитель вопрос, который уже давно назревал.

– «В некотором роде, да. Энергию выделяет Земля и Солнце, люди и животные, горы и города, реки и болота, а так же совокупность всего этого. Это отголоски всего, что нас окружает, и я не удивлюсь, если эти отголоски наделены каким-то своим сознанием. Все, хватит рассуждать. Через минуту здесь появятся хозяева. Уходим».

Встречаться с хозяевами не было желания и у Алекса, поэтому он настроился на холм с зеленым ручейком, и уже вполне уверенно дал команду доставить его туда.

На этот раз переход прошел намного мягче.

– «А сейчас садись в машину, и уезжаем!» – распорядилась Алаза.

– К чему такая спешка?

– «По свежему следу нас очень легко отследить. И кто знает, насколько далеко простирается любопытство тех, от кого мы только что сбежали».

Недовольно бормоча: что вечно бегать от всех подряд не лучший выход – носитель все же завел машину и покинул поле с магическим курганом.

* * *

Пару дней ученику магической академии Алаза дала на отдых, а заодно проверить, не ведется ли за ними пристального наблюдения. Ведь такие сложные и энергоемкие магические действия, как подпространственные переходы, вполне могли привлечь чье либо внимание. Но атрат не обнаружил ничего такого, что могло бы предоставлять непосредственную опасность. Конечно, осторожные поиски велись, но делалось это как можно незаметней – никому не хотелось нарваться на неприятности. А любопытные знали, с теми, кто владеет такой сложной магией, неприятности вполне можно было заполучить.

Для следующего магического перехода, Алаза выбрала новый источник, и новое место, куда они должны были перенестись. Судя по координатам, которые примерно сказала змея, это были восточные склоны Уральских гор, так как никаких других гор в том месте не наблюдалось.

Этот переход дался Александру уже не так легко как предыдущий. Его ощутимо тряхнуло, и на выходе сбило с ног.

– «Бывает, – вполне добродушно сказала змея. – Не нужно было так спешить. Переход должен проходить более плавно – чем меньше суетишься, тем лучше. Это ты еще хорошо отделался».

– А что могло случиться? – поинтересовался носитель, счищая грязь с испачканных джинсов.

– «Тебя могло ударить о землю гораздо сильнее. Ты мог выйти совсем в другом месте и в другом времени, мог попасть в энергетическое завихрение, и тебя забросило бы, в центр звезды, например. Поэтому, всегда будь предельно внимательным и точным».

Не став больше ни о чем расспрашивать, носитель внимательно осмотрел местность. Вокруг могучие высокие ели. Вдалеке, в голубой дымке, угадывались верхушки горного хребта, через лес шла широкая просека. Где-то недалеко за деревьями шумела река.

– А здесь прохладно. – Алекс поежился. – Знал бы, прихватил с собой что-нибудь теплое.

– «Согрейся с помощью энергии», – посоветовала змея.

– Как?

– «Заставь её быстрей бежать по своему телу».

Контрабандист последовал совету, и вскоре дейсвтительно стало теплее. Он спустился к реке. Не широкая, но довольно быстрая, она уважительно огибала большие валуны, подпрыгивала на камнях поменьше, и презрительно шипела на мелкую гальку. Вода в реке, несмотря на самое начало осени, оказалась на удивление холодной. Носитель вернулся на просеку и пробормотал:

– Это место вызывает, уважение. Уважение и страх…

– «И не удивительно, – отозвалась змея. – Здесь приносились жертвы древним богам. Вон там, прямо перед тобой и находится алтарь, на котором один из исчезнувших народов приносил жертвы. Особой популярностью здесь пользовался бог смерти».

Алекс с суеверным страхом посмотрел на камень, вросший в землю так, что выглядывала лишь поросшая мхом верхушка.

– И кого здесь приносили в жертву?

– «Бывало что животных, но нередко и людей. Преступники часто заканчивали свой путь на этом алтаре».

– Ох и любишь ты находить веселенькие места!

– «Привыкай, тебе будут попадаться места и похуже, – обнадежила Алаза. – Зато здесь много энергии и нет людей».

Носителю вновь стало холодно, казалось, кто-то могучий и кровожадный оценивающе смотрит на него, как на еще одного кандидата в жертву.

– «Ладно, возвращаемся домой», – сжалилась змея.

Ее носитель быстро натянул на себя кокон, и поспешил покинуть негостеприимное место.

* * *

– Куда мы направляемся теперь? Как мне одеться? – спросил Алекс наставницу на следующий день.

Та ответила с немалой долей сарказма:

– «Не бойся, не замерзнешь. Мы отправляемся в Индию».

– Ого! Бывал там несколько раз, интересная страна. Еще одно особенное место?

– «Особенное…»

Столько было в голосе Алазы грусти и тоски, что носитель передумал говорить очередную колкость. Только уточнил:

– Чем оно особенное?

– «Увидишь на месте».

Перед его глазами возникли джунгли. Сквозь тропический лес просматривался заброшенный храм. И судя по всему, заброшен он был очень давно. Мгновения концентрации, магическая команда, и контрабандист совершил переход в страну, которая являлась мечтой для многих его коллег. Едва восстановился слух, как он тут же чуть не оглох от какофонии звуков. Казалось, кричали сами джунгли. Немного освоившись, Алекс начал различать отдельные крики. Птицы, обезьяны, животные которых он выдел в первый раз, соревновались в сольных и хоровых выступлениях. Постояв на месте и с искренним интересом осмотревшись вокруг, путешественник стал пробираться к храму. Но это оказалось не так-то просто. Атрат почему-то предпочел высадить носителя не в самом храме, а в нескольких десятках метров от него, и весь путь пришлось продираться сквозь густые заросли кустарника и переплетения лиан различного калибра.

Вскоре он вступил на каменные плиты, покрытые густым слоем перегнившей растительности. Храм стоял в руинах, уцелела лишь его центральная часть и фонтан в южной части двора. Такого фонтана Алекс еще не видел – из фонтана била энергия. Впервые он видел, чтобы люди построили для источника магии специальное сооружение. Он удивленно спросил:

– Что это за место?

– «Это одно из последних пристанищ народа, которых в какой-то мере еще можно было назвать ремхи».

И снова в словах Алазы было столько боли и тоски, что Алексу стало не по себе. Он никогда не думал, что у атрата могут быть такие сильные чувства.

Носитель молча бродил по развалинам, заглядывая в уцелевшие строения. Посреди комплекса уцелело одно здание, сложенное из массивных блоков и украшенное почти исчезнувшей резьбой. Внутри резьба сохранилась гораздо лучше. Различные символы, непонятные, так и доступные для понимания сцены: охота, любовь, вероятно, какие-то обряды, и еще много чего. Но джунгли добрались и сюда. Повсюду были разбросаны растительные остатки и кости. Судя по обилию костей, хищники не раз устраивали здесь трапезную. Невиданное кощунство…

Выйдя под открытое небо, Алекс почувствовал себя немного лучше, но все равно, место навевало тоску. Он подошел к фонтану. Зрелище завораживало – из фонтана била энергия. Было видно, что когда его строили, энергии здесь было поменьше, так как сейчас магии выплескивалось больше, чем намечалось по проекту – луч стал гораздо шире радиуса самого сооружения. Такой многоцветной энергии контрабандист еще не видел. Заворожено смотря на краски магии, он спросил:

– Алаза, почему так случается, что исчезают такие великие цивилизации?

– «Если бы я знала ответ на этот вопрос. Наверное, так и должно быть. Различные виды животных, растений и организмов дают место другим. Так же и цивилизации. Если бы ремхи не исчезли, ваша цивилизация не возникла. Но когда-то и вам придет смена. Всему свое время. И потом, не так уж бесследно исчезла наша цивилизация, остались мы, атраты. Основаны цивилизации в других мирах, да и наверняка осталось еще много чего, о чем не знаю даже я».

– Я рад, что ты не исчезла вместе со своим народом, и что мы встретились.

– «Я тоже», – после недолгого колебания ответила Алаза.

– Ну что, мы еще долго будем оставаться здесь и придаваться унынию?

– «Нет. Отправляемся домой».

Алекс подошел к фонтану. Это единственное место в храмовом комплексе, где не было так тоскливо. Он с удовольствием наполнил себя разноцветной магией, и без сожалений покинул храм.

VII

Посещение таких, мягко говоря, нерадостных мест, оставило в душе Алекса неприятный осадок:

– Алаза, неужели все места Силы, навевают такие негативные мысли? Мысли о том, что времена магии канули в небытие?

– «Нет, конечно. Просто я показала тебе самые безлюдные и в тоже время доступные места. Но раз ты такой впечатлительный, следующим местом, которое мы посетим, будет весьма оживленный и популярный в определенных кругах объект. Пора тебе познакомиться со своими коллегами».

Это сообщение несколько озадачило контрабандиста. Был ли он готов к этой встрече? Тот еще вопрос…

– Куда ты хочешь забросить меня в этот раз?

– «Гватемала. Джунгли. Пирамида. Тебе это о чем-то говорит?»

– Ты хочешь, чтобы я отправился на одну из пирамид мая? – удивился Алекс.

– «Нет, эта пирамида построена задолго до появления поздних индейских цивилизаций. А причислить ее могут к любой из них».

– Это действительно интересно. В Мексике я бывал, даже на пирамиду взбирался, поэтому с удовольствием побываю в тех местах еще раз. Тем более, как я подозреваю, ты подобрала не рядовую пирамиду.

– «Ты прав. Это не рядовая пирамида. Там магия проявляет себя с особой силой, но только в определенное время. И это время наступает завтра в полночь – новолуние в сентябре. Об этом месте Силы знают многие посвященные, поэтому ты не будешь там одинок».

– Кто там будет? – почему-то вдруг заволновался контрабандист. – Много народу?

– «Думаю, что десяток-полтора соберется. Маги, разные по силе, происхождению и месту проживания. Таких, что могут перемещаться с помощью магии, найдутся единицы, поэтому твое появление вызовет нешуточный интерес. Постарайся выглядеть уверено, но не заносчиво. Ни о чем не рассказывай, но и не расспрашивай ни про что. Ты сильный маг, который решил появиться на людях. Улыбайся и во всем консультируйся со мной. Я думаю, что проблем не возникнет».

Внимательно выслушав инструктаж, контрабандист задумался. Весь его опыт общения с экстрасенсами ограничивался агентами спецслужб, и вряд ли мог как-то помочь следующей ночью. По-видимому, придется импровизировать. Встреча с коллегами будоражила, но не пугала – хотелось, наконец, увидеть тех, кто вполне серьезно занимался магией, и не скрывал этого.

– Что это за пирамида? – задал он уточняющий вопрос.

– «Место уникальное. Там магия Земли переплетается с магией Луны. Древние знали много больше о таком симбиозе Силы, поэтому и построили в том месте пирамиду. Она затеряна в джунглях и обнаружили ее всего полвека назад. Дорогу к пирамиде проложили, но находка пока не пользуется особой популярностью у туристов – не самая высокая, и сохранность желает лучшего. Но те, кто знает толк в магии, уже давно используют ее в подпитке особой энергией, поэтому ты найдешь там интересную кампанию».

– Что мне взять с собой? Может оружие? Мало ли что.

– «Оружие брать не стоит, не думаю, что кто-то будет на тебя покушаться. А вот те камушки, которые ты собирал много лет, возьми обязательно».

Алексом овладело любопытство, наравне с подозрительностью:

– Почему именно камушки? И как ты про них узнала? В мыслях моих копалась?

– «Камни ты отбирал правильные, способные накапливать в себе энергию. Они хоть и не отличаются особой мощностью, но лишними не будут. А как узнала? Просто почувствовала их природную энергию и решила проверить, что у тебя закопано под задней стенкой в сарае. А еще в лесу на том берегу реки. И наверняка у тебя есть еще тайники. Я проследила их происхождение, плюс просканировала информационное поле планеты, ну и кое-что, конечно, уловила из твоих мимолетных мыслей. Тебя устраивает ответ?»

– Устраивает, – буркнул контрабандист. – Все равно всю правду не скажешь, – и, помолчав, добавил. – Может мне выдать себя за выходца из другого мира? Мол, турист, и интересуюсь местными достопримечательностями, тогда и вопросов меньше будет: откуда я родом? А то не очень мне хотелось бы рассекречивать свое основное место пребывания.

– «Очень не советую. В большинстве миров с очень большой опаской относятся к путешественникам из другого мира».

– Но почему?

– «Ты ведь часто путешествуешь по разным странам и не хуже моего знаешь, какие меры предосторожности нужно соблюдать, чтобы не заразится экзотической болезнью. Но нужно так же учесть, что страшную для той местностью болезнь ты можешь принести с собой. Такие примеры в истории были, да и сейчас есть. Путешественники по мирам могут нести с собой много чего такого, что может оказаться смертельным для нового мира. Поэтому и вызывают такие личности вполне обоснованный страх. В некоторых мирах от пришельцев избавляются немедленно, как только узнают что они пришлые, в основном посредством огня».

– Да, не самая лучшая идея, – согласился Алекс. – В нашем мире были примеры смертельных болезней принесенных извне?

– «Конечно! И немало. Половину опустошительных эпидемий можно с честной душой списать на неосторожных путешественников. Хотя нужно признать, не всегда в этом виноваты они. Часто иномирянская зараза заноситься без их участия. Иногда между мирами проносятся межпространственные бури, которые могут перенести из одного мира в другой разные живые формы. Этим кстати и объясняется схожесть живых организмов в разных мирах. Такими бурями заносятся не только болезни, но и различные виды животного и растительного мира, что тоже бывает смертельно опасным для аборигенов».

Алекса обуяло неподдельное любопытство:

– В каком смысле?

– «Ну, представь, в мир, где не существует крупных хищников, заносятся, скажем, тираннозавры. Или саблезубые тигры, и получив отличную питательную базу, они начинают быстро размножаться».

– Представил, – передернул плечами от жуткой перспективы носитель.

– «Да и травоядные могут стать не меньшей опасностью. Местные виды хищников не всегда способны с ними совладать, и тогда они приносят опустошение в округу. То же самое может случиться и с растениями, которые оказываются не по зубам местным животным и заполняют собой все окрестности».

– Не самая радостная перспектива. А что представляют собой эти сами бури? Энергетический всплеск?

– «Нет. Я, честно говоря, сама не понимаю природу таких бурь. Они могут перенести просто частицу другого мира, которая включает в себя какие-то живые формы, а могут вырвать целый кусок мира, вместе с территорией. Последнее происходит редко, но случается. Иногда в кучу смешиваются несколько разных миров. Миры словно разрываются и сшиваются заново, из разных лоскутков».

– Эти балуются? – Алекс красноречиво поднял глаза к небесам, словно змея могла это видеть, но Алаза прекрасно поняла его вопрос.

– «Не исключено. Иногда возникает такое чувство, что кто-то намеренно смешивает разные миры. А бывает, кажется, что это сделала дикая неразумная сила, приносящая страшные разрушения во все те миры, которые коснулись изменения».

– Снежный человек из той же оперы? Перенесеный из другого мира? Или это просто миф?

– «Здесь проще. Если ты заметил, то легенды о снежных людях, троллях, гномах, морских, речных, озерных и лесных чудовищах, возникали почти всегда в одних и тех же местах. В тех местах обычно очень тонкая грань между нашим миром и другими измерениями. Вот и проникают к нам гости из других миров, порождая разные легенды, одна красочней другой».

– Интересно все это, как-то на досуге расскажешь о том, что знаешь. А теперь давай, просвети меня, как себя вести и что делать на том шабаше.

– «Я тебе уже сказала, ни во что не влезай, ни к кому не лезь в душу, но и самому откровенничать не стоит, – терпеливо повторила Алаза. – На вопрос, откуда ты, ответь туманно – откуда-то из Европы. Дело в том, что я не знаю, кого там ожидать, но обычно в таких местах не происходит ничего неординарного. Всем нужна энергия, ради этого там и соберется интересная компания. А энергии хватит всем».

– А разве ни у кого не возникало мысли узурпировать такие магически сильные места?

– «Конечно возникали. Раньше часто возникали войны за святые места. Но сейчас это довольно проблематично, времена не те, ведь магии официально не существует».

– В целом все понятно. С нетерпением буду ожидать встречи с коллегами.

* * *

Алаза показала носителю место, куда он должен переместиться. Каменная площадка, где-то пятнадцать на пятнадцать метров. По углам горели четыре факела. На верхушке пирамиды уже находилось с десяток паломников за диковиной магией и на их лицах читалось явное нетерпение.

– «Пора», – отрезал путь к отступлению атрат.

Алекс глубоко вдохнул, и выдохнул уже на пирамиде. Сказать, что его появление вызвало интерес – это не сказать ничего. Два десятка глаз пристально уставились на вновь прибывшего. При скудном освещении тонкого серпа Месяца и факелов, лица невозможно было хорошо рассмотреть, но контрабандист кожей чувствовал ощупывающие взгляды. Постояв несколько секунда, он скупо улыбнулся присутствующим и поприветствовал их коротким кивком. И подчеркивая свой независимый статус, прошелся вдоль края в пустой угол. Кое-кто из коллег, как бы признавая его право на одиночество, демонстративно отвернулись, но другие пристально буравили взглядами новенького, и Алекс чувствовал, что буравили его не только обычными взглядами – его сканировали всеми доступными магическими способами. Но, как и учила Алаза, носитель наглухо закрылся, не впуская в свой внутренний магический мир ни кого из посторонних.

Магическое сканирование длилось недолго. Поняв, что новенького с наскоку не возьмешь, маги умерили свой пыл, но и долго наслаждаться одиночеством не дали. От небольшой группы в три человека отделился силуэт, который подойдя поближе, оказался хорошенькой блондинкой.

– И что это за таинственный незнакомец почтил нас своим присутствием? – проворковала она на английском.

– Алекс, – коротко представился «незнакомец», анализируя при этом акцент собеседницы.

Похоже, что дама откуда-то из скандинавских краёв.

– Нея, – отозвалась блондинка. – Я из Швеции. А ты откуда?

– Из центральной Европы, – уклончиво ответил контрабандист.

Даму такой ответ не устроил:

– Поляк, что ли?

– В некотором роде, – продолжал напускать таинственность допрашиваемый.

– Не хочешь говорить, не надо, – немного обиделась Нея. – Просто раз ты прибыл сюда, да еще таким эффектным способом, значит, решил выйти из тени. Во всяком случае, все так думают.

– Я просто спешил, иначе все произошло намного прозаичней.

– Ну хорошо, Алекс, откуда-то и центра Европы, что соизволишь рассказать о себе? Чем занимаешься, что практикуешь кроме телепортации.

– Занимаюсь всем понемногу, – все еще разыгрывал таинственность собеседник прекрасной ведьмы. Но затем решил немного пооткровенничать. – Я совсем недавно стал заниматься магией, так что, еще нахожусь в поиске.

– Недавно? И сразу телепортация? Либо ты с даром от бога, либо юлишь. Но черт с тобой, раз ты весь такой таинственный, можешь не раскрываться, не надо. Пойдем к нашим, познакомлю тебя с кое-кем.

Нея подхватила Алекса под руку и потащила на другую сторону площадки. Но по дороге их перехватил невысокий плотный господин:

– Линнея, позволишь на пару минут похитить твоего нового знакомого?

– Я знала, что вы вмешаетесь, о великий лорд! – с нескрываемым сарказмом воскликнула Нея.

– Рад, что ты не против, – скупо улыбнулся подошедший.

Скандинавская ведьма недовольно фыркнула и пошла к своим спутникам.

– Она часто бывает несдержанна, но быстро отходит, – прокомментировал ее уход новый собеседник. – Меня зовут лорд Мельсон. Я один из членовсовета гильдии светлых магов.

Алекс любил блефовать, что и начал делать в настоящий момент:

– Что представитель светлых делает в этом месте и в этот час?

Мельсон пристально посмотрел на собеседника, затем усмехнулся:

– Я чуть было не принял вас за члена серого братства. Но вы однозначно не оттуда.

– Я не сторонник братств и гильдий. Я сам по себе.

– Быть самому по себе проще, и одновременно сложнее. Я бы даже сказал, опасней. Наши объединения защищают своих членов, а таким как мы есть от чего и от кого защищаться.

– Мне это уже понятно, – усмехнулся Алекс.

– Не буду вас ни в чем убеждать, не то время, вот-вот откроется окно. Но мне кажется, что такой сильный маг как вы, должен иметь не менее сильный тыл.

– И гильдия светлых магов как раз таким тылом и является?

– Не исключено. – Мельсон полез во внутренний карман. – После того как мы получим то за чем сюда пришли, многие из нас исчезнут не попрощавшись, поэтому возьмите это сейчас. – Лорд протянул контрабандисту нечто похожее на визитку. – Это приглашение на конференцию магов и экстрасенсов. Я на всякий случай прихватил парочку, вдруг появится кто-нибудь незнакомый, и не ошибся. Конференция начнется всего через два дня, в соседней Мексике. В Акапулько. Мне почему-то кажется, что вам стоит побывать там обязательно.

– Зачем? – из вежливости поинтересовался Алекс.

– Вы из неопределившихся, – безошибочно вычислил член совета. – А там вам будет легче сделать выбор. Да и вообще, стоит пообщаться с коллегами. У нас очень много общих проблем, и вместе легче их решать.

– Серые решают проблемы вместе со светлыми? – повертев в руках приглашение, улыбнулся контрабандист.

– Мы иногда объединяем усилия, – без тени улыбки ответил Мельсон. – Для светлых, темных и серых экстрасенсов, одной из важнейших проблем является желание больших парней заполучить нас в свое распоряжение. Если вы с этим еще не столкнулись, то непременно столкнетесь.

– И у вас есть возможность с этим бороться?

Хотя Алекс пытался не выражать эмоций, в его голосе наверняка проскочила искренняя заинтересованность, и такой опытный собеседник как Мельсон ее уловил:

– Есть, – с понимающей улыбкой ответил он. – Сейчас конечно не время для таких бесед, но на форуме мы сможем все обсудить.

К Алексу с собеседником приблизилась еще одна особа, которая при ближайшем рассмотрении оказалась, довольно таки уродливой старухой. Она молча, словно принюхиваясь, обошла вокруг них, что-то при этом постоянно бормоча. Затем бесцеремонно стала вглядываться в лицо контрабандисту, будто стараясь вспомнить его. После, так же неожиданно отошла в сторону, явно потеряв интерес к объекту.

– Кто это? – тихо спросил контрабандист.

– Сара, – так же тихо ответил светлый маг. – Одна из старейших в нашей профессии. Говорят, что она еще помнит Наполеона. Но я не удивлюсь, если она была свидетельницей деяний Александра Македонского. А сейчас вынужден вас покинуть, отрывается окно.

Мельсон поспешно отошел в сторону, и таинственного незнакомца больше никто не тревожил – все занялись своими делами.

– «Отойди к краю, где поменьше народу, – скомандовала молчавшая до сих пор Алаза. – Выложи алмазы на пол, но старайся, чтобы они не очень бросались в глаза, уж очень лакомый кусочек».

– «Как я их спрячу, здесь полно народу?» – мысленно пробормотал носитель.

– «Как хочешь! – разражено бросила змея. – Сядь ко всем спиной и положи камни между ног. Только быстро, магия уже пошла!»

Алекс и сам почувствовал присутствие ни с чем несравнимой энергии. Откуда-то снизу поднималась горячая волна, словно дыхание подземных глубин. В тоже время от Месяца повеяло легким холодом, будто на присутствующих опустился утренний иней. Давление снизу и сверху усилилось, на верхушке пирамиды завертелись невидимые простому взору смечи. И тот на кого налетал такой смерч, буквально стонал от наслаждения. Один из сгустков смешанной энергии прошелся по краю пирамиды и наткнулся на носителя Алазы.

– «Наполняй себя! – прошипела змея. – А еще лучше попробуй удержать!»

Удержать! Легко сказать. Как удержать это буйство двух стихий, словно сошедшихся в брачном танце? Ответ пришел сам собой. Стоило только погрузиться в волшебный эфир, как накатила эйфория чувств. Алекса буквально пронзила радость свернутой воедино энергии. Пришло понимание жизни, пульсирующей внизу, и покоя, пришедшего сверху. Он и сам словно кружился в этом диком танце. Но посторонний наблюдатель увидел бы, что контрабандист оставался на месте, а над ним стоял один из смерчей. Но посторонних наблюдателей на пирамиде не имелось, все присутствующие пребывали в экстазе от слияния с энергией, и им не было ни какого дела до состояния остальных.

Сколько времени длилось это блаженное состояние, носитель не знал, привел его в себя голос атрата:

– «Все, достаточно, больше мы ничего не получим. Собирай камни, и уходим отсюда».

Вместе с осознанием ситуации пришло и сожаление. Сожаление, и чувство потери. Словно его вырвали из материнского лона, оторвали от материнской груди и лишили счастливого беззаботного детства одновременно.

– «Быстро уходим!» – торопила Алаза.

– «К чему такая спешка?» – не мог понять, не до конца пришедший в себя носитель.

– «После таких парадов стихий, могут происходить невероятные вещи, и у меня нет ни какого желания стать их свидетельницей».

Алекс быстро трезвел, опьянение стихиями проходило. Он огляделся. Маги, ведьмы, колдуны, одним словом – экстрасенсы, все еще приходили в себя, но над площадкой уже нависало чувство тревоги, и оно посетило не только контрабандиста. Некоторые начинали спешно собираться и спускаться с пирамиды, кто посильней, окутывал себя в магический кокон, с явным намереньем поскорей смыться от сюда. Не стал мешкать и носитель Алазы. Он собрал камушки, обвил себя энергией, и перенесся туда, куда указал ему атрат – к жертвенному камню у восточных отрогов Урала.

* * *

– Почему именно сюда? – спросил Алекс, едва очутился возле приметного жертвенного камня.

– «Нужно запутать следы. Пройдемся по нескольким местам Силы, надеюсь, это поможет сбить возможных преследователей с толку».

– Думаешь, могут следить, куда я уйду?

– «Не исключаю этого».

– А что за хрень там начиналась? От чего мы бежали?

– «Понимаешь, – после небольшой заминки начала Алаза, – сочетание некоторых видов энергии может вызывать негативные эмоции. А в таком месте, как та пирамида и подавно. Начинается немотивированная агрессия, и если вовремя не улизнуть, можно серьезно пострадать. Я думаю, основную роль здесь играет пирамида. Она желает получить плату за свое использование, точнее, этого желают духи, которые обитают в пирамиде. Самое невинное, что с тобой могло произойти, это у тебя забрали бы заряженные камни».

– А могли и убить? – уточнил носитель.

– «Не исключено. Изредка случается и такое. Хотя вполне могло случиться и обратное – ты бы кого-нибудь убил».

– Да, магия жестокая вещь.

– «Хорошо, что ты это понял. Во всем всегда есть две стороны: хорошая и плохая. Нужно принимать магию как она есть. Она может быть инструментом, с помощью которого мы создаем или разрушаем, а может даже управлять нами. С нею всегда следует вести себя предельно осторожным».

– Я так понимаю, здесь мы долго не задержимся?

– «Правильно понимаешь. Сейчас перенесемся в другое место. Только сперва нужно кое-что сделать».

– Что именно?

– «Я уже говорила тебе, что здесь находится жертвенный камень».

– И что это означает? – Алекс усмехнулся. – Принести жертву?

– «Угадал. Этому месту давно никто не приносил жертву, и здешний дух недоволен. Он голоден».

Контрабандист начал испытывать легкий мандраж:

– Мне что, пролить кровь на камень?

– «Нет, я придумала кое-что получше. Оставь здесь один из заряженных камней. Этим ты проявишь уважение к духу, и задобришь его. Надеюсь, он не откажется помочь запутать следы».

– Для хорошего духа, камня не жалко.

Контрабандист не стал жадничать. Он выбрал средних размеров алмаз, но с хорошей емкостью. Камень под завязку наполняла энергия, и носитель уже почувствовал то нетерпение, что исходило от духа этого, некогда святого для многих места.

– «Закопай алмаз возле жертвенного камня», – подсказала Алаза.

Алекс так и сделал. Едва два камня соприкоснулись, как послышалось довольное урчание счастливого духа. Волна признательности омыла атрата и его носителя.

– «А теперь давай к волшебному фонтану. В Индию».

Носитель выполнил указание атрата. Только в этот раз постарался перенестись точно на мощеную площадку перед самим храмом, продираться через джунгли больше не хотелось.

– Сколько долго нам здесь необходимо находится? – спросил он Алазу.

– «Можем возвращаться домой, – ответил атрат. – Главное побольше переходов».

– Так может еще куда-нибудь перенесемся?

– «Давай еще на болото заглянем, – согласилась Алаза. – Думаю, будет не лишним».

Еще один переход не занял много времени, и после этого Алекс вернулся домой.

* * *

Атрат и носитель долго думали, принимать ли предложение лорда Мельсона.

– (Конференция дело хорошее, – рассуждала Алаза, – там действительно можно познакомиться с нужными людьми).

– А так же встретить людей не нужных, – продолжил ее мысль Алекс. – Например, моих настойчивых работодателей.

– «Это точно. Если там не будет твоих знакомцев, то их коллеги будут наверняка».

– Теперь вопрос, какой из аргументов перевесит? Встречи с нужными людьми, или нежелательные встречи?

– «Давай думать. Спецслужбы рано или поздно тебя найдут, и я не уверена, что это произойдет до того, как ты сумеешь от них защитится. А членство в лиге или братстве, вполне может предоставить тебе какую либо помощь».

– Еще один вопрос: что представляют собой эти лиги и братства, и чем они лучше спецслужб?

– «Хороший вопрос», – согласилась змея и надолго задумалась.

Ломал голову над неожиданной проблемой и Алекс. Он не знал, чего от такого визита будет больше, пользы, или вреда. Но в глубине души его авантюрная жилка уже знала ответ. Конечно, он поедет на этот всемирный шабаш – придумает причину и поедет. Точнее, перенесется. Теперь не нужно заморачиваться с кораблями, самолетами, границами, таможнями – достаточно приказать энергии. Видимо к таким же мыслям пришла и Алаза:

– «Ладно, давай думать, как лучше подготовиться».

– А что тут думать? Возьму с собой два-три заряженных камня, пляжный комплект – Акапулько все-таки – и на встречу с судьбой. На месте разберемся, что представляет собой эта конференция, и что от нее можно ожидать.

– «Так и сделаем», – согласилась змея.

* * *

Встреча сильнейших экстрасенсов земли, точнее тех, кто решил почтить своим присутствием эту встречу, проходила в одном из самых роскошных отелей на берегу залива. Большой конференц-зал был заполнен до отказа. Алекс было сунулся туда, но не нашел свободных мест, а стоять в проходе, как многие другие, ему не слишком улыбалось. Поэтому он отправился искать свободное место у барной стойки. И хотя гостями отеля были только приглашенные экстрасенсы, свободных мест наблюдалось не так уж много, хотя баров в этом отеле хватало – видимо не одному Алексу не нашлось места в конференц-зале.

Контрабандист заказал фирменный коктейль, и не спеша потягивая его, стал осматривать отдыхающую публику. Кого здесь только не было. Все расы и множество национальностей. Про национальности можно судить по характерным народным убранствам. Хотя большинство, конечно, выбрали вполне подходящую для курорта одежду.

– Алекс! – вдруг расслышал он возглас из террасы.

Вот так совпадение! За одним из столиков расположилась уже знакомая ведьма из Швеции. Рядом с ней сидела жгучая брюнетка, и с интересом рассматривала контрабандиста.

– Иди к нам! – помахала рукой Нея.

Алекса не пришлось упрашивать, с двумя прекрасными дамами время можно провести гораздо лучше, чем в душном зале для заседаний.

– Мельсон пригласил? – без обиняков спросила блондинка.

– Он, – не стал скрывать контрабандист.

– Знакомься, моя подруга из Италии, Фелиса.

– Нея рассказывала про тебя, – сказала итальянка, произведя в нового знакомого залп многообещающим взглядом.

– Ты заинтересовал многих, – глаза Неи светились не менее призывно.

– Многих, это кого? – на всякий случай уточнил Алекс, в душе надеясь, что только этих двух красоток.

– Об этом ты узнаешь вечером, – развеяла его надежды Фелиса. – Когда закончатся пустые разговоры в большом зале, и начнется настоящая работа – тайные встречи глав и сильнейших экстрасенсов.

– А пока у нас есть несколько свободных часов, – добавила Нея. – Ты не хотел бы провести их в компании двух очаровательных ведьмочек?

– В нашем номере, – уточнила итальянка.

У Алекса пересохло в горле и на несколько секунд отняло речь. Не хотел бы он? Да он о таком мечтал, если не всю жизнь, то последние два десятка лет точно!

– «Я бы не советовала тебе проявлять такой восторг, – донесся откуда-то издалека осуждающий голос Алазы. – Это не какие-нибудь портовые шлюшки, которых ты можешь снять на пару часов. Это ведьмы, причем не самые слабые».

– «Ну и что из этого? – принялся оправдываться носитель. – Разве ведьмы не могут быть шлюшками? Очень даже могут быть! А тут я, весь такой загадочный».

– «Такие персонажи очень редко делают что-нибудь бескорыстно. Подумай об этом».

– «Ты имеешь в виду, что их подослали ко мне?»

– «Не исключаю», – спокойно поделилась своими сомнениями змея.

– «Я зашел в этот бар случайно, так что вряд ли».

Со стороны этот разговор атрата и носителя выглядел, как борьба в душе у Алекса противоречивых чувств – осторожности и основного инстинкта. И через несколько секунда надежды девушек оправдались – основной инстинкт победил.

– В общем, я не против, – сказал охваченный страстью самец.

– Вот и хорошо, – рассмеялась Нея. – А то я в какой-то момент подумала, что ошиблась в тебе. Что ты один из тех чокнутых, которые помешаны на магии. Магия, и больше ничего. А из всего нужно извлекать максимум удовольствия.

– Я за удовольствия, – подняла свой бокал контрабандист.

– Тогда пойдем? – спросила Фелиса.

– Прямо сейчас? – несколько замешкался Алекс.

– Прямо сейчас, – подтвердила Фелиса, встав при этом, и продемонстрировав свою превосходную фигуру.

Контрабандист одним махом допил свой коктейль, и тут же поднялся.

* * *

Это были незабываемые два часа любовных утех. Девушки проявили изрядную фантазию, да и их общий любовник старался не отставать, так что все остались довольны. Алекс лежал посредине, обнимал своих ласковых подружек, и считал себя одним из самых счастливых людей на земле. Легкая, приятная утомленность навеивала дремоту, да и щебетание девчонок способствовало этому. Но Нея не дала ему погрузиться в дремоту. Она привстала, нависла над любовником, идеальной формы грудью, и с легкой улыбкой спросила:

– Получил ли ты удовольствие, наш неутомимый друг?

– Конечно, – ответил «неутомимый друг», и попытался укусить подругу за сосок.

Но та увернулась, и, продолжая улыбаться, продолжила разговор:

– Но ты ведь знаешь, за каждое удовольствие нужно платить.

Сонливое состояние с Алекса слетело мигом, хотя он и старался не подавать виду, что слегка встревожился. Но видимо перемена его настроения не ускользнула от девушек – их тела так же немного напряглись.

– Ведьмочки, я ведь денег не беру, тем более от таких красоток как вы, – как можно игривей сказал контрабандист.

– Шутник, – лениво отреагировала Фелиса.

– Ага, – согласилась Нея. – Только разговор у нас дружек очень даже серьезный. За то, что мы тебя здесь ублажали целых два часа, ты должен нам по два заряженных камешка. Я видела, у тебя их много.

– Но вы ведь тоже получили удовольствие! – возмутилось уязвленное самолюбие самца. – Тогда я возьму с вас столько же!

– Мы не получили никакого удовольствия, – расмеялась блондинка. – Как раз наоборот. Нас не интересуют мужчины. Вообще не интересуют.

– Оплату нужно оговаривать вперед, – пытался выкрутиться Алекс, стараясь при этом просчитать ситуацию.

Являлась ли эта любовная затея инициативой ведьмочек, или за этим стоит кто-то более могущественный? И где было его хваленое чувство опасности, тоже получало удовольствие?

– «Ну что, доигрался?! – прошипела Алаза. – Пора бы в твоем возрасте знать, что бесплатный сыр только в мышеловке! Теперь выкручивайся, как хочешь!»

– Ладно, – вздохнул незадачливый любовник, – дам я вам по камешку, так и быть.

И он попытался встать. Но Фелиса его остановила:

– Камни отдашь Нее, а возьму вот это, – и она провела пальчиком по браслету на левой руке Алекса.

– «А вот теперь бежим! – запаниковала змея. – Она знает, что я такое!»

Носитель атрата рванулся, но девчонки оказались на удивление сильны. Блондинка навалилась на правую руку своего недавнего любовника, брюнетка на левую. Фелиса при этом запустила руку куда-то под кровать, и вытащила оттуда шприц. Рефлексы сработали раньше, чем Алекс сообразил, чем это ему грозит. Шприц улетел в сторону, успев все-таки оставить царапину на руке контрабандиста. Больше нежничать со своими бывшими любовницами Алекс не стал. Опасная профессия подразумевала хорошую физическую подготовку, и он решил использовать все, что умел, иначе мог больше никогда не выйти из этой комнаты.

С ревом, и немалым усилием, столкнул недавний «неутомимый друг» две прекрасные головки, и ведьмы на пару секунд потеряли ориентацию в пространстве. Это дало возможность контрабандисту столкнуть их с себя и вскочить с кровати. Но подруги быстро пришли в себя.

– Не дай ему уйти! – закричала Фелиса.

И обе ведьмы почти одновременно бросились на носителя атрата, по рысьи прыгнув через всю кровать. Боковой в голову сразу успокоил брюнетку, она всхлипнула и повалилась на кровать. Блондинка схлопотала два удара, так как оцарапанная рука стала плохо слушаться.

– «Прогони магию по телу, выгони яд», – подсказала Алаза.

Короткой манипуляции с энергией хватило, чтобы жжение в руке стало утихать. Алексу не хотелось даже представлять, что бы произошло, если бы ему досталось все содержимое шприца. Он быстро собрал, в спешке брошенную на пол одежду, и стал одеваться. На выходе он остановился и бросил прощальный взгляд на кровать. Фелиса лежала на спине, и ее длинные густые волосы красиво обрамляли высокую грудь. Нею же наоборот, бросило на живот, и ее кругленькая попка притягивала к себе взгляд. Контрабандист сам себе позавидовал – пожалуй, обладание такими прекрасными женщинами стоили той царапины на руке. Тем более действие яда уже проходило.

– «Вижу, тебе мало произошедшего, желаешь продолжения?2 – язвительно поинтересовалась змея.

– Я бы не против, но на сегодня, пожалуй, достаточно.

С этими словами носитель Алазы вышел из комнаты. Он быстро, но стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, спустился вниз. Его никто не остановил, поэтому он беспрепятственно сел в такси, и выехал в ближайший лес. В этот раз он решил уходить, не прибегая к источнику Силы, с избытком хватало заряженных кристаллов.

Несколько дезориентирующих переходов, и он оказался дома.

* * *

– «Я убедилась, что визит на конференцию не имел смысла, – сказала Алаза сразу после возвращения домой. – А ты?»

– Кроме того, что я получил немалое удовольствие, пользы от нашего похода, действительно не имелось. Но ведь мы смылись раньше времени, может и появилась бы какая-нибудь польза.

– «Сомневаюсь. Раз уж эти шлюшки решили тебя обыграть, то наверняка и более сильные игроки не остались бы в стороне. Кстати, Фелиса очень сильная ведьма, она довольно быстро сумела распознать во мне магический артефакт. Правда перед этим я попробовала сканировать ее магическую ауру».

Носитель усмехнулся:

– Перед этим – это когда я занимался с ними сексом?

– «И в это время тоже», – невозмутимо ответила змея.

– Ладно, надежда на конференцию не оправдалась, что будем делать теперь?

– «А теперь будем делать то, что я надеялась сделать гораздо позже, – ответила Алаза. – Мы будем уходить отсюда».

– Что значить уходить, и что значить отсюда? – не вполне понял ответ носитель. – Покинем дом, что ли?

– «Нет. Покинем этот мир. Я надеялась сделать это позже, когда у тебя появиться больше опыта подпространственных переходов. Но сейчас мне кажется, нам необходимо поторопить события. Визит в Акапулько не останется незамеченным. Тебя искали только представители спецслужб, а теперь возьмутся за поиски все, кто о тебе знает».

– Это почему? Чем я так всем понадобился?

– «Не ты, а я. Я нужна всем. Понимаешь ты это или нет? В нашем мире не так уж много по-настоящему сильных магических артефактов. Так что готовься, на тебя начнется настоящая охота и травля. Поэтому нужно уходить. Причем немедленно».

Алекс задумался. Про то, что рано или поздно придется покинуть этот мир он, разумеется, знал, но никак ни думал, что это будет сделать так тяжело. Казалось, здесь его ничего не держит, а вот нет, что-то сдавило грудь.

– Куда мы уйдем? – наконец спросил он. – На поиски твоего друга, Фатара?

– «Туда мы отправимся чуть позже, – ответила Алаза. – Сначала нам нужно найти для тебя оружие. Оружие, которое не подведет, и пригодится в любом мире».

– Уточни.

– «Тебе нужен меч».

– А кому он не нужен… – пробормотал контрабандист. – Я могу заказать у знакомых кузнецов. – Сделают не хуже чем в прошлые века. Если попрошу, то и из дамасской стали.

– «Нет, местное оружие тебе не подойдет. Нужно найти что-нибудь более эффективное».

– И ты уже знаешь, где найти, этот эффектный меч?

– «Знаю», – не стала отпираться змея.

– Где же это сокровище? Только не говори мне, что для этого нужно кого-то ограбить, или даже убить!

– «А у тебя что, какие-то принципы насчет грабежа, или убийства?» – язвительно спросила Алаза.

– Нет, просто не хотелось бы с этого начинать свою магическую карьеру.

– «Успокойся, убивать никого не надо, и даже грабить. Нужное тебе оружие спрятано в надежном месте. Ждет не дождется, когда его кто-нибудь найдет».

– Тогда другое дело. Где оно?

– «В другом измерении».

Алекс взвыл:

– Ты с ума сошла! Я только научился перемещаться в пределах одного мира, а ты уже хочешь, чтобы я свободно бродил по измерениям?

– «Хорошее оружие стоит того, чтобы за ним пришлось побродить, как ты выражаешься, по измерениям».

– И чем оно такое особенное? – немного успокаиваясь, спросил контрабандист.

– «Увидишь», – загадочно ответила змея.

– Надеюсь, его не охраняет пара-тройка драконов?

– «Нет».

Ей удалось заинтриговать бывалого контрабандиста, и тот больше не доставал ее своим нытьем и упреками, только спросил:

– Что нужно взять с собой?

– «В этом наш поход не особо будет отличаться от твоих вылазок за алмазами. Продумай все сам».

– Хорошо, будем считать, что отправляемся на сафари. Только у меня есть одно дело, которое я бы хотел закончить до нашего ухода.

– «Какое?» – теперь носителю удалось заинтересовать своего атрата.

– Помнишь, я говорил тебе о гадалке, которая нагадала мне много всего, а главное угадала, какие слова окажутся ключевыми, чтобы выпустить титанов?

– «Помню, конечно».

– Я хочу посетить ее снова. Кстати, она советовала мне не примыкать ни к какому сообществу.

– «Ты с ума сошел! – взмутилась теперь Алаза. – Мало нам Акапулько, так теперь ты хочешь вернуться на место, где тебя нашли спецслужбы!»

– Не совсем на то место. И я уверен, что она к ним непричастна.

– «Почему ты в этом так уверен?»

– Да потому что, знай агенты о титанах и тебе, отдали бы могучий атрат мне в руки?

Змея задумалась:

– «Пожалуй ты прав, в этом случае обошлось без них. И ты сумел заинтересовать даже меня. Совсем с тобой авантюристкой стала!»

Алекс рассмеялся:

– А то ты таковой не была!

– «Была, но не такой. Хорошо, посетим твою гадалку. Но сперва собери все, что может пригодиться тебе в далекой дороге, где нет и никогда не было электричества и никаких технологических достижений, перенеси все это в заброшенный храмовых комплекс в Индии, и сделаем короткий бросок в Роттердам».

Носитель так и сделал. Наполнил вещевой мешок сытными консервами, сыром, копченым салом и окороком, сухарями, двумя алюминиевыми баклажками с водой, куском прочной веревки, двумя ножами – перочинным, и хорошим походным ножом ручной ковки – и перенес все это к храму с фонтаном. С камнями решил не расставаться, держал их постоянно при себе.

* * *

Найти безлюдное место неподалеку от Роттердама оказалось не таким уж легким заданием. Алаза долго перебирала пустые строения, где появление чужака не вызвало бы подозрения. Наконец она нашла пустой склад, где не имелось охраны, камер наблюдения и закрытых дверей. Но на всякий случай Алекс переместился в самый дальний и темный угол. Перед переходом он изменил свою внешность, так что камер мог теперь не опасаться.

Неспешный поход к автобусной остановке на окраине города, и такая же небыстрая езда к центру города. Не доехав до нужного места три квартала, контрабандист вышел и прогулочным шагом праздного туриста двинулся в нужном направлении. Не доходя пару витрин до заветной двери, он вдруг почувствовал странное ощущение, словно перед ним сейчас откроются волшебные двери. Хотя куда как более волшебными можно назвать события, которые случились с ним за последнее время.

И вот он закончился нужный магазин. А за ним… За ним начиналась новая витрина. И не было заметно, что между ними когда-то находилась дверь в салон гадалки. Алекс прошел дальше. Нет, определенно салон находился между двумя магазинами, которые он уже миновал. Он вернулся, остановился на стыке двух магазинов и тупо на них уставился.

– «Это было здесь, я же помню», – пробормотал он.

– «Судя по твоим воспоминаниям, это действительно нужное место», – задумчиво согласилась Алаза.

– «И что ты обо всем этом думаешь?» – спросил ее носитель.

– «Что в твоей судьбе замешаны силы, о которых говорят с придыханием и благоволением».

– «Боги?»

– «Вполне возможно. Это объясняет, почему именно ты встретился с титанами, и почему я оказалась в твоих руках».

– «Как нам быть дальше?»

– «Уходим отсюда. Если это те силы, о которых я думаю, то нам будет открыто ровно столько информации, сколько намечено. Остальное станет понятно в дальнейшем».

– «Если исходить из твоих выводов, – начал размышления носитель, – то я всего лишь пешка в чьих-то руках?»

– «Не знаю Алекс, не знаю. Я не чувствую никакого вмешательства, хотя я конечно не всесильная и не всевидящая. Вполне вероятно, что тебя, не руководя конкретно каждым твоим шагом, подталкивают в нужном направлении. Но все равно, у тебя есть выбор».

– «Какой у меня есть выбор? – Алекс начал злиться. – Когда не знаешь что тебе уготовано, начинаешь думать, что можно вообще ничего не делать, и все придет само. Хорошее или плохое, но придет!»

– «Ты зря так думаешь. Из тебя не сделали бездумное и бездушное зомби, ты сам принимаешь решения. Вспомни, разве гадалка давала тебе, какие либо указания?»

– «Нет. Она лишь допускала, что со временем я обо всем узнаю, в том числе о своем прошлом. Или не узнаю никогда».

– «Вот видишь! Кем бы ни была эта гадалка, представителем высших сил, могущественным магом – да представительницей тех, давно ушедших цивилизаций, наконец! Она ни в чем не была уверена. Ты не пешка, ты ферзь, и ходишь, то есть действуешь, как считаешь нужным. Так что прими все как должное, и думай, как жить дальше сам!»

Думай! Тяжело думать, когда мысли путаются и перескакивают с одного на другое. Когда тебя терзают совершенно разные эмоции – от страха и растерянности, до злости и решимости.

– «А что посоветуешь ты, мой атрат?»

– «Это тот случай, когда я не буду тебе подсказывать, решай сам. Можем продолжить начатый путь и искать то, что мы собирались найти. Можем остаться и принять любой вызов, кто бы нам его не бросил. А можем затаиться, уйти в тень, жить ни во что не ввязываясь, и избегать любых попыток нас найти. У всех вариантов есть свои плюсы и свои минусы».

Алекс думал недолго:

– «Продолжим начатое. А там будет видно».

– «Тогда нам лучше покинуть этот город, да и этот мир вообще».

– «Ты права. Больше меня здесь ничего не держит. Хотел было отправить сообщение своему бывшему работодателю, но думаю, он обойдется и без моего прощального письма».

– «Тогда вперед. Я нашла новое место, откуда мы перенесемся в Индию».

– «А чем плохо старое?»

– «Подпространственный переход оставляет после себя сильный магический всплеск. Так что не исключаю, что тот склад уже кого-нибудь заинтересовал».

– «Хорошо, – не стал спорить носитель. – Показывай куда идти».

Уходя, Алекс бросил последний взгляд на хорошо знакомую улицу, и что-то подкатило к горлу. Все-таки не так просто прощаться с родным миром, и хорошо знакомыми местами. Но он-то прощается не навечно!

* * *

Джунгли вокруг храма все так же кричали и пытались оглушить пришельца, но контрабандист уже не обращал на них внимания. Его стали одолевать сомнения, и появлялись все новые причины, чтобы не покидать родной мир.

– Давай не тянуть, а то, чем дальше, тем больше мне не хочется никуда отправляться. Показывай, куда мы должны уйти, – сказал он атрату.

– «Как скажешь. Только выслушай меня внимательно. То, что мы делали до сих пор, только маленький шажок на большую дорогу. Ты должен сконцентрироваться и быть предельно собранным. Переход в другой мир более сложный и опасный, чем путешествия по одному миру. Так что от твоей собранности будет зависеть очень многое».

– Я буду предельно собран, – пообещал носитель.

– «Постарайся использовать для переноса энергию этого источника, сохрани свои силы, и запас камней для дальнейшего путешествия. Постарайся создать вокруг себя течение, и оно перенесет тебя в нужное место. А теперь принимай образ, куда тебе нужно перейти. Постарайся запомнить все как можно точней, иначе нас забросит неизвестно куда».

Алекс увидел опушку леса, рядом возделанное поле, на краю поля, на пригорке, две ветряные мельницы. Ничего особенного и необычного. Он наполнил себя энергией под завязку, и стал интенсивно прогонять ее по всему телу, покуда не почувствовал легкое покалывание, переходящее в жжение. Затем он отдал команду, и привычный мир исчез в серой мути водоворота энергии.

VIII

Носитель стоял на опушке леса. Впереди простиралось поле, вдалеке виднелись мельницы. Свершилось! Он совершил свой первый межпространственный переход! Александр набрал полную грудь воздуха. После влажной духоты джунглей, здесь дышалось легко и свободно. Почти все запахи были знакомы, хотя и примешивалось что-то необычное. Он осмотрелся. Людей нигде не было видно, но возле одной из мельниц паслась лошадь, скорей всего внутри находились люди и они могли его заметить. Интересно, как выглядит его магическое появление?

Контрабандист улыбнулся и зашагал вглубь леса. Теперь он не простой международный контрабандист, а контрабандист меж мирового масштаба. Размышляя над этим Алекс, шагал по густому подлеску. Получается, если у него теперь более высокий статус, то и охотится на него будут более крутые блюстители закона. Если они есть, эти межмировые блюстители…

Деревья в лесу росли обычных форм и размеров, и пока ничего необычного носитель не заметил. Он углубился в лес, примерно на полкилометра и остановился под раскидистым деревом. Сбросил рюкзак и уселся рядом, и только теперь почувствовал насколько устал и проголодался. А еще его посетила мысль:

– Алаза, как я буду понимать местных жителей? Я, конечно, хорошо усваиваю языки, но не мгновенно же?

– «Не беспокойся, – успокоила его змея. – Пока я с тобой, тебе не грозят языковые проблемы. Ты их действительно будешь усваивать мгновенно. Это одна из моих функций».

– Это радует. – Алекс откинулся на спину. – Ну что, оправдал я твои надежды?

– «Очень даже, – ответила змея. – Честно говоря, не думала, что ты с первого раза попадешь в нужную точку. Боялась, что нас занесет черт его знает куда. Но слава всем богам, обошлось. Я убедилась, что у тебя большие способности к магическим путешествиям».

– Да что там скромничать, я просто талант, – похвалил сам себя контрабандист.

– «Не преувеличивай, и не расслабляйся. Впереди у нас много переходов, гораздо более сложных, чем этот. Я выбрала мир поблизости от нашего, чтобы не сильно тебя напрягать. Дальше будем увеличивать расстояния».

– Только не сейчас. Сейчас я хочу поесть и отдохнуть.

– «Я не собираюсь тебе мешать. Межпространственные переходы очень сложные и отбирают много сил, так что к следующему скачку ты должен быть в хорошей форме».

Получив добро, носитель развязал вещевой мешок, достал сухарь, кусок сыра, копченого мяса, и принялся не спеша жевать. Мысли приходили как никогда торжественные. Вот его первый обед в чужом мире. А сейчас он доест, и первый раз пойдет отливать вне Земли. А потом поспит не под родным Солнцем. Вот ведь как, не успел покинуть родной мир, а уже навалилась ностальгия.

Закончив со скромным обедом, контрабандист с удовольствием справил малую нужду под одним из деревьев, и вернулся к рюкзаку:

– Алаза, я сейчас немного вздремну, а ты присмотри за порядком. Если что, сама знаешь.

И не став выслушивать ворчание атрата, носитель положил голову на свернутую курточку, и почти сразу уснул.

Проснулся он от того, что ужасно болела шея – куртка все-таки оказалась плохой подушкой. Алекс сел и стал разминать шею.

– «Как выспался?» – напомнила о себе змея.

– Неплохо. Сколько я проспал?

– «Больше четырех часов».

– Если бы не шея, еще пару часов прихватил бы, – пожаловался носитель атрату.

– «Ничего, я чувствую, ты смог восстановиться, и после хорошей разминки мы сможем продолжить путешествие».

– Чувствует она… – пробормотал Александр, но послушно начал разминку.

Неподалеку в кустах что-то зашуршало. Шея пока не подчинялась, пришлось повернуться всем телом. Заинтересованный непонятным шумом, из ближайших кустов выскочил небольшой зверек, чем-то похожий на земного зайца. Зверек поднялся на длинных задних лапах и насторожено посмотрел на чужака. Нет, это не заяц. Светло коричневая шерсть, небольшие уши, между ушами рожки с шишечками на кончиках. И все это покоилось на кошачьей голове. Хвост у животного напоминал хвост тушканчика, длинный и с кисточкой. Но самыми удивительными у него были лапы. Они напоминали маленькие ручки и держали тонкую ветку, с которой зверек непрерывно обгрызал листья, не отводя при этом взгляда от человека.

Едва Алекс пошевелился, как зверек стремительно бросился в сторону, прыгая как кенгуру и петляя словно заяц.

– Вот и с аборигеном встретился, – заметил путешественник по мирам.

– «Ты еще много кого встретишь в разных мирах», – заметила Алаза.

– Сейчас немного разомнусь, и посмотрю, что здесь и как.

– «Никаких прогулок, как только будешь готов, сразу отправляемся дальше», – заявила змея.

– Боже мой, Алаза! Я первый раз в другом мире, а ты не даешь мне даже взглянуть на него!

– «Хорошо бы, чтобы этот мир не оказался последним», – проворчала змея.

– Какая же ты зануда! – воскликнул носитель.

– «У зануд атратов, обычно живые носители. Так что не возмущайся, а поешь, и двигаемся дальше», – парировал атрат.

Есть особенно не хотелось, но Алекс все же перекусил, кто знает, когда еще выпадет такая возможность.

– Куда ты забросишь меня на этот раз? – спросил он после обеда.

– «Выйди сначала из леса, здесь нет нужного количества энергии».

Оказавшись на границе леса и поля, контрабандист подключил магическое зрение – над полем висело еще одно поле, целое поле магии. Оно было похоже на северное сияние, и переливалось холодными цветами – от светло-голубого, до фиолетового. Немного полюбовавшись красками, он начал наполнять себя этой красотой, и неожиданно понял, что это не так-то просто.

– Алаза, энергия меня не слушается, – забеспокоился носитель.

– «Заметил наконец! Ты должен был сразу, как только появился в новом мире, проверить наличие магии, и твою способность нею пользоваться, – сердито выговорила своему носителю Алаза. И уже более миролюбиво добавила. – А вообще-то это эффект другого измерения. В каждом измерении своя энергия, со своими особенностями, и чужаку не так-то просто моментально ее освоить. Попрактикуйся немного. Только учти, времени у нас мало».

Объяснение атрата немного успокоило носителя, и он взялся осваивать здешнюю магию. Начать решил с левитации. Нашел подходящей величины камень и попытался окутать его в энергию. Но не тут-то было. Энергия здесь была жесткая и неподатливая, хотя ее имелось в избытке. Прошло примерно двадцать минут, прежде чем землянину удалось совладать с упрямицей. Камень взмыл, причем как! Его буквально подбросило выше деревьев.

– Ого! – опешил контрабандист.

– «Ты сделал расчет на земную энергию, а здешняя боле мощная, учись приспосабливаться».

Алекс нашел камень величиной с собственную голову и без проблем поднял его на высоту трех метров.

– «Неплохо. Ты очень быстро приспосабливаешься. Это очень кстати, потому как нас заметили, и лучше бы нам отсюда исчезнуть», – поторопила носителя Алаза.

Бросив камень, тот посмотрел в сторону мельниц. Из той, что стояла чуть дальше, вышли два человека, и, переговариваясь, тыкали пальцами в сторону незнакомца.

– Давай картинку! – скомандовал носитель.

Алаза показала ему место, куда следовало перенестись.

Алекс изумился:

– И ты хочешь, чтобы я туда отправился?

– «Да, и чем быстрее, тем лучше».

То, что показала змея, поражало. Цвет неба, от бледно-розового на горизонте, до малинового над головой. Ярко-красное солнце освещало желтые, красные и коричневые скалы разных оттенков. Справа высилась горная гряда, слева тянулась бесконечная равнина, усеянная рощами из красно-коричневых деревьев. Такого Алекс еще не видел. Он закрыл глаза и сосредоточился на образе. Постепенно место переноса отпечаталось четко и ясно. Он отдал команду… Но ничего не произошло, никакого движения. Открыв глаза, он увидел все тоже поле, и скачущего в сторону чужака всадника. Контрабандист запаниковал.

– «Успокойся, ничего страшного не произошло, – зашипела на него змея. – Нужно приложить больше усилий. Нужное измерение находится гораздо дальше, чем это от земного. Тяни на себя как можно больше энергии, и толкай ее вместе с собой туда, куда я тебе указала».

Носитель повторил попытку. Рванув на себя энергию, он закружил ее вокруг себя. Поднялся небольшой смерч. Он понес опавшие и сорванные с ветвей листья, пыль, мелкий мусор. Что-то новенькое, такого раньше не было.

– «Поторопись!» – рявкнула Алаза.

Она явно начинала беспокоиться. Путешественник по мирам вновь сосредоточился на изображении, стараясь не обращать внимания на все усиливающийся топот копыт. Вот она, та скала, на которую он должен ступить. Всю силу воли он вложил в усилие, которое двигало магию. И наконец, почувствовал движение. Послышалось испуганное ржание лошади, и тишина.

* * *

Резкий толчок, и Алекса вытолкнуло на облюбованную скалу, словно из переполненного автобуса. Удар был настолько сильным, что он не удержался на ногах и покатился по плоской поверхности скалы. Если бы не рюкзак, остановивший кувыркание, он наверняка свалился бы со скалы.

Попытавшись подняться, контрабандист почувствовал острую боль в больном колене и упал как подкошенный. Вот тебе на! Не хватало еще вывихнуть, или снова сломать ногу в чужом измерении. Он сбросил рюкзак (хорошо, что не положил туда ничего бьющегося), и начал себя ощупывать. Похоже, обошлось без переломов, хотя локти и колени болели, особенно досталось больной ноге. Попробовал согнуть и разогнуть ногу – нога двигалась, значит и вывиха не было.

Поднявшись на ноги, Алекс попробовал сделать несколько шагов. Каждый шаг отдавал болью в пострадавшем колене – бегать в ближайшее время он не сможет, а это совсем не радовало. Ну, хоть жив. Но ничего не поделать, придется мириться с досадной травмой.

А еще досаждало и раздражало обилие красного цвета, но судя по всему, здесь это был основной цвет и придется привыкать еще и к этому.

Подойдя к самому краю скалы, носитель внимательно посмотрел на равнину в низу. Даже находясь на высоте, где-то в тысячу метров, конца и края ей не было видно. По обе стороны от скалы тянулся горный хребет, и весь этот невероятный мир, словно пылал горячими красками:

– Алаза, мы попали туда куда надо?

– «Да», – коротко ответил атрат.

– И что теперь? Мне спуститься вниз, или наоборот, подняться в горы?

– «Наша цель находится на равнине. Только будь осторожен, здесь водится много диких зверей, и почти все они владеют магией».

– Ничего хорошего от этого мира я и не ожидал, – с мрачным удовлетворением пробормотал Алекс.

– «Надеюсь, ты проверил, сколько здесь энергии?»

Алекс выругался про себя. Озаботившись собственным плачевным состоянием, он напрочь забыл о здешней энергетике. Теперь, после того как Алаза ткнула его носом, он обратил на нее внимание. Вообще-то не обратить на нее внимания было трудно. Магия имелась повсюду, и то, что он ее до сих пор не заметил, можно объяснить только не совсем удачным прибытием в этот мир.

Энергия не просто была повсюду – её имелось много, очень много. Такого контрабандисту еще не доводилось видеть. Ему не удалось обнаружить источника этого обилия, она просто заполонила все вокруг. Слабая, рассеянная, она занимала все пространство, и человек вдыхал ее, как воздух. Кроме того, мощные потоки энергии поднимались снизу, вместе с потоками разогретого воздуха. Они кружились, сшибались и вели себя совсем непредсказуемо.

– Круто! – вырвалось у потрясенного носителя.

– «Вот именно. Энергии здесь больше чем достаточно, и в таком количестве она вредна для тебя», – объяснила Алаза.

– Это что-то вроде повышенной дозы радиации?

– «Ты мыслишь в правильном направлении».

– И что же делать?

– «Внизу, на равнине, растут деревья, они питаются энергией и могут защитить тебя от нее. Там ты будешь в безопасности. В относительной».

Хоть и относительная, но все-таки безопасность. Александр не мешкая начал искать спуск вниз. К счастью скала не была неприступна, и он, стараясь как можно осторожней наступать на ушибленную ногу, начал спуск.

* * *

Кто бывал в горах, тот знает, что спуск ничем не легче подъема. Тем более, что эти горы были контрабандисту незнакомы. Он несколько раз упирался в опасные осыпи, разломы, и ему приходилось поворачивать назад и искать обходные пути. А еще эта чертова нога…

Примерно через полчаса после начала спуска, он услышал слева от себя стук мелких камешков. Сбросив рюкзак, Алекс выглянул из-за большого валуна. По камням скакало грациозное животное, очень напоминающее земную козочку. Отличалась она только ярко-оранжевым цветом. Но вокруг имелось полно скал подобного цвета, так что она не особо бросалась в глаза. Её невесомые прыжки завораживали, казалось козочка совершенно не касалась скал.

Наблюдая за животным, контрабандист краем глаза уловил еще кое-что – чуть дальше, параллельно козочке, поднималось еще одно животное. Сначала его было не разобрать. Но затем, по мере движения, стало возможным выделить некоторые детали, а затем и стало понятно, что это за зверь. Ним оказалась большая кошка, размером с африканского леопарда. Кошку покрывали крупные пятна, которые принимали цвет того камня, на котором находилось в данный момент животное. Кошка-хамелеон! Это что-то новенькое. Кошка была несколько длиннее леопарда, но и пониже, и выглядела очень гибкой. Итак, охота!

Алекс сам являлся заядлым охотником, а так же любил наблюдать, как охотятся другие, будь то люди или животные. А увидеть охоту диковинных животных, да еще в другом измерении, казалось двойным удовольствием. Ему стало немного жаль грациозную козочку, но естественный отбор никто не отменял – выживет сильнейший.

Кошка обошла объект охоты, и залегла на скале, выше и правее добычи. Козочка, казалось, что-то почувствовала. Она обеспокоенно оглядывалась, выискивая, что же ее так обеспокоило. Наконец ее взгляд уперся в Алекса. Невольный свидетель охоты хотел было спрятаться, но что-то его остановило.

Между рог козочки проскочила искра, и начала зарождаться молния. А еще контрабандисту не понравилось, как эта коза на него смотрела – дружелюбия в её взгляде не читалось, и похоже эта молния предназначалась для него. Но тут сверху прыгнула кошка. Почувствовав движение, козочка тут же скакнула в сторону, попутно метнув заготовленную молнию в охотницу. Попав в кошку, молния растеклась по пятнистой шкуре и на пару секунда замедлила ее движение. Но охотница быстро оправилась, отряхнулась, и враждебная магия, словно капельки воды полетели в стороны. Кошка бросилась в погоню. Соперники поднялись выше того места где находился Алекс, и ему пришлось подняться на камень, чтобы увидеть продолжение охоты.

Поднявшись на скалу, козочка совершила головокружительный прыжок вниз, на несколько десятков метров, и как ни в чем не бывало, приземлилась на все четыре копыта. Прыжок кошки оказался не менее впечатляющий. Секунду спустя она оказалась на том же камне, где до этого находилась ее добыча, которой естественно там уже не было. Во время прыжка, козочка выпустила во врага еще одну молнию, впрочем, более слабую, и еще менее эффективную – кошка еще быстрей избавилась от «подарка».

Но все же стало заметно, животные стали уставать – прыжки все короче, и точность желала лучшего. Оставалось только ждать. Кто первый сделает промах и переломает себе все кости. Первой сделала промах козочка. Она решила перепрыгнуть кошку, явно переоценив свои силы, и недооценив силы соперницы. Вывернувшись под невероятным углом, охотница выбросила вверх лапу и зацепила козочку. Перекувыркнувшись в воздухе, копытное упало на спину, где ее и настигла кошка. Охота долго не продлилась, все закончилось быстро.

Не желая наблюдать, как будет трапезничать кошка, Алекс осторожно стал сдавать назад. Но неосторожно задев камень, он привлек к себе ненужное внимание. Оставив добычу в покое, зверь уставился в человека тяжелым взглядом. Проклиная себя за любопытство, контрабандист продолжал ретироваться. Но та видимо решила продолжить удачную охоту, и присоединить человека к своему обеду. Оскалив клыки, и не выпуская потенциальную добычу из вида, хищница медленно приближалась. Как будто зная, что этот далеко не убежит.

Вот черт! Стоило забраться в такие дебри, чтобы попасться на обед кошке-громоотводу! Контрабандист лихорадочно искал, чем бы остановить обнаглевшую хищницу. Но вокруг ничего не было. Ничего, кроме камней… Ну, за неимением лучшего… Он схватил камень величиной с кулак, и запустил им в кошку. Камень не долетел десятка полтора метров.

– «Примени магию, дубина!» – раздраженно рявкнула Алаза.

– А, ну да…

Снова тыкнутый носом в очевидные факты, Алекс попробовал местную магию. Она словно только и ждала этого момента. Энергия в руки далась легко, была податлива и пластична, будто человек всю жизнь прожил в этом мире. Хоть что-то пошло хорошо. Захватив камень – теперь уже с помощью магии – носитель направил его в противницу, попутно подкорректировав поточнее. С этой магией работать одно удовольствие, и результат на лицо – камень попал зверю в лапу. Кошка обескуражено остановилась, летающие камни явились для нее неприятной новостью. Окрыленный успехом носитель направил в нее целую очередь из камней величиной с орех. Испуганная кошка совсем по-кошачьи мяукнула, бросилась назад, подхватила добычу и скрылась за ближайшими скалами.

– И не связывайся со мной больше никогда! – крикнул ей вслед носитель, и, уняв невольную дрожь, добавил. – А еще не обязательно называть меня дубиной.

– «Извини, это первое что пришло в голову. Еще есть остолоп, придурок…»

– Ну все! Достаточно!

– «Нет, не достаточно! Каждый раз, когда ты будешь забывать про магию, я буду награждать тебя подобными эпитетами! И если бы я тебе не напомнила, у этой кошечки сегодня был бы шикарный обед из двух блюд!» – змея была действительно разъярена.

– Согласен, ты права, – примирительно сказал Алекс, и постарался перевести разговор в другое русло. – А магия здесь очень податлива, не сравнить с прошлым миром.

– «Это и плюс, и минус, – все еще сердито ответила Алаза. – Твои противники, если таковые здесь окажутся, с такой же легкостью, как и ты, смогут пользоваться здешней магией. Прими это во внимание».

– Приму, – кротко пообещал носитель.

* * *

За три часа Алекс спустился с горы, и только сейчас смог позволить себе более менее длительный отдых.

– Куда теперь? – после отдыха и обеда носителя разморило, хотелось спать, но он понимал, нужно двигаться вперед, иначе смерть.

– «Вон к той роще. Там должен быть дом, в котором ты сможешь укрыться. Только будь осторожен, фауна этого мира не ограничивается знакомой тебе кошкой».

С предельной осторожностью контрабандист двинулся в указанном направлении. Но только к вечеру он сумел добраться до заветной рощи. Возле нее действительно стоял большой бревенчатый дом.

– В доме кто-нибудь есть? – спросил носитель, внимательно рассматривая дом из-за кустов.

– «Не знаю. Дом сложен из тех же деревьев, что растут в роще, а они, как я тебе уже говорила, питаются энергией. Бревна магией конечно не питаются, но зато задерживают ее. Так что я не могу увидеть, есть кто-нибудь в доме, или нет. Придется тебе проверять самому».

– Проверим, – пробормотал Алекс, и стал пробираться к дому.

Он несколько раз обошел его по кругу, позаглядывал в окна, которые скорей выглядели как бойницы, но из-за царящего там полумрака рассмотреть ничего не смог. Наконец ничего не осталось, как подойти к двери и потянуть ее на себя. Дверь поддалась с усилием, наверняка ее давно уже никто не открывал. Потянув скрипящую дверь еще, контрабандист расширил проход и шагнул вовнутрь.

Постоял, привыкая к темноте. Здесь имелась всего одна большая комната, вдоль стен тянулись широкие лавки. Посреди комнаты стоял большой стол, со сваленной на нем посудой. Тарелки, ложки, кружки в беспорядке валялись не только на столе, но и на полу. Возле длинных сторон стола имелись еще две скамьи. Напротив дверей расположился камин. Рядом, на крючьях, вбитых в стену, висели несколько котелков, кочерга и клещи. Везде по комнате виднелись следы поспешного бегства и запустенье. Толстый слой мусора и пыли, говорили о том, что этот дом уже давно никто не посещал.

Смёв пыль со скамьи, носитель сел и спросил:

– Это то место, куда мы так стремились?

– «Да».

– И чего мы добились?

– «Во-первых: ты нашел крышу над головой, защиту от непогоды, хищников и убийственной энергии. Кстати, как твое самочувствие?»

– Колено болит, а голова уже прошла.

– «Вот видишь. А во-вторых, в правом дальнем углу, под лавкой, оторви половицы, и там ты кое-что найдешь».

Что-то в голосе Алазы заинтересовало Алекса. Он поднялся, и недовольно ворча, пошел в угол:

– Нельзя сразу сказать, что я там должен найти. А то, кое-что, кое-что…

Атрат молчал, замолчал и носитель, он опустился на колени и попытался оторвать половицы. Они шатались, но не поддавались. Свой нож портить было жалко, и контрабандист осмотрел комнату в поисках орудия, с помощью которого можно поддеть доски. Взгляд упал на массивную кочергу возле камина – подойдет. Немного помучавшись, он оторвал первую доску, две остальных покинули свое место значительно легче. Комнату наполнил запах сырости и плесени. Просунув руку в отверстие, носитель нащупал что-то скользкое. Он с отвращением отдернул руку и вытер ее о штанину:

– Боже мой, Алаза! Мы проделали такой путь, чтобы найти кусок плесени?

– «Не будь неженкой, доставай, что ты там нашел!» – не терпелось атрату.

Стиснув зубы, Алекс вновь наклонился над ямой. Но передумал туда соваться и снова взял в руки кочергу. Поковырявшись, он поддел и подтянул поближе тяжелый сверток. Вытянул, и брезгливо его осмотрел. Длинный кожаный сверток был весь покрыт плесенью, и перевязан полусгнившей веревкой. Без труда разорвав ее, контрабандист развернул упаковку и ахнул.

Сколько просидел с открытым ртом, он и сам не помнил. Перед ним сейчас лежало то, что не раз снилось ему во сне, и о чем грезилось наяву. Оружие. И не какое-то там убогое огнестрельное, а настоящее – холодное. Меч в ножнах тонкой работы, рядом кинжал, три метательных ножа на кожаной перевязи. Назначение длинной темно-серой палки контрабандист сначала не понял, и только увидев рядом колчан со стрелами, догадался – это лук, а рядом моток тетивы. Он заворожено смотрел на это великолепие, боясь даже моргнуть. А вдруг, пока он будет моргать, все это богатство исчезнет!

Наконец, спохватившись, он ущипнул себя, и, убедившись, что не спит, схватил кожаный сверток за края – уже не обращая внимания на плесень – и понес все это к столу. Небрежным жестом сгреб посуду на край стола – упало несколько тарелок. Да и хрен с ними!

Центр стола занимало самое великолепное зрелище, какое ему только доводилось видеть, и от которого так сладко замирало сердце, а все остальные мысли отодвигались на задний план. Блаженно улыбаясь, Алекс водил пальцами по оружию, его губы шевелились, но слова не слетали с губ.

– «Ну что, теперь ты доволен? Теперь это все твое», – донесся откуда-то издалека голос Алазы.

– Что? Да… Доволен… Теперь это все мое… Спасибо Алаза!

И вдруг носителя пронзила неожиданная мысль:

– Алаза, а вдруг вернется тот, кому все это принадлежит!

– «Не бойся, не вернется».

– Почему ты так уверена? Кстати, а кому принадлежит, или точней, принадлежало это оружие? И как ты про него узнала?

– «Того, кто владел этим оружием, звали Гартош. Лорд Гартош. А откуда узнала? Ты забыл, что я всевидящая?»

– А что с ним? Он умер? – с надеждой спросил носитель.

– «Нет, не умер, – змея замешкалась. – Он пропал, сгинул».

Алекс забеспокоился:

– Так значит, он все-таки может вернуться?

– «Да тебе то что? – разозлилась вдруг Алаза. – Вернется, не вернется! Вернется, отдашь оружие ему назад!»

– А вот хрен ему! – теперь разозлился носитель. – Я это оружие теперь никому не отдам. Нечего было шлятся, черт его знает где! Я бы вот никогда не расстался с ним.

Алексу показалось, что змея что-то пробормотала, но он не расслышал что именно. Он потянул меч на себя, и тот легко, словно только и ждал этого, вышел из ножен, издав при этом облегченный вздох-шелест. И контрабандист понял, что он действительно никому не отдаст, ни этот меч, ни все остальное. И отобрать оружие у него можно, только если оторвать вместе с руками.

Меч оказался намного легче, чем выглядел. Длинное лезвие, толщиной в три пальца, казалось очень хрупким, но подсознательно Алекс понимал, не может такое оружие быть ненадежным. Ведь как удобно сидит в руках – настоящий боевой меч. Полуторная рукоять, но с легкостью можно орудовать и одной рукой. Светло-голубой клинок бросал по комнате загадочные блики, и от этого только усиливалось волшебство момента. Казалось, он светится изнутри, это свечение и добавляло иллюзию хрупкости. И даже красное закатное солнце не могло заглушить чуждой этому миру голубизны.

Контрабандист несколько раз взмахнул мечем. Он как влитой сидел в руке, и казалось, с каждым взмахом издавал довольное урчание. Сладкая, благоговейная дрожь разлилась по всему телу, казалось, носитель стал единым целым с этим мечем, словно орудовал ним всю жизнь. Поднеся меч к окну, он постарался получше его рассмотреть. Голубой метал, на клинке какие-то символы. При свете заходящего солнца их трудно было рассмотреть, но под пальцами рисунок и символы словно оживали, и несли информацию, пока что еще не понятную новому владельцу. Ладно, меч можно отложить на потом, ведь там, на столе, терпеливо ждало своей очереди еще кое-что.

Вернувшись к столу, и с неохотой отложив меч, Алекс взялся за кинжал. Появилось чувство, что кинжал не меньше меча обрадовался своей свободе, и встрече с новым хозяином. Он так поспешно покинул ножны, что носитель удивился – намагниченный он что ли? Кинжал был сделан из того же метала, что и меч, а длинное лезвие постепенно истончалось до острия иголки. Создавалось чувство, что это младший брат меча. А может, просто не дорос…

Отложив кинжал, Алекс взялся за ножи. Прекрасная балансировка. Не удержавшись, он один за одним метнул их в дверь. Все ножи аккуратно в нее воткнулись. Правда, не совсем туда, куда он метил, но это мелочи…

Снова почудился нетерпеливый призыв. Носитель взялся за колчан со стрелами. Достав стрелы, он любовался тонкой и точной работой, все наконечники – все из того же голубого метала – были неотличимы друг от друга, как близнецы. В них чувствовалась стремительность и неудержимость. Казалось, стоило им указать цель, и они устремятся к ней, даже без помощи лука. А вот и сам лук. Контрабандист размотал тетиву, и попытался согнуть лук. Ого! Лук лишь немного согнулся, но для того чтобы натянуть тетиву, еще гнуть и гнуть. Он с уважением подумал про прежнего хозяина этого оружия – здоровый должен быть мужик. Немного отдышавшись, Алекс любовно погладил гладкое темно-серое дерево. Для удобства, чтобы не скользила рука, его посредине перемотали полосками кожи.

Поплевав на ладони, носитель упер один край лука в угол стены и пола, и всем весом навалился на другой край. Сопя и кряхтя, он с трудом сумел натянуть тетиву, очень опасаясь за ее прочность. Но та выдержала. Он ударил по ней ногтем – тетива басовито загудела.

Довольно осматривая лук в снаряженном положении, он уперся рукой в край стола, и вновь влез в полуразложившийся кожаный чехол. Контрабандист новыми глазами посмотрел на свое приобретение – клинки без пятнышка ржавчины, кожаная перевязь, в отличие от чехла, в отличном состоянии. Да и тетива должна была сгнить. Он удивленно спросил:

– Алаза, оружие в идеальном состоянии, словно его недавно туда положили, а ведь, судя по чехлу, оно пролежало там немало времени. Почему так?

– «Ничего удивительного, – ответила змея. – На нем лежит заклинание сохранения. Да и само оружие непростое. Если бы не был так увлечен своими новыми игрушками, ты бы все увидел сам. Взгляни на него магическим зрением».

Алекс исправил оплошность:

– Да, вокруг него, явно видно голубоватое свечение. Здорово, теперь у меня есть настоящее магическое оружие!

Носитель примерил перевязь. Она словно на него и шилась. Прицепил с левой стороны ножны с мечем, с правой кинжал, на груди три ножа, за спиной колчан со стрелами, в руках лук. Великий воин, да и только! Жаль, нет зеркала посмотреть, какой у него вид. Он вертелся в разные стороны, стараясь себя рассмотреть.

– «Ты прямо, как модница с обновками», – ехидно заметила Алаза.

– У каждого свои обновки, – философски ответил Алекс. – У женщин обновки – одежда, у мужчин – оружие.

– «Хватит любоваться, солнце уже садится».

– Ты права, скоро будет совсем темно.

Нехотя сняв с себя оружие, носитель аккуратно сложил его на лавку. Найдя возле камина несколько поленьев, он земным ножом – теперь его было уже не так жалко – расщепил их на щепки. Затем достал спички и попытался разжечь огонь. Но спички не разжигались.

– Вот черт, наверное, отсырели, – пробормотал он.

– «А может в этом измерении твои спички, и не будут разжигаться», – выдвинула версию Алаза.

– Плохо дело. Ладно, попробую зажигалку.

Кремневая зажигалка послушно зажглась, и огонь удалось добыть.

– И то, слава богу, – облегченно вздохнул контрабандист.

Разведя огонь, он сполоснул один из котелков, налил туда воды и бросил тушенку:

– Сегодня похлебаю горячего. Как ты думаешь, здешнюю воду можно пить?

– «Думаю да», – обнадежила своего носителя змея.

Поужинав, носитель закрыл дверь, проверил – на месте ли оружие, и улегся спать.

IX

Едва первые лучи красного солнца проникли в узкие окна-бойницы, как Алекс был уже на ногах. Любовно погладив приобретенное странным образом оружие, он заторопился на улицу по малой нужде, открыл дверь и… обомлел. Первым его порывом было сразу рвануть назад, но тело будто оцепенело.

Перед ним стоял огромный коричневый пес. Его голова высилась на уровне груди контрабандиста, два внушительного вида клыка торчали из-под верхней губы, желтые глаза пса с вертикальными зрачками, как два кинжала впились в человека. Придя в себя, не отрывая взгляда от собаки, Алекс осторожно сделал шаг назад, кляня себя за то, что вышел без оружия.

В глазах пса читалось недоверие, внезапно сменившееся торжеством. Не дожидаясь пока человек захлопнет перед его носом дверь, он бросился вперед, и сбил контрабандиста с ног. Упав на спину, Алекс инстинктивно закрыл лицо руками, мысленно уже попрощавшись с ними – такое чудовище откусит по локти и не заметит. Крик, пытавшийся вырваться из его горла, застрял где-то еще в легких, ужас вновь парализовал тело и сковал волю.

Но… Ничего не произошло. Руки до сих пор оставались на месте, только в них уткнулось что-то холодное. Контрабандист осторожно развел руки, и тот час теплый влажный язык лизнул его в лицо, оставив липкий, не очень приятный след на носу.

– Гартош, я так давно тебя ждал, думал, ты уже никогда сюда не вернешься! – словно гром с ясного неба раздался чей-то незнакомый голос.

Вытирая нос, носитель скосил глаза, пытаясь рассмотреть за собакой того, кто говорил, но дверной проем был пуст. Насколько он понял, кушать его никто не собирался, во всяком случае, пока – пес выглядел довольно дружелюбно.

– Извини, что напугал тебя, но я так обрадовался, что не сдержался, – произнес все тот же голос.

И это говорил… Пес! Собака разговаривала! О боги! Что же это делается, уже и собаки с ним разговаривают. Еще немного в этом мире, и с ним заговорит избушка. Интересно, сколько отсюда до ближайшего психиатра? А может это он вчера перегрелся на солнце? Солнышко здесь уж больно интересное…

Контрабандист снова сделал попытку подняться. Пес вежливо снял свои огромные лапы с его груди. Клыкастый, по-видимому, ждал ответа, или какой либо реакции на свои слова, и Александр решил не злить собаку такого размера.

– Гм, – сказал он.

– Я вижу, ты обескуражен нашей встречей еще больше, чем я, – продолжал разглагольствовать пес. – Наверное, и не надеялся, что кто-то будет дожидаться тебя здесь так долго?

Пес выдал лающий хрип, чем-то похожий на самодовольный смешок. Носитель, наконец, сумел выдать членораздельно:

– Простите, с кем имею честь?

– Это же я, Аруш! – недоуменно воскликнул пес. – Ты что, не узнаешь меня? Мы конечно давно не виделись, но я узнал тебя сразу.

– Что-то не припомню, – ответил Алекс, и сделал несколько шагов назад, поближе к оружию.

Пес задумчиво, совсем как человек, сдвинул брови, затем подошел к человеку, обнюхал его, и обескуражено отступил:

– Я уже было подумал, что ошибся, и перепутал тебя с кем-то очень похожим. Но твой запах невозможно спутать и с миллионом других, даже за десять лет невозможно забыть, как пахнет твой лучший друг. Хотя… Внешне ты немного изменился. Прибавилось шрамов, и выглядишь старше. Но это определенно ты. Неужели ты совсем меня не помнишь, ведь мы через столько прошли вместе?

Аруш с надеждой смотрел на человека, но тут и вспоминать нечего, он определенно не знал этого пса, хотя слова про лучшего друга немного успокаивали. Но все-таки нужно поговорить с ним, выяснить, откуда внешняя схожесть с Гартошем? Да и про запах не забыть. А еще, кто на самом деле этот лорд?

– Так сколько говоришь, мы не виделись?

– Десять лет.

– Боюсь, ты ошибся. С тех пор, как я потерял память, а это было около двадцати лет тому назад, я не встречал такой собаки как ты.

– Я не собака! Я каррлак! – возмутился Аруш, и уже спокойно спросил: – Так ты говоришь, что потерял память?

– Да, но это было не десять, а двадцать лет тому назад, – напомнил двойник лорда Гартоша.

– Это не имеет значения, – отмахнулся каррлак. – Там, куда ты собирался, время могло идти по-другому.

– А куда я собирался? – заинтересовался Алекс.

– Не знаю. Ты поручил мне охранять императора, а сам отправился отвлечь внимание заговорщиков. Больше я тебя не видел.

– Императора???

– Неужели ты не помнишь Витана? То есть, императора Витана? Снова удивился Аруш. Контрабандист отрицательно покачал головой. – А свою семью – жену, Лиситу, сыновей, Мартана и Зоктера, малышку Милену? Неужели ты не помнишь даже их? А своего брата, Катана, деда, лорда Руткера?

Называя каждое новое имя, каррлак с надеждой смотрел на человека. Но тот ни чем не мог его порадовать:

– Эти имена ничего мне не говорят.

Как ни хотелось ему порадовать этого верного пса, точнее, каррлака, но помочь ничем не мог. Аруш нервно заметался по комнате. Проходя мимо рюкзака, он мимоходом сунул туда морду, вытащил кусок окорка, и с задумчивым видом его сжевал. Алекс судорожно сглотнул слюну, вдруг вспомнил, что и сам сегодня еще не ел.

– А что ты помнишь? – прожевав, спросил каррлак.

– Только свою жизнь за последние двадцать лет.

– Но ты ведь как-то вспомнил это место, где мы скрывались от заговорщиков и где ты оставил свое любимое оружие. Которое, как я вижу, ты уже нашел. Уж оно-то точно не могло ошибиться, я же чувствую, как оно радуется.

– Я его не вспомнил, мне его показали.

– Кто?

Молнией мелькнула ужасная догадка.

– Алаза, как ты узнала про это место? Разнюхала что-то из моего прошлого, чертова всевидящая?! Так?!

– «Так, так, – нехотя признала Алаза. – Я кое-что узнала о твоем прошлом во время сна, когда твой разум бывает приоткрыт. И не говорила тебе ничего, для твоей же пользы».

– Какая может быть польза от того, что я не знаю своего прошлого? – кипел от негодования носитель.

– «Твоим близким угрожает опасность, и как только ты узнал бы об этом, сразу бросился бы им на помощь. Но сейчас ты ничем не сможешь им помочь, ты еще не готов. И только погубишь и их, и себя».

– Ну ты, и… змея.

– «Приму это как комплимент», – беззлобно ответила змея.

Аруш удивленно смотрел на своего друга (теперь уже действительно друга):

– С кем это ты разговариваешь?

– Вот с нею, – носитель раздраженно ткнул пальцем в атрат.

Каррлак с интересом на нее посмотрел.

– «Чего уставился, пес переросток? Ни разу не видел настоящий атрат?» – почему-то начала грубить Алаза, видимо ее брала досада на саму себя.

Но Аруш не обратил внимания на ее грубость:

– Атрат, у тебя есть настоящий атрат?

– Да, свел бог, – скривился контрабандист.

– Боевой?

– Нет, поисковый.

Морда каррлака разочаровано вытянулась:

– А почему я не слышал всего вашего разговора, а только тебя?

– Ее может слышать только тот, с кем она сама захочет общаться.

– Где ты её взял? – продолжал допытываться Аруш.

Алекс вкратце рассказал историю своей жизни на земле, и то, как к нему попал атрат.

– Честно говоря, я второй раз вижу атрат, а разговаривающий, так впервые. Но мне почему-то кажется, что она не очень дружелюбна.

– Не обращай внимания, – махнул рукой носитель. – С ней такое часто бывает, она становится злой на весь мир, но быстро отходит.

– «Если бы я знала, что тебя здесь кто-то ждет, то трижды подумала бы, прежде чем тебя сюда привести», – проворчала змея.

– Очень хорошо, что ты этого не знала, – не менее въедливо ответил носитель. – Лучше расскажи, что ты еще знаешь про мое прошлое?

– «Пусть лучше расскажет твой мохнатый друг», – немного поколебавшись, сказала Алаза.

– И то правда, а то от тебя правды не дождешься.

– «Да не в этом дело! – досадливо воскликнула змея. – Мои знания о твоем прошлом отрывочны, как и твои сны. И у меня нет полной картины».

Контрабандист выжидательно посмотрел на каррлака.

– Я не так уж много знаю, – неуверенно сказал тот. – Мы познакомились за два года до тех событий, что привели нас сюда. А о том, что было до нашей встречи, ты не очень любил распространяться. Даже не знаю с чего начать.

– Начни с нашего знакомства.

Аруш немного постоял, смотря в открытую дверь:

– Хорошо, слушай.

* * *

Я охотился на кзентов, нашу основную добычу в мире Кутуру, где я жил до встречи с тобой. Кзенты неразумны, он очень хитры. Они, как и мы владеют магией, и могут в определенных пределах менять форму. Так что кзенты очень непростая добыча. Обычно они выглядят, как трехрогий бык или корова. Они умеют общаться мысленно, что делает их особо опасными. Я был вожаком своего племени, и мог охотиться в свое удовольствие, а основными добытчиками у нас являлись каррлаки помоложе.

Так вот, я уже полдня шел за стадом кзентов, выискивая брешь в их обороне. Они очень осторожны, и могли засечь не только мой запах, но и мои мысли. Поэтому я блокировал свой разум и чуть было не пропустил сигнал тревоги из племени. Я бросился туда, и то, что открылось моим глазам, вызвало у меня злость и отчаянье одновременно – на наше племя напали охотники за каррлаками. Таким охотникам нужны только несмышленые сосунки, взрослые особи их не интересовали, поэтому их безжалостно убивали.

Наша природная способность менять форму и размеры, а так же природное владение магией, делало наших детей лакомой добычей. Из молодых каррлаков можно вырастить и воспитать воинов, охранников, охотников и убийц. Взрослый же каррлак не даст себя держать в неволе. Мы славимся своей преданностью, но на службу должны пойти добровольно, силой завоевать нашу дружбу и доверие невозможно. Любой каррлак, который уже может разумно соображать, скорей убьет себя сам, чем позволит содержать в неволе.

Пробираясь в стойбище, я встретил нескольких каррлаков из нашего племени, среди них находилась и моя подруга, Гвала. Им удалось вывести из-под удара часть молодняка. Почти все взрослые каррлаки оказались ранены. Они мне рассказали, что мы потеряли около трети взрослых членов племени. Причем многих, с помощью усыпляющих стрел, захватили живыми. Насколько я понял, взрослые каррлаки нужны были захватчикам для того, чтобы размножать наш народ в неволи. Такая участь хуже смерти. Я решил собрать всех выживших членов племени и напасть на стойбище. Освободить, кого сможем, остальных убить. Все согласились с моим решением.

В плен попали и наши с Гвалой дети, и я твердо решил, живыми, я их не отдам. Гвала увела уцелевших малышей подальше от стойбища, а я пошел в обход, чтобы собрать как можно больше сородичей. Требовалось соблюдать предельную осторожность, ведь у врагов имелись ручные драконы, против которых мы были бессильны.

Во время вылазки вокруг стойбища, я встретил многих сородичей, которые сумели вырваться из окружения, или спешно возвращались с охоты на тревожный зов. Собрав всех боеспособных, и отправив раненых в убежище, мы решились на атаку. Разведчики доложили, что враги уже собираются покинуть стойбище, среди них много магов, есть три эльфа, но самое главное – драконы. А против атаки с воздуха мы ничего не могли противопоставить. Но кроме внезапной атаки, у нас не было другого выхода.

Атаку мы начали с двух сторон и сумели застать врага врасплох. Первое время мы теснили их из стойбища, и нам даже удалось освободить часть сородичей. С направленной против нас магией мы немного справлялись – мы ведь и сами владеем магией, пусть и не очень мощной. Их мечам мы могли противопоставить скорость, и броню на самых уязвимых местах. Но против нападающих с воздуха драконов у нас ничего не было. Когда они подняли ящеров, наше положение заметно ухудшилось. Многие погибли от их огня, и от стрелков, сидящих на драконах и стреляющих в нас отравленными стрелами.

И тут появился ты, на своем черном как ночь Агаральде. Ты сразу уравнял шансы, подстрелив из этого вот лука, сначала драконьих всадников, а затем и самих драконов. Поняв, что к нам подоспела неожиданная помощь, мы с новыми силами бросились в атаку. Когда у тебя закончились стрелы, ты полез в гущу битвы, и мы бок обок сражались вместе.

Конечно мы победили, хотя победа досталась нам очень дорогой ценой. После боя ты рассказал, что прибыл в наш мир, для того чтобы попробовать договориться с нами об охране своих детей. И мы с Гвалой сочли за честь последовать за тобой.

Сначала я вместе со своей подругой занимались только охраной твоего дома и твоих детей. Но потом мне надоело все время сидеть дома, и я напросился всюду следовать за тобой. А нужно сказать, там, где ты, там всегда приключения, опасность, в общем, настоящая жизнь.

Когда в твоем мире началась война, я, конечно, оказался рядом с тобой, и мы вместе прошли через эти испытания. От рук врагов, погиб твой отец лорд Дангал, вместе с императором Лорианом. На место Лориана стал его старший сын, лорд Лисван. Но вскоре погибли и они, вместе с твоим старшим братом Гнивером. На трон взошел младший сын Лориана, Витан, твой друг. Ты командовал своим Черным Легионом, и вместе с тем занимался охраной молодого императора. Но и Витану не суждено было править спокойно. Брат Лориана, принц Жортак, с помощью генерала Авителя, поднял мятеж и напал на своего племянника. Ты выручил из ловушки своего друга и переправил его в столицу. Мятежные войска окружили столицу, и вы вынуждены были бежать, взяв для охраны императора всего два десятка человек. Для временного убежища выбрали именно этот мир, что лично я считаю не лучшим выбором. Но и здесь нас настигли предатели. Вместе с магами из другого мира, они окружили эту избушку. Стало понятно, долго мы не продержимся. Тогда ты принял решение увести часть вражеских сил в горы, где собирался открыть большой портал, для того чтобы создать видимость прохода через него большого отряда.

У тебя все получилось. Я сопроводил тебя до подножия гор, и по твоей просьбе вернулся, чтобы помочь вырваться из окружения императору. Больше я тебя не видел. Я вернулся к дому, напал на оставшихся охранять дом врагов и отвлек их внимание. Охрана императора воспользовалась моментом и вырвалась из дома. Вместе мы перебили предателей и смогли вернуться домой.

Там связались с лордом Руткером. Оказалось, что почти вся верхушка заговорщиков отправилась на поиски Витана. Остался только Авитель. Молодой император получил подтверждение преданности от большинства войск, и мятеж подавили. Авителя казнили, а Жортака так и не смогли отыскать.

Я попросил лорда Руткера отправить меня назад, к этому дому, так как был уверен, что ты сюда вернешься, ведь здесь ты спрятал свое любимое оружие. А пока тебя не было, кому-то нужно было за ним присмотривать. Вот коротко и все. Я ждал тебя долгие десять лет – по времени Иктива, твоего родного мира, это где-то в полтора раза больше. А судя по твоему рассказу, в том мире, где ты пробыл все это время, прошло двадцать лет. Так что последних новостей из твоего дома я не знаю.

* * *

Аруш закончил свой рассказ, и снова зарылся мордой в рюкзак – еще один окорок исчез в его пасти.

Алекс сидел, погрузившись в свои думы. Что и говорить, история захватывающая и драматическая. Но все эти императоры, эльфы, драконы, Черный Легион – это же бред. А если нет… Несмотря на рассказанное каррлаком, он не осознавал себя, как лорда Гартоша, он по-прежнему был контрабандист по имени Алекс. Но, боже мой! Как же все это ему близко. Сколько раз приходили во сне, казалось сказочные сюжеты. А вот и нет, это прорывалась наружу его прошлая жизнь.

– Алаза, ты знала про все это? – мрачно спросил носитель.

– «Не все. Кое-что, отдельные фрагменты я улавливала во время твоих снов. Но повторюсь, общей картины у меня не имелось. Хотя я и знала, кто ты и откуда».

Все знают, кем он является на самом деле, только сам Алекс не знал этого. Кто же он? Мифический Гартош, или вполне земной контрабандист? Не зря так и не обнаружился никто, кто бы знал его до того момента, как он потерял память – искать нужно было в другом измерении. Оказывается, у него там и семья имеется: жена, два сына и дочь. Но в этой истории оказалась и своя положительная сторона – это оружие у него никто не отберет. Контрабандист любовно на него посмотрел, и вновь повернулся к Арушу:

– Аруш, когда ты покинул мою родину, как обстояли дела у моей семьи?

Каррлак опустил голову, и, пряча глаза, виновато сказал:

– У меня плохие новости Гартош. Твоя жена, жена твоего старшего брата Ольвильда, и ее старший сын Корул, погибли.

У Алекса перехватило дыхание. Эти имена ему ничего не говорили. Но почему так защемило в груди? Кулаки сжались в бессильной ярости.

– Алаза, я хочу вернуть свою память! – почти проревел носитель.

– «Это не в моей власти», – тихо ответил атрат.

Алекс заскрипел зубами:

– Как они погибли?

– После того как мы ушли в Оритерар…

– Куда?

– Этот мир называется Оритерар, – терпеливо объяснил своему другу каррлак. – Так вот, после того как мы ушил в Оритерар, подпространство надолго закрыли могущественные помощники мятежников. Лорд Руткер сумел только отправить сообщение женам своих внуков, чтобы те пробирали в его замок, в Риглис. Они всего немного не смогли доехать до родового замка Руткера, когда их настигли враги. Ольвильда, Корул и Лисита, отправили младших детей в сопровождении Гвалы в замок, а сами, вместе с верными людьми, остались прикрывать перевал. Там они приняли бой. Неравный бой. Никто из них не был боевым магом, но они держались целый час. Когда открылось подпространство и подоспел лорд Руткер, все уже были мертвы. Твой дед поклялся отомстить, но сумел ли он это сделать, я не знаю.

После рассказа каррлака повисло тягостное молчание.

– Алаза, можешь ли ты что-нибудь добавить? – спросил носитель после долгих раздумий.

– «Могу. Вашим близким угрожает новая опасность, но ваше появление дома только ухудшит положение. Ваш противник владеет мощным боевым атратом, и имеет опыт его применения почти на полную мощность. И ждет он, вернее она, только вашего появления. Точнее, твоего появления, Алекс. Вам нечего им противопоставить, вы погубите себя, и своих родных. Пока еще есть время, нужно укрепить свои силы».

– Ты сказала, почти на полную силу. Значит, на полную силу использовать свой атрат она не может?

– «Не может. Атрат, настоящий боевой атрат, обладает настолько разрушительной силой, что не каждому дано нею воспользоваться. И хотя этот магический артефакт находится в руках сильного мага, воспользоваться всеми его возможностями он пока не в силах. Но и того что ему доступно, достаточно, чтобы погубить вас, всю вашу родню, да и вообще, все что вам близко».

– Если я найду Фатар, я смогу противостоять своей сопернице?

– «Надеюсь».

– Что значит, «надеюсь»?! – взорвался носитель. – Ты сказала, что этот атрат поможет мне в борьбе с моими противниками? А теперь всего лишь «надеюсь»?

– «Все правильно. Фатар боевой атрат, и он даст тебе большую силу, – терпеливо объясняла Алаза. – Насколько большую, будет зависеть от тебя, и от твоих магических способностей. И станет это понятно только после того, как ты его испытаешь».

– Значит, может так случится, что моих возможностей не хватит, чтобы пользоваться Фатаром?

– «Не думаю, – с ноткой сомнения сказала змея. – Все-таки у тебя есть определенные способности. Хотя… Насколько я знаю, когда ты был Гартошем, то гораздо больше внимания уделял владению обычным оружием, чем магии. Магия тебя интересовала в первую очередь, как средство передвижения по мирам. Так что придется наверстывать упущенное».

– Нужно как можно быстрее найти этот, знакомый тебе боевой атрат, – с угрюмой решимостью сказал Алекс.

– Что за боевой атрат? – полюбопытствовал, молчавший до этого каррлак.

– Где-то есть еще один атрат, родственный Алазе. Тот атрат боевой, и он, по словам Алазы, поможет нам в борьбе с теми, кто с таким нетерпением ожидает нашего появления дома. Вот его поисками мы и займемся в ближайшее время.

– «Не так быстро, – осадила его Алаза. – Сначала тебе нужно освоиться со своим новым, а точнее, старым оружием. Слишком долго ты не держал его в руках, а оно тебе в ближайшее время очень понадобится. Кстати, об оружии. Оно у тебя необычное, и сделано из специального сплава, способного противостоять многим видам магии».

– Это как? – искренне заинтересовался носитель.

– «В том мире, где ты прожил последние двадцать лет, есть легенды о том, что серебряное оружие эффективно против вампиров, оборотней, и прочей нечисти. Так вот, это отчасти правда. Но не только серебро может бороться с этими магическими порождениями, есть и другие, более эффективные материалы, и твое оружие сделано из них. Сделано по специальной технологии и с применением магии. К тому же оно настроено именно на тебя. И оно себя еще покажет, в этом я уверена».

– Это хорошая новость. – Контрабандист совсем по-другому посмотрел на аккуратно и заботливо разложенное на лавке оружие. – Я сейчас же приступлю к тренировкам!

– «Было бы неплохо…»

* * *

Алекс вынес оружие на улицу, и внимательно рассмотрел его уже при свете утреннего солнца. Выглядело оно великолепно. Непонятные пока символы украшали клинки меча, кинжала и ножей. Даже на наконечниках стрел имелось что-то похожее на иероглифы, или руны. Ребристые рукояти меча и кинжала привычно лежали в ладонях, словно и не было разлуки долгие двадцать лет. Взяв в правую руку меч, в левую кинжал, контрабандист сделал несколько выпадов, отражая и нанося удары невидимке.

– Как в старые добрые времена, – довольно сказал Аруш, дожевывая последний окорок.

Вот проглот, куда ему столько лезет! Но возмущаться обжорством старого друга Алекс, конечно, не стал, вместо этого он сказал:

– Только вот я не помню, эти старые добрые времена.

– Ничего, теперь мы вместе, и все будет так, как надо, – оптимистично заявил каррлак.

– Дай-то бог, – вздохнул Алекс, и вновь продолжил занятие.

Он вспомнил, как некоторое время занимался фехтованием, но тренер постоянно попрекал его за неправильную технику, но контрабандист ничего не мог с собой поделать. Но теперь он понимал, его тело помнило этот меч, и рапира его никак не устраивала.

Годы без практики сделали свое дело, и рука устала от меча гораздо быстрее, чем того хотелось бы. «Мечник» сокрушенно вздохнул – повышать нагрузки нужно постепенно. Он спрятал кинжал и взял меч в обе руки, изменив тактику боя. Ничего – твердил он сам себе, он снова научится всему тому, чем владел лорд Гартош.

Алекс гонял себя до тех пор, пока руки не стали дрожать от усталости и уже были не в силах держать волшебный клинок, который, по словам Аруша, имел собственное имя – Гариант. После небольшой передышки, он взял в руки лук.

Каррлак притащил из рощи оранжевую шкуру животного, убитого им ранее. Контрабандист набил шкуру травой, и мишень была готова. После получасового занятия, когда пальцы стерлись до крови, стрелы стали ложиться в цель более точно.

– Понадобится не один день, чтобы я освоил это оружие, – сделал вывод носитель.

– Ничего, мы ждали столько лет, подождем еще несколько лет, – успокоил его каррлак.

Усиленные занятия дали о себе знать, и у Алекса от голода заурчало в животе. Аруш понимающе клацнул зубами:

– Я тоже не против перекусить, а то скоро от голода буду жрать свой собственный хвост.

Контрабандист ужаснулся – этот проглот умолотил три больших окорока, и жалуется на голод! Как он до сих пор не опустошил эту долину.

– У меня там еще консервы есть, – обреченно сказал он.

– Не осталось, – буркнул Аруш, упорно смотря куда-то вдаль.

– Но как же, они же металлические? – удивленно и одновременно с восхищением воскликнул носитель.

– Там метал, смех один, – зевнул каррлак, продемонстрировав великолепный набор клыков.

Да, такому консервную банку открыть, раз плюнуть.

– И что же мы будем есть? – пряча улыбку, спросил Алекс.

– Как что? – удивился Аруш. – Здесь столько добычи, только успевай за уши из кустов вытаскивать. А с твоим луком мы тем более не пропадем.

– На кого будем охотиться?

– Самая безобидная в этой местности, это огненная свинья. К тому же у нее очень нежное и вкусное мясо.

– Безобидная огненная свинья, – с сомнением протянул контрабандист. – Я в горах видел козу, которая метала молнии. А что за сюрпризы у огненной козы?

– Когда на нее нападают, она окружает себя огненными иглами. Нужно дождаться момента, когда игл станет меньше и они ослабеют. Лучше всего это делать, когда свинья перезаряжается.

– Я вижу, в этом мире все владеют магией.

– Почти все.Только в рощах магия не действует, и там есть обитатели, которые нею не владеют.

– Как ты только сумел выжить в этом мире? Ты ведь не коренной обитатель, и остался здесь сам один.

– Я ведь тоже владею магией, и справляюсь почти со всеми хищниками, – гордо заявил каррлак. – Если только они не охотятся группами. Правда, здесь есть огромный степной лев, с которым я стараюсь не связываться вовсе. А еще в степи живет очень неприятная летающая тварь. Она парализует свои жертвы молнией, и затем спускается и выпивает кровь. Главное, ее очень тяжело засечь с помощью магии, так что, как только окажемся на открытом месте, особое внимание обращай на небо.

– Буду обращать. Здесь есть поблизости вода?

– Да. В роще есть несколько родников, и возле каждого караулит какой-нибудь хищник, но ближайший из них, моя территория, так что вряд ли кто чужой туда сунется.

Алекс рассмеялся:

– Так выходит, ты здесь в авторитете?

Оскалился в усмешке и Аруш:

– В некотором роде. Я приучил местных не связываться со мной.

– Тогда показывай свою территорию.

* * *

Под кронами огромных деревьев царил красный полумрак. Часто попадались заросли красных, желтых и коричневых кустарников. Аруш уверенно вел друга чуть заметной тропой, и вскоре они оказались у источника с холодной и вкусной водой. Алекс с удовольствием напился и смыл с себя пыль трех измерений.

– Скажи Аруш, а ты действительно умеешь менять свою форму?

– Не только форму, но и размер, – гордо ответил каррлак.

– Здорово. Покажешь?

Аруш пару секунд стоял задумавшись, затем как-то незаметно перетек в горного кота. Такого же контрабандист встретил в горах и у них тогда вышло небольшое недоразумение.

– Впечатляет, – уважительно сказал Алекс. – А еще во что умеешь?

– В любое кошачье, или собачье создание.

– А в другие виды?

– Нет, только в пределах этих двух видов.

– Почему? – полюбопытствовал носитель.

– Не дорос еще, – нехотя признал каррлак.

– Еще можешь?

Каррлак молча перетек в новую форму, и вскоре возле ручья стоял крупный коричневый пес, голову и тело которого закрывал прочный даже на вид, кожаный панцирь.

Не такими представлял себе оборотней Алекс. Он подошел к другу и постучал по панцирю:

– Такую броню даже меч не возьмет.

– Это точно. Уже испытано. Если мне приходится сражаться с вооруженным противником, я часто одеваю такую вот броню.

– Неудивительно, что здешние обитатели тебя побаиваются.

Самодовольно хмыкнув, Аруш сказал:

– Если они неразумны, еще не значит, что они глупы. У них хватает ума не связываться с теми, кто сильнее их.

– Таким фокусам трудно научиться?

– У нас, каррлаков, это врожденное. Правда, молодые каррлаки могут принимать только собачьи формы, да и то одного размера. А с возрастом и опытом, мы можем расширять свои возможности. Старые и опытные каррлаки могут принимать любую четвероногую форму. Говорят, что некоторым по силам стать даже двуногим. Но мало кто до этого доживает. У нас очень непростая жизнь.

– Это я уже понял… Ну, что, поохотимся?

У каррлака азартно заблестели глаза:

– Давно мы не охотились вместе! Я найду огненную свинью и выгоню ее на тебя. А ты ее подстрелишь.

– Идет. Показывай где лучше устроить засаду.

* * *

Лежа под высоким густым кустом, Алекс прислушивался к незнакомым звукам, и принюхивался к незнакомым запахам. Незнакомые растения, животные, насекомые, и еще бог его знает что – этот мир был абсолютно чужой. Вот куда его забросила судьба. Покусывая травинку, и размышляя, он посматривал в ту сторону, куда удалился каррлак, но чуть было не пропустил момента появления огненной свиньи. Она действительно походила на земную свинью, хотя имела более длинные ноги.

Наложив стрелу на тетиву, охотник стал ждать, когда добыча подойдет на расстояние верного выстрела. Позади свиньи показался Аруш. Он всем своим видом показывал ей свои агрессивные намеренья: грозно рычал, скалил клыки, приседал – словно перед прыжком. Но похоже на свинью это не производило должного впечатления. Она не торопясь трусила в сторону стрелка, и когда каррлак приближался слишком близко, на ее спине, как у дикобраза, поднимались длинные огненные иглы, как бы предупреждая – жертва не так уж безобидна.

Чтобы принять более удобное положение для стрельбы, контрабандист чуть приподнялся, и это не прошло мимо внимания свиньи. Она остановилась, и каким-то чутьем почувствовав, что непонятный субъект под кустом, гораздо более опасен, чем преследующий ее хищник, приняла решение обойти стрелка по широкой дуге. Медлить было нельзя, свинья удалялась.

Тщательно прицелившись, Алекс выпустил стрелу. Она попала животному в заднюю лапу. Свинья завизжала – совсем как земная – и бросилась бежать. Но с торчащей в лапе стрелой, которая норовила зацепиться за каждый куст, это оказалось непросто. На теле животного хаотично появлялись и исчезали иглы. Аруш не стал ждать, когда свинья истечет кровью, и, выждав момент, когда иглы исчезли, напал на добычу и схватил ее за шею. Но на свинье невовремя появились иглы, и оборотню с окровавленной пастью пришлось отвалить в сторону.

Во второй раз контрабандист целился еще более тщательно, не хватало еще попасть в друга. Но в Аруша вдруг попала розовая молния, он с воем подскочил на месте, и завалился набок, как-то неестественно вытянув лапы. По его телу пробежала судорога, и стало понятно, какие невероятные усилия он делает, чтобы подтянуть лапы и подняться. Алекс завертел головой, пытаясь определить, откуда произошло нападение – и причина молнии не заставила себя ждать. Красный дьявол (другого названия у контрабандиста не нашлось) камнем падал на судорожно дергающего лапами каррлака.

Не раздумывая, контрабандист выстрелил в летающую тварь. Черт! Мимо! Бросив лук и выхватив меч, он бросился на помощь другу. Вне себя от ярости, Алекс несся через мелкие кусты. Когда он добежал до места схватки, «дьявол» уже окутал каррлака широкими кожистыми крыльями. Алекс с ходу, не раздумывая, ударил острием меча в красное дрожащее тело. Дикий крик резанул по ушам. Тварь, оторвав морду от Аруша, попыталась дотянуться до клинка. Носитель вытащил меч и нанес еще один удар. Тварь бросила на Алекса взгляд, наполненный такой ненавистью, что тот отшатнулся. Затем глаза поверженной гадины затуманились, она откинула голову и замерла.

Оттянув за крыло летающего метателя молний, Алекс с радостью увидел одетого в броню, целого и невредимого Аруша.

– Слава богу, ты жив! А то я уж думал, что эта гадина сделала тебе переливание крови! – воскликнул носитель.

– Хорошо, что его парализующая молния, лишила меня возможности только двигаться, способности перевоплощаться я не утратил, – еле ворочая языком, ответил каррлак. – Но еще бы немного, и эта тварь нашла бы место, где нет панциря.

– Хочу рассмотреть этого засранца получше.

Алекс подошел к «красному дьяволу» и осторожно ткнул его мечем. Похоже, издох. После осмотра контрабандист пришел к выводу – тварь не просто неприятна, она омерзительна. Тело – примерно втрое меньше Аруша – венчала голова, на которой все было непропорционально большим: огромные глаза, большие уши, и самое главного, огромный, растянутый в предсмертной усмешке рот, заполненный мелкими острыми зубами и двумя тонкими длинными клыками.

– А где наша добыча? – напомнил, приходящий в себя оборотень.

Носитель атрата оглянулся – свиньи нигде не видно. Только кровавый след тянулся вглубь густых зарослей кустарника. Он пошел по следу, и обнаружил добычу под одним из кустов. Повизгивая, свинья пыталась перекусить стрелу. Избавив животное от мук, контрабандист вытащил стрелу, взвалил добычу на плече, и побрел назад к Арушу. Каррлак немного оправился после воздушно-магического нападения, и усиленно пытался восстановить координацию движения.

Алекс сбросил возле него добычу:

– Постереги ее, а я пойду заберу лук и найду стрелу.

– Будь осторожен, эти твари часто охотятся парами, или даже группами.

– Еще одна хорошая новость, – сплюнул контрабандист. – Но я буду внимателен.

Забрав лук, он пошел в том направлении, куда улетела стрела. После недолгих поисков, он ее нашел, а подняв голову, и второго летающего охотника, кружившего над своим погибшим собратом. Алекс бросился назад, к другу, и успел вовремя. Гадина кружилась достаточно низко, и в это раз стрелок не промахнулся – стрела вонзилась летуну в крыло и тот рухнул неподалеку от своего незадачливого коллеги. Алекс обнажил меч и двинулся к нему.

Рана была не смертельной, и «дьявол» так же активно пытался избавиться от стрелы. Увидев врага, тварь выпустила в него молнию. Носитель инстинктивно выставил вперед меч и присел. Меч принял на себя розовую молнию, и без труда её поглотил.

– Отлично… – пробормотал Алекс.

Это оружие нравилось ему все больше и больше. Он одним ударом разрубил тварь пополам, и добавил:

– Не ваш день сегодня ребята, не ваш.

Забрав драгоценную стрелу, он вернулся к Арушу. Тот, опираясь на широко расставленные передние лапы, уже смог сесть, хотя его все еще раскачивало из стороны в сторону.

– Ты как? – участливо спросил Алекс.

– Немного пришел в себя.

– Идти сможешь?

– Постараюсь.

Каррлак, хоть и с трудом, сумел подняться на ноги, и, то и дело натыкаясь на кусты, побрел в сторону дома. Вскинув добычу на плече, побрел за ним и контрабандист.

* * *

Всю неделю носитель посвятил занятиям с оружием – фехтовал, стрелял из лука, метал ножи. Правда, часто приходилось прерываться на охоту – Аруш оказался необычайно прожорлив – но тут уж ничего не поделать.

Во время занятий Алекс с удовольствием отметил, что оружие хорошо слушается не только его физических воздействий, но и магических – он с легкостью мог изменить траекторию полета ножа или стрелы. Действительно чудесное оружие. Благодаря постоянным физическим нагрузкам он окреп, оброс мышцами, и немного набрал вес.

Две недели прошли на удивление спокойно, никаких неприятных событий не случилось. Только однажды ночью, в дверь стал ломиться хозяин здешних мест – огромный степной лев. Но дверь выдержала его напор, и зверь ушел.

Наконец Алаза решила, что носитель достаточно хорошо владеет оружием, и можно отправляться в дальнейший путь.

Начала она с инструктажа:

– «Я хочу вам, в общем, обрисовать ту задачу, которая перед нами стоит, и тот мир, куда нам предстоит отправиться. Та часть мира Зиир, куда мы отправимся, состоит из пяти государств».

– Подожди Алаза, – перебил её носитель. – Зачем нам устройство всего мира, если наша задача – высадится, и забрать перстень?

– «Все не так просто».

– Вот! Это я и хотел услышать! – торжествующе произнес Алекс. – Продолжай.

Нисколько не смутившись, Алаза продолжила:

– «Как я сказала, тот мир зовется Зиир, и нужная нам часть состоит из пяти государств. На севере лежит обширное королевство Оберак, с одноименной столицей. Населен белокожими жителями.

В бескрайних западных степях кочуют многочисленные племена гуртов. Они гораздо смуглее своих северных соседей, и несколько ниже.

В горах юго-запада расположились монахи кага – довольно загадочный народ. У них черный цвет кожи.

На юге разместилась империя Лотта, со столицей Зорт. Там так же живут смуглые жители, но они гораздо выше, чем гурты.

Самая большая империя – Ригилия, расположилась на востоке.

На стыке этих пяти государств, находится земля мертвых, где хоронят самых знатных людей этого мира. Два раза в год жители этих стран собираются на земле мертвых, чтобы предать мумифицырованых покойников земле. В это же время они проводят и ярмарок, на который съезжается огромное количество народу. Среди многочисленных захоронений, есть склеп, где покоится бывший император Ригилии. Вот на его-то пальце и находится наш Фатар.

– Не очень-то хорошее дело, тревожить мертвых, – проворчал Аруш.

– «А придется», – лаконично возразила Алаза.

– Ну ладно. А в чем проблема? – поинтересовался контрабандист. – Я ведь чувствую, что ты рассказала не все.

– «Какие мы проницательные», – язвительно ответила змея.

– Просто я успел тебя изучить, и знаю, после плохих новостей, будут еще худшие.

Змея не стала отпираться:

– «Сложности конечно будут. Земля мертвых хорошо охраняется объединенными патрулями, и всех воришек убивают на месте».

– Всего лишь?

– «Лучшего я тебе предложить не могу, – с легким раздражением сказала Алаза. – Тебе хотя бы не придется убивать носителя, он и так уже давно мертв».

– Но мне почему-то кажется, что попутно придется убивать других, вполне живых людей, хотя и не носителей атрата, – вставил Аруш.

– «Еще один умник. Я вам предлагаю самый легкий вариант. При встрече с любым живым носителем боевого атрата, у вас нет ни каких шансов, чтобы уйти живыми».

– Я ей не нравлюсь, – сделал вывод каррлак.

– Ей мало кто нравится, – поддержал друга носитель.

– «Будете и дальше состязаться в остроумии, или мне продолжить?» – ледяным голосом спросила Алаза.

– Продолжай, – подавив вздох сказал Алекс.

– «Высадитесь вы на границе Лотта и гор каги. В горах больше всего энергии, но монахи слишком опасны, поэтому я покажу вам место поближе к южной империи. После загара под здешним солнцем, ты больше всего похож на лоттанцев. Вы встретите один из отрядов двигающийся на праздник мертвых, и присоединитесь к ним. А дальше по обстоятельствам».

– В общем, все понятно. Когда мы отправляемся?

– «Сейчас. Здесь нам больше делать нечего».

Алекс собрал то, что взял с собой с Земли, нацепил оружие, вышел из дома, и бросил на пристанище последних дней прощальный взгляд. Аруш нетерпеливо топтался рядом.

– Мы готовы, – сказал носитель. – Показывай место, куда мы должны уйти.

X

Предгорье, густо поросший лесом пологий склон, ярко-голубое небо, ярко-зеленая трава, и над всем этим – ярко-желтое солнце. Может, после красного мира этот только казался настолько ярким, но, тем не менее, все выглядело очень красиво. Алекс волнуясь, ведь ему впервые приходилось брать с собой в путешествие по мирам еще кого-нибудь, окутал энергией себя и Аруша. Алаза успокаивала носителя, ведь в красном мире энергии имелось с избытком, но тот все равно порядком волновался.

А вот каррлак был совершенно спокоен. Он уже не раз бродил по мирам вместе со своим другом лордом Гартошем, и поэтому не сомневался, что у Алекса все получиться, ведь оборотень не делал различия, между нынешним Алексом, и привычным Гартошем. Аруш чем мог, помогал другу. Он самостоятельно накопил энергию, чтобы другу не пришлось расходовать свои драгоценные запасы в виде камней. Сложность состояла еще в том, что нужный мир лежал очень далеко от Оритерара, а совершать промежуточный переход не было желания ни у Алазы, ни у ее носителя.

Изо всех сил, толкал Алекс увеличенную вдвое массу в тот прекрасный мир. И фортуна вновь не отвернулась от своего любимца – переход прошел благополучно. Ну, если не считать того, что контрабандист снова не удержался на ногах, и несколько метров прокатился вниз по склону. Правда без таких серьёзных последствий как в прошлый раз – так, несколько синяков и ссадин от меча и лука, мешающих ему безмятежно катится по зеленой траве. Аруш перешел более удачно, только зарылся носом в землю.

– Здесь и падать гораздо приятней, – подымаясь, сказал Алекс, вспоминая ушибленное в прошлый переход колено.

– Это точно, – выплевывая из пасти траву, согласился каррлак. – Я уже и забыл, что трава может быть зеленой, а небо голубым.

– И здесь нет такого вездесущего давления энергии. Я вижу лишь небольшой ручеёк, стекающий с гор.

Оборотень повел носом по сторонам:

– Ты прав, с магий здесь не густо. Но в горах чувствуется неслабая магическая активность.

– «И эта активность не сулит нам ничего хорошего, – вставила Алаза. – Там обитают зловредные монахи, которые вполне могли засечь наше появление. Наверняка мы серьезно взбудоражили местный магический эфир».

Словам атрата носитель поверил сразу:

– Куда нам нужно идти?

– «Вниз по склону, до реки. Там найдете мост и переправитесь на ту сторону. А там уже земли империи Лотта. Но все равно нам не следует задерживаться возле границы, монахи не любят чужаков, и могут обидеться на наше появление».

– Я почему-то, тоже уже не люблю этих каги.

– Разделяю твое мнение, – согласился с другом каррлак.

И они дружно зашагали к реке.

* * *

Их движению ничего не мешало. Настроение отличное, погода под стать настроению. Алекс напевал веселую песенку, а каррлак умчался куда-то вперед. Минут через десять он выбежал из ближайших кустов – морда довольная, аж завидно.

– Ты не представляешь, как я соскучился по этим милым зверушкам, которые не мечут в тебя молнии, – сообщил каррлак, облизывая капельки крови с носа.

– Ты бы не расслаблялся, – посоветовал ему контрабандист. – Мы не так уж много знаем об этом мире, и кто знает, какие зверушки здесь обитают.

Оборотень беспечно махнул хвостом:

– Если я один выжил в красном мире, то вдвоем в этом не пропадем тем более.

– Раз тебе не сидится на месте, лучше сбегай к реке, и разведай где там мост, а то полдня будем искать.

– Я сейчас, я быстро! – с радостью согласился Аруш.

Появился он через полчаса.

– «По-моему, твой друг хочет тебя кое с кем познакомить», – насмешливо сказала Алаза.

Среди деревьев мелькал Аруш, преследуемый похожими на оленей животными, с длинными прямыми, и острыми на вид рогами. Олени гнались за каррлаком и норовили поддеть его на рога, но оборотню пока удавалось избежать близкого знакомства с ними.

Встав спиной к большому дереву, чьи ветви склонялись до самой земли, Алекс вытащил меч – похоже, другу сейчас понадобится помощь. Через несколько секунда каррлак встал рядом.

Олени окружили чужаков, и разъяренно фыркая, рыли копытами землю. Крупные самцы встали полукругом, исключая попытки к бегству, самки с детенышами держались чуть поодаль.

– Где ты их нашел, и почему они за тобой гнались? – не поворачивая головы, спросил контрабандист.

– Они какие-то ненормальные, – искренне недоумевал Аруш. – Я только хотел поближе их рассмотреть, как они за мной бросились.

– Зверушки говоришь… – сквозь зубы выдавил Алекс. – Ты случайно не детеныша хотел рассмотреть?

– А как ты узнал? – обескуражено спросил оборотень.

– Мне кажется, этот, очень недовольный самец, и вон та, обеспокоенная мамаша, вылизывающая раны на спине у малыша, имеют к тебе какие-то претензии.

– А нечего детей самих пускать гулять по лесу! – возмутился каррлак. – Мало ли кто здесь бродит…

– Похоже, они другого мнения. Этот лес их дом, и они чувствуют себя в нем хозяевами.

– Может ты их перестреляешь?

– Нет. Во-первых, я не хочу убивать столько ни в чем не повинных животных. А во-вторых, я не успею сделать и пары выстрелов, как они нас прикончат. Ты заметил, какие у них рога? По-моему, это не просто украшение.

– И что же нам теперь делать?

Алекс на пару секунд задумался:

– Ты ведь можешь принимать вид кошки?

– Да. Но чем это сможет нам помочь?

– Позади нас большое дерево, мы должны на него взобраться.

– Не очень-то мне хочется удирать от каких-то оленей, – недовольно проворчал каррлак.

– А не это ли ты делал, каких-то пару минут тому назад? Или ты просто хотел показать мне, какие здесь водятся зверушки?

Аруш недовольно поморщился:

– Ладно, прикрой меня, пока я буду изменяться.

– Только давай побыстрей, а то твои друзья начинают терять терпение.

То, что происходило с оборотнем, не прошло мимо внимания оленей, и они, судя по всему, были готовы атаковать немедленно.

– Я готов, – тихо, почти шепотом сказал Аруш.

– Быстро наверх, – так же тихо скомандовал носитель.

Только друзья успели нырнуть под дерево, как олени, ломая рогами нижние ветви, бросились за ними. Оборотень, в кошачьем обличье быстро взобрался на безопасную высоту, носителю же мешало его оружие – длинный меч, лук, колчан со стрелами, постоянно цеплялся за ветки и сучья. Хорошо еще, что оленям, их длинные рога так же мешали свободно двигаться под деревом.

– Никогда не думал, что буду прятаться на деревьях от оленей, – не переставал ворчать каррлак.

– А ты думал, здесь обитают только милые невинные зверушки? – снова поддел своего друга Алекс.

– Интересно, сколько мы здесь будем сидеть? – постарался увести неприятный разговор в сторону оборотень.

– Столько, сколько у твоих новых друзей хватит терпения.

К счастью олени оказались не очень злопамятны. Оленята резвились, олени паслись, и стадо все дальше отдалялось от дерева, приютившего двух незадачливых чужаков. Последним от дерева отошел самец, которому так не понравился Аруш. Выждав, когда животные скроются за деревьями, друзья спустились на землю.

– Ты хоть разведал, где здесь мост? – выбирая мелкие иголки с куртки, спросил носитель.

– Да. Упремся в реку и спустимся по течению вниз, там есть небольшой мост.

И точно. После того как друзья дошли до реки и спустились вниз на пару километров, то обнаружили старый полуразвалившийся каменный мост. Судя по состоянию моста и поросшей травой дороги, этим путем уже давно никто не пользовался.

До самого вечера двигались они по старой дороге, так никого и не встретив, и расположились на ночлег на одной из придорожных полян. Алекс разжег костер – благо спички в этом мире действовали безотказно – и по очереди дежуря, они без проблем пережили эту ночь. Правда, человеку без теплой одежды в предгорье пришлось несколько туго, а пользоваться магией вблизи земель каги он опасался. А вот оборотню все было нипочем – отрастил мех погуще, и никакой костер не нужен.

* * *

Почти весь день межмировые путешественники брели по заброшенной дороге и ближе к вечеру вышли на наезженный тракт. Вскоре их нагнал небольшой отряд, человек сорок, наполовину состоящий из воинов. От отряда отделились два человека, и, подскакав к друзьям, нацелили в них копья. Аруш предусмотрительно принял вид одной из собак, сопровождавших отряд, правда не удержался, и смастерил себе более крупное тело, перевитое тугими канатами мышц.

– «Учтите, разговаривать вы теперь сможете только мысленно, – предупредила их Алаза. – Здесь нет говорящих собак».

– «А как я услышу Аруша, – забеспокоился носитель. – Я ведь не умею обмениваться мыслями, как он».

– «С моей помощью сможешь», – успокоила его змея.

– Кто такой? – строго спросил один из воинов.

– Я отшельник. Долгое время я прожил в этих лесах. Теперь, как и вы направляюсь на праздник мертвых, – вежливо, но с достоинством выдал Алекс заготовленную легенду.

Один из воинов вернулся к отряду, и доложил услышанное двум всадникам, которые выделялись от остальных более богатым убранством, оружием и лошадьми. Они недоверчиво выслушали воина, и подъехали ближе к незнакомцу.

– Я Лейзон, господин Тольского замка и его окрестностей. Это мой начальник охраны Тинкан. Мой воин доложил, что ты отшельник. Но не больно ты похож на отшельника. И оружие у тебя слишком хорошее, и одежда странная, и собака величиной со сторожевых псов кари, которые есть только у стражников земли мертвых.

– В такой одежде легче прятаться в лесу, – начал объяснять Алекс. – А насчет оружия… Некоторое время назад я был воином, наемником. Много воевал в разных местах, так и раздобыл себе добротное оружие. В одном из походов ко мне прибился щенок, который вырос до таких вот размеров. Совсем безобидный пес. Если вы возьмете нас с собой, он будет сторожить лагерь.

Контрабандист сочинял на ходу, ведь все нюансы легенды предусмотреть невозможно. Он по-дружески потрепал Аруша между ушей. Тот преданно лизнул «хозяина» в руку.

– «Не делай так больше никогда, – услышал носитель раздраженный голос каррлака. – Руку откушу».

– «Я думал тебе нравиться», – мысленно же ответил Алекс.

– «По локоть!»

Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, оборотень зевнул, продемонстрировав внушительный набор зубов. Лошади испугано подались назад, и всадникам пришлось приложить немало усилий, чтобы их успокоить. Впрочем, и сами всадники бросали настороженные взгляды на «безобидного» пса.

– Что там, Лейзон? – раздался женский голос.

Из поравнявшейся крытой повозки показались две симпатичные женские головки.

– Этот человек утверждает, что он отшельник, – успокоив наконец, свою лошадь, ответил Лейзон. – Хочет последовать с нами на праздник мертвых.

– И что ты решил? – спросила пышноволосая шатенка.

– Еще не знаю.

Контрабандист решил давить на самое слабое в этом отряде звено.

– Меня зовут Алекс. Я долгое время одиноко жил та том берегу реки, и был бы счастлив, если бы господин Лейзон разрешил мне следовать с вами.

Девушки удивленно переглянулись.

– Но там же земли черных каги, – воскликнула не менее пышноволосая брюнетка.

– Я жил на самой границе, и всегда избегал встреч с ними. Аруш заранее предупреждал меня об их появлении.

– Лейзон, давай возьмем этого несчастного! – воскликнула брюнетка. – Ведь он столько натерпелся.

– Ну, хорошо, – нехотя согласился хозяин Тольского замка. – Пускай идет на повозку со слугами. Кстати, это моя сестра Изира. – Брюнетка приветливо помахала рукой. – И моя жена Валена. – Шатенка мило улыбнулась. – Тинкан, покажи отшельнику его место.

Тинкан недовольно пустил коня рядом с Алексом:

– Учти, ты меня не убедил, и ты мне не нравишься. Я буду постоянно наблюдать за тобой, и если ты что-то задумал… – Тинкан многозначительно положил руку на рукоять меча.

Кивнув в сторону нужной повозки, он повернул коня назад.

Пожав плечами, контрабандист проворно взобрался на повозку, дав наконец отдых уставшим ногам. Быстро перезнакомившись со слугами, он выяснил, что господин Лейзон, хозяин небольшого замка Тольск, и нескольких деревень вокруг него. Едут они на праздник мертвых, чтобы похоронить отца Лейзона и Изиры, которого забальзамированного везут на одной из повозок. Ну и конечно все они с удовольствием посетят ярмарку, которую традиционно проводят на этот важный для всех праздник.

Едва начало темнеть, они остановились на ночлег, и к чужаку подошел Тинкан:

– Я не хочу, чтобы ты ночевал среди наших людей, слишком уж ты подозрителен. Может ты один из тех разбойников, которых полно в этих местах. Спать будешь вне нашего лагеря.

– Как скажешь, – не стал спорить Алекс, мысленно соглашаясь с начальником охраны – безопасность вверенных людей, прежде всего.

– И еще, – добавил Тинкан. – Я видел, как ты смотрел на Изиру. Держись от нее подальше.

А вот и главная причина предубежденного отношения Тинкана к чужаку! Значит, на этом пастбище нужно пастись осторожно. Начальник охраны развернулся и пошел в сторону шатра, который для него уже установили.

Контрабандист посмотрел в след главному охраннику. Тот был выше его, и шире в плечах. Сразу видно, воин не из последних, лучше не держать такого во врагах.

Отойдя от лагеря метров на двести, Алекс с каррлаком стали разбивать свой лагерь. Вся подготовка к ночи состояла в сборе сушняка для костра. Впрочем, Аруш нашел для себя другое занятие. Он уже утвердил себя в собачей своре как лидер, и теперь удалялся в лес с одной из понравившихся сучек. Но носитель не держал на друга обиды, хоть у одного дела налаживались. А спать видимо придется одному. Хотя, может и нет.

К костру отшельника приближалась девушка.

– Хозяйка приказала принести вам одеяло, – сказала прелестница. – Ведь вы будете спать один.

– Это если никто не составит мне компанию, – выразительно сказал Алекс, потянув за край одеяла.

– Мне кажется, никто не составит, – выпуская свой край одеяла, рассмеялась служанка. – Даже ваш верный пес вас бросил.

Девушка бросила на отшельника насмешливый взгляд и удалилась в сторону шатров и повозок.

Не очень то и надо: – обиженно подумал носитель. Одному оно как-то спокойней.

Ближе к полуночи вернулся Аруш. Он намерено долго укладывался спать, чем вызвал недовольство у друга.

– Что, нагулялся старый кобель?

– Я не старый, – буркнул каррлак. И тут же засопел, всем своим видом показывая, что спит.

А Александр еще долго не мог уснуть. Он всматривался в незнакомые созвездия, в который раз обдумывая, в какие дали его забросила судьба.

* * *

На рассвете носителя и каррлака разбудил встревоженный голос Алазы:

– «Вставайте, спокойное путешествие закончилось».

– Что случилось? – носитель быстро приходил в себя.

– «К лагерю приближается группа вооруженных людей. Скорей всего это разбойники».

– Но я ничего не вижу, – напряженно всматриваясь в предрассветные сумерки, сказал Алекс.

– А я еще не вижу, но уже слышу, – похвастал каррлак. – Похоже, они с другой стороны лагеря.

Наконец чужаков услышали и собаки. Они дружно подняли лай. Воздух сразу наполнился криками нападающих и предсмертными воплями умирающих. Бандиты быстро перебили полусонных часовых, и напали на выскакивающих из шатров и кибиток людей.

– Может, смоемся? – осторожно предложил Аруш.

– В принципе, мы ничего им не должны, – неуверенно ответил Алекс. – Вон, и спать нас положили отдельно. Но и бросать их как-то… не по-людски.

– «Если вы их сейчас бросите, то с кем будете добираться до земли мертвых», – пристыдила друзей Алаза.

– И то верно, – сразу и с облегчением согласился контрабандист. Мысль о том, что этих малознакомых людей можно бросить, как-то претила ему.

– «Поторопитесь, – подгоняла змея. – Иначе скоро вам некому будет помогать».

– Я приму свой настоящий облик, – сказал каррлак.

– Хорошо, только уйди на другой конец лагеря, люди Лайзона не должны тебя узнать.

– Не узнают, – зловеще пообещал оборотень и растворился в серой мути.

– Черт, плохо видно, – с досадой пробормотал носитель. – Я бы многих смог перестрелять отсюда.

– «Я тебе помогу, – успокоила его Алаза. – Смотри моими глазами».

Алекс сосредоточился. Видимость слала, словно при большой облачности.

– Так намного лучше, – натягивая тетиву, пробормотал он.

Первой мишенью он выбрал бандита стоящего поодаль, и явно выполняющего роль руководителя, потому как выкрикивал команды и азартно при этом жестикулировал. Энергии здесь имелось маловато, поэтому надеяться приходилось в первую очередь на свою меткость.

– Привет ребята, – пробормотал гость с Земли, и выпустил свою первую стрелу.

Зря он опасался. Магическая стрела послушно ушла к цели, и даже по ходу удалось подкорректировать ее полет. Стрелы слушались даже при мизерном количестве энергии – это окрылило носителя. Он посылал стрелы одну за другой, и они исправно находили цели.

Вмешательство Алекса оказалось очень кстати. Нападающих было намного больше, плюс внезапность, так что у людей Лейзона не имелось ни каких шансов на победу. Жалко только, что волшебных стрел в колчане имелось меньше двух десятка, да пяток обычных, хотя и очень высокого качества.

Разбойники не сразу поняли, кто с такой точностью вырывает людей из их рядов. Но когда колчан почти опустел, его заметили, как нападающие, так и обороняющиеся. Отчаявшиеся было слуги и воины Лейзона, одобрительными криками встретили его вмешательство, и с новыми силами продолжили сражение, которое без участия Алекса с самого начала было проигранным.

С противной же стороны, к нему бросились сразу несколько разбойников. Алекс не стал тратить на них последние волшебные стрелы, а выпустил их в разбойников, схвативших Изиру, Велену и их служанку. А подбежавших бандитов он расстрелял обычными стрелами.

И вот пришло время меча. Торжество Гарианта контрабандист почувствовал, едва достал его из ножен. Меч, столько лет не пивший крови, излучал просто первобытную ярость. Да и в самом Александре проснулся дремавших до сих пор воин. Настоящий воин, не знающий страха и пощады.

С диким (как ему показалось) криком, вонзился он в толпу нападающих, и Гариант косил бандитов, словно коса нежную траву, покрытую утреней росой. Сознание Алекса разделилось на две половины: одна с удивлением наблюдала за происходящим, другая же молниеносно принимала решения, и так же быстро их выполняла.

Уже достаточно рассвело, чтобы стало понятно, стрелы «отшельника», и он сам, резко изменили положение. Его меч щедро сеял вокруг смерть, и враги избегали встреч с ним. Они уже поняли – перед ними не смертный, а демон, пришедший из их кошмаров.

Несколько коротких, но в тоже время таких длинных секунд боя, и перед контрабандистом не осталось ни одного противника, одни лежали расчлененные, другие решили не связываться с этим сумасшедшим. Беглого взгляда ему хватило, чтобы оценить обстановку. Бой разделился на две части. Воины заняли оборону вокруг повозки женщин, сумев выровнять схватку и отразить все наскоки противника. Тинкан был ранен, но все еще руководил обороной. В то же время на другом конце лагеря, где сгрудились слуги, дела обстояли намного хуже. У простых людей почти не имелось оружия, а тем что было, они владели плохо – вот им-то на помощь и направился Алекс.

Не став проявлять ненужное рыцарство и благородство, он напал на разбойников со спины. Одним ударом он снес голову ближайшему из них, еще двоих расчленил наполовину, прежде чем на него вновь обратили внимание. Один из бандитов напал на землянина, но оказался слишком медлителен и неважно владел своим мечем. Алекс небрежно отбил удар, и чуть ли не с нежностью погрузил кинжал в грудь противника. Он явно испытывал наслаждение от этого боя. И другая, наблюдающая половина удивлялась этому и пугалась такой кровожадности.

Несколько разбойников, не будь дураки, напали на пришельца сразу вчетвером. О, это был прекрасный бой, которым носитель наслаждался в полной мере! Он даже не сразу стал убивать тех, кого судьба послала ему для развлечения. Он играл с ними, как кот играет с мышкой, и бандиты понимали это. Двое бросились бежать, проявив завидную сообразительность и скорость. Но далеко уйти им не удалось. Быстро прикончив тех двоих, кто оказался достаточно храбр, либо достаточно глуп, чтобы бежать, Алекс послал два ножа вдогонку тем, кто сейчас усиленно работал пятками.

После такого впечатляющего представления, те из разбойников, кто еще оставался возле повозок со слугами, решительно направились в лес, некоторые даже побросав оружие, для лучшего набора скорости.

Но здесь их ожидала другая напасть – Аруш. Точнее то, во что он преображался. Он гонялся за разбойниками, то в виде огромной саблезубой кошки, то собаки, размером с медведя, то бронированным чудовищем врезался в бегущую толпу, отгрызая по ходу дела конечности и раскалывая головы как орехи.

Собрав слуг, Алекс повели их на помощь Лейзону и Тинкану. Их приход и решил исход бой. «Отшельник» успел зарубить еще троих, прежде чем остальные бандиты благоразумно бежали. Герой дня подошел к Лейзону и женщинам.

Женщины хлопотали вокруг раненых, и Тинкан оказался одним из них. И судя по ранам, не жилец. Вражеские клинки оставили смертельные следы на его груди и животе. Наполовину разрубленные ребра торчали из-под клочков кожи и мяса. Люнка и дамы, со слезами на глазах пытались затолкать назад непослушные кишки и перевязать живот. Тинкан лежал бледный как лист бумаги, он даже уже не стонал, на это у него не осталось сил. Он водил затуманенным взглядом по лицам людей, и что-то шептал. Женщины плакали, мужчины стояли молча – негоже плакать воинам над умирающим товарищем. Взгляд Тинкана остановился на Алексе, он слабо шевельнул рукой, и что-то прошептал Люнке.

– Подойди поближе, он хочет тебе что-то сказать, – передала служанка.

Наклонившись, контрабандист услышал шепот умирающего:

– Я никогда не видел такого бойца, как ты… – его шепот прервался на кашель. – Я в тебе ошибался.

– Ты тоже отличный воин, – не остался в долгу Алекс. – Немало врагов отправил на тот свет.

– Да, – выдохнул Тинкан. Его взор прояснился и голос окреп. – Меня они тоже надолго запомнят.

Он снова закашлялся, на губах выступила кровавая пена. Люнка бережно вытерла ее платком.

– Жаль, что мы не встретились раньше, – хрипел умирающий. – Теперь наши пути расходятся.

Алекс не знал, что ему ответить. Тинкан выплюнул еще один сгусток крови, и с трудом выталкивая слова, сказал:

– Я хочу… мое оружие со мной…

Дальше невозможно было разобрать, но основное контрабандист понял. По телу бывшего начальника охраны пробежала судорога, и он затих.

* * *

– Ты тоже весь в крови, – отвлек Алекса от скорбных мыслей, голос Изиры.

Он хмуро ответил:

– Это не моя кровь.

– Слава богам, хоть ты остался цел, – Изира восторженно на него смотрела. – Ты дрался как тигр.

– «Пригнись!» – резко крикнула Алаза.

Тело среагировало мгновенно, еще до того, как сам он понял, что происходит. Раздался тупой удар. Носитель поднял голову, над ним, из повозки торчала стрела. Он беззвучно воскликнул:

– «Кто?!»

– «На опушке леса, в плаще с капюшоном», – быстро ответили змея.

Поискав взглядом стрелка, носитель действительно увидел на опушке, высокого человека в плаще, с накинутым капюшоном. Он вновь целился в главного человека на этом поле боя. Алекс бросился в сторону, увлекая за собой испуганную Изиру. Рядом в землю воткнулась стрела. Контрабандист что есть сил помчался в сторону таинственного стрелка.

Но его опередил Аруш. Он налетел на неизвестного сбоку, и почти достал его, но в руке человека в капюшоне блеснула молния. Каррлак отлетел, и завертелся на месте как ужаленный.

Когда подбежал Алекс, незнакомец уже исчез. У Аруша, принявшего вид обычной собаки, на боку виднелся большой ожог.

– Черт, я не думал, что он применит магию, и не успел как следует подготовиться, – пожаловался оборотень.

– Хорошо хоть жив остался, – успокоил его контрабандист.

– Да я и не таким сусликам головы отрывал, просто неожиданно все, – продолжал оправдываться Аруш.

Он принялся зализывать рану. Алекс сел рядом. И вдруг накатила такая усталость, что напади разбойники еще раз, у него не хватило бы сил, чтобы даже обматерить их. Руки и ноги дрожали, и тело начал бить нервный озноб. Он повалился спиной на траву. Рядом вытянулся каррлак.

– А дали мы им, а, Гартош? – самодовольно спросил оборотень.

– И не говори. Что дали, то дали, – согласился Алекс. – Я даже не думал, что способен на такое.

– О! Ты способен на гораздо большее. Я видел тебя в бою раньше, можно сказать, сегодня был просто щенячий визг.

Уставившись в утреннее небо, контрабандист раскинул руки и постепенно приходил в себя. Озноб нехотя покидал тело, нервное напряжение также спадало.

– Ты знаешь, – неуверенно начал он. – Во время боя меня охватила, какая-то неуемная жажда убивать.

– Ну и что? – равнодушно спросил Аруш.

– Меня это напугало.

Каррлак потянулся и так же лег на спину:

– Обычная боевая ярость. Просто ты еще к ней не привык. Меня, например, во время боя всегда охватывает жажда убивать. И это меня нисколько не мучит, ведь я воин и охотник.

– Так-то оно так, но… Неужели в прошлой жизни, я тоже был такой кровожадный?

– Ты убивал много, и можно даже сказать, с наслаждением, – ответил оборотень.

Рядом раздалось чье-то осторожное покашливание. Контрабандист поднял голову, рядом стояли два воина.

– Господин Лейзон хотел бы поговорить с вами, – сказал один из них.

– Сейчас подойду, – буркнул «отшельник».

Воины нерешительно потоптались и ушли.

– Они уже на вы с тобой, – заметил оборотень.

– Уважают.

Тяжело поднявшись, Алекс пошел вслед за воинами. Подойдя к лагерю, он увидел, что здесь уже наводится кой-какой порядок. Одни помогали раненым, другие убирали трупы, сортируя их на своих и чужих. Небольшая группа собирала разбросанные части тел, возвращая их тем, кто этого был лишен, и иногда споря, кому принадлежит та или иная конечность, или голова. Мимо проходящего «отшельника», все дружно сопровождали опасливо-восторженными взглядами. Когда герой подошел к Лейзону, тот горячо пожал ему руку.

– Я рад, что ты остался цел!

– Я тоже этому рад, – согласился Алекс.

– Твоя помощь оказалась неоценима. Еще немного, и нас бы всех перебили. А ты сам уничтожил больше половины разбойников.

«Отшельник» как можно равнодушней пожал плечами:

– Вы взяли меня с собой, и мой долг был помочь вам.

– Мне очень жаль, что Тинкан не доверял тебе, и я готов извиниться за него.

– Он это сделал сам, перед смертью. Я на него не в обиде. Он настоящий воин.

– О да, он отлично сражался, – Лейзон опустил голову. Затем быстро ее поднял. – Но что вытворял ты! Я никогда не видел такого самообладания и владения оружием!

Похвала пришлась по душе Алексу, хотя он старался этого не показывать, всеми силами изображая бывалого воина:

– Есть воины и получше меня.

– Может быть, может быть, – пробормотал хозяин обоза, и уже деловито добавил: – У меня к тебе предложение.

– Какое?

– Тинкан погиб, и я остался без начальника охраны, не согласился бы ты занять его место?

Предложение оказалось несколько неожиданным, и контрабандист задумался. Похоже, здесь долго никто не горюет за погибшими. Не стал этого делать и главный герой сегодняшнего утра. Все говорит о том, что его дела пошли в гору.

– Я хорошо заплачу, – обеспокоенный его молчанием, сказал Лейзон.

– Сколько, – нехотя поинтересовался кандидат в главные охранники.

– Три серебряные монеты в неделю.

Контрабандист сделал задумчивое лицо.

– Хорошо, пять! – не выдержав его молчания, воскликнул наниматель. – Больше я заплатить не смогу. Я Тинкану платил четыре монеты.

Четыре не пять, это уже гораздо лучше.

– «И хороший кусок мяса для твоего боевого пса», – посредством Алазы напомнил о себе Аруш.

Алекс посмотрел на него, «боевой пес» бдительно всматривался в лесную чащу, высматривая врагов.

– Я согласен на твое предложение. Только добавь сюда, хороший кусок мяса для моего боевого пса.

– Хорошо, – с облегчением сказал Лейзон. – Кстати, к тебе теперь переходит все имущество Тинкана – его шатер и конь.

Возражать, конечно, никто не стал. Хозяин пошел отдавать распоряжения, а новоиспеченный начальник охраны обратился к другу:

– «Насчет мяса. Ты что, сам не можешьпоохотиться?»

– «Могу, но лишний кусок никогда не помешает. И потом, приятно когда тебя ценят и заботятся о тебе».

«Твоему желудку никакой кусок не помешает», – подумал контрабандист, но озвучивать свои мысли не стал. К нему подошел невысокий крепкий воин. Бойца порядком забрызгало кровью, но ран не видно, значит кровь чужая, а боец умелый.

– Господин Лейзон прислал меня в ваше распоряжение! – четко отрапортовал он.

– Как тебя зовут?

– Марп.

– Вот тебе поручение Марп. Ты должен найти и собрать все мои стрелы.

– Будет сделано, господин Алекс.

И воин чуть ли не бегом отправился выполнять важное поручение.

– «Хорошо иметь ординарца, – отметил Аруш. – Так смотри, тебе и женщину выделят».

– «Я бы не отказался», – мечтательно отозвался контрабандист.

Подобрав на месте ночлега лук, и собрав вещи, он вернулся в лагерь, где его уже ждал сияющий ординарец:

– Мы собрали все ваши стрелы, – доложил он. – Ни одной мимо цели. Все восхищаются вами и с радостью готовы служить под вашим началом.

– Я так же рад служить с такими воинами, как вы. Вы отличные бойцы.

Марп гордо поднял голову – похвала от такого великого воина дорого стоила:

– Господин собирается забрать тело Тинкана с собой, для захоронения в земле мертвых. Остальных закопаем здесь. О разбойниках позаботятся звери.

– Может, стоит закопать и разбойников, – засомневался в решении хозяина начальник охраны.

– Господин не хочет надолго здесь оставаться, разбойники могут вернуться. И потом, вы видели тех чудовищ, напавших на них? Наверняка их послали каги, и они бродят где-то неподалеку.

– Чудовищ? Каких чудовищ? – выразил недоумение Алекс.

– Ну как же! – заволновался Марп. – Целая стая чудовищ напала на разбойников с тыла. Я сам все видел. А еще оторванные руки, ноги, неизвестно куда девшиеся головы. Наверняка их съели чудовища.

Контрабандист вопросительно посмотрел на Аруша. Тот недоуменно поднял брови:

– «Не ел я ничьих голов!»

Контрабандист осуждающе покачал головой и обратился к Марпу:

– Тебе, наверное, показалось. Пойдем, покажешь мне мое хозяйство.

Обескураженный ординарец подвел начальника к одной из повозок:

– Вот здесь ваши вещи. Шатер мы сейчас разберем, а конь привязан к повозке.

Алекс подошел к жеребцу. Тот загарцевал на месте, с опаской поглядывая на каррлака.

– «Ты пугаешь не только людей», – заметил носитель.

– «Да не ел я этих голов! – снова возмутился оборотень. – Я не виноват, что они раскалывались словно спелые орехи!»

Еще раз недоверчиво покачав головой, контрабандист стал исследовать содержимое сумок. Кой-какое оружие, одежда, несколько столовых приборов, огниво, медальон на серебряной цепочке – внутри медальона изображение Изиры. Вот и все.

Закончив ревизию, он подошел к Лейзону:

– Каковы наши потери?

– Мы потеряли половину людей. Но разбойники потеряли больше. Намного больше.

– Благодаря твоим стараниям, – добавила подошедшая Изира. – Тебе нужно обмыться, ты выглядишь как мясник.

– Да, не мешало бы, – согласился «отшельник», посмотрев на себя будто со стороны.

– Пойдем, я тебе помогу, – предложила девушка.

Изира взяла кувшин с водой, полотенце, и они отошли в сторону. Старательно помогая ему обмываться, она спросила:

– Как долго ты был отшельником?

– Несколько лет.

– И что, ты ни разу не встречал людей?

– Я избегал встреч с ними.

– Но, судя по всему, ты не потерял мастерство и боевой дух.

– Да уж, отвел душу.

– Я представляю, как ты отведешь душу, встретив за много лет женщину, – многозначительно протянула Изира.

Умываясь в полусогнутом положении, Алекс внимательно осмотрел стройные ноги девушки, прикрытые платьем до колен. Затем выровнявшись, и вытираясь поданным полотенцем, он продолжил осмотр наследства, похоже, так же доставшегося ему после Тинкана. Он посмотрел в большие, широко распахнутые глаза Изиры, затем опустил взгляд ниже. Глубокое декольте хорошо информировало о содержимом. Вызывающе улыбаясь, девушка с достоинством выдержала этот осмотр.

– Я даже не представляю, что произойдет, – наконец сумел выдавить из себя контрабандист.

Рассмеявшись, сестра хозяина брызнула ему в лицо водой, и, призывно покачивая бедрами, ушла к своей невестке. Сглотнув слюну, Алекс принялся чистить свою одежду.

– Да, хороша, – тута как тут оказался со своим мнением Аруш. – Похоже, и у тебя в этом плане дела налаживаются.

– Ты то, что понимаешь в женщинах? Я думал ты предпочитаешь другие виды.

– Красивая самка хороша в любом виде, – философски заметил каррлак.

– Тоже мне, знаток…

XI

Полдня ушло на то, чтобы похоронить своих убитых, и перетащить в лес разбойников. Наполовину поредевший отряд продолжил свой путь. Переодевшись – чтобы не выделяться – в одежду Тинкана, Алекс ехал рядом с Лейзоном, и, ведя неспешную беседу, восполнял свои пробелы в знании этого мира. Он начал ненавязчиво расспрашивать:

– Ты часто ездишь этой дорогой?

– Нет, обычно мы объезжаем эти места.

– Почему?

– Формально земля по эту сторону Литы, является территорией империи Лотта, но из-за близости к горам каги, сюда мало кто заходит. Даже военные патрули здесь бывают не часто. Поэтому так вольготно в этих лесах себя чувствуют разбойничьи шайки. Но мы опаздываем на праздник, отели срезать угол, и видишь, что получилось. – Лейзон горестно вздохнул. – Тинкан был против этой дороги.

– Я видел, что разбойники из разных народов.

– Да. В основном там были гурты, и наши отщепенцы. Бежавшие преступники, если, одним словом.

– В меня стрелял высокий человек в черном плаще с капюшоном.

Господин Тольска согласно кивнул:

– Я тоже заметил этого стрелка. Обычно такие плащи носят монахи каги. Не дай нам бог с ними встретиться.

– Да, я слышал, они сильные колдуны.

– О них говорят страшные вещи, – неприязно сказал Лейзон. – Люди, попавшие в их земли, не возвращаются. Они никого к себе не пускают, и не выпускают от себя. Как ты смог прожить рядом с ними столько лет, не представляю.

– Об их появлении меня заблаговременно предупреждал Аруш.

– Общаются с другими народами они в основном, только на ярмарке. Если это можно назвать общением.

– Может тот монах, что стрелял в меня, и руководил этой шайкой, – предположил Алекс.

– Не удивлюсь, если так и было. Скорей всего им нужен был не наш обоз, а мы сами, в качестве рабов. Именно этим я и могу объяснить, почему они не стали убивать сразу всех подряд – им требовался живой товар. А когда заказчик увидел, что ты поломал все их планы, то решил отомстить. Хорошо еще, что на землях мертвых действует перемирие. Но по дороге туда, может произойти все что угодно.

– Кому могли понадобиться рабы? Самим каги, или есть еще покупатели?

Лейзон удивленно посмотрел на собеседника и покачал головой:

– Видно отшельник, ты действительно долго отсутствовал, либо вообще, с другого конца света.

– Ты прав, я издалека.

Спутник контрабандиста ждал уточнения, откуда явился отшельник? Но тот молчал.

– Неужели ты из запретных Черных земель?

Алекс ехал с каменным лицом, не желая ни подтверждать, ни опровергать невероятное предположение собеседника.

– Так вот где ты научился так драться, и где добыл себе отменное оружие, – понял наконец, хозяин Тольска.

Он немного помолчал, бросая на спутника косые взгляды, затем вновь взялся просвещать нового начальника охраны:

– Работорговля процветает у гутров, в Ригилии, и конечно, у каги.

– Значит, в Обераке и Лотте рабства нет?

– В Обераке нет, это точно. А вот в Лотте… – Лейзон криво усмехнулся. – Официально нет. Но многие знатные вельможи покупают себе наложниц и рабочих. Они называют их слугами, но это рабы, самые настоящие рабы. – Он помолчал. – Часто даже должники, не могущие вовремя расплатиться с долгами, переходят в распоряжение кредиторов, причем вместе с семьями и имуществом, и на долгое время становятся рабами.

– Я вижу, тебе не по душе такое положение вещей.

– Наши предки уже давно отказались от рабства. Но видимо многим это не по нраву. Они шепчут на ухо императору Митару, что неплохо было бы снова ввести рабство, хотя бы для чужеземцев. А там и до своих граждан недалеко. Слава богам, Митар не прислушивается к их уговорам. Во всяком случае, пока.

Местный противник рабства замолчал, и некоторое время они ехали молча. Ближе к вечеру небольшой отряд выехал на более широкую дорогу, где движение оказалось намного оживленней.

Пешие, конные, обозами, отрядами, в одиночку, люди шли в одном направлении – в земли мертвых. Теперь можно вздохнуть с облегчением, никто не решиться напасть на таком оживленном тракте.

Вскоре встретился военный отряд, и Лейзон направился к ним.

– Нужно сообщить гвардейцам о случившемся, – объяснил он Алексу. – Поедем со мной. Ты ведь теперь мой начальник охраны, и по долгу службы будешь часто с ними встречаться.

Увидев знакомого лейтенанта, Лейзон радостно его приветствовал:

– Зирий! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

– Мне тоже не хватало вашего с Тинканом общества, – улыбнулся в ответ Зирий. – На прошлой неделе у господина Кирза был званый вечер. Такая скукотища! А это кто с тобой? Что-то я его не припомню.

– Это мой новый начальник охраны – Алекс.

– Странное имя, – пробормотал лейтенант. – А где Тинкан?

– Он погиб. И сейчас едет в одной из повозок. Забальзамированный.

Зирий нахмурился:

– Как это случилось?

Лейзон подробно рассказал ему о нападении разбойников, о подвигах Алекс, и о пришествии чудовищ. Гвардеец недоверчиво выслушал рассказ Тольского господина, и еще более недоверчиво уставился на контрабандиста, явно усомнившись в его деяниях.

– Я, конечно, знаю, что в этих лесах небезопасно, но то, что ты рассказываешь, слишком невероятно.

– Это звучит неправдоподобно, но все мои люди были свидетелями. Можешь спросить у Алекса, – горячо заверил гвардейца Лейзон.

– Сколько напало на ваш обоз? – спросил Зирий у контрабандиста.

– Пять, шесть десятков.

– И вы остались живы после их внезапного нападения? – лейтенант не скрывал своего сарказма.

– Люди боролись за свои жизни и дрались как тигры, – пожав плечами, ответил начальник охраны.

– А что ты можешь сказать про чудовищ?

– Я их не видел.

Лейзон стал возбужденно доказывать, что чудовища были, их было много, и многие их видели. Но Зирий его остановил:

– Хватит разговоров. Мне придется самому на все посмотреть. Вы ведь не закапывали разбойников?

– Нет, мы похоронили только своих людей, – ответил Лейзон.

– Сколько туда ехать?

– Для вас, часа два, не больше.

– Тогда завтра и проверим.

Пообещав сообщить тольским о своих находках, Зирий повернул свой отряд. А слуги Лейзона, найдя место для ночлега, стали разворачивать лагерь.

Теперь у Алекса имелся свой небольшой шатер, отпала необходимость собирать дрова, разжигать костер, готовить пищу. Поужинав в компании хозяев, контрабандист отправился в свое новое передвижное жилище. Хозяева Тольска спали в своем шатре, а Изира с Люнкой в крытой повозке. За ужином Изира открыто кокетничала с Алексом, но, похоже, старшего брата это мало волновало. Он только несколько раз одернул сестру, когда она, по его мнению, переходила все границы.

Контрабандист ломал голову, как незаметно для остальных привлечь внимание сестры господина, но он опоздал. Точнее Изира его опередила. Она сама пришла в его шатер, не дожидаясь даже, когда затихнет лагерь.

– Мне так страшно, – пожаловалась она. – Я так боюсь тех ужасных чудовищ. А вдруг они нас выследят и съедят!

– Не беспокойтесь госпожа, здесь вы найдете защиту от любых чудовищ, – со знанием дела сказал Алекс. – Ведь вас буду охранять я, и мой верный Аруш, а он справится с любым чудовищем.

– Значит я в надежных руках? – девушка подала вперед декольте.

– В самых что ни на есть надежных, – развязывая шнуровку на платье, заверил ее начальник охраны. В чью обязанность теперь, по-видимому, входило, лично «опекать» сестру хозяина.

* * *

Изира ушла на рассвете. Алекс выглянул из шатра, и наткнулся на испытывающий взгляд Аруша.

– Не говори никому, – шепнул ему носитель.

– А то об этом кто-то не знает! – чуть ли не воскликнул каррлак, но вовремя опомнился, и добавил тише. – О том, что Изира провела ночь в твоем шатре, прекрасно осведомлен весь лагерь.

– Как так? – всполошился носитель.

– Уж больно шумная у тебя подружка, – любезно объяснил оборотень.

– Вот черт! Не хватало мне неприятностей с Лейзоном.

– Ну, старший брат может как раз и не в курсе, – хихикнул каррлак.

– Это почему?

– Валена так же не отличается сдержанностью. Да и Люнка спала не одна, и своими криками всем сообщила об этом. Так что у тебя есть шанс не навлечь на себя хозяйский гнев. А вообще-то, по-моему, в этом мире к таким вещам относятся попроще.

– Посмотрим, посмотрим… Мне бы подремать, хоть пару часиков, – носитель широко зевнул.

– Пару может не получиться, но час, я думаю, в твоем распоряжении есть.

– Если кто подойдет к шатру, оторви ему ноги. Как ты умеешь, – распорядился Алекс, и завалился на одеяло.

Едва начальник охраны уснул, как лагерь пришел в движение. Пришлось подыматься, хоть к его шатру никто не подходил – Аруша явно побаивались. Да и проявили человечность, понимали, наверное, какая это нелегкая задача – окучивать сестру хозяина.

Лейзон конечно оказался в курсе всех ночных событий, да и не удивительно, шатры стояли недалеко друг от друга. Но к своему начальнику охраны он претензий не предъявил, а вот с Изирой разговаривал на повышенных тонах. Но той все было нипочем.

Позавтракав и собрав лагерь, отряд продолжил путь. Лейзон вел себя спокойно, вскоре успокоился и Алекс.

Ближе к вечеру их нагнал уже знакомый отряд гвардейцев.

– Похоже, вы оказались правы, – вместо приветствия сказал Зирий. – Трупы невозможно было посчитать, но их оказалось не меньше сорока. – Он с уважение посмотрел на нового начальника охраны. – Прошу прощения за свое недоверие. И… если Лейзон вдруг сойдет с ума, и вздумает тебя уволить, или тебе самому надоест у него служить, я найду тебе должную работу. Любой вельможа будет рад иметь в своей свите такого бойца. Да что там вельможа, губернатор не откажется. И… – гвардеец многозначительно посмотрел на бывшего «отшельника», – даже сам император.

Прекрасно понимая, что не будет наниматься, ни к губернатору, ни к императору, Алекс все же благодарно кивнул:

– Спасибо за заботу, но я пока не собираюсь покидать предоставленную мне работу.

– А я тем более не собираюсь его выгонять, – поспешил заверить всех Лейзон.

– «Еще бы, ведь здесь легкодоступная Изира».

– «Аруш, мне сейчас не до твоих комментариев!» – мысленно, но сердито воскликнул контрабандист.

– «А это не я, это Алаза тебя поддела, – со смешком отозвался каррлак. Но я целиком и полностью с нею согласен».

Не став препираться с атратом и оборотнем, проявившим завидное единодушие в этом вопросе, носитель предпочел продолжить участие в разговоре с людьми, который вскоре подошел к завершению.

– Встретимся на ярмарке, – попрощался Зирий.

Он отдал команду, и, обогнав обоз, гвардейцы поскакали вперед.

После неловкого молчания Лейзон сказал:

– Ты знаешь, а Зирий во многом прав. И если ты захочешь продолжить службу в другом месте, я не обижусь. Ты прекрасный воин, и Зирий, да и наши люди тоже, после прибытия на ярмарку, раструбят о твоих подвигах, поэтому недостатка в предложениях у тебя не будет. А я не смогу предоставить тебе всего того, чего ты заслуживаешь.

– Меня не интересуют сейчас ни чьи предложения. У меня на ярмарке есть кой-какие дела, и насколько успешно я сумею их решить, и будет зависеть мое будущее.

Хозяин Тольска вопросительно посмотрел на своего начальника охраны, но тот ни стал продолжать разговор, и хозяин не стал настаивать. Но одно Алекс знал уже точно, его работодатель теперь ни в коей мере не будет противодействовать его отношениям с Изирой, скорей наоборот. Что в дальнейшем и подтвердилось.

* * *

Через неделю, они прибыли к цели – в земли мертвых. Прибыли одними из последних. Въехав на небольшой пригорок, с которого открывалась прекрасная перспектива, Алекс даже рот открыл от удивления. Вся степь, насколько хватало глаз, была укрыта шатрами, палатками, большими балаганами, повозками, и прочими переносными жилищами, и только на горизонте виднелось несколько многоэтажных строений.

– Впечатляет? – довольно спросил Лейзон.

Контрабандист ничего не ответил, лишь утвердительно кивнул. Отряд из Тольска радостными криками приветствовал достижение своей цели, особенно выделялись женские голоса – Изира и Люнка восторженно вопили во все горло. Валена, как и подобает настоящей госпоже, вела себя более сдержано.

– Всегда, когда приезжаю на ярмарку, удивляюсь, как в таком огромном скопище людей, удается поддерживать почти идеальный порядок. И только позже понимаешь, устроители и распорядители праздника, а так же стражники земли мертвых, прекрасные организаторы.

Слова Лейзона стали понятны, когда отряд подъехал к крайним палаткам. К ним тут же подскочил шустрый человек неопределенного возраста, с бляхой груди – на ней был изображен череп в цветочном венке.

– Распорядитель, – шепнул Лейзон.

Распорядитель доброжелательно, хотя и буднично их поприветствовал, указал место для лагеря, место для приготовления пищи, отхожее место, загон для лошадей, и место где можно взять воду. Объяснив правила поведения на празднике, он тут же направился к следующим вновь прибывшим.

Все огромное стойбище было поделено на улицы и кварталы, нигде никаких заторов и загромождений, организация была на высшем уровне. Как объяснил Лейзон, у каждого государства имелся свой сектор, где поддерживали порядок устроители, распорядители и стражники, а так же военные того или иного государства. Общее руководство осуществляли жрецы.

В центре палаточного города, огромную территорию отвели под ярмарочную площадь. Торговцы заполняли её задолго до начала праздника, и покидали последними.

В отведенное для каждого время, в порядке очереди, осуществлялось захоронение. Желающим похоронить своих близких, требовалось зарегистрироваться у распорядителей, где им указывалось их время. Для тех, у кого не имелось фамильного склепа, выделялось место – общий склеп. Похороны в этом мире не воспринимались, как нечто траурное, скорей это было торжественное завершение жизни.

Для тех, кто прибыл без собственно крыши, поставили огромные балаганы, где они спали на тюфяках набитых травой. У кого имелась возможность, привозили жилища с собой. Чем богаче вельможа, тем роскошней шатер он с собой привозил, и тем больше вокруг него крутилось слуг и охраны.

Слуги Лейзона принялись разбивать лагерь, а сам хозяин отправился к распорядителям, регистрировать захоронение своего отца и Тинкана. А так же уплатить необходимую пошлину.

Слух о нападении бандитов быстро распространился на ближайшие кварталы, и многие приходили посмотреть на «великого воина», и лично расспросить, как все происходило. Вот где пригодился ординарец, так как у самого виновника, от частых пересказов, скоро перестал ворочаться язык. У Марпа же, язык оказался подвешен на удивление удачно. Его красноречивые рассказы каждый раз обрастали новыми подробностями, все возвеличивающими подвиги начальника охраны. Алекс поначалу пытался одергивать и поправлять подчиненного, но затем плюнул и махнул на все рукой.

Вскоре вернулся Лейзон, и под его руководством небольшая группа отправилась на ярмарочную площадь. Внутри палаточного города, и тем более на ярмарке, разрешалось передвигаться исключительно пешком, так что путь занял довольно продолжительное время. Но никто не роптал, даже женщины, все хотели как можно быстрей попасть на заветную площадь.

По пути хозяин Тольска часто останавливался, чтобы поприветствовать знакомых, и их у него оказалось немало. Большинство уже слышало о приключении тольских, и с нескрываемым интересом рассматривали живую легенду, победившего десятки бандитов, и усмирившего чудовищ. Бремя славы давило на контрабандиста намного тяжелее, чем он ожидал – быть на виду ему до этого не приходилось – поэтому, пока Лейзон выслушивал соболезнование по поводу случившегося, он ускользал подальше… но, только до следующих знакомых.

Наконец, несмотря на все задержки, они добрались до ярмарочной площади. Её отделило от жилых кварталов, примерно сто шагов пустого пространства. Хотя пустым его можно было назвать с натяжкой – его полностью заполняли люди, торопящиеся на ярмарку, и неспешно возвращающиеся обратно. Сам же ярмарок напоминал развороченный муравейник, и гул над площадью стоял неимоверный.

– Как в такой толчее можно найти то, что тебе нужно? – озабочено спросил Алекс.

– Здесь только на первый взгляд суматоха, толчея и ничего более, – ответил Лейзон. – На самом же деле, здесь свой, особый порядок.

– Тоже свой сектор у каждого государства?

– Нет. На ярмарке торговцы расположились по товарному принципу. Сектора торговцев оружием, чередуются с торговцами мехами, посудой, одеждой, украшениями и так далее.

– Да? – Контрабандист с сомнением посмотрел на бурлящее море людей. – Что-то я не вижу четкой организации.

– Смотри, – Лейзон указал на большие щиты расположенные на перекрестках. – На каждом перекрестке, на каждом повороте, установлены вот такие щиты с указанием, чем торгуют в этих рядах, а так же, где найти ряды с нужным тебе товаром. И еще там указано, в какой стороне находятся жилые кварталы. Сами торговцы могут вывешивать флаги видимые издалека. На них так же указывается, чем торгует хозяин.

Теперь и Алекс обратил внимание на высоченные шесты, на которых развевались многоцветные полотнища. На них изображались символы, половины которых он не понимал, но остальные вполне доступно объясняли, что конкретно здесь продают.

Хозяин Тольска выдал своему начальнику охраны пять серебряных монет и пригоршню меди:

– Постарайся не тратить все за один раз. Походи, посмотри, приценись, а на другой день уже покупай то, что тебе необходимо. Здесь можно купить все, что угодно, и на один и тот же товар, в разных местах цена может быть совершенно разная. Так что не спеши. С нами идти не советую.

– Почему? – удивился контрабандист.

– Ты посмотри на эти алчные лица, – Лейзон кивнул на женщин. – Через несколько минут у тебя появится стойкое желание их придушить.

– Согласен. Ходить с женщинами за покупками, одно из самых страшных наказаний.

– Ну, мне этого наказания уже не избежать, а тебе пока можно поберечься.

И Лейзон поплелся вслед за женщинами, которые уже устремились к торговым рядам. Алекс, Марп и Аруш, направились в другую сторону.

* * *

Алекса не интересовали, ни драгоценности, ни великолепные ткани. Оружие у него так же имелось, причем такое, что равное ему, вряд ли возможно было найти на этом ярмарке. Хотя он с интересом побродил по оружейным рядам. Мечи, сабли, палаши, кинжалы самых разных форм и размеров. Украшенное драгоценностями, и простое боевое оружие. Всевозможные кольчуги и латы: из золота, серебра, бронзы, меди, стали, а так же неизвестных сплавов. Топоры, топорики, секиры различных размеров, некоторые рассчитаны явно на великанов. Копья, пики, дротики. Шлемы из кожи и метала, защита для рук и ног. Все это имелось в изобилии, и цена действительно разительно отличалась.

Удовлетворив свое любопытство в оружейных рядах, группа начальника охраны направилась искать ряды с одеждой, так как одежда Тинкана не подходила Алексу по размеру. Но прежде всего, по требованию Аруша, решили перекусить.

В одной из ближайших закусочных, контрабандист купил себе и ординарцу пирожки и жаренное на вертеле мясо. Для каррлака же с большим трудом удалось выпросить большой кусок сырого мяса, заплатив за него, впрочем, как за готовое. Чтобы сделать торговца посговорчивей, Арушу пришлось продемонстрировать весть свой великолепный набор зубов, свое нетерпение, а так же готовность съесть упрямого торговца вместе с потрохами.

Не спеша, поглощая пищу, носитель рассматривал окружающую его толпу.

Не торопясь, полные собственного достоинства, прогуливались жители Оберака. Невысокие кряжистые мужчины, с сильными мускулистыми руками. Сразу видно, никакой физической работы этот народ не боится, в том числе и работы мечом. Не такие крупные женщины, хотя не менее крепкие, с внушительными округлостями в нужных местах. Маленькие обераки являлись точной копией своих родителей, с той лишь разницей, что завидев что-либо интересное, глаза их сверкали более ярко. Одевались они в кожу и крепкую ткань спокойных цветов, способную выдержать любые движения их могучих тел.

Гурты были полной противоположностью оберакам. Шумными ватагами передвигались они от прилавка к прилавку, эмоционально торгуясь на каждом месте, даже если не собирались ничего покупать. Мужчины, невысокие, ладно скроенные, не уступали в эмоциях своим женщинам и детям. Женщины, тонкие и гибкие словно тростинки, на фоне обераек смотрелись сущими детьми. Их одежда была легкой и пестрой, как и сами гурты.

Высокие и грациозные ригилиане, выделялись своей значимостью. Мужчины и женщины, примерно одинакового роста, редко носили одежду из кожи, предпочитая дорогие ткани, напоминающие парчу, шелк и бархат. Казалось, среди ригилиан, совершенно нет бедняков, настолько богато выглядело их убранство – видимо на праздник они надевали самые дорогие одежды, какие у них только имелись.

Жители Лотта одевались не столь роскошно, как ригилиане, хотя богатые и знатные не уступали своим восточным соседям в роскоши.

Но среди всей этой разношерстной толпы, особо выделялись монахи каги. Они носили неизменные черные, либо серые плащи с накинутыми капюшонами, так что не понять – женщина перед тобой, или мужчина. Высокие, прямые словно палки, они величественно шествовали между рядами, не особо обращая внимания на окружающих. Подходя к прилавку, они, не торгуясь, называли цену, и никто не смел им перечить – только вслед беззвучно шептали проклятия. Перед монахами все расступались, человеческая река обтекала их стороной – люди старались прошмыгнуть мимо них как можно скорей, избегая встретится с горцами взглядом.

Как раз сейчас тройка каги неспешно плыла мимо Алекса и его спутников, и контрабандист так же старательно не обращал на них внимания, хотя его так и подмывало заглянуть под капюшон. Он уже дожевывал свой последний кусок мяса, когда его кто-то крепко схватил за плечо. Контрабандист развернулся с намереньем хорошенько выматерить наглеца, а благодаря Алазе он знал все ругательства этого мира.

– Какого… – начал он, и остановился.

Перед ним стоял один из черных монахов, двое других застыли чуть поодаль. Носитель попытался скинуть руку со своего плеча, но монах держал крепко, словно клещами. Марп испугано переводил взгляд со своего начальника на каги, Аруш настороженно встал рядом.

– Что тебе нужно, – охрипшим вдруг голосом спросил землянин – монахи даже у него вызывали неясный трепет.

– Где ты взял вещь, которую носишь на левой руке? – голос из-под капюшона не выражал ни каких эмоций, и от этого становилось еще более жутко.

– «Быстро они тебя засекли», – удивился носитель.

– «Они колдуны, а я имела неосторожность их прощупать», – виновато ответила Алаза.

– «Твое любопытство когда-нибудь нас убьет».

Атрат не ответил, и носитель продолжил разговор уже вслух, сбросив, наконец, руку со своего плеча:

– Она досталась мне в наследство.

– Я хочу её купить, – все так же бесстрастно сказал монах.

– Это память о моих родителях и она не продается.

– Я хорошо заплачу, – в голосе монаха послышалась настойчивость.

Алекс начал злиться, страх перед монахами развеялся, и в свою очередь, в его голосе появилось раздражение:

– Я же сказал, она не продается!

Вокруг них мигом образовалось пустое пространство. Все затихли и напряженно ждали развязки, ведь никто не смел ТАК разговаривать с каги.

– Ты продашь мне ее, хочешь этого, или нет! – с угрозой сказал монах.

– Сомневаюсь, – сквозь зубы процедил носитель.

– Ты смеешь перечить каги?

– Таких как ты, я кушаю на завтрак, – нагло ухмыльнулся контрабандист.

И это обескуражило монаха, хотя ненадолго. Толпа еще подалась назад. Нашлись те, кто узнал в смельчаке героя, победившего множество разбойников, и о котором так много говорили сегодня. Но каги не шайка разбойников… Самое время принимать ставки… У монаха скрипнули зубы:

– Тогда мы отберем ЭТО у тебя силой!

Двое стоящих позади монахов придвинулось.

– Попробуйте! – обрадовано пригласил их землянин.

Он положил руку на рукоять меча и нагловато улыбнулся. То, что он сумел вывести из себя монахов, начало его забавлять. Страха практически не осталось, его охватил азарт, как тогда, перед боем на поляне. Аруш оскалился и глухо зарычал, у него имелись свои счеты с монахами – обожженный бок долго не заживал.

– Что здесь происходит? – раздался властный голос.

Расталкивая толпу, к очагу конфликта пробирались пятеро стражников. Среди них были представители всех государств, в том числе, и один монах каги. На груди у каждого висела медная бляха, с чеканным изображением черепа и перекрещенных стрел – не хватал только надписи «Не влезай, убьет!». Все были крепкими как на подбор ребятами.

– Я еще раз спрашиваю, что здесь происходит?! – повторил старший из стражников.

Вперед выбрался Марп:

– Эти монахи, хотели силой забрать у моего начальника его вещь.

Монах взглянул на Марпа, и тот, съёжившись под его взглядом, отступил под прикрытие стражников.

– Это правда? – подняв бровь, спросил старший из них.

– Мы хотели купить её, и давали хорошую цену, – странно, но монах робел перед стражником.

– Я им сказал, что она не продается, и тогда они решили отобрать её у меня силой, – с удовольствием наябедничал Алекс.

С любопытством взглянув на землянина, стражник обратился к монахам. И в отличие от простых посетителей ярмарки, он не испытывал перед ними страха, скорее наоборот, в его голосе слышалась неприязнь.

– На празднике мертвых, никто, кроме нас, стражников земли мертвых, не имеет права применять силу, – с нажимом сказал он. – Ратик, объясни это своим соплеменникам.

Монах стражник кивнул, и подошел к своим собратьям. Они вполголоса о чем-то говорили. Во время разговора Ратик бросал острые взгляды на землянина, и эти взгляды не сулили ничего хорошего. Закончив разговор, он подошел к контрабандисту:

– Мои братья приносят тебе свои извинения. Они огорчены, что их намеренья были неверно истолкованы. И если ты хочешь подать жалобу устроителям праздника, они это поймут.

– Я не хочу подавать никаких жалоб! – отрезал Алекс. – Я только хочу, чтобы они держались от меня подальше!

Монах довольно кивнул.

– Тогда инцидент исчерпан, – сказал старший стражник, и махнул рукой тройке монахов.

Те поспешно продолжили свой путь, на прощанье бросив на землянина такой взгляд, что тот понял – инцидент далеко не исчерпан. Стража повернула в другую сторону, но один из них – житель Оберака – задержался:

– Будь осторожен, этим монахам нельзя верить. Ты их обидел и унизил, и они будут мстить.

– Спасибо, я постараюсь с ними не сталкиваться.

Предупредив Алекса, стражник догнал своих. Толпа стала постепенно расходиться, люди возвращались к основному занятию, ради которого сюда прибыли – продавать и покупать. Некоторые подходили к контрабандисту, хлопали по плечу, жали руку, что-то одобрительно говорили, но он их не слушал. Он понимал, что вляпался в очень неприятную историю, хотя и вновь стал героем.

* * *

Побродив еще немного среди торговых рядов, начальник охраны со спутниками возвратился на место стоянки. Марп тут же растрезвонил всем о новом приключении, не забыв упомянуть, что именно он позвал стражников. Дослушав историю, Лейзон сокрушенно покачал головой:

– Все плохо, очень плохо. С этими монахами лучше не связываться.

– Но и потакать им во всем нельзя, – не согласился Алекс.

– Не знаю, не знаю… Они очень опасные противники, и теперь не оставят тебя в покое.

Хозяин Тольска задумчиво уставился в сторону сектора, где обосновались каги.

– Расскажи, что ты о них знаешь, – попросил землянин.

– Что я могу о них знать, – пожал плечами Лейзон. – То же что и все. Они не очень многочисленны, и населяют горы на северо-запад от нашей страны. Каги сильные колдуны, и даже наши жрецы опасаются их. Я слышал, что они имеют власть над человеческими душами, и еще никто не возвращался с их земель, хотя они регулярно покупают себе рабов. А добровольно туда никто не суется.

– Они торгуют здесь чем-нибудь?

– Да, они продают магические амулеты, изгоняющие злых духов. Вещи изгоняющие, или призывающие нечисть. Чаши, кубки, обнаруживающие и уничтожающие яды, или в нужное время яды выделяющие.

– Понятно, всякую магическую мелочь. Хорошо устроились. Знаешь Лейзон, мне кажется, что монахи, создав вокруг себя ореол таинственности, сами распространяют про себя разные невероятные слухи.

– Возможно, но многие их магические вещи действуют.

– Ты имеешь в виду те, которые уничтожают яды и изгоняют злых духов?

– Нет. Я имею в виду те, которые выделяют яды и призывают злых духов. Они мастера по таинственным убийствам.

– Ну, изготовить чашу, в определенное время выделяющую яд, можно и без помощи магии. А насчет нечисти и злых духов… я не очень верю в их существование.

– Я бы на твоем месте не был так категоричен. И будь теперь все время настороже.

Контрабандист улыбнулся:

– Мне в последнее время столько напоминали об осторожности, что я скоро стану пуглив, как мышонок.

– Не думаю, что тебя можно запугать до такой степени, – улыбнулся в ответ Лейзон.

На этом разговор о монахах закончили. Хозяин Тольска повел своего нового друга показать, что они успели прикупить, точнее, какие приобретения сделали женщины. Изира и Валена очень обрадовались новому слушателю и зрителю, и наперебой бросились хвастать своими обновками, и делиться впечатлениями. Лейзон, благополучно спихнув Алекса своим женщинам, облегченно вздохнул и ретировался из лагеря. Носителю же мужественно пришлось выдерживать весть этот невероятный поток информации.

Наконец этот тяжелый день закончился. Изира уже не скрываясь пришла к начальнику охраны, и тот чувствовал себя, практически членом семьи, и не испытывал никаких угрызений совести.

На следующий день Алекс вновь отправился на ярмарку в сопровождении Аруша и Марпа. Они проходили мимо рядов заставленных различной кухонной утварью: керамической и медной, золотой и серебряной, посудой для повседневного пользования, и такой, из которой никто никогда не будет есть.

Следующие ряды завалили грудами искрящихся мехов. Толстыми и тонкими коврами: с вычурными узорами, изображением диковинных животных, батальных и любовных сцен. Скульптурами и статуэтками богов, демонов, героев, животных, обнаженных красавиц, и все это было сделано из различных металлов, кости, дерева, глины и камня.

Вскоре у контрабандиста уже рябило в глазах от этого изобилия. Он с облегчением вздохнул, когда добрался, наконец, туда, где торговали готовой одеждой. Побродив по рядам, он нашел то, что ему требовалось – одежда из кожи. Тонко выделанная кожа черного и белого цветов была представлена отдельно от остальных изделий, но жители Зиира особенно не увлекались этими цветами, здесь в большем почете были красочные одежды. А черно-белые цвета использовались в основном для различных церемоний.

Продавцы рьяно зазывали покупателей, наперебой нахваливая свой товар. Землянин выбрал себе то, что понравилось ему самому, и чтобы от моды местной не отставать. Кожаные коричневые куртка и брюки, коричневые же мокасины, и две светло-бежевые рубахи из хлопка, пополнили его гардероб. На это ушла весь его заработок, и еще пришлось отдать кинжал Тинкана.

Оставшись без денег, и устав как мул, Александр с друзьями отправился в расположение своего отряда. По дороге ему не раз попадались черные монахи, но он всячески избегал встреч с ними, хотя спиной чувствовал их злобные взгляды. Он понятия не имел, как его узнают эти черные бестии – фоторобот распечатали, что ли?

Пару раз ему попадались гадалки, но он все время отмахивался от них. Хотя одна все-таки заинтересовала. Она не пыталась его остановить, но когда землянин проходил мимо, она ткнула в него пальцем, и начала говорить. Её слова заставили контрабандиста остановится.

– Ты потерял свое прошлое и не можешь найти будущее. Тебе помогают и противостоят владыки прошлого и настоящего. У тебя много верных друзей, и еще больше непримиримых врагов. Ты опора и защита своим близким, но из-за тебя они больше всего и страдают. Тебя будут любить и ненавидеть, звать на помощь и проклинать. У тебя будет слава и забвение. Ты станешь могучим, вознесешься до небес, и упадешь в ад.

Замолчала она так же неожиданно, как и заговорила. Потрясенный Алекс порылся в карманах и нашел мелкую медную монету.

– Возьми, у меня больше ничего нет, – пробормотал он.

– А мне больше ничего и не нужно.

Гадалка взяла монету и растворилась в толпе. Некоторое время Алекс смотрел ей вслед. Затем, будто в наваждении, не обращая ни на кого внимания, побрел в лагерь.

Зайдя в свой шатер, он упал на постель, зарылся в подушку из душистых трав, и задумался о словах гадалки.

То, что он потерял, то есть, забыл свое прошлое, было чистой правдой. А вот правда ли то, что она нагадала ему в будущем? В принципе, ничего конкретного. Поднимешься – упадешь, враги – друзья. Это можно нагадать любому.

– Алаза, что ты об этом думаешь?

– «Ты о гадалке?»

– Да.

– «Не знаю, у меня нет дара предвиденья. Но в её словах есть доля истины. Тебе действительно помогают владыки древности, и я этому подтверждение. А вот то, что тебе противостоят владыки настоящего, с этим ты пожалуй, еще не столкнулся. Про друзей… Кроме Аруша, они остались в твоей прошлой жизни, а врагов у тебя хватит и здесь – одни каги чего стоят. Да и в твоем родном мире они никуда не делись. Так что, пока все сбегается. Но это действительно можно нагадать кому угодно. Про будущее ты не узнаешь, пока оно не станет настоящим. Так что я не знаю что сказать».

– Но ведь о прошлом она сказал правду.

– «Возможно, у нее действительно есть дар. А возможно даже, она оракул».

– Меня больше всего беспокоят слова об аде.

– «Против небес ты значит, ничего против не имеешь?» – в словах атрата слышалась легкая ирония.

– Смотря какие небеса.

И вдруг носитель вскочил, как ужаленный:

– Черт, вспомнил!

– «Что вспомнил?» – заинтересовалась змея.

– После встречи с этой гадалкой, у меня постоянно крутилась мысль, что я где-то ее видел.

– «Ты хочешь сказать…»

– Да, эта гадалка, и гадалка из Земли, одно и то же лицо. Во всяком случае, они очень похожи. Конечно, эта выглядит старше, и волосы другого цвета, но вот голос… Несмотря на то, что она старалась говорить бесстрастно, без иронии, как в прошлый раз, я вспомнил, это её голос.

Алаза надолго задумалась.

– «Даже не знаю что сказать, – после продолжительного молчания начала она. – Если ты прав, то мне не совсем по душе, то внимание, которого ты удостаиваешься у высших сил».

– Ты уверена, что это высшие силы?

– «Слежку обычных магов, я бы уловила».

Теперь надолго задумался Алекс.

Аруш, лежавший рядом, и до этого помалкивающий, широко зевнул:

– Не понимаю, чего так переживать. Эта гадалка настроена миролюбиво, а других мы пока не встретили. Когда придет время встретиться с божеством или демоном, у которого хватит смелости встать на нашем пути, тогда и будем думать, как лучше надрать ему задницу.

Носитель рассмеялся:

– Словами каррлака глаголет истина. Действительно, нечего забивать голову тем, что может никогда не случиться. А сейчас нам, пожалуй, нужно действовать. Этой ночью пойдем проверим, как охраняется земля мертвых.

XII

Но этой ночью совершить вылазку носителю не удалось. Посреди ночи его разбудила Алаза:

– «Просыпайся! Быстро просыпайся!»

Веки носителя лишь дрогнули. Он никак не мог понять, почему ему так тяжело их открыть? Где он, что с ним? Мысли разбегались, словно перепуганные тараканы. Наконец он вспомнил, он находится в мире Зиир, и рядом с ним лежит его нынешняя подружка. Но, черт возьми, почему же так тяжело проснуться?

Алекс слышал, как его звала Алаза, но сделать с собой ничего не мог, ни тело, ни даже глаза ему не повиновались. Даже Аруш принял участие в побудке друга. Лизнув несколько раз его в лицо, оборотень затем больно укусил его за руку, и это помогло. Носителю удалось, наконец, разлепить веки. Перед глазами стоял туман, и только черным пятном маячил Аруш.

– Что случилось? – с трудом ворочая языком, спросил Алекс.

– За тобой пришли, – ответил каррлак.

– Кто?

– Каги.

– «Поднимайся! – вновь подала голос Алаза. – Я не смогла засечь их раньше. Они прикрывали свой разум. Наверное, понимали, что я или ты в состоянии их обнаружить. Но сейчас они применили магическое заклинание и разум монахов открылся».

– Я тоже почувствовал их только после того, как они применили магию, – сказал каррлак. – И противостоять их заклинанию сна, я смог только потому, что я сам магическое существо.

Алекс постепенно приходил в себя. Чем больше он начинал соображать, тем скорее спадали оцепенение и чары.

– «Прогони энергию по телу, быстрей восстановишься, – посоветовала змея. – И поторопись, монахи уже рядом!»

Носитель так и сделал. Он собрал те крохи энергии, что витала вокруг, впитал их, и прогнал по телу. Энергия словно чистой водой омыла тело, и очистила голову от влияния чужого колдовства. Он вскочил и начал одеваться. Аруш выбежал на улицу и тут же вернулся:

– Они уже близко!

Схватив меч и кинжал, контрабандист выбежал вслед за оборотнем. К шатру, хорошо освещаемые фонарями, приближались три фигуры в черном. При их виде, на Алекса начала накатываться уже знакомая горячая волна боевого азарта, вперемежку с ненавистью. Какони уже его достали!

– Надо же, какая встреча! – обрадовано воскликнул землянин.

Монахи остановились и озадаченно переглянулись, они никак не ожидали, что сонное заклинание не подействует на клиента.

– Ну что же вы стоите! Подходите поближе, поцелуемся! – не унимался Алекс.

– Отдай нам магическую вещь, которую носишь на руке, и останешься жив, – произнес, наконец, один из монахов.

– И только! Может вам еще ключ от квартиры, где деньги лежат?

Каги снова неуверенно переглянулись.

– Нет, нам нужна только магическая вещь, – не оценил шутки монах.

– Надо же, эта вещь мне тоже нужна. Как нам теперь быть?

– Тогда ты умрешь! – прогнозируемо начал угрожать все тот же монах.

Алекс несогласно покачал головой:

– Не думаю. У меня на сегодня другие планы. В шатре меня ждет молодая красивая женщина. Давайте быстрей закончим, и я вернусь к ней.

– Мы дадим тебе столько женщин, сколько ты сможешь осилить, – подал голос другой монах, точнее монахиня, голос был женский.

– Уж не себя ли ты хочешь предложить колдунья? – заинтересовался контрабандист. – А ну, покажи товар лицом! Или чем там…

– Убейте его! – разъяренно бросила монахиня.

Похоже, вывести их из себя оказалось не такой уж сложной задачей. Только к добру ли все это…

Один из монахов поднял руку и с нее сорвалась небольшая шаровая молния. Контрабандист словно теннисный мячик отбил молнию мечем. Молния отлетела в сторону, прожгла дыру в шатре начальника охраны, и, попав в один из фургонов, подожгла его. Меч выдержал.

– «Ему понадобится несколько секунд на подзарядку дитрата. Не жди!»

Носитель и без подсказки Алазы не собирался ждать. Он бросился на метнувшего молнию монаха. Тот понял, от дитрата пользы сейчас никакой, и выхватил меч. Они обменялись несколькими ударами – похоже, монах не зря носил длинную заточенную железку, и неплохо умел нею пользоваться. Краем глаза Алекс увидел, что монахиня тоже подняла руку, целясь в землянина. Черт! Еще одна метательница молний. Контрабандист закружился в смертельном танце со своим соперником, по возможности стараясь ним прикрыться.

Но тут сбоку, из-за палатки Лейзона, окруженный слабым свечением, на монахиню бросился Аруш. Молния полетела в него, не причинив впрочем, оборотню никакого вреда. Молния только коснулась светящегося бока, отлетела в сторону, и прожгла ногу одному из людей Лейзона. Слуга застонал, выгнулся дугой, но не проснулся. Монахиня так же вытащила меч, и Аруш, сменив магическую защиту на броню, вступил с ней в бой. Третий монах бросился на помощь своей предводительнице.

Мечи в руках у монахов служили не просто украшением, они хорошо ими владели, правда, не настолько хорошо, как Алекс.

Контрабандист несколько раз пытался проткнуть своего соперника, но длинный плащ очень хорошо скрывал тело монаха, и меч чуть не запутался в одежде. Каррлаку так же пришлось нелегко. Монахи насели на него с двух сторон, и ему пришлось вертеться словно волчку, чтобы спрятать свой незащищенный зад.

Алекс провел бешеную атаку на «своего» монаха, и когда тот начал отступать, сделал несколько шагов назад, и метнул свой кинжал в монаха, особо досаждающего Арушу, придав ему при этом, с помощью магии, нужное ускорение и направление. Но ему тут же пришлось встретить ответную атаку противника, так что результата своего броска он не видел.

Монах бросился на землянина, почти не заботясь о своей защите, и Алекс не упустил такую возможность. Сделав круговое движение, кончиком меча, он полосонул по кисти противника. Монах вскрикнул и перебросил меч в другую руку, но на несколько мгновений он открылся, и тут же заработал укол в бок. После того как каги схватился за бок, контрабандист почти беспрепятственно снес ему голову.

Один есть! Носитель повернулся к каррлаку и его соперникам. Похоже, есть все три. Монах лежал на животе, а из его спины торчала рукоять кинжала, славным оказался бросок. Аруш, тем временем, рвал на куски визжащую монахиню. Через секунду он добрался до её горла, и визг прервался.

Контрабандист подошел к другу. Все тело оборотня покрыли мелкие порезы, и из них медленно сочилась кровь. Носитель пнул ногой тело монахини:

– Жалко, что изуродовал её до такой степени. Я бы хотел расспросить её кой о чем. Да и хотелось бы посмотреть, как выглядят монахини каги.

– Ну, извини, надо было предупредить, что ты хочешь познакомиться с ней поближе, – тяжело дыша, процедил оборотень.

– Плохой юмор.

– В следующий раз, всех женщин, которые будут пытаться тебя убить, я буду представлять тебе самому.

– Ладно Аруш, не кипятись…

– И потом, – не слушая Алекса продолжил каррлак, – это не последняя монахиня каги, и нам еще предстоит с ними встретиться, чего…

Слова оборотня прервал дикий крик. После смерти монахов, сонное заклинание распалось и люди проснулись. Проснулся и тот бедолага, которому молния прожгла ногу. Проснулся, и обезумел от боли. Схватившись за ногу, он катался по земле, беспрерывно крича и завывая. Его крик разбудил последних, кто еще спал. Ничего не понимая, люди беспомощно оглядывались – магия тяжело отпускала. Алекс бросился к бедняге, пытаясь его усмирить и перевязать ногу. Но это оказалось не так просто, боль придала раненому силы, и он с легкостью отшвырнул контрабандиста. Только что проснувшиеся люди, недоуменно смотрели на начальника охраны, борющегося со слугой.

– Помогите мне, он ранен! Его нужно перевязать! – прохрипел землянин.

Два воина быстрей других разобрались в ситуации, они бросились на помощь своему начальнику, навалились на пострадавшего и придавили его к земле. Алекс разрезал ему штанину – рана оказалась более чем серьёзной. Молния не задела кость, но выжгла приличный кусок мяса. Раненый, наконец, затих, боль отключила его сознание. Начальник охраны оторвал кусок от своей рубахи, и перевязал пострадавшего, это все что он мог для него сделать.

* * *

Отовсюду сбегавшийся народ помогал слугам Лейзона тушить горящую повозку. Еще немного и пламя перекинулось бы на плотно стоящие повозки и шатры, и тогда беды не миновать, весь квартал превратился бы в огромный погребальный костер.

Сам хозяин Тольска склонился над убитым монахом. Увидев Алекса он воскликнул:

– Что здесь, черт возьми, происходит?!

Землянин старался выглядеть спокойным:

– Ты оказался прав, – чуть дрогнувшим голосом сказал он. – Каги нанесли нам неожиданный визит, и нам пришлось убить их.

– Кому это нам?

– Мне, и моему боевому товарищу Арушу. Если бы не он, они бы убили меня.

К месту схватки и пожара, уже подоспели гвардейцы, устроители праздника, высокопоставленные чиновники Лотта, а так же стражники. Дальнейший разговор пришлось вести уже в их присутствии. Алекс несколько раз рассказал о случившемся. Возмущениям жителей Лотта не было предела. Особенно разошелся Корсин, губернатор провинции, куда входили и владения Лейзона. Поддали жару и гвардейцы. Увидев мертвых монахов, и поняв, что они такие же смертные, как и остальные, и мертвые совсем не страшные, солдаты совсем раздухарились. Они призывали тут же устроить погром в лагере монахов. Все та ненависть и страх, что копились веками, теперь давали себе выход.

Но устроители праздника, и главное стражники, чей авторитет здесь был непререкаем, умерили пыл самых ретивых лоттенян, желающих немедленно пустить кровь обнаглевшим монахам. Алекса подозвали к небольшой группе высокого начальства всех заинтересованных сторон, кроме каги естественно.

Один из стражников приказал:

– Расскажи еще раз, как все произошло?

– Ночью меня разбудил мой пес, Аруш, – уже в который раз начал контрабандист. – Я с трудом смог проснуться, все вокруг было как в тумане. Когда я все-таки сумел выйти из шатра, то увидел трех монахов. Они потребовали мой амулет.

– Покажи, – потребовал стражник.

Алекс продемонстрировал Алазу всем присутствующим, и продолжил:

– Я естественно отказался. Тогда они пригрозили убить меня. Охватившая меня злость, помогла мне полностью освободиться от их чар. Они напали на меня, но оказались не слишком хорошими бойцами. Двоих убил я, одного загрыз мой пес, Аруш. Вот, в общем, и все.

– Они применяли магию, кроме сонных заклинаний? – уточнил стражник.

– Не знаю, я ничего не почувствовал. Наверное, не успели, все произошло слишком быстро.

Теперь высокопоставленный стражник обратил внимание на каррлака.

– Откуда у тебя такой здоровенный пес, который удивительно похож на наших сторожевых псов? А они, как известно, есть только у стражников земли мертвых.

А оборотень, тем временем, проходил процедуру ревнивого обнюхивания, с этими сами сторожевыми псами. Зверюги и впрямь были здоровенные, не меньше Аруша в его нынешнем обличье.

Снова пришлось рассказывать историю про прибившегося щенка.

Стражник сделал вид, что поверил, и хотел спросить еще о чем-то, но их разговор прервало появление монахов. Не взглянув на Алекса и ничем не выражая своих чувств, они подошли к своим соплеменникам. Каги были безмолвны и безучастны: ни раздражения, ни огорчения, ни единой эмоции, хотя страсти вокруг них так и кипели.

– Да, это наши собратья, – бесстрастно сказал один из монахов.

– Каким образом они оказались ночью на территории чужого государства? – так же спокойно спросил старший устроитель.

– Понятия не имею, – пожал плечами монах. – Может их пригласили.

– Впервые слышу, чтобы монахов каги кто-то пригласил в гости, – вскипел Корсин. – Ваши чертовы монахи, с помощью вашей чертовой магии, усыпили половину нашего лагеря, устроили здесь пожар, и напали на моих людей! Я требую, чтобы виновные были наказаны.

– Они и так наказаны, – невозмутимо ответил монах, указывая на обезглавленный труп. – И потом, моих собратьев иногда приглашают так, чтобы об этом никто не знал.

Гневные слова, готовые сорваться с языка губернатора, так и остались не высказанными, аргументы действительно привелись существенные. Монаху удалось сбить боевой задор Корсина. Но лишь на мгновение.

– Тогда я требую возместить ущерб, принесенный нашим людям, репутации нашего государства, и всему празднику мертвых в целом! Таких вопиющих случаев не было уже несколько веков!

Губернатор вновь стал заводиться, и последние слова почти выплюнул в лицо монаху. Но того не так то легко было вывести из себя. Он все таким же спокойным и бесцветным голосом ответил:

– Мы возмести нанесенный вам ущерб, и возьмем на излечение раненых.

– Ранен у нас только один человек, – вмешался Лейзон. – И я его вам не отдам.

– Хорошо, – сразу же согласился монах. – Тогда мы пришлем вам целительный бальзам. Надеюсь, против бальзама вы не будете возражать?

– Против бальзама не будем.

– Тогда, если вы не против, мы вернемся к себе.

Устроители и стражники не возражали, видимо желая перенести основное разбирательство до утра, и монахи удалились, так и не удостоив землянина ни единым взглядом.

– Мы все подсчитаем до достотчки! – крикнул им вслед губернатор. Его торжеству не было предела. – Наконец-то эти монахи получили по заслугам, – он похлопал Алекса по плечу. – А ты молодец, никому еще не удавалось в одиночку справиться с тремя монахами.

– Я был не один, мне помогал мой верный пес, – скромно ответил контрабандист.

Аруш так же скромно встал рядом.

– Хорошая собака, очень любит монахов, – губернатор хотел было погладить оборотня, но в последний момент передумал. – Если у тебя возникнет желание, – обратился он вновь к Алексу, – то всегда можешь найти место в моей охране.

– Я уже предлагал ему место в гвардии, – вмешался Зирий. – Это тот самый воин, про которого я вам рассказывал. Про разбойников, – напомнил он.

– О! Как же, как же, помню. После всего случившегося, тебе найдется место и в гвардии самого императора.

– Я подумаю, – продолжал скромничать Алекс.

– Подумай, хорошенько подумай. А сейчас, – губернатор смачно зевнул, – пора и нам немного поспать. А завтра мы им…

И не став уточнять, что там завтра, он, в сопровождении своего эскорта, удалился. Вскоре разошлись и остальные. Трупы монахов забрали стражники, и тольские остались одни. Спать уже не хотелось, монахи отбили даже мысли о сне.

Лейзон отвел своего начальника охраны в сторону, и пытливо смотря в глаза, спросил:

– Почему монахи тобой заинтересовались? Что в тебе есть такого, что они пошли на нарушение многовекового перемирия?

Вот ведь новая проблема! Чертовы монахи своим визитом изрядно подмочили легенду контрабандиста. И ведь не один господин Тольского замка задастся этим вопросом. Алекс глубоко вздохнул, и решил разбавить ложь правдой:

– Понимаешь Лейзон… Есть у меня одна вещь, вот она – мудрая змея Алаза. Талисман, доставшийся мне в наследство. Монахам она зачем-то нужна, вот они за нею и охотятся.

Лейзон внимательно рассмотрел змею. При свете светильников её чешуйки переливались разноцветными огоньками, и загадочно мерцали глаза.

– Тонкая работа. Но зачем она им так нужна?

– Не знаю. Самому интересно, чем это я обладаю? Но одно знаю точно, теперь я ни за что с ней не расстанусь.

– Но теперь ты понимаешь, что должен быть осторожен втройне? Монахи ни за что не успокоятся, пока не получат твой талисман-амулет, в свое распоряжение. Да и твою голову в придачу.

– Мне и самому кажется, что это только начало.

– Я думаю, что тебе действительно нужно идти на службу императору. Там ты будешь в большей безопасности.

– Да, наверное, и вы будете в большей безопасности без меня. Если бы не я, монахи сюда не пришли бы.

Хозяин Тольска молчаливо согласился.

* * *

На следующий день пришла очередь Лейзона, вместе с группой таких же мелких вельмож, как и он сам, хоронить своих усопших. Алекс сопровождал нанимателя.

Длинная процессия, в обход лагеря, двинулась вглубь земли мертвых. По дороге им постоянно попадались конные разъезды стражников. Через час с небольшим, миновав первое кольцо охраны, они добрались до первых невысоких курганов. Здесь хоронили не очень богатых и знатных людей – высшую знать предавали земле дальше. Чем ближе к центру земли мертвых, тем более высокие насыпались холмы. В самом центре хоронили королей, императоров, верховных вождей, и высших жрецов. От этого места так и разило особой, совсем не понятной магией. Причем эта магия не принадлежала человеку, скорей это была магия земли. Теперь становилось понятным, почему сюда так стремились похоронные команды со всех округ – упокоение проводила сама земля.

Контрабандист старательно отмечал расположение стражи. Как он выяснил, имелось три кольца охраны. Первое кольцо окружало по периметру все захоронения. Второе – охраняло высшую знать. Третье – ограждало мертвых правителей, от мертвых подданных. Между кольцами постоянно курсировали патрули. У каждого государства, как и в лагере, имелся свой сектор. Так что проникнуть через такую плотную охрану, было задачей не из простых.

Тем временем колона распалась, и каждая процессия направилась к своему фамильному кургану. Все курганы располагались в четком геометрическом порядке, на одинаковом расстоянии друг от друга. Склеп семьи Лейзона находился неподалеку от центральной дороги. Его уже разрыли с одной стороны, чтобы открыть проход к каменной плите, закрывающей вход в гробницу. Слуги надавили на плиту, и она со скрипом отворилась.

Подождав пока гробница наполнится свежим воздухом, процессия вошла вовнутрь. Вдоль стен рядами стояли каменные саркофаги с предками Лейзона и Изиры. Обойдя по кругу всех и воздав каждому почести в виде короткой молитвы, Лейзон подошел к двум, только что внесенным пустым саркофагам – здесь и будут похоронены отец Тольского господина и Тинкан. Решение похоронить Тинкана в семейной гробнице, было верхом благородства со стороны Лейзона. Бывший начальник охраны заслужил это своей верной службой, и, как это цинично не звучало бы, своей смертью. Церемония не заняла много времени, и вскоре процессия, тем же путем двинулась назад.

По дороге Алекс снова стал задавать вопросы по особо интересующей его теме:

– Лейзон, а другие гробницы так же устроены?

– Да, принцип у всех одинаковый.

– Даже гробницы королей и императоров?

– Даже гробницы королей и императоров. А почему это тебя так интересует? – в свою очередь поинтересовался Лейзон.

– Я ни разу не был в земле мертвых и не знаю как здесь и что. Мне просто интересно, насколько церемонии похорон властителей мира, отличаются от захоронения их бывших подданных. Мертвых владык других государств хоронят так же?

– Про каги ничего не знаю. Гурты и ригилиане хоронят своих мертвых сидя, без саркофагов. А у жителей Оберака все так же, как и у нас.

– А тебе доводилось быть на захоронении кого-нибудь из королей или императоров?

– Я присутствовал на похоронах прошлого императора. Желающих проститься с ним было столько много, что гробницу держали открытой лишних три дня.

– Значит, просто так, зайти и выразить почтение бывшим владыкам нельзя?

– Нет, только при похоронах. А потом их посещают только близкие, и то, лишь два дня в году, на праздник мертвых.

– И к чему такие строгости? – продолжал допытываться землянин.

– Чтобы не привлекать расхитителей гробниц. Ты меня удивляешь, это знают даже дети.

– Меня с детства учили совершенно другому, – многозначительно сказал контрабандист.

Лейзон с пониманием кивнул и продолжил свой рассказ:

– Раньше, когда здесь еще не было охраны, могилы часто грабили и оскверняли, особо богатые склепы. Ну а самые богатые, ты же понимаешь – это верховные владыки. В конце концов, это надоело правителям государств, и было принято решение о постоянной охране. А доступ к склепам разрешить только ближайшим родственникам, и то только на время праздника. В остальное время вход в склепы засыпан толстым слоем земли, чтобы воры не могли быстро до них добраться. После этого имелось несколько попыток ограбить захоронения богатых людей, но меры предосторожности сделали свое дело – грабителей поймали и казнили на месте. А их скелеты еще долго служили предостережением для новых расхитителей. Я уже давно не слышал о новых попытках.

– Понятно. И как долго продлится праздник?

– Еще три дня.

Контрабандист задумчиво почесал макушку:

– Три дня…

Лейзон подозрительно покосился на своего начальника охраны, но свои мысли оставил при себе. Всю дорогу до расположения тольских, контрабандист напряженно обдумывал, как ему лучше пробраться в тщательно охраняемую гробницу императоров Ригилии. И решил, не откладывать дело в долгий ящик, а отправиться за Фатаром, этой же ночью, а там будь что будет. Эта ночь должна решить все.

Сделав необходимые приготовления, он пораньше лег спать, чем заслужил недовольство Изиры.

XIII

Глубокой ночью, осторожно, стараясь не разбудить Изиру, Алекс поднялся. Тихо оделся, собрал заранее заготовленные инструменты, все свое оружие, и, оставив Изиру безмятежно спать, отправился в первую, и, как он надеялся, последнюю в этом мире вылазку. Впрочем, как он догадывался, в случае неудачи, ему бы не дали сделать не то что вылазку, а простого шага.

Лагерь Лейзона располагался на краю большого временного поселения, что было только на руку контрабандисту. Стараясь оставаться незамеченными, а после недавнего переполоха это было довольно проблематичным, они с Арушем выбрались за пределы поселения. И вдоль этой самой границы, хоронясь, двинулись в сторону погребальных курганов.

Ночью это поселение, а точнее большой временный город, не отличался от любого другого большого города. Так же на улицах горели огни, и были места, где эти огни горели особенно ярко. Большинство приехавших на праздник спало, но и здесь имелись места, где жизнь с приходом ночи только начиналась. Эти места назывались «веселыми кварталами». Их разместили подальше от жилых кварталов, отгородив от мирно спящих гостей большим пустырем. Вино здесь лилось рекой и имелся большой выбор продажных женщин и мужчин любых национальностей. Поговаривали, что за большие деньги, можно было даже купить ласки женщин каги. Впрочем, знатоки утверждали, что монахини не отличались большим темпераментом, в отличие от тех же гурток…

Расхитители могил благополучно миновали, как очаги ночной жизни, так и тихие «спальные кварталы». Патрули попадались редко, да и Алаза с Арушем вовремя о них предупреждали, так что пока неприятностей не возникало.

– «Теперь будьте поосторожней, – раздался тихий голос Алазы, почти шепот. – Мы только что миновали сектор империи Лотта, следующим пойдет сектор каги, и, исходя из их чувствительности к магии, я поостерегусь делать глубокую разведку. Рассчитывайте больше на себя».

– Когда начнутся захоронения? – спросил носитель.

– «Сразу за сектором каги».

От греха подальше, Алекс обходи лагерь монахов по большой дуге. Здесь патрулей не попадалось вообще. И не удивительно – никто и не подумал бы по доброй воле навестить поселение горцев, тем более ночью. Держась подальше, они миновали лагерь каги и повернули вглубь земли мертвых.

Чтобы не привлекать внимания собак, а в случае необходимости и сбить их со следа, контрабандист привязал к ногам мешочки со специями, с резким и неприятным запахом. Этот запах был неприятен и Арушу, но он мужественно терпел, пока Алекс обрабатывал его специями.

– Потерпи Аруш, сам понимаешь, без этого не обойтись.

– Да все я понимаю. Но… какая же это гадость!

Каррлак старался удержаться, но все-таки чихнул.

– Будем надеяться, что эта гадость отобьет нюх у сторожевых псов, – сказал контрабандист.

– И не сомневайся, ни одна собака не пойдет по следу этой дряни.

Друзья продолжили путь. Патрули стали попадаться чаще. Конные и пешие, они охраняли ближние подступы к захоронениям. Прислушиваясь и замирая на каждом шагу, контрабандист с оборотнем приблизились к первому охранному кольцу. Стараясь держаться за ветром, они без особых проблем миновали, не очень многочисленную здесь охрану. Но расслабляться не стоило, впереди их ждали еще два, гораздо более серьезных охранных кольца, да еще и патрули между ними. А времени до рассвета оставалось все меньше и меньше.

Передвигаясь от кургана к кургану, Алекс целиком полагался на всеведение Алазы, к тому же, она вновь одарила его ночным виденьем. Да еще на слух Аруша – нюх у него, после соприкосновением с вышеуказанными специями, отбило полностью.

Итак – самые низкие курганы закончились, впереди маячили более богатые усыпальницы, но до них еще требовалось добраться. Между этими двумя секторами было около трехсот метров пустого пространства, и на этом пустыре находилось еще одно охранное кольцо – с постоянными постами и неусыпной стражей. Ярко горящие костры добавляли проблем. Через этот пустырь пришлось пробираться ползком, так как между постами было не больше двухсот шагов.

Но иномирянские расхитители могил благополучно миновали и это препятствие.

Во втором секторе, курганы пошли все выше, цель становилась все ближе, и все чаще стали попадаться патрули, проходящие иногда, всего в нескольких шагах от наших друзей. Спасало только то, что у этих стражников не было собак, иначе не спасли бы даже специи.

Пройти третье кольцо охраны оказалось сложней всего. Посты находились всего в ста шагах друг от друга, и здесь так же жгли яркие костры. Ползти приходилось тихо и медленно, словно сонным змеям. Контрабандист отчетливо слышал голоса с постов по обеим сторонам. Стражники беззаботно переговаривались, иногда слышался громкий смех – им и в голову не могло прийти, что кто-то нарушит покой мертвых. Слишком долго усыпальницы не посещали расхитители, и это никак не могло способствовать бдительности. Стража расслабилась, но не совсем – время от времени они перекликались, и, убедившись, что все спокойно, продолжали свой бесконечный разговор.

Пробравшись наконец, через последнее кольцо, контрабандист и каррлак оказались в святая святых. Здесь обрели свое последнее пристанище короли, императоры, великие вожди, и прочие самые Большие своих государств. Хоронили их с должным размахом – насыпали не просто курганы, а целые рукотворные горы.

– Алаза, какая нам нужна усыпальница? – тихо спросил носитель.

– (Пройди два кургана прямо, затем повернешь направо, пройдешь еще два кургана, и третий наш).

Чем ближе Алекс подбирался к нужному кургану, тем больший его пробирал озноб – все-таки первое серьезное дело вне родного мира. Пройдя два длинных холма – целая насыпная горная гряда – он с оборотнем переждал неспешно прогуливающий патруль, и повернул направо. Патруль, судя по голосам, далеко не ушел. Контрабандист зашипел на Аруша:

– Не сопи! Тебя слышно на целый квартал!

– Мне что, вообще не дышать? – возмутился оборотень, но сопеть перестал.

И вот, наконец, он, заветный курган. Алекс осторожно обошел вокруг – никого. Усыпальница напоминала небольшую продолговатую гору. Вход в нее находился не с торца, как в большинстве подобных курганов, а посредине. Землянин подошел к каменной плите, закрывающей вход, и осторожно нажал – безрезультатно. Он вставил в небольшую щель прихваченный ломик и надавил сильней, снова ничего. Еще одна попытка так же не дала результатов. Контрабандист беззвучно выругался. Вся затея может провалиться из-за того, что ему банально не хватило сил открыть задвижку – ломик оказался слишком маленький. Про больший и думать нечего, скоро рассвет, а здесь и спрятаться негде, не то, что нужный инструмент найти.

– «Не паникуй, – прошипела змея. – Попробуй лучше с другой стороны».

Носитель подошел к другой стороне плиты, вставил в зазор ломик, немного надавил. И… слава всем здешним и нездешним богам, плита поддалась. Но скрежет мог выдать их ближайшему патрулю. А если надавить сильней, то их услышат стражники даже на охранных кольцах. Да, новая проблема. Алекс задумался. И надумал.

– Аруш, – как можно проникновенней начал он. – Нужно отвлечь охрану.

– И сделать это придется мне, – проявил догадливость каррлак.

– Да.

– И как ты это себе представляешь? Или придумал что-нибудь?

– Ничего не придумал. Придумай сам, ты лучше знаешь свои возможности. Хоть выйди перед патрулем и прокричи ку-ка-ре-ку.

– Легко сказать, придумай…

– Ну хорошо, – носитель еще ненадолго задумался. – Как ты думаешь, здешние собаки не любят кошек?

– Скорей всего нет. Ага, – начал соображать каррлак, – ты хочешь, чтобы я принял облик кошки и раздразнил всех собак.

– Другого выхода я не вижу. Ты ведь сможешь бегать так, чтобы тебя никто не догнал?

– А то! – оборотень самодовольно ухмыльнулся в темноте белоснежными клыками. – Раззадорить псов я сумею. А куда их увести?

– «Уведи на север, – вмешалась Алаза, – потому как нам нужно на юг. И если ты не сможешь найти нас сразу, пробирайся на то место, где мы появились этом мире. Если попадешь туда первым, жди нас. Если первыми прибудем мы…»

– Значит, будете ждать вы, – закончил каррлак.

– «Все правильно. Не теряйте времени, действуйте».

Каррлак принял совет, и вскоре перед Алексом стола стройная кошка на длинных ногах.

– Ты похож на одну из земных кошек, только больше в несколько раз, – заметил землянин.

– Она быстрая? – проявил интерес оборотень.

– Самая быстрая в нашем мире.

– Постараюсь бегать не хуже. Удачи вам.

– Удачи нам всем.

Легкой иноходью Аруш удалился.

Контрабандист присел возле плиты, гадая, чем все-таки каррлак привлечет внимание стражи и их собак. И вскоре услышал.

– Ку-ка-ре-ку!

– «А твой друг шутник», – отметила Алаза.

– Это точно, – ухмыльнулся Алекс.

* * *

Немедленно поднявшийся невероятный шум, поднял на ноги, наверное, не только стражников с охранных колец, но и весь огромный временный город. Кричали люди, лаяли собаки, ржали лошади, в общем, гвалт и суматоха стояли неимоверные.

Не теряя ни секунды, Алекс сантиметр за сантиметром стал отодвигать плиту. Скрежет так и резал слух, но вряд ли кто мог услышать его в этой шумихе. Наконец плита отодвинулась настолько, что в щель можно было протиснуться боком. А больше и не надо. Перед тем как войти, контрабандист внимательно прислушался. Судя по звукам погони, Аруш водил её кругами, собирая толпу побольше, и уводя её подальше от своего друга.

Носитель пробрался вовнутрь гробницы. Ночное зрение помогало видеть ему даже кромешной тьме, царившей внутри. Усыпальница имела продолговатую форму. По обе стороны от входа, вдоль стен, на посмертных тронах, сидели бывшие императоры Ригилии.

– Куда? – спросил носитель.

– «Влево».

Влево так влево. Проходя мимо застывших мумий, Алексу казалось, что он чувствует их укоризненные взгляды. Лучше бы их хоронили в саркофагах…

– «Здесь!» – скомандовала Алаза.

Носитель остановился возле одной из мумий. Бывший император величественно восседал на позолоченном троне. Высушенная пергаментная кожа, плотно облегала рельефно выступающие кости. Голову мумии украшала золотая корона с крупными драгоценными камнями. На теле расшитая золотом одежда, украшенное камнями оружие, на пальцах множество перстней.

– «Нечего ним любоваться, бери перстень, и сматываемся», – нетерпеливо сказала змея.

– Я думал, с мертвецов ничего нельзя снимать, – засомневался носитель.

– «Это, смотря с кого снимать и что снимать», – почти успокоила расхитителя могил Алаза.

– Какой из перстней? – уточнил носитель, немного растерявшись при виде столь богатых украшений.

– «На правой руке на безымянном пальце».

Указанный перстень оказался самым невзрачными из всех колец, украшающих пальцы покойного.

– «Снимай быстрей, – поторопила Алаза, – я чувствую, что кто-то приближается».

Стараясь не касаться кожи, Алекс взялся за перстень и потянул его на себя – мумия покачнулась вслед за перстнем, явно не желая с ним расставаться. Контрабандист усадил её на место, и, подавив брезгливость, взялся за палец двумя руками. Он сильнее дернул за почти законную добычу – Фатар почему-то плотно сидел на высушенном пальце.

– «Быстрей!» – почти запаниковала Алаза.

Носитель уже и сам почувствовал приближение опасности, он стал вращать перстень на пальце.

– «Ты еще послюнявь его! Отрывай вместе с пальцем!»

Судорожно сглотнув, Алекс что есть силы дернул за палец. Что-то хрустнуло, и палец повис – кожа и сухожилия удерживали его.

– Извините ваше величество… – пробормотал носитель, кинжалом отсекая палец.

– «Прячь палец и пошли!» – скомандовала Алаза.

Контрабандист спрятал палец с перстнем в карман, и поспешил к выходу. Протиснувшись сквозь щель на улицу, он застыл:

– Твою мать…

Перед ним стояли пятеро стражников. Один из них держал факел, но остальные были готовы немедленно броситься на расхитителя. Несколько долгих мгновений они молча рассматривали друг друга, затем вперед вышел ригилианин.

– Ты посмел осквернить усыпальницу наших императоров! – почти радостно выкрикнул он. – Моли богов, чтобы они даровали тебе быструю смерть.

Выхватив меч, ригилианин первым бросился на землянина. Нырнув под меч, Алекс ударил соперника коленом в живот. Тот согнулся и удобно подставил шею – короткий удар ребром ладони, и стражник, хрюкнув, упал под ноги расхитителю. Еще двое стражников, лоттинянин и гурт, натянули свои луки. Алекс успел броситься на землю, и две стрелы над его головой высекли искры об камень. Применить свой лук контрабандист не успевал – оставались ножи. С невероятной даже для себя быстротой, пока стрелы противника еще только ложились на тетиву, он метнул три ножа. Не желая убивать служивых – они всего лишь делали свою работу – Алекс направил ножи им в плечи.

Три ножа, три стражника. Двое выронили свои мечи, один факел. А четвертый поднял руку. Четвертым оказался черный монах, и руку он поднял не для приветствия – в руке блеснул дитрат, наверняка боевой. Алекс успел выхватить меч, и тот принял яркую молнию на себя. Гариант загудел, завибрировал и слегка нагрелся. От неожиданности контрабандист выронил меч, но не остался стоять истуканом. Перепрыгивая через стражников, он бросился к монаху, на давая возможности перезарядиться боевому дитрату.

Монах, видя, что не успевает повторно применить дитрат, стал поспешно вытаскивать меч, но запутался в плаще и Алекс сбил его с ног. Быстро вытащил кинжал – монаха оставлять в живых он не собирался.

– Правду говорили мои собратья, – задыхаясь под тяжестью тела землянина, выдавил каги, – что ты дьявол, и принес в наши земли несчастье.

От удивления контрабандист даже перестал держать противника, точнее противницу – голос оказался женским. Монахиня не упустила возможности вырваться, но землянин оказался шустрее. Он вновь придавил соперницу к земле, и провел рукой по телу – в нужных местах все оказалось на месте. Точно монахиня! Он сдернул капюшон, под ним скрывалось симпатичное молоденькое личико.

– Аруш, ты провидец! – воскликнул контрабандист.

– Я не Аруш, – обиделась монахиня.

– Да знаю я, – Алекс чмокнул ее в щечку. – Извини красавица, но свиданья у нас не получиться.

И смотря в удивленные глаза девушки, контрабандист нанес несильный удар в челюсть. Монахиня тут же обмякла в его руках.

– А жаль… – неохотно подымаясь, пробормотал носитель.

Забрав меч монахини, он без особого труда преодолел сопротивление раненых стражников, отправив их вслед за монахиней в бессознательное состояние. Он собрал свое оружие, и поспешил унести ноги подальше от этого кургана.

* * *

Шум, поднятый Арушем, помог Алексу незамеченным пробраться сквозь всю охрану, и выйти в голую степь. Начинало светать, и нужно было за короткое время уйти как можно дальше от захоронений. Но сделать это пешком проблематично. Забрать лошадь из лагеря нереально. Тем более, что кой у кого хватит сообразительности сопоставить исчезновение таинственного и дерзкого борца с монахами, с появлением, не менее таинственного и дерзкого расхитителя усыпальницы, который почему-то взял всего лишь один перстень. Контрабандист не сомневался, первыми к таким выводам придут монахи, и оставалось надеяться, что Лейзон при этом не пострадает. А из этого следует, что лошадь нужно раздобыть где-нибудь по дороге.

Несколько раз мимо него проезжали большие отряды – стражники и воины разных государств. Но Алаза заранее предупреждала носителя об этом, и он успевал спрятаться.

Наконец неподалеку оказались всего два всадника, а значит, появился шанс. Алекс спрятался в неглубокой ложбинке.

Два гурта, на своих невысоких лошадках, спешили по каким-то неотложным делам, наверняка связанными с тем переполохом, который подняли расхитители. Как только всадники миновали его, Алекс выпустил в каждого по стреле, и направил их каждому… чуть пониже спины. Он логично подумал, что получив стрелу в какое-нибудь другое место, всадники вполне могли ускакать, но со стрелой в заднице не очень-то поскачешь.

Так и случилось. Всадники остановились, и жутко матерясь, пытались вытащить стрелы, из столь важного для езды на лошади места. Не теряясь, контрабандист подбежал, и стащил одного из гуртов на землю. Второй вытащил саблю, и, продолжая материться, набросился на землянина. У Алекса меч был длиннее, да стрела наверняка доставляла гурту немало неудобств. В общем, бой длился недолго. После того, как гурт заработал еще и ранение в ногу, не составляло большого труда стащить его с лошади и приложить хорошенько по голове. Голова у гурта оказалась крепкая, и одного удара не хватило, да и его напарник надумал проявить героизм, и это вызвало у контрабандиста немалое раздражение:

– Хотел было по-доброму, но теперь не получится! – сообщил он обитателям западных степей.

В этот раз, после недолгой схватки, гурты заработали сапогом по морде, и утихомирились надолго – если не навсегда. Алекс пощупал пульс – живы. И то хорошо, не хотелось бы свой путь в этом мире устилать бездыханными телами, их и так уже имелось предостаточно.

Привязав уздечку одной лошади к седлу другой, он взял курс на запад, пытаясь сбить преследователей со следа. Добравшись до ручья, контрабандист применил уже знакомую тактику, и сменил направление на юг. Он прекрасно понимал, искать его будут в первую очередь там, откуда он пришел. Выход был один, покрыть как можно большее расстояние, пока в землях мертвых не прошла растерянность, и погоня прочно не села ему на хвост. Небольшие лошади гуртов, как нельзя лучше подходили для дальних и длительных переходов. Эти удивительные и выносливые лошадки, отдыхали на ходу, им достаточно некоторое время проскакать без всадника, и они снова были готовы нести на себе ношу.

За день он останавливался всего два раза, чтобы напоить лошадей, дать им попастись, и поесть самому. От такой длительной и непрерывной скачки, задница у Алекса болела не меньше чем у бедных гуртов, которым он всадил по стреле.

К вечеру, небольшими группами стали попадаться деревья, близились леса. К назначенной точке он двигался не той дорогой, которой ехали на праздник, а напрямик. Это значительно укорачивало путь и давало возможность избежать ненужных встреч. Но даже сейчас, остановившись на ночь, он не решился разжигать костер, поел холодного мяса, сыра, и запил водой из ручья. А лошадям требовалось и того меньше. После скудной степной растительности, густая трава предгорной лесостепи являлась для них редким лакомством.

Мысли об Аруше не давали Алексу покоя, он уже в который раз теребил вопросами свой атрат:

– Алаза, как там Аруш, он далеко от нас, с ним ничего не случилось?

– «А что с ним может случиться? Он все-таки каррлак, и здесь ему нет равных. Он в полудне езды от нас, и думаю, завтра, послезавтра догонит нас».

Алаза впервые положительно отзывалась об Аруше, и это радовало носителя, их постоянные пикировки уже начали ему порядком надоедать.

– «По-моему, тебе пора примерять свою добычу», – напомнила змея.

И действительно, он совсем забыл о Фатаре, ради которого, собственно говоря, и прибыл в этот мир. Волнение разыгралось с новой силой. Достав палец императора, Алекс на удивление быстро сумел снять с него перстень. Боевой атрат был сделан все из того же темно-зеленого метала. По центру большой выпуклый камень, исполосованный серо-белыми разводами. С четырех сторон камень обхватывали небольшие усики. Тщательно протерев, он медленно одел атрат на безымянный палец. Оказавшись на уже привычном пальце, перстень прочно на нем закрепился, отказавшись его покидать, сколько носитель не дергал. Появилась мысль о заговоре атратов, которые оккупируют своего носителя, и будут им управлять, но Алекс быстро выбросил ее из головы – даже если это правда, лучше не нервировать атраты.

Ожидая чего-нибудь необычного, носитель покрутил рукой, оценивая, как смотрится перстень.

– Что дальше? – спросил он у Алазы.

– «Помолчи!» – прервала его змея.

Её голос выдавал немалое волнение, и Алекс её понимал.

– «Здравствуй Фатар»

– «Здравствуй Алаза»

– «Давно не встречались».

– «Давненько. По моим меркам пять тысяч лет», – голос Фатара был явно мужской, и в нем так же чувствовалось волнение.

– «По моим больше, гораздо больше».

– Ну вот! Теперь у меня есть два говорящих атрата, не соскучишься! – обрадовался контрабандист.

– «Что это за придурок?» – раздраженно спросил Фатар.

– «Это наш новый носитель. И он не такой уж придурок, каким кажется на первый взгляд», – как бы извиняясь за Алекса, ответила Алаза.

– «Посмотрим».

Носитель обиделся на придурка:

– Я между прочим жизнью рисковал, чтобы вытащить тебя из склепа!

Но на боевого атрата слова носителя не произвели впечатления.

– «Обычно так всегда происходит, – спокойно ответил он. – Атраты просто так в руки никому не приходят. За право обладать нами, часто приходится платить жизнью, своей или чужой. Сколько тебе пришлось убить, чтобы добыть меня?»

– Троих… – выдавил Алекс. – Это если не считать разбойников. Но они сами виноваты!

– «Конечно сами, – насмешливо согласился атрат. – А сколько заплатили жизнями, чтобы у тебя оказалась Алаза?»

– Нисколько. Мне её подарили.

– «Вот как? Взяли и подали настоящий поисковый атрат?»

– Да, взяли и подарили! – раздраженно бросил носитель.

– «Может подаривший не знал настоящей ценности подарка? Или ты его обманул?»

– «Прекрати Фатар, – мягко остановила собрата Алаза. – Меня действительно подарили Алексу. И тот, кто подарил его, прекрасно знал мою ценность».

– «А можно поподробней?» – заинтересовался боевой атрат.

– «Можно», – ответила Алаза, и коротко поведала историю знакомства и отношений со своим носителем. А так же сообщила о подозрениях в ненавязчивом внимании к носителю высших сил.

Выслушав историю, Фатар вынужден был согласиться:

– «Да, в том, что ты рассказала, слишком много такого, что никак нельзя назвать простыми случайностями и совпадениями».

– «Я не знаю настоящих причин, почему я оказалась в руках у Алекса. У меня есть разные догадки. Возможно основная причина в нем, а возможно в нас. Но, тем не менее, я решила воспользоваться возможностью, и собрать всех нас вместе».

– Простите, что вас перебиваю, – вмешался носитель, – но ты сказала, собрать всех вместе. Что, есть еще кто-то кроме Фатара?

– «Алаза, ты что, не рассказала ему про Теноса и Венеру?» – неподдельно удивился перстень.

– «Нет. Думала сделать это позже».

– «Но почему?»

– «Боялась, что он испугается. Он не очень-то хотел отправляться и на твои поиски».

– Так! Стоп! – забеспокоился контрабандист. – Кто такие Тенос и Венера?

– «Еще два атрата!» – радостно сообщил ему Фатар.

– Вот как? И я должен найти еще двоих из вашей компании?

– «Да, – ответила змея. – Неплохо было бы найти недостающих два атрата».

Алекс начал закипать:

– Мне что, нечего делать, кроме как скакать по мирам и собирать комплект атратов? У меня своих проблем по горло! Ты не забыла, что меня на родине меня ждет семья, и она в большой беде?

– «Не беспокойся. Мы отправимся на помощь твоей родне, а затем будем искать Теноса и Венеру», – успокоила носителя Алаза.

– Ну, разве что так, – чуть угомонился Алекс. – А то я уж подумал, что нужен вам, лишь как средство передвижения, чтобы собрать ваших друзей.

– «А что ты хотел парень! – воскликнул Фатар. – Ты используешьнас, а мы используем тебя. Но заметь, все на взаимовыгодных условиях».

– Хотелось бы в это верить…

– «Не переживай Алекс, Фатар прав, мы не будем использовать тебя против твоей собственной воли».

– Хорошо, допустим, я вам поверил. Расскажите, что это за атраты, и почему так важно их найти?

Слово взяла Алаза:

– «Как я тебе уже рассказывала, много тысячелетий назад, несколько могущественных магов, ценой невероятных усилий и затрат, создали четыре атрата».

– Вообще-то, изначально речь шла об одном атрате, а потом о двух, – поправил её носитель.

Но змея проигнорировала его замечание:

– «Были созданы не просто атраты, а семья атратов. Такое встречается крайне редко. Чтобы создать семью атратов, нужна не только колоссальная магическая сила и опыт, но и единство духом. Ведь речь идет о нескольких атратах, комбинация которых может придать носителю такую мощь, что выше бывает только мощь богов».

– «Да то не всегда», – добавил Фатар.

– «Это точно, – согласилась Алаза. – Иногда семья атратов, вместе с силой самого носителя, если у него есть, конечно, эта сила, может доставить неприятности самим богам. Поэтому боги всегда настороженно относились к созданию таких вещей, и старались не допускать попадания всей семьи в одни руки. И мы тому пример».

– То есть, вы хотите сказать, что пытаетесь втравить меня в неприятную историю с богами? – вкрадчиво начал Алекс. – Ведь если я вас правильно понял, они теперь всячески будут мешать мне собрать вашу семью. А противостоять богам, это не с черными монахами сцепиться.

– «Мы не собираемся тебя не во что втравливать, – терпеливо сказала Алаза. – Мы просто объясняем тебе, какую силу ты можешь получить в свои руки».

– «Тем более, если я правильно понял, ты уже сам по уши в какой-то истории с высшими силами. Вспомни, как к тебе попала Алаза. Да и про гадалок не забывай. Если ты, конечно, не ошибся, и их схожесть обычное совпадение. Возможно, наша семья окажется для тебя настоящим спасением».

Слова Фатара заставили контрабандиста задуматься, причем надолго.

– Хорошо, – наконец сказал он, – будущее покажет, кто кому пригодится. Продолжай Алаза.

– «Так вот, была создана семья атратов: я, Фатар, Венера и Тенос. Мы все взаимосвязаны друг с другом, хотя можем функционировать и самостоятельно. Но когда мы вместе, то представляем огромную силу, многим большую, чем четыре не связанные между собой атрата. И тот, кто будет нами обладать, станет могущественным, почти непобедимым волшебником».

– Почти, но все-таки победим.

– «Послушай парень, всегда найдется кто-то, кто окажется сильнее тебя. Но, как сказала Алаза, такие маги очень, и очень большая редкость».

– Понял. Теперь объясните мне, что представляют собой Тенос и Венера?

Алаза снова взялась просвещать своего носителя:

– «Венера, атрат телесного совершенства. Её изготовили в виде цепочки из двенадцати звеньев. Мы её так и называем – цепочка. Её одевают на шею, и она помогает в совершенстве владеть своим телом, менять форму…»

– Как Аруш? – заинтересовался Алекс.

– «И даже лучше! Венера даст тебе гораздо больше возможностей. Ты станешь сильнее, сможешь изменить свое тело так, как захочешь».

– Хорошая замануха. Н мое тело меня вполне устраивает.

– «Не скажи, – вмешался Фатар. – Бывают моменты, когда тебе понадобится больше силы, больше рук или ног. И потом, есть измерения, где энергии совсем мало, а Венера поможет сделать тебе как можно больший запас. Ведь без энергии, ни Алаза, ни я не сможем тебе помочь».

Алаза продолжила хвалебную оду Венере:

– «Ты сможешь без моей помощи видеть в темноте, то есть, в инфракрасном и ультрафиолетовом свете. Сможешь слышать более низкие и более высокие звуки, то, что не доступно человеческому уху».

– Ну ладно, хватит расхваливать свою подругу, я уже понял, что это очень полезный атрат. Как будете нахваливать Теноса?

– «Тенос это атрат разума, – сказала Азаза. – Его создали в виде переплетенных воедино тончайших волосков из проволоки, с россыпью мелких камей по всей длине. Между собой мы называем его шнуром. А вообще-то, он может принимать вид любого головного убора, или вообще становиться невидимым. Одевается он, как ты сам понимаешь, на голову. Он координирует наши действия, и поможет задействовать твой мозг на полную силу».

– Что-то вроде компьютера?

– «В некотором роде. Кстати, если кто-то и сможет вернуть тебе память, так это Тенос».

– «Алаза, а что, наш новый носитель что-то забыл?» – спросил Фатар.

– «Да, около двадцати лет тому назад он потерял память».

– «Как это случилось?»

– Сам не знаю, – ответил носитель.

– «Похоже, он сам заблокировал свою память, – предположили Алаза. – Кое-что из прошлой жизни прорывается в его снах, и я могу это уловить, но снять блокировку мне не по силам».

– «Тогда это действительно работа для Теноса. И еще, он сможет ускорить твое обучение магии. Ты сможешь быстро запоминать и усваивать то, что делаем мы, и вскоре обходиться без нас. Алаза, насколько силен наш носитель в магии?»

– «Как маг, он не очень силен. Единственное что у него хорошо получается, так это путешествовать по измерениям. А еще он хорошо владеет оружием. Можно даже сказать, отлично».

– «О! Воин! Очень хорошо. Давно у меня не было носителя воина. Думаю, что мы поладим, я ведь тоже боевой атрат. А вообще-то ты Алаза, умеешь находить новичков».

– «С ними легче работать», – ответила змея.

Алекс постарался увести разговор подальше от своих скромных магических способностей:

– Я одного не пойму, если вы так сильны, особенно когда все вместе, почему бы вам не держаться вместе? Тогда у вас было бы поменьше неприятностей, которые, как я понял, и у вас сейчас имеются.

– «Это слишком опасно, – ответила Алаза. – Четыре атрата в одних руках… Последствия могут оказаться просто непредсказуемыми. Нет, иногда мы собираемся вместе, но это происходит крайне редко. Нужно очень осторожно подходить к выбору общего носителя, поэтому мы в основном действуем самостоятельно».

– Что же случилось сейчас, раз возникла необходимость собрать вас всех вместе?

– «Да, я тоже хотел бы это узнать», – поддержал носителя Фатар.

После недолгого молчания, Алаза ответила:

– «Дело в том, что Тенос и Венера попали в очень неприятные истории. Их носители, воспользовавшись данными им возможностями, стали творить черные дела. Возникла необходимость вырвать их из этих рук. – Змея вновь ненадолго умолкла. – Особенно меня беспокоит ситуация вокруг Теноса. Человек, владеющий ним, становится слишком умен и хитер. Пока он еще не слишком силен как маг, но думаю это ненадолго. Если он наберет достаточно силы, то сумеет найти всех нас, и тогда быть беде – в мир придет сильный и жестокий маг. А нас не для того создавали, чтобы мы способствовали этому».

– «А что с Венерой?»

– «Она в руках у одного урода. С её помощью он может превращаться в кого угодно, и в том мире нет никого, кто смог бы его остановить».

– И это придется сделать мне… – пришел к заключению Алекс.

– «С нашей помощью», – поправила его Алаза.

– «Алаза, я не пойму, Венера с Теносом что, сами не могут справиться с такими отвратительными носителями?» – недоуменно спросил боевой атрат.

– «Но ты ведь знаешь цепочку, ей лишь бы хвастать своим уменьем, где надо и где не надо. Ей явно недостает сообразительности».

– А ты невысокого мнения о своей подруге, – заметил контрабандист. – Кстати, у нас так звали одну из древних богинь.

– «Знаю, – отозвалась змея, – богиню любви и красоты. Тут не обошлось без влияния нашей Венеры. Ведь с её помощью можно достичь совершенного тела и неутомимости в любви».

– А ведь действительно очень полезный атрат… – пробормотал носитель.

Его воображение тут же начало рисовать красочные картинки.

– «Я знала, что это тебя заинтересует», – насмешливо сказала Алаза.

– «А что с Теносом?» – напомнил перстень.

– «Со шнуром все намного хуже. Я сама не все понимаю, – в голосе Алазы слышались озабоченность и непонимание. – Он всегда был сообразительней всех нас вместе взятых. И как он мог, попав в руки ненадежного носителя, допустить его возвышения, я не знаю. Но я знаю, что его носитель очень опасен».

– Опасней носителя Венеры? – уточнил контрабандист.

– «Да, и намного».

– «А я думаю, что сумел бы с ним справиться», – самоуверенно заявил Фатар.

– «Возможно, – согласилась змея. – А возможно шнурок и добивается, чтобы мы, а точнее ты, попал в его руки. Вдвоем вы бы справились с ним наверняка. Хотя, два таких сильных атрата в одни руки… Я бы не стала так рисковать. Если его носитель станет достаточно силен, то он окажется не по зубам даже тебе».

Фатар обиделся:

– «Я справлялся с магами и поопытней!»

– «Да, но у них не было Теноса. А если ему удастся найти Венеру, тогда все пропало, он скорей всего сумеет её подчинить».

Пришлось Фатару согласиться:

– «Об этом я не подумал. Венера может наделить его такой силой, что я не сумею с ним совладать».

Прислушиваясь к их беседе, Алекс насторожился:

– А можно еще вопрос?

– «Сколько угодно», – великодушно разрешил перстень.

– Меня интересует, как вы, атраты, можете воздействовать на своих носителей? Фатар говорил, что справлялся с сильными и опытными магами, что это значит?

Послышался самодовольный смешок боевого атрата:

– «А я все думал, когда ты об этом спросишь. Вообще я редко поднимаю эту тему и откровенничаю с носителями, но ты почему-то внушаешь мне доверие. Я пользуюсь энергией, которую получаю от своего носителя. То есть, мои боевые и прочие возможности, напрямую зависят от способностей моего носителя. Получается этакий симбиоз. Понимаешь?»

– Не очень.

– «Я, боевой атрат, и для того чтобы нанести магический удар, мне нужна энергия носителя. Но если носитель использует меня для темных дел, против которых восстает моя тонкая и ранимая душа, я могу выкачать у носителя слишком много энергии. И он, бух! – умирает! Подходит тебе такое объяснение?»

– Я тебя понял, и мне это не очень нравится. Ты можешь манипулировать своим носителем, и если он делает что-нибудь, что не нравится тебе, то он, бух – умирает. Так?

Алазе пришлось успокаивать носителя:

– «Успокойся Алекс! Никто не будет влиять на твои поступки, пока ты не перейдешь некую грань, отделяющую добро от зла. Тогда помощи от нас не жди».

– И кто будет определять эту грань? Ты, Фатар, Тенос или Венера?

– «Есть общепринятые в большинстве миров моральные принципы, и мы ими руководствуемся. Они не меняются ни временем, ни пространством. Так что поступай так, как велит тебе сердце, и как позволяет совесть, и у нас вряд ли будут разногласия».

– Совесть, это очень растяжимое понятие. Ты знаешь, что я занимался контрабандой, и моя совесть молчала, хотя во всех странах это противозаконно.

– «Но ты ведь отказывался от контрабанды наркотиков. Почему?»

– Наверное, совесть, – немного подумав, ответил носитель. – Ненавижу наркоторговцев, и торговцев людьми. Да и к контрабанде оружия отношусь осторожно, не в каждые руки их можно давать.

– «Вот видишь, – обрадовалась змея, – большинство наших критериев добра и зла совпадают! Так что не беспокойся, сработаемся. А насчет Фатара, ты кое в чем прав. Перстень часто бывал несправедлив в отношении своих носителей».

– «Когда такое было?!» – возмутился боевой атрат.

– «Было, было. Ты иногда лишал своих носителей жизни, просто потому, что они тебе надоели».

Фатар начал оправдываться:

– «Может пару раз это так и выглядело, но причина их смерти несколько другая. Они прожили длинную и насыщенную жизнь. У того императора, например, с пальца которого меня снял Алекс, было прозвище – завоеватель, и все благодаря мне. Сколько, по-твоему, я должен был продлевать его жизнь? Вот я и решил, что его жизненный цикл закончен».

Его оправдания были не очень убедительны, но Алаза решила не обострять отношения с собратом:

– «Я не собираюсь читать тебе мораль, во всяком случае сейчас. Я всего лишь хочу успокоить нашего носителя, которому обещала защиту от тебя».

– «Да ладно вам! Не делайте из меня злого атрата! Я может и сделал пару ошибок, но от этого никто не застрахован. И не надо из-за этого ставить на мне клеймо!»

– «Никто не ставит на тебе клеймо, просто нужно более взвешенно обдумывать свои поступки. Но оставим эту тему, думаю, до крайностей не дойдет, и мы отлично поладим».

– Я тоже на это надеюсь… И вот еще что, Фатар говорил про злого атрата. Что, схема хороший – плохой, существует и среди атратов?

– «Конечно. Все зависит от того, кто и для чего создавал атраты. Нас, например, создали для помощи людям. Вот Фатар, кроме убивать и разрушать, умеет еще лечить и защищать. Со временем ты обо всем узнаешь».

– «А зачем отлаживать! Давай попробуем что-нибудь из моего арсенала!» – не упустил возможности реабилитироваться в глазах носителя перстень.

– Можно и попробовать. А что ты умеешь?

– «О, мои возможности многогранны!»

– Насколько хорошо ты умеешь лечить?

– «Воскрешать мертвецов мне не под силу. Если ты это хотел узнать. А так, болезни разные, ушибы, ранения, травмы. Даже смертельные могу вылечить, если вовремя взяться. Не веришь?»

– Ну…

Фатар завелся:

– «Возьми, порежь палец, я тебе его быстро залатаю!»

– Это лишнее, у меня найдется что полечить.

– «Что именно? Говори, мне не терпится показать тебе, на что я способен!» – казалось, перстень даже подпрыгнул на пальце от нетерпения.

– Как тебе сказать…

– «Ну, быстрей, не тяни».

– Понимаешь, я весь день скакал на лошадях, и без привычки… В общем, я сбил себе всю задницу! Ты не мог бы мне её немного подлечить? А то очень болит.

Повисла тишина, и вдруг Алекс услышал заразительный смех Алазы.

– «Ты сам напросился Фатар!» – довольно произнесла она.

– «Знаю, – буркнул тот. – Вот уж не думал, что после стольких веков бездействия, первым делом придется лечить чью-то задницу. Ладно, поднеси меня к… больному месту».

XIV

Ночью Алекс спал словно младенец. Едва взошло солнце, он бодро, будто и не провел весь прошлый день в седле, вскочил на лошадь, и продолжил свой путь к месту встречи с Арушем. И хотя патрулей и заслонов он еще не встречал, но все же, от греха подальше старался избегать наезженных дорог. К вечеру второго дня он прибыл на место. Слез с лошади, размялся.

– «Подлечить тебе ничего не нужно?» – любезно поинтересовался Фатар.

Носитель рассмеялся:

– Нет, сегодня намного легче. Благодаря твоим стараниям, я теперь легче переношу скачку.

– «Тихо!» – остановила их Алаза.

– Что случилось? – насторожился носитель.

– «Похоже, мы не одни. Здесь еще кто-то есть. Они тщательно укрывают свои мысли, но кое-что я уловила».

Алекс внимательно осмотрелся, откуда ожидать опасность, но пока ничего не обнаружил:

– Кто это может быть?

– «Думаю, нам недолго осталось ждать», – сказала Алаза.

И она оказалась права. Из-за высоких кустов вышли трое монахов каги.

– А я уж думал, что мне больше не удастся выпотрошить еще нескольких монахов! – вытаскивая меч, воскликнул землянин.

– Зря радуешься, пришелец, – зловеще произнес самый крепкий из монахов. – Ты задолжал нам несколько жизней, так что легкой смерти не жди.

– Экие вы обидчивые! Но я думаю, на этом мы дискуссию закончим. Я к вашим услугам!

Контрабандист повел мечом в сторону монахов. Каги разошлись, и стали его обходить. Алексу это не понравилось. То, что монахи не простые соперники, он не так давно убедился, но тогда с ним был Аруш, а сейчас придется действовать в одиночку. Монахи молча окружали землянина, но не торопились вытаскивать оружие, и это не нравилось ему еще больше.

– «Может мне ими заняться?» – предложил Фатар.

– «Я не против», – сразу же согласился носитель.

– «Направь меня на того, кто не нравится тебе больше всего».

– «Трудно выбрать, они все такие симпатичные. Ну, наверное, вот этот», – Алекс перебросил меч в левую руку, и направил перстень в говорившего ранее монаха.

Вырвавшийся из камня луч, перерезал каги пополам. Но и носитель свалился словно подкошенный. Казалось, кто-то вынул из него кости, и тело перестало ему повиноваться.

– «Фатар, прекрати! – закричала Алаза. – Ты взял из него слишком много энергии, это может его убить!»

– «Черт! Я и не знал, что он такой слабенький!»

– «Нужно наполнить его энергией! Помоги ему!»

– «Не могу, он придавил меня своим телом и перекрыл доступ к магии! Алекс, освободи руку!»

Носитель с трудом приподнял голову. В ушах глухо стучали молотки, мозг с опозданием переваривал полученную информацию. Монахи, испуганные произошедшим с коллегой, увидев, что в свою очередь произошло с пришельцем, быстро пришли в себя.

– «Возьми энергию из камней!» – крикнула Фатару Алаза.

Монахи не стали тянуть время, и почти одновременно применили свои боевые дитраты. Две красные молнии ударили в Алекса. Но к удивлению монахов, да и самого землянина, не достигли его. Вокруг него образовался полупрозрачный купол, и молнии растеклись по нему, окрасив на мгновение в розовый цвет. А еще через несколько мгновений Алекс почувствовал, как к нему возвращаются силы – это Фатар задействовал камни и накопленную в них энергию для пополнения запаса носителя. Причем настолько быстро, что тот с криком вскочил на ноги. Монахи, отступив на пару шагов, с изумлением на него уставились. Контрабандист почувствовал, как энергия стала переполнять его, по телу пробежала дрожь, стало жарко.

– «Достаточно Фатар. Это его предел, большего он не выдержит!»

– «Не густо, – спокойно констатировал перстень. – Ну что ж, будем использовать то, что имеем».

Из Фатара ударил бледно-розовый луч, и еще один из монахов осел на землю. Часть переполняющей Алекса магии покинула его, но уже без таких губительных последствий – Фатар учился использовать энергию носителя более экономно.

Третий монах, с криком: – Умри дьявольское отродье! – выстрелил снова.

И вновь прозрачная стена остановила молнию. Алекс не стал дожидаться, пока атрат с дитратом будут выяснять отношения, и решил закончить дело проверенным способом. Он подскочил к монаху, и словно шпагой, пронзил его насквозь.

– Вот так-то лучше…

– «Я мог бы и сам его прикончить», – недовольно проворчал Фатар.

Ему явно было недостаточно этой короткой схватки, по которым он за несколько столетий соскучился. Это ведь не задницы лечить…

Носитель осадил его чуть резче, чем хотел:

– Ты чуть было не прикончил меня!

– «Откуда я мог знать, что у тебя так плохо с энергией? И потом, я все-таки спас тебя. Ты не смог бы отбить одновременный удар трех дитратов».

– Все правильно. Прости, сорвался. Спасибо тебе.

– «Да ладно… Но вообще-то твои дела плохи. С такими способностями вступать в бой с сильным магом, чистое самоубийство».

– А я как раз надеялся на тебя.

– «Я могу помочь, ведь я боевой атрат. Но и мне нужна помощь – твоя помощь. Я должен получить от тебя энергию, и тогда готов воевать. – Фатар сделал небольшую паузу. – Вот где пригодилась бы Венера. Она помогла бы и энергию накопить, и… задницу вылечить…»

Контрабандист устало опустился на землю:

– Я понимаю к чему ты клонишь. Чтобы я в первую очередь занялся поиском недостающих атратов.

– «Похоже, что у тебя нет другого выхода, при твоих нынешних способностях, я в твоих руках способен выполнять лишь роль фонарика».

– Фонарики тоже нужны… – брякнул Алекс, и тут же заработал болезненный укол в палец. – Эй! Я же пошутил!

– «Я тоже».

Носитель потер палец. После сегодняшнего боя, он и сам прекрасно понимал, что даже с Фатаром его возможности не слишком велики. Но перспектива искать еще два атрата, его не очень прельщала. Он вспомнил об Аруше, не мешало бы поинтересоваться и его мнением.

– Алаза, где Аруш?

– «Уже здесь».

И вправду, из-за деревьев показался каррлак. Выглядел он не важно. Оборотень подошел к Алексу и обессилено упал возле его ног.

– Ты как дружище? – обеспокоенно спросил контрабандист.

– Усталый, голодный и злой.

– А почему злой?

– Никого по дороге не смог поймать, совсем из сил выбился.

Алекс засуетился:

– Ты полежи пока, а я попробую что-нибудь для тебя добыть.

– «Может, перенесемся в другое место, побезопасней, там и поохотитесь?» – предложила Алаза.

– Ты посмотри на него, он не перенесет переход.

– Не перенесу, – подтвердил каррлак, которому предложили повременить с обедом.

– Лучше помоги найти дичь, где-нибудь поближе. Зверушку побезобидней.

Алекс покосился на каррлака, но тот прикрыл веки и сделал вид, что спит.

Алаза быстро нашла искомое:

– «В шагах трехстах отсюда имеется подходящая зверушка».

Добыв зверька похожего на крупного зайца, контрабандист принес его другу. Аруш мигом проглотил угощенье. Облизываясь, он выразительно посмотрел на монахов:

– Что я пропустил?

– Монахи устроили здесь засаду, и если бы не Фатар, меня бы прикончили.

– Фатар? – каррлак заинтересованно вскинул голову. – Ты уже пользовался ним? Дай взглянуть!

Носитель дал посмотреть перстень. На сначала неподвижном камне стали бегать неясные тени.

– «Ну что, насмотрелся?» – не очень любезно спросил боевой атрат.

– О! Еще один говорящий атрат! – воскликнул Аруш.

– «Говорящая собака!» – тут же отреагировал атрат.

И в нос каррлаку ударил тонкий розовый луч.

– И ради этого… мы проделали такой путь и рисковали своими шкурами?! – вскипел оборотень.

– Осторожней Аруш, он очень мстительный, – запоздало предупредил друга носитель.

– Я это уже заметил.

– «Я не мстительный. Просто не люблю когда меня принимают за какую-нибудь игрушку. А я все-таки боевой атрат!» – почти выкрикнул Фатар.

– А я боевой каррлак! – в свою очередь повысил голос оборотень.

– «Думаю всем нужно успокоиться, – попыталась примирить всех Алаза. – Мы сейчас одна команда, и ссоры нам совсем ни к чему».

– Согласен, – поддержал её носитель. – Берем тайм-аут.

Змея перенесла свое внимание на оборотня:

– «Если ты наелся, то мы убираемся отсюда».

– Жду не дождусь, когда мы это сделаем.

Аруш все еще не успокоился, и тон его был не очень вежливым.

– «Алекс, иди к энергетическому источнику, будем переправляться».

Контрабандист отправился вверх по склону, но Фатар остановил его.

– «Подожди, ты можешь ни куда не идти, ведь теперь у тебя есть я, – гордо сказал перстень, и не менее гордо добавил. – А я могу накачать в тебя столько энергии, сколько ты сможешь выдержать».

Носитель остановился:

– Подожди, ты ведь говорил, что можешь пользоваться только моей энергией.

– «Правильно, без тебя я не могу напрямую пользоваться магией, это мне доступно только через тебя. И сейчас я могу доставить энергию тебе, прямо из источника».

– То есть, ты не можешь брать энергию со стороны, и одновременно наносить удар?

– «Нет. Одновременно я работаю только в одном направлении. Я могу взять у тебя энергию, что я недавно не совсем удачно проделал, или наполнить тебя нею, например, из этого источника. Я так же могу при случае отобрать энергию у кого-нибудь, если он конечно, не сильнее меня».

– А ты сам не можешь накапливать энергию?

– «Это не входит в мои функции. Зато входит в функции Венеры».

– Опять Венера, – как от зубной боли скривился Алекс.

– Что за Венера? – с подозрением поинтересовался каррлак.

– Это очень долгая история, – грустно вздохнул контрабандист.

Аруш прищурил глаза:

– Сдается мне, ты нашел новые приключения на наши задницы.

– Да, – лаконично ответил Алекс.

– «Хватит болтать, – не выдержала Алаза. – У вас еще будет время обсудить будущее ваших задниц. А сейчас нам лучше уходить отсюда. У монахов есть способность скрывать свои мысли, так что я не всегда могу их засечь. Неизвестно, сколько их еще здесь скрывается. Может это была только передовая группа».

– Понял. Давай энергию Фатар.

Получать энергию с помощь перстня было намного легче, чем качать её самому. Сильный поток магии хлынул в носителя. Тот привычно укутал в кокон себя и каррлака, и остановился:

– Алаза, ты не сказала, куда мы отправимся.

– «Есть два варианта. Либо в красный мир, либо на Землю. Выбирай сам».

– А какая обстановка на земле?

– «Похоже там сейчас безопасно».

Алекс недолго колебался. Он соскучился по своему домику на берегу залива. По красному же миру, с его летающими дьяволами, у него почему-то ностальгии не осталось.

– Отправляемся на Землю.

– Отлично, мне тоже не терпится взглянуть на мир, где ты болтался последние два десятка лет, – одобрил выбор друга каррлак.

– «Я тоже давно не был дома», – добавил Фатар.

– Похоже, что всем угодил, – порадовался носитель. – Алаза проверь, все ли спокойно у меня дома?

– «Уже сделано. Я знала какой ты сделаешь выбор, и заранее все проверила. После нашего ухода никаких изменений».

Хмыкнув такой проницательности своего атрата, Алекс представил уютный зал, телевизор в углу, старенький диван возле стены, картину на стене, и пару мгновений спустя, они с оборотнем стояли посреди комнаты.

XV

В комнате ничего не изменилось, все находилось на своих местах, и не имелось ни каких признаков того, что кто-то посещал дом в отсутствие хозяина. Сразу появилось впечатление, словно никогда и не покидал дом, который за последние годы стал родным. А ведь сколько за это время произошло событий, на роман хватит. Да ведь только, кто поверит…

Сам бы не поверил, да вот только живое подтверждение рыскало по комнатам, и совало свой нос во все дыры – Аруш с неподдельным интересом прошелся по дому, обнюхивая и осматривая каждую заинтересовавшую его вещь.

– Это и есть твое жилище? – недоверчиво спросил он.

– Да, в этом доме я и жил последние годы, – Алекс затуманенным взглядом прошелся по комнате.

Он никогда не думал, что возвращение домой может вышибить слезу. После контрабандных вояжей такого не случалось.

– Да-а, – протянул оборотень, – это конечно не дворец эльфов в Камронте.

Замечание друга задело Алекса:

– Может это и не дворец, но он мне нравится, и во всем меня устраивает.

– Я не собирался тебя обидеть, – примирительно сказал Аруш, – просто говорю то, что вижу.

– А я и не обиделся, – солгал контрабандист, и поежился. – Что-то здесь холодно, видно дело к зиме.

Он спустился в котельную и зажег газовый котел. Затем прошел на кухню и открыл холодильник. Консервы, которые не вместились в рюкзак, и заплесневелый кусок сыра, лежали на месте. Каррлак сунул свой нос и поморщился:

– Да, не густо. Как здесь с охотой?

Алекс захлопнул холодильник:

– Охота в этих краях неважная. Все что нам нужно купим в магазине.

– Как скажешь. Только поторопись с магазином, а то у меня, в связи с последними событиями, проснулся просто зверский аппетит.

– Но ведь ты ел не больше часа назад!

– Ты смеёшься, – фыркнул оборотень. – Я и не заметил того мышонка.

– Ничего себе мышонок! – Алекс выглянул в окно. – На улице ночь, придется ждать до утра. Ладно, ладно! Не корчь рожи! Сейчас что-нибудь придумаем.

Алекс собрал все консервы, открыл и ссыпал их в одну глубокую тарелку. Добавил туда же последний кусок мяса, что принес с собой, и отдал все это оборотню. Тот обнюхал, вздохнул, и с обреченным видом все подмел. Алексу остался только кусок сыра и хлеба. Он вскипятил чайник, сделал себе кофе, и стал жевать. Оборотень послонялся по дому, заглянул еще раз в холодильник, и уставился на Алекса.

– Да ты наешься когда-нибудь, или нет! – не выдержал контрабандист.

– А это разве была еда? Катышки кзента и то вкуснее.

– А ты значит…

– Неважно! – прервал друга каррлак. – Ты только раздразнил мой аппетит и только.

– О господи! – взмолился контрабандист. – Потерпи несколько часов.

Но Аруш не унимался:

– Может, я пойду, и найду что-нибудь на улице?

– В этом мире нельзя есть всех тех, кто попадется тебе на улице. Так что потерпи до утра.

Оборотень вздохнул, и уныло поплелся в другую комнату.

– Пойду спасть, – буркнул он.

– Так-то лучше, – тихо пробормотал Алекс. – Такого легче убить, чем прокормить.

– Я все слышал! – заявил каррлак из соседней комнаты. – А прокормить я себя могу и сам.

– Спи уже! Ушастый ты наш…

Быстро допив кофе, Алекс прошел в спальню, где на всю кровать вытянулся Аруш.

– Подвинься, – пнул его контрабандист.

Каррлак нехотя подвинулся. Алекс улегся на знакомую много лет кровать, и с наслаждением потянулся – какое же это блаженство, спать на любимой кровати. Заснул он быстро, несмотря на выпитое кофе.

* * *

Утром, хозяину дома первым делом пришлось бежать в магазин, потому как выдержать нытье Аруша он был уже не в силах. В ближайшем продовольственном магазине сырого мяса не оказалось, а поход в супермаркет занял лишних полчаса.

Вернувшись в дом, он взялся за ручку входной двери, но остановился, за углом дома раздавалось громкое чавканье. Заглянув за угол, Алекс увидел прогнозируемую картину – Аруш пытался что-то проглотить.

– Ты кого сожрал, людоед?!

У Алекса даже в голове не укладывалось, кого мог поймать оборотень, воображение рисовало самое страшное. В горле у каррлака что-то трепыхнулось, но тот с усилием глотнул, и «добыча» провалилась в его бездонный желудок. Бегающие глаза оборотня не сулили ничего хорошего.

– Я спрашиваю, кого ты сожрал?!

– Птичка, пролетала… – пролепетал каррлак.

– Какая нахрнен птичка!

Контрабандист оглянулся, ища подсказку, кого здесь мог поймать Аруш, и молился про то, чтобы это оказалась банальная курица. За соседским забором собачья конура пустовала, цепь с порванным ошейником валялись неподалеку конуры.

– Ты что, – опешил Алекс, – соседскую шавку сожрал?

– Как ты мог такое подумать? Я не ем собак.

– Тогда кого?

Каррлак выплюнул черное перо:

– Я же говорю, птицу.

– Курицу поймал?

Аруш вновь отвел взгляд:

– Нет, не курицу.

Алекс посмотрел вокруг еще раз. Далеко над лесом, улепетывала стая черных птиц.

– Аруш, ты что, поймал и сожрал ворону?

Оборотень не стал отвечать, а с гордым, независимым видом прошествовал мимо согнувшегося от смеха друга, и скрылся от позора в доме. Вдоволь насмеявшись, вошел в дом и контрабандист. Стараясь не смотреть в сторону каррлака, он выложил на стол половину купленного мяса, остальное спрятал в холодильник.

– «Тебе нужно как можно скорей начать тренировки с Фатаром, – напомнила о своем существовании Алаза. – Нам необходимо знать наши совместные возможности».

– Я не против, – согласился носитель. И уточнил. – Для этого нам нужно отправиться к одному из источников?

– «В этом нет необходимости, – сказал Фатар. – Я смогу собрать энергию на месте».

– Но ведь её здесь мало.

– «Ничего страшного. Лишь бы она вообще имелась в наличии, я сумею её собрать».

– Это меняет дело. Тогда можем начинать.

– «Прежде чем перейти к практике, еще немного теории, – поучительно начал Фатар. – Как я уже говорил, я могу работать только через тебя. То есть, взять энергию от тебя, или подать тебе её. Взяв от тебя энергию, я преобразую её в различные виды маги: оружие, защиту, лечение, связь, наблюдение, и так далее. Понял?»

– В общих чертах, – неуверенно ответил носитель.

– «Чтобы было понятней, я объясню тебе, чем владею по цветам».

– Я не совсем тупой.

– «Очень хотелось бы на это надеяться. Слушай. Красные лучи, выпущенные мной, убивают все живое».

– Ими ты убил монаха! – вспомнил носитель, обрадованный тем, что запомнил кое-что из того, что проделывал перстень.

– «Правильно. Розовые лучи парализуют, но не убивают».

– Значит тот монах, которому досталась розовая молния, остался жив?

– «Да. Я побоялся снова использовать более мощные красные лучи, и ограничился розовым. Уж больно слабенький у тебя оказался запас энергии».

Алекс хотел было возразить, но Фатар продолжил:

– «Голубые лучи могут уничтожать неживую материю, не трогая живую плоть».

– Это как?

– «Например, ты хочешь обезоружить человека, направляешь на него голубой луч, и его оружие исчезает. Или рассыпаются латы.

– Или одежда! – быстро сориентировался носитель.

– «В общем, ты прав, – хмыкнул Фатар. – При необходимость можно раздеть человека».

– «Знаю я ваши необходимости, – буркнула Алаза. – У вас одно на уме».

Носитель с перстнем благоразумно не стали спорить со змеёй, а продолжили образование.

– «Синие лучи разрушают любую материю, как живую, так и не живую».

– То есть, это самое мощное оружие?

– «Одно из самых мощных, – поправил носителя Фатар. – Но про него тебе пока рано думать».

– Почему?

– «Потому, что твоих запасов магии не хватит для полноценного использования такого мощного оружия».

– Ясно. Что у тебя еще есть, бесполезного для меня?

– «Я бы не советовал тебе, так прохладно относиться к тому, чем ты не сможешь воспользоваться в ближайшее время. Даже без Венеры ты со временем сможешь пользоваться полным моим арсеналом. Ну, или почти полным. Нужно только работать над собой. Научиться набирать и прокачивать через себя как можно больше энергии, чтобы я мог использовать всю мощь».

– В общем, большинство из того, чем ты владеешь, для меня сейчас недоступно, – подытожил Алекс.

– «Ты рано разочаровываешься. Во-первых, я не перечислил всех своих функций, а во-вторых, после занятий со мной, ты хоть немного, но станешь сильней, и тогда станет ясно, что доступно, а что нет».

– Продолжай, – вздохнул контрабандист.

– «Есть у меня такая немаловажная способность, которую ты уже успел испытать на себе – я умею лечить. Для этого у меня есть лучи различных оттенков».

– Очень полезная способность, – разом воспрял духом Алекс. – Это у тебя получается неплохо даже при моих нынешних возможностях!

И он похлопал себя по тому месту, где ноги сходятся воедино.

– «Можешь мне поверить, – иронично сказал Фатар, – что твоей задницей мои возможности не ограничиваются. Они гораздо шире. Но опять же, в полной мере мы ними воспользоваться не сможем…»

– Знаю, знаю, – перебил его носитель. – Во всем виноваты мои скромные способности. Что у тебя есть еще?

– «Защита. Защита в виде белых лучей. Ты так же уже знаком с нею. Я могу выстраивать её в виде купола, сферы, стены, и так далее. Такая защита может остановить чужую атаку. Ты в этом убедился в схватке с монахами».

– Точно, было такое дело.

– «Кроме того, если добавить в белые лучи, скажем, красные, то ни одно живое существо не сможет преодолеть такую преграду. Если синие, то это станет барьером еще и для предметов, например, для стрелы, копья, пули».

– Тоже интересно, – одобрил Алекс. – Как я понимаю, для установления барьера нужно не слишком много энергии?

– «Это, смотря для какого барьера. Сложную защиту выстроить для тебя пока не под силу».

– Понятно… – энтузиазма у носителя слегка поубавилось.

– «Не расстраивайся. Лучше послушай, что у меня есть еще. А есть у меня желтые лучи. Это лучи связи и поиска. С их помощью можно делать то, что делает Алаза – общаться с тем, с кем нужно, а так же проводить поиск и разведку. Если постараться, можно достать до других измерений».

– И сколько на это требуется энергии?

– «Меньше чем на все остальные, – поспешил успокоить носителя перстень. – Это доступно тебе даже сейчас».

– Хоть это радует…

– «Имеются у меня так же, температурные лучи. Очень полезная штука, если тебе срочно требуется кого-то поджарить, или вообще, сжечь».

– А они какого цвета? – поинтересовался, сидевший в другой комнате Аруш.

Каррлак оказывается уже перестал обижаться, и внимательно прислушивался к общению атратов и носителя.

– «Оранжевого».

– Это все, или есть еще что-нибудь? – поинтересовался контрабандист.

– «Можно сказать, что да», – не очень уверено ответил перстень.

– Ты чего-то не договариваешь, – заподозрил носитель.

– «На первое время тебе этого хватит с головой».

– Я носитель, я должен знать! – стал настаивать Алекс. – Ну, давай Фатар, рассказывай, не темни.

Смятение Фатара его позабавило, и подняло настроение.

– «Вообще-то у меня есть еще много всего, но я и сам не знаю предела своим возможностям, и все на что способен».

– Как это? Как это может быть, что ты не знаешь своих возможностей? – удивленно спросил контрабандист. – Ладно я, начинающий маг, но ты, разумный атрат с тридцати тысячелетним стажем! Не понимаю.

– «Во мне заложено очень много функций и возможностей, – ответил Фатар, – но мне не дано всех знаний об этих возможностях».

– Но почему? Зачем тебе их дали, если ты сам не знаешь, чем владеешь?

– «Об этом больше знает Тенос, – вмешалась Алаза. – Видимо те возможности, о которых Фатар только догадывается, даны именно на тот случай, когда нам придется объединиться. А это происходит крайне редко, в исключительных случаях – таких как сейчас. В остальных случаях нам не стоит открываться на полную силу».

Носитель задумался, но голос Алазы прервал его размышления.

– «Ты кое о чем забыл Фатар, ты и без Теноса еще кое-что умеешь».

– «Что еще?» – недоуменно спросил перстень.

– «Каким образом ты можешь наполнить энергией носителя».

– «Ах да, – спохватился Фатар. – С помощью черного камня, я могу поглощать любую энергию, в том числе и направленную против тебя, и передавать её тебе».

– Кажется, я понял, – пробормотал контрабандист. – Это нечто вроде барьера, который поглощает магию.

– «Не совсем, – поправил его перстень. – Черный камень не ставит барьеров, он напрямую поглощает энергию и передает её тебе. А барьер, поставленный белым лучом, наоборот, предназначен для того, чтобы не допустить направленную против тебя магию. Понял?»

– Нет, – честно признался Алекс. – Я не понимаю, зачем такие сложности? Не проще было бы применить один луч – черный, или белый?

– «Черного луча у меня нет, – терпеливо объяснял Фатар. – А есть черный камень. Ну, хорошо, – атрат на мгновенье задумался. – Вспомни недавнюю ситуацию – на тебя напали три монаха. Вспомнил?»

– Как сейчас перед глазами.

– «Теперь думай. Все они одновременно применили против тебя свои боевые дитраты, а черный камень может перехватить только один луч. Вот тут и нужен барьер, в данном случае в виде купола, который и принял на себя все три выстрела. А затем я, с помощью черного камня выкачал из купола поглощенную им магию, и передал её тебе. Теперь понял наконец?»

– Да, вроде понял, – неуверенно сказал носитель. – Только я не понимаю, почему черный камень не может перехватить все три выстрела, а только один?

– «Вообще-то он, то есть я, могу перехватить и три, и больше выстрелов, но не при твоих способностях, легче установить барьер».

– А почему у тебя нет черного луча? Ведь при остальных твоих действиях у тебя есть лучи разного цвета.

– «Это такой принцип моей работы. При каждом моем действии мой камень меняет цвет, и соответственно меняют цвет лучи. При лечении зеленый, при нападении красный, синий или оранжевый…»

– Ну, это понятно, – снова перебил Фатара носитель. – Почему нет черного луча?

– Гартош не тупи, – раздался голос из кухни. – Черного луча не существует, потому что черный камень ничего не излучает, а только поглощает. Это уже и я понял.

Замечание каррлака обидело контрабандиста, и он принялся оправдываться:

– Аруш, между прочим, с рождения владеет магией, а я про её существование узнал совсем недавно.

– «Сейчас не время обижаться и оправдываться, а время учиться, – назидательно сказала Алаза. – А то, что ты не понял во время объяснений, поймешь во время практических занятий».

На том и порешили.

* * *

На самом деле практика оказалась не настолько тяжелым занятием, точнее, не настолько сложным, насколько Алекс себе представлял. Ведь всю работу делал Фатар. Носитель только выслушивал объяснения перстня, да прислушивался к своим ощущениям.

Практику начали с голубых лучей. Носителю и перстню удалось без особых проблем уничтожить целый ворох старой одежды. Нужно отметить, что контрабандиста сие действие немало позабавило – он удовлетворенно подумал, что теперь при случае точно сумеет кого-нибудь раздеть. Но когда они перешли к более твердым материалам, дело застопорилось. На то, чтобы перерезать ложку из нержавеющей стали, понадобилось несколько заходов на граничных возможностях носителя. Фатар периодически вливал и выкачивал из него энергию, и Алекс всячески пытался помогать перстню, но вскоре порядком устал.

– Я больше так не могу, – взмолился он. – У меня такое ощущение, что я всю неделю с утра до ночи, таскал мешки с песком.

– «Да, – многозначительно протянул Фатар. – С такими возможностями нам только в цирке выступать, фокусы показывать, а не ввязываться в бой с опытным носителем боевого атрата».

– Ты же видишь, я стараюсь, как могу, – без сил лежа не диване, оправдывался носитель.

– «В настоящем бою тебе не дадут время на отдых».

– Я немного отдохну, и мы продолжим занятия. Ты же сам говорил, что после того, как я с тобой попрактикуюсь, мои силы возрастут.

– «Так-то оно так, – нехотя согласился боевой атрат, – только на это уйдет время».

– «А времени у нас нет», – добавила Алаза.

– Ну и что вы от меня хотите? – простонал носитель.

– «Пока тренируйся, – сказала Алаза. – А через недельку посмотрим».

После небольшого отдыха, Алекс с атратами решили попробовать что-нибудь полегче, например, парализующие лучи.

– Давайте кого-нибудь вырубим, – предложил контрабандист.

Его взгляд упал на присутствующего при занятиях Аруша. Но каррлак мгновенно оскалил клыки:

– Даже не думай!

– Да ладно, не рычи. Поищем кого-нибудь поменьше и не такого агрессивного.

Для поиска жертвы пришлось выйти на улицу. Воробьи, кошка, и появившийся на цепи пес, вот и все претенденты для эксперимента.

– Фатар, сколько наши подопытные будут парализованные? На улице почти зима, как бы ни замерзли.

– «Смотря сколько ты вложишь силы в лучи. Они могут оставаться парализованными, от нескольких секунд, до нескольких часов».

– Давай остановимся на несколькихсекундах.

– «Как скажешь».

Первой досталось кошке, которая ничего не подозревая, сидела на заборе и грелась на скудном ноябрьском солнышке. Получив удар лучом, она свалилась с забора, полежала несколько секунда без движения, а затем стала недоуменно оглядываться: как же это её так угораздило? Наконец её взгляд упал на «великого мага», и нечуждое магии животное поняло, от этого человека можно ожидать любых пакостей. Кошка, сначала боком, а потом все резвей, драпанула вдоль забора, подальше от экспериментатора.

Пришла очередь собаки, благо она находилась на цепи, и далеко убежать не могла. Алекс отошел подальше, хотелось определить, на каком расстоянии будут действовать лучи. Шагов со ста, ему удалось частично парализовать пса. Отойдя еще дальше, почти к самому заливу, он увеличил мощность луча, и еще раз на несколько секунд смог обездвижить лучшего друга человека. Очнувшийся пес, стал затравленно оглядываться и жалобно скулить.

– Все! Прекращаем издеваться над бессловесными тварями! Лучше займемся чем-то другим.

Решили испытать термо-лучи. Этими лучами носителю удалось выжечь на дощечке свои инициалы. Без проблем ему так же удалось, с пяти шагов поджечь кусок газеты и кучу высохшей травы. Чтобы разжечь костер с большего расстояния, сил уже не хватило. Поэтому после небольшого спора с атратами – те настаивали на продолжении занятий – следующие уроки решили перенести на другой день.

* * *

Наутро Алекс решил изменить правила игры.

– Послушайте, – начал он, – может, попробуем пойти другим путем?

– «Каким?» – заинтересовалась Алаза.

– Давайте будем развивать мои собственные способности, а Фатар пусть подает мне энергию.

– «Разумно, – согласилась змея. – Какие именно виды магии ты хотел бы развивать».

– Ну, боевые виды мы оставим за Фатаром, – мудро решил носитель. – А я, для начала, хотел бы развить левитацию предметов, и свою собственную левитацию. Ведь это, насколько я понимаю, не входит в твои функции?

– «Вообще-то я могу левитировать предметы, – ответил Фатар. – Но для этого нужна сложная комбинация лучей и камней. Поэтому без Теноса мне не обойтись».

– А тебе когда-нибудь уже приходилось это делать?

– «Да, когда мы собирались вместе в последний раз. А это было несколько тысяч лет тому назад».

– По какому поводу вы собирались? – мимоходом полюбопытствовал носитель.

– «Тебе лучше этого не знать», – буркнул перстень.

– Ну нет, так нет, – не очень-то обиделся контрабандист. – Алаза уже начала меня немного обучать левитации, но может быть вместе у нас получиться лучше.

– «Наверняка лучше», – уверенно заявил Фатар.

При постоянной подаче энергии, которую обеспечивал перстень, подъем, и перемещение предметов, у Алекса действительно выходил гораздо с большим успехом. Он без проблем сумел поднять и пролевитировать по кухне деревянный табурет. Вдоволь с ней наигравшись, носитель решил, что пора полетать и самому.

Поджав под себя ноги, Алекс уселся на пол, окутал себя энергией, и дал ей команду – вверх. Вот где он посочувствовал Мюнхгаузену, который сам себя вытаскивал из болота. Сил пришлось приложить намного больше, на грани своих возможностей. Приподнявшись над полом почти на метр, он остановился – это оказался предел. После небольшого отдыха носитель повторил попытку, затем еще, и еще. И хотя высота подъема не увеличилась, проделывать это стало намного легче.

Поднявшись над полом еще раз, Алекс принялся летать по комнате, натыкаясь, то на буфет, то на стол, то на другие предметы обстановки – кухня явно не была предназначена для полетов. Медленно покачиваясь, он вылетел в зал, где места имелось побольше, и где на него уже ждал Аруш. Увидев летающего друга, он принялся за ним гоняться, пытаясь цапнуть за пятую точку. Контрабандист принял игру, и они словно дети минуты две носились по комнате, сшибая по ходу дела все, что только можно было свалить. В конце концов, свалился и сам летающий маг, хорошо хоть на диван.

– «Понравилось?» – поинтересовался Фатар.

– Еще бы! Вдвоем это намного легче, чем самому, не нужно отвлекаться на подпитку. Все внимание можно уделять левитации.

– «Но если быть справедливым, то это неправильно!» – заявила вдруг Алаза.

– Что неправильно? – не понял носитель.

– «То, что мы, атраты, делаем за вас то, что вы, люди, должны делать сами».

– Ты можешь доступней изложить свою мысль?

– «Да это она снова завела старую песню!» – не выдержал Фатар.

– «Могу и доступней, – завелась Алаза. – Вы, люди, слишком полагаетесь на нас, атратов, стоит только нам попасть вам в руки. Возьмем, например тебя».

– Давай возьмем меня, – с готовностью согласился носитель.

Он уже догадывался, о чем пойдет речь, схожий спор у них с атратом уже был.

– «Вместо того чтобы самому качать энергию и левитировать, ты половину работы переложил на Фатара».

– Но… – попытался вставить слово носитель.

– «Подожди! – перебила его змея, и продолжила свою изобличительную речь. – А если мы найдем еще Теноса и Венеру, то у тебя вообще отпадет стимул чему-либо учиться и, тем более стараться. Венера укрепит тебя физически, и вместе с Фатаром возьмет на себя все магические действия. Тенос, в свою очередь, разблокирует твой мозг, улучшит память, и ты автоматически будешь запоминать и усваивать все то, что делаем мы. Не прилагая при этом, между прочим, ни каких усилий. В то время, как другие тратят на эти знания годы, да что там годы – десятки и даже сотни лет!»

– И это тебя возмущает? – вставил наконец, Алекс.

– «Да! Это меня возмущает! То, что далось легко, без труда, никогда не ценится».

– А то, что я, рисковал и рискую жизнью, разыскивая вас, причем заметь, не по собственной воле, за усилия уже не считается?! – теперь начал заводиться контрабандист. – Мне бы вполне хватило и тебя.

– «Я…»

– Теперь подожди ты Алаза, дай мне высказаться, – Алекс перевел дух. – Тенос и Венера, по твоим же словам, попали в нехорошие руки. И с их помощью, между прочим, творятся нехорошие дела. Так?

– «Так», – покорно подтвердила змея.

– И у меня просто нет выбора, кроме как пойти и сразиться с теми магами, которые владеют вашими собратьями. И потом, если все пройдет благополучно, исправлять сделанное ими. И заметь, мы с Арушем, будем рисковать собственными жизнями, в тоже время, как вы, не рискуете ничем, разве что, собственным достоинством и репутацией. – Алекс немного успокоился и продолжил. – По твоим же словам, у меня просто нет времени на полноценное обучение.

– «Молодец Алекс, – одобрил Фатар. – Ты разбил её в пух и прах».

– «Может я немного неправильно высказала свою мысль, – начала оправдываться Алаза. – Я не имела в виду данный конкретный случай».

– Мне так не показалось, – отрезал носитель.

– «В данном случае нам действительно следует поторопиться, и нет времени на обучение. Слишком большие и сложные задачи ставит перед нами судьба».

Почувствовав подходящий момент, носитель задал вопрос, который давно хотел, и в тоже время боялся задать:

– Расскажи мне про мою семью в Виктании. Как там дела? Все живы? И какая опасность им угрожает?

Алаза немного подумала:

– «После ухода Аруша, никто из твоей родни не умер. Но опасность им действительно угрожает нешуточная. Сейчас в империи фактически правит сильная ведьма, твой личный враг. И у неё есть мощный боевой атрат, а это добавляет ей силы».

– Что-то в последнее время у меня не слаживаются отношения с ведьмами, – усмехнулся Алекс. – Из-за чего у неё на меня имеется зуб? Надеюсь, не из-за неразделенной любви?

– «Нет, – серьезно ответила Алаза. – Ваша семья убила её мать».

– Ого! Это конечно повод!

– «Кроме того, ты так же причастен к убийству её любовника», – добавила змея.

Алекс откашлялся:

– Кгм… Алаза, а у меня имелись веские причины, чтобы убить всех их?

– «Более чем. Они напали на твою страну, убили твоего отца и брата».

У Алекса сжались кулаки, и из зубов чуть ли не посыпался песок:

– За это нужно было выжечь весь их змеиный род!

– «А ты почти и уничтожил весь род этой ведьмы. Но ей удалось уцелеть, и теперь она жаждет отомстить. Но это еще не все. Там есть еще кто-то. Кто-то очень сильный, и я не могу его вычислить, тем более с такого расстояния».

– Черт побери! Кто там еще затесался? Еще один мой личный враг?!

– «А еще у них есть несколько помощников помельче».

– Да, круг моих врагов все расширяется и расширяется…

– «Можешь сюда еще смело добавить носителей Теноса и Венеры, – бодро добавил Фатар. – Когда они узнают что у тебя находятся два атрата из нашей семьи, то наверняка захотят с тобой познакомиться».

– Я это уже понял… Так что там насчет моих, против них предпринимаются какие либо шаги?

– «Пока нет. Твои враги выжидают. Они стараются укрепиться в твоем мире, набраться сил и как можно больше союзников. Но, судя по всему, очень скоро положение может измениться в худшую сторону».

– Пообещай мне, – попросил Алекс, – что как только против моих близких начнутся какие либо действия, ты сразу же сообщишь мне.

– «Обещаю», – с полной серьезностью сказала Алаза.

XVI

Следующая неделя пролетела как один миг – в бешеном темпе. Алекс продолжал занимать с Фатаром. Он учился применять, как боевую магию, так и магию защиты. Большими успехами он, конечно, похвастаться не мог, за столь короткое время трудно научиться чему-нибудь стоящему, но кой-какие особенности работы с разными видами магии и энергии он освоил.

Отвлекался носитель только на походы за продуктами, в особенности за свежим мясом… Но к концу недели он так устал, что не осталось ни сил, ни желаний чем-либо заниматься. Отдых, только отдых. А какой отдых может быть лучше рыбалки? Правильно, неожиданная и незапланированная рыбалка. Невзирая на все протесты атратов, носитель настоял на отдыхе. Но требовалось обновить снасти и приобрести наживку – ведь одним земляным червем сыт не будешь, говаривал один карась.

К любимому магазину для рыбаков, Алекс добирался с легкой душой и сердцем. Он уже предвкушал дразнящее поддразнивание поплавка, хотя и понимал, вряд ли ему удастся похвастаться богатым уловом – не сезон. Возле дверей одного из продовольственных магазинов, его взгляд наткнулся на болезненного вида девочку, на первый взгляд лет восьми, хотя ей могло быть и больше. Худенькое личико, потухший взгляд, и волнами исходящая обреченность. Девочку за руку держала молодая, но крайне изнеможенная женщина, наверняка её мать. Затравленный взгляд матери не отрывался от земли, словно женщина боялась смотреть в глаза людям. И люди так же старались не встречаться взглядами с этой невеселой парой, стремясь проскочить мимо них как можно быстрей.

– «Видите этих двоих? – носитель указал на дочь и мать. – Можете сказать, что с ними?»

– «Девочка больна, – сразу отозвалась Алаза. – Причем серьезно. А мать вся извелась, пытаясь помочь дочери».

– «Подождите немного, – сказал Фатар, – я попытаюсь узнать причину болезни поточней. Только подойди поближе».

Алекс догнал заинтересовавших его людей, и пошел шагах в пяти позади них.

– «В голове у девочки поселилась тьма», – наконец выдал диагноз перстень.

– «Что это означает?»

– «Люди называют так рак», – коротко объяснила Алаза.

– «Мы можем ей помочь?»

– «Головной мозг не моя стихия, – с сомнением сказал Фатар, – но попробовать можно. Тем более, если не взяться за дело прямо сейчас, она обречена».

Контрабандист поравнялся с женщиной и зашагал рядом. Не затягивая разговор, он сразу спросил:

– Что с вашей дочерью?

Женщина остановилась и испуганно посмотрела на незнакомца.

– У неё рак?

Мать торопливо кивнула:

– Да. Но как вы…

– Что говорят врачи? – перебил её Алекс.

Глаза женщины наполнились слезами:

– Они говорят, что ничем не могут ей помочь.

– Я могу попробовать помочь, – переводя взгляд с матери на дочь, сказал контрабандист.

– Вы целитель? – наконец начала догадываться мать.

– Да. Правда, начинающий. Но я вижу, если не взяться за дело немедленно, ей не сможет помочь ни какой, даже самый опытный целитель.

– Я уже обращалась к экстрасенсам, но безрезультатно. Некоторые даже не захотели браться, словно чего-то боялись.

– Я не боюсь, – улыбнулся контрабандист. – Но я так же не могу гарантировать вам стопроцентное выздоровление вашей дочери. Но попробовать все-таки нужно.

– Мне нечем вам заплатить.

– Мне ничего от вас не нужно, я просто хочу помочь.

Губы женщины тронула горькая усмешка:

– А разве так бывает?

– Бывает, – с полной серьезностью ответил Алекс.

В глазах женщины мелькнула надежда, отчаянность, желание поверить, и страх разочароваться. Но колебалась она недолго:

– Я согласна. Я готова цепляться за любую возможность, лишь бы помочь Софии.

– Вашу дочь зовут София? – Алекс погладил по голове безучастную девочку.

– Да.

– А вас?

– Елена.

– Меня зовут Александр. Можно просто Алекс. Где я могу более тщательно осмотреть Софию? Я живу в пригороде, если хотите, поедемте ко мне.

– Мой дом совсем рядом. Вот за этим углом.

– Тогда пойдемте к вам.

Елена без колебаний повела незнакомца в свой дом, ей было наплевать, что добровольный помощник мог оказаться, в лучшем случае мошенником, а в худшем… А про худший лучше не думать.

Дом Елены и Софии действительно оказался совсем рядом. Контрабандист с хозяевами поднялись на третий этаж. В квартире было чисто и пусто.

Хозяйка правильно поняла оценивающий взгляд гостя:

– Все что можно, я продала, чтобы оплатить лечение дочери. Осталась только кровать и старенький диван, да и то, потому что его никто не хотел покупать. Да еще газовая плита на кухне.

– Я все понимаю, не нужно мне ничего объяснять, – успокоил её «целитель». – Давайте положим девочку на диван.

Елена раздела дочь и уложила её на диван. Все это время взгляд Софии оставался неподвижным. Казалось, она смотрела в такие далекие дали, какие может увидеть только человек находящийся на пороге смерти.

Алекс повернул перстень камнем вниз, и легко провел ладонью по безволосой голове:

– Спи моя девочка.

Его подопечная что-то почувствовала, и скосила на Алекса глаза. И в этом серьезном взрослом взгляде читалось понимание того, что сейчас с ней произойдет. И еще надежда. Затем она закрыла веки.

– Мне выйти? – спросила Елена.

– Пока не нужно, – ответил добровольный помощник.

Обладая некоторыми магическими способностями, Алекс и без атратов увидел бы тот ненасытный клубок тьмы, поселившийся в голове у девочки. Но с такими прекрасными помощниками картина вырисовывалась более полная. Тьма захватила не только мозг Софии. По всему её телу расползлись щупальца, свив гнезда в главных органах и суставах, в особенности локтях и коленях.

Почувствовав прикосновение чужой силы, тьма зашевелилась, ощетинилась, и приготовилась дать отпор.

– «Да эта тварь не просто так тут завелась! – воскликнул Фатар. – Явно вижу чужое вмешательство!»

– «Порча?» – уточнил носитель.

– «Не просто порча, а высасывание жизненной силы девочки под видом обычной опухоли».

– «А так же передача этой силы по нужному адресу», – уточнила Алаза.

– «Ты нашла канал, по которому сила уходит на сторону?» – обрадовался перстень.

– «Нашла, и этот канал активно задействован. Часть силы тварь забирает себе, для собственной подпитки, но большую часть передает тому, кто и устроил эту мерзость».

– «Вот почему никто из экстрасенсов не хотел браться за лечение Софии, боялись мести сильного конкурента», – догадался Алекс.

– «По-моему, за этим стоит кто-то из кровных родственников девочки, – сказал Фатар. – Кто-то со стороны отца».

Алекс выпрямился:

– Елена, а где отец девочки?

Глубоко вздохнув, женщина села на единственный табурет в комнате:

– С отцом Софии мы развелись три года назад. И если бы не дочь, я бы пожалела о нашей встрече.

– Когда он был последний раз?

– Недели две назад. Он в последнее что-то зачастил. Хотя пару лет, о нем не было ни слуху, ни духу. Чему я очень рада.

– А когда у Софии начались проблемы?

– Примерно три месяца назад. А почему вы спрашиваете?

Алекс почесал нос, и решил ничего не скрывать от матери:

– Мне кажется, что он имеет непосредственное отношение к тому, что случилось с Софией.

– Но как это может быть? – воскликнула Елена.

– Может быть, может. Либо он, либо с его помощью, у девочки вытягиваются все силы.

– «На шее у девочки есть кулон, с его помощью и налажен канал, через который уходит её жизнь», – сказала Алаза.

Носитель наклонился над Софией. На толстой нити, под самым горлом, в ямке под ключицей, расположился небольшой, явно ручной работы кулон, с фиолетовым камнем посредине.

– Этот кулон подарил ей отец?

– Да. А откуда вы… Ах да, – спохватилась Елена, – вы же экстрасенс. Он подарил дочери этот кулон, несколько месяцев тому назад. Меня не было дома, когда он дарил его, а то я бы не разрешила взять ни единого подарка.

– Все правильно, не нужно было брать. С него и начались проблемы.

Елена стремительно подошла к Алексу и с мольбой заглянула ему в глаза:

– Вы ведь поможете? Правда?

– Постараюсь, – сжал её ладони контрабандист. – Я сделаю все, что в моих силах, а их, в общем-то, немало. Опыта, правда, маловато, но я буду стараться.

– Я не могу дать вам ничего взамен вашей помощи, кроме материнской благодарности.

– А это дорогого стоит, – улыбнулся Алекс. – А теперь выйдите в другую комнату, я буду работать.

– Конечно, конечно, – заторопилась Елена. – Если что понадобится, зовите.

Едва за хозяйкой закрылась дверь, носитель вновь склонился над девочкой:

– С чего начнем?

– «Думаю, нужно обрезать пуповину, связывающую кулон с паразитирующим владельцем», – предложил Фатар.

– «Ни в коем случае! – запротестовала змея. – Если мы уберем канал, куда ты собираешься деть эту дрянь?»

– «Ты предлагаешь вернуть гадину тому, кто подсадил её девочке?) – быстро понял перстень».

– «Конечно. Это наилучший выход. Во-первых: это справедливо, а во-вторых: на полное уничтожение темного порождения, у носителя попросту не хватит сил».

– «Да, ты права, так и поступим. Первое, что нам нужно сделать, это изолировать тварь от мозга. Причем так, чтобы не повредить его. Эх, сейчас бы сюда Теноса!»

– «Будем обходиться тем, что имеем, – одернула коллегу Алаза. – Как ты думаешь, лучше будет отправить посылку адресату целиком, или по частям?»

– «Конечно целиком, – отозвался Фатар. – Я тут кое-что придумал. Я вытяну из твари большую часть энергии. Ровно столько, чтобы она стала голодной, но не обессиленной».

– «Ты хочешь, чтобы она тут же набросилась на хозяина?» – так же быстро догадалась Алаза.

– «Да. И для этого нужно, чтобы она прибыла полностью сформированной, а не медленно созревала, как в теле этой девочки».

– «Отлично, так и сделаем».

– Можно один вопрос? – вставил носитель. – Вы собираетесь удалить тьму, но как быть с пораженными тканями, в том числе мозга? Их ведь по энергоканалу не отправишь.

– «Не беспокойся, – успокоил носителя Фатар. – Как только мы удалим тьму, я восстановлю часть пораженных тканей, а остальные рассосутся».

– Надеюсь у нас все получиться…

– «За дело!» – скомандовал перстень.

* * *

Александр буквально кожей чувствовал потоки злости, которые исходили от тьмы, а так же от того, кому передавалась жизненная энергия девочки. Фатар первым делом изолировал тварь от канала, и той пришлось бороться за свое существование самой. Отделение многочисленных щупалец от главного очага проходило медленно и трудно. Тварь упорно боролась за свое доминирование над телом Софии, а учитывая, что она глубоко укоренилась внутри него, задача перед атратами и носителем стояла сверхсложная. Тем более что основной очаг сосредоточился в головном мозге.

– «Ох и сильна гадина!» – воскликнул перстень, после удачного отделения очередного щупальца.

– «Не отвлекайся!» – рыкнула на него змея.

Носитель тяжело дышал и с трудом ровно держался на ногах. Постоянные разрядки и зарядки порядком его измотали.

– «Возьми табурет», – подсказала ему Алаза.

Он так и сделал. Времени для отдыха практически не имелось, тьму нельзя надолго оставлять без присмотра. Поэтому новые подзарядки и вперед. Когда последнее щупальце отделили от основного очага, и основу тьмы заключили в кокон, контрабандист тяжело откинулся назад, и чуть было не упал на спину, хорошо, что вовремя вспомнил про отсутствие спинки на табурете.

– «Алекс, – на удивление ласково сказала Алаза, – потом отдохнешь, сейчас не время, дорога каждая секунда».

– Я понимаю, – прошептал носитель, и вновь склонился над Софией.

Теперь начинался новый этап. Требовалось изолировать и другие, второстепенные гнезда. Сначала Фатар взялся за главные органы: сердце, затем печень, затем… Перед глазами носителя словно встала мутная пелена, и он слабо понимал, что делают носители. Одно набатом стучало в голове – выдержать правильное положение рук.

Перед тем как перейти на суставы, он дал себе полминуты отдыха. Перстень под завязку накачал его энергией, но это помогало мало, усталость овладела им, наверное, на клеточном уровне.

– «Погоняй магию по телу, это должно тебе помочь», – снова пришла подсказка от Алазы.

Превозмогая внутреннюю боль, Алекс погнал магию по жилам. И на удивление это помогло. Полностью усталость, конечно, не прошла, но мысли очистились, и руки перестали трястись.

– «Теперь на суставы», – скомандовал Фатар.

Сейчас носитель видел, как метались клубки тьмы в коленях и локтях, как они пытались вырваться из энергетических коконов, которые неумолимо смыкались вокруг каждого из них. Но перстень уже понял, как с ними бороться, и не давал тьме ни единого шанса.

Вскоре все гнезда тьмы были изолированы от тела Софии непроницаемыми коконами.

– «Теперь мне нужно твоя помощь, не просто как сосуда для магии, – сказал Фатар. – Я сейчас выведу основную тварь из головы девочки, и ты будешь удерживать кокон, чтобы он не разрушился, и тварь не сбежала. А я потихоньку буду добавлять туда все второстепенные гнезда. Учти, с каждым новым гнездом, тварь будет становиться все сильней и сильней. Так что не оплошай».

Это стало одной из сложнейших задач, с которой Алексу когда-либо доводилось сталкиваться, с тех пор, как он занялся магией. Подкачки энергии больше не было, приходилось рассчитывать только на внутренние ресурсы. Вот где пригодились бы три оставшихся алмаза заряженных магией. Но они остались дома.

Под воздействием Фатара, кокон с тьмою медленно выходил наружу. Внутри кокона бесновалась опасная тварь – контрабандисту даже казалось, что иногда он видит мелькание зубов и налитых злобой глаз. На удержание гадины в отведенных ей границах, уходило не так уж много энергии, но перстень для своих нужд брал много больше. Вот он подвел к материнскому телу одно из её злобных порождений. Два кокона слились, и тьма поглотила свое детище. Она с удвоенной силой набросилась на стенки сосуда, в который её поместил боевой атрат. Силы носители были не беспредельны, но он испытывал мрачное удовлетворение от того, что эта смертельная подсадка сейчас находится в его власти, и что он волен уничтожить её. Да, он понимал, что его личной ненависти сейчас хватит для того, чтобы тварь перестала существовать. Он впился взглядом в сам центр темного клубка, и медленно, жилка за жилкой, тянул оттуда силу – жизненную силу. Даже через, казалось, непроницаемый для энергии кокон.

– «Молодец Алекс, – одобрил Фатар. – Растешь. Только смотри не переусердствуй, нам эта тварь нужна живой, и не полностью обессиленной».

От тьмы повеяло страхом и отчаяньем. Не совсем бездумной оказалась тварь. Она поняла, что столкнулась с такими силами, которые уничтожат её без всяких сожалений, скорей даже с удовольствием. Все её попытки вырваться носитель пресекал безжалостно и с наслаждением. Потери энергии Алекс пополнял за счет тьмы, и вскоре Фатар собрал воедино все, что удалось вытащить из тела Софии. Тварь скулила, но вырваться больше не пыталась – она поняла, её сохранили не просто так, а для какой-то цели, а значит, есть шанс уцелеть.

– «А теперь восстановим справедливость, и вернем хозяевам то, то они наслали на эту бедную девчушку, – сказал перстень. – Сними с неё кулон».

Носитель снял кулон с шеи Софии и повесил его на открытую форточку. Из клубка тьмы вытянули еще немного силы, и через кулон отправили к тому, кто подсадил заразу девочке. Тварь с облегчением скользнула по открытому каналу, и оставалось только догадываться, что случилось, когда она достигла адресата. Канал служил для передачи жизненной энергии, и наверняка с той стороны его поддерживали с особой тщательностью. Так что выросшее, окрепшее, и голодное порождение смерти, без всяких препятствий должно было достигнуть и проникнуть в тело того, кто последние месяцы выпивал из девочки жизнь.

Сама София, после тяжелой процедуры по удалению смертельной заразы, успокоилась, и задышала ровнее.

– «Ей нужно пополнить силы, – заметил Фатар. – Отдохни немного, мы очистим её тело от последствий, а затем немного вольем энергии».

– Я могу поделиться с ней своей жизненной силой, – предложил Алекс. – Небольшая подпитка ей не помешает. Тем более что я сумел поживится за счет твари.

– «Очень благородно с твоей стороны, поделиться своей жизненной силой, с практически незнакомой девочкой, – сказала Алаза».

– Теперь она для меня очень даже знакомая. Я даже начинаю чувствовать ответственность за её судьбу.

– «Это естественно, ведь с давних времен велось – тот, кто спас жизнь человеку, становился сродни кровному родственнику, – растрогалась Алаза. – А вы ни чего не заметили?»

– «Что именно?» – уточнил перстень.

– «У девочки явные способности к магии».

– «Действительно… Теперь понятно, почему именно её выбрали в жертву. Хотели не просто отобрать жизненные силы, но и добавить магические способности ребенка к своим, – заключил Фатар. – А теперь хватит болтать. Давайте очистим организм девочки от последствий скверны, и поможем ей скорей восстановиться».

Снова Алекс взялся за работу. Теперь уже он сам, под руководством атратов, вычищал остатки тьмы из тела Софии. Магическими продолжениями рук, доставал он обрывки черных нитей, сжигал их, и выбрасывал в окно. Помогал организму девочки нейтрализовать пораженные ткани, а позже подзарядил её магией. Эта работа снова далась ему нелегко. Перед таким важным заданием, как пополнение жизненной энергии девочки своей, носитель опять решил немного отдохнуть. Не успел он умостить свой зад на табурет, и полюбоваться проделанной работой, как раздался звонок в дверь.

* * *

В комнату открылась дверь и показалась испуганная Елена:

– Там ломится в дверь отец Софии!

– Очень вовремя! – обрадовался Алекс. – Мне есть, что ему сказать.

– Я не знаю, стоит ли с ним сейчас говорить, у него совершенно безумные глаза, как бы не случилось беды.

– Не беспокойтесь Елена, я приведу его в чувство, – успокоил женщину контрабандист, уже предвкушая «разговор» с уродом, который по недоразумению назывался отцом Софии.

– Только я вас прошу, – Елена умоляюще сложила руки, – без крайностей. Какой ни есть, он все-таки отец моей дочери.

– Уже нет. После того, что он сделал, он не имеет больше права называться её отцом, – сурово сказал Алекс.

Он поднялся и решительно направился к выходу. Звонок трезвонил безпередыху, и только нагонял злость на контрабандиста.

– Закройте дверь, – полуобернувшись, бросил он хозяйке, – я позову вас.

Дождавшись когда Елена прикроет дверь в спальню, носитель открыл входную дверь. В коридор вломился высокий сухощавый мужчина, примерно на полголовы выше Алекса. Несмотря на усталость, контрабандиста хватило на хороший удар в поддых. Вломившийся охнул и согнулся пополам. Не мешкая, Алекс вытолкал его на лестничную площадку, выровнял и схватил за кадык.

– Слушай меня поддонок и не говори ничего, – смотря в действительно безумные глаза, прорычал контрабандист. – За то, что ты сделал со своей дочерью, тебя нужно четвертовать, но меня очень просили этого не делать. И я тебя отпущу. Отпущу первый и последний раз. Но если ты еще раз появишься в жизни своей бывшей семьи, прямо или косвенно, я тебя убью. Убью без всякого сожаления, скорей даже с удовольствием. Но прежде чем тебя отпустить, нужно забрать у тебя должок. Ты ведь много задолжал своей дочери.

Фатар окрасился в черный цвет, и из отца Софии потекла жизнь. Безумие в глазах урода сменилось непониманием, затем страхом, а после в них поселился ужас. Вместе с жизнью носитель получил и всю историю рода поддонка, вплоть до седьмого колена. И, что примечательно, атраты здесь были совершенно нипричем – это оказалось достижением самого носителя, его магический потенциал раскрывался на удивление вовремя.

Отец Софии закачался, удерживать его стало все трудней и трудней. Наконец Алекс решил, что вытянул достаточно силы, иначе эта гадина сдохнет прямо на этих ступенях. Он опустил шею враз постаревшего мужчины и отступил пару шагов:

– А теперь марш отсюда! И чем быстрей ты уберешься, тем будет лучше для тебя, моя доброта может не устоять перед напором справедливости.

Спотыкаясь, отец девочки стал спускаться по ступеням. Он со страхом оглядывался, явно ожидая удара в спину. Но удара не было. Хотя Алекса так и подмывало бросить огненный шар в сгорбленную спину. Но он пересилил себя, и, перегнувшись через перила крикнул:

– И передай своей бабке, если она будет продолжать заниматься тем, чем она занимается, я сожгу её, как когда-то сожгли её прабабку ведьму! Я буду следить за ней!

Эти слова послужили не хуже огненного шара. Внук темной, или скорей даже, черной ведьмы, которая и затеяла все это злодейство, покатился по ступеням, и остановился где-то на нижней площадке. Дождавшись пока он поднимется и буквально выползет из подъезда, Алекс вернулся в квартиру. В комнате Елена сидела возле дочери, словно прикрывая её от возможной очередной беды. Увидев Алекса, она расслабилась и неуверенно улыбнулась.

– Не беспокойтесь, – широко улыбнулся в ответ контрабандист. – Я все уладил. Ваш бывший муж вас больше не потревожит. Я все доходчиво ему объяснил. Причем практически без всякого насилия. Одними доводами. Вескими доводами.

– Спасибо вам, – тихо сказала Елена.

– Не за что. Давайте посмотрим, что там с нашей пациенткой.

Елена уступила место целителю. Он склонился над девочкой, и через Фатар полилась отобранная у отца жизненная энергия. София заворочалась, и открыла глаза. Она внимательно следила за тем, что делал контрабандист, и он был уверен, что она видит и понимает настоящую суть происходящего. Передав девочке то, что он отобрал у её отца, и, добавив крупицу своей энергии, носитель выпрямился.

– Как тебя зовут? – чуть слышно спросила София.

– Зови меня Алекс, я так привык. Или, если хочешь, дядя Алекс.

– Спасибо тебе, дядя Алекс.

– Я рад, что сумел помочь тебе. А теперь спи. Тебе нужен отдых. Хороший длительный отдых.

Носитель положил руку на лоб девочки, и она снова закрыла глаза. Её губы тронула легкая улыбка, она перевернулась на бочок, и тут же трогательно засопела.

* * *

Еще раз проведя рукой по гладкой голове Софии, Алекс нехотя поднялся:

– Ну вот, слава всем нам, все у нас получилось. Теперь девочке требуется восстанавливать силы, и много положительных эмоций.

– Я буду молиться за вас, – с теплой улыбкой сказала Елена.

– А вот это не обязательно. Не то чтобы я ни во что не верил, но я ярый противник всяких церквей.

– Почему? – удивилась хозяйка дома. – Разве ваш дар не от бога?

– Если и от бога, то не от этого, – рассмеялся носитель.

– Кому же вы поклоняетесь?

– Ни кому. Просто я очень не люблю прохиндеев от разных религий, которые почему-то взяли на себя роль посредников в общении людей с богом. Все эти, так называемые пастыри, спекулируют и паразитируют на боге, и я не хочу, чтобы меня хоть как-то с ними связывали.

– Вы неправы. Я много раз ходила в церковь, и молила бога о помощи. И он послал мне вас.

Логика Елены была неубиваемой, и Алекс даже не сразу нашелся что ответить.

– Понимаете Елена, – осторожно начал он. – Все религии создавались людьми и для людей. А настоящего положения вещей мы не знаем и не понимаем. Если вам будет так легче, то можете идти в церковь и молиться за меня. Тем более что многие церкви построены на местах Силы, и их купола прекрасно генерируют её. Но ни в коем случае не связывайте меня с церковью. Причину я вам уже объяснил.

– Чтобы молиться, необязательно идти в церковь.

– А вот это правильно, – радостно согласился носитель. – Кстати о местах силы. Я знаю одно место, посещение которого поможет вашей дочери скорей восстановиться.

– Какое? – оживилась Елена.

Алекс подробно объяснил хозяйке, как добраться до Каменной Могилы, где он не так давно удачно разжился неплохим атратом.

После того, как все было сказано, возникла неловкая пауза. Основные темы исчерпались, и подходило время для прощания.

– Ах да, – спохватился носитель. – На первое время вам понадобятся средства. Теперь уже не для лечения, а для восстановления здоровья вашей дочери. Я думаю, этой сумы хватит, чтобы вы не нуждались пару месяцев. А затем вы найдете работу и все станет на свои места.

Мать Софии отклонила руку спасителя дочери:

– Алекс, вы и так много сделали для нас, я не могу принять от вас еще и деньги.

– Вы ведь наверняка пользовались помощью различных благотворительных организаций, считайте это еще одним благотворительным взносом. Тем более что судьба Софии мне теперь не безразлична.

– Хорошо, если вы ставите вопрос таким образом, я возьму деньги.

– Ну вот. Теперь я, пожалуй, могу идти.

Неуверенно потоптавшись, и стараясь не смотреть в грустные, и немного растерянные глаза хозяйки, контрабандист направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, когда Елена его окликнула:

– Алекс!

– Да, – с готовностью обернулся носитель.

– А вам действительно нужно уходить?

– А вы хотите, чтобы я остался? – ушел от прямого ответа контрабандист.

– Хочу, – без тени улыбки ответила, заметно помолодевшая и похорошевшая женщина.

– Тогда я, наверное, подзадержусь.

И носитель отпустил ручку двери.

* * *

Ушел Алекс очень ранним утром, скорей даже, ночью. Ушел не прощаясь, и даже не оставив записки. Да и что он мог сказать Елене и её дочери? Сказать до скорой встречи, я буду вас навещать? Или прощайте, вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся? Смотреть в грустные глаза хозяйки, и разочарованные Софии? Нет, это было выше его сил. Эти две женщины должны строить свои планы и жить без него. Поэтому он тихо встал, оделся в коридоре, и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Как только дверь за контрабандистом захлопнулась, Елена села на кровати. Конечно она слышала, как вставал и одевался её гость, но ни каким образом не стала устраивать слезливое прощание, или тем более удерживать его. Если он решил уйти, это его решение. Женщина смахнула слезу. Если бы Александр остался, она была бы счастлива, но это стало бы перебором – столько счастья сразу не бывает. Главное, что её дочь теперь пойдет на поправку. А свое личное счастье она будет искать сама, без таких неожиданных подарков судьбы.

* * *

О неудавшейся рыбалке контрабандист ни капли не жалел. Вчерашним днем он спас маленького человечка, и теперь испытывал какой-то необычный подъем, словно выиграл одно из самых главных сражений в своей жизни. Он медленно брел по еще темному городу, и блаженно улыбаясь, подставлял лицо холодному ветру. Об оставленной недавно постели он старался не думать, считая, что поступил правильно.

– (Это действительно, один из лучших поступков в твоей жизни), – уловив ход его мыслей, сказала Алаза.

– Знаю, – ответил носитель. – Но не знаю, как поступить дальше.

– (В каком смысле?)

– Я понимаю, что слишком мало знаю и умею, вот поэтому задумался о ближайшем будущем.

– (Ты колеблешься между выбором: идти в свой родной мир, или пуститься на поиски Венеры и Теноса?) – правильно поняла смятение носителя Алаза.

– Да. Я прошу у вас совета. Только постарайтесь не думать о том, что недостающие атраты являются членами вашей семьи. Какой мне сделать выбор, где мои шансы выше?

– «Скажем так, – рассудительно начал Фатар. – При встрече с носителем Венеры, я бы поставил один к двум, в пользу Дривела, или как его там. При встрече с носителем Теноса, один к семи. А при встрече с ведьмой из твоего мира, один к двадцати. Все, сам понимаешь, не в твою пользу».

– Значит все-таки атраты… Ну, так тому и быть! Будем собирать вашу семью!

– «Не беспокойся Алекс, – начала успокаивать носителя змея. – Ты сделал правильный выбор. Все вместе мы сможем тебе помочь наверняка. К тому же, только Тенос поможет восстановить твою память, и ты сможешь почувствовать полную радость от воссоединения со своими близкими».

* * *

Остававшийся дома Аруш, новость о том, что они отправляются на поиски недостающих атратов, встретил прогнозируемым ворчанием:

– Я так и знал, что тебя нигде нельзя отпускать одного. Эти чертовы атраты все-таки смогли убедить тебя поступить так, как лучше для них.

– Да нет дружище, это был мой выбор.

– Не сомневаюсь, что все выглядит именно так. Они могут убедить кого угодно, даже меня.

– Тогда не ворчи. Я так понимаю, наши занятия с Фатаром подошли к концу, пора применить приобретенное на практике. Так что давай собираться.

– Все мое всегда со мной, – буркнул оборотень.

Контрабандист так же собирался недолго. Дежурный вещевой мешок давно ждал своего часа.

– «Напоследок я бы хотела сделать еще кое-что», – сказала Алаза.

– Что именно? – полюбопытствовал носитель.

– «Нужно оставить в доме заклинание. На случай если здесь появятся нежелательные гости».

– И это заклинание их зажарит! – обрадовался контрабандист.

– «Нет, – разочаровала его змея. – Это будет информационное заклинание. Оно сработает при вторжении, и уйдет в информационное поле нашего мира, где его никто не сможет уничтожить. Когда мы появимся здесь вновь, а я думаю, это все-таки случится, мы будем знать, кто и когда посещал твой дом».

– Если ты считаешь, что это нужно, тогда делай.

Алаза недолго ставила нужное заклинание, и вскоре можно было отправляться навстречу новым испытаниям.

Алекс бросил прощальный взгляд на свой дом. Как знать, возможно, несмотря на весь оптимизм змеи, он сюда больше не вернется.

– Иди сюда Аруш, – как можно бодрее сказал он. – Посмотрим, что там преподнесет нам новый мир.

Каррлак подошел, и встал рядом с другом посредине комнаты.

– Алаза, давай картинку!

XVII

Контрабандист с оборотнем высадились на большой поляне, находящейся посреди дремучего леса, поросшего, схожими с земными деревьями и густым кустарником. Только вот такие поляны и разбавляли это лесное царство. Алаза выбрала именно это место, потому как оно являлось, по её мнению, наиболее безопасным. Отсюда до замка Дривела – носителя Венеры – было около четырех дней пути. Высаживаться ближе, Алаза посчитала опасным – Дривел мог учуять возмущение магии при появлении чужаков из другого мира.

Здесь так же имелось меньше всего монстров, появившихся в результате совокупления графа Дривела с различными животными. Алекса, когда он услышал о существовании таких порождений, чуть было не вырвало от отвращения. Но Аруш отнесся к этой новости совершенно спокойно.

– Привыкай, – назидательно сказал он. – Побродишь по мирам и не такое увидишь.

– Нет, я понимаю, когда разные… чудики появляются на свет природным путем, – сказал носитель. – Но когда вот так, человек с животным…

– Нормальный вариант, – хмыкнул оборотень.

– Я до такого пока не дорос.

– «Аруш прав, – взяла сторону оборотня Алаза. – Бродя по разным мирам, ты увидишь множество разных созданий, еще более удивительных, чем здесь».

– «Если останешься жив», – добавил Фатар.

– Добрый ты, – огрызнулся носитель.

– «К тому же, – продолжила змея, – многие миры именно такими гибридами и населяются».

– Я очень рад, что в разных мирах столько извращенцев.

– «Не во всех мирах это считается извращением», – парировала Алаза.

Носитель промолчал, он чувствовал себя в этом лесу очень неуютно, и тревожно оглядывался вокруг. Ему казалось, что за каждым деревом, за каждым кустом прячутся странного вида чудовища, и только ждут момента, чтобы напасть и надругаться. Аруш только посмеивался над страхами друга, его в этой истории ничего не смущало. И он спокойно отправился на охоту.

В его отсутствие, Алекс стал чувствовать себя еще неуверенней, и чтобы как-то успокоится, завел разговор с атратом:

– Алаза, что может противопоставить нам Дривел?

Змея без промедления дала ответ:

– «Во-первых, самого себя. Он может принимать любой облик, имеет чудовищную силу и молниеносную реакцию. К счастью его увлечение оборотничеством, отодвинуло занятие магией, в том числе и боевой, на второй план. На этом тебе и нужно сыграть. Это что касается самого Дривела. Но у него еще есть целая армия чудовищ, которых он наплодил за триста лет владения Венерой».

Алекс присвистнул:

– Три века владения атратом совершенства!

– «Да, – спокойно продолжила Алаза. – Дривел владеет Венерой именно триста лет. А до этого он был обычным вельможей в этих краях, под именем граф Дривел. Сейчас это имя внушает страх всей оконечности этого мира, который называется Лумилон. Сколько храбрецов отправлялось, чтобы уничтожить его, никто не преуспел, все погибли. В лучшем случае…»

– Хорошенькое дельце вы мне подкинули! – воскликнул контрабандист. – За триста лет никто не смог совладать с этим уродом, он окружил себя разными чудовищами, а мне теперь разгребать это дерьмо!

– «Да, но у этих храбрецов не было нас», – вежливо напомнил перстень.

– А он уже триста лет с Венерой…

– «Тише, – прошипела змея. – К нам кто-то приближается».

– Аруш? – с надеждой спросил носитель.

– «Нет. Кто-то чужой, точней,чужие. Их трое».

– И где этот каррлак, когда он так нужен? – пробормотал Алекс, тщетно ища место для укрытия.

Из-за деревьев показались три полосатых силуэта. Носитель пораженно застыл. Гостями оказались, тигры! Совладать сразу с тремя огромными кошками, да еще так, чтобы не привлечь к схватке внимания, нелегкая задача, это контрабандист знал еще по своим вояжам в Африку. Вот дерьмо! Где же этот вечно голодный оборотень? Алекс лихорадочно соображал, что же делать?

Тигры тем временем приближались. Не проявляя, впрочем, никакой враждебности и агрессивности. Одна из кошек значительно превышала размерами остальных. Судя по всему – это была мамаша с котятами. Правда, котята размером с крупного дога. Догадку носителя подтвердило поведение котят – они всячески дурачились и прыгали друг через друга.

– Успокойтесь, – вдруг вполне внятно сказала тигрица. – Видите, мы подходим к постороннему человеку. Это наш обед. Ведите себя прилично. А то, что он о нас подумает?

У Алекса чуть не отпала челюсть от удивления. И удивило его скорей не то, что эти тигры разговаривают – Алекс тоже бывает весьма разговорчивым – а бесхитростная вежливость мамаши. Ведь как вежливо они хотели его съесть! От такой наглости носитель опешил.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась мамаша.

– Здравствуйте, – машинально ответил землянин.

– Меня зовут Майрра, – промурлыкала кошка.

– А меня Алекс, – ответил, начавший приходить в себя контрабандист.

– Дети, поздоровайтесь с человеком.

– Здравствуйте. Я Миаала, – мяукнула самая маленькая кошка.

– А я Муррик, – солидно представился сынок.

– Очень приятно, – так же вежливо ответил носитель.

– А нам-то как приятно, – сказала тигрица, и поинтересовалась. – Как ваше здоровье?

– Неплохо.

– Очень хорошо, – промурлыкала кошка. – Мы как раз собирались пообедать, и вы нам попались как нельзя кстати.

Алекса уже начала раздражать вежливость кошек:

– Я так понимаю, пообедать вы собираетесь именно мной?

– Вы совершено правильно все понимаете.

– А если я буду против? – как можно вежливей спросил «обед».

– Боюсь, мы будем вынуждены отклонить ваш протест, – вздохнула тигрица. – Ведь у вас нет аргументов, чтобы протестовать.

– Может, у меня все-таки найдутся аргументы? – носитель вытащил меч.

Майрра внимательно посмотрела на клинок:

– Да, это хороший аргумент. Но, боюсь, его будет недостаточно. Дети, окружите человека.

Контрабандист взял меч в левую руку:

– У меня есть еще аргумент.

И Фатар налился малиновым огнем.

– Мама, что это? – спросил Муррик.

– А вот это очень серьезный аргумент, чтобы не стать нашим обедом, – ответила мамаша.

– Но я хочу есть! – возмутился Муррик, и сделал шаг вперед.

Розовый луч угодил тигренку в переднюю лапу. Тот жалобно захныкал и отступил назад.

– Ну что ж, – грустно вздохнула тигрица, – ваши аргументы очень убедительны. Дети, нам нужно поискать другой обед.

– Развлекаетесь здесь без меня?

Увлеченный милой беседой с кошками, контрабандист даже не заметил, как подошел Аруш, пожирающий жадными глазами тигрицу. Майрра в свою очередь испытующе смотрела на оборотня.

– Не представишь меня даме? – спросил каррлак.

Алекс обречено вздохнул:

– Представлю. Даму зовут Майрра. А самца, Аруш.

Каррлак не обратил ни малейшего внимания на «самца», его внимание целиком и полностью было обращено на даму.

Майрра чуть пригнула голову и кокетливо изогнулась:

– Какая приятная встреча.

У каррлака жадно заблестели глаза, он буквально пожирал кошку взглядом.

– Не желаете ли присоединиться к нам, и пообедать этим человеком? – жеманно предложила тигрица.

– Присоединится к вам, это, пожалуйста. А вот пообедать этим… – оборотень оценивающе посмотрел на Алекса, на обнаженный Гариант, и на пылающий Фатар. – Это вряд ли. Потому как человек, мой друг.

– Очень жаль, – протянула кошка и потянулась еще больше, ей явно нравилось дразнить «самца». – Тогда мы вынуждены продолжить поиск пищи.

– А может, задержитесь? – с надеждой спросил Аруш.

– Мои дети голодные. Если хотите, пойдемте с нами. Мы пообщаемся, познакомимся поближе…

– Да и детишки заодно пообедают, – влез со своим комментарием контрабандист. – Ты как раз подходящая кандидатура на почетную роль обеда. Не так ли Майрра?

Тигрица ничего не ответила, лишь призывно смотрела на оборотня своими большими раскосыми глазами.

– Неужели вы меня съедите? – игриво спросил атакованный взглядом объект.

Майрра молча на него смотрела, и Аруш таял.

– Мы недавно съели одну собаку… – вдруг произнесла Миаала.

Майрра гневно посмотрела на дочь, но слова были сказаны. Взгляд Аруша потускнел, от его игривого настроения не осталось и следа, он подошел и сел возле друга.

– С обедом вы и здесь пролетаете, – мрачно сказал он.

– Жаль, – глубоко вздохнула тигрица.

Каррлак посмотрел на кошек и заявил:

– В лесу полно дичи, могли бы поохотиться на нее, а не приставать к разумным существам.

– На разумных легче охотиться, – охотно пояснила непонятливому оборотню Миаала.

Контрабандист решительно рубанул рукой:

– Мне здесь все понятно, а тебе?

– Мне тоже, – глухо выдавил оборотень.

– Тогда продолжим свой путь.

И Алекс мимо Миаалы направился к лесу. Аруш быстро нагнал друга. Время от времени они оглядывались на кошек. Котята снова, как ни в чем не бывало, затеяли веселую возню, и вскоре затерялись среди кустов.

Некоторое время, пробираясь через густой лес, они шли молча, затем Алекс поинтересовался:

– Ты хоть удачно поохотился?

– Не очень, – недовольно отозвался оборотень.

– Это как?

– Дичи здесь действительно хватает. Если это можно назвать дичью. Сперва поймал какого-то странного зайца, только собрался его проглотить, а он давай гаденыш материться. Я его от неожиданности отпустил, и он был таков. Потом догнал косулю, тоже сволочь разумной оказалась, давай меня стыдить.

– Так ты и её отпустил?

– Отпустил. Но не сразу…

Алекс рассмеялся:

– А ты Аруш, еще более похотливый самец, чем я!

– Спорное утверждение!

Друзья начали было вспоминать любовные подвиги каждого, но их веселое настроение испортила Алаза:

– «Я бы на вашем месте поумерила веселье, вокруг полно врагов, а вы ржете на весь лес».

– И то правда, – убрал улыбку контрабандист. – Поблизости есть кто-нибудь опасный?

– «В непосредственной близости никого опасного я не вижу. Но это не означает, что опасности нет, в этих лесах полно порождений Дривела».

Без особых происшествий друзья прошли несколько часов, вплоть до наступления темноты. Найдя поваленное бурей огромное дерево, путешественники стали обустраиваться под ним на ночь, резонно решив, что лучшего ночлега им не найти.

Аруш снова отправился на охоту и вся забота о ночном убежище легла на человека. Алекс выгреб мусор и натаскал сухой травы. Поужинав, он стал обдумывать сложившееся положение. И оно ему не очень нравилось.

За день, который они с Арушем здесь провели, им несколько раз попадались дривелоны, как называла их Алаза, но она вовремя предупреждала своего носителя, и нежелательных встреч удавалось избежать. Но долго так продолжаться не могло. Чем ближе они будут приближаться к логову Дривела, чем чаще будут попадаться чудовища, и, в конце концов, с ними придется столкнуться. Хозяин наверняка узнает о вторжении в его владения чужаков, и нашлет скопом всю свою орду. И тогда они с Арушем долго не продержатся, даже, несмотря на помощь Фатара.

А если Дривел появится сам… Триста лет быть суперменом… За это время многому можно научится. Все больше закрадывалось сомнений, насчет удачного исхода их мероприятия. Все это больше всего смахивало на чистой воды авантюру. Затесалась подленькая мысль: а не бросить ли все, и смыться куда-нибудь в тихое спокойное место? Но он прогнал глупую мысль, ведь в опасности его семья. Да и потом, где найти такое тихое место? Ведь даже, на, казалось, спокойной Земле, его без особых проблем нашли.

Вскоре, пропитанный запахом свежей крови, вернулся Аруш. Он покрутился, притаптывая траву, и вскоре затих. Лишь тихое сопение выдавало присутствие рядом живой души, и это успокаивало. Затем уснул и сам Алекс.

* * *

Утром они продолжили свой путь. Все чаще стали попадаться подданные Дривела, все тяжелее становилось избегать встреч с ними. Все они почему-то двигались в том же направлении, куда шли и Алекс с Арушем. И контрабандиста это неслабо напрягало.

– Алаза, тебе не кажется странным, что сегодня чудовища следуют туда же, куда и мы? – спросил он. – Может Дривел узнал о нашем существовании, и собирает силы?

– «Дривел может и узнал о нашем существовании, но сейчас его гораздо больше беспокоит другое, – отозвалась Алаза. – В нескольких километрах впереди нас, находится небольшой отряд людей, и все дривелоны этого леса торопятся туда, чтобы уничтожить этот отряд».

– Ну, а что делать нам?

Но змея невозмутимо переложила ответственность на носителя:

– «Решай сам».

Хорошенькое дело, решай сам! А если не хочется решать самому?

Алекс решил посоветоваться с другом:

– А ты что думаешь? Стоит ли нам помочь этим людям, или воспользоваться тем, что все внимание привлечено к ним, и подобраться к Дривелу незамеченными?

– Я не знаю кто они такие. Думаю, нужно подойти поближе, и посмотреть на месте, что там происходит.

– Разумное решение. На месте разберемся. Вполне возможно, что интересы этих людей совпадают с нашими, и тогда мы поможем им, а они нам.

Осторожно, но максимально быстро, контрабандист с оборотнем за два часа добрались до места схватки. А схватка, судя по числу убитых с обеих сторон, произошла нешуточная. Остановившись на краю леса, друзья внимательно осмотрели поле боя.

На старой дороге, возле моста через небольшую речушку, десятка два воинов заняли круговую оборону. Их окружало более полусотни двуногих, четвероногих, бегающих, прыгающих, и даже летающих тварей. Чьи-то гладкие безобразные головы выглядывали из воды, явно дожидаясь, когда кто-нибудь из людей подойдет поближе. С десяток людей, и десятка два тварей, валялись неподалеку от места схватки. Сейчас, по-видимому, наступила небольшая передышка. Чудовища различных видов и размеров, кружили вокруг людей, выискивая брешь в их обороне. Боги, каких только уродов здесь только не было! Алекс не верил своим глазам. Неужели такое возможно?

Он перевел взгляд на людей. Одеты и вооружены, как средневековые рыцари и воины. Многие были ранены и еле держались на ногах, но оставались в строю.

Неожиданно слева, в шагах в десяти от Алекса, из кустов высунулась голова, точнее рыло. Свиное рыло с огромными клыками! Рыло посмотрело на поле боя и повернулось к контрабандисту и каррлаку. Несколько секунд оно переводило взгляд с одного на другого, и наконец, совсем по-человечески улыбнувшись, проревело: – Мясо! – и вышло из кустов.

Теперь можно было его рассмотреть целиком. Голова кабана, украшенная чуть загнутыми иклами, покоилась на теле гиены, только гораздо большего размера. Кроме того, в этом чудовище, было что-то неуловимое от человека. Гиенокабан поднялся на задние лапы – что сделало его еще более похожим на человека – издал воинственный рык, вновь опустился на четыре лапы, и бросился на человека. Аруш, находящийся справа от Алекса, отреагировал первый, бросившись навстречу чудовищу.

Они столкнулись в нескольких шагах от контрабандиста. И Аруш, и гиенокабан, были примерно одного размера и веса, и Алекс не на шутку испугался за своего друга – чудовище имело направленные вперед икла, что давало ему преимущество при прямом столкновении. Но каррлак не зря слыл опытным бойцом, перед самым столкновением он чуть отклонился в сторону, и кабаньи клыки только слегка скользнули по его бронированному боку. Оборотень тут же развернулся на месте, встал на задние лапы, и вцепился своими мощными челюстями в холку противнику.

Как только клыки каррлака вонзились в плоть гиенокабана, тот завизжал, точь-в-точь как недорезанная свинья. Алекс подскочил к сцепившимся, но нанести удар мечем никак не решался – боялся попасть в друга. Но наконец, он выбрал момент и вонзил Гариант в глаз чудовищу. Визжание моментально прекратилось, тело гиенокабана несколько раз дернулось и затихло.

Все это заняло лишь несколько секунд, контрабандист толком не успел осознать, что же произошло. И только теперь, когда все закончилось, пришла запоздалая жажда боя. Жажда, которую Алекс ждал с надеждой и опасением – слишком уж он становился кровожадным в это время, хотя и великолепным бойцом.

Аруш разомкнул челюсти и начал отплевываться:

– До чего же он противный на вкус!

Контрабандист вытащил меч из тела гиенокабана, и посмотрел на поле боя возле моста. Там стояла неожиданная тишина, все замерли, и уставились на вновь прибывших. Через полминуты несколько чудовищ сорвались с места, и с радостными криками, побежали, поскакали, и попрыгали к нашим друзьям.

– По-моему, вопрос, будем ли мы участвовать в этом бою, отпал сам собой, – заявил Аруш.

– Это точно, – протирая Фатар согласился Алекс. – Прикрой меня, чтобы сзади никто не подкрался.

Вертя головой во все стороны, каррлак отошел чуть назад. А контрабандист, тем временем, выбрал себе первую жертву. Впереди всех неслась огромная курица, величиной со страуса, лицом младенца и клыками вампира – клыки курица уже окрасила в кровь, видимо совсем недавно терзала свежую жертву. Бежала курица вприпрыжку, хлопая когтистыми крыльями и издавая радостный вопль. Одинокий человек и огромная собака, наверняка казались ей легкой добычей.

Но её ждало сильное разочарование. Разочарование пришло в виде красного луча, снесшего курице полчерепа. Небольшая подзарядка, и следующий луч пронзил глаз небольшого, высотой метра полтора, кентавра, размахивающего приличной дубиной. Затем пришел черед огромной крысе, скачущей как заяц. В течение полутора-двух минут, Алекс прикончил семь чудовищ. Последнему, полосатому коту величиной с тигра, достался лишь розовый парализующий луч. Носитель почувствовал, что выдохся, постоянные разрядки-зарядки его вымотали.

Над полем вновь повисла тишина, но ненадолго. Человек с головой быка, видимо командир этой группы чудовищ, отдал приказ, и еще полтора десятка дривелонов бросились к Алексу. Еще двоих носитель уложил с помощью Фатара, но времени на перезарядки уходило все больше, а чудовища приближались все ближе.

– Какого черта! – Алекс вспомнил про лук и сорвал его с плеча.

Теперь дело пошло гораздо быстрей. Стрелы слушались хорошо и ложились точно в цель. Увлеченный боем, Алекс пошел навстречу противнику, посылая одну стрелу за другой. Верный Аруш шел рядом, ожидая, когда и ему придет черед вступить в бой. Люди, увидев, что к ним пришла неожиданная помощь, разомкнули кольцо, и цепью устремились на чудовищ, обратив их в бегство. Правда бежали дривелоны в сторону контрабандиста и каррлака.

Израсходовав весь запас стрел, Алекс пустил в ход меч, а Аруш зубы. Арушу досталась большая горилла, с вытянутой клыкастой мордой, а Алекс сцепился сразу с двумя противниками: кентавром, гораздо более крупным, чем предыдущий, и плотоядным – судя по клыкам – быком. Несмотря на свой устрашающий вид, чудовища не обладали той легкостью и непринужденностью в движениях, которая присуща настоящим животным. Видимо сплетенные воедино люди и животные, не получили от своих предков лучших качеств. Поэтому, несмотря на их чудовищную силу, достаточно ловкому человеку не представляло большого труда противостоять им. А бывшему контрабандисту силы и ловкости не занимать. Тем более дривелоны не могли сравниться с истинным оборотнем, коим являлся Аруш.

Контрабандист умудрялся уклоняться от клинка кентавра, а так же рог, клыков и копыт быка, не забывая при этом наносить ответные удары. Вскоре бока его противников были буквально исчерчены Гариантом. Некоторые раны оказались достаточно серьезными, что сказалось на подвижности чудовищ. Особенно пострадал бык, и Алекс не замедлил этим воспользоваться. Парировав удар кентавра, он отскочил за быка – благо чудовища больше мешали друг другу, чем помогали – и вонзил Гариант в широкий бок быка. Меч вошел почти по самую рукоять. Изо рта быка пошла кровавая пена, он зашатался, рухнул на колени, и затем завалился набок. Землянин еле успел вытащить из его тела меч.

Оставшись один на один с кентавром, он немного пофехтовал, покружил вокруг него, затем совершил стремительный рывок и оказался позади противника. С подрезанными сухожилиями особо не навоюешь. Хромой кентавр оказался легкой добычей.

Отойдя от поверженных врагов, контрабандист осмотрелся. Аруш провел схватку в своем репертуаре. А именно – оторвал горилле обе руки и вырвал горло.

– Ты не ранен?

– Я в порядке, – лаконично ответил оборотень.

Друзья повернулись к остальным участникам этого кровавого спектакля. Основная часть дривелонов разбежалась, но меньшая часть развернулась и все-таки решила дать людям бой. Воины постепенно теснили чудовищ в сторону Алекса и Аруша.

– По-моему, нам сейчас станет весело, – заметил каррлак.

– А до этого ты, значит, скучал? – ухмыльнулся контрабандист.

– Может, отойдем в сторону, и дадим возможность дривелонам разбежаться? – задумчиво спросил оборотень.

Алекс думал недолго:

– Чем больше мы их уничтожим сейчас, тем меньше останется на потом.

– Какой ты кровожадный… Осторожно, сверху!

Контрабандист и сам краем глаза увидел чей-то силуэт, стремительно падающий сверху. Он инстинктивно вскинул руку, и красный луч разрезал пикирующего на него орла с человеческой головой. Две половинки огромной птицы упали возле его ног, но Алекс почувствовал, что на этот выстрел потратил слишком много сил.

– Фатар, энергию! – тяжело опираясь на меч, прохрипел он.

Как это не вовремя – в то время, когда на тебя надвигаются кровожадные чудовища, оставаться беспомощным. Но Фатар быстро пополнял утраченное. Рядом беспокоился Аруш:

– Ты как, сражаться сможешь?

– Смогу, – выдавил носитель.

– Ну, ты оживай пока, а я пойду встречу наших гостей.

По телу носителя разливалось приятное живительно тепло. Но сможет ли он восстановиться, до того как в него вцепятся жаждущие крови клыки? Аруш выиграл для друга несколько драгоценных секунд. Он сцепился с пантерой и мощным ударом лапы сломал её хребет. Затем бросился на громадного медведя с оленьими рогами. Каррлак хватал медведя за задние лапы, уворачивался от ударов огромных передних лап, и старался увести его как можно дальше от друга.

Тем временем, теснимая людьми, к друзьям приближалась основная масса чудовищ. К Алексу уже практически вернулись все его силы, и он посмешил на помощь другу.

Воспользовавшись тем, что внимание медведя целиком поглотила возня с каррлаком, землянин попытался проткнуть медведю бок. Но повторить удачный прием не удалось, шкура у медведя оказалась намного крепче, чем у быка, да еще меч попал в ребро, так что ничего, кроме пристального внимания чудовища он не добился. Медведь развернулся, и бросился на нового противника, рыча и выплевывая при этом целые сгустки слюны. Контрабандисту стоило большого труда, уворачиваться от бешеных ударов его лап.

Каррлак повис на одной из задних лап противника, и, болтаясь на ней словно подзаборная шавка на брюках прохожего, самозабвенно её грыз. Видимо он достаточно достал чудовище, и тот, чтобы избавится от приставучего оборотня, не придумал ничего лучшего, как присесть, и придавить противника. Весил медведь никак не меньше тоны, и Алекс, опасаясь за жизнь друга, бросился в бешеную атаку. Чудовище угрожающе подняло передние лапы, контрабандист поднырнул под них, метя острием меча прямо в сердце. И, похоже, Гариант достиг цели.

Медведь взревел, приподнялся, и неласково прижал Алекса к своей груди. У человека затрещали ребра, он пытался выбраться из смертельных объятий, но чудовище только сильней прижимало жертву к своей груди. И контрабандист потерял сознание.

* * *

Очнулся он от того, что кто-то дергал его за ногу. А может это дривелоны пытались поживиться добычей? Откуда-то издалека слышались неясные голоса. Алекс попытался открыть глаза, но ничего не увидел. Он заморгал, чтобы убедиться, что его глаза открыты, и убедился, его глаза действительно открыты, но он по-прежнему ничего не видел. Контрабандист попробовал пошевелиться, но и это ему не удалось. В панике он попытался крикнуть, но лишь набрал полный рот шерсти, и только сейчас понял, что находится под медведем. И сразу почувствовал придавившую его массу.

Вскоре он сумел распознать голоса говоривших. Аруш спорил с кем-то, призывая поскорей освободить Алекса, но собеседник был убежден, что человек мертв, и нечего тратить на него время, нужно продолжать преследовать дривелонов. К спорящим присоединился чей-то властный голос, и вскоре контрабандист почувствовал, как тяжелую тушу начинают перекатывать. Через полминуты освободилась рука, и он смог пошевелить пальцами. Аруш радостно завопил:

– Я же говорил, что он живой! Не так-то легко убить моего друга!

Судя по голосам, пришла подмога, и меньше чем через минуту, контрабандиста освободили. Тотчас его лба коснулся холодный нос каррлака:

– Ну и напугал же ты меня!

Алекс пошевелил руками – руки целы, ноги тоже. Но стоило попытаться подняться, и он тут же со стоном упал. Похоже, были сломаны ребра. К нему поспешили несколько человек, и перенесли на более удобное место, подложив под голову чей-то плащ. К землянину подошел крупный светловолосый мужчина, на мужественном лице которого крупными буквами было написано – КОМАНДИР!

– Как вы? – участливо спросил подошедший.

– Похоже, сломаны ребра, – прохрипел Алекс.

– Неудивительно, ведь вы столкнулись с самым сильным чудовищем, которое было на этом поле боя. Меня зовут Ризавир. Я рыцарь, и командую этим отрядом воинов. Вместе с другим рыцарем, моим другом, который погиб возле моста, мы предприняли поход против злого волшебника Дривела, и его не менее злобных порождений. А вы кто такой?

– Еще один охотник за головой Дривела, – после небольшой паузы, ответил контрабандист.

Ризавир приблизил свое лицо к Алексу.

– Я, конечно, извиняюсь, – тихо сказал он, – не знаю, вправе ли я говорить. Но меня очень беспокоит ваш друг.

– Что с ним? – Алекс повернул голову к Арушу.

– С ним-то ничего. Точнее… – рыцарь замялся. – Он очень похож на дривелонов, с которыми мы боремся, вот уже без малого триста лет. – Ризавир бросил косой взгляд на каррлака. – Я видел, как он сражался рядом с вами, и сперва подумал, что это просто очень крупная собака. Но… – рыцарь наклонился еще ближе. – Но он разговаривает, как человек, и может изменять свое тело, как сам Дривел! У меня к нему двоякое чувство: с одной стороны, я понимаю, что он на нашей стороне, но не могу понять, кто же он на самом деле.

Землянин прикрыл глаза, стараясь потянуть с ответом, и придумать что-нибудь правдоподобное для подозрительно рыцаря. На ум пришла какая-то старая сказка. Открыв глаза, и стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности, он поведал:

– В общем, это и есть та причина, по которой мы и идем в гости к Дривелу.

– Да? – удивился рыцарь. – А поподробней нельзя?

Алекс взглянул на навострившего уши каррлака – тот имел прекрасный слух, и, разумеется, слышал весь разговор:

– Можно и поподробней. Этот злой колдун, заколдовал моего друга, и превратил в одного из своих чудовищ. Вот мы и идем к нему, чтобы расколдовать Аруша.

– Вот оно как! – с шумом выдохнул Ризавир. И с плохо скрываемым сожалением, посмотрел на каррлака.

Оборотень, как ни в чем не бывало, зализывал полученные раны.

– Наверное, тяжело быть человеком в собачьем обличии? – сочувственно спросил рыцарь.

Аруш оторвался от подранного бока.

– Собакой еще ничего, хуже было бы оказаться, например, лягушкой, или крысой.

Хриплый смех каррлака, смешался с судорожным всхлипыванием контрабандиста, а затем к ним присоединился громкий хохот Ризавира.

– Ваш друг еще находит силы для шуток. Не знаю, смог бы я так.

– Аруш уже привык, – держась за поломанные ребра, сказал контрабандист, – но не теряет надежды, вернуть себе человеческий облик.

– Ага, – важно кивнул каррлак.

Рыцарь сокрушенно покачал головой:

– Жаль что исполнение этой мечты, придется отложить на будущее.

– Это почему? – заволновался Алекс.

– Неужели вы с такими ранениями собираетесь продолжить ваш поход?

– Конечно. Другого такого шанса у нас может не быть. Мы забрались довольно далеко, и было бы глупо поворачивать назад. А насчет ранений… То я с ними справлюсь. А вы разве собираетесь вернуться?

Ризавир отвел взгляд:

– Большая часть моих людей ранена, и продолжить поход будет самоубийством. Мы уничтожили только небольшую часть дривелонов, дальше придется иметь дело с их элитой, а для этого нужны свежие силы. Возможно мы быстро сумеем собрать новый отряд, и пока Дривел с подопечными полностью не восстановились, нанесем новый удар.

– Боюсь, что у нас нет столько времени… – пробормотал носитель.

– Зачем вам так торопиться? Пойдемте вместе с нами, соберем боеспособный отряд, гораздо больший, чем этот, и вернемся в эти леса.

– И дождемся, пока Дривел сумеет лучше подготовиться, – продолжил речь рыцаря Алекс. – Все не так просто. Вы должны прекрасно понимать, что хорошая подготовка не всегда залог успеха. Одна из основных составляющих успеха – это внезапность. Внезапность и удача. Вы можете гарантировать, что в следующий раз, вашему походу будет сопутствовать удача? Думаю, что нет.

– Этот наш поход тоже нельзя назвать слишком уж удачным, – смотря в землю, промолвил Ризавир. – Мой друг погиб, большая часть отряда тоже. Единственная наша удача, это ваше появление. Если бы не вы, бой у этого моста закончился бы нашей погибелью.

– А я о чем! – радостно воскликнул землянин, и снова схватился за ребра. – Вы еще не все обо мне знаете. Возможно, если я расскажу больше, ваше мнение об удаче изменится в лучшую сторону.

В глазах рыцаря поселилось любопытство:

– Ну, ну, я слушаю.

Алекс решил не ходить вокруг да около, и рассказать визави все. Ну, или почти все:

– Я ведь не простой воин. Я еще и маг. Правда, начинающий.

– Значит это, правда… – пробормотал Ризавир.

– Что, правда?

– Я думал, что мне показалось. Вы ведь применяли магию, когда начали бой с дривелонами?

– Да, я начал бой, именно с применения магии. Но затем перешел на обычный способ убивать врагов. Кроме убивать, с помощью магии, я еще могу и лечить. Если я возьмусь поставить на ноги ваших раненых, вы согласитесь продолжить поход?

– Даже не знаю, – потер подбородок рыцарь.

– Вас что-то смущает?

– В общем-то, да.

– Наверное, вас смущает то, что я маг. Ведь так?

– Так, – согласился Ризавир, и посмотрел контрабандисту прямо в глаза. – До сих пор я знал только об одном маге – о Дривеле. Так что, считаю магию порождением зла.

Алекс выдержал взгляд и улыбнулся:

– Пора вам познакомиться с другой стороной магии, которая служит добру.

Смутившись, рыцарь отвел взгляд, но за тем снова посмотрел на землянина:

– Ну, хорошо. Вы говорите, что маг, так?

– Так.

– Тогда почему же вы сами не можете расколдовать своего друга?

Ризавир победоносно посмотрел на собеседника. Железная логика! Контрабандист имел прекрасное самообладание, поэтому продолжал снисходительно улыбаться, пытаясь придумать при этом новую историю. Черт бы побрал подозрительность рыцаря!

– Дело в том, – медленно начал он, – что такое сильное колдовство может снять только тот, кто его совершил. Либо другой, очень сильный маг. Я, к сожалению, такого уровня еще не достиг.

– Понятно… Но сможем ли мы, с вашими скромными, как вы говорите, способностями, противостоять Дривелу?

– А вот это мы и выясним. Я отступать не собираюсь. Да и вас попросил бы подумать. Когда вам еще представится возможность, заполучить в помощь, пусть и плохонького, но все-таки мага? Разве вы не мечтали избавиться от Дривела раз и навсегда?

– Я об этом мечтаю с того самого времени, когда понял, что представляет собой это чудовище.

– Вот видите. Возможно именно сейчас вы добьетесь осуществления своей мечты.

Рыцарь задумался, причем надолго. А Алекс продолжал давить:

– Вас будут вспоминать, как спасителя, как героя.

Ризавир неуверенно хмыкнул.

– Хорошо, – решил помочь ему с выбором землянин. – Если к вечеру я поставлю ваших людей на ноги, мы продолжим этот поход вместе. Если же мне не удастся это сделать, я не буду настаивать на вашем участии, мы пойдем дальше вдвоем с Арушем.

Ризавир метнул в сторону носителя гневный взгляд, похоже, он разгадал хитрость мага, сыграть на благородстве рыцаря.

– Вылечите моих воинов, а там посмотрим, – хмуро бросил он.

– Тогда не будем терять времени, – преувеличено бодро сказал носитель. – Соберите своих людей, и объясните им, что мы собираемся делать. А я пока займусь своим исцелением.

* * *

С помощью Фатара и Алазы, Алекс провел ревизию ущерба, принесенного ему объятьями медведя. Кроме четырех сломанных ребер, других повреждений не обнаружил. Со своими травмами он справился относительно легко – Фатар знал свое дело, да и носитель, как маг, становился все сильнее.

А вот с другими пострадавшими, дело обстояло намного хуже. Во-первых, воины относились к новоявленному магу с подозрением, а во-вторых, раненых было много, слишком много. Люди смотрели недоверчиво, не спеша вручать свои увечные, но все же дорогие для них тела, в руки невесть откуда взявшегося целителя. И вот принесли первого пациента – высокого худого воина. Парень не имел возможности протестовать, так как находился без сознания. Алекс начал осмотр. Кроме вспоротого чудовищными клыками, или когтями живота, у воина была сломана рука, большая рваная рана на бедре, и кровоточащая шишка на лбу. Он потерял много крови, и вряд ли кто из присутствующих надеялся, что воин когда-нибудь придет в сознание, а не то, что вернется в мир живых.

Носитель понял – этот парень для него настоящий экзамен. И если он удачно его сдаст, другие воины более охотно пойдут на излечение.

– Это мой сержант Риг. Отличный боец, – сказал Ризавир, с надеждой, и одновременно с недоверием смотря на землянина.

Аруш, сидящий рядом, с сомнением покачал головой:

– Если ты сможешь вытащить этого парня с того света, это будет настоящим чудом.

– Ну что ж, – пробормотал Алекс, – попробуем сотворить чудо.

Первым делом он остановил кровь. Затем занялся внутренностями, многие из которых были видны. Лечение давалось тяжело, и лекарь часто делал перерывы. Подлатав внутренности и обработав бедро, Алекс с помощью двух бойцов, перевязал уже переставшие кровоточить раны. Воин к этому времени уже пришел в себя, и молча наблюдал за действиями лекаря. А после того, как ему поднесли бурдюк с вином, и раненый сделал из него добрый глоток, на его лице даже появился слабый румянец. А это был уже добрый знак.

Увидев результаты его работы, остальные воины одобрительно зашумели. От бывшей настороженности не осталось и следа, они даже принимали непосредственное участие в манипуляциях проводимых лекарем, давая действенные, с их точки зрения советы. Послышались нетерпеливые реплики, некоторые считали, что маг работает слишком медленно. Пришлось вмешаться Ризавиру – он отогнал воинов подальше, и лично следил за соблюдением порядка.

Оставив Рига приходить в себя, Алекс взялся за других, самых тяжелых раненых. Лечение такого большого количества людей, отнимало массу сил, перерывы приходилось делать все чаще, и на все больше продолжительное время.

Когда подошла очередь Ризавира, а он стоял последним в очереди, контрабандист выглядел не лучшим образом.

– Вы очень плохо выглядите, маг Алекс. Мне кажется, вам срочно нужен отдых, иначе вы не закончите своей работы.

– Вы правы, – устало отозвался лекарь. – Вот закончу с вашей рукой, и сделаем длительный перерыв.

Рана Ризавира оказалась несложной – длинная кровоточащая царапина. Алекс остановил слабое кровотечение, поспособствовал затягиванию раны, и в изнеможении опустился на траву. Мыслей в голове не осталось, только одна стучалась в виски – спать, спать, спать…

На два часа контрабандист провалился в небытие. Проснулся он жутко голодным, и заметно отдохнувшим. Основательно поев, носитель вновь взялся за работу. Состояние людей, которых он лечил, заметно улучшилось, и Ризавир, видя, как тяжело магу дается лечение, убрал из очереди, которая выстроилась к лекарю, самых легкораненых. Но все равно, работы оставалось еще очень много.

Проведя лечение по второму, а то и по третьему кругу, и практически поставив всех на ноги, даже Рига, Алекс чувствовал себя так, словно внутри не осталось ничего, кроме пульсирующего огня. А еще жутко болела голова. Видя его состояние, Ризавир сжалился:

– Все Алекс, хватит себя терзать. Я совещался с людьми, они согласны идти с вами в замок Дривела. Все равно, если бы не вы, мы бы все погибли возле этого моста. Так что, вы нам еще нужны живой и здоровый.

Алекс слушал, и не слышал его слов. Он тупо смотрел в землю, и соглашался с тем, что говорил ему рыцарь. Кто-то подошел, отвел его к костру, и уложил на расстеленный на земле плащ.

* * *

Проснулся землянин от яркого света. Солнце поднялось уже над верхушками деревьев, и весь лагерь находился на ногах. Люди деловито сновали по лагерю, чинили оружие и готовились к выходу. Алекс рывком поднялся – длительный сон пошел ему на пользу. Тут же подбежал Аруш, следом спешил Ризавир.

– Отошел? – участливо спросил каррлак.

– По-моему, да, – ответил контрабандист, анализируя свое состояние.

– Сегодня вы выглядите значительно лучше, – улыбаясь, подтвердил рыцарь.

– И чувствую себя так же. Солнце уже высоко, почему не разбудили меня раньше?

– Решили дать вам возможность хорошенько отдохнуть, – ответил Ризавир. – Вы вчера хорошо потрудились. А Дривел никуда не денется, ведь фактор неожиданности давно утерян.

– И то, правда, – согласился носитель.

– Мои люди собрали ваши стрелы, – Ризавир укал на колчан полный стрел.

– Вот за это отдельное спасибо!

– Ваш друг очень переживал за них, и лично отыскал каждую. Верно, это не совсем обычные стрелы?

– Волшебные! – многозначительно подняв палец, ответил Алекс, и рассмеялся.

Рыцарь рассмеялся следом:

– Я так и думал.

– Ну, раз все наладилось, то я, пожалуй, отправлюсь на охоту, – заявил Аруш.

– Только ненадолго, мы скоро выступаем! – предупредил его Ризавир.

– Выступайте без меня. Я вас догоню, – отмахнулся каррлак.

– Не увлекайся слишком, сам знаешь, эти леса небезопасны.

Оборотень только хмыкнул на замечание друга, и потрусил в сторону леса.

Посмотрев в след удаляющемуся Арушу, Ризавир отметил:

– Ваш друг иногда ведет себя, как настоящее животное.

– В некотором роде, он и есть животное.

– В смысле?

– Он слишком долго в этом теле, и все больше становится похожим на того, кем выглядит.

Ризавир с пониманием кивнул.

– Но он настоящий и преданный друг, – добавил контрабандист.

– Я это заметил. Он очень заботился о вас.

– Ну что ж, нам, вероятно, тоже следует последовать его примеру. Я ужасно голоден.

Рыцарь указал рукой:

– Завтрак готов, ждали только вас.

Они подошли к костру, и Алекс первым получил порцию каши, с большим куском дымящегося мяса.

Пока небольшой отряд Ризавира заканчивал завтракать, Аруш успел вернуться, и, судя по его вздувшемуся животу, в этот раз охота прошла удачно.

Контрабандист первым закончил свой завтрак, и прошел по полю вчерашнего боя. Трупы исчезли, а неподалеку от дороги, возвышалась большая, свеженасыпанная куча земли. Подошел рыцарь и встал рядом.

– Здесь покоится дюжина отличных воинов, – хмурясь, сказал он. – В том числе и мой друг. Я просто обязан отомстить за него.

– Отомстим. За всех отомстим, – пообещал Алекс.

Немного постояв, они вернулись в лагерь, и командир отдал приказ к выходу.

– Никогда не думал, что замахнусь на самого Дривела, – никак не мог до конца поверить в происходящее рыцарь.

– И что вам в этом будут помогать, маг, и его заколдованный друг, – улыбаясь, добавил землянин.

XVIII

Проходя по мосту, все держали оружие наготове, опасаясь нападения еще и речных чудовищ. Но все обошлось. Отряд беспрепятственно пересек реку, и никто не посмел на них напасть, хотя было слышно, как кто-то большой ворочался в камышах.

Охотники за головой Дривела углубились в лес, и пока никаких неожиданностей не происходило. Алаза бдительно следила за тем, чтобы никто не смог незаметно подобраться к горстке отважных людей. Все были настроены решительно, у каждого имелся свой личный счет к злодейскому графу и его порождениям. Кто-то потерял друзей или близких людей, кто-то сам сталкивался с дривелонами, у других оказались разрушены дома, и сами они оказались разорены в результате нападений чудовищ.

У всех воинов, участвующих в походе, это была уже не первая вылазка против Дривела, но никто из них еще не заходил так далеко на его территорию. Благодаря стараниям носителя и атратов, все бойцы остались в строю, хотя еще не все вернули себе былую форму.

Примерно полдня отряд прошел без помех. Алекс и Ризавир провели это время за разговорами.

– Откуда вы родом? – задал рыцарь вопрос, видимо мучавший его с самого начала их встречи.

– Думаю, вы не знаете этого места, – честно ответил Алекс. – Это очень далеко отсюда, и вряд ли вы когда-нибудь о нем слышали.

– Я так и думал, что вы издалека.

Чтобы увести разговор от своей скромной персоны, контрабандист сам начал расспрос:

– Расскажите мне о своей стране. Я как-то не очень осведомлен об истории здешних мест.

– Что именно вас интересует?

– Какими были эти края, до того, как здесь появился Дривел? Я имею в виду, Дривел-чудовище. А еще, кто руководит этой страной? В общем, все, о чем знаете, и о чем только догадываетесь.

– Я вообще-то, не очень хороший рассказчик, и еще худший историк, но что знаю, расскажу. Наша страна, Фазилан, делится на небольшие графства, каждое со своим правителем – графом. Так было до того, как в Дривела вселился злой дух, так есть и сейчас. Раньше это была цветущая страна, с густыми лесами и плодородными полями. Наши люди не отличаются особой воинственностью, соседи так же достаточно миролюбивы, так что, больших кровопролитных войн на нашей земле не происходило давно. Но около трехсот лет тому назад, все изменилось. Тогдашний правитель графства Дривел – Хот Дривел – поссорился с Первым Священником государства. Сора произошла из-за какой-то древней реликвии, хранящейся в одном из храмов, и выкраденной людьми Дривела.

О какой реликвии шла речь, Алекс догадывался, но, конечно, промолчал.

– Первый Священник потребовал вернуть реликвию церкви, но Хот Дривел отказался. Тогда глава церкви проклял весь род Дривелов. С тех пор и начались странные, а затем страшные вещи. В Хота Дривела поселился злой дух, и стал превращать его в чудовище. Люди из окрестных сел боялись заходить в замок своего правителя, а слуги, в ужасе бежавшие оттуда, рассказывали истории, в которые сначала никто не верил. Будто бы Дривел, мог отращивать себе несколько рук, ног, превращаться в животное, а так же спариваться с ними. Но вскоре всем пришлось в это поверить… В окрестностях замка стали появляться полулюди, полуживотные. Вначале они похищали скот, потом стали пропадать люди. И очень скоро эти места обезлюдели – одни ушли, других похитили, третьих убили. А чудовищ становилось все больше и больше. Они спаривались между собой, и производили на свет все новых чудищ, которым дали общее название – дривелоны. Через небольшой промежуток времени, они заполонили всю округу, и стали нападать на соседние графства. В те времена и возникло рыцарство. Возникло при содействии церкви, и с единственной целью – защита людей от дривелонов. Время от времени, когда они особенно досаждают и зверствуют, мы проводим рейды на их земли, и уничтожаем их. Правда, часто чудовища уничтожают нас. Вот и все, что я могу вам рассказать, о наших краях. Вся страна живет в страхе перед Дривелом, и его страшными порождениями.

Закончив свой рассказ, Ризавир тяжело вздохнул, видимо он дался ему нелегко. Они долго шли молча, наконец, Алекс снова нарушил молчание:

– Почему же ваши графья не объединятся для того, чтобы уничтожить Дривела?

Лицо рыцаря перекосила пренебрежительная гримаса:

– С нашими графьями это невозможно. Несколько раз наши правители собирались, чтобы обсудить совместное выступление против Дривела, но ничего из этого не вышло. Все упиралось в командование. Каждый граф желал, чтобы объединенные войска подчинялись именно ему, и вся слава, естественно, тоже. Никто не хотел возвышения другого, ведь так недалеко и до провозглашения короля. А этого наши правители боятся больше Дривела. А еще у меня сложилось впечатления, что церковь так же прилагает массу усилий, чтобы не допустить объединения. Ведь тогда они потеряют единоличное управления страной.

– Понятно, – протянул контрабандист. – Судя по всему, явного лидера у вас нет.

– На роль лидера у нас претендует только Первый Священник.

– А среди рыцарства тоже не нашлось никого, кто смог бы объединить рыцарей и простой люд, и пойти войной на Дривела?

– Рыцари еще большие одиночки, чем правители. Если мы и объединяемся, то максимум по два три человека. Например, как мы с моим другом. – Ризавир ненадолго задумался. – А вообще-то эта идея интересная. Мне кажется, что нам объединиться легче. Если наш поход окажется неудачным, и я выживу, обязательно займусь этим вопросом. Постараюсь собрать, если не всех, то большую часть рыцарей, и совместно выступить против Дривела.

– Надеюсь, что откладывать уничтожение графа до следующего раза не придется, – сказал контрабандист.

Ризавир лишь пожал плечами, видимо он был настроен не столь оптимистично.

– Кстати, – вновь заговорил Алекс. – Вы заметили, что дривелоны, несмотря на свою силу, довольно таки неуклюжи?

– Конечно заметил. В резвости им далеко до настоящих животных. Но говорят, что раньше они былинамного шустрее.

– Вырождаются… – пробормотал носитель, – а селекционная работа здесь ведется неважно.

– Простите, что вы сказали?

– Я имею в виду, что эти твари спариваются и плодятся бессистемно. Будь этот Дривел чуточку поумней, он бы за триста лет создал такую армию, что без всяких проблем смог бы завоевать ваше разрозненное государство.

– И, слава богу, что это так, – испугался рыцарь, сделав рукой охранный знак. – А вы уверены, что у него нет таких чудовищ? – Ризавир вдруг начал с опаской оглядываться.

– Если бы у Дривела имелись такие чудовища, вы бы уже об этом знали. А я так понимаю, что даже элита дривелонов не представляет собой ничего особенного.

Это объяснение немного успокоило рыцаря. Но он все так же настороженно вглядывался в чащу. И как оказалось не зря.

* * *

– «Впереди, перед поворотом, вас ожидают два десятка дривелонов», – сообщила Алаза.

– «Ну и хорошо, а то я уж начал волноваться. Слишком вокруг спокойно».

Алекс остановился и предупреждающе поднял руку.

– Что случилось? – сразу встревожился Ризавир.

– Впереди нас ждет засада. Десятка два дривелонов.

– А откуда вы… А, ну да, вы же маг. Ну и что будем делать?

Контрабандист внутренне улыбнулся, похоже, рыцарь всю ответственность за поход переложил на него. Ну что ж, придется брать командование на себя. Аруш слышал Алазу, поэтому внимательно всматривался, точнее, вслушивался в заросли. Алекс задумчиво уставился туда же. Нужно придумать гениальный план, иначе люди в нем разуверятся.

– Ризавир, вы когда-нибудь видели, чтобы чудовища пользовались луками и стрелами?

– Никогда! – категорично ответил рыцарь. – Они иногда пользуются мечами, дубинами, но чаще предпочитают свои клыки и когти.

– Это хорошо… – все так же задумчиво смотря вперед, сказал носитель. – Здесь идеальное место для засады, и они с легкостью могли бы нас перестрелять… Сделаем так. Несколько человек пойдут немного впереди, как приманка, и как только наши неказистые друзья выскочат из леса, наш авангард должен немедленно упасть на землю. А лучники, идущие сзади, примутся за уничтожение поголовья дривелонов.

Теперь Ризавир задумчиво уставился на дорогу:

– Это настолько просто, что может и сработать, тем более, что у нас есть такой лучник, как вы. Но только в том случае, если ваше чутье вас не подвело, и там действительно находится засада. А если нет, то нас разобьют по частям.

– Есть засада, есть, – убежденно сказал землянин, тем более что его собственное чувство опасности, так же помигивало красным огоньком.

Ризавир отдал команду, и отряд перестроился. Вперед вышли шесть воинов, и пошли впереди основного отряда. Следом шли десять лучших лучников (включая рыцаря и контрабандиста), и замыкали строй четверо мечников.

Все произошло, как по учебнику. Как только первая шестерка достигла поворота, из леса выскочила вопящая орава чудовищ. Горилообразные тела, кошачьи и собачьи головы, и все они были двуногими, что облегчало задачу лучникам. Больше всего Алекс переживал, что передовая шестерка не совладает с нервами, и бросится бежать, перекрыв тем самым сектор обстрела лучникам. Но опытные воины проявили завидную выдержку, и вовремя повалились на поросшую травой дорогу. Лучники тут же выстроились в две линии, и начали методично обстреливать противника.

Нужно сказать, что дривелоны оказались очень живучими. Часто, утыканные стрелами, словно ежи, они продолжали двигаться, и только стрелы контрабандиста непременно разили насмерть. Стрела, попавшая в самую уязвимую точку – глаз – пробивала голову насквозь, и не оставляла шансов выжить.

Уцелевшие дривелоны пытались бежать, но им не дали этого сделать. Не прошло и минуты, как все закончилось, и только хрипы недобитых чудовищ, да их тела, устилающие дорогу, говорили о том, что только что здесь произошла бойня.

Начали подниматься служившие приманкой воины. Никто серьезно не пострадал. Правда, имелось несколько легких ушибов, вызванных падением сверху тяжелых тел чудовищ, но это можно было не принимать во внимание. Воины быстро добили еще живых дривелонов, и осторожно углубились в лес, проверить, не осталось ли еще кого-нибудь в засаде.

– «Похоже, в лесу еще кто-то есть», – снова услышал носитель голос змеи.

Аруш, разочарованный тем, что ему не довелось поучаствовать в забаве, первым бросился в указанном направлении. Но очень быстро он вернулся.

– Можете подходить, – с хитринкой сказал каррлак, – мне кажется, вас это заинтересует.

Заинтригованные рыцарь и контрабандист, поспешили вслед за воинами.

То, что они увидели, и впрямь оказалось сюрпризом, причем, весьма приятным сюрпризом. К высокому дереву была привязана девушка, ну просто неимоверной красоты.

Рты у суровых воинов самопроизвольно раскрылись, грудь подалась вперед, плечи распрямились, осанка выровнялась. Девушка испуганно смотрела на людей и каррлака, а мужчины на девушку. Тем более что там было на что посмотреть, рваная одежда почти не прикрывала роскошных форм девушки. Таких идеальных пропорций Алекс не видел, даже в мужских журналах, с их силиконовыми красотками.

И тут девушка заплакала:

– Слава богу, люди. Я думала чудовища, привязавшие меня к дереву, вернулись. Тем более, когда появился этот огромный пес.

– Я не пес… – недовольно проворчал Аруш.

Девушка завизжала:

– Чудовище!!!

– Не бойтесь сударыня, – бросился к ней Ризавир. – Вас теперь никто не обидит!

Девушка быстро успокоилась и стала радостно щебетать:

– Я так рада, что вы появились! Я уже и не надеялась встретить людей.

– Кто вы, и как сюда попали? – спросил рыцарь, накидывая на плечи незнакомки свой плащ.

Красавица помрачнела, и вновь начала шмыгать носом:

– Меня похитили эти ужасные дривелоны. Прямо со свадьбы. А всю мою семью, и моего жениха, убили.

– Успокойтесь, – снова стал утешать её Ризавир. – Мы, конечно, не вернем и не заменим вашей семьи, но постараемся вернуть вас домой, живой и невредимой.

Алекс хотел было добавить, что жениха они ей могут найти хоть сейчас, но сдержался, все-таки у человека горе…

Девушка благодарно затрепетала густыми длинными ресницами, отчего у всех присутствующих стали быстрей биться сердца.

– Большое вам спасибо! Под вашей охраной я больше не опасаюсь за свою жизнь, и буду рада видеть всех вас у себя дома.

– Мы не можем сопровождать вас сейчас, – с сожалением вздохнул рыцарь. – У нас очень важная миссия. Мы идем в замок Дривела, чтобы сразится с ним. Но я выделю вам несколько человек, для сопровождения.

В огромных глазах незнакомки появились слезы:

– Как жаль… А не слишком ли вас мало, чтобы противостоять самому Дривелу?

– Да, нас немного, – согласился Ризавир. – Но все мы опытные воины. К тому же у нас есть свой маг, – доверительно добавил он, и указал на Алекса. – А так же его друг. Его заколдовал Дривел, и он так же может изменять свое тело.

– Как интересно!

Девушка вытерла набежавшие слезы, и снова заулыбалась.

Контрабандисту не очень понравилось, что командир отряда рассказывает их секреты первому встречному, даже если этот встречный, такая восхитительная девушка.

– Как вас зовут красавица? – спросил он, чтобы отвлечь внимание от щекотливой темы.

– О, простите, я не представилась, – мило покраснела девушка. – Меня зовут Алиста. Мой отец, Тристан, часто переезжал с места на место… О мой бедный отец!

Слезы вновь полились рекой. Ризавир снова бросился успокаивать красавицу, и она быстро угомонилась. Похоже, им обоим такая очередность – слез и поглаживаний по голове – стала нравиться.

– Позвольте представиться теперь нам. Меня зовут Ризавир. Я рыцарь, и командир этого отряда. Мага зовут Алекс, а его заколдованного друга, Аруш.

Алиста переводила взгляд с мага на рыцаря, с рыцаря на оборотня, с оборотня, на воинов, и наконец, решилась спросить:

– А может, я тоже отправлюсь с вами?

Ризавир растерялся:

– Даже не знаю… Это очень опасный поход.

– Ну пожалуйста, – Алиста умоляюще сложила руки. – Я очень хочу увидеть, как вы убьете этого Дривела. А у вас может получиться, ведь вы собрали действительно сильную команду.

Рыцарь вопросительно посмотрела на Алекса.

– Как хотите, – пожал тот плечами. – Толку от нее, конечно, не будет, но хоть не надо будет отрывать воинов на сопровождение.

Ризавир облегченно вздохнул, ведь ему самому очень не хотелось расставаться с Алистой. Девушка обрадовалась не меньше. Она бросилась обнимать главных людей в отряде. Нельзя не отметить, как понравились Алексу обнимашечки с этой красоткой, но видя, как помрачнел Ризавир, контрабандист отстранил это роскошное тело.

– У вас еще будет возможность поблагодарить нас, – сказал он. И добавил, уже командиру группы. – Думаю, нужно продолжить движение, оставаться на месте небезопасно.

Отряд снова двинулся в сторону замка Дривела. Впереди шла четверка разведчиков, и такая же четверка замыкала строй. Но теперь рыцарь шел не с Алексом, а с девушкой, и все свое внимание уделял ей.

– Что ты о ней думаешь? – спросил Аруш.

– Дивная попка, – ответил контрабандист.

– Да я не о том, – усмехнулся каррлак. – Тебе не кажется, что лучше было бы отправить её домой?

– Почему?

– Ты посмотри на них. Мне кажется, Ризавир уже забыл, куда и зачем мы идем. Еще немного, и здесь будет командовать этот сексуальный вампир.

– Сексуальный вампир? Точно подмечено. Наверное, никто в этом отряде был бы не против, дать ей попользоваться своим телом.

– Это точно. Даже я.

– О! А мне казалось, ты предпочитаешь косуль…

Аруш бросил на друга злой взгляд, но почему-то не огрызнулся.

* * *

До конца дня отряд охотников за дривелонами не встретил ни одного препятствия. Ближе к вечеру они вышли на огромную поляну, в центре которой находилось несколько полуразрушенных зданий. Контрабандист предложил остановиться на ночь здесь. Все согласились, и только Алиста удивилась, почему остановились так рано, ведь солнце еще довольно высоко.

– Здесь легче держать оборону, – объяснил ей Алекс. – К тому же, люди устали и нуждаются в отдыхе. А вы разве не устали?

– Устала, конечно, но мне кажется, что до темноты еще далеко, и можно пройти немало.

– А что я говорил, – многозначительно буркнул Аруш.

– Алекс прав, – мягко сказал Ризавир. – Нужно действительно дать людям отдохнуть.

Алиста надула губки и отошла в сторону. Рыцарь поспешил за ней. Контрабандист сокрушенно покачал головой. События развивались по неважному сценарию. Девчонка была явно из той породы, что совала нос во все дела, даже в которых не разбиралась, и желала не просто влиять на руководство, а взять все в свои цепкие ручонки. Пришлось самому распорядиться, что бы разбили лагерь, разожгли костер и выставили часовых.

Но сюрпризы на этот день не закончились. Не успели часовые занять свои места, как появился новый гость, и… тоже девушка. Правда, она кардинально отличалась от Алисты. Воины, приведшие девушку, доложили – незнакомка шла за отрядом, при этом особо не скрываясь. Выглядела светловолосая девушка весьма воинственно. Ладная фигурка подпоясана поясом с коротким мечем и длинным кинжалом, тонкий стилет в кожаных ножнах на руке, через плечо небольшой охотничий лук. Одета незнакомка в удобную походную одежду. И, судя по всему, это оружие являлось для неё не просто украшением.

– Кто вы? – спросил её землянин.

– Раила, – коротко ответила та.

Девушка держалась свободно, ни испуга, ни неуверенности, только сдержанный вызов читался в её глазах.

Появление конкурентки, не прошло мимо внимания Алисты. Она мигом оказалась рядом, и спросила на правах хозяйки:

– Откуда она взялась?

– Это я и пытаюсь выяснить, – недовольный её вмешательством, ответил Алекс. – Как вы сюда попали? – снова обратился он к незнакомке.

– Я шла по вашим следам.

– Зачем? – продолжил допрос контрабандист.

– Хочу навестить Дривела. А за вами очень удобно идти, вы расчищаете дорогу.

Девушка впервые улыбнулась, чуть заметно, самыми краешками губ.

– А зачем тебе Дривел? – снова вмешалась Алиста.

Но Раила проигнорировала её вопрос, обращая внимание только на Алекса и Ризавира, прекрасно осознавая, кто осуществляет здесь командование. Алиста чуть не задохнулась от ярости. Подбоченившись, она явно собиралась вступить с новенькой в словесную схватку. И носитель её прекрасно понимал. Ведь в теперь внимание переместится с неё на Раилу, и в дальнейшем придется делить его на двоих, а Алиста совсем была не похожа на ту, кто привык делиться – конкурентку необходимо изжить сразу.

Контрабандист на мгновение опередил с вопросом Алисту, чем заработал её гневный взгляд:

– Вы можете нам сообщить, цель вашего визита к Дривелу?

Девушка пожала плечами:

– Моя цель такая же, как и у вас – убить Дривела.

– Всего-то! – расхохоталась Алиста.

Алекс осуждающе на нее посмотрел. Раила же, напротив, в упор не замечала первую найденную красавицу, и это окончательно вывело Алисту из себя.

– Я все поняла! – выкрикнула она. – Ты шпионка Дривела! И прокралась к нам, чтобы отравить нас, или перерезать ночью горло!

– Хватит! – рявкнул Алекс.

Над лагерем тут же установилась тишина.

– Уведите её отсюда! – приказал он Ризавиру.

– Но, так нельзя… – попытался заступиться за свою подругу рыцарь.

– Может, вы передадите ей командование отрядом? – гневно спросил землянин.

Воины обеспокоенно стали переглядываться. Это была первая стычка между двумя предводителями. Формально они подчинялись Ризавиру, но большинство соглашалось с магом. Многие из них были обязаны целителю своими жизнями, а вмешательство Алисты в командование не устраивало никого. Да и бой возле моста, где вмешательство мага и оборотня решило исход боя, не забыл никто.

– Уведите её, или попросите заткнуться, – уже спокойней сказал контрабандист.

Алиста фыркнула, и сама отправилась прочь. Ризавир собрался было броситься за ней, но Алекс его остановил:

– Подождите Ризавир. Вы со своими чувствами, совершенно забыли про свои обязанности. Да и Алисте полезно побыть одной, вы и так уделяете ей слишком много внимания.

– Да, наверное, вы правы, – со вздохом согласился рыцарь, все же бросая тоскливые взгляды, в сторону удалившейся красотки.

Контрабандист снова обратил свое внимание на Раилу:

– Так вы говорите, что хотите убить Дривела?

– И я его убью, – спокойно ответила девушка.

– Как же вы намеренны это сделать? – недоверчиво спросил рыцарь. – Нас намного больше, с нами есть маг, и то, мы не уверенны так в успехе, так как вы.

– У меня есть свои секреты, и я не намерена рассказывать их всем подряд.

Алекс мысленно зааплодировал девушке. В отличие, от некоторых, чересчур разговорчивых рыцарей, она держала свои секреты в тайне. Но контрабандист не желал больше обострять свои отношения с командиром отряда, поэтому не стал ему указывать на его болтливость. Вместо этого он спросил:

– А какая у вас причина ненавидеть Дривела?

– Дривелоны украли двух моих младших сестер, – помрачнев, ответила девушка. Немного помолчав, она продолжила. – Мы жили на самой границе с землями Дривела, и к нападениям, в общем, привыкли, даже сумели к ним приспособиться. Нас с самого детства учили обращаться с оружием и отбиваться от чудовищ. Но неделю назад их пришло слишком много. Они преодолели защитную стену и ворвались в деревню. Погибло большинство жителей, в том числе и мои родители. А двух моих сестер, и еще нескольких молодых девушек и юношей, дривелоны увели в свой лес. Я пошла по их следам, но ничего и никого не нашла. Значит, молодежь нужна была дривелонам живой.

– Представляю, какая участь ждет их в плену у Дривела, – сочувственно сказал Ризавир.

Алекс ткнул его локтем в бок – девчонке и так нелегко, а тут еще он со своими умозаключениями. Но Раила держалась молодцом, и продолжила свой рассказ:

– Я собралась, и отправилась искать их, или отомстить… По дороге увидела следы ваших стычек с дривелонами, и поняла, что впереди меня идет большой отряд, с той же, что и у меня целью. И вот я здесь.

Девушка развела руками, показывая, что закончила свой рассказ, и решение, взять или не взять её с собой, за воинами.

– Да, теперь у Дривела действительно проблемы, – сокрушенно покачав головой, сказал, молчавший до этого Аруш.

– Чудовище! – схватившись за меч, вскрикнула Раила.

– Успокойтесь! – перехватил её руку Алекс. – Это мой заколдованный Дривелом друг. Мы хотим, чтобы граф его расколдовал, а если не получиться, то убьем его.

– Так что стань в очередь дорогая, – демонстрируя в ухмылке свои великолепные клыки, сказал Аруш.

Девушка быстро пришла в себя, но руку с меча не убрала:

– Я не против, чтобы исчадие ада убил кто-нибудь другой, но если вы этого не сделаете, то сделаю я.

– Вот и договорились, – улыбнулся её уверенности контрабандист. – А теперь, если никто не против, можете располагаться в нашем лагере. Переночуем, и двинемся дальше вместе.

Алекс вопросительно посмотрел на Ризавира.

– Я не против, можете оставаться, – ответил на взгляд мага рыцарь.

И поняв, что он больше не нужен, поспешил на поиски Алисты.

Вскоре он её нашел и вернул в лагерь. Алиста держалась со всеми подчеркнуто холодно, а мага и конкурентку демонстративно не замечала.

Ужин прошел в напряженном молчании. Поужинав, участники похода подыскивали себе места вокруг костра, и устало валились спать. Алиста, несмотря на уговоры Ризавира, ушла спать в развалины.

* * *

Ночью Алекс почувствовал рядом с собой постороннее присутствие. Открыв глаза, он увидел нависший над ним неясный силуэт. Алаза, Фатар, Аруш, и собственное чувство опасности молчало, но он все-таки схватился за кинжал. Силуэт приблизился, мягкие руки легли на руку с кинжалом, а пылкие губы запечатали вопрос.

Постепенно, ощущая жар от желанно женского тела, носитель расслабился. Наконец его губы освободили и нежный женский голос прошептал:

– Ты меня сегодня сильно обидел, и должен искупить свою вину.

Черт! Алиста! Вот дерьмо! Алекс вскочил и возмущенно зашипел:

– Ты совсем с ума сошла, или специально хочешь поссорить меня с Ризавиром?!

– Ризавир дурачок, – услышал он ответный шепот, – а мне нужен ты.

И гибкие руки обвили шею землянина.

– Извини, не сейчас.

Контрабандист расцепил руки Алисты и пошел к костру.

– Дурак! – услышал он вслед, разъяренный шепот. – Ты еще пожалеешь об этом!

Алекс не сомневался, что пожалеет. Обладание такой женщиной, мечта любого мужчины, но в этой ситуации приходилось умерить свой пыл, иначе их небольшой отряд мог потерять одного из своих командиров.

Он подсел к костру, рядом с дежурным. Дежурил сержант Риг. Он бросил на мага любопытный взгляд, но ничего не сказал, хотя Алекс не сомневался, что тот все видел и слышал. Они молча сидели у костра, вороша палками горящие поленья, и поднимая в небо тучи искр. Контрабандист подумал, что будь у Дривела лучники, они легко могли бы перестрелять спящий отряд, но слав богу, такого рода войск у графа не имелось.

Через некоторое время к ним присоединился еще один страдающий бессонницей.

– Не помешаю?

Носитель поднял глаза – Раила. Вот против чьего присутствия он никак не возражал. Они с Ригом дружно и отрицательно замотали головами. Присутствие симпатичной девушки, пусть даже и одетой как воин, придавало их посиделкам какой-то романтический оттенок.

– Вам тоже не спится? – спросил Алекс.

– Спалось, – улыбнулась девушка, – но разбудил какой-то шум.

Контрабандист снова чертыхнулся – похоже, что о визите Алисты уже знает весь лагерь, а если еще не знает, то к утру будет знать точно. Риг на минуту отлучился, и вернулся с фляжкой. Он протянул её своему спасителю. Алекс открыл фляжку – вино. Как нельзя кстати. Фляжку пустили по кругу, точнее, пили только Алекс и Раила, дежурный отказался – он на службе. С дисциплиной в отряде Ризавира было все в порядке.

Пили молча, лишь изредка поглядывая друг на друга. В изменчивых отблесках костра, лицо Раилы каждый раз приобретало новый облик. То воодушевленный лик богини, то страшную маску ведьмы. Слегка затуманенное вином сознание контрабандиста, каждый раз рисовало новые картины.

– Ты и правда маг? – нарушила тишину девушка.

– Есть немного, – после небольшой заминки ответил носитель.

– Он вытащил меня с того света, – добавил молчаливый Риг. – Никто уже и не ожидал, что я выживу.

Раила с интересом посмотрела на обоих:

– Никогда раньше не встречала мага.

Алекс лишь пожал плечами. Он лихорадочно соображал, о чем бы таком поговорить, с этой необычной, отважной девушкой, не побоявшейся в одиночку пойти против Дривела и его страшных чудовищ. Но ничего стоящего на ум не приходило, одни банальности. В конце концов, ему надоело себя терзать, и он поднялся:

– Пожалуй, я пойду спать. Завтра тяжелый день.

И злясь на самого себя, пошел на свое место. Девушка разочарованно посмотрела ему вслед. Кляня себя за тупость и нерешительность, носитель уселся на свой плащ – возможность пообщаться (а возможно и не только) с хорошей девушкой, он упустил исключительно по своей вине. Повернувшись к мирно сопящему Арушу, хотел было с досады пнуть его ногой, но вовремя спохватился. Аруш то здесь причем… Да и спросонья может хватануть не разобравшись, вон зубища какие торчат…

Еще раз выматерив себя за нерасторопность, контрабандист, в конце концов, улегся, но сон не шел. Запоздало приходили слова, которые нужно было сказать Раиле.

Рядом послышался шелест, и вновь показался чей-то силуэт. Алекс молился всем богам, чтобы это оказалась не Алиста, а та, другая… И боги услышали его молитву.

Раила осторожно присела рядом.

– Можно? – тихо спросила она.

Землянин молча подвинулся. Девушка подсела поближе. Взяв её за руку, он притянул гостью к себе. Сухие губы Раилы коснулись его лица, и контрабандист с готовностью ответил. Во время долгого поцелуя, рука Алекса настойчиво пыталась освободить девушку от части её одежды. А еще неплохо было бы снять с нее меч и кинжал, а то наткнешься в темноте на что-нибудь острое, и отрежешь себе, что-нибудь нужное. Но пальцы никак не могли нащупать нужных застежек.

Раила тихонько рассмеялась:

– Я сама.

Подогретая вином любовь, была сейчас как никогда важна для обоих, и они отдались ей со всей страстью. И ничто, даже предстоящая смертельная схватка, не могла прервать их наслаждение друг другом.

* * *

Разбудил Алекса пристальный взгляд Аруша.

– Доброе утро, – буркнул каррлак.

– Доброе, – улыбнулась ему в ответ, проснувшаяся Раила.

Взгляд каррлака немного смягчился:

– Хотел было ночью хватануть, кое-кого, за аппетитную попку, да совесть не позволила.

Раила залилась румянцем:

– Мы вас разбудили, и мешали спать?

– Нет, ну что вы, какое там мешали, я к такому уже… – под тяжелым взглядом контрабандиста, оборотень заткнулся, но через секунду продолжил. – Просто все в лагере подумали, что на нас напали дривелоны, причем сразу с двух сторон. Сначала переполошились, а потом ничего приспособились, даже порадовались за своих командиров.

Девушка вспыхнула еще больше, и, подхватив свои вещи, убежала умываться к ближайшему разведанному ручью.

– С двух сторон говоришь, напали? – Алекс приподнялся и посмотрел на другую сторону лагеря.

Ризавира с Алистой он обнаружил воле самых развалин – недолго же красотка убивалась. Разбуженные шумом в лагере, поднялись и они. Алиста встала, и как была полуобнаженная, под восхищенные взгляды мужчин отправилась к тому же ручью. А все-таки хороша чертовка! Контрабандист поспешил к командиру отряда, поделится и своей радостью. По дороге он наткнулся на несколько завистливых, но в основном одобряющих взглядов.

– Говорят, что мы с тобой, да еще наши подруги, причина плохого сна этой ночью, – незаметно переходя на ты, сказал землянин.

Рыцарь смущенно прятал глаза, но затем переспросил:

– Наши подруги?

Он внимательно осмотрел лагерь, и, не заметив Раилы, понимающе улыбнулся. В отсутствии Алисты, он чувствовал себя намного свободней:

– Только ради этой ночи стоило идти в этот поход.

– Это точно, – согласился контрабандист. – Меня только беспокоит, что наши спутницы, сейчас вдвоем возле одного ручья.

– Как бы кто не утонул, – брякнул подошедший Аруш.

Ризавир так же обеспокоено посмотрел в ту сторону:

– Может, пойдем, посмотрим?

– Не мешало бы, – ответил Алекс.

Они неторопливо отправились к ручью. Видя, что их предводители снова вместе, и не собираются сориться, в лагере оживились. Послышались смех и шутки, в основном про пикантные похождения командования этой ночью. Воины решили, что эта ночь благоприятно подействовала на обоих.

Спустившись к ручью, наши герои увидели картину, которая заставила их сначала остановиться, а затем стремглав броситься вперед. По берегу, сцепившись, катались Раила и Алиста. При этом Алиста выигрывала по всем очкам. Подоспевшим мужчинам, с трудом удалось оттащить красотку от Раилы, в неё словно бес вселился и додал сил. Алиста кусалась, царапалась, и визжала так, что вскоре сбежался весь отряд, за исключением часовых. Все лицо Раилы было избито и исцарапано, царапины же и следы от зубов, покрывали её руки, ноги, и большую часть свободного от одежды тела. Она словно побывала в когтях у тигрицы.

– Что здесь происходит?! – рявкнул Алекс.

– Она первая на меня напала! – выкрикнула Алиста, и, вырвавшись из рук контрабандист, снова бросилась к сопернице.

Ему с трудом удалось её перехватить.

– Хватит! – грозно крикнул он. – Еще раз такое вытворишь, и я прикажу тебя привязать!

– А ты мне не указ! – с нескрываемой злобой ответила Алиста. – Тебя никто не послушает! Здесь командует Ризавир!

– Тогда я лично тебя угомоню, – не менее злобно сказал носитель.

На его пальце запульсировал Фатар, готовый выдать парализующий луч.

Это немного успокоило разъяренную девицу, она освободила свои руки из крепкой хватки мужчин, быстро поднялась по крутому берегу, и направилась в сторону лагеря.

Теперь Алекс обратил свое внимание на Раилу:

– Ты можешь сказать, что произошло?

Она с трудом начала подниматься, контрабандист с рыцарем ей помогли.

– Я так ничего и не поняла, – криво усмехнувшись разбитой губой, ответила девушка. – Я умывалась, собиралась подняться в лагерь, когда на меня налетела эта сумасшедшая. Мы даже не обменялись ни единым словом. Все произошло так быстро, что я растерялась, и не смогла дать ей отпор.

Она подошла к воде, чтобы смыть с себя кровь, и, увидев свое отражение, покачала головой:

– Здорово она меня.

– Не знаю, кто из них говорит правду, – сказал Алекс Ризавиру, – но этих двоих нужно держать подальше друг от друга.

– Согласен. Пойду присмотрю за Алистой.

Рыцарь выбрался из оврага, и за ним потянулись прибежавшие на крик воины.

– Готовьтесь к выступлению, мы скоро будем! – крикнул им вслед контрабандист.

Ризавир махнул ему рукой, и скрылся из вида. Носитель подошел к пострадавшей девушке. Из многочисленных ссадин, порезов и царапин, все еще сочилась кровь.

– Ты точно не начинала эту драку?

– Да на кой она мне сдалась! Просто она приревновала меня к тебе.

– С чего ты взяла?

– Она так и сказала. Если я еще раз приближусь к тебе, она меня убьет. Просто я не стала это говорить при Ризавире.

– И правильно сделала. Давай-ка я тебя немного подлечу.

– Попробуй.

Уложив Раилу на траву, Алекс снова взялся за привычную работу. И минут через двадцать воительница выглядела как новенькая. После тех целительных сеансов, что носителю пришлось провести день назад, раны девушки являлись для него сущим пустяком. Закончив лечение, контрабандист, оборотень и Раила вернулись в лагерь. Алиста, увидев, что на сопернице не осталось и следа от недавнего побоища, сверкнула на мага злобным взглядом, и отвернулась.

Отряд двинулся дальше. Чтобы разъединить девушек, рыцарю и магу вновь пришлось идти отдельно. В команде теперь насчитывалось двадцать воинов, две женщины, и оборотень.

Пока не наблюдалось никаких признаков дривелонов, и отряд двигался без остановок. Перекинувшись парой фраз, Алекс с Раилой шли молча, не тратя силы на разговоры.

– Хочешь, я расскажу тебе, какое есть у меня секретное оружие? – после долго молчания, спросила девушка.

– Если хочешь, то расскажи, но тогда оно больше не будет секретным.

Раила улыбнулась:

– Я тебе доверяю.

– После сегодняшней ночи, – уточнил контрабандист, – или после целительного сеанса?

Девушка смутилась:

– Нет, не после ночи. Я умею разбираться в людях. Хотя эту ночь я не забуду. Как и целительство.

– Тогда говори.

– Я уже рассказывала, что мы живем на границе с землями Дривела, и поэтому часто подвергаемся нападениям со стороны дривелонов. Многие люди, испугавшись постоянных набегов, ушли в более спокойные районы, а те, что остались, искали способы обезопасить себя и свои семьи от нашествия чудовищ. И, в конце концов, мы нашли решение, которое, если не избавило нас от набегов, то, по крайней мере, сделало их не такими частыми.

Девушка замолчала, возможно, кой-какие сомнения насчет Алекса у неё еще оставались.

– И что это за решение? – заинтересовался контрабандист.

– Яд.

– Яд?

– Да, яд, – подтвердила Раила. – Но не простой яд, а очень сильный. Даже самая маленькая капля, попавшая в кровь чудовища, убивает его.

– Вы смазываете им свое оружие?

– Да, – девушка показал небольшую бутылочку, висевшую у неё на поясе. – Его немного, но должно хватить, чтобы убить Дривела.

– Дривел не простое чудовище, – после недолгого молчания, сказал Алекс, – он намного сильнее всех остальных. И даже с помощью твоего яда убить его будет непросто. Но, кто знает…

– Во всяком случае, яд не будет лишним.

– Это точно.

Дальше шли молча. Размышляя каждый о своем. Яд и впрямь мог пригодиться. А может именно он и убьет главное чудовище. Хоть и небольшой, но все-таки дополнительный шанс. Но сейчас контрабандиста беспокоило совсем другое. Куда подевались дривелоны? Почему на них больше никто не нападает? Не могли же они перебить всех чудовищ. Слишком все это похоже на западню.

– «Алаза, посмотри внимательней, нас точно не ожидает засада?» – в который раз спрашивал он змею.

– «Я ничего не вижу и не чувствую. Я постоянно отслеживаю обстановку, и не вижу ничего подозрительного».

– «А может, они прикрывают мысли, как это делали монахи каги?»

– «Не думаю, что дривелоны на это способны. Но все-таки держитесь настороже».

Ризавира так же настораживала эта подозрительная тишина. Он уже не раз подходил к Алексу, чтобы обсудить обстановку и дальнейшие действия. Но желания остановиться и осмотреться, не проявил никто – только вперед.

К вечеру они вышли на холм, с которого открывался вид на замок Дривела. Маг предложил переночевать здесь. И все с ним согласились, так как лезть ночью в логово зверя не хотелось никому. Никому, кроме Алисты. Красавица не понимала такой неторопливости. По её мнению, такие герои должны расправиться с чудовищем в два счета. Но её никто не поддержал. Даже рыцарь проявил характер, и приказал разбить лагерь на холме.

Ужин прошел в щемящей душу обстановке. Близость замка оказывало тяжелое, гнетущее действие даже на расстоянии. Все, кроме двойного караула, готовились отойти ко сну, и хорошо выспаться перед решающей битвой. Алиста не стесняясь, легла вместе с Ризавиром. Раила, поначалу ложившаяся спать в стороне, поднялась и решительно подошла к землянину:

– Не прогонишь?

– Смеешься? Нет, конечно. Вдвоем не так страшно. А у меня, если честно, от этого места мурашки по коже.

Девушка поёжилась:

– У меня тоже.

Молча поднявшийся Аруш, пошел спать поближе к другим воинам.

Раила кивнула ему в след:

– Понятливый у тебя друг.

– Да. К тому же он верный, и не раз спасал мне жизнь.

– Хорошо когда есть верные друзья, – вздохнула девушка, и положила голову на плечо Алекса.

Они долго молчали, смотря на мерцающие звезды, и думая о предстоящей битве. У носителя из головы не шло процентное соотношение, которое дал Фатар, перед отправлением в этот мир – оно было не в его пользу. Рядом, под надежной защитой ровно дышала Раила. Через некоторое время, бог сна сморил и контрабандиста.

XIX

Сборы к последнему броску начались еще в сумерках. Все деловито готовились к решающей схватке, стараясь не показывать страха и предательской дрожи в коленях. Как только солнце поднялось, отряд плотной колонной двинулся к замку. Они проходили мимо невозделанных, поросших густой травой и редким кустарником полей – лес не примыкал к логову вплотную. На реке, протекающей рядом с замком, стояла заброшенная мельница, неподалеку громоздились развалины домов.

По мере приближения к замку, появилась возможность более тщательно его рассмотреть. Невысокая, метра четыре крепостная стена, по углам небольшие башни. С холма был виден дворец, внутренний двор, хозяйственные постройки. Ни одна тень, ни один силуэт не пересек двор и не показался на стенах. И это уже не настораживало – это пугало… Ров, окружающий стены, наполняла мутная, вонючая вода, через него переброшен подъемный мост. Который, судя по ржавым цепям, уже давно никто не поднимал. Оно и понятно – только сумасшедший, мог напасть на логово Дривела.

Отряд подошел к приоткрытым воротам, которые никто и не думал охранять.

Алекс, вместе с Ризавиром вышедший в голову колоны, предостерегающе поднял руку. Отряд остановился.

– Не нравится мне эта тишина, – хмуро сказал землянин. – Будто приглашают войти вовнутрь.

– Типичная западня, – согласился рыцарь. – Лучше было бы прорываться с боем.

Единственный, кто не терял хорошего расположения духа, это Алиста.

– А может быть чудовища испугались нас, и разбежались? – предположила она. – Ведь сколько они понесли потерь от вашего отряда. – И мечтательно добавила. – Представляю, сколько там осталось награбленных сокровищ.

– Сейчас проверим, разбежались, или нет.

Носитель закрыл глаза, и отдал Алазе приказ. Через несколько секунд он получил ответ.

– «Во дворце находится около сотни дривелонов. В подвале и тюремных камера есть три десятка людей. Еще четыре десятка дривелонов, прячутся в хозяйственных постройках. Но, судя по всему, самые опасные те, что во дворце, они вооружены».

Открыв глаза, Алекс обнародовал наблюдения атрата, выдав их естественно за свои.

Алиста расхохоталась:

– Вы еще верите ему? Похоже, что он боится собственной тени. Сами подумайте, если бы у Дривела имелась сотня вооруженных чудовищ, стали бы они дожидаться, пока мы подберемся так близко? Они бы уже давно нас перебили! – Она обвела всех презрительным взглядом. – Вы все просто трусы! Я докажу вам, что здесь никого нет!

Красотка побежала через мост в приоткрытые ворота. Контрабандист мимо воли засмотрелся на её прекрасный зад.

– Алиста, стой! – крикнул Ризавир, и бросился за ней.

Воины загудели, и двинулись следом.

– Стойте! – остановил их Алекс. – Раила, дай сюда яд!

Немного поколебавшись, воительница протянула ему бутылочку. Землянин начал объяснять воинам свой план:

– Это смертельный яд. Сейчас вы смочите им кончики своих стрел. Достаточно даже небольшой царапины, чтобы чудовище издохло. Так что больше одной стрелы в одного дривелона не выпускать. Их около сотни, нам нужно быстро вывести из строя как можно большее их количество, тогда наши шансы выровняются. Все понятно?

Все дружно закивали головами. Выстроившись в очередь, воины поочередно макали наконечники в яд, и осторожно отходили, боясь оцарапать самих себя. Обработав все стрелы, Раила повернулась к Алексу:

– Теперь давай свои стрелы, яда осталось совсем немного.

– Мои стрелы и так будут разить насмерть, – заверил её контрабандист.

– Как хочешь.

Девушка смазала свои стрелы, а оставшимся ядом лезвие своего меча.

Сделав последние приготовления, отряд настороженно вошел во внутренний двор. Носителя поразили царившая здесь, чистота и порядок. Ни следа от разрухи, которая так бросалась в глаза снаружи. Все дорожки аккуратно посыпаны белым песком, на клумбах росли цветы необычайной красоты. Тихо журчал маленький фонтанчик, в бассейне плавали рыбки, переливаясь на солнце всеми цветами радуги – рай, да и только.

– «Алаза, где Ризавир и Алиста?» – обеспокоенно спросил носитель, переживая за рыцаря, и эту сумасбродную девчонку.

– «Они перед входом во дворец. Вон за той большой клумбой».

Обойдя круглую клумбу, засаженную диковинными цветами, и кустами в человеческий рост, охотники за головой Дривела действительно обнаружили Ризавира, сидящего на ступенях, и обескуражено оглядывающегося, и Алисту, безмятежно рвавшую цветы с красавицы клумбы. Увидев подошедших людей, она удивленно подняла брови:

– Вы все-таки пришли? А я уже и не надеялась. Думала, наш храбрый маг, и его говорящая собака, из осторожности, так, на всякий случай, решили еще одну ночь провести за стенами замка. Взять Дривела, так сказать, измором.

Стиснув зубы, контрабандист промолчал, хотя за такие слова, будь на её месте мужик, дал бы в морду.

– Алиста, прекрати, – устало проговорил Ризавир.

– Я-то прекращу! А вы наконец, убедились, что здесь никого нет? Или будете продолжать слушать этого выскочку?

– Может и правда пусто, ты не ошибся?

Рыцарь вопросительно посмотрел на мага.

– «Алаза?»

– «Дривелоны там же, во дворце».

– Нет, – твердо сказал носитель. – Чудовища во дворце. Я уверен, что это хорошо спланированная ловушка.

Алиста снова рассмеялась, но затем оборвала смех и гневно посмотрела на Алекса и всех остальных:

– Сколько он еще будет вас дурачить? Вам не надоело его слушать? Видимо мне придется самой разогнать ваших невидимых чудовищ! Но тогда знайте, все, что я найду в этом дворце, будет моим! Не смейте ни к чему прикасаться!

Девушка легко вбежала по лестнице, открыла окованную, блестящую медью и серебром дверь, и скрылась внутри дворца. Ризавир виновато посмотрел на землянина, и помчался вслед за ней.

Вздохнув, Алекс повел отряд туда же. За парадной дверью начинался коридор, идущий в обе стороны, напротив входа находилась еще одна широкая дверь. Нигде не было видно присутствия ни единой живой души, только издалека доносились чьи-то голоса, эхом разносившиеся по коридору.

– «Где они?»

– «Прямо, в большом зале».

Первым войдя в зал, контрабандист увидел стоящего в центре зала и озабочено озирающегося рыцаря. Вокруг него кружила Алиста и хохотала:

– Теперь это все мое!

Её голос разносился по всему дворцу.

Носитель внимательно осмотрел зал. Большое прямоугольное помещение, отделанное мрамором, малахитом, и гранитом красивейших расцветок. Ряды гранитных колон, поддерживали балкон, опоясывающий по периметру весь зал. В глубине зала стоял трон, украшенный драгоценными металлами и камнями. Множество лепки и тонко исполненной резьбы, а так же статуи из камня и метала, украшали этот великолепный зал. Кроме того входа, через который вошли охотники за головой Дривела, имелось еще два.

– «Алаза, ты можешь указать точно, где дривелоны?»

– «Они за дверью, со стороны трона. И… Они начинают окружать вас!» – вскрикнула змея, но было уже поздно.

Со всех сторон слышался приближающийся топот. Не прошло и нескольких секунд, как со всех дверей хлынули десятки дривелонов.

* * *

Все чудовища были двуногими, но с головами различных животных: кошачьими, собачьими, козлиными, и даже ослиными. Видимо здесь собралась элита армии Дривела, его личная гвардия. У каждого имелся меч, или топор.

– Стать в круг! – скомандовал моментально сориентировавшийся Ризавир.

Чего у него было не отнять, так это то, что он умел мгновенно оценивать ситуацию.

– Помните про стрелы! – крикнул Алекс. – Одна стрела, одно чудовище!

И они с Арушем так же заняли место в строю. Только Алиста осталась вне круга. Она растерянно оглядывалась, и не могла двинуться с места. Впрочем, и дривелоны не спешили атаковать – они отрезали незваным гостям путь к отступлению, и остановились. По-видимому, в ожидании чьей-то команды, возможно, самого Дривела.

– Алиста, быстро в круг! – закричал Ризавир. – Чудовища тебя сейчас схватят, чего ты ждешь!

Но девушка осталась на месте. Она обхватила голову руками, и в ужасе закричала:

– Мы все погибнем! Их слишком много, они нас всех перебьют!

– Иди сюда, дура! – гаркнул Алекс. – Мы тебя защитим!

– От кого? – бессмысленно смотря на него своими огромными глазами, спросила Алиста.

– От дривелонов, от кого же еще! Да и от самого Дривела тоже! Он наверняка затаился где-то рядом, и скоро покажется!

– Ты прав, – вдруг успокоившись, сказала девушка. – Самое время.

Она сбросила всю одежду, и подняла руки вверх.

– Ты что делаешь?! – в ужасе закричал Ризавир. – Ты с ума… О боже… Не может быть… – простонал он.

– Ни хрена себе… – вырвалось у контрабандиста.

Вскрикнула Раила. Глухо зарычал Аруш и отступил на полшага назад. Воины испугано сгрудились в кучу.

На их глазах Алиста вдруг стала меняться, увеличиваться в размерах. Из её великолепных грудей, выросла еще одна пара рук, с длинными острыми когтями. Ноги стали толще, лицо вытянулось, появились острые клыки, тело покрылось густой короткой коричневой шерстью. Теперь перед потрясенными людьми стоял трехметровое чудовище, с двумя парами рук, и длинной мордой, украшенной разнокалиберными клыками.

– Дривел… – прошептал потрясенный землянин.

– Собственной персоной! – весело подтвердил монстр.

О, черт! Алекс вспомнил, как ночью целовался с этим чудовищем. Он с отвращением сплюнул, и вытер губы, будто пытаясь стереть тот поцелуй. Потом с жалостью посмотрел на Ризавира, вот кому не повезло по-настоящему…

Рыцарь стоял белый, как мел. И контрабандист понимал, что творится в его душе – любимая девушка превращается в чудовище, да еще на его собственных глазах. Ситуация, хуже не придумаешь…

Смотря на их потрясенные лица, Дривел рассмеялся:

– Вы бы себя сейчас видели! Давно мне не было так весело.

Как ни странно, смех чудовища отрезвляюще подействовал на контрабандиста.

– Да, Дривел. Должен признать, удивил, так удивил, – сбросив оцепенение, сказал он.

– Я старался, – оскалился в улыбке монстр.

– Послушай Дривел.

– Я весь во внимании, о достопочтенный маг, – с готовностью отозвался тот.

– Почему ты не перебил нас ночью, ведь у тебя была такая возможность?

– И лишить себя радости общения с вами? – искренне удивился монстр. – Я специально приказал своим слугам не нападать на вас.

– Почему?

– Хотелось, понимаешь, развеяться. Ко мне так редко наведываются гости… – и Дривел хитро подмигнул Ризавиру.

Тот пошатнулся, как от хорошего удара, но, в общем, держался молодцом. Возможно, он не очень-то и переживал о случившемся, ведь Алиста (то есть, Дривел) ночью могли преподавать такое, с её-то (его) возможностями, что такие несуразицы, как трехметровый рост, и лишняя пара рук, можно было отбросить…

Шальные мысли, пронесшиеся в голове у носителя, окончательно его отрезвили.

– Дривел, ты бы убрал своих любимцев, – нахально сказал он. – А то наши люди разнервничались, и сгоряча могут их перебить.

– Наглец, – одобрительно прогудел граф. – Люблю таких. Возможно, я оставлю тебя в живых. На некоторое время…

Он неспешно прошелся по залу, и уселся на драгоценный трон. Алекс с удивлением заметил у чудовища третий глаз на затылке.

– К тому же мне очень интересно, что это за история про заколдованного друга. Насколько я помню, то никого не заколдовывал.

Контрабандист вышел из круга, и подошел поближе к Дривелу.

– Ты прав, это действительно сказка, – он виновато посмотрел на Ризавира. – Аруш не заколдован, он каррлак, оборотень с рождения. Такие как он, могут менять форму, почти как ты.

Граф задумался:

– Никогда не слышал, о… Как ты говоришь?

– Каррлак, – услужливо подсказал носитель.

– Каррлак, – будто пробуя на вкус, протянул Дривел. – Ну что ж, рад видеть здесь существо, с возможностями аналогичными моим. И что же привело ко мне оборотня и мага? Если ты действительно маг.

Спросил граф, и с удовольствием поковырял огромным когтем в своем ухе. Мотивы появления в его замке остальных гостей, видимо были ему абсолютно ясны.

Подойдя поближе, Алекс доверительно сказал:

– У меня к тебе деловое предложение.

Дривел скорчил заинтересованную мину.

– Ты отдаешь мне Венеру…

– Ах, вот оно что! – хлопнул себя по колену граф. – А я-то думаю, что нужно от меня, какому-то магу? А ему нужна Венера. Всего-то!

– Так вот, – не обратив внимания на реплики графа, продолжил носитель, – ты отдаешь мне Венеру, отпускаешь плененных тобой людей, обещаешь больше не нападать на другие графства. И тогда мы оставляем тебя в живых. На некоторое время…

Дривел улыбнулся, облизав языком ряды своих клыков:

– Давненько никто не упоминал о Венере. Я уже было подумал, что о ней забыли.

– Про такие вещи не забывают, – улыбнулся ему в ответ Алекс. – Так что, договорились? Ты мне Венеру, и обещание не нападать на людей, а мы тебе жизнь.

– Тебя послала церковь? Хотят вернуть утраченное? – граф пристально посмотрел на носителя.

– Нет, – отмахнулся тот. – Я сам по себе. Я бы её не добивался, но позарез нужна.

– Дело в том, что Венера все еще нужна и мне.

Граф задумался, затем подозвал одного из дривелонов и указал на контрабандиста:

– Он мне надоел. Я передумал оставлять ему жизнь, даже на время. Убейте его! Убейте их всех! Кроме Ризавира, – монстр отвратительно улыбнулся. – Он мне еще понадобится.

– Старый извращенец, – пробормотал землянин.

И тут чудовища бросились на людей.

* * *

Спасаясь от несущейся на него орды, Алекс подпрыгнул, и с помощью магии взлетел на балкон – хорошо, что Фатар обеспечил ему надежную подачу энергии. Никогда он еще так высоко не взлетал с помощью магии. Вот что значит жить захотелось…

Едва став на ноги, он закричал:

– Стрелы! Стреляйте в них!

Вряд ли кто услышал его в этой кутерьме, но до замка дошли опытные и закаленные воины, которые и сами прекрасно понимали, что выровнять огромный численный перевес дривелонов, можно только перестреляв их, или хотя бы большую часть. Засвистели стрелы. Яд Раилы действительно оказался очень эффективным, и вскоре весь пол зала оказался услан корчившимися телами чудовищ.

Контрабандист порадовался, что вовремя убрался на балкон. Иначе он оказался бы меж двух огней – дривелоны с одной стороны, смерть на наконечниках стрел, с другой. Но не все стрелы попадали в цель, ведь стрелять приходилось впопыхах, да и их количество было ограничено, а чудовищ слишком много, так что вскоре дело дошло до рукопашной схватки.

Нахмурившийся Дривел, наблюдавший за истреблением своих слуг, вдруг встал с трона, и яростно заревел:

– Так вот какое секретное оружие, было у этой шлюшки Раилы! Сейчас кто-то пожалеет, что родился на свет!

Он широким шагом, переступая через тела своих поверженных любимцев, направился к сражающимся.

У носителя с балкона открывался чудесный вид на зал. Он внимательно следил за ходом боя, помогая своими стрелами тем, кто больше всего в этом нуждался. Как раз сейчас на Аруша напали сразу три собакоголовых чудовища, и каррлаку приходилось очень нелегко. Контрабандист выпустил две верных стрелы, третьего противника оборотень прикончил сам.

Дривелоны, в первые же секунды, благодаря отравленным стрелам, потеряли очень много своих собратьев, и сейчас на поле боя установилось зыбкое равновесие. Стрелы землянина, подправляемые магией, так же не давали чудовищам шансов на выживание, так что начало боя можно было удачным – волна дривелонов не сумела захлестнуть горстку отважных людей.

Алекс поискал взглядом Раилу. Вот она! Вместе с Ризавиром и еще двумя воинами, она сдерживала атаку шести чудовищ. Двумя стрелами контрабандист уравнял число нападающих и обороняющихся, и с ужасом отметил, что именно к этой группе и направляется Дривел. Он выпустил в графа розовый луч. Монстр споткнулся, но удержался на ногах.

– Это все на что ты способен? – рассмеялся он. – Твоя магия слишком слаба, чтобы причинить мне вред.

Применить более мощный луч носитель опасался, ведь тогда на некоторое время он остался бы беззащитен, а сейчас этого допустить нельзя. Он выпустил в Дривела еще один луч, но он вовсе не оказал на графа никакого воздействия. На стрелы, против такого монстра надежда так же была слишком мала, но Алекс использовал и её. Реакция Дривела поражала – несмотря на свой огромный рост, он с легкостью уклонился от стрелы, направленной в его третий глаз. А стрела, направленная в сердце, застряла в панцире, таком же, как у Аруша. У носителя осталось всего две стрелы, и их нужно было использовать с пользой.

Тем временем Дривел, подобрав оружие погибших людей и дривелонов, схлестнулся с группой Ризавира. Воинов он убил сразу, а с Раилой и рыцарем решил поиграть. С издевательским хохотом смотрел он на их тщетные попытки его атаковать, с легкостью отбивая все выпады. Сзади на графа налетел Аруш, пытаясь прорваться к горлу, но Дривел даже на атаку с трех сторон отвечал демоническим хохотом. Он получал явное удовольствие, видя бессилие своих главных врагов.

Две оставшиеся стрелы, Алекс решил потратить все-таки на графа. Он пошел на хитрость – послал стрелу в спину чудовищу, но в последний момент изменил траекторию, и направил её, в его третий глаз.

На этот раз Дривелу не удалось уклониться. Он лишь прикрыл глаз плотным кожаным веком, но выкованный гномами наконечник пробил его. Граф в бешенстве взревел. Выпустив топор из одной руки, он вытащил стрелу, и открыл веко – глаз вытек.

– Ну, все! Игры закончились! – его яростный рев разнесся по всему залу, перекрывая лязг оружия и предсмертные крики. – Я обещал тебя убить сучка, и я свое обещание выполняю!

С этими словами он нанес Раиле сильнейший удар кулаком в грудь. Девушка отлетела на десяток метров, и, ударившись об одну из колон, тряпичной куклой сползла на пол.

– А ты дружок, мне еще понадобишься! – зловеще прошипел Дривел.

Он схватил Ризавира, и выбросил его с гущи сражения. Рыцарь упал на тела погибших чудовищ, и, судя по тому, что шевелился, был еще жив.

А Дривел, сделав молниеносный выпад в сторону Аруша, схватил и его:

– Пришел и твой черед, мой четвероногий друг!

Выпустив стрелу в одного из дривелонов, Алекс поспешил на помощь попавшему в беду каррлаку. Воспользовавшись магией, он перенесся прямо за спину графу, и сразу на него напал.

– А вот и наш волшебник! – обрадовался четырехрукий монстр. – Надоело отсиживаться?

Контрабандист закружил вокруг графа, пытаясь поразить места сочленения панциря. Но тот легко парировал все удары, и, выждав момент, выбил меч из рук мага. В следующее мгновение, Алекс трепыхался в лапах Дривела. Пленники пытались вырваться, но тщетно, граф держал их на вытянутых руках, и с довольным видом рассматривал:

– Что с вами делать, ума не приложу, – озабочено сказал он. – Видимо тебя, каррлак, я убью сразу, мне конкуренты не нужны. А вот ты! – Дривел обратил свое внимание на землянина. – Даже не надейся умереть так быстро, как твоя подстилка. Ей крупно повезло. Но ты будешь умирать долго и мучительно! Ты ответишь за смерть моих любимцев, и за то, что прогнал меня той ночью. – Он похабно ухмыльнулся. – Ты много тогда потерял, в отличие от Ризавира.

Носитель хотел было выпустить в чудовище луч, на какой только был способен, но тот держал его руку так, что Фатар смотрел совсем в другую сторону, и ничем не мог помочь своему носителю. Алекс в отчаянии оглянулся, в надежде увидеть кого-нибудь, кто мог бы им помочь, но все воины были заняты борьбой с дривелонами, а Ризавир только пытался подняться. Взгляд землянина наткнулся на Раилу. Она все так же была без движения, а в её раскрытой ладони лежал меч. Её отравленный меч! Пусть часть яда и смыло кровью чудовищ, но что-то же должно остаться!

– Фатар, энергию! – скомандовал он.

Усилием воли контрабандист поднял меч воительницы, и направил его в Дривела со стороны спины. Благо третьего глаза у графа больше не имелось, и он не видел приближающейся сзади опасности. Землянин с силой воткнул меч, в зазор между пластинами на правом плече монстра. Клинок вошел почти на половину длины.

Не ожидавший нападения со стороны спины, Дривел неистово зарычал, выпустил Аруша, и, вывернув руку под невероятным углом, ухватился за рукоять меча. Каррлак тут же воспользовался предоставленной возможностью. Прыгнув, он вцепился в открытое горло графа.

Разъяренное чудовище, вытащив и отбросив меч, вновь схватило Аруша. Он пытался оторвать его от себя, но каррлак мертвой хваткой вцепился в горло Дривела. И Дривел понял, оторвать оборотня, можно только со своей глоткой. Он с силой отбросил мага, и всеми четырьмя руками схватил каррлака, стремясь его раздавить. Что-то затрещало. То ли панцирь Аруша, то ли его кости, а может, и контрабандист на это очень надеялся, это трещала глотка самого Дривела – у каррлака были очень мощные челюсти.

Поднявшись, Алекс схватил валявшийся неподалеку боевой топор, и что есть силы начал наносить удары по рукам графа. Как бы ни был прочен панцирь на руках Дривела, но носителю удалось разбить его на одной из рук, и почти отрубить её. Тяжело дыша, землянин остановился, из разрубленной руки чудовища хлынула кровь, но через несколько секунд остановилась, и начала свертываться – граф все еще хорошо владел теми возможностями, что дала ему Венера.

На помощь хозяину пришли два дривелона, и Алексу пришлось отступить от графа. Защищаясь от собакоголовых чудовищ, он краем глаза заметил чей-то качающийся силуэт – это Ризавир, как мог, спешил на помощь магу. Вдвоем им удалось справиться с чудовищами, и контрабандист снова мог заняться главным монстром.

– Прикрой меня! – выкрикнул Алекс.

И не мешкая ни секунды, он снова бросился на графа. С первого взгляда стало понятно, дела Аруша плохи. Его глаза были закрыты, а из челюстей бежала кровь, правда, непонятно, его, или Дривела. Сам граф находился не в намного лучшем состоянии, сейчас против него работали четыре обстоятельства – стрела из магического сплава, пробившая глаз, отравленный меч Раилы, нанесший к тому же серьезную рану, отрубленная рука, и клыки каррлака, сжимавшие горло. Но все-таки он все еще был силен, чертовски силен, и он все сильнее сжимал Аруша.

Тяжелый топор взлетел еще раз, и еще одна рука отпустила каррлака, – но две оставшиеся продолжали неумолимо сдавливать оборотня. Алексу никак не удавалось добраться до оставшейся пары рук Дривела, тот вертелся, и пытался подставить под удар топора Аруша. Тогда контрабандист перенес свое внимание на ноги монстра. Несколькими мощными ударами он подрубил одну из них, и граф рухнул, как поваленное дерево. Контрабандист порадовался, что чудовище не отрастило себе четыре ноги, и вновь взялся за кровавую работу, ведь Дривел не собирался отпускать каррлака, впрочем, как и каррлак Дривела.

Переживая за жизнь своего друга, Алекс из последних сил, наносил удары по туловищу чудовища. Он расколол панцирь, и превратил внутренности графа в кровавое месиво. Кто-то пытался его остановить, но контрабандист все продолжал наносить удары.

– «Алекс остановись!» – пыталась достучаться до носителя Алаза.

Контрабандист на мгновение застыл, кровавая пелена постепенно спадала с глаз. Бой прекратился. Оставшиеся в живых воины и дривелоны прекратили драться, и неверяще смотрели на то, что осталось от графа. Чудовища поняли, что хозяин погиб. Погиб их прародитель, и теперь не за кого сражаться, некому командовать, теперь каждый за себя. Воины так же начали осознавать, что их взяла, что исчезло многовековое проклятие их страны, и силы сразу покинули их. Не осталось ни сил, ни желания убивать друг друга.

– «Дривел еще жив, – вновь послышался озабоченный голос Алазы. – Ты должен отрубить ему голову, только так можно быть уверенным в его смерти, он слишком живуч».

Но Алекс первым делом поспешил к каррлаку, сквозь раздавленный панцирь которого проступала густая черная кровь.

– Очнись дружище, – гладя друга по голове, попросил носитель. – Не вздумай бросать меня одного. Мы еще через столько должны пройти вместе, слышишь, вместе. Ты ведь каррлак, ты и не такое можешь выдержать.

Веки Аруша дрогнули, и чуть приоткрылись. Глядя в его помутневшие глаза, Алекс понял – жить его другу, его верному другу, осталось совсем немного.

– «Отруби голову Дривелу! – требовала Алаза. – Он еще может восстановиться, и тогда все окажется напрасным».

Землянин вновь склонился над оборотнем:

– Аруш, мне снова нужна твоя помощь. Ты должен разжать челюсти.

Но оборотень не реагировал на его слова. Из его пасти тонкой струйкой вытекала кровь, и образовывала на полу новую лужицу. Не оставалось ничего другого, как помочь другу отцепится от Дривела, сам это сделать был уже не в силах. Носитель нашел подходящий клинок, и вставил его между зубов оборотня.

– Извини друг, – сказал он, и надавил на рукоять меча.

Только с третей попытки ему удалось разжать челюсти каррлака. Несколько воинов помогли Алексу отнести друга в сторону.

– Потерпи немного, – прошептал он, – я скоро вернусь. И не вздумай умирать.

Схватив брошенный ранее топор, он отсек Дривелу голову.

– «Теперь все?»

– «Теперь все, – подтвердила Алаза. – С Дривелом покончено».

– «Тогда вы должны помочь мне спасти Аруша».

– «Сделаем все возможное», – заверила носителя змея.

На каррлака нельзя было смотреть без содрогания. Пытаясь унять дрожь, Алекс начал обследование. Лопнувший в нескольких местах панцирь, было видно и без помощи магии. Но внутренние повреждения оказались еще страшнее. Оборотню сломали все ребра. Обломки ребер проткнули легкие, и другие, наверняка важные органы. К тому же, никто не знал, как эти сами органы должны правильно располагаться – с внутренностями каррлака до этого не сталкивался никто. Многие органы сильно кровоточили.

– «Давай Фатар, помоги мне вытащить с того света, этого чокнутого каррлака», – становясь поудобней, попросил Алекс.

– «Боюсь, что один я здесь не справлюсь, – с нескрываемым сожалением сказал перстень. – Слишком серьезные повреждения. Мне необходимо огромное количество энергии, ты сейчас не сможешь мне её дать».

– «Давай хотя бы попробуем!»

– «Не теряй времени, найди Венеру, вдвоем у нас должно получится».

– Алаза, где Венера? – вслух воскликнул носитель.

Окружающие его люди испуганно отшатнулись.

– «Внизу, в подвале. Вход за троном. На лестнице четверо охранников», – быстро ответила Алаза.

Землянин поднял голову. Вокруг него собрались восемь уцелевших воинов, включая Ризавира. Дривелоны исчезли.

– Четверо со мной! – скомандовал он. – Ризавир, охраняй Аруша!

Никого не дожидаясь, маг бросился в направлении указанном Алазой. Воины едва поспевали за ним. Выбежав из зала, контрабандист изо всех сил бросился по коридорам, переходам, малым залам, пока не уткнулся в четырех клыкастых дривелонов, охраняющих лестницу ведущую в подземелье. Завязалась короткая, но ожесточенная схватка. Злость и страх за жизнь друга, придали Алексу сил. Он зарубил двоих чудовищ, и, не дожидаясь, пока воины разберутся с остальными, ринулся вниз, перескакивая через две, три ступени.

Путь носителю преградила тяжелая кованая дверь, он с разбегу её толкнул, но дверь открылась только на пару сантиметров. Он в ярости стал пинать её ногами, и дверь понемногу открывалась, пока не распахнулась совсем. Влетев в комнату, он увидел саркофаг, на каменном постаменте.

– Где?

– «Внутри саркофага».

Алекс попытался столкнуть каменную крышку саркофага, но безуспешно, она оказалась слишком тяжела. Вбежавшие вслед за ним воины, взялись помогать. Совместными усилиями им удалось её отодвинуть. Внутри лежала небольшая золотая шкатулка. Контрабандист попробовал открыть её, но она была закрыта на замок, и не желала открываться по первому требованию. Он затравленно оглянулся, ища хоть что-нибудь, чем можно открыть шкатулку. Ничего подходящего не нашел, и в бессильной злости швырнул её об пол. Но шкатулка только слегка помялась.

Бормоча проклятия, Алекс схватил её и помчал наверх, надеясь, что Аруш еще жив. Пулей вбежав в зал, он увидел, что у каррлака дела совсем плохи. Дыхание почти не слышалось, кровь бежала все слабее. Носитель схватил все тот же топор, которым добил Дривела, и двумя ударами разрубил шкатулку. Из неё выпала цепь, из того же метала, что и другие атраты. Состояла она из двенадцати скрепленных кольцами пластин, на каждой пластине мерцали камни, различного цвета и размера.

– «Одевай ее скорей!» – скомандовала Алаза.

Повертев цепочку в руках, контрабандист нашел соединительное кольцо, разомкнул его, и надел цепь на шею.

* * *

Кольцо сухо щелкнуло, и теперь невозможно было понять, где это самое соединительно кольцо находится. Все кольца сейчас выглядели совершенно одинаково.

Как только цепочка замкнулась, в голове у носителя раздался восторженный женский голос:

– «С ума сойти! Алаза, Фатар! Наконец-то! Целая эпоха прошла! А это наш новый носитель? Хорошенький. А как его зовут?»

– «Заткнись и слушай! – раздраженно прервала этот словесный поток Алаза. – Сейчас ты будешь помогать Фатару и носителю, исправлять то, что ты здесь натворила».

– «Но я не сделала ничего плохого!» – чуть ли не плакал голос Венеры.

– «Мы потом выясним, сделала ты плохое, или нет, – вмешался Фатар. – А сейчас мы будем спасать каррлака, существо, которое ради твоего освобождения не пожалело своей жизни, и сейчас умирает».

– «Конечно, конечно, – с готовностью согласилась цепочка. – Что я должна делать?»

– «То же, что мы делаем обычно. Энергия, много энергии, потому как наш клиент слишком плох. Поспешим».

– «А что нужно делать мне?» – нетерпеливо спросил Алекс.

– «Направь меня на каррлака», – распорядился перстень.

Носитель так и сделал.

– «О боги, это бедное создание и правда плохо выглядит, – печально сказала Венера, и деловито добавила. – Положи левую руку ему на бок. Через тебя я буду на него воздействовать, и передам ему часть силы».

– «А ты сможешь одновременно обеспечивать меня энергией, и лечить оборотня?» – засомневался перстень.

– «Я справлюсь, – заверила цепочка. – Я многому научилась за те века, что мы не виделись».

– «Я это заметила», – ядовито заметила змея.

– «Хватит! – оборвал её носитель. – Аруш умирает, а вы…»

– «Начинаем!» – объявил Фатар.

Контрабандист пошатнулся от того количества магии, что ринулась через него. Послышались сдавленные крики. Алекс поднял голову – все воины, сгрудившиеся вокруг него, скорчившись, валялись на полу.

– «Венера! Прекрати выкачивать энергию из людей!» – выкрикнула Алаза.

– «Они стояли слишком близко, – оправдывалась та. – Пускай отойдут подальше, и не мешают».

– «Они не могут отойти, они лежат» – напомнила змея.

– «Ничего страшного, не так уж много энергии я из них выкачала! Ну да ладно, буду осторожней».

То, что делал, видел и чувствовал Алекс до этого, невозможно было сопоставить с тем, что происходило сейчас. Через него проходили целые реки энергии, и перерабатывались ненасытными атратами. Но носитель не спешил удивляться новым ощущениям, все свое внимание он уделил Арушу. Из Фатара бил ярко-зеленый луч, фокусируясь на разных, жизненно-важных органах каррлака. Венера помогала ему, как могла. Она поддерживала сердцебиение, дыхание, словом не отпускала оборотня из этого мира в иной, пока перстень проводил грандиозную операцию по восстановлению, практически раздавленного организма.

С помощью Алазы контрабандист видел, как Фатар с Венерой осторожно высвобождали ребра из легких, сращивали их, ставили на место. Останавливали кровь, затем выгоняли сгустки крови из легких, заживляли другие внутренние повреждения. Как только состояние Аруша стало стабилизироваться, Венера помогла ему освободиться от панциря, и принять свой обычный вид. Сам это сделать каррлак не мог, так как находился без сознания, да и силы на это требовались немалые, а у Аруша и малых не осталось…

Возвращение оборотня в его обычный облик, ускорило исцеление. Венера выяснила – на поддержания панциря он тратил дополнительные ресурсы своего организма. И это в его-то состоянии! Теперь, посреди поверженных врагов, лежал самый обычный каррлак Аруш, в своем обычном облике огромного коричневого пса. И критический момент, как понял носитель, миновал. Дыхание стало стабильным и более глубоким, все кровотечения остановлены, ребра возвращены на место. Теперь ему требовалась небольшая передышка.

Алекс встал и растер затекшую поясницу. Но стоило ему только дотронуться до больного места, как боль прошла сама собой – это Венера подсуетилась.

– «Теперь мы можем, наконец, поприветствовать друг друга?» – послышался её нетерпеливый голос.

– «Можем! – с нескрываемой злостью ответила Алаза. – Но сперва ты получишь хорошую взбучку».

– «Так девочки, стоп! Брек! – вмешался Алекс. – Не будет ни каких приветствий, и ни каких взбучек, пока мы не поможем всем тем людям, которые нуждаются в нашей помощи. А потом можете устраивать ваши разборки».

– «Она всегда на меня нападала», – пожаловалась Венера.

– «То, что ты творишь, не вмещается ни в одни рамки!» – парировала змея.

– «Я же сказал, хватит! – мысленно рявкнул носитель. – У нас здесь много тяжелораненых людей, а вы как будто не понимаете этого. Эти люди рисковали своими жизнями из-за вас, и многие её потеряли, так поможем хотя бы живым».

– «Он прав, – снова поддержал своего носителя Фатар, – займемся людьми, а свои проблемы решим потом».

Отошедшие на безопасное расстояние воины, озабоченно смотрели, как Алекс общается с кем-то невидимым, и это внушало им суеверный страх – уж не сражается ли маг с духом самого Дривела? Контрабандист понимал, нужно как можно быстрей объяснить присутствующим настоящее положение дел. К нему прихрамывая, подошел Ризавир, и кивнул в сторону каррлака:

– Как он?

– Жить будет.

– Слава богу. Мы все за него очень переживали.

– А ты-то сам как? – в свою очередь поинтересовался землянин.

– Хреново, – честно признался рыцарь. – После броска Дривела, все внутренности и кости болят, а тут еще, как будто все соки из меня вытянули.

– Все исправим, – пообещал Алекс. – Собери людей, определи, какая кому нужна помощь. Начнем с самых тяжелых. А для того, чтобы тебе было легче передвигаться – вот.

В рыцаря ударил зеленый луч, и того словно подбросило на месте:

– Что это было?!

– Вернул тебе то, что отобрал перед этим, когда лечил Аруша, – усмехнулся маг. – Так лучше?

– Конечно! По-моему, ты вернул с лихвой. Теперь я готов бороться с самим Дривелом, – рыцарь бросил взгляд на останки графа и исправился. – Или с десятком его чудовищ.

Землянин так же посмотрел на то, что осталось от Дривела:

– Надеюсь, что после его смерти, нам больше не придется бороться с его детищами. Пойду, посмотрю, что там с Раилой, вдруг она еще жива. А ты пройдись по залу, может еще кто из наших выжил.

Раила лежала все в том же положении, что и раньше – ноги неестественно вывернуты, голова склонена на плечо. Алекс осторожно поднял её голову. Глаза девушки заполнили слезы – она была еще жива.

– О боже, Раила! – прошептал землянин. – Где болит?

Губы девушки шевельнулись, но слов он не услышал.

– «Посмотрите что с ней?»

Атраты быстро исполнили поручение носителя. Действовали они сейчас слажено, и без прежних истерик, что шло только на пользу делу. У Раилы нашли множество переломов и ушибов – особенно пострадали ребра и позвоночник. Подошел Ризавир, и молча встал рядом. Контрабандист быстро описал ему повреждения их боевой подруги.

– Снова ребра, снова переломы, – сокрушенно покачал головой рыцарь. – И оно не удивительно, чудовища обладали огромной силой, а Раила получила удар от самого Дривела. Поражаюсь, как она вообще осталась в живых.

– Отойди подальше, – посоветовал рыцарю маг, – сейчас начнется магическое врачевание, может опять зацепить.

Ризавир благоразумно и поспешно отошел.

Алекс вновь наклонился над девушкой:

– Потерпи немного, скоро будешь как новенькая.

Начала действовать магия. Вновь потоки энергии пронзили носителя, и Раилу окутало магическое сияние. Невидимые для простого глаза лекари, сращивали поврежденные ткани и кости, ставили на место позвоночник, снимали головную боль. Атраты прекрасно дополняли друг друга, и носителю оставалось только выдерживать правильное положение рук.

С исцелением девушки удалось справиться гораздо быстрей, чем с исцелением оборотня. Закончив необходимые манипуляции, Алекс поднялся, и протянул ей руку.

– Поднимайся, – скомандовал он.

Осторожно, помогая себе руками, Раила села, и недоверчиво посмотрела на товарища. Он снова требовательно протянул ей руку, и девушка неуверенно её приняла. Контрабандист рывком поднял девушку на ноги, она охнула, и упала в объятья целителю.

– Ты не можешь стоять? – обеспокоенно спросил он.

– Могу, – немного помедлив, ответила Раила. – Просто испугалась, что не удержусь. – Она сделала несколько осторожных шагов, и радостно визгнув, бросилась Алексу на шею. – Все, как и раньше! Я могу ходить! Я могу… – она заплакала. – Я думала, что уже все, отбегалась Раила. Я слишком часто видела, как людям ломают хребет, и какими беспомощными они после этого становятся. И боюсь этого больше всего. Спасибо, что опять подарил мне ноги, – девушка нежно поцеловала спасителя.

– Простите, что вас прерываю, – прокашлялся рядом Ризавир, – но для мага-целителя еще есть много работы.

– Иду.

Носитель нехотя оторвал от себя Раилу, и прошептал:

– У тебя еще будет возможность отблагодарить меня, – и уже громче он добавил. – Начнем с самых тяжелораненых.

И снова началась тяжелая, и уже успевшая порядком поднадоесть, работы целителя. Переломы, укусы, резанные и колотые раны, внутренние и наружные повреждения, в общем, полный набор. Благодаря Венере, носитель не чувствовал усталости, закончив с одни пациентом, он тут же переходил к другому. За короткое время он успел исцелить всех оставшихся в живых воинов. И снова занялся Арушем.

Пришедший в себя каррлак с интересом наблюдал за действиями друга, и даже начинал комментировать их:

– Я вижу у тебя новый атрат.

– Да. Но лучше бы ты меня не отвлекал. Отложим разговор, до твоего выздоровления.

– Мне просто интересно, ты уже умеешь изменяться, или нет?

– Если будешь отвлекать меня своей болтовней, брошу все, и выздоравливай самостоятельно.

Но угомонить каррлака оказалось не так-то просто:

– Давай, давай, колдуй! А потом мы с тобой побегаем наперегонки!

Носитель с трудом выдержал разглагольствование друга, пока атраты делали свое дело.

– Ну вот и все! – с видимым облегчением сказал он, как только Фатар и Венера закончили исцеление.

Аруш встал, потянулся, прошелся по залу, подошел к останкам Дривела, долго и внимательно на них смотрел, и наконец, произнес:

– Это тебе за говорящую собаку, урод!

Затем он подошел к Алексу и попросил:

– А ну покажи наше приобретение. Полезная штука, вон как быстро меня залатали. Как вспомню, что эта гадина, чуть меня не раздавила, челюсти сводит. Так что, передай своим помощникам благодарность от меня.

– Да и тебе тоже нужно объявить благодарность. Если бы ты вовремя не придержал его за горло, все могло кончиться для нас, весьма плачевно. – Алекс повернулся к воинам. – Я должен поблагодарить всех вас. Теперь я понимаю, вдвоем с Арушем у нас ничего бы не получилось. Каждый принес свою лепту в нашу общую победу.

– Спасибо и тебе маг, – сказал в ответ Ризавир. – Вы с Арушем не раз спасали наши жизни, а теперь спасли целую страну. Вы избавили нас от многовекового проклятия. Если бы не вы, мы бы еще долго страдали, от набегов его чудовищ.

– Кстати о чудовищах, – прокашлялся Риг. – Нам нужно найти и уничтожить уцелевших дривелонов.

– Извините, что побеспокоил вас, – раздался вдруг блеющий голос. – Я как раз, насчет чудовищ.

Все дружно повернулись в сторону говорившего. У двери стоял… Черт!

XX

Именно черт, другого сравнения у Алекса, да и у всех остальных, не нашлось. Двуногое существо, с копытами вместо ступней, имело две вполне человеческих руки, и голову старого козла. Все его тело было покрыто короткой волнистой бурой шерстью. «Черт» нерешительно потоптался на месте, и проблеял:

– Еще раз извините меня, за то, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я слышал, что вы хотите уничтожить всех дривелонов, и очень вас прошу не делать этого.

Все недоуменно переглянулись. Люди еще не остыли после горячей схватки, а тут этот… со своей нелепой просьбой. Наполовину вытащив меч, Ризавир решительно подошел к дривелону, и со всей суровостью сказал:

– Вы будете нападать на людей! Я не могу этого допустить!

«Черт» попятился, и испугано замахал руками:

– Нет, уверяю вас, этого больше не будет! Вы перебили почти всех тех, кто был к этому причастен. Оставшиеся в живых убежали в лес, и теперь вряд ли решатся на новые вылазки против людей. Но в случае чего, мы готовы помочь вам, в их поисках и поимке. Если вы, конечно, пожелаете оставить нас в живых.

– Вас, это кого? – спросил изумленный не меньше остальных контрабандист.

– Таких вот, как я, несчастных порождений Дривела, – удрученно вздохнул «черт». – По его милости, мы родились уродами – не животными, но и не людьми. – Он еще раз вздохнул. – В замке остались только мирные лю… – Дривелон испугано посмотрел на нахмурившихся людей. – Извините, мы называем себя людьми. Между собой разумеется.

Такого поворота событий, Алекс никак не ожидал. Он даже не знал, как их теперь называть. Он посмотрел на воинов, и не увидел в их глазах злости, скорей растерянность. Хотя всего час назад, они насмерть бились с подобными отродьями. Он уточнил:

– Сколько вас?

– Четыре десятка в замке, – с готовностью ответил «черт». – Еще около полусотни прячется в лесу. Они убежали от тирании Дривела, но дальше этого леса уйти не могли. Сами понимаете, – он посмотрел носителю в глаза, – люди бы их не приняли, а сюда дорога закрыта. Дривел жестоко наказывал тех, кто не желал ему подчиняться.

Контрабандист посмотрел на рыцаря:

– И что ты думаешь теперь делать? Перебьешь их?

– Даже не знаю, – пожал плечами Ризавир, и удивленно взглянул на мага. – А почему думать должен я? Это теперь твой замок, вот ты и решай!

– Ошибаешься, – усмехнулся Алекс. – Теперь ты здесь хозяин, и тебе придется решать все здешние вопросы. В том числе: что делать с побочными явлениями жизнедеятельности Дривела?

– Но мне не нужен это замок! – упирался Ризавир. – И потом, главная победа над графом, все-таки ваша с Арушем. Если бы не вы, нас бы перебили еще возле моста, где мы с вами впервые встретились. Засаду, где мы нашли Алис… – он запнулся, – Алисту, мы бы тоже не пережили сами. А здесь, во дворце… – рыцарь обреченно махнул рукой, – и говорить нечего. Так что этот дворец, этот замок, и все графство, по праву твои.

Ища поддержки, он оглянулся на своих воинов – те одобрительно загудели. Послышались голоса, что маг многих вытащил с того света, так что как ни крути, сейчас это его замок.

Контрабандист в отчаянии посмотрел на Аруша, но тот отвернулся, всем своим видом показывая, что этот имущественный спор его не касается.

– Понимаешь, – медленно начал землянин, – дело в том, что я из другого мира.

– Я знаю.

– Откуда? – удивился Алекс.

– Как откуда? – теперь пришла пора удивляться рыцарю. – Ты ведь сам говорил, что очень издалека.

– Ты не понимаешь. Мы с Арушем, не просто издалека, мы совсем из другого мира. И скоро должны будем отправиться обратно. Я пришел за этим артефактом, – Алекс показал Венеру, – и теперь меня здесь ничего не держит.

Рядом тихо вздохнула Раила, и контрабандист прикусил язык, но слова были сказаны, и обратно их не вернуть. Рыцарь ненадолго задумался, и безапелляционно заявил:

– Это ничего не меняет! Ни то, что ты из другого мира, ни то, что тебе нужно уйти. Ты в любой момент можешь вернуться, и владеть всем этим.

– Но у меня уже есть дворец, и целое княжество! – в отчаянии бросил носитель.

– А теперь будет еще и графство! – стоял на своем Ризавир. – Когда тебе надоест твое княжество, ты вернешься и будешь править здесь. А пока можешь оставить в графстве своего наместника.

– Вот ты-то ним и будешь! – обрадовался подвернувшемуся выходу из положения Алекс.

– Кем?

– Наместником!

Ризавир растеряно посмотрел на мага, затем на воинов.

– Что опять не так? – нетерпеливо спросил маг.

– Я никогда ничем не управлял, – промямлил рыцарь.

– А никто и не говорил, что будет легко. К тому же, ты командовал отрядом?

– Да.

– Руководить графством не сложнее. Команда у тебя уже есть, – маг кивнул на воинов, – и помощники из местного населения, – он ткнул пальцем на «черта», недоуменно следившего за их спором, – так что справишься. Вот именно сейчас тебе необходимо разобраться с местным населением. Выяснить, кто виноват в набегах, а кто нет. Успокоить невиновных, и обеспечить им безопасность, изловить и наказать злодеев. Немедленно выпустить из заключения пленных людей. Я думаю, этим займется Раила, – носитель улыбнулся ей. – Мне кажется, что кто-то тебе здесь очень обрадуется.

Раила радостно кивнула, и выбежала из зала.

* * *

Распределив обязанности, и всех озадачив, контрабандист облегченно вздохнул. Он удовлетворенно посмотрел, как новоявленный наместник беседует с Зевистом – а именно так звали «черта» – и вслед за Раилой вышел из дворца.

Во дворе стояли десятка полтора отпрысков прежнего графа, в страхе и надежде ожидавших решения своей судьбы. Новый граф ободряюще им улыбнулся. Несколько несчастных созданий робко улыбнулись ему в ответ. Постояв немного на террасе, Алекс решил сделать обход своих новых владений.

В сопровождении Аруша он пересек двор, и вышел к хозяйственным постройкам. Здесь, в сараях, конюшнях и хлевах, обитали те из дривелонов, кто по ряду причин не годился для набегов. Одним недоставало храбрости, другим злости, третьим силы и эффективного оружия: когтей, клыков, бивней. В общем, те, кого даже сам прежний хозяин считал ниже скота.

Во время этого осмотра, вновь дали знать о себе атраты.

– «Алаза, – робко начала Венера. – Я действительно не ожидала, что все так произойдет. Когда я к нему попала, он был милый старикашка, с кучей болячек. А ты ведь знаешь, что достижение физического совершенства носителя, является одной из основных моих функций».

– «Знаю, – сердито, но уже без злобы ответила змея. – Я знаю так же, что думать о последствиях собственных действий, так же не является одной из основных твоих функций».

– «Я пыталась! – запротестовала цепочка. – Я честно пыталась все исправить! Но было уже поздно».

– «С чего все началось?» – спросил Фатар. Судя по всему, он к действиям Венеры относился не столь требовательно, как Алаза.

Венера грустно вздохнула, и начала свое повествование:

– «Я долго находилась в одном из местных храмов, когда по приказу графа Хота Дривела была выкрадена оттуда. Он, несмотря на свое высокое положение, прожил очень тяжелую жизнь. С самого раннего детства Хот боролся за свою жизнь. Почти все хвори, какие только есть в этом мире, время от времени терзали его тело и душу. Кроме того, что судьба сделала его очень болезненным, она наделила его еще довольно уродливой внешностью. Люди сторонились его, и даже слуги выказывали свое презрение. Хот замкнулся в себе, и единственными друзьями для него стали животные, которым было все равно, красавец он, или урод. Потакая его желаниям, родители собрали ему целый зверинец. Они так же искали по всей стране лекарей и знахарей, но все было бесполезно, болезни от их сына не отступали. Его родители не выдержали своих мук, и мук своего сына, и рано оставили молодого графа одного. Совсем одного. Никто не желал скрасить его одиночество. Ни одна, даже самая бедная девушка, не желала выходить замуж, за такого уродливого и болезненного юношу. Он много читал, и однажды ему попалась книга, где упоминался таинственный амулет, то есть я. Там писалось, что я могу сделать красавцем любого урода. Всю свою жизнь он посвятил моим поискам, и только к старости смог узнать, где меня хранят. По его приказу, меня выкрали. Понимаешь Алаза, – Венера неподдельно разволновалась, – эта работа оказалась как раз для меня. Исправить ту несправедливость, которую допустили боги и природа».

И атрат совершенства замолчал.

– «Продолжай», – попросила Алаза.

– «Несколько лет все было хорошо. Я сделала его молодым, красивым, сильным. Наделила способностью изменять свое тело. Мы много путешествовали, и у нас наладились отличные отношения. В одном из путешествий по соседней стране, он познакомился с очаровательной девушкой, дочерью фермера. Несмотря на разность в сословиях, они полюбили друг друга. Хот привез её в свой замок, и они поженились. Вскоре его жена забеременела, и Дривелы были на седьмом небе от счастья.

Но на четвертом месяце беременности, его жену отравили. Кто это сделал, так и не узнали. Хот находился в то время на охоте, поэтому ни он, ни я, ничем не могли помочь бедной девушке – когда Дривел вернулся с охоты, его жена была уже мертва. Вот тогда и заговорили о проклятии, которое на него наложил Первый Священник. Это проклятие якобы было наложено за то, что Дривел выкрал священную реликвию, то есть меня. Люди снова отвернулись от него, как от прокаженного. Хот пытался найти себе новую женщину, но безрезультатно. Снова никто не хотел выходить за него замуж, и никто не хотел отдавать за него своих дочерей.

Тогда и произошел перелом в психике Дривела. Он возненавидел людей, и обратил все свое внимание на животных. Первое время мне это казалось забавным. Но потом я поняла, что все это может закончиться очень плохо».

– «Тем более что такие случаи уже были», – заметила Алаза.

Венере пришлось согласиться:

– «Да, нечто подобное уже происходило, хотя и в меньших масштабах. Я пыталась уговорить Дривела прекратить свои опасные эксперименты, по скрещиванию людей и животных. Пригрозила, что если он не угомонится, то лишу его всего того, чем наделила. Он испугался, и обещал угомониться. Некоторое время, так и было. Он стал более спокоен, уравновешен, и даже сумел убедить меня, что мы безболезненно можем расстаться. Я как дурочка клюнула на эту удочку. Он пообещал мне, что подберет место, где меня при необходимости мог найти тот, кому я действительно окажусь нужна. Но он меня обманул, спрятал в своем подземелье, и, как я вижу, вновь взялся за старое».

Венера замолчала. Повисло неловкое молчание. Затем послышался вздох Алазы:

– «Даже не знаю Венера, что с тобой делать. Возможно, после завершения миссии, придется прятать тебя подальше. Или чтобы кто-нибудь из нас за тобой присматривал».

– «О какой миссии ты говоришь? – заинтересовалась Венера. – Нейтрализация Дривела? Мое вызволение? Или есть что-то посерьезнее?»

– «Ты на удивление догадлива, – съязвила Алаза. – Ликвидация последствий твоей деятельности, является лишь одним этапом нашей большой миссии».

– «Ну, не тяни, рассказывай!» – потребовала цепочка.

– «К сожалению, – вновь вздохнула змея, – ты не одна попала впросак».

– «Неужели Тенос?»

– «Да. И его история ничем не лучше твоей, а скорей, гораздо хуже».

– «Что с ним?» – волнение в голосе Венеры, было неподдельным.

– «Он так же попал в дурные руки, и, похоже, выпустил еще одного джина из бутылки».

– «В каком смысле?»

– «А в таком, дорогая, что он создал гения, злого гения. Который, если достигнет большого мастерства в магии, а он, судя по всему, его очень скоро достигнет, принесет столько горя разным мирам, что твой Дривел, рядом с ним, покажется младенцем».

– «Но как такое могло случиться с Теносом? – недоумевала Венера. – Ладно меня никто не считает слишком умной, но Тенос… Я не понимаю».

– «Честно говоря, я и сама до конца все не понимаю, – призналась змея. – Возможно он что-то задумал. Что-то, о чем я еще не знаю. А возможно попал на кого-то, кто оказался умней его самого. В любом случае Людвига нужно остановить».

– Я так понимаю, Людвиг, это носитель Теноса? – вклинился в разговор атратов носитель.

– «Так и есть, – подтвердилаАлаза. – Людвиг Первый, император Луистана».

– Ого! – возмутился Алекс. – Целого императора мне подсунули!

Алаза внесла ясность:

– «Императором он стал недавно. И я так подозреваю, не без помощи Теноса».

– Если бы ты знала, как успокоила меня! – обрадовался носитель. – А то я уже подумал, что он тоже триста лет с атратом разума.

– «Поменьше иронии, никто и не обещал легкой прогулки», – осадила Алекса змея.

– Ну почему, почему мне попадаются одни графья и императоры, со своими армиями? – простонал контрабандист. – Почему не попадется простой крестьянин?

– «Да потому, что как только к крестьянину попадает атрат, то он перестает быть простым крестьянином, а почему-то становится графом, или даже императором, и со временем обзаводится своей армией», – нравоучительно ответил Фатар.

– Кстати об армии, – встрепенулся носитель. – Какая она у Людвига? Мне почему-то кажется, что она намного больше, чем у Дривела.

– «Правильно кажется, – подтвердила опасения носителя змея. – В его армии, около миллиона человек».

– Как раз работа для тебя, – ободряюще сказал Аруш, глубокомысленно высунув язык.

Алекс вскочил на ноги:

– Да идите вы! Миллион человек! Ни один маг не справится с такой оравой!

– «Да не нужно тебе сражаться со всей армией! – пыталась успокоить его Алаза. – Тебе необходимо проникнуть во дворец, а там охраны, каких-нибудь две-три сотни».

– Две-три сотни, – передразнил змею контрабандист.

– «Ты не забыл, – с сарказмом сказала змея, – что в твоем распоряжении находятся три атрата, почти полная семья. Мы обеспечим тебя преимуществом, не только перед тремя сотнями гвардейцев, но и перед большинством магов».

– Это еще неизвестно, кто в чьем распоряжении находится… – пробормотал носитель.

Теперь паузой воспользовалась Венера:

– «Кстати о трех атратах. По сути дела, мы с Алексом до сих пор не знакомы. Во всяком случае, я о нем почти ничего не знаю. Может быть, меня кто-нибудь просветит на этот счет? Ты Алаза, или сам носитель?»

Пришлось Алексу, в который раз пересказывать свою биографию. Сначала ту, что он помнил, затем ту, что сумел восстановить с помощью Аруша и Алазы.

– «Очень интересно! – восхитилась Венера. – Носителей с такой насыщенной жизнью, у нас еще не было! Алаза, у тебя найдется что добавить? Ведь ты у нас всевидящая».

– Думаешь, атрат всевидения кой-какую информацию от своего носителя припрятал? – поинтересовался контрабандист.

– «С неё станется. Она у нас любитель разных тайн и недомолвок».

– Я тоже заметил за ней такую черту.

– «Я очень рада, что у вас уже наметилось такое взаимопонимание, – ледяным тоном произнесла Алаза. – И у меня действительно есть что добавить».

– А никто и не сомневался! Давай, выкладывай нам очередную порцию информации.

Алекс поудобней улегся на траве, и приготовился слушать.

– «Мои наблюдения за членами нашей семьи, привели меня к мысли, что необходимо срочно искать носителя, и выпутывать Венеру и Теноса из беды. Из очередной беды».

– «Не такая уж со мной и беда приключилась! – не согласилась цепочка. – Справились бы и сами».

– «В общем, ты права, – не стала спорить змея. – Еще немного, и местное население доросло бы до объединения, и под чьим-нибудь командованием, ценой больших потерь, покончили бы с Дривелом. Главным образом, тревогу вызывала у меня ситуация вокруг Теноса. Его носитель более умен, хитер, алчен, и амбициозен. У него гораздо большие возможности, чем у Дривела, и он этими возможностями активно пользуется. Но даже это не самое главное».

– Вот как? – неподдельно заинтересовался носитель. – Что ты от нас припрятала?

– «Я попрошу меня не перебивать, – недовольно прошипела змея, и немного помолчав, продолжила. – Ситуация в Луистане, где правит Людвиг, конечно сложная, но и она бы в конце концов разрешилась – нашлась бы управа на нашего умника императора. Меня больше встревожило то, что Тенос пропал».

– Как пропал? – в один голос воскликнули атраты и носитель.

– «Не знаю, – раздраженно бросила Алаза. – Вот уже несколько лет я нигде не могу его обнаружить».

– Может, Тенос стал мешать Людвигу, и тот его уничтожил?

– «Этого не может быть, – твердо заявил Фатар. – Атрат нельзя уничтожить просто так. Для этого нужны еще большие силы, чем для его создания. А если бы в том измерении имелись такие сильные маги, я думаю, они не дали бы Людвигу так развернутся».

– «Ты прав, я проверяла, в том мире действительно нет таких сильных магов, или других атратов, которые могли уничтожить Теноса. Я думаю, что когда атрат начал ему мешать, Людвиг сумел его нейтрализовать, и где-то спрятать».

– А это возможно? – спросил Алекс.

– «Вполне. Во дворце есть такие места, куда я не могу проникнуть, магия там бессильна».

– Деревья! Деревья из красного мира! – воскликнул контрабандист. – Они ведь тоже блокируют магию. Может нечто подобное есть и у Людвига?

– «Скорей всего так и есть. В общем, непомерные аппетиты Людвига, его быстрая обучаемость, исчезновение Теноса, неприятности с Венерой, заставили меня думать, как найти и привлечь хорошего носителя. И тут как нельзя кстати, подвернулся Алекс».

– А разве это не ты подстроила? Ну, эту историю с титанами?

– «Нет, конечно! Если это кто-то и подстроил, то с возможностями намного большими, чем у меня. Естественно я навела о тебе кой-какие справки, но многого не узнала. Единственное, о чем стоит упомянуть, это твое появление в мире Земля. Я проверила информационное поле планеты, и выяснила. Когда ты появился в нашем мире, произошел мощный магический всплеск. Но так как этот всплеск произошел далеко от центров цивилизаций, местные маги отреагировали на него с опозданием, и это дало тебе возможность скрыться. Точнее, ты потерял память, и долго находился без сознания, что осложнило твое обнаружение. Это все, что мне о тебе известно. Кое-что я узнала о тебе во время твоих снов, но это отрывочные сведенья».

У контрабандиста мелькнула мысль:

– «Венера…»

– «Да», – с готовностью отозвался атрат.

– Ты ведь атрат совершенства, может, попробуешь восстановить мне память?

– «Конечно, попробую! Но сразу предупрежу, мозг, это парафия Теноса, так что я не обещаю стопроцентного успеха».

– Просто сделай все что можешь.

– «Хорошо. Тогда не будем откладывать. Ляг поудобней, и расслабься. А я посмотрю, что там и как».

Алекс приготовился ко всему: боли, головокружению. Но ничего не происходило, затем снова послышался голос Венеры:

– «Я проверила, физических повреждений нет. Точнее, уже нет. Твой организм обладает способностью к самовосстановлению, не абсолютная, конечно, способность, но очень хорошо развита. Так что с мозгом у тебя проблем нет. Твоя проблема в тебе самом, а тут уж извини, вопрос не ко мне. Это скорей Алаза может тебе помочь, чем я».

– «Я пыталась».

– «Тогда вся надежда на Теноса. Или на время».

– Хорошо, буду ждать помощи от Теноса. А сейчас нужно проверить, как справляются с задачами помощники.

* * *

На обратной дороге во дворец, новому хозяину встретились несколько дривелонов. Все были заняты какими-то неотложными делами, видимо Ризавир развил бурную деятельность.

Рыцаря носитель нашел на лестнице во дворец, где он что-то обсуждал с Зевистом и воинами. Раила отыскалась в небольшой группке людей, которая собралась неподалеку от входа во дворец. Увидев Алекса, девушка радостно помахала ему рукой, подбежала, и бросилась на шею.

– Слава богу, мы успели вовремя, – защебетала она. – Мои сестры целы и невредимы!

– Рад за тебя, – искренне сказал Алекс. – Что будешь делать дальше?

– Как что? Пойду домой. Нужно отвести сестер, и налаживать жизнь в нашем разрушенном селе. А что, – Раила лукаво улыбнулась, – у тебя есть насчет меня какие-то планы?

Алекс улыбнулся, и легонько щелкнул её по носу:

– Я бы хотел, чтобы ты помогла Ризавиру навести здесь порядок.

Улыбка девушки потускнела, и она отстранилась от мага:

– А ты? Тебя разве здесь не будет?

Контрабандист так же стал серьезным:

– Мне, через некоторое время придется покинуть эти места. – Он виновато посмотрел на Раилу. – У меня очень важные дела, поверь.

– Настолько важные, что ты все и всех здесь бросишь? – смотря куда-то в сторону, спросила девушка.

Взяв Раилу за плечи, Алекс развернул её к себе, и, смотря прямо в глаза, сказал:

– Моя семья в опасности. Я обязан ей помочь.

Раила высвободилась, но взгляд её немного потеплел:

– Тебя там ждет жена?

Алекс опустил голову:

– Нет, она погибла. Погибла, защищая наших детей. А меня рядом небыло…

– Прости, – прошептала Раила, она взяла землянина за руку и теперь сама искала его взгляд. – Ты еще покажешься здесь?

– Скорого возвращения не обещаю, – отбросив с её лица локон, и грустно улыбнувшись, ответил Алекс. – Но как только появится возможность, обязательно вас навещу. Если останусь жив…

– Настолько плохи дела?

– Да, посерьезней, чем было здесь.

– И для этого тебе понадобилась эта штука?

Девушка потрогала кончиками пальцев Венеру.

– Ты догадлива. Так ты поможешь Ризавиру?

– Хорошо, я ему помогу. Ты долго еще здесь пробудешь?

Землянин пожал плечами:

– Не знаю, нужно освоиться с этой штукой. Но думаю, что недолго, моя помощь требуется в другом месте.

Раила взяла его под руку, и прижалась щекой к плечу:

– Пока ты здесь, я никуда не уйду. Потом отведу сестер в село, и вернусь помогать Ризавиру.

Носитель с благодарностью чмокнул её в лоб, и они подошли к рыцарю. Тот спустился им на встречу, и деловито начал рапортовать:

– Я отдал первые распоряжения. Послал людей Зевиста на поиски тех дривелонов, которые скрывались от графа в лесу.

Контрабандист ободряюще ему улыбнулся, все правильно, раз дривелоны сами называют себя людьми, то нет ничего зазорного называть их так же. Чудовища – это не для них. Скорей многих людей можно назвать чудовищами, чем этих бедных созданий.

Зевист посмотрел на людей с благодарностью, и добавил:

– Наши люди заканчивают убирать большой зал от трупов. Ваших воинов похороним с подобающими почестями, а головорезов Дривела, и его самого, подальше в лесу, чтобы и следа от них не осталось.

Рыцарь и дривелон вопросительно посмотрели на нового графа, ожидая одобрения их действий. И он не замедлил их похвалить:

– Вы все правильно сделали. Вон и Раила вам поможет.

Девушка утвердительно кивнула.

Ризавир вдруг рассмеялся:

– Мне это уже начинает самому нравиться. Надеюсь не наломать дров.

– Лучше тебя здесь никто не управится, – успокоил его Алекс. – Ты уже осматривал дворец? Нет? Тогда пойдем, посмотрим, что нам досталось.

Экскурсию по дворцу проводил Зевист, который лучше других знал хитросплетения коридоров и переходов. Контрабандисту больше всего понравился кабинет прежнего графа, соединенный с роскошной спальней. Кабинет расположился в конце длинного коридора, и как нельзя лучше подходил графу новому. Зевист отдал команду, и его люди тут же стали готовить апартаменты для нового хозяина.

Полностью осмотрев дворец, Алекс со спокойной душой свалил все заботы на своих помощников, а сам, вместе с Арушем, отправился, теперь в уже свой кабинет. Ему не терпелось попрактиковаться с Венерой.

* * *

– «С чего начнем?» – деловито осведомилась Венера, как только носитель переступил порог кабинета.

– Ну… я даже не знаю, – растерялся контрабандист.

Вся его решимость как-то разом исчезла.

Атрат совершенства предложил выбор:

– «Я могу изменить твою внешность, омолодить тебя, сделать тебя сильнее».

– Внешность меня вполне устраивает, возраст тоже, а вот от лишней силы не откажусь.

– «Хорошо, я могу прибавить тебе силы, и не прибегая к внешним изменениям. Садись в кресло».

Алекс устроился в большом дубовом кресле, украшенном вычурной резьбой. Аруш прошел в спальню, по-хозяйски запрыгнул на широкую кровать, и сквозь дверной проем собрался наблюдать за экспериментами друга. Какое-то время носитель ничего не ощущал. Затем по телу словно забегали слабые электрические импульсы, вызывающие подергивание мышц, и легкий зуд в суставах. Длилось это все недолго, минуты полторы, не больше.

– «Все!» – торжественно объявила Венера.

– Что все, – не понял контрабандист.

В глазах каррлака так же читалось разочарование, он ожидал представления с превращениями, а тут…

Венера лекторским тоном принялась объяснять:

– «Я добавила в твои мышцы эластичности и силы, и укрепила твои кости, так как теперь мышцы будут воздействовать на них намного сильней. Это тот минимум, который я даю практически всем своим носителям. Можешь испытать».

Неуверенно, словно боясь своего тела, Алекс поднялся. Он осмотрелся, ища, к чему приложить свою (по утверждениям Венеры) нечеловеческую силу. Аруш отпадает однозначно, он неадекватно реагирует на подобные вещи. Взгляд зацепился за стол. Сделанный из такого же дерева, что и кресло, он выглядел массивно и внушительно. Подойдя к столу, контрабандист поудобней взялся за его край, поднатужился, и без особых усилий оторвал одну сторону стола от пола. Опустив стол, он перехватился, крякнул, и поднял весь стол, словно и не было в нем несколько сот килограмм. Конечно, поднял он его не как пушинку, но носитель чувствовал, это далеко не предел его возможностям.

Он поинтересовался:

– Скажи Венера, такая сила будет со мной всегда, или только когда ты со мной?

– «Всегда, – успокоила его цепочка. – Я внесла изменения в твой организм, и они останутся с тобой, даже если рядом не будет меня, или магии».

– Это хорошо. Надеюсь то, что я стал сильнее, не сделало меня медлительным и неуклюжим?

– «Напротив! Теперь импульсы от твоего мозга, станут быстрей достигать твоих мышц, и они будут быстрей и четче на них реагировать».

– То есть, моя реакция стала лучше? – упростил все носитель.

– «И намного».

Контрабандист несколько раз поднял и опустил стол.

– Похоже, я становлюсь суперменом, – пробормотал он.

– «Это только малая часть того, что я могу для тебя сделать, – скромно сказала Венера. – Ты точно не хочешь никаких внешних изменений? Подумай».

Подойдя к зеркалу, Алекс критически себя осмотрел. Вроде еще ничего мужик. Во всяком случае, нет ничего такого, от чего хотелось бы избавиться. Разве что старые, чуть заметные шрамы…

– Венера, ты можешь убрать шрамы?

– (Легко!)

– А еще я хромаю. Не сильно, конечно, но все же.

– (Твою хромоту я уже убрала. А шрамы…)

И не успел контрабандист дать добро на пластическую операцию, как почувствовал легкий зуд в тех местах, где имелись застарелые шрамы. Все произошло настолько быстро, что землянин не успел испугаться и засомневаться. Хотя нет, испугаться все-таки успел, вон глазенки из зеркала таращатся…

Он потрогал место, где раньше находился шрам. Обычная кожа, и никаких следов, от былых баталий и падений.

– «Ну, как, по-моему, красавец?» – похвасталась своей работой цепочка.

– «Шрамы украшают мужчин», – проворчал перстень.

– Да и я к ним уже как-то привык, – засомневался носитель. – Моет вернуть?

– «Ты что! – воскликнула Венера. – Шрамы может, и украшают, но они еще являются хорошей приметой. Оно нам надо?»

– «Цепочку иногда посещают умные мысли», – заметила Алаза.

– Ладно, уговорили, шрамы возвращать не будем.

– «Я надеюсь, у тебя скоро появятся новые», – мечтательно сказал Фатар.

– «И не надейся! – возмутилась Венера. – Я позабочусь, чтобы их у него больше не было!»

– Да хватит вам спорить. Лучше скажите, я смогу изменяться, как Аруш, или Дривел?

– «Как Дривел, конечно сможешь, а вот насчет Аруша вынуждена тебя огорчить, истинным оборотнем тебе никогда не стать. А это значит, что если у тебя не будет хорошего запаса магии, изменять тело будет достаточно сложно», – объяснила Венера.

– Да не очень то и хотелось, истинным оборотнем…

– «Но зато я могу усовершенствовать твои органы чувств, – реабилитировалась Венера. – Ты сможешь видеть, слышать и осязать, в более широких спектрах. Вырастет твоя чувствительность к магии, и многое другое».

– А не получится ли так, что в связи с обострением чувств, мне придется нюхать непривычные и неприятные запахи, слушать посторонние звуки, и так далее?

– («е бойся. Ты сможешь контролировать все это, и при желании притуплять то чувство, которое тебе на данный момент не нужно».

– Это меняет дело. Тогда я не против. Мне сесть?

– «Как хочешь. Это не больно, и не сложно. Я начинаю».

Как всегда, все начало происходить неожиданно. Вдруг исчезли, и потом появились краски, но теперь они стали более насыщенные, сочные. Затем затуманился взгляд, словно кто-то накинул на глаза полупрозрачную пленку. Алекс поспешил в кресло, хоть изменения происходили и не больно, но все-таки лучше принять их в сидячем положении. Не успел он на ощупь добраться до кресла и плюхнуться в него, как зрение восстановилось, но пропал слух. Затем что-то щелкнуло, и послышалось громкое сопение Аруша. Прислушавшись, можно было услышать голоса говоривших во дворе, и даже узнать знакомые. Возле конюшен кто-то громко пел, и при этом страшно фальшивил, кажется, сержант Риг. В нос ударил сильный неприятный запах – это Аруш, догадался носитель, надо будет его искупать.

От непривычных ощущений у контрабандиста слегка закружилась голова, хорошо, что он додумался сесть в кресло. Но вскоре все вернулось в норму, и он стал слышать, видеть и осязать как прежде.

– «Я закончила, – отрапортовала Венера. – Теперь, при желании, ты сможешь пользоваться своими новыми возможностями».

– Их у меня так же нельзя будет отнять?

– «Нет. Это такая же твоя неотъемлемая часть, как и все то, что я дала тебе до этого».

– Это радует. Алаза, я вот что хотел тебя спросить. Почему ты не предупредила меня, что Алиста и есть Дривел?

– «Да потому, что я и сама не знала», – призналась Алаза.

– Но почему? Должны ведь оставаться какие-то магические следы от его превращений. Он все-таки не истинный оборотень.

– «Дело в том, что приняв облик Алисты, Дривел больше не пользовался магией, вот я и не смогла его засечь».

– Странно. Я думал, что человек, принявший другой облик с помощью магии, должен оставлять какой-то след на магическом фоне.

– «Все правильно, так и должно быть. Но только не в случае с Дривелом. Вот ты, например, когда научишься изменять облик, будешь просто светиться от магии. Но граф за триста лет так освоился с этим занятием, что принять новый облик и поддерживать его, являлось для него самым обыденным делом. Засечь магические следы можно было только при самом изменении, а на поддержание такого состояния, у него почти не расходовалась энергия. К тому же, он по видимому знал, что в отряде имеется маг, поэтому избавился от собственных запасов магии. Магический всплеск я засекла только тогда, когда он начал превращаться из девушки в чудовище».

– То есть, он ничем не отличался от обычного человека?

– «Не отличался, – подтвердила Алаза. – Извини, но я ничем не могла тебе помочь».

– Да я без претензий. Мне просто интересно, как он столько времени мог оставаться незамеченным. Вообще-то я подозревал, что с Алистой что-то неладно, но никак не мог подумать, что это сам Дривел. У меня были подозрения, что это его подруга, или жена, а оно вон как вышло… Ну хорошо, оставим Дривела, точнее, то, что от него осталось, в покое, и вернемся к нашим экспериментам. – Носитель азартно потер руки. – По-моему, и мне пора что-нибудь изменить.

– «Наконец-то! – обрадовалась Венера. – Какой облик ты хочешь принять? – и, не дожидаясь ответа, предложила сама. – Давай ты станешь похожим на Аруша! Вот все удивятся, увидев сразу двух каррлаков!»

– Стоп, стоп! Мы не будем пугать людей, они и так натерпелись от прежнего графа. И я не хочу сразу изменять все свое тело. Начнем с чего-нибудь небольшого… Например, с руки.

Венера разочарованно вздохнула:

– «Ну, хорошо, как знаешь».

Алекс уселся поудобней, и уставился на руку, что делать дальше он не знал:

– Что нужно для того, чтобы происходили изменения?

– «Пока ты не сможешь превращаться самостоятельно, это за тебя буду делать я, – объяснила цепочка. – Ты просто должен показать мне, каких ты хочешь изменений, и я все сделаю сама. А ты следи, анализируй и запоминай, что и как происходит в данный момент. Позже, под моим руководством, ты попробуешь все это проделать сам, но пока это тебе недоступно. Но не переживай, ведь я с тобой, и все сделаю как нужно».

– Тогда начнем?

– «Начнем. Думай о том, чего ты хочешь, а я буду делать свою часть работы».

У контрабандиста начался легкий мандраж. Одно дело, когда происходят невидимые для глаза изменения, или исчезновения шрамов, и другое дело, когда у тебя на глазах меняется часть, такого любимого тобой тела. Несколько секунда он просидел без движений, настраиваясь на нужный лад, затем пожелал удлинить себе ноготь на указательном пальце. Ноготь тут же начал стремительно расти. Зрелище было завораживающим, но носитель не собирался спешить.

Он радостно взглянул на Аруша. Тот, положив голову на передние лапы, снисходительно наблюдал за другом. Для истинного оборотня, то, что проделывал сейчас Алекс, являлось детским лепетом, хотя он и понимал его щенячий восторг.

Тем временем носитель, с помощью атрата, пожелал превратить ноготь в коготь. Затем все ногти преобразовались в когти, и вскоре перед его взором предстала волосатая лапа, с острыми убирающимися когтями. В какой-то момент Алекс испугался за свою руку – вдруг все так и останется, но Венера уловила его испуг, и быстро вернула руке первоначальный вид.

– «Чего ты испугался?» – спросила она.

– Да так, вдруг подумалось…

– «Может, ты мне не доверяешь?»

– Нет, дело не в этом. Просто мне нужно свыкнуться с мыслью, что я могу изменять тело по своему усмотрению.

Контрабандист размял руку. Она ныла, словно какой-то силач сжал её изо всей силы, а затем резко отпустил, но Венера быстро сняла боль.

– Понимаешь, – продолжил он, – все, что для вас с Арушем норма, для меня ново и непривычно. Одно дело видеть, как это делает каррлак, и другое, повторить самому.

Аруш поднял голову:

– Да, – протянул он, – уровня истинного оборотня тебе не достичь никогда, даже с Венерой.

– Ты слишком самовлюбленный оборотень, – покачал головой носитель. – Вот увидишь, как только освоюсь с новым атратом, я тебя переплюну.

Каррлак оскалился в улыбке:

– Готов принять вызов.

– Позже, сейчас мне нужен небольшой перерыв.

* * *

Спустившись в большой зал, Алекс не нашел никаких следов, от недавно отгремевшей здесь битвы. Пол блестел, уцелевшие картины, гобелены и статуи, аккуратно расставлены и развешены по местам. Контрабандист с оборотнем вышли во двор, но Ризавира нигде не нашли. Как объяснил один из воинов, он пошел осматривать местные укрепления, вполне возможно они скоро понадобятся.

Раила вела подсчеты существующих запасов. Рассчитывать на набеги больше не стоило, а нужно налаживать жизнь на месте, как для местных обитателей, так и для тех, кто захочет здесь поселиться.

Солнце уже село, когда немногочисленные местные жители, бывшие пленные, а так же воины, собрались в большом зале. Алекс и Ризавир по очереди произнесли речи о новой жизни в графстве, что бурно приветствовалось воинами, оставшимися здесь людьми, и более сдержано, хотя и не менее радостно, дривелонами.

После торжественного ужина, все разбрелись по своим углам – либо выбранным самостоятельно, либо назначенным Ризавиром. Естественно у Раилы и Алекса, оказались одни апартаменты на двоих.

Той ночью землянин решил еще поэкспериментировать со своим телом… Раила была в восторге…

XXI

Следующий день носитель целиком посвятил освоению нового атрата. Так как магия в этих местах не особо приветствовалась, он ушел подальше в лес, чтобы не пугать и не смущать народ. Только верный Аруш стал свидетелем его новых возможностей.

Они набрели на старый заброшенный карьер, что как нельзя лучше подходил для занятий боевой магией – а Фатар настоял на том, чтобы начали именно с неё. Цепочка и перстень уже несколько тысяч лет не работали в одной команде, и носитель на собственной шкуре почувствовал их радость, вылившиеся в огромные разрушения, содеянные ними. Хорошо еще, что дело происходило в карьере, из которого жители графства Дривел когда-то брали глину.

Фатар применил здесь самые разрушительные и энергоемкие лучи: голубые, синие, красные и оранжевые. Но самый большой эффект произвели все-таки синие и оранжевые лучи. Под воздействием синих лучей, целые пласты глины и почвы исчезали без следа, оставались лишь глубокие рвы и тоннели. Оранжевые же лучи, практически весь карьер превратили в огромное керамическое изделие.

Как только началась эта катавасия, Аруш благоразумно сбежал в лес. Контрабандист и сам сбежал бы, если бы смог, но к его сожалению, атраты не могли действовать самостоятельно, а только через носителя, в данном случае, через него. Он терпеливо переносил весь этот грохот, пыль, дым, вонь, копоть, пока, наконец, не вмешалась Алаза:

– «Все! Достаточно наигрались! Фатар! Венера! Как дети малые в самом деле!»

– «Алаза, еще немного, – взмолился Фатар. – Я такого удовольствия не получал уже несколько тысяч лет».

– «Мы же должны отрабатывать взаимодействие», – поддержала его Венера.

Но змея была неумолима:

– «Вы со своим взаимодействием, угробите нашего носителя. Он сейчас здесь задохнется!»

– «Ой! – всполошилась цепочка. – Извини Алекс, совсем забыла. Я сейчас быстренько сооружу тебе защиту от пыли и дыма, и мы продолжим. Ты же не против?»

– «Я, против! – вновь вмешалась Алаза. – Боевой магии на сегодня достаточно, вы уже и так переполошили всю округу. Нужно заниматься и другими видами магии».

Фатар и Венера нехотя согласились прекратить на некоторое время боевые действия против глиняного карьера. Но только на короткое время.

Выбравшись наверх, Алекс с удовольствием глотнул свежего воздуха. Неподалеку ожесточенно спорили Аруш и Ризавир, но при виде мага, всего в копоти и пыли, спор прекратился. Рыцарь быстрым шагом подошел к контрабандисту и озабоченно спросил:

– Ты цел?

Контрабандист утвердительно кивнул.

– Тогда может, объяснишь мне, что здесь, черт возьми, происходит? Ко мне прибежали люди Зевиста, и, умирая от страха, сообщили, что Дривел выбирается из преисподни, и именно через этот карьер. Я быстро сюда, а твой друг не пустил меня. А я же вижу, что здесь какая-то заварушка.

– Я пытался ему объяснить, но он рвался увидеть все своими глазами, – оправдывался каррлак.

– Аруш прав, – сказал Алекс. – В этот карьер лучше никому не соваться, особенно когда я занимаюсь там магией.

Ризавир сразу заинтересовался:

– Ну, а сейчас, можно посмотреть?

– Можно, – великодушно разрешил маг.

Желающие поглазеть подошли к краю карьера. Он представлял собой жалкое зрелище. После того, как обезумевшие от радости атраты здесь порезвились, карьер увеличился, примерно, на треть. Очень похоже на эпицентр ядерного взрыва. Огромная дымящаяся воронка, вот что предстало перед глазами изумленных людей и оборотня.

Аруш с уважением посмотрел на друга:

– Неужели это все ты натворил?

– Совместно с атратами, – уточнил носитель.

– Теперь я понимаю, зачем тебе понадобилась эта штука, – смотря на Венеру, сказал Ризавир. – Если бы она была у тебя с самого начала, ты бы стер с лица земли весь замок.

Землянин постарался внести ясность, ему показалось, что в голосе рыцаря проскользнуло осуждение:

– Пойми Ризавир, – как можно искренней сказал он, – эти, как ты говоришь, штуки, мне нужны вовсе не для того, чтобы воевать с глиняными карьерами, а чтобы исправлять несуразицы подобные Дривелу.

Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и пройдясь вдоль края карьера, продолжил:

– На свете очень много разных миров. Не знаю, поймешь ты это, или нет, я и сам еще толком не разобрался. И во многих мирах существуют порождения зла, вот для борьбы с ними, мне и понадобятся «штуки», которые называются – атраты.

Ризавир невесело улыбнулся:

– Я понимаю это. Просто я боюсь, чтобы новый граф, не стал похож на старого.

– Я и сам этого опасаюсь, – так же невесело ответил контрабандист. – Но у меня перед Дривелом есть одно преимущество, – он поднял левую руку. – Это мудрая змея Алаза. Я надеюсь, она не даст угодить мне в ловушку, в которую угодил Дривел, и многие другие обладатели волшебных вещей. Думаю, она не даст мне перейти ту грань, после которой человек становится чудовищем.

* * *

Как только успокоенный рыцарь, вместе с сопровождающими скрылся за деревьями, Аруш бросился в карьер. Он обошел все дымящиеся воронки, сунул нос в самые глубокие, и, наконец, чихая, выскочил наверх.

– Слушай, волшебник, а там точно никто не хотел выскочить?

В голосе и взгляде каррлака читалась неподдельная озабоченность и тревога.

Контрабандист рассмеялся:

– Нет. Здесь порезвились эти двое – Фатар и Венера.

– Я такого еще не видел. Такую силищу нужно держать в хорошей узде. В неумелых руках они могут принести много бед.

– И много побед, – многозначительно продолжил мысль Алекс.

– Это точно! Теперь мы можем сразиться с любым магом, и даже армией.

– «Поумерьте свой пыл, – осадил их Фатар. – На каждую силу может найтись еще большая сила».

– Атраты могут испортить настроение, – скривился оборотень. – А мог бы и промолчать. – Он посмотрел в лесную чащу, и вдруг с озорством предложил. – А не принять ли тебе, для разнообразия, четвероногий вид? Побегаем наперегонки.

Венера с готовностью его поддержала:

– «Очень хорошая идея! Носителю необходимо развиваться».

– Давайте попробуем, – без энтузиазма согласился Алекс. – Если будем бегать, то я хочу принять облик кого-нибудь побыстроходней.

Представив себе гепарда, носитель, на глазах немного удивленного Аруша начал преображаться.

– Так! Стоп! – воскликнул он, не успев начать изменять облик.

– «Что еще?» – испугалась Венера.

– Я разденусь, – буркнул контрабандист. – Ведь на одежду твое действие не распространяется?

– «На одежду нет, – обескуражено подтвердила цепочка. – Я как-то про это забыла».

Зайдя в кусты, Алекс аккуратно разделся. Аруш при этом недовольно ворчал про затягивание забега. И Венера, будто подгоняемая его ворчанием, в течение десятка секунд, превратила носителя в гепарда, стоящего на задних лапах. Сразу заныло измененное тело, но боль быстро прошла. Гепард, побалансировав на задних лапах, опустился на все четыре. Каррлак с любопытством на него уставился:

– Это и есть тот, самый быстроходный зверь в мире, где ты провел последние двадцать лет?

Гепард что-то мяукнул, рыкнул, и, наконец, Венера подготовила его гортань для внятного:

– Ага.

– Судя по ногам, – оценивающе сказал оборотень, – бегать ты действительно должен быстро. Ну что, побежали?

– Побежали, – согласился контрабандист.

И сделав несколько шагов, запутался в лапах и зарылся носом в траву.

Оборотень рассмеялся:

– Что, нелегко передвигаться на четырех лапах?

Алекс выплюнул траву из пасти:

– Радуйся. Я вот немного потренируюсь, и хрен ты меня догонишь.

– Тренируйся, – милостиво разрешил Аруш, весело потешаясь над потугами друга, перейти с неуверенной ходьбы, на еще более неуверенный бег.

После каждой неудачи контрабандист дико матерился, но это мало помогало, только вызывало новый взрыв хохота у каррлака. Все, что ему удалось за полчаса, это ходить, не смотря, куда ставить лапы. Наконец это ему надоело.

– Венера, возвращай мне прежний облик! – потребовал носитель.

И с облегчением вздохнул, увидев у себя снова две руки и две ноги, вместо четырех лап. Он оделся, не став только одевать сапоги.

– Ты хотел побегать? – с вызовом спросил он оборотня. – Так догоняй!

И не выбирая дороги, Алекс бросился бежать. Недолго думая Аруш бросился следом. По ходу дела, то есть бега, носитель переделал ступни для быстрого бега, и постепенно стал вырываться вперед. Словно ветер мчался он среди деревьев, перемахивая через самые низкорослые из них, и через кустарник. Он наслаждался своими новыми возможностями, пугая своим появлением немногочисленных здесь людей и животных.

А испугаться и впрямь было чего – впереди мчался какой-то мужик, бережно прижимая сапоги к груди, а преследовал его огромный коричневый пес, с языком, закинутым чуть ли не на спину.

Пробежав в бешеном темпе пару километров, контрабандист остановился. Каррлак отстал метров на сто, и явно уже выдохся. Носитель же, благодаря Венере, находился в прекрасном состоянии – пульс стабильный, дыхание ровное, мышцы не разрываются, только немного болят измененные ступни. Но, как обещала Венера, это временное явление, скоро его тело привыкнет к изменениям, и не будет реагировать так болезненно.

Подбежал Аруш – пасть разинута, язык высунут, глаза выпучены. С трудом передвигая лапы, каррлак упал возле улыбающегося Алекса. С сомнением пощупав лапы друга, Алекс озабоченно покачал головой:

– Тебе нужно больше тренироваться, слабенький ты какой-то. – И рассмеялся. – Ну, что, кто быстрей бегает? Двуногий, или четвероногий?

– Быстрей бегает тот, у кого Венера, – устало признал оборотень.

– Это точно.

С помощью атратов, носитель быстро привел друга в порядок. С шумом втягивая чистый лесной воздух, оборотень довольно произнес:

– Все-таки в твоих новых приобретениях, есть немалый толк. Не зря мы за ними охотились.

Они лежали на мягкой зеленой траве, и умиротворенно наблюдали за лениво плывущими в вышине облаками. Вокруг пели лесные птицы, любопытная белка выглядывала из-за толстой ветви, и как-то не верилось, что где-то идут войны, гибнут живые существа, горят города, рушатся государства и целые миры.

– Что ты думаешь делать дальше? – после продолжительного молчания спросил каррлак.

Алекс прекрасно понимал, о чем спрашивает оборотень. Он как раз и сам думал о том мире, который является для него родным, но про который он ничего не помнил. О мире, который стал для него родным за последние двадцать лет. О Теносе, и хитроумном императоре Людвиге. И об этом мире – мире Фазилан, где и находится графство Дривел. Все сплелось в такой жуткий клубок, что принять какое либо решение стало необычайно сложно. Но принимать решение все-таки придется. Контрабандист понимал, что ответа ждет не только Аруш, но и атраты.

– Не знаю, – вздохнул он. – А ты что посоветуешь?

Аруш вздохнул еще тяжче:

– Я соскучился за Гвалой. Мы не виделись уже больше десяти лет. Десять лет, это для меня, для неё гораздо больше.

Контрабандист покусывал травинку, обдумывая положение. У него уже есть три атрата, которые сделали его намного сильнее большинства магов, и увеличили шансы вырвать победу не только у Людвига, но и той ведьмы, которая дожидалась его в родном мире.

Видимо Алаза поняла, а может быть подслушала, о чем думает носитель, и решила вмешаться:

– «Я так понимаю, ты сейчас решаешь, какой мир будет следующим?»

– Решаю, и я догадываюсь, куда ты будешь уговаривать меня, отправится в первую очередь.

– «Я не буду тебя уговаривать, – возразила змея. – Я просто хочу разложить все по полочкам».

– Знаю я, какие у неё полочки, – сказал Аруш. – Уверен, она будет убеждать тебя отправиться за Теносом.

– «Не буду возражать, я действительно хотела бы, чтобы вы отправились в первую очередь за Теносом. И дело здесь не в том, что он один из нашей четверки, хотя и в этом, конечно, тоже. Но главное Алекс, ты станешь сильней, и обретешь, наконец, свою память».

– Отличный ход, – зевнул каррлак.

– «В случае же, если ты выберешь собственный мир, ты не получишь преимущества в виде полной семьи атратов. Ты даже не сможешь насладиться радостью от встречи со своей семьей, ведь ты их даже не помнишь».

Аруш потягиваясь, поднялся:

– Пошли отсюда, я уже знаю, какое ты примешь решение. Эта змея убедит кого угодно, даже меня.

Контрабандист улыбнулся. Алаза, если захочет, может быть очень убедительной. Он встал следом за другом и спросил его:

– Ты действительно еще потерпишь разлуку с Гвалой?

– А что мне еще остается делать… – устало ответил оборотень. – Только давай не затягивать. Быстренько надерем задницу императору, соблазним парочку тамошних красавиц, хватаем Теноса, и домой.

– Договорились, – порадовался такому оптимизму друга Алекс. – Ну что, наперегонки?

Но Аруш, не ожидая, когда ему это предложат, уже рванул в сторону замка, только комья земли вылетали из-под его лап.

* * *

Вернувшись в замок, землянин заметил, царившее везде радостное возбуждение. Оказалось Раила, по случаю избавления от Дривела, предложила устроить праздник, и отмечать его в этот день ежегодно. Мысль о празднике пришлась по душе всем. У местных, праздников никогда не было, граф их не устраивал, да и пришлые уже забыли, когда в последний раз что-нибудь праздновали.

Новый граф поддержал такое решение. Ризавир распорядился выдать необходимое количество продуктов и вина. Праздновать решили в большом зале, где и установили большой стол.

К вечеру гулянка была в самом разгаре. Гуляющие выпили море вина, провозгласили множество тостов и здравниц, и постепенно разбрелись по дворцу, не обращая особенного внимания на то, находится рядом – натуральный человек, или нововыведенный. Алекс с Ризавиром напились вдрызг, и только помощь Венеры давала носителю сил не сползти под стол, как это сделал рыцарь. Веселье продолжалось до полуночи, пока самые стойкие не свалились под давлением выпитого.

Наутро картина предстала прогнозируемо удручающая. Только у контрабандиста осталось хорошее настроение и самочувствие – носители Венеры не страдали от похмелья. На остальных же было страшно смотреть. Особенно пострадали не привыкшие к спиртному дривелоны. Они втихомолку проклинали и сам праздник, и того, кто его предложил. Пришлось новому графу провести массовый сеанс по снятию похмелья, только это смогло остановить брожение в массах, и восстановить порядок.

Все снова занялись своими делами. Ризавир вплотную принялся восстанавливать оборонительные сооружения замка – после стольких лет бездействия, почти все пришло в негодность. Дривелу эти сооружения были без надобности – одно его имя наводило страх на всю страну. Но вот теперь, когда его не стало, все могло круто измениться, и кто его знает, кому приглянется, почти бесхозное графство.

Раила с Зевистом готовились к приему других гостей. Как только весть о том, что страшного графа больше нет, достигнет соседних графств, на свободные богатые земли должны прибыть многочисленные поселенцы.

Ну а Алекс, от всех этих хлопот, снова удрал в лес, продолжать заниматься магией.

Под руководством Фатара он учился строить защитные стены и купола, а так же опробовал все виды боевой магии, какие только перстень мог предложить. Носитель внимательно изучал, какие виды энергии, для каких видов магии применялись атратами. Венера терпеливо объясняла ему, как с этой энергией обращаться, и как преобразовывать её в нужную магию. Она так же помогла Алексу увеличить его собственную энергоемкость. Конечно контрабандисту было еще далеко до атратов, применяющих огромные величины энергии и магии, но положительные сдвиги в лучшую сторону имелись.

После двух дней таких усиленных занятий, все, включая каррлака, поняли, что можно было сделать для подготовки Алекса для серьезных дел, было сделано, и на большее в ближайшее время рассчитывать не стоило. Пришло время за эти самые серьезные дела браться.

– «Пора тебе на деле применить те новые возможности, которые у тебя появились», – поставила новую задачу Алаза.

– Я готов, – азартно потер руки носитель. – Чем займемся?

– «Мы применим поисковый луч».

Контрабандист удивился:

– Почему именно поисковый луч?

– «Ты же не хочешь отправиться на ответственное дело, не произведя тщательной разведки?»

– Разведка нам конечно не помешает.

– «Тогда слушай внимательно. Сейчас Венера снабдит вас с Фатаром необходимым количеством энергии. Вы, совместно с Фатаром, выпускаете поисковый луч, и отправляете его в то измерение, которое я вам укажу. Это Руткемор – измерение, где обитает Людвиг, и где находится Тенос. Твоя задача сосредоточится на поисковом луче, и ни в коем случае не терять с ним контракт. С его помощью ты увидишь место, куда тебе необходимо отправится. Ты изучишь, как там люди одеваются, как себя ведут, какое оружие ты сможешь с собой взять, какие ценности там в ходу. Потом мы, совместными усилиями, прощупаем те зоны во дворце Людвига, в которые я сама проникнуть не смогла. Ты все понял?»

– Почти. Я только не понимаю, зачем нам поисковый луч, если у нас есть ты?

– «Во-первых, тебе нужно учиться самому находить нужный объект. А во-вторых, я не смогу передать тебе все то, что ты сможешь увидеть с помощью луча. Ты сам будешь ним руководить, сам отмечать необходимые подробности. Практически поисковый луч – это твои глаза и уши. Твои, понимаешь, а не мои. Конечно, я буду рядом, и в случае необходимости можешь ко мне обращаться».

Алекс пожал плечами. Если нужен поисковый луч, пускай будет, самому интересно, чем это будет отличаться от изображения, передаваемого Алазой. Он закрыл глаза, отбросил все постороннее, и все внимание сосредоточил на Фатаре.

* * *

Камень стал желтого цвета, из него вырвался тонкий луч. У носителя появилось впечатление, что на конце луча находится глаз, или телекамера. Хотя нет, больше всего это походило на обзорное виденье – все-таки ближе к глазу. С его помощью носитель мог видеть, словно своими двумя, во всяком случае, не хуже. Луч обежал-обвел взором поляну, на которой находился контрабандист. Увидеть себя со стороны, было непривычно, и, как-то, неуютно.

Затем луч, по приказу хозяина, рванул в сторону замка, и Алекс чуть не потерял с ним контакт. Навалилось захватывающее ощущение полета, и стоило немалых сил, чтобы хоть немного успокоится, и взять себя в руки. Получалось непривычно, необычно, и завораживающе. Одно дело получать готовое изображение от Алазы, и совсем другое, добираться до нужного места самостоятельно, пусть и мысленно. С высоты птичьего полета онувидел панораму замка, снующих по двору людей, и даже, кажется, на мосту через ров, рассмотрел Ризавира.

Следуя указаниям Алазы, он направил луч… в никуда. Только так можно объяснить направление. Все вдруг исчезло, и сменилось калейдоскопом. С огромной скоростью и частотой замелькали какие-то разноцветные блики, по закрытым глазам били светлые и темные разряды. От этого мельтешения хотелось закрыть глаза, но они и так уже были закрыты. У контрабандист появилось подозрение-догадка, что это мелькали пересекаемые лучом измерения, но проверить её он не успел. Весь этот калейдоскоп, длившийся не более трех секунд, вдруг сменился нежнейшей бирюзой.

Чуть позже пришло понимание – это море. Причем, море такого цвета могло быть только исключительной чистоты. Белые пятнышки, которые контрабандист сначала принял за барашки на волнах, оказались парусниками – с такой высоты они казались игрушечными. Луч изменил направление, и на горизонте показалась узкая полоска берега. Луч стремительно рванул туда, и через мгновение висел над большим городом, который окружал подковообразную бухту. Затем носитель пожелал лучше рассмотреть саму бухту, и изображение послушно приблизилось.

Почти весь внутренний берег бухты занимали причалы. Слева стояли военные корабли, с пушками вдоль бортов, справа расположился торговый порт, и корабли здесь собрались самые разнообразные. Огромные торгаши, и стремительные корабли, напоминающие земные чайные клипера. Пузатые, вытянутые, с высокими и низкими бортами – сложилось такое впечатление, что в этом порту собрались парусные корабли всех эпох земного флота, и не только земного.

Луч скользнул ниже, и появился звук, точнее звуки – обычные звуки всех портов, все миров. Команды, проклятья, веселые и унылые песни, и главное – ругань, ругань на десятках различных языков, но благодаря Алазе, контрабандист понимал все, и подивился схожести ругательств, для таких далеких друг от друга миров.

Между крупными кораблями и берегом, сновали различного размера лодки, перевозящие людей и партии товара. Судя по всему, очень большие корабли не могли близко подойти к берегу, во всяком случае, многие из них стояли на рейде.

Алекс переместил свое внимание на военный порт. Здесь было намного тише и спокойней, и чувствовался жесткий порядок. Матросы не спеша драили палубы, пушки, различные металлические детали, названия который носитель не знал. Изредка появлялись офицеры, проверяли исполнение приказов, отдавали новые, и снова исчезали в трюмах или палубных надстройках, спасаясь от палящего полуденного солнца.

С обеих сторон бухты, глубоко в море врезались два острых мыса, на вершинах которых расположились береговые батареи. На одну из них и скользнул луч, но на батарее, кроме одинокого часового никого не нашлось, и луч двинулся дальше. С обратной стороны мыс (более километра в длину), резко обрывался вниз, к пенному прибою. Дальше тянулась длинная городская набережная, которая, несмотря на жару, была заполненная гуляющими.

Подобравшись поближе, контрабандист принялся внимательно изучать одежду праздношатающихся обывателей, мундиры военных, и пеструю одежду моряков, прибывших в этот город, наверное, со всего мира. Он постарался четко запечатлеть в памяти все увиденное. Вдоволь побродив среди горожан, он взлетел выше, чтобы окинуть взглядом весь город, и запомнить планировку.

В центре города, внутри старой крепости, расположился белоснежный дворец изумительной красоты. Крепость опоясывалась площадью, и от неё почти симметрично расходились четыре широкие улицы. Дворец контрастно выделялся на фоне темных крепостных стен и башен, давно утративших свое оборонительно значение. Город был большой, и простирался километров на двадцать вдоль моря, и на десять вглубь суши. Широкие и узкие улицы, делили его на правильные прямоугольные кварталы.

Пролетев над одной из главных улиц, заполненной конными экипажами, контрабандист наткнулся на рыночную площадь – гвалт здесь стоял, похлеще, чем в торговом порту. В узких рядах толкались моряки и военные, горожане и крестьяне, все они бойко торговались с продавцами, отчего казалось, что гудит огромный потревоженный пчелиный улей.

Отправившись дальше, носитель уперся в ту самую крепость, которой он любовался с высоты птичьего полета. Внутри замковых стен, на огромной площади перед дворцом, строители заканчивали возведение трибун и помоста – судя по всему, здесь намечалось какое-то грандиозное представление. Вблизи замок казался еще более зловещим, и дворец еще более прекрасным.

– «Нам нужно проверить некоторые места во дворце, – подала голос Алаза. – Под ним находятся помещения, в которые я не смогла проникнуть самостоятельно».

– Хорошо, – ответил носитель. – Веди нас.

Он почувствовал, как незримое присутствие Алазы стало более ощутимым, будто на его сознание наложилось сознание змеи, а по сути дела, так оно и было. Луч быстро скользнул в один из боковых входов во дворец. Конечно, он мог пройти и сквозь стену, но так было интересней и психологически проще. К тому же, так лучше осмотреть и запомнить пути отхода, если таковые понадобятся. Прошмыгнув коридорами, луч нырнул вниз по лестнице. Проверив подземные кладовые, двинулись дальше, но в конце одного из коридоров, луч уперся в металлическую дверь, пробиться сквозь которую не смог.

– «Дальше и я не смогла пройти, – пожаловалась Алаза. – Давайте попробуем сделать это вместе».

– (Венера, добавь энергии!) – скомандовал Фатар.

Через Алекса переливался усиленный поток магии, но даже более мощный луч, не смог пробиться через эту дверь. Перстень менял частоту луча, но безрезультатно.

– (Попробуем обойти эту дверь, – предложила змея, – может, где-нибудь и найдем слабое место).

Но луч, с легкостью проникающий через толстые гранитные стены, оказался бессилен, перед рыхлым красным минералом. Он послушно скользил вдоль запретной зоны, но нигде не нашел ни единой щелки, которую бы не прикрывал темно-красный камень, или металлическая дверь, более светлого, почти розового цвета. Обшарив все вокруг, и не найдя лазейки, Алаза была вынуждена дать отбой.

– «Возвращаемся, – с горечью сказала она. – Магия здесь бессильна. Видимо придется решать проблему с помощью грубой физической силы».

– «Может еще усилим луч? – предложил Фатар. – Какой-то предел сопротивляемости у стены или дверей должен быть. Мы должны прорваться! А вдруг где-то там действительно находится Тенос!»

Алаза возразила:

– «Нет. Мы и так уже изрядно наследили. И если начнем ломиться более сильной магией, то только добьемся установки еще более эффективной защиты».

Скрипя сердце, Фатару пришлось согласиться. Алекс почувствовал, как Алаза покинула его сознание. Он уже самостоятельно вывел луч из дворца, и, поднявшись над городом, бросил на него прощальный взгляд. Как знать, может быть, ему здесь придется надолго задержаться.

* * *

Контрабандист открыл глаза. Та же поляна, тот же лес, и выжидательный взгляд Аруша.

– Ну как, узнал, что-нибудь полезное? – нетерпеливо спросил оборотень.

Алекс кратко рассказал другу о том, что увидел. Тот слушал внимательно, время от времени задавая уточняющие вопросы. В конце рассказа он пришел к выводу:

– Ну, что ж. Я так понимаю, от магии там толку будет немного. Вновь приходит время твоего меча и моих клыков.

Венера обиженно возразила:

– «Ты не прав! Без магии там не обойтись! Тем более что до подземных казематов магия вполне дееспособна. А там действительно, скорей всего придет время клыков и меча».

– У меня такое впечатление, что под землей и начнется настоящая заварушка, – упорствовал в своем мнении каррлак. – Хорошо еще, что для моих перевоплощений не нужна магия.

– «Да, это может оказаться большим плюсом, – согласилась Алаза. – Ведь мы так и не узнали, что нас там ждет».

– Что будем делать дальше? – спросил носитель.

– «Готовится к переходу, – ответила змея. – Ты видел, как выглядят местные жители, и не должен ничем от них отличаться. Как только у тебя все будет готово, отправляемся».

Алекс легко вскочил на ноги:

– Пойдем Аруш, перетряхнем запасы Дривела, может, найдем что-нибудь подходящее.

Они не спеша, уже без гонок, вернулись во дворец.

Заполучив в сопровождающие Зевиста, новый граф провел ревизию добра, награбленного прежним графом. Начали с гардероба.

Отбросив вариант выдать себя за военного (вполне возможно у них там патрули с вопросами: кто такой, откуда, где служишь?) Алекс выбрал другую легенду – богатый, но не очень знатный дворянин, приехавший в столицу из провинции. Голубой камзол, расшитый серебром, темно-синие брюки, шляпа с пером и прочные коричневые туфли, должны были поддержать нужный образ. Белье контрабандист решил прикупить на месте, он как-то не решился посмотреть, что из этой деликатной и немаловажной части гардероба носят жители Луистана.

Пригласив бывшего личного портного Дривела, Алекс попросил подогнать одежду так, чтобы под неё можно было спрятать перевязь с ножами. Меч и кинжал он решил не прятать, ведь нечто подобное носили почти все богатые мужчины, правда меч землянина был несколько больше мечей, шпаг и сабель местных жителей. Но это их проблемы, решил он. В крайнем случае, все можно свалить на причуды провинциально моды, или на ценность семейной реликвии. С луком же придется на время проститься – в Луистане в ходу огнестрельное оружие. Нужно будет спрятать его на месте.

Желая избежать длительных прощаний, этой ночью Алекс ничего не сказал Раиле о своем скором уходе. Но когда на утро она увидела под дверьми портного в сопровождении Зевиста, то все поняла сама.

– Когда ты нас покидаешь? – с тяжело давшимся спокойствием спросила она.

– Сегодня.

Примеряя камзол, землянин повернулся к девушке спиной, чтобы не видеть её полные слез глаза.

– Мы ещё увидимся, или это наш последний разговор?

Алекс взял себя в руки, и повернулся к Раиле лицом:

– Я уйду через несколько часов, и не хочу, чтобы все это время мы мучили друг друга.

– Я поняла, – сказала Раила, размазывая ладонями слезы по щекам. – Пойду, попробую заняться делами.

Она вышла, но не прошло и десяти минут, как в комнату ворвался Ризавир.

– Раила сказала, что сегодня ты уходишь от нас. Это правда? – с порога спросил он.

– Правда. Я больше не могу здесь задерживаться, слишком много еще нужно сделать в других местах.

Рыцарь как-то сразу сник, и сдавленно сказал:

– Нам будет тяжело без тебя. И я успел привязаться к тебе. К тебе, и этому большому храброму псу.

– Я не пес, я каррлак, – вяло, и подозрительно дрогнувшим голосом, поправил его Аруш.

– Тем более.

– Мне тоже тяжело расставаться со всеми вам, – подойдя к рыцарю, и положив руку ему на плечо, сказал Алекс. – Но я рад, что в этом мире у меня есть друзья, на которых можно положиться в трудную минуту.

– И не сомневайся, – улыбнулся чуть повеселевший Ризавир. – Как только тебе понадобится помощь, здесь её всегда окажут. В конце концов, ты ведь теперь граф Дривел. Ничего не поделаешь, титул переходит к новому владельцу вместе с замком и землями, – и, подмигнув Арушу, он вышел из комнаты.

В кабинете воцарилась тишина. Контрабандист сел в кресло и уставился на каррлака.

– Ты почему так подозрительно смотришь? – насторожился оборотень.

– Мне интересно, как ты будешь выглядеть в новом облике.

Аруш забеспокоился:

– Это, в каком?

– Алаза, ты сможешь передать Арушу образ, который я тебе покажу?

– «Конечно».

Прошло несколько минут. Судя по глубоко задумчивой морде, каррлак переваривал увиденное.

– А ничего лучшего для меня ты не мог придумать? – наконец выдавил он.

– К сожалению, нет. Мне и самому не по душе твой новый облик, но извини, боевых каррлаков я там нигде не видел.

Аруш на мгновенье задумался, и через мгновенье посреди комнаты стояла длинноногая горбатая гончая неопределенного цвета. Он строго посмотрел на Алекса:

– Ну? Ты этого добивался? И не вздумай смеяться!

Контрабандиста распирал смех, но он, хоть и с трудом, сумел удержаться:

– Если хочешь, можешь поменять цвет на белый. Я видел там собак двух мастей.

Бросив на друга испепеляющий взгляд – мог бы сразу предупредить про белый цвет – Аруш подошел к зеркалу, со вздохом на себя посмотрел, и сменил цвет на белый. Затем вернул прежний цвет, и, наконец, окончательно стал белым:

– Так лучше?

– Гораздо!

С сомнением себя осмотрев, каррлак отошел от зеркала.

Алекс хлопнул по подлокотнику кресла и решительно поднялся:

– Так! Пока еще есть время, нужно сделать набег на сокровищницу Дривела. В новом мире нам понадобятся средства, так что нужно найти что-нибудь, что можно будет там продать.

– Тем более что это теперь твоя сокровищница, – оживился оборотень. – Ты ведь теперь граф Дривел. Так сказал Ризавир.

Контрабандист бросил на друга подозрительный взгляд – не издевается ли? И понял – каррлак действительно издевается, нашел-таки, чем отомстить за свой несуразный вид. Алекс пригрозил ему кулаком, и вышел из комнаты, а оборотень остался вживаться в новый образ.

* * *

Землянин вошел в сокровищницу, отметив про себя, что она никем не охраняется. Нужно указать на это Ризавиру. Одна из подземных комнат целиком была завалена тем, что Дривелу удалось награбить, а его предкам накопить за многие века. С интересом перебрав и пересмотрев многое, Алекс решил не жадничать, и не превращать себя в ходячий сейф с драгоценностями. Он взял несколько золотых побрякушек, украшенных небольшими драгоценными камнями, и сложил их в потайной карман. Собрался уже уходить, но вдруг вернулся. Еще раз пересмотрев оружие и украшение, он отобрал кинжал с замысловатым узором на клинке, и большим рубином на рукояти, а так же ожерелье из крупных черных жемчужин.

Проходя по большому залу, землянин услышал какой-то шум на улице. Он вышел во двор и увидел все население замка, собравшееся возле входа во дворец. Дождавшись выхода нового графа, вперед вышли Ризавир и Раила.

– Мы все собрались здесь, чтобы простится с тобой, и поблагодарить за все, что ты для нас сделал, – сказал рыцарь.

Над толпой пронесся одобрительный гомон.

– Спасибо и вам друзья, за то, что оценили моё участие, и участие моего друга, в освобождении от Дривела, – подойдя к краю лестницы, громко сказал новый граф. – Если честно, то у нас здесь имелся свой интерес, но я рад, что при этом удалось помочь вам. Я обещаю, что как только мне представится возможность, обязательно сюда вернусь. – Отчего-то вдруг перехватило дыхание, граф закашлялся и замолк. Перед дворцом стало тихо, казалось, даже птицы перестали петь. – Я так же рад, что оставляю вас в надежных руках Ризавира и Раилы. Надеюсь, вы не подведете их, а они вас.

Он остановился, хотелось еще многое сказать этим людям, ставшими за эти дни вдруг очень близкими, но нужные слова как назло не приходили на ум.

– Мне пора, – коротко, вместо проникновенной речи, сказал граф. – Надеюсь скоро увидеть вас живыми и здоровыми.

Под одобрительные крики, помахав на прощание рукой, он вошел во дворец. Следом за ним последовали Ризавир и Раила, и они вместе пошли в кабинет.

Увидев Аруша в новой личине, рыцарь с девушкой очень удивились, и даже растерялись.

– Не пугайтесь, это Аруш. В таком виде ему придется предстать перед новым миром, – пояснил землянин.

– А мне уже начинает нравиться, – неуверенно сказал каррлак, ожидая, по-видимому, насмешек.

– В таком виде ты мне нравишься даже больше, чем в том, в каком был раньше, – призналась Раила.

Она присела рядом, и запустила пальцы в густую белую шерсть оборотня.

Алекс с сожалением посмотрел на своих новых друзей. Как мало он был с ними знаком, и как быстро успел к ним привязаться, словно знал их много лет.

– Мне очень жаль, но нам пора отправляться, – негромко сказал он.

– В какую сторону вы будете уходить? – спросил рыцарь.

– Ни в какую, мы уйдем прямо из этого кабинета.

Раила и Ризавир недоверчиво переглянулись.

– С помощью магии можно проделывать и не такое, – усмехнулся контрабандист. – Но прежде, чем мы попрощаемся, я бы хотел кое-что оставить вам на память. – Он достал кинжал и ожерелье. – Я нашел это в сокровищнице Дривела. Кстати, Ризавир, запри её и поставь там охрану. – Рыцарь согласно кивнул. – Вы могли бы взять это и сами, но я хочу, чтобы вы получили это из моих рук, на память обо мне и Аруше.

Алекс передал кинжал рыцарю, и надел ожерелье на изящную шею Раилы. Девушка не выдержала, и тихонько заплакала. Мужчины и сами едва сдерживались, чтобы не последовать её примеру. Землянин пожал руку Ризавиру, и порывчато поцеловал Раилу.

– Нам пора, – сказал он отстраняясь. – Сейчас я закрою дверь изнутри, и когда она откроется в следующий раз, за ней будем мы.

XXII

Чертыхаясь и матерясь на всех известных им языках, Алекс и Аруш вышли из-за деревьев. Брюки контрабандиста и густая шерсть оборотня были облеплены колючками и репейником, и представляли собой жалкое зрелище. Алаза показала носителю самый укромный, по её мнению, уголок в пригороде Киртоля, столице Луистана. Уголок и в самом деле оказался безлюдным, и все бы ничего, если бы пустырь, где они высадились, не зарос колючим бурьяном.

Выбравшись, наконец, из густых зарослей, контрабандисту и каррлаку понадобился целый час, чтобы вычистить колючки, и привести себя в более-менее приличный вид. Алаза все это время благоразумно помалкивала, стойко перенося все эпитеты, которыми носитель с оборотнем её ежеминутно награждали. Слепая змея, среди них, было самым безобидным.

Приведя себя и Аруша, хоть в какой-то порядок, Алекс облегченно вздохнул. Солнце уже поднялось, и улицы начали заполняться людьми, которые с подозрением поглядывали на чуждых этому району личностей. Контрабандист и сам понимал, что они странно смотрятся в этом бедном районе, и спешил как можно быстрей оттуда убраться. Сворачивая каждый раз на более широкую улицу, они вышли, в конце концов, на одну из центральных улиц.

Алекс начал подыскивать лавку или магазин, где можно было поменять прихваченные с собой драгоценности, на местные деньги. Но пришлось топать еще добрых полчаса, чтобы найти открытую в столь ранний час ювелирную лавку.

– Добрый день, – вежливо поздоровался землянин, заходя в лавку, и придержав дверь для Аруша.

– Добрый, – хмуро буркнул, еще не до конца проснувшийся лавочник.

– Вы покупаете драгоценности?

– А что у вас есть? – вопросом на вопрос ответил продавец, настороженно переводя взгляд с Алекса на Аруша.

Порывшись в кошельке, контрабандист достал небольшую брошь, с белой жемчужиной, и несколькими мелкими камешками:

– Вот.

Хозяин долго и придирчиво её изучал, и, положив брошь перед собой, вынес вердикт:

– Тридцать серебряных луидоров.

Контрабандист хотел тут же согласиться, но проснувшийся вдруг торговая жилка, плюс здоровая жадность, заставили его поторговаться:

– Шестьдесят монет!

Лавочник-ювелир удивленно посмотрел на посетителя, затем взял брошь и еще более тщательно её исследовал.

– Сорок монет, и ни монеты больше! – решительно сказал он. – Больше эта безделушка не стоит.

– Эта, как вы выразились, безделушка, стоит гораздо больше шестидесяти монет, – мягко возразил землянин, подвигая брошь к себе. – Но я отдам вам её за пятьдесят.

Лавочник с уважением посмотрел на контрабандиста, затем нырнул в боковую дверь, и вернулся с кожаным кошельком.

– Здесь сорок пять монет, – сказал он, высыпая содержимое кошелька на прилавок, – хочешь, забирай их, и оставляй брошь, больше за неё я не дам.

Алекс сделал вид, что задумался, хотя в душе ликовал, что сумел выторговать целых пятнадцать монет. Затем, вздохнув, пододвинул брошь к хозяину, молча взял из его рук кошелек, сгреб туда монеты, и, поклонившись, вышел из лавки.

Лавочник, нетерпеливо дожидавшийся его ухода, радостно схватил брошь, и долго с умилением её рассматривал. В брошке имелись, хоть и небольшие, но очень ценные камешки, похоже, этот дурашка, продавший ему брошь, даже на десятую долю не подозревал об её истинной ценности. Вертя одно из самых ценных своих приобретений, он довольно пробормотал о отлично начавшемся дне.

Тем временем контрабандист, так же довольный сделкой, шел по улицам города, позвякивал серебром, и чувствовал себя с ним гораздо уверенней. Решив, что нечего бить ноги, не казенные ведь, он взял извозчика, и поехал ревизировать местные магазины. Не желая толкаться на рынках, он выбрал несколько недорогих, но внушающих доверие лавок, где обновил, а точнее, полностью сменил свой гардероб, от носков до шляпы.

Как нельзя кстати подвернулся салон, где ухаживали за домашними любимцами. Аруш стоически терпел – с удовольствием, впрочем, выслушивая комплименты работниц в свою сторону, – «ах какой большой, ах какой белоснежный…», – пока его вычесывали, купали, вытирали, и в конце взбрызнули духами.

Теперь Алекс ничем не отличался от богатого горожанина, со своим любимым псом. Можно было, не привлекая внимания, пошататься городом, и послушать, что твориться во дворце. Остановился он в гостинице «Белый камень», которую выбрал за отличный уют, чистоту, и умеренные, по сравнению с другими, цены.

Для прогулки контрабандист выбрал уже знакомую набережную, заполненную такими же праздношатающимися, как и он сам. Не спеша, со скучающим видом, прогуливался он вдоль самой кромки пирса, бросая, и ловя на себе заинтересованные взгляды местных красавиц. Аруш так же заинтересовался четвероногими дамами, и сам не был обделен вниманием.

Как раз сейчас, одна из них уставилась на каррлака, призывно помахивая хвостом. Хозяйка суки, брюнетка лет тридцати, так же благосклонно посмотрела на Алекса.

Землянин уже сделал шаг в сторону эффектных дам, когда его остановил раздраженный окрик Алазы:

– «Куда, кобелина?!»

– «Как куда? – недоуменно ответил носитель. – Налаживать отношения с местным населением».

– «Ты не забыл, зачем ты здесь? Так я напомню! Тебе нужно как можно быстрей попасть во дворец, а не заводить новую подружку».

– «Алаза, не будь занудой, мне необходимо раздобыть как можно больше сведений, а женщины более словоохотливы. И эта красотка наверняка знает много из того, что мне пригодится в будущем».

– «Естественно знает! И это тебе конечно пригодится. Быстро же ты забыл Раилу».

– «Имей совесть Алаза. Это же другой мир, другие законы, в том числе и физические, а значит и другая история».

– «Не мешай ему, – вступился Фатар. – Влечение мужчины к женщине естественно, и не вызовет подозрений. Подозрение скорей вызовет обратное. А сведения действительно лучше выманивать у противоположного пола».

– «Пусть делает, как знает», – сдалась змея.

Дама с собачкой растерянно смотрела, как незнакомец уставился в одну точку и о чем-то напряженно думал. Но Алекс быстро закончил дискуссию с атратами, и направился к красотке. Разочарование на её лице сменилось обворожительной улыбкой.

– Добрый день сеньорита, – приподняв уголок шляпы, поприветствовал её контрабандист.

– Сеньора, – поправила его девушка. – Сеньора Марианна, баронесса Роштильд.

Она приветливо склонила голову, и вопросительно посмотрела на собеседника. А тот не знал, какой титул или звание ему придумать. На дворянина он явно не тянет – манеры не те, но и совсем простым человеком не хотелось выглядеть. Черт! Вот дурацкая ситуация! Он даже не знал, какие титулы, звания и чины здесь в ходу. Если ориентироваться по историческим фильмам, то очень многое здесь походило на Европу восемнадцатого века, хотя имелось много отличий.

А баронесса тем временем ждала, и Алекс читал явное нетерпение в её взгляде. Не придумав ничего лучшего, он выпалил:

– Алекс Дюма, контр… – он закашлялся, чуть было не выложил красотке род своей основной деятельности. – Торговец.

Похоже, Марианну не обескуражило отсутствие титула и профессия нового знакомого, а как раз наоборот.

– В нашем доме бывает много торговцев, – с милой улыбкой сообщила она. – Мой муж, кстати, тоже занимается торговлей. И как раз сейчас, – баронесса многозначительно взглянула на Алекса, – он отправился по срочным делам в Ристоль.

Алекс с пониманием кивнул, хотя он понятия не имел, что хотела сказать своим взглядом девушка. Может быть то, что она не видит ни чего зазорного в том, что он всего лишь торговец, а не такой же барон как её муж, а может быть то, что Ристоль, куда рванул барон, находится у черта на куличках. А может быть, и первое, и второе, и третье…

– Его не будет две недели, – внесла ясность Марианна.

Землянин облегченно вздохнул – оправдывались его наилучшие ожидания. Баронесса была умной женщиной, и правильно поняла облегченный вздох собеседника. Она взяла его под руку, и повела вдоль набережной.

– Я вижу, вы не здешний.

– Это очень заметно? – улыбаясь, спросил Алекс.

– Если честно, то да. И чем вы торгуете, Алекс Дюма? Кстати, Жорж Дюма, знаменитый художник, не ваш родственник?

– Нет. А торгую я зерном.

– Вот как? Хотите, я угадаю, откуда вы прибыли?

– Попробуйте, – согласился контрабандист, зная, что собеседница не отгадает в любом случае.

Марианна оценивающе на него посмотрела:

– Вы прибыли с севера, с Биристоля!

– Как вы угадали? – удивился «торговец зерном».

Баронесса рассмеялась:

– Вокруг Биристоля выращивают лучшее зерно, а вы выглядите преуспевающим торговцем. Так что несложно понять, что вы именно оттуда.

– Давно я не встречал таких умных и красивых женщин, – с нежностью смотря в изумрудные, словно воды океана, глаза собеседницы, сказал землянин.

Баронесса скромно потупила взор, но через мгновенье её ресницы вновь взлетели вверх.

– А хотите я угадаю, затем вы приехали в Киртоль? – с озорным видом спросила она. И не дав Алексу ответить, она сказала. – Вы приехали, чтобы посмотреть турнир магов!

Турнир магов? Очень интересно. Контрабандист даже замедлил шаг, от пришедшей мысли. Вот значит для чего строили трибуны перед дворцом. А ведь это шанс попасть в сам дворец!

Видя его озадаченное лицо, девушка снова звонко рассмеялась:

– Не удивляйтесь. Сейчас очень многие приехали в Киртоль, чтобы посмотреть на этот турнир. Так что, ничего удивительного в моей догадке нет. Кстати, вы уже купили билет на этот турнир?

– Билет?

– Вижу, что нет. И вы можете уже не бежать за ними. Я слышала, что последние билеты проданы несколько дней тому назад.

– И что же теперь делать? – растерялся контрабандист.

– Вам повезло, что вы встретили именно меня, – снисходительно сказала Марианна. – Мой муж купил для нас два билета, и так как он уехал, то один билет я могу вам уступить. И всего за полцены.

Землянин облегченно вздохнул. В его голове уже пронеслись способы попадания на турнир, в том числе и личное участие. Но, похоже, теперь эта необходимость отпала, и он догадывался, как придется отрабатывать вторую половину стоимости билета. Но такая перспектива его совсем не пугала.

– Я даже не знаю, как вас отблагодарить, – окунувшись в глаза баронессы, сказал Александр.

Но в этих бездонных озерах, явственно читалось, какая именно благодарность от него требуется. Марианна отвела взгляд в сторону:

– Не стоит благодарности, я была рада вам помочь. Могу я узнать, где вы остановились?

– Я обошел много гостиниц, и только в «Белом камне» нашел подходящее место.

– В связи с турниром, в городе много приезжих, поэтому неудивительно, что вам пришлось побегать. Но вы можете сэкономить на гостинице.

– Как?

Марианна замялась, и вдруг выпалила:

– Мой дом в качестве жилья вас устроит?

– «Во как припекло красотку! – завистливо воскликнул Фатар. – Не успел муж за порог, а она уже нашла себе ухажера!»

Алекс, признаться, и сам оказался немного обескуражен. Нет, он, конечно, не сомневался в своей неотразимости, но не до такой же степени. Колебания Алекса заставили девушку нервничать, она теребила кружева на своем платье, и все так же боялась взглянуть на собеседника.

– Марианна, – медленно начал землянин, – вы даже не представляете, насколько я рад вашему предложению, но честно говоря, такая поспешность немного меня смущает. Мы ведь только познакомились, и вы уже вводите меня в свой дом.

Баронесса молчала, её взгляд блуждал где-то среди волн. Наконец она, так и не взглянув на контрабандиста, пошла вдоль набережной, и после долгого молчания начала объяснять:

– Я понимаю, насколько глупо и вызывающе выглядит мой поступок со стороны. Но я устала. Устала от постоянного контроля со стороны мужа. У меня нет подруг, у нас не бывают друзья, только деловые партнеры мужа. Я сплетничаю с собственными служанками, а из друзей у меня только моя собака. Вы посторонний человек, и не знаете скверного характера моего мужа, поэтому я и обратила на вас внимание.

Вот оно в чем дело. У женщины просто нет отдушины в виде подруг или любовника, а её натура явно требует и первого и второго, вот и бросается на шею первому встречному.

– Понимаю, – протянул Алекс. – Можете на меня положиться, нам найдется, о чем поговорить.

Баронесса с благодарностью пожала ему руку, и они веселей зашагали по мостовой.

– Скажите Марианна, а можно будет взять на турнир своего пса?

– Конечно! – ответила девушка, оглядываясь на идущих позади собак. – Посмотреть на турнир приедет очень много знатных и богатых людей, и многие прибудут со своими любимцами, и никто, даже сам император, не запретит им сделать это.

Такой ответ немного успокоил носителя, идти во дворец без Аруша, его не очень прельщало.

Постепенно разговор перешел на другие темы. Контрабандист узнал последние городские сплетни, сумел выудить кой-какие подробности из интимной жизни императора и его супруги, а так же их любовниц и любовников. Затем речь вновь зашла о турнире. Оказалось турнир проводиться третий год подряд, и в этом году он будет проходить с особым размахом. С тех пор, как империя перестала поглощать соседние государства, магические турниры стали самым ярким событием в Луистане. На него съезжаются все оставшиеся маги в империи, и, самое главное, маги из-за границы.

– Почему так важны заграничные маги? – вскользь поинтересовался Алекс.

Марианна удивленно на него посмотрела:

– Разве вы не знаете, что всех известных магов Луистана Людвиг приказал казнить, как только взошел на престол?

– У нас ходили разные слухи, но я особо к ним не прислушивался. Мне как-то нет дела до магов. Во всяком случае, не было, до сегодняшнего дня.

Молодая баронесса, с радостью прожженной сплетницы нашедшей свободные уши, начала просвещать собеседника:

– Три года назад, Людвиг решил ввести должность придворного мага. А так как наши оставшиеся в живых маги, либо затаились, либо разбежались, то вся надежда возлагалась на заграничных магов. Собственно поэтому Людвиг, к недовольству военных, и остановил войну – чтобы не распугать иностранных магов. После двух турниров, он отобрал себе двух магов-советников, но должность главного придворного мага, по-прежнему остается вакантной. Говорят, что турнир этого года станет особенно представительным. Прибудут маги и колдуны со всего мира. – Марианна понизила голос. – Даже колдуны из Шаагны, и ведьмы из диких лесов Тульи, пожелали принять участие в этом турнире.

Алекс удивленно расширил глаза:

– Неужели даже они?

Довольная произведенным на него впечатлением, девушка продолжила:

– И все это потому, что в этом году император ввел новую награду для тех, кто выиграет турнир, но не захочет стать главным магом империи. Надеюсь, вы хоть про это знаете?

– Должен признать, к собственному стыду, что не знаю, – виновато вздохнул землянин. – Теперь я понимаю, насколько отстал от жизни в столице.

– Ну, так слушайте, – обрадовалась его неосведомленности Марианна. – В руки к Людвигу попала удивительная вещь, мечта любого мага.

Сердце контрабандиста учащенно забилось.

– Так, так, и что это за вещица? – поторопил он умолкшую с хитрым видом собеседницу.

– Эльфимера! – торжественно объявила баронесса. – Древняя мифическая богиня любви, вырезанная из цельного куска рубина, величиной с человеческий рост.

У Алекса невольно вырвался вздох облегчения. Слава богу, что это не Тенос! Марианна удивилась, неужели её слова не вызвали должного впечатления. Прошлось вновь разыгрывать удивление.

– Надо же, Эльфимера, вырезанная в рубине с мой рост, – покачивая головой, забормотал он. – Где и нашли такой…

– Теперь вы представляете, какая будет битва за награду?

– Представляю… Эта статуя, наверное, стоит столько, сколько и среднее государство. И не жалко ему отдавать такое сокровище?

Марианна, оглянувшись по сторонам, прошептала так тихо, что Алексу так же пришлось нагнуться:

– Мой муж убежден, что Эльфимера в любом случае останется во дворце у Людвига.

Она снова многозначительно посмотрела на собеседнике, и теперь тот прекрасно понимал, о чем говорит её взгляд.

– Только я вам ничего не говорила.

– А я ничего и не слышал.

Они еще немного побродили, разговаривая о разных пустяках. Затем баронесса поблагодарила контрабандиста за составленную компанию, назвала адрес, по которому она его будет с нетерпением ожидать, и они расстались.

Алекс поймал извозчика, и вернулся в «Белый камень».

* * *

– Ну, что Алаза, стоило мне знакомиться с этой женщиной, – торжествующе спросил носитель, едва переступил порог комнаты в номере, который снимал.

– «Признаю, это знакомство очень полезно», – нехотя признала змея.

– То-то же. Если бы не эта Марианна, я не знаю, как бы мы попали на турнир, возможно, пришлось бы прорываться с боем.

– «А может Алексу самому принять участие в турнире? – высказала предложение Венера. – Не сомневаюсь, он победит. С нашей помощью, конечно».

– «Ни в коем случае! – возразила Алаза. – Нам нельзя лишний раз привлекать к себе внимание. Этот Людвиг хитер, и я не сомневаюсь, что он приготовил неприятный сюрприз, для победившего, но не пожелавшего остаться рядом с императором».

Контрабандист задумался. Он так же не очень-то доверял императору, точнее, совсем не доверял, и заочно испытывал к монарху устойчивую антипатию. Затем его мысли вернулись к Марианне. Похоже, он неплохо может устроиться и в этом мире…

– «Я бы советовала тебе не очень увлекаться своей новой знакомой, – прервала его приятные размышления Алаза. – Уж очень подозрительно вовремя она тебе подвернулась».

Носитель встрепенулся:

– Ты думаешь, её появление не случайно?

– «Пока ничего не могу сказать. Но с тобой слишком часто происходят подобные, якобы случайные совпадения».

– Ты во многом права. А что ты думаешь, об этой, как её? Эльфимере!

– «Давай не будем забивать себе голову чужими проблемами, – сказала змея. И после небольшого раздумья добавила. – Завтра посмотрим, что это за богиня. Много их по разным мирам болтается, статуй и статуэток, так называемых богов и божков».

– «В любом случае, настоящая она или нет, нечего влезать в дела богов, настоящих, или мнимых», – добавил Фатар.

Начавший было собирать вещи носитель, остановился:

– Вы что, действительно думаете, что эта статуя может изображать настоящую богиню?

– «Вряд ли, но все может быть, – ответила Алаза. – Но Фатар прав, нам ни в коем случае не стоит влезать в дела, в которых, хотя бы косвенно замешаны боги».

– Почему? – наивно спросил Алекс.

– «Раздавят нахрен!» – в один голос рявкнули атраты.

Контрабандист опешил. Он впервые чувствовал, что его могущественные магические игрушки, так чего-то боялись. И он поспешил их успокоить:

– Да мне эта статуя нужна еще меньше, чем вам!

Больше к теме Эльфимеры не возвращались.

Покинув гостиницу, контрабандист зашел в богатый ювелирный магазин, где продал почти все оставшиеся у него драгоценности. И тогда он понял, насколько продешевил ловкому лавочнику. Но дело было сделано. Он оставил, только пару небольших, но очень симпатичных сережек, которые решил подарить Марианне.

Баронесса его уже ожидала. На ней было воздушное изумрудное платье, которое исключительно гармонировало с её глазами. Глубокое декольте неумолимо привлекало его внимание, и требовалось приложить немало сил, чтобы не опускать взгляд ниже изящного подбородка. Мучения Алекса немало забавляли Марианну, об этом информировали два нежных полушария, высоко подымающиеся, при каждом глубоком вдохе. А только так баронесса и дышала. Землянин с трудом оторвался от лицезрения прелестей хозяйки:

– В знак моей благодарности, я бы хотел преподнести вам небольшой подарок.

Марианна довольно, но с достоинством приняла серьги, и тут же принялась их примерять.

– Еще я хочу сразу рассчитаться за билет, который вы так любезно решили мне уступить.

Девушка пожала плечами, и назвала сумму. Землянин опешил – билет стоил целое состояние. Практически все, что он выручил за драгоценности, уйдет на оплату за вход. Мелькнула мысль: а может доход от продажи билетов и являлся главной целью турнира, а не выбор главного чародея?

– Вообще-то, это полцены, – виновато сказала Марианна, видя реакцию гостя. – Зато у нас будут одни из лучших мест.

Теперь землянин действительно понял, какой подарок преподнесла ему судьба. Очередной подарок. Ведь если бы не баронесса, легально попасть на турнир, он не смог бы. Так что не было жалко никаких усилий, чтобы отблагодарить эту женщину.

Он так усердно взялся за дело, что через сутки баронесса была готова бросить дом, мужа, состояние, и вообще, страну, и уехать с любовником хоть на край света. Носитель, хоть и запоздало, но понял, что возможностями, дарованными ему Венерой, нельзя злоупотреблять, и поумерил свой пыл.

* * *

Наконец, настал день турнира. Со всех концов города, толпы счастливчиков имеющих билеты, и зевак, рассчитывающих хоть что-то увидеть бесплатно, потянулись к императорскому дворцу.

Личный экипаж баронессы, среди этой реки людей, плелся, как черепаха. И, в конце концов, так же как и остальные экипажи, он застопорился за несколько кварталов от дворца.

– Дальше не проехать, – став на подножку, и осмотрев дорогу, сказал Алекс. – Придется пробираться пешком.

Марианна уже и сама поняла, что дальше проехать не удастся. Она безропотно покинула карету, и они, как и сотни других, желающих попасть на турнир, стали пробираться вперед. Чем ближе они приближались к месту главных событий, тем плотней становилась толпа, и тем сложней становилось продираться дальше.

Раздвигая толпу плечом, контрабандист, двигался, словно ледокол среди льдов. А за ним, уцепившись за руку, привязанным корабликом семенила баронесса со своей собакой. Аруш замыкал их небольшую группу, и не стеснялся применять клыки, как по поводу, так и без него. Сила, которой наделила своего носителя Венера, как нельзя кстати пригодилась именно сейчас, ведь последние метры стояла практически монолитная человеческая стена.

Хоть и с трудом, но им все-таки удалось пробиться через эту стену, и, предъявив билеты, пройти внутрь крепости, во дворе которой и должна была пройти первая часть конкурса. Здесь находилось уже немало людей, хотя многие обладатели билетов так и не смогли попасть на представление, и Алекс не сомневался, что им так и не удастся это сделать.

Для знатных и богатых зрителей простроили высокие многоярусные трибуны, где можно было разместиться с некоторым комфортом. Напротив размещались трибуны для приближенных императора, и лоджия самого императора. Посредине высился помост, с которого и должны выступать маги. Но большую часть двора занимала площадь, на которой простые люди имели возможность лицезреть турнир, стоя на своих ногах.

Пробираясь на свои места, землянин ловил на себе любопытные взгляды многих присутствующих. Оно и понятно, местной знати было крайне интересно, что за незнакомец находится рядом с баронессой Роштильд. Правда, некоторые смотрели на него с нескрываемой жалостью, и это настораживало… Марианна со спокойствием снежной королевы прошествовала на свое место, не забыв поприветствовать нескольких знакомых.

Как только они заняли свои места, Алекс спросил:

– Вы не боитесь, что кто-нибудь расскажет обо мне вашему мужу?

– Я, нет. Он меня обожает, и простит мне любое безумство. А вот вам нужно опасаться, ведь он один из лучших дуэлянтов империи.

– Главное вовремя сказано… – пробормотал землянин.

Теперь стали понятны эти жалостливые взгляды. Видимо барон жестко отваживал ухажеров от своей красавицы жены.

– Не беспокойтесь, – наклонившись к любовнику прошептала баронесса, – я же уже говорила, он приедет через неделю, а то и через две. И что-то мне подсказывает, что вы не будете дожидаться его приезда. – Она грустно взглянула на Алекса и вздохнула.

На трибунах и в толпе, в это время началось оживление.

– Несут! Богиню несут!!! – раздался чей-то истошный вопль.

И в тот же миг, восторженный рев пронесся над площадью. В императорскую лоджию вносили статую размером в человеческий рост, из темно-красного полупрозрачного материала. Чтобы лучше рассмотреть диковинку, контрабандист поднапряг зрение, благо оно у него теперь было лучше, чем у орла.

Именно так и выглядят богини, понял он, увидев её почти рядом. Неизвестный скульптор удивительно точно и тонко подметил и вырезал мельчайшие детали. Воистину, создать такое мог только гений. Великолепная, грациозная даже в камне фигура богини, была укутана в тончайшую ткань, что только подчеркивало её чудные прелести (да простит богиня за такое к ним внимание, хотя богиня любви не должна на такое обижаться, скорей наоборот). Приподнятые вперед руки, то ли защищали хозяйку, то ли благословляли кого-то.

Но больше всего внимания привлекало лицо. Несомненно, она была очень красивой женщиной, но землянин встречал и красивее – взять хотя бы Алисту, в которую преображался Дривел. Но, несмотря на всю свою сексапильность, Алиста и в подметки не годилась Эльфимере. В лике бессмертной имелось что-то невероятно одухотворенное, чего не встретишь в обычных, смертных красавицах. Пришлось еще раз отметить мастерство скульптора.

С каким-то неописуемым чувством, не восторгом, нет, скорей с обожанием, он смотрел на слегка нахмуренное лицо рубиновой богини. Несколько тонких морщин прорезало её высокийлоб, в меру полные губы плотно сжаты, тонко очерченный носик гордо вздернут. Алексу даже показалось, что он рассмотрел несколько веснушек, хотя непонятно, как их можно было показать на полупрозрачном камне. И еще, у неё были слегка заостренные ушки. Возможно отсюда и имя – Эльфимера.

Он не мог оторвать взгляд от лица богини. Богини! Контрабандист ни секунды не сомневался, что эта статуя изображает именно богиню, и больше никого. Другого прототипа просто не могло быть. Видимо мастеру действительно удалось лицезреть настоящую богиню, на него снизошло вдохновение и он создал шедевр. Появилось даже такое чувство, что когда-то, в прошлой жизни, этот лик он уже лицезрел.

По-видимому, такое впечатление статуя произвела не только на землянина, ведь над площадью стояла удивительная тишина.

– «У нас проблемы!» – раздался вдруг испуганный голос Алазы.

На Алекса будто вылили ведро холодной воды.

– «А когда у нас их не было», – спокойно ответил он, хотя предчувствие чего-то нехорошего начало давить на грудь.

– «Эта статуя… Это и правда статуя богини», – растерянно сказала Алаза.

– «Ну и что? – не понял носитель. – Ну богини, и что из этого? Это всего лишь большой кусок рубина».

– «Да, это всего кусок рубина, – нехотя согласилась змея. – Но сила, охраняющая этот рубин, отбросила меня словно котенка, едва я хотела её прощупать. Я никогда не встречала такой мощи».

– «И что это означает?» – насторожился Алекс.

– «А это означает, что мы влезли в очередную, большую, нет, просто огромную кучу дерьма», – пояснил Аруш, большой знаток таких дел.

– «Похоже, этот прозорливый каррлак прав», – согласился Фатар.

– «А вы не думали, – тихо сказала Венера, – что мы здесь в первую очередь из-за Эльфимеры, а Тенос только повод, чтобы привлечь нас сюда?»

Предположение, высказанное Венерой, заставило всех призадуматься.

А толпа между тем оживилась, ведь на помост выходил первый соревнующийся.

– «В любом случае, – вновь заговорила Алаза, – я хочу, чтобы ты Алекс, держался от этой статуи подальше. Для нас сейчас главное – Тенос».

– «Как скажешь. Мне и самому не очень-то нужны лишние приключения на задницу. Но и вы в свою очередь, не суйтесь к этой богине».

Немного успокоившись – черт с ней, с этой статуей, возможно позже и можно будет нею заняться – Алекс стал наблюдать за действиями мага, все же изредка бросая косые взгляды на Эльфимеру.

Выступал маг откровенно слабо. Контрабандист никак не мог назвать его настоящим магом, все чего тот достиг – это поджег клочок соломы, и пролевитировал несколько мелких предметов. Публика, видимо, так же ожидала большего, так как реагировала на это выступление весьма вяло. С такими же скромными способностями, выступили еще несколько конкурсантов.

Контрабандисту стало скучно, и он принялся рассматривать присутствующих здесь богачей, отмечая про себя молоденьких и хорошеньких девушек – а вдруг пригодится. Затем взгляд его упал на Марианну, она сидела подавленная, и, не поднимая головы, рассеяно гладила свою собаку.

– Что случилось? – наклонившись к ней спросил Алекс.

– Он смотрит сюда, – прошептала девушка.

– Кто, он?

– Император…

Алекс посмотрел в императорскую лоджию. Сидевший в самом большом и богатом кресле, наверняка и являлся императором, тем более что он действительно смотрел в их сторону. Землянин хотел было помахать ему рукой, но благоразумно передумал.

На вид императору лет сорок, сорок пять. Рост, судя по всему высокий, хотя точно определить, пока монарх сидел, было сложно. Слева от него сидела грудастая дама, вероятно супруга.

– И что ему надо? – спросил Алекс, продолжая оценивать императора.

– Пару лет назад, я была его фавориткой, – все так же, не поднимая взгляда, ответила Марианна.

Час от часу не легче… Значит им, злейшим на сегодняшний день врагам, нравятся одни и те же женщины. Какое совпадение. Интересно, а знает ли Людвиг, что возле его бывшей любовницы сидит опасный (как сам о себе думал Алекс) враг? Вряд ли. Значит, у Алекса есть преимущество – он знает своего врага в лицо, и император, нет. Скорей всего, он даже не подозревает, что на него открыта охота. Хотя, если он так умен и хитер, как его охарактеризовала Алаза, то всегда настороже.

Тем временем трибуны, и толпа внизу, снова оживились. Объявили ведьму из диких лесов Тульи. Полуобнаженная ведьма, сразу взяла быка за рога. Не размениваясь на дешевые фокусы, она стремительно взлетела и пронеслась над потрясенной толпой. Контрабандист посмотрел на императора – тот внимательно наблюдала за ведьмой. Делая над площадью второй круг, ведьма издала пронзительный визг, пронимающий до самых костей. Люди в ужасе затыкали уши, но спастись от этого визга было невозможно. Понизив чувствительность своих ушей, Алекс довольно легко переносил убийственный звук, но остальные неимоверно мучились. Видя, как исказилось от боли лицо Марианны, землянин уже готов был сбить ведьму парализующим лучом, но тут ведьма угомонилась, и визг прекратился. Она приземлилась, окинула презрительным взглядом толпу, и, поклонившись Эльфимере, покинула помост.

После её выступления, даже император чувствовал себя не в своей тарелке. Землянину было приятно смотреть на растерянное лицо Людвига, но тот быстро взял себя в руки.

На помост вышел колдун из Шаагны. Невысокий старичок в простой одежде, так же показывал эффектные номера. Подняв над площадью нескольких солдат, он жонглировал ими словно шариками. Затем, аккуратно поставив на землю насмерть перепуганных людей, он сорвал с крепостной стены пушку и бросил её на толпу. Люди в ужасе, давя друг друга, с воплями стали разбегаться. В нескольких метрах от беснующейся толпы пушка остановилась, а затем не спеша вернулась на свое место.

Действия колдуна так же явно заинтересовали Людвига. И Алекс его понимал – это магия более высокого порядка. На такое носитель, без своих атратов был не способен.

В самом конце выступил еще один колдун из Шаагны. Этот оказался крупным специалистом в области молний. Он вызывал их ниоткуда, метал словно копья, в общем, действовал как настоящий громовержец. Под занавес он вызвал огромную молнию, которая буквально расколола небо, и, оглушив всех присутствующих – даже Алекс не успел предпринять меры предосторожности – ударила в помост, и прожгла в нем приличную дыру.

Быстро придя в себя, контрабандист посмотрел в лоджию. Император поднялся, и, пошатываясь, пошел к выходу. Дюжие молодцы подняли носилки, и вынесли богиню.

– «Что скажешь о турнире?» – спросил носитель Алазу.

– «Тебе есть чему у них поучиться», – ответила змея.

– «Согласен. Только времени у нас маловато».

– «Как только разберемся с делами, займемся твоим обучением».

Люди, обсуждая увиденное, постепенно покидали трибуны и площадь. Те, у кого были дешевые билеты, покидали крепость вообще. Те же, кому посчастливилось иметь более дорогие билеты, потянулись во дворец, где должна была состояться вторая часть турнира. Благодаря Марианне, контрабандист относился ко второй группе. Они с баронессой покинули трибуны одними из последних – девушка все замедляла шаг.

– Вы знаете, – сказала она, остановившись совсем, – я, наверное, не пойду во дворец.

– Из-за Людвига?

– Да. Мне не понравилось, как он на меня смотрел, – тихо сказала Марианна, и обеспокоенно добавила. – Вам тоже не стоит туда идти!

– Все эти страхи, всего лишь из-за нескольких взглядов?

– Вы не понимаете! – заламывая руки, вскрикнула баронесса. – Он страшный человек! Мне стоило больших усилий освободиться от него. Перед тем как отпустить меня, он поставил одно условие…

– Какое?

– У меня не должно быть других мужчин, кроме собственного мужа. Но я нарушила это условие! У меня действительно никого не было, до встречи с вами. – Марианна заплакала. – Не понимаю, что на меня нашло. После расставания с императором, я старалась избегать близких отношений с посторонними мужчинами. Дурная репутация моего мужа, и то, что я являлась бывшей фавориткой Людвига, способствовали этому. – Она умоляюще посмотрела на Алекса. – Я вас прошу, уйдемте отсюда! Я верну вам ваши деньги, только покинем поскорей этот дворец!

Алекс поднес её ладони к своим губам, и поцеловал их:

– Мне необходимо попасть во дворец, – отпуская её руки, сказал он. – А вот вам действительно лучше уйти отсюда.

Марианна обреченно вздохнула:

– Людвиг очень коварен, и наверняка уже придумал, как отомстить мне. – Она шмыгнула носом. – Я пойду с вами.

И не дожидаясь своего кавалера, баронесса быстро пошла к входу во дворец. Контрабандист немного поколебался, и поспешил вслед за ней. Возле входа их уже ждали два гвардейца, и богато одетый господин.

– Его императорское величество Людвиг I, просит вас баронесса, уделить ему пять минут, – учтиво сказал господин.

Землянин остановился рядом с баронессой.

– А вас, молодой человек, я попрошу пройти к месту турнира, – все так же учтиво, добавил посланец. – Через парадный зал налево, вы выйдете во внутренний дворик, там и будет проходить вторая часть турнира.

Алекс сделал шаг к Марианне. Гвардейцы положили руки на рукояти мечей.

– Не надо, – остановила своего кавалера девушка, – я сама. Все уладится.

– Вы очень разумны, сеньора, – с холодной улыбкой сказал господин. – А вам, молодой человек, я очень настоятельно советую, не осложнять жизнь, ни себе, ни баронессе.

Не говоря больше ни слова, он направился в один из боковых входов, Марианна покорно последовала за ним, замыкали процессию гвардейцы.

Алекс чертыхнулся. Он не хотел подводить Марианну, и не знал, как ей помочь.

– «Ты поможешь ей, когда найдешь Теноса», – услышав его мысли, подсказала Алаза.

Да, похоже, что других способов помочь баронессе не имелось. И контрабандист решительно вошел во дворец.

* * *

В шикарном парадном зале, словно призраки сновали слуги, возле многочисленных входов стояли гвардейцы в парадных мундирах, и, казалось, в самом воздухе витал устойчивый запах праздника. Алекс остановился. Странно, но сейчас никто не спрашивал билет на второй этап турнира. Неужели Людвиг такой доверчивый? Вряд ли… Скорей всего, лишь самоубийца мог решиться провести императора, и все это знали, потому и не устанавливали дополнительные заслоны.

– Прошу сюда сеньор, – увидев его растерянность, услужливо подсказал слуга.

За дверью начинался длинный, плохо освещенный коридор, который вел в ярко освещенную комнату, заполненную гостями, пришедшими ранее. И до того не молчавшее чувство опасности, проснулось с новой силой, едва контрабандист вошел в этот проход. Стены коридора были задрапированы каким-то темным материалом, потолок терялся в темноте, и странное гулкое эхо от шагов додавало тревоги.

– «Здесь что-то не так!» – встревожилась и Алаза.

– «И энергия как-то странно экранирует», – поделился своими сомнениями Фатар.

Носитель и сам уже обратил внимание, на странно ведущую себя энергию. Он так же обратил внимание на пол, и понял, откуда такое странное эхо. Пол был металлический. И не просто металлический, он был сделан из того же метала, через который не так давно, носитель с атратами не смоги пробиться. И вот теперь он встретил этот метал в коридоре.

– Очень похоже на западню, – озабоченно оглядываясь, пробормотал Аруш.

Расположенная впереди дверь внезапно захлопнулась. Следом раздался еще один щелчок. Алекс оглянулся, уже понимая, что он сейчас увидит. Дверь, через которую они только что вошли, так же оказалась закрыта.

– Твою мать! Аруш, ты опять накаркал!

Не успел каррлак огрызнуться, как их внимание привлек странный металлический лязг, доносившийся со стороны стены. Выхватив меч, Алекс прорубил дыру в ткани. То, что он увидел, подтвердило самые худшие догадки. Перед ним поднималась стена, все из того же красноватого метала, сделанная по принципу защитных ролетов, и вскоре она сомкнулась с таким же металлическим потолком. Ловушка захлопнулась! Причем ловушка идеальная – ни один лучик энергии не проникал сквозь этот метал, окружающий коридор со всех сторон. Надо же так глупо попасться! Ведь чувствовал, что что-то не так!

– Идиот! – прорычал Алекс, и с силой пнул стену.

Стена эластично прогнулась, но могла выдержать и не такой удар. Ай да Людвиг, ай да сволочь!

– Может, попробуем выбить дверь? – предложил Аруш.

– Мне кажется, что не стоит и пытаться, – раздраженно бросил контрабандист, – наверняка она сделана из толстой крепкой плиты.

– А я все-таки попробую.

И через несколько секунд бронированный танк величиной с медведя несся к двери. Хрясь!!! И Аруша с грохотом отбросило назад.

– И правда крепкая, – пожаловался он, с трудом подымаясь на ноги, и потряхивая головой.

– «Тогда может, попробуем прожечь дыру? – предложил Фатар. – Запас энергии у нас пока есть».

– Давай! – ухватился за идею носитель.

Так как стена должна быть тоньше двери, решили начать с неё. Синий луч, с трудом, но все-таки прожег небольшую дыру. В неё проник тоненький лучик энергии, и Венера с жадностью за него ухватилась. Кто-то с той стороны закрыл дыру щитом из непроницаемого металла. Фатар увеличил мощность, пытаясь расширить отверстие, но Алаза его остановила:

– «Достаточно! Хватит тратить энергию. Этот Людвиг предусмотрел все».

– И что ты предлагаешь, смириться, и сдаться на милость победителя? – раздраженно спросил Алекс.

– «Не знаю, – так же раздраженно ответила змея. Её видимо саму злило то, что их так легко заманили в ловушку. – Все наши попытки сейчас ни к чему не приведут, мы только растратим силы. Нужно нанести удар тогда, когда Людвиг не будет этого ожидать».

– И что же делать сейчас?

– «Вероятно, ждать», – уже спокойно ответила носителю Алаза.

Вновь раздался лязг и срежет – стены начали сдвигаться, сужая свободное пространство.

– Как я вижу, ждать нам осталось недолго, – мрачно сказал контрабандист, и что есть силы стал пинать стену.

– По голове себя постучи! – раздался за стеной чей-то радостный голос.

– Слушай, умник, я сейчас вырвусь, и настучу по твоей голове! – крикнул в ответ Алекс.

– С того света не вырываются! – продолжал радоваться голос за стеной.

– Ты в этом уверен? – с угрозой спросил землянин.

Невидимый собеседник, наверное, не был уверен, так как не ответил. Контрабандист еще раз пнул стену, и уперся в неё плечом. Но это было то же самое, что останавливать паровоз – ноги скользили по гладким металлическим плитам, словно по льду. Места оставалось все меньше. И когда расстояние между стенами составило не больше метра, они остановились.

– Вот влипли, так влипли… – бормотал Аруш, с трудом разворачиваясь в тесном коридорчике.

Он все еще носил толстый панцирь, и был довольно неуклюж, его бока почти терлись о стены.

Ощупывая стены, Алекс прошелся по узкому коридору, когда одна плита под ним внезапно провалилась, и он полетел вниз.

* * *

Он летел по металлической трубе, словно на аттракционе, повторяя все её изгибы и повороты, и больно стучась копчиком на стыках – трубы были не особенно тщательно подогнаны, видимо её создатели не беспокоились о комфорте, с которым «гости» на ней прокатятся.

Казалось, что этому падению не будет конца, когда труба закончилась, и контрабандист с высоты двух метров упал на тюк с соломой. Он почесал ушибленный зад, и осмотрелся. После сумрака коридора, и мрака трубы, его глаза еще не привыкли к яркому освещению помещения, в которое он попал.

Над головой раздался грохот, и не успел Алекс понять, что это такое, как бронированный Аруш свалился ему на голову, вмяв в солому, словно кусок глины.

– Спасибо друг, – простонал контрабандист, спихивая с себя каррлака. – Ты не мог подождать, пока я не освобожу тебе место?

– Я боялся оставить тебя одного, и бросился на помощь, – оправдывался оборотень.

– Скажи лучше, что побоялся остаться один, – все еще ворчал Алекс.

– Ты в порядке?

– Пока ты не выбрал меня местом для приземления, было гораздо лучше.

Контрабандист потирал ушибленные места, а их теперь стало гораздо больше, и если бы Венера ранее не укрепила его кости, переломов было бы не избежать.

– Твой друг всегда такой нытик? – пророкотал сбоку чей-то голос.

Контрабандист и каррлак дружно повернули головы на голос.

В углу сидел… ДРАКОН!!!

XXIII

Трехметровый – в сидячем положении – бронзовый дракон, с грустными глазами и сложенными на спине крыльями, спокойно восседал в нескольких метрах от наших друзей.

Первой непроизвольной реакцией контрабандиста было, как можно быстрей, и как можно дальше убраться от этого чудовища, что он и сделал. Но он уперся спиной в Аруша. Правда, препятствие в виде Аруша быстро пропало – каррлак так же быстро ретировался от дракона.

– Квирт, кажется, ты их напугал, – раздался насмешливый женский голос, и как раз с той стороны, куда шустро отодвигались контрабандист и оборотень.

Друзья повернули головы теперь на этот голос. В углу стояла высокая, стройная, темноволосая женщина.

– Должен признаться, ваш друг действительно нас немного напугал, – нерешительно улыбнувшись, сказал Алекс. – Мы никак не ожидали увидеть здесь дракона.

Он поднялся на ноги и отряхнулся от соломы.

– Не стоит его бояться, Квирт безобиден, – обворожительно улыбнулась в ответ брюнетка.

Увидев её улыбку, контрабандист бросился назад, к дракону. Клыки у этой дамочки выросли явно побольше, чем положено обычному человеку. Вампирша! Надо же так влипнуть, попасть в логово к дракону и вампиру!

– Похоже, ты произвела на него не меньшее впечатление, чем я, – довольно произнес дракон.

Алекс остановился посредине, затравленно озираясь на страшных обитателей этой комнаты. Аруш предпочел держаться поближе к вампирше. Оно и не удивительно, его толстый панцирь не прокусить тонким клыкам, да и у самого оборотня имелось, чем похвастаться, что он не забыл сделать – продемонстрировал красотке весть свой набор зубов, резонно решив, что драконом пускай занимается тот, у кого меч. Тут и сам носитель вспомнил, что у него имеется оружие, и обнажил его.

– Кажется, наши новые друзья немного оправились от страха, – все так же улыбаясь, сказала вампирша. – Не знаю, успокою я вас или нет, но нас вы можете не опасаться. – Она вытянула вперед руки, затем приподняла краешек платья, на руках и ногах у неё были кандалы. – Вам нужно бояться того, кто заманил вас сюда, так же, как когда-то и нас.

Опустив меч, Алекс внимательно посмотрел на дракона, тот так же оказался закован в кандалы и цепи из красного метала, только на нем еще имелся и массивный ошейник. Впрочем, ошейник обнаружился и на женщине, только он был гораздо тоньше, и контрабандист его принял сначала за украшение.

– И насколько длинна эта цепь? – поинтересовался каррлак.

Дракон поднялся, и вышел на средину комнаты, точнее, камеры, дальше цепь его не пускала.

– Не бойся, до тебя не дотянусь, – насмешливо сказал он.

Поняв, что дракон не опасен, Аруш умостил свой зад на солому и начал умничать:

– Я бы тебе не советовал до меня дотягиваться, – оскалился он в ответной усмешке.

– Ну, раз вы здесь уже немного освоились, то нам пора познакомиться, – приятным грудным голосом проворковала вампирша. – Меня зовут Алеандра, герцогиня Востарийская, из мира Картазан. Я здесь уже два года, со дня первого турнира магов, куда имела неосторожность сунуться.

– Ну, а я, как вы уже слышали, Квирт. – Дракон снова сел в свой угол. – Я из рода Агниров, в мире Астай. Прохлаждаюсь в этой камере год, после второго турнира магов. – Он широко улыбнулся, демонстрируя свои огромные (куда там Арушу) клыки. – А вы, вероятно, попали сюда после третьего турнира?

Каррлак с оборотнем дружно и подтверждающее вздохнули.

– Приятно осознавать себя не единственным придурком, попавшим в такую нехитрую ловушку, – не мог нарадоваться дракон.

– Прекрати Квирт, – усовестила его Алеандра. – Вы попали сюда, из изолированного от энергетических потоков коридора?

– Да, – подтвердил землянин.

– Третий раз уже срабатывает его ловушка, – удивилась герцогиня. – Неужели там, наверху, никто не проговорился о том, что поймали чудовищ?

– Видимо те, кто мог проговориться, уже умер, остались одни молчуны, – сказал дракон.

– Скорей всего так и есть. Я имел дело с осведомленными людьми, – Алекс улыбнулся, вспоминая Марианну, затем, вспомнив, что ей сейчас может быть хуже, чем ему, нахмурился.

– Так что там с осведомленными людьми? – напомнил ему Квирт.

Алекс вернулся назад, в камеру:

– Никаких сведений об узниках из других миров мне не сообщали. Так что, там, наверху, никто, или почти никто, не знает о том, что происходит здесь, внизу.

– Людвиг слишком осторожен, чтобы оставлять ненужных свидетелей, – сказала Алеандра. – Кстати, вы не представились. Кто вы, откуда, и как попались на удочку Людвига?

– Извините. Зовите меня Алекс, или Александр, мы почти тезки с вами Алеандра. Но у меня есть еще и другое имя – Гартош, князь Авериаса из мира Иктив, но я ним последние два десятка лет не пользуюсь.

– Не забудь, ты еще и граф Дривел, – любезно напомнил Аруш.

Алекс неприязно посмотрел на каррлака, но спорить не стал:

– Да, с недавних пор я еще и граф Дривел, в мире Фазилан. Моего друга зовут Аруш, он вождь одного из племен каррлаков, в мире Куруру. Ну а причина, по которой мы здесь, очень проста. Путешествуя по мирам, и попав в этот мир, мы услышали о статуи Эльфимеры, и решили взглянуть на неё поближе. Но Людвиг каким-то образом распознал в нас магов, заманил в ловушку, и любезно попросил составить вам компанию.

– Ты видел её? – взволновано спросила Алеандра, едва землянин перестал говорить.

– Кого её?

– Эльфимеру, кого же еще! – раздраженно уточнил дракон, которого так же взволновал рассказ новенького.

– Ну да, – Алекс не понимал их возбуждения, – Людвиг выставил статую в качестве главного приза.

– Идиот! – воскликнул Квирт.

– По-моему он не понимает, с чем имеет дело, – сказала вампиресса. – Желание заманить на турнир побольше магов сыграло с ним злую шутку. Я начинаю сомневаться в его исключительном уме.

– Простите, но я тоже не понимаю, что в этой статуе исключительного, – признался контрабандист, – кроме того, что она вырезана из цельного куска рубина величиной с человека.

Алеандра и Квирт переглянулись.

– Вырезана? Эта статуя не вырезана, а создана! И создать её могли только боги. Ты разве не пытался её прозондировать? – возбужденно спросил дракон.

– Пытался, – вспоминая попытки Алазы, ответил носитель. – Но уж больно серьёзные силы её охраняют.

– Вот-вот, – подхватил Квирт, нервно прохаживаясь по камере, насколько позволяла его цепь. – Статуя представляет собой нечто непостижимое. На её создание необходимы такие силы, что никакие маги на это не способны, только боги. Ты слышишь, боги! А Людвиг решил нею поиграть, – Квирт хмыкнул. – Глупец.

– Что, на создание этой статуи нужно больше сил, чем на создание атратов? – осторожно поинтересовался Алекс.

Дракон удивленно на него взглянул:

– Конечно!

– Разница между этой статуей и атратами примерно такая, как между атратами и дитратами, – пояснила Алеандра.

– А может и больше, – добавил Квирт.

Их разговор прервал лязг метала, доносившийся откуда-то сверху. Землянин вместе со всеми поднял голову. Светильники были прикреплены на высоте, пяти, шести метров, и все что расположилось выше них, терялось в сумраке. Тем не менее, на высоте восьми метров можно было рассмотреть балкон, опоясывающий камеру по периметру. Через открывшуюся там дверь, на балкон вышли два десятка гвардейцев, вооруженных ружьями с примкнутыми штыками. Следом за ними вышел и сам император.

– Я вижу, вы уже познакомились, – добродушно заметил он. – Значит, мне нет нужды представлять вас друг другу.

– Я бы хотел познакомиться поближе с тобой, – угрожающе сказал Алекс, положив руку на рукоять меча.

– Не торопись! – рассмеялся Людвиг. – Я сам решу, где и когда мы познакомимся поближе. А сейчас, – посерьезнев, добавил он, – либо ты и твой дружок добровольно дадите, чтобы на вас надели такие же украшения, как и у остальных моих гостей, либо мои гвардейцы застрелят вас сейчас же. Выбор за вами.

Землянин вопросительно посмотрел на дракона и вампиршу.

– Мы в этом вопросе вам не помощники, – показав кандалы, сказала герцогиня. – Решайте сами.

– «Что мы можем сделать? – спросил носитель у атратов. – На что у нас есть силы?»

– «Твоей энергии и запасов Венеры хватит на то, чтобы защитится от первого залпа, а затем убить двух, трех человек, – ответил Фатар, и виновато добавил. – Слишком много сил ушло на резку метала».

– «А что скажешь ты, Аруш?»

– «Я последую с тобой в любом случае», – мысленно ответил каррлак.

– «Лучше сдаться, – поколебавшись, посоветовала Алаза. – Пока вы живы, всегда есть надежда на счастливый исход».

– Ну что ж, – пробормотал Алекс, – выбор у нас и на самом деле невелик…

Он отстегнул меч, кинжал, и бросил их на пол.

Людвиг улыбнулся:

– Я знал, что вы примете правильное решение.

Отворилась еще одна дверь, и в камеру вошли четыре человека с кандалами, и приспособлениями, чтобы ставить заклепки.

Контрабандист прикинул, если схватить одного из них и прикрыться ним, успеет ли он бросить кинжалы, или применить перстень. Но посмотрев вверх еще раз, и увидев два десятка нацеленных на него ружей, решил не рисковать. Людвиг видимо понял ход его мыслей, и ободряюще улыбнулся. Но землянин решил лишить его удовольствия лицезреть их с Арушем смерть.

– Обыщите его! – крикнул капитан гвардейцев.

Его голос показался контрабандисту знаком. Так это тот же тип, с которым они обменялись любезностями в коридоре-ловушке! Нужно его запомнить.

А пока что, у гостя нашли и отобрали ножи и кошелек, надели на него кандалы и ошейник, и прикрепили к кольцу в стене. А вот с Арушем тюремщикам пришлось повозиться. Алекс с удовольствием отметил, что шею и лапы оборотень сделал намеренно толще, и еще раз поблагодарил богов за то, что каррлаку не нужна магия, чтобы изменять свое тело. Наконец заковали и оборотня, причем переместили на сторону Квирта. Впрочем, Аруша это мало беспокоило, дракона он больше не боялся.

– Ну, вот, совсем другое дело, – воскликнул Людвиг. – Хотя немного досадно, я надеялся, что вы проявите твердость духа и сделаете попытку вырваться. Но нет, все как обычно, жить вам хочется, надеетесь на что-то… Ну да ладно, у вас здесь подобралась очень интересная компания, я вам даже немного завидую. Так что общайтесь, не скучайте, а мне тоже нужно кое с кем пообщаться. – Он подмигнул землянину, и направился к выходу.

– Слушай сюда, Людвиг! – окликнул его Алекс. – Если ты причинишь ей хоть малейшее страдание, я тебя убью!

Император сделал испуганное лицо:

– Как ты можешь быть таким кровожадным?

– Впрочем, я убью тебя в любом случае…

– Вот засранец! – восхитился монарх. – С него скоро живьем шкуру будут снимать, а он геройствует!

– Про шкуру мы не договаривались… – пробормотал контрабандист.

Людвиг еще раз подмигнул землянину, и покинул балкон.

– А с тобой весельчак, у нас будет особый разговор! – крикнул Алекс капитану гвардейцев.

Но тот лишь бросил на пленника пренебрежительный взгляд, и вышел вслед за императором. Хлопнули обе двери, и пленники вновь остались одни.

* * *

– Добро пожаловать в нашу кампанию, – невесело сказал Квирт.

Контрабандист с унылым видом уселся на солому. Ему уже казалось, что он совершил чудовищную ошибку. Нужно было все-таки попытаться убить Людвига, второй такой попытки у него, скорей всего не будет.

Видя его состояние, Алеандра попыталась успокоить нового сокамерника:

– Не отчаивайся. Я здесь уже два года, и меня не покидает надежда на счастливый исход.

– У меня нет столько времени, – хмуро бросил Алекс. – У моей семьи большие неприятности, и ей нужна моя помощь.

– Какого же черта тебя принесло сюда? – участливо спросил дракон.

– На рубиновую богиню очень хотелось посмотреть.

– Так я тебе и поверил, что посмотреть, – Квирт заговорщицки подмигнул. – Небось, украсть хотел?

– Прекрати, не суди всех по себе, – урезонила его Алеандра. – Алекс, расскажи, ты и правда видел Эльфимеру?

– Да, – коротко ответил контрабандист. – А вы разве её не видели?

– Только когда обследовали дворец с помощью магии, – призналась герцогиня. – А видеть её воочию нам не доводилось.

– Людвиг тогда еще не пустил в ход эту руду, – указывая на темно-красные каменные блоки, из которых были сложены стены камеры, сказал дракон. – Она не пропускает магию. И металл, который выплавляют из этой руды, имеет ту же особенность. Когда Людвиг понял это, он создал подземные камеры, для особенно ценных магических предметов, и узников, то есть нас.

– А что, разве у императора имеется еще что-то, кроме Эльфимеры, – как бы вскользь поинтересовался контрабандист.

– Похоже, что он обладает еще и атратом, – ответила Алеандра. – Скорей всего атрат спрятан где-то рядом, в соседней камере.

– «Алаза, ты слышишь, возможно, ваш Тенос находиться где-нибудь за стеной».

Но атрат молчал.

– «Алаза, ты что, оглохла? Фатар, Венера, вы меня слышите?»

Тишина.

– «Аруш, ты хоть ответь!»

Но каррлак внимательно смотрел на герцогиню, и не обращал на друга ни малейшего внимания. У Алекса засосало под ложечкой. Похоже, что атраты ему больше не помощники, по крайней мере, до тех пор, пока он носит кандалы и ошейник.

– Скажи, Алеандра, а эти кандалы и ошейник, тоже как-то борются против магии? – на всякий случай решил уточнить он.

Герцогиня внимательно на него посмотрела, и подтвердила наихудшие опасения:

– Да. Если эти стены не дают проникнуть магии извне, то кандалы не дают энергии течь внутри нас. Поэтому, даже если мы выйдем из камеры, мы не сможем пользоваться магией, во всяком случае, пока на нас эти украшения.

Аруш тоже понял, что про атраты можно забыть:

– Ох, и в веселую мы попали историю!

– Ага, – подтвердил дракон, – здесь бывает так весело, что я начинаю грызть эти стены.

– Хватит ныть, – оборвала их Алеандра, – лучше расскажите нам о себе. Сами понимаете, посетителей у нас не густо, с новостями еще хуже, так что я даже где-то рада, что вы к нам попали. Вы уж простите мой эгоизм.

– Да ничего, – устало махнул рукой Алекс, – только мой рассказ будет коротким.

И он сжато поведал своим новым знакомым о жизни в измерении Земля. Правда, он внес некоторые коррективы в свою историю, утаив информацию о атратах, резонно решив, что у этих стен слишком большие уши. Поэтому, все, что дали ему атраты, он выдал за свои достижения. В свою очередь Аруш, рассказывая свою историю, также умолчал про атраты, и связанные с ними приключения.

За разговорами время бежало быстро, и вскоре Алекс услышал непонятные звуки, доносившиеся со стороны Квирта. Дракон виновато улыбнулся:

– Мой желудок напоминает мне, что пора перекусить.

И он хлопнул по животу. Судя по эху, разнесшемуся по камере, там действительно было пусто.

– Да пожрать бы не мешало, – тут же подхватил вечно голодный каррлак. – Как здесь кормят?

– Неплохо кормят, – успокоила оборотня вампирша.

Кормили здесь действительно, очень даже прилично. Квирту принесли целого барана, слегка поджаренного на вертеле. Арушу досталась баранья нога. Алеандра получила порезанную на крупные куски слегка прожаренную печень, в каком-то специфическом соусе, а так же стакан темно-красной жидкости. Что за жидкость в стакане землянин решил не уточнять. Ему же, принесли суп с шампиньонами, шашлык, сыр, овощной салат, хлеб, стакан сока и два яблока.

Смотреть, как разрывает тушу несчастного барана Квирт, и как запивает печень Алеандра, было не очень аппетитно, хотя к манере еды Аруша, землянин уже привык. Он отвернулся к стене, и, стараясь не смотреть на сокамерников, сперва без аппетита, а затем с удовольствием, все съел – приготовили все просто отменно, Людвиг не экономил на ценных пленниках.

Арушу надоело грызть принесенную ему баранью ногу, он сумел дотянуться до недоеденной лопатки от Квиртова барана, и самым наглым образом стянул её. Возмущениям дракона не было предела:

– Ты что гад творишь?! Да я тебя самого, вместо этой лопатки слопаю!

– Остынь дракоша, – дружелюбно отвечал каррлак. – Тебе много есть вредно, а то ты скоро не сможешь оторвать от пола свой толстый зад, а не то, что взлететь.

Алеандра с умилением смотрела на спорящих:

– Как Квирту не хватало такого общения, со мной ведь особо не поспоришь.

– Да, – согласился контрабандист, – похоже, они нашли друг друга.

Эмоциональный спор дракона и оборотня прервал визит тюремщиков. После сытного обеда всех сводили в помещение, где можно было помыться и справить нужду, ведь в камере таких удобств не имелось.

Квирта выводили десять человек, натягивающих цепи так, что он и шагу не мог ступить в сторону. Кроме того, еще несколько человек дежурили с ружьями. Для остальных узников выделили по четыре человека сопровождающих. И если для Аруша, в его нынешнем облике, это казалось вполне логичным, то для хрупкой Алеандры, четверо здоровенных конвоиров смотрелись несколько комично. Но, судя по настороженности охраны, причины для таких предосторожностей имелись.

Прием пищи навеял на всех сонное состояние. Обиженный на каррлака Квирт, отвернулся от всех к стене, и недвусмысленно захрапел. Аруш от него отстал ненадолго, вскоре громкое сопение оборотня, говорило о его крепком сне. Алеандра моча улеглась на спину, сложила на груди руки, и сложно было понять, спит она, или созерцает саму себя.

Алекс ворочался дольше всех. Цепи позвякивали, и отгоняли готовую вот-вот навалиться дремоту. Ну что ж, придется привыкать.

* * *

Разбудил всех, все тот же Квирт. Проснувшись, он забрезжал тяжелой цепью, и сокамерникам не осталось ничего другого, как просыпаться вместе с ним. В коротком тревожном сне, сознание Алекса блуждало в других, более благополучных местах, но сейчас он вернулся в камеру, и удивленно уставился на разминающегося дракона. А посмотреть было на что. Размяв лапы, дракон вышел на средину камеры, насколько позволяли цепи, и, встав в полный рост, расправил крылья – чуть не потушив при этом светильники, и заставив испугано метаться тени.

Контрабандист восторженно наблюдал за драконом. В дрожащем свете светильников, мелкие чешуйки, в зависимости от того, как на них падал свет, переливались всеми цветами радуги. Даже, несмотря на год проведенный в неволе, в нем чувствовалась небывалая мощь. Дракон с шумом втянул в себя воздух, сложил крылья, и сел в угол.

– Здорово! – неподдельно восхитился землянин. – Какой у тебя размах крыльев?

– Где-то тринадцать человеческих шагов.

– Вот это да!

– Это еще что, – гордо сказал дракон, – вот у моего отца, размах крыльев больше, чем сорок шагов.

– Не может быть! – продолжал восторгаться Алекс. – Это как же такая махина может летать? Целый самолет!

Он попытался представить себе дракона такой величины – впечатляло.

Квирту льстило внимание нового сокамерника, и он продолжил тему:

– А бывают старые драконы, с размахом крыльев в шестьдесят шагов.

Алекс с удивлением смотрел на дракона, ловля каждое его слово.

– Сколько же тебе лет? – спросил он.

– Девяносто. Среди драконов моего рода, я еще очень молод.

– И сколько живут драконы в вашем роду?

– Я не видел дракона, старше пяти тысяч лет, – задумчиво ответил Квирт, – но говорят, что есть и постарше. Моим родителям, например, всего по тысяче лет.

Всего! Это же целая прорва лет! Только подумать: девяносто лет – юноша, тысяча лет – зрелый возраст, пять тысяч – старики. Это тяжело укладывалось в голове. Чтобы не выглядеть абсолютным профаном в драконьей тематике, Алекс попытался вспомнить хоть что-нибудь, что когда-нибудь о них слышал.

– Говорят, что вы произошли от динозавров, – с умным видом произнес он.

Квирт презрительно и возмущенно хмыкнул:

– Если кто и произошел от динозавров, то только не наш род! У динозавров только зарождался разум, когда мы уже свободно разгуливали по измерениям. Хотя должен признать, динозавры приходятся нам какой-то далекой родней. Видимо у нас имелись общие предки.

– Значит, я получил неправильную информацию. Честно говоря, ты первый дракон, которого я встретил.

– Драконов ты встречал и раньше, – вставил Аруш, – только не помнишь об этом.

– Ты не первый, кто заблуждается за наш счет, – сказал Квирт. – Очень многие называют драконами всех тех, кто хоть немного на нас похож – разумных и полуразумных динозавров, ящериц, змей, и многих других. Летающих и бегающих, на двух и четырех лапах, огнедышащих и нет, в общем, всех, кто внешне напоминает дракона.

– А ты умеешь дышать огнем? – с искренним интересом спросил контрабандист.

– Нет! Я для этого слишком молод! – поспешно ответил дракон.

Даже слишком поспешно. Его быстрый ответ, как и бегающий взгляд, заставили усомниться в правдивости его слов. Носителю показалось, что он, скрывающий правду об атратах, не одинок в этой камере. Квирт, скорей всего, скрывает свое уменье дышать огнем, Аруш, способность изменяться без помощи магии, у Алекса есть атраты, что до Алеандры, то наверняка и она не совсем безоружна. Землянин решил её немного прощупать, тем более что она тоже вступила в разговор, возможно для того, чтобы замять тему огнедышания.

– Те же самые ошибки, что существуют насчет драконов, имеют место и насчет людей, – сказала она.

Контрабандист с готовностью подхватил тему:

– Какие именно?

– Многие обитатели различных миров, в том числе и некоторые драконы, – Алеандра бросила укоряющий взгляд в сторону Квирта, – валят в одну кучу обычных людей, таких как ты, – она кивнула Алексу, – вампиров, таких как я, эльфов, орков, толбов, гномов, сирен, гуминов, – Квирт закатил глаза, – в общем, всех, кто имеет две руки, и две ноги. И называют нас обобщенно – людьми.

– Но ведь вы действительно похожи! – воскликнул дракон, видимо подобный спор у них происходил не первый раз. – К тому же, вы можете спариваться, и получать потомство.

– Видимо у нас действительно, так же, как и у вас с динозаврами, были общие предки, – согласилась Алеандра. – Но уже многие миллионы лет, мы живем как самостоятельные виды. Я одних только разновидностей вампиров знаю несколько десятков, не говоря уже об остальных. Кстати, вы при случае, так же можете спариваться и получать общее потомство с динозаврами.

– Я знаю, – неуверенно вставил Алекс, – что владеющие определенными видами магии, могут результативно спариваться с любым животным.

Дракон и вампирша уставились на землянина, и не сговариваясь, рассмеялись. Алекс недоуменно посмотрел на собеседников, и наконец, обиделся:

– Я сам это видел!

– Что? – давясь от смеха, уточнил Квирт. – Спаривание?

Даже Аруш улыбнулся.

– Результат, – вконец обиделся землянин, но потом не выдержал, и рассмеялся сам, уж больно комичным выглядел разговор.

– Извини, – немного успокоившись, сказала герцогиня, – просто мы этот пример приводили неоднократно, причем каждый в свою пользу. Я думаю, если бы ты его не привел, то кто-нибудь из нас обязательно его использовал.

Алекс понял, что эти двое, за тот год, что провели вместе, обсудили уже все темы, и понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда.

– Алеандра, а это, правда, что человеческий род насчитывает уже миллионы лет? – спросил он, едва прекратился смех.

– Правда.

– Там где я жил последние двадцать лет, человеческому роду приписывают несколько десятков тысяч лет. Максимум сотню другую.

– В том мире, где ты жил, может так и есть. Вполне возможно, что человек, появился там каких-нибудь пятьдесят – сто тысяч лет назад. Но насколько я знаю, то мы, вампиры, существуем уже несколько миллионов лет. А произошли мы, судя по всему, от обычных людей. Так что человечество существует десятки, а может и сотни миллионов лет.

Контрабандист жаждал утолить информационный голод, поэтому вопросы сыпались, как из мешка:

– Откуда ты знаешь, что вампиры произошли от обычного человека?

– Дело в том, что в природе, дикая кровь всегда побеждает. Так и в смешанных браках, я имею в виду – человека и вампира, человека и гнома, человека и эльфа, человеческая кровь практически всегда побеждает. Конечно, кой-какие признаки второго родителя присутствуют, и часто дают знать о себе впоследствии, но ребенок почти всегда больше похож на обычного человека. Поэтому многие виды стараются не смешиваться с человеком, стремясь сохранить свой народ. К тому же, человек наиболее распространен в большинстве известных мне миров.

– А почему эльфы, гномы, вампиры и другие, больше и лучше владеют магией, чем обычные люди?

Алеандра удивилась:

– Кто тебе такое сказал?

– Ну, я не знаю, – смутился Алекс. – У нас существует множество легенд, об большой магической силе эльфов, способности вампиров превращаться в туман, летучих мышей, и многое другой.

Герцогиня рассмеялась:

– У нас тоже много таких легенд. Только в них говориться про человеческих магов.

– Так значит, это всего лишь мифы, вымысел, и никакой правды здесь нет? – немного разочаровано спросил контрабандист.

– Отчасти да, но доля правды в этих мифах есть. Дело в том, что люди часто почему-то боятся магии, и всего что с ней связано. Они окутывают её мифами, легендами, и ставят под запрет. В то же самое время, другие виды, более терпимо относятся к магии, и даже всячески поощряют занятие нею, что приводит к более широкому её развитию. Хотя я знаю несколько миров, населенных эльфами и вампирами, где магия загнана в подполье, и там очень боятся пришельцев из других миров, владеющих магией. При возможности он стараются изловить таковых, и уничтожить.

– Это касается не только людей, но и драконов, – вставил Квирт. – У нас тоже есть миры без магии.

– Вот видишь, – довольно сказала Алеандра, – никакого преимущества по магии нет ни у одного вида. Просто есть еще одно обстоятельство, заставляющее думать о несуществующих преимуществах. Если в мир, заселенный плохо владеющими магией людьми, попадает, например, вампир, то он, как правило, хорошо владеет магией, потому как без неёпутешествовать по мирам невозможно. И у людей слаживается такое впечатление, что все вампиры хорошо владею магией. Это дает еще один повод наделить всех существ, попадающих в ваш мир, огромными магическими способностями. Одним словом, такие легенды от невежества.

– Понятно, – протянул землянин. – У нас есть такие поговорки: сказка ложь, да в ней намек, и, у страха глаза велики.

– Именно так и есть.

Контрабандист сидел некоторое время задумавшись. Выходит, от обычных людей, большинство тех существ, которыми люди пугали друг друга, не очень-то отличаются. И они, оказывается, не такие уж и страшные.

– А магические способности передаются по наследству? – спросил он, вскинув голову.

– Конечно! – в одни голос воскликнули дракон и вампирша.

– Говори ты Квирт, – улыбнувшись, уступила герцогиня, – я же вижу, как тебе хочется высказаться.

– Спасибо. Я действительно хотел сказать, что магические способности у всех разные, и они могут передаваться по наследству. Наши предки знали об этом уже много миллионов лет тому назад. Согласно легендам, и сохранившимся до наших дней записям, мы знаем, что наши предки даже выводили новый вид драконов, с большими магическими способностями. Иметь потомство разрешалось только тем драконам, кто хорошо владел магией. И теперь в нашем роду, даже младенцы рождаются магами, – с гордостью закончил дракон.

– Я тоже слышала такие истории, правда, уже в других мирах, – сказала Алеандра. – Бывали случаи, когда те, кто плохо владел магией, или не владел нею вообще, бунтовались и истребляли магов, а на магию накладывали запрет. Так, по-видимому, и появлялись закрытые для магии миры.

– Алеандра, а как в твоем мире относятся к магии?

– С уважением. Насильно её не насаждают, но поощряют занятие нею. У нас тем, кто не является потомственным магом, приходится очень много трудиться, чтобы стать ним. А это хлопотное и затратное дело, так что многие не утруждают себя этим.

– А ты потомственный маг?

– Да, я потомственная колдунья, – со сдержанной гордостью ответила герцогиня.

Контрабандист уже перестал коситься на её немного жутковатые улыбки, но кой-какой осадок все же остался. И раз уж он начал дознание, то нужно было выяснять все до конца. Последовал новый вопрос:

– Говорят, что если вампир укусит обычного человека, то он так же превратится в вампира. Это правда, или тоже домыслы?

– Конечно домыслы! Я так часто сталкивалась с подобной ерундой, что перестала удивляться, что люди в это верят. Это возможно только в том случае, если человеку, с помощью магии придать определенные особенности. Но для этого не обязательно быть вампиром, и кусать кого-то. Такой обращенный, конечно, не станет настоящим вампиром, а только получит внешнее сходство. И любой мало-мальски грамотный маг, вернет измененному нормальный облик. Я думаю, что такие слухи распространяют сами вампиры, чтобы нагнать страху на население того мира, который они часто посещают.

– Ты сама такого никогда не проделывала? – поинтересовался Квирт.

– Было дело, – не смутилась Алеандра. – Во времена своей бурной молодости от меня можно было ожидать всего чего угодно. Когда мы получаем доступ к измерениям, то чувство свободы и вседозволенности пьянит, словно крепкое вино. Верно Квирт?

Дракон задергал хвостом и опустил голову, словно нашкодивший щенок, ему явно тоже было чего стыдится. Но Алекс не хотел переводить разговор на него, еще не исчерпались вопросы по человеческим расам вообще, и про вампиров в частности:

– Ты говорила про ошибки молодости, но ты и сейчас выглядишь совершенно молодой. Сколько же тебе лет, если не секрет?

– Вообще-то, дамам не принято задавать такие вопросы, – лукаво сказала вампирша, – но я дам тебе возможность угадать.

– Сорок? – принял игру контрабандист.

– Очень холодно, – кровожадно улыбнулась герцогиня.

Землянин осторожно продолжил:

– Сто?

– Теплее, но совсем чуть-чуть.

– Триста?

– Еще теплее.

– Неужели пятьсот лет? – не мог поверить Алекс.

– Еще добавь, – не сдавалась Алеандра.

– Тысяча! – рубанул человек.

– Но это ты уже хватил! – возмутилась вампирша. – Отбрось сотню лет, и получишь нужную цифру.

– Девятьсот лет… – ошеломленно прошептал Алекс. – А ведь ты неплохо сохранилась. Глядя на тебя, даже не назовешь такой век почтенным.

– Спасибо за неуклюжий комплимент. Но прожив столько лет, я могу выглядеть, как захочу, даже без помощи магии.

– Здорово выглядишь, – оценил землянин. – Сколько же всего живут вампиры?

– По-разному. Но где-то так, как и люди, от тридцати до нескольких тысяч лет. Полного предела даже я не знаю.

– Разве обычные люди тоже живут по несколько тысяч лет?

– Обычные, нет. Сильные маги, да.

– Если их кто-нибудь не прикончит раньше, – внес ясность Квирт.

– Это точно, – согласилась герцогиня. – За долгую жизнь маги наживают столько врагов, что преждевременная смерть среди них не редкость.

Контрабандист постарался увести разговор в сторону от преждевременной смерти:

– Я думал, что люди, вампиры, эльфы, и другие подобные существа, абсолютно разные, и общего у нас очень мало.

– А я все-таки думаю, что все вы очень похожи, – упрямо заявил Квирт.

– Вы оба правы, и в тоже время нет, – попыталась внести ясность Алеандра. – У нас, как я уже говорила, общие предки, поэтому достаточно много похожего. Но и отличий хватает. Например, взять обычных людей и вампиров. Внешних различий у нас немного, гораздо больше различий внутренних. За миллионы лет потребления, в основном жидкой пищи, у нас изменилось строение внутренних органов. Мы почти не едим грубой растительной пищи, и совсем немного можем съесть мяса.

– Интересно, а почему вы перешли с мяса на кровь? – поинтересовался землянин, вспоминая жуткие истории со своей родины.

– Потому, что это более гуманно, – ответила вампирша.

– Пить кровь, это гуманно? – уточнил Алекс.

– Конечно, – убежденно подтвердила Алеандра. – Мы не убиваем животных, как мясоеды, а всего лишь берем у них немного крови. Это, то же самое, что подоить корову.

– Представляю реакцию кзента, на просьбу отдать немного крови, – усмехнулся, молчавший до сих пор Аруш.

Герцогиня живо отреагировала:

– Я так понимаю, кзенты, это объекты вашей охоты?

– Правильно понимаешь.

– А вы не пробовали приручить, этих ваших кзентов?

– Ты шутишь, – хмыкнул оборотень. – Это самые свирепые создания в нашем мире. После нас, конечно.

– Вы просто не научились жить в гармонии с природой, – сказала Алеандра.

– А люди входят в разряд прирученных животных? – задал Алекс, давно назревавший вопрос.

– В каком смысле? – не поняла, либо сделала вид, что не поняла вампирша.

– В нашем мире ходят упорные слухи, что вампиры, в основном, питаются человеческой кровью.

– Еще одна чушь! Так же, как вы держите животных для молока и мяса, мы держим их, как доноров, и даже вывели для этого много разных пород.

– Еще я слышал, – не сдавался контрабандист, – что вместе с кровью, вампиры могут выпить жизнь.

– А, ты про этих, – как-то разом успокоилась герцогиня. – Не совсем справедливо называть таких созданий вампирами. Это ведь не раса, это скорей стиль жизни. Пополнять свой жизненный запас за счет других, могут представители абсолютно всех рас. Но таких называют, почему-то, энергетическими вампирами. У нас же таких называют пожирателями жизни. Вот так вот. Кстати, в вашем мире, каких случаев больше, вампиризма, или каннибализма?

– Каннибализма, и намного.

– Значит ты сам понимаешь, кого нужно бояться больше.

* * *

Снова раздался лязг метала, и разговор затих. Вновь пришло время прогулки в туалетную комнату, после чего разговор снова возобновился. Алекса еще много чего интересовало, и они много о чем говорили. И конечно, нельзя было пройти мимо гномов и эльфов – про них землянин слышал не меньше, чем про вампиров.

Об этих народах Алеандра знала, естественно меньше, чем про вампиров. И еще меньше о них знал Квирт. Но кой-какие познания про гномов у него имелись.

– Все что я знаю про гномов, – презрительно сказал дракон, – что это такие невысокие крепыши, живущие, чаще всего в шахтах, или пещерах. Ужасно собой гордятся, и очень жадные. Им жалко распрощаться, даже с малой крупицей того, что им принадлежит, хотя оно им совершенно не нужно.

Высказавшись, Квирт возмущенно засопел, и замолк.

– Признайся Квирт, ты что-то хотел у них стащить, и тебе это не удалось? – заговорщески спросил Алекс.

– Ничего подобного! – возмутился дракон. – Я просто хотел… сувенир… вынести.

Сокамерники рассмеялись. Квирт некоторое время сердито на них смотрел, но затем рассмеялся и сам.

– Наверняка этот сувенир был из драгоценного металла, и еще более драгоценных камней, – вытирая набежавшие слезы, сказала герцогиня.

Дракон тут же затеял ревизию своим внушительным когтям. Но контрабандисту захотелось ясности:

– Кви-и-ирт, что ты хотел стянуть у гномов?

– Большой такой линзообразный изумруд, в оправе из лунного металла, с двумя ручками по бокам, – нехотя отрываясь от своих когтей, ответил дракон.

– «Глаз Ортазира»! – шокировано воскликнула Алеандра. – А ты не размениваешься по мелочам.

– Что за глаз? – полюбопытствовал контрабандист.

Колдунья перевела взгляд на землянина. Дракон молча сопел, и из-подо лба поглядывал на сокамерников.

– Это очень сильный атрат, – пояснила герцогиня, – я несколько раз слышала о нем. С его помощью гномы ищут полезные ископаемые.

Атрат. Упоминание об атратах, напомнило носителю, что у него самого они имеются, и его очень беспокоило, что он не может с ними общаться. А еще, он успел за ними соскучиться, особенно за Алазой.

– … прекрасно находят сами, – услышал он оправдывающийся голос дракона. – У них просто нюх на подземные сокровища, и этот атрат лежал у них без дела. А мне как раз нужно было кое-что поискать, вот я и одолжил у них камушек.

– Кое-что, это Эльфимеру? – проявил догадливость Алекс.

– Угу, – кивнул дракон, и уставился на сокамерников невинным взглядом.

– Квирт, Квирт, – покачала головой герцогиня. – Гномы действительно могут найти под землей все, что угодно.

– А что я говорил!

– Но это в своем мире, – остудила запал дракона вампирша. – А для того, чтобы искать измерения богатые на полезные ископаемые, и был создан «Глаз Ортазира». Удивительно, что после покушения на этот атрат, тебя отпустили.

– Я… убежал, – сдавленно ответил Квирт, и более гордо добавил. – Не так-то просто справиться с драконом.

– Но возможно, – Алеандра обвела взглядом стены камеры.

Квирт снова помрачнел, а вампирша продолжила:

– Гномы очень трудолюбивы. Они действительно в основном живут под землей, и очень редко можно увидеть гнома, обрабатывающего скажем, рисовое поле. Они отличные рудокопы, металлурги, кузнецы, ювелиры. Все что сделано их руками черезвычайно высоко ценится, поэтому неудивительно, что они очень дорожат результатом своего труда. А по части жадности, и любви к драгоценностям, драконы не уступают гномам, только они предпочитают воровать, а не создавать.

Квирт старательно избегал взгляда Алеандры. Ему очень хотелось сменить тему, поэтому он подключил землянина:

– Тебе очень хотелось узнать про эльфов?

– Да, но еще один вопрос про драконов. В мире, где я жил, я слышал о многоголовых драконах. Хотелось бы узнать, такие бывают?

– О, я считаю их вершиной драконьей расы! – воскликнула Алеандра.

А Квирт снова уткнулся взглядом в пол, лишь что-то пробормотал про мутантов и плохую экологию. Поняв, что и эта тема дракону неприятна, он решил сменить её:

– Так что там с эльфами?

Но вампирша потянулась и зевнула, вновь дав полюбоваться окружающим своими зубками:

– Что-то я устала от этих разговоров, нужно немного отдохнуть.

Пришлось Алексу подчиниться, и отложить свои вопросы. Вскоре только один он и не спал. Аруш же с Квиртом всегда были готовы поддержать команду соней.

* * *

Контрабандист долго сидел без движений, боясь потревожить сон соседей. Его мысли крутились вокруг того, в какую же пакостную историю попал он в этот раз. За последнее время он пережил множество тяжелых ситуаций, но, похоже, в этот раз так просто не выкарабкаться. Атраты, на которые он так надеялся, раньше времени остались не у дел. Все варианты, даже самые фантастические, он самым тщательным образом обдумывал, и, в конце концов, откидывал. В очередной раз, тяжело вздохнув, он услышал тихий голос колдуньи.

– Не спится?

Землянин отрицательно покачал головой.

– Я тоже уже выспалась, – сказала Алеандра, и аккуратно, стараясь не греметь цепями, села. – Если хочешь, поговорим. Мы закончили на эльфах?

– На них.

– Насколько мне известно, – задумчиво начала герцогиня, – эльфы намного ближе к обычным людям, из всех человеческих рас, которые я знаю. Я не вижу в ваших видах больших различий. Разве что только магия. В среде эльфов магия особенно распространена. Почти во всех их мирах, которые я знаю, очень многие хорошо владеют, и искусством, и силой.

– А в чем разница, между искусством и силой?

– Сила передается по наследству, а искусству обучаются со временем.

– Значит можно владеть чем-то одним?

– Естественно. Очень часто те, кто наделен силой, даже не подозревают о её существовании. И в то же время обучающиеся искусству, и достигшие определенных успехов, не получат того же, что имеют владеющие, и силой, и искусством.

– Так значит, эльфы все-таки лучше владеют магией?

– Исключительно благодаря своим стараниям, и стараниям предков.

– Кстати, – не открывая глаз, сказал Аруш, – если ты не помнишь, то в жилах твоей жены, дилессы Лиситы, текла толика эльфийской крови.

Не очень-то крепко он оказывается спал.

– Ты женат на эльфийке? – заинтересовалась Алеандра.

– Не помню, все эта чертова потеря памяти, – ответил Алекс, и, помолчав, с болью добавил. – Аруш говорит, что она погибла, защищая детей… Наших детей…

В камере стало тихо, только размеренное дыхание Квирта нарушало тишину.

– Сколько времени ты не был дома? – спросила герцогиня.

– По времени того измерения, где я жил последнее время, около двадцати лет.

– Почему же ты не отправился домой, а пришел в этот мир?

– Кое-кто посоветовал мне, посетить сперва это измерение.

– Аруш?

Контрабандист отрицательно покачал головой. Алеандра бросила быстрый взгляд на Алазу, и снова посмотрела на собеседника. Тот утвердительно кивнул. Отпираться не имело смысла, колдунья давно уже поняла, что носит землянин.

В углу послышался звон цепи, и зевание дракона. Квирт проснулся, и снова начал разминку. Алекс никак не мог понять, какого же цвета на самом деле этот дракон. Он отливался, то бронзой, то зеленью, то синевой, при этом брюхо у него было более светлое, чем спина и бока. Закончив разминку, дракон добродушно уставился на сокамерников:

– Все никак не наговоритесь?

Алеандра пожала плечами:

– Новый интересный собеседник, почему бы и не поговорить.

– Тем более что ничего другого нам не остается, – добавил контрабандист.

– Думаю, что скоро с тобой захочет пообщаться Людвиг, – почесывая брюхо, сказал Квирт. – Вот там и наговоритесь.

– А что он от всех нас, и от меня в частности хочет, кроме радости видеть в этой камере? – поинтересовался Алекс.

– Магия! Ему нужна магия. Точнее тот, кто хорошо нею владеет, и желательно умеет путешествовать по измерениям. Ему нужен наставник, – ответил дракон.

– Но у него же есть свои маги. Вон сколько их собралось на турнир. Ведьмы и колдуны разного уровня, на любой вкус.

– Видимо они не вполне его устраивают. Сомневаюсь, что им доступно путешествие по измерениям. А Людвигу нужно именно это.

– Людвиг знает, что мы из других измерений, – грустно сказала герцогиня. – Без доступа энергии мы быстро утратили личину и вернулись в свой настоящий облик. И в течение вот уже двух лет, он не теряет надежду, что я, или Квирт, научим его высокому искусству перемещения по мирам.

– Я здесь всего лишь год, – поправил её дракон.

– Извини. Иногда мне кажется, что мы здесь уже целую вечность.

– Так может научить его этим перемещениям, и черт с ним! – в сердцах бросил Алекс. – Пусть пошляется по мирам. Я уверен, он быстро свернет там себе шею.

– Как только мы его научим, то станем больше ему не нужны, и он от нас избавится, – объяснил Квирт.

– И так как с нами этот номер не прошел, то вся надежда у него на тебя, – сказала Алеандра. – Удивляюсь, как он тебя еще не вызвал для задушевного разговора. Нас почти сразу вызвали пред его ясные очи, а ты уже несколько дней здесь, и ничего.

Не успела она это произнести, как громыхнула дверь, и гвардейцы заполонили балкон, дружно нацелив на пленников ружья. Следом за ними вошел и капитан.

– Накаркала… – проворчал Аруш.

– Собирайтесь! – громко крикнул капитан. – Вас желает видеть император! Всех!

XXIV

– Ну вот, я чувствую, что сейчас решиться наша судьба, – обведя сокамерников грустным взглядом, сказал Квирт.

Алеандра ничего не сказала, лишь ободряюще улыбнулась.

Дверь в камеру приоткрылась, и вошли пять гвардейцев. Они надели на Алекса шлем, отстегнули цепи от стены, и вывели из камеры. Тюремщики так натянули цепи, что контрабандист с трудом мог идти, спотыкаясь на каждом шагу, и тихо матеря своих конвоиров. Его сопровождающие, нечаянно или намерено, то и дело дергали за цепи, но землянин старался сдержать свой гнев, не та ситуация. Гвардеец, держащий цепь прикрепленную к ошейнику, натянул её так, что невозможно было посмотреть по сторонам, только вперед.

Следующим, судя по цоканью когтей по каменному полу, вывели Аруша. Затем, к звону цепей добавилось шуршание платья – вывели Алеандру. А шаги Квирта ни с чем не спутаешь, они гулко бухали по полу, и разносились по коридорам и переходам.

Проходя мимо ряда дверей, носитель пытался угадать, за какой из них спрятан Тенос, а за какой Эльфимера. И у сопровождающих лиц не спросишь, молчаливые они какие-то, могут только расщедриться на дополнительный тычок.

В порядке, обозначенном выше, их вели по подземной части дворца, и в таком же порядке ввели в огромный тронный зал. Этот зал в несколько раз превышал размерами большой зал во дворце Дривела, да и отделка была побогаче. Золотой блеск быстро надоел, и начал раздражать. Так злоупотреблять золотом мог только вчерашний обыватель, дорвавшийся до власти и богатства.

Одну из боковых стен, практически полностью занимали огромные витражи. Из-за большой площади остекления, зал заполнял веселый радостный свет, что впрочем, не улучшило настроения пленников. Их выстроили в один ряд, на небольшом расстоянии друг от друга. Справа от Алекса поставили Аруша, надев на него еще и намордник, небезосновательно опасаясь огромных клыков. Слева, в окружении целой толпы гвардейцев, стоял Квирт, на него так же надели намордник. Слева от дракона держали Алеандру.

Кроме охранников, держащих пленников, в зале находилось еще около сотни вооруженных до зубов гвардейцев – Людвиг решил подстраховаться. В глубине зала, на невысоком, но широком постаменте, на шикарном золотом кресле, в окружении небольшой свиты, восседал ухмыляющийся император. Слева от него сидела все та же грудастая дама, которую землянин приметил еще на турнире. Дама алчным взглядом прошлась по пленникам, и дольше всего её взгляд задержался на Алексе.

Но не на неё обратил свое внимание Алекс. Справа от Людвига стояла Марианна. Более несчастной женщины землянин не видел. Во всем её виде просматривалось отчаянье и надломленность. Она была все в том же платье, в котором пришла на турнир. Платье изрядно помялось, прическа растрепана, лицо припухло от слез, а может и не только от слез – Людвиг отыгрывался на баронессе за непослушание. Контрабандист скрипнул зубами, во многом, именно благодаря ему, баронесса попала в неприятную ситуацию. Он осторожно потянул за цепь, но гвардеец держал крепко, без сильного рывка не освободить. Решив, что не стоит торопиться и рисковать, он стал рассматривать присутствующих.

Справа от Марианны, поддерживая её под локоть, стоял барон Роштильд, контрабандист узнал его по портрету, висевшему в их доме, видать вернули барона домой раньше времени. Он угрюмо смотрел на землянина, не обращая внимания на других пленников.

Чуть справа, и позади барона, кучкой расположилась местная магическая братия. Ведьму из диких лесов Тульи, и колдунов из Шаагны, контрабандист уже видел, а двое других были ему неизвестны. Вероятно это маги, попавшие к Людвигу во время двух предыдущих турниров. Интересно бы узнать, на что они способны, возможно, придется испытать их силу на себе.

Позади императора стояли несколько офицеров, и, судя по официальному виду, чиновников. А императрицу окружал разный сброд, на который не стоило и обращать внимание.

Людвиг иронично смотрел на пленников, видимо ожидая от них хоть какой-то реакции: жалобы, просьбы, угрозы, наконец. Но все четверо стояли молча, невозмутимо рассматривая сидящих и стоящих напротив.

– Ну что ж, еще одни незваные гости, пришла пора познакомиться поближе, как вы и хотели, – так и не дождавшись ничего от пленников, тепло поприветствовал их Людвиг.

Ему никто не ответил. Алекс прекрасно понимал, что любые угрозы в адрес императора, будут подняты на смех, и только подчеркнут их беспомощность, и унизительный статус пленников. А вести светские беседы он не собирался. А каррлак вообще никогда не отличался разговорчивостью. Он равнодушно водил носом в разные стороны, не обращая на императора ни малейшего внимания. Но Алекс понимал, что цепкий взгляд оборотня фиксировал малейшие подробности происходящего в зале, и отмечал расположение противника.

Выждав еще немного, и снова не дождавшись ответа, Людвиг продолжил:

– Что ж, будем считать, что наше знакомство состоялось. Вы прекрасно знаете, кто я, так как не раз проникали во дворец с помощью магии, и шпионили здесь. Я теперь знаю, кто вы, так как распознал вашу магию еще на турнире, и с помощью своего хитроумного изобретения, сумел заманить вас в ловушку. – Людвиг снова сделал паузу, и снова не дождался ответа. – На этом фазу знакомств и приветствий закончим, и перейдем к фазе прощаний. Вы мне больше не нужны! – Людвиг буквально светился злорадством.

– Неужели он думает, что эти дилетанты могут его чему-нибудь научить? – с трудом повернув голову к Алеандре, и махнул головой в сторону магов, презрительно произнес Квирт.

В наступившей тишине, негромко сказанные слова прозвучали на весь зал.

Людвиг рассмеялся:

– О нет! Вы меня неправильно поняли. Эти, как вы выразились, дилетанты, действительно немногому могут меня научить. Я имел в виду его. – Император указал на землянина.

Все присутствующие в зале уставились на него же.

– Уж в своем ли ты уме? – всерьез обеспокоился здоровьем императора контрабандист.

Такого поворота событий он не ожидал. Он ожидал угроз, шантажа, ультиматумов, провокаций, но не такой наглости.

– Я, по-моему, не давал согласия брать тебя в ученики.

– А мне и нужно твое согласие, – ядовито прошипел Людвиг. – Мне даже не нужен ты, а только то, что ты носишь на себе. Так, несколько побрякушек.

Вот гад, пронюхал! Алекс бросил быстрый взгляд на каррлака, оборотень был весь во внимании, требовался только намек, и он начнет действовать. Они дорого продадут свои жизни! Он посмотрел на Алеандру и Квирта. Ведьма вела себя спокойно, она прекрасно понимала, о чем идет речь, а вот дракон оказался немного удивлен.

– Я долго ждал этого момента, – мечтательно смаковал император. – Когда первой в ловушки попалась вампирша, я думал, что мне улыбнулась удача, и она пришла за Теносом, но я ошибся, она пришла из-за Эльфимеры. Тогда я понял, что мне в руки попало еще кое-что, не менее, а может и более ценное, чем Тенос.

– О каком Теносе ты плетешь? – грубо прервал его Квирт.

– Как? – искренне удивился император. – Разве ваш новый друг не объяснил тебе, зачем он сюда прибыл?

– Ну и зачем, по-твоему, он сюда прибыл? – мельком взглянув на землянина, – спросил дракон.

Людвиг подозвал одного из офицеров, и тот подал ему шкатулку из красного метала. Он достал из шкатулки шнур, сплетенный из тончайших волосков темно-зеленого метала, и усыпанный по всей длине разными кристаллами.

– Вот за этим.

У Алекса бешено забилось сердце. Вот из-за этого куска метала, с камешками, он прибыл в этот мир, из-за него же, может навсегда покинуть мир живых.

– Это и есть Тенос? – Квирт недоверчиво рассматривал артефакт.

– Да. Во всяком случае, он сам себя так называет.

– Атрат… – пробормотал Квирт. – Ты знала об этом? – спросил он Алеандру.

– Догадывалась.

– А мне, почему не сказали? – обиделся дракон.

– У стен есть уши, – спокойно ответила колдунья.

– Да не нужны мне ваши подсказки! – довольно воскликнул Людвиг. – Я сам обо всем прекрасно догадался. – Его внимание переключилось на землянина. – Я уже давно заметил, как кто-то с помощью магии прощупывает мой дворец. Эти случаи участились после того, как я открыл способность ристолита блокировать магию, и спрятал Теноса в тайник, отделанный ним же.

Людвиг замолчал, любуясь контрабандистом.

– Продолжай, все это очень интересно, – с выражением крайнего любопытства, попросил Алекс.

– Не сомневаюсь… – пробормотал император, и возмущенно продолжил. – А недавно чуть не произошел настоящий взлом! Кто-то, с помощью грубой магической силы, пытался проникнуть в закрытые для посещения помещения! Я внимательно изучил и проанализировал магию, с помощью которой проводились эти несанкционированные визиты. И какая же была моя радость и удивление, когда эту же магию я встретил на турнире! Нею пользовался спутник одной знатной дамы! – Людвиг даже руками всплеснул от возмущения.

Он демонстративно посмотрел на Марианну. И до того бледная женщина, побледнела еще больше, и пошатнулась, как от хорошего удара. Если бы не поддерживающий её под руки муж, она наверняка упала бы без чувств.

Довольный произведенным впечатлением, Людвиг продолжал издеваться:

– Точнее, пользовался нею не он, а вот эта симпатичная змейка у него в руке.

Носитель хотел убрать руку за спину, но натянутые цепи не позволили этого сделать.

– А затем я увидел, как во время выступления нашей уважаемой гостьи из диких лесов Тульи, перстень на второй руке незнакомца зажегся красным цветом. И снова запахло знакомой магией! Я уже не сомневался об истинном предназначении этих предметов.

Император довольно откинулся на спинку трона, а контрабандист проклинал себя и Алазу за излишнее любопытство и неосторожность.

А Людвиг продолжал торжествовать:

– Во время обыска в камере, я заметил на шее у нашего наглеца еще одну примечательную вещь, которая явно имеет отношение к первым двум. Итак, у моего нового гостя обнаружилось целых три атрата, да мой Тенос. Полная семья! Можете представить, какая радость меня охватила?

– Можем, – хмуро заверил его Аруш.

– Ведь я думал, что мне самому придется мотаться по мирам в поисках недостающих членов семьи, а они вот, сами мне в руки пришли.

Торжествующий смех Людвига еще долго стоял в ушах Алекса.

– Как тебя угораздило попасться с тремя атратами? – громко зашептал Квирт.

Контрабандист лишь пожал плечами, да и то с трудом, цепи мешали.

– И вот теперь, когда все четыре атрата у меня в руках, – вновь услышал он ненавистный голос императора, – я могу вплотную заняться статуей богини. Что-то не дает покоя она мне в последнее время…

Только сейчас Алекс увидел, что статуя Эльфимеры, так же находится в зале. Она стояла в окружении десятка здоровенных гвардейцев, служащих ей, и охраной, и носильщиками. Алеандра и Квирт во все глаза рассматривали рубиновую богиню.

– Не советую тебе с ней связываться, – наконец подала голос колдунья. – Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Она тебе не по зубам. Ты только погубишь себя, и всех вокруг. Боги не любят, когда простые смертные вмешиваются в их дела.

– Успокойся, – отмахнулся от нее Людвиг. – Эта статуя уже тысячи лет никому не была нужна. К тому же, я буду осторожен. И еще, – он ядовито усмехнулся. – Тебя, и твоих друзей, это не должно беспокоить ни с какого боку. Скоро вам будет все равно, что произойдет с этой статуей, да и со всем остальным тоже. Как понимаете, вы мне больше не нужны.

Один из незнакомых Алексу магов подошел к императору, и прошептал ему что-то на ухо. Монарх выслушал, и его лицо расплылось в улыбке:

– Спасибо Рожен. Я чуть было не забыл поблагодарить нашего гостя за еще один подарок. Хорошо, что напомнил.

Рожен склонился в поклоне, а Людвигу принесли меч, кинжал, и метательные ножи землянина. Если бы Алекс мог, он бы с огромным удовольствием удушил этого услужливого мага.

– Я тут поэкспериментировал с твоим оружием, – Людвиг вытащил меч и искренне им залюбовался, – и выяснил, что оно так же неравнодушно к магии. Это оружие мне очень пригодится в путешествиях по мирах. За это тебе отдельное спасибо.

– Да пошел ты… – Алекс постарался подробней объяснить Людвигу адрес, по которому он должен пойти, и поточней описал дорогу, чтобы он не заблудился.

Квирт с явным одобрением отнесся к многоэтажному мату в адрес императора, и даже добавил свои пожелания. Не осталась в стороне и Алеандра. Несколькими хлесткими и обидными фразами, она окончательно стерла улыбку с лиц монарха.

– Марат! – задвинув меч в ножны, крикнул тот. – Сними с этого ублюдка атраты, и принеси мне!

Капитан гвардейцев со злорадным видом подошел к землянину, и попытался снять с него перстень. Но тот не снимался. Он чуть не оторвал Алексу палец, но Фатар не снимался.

– Что ты там возишься?! – раздраженно крикнул Людвиг.

– Он не снимается! – пожаловался Марат.

– Ну так отрежь ему палец вместе с перстнем!

Ситуация повторялась. Точно так же, не так давно, Алекс снимал перстень с пальца мумии. Но сейчас ему было не до воспоминаний. Хотя, конечно обидно, что Людвигу атраты достались легко и без усилий, только лишь с помощью хитрости, в то время как землянин, рисковал жизнью, чтобы получить их во владение. Он попытался вырваться. И ему это почти удалось. Но на него навалилось еще четверо гвардейцев, и буквально растянули цепями по полу.

Марат вытащил кинжал, и, держась одной рукой за перстень, поднес клинок к пальцу. Но Фатар неожиданно соскочил с насиженного места, и Марат, потеряв равновесие, попятился назад, чуть ли не приземлившись на пятую точку. Придя в себя, он поднес атрат к императору.

– Вот так-то лучше, – усмехнулся Людвиг. – Если не будет сниматься змея, отруби ему руку.

Коротко кивнув, гвардеец снова направился к землянину, вытаскивая на ходу меч. Он дернул Алазу, но она не желала выпускать изо рта свой хвост. Марат замахнулся мечом, и змея, разжав рот, упала в заботливо подставленную руку одного из гвардейцев. Капитан разочарованно засопел. Алаза тут же схватила себя за хвост, снова приняв форуму восьмерки.

– Наде же, они дорожат твоей жизнью! – удивился монарх. – Вот уж не думал, что они на такое способны. Надеюсь, что твой третий атрат, будет столь же благоразумен.

– А я очень надеюсь, что произойдет обратное, – пробормотал капитан, уже видевший, как сносит голову ненавистному пришельцу.

Венера оказалась благоразумной. Едва капитан гвардейцев взялся за неё, как цепочка с легким щелчком разомкнулась, и очутилась в его руках.

– Вот и все. Это оказалось легче, чем я думал, – с облегчением, и немного с разочарованием сказал Людвиг, алчно рассматривая, и взвешивая в руке, новоприобретенные атраты. – Есть желающие отправить на тот свет наших незваных гостей?

Старичок, колдун из Шаагны, которого Алекс видел на турнире, сокрушенно покачал головой:

– Худое ты дело задумал, император. За них ведь и отомстить могут. Непростые у тебя пленники, ох не простые…

Презрительно фыркнув, Людвиг обратился к барону:

– Барон, а вы не желаете отомстить за свою жену?

Роштильд отрицательно покачал головой:

– Я не убиваю безоружных.

– Жаль… – разочаровано протянул монарх. Картина, когда муж убивает любовника его бывшей любовницы, уже согревала ему сердце. Но это, совсем не нужное сейчас благородство барона, все испортило. – Жаль, еще раз произнес Людвиг. – Но вы же понимаете, что снять с него цепи, и вернуть оружие, я не могу.

Вперед вышла ведьма из диких лесов Тульи.

– Я хочу убить эту суку!

Она указала на Алеандру. В глазах ведьмы горела ярость и ненависть к более сильной представительнице их профессии. Император ожил, и одобрительно крикнул:

– Действуйте!

Алеандра чуть заметно улыбнулась, слегка обнажив клыки.

– Иди ко мне, девочка, – прошептала она, начав раскачиваться, и напевать какую-то песню.

Гвардейцы, натягивающие цепи колдуньи, не на шутку испугались, и немного попятились, не выпуская, впрочем, цепи из рук. Алекс посмотрел на Аруша. Во всем облики карралка читалось нетерпенье и готовность. Взглядом, контрабандист указал на капитана гвардейцев, а затем на ключи у него на поясе. Аруш все понял.

Через мгновение звук падающих цепей и перепуганные крики гвардейцев, стерегущих каррлака, привлекли к себе всеобщее внимание. Оборотень стоял без цепей, оков, намордника и шлема, все это валялось на полу. Кроме того, он принял облик огромной рыжей кошки, мускулистой и бесхвостой, с огромными саблевидными клыками, и кинжалоподобными когтями. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он метнулся к капитану гвардейцев, и толчком направил его к Алексу. В объятия землянина упал уже бездыханный труп с вырванным горлом – каррлак успел отличиться. Контрабандист испытывал легкое сожаление, что не он убил Марата, но не сорится же из-за этого с другом.

А Аруш во всю свирепствовал среди охраны Алекса, разметав её за несколько секунд. Сорвав с пояса капитана ключи, землянин быстро нашел нужные – благо запомнил их заранее. Он снял с себя кандалы, ошейник, шлем, и теперь вздохнул более свободно.

Освободившись и подняв голову, контрабандист увидел, что его друзья не теряют времени даром. Пока каррлак буйствовал вокруг землянина, давая ему возможность освободиться, Квирт, пыхнув огнем в охранников, находящихся справа от него, сумел освободить правую лапу. Он с диким ревом бросился на оставшихся гвардейцев. Те, не будь дураки, разбежались словно тараканы, и только двое зазевавшихся, были растерзаны драконом.

Монотонно напевая и раскачиваясь, Алеандра загипнотизировала своих охранников, затем резким рывком вырвала из их рук цепь. Ловко орудуя нею, она размножила голову одному из гвардейцев, а остальных разогнала.

Забрав у капитана, уже не нужный ему меч, Алекс присоединился к товарищам. Они заняли круговую оборону, не давая приблизиться, уже начавшим приходить в себя солдатам.

– Что вы смотрите?! – в бешенстве закричал Людвиг. – Убейте их!

Резкий визг резанул по ушам – это ведьма из диких лесов Тульи атаковала обороняющихся. Но привыкшая к путешествиям по мирам четверка, не особо обратила на это внимание – контрабандист только притупил слух, то же самое сделали остальные. В то же самое время, гвардейцы, окружившие восставших пленников, с перекошенными от боли лицами попадали на пол.

Молния, выпущенная колдуном из Шаагны, оборвала полет ведьмы, и свалила её на спины оглушенных гвардейцев. Оглянувшись, контрабандист увидел, как что-то наколдовывают придворные маги, а колдун метатель молний, готовился выпустить новый заряд. Землянин с удовлетворением отметил, что старичок, из той же Шаагны, воевать с пришельцами не собирался. Напротив, он подобрал валявшийся неподалеку меч Алекса, и пролевитировал его законному владельцу, чем вызвал злобный взгляд императора, не сулящий колдуну ничего хорошего.

Поймав меч, Алекс с благодарностью кивнул старичку, колдун кивнул в ответ, и отступил назад, ближе к барону Роштильду, прижимающего к себе Марианну. Получив свой любимый меч, контрабандист почувствовал себя намного уверенней – это конечно не семья атратов, но в умелых руках так же очень грозное оружие, что тут же почувствовали на себе несколько неосторожных гвардейцев. Движения носителя, как всегда были точны и быстры, и Алекс даже залюбовался собой, насколько эффектно он пополнял уже немалую кучу трупов. Все-таки отлично он раньше, в прошлой жизни, владел мечем, раз так быстро сумел восстановить навыки.

Метатель молний, наконец, подзарядился и метнул молнию в обороняющихся. Землянин принял её на меч. Меч загудел, нагрелся, точь в точь как в мире Зиир, но в этот раз Алекс удержал его.

Людвиг пытался поспешно одеть атраты – но Фатар не желал налезать ни на один палец, Алаза все так же была в форме восьмерки, а как только император натянул на себя Венеру, она тут же расстегнулась, и сползла с монаршей шеи.

– Не мешкайте, застрелите их! – крикнул Людвиг своим офицерам, не оставляя попыток примерять обновки.

Снаружи, во дворе, послышался какой-то шум, на несколько секунд отвлекший внимание присутствующих.

– Стреляйте! – в ярости кричал Людвиг.

Офицеры навели кой-какой порядок, гвардейцы прицелились, и прозвучал нестройный залп. Отважная четверка мысленно попрощалась с жизнью. Но тут Алекс отбросил меч и выбросил руки в стороны. Сгустившийся и потемневший вокруг четверки воздух, замедлил полет пуль, а затем и остановил их вовсе. Алекс широким движением отбросил воздух вместе с пулями в сторону, и по полу застучали падающие свинцовые шарики. Аруш удивленно на него посмотрел, и уважительно сказал:

– Ты раньше такого без атратов не делал.

– Сам себе поражаюсь.

Изумленные гвардейцы, недоуменно переглядывались, увиденное выбило их из себя, и они не знали что делать. Даже Людвиг на некоторое время потерял дар речи, но быстро пришел в себя:

– Чего уставились! Стреляйте еще!

– Сможешь еще раз проделать такой фокус? – спросил Квирт, озабоченно поглядывая на гвардейцев.

– Не знаю, – честно ответил землянин, – я такое первый раз делаю, в кино видел, вот и вспомнил.

– Что такое кино? – не вовремя поинтересовался дракон.

– Потом удовлетворишь свое любопытство! – раздраженно бросила Алеандра. – А сейчас нам лучше не стоять на месте, а атаковать солдат.

Подняв с пола ключи, Алекс протянул их герцогине. Она схватила их, и судорожно стала искать нужный ключ.

– Поздно. Не успеем, – покачал головой Квирт.

Гвардейцы прицелились еще раз. Контрабандист приготовился установить защиту, заранее зная, что на это у него не хватит сил.

* * *

Шум снаружи усилился. И внезапно большая часть застекленной стены разлетелась в дребезги, и зал влетел огромный разъяренный дракон.

Острые осколки посыпались на всех находящихся в зале. Землянин прикрыл друзей непроницаемым куполом, благо для этого понадобилось намного меньше энергии, чем для остановки пуль. Дракон обвел всех налившимися кровью глазами.

– Мама… – прошептал Квирт.

– Это твоя мама? – удивился Аруш. – За тобой пришла мамочка?

Квирт не ответил. Драконница быстро оценила обстановку. Пламя, выпущенное нею, превратило в пепел десятка два гвардейцев.

Вновь раздался звон разбитого стекла. Еще один большой кусок витражей влетел вовнутрь, и только защита установленная землянином, позволила бывшим пленникам избежать серьезных ранений. В освободившемся проеме появился еще больший дракон.

– А это, наверное, твой папа? – быстро понял Аруш.

Квирт не ответил, только утвердительно кивнул. Дракон папа, не обращая внимания на сына, сразу устремился к трону. Военные и гражданские, находившиеся в зале, с криками устремились к выходам, но двери перед ними захлопывались, словно по мановению волшебной палочки – драконы не желали никого выпускать безнаказанно.

Молниеметатель из Шаагны решил погеройствовать, и метнул в дракона заготовленную молнию. Дракон поймал её в поднятые словно локаторы крылья, немного поиграл нею, и, усилив, швырнул обратно. Дымящееся тело колдуна еще немного постояло, и рухнуло на пол.

Пришедшая в себя ведьма, решила вылететь в выбитое окно-витраж. Но дракон ловко её поймал, словно муху на лету. Зажатую в передней лапе ведьму, он поднес к своей морде, и та подняла ужасный вой. Дракон её внимательно выслушал, и заревел в ответ. Из ушей ведьмы хлынула кровь. Отбросив безжизненное тело, папа Квирта подошел к трону.

Людвиг лихорадочно пытался надеть, хоть какой-нибудь из атратов, но тщетно.

– Задержите его! – крикнул он придворным магам.

Маги, к тому времени, сплели очень хитрое заклинание, и направили его на дракона, чем совершили огромную ошибку. Тягаться в магии с тысячелетним драконом, чей род уже миллионы лет владел магией, им оказалось явно не под силу – заклинание не произвело на него ни малейшего впечатления. И в то же время невидимая сила подхватила их, швырнула с огромной скоростью через весь зал, и размазала о противоположную стену. Еще два мага закончили свой бесславный путь в этом зале.

Дракон обратил свое внимание на троицу стоящую отдельно – старичка колдуна, и супругов Роштильд.

– Останови его! – крикну Алекс Квирту. – Он убьет их!

Квирт и сам это понял:

– Отец! Остановись! Это невинные люди!

Дракон недовольно повернул голову к сыну:

– Кто здесь невинный?

– Вот эти трое, – указал Квирт.

Дракон повернулся к троице, и через мгновение, перенесенные магией дракона, они стояли возле Алекса, Квирта, Алеандры и Аруша. Марианна закрыла глаза, и стала медленно оседать на пол. То, что произошло с ней за последнее время, окончательно её сломило. Контрабандист с бароном подхватили девушку, и осторожно опустили. Барон бережно подложил под голову супруги свой камзол.

Мамаша Квирта заканчивала сжигать последних гвардейцев, а дракон отец проделывал то же самое с окружением императора. Людвиг, бросив, так и не пригодившиеся ему атраты, спрятался за статую Эльфимеры. Два дракона, закончив свои кровавые и огненные дела, приблизились к главному негодяю с двух сторон. Пламя, выпущенное драконицей, обогнуло статую, и не причинило монарху никакого вреда – защита, созданная для Эльфимеры, уберегла и его. Магия, которую драконы пытались применить, по той же причине оказалась бессильна. Наконец драконице надоели эти неудачные попытки, и она попросту вытащила Людвига зашиворот.

Император кричал и извивался, он, словно обезумел, а может так и случилось. Хитрец и умник Людвиг, не выдержал встречи с настоящей опасностью, и сошел с ума. Драконица брезгливо смотрела на его дергающееся тело:

– Я надеюсь, мой сын предупредил тебя, что пленив его, ты совершаешь большую, точнее, смертельную ошибку?

Но она не дождалась ответа, в глазах императора читался только страх и безумие.

– Ты ведь предупреждал его? Верно?

– Конечно мама, – обижено ответил Квирт.

– Ну и хорошо.

Драконица облегченно вздохнула, и подбросила Людвига вверх. Две струи пламени, от двух драконов, одновременно столкнулись, на теперь уже бывшем императоре. И вниз посыпался только мелкий пепел…

* * *

В мгновении ока в зале повисла тяжелая, давящая тишина. Алекс медленно обвел взглядом зал. Снова трупы и горы пепла. Когда же это закончится?

Запоздалое раскаянье землянина прервал звон металла – это Квирт сбросил с себя оковы, привлекая к себе, тем самым, всеобщее внимание. Драконы уставились друг на друга, и, судя по их напряженных взглядах, это не предвещало Квирту ни чего хорошего, наверняка его ожидала хорошая взбучка. Но раздавшийся хруст стекла, отвлек внимание от Квирта. Через дыру в стене, в зал входил еще один дракон, размером почти с драконицу.

– Ректи! – обрадовано воскликнул Квирт, и бросился к новоприбывшему дракону.

– А это, наверное, его брат, – со знанием дела произнес Аруш.

– Или дядя, – выдвинул версию Алекс.

– Нет, брат! – упрямо заспорил карралк.

– Какая разница, – устало сказала Алеандра, – хорошо, что у Квирта вообще есть семья, и что ей не безразлична его судьба.

– Это точно, – согласился землянин. – Если бы не они, расклад сейчас был бы совсем другой.

Квирт подбежал к Ректи, и они забавно потерлись носами.

– Рад видеть тебя живым Квирт, – обрадовано сказал Ректи. – Ох, и напугал же ты нас своей пропажей, братишка.

– Я же говорил, что это брат, – обрадовался Аруш.

– Я и сам порядком испугался, – рассмеялся Квирт. – Думал, что в этот раз мне не выбраться.

– Может, наконец, ты поприветствуешь и своих родителей, – недовольно сказала драконица.

– Извини мама…

Младший дракон виновато к ней подошел, и они потерлись носами. Затем та же процедура повторилась с папашей.

– Ну?! – драконица грозно нависла над сыном. – Сколько это еще будет продолжаться?! Сколько еще мы будем вытаскивать тебя из подобных переделок?

На Квирта было жалко смотреть. Голова виновато опущена, крылья повисли, шкура приняла какой-то блекло серый цвет, чешуйки практически не блестели. Он весь был полон раскаянья.

– Когда, наконец, ты научишься принимать правильные решения, и избегать подобных ловушек?! – продолжала бушевать мамаша.

– Не знаю… – честно признался сын.

– Ладно Возира, успокойся. Достаточно, – вмешался папаша. – Малыш уже понял свои ошибки, и исправится. Он ведь еще учится. Верно, Квирт?

Квирт с готовностью замотал головой, с благодарностью уставившись на отца.

– Он у нас не малыш, а почти взрослый дракон, – драконица была все еще раздраженна. – А если бы мы опоздали, хотя бы на несколько минут? У нас наверняка на одного оболтуса оказалось бы меньше. Скажи спасибо Ректи, что мы вообще смогли тебя найти.

– Спасибо Ректи, – искренне поблагодарил старшего брата младший дракон. – Кстати, как тебе удалось меня найти, нас ведь держали в изолированной от магии камере?

Ректи улыбнулся:

– Я проанализировал все передряги, в которые ты попадал за последние годы, и выяснил, что все они связаны с твоей страстью к драгоценностям.

– Это так… – не стал упираться Квирт.

– Так вот. Я узнал, что в этом мире хранится статуя богини, созданная из цельного куска рубина, и что этот факт стал известен тебе. Я подумал, что подобное обязательно должно тебя заинтересовать. Я ведь прав?

– Прав, – снова признал младший дракон.

– Я попытался прозондировать дворец, и обнаружил несколько закрытых для магии помещений. Мне пришлось принять человеческий облик, и крутится вокруг дворца, в надежде что-нибудь разузнать. Я узнал о магическом турнире, и находился среди зрителей, в толпе. Когда я увидел статую, то понял, что ты, узнав о её существовании, обязательно должен попытаться завладеть нею. Я был почти уверен, что ты где-то рядом. А раз я не смог обнаружить тебя с помощью магии, то ты, скорей всего, находился в изолированных от неё помещениях. И скорей всего в беде. Я отправился домой за помощью, и вот мы здесь.

– Мы обнаружили тебя, как только тебя вывели из камеры, – продолжил дракон отец, – но не могли с тобой связаться, поскольку на тебе находились эти побрякушки, – он указал на оковы. – Мы немного задержались с появлением. Некоторые солдаты решили проявить непонятное безрассудство, и открыли по нам огонь. Поэтому сначала пришлось расчистить двор. Но слава Первому Дракону, мы успели вовремя.

– Так я прав, насчет богини, всему виной эта статуя? – лукаво спросил Ректи.

– Ты как всегда прав, – не стал отпираться Квирт. – У Людвига оказалась очень хитрая ловушка, изолирующая от магии. Я раньше такого никогда не встречал, и попался в неё как птенец.

– Надеюсь, впредь, ты будешь осторожней, – проворчала Возира.

А дракон отец, обратил, наконец, свое внимание на людей, и все драконы уставились на них же.

– Квирт, может ты познакомишь нас со своими друзьями, – дружелюбно (как показалось Алексу) спросил старший дракон.

– Ах да, – спохватился Квирт. – Это Алеандра, герцогиня Востарийская, из мира Картазан. Она попала в ловушку Людвига на год раньше меня, и мы целый год провели в одной камере.

Алеандра опустилась в легком реверансе, драконы в знак приветствия опустили головы.

– Алекс и Аруш попали к нам всего несколько дней назад, и я плохо запомнил из какого они мира. А это друзья Алекса.

– В последние два десятка лет я прожил в мире Земля, – сказал контрабандист. – А вообще-то я из мира Иктив, лорд Гартош, князь Авериаса. И… – Алекс бросил косой взгляд на карралака, – граф Дривел из мира Фазилан. Это мой друг Аруш, вождь карралков из мира Кутуру. А это мои друзья из этого мира. Барон и баронесса Роштильд, и колдун из Шаагны.

– Меня зовут Эликсий, – поклонился старичок.

– А это моя семья, правда, не полная, – продолжил представление Квирт. – Мой отец, лорд Зорит, член высшего совета нашего рода. Моя мать Возира, и брат Ректи.

После официального представления, Зорит, внимательно рассматривающий бывших пленников, спросил:

– Выходит, охотясь за рубиновой богиней, все вы попали в ловушку, которую устроил Людвиг?

– Я не охотилась за Эльфимерой, – ответила Алеандра, – мне просто интересно было оказаться рядом с этим чудом, и посмотреть на него. Ведь я очень много о ней слышала.

Возира недоверчиво хмыкнула, но промолчала.

– Я прибыл сюда совсем по другой причине, и про турнир узнал перед самым его началом, – сказал Алекс, и невольно посмотрел на Марианну.

Баронесса покраснела, её муж же напротив, помрачнел.

– Ну и какая причина побудила тебя, сломя голову, забыв осторожность и рассудительность, броситься в западню? – спросила Возира, с любопытством наблюдавшая за этой сценой.

– Атрат, – коротко ответил землянин.

– Атрат? – как бы безразлично спросила драконица.

– Да, атрат. – От её тона, контрабандист начал немного волноваться. – У меня уже имелось три атрата, и для полной семьи не хватало четвертого, он находился у Людвига. Вот я и прибыл сюда, чтобы отобрать у него недостающий атрат, и помешать слишком амбициозным планам императора.

– Атраты… – Возира внимательно осмотрелась вокруг, и обнаружив артефакты пролевитировала их к себе. – Четыре атрата, целая семья. Не слишком ли много для одного человека?

– Это не моя идея, собрать их вместе, – еще больше волнуясь, ответил носитель.

– А чья? – продолжала любопытствовать драконица.

Алекс указал на Алазу:

– Вот её. Мы договорились, я помогаю собрать вместе их семью, а они затем помогают решить проблемы моей семьи.

Возира с интересом вертела в лапах змейку.

– Как к тебе попали в руки первых три атрата? – спросил Зорит.

– Сначала я получил Алазу, а затем с её помощью отыскал остальных.

– А змея как в руки попала? – не успокаивался дракон.

– Бывшие боги подарили, – скоромно ответил землянин. – Я им оказал одну услугу, и получил за это атрат.

– Даже так? – удивился дракон.

Он уставился на Алазу, и носителю казалось, что между ними происходил неслышный диалог, но как он не старался, расслышать ничего не удалось.

– Все понятно, – удовлетворенно сказал Зорит, и с новым интересом посмотрел на Алекса.

– Я вот думаю, – перебирая атраты, протянула Возира, – зачем ему эти атраты? Все равно он не может ими пользоваться в полной мере. Может быть, мне оставить их себе?

– Не говори ерунды, – раздраженно бросил Зорит. – Атраты будут верны своему носителю, пока он выполняет свою миссию, или пока он жив.

– Вот именно, пока он жив… – драконица задумчиво уставилась на носителя.

От её взгляда Алекса стало не по себе. Огненные мурашки, невесть откуда взявшись, пробежали по его спине, и, сделав круг, свили гнездо где-то между лопатками. Землянин поежился, пытаясь стряхнуть их.

– Перестань пугать человека! – Зорит отобрал атраты у Возиры, и сунул их в руку ошеломленному контрабандисту. – Насколько я понимаю, это твое, – буркнул он.

– Спасибо, – облегченно вздохнул Алекс.

– Я всего лишь пыталась пошутить! – обиделась драконица. Она развернулась, и подошла к статуе Эльфимеры. – Вот ты, дорогая, никуда от меня не денешься!

Она протянула к статуе лапу, и в коготь ударила небольшая молния.

– О, кусается! – отдергивая лапу, восторженно воскликнула Возира. – Ну ничего, сейчас я окутаю тебя в энергетический кокон…

– Ты такая же жадная, как и твой сын Квирт, – осудил её дракон. – Он весь в тебя. Не удивительно, что у него постоянно возникают проблемы.

– На правах победителя, я могу требовать возмещения! – отрезала Возира. – И я хочу эту статую!

– Оставь её в покое, – пытался урезонить жену Зорит. – Не стоит влезать в дела богов, они этого не любят.

– Это не наши боги, а человеческие! Тем более это только статуя.

Дракон настаивал:

– Даже с человеческими богами шутки плохи.

– Пап, а может она у нас немного побудет? Совсем немного, ну как бы в гостях…

Квирт умоляюще посмотрел на отца, но под его грозным взглядом сник.

– Вы все прекрасно знаете, что это не простая статуя. И если совет узнает, что она находится у нас, то у нашей семьи будут большие, очень большие неприятности.

– Я поговорю с членами совета, и они меня поймут! – упрямо вскинув голову заявила Возира.

– Уж не на Тмена ли ты надеешься?

В голосе Зорита послышались опасные нотки. Возира благоразумно промолчала.

– Это человеческая богиня! И как член совета я приказываю! Статуя остается здесь! – тоном, не терпящим возражений, Зорит поставил точку.

Возира что-то пробормотала, но возразить не посмела. С независимым видом она прошествовала к выходу.

– Мне здесь больше делать нечего. Квирт, ты летишь домой? – не оборачиваясь, спросила она.

– Нет мам, я задержусь, – виновато ответил младший дракон.

– Ну как знаешь, – равнодушно сказала драконица.

Она вышла из полуразрушенного зала, и улетела.

* * *

– А она не на шутку обиделась. – Тревога в голосе Ректи была неподдельна.

– Не в первой, – с деланным равнодушием произнес Зорит. – Перебесится, и через пару месяцев все наладится. – И со вздохом добавил. – Но за это время она из меня всю кровь выпьет…

Алеандра чуть заметно улыбнулась, и подошла к статуе.

– Что же теперь с нею делать? – спросила она Зорита. – Нельзя же её оставлять просто так, без присмотра.

– Не знаю, – ответил дракон. – Ваши боги, вам и решать. Одно могу сказать, будьте с ней поосторожней. Богиня все-таки, хоть и каменная.

– Я столько стремилась к ней, и вот, – герцогиня недоуменно покачала головой, – ума не приложу, что с ней делать.

– Что вы все так сокрушаетесь? Кто здесь останется за старшего, тот пусть и ломает голову, – внес предложение Ректи.

– Логично, – поддержал сына Зорит. – Квирт отпадает однозначно. Может ты, Алеандра, останешься здесь? Наведешь порядок, а заодно и за богиней присмотришь. Тем более что ты лучше всех понимаешь, что это такое.

Задумавшись на несколько секунд, вампирша отрицательно качнула темными локонами:

– Нет. Я вампир, и здесь чужая. Тут нужен чистокровный человек.

Взгляды присутствующих, сошлись на Алексе.

– Нет! – испуганно воскликнул он.

Но никто не отвел взгляда, и не внес новых кандидатур.

– Но почему я?! – возмутился землянин. – На меня и так уже навесили графство, которое мне совсем не нужно.

– Зато наверняка этому графству нужен ты, – спокойно возразил Зорит. – Не так ли?

– Не знаю, – насупившись, ответил граф Дривел, – не уверен.

– А что случилось с предыдущим графом? – полюбопытствовал Ректи.

– Мы с Арушем его прикончили. Тот еще был урод.

– Вот видишь! – обрадовался Ректи. – Ты, как победитель, просто обязан побеспокоится о судьбе того графства. Иначе его просто разорвут на части.

– Да я понимаю… – нехотя согласился контрабандист. – Мне это уже говорили.

– То же самое произойдет и здесь, – подал голос барон Роштильд. – Как только в соседних государствах узнают, что Людвига больше нет, на захваченных ним территориях, тут же начнутся восстания. А освободившись, они начнут мстить, и не только они. Другие страны, которые не были захвачены Людвигом, но стояли на очереди, то же захотят отомстить за свой страх, что они испытывали перед Луистаном. А в самом Луистане, тем временем начнется грызня за трон, и некому будет защищать империю. Прольется море крови.

– Похоже, ты опять влип, – злорадно оскалился Аруш. – Ох и любишь же ты находить… – под злым взглядом контрабандиста он осекся.

– Но ведь у меня самого проблемы. Моя семья в опасности, и я обязан ей помочь, – привел невольный претендент на трон, последний аргумент.

– Я помогу тебе навести здесь порядок, – сказала Алеандра. – А затем, если ты захочешь, помогу решить твои домашние проблемы.

– Я тоже помогу, если ты не против, конечно, – присоединился Квирт.

– Вот видишь, у тебя уже есть помощники, – клыкасто улыбнулся Зорит. – Квирт, конечно, шалопай и еще очень молод, но он уже хороший маг, и наверняка принесет тебе пользу. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Довольно кивающий головой Квирт, после последних слов отца, обиженно надулся.

– Если понадобится моя помощь, то я готов, ведь это моя родная страна. – Барон вышел вперед, спокойно смотря в глаза Алексу.

– Так может, сделаем барона новым императором и дело с концом? – обрадовался появившемуся выходу из положения землянин.

– Не получится, – сразу отбросил его предложение барон. – У меня репутация забияки и дуэлянта, а не мудрого политика. Никто не воспримет меня всерьез.

– Может пусть он будет твоим наместником, как Ризавир? – предложил Аруш.

Предложение каррлака пришлось контрабандисту по душе. Он, ожидая возражений, обвел всех вопрошающим взглядом, старательно избегая смотреть на Марианну.

– Я думаю, что это возможно, но только после того, как все здесь успокоится, – вынес вердикт Зорит. – И если сам барон не будет против, конечно.

После некоторого раздумья, барон решился.

– Быть наместником я не против. Только не знаю, получится ли у меня. Кстати, можете называть меня Казимир. И еще, – барон пристально посмотрел на Алекса, – я хочу поговорить с вами, с глазу на глаз.

Алекс прекрасно понимал, о чем, или вернее, о ком пойдет разговор, и разговор этот выйдет не простым. Он бросил мимолетный взгляд на Марианну, растерянно переводящую взгляд с мужа на любовника, и отошел в другой конец зала.

– Я отказался с вами драться, – сказал подошедший вслед за ним Казимир, – так как вы были пленником, и безоружны. Теперь ситуация изменилась. Вы больше не пленник, и с вами ваше любимое оружие. Я готов сразиться с вами, чтобы защитить честь своей жены, и свою честь.

Сложилась дурацкая ситуация. Контрабандисту был симпатичен этот человек, человек чести, и ему совсем не улыбалось с ним драться. С другой стороны, выбор невелик – либо бой, либо попытаться успокоить потревоженное мужское самолюбие барона, каким-нибудь другим способом.

– Вы ведь понимаете барон, что я вас убью?

– Я это прекрасно понимаю. – Барон говорил совершенно спокойно, и Алекс поразился его хладнокровию. – Но я готов умереть за свою жену. – Он помолчал, и тоскливо добавил. – Я её безумно люблю.

– Я вас понимаю… – вздохнул в свою очередь землянин. – А если я скажу вам, что ваша жена ни в чем не виновата, что я наложил на неё магическое заклинание, чтобы с её помощью попасть во дворец, и попрошу у вас прощения, это поможет избежать драки между нами?

Решив поступиться своей гордостью, Алекс стремился сохранить мир с бароном. Казимир пару минут напряженно думал, может ли извинение успокоить его самолюбие. И решил уточнить:

– Это действительно так, вы действительно наложили на Марианну заклинание, или вы любой ценой хотите избежать дуэли между нами?

Землянин видел, с какой надеждой смотрит на него барон. И хотя он не применял магию (ну, почти не применял), он понял – сейчас лучше солгать.

– Это действительно так, – как можно убедительней сказал он. – Мне очень нужно было попасть во дворец, на турнир магов, и я с помощью магии узнал, что Марианна может в этом мне помочь. Остальное дело техники. Я соорудил специальное заклинание, и она не могла мне противостоять. – Алекс раскаяно развел руками. – У меня не было другого выхода. Я прошу вашего прощения, и готов поклясться, что подобное больше не повторится.

Лицо барона просветлело. Скорей всего он понимал, что это ложь, но данное объяснение его вполне устраивало:

– Я принимаю ваши извинения. И очень надеюсь, что такое впредь действительно не повторится. А теперь пойдемте, у нас много дел.

Казимир и Алекс пожали друг другу руки, и вернулись к ожидавшей их группе, почти друзьями. Марианна, с тревогой ожидавшая развязки, увидев по их лицам, что гроза миновала, облегченно вздохнула. Успокоились и остальные.

– Ну, раз все улажено, – бодро сказал Зорит, – пора заняться делами. Алекс, а тебе не кажется, что самое время примерить атраты? С ними ты станешь могучим магом, но постарайся не злоупотреблять приобретенным могуществом.

Контрабандист только сейчас понял, что крепко сжимает в кулаке все четыре атрата.

Согласно очередности, первой свое место заняла Алаза. Фатар легко оделся на палец, и привычно на нем закрепился. Венера без проблем защелкнулась на шее. С большим волнением носитель одел последнего представителя семьи – Теноса.

Внезапно по его телу пробежали искры, всех цветов радуги, и носитель исчез из зала.

XXV

Опомнился он на высоком отвесном мысе, острым кинжалом врезающемся в серое беспокойное море. Свинцовые волны беспрерывно штурмовали скалу-башню, и бессильно разбивались о её подножие. Внизу, у самой кромки воды, кружили чайки, оглашая округу своими криками. Их резкие вопли спорили с шумом прибоя, добавляя недостающие штрихи в симфонию моря.

До Алекса дошло, что атраты уже вовсю общаются между собой. И как общались! Они говорили одновременно все, не слушая, и постоянно перебивая друг друга. Этот галдеж окончательно сбил носителя с толку.

– Тихо! – рявкнул он.

Атраты умолкли. И даже море приглушило звук.

– Говорите по очереди! И первым делом объясните мне, почему я здесь? Начинай ты, Алаза.

– «Извини нас. Это была моя идея. Мы очень обрадовались встрече, и как только объединились, сразу перенесли тебя на одно из наших любимых мест», – весело объяснила Алаза.

– Извинение принято, – миролюбиво сказал контрабандист. – Познакомьте меня с Теносом, и можете радоваться встрече дальше. Только не галдите, как те чайки внизу.

– «Это не чайки, это маленькие дракончики», – обиделась за маленьких летунов Венера.

Присмотревшись, Алекс и впрямь увидел, что это не птицы, хотя издали похожи, да и звуки издавали те же. Над волнами скользили небольшие ящеры, выхватывающие из воды мелкую рыбешку.

– Ну да бог с ними, – махнул рукой носитель. – Давай знакомиться, Тенос. Я рад встрече, и о тебе уже наслышан, а обо мне, как всегда, лучше расскажет Алаза.

– «Как я понял, тебя зовут Алекс, – ответил Тенос, – и я тоже рад нашему знакомству. Еще раз прошу прощения за нашу несдержанность, но сам понимаешь, несколько тысяч лет, большой срок даже для атратов».

– Да ладно…

– «Насколько я знаю Алазу, она очень щепетильна в вопросе выбора носителя, тем более для всей семьи, так что я думаю, она выбрала самого достойного».

– Так уж и самого… – засмущался контрабандист.

Алаза быстро посвятила Теноса в историю её знакомства с Алексом, и воссоединению семьи атратов. Затем снова пошли проявления бурной радости, и голос Венеры слышался громче всех. В пол уха слушая их восторженные возгласы и реплики, контрабандист осматривал окрестности.

Здесь царили дикие и прекрасные пейзажи. Темные волны с остервенением нападали на высокие скалы, но те держались стойко и волны отступали, чтобы снова и снова продолжать атаки. Сразу на кромке скал начиналась бескрайняя степь, покрытая короткой рыжей травой. Высоко в серо-голубом небе, парили еще одни, более крупные, чем внизу, представители местной фауны. И, судя по всему, это так же были ящеры. Других живых существ не наблюдалось.

Постепенно разговор атратов вошел в то русло, которое стало интересно и носителю – Тенос объяснял, как он вляпался в историю с Людвигом и потерял контроль над ситуацией.

– «Я и сам не до конца все понимаю, – недоумевал шнурок. – Все шло нормально, мы с Людвигом прекрасно ладили уже несколько лет. Он был историком, и по старинным записям сумел распознать во мне не просто украшение, а нечто большее. После нашего долгого и плодотворного сотрудничества, он занялся магией, и достиг определенного прогресса. В плане карьеры, он дорос до министра культуры и истории, при дворе прошлого императора, и женился на его племяннице.

Затем, в одной из далеких экспедиций, куда он не гнушался отправляться сам, была обнаружена статуя Эльфимеры. Меня и самого ошеломила находка. Статуя находилась на далеком южном континенте, в пещере, вырубленной в горе, целиком состоящей из минерала блокирующего любую магию. Это из него потом Людвиг научился выплавлять материал с теми же характеристиками. Вы представляете себе силу, которая создала эту статую, и такую гору? Вот и я боялся даже думать о том, в какую заварушку мы можем попасть. После того, как статую перевезли во дворец, и поместили в специальное помещение, Людвиг, воспользовавшись отсутствием энергии в этом помещении и сильным подавляющим действием статуи, сумел от меня избавиться. Он поместил меня в соседнюю с Эльфимерой комнату, и я оказался отрезанным от внешнего мира. Что происходило дальше, я не знаю».

– «Примерно так я и думала, – сказала Алаза. – Я немного отслеживала события в этом мире. После того, как он расстался с тобой, таинственным образом начали умирать, или исчезать претенденты на трон, и Людвиг, в конце концов, стал первым в очереди».

– «Обычная практика всех тиранов, и не только их», – сказал Фатар.

– Раз основные вопросы выяснились, – вклинился в их разговор носитель, не давая затронуть новых тем, – то может мы вернемся во дворец? У нас там много работы.

– «Ты прав, – ответила Алаза. – Наговориться еще успеем».

* * *

Во время отсутствия Алекса, легкая растерянность переросла в полную растерянность, а Аруш так вообще впал в панику, что-то выкрикивая про происки подлых атратов. И только Зорит сохранял невозмутимость.

Возвращение землянина оказалось не менее потрясающим, чем его исчезновение. Он вышел из столба пламени, возникшего посреди зала.

– Эффектно, – одобрил Зорит его появление.

– Где ты был?! – набросился на друга каррлак.

– Атраты от радости бесятся, – объяснил контрабандист.

– Ну, если они перебесились, то вам, по-видимому, следует заняться неотложными делами, а нам с Ректи отправляться домой. Если понадобится помощь, зовите. А теперь, прощайте.

Старший дракон не спеша вышел из зала, и вскоре мощное хлопанье крыльев известило всех, что Зорит улетел.

– Прощай Квирт, – с легкой грустью сказал Ректи. – Перед тем, как вляпаться в очередную неприятность, постарайся оставить свои координаты.

– Хорошо, – улыбнулся в ответ Квирт, – я буду держать с вами связь.

* * *

После отлета старших драконов, все снова сосредоточили свое внимание на землянине.

– Что собирается делать новый император? – поинтересовалась Алеандра.

– Да бросьте вы! – возмутился Алекс. – Что все мы, собираемся делать? Я не напрашивался на эту должность. И, между прочим, еще её не занял. Еще неизвестно, как отреагирует на эту новость народ, и власть имущие. Людвиг, по-моему, был популярен в народе.

– Я думаю, что нужно собрать тех, кто занимал ответственные посты при Людвиге, – внес предложение барон.

– Разумно, с этого и начнем, – согласился контрабандист. И добавил. – А вам, мои бывшие сокамерники, нужно принять другой, более приемлемый для этого мира вид.

Квирт принял облик высокого мужественного шатена. Алеандра просто убрала клыки. А Аруш немного уменьшился в размерах, и посчитал, что этого достаточно.

Вся команда решительным шагом вышла из зала. Дворец почти опустел, появление пышущих огнем драконов, разогнало его обитателей. Самые храбрые из оставшихся заглянули было в зал, но увидев там компанию драконов, вампиров, оборотней и магов, а так же горы трупов, утратили остатки мужества.

Но Алексу и Казимиру все-таки удалось отыскать нескольких оставшихся (то ли по излишней храбрости, то ли по скудоумию) слуг, и отдать распоряжения. Убедившись, что прежнего императора больше нет, слуги с рвением принялись выполнять приказы новых хозяев, в надежде заслужить их благосклонность.

Перво-наперво созвали высших государственных, военных и полицейских чиновников. Несмотря на опасения, пришедших оказалось на удивление много, хотя вели себя все сдержано и настороженно – мало ли чего можно ожидать от этих оборотней, драконов и вампиров. Но землянин с сотоварищами держал себя подчеркнуто корректно и даже дружелюбно, что позволило немного растопить лед недоверия и опасения. Все присутствующие довольно легко приняли новость о смерти Людвига, многие этого ожидали, а некоторые даже одобрили, хотя верить в их искренность Алекс еще не мог.

Он попросил чиновников высказаться по поводу сложившейся ситуации. Мнение всех выступивших совпадало – нужен новый император. Причем император сильный, опытный, способный удержать ситуацию под контролем.

– Сеньоры! Можете выдвигать кандидатуры на вакантное место императора, – широким жестом предложил Алекс. – Предлагайте, не стесняйтесь. Может кто-нибудь сам хочет посидеть на троне?

В императорском кабинете для совещаний, несколько минут стояла робкая тишина – высокие чины напряженно переглядывались, и усиленно сопели. Затем, после молчаливого согласия Алекса, все разошлись, разбились на кучки, и начали шептаться.

– Зачем эти игры в демократию? – недовольно спросил Квирт.

– Пускай помечтают, – беспечно ответил контрабандист, с удобством расположившись в императорском кресле.

– Ты все правильно делаешь, – похвалила его Алеандра. – Так ты узнаешь о существующих группировках и их лидерах.

Хотя землянин и не задумывался о такой возможности, но то, что у герцогини сложилось высокое мнение о его уме и дальновидности, польстило. А обстановка в кабинете накалилась. Каждая группировка видела на троне именно своего человека. Начался галдеж, посыпались взаимные упреки и обвинения, припоминались старые грехи. В общем, началась обычная политическая жизнь.

Вдоволь наслушавшись, и действительно узнав много интересного, Алекс решительно остановил перебранку:

– Господа! Как я вижу, вы не пришли к единому мнению, однозначного лидера у вас нет. Так что, во имя всеобщего блага будет лучше, если я сам назову имя нового императора.

Напряженные взгляды были ему ответом.

– Лучший кандидат на должность императора… – землянин сделал эффектную паузу. – Это, я.

Всеобщий вздох разочарования (тех, у кого были более сильные позиции), и одновременно облегчения (тех, кто не входил в мощные группировки) пронесся по кабинету. Возразить естественно никто не посмел, в кабинете собрались исключительно благоразумные господа, с отлично развитым чувством самосохранения.

– Так как я совсем немного знаю о делах в империи, то своим главным советником и правой рукой я назначаю барона Роштильда, – объявил Алекс, после того, как короновал сам себя.

– Но почему Роштильд? – раздался недоуменно-обиженный голос невысокого толстячка. – У него ведь нет опыта работы на государственной службе, и работы при дворе.

Землянин строго посмотрел на первого недовольного, и строго спросил:

– Кто такой?

– Граф Форман Рут, градоначальник Киртоля, – любезно, хотя без особого заискивания отрекомендовался тот.

Вот как, градоначальник Киртоля. Интересно, почему этого градоначальника не было во дворце во время бойни, которую устроили драконы? Под пристальным взглядом нового императора графу стало немного не по себе. Он затоптал на месте, не решившись впрочем, сесть без разрешения хозяина кабинета.

– Граф Рут недавно попал в немилость к Людвигу, они не очень ладили, – наклонившись к Алексу, внес ясность Казимир.

Понятно. Повезло графу несказанно.

– Садитесь граф, – великодушно разрешил император. – Так говорите, у барона нет опыта работы при дворе?

– Именно так, ваше величество, – с готовностью подтвердил толстячок.

– Это хорошо… Теперь у него такой опыт будет. Я его знаю, как честного и благородного человека, патриота своей страны. И он единственный, кому я доверяю. – Контрабандист обвел присутствующих суровым взглядом. – Я думаю, он справится. А вам, еще нужно доказать свою полезность.

Больше кандидатура барона возражений не вызвала. Хотя особой радости на лицах не возникало, в принципе, кандидатура Роштильда устраивала всех. Все собравшиеся в кабинете господа, все еще видели на троне своего человека, если не сейчас, то в будущем, а барон вряд ли будет претендовать на эту роль. К тому же первый советник императора нейтрален (пока нейтрален), и на него легче будет влиять.

Дальше пошла организационная работа, которую Алекс, как и в случае с Ризавиром, беззастенчиво переложил на плечи Казимира – не императорское это дело, заниматься такими мелочами. Барон на удивление быстро вошел в курс дела, и оказался прекрасным организатором, сказался большой торговый опыт и коммуникабельность. Контрабандисту оставалось только порадоваться своему выбору – везло ему пока с помощниками.

В основном все присутствующие сохранили свои должности, а некоторые даже получили повышение, и заняли вакантные места погибших в зале, а так же не пришедших на это собрание. Закончив формирование нового кабинета министров и штаба армии, перешли к внешней и внутренней политике.

Особое недовольство, в основном военных, вызвали планы Алекса вывести войска из захваченных раннее стран. Генералы не без оснований опасались, что освобожденные государства туже создадут коалиции, и попытаются отомстить Луистану. Тем более что Людвиг, одного имени которого все боялись, погиб. Вывод войск будет расценен, не как жест доброй воли, а как слабость.

Император сурово пообещал своим подчиненным, что он, и, не прибегая к завоеванию чужих территорий, сумеет заставить уважать себя, и даже боятся. После того, что случилось в зале, его слова не вызывали сомнений.

Далее обсудили внутренние дела. Присутствующие на совещании губернаторы, а так же министр полиции и новый министр тайной полиции (старый погиб в зале), высказали опасение, что народ неоднозначно примет перемены на троне – Людвиг имел немалую популярность среди простого люда. Эта проблема оказалась посложней. Один из генералов внес предложение – использовать для подавления недовольств и возможных восстаний армию. И крикуны окажутся на эшафоте, и военные при деле. Алекс чуть было не поддался на уговоры, но вовремя спохватился, не настолько он держался за трон, чтобы топить страну в крови.

Спасительную идею подбросил Казимир. Он предложил объявить о значительном снижении налогов, скажем, на треть. Сокращенная армия не потребует стольких расходов – снова недовольное ворчание генералов – и это пройдет вполне безболезненно для казны империи. Монарх радостно ухватился за это предложение. На том и порешили.

* * *

Вскоре после окончания заседания, новый монарх, немало волнуясь, явил себя народу, толпы которого собрались перед дворцом, как раз на том месте, где несколькими днями ранее проходил магический турнир. То, что император вышел к народу в сопровождении знакомых лиц, немного успокоило толпу. А после того, как граф Рут объявил о значительном снижении налогов, а император приказал выкатить из подвалов несколько десятков бочонков с вином, новый монарх был восторженно признан.

Вечером Алекс, Квирт и Алеандра, показали такой магический фейерверк, которого Киртоль еще не видел. И люди забыли, на время, конечно, что новый император взошел на трон при помощи драконов и вампиров.

День, наконец, закончился, и новый император с друзьями с облегчением вернулись во дворец.

– А может, посмотрим, что мы здесь отхватили? – нетерпеливо предложил Аруш, с откровенной жадностью поглядывая по сторонам.

– Точно! И начнем с императорской сокровищницы! – с готовностью предложил Квирт.

– Нет с кухни! – задиристо заспорил Аруш. Куда и подевался былой страх перед драконом.

– Завтра, все завтра, – отмахнулся Алекс. – Я так устал, что ели ноги волочу, и даже Венера ничего не может сделать. Это не телесная, а скорей душевная усталость.

– Имейте совесть, у нас был такой напряженный день, а у вас всех интересов, что набить брюхо и карманы, – поддержала землянина герцогиня.

– Просто кушать очень хочется, – смущенно пробормотал каррлак.

– С едой откладывать не будем, – спохватился землянин. – Хуже голодного каррлака ничего нет. Так что лучше мы пойдем на кухню, иначе он здесь всех… ха, ха… птиц, переловит.

Аруш бросил на императора злой взгляд, и тот решил не развивать тему о съеденной вороне, а вместо этого подозвал слугу:

– Эй, любезный, как пройти на кухню?

– Как на кухню, ваше величество? – испугался слуга. – Император должен кушать в трапезной. В малой или большой. Ну, или, в крайнем случае, в своем кабинете.

– Веди нас в трапезную, – распорядился Аруш.

– В какую? – уточнил слуга.

– В малую, – быстро сообразил каррлак. – В нашу малую трапезную.

– В вашу говоришь? – прищурившись, уточнил Квирт, по дороге в трапезную.

– Конечно наша! – уверил его каррлак.

– С каких это пор?

– А с таких, как все отказались, от такой тяжелой работы, как забота об империи! – с пафосом объяснил Аруш.

– Особенно о её сокровищнице, – съязвил дракон.

– Именно! Забота о сокровищнице, защита её от жадных взглядов разных там драконов, является одной из важнейших задач главного хранителя.

– А главный хранитель у нас кто? Ты, что ли?

– Ну не ты же!

Дружественная перебранка оборотня и дракона закончилась, как только они достигли трапезной, где немногочисленные слуги поспешно накрыли довольно скромный стол.

* * *

Утром Алекса разбудил робкий стук в дверь. Привычно схватившись за меч, он открыл глаза. Балахон с кружевами, нежно-розовый потолок с тонкой лепкой… Ах да, он же в спальне императора.

– Ваше величество, вас ждут ваше величество, – пропел чей-то подобострастный голос за дверью.

Ваше величество… Алекс посмаковал – неплохо звучит. Значит он теперь император. Растем, растем… Полностью одетый, правда, без сапог, он лежал на огромном ложе. Рядом, что-то недовольно ворча, лежал Аруш. Контрабандист пнул его:

– Вставай лежебока. Нас уже ждут.

– Убей их всех, – послышалось в ответ.

– А если зовут есть?

– Хватит, мы вчера наелись. А еще напились, – страдальчески произнес каррлак.

Да, вчера они славно погуляли. Даже Алеандра напилась на радостях. А пьяный дракон вытворял такое… Что уж тут говорить об Аруше. Каррлак хлестал вино наравне со всеми, а ведь его организм не имел привычки к алкоголю. Алекс представлял, что сейчас творится с другом. Видать хваленая способность оборотня заживлять раны, не распространяется на похмелье. Нужно помочь другу.

Соскочив с кровати и натянув сапоги, носитель направил на оборотня целебный зеленый луч. Каррлак вскочил как ужаленный – Фатар перестарался.

– Ты что?! – закричал он.

– Что опять не так?

– Нельзя вот так, из одной крайности в другую! Переход должен быть плавным, нежным.

– Обойдешься без нежностей. Можешь валяться здесь, а я пошел, там наверняка уже приготовили приличный завтрак, а не так как вчера, закусить нечем было.

– Подожди! – спрыгнул с кровати оборотень. – Я не могу бросить тебя в столь ответственный момент.

Стук в дверь усилился, ведь слуги не могли сами открыть дверь, Людвиг установил изнутри многочисленные запоры, и контрабандист исправно закрыл их все.

– Что за шум? – открыв дверь, строго спросил он.

Трое слуг склонились в глубоком поклоне.

– Докладывайте! – нетерпеливо махнул рукой монарх.

– Ваше императорское величество! В тронном зале вас ждут ваши друзья, барон Роштильд, и граф Рут. – Важно доложил один из троицы.

– Рут, Рут… – Алекс наморщил лоб. – Ах да, градоначальник. А где все остальные?

– Генералы разъехались в войска, губернаторы в провинции, а министры в министерствах. У всех сейчас очень много работы.

– Да, да. Ну и хорошо… Как тебя?

– Кори. Ваш личный секретарь. Если вы не против, конечно.

– А кем ты был до того, как нацелился на должность моего секретаря?

– Помощником секретаря прежнего императора.

– Куда делся тот секретарь?

– Погиб в тронном зале, вместе со своим патроном.

– Гм. – Алекс прокашлялся. – Да. Такой удел секретарей, разделять судьбу своих патронов.

– Я знаю, ваше величество, – без тени усмешки ответил Кори.

– Тогда веди нас в тронный зал.

* * *

Судя по виду собравшихся, нового монарха с товарищем порядком заждались. Но Алекс не подал вида, что как-то озабочен этим. ИМПЕРАТОР он, имеет право…

Квирт хотел было высказать какую-то колкость в отношении новоиспеченного монарха, но Казимир его опередил:

– Ваше величество, нужно обсудить кой-какие вопросы. Чиновники ждут конкретных указаний.

Контрабандист поморщился:

– Во-первых, Казимир, давай договоримся. Для друзей я все тот же Алекс. Мы ведь друзья?

Казимир утвердительно кивнул. Градоначальник Киртоля нерешительно затоптал на месте – ему тоже хотелось ходить в друзьях императора, и запросто называть его Алексом. Но тот не торопился называть графа своим другом.

– А во-вторых, – продолжил монарх, – давай решать серьезные вопросы, после хорошего завтрака.

– Какого завтрака! – взорвался наконец, Квирт. – Уже обед давно прошел!

– Тише Квирт, не преувеличивай. Обед еще не начался.

Спокойный голос Алеандры подействовал на дракона успокаивающе, и он начал остывать. Но тут, по дороге в трапезную, свои комментарии вставил Аруш:

– Тебе лишь бы жрать.

На морде оборотня было написано такое осуждение, что Квирт снова завелся.

– Это мне лишь бы жрать?! А кто вчера ныл – кушать очень хочется! – дракон виртуозно передразнил оборотня.

– Я кушаю, а ты жрешь. Понимаешь разницу? – сказал каррлак, и мимоходом добавил. – Кстати, вчера тебя последний раз кормили бесплатно. Будешь отрабатывать свой паёк. Летать над замком, врагов выискивать, или мышей в подвале ловить.

– Ах, паёк! Ах, мыши!

Квирта буквально душила злость, он снова хотел было превратиться в дракона и плюнуть в оборотня огнем, но вовремя спохватился, и понял, каррлак специально его дразнит.

– Паёк, говоришь? – принимая игру, процедил он.

– А ты думал. Назначим тебе содержание, небольшое, конечно, нам ведь еще империю поднимать, – заявил хозяйственный Аруш.

Алекс с Алеандрой рассмеялись, а вслед за ними и Квирт. А когда они вошли в трапезную, дракон и вовсе ахнул – столы ломились от еды, повара вернулись на работу, и исправляли вчерашнее упущение. Так как они не знали пристрастий нового императора и его друзей, то на столы водрузили все, что только можно было.

– Я принимаю такой паёк! – довольно сказал Квирт, пожирая глазами увиденное.

– Будь скромнее, – укоризненно проворчал Аруш, и первым устремился к столу.

* * *

Алекс устало отвалился от стола, и тоскливо на него посмотрел. Несмотря на полное брюхо, и половина блюд осталась нетронутой. А столько хотелось еще попробовать. Черт бы побрал этих поваров! Но с другой стороны, для тебя ведь старались, император ты хренов. Все было приготовлено не просто вкусно, а очень, очень вкусно, и выглядело так же. Разве можно отказать себе в удовольствии, откушать вот это, в виде грибочка нежно-розового цвета. Контрабандист потянулся к неопробованному еще блюду, но желудок протестующее заворчал, и лакей, услужливо поднесший блюдо с грибочками, разочарованно поставил его не место.

Похоже, что все за столом уже давно наелись. Алеандра, как всегда ела немного, и теперь с усмешкой наблюдала за друзьями. Казимир, первое время ведущий себя наиболее сдержанно, затем разошелся, и практически не отставал от других людей, то есть, Алекса и графа Рута.

Про Аруша и Квирта разговор особый. Они, конечно, являлись главными едоками и действующими лицами за столом. Каррлак, отбросив всякие условности – вместе со стулом – встал на задние лапы, и хватал прямо со стола. Но и ему было тяжело тягаться в обжорстве с Квиртом. Соревноваться с драконом, даже в человеческом обличии, неблагодарное дело, и, поняв это, оборотень сдался.

Дольше всех сохранил аппетит Квирт. Выев вокруг себя изрядную поляну, он затем тоскливо смотрел на слуг, подвигающих иподносящих ему все новые и новые блюда. Он стал настоящей звездой лакеев, поваров и слуг. Они с умилением, и одновременно суеверным ужасом, наблюдали, как их кумир поглощает продукты, могущие насытить целую роту. Да что там роту, целый полк! Но, наконец, довольно отрыгнув, и дракон перестал жевать.

С трудом пересилив себя, и оторвав взгляд от стола, император тяжело поднялся. Немало усилий пришлось приложить и остальным, чтобы совершить сие нехитрое действо. Выйдя через открытую широкую дверь в сад, Алекс с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Рядом так же тяжело дышал Квирт.

– Ваше величе… Простите, Алекс, – Казимир замялся. – Разрешите называть вас лордом Гартошем? Мне так привычней, чем просто Алексом.

– Хорошо, – лениво согласился император.

Ему сейчас не хотелось с кем-либо спорить. Тем более, что нужно привыкать к своему настоящему имени и титулу.

– Лорд Гартош, – деловито начал барон, – я должен доложить вам о проделанной кабинетом министров и другими работе. И получить дальнейшие распоряжения.

Вот зануда! Алекс уже начал сомневаться в правильности своего выбора, слишком уж рьяно барон взялся за работу. Так монарха и заездить недолго. Контрабандист попытался, как можно поделикатней свалить всю работу на своего помощника.

– Послушайте, барон, – он доверительно взял собеседника под локоть. – Вы ведь знаете, что я еще больший профан в государственных делах, чем вы. Вы намного лучше меня разбираетесь в здешних реалиях. И я доверяю вам, почти как себе.

– Но…

– Можете пользоваться моим именем, как пожелаете, – мягко перебил барона Алекс. – Надеюсь, вы не будете косить направо и налево своих недругов?

– Не буду.

– Вот и хорошо. Впрочем, если парочку другую и приговорите к чему-нибудь, я не возражаю.

– Со своими личными врагами я предпочитаю разбираться сам, – холодно сказал Казимир.

– Ну, ну, не обижайтесь, я не о ваших личных врагах. Я о тех, кто будет ставить вам палки в колеса. А вас должны не только уважать, но и бояться. Ну, а о делах, вы мне доложите потом, вечером. Хорошо?

– Хорошо, – нехотя согласился барон. – А чем вы будете заниматься?

– Я? – контрабандист осмотрелся. – Я хочу ознакомиться с дворцом, городом, и затем и со страной. А уже завтра мы займемся делами.

– Я все понял, – понятливо кивнул Казимир. – А завтра вы перенесете ознакомление с делами еще на одни вечер, или на следующий день, и так далее.

– Да нет же, серьезно, завтра займемся государственными делами. Мне нет смысла затягивать, нужно помогать своему миру, своей семье.

– Тогда до завтра, – барон развернулся, собираясь уйти.

– Подождите Казимир. А где Эликсий? – Императору вдруг стало стыдно за то, что совсем забыл о старике.

– Он собирался отправиться домой. Возможно уже покинул дворец.

– Но почему?

– Он чувствует себя бесполезным.

– Даже не попрощался… – пробормотал Алекс. – А ведь он мне нравился.

– Мне тоже.

– Скажите барон, а вам нужен помощник колдун?

– Конечно, – быстро ответил Казимир.

– Ну так постарайтесь его вернуть. Я ведь не смогу здесь надолго оставаться, а магическая поддержка вам совсем не помешает.

Барон ожил, и, бросив на императора благодарный взгляд, поспешил во дворец.

– Я слышал, вы собираетесь совершить экскурсию, – быстро занял его место граф Рут. – Если желаете, я покажу вам самые интересные места в городе и во дворце.

– Я не против, – пожал плечами контрабандист. – С чего начнем? – спросил он у подошедших неторопливым шагом троице друзей.

– С сокровищницы! – не замедлил с ответом Квирт.

– А я бы начала вон с той башни, – Алаза указала на самую высокую башню крепостной стены. – С неё город хорошо видно, и дворец как на ладони.

– Я не уверен, что после такого обильного обеда, сумею взобраться на такую высоту, – засомневался контрабандист.

– А магия тебе для чего, – лукаво посмотрела на него герцогиня. – У тебя ведь семья атратов.

– Действительно! Совсем забыл, – хлопнул себя по лбу монарх.

– А мне что, по ступенькам взбираться, или соизволите прихватить с собой? – вызывающе поинтересовался Аруш.

– Прихватим, – пообещала Алеандра.

– Кгм, – кашлянул Форман. – Не могли бы вы прихватить и меня? А то в моем возрасте, да с моей комплекцией бегать по ступенькам не самое лучшее занятие.

– Можем прихватить и вас, – сказал Алекс. – Если не боитесь.

– Боюсь, – честно признался граф, – но я еще никогда не летал, а попробовать очень хочется.

– Ты не боишься своими полетами напугать своих подданных? – спросил Алекса Квирт.

– Как раз наоборот. Пусть видят, на что способен их новый монарх.

Полет не занял много времени, все-таки четыре атрата это сила. Алекс аккуратно опустил Аруша и Формана на верхнюю площадку башни. Графа полет привел просто в щенячий восторг. Каррлак же отреагировал более спокойно, как заправский летун.

Вид с башни открывался великолепный. За крепостными стенами, на четыре стороны стелились широкие центральные улицы, деля город на правильные кварталы. Даже по меркам Земли, где Алекс провел последние два десятка лет, Киртоль был немаленьким городом.

Граф Форман, рассказывая историю города, показывал самые знаменательные места, призывая спустится и ознакомится с ними поближе. Но прогулку по городу решили провести позже.

Во внутреннем дворе крепости, раскинулся белоснежный императорский дворец, окруженный парками, аллеями, фонтанами, и прочими прелестями. Дворец был построен буквой «П», с прекрасным внутренним садом. В саду находился самый большой ансамбль из фонтанов, с тремя бассейнами на разных уровнях.

– А нужно ли нам все это? – задумчиво смотря вниз, спросил вдруг Аруш.

– Не знаю, – ответил император. – Надолго мы здесь, конечно не задержимся, но пару комнат, и императорском крыле, я бы все-таки оставил.

– Почему пару комнат! – возмутился оборотень. – Все крыло!

Алеандра рассмеялась:

– Аруш от скромности не умрет.

– Никогда! – подтвердил оборотень. И хозяйственно добавил. – Надо, не надо, а пускай будет.

Теперь рассмеялся и Алекс. Только Квирт не разделял всеобщего веселья. Его мысли кружили вокруг другого места, а все эти красоты и достопримечательности он уже не раз видел, когда летал над городом и вынюхивал Эльфимеру. Сейчас ему было откровенно скучно.

– Долго вы еще будете пялиться на эти строения? – с нетерпением спросил он.

– А что, не терпится выпотрошить нашу сокровищницу? – встрепенулся Аруш.

– С каких пор она стала вашей? – ощетинился дракон.

– А вот как мы взвалили на себя империю, то все вокруг нашим и стало! – не очень любезно объяснил каррлак.

– Перестаньте, – оборвал их спор Алекс. – Не беспокойся Квирт, получишь ты доступ в сокровищницу, выберешь все, что захочешь.

– Все что захочу? – глаза дракона азартно засияли.

– Все, кроме Эльфимеры, конечно, – поспешил исправиться монарх.

Аруш что-то начал было ворчать, про не в меру расточительного императора, но Алекс подхватил его и графа Рута, и понес вниз.

* * *

Едва приземлившись, император приказал перепуганному секретарю – не привык еще служивый к полетам императора – вести их в сокровищницу. Вот где Квирт ожил по-настоящему.

Сокровищница занимала несколько больших подземных комнат. Остановившись на пороге, дракон зачаровано переводил взгляд из одного угла в другой.

– Сейчас начнет грести наше золотишко… – обеспокоенно пробормотал Аруш, протиснувшись между драконом и дверным косяком, он стремился опередить жадное крылатое существо.

– Нужно мне ваше золото! – презрительно фыркнул Квирт. – Вот камешки, совсем другое дело!

И он действительно, минуя изделия из драгоценных металлов, устремился к витрине с выставленными как на парад драгоценными камнями. Внимательно их пересмотрев, он двинулся дальше. За ним по пятам неотступно следовал каррлак, бдительно следя за каждым шагом дракона. Это ужасно раздражало Квирта, и, в конце концов, Алекс отогнал от него оборотня.

С неохотой отступив на пару шагов, Аруш все так же пристально следил за действиями дракона. И, в конце концов, Квирт привык к его присутствию, как к собственной тени, и вплотную занялся изучением содержимого сундуков, шкафов и ларцов. В руки к дракону попала корона, украшенная изумрудами, рубинами, и другими, неизвестными контрабандисту камнями, хотя повидал он их немало.

– Вот это! Я возьму вот это! – восторженно нею потрясая, воскликнул Квирт.

– Это фамильная корона Верль-Хотов, первых императоров Луистана… – обреченно вздохнул главный смотритель сокровищницы.

Смотря на его убитое лицо, землянин не выдержал:

– Квирт, ты не мог бы подыскать себе что-нибудь другое, не имеющее исторической ценности?

– А если здесь все имеет историческую ценность? – не выпуская корону из рук, забеспокоился дракон.

– Смотритель покажет тебе ценные вещи, которые, я думаю, тебя устроят.

Квирт не спешил расставаться с любимой игрушкой, и смотрителю с Арушем пришлось буквально выдирать её из рук дракона в человеческом обличии. Теперь крылатый ящер разгуливал в компании двух жадных пар глаз – смотритель и каррлак не сговариваясь, объединили свои усилия, мигом почувствовав внутренние родство. В конце концов, дракон нашел себе подходящую вещь – им оказалось ожерелье, буквально усыпанное огромными камнями.

– Это тоже имеет историческую ценность? – заранее набычившись, спросил он.

– Нет, но это имеет обычную огромную ценность, посмотрите, какие здесь чистейшей воды камни, – ответил смотритель.

– Так ты что же, хочешь, чтобы я набрал обычных побрякушек?!

– Забирай Квирт, забирай, – поспешил вмешаться Алекс, не давая разгореться гневу дракона.

– Я возьму еще это и это.

Квирт схватил несколько крупных разноцветных камней, и рассовал их по карманах. Контрабандист только снисходительно улыбался, хотя Аруша со смотрителем чуть удар не схватил. На этом налет на императорскую сокровищницу закончился. Алеандра выбрала только одно небольшое колечко – несмотря на то, что она была женщиной, за ней не замечалось такой страсти к драгоценностям, как у Квирта.

XXVI

Беглый осмотр остальных достопримечательностей дворца, занял целых два часа. Очень долго и утомительно описывать красоты большого банкетного зала, трех бальных залов, многочисленных гостевых и гостиных комнат. С тронным залом друзья уже успели познакомиться, и знакомство это оказалось не самое приятное, к тому же в нем спешно начали ремонт. Императорский музей заслуживал особого внимания, ведь Людвиг был в первую очередь историком и археологом, и немало времени посвящал своей первой профессии и страсти.

Но вскоре у Алекса уже рябило в глазах от всех этих картин, скульптур, статуй, статуэток, находок прошлого и изделий из настоящего. Он поспешил закончить экскурсию, так как больше его переполненный рассудок не воспринимал. Выйдя из музея в сад, он вновь очутился в компании графа Рута.

– Ваше величество, как вы относитесь к лошадям? – вкрадчиво спросил граф.

– Положительно, – ответил монарх.

Алекс действительно очень любил лошадей, хотя времени для общения с ними постоянно не хватало.

– Тогда, я думаю, вас заинтересует еще кое-что.

– Вы имеете в виду конюшню?

– Именно! – торжественно произнес Рут. – В императорской конюшне находится нечто, что, несомненно, достойно вашего внимания.

– Ну, веди, – заинтересовался землянин.

Форман охотно затрусил к конюшням, за ним не спеша шли Алекс и Алеандра. Дракон и оборотень приотстали, для них конюшня не представляла большого интереса – один получил то, что хотел, другой уже успел проголодаться, и мечтал взять реванш у дракона по поглощению съестного.

У входа в конюшню их встретил главный конюх, с многочисленными помощниками. Представился он, как Жерар.

– Покажите его величеству то, что является гордостью императорских конюшен! – с ходу приказал граф.

– Я бы не назвал это гордостью, скорее проклятьем наших конюшен, – холодно ответил конюх, бросив на градоначальника недобрый взгляд.

Граф хотел было рассердиться, но конюх уже вошел в конюшню. Заинтригованный контрабандист поспешил за ним. Жерар, не останавливаясь, прошел в самый конец длинного помещения. И как землянину не хотелось остановиться и внимательно рассмотреть прекрасных представителей лошадиного мира, он не останавливал конюха, чувствуя что-то необычное – даже чувство опасности начало давать о себе знать.

Жерар остановился перед кованой дверью, повернул ручку, и нехотя её толкнул. Предчувствие не обмануло контрабандиста.

В отдельном стойле, за толстыми железными прутьями, находился конь – если его можно было назвать конем. Скорее это был зверь – настоящий дикий зверь, имеющий внешнее сходство с конем. Его светло-коричневую шкуру покрывали темно-коричневые пятна – это первое, что бросалось в глаза. Он был несколько выше обычных скаковых лошадей. Длинные тонкие ноги, широкая грудь, тугие мышцы, змеями перекатывающиеся под пятнистой шкурой. Зверя буквально распирала дикая, необузданная сила.

– Ну, как ваше величество, хорош? – заискивающе спросил Форман.

– Хорош, – не отрывая глаз от жеребца, ответил Алекс.

В комнату набилось много народу: Алеандра, так же с неподдельным интересом рассматривающая чудо, Квирт с Арушем, бросившие на жеребца равнодушный взгляд, и несколько конюхов, с опаской застывшие поближе к выходу.

Но конь, мимоходом взглянув на вошедших, все свое внимание уделил Алексу, интуитивно угадав, кто здесь главный. Они внимательно рассматривали друг друга – один восторженно, другой настороженно.

– Откуда он у вас? – спросил контрабандист у конюха.

– Из Южного континента, – хмуро ответил тот. – Небольшие стада этих лошадей, если их можно назвать лошадьми, до сих пор встречаются в их прериях. Хотя говорят, что лета триста, четыреста тому назад, их там водилось намного больше. Живым удалось привести только одного из них. Остальные, или убивали охотников, или погибали сами.

– Что, сильно буйные?

– Не то слово, ваше величество, – тяжело вздохнул конюх. – Их зовут леопардовыми лошадьми, и не только из-за масти. Этот уже убил нескольких моих лучших конюхов, а так же тех несчастных, которых Людвиг присылал сюда, для наказания. Причем нескольких сожрал.

– Что?!

Громкое торжествующее ржание заглушило вопрос императора. Жеребец ржал, гордо закинув голову, и обнажив внушительного вида клыки. Этот конь оказался плотоядным.

– Видели? – с ненавистью смотря на жеребца, спросил Жерар. Жеребец ответил ему таким же ненавидящим взглядом. – Эта тварь жрет почти одно только мясо. Причем предпочитает живое. Всякий, кто войдет внутрь клетки целым не возвращается. Либо откусит чего-нибудь, либо забьет до смерти, либо вообще, сожрет.

Жутко скалясь, и уже не скрывая своих зубов, жеребец гордо смотрел на посетителей.

– Да, зубы у него приличные… – признал контрабандист.

– Разве это зубы! – ревниво отреагировал Аруш. – Вот это зубы!

Он охотно стал демонстрировать всем желающим свой набор клыков. Конюхи в ужасе отшатнулись. Мало им одной напасти, так еще одна появилась! Конь хоть в клетке находится, а этот вот он, рядом. Бросившись к решетке, жеребец пренебрежительно заржал. Они с Арушем враждебно боролись взглядами, старательно скалясь и рыча друг на друга.

Алекс подошел поближе, его забавляла эта ситуация. Внимательно осмотрев зубы одного и другого, он заявил:

– Аруш выиграл, у него клыки побольше будут.

После этих слов, жеребец буквально взбесился. У контрабандиста появилось подозрение, что тот кое-что понял из сказанного… Как бы ни все…

– Ну, если речь пошла о зубах… – неуверенно начал Квирт.

– О боже!.. – простонал император.

Конюхи смылись сразу, как только увидели начало превращения человека в дракона, только у Жерара хватило силы духа досмотреть это до конца, не сходя с места. Форман благоразумно выскользнул за дверь.

– Я думал, что самое большое чудовище находится за этой решеткой, – с уважением сказал главный конюх, потрясенно рассматривая Квирта, почти полностью заполнившего помещение. – Теперь я вижу, что глубоко ошибался. У тебя парень, клыки больше всех, ты вне конкуренции.

Алекс оглянулся на жеребца. Тот и не думал выражать свое недовольство, уж больно явным оказалось преимущество. Он так же с уважением, и даже некоторой частицей страха смотрел на дракона. Убрал свои клыки и Аруш, с драконом не поспоришь.

Увидев, что император на него смотрит, жеребец упрямо вскинул голову, отбежал в другой конец камеры – по-другому её не назовешь – и начал бить задними копытами в каменную стену. Там уже образовалась приличная воронка. Алекс понял – это был вызов. Вызов ему, землянину.

– Скоро всю конюшню развалит, – недовольно проворчал Жерар.

– Может, отдашь его мне? – с надеждой спросил Квирт. – Я тоже люблю свежатину.

После слов дракона жеребец тут же успокоился. Контрабандист только укрепился в мысли, что этот конь непрост, ох как непрост…

– Как жаль ваше величество, что до сих пор никому не удалось усмирить это чудовище, не нашлось такого героя, – с притворной жалостью пропел вернувшийся из коридора Форман.

На его лице было написано такое огорчение, что император чуть было не дал ему пинка под зад. Из графа получился никудышный актер, его замысел был виден за километр. Подбить нового, не совсем угодного императора, схлестнуться с зубастым жеребцом, авось кто-то да и сломает себе шею, желательно, чтобы «счастливчиком» оказалась августейшая особа.

У императора появилось другое желание: по примеру своего предшественника, впихнуть градоначальника в клетку с монстром. Но подавив в себе чрезмерную кровожадность, он снова уставился на жеребца, ибо вызов был брошен именно ему. И почему-то казалось важным, не уронить себя в глазах этого зубастого наглеца.

– Откройте дверь, – тихо сказал землянин.

– Ты что надумал? – первой встревожилась Алеандра.

– Хочу поближе пообщаться с этим существом.

Жеребец настороженно застыл, боясь спугнуть очередного кандидата в покойники.

– Может лучше сперва я? – с плохо скрываемым беспокойством, предложил Аруш, оттирая друга от двери в клетку.

Жеребец насмешливо фыркнул.

– А еще лучше я.

Квирт немного уменьшился в размерах, и хищно оскалившись, направился к двери.

– Нет, – остановил его Алекс. – Он ждет именно меня, и я не намерен его разочаровывать.

– Вы слышали, что сказал император! Открывайте немедленно дверь! – засуетился градоначальник.

Жерар нехотя достал ключ, отомкнул замок, и тут же отступил в сторону.

– Не закрывайте её, – бросил контрабандист.

– Но ваше величество… – запротестовал было Форман.

Но Аруш с одной стороны, а Квирт с другой, недвусмысленно дали понять графу, что он не прав.

* * *

Войдя в клетку, Алекс почувствовал легкую дрожь. Нет, не страх, а состояние сродни тому, что он испытывал перед боем. Включился неведомо какой механизм, отгородивший от внешнего мира, все происходящее в этой клетке-камере.

С помощью атратов он почувствовал легкий след магии. Ах, вот в чем дело! Этот конь еще и магией балуется! Становится все интересней. Как же Людвиг проморгал такое, и не изолировал жеребца от магии?

Жеребец не дал землянину возможности подумать над этим вопросом. Прыгнув вперед, он бросился на человека, но перед самым его носом свернул к двери. Не ожидая от соперника такой прыти, император в самый последний момент зацепился за гриву, и забросил себя на спину скакуна. Аруш с Квиртом попытались заслонить беглецу выход, но предостерегающий окрик Алекса остановил их.

Пулей проскочив коридор и двор конюшни, жеребец выскочил в парк. Раздались чьи-то истошные вопли, мелькали смазанные лица – и вот ворота крепости. Бдительные гвардейцы сорвали с плеч ружья, и растеряно остановились, на странном коне скакал кто-то очень похожий на нового императора, а в господина стрелять не положено.

А странная пара уже мчалась по улицам Киртоля. Летели искры из-под копыт, переворачивались повозки, ржали перепуганные лошади, разбегались зазевавшиеся прохожие. Некоторые, особо глазастые утверждали, что на спине привезенного из-за океана жеребца, восседал ни кто иной, как император. И этому поверили – если он якшается с драконами и вампирами, то чему удивляться.

Через несколько секунд следом промчался огромный коричневый пес, добавив сумятицы в потревоженные словно улей улицы. А когда низко над крышами пролетел дракон, сомнения в том, что подданные только что лично лицезрели своего императора, отпали. Осталось только ломать голову, что заставило нового монарха великого Луистана, скакать на лошади, словно простого посыльного – пусть даже на такой необычной лошади. Тут же начали появляться догадки о появлении новых чудовищ, которые могут испугать самих драконов. Может во дворце появились демоны?

А жеребец, подальше отдалившись от дворца, начал уделять своему седоку повышенное внимание. Свернув на узкую улицу, он несколько раз зацепил ногой Алекса о каменные стены. Затем, мчась под низким мостиком, пытался воспользоваться ним, как скребком для снятия лишнего груза со спины. Это ему не удалось, но жеребец не оставил попыток сбросить всадника. Время от времени взбрыкивая, он старательно пытался скинуть наездника, то в канал, мимо которого скакал, то просто на мостовую.

Но контрабандист держался цепко. Более того, когда конь уж особо озорничал, сжимал его шею так, что тот начинал хрипеть, и на время прекращал свои попытки освободиться.

Вот так дружной компанией – император, верхом на клыкастом жеребце, Аруш, отставший от них на пару кварталов, и низко рыскающий над домами Квирт – вывалились они из города. Вот где начнется настоящая потеха: – подумал контрабандист, и не ошибся.

Проскакав небольшую дубраву, жеребец на полном ходу вдруг завалился набок, пытаясь подмять под себя седока. Только невероятная ловкость, дарованная Венерой, помогла носителю уцелеть. Соскочив с лошади, и перекатившись через голову, он тут же снова оказался на ногах, впрочем, как и жеребец – в ловкости носителю атратов он, пожалуй, не уступал.

Застыв друг напротив друга, они ждали, когда кто-нибудь сделает первый шаг, или совершит какую либо ошибку. Первым не выдержал жеребец, у него было мало времени, к императору спешила подмога, в виде оборотня и дракона. Бросившись на Алекса, он больше не старался его обмануть и убежать, он стремился его убить. Схватить, и рвануть клыками, ударить крепкими заостренными копытами, сбить корпусом и растоптать – он все пустил в ход.

Контрабандист чувствовал, насколько близко он сейчас от смерти, и все ради своей гордости. Но стыдить себя было некогда, приходилось уворачиваться, и по возможности отвечать. Его кулаки все чаще увесисто бухали в ходячие ходуном бока жеребца, и это не проходило даром, конь стал выдыхаться. Как последний аргумент, он нанес сильный ментальный удар, но атраты оказались настороже, и отбили магическую атаку. И тут же нанесли ответный удар.

Тяжело пошатнувшись, жеребец застыл. Сумев утаить от Людвига свои магические способности, он пытался применить их здесь, сейчас, почти на свободе, и все напрасно. Затравленным взглядом оглянулся он на Аруша, и на заходящего на посадку Квирта. Землянину стало его жаль, в конце концов, он такой же пленник, каким до недавнего времени был и он сам. И он понял, что это сильное и гордое животное (животное ли?) никогда не сможет жить в неволе. До этого момента у него имелась хоть какая-то надежда на магию, но теперь…

– Не бойся, тебя мне опасаться нечего. Я не причиню тебе вреда, так же как и мои друзья, – опустив руки, как можно дружелюбней сказал Алекс. – Так же как и ты, я совсем недавно был пленником, и поэтому тебя прекрасно понимаю. Если хочешь уходить, уходи. – Контрабандист отступил в сторону. – Но подумай, куда ты денешься в чужой для тебя стране? Я же, если ты захочешь, постараюсь вернуть тебя туда, откуда тебя привезли.

В нескольких метрах остановился каррлак, решив не прерывать беседу, точнее монолог Алекса. Неподалеку, тяжело хлопая крыльями, приземлился дракон.

Неверяще смотря на землянина, жеребец сделал мимо него несколько осторожных шагов, и торжествующе заржав, поскакал прочь. Смотря ему в след, Алекс разочаровано вздохнул.

– Ну и зачем ты его отпустил? – с легким упреком спросил Квирт, вновь приняв человеческий облик.

– А тебе сильно понравилось сидеть взаперти?

– Ммда… – только и нашелся, что ответить дракон.

– Пусть себе уходит, – неуверенно произнес каррлак. – Такого прокормить…

Еще раз оглянувшись вслед ускакавшему жеребцу, они нехотя побрели к городу.

* * *

Друзья молча шли по пустынной дороге. Алекс чувствовал себя опустошенно. Зачем он, словно задиристый ребенок, начал это безрассудное соревнование? Чего он добился? Хотел кому-то доказать, что сильнее этого дикого создания? Ну, доказал – с атратами сильнее. Теперь жеребец, очутившись на воле, может натворить кучу бед. Да и какая это воля, в чужом краю и одиночестве. В любом случае придется его искать, ловить и отправлять на родину.

Судя по всему, состояние его спутников было не лучше, каждый находил долю своей вины – задирали жеребца, запугивали, в общем, облажались.

Мощный топот прервал их невеселый размышления. Все дружно развернулись. Жеребец догнал их, обогнул по широкой дуге, и, поднявшись на дыбы, остановился. Обведя троицу насмешливым взглядом, он негромко всхрапнул.

– «Что дальше?» – раздался мысленный вопрос.

– Так ты гаденышь разговаривать умеешь? – первым пришел в себя Аруш.

Кивок гривастой головы был ему ответом.

– Я рад, что ты вернулся, – как можно дружелюбней сказал контрабандист.

– А вслух говорить умеешь? – уточнил каррлак.

Жеребец отрицательно мотнул головой.

– Это хорошо, – оскалился в клыкастой ухмылке оборотень, – меньше умничать будешь.

Оглушительное ржание было ему ответом.

– Думаю, мы найдем общий язык, – улыбнулся контрабандист.

– Очень на это надеюсь, – угрожающе уставившись на коня, сказал каррлак.

Но на копытного его взгляд не произвел должного впечатления. Он еще раз громко заржал, и, сделав круг вокруг своих новых знакомых, остановился, выжидательно смотря на Алекса.

– Как же мы тебя назовем? – задумчиво потер подбородок император.

– Может, Приблуда? – вкрадчиво предложил Аруш.

– «Сам ты Приблуда!» – не замедлил с ответом конь.

– В моем мире есть легенда о крылатом коне, Пегасе. Судя по тому, как ты меня сюда принес, опередив даже дракона, это имя тебе вполне подойдет.

– Я долго не летал… – смутился Квирт.

– «Хорошо, – согласился конь. – Дома у меня было схожее имя».

– Я знал, что тебе понравится. – Алекс добродушно улыбнулся. – Ну, что, Пегас, добро пожаловать в нашу необычную компанию. Как только разгребу здесь самые неотложные дела, сразу отправлю тебя домой. Если захочешь.

Они двинулись в сторону города. Пегас занял место возле Квирта, но через минуту передумал, и вклинился между Алексом и каррлаком, приятельски чихнув на последнего. Такой наглости и бесцеремонности от нового члена команды, Аруш явно не ожидал. Он чуть не задохнулся от ярости:

– Я сейчас порву этого ослика!

Но «ослик» не испугался, и в свою очередь хищно оскалился.

– А ну тихо! – рявкнул контрабандист. – Вы должны понять, что отныне мы одна команда, и я не хочу, чтобы мои друзья грызлись между собой.

– Но он первый начал! – возмутился каррлак.

– Аруш, где и с какой стороны ты бы не стоял, ты всегда останешься моим лучшим другом, с которым мы через многое прошли, и я думаю, еще многое свершим. Будь умнее, уступи Пегасу на этот раз.

Что-то недовольно буркнув, Аруш прибавил скорости, и потрусил к городу впереди всех. Алекс нахмурился, обижать друга ему совсем не хотелось, а похоже, что каррлак обиделся. Может он сделал ошибку, приняв Пегаса в команду?

Шагающий рядом жеребец, увидев озабоченность землянина, разом потерял свою веселость. Затем, тряхнув гривой, рванул вперед, догнал Аруша, и некоторое время молча его сопровождал. Каррлак гордо его не замечал.

– Они подружатся, – сказал Квирт.

Алекс вздохнул:

– Надеюсь. Иначе мне придется как можно быстрей избавиться от этого жеребца.

Будто услышав его слова, каррлак сорвался с места, неуловимо для глаз принял облик, так понравившегося ему крупного гепарда, и что есть силы помчал в сторону города. Пегас задержался только на мгновенье – если перемена произошедшая с Арушем его и удивила, то не очень. Подняв тучу пыли, они скрылись в дубраве.

Император с драконом переглянулись, и помчались за ними. Не на своих ногах, конечно, а с помощью магии – аль они не великие маги. Вылетев из дубравы, они застали сцену, где Аруш и Пегас, вполне мирно, хотя очень эмоционально выясняли, кто выиграл забег. Причем каждый ожесточенно доказывал свою победу. Ведь нашли же общий язык!

* * *

У городских ворот их встретила кавалькада из императорских гвардейцев и городских стражников, во главе с градоначальником, графом Рутом. На лице графа было написано такое разочарование – как же, все живы, здоровы, и в хорошем настроении – что Алекс даже немного устыдился. Так разочаровать градоначальника…

Но граф быстро взял себя в руки. Пустив коня галопом, он первым подскакал к императору:

– Ваше величество, мы так переживали! Как вы могли довериться этому чудовищу? Ведь на ваших плечах вся империя!

Император с недоумением оглянулся:

– Где вы видите чудовище?

– Ну вот же… – Форман растерянно ткнул в Пегаса.

– Любите же вы вешать ярлыки, на невинные создания. А между тем, лошадка вполне смирная, первая ни к кому не лезет. Так что не наговаривайте граф.

– Я все понял, ваше величество, – обреченно вздохнул граф. – Вы на нем вернетесь во дворец, или вам привести другую лошадь?

Контрабандист вопросительно взглянул на Пегаса, тот согласно кивнул. Одним движением вскинув себя на спину жеребца, император обвел цепким взглядом встречающих. Что у них на уме? Все ли воспринимают его как монарха, или Форман привел желающих исправить положение? Гвардейцы стояли не шелохнувшись, и даже их лошади застыли как изваяния, вместе с седоками пожирая глазами начальство. Стражники под его взглядом тушевались, старательно тычась взором в землю. Похоже, бояться ему нечего.

– Коня моему другу Квирту!

– Не надо, – остановил Алекса дракон. – Я доберусь своим ходом. Нужно восстанавливать форму.

– Тогда встретимся во дворце.

Император отдал приказ – половина гвардейцев вырвалась вперед, вторая половина прикрывала монарха сзади, Форман со стражниками скромно плелся позади колоны.

По возвращении во дворец, Алекса ждала взбучка от Казимира. Барон, не стесняясь в выражениях, отчитал землянина за его безрассудный поступок. Безропотно выслушав все обвинения, Алекс пообещал впредь такого не вытворять, и вплотную заняться делами империи.

* * *

Две последующих недели, были заняты возвращением войск Луистана из захваченных ранее стран. Как и предполагалось, как только армия империи начинала покидать ту или иную страну, там тут же начинали строить козни против окупантов. Наиболее обиженные объединялись в коалиции, по совместным действиям против своих бывших завоевателей.

И вот тут наступало время Алекса и его друзей. На встречах таких коалиций им так же довелось побывать. Появление из ниоткуда Алекса каррлака, дракона, вампира и коня людоеда (Пегас на удивление быстро освоился к магическим перемещениям), повергало присутствующих в настоящий шок. Новый император Луистана, настойчиво рекомендовал собравшимся, переменить свое отношение к империи, и стать её лучшими друзьями. Для пущей убедительности, некоторая часть обстановки и мебели превращалась в пыль, пепел и щепки. Обычно этого хватало для дружелюбия коалициантов, но попадались и упрямцы, которые надеялись на помощь своих собственных магов. Но им ли было тягаться с магами класса Алеандры, Квирта, и носителя семьи атратов?

Для таких непримиримых проводились экскурсии в самые ужасные миры, благо Алеандра, Квирт и атраты знали их множество. После посещения таких миров, и угрозы остаться там навсегда, мужество покидало даже самых стойких. Правда, не все решалось сугубо силовыми методами. Одному из монархов атраты вылечили безнадежно больного ребенка, и благодарный родитель отказался от всяких претензий к империи.

Внешняя угроза для страны миновала, и внутри империи не наблюдалось особых недовольств. И только сейчас землянин понял, насколько важно чиновничество, причем чиновничество лояльное. Они внимательно следили за жесткой, но справедливой внешней политикой нового императора, и приняли решение содействовать его делам, хотя бы на первом этапе.

Решив таким образом основные проблемы безопасности Луистана, Алекс мог, наконец, заняться своими личными делами, найти то, чего он не мог обрести на протяжении двух десятков лет – свою память.

* * *

Только через две с лишним недели состоялся по-настоящему серьезный разговор носителя со своими атратами. Бурное обсуждение вызвало вмешательство высших сил в судьбу Алекса, если таковое вмешательство действительно имело место. Возможно, последние события были всего лишь стечением обстоятельств.

– «Вполне может быть, что Алекс должен сыграть важную, возможно ключевую роль, в каком-то решающем событии, – выдвинул предположение Тенос. – Поэтому и такое пристальное внимание. Только к добру ли оно, тот еще вопрос. Исходя из моего опыта, и того, что мне известно из разных источников, лучше бы такого внимания избежать. И еще не до конца ясна роль нашей семьи. Что требуется от нас? Наше непосредственное участия в предполагаемых событиях, или нам нужно всего лишь подготовить к ним носителя?»

У носителя накопились свои вопросы:

– Меня вот что интересует. Как-то Алаза с Фатаром упомянули, что семья атратов по силе может противостоять самим богам, это правда?

– «В некотором роде, правда, – ответил Тенос. – Не то чтобы у нас равные силы, конечно, нет, но кое в чем у нас есть преимущество. Мы действуем непосредственно в мирах, где обитают простые смертные – это наша привычная среда обитания. Боги же находятся совсем на другом уровне. Для того чтобы опустится на наш, им приходится часть своей силы оставлять за пределом того или иного мира, и это нас немного уравнивает. К тому же там, где они обычно обитают, время бежит совсем по другому – гораздо медленнее. Чем выше бог, тем дальше от обычных миров находится его обиталище. Поэтому и реагируют они на мирские проблемы с опозданием – пока дойдет информация, пока отреагируют… Вот так у нас и появляются возможности утереть им нос. Боги часто предпочитают действовать через посредников и доверенных лиц. Иногда эти избранные смертные публичны: короли, императоры, политики, но чаще они предпочитают оставаться в тени».

– Выходит, настоящие боги почти не появляются в смертных мирах? – уточнил землянин.

– Есть такие миры, где боги появляются очень редко, – вмешалась в разговор Алеандра, – но есть и такие, в которых они живут постоянно. Обычно это измерения, очень важные для местного скопления миров, и их нужно контролировать лично.

– Продолжим тему богов, – сказал носитель. – Что вы думаете насчет Эльфимеры?

– «Это очень интересное явление, – первым начал Тенос. – Кроме того, что создана из рубина такой величины, который в природе не встречается, так еще и наделена мощной охранной силой, несравнимо большей даже с объединенной силой нашей семьи. У меня есть предположение, что она была украдена. Украдена у богов, и так же высшими силами – возможно демонами, возможно богами. Иной причины прятать такое сокровище я не вижу».

– Я слышала про Эльфимеру в других мирах, – добавила Алеандра. Легенды о её создании и существовании противоречивы. Одно могу сказать точно, она действительно создана богами, и если её выкрали, то наверняка не меньшие силы. Ведь для её хранения создали целую гору из материала, который, как я узнавала, больше нигде в этом мире не встречается.

– Да, здесь есть над чем подумать, – задумчиво протянул Алекс. – Но об этом потом, а сейчас давайте сосредоточимся на моей утерянной памяти.

– «Я тщательно обследовал твой мозг, – начал Тенос, – и могу сказать, тот блок, который рассекает твою память на две части, поставил ты сам, вернее, твое подсознание, когда ты скрывался от врагов».

– Зачем? – не мог понять носитель. – Зачем подсознанию стирать память, если вместе с ней теряются и те знания, которые помогают выжить в новом мире? Да и бороться с врагами, когда у тебя потеря памяти, намного сложней.

– «Мне кажется, – продолжал рассуждать атрат мудрости, – что глубоко стерев память, ты потерял свою магическую сущность и свою личность, и тебя стало трудней отследить с помощью магии».

– «Скорей всего, именно поэтому, твое появление в мире Земля осталось незамеченным, добавила Алаза, – нет личности, нет объекта, который проник из чужого мира. Маги, почувствовавшие сильный всплеск, который сопровождал открытие портала, списали все на природную аномалию».

– Я не могу поверить, что мог сотворить с собой такое, даже при полной потере сознания, – не сдавался Алекс. – А может это все влияние тех вездесущих высших сил?

– «Может и они подсуетились, – не стал спорить Тенос, – но я все же склоняюсь, что это твоя собственная работа. Возможно, то, что ты получил серьезные, почти смертельные травмы, в том числе удар по голове, послужило дополнительным толчком, приведшим к такому результату».

– Да, по голове меня приложило основательно, – пришлось признать контрабандисту. – После такого вполне могло крышу сорвать. И что мы теперь будем делать?

– «Я предлагаю обойти этот блок», – предложил Тенос.

– Это как?

– «Твоя память была заперта около двадцати лет тому назад. Чтобы стало понятней, скажем, её заперли на крепкую железную дверь, от которой у нас нет ключей. Взламывать эту дверь сложно и опасно, можно разрушить все вокруг, а это, напоминаю, твой мозг. Я предлагаю зайти с черного входа. Он немного приоткрыт, и именно оттуда прорываются воспоминания из прошлой жизни, которые мы с Алазой можем уловить. Нам придется восстанавливать твою память с начала, с самого детства. День за днем, год за годом, ты снова проживешь свою жизнь. Конечно, это займет гораздо большее время, чем взломать блок и разом восстановить память, но способ намного безопасней. Выбирай сам».

Алекс думал недолго, хотелось, конечно, вернуть память побыстрей, но после такой мозговой атаки можно остаться идиотом:

– Сколько времени займет второй вариант?

– «От двух дней, до недели. Хочу отметить, что при втором варианте, твои воспоминая будут более полными, чем при первом».

– Это почему?

– «При втором варианте мы будем тщательно исследовать все, что с тобой происходило, и многое, чему ты не придавал особого значения – чей-то голос, взгляд, слово, или что-либо другое, – поможет дополнить общую картину. Можно сказать, у тебя будут расширенные воспоминания, с полным анализом».

– Алаза, как дела у меня дома? У нас есть неделя в запасе?

– «Времени немного, ситуация накаляется. Но, думаю, несколько дней в запасе у нас имеется».

– Ладно, с черного входа, так с черного входа… Не будем откладывать!

– Наконец-то! – с облегчением воскликнул Аруш. – Теперь ты снова станешь прежним Гартошем. А то я уже совсем запутался, то лорд Гартош, то Алекс.

– Надеюсь, все пройдет благополучно, – ободряюще улыбнулась Алеандра. – Пока ты будешь восстанавливать свою память, я на пару дней отправлюсь к себе домой, нужно проверить, как там дела. Управляющий у меня, конечно надежный, но мало ли что могло случиться за пару лет.

– А я останусь здесь, – заявил Квирт. – Мы с Арушем присмотрим за порядком, и чтобы тебя никто не беспокоил.

– Спасибо друзья, – тепло поблагодарил их Алекс. – Без вашей помощи, я бы не дожил до этого момента. Надеюсь, получив назад свою прежнюю память, я не забуду этого.

Отбросив страх и сомненья, землянин направился в императорскую спальню, теперь принадлежащую ему. Сняв оружие и сапоги, он, не раздеваясь, лег на широкую кровать, и задернул полог. Встать с этой кровати должен не землянин по имени Алекс, и профессии контрабандист, а лорд Гартош, из рода Осколов.

Закрыв глаза и сосчитав до десяти, он погрузился в сон.

Приложение:

Атраты – артефакты большой магической силы.

Дитраты – артефакты средней и малой магической силы.

2001–2012 гг.

Юрий Ландарь С правом на месть

I

Сон уходил тяжело, словно боялся отпустить ценного пленника. Гартош с натугой открыл глаза. Он находился в знакомой из сна спальне. Значит, не сон…

«Как ты?» – раздался участливый голос Алазы.

– Нормально, – отозвался носитель.

«Всё вспомнил?»

– А откуда я знаю! – немного раздраженно ответил Гартош – голова немного побаливала и кружилась. – Может, в мою башку втиснули несуществующие воспоминания. А может… – Голова перестала болеть и кружиться, носитель тоже успокоился. – Но, похоже, память восстановилась.

«Не беспокойся, – сказал Тенос, – это действительно твои воспоминания, твоя жизнь».

– Наверное, это действительно так. Сколько длился процесс?

«Три дня», – ответила Алаза.

– Немало.

«Быстрей было опасно, – объяснил атрат разума. – Существовала вероятность повреждения твоего мозга».

– Да я без претензий, просто за это время слишком много всего могло произойти.

Змея его успокоила:

«Я все контролировала. Ничего сверхопасного не произошло».

– А просто опасного?

«Скоро ты обо всем узнаешь, а сейчас тебе лучше выйти к своим друзьям. Они уже извелись совсем, третий день дежурят под твоими дверями».

– Да, надо их успокоить.

Гартош (теперь уже окончательно Гартош) не спеша поднялся, обулся и пошел к дверям. За дверью, благодаря своему обостренному слуху, он услышал негромкий разговор. Недолго думая, император толкнул дверь. Из широкого коридора на него уставились три пары глаз.

Монарх вышел, внимательно на них посмотрел и строго спросил:

– Кто такие?

Аруш зло клацнул зубами:

– Я так и думал, чтоэтим атратам нельзя доверять!

– Похоже, что, вместо того чтобы вернуть ему прежнюю память, они стерли нынешнюю, – догадался Квирт. – Интересно, что они втиснули ему в голову?

– Гартош, – тихо позвала Алеандра. – Ты ведь Гартош? Правда?

Носитель атратов не выдержал и громко рассмеялся:

– Видели бы вы сейчас свои рожи!

Клыки каррлака щелкнули еще громче:

– Еще раз так сделаешь, ногу откушу!

– Не злись, Аруш, небольшая разрядка сейчас никому не помешает.

– Как твои воспоминания? – обеспокоилась еще и герцогиня.

– Насколько я понимаю, то вспомнил всё. И надеюсь, что при этом ничего не забыл. Помню нашу с тобой встречу, каррлак, помню…

И вдруг Оскола буквально скрутила боль в груди и в животе. Он согнулся, и слезы без спросу потекли по исказившемуся от муки лицу.

– Что случилось? – бросился к другу оборотень.

Но Алеандра его остановила и покачала головой:

– Он вспомнил то, что не хотел бы вспоминать никогда.

Оборотень понимающе опустил голову и отступил назад.

А Гартоша буквально корчило от невыносимых воспоминаний. Отец, Лисита, Гнивер, Ольвильда… Больше нет самых дорогих и близких людей. Понимание бесповоротности утраты приносило страшные муки. И в висках стучало только одно. МЕСТЬ. МЕСТЬ. МЕСТЬ. Он медленно выпрямился. Его потемневшее лицо и горящий взгляд говорили сами за себя.

– Я так понимаю, мы незамедлительно отправляемся в ваш мир? – уточнила вампиресса.

– Да. Отправляемся. И как можно быстрей.

* * *

Взглянув на недавно севшего на трон императора, Казимир понял, со своими делами сейчас можно к нему не подходить.

– Когда вы уходите? – только и спросил он.

– Сегодня, – ответил монарх. – Я надеюсь, ты справишься с управлением страной. Теперь можешь надеяться только на себя и на тех, кого ты возьмешь к себе в помощники. Выдержишь?

– А что мне остается делать? Я за эти дни кое-что успел сделать, но думаю, тебе сейчас это не интересно.

– Интересно, Казимир, интересно. Просто времени нет абсолютно. Я и так слишком затягивал с возвращением домой.

– От меня что-нибудь нужно?

– Нет. Мы сами справимся. Только подкрепимся, проведем необходимую разведку, и сразу в путь. Ты где сейчас живешь? Во дворце?

– Конечно. Ездить домой и сюда слишком долго. Я занял одни из опустевших покоев, неподалеку от твоих.

– Можешь теперь занимать и императорские покои, мне они теперь долго не понадобятся. А может, и вообще…

– Нет уж, – возразил наместник, – эти покои будут ждать твоего возвращения, когда бы ты ни прибыл.

– Ну как знаешь.

На этот раз монарх со товарищами не стали дожидаться, пока им накроют в трапезной, а сами направились на кухню. Быстро набили желудки съестным, набрали еды с собой и вернулись в императорскую спальню.

– Алаза, обстановку у меня дома!

«Ты как раз вовремя пришел в себя, – без промедления начала просвещать носителя и его друзей змея. – Обстановка вокруг твоей семьи да и вообще в Виктании накалилась до предела. Твоя страна ведет войну с Гробросом и проигрывает в ней. Власть в Виктании практически захватила одна из верейнских ведьм. Руткер блокирован в своем замке. Твои дети находились на фронте, но сейчас почему-то вернулись в столицу. В общем, все плохо».

– Зондируй замок Риглис. Сможем ли мы туда пробраться?

«Зондирую. Ничего не изменилось. Над ним установлен мощный полог непроницаемости, но для нас он не представит больших проблем. Твой дед в своем кабинете».

* * *

Лорд Руткер склонился над магическим кристаллом, без его помощи пробить установленный ведьмой и её помощниками барьер не представлялось возможным. А необходимо срочно связаться с правнуками, ведь они не до конца понимали, какая смертельная опасность над ними нависла. И вдруг кристалл ожил сам. Бывший Первый маг империи неверяще уставился на проступившее на камне лицо. До боли знакомое лицо. Внук. Гартош. Тот, которого он уже отчаялся дождаться.

«Здравствуй, дед. Не ожидал?»

Руткер молчал, боясь поверить в увиденное и услышанное. Все это могло оказаться происками коварной ведьмы.

«Я сейчас перенесусь к тебе с друзьями, не шарахни по нам чем-нибудь смертоносным», – улыбнулось изображение.

«Входи, – решился маг, слишком уж устал он бороться в одиночку. Все должно было решиться сейчас – либо действительно вернется внук, и тогда все пойдет по-другому, либо прорвется враг, и все закончится быстро. – Сколько вас?»

«Пятеро. Правда, человек среди них только я, так что не удивляйся».

Изображение снова ободряюще улыбнулось и пропало.

Старший Оскол вцепился пальцами в деревянные боковины кресла, боевые заклинания у него всегда были наготове, но так не хотелось их сейчас применять.

От обилия магии замерцал воздух, и долгожданная фигура материализовалась прямо посредине кабинета.

– Это я, дед, можешь не сомневаться.

Руткер узнал этот голос. Он с грохотом отодвинул кресло, и, опираясь о стол, подошел к гостю. Позади Гартоша, одна за другой возникли еще четыре силуэта, но старый маг не обратил на них внимания, его взгляд был прикован к лицу внука.

А Гартош всматривался в лицо старшего Оскола и сам с трудом его узнавал. Первого мага империи, несмотря на солидный возраст, никто не решился бы назвать стариком, но как он постарел за годы, прошедшие с их расставания. Маг провел сухой ладонью по лицу внука.

– Гартош, внучек. – Непрошеные слезы выступили в уголках глаз мага. – Как же долго тебя не было.

– Это так, – вздохнул носитель, – я отсутствовал слишком долго.

– Кто это с тобой? – спохватился маг. Он смахнул слезы. – О! Да ты никак нашел этого верного каррлака?

Носитель улыбнулся:

– Да, он все-таки дождался меня в красном мире. И у меня появились новые друзья, которые вызвались помочь уладить возникшие здесь проблемы. Эта темноволосая красавица, Алеандра, герцогиня Востарийская, маг с многолетним, я бы даже сказал, многосотлетним опытом.

Вампиресса отвесила легкий реверанс. И, чтобы с самого начала внести ясность, показала свои тонкие острые клыки.

– Угу, – понятливо кивнул в ответ маг.

– Высокого парня зовут Квирт, – продолжил Гартош. – Он дракон. А лошадку зовут Пегас. Он людоед.

– Занятную ты себе нашел компанию, – впервые за все время улыбнулся Руткер.

– Судьба свела нас в одном месте, при очень интересных обстоятельствах. Подробней расскажу потом. А теперь быстро обрисуй мне ситуацию с моей семьей и что творится в Виктании.

Руткер снова опустил плечи и оперся рукой о стол. Затем вернулся в кресло:

– Садись, внучек. Рассказ мой будет непростым.

Гартош рассадил друзей, пристроил в угол Пегаса, в другой они с Квиртом поставили статую Эльфимеры (которую благоразумно прихватили с собой), и присел сам. То, что рассказ будет непростым, он понимал прекрасно.

Пожевав губы, старший Оскол начал свое негромкое повествование:

– Начну с нашего расставания. После того как вы с императором покинули дворец, мятежники замедлили свое продвижение по столице, даже ослабили магическую блокировку. Видимо, часть сил они перенаправили на поиск беглецов. Это позволило мне и всему Черному Легиону без особых проблем перенестись в безопасное, как мы думали, место. Первый Легион остался охранять дворец. Я связался с верными магами и обрисовал ситуацию. Им следовало выяснить, каким частям, каким командирам и каким лордам можно доверять. Не успел я поставить задачи своим подчиненным, как нас атаковали. Силами около трех сотен пеших воинов. Для твоего легиона это не представляло проблемы, но для нападающих главным было связать черных бойцов боем, до подхода более серьезных сил. Но нам довольно быстро удалось отбиться и уйти на новое место. Так продолжалось несколько раз, пока преследователи не прекратили гоняться за Черным Легионом и моими магами. За это время в империи произошло несколько событий. Слух о мятеже разнесся с быстротой молнии. К столице поспешили не только верные короне войска, но и множество желающих помочь окруженному императору. Хотя нашлись и такие, которым идея сменить на троне одного Гратра на другого пришлась по душе. Произошло несколько небольших и малокровных стычек, но до гражданской войны дело, слава богам, не дошло. Тогда многое зависело от того, удалось бы мятежникам убить Витана или нет. После смерти законного императора, конечно, началась бы гражданская и как раз очень кровопролитная война, ведь мало кому захотелось бы видеть на троне братоубийцу.

– Братоубийством грешат чуть ли не половина династий во всех мирах, – заметила Алеандра.

– Вы правы, герцогиня, – согласился Руткер. – Но у нас ситуация сложилась несколько другая. Оба убитых императора были очень популярны в народе, и мятежникам не удалось бы самостоятельно захватить власть в стране. Для этого им требовалась серьезная поддержка извне. Но тогда пролилось бы море крови.

– Я все поняла, – улыбнулась вампиресса. – Продолжайте.

– Я навестил нескольких тур-генералов и командоров, чтобы убедиться в их лояльности Витану и готовности немедленно помочь. Вскоре Черный Легион перебрасывал верные части к Тороне. Я не сомневался, что ты защитишь императора, поэтому занялся поиском Авителя и Жортака. Мне не удалось это сделать быстро, пока они находились на Иктиве, поэтому пришлось на время прекратить поиски и вернуться непосредственно к имперским делам. К этому времени Витан с уцелевшими бойцами вернулся, и стало понятно, что мятеж окончательно провалился. Почти все мятежные войска и лорды сдались без боя, но некоторые попытались скрыться за пределами Виктании. Но далеко не всем удалось это сделать. Как только дела в империи немного утряслись, я отправился на твои поиски. Но в Оритераре я не нашел никаких следов. Я пытался отследить, куда ты перенесся, но след терялся в одном из технологических миров.

– Именно там и я затерялся, – криво усмехнулся Гартош.

– Я об этом не знал. Мне показалось, что ты путаешь следы, и пустился в бегство по мирам. А в этом ты большой мастак – измерения подчиняются тебе гораздо охотней, чем кому бы то ни было из нашей семьи. Поэтому я вернулся домой. Здесь предстояла большая работа – нужно было восстановить спокойствие и порядок в империи. Как только дела в стране немного утряслись, я снова попытался пройтись по твоим следам, но безрезультатно. Тогда я переправил в красный мир Аруша и полностью посвятил себя поискам Жортака.

– Ты его нашел? – нетерпеливо перебил деда Гартош.

– Да, – бесстрастно ответил тот. – Нашел и наказал. Авитель убегать не стал, его схватили и казнили. – Больше распространяться на эту тему старший Оскол не стал, а продолжил рассказ: – Поиском предателя я занимался не так уж долго, всего какие-то три месяца, но за это время в стране произошли ужасные события. Вернувшись, я обнаружил, что Витан женился на родственнице одного из владетельных лордов. Сразу оговорюсь, этот лорд был скрытым приверженцем Жортака, которого мы сразу не смогли распознать. Я не успел ничего предпринять, этой родственницей оказалась ведьма из Верейна, и она владела Тартулом. Именно этот семейный атрат Гратров помог ей наложить любовные чары на Витана, подчинить его, а затем буквально захватить власть в Виктании. С её подачи Витан поставил на ключевые посты в империи нужных ведьме людей. Тут же начались расправы над неугодными. На меня тоже устроили засаду, и мне чудом удалось избежать смерти.

– Разве никто вовремя не успел распознать в ней ведьму и предотвратить захват трона? – недоуменно спросил Квирт.

– Распознали и пытались убрать самозванку, но все попытки потерпели неудачу, – хмуро ответил Руткер. – Много буйных голов тогда покатилось. Ты Гремольда и Лапогу помнишь?

– Конечно помню, – сказал Гартош.

– Они совершили покушение на ведьму и погибли одними из первых. Дело в том, что кроме Тартула, у неё имелись и другие помощники.

– С Верейна? – поинтересовался меньший Оскол.

– Нет. Но я четко распознал эльфийскую магию.

– Снова эльфы! Что за этим может стоять? Прежние хозяева Иктива все-таки решили вернуть этот мир себе?

– Вряд ли, – ответил внуку маг. – Скорей всего он, она или они представляют другие интересы, я так и не смог разузнать, чьи, слишком уж скрытно эти помощники себя ведут. А еще у ведьмы есть ручной полуразумный дракон, но он не так опасен, как другие помощники. Первым делом они, конечно, взялись за моих подчиненных, ведь маги видели больше остальных, и сейчас Виктания в магическом плане очень обескровлена, впрочем, как и в военном.

– А что с армией? – задал логичный вопрос Гартош.

– Война, – лаконично ответил маг.

– Снова с Гробросом?

– Да. Вот уже почти год, как мы воюем с Загорской империей.

Носитель вскочил с кресла и нервно прошелся по кабинету:

– Представляю, как ведутся боевые действия, если ведьма везде поставила своих людей. Гробросцы уже, наверное, захватили треть нашей территории.

– Меньше, гораздо меньше. Где-то десятую часть, – поправил внука маг. – Даже не имея мощной магической поддержки, должной поставки оружия, продовольствия и пополнения, наши войска оказывают ожесточенное сопротивление.

– Ты пытался чем-нибудь помочь?

– Пытался, – криво усмехнулся Руткер. – Именно этого ведьма и её помощники и ждали. Как только я появился неподалеку от места одного из сражений, меня тут же атаковали, пришлось немедленно ретироваться. Не трудно догадаться, что одной из основных целей этой войны является вытащить из убежища меня, как последнего Оскола, который представляет серьезную опасность для этой сучки.

– Неужели развязать войну легче, чем выкурить вас отсюда? – засомневалась в услышанном Алеандра.

– Легче, – с легкой улыбкой кивнул Руткер. – Защита вокруг этого замка создавалась десятилетиями. И это только мной. А до меня здесь славно потрудились прежние хозяева. Гора, на которой стоит замок, буквально пронизана защитными заклинаниями. Да и сейчас мне кое-кто оказывает неслабую помощь.

– Драконы? – догадался внук, снова усаживаясь в кресло.

– Они, – подтвердил дед. – Ты же знаешь, в глубине горы находятся пещеры, созданные еще прежними владыками здешних мест. Вот там-то драконы и помогли мне создать небольшой портал, через который я могу попасть прямо в их мир, а они сюда. Именно через него я иногда выхожу за пределы нашего мира. Потом из мира драконов перемещаюсь в Тарт, в княжество Юквар, а затем лорд Шаркор переправлял меня в Виктанию. Так я узнаю, что делается в стране, и немного помогаю на фронте. Но действовать мне приходится крайне осторожно и не в полную силу, так что толку от моей помощи не так уж много.

– А почему лорд Шаркор, – полюбопытствовал носитель, – разве Никор не помогает?

– Никор сейчас птица высокого полета. Вот уже два года как он Верховный князь Тарта.

– Ого! – присвистнул Гартош. – Надо будет его навестить, такой союзник нам сейчас не помешает. Кто командует восточным фронтом?

– Мервон. Ведьме, судя по всему, не очень интересно, чтобы Гроброс разгромил нас слишком быстро, поэтому она дала добро на командование Восточной армией одного из самых талантливых полководцев. Если бы не Мервон, я думаю, что война уже закончилась. Остались бы отдельные очаги сопротивления и всё. А он умеет правильно распределить войска, ополчение и те скудные ресурсы, которые у него имеются.

– Хорошо, общую картину я уяснил, а подробней расскажешь потом, – сказал Гартош и тяжело выдохнул. – А теперь расскажи мне, как погибла Лисита?

Лорд Руткер вздохнул тоже тяжело:

– Моя вина. Я решил, что дома все спокойно, что самое страшное уже позади, и слишком увлекся поиском двух мерзавцев, которые погубили лучших сынов империи. Когда я вернулся и чуть не попал в ловушку, то сразу перенесся в Риглис, а вырваться отсюда уже не смог, блокаду установили оперативно. Я только и успел, что передать сообщение в твой замок, в Камронт. Лисита вместе с детьми находилась там. Туда же приехала погостить и Ольвильда с детьми. Мои невестки вообще последнее время почти не расставались и проводили большую часть времени вместе. Как только они получили мой приказ, то сразу же, вместе с детьми и верными слугами, выдвинулись в Риглис. Сам понимаешь, магическая дорога для них была закрыта, поэтому пришлось сесть на коней и скакать что есть мочи. Я тоже бросился им навстречу. Но не успел… Наши враги обнаружили их быстрей. Понимая, что преследователи вот-вот их нагонят, Лисита с Ольвильдой отослали большую часть слуг с Гвалой и детьми вперед, а сами остались, чтобы хоть на немного задержать погоню. Корул также не захотел уходить и остался на том злополучном перевале.

Вновь переживая тот страшный день, Руткер умолк. Его трясущиеся руки выдавали страдания, которые не отпускали старого мага уже много лет. Затем он переставил местами какие-то письменные принадлежности и продолжил:

– Я встретил Гвалу и детей, отправил их в замок и тут же бросился на место, где наши девочки и Корул держали оборону. – Руткер с трудом проглотил комок, который перехватил горло. – Они все погибли. Их тела были разбросаны по всему перевалу, что показывало, какой ожесточенный был бой. Ведьма с приспешниками даже не убрала трупы своих помощников. Она хотела, чтобы я видел, что там случилось на самом деле, и это было для меня самой страшной мукой. Лучше бы она устроила там еще одну засаду, и это положило бы конец моим мучениям. А так я вижу тот перевал каждый день. Две не боевые магини и совсем еще мальчишка дали такой бой, что скалы вокруг расплавились. Мои люди насчитали не меньше полусотни трупов врагов. Я похоронил их на нашем родовом кладбище, где и остальных. Как же тяжело хоронить детей и внуков, Гартош, как же это тяжело.

Маг не выдержал, и его плечи затряслись, сопровождая беззвучное рыдание. Преодолевая рвущие его на части злость, чувство мести и безвозвратной потери, носитель поднялся, подошел к деду и, вцепившись в плече, произнес:

– У нас, у Осколов, есть такое право на месть, что нас не смогут остановить даже боги.

– Месть слабое утешение, – возразил дед. – Я бы предпочел никогда никого не терять и ни за кого не мстить. Но последнее время нам только и остается, что искать и наказывать обидчиков.

– Главного нашего врага не придется искать.

– Это правда. Ведьма не собирается скрываться. И самое паскудное, что служит ей твой брат, Катан.

– Как?! – воскликнул Гартош. – Как такое могло случиться?!

– Не знаю. Когда я последний раз его видел, то не обнаружил на нем никаких заклятий. Судя по всему, он пошел ей в услужение добровольно.

– Гаденыш, голову оторву!

– Катану, наверное, надоело находиться в тени своих более удачливых и более известных братьев, вот он и решил доказать, что и сам кое-чего стоит. Другого объяснения у меня нет. А ведьме только это и нужно. Во-первых, нахождение возле трона одного из хранителей трона придает большей легитимности самой ведьме. А во-вторых, это еще один шрам на моем сердце.

– И на моем тоже. Ладно, с Катаном разберемся позже. Что с моими детьми?

– Вот черт, чуть не забыл! – хлопнул себя по лбу Руткер. – Ведьма приказала отобрать у тебя твое княжество и замок, и все трое твоих детей помчались отстаивать твои, а в целом и свои владения. Как только они услышали об этом, а ведьма и не собиралась скрывать эту весть, то сразу сорвались с фронта и перенеслись в столицу, а затем в Камронт.

– Они были на фронте?

– Да, все мои правнуки сразу же после начала боевых действий отправились на войну.

– А ведьма, почему она их не трогала? Ведь их можно было использовать как заложников.

– Не знаю, Гартош. Я и сам этого не понимаю. Если бы она схватила кого-нибудь из твоих детей или детей Гнивера, я бы здесь не остался, и она могла бы покончить со мной наверняка. В чем её замысел, я до конца не понимаю. Возможно, она все еще ждет тебя и оставляет детей на тот случай, если ты появишься. А может быть, имеются и другие причины.

– Скоро мы узнаем все причины, – мрачно пообещал носитель.

– Не забывай, у неё есть боевой атрат, – напомнил внуку Руткер.

– Я тоже не с пустыми руками.

Гартош не спеша продемонстрировал деду свой боевой перстень, затем змею, а затем и остальных членов семьи.

– Полная семья атратов, – с нескрываемой гордостью сказал он.

– А вот это действительно сюрприз, – пробормотал маг. – С таким набором мы ведьму быстро укротим. Не буду тебя задерживать расспросами, где ты их взял, поторопись к детям. Думаю, ты там справишься и без меня. А я тем временем займусь подготовкой к визиту в Торону.

– Алаза, ситуацию вокруг моего замка! – скомандовал носитель.

«Три десятка человек в замке и вокруг него», – не задержалась с ответом змея.

– Скрытые магические ловушки?

«Я их не вижу».

– Странно… – пробормотал Гартош. – Должны быть. Обязательно должны быть! Ищи хорошо!

«Можешь и сам поискать! – огрызнулась Алаза. – Если бы увидела, сказала».

– А она у тебя с норовом, – заметил Руткер.

– Еще с каким! – вставил, наконец, слово и Аруш. – Эти атраты жутко привередливы, самовлюбленны и самоуверенны. Почти как я.

– Хватит трепаться, – осадил всех Гартош. – Сейчас действительно, еще сам проверю ситуацию, и сразу отправляемся.

II

Обстановка в оружейном зале замка Камронт накалилась до предела.

– Даже не думай, дядя, что мы уйдем отсюда добровольно, – гордо вскинув подбородок, заявила Милена. – Тебе придется увести нас отсюда силой!

– Или убить, – поддержал сестру Зоктер.

Катан скривился, ситуация действительно сложилась препаршивая. Никогда не думал, что ему придется отбирать замок у брата и что на пути ему встанут племянники. Но Армуде понадобились доказательства его преданности, и она поручила своему фавориту изначально очень неприятное для него дело.

– Никто не будет вас отсюда выводить, – сказал он. – И уж тем более убивать. Но приказ императора нужно выполнять.

– Императора или императрицы? – уточнил Мартан.

– Приказ императора мне передал его личный секретарь.

– А у меня свой приказ, – подал, наконец, голос один из сопровождающих Катана, одетый в цвета личных гвардейцев императрицы. – Если господин советник, – он отвесил легкий полупоклон в сторону фаворита, – не решится выставить за дверь тех, кто больше не имеет прав на этот замок и на все княжество, то сделать это самому. В случае сопротивления я волен вас убить.

– Подожди, Тольд, – поднял руку Катан. – Я все улажу, силу прикладывать не понадобится. – Милена, – обратился он к племяннице, – пойми же, княжество давалось Гартошу.

– За его военные заслуги, – перебила дядю племянница.

– За его военные заслуги, – согласился тот. – И которого нет в Иктиве вот уже больше чем полтора десятка лет. А у нас в стране идет война, и отсутствие в такое время приравнивается к предательству.

– И ты в это веришь?! – воскликнул Зоктер.

– Я – нет, – ответил Катан.

– Я тоже нет, – тихо пробормотал стоящий за спиной Катана и переминающийся с ноги на ногу здоровяк, одетый в форму десятника внутреннего легиона. В котором можно было распознать Зигула, боевого товарища Гартоша.

– Но таково мнение двора, – продолжил приближенный советник императрицы, – и нам придется с ним смириться. Это княжество предназначено для других героев новой войны.

– Уж не тебе ли? – уточнил Мартан.

– Нет, у меня уже все есть.

– Лорд Катан, вы слишком затягиваете нашу миссию, – вновь вмешался Тольд.

– Да подожди ты, – отмахнулся от него фаворит императрицы. – Поймите же вы, вам нужно научиться жить по-новому, не озираться назад, Гартош больше не вернется.

– Ты в этом уверен?! – раздался из глубины соседнего зала чей-то грозный и многим до боли знакомый голос. Он заметался по залам и затих где-то в глубине.

Все присутствующие в оружейном зале пораженно и настороженно застыли. Гвардейцы крепче схватились за оружие, Катан потянул ворот камзола, ставшего вдруг тесным, Зигул напряженно и с надеждой всматривался в открытую дверь, но большей части соседнего зала не было видно. Заозирались и дети Гартоша. Гвала, стоящая возле Милены, настороженно подняла уши. Некоторое время ничего не происходило, но затем далеко в глубине замка послышались странные звуки.

* * *

Носитель с друзьями высадился в укромном уголке замка Камронт. Он со своими атратами приложил максимум усилий, чтобы маги, которые, несомненно, имелись среди тех, кто пришел отобрать у него замок, не учуяли мощный всплеск магии подпространственного перехода. И, судя по всему, это ему удалось. Сейчас Гартош наслаждался эффектом, который произвели его слова.

– Любишь же ты эффектное появление, – проворчал Аруш.

– Я старался. Ну, что, пошли?

– Пошли. Я уже отсюда чую запах Гвалы, – сказал каррлак.

Шуршание по полу длинного платья Алеандры почти заглушалось тяжелыми шагами Гартоша и Квирта, а также цоканьем копыт Пегаса и когтей Аруша. К тому же конь и каррлак затеяли возню – кто кому больше наступит на ногу. Такой ватагой они и ввалились в оружейный зал.

Насладившись произведенным эффектом, Гартош протянул вперед руки:

– Ну, что, никто не хочет обнять брата, отца и друга?

Первой пришла в себя Гвала. Она зарычала, бросилась вперед и буквально налетела на своего друга. Схватив оборотня за загривок, она от души начала его трепать, и что удивительно, Аруш совершенно не сопротивлялся. Он терпеливо переносил нешуточную трепку, прекрасно понимая, что свое многолетнее отсутствие он не может оправдать никакими причинами, насколько бы весомыми они ни были.

Затем по залу пронесся рык Зигула:

– Гартош! Дух меня раздери! Гартош вернулся!

И он затопал сапожищами в сторону разношерстной компании.

Друзья крепко обнялись и чуть не задушили друг друга в объятиях. Младшие Осколы недоуменно переглядывались.

– Отец? – спросила Милена.

– Похоже, что он, – неуверенно ответил Мартан. – Все-таки не забывай, сколько мне было лет, когда я его видел в последний раз.

– А мне было еще меньше, – добавил Зоктер.

– Это действительно ваш отец, – негромко сказал Катан, вытирая вспотевшее лицо и шею.

– Папа!!! – завопила что есть мочи Милена и бросилась к отцу.

Гартош отстранил реатца и практически на лету поймал дочь. Спустя несколько секунд его тискали и теребили с разных сторон сыновья. Носитель опустил дочь на пол и обнял всех троих. Он, так же как и дети, не скрывал своих слез. Друзья Гартоша отступили в стороны, давая воссоединившейся семье вдоволь насладиться встречей.

А гвардейцы императрицы перестроились тем временем в боевой порядок. Арбалетчики подняли оружие и нацелились в хозяина замка и его окружение. Вперед вышел Тольд:

– Ну, наконец-то! Блудный сын вернулся. Сложите оружие, и тогда вы все останетесь целы.

Со стены сорвалось копье, привезенное из Реата, со страшной силой пронзило говорившего и, выбив мраморную крошку, пригвоздило его к полу.

– У кого-то еще есть желание меня арестовать? – отстраняя детей, спросил Гартош.

Желающие, конечно, имелись, но они не стали озвучивать свое желание вслух. Маги уже успели связаться с Тороной и получили приказ.

– Уходим! – выкрикнул один из них.

Не опуская оружия, гвардейцы попятились к выходу. Им никто не мешал, и вскоре они скрылись за дверью.

– Ну, а ты что стоишь? – спросил Гартош Катана. – Или беги за своими друзьями, или подойди и обними меня.

Катан сделал шаг вперед и вдруг остановился.

– Я не знаю, захочешь ли ты меня обнять, – сказал он.

– Что так? – удивился меньший брат.

– Много лет назад мне было приказано привести в Торону твоего единорога, который находился здесь.

– И что? – внутренне напрягшись, спросил носитель.

– Агаральд упирался, даже напал на меня.

– Дальше! – поторопил брата Гартош.

– Дядя убил Агаральда, – с нескрываемым презрением внес ясность Зоктер.

Лицо носителя потемнело. В глазах начали зарождаться молнии. Катан в страхе попятился вслед за своими незадачливыми коллегами. Добравшись до двери, он развернулся и бросился бежать. Со стены сорвалась алебарда и полетела ему в спину.

– Папа, не надо! – повисла на руке у отца Милена.

Алебарда застыла в воздухе, а затем со звоном упала на пол. Гартош спохватился и вытер выступивший вдруг на лбу холодный пот – не хватало еще и ему становиться братоубийцей. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул – бешено стучащее сердце начало постепенно успокаиваться.

– Даже не верится, что я опять дома, – снова повернулся он к детям.

– Папочка! – прижалась к его плечу дочь. – Нам так тебя не хватало. Где ты был так долго?

– Об этом рассказывать не один час, – ответил носитель. – Времени у нас не так уж много, так что думаю, рассказ перенесем на другое время.

– Мне кажется, уже можно не торопиться, – сказала Алеандра. – Твои враги наверняка уже в курсе о твоем появлении, так что фактор неожиданности потерян. Хотя затягивать встречу с ними тоже не стоит, не нужно давать им лишнее время на подготовку.

– Ты права. Мы сейчас вернемся в Риглис, и вы уже вместе с прадедом услышите мою историю. Но сначала я хотел бы пройтись по замку, слишком долго я здесь не был и слишком много с ним связано.

– Мы с тобой! – вцепилась ему в руку Милена.

– Конечно, – улыбнулся отец. – Теперь я вас долго не отпущу.

* * *

Ноги сами принесли Гартоша к их с Лиситой спальне. Он взялся за ручку двери и остановился. Горло сдавил комок и долго не давал вдохнуть. Наконец он пересилил себя и толкнул дверь. Сразу стало понятно, что в спальню уже много лет никто не входил, пол покрывал толстый слой пыли. Хотя кое-какие следы имелись – следы от лап мелкого животного. Носитель сделал несколько шагов вперед, вслед за ним вошли и остальные. Одеяло на кровати вдруг зашевелилось. Присутствующие пораженно застыли.

– Кто там? – почему-то шепотом спросила Милена.

– Сейчас узнаем, – так же тихо ответил отец и осторожно подошел к широкому ложу.

Из-под одеяла показалась лохматая голова. Гартош не сразу узнал животное. Но наконец он понял.

– Так это же Торита! – воскликнул он.

Ручной зверек Лиситы недолго пялился на вошедших и тоже узнал мужа своей хозяйки. Класт жалобно заскулил и нерешительно вылез на средину кровати, видимо по-прежнему опасаясь грозного хозяина.

– Иди ко мне, верный класт, – протянул к нему руки Гартош. – Можешь не бояться, я больше никогда не повышу на тебя голос.

Торита подобралась поближе, и человек взял ее на руки. Зверек снова протяжно защебетал, словно упрекая хозяина за долгое отсутствие.

– Мама тогда не смогла ее найти, и мы уходили без Ториты, – сверкая повлажневшими глазами, сказал Мартан.

– Дай её мне, – попросила Милена. Она приняла от отца домашнюю любимицу и ласково её погладила. – А разве класты бывают белого цвета?

– Нет, – ответил Гартош. – Она поседела.

Зверек обнял лапками шею девушки и умиротворенно затих.

– Интересно, чем она здесь питалась? – заинтересовался Аруш.

– Окно приоткрыто, – показал Гартош. – Она ночью выходила на охоту, а днем возвращалась. Ладно, пойдем, что-то давит здесь на грудь.

Он двинулся к выходу, но его остановил дрожащий голос дочери:

– Пап, она умерла.

Носитель остановился и подошел к Милене. Торита положила голову ей на плечо и словно бы уснула, но с первого взгляда стало понятно – она больше не дышит. Верный зверек дождался прихода своих хозяев и со спокойной душой покинул мир живых.

Гартош взял у дочери бездыханное тельце класта.

– Пойдем, – прошептал он, – я отнесу тебя к хозяйке. Только заглянем по пути еще в одно место.

* * *

Место, где захоронили Агаральда, поросло густым бурьяном. Одним движением руки Гартош расчистил его.

– Прости, друг, – негромко произнес он. – Столько битв мы прошли вместе, а теперь… Твоя смерть не останется неотомщенной. Еще не знаю как, но Катану это не сойдет с рук.

Фатар выпустил сложную комбинацию лучей, и из небольшого холма, под которым покоился единорог, начала расти скульптура Агаральда. Атраты точно уловили желание носителя, и боевой единорог получился словно живой. Гордо вскинутая голова, блестящий рог угрожающе нацелился в небо, черная броня тускло отсвечивала на полуденном солнце.

Рядом удивленно всхрапнул Пегас. Он внимательно всматривался в своего предшественника. И Гартошу показалось, или это действительно произошло – но единорог словно кивнул в знак приветствия, и конь ответил ему тем же.

– В Риглис, – повернулся к друзьям носитель. – Сюда я вернусь позже. Когда найду силы.

* * *

По двору замка сновали вооруженные люди и незнакомцы, в которых носитель безошибочно узнавал магов – дед собирал силы для визита в столицу. Увидев появившегося внука с компанией, он бодрым шагом подошел к ним, и Гартош с радостью отметил, что дед начал оживать и сбрасывать один десяток лет за другим.

– Идем вовнутрь, – решительно сказал хозяин замка, – у меня слишком много к тебе вопросов, и они просто разорвут меня изнутри, если я тебе их не задам. И главное, не услышу ответы.

– Вы идите, а мне нужно посетить еще одно место, – ответил деду внук. – Я недолго.

– Понимаю, – кивнул Руткер.

Гартош взял под уздцы Пегаса и вывел его со двора. До места, где хоронили Осколов, он добрался быстро. У входа в небольшой храм его встретил незнакомый жрец средних лет.

– Лорд Гартош, – поклонился он, – я слышал о вашем возвращении. Похвально, что первым делом вы пришли посетить усопших.

– Вы давно здесь?

– Пять лет, с тех пор, как не стало Фугильена.

– Жаль старого жреца, он на многое открыл мне глаза. Провожать меня не надо, – Оскол остановил жестом жреца, – я помню нужное место.

Жрец еще раз поклонился и отступил в сторону.

В отличие он места захоронения Агаральда, здесь царили чистота и порядок. Гартош без труда отыскал могилу отца. Руткер постарался на славу, и место, где нашел последнее пристанище сын, украшала скульптура в полный рост. Рядом расположились еще несколько надгробных скульптур. Мать. Гнивер. Ольвильда. Дальше шли более дальние предки. К могиле жены Гартош подошел, с трудом переставляя ноги. Лицо Лиситы освещала безмятежная улыбка. Она ласково смотрела на мужа, прощая ему долгое отсутствие и свою собственную смерть. Как всегда, она ему все простила. Носитель бережно положил у ног жены тельце Ториты, упал на колени и завыл. Скорее зарычал от боли. Чувство собственной вины навалилось с новой силой. Тяжело дышать, даже думать. В голове только серая муть. Теплый ветерок ласковой ладонью провел по его макушке, затем еще, и еще. Ласковые поглаживания снимали боль не хуже, чем живые ладошки Лиситы.

– Спасибо, любимая, – прошептал единственный живой здесь Оскол. Он поднялся на ноги. – Ты всегда все понимала, как никто. Понимаешь и то, что сейчас я должен уйти. Но я скоро вернусь, и тогда мы наговоримся. Может быть, даже навсегда встанем рядом.

Глубоко вздохнув, он развернулся и пошел к храму. Усопшие родственники ободряюще смотрели ему в спину, благословляя на святую месть. На полпути к храму Гартош развернулся и низко поклонился покоившимся на родовом кладбище. В скульптуре Лиситы кое-что изменилось. На её плече удобно расположилась Торита, обхватив шею хозяйки пушистым хвостом.

* * *

В кабинете все разместиться не смогли, поэтому расположились в одном из уютных залов. Гартош рассказывал родственникам о своей жизни на Земле и о встрече с Алазой.

– Так говоришь, титаны это одни из древних богов того мира? – задумчиво почесал подбородок Руткер. – Интересно… Значит, интерес к твоей персоне высшие силы проявляют не только в нашем мире.

– Титаны не проявляли ко мне интереса, встреча со мной для них стала такой же неожиданностью, как и для меня, а вот загадочная гадалка – это действительно интересно, – ответил Гартош.

– Так ты, значит, давно пользуешься популярностью у высших сил? – заинтересовалась Алеандра.

– Популярностью не то слово, – опередил внука Руткер. – С некоторыми богинями он даже спал.

– А почему мы об этом ничего не знаем?! – воскликнула Милена.

– Мала еще, – буркнул Гартош и постарался замять тему близости с божествами. – Мне несколько раз помогали некоторые боги и демоны. Хотя от других были только неприятности.

– А подробней? – потребовала вампиресса.

– Мой внук стесняется, поэтому расскажу я, – снова вмешался старый маг.

И он сжато поведал присутствующим историю взаимоотношений внука с высшими силами.

Алеандра точно отмечала ключевые моменты этих взаимоотношений:

– Первый контакт, насколько я понимаю, произошел во время вашей войны с так называемой нечистью? – вампиресса ненавязчиво напомнила своей улыбкой, что и её вполне можно отнести к этому виду жителей Иктива.

– Именно, – живо ответил Руткер. – Насколько я понимаю, наши нынешние боги решили тогда в очередной раз померяться силами со старыми богами, которым поклоняются те, кого у нас называют нечистью. Вы уж извините, герцогиня, но к ним у нас относят и вампиров, правда, не истинных, а обращенных. Истинных в нашем мире нет.

– Мне кажется, что главная причина ваших сложных взаимоотношений не в том, что нефраты отличаются от вас, а в том, что они поклоняются другим богам.

– Скорей всего, так и есть, – согласился с вампирессой Руткер. – Наши нынешние боги снисходительно смотрят на небольшие анклавы, где поклоняются другим богам, например на Зачарованный Лес. Но старые боги представляют для них реальную угрозу. Вот почему и опасно быть свидетелем поражений, которые терпят наши божества.

– Это правда, – кивнула Алеандра, – продолжайте.

– Потом произошло несколько встреч с демонами. Демонами, которые служат разным богам, поэтому и результат от этих встреч получался разный. Особо хочу отметить помощь Малиарта – одного из главных морских демонов, Килесы – богини мести, и Эгрены – богини лесов и полей. В то же самое время у Гартоша с самого детства происходят стычки с представителями воздушных стихий, в частности с высшими духами. И мне почему-то кажется, что мой внук сообщил не обо всех своих контактах с высшими силами.

– Это правда? – поинтересовалась вампирша.

– Правда, – буркнул носитель. Присутствие, пусть и повзрослевших, но все-таки детей заставило его слегка смутиться.

Алеандра это поняла и не стала акцентировать внимание на взаимоотношениях друга с божествами.

– Можно смело добавить в общую копилку и встречу вашего внука с удивительной статуей – Эльфимерой, которая стоит в вашем кабинете, – сказала она. – Вы ведь уже проверили, какие силы её охраняют?

– Конечно! – ответил хозяин замка. – Очень интересный артефакт принесли вы в мой дом. Только не знаю, к добру ли это? Вокруг неё буквально струится божественная сила. Я думаю, что те, кто её создал, намеренно не стали скрывать значимость Эльфимеры, чтобы к ней не лез кто попало.

– Именно поэтому я и не захотела с ней связываться, – улыбнулась вампиресса. – Но думаю, что у вас она будет надежно спрятана.

– Она уже в моем самом надежном хранилище, – заверил её Руткер.

– Ни одно твое хранилище не сравнится с тем, где эта статуя находилась до сих пор, в Луистане, – заметил Гартош.

– Ты имеешь в виду ристолит? – уточнила Алеандра.

– Да. Как только разгребем здесь, нужно будет доставить минерал и металл из Луистана.

– Кстати, вы до сих пор не объяснили мне, как Эльфимера к вам попала, – напомнил старший Оскол.

Пришлось Гартошу продолжить свой рассказ об охоте за атратами, которая привела его к Эльфимере и встрече с новыми друзьями. Его рассказ вызвал всеобщий интерес и восторг. Редко кому за столь короткое время выпадет такое количество приключений и испытаний.

После всеобщих восторгов лорд Руткер решительно встал:

– Все, достаточно! Я свое любопытство удовлетворил. Надеюсь, все остальные тоже. Пора браться за эту ведьму и её прихлебателей! Всякое промедление дает ей лишнее время для подготовки встречи с нами.

– Согласен, – поднялся и носитель. – Сейчас же уходим в Торону.

III

Гартош хотел было появиться прямо в императорском дворце, но передумал, мало ли каких ловушек могла наставить там ведьма. Поэтому он с дедом, друзьями и большинством тех магов, которых Руткер успел собрать, высадился возле входа во дворец. На широких ступенях стояло два десятка бойцов Первого Легиона и десяток личных гвардейцев императрицы. Увидев пришельцев, охрана дворца тут же наставила на них заряженное мощной магией оружие.

Носитель примирительно поднял руку:

– Хвалю за бдительность, бойцы! А теперь доложите императору, что его хочет видеть его друг, лорд Гартош.

Бойцы Первого Легиона неуверенно переглянулись – кто такой Гартош из рода Осколов, знали все, а некоторые даже его видели. Но его в Иктиве не было так долго, что становилось непонятно, как себя с ним вести. Некоторые даже опустили оружие. Но только не гвардейцы императрицы.

– Стоять, где стоишь, Оскол! – закричал один из них. – Ты сейчас вне закона! Сложить оружие, и мы оставим вас живыми!

– До чего же грозных себе служивых набрала эта гадина, – улыбнулся Гартош. – От одного крика обмочиться можно.

Гвардеец не успел ответить, как на входе появился лорд Магранг.

– Глазам своим не верю, – удивленно протянул он, – никак сам Гартош Оскол вернулся.

– Можешь доверять своим глазам, Магранг, – еще шире улыбнулся бывший командор Черного Легиона. – Я действительно вернулся, хотя и с большим опозданием. И я рад тебя видеть. Удивлен, что ты до сих пор занимаешь свой пост. Думал, что твои косточки гниют где-нибудь в окрестностях Тороны.

– Я и сам этому удивляюсь, – улыбнулся в ответ Магранг. – А вот рад ли я тебя видеть, еще не знаю. С чем пожаловал?

– Хочу повидаться с императором. И еще больше с той, что называет себя императрицей.

– Ты ведь знаешь, Гартош, я охраняю императора, и пока жив, не позволю причинить ему вред.

– Можешь не сомневаться, я не меньше твоего жажду, чтобы с нашим императором ничего не случилось. Он не пострадает никоим образом.

– Это все что я хотел услышать. Проходи.

– Лорд Магранг! Это пахнет предательством! – воскликнул старший из гвардейцев императрицы.

– Кто руководит охраной дворца? – поинтересовался Гартош. – Ты или эти ряженые?

– Пока еще я.

– Я не позволю… – гвардеец ведьмы попыталсязаступить дорогу гостям.

– Убрать эту шваль! – рявкнул командор.

И его подчиненные с готовностью навалились на конкурентов. Видимо, отношения между двумя гвардейскими подразделениями давно пребывали на грани конфликта. И стоило отдать короткую команду, чтобы охрану ведьмы тут же повалили и скрутили.

– Пойдем, – махнул рукой Магранг. – Вас здесь уже ждут. Я постараюсь провести вас мимо большинства их ловушек.

Быстрым шагом группа под предводительством Осколов двинулась длинными коридорами дворца. Командор Первого Легиона указывал на те ловушки, о которых знал, и атраты без труда их нейтрализовали.

– Почему ты до сих пор на своем посту? – поинтересовался по дороге Гартош.

– У нас с Армудой произошел задушевный разговор. Она дала понять, что если я хоть пальцем пошевелю в её сторону, она тут же убьет Витана. Она сократила мой легион вдвое, но сохранила его, ведь нужно сохранять видимость стабильности, к тому же мои люди очень хорошо знают дворец и окрестности, было бы глупо полностью ликвидировать такое подразделение. Мои бойцы представляют собой первую линию обороны этого дворца и других мест, где время от времени пребывает император. А ближнюю линию обороны занимают её выкормыши. Я постараюсь провести тебя мимо большинства их постов, но все нам обойти не удастся. Придется немного подраться. Мои люди уже давно ненавидят крысоловов, поэтому боевая поддержка у тебя будет.

– Крысоловов? – улыбнулся Гартош. – Почему крысоловов?

Магранг с готовностью пояснил:

– Как только Армуда появилась во дворце, здесь почему-то завелось жуткое количество крыс. А она их ненавидит. Поэтому приказала уничтожить их. Поскольку мои бойцы просто-напросто не желали этого делать и по возможности отлынивали от этого задания, то основная нагрузка легла на её гвардейцев. Отсюда и крысоловы.

Пройдя большую часть пути, Магранг остановил небольшой отряд:

– Император с Армудой находятся в малом тронном зале. Центральный коридор блокирован крысоловами, поэтому я проведу вас потайным ходом. Надеюсь, что враги его до сих пор не обнаружили. Мои люди нападут на крысоловов с двух сторон и отвлекут их, это поможет вам прорваться в тронный зал. А там уже все будет зависеть от вас.

– Дай только добраться до горла этой ведьмы, и Виктании сразу станет легче дышать, – пообещал Гартош. – Возьми в помощь магов, у крысоловов наверняка будет серьезная магическая поддержка.

– Да, нам тоже такая поддержка не помешает, – согласился Магранг.

Отдав приказы своим помощникам, командор открыл потайную дверь и повел отряд узким запыленным проходом. Через несколько минут мстители подошли к нужному выходу.

– Подождем немного, – прошептал гвардеец императора.

Еще через несколько минут раздались приглушенные толстыми стенами крики и звуки боя.

– А теперь наш выход! – И Магранг распахнул дверь.

Выход из потайного прохода находился немного наискосок от входа в тронный зал, так что цель оказалась очень близка. Вход в зал охраняли два десятка рослых гвардейцев императрицы, остальные отбивали атаки бойцов Первого Легиона. Первым делом Гартош уничтожил мага, стоящего за спинами гвардейцев, а затем вытащил меч и с удовольствием бросился в рубку. С самого момента, когда он осознал себя как Гартош Оскол, он мечтал о моменте, когда будет с боем прорываться к ненавистной ведьме, и эта сучка будет знать об этом и дрожать от страха.

Справа рубились Магранг с Квиртом, слева Аруш уже отрывал кому-то конечности. Детей Гартош хотел было поместить за спину, но Зоктер легко раздвинул плечом отца и Магранга, и Гартош с гордостью подвинулся, давая место детям и Гвале. Лорд Руткер владел мечом вполне прилично для своего возраста, хотя и не лез вперед, а прикрывал фланг. С другого края Алеандра скупыми отточенными движениями лишала противников жизни. Не прошло и минуты, как последний рубеж обороны ведьмы перестал существовать. Носитель на секунду замер перед дверью, а затем решительно её толкнул.

На входе его остановил предостерегающий голос Теноса:

«Так, внимание! Мы находимся внутри магической пентаграммы-ловушки. Работаем!»

С Фатара сорвались два коротких, но мощных луча, и два кристалла по обе стороны дверей разрушились. Магическая звезда смерти потеряла две своих вершины и разрушилась. Но остались еще три вершины, и на этих вершинах стояли люди. Эти трое не стали медлить и сразу после падения ловушки атаковали пришедших. Носитель закрыл всех щитом и выдержал первый удар. Хотя, нужно признать, не без труда, слишком уж сильны оказались нападавшие.

Мстители также не остались в долгу и нанесли ответный удар. Руткер послал запасенное мощное таранное заклинание в стоящего справа от дверей, Алеандра проверила на прочность находившегося слева, ну а Гартош атаковал центральную фигуру – ведьму. Атаки Алеандры и Гартоша не увенчались успехом, а вот противник Руткера отлетел на несколько метров назад. Старый маг не стал выжидать, пока его соперник придет в себя, и следующим заклинанием добил его. Вампиресса и носитель хотели повторить успех товарища. Хлестнули ветвистые молнии, но растеклись по защите обороняющихся – противник выдержал удары. Хотя атаки мстителей и не были бесполезными, противник не смог нанести ответные удары.

– Я вижу, ты тоже обзавелся полезной игрушкой, – переведя дух и обворожительно улыбнувшись, отозвалась Армуда.

Гартош только сейчас сумел её рассмотреть, до этого красная пелена перед глазами скрывала подробности. Ослепительная блондинка, которой в другой ситуации нельзя было не восторгаться. Но не сейчас. Сейчас перед Осколом стоял ненавистный и непримиримый враг, который заслуживал только смерти. Разговаривать с ведьмой не хотелось, хотелось только добить гадину, но Оскол ответил:

– Больше тебе не помогут никакие игрушки.

Армуда рассмеялась:

– Ты такой большой, но такой глупый и самонадеянный мальчик. Неужели ты думаешь, что я надеюсь только на атрат? Я давно и с нетерпением ждала этой встречи и тщательно готовилась к ней. Почему ты думаешь, я до сих пор не трогала твоих детей? Я жаждала убить их на твоих глазах. А потом тебя. И твою смерть должен видеть Руткер, а это будет для него похуже смерти. И вот наконец-то вы все здесь, я счастлива, что сумею достойно отомстить за смерть своих сестер. Но сначала я избавлюсь от этого слизняка, который по недоумению сидит на троне.

– Посмотрим, чья месть сильнее, – процедил носитель и, не давая ведьме повернуться к Витану, который в полной прострации сидел на троне, нанес сильнейший удар.

Светло-голубое магическое копье, под завязку напитанное разрушительной магией, раскололо защиту ведьмы надвое, и это ошарашило её, но ненадолго. Армуда не стала создавать новую защиту, а тут же атаковала. Руткер хотел помочь внуку и нанес по ведьме удар с другой стороны.

– Дед, не лезь! – воскликнул Гартош. – Я лично хочу её прикончить! Лучше помоги Алеандре!

Руткер нехотя отступил, но увидев, как герцогиня сцепилась в нешуточной схватке с неизвестным магом, поспешил ей на помощь. А магический бой разгорелся с невиданной силой. Несмотря на всю мощь атратов, носителю не удавалось справиться с ведьмой. Новое копье чистой энергии отлетело в сторону, и носителю самому пришлось отбиваться от налетевшей красной пелены. Таранное заклинание скользнуло в сторону и раскололо одну из колонн в зале.

«Почему вы четверо не можете справиться с одним атратом?!» – возмутился Гартош.

«У неё очень мощный атрат, – торопливо принялась объяснять Алаза. – И у неё гораздо больший опыт взаимодействия с ним».

«А еще мы не можем на полную применить всю свою силу, – добавил Тенос. – Есть ограничения в количестве энергии. Если мы заработаем на всю мощь, это разрушит весь дворец, вместе со всеми, кто здесь находится. Нам необходимо еще немного времени, чтобы разобраться с возможностями противника. Не беспокойся, мы её достанем. Лучше выпроводи из зала всех лишних, они нам только мешают».

Носитель выкрикнул за спину:

– Все из зала, вы нам мешаете!

И, отразив очередной удар, нанес свой.

Аруш понял друга быстрей других и чуть ли не силой вытолкал детей Гартоша и Гвалу за дверь.

А на другом конце зала Алеандра и Руткер кружили вокруг своего противника. Незнакомый маг в капюшоне также не давал себя поразить. Он очень грамотно оборонялся и старался не попасть под перекрестный огонь двух соперников. Его ответные удары представляли такую опасность, что герцогине и князю приходилось надолго уходить в оборону. Но наконец, они приспособились к манере незнакомца вести бой и выработали свою, общую тактику, и это стало приносить свои плоды.

Маг и вампиресса перестали нападать с разных сторон, а объединили свои усилия. Сначала один держал щит, а второй наносил удары, а затем, безмолвно договорившись и выждав нужный момент, они одновременно потянули из противника энергию. Такого незнакомец явно не ожидал. Ему пришлось забыть о нападении, и даже, частично, о защите – практически все свои силы он направил на сохранение энергии. Но Руткер и Алеандра нащупали слабое место и не собирались отпускать врага. Незнакомец попятился, а затем не выдержал и побежал к боковой двери. Вслед ему полетели две спаренные молнии и возле самой двери ударили в спину. Чужой маг споткнулся, упал, но тут же вскочил, и, сбросив капюшон, все-таки выбежал в дверь.

– Я так и знал, что эта длинноухая тварь попадется в мои руки! – рассмотрев убежавшего, воскликнул Руткер. – Теперь он от меня не уйдет!

И старый маг кинулся за врагом.

– Я помогу, он слишком опасен! – крикнула Алеандра и бросилась на помощь своему напарнику.

– Ну все, Армуда, – злорадно процедил Гартош, – больше у тебя нет помощников. Придется умирать в одиночестве. Но я постараюсь, чтобы ты умирала долго и мучительно.

– Не надо делать поспешных выводов, Оскол, – так же тяжело дыша, ответила ведьма. – Я приберегала этот вариант на крайний случай, но пришло его время. Мне действительно жаль, но придется разрушить Торону, а я хотела какое-то время здесь поправить.

– Лжешь, сука, нет у тебя больше никаких вариантов, кроме как сдохнуть!

– Смотри, Оскол, смотри, – не менее злорадно прошипела Армуда. – Ты сполна сможешь оценить масштаб моей мести, она многократно перевесит твою. А затем я все-таки убью тебя и уничтожу всю твою семью. За исключением Катана, мальчик служил мне верой и правдой, а я умею быть благодарной.

Только сейчас Гартош заметил стоявшего в дальнем углу Катана. Брат опустил голову, и, кажется, даже закрыл глаза. Можно только догадываться, что творилось в его душе – любимая женщина, какой бы гадиной она ни была, сцепилась в смертельном бою с единственным братом.

«Внимание! Ведьма отдает приказ своей драконнице!» – вовремя уловила сообщение Алаза.

– Квирт! – крикнул за спину носитель.

– Я все слышал и понял! Я её перехвачу! – быстро сообразил ждавший своего часа дракон и бросился из зала.

– Куда это побежал этот малыш? – вовсю потешалась ведьма. – Он собрался перехватить боевого дракона? Это такая шутка? Он, наверное, умеет летать?

– Все драконы умеют летать, – пожал плечами Гартош. – Ну, почти все.

– Ты хочешь сказать…

– Ты все правильно поняла. Квирт – дракон.

– Ему не справиться с Лиситой! Она приведет сюда своих сородичей, и они сотрут Торону с лица земли! О! Я тебе не говорила? – злорадству ведьмы не было предела. – Я назвала свою драконницу именем твоей жены. Ты же не против?

Оскола буквально передернуло от ненависти – ведьма ударила по больному месту.

Реакция Гартоша не скрылась от внимательного взгляда Армуды, и она решила добить своего противника.

– Смотри, Оскол, смотри! Ты сейчас увидишь, как умирала твоя жена.

Ведьма взмахнула рукой, и на большом зеркале на стене пошла рябь, а затем на нем появилось изображение.

Бой на узком перевале подходил к концу. В живых среди обороняющихся остался только один человек – Лисита. Буквально в паре шагов от неё лежали тела Ольвильды и Корула. Мать и сын прижались спинами и, видимо, до последнего дыхания защищали друг друга. Вокруг были разбросаны тела слуг и воинов, сопровождавших Осколов. Внизу на дороге виднелись тела нападавших, и их было немало.

Казалось, хрупкая женщина обречена, выдержать атаку десятка боевых магов ей не под силу. Но Лисита дала такой бой, которого от неё никто не ожидал, даже она сама. Наследница силы герцогини Алинейской не собиралась легко отдавать свою жизнь. Она не только упорно защищалась, но и яростно наносила ответные удары, интуитивно чувствуя, где находится враг. В стороны летели каменные брызги, разорванные злой магией тела улетали в пропасть, и нападавшие невольно остановились, слишком уж неестественно сильный отпор дала им эта маленькая женщина. Место боя показывалось с высокой скалы позади Лиситы. Именно на этой скале находилась ведьма. Она намеренно не вмешивалась в бой, испытывая неслыханное наслаждение от того, что Осколы умирали медленно, один за другим. Она каждой своей клеточкой впитывала увиденное, стараясь запомнить каждую мелочь.

Но когда бой немного утих, она решила больше не ждать и вмешалась в схватку. С Тартула сорвалось копье синего света и ударило в Лиситу, точнее в щит, который она держала. Гартош чувствовал, какое изумление испытала ведьма – её, казалось, беспомощная жертва выдержала удар боевого атрата. Армуда ударила еще раз, затем еще. Из носа и ушей Лиситы уже давно бежала густая черная кровь, но она упорно держала щит, не только над собой, но и над Ольвильдой и Корулом.

– Ты сдохнешь наконец или нет?! – кричала ведьма, нанося по Лисите очередной удар.

Силы Лиситы таяли с каждой секундой, а вместе с ними таял и магический щит. Армуда уловила момент, когда жена ненавистного Гартоша Оскола осталась беззащитной, и даже немного помедлила с завершающим ударом, желая насладиться этим моментом.

Лисита подняла измученные глаза, губы прошептали последнее слово, которое Гартош прочитал безошибочно – прощай. Его маленькая эльфийка знала, что Гартош увидит этой бой, и попрощалась с ним. Через секунду новое голубое копье прервало её мучения.

Носитель стоял оцепеневший. Ведьма добилась своего, ей удалось выбить своего врага из колеи. Сейчас его можно было одолеть голыми руками. Но ведьме этого было мало, ей необходимо было уничтожить Оскола морально.

– Если бы ты знал, какое наслаждение я испытывала, когда втаптывала твою жену в дорожную пыль, – словно откуда-то издалека донесся голос Армуды.

В следующий момент с руки носителя сорвалась ярко-белая молния, и ослепительная вспышка ослепила всех, кто находился в зале, в том числе и самого носителя.

* * *

Благодаря атратам зрение возвращалось быстро. Носитель сначала услышал, а затем сквозь мутную пелену и увидел, как по залу быстро трусит Аруш. Он подошел к месту, где раньше стояла Армуда, внимательно его осмотрел и обнюхал. От ведьмы не осталось и следа. Место было выжжено. Камни выгорели и местами полопались. Да и всему залу после боя, и особенно после последнего удара Гартоша, порядком досталось. Все зеркала оказались разбиты, мраморные колонны местами были закопчены, местами обожжены, люстры с магическими светильниками разрушены.

Зал постепенно заполнялся людьми. Магранг первым делом бросился к императору, который начал шевелиться и подавать признаки жизни. Дети Гартоша поспешили к своему отцу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. А сам Гартош стоял безучастно, словно ничего не видя и не слыша – перед его глазами в очередной раз прокручивался бой на перевале и последнее прощай от Лиситы. Боль потери с новой и новой силой накатывала на Оскола, и отодвинула назад все остальные чувства.

В боковую дверь вошли разочарованные Руткер и Алеандра.

– Та остроухая сволочь, что помогала разрушать Виктанию и травить Осколов, все-таки сумела смыться! – внес ясность в свое плохое настроение старый маг. – Но ничего, я достану этого выродка. – Он подошел к месту гибели ведьмы и поднял оплавленный кусочек металла. – Ох и сильны твои атраты! Полностью уничтожить такой мощный атрат, как Тартул, дорогого стоит.

«Это не мы, – тихо сказала Алаза. – Это сам Гартош. Точнее, его месть и ненависть».

Руткер тяжело вздохнул и отбросил остатки Тартула в сторону:

– Вот так всегда, все, что нам Осколам остается – это месть.

Гартош только сейчас начал приходить в себя. Он взглянул на брата. Катан почувствовал этот взгляд и оторвал глаза от пола.

– Я не знал, Гартош, – тихо сказал он. – Я действительно не знал. Если бы я знал, что это она Лиситу, я бы её собственными руками задушил.

Гартош молчал. Катан подошел к брату и протянул ему свой кинжал.

– Ты не убил меня в Камронте, так сделай это сейчас. Я не достоин быть Осколом.

– Уйди, Катан, – скривившись как от зубной боли, сказал Гартош. – Просто уйди и все.

Катан отбросил кинжал в сторону и побрел из зала.

Носитель осмотрел зал. Возле Витана уже хлопотали маги, приводя его в чувство и очищая от действия враждебной магии. Магранг раздавал команды, и гвардейцы бросались тут же их выполнять. Везде царила атмосфера приподнятости и деловая суета. Только Гартошу было тошно на душе, и даже присутствие детей не смягчало той боли, которую он сейчас испытывал. Немного постояв и поняв, что здесь сейчас обойдутся и без него, он пошел на выход.

– Ты куда, отец? – окликнул его Мартан.

– Мне нужно пройтись. Я скоро вернусь.

Никто не пошел вслед за главным действующим лицом в этом зале, в Тороне, да и по большому счету во всей Виктании.

Оскол шел по дворцу и всей кожей чувствовал устремленные на него со всех сторон взгляды. В этих взглядах читалось разное: восхищение, страх, ожидание еще какого-нибудь чуда. Но ему сейчас было наплевать, просто хотелось найти укромное место и от души повыть.

На выходе из дворца Гартош увидел знакомую фигуру. Катан никуда не ушел, он просто сидел на каменных ступенях и раскачивался из стороны в сторону. Носитель подошел и сел рядом.

– А ведь я её любил, – сказал Катан.

– Я знаю, – ответил брат.

– Может быть, даже больше тебя.

На это Гартош не ответил ничего. Только через время спросил:

– А Армуда?

– Армуда… Не знаю, Гартош. С ней я впервые почувствовал себя кому-то нужным. Любил ли я её? Наверное, любил. И поэтому прощал ей многое из того, что она здесь творила. Просто списывал все это на вздорный характер. Старался смягчить её слишком уж злобные выпады в ту или иную сторону. Это именно я настоял, чтобы командующим фронтом назначили Мервона.

– Что ты думаешь делать теперь?

– Не знаю. Возможно, исчезну из страны. Может быть даже с Иктива. Ты ведь не дашь мне остаться здесь до окончания войны?

– До окончания войны дам. А затем тебе действительно лучше будет уйти. Я даже могу тебе подсказать куда.

– Потом подскажешь. Может, мне повезет, и до конца войны я не доживу.

– Уезжай в Риглис, брат. Сходи на могилы, попроси прощения, а потом можешь отправляться на фронт, – после долгого молчания сказал Гартош.

Затем он поднялся и уже более твердым шагом вернулся во дворец.

* * *

Оживление во дворце все нарастало. Челядь и начавшие прибывать чиновники уже уверовали в то, что черные времена для империи закончились – ведь вернулись настоящие хранители трона. С Гартошем учтиво, но часто радостно здоровались, некоторых он даже узнавал и так же приветливо кивал в ответ.

В малом тронном зале, на месте побоища, уже начали наводить порядок. Витан стоял на ногах, и взгляд его был вполне осмысленным.

– Ну, здравствуй, друг, – раскрыв объятья, сказал он.

– Здравствуй, шалопай, – заключив в объятья, похлопал его по спине Оскол. – Влип ты здесь без меня.

– Что влип, то влип. А вместе со мной влипла и вся империя. Я ведь все понимал. Все, что происходило последние годы, только сделать ничего не мог. Меня словно вытеснили из собственной головы.

– Сознание Витана было вытеснено другим, более сильным сознанием, – подтвердил лорд Руткер. – Скорей всего, работа остроухого, для ведьмы слишком тонко. Хотя со своим Тартулом она сыграла свою роль – взломала защиту императора.

– Вон оно как вышло, Гартош, – вздохнул Витан, – наш родовой атрат сослужил плохую службу против нас самих.

– Бывает и похуже, – попытался успокоить друга носитель. – Твою магическую охрану мы усилим по максимуму, больше такое не пройдет.

Император с благодарностью улыбнулся и отметил:

– А ведь ты почти совсем не изменился. Словно и не прошло полтора десятка лет.

– Для меня прошло два десятка. Но об этом потом. Ты пришел в себя?

– Да, насколько это возможно. Какие наши действия?

Гартош думал недолго:

– Первым делом нужно сместить главнокомандующего. Затем связаться с лордом Мервоном и узнать, какая ему нужна немедленная помощь. Ну, а дальше по обстоятельствам.

– Слухи по столице распространяются быстро, – сказал Магранг. – Мне только что доложили, что лорд Тимрон, нынешний главнокомандующий, срочно покинул здание верховного штаба. Вероятней всего, он так же срочно покинет и Виктанию.

– Тем лучше, – не стал горевать Гартош. – Значит, сразу к Мервону. Зигул! Чего ты там скромно стоишь в сторонке? Иди сюда, расскажи, что случилось с Черным Легионом? Не сомневаюсь, что Армуда предприняла против него самые жесткие действия.

– Жесткие не то слово, – отозвался реатец. – Она попробовала уничтожить легион полностью, послав его в ловушку к северным племенам. Мой полк тогда пострадал больше всего. Примерно двум третям легиона удалось вырваться и вернуться в Виктанию. Ведьма придумала новое, не менее безрассудное и смертельное для нашего легиона задание. Но вмешался Лямир, король Волшебного Королевства. То, что черные единороги гибнут без всякой надобности, его возмутило. Он предложил Алькону, как временному командору, вернуть единорогов королевству. Алькон отказался. Тогда Лямир сделал новое предложение – он готов был дать убежище всему Черному Легиону, точнее тому, что от него осталось. Пересидеть там до лучших времен. Алькон согласился.

– Правильно сделал, – одобрил носитель. – Ну, а ты чего здесь остался?

– Семья у меня здесь, – виновато развел руками Зигул. – Семья большая. Всех забрать в Волшебное Королевство я не мог. Да и что мне там делать? Мой единорог погиб в бою. Так что я решил остаться, и ведьма ради смеха приставила меня к своим гвардейцам.

– Хорошо, я все понял. Думаю, что вернуть Черный Легион, точнее, то, что от него осталось, не будет большой проблемой. – Гартош повернулся к Руткеру. – Дед, пока я проверю, как дела на фронте, собери и проанализируй всю информацию по Виктании. Как вернусь, будем разбираться.

– Сделаю, – пообещал теперь уже снова Первый маг империи.

IV

Совещание в штабе Восточной армии подходило к концу, когда дежурный маг доложил, что из столицы поступило уведомление о прибытии важных гостей. Присутствующие недолго гадали, кто эту вдруг вспомнил, что на востоке идет война. Прямо в кабинете командующего открылся небольшой портал, и через него шагнули четыре человека, огромная собака и странного вида лошадь. Вот на пятнистую лошадку и устремились первые недоуменные взгляды офицеров и тур-генерала. Пегасу польстило такое внимание, и он продемонстрировал зрителям еще и свой набор клыков. Гартош не стал прерывать этот короткий спектакль, пытаясь понять, какое настроение царило в этой комнате до прибытия столичных гостей.

Лорд Мервон, наконец, перевел взгляд на людей и с шумом отодвинул кресло:

– Раздери меня демон! Гартош! Никак вернулся, чертенок?!

– Да, это я, лорд Мервон. Я вернулся.

Мервон подошел к сыну своего погибшего друга и внимательно его рассмотрел. Затем крепко, по-мужски обнял.

– Если ты прибыл из столицы, сразу вопрос. Как там обстановка? – спросил он, отстранившись.

– Ведьма мертва.

– Слава духам! – с облегчением выдохнул командующий армией.

В кабинете поднялся возбужденный гомон – эта весть обрадовала всех.

– Я только сегодня вернулся в Виктанию, поэтому успел немногое, – пояснил Оскол.

– Немногое? – удивился один из командоров. – Не успел появиться в стране, и сразу уничтожил эту гадину! Убить её пытались лучшие маги и воины, и все безрезультатно!

– У меня были хорошие помощники. Познакомьтесь. Герцогиня Алеандра – опытный и сильный маг. Она очень сильно помогла лорду Руткеру нейтрализовать, а затем обратить в бегство одного из помощников Армуды.

Алеандра скупо улыбнулась, обнажив свои тонкие клыки.

– Вампир? – без всякого страха поинтересовался Мервон. – Из Ларфа?

– Нет, она из другого мира, – объяснил носитель. – Но любезно согласилась помочь мне разобраться с проблемы моей страны. Брюнета зовут Квирт, он также из другого мира и также внес свою лепту в победу над Армудой и её командой. Ну, а Зигула большинство из вас должны знать – он командовал полком в Черном Легионе.

– Знаем. Помним, – подтвердили командоры.

– Жеребца зовут Пегас, он из того мира, откуда я прибыл в наш мир. Большой любитель свежего мяса.

– Это заметно, – прокомментировал кто-то из присутствующих офицеров.

– Аруша тоже многие из вас должны помнить.

– До сих пор вспоминаем, – с улыбкой подтвердил Мервон.

Каррлак гордо задрал голову и снисходительно посмотрел на Пегаса. Тот не остался в долгу, всхрапнул и хотел было наступить товарищу на хвост. Но Гартош прервал их обычную потасовку и обратился к командующему:

– Лорд Мервон, не могли бы вы обрисовать общую обстановку на фронте.

– Конечно, могу, Гартош. Подходи к карте. Смотри. – Тур-генерал выровнял карту и стал водить по ней карандашом. – В западном направлении гробросцы продвинулись почти на полторы тысячи латонов. В северном на тысячу. Под их контролем огромная территория. Они обогнули Старые Аргаты и вышли на просторы южной и центральной Виктании. Хорошо, что у них до сих пор наблюдается острая нехватка в кавалерии, иначе их успехи были бы еще весомее. На севере они уперлись в Розолс, и дальше их продвижение застопорилось.

– Розолс? – удивился Оскол. – Это что, баронство? Что-то я не припомню такой провинции.

– Нет, это нечто другое, – ухмыльнулся Мервон. – Как и на западе страны, на востоке также появились территории, которые объявили о том, что выходят из состава Виктании. Только на востоке это происходит более организованно. Два герцогства, одно княжество, три баронства и четыре графства объединились вместе и заявили о создании своего королевства.

– Ого, королевства! – не мог скрыть изумления Оскол. – И как такое могли допустить?! Ах да… Армуде такое развитие ситуации должно было принести особое удовольствие.

– Вот именно.

– Ты говоришь, что на западе происходит нечто подобное. Что происходит там?

– Ты еще не знаешь? На западе около двух десятков владетельных лордов объявили себя королями своих владений, что они больше не подчиняются Тороне.

– А что на юге, севере и в центре?

– Там пока тихо. Если это можно назвать тишиной. Север постоянно подвергается нападению северных соседей, и в одиночку им не выжить, поэтому об отделении там никто не думает. Центр ожидает прихода гробросцев, поэтому предпочитают держаться Тороны. А вот на юге также скоро могут появиться желающие отделиться от Тороны. У меня сложилось впечатление, что этим процессом кто-то управляет. И это не Армуда. Она лишь не мешала этому процессу.

– Вполне может быть, ты прав… – пробормотал Гартош, вспоминая свой давний разговор с Никором. – Ну да ладно, с этим разберемся потом. Продолжай о фронте.

– Гроброс давит нас пехотой, здесь у них явное преимущество, поэтому продвигаются они медленно, но уверенно. Главная их задача продвинуться как можно дальше на запад и отрезать нас от Тарта, поэтому они не слишком торопятся углубляться в леса центральной Виктании.

– Какими силами мы располагаем?

– Пять потрепанных пехотных легионов Восточной армии и два кавалерийских. Недавно присоединились два пехотных легиона Центральной армии и один кавалерийский, да и то потому, что Гроброс вошел на их территорию. Ну и еще около двадцати тысяч ополченцев. Их количество почти не изменяется, несмотря на то что потери среди них самые большие, так как постоянно пробираются новые добровольцы.

– Пробираются? – удивился Квирт. – Добровольцам не дают прийти на фронт?

– Именно так, – подтвердил Мервон. – Армуда дала указания верным частям, что вести войну должна только армия, а долг гражданского населения снабжать нас.

– И как снабжение? – с улыбкой поинтересовался Оскол.

– Никак, – с такой же улыбкой ответил тур-генерал. – Все оружие производим сами, продовольствие только то, что могут оторвать от себя местные жители.

– Удивляюсь, что гробросцы продвинулись всего на полторы тысячи латонов, – пробормотал Гартош.

– Если бы воевали только солдаты, враг занял бы уже половину страны, а там и Жеран ввязался бы. Но Гроброс встретил ожесточенное сопротивление со стороны местного населения. Около полутора десятка городов находятся в осаде и до сих пор держатся. На их осаду требуются силы, поэтому загорцы не могут все силы бросить на захват новых территорий. Хотя недавно сил у них прибавилось. На фронте появились гарпты.

– Во как! – неподдельно удивился носитель. – Не удалось снова втянуть в войну кентавров, попросили помощи у гарптов?

– Мы взяли в плен нескольких военных вождей. Они сообщили, что их шаманы передали им волю богов – гарпты должны перейти горы и прославить себя боевыми подвигами против виктанийцев. А также захватить богатые трофеи и много пленных.

– Боги передали волю… – задумчиво протянул Гартош. – Самих шаманов бы захватить. Разузнать из первоисточника, что это за боги.

– Пока шаманов не попадалось, – улыбнувшись, развел руками тур-генерал.

– Попадутся, – пообещал носитель и продолжил обсуждение дел на фронте. – Если я правильно понял, но гробросцы наступают не спеша, планомерно захватывая новые территории.

– Именно так, – подтвердил Мервон. – Они явно надолго решили задержаться на нашей земле. Города и села опустошаются полностью. Местных жителей, кто не успел или не захотел уйти с насиженных мест, угоняют за Межевые горы. Незавидная их там ждет участь. Рабство. На захваченных землях уже появились новые поселенцы с той стороны гор. Поэтому так ожесточенно дерутся за свою землю наши люди. В Старых Аргатах загорцы до сих пор не могут чувствовать себя хозяевами, а в некоторых долинах их нога не ступала ни разу – не пускают. В лесистой местности успешно действуют летучие отряды из местных охотников и егерей внутренних легионов. В общем, несладко пришельцам.

– Да, с рабством и поселенцами гробросцы погорячились. Думаю, что даже вопреки запрету Армуды, скоро армия в основном состояла бы из добровольцев.

– Наверняка, – согласился с Осколом Мервон. – Пожалуй, стоит упомянуть еще об одних добровольцах.

– О каких? – заинтересовался Гартош.

– Тарты.

– Тарты? – неподдельно удивился носитель. – Но они ведь не участвуют в войне.

– В войне нет, а в боевых действиях да, – хитро улыбнулся тур-генерал. – Официально Тарт нейтрален, пока нейтрален. Но это не мешает им присылать нам в помощь своих солдат. Лучники, пехота и, конечно, кавалерия. Не менее пяти тысяч бойцов одновременно находятся на фронте.

– Хоть одна хорошая новость.

– Кроме того, – продолжил Мервон, – они держат возле наших границ большие силы, не менее половины своей армии, и это сильно нервирует гробросцев. Они вынуждены держать там немало своих боеспособных частей.

– Судя по всему, мы можем рассчитывать и на более весомую помощь Тарта.

– Не сомневаюсь в этом.

– А теперь давай подробней о каждом участке фронта.

Тур-генерал начал объяснять новому главнокомандующему положение дел на участке каждого легиона. Носитель старался вникать во все, мысленно уже видя себя на самых тяжелых участках фронта. После обстоятельного доклада он выпрямился и спросил тур-генерала:

– Скажите, Мервон, какая и где вам нужна немедленная помощь. Я имею в виду не боеприпасы, продовольствие и пополнение – это все будет. Но вы понимаете, на такую помощь понадобится какое-то время. У меня сейчас большие возможности в магическом плане, и если есть необходимость, могу эти возможности применить немедленно.

– Войну остановить можешь? – сразу поинтересовался один из командоров.

– Нет, – оценил шутку Оскол. – Я, к сожалению, не бог.

– Жаль, – погрустнел командор. – Я тут подумал, раз уж ты с ведьмой справился легко, то и гробросцев в бараний рог скрутишь.

– Не так-то и легко было справиться с ведьмой. А в бараний рог врага мы будем крутить вместе.

– Вот здесь, – прервал дискуссию тур-генерал, – наша самая дальня крепость на востоке, которая до сих пор держится. Точнее, не полноценная крепость, а небольшой, но хорошо укрепленный городок. Они уже несколько месяцев держатся. Гробросцы несколько раз пытались их штурмовать, но, понеся большие потери, решили больше не рисковать. Обложили город войсками, создали вокруг него магический барьер и пошли дальше. А они держатся. Уже всех животных съели, только боевых коней не трогают – кавалеристы не дают. Но и лошадям есть нечего. Так что боюсь, скоро и их под нож пустят.

– Понял. Что за город? – деловито спросил носитель.

– Ломонт.

– Помню, бывал несколько раз. Нужно связаться с командованием крепости, чтобы не расстреляли нас при появлении.

– Связи с крепостью нет, – обрадовал тур-генерал.

– Я помогу связаться, – обнадежил Гартош.

– Ты им еды туда захвати, – посоветовал все тот же словоохотливый командор.

– Много не захвачу. Но помогу отбить провиант у противника. Лучше мы полсотни хороших бойцов перенесем.

– А сможешь столько людей с собой взять? – засомневался Мервон.

– Смогу, – успокоил его носитель. – Возможно даже больше, все-таки со мной два опытных мага.

– Я распоряжусь, чтобы с охраны штаба сняли лучших бойцов. Хотя их и так немного.

Тур-генерал отдал приказ, и посыльный умчался собирать боеспособных бойцов. Хотя, нужно сказать, большую часть охраны штаба составляли раненые и недавно покинувшие лазарет солдаты.

Нужное количество людей собрали не сразу, пришлось добирать среди хорошо владеющих оружием ополченцев. Но вскоре спасательный отряд подготовили, и, после короткого сеанса связи с крепостью, Гартош с атратами, Алаза и Квирт перенесли всех в Ломонт.

* * *

Отряд Гартоша возник в крепости на главной и самой большой площади. После бурного, но короткого приветствия Оскол приказал раздать принесенную провизию бойцам, которые будут участвовать в скорой операции по прорыву блокады, и взобрался с друзьями на крепостную башню, которую, судя по всему, соорудили совсем недавно – наверняка для сооружения башни разобрали несколько зданий. В стане врага наблюдалось оживление – скрыть появление с помощью магии большого отряда не удалось.

«Опорные точки магического купола находятся в трех местах, – после детального изучения обстановки сообщил Тенос. – Точнее, не купола, а пирамиды – барьер имеет форму пирамиды».

– Сейчас подготовим людей и будем взламывать блокаду, – сказал носитель.

– Предлагаю уничтожить опорные точки одновременно, – внесла предложение Алеандра. – Это даст эффект взрыва и дополнительно деморализует противника.

– Куда будет направлен взрыв? – на всякий случай поинтересовался Гартош. – Как бы он не деморализовал нас.

«Взрыв будет направлен наружу, – сразу уловил суть предложения Тенос, – так как основная функция барьера состоит в том, чтобы не дать проникнуть в крепость извне, а не выбраться отсюда. Так что и выброс энергии произойдет на внешнюю сторону пирамиды. А чтобы взрыв получился как можно сильней, нужно накачать охранные артефакты излишним количеством энергии, а потом разрушить».

– Подходит, действуем, – одобрил носитель.

– Мы с Квиртом уберем вон те два опорных объекта, а ты уничтожишь ключевой, – выдала новое предложение Алеандра.

– А справитесь? – засомневался Оскол. – Ведь эти артефакты создавали лучшие маги Гроброса.

– Смеешься, – фыркнул дракон. – Я и не с такими артефактами справлялся.

– Справимся, Гартош, справимся, – с улыбкой подтвердила вампиресса.

Магическое трио распределилось в удобных для атаки местах и стали ждать приказа. А Гартош все готовил людей для вылазки, которую хотелось бы возглавить лично, но разорваться он не мог – и барьер разрушить, и людей в бой повести. Поэтому возглавил атакующий отряд Зигул, Оскол же должен был подтянуться вместе с Пегасом чуть позже. С сомнением смотря на измученных людей, Гартош сомневался, что им удастся провести эффективную атаку. Хорошо еще, что с собой удалось прихватить семь десятков свежих бойцов, на них то и возлагалась основная задача – ворваться в возведенные противником земляные редуты и устроить там резню, пока враг будет оглушен взрывом.

Как только все выстроились в атакующую колону, Тенос отдал команду:

«Бой!»

И тут же три магических удара сокрушили установленную врагом пирамиду. Причем не просто сокрушили, а максимально добавили в неё энергии и молниеносными таранными ударами синхронно разрушили магические артефакты. Эффект получился впечатляющим, Гартош даже не ожидал такого – словно взорвалась вакуумная бомба, разнесла деревянные и порядком разрушила земляные укрепления. Носитель внутренне улыбнулся – теперь он размышляет и оценивает обстановку не только с точки зрения коренного жителя, но и с точки зрения человека, проживавшего продолжительное время на Земле.

В открытые ворота к вражеским укреплениям устремились защитники Ломонта. В первых рядах, конечно, было пополнение с большой земли. Гартош хотел было спуститься и принять участие в рукопашной драке, но Тенос его остановил:

«Подожди. Гораздо больше пользы ты принесешь, оставаясь здесь. Десяток зарубленных тобой противников не решат исхода боя, а точно нанесенный магический удар может».

В правоте атрата разума носитель убедился очень скоро. Не успели первые виктанийцы достичь оборонных валов и начать с энтузиазмом вырезать оглушенных гробросцев, как из постройки, стоящей вдалеке и явно служащей чем-то вроде штаба, полетели тускло светящиеся рваные молнии. Фатар быстро устранил вражеского мага, и носитель с Алазой принялись пристально выискивать других выживших и не пострадавших от взрыва магов. Таких нашлось аж четверо. Причем двое последних попытались нанести удар по находящемуся на башне носителю, безошибочно вычислив главное действующее лицо в текущем бою. Конечно, их атаки не принесли ожидаемого эффекта, зато отплата наступила мгновенно. Выждав пару минут и не дождавшись появления новых достойных противников, носитель спустился вниз, вскочил на нетерпеливо перебирающего копытами Пегаса и вылетел из ворот.

Он успел вовремя. Ближайшие от ворот укрепления уже были опустошены, но защитники дальних начали приходить в себя и давать отпор. После взрыва выжило больше половины гробросцев, еще пару сотен спешили из казарм. Гартош не торопился применять магию, ему не терпелось помахать мечом. Он проскочил земляные валы и помчался навстречу свежей вражеской подмоге. Рядом стелился по земле Аруш, который уже успел навести шороху в оборонных редутах противника и окрасить свои клыки и когти в кровь. Пегас ревниво косился на товарища, стараясь не пропустить того вперед.

Оборотень и носитель на плотоядном коне ворвались в ряды гробросцев на огромной скорости, сбив многих из них с ног, а кое-кого даже и стоптали. Меч Оскола заплясал с бешеном темпе, поражая всех, до кого мог дотянуться. Аруш оделся в броню и не особо старался уклоняться от ударов, бесстрашно бросаясь туда, где враги собирались особенно плотно. Пегас также старался не отставать и рвануть зубами зазевавшихся человечков. Активность коня и его соревнование в убитых с Арушем порядком мешали вести бой всаднику. Наконец Гартош не выдержал, плюнул и соскочил с Пегаса.

– Ну вас! – буркнул он и продолжил бой пешим.

После минуты боя противника становилось найти все сложнее и сложнее, слишком уж кровавый след наша тройка оставляла за собой. Гробросцы предпочитали обогнуть их по широкой дуге и столкнуться с привычным врагом, а не с постоянно менявшим облик и тактику оборотнем, мечником, одним ударом рассекавшим одетого в броню воина, и конем-людоедом.

«Хватит, Гартош, наигрался, пора заниматься серьезными делами», – отрезвил носителя голос Теноса.

– Это какими? – озираясь по бокам, спросил Гартош.

«Сейчас гробросцы достигнут укреплений, и на этом ваша вылазка закончится, вы останетесь здесь втроем. Пора снова применить магию».

Действительно, пора. В разные стороны от носителя и его друзей, на высоте пояса, разошлась красная волна, убивая людей одним прикосновением. Достигнув позиций, занятых виктанийцами, волна остановилась и, пару раз мигнув, исчезла. Гартош каждой клеточкой своего тела чувствовал, какая река энергии прошла через него и его атраты. После уничтожения основного резерва противника пошла прицельная стрельба красными и синими лучами по отдельным скоплениям гробросцев. Очень быстро те поняли, что выстоять против такого могущественного мага невозможно, и началось паническое бегство. Уничтожив напоследок пару самых многочисленных групп врага, Оскол остановился, нашел взглядом Зигула и подозвал к себе.

– Вон там явно находятся склады, – указал он товарищу рукой, – бери полторы сотни людей, и дуй туда их вычищать. В первую очередь берите продукты длительного хранения. В общем, ты и сам все знаешь не хуже меня.

– А ты куда? – поинтересовался реатец.

– С остальными людьми проверю казармы, штаб и конюшни. Нужно еще корм лошадям прихватить. А может, еще чего интересного найдем.

Зигул разбил отряд на две части и повел свою половину в сторону складов. Гартош же поручил Алазе вести постоянное наблюдение за противником – когда, какая и откуда придет помощь, – а сам возглавил поход в казармы. Казармы и штаб оказались пусты, дураков ждать появления там могущественного мага и воина среди гробросцев не нашлось. Это и порадовало и разочаровало нашего героя одновременно. Пока бойцы искали, что полезного можно прихватить в захваченных постройках, Гартош перебирал карты и другие немногочисленные документы в штабе.Чего-то сверхинтересного найти не удалось, но пару карт он все же прихватил.

Уже на выходе из штаба он почувствовал, как в одной из комнат запульсировал источник магии. А это уже интересно! Комната явно была отведена для магов (останки одного из них украшали крыльцо штаба). На столе стояла небольшая костяная шкатулка, в которой и находился источник магии. Носитель осторожно открыл шкатулку. Прогнозированно там находился кристалл связи.

– Я так и знал, – разочарованно вздохнул носитель.

«Не спеши расстраиваться. Через этот кристалл можно нанести удар по тому, с кем у тебя будет сеанс связи», – обнадежил его Тенос.

– Это другое дело! Берем с собой. Хотя нет, зачем откладывать приятное и одновременно полезное дело.

Гартош взял кристалл и с помощью атратов открыл его для связи. Над многогранником возникло незнакомое лицо.

– Ты кто такой? – недовольно спросил незнакомый маг. – И кто разрешил тебе касаться магической вещи? Немедленно позови кого-нибудь из магов! Хотя стой! Как тебе удалось открыть кристалл?

– Примерно так, – ответил Гартош и без долгих задушевных бесед и объяснений послал через кристалл смертельный луч.

Что удивительно, но связь после этого не прервалась, хотя звук падающего тела был слышен отчетливо.

«Эти кристаллы взаимосвязаны друг с другом, – ответила на не заданный вопрос носителя Алаза. – Прервать связь должен один из собеседников. А собеседник с той стороны, по-моему, мертв».

– Очень интересно, – постучал пальцами по столу Оскол. – Подождем еще немного, может, еще кто появится в поле зрения, еще кого-нибудь поджарим.

Следующего кандидата в покойники не пришлось долго ждать. В магическом мареве мелькнула чья-то тень. Затем появилось и исчезло лицо.

– Алаза! Что там?! – нетерпеливо спросил носитель.

«Сейчас попробую посмотреть, – отозвалась змея. – Там четверо магов. Фатар, оранжевый луч максимальной силы!»

Фатар тут же послал термический луч такой силы, что кристалл связи почти мгновенно испарился.

«Черт, перестарался, – виновато пробормотал боевой атрат. – Слабоватый камушек попался».

«Ничего, будем надеяться, что хотя бы небольшая часть из того, что ты туда послал, достигла цели, и что наши собеседники не успели как следует подготовиться к гостинцу», – утешила товарища Алаза.

– Не знаю, убили мы там еще кого-то или нет, но настроение всем испортили изрядно, – подвел итог этой короткой схватки Гартош. – Здесь нам больше делать нечего. Собираем трофеи и в крепость.

Трофеев и в казарме набралось немало. Оружие, одежда, средства гигиены – вот неполный перечень того, что унесли участвующие в вылазке бойцы. Кроме того, в конюшнях нашли сено и овес, погрузили все это на лошадей и отправили в крепость. За полезным добром успели сходить три раза, прежде чем Алаза предупредила, что враг накопил около двух тысяч пехоты и полутысячи кавалерии и выступил к осажденному городу. Гартош, в принципе, мог остановить и эту навалу, но Тенос предложил не выказывать преждевременно всех своих возможностей. Поэтому, как только противник появился на горизонте, ворота крепости закрыли и приготовились к отражению атаки.

Но атаковать враг не спешил. Гробросцы заняли опустевшие укрепления и остановились. Маги расследовали, что произошло у подножий крепостных стен, и создавать новый магический барьер не торопились. Видимо, в Гробросе также стало известно о возвращении одного из Осколов и о том, что их главная союзница в Тороне приказала долго жить, поэтому решили тщательно проанализировать ситуацию и, чтобы не попасть впросак, отложить активные действия до прояснения ситуации.

Выждав еще несколько часов, но так и не дождавшись от противника сколь-нибудь угрожающих действий, Гартош вместе с друзьями вернулся в Торону, прихватив с собой несколько десятков детей и больных жителей Ломонта. Все пришедшие с Осколом бойцы выразили желание остаться в осажденной крепости.

V

В отличие от Ломонта, в Тороне вечер только начинался. Вызванные в столицу владетельные лорды, высокого ранга чиновники и военачальники получали распоряжения и тут же отправлялись их выполнять, некоторые удостаивались чести встретиться с императором или Первым Магом. Если на встречу с императором шли с интересом, то на встречу с главным магом империи с немалой опаской. А ну как посчитает тебя пособником ведьмы? А о крутом нраве Осколов знали все. Возращение же Гартоша и его сражение с Армудой вообще уже стало легендой.

Вихрь дел захватил Гартоша сразу по возращении в столицу. Встречи с ним требовали все более или менее значимые лица в империи, чтобы засвидетельствовать свое почтение и заверить в неизменной лояльности Гратрам и в особенности Осколам. Но Гартош всем встречам предпочел долгое общение с дедом и Витаном. Оно и понятно, сейчас решалась судьба страны, и с кем, как не с первыми лицами империи следовало обсудить – как дальше жить.

Витан смотрел на друга взглядом побитой собаки, явно чувствуя на себе вину за случившуюся со страной беду. Пришлось его успокаивать:

– Витан, перестань хлюпать носом, твоей вины в том, что ведьма захватила власть в стране, нет. И все это понимают.

– Так уж и нет, – слова друга не слишком успокоили императора. – И я уверен, что большинство жителей страны именно меня винят во всех бедах.

– Значит, нужно разубедить таких жителей! – не сдавался Гартош.

– Как?

– Как? Делами. Мудрыми решениями. Строгостью и справедливостью одновременно.

– Где ж их найти, эти мудрые решения… – снова повесил нос император.

– А мы для чего?! – взвился Руткер. – Мы и подскажем, и поддержим.

– Хранители трона, – улыбнулся последний Гратр. – Мне кажется, что именно вы и должны занимать трон.

– Ты это брось! – повысил голос Первый маг. – Соскочить хочешь? Корона для тебя тяжела?!

– Я не… – попытался найти оправдание Витан.

– Выбрось эти мысли из своей головы! – перебил его Руткер. – Будь достоин своих предков! Неужели ты думаешь, что нам мало власти? Можешь быть уверен, нам её вполне хватает. И лечить свой геморрой вашим троном нам без надобности.

– Мне все понятно, – усмехнулся Витан.

– Что тебе понятно? – недоуменно поднял брови маг.

– Меня только что посетила мысль, что Гратров на трон посадили именно Осколы.

– А мальчик умнеет, – взглянул на деда Гартош.

– Так значит это правда?!

Теперь пришла очередь улыбаться Руткеру:

– Конечно нет. Твой дальний предок сам добыл, точнее, создал для себя и своих потомков трон. Хотя должен признать, наши предки ему в этом немало помогали. А мы будем помогать тебе.

– Хорошо, что вы есть у Витании. Я не очень уверен в себе и в своих способностях управлять страной, но в вас я уверен как ни в ком. – Витан задумался, встал с кресла, прошелся по кабинету и медленно продолжил: – Честно говоря, я не совсем понимаю, почему именно вы столько лет являетесь главной поддержкой трону. В чем ваш личный интерес? Ведь он должен быть обязательно. – И император пытливо уставился на Осколов.

Первый маг подпер подбородок кулаком и с улыбкой ответил на вопрос императора:

– Все предыдущие императоры это понимали, и их это вполне устраивало. Пора понять такую простую истину и тебе. Власть. Власть, Витан. У нас, у Осколов, её не намного меньше, чем у Гратров. И при этом мы более свободны в своих поступках. Мы более свободно распоряжаемся своими жизнями. Такой ответ тебя устраивает?

– Вполне. Значит, я прав.

– В чем ты прав, сынок? – заинтересовался Руткер.

– В том, что для вас, как и для меня, трон обуза. Я тоже хочу более свободно распоряжаться своей жизнью. Вы, Осколы, очень хитры. По сути дела, скрываясь за спинами Гратров, вы управляли империей.

– А вот тут ты не прав, Витан, – возразил маг. – Да, мы не вылезаем на первое место, но мы не управляем страной. И никогда не навязывали свое мнение императорам, хотя никогда и не скрывали его. Но ты правильно заметил – наш род не из последних, и твои предшественники часто к нему прислушивались.

– Раз уж вы не отпускаете меня с трона, я тоже не буду нарушать этих традиций и также буду прислушиваться к вашему мнению.

– Хорошо, что мы нашли взаимопонимание, – подытожил первую часть беседы Гартош. – А теперь давайте думать, что будем делать дальше? Как исправлять ситуацию? С чего начинать?

– Мне кажется, что первым делом нам нужно направить все свои резервы на помощь Восточной армии, – сказал Руткер.

– Это логичное решение, – согласился носитель, – но я считаю не менее главным не только направить помощь Мервону, но и обезопасить свои тылы.

– Что ты имеешь в виду? – задал свой вопрос император.

– Я слышал, что на востоке, и особенно на западе страны, некоторые владетельные лорды вышли из подчинения Тороны и решили создать свои анклавы, это нужно пресечь немедленно.

– А это не может подождать? – недовольно проворчал Руткер. – Вместо того чтобы помогать армии, которая в тяжелейших условиях борется с врагом, мы будем распылять свои ресурсы на борьбу с кучкой глупцов, которые решили, что могут показать язык Тороне.

– Это очень опасное явление, дед. Во-первых, нам постоянно будет грозить если не прямой удар в спину, на который, я думаю, они не решатся, то мелкие противодействия и пакости точно. Во-вторых, мы там вынуждены будем держать какие-то силы, которые нам нужны на востоке. В-третьих, неподконтрольные нам территории это перерезанные дороги. В-четвертых, мы не сможем собрать с тех территорий необходимые нам ресурсы. Я уже не говорю о моральном и политическом аспекте. То, что часть наших лордов решила отколоться, очень негативно скажется на настроениях в стране. И я не уверен, что Жеран, который до сих пор почему-то выжидает, увидев, что мы даем Гробросу решительный отпор, решится на прямое вторжение, взяв в союзники наших отщепенцев.

– Очень разумные рассуждения, – с гордостью посмотрел на внука Руткер. – И как ты думаешь обуздать зарвавшихся лордов? Ведь наши силы на западе сильно рассредоточены. Я думаю, это сделано намеренно.

– Я хочу преподать одному из лордов примерную порку. Тому, кто ведет себя наглее всех и кто не пользуется авторитетом в империи, иначе из него сделают мученика.

– Есть такой, – оживился маг. – Лорд Тулос, герцог Кальтараса. Первым объявил себя королем. Присоединил к герцогству два соседних баронства, вышел на границу с проджами и считает, что ему теперь и демон не страшен. Та еще скотина. Можешь начинать с него.

– Значит, с него и начну.

– Что тебе для этого нужно? – спросил император.

– Мне нужно вернуть Черный Легион, – ответил Гартош.

* * *

Гартошу без проблем удалось добиться разрешения на посещение Волшебного Королевства. Лямир встретил своего знакомого с распростертыми объятьями и выглядел вполне дружелюбно:

– Уже наслышан о твоем громком возвращении! – после приветствия сказал он.

– У вас хорошая служба по сбору информации, – польстил королю носитель.

– Одна из лучших на Иктиве, – согласился тот. – Я прекрасно понимаю, зачем ты так спешно явился в Волшебное Королевство. Вернуть единорогов, верно?

– Верно. Точнее, вернуть Черный Легион. Он сейчас очень нужен империи.

– Я знаю, Гартош, знаю. Но если бы ты знал, как мне не хочется отпускать этих прекрасных созданий, которые в вашей стране были обречены на верную смерть.

– Те времена прошли, Лямир. И могу тебя заверить, что мы будем относиться к единорогам и их всадникам особо бережно. Я не планирую часто использовать их в прямых схватках. Они мне нужны скорей как средство устрашения и передвижения. Да и население империи воодушевится, узнав, что вернулись всеобщие любимцы. А ты знаешь, какие настроения сейчас царят в нашей стране.

– Знаю. Потому и не буду препятствовать возвращению легиона. Если они захотят, конечно. У меня сложилось впечатление, что не все всадники жаждут вернуться назад.

– Вот как? – удивился Гартош. – Если кто-то не захочет вернуться, я не буду настаивать. Мне не нужны те, у кого пошатнулась вера. Пускай остаются в безопасном месте.

– Разумно, – похвалил собеседника король.

– У нашего друга новые друзья и новые приобретения, – раздался знакомый голос за спиной носителя.

– Госпожа Эленера, – поклонился сестре короля Оскол.

– К чему такая официальность, Гартош, – отмахнулась главная разведчица Волшебного королевства. – Мы ведь близкие друзья.

– Времена меняются, Эленера, а мы не виделись очень долго. Хотя ты только похорошела за эти годы, – Гартош, не скрывая, любовался своей давнишней любовницей.

Той явно польстили слова Оскола:

– Только от тебя и можно услышать комплимент, у нас же на дам мало кто обращает должное внимание.

– Тогда тебе нужно посетить Торону, и наша столица будет покорена твоей красотой.

– Может, когда-нибудь и посещу вашу славную столицу, – принцесса мило улыбнулась Гартошу, затем её глаза сузились, и улыбка, казалось, превратилась в хищный оскал. – Можешь мне показать свои атраты?

– Конечно, – не мигнув, ответил носитель, хотя внутренне напрягся. Кто знает, чего можно ожидать от этой прожженной интриганки и опытной магини.

Он протянул Эленере руку с Алазой. Принцесса провела изящным пальчиком по тонкой чешуе. Не забывая при этом сканировать атрат, о чем змея не замедлила доложить своему носителю.

– А снять можно?

Гартош рассмеялся:

– Но ты же понимаешь, что нет.

– Ну и ладно. Покажи, что у тебя есть еще.

Не успела Эленера протянуть ладонь к Фатару, как в неё тут же ударил тонкий розовый импульс. Девушка испуганно отдернула онемевшую руку.

– Это не я! – поспешил заверить её носитель. – Это инициатива атрата!

– Так они у тебя разумные? – спросил Лямир.

– Еще какие.

– С атратами, особенно разумными, нужно держаться предельно осторожно, – предупредил король. – Они часто манипулируют или даже подчиняют своих носителей.

– Я знаю это. У нас пока взаимопонимание.

– Очень на это надеюсь. Не хотелось бы, чтобы одна из самых ярких личностей Иктива стала бы марионеткой.

– С тобой прибыли еще дракон и вампиресса? – растирая ладонь и не показывая недовольства случившимся, спросила Эленера.

– Да, они мои друзья.

– Откуда они? – настойчиво продолжала расспрос принцесса. – Я спрашиваю не из праздного интереса. Появление таких лиц в нашем мире возможно не случайно.

– В одном из миров мы попали в передрягу и выбраться из неё смогли только совместными усилиями. Я им доверяю.

– Твое дело. Но держись настороже и с ними также. Я не буду больше мешать вашим делам. – Принцесса стрельнула в Оскола призывным взглядом. – Загляни как-нибудь ко мне, когда найдешь время. Для этого тебе не понадобится особого разрешения, достаточно просто вызвать меня.

И чмокнув Гартоша в щеку, Эленера покинула террасу, на которой и происходила беседа. Проводив сестру взглядом, Лямир сказал:

– Пожалуй, не будем тянуть. Тебе ведь не терпится увидеть своих бывших подчиненных.

– Не терпится, – подтвердил носитель.

– Тогда пошли.

Король взял собеседника за руку, и через мгновение они оказались в живописной долине, на склонах которой паслись многочисленные стада черных единорогов. Возле небольших аккуратных домиков всадники играли в какую-то местную игру, перебрасывая друг другу толстую короткую палку. Успели освоиться на новом месте, ревниво подумал бывший командор Черного Легиона. Всадников Гартош узнавал сразу, они почти не изменились за эти годы – то ли время в королевстве бежало по-другому, то ли энергетика особая, то ли они вели исключительно здоровый образ жизни.

Наконец всадники заметили появление гостей. А вскоре распознали и своего бывшего командора.

– Гартош! – заорал самый глазастый. – Командор вернулся!

К носителю бросились все участники игры. Из ближайших домиков выскакивали новые всадники – некоторые со спутницами, появились даже дети. И вскоре Оскола и короля окружила плотная толпа крепких, но галдящих словно дети мужчин. Каждый старался дотронуться до своего командора – по-другому его никто не называл. Гартошу льстила такая встреча, ведь после слов Лямира тревога не покидала его душу – а ну как его единороги действительно пустили здесь корни и не захотят возвращаться на родину.

Сквозь этот плотный живой барьер с трудом протолкались четверо.

– Нашлась-таки пропажа! – обнял друга Алькон.

Затем отстранил, рассмотрел и обнял еще раз.

– А ну подвинься! – отодвинул Алькона Терес. – Не одному тебе хочется прижаться к папкиной груди.

Рестан не стал дожидаться, пока Терес закончит мять командора, и обхватил командира с другой стороны. Вирон молча стоял рядом, и глаза его странно блестели, впрочем, как и у всех остальных. Даже Лямир стряхнул пылинку с ресницы.

Гартош отстранил полковников и подтянул к себе Вирона:

– Да не стой ты, как истукан! Подойди, пощупай, я живой, я вернулся!

– Слава духам! – сказал маг легиона и обнял друга.

Перебивая друг друга, друзья пытались общаться минут пять, наконец, Гартош не выдержал:

– Так, друзья! Наговоримся потом! Я пришел забрать вас в Виктанию! Империя остро нуждается в вашей помощи.

Снова поднялся неимоверный галдеж, но Алькон поднял руку, и выкрики постепенно затихли.

– Понимаешь, Гартош, – медленно начал временный командор. – Мы слишком долго живем в этой долине, и для многих она стала настоящим домом. – Он взглянул на Гартоша, тот с каменным лицом молчал, ожидая, что дальше скажет товарищ. – Мы перевезли сюда наши семьи, а многие обзавелись ими здесь…

– Что дальше? – холодно поинтересовался Оскол.

– Да ничего! – широко улыбнулся Алькон. – Просто хотелось попить из тебя кровь. Я так давно тебя не видел!

Льдинки в глазах носителя быстро таяли.

– Засранец, – выдавил он.

– Мы немедленно собираемся, – радостно сообщил временный командор. – Если его величество не будет против.

– Не будет, – буркнул Лямир. – Хотя я надеялся, что Волшебное Королевство для многих из вас действительно станет домом.

– Домом оно для нас стало, можете не сомневаться, ваше величество, но родина у нас одна, и она к востоку от Тролльих гор, – сказал Вирон. – Правда, есть одна загвоздка.

– Какая? – спросил король.

– Многие из всадников нашли себе спутниц среди подданных вашего величества. Разрешите ли вы отправиться им вместе с нами?

– Вообще-то я не поощряю, когда мои подданные покидают наше королевство, – задумчиво ответил король. – Но для всадников черных единорогов сделаю исключение. Я отпущу с вами ваших подруг и ваших детей.

– Слава королю! – гаркнул Терес.

– Слава! – подхватили всадники.

– Собирай легион, – выдал первое распоряжение Алькону Оскол.

– А почему я его должен собирать? – удивился тот. – Ты вернулся, так что принимай командование назад. Я был всего лишь временным командором на время твоего отсутствия, но теперь все изменилось.

– Как главнокомандующий армией Виктании, назначаю тебя постоянным командором Черного Легиона, – торжественно произнес Гартош.

– Главнокомандующий… – задумчиво протянул Алькон.

– Вас теперь следует называть господин генерал? – вкрадчиво поинтересовался Терес.

– Только так! – строго подтвердил Гартош. – Мы, генералы, не любим фамильярности.

– Дай ему по ребрам, – посоветовал Тересу Алькон. – Генералу это никогда не помешает, особенно нашему.

– Но, но! – возмутился генерал. – Побольше уважения к старшему по званию! В каменоломни захотелось?!

– Потом будете ерничать, – остановил перебранку друзей Вирон. – Витан назначил тебя главнокомандующим?

– Вообще-то я сам назначил себя главнокомандующим, – немного смутившись, признался Гартош. – Но Витан не был против.

– Если Витан не был против, то что случилось с ведьмой? – полюбопытствовал Вирон.

– Она скоропостижно скончалась. Вчера.

– Сегодня прям день хороших новостей! – обрадовался Рестан. – И командор вернулся, извините, уже генерал. И ведьмы больше нет!

– Одно с другим взаимосвязано, – уточнил Оскол. – После моего возвращения у нас с Армудой произошел напряженный разговор, во время которого она покинула мир живых.

– А её помощники? – продолжал допытываться маг легиона. – За нашим легионом повсюду гонялся какой-то эльф, из её близкого окружения.

– Этот эльф опасней самой Армуды, – подтвердил Лямир.

– Мой дед, лорд Руткер, и моя новая знакомая, вампиресса по имени Алеандра, победили этого эльфа, но ему все-таки удалось уйти.

– У тебя есть знакомая из вампиров? – поинтересовался Алькон. – Познакомишь?

– Хорошо, – согласился Оскол. – Только я сразу хочу уточнить, ей больше девятисот лет.

– Наверное, горячая штучка? – заинтересовался и Лямир, который и сам разменял не первую сотню лет.

– Очень горячая, – подтвердил носитель. – Со мной еще прибыли дракон, и конь, который не прочь отведать человечины. Так что у меня есть с кем вас познакомить.

– Тогда не мешкаем, и домой, в Виктанию! – воскликнул Алькон. – Там столько нового. А то у нас всегда скудная и запоздалая информация с родины, – и командор бросил укоряющий взгляд на Лямира.

* * *

В тот же день Черный Легион обложил Ритсолу, столицу княжества Кальтарас. Всадники ворчали – им хотелось принять участие в настоящем сражении на востоке страны, но главнокомандующему виднее, пришлось вспомнить старые навыки и принять участие в усмирении недовольных и непокорных. Возле городка уже находились три сотни егерей из внутреннего легиона, а также десять полевых катапульт. Сама столица представляла собой небольшой, но хорошо укрепленный городок. Причем было видно, что большая часть укреплений строились совсем недавно. Гартошу сразу вспомнился Ломонт – очень схожая ситуация. Только там город защищался от оккупантов, и Оскол взирал на врага изнутри крепостных стен, здесь же город готовился противостоять своим бывшим собратьям, которых больше не считал за своих, и Оскол рассматривал его с внешней стороны крепостных стен.

– Что с предложением о сдаче? – спросил Гартош полковника, командующего егерями.

– Ничего, – отрицательно покачал головой тот. – Герцог лишь рассмеялся на наш ультиматум. И обещал, что если мы не уйдем с территории его королевства, то лично возглавит вылазку и уничтожит наших егерей. Правда, когда появился Черный Легион, от него не было слышно ни слова.

– Тогда послушаем, что герцог скажет теперь.

«Над городом мощный защитный купол», – предупредил носителя Тенос.

«Насколько мощный?»

«Очень мощный магический купол, в котором преобладает магия воздушной стихии», – после небольшого исследования сказала Алаза.

– В этой магии есть знакомые мотивы, – подала голос находящаяся рядом Алеандра. – Очень похоже на ту магию, что применял против нас эльф, которого мы с Руткером не смогли поймать.

– Вот где спрятался остроухий! – выругался Гартош. – Нужно постараться не дать ему уйти на этот раз. Слишком много к нему вопросов.

«Мы постараемся взломать защитный купол, – сказал Тенос. – Но мы чувствуем, что в городе много разных магических ловушек. И у меня такое предчувствие, что о некоторых мы узнаем, когда только войдем в город».

«Значит, нам не нужно входить в город, – пришел к заключению главнокомандующий. – Свяжите меня с Тулосом».

Атраты выполнили приказ носителя, хотя и с большим трудом – даже благодаря их совместным усилиям, лучу связи было нелегко пробиться сквозь защитный купол.

«Какая неожиданность! – увидел носитель образ пожилого лорда с аккуратной бородкой. – К нам пожаловал сам Гартош Оскол! Да не один, а вместе со своим верным Черным Легионом. Чем обязаны таким вниманием?»

«Я не советовал бы тебе, Тулос, насмехаться над теми, от кого зависит твоя жизнь. И жизнь всех тех, кто тебя окружает, – как можно зловещей ответил Гартош. – Если ты откажешься от своего безумного решения отколоться от Виктании, то обещаю, что ни против тебя самого, ни против твоего окружения, ни против твоего герцогства не будет проводиться никаких репрессий. Я понимаю, чем было вызвано такое решение. Но причины, которые побудили тебя и других лордов на такие действия, устранены».

«И не надейся, Оскол! Нас не выманишь пустыми обещаниями! Мы можем только вести переговоры о пограничном сотрудничестве».

– Не вижу дальше причин вести эту бессмысленную дискуссию, – прервав луч связи, сказал своим спутникам Гартош. – Снимаем магическую защиту и начинаем обстреливать город из катапульт.

Атраты начали нащупывать ключевые точки, на которые опирался защитный купол. Им в этот усердно помогала Алеандра. Убрать купол оказалось не так то и просто.

«Самая главная опора купола находится в одном из храмов города, – доложил Тенос. – А пробиться туда силой, значит, поссориться со жрецами, а может, и с самими богами».

– Не удивлюсь, если это храм Клокии, – пробормотал носитель.

– Может, попробовать какой-нибудь другой выход? – спросила Алеандра. – Ссориться с местными богами не очень разумно.

– Какой другой выход? – раздраженно переспросил Оскол.

– Например, полноценная осада.

– У нас нет на неё времени. Вламывайтесь в храм! – распорядился Гартош и уже более тихо добавил: – Все равно у меня не самые дружеские отношения с Клокией.

Атраты нанесли пробный удар по одному из удерживающих артефактов. Нанесли удачно – пуповина, соединяющая артефакт с остальными составляющими купола, исчезла. Но через пару секунд восстановилась снова.

«Все-таки придется пробиваться в храм», – пришел к выводу Тенос.

И новый точечный удар постарался прошибить магическую оборону. Она прогнулась, но выдержала. Атраты нарастили мощность и ударили еще раз, затем еще, и еще. Наконец купол не выдержал, и в нем появилась пробоина. Невидимый таран понесся сквозь неё внутрь города, но и пробоина начала быстро затягиваться. Даже в трехстах шагах от городских стен задрожала земля. Купол несколько раз мигнул, но быстро восстановился, закрылась и пробоина. Видимо, не настолько оказался сильным таран, чтобы разрушить храм.

– Алеандра, мы пробиваем защиту, и ты удерживаешь пролом, а мы тем временем разрушаем очаг их защиты, который находится в храме, – распорядился Гартош.

– Хорошо, я сделаю все возможное, – согласилась герцогиня.

Новые удары потрясли магическую оборону Ритсола, и снова в ней появилась брешь. Но в этот раз вампиресса не дала затянуться пробоине – она умело отсекала все попытки возобновить подачу энергии на поврежденный участок, перетягивая большую часть энергии себе, а в этом она была большой мастак.

Магический таран снес островерхую крышу храма богини воздушной стихии и разбросал щепки на сотню метров вокруг. Это носитель увидел с помощью Алазы. Он также отметил, что исчислять расстояния продолжает земными мерками. Атака на храм Клокии не осталась незамеченной. Появилось несколько ронов и виргов – низших и высших духов воздушной стихии. Они не мешкая набросились на носителя и Алеандру.

«Не церемоньтесь с ними! Если нужно уничтожить, уничтожайте!» – отдал команду атратам Оскол.

«Легко сказать, уничтожить высших духов, служащих богу!» – возмутился Тенос.

«Это в ваших силах?»

«Да. Но нам придется забросить атаку на центральный источник, держащий купол».

«К демонам купол! Прогоните их! Куполом займемся позже».

Носитель всеми силами помогал атратам сражаться с духами. Для непосвященных в магию все происходящее выглядело, как борьба главнокомандующего и вампирессы с сильнейшими порывами ветра. И только тот, кто владел магией, видел размытые силуэты, носившиеся вокруг. Отбросить ронов не представляло большого труда, а вот с виргами справиться оказалось куда сложнее. Самое верное решение борьбы с духами предложила Алеандра – лишить духов подпитки божественной энергией. Следовало только разобраться, откуда идет эта энергия.

Высоко в небе, на грани видимости, кружила большая стая птиц, из центра этого водоворота и исходила божественная энергия. Гартош ударил по стае слепяще-белым лучом света, который разорвался в вышине еще более яркой вспышкой. Такого наглого посягательства на божественную силу ни духи, ни контролирующие их силы явно не ожидали. На миг духи ослабили свой напор и тут же поплатились за это. Поняв, что лучшее оружие против воздушной стихии свет, генерал и герцогиня одновременно выпустили широкие лучи света, которые выжигали саму сущность духов. Несколько низших духов удалось уничтожить полностью, остальные поспешно отступили. И только вирги все еще пытались противостоять смертным.

На носителя навалилось сразу двое, третий не давал расслабиться Алеандре. Кроме традиционных ледяных игл, в Гартоша нацелились несколько миниатюрных вертящихся смерчей. Они без особого труда пробурили щит, созданный атратами, и грозились добраться до тела смертного наглеца. Вновь пошло в ход пламя – всепожирающее пламя. Огненные языки с остервенением лизали оружие духов воздуха, и в самый последний момент растопили его. Но духи не сдавались, они решили воспользоваться силой противника. В лицо Осколу ударила раскаленная воздушная струя. Она выжигала глаза, обжигала легкие, дышать стало невозможно. Разозленный носитель ответил тем же. Пламя на пламя, огонь на огонь. Духи вновь встретились с мощными испепеляющими лучами. И огонь носителя оказался сильней – все-таки не их стихия, не их. Один из виргов получил такую дозу магического излучения, что почти потерял всякую способность к сопротивлению, тем более что подпитка извне прекратилась. Духа можно было добить, но Гартош благоразумно не стал этого делать, не хотелось слишком уж злить богиню.

Алеандра совместно с Квиртом заключила «своего» в плотный кокон из раскаленной энергии и не давала ему шансов сбежать, а не то что атаковать.

На помощь духам пришла помощь из окруженного города. Точнее, её попытались оказать.

«Над городом убирают защиту, сейчас будут атаковать», – вовремя предупредил носителя Тенос.

«Немедленно бьем по храму!» – отдал тот команду.

Не успел щит над городом растаять, как шипящая комета полетела внутрь Ритсола. Она без проблем проникла в храм без крыши и буквально выжгла все вокруг. От высокой температуры выгорела не только утварь, но и оплавились сами стены. Главный магический артефакт, поддерживающий щит, был уничтожен. После разрушения храма оставшиеся духи протяжно завыли и тут же исчезли, словно их никогда здесь и не было. Исчез даже дух, которого пленили дракон и вампиресса. Находящийся в Ритсоле эльф (если это был, конечно, он), лишившись мощной поддержки, передумал атаковать и также предпочел ретироваться. Это заметила Алаза.

«Из города готовятся совершить подпространственный переход», – сказала она.

«Задержать! Никого не выпускать!» – Носитель был просто в бешенстве – не хватало еще упустить, возможно, главного виновника нынешних бед в империи и семье Осколов.

«Фатар, вытяни из капсулы как можно больше энергии, тогда совершить переход станет невозможно», – распорядился Тенос.

«Я пытаюсь, – пыхтел перстень, – но там особенная магия, не так-то просто с ней совладать! Да и расстояние до созданной капсулы слишком большое».

«Черт! Им кто-то помогает извне, – прошипела змея. – Переход совершен! Правда, Фатару все-таки удалось вытащить из магической капсулы немного энергии».

«Сколько ушло людей?» – нетерпеливо спросил носитель.

«Один».

«Один, – задумчиво протянул Гартош. – Значит, эльф бросил герцога на растерзание. Ну что ж, растерзаем. Алаза, вызови еще раз герцога, я дам ему еще один шанс».

Тулос долго не желал отвечать на вызов главнокомандующего, но все-таки ему пришлось это сделать.

«Если ты о сдаче, господин генерал, – саркастически начал герцог, – то лучше не трать время и силы. Даже со своими помощниками тебе не удастся взять мой город. У меня здесь достаточно человеческих и магических возможностей, чтобы выдержать любую осаду. А времени и ресурсов у тебя нет. Очень скоро у тебя появятся совсем другие заботы. И ты надолго, если не насовсем, забудешь о моем маленьком королевстве».

– Нет у тебя королевства, – прошептал Гартош. – Нет и никогда не будет. – Он повернулся к командиру расчетов катапульт. – Подготовить зажигательные бомбы!

– Куда стрелять, господин генерал? – уточнил сотник. – В какую часть города?

– Равномерно разбросайте бомбы по всему городу, но не зажигайте их, я все-таки хочу дать герцогу и жителям Ритсола последний шанс. Хотя нет, подождите, я лично пройду и заряжу бомбы магией.

Стрелки равномерно разместили метательные орудия по периметру города. Оскол спешивался возле каждого и буквально пичкал бомбы особой магией. Она должна была помочь метательным снарядам противостоять той магии, которую против неё могли применить маги, находящиеся в крепости, а также делала их необычайно горючими. Наконец все было готово к обстрелу, и Гартош отдал приказ к воздушной атаке.

Засвистели горшки с зажигательной смесью, и защитники города застыли, в ожидании пожаров. Но пожаров не происходило. Горшки разбивались, из них вытекала густая вонючая жижа, но загораться не думала. После нескольких минут напряженной тишины защитники крепости оживились, послышались насмешливые выкрики в сторону расчетов катапульт.

– Глупцы. Они думают, что бомбы не зажигаются из-за мастерства их магов, – пробормотал Вирон.

– Боюсь, мне придется их разочаровать, – также негромко ответил Гартош.

Почти полчаса продолжался непрерывный обстрел Ритсолы, когда с одной из башен Оскола позвал Тулос:

– Эй, Гартош, не надоело? Или ты решил отравить нас этим смрадом?

– Потерпи немного, Тулос, и эта вонь покажется тебе приятным запахом!

Их только что начавшийся разговор прервал вызов тур-генерала Мервона:

«Гартош, у нас беда!»

«Говори», – с тревогой сказал Оскол.

«Гробросцы прорвались к Зелисару, что на реке Кафуре, и атаковали его. А там единственная хорошая переправа через реку. Если они захватят город, то мы не сможем нормально снабжать фронт. Гартош, у меня нечем прикрыть Зелисар, там всего три сотни калек в гарнизоне, а ближайшее воинское подразделение почти в дне пути оттуда. Боюсь, наши войска ждут новые трудности».

«Зелисар, это же почти в двухстах латонах от фронта! Как они могли прорваться?»

«Не в двухстах, а полторы сотни от ближайшего выступа. Вчера вечером на этом выступе произошла небольшая заварушка. Все закончилось незначительной стычкой. Я даже предположить не мог, что этой стычкой загорцы маскировали скрытый переход фронта мобильной группы. В группу входит тысяча всадников и две тысячи пехотинцев на повозках. Они очень хорошо подготовились к этой операции, даже военную форму нашу надели, чтобы в тылу их приняли за своих. Меньше чем за сутки они достигли Зелисара и с ходу атаковали его. Хорошо еще, что первыми подошли кавалеристы. В гарнизоне каким-то чудом сумели распознать в них врагов и не пустили в город. Вокруг города несколько недель назад начали возводить укрепления, и они помогли задержать противника. Но сейчас к городу подходит пехота, боюсь, что после первой же атаки город падет».

«Я скоро буду», – коротко ответил Гартош.

«Жду», – так же коротко отрубил Мервон.

– Ну что, Гартош! Хорошие ты получил новости? – выкрикнул с башни Тулос, который наверняка слышал весь разговор с тур-генералом. – Иди, спасай свое войско на востоке, а нас оставь в покое!

Носитель обвел тяжелым взглядом соратников. Многие из них тоже слышали разговор и теперь с тревожным ожиданием смотрели на своего главнокомандующего.

– Сжечь город, – выдавил Оскол.

– Но… – попытался возразить сотник, командующий катапультами, – город сгорит мгновенно. Я думал, это всего лишь акт устрашения.

– Я тоже так думал, до этого самого момента.

Гартош соскочил с Пегаса, широким шагом подошел к метательному орудию, выхватил факел у стоящего рядом бойца, поджег метательный снаряд и одним ударом молота выбил клин, удерживающий катапульту от выстрела. Радостно фырчащая бомба полетела в сторону Ритсола.

– Сжечь город! – рявкнул генерал.

Сотник отдал приказ, и огненные снаряды полетели к обреченному городу. Не прошло и минуты, как в крепости начались обильные пожары.

Гартош повернулся к полковнику егерю:

– Когда из города начнут выходить жители и военные, рассортируете их. Женщин, стариков и детей отпускайте на все четыре стороны, пускай ищут себе новое жилье, их судьба должна стать предостережением остальным. Мужчин в каменоломни, всех, кто чином не выше десятника. Сотников и выше повесить. Надеюсь, удастся поймать и герцога. Его в Торону, будем казнить публично.

– Боюсь, господин генерал, нам некого будет сортировать, – смотря за спину Осколу, сказал полковник.

Гартош оглянулся. Весь город превратился в один огромный костер. Погребальный костер. Его бушующее пламя заглушило крики боли и мольбы о помощи. Духи огня устроили торжественную пляску на этом знатном кострище. Ворота открыть так никто и не успел. И уже никогда не откроет – город выгорал дотла.

– Черт, перестарался. Зато другим наука будет, – процедил Гартош.

Его соратники старались отводить взгляд от своего генерала, они еще не знали, как относиться к тому, что только что случилось. Да и сам Гартош этого не знал. Но сожалеть о случившемся он не стал, а отдал команду:

– Алькон, готовь единорогов к переходу, навестим следующего владетельного лорда, возомнившего себя королем.

– Разве мы не отправимся на помощь Мервону? – удивился командор.

– Отправимся, но только когда закончим здесь, на западе. Алаза, сколько невидимых глаз наблюдало за тем, что здесь сейчас произошло?

«Я насчитала четырнадцать окон, – ответила змея. – Кроме того, не менее десятка птиц излучают ауру магии наблюдения, и даже вон тот заяц, на дальнем холме, слишком уж внимательно вглядывается в то, что здесь происходит».

– Отлично. – Генерал вскочил на людоеда. – Я и не собирался делать секрета из этой операции. Чем больше о ней узнают, тем лучше. Эй, вы там! – выкрикнул Оскол в сторону невидимых окон. – Я выжгу эту скверну на теле империи! Запомните то, что вы здесь видели, и передайте другим!

Окна одно за другим начали захлопываться. Убежал и заяц.

– В дорогу, – снова отдал команду Гартош. – Кто там у нас по плану?

* * *

Носитель, вместе с Черным Легионом, возник неподалеку от столицы еще одного мятежного княжества. Гартош хмуро рассматривал город, раскинувшийся на берегу живописной реки. Город также оказался укреплен, хотя не так сильно, как Ритсола.

– Если атакуем сейчас, то застанем обороняющихся врасплох, и не придется сжигать город, – подсказал генералу Алькон.

– Подождем, – не отрывая глаз от городских ворот, ответил Гартош.

Командор, не понимая замыслов генерала, обиженно надулся и отвернулся. Но Оскол не зря всматривался в ворота. Не прошло и нескольких минут, как ворота со скрипом распахнулись, и оттуда выехала кавалькада всадников. Судя по знаменам, выезжал правитель этого княжества.

– Ты ожидал сдачи? – вновь повернулся к товарищу Алькон.

– Ну а чего же еще? Алькон, не глупи, после того огненного представления, что я устроил в Ритсоле, только самоубийца будет продолжать настаивать на отделении от Виктании. Я надеюсь, что среди владетельных лордов, которые пошли на этот шаг, таковых не найдется. Именно для этого мне и нужно было преподать первому же лорду жестокий урок.

– У тебя получилось, – глядя на приближающихся всадников, прокомментировал Алькон.

– Знаю, – буркнул Оскол.

Не доезжая десяти шагов, всадники один за другим спешились и подошли к генералу и его спутникам пешком.

– Я лорд Амеко, князь Бораста, – представился самый старший из всадников. – Я отказываюсь от принятого ранее решения об отделении от Виктании и сожалею, что не сделал этого раньше. Прошу понять лорда Гартоша, какие причины побудили меня сделать это, и наказать только меня, а все княжество.

Амеко, не отводя взгляда, смотрел на Оскола.

– Я понимаю причины, – холодно ответил генерал. – И понимаю, что причины уже устранены. Многие из лордов, после смерти Армуды, отказались от принятых ранее подобных решений, и к ним не будет применено никаких карательных мер. Но вы ждали, когда под вашими стенами предстанут войска империи, и должны понести наказание.

– Я готов, господин генерал, – твердо сказал князь.

Гартош на несколько секунд задумался, затем принял решение.

– Сколько в вашем княжестве взрослых мужчин, способных держать в руках оружие? – спросил он.

– Почти семь тысяч, – без задержки ответил Амеко.

– Вот мое решение, князь. Половину этих людей вы немедленно снабжаете оружием, продовольствием на месяц и отправляете в распоряжение лорда Мервона. Возглавляете этот отряд вы лично. Вам будут поставлены самые сложные задачи, вас будут бросать на самые тяжелые участки фронта, и от того, как вы проявите себя на войне, будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

– Забрать из княжества половину мужчин, большая часть из которых наверняка не вернется домой, это очень жестокое наказание для княжества. Я прошу господина генерала наказать меня лично.

– Ты не слышал, князь?! – повысил голос Оскол. – Раз твои люди пошли за тобой, они тоже должны нести ответственность! Что это с тобой за мальчишка?

– Мой сын, господин генерал.

– Сколько ему лет?

– Четырнадцать.

– Еще дети есть?

– Две младшие дочери.

– Оставляй княжество на сына, и на восток! Только так ты сможешь спасти и себя, и свою семью. Если ваше войско будет воевать достойно, то возможно, больше никаких наказаний не будет.

– Благодарю, господин генерал, – склонил голову князь. – Я принимаю вашу волю и выполню её. Вы заедете в город?

– Нет. Нам нужно навестить еще нескольких владетельных лордов.

Не успел Гартош произнести эти слова, как неподалеку открылся небольшой портал, и из него вышли три человека, в одном из которых Гартош безошибочно узнал мага, который наверняка и открывал портал.

– Лорд Гартош! – торжественно начал один из вновь прибывших. – Я барон Ветессо. Я со своим братом прибыл, чтобы заверить представителя Тороны в лояльности и отказаться от всяких претензий на самостоятельность моих владений. Готов понести любое наказание.

– Быстро соображаешь, барон, – процедил Оскол.

– Недостаточно быстро, – поправил генерала Вирон. – Если бы он принял такое решение на день раньше, наказания вообще никакого не было бы.

– И то правда, – согласился Гартош. – Рестан, остаешься здесь и принимаешь от раскаявшихся лордов их признания в любви. Всем определяй наказание, аналогичное Амеко. Только предупреди всех, чтобы не жульничали, мы проверим, правильно ли они назвали количество мужчин. И тогда наказание будет совсем другим.

– А может, лучше Терес? – попытался свалить задание на товарища Рестан.

– Я тебе дам Терес! – возмутился тарт. – Сказано тебе, значит, тебе!

– Выполняй, Рестан. Не переживай, войны на всех хватит.

VI

С помощью атратов Гартош без труда увидел обстановку вокруг Зелисара. Причем не только смог увидеть сам, но и магическим образом показать все это на большом зеркале.

– Смотри! – ткнул пальцем в изображение Мервон. – Гробросцы уже готовы атаковать! Максимум через пять минут они начнут атаку.

– Вижу, – процедил носитель.

– Гартош, их всего неполных три тысячи. Наш легион сметет их за несколько минут! – горячился Алькон.

– Не торопись, – охладил его Оскол. – Я не хочу без острой необходимости рисковать ни одним единорогом.

– А какая необходимость тебе еще нужна? – возмутился командор этих самых единорогов. – Они сейчас возьмут город, и отбивать его придется гораздо большими силами.

– В прорыв загорцы бросили свои лучшие силы, их не удастся смять одним махом, будут большие потери. Так что остынь. Пора атратам показать настоящую мощь. Думаю, большую часть работы мы сделаем с ними, а вам останется только зачистить местность.

– Смотри, тебе видней. Но не тяни, иначе город и переправу не спасет никакая магия, – предостерегающе сказал Мервон.

– Начну прямо сейчас, – успокоил его генерал. – Алеандра, Квирт и Аруш, со мной. Единорогам быть готовыми вступить в бой по моему сигналу. Но не ранее, иначе можете попасть под наш удар, а что там применят атраты, даже я не знаю.

– Слушаюсь, мой генерал! – бухнул себя в грудь кулаком Алькон.

* * *

Пехота выстроилась в атакующие порядки, передние ряды взяли в руки широкие щиты и двинулись вперед. Кавалерия охватила Зелисар с флангов, готовясь поддержать пехоту обстрелом из луков.

Возникновение возле ближайшего леска трех всадников и каррлака не осталось незамеченным магами гробросцев. Один из них нацелил в незнакомцев магический жезл и забормотал заклинание огня. Носитель не стал дожидаться результата этого бормотания и длинной багровой молнией сжег мага. Алеандра хлестнула по двум оставшимся магам огромным огненным кнутом, и очень результативно. Одного из магов перешибло надвое, другого отбросило на несколько метров в сторону, и он также не подавал признаков жизни. Такие действия вражеских магов не получили одобрения со стороны атакующей стороны. Около двух сотен кавалерии развернулись, рассыпались веером и понеслись в сторону нашей четверки.

Гартош применил уже знакомую красную волну. Она понеслась навстречу кавалерии, разрезая лошадей вместе с всадниками. Поле тут же наполнилось лошадиным ржанием и просто звериными криками боли. Очень кровавое зрелище, даже для видавшего множество битв Гартоша. Алеандра оставалась невозмутима, видать насмотрелась и более жестоких зрелищ. Квирт слегка скривился, но не более того. Аруша же такая расправа над врагом вообще привела в восторг.

– Смотри, Пегас! Похоже, что для наших клыков в этот раз работы не найдется! – воскликнул он.

Конь неодобрительно всхрапнул и выдал:

«Что это за битва, если мы не почувствовали на губах чужой крови?»

– Еще почувствуете, – пробормотал носитель.

Убийственная волна достигла задних рядов пехоты и выкосила изрядную плешь, пока, наконец, не затихла. На стенах города магическую поддержку встретили одобрительными воплями.

«Большую мощь применять опасно, – пояснил Тенос. – Можем задеть защитников крепости».

– Их все еще слишком много, не хотелось бы выпускать единорогов, – с сомнением смотря на остановившуюся пехоту, сказал Гартош.

Сомнения одолели и гробросцев. Кавалерия начала подтягиваться к пехоте. Пехота перестраивалась, готовясь отразить атаку с двух сторон. Хотя, что они могли противопоставить мощному магическому удару? Тем более что магов у них больше не осталось.

«Я вижу вокруг множество голодных духов, в том числе и духов смерти, – сказал Тенос. – Может, спустим их на врага?»

После сказанного атраты показали и носителю вышеуказанных духов. Над полем боя кружил хоровод из серых теней. Несколько десятков из них хозяйничали над трупами.

– Я так понимаю, духи смерти забирают души погибших солдат? – спросил Гартош.

– Именно так, – подтвердила Алеандра. – Но есть и другие духи, которые не прочь поживиться за счет освободившейся души. Вот они-то и самые опасные. Духи смерти просто выполняют свою работу, а вот остальные набираются силы, поглощая душу. Я бы не стала их натравливать на живых, слишком сложно будет потом их остановить.

«Мы справимся», – заверил вампирессу Тенос.

«Мне тоже не по душе такое решение!» – заявила Алаза.

– Думайте быстрей! – поторопил атратов носитель. – Половина загорцев сейчас пойдет в атаку на город. Наверняка решили, что лучше отсидеться за стенами.

«Выпускаем духов!» – решил за всех Тенос.

То, что атраты предприняли в отношении кружащих духов, Гартош так до конца и не понял. Наверное, сняли какое-то ограничение, не дающее духам возможности свободно войти в мир живых. И началось что-то невообразимое.

Только посвященные могли видеть настоящую картину того, что происходило на поле. Часть духов ринулись на потрепанное войско гробросцев и буквально вытаскивали души у еще живых людей. Крики боли, отчаянья, невероятно громкий хохот сошедших с ума людей, все это наводило носителя на мысль о правильности выбранного решения. На удивление Гартоша, духи смерти бросились отгонять озверевших от лакомства чужих сущностей, но им это плохо удавалось, слишком уж много прилетело чужаков.

– Черт! Они сейчас бросятся на крепость! – первой завидела неладное Алеандра.

Оскол и сам был уже не рад, что пошел на поводу у шнурка, то есть у Теноса.

– Загоняйте духов назад! – крикнул он.

«Но еще не все вражеское войско выведено из строя!» – пытался возразить Тенос.

– То, что осталось, уже не войско! Кто не сошел с ума, даже не подумает оказывать сопротивление. Заканчиваем этот ад!

Атраты, Алеандра и Квирт всеми силами пытались упорядочить то, что творилось сейчас под стенами Зелисара. Но разбушевавшиеся духи не слишком обращали внимание на усилия надоедливых смертных. Они продолжали высасывать одну из трех сущностей из живых людей.

«Не хотим по-хорошему? – прошипел Тенос. – Тогда не все смогут вернуться обратно. Фатар! Самый мощный луч!»

Тот же луч, который атраты применяли у Ритсолы против духов воздуха, сейчас ударил по скоплению духов возле Зелисара. И очень многим он пришелся не по нраву. Луч выжигал саму сущность и являлся, наверное, самым эффективным оружием против обитателей тонкого мира. Самые слабые из них исчезли почти сразу – исчезли навсегда. Некоторые духи покинули поле боя. Но два десятка решили дать бой магической четверке.

Гартошу стало не по себе. Он видел, что эти сущности сделали с живыми и до недавних пор здоровыми людьми, и засомневался в собственных силах.

«Перестань мандражировать! – шикнула на него Алаза. – Здесь нет ни одного высшего духа! Справимся!»

Отливающая перламутром полоса света ударила по приближающимся духам. Еще один луч выхватил трех сущностей, ушедших в сторону, – это помогала Алеандра. Квирт попытался захватить двоих, но удалось только одного, второй предпочел сбежать. Гартош долго держал руку с Фатаром в направлении духов – казалось, целую вечность. Последний дух испарился перед самым его носом. Через носителя прошел водопад энергии, и это не прошло для него бесследно. Руки и ноги дрожали, внутренности болели, даже кости, казалось, размягчились. И только Венере с трудом удалось справиться с последствием этого боя.

– Не таких сусликов выливали, – дрожащим голосом произнес Гартош.

«Идиоты! – прошипела змея. – Тенос, ты что, совсем с ума сошел, забыл, чем закончилось неконтролируемое призвание духов в прошлый раз?! Ты бы еще демонов вызвал!»

«Успокойся, Алаза! Справились ведь! Ничего страшного не произошло. Если носитель не будет паниковать, сможем справиться и не с такой ордой духов. И даже демонов», – отрезал шнурок.

– Может, потом продолжите разборки, – отрезвила всех Алеандра. – Остатки противника бегут. Вы что, собираетесь их отпустить?

Почти полтысячи гробросцев улепетывало с поля боя. Кавалеристы подымали пыль уже вдалеке.

«Алькон! – с помощью магии крикнул через сотни латонов Гартош. – Перехвати засранцев!»

Почти в тот же миг в нескольких местах пузырем вздулся воздух, и сотни боевых единорогов вылетели на перехват врага. Два полка вихрем налетели на убегающих в панике пехотинцев, и тем не осталось ничего другого, как побросать оружие и сдаться в плен. Оно и не удивительно, лучше уж неволя, чем тот ужас, с которым пришлось столкнуться несколько минут тому назад. Полки Алькона и Тереса перехватили кавалерию противника. Состоялся короткий, но жаркий бой, конница все-таки надеялась прорваться к своим. В плен попало всего лишь сотня кавалеристов.

Пока единороги выстраивали пленных под стенами Зелисара, атраты вновь устроили эмоциональный разбор прошедшего боя.

«Я всегда была против такого масштабного привлечения обитателей тонкого мира в войны и прочие разборки смертных! – горячилась Алаза. – Я уверена, что вполне можно было обойтись применением обычной боевой магии!»

«Духи решили проблему гораздо быстрей и эффективней нас, – возражал Тенос. – Они немного потрепали нам нервы в конце, но при должной сноровке и тренировке наш носитель уже не будет теряться при встрече с таким количеством опасных духов. А я уверен, что с обитателями тонкого мира ему придется столкнуться еще не раз. И бой с духами нужен в первую очередь для него, для того, чтобы он познакомился как можно с большими видами магии».

«Он и без нас очень хорошо справляется, – ядовито прошипела змея. – Вон как лихо сжег город, вместе со всеми обитателями».

Гартош ожидал, что Алаза не обойдет стороной уничтожение города, так и случилось. Алеандра, Квирт и Аруш тактично отошли в сторону, чтобы не мешать носителю выяснять отношения со своими атратами.

– Если бы я оставил Ритсолу в покое, то большинство владетельных лордов до сих пор строили бы козни в нашем тылу. И не забывай, что Жеран тоже не дремлет, и я сомневаюсь, что он стал бы дожидаться, пока мы разобьем Гроброс. – Носитель старался объясняться спокойно, но получалось плохо, эмоции так и рвались наружу, тем более он сам не был уверен в правильности своего поступка. – Если бы я не сделал то, что сделал, то погибло бы многократно больше людей. Я знаю, что многие не различают большее и меньшее зло, но для меня есть разница. Я свой выбор сделал, нравится он кому-то или нет. Хотя он мне и самому не по душе.

«Я поддерживаю носителя, – твердо заявил Тенос. – Иногда действительно приходится делать тяжелый выбор, и малодушие оборачивается гораздо более серьезными последствиями».

«Я тоже поддерживаю носителя, – не замедлил со своей оценкой Фатар. – Акт устрашения возымел свое действие».

«А ты, Венера, тоже считаешь, что Гартош поступил правильно?» – спросила змея.

«Я не знаю, Алаза, – жалобно ответила цепочка. – Мне жалко людей, сгоревших заживо, но если бы они сдались, то этого бы не произошло. Может, он действительно правильно поступил?»

«Все с вами понятно, – холодно сказала Алаза. – Я не буду никого переубеждать. Но знайте, по моему мнению, наш носитель все больше становится похож на Дривела, которого он сам же и убил. Если, конечно, кому-то интересно мое мнение».

– Мне очень важно твое мнение, Алаза, и я всегда к нему прислушиваюсь. Но иногда решения нужно принимать самому, даже если оно не правильное. Может быть, я не самый лучший носитель, но другого у вас пока нет. Так что потерпите.

Дискуссию носителя и атратов снова прервала Алеандра:

– Может, это кому-то интересно, но за нами наблюдают, не только с помощью магических окон и зачарованных животных, но и напрямую.

– Ты о чем? – встрепенулся Гартош.

– О ком, – поправила его вампиресса. – В ста шагах от нас стоят трое. Это не простые маги, скрытые пологом невидения, а кто-то гораздо более сильный.

С помощью атратов носитель и сам смог рассмотреть три размытых силуэта, которые, казалось, парили над землей в ста шагах.

* * *

– Что ты думаешь о бое с духами? – спросил один из таинственной тройки.

– Не особенно впечатлило, – ответил второй. – Да, Оскол довольно неплохо справился с высшими духами под Ритсолой и сумел обуздать «диких» духов здесь, но сделал он это, на мой взгляд, на пределе своих возможностей. Я разочарован. Мне казалось, что обладая полноценной семьей атратов, он должен чувствовать себя уверенней.

– А может, он просто не хочет показывать всей своей силы? – вступил в разговор третий.

– Вряд ли, – покачал головой второй. – Вы же видели, насколько тяжело ему дался этот бой. Дело скорей в другом. Он просто не успел освоить атраты в полной мере. Его собственной силы, его возможностей не хватает для раскрытия всего потенциала семьи. Либо сами атраты не желают раскрываться полностью. А может, и одно и другое вместе.

– Так может, пока Оскол не набрал полной силы, избавиться от него? – спросил третий. – Или хотя бы поставить на место. Ведь он в открытую противопоставил себя богам?

– Не всем богам, а только Клокии, – уточнил второй.

– Значит, то, что в этом бою смертные вступили в бой с духами, которые служат тебе, ты не считаешь своим личным оскорблением? – спросил первый из тройки, он же бог войны – Терхон.

– Нет, – невозмутимо ответил второй из собеседников, точнее ответила. Женщиной оказалась Зала – богиня смерти. – Мои духи всего лишь выполняли свою работу – собирали души умерших. Воевал Оскол и его друзья с «дикими» духами. Хотя то, что он помог стольким обитателям тонкого мира войти в мир живых, меня очень возмутило. И я придумаю ему наказание. Я думаю, Терхон, тебя больше волнует тот факт, что с возвращением Оскола, вооруженного семьей атратов, расклад сил в Иктиве изменится кардинально, и война, скорей всего, пойдет по другому сценарию.

– Да, – нехотя согласился Терхон, – сей факт меня весьма настораживает. Но война пойдет по тому сценарию, который я напишу.

– А они нас видят, – снова подал голос третий участник разговора – один из демонов войны, служащих Терхону. – Причем видит не только Оскол, у которого атраты, а и вампиресса. Очень подозрительная особа, должен сказать.

– Здесь все подозрительно, – сказал Терхон. – Особенно подозрительно, что одна из ключевых фигур Иктива, после продолжительного отсутствия, возвращается с семьей атратов.

– Семья атратов просто так никому не дается, – многозначительно заметила Зала.

– Вот это нам и стоит выяснить, – согласился с ней бог войны. – Как и почему к смертному попала такая сила. А потом мы решим, как с ним поступить. А пока нам лучше уйти, не хватало еще воевать со смертными.

* * *

Размытые силуэты словно подхватил ветер и разметал их по полю. При этом никакого всплеска магии не наблюдалось. Во всяком случае, ни Гартош, ни Алеандра не смогли заметить никаких следов магии.

– Ну, и что у нас здесь были за зрители? – первым подал голос Оскол.

– Не знаю, – задумчиво ответила герцогиня. – Но очень хорошо, что мы не начали это выяснять. Что-то мне подсказывает, что эти зрители нам не по зубам.

«Похоже, что кто-то из высших сил этого мира заинтересовался происходящим, – пришла к правильному выводу Алаза. – Нужно быть очень осторожным в своих действиях».

«Но они не стали нам мешать, – подхватил Тенос, – а значит, мы свободны в своих поступках. Во всяком случае, пока».

«Посмотрим», – уклончиво ответила Алаза, решившая не продолжать больше жаркую дискуссию о хороших и плохих атратах и носителях.

К Гартошу подскакал Алькон и полковники.

– Давно я не махал мечом! – восторженно воскликнул командор.

– Какие потери в легионе? – с ходу спросил у него генерал.

У Алькона сразу поубавилось энтузиазма.

– Почти три десятка погибли, – повесив нос, сказал он. – Потеряли навыки за столько-то лет, вот и расслабились. А их кавалерия была настроена серьезно на то, чтобы прорваться. Вот и дрались до последнего. Нужно нас, господин генерал, не только как извозчиков использовать, но и в бой почаще бросать. А то нас скоро и против баранов будет страшно выпускать – а ну как забодают.

– Возникнет надобность, будем бросать в бой. Ты мне лучше скажи, почему сам в бой полез? Ты уже не полковник, а командор, а значит, должен наблюдать за боем со стороны, чтобы иметь возможность вовремя принять правильное решение.

– А у меня был хороший учитель, прежний командор, – нагло улыбнулся в лицо генералу Алькон. – Он почти никогда не отсиживался в стороне.

– Врешь ты все, господин командор. Каюсь, было дело, участвовал в рубке, в общем строю. Но я отчетливо понимал, что от моего меча гораздо меньше пользы, чем от моей головы. Так что учти это.

– Учту.

– Ты кому полк передал?

– Да пока еще никому, – опешил Алькон. – Сам командую.

– Непорядок, – покачал головой генерал. – Там у нас Зигул без дела болтается. На фронт собирается, сотником. Вот ему свой полк и передай.

– Жив Зигул? – обрадовался Вирон.

– Жив, – подтвердил Гартош. – Скоро увидитесь.

– Я бы с удовольствием, – почесал макушку Алькон. – Только у него же это, единорога нет.

– Правильно, нет у него единорога. Но у тебя ведь хорошие отношения с Лямиром? Вот и реши этот вопрос.

* * *

На командном пункте Восточной армии царило всеобщее ликование. Еще бы, опаснейший прорыв ликвидировали быстро и практически без потерь.

Гартош отмахнулся от поздравлений и хвалебных речей, а сразу задал Мервону конкретный вопрос:

– Господин тур-генерал, как собираетесь планировать военную кампанию ввиду изменившейся обстановки на фронте и в стране?

– Гениальных решений не жди от меня, Гартош, – ответил командующий Восточной армией. – Как только подойдут необходимые подкрепления, будем щупать слабое место в обороне противника и прорываться там. Нам предстоит долгая и тяжелая работа. Ты прекрасно знаешь, что гробросцы защищаться умеют лучше, чем наступать. Так что быстрого окончания войны не будет.

– Во всем с вами согласен, лорд Мервон. Вы думаете, что противник перейдет к обороне?

– Абсолютно уверен, – твердо подтвердил тур-генерал. – На этот прорыв у них возлагалась особая надежда. Кафура крупная река, и преодолеть без мостов её непросто, вот и стремились они захватить единственный мост на сотни латонов в обе стороны. Так бы они оставили наши войска в том секторе без помощи, а сами смогли бы закрепиться на крутых берегах реки и, при подходе основных сил, удерживать это природное препятствие сколько угодно долго. Ты не дал им осуществить эти замыслы, поэтому он перейдет к обороне на тех позициях, которые успел к этому времени захватить. Тем более они наверняка анализируют твои личные действия. Их интересуют твои возможности как мага, как обладателя семьи атратов. И они бросят все свои силы, чтобы суметь тебе противостоять, а в идеале уничтожить тебя. Думаю, тебе уже готовят ловушки.

– Буду ждать, – улыбнулся Оскол.

– На какие силы мы можем рассчитывать, господин главнокомандующий?

– Про Центральную армию я уже говорил. Она целиком в вашем распоряжении. Южную армию снимем почти полностью, оставим одних пограничников.

– Думаешь, что тартов можно не опасаться?

– Думаю, что нет. Я скоро нанесу визит их Верховному князю, и надеюсь, что мы сумеем ударить по гробросцам вместе.

– Очень хочется на это надеяться, Гартош. Мы слишком обескровлены.

– Кроме того, – продолжил носитель, – думаю, что мы сможем снять и большую часть Западной армии.

– Не боишься, что Жеран тут же этим воспользуется?

– Я постараюсь уладить и этот вопрос.

– Удачи, – улыбнулся Мервон.

– На Северную армию вам надеяться нечего. Сам понимаешь, с северными племенами можно разговаривать только силой оружия. Так что, скорей всего, придется помогать им самим.

– Понимаю. Чем думаешь заняться сейчас?

– Если во мне нет острой необходимости на фронте, то я вернусь в Торону, нужно решить несколько срочных, общегосударственных дел.

– Возвращайся в столицу, – разрешил тур-генерал. – Согласно последним докладам, противник прекратил все наступательные действия. Так что пока справимся сами.

* * *

Вновь в кабинете императора собрались главные лица страны.

– Дед, где мои ребятишки и Катан? – первым делом спросил Гартош.

– На фронт отправились, где же еще.

– На каком они участке?

– Где-то на северном участке. Точнее у Мервона спроси.

– Хорошо, спрошу. Витан, как владетельные лорды, все выразили готовность всеми силами помочь фронту?

– Насколько я знаю, то все, – отчитался император. – Сейчас губернаторы провинций координируют действия крупных и мелких владетельных лордов, и других землевладельцев об отправке на фронт продовольствия. Главы цехов клятвенно обещали, что в короткий срок обеспечат войска оружием и всем необходимым. Количество добровольцев увеличилось в несколько раз. И знаешь, что послужило главной причиной такого энтузиазма?

– Смерть ведьмы, – предположил Гартош.

– Нет, – улыбнулся Витан. – Главная новость, которую обсуждает вся империя – хранители вернулись.

– Это хорошо, – сказал генерал. – Любая хорошая новость, которая поднимет настроение в стране, нам на руку. А время сейчас играет на нас. Теперь дальше. Чтобы спокойно решить проблему на востоке, нам нужно обезопасить запад.

– Ты хочешь припугнуть Жеран? – догадался Руткер.

– Именно. Я хочу навестить Фистена, короля Жерана, и доступно объяснить ему, что любые действия против нашей империи тут же приведут к его личной гибели.

– Король в Жеране не абсолютный монарх. Лорды могут и сместить его, если им не понравится его политика, – засомневался маг.

– Мне кажется, что если устранить пару-тройку самых ретивых сторонников войны с Виктанией, то воинственные настроения в Жеране поутихнут.

– Возможно, ты и прав, – согласился с внуком Руткер. – Что скажешь, Витан?

– Решайте сами, – пожал плечами император. – Я знаю, что вы ничего не предпримете во вред империи.

– Мне не нравится его настроение, – сказал Руткер.

– Мне тоже, – подхватил Гартош. – Но мне кажется, я знаю, что может помочь нам вернуть императора.

– Время великих императоров прошло, – ухмыльнулся Витан.

– Посмотрим, – многозначительно подмигнул ему Гартош. – Собирайся, мы сейчас посетим одно место.

VII

В сопровождении гвардейцев Гартош и Витан выехали из дворца. Император сделал несколько попыток выведать у друга, куда они направляются, но тот загадочно молчал. Когда они въехали на Дорогу Храмов, Витан начал догадываться, куда его везут, и притих. Возле храма всех богов Гартош спешился.

– Спускайся, – сказал он Гратру, – нам сюда.

Витан молча спешился и пошел вслед за другом. На входе император нерешительно задержался, но под требовательным взглядом Оскола шагнул внутрь.

Самый большой храм, посвященный всему пантеону богов Иктива, поражал своим величием, роскошью и масштабностью. И это неудивительно, ведь им опекался не кто-нибудь, а сами Гратры. Простые паломники не так часто посещали храм всех богов, предпочитая молиться какому-то конкретному богу, в то же самое время императорская семья должна поддерживать ровные отношения со всеми богами. Чтобы не утруждать императора беготней по разным храмам, и создали храм Всех богов. Хотя, нужно сказать, монархи были не такими уж частыми гостями в этом комплексе, посвященном высшим силам этого мира. Во всяком случае, Витан уже и не помнил, когда здесь бывал.

И вот сейчас он с неясной тревогой входил в этот храм. Огромный овальный зал, вдоль стен которого стояли статуи богов Иктива, внушали трепет всякому, кто сюда входил. Каждая статуя была вдвое выше человека и немного утоплена в нишу в стене. Боги безразлично взирали на смертных, даже если этим смертным являлся император. Жрецы храма не спеша подошли к высшим лицам империи и приветствовали их легким кивком.

– Оставьте нас, мы будем говорить с богами наедине, – после ответного приветствия сказал Оскол. Он также жестом отослал из храма охрану.

После того как зал опустел, генерал опустился на колено, император сделал то же самое.

– Взываю к вашей милости, мудрости и всемогуществу, – начал Гартош. – Большая беда постигла наш народ. Народ, который всегда чтил своих богов и поклонялся им. За короткое время на нас обрушилось много несчастий. Умерли два великих императора, трон захватила самозванка из чужого мира, служащая чужим богам, и над страной прокатились кровопролитные войны, последняя из которых идет до сих пор. Не слишком ли много испытаний для одной страны? Я обращаюсь к вашей мудрости. Не дайте людям усомниться в вашей любви, не дайте им отвернуться от вас, проявите милость, наделите нашего императора мудростью и мужеством. Я знаю, вам это под силу, ибо вы всемогущи. В ваших силах сделать так, чтобы чужие боги не вмешивались в дела нашего мира. В ваших силах сделать так, чтобы на нашей земле вновь воцарились мир и справедливость. И мы не забудем этого. Вы не отвернетесь от Виктании, и Виктания не отвернется от вас. Докажите, что боги Верейна не имеют здесь силы, что ваша воля сильней. Потому как многих начали посещать сомнения.

Гартош замолчал, подыскивая новые слова, но раскатистый голос угрожающе пронесся по залу, и новых слов не понадобилось:

– Ты засомневался в наших силах, Оскол?!

Подняв голову и поискав, откуда мог раздаваться голос, Гартош ответил:

– После того, как Виктанией стала править ведьма из Верейна, служащая чужим богам, в том, что наши боги обладают прежней силой, засомневались многие.

– А ты дерзок, смертный! – сказал кто-то невидимый с другой стороны зала. – Ты пришел просить или угрожать нам?

– Чем я могу угрожать богам? – искренне удивился Гартош и как можно убедительней добавил: – Конечно, я пришел просить.

– Мне твои слова, что жители Виктании могут отвернуться от своих богов, показались угрозой.

Насколько Оскол мог понять, возмущалась статуя Трота – бога ненависти.

– Вам показалось, – буркнул носитель.

На некоторое время храм погрузился в тишину, и Оскол не спешил прерывать неслышное совещание богов, хотя с помощью атратов слышал отголоски их спора. Нет, не слова, скорей эмоции, которые обуяли высшие силы Иктива.

Наконец статуя Гретеона снова заговорила:

– Мы услышали твои слова, Оскол. Покинь этот храм, мы будем общаться только с императором.

– Надеюсь на вашу благосклонность, – поднимаясь с колена, сказал Гартош.

Он не торопясь вышел из храма и встретил на выходе нетерпеливый взгляд Магранга.

– Боги изволят общаться исключительно с императором, – пояснил Оскол.

– Так они ответили? – не мог поверить своим ушам командор Первого Легиона.

– А куда они денутся, – пожал плечами генерал. – Будем ждать и надеяться, что они направят его на путь истинный.

– Ну ты силен, Оскол, – уважительно протянул Магранг. – А с кем из богов вы говорили?

– Если я правильно понял, то с нами соизволили беседовать Гретеон и Трот. Либо тот, кто себя за них выдает.

– Ты думаешь, кто-то мог выдать себя за богов? – всполошился главный гвардеец.

– Если кто и смог это сделать, то только самые высокопоставленные демоны из ближайшего окружения богов. А это практически одно и то же. Любой другой обман я бы почувствовал, – успокоил его носитель.

– Тогда будем ждать.

– Будем.

* * *

Ждать императора пришлось целых долгих полчаса. Даже Гартош уже начал терять терпение, что уж говорить за Магранга. Гвардеец уже начал выдвигать самые мрачные предположения долгого отсутствия императора, и только Оскол мог удержать его от решения войти в храм. Наконец Витан появился на пороге. Сдвинутые брови и крепко сжатые губы выдавали тяжелые думы, которые занимали императора.

– Ну как? – нетерпеливо спросил Гартош.

Витан оторвал взгляд от земли. И в этом взгляде читалось что-то новое, в нем появилась твердость, которой раньше не было и в помине. Но зато такая твердость была у Лориана и Лисвана. Гартош удовлетворенно кивнул и сказал:

– Поехали!

Император резво вскочил в седло, и отряд двинулся к выходу из храмового комплекса. Но Оскол в последний момент передумал и развернул Пегаса.

– Вы езжайте, а я задержусь, – сказал он.

– Тебе оставить охрану? – спросил Магранг.

– Издеваешься! – возмутился генерал.

Гартош спешился и снова решительно направился в храм всех богов. В этот раз выходить на центр зала он не стал, остановился недалеко от входа.

– Большая благодарность за то, что прочистили мозги нашему императору, – бухнув себя кулаком в грудь, сказал он. – И еще вот что, чтобы два раза не ходить. Я не знаю, кто наслал на мою семью проклятье, но лучше бы он его снял.

И не став дожидаться ответа, Гартош покинул храм.

* * *

Не успел носитель вскочить в седло, как от одной из статуй отделилась призрачная фигура и поплыла в центр зала. На гранитный пол приземлилась уже вполне материальная женщина.

– Нет, но каков наглец! – воскликнула она.

Если бы Гартош немного задержался, то он узнал бы в ней свою старую знакомую по Ларфу. Это была не кто иная, как один из пауков-призраков, Викаса, по совместительству Лайфа – богиня обмана.

– Еще никто не смел нас шантажировать, тем более угрожать, – согласилась с Лайфой возникшая рядом Зала – богиня смерти.

Один за другим храм наполнился богами Иктива и ближайших к нему миров.

– Он смеет нам указывать! Такое нельзя оставлять безнаказанным, – обрадовалась поддержке Лайфа. – Нужно придумать ему такую кару, чтобы никто больше не смел говорить гадости в нашу сторону.

– А я не понимаю, что он попросил такого, что шло бы вразрез с нашими интересами, – проворчал Торганк – подземный бог. В этом боге можно было узнать Ростовира, с которым молодой Гартош со своими друзьями дрался плечом к плечу в трактире «Молодой олень».

– И я не понимаю, чего вы пристали к мальчишке, – недоуменно подняла брови Люрена – богиня зависти. Она же Хелесана, из того же «Молодого оленя».

– Он уже давно не мальчишка, – напомнил своей подруге Торганк.

– Для меня мальчишка, – парировала Люрена.

– Честно говоря, я тоже не вижу ничего предосудительного в том, что Оскол попросил вправить мозги императору, – сказал Трот. – Хотя он мог бы сделать это и повежливей.

– А проклятье? Как он потребовал убрать проклятье! – возмутилась Лайфа.

– А если бы твой род все время преследовало проклятье, которое забирает самых близких людей, ты тоже оставалась бы вежливой? – поинтересовалась Люрена.

– Если бы общалась с высшими силами, то да! – выпалила Лайфа.

– Это все пустая болтовня, – примирительно поднял руку Гретеон. – Меня больше всего интересует вот что. Где все эти годы находился Оскол, и как к нему в руки попала семья атратов?

– Я тоже задавалась этим вопросом, – оживилась Зала. – Согласно моим источникам, первый атрат, а именно поисковый атрат, попал в руки Оскола из рук бывших богов того мира, где он находился на тот момент. А уже с помощью поискового атрата он нашел остальных членов магической семьи.

– Вот! – назидательно сказал Гретеон. – Гартош, конечно, не совсем простой смертный, он одна из ключевых фигур Иктива, но его подозрительно частое общение с божественными силами настораживает.

– А еще больше настораживает то, что многие боги из нашего мира проявляют излишнее внимание к этому смертному, – с готовностью поддержала главного бога Иктива Лайфа. – Взять хотя бы Килесу. Сколько раз ты помогала Осколу? Почему?

– Да, Килеса, зачем ты вмешалась? – проявил интерес и Терхон. – Ведь было принято решение.

– Если ты помнишь, то я его не поддержала. Или ты имеешь что-то против? – богиня мести повела тонкой бровью.

Бог войны отвернулся, даже он не рисковал связываться с этой мстительной стервой.

– А еще он умеет хорошо просить, – широко улыбнулась богиня мести. – Лучше, чем другие.

– Плохая отговорка, но я еще вернусь к этой теме. – Богиня обмана быстро подошла к Эгрене – богине плодородия полей и лесов.

– А ты, подруга, почему помогала Гартошу в лесах восточной Виктании? Кстати, ты перед этим с ним переспала!

– Я тебе не подруга, – парировала Эгрена и с иронической улыбкой напомнила: – Ты тоже переспала с Гартошем. Или уже забыла об этом?

– Я всего лишь развлекалась, – отмахнулась богиня обмана. – С тобой же все по-другому. Ты в открытую поддержала смертного.

– А что здесь объяснять, просто он мне понравился, – пожала плечами Эгрена. – Можешь считать это моей блажью. Такой ответ тебя устроит?

– Пока да. Но у нас есть еще две богини, которые также почти в открытую сцепились из-за этого смертного. Это Клокия и Наистер. Что скажете вы, две заклятые подруги? Только не думайте меня обмануть, не забывайте, я богиня обмана.

– Да не буду я тебе ничего объяснять, – холодно сказала Наистер. – Кто ты такая, чтобы призывать меня к ответу? Ты такая же богиня, как и я.

– Не такая! – взвилась Лайфа. – Я полноценная богиня. А вы всего лишь полубоги. Кроме Гретеона, конечно. В этом мире полноценные боги только мы.

– Полноценная? – подняла бровь Клокия. – Ты младшая богиня и занимаешь такое же положение в этом мире, как и мы. А для смертных в этом мире нет разницы, какой статус мы занимаем в мире богов, полубоги, Младшие боги, Боги или Старшие боги, для них мы все боги. А вот ты, несмотря на свой, казалось, более высокий статус, весишь в этом мире меньше всех нас, полубогов. С чего бы это? Чем ты так прогневила вышестоящие силы, что они опустили тебя на самое дно божественной иерархии?

– Не твое дело! – зло отрезала богиня обмана. – Лучше расскажи, почему ты так взъелась на семью Осколов, особенно на Гартоша? Я ведь помню, что именно ты была инициатором в той вылазке, Ларфе, где мы схлестнулись с конкурентами из прежних властителей Иктива. Ведь неспроста в группе загонщиков оказался Гартош? Точно неспроста!

Богиня воздушной стихии не стала отвечать коллеге, только снисходительно пожала плечами.

– А ты! – Лайфа подлетела теперь к Наистер. – Именно ты послала Малиарта на помощь Осколу! Почему? Только для того, чтобы насолить Клокии? Наверняка есть другая причина!

Богиня морей и океанов также не стала ничего объяснять, а просто отошла в сторону.

– Оставь богинь в покое, – негромко сказал Гретеон. – Позволь мне разобраться в ситуации.

Лайфа обиженно надула губки и отошла к своей статуе.

– Рафа, есть что-нибудь новое по судьбе Гартоша?

– Ничего нового, – покачал головой бог судьбы. – Судьба Гартоша из рода Осколов, как и большинства остальных членов его семьи, от меня скрыта. В этом нет ничего удивительного. Судьба очень многих ключевых фигур того или иного мира может быть скрыта либо иметь несколько основных направлений.

– Ты не пробовал узнать у вышестоящих сил судьбу Гартоша? – поинтересовалась Зала.

– Нет. А зачем? Если судьбу смертного скрывают от местного бога судьбы, значит, так надо.

– Вопрос в том, кому надо? – снова значительно сказал Гретеон. – Меня еще очень тревожит то, что Гартошем в свое время активно интересовался тот, кого смертные зовут Белым Демоном.

– О духи! – воскликнула снова ввязавшаяся в разговор Лайфа. – Это все Игра! Игра! Понимаете вы? Кто-то из богов начал Игру, и Гартош, а может, и все Осколы, ключевые в ней фигуры. Но судя по всему, начали эту игру вовсе не Наистер и Клокия, а кое-кто повыше. Правильно, мои красавицы? Надо порасспрашивать – кто мог такое затеять. Насколько высоки ставки?

– Не лезь не в свое дело! – прошипела Клокия. – Мне очень не нравится семейка Осколов, в особенности Гартош. И никто не помешает мне убрать его с карты Иктива!

– Аккуратней с заявлениями, дорогая, – негромко, но веско произнесла Наистер. – Про то, что никто не сможет тебе помешать.

– Вернись в свое болото! К своим лягушкам! Там тебе и место! – с нескрываемой злостью ответила Клокия.

– Девочки, не ссорьтесь, – всплеснула руками Лайфа. – А лучше убейте друг друга!

– А ну прекратите грызню! – повысил наконец голос Гретеон. – Мало того что вы не миритесь друг с другом, так вы еще, через жрецов, вносите разброд среди смертных. Словно не богини, а базарные торговки. Всему есть свои пределы, они есть и у моего терпения. Учитесь терпеть друг друга, раз вы не можете взаимодействовать. Но о вашей неуживчивости я поговорю потом, с каждым в отдельности. А сейчас вернемся к сложившейся ситуации в Иктиве. Терхон, что ты думаешь по поводу войны? Хочешь и дальше продолжать в том же духе, или есть другие мысли?

– Я на распутье, – развел руками бог войны. – С одной стороны, хотелось бы продолжить начатое, но с другой, я понимаю, что Виктанию преднамеренно поставили в проигрышное положение. В связи с тем, что сейчас ситуация выравнивается, я пожалуй предпочту не вмешиваться в войну с прежней активностью, пусть Виктания и Гроброс бодаются сами. Думаю, что Виктании удастся остановить Гроброс и даже отбросить их назад. Но удастся ли им освободить всю свою территорию, я не уверен. Самому интересно посмотреть. Сейчас в Виктании нехватка боевых магов, но она компенсируется возвращением Осколов, у одного из которых семья атратов. Так что время делать ставки, шансы у обеих сторон примерно одинаковы.

– Вот и хорошо. Я думаю, что все наши действия против центральной империи Иктива нужно прекратить, пусть решат этот вопрос без нашего участия, но под нашим неусыпным контролем. Честно говоря, Терхон, я и раньше был не восторге от всей этой суеты вокруг Виктании. Да и, если ты помнишь, много богов выступало против расчленения центральной империи. Но тебе нужна была война. И ты убедил всех, что в Иктиве наметился застой, и что пустить немного крови двум крупнейшим империям не помешает. Сейчас кровь пустили, хотя за то, каким способом это было сделано, мне до сих пор стыдно. Мы привели слуг чужих богов в наш мир – ведьму и этого странного эльфа, а это не делает нам чести.

– Чему ты удивляешься, Гретеон, – недоуменно спросила Лайфа. – Все мы, я имею в виду богов, время от времени пользуемся услугами соседей, и посторонних богов. Особенно если хотим скрыть свое собственное вмешательство в ход истории. Именно поэтому я привела Армуду, а Клокия эльфа. Хотя где она его взяла, мне и самой интересно. Не просветишь нас, Клокия?

– Нет, – коротко отрезала богиня воздуха.

Эворлиона – богиня ночи, слушала весь этот эмоциональный разговор молча. Темная богиня предпочитала не вмешиваться в открытую в ситуацию в мире и в отношения между богами. Но все боги знали, что близкая подруга Гретеона имеет не меньшее, если не большее влияние, чем главный бог Иктива. Вот и сейчас она внимательно следила за происходящим и делала выводы. Вокруг смертного по имени Гартош происходит какая-то странная возня. И эта возня происходит не только в его родном мире. Одна только история с атратами чего стоит. Очень подозрительным выглядит то, что две могущественные богини в открытую готовы вцепиться из-за него друг другу в глотки. А другие богини прыгают к нему в постель, как простые потаскушки. Что за всем этим стоит? Действительно ли, как считает эта прозорливая Лайфа, идет Игра, которую затеяли могущественные боги, и в которой Гартошу отведена определенная роль, или здесь что-то другое. Нужно дать задание какому-нибудь демону посообразительней, чтобы внимательно следил за этим смертным. Чтобы ничего не пропустил и оставался незаметным. А самой в это время воспользоваться связями и разузнать наверху, кто из богов, а возможно даже Старших богов, имеет интерес в этой Игре, если это, конечно, Игра. Не хотелось бы попасть впросак. В мире богов, как и в мире смертных, также нужно держать нос по ветру и вовремя принять сторону того, кто сильней. Иначе можно оказаться на задворках миров, там, где быть богом чрезвычайно сложно и позорно. А то и вообще можно лишиться своего божественного статуса и пополнить ряды демонов. И начать свое расследование пожалуй стоит с того мира, где Гартош получил свой первый атрат.

А спор в храме постепенно утих. Гретеон начал опрашивать богов, каково их отношение к ситуации в Виктании и собственно к Гартошу. Боги решили поддержать позицию Терхона – об ограниченном вмешательстве в ситуацию. А по поводу Гартоша мнения разделились. Лайфа и Клокия выступили за то, чтобы примерно наказать зарвавшегося смертного. Эгрена, Наистер, Торганк, Люрена, Килеса и, к удивлению всех, Трот – бог ненависти, вступились за Гартоша. Остальные боги осторожничали и не решились выразить свою поддержку той или иной группе, резонно решив сначала изучить ситуацию более досконально.

– На этом и порешим, – подвел итог совещания богов Гретеон. – Активно в войну не вмешиваемся, Гартоша не трогаем. Посмотрим, что из этого получится. Думаю, можно расходиться по своим делам.

Боги начали исчезать. Стал таять уже и Гретеон, когда его остановил голос Рафа.

– А что делать с проклятием семьи Осколов? – поинтересовался бог судьбы.

– Да убери ты это проклятие, – отмахнулся бог света. – Я уже и не помню, кто его поставил.

VIII

Следующий визит Гартош с друзьями нанес королю Жерана – Фистену. Правда, визит этот не был согласован, короля даже не предупредили о нем.

После полуночи магическая защита летней резиденции короля, находящейся на берегу океана, была самым наглым образом взломана. Точнее, взломана очень виртуозно – так, что ни один предупреждающий артефакт не сработал. Атраты очень гордились своей работой, и носитель абсолютно честно их похвалил.

Фистен проснулся от того, что кто-то ходил по его спальне. А еще горели светильники, откуда-то даже слышалась приглушенная музыка. Взору короля открылась такаякартина: в кресле у окна сидела темноволосая красавица и не спеша пила вино. Открытая бутылка тартского вина, из личных запасов короля, стояла возле кресла. По спальне ходил огромный пес, тыкая свой нос во все углы и давая комментарии всему тому, что он там находил. Высокий брюнет рассматривал коллекцию оружия, часть из которой находилась в спальне. Из открытых дверей в кабинет (королевская спальня напрямую граничила с кабинетом) вышел смутно знакомый мужчина, держащий в руках ворох бумаг.

– Уже проснулся? – кивком приветствовал он короля. – Ничего, что я в твоих бумагах без спроса порылся? Ты же понимаешь, чисто профессиональный интерес.

– Гартош, – вспомнил наконец король, где он видел одного из ночных взломщиков.

– Я рад, что ты меня помнишь, – поклонился Оскол. – Настало время побеседовать с тобой, и вот я здесь. Мои друзья изъявили желание посмотреть, как живет король могучего королевства, и я не мог им отказать.

– Ты очень любезен.

– Со мной бывает такое. Ты будешь вести разговор из постели или, может, оденешься?

Король неуверенно посмотрел на ночных посетителей.

– Если ты стесняешься, мы можем выйти, – сказал Оскол.

– Мне нечего стесняться, – ответил Фистен и откинул легкое покрывало.

– Действительно нечего стесняться, – оценила Алеандра.

Польщенный король не спеша надел удобную домашнюю одежду.

– Ничего, что я не при полном параде? – иронично спросил он.

– Ничего. У нас ведь неофициальная встреча, – успокоил его Гартош. – Тебе помочь?

– Не нужно, даже парадный мундир я надеваю сам. Пройдемте в кабинет, – пригласил хозяин незваных гостей.

– Ты понимаешь, о чем пойдет разговор? – спросил его Оскол, когда все разместились в удобных креслах, взяли в руки бокалы с вином, а Аруш важно уселся у дверей.

– Думаю, что понимаю. Ты сейчас будешь угрожать мне личной расправой, если я не приму те условия, которые ты сейчас поставишь.

– Вот видишь, как хорошо, когда собеседники понимают друг друга даже без слов, просто правильно оценив ситуацию. Но я бы хотел, чтобы наша беседа прошла без взаимных угроз. Мне кажется, что отношения между нашими странами пора нормализировать. Та вражда, что длится между нами вот уже несколько столетий, не приносит пользы никому. Честно говоря, я уже и не помню, с чего она началась.

– Я тоже не помню, с чего она началась, Гартош, – отхлебнув из бокала, сказал король. – Но зато я хорошо помню, почему она продолжалась.

– Ну-ну, напомни, – пригубил свой бокал и Оскол.

– Дважды твои единороги вторгались на нашу территорию.

– Но, Фистен! – перебил короля Гартош. – Это была всего лишь ответная реакция на ваши действия!

– Наши действия не были настолько явны! – возразил король. – Мы действовали тонко, виртуозно, без всякой грубой силы. Вы же не нашли ничего лучшего, как вломиться на нашу территорию.

– Ну, извини, – пожал плечами Оскол. – Как можем. Тем более во втором случае пострадали мои люди, а я такого не прощаю.

– Главный виновник того, что произошло с твоим легионом, ваш собственный барон, который затаил злобу на императорскую семью. Насколько мне известно, в свое время он вместо княжества, на которое очень рассчитывал, получил баронство. Он сам пришел к нам с предложением потоптать любимый мозоль императора.

– Фистен, честно говоря, мне тогда было все равно, где находился главный виновник случившегося. Живьем сгорели сотни единорогов. Я каждой клеточкой чувствовал их муки. Так что мне было не до игр тайных служб. Я нанес удар туда, где спрятался мой враг. Если бы вы отдали тогда его мне, той бессмысленной бойни не произошло.

– Ладно, – примирительно махнул кистью руки король, – сейчас уже тяжело выяснить, кто несет большую вину за случившееся. Но я могу припомнить еще один пример очень недружеского поступка вашего императора в отношении нашего королевства.

– Какой именно? – заинтересовался Оскол.

– Аладеры. Самый подлый народ Иктива. В свое время они пришли из Реата, спасаясь от постоянных междоусобных войн. Мы приняли их и выделили им землю. Но они не оценили нашей доброты и лет сто назад захотели большей самостоятельности – якобы они пришли в этот мир отдельно от других народов и имеют право на собственное государство. Пусть имеют, но не за наш же счет! Естественно, отношение к ним резко переменилось, и земли отобрали. Тогда они пустились на поиски других покровителей, к которым можно было присосаться. Ваш тогдашний император принял их и тоже выделил им земли, целое княжество на границе с нашим королевством. Явная насмешка!

– Я знаю об этой истории, – качнул бокалом Гартош. – И готов отдать долг.

– Каким образом?

– Аладеры не оценили и нашей доброты. Когда прадед нашего императора даровал им целых два княжества, объединив их в одно, он думал, что это княжество окажется буфером между нашими, нужно сказать, не самими дружескими государствами.

– Нашли буфер, – насмешливо фыркнул Фистен. – Из них вояки никакие. Только и могут, что клянчить. То льготы налоговые подавай, то торговые, а то и напрямую денег хотят.

– У нас все то же самое, – скривился Гартош. – Пользы от этого княжества никакого. А во время правления ведьмы они одними из первых решили отделиться. Мне почему-то кажется, что вы приложили к этому руку. Я не прав?

– Прав, конечно, – широко улыбнулся король. – Ты не представляешь, какое это удовольствие, отплатить вам той же монетой. Так что там насчет давнего долга?

– Мало того что они одними из первых заявили о своем отделении, что запустило подобную реакцию у других владетельных лордов, так они еще и последними отказались от такого решения. И на требование выделить бойцов для войны с гробросцами начали стенать и придумывать всяческие отговорки. В общем, мы решили от них избавиться и вернуть вам. Так что будь готов принять своих бывших любимцев назад.

– А ты спросил, нужны они нам или нет?! – возмутился Фистен. – Это ваш геморрой, вот вам с ним и мучиться.

– Как знаешь. Но решение принято. Мы выселяем всех представителей аладеров. Если вы не примете их на том берегу пограничной реки, значит, мы сбросим их в воду.

– Сбрасывайте, – буркнул король.

Но в его глазах уже заплясали искры, которые говорили, аладеров примут, но прием будет настолько горячим, что они проклянут то время, когда впервые появились в этом мире. Хотя как знать, какая судьба ждала их в мире, из которого они пришли.

Носитель сделал еще один хороший глоток из бокала:

– Фистен, я понимаю, что между нашими государствами не может немедленно возникнуть крепкая дружба, но и с враждой нужно покончить. А сменится два-три поколения, смотри, и отношения наладятся. Но налаживать их нужно уже сейчас.

– Кроме налаживания отношений, ты решил еще и обезопасить западные границы своей империи, – усмехнулся Фистен. – Боишься нападения еще и с нашей стороны?

– Не без того, – не стал отрицать Гартош. – Но я стараюсь смотреть дальше. У меня такое чувство, что в нашем мире что-то меняется. Хотелось бы, чтобы эти изменения оказались в лучшую сторону. Наша империя сейчас серьезно обескровлена, но у нас хватит сил отбить нападение еще и вашего королевства. Дорогой ценой, но мы это сделаем.

– А если против вас ополчится еще и Тарт? – испытующе взглянул на собеседника король. – Против нападения со всех сторон не выстоять, даже такой мощной империи, как ваша. Даже учитывая, что у тебя семья атратов и такие могущественные друзья.

– Против удара со всех сторон мы не выстоим, в этом ты прав. Но в этом плане, а он существует, я знаю, есть одна неувязочка.

– Какая? – неподдельно заинтересовался Фистен.

– Дело в том, что тарты больше всего в этом мире ненавидят Гроброс. И они не пойдут ни на какое соглашение с ними, сколько бы нашей территории им не обещали. Так что никакого нападения со всех сторон не будет.

– Да знаю я, – усмехнулся король. – У меня никогда не было никаких иллюзий насчет участия Тарта в войне против Виктании. Честно говоря, и у нас достаточно противников того, чтобы ввязываться в эту малопредсказуемую войну.

– Но сторонников войны все-таки больше? – уточнил Оскол.

– Больше.

– Ну вот ты и расскажи этому большинству, с какой легкостью я взломал защиту твоего дворца, установленную сильнейшими магами вашего королевства. И добавь, что жестокий и ужасный Гартош Оскол грозился вырезать всех владетельных лордов и отдать их на корм своей любимой лошадке, которая очень любит человечину. Само собой это произойдет, если сторонники войны все-таки решатся на активные действия.

– Обязательно передам, – пообещал Фистен. – Кстати, а где лошадка? Я много о ней наслышан. Как и о твоих друзьях.

– Притащить лошадь в твою спальню, даже такую необычную, было бы пошло. А вот с друзьями могу познакомить. Алеандра, герцогиня Востарийская, вампир. Квирт, дракон. Аруш, каррлак.

– Про каррлака я знаю уже давно, у нас разведка хорошо налажена. А вот с вампиром, истинным, а не обращенным, сталкиваюсь впервые. Как и с драконом. Хочу сказать, что присутствие твоих друзей в нашем мире порождает больше слухов и кривотолков, чем наличие у тебя семьи атратов.

– Это хорошо. Мне сейчас такие слухи очень даже кстати.

Король поставил бокал на стол и прошелся по кабинету. Посмотрел на карту материка и уселся на край стола.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Я постараюсь сделать все возможное, чтобы отговорить лордов от нападения на вас. И не потому, что ты меня здесь напугал до смерти, а потому, что сам считаю эту войну лишней. Но я не уверен в исходе такого разговора. Ты ведь знаешь, моя власть намного ограниченней, чем вашего монарха. Хотя, – он ухмыльнулся, – и Витан не настолько свободен в своих действиях, как ему хотелось. Вы, Осколы, его контролируете.

– Не забывай, где мы были последние годы, – напомнил Гартош. – Абсолютной власти нет ни у кого.

– Её нет даже у богов, – вставила молчавшая до сих пор Алеандра.

– И то правда, – пробормотал Фистен. – Так как, Оскол, ты думаешь налаживать отношения?

– Торговлей, – пожал плечами Гартош. – Чем же еще. Пошире откроем границы, а то мы все больше через Тарт торгуем.

– В Тарте могут обидеться.

– Постараемся и их не обидеть.

– Разве что так…

– Ну, ваше величество, основные вопросы мы обсудили. Не смеем больше отрывать вас от сна. Только не подумай, что мы тебе приснились. Не забудь разговор.

– Забудешь тут, – проворчал король. – Вина выпили на десять золотых.

* * *

Поделиться радостью, что нашел общий язык с королем Жерана, Гартошу оказалось не с кем. И император, и дед отправились на северо-западный участок фронта, где противник ночью совершил несколько странных маневров. В некоторых местах гробросцы оставили занятые ранее позиции, в других неожиданными ударами выбили виктанийцев из насиженных уже мест. Этот участок считался относительно спокойным, поэтому ему не уделялось должного внимания. До прошлой ночи. Но теперь все внимание военного командования и руководства империи было уделено опасному участку. А учитывая, что именно там воевали с врагом дети Гартоша, то и сам он немедленно ринулся туда же.

Опасные события происходили в зоне действия третьего пехотного легиона Центральной армии. Легион совсем недавно занял эти позиции, сменив потрепанные части Восточной армии и ополчения. Гартош возник в полевом штабе легиона в разгар бурного обсуждения событий. Командор легиона эмоционально доказывал, что сможет без проблем выбить противника и вернуть оставленные позиции.

– У тебя неполный легион, – кивком поприветствовав главнокомандующего, возразил ему Мервон. – Два полка твоего легиона подойдут не раньше чем через три дня.

– Но и у противника нет здесь серьезных сил. А через три дня к нему также подойдет подкрепление, – вполне резонно заявил командор.

Лорд Руткер и император к обсуждению пока не подключались, а внимательно выслушивали более осведомленных участников совещания. Гартош удивленно и удовлетворенно отметил, что Витан надел военный мундир и совершенно не смотрелся чужим в этой компании.

– Введите меня в курс событий, – попросил главнокомандующий.

– Ранкур лучше всех знает положение вещей, – кивнул на командора Мервон.

Командор без лишней волокиты провел рукой по карте, разглаживая небольшие складки.

– Вот здесь и здесь до прошлой ночи противник вклинился в нашу оборону на несколько латонов. Через пару дней, с подходом метательных орудий и кавалерии, мы собирались ликвидировать эти опасные выступы. Но ночью враг сам скрытно покинул свои позиции и атаковал нас в другом месте. Вот здесь. Ничем не примечательное место.

– Там господствующая высота, – заметил Руткер. – Оттуда просматривается территория на десятки латонов. Лучшее место для магов, если намечается что-нибудь серьезное.

– Да нет у них сил на что-нибудь серьезное! – возразил командор. – Наша разведка доложила, что сил у них в два раза меньше, чем у нас. Если дадите нам в помощь ополчение, что находится в ближнем тылу, то за пару часов мы вернем этот холм.

– Не могу понять мотивов их действий, – задумчиво пробормотал Гартош и вопросительно взглянул на Мервона. – Готовятся к обороне? Уходят с позиций, пригодных для наступления, ради лучших позиций для обороны?

– Очень похоже на то, – согласился командующий Восточной армией. – Они оставили плацдарм на берегу вот этой речушки, значит, наступать передумали. Но холм тоже далеко вклинивается в нашу оборону, и они прекрасно понимают, что мы не оставим это просто так. С силами, что находятся в их распоряжении, я бы так не рисковал. Может, все-таки не передумали наступать и пожертвовали плацдармом ради господствующей высоты?

– Высоту надо вернуть однозначно, – немного подумав, сказал носитель. – Она нам скоро понадобится. С той магической поддержкой, которая здесь есть, я думаю, что сделаем мы это без проблем. Какие у нас здесь есть силы?

– Три моих полных полка, – вновь вступил в разговор Ранкур. – Три десятка малых полевых катапульт и пять сотен кавалерии. Еще в ближнем тылу находятся пять сотен добровольцев, которых сняли с этих позиций для отдыха.

– Возвращайте ополчение, и через пару часов начинаем атаку, – распорядился генерал. – Пора занимать выгодные позиции для наступления, которое я так мыслю, через две-три недели начнем по всему фронту.

Как только командор покинул штабную палатку, Витан задал вопрос:

– Я так понимаю, с Фистеном ты договорился, раз уже наметил наступление?

– В ближайшее время Жерана можно не опасаться, – подтвердил носитель. – Фистен очень даже неплохой парень, мы нашли с ним общий язык. Прямого вторжения не будет, в этом я уверен. Хотя расслабляться не стоит. Разные группировки лордов будут пакостить нам все время.

– От этого никуда не деться, – пожал плечами Первый маг. – Главное, чтобы мы могли снять с запада большую часть легионов.

– Сможем, – заверил деда и всех остальных Гартош. – Оставим на западе третью часть войск, остальные перебросим на восток. Кстати, лорд Мервон, я слышал, где-то в этих краях служат мои дети. Можно узнать, где именно?

– Я уже узнал, – улыбнулся в усы Руткер. – Они в том ополчении, что ты приказал вернуть на позиции.

– Вот и хорошо. Никто не сможет сказать, что Осколы отсиживаются в тылу. А где Катан?

– Он отправился в Старые Аргаты, – проинформировал генерала Мервон. – Горы сыграют сейчас очень важную роль, как плацдарм для вылазок в тыл врага.

– Все понятно, – хлопнул ладонью по столу главнокомандующий. – Показывайте вашу высоту.

* * *

Легкая утренняя дымка уже сползла с верхушек ближайших холмов и скопилась в низинах и оврагах. На вершине нужной высоты хорошо просматривалось бревенчатое укрепление.

– Что там? – указывая на сооружение, спросил генерал.

– Этот редут соорудили наши предшественники, – ответил Ранкур. – Теперь противник приспосабливает их для своих нужд.

На редуте и впрямь можно было заметить какую-то суету.

– Подождем немного, – поежившись от утренней прохлады, сказал Гартош. – Ударим по гробросцам с подходом всех сил.

Ждать пришлось недолго. Полки третьего легиона уже выстроились в готовности к атаке, когда спешным маршем подошли сотни ополчения. Генерал кивком поприветствовал сыновей, взглядом поискал дочь и нашел её в компании магов-лекарей, которые деловито разворачивали полевой лазарет, и верной Гвалы. Милена приветливо помахала рукой отцу и продолжила отдавать распоряжения подчиненным.

– Пора, – выдохнул носитель и послал первый искрящийся огненный шар в сторону укрепления.

Утренняя тишина тут же наполнилась криками, взрывами и лязгом металла – первые шеренги начали наступление. Гартош нанес по редуту еще пару ударов и на время прекратил обстрел. Хотя другие маги, в том числе и Первый маг, не прекращали наносить одиночные и совместные удары по позициям противника, которые тут же окутал густой дым.

– Дым это плохо, – поморщился носитель. – Не видно, что у них там творится.

– Сейчас разгоним, – не расстроился Руткер.

Его плащ распахнулся словно крылья, и эти крылья погнали ветер в сторону противника. Через несколько минут дым унесло в сторону, и стало заметно, что враг приготовился к обороне. Частокол копий перекрывал опасные направления, где могла прорваться конница. Два десятка катапульт уже стояли заряженные и готовились выбросить на врага смертоносное содержимое корзин. Носитель не стал медлить, и прицельными ударами сжег катапульты, находящиеся на правом фланге. Такие действия виктанийских магов не остались незамеченными, и коллеги вступили с ними в единоборство.

Но им ли тягаться в силе с носителем семьи атратов и Первым магом империи. Конечно, противостояние они проиграли и спрятались за возвышенностями – кто остался жив, разумеется. С помощью Алазы Гартош обнаружил за холмами около тысячи кавалерии. А вот это уже худо. Конница могла серьезно осложнить атаку виктанийской пехоты.

– Я на холм! – крикнул Гартош деду. – Нужно обезвредить их кавалерию, пока они не рассредоточились!

– Не рискуй! Ты окажешься в центре их обороны, помочь, в случае чего, будет некому! – пытался отговорить внука Руткер.

– В случае серьезной опасности я вернусь.

И не обращая внимания на ворчание деда, Гартош перенесся на полуразрушенный редут. Конечно, за ним увязался Аруш. Алеандра и Квирт перенеслись сами. Дымящееся укрепление не подавало признаков жизни – никто больше не рисковал появиться там, куда наносился самый массированный магический удар. С господствующей высоты хорошо просматривались силы, которыми обладал противник. Еще два десятка катапульт расположились сразу за холмом. Кавалерия двумя крыльями готовилась зажать наступающих в клещи, да и пехоты обнаружилось больше, чем докладывал Ранкур. По всему видать, гробросцы готовили ловушку для врага, и она вполне могла сработать, если бы в атаке не принимали участие сильнейшие маги Виктании.

– Берите правое крыло кавалерии, а я левое, – отдал распоряжение друзьям носитель.

С Фатара сорвался целый веер лучей, разрезая всадников вместе с лошадьми. До чего же грозное оружие, эти атраты, успел подумать Гартош, как его самого буквально ошеломил удар такой силы, что померкло в глазах. В себя он пришел быстро и обнаружил, что находится в защитном коконе – атраты среагировали на неожиданно сильную атаку гораздо быстрей своего носителя.

«Это ловушка! – запоздало проинформировал Гартоша Тенос. – Все действия гробросцев с самого начал были нацелены на то, чтобы выманить тебя на этот холм. Черт! Я мог бы и догадаться! Ведь чувствовал же, что что-то не так!»

«Хватит стенать! Лучше думай, как избавиться от блокирующей магии!» – сердито крикнула Алаза.

Носитель уже и сам увидел, что, помимо постоянно повторяющихся ударов, их удерживают три мощных магических артефакта. Удерживают и не дают сбежать с опасного холма. Друзей за мутными стенками кокона Гартош не видел и надеялся, что они не пострадали во время этой неожиданно сильной атаки, ведь она была направлена в первую очередь на него. Снова сильнейший таранный удар потряс стенки кокона, и все мысли направились на поиск выхода из этой непростой ситуации, ведь скоро на холм взберутся охотники на Гартоша Оскола и прикончат его без особых проблем.

– На секунду снимите защиту, я попробую разбить один из вражеских артефактов! – отдал он распоряжение атратам.

«Это слишком опасно! – возразила Алаза. – Без защиты ты станешь слишком уязвим! Атака идет с трех сторон, мы не сможем отразить все удары! Здесь наверняка сосредоточены самые сильные маги Гроброса!»

– Сделайте небольшую щель в защитном куполе! Мне нужно избавиться от этих чертовых магических мин!

Больше возражать атраты не стали. Гартош вытащил меч, накачал в него разрушительной магии, и в миг, когда приоткрылся кокон, ударил в щель между бревнами, в котором притаился магический артефакт в виде сплетенной в клубок золотой проволоки. Этого мига хватило, чтобы вражеские маги усилили атаку на носителя, и им почти удалось сбить его с ног – ведь держать полный купол гораздо легче, чем разорванный, вот и начали удары достигать своей цели. Из ушей носителя потекла кровь, голова наполнилась тяжелым, давящим гулом. Он с трудом смог прийти в себя – сейчас на Венеру было мало надежды, все ресурсы она направила на защиту.

– Мы уничтожили артефакт? – тяжело шевеля прокушенным языком, спросил Гартош.

«Один уничтожили, – обрадовала Алаза. – Но я не уверена, что у тебя хватит сил на второй. А мы тебе не сможем помочь».

– Хватит сил, – крепче становясь на ноги, прошамкал носитель.

Он приготовился нанести еще один удар мечом, когда давление на защиту значительно ослабло.

– Без деда решили насладиться настоящим магическим боем? – раздался голос снаружи кокона.

– Специально тебя ждали, – снимая защиту, прошепелявил Гартош.

Картина, которая открылась его глазам, впечатляла. Склон холма, обращенный к гробросцам, устилали сотни трупов, и Алеандра с Квиртом продолжали выкашивать наступающих смертоносной магией. Аруш отыскал третий удерживающий артефакт и, плюясь кровью, тащил его прочь от редута. Лорд Руткер, уничтожив второй артефакт, отражал удары магов, которые расположились на соседних холмах.

– Будем уходить? – спросил он.

– Черта с два! – вновь не дал покоя своему пострадавшему языку Гартош.

«Где здесь главный противник?» – спросил он атратов.

«На холме справа, – быстро отреагировала Алаза. – Похоже, что там все тот же злополучный эльф».

Ну что ж. Нужно отдать ему должное – ловушка удалась на славу, и если поблизости не оказалось бы деда и друзей, она, скорей всего, завершилась бы успехом.

Мощный вихрь закрученных в жгут разрушительных заклинаний понесся в сторону обозначенной высоты. От удара верхушку холма срезало словно косой.

«Достали гада?» – спросил носитель атратов.

«Вряд ли, – досадливо ответила Алаза. – Перед самым ударом я заметила два магических перехода, значит, как минимум два мага сумели сбежать».

– Впечатляет, – отвлекся на миг от боя Руткер. – Повторить сможешь?

– Постараюсь, – процедил Гартош.

Его ярость искала выхода, поэтому новый удар получился еще сильнее, буквально разметав холм в клочья. Но теперь даже носитель заметил, что за миг до уничтожения холма его покинули несколько магов. И наверняка сильнейших магов.

Носитель зло выругался:

– Черт! Всех достать не удалось!

– Скажи спасибо, что сам жив остался, – резонно заметила Алеандра. – Ловушка подготовлена идеально, рассчитали точно, чтобы ты заинтересовался холмом. В нужном месте удерживающие артефакты, и атака с двух сторон. Даже с трех. Но третье направление мы с Квиртом нейтрализовали быстро, а потом пришлось заняться наступающей пехотой. Те, кто готовил эту ловушку, не учли только одно, что с тобой пойдем мы. Они надеялись, что ты сам захочешь решить проблему, но просчитались.

– Спасибо, что в очередной раз спасли мне жизнь, – от души поблагодарил Гартош. – И тебе, Аруш, спасибо, очень вовремя убрал этот артефакт.

У каррлака была обожжена пасть, даже клыки местами обуглились. Было видно, насколько тяжело ему дается сдерживать боль. Поэтому он не ответил, только понятливо махнул лобастой головой.

– Надо закончить то, ради чего ты так опрометчиво сюда приперся, – сказал Руткер. – Внизу еще не все гробросцы разбежались.

– Хоть это, – пробормотал генерал, посылая смертоносные лучи вслед убегающему противнику.

За короткое время все, кто не успел убежать или скрыться после того, как западня не удалась, были уничтожены. Разозленные маги не оставили шансов никому.

Минут через десять на вершину холма взобрался Зоктер.

– Ну и силен ты, отец, такую атаку выдержал! – восторженно воскликнул он. – Даже нам достались осколки!

– И попался, как сопливый недоросль, – недовольно сгримасничал Гартош. – Выходит, что меня просчитать легче легкого.

– А ты не веди себя, как этот самый недоросль, и не будешь попадаться, – проворчал Руткер.

– Постараюсь, – улыбнулся генерал.

IX

Никор сидел на открытой террасе своего дворца. Точнее, дворца Верховного князя, который он временно занимал. Далеко внизу, за верхушками деревьев роскошного сада просматривались лазурные воды Срединного океана. Только что дворец покинули два князя с южного побережья. У каждого имелся порт в удобных бухтах, но доходы от них едва покрывали расходы на их содержание. Вину за это князья возлагали на сконьеров. Да, островитяне совсем обнаглели – портовые сборы платят мизерные, а за доставку товара берут втридорога. Свой же каботажный флот с торговыми перевозками справиться не может, слишком опасное плаванье у западных берегов Тарта. А корабли, выходящие дальше от берега, рискуют попасть в лапы пиратов. Причем, как подозревали моряки, роль пиратов часто исполняли сами сконьеры, они жестко пресекали всякие попытки возникновения мощных конкурирующих флотов. И поймать их на горячем практически невозможно, они нападают на корабли, только когда берег скрывается за горизонтом и нет свидетелей, а открытый океан – стихия сконьеров, там исход всегда одинаковый. Несколько войн, произошедших с морскими молодцами, ни к чему хорошему не привели. Создать флот, равный флоту островитян, тартам оказалось не под силу, не хватало времени, знаний и подготовленных людей. А оставлять на много лет торговлю без главного транспорта было равно самоубийству. Сконьерам даже не нужно было участвовать в морских сражениях, они просто убирали из тартских портов свои торговые корабли, и через некоторое время сами тартские торговцы, владетельные лорды, ремесленные цеха и прочие заинтересованные взвывали от безысходности и требовали вернуть островитян. Приходилось идти на поклон. И так случалось уже не один раз. Но терпеть произвол хозяев моря, как они сами себя называли, уже не было сил, нужно что-то делать. Только что?

Размышления Верховного князя прервало чье-то деликатное покашливание. Никор повернул голову, рядом, на спинке плетеного кресла сидела неприметная серенькая птичка. Птичка еще раз прокашлялась и очень знакомым голосом спросила:

– Извините, что прерываю, но не будет ли Верховный князь так любезен, чтобы отвлечься ненадолго от своих, несомненно, важных дум и принять в гости старого друга?

– Гартош, – расплылся в улыбке Никор. – А я все думаю, когда же ты соизволишь навестить, как ты говоришь, своего старого друга? А то уже весь Иктив гудит о триумфальном возвращении Гартоша Оскола, а со мной даже словечком не перекинулся.

– Прости, Никор, но ты должен понимать, какие проблемы приходится мне решать.

– Да понимаю я, понимаю. Проходи уже.

Пичуга важно уселась на кресло, начала увеличиваться в размерах, менять свой облик, и вскоре кресло заполнил Гартош Оскол. Два друга с шумом отодвинули свои кресла и принялись с жаром давить друг друга в дружеских объятьях.

– Дай я на тебя посмотрю, – отодвинул от себя Оскола представитель рода Сертеров. – Вот гад! Почти не изменился за эти годы!

– Да и тебя не слишком жизнь потрепала, – вернул комплимент Гартош. – Так ты теперь Верховный князь! Важная птица.

– Очень важная, – подтвердил Никор.

– И как это тебя угораздило в обход отца занять трон?

– Да ничего сложного. Просто отец оказался компромиссной фигурой, когда несколько лет тому назад полномочия прежнего Верховного князя закончились, и большая часть князей не захотела их ему продолжить. Трон предложили отцу. Но тот отказался, сославшись на плохое здоровье и на то, что влажный климат Колосаны будет ему вреден. И предложил взамен меня. Ты бы слышал, какой тогда поднялся вой. Некоторых князей чуть не разорвало от возмущения, что нарушаются традиции. Но вмешались старейшины и сообщили, что такой случай в нашей истории уже был. Правда, очень давно, еще до того времени, когда предок вашего нынешнего императора раскроил нашу общую страну на две части.

– У вас это так воспринимается? – удивился Гартош.

– Именно так, – подтвердил князь. – А вы, наверное, во всем вините нас?

– В общем-то да, – не стал отрицать Оскол. – Ну да ладно, то все давние времена. История, так сказать. Нам теперь надо думать, как новую историю не испохабить.

– Давай думать, – с готовностью согласился временный монарх Тарта. – Но думать лучше под бокал хорошего вина из окрестностей Колосаны.

– В этом ты прав. Тем более я надеюсь, что ты не будешь жадничать и выставишь лучшее, что есть в твоих подвалах.

– Можешь не сомневаться, – даже немного обиделся на слова друга Никор. – У меня здесь прекрасная коллекция, собранная еще моими предшественниками.

Князь постучал по нагрудному талисману, и через несколько секунд из дверей, ведущих вглубь дворца, появился слуга. Он почти не проявил удивления относительно внезапного появления незнакомца и вопросительно уставился на монарха.

– Принеси кувшин «Розы Колосаны». Семилетней выдержки.

– Той самой? – на всякий случай уточнил слуга.

– Той самой, – подтвердил Никор. И объяснил другу: – По общему признанию знатоков, семь лет назад в окрестностях столицы получили лучший урожай за последние тридцать лет. И я с этим целиком и полностью согласен. Это вино хранят в запечатанных кувшинах, и число кувшинов ограниченно. Так что будешь внукам рассказывать, что пил лучшее вино на Иктиве.

– Если оно настолько прекрасное, как ты мне сейчас расписал, то буду рассказывать, – согласился генерал. – А пока вино не принесли, рассказывай свою точку зрения на то, что происходит в Тарте, Виктании и вообще в Иктиве.

– В Тарте все в порядке, – вытянув ноги и скрестив руки на животе, начал обсуждение ситуации Никор. – Если не считать, что на нашей границе прочно обосновались гробросцы, и что сконьеры снова решили показать свою незаменимость и выкручивают нам руки своими ценами на перевозки.

– Все решаемо, Никор. Виктания остановила продвижение Гроброса и собирает силы для наступления. Думаю, приблизительно через месяц мы начнем вытеснять врага со своей территории. И как ты сам понимаешь, в этом деле мы очень надеемся на вашу помощь.

– С помощью проблем не будет, – обнадежил Сертер. – Мы бы уже давно вступили в войну, только ведьма, которую ты благополучно отправил к праматерям, отвергла нашу помощь.

– Спасибо, я знаю, что в сложившейся ситуации вашей вины нет, скорей наоборот. Если бы не ваше негласное присутствие в боевых действиях, нам пришлось бы намного хуже. А насчет сконьеров, то здесь нам также лучше действовать сообща. Причем сообща с Жераном. А возможно, и с Реатом.

– Я уже наслышан о твоем визите к Фистену, – усмехнулся Никор. – И о реакции, которую вызвал этот визит.

– Просвети меня насчет реакции, – заинтересовался Гартош.

– Мне докладывали, Фистен не стал скрывать, что ночью его посетил Гартош Оскол. Посетил почти с дружеским визитом. Ты бы слышал, как взвыли лорды. Большая часть кланов требовала немедленно напасть на Виктанию, так как ночное вторжение можно считать объявлением войны. Их главный довод – Виктания ослаблена, если воевать с ней, то именно сейчас.

– И что дальше?

– Фистен долго доказывал лордам, что лучше иметь на границе вполне привычную Виктанию, чем непредсказуемый и уверенный в своей непобедимости Гроброс. Многих это переубедило. Но не всех. Последним доводом, который перевесил чашу в пользу невмешательства, стали те слова, что ты просил передать самым рьяным сторонникам войны.

– Что приду и всех убью, – понятливо кивнул Гартош. – Я знал, грубые угрозы возымеют действие. Когда понимаешь, что ты никогда не сможешь находиться в безопасности, то начинаешь несколько по-другому смотреть на ситуацию.

– Не знаю, Гартош, – покачал головой Никор. – По-моему, это не самый мудрый поступок.

– Это еще почему?

– Ты заставил их бояться, а это не прощается. Заставить дружить, держа под горлом кинжал, невозможно.

Оскол задумался.

– Наверное, ты прав, дружище. Но у меня не было времени на долгие уговоры и прочую дипломатию. Ты же знаешь о положении на фронте и в стране.

– Знаю, поэтому и не осуждаю тебя. Просто ты должен понимать, что полноценного союзника из Жерана не получится. Они постоянно будут помнить о твоем визите к королю и о твоих угрозах и затаят зло. От них постоянно нужно ждать удара. Может, не прямого удара, скрытого, но это будет, я не сомневаюсь. Может быть, тебе нужно было нанести не ночной визит королю, а легальный визит на собрание лордов? Тогда у тебя нашлось бы гораздо больше союзников. А если бы ты еще попросил помощи… Конечно, они тебе её не дали бы, но и удара в спину, я думаю, не нанесли бы.

Оскол посмотрел на друга совсем другими глазами:

– А ты стал настоящим правителем. Я так глубоко не задумывался.

– У меня хорошие учителя и советники, – скупо улыбнулся князь.

– Нужно было сначала навестить тебя, посоветоваться.

– Вот! – торжественно поднял указательный палец Сертер. – Первая мудрая мысль, которая посетила моего друга за этот вечер.

– Возможно, все это можно будет исправить.

– Каким образом?

– Я, пусть и запоздало, но посещу Жеран и публично, перед всеми лордами, попрошу прощения за свое вторжение к королю.

– Это будет не лишним. А вот и наше вино!

В комнату вошла изящная женщина, в которой Гартош без труда узнал Лекгарету. Он вскочил на ноги:

– Лекгарета! Поистине ты отмечена благосклонностью богов! С годами становишься только краше!

Княгиня ответила милой улыбкой, которая запомнилась Гартошу еще с первой встречи.

– Что не отнять у этого хитрого Оскола, так это умение угодить женщине… – пробормотал князь.

Передав поднос с вином и бокалами мужу, княгиня принялась стыдить Оскола:

– Гартош, но нельзя же так! Нужно было предупредить! Мне стыдно, что я не могу должно встретить друга мужа.

– Извини, Леки, но у меня сейчас абсолютно нет времени на приемы и дружеские посиделки, – виновато развел руками Гартош. – Столько всего навалилось, что время могу уделить только государственным делам. Причем самым важным делам.

Никор поддержал друга:

– Да, Леки. У нас с Осколом очень важный разговор. Я позову тебя, если потребуется.

– Какие вы все важные и таинственные, – надула губки княгиня. – Так и хочется вылить содержимое кувшина на ваши мудрые головы.

– Брысь отсюда! – шутливо хлопнул жену по попке Никор. – За кувшин такого вина некоторые убить готовы, а она на голову вылить.

Княгиня не стала испытывать терпение мужа и не спеша удалилась. Никор бережно разлил вино по бокалам и вернулся в кресло. Сделал небольшой глоток и спросил:

– Так как ты думаешь приструнить сконьеров?

– Отличное вино, – прежде чем вернуться к серьезным разговорам, похвалил хозяина Гартош. – А к сконьерам у меня свой счет, еще с академии тянется. Я тогда одному боцману пообещал, что найду способ приструнить островитян.

– И что это за способ?

– Здесь в одиночку не справиться ни одному государству. Нужно дружно, всем сразу, перестать пускать сконьеров в наши порты. А вам еще и землю у них отобрать, что под город-порт выделили.

– Это парализует нашу торговлю. Наши корабли не справятся с объемом, – возразил Сертер.

– Не торопись. Для этого нужно хорошо подготовиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Нужно скрытно, на внутренних реках, создать дополнительный флот. Не меньше четверти от того, что есть у каждого государства. А еще нам нужно нарастить военный флот.

– Скрытно не получится, – снова не согласился Никор. – Если бы это происходило в одной стране, еще можно ожидать скрытности, да и то на определенное время – у островитян хорошо налажена разведка. А так они узнают о нашей задумке раньше, чем мы начнем её осуществлять.

– Надо, Никор, чтобы скрытно, надо. Без этого ничего не получится, торгаши нас сожрут. Можно строить корабли на разных небольших верфях, так удастся скрыть масштаб нашей задумки. Нам нужно продержаться без кораблей сконьеров месяц, максимум два. Островитяне целиком и полностью зависят от перевозок и торговли. Через месяц они почувствуют нехватку продовольствия, а через два у них начнется настоящий голод. Но думаю, что так долго нам ждать не придется.

– Ждать чего?

– Начала переговоров. Когда они поймут, что все страны настроены серьезно, то наверняка примут большую часть наших условий.

– А каковы наши условия?

– Вот об этом давай думать.

– Хорошо, – немного подумав, сказал Никор. – Мы построили необходимое количество кораблей. Но на них же еще и команды нужно набрать. А подготовка команды не одного месяца задача. Это даже сложней сделать, чем построить корабль.

– Вот! Это и будет одним из условий, на которых мы согласимся вновь пустить в свои порты сконьеров. В своих портах мы разрешим швартоваться только тем кораблям островитян, в которых не меньше трети или хотя бы четверти команды будет состоять из наших людей.

– А вот это мысль, – оживился князь. – Так мы двух целей добьемся. И наших людей обучим морскому ремеслу, и обезопасим наши корабли, которые будут выходить в открытое море. Вряд ли они решатся нападать на наши корабли, имея на борту чужаков.

– Свои корабли нам придется прикрывать в любом случае. Если на них не будут нападать корабли островитян со смешанными командами, то это не значит, что они не создадут специальные команды, чьей задачей будет уничтожение наших кораблей.

– И что ты предлагаешь в этом случае?

– Караваны. Большие караваны кораблей, в сопровождении боевых кораблей, на которых будут находиться специальные абордажные команды. В свое время мы довольно легко справились с командой сконьеров, применив опыт ведения сухопутного боя в ограниченном пространстве. Только так, активно противодействуя островитянам, нам удастся их обуздать. Конечно, мы не сможем полностью отказаться от их услуг, ведь они непревзойденные мореплаватели и не одну сотню лет безраздельно правят на океанах, но поумерить их аппетит мы должны обязательно.

– Не знаю, Гартош. Идти на очередной открытый конфликт с сконьерами слишком опасно. После каждого такого конфликта в проигрыше оказывались именно мы, ведь им благоволят богини моря и ветра.

– Я так думаю, – хитро прищурился Оскол, – что за благосклонность морской богини мы можем побороться.

– Надеешься на помощь Наистер? – понятливо усмехнулся Никор.

– Скорей, Малиарта. С самой владычицей морей мне как-то не довелось столкнуться.

– Если мы сможем заручиться поддержкой повелителей морей и океанов, тогда у нас может получиться совладать с островитянами. Но враждовать с Клокией нам так же не с руки, сам знаешь, без ветра на море никуда.

– А вы не враждуйте. Ну а мы и на галерах поплаваем. Тем более что в выигрыше, в случае успеха, больше всего останетесь вы, Жеран и Реат. А у нас всего один большой порт на море, так что наша добыча окажется меньше всех. Для нас главное – сконьеров поприжать.

– Можешь не сомневаться, Гартош, что для нас это еще более важно, чем для вас, – князь задумчиво уставился поверх верхушек деревьев, туда, где океан смыкался с небом. – Что я могу сказать про твой план, – сказал он через пару минут раздумья, – в общем, он хорош. Не идеален, конечно, но хорош. Нужно думать, как будем договариваться с Жераном и Реатом.

– Я могу с ними пообщаться. Фистен, по-моему, особо не обиделся.

– Зато лорды обиделись, – буркнул Никор. – Если ты туда заявишься сейчас, то это может быть воспринято как ультиматум. И тогда сам понимаешь, Жеран не поддержит твою идею. Возможно, вообще не стоит упоминать, что это твоя идея, а отдать её авторство мне. Если тебя, конечно, не беспокоит слава главного борца со сконьерами.

– Не беспокоит, – улыбнулся Оскол. – Пускай она принадлежит тебе. Тем более что в наибольшем выигрыше окажется именно Тарт. У вас и так самый большой, после сконьеров, конечно, флот на Иктиве.

– Тогда доверь это дело мне. У тебя и других хлопот хватит.

– Это точно.

– Я поговорю с императором Реата и королем Жерана. Скорей всего, понадобится личная встреча четырех монархов.

– И провести её лучше всего в Колосане, – добавил Гартош.

– Согласен. Переговоры и подготовка к встрече, если она состоится, конечно, займет не меньше недели, а то и две.

Гартош вздохнул:

– Хорошо бы, чтобы она состоялась. На ней мы могли бы решить не только проблему с сконьерами.

– Я постараюсь все для этого сделать. А сейчас давай вернемся к главной причине твоего визита сюда. К войне с Гробросом.

– Да, пора поговорить о более насущной для нас проблеме.

– Мы готовы вступить в войну хоть с завтрашнего дня, – сказал Сертер и деловито продолжил: – На границе с Виктанией и возле неё у нас находится почти стотысячная армия. Еще столько же мы сможем подтянуть туда в течение месяца. Половина всей нашей армии это конница. Так что давай координировать наши действия.

– Давай, – так же деловито сказал Оскол. – Но прежде у меня вопрос. Как князья относятся к участию Тарта в войне на стороне Виктании?

– Для большей части князей это не война на стороне Виктании, а война против Гроброса. Здесь мы на своей стороне. Ни у кого даже не возникло сомнений, должны ли мы воевать против нашего извечного врага.

– Ну что ж, мне понятно. Теперь обсудим детали. У нас на фронте так же находится сто тысяч человек, у Гроброса в два с половиной разбольше. Через месяц-полтора подойдут еще двести тысяч наших бойцов. Перевес уже получится в нашу сторону. А с учетов вашей армии перевес подавляющий.

– За это время Гробросу тоже подойдет подкрепление, – резонно заметил Никор. – А еще они хорошо подготовятся к обороне. И не тебе объяснять, как они умеют обороняться. Даже совместными усилиями мы не смогли отбить Шерамский плацдарм.

– Согласен, ждать подхода основных сил не стоит. Нужно уже сейчас теребить оборону противника своими выпадами. Конечно, на полноценное наступление у нас сил не хватит, но мы сможем помешать ему создать полноценную оборонительную линию, а там уже придет время массового наступления.

– Вот именно. Еще было бы неплохо убедить гарптов покинуть место боевых действий и вернуться домой. А это минус тридцать тысяч пехоты.

– Хорошая идея. Только как её осуществить?

– Нужно убедить шаманов и военных вождей, что боги больше не хотят, чтобы гарпты воевали на чужбине, и что они должны вернуться на родину.

– У меня есть идея, как убедить гарптов вернуться домой, – загадочно улыбнулся Оскол. – Даже не придется уговаривать шаманов с вождями, они сами будут стремиться поскорей оказаться дома.

– Ну-ну, выкладывай, – заинтересовался князь.

– Собственно, если этот план сработает, то нам удастся закончить войну быстро, без всех этих затяжных кровопролитных боев и огромных потерь.

– Надеюсь, это не попытка убить императора Гроброса? Потому что это не самая лучшая идея, она нам ничего не даст. Таким образом войну не закончить.

– Нет, убивать Гир-Ферия я не собираюсь, хотя и очень хочется.

– Не тяни, выкладывай, – поторопил друга Никор.

– Нужно захватить Шерамский плацдарм. Точнее крепость на перевале. На единственной дороге через Межевые горы.

– Очень хороший план, – согласился Никор. – Сразу видно, ты очень долго над ним думал. И плевать, что эта крепость самый охраняемый объект на всем Иктиве. Даже своего императора гробросцы так не охраняют.

– Да знаю я все! Знаю, что оборона перевала беспрерывно совершенствуется, вот уже триста лет. Но с помощью атратов я смогу взломать их оборону.

– Взломать оборону мало. Нужно захватить саму крепость. И самое главное, удержать её.

– Ты сначала выслушай до конца. Я еще никому не выкладывал своих размышлений, ты первый. Если скажешь, что мой план неосуществим, забудем о нем.

– Говори.

Гартош немного посидел, затем начал выстраивать на столе непонятную конструкцию из подручных средств. Затем плюнул, и атраты построили миниатюрную крепость, которая перекрывала единственную дорогу с восточного края континента в западную.

– Смотри. Вот эта крепость. В общем, она совсем небольшая.

– Но выглядит неприступно. Такую крепость можно оборонять небольшими силами.

– А вот это как раз и хорошо!

Никор посмотрел на друга с беспокойством, что тот усмотрел хорошего в неприступности крепости врага.

– Я не вижу в этом ничего хорошего. Во-первых, нам еще нужно добраться до Шерамского плацдарма. Сделать это лучше всего с нашей территории. Но гробросцы, едва вышли на нашу границу, стали строить вдоль неё сплошное укрепление, преодолеть которое удастся только ценой огромных потерь. Затем, преодолев эти укрепления, мы выйдем под стены Шерама, взять которые нам не удалось даже двумя армиями. Если предположить, что мы взяли эту сплошную полосу оборонных сооружений, и у нас еще остались силы, то нам предстоит выбить врага из крепости на перевале, а там высота стен не меньше ста шетов, и магическая защита соответствует этим стенам. Здесь никакие атраты не помогут.

Гартош внимательно выслушал друга и спросил:

– Ты закончил? Теперь давай продолжу я. Ты все правильно сказал, крепость, по сути дела, неприступна, но в некоторой степени это может оказаться нам на руку. План таков. Я пробиваюсь сквозь магическую оборону крепости. Это тяжело, но возможно, мои атраты проверяли. Дальше, вот сюда, во внутренний двор крепости, один за другим переносятся полки Черного Легиона с пехотой. Мы захватим крепость изнутри. Возможно, единорогам удастся сделать несколько переходов и доставить в крепость как можно больше бойцов.

– Это может сработать, – немного подумав, признал Никор. – Что дальше? Я уверен, что гробросцы быстро придут в себя и перекроют подпространство. И, несмотря на всю неприступность крепости, они все-таки сумеют её взять, ведь с восточной стороны она укреплена не так сильно, как с западной.

– А вот тут и вступают в дело тарты! – торжественно объявил Гартош.

– Вот как? – неподдельно удивился Никор. – Какую роль ты нам отвел?

– Пока мы будем оборонять крепость, тартская конница должна скрытно переправиться по морю на земли гарптов, совершить скрытый переход по их территории и выйти к подножию крепости с востока, где их меньше всего ожидают.

Теперь Верховный князь задумался надолго. Наконец он медленно стал говорить:

– Все, что ты придумал, вполне осуществимо. Кроме одного. Мы сможем за три дня пройти земли гарптов, тем более что значительные их силы находятся на этой стороне Межевых гор. И появление наших войск с той стороны гор для гробросцев действительно окажется неожиданностью. Но объясни мне, как и на чем мы переправимся по морю? Тем более скрытно.

– На чем? Это уже твоя забота. Собери все суда, могущие перевозить кавалерию. Нужно переправить не менее десяти тысяч всадников с лошадьми. А вот скрытность попробую обеспечить я, договорившись с владыками моря. В этом и состоит главная проблема моего плана. Все упирается в то, согласятся ли морские правители участвовать в этой авантюре.

– Это действительно авантюра, Гартош. Но очень заманчивая авантюра. Если все получится, то войну можно будет закончить намного быстрей и с меньшими потерями. Перестав получать подмогу с той стороны Межевых гор, гробросцы не смогут нам долго и эффективно сопротивляться.

– А, кроме того, – продолжил Оскол, – у нас, наконец, появится возможность убрать этот пресловутый Шерамский плацдарм.

– И создать его на той стороне Межевых гор! – с энтузиазмом подхватил Никор.

– Вот именно.

– Не знаю, Гартош, слишком много если. Если тебе удастся договориться с морскими владыками. Если удастся без особых проблем проникнуть внутрь крепости на перевале. Если удастся соблюсти секретность. Но дело, если выгорит, стоит того, чтобы мы рискнули. И сразу вопрос. Как будем делить плацдарм с той стороны гор? Если мы, конечно, его создадим.

– Пополам, конечно, – недоуменно поднял брови Гартош.

– Нет, нам нужно отдать две трети, ведь наше участие больше.

– Имей совесть, Никор, только пополам.

– Ну ладно, – вздохнул Верховный князь. – Попробовать стоило. Пополам так пополам.

– Мы дадим вам магов, которые помогут прикрыть переход вашей кавалерии через территорию гарптов.

– Зачем? – удивился Никор. – Сами справимся.

– Но я слышал, что у вас мало хороших магов.

– У тебя неверные сведения, – скупо улыбнулся Сертер. – Наши маги не хуже ваших.

– Скрытничали, значит, – понятливо кивнул Оскол.

– Не без того. Вам самим магическая поддержка понадобится. Армуда хорошо постаралась, чтобы уничтожить как можно больше ваших талантливых магов. Ладно, общие детали войны с Гробросом и борьбы со сконьерами мы обговорили. Есть у тебя еще неотложные вопросы?

Лицо носителя разом потеряло сосредоточенность и расплылось в широкой улыбке:

– Неотложных нет. Но накопилось много простых вопросов. Как живешь, как семья, жена, дети, отец, сестры?

Монарх Тарта тоже отбросил даже намек на официальность:

– Все хорошо, Гартош. Все хорошо. Жена умница, не в свое дело не лезет, но советом поможет. Дети растут, четверо у меня. Старших ты видел, с меньшими познакомлю позже. Кстати, старший сын сейчас в Виктании воюет. Но об этом никто не должен знать, мы ведь пока официально не участвуем в войне.

– Мои тоже на фронте. Надо будет как-то познакомить их.

– Надо. С отцом все в порядке. Тоже рвется повоевать. Может, и представится ему такая возможность. Две сестры замужем за князьями. – Никор замялся. – Только младшая неблагополучная.

– А с ней что случилось?

– Случилось? – переспросил князь. – А случилось то, что умная слишком. Обучалась у лучших наших магов и ученых: философов, историков, лекарей. Теперь ей все не так, никак замуж отдать не можем. Тот лысый, тот маленький ростом, у того живот больше пивного бочонка, а тот непростительно глуп. Вот так и маемся с ней. Она сейчас здесь, в Колосане, составляет Лекгарете компанию. Недавно мне намекнули, что один из королей Реата проявляет к ней интерес. Если и сейчас заартачится, насильно замуж отдадим.

– Умная, говоришь… – пробормотал Гартош и небрежно спросил: – А сколько ей лет?

– Тридцать два, – ответил Никор и на всякий случай добавил: – В самом соку девка.

– Так она во дворце?

– Да, здесь, недалеко.

Никор с надеждой взглянул на друга, вдруг поможет решить и эту непростую проблему.

– Зови! – не подвел друг.

– Леки! – забыв про талисман, крикнул князь.

Лекгарета вошла тут же, словно стояла за дверью, а скорей всего так и было.

– Приведи Элиру! – распорядился муж.

Княгиня бросила на мужчин острый взгляд, чему-то сама себе кивнула и скрылась за дверью.

Никор больше не задавал другу вопросов, боясь спугнуть потенциального клиента. Только нервная дробь, которую выбивали его пальцы, выдавали напряжение монарха. Видимо, этот вопрос являлся для него не менее важным, чем война с Гробросом и сконьерами.

Лекгарета вернулась быстро, и, судя по тому, как она запыхалась, княгиня чуть ли не на себе тянула сестру мужа. Но все-таки украсить потенциальную невесту успели – не постоянно же она ходит в таких тяжелых украшениях.

Гартош демонстративно рассматривал сестру друга. Да, хороша – среднего роста, очень женственная фигура. Тонкую талию перехватывал золотой пояс с изумрудами, на голове золотой же обруч с трудом удерживал густые локоны, которые норовили стыдливо прикрыть широко поставленные, чуть раскосые глаза красавицы. Именно глаза делали её похожей на обитателей Тайринских лесов. Элира сначала пыталась кротко смотреть в пол, но надолго её кротости не хватило. Её ресницы взлетели, и она вызывающе уставилась на Оскола.

Эта борьба взглядов длилась недолго. Гартош поднялся, обошел девушку по кругу, словно подчеркивая – она его интересует в первую очередь как товар.

– Глаза сломаешь, – насмешливо сказала Элира.

– Так есть обо что сломать, – с готовностью ответил Оскол.

– И к чему весь этот спектакль? Зачем приводить меня сюда и рассматривать, словно породистую лошадь на ярмарке, – в голосе Элиры появились первые признаки раздражения.

– Придержи язык, – негромко, но веско произнес её брат.

– А может, ты меня и интересуешь как породистая лошадь, – не обратив внимания на слова друга, сказал Оскол.

– И кто купец? – остро взглянула на него княжна.

Гартош не ответил, он провел женщин за стол, усадил, сам сел в свое кресло и, сцепив пальцы, стал не спеша говорить:

– Понимаете, у нас недавно овдовел император…

Легкое разочарование мелькнуло в глазах у всех собеседников, видимо, Сертеры видели первым кандидатом самого Гартоша. Но разочарование быстро сменилось предельным вниманием, породниться с Гратрами было не менее почетно, чем с Осколами.

– А в такое тяжелое время монарху особенно нужен надежный тыл, – продолжил Гартош. – Конечно, кто-то может посчитать, что война не самое лучшее время для монарших браков, но я другого мнения. Именно сейчас Витану нужна нежная, но надежная поддержка. Поэтому когда я узнал, что сестра моего друга, а по совместительству монарха Тарта, до сих пор не вышла замуж, решил, что это самый лучший вариант для наших стран.

– Вариант действительно заманчивый, – также не спеша начал Никор. – И война этому браку совсем не помеха, а как раз наоборот. Хотя я не постоянный монарх Тарта, а временный, но если наши семьи породнятся, то это снимет многие вопросы о нашем участии в войне с Гробросом.

– А меня кто-нибудь спросил? – почти выкрикнула Элира.

– Вот сейчас и спросим, – опередил всех ответом Гартош. – Нет ли желания у Элиры, княжны Юквара, стать императрицей Виктании?

Взоры всех присутствующих буквально прикипели к Элире. Причем два взгляда не сулили ей ничего хорошего в случае отказа.

Княжна обвела всех внимательным взглядом и остановилась на Гартоше:

– Это официальное предложение или твоя личная инициатива?

– Моя инициатива. Но, на мой взгляд, мысль очень удачная. Сама подумай, выше императора Виктании в Иктиве никого нет. Только он да еще император Гроброса твердо сидят на своих тронах. К тому же Витан не урод и совсем не глуп. Он станет тебе хорошим мужем. А еще ты поможешь нашим двум странам.

– А что на это скажет сам Витан?

– Еще не знаю, но думаю, что особо сопротивляться он не будет. Я сделаю все, чтобы убедить его в пользе такого брака. Ты девочка неглупая, сама понимаешь, что монаршие браки редко бывают по любви. Но надеюсь, что в вашем случае все будет по-другому. Ты ведь видела Витана?

– Видела, – подтвердила Элира. – Но уже давно, во время нашего последнего визита в Торону. А это было еще до того, как Витан женился на Армуде.

– Ну и как он тебе?

– Хорош, – лаконично ответила княжна. – Но говорят, что он слишком слабохарактерен.

– Это в прошлом, – твердо заявил Оскол. – С некоторых пор Витан сильно переменился и все больше походит на настоящего монарха.

– Это после визита в храм Всех богов? – проявила осведомленность Элира.

«Да, – подумал Гартош – Земля, со всем Интернетом и мобильной связью, не сравняется с полным магией Иктивом по распространению новостей, слухов и сплетен».

И вслух сказал:

– И после посещения храма тоже. Больше его переменили последние события. Я надеюсь, вы поладите. Очень надеюсь.

– И я очень на это надеюсь, – с нажимом добавил Никор. – Где-то через неделю Витан может появиться в Колосане. Тогда все и решится окончательно.

– Так что ты скажешь, Элира? Ты готова стать императрицей? – спросил Гартош.

– Готова, – твердо ответила княжна.

– А если готова, то я хотел бы поговорить с тобой наедине. Никор, где мы сможем поговорить?

– Да хоть здесь, – с готовностью поднимаясь с кресла, сказал князь.

Он поторопил замешкавшуюся жену, и они вместе пошли на выход. Напоследок Никор бросил на сестру выразительный взгляд и плотно прикрыл дверь.

Гартош отодвинул в сторону бокал с вином и, глядя в глаза княжны, сказал:

– То, что ты согласилась, это хорошо, надеюсь, ты не пожалеешь об этом. Но я хочу, чтобы ты знала, вместе с почти неограниченной властью ты получишь не меньшие ограничения. Твоей личной свободе придет конец. После случая с Армудой народ не поймет, если новая жена императора будет слишком у всех на виду и на слуху. Поэтому тебе придется ограничить свои появления на людях без мужа. О путешествиях без Витана придется забыть. Ты должна излучать доброту, мудрость и кротость. Я не буду требовать от тебя каких-либо действий против Тарта, но ты должна полюбить Виктанию не меньше, чем свою первую родину. А еще будет совсем замечательно, если у нашего императора, наконец, появится наследник.

После последних слов Оскола Элира густо покраснела, но быстро взяла себя в руки:

– Я все понимаю, Гартош. Я прекрасно осведомлена о ситуации в вашей стране и готова выполнить все, что ты от меня требуешь. И я очень хочу и надеюсь, что Виктания станет для меня такой же родиной, как и Тарт. Но я хочу, чтобы ты знал, Тарт также никогда не перестанет быть моей родиной.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Гартош. – Может, то, что я скажу, и лишнее, но будет лучше, если ты будешь об этом знать. За всеми твоими действиями, за всей твоей жизнью будет пристально следить целая армия недоброжелателей, готовых поставить тебе подножку. А также мы, Осколы. И хотя наши семьи дружны, спрос с тебя, в случае чего, будет особый. А я думаю, ты догадываешься, о чем я говорю.

– Не сомневайся, я знаю, какую роль играют Осколы в Виктании, да и во всем Иктиве. И я совсем не против, чтобы эту роль вы играли и дальше. В моем лице Осколы получат союзника. Я не собираюсь посягать на вашу власть, но надеюсь, что и вы не будете ко мне слишком придирчивы.

– Не будем, – заверил княжну Оскол. – Я рад, что мы прекрасно понимаем друг друга. Да, кстати, насколько хорошо ты владеешь магией?

– Я уже овладела искусством подпространственного перехода.

– Очень неплохо. Насколько я знаю, никто из ныне живущих монархов не владеет такими способностями.

– Спасибо. Если ты не против, то я и дальше буду совершенствовать свои способности.

– Абсолютно не против. Возможно даже, Первый маг империи найдет возможность научить чему-нибудь императрицу.

– Было бы неплохо, – мило улыбнулась Элира.

На этом доверительная беседа генерала и княжны закончилась. Гартош позвал Никора и Лекгарету и собирался попрощаться, но не тут-то было. Монархи Тарта не собирались так легко отпускать ценного гостя, появление которого могло решить сразу несколько жизненно важных проблем. Пришлось Гартошу до поздней ночи просидеть в компании своего старого друга, его жены и сестры, рассказывая о своих похождениях в чужих мирах.

X

Найти безлюдное место неподалеку от Ашуры оказалось делом не из простых. Гартош обошел несколько небольших бухт, пока нашел подходящую. Он снял сапоги, уселся на небольшой валун и опустил ноги в воду. С чего начинать вызывать царя табилотов, носитель еще не знал. Царила чернильно-темная южная ночь, небо густо усеяли разнокалиберные звезды, легкий бриз приятно охлаждал лицо, а теплая вода ласкала ступни. Чуть слышный призыв, посланный в океан, не нашел адресата, во всяком случае Гартошу так показалось. Он спустился с камня и легко поплескал ладонями по воде, стараясь вместе с этими ударами вложить все свое желание увидеть знакомого морского демона.

Надеясь, что призыв дойдет до Малиарта, Гартош уселся обратно на камень и стал ждать. Он поднял глаза к небу. Знакомые звезды, знакомые созвездия. А не так давно он жил совсем под другим небом. Вдруг накатила необъяснимая ностальгия по Земле, хотя, казалось, ничего существенного его там не держало. Вспомнились знакомые люди, и они почему-то не казались чужими. Нужно будет как-то посетить почти родной мир.

От воды потянуло прохладой, с океана накатывался густой туман. И хотя его почти не было видно в темноте, но водяная взвесь явственно чувствовалась на лице. Внезапно неподалеку послышался то ли вздох, то ли всхлип, а затем удар по воде. Удар гигантского хвоста. Гартош облегченно вздохнул и поднялся с камня.

«Здравствуй, царь табилотов».

«Здравствуй, молодой Оскол».

«Я уже не так уж молод, – усмехнулся Гартош. – Есть Осколы помоложе меня».

«Ты все тот же мальчишка, которого я как-то прокатил на спине, – возразил демон. – Зачем звал?»

«Помнится, во время нашего последнего разговора ты обещал помощь».

«Было такое. И что тебе от меня понадобилось?»

«Если это возможно, то я хотел бы получить помощь в двух делах. Первое. Через неделю в Колосане пройдет тайное совещание четырех королей и императоров Иктива. Неплохо было бы отлечь внимание сконьеров от этого совещания».

«Я так понимаю, – после недолгого раздумья сказал табилот, – что это совещание направлено против этих самых сконьеров?»

«Ты не ошибся. Мы хотим избавиться от безраздельного господства островитян над морями и океанами».

«Уничтожить их?»

«Нет конечно! Нам достаточно просто уменьшить их роль в морских перевозках. Слишком уж они нагло ведут себя. Будто нет на них никакой управы».

«Управа есть на всех, – задумчиво промолвил Малиарт. – Я не вижу в твоей просьбе ничего сложного. Что-нибудь придумаю. Какая вторая просьба?»

«Вторая просьба сложней, но она главная. Нам нужно скрыть переход около двухсот суден от берегов Тарта к берегам гарптов».

«Твоя просьба не столько сложная, сколько может иметь слишком непредсказуемые последствия».

«Для тебя?»

«И для меня тоже. Это слишком грубое вмешательство высших сил в дела смертных».

«Брось, Малиарт. Когда высшим силам нужно, они без всяких предубеждений вмешиваются в дела смертных».

«Это когда нужно высшим силам, а не смертным», – поучительно сказал табилот.

Он умолк. И Гартош не торопил его с ответом. В темноте явственно слышались удары хвоста о воду, видимо это помогало демону думать.

«Ваши корабли будут находиться в одном месте?» – наконец спросил Малиарт.

«Да».

«Скрыть столько судов в одном месте будет слишком сложно для вас. Об этом обязательно узнают ваши враги. Будет лучше, если вы разбросаете их по разным небольшим портам и бухтам, а я уже переправлю их Короткими Путями к нужному месту».

«Да, так будет гораздо легче сохранить все в тайне. Спасибо, Малиарт. Я у тебя в долгу».

«Будешь благодарить позже», – отдаляясь от берега, сказал табилот.

«Привет Хозяйке!» – крикнул ему вдогонку Гартош.

«Нагленыш», – донесся ему ответ.

И Гартош не был уверен, что это был голос царя табилотов.

* * *

На фронте наступило хрупкое затишье. Гробросцы спешно готовились к обороне, виктанийцы к наступлению. Лишь незначительные стычки изредка оживляли боевые действия. Но в планы высшего командования Виктании не входило дать возможность врагу спокойно подготовиться к массированному наступлению виктанийцев.

Небольшой сборный отряд, в состав которого вошли и сыновья Гартоша, скрытно продвигался овражистой местностью. Мартан и Зоктер возглавляли лучшие десятки из своих сотен. Отряду в полторы сотни человек предстояло захватить мост через ближайшую реку. Именно через этот мост намечалось главное наступление на этом участке фронта. Чтобы такой большой отряд смог скрытно перебраться сквозь оборонительные линии противника, на участке соседнего легиона спровоцировали небольшую заварушку.

Темная ночь постепенно сменялась бледными предрассветными сумерками, и скрывать продвижение полторы сотни человек становилось все сложнее, а до моста оставалось не меньше пяти латонов. Но все участники вылазки прекрасно понимали, что торопиться нельзя ни в коем случае, можно поставить под удар всю операцию. Сквозь открытые места пробирались отдельными десятками, хоронясь и останавливаясь на каждом шагу – мало ли сколько ловушек установил враг в этих малопроходимых дебрях.

А ловушек хватало. Входившие в состав отряда маги уже распознали три магические ловушки, две обезвредили, а одну обошли. Младшие Осколы также неплохо чувствовали особо опасные места, но им еще не хватало опыта отличить магический источник опасности от простой засады, вот и нарвались на таковую на слиянии двух небольших оврагов. Засаду на развилке гробросцы поставили на всякий случай, не зная, что именно здесь и пройдет отряд лазутчиков, поэтому появление виктанийцев застало их врасплох. Выбравшись из оврага, Мартан первым понял, что перед ними находятся живые люди, а не создание магии, поэтому и бросился без раздумий вперед, стремясь вырезать дозорных до того, как они успеют поднять шум. И ему почти удалось это – три человека умерли почти мгновенно, не успев подать сигнал тревоги. Но четвертый дозорный в это время отлучился по нужде, и это спасло ему жизнь, а заодно поставило под удар всю операцию.

К вытирающему кинжал Мартану приблизился командир отряда, сотник Ивар.

– Сколько их здесь? – спросил он Оскола.

– Трое, все мертвы.

– Это ты поторопился, – укоризненно покачал головой сотник, – одного надо было просто придушить, нам пленный нужен. Гробросцы в дозор ходят по четыре человека, вот и гадай теперь, либо они отступили от правила, либо один где-то бродит.

– Извини, Ивар, слишком быстро все произошло, я боялся, чтобы они шума не подняли.

– Там в кустах кто-то еще есть! – заметил один из бойцов.

– Догнать! – прошипел Ивар. – Только без шума, кругом гробросцы!

С десяток бойцов бросились за уцелевшим дозорным. У гробросца имелась небольшая фора, только ему на ходу пришлось надевать штаны. Легконогие виктанийцы стали догонять беглеца, и, поняв, что его настигнут, тот начал кричать. Он кричал так, как не кричал в жизни. Точный выстрел из арбалета прервал этот крик, но его наверняка услышали. Скрываться больше не имело смысла.

– Вперед бегом! – скомандовал Ивар. – Мост будем брать с ходу! По два десятка на фланги! Давайте, родные, теперь в ногах наше спасение!

Бойцы стали выбираться из оврага и что есть силы бежать к мосту. С каждой стороны моста у гробросцев находился пост, в два десятка человек каждый. Первые секунды на ближнем посту ничего не происходило, караульные переваривали ситуацию, но затем события стали разворачиваться стремительно. Послышались команды, и охрана моста начала выстраиваться в боевое построение – впереди мечники со щитоносцами, позади стрелки. На второй пост за подмогой помчал посыльный.

Виктанийцам до моста осталось всего лишь две сотни шетов, когда первые болты и стрелы устремились в атакующих. Но слава всем богам, на мосту не было ни одного мага, только амулет связи. Первый залп из стрел маги атакующих сожгли еще в полете, и Мартан также приложил к этому руку. То же самое произошло и со вторым залпом, и с третьим. Казалось, атакующие достигнут моста без потерь, но брошенный через амулет зов сделал свое дело, к мосту спешно прибыли два боевых мага и тут же вступили в бой. Маги оказались не из последних, они убрали защиту от стрел, которую создали виктанийские маги, и произведенный почти в упор залп принес первые потери.

– Лучники! – заорал Ивар. – По врагу выстрел! Стрелять без команды! Цельтесь в магов и стрелков! Мартан! Спрячь нахрен меч! Помогай магам справиться с коллегами из-за гор! Остальные вперед!

Маги обеих сторон устроили дуэль и практически перестали участвовать в рукопашном бою. Отряду Ивара удалось прорваться к мосту и оттеснить врага на его середину. Численное преимущество было за ними, причем подавляющее преимущество, поэтому первый этап операции удалось выполнить сравнительно быстро и без особых потерь. Но это все, чем могли похвастать виктанийцы. К противнику быстро подходила помощь, сразу с трех сторон, в том числе и с другого края моста, и численный перевес быстро сошел на нет, а затем виктанийцы и вовсе его потеряли. Пришлось занимать круговую оборону и молиться, чтобы наступление развивалось быстро, иначе с этого моста никому не удастся уйти живым.

Вскоре к двум вражеским магам присоединились еще четверо, и стало совсем туго. Зоктер руководил фланговым десятком, и сейчас на них наседали особенно яростно. Первой на помощь защитникам моста подоспела кавалерия, и остановить её стоило немалых усилий. Его десяток потерял уже троих бойцов, и половина, включая самого Оскола, получили серьезные ранения. Пока Зоктеру удавалось останавливать кровь и принимать почти полноценное участие в бою, но силы таяли быстро – даже представители такого славного рода не являлись всесильными. Кавалеристы отступили, перегруппировались и при поддержке пехоты и лучников пошли в новую атаку.

Полноценно встретить вражескую кавалерию виктанийцы не могли – не хватало длинных пик. Поэтому набросали перед конницей импровизированную баррикаду и отошли на несколько шетов назад. Конечно, это жиденькое защитное сооружение не смогло остановить вражескую атаку, хотя удар и оказался не таким сокрушительным, как мог бы. Противники сошлись в жестокой схватке. Сам Зоктер сумел сбить одного из всадников, но удар копья сбил с ног и его. Если бы не кольчуга ховарской работы, еще на одного Оскола сейчас стало бы меньше. Правда от удара онемела правая рука, и молодой десятник с большим трудом сумел подняться.

Мартан сражался с вражескими магами и не видел, в каком тяжелом положении оказался его младший брат. Он напряженно ждал звука наступления, которое уже должно было начаться, но пока лишь слышал бешеные удары собственного сердца.

Появление новых действующих лиц сражающиеся заметили не сразу. Почти одновременно появились две группы магов – одна с виктанийской стороны, другая со стороны гробросцев. Группы оказались почти одинаковы по силе, поэтому не принесли значительного перевеса ни одной стороне. Но сражение сразу перешло на более высокий уровень – сейчас победа зависела больше от магического поединка. Потоки энергии, разрушительные и убийственные заклинания заполонили поле боя у моста. И незначительное, по меркам всей войны, сражение постепенно стало перерастать в одну из величайших магических битв. Ведь обе враждующие стороны бросали в бой все большее количество магов. Правда, за гробросцами оставалось значительное преимущество в простых воинах, и это постепенно стало сказываться – виктанийцев оттеснили от моста и стали прижимать к реке.

– Где подмога? – выкрикнул Мартан только что прибывшему магу.

– Будет! – лаконично ответил тот. – Нужно продержаться не меньше чем полчаса.

– Нас на столько не хватит!

– Надо, чтоб хватило! – стиснув зубы и нанося очередной удар, ответил немолодой уже маг.

А ситуация осложнялась. Стрелы и арбалетные болты у виктанийцев заканчивались. Все больше появлялось раненых и убитых, и у многих появились сомнения, что они вырвутся из этой мясорубки живыми.

Спасение пришло неожиданно, когда его уже не ждали. Чуть выше по течению словно взорвался воздух, и три сотни единорогов вывалились на дорогу, втаптывая в землю всех, кто попадался им на пути. Они смяли около полусотни гроброской пехоты и еще больше разогнали. Черным сотням удалось разорвать кольцо окружения, но численный перевес все еще оставался за противником, и они не собирались так просто отдавать поле боя, тем более мост. Перегруппировавшись, враг предпринял новую атаку, которая, правда, захлебнулась в самом начале – единороги лобовой контратакой опрокинули противника.

– На мост! – снова вспомнил основную задачу Ивар. – Нам нужно взять мост, иначе все жертвы напрасны!

И прикрываемый единорогами, значительно поредевший отряд Ивара снова пошел на штурм моста. Воины рубились как ошалелые, сил не осталось, держались на одном упорстве, но они не смогли пробиться даже до середины моста. К месту сражения прибывали все новые маги, наращивая тем самым и темп магического противостояния. В какой-то момент Мартану показалось, что маги уже забыли, за что они здесь сражаются, главным было не уступить в противоборстве соперникам. И черт с ним, с мостом! Если он и пострадает от шального заклинания, это уже не важно, важно надрать задницу коллеге-противнику.

Казалось, две битвы (магическая и рукопашная схватки) проходили совершенно независимо друг от друга, но видимо, нашелся среди гробросцев кто-то с холодной головой, и, повинуясь неслышному приказу, часть загорских магов ударила по черным сотням. Нельзя сказать, что их удар нанес единорогам значительный ущерб, но отвлечься для отражения удара им все-таки пришлось. И этим тут же воспользовалась вражеская пехота, вклинившись в ряды единорогов и частично их расстроив. Главная сила единорогов заключалась в неожиданной атаке, а в обычной схватке они мало чем отличались от обычной кавалерии, против которой имелись отработанные меры борьбы. И у единорогов сразу появились первые потери. Но черные сотни не дали противнику развить успех, все-таки не зря они считались элитой элит. Они быстро сгруппировались и перестроились по новой. Кто не успел выскочить из-под копыт, был попросту растоптан.

Гробросцы спешно готовили новую атаку на единорогов, но снова всколыхнулся магический эфир, и еще две черные сотни ударили противнику в тыл. Мартан удивлялся, почему на помощь их отряду сразу не придет если не легион, то хотя бы полк единорогов, но затем понял, черные полки нужны в другом, не менее важном месте. А затем взгляд его упал на Зоктера, которого выносили из боя, и все остальные мысли тут же отступили – нужно помочь брату.

А бой тем временем продолжался. Объединившиеся черные сотни провели успешную атаку на правое крыло противника, но не сумели развить свое наступление и отступили к мосту. Маги по-прежнему обменивались ударами, но весы качнулись в сторону гробросцев, им на помощь прислали больше магов.

Мартан сумел добраться до брата. Тот находился в сознании и даже пытался самостоятельно заживить себе раны, хотя это давалось ему с трудом, и помощь старшего брата ему не помешала.

– Мартан! – донесся разъяренный голос Ивара. – Потом будешь помогать раненым! А сейчас ты нужен магам! Иначе нам уже никто не поможет!

Оскол кивнул. Все правильно, если не отбить все усиливающуюся атаку загорских магов, то даже помощь черных сотен не поможет виктанийцам выжить в этой мясорубке. Он занял свое место в ряду магов, когда рядом встал еще один Оскол. Отец! Мартан даже не почувствовал, когда отец перенесся на место боя. Хорошо бы, чтобы этого не почувствовали и вражеские маги – сюрприз им будет.

– Почему так долго? – спросил он, не поворачиваясь к отцу.

– Всему свое время, – невозмутимо ответил Гартош.

– Я уже было подумал, что мы так и не дождемся помощи, все здесь поляжем.

– А помощи больше и не будет.

– Это как? – Мартан чуть не пропустил вражеский удар от удивления. – Почему не будет помощи?

– Потому что здесь наносится отвлекающий удар, а основное наступление происходит в другом месте.

Старшему сыну Гартоша понадобилось несколько минут, чтобы понять слова отца. Он с остервенением бросал во врага наспех сплетенные заклинания и отбивал ответные подарки.

– Выходит, все мы здесь смертники? – наконец спросил он.

– С чего ты взял? – все так же был невозмутим Гартош. – Я же здесь, а я своих не бросаю. Еще немного поиграем в окружение и будем уходить.

– А если закроют подпространство?

– Кишка тонка. Прорвемся, – процедил сквозь зубы носитель, с легкостью рассеивая очередной таранный удар.

Но вскоре не до шуток стало даже носителю. Гробросцы по-прежнему думали, что здесь происходит основное сражение (вон сколько магов бросил сюда противник, а еще единороги), и перебросили к мосту еще три десятка боевых магов. Больше скрывать свое присутствие Гартош не стал. В группу вновь прибывших полетели четыре переплетенных стихийных заклинания. Причем заклинания оказались такой силы, что накрыли всю группу сразу, несмотря на все их противодействия. На несколько секунд место высадки магов, с другой стороны моста, скрылось за серой пеленой межстихийного смерча. А когда смерч опал, магов там не оказалось, лишь широкая, но неглубокая воронка.

Поняв, кто пришел им на помощь, маги и рядовые бойцы издали радостный боевой клич и, не дожидаясь приказа, бросились в атаку.

– А вот этого не надо было делать… – пробормотал генерал.

Такая массированная атака явно не входила в его планы. Но делать нечего, нужно было помогать своим подчиненным. И снова мощные заклинания срывались с Фатара и с пальцев носителя, быстро и беспощадно поражая врага.

Энергетическая сеть, накрывшая носителя, оказалась неожиданностью для всех, включая самого Гартоша. Она блокировала обладателя семьи атратов и перекрывала ему доступ к энергии. Вместе с носителем сеть накрыла еще с десяток магов.

– Это входило в твои планы? – обеспокоенно оглядываясь по сторонам и безуспешно пытаясь дотянуться до энергии, спросил Мартан.

– Не совсем, – пробормотал Гартош. – Видимо, меня здесь ждали. Посмотрим, насколько хорошо они подготовились.

Он не стал тратить силы на то, чтобы прорвать сеть с помощью магии. Вместо этого он вытащил меч и быстрым шагом попытался покинуть магическую клетку. Но создание гроброских магов не собиралось вступать в схватку с сильнейшим на данный момент магом Иктива, оно отступало, неизменно оставляя Гартоша в середине своей паутины.

– Хитро, – процедил носитель.

«Тенос, что мы можем сделать?»

«Подожди немного, мы скоро подберем ключи к этому заклинанию, – ответил самый умный атрат. – Только постарайся не тратить зря энергию, она тебе еще понадобится».

– Что будем делать дальше? – поинтересовался сынок.

– А ничего, – ответил отец. – Ближайшие к нам вражеские силы мы разгромили, как магические, так и обычные, так что минут десять имеем в запасе. А там атраты разгадают, как разобраться с этим хитрым заклинанием, и будем выбираться.

– Не дадут нам этих минут, – заметил Мартан, указывая, как на противоположном берегу появляются новые маги противника.

– Точно не дадут. Тогда нужно искать лучшее место для обороны. Вон тот холм подойдет.

– А как же мост? – спросил Мартан.

– К черту мост, – отмахнулся Гартош. – Форсируем реку в другом месте. Ты знаешь что, лучше выбирайся вместе с остальными магами из этой сети. Она на меня настроена, так что думаю, вас выпустит без проблем.

– А как же ты?

– Вот вы и будете меня прикрывать.

– Хорошо, отец. Защитим главнокомандующего.

– Да уж постарайтесь.

Спокойное отношение к ситуации генерала передалось и другим участникам битвы с виктанийской стороны. Единороги и пешие воины собирали брошенное оружие и готовились отразить новые атаки. Маги уже начали пробовать на прочность свежую колдовскую рать противника. И только Гартош безмятежно ходил внутри кокона, созданного чужими магами. Наконец он вспомнил, что собирался перебраться на соседний холм. И пока враг не собрал достаточно сил, отдал команду:

– Уходим от моста! Занимаем оборону на ближайшей высоте! Пускай попробуют нас оттуда выкурить.

И первым побежал занимать господствующий холм. Его подчиненным не осталось ничего другого, как последовать за главнокомандующим, так как его жизнь сейчас являлась гораздо важнее, чем удержать малозначимый мост.

Носитель вбежал на холм и осмотрелся. Да, здесь обороняться будет намного легче – с двух сторон холм огибал глубокий ручей, впадающий в реку, еще с одной стороны густой кустарник. И только одна, пологая сторона могла позволить противнику беспрепятственно атаковать вершину. Но беспрепятственно им её атаковать никто не даст, позиция позволяла выдержать не одну массированную атаку. Гартош с сожалением оглянулся в сторону, где якобы намечалось наступление. А ведь неплохо было бы, чтобы оттуда появились атакующие сотни. Но не появятся, он лично утвердил план наступления, где отряду Ивара отводится отвлекающая роль, а остальные войска на этом участке должны лишь пошуметь для вида. Основное же наступление должно начаться на пятнадцать латонов северо-западней.

Бойцы Ивара принесли раненых и убитых к средине холма, а сами заняли позиции у подножия. Половина единорогов спешились и встали рядом, остальные поднялись чуть выше, готовясь поддержать пеших бойцов контратакой. Маги окружили генерала, стремясь перехватить направленные против него удары.

«Как там с разгадкой этого хитрого заклинания?» – поторопил атратов Гартош.

«Очень интересное сочетание, – нехотя оторвался от головоломки Тенос. И уже с азартом продолжил: – Понимаешь, здесь сплетены воедино несколько заклинаний. Внутренний слой настроен на тебя, это своего рода магический магнит, который держит сферу на одинаковом от тебя расстоянии. Наружный слой отталкивает магию, не допускает её к тебе и не пропустит от тебя. Все это связано стабилизирующим заклинанием и постоянно подпитывается извне. Нужно обязательно запомнить эту комбинацию».

«Это хорошо, что тебе понравилась комбинация, – немного раздраженно сказал носитель, так как возле его ноги в землю воткнулась стрела. – Как дело обстоит с разгадкой? А то меня скоро утыкают стрелами, словно тартского дикобраза».

«Без паники, у нас еще хватит запаса энергии, чтобы прикрыть тебя от десятков залпов. А загадку мы скоро разгадаем. Нужно стянуть сферу потуже, и она распадется от собственного внутреннего напряжения. Я сейчас подбираю к ней ключики».

«Не затягивайте. Гроброссцы скоро пойдут в атаку, и я не хочу, чтобы наши бойцы и маги отвлекались на мою защиту, вместо того чтобы защищать себя».

«Ты не поверишь, но мы стараемся», – начал раздражаться Тенос.

Гартош благоразумно промолчал. Действительно, чего он взъелся на атраты, наверняка они делают все возможное. В это время противник собирал необходимые силы (как магические, так и обычные), но не забывал при этом держать виктанийцев под постоянным обстрелом. Подопечные генерала скупо отвечали, особо, правда, не усердствуя, стрел оставалось мало, а трофейные годились не все. Атраты закрыли носителя с опасной стороны щитом, и продолжили разгадывать головоломку. Но позаботиться о своем генерале решили и рядовые бойцы – на его защиту выделили четырех щитоносцев.

– Благодарю за службу! – похвалил пехотинцев Гартош. – Но будет лучше, если вы вернетесь в строй, меня и так никто не достанет.

Щитоносцы неуверенно переглянулись – чью команду выполнять, своего непосредственного командира или главнокомандующего?

– У нас приказ, господин генерал, – наконец заявил один из бойцов, – любой ценой уберечь вас от стрел и других неприятностей.

– Смотрите, – сказал Гартош.

Он раздвинул щиты и стал дожидаться новой порции стрел. Она не заставила себя ждать. Носитель легким движением руки отклонил их в сторону.

– Видали? – спросил он солдат.

Те молча замотали головами.

– Тогда быстро вниз! Передайте Ивару, это мой приказ!

Солдаты еще раз переглянулись и решили подчиниться главнокомандующему.

«Ты зря отпустил бойцов, – осудил носителя Тенос, – они могли бы сэкономить нам немного энергии».

«Такая экономия стоила бы жизни не одному бойцу. Сами будем защищаться».

Атрат не стал спорить и продолжил прерванное занятие. Но те, кто заключил Оскола в магическую сферу, не стали дожидаться, пока атраты найдут из неё выход – сфера начала высасывать из носителя энергию. Первой это заметила Венера:

«Ой! Эта гадость сейчас опустошит нашего носителя!»

«Без паники! – отозвался Тенос. – Из нас сфера вытащить энергию не сможет, кишка тонка, как говорит наш носитель. А Гартошу будем выдавать её порциями, когда нужно отразить стрелы. Хотя это, конечно, ускорит расход магии. Работаем!»

Теперь уже Гартош пожалел, что отпустил щитоносцев. Скоро атраты останутся единственным источником магии, собственной энергии не останется. Но ничего, небольшой резерв есть, нужно использовать его с толком. Чтобы уменьшить количество выкачанной энергии, Гартош постаралсязаблокировать её в себе. Правда, тогда он становился уязвимым для стрел, но в промежутках между атаками можно было устанавливать блокировку. И тут проявилась интересная закономерность. Как только носитель заключал себя в непроницаемый кокон, сфера начинала уменьшаться в размерах. Она словно тянулась к своему пленнику. Едва Гартош открылся, чтобы поставить щит для отражения очередной порции стрел, как сфера вернулась в прежние размеры.

«Сделай так еще раз! – воскликнул Тенос. – Похоже, в настройках сферы что-то изменилось».

Носитель повторил опыт – он сжался в комок и захлопнул энергию на себя. Магическая клетка снова начала уменьшаться. Из неё даже появились щупальца, стремящиеся дотянуться до заключенного. Этого хватило для атратов. Они тут же ухватились за щупальца и через них принялись выкачивать энергию из самой сферы. Порождение вражеской магии стало активно сопротивляться. Но выдержать противостояние с семьей атратов не смогло. Секунд через двадцать сеть начала таять, а внешнее заклинание и вовсе лопнуло.

У Гартоша словно выросли крылья за спиной. Он выровнялся из позы эмбриона:

– Вот так-то! Не таких сусликов выливали!

«Алеандра! Нашли тех, кто накинул на меня эту чертову сеть?»

«Сразу нашли, – отозвалась вампиресса, – просто ждали, пока ты освободишься. Но когда она начала уменьшаться, думали уже атаковать самостоятельно».

«Отбились. Показывай этих красавцев!»

Не успела Алеандра указать месторасположение магов, устроивших очередную ловушку носителю, как те его атаковали сразу с трех сторон. У атратов, истративших много сил на борьбу со сферой, только и хватило сил на установку защиты. На ответную атаку энергии не хватило. Пришлось первой наносить удар Алеандре. Она провела привычную для себя атаку – одну из групп накрыл вихрь, высасывающий из магов всю энергию. Квирт не остался в стороне. Он наконец смог участвовать в бою в своей настоящей форме – форме дракона. Для гробросцев стало неожиданным нападение дракона, выпустившего мощную струю пламени, подпитанную магией.

Атраты, наконец, совладали с заклинаниями, выкачали из них энергию, и носитель ударил по последней группе вражеских магов. Некоторое время загорские маги пытались сопротивляться. Группа Алеандры сумела развеять магический вихрь, но им уже недоставало сил биться на равных с почти тысячелетней магиней. Они попытались направить в герцогиню ответное угнетающее заклинание, но действовали слишком медленно – для четырех их шести магов эта медлительность оказалась роковой, они скоропостижно скончались. У оставшихся двоих хватило сил только на подпространственный переход. Больше повезло группе, на которую напал Квирт. Хотя нападение дракона оказалось неожиданным, самые опытные маги успели поставить щит, за которым укрылась большая часть группы. Когда магическое пламя опало, на месте боя осталось лишь два трупа. Столько же голов сумел добыть и сам Гартош. Когда стало понятно, что очередная засада на носителя снова провалилась, маги ушли с помощью магии, оставив двоих своих товарищей лежать среди густых кустов.

Гартош сомневался, что они ушли надолго. Наверняка сейчас соберутся с силами и снова нападут на генерала и его помощников.

«Алеандра, Квирт, помогите мне отогнать гробросцев, нужно уводить людей, иначе нас здесь в конце концов зажмут».

Друзья без слов выполнили просьбу. Наибольший эффект на загорских солдат, конечно, произвела атака дракона. И хотя у Квирта не хватило сил на еще одну полноценную струю пламени, того, что он выпустил, хватило, чтобы весь правый фланг бросился врассыпную. Алеандра и Гартош вынудили скрыться оставшихся на поле боя вражеских магов. Спокойные пять минут виктанийцы добыли.

– Ивар! Садитесь на единорогов, и уходим домой!

– А как же мост? – недоумевал сотник, до сих пор не знавший, что командует отвлекающим маневром.

– В следующий раз захватим! – успокоил его генерал.

Сотник больше не стал препираться. Бойцы погрузили на единорогов погибших товарищей, уселись сами и с облегчением, хотя и некоторым разочарованием перенеслись домой, за линию фронта.

* * *

Возле штаба отвлекающий отряд нетерпеливо ожидал Аруш, которого не взяли на такое интересное мероприятие – некому было таскать с собой приметного каррлака. На его жадные расспросы Гартош отмахнулся:

– Потом.

Генерала в первую очередь интересовало, как обстоят дела с настоящим наступлением. Он связался с Руткером, который руководил магической поддержкой:

«Дед, что с наступлением? Мы оттянули на себя магов, сколько смогли. Помогло это вам?»

«Очень даже помогло! – отозвался Первый маг. – По-моему, гробросцы до сих пор не уверены, что возле того моста все закончилось. У нас здесь на удивление мало сколько-нибудь значимых магов, большую часть они держат возле моста».

«Большую часть мы уничтожили, – довольно сообщил Гартош. – Хотя и не всех. Гробросцы применили против меня очень хитрую штуку, я тебе потом её покажу. Так я еле успел вырваться. Хорошо, что Алеандра с Квиртом помогли».

«Готовились, значит», – сразу все понял маг.

«Наверняка. Интересно, сколько у них еще подобных заготовок?»

«Думаю, что немало. Но об этом поговорим потом. Сейчас тебе лучше прибыть сюда, скоро враги все поймут, и тогда нам твоя помощь не помешает».

Наступление прошло удачно. Гробросцы так и не смогли опомниться и оказать достойное сопротивление двум легионам, которые участвовали в наступлении. Виктанийцам удалось отбить изрядный кусок территории, и Гартош жалел лишь о том, что войск для полномасштабного наступления во весь фронт катастрофически не хватает. Но ничего, из таких вот маленьких побед и вырастет победа большая, до самых Межевых гор. А может, и дальше.

XI

В Колосану прибыли король и два императора. Прибыли тайно, со всеми необходимыми мерами предосторожности. Малиарт выполнил просьбу Гартоша, у сконьеров случилось несколько неожиданно сильных стычек с окрепшими пиратами, и они большую часть своих сил бросили на поиск и уничтожение обнаглевших морских разбойников. Так что заговорщики очень надеялись, что большую часть своих магических возможностей островитяне бросят на борьбу с обитателями Глиблиса.

Гартош ждал от этой встречи очень многого, но сейчас решение проблемы зависело по большей мере не от него, а от дипломатических талантов Никора. Монархи четырех стран уединились в апартаментах Верховного князя, а немногочисленная свита, состоящая из ближайших помощников, проводили свою, параллельную встречу, и как Оскол догадывался, результат этой беседы будет иметь не меньшее значение, чем встреча монархов.

Лорд Согнис, граф Ломарта, он же советник короля Жерана, а также лорд Ракурт, герцог Аринеи, он же советник императора Реата, а также лорд Малт, князь Нуорта, он же советник Верховного князя, и собственно сам Гартош Оскол, с удобством разместились в уютной беседке, расположенной на самом краю обрыва, спускающегося к морю. Легкое вино, ласковый бриз, приятная густая тень от пальм – все это располагало к непринужденному разговору. Гартош впервые оказался в этой компании, в отличие от остальных советников, поэтому первое время чувствовал себя несколько скованно. Но постепенно разговор ни о чем (охоте, рыбалке, женщинах) плавно перетек к обсуждению важнейших тем, и тут все внутренне подобрались, понимая, что сейчас в значительной степени от этого разговора зависят судьбы их стран.

Лорд Согнис, вертя в пальцах палочку пахучего дерева, которую не выпускал из рук, бросил на Оскола быстрый взгляд:

– А скажите-ка, лорд Гартош, кто вас надоумил на ночной визит к нашему королю?

Все остальные лорды заинтересованно притихли.

– Понимаете, лорд Согнис, – медленно начал Гартош. – Я ведь не дипломат, я воин. Я привык сначала что-то делать, а потом думать. Так случилось и в ту ночь. По моему мнению, такой визит к королю Жерана был вполне удачной идеей. И только потом я понял, что сделал ошибку. Скорей, мне помогли осознать, что это ошибка.

– Хорошо, что вы вообще её осознали, – скупо улыбнулся граф.

– Я постараюсь исправить эту ошибку, – с такой же сдержанной улыбкой сказал Оскол.

– И каким же образом? – неподдельно заинтересовался советник короля. – Вломитесь, но теперь уже днем?

– Я хотел извиниться. Перед королем и всеми лордами. Когда у вас ближайшее собрание Совета Лордов?

– Через месяц. Надеюсь, вы не заявитесь на него вместе с десантом вашего любимого Черного Легиона?

– Не беспокойтесь, лорд Согнис. Я действительно искренне сожалею о своем несколько необдуманном поступке. При близком знакомстве Фистен оказался очень симпатичным человеком. При других обстоятельствах мы бы наверняка подружились и решили если не все, то большую часть проблем между нашими странами вполне мирным и ненасильственным путем.

– Очень надеюсь, что вы действительно так думаете, – сказал советник короля. – Но могу вас заверить, что владетельные лорды устроят вам знатную трепку.

– Я готов к этому.

– Если лорд Согнис и лорд Гартош закончили выяснять между собой отношения, то, может быть, обсудим те проблемы, ради которых мы здесь собрались? – на правах хозяина прервал дискуссию лорд Малт.

– Действительно, господа, вы вполне можете обсудить ваши проблемы между собой, с глазу на глаз, – поддержал коллегу лорд Ракурт. – А у нас с лордом Малтом найдутся другие дела. Например, посещение центрального храма Фритты в Колосане. Я слышал, неделю назад туда прибыла большая группа новых послушниц.

Лорды-советники откинулись в плетеных креслах и непринужденно рассмеялись – Ракурт умело разрядил обстановку.

– Давайте поговорим о сконьерах, – направил беседу в нужное русло герцог Аринеи. – Лорд Гартош, я слышал, что нынешние проблемы сконьеров с пиратами ваших рук дело?

– Не совсем, – скромно ответил Оскол. – Я воспользовался добрыми отношениями с некоторыми демонами моря. И как видите, это дало результаты.

– Помощь могучих демонов нам очень кстати, – сказал Согнис. – Но раз они так хорошо к вам относятся, может, имело смысл уговорить их приструнить островитян без нашего участия?

– Если бы все было так просто. Мы должны им быть благодарны хотя бы за такую помощь, – нравоучительно ответил Гартош. – Такого явного вмешательства в дела смертных не могут себе позволить никакие высшие силы. Небольшая помощь это все, что можем мы от них просить. А дальше уже сами, своими силами.

– Да знаю я, что высшие силы очень неохотно что-то делают для смертных, – с досадой поставив бокал на стол, сказал Согнис. – Просто одним махом можно было решить если не все, то большую часть наших проблем.

– Мы их в состоянии решить и сами, – доливая вино в бокалы, произнес Малт. – Уже одно то, что мы здесь собрались, значит очень многое. Для нас главное сейчас отбросить все недоразумения, какие существуют между нами, и сосредоточиться на вопросе, который беспокоит всех нас без исключения, а именно господство сконьеров на морях. Ни одну из наших стран такое положение вещей не устраивает. Если мы сумеем избавиться от доминирования островитян, то выиграем очень многое.

– А заодно приобретем новые проблемы, – усмехнулся Согнис.

– Какие, например? – поинтересовался Ракурт.

– Например, соперничество друг с другом, которое со временем может перерасти в военное противостояние на море.

– До этого нам еще далеко, – рассмеялся Малт. – Я думаю, сменится не одно поколение, когда может до такого дойти. Пока нам есть кому противостоять – это сконьеры. Постараемся дружить против них.

– Но кое в чем лорд Согнис прав, – вставил Ракурт. – Нам уже сейчас нужно заложить основы, которые, если не избавят нас от риска морской войны, то хотя бы минимизируют его.

– Давайте думать и об этом, – согласился Малт. – Но сейчас главный вопрос, как согласовать наши действия, чтобы все прошло как можно глаже, без большого ущерба для наших стран. Чего уж тут скрывать, сконьеры играют слишком большую роль в нашей торговле, чтобы можно было просто так от них отмахнуться.

Лорды-советники подвинули кресла поближе к столу и начали основательное обсуждение сверхважного для всех вопроса.

* * *

Совещание монархов и лордов-советников длилось целых полдня. После напряженных переговоров Никор попросил всех участников Морского совета, как его уже успел назвать Фистен, задержаться для небольшого, но торжественного ужина. Не часто главы государств собираются такой компанией, так что грех пропустить такую возможность.

Чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок, всем участникам Морского совета выделили комнаты, в разных концах дворца. Гартош с Витаном обсудили результаты этой встречи, переоделись и уже готовились выйти хозяевам.

– Витан, у меня к тебе просьба, – остановил друга на выходе Гартош.

– Какая?

– Обрати внимание на сестру Никора.

Витан даже запнулся на ровном месте.

– Гартош, ты с ума сошел?! Мне сейчас только не хватало обращать внимание на разных девиц! Никор подговорил?! Сестрицу свою пристроить хочет?!

Оскол начал вразумлять императора:

– Во-первых, не на разных девиц, а на сестру монарха соседнего и очень дружеского государства. А во-вторых… Витан, надо жить дальше. Ты не сможешь все время жить один. Тебе нужен надежный тыл, в виде доброй, лаковой и мудрой жены.

– Во-первых, я живу не один, а с целой империей. А во-вторых, генерал, ты уверен, что сестра Никора добрая, ласковая и, главное, мудрая?

– На сто процентов не уверен, но думаю, что это так.

– Ну и как это будет выглядеть? Не успела стихнуть шумиха вокруг моей предыдущей жены, как я женюсь снова, да еще в самый разгар войны, когда империя в тяжелейшем положении.

– Вот именно сейчас наилучшее время. Смотри. Тарт скоро вступит в войну на нашей стороне. А что может укрепить дружбу и доверие между союзниками, как не брак монархов?

– Может, ты и прав… – Витан ненадолго задумался, затем поднял на друга совершенно детский взгляд. – Ты действительно думаешь, что это необходимо?

– Мне кажется, это пойдет на пользу. Да не переживай ты так! – Гартош хлопнул императора по плечу. – Элира симпатичная девчонка. Она нарожает тебе здоровых наследников. А ты сам знаешь, о чем шушукаются недоброжелатели – Витан уже не так уж молод, а у него до сих пор нет наследника. К тому же она образованная. И самое главное, ты ей очень нравишься.

– А это ты когда успел узнать? И как я могу ей нравиться, если она не видела меня больше десяти лет?

– Помнит. А это о многом говорит. А поговорить с ней я успел во время своего последнего визита к Никору.

– Я смотрю, ты уже все решил.

– Да ничего я не решал! Все случилось спонтанно. Мы разговаривали с Никором о семьях, и он упомянул о Элире. Мы немного посидели, пообщались, и я подумал, что это наилучший для тебя вариант. В первую очередь это, конечно, брак по расчету. Ну, здесь ты сам понимаешь, монархи очень редко вступают в брак по любви. А потом, она действительно красивая, приятная в общении, обучается наукам. Как знать, может быть, Фритта уже давно готовила вас друг для друга. Ну, а если она тебе не понравится, то я тебя больше уговаривать не буду. Нет так нет. Подыщем для тебя другую невесту.

Витан порывался еще что-то сказать, но затем обреченно махнул рукой:

– Так и быть, присмотрюсь к твоей протеже. А то вы, Осколы, найдете.

На ужине присутствовали монархи с советниками и семья Никора. Витан пытался держаться непринужденно и не слишком пялиться на Элиру, но получалось у него плохо. Сестра Никора выглядела просто великолепно, не броско, но очень эффектно. Её красота невольно притягивала взор, и Гартош даже на миг пожалел, что отдал этот прекрасный экземпляр в руки Витана. Но благоразумие уступило место инстинктам, и Оскол расслабился. Ему, как и Никору с Лекгаретой, доставляло немало удовольствия наблюдать, как присутствующие мужчины распушили перья перед прекрасной дамой, и только император Виктании немного тушевался. Наконец опытные царедворцы поняли, для кого предназначено это выдержанное тартское вино, сделали выводы и поубавили свой пыл.

Не менее опытным царедворцем оказался и Никор – на ужин подали легкое и приятное на вкус, но весьма крепкое вино. Постепенно вино расслабило Витана и развязало ему язык. Гартош вспомнил, как много лет назад, на свадьбе Гнивера, пьяный принц Витан влюбился в молодую магнию и готов был отказаться ради нее от своей семьи. Похоже, о слабом месте нынешнего императора Виктании знал весь Иктив.

Гости из Реата и Жерана к крепкому вину отнеслись настороженно, поэтому долго не засиживались, при первых признаках опьянения они поднялись, поблагодарили хозяев за гостеприимство, выразили надежду, что все начинания сбудутся, и откланялись. Гости из Виктании немного задержались. Но Гартош не хотел, чтобы пьяный император испортил этот удачный день, поэтому почти силой уволок друга в отведенные комнаты. Витан всю дорогу порывался вернуться и продолжить приятный вечер в компании симпатичной девушки.

– Не позорься, – увещевал его Оскол. – А то твоя будущая жена передумает и откажется от такого выгодного, но невыносимого союза.

– Я буду вести себя тихо, как мышка, – обещал император. – Просто посадите нас рядом. Мне этого будет достаточно.

– Может, тебе её еще на коленки усадить?

– Было бы неплохо, – хихикнул Витан.

– Все будет, но после. Наберись терпения, ты же император, а не кобель, учуявший течку у сучки.

– А у неё течка? – изумился Витан.

– Ох и дурак у нас император! Иди уже! – и Гартош затолкал императора в комнату.

– Гартош, давай заберем её с собой!

– Витан, Элира не портовая шлюшка, чтобы приводить её домой, когда захочешь. Она сестра Верховного князя, соображать надо. Она тебе понравилась?

Гратр энергично замотал головой.

– Вот и хорошо. Как протрезвеешь, начнем подготовку к свадьбе, а пока придержи свою рвущуюся наружу похоть.

«Гартош, – деликатно напомнил о себе Тенос, – императору нужно помочь протрезветь».

«Правильно! – обрадовался носитель. – А то я как-то подзабыл, что вы у меня на все руки мастера».

Живительный зеленый луч быстро привел Гратра в себя, даже послепохмельную головную боль снял.

Протрезвевший Витан схватился за голову не от боли:

– Я за столом наговорил глупостей? Да?

– Не успел, – успокоил его Оскол. – Я сейчас туда вернусь и договорюсь, когда мы начнем подготовку к свадьбе.

– Я пойду с тобой, – расправил камзол и подтянулся император.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, хватит, чтобы за меня все время кто-то принимал решения и делал всю работы. Я хочу сам просить руки Элиры.

– Хвалю. Поступок настоящего мужчины.

Император Виктании и его лорд-советник вернулись к хозяевам минут через двадцать. Несмотря на показную сдержанность хозяев, было заметно, что ожидали их там с нетерпением и некоторой долей волнения. А ну как император взбрыкнет и не захочет связывать себя семейными узами с тартской принцессой?

Но Витан направился сразу к Никору:

– Лорд Никор! – Верховный князь почти поспешно встал со стула. – За отсутствием здесь вашего отца, я хочу просить руки вашей сестры у вас.

Никор был сама торжественность:

– Лорд Витан! Для нас, представителей рода Сертеров, возможность породниться с родом Гратров является очень почетной. И как старший представитель этого рода в Колосане, я даю согласие на такой брак.

Витан подошел к Элире:

– Дилесса Элира, согласны ли вы стать моей женой и делить со мной все радости и беды?

У Элиры и до этих слов глаза были на мокром месте, сейчас же она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться навзрыд, хотя незваные слезы все же потекли по её щекам. Она прекрасно понимала важность и торжественность этой минуты – её жизнь отныне могла измениться кардинально. Сейчас она должна была принять предложение императора либо отклонить его.

– Лорд Витан, – тихо, дрогнувшим голосом начала она. – Я принимаю ваше предложение. Я обещаю быть любящей и верной женой и делить с вами все радости и невзгоды. Я не буду говорить, какая это честь для меня, это и так понятно. Но я хочу, чтобы вы знали, я готова выйти за вас замуж не потому, что вы император, – Элира запнулась, – вернее, не только потому. Но и потому, что вы мне нравитесь. Вот и все.

Гартош был уверен, что сестра Никора не играет, она действительно испытывала к Витану какие-то чувства. И, наверное, еще сама не могла разобрать, какие. Император и принцесса смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться. Оскол не почувствовал, но догадался, что без чар Фритты сейчас не обошлось.

– Элира… – взволнованно начал Витан, затем взглянул на присутствующих и обратился уже к ним: – Никор, Лекгарета, Гартош, я бы хотел пообщаться со своей будущей женой наедине.

– Сад в вашем распоряжении, – опередила мужа Лекгарета.

А у того в мыслях было предложить для общения комнату, а еще лучше спальню, но княгиня решила придать ситуации больше романтизма. Витан взял Элиру под руку, они спустились по ступеням и пошли по дорожке вглубь сада.

– Мы будем недалеко и отгонять от вас мух! – крикнул им вслед Гартош, у которого прошло чувство торжественности момента.

– У нас в саду нет мух, лорд Гартош, – полуобернувшись, ответила Элира.

– Тогда комаров! – не сдавался носитель.

– И комаров нет, – принцесса погрозила Осколу пальчиком.

– А если и появятся, то мы отгоним их сами, – добавил Витан и добавил к пальчику своей невесты еще и свой кулак.

– Ну, сами так сами, – облегченно вздохнул носитель. – Мы, что могли сделать, сделали, и, я думаю, на некоторое время можем быть свободны.

– У меня как гора с плеч, – признался Никор.

– И ты свалил эту гору на наши плечи, – укоризненно сказал Гартош.

– Сами напросились, – парировал князь. – Да и некоторым такая ноша совсем не в тягость. – Никор кивнул в сторону сада.

– Будем на это надеяться… – протянул Оскол. – У тебя там осталось хорошее вино? По-моему, у нас есть за что выпить.

– Для такого случая найдем, – заверил его друг. – Мне тоже сейчас не помешает бокал-другой.

Никор с супругой и Гартош опустошили уже два кувшина вина и с нетерпением поглядывали на дверь, но влюбленные все не появлялись.

– Уже два часа прошло, – обеспокоенно поглядывал на настенные часы Никор. – Они что, пешком в Виктанию пошли?

– Еще по бокалу, и пойдем искать, – согласился Гартош.

– Не лезьте к ним, – пыталась остудить их Лекгарета. – Они уже не дети, может быть, для них сейчас время не имеет значения. Да и охрана во дворце надежная.

– Не дети… – проворчал Гартош. – За Витаном глаз да глаз нужен.

– И для меня Элира всегда останется младшей сестренкой, – добавил Никор.

Но отправляться на поиски влюбленных не пришлось. Император с принцессой появились в дверях совершенно счастливые, и больше ни у кого не возникало сомнений, что этот монарший брак должен получиться на удивление удачным со всех сторон.

– Когда проведем церемонию бракосочетания? – деловито поинтересовался у Никора Гартош.

– Думаю, что сделать это лучше до большого общего наступления, – ответил князь.

– Да. Начать наступление сразу после церемонии, в тот же день. Это будет символично. – Оскол был очень доволен своей придумкой.

– Можно и так, – согласился Никор. – Кто начнет наступление?

– Гартош, Никор, – Элира укоризненно посмотрела на брата и главнокомандующего Виктании. – Может, обсудите подробности наступления в другой раз?

– Ну, хорошо, – нехотя согласился Верховный князь. – Завтра прибудешь в Колосану, тогда и решим, кто, откуда и когда начнет наступать.

– Решено, – кивнул Гартош. – А сейчас мы, пожалуй, отправимся домой. Нужно сообщить радостную весть и с утра начать подготовку к церемонии.

Гартош поднялся, чуть ли не силой оттащил Витана от Элиры и, пожелав всем спокойной ночи, забрав десяток охраны, перенес всех в Торону.

* * *

На следующий день Гартош вместе со своими тур-генералами не менее тайно прибыл в Колосану для отработки плана начала наступления. В этот день никакого романтизма не наблюдалось – решали, где, когда и какими силами. Тарт основную часть своих войск уже подтянул к границе, и сейчас задержка была за Виктанией. После небольших споров решили, что первым массовое наступление начнет южный сосед – у них более свежие войска. Это поможет отвлечь внимание врага, и даст возможность северному соседу сосредоточить в нужном месте необходимое количество войск. Оскол обещал соседям помочь проломать брешь в обороне противника. А оборонные линии гробросцы на границе с Тартом построили с размахом и знанием дела, и оборона все совершенствовалась.

– Наступать лучше всего после заключения брачного союза, – высказал свое мнение Никор.

– Боишься, чтобы наш император не передумал после наступления? – подмигнул другу Гартош.

– С вас, северян, станется, – принял тон Верховный князь. – А то попользуетесь нашей наивностью и обманете девушку.

– Мы такие, – согласился Алькон, тоже присутствующий на совещании. – Только на вашу наивность и надеемся.

– Предлагаю больше, – сменил шутливый тон на серьезный Гартош. – Наступать не только в тот же день, когда пройдет церемония бракосочетания, а буквально через пару часов, как только весть разнесется по войскам.

– Очень удачное время, – согласился один из генералов Никора. – Боевой дух в войсках будет на высоте.

– Для боевого духа время удачное, но для самого наступления не очень, – возразил тур-генерал Мервон.

– Это почему? – удивился Оскол.

– Церемония займет несколько часов. Наступление начнется после обеда, наши войска вступят в бой еще через пару часов. – Мервон покачал головой. – Слишком мало времени для развития наступления. Ночью эффективно наступать не сможем, придется остановиться. А за ночь гробросцы подтянут подкрепление, и снова придется прорывать оборонительные укрепления, пусть и наспех сооруженные.

– Верно, – почесал макушку Гартош. – Что предлагаете, господин тур-генерал?

– Наступать на следующий день, с утра.

– У меня другое предложение, – вставил Никор. – Провести церемонию ранним утром, если необходимо, то ночью. Ведь, как я понимаю, пышных торжеств не предвидится. Тогда останется время для полноценного наступления в тот же день.

– Это другое дело, – согласился Мервон. – Если жених с невестой согласятся.

Оскол отмахнулся:

– А куда они денутся. Идет война, значит, все должны думать только о победе.

Обсудив более мелкие детали предстоящего наступления, военачальники оставили Колосану.

XII

Всю неделю Гартош мотался по империи, одновременно ведя подготовку к наступлению и церемонии бракосочетания императора. Если бы не атраты, даже его хваленых способностей к перемещению подпространством не хватило бы на столь многочисленные вояжи по стране и практически бессонные ночи. Особая нагрузка также легла на Черный Легион, который спешно перебрасывал к фронту войска и грузы. На полную работал и восстановленный Тайный Легион – в преддверии наступления потребность в разведанных и дезинформации противника возрастала. Тайный Легион, который Армуда практически уничтожила, пришлось восстанавливать по крупицам, и занимался этим не кто иной, как Сирел, которому чудом удалось уцелеть в мясорубке, которую устроила легиону ведьма.

И вот настал тот долгожданный день, когда император Виктании должен сочетаться браком с тартской принцессой. Точнее, наступила та ночь – короткая летняя ночь. Над Тороной уже заалел рассвет, когда жрецы основных богов начали церемонию. На неё прибыли гости из Реата и даже из Жерана, что до сих пор было неслыханно – Жеран с Виктанией разделяли очень напряженные отношения. Но сейчас Фистен посчитал возможным, а точнее нужным, выявить почтение своему восточному коллеге. Хотя наверняка не последнюю роль в его визите сыграло то, что будущая жена Витана была родом из Тарта, с которым Жеран традиционно поддерживал хорошие отношения.

Такая важная для двух стран церемония проходила на удивление буднично и не помпезно – только самые важные гости, только основные церемониальные действия. Это совсем не походило на то, как проходили прежние высокие бракосочетания. Гартош вдруг вспомнил, как женился он сам, Гнивер, Лисван. Большинства из тех, в честь кого пели жрецы и певцы, уже не было в живых. Сердце вдруг сжалось, и на глаза накатились незваные слезы. Но мельком взглянув на остальных гостей, Оскол увидел подозрительно блестящие глаза у большинства из них, хотя причины для этого у каждого были разные.

Витан, в окружении друзей и высоких чиновников, с нетерпением ожидал появления своей суженой. Элиру за руку ввел в тронный зал её отец, лорд Шаркор. Роскошное платье подчеркивало не менее роскошную фигуру принцессы. Позади принцессы важно шествовали её родственники и немногочисленные подруги. Жених и невеста подступили друг к другу, и лорд Шаркор передал дочь из рук в руки Витану.

– Вручаю свою дочь лорду Витану, из рода Гратров, – торжественно произнес князь Юквара. – Вручаю в тяжелое время, но именно в такое время будущая жена должна понимать, что супруга императора не только власть, праздники и роскошь, но и огромная ответственность. Пусть этот брак станет не только союзом двух людей, но и крепким союзом двух стран, которым есть за что бороться совместно.

Витан что-то сбивчиво отвечал, заготовленная ответная речь вылетела из его головы, поэтому слова шли от сердца. Все присутствующие с замиранием всматривались и вслушивались в происходящее, ведь ни у кого не возникало сомнений, что эти двое влюблены друг в друга, и этот брак явно благословлен небесами.

После короткой церемонии роль жрецов была исчерпана, и они удалились. Молодые супруги закружились в первом танце. Гартош с тоской смотрел на светящуюся от счастья Элиру и вспоминал, как, кажется, совсем недавно так же счастливо искрились глаза Лиситы, когда супруг повел её в танце. Генерал незаметно выбрался из толпы гостей и встал возле одной из колонн, воспоминания навалились с новой силой. Первой его состояние заметила Лекгарета. Она также незаметно подошла к другу своего мужа.

– Вспоминаешь Лиситу? – спросила она.

Гартош кивнул:

– Мне кажется, это было совсем недавно, когда мы так же кружились в танце, а прошла целая вечность. Я был плохим мужем и не дал ей полного счастья.

– Она любила тебя, и была любимой, а значит, была счастлива, – возразила Лекгарета.

– Спасибо, Леки. Я думаю, не время сейчас предаваться унынию, ведь повод, по которому мы здесь собрались, очень даже радостный. Я рад за Виктана и за Элиру. Не буду портить им праздник своей унылой рожей.

– Вот так-то лучше, – ободряюще кивнула ему княгиня и потащила к танцующим.

* * *

Наступление началось ровно через два часа после окончания церемонии бракосочетания. Гартош прибыл на участок, где намечался прорыв тартской армией. Для прорыва выбрали самый укрепленный участок гроброской обороны. Вряд ли враг рассчитывал, что тарты будут штурмовать наиболее мощные укрепления, но меры предосторожности все же соблюдали самые серьезные. Армейские части подходили к месту прорыва в самый последний момент, магическая активность не должна была превышать таковую на соседних участках границы. И у союзников имелась надежда, что для противника атака в выбранном месте окажется полной неожиданностью.

Носитель расставил в нужных местах заранее заготовленные артефакты – дитраты. Атраты целую неделю трудились, чтобы создать себе магических помощников. И вот момент удара настал. Хоть Оскол и не отличался особой набожностью, но перед атакой прочитал короткую молитву богу войны, а затем активизировал все установленные дитраты и направил удар на север.

Казалось, вздрогнула не только земля, но и весь мир. На протяжении пяти латонов земля просела, и на север, проминая почву и постепенно набирая скорость, покатился гигантский каток. Атраты всеми силами удерживали стабильность и добавляли мощности в это сложнейшее и мощнейшее заклинание. Возле вражеских укреплений земля вздыбилась и поглотила высокую крепостную стену. Грохот перекрыл крики людей и животных. Все попытки вражеских магов сдержать разрушительное заклинание не увенчались успехом – атраты подготовили его очень тщательно и накачали огромное количество энергии.

Место пролома тут же скрылось в облаке пыли, и не успела она осесть, как туда уже устремились войска тартов. Первой к месту пролома подоспела кавалерия. Кавалеристы спешились и стали переводить упирающихся лошадей через каменные завалы. Пехота отстала ненадолго. Первые пехотные полки старались перебираться через разрушенную стену как можно ближе к уцелевшим укреплениям, ведь им поставили задачу – захватить позиции врага справа и слева от пролома. Стараясь следить за ходом наступления, Гартош удерживал все еще действующие заклинание, направив его действие веером от места пролома. С каждой секундой заклинание ослабевало, но его силы еще хватило на то, чтобы уничтожить все живое и неживое на семь латонов в глубину обороны противника. И наверняка на пару километров по периметру от действия заклинания, все солдаты будут оглушены, что облегчит задачу тартам – отделить голову противника от туловища.

Никор, находящийся рядом с Осколом, восторженно воскликнул:

– Клянусь Гретеоном, сильнейшего магического действия я не видел! Еще бы по два удара по сторонам от этого пролома, на расстоянии десяти-двадцати латонов друг от друга, и стало бы совсем хорошо!

– Извини, Никор, что успел подготовить, то и применил. Мне еще свою армию поддерживать.

– Да понимаю я все, просто всегда хочется получить чего-то большего, чем получил на данный момент.

– Ничего, ваше величество, дальше справимся сами, – заверил Верховного князя невысокого роста сухонький старичок, главный маг Тарта, насколько мог понять носитель.

– Сами так сами, – не стал спорить Никор. – И на том спасибо Осколу, столько жизней наших ребят сохранил.

– Общее дело делаем, – сказал Гартош. – Здесь мы больше вас должны благодарить. Все-таки вторжение не на вашу, а на нашу территорию.

– Потом поблагодарите, – отмахнулся князь. – Когда войну выиграем. Ты сейчас к себе?

– Да. Скоро наши начнут наступление, надо помогать.

– А наши бойцы уже окропили мечи кровью врага, – сквозь осевшую пыль успел рассмотреть Никор.

И действительно, первые кавалерийские десятки преодолели участок выжженной земли и принялись рубить оглушенных ударом гробросцев. Пехота тем временем взобралась на уцелевшие стены и устроила там форменную резню, так как сопротивляться возле места пролома достойно не смог никто.

– Пусть не расслабляются, скоро начнется настоящая драка, – посоветовал другу и его войску Гартош.

– Я думаю, они взрослые мальчики, не хуже нас знают, что к чему.

– Тогда я пошел.

– Удачи, – пожелал Осколу Никор.

– Удачи всем нам, – ответил носитель и скрылся в магическом вихре.

* * *

На скрытом командном пункте, куда, соблюдая все меры предосторожности, пробрался генерал, царила обычная преднаступательная суета.

– Как все прошло у тартов? – набросился на генерала Алькон, находящийся при штабе.

– Отлично. Как я и предполагал, стену проломили без особых проблем, не смогли гробросцы предугадать, в каком именно месте будет нанесен удар.

– Надеюсь, они не предугадают и на нашем фронте, где мы начнем наступление, – пробормотал тур-генерал Мервон.

– Я тоже на это очень надеюсь, – сказал Гартош и пробормотал коротенькую молитву Рафе, богу судьбы и удачи.

– С каких это времен ты стал таким набожным? – усмехнулся лорд Руткер, руководивший действиями магов на месте прорыва.

– Это я на всякий случай, вдруг какой-нибудь из этой компании, – Гартош выразительно посмотрел наверх, – надумает снова ставить палки в колеса.

– На себя больше нужно надеяться, – назидательно сказал Первый маг, – на себя.

– Не бойся, дед, я никогда не вручу свою судьбу богам, но и от их помощи не откажусь. Сам знаешь, не раз она нам приходилась очень кстати.

– Знаю. А теперь хватит болтать, и готовься, твоя помощь нам понадобится, когда что-то пойдет не так.

– А должно пойти?

– Обязательно должно, не может же все время везти. А теперь отойди, сейчас ты будешь на подхвате.

Маги вышли из тайного штаба и взобрались на пригорок. Быстро в землю воткнули семь шестов с прикрепленными на вершинах магическими артефактами. Точно такие же действия произвели еще две группы магов, находящиеся на пару латонов справа и слева от основной группы. Маги торопливо отступили в стороны, стали вокруг магической фигуры и запели песню-заклинание. Артефакты начали светиться бледно-желтым светом, и между ними стали зарождаться маленькие солнца. Постепенно рукотворные солнца увеличивались, в них накачивалось огромное количество энергии, и стало видно, насколько тяжело их удерживать внутри магической фигуры.

– Мервон! – не оборачиваясь, бросил Руткер. – Подтверди приказ не высовываться из убежищ и не смотреть в сторону гробросцев, иначе ослепнут нахрен!

– Три раза повторил!

– Еще раз повтори! У нас любопытных в армии чересчур много, возись потом с ними, слепцами!

Мервон что-то недовольно буркнул и вернулся в штаб, к кристаллу связи.

– Пора! – выдохнул Руткер.

Ярко сияющие шары радостно выскользнули на свободу и устремились в сторону гробросцев. Гартош завороженно следил за их полетом, когда услышал громкий голос Первого мага:

– Всем отвернуться! Иначе без глаз останетесь!

Генералы и командоры нехотя вернулись в укрытие, а ведь так хотелось посмотреть, что в этот раз придумали маги. Гартош не сомневался, что даже несмотря на многократно повторенный приказ, найдется немало солдат и офицеров, у которых любопытство победит здравый смысл. Но ему ведь, носителю семьи артефактов, можно? Ну, хоть одним глазком…

Генерал строго посмотрел на подчиненных и погрозил пальцем:

– Сидите здесь и не высовывайтесь!

– А ты куда? – встрепенулся Алькон.

– Мне можно, меня атраты прикроют.

– А может, они еще и меня прикроют? – с надеждой спросил Аруш, которого вынужденное бездействие очень угнетало.

– Пойдем, каррлак, думаю, что на двоих у них сил хватит.

– Если хватит на двоих, то хватит и на троих, – быстро сориентировался Алькон и увязался за генералом и оборотнем. – А вы здесь сидите и не высовывайтесь! – командор повторил жест генерала.

За ними хотели было двинуться еще несколько командоров, но Мервон грозно на них рыкнул:

– Всем оставаться в укрытии! Иначе я лично глаза вам повыдавливаю!

А магические сияющие шары тем временем достигли позиций гробросцев, но ничего не произошло, шары пролетели дальше. Гартош обеспокоенно посмотрел на деда, но тот держался спокойно, значит, не вражеские происки, все так и должно идти. Шары пролетели латона на полтора в глубину обороны противника и внезапно взорвались ослепительно-яркими вспышками. Даже не вспышками, настоящими солнцами. Перед носителем, Арушем и Альконом тут же упала темная стена, но даже через неё солнца светились настолько ярко, что пришлось прикрыть глаза рукой, а в следующее мгновение их обдало волной жара. Гартош представлял, что сейчас творилось вблизи от эпицентра взрыва.

– Настоящий ядерный взрыв… – пробормотал он.

– Что? – протирая глаза, спросил Руткер.

– В том мире, в котором я пробыл почти двадцать лет, люди создали подобное оружие, правда там помощней будет.

– Люди во всех мирах стремятся создать самое разрушительное оружие из того, что им доступно, – пожал плечами маг. – А разрушительней и мы можем, только это наша земля, и нам не нужно, чтобы она стала выжженной. Мервон! – крикнул он. – Отдавай приказ, можно идти вперед. Там впереди латонов на пять-шесть одни мертвецы или слепые. А в ширину латонов на десять.

Тур-генерал быстро разослал приказ по легионам, и полки тут же устремились на занятую врагом территорию. Пока опасения Первого Мага не подтвердились, магическая активность врага не проявлялась в должной степени, лишь изредка чувствовались растерянные взгляды издалека. Видимо, преимущество в магах гробросцы постепенно растеряли в схватках с носителем и его помощниками. А сейчас еще нужно отбивать нападение тартов. Так что быстро собрать здесь должное магическое противодействие они вряд ли смогут. Генерал удовлетворенно увидел в подзорную трубу, что в латоне от эпицентра взрыва все выгорело дотла, даже камни расплавились. А таких эпицентров было три. Так что последствия радовали.

Но по мере продвижения войск вглубь территории, занятой врагом, возникла одна проблема – возле эпицентров взрывов земля еще не остыла, и приходилось обходить эти места стороной, что замедляло продвижение. Лучше всего дела шли на флангах пораженной территории – и жара не так мешала, и враг оказался практически беспомощен.

К тому времени, когда противник смог организовать более-менее достойное сопротивление, смогли продвинуться на десять латонов в глубину и ширину. Начались ожесточенные столкновения походных колонн. Враги даже не пытались развернуться в боевое столкновение, вступали в бой с марша. В некоторых местах началось настоящее столпотворение. Мервон с Гартошем недовольно хмурились, наступление развивалось не совсем по их сценарию – враг сумел сбить скорость наступления. Видимо, они знали или подозревали, что именно в этом месте начнется главное наступление виктанийцев, и держали в ближнем тылу немалые силы.

– Через центр больше наступать не стоит, – оценив ход битвы, сказал Мервон. – Нужно вводить большую часть войск через фланги и брать врага в клещи.

– Как бы нас в клещи не взяли, – пробормотал Гартош, показывая на приближающуюся большую колонну гробросцев с запада.

– Не возьмут, – уверенно заявил Мервон. – У нас пока серьезное преимущество во всех родах войск. Отобьемся. Эй, там! Поторопите катапульты! Они сейчас очень даже понадобятся.

Да, помощь малых полевых катапульт придется кстати. При собственном наступлении они малоэффективны, дальность маловата, но при отражении массированных атак приносили врагу значительные потери. Гартош знал, какое опустошение в наступающих рядах происходило при залпе катапульт. Несколько десятков тяжелыхметаллических дротиков, выпущенных каждой катапультой, давали мало шансов на выживание, будь то кавалерия, будь то бронированные полки – дротик пробивал все. И чем гуще ряды атакующих, тем больше потери.

Но беда в том, что и у гробросцев в ближних тылах имелось немало тяжелого метательного оружия, и они прекрасно умели им пользоваться. Пока пехота и кавалерия сталкивались в рукопашных схватках, на ближайших высотах спешно устанавливались метательные орудия.

– Сжечь загорские катапульты! – скомандовал своим подчиненным Первый маг, не дожидаясь такого пожелания от военного командования.

Гартош хотел было поучаствовать в этом деле, но дед его придержал:

– Не торопись, твое время придет, когда на моих ребят навалится противник, да и то если силы будут серьезные.

– Откуда такая забота? – удивился внук.

– Забыл, что на тебя объявлена охота? Нет? Значит, не суйся во всякие мелкие передряги, а только когда начнется настоящая заварушка. И только с хорошим сопровождением, а то вытягивай тебя из очередной задницы. И не делай такое возмущенное лицо!

Что-то лорд Руткер сегодня не в духе, подумал Гартош и спорить с дедом не решился.

А наступление вступило в затяжную фазу. Несмотря на численное преимущество, виктанийцы встретили ожесточенное сопротивление и продвигались вперед крайне медленно. Недопустимо медленно для неожиданного прорыва. Значит, не был этот прорыв таким уж неожиданным. Недовольно хмурился Мервон, не уставал гонять своих магов по позициям Руткер, и сам носитель не видел пока, как спасти ситуацию. Его личное участие в бою, конечно, поможет наступлению, но не намного, слишком уж близко сошлись противники, под мощный удар могут попасть и свои войска. А на отдельные, точечные удары хватало и простых магов.

– Гартош. Давай ударим вон за те холмы нашим легионом, – негромко предложил Алькон. – Оттуда гробросцам подходит больше всего подкрепления. Наверняка там и обозы имеются, и штабы. Перевернем там все вверх дном, смотришь, и наши веселее пойдут.

– За холмы, говоришь… – Оскол задумчиво уставился в указанном направлении.

«Алаза, нужно незаметно заглянуть за горизонт. Но как можно аккуратней, чтобы не привлечь ничье внимание, не хотелось бы, чтобы нас там встретили».

«Уже смотрим», – быстро отреагировала змея.

Взору носителя открылась картина с огромной высоты, на такой высоте, наверное, даже птицы не летают. Наступающих людей почти не было видно, только крупные подразделения. По требованию носителя земля немного приблизилась. Он увидел медленно ползущие колонны противника, чуть быстрей двигалась конница, магический фон не предвещал ничего неожиданного. Пожалуй, ударить в указанное Альконом место не помешает.

– Готовь три полка, – приказал он командору единорогов. – Еще пехоту с собой возьмем.

– Ты пойдешь с нами? – уточнил Алькон.

– Да, надо немного размять кости, да и магическая подстраховка вам не помешает, а то здесь дед мне вздохнуть не дает.

Лорд Руткер бросил на внука косой взгляд, но противиться его решению не стал. Алькон тут же развил бурную деятельность. Пехоту собирали из разных подразделений, так как почти все крупные части участвовали в наступлении, а отдавать свои стратегические резервы лорд Мервон не собирался – отщипнули от каждого по кусочку, и все.

* * *

Три полка единорогов одновременно вышли за дальними холмами, на расстоянии латона друг от друга. Взятая пассажирами пехота высадилась и тут же начала занимать оборону в ключевых местах – им предстояло удержать дороги, ведущие к месту боев. А единороги развернулись для атаки. Полк Тереса атаковал ближайший штаб, Зигул занялся погромом повозок со снаряжением, а Вирон столкнулся с кавалерийским отрядом, спешащим к линии фронта.

Гартош с Алеандрой, Квиртом, Арушем, Пегасом и двумя десятками охраны появились на небольшой возвышенности, готовясь магически поддержать десант. Помощь понадобилась тут же. Около штаба околачивалось пятнадцать магов, среди них четверо довольно сильных. Вражеские маги тут же поставили перед полком Тереса огненную завесу, которая, колышась и постепенно надвигаясь, привела единорогов в панику. Состояние четвероногих единорогов передалось и всадникам, они останавливали скакунов и готовы были повернуть назад.

Из Фатара вырвался темно-красный луч и одним махом скосил одиннадцать магов, остальные сумели защититься, и, не ожидая еще одного, более мощного удара, скрылись в магическом мареве. Офицеры Тереса быстро сумели восстановить порядок, и полк помчался выполнять задание. Вирон воспользовался фактором неожиданности и врубился в ряды противника без всякого противодействия. Но растерянность у вражеских кавалеристов прошла быстро, и началась настоящая рубка. Силы друг другу противостояли примерно равные по количеству, и больших потерь в полку Вирона было не избежать. Так как у Зигула дела обстояли намного лучше, Гартош решил помочь именно Вирону.

Он перенесся на латон восточней, со стороны вражеской кавалерии. Несколько коротких красных импульсов уничтожили не один десяток врагов. Алеандра била лучами не менее эффективно. Квирт ревниво поглядывал в сторону друзей, но похвастаться подобной точностью и меткостью не мог.

– Присматривай за тылом! – крикнул ему Гартош. – Скоро нами должны заинтересоваться. Главное не пропустить этот момент.

Носитель как в воду глядел. Не прошло и минуты, как дракон бросил зажигательный шар куда-то в сторону.

– Что там? – не поворачиваясь, спросил Оскол.

– Не отвлекайтесь! – азартно ответил Квирт. – Пока ничего серьезного. Пара придурковатых магов решила погеройствовать. Я их усмирил.

– Это только проверка, дальше будет серьезно. Алеандра, помогай Квирту, здесь я уже и сам справлюсь.

Работы для двух магов действительно осталось маловато, вражеская кавалерия смешалась с бойцами Вирона, отставших выбили. Но в этом бою наметился уже явный перевес в сторону виктанийцев. Противник не бежал только потому, что боялся попасть под удар магов. Гартош выцеливал отдельных вражеских бойцов и злился на то, что не мог применить атраты на полную мощность. Вскоре герцогиня снова вступила в бой, помогая Квирту отбивать магическую атаку. А затем с тыла, словно из-под земли, повалила многочисленная пехота. Носителю также пришлось повернуться назад, чтобы отразить неожиданную угрозу. Хотя неожиданную ли?

– Уж больно это похоже на очередную засаду, – поделилась своими соображениями Алеандра.

– Очень похоже, – согласился Оскол. – Но ума не приложу, откуда они могли знать, что мы окажемся именно в этом месте? Даже если допустить, что их разведка сработала на отлично и смогла разузнать, где и когда мы будем наступать, никто не мог предугадать, что мы решим ударить в тыл Черным Легионом. И уж тем более никто не мог предопределить, что именно с этого места мы будем руководить вылазкой и наносить удары.

– Не знаю, Гартош, не знаю, – отвечала вампиресса. – Но на них очень приличная магическая защита. Даже мне непросто поразить сразу нескольких солдат, а Квирту даже один дается с трудом. Хотя перед этим он уничтожил не одного мага.

Разбираться с этой загадкой Оскол решил потом, а сейчас следовало остановить две сотни неумолимо приближающихся пехотинцев. Это не явилось бы серьезной проблемой, будь это обычная пехота, но сейчас все его удары будто вязли в густом киселе. Тягучая защита поглощала большую часть молний, термошаров, таранных ударов, и до назначения добиралась только малая часть того, что было выпущено, несомненно, могучими магами – пораженными падали лишь единицы вражеских бойцов.

– Если так пойдет и дальше, нам придется покинуть это тепленькое местечко! – крикнул Гартош. – Не очень-то мне хочется сражаться в рукопашном бою с в десять раз превосходящим противником! Кто знает, какие у них еще есть сюрпризы.

– У меня тоже нет такого желания, – согласилась Алеандра.

– Тогда чего мы ждем? – нанося очередной удар, спросил Квирт. – Уходим отсюда, пока нас здесь не зажали.

Подпространство прогнозируемо оказалось закрыто. Правда, у этой блокировки не хватило мощности, чтобы удержать носителя семьи атратов и его сопровождающих. Перейдя на пару латонов в сторону, Гартош с компанией облегченно вздохнули.

– Мне почему-то кажется, – задумчиво сказала Алеандра, – что нас слишком легко выпустили.

– Не сказал бы, что это было слишком уж легко, – пробормотал носитель.

– Ты не понял. Что это была ловушка, понятно, но рассчитана она не на магов нашего уровня. Посмотри, – вампиресса указала изящным пальчиком в сторону неудавшейся засады. – Там лучшее место на ближайших латонов десять для командного пункта или расположения магов. Вот их скорей всего и поджидали наши друзья. А мы им попались случайно и оказались не по зубам.

– Очень интересная мысль, – согласился Гартош. – Если таких ловушек гробросцы наставят много, то скоро мы потеряем половину своих командиров и магов. Нужно будет предупредить своих. Ну, а пока вернемся к текущему бою.

«Что я хотел бы сказать по поводу той защиты, что окружала пехоту противника, – подал голос Тенос. – Ничего сложного и сверхъестественного. Хотя защита, нужно признать, очень действенная. Магическая энергия связывается и скручивается в жгуты, затем путается между собой. Это не дает возможности противнику наносить эффективные удары – заклинаниям нужно продираться через магическую путанку. Правда, и наносить удары с той стороны тоже затруднительно, все по той же причине».

– А им и не нужно наносить магические удары, – сказал Квирт. – Для пехоты главным является добраться до противника и выпустить ему кишки.

«Пара магов там должна была быть обязательно, – возразил Тенос. – Кто-то же удерживал нужное заклинание».

– Потом разберемся с заклинанием, – осматривая поле боя, сказал Гартош. – Пока нужно думать, как еще можно помочь нашим ребятам.

– Пошли на хитроумную засаду кавалерию, – посоветовал Квирт. – Пускай изрубят засранцев, им для этого магия не понадобится. А мы вернемся на удобное для ведения боя место.

– Разумно, – согласился генерал.

«Вирон, пошли пару сотен бойцов на тех молодцов, что так бессовестно выгнали твоего генерала с насиженного места. Только магию пусть не используют, они этого не любят».

«Сделаю», – пообещал полковник, не став выпытывать подробности задания, уже и сам все понял.

Так как с уходом Гартоша и компании угроза со стороны магов исчезла, кавалерия, которая противостояла полку Вирона, благоразумно решила выйти из боя. И помешать им в этом уже никто не мог – единороги слишком медлительны, чтобы преследовать быстроногих лошадей, а могучих магов с позором прогнали. Таким образом, Вирон смог выделить для выполнения поставленной генералом задачи не две, а целых четыре сотни бойцов. Противостоять тяжелой кавалерии, коими являлись единороги, засадные сотни противника должным образом не смогли. И поэтому после жаркого, но короткого боя были втоптаны в землю. Генерал вернулся на удобное для наблюдения и ведения боя место.

– Аруш. Поищи среди убитых гробросцев магов, – распорядился он. – Может, не успели убежать, и мы узнаем от них что-нибудь полезное.

Пока оборотень с Пегасом наперегонки носились среди тел убитых гробросцев, Гартош снова занялся изучением обстановки.

Терес захватил штаб и сейчас сортировал пленных по важности. Хозяйственный Зигул решил не громить обозы, а захватить их и сберечь для собственных нужд. И сейчас там тоже занимались ревизией добытого. Пехота сумела отразить пару атак и готовилась к отражению новых. Пока наступило короткое затишье. Но с трех сторон к месту высадки единорогов и пехоты уже спешили новые части противника. Они накапливались немного поодаль, и у Гартоша не возникало никаких сомнений, что не больше чем через час гробросцы снова пойдут в атаку. Теперь уже более подготовленную и массированную.

Аруш и Пегас так и не нашли вражеских магов и, разочарованные, вернулись к генералу.

– Давайте перенесемся к Тересу, – бросив на друзей короткий взгляд, предложил Оскол. – Уж больно с пленными охота побеседовать.

У Тереса оказалась богатая и ценная добыча. Два полковника, командующих бригадами, и целый генерал – командир корпуса, на который в данный момент наседала виктанийская армия. Короткий допрос не дал необходимых результатов – молчаливые попались полковники и генерал. Пришлось прибегнуть к пытке Арушем и Пегасом. Клыкастые зверюги наперебой старались показать свою агрессивность и желание откусить у допрашиваемых что-нибудь вкусненькое. После таких демонстраций высшие офицеры стали более разговорчивыми и поведали виктанийцам много интересного. Но финал в допросе поставили атраты. Они с помощью магии выудили у пленных все, о чем они могли знать или даже догадываться.

У гробросцев в ближайшем тылу оказалось немало сил, догадывались вражины, что где-то в этом районе начнется наступление. В данный момент пехотные и кавалерийские части спешили к месту прорыва, и через пару часов должны подойти к штабу. Магическая засада продумывалась давно, и как Оскол правильно догадался, применить её решили в разных местах. Выяснив все, что нужно, Гартош связался с Мервоном:

«Лорд Мервон, как продвигается наступление?»

«Место магического удара обходим стороной, там пока слишком горячо, перестарались наши маги. На периметре этой зоны встретили ожесточенное сопротивление, так что немного отстаем от графика».

«К гробросцам скоро подойдет подкрепление. Мы захватили штаб корпуса, вместе с командующим. По его словам, силы они в нашем секторе сосредоточили почти равные нашим, так что наступать по намеченному плану нам не с руки, понесем слишком большие потери. Предлагаю наступать отдельными выступами и окружить как можно больше загорцев. Нужно вынудить наступать противника, тогда именно они понесут наиболее тяжелые потери».

«Логично. Я сейчас же переработаю план. Не будем надолго сосредотачиваться на одном объекте – не получилось взять с ходу, окружаем и двигаемся дальше. Хотя это и очень опасно, можем запросто сами попасть в окружение».

«Другого выхода у нас нет, – сказал генерал. – Иначе наше наступление просто увязнет в постоянных стычках и выдохнется раньше времени».

«Я все понимаю, Гартош, но нужно быть предельно осторожным. Ты бы поменьше влезал в разные заварушки, а лучше с помощью своих атратов занялся бы разведкой, это для нас важнее».

«Я так и сделаю, лорд Мервон. Но сейчас мне нужна помощь от основных войск. Уж больно удобное место для обороны мы захватили, не хотелось бы его терять, и затем брать еще раз. Нам нужен здесь пехотный полк или хотя бы кавалерийский. Хотя от кавалерии в обороне толку будет меньше».

«Что смогу оторвать от основного наступления, пошлю к вам, с приказом не вступать ни в какие стычки, пока не прибудут к месту вашего прорыва».

«Жду, господин тур-генерал».

Прервав связь, Гартош приказал командирам частей прибыть к нему.

Зигул светился ярче солнца и поспешил похвастать захваченными трофеями. Вирон больше молчал и хмурился, его полк в этом бою понес самые большие потери. Командиры сводных пехотных частей доложили о своих потерях и достижениях. Как понял генерал, первую атаку они должны отбить без особых проблем – не успеет противник быстро собрать нужные силы для наступления. Ну, а дальше начнутся проблемы, если, конечно, вовремя не подоспеет подкрепление. Оскол распорядился распределить захваченные трофеи между частями и готовиться встретить врага.

А враг не заставил себя долго ждать.

XIII

Первым принял на себя удар восточный сводный отряд, к которому Гартош приставил полк Тереса. Противник, количеством не меньше бригады, умело прикрываясь складками местности, сумел подойти почти вплотную к позициям виктанийцев. Мощный обстрел из луков и арбалетов выбил первые ряды наступающих, но остальные упорно продвигались вперед. Оскол успел немного. Его магические заклинания и усилия друзей выкосили три сотни гробросцев, но затем им пришлось вступить в магический поединок с противником. Вражеские маги применили грамотную тактику противостояния сильным соперникам. Нанеся насколько неожиданных ударов с разных сторон, они быстро перемещались на новое место, не давая загнать себя в глухой угол. Такие стычки отнимали много времени и сил и не давали возможности помочь своим бойцам.

Гробросцы уже вступили в рукопашную схватку с виктанийцами, когда полк Тереса сначала смял левый фланг противника, а затем начал окружать их с тыла. Наступающим пришлось остановиться и перейти к обороне. Им грозило практически полное уничтожение, когда кавалерийский отряд в триста сабель предпринял самоубийственную атаку и отвлек на себя часть сил полка Тереса. Пехота Гроброса сумела избежать полного разгрома и отойти на безопасное расстояние, под защиту двух десятков метательных орудий. Кавалерию противника единороги уничтожили почти полностью.

Не успели маги вытереть пот, как пришлось снова вступать в бой – началась атака, одновременно с запада и юга. Гартош пытался приспосабливаться к новой тактике магов противника. Пока Алеандра с Квиртом его прикрывали, он старался выбить как можно больше пехоты и кавалерии врага. Уж больно серьезным было численное преимущество гробросцев, без помощи магов виктанийцам не удалось бы отразить настолько массированные атаки. Сыпались с пальцев огненные шары, срывались с перстня молнии, смертоносные смерчи втягивали в свое нутро людей и лошадей, но враг упорно рвался вперед, словно не замечая падающие вокруг трупы.

Да, Гроброс не тот противник, с которым можно справиться одним махом, непрерывно нанося удары, подумал Оскол. Тысячи и тысячи виктанийцев заплатят своими жизнями за победу в этой войне. Хорошо хоть не остались один на один с Гробросом, спасибо тартам, что не остались в стороне.

С юга атаковала наиболее многочисленная группа войск, и именно ей носитель уделил наибольшее внимание. Из-за близости противоборствующих сторон применить атраты на полную силу он не мог, слишком высокая существовала вероятность, что под шальной удар попадут и свои войска. Ему удалось значительно уменьшить число наступающих, когда противники сошлись в рукопашной схватке. Больше помочь своим ребятам Гартош не мог, поэтому переместился на восточный фланг редута. Его помощь пришлась очень кстати – несколькими смертоносными лучами он сумел сбить стремительный набег кавалерии. Хотя полностью остановить его не получилось. На место выкошенных первых рядов поспевали задние, не менее четырех сотен сумели пробиться к пехотным порядкам. Но с таким противником пехотинцы сумели справиться сами, без участия магов и единорогов.

Оскол снова метнулся к южному участку. Совместными усилиями пехота и единороги отбили атаку, хотя и понесли серьезные потери. Гартош понимал, еще один подобный бой, и на этом плацдарме останутся одни маги и единороги, остальные лягут под мечами противника и копытами их лошадей. Возникла мысль оставить плацдарм – единороги слишком ценны, чтобы ими рисковать, даже ради такого важного задания. Но Алаза доложила, что кавалерийский полк виктанийцев, хоть и с большими трудностями, но все-таки упорно продвигается к захваченному плацдарму, и примерно через полчаса он сможет прийти на помощь. Поэтому план об эвакуации генерал отложил.

Видимо, весть о приближающейся помощи донеслась и до гроброских командиров, так как они быстро организовали новую атаку. Снова первыми встретили врага маги. Несмотря на присутствие носителя с атратами, Алеандры и Квирта, явного магического преимущества у виктанийцев не было – многочисленные группы магов ожесточенно нападали на них с разных сторон, не давая наносить удары по наступающим пехотным и кавалерийским порядкам с должной силой. Приходилось учитывать также, что за носителем устроена персональная охота, и все время ждать очередной магической ловушки. Видимо, вспомнил про это и лорд Руткер, так как сумел выделить внуку два десятка боевых магов. С ними дело пошло веселей. Чертили воздух сверкающие молнии, ослепительно взрывались огненные шары, дыбом становилась земля. Но все эти магические действия не смогли остановить прямого столкновения людей, ощетинившихся мечами и копьями. Снова по окрестностям разнеслись крики разгоряченных схваткой людей и звон стали.

Гробросцы не успели собрать необходимое для эффективной атаки количество бойцов, поэтому схватка развивалась без явного преимущества одной из сторон. В самый разгар боя на восточный и западный фланги гроброских боевых порядков навалилась подоспевшая кавалерия, с ходу вступившая в бой. Ободренные подмогой пехотные сотни сами пошли в атаку. Единорогов Гартош хотел было попридержать, но в последний момент передумал – противник отступал панически и особой опасности черным полкам не представлял.

Наконец закончился и этот бой. Генерал понимал, что для новой атаки у противника нет необходимых сил, а значит, пару спокойных часов у них есть. Он распределил кавалерию по всему редуту, а сам отправился в полевой лазарет, который организовали в центре редута. Сейчас сила атратов помогала ставить на ноги почти смертельно раненных бойцов, и Гартош видел благодарность и обожание в глазах подчиненных. Эти люди были готовы без раздумий отдать за него свою жизнь, и это являлось высшей похвалой для главнокомандующего.

Передышка закончилась раньше, чем рассчитывал Гартош. С юга и востока спешно подходили новые пехотные и кавалерийские части. Почувствовал носитель и скрытую магическую угрозу, видимо, противник перебросил к плацдарму большое количество сильных магов. Поняла это и Алеандра.

– Сейчас начнется самая серьезная драка за сегодняшний день, – буднично сказала она.

– Да, разозлили мы гробросцев не на шутку, – согласился Гартош. – Одно радует, чтобы раздавить наш плацдарм, они оторвали войска и магов с основного направления нашего прорыва. А чем там станет легче, тем быстрей к нам подойдет помощь.

– Дождаться бы, – пробормотал Квирт. – А то до вечера можем и не продержаться.

Оскол не ответил. Он с тоской посмотрел на север, откуда стоило ждать подмоги, но только поспеет ли она? С севера доносился отдаленный грохот магических схваток, и обостренный слух, кажется, даже уловил крики людей и звон стали. Но в поле зрения пока никто не появлялся.

«Алаза, на каком расстоянии наши ближайшие части?» – спросил носитель.

«Пехотный полк оторвался от основных частей и спешно пробивается в нашу сторону. Но подойдет он не раньше чем через два часа. Остальные части ведут ожесточенные бои и расходятся веером в разные стороны. Наступление продвигается успешно, именно поэтому на наш плацдарм до сих пор никто не наступал с севера. Все части противника, что там имелись, пытаются задержать основное наступление».

– Два часа… – пробормотал носитель. – Таких коротких и таких долгих два часа.

– Может, и нам уже пора повоевать, – повернул лобастую голову к другу Аруш. – Мы с людоедом засиделись совсем.

Пегас утвердительно всхрапнул.

– Скоро все вступим в прямой рукопашный бой, – пообещал Гартош.

Через полчаса началось новое сражение. Гробросцы подтянули метательные орудия, и пока Оскол их уничтожал, они успели сделать несколько выстрелов. А затем вперед пошла пехота и кавалерия. Странно, но, несмотря на прибытие к гробросцам магической подмоги, а носитель это явственно чувствовал, усиления магического противодействия не наблюдалось. Как только противники сошлись в рукопашной схватке, Аруш бросил:

– Мы пошли.

И не дожидаясь ответа, оборотень и Пегас бросились в гущу схватки, внося своим появлением сумятицу в ряды загорцев.

«Вон за тем холмом, в ложбине, готовится какое-то грандиозное магическое действие», – встревоженно сказала Алаза.

– Что именно? – уточнил носитель, не отрываясь от ведения боя.

«Пока не могу точно сказать, ложбина закрыта, но я чувствую, какие большие величины магии туда привлекаются. Нужно приготовиться к отражению магической атаки огромной силы».

– Делайте все необходимые приготовления, – сказал носитель, – но не отрываясь от непосредственного участия в бою. Я не могу оставить своих людей без поддержки.

«Что можем, делаем», – обнадежил Тенос.

Гартош обратил внимание, что кавалерия, принимавшая участие в атаке на восточный фланг, вдруг развернулась и, не закончив атаки, вернулась на свои позиции – вперед шла только пехота. Хотя кавалерийский удар там пришелся бы очень кстати. Не успел он додумать эту мысль, как Тенос закричал:

«Я все понял! Они сейчас накроют огненным куполом весь наш плацдарм! Вместе со своей пехотой!»

– Защиту! Уходим в глухую защиту!

«Вирон, Терес, Зигул! Отводите свои полки и нашу пехоту ближе к нашей позиции! И немедленно!!!»

Полковники быстро сообразили, что не время для вопросов, и начали разворачивать свои полки к невысокой возвышенности, которую облюбовал Гартош с друзьями. Хуже обстояло дело с пехотой. Они уже вступили в рукопашную схватку с противником, и оторваться было очень непросто. На южном фланге эту проблему частично решил кавалерийский полк, который недавно так вовремя пришел на подмогу. Он решительной атакой прошелся вдоль позиций виктанийской пехоты, отсекая в сторону пехоту противника. Остальным пришлось буквально пятиться, ведя ожесточенный бой.

Не успел с перстня в небо ударить голубой луч, как это самое небо заполыхало зеленым пламенем. Пламя зародилось над тем самым местом, где находился носитель, и начало быстро распространятся вокруг, загибаясь вниз и охватывая куполом оба отчаянно дерущихся войска – виктанийцев и гробросцев. Посвященные могли видеть, что пламя растеклось по защите, которую установил носитель и атраты. Но давление на защитный купол было такой силы, что он начал прогибаться и прорываться.

Первым опасность ситуации осознал Вирон.

– Единороги в круг! – скомандовал он. – Дать энергию генералу!

Полки окружили возвышенность плотной цепью. На кончиках пик и мечей заплясали искры, которые ручейками стекались к сильнейшим магам и через них передавались носителю. Посильную помощь оказывали и другие маги, вместе с Квиртом и Алеандрой. Поток энергии, влившийся в Гартоша, помог ему выровнять и усилить купол. Но вот беда, не все солдаты успели убраться под защитный полог. Не менее четырех сотен виктанийцев и двух тысяч гробросцев испытали на себе смертоносное действие магического пламени. Едва зеленые языки касались живой плоти, как она тут же отмирала и отпадала. Жуткий крик разнесся по долине. Еще с живых людей отпадали целые куски мяса. Затем отваливались руки и ноги. Не прошло и минуты, как все, кто остался за пределами купола, рассыпались в прах.

Осколу некогда было смотреть за этим страшным зрелищем, все свои силы и силы атратов он направил на поддержание полога, но даже с помощью единорогов и всех магов это оказалось труднейшей задачей. Вражеские маги задействовали такие силы, что казалось, вся энергия Иктива направилась в это смертоносное заклинание. И давление на полог усиливалось с каждой секундой. Снова, особенно по краям купола, начали возникать прорывы. Прорвавшиеся языки пламени не имели той силы, что снаружи, но и они сумели натворить немало бед. В лучшем случае люди падали без сил, ну а про худший не стоит и говорить.

Солдаты Гроброса поняли, в какую мясорубку они попали, и часть из них предпочла бросить оружие – лучше уж позорный плен, чем такая страшная смерть. Но половина вражеских воинов дралась до конца, стремясь добраться до того, кто отобрал у их родины безоговорочную победу в этой войне.

От напряжения у Гартоша полопались сосуды на глазах, кружилась голова и подкашивались ноги. В куполе начали появляться новые прорехи. Виктанийские маги носились по защищенной территории, пытаясь удержать ядовитое пламя. И многие поплатились жизнями за это – не всем удавалось совладать с порождением магов Гроброса. Обычная битва почти затихла, воины, одни со страхом, другие с надеждой, наблюдали за битвой магов. Но и она подходила к своему логическому завершению, даже сил семьи атратов не хватало, чтобы усмирить зеленое пламя.

Защитный круг сузился до небольшого пятачка, на котором с трудом могли уместиться все те, кто попал в это закрытое пространство. Носителю все с большим трудом удавалось удержать все уменьшающийся купол, когда он почувствовал, что давление стало быстро ослабевать, а затем и вовсе исчезло. Не веря своим чувствам, подозревая подвох, генерал осторожно убрал часть полога и стал свидетелем новой битвы, которая начала закипать вокруг их спасительного пятачка.

Подошедший пехотный полк, вкупе с магами Виктании, под руководством самого лорда Руткера, решительно атаковал позиции гробросцев, в особенности магов. Вражеские маги слишком много сил потратили на борьбу с носителем и черными полками, чтобы достойно противостоять новому противнику, поэтому многие из них полегли в первые же секунды схватки. Остальные предпочли ретироваться, у кого хватило на это сил, разумеется. Превосходство в магах дало виктанийцам преимущество, которым они не замедлили воспользоваться. Подоспевшие четыре сотни кавалерии только способствовали этому. Врага отбросили и сумели соединиться с окруженными частями. Только вот беда, эти самые окруженные части не могли продолжать бой – зеленое пламя высосало все силы. Пришлось подмоге, несмотря на тот изнурительный путь, которые они проделали, самим отгонять немногочисленные уцелевшие части противника. А также разоружать практически не сопротивляющихся пленных. Собирать их в походные колонны и под конвоем отправлять в свой тыл.

Гартошу очень хотелось, как и остальным своим соратникам, обессиленно опуститься на перепаханную копытами и сапогами землю, но он являлся носителем, генералом, а потому не мог позволить себе такой роскоши. После небольшой передышки он присоединился к деду, помогая ему истреблять коллег с той стороны Межевых гор. Те из гроброских магов, что не успели или не смогли бежать, не смогли бороться за свою жизнь должным образом, и их истребление не заняло много времени.

Когда последний вражеский маг пал, а остатки боевых частей позорно бежали, носитель подошел к Руткеру.

– Спасибо, дед, – с искренней благодарностью сказал он. – Еще немного, и эта зеленая погань прикончила бы нас всех.

– Никуда вы без деда, – проворчал Первый маг.

– Никуда, – согласился Гартош. – Как ты догадался, что больше нужен здесь? Почувствовал эту грандиозную волшбу?

– Именно. Когда гробросцы отвели с линии наступления почти всех своих магов, я сразу заподозрил неладное. А когда к вашему плацдарму начали накачивать колоссальное количество энергии, я понял – гробросцы решили плюнуть на наше наступление, ради уничтожения носителя и трех черных полков. Именно вы представляете для них главную угрозу. Они даже пожертвовали несколькими своими тысячами, чтобы расправиться с вами. Так что я так же быстро сорвал с фронта нескольких своих лучших помощников и сюда.

– Очень вовремя вы подоспели.

– И не говори. Загорцы так стремились вас добить, что даже некому было позаботиться о своей защите – всех задействовали для подачи энергии. Нам не стоило больших трудов убрать нескольких ключевых фигур. А дальше ты видел.

– Даже не знаю, – покачал головой Гартош, – считать эту операцию удачей или поражением.

– Ты о чем?

– Погибло несколько сотен единорогов, а они мне очень нужны для Межевых гор.

– Значит, больше никаких боев с прямым участием единорогов, – твердо сказал Руткер.

– Да, придется их беречь как зеницу ока, – согласился внук.

– Но нельзя считать вашу вылазку провальной, – продолжил маг. – Благодаря вам нам удалось продвинуться на большее расстояние, чем мы первоначально рассчитывали. Враг понес огромные потери, несопоставимые с нашими. И самое главное: мы смогли уничтожить много сильнейших загорских магов. Гробросцы не скоро смогут оправиться от такого удара. Если вообще смогут.

– Спасибо, дед. Значит, будем считать, что наступление началось удачно.

– Так оно и есть.

* * *

Под конец дня обе противоборствующие стороны выдохлись, и дальнейшие бои происходили вяло. Наступление виктанийцев почти прекратилось, они занялись укреплением занятых территорий, и противник в этом им практически не мешал, старательно не обращая внимания на возню соседей, а занимаясь укреплением собственных позиций.

Ночь прошла в тревожном ожидании нового дня и новых боев. И утро не обмануло предчувствий. Сразу на нескольких направлениях началось наступление. Причем в некоторых местах начались встречные атаки. Разведка обеих сторон не смогла сработать точно и не оценила реальные силы противника на данных направлениях. В этих встречных атаках и понесли противники наибольшие потери.

Стремясь выправить положение, генерал снова вступил в бой как носитель. Ему удалось создать магическое преимущество на основных направлениях, тем самым сбив наступательный порыв противника. Виктанийцы сумели оставить этот день за собой, расширив освобожденную территорию более чем в полтора раза. В этот день никто не устраивал носителю хитроумных ловушек, хотя новая тактика магов противника доставила ему немало хлопот – исчезающие после нескольких ударов маги стали практически неуловимы, хотя они и не успевали принести значительную пользу своим войскам. Единорогов на второй день наступления также не привлекали для боевых действий, стараясь сберечь их для более важных задач.

* * *

Ночью Гартош несколько раз просыпался от тяжелых кошмаров – ядовито-зеленое пламя неумолимо опускалось на него, стремясь дотянуться одним из языков. И эти видения были на удивление реальными. Казалось, даже во сне это порождение вражеской магии вполне способно вытянуть все силы и разложить плоть. Пришлось встать и прогуляться неподалеку от полевого штаба, где он и коротал ночь.

До предрассветной зари еще оставалось два часа, и времени для тревожных раздумий хватало с лихвой. Движения вокруг не наблюдалось, ближайшие позиции находились на расстоянии двадцати латонов, так что генералу представилась редкая возможность насладиться тишиной. Ночные обитатели лесостепи, напуганные опасной близостью людей, робко подавали голос, перекликаясь между собой.

«Ничего, мы скоро уйдем и оставим это поле в вашем распоряжении», – мысленно успокоил обитателей Гартош.

Словно услышав его мысли, шагах в десяти раздался чей-то тихий, на границе слышимости носителя вздох. Гартош внимательно присмотрелся, до предела обострив свое ночное зрение. Но ночь стояла темная, и ничего рассмотреть не удалось. Он осторожно стал приближаться к месторасположению неизвестного создания. Когда до него оставалось всего пару шагов, небольшое существо шмыгнуло буквально из-под ног человека. Суслик, догадался Гартош. Даже их затронула эта война. При ближайшем рассмотрении обнаружилась и нора, в которую шмыгнул грызун. Оскол присел рядом. Отчего-то вдруг вспомнилось детство, и пришла озорная мысль – нужно вылить главного врага кавалерии. Но идти за водой было лень. Он нашел длинный гибкий прутик и начал ковырять в норке. Неожиданно из норы выскочил разъяренный зверек и чуть ли не ухватился озорнику за палец. От неожиданности Оскол отшатнулся, а затем тихо рассмеялся своему испугу и храбрости суслика, который весь из себя грозный сердито щелкал зубами на человека.

– Все правильно, – улыбаясь, тихо сказал Гартош. – Свой дом нужно защищать.

«А я и защищаю», – услышал он неожиданный мысленный писк.

А вот теперь носитель удивился по-настоящему. Немного придя в себя, он спросил:

– И с кем я имею честь общаться?

«Я – хранитель», – последовал еще более неожиданный ответ.

– Хранитель чего? – уточнил Оскол.

«Хранитель этого и ближайших полей».

– Я тоже хранитель, – снова улыбнулся Гартош. – Я хранитель империи, на которой находится это и ближайшие поля. А также много других полей, лесов, гор.

«Плохой ты хранитель, – застрекотал зверек, – раз допустил на свою территорию врага».

– Плохой, – согласился Оскол. – Но ведь и мы топчемся по твоему полю, и ты ничего не можешь сделать.

«А что я могу против таких здоровил, как вы?» – обиженно ответил суслик.

– Вот то-то же, – назидательно сказал Гартош. – Вот и на меня нашлись здоровилы, но я стараюсь их изгнать.

«Я тоже стараюсь».

– И как же ты стараешься? – поинтересовался генерал, и вдруг до него дошло. – Постой, постой. Эти поля буквально изрыты вашими норами, твоя работа?

«Моя, – не стал отпираться хранитель полей. – Ходите здесь, на лошадях скачете. Житья от вас совсем не стало. Вот и приходится бороться, чем можем».

– Так помогите нам изгнать нашего врага, и мы быстрей уйдем с ваших полей, – попытался найти новых союзников генерал.

«Мы в человеческие войны не вмешиваемся, – сразу отмел заманчивое предложение суслик. – Сами заканчивайте. Только побыстрей».

– Побыстрей… – пробормотал Гартош. – Даже суслики требуют быстрейшего завершения войны.

«Я не суслик, я хранитель», – напомнили Осколу.

– Извини, забылся. Просто я никогда не разговаривал с такими вот необычными хранителями.

«Я тоже. Но мне пришлось говорить с тобой».

– Ты хочешь сказать, что тебе кто-то поручил поговорить со мной?

«Ничего я не хочу сказать, – буркнул суслик и скрылся в норке. И оттуда раздалось пожелание, больше похожее на приказ: – Заканчивай скорей войну».

Генерал выпрямился. Неподалеку застыл ошеломленный караульный. Видимо, он услышал разговор и подошел. А здесь картина – главнокомандующий общается с сусликом или с норкой, неизвестно на каком этапе он застал общение.

– Никому! – пригрозил солдату Оскол. – Дело государственной важности!

Тот покорно кивнул. Но Гартош не был уверен, что завтра вся армия не будет судачить о том, какое секретное совещание проводил главнокомандующий, с сусликами.

XIV

Чтобы избежать кривотолков, хотя бы среди высших армейских чинов, Гартошу пришлось рассказать о беседе с хранителем полей. Лорд Руткер долго смеялся, особенно когда услышал о появлении часового. Алькон и полковники не замедлили с комментариями о дружбе всех хранителей Иктива. Даже лорд Мервон позволил себе улыбнуться, уж больно комической оказалась ситуация. А Аруш с Пегасом тут же отправились на поиски таинственного хранителя, но естественно, никого не нашли, что вызвало вполне прогнозируемые разговоры: «А был ли суслик?» Генералу пришлось с пеной у рта доказывать, что разговор с хранителем не плод его перевозбужденного последними событиями сознания, не сон, а вполне реальное событие.

– Ну и как ты собираешься выполнять распоряжение суслика? Прости, хранителя, – растирая по лицу слезы, спросил Первый маг.

– В точности, – огрызнулся генерал. – Кому-то очень надоело, и не только суслику, что война приняла затяжной характер, и мне вполне прозрачно, посредством суслика, намекнули, что пора её заканчивать.

– А вот теперь поподробней, – перестал смеяться Руткер. – Ты уловил какие-либо колебания магии?

– В том-то и дело, что нет. Атраты несколько раз проверяли, никакой магии от грызуна не исходило. Значит, никто не управлял его сознанием, а если и управлял, то на таком уровне, что мне не удалось уловить связи.

– Вполне вероятно, что суслик воплощение кого-то из могущественных, – предположила Алеандра.

– И это возможно, – согласился старший Оскол.

– Ну, и как мы можем ускорить окончание войны? – поинтересовался Мервон. – Мы и так делаем все возможное, чтобы она скорей закончилась, но наши силы не безграничны.

– Я так понимаю – это намек, – сказал Гартош. – Намек на то, что высшие силы Иктива больше не будут помогать Гробросу.

– Ну и что это нам даст? – хмыкнул Руткер. – Если бы они при этом оказали помощь нам, то война закончилась бы в течение нескольких дней.

– Суслики не ввязываются в войны людей, – усмехнулся носитель.

– Суслики, – снова хмыкнул Руткер. – Посредника они выбрали с намеком. Явно указывая на то, кем мы для них являемся. Путаемся под ногами, норки роем.

– Я не хочу быть сусликом, – мотнул головой Алькон, – даже в отношении богов.

– И никто не хочет, – заверил друга Гартош. – Я думаю, нам следует принять данный разговор во внимание, но поступать так, как мы решим сами.

– Самое правильное решение, – одобрил слова внука Руткер.

* * *

Следующие дни не слишком отличались друг от друга. Война приняла затяжной характер, и воюющие стороны несли большие потери. Гробросцы не желали без боя отдавать ни единого клочка земли, и виктанийцам приходилось продираться вперед с огромным трудом. Но все-таки хоть и со скрипом, но наступление продолжалось. Примерно через неделю после начала наступления обе стороны взяли паузу в активных боевых действиях. И тем и другим требовалось время, чтобы подтянуть свежие силы, подвезти боеприпасы, продовольствие, перегруппировать войска. И у носителя появилась возможность побывать на южном фронте, где тарты успешно теснили общего с виктанийцами врага.

Никор принял друга с нескрываемой радостью в широкой палатке одного из полевых штабов и, после того как выслушал обстановку на северном выступе, с нетерпением стал делиться собственными успехами, тем более что они оказались более значимыми, чем у северных соседей. На карте, занимающей весь большой стол, было установлено множество фигурок, обозначающих те или иные войска.

– Смотри, – широким жестом указал Верховный князь. – Мы наступаем вдоль обоих берегов Ротаны, оставляя реку посредине, и уже продвинулись почти на триста латонов.

– Разумно, – посмотрев на карту, одобрил Гартош. – Наступая вдоль обоих берегов, вы можете, в случае прорыва противника отойти на противоположный от врага берег и использовать эту природную и очень эффективную преграду.

– И не только это, – подхватил князь. – Мы её используем еще и как очень эффективный транспортный путь. По реке идут корабли с пехотой, оружием, припасами. Наше подкрепление подходит к месту боев, не истощенное долгими переходами, а свежее и полное сил. Я еще раз убедился, что мы очень удачно выбрали место для наступления.

– Я смотрю, – Оскол ткнул пальцем в фигурки, – вам совсем немного осталось до отрогов Старых Аргат.

– Если бы вы неприостановили наступление, – князь укоризненно взглянул на главнокомандующего соседей, – мы бы добрались до них еще на этой неделе. Но так как у противника освободилось много боевых магов, наше наступление значительно замедлилось.

– Прости, Никор, но ты же знаешь, как нам сейчас тяжело.

– Знаю, поэтому и не предъявляю претензий.

За стенами палатки раздался громкий трубный рев.

– Бригада боевых слонов на подходе, – ответил на удивленный взгляд друга Никор.

– Можно на них взглянуть?

– Конечно, – улыбнулся Сертер. – Зрелище, достойное внимания.

Верховный князь и носитель вышли из палатки. Примерно в ста шетах шествовала колонна южных гигантов. Конечно, они значительно уступали в размерах мамонтам севера Виктании, но ни один мамонт не подпустит к себе человека, во всяком случае, добровольно, а здесь покорно идут по воле погонщиков. Возможно, идут на смерть.

– Эффект от них в основном психологический, – сказал Гартош вставшему рядом другу.

– Это почему? – встрепенулся тот.

– Слишком большая мишень, легко поразить.

– Не так легко, как тебе кажется, – возразил Никор. – На них серьезная броня, способная выдержать прямое попадание из степрона.

– Прям-таки из степрона, – недоверчиво пробормотал генерал.

– Думаешь, ты первый, кто заметил, что слоны представляют собой отличную мишень? Уже давно тщательно продумана броня этих гигантов. Продумана до мелочей. Во время боя им даже специальную обувь надевают, чтобы ноги не повредили о разные колюще-режущие предметы.

– Да знаю я, какая защита предусмотрена для слонов, – отмахнулся Гартош, – еще в студии проходили.

– Я не знаю, что вы там проходили, но я видел этих красавцев в деле. Не завидую тем, кто окажется у них на пути. Хотя мы, северные тарты, всем слонам предпочитаем лошадей. А вот в центральном Тарте, и особенно в южном, битвы с участием слонов были не редкость. Хотя за последние несколько сотен лет конфликты между князьями постепенно сошли на нет.

– Это сколько же нужно народа, чтобы смотреть за этакой громадиной?

– Десять человек смотрителей обслуживает. Плюс погонщик, плюс четыре стрелка на башне. Итого полтора десятка человек.

– И оно того стоит? – снова засомневался Оскол.

– Стоит, Гартош, стоит. Если у тебя найдется несколько свободных часов, можешь посмотреть этих мышат в действии.

– У вас предусмотрена атака с участием слонов?

– Через четыре часа, – утвердительно ответил Никор.

– Четыре часа найду. Никогда не видел боевых слонов в деле.

– Ты не забудешь этого зрелища, – пообещал Верховный князь.

* * *

Слонов к бою готовили тщательно. Под каждой броневой плитой, действительно способной выдержать прямое попадание из степрона – тяжелого арбалета, укладывалась мягкая подложка. Особенно толстая броня защищала лоб слона и переднюю часть туловища. Сложная броня закрывала ноги – спереди толще, сзади тоньше. Нижнюю часть ног обували в толстые кожаные чаши, в которые вплеталась металлическая нить и пришивались металлические бляхи. Эти чаши-калоши служили гиганту не только защитой от острых предметов, на которые он мог наступить, но и эффективным оружием. На хобот натягивали специальный кольчужный чулок, сплетенный из мягкой меди. Подвижность хобота при этом значительно терялась, но пробить её стрелой или прорубить мечом с первого раза не получалось, а второго раза слоны или их седоки обычно не предоставляли. Самый кончик хобота, где кольчуга была наиболее тонкая, слон сворачивал в кольцо и прятал себе в рот, и только при прямом столкновении пускал его в ход. Обычно, для пущего эффекта, кончиком хобота слон зажимал тяжелый предмет и действовал им словно булавой.

Все это Гартош узнал от Никора и погонщика, которые комментировали каждое действие смотрителей. Ближайший к Осколу слон встал между двух вышек, и ему на спину водрузили боевую башню. В башне имелось восемь бойниц для лучников. Каждая бойница, если в ней не имелось необходимости, закрывалась щитом. Действительно, вся эта живая бронированная махина выглядела внушительно, словно живой танк.

– С такой тяжестью долго не побегаешь, – посочувствовал великанам Гартош.

– В полной броне они могут находиться не более часа, – уточнил Никор. – Так что сразу после облачения они начинают атаку.

И действительно, не прошло и десяти минут, как самое тяжелое бронированное подразделение Иктива выступило на поле предстоящего боя.

В нескольких шетах позади слонов плотными рядами шагала панцирная пехота, стараясь приноровиться к движению основной ударной силы этого боя. В задачу пехотинцев входило не дать вражеским бойцам зайти в тыл гигантам, где броня была самая слабая. Ну и конечно, прорваться через бреши в обороне противника, которые проделают слоны. Впереди самой тяжелой ударной силы тартов жиденькой шеренгой, зигзагами перемещалась легковооруженная пехота. Главной их задачей являлся перехват небольших групп противника, можно сказать, смертников, которые отчаянной атакой могли попытаться нанести вред слонам. А также им предстояло расчищать дорогу от тех сюрпризов, которые для гигантов могли оставить гробросцы.

За панцирниками двигалась средне вооруженная пехота, на плечи которой ляжет основной груз сражения. За средней пехотой лошади везли снаряженные к бою легкие полевые катапульты. Через небольшой промежуток тяжеловозы тянули тяжелые катапульты. Метательным орудиям ставилась задача проделать бреши в передних рядах противника. Они сумеют сделать, скорей всего, один залп, и пехота пойдет в атаку. Кавалерия пока держалась поодаль. Ее время придет гораздо позже, когда пехота проделает широкие проходы.

Такое боевое построение Гартош видел впервые, хотя немало знал о боевых порядках и приемах тартов. Что ж, интересно будет посмотреть, каков будет эффект.

Наступление началось сразу на обоих берегах широкой степной реки. «Можно было применить и боевые корабли», – подумал Оскол, когда остановившиеся катапульты сделали первый залп. Каменные ядра на удивление точно поразили передние ряды противника. Расчеты катапульт действовали на удивление слаженно, и даже тяжелые орудия успели сделать еще один залп, прежде чем слоны добрались до врага.

Взаимный обстрел возымел свой эффект. Два слона вышли из боя, явно получив серьезные раны, и погонщикам стоило немалых трудов удержать их под контролем, чтобы гиганты от боли не нанесли урон своим же наездникам и пехотинцам. Один слон уже уткнулся головой в землю, не добравшись до противника всего два десятка шагов. Но потери гробросцев были намного серьезней. Катапульты смяли каждого третьего панцирника, которые находились в передних рядах. И заполнить эти бреши было некем. Стрелки со слонов держали под постоянным обстрелом задние ряды, не давая им возможности быстро перегруппироваться. Продолжали выбрасывать ядра катапульты, правда, больше уже перестреливаясь между собой.

А слоны уже ворвались в ряды панцирной пехоты противника, круша всех, кто попадался на их пути. Пехота тартов действовала на удивление слаженно. Стараясь не попасть под удар слонов, пехотинцы быстро формировали небольшие группы, причем с разным количеством бойцов, и эти группы выполняли разные задачи. Одни связывали боем противника, другие заполняли проходы, которые делали слоны, и расширяли их. Средняя пехота уже тоже вступила в бой, заходя с флангов и в тыл противнику. Такое мастерство достигалось тщательными и длительными тренировками и учениями.

Слоны свою задачу выполнили, и сейчас погонщики удерживали разгоряченных боем животных на месте, давая пехоте завершить начатое дело.

– Слонов пора возвращать в тыл, – подал голос Никор. – Гоняться за одинокими бойцами не их задача. И с них пора снимать броню. Они свое дело сделали.

– Впечатляет, – признал Оскол. – Даже впечатляет не столько участие слонов в этом бою, сколько выучка ваших бойцов и командиров. Все знают свое место и свою задачу. Хотя задачи постоянно меняются. Взаимодействие между разными родами войск тоже заслуживает всяческой похвалы. Все отработано до мелочей.

– Мы не один год готовились к этой войне, – без ложной скромности ответил Верховный князь. Хотя было видно, что похвала пришлась ему по душе. – Все князья прекрасно понимали, что рано или поздно нам придется сойтись с Гробросом в бою, поэтому без всяких роптаний выделяли для общей армии лучших бойцов и не скупились на расходы.

А бой разворачивался по сценарию, написанному тартами. Передние ряды гробросцев частично были уничтожены, частично окружены, частично обращены в бегство. На помощь пехоте уже спешила экономной рысью кавалерия – им предстояло продолжить наступление. На магическом уровне шел свой, невидимый для непосвященных бой. И Гартош убедился, что слухи о небольших магических возможностях тартов слишком преувеличены. Тартские маги не только на равных сражались с гробросцами, но и выигрывали эту битву.

– Как обстоят дела к подготовке сюрприза для наших загорских друзей? – поинтересовался Оскол.

– Все идет по плану, – не отрываясь от подзорной трубы, ответил Сертер. – Почти все корабли в нужных бухтах. Серые ошиваются там же и ропщут, что не участвуют в настоящем сражении. Через неделю можно будет начинать. Возможно, даже раньше.

– Да, неделя это крайний срок, – согласился Гартош. – Но будем еще смотреть на обстановку на фронтах и на реакцию наших высоких друзей, вдруг они что-то да разнюхают.

– Их возможное вмешательство меня тревожит больше всего, – признался Верховный князь.

– Будем надеяться, что они не наделают глупостей, – скупо улыбнулся Оскол.

По окончании разговора друзья расстались, и Оскол вернулся в расположение своих войск.

* * *

Успешное наступление тартов позволило и виктанийцам продолжить наступать на всех участках. Неожиданно действенную помощь оказали войска новосозданного королевства Розолс – как они сами себя называли. Войска Розолса наступали непрерывно, невзирая на потери, не щадя ни себя, ни противника.

– Благосклонность нашу зарабатывают, – кривился Руткер. – Думают, что у нас рука не поднимется на отщепенцев, которые так усердно громят загорцев.

– А поднимется? – поинтересовался у Осколов Витан.

– Надо будет, придушим, – уверенно пообещал Руткер.

– Выгоним гробросцев, посмотрим, – уклончиво ответил Гартош. – Сейчас у нас другие задачи.

– Ты не передумал брать Шерам прямо сейчас? – уточнил император.

– Нет. У нас практически все готово. Единороги уже несколько дней не участвуют даже в переброске войск, отдыхают. Маги лорда Руткера готовятся сами и доводят до ума свои заклинания. Вепри и барсы также уже готовы к переброске. Сейчас последние корабли тартов заходят в тайные бухты. Через день начинаем операцию, которая должна быстро закончить эту изматывающую войну.

– Да помогут нам боги, – пробормотал Витан.

– Я на их помощь не особо рассчитываю, – усмехнулся Руткер. – Главное, чтобы не мешались под ногам.

Гартош не стал попрекать деда за пренебрежительное отношение к богам, он-то на помощь одной богини очень даже рассчитывал.

XV

В назначенное время к тайным бухтам потянулись колонны Серых всадников. Соблюдалась предельная маскировка. По подсказке Малиарта выбрали самую темную ночь. Порывистый ветер отбивал охоту рыбакам, торговцам и даже контрабандистам выходить в море. О сконьерах можно было не беспокоиться, пираты создали им немалые проблемы где-то возле восточного побережья Реата. Всадники загружались на суда и с немалым трудом заводили туда своих четвероногих соратников – дети широких степей с большой опаской относились к морю. Но погрузку все-таки удалось завершить к нужному времени. Суда вышли из бухт. Малиарта нигде не было видно, но из глубин океана вдруг начал подниматься светло-серый туман и наползать на корабли. Даже бывалые моряки почувствовали трепет перед необычным явлением. Все ждали чего-то необычного – чуда. Но все произошло более чем прозаично. Суда втянулись в туман, а дальше все замерло. Не слышалось плеска волн, не появлялись диковинные создания, даже не крикнул никто из тумана. Даже не чихнул…

* * *

Гартош при отбытии кораблей не присутствовал, был слишком занят своим броском на одну из главных цитаделей противника, но короткое зашифрованное сообщение он получил.

Черные всадники, так же как и серые, нетерпеливо ожидали своего часа, не отходя от своих четвероногих собратьев ни на шаг. Полсотни боевых магов в который раз перебирали свои магические артефакты и заклинания, которые помогала создавать вся магическая Виктания. Посильную помощь в их создании оказали и Алеандра с Квиртом, и конечно носитель атратов. Тысяча вепрей, столько же барсо, и полтысячи шершней тщательно проверяли свое оружие, понимая, насколько сложная задача перед ними стоит – поход в мир ведьм мог оказаться легкой прогулкой.

– Самое тяжелое это ждать, – нервно прохаживаясь по штабной палатке, выдал Алькон всем известную истину.

– Ждать и догонять, – пробормотал Гартош, разложив на столе свои магические артефакты, созданные атратами.

Он начал складывать артефакты в карманы и сумку, в порядке применения, когда в палатку вошел лорд Руткер.

– Какое тяжелое ожидание, – выдохнул Первый маг.

Все присутствующие невольно улыбнулись, хотя никто не рассмеялся.

– Я сказал что-то веселое? – поднял бровь Руткер.

– Здесь все уже устали ждать, – пряча усмешку, ответил носитель.

– Вам-то ждать осталось недолго, скоро окажетесь в самом пекле, а вот мне придется сидеть здесь и снова ждать, чем оно все закончится, – пожаловался пожилой маг.

Развивать тему никто не захотел, умолк и Руткер. О своих дальнейших действиях все будущие участники штурма Шерамской крепости знали назубок. Операцию проработали тщательно, с пошаговым вступлением в работу каждого человека, каждого артефакта. С помощью атратов тайно проследили за гарнизоном Шерама, за обычной и магической обороной. Теперь оставалось только ждать условного сигнала от Серых всадников о том, что они высадились на побережье гарптов. Сколько им придется идти до нужной точки, не знал никто. Одно дело, когда отряд Гартоша пробирался сквозь Тролльи горы, по Коротким Путям, которые были доступны для смертных, и другое дело двигаться по путям, открытым самими демонами.

* * *

Казалось, время застыло, как и окружающий все туман. Чувство, что за тобой наблюдают десятки глаз, не покидало экипажи и всадников. Лошади также вели себя крайне нервно, хотя боялись даже всхрапнуть. Сколько тянулось это безмолвное ожидание, никто не знал, даже самые опытные маги боялись заглянуть за пределы тумана.

Но вот, наконец, послышался легкий всплеск волн, и все поняли, что их путешествию подходит конец. Прошло еще совсем немного времени, и туман начал выталкивать из себя корабли. При яркой луне очертания берега пугали своей темнотой. Передовые корабли подошли почти к самому берегу, когда уткнулись килем в песок. Место для высадки морские демоны выбрали на удивление удачное, можно перебросить с борта на берег широкий настил, и никто даже сапог и копыт не намочит.

Высадка началась сразу же, как только до берега добрались первые корабли. Всадники и лошади с нескрываемым облегчением перебирались на берег и тотчас же уходили вглубь суши, прикрывать высадку остального войска. Освобожденные от груза корабли отталкивались от берега и на веслах отходили назад, в море. На востоке начало немного сереть, и уже стало видно, что освободившаяся от тумана бухта до отказа заполнена разнокалиберными судами.

Судя по всему, демоны и духи моря посчитали свою задачу выполненной, и дальше смертные должны были обходиться своими силами. Корабли сразу образовали толчею, и самым опытным капитанам пришлось сорвать глотки, чтобы навести кое-какой порядок. Но ширина бухты позволяла подойти к берегу одновременно нескольким десяткам кораблей, что ускорило высадку. Сразу же появились первые пленные. Такая удобная бухта не могла не привлекать рыбаков, и гарпты образовали здесь небольшой временный лагерь. Два десятка рыбаков мычали сквозь кляпы и испуганно вращали глазами, отказываясь понимать, что происходит.

Всего за два с небольшим часа многотысячное воинство оказалось на берегу. Уже полностью рассвело, когда армия тартов тремя походными колоннами двинулась на север.

* * *

Сообщение, которое с таким нетерпением ждали, застало Гартоша и его соратников почти врасплох.

– Ну что ж. Началось, – поднялся главнокомандующий. – Назад дороги нет. Да помогут нам все те, у кого вдруг возникнет такое желание.

Участники штурма крепости, в сопровождении лорда Руткера, покинули штабную палатку и присоединились к своим полкам.

Главнокомандующий не стал произносить громких напутствующих речей, он просто выдохнул:

– Вперед!

И первым шагнул в магическое марево.

На вершине одной из скал, куда высадился носитель, находился один из сторожевых амулетов, который атраты тут же уничтожили. На других ключевых вершинах высадились Алеандра с Квиртом и еще четверо магов. Первая охранно-сторожевая звезда Шерамской крепости была уничтожена. Не самая мощная оказалась система. В её функции больше входило предупредить о нападении, чем предотвратить его. Дальше предстояла более тяжелая работа. В крепости тут же поднялась суматоха. Маги Виктании, не дожидаясь ответной реакции противника, принялись за следующий, более сильный и сложный защитный контур. Воздух тут же наполнился мощными потоками магии. Один из магов упал, пораженный сильнейшим откатом энергии. Вершину скалы, где находился еще одни маг, ответным ударом словно срезало мечом. На месте погибших магов сразу же высаживались новые участники сражения, и их количество все возрастало.

Пока что виктанийцы на полшага опережали противника, не давая ему опомниться, сгруппироваться и дать должный отпор. Но и виктанийцы большую часть своих сил тратили на борьбу с защитными барьерами. А ведь скоро гробросцам подойдет подмога.

Гартош выбросил использованные артефакты и энергетические камни и переместился на другую скалу, долго оставаться на одном месте опасно. Точно так же поступали и другие участники сражения.

«Нужно пробиваться внутрь крепости и разбивать их защитный контур изнутри», – подала голос Алаза.

«Опасно, но это единственный способ быстро уничтожить внешний защитный пояс крепости», – согласился Тенос.

– Куда переносимся? – не стал долго рассуждать носитель.

«Скорее, куда нам дадут перенестись, – поправил своего носителя Тенос. – На стену, между вон теми неприметными башнями. Это единственное место, куда мы можем переместиться, не растратив всю свою энергию. Затем нам нужно пройти сквозь правую башню и добраться до основной защитной башни. Там находится ключевой дитрат, который замыкает на себе внешний защитный периметр».

– Тогда чего мы ждем? Вперед!

«Пройти ты сможешь только один, мы никого больше не сможем протащить сквозь защитную стену», – предупредил своего носителя Тенос.

– Я готов. Вперед.

Продираться сквозь защитную магическую стену было сродни подъему по отвесной стене. Стене могучего водопада. Причем вместо воды лился огонь. Несмотря на все усилия Венеры, у Гартоша чуть не обуглилась кожа, когда он выпал с той стороны барьера, между двумя солдатами противника, нервно сжимающими мечи. Появление дымящегося, словно демон, Оскола вызвало у бойцов замешательство, и этих двух секунд Гартошу хватило, чтобы выхватить меч и вступить в бой. Гариант запел победную песню, и два первых трупа окропили своей кровью стены крепости. А такой крови должно быть очень много. Из двух башен выбежали десятки защитников крепости, и Оскол понял, какую невероятно сложную ему придется решить задачу.

Он попытался с боем пробиваться в сторону нужной башни, но увяз в бою, и рубиться пришлось на обе стороны. Носитель наполнял стену трупами, но продвигаться вперед не получалось, два-три шага вперед, либо назад, чтобы не споткнуться на трупах, вот и все, чего он достиг. Атраты быстро снимали усталость, принимали на себя магические удары, и особой опасности для себя Гартош не видел. Но время неумолимо бежало, и скоро количество магов на окружающих крепость скалах сравняется, а затем пойдет перевес в сторону Гроброса, и вся затея пойдет насмарку.

Рядом, прямо в гуще вражеских солдат, вдруг возник еще один магический пузырь, и из него вывалился Квирт, обдав противника горячей магической волной и выиграв для себя драгоценные мгновения. Носитель тут же бросился на помощь другу, и вдвоем они вырубали вокруг себя приличную проплешину.

– Тяжело без папки? – спросил дракон. На его закопченном лице буквально сияла белозубая улыбка.

– Тяжело, – без лишнего кокетства признался Оскол. – Ты как сюда прорвался?

– Алеандра помогла. А теперь давай вперед, с той стороны крепостных стен становится слишком жарко, нужно прятаться с этой стороны.

Противник опомнился слишком рано, и дело принимало скверный оборот.

– Держи тыл! – скомандовал главнокомандующий и принялся с удвоенной силой рубить мечом, до предела накачав его магией.

«Аккуратней с расходом энергии, – воскликнул Тенос. – Мы не всю вражескую магию можем преобразовать в энергию, а другого способа пополнить её нет».

– Времени нет, – сквозь зубы ответил носитель. – Или мы пробьемся к башне сейчас, или все останемся возле этой крепости.

«Я всего лишь сказал аккуратней».

Гартош не стал больше пререкаться с атратом мудрости, а просто пошел вперед, щедро сея вокруг себя смерть. С прикрытым тылом он быстро добрался до первой башни, но та не стала встречать непрошеных гостей гостеприимно – дверь в башню оказалась закрыта изнутри.

«Опять придется расходовать драгоценную энергию», – проворчал Тенос, но дал добро на использование последнего заряженного магией кристалла.

После таранного удара Фатара дверь разлетелась в щепки, и за ней оказалась наспех сооруженная баррикада. Оскол с остервенением раскидывал старые доспехи, стулья, обломки досок и булыжники, успевая рубануть зазевавшегося противника. До выхода из башни добрались быстро, в узком проходе не нашлось места для большого количества солдат. А вот на стене снова стало жарко. Здесь враг сумел соорудить целый живой редут. Причем построенный очень грамотно – щитоносцы впереди, копейщики не давали приблизиться на близкое расстояние, ну а там мечники ждали своего часа. И если бы не волшебный меч, напившийся под завязку крови, Осколу пришлось бы очень туго.

Отрубленные наконечники копей упали под ноги, но копейщики не растерялись и стали использовать обезглавленные копья словно палки, лупя наглого виктанийца по голове и плечам, тыча обрубки в грудь, лицо и живот. Гартош ревел от злости и вертелся словно уж на сковородке. Было не столько больно, сколько обидно. И успокоился он только тогда, когда изрубил и измочалил древка на щепки. Теперь солдаты Гроброса больше не выкрикивали насмешливые и обидные слова, теперь им приходилось бороться за свою жизнь.

Копейщики отступили назад, и их место заняли мечники. Сквозь щиты добраться до мечников было нелегко, и Оскол потратил долгих несколько минут, пока сумел нарушить правильный боевой порядок врага. Он начал постепенно теснить противника к башне, когда оттуда нанесли мощный таранный удар, до предела накачанный магией огня. Гартоша с Квиртом отбросило назад, в пройденную ранее башню.

– Кто-то всерьез осерчал, – поднимаясь и растирая побитые бока, заметил дракон.

– Я рассердился еще больше, – быстро приходя в себя, ответил Оскол.

Неслабый удар неизвестного мага причинил вред не только виктанийцам, ближайшие гроброские солдаты пострадали еще больше. Гартош переступал через трупы, шевелящиеся тела, а затем побежал вперед, пока солдаты не успели опомниться. Возле башни он снова встретил сопротивление, хотя и вялое. Носителю не составило большого труда вырубить неполный десяток, когда из дверей башни вывалились новые свежие бойцы.

– Да сколько же вас, – пробормотал Оскол и, полуобернувшись к Квирту, добавил: – Этак мы весь гарнизон здесь перебьем!

– Не обольщайся, сейчас они откроют ворота и запустят вовнутрь пару свежих сотен, – засомневался дракон.

– Правильно, надо торопиться.

Снова началась жестокая рубка. Гартош с Квиртом шаг за шагом приближались к ключевой башне, а её недра извергали все новых и новых вражеских солдат. Время от времени маги Гроброса пытались достать носителя с драконом магией, но атраты знали свое дело, да и дракона не так легко было поджарить. С окрестностей крепости до башни также иногда долетали магические удары, но грамотно выстроенная защита держала пока все, что могли предложить виктанийцы.

Снова вздулся пузырем воздух, и два боевых мага Виктании пришли на помощь первопроходцам.

– У нас здесь подарочки, – похвалился один из магов и передал носителю несколько кристаллов, под завязку заряженных энергией.

– Вампирша распорядилась, – добавил другой.

Гартош с благодарностью подумал о Алеандре. Она очень тонко чувствовала течение боя и знала, где, когда и кому могла понадобиться помощь. Что значит почти тысячелетний опыт. Прибытие помощи и подарков не осталось без внимания магов в башне. Там зарождалась мощная волшба.

– Помогайте! – крикнул прибывшим магам Оскол. – Нужно сейчас же пробиваться в башню, иначе нас здесь зажарят, вместе с этими солдатами!

– Чувствуется, как нам здесь не рады, – подтвердил один из магов.

Они вместе с напарником встали по бокам носителя, а Квирт по-прежнему прикрывал тыл. Получив поддержку в виде новых запасов энергии, а также опытных магов, атраты ударили в сторону башни прямым огненным копьем, которое пронзило всех попавшихся на пути людей и взорвалось где-то внутри башни.

– За мной! – рявкнул Гартош и бросился к дверям башни, из которых повалил густой вонючий дым.

Добивать ошеломленных ударом солдат Оскол оставил соратникам и ворвался в башню. Здесь места оказалось намного больше. В круглом помещении находилось полтора десятка человек, треть из которых имела явное отношение к магии. В центре башни находился постамент, на который маги спешно пытались водрузить сложного вида конструкцию. Видать, удар атратов угодил точно в ключевой дитрат внешней обороны стены, а возможно, и всего защитного купола – так как на стенах один за другим возникали гости из Виктании. Но Гартош прибытие помощи не видел. Его задачей сейчас являлось не дать врагам восстановить защитную магическую стену. Что он собственно и сделал.

С ходу зарубив нескольких уцелевших солдат, носитель проделал то же самое с двумя увлеченными работой магами, а потом от души рубанул по ключевому дитрату, разрушив его и всю внешнюю систему защиты полностью.

«Что ты наделал?! – воскликнул Тенос. – Магов нужно было убивать, а дитрат не трогать! Он сейчас больше понадобился бы нам, чем гробросцам!»

– Раньше надо было предупреждать, что он тебе нужен, – невозмутимо возразил носитель, довольно наблюдая в открытую дверь, как на стене возникали все новые и новые маги из Виктании. – А новый защитный купол построите и без него. Вы ведь готовили там что-то?

«Готовили, конечно! Но с этим дитратом было бы намного проще. Гробросцы эту оборону создавали на протяжении многих лет, а у нас было всего несколько недель».

– Гробросцы это систему создали, и они могли бы найти способ, как её обойти, даже если бы мы перенастроили её на себя. А так пускай помучаются с нашим произведением.

Атрат мудрости не нашелся что возразить на разумное замечание своего носителя, хотя Гартош чувствовал, что ему очень хочется это сделать. Прежних обитателей башни общими усилиями добили и выгнали с башни.

– Здесь организуем временный штаб, – распорядился носитель.

– Нужно немедленно устанавливать новый оборонительный периметр, – заявила разгоряченная боем Алеандра. – Гробросцы перебрасывают сюда слишком много магов, и нам долго их не сдержать. Все-таки мы находимся в их глубоком тылу, и за ними явное преимущество.

– Все правильно, – согласился Гартош и с помощью магии отдал новую команду: «Всем магам! Немедленно установить защитные кристаллы в обозначенных ранее местах. В случае если эти места еще заняты врагом, любой ценой их расчистить. Если не в силах сделать это сами, вызывайте меня!»

И Оскол тут же получил пять заявок на оказание помощи.

– Ого! – воскликнул главнокомандующий. – Получается, мы контролируем только половину стены.

– Я думаю, что меньше, – уточнила герцогиня. – Мы контролируем только половину ключевых точек, а стены вокруг этих точек держат хозяева крепости.

– Пора нам становиться хозяевами этой крепости, – заявил Оскол. – И для этого сил одних магов явно недостаточно. Я вызываю единорогов.

Алеандра согласно кивнула:

– Без армии нам не обойтись.

XVI

Во внутреннем дворе крепости, который занимал значительную её часть, поднялась суматоха. Гробросцы собирались открывать огромные восточные ворота. Наверняка с той стороны в крепость собиралась войти помощь, что могло очень осложнить задачу виктанийцев.

«Алькон! Вход немедленно!» – воскликнул Гартош и с надеждой посмотрел на ворота.

Открыть такую махину было нелегкой задачей, но нынешние хозяева крепости успешно с ней справлялись. Половину запоров они уже успели открыть, когда во дворе закружился магический вихрь, и из него десятками начали выходить единороги, каждый с двумя седоками. Аруш сумел пройти вместе с единорогами. Пехотинцы не успели еще покинуть спины единорогов, как Оскол, перегнувшись через парапет стены, уже начал раздавать приказы:

– Три десятка вепрей на ворота! Не дайте их открыть! Шершни, держите под обстрелом стены! Прикрывайте приход и уход единорогов! Барсы! На стены! Очистите их от лишнего груза! Аруш, помоги возле ворот!

Единороги, высадив пассажиров, тут же снова скрывались в магическом вихре, освобождая дорогу новой партии воинов. Во дворе образовался непрерывно кружащий магический круговорот.

Тенос сразу сообразил, как им воспользоваться:

«Твои единороги своим непрерывным круговым движением создали такой круговорот энергии, что им, словно магическим трактом, могут воспользоваться и не наделенные магическими способностями люди».

Гартош с лету воспринял идею:

– Алаза, дай мне связь с Альконом. Хотя нет, лучше с дедом, он быстрей поймет.

«Да, внучек, – сразу отозвался Первый маг. – Какая у вас обстановка?»

«Работаем, – лаконично обрисовал ситуацию Гартош и повторил слова атрата. – Тенос предложил новую идею. Единороги своим непрерывным движением создали непрерывное течение энергии, благодаря которой к нам могут попасть бойцы, даже не наделенные магическими способностями. Организуй быструю доставку людей, продовольствия, воды и боеприпасов. Иначе единороги могут не справиться. Чует мое сердце, что эту дорогу скоро перекроют, и нам придется надеяться в основном на свои силы».

«Понял. Сделаю».

Старший Оскол не стал тратить драгоценное время на лишние разговоры и сразу занялся делом.

Возле ворот разгорелась ожесточенная схватка. Вепрей было почти в два раза меньше, чем защитников ворот, но они превосходили врага в мастерстве и желании победить. К тому же не нужно было сбрасывать со счетов фактор неожиданности. Ворота гробросцам так и не удалось открыть, иначе битва за Шерам, скорей всего, была бы проиграна.

Вражеские бойцы на стенах, точнее, на тех участках, которые они еще контролировали, быстро пришли в себя, и в десант полетели стрелы. У виктанийских солдат во дворе крепости сразу появились новые потери. Пока еще обстрел не организовали как следует, но можно было не сомневаться, что на стенах найдутся командиры с головой на плечах, и тогда место высадки превратится в кровавое месиво. Ведь виктанийцам, после подпространственного перехода, требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, осмыслить ситуацию и начинать действовать соответственно ей.

«Алькон! – снова послал Гартош зов в сторону родины. – Нужно первым делом выдвинуть сюда щитоносцев, иначе половину наших перестреляют еще до того, как они вступят в бой!»

«Я все понял!» – так же быстро, как и старший Оскол, отреагировал командор Черного Легиона.

Не прошло и минуты после разговора Гартоша с Альконом, как вместе с единорогами нашли дорогу в крепость и пехотинцы. А еще через минуту появились первые щитоносцы, организовавшие вокруг неожиданно образованного портала живую крепость. К стрелкам на стенах присоединились маги, и снова виктанийцы понесли немалые потери. Алеандра отдала приказ своим подчиненным, и во двор на помощь приходящим бойцам перенеслись несколько магов.

Бой быстро перешел в организованную фазу. На стенах организовали грамотную оборону, не забывая обстреливать вновь прибывающих гостей. В казармах забаррикадировалось немало защитников крепости и тоже доставляли немало неприятностей. Выход из подпространства тоже приобрел организованный порядок. Единороги заполнили центр двора – выходя из магического марева и делая полукруг, они высаживали на ходу пассажиров и снова скрывались в магическом сиянии. По бокам от единорогов, прикрываемые щитоносцами, непрерывным потоком шли пешие воины. Они сразу же распределялись офицерами на нужный участок битвы, итог которой становился все более очевидным.

У виктанийцев уже появилось численное преимущество, и они почти на всех участках начали теснить хозяев крепости. Маги Виктании также организовали грамотную оборону крепости, и врагам пока не удалось её прорвать. Гартош хотел было броситься в самую гущу сражения, но его остановил Тенос:

«Забудь про стены! У тебя есть другая задача, более важная. Тебе нужно спуститься в подземелье».

– Что там такого важного?

«Источник энергии. Очень мощный источник. Если мы возьмем его под контроль, то нам хватит магии на любые наши действия».

– Почему же гробросцам не хватило этой энергии, чтобы защитить крепость? – быстро спускаясь по крутым ступенькам вниз, поинтересовался носитель.

«Им хватило энергии, им не хватило достаточно сильных магов, чтобы контролировать её. Слишком много магов погибло на фронте», – доходчиво объяснил атрат мудрости.

Позади Оскола по ступеням бухали сапоги Квирта.

– Если ты что-то задумал, то я с тобой! – крикнул дракон.

– Задумал, и ты мне нужен, – ответил Гартош. – Нужно спуститься вниз, в подземелье, найти какую-то хрень, которая является жутким источником энергии, и взять её под контроль.

– Тогда это как раз работа по мне, – несказанно обрадовался Квирт. – Источниками энергии часто являются интересные камешки.

– Не вздумай трогать! – сразу предупредил друга Гартош, обеспокоившись судьбой ненайденного еще источника. – Этот источник нам для защиты нужен. Да и потом тоже.

– Не переживай, разберемся! – отмахнулся дракон, обгоняя на очередном повороте Оскола. И на развилке ринулся по одному из коридоров. – За мной! У меня нюх на такие предметы!

Носитель не стал полагаться на нюх Квирта и переспросил у атратов о направлении движения.

«У этого дракона действительно есть чутье, и он движется правильно, – признала Алаза. – Но приглядывай за ним, ты знаешь о его слабостях».

А Квирт уже рубился с охраной очередных дверей. Оскол помог дракону пройти это препятствие, и они снова мчали вглубь подземелья. Снова ступени, за ними низкий коридор, и охотников за артефактом встретили яркой вспышкой огненного шара. Но атраты предупредили друзей об опасности и сумели прикрыть их от атаки. А Фатар даже впитал остатки энергии и пополнил ею носителя.

Гартош не стал применять магию для устранения новых дверей. Двух мечей вполне хватило, чтобы уничтожить молодого мага, совсем еще мальчишку, и двух солдат, стоящих на страже двери.

– Как хорошо, что у них осталось совсем мало магов и солдат, – радовался Квирт. – Обычно такие важные вещи охраняются более тщательно.

Не успел он это сказать, как потолок впереди них обрушился и перегородил коридор непроходимым завалом.

Гартош бросил на дракона злой взгляд:

– Я думал, что каркают только вороны.

– Хорошо, что это все не обвалилось нам на головы, – пытался найти позитив в ситуации Квирт.

Гартош в сердцах выругался. Затем успокоился и спросил атратов:

– Ну и что нам теперь делать?

«Разгребать завал, – подсказала Алаза. – Здесь завалено всего лишь пять шагов».

– Пять шагов! – воскликнул Квирт. – Это на целый день работы!

– Иди за помощью, – мрачно глядя на завал, сказал Оскол. – Скажешь Алеандре, пускай берет командование на себя. А я здесь поковыряюсь.

Дракон не стал пререкаться и помчался обратно. А носитель решительно взялся сначала за камни полегче, а затем и за большие валуны.

– Кто устроил этот завал? – спросил он атратов. – Сработала ловушка, или кто-то намеренно обрушил потолок?

«В зале, где находится источник, осталось два мага, которые обслуживают артефакт. Вот они то и устроили этот завал», – ответила Алаза.

– Решили похоронить себя заживо? Принести в жертву?

«Скорей ждали, что подойдет помощь», – поделился своими мыслями Тенос.

Гартош уже расчистил половину завала, когда в мерцающем свете факелов появился Квирт, ведущий четырех вепрей.

– Еле сумел вытащить со стен этих красавцев, – пожаловался дракон. – Пришлось вмешаться Алеандре. Они её жуть как боятся.

– Никого мы не боимся… – пробормотал один из вепрей.

– Какая обстановка в крепости? – не стал развивать тему Оскол.

– Стены наши почти полностью, сейчас выбивают дверь в казармы и другие помещения. Думаю, через полчаса крепость будет полностью наша, – доложил Квирт.

– Надо успеть захватить источник до того, как его уничтожат. А он нам очень нужен. Так что за работу.

И командующий снова взялся ворочать камни. Он залез в тоннель, который уже успел проделать, и начал подавать камни Квирту, а тот по цепочке бойцам. Вместе разбирать завал оказалось намного быстрей. Через полчаса весь небольшой отряд стоял возле последней двери, от которой так и разило защитной магией. Атраты взялись расшифровывать хитроумное заклинание, а Квирт рассматривал стены коридора, исчерченные непонятными рунами.

– Это гномьи руны, – безошибочно определил дракон.

Гартош тоже заинтересовался надписями. И атраты проявили свой интерес.

«Заклинание, защищающее дверь, основано на древних заклинаниях гномов», – после небольшого исследования пришел к выводу Тенос.

«Я нашла связь защиты двери с этими рунами, – обрадовала носителя Алаза. – Снимаем блокировку и нейтрализуем разрушительную магию».

Оскол постарался максимально отслеживать действия атратов. Защитное заклинание опутывало дверь и уходило корнями вглубь горы. Начало заклинания, отвечающего за смерть всех, кто пожелает взломать дверь, находилось непосредственно в пещере. Сначала атраты распутали заклинание, предохраняющее дверь от взлома, а затем отсоединили смертельное заклинание.

Дверь открылась от легонького толчка, и носитель, окруженный защитной сферой, первым шагнул внутрь средних размеров пещеры. Защита ему понадобилась сразу же, как только он переступил порог ярко освещенной пещеры. Атаковали его одновременно с двух сторон. Причем атака была довольно мощной. Несмотря на всю силу ударной магии, атраты без труда её отбили.

«Сразу видно не боевых магов, – пренебрежительно отозвался о противнике Фатар. – Энергии максимум, эффективности минимум».

«Что имеют, тем и воюют», – подтвердил Тенос.

Ответными двумя ударами носитель расправился с хранителями источника. Правда, атраты не захотели убивать вражеских магов. Не из-за гуманизма, конечно, а потому, что те могли поделиться знаниями об источнике.

«Подойди к источнику», – скомандовал Тенос.

Атраты без замедлений начали отслеживать нити, которыми источник связывал энергию земли с уже поврежденной защитой крепости. На самом деле артефакт являлся не источником, а неким сложным преобразующим магическим механизмом, трансформирующим первобытную энергию в энергию, доступную для использования. Прошло не так много времени, как семье атратов удалось приспособить источник к своим защитным заклинаниям.

– Останетесь охранять пещеру, – приказал томящимся бездельем вепрям Гартош. – Позже я пришлю магов, которые будут следить за источником.

– А с этими что? – ткнул пальцем в лежащих без чувств магов один из вепрей.

– Этих мы заберем с собой. Они нам еще понадобятся.

Атраты накачали носителя дармовой энергией под завязку, тот поднял пленных магов и пролевитировал их по коридору. Небольшая заминка вышла, когда магов пришлось протаскивать по узкому проходу, сделанному в завале, но дальше дело пошло споро. Сверху доносились отголоски незатихающей битвы, и Гартош с Квиртом почти бегом возвращались к месту основных событий.

Алеандру они нашли на одной из башен. Маги и военные без возражений приняли право вампирши на руководство боем, тем более что все её немного побаивались. И она доказала, что отменно владеет навыками коменданта крепости – оборона была налажена до мелочей. Конечно, план захвата крепости и последующей её обороны прорабатывался заблаговременно. Но одно дело штабные игры, и совсем другое реальные боевые действия.

– Как вы здесь? – поинтересовался Оскол. – Где Аруш?

– Почти все, как и планировали, – неизменно спокойно и невозмутимо ответила герцогиня. – Единороги успели перебросить все предусмотренные войска и припасы, и даже немного больше. Помогло то, что многие пехотинцы смогли перейти без помощи единорогов. Большую часть погибших и раненых единороги забрали в Виктанию. Сейчас подпространство перекрыто. Здесь, как и планировали, оставили только три сотни единорогов, хотя порывались остаться намного больше. Оборотень был на стенах. А после того как их очистили, бросился искать себе другую добычу. Даже Пегас где-то во дворе топчется. А как у тебя прошло с источником? Квирт впопыхах не успел все толком рассказать. Сказал только, что нужна помощь в разборе завала. Но я вижу, что энергия наполнила наш защитный экран, а значит, все прошло успешно. Ведь так?

– Так, Алеандра, так, – подтвердил носитель. – Все прошло даже легче, чем я думал. Видимо, в связи с последнимисобытиями, гробросцам пришлось снять часть опытных магов и бойцов с охраны этой крепости и бросить на фронт. С этими, что остались, мы справились без особых проблем.

– Сейчас они пытаются вернуть утраченное, – вампирша указала на несколько окрестных вершин. – Там сосредоточены самые сильные и опытные маги, и наверняка они готовят что-то более мощное, чем то, что было применено до сих пор. Войска ворота штурмовать перестали, также накапливают силы. То, что происходит, пока можно назвать затишьем. Небольшие стычки не в счет.

– Да, фактором неожиданности мы сумели воспользоваться в полной мере, – прощупывая с помощью атратов окрестности, сказал Гартош. – Сейчас действия гробросцев выглядят сумбурно. Но скоро они поймут всю серьезность того, что произошло, и стянут сюда все, что только имеют. Даже фронтовые маги все будут здесь.

– Они до последнего будут отбивать эту крепость, – согласилась Алеандра. – И боюсь, больше нескольких дней мы здесь не продержимся. Даже когда подойдут Серые всадники, это не переломит ситуацию.

– Все не так плохо и безнадежно, как тебе кажется, – не разделил опасения герцогини Гартош. – И наши, и тарты тут же воспользуются отсутствием вражеских магов на фронте и пойдут вперед. Долго оставлять свои войска без магической поддержки гробросцы не смогут, и магов придется вернуть на фронт. Три дня, пока не подойдут тарты, будут самыми тяжелыми. К тому же, нельзя отбрасывать панику, которая может появиться в войсках противника, когда они узнают, что путь к родине перекрыт.

– Посмотрим, – коротко ответила Алеандра.

* * *

Корвин, лорд-командующий Серыми всадниками, вел свою армию через холмистые степи гарптов. Тарты старались обходить селения местных жителей и не вступать с ними в схватки. Пока это получалось. Крупные города оставались в стороне, хотя то, что гарпты называли городами, по меркам других народов, тянуло всего лишь на крупные села. Мимо маленьких деревенек проходили без стычек – никто, даже славившиеся своим безрассудством гарпты, не решался напасть на такую большую армию, появившуюся неизвестно откуда.

Ночь прошла спокойно, а утром второго дня дозорные с ближайшего высокого холма доложили – приближается большой конный отряд, который при ближайшем рассмотрении оказался отрядом кентавров, мечей в сто.

– Не прерывать движения! – скомандовал своим командирам Корвин. – К кентаврам враждебности не проявлять, пока они сами её не проявят! Держать ухо востро, и все!

Он дождался, пока конелюди появятся в поле зрения, и выехал с небольшой свитой навстречу. Основной отряд кентавров также остановился на расстоянии двухсот шетов, и от него отделились три всадника.

Давно Корвин не видел этих созданий, со времен битвы в Старых Аргатах. Возможно, с кем-то из этих кентавров он сражался в памятном ущелье. И даже наверняка, что так оно и было.

– Что делают Серые с этой стороны Межевых гор? – вместо приветствия спросил кентавр с серебряным обручем сотника на предплечье.

– То же, что делали и кентавры не так давно на той стороне, ищем воинской славы. Хотим нанести визит Гробросу, – без злости, хотя и с легким вызовом ответил лорд-командующий.

– Мы не добыли там славы, – нахмурился сотник кентавров.

Корвин усмехнулся:

– Как сказать. Понадобились лучшие силы кавалерии и пехоты двух крупнейших государств к западу от Межевых гор, чтобы вас одолеть.

Морщины на лице сотника слегка расправились:

– Да, славная была битва. Ты был там?

– Был и оставил в той долине свою руку. – Корвин продемонстрировал кентавру искусный протез левой руки.

Кентавр на минуту задумался. Затем осмотрел проходящие мимо походные колонны тартов и сказал:

– Войско на эту сторону Межевых гор сумели переправить немаленькое. Но вряд ли вы сумеете нанести серьезный вред гробросцам. Даже с учетом того, что большая часть их армии на той стороне гор, на границе у них достаточно сил, чтобы вас задержать, уж больно мощные укрепления у них там. Без больших потерь их не преодолеть.

– Людям легче брать фортификационные сооружения, ведь мы можем слезать с лошадей, – снова улыбнулся Корвин. – К тому же у гробросцев сейчас большие проблемы на Шерамском перевале. Вчера его взяли под контроль виктанийцы.

– А вот это новость… – пробормотал кентавр. – Значит, взялись вы за Гроброс серьезно.

– Более чем, – подтвердил тарт.

Кентавр, не прощаясь, развернулся, но Корвин его остановил:

– Подожди. Вы кое-что забыли в Старых Аргатах. – Он подал сигнал, и один из офицеров передал ему шкатулку, отделанную золотом. – Верховный князь Тарта просил вернуть это вам. – Корвин достал из шкатулки золотой обруч военного вождя кентавров.

Четвероногий сотник благоговейно принял утраченную реликвию, исчерченную старыми рунами. Затем он поднял её над головой и с диким гиканьем помчался к своему отряду. Над холмами пронесся восторженный вопль конелюдей, и отряд умчался назад быстрей, чем прискакал сюда.

– Надеюсь, они не посчитают, что, возвратив им обруч, мы избавили их от клятвы не воевать с нами, – сказал один из полковников, сопровождающий лорда-командующего.

– Я тоже на это надеюсь, – пробормотал Корвин.

XVII

Первые сутки после взятия виктанийцами под свой контроль Шерамской крепости обошлись без больших потерь. Противник, после нескольких сумбурных атак, предпринял два более организованных наступления, сразу со всех сторон, но понеся большие потери, отступил. Защитники крепости, после первой радости и даже эйфории, в связи с захватом перевала, пришли в себя и готовились к тяжелой, кровопролитной обороне. Все прекрасно понимали, каждая последующая атака будет все более подготовленной и организованной. И это как раз тот случай, что объект было легче захватить, чем удержать.

На второй день важнейшей в этой войне операции у Гартоша было стойкое предчувствие, что сегодня будет решающий день. Почти все маги вражеского Гроброса собрались вокруг важнейшего для трех стран перевала. Сейчас они ждали подхода достаточного количества пехоты и подготавливали смертельные заклинания. Готовились ко второму дню противостояния и виктанийцы. За западные ворота Гартош был более спокоен – эти ворота наиболее неприступное место в крепости. От них узким ущельем, крутым серпантином дорога уходила вниз. Так что подвезти туда крупное войско было невозможно.

А вот с восточными воротами дело обстояло не так радужно. Возле восточных ворот находился широкий уступ соседнего плато, на котором можно было накопить несколько тысяч солдат, вместе с осадными орудиями. И защищать их будет непросто. Северные и южные стены окружали крутые стены ущелья, так что ожидать оттуда можно было только магические атаки.

Ко второй половине дня противник на недостижимом для крепостных метательных орудий расстоянии соорудил передвижные защитные стены из наспех сбитых толстых досок. На полноценные наступательные сооружения и механизмы у него времени не было, все знали о приближении тартов. Еще по уступам с трудом подняли так же наспех собранные наступательные башни. Это все, что гробросцы могли дать в помощь своим наступающим войскам. Правда, пехоты они нагнали огромное количество – не менее пятнадцати тысяч. И еще несколько тысяч поднималось по серпантину к западным воротам.

Но все понимали, главное сражение произойдет на невидимом для простого человека уровне, главное сражение произойдет между магами.

Солнце перевалило над пиками на западную сторону, и, прикрываясь огромными щитами, шеренги гробросцев двинулись в сторону восточных ворот. Одновременно начался магический обстрел с ближайших вершин и со стороны западных ворот. Викранийцы еще не успели как следует освоить метательные машины гробросцев, поэтому ждали, когда противник подойдет поближе, не хотелось зря расходовать метательные снаряды. Успешно отражались и магические удары. А для того, чтобы держать на расстоянии атакующих западные ворота, достаточно было пару десятков метких лучников.

Все изменилось, когда врагу до ворот осталось шагов триста. Таранные магические удары буквально изрешетили защитный контур крепости. Удары были рассчитаны таким образом, чтобы расшатать магическую защиту и обрушить её. Защитная стена уже была не в состоянии удержать все удары, и многие достигали своей цели. На стенах и башнях появились первые жертвы.

– Тенос! Постарайся через источник добавить энергии в контур! – уже не прибегая к услугам посредника в виде носителя, крикнула Алеандра. – Иначе он скоро рухнет!

«Энергии достаточно, наши артефакты, через которые перенаправляется энергия, не выдерживают. Противник действует так же, как и мы сутки тому назад, наносит главные удары по ключевым точкам», – ответил атрат мудрости.

– Гартош! Бегай как хочешь, хоть летай, но твоя задача удержать от уничтожения основные артефакты защитной стены! – отдала новое распоряжение вампиресса.

И Оскол без возражения его принял:

– Слушаюсь, моя госпожа.

Согласно подсказкам атратов, он мотался от одной башни к другой, восстанавливая разрушенные артефакты и поддерживая те, что еще держались. Только сейчас он начал понимать, насколько тяжелой будет защита крепости. У гробросцев было подавляющее превосходство в магах, и виктанийские маги падали с ног, причем часто буквально, ведь у них не было на подхвате семьи атратов. И носителю приходилось еще и восстанавливать силы своих подчиненных.

А вражеская пехота уже подошла на расстояние верного выстрела из катапульты. Взвились в небо тяжелые каменные ядра, и практически все нашли для себя цель, настолько густыми были ряды наступающих. Не все щиты и не все наступательные башни удалось поразить, но потери врага поражали. Но, несмотря на первые существенные потери, воины Загорской империи не собирались останавливаться. Те, кто остался без прикрытия, стремглав бросились вперед, под стены своей бывшей крепости. Вступили в бой лучники и арбалетчики, причем с обеих сторон. Потери виктанийцев никак нельзя было сравнить с потерями противника, но у врага имелось важное преимущество – на место каждого убитого вставал новый боец, ведь резерв имелся просто огромный. У защитников крепости же такой роскоши не было.

Катапульты и баллисты поспешно перезаряжались, и во врага летели все новые смертоносные подарки, но остановить наступление им не удалось. Впрочем, как и стрелкам из луков и арбалетов. На высокие стены полетели крючья. Их сразу не рубили, ждали, когда нацепляется гроздь побольше, и только потом отправляли гостей знакомиться с землей. Так же поступали и с лестницами – длинными рогатками, их отпихивали, когда до верха стены оставалось два-три шета. Через несколько минут ближнего боя под стенами образовалась изрядная куча поверженных гробросцев. Раненые, кто мог, отползали от стены сами, большую часть остальных же постигала печальная участь – их топтали насмерть.

Но, казалось, что у врага абсолютно отсутствовало чувство страха и самосохранения, они неустанно лезли вверх. В двух местах дело даже дошло до рукопашной схватки. Резервные десятки воинов быстро ликвидировали прорыв, но прецедент оказался опасным. Активное участие в ликвидации прорыва принимал и скучающий до этого Аруш, что вызывало жуткую зависть у Пегаса – его на стены не пускали, только мешал. Виктанийцам казалось, что враг вот-вот выдохнется и отступит, чтобы организовать новую атаку, но гробросцы, видимо, сделали ставку на одну-единую массированную атаку.

Не утихало магическое давление, и груда тел под стенами грозила перерасти саму крепостную стену. Да и у самих защитников крепости количество боеспособных бойцов все уменьшалось и уменьшалось. И в какой-то момент Оскол понял, еще немного, и произойдет такой прорыв на стенах, что виктанийцам просто не хватит мечей его ликвидировать.

– Тенос! Нам нужно сбить атакующую волну! Придумай что-нибудь!

«Легко сказать придумай, – недовольно ответил носителю атрат мудрости. – Стихийных элементалей не призовешь, их сложно контролировать, а противник слишком близко, можно своих задеть. Придется просто жечь и крушить магией».

– Так давай жечь и крушить! – нетерпеливо воскликнул носитель. – Иначе скоро нам не удастся сбросить их со стен.

«А кто магический щит будет поддерживать?» – поинтересовалась Алаза.

– К чертям щит! Стены важней!

«Тогда мчи к воротам, – распорядился Тенос. – Попытаемся выровнять ситуацию».

Гартош бежал так, что даже атраты не сразу помогли, запыхался так, словно самец скреба после активных игр со своим гаремом. Картина, открывшаяся его взору, поражала. Под стенами будто вырос муравейник из человеческих тел. Люди лезли по еще живым телам, в стремлении добраться до верха стен, их ничего не останавливало – не иначе как магическая обработка сознания.

Оскол провел рукой, и широкий розовый луч из Фатара лишил жизни не одну сотню гробросцев.

– Полегче, Гартош! – воскликнула руководящая боем Алеандра. – Вы так всю энергию из щита выкачаете.

«Виноват, исправлюсь, – поспешил оправдаться Фатар. – Постараюсь брать энергию непосредственно из источника».

Следующий луч очистил от живых еще врагов другую часть стены. И тут Гартоша скрутила дикая боль, выжигающая внутренности. И он потерял сознание. Алеандра тут же бросилась на помощь. Спешили и Квирт с Арушем, а маги Виктании встали в круг, защищая своего главнокомандующего. И никто не мог понять, что же произошло.

Поняв, что главное действующее лицо в крепости сейчас не у дел, вражеские маги усилили атаки. Один за другим падали поверженные виктанийские маги, их было слишком мало, чтобы защитить Оскола. Аруш встал рядом, пытаясь принять на себя хоть часть магических ударов. Квирт крутился волчком, нанося удары ответные. Алеандра же пыталась привести Гартоша в себя, но тщетно, тот не подавал признаков жизни.

Внезапно несколько окрестных вершин, на которых расположились вражеские маги, словно смело гигантской метлой, и магические удары, наносимые по окружению Гартоша, ослабли. Рядом с младшим Осколом возник Оскол-старший – лорд Руткер.

– Что с ним? – тут же бросился он к внуку.

– Не могу понять, – не удивилась появлению старшего Оскола вампиресса. – Я не чувствую ни Гартоша, ни атраты. Он даже не дышит, дыхание поддерживаю ему я.

– Давай-ка я помогу, – опустился на колени Первый маг империи.

Два мага усердно колдовали над Гартошем пару минут, и наконец Алеандра выдала свой вердикт:

– Ему разорвали связь с атратами. Против Гартоша и каждого отдельного атрата было применено отдельное заклинание. Но все это вместилось в одно сложное заклинание.

– Точно, – согласился Руткер. – Одним заклинанием блокировали атраты, оторвали их от носителя и ударили по сущностям самого носителя. Поймали момент, когда он применит мощную магию, откроется, и ударили.

– Впервые вижу такое сложное заклинание, – призналась Алеандра.

– Я тоже, – хмуро подтвердил старший Оскол. – Кто-то получил доступ к самой высокой магии. И я догадываюсь, кто это.

– Вы думаете спасать Гартоша или будете выяснять, кто на него напал? – нетерпеливо сунул к магам свою клыкастую морду Аруш.

– Здесь ему сложно помочь, – спохватилась Алеандра. – Нужно нести его к источнику.

– Так несем.

Аруш без лишних слов схватил друга за шиворот, вскинул себе на спину и потащил в сторону источника.

– Не спеши, Аруш, – бросилась за ним герцогиня. – Нужно поддерживать ему сердце и дыхание.

– Поторопитесь, – сквозь сжатые зубы бросил оборотень.

Каррлак потрусил по стене, и за ним поспешили Руткер с Алеандрой. Бой перешел в более спокойную фазу. Пехота под стенами понесла серьезнейшие потери, и уже без прежней самоотверженности взбиралась на стены. Между магами, после прибытия из Виктании свежих сил, образовался некий паритет. Так что главным магам крепости можно было некоторое время уделить главнокомандующему.

Аруш с трудом спускался с тяжелой ношей по крутым ступеням башни, и лорд Руткер бережно придерживал внука. По следующим переходам и тоннелям продвигались уже более быстро. Здесь почти не было людей, и никто не мешал маленькой процессии. Сложности возникли возле завала, но позвали бойцов, охраняющих зал с источником, и протащили главнокомандующего.

В самом зале Руткер отослал бойцов за дверь и сразу взялся за внука.

– У него разорвана связь с сущностями, нужно снова вернуть их в его тело. А потом возьмемся за атраты.

– Ищи и возвращай сущности, – согласилась Алеандра, – а я пока буду поддерживать его в этом мире.

Искал их Первый маг недолго.

– Да они все здесь! – воскликнул он. – Я уже вижу, как дух тащит за собой остальных.

Алеандра присмотрелась и с помощью обостренного магического зрения увидела, как дух вел за собой две испуганные сущности – душу и сознание.

– У твоего внука очень сильный дух, – прокомментировала она ситуацию. – Даже без нашего вмешательства он привел сущности к телу.

Руткеру польстила похвала герцогини.

– Мой внук всегда отличался силой духа, – гордо сказал он. – С Осколами не так легко совладать.

Сущности заняли свое положенное место, удобно расположившись в бездыханном теле. А маги продолжили колдовать над носителем, снимая остатки вражеского хитроумного заклинания и восстанавливая связь носителя с атратами. Вскоре Гартош задышал уже сам и даже открыл глаза. Но говорить он не торопился, видимо не полностью пришел в себя.

– Нужно первой разблокировать Венеру, – подсказала Первому магу вампиресса. – Она поможет быстрей восстановиться Гартошу.

– Согласен, – не стал спорить Руткер.

Словно вздох облегчения пронесся по пещере – это Венера снова почувствовала своего носителя.

«Я ничего не поняла! Что случилось?» – воскликнула атрат совершенства.

– Потом объясню, – не встал вдаваться в подробности Руткер. – Помоги разблокировать остальные атраты и убрать последствия удара с Гартоша.

«Уже делаю», – деловито ответила цепочка, и взгляд Гартоша встал более осмысленным.

Снова над носителем и атратами сплелись магические лучи, и Фатар подключился к усилиям Венеры. Тенос, едва восстановив свою связь с носителем, сразу выдал подозреваемого в нынешних неприятностях носителя и атратов:

«Остроухого работа?»

– Он, сучонок, – подтвердил Руткер. – Я хотел его достать, но он вовремя ушел со скалы.

«Достанем, – мрачно пообещал атрат мудрости. – Разозлил он нас сильно. Еще никому не удавалось разорвать нашу семью».

С подключением в дело Теноса действия атратов стали более упорядоченными, и вскоре Алаза включилась в работу по полному очищению носителя и семьи от последствий страшного удара. Через несколько минут Гартош нервно ходил по пещере и порывался подняться наверх и примерно наказать всех виновных в его недавнем плачевном состоянии. Включая тех, кто подсказал эльфу формулу сложнейшего заклинания. Будь это сами боги.

«Не торопись, – остуживал порыв носителя Тенос. – Нужно накопить как можно больше энергии. Нам предстоит сейчас непростой бой. И, скорей всего, погоня».

У Гартоша чесались руки от желания немедленно вступить в бой, но доводы Теноса были справедливы, нельзя без соответствующей подготовки бросаться на поиски обидчика и начинать бой. Но, наконец, все резервы были заполнены, и три сильнейших в этом секторе Иктива мага (а может, и на всем Иктиве), в сопровождении оборотня, поспешили наверх, на стены.

– Алаза, ищи эльфа, – на ходу распорядился Гартош.

«Ищу, – отозвалась Алаза. – Но он очень сильный и опытный маг, если маг, конечно. И затаиться для него не является проблемой».

– Подозреваешь кого-то из высших сил? – не удивился носитель.

«Вполне возможно. Слишком уж он могуч и изобретателен. Маги такого уровня редко ввязываются в чужие войны, для них свобода важнее. А вот послать какого-нибудь демона, под видом смертного, более правдоподобно».

– Посмотрим, что там за демон, – мрачно пообещал лорд Руткер. – Даже демонам нельзя безнаказанно травить Осколов.

«И нападать на нашу семью», – добавил обычно благоразумный Тенос.

Поднявшись на стену, наши маги не стали ввязываться в вялотекущий бой, все усердно искали эльфа и молили богов, чтобы тот не убежал из этого мира. Целых полчаса тяжелых поисков, и Алазе удалось засечь следы эльфа:

«Он на двадцать латонов северней, сразу за этими вершинами».

– Идем! – приготовился к переходу Гартош.

«Рядом с ним находится очень сложная магическая структура, – предупредила Алаза. – Подозреваю ловушку».

– Втроем справимся, – не испугался лорд Руткер.

– Почему втроем?! – взвился Квирт. – Без меня в потехе решили поучаствовать?

– Ты про меня забыл, – мрачно добавил Аруш.

– Кто-то должен остаться здесь, – веско сказала Алеандра. – Мы не можем оставить крепость беззащитной. А ты, Аруш, не умея самостоятельно совершать подпространственные переходы, будешь только помехой, ты уж извини.

Дракон и оборотень пытались поспорить с вампирессой, но та не стала их слушать.

– Алаза, показывай, где наш заклятый друг, – скомандовала она.

Эльф наверняка ждал гостей, так как неподдельно обрадовался:

– Все пожаловали? – очень хорошо. – Не придется гоняться за каждым в отдельности. Вампирше предлагаю уйти, это не её бой, если жизнь дорога, лучше убирайся.

– Я поучаствую, – мило улыбнулась Алеандра.

– Как знаешь, – пожал плечами эльф и без дальнейших разговоров нанес свой удар.

Удар был такой силы, что скала, на которой стоял Руткер, превратилась в щебень. Но старый маг почувствовал, что именно по нему будет нанесен первый удар, и в последнее мгновение переместился на две сотни шетов в сторону. Гартош с Алеандрой не стали ждать следующих атак эльфа, а атаковали сами. Воздух вокруг эльфа в то же мгновение выгорел, но сам он закрылся в непроницаемом даже для таких мощных ударов коконе. Лорд Руткер нанес следующий удар, и снова остроухий остался невредим. Гартош, Алеандра и Руткер быстро поняли, как нужно действовать, и атаковали эльфа по очереди, не давая ему возможности нанести ответный удар. При этом после каждого удара троица магов приближалась к противнику все ближе и ближе.

Сложная магическая конструкция, о которой предупреждала Алаза, представляла собой некий овал, сияющий за спиной эльфа. И после каждого удара овал сиял все ярче и ярче.

«Это портал! – воскликнула Алаза. – И через него он черпает энергию».

– А твой атрат догадлив, – злорадно улыбнулся пришелец из другого мира и, воспользовавшись секундным замешательством своих недругов, нанес ответный удар. Сразу по троим.

Закрыться успели все. Но сила удара была таковой, что нашу троицу отбросило на несколько сотен шагов назад. Теперь пришла очередь эльфа испытывать на прочность защиту троицы и их возможности. Он действительно не испытывал недостатка в потоках энергии. Она лилась к нему нескончаемым потоком, и такими же нескончаемыми потоками наносились мощнейшие удары.

Первым пришел в себя Гартош. Точнее, его атраты. Они были необычайно обозлены на остроухого незнакомца и не намеревались долго сидеть в защите. Тенос не собирался больше экспериментировать с различными видами магии, как он делал до сих пор. Применялось все самое проверенное и самое эффективное. Ледяное копье, напитанное смертельным холодом, замораживающее в ледяные капли воздух, ринулось на эльфа сверху, окруженное спиралью всепожирающего огня. Как атратам удалось совместить несовместимое, Гартош не успел понять, но заклинание сработало – эльфу снова пришлось уйти в оборону.

Нашлись подобные сюрпризы и у Руткера с Алеандрой. На противника они вылили такое количество смертельных и разрушающих заклинаний, что тому пришлось отойти ближе к порталу, так как под ногами у него плавилась каменная плита, а сверху давил ледяной щит. Переполненные местью Осколы, уже практически не заботясь о своей защите, приближались к эльфу все ближе и ближе, выплескивая на врага всю свою ненависть и желание отомстить.

И настал момент, когда эльф понял – долго он так не выдержит, даже при поддержке своих друзей с той стороны портала. Он отступал все ближе и ближе к овалу, и Гартош понял, еще немного, и ненавистный враг сбежит.

– Тенос! Алаза! Закройте этот чертов портал! Нельзя выпускать этого гаденыша!

«Мы пытаемся, Гартош, но с той стороны портал удерживает кто-то несравненно сильнее, чем мы, – отчаянно ответила Алаза. – Я еще не встречала такой мощи, которая находится на том конце портала».

Эльф, наконец, дошел до самого овала и вступил на него. Теперь все удары, которые были направлены против него, просто растекались по краям портала, и ни один не смог проникнуть в проем, в котором стоял эльф.

– Не получается? – злорадно спросил остроухий. – И не получится. Вы еще не знаете, с кем связались и кому встали поперек дороги. Но скоро узнаете.

Руткер, Алеандра и Гартош уперлись неподалеку от портала в непреодолимую стену, и все их усилия продвинуться дальше хоть на полшага не приводили к результату.

– Кто там находится с той стороны? – спросил своих спутников Гартош. – Может, ударить прямо по ним?

– Не думаю, что это хорошая идея, – покачала головой Алеандра. – По моим ощущениям, на той стороне находится кто-то из высших существ. – Она выразительно посмотрела на небо.

– Наши? – уточнил меньший Оскол.

На этот раз головой покачал Оскол-старший:

– Нет. Силу наших я знаю. Изучил. Это чужие, и по-моему, значительно могущественней наших.

Наблюдая за своими беспомощными противниками, эльф злорадно улыбался:

– Не думайте, что ваши злоключения закончились. Они будут продолжаться долго. Во всяком случае, до тех пор, пока не исчезнет последний Оскол. А теперь мне пора уходить. Но надолго я не прощаюсь.

Эльф отступил еще на полшага назад, и портал стал тускнеть. У Гартоша сжались от бессилия кулаки, но он понимал, что ничего не может сделать, слишком могущественны у врага покровители, которых тоже наверняка можно отнести к врагам. Внезапно небо пронзила ветвистая черная молния, огласив окрестные горы оглушительным раскатистым громом. Молния угодила в почти закрывшийся портал, и тот захлопнулся.

– Тоже не наши? – едва затихли раскаты грома, спросил Гартош.

Руткер снова отрицательно покачал головой:

– Это точно не наши.

Оставшись одни, наша троица еще некоторое время стояла молча, пытаясь осмыслить произошедшее.

Первой молчание прервала Алаза:

«Я пыталась пройти по следам портала и молнии. Но следы их теряются в неизвестных мне мирах. Даже не берусь сказать, с какими силами мы сейчас столкнулись».

– Портал и молния из одного места? – уточнила Алеандра.

«Из разных, – ответила Алаза. – У них совершенно разное происхождение».

– Меня в этой ситуации успокаивает только одно, – после некоторого раздумья сказал Руткер. – Снова выясняется, что у нас не только могущественные враги, но и не менее могущественные союзники.

– Раз посмели напасть на портал и пробить защиту, то не менее могущественные, – согласилась вампиресса.

– Надеюсь, эта молния достала тварь, и она сдохнет, – пробормотал Гартош.

– Тоже очень на это надеюсь, – согласился лорд Руткер. – А сейчас пора возвращаться в крепость, у нас много работы.

XVIII

К защитной стене, которая отгораживала Гроброс от гарптов, Серые всадники подошли ближе к ночи второго дня после высадки с моря. Чтобы запутать противника, небольшие отряды всадников разошлись на два десятка латонов в стороны, имитируя нападение в разных местах.

Ночью лорду Корвину доложили, что к расположению одного из лагерей прибыли кентавры – хотели бы поговорить с лордом-командующим. Целый час скакал Корвин по ночной степи, чтобы встретиться с возможными союзниками. Кентавров на переговоры прибыло немного, всего два десятка. Подошедший к лорду-командующему кентавр отличался от остальных немалым ростом и мускулистостью. Он первым начал разговор:

– Меня зовут Рагас, я правая рука военного вождя. Мы благодарны тартам за возвращение священной короны вождей. И мы готовы принять участие в набеге на Гроброс. Если вы, конечно, сумеете проломить проход в их пограничной стене. Через стены кентавры лазить не умеют.

– Тарты ценят решение кентавров, – с достоинством ответил Корвин. – Стены мы берем на себя. А дальше широкие просторы Гроброса.

– Тогда встретимся на той стороне стены.

Кентавр, не прощаясь, развернулся, закончив короткие переговоры. Корвин вздохнул с облегчением. Такой союзник, как кентавры, большое преимущество. Конечно, и десять тысяч серых сила немалая, но если добавить сюда еще несколько тысяч коренных обитателей здешних степей, то тогда вообще замечательно будет. Гроброс не сумеет быстро собрать достаточно сил, чтобы остановить эту лавину конницы.

На рассвете не спали ни на стенах, ни в латоне южнее от защитной стены. Защитники стены знали, что скоро начнется штурм, и не чуждый магии Корвин чувствовал, как от защитников исходит страх и отчаянье, и это радовало. Тарты уже знали, что массированный штурм Шерамской крепости закончился неудачей, и большая часть участвующих в битве магов погибла. Так что защищать с магической стороны эти стены по большому счету было некому.

Сама стена представляла собой сложенное из массивных бревен сплошное защитное сооружение, высотой от пяти до десяти шетов. И длиной несколько тысяч латонов. Для защиты от кентавров и гарптов этого хватало, но вот устоит ли она против атаки тартов, тот еще вопрос. Тарты растянулись на два десятка латонов вдоль стены, демонстрируя свое присутствие, и не более того. И это бездействие пугало гробросцев еще больше. Они не знали, где будет произведено нападение, когда и какими силами, ведь быстро собраться в одну точку тарты не сумеют.

Атака началась неожиданно даже для самих Серых всадников. И произошла она с тыла. Большая группа тартских магов высадилась в тылу у гробросцев. Маги быстро собрались в магическую фигуру, и в сторону стены понеслось мощнейшее разрушительное заклинание. Удар, пришедшийся на стены, был такой силы, что толстые бревна разметало словно щепки. Следующее за тараном заклинание огня подожгло все, что только могло гореть. Магов на стены гробросцы поставили самых слабых, из тех, кто остался, и они не могли противостоять хорошо подготовленным магам Тарта.

К югу от стены серые наблюдали за пылающей стеной, и сердца их наполняла гордость за действия своих магов. Правда, сейчас возникла проблема: насколько долго будут гореть обломки стен. Тление может затянуться на много часов, а то и суток. Конница такое препятствие не сможет преодолеть. Но маги знали, что делали. Когда стало понятно, что на поврежденных стенах не осталось живых защитников, над стеной, шириной в латон, пошел обильный дождь. Длился он не больше десяти минут, но этого оказалось достаточно, чтобы затушить активное горение.

Корвин отдал команду, и всадники стали искать удобные проходы на север. Таких нашли сразу несколько, и конница вереницей потянулась на территорию Гроброса. Понадобилось не менее трех часов, чтобы все тартское войско прошло на вражескую территорию. Сопротивления за стеной практически не было, и набег на Гроброс приобретал вид легкой прогулки. Хотя тарты и понимали, так долго длиться не может. Если у Гроброса нет войск, чтобы остановить десять тысяч кавалерии, то это не значит, что ополчение, собранное из местных жителей, не станет защищать свои города и села.

Тарты тремя колоннами снова двинулись на север. А следом за ними через проделанные проходы с радостным гиканьем понеслись отряды кентавров. Копытные люди радовались оказии словно дети, слишком давно у них не имелось возможности совершить набег на соседей – гарптов в счет не брали, там слишком мало чести.

* * *

Не сумев достать эльфа, Осколы и Алеандра сорвали злость на магах Гроброса, которые еще пытались атаковать крепость. И те, у которых не хватило благоразумия скрыться, не принять бой с более сильным противником, остались на окрестных скалах навсегда. Наземная атака тоже захлебнулась. Горы трупов отбивали охоту у оставшихся в живых пехотинцев лезть на эти проклятые стены, и они отошли на безопасное расстояние. Защитники крепости облегченно вздохнули: похоже, им удалось отбить сегодня все атаки. Ценой неимоверных усилий, но все-таки удалось. Конечно, без своевременной помощи лорда Руткера и его резерва боевых магов крепость, скорей всего, пала бы. Но теперь опасность миновала. Пехота и маги противника понесли критические потери, и им теперь понадобится немало времени, чтобы восполнить силы и возобновить атаки. И если набрать людей для наземной атаки гробросцы сумеют, то с магами проблема намного сложней. На последний бой Гроброс поставил все, и все сильнейшие маги, которые еще имелись в распоряжении Загорской империи, приняли участие в этой атаке. Почти все они погибли.

У виктанийцев также было негусто с боевыми магами, да и с обычными магами тоже. Но все же ситуация выглядела намного лучше, чем у противника. К тому же в строю оставался носитель семьи атратов, Первый маг империи, а также вампиресса с драконом. Этим Гроброс противопоставить ничего не мог. Единственный козырь, который оставался у них до последнего времени – эльф, исчез. И никто не знал, вернется ли он когда-нибудь.

А в самой крепости, воспользовавшись затишьем, единороги снова устроили магический круг, через который проходили свежие бойцы и перебрасывались домой раненые и погибшие.

Гартош, вместе с дедом, своими командирами, Алеандрой, Квиртом и, конечно, Арушем, взобрались на командную башню, чтобы одновременно наблюдать за тем, что происходит во дворе крепости и за её стенами. Постоянно поступали доклады от командиров среднего звена, и носитель с улыбкой заметил, что его командиры терялись с тем, перед кем отчитываться – перед главнокомандующим или вампирессой, которая командовала крепостью в самый критический момент. И именно благодаря её опыту и командирскому таланту, крепость удалось удержать. В глазах у защитников крепости герцогиня приобрела незыблемый авторитет.

Алеандра также заметила замешательство командиров и решила внести ясность в ситуацию:

– Господа офицеры, командоры. Я вижу, вы не понимаете, кто сейчас командует крепостью. Сейчас командование крепостью полностью в руках вашего главнокомандующего. Я командовала тогда, когда в силу разных причин этого не мог делать Гартош. Теперь все становится на свои места. Так что отчитывайтесь перед главнокомандующим. И еще. Я рада была стоять плечом к плечу с таким славными воинами, как вы.

Слова герцогини пришлась по душе всем без исключения. Гартош тоже не остался в долгу:

– Я хочу, Алеандра, чтобы ты поняла, люди видели, что ты сделала для защиты крепости. И от имени всех виктанийцев я хочу поблагодарить тебя за участие в защите нашей страны от захватчиков. Это касается не только последних боев. Это касается всего того времени, что ты находишься в нашем мире.

Алеандра благодарно кивнула, и на этом лирика закончилась, последовали четкие доклады командиров.

Погибли две трети магов и половина бойцов. Критических разрушений не имелось. Всех погибших и раненых уже переправили в Виктанию. Вновь прибывшие занимают свои позиции и осваиваются на местах. Одним словом, крепость готова к новым атакам.

– Мне кажется, что сегодня нашу твердыню уже никто атаковать не будет, – высказал свое мнение Первый маг империи.

– Согласна, – кивнула Алеандра.

– А значит, – продолжил Руткер, – нет необходимости всем нам здесь торчать.

– Ты хочешь вернуться к войскам? – уточнил Гартош.

– Да. И вам также нечего здесь делать. Сейчас у Гроброса нет силы перекрыть подпространство, а значит, ты в любой момент сумеешь сюда вернуться, если вдруг возникнет такая необходимость. Наша помощь больше нужна на фронте.

– Вы считаете, что серьезная опасность для крепости миновала? – поинтересовалась Алеандра. – Что оставшиеся маги сами справятся с магической атакой?

– Думаю, что справятся, – утвердительно кивнул старший Оскол. – У Гроброса почти не осталось серьезных магов. Даже если всех оставшихся соберут для атаки на Шерам, наша команда сумеет выдержать первый удар. А там и мы подоспеем. Если Гроброс снова не обратится за помощью к иномирянам, нам опасаться нечего.

– Возможно, ты и прав, – немного подумав, согласился Гартош. – Вернемся на фронт, там сейчас работы поболее будет.

– А я, пожалуй, останусь, – заявил стоявший в стороне Квирт. И отвечая на немой вопрос в глазах присутствующих, добавил: – Хочу исследовать здешнее подземелье.

– Квирт. Источник не трогать, – предупреждающе сказала Алеандра.

– Не беспокойтесь, – отмахнулся дракон. – Я прекрасно понимаю значение источника для обороны крепости. Но большую часть ходов здесь проделали гномы, значит, есть вероятность, что они в этих подземельях что-нибудь да припрятали. А если возникнет необходимость, помогу при обороне.

– Главное, чтобы тебе не пришлось помогать, – буркнул Аруш. – Влезешь опять в какую-нибудь неприятность, как это ты умеешь. Вытаскивай тебя оттуда.

Квирт хотел было возмутиться, но передумал и вместо этого предложил:

– А ты оставайся со мной. Посмотришь, как работают настоящие охотники за сокровищами.

Оборотень пренебрежительно хмыкнул, но глаза его азартно заблестели.

– Вот и договорились, – подытожил Гартош. – Квирт и Аруш остаются в крепости, исследуют подземелья. А мы вернемся на фронт, там сейчас наша помощь нужнее. Вернемся завтра, когда подойдут серые.

* * *

Обстановка на фронте сложилась скорей сумбурная, чем сложная. Гробросцы массово отступали, оставляя для прикрытия заградительные отряды, которые вполне можно было назвать отрядами смертников. Магического прикрытия у противника почти не осталось, и виктанийцы без особых проблем разбивали и уничтожали все, до чего только могли дотянуться. Немного больше бы свежих сил, особенно кавалерии, и разгром Гроброса стал бы намного ближе.

У тартов дела обстояли еще лучше. Их страна не была измотана многолетней войной и могла поставить на фронт свежие боеспособные части. Да и с кавалерией у них проблем не намечалось. И все указывало на то, что к Шерамскому перевалу первыми подойдут именно тарты. Некоторых высоких чинов в Виктании напрягало то, что южные соседи будут контролировать вход и выход стратегического прохода через Межевые горы. Но Гартоша это волновало в последнюю очередь, он понимал, пока трон в Тарте занимает Никор, волноваться нечего. А сидит он на троне достаточно прочно.

Больше Осколов (как деда, так и внука) занимало то, что с севера к перевалу упорно стремились войска недавно созданного королевства Розолс. И там не имелось в достаточном количестве войск, преданных Тороне, которые могли бы перехватить инициативу у выскочек.

– Давайте еще раз. Что мы имеем по Розолсу? – пытаясь найти приемлемое решение, начал обсуждать проблему Гартош. – Как образовались? Что стало причиной? Каково количество и каково качество их войск?

Лорды Руткер и Мервон переглянулись, и Руткер кивнул:

– Давай ты, Мервон. Ты был ближе всех, когда образовывалось это недоразумение.

Мервон размышлял недолго:

– Начнем с того, что когда ведьма пришла к власти, – присутствующий здесь Витан недовольно поморщился, но делать замечания не стал, – многие владетельные лорды начали задумываться о самозащите. Некоторые начали переговоры об объединении своих земель, другие пытались выжить в одиночку. Лорды нынешнего Розолса преуспели в объединении больше других. Когда началась война и стало понятно, что их владения лежат на пути войск Гроброса, а от Тороны помощи ждать не приходится, они решились на создание отдельного королевства. Выбрали короля, лорда Ажира, владеющего герцогством Комаро, и стали готовиться к обороне.

– Кто выбирал короля? – уточнил Гартош.

– Владетельные лорды. За пример они взяли государственное устройство Жерана, – объяснил Мервон и продолжил: – На постройку оборонительных сооружений вышли все, от мала до велика. Пока мужчины, способные носить оружие, создавали армию, их жены, родители и дети трудились не покладая рук. И к тому времени, когда загорцы подошли к их землям, их ожидал неприятный сюрприз – грамотно построенные защитные сооружения и довольно боеспособная армия. Несколько попыток атаковать позиции Розолса не увенчались успехом, и Гроброс прекратил атаки вдоль Межевого хребта на север. Решив, что более важно продвигаться на запад. А мятежные земли можно будет захватить позднее. Когда, после твоего, Гартош, появления и смерти Армуды, мы начали наступление, выдвинулись вперед и мятежные лорды, во главе со своим королем. Пару раз они оказали нам неплохую услугу, оттянув на себя вражеские силы. Гробросу приходится держать против них немало войск, так как Розолс может перекрыть подходы к Шерамской крепости.

– Как ты думаешь, Мервон, каковы причины их наступления? Хотят расширить свою территорию, выйти напрямую к Шерамскому перевалу или зарабатывают нашу благосклонность? – спросил Гартош.

– Скорей последнее. Они прекрасно понимают, что после прекращения войны, после нашей победы, Торона обратит на них самое пристальное внимание. А как ты, Гартош, умеешь разбираться с мятежниками, все прекрасно знают. А так они сейчас выглядят как герои. И если мы возьмемся после войны их душить, это может вызвать непонимание и недовольство в империи.

– Умно, – хмыкнул носитель. – Очень грамотный расчет. Так что, будем отпускать?

Лорд Руткер недовольно крякнул:

– Я тебе отпущу… Это очень плохой пример для других владетельных лордов.

– Да никуда они от нас не денутся, – подал голос император. – Со всех сторон, кроме Межевых гор, они окружены нашими землями, и без Виктании им не выжить. Давайте отложим решение о том, что делать с этим новообразованием, на потом. Когда разберемся с Гробросом. Тогда сложится уже совершенно другая ситуация, и никто не сможет диктовать нам свои условия.

– Разумно, – согласился старший Оскол и с нескрываемым уважением посмотрел на императора.

– Тогда отложим вопрос по Розолсу и займемся фронтовыми проблемами, – Гартош снова вернулся к большой карте. – Я так понимаю, на карте не самые свежие данные?

– Да, – подтвердил Мервон. – наши позиции и позиции Гроброса меняются каждый час.И не всегда мы успеваем их отображать на карте. Но опоздание не больше чем на три часа.

– Давайте основные данные, – распорядился главнокомандующий.

Мервон провел короткой указкой по карте:

– Основные силы Гроброса отошли на вот эти позиции. Вот здесь, здесь и здесь мы сумели окружить значительные силы противника. Еще два подобных котла образовали тарты. Сейчас противник пытается отойти к старым позициям Шерамского плацдарма. Там мощные оборонительные сооружения, которые они строили не одно десятилетие.

– И которые нам так и не удалось взять, – добавил Руткер.

– Тогда у нас был сравнительный паритет, как в обычных войсках, так и в боевых магах, – уточнил Гартош. – Сейчас у нас значительное преимущество и в первом, и во втором. К тому же с нами Тарт.

– Но тем не менее, – продолжил командующий Восточной армией, – если большая часть их войск сумеет добраться до старых границ Шерамского плацдарма, выбить оттуда их будет нелегко. Даже с учетом того, что у них не будет поддержки из-за хребта, все равно вернуть плацдарм будет нелегкой задачей.

– Согласен, – не стал больше возражать главнокомандующий. – Давайте подумаем, что мы можем предпринять для того, чтобы не дать основным силам Гроброса вернуться за надежные стены.

– Войска делают все, что только могут, – снова продолжил Мервон. – Сейчас главная надежда на боевых магов, которые вернулись с перевала. – И бывший командор барсов выжидательно посмотрел на Осколов.

– Поможем, – за всех ответил Руткер.

– Крупных операций я сейчас предпринимать не буду, – предупредил всех Гартош. – Завтра нужно встретить Серых всадников и вместе с ними отбросить гробросцев от восточных ворот Шерамской крепости.

– Кстати, о крепости, – Мервон потер переносицу. – Насколько я знаю, к восточным воротам ведет довольно крутой подъем. Не такой крутой, как на западных воротах, но все же. И как мне кажется, кавалерии будет сложно штурмовать дорогу, ведущую вверх. Тем более что там уже наверняка построены укрепления.

– Что ты предлагаешь? – спросил Руткер. – Перебросить туда барсов или других бойцов горных легионов?

– Нет. Бойцы горных легионов нужны в других местах. Я предлагаю вообще не пробиваться к крепости.

Гартош быстро уловил мысль командующего Восточной армии:

– Ты думаешь, что будет лучше, если тарты пойдут вглубь Гроброса?

– Именно. Вместе с кентаврами они наведут там такого шороху, что гробросцам будет не до штурма крепости. На просторах южного Гроброса серые проявят себя гораздо эффективней, чем в горах.

– Логично, – согласился главнокомандующий. – Сегодня же поговорю с Никором, пусть поставит перед серыми новую задачу. А крепость мы защитим собственными силами. Если тарты сумеют воспрепятствовать тому, чтобы загорцы собрали достаточно сил для новой массированной атаки, то этого будет достаточно. Для начала там есть Квирт, а потом и мы подтянемся.

XIX

Вот уже несколько часов дракон в человеческом обличье и оборотень исследовали подземелье Шерамского замка. Большую часть подземных ходов и пещер создали еще гномы, и, судя по следам на пыльном полу, посетителей здесь бывало немного.

– Странно, – бормотал дракон. – В этих лабиринтах можно было устроить все что угодно. Кладовые, арсенал, казармы. Но прежние хозяева не углублялись дальше первого подземного уровня. Дальше и глубже всех находится пещера с источником силы.

– Боялись они сюда без причины заходить, – безошибочно определил Аруш. – Здесь все пропитано магией.

– Гномьей магией, – уточнил Квирт.

– Тебе видней, – хмыкнул каррлак. – Ты у нас большой спец по гномам.

Дракон не стал спорить, он поднял факел повыше, пытаясь определить границы очередной пещеры. Она оказалась намного больше всего того, что до сих пор доводилось исследовать нашим подземным искателям приключений.

– По-моему, из этой пещеры ведет несколько ходов, – и без факела определил оборотень.

– Похоже, что так, – согласился Квирт. – У меня в этой шкуре притупилось восприятие. А принять свою настоящую форму я не могу, тоннели часто попадаются слишком маленькие.

– Не оправдывайся. Просто можешь положиться на меня и мое восприятие, – успокоил товарища каррлак.

Квирт снова не стал спорить, хотя было заметно, что его задели слова оборотня. Друзья начали обходить пещеру по периметру, по очереди заглядывая в каждый проход.

– Что скажешь? – остановившись возле первого тоннеля, спросил каррлак. – Если я правильно понял, то отсюда тянет не только гномьей магией.

– Это точно. – Дракон надолго застыл возле темного провала, сверяясь со своими чувствами. – Есть немного человеческой магии, еще подземные духи и… демоны. Подземные демоны здесь частые гости.

– С демонами нам сейчас связываться ни к чему.

– Полностью с тобой согласен, благоразумный каррлак. Пойдем, проверим, что там делается дальше.

Вход в следующий тоннель мало чем отличался от предыдущего, ни размерами, ни ощущениями. То же самое можно было сказать о двух следующих проходах. И только последний, пятый проход, значительно отличался от остальных.

– Человеческой магии здесь не ощущается вовсе, – после недолгого изучения сообщил Квирт. – Даже магии гномов немного. Зато чувствуется присутствие духов, и особенно демонов.

– Эта дыра в скале мне сразу не понравилась, – тут же высказал свое мнение Аруш. – Давай вернемся к остальным вариантам.

– Давай, – охотно согласился Квирт.

Они снова прошли вдоль стены, более тщательно изучая магию, которую излучали тоннели.

– Давай второй, – после недолгого колебания предложил дракон.

– Второй так второй, – не стал возражать оборотень и первым двинулся в тоннель.

После десяти шагов тоннель расширился, еще через сто шагов сузился, и такое чередование длилось примерно пол-латона. Затем дорогу путешественникам преградил завал. Дракон и оборотень некоторое время постояли молча. Затем Квирт пнул ногой торчащий из-под завал сапог:

– А, вот откуда следы человеческой магии.

– Да, не одного мага здесь присыпало. А по меньшей мере троих. Пошли назад. Желания ковыряться в этом завале у меня нет.

И каррлак повернул назад. Они снова вернулись в пещеру и снова принялись изучать оставшиеся входы.

– Похоже, что в оставшихся трех коридорах мы увидим такую же картину, торчащие из-под завалов сапоги, – пришел к выводу Квирт.

– Остается один проход, – пробормотал Аруш.

– Из которого так и тянет демонами…

– Где бы ты оставил что-нибудь ценное, если бы хотел, чтобы до него никто не добрался в твое отсутствие? – спросил оборотень.

– Я бы оставил его там, куда побоятся сунуться даже опытные маги, – понял мысль друга дракон.

– Значит, если в этих пещерах и есть ценности, то они находятся именно на том конце коридора.

– Не факт, – заспорил вдруг Квирт, которому очень не хотелось идти знакомиться с демонами. – Ценности вполне могут быть спрятаны за теми завалами, которые преградили нам дорогу. Не зря ведь там устроили ловушки.

– Ты будешь разбирать эти завалы?

– Нет.

– И я нет. Тогда что, поворачиваем обратно?

– Это было бы самое благоразумное, что мы могли бы сделать.

Аруш демонстративно осмотрелся вокруг:

– Я не вижу здесь никого благоразумного.

Дракон понимающе хмыкнул:

– Из тебя получится настоящий охотник за сокровищами. Я вижу алчный огонь в твоих глазах. Давай попробуем исследовать этот коридор.

– Мы осторожно. Если вдруг какая опасность, сразу поворачиваем обратно, – уговаривал и успокаивал себя каррлак.

Первым вошел в тоннель Квирт. Он постоял, пытаясь по максимуму проверить всю доступную информацию, которая сочилась из глубины подземелья. И не найдя ничего, что могло бы грозить прямо сейчас, осторожно двинулся дальше. Каррлак, увидев, что с драконом ничего не случилось, побрел следом. Первых сто шагов друзья шли очень осторожно, останавливаясь и прислушиваясь через каждые десять шагов. Затем пошли смелей.

Новая пещера возникла неожиданно. Друзья повернули за очередной поворот и вдруг оказались в довольно хорошо освещенной пещере. Свет говорил о том, что эта пещера обитаема. Странным являлось то, что свет из пещеры не проникал в тоннель, его можно было увидеть непосредственно войдя в это подземное помещение. Словно на входе висела невидимая, светонепроницаемая штора.

Сердце у наших искателей сокровищ забилось учащенно. Сразу захотелось повернуть назад, но ноги словно приросли к полу. И было непонятно, что удерживает друзей от бегства, любопытство или чужая воля. А пещерка и впрямь оказалась прелюбопытной. Если брать во внимание, что Квирт и Аруш опустились под землю, чтобы найти сокровища, то они их нашли. Вдоль стен средней по размеру пещеры находилось несколько сундуков, и дракон буквально кожей чувствовал, что там что-то ценное. Очень ценное. По углам почти квадратной подземной комнаты стояли четыре скульптуры, скульптуры чудовищ. В глаза скульптур были вставлены рубины, и они горели таинственным, скорей даже зловещим огнем. Посреди комнаты, на высокой золотой поставке, расположилась золотая же чаша, излучающая магический свет, заполнивший всю комнату. Чашу украшали крупные драгоценные камни.

Глаза оборотня и дракона при виде этих сокровищ загорелись еще ярче, чем глаза чудовищ. Алчность даже притупила чувство опасности.

– По-моему, мы нашли то, что искали… – пробормотал Аруш.

– Не понимаю, как за сотни лет все это богатство осталось нетронутым, – также тихо сказал Квирт.

Хриплый, лающий смех разнесся по пещере, мигом сняв с наших друзей наваждение, навеянное сиянием золота и драгоценных камней. Одна из скульптур шевельнулась, с неё посыпался песок, и чудовище вышло из угла. Так же само поступили и остальные статуи.

– Как же приятно смотреть на их вытянутые морды, – прорычал приземистый, оживший кусок камня с короткими крыльями за спиной. – Считают, что добрались до заветных сокровищ, и вдруг на тебе. Демоны.

Остальные чудовища довольно рассмеялись – розыгрыш получился.

– Демоны… – пробормотал Квирт. – Все-таки вляпались…

– А драконы разве боятся демонов? – поинтересовался Аруш, внимательно осматривая хозяев комнаты.

Демоны также с любопытством посмотрели на Квирта, ответ интересовал и их тоже.

– Смотря каких демонов, – ответил дракон. – Эти мне не знакомы, и я не знаю их силы.

– Не самый глупый дракончик, – одобрительно рявкнула высокая демонесса с одной, но очень красивой грудью. – Понимает, что в чужом мире с демонами нужно быть осторожными. А оборотень, похоже, этого не понимает.

– Еще бы! – воскликнул третий демон с двумя парами рук и вытянутой мордой. – Ведь он лучший друг великого и ужасного Гартоша Оскола! Носителя семьи атратов.

Аруш хотел было объяснить демону его место в структуре этого мира, причем объяснить в весьма резкой форме. Но Квирт, обладающий гораздо большим опытом общения с демонами, пнул друга ногой в бок и задушил дискуссию в зародыше.

– Ну, хорошо. Ваш розыгрыш удался, – начал он готовить путь к отступлению. – Мы оказались в смешном, нелепом положении. Надеюсь, вы никому не расскажете?

– Да это никому не интересно, – зевнул четвертый демон с двумя парами рог. – Если ты стараешься заговорить нас и вернуться назад, то напрасно. Обратной дороги нет.

– Вечно ты убиваешь всю интригу, Зирисол! – возмутился крылатый демон. – А как же насладиться моментом, когда клиенты начинают понимать, что никто и ничто им уже не поможет, что все не очень плохо, а хуже не бывает. Этот незабываемый выброс эмоций.

– Это все лирика, а я не являюсь её поклонником. Мне важен гон и его результат. Вот где выброс эмоций, – ответил рогатый.

– Что за гон? – даже не стараясь душить плохие предчувствия, спросил Квирт.

– О! Это самая захватывающая часть вашего путешествия под землю! – восторженно воскликнул крылатый демон. – Собственно, для этого вы и дошли сюда живые. Я уже даже не помню, когда у нас были настолько интересные гости.

– Последние иномиряне, которые к нам доходили, это верейнские ведьмы, – подтвердила демонесса. – Поэтому, когда мы увидели, что вы пустились в путешествие под землю, то очень обрадовались и постарались сделать все, чтобы вы добрались к нам без всяких задержек.

– Не водили лабиринтами, не заманивали в ловушки, а прямиком указали вам дорогу в эту пещеру, – добавил рогатый. – Правда, мы дали вам выбор – заходить или нет. Вы четко знали, что впереди демоны, и все-таки поперлись. Так что без обид.

– Подозреваю, что без обид не получится, – пробормотал Аруш.

– Хватит разговоров, – прервал приятную беседу четырехрукий демон. – Зирисол прав, пора переходить к гону.

– Да скажет кто-нибудь, что такое гон, или нет?! – раздраженно воскликнул Квирт.

– Я объясню, – любезно откликнулась одногрудая. – Так как у подземных демонов, то есть у нас, не так уж много не то что развлечений, а и вообще событий, мы решили скрасить наш досуг сами. И всех тех, кто забредает в данные подземелья, мы уже не убиваем, как раньше, и даже не заставляем плутать под землей, а заставляем бороться за свою жизнь.

– Я уже понял! – воскликнул Аруш. – Эти уроды хотят натравить на нас своих подопечных! Или сами на нас хотят поохотиться.

– За догадливость получишь пряник, – хихикнул крылатый. – Но сами мы на вас охотиться не будем. А вот про подопечных не промазал. И это такие подопечные, что мы сами лишний раз с ними связываться не хотим. Пойдемте, познакомим.

Аруш с Квиртом хотели было поупираться, но превосходящая сила потащила их через комнату в следующий коридор, а затем еще через две пещеры в третью. На подходе к третьей пещере в нос шибануло резкой вонью. Послышались скребущие и стрекочущие звуки. И даже внешне невозмутимый Аруш почувствовал, как стынут внутренности.

В большой круглой пещере, куда наших друзей так бесцеремонно притащили, в стенах были вырублены зарешеченные камеры. Сквозь толстые прутья к пленникам тянулись клешни, лапы и щупальца. Демоны держали взаперти помесь пауков, скорпионов и осьминогов. Все, что можно было собрать смертоносного в этом мире, собрали в этих существах. И вся эта смертоносная компания, почувствовав присутствие жертв, выла и грызла прутья решеток, пытаясь добраться до желанной плоти.

– Как они вам? – спросил четырехрукий.

– Красавцы, – выдавил Квирт.

– Я знал, что они вам понравятся, – понимающе улыбнулся демон. – Они неутомимы, безжалостны и бесстрашны. И еще они обожают магию и тех, кто ею пользуется. Так что не советую вам её применять.

– Пора делать ставки, господа! – воскликнул рогатый демон. – Кто из этих двоих, по вашему мнению, продержится дольше?

– Оборотень проживет дольше, – сразу же определился крылатый демон. – Ставлю один камень жизни.

На ладони крылатого тускло светился небольшой овальный камушек. У Квирта жадно загорелись глаза, именно таких сокровищ он жаждал больше всего, но на данный момент они были недосягаемы.

– Тоже ставлю на каррлака, – поддержал многорукий демон своего крылатого коллегу. – У него шансов больше, он сам изначально магическое существо.

– Так неинтересно, – расстроился рогатый демон. – Все ставки на оборотня. – Никто ничего не выиграет.

– Я поставлю на дракона, – сжалилась над самолюбием Квирта одногрудая демонесса. – У него есть опыт подземных путешествий, и это может помочь ему выжить.

Четыре кристалла жизни Зирисол собрал в небольшую шкатулку и поставил её на полочку над одной из камер, откуда тянулось длинное щупальце.

– Даже не знаю, как мы будем делить один камень, – пробормотал рогатый.

Демонесса загадочно улыбнулась:

– Мне три камня делить не придется.

– Посмотрим, – буркнул рогатый. – А вам, ребята, из этой пещеры выход только в ту сторону. – И демон ткнул толстым пальцем в дальний проход. – Теперь ваша жизнь зависит от вашей проворности и сообразительности.

Демоны без лишних слов убрались из опасной пещеры, и за ними опустилась решетка. Остальные решетки над камерами начали медленно подниматься.

– Я бы на вашем месте не оставался в пещере, когда эти детки вырвутся! – крикнул Зирисол.

– Бежим! – рявкнул Аруш. – Другого выхода у нас нет!

– Нужно искать другой выход! – заметался по камере Квирт. – Здесь могут быть и другие выходы! Они нас специально загоняют туда, откуда мы не сможем выбраться!

– Квирт, не тяни! Нет здесь другого выхода!

И оборотень подбежал к проходу, который еще оставался свободен. Дракон побегал еще немного по камере, и когда одна из клешней чуть не оторвала ему ногу, бросился вслед за каррлаком. Решетки открылись окончательно, и многоногие чудовища бросились за своими жертвами.

– Бежим экономно, – вырвавшись немного вперед, распорядился Квирт. – Кто знает, сколько продлится эта погоня.

– Поучи меня, – фыркнул Аруш. – Я тысячу раз участвовал в погонях.

– Вот и хорошо, – сберегая дыхание, не стал спорить дракон.

Топот позади нарастал. Гончие демонов стремились обогнать друг друга и первыми добраться до желанной добычи.

– Они не слишком быстры, – после некоторого времени, испытав разную скорость, пришел к выводу Аруш.

– Но подозреваю, что очень выносливы. И скоро они нас загонят.

Одна из гончих, с телом скорпиона и щупальцем вместо хвоста, приблизилась слишком близко и, почувствовав близость жертвы, рванула вперед с невиданной до сих пор скоростью. Дракону и оборотню также пришлось резко прибавить скорость, и это не прибавило им оптимизма.

– Долго мы так не продержимся, – пришлось согласиться и каррлаку.

И словно подтверждая его слова, гончая выбросила вперед длинное щупальце, хлестнув по ногам оборотня. Аруш перевернулся через голову, но тут же встал на ноги. Квирт тоже приостановился, вытащил меч, который у него почему-то не забрали, и приготовился прикрывать друга.

– Нужно дать им бой, пока они растянулись, – решил Аруш и, дождавшись, пока щупальце ударит второй раз, поднырнул под него и бросился на гончую.

Квирт ударил щупальце мечом, но не сумел его отрубить – оно словно было сделано из металлической проволоки. На конце щупальца находилась небольшая клешня, которая норовила ухватить дракона в образе человека за горло. Квирт уворачивался и еще несколько раз ударил щупальце с клешней. На этот раз ему удалось что-то там не столько перерубить, сколько перебить. Клешня безвольно повисла, и гончая раздраженно зашипела. Но шипела она не долго. Аруш добрался до скорпионьего тела и, избегая близкого знакомства с мощными жвалами и мощными когтями на лапах, пытался что-то там грызть, выискивая слабое место.

– Ты не очень там увлекайся, – обеспокоенно крикнул Квирт. – Следующие гончие не слишком отстали.

Каррлак выскочил из-под переплетений лап, клешней и щупалец в тот момент, когда сразу две гончие навалились на передовую и немного израненную гончую. Они больше мешали друг дружке, и это дало оборотню возможность бежать.

Отбежав на приличное расстояние и снова взяв размеренный темп, Аруш начал делиться впечатлением:

– Защита у них очень хорошая, панцирь практически везде, без подготовки не разгрызешь, а подготовиться не дадут, скорость у гончих примерно одинаковая, далеко друг от друга не отрываются.

– С мечом тоже можно против них держаться, – добавил Квирт. – Точнее, держаться против одной твари. Но если навалится пара, будет беда.

– Выход понятен, нужно их разделять и бить по одной, иначе они загонят и сожрут.

– Дело за малым, – горько сказал дракон. – Как их разделить?

– Думаем.

– Можно устроить небольшой завал, – после небольшого раздумья предложил Квирт.

– Здесь магия нужна. А в этих подземельях, если ты не заметил, нас от магии изолировали, – возразил Аруш. – А наших собственных запасов надолго не хватит.

– Есть небольшой запас, – воровато оглядываясь по сторонам, тихо сказал дракон.

И полез в нагрудный карман. В зажатом кулаке Аруш сумел рассмотреть блеск одного из камней жизни.

– Ну, ты силен! – восторженно воскликнул каррлак. – Даже я не додумался так поиметь демонов. Ты все забрал?

Квирт утвердительно кивнул.

– Теперь нам тем более нельзя попадаться этим тварям. Уж больно осерчают их хозяева.

Некоторое время друзья бежали молча, только внимательно оглядываясь по сторонам, выискивая любую возможность сделать ловушку преследователям. Но ничего подходящего пока не попадалось. А просто так использовать камни силы не хотелось, не для того они воровались.

Еще после получаса размеренного бега в слегка светящемся тоннеле попались разбросанные по полу кости – судя по волосам на черепе, женские.

– Здесь наши друзья верейнских ведьм догнали, – догадался Аруш.

– Или они решили дать здесь бой, так как не могли больше убегать.

– Ага, – согласился оборотень. – Видел я этих ведьм. Вся их сила в магии. А если демоны не соврали, то эти твари магии не боятся, они ею питаются.

– Поэтому напрямую магию против них применять нельзя. Магия должна сработать против гончих косвенно. Завал это лучшее, что мне приходит в голову. Рыхлую породу нужно искать.

Снова молчаливый экономный бег. Еще через полчаса перед беглецами возникла проблема – развилка. Тоннель расходился на два коридора. Один уходил правее и немного вверх, другой левее и ниже.

– Правый проход мне больше нравится, – начал обсуждение Аруш. – Он вверх идет.

– Неизвестно, куда он поведет через сто шагов, – неуверенно сказал Квирт, обеспокоенно оглядываясь назад. – Нужно прозондировать.

– Ты зондируй, а я попробую задержать наших друзей. – И оборотень вернулся назад.

Дракон внимательно считывал ту информацию, которую ему удавалось добыть. А добыть удалось немного. Причем некоторая информация была явно искажена – демоны запутывали беглецов. Позади послышался звук схватки.

– Аруш! Бросай их! Побежали дальше! – крикнул дракон в полутьму.

Оборотня не пришлось долго упрашивать.

– Ты нашел нужный проход? – спросил он, вырвавшись из переплетения щупалец, лап, когтей, клешней и клыков.

– Нет, – честно признался дракон. – Поэтому просто бежим влево.

Аруш не успел спросить, почему именно влево, погоня настигала, поэтому просто побежал за другом.

– Я так понимаю, ты выбрал проход, поковырявшись в носу, – пытался язвить оборотень.

– Ты правильно понимаешь, – не захотел ввязываться в полемику Квирт, у которого силы таяли быстрей, чем у Аруша.

Вскоре дорогу беглецам преградила небольшая река, шириной шагов в десять. Она вытекала из-под одной стены и исчезала под другой. Бегущий первым Квирт, увидев, что река мелкая – просматривалось дно, в три прыжка решил её преодолеть. Но форсировал он её за два. Едва ступив в воду, дракон понял, что это не вода, так, как сапоги задымились, и стали исчезать. Он не придумал ничего другого, кроме как броситься вперед изо всех сил. На другой берег он выскочил уже с лохмотьями вместо сапог.

– Это кислота! Не заходи! – крикнул Квирт, поспешно сбрасывая остатки сапог и вытирая капли кислоты, попавшей на тело.

Аруш остановился и внимательно принюхался к реке.

– Я и так почувствовал, что это опасная река. Думал, что и ты это понял, – сказал он. – А ты сразу вперед.

– В человеческом теле многие чувства притупляются, – уже в который раз объяснил дракон, снова не пожелав вступать в дружескую перепалку.

Перспектива убегать дальше босиком его не очень прельщала, ведь во многих коридорах пол был устлан острыми камнями. И в том, что потянулся сразу за рекой, острых камней было как нигде много. И именно на этих камнях снова белели человеческие кости. Видимо, река из кислоты была последним препятствием, которое предыдущим беглецам удалось преодолеть. Аруш принюхивался недолго. Он изменил тело и, цепляясь острыми когтями за стену, начал переправу. Стена крошилась и отваливалась целыми кусками, и оборотень не раз был на волосок от того, чтобы искупаться в кислоте.

– Вот твоя рыхлая порода, – выдохнул каррлак, активно заживляя лапу, которая все-таки окунулась в опасную жидкость.

– Да, этих красавцев лучше всего останавливать именно здесь. Кислота разъела стену, и обрушить в этом месте её будет легче всего.

– Желательно обрушить стену тогда, когда хотя бы пару гончих будет пересекать реку, – внес предложение Аруш.

– Постараюсь, – коротко пообещал Квирт.

В его кулаке снова появился камень силы, но даже сейчас дракон опасался в открытую хвастать своим приобретением, резонно подозревая, что за беглецами ведется постоянная слежка. О том, что демоны остались без кристаллов жизни, они должны будут узнать как можно позже. Дракон уперся в стены и потолок силовыми заклинаниями и потихоньку начал ими надавливать. Под магическими упорами порода крошилась и падала в реку мелкими камнями. Но до полноценного обвала требовались еще усилия.

– Вот наши красавцы, – прокомментировал Аруш появление гончих. – Дружно идут, ноздря в ноздрю.

Гончие и правда бежали очень компактно, видимо опасаясь, чтобы их снова не начали перехватывать по одному. И это вселяло надежду, что под обвалом окажется большая часть погони. Главное, чтобы дракон не подкачал с заклинанием. А у Квирта не все было так гладко, как хотелось бы. Аруш видел, что друг не успевал довести заклинание и тоннель до нужной кондиции.

– Я придержу их, – успокоил оборотень дракона.

Квирт не стал возражать, он заканчивал формировать заклинание и накачивать его силой.

Первые две гончие бросились в реку одновременно, и, к своему разочарованию, Аруш увидел, что кислота не причинила панцирям чудовищ какой-нибудь заметный вред. А на это беглецы очень надеялись. Оборотень так же оделся в панцирь и с разбегу ударился в правое паукоподобное чудовище, столкнув его в обратно в реку. С чудовищем слева пришлось сцепиться серьезно. Оборотень и гончая катались по острым камням, пытаясь пробить, прокусить панцирь противника.

– Аруш! Я готов! – крикнул дракон.

– Обваливай! – не отрываясь от гончей, ответил Аруш.

Квирт прекрасно видел, что медлить нельзя, иначе через кислотную реку переберутся все чудовища, и тогда их не удастся сдержать. Приходилось рисковать и обваливать коридор в непосредственной близости от оборотня. Заклинание рвануло знатно. От стен и потолка отваливались целые пласты рыхлой породы и вполне плотных камней. За пару мгновений тоннель засыпало камнями под самый потолок, перегородив реку и присыпав как минимум пару чудовищ. Ту гончую, с которой сцепился Аруш, дракон и оборотень прикончили совместно. Аруш при этом серьезно пострадал. Панцирь в нескольких местах был пробит, и гадина достала до внутренностей.

Квирт оттащил друга от останков гончей и шевелящегося завала и понял, что ранения каррлака намного серьезней, чем казались на первый взгляд. Оборотень пытался показать, что с ним все нормально, что он сейчас немного полежит и придет в себя, но вместо этого с каждой секундой слабел.

– Яд, – понял Квирт, мазнув пальцем по рваному краю панциря.

Аруш уже не отвечал, и дракону пришлось силой разжимать тому челюсти.

– Даже не вздумай подыхать! – кричал дракон. – Гартош меня со свету сживет, если узнает, что тебя сожрали пауки-переростки. Глотай кристалл жизни и выводи из себя эту гадость.

Оборотень с усилием сглотнул и практически сразу почувствовал живительное воздействие магического кристалла. В голове очистилось, и он уже вполне осмысленно мог восстанавливаться после схватки с ядовитой гончей. Каррлак избавился от панциря и стал активно выводить из ран мутно-зеленую жидкость. Не прошло и минуты, как он уже уверенно встал на лапы.

– Я могу идти дальше, – отрапортовал оборотень.

– Самое время, – отметил Квирт. – Сдается мне, что наши успехи не остались незамеченными, и что нам здесь скоро нужно ждать гостей посерьезней.

– Я бы сказал, не гостей, а хозяев, – поправил друга Аруш.

– Можно и так сказать, – согласился дракон. – У нас мало времени, нужно искать выход из этой мышеловки. Правда, я еще не знаю как.

– У нас только одна дорога – вперед. По ходу посмотрим, может, будут какие-то подсказки.

И подсказки вскоре появились. За спиной беглецов послышались звуки, от которых даже у дракона с оборотнем пошел мороз по коже. Сначала поднялся страшный вой. Вой, полный боли и отчаяния.

– По-моему, кислота добралась до гончих, – первым догадался Квирт.

Затем что-то изменилось в магическом плане, и друзья почувствовали присутствие чего-то более значимого, чем гончие.

– А это уже и демоны на место завала пожаловали, – понял более чувствительный к магии Аруш.

– А вот это плохо, – сжав зубы и прибавив скорости, сказал Квирт. – Они, если захотят, нас вмиг достанут, без всяких гончих.

– А они захотят, я в этом не сомневаюсь.

Не сомневался в этом и дракон. И все, что оставалось беглецам, это бежать, бежать, что есть сил. Больше ни о какой экономии сил не могло быть и речи. Развлечения закончились, настало время мести. Мести за гибель любимцев и за кражу магических камней.

– Кто-то высадился впереди нас, – остановившись на полном ходу, заявил Аруш. – Решили нас в кольцо взять.

– Зато они разделились, так что лучше вперед, чем ждать здесь всех, – после недолгого колебания сказал Квирт.

– И то верно.

Не успели друзья пробежать и ста шагов, как теперь бег начал замедлять Квирт.

– Что случилось? – не замедлил с вопросом каррлак.

– Смотри, – достав из кармана оставшиеся два камня, сказал дракон.

Один из камней светился ярко-розовым, скорей даже малиновым цветом.

– А теперь посмотри там, – махнул башкой вперед оборотень.

В шагах десяти впереди на стене так же светилось малиновое пятнышко. Друзья быстро, хотя и предельно осторожно, приблизились к отметине на стене.

– По-моему, это подсказка, – сообразил Квирт.

– Точно, сунь камешек в дырочку, – поддержал оборотень.

– Жалко. Камней всего два осталось.

– Тебе не все равно со сколькими подыхать? С одним или двумя? – поинтересовался Аруш. – Кстати, мне кажется, что это камень демонессы.

Дракон нехотя поднес светящийся камень к светящейся стене. И кристалл словно влип в выемку в стене. Тотчас на месте свечения образовался провал с новым узким коридором.

– Приглашают, – пробормотал Аруш.

– Или заманивают, – предположил Квирт. – Но я лучше пойду этим проходом, чем буду дожидаться демонов.

– Тогда вперед, – гаркнул оборотень и первым нырнул в проем.

Не успели беглецы войти в новый коридор, как вход за ними закрылся, а потом начали сходиться и стены, словно подгоняя гостей. А их и не требовалось подгонять. Они мчались вперед настолько быстро, насколько позволял расходящийся спереди коридор и сходящийся за спиной беглецов. Кто-то задействовал немалые силы, выводя дракона и оборотня из ловушки.

Бег длился не меньше получаса, когда в глаза ударил яркий свет, и пол ушел из-под ног.

– Что за хрень! – вскрикнул Квирт, катясь куда-то вниз.

Аруш орал что-то похлеще. Рядом летели крупные и мелкие камни, мимо проносились колючие кустарники, рот забивало пылью и травой. Они катились вниз по пологому склону, и только скатившись до самого низу, поняли, что только что выбрались на поверхность. Беглецы находились в долине, которая разделяла два невысоких хребта. Аруш первым поднялся на ноги и внимательно осмотрел долину. Квирт поднимался охая, ему падение обошлось дороже. Длинный меч причинил немало неприятностей, да и тело человека менее приспособлено к падению, чем тело оборотня.

– Где это мы? – потирая бока, спросил дракон. – Куда нас забросило? Что это не Межевые горы, видно с первого взгляда.

– Я уже знаю, где мы, – осмотрев все вокруг, ответил каррлак. – Здесь когда-то произошла знатная битва, где сошлись лучшие кавалерийские силы этого мира. Кентавры, Серые всадники и Единороги. Это Старые Аргаты.

– Так мы в Виктании?

– Именно. Только я не знаю, кто контролирует сейчас эту долину. Зови Гартоша или Алеандру.

– Лучше Алеандру, – пробормотал дракон. – А то наш великий полководец сейчас, возможно, занят.

XX

В штабной палатке у лорда Мервона обсуждение дальнейших планов было в самом разгаре, когда Алеандра почувствовала вызов.

«Кто?» – спросила она, хотя уже догадывалась, кто её вызывает.

«Квирт. Нам нужна твоя помощь».

«Вам это кому? Крепости или вам лично?»

«Нам лично».

То, каким голосом это было сказано, не вызывало у герцогини сомнений – дракон и оборотень попали в передрягу.

– Я покину вас ненадолго, – сказала она присутствующим в палатке.

Гартош внимательно на неё посмотрел:

– Что-то серьезное?

– Надеюсь, что нет. – Алеандра чуть заметно улыбнулась, не открывая и не показывая лишний раз тонкие клыки.

– Ясно, – понятливо кивнул главнокомандующий. – Эти двое что-то натворили и боятся вызывать меня.

– Именно так. Я разберусь.

Вампиресса покинула палатку, и совещание продолжилось.

– Вот здесь, – Мервон водил указкой по карте, – восточней Старых Аргат, мы окружили самую большую группировку противника. Самую большую и самую мощную. У меня большие сомнения, что мы сумеем удержать этот котёл. Слишком жидкий заслон преграждает путь окруженным войскам. Неполный, потрепанный в боях пехотный легион и остатки двух кавалерийских полков. А у них там только Первый корпус чего стоит.

– Первый это тяжелая кавалерия? – уточнил Гартош.

– Они, – подтвердил Мервон. – Элита армии Гроброса. Понятно, что их тоже изрядно потрепало в боях, но все же, по данным нашей разведки, не менее трех тысяч человек по-прежнему находятся в строю.

– Серьезная сила, – согласился носитель. – Без хорошо подготовленной обороны сдержать их не получится.

– Линию обороны там обустроить не успели.

Главнокомандующий раздумывал недолго:

– Я думаю, лучше разобраться с ситуацией на месте. Сейчас выясним, как обстоят дела в Шерамской крепости, и я отправлюсь на опасный участок.

Ждать отчета о том, как обстоят дела на самом важном перевале в Межевых горах, пришлось недолго. Дракон и оборотень вошли в сопровождении вампирессы, и с первого взгляда было понятно, что дела у них обстоят не лучшим образом.

– Сдается мне, что поиски сокровищ в подземельях не прошли безрезультатно, – с трудом сдерживая улыбку, сказал лорд Руткер.

– Все, что искали, мы нашли, – подтвердил Аруш, блуждая взглядом где-то за пределами палатки.

Квирт не отрывал виноватый взгляд от пола. Он считал себя главным виновником произошедшего.

– Рассказывайте, – скомандовал Гартош.

Рассказ начал Аруш. Затем постепенно подключился Квирт, и закончили они вдвоем, вполне эмоционально. На удивление дракона и оборотня, над их рассказом никто не смеялся – все понимали, в какую серьезную передрягу попали два нелюдя. Хотя, конечно, по собственной глупости.

– Значит, крепость осталась без серьезной магической поддержки, – вздохнул Гартош.

– Я отправлюсь туда, – быстро сориентировалась Алеандра.

Носитель с благодарностью ей кивнул.

– Мне, наверное, тоже нужно побывать в крепости, – подал голос Руткер, не упускавший возможности лишний раз побыть с вампирессой. – Постараюсь уладить вопрос с демонами.

– Камень не отдам! – сразу заявил Квирт. – Это трофей. И он всего один остался.

– Надеюсь, обойдемся без твоего камня, – хмыкнул Руткер. – На мой взгляд, вы его вполне заслуженно получили.

Квирт тут же успокоился и заулыбался.

– А если я правильно поняла, то демонесса получила свой камень обратно и помогла вам за это выбраться из-под земли, – добавила Алеандра.

– Не самая злобная там собралась компания, – подытожил Гартош. – С подземными демонами у нас открытой вражды нет. Вот если бы вы столкнулись с демонами воздушной стихии, скорей всего, никто бы не выжил.

Руткер, вампиресса, дракон и оборотень покинули палатку. На выходе Первый маг дернул Квирта за рукав:

– А посмотреть на камень хоть можно?

– Только в моих руках! – насторожился дракон.

Дождавшись, пока штабная палатка освободится от лишних людей и нелюдей, Гартош вернулся к карте:

– Ну вот, теперь можно отправляться на фронт.

* * *

Квирт с Арушем в крепость больше не вернулись, поэтому сопровождали Гартоша на позиции пехотного легиона, который готовился отбивать атаку Первого имперского корпуса. От магов и разведчиков Гроброса не скрылось то, что на помощь своим пехотинцам прибыл сам главнокомандующий. Да Гартош и не собирался это скрывать. Напугать противника еще до битвы, выбить его из привычной колеи, заставить сомневаться в себе – это выиграть полбитвы. Но не было заметно, чтобы гробросцы испугались появления носителя семьи атратов.

Гартош стоял на возвышенности и рассматривал корпус тяжелой кавалерии. Скорей всего, гробросцы понимали, что их атака самоубийственна, но другого способа объединиться со своими основными силами они не видели. То, что носитель атратов уделил этой группировке свое внимание, означало, что она обречена, ведь магического прикрытия почти не осталось. Но кодекс чести не позволял элите Гроброса безучастно ждать, пока ситуация ухудшится еще больше, или тем более сдаться. Первый имперский корпус готовился к своей последней атаке.

Гробросцы ждали, чтобы солнце взошло повыше и не слепило глаза. И как только светило заняло место, как раз посредине позиций противоборствующих сторон, загорцы пошли в безрассудную и смертельную для самих себя атаку.

– Храбрость, достойная почетной смерти, – пробормотал Гартош. – Но я не хочу, чтобы больше гибли наши солдаты. Тенос, чем мы можем их остановить?

«Облако смерти», – уже знал ответ атрат мудрости.

– Звучит зловеще, – усмехнулся носитель. – Что оно собой представляет?

«Призыв смертельных элементалей».

– В последний раз у нас с элементалями получилось не очень.

«С тех пор мы усовершенствовали взаимодействие. Так что справимся», – успокоил носителя атрат.

– Если ты так уверен, то действуй.

Перед застывшими рядами виктанийцев, на расстоянии в пол-латона, начало быстро формироваться тёмно-серое облако. Гробросцы прекрасно видели внезапно возникшее препятствие, но никто даже не подумал остановиться или отвернуть в сторону – атака продолжалась. Передние ряды имперского корпуса ворвались в самый центр подозрительного облака, и ничего не произошло. Ни криков, ни звона стали, ни ржания лошадей. Все, кто наблюдал за атакой, ждали, что тяжелая кавалерия вот-вот вырвется с другой стороны облака. Но проходили секунды, и никто не вышел из облака смерти. Уже весь корпус, во главе со своим командиром, оказались внутри порождения атратов, но никаких признаков каких-либо смертельных событий, которые должны происходить внутри облака, не наблюдалось. Все происходило в абсолютной тишине, не пели птицы, не дул ветер, молчал весь мир.

«Все, можно снимать облако», – сообщил Тенос.

Носитель нетерпеливым движением сорвал темный покров с поля перед пехотным легионом. Там не было ничего. Перепаханная тяжелыми копытами земля и отдельные злые молнии, метающиеся по полю.

«Полтора десятка элементалей задержались, – недовольно заметил Тенос. – Видимо, им не досталось добычи».

– Там было не меньше трех тысяч сильных мужчин и столько же лошадей! – воскликнул Гартош. – И куда делись тела?

«Портал в мир, откуда пришли сущности, действовал в обе стороны. Элементалей явилось слишком много, они удерживали портал и унесли всадников вместе с лошадьми, и они были очень голодные, – объяснил атрат мудрости. – Прогони их».

Все еще под впечатлением того, как легко исчезли несколько тысяч отборных бойцов элитного вражеского корпуса, Гартош еще раз отдал приказ элементалям. И почти никто из них не послушался носителя. Оставшиеся полуразумные существа оказались не из сговорчивых. Они были разгоряченные схваткой, и им явно не досталось нужного количества жизненной энергии, которая покинула людей. Элементали потянулись к еще живым людям, к виктанийцам. Снова повторялась ситуация, когда призванные стихийные силы не желали безоговорочно повиноваться вызвавшим их магам. В этот раз носитель сам стал бороться со смертельно опасными помощниками.

Он попытался уничтожить обнаглевших элементалей.

«Не делай этого! – предупредил Тенос. – Ты их сам привел сюда и не должен уничтожать. Это будет сродни предательству. Больше они не придут тебе на помощь».

Гартош даже немного растерялся:

– Ну, и что с ними делать?

«Лучшим выходом было бы направить их в другую сторону, в сторону противника. Но оставлять их вне контролируемого облака опасно. Они могут обезуметь от количества добычи и безнаказанности. Поэтому создай еще одно облако, поменьше прежнего. Помести в него оставшихся элементалей и направь на врага».

Носитель послушал атрата мудрости. Благодаря новым возможностям, он запомнил, как создается контролируемое облако, и постарался запихнуть туда непослушных элементалей. Но те неохотно подчинялись человеку. Пришлось удвоить усилия, попутно преподав урок послушания – у нескольких сущностей было вытянуто определенное количество энергии. Элементали стали покорней и больше не предпринимали попыток покинуть облако. Гартош направил его в сторону позиций противника и последовал вслед за ним сам.

Увидев надвигающеюся страшное облако, гробросцы начали разбегаться перед ним, и перед Осколом возникла проблема – необходимо было вылавливать солдат противника чуть ли не по одному. Иначе накормить и успокоить элементалей не получалось. Эта процедура заняла у носителя почти полчаса. Но наконец последняя группа сущностей получила свое и вернулась в тот мир, откуда они были призваны.

Рядом с Гартошем возникло небольшое окно с лордом Руткером.

«Судя по всему, война только что закончилась, – оценил произошедшее старший Оскол. – Вряд ли еще какое-либо крупное подразделение гробросцев, после того что случилось сегодня, попробует пробиваться за восток. Максимум небольшими группами, чтобы не попасть в твое поле зрения».

«Меня тоже впечатлило облако смерти», – согласился Гартош.

«То, что произошло, увидели все, кто должен был это увидеть. Ждем результатов».

«Как обстоят дела с демонами?»

«Работаем», – коротко сообщил Руткер.

Но Гартош заметил, что за дедом открывался вид совсем не подземелий, а какого-тоживописного водопада. Но он не стал выяснять, где и с кем дед развлекается, и так все было понятно. Главнокомандующий окинул взглядом поле боя. Судьба Первого имперского корпуса вызывала жалость. Но жалость быстро прошла. Пришло понимание того, что старший Оскол прав, и такая судьба элитного подразделения внушала страх противнику. Возникло было желание тут же потребовать капитуляции у врага, но вспомнив слова деда, Гартош решил подождать. Кто знает, от кого и какой реакции можно ожидать. Он вернулся в штаб Восточной армии.

– Изо всех подразделений сообщают, противник ушел в глухую оборону, – сдержанно, но довольно сообщил лорд Мервон. – Прорывов больше не намечается. Мы более спокойно можем проводить наступательные операции.

– Завтра помогу и на других направлениях, – пообещал главнокомандующий. – Мы будем давить их до тех пор, пока не добьемся массовой капитуляции.

– Будем надеяться, что это произойдет скоро, – кивнул Мервон.

* * *

То, на что так надеялись лорд Мервон и остальные, произошло даже раньше, чем все ожидали. Поздним вечером носитель почувствовал незнакомый зов.

«Кто?» – настороженно поинтересовался Оскол.

«Гир-Арут, младший сын Гир-Ферия, бывшего правителя Гроброса, и младший брат нынешнего императора, Гир-Тана», – ответил вызывающий.

«Что стало с прежним императором?»

«Он умер».

«Когда?» – уточнил Гартош. По его сведениям, старый император был еще полон сил.

«Пару часов назад».

Все становилось на свои места. Не зря главнокомандующий не торопил события.

«Чего ты хочешь?»

«Поговорить. Пустишь?»

«Проходи, если не боишься».

«Боюсь, – улыбнулся собеседник. – Но поговорить надо».

Оскол снял защиту, и младший брат императора враждующего государства появился в палатке главнокомандующего. На вид лет сорок, сорок пять. Короткая стрижка, легкая седина. Внимательный взгляд умного человека. Гордо вскинутый подбородок человека, привыкшего командовать и повелевать. В общем, обычный член монаршей семьи, не вызывающий на первых порах антипатии.

На правах хозяина Гартош первым закончил осмотр гостя и начал разговор, тем более он уже догадывался, о чем пойдет разговор:

– Что, душно стало?

– Душно не то слово, – тяжело вздохнул принц.

– Понимаю. Шерамский перевал перекрыт, и блокированы все войска, что к западу от Межевых гор. Кроме одного большого котла, появилось несколько котлов поменьше, в которых мы постепенно уничтожаем боевую элиту Гроброса. Точнее то, что от неё осталось. С той стороны гор свои проблемы – тарты и кентавры перешли границу и гуляют по югу империи. И противопоставить им нечего, все, что можно было собрать, находится с этой стороны гор. Кроме острой нехватки войск, не менее жуткая нехватка магов, даже учеников почти не осталось. Я ничего не забыл?

– Сюда можно добавить то, что в империи начались сильные волнения, которые грозят перерасти в полноценные восстания, – с легкой улыбкой добавил Гир-Арут. – А также недовольство знати и ремесленников. Военные налоги стали неподъемные.

– В результате Гир-Ферий умер, – подытожил Оскол.

– Умер, – подтвердил сын мертвого императора. – Он никак не хотел понять, что войну нужно заканчивать, заканчивать любой ценой. Иначе под угрозой становится само существование империи.

– К тому же на прежнего императора можно свалить большую часть бед, постигших империю.

– Это второстепенно, – посуровел принц.

– Ну, хорошо, – не стал спорить Оскол. – Что ты хочешь мне предложить?

– Мир, – просто сказал Арут.

– Ми-ир… – протянул Гартош. – После стольких войн, после месяцев этой войны, после оккупации части нашей территории, после убийств и взятия в рабство наших людей, ты предлагаешь нам мир.

– Да все я понимаю! – нервно поднялся со стула принц. – И твои чувства, и чувства всех виктанийцев. Сам не знаю, как бы отреагировал на такую ситуацию. Поэтому я прошу не просто мира. Мы готовы на капитуляцию и компенсацию, которую вы запросите. Но предупреждаю, слишком большую контрибуцию мы не потянем, наша страна тоже в плачевном состоянии.

– Вы готовы на немедленную капитуляцию?

– Да, мы готовы отдать такой приказ.

– А почему вы решили, что нам интересно ваше предложение? Ваши войска в окружении, и им уже не удастся пробиться на ту сторону Межевых гор. Мы постепенно их уничтожим. По вашей империи гуляют лучшие кавалерийские силы Иктива, принося войну и разрушения уже в ваши города и села, и нам это греет душу. Контрибуция? Ты сам сказал, что на многое мы не можем рассчитывать. Я не вижу большой выгоды в вашем предложении.

– Все ты видишь, – ухмыльнулся Арут. – Каждый день войны это новые жертвы, и с вашей стороны тоже. Даже ты не сумеешь сразу обезвредить все наши войска на этой стороне, а значит, будут гибнуть и ваши люди, и будут новые разрушения ваших городов. Контрибуция, хоть и небольшая, лучше, чем ничего. И самое главное, мы не просто должны прекратить эту войну, мы должны прекратить вражду между нашими странами, которая непонятно почему длится уже несколько столетий. Я не знаю, почему мы все время воюем. Я перечитывал старые исторические хроники и не нашел упоминания, что между нашими странами когда-либо были дружеские отношения. Почему так, я не понимаю. Единственное объяснение, которое приходит в голову, и не только мне, вражда между двумя сильнейшими империями Иктива выгодна или интересна кому-то из высших сил, и этому есть некоторые подтверждения.

– Без богов мало происходит значимых событий, но и свою голову нужно иметь. Император, король, конечно, не бог, но своя особая власть есть и у монархов. И эта власть мало уступает власти высших сил. Нужно только иметь решимость использовать эту власть. – Гартош также встал и прошелся по своей палатке. Подошел к высокому узкому шкафу, достал графин и два бокала. – А то, что между нашими странами никогда не было мира, действительно ненормально. На нашей вражде только сконьеры наживаются.

– А у нас огромные перспективы в торговле! – принимая свой бокал, подхватил принц.

– Перспективы-то огромные, но не будем забегать вперед, не так просто забыть ужасы войны и тех, кто в этом виноват, – остудил пыл своего визави Оскол. – Так что готовьтесь к тому, что претензии от Виктании и Тарта будут серьезные. Я, конечно, человек влиятельный, но даже я не решаю такие судьбоносные вопросы самостоятельно. Мне нужно посоветоваться со многими значащими людьми у нас в стране и в Тарте.

– Все понимаю. Но просьба не затягивать. В знак нашей доброй воли мы передадим вам ваших пленных и тех, кого вывезли в Гроброс.

– Очень было бы своевременно.

Собеседники еще недолго пообщались и расстались еще не друзьями, но и не такими врагами, какими были до встречи.

* * *

– Придушили-таки сынки своего папашу! – не мог нарадоваться лорд Руткер новости, которую принес внук. – Давно пора было. Засиделся старый Гир на троне.

Гартош, сразу после ухода Гир-Арута, собрал в Тороне высших лиц империи, некоторых подняв с постели. И сейчас все испытывали радостное возбуждение от новости, которую принес главнокомандующий. Весть о том, что враждующее государство запросило мира и готово почти на любые условия ради него, давало надежду на то, что скоро все ужасы войны закончатся и начнется спокойная, мирная жизнь. Тут же посыпались предложения, какие условия нужно выставить Гробросу. Причем некоторые предложения носили явно издевательский характер. Гартош слушал всех с улыбкой, он сам совсем недавно испытывал подобные чувства, и у него в голове зрели самые невообразимые способы отомстить побежденному врагу. Но нужно относиться к ситуации трезво.

– У меня такие предложения, – выдержав продолжительную паузу, начал главнокомандующий. – То, что бывший Шерамский плацдарм и одноименная крепость на перевале переходят под наш контроль, это всем понятно. Мне кажется, что нужно требовать свой плацдарм на той стороне Межевых гор, как минимум равный по площади тому плацдарму, который находился на нашей территории.

– Думаешь, согласятся? – засомневался Витан.

– Нужно давить. Им сейчас мир нужен больше, чем нам, – ответил носитель. – А еще не нужно забывать про тартов. Они наравне с нами участвуют в этой войне, и у них могут быть свои условия.

– Да. Переговоры за спиной наших союзников очень плохо скажутся на наших взаимоотношениях, – подтвердил Руткер.

– Вот и отправляйся в Колосану, – отдал император распоряжение главнокомандующему. – Обсуди визит брата императора Гроброса и дай понять, что без их участия никаких переговоров не ведется.

– Завтра утром буду в Колосане, – заверил всех Гартош.

* * *

Никор внимательно выслушал рассказ Оскола.

– Тебя ничего не смущает в этой истории с визитом? – после небольшого раздумья спросил Верховный князь тартов.

– В общем, нет, – так же немного подумав, ответил Гартош. – По-моему, все логично. У гробросцев сейчас безвыходная ситуация. С одной стороны, лучшие их силы, точнее, все, что они могли собрать в военном плане, блокировано нами к западу от Межевых гор. С другой стороны, эти войска им сейчас очень нужны к востоку от гор. Где ваши молодцы открыли проход для кентавров, и вместе с ними наводят ужас на юг Гроброса. Так что загорцам этот мир необходим как воздух, ведь надежды на победу у них больше нет.

– Сотни лет мы воевали с Гробросом, – начал Никор. – Были разные ситуации. Победы и поражения разных стран. Но ни разу Гроброс не просил пощады. Насколько бы в сложную он ни попадал ситуацию, Гроброс всегда бился до последнего. Гордость, престиж, завышенная самооценка, честь – это то, чему их воспитывали с детства, что они впитывали с молоком матери. И тут вдруг прибывает второй человек в империи и смиренно просит мира. Ты думаешь, они бы не справились с нашими Серыми всадниками или кентаврами? Я думаю, что месяц, максимум два, и они очистили бы свою территорию от вражеской кавалерии, ведь, невзирая на все, Гроброс мощнейшая империя с огромными внутренними резервами. Они быстро восстановят магические и военные возможности. Но они запросили мира. Впервые за сотни лет. Почему?

Теперь Гартош задумался надолго.

– Гир-Арут что-то говорил про влияние богов на наши взаимоотношения, – наконец начал он. – Мне показалось, что это общие слова. Но, возможно, он прав, и именно влиянием извне можно объяснить нашу непрекращающуюся вражду. А сейчас что-то изменилось.

– Вот и я о чем. Что-то в общей ауре нашего мира изменилось. Изменилось в лучшую сторону.

– У меня, конечно, самооценка не самозанижена. Но все говорит о том, что мое появление в Иктиве с семьей атратов очень сильно повлияло на расстановку сил в нашем мире. Причем на самом высоком уровне тоже. – Оскол выразительно посмотрел на небо.

Никор усмехнулся:

– Твое появление, конечно, сильно повлияло на расстановку сил, и на самом высоком уровне в том числе. Но, на мой взгляд, гораздо большее влияние на ситуацию оказало то, что монархи четырех государств сумели собраться и объединиться против сконьеров. А такого не было никогда. Никогда монархи нашего мира не объединялись больше двух. Общая позиция монархов, вот что, по моему мнению, оказало наибольшее влияние на политически и ментальный климат в нашем мире.

– Ты считаешь, – начал Гартош, – монархи реализовали свое право на власть? Власть над миром?

– Вот именно. Своим совместным решением мы потеснили богов. И некоторым из них это не понравилось.

– А ты не думаешь, что этот сговор монархов тоже мог быть продиктован богами?

Никор рассмеялся:

– Так можно договориться до того, что у нас вообще нет своей воли. Ни у монархов, ни у простых людей.

– А она есть?

– Безусловно. Все имеют собственную волю. Именно благодаря ей мы совершаем поступки, по которым нас потом судят. Когда мы перейдем в иной мир.

– Тогда, – улыбнулся Оскол, – именно ты больше других повлиял на ситуацию в нашем мире. Именно благодаря тебе состоялась встреча четырех монархов, именно ты взял на себя основную часть организаторской работы.

– Благодарю за оценку моего вклада, – в свою очередь улыбнулся князь. – Мне кажется, что изменения произошли не просто благодаря тебе или мне, а благодаря нашей дружбе. Мы, не последние люди на Иктиве, смогли подружиться по-настоящему, и дружим не один десяток лет. Мы не предавали, а всегда выручали друг друга. Это дало нам возможность принимать правильные решения, кто бы ни пытался на нас повлиять.

Гартош подошел и обнял друга:

– Конечно, ты прав. Вместе мы сила. Сила, гораздо большая, чем все атраты нашего мира.

– И даже боги вынуждены это признать, – подтвердил Никор.

XXI

– Ты с ума сошел! – возмущался Гартош. – Выпустить из плена всю кавалерию Гроброса! Может, еще и с оружием выпустить?

– Конечно, с оружием, – пытался быть спокойным Гир-Арут. – И с лошадьми. Тем более что их не так много осталось.

– Это чтобы им сподручнее было гоняться за нашими Серыми всадниками? – вкрадчиво спросил еще один переговорщик, лорд Никор.

– Но мы ведь договорились, что вы отзовете свою кавалерию, – парировал принц. – Кавалерия нам нужна, чтобы бороться против кентавров.

– Кентавры сейчас наши союзники, – нравоучительно сказал Верховный князь тартов. – И мы не будем предпринимать что-либо, что может причинить им вред.

– Тогда договоритесь с ними, чтобы они вернулись за стену. По-моему, они уже достаточно пограбили наши города и села.

– Мы обсуждаем эту тему, – невозмутимо ответил принцу князь.

– Пока вы обсуждаете эту тему, – начал заводиться теперь принц Гроброса, – у нас там пылают города.

– И почему нас это не волнует, – переглянувшись с Никором, сказал Оскол.

– Прекрати, Гартош. Ты не настолько бесчувственен, насколько хочешь казаться. Я понимаю, что вам нужно вытянуть с нас как можно больше преференций для себя. Что вы хотите взамен кавалерии? Мы готовы дать, вместо бесполезной для вас конницы, троих ремесленников за одного солдата.

– Мы хотим пятерых мастеровых, – выдал свои условия Оскол. – Они будут работать у нас год. Слишком много у нас разрушений.

– У нас разрушений нет, но мастеровые пригодятся и нам, – подтвердил князь.

Арут с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла, эти переговоры, которые проходили в Колосане, столице тартов, его порядком утомили, но приходилось идти почти на все уступки этим двоим, принимать большую часть их условий, иначе мира было не добиться.

– Хорошо, – еще раз тяжело вздохнув, сказал он. – Я постараюсь убедить брата принять и это условие. Что вы еще хотите?

– Солдат мы будем выпускать постепенно, – предупредил Гартош. – Сначала кавалерию. Затем, когда укрепимся на вашей стороне Межевых гор, начнем отпускать пехоту, стрелков и прочих.

– Но вашу кавалерию мы выпустим только тогда, когда наша кавалерия будет находиться за стенами нового Шерамского плацдарма. А кентавры вернутся на свою территорию, – уточнил Никор.

– Никор, я тебя очень прошу, ускорьте переговоры с кентаврами, – почти умоляюще посмотрел на князя принц. – Добрые жесты и дела с вашей стороны не останутся незамеченными и добавят вам популярности. И помогут объяснить, почему мы пошли на такие драконовские условия.

– И еще о контрибуции, – начал новое обсуждение Гартош.

– Но мы же обсудили сумму выплат за всех погибших, раненых, пленных! – возмутился Арут. – За каждый день оккупации каждого населенного пункта. Чуть ли не каждого гуся, съеденного гробросцами, посчитали.

– Я про другое. Я хочу, чтобы, когда мы начнем торговлю, наших купцов десять лет не облагали вашими налогами и сборами.

– Гартош, имей совесть! Десять лет! Это может поставить под сомнения необходимость торговли между нашими странами.

Никор и Гартош переглянулись, и, после молчаливого согласия друга, князь Тарта кивнул:

– Хорошо. Мы согласны на пять лет.

– Пять лет это приемлемо, – облегченно вздохнул принц.

– По-моему, нам необходимо сделать перерыв, – на правах хозяина предложил Никор. – И обдумать дальнейшие условия в более непринужденной остановке.

Два других переговорщика с готовностью согласились. Они вышли в сад с видом на море, где в беседке их ждал накрытый стол. Легкое вино и закуски настроили переговорщиков совсем не на деловое настроение. Основная тема дня постепенно отошла на второй план, и люди, собравшиеся за столом, удивленно спрашивали сами себя, зачем им нужна была такая изматывающая кровопролитная война, если можно было все вопросы решить за таким вот столом. Ведь они мало чем отличаются друг от друга, даже вкусы те же – включая женщин и вино.

* * *

Лорд-командующий Корвин недолго искал встречи с Рагасом. Серые всадники и кентавры, не сговариваясь, держались неподалеку, чтобы в случае необходимости могли прийти на помощь друг другу. Правда, пока такой необходимости не возникало, все справлялись своими силами.

– Меня послал для разговора наш Верховный князь, – первым поднял руку для приветствия Корвин.

– Говори, – поднял в ответ руку один из вождей кентавров.

– Гроброс запросил мира. Они прекращают войну и приказали своим войскам сложить оружие.

– Это мы их здесь поджарили, – довольно улыбнулся Рагас, – вот они и закрутили хвостом.

– Я тоже так думаю, – согласился Корвин. – Гроброс просит Тарт и Виктанию выпустить своих кавалеристов и готов заплатить за них большой выкуп мастеровыми людьми. Наши вожди согласились. Нас они выводят за новые укрепления, которые строятся на этой стороне Межевых гор, а вас просили предупредить, что кавалерия Гроброса возвращается. Точнее, то, что от неё осталось. Есть опасность, что гробросцы сумеют восстановить пограничные укрепления и перекрыть вам путь домой.

– Я все понял, – кивнул Рагас. – Когда-то наша веселая прогулка по Гробросу должна была закончиться. Мы достаточно напоили свои мечи кровью. А добычи захватили столько, что не можем все унести. Мы вернемся домой.

– Я рад, что наши действия не причинят вред кентаврам, – облегченно вздохнул лорд-командующий. – Мы выступили на этой войне союзниками, и я не хотел бы, чтобы между нами пробежал вонючий хорёк.

– Мы не держим зла ни на серых, ни на ваш народ, – подтвердил кентавр. – Вы помогли нам преодолеть защитную стену, и здесь мы славно постучали копытами. Я передам твои слова нашему военному вождю, и думаю, что завтра мы начнем возвращаться в родные степи.

Не говоря лишних слов, вождь развернулся и ускакал к своим собратьям. Корвин еще раз облегченно вздохнул. Не хотелось из союзников снова становиться врагами с копытными людьми. Но, похоже, этого не случится. Их о грядущей опасности предупредили, а дальше они сами, не маленькие. Ведь кроме того прохода в защитной стене, что проделали Серые всадники, кентавры захватили еще несколько участков стены и с помощью пленных активно её уничтожали. Так что опасность попасть в быстрое окружение им сейчас не грозила, вполне хватит времени отойти на свою территорию.

Сами Серые всадники отходили к Межевым горам, на новый Шерамский плацдарм. Туда Черный Легион сейчас спешно перебрасывал солдат и рабочих, которые строили укрепления, уже на восточной стороне Межевых гор.

* * *

На фронте наступило не просто затишье, а полная тишина. Боевые действия закончились, гробросцы массово сдавались в плен, что вызывало жуткий восторг у виктанийцев и тартов. Многие, воспользовавшись тишиной, уже принялись праздновать победу. Особенно такой грех замечался за ополченцами – среди кадровых военных дисциплина была более жесткой. В нескольких частях расслабленность и пьянство достигли таких размеров, что пленные гробросцы, не смирившиеся с поражением, сумели беспрепятственно бежать из плена, некоторые с оружием. Гартошу пришлось принимать жесткие решения, и несколько десятков виселиц, выросшие возле провинившихся частей, красноречиво напомнили воинам, что война еще не закончилась и беспечность может дорого стоить. И эти виселицы не пустовали. Начавшие было роптать тут же почувствовали, что значит тяжелая рука Осколов.

Даже до императора дошли слухи об излишней жестокости своих главных помощников, и на одном из совещаний Витан вынужден был сделать замечание Осколам:

– Гартош, я понимаю, что дисциплину в войсках нужно соблюдать жесткую, но мне кажется, что виселицы в боевых частях это перебор. Эти люди защищали свою страну, отдавали жизнь и здоровье, а ты их в петлю.

– Возможно, это и правда излишне жестоко, – нехотя согласился главнокомандующий, – но война еще не закончилась, как многие считают. И те гробросцы, что бежали с оружием, из-за халатности и расхлябанности одних могут лишить жизни других. Оставлять такое безнаказанным нельзя. Но я согласен, что виселицы в боевых частях не совсем справедливо. Поэтому мое предложение: распустить ополчение. В них необходимости больше нет. С теми задачами, что сейчас стоят перед армией, справятся и кадровые части. А эти, после объявления благодарности, пусть возвращаются по домам.

– Я согласен, – сказал Витан. – Если командование считает возможным отпустить по домам ополчение, отпускайте.

Лорд Мервон утвердительно кивнул на ожидающий взгляд императора:

– Я тоже считаю, что больше острой необходимости в ополчении нет. Но отпускать их домой нужно осторожно. Это тоже своего рода войсковая операция. Если они устраивают пьянки на фронте, пусть боевые действия здесь и закончились, то представьте, что будет, когда они будут возвращаться домой. А у некоторых путь домой займет несколько месяцев. Надо предусмотреть пути возвращения бойцов домой. По возможности избегать захода большого количества ветеранов в населенные пункты. Ибо чревато.

– Для этого у нас штаб есть, чтобы рассчитывать подобные операции, – сказал Гартош. – А проблема действительно серьезная и требует такого же подхода. Иначе можем и бунт в тылу получить.

– Бунта нам не нужно, – пробормотал лорд Руткер. – С нас Розолса хватит. Подключите к возвращению домой ополчения единорогов. В первую очередь тех ополченцев, кто живет на другом конце империи. Мои маги тоже помогут.

– Лорд Руткер прав, если для того, чтобы избежать волнений среди военных, нам придется подключить единорогов и магов, то подключайте, – поддержал Витан. – И хорошо, что напомнили про Розолс. Нужно подумать, что делать с этим недоразумением.

– А делать что-то надо, – подхватил Руткер. – У них войск тысяч пятнадцать. Причем испытанных в боях.

– Где сейчас их войска? – спросил император. – На фронте?

– По нашим данным, после того, как Гроброс объявил о капитуляции, они начали отводить свою армию на север, в свои земли, – ответил Мервон.

– Кто у них командует?

– Лорд Муранок, граф Арта, командует войсками, и неплохо, нужно сказать, командует. Лорд Ажир, герцог Комаро, вновь выбранный король Розолса, – продолжил информировать императора Мервон.

– Знаю обоих, – кивнул Руткер. – Ничем выдающимся раньше не отличались, нигде не высовывались.

– А я с трудом могу их припомнить, – признался Витан. – Придется познакомиться поближе. Я приглашу в Торону обоих.

– И там обезглавим их! – радостно подхватил Руткер. И поймав непонимающий взгляд присутствующих, пожал плечами. – Да пошутил я. Хотя идея хорошая.

– Зачем они тебе в Тороне? – спросил Гартош. – Пригласив их в столицу, ты тем самым делаешь их самообразование легальным.

– Для начала я хочу с ними поговорить, понять, чем дышат, чего хотят. А там будет видно, то ли договариваться о чем-то, то ли равнять с лицом земли.

– Есть еще один вопрос, который нам нужно обсудить, – снова подал голос Руткер. – И этот вопрос мне кажется более важным, чем Розолс.

– Какую страшилку вы еще нам приготовили? – с напряженной усмешкой спросил Гратр.

– Участие некоторых высокопоставленных жрецов в действиях, направленных на развал империи, – с полной серьезностью ответил Первый маг. – Почти все они служат Клокии.

– Еще одна напасть, – вздохнул Витан. – С кем сейчас не хотелось бы ссориться, так это с богами.

– С богами ссориться нежелательно, – согласился Руткер, – ну и безнаказанным такое оставлять нельзя. Нескольких жрецов, из тех, что совсем обнаглели и страх потеряли, мы уберем по-тихому, без лишней огласки. А вам, ваше величество, придется посетить главный храм Клокии и поговорить с верховным жрецом.

– А не много ли чести будет для жреца, пусть и верховного? – спросил Гартош. – Не лучше ли будет вызвать его во дворец?

– Тогда огласки не избежать, – объяснил Руткер. – По империи поползут слухи о новой войне. Войне трона с богами.

– В храме разговор выйдет более откровенным, – добавил Витан. – Есть вероятность, что разговор услышит и сама богиня.

– Ну, храм так храм, – не стал спорить главнокомандующий. – Решайте вопрос со жрецами и богами, а мы с лордом Мервоном проинспектируем строительство новых укреплений на той стороне Межевых гор. Единороги перекинули туда несколько сотен строителей из Виктании и Тарта, и работы начались. А через три дня, ваше величество, у нас снова визит в Колосану.

– Помню, – улыбнулся чему-то Витан. – Сговор монархов, как уже окрестили наш союз в Иктиве, перестал быть тайным.

– Этот сговор монархов вполне может перерасти в союз монархов, или хотя бы в совет монархов, – выдал свое видение ситуации Руткер. – Если большую часть проблем, которые возникают в нашем мире, удастся решать на совете монархов, то крови в нашем мире прольется гораздо меньше.

– Вы опережаете события, лорд Руткер, – снова улыбнулся император.

* * *

Инспекция восточных укреплений не заняла много времени. Гроброс не оказывал никаких препятствий масштабному строительству, и даже охраны строителям много не требовалось. Гроброс организовал также переброску своих мастеровых людей на территорию Виктании и Тарта. Гробросцы предлагали свои услуги в строительстве укреплений, но виктанийцы и тарты не доверили военные сооружения чужим строителям. Поэтому строительство новой стены двигалось не настолько быстро, насколько хотелось.

В Шерамской крепости царила суета, но совсем не боевая. Требовалось организовать переброску строителей и мастеровых людей к западу от Межевых гор. И в то же время началось возвращение первых кавалерийских частей Гроброса домой. Ситуация была контролируемой и не вызывала опасений.

Сообщение о том, что на северном участке затихшего уже фронта возникло обострение, пришло как всегда неожиданно. То, о чем говорил главнокомандующий на последнем военном совещании, сбылось. Части Гроброса, не пожелавшие смириться с поражением и с участью пленных, вырвались из ослабленного кольца окружения и затерялись в густых лесах предгорий Межевых гор. В погоню спешно организовали Черный Легион и Легион Росомахи. Оба легиона взялись за совместную работу уже не в первый раз. Да и места были более чем знакомые – именно в этих местах происходили прорывы диверсантов противника в прошлые разы.

– Видимо, среди тех, кто пошел на прорыв, есть те, кто много лет назад сумел пройти через Межевые горы, – высказал предположение Гартош. – И сейчас решил повторить прошлый подвиг.

– Либо кто-то слышал о том походе и сделал выбор в пользу смертельно опасного перехода через хребет, а не позорного плена, – добавил Мервон. – Я бы еще перекинул к горам несколько полков барсов либо других горных легионов. Хотя, – командующий армией покачал головой, – неподготовленный переход через горы наверняка их убьет. Мне даже интересно посмотреть, что из этого выйдет. Я много лет назад, когда был молодой и горячий, забрел с небольшим отрядом вглубь этих гор. И убедился, что Межевые горы не место для прогулок. Здесь все старается тебя убить. Животные, ядовитые растения, местные племена, состоящие непонятно из каких созданий, погода, меняющаяся каждые полчаса, да и сами горы тоже. У меня сложилось впечатление, что эти горы специально создавались для того, чтобы разделить наш континент непроходимой преградой.

Задумчиво почесал макушку и Оскол:

– Может, действительно их пропустить? И не подвергать наших людей опасности. И пусть горы их убьют.

– Давай сделаем так, – предложил Мервон. – Оставим для гробросцев лазейки, через которые они смогут добраться до хребта. И пускай себе идут. А я организую группу опытных барсов, они пойдут по следу беглецов. Посмотрят, чем это закончится. Да и нам самим не помешает изучить Межевые горы как можно лучше. Гробросцы все-таки как-то сумели пройти через эту преграду.

– Так и сделаем, – поддержал главнокомандующий. – Поиграем в игру – как дать противнику надежду на выживание. Я уже хотел было сорваться туда сам, но не буду, пусть обходятся своими силами.

– И правильно, главнокомандующий, какими силами бы он ни обладал, не должен затыкать собой все дырки. Занимайся глобальными вопросами.

Гартош так и не понял, поддержал ли лорд Мервон его решение или тонко подцепил, но уточнять не стал. Убедившись, что эту ситуацию решат и без него, носитель атратов дал себе день отдыха. И целиком посвятил себя общению с детьми.

Все трое его детей служили в ополчении добровольцами и, соответственно, согласно распоряжению императора и приказу главнокомандующего, отправлялись домой. Очень даже прилично владея магией, молодые Осколы уходили домой магическим путем, а не вместе со своими подразделениями.

Собрались все в Риглисе: Гартош со своими друзьями – Алеандра, Квирт, Аруш, Пегас. Дети Гартоша – Мартан, Зоктер, Милена. Дети Гнивера и Ольвильды – Лената, Тамрон, Грельда. Естественно, сам хозяин замка, лорд Руткер. В общем, компания собралась немаленькая и довольно пестрая. С детьми Гнивера Гартош виделся мельком и сейчас с интересом высматривал в своих племянниках знакомые черты своего старшего брата и его жены. А их хватало. Малышка Грельда вымахала в высокую веселую русоволосую красавицу, соединив в себе черты отца и матери, но больше все-таки матери. Лената и Тамрон больше походили на своего отца, Гнивера – были такие же серьезные и чаще молчали, чем говорили. Дети старшего брата отлично владели магией и с гордостью могли говорить, что их родители знаменитые Гнивер и Ольвильда.

Дети Гартоша и Гнивера прекрасно контактировали друг с другом и с дедом, который заменил им родителей. Гартошу стало немного грустно. Стало жаль потерянных лет, ведь он не видел, как росли его дети и племянники. Жаль, что Катан выпал из семьи, и его очень не хватало на этом расширенном семейном совете. Как не хватало отца и Гнивера. Не хватало Ольвильды и, конечно, Лиситы.

Под стать настроению выпала и первая часть дня, которую Осколы посвятили посещению семейного кладбища. Молчаливые памятники умершим и погибшим родственникам с пониманием отнеслись к такому массовому посещению их последнего пристанища. Над горизонтом сверкала яркая радуга, приветствуя хозяев этих краев. Обстановка этого тихого места сейчас совсем не соответствовала своему предназначению, казалось, здесь даже присутствовали многие из тех, кого так хотелось видеть живыми. Чувствовался мудрый взгляд Гнивера и поощряющий Дангала. Ласковые и понимающие взгляды Лиситы и Фаисты. Да и интерес других родственников явно ощущался.

Гартош переходил от одного захоронения к другому, надолго задерживаясь возле каждого и мысленно с ними беседуя. Он рассказывал отцу, как они победили Гроброс. Как впервые за три сотни лет сумели выбросить врага за Межевые горы и благодаря чему это произошло. Гнивера посвящал в тонкости работы с семьей атратов. А Лисита внимательно, не перебивая, слушала о том, как выросли дети. Как возмужали сыновья, какой красавицей стала дочь. Извинился перед матерью за Катана, за то, что не уследил за самым слабым Осколом, за то, что чуть было не потерял его. И поклялся, что найдет брата и попытается как-то уладить то, что между ними произошло.

Собирался уже было уходить с последнего приюта Осколов, когда внимание привлек один из предков, точнее его памятник. Бородатый маг с ветвистым магическим посохом умер уже полтысячелетия назад, но памятник сохранился прекрасно – чувствовалось магическое заклинание. Предок-маг, казалось, остановил своего далекого потомка за руку и настойчиво пытался ему что-то втолковать. Понять бы еще, к чему такое тревожное предчувствие. Гартош хотел спросить у деда, что он знает об этом предке, но, оглянувшись, понял, что находится на кладбище один, остальные вереницей уже потянулись на выход. Даже атраты не помогли понять, что же такое тревожное почувствовал носитель. Потоптавшись еще немного возле таинственной могилки с памятником, Гартош так же двинулся на выход. Но тревожный осадок остался.

В одном из каминных залов Риглиса вся большая семья, точнее, то, что от неё осталось, за бокалом вина, обсуждали последние события и ближайшее будущее.

– Как ты думаешь, дед, то проклятие, которое, якобы висит над нашей семьей, все еще действует? – спросил Тамрон. – А то пора бы думать о продолжении рода, но вызывает тревогу судьба наших избранников.

И хотя вопрос был очень серьезный, он вызвал хихиканье у Грельды и Милены.

– Я думаю, что этот вопрос нужно переадресовать Гартошу, – ухмыльнулся лорд Руткер. – Он вроде как решал его с богами.

Немного смутившись от устремленных на него взглядов, носитель удобней умостился в кресле:

– В том проклятии чувствовались следы магии высокого порядка, которой обладают высшие силы. Так подсказали мне атраты. Во время последнего визита в храм Богов я убедительно просил богов снять это проклятие. В последние месяцы атраты не могут обнаружить следы этого заклятия. Это все, что я могу ответить. Мне кажется, вы смело можете ввести в нашу семью новых людей.

Ответ носителя молодым людям понравился. Во время шуточной перепалки отец узнал много интересного о своих детях – о том, что они пока еще стеснялись ему сказать. У всех имелись свои любовные увлечения, и старшие Осколы с интересом слушали Осколов молодых.

– В этом замке, кстати, имеется статуя богини любви, хоть и не нашей, – как бы в шутку напомнил Зоктер. – Можно вынести её сюда и попросить у неё благословения.

– Не советовала бы вам с ней играть в такие игры, – сразу включилась в разговор Алеандра, которая также находилась в зале. – Это не простая статуя, и создали её не меньшие силы, чем те, которые наложили проклятие на вашу семью. Не нужно наживать себе новые неприятности.

Носитель тут же вспомнил неясное предупреждение, что пытался ему внушить умерший давно родственник, и пришло понимание, что предупреждение было именно про Эльфимеру:

– Я тоже думаю, что выносить статую из хранилища не стоит.

– Но хоть посмотреть не неё можно? – не унимался средний сын Гартоша.

– Посмотреть можно, – сжалилась вампиресса. – Но только не делайте глупостей.

– Если эта статуя может принести нашей семье новые неприятности, то может, избавиться от неё? – задала логичный вопрос Лената.

– А вот здесь я ничего не могу и не хочу вам советовать, – ушла от прямого ответа герцогиня. – Это решать вам, вашей семье.

– Не думаю, что от статуи нужно избавляться. А вот лишнего ажиотажа вокруг неё нужно всячески избегать, – сказал свое веское слово Руткер. – И уж тем более не нужно рассказывать о ней посторонним людям.

– И не людям тоже, – подчеркнула вампиресса.

– И не людям тоже, – подтвердил Первый маг. – Если эту статую прятали в том мире, откуда вы её принесли, то значит, и здесь не стоит выставлять её напоказ.

– Наоборот, нужно усилить охрану, – подтвердил Гартош.

– Меня интересует не столько судьба Эльфимеры, сколько наша, – сказал Мартан. – Что будет дальше? Что скажешь, отец.

И снова все взгляды были устремлены на Гартоша.

– Даже не знаю, что тебе ответить, – после небольшой паузы начал носитель. – Я думаю, что дела в нашей империи начнут налаживаться. А значит, и у нас тоже. Ведь Осколы – хранители трона, и наша судьба неразрывно связана с судьбой империи. Как мне подсказывает предчувствие, смутное и опасное время прошло. Вы, молодежь, выберете себе занятие по душе, в том числе исходя из последних событий, и будете жить дальше. Лорд Руткер будет восстанавливать магическую мощь империи, и вы все будете посильно ему в этом помогать. А я… – Снова непродолжительная пауза. – После того, как пойму, что с вами и страной все в порядке, снова пройдусь по тем мирам, где собирал атраты, там есть незаконченные дела. А дальше будет видно.

– Ты снова нас покинешь? – обеспокоенно спросила дочь.

– Ненадолго, – успокоил её Гартош. – Просто я кое-где и кое-кому задолжал. А долги нужно отдавать.

– От нас так просто не отделаешься, – улыбнулся Зоктер. – Если у тебя есть дела в других мирах, то я отправлюсь с тобой.

– И я, – вставил Мартан.

– Про меня не забудьте, – добавила Милена.

– Посмотрим, – буркнул отец непоседливой троицы.

Руткер в свою очередь начал ворчать, что такими темпами в Виктании останется он один. Но дети Гнивера не изъявили желания увязаться за дядюшкой.

XXII

Колосана как никогда была нарядна и красива. Впервые столица Тарта принимала такое количество монархов, которые съезжались в неё не тайно, под покровом ночи, а официально и даже несколько помпезно. Приехал император Реата с супругой, король Жерана с королевой, Витан с Элирой. Но в этот раз список приглашенных монархов расширился – пригласили Номарея, короля Ларфа. Номарей обиделся, что в прошлый раз его проигнорировали, и заговор против сконьеров обошелся без его участия. Поэтому развернул бурную торговлю с морскими торговцами, пытаясь компенсировать своим королевством убытки ребят с острова Керт, но это ему плохо удалось. Прибыл Номарей в Колосану без супруги и держался подчеркнуто холодно. Но было видно, то, что его пригласили в этот раз, пришлось ему по душе.

Но и это были не все высокопоставленные гости. В качестве наблюдателя прибыл Гир-Арут, младший брат императора Гроброса. Для визита самого императора – Гир-Тана, время еще не пришло, слишком свежи были у всех в памяти ужасы недавней войны, и такое заигрывание с недавним врагом не все смогли бы понять. Приглашение было отправлено и Лямиру, но король Волшебного Королевства приглашение проигнорировал, сославшись на то, что обитатели Тролльих гор не вмешиваются в дела внешнего мира, но желают всем добра и мира.

Единственная значимая сила, которая не была приглашена на этот шабаш монархов, так это сконьеры. И это являлось очень серьезным посылом для морских волков. Дружба против острова Керт грозилась перерасти в совет монархов, который мог решать большую часть глобальных и местных проблем, как это делалось в цивилизованных мирах. И первые результаты такого большого сбора королей и императоров уже появились – сконьеры предварительно согласились на большую часть требований четырех монархов, что вызвало бурные обсуждения этого решения во всех залах, беседках, спальнях и будуарах Колосаны, где расположились гости Верховного князя Тарта. А позже эта новость распространилась в припортовые кабаки и другие заведения, и обсуждение вспыхнуло с новой силой, иногда перерастая в мордобой и поножовщину.

И хотя во дворце Никора мордобоя, а тем более поножовщины не наблюдалось, последние события и новости вызывали самые бурные споры, ведь видение у разных сторон ближайшего будущего, как и будущего дальнего, могло быть абсолютно разное. Прочувствовав, что на море начнутся новые игры по новым правилам, министры и советники монархов уже начали тайные и явные переговоры, пытаясь выгадать для себя как можно больше преференций. Гартоша, как одного из главных игроков на политической, магической и военной карте Иктива, чуть ли не разорвали на куски, пытаясь добиться его благосклонности в том или ином вопросе. Сулили многое: шикарных женщин, роскошные дворцы, драгоценности, земли. Оскол не отказывался ни от чего, но никаких обязательств никому не давал, просто обещал подумать.

Главные переговоры велись в двух кабинетах – личном кабинете Никора, между монархами, и кабинете его помощника – лорда Малта.

– Как много изменилось с нашего прошлого свидания! – воскликнул лорд Ракурт, советник императора Реата. – Гроброс не просто повержен, Гроброс просит мира и дружбы! Я что-то не припомню такого за всю обозримую историю.

Ракурт излучал такую радость, будто это его империя сокрушила Гроброс.

– Это меняет политический расклад в Иктиве, – сдержанно сказал лорд Согнис, советник Фистена, короля Жерана.

– И немыслимо возвышает Виктанию и Тарт, – уязвленно подтвердил лорд Шорт, советник короля Ларфа, который впервые попал на подобное собрание.

– Нам это далось высокой ценой, – сдержанно сказал лорд Малт. – Особенно Виктании.

Гартош промолчал, коллега из Тарта на правах хозяина удерживал ситуацию в рамках миролюбия, хотя имелось желание ответить ларфянину резко.

– Давайте подумаем, – продолжил Малт, – что нужно сделать, чтобы от нынешней ситуации выиграли все, от Реата и Ларфа до Гроброса.

– Нужно меньше договариваться по ночам, как воры, – снова начал накалять обстановку Шорт.

– Я вижу, лорду Шорту не по душе наша компания, – уже не стал сдерживаться Оскол. – Так мы можем исправить ситуацию и вернуться к тому формату, который сложился ранее. Видимо, Ларфу очень понравилось находиться в изоляции, на окраине важных решений, которые принимаются в Иктиве.

Тяжелый взгляд носителя остановил ответную гневную речь лорда Шорта. Да и другие лорды-советники не спешили высказываться, нужно было дать возможность советнику короля Ларфа перебороть свое самолюбие и оценить обстановку трезво. А реальность была такова, что ведущие страны Иктива вполне могли обойтись без Ларфа, который вел многовековую войну с нечистью и не являлся сильным игроком на политической или экономической карте мира.

Загладить ситуацию взялся Согнис:

– Лорд Шорт, тогдашняя ситуация вынуждала нас действовать быстро и предельно осторожно. У вас хватает своих проблем с нечистью, и мы посчитали, что новые проблемы со сконьерами для вас будут лишними. Сейчас ситуация несколько изменилась, и мы начали исправлять положение.

Шорт, по-видимому, посчитал, что перед ним извинились, и перестал пыхтеть, словно рассерженный ёж. Постепенно беседа потекла в более конструктивном русле.

– Как будем делить море? – задал Гартош наиболее актуальный на сегодняшний день вопрос.

– Я так понимаю, сконьеров вы со счета уже сбросили? – с легким сарказмом уточнил Согнис.

– Нет, конечно. И флота у нас меньше, чем у других значимых стран. И порт всего один, хотя и очень крупный. Но мы заранее должны оговорить правила будущей игры, чтобы меньше потом лилось крови на море и на суше.

– Мы готовы предоставить льготный доступ виктанийским купцам к нашим портам, – заверил коллегу лорд Малт. – Стоимость портовых услуг не будет превышать подобную стоимость для наших торговцев.

– Аналогичное предложение и от нашего королевства, – быстро отреагировал советник короля Жерана.

Оскол с благодарностью отвесил легкий поклон обоим соседям, которые быстро сориентировались, что лучше упростить Виктании доступ к своим портам, чем вынуждать её строить собственные порты. Лорд Шорт снова обиженно засопел, ему нечего было предложить могущественному лорду.

– Ну вот, начало есть, – довольно сделал вывод носитель атратов. – Максимально облегчив жизнь нашим морякам и купцам, мы еще больше уменьшим роль сконьеров в морских перевозках. А еще нужно обсудить охрану наших морских караванов, наиболее выгодные и безопасные маршруты.

Обсуждения приняли более детальный и деловой оборот, но быстро советники поняли, что им самим требуются советники по многим вопросам, и в такие советы нужно включать как можно больше специалистов в разных сферах. Обсудили общие вопросы, и совет закрыли. Перешли к более приятному времяпровождению.

Возле одного из столов Гартош заметил лорда Шаркора – отца Никора и Элиры. Князь Юквара уже был далеко немолод, но выглядел все еще моложаво. Князь беседовал со своей дочерью, и глаза сияли Элиры непритворным счастьем. Осколу очень не хотелось прерывать беседу отца и дочери, но вспомнился старый разговор, и Гартош решил напомнить о нем князю. Но Шаркор, заметив Гартоша, сам подозвал его к себе:

– Гартош, иди к нам. Я тут вспомнил нашу беседу, еще при первой нашей встрече, и вижу по глазам, что и ты её помнишь.

– Именно о ней я и хотел вам напомнить, – легким поклоном приветствовал князя носитель.

– Как сейчас помню – вместе, одним кулаком, только так мы сможем освободить Шерамский плацдарм от гробросцев. И ведь сдержал свое слово. Именно так и освободили Шерам. И даже больше. Молодец, выполнил обещанное.

– Только объединив свои усилия, и даже семьи, – Гартош поцеловал руку Элире, та присела в реверансе, – мы смогли достичь такого результата. Я думаю, это не последнее достижение, которого мы достигли вместе.

Оскол еще немного побеседовал с Шаркором и Элирой и пошел искать себе новую компанию, возможно на ночь.

* * *

Совет монархов состоялся, его так и решили в дальнейшем называть. Случилось то, чего не было за всю человеческую историю Иктива – короли и императоры, а также один Верховный князь, решились на создание структуры, подобной которой до сих пор не существовало. И эта структура должна была (в идеале) решать большую часть межгосударственных проблем. Все монархи заявили, что войн нужно избегать любой ценой, слишком уж дорого они обходятся. Гартош сомневался, что все предварительные договоренности будут честно выполняться всеми участниками совета, но начало было положено, и если первых полвека совет окажется эффективным, то в дальнейшем он станет прочной традицией.

Собираться монархи решили не часто, раз в три года, ставкой выбрали Колосану. Но в случае экстренной необходимости можно было собрать и срочный совет.

Витан и Гартош, сразу после удачного старта нового начинания, не откладывая решили провести совместную инспекцию собственных портов и флота. Конечно, начали с Ашуры – другого большого порта в Виктании не имелось. Несмотря на то что сконьеров из порта убрали, он весь был забит торговыми судами. Сразу становилось понятно – места для роста в этом порту не имелось. Это же подтвердил и лорд-командующий гражданским портом, лорд Монот.

– Ваше величество, – сопровождая императора и главнокомандующего по территории порта, горячо говорил он, – мы с трудом справляемся с тем количеством судов, которые проходят через наш порт. Каждую неделю в порту происходят несколько столкновений, нередко суда тонут. И мы ничего не можем поделать, настолько насыщенное здесь движение.

– Значит, мы не сможем увеличить проходимость нашего крупнейшего порта, – вздохнул император.

– Есть один вариант, – осторожно начал Монот.

– Говори! – в один голос рявкнули Витан и Гартош.

– Ашура находится на берегу не только океана, но и крупной, полноводной реки, и эта река слишком мало используется. Если расчистить русло выше по течению, чтобы могли заходить океанские корабли, то возможности порта вырастут как минимум вдвое.

– А ведь дело портовый лорд говорит! – немного подумав, воскликнул Оскол, вспомнив, что в устье рек в земной истории нередко строили крупные порта. – Нужно будет осмотреть реку.

– И сделаем мы это немедленно, – подхватил Витан.

Гартош в точности исполнил распоряжение императора. Левитация императора и лорда-командующего вызвала бурю возмущений у представителей Первого легиона, охраняющих монарха. Но Оскол жестом успокоил служивых и понес себя и пассажиров за черту города, осматривать место будущего порта.

Большая часть Ашуры раскинулась на левом берегу Ружи, крупной реки, берущей начало в Тролльих горах. С высоты птичьего полета было видно, где глубокое русло, а где мелкие заводи. Несмотря на страх перед полетами, портовик быстро выхватил опытным взглядом, где лучше всего расположить причалы и портовые сооружения, тыкал в них дрожащим пальцем и комментировал увиденное таким же дрожащим голосом. Беглый осмотр показал, что за городом, выше по течению, около десяти латонов пригодны для строительства причалов и порта. Все это лучше было строить на левом берегу, чтобы не строить лишних мостов.

Вернувшись на землю, главные персоны в империи решили тут же поручить портовым службам и всем тем, кто мог им помочь, начать строительство нового порта. Хотя, конечно, одним им все транспортные проблемы Виктании было не решить. Необходимо принимать помощь Жерана, и особенно Тарта.

Следующим местом для визита был военный порт. За последние месяцы было построено больше десятка новых военных суден, но, конечно, этого было катастрофически мало. И если с торговым флотом проблему можно было решить с помощью соседей, то военный флот должен базироваться на родных берегах, и у Гартоша появилось подозрение, что большая часть нового порта будет отведена для военных нужд. Оскол хотел было повидаться с боцманом Ерегеем, которому когда-то пообещал избавление от диктата сконьеров на море, но ему сообщили, что уж два года как старый боцман отправился к предкам.

– Снова я не успел, – пробормотал Гартош, вглядываясь в постаревшее лицо бывшего капитана «Каракатицы», Луториона, который уже давно вышел на покой.

Луторион не нашелся что ответить, а только переминался с ноги на ногу. Внимание двух высших особ в империи ему было непривычно.

– А где ваш бывший помощник Зовиро? – поинтересовался главнокомандующий.

– Зовиро давно уже стал капитаном. Сейчас как раз принимает новое судно. – Луторион немного помялся, не осмеливаясь донимать одного из важнейших людей империи разговорами, но, наконец, решился. – Мы часто вспоминаем ту заварушку, что приключилась с нами с вашим участием. Подобного приключения не было ни у кого.

– Я тоже это вспоминаю, – скупо улыбнулся Оскол.

Гартош не стал отвлекать старого знакомого от важного дела, и на этом визит в Ашуру закончился. Император и главнокомандующий вернулись в столицу.

В Виктании наступил мир, и предстояло очень много работы по восстановлению разрушенного востока страны. Да по большому счету и всей империи тоже, ведь правление ведьмы привело к упадку страны. И вся страна, от простого плотника до императора, закатав рукава, взялась за работу.

* * *

Алеандра в одиночестве прогуливалась в окрестностях замка Риглис. После окончания войны она не знала, чем себя занять, и подумывала о том, чтобы вернуться к себе домой. Её мысли прервало присутствие чужака. Причем незнакомец, а точнее, незнакомка, открыл свое присутствие неожиданно, появившись как бы ниоткуда. А такое не каждый мог проделать с опытной, тысячелетней магинессой. И это значило, что визит являлся очень весомым.

Из тени раскидистого дерева словно ниоткуда шагнула невысокая стройная женщина с внимательным и мудрым взглядом, который проникал, казалось, в самую душу.

– Здравствуй, Алеандра, – первой подала голос незнакомка, в которой вампиресса безошибочно распознала богиню.

– Приветствую, уважаемая, – почтенно поздоровалась герцогиня.

– Давно хотела с тобой встретиться.

– Чем я удостоилась такой чести?

– Ты прекрасно знаешь, чем.

– Тем, что я из другого мира?

– Не только, – уголками губ улыбнулась богиня. – Ведьма, которая фактически правила последние годы в Виктании, тоже была из другого мира, но она не привлекала к себе столько внимания, сколько ты. Ты ведь из наказующих?

– Богиня ночи очень хорошо проинформирована, – догадалась, наконец, кто перед ней, Алеандра.

– Наказующая вампиров, да не из последних, – протянула Эверлиона. – Какие дела у тебя в нашем мире? Только не говори, что ты здесь случайно. Просто помогаешь одному из Осколов.

– Я, наверное, вас удивлю, но я действительно здесь для того, чтобы помочь Гартошу.

– И резервации нефратов в Ларфе тебя совсем не интересуют?

– Я проверила, ничего такого, что требовало моего вмешательства, там нет.

– По моим данным, ты активно искала какой-то ценный артефакт в Руктеморе. Нашла? – лениво поинтересовалась богиня.

– Я нашла там только тюрьму, в которой провела два года, – как можно ироничней ответила вампиресса, прекрасно понимая, что именно этот вопрос больше всего беспокоит богиню ночи.

– Ну-ну. Я надеюсь, ты понимаешь, что меня беспокоит безопасность нашего мира. И твое появление здесь, а также дракона, представляющего могущественный род Агниров, не может остаться без внимания. А также то, что у одного из Осколов появилась целая семья атратов. Да и артефакт, который очень многие разыскивают, тоже нужно учитывать.

– Если вас это успокоит, то перед нашей встречей я как раз размышляла о том, что пора возвращаться домой.

– Успокоит, – серьезно ответила богиня. – Ты размышляла в нужном направлении. Если вы с драконом покинете наш мир, это успокоит очень многих.

– Мы скоро покинем ваш мир, – заверила Эверлиону Алеандра. – У нас здесь больше нет дел.

– Надеюсь, это случится как можно раньше.

Богиня закончила разговор, отступила в тень и растаяла в ней, не оставив после себя никаких магических следов.

Разговор вампирессы и Эверлионы сразу же стал известен Осколам. Тем более что богиня не настаивала на секретности разговора.

– Представляю, какое недоумение, а может даже, переполох, вызвало у наших божеств ваше появление в нашем мире, – довольно расхохотался Руткер. – Ничего, им такая встряска не помешает. Не только же смертным жить в напряжении.

– Может, и так, только мне совсем не хочется ссориться с богами. В любом мире, – не так радостно была настроена Алеандра.

– Мне тоже, – подхватил Квирт. – Они довольно прозрачно намекнули, что нам здесь не рады. Так что пора сваливать.

Гартош выглядел отрешенно, даже несколько растерянно.

– Намек касается и меня тоже, – сказал он. – Эверлиона об этом упомянула.

– Не стоит так буквально воспринимать слова одной из богинь, – попытался успокоить внука Руткер.

– Это богиня ночи, дед, – напомнил Гартош. – А ночь длится столько же, сколько и день. Так что у неё не меньше власти, чем у Гретеона.

– А может, и больше, – усмехнулась Алеандра. – Очень много важных событий происходит под покровом ночи. Наверное, больше, чем днем.

– Я уйду вместе с вами, – твердо заявил носитель атратов. – Основные проблемы устранены, а та рутинная работа по восстановлению империи, которая сейчас всем предстоит, явно не по мне.

– Я понимаю, что тебе слишком тесно будет в нашем мире, но мог бы еще немного и побыть, – недовольно пробормотал старший Оскол.

– День, неделя, месяц ничего не решат. Ни для меня, ни для империи. Но чем больше я буду здесь оставаться, тем больше буду задумываться о тех, кого уже нет с нами. И это будет сводить меня с ума.

Слова внука заставили мага недовольно крякнуть, но пришлось согласиться:

– Хорошо, иди куда хочешь. Только помни о детях. Если ты не возьмешь их с собой, они отправятся на твои поиски сами, и неизвестно куда могут попасть. А так хоть присмотришь за ними.

– Придется взять, – в свою очередь согласился с дедом Гартош. – Вот улажу неотложные дела, и можно будет уходить. Тем более что я не собираюсь отсутствовать долго.

На этом этот небольшой совет закончился.

Первым, с кем Гартош собирался обсудить свой скорый уход, оказался Витан.

– Все-таки уходишь, – немного растерянно принял новость император.

– Так надо, Витан. Вон, даже боги обеспокоены моим присутствием. А их сейчас злить не нужно. Только наладили отношения.

Витан сдержанно улыбнулся:

– В этом основном твоя заслуга.

– Возможно. Но злоупотреблять их благосклонностью не стоит. Я на время исчезну из их поля зрения, и надеюсь, что они немного успокоятся.

– Кого посоветуешь на должность главнокомандующего?

– Ты прекрасно знаешь кого. Мервона.

Обсуждение неотложных дел растянулось надолго, и Гартош покинул императора с чувством исполненного долга.

С друзьями из Черного Легиона, к которым присоединился Никор, прощание растянулось на целую ночь. Пили вино, делились воспоминаниями, планами на будущее. Почти никто не хмелел, настолько хорошо все понимали, что могут не увидеть больше старого друга.

Как и обещал, посетил Гартош совет владетельных лордов в Жеране. Прогнозируемо, получил там хорошую взбучку. Лорды не упустили возможности отчитать человека из могущественного рода и при этом не лишиться головы. Но в целом встречей остались довольны все. Ну, или почти все.

Еще он посетил могилы родителей Лиситы, которые ненамного пережили свою дочь. Гибель дочери подкосила их. Сначала ушел лорд Легнер, дилесса Азария продержалась чуть дольше.

Последний важный разговор произошел с атратами.

«Ты принял правильное решение», – одобрил носителя Тенос.

«И мы тоже приняли очень важное решение», – решительно заявила Алаза.

– Я уже догадываюсь, какое, – невесело улыбнулся Гартош. – Мы расстаемся?

«Да. Я думаю, ты понимаешь, почему».

– Семья атратов в одних руках слишком раздражающий фактор для высших сил.

«Все правильно. Но и для носителя опасно владеть нашей семьей. Последствия могут быть необратимыми. Это и иллюзия всемогущества…»

– Можешь не продолжать, – остановил змею Оскол. – Я все прекрасно понимаю. Только, прежде чем мы расстанемся, у меня есть одно условие. Точнее, два.

«Мы догадываемся, какие», – послышался смешок Венеры.

– Подслушали мысли? Ну да ладно. Я хочу, чтобы Тенос остался на Иктиве. У Витана. Так сказать, заменить один утраченный атрат на другой.

«Мы не против, – почти сразу отозвался Тенос. – Атрат мудрости не помешает вашему императору».

– Последнее условие. Я прошу вас, пока мы еще вместе, снова пройтись по тем мирам, через которые мы прошли, пока я вас собирал. Там остались незавершенные дела.

«И снова мы согласны, – отозвалась Алаза. – Мы сами хотели тебя об этом просить. Тем более в тех мирах нуждаются в твоей помощи».

– Вот и хорошо, – облегченно сказал Гартош. – Основные вопросы мы решили. Здесь я тоже уладил свои дела. Можем отправляться в другие мира. Где больше всего нуждаются в моей помощи?

«Везде», – словно отрезала Алаза.

Юрий Ландарь Второй круг

1

— Где эти чертовы ублюдки?! — громогласный крик разнесся по всем закоулкам замка.

«Ублюдки» — девчонка лет четырнадцати, и мальчишка десяти — прячась под лестничным пролетом, испуганно прижались друг к другу. Они прекрасно понимали, долго прятаться им не удастся, их найдут, и снова жестоко накажут.

— Найду, шкуру спущу! — голос раздался уже гораздо ближе прежнего, а значит беглецам срочно нужно менять место.

— Клая, в этот раз он нас убьет, — всхлипнул мальчишка.

— Не убьет Тирос, — сжала губы девушка. — Если что, убежим в лес.

— А Зевист?

— Он нас поймет, и простит.

— И со старого козла шкуру сдеру! — не оставлял сомнений обладатель страшного голоса. — Пора разобраться со всеми выродками!

— В этот раз он действительно сделает то, что обещает, — согласилась Клая. — Нужно пробираться в лес.

— Через двор нельзя, люди Прогнура нас там обязательно поймают.

— Ты прав Тирос. Пойдем через дальнее, заброшенное крыло. А там потайным ходом.

— Думаешь Прогнур, и его холуи до сих пор не нашли наш потайной ход?

— Очень на это надеюсь.

Брат с сестрой осторожно выглянули из-под лестницы, и, не увидев преследователей, прошмыгнули в сторону заброшенного крыла.

— Вон они Прогнур! — завопил чей-то торжествующий голос. — Побежали в заброшенное крыло!

— Перекройте им выход с той стороны, не дайте уйти в лес! Устроим славную облаву, — отдал распоряжение тот, кто, по-видимому, и являлся Прогнуром. — Пора этой маленькой сучке узнать, кто является хозяином в этом замке, и какой он бывает ласковый!

Клаю передернуло от этих слов. Она сжала сильней руку младшего братишки:

— Бежим быстрей, нам ни за что нельзя попадать в руки Прогнура. Иначе… — Клая запнулась. — Живой я ему не дамся!

Тирос шмыгнул носом, и поддал ходу. Несмотря на свой малый возраст, он прекрасно понимал, что ждет его сестру — захватчики замка неоднократно насиловали во дворе захваченных женщин. Да и не только женщин…

Они промчались по длинным темным коридорам и выскочили на террасу, которая вела в комнаты, которые уже давно не открывались, так как были заперты изнутри. Сюда редко кто заглядывал, и очень давно не убирали, о чем красноречиво говорила густая паутина.

Топот и хохот позади все нарастал, и беглецы с ужасом понимали, что они не успеют добежать до тайного прохода в крепостной стене, что выводил в ближайший лес.

Они добежали до средины террасы, когда с не меньшим ужасом увидели, что крайняя дверь, которая не открывалась уже несколько десятилетий, со скрипом начала отворятся, а затем резко открылась от сильного удара изнутри.

Из широко распахнутых дверей высунулось рыло огромного пса, тут же запуталось в пыльной паутине, и громко чихнуло.

— Что за гадство! — вполне по-человечьи воскликнул пёс. — Стоило нам ненадолго оставить этот замок, и здесь напрочь забывают о порядке. Гартош, похоже, Раила с Ризавиром совсем запустили здесь дела.

— Судя по паутине, — задумчиво сказал вышедший вслед за псом мужчина, лет сорока, — понятие ненадолго, не подходит. Ведь в этом измерении время бежит совсем по-другому. Не так, как в тех мирах, где мы находились в последнее время.

И не успел Гартош спросить Алазу, сколько прошло времени со дня их ухода из замка Дривел, как его взгляд упал на застывших, и прижавшихся к стене детях, а также на появившихся в противоположном конце террасы людях. Вооруженных людях, и, по-видимому, настроенных весьма агрессивно.

— А кто это у нас тут? — внимательно всматриваясь в детей, и людей на террасе, спросил Оскол. — Что-то я вас не припоминаю.

— Дривел… — пробормотал один из вооруженных людей, невольно делая шаг назад.

Но обладающий обостренным слухом Гартош услышал эти слова, и подтвердил:

— Это одно из моих имен. А кто вы такие?

Из открытых дверей нестройной толпой вышли еще несколько человек, и с интересом уставились на вновь прибывших. А сопровождали Гартоша, кроме Аруша, его дети, и, конечно, Квирт, Алеандра и Пегас.

— Дедушка? — неверяще прошептала Клая, и на её глаза навернулись слезы.

— Дедушка? — обескураженно переспросил Гартош. И что-то поняв, совсем по-другому посмотрел на заброшенную террасу, а затем вслух воскликнул, — Алаза! Сколько прошло времени, как мы покинули замок?

— «Точно не знаю, около сорока лет», — немного замешкавшись, ответила змея.

— Сорок лет… — Гартош обессиленно прислонился к пыльному дверному косяку. — Неужели между нашими мирами такая большая разница во времени?

— «Время не постоянная величина, и в разных мирах оно имеет свойство ускорятся, или тормозиться, у меня не имелось возможности постоянно следить за этим миром», — слегка оправдываясь, ответила змея.

— Как тебя зовут? — немного придя в себя, спросил Гартош, уже замечая схожесть девушки с Раилой.

— Клая, — глаза девушки наполнились слезами. — А моего брата Тирос.

— И кто ваша бабушка?

— Раила. А дедушка Дривел. Алекс Дривел, — внесла окончательную ясность Клая.

— Алекс Дривел, это я, — вымучено улыбаясь, сказал Гартош.

— Где ты был, все это время, когда был нам так нужен?! — с отчаяньем выкрикнула Клая.

— Прости Клая, — развел руками Оскол. — Там, где я был, время бежит совсем по другому, и для меня прошло не больше года. А где Раила, и Ризавир?

— Их нет, — всхлипнула внучка. — Бабушку убили эти уроды. А дедушка Ризавир погиб еще раньше.

— А теперь они гоняются за нами, — так же чуть не плача, добавил Тирос.

— Я так понимаю, — вышла вперед Милена, — это наши…

— Племянники, — подтвердил отец.

— Это наши единственны племянники, и на них идет охота, — недобро прищурившись, произнесла младшая из присутствующих здесь Осколов.

— Охота на моих внуков уже не идет, а открывается охота на тех, кто посмел напасть на мой замок, и убить близких мне людей, — глухо прорычал Гартош.

С пальцев его правой руки, словно кровь, капали ярко оранжевые капли, тяжелым янтарём падали на каменные плиты, и раздраженно шипя, выжигали в полу глубокие раковины. Убийственную энергию Гартош собрал в большой шар, с явным намерением швырнуть его в тех, кто посмел вторгнуться в его замок.

— Ты позволишь им умереть быстро? — отрезвляюще прозвучал голос Алеандры. — Для начала их нужно допросить, ведь тебя не было здесь около сорока лет, и ты не знаешь обстановку. А затем их смерть должна послужить уроком для тех, у кого еще появится желание напасть на твой замок.

Отрезвляюще её голос прозвучал и для Аруша, который уже успел преодолеть половину расстояния до незваных пришельцев, с намереньем поотрывать им конечности. И для Мартана с Зоктером, которые без лишних слов, с помощью магии схватили за горло двоих помощников Прогнура, резонно решив, что самого главного злодея отец захочет расчленить сам.

Аруш остановился на полу пути, а сыновья Гартоша отпустили хрипящих, и моментально отрезвевших пособников Прогнура. Которые, едва придя в себя тут же бросились на утек. Но дверь перед ними захлопнулась, и выскочить удалось только одному. Его удаляющийся топот и крик, вызвал у присутствующих легкую улыбку.

Милена подошла к племянникам, и присела возле них:

— Меня зовут Милена, и получается, что я ваша тётя. А эти два молодца, ваши дяди. — Мартан и Зоктер приветственно кивнули. — Не бойтесь, теперь вас никто не обидит. Правда, отец?

Гартош заскрипел зубами:

— Теперь у тех, кто обидел Дривелов, будет много поводов для скорби.

— Мы будем жестоко мстить, — важно подтвердил Аруш.

Милена приобняла своих племянников, и державшаяся до сих пор Клая разрыдалась. Она плакала долго, с надрывом, словно желая выплеснуть со слезами, все то горе, которое навалилось на неё в последнее время. Она понимала, беда прошла, появился тот, кто защитит их с братом, и тех близких, кто еще остался в живых. Что на её плечи больше не давит тяжелая ответственность, ведь она осталась старшей из рода Дривелов. А еще стало обидно, что близкие люди не дожили до того момента, когда заветная дверь наконец открылась изнутри.

Гартош стоял рядом, и терпеливо ждал, когда внучка отпустит от себя боль, горе и обиды, хотя боль вряд ли когда её отпустит. Тирос сидел рядом с сестрой, и неверяще смотрел, как его железная сестра истекает слезами. Милена гладила её по голове, шептала что-то успокаивающееся, и плечи девочки все меньше содрогались от рыданий.

— Так значит, тебя зовут Тирос? — протянув внуку руку, спросил Гартош.

Он все еще не мог себя поставить на место своего деда, лорда Руткера. Отцом, хоть и неважным, он себя осознавал, а вот дедом…

Внук принял руку, и несмело поднялся. Гартош искал в нем знакомые черты, и сразу их нашел. Это были черты Осколов, и, конечно, Раилы. Но больше всего Тирос походил на Катана. Упоминание брата вогнало еще одну иглу в сердце.

— Кто твои отец и мать? — начал расспрос Оскол.

— Маму звали Аструна, а папу Латор.

— Что произошло с ними?

Тирос чуть замешкался с ответом, и говорить начала, уже практически успокоившаяся Клая:

— Мама и папа погибли на стенах, еще два года назад. Они погибли в один день.

— А когда замок заняли эти? — Гартош не мог подобрать подходящего слова.

— Месяц назад. Тогда же погибла и бабушка.

Гартош скрипнул зубами, но промолчал.

— Атаки на наш замок идут лет десять, не меньше, — продолжила Клая. — Но тогда был жив дедушка Ризавир, и у него имелось неплохое войско, так что он без проблем справлялся с нападениями. Но пять лет назад дедушка погиб, его заманили в ловушку. И после этого атаки на нас стали все более сильными и частыми. Папа и бабушка взяли на себя оборону, но часть солдат и рыцарей ушли после смерти дедушки, и удерживать замок становилось все сложнее.

— Но вы продержались еще целых пять лет, — продолжил за неё Гартош.

— Да. Только нас становилось все меньше и меньше, и наконец, наш замок пал. Люди Прогнура перебили почти всех наших людей. — Клая запнулась. — Они издевались над ними, даже над женщинами, стариками и детьми. Особенно над дривелонами.

К своему стыду, Оскол мог вспомнить имя только одного дривелона.

— Зевист жив? — уточнил он.

— Сегодня еще был жив. Но пока мы здесь разговариваем, его могут убить.

— Ты права внученька, поговорим потом. Нужно вычистить замок от этой нечисти.

Осколы снова обратили внимание на связанных магией, Прогнура и его помощников. Те, выпучив глаза, пытались освободиться от невидимых пут.

— Отец, я, конечно, человек не жестокий, но глядя на племянников, и услышав эту историю, у меня появилось стойкое желание хорошенько помучить этих ублюдков, — то затягивая, то отпуская магическую удавку на шее у одного из подонков, произнес Мартан.

— Ты не одинок, — рыкнул Аруш. — Ты не знаком с теми милыми созданиями, которых называют дривелонами, а я знаю многих из них лично. Так что у меня такое желание еще более устойчивое.

— Будет у вас возможность воплотить свое право на месть, — пообещал Гартош. — И это право наступает прямо сейчас. Клая! Показывай, кто в этом замке не достоин жить.

И старший Оскол широко зашагал по своему замку. Его внучка еле за ним поспевала, но её глаза высохли, и в них начал разгораться зловещий огонь, что не обещал обидчикам ничего хорошего. Пленных волокли на магической удавке. Во двор вышли быстро, так и не встретив по дороге никого из обитателей замка, или его захватчиков.

Во дворе слышался гам, топот и звон оружия. Гартош с сопровождающими вышел на знакомое широкое крыльцо. Внизу, в десятке шагов он ступеней, выстроились в ряд два десятка воинов — половина из них лучники. Но, похоже, это оказались все смельчаки, которые решились выступить против страшного Дривела. Остальные, по той информации, что выдала Алаза, сейчас что есть силы удирали из замка.

— По Дривелу, и его выродкам залп! — отдал приказ бородатый, хорошо подвыпивший воин.

Огонь, который сжег стрелы, закружил с такой силой, что опалил даже стрелков и остальных бойцов. Этого оказалось достаточно, чтобы храбрецы потеряли остатки смелости, и, побросав оружие, бросились наутек. Конечно, им это не удалось. Злая магия сбила их с ног, и что есть силы вдавила в песок, отобрав даже малейшую возможность двигаться.

— Аруш, Квирт, догоните тех, кто убежал, и убейте их. Но двух, или трех оставьте в живых. Пусть разнесут весть, что Дривел вернулся. Паника нам не помешает, — распорядился Оскол.

Пегас возмущенно всхрапнул.

— Ладно, мчи с ними, — согласился Гартош.

— Паника, конечно дело хорошее, — произнесла Алеандра. — Но не боишься ли ты, что твои враги не просто запаникуют, но подготовятся к твоей встрече, и объединятся против тебя?

— Только не здесь, в Фазилане, — усмехнулся Гартош. — Судя по рассказам Ризавира, больше всего владетельные лорды боятся появления лидера, который смог бы стать королем. А без лидера объединения не будет.

Герцогиня понятливо кивнула.

— Что будешь делать с этими? — она кивнула на распластанных подручных Прогнура.

— Убью, — коротко ответил Оскол. — Убью так, чтобы весть о жестокости Дривела разнеслась как можно дальше, и отбила охоту у желающих поживится за счет чужих земель.

— Может сработать в обратную сторону, — не согласилась вампиресса. — Могут появится смельчаки, которые отправятся бороться против жестокого злодея.

— «Тем более, если есть те, кто направит смельчаков в нужную сторону», — многозначительно добавила Алаза.

— Ты имеешь в виду Первого Священника? — уточнил у атрата Гартош.

— «Вот именно».

— Разумное замечание, — согласился Оскол. — Рыцарство в Фазилане возникло на фоне с противостояния с Дривелом. И теперь оно может возродиться с новой силой.

— «Нужно устранить главный источник, который направлял рыцарей на Дривела. Я бы даже сказал, Первоисточник», — не менее многозначительно сказал Тенос.

— Война с церковью? Это по мне! — обрадовался подсказке атратов Гартош.

— А убивать этих подонков не обязательно, — продолжала развивать мысль Алеандра. — Это слишком быстро, и малоэффективно.

— Но они заслужили это!

— Они заслужили большего. Чтобы к ним относились так, как они отнеслись к несчастным местным жителям.

— Превратить их в дривелонов! — снова обрадовался Гартош.

— Или в отвратительных уродцев. Настолько отвратительных, чтобы даже мысль о том, что можно пойти войной на земли Дривела, вызывала страх у храбрейших из храбрейших, — продолжила герцогиня.

— Пожалуй, это наилучший вариант, — с уважением согласился нынешний Дривел. — Я не мог сам додуматься до такого коварства. Что значит многовековой опыт.

Алеандра снисходительно улыбнулась:

— За свою, как ты точно подметил, многовековую жизнь, мне часто приходилось наказывать за разные проступки. Со временем и ты научишься такому коварству.

— Я думал убить их с особой жестокостью, но некоторых оставить в живых, чтобы разнесли весть по всему Фазилану, но твой план мне нравится больше, — рассуждал Оскол. — Все эти уроды останутся живы, и сами разнесут весть по стране. Расскажут, и наглядно покажут, что значит врываться в логово Дривелов. А это кто здесь такой? Никак старый черт Зевист!

К столбу, неподалеку от хозяйственных построек, толстыми веревками был привязан дривелон, который первым вышел к победителям Дривела, и просил их не убивать своих собратьев. Седая шерсть клочьями висела на облезлой шкуре. Ребра, казалось, вот-вот вырвутся наружу. Все его тело покрывали многочисленные раны, ссадины, и старые рубцы.

— Дедушка!

Клая вместе с Тиросом бросились к Зевисту, пытаясь развязать туго стянутые узлы. Гартош поспешил вместе с ними.

Услышав знакомые голоса, дривелон с натугой поднял голову. Его помутневший взгляд прояснился, когда он увидел детей.

— Не бойтесь, я все еще жив. Я живучий, — пробормотал он.

Хотя с первого взгляда становилось понятно, что жить ему осталось совсем недолго. Просто удивительно, как жизнь не покинула это тщедушное тело.

Гартош быстро завязал узлы, и усадил мученика на землю:

— Узнаёшь ли ты меня, Зевист?

Дривелон долго всматривался в новоприбывшего, и, наконец, удивленно воскликнул:

— Никак господин Алекс вернулся! Тот, который победил старого Дривела, и сам принял его родовое имя!

— Ну, добровольно я это имя не брал, меня вынудили его взять, — уточнил Гартош. — А в остальном ты прав старый черт, я вернулся.

— Как долго, — заплакал Зевист, и его плечи мелко затряслись. — Как долго вас не было. Сколько за это время умерло и погибло хороших людей. Сам не знаю, как я до сих пор живу.

— Теперь тебе жить долго, — пообещал носитель семьи атратов, и направил на дривелона живительный зеленый луч.

Объединенная семья действовала планомерно и согласованно, и Зевист оживал на глазах. Старая шерсть выпала совсем, кожа приняла более светлый цвет. Исчезли раны, и даже рубцы. Начала пробиваться молодая блестящая шерсть, тело стало наливаться мышцами, и, казалось, под кожей у дривелона сплетались клубками целые семьи змей. Внуки сначала со страхом, а затем с восторгом наблюдали за преображением старого друга.

— Я тоже так хочу научится! — воскликнула Клая.

— И я! — вторил ей Тирос.

— Если у вас есть способности, а у моих внуков они должны быть, то я вас научу, — пообещал Гартош, не прекращая лечебный сеанс.

Не менее поражающие преображения происходили внутри самого пациента. Зевист молча вслушивался в свои ощущения, пытаясь понять, что с ним происходит. Из открытых дверей жилых сараев, несмело выглядывали несколько человек. Они не знали, кто только что прибыл в замок, победил Прогнура и его людей, но то, что с ними находились Клая и Тирос, немного успокаивало немногочисленных обитателей замка.

За короткое время, из умирающего старика, Зевист превратился в пышущего здоровьем молодого дривелона.

— Я даже в молодости себя так хорошо не чувствовал, — удивленно себя осматривая, признал он. — Спасибо господин Алекс.

— Лучше называй меня Гартош, это моё настоящее имя, — немного засмущавшись, попросил носитель атратов. — Теперь у тебя снова будут силы бороться с врагами.

— Я никогда не брал в руки оружия, — признался дривелон. — И даже с возращением молодого сильного тела, у меня не возникло такого желания.

— Любой человек имеет право на защиту, — возразила коренному обитателю Алеандра.

— Возможно, — осторожно согласился Зевист, внимательно всматриваясь в вампирессу.

— Давайте я познакомлю вас со всеми, — спохватился Гартош. — Это мои дети. Старший сын Мартан. Средний сын, Зоктер. И младшая дочь, Милена. Когда я покидал свой родной мир, они были совсем маленькими, а когда я вернулся, застал их взрослыми, почти самостоятельными людьми.

— Почти, — хмыкнул Зоктер, но отец не обратил внимание на недовольство сына.

— Я помню, что вы говорили, что в родном мире вас ждет семья, — кивнул Зевист. — А ваша жена?

Гартош нахмурился:

— Она погибла, пока меня не было…

— Тоже погибла… — пробормотал дривелон.

Милена смахнула непрошеную слезу, и Клая посмотрела на своих новых родственников с пониманием, их постигли общие беды.

— Ты прав, слишком много вокруг меня гибнет родных и дорогих мне людей, и это меня просто бесит. Но больше всего бесит то, что я везде опаздываю, ведь в большинстве случаев я мог бы их спасти. — Оскол скрипнул зубами. — Время, вот чего мне катастрофически не хватает.

— Над временем не властен никто, даже боги, — тихо подметила Алеандра, полужив руку на плечо носителю.

Гартош вздохнул, и продолжил представление:

— Эту привлекательную и мудрую женщину, зовут Алеандра. Мы познакомились в тюрьме. Подружились там, вместе оттуда вырвались, и сейчас она помогает мне в решении моих проблем, которых накопилось слишком много. Есть еще трое… — Носитель оглянулся. — А вот и они! Уже справились. Аруша ты должен помнить.

— Как же, как же, — впервые за время разговора заулыбался Зевист. — Невозможно забыть этого храброго и очень разговорчивого… — дривелон замялся вспоминая нужное слово, ведь, он прекрасно помнил, как Аруш возмущался, когда его называли псом.

— Каррлак я, — подсказал подбежавший Аруш. — Рад видеть тебя живым, и в хорошем здравии.

— Господин, э, Гартош помог, спасибо ему.

— Этот конь, не простой конь, а разумный, — продолжил Гартош, — и к тому же очень буйный и плотоядный.

Пегас утвердительно всхрапнул, и махнул головой.

— А вот еще один член нашей разношерстной команды, — указывая на пролетающего над замком дракона, сказал Оскол.

Дракон напугал всех обитателей замка, и они тут же бросились искать укрытие и прятаться.

— Его зовут Квирт. Он может превращаться, как в дракона, так и в человека, — улыбнулся Оскол.

— Я думал, что они бывают только в сказках, — со страхом, и одновременно уважением, сказал Зевист.

Внуки Гартоша так же с восхищением рассматривали парящего над замком дракона.

— Это тот высокий брюнет? — не могла поверить Клая.

— Он, — подтвердил новоявленный дед. — Квирт любит покрасоваться, но вреда никому не причинит. Во всяком случае, без причины.

Квирт еще немного покружил над замком, и приземлился за воротами, так как во дворе для него не хватало места.

— Рассказывай, — обратился носитель к Арушу.

Каррлак облизал окровавленную морду, и начал с упоением рассказывать, стараясь не упускать самых красочных подробностей:

— Нагнали мы их на том самом поле, где ночевали перед атакой на замок. Пегас зашел с одной стороны, я с другой, а Квирт налетел сверху. Мы согнали это стадо баранов в кучу, и стали их рвать одного за другим. Никто даже не пытался сопротивляться, хотя у многих имелось оружие, не всё побросали.

Пегас не выдержал, и, перебив каррлака, добавил свой штрих в общую картину:

— «Я их топтал, и рвал зубами, а они только кричали! Жалкие людишки!»

— Это правда, — подтвердил подошедший Квирт. — Они совершенно не оказывали никакого сопротивления. Было скучно.

— Скольких вы оставили в живых? — спросил Алеандра.

— Троих, — ответил дракон. — Каждый из нас выбрал себе жертву, которую хотел оставить в живых. Мы покуражились над ними, а затем, когда они стали изрядно вонять, опустили. Честно говоря, — Квирт скривился, — эта бойня совсем не пришлась мне по душе. Убивать тех, кто не сопротивляется, нет особого желания.

— Они заслужили такого обращения, — успокоил друга Гартош. — Но дальше убивать не будем, Алеандра придумала для них другое наказание. И оно будет пострашнее смерти. А теперь, — Оскол снова повернулся к Зевисту, — я хочу услышать, что здесь произошло с тех пор, как мы с Арушем оставили этот замок.

2

Зевист надолго задумался, вспоминая события давних лет. Гартош его не торопил, понимая, что вспомнить время сорокалетней давности не такая уж простая задача. Наконец дривелон вздохнул, и начал повествование:

— Когда вы с Арушем ушли, Раила развернула бурную деятельность по наведению порядка в нашем замке. Ризавир полностью уступил ей управление замком, и взял на себя только оборону. Он проехался по соседним графствам, и собрал небольшую армию, в две сотни человек. К нему так же примкнули несколько рыцарей. Благо платить им имелось чем, сокровищница Дривела не пустовала.

Раила же занялась тем, перетянула в наше графство половину жителей своего родного села. А затем, в течении, двух, трех лет, убедившись, что наше графство безопасно, к нам перебрались еще несколько сотен человек из окрестных сёл, ведь наши земли плодородны, и всем нашлось достаточно места. Лет за пять, наше графство возродилось, словно и не было жестокого правления прежнего Дривела.

Когда пришел срок, Раила родила сына, Латора. Чудный был малыш, — голос Зевиста дрогнул, и он снова умолк, комок в горле не давал говорить. — Раила была прекрасной хозяйкой, и её все любили. Так же полюбили и её сына. Латор был любознательным малышом, он совал свой нос везде, куда только мог дотянуться. Он быстро понял разницу между обычными людьми, и нами — дривелонами. Но его совершенно не смущала эта разница, ведь он был первыми ребенком, который родился и рос среди нас. Его все приняли за наш талисман, талисман графства Дривел. Когда он немного подрос, большую часть его воспитания взяли на себя мы с Ризавиром. Господин Ризавир учил его владению оружием и воинскому делу. Я же… Я научил его грамоте, и постарался дать понимание жизни простых людей, как обычных, так и дривелонов. Мы проводили много времени среди ремесленников, крестьян, охотников. И он все умел не хуже них самих. Он знал, как вырастить богатый урожай пшеницы, получить хороший окот среди овец, как выследить зверя. И все это без зазнайства, без спеси, которые переполняют отпрысков других владетельных лордов. Из него получился бы прекрасный хозяин графства.

Зевист вздохнул, и снова продолжил:

— Прошло много лет с тех пор, как вы с Арушем ушли. Раила ждала тебя каждый день. Каждый день она подходила, и прислушивалась, не появился ли кто-нибудь за дверью, где вы скрылись. Но шли годы, и её вера в то, что вы вернетесь, угасала. Ризавир любил её беззаветно, как только можно любить женщину. И через несколько лет Раила сделала шаг навстречу его любви. Они стали жить вместе, но своих детей у них не появилось, боги не дали им такой радости. Видимо боги совсем не одобрили их союз, так как вскоре у нашего графства начались проблемы. Про наше существование вспомнили церковники. И не просто вспомнили, а захотели заглянуть в сокровищницу замка, не прячут ли новые хозяева, когда-то украденную у них реликвию. Простодушный Ризавир сделал ошибку, согласившись допустить церковников в сокровищницу, хотя Раила была против, она им не верила. Когда церковники увидели, какие богатства находятся в наших подземельях, они просто обезумели. Потребовали, чтобы Ризавир с Раилой рассчитались за пропавшую реликвию своими сокровищами. Но Раила твердо настояла, чтобы все богатство осталось до прихода настоящего графа, то есть вас. Только вы можете распоряжаться всем добром. Или ваш наследник, Латор, когда вырастет. Само собой церковникам это не понравилось. Сначала пошли уговоры, затем угрозы. А затем угрозы начали воплощаться в жизнь. Церковь снова прокляла всех Дривелов, и всех тех, кто находился рядом с ними. Это возымело свое действие. Значительная часть крестьян, ремесленников, и даже солдат с рыцарями, покинули наше графство. Но гораздо больше осталось, ведь для многих наш замок и графство стали родным домом.

Поняв, что основной цели они не достигли, церковники, воглаве с Первым Священником, начали подбивать других владетельных лордов, рыцарей, и просто лихих людей, на то, чтобы заново захватить замок. Мол, нынешние хозяева находятся в нем не законно, они не настоящие хозяева. И тот, кто захватит замок, и сумеет доказать церкви свою лояльность — то есть поделится сокровищами — получит благословление на правление, и станет законным правителем графства. Нельзя сказать, что желающих появилось с избытком. Одних останавливала дурная слава графства, и править здесь было для них сомнительной честью. Другие уважали Ризавира, как борца с олицетворением зла — старым Дривелом, и считали, что он правит графством вполне законно. Третьи боялись, пусть небольшой, но хорошо обученной армии Ризавира. Но нашлись и такие, кто решил испытать удачу.

Атаки были разные. Одни просто нападали на окрестные села, с целью пограбить. У других аппетиты имелись масштабней, они решились попробовать на прочность оборону самого замка. Оборона оказалась на должном уровне, Ризавир доказал, что является одним из лучших рыцарей и военачальников Фазилана. Всех, кто посягнул на наш замок, он разбил еще до того, как они подошли стенам замка. И с набегами на села справились довольно быстро. Крестьянам раздали оружие, и создали в каждом селе ополчение. В каждое село был направлен рыцарь и несколько солдат, чтобы обучить крестьян, и помочь в случае нападения. Тех, кого ловили живыми, наказывали жестоко. Наказание было одно — смерть, через повешенье. Виселицы, на границах графства не пустовали, и это отпугивало большую часть налетчиков. С остальными справлялись без особого труда, ведь оружие стало неотъемлемой частью любого жителя графства.

Поняв, что не добились нужного результата и в этот раз, церковники пошли на хитрость. На некоторое время нападения на графство прекратились. У нас все немного расслабились, считая, что церковники сдались. Но мы ошибались, церковь умела ждать. Больше года не происходило ничего, что можно было бы расценить, как враждебное действие против нашего графства. И к нам даже начали возвращаться те, кто покинул графство в тяжелое время. Ризавир поверил, что все самое плохое позади, и когда ему сообщили о кончине брата, он решился навестить родные места совсем с небольшим сопровождением. Большую часть сил он оставил для защиты замка и его окрестностей. Церковники только этого и ждали. Но даже вдалеке от графства Дривел, они не рискнули напасть на Ризавира днем. Они напали ночью, на одном из постоялых дворов, подсыпав нашему правителю и его людям снотворное. Говорят, что заснули все, кроме самого Ризавира и его друга, сержанта Рига, они отказались от бесплатной выпивки. И, несмотря на то, что оба были уже далеко не молоды, они дали такой бой, что потеряв больше десятка молодчиков, враги боялись подойти к ним. Их расстреляли издалека, из арбалетов. Но даже к мертвым еще долго боялись приблизиться. Тех, кого захватили сонными, жестоко пытали, а затем казнили.

После этой беды, новые беды посыпались, как из мешка. Ушли несколько рыцарей, и с ними несколько десятков солдат. Руководить обороной стал Латор. Несмотря на свою молодость, он сумел доказать, что наше графство не станет легкой добычей. Сразу после ухода значительной части защитников, нас атаковали, причем сразу с нескольких сторон. Спасло нас только то, что нападающих было не так уж много, и Латор сумел разбить их отряды один за одним. Снова здесь ключевую роль сыграло то, что все отряды были созданы в разных местах, и выступали самостоятельно. Даже церковь не смогла полностью объединить силы нападающих, лишь согласовали время нападения. А так они шли сами по себе, стремясь первыми захватить замок, и объявить себя его новыми правителями.

Первые несколько месяцев после гибели Ризавира оказались самыми тяжелыми. Но мы выдержали. Пока Латор гонял пришельцев по лесам и полям, на стенах обороной руководила Раила, и ей помогала Аструна, жена Латора и мать Клаи и Тироса. На стены выходили все, женщины, старики, дети.

— А ты? — спросил Гартош.

— Я подносил камни для пращ, — виновато улыбнулся Зевист. — Взять в руки оружие, я так и не смог себя заставить, как и многие другие дривелоны. Большая часть тех дривелонов, которые хотели и умели воевать, погибли во время вашего боя со старым Дривелом. Но, тем не менее, мы выстояли. Мы сумели отстоять свою землю. После нескольких мощных атак, снова наступило относительное затишье. Время от времени нас пробовали на прочность, но убедившись, что с обороной все в порядке, нападающие отступали. Мы уже привыкли к такой жизни, относительному хрупкому миру, когда снова все изменилось. Оказалось, церковь не теряла времени зря. Все это время они готовили свою армию. Понятно, что ни один из владетельных лордов не отдал им своих солдат, боясь слишком уж большого усиления и возвышения церкви. Поэтому армию создавали заново. Туда принимали всех, как религиозных фанатиков, так и откровенных мерзавцев, для которых убийство было нормой. И эта армия стала для нас настоящей бедой. Первые же атаки показали, что эта реальная сила превосходила все то, с чем мы сталкивались до этого. Они были многочисленны, и хорошо организованы. Единственное, чего им не хватало, так это боевого опыта. Опыта имелось больше у нас. И первое время мы сумели удержать это нашествие. Но постепенно армия церковников приобретала боевой опыт, а мы теряли опытных бойцов. И если у них было откуда взять пополнение, взамен погибших, то нам неоткуда было ждать подмоги. Нас бы быстро задавили массой, но подмога пришла оттуда, откуда мы не ждали.

— Ну-ну, — заинтересованно поторопил дривела Оскол, так как тот потянул интригующую паузу.

— На помощь нам пришло несколько графов, так как они испугались усиления церкви в военном плане.

Гартош удивленно присвистнул.

— Вот-вот, — довольно произнес Зевист. — Лорды подумали, что вслед за Дривелами, может прийти и их черед. Поэтому мы получили от некоторых из них, пусть незначительную, но так важную для нас помощь. Под наш флаг тайно встали несколько десятков воинов, и это нам очень помогло. Этот военный отряд постоянно обновлялся, ведь для лордов тоже был важен военный опыт.

— Значить у нас есть союзники, — пробормотал Гартош. — Я думаю, это нам поможет. Что было дальше?

— Бои шли с переменным успехом. Мы выбили значительную часть армии церкви, но и сами потеряли много людей. В основном бои происходили на подступах к замку, мы заблаговременно перехватывали захватчиков. Но несколько раз церковники все же подходили под самые стены. Во время одного из таких нападений, когда битва была особенно жаркой, и погиб Латор, вместе с Аструной. Церковники прорвались на стены, и наш господин, вместе со своей женой, оказались отрезанными от основных сил защитников замка. Пока прорвавшихся уничтожили, молодые графы Дривел, погибли.

Зевист замолчал. Молчали и другие. Нужно было осознать услышанное. Понять, какие беды пережили эти люди, и эта земля. И еще Гартош понимал, что доля вины за произошедшее, лежит и на нем. Причем, немалая доля. Горько вздохнув, он снова попросил Зевиста продолжить рассказ.

— Раила буквально обезумела от горя, — продолжил дривелон. — Она выла, словно раненный зверь. И обещала отомстить так, чтобы весь Фазилан содрогнулся. И она выполнила свое обещание. Едва мы оправились от последнего нападения, Раила собрала горстку верных людей, и повела их в рейд на Тофию, церковную столицу. Отряд скрытно добрался до города. Так же тайно они пробрались вовнутрь. И когда в главном храме шло богослужение, они заперли все двери, и подожгли храм. Храм был деревянным, и вспыхнул словно свечка. Заживо сгорели несколько сотен людей, вместе с Первым Священником. За Раилой отправили погоню, но она сумела запутать следы, и уйти невредимой. Новость действительно всколыхнула Фазилан. Но реакция у разных людей была разной. Одни ужаснулись от содеянного, и требовали наказать отступницу. Другие восторгались матерью, которая сумела отомстить за смерть сына. Третьи опасались того, что эта сумасшедшая ведьма вторгнется и их города, села, и замки, и посчитали за лучшее не связываться с нею. В общем, быстро собрать новые силы для нападения на наше графство, у церковников не получилось. Им понадобился целый год, чтобы оправиться, и частично восстановить силы. Новый Первый священник оказался хитрей предыдущего. Он понял, что Дривелам помогают другие графы, и сумел переманить некоторых из них на свою сторону. Его хитрость состояла в том, что во время атак армии церковников, лорды по прежнему пошлют подмогу нашему графству. Но в самый ответственный момент, они ударят в спину. Так и произошло. Для отвода глаз, церковники осуществили несколько незначительных нападений, которые мы успешно отбили. А затем произошел массированный штурм, во время которого наши «помощники» из других графств, напали на защитников замка. Первым делом они убили Раилу, затем сержантов, а потом открыли ворота. Церковники вместе с наемниками ворвались внутрь замка, и началась жуткая резня. Убивали всех, как обычных людей, так и дривелонов. Особенно отличился Прогнур, и его люди. Ему в последствии Первый Священник и отдал наше графство. — Зевист криво улыбнулся. — За особые заслуги. Тех, кого не убили сразу, загнали в сараи. Женщин по очереди насиловали, мужчин избивали. Церковники, наконец, добрались до сокровищницы, и большую часть богатств забрали себе. Кое-что досталось наемникам, а Прогнуру осталось графство. Он стал новым графом Дривел.

Некоторые из наших сумели убежать в лес. На них время от времени устраиваются облавы, но я думаю, что кое-кто уцелел. Из тех дривелонов, что остались в замке, в живых остался только я. Остальные умерли мучительною смертью. Насколько я знаю, большая часть крестьян разбежалась, не захотели жить под властью этих мерзавцев. — Зевист кивнул в сторону связанных магией Прогнура, и его людей. — Тех, кто остался, кому некуда было уходить, обложили высокими налогами. Надо же за какие-то средства содержать эту ораву, казна ведь пуста. В общем, все идет к тому, шло, — поправился дривелон, — что от нашего графства не останется никого, и ничего. Видимо этого церковники и добиваются. Меня, Клаю и Тироса, Прогнур оставил в живых не только для того, чтобы поиздеваться. Он все надеялся, что где-то в окрестностях Раила спрятала часть сокровищ, и добивался от нас, чтобы мы показали это место. Но видимо терпение его лопнуло, и он решил покончить с нами. Очень вовремя вы прибыли.

— Да, — после небольшой паузы согласился Оскол, — не хочется даже думать о том, что могло бы произойти, опоздай мы хоть на немного. Но ничего, что произошло, того уже не изменишь. Теперь нужно думать, что делать дальше.

— Мне кажется, Клаю и Тироса нужно забрать к нам домой, — первой внесла предложение Милена.

— Я не хочу никуда ехать, — сразу запротестовала Клая. — Мой дом здесь, и здесь все, кого я знаю.

— Настоящий Оскол, — улыбнулся Гартош, — за свой дом, и за близких людей горой.

— Я без Клаи тоже никуда не поеду, — сказал свое слово и Тирос.

— Я думаю, ситуацию мы исправим без проблем, — задумчиво сказала Алеандра. — Я проверила, и не обнаружила следов сильной магии, так по мелочи. Значит серьезных магов здесь нет. Хотя магический фон довольно неплохой.

— «В этом мире магия, хоть и не под запретом, но не приветствуется, вот и не развились сильные маги. Так самоучки», — внесла ясность Алаза.

— «При мне имелось пару значимых магов, но их убили, — добавила свой штрих в общую картину Венера. И уточнила, — Убили церковники».

— Но что делать после того, как мы накажем всех, кто виновен в бедах этого несчастного графства? — продолжила свою мысль вампиресса. — Не оставишь ведь этих детей самих.

— Почему самих! — возмутилась Клая. — С нами будет дедушка Зевист, и еще те, кто убежал в лес. Они нам помогут.

— «Нужно научить детей обращаться с магией, — подсказал Тенос. — Они из рода Осколов, а значит, должны иметь способности. Времени на обучение у нас не много, но учитывая то, что оно бежит здесь намного быстрей, чем большинстве других миров, некоторый запас у нас есть».

— «А еще можно оставить им сигнальные дитраты, чтобы в случае опасности, они могли подать сигнал беды», — добавила Алаза.

— Ну вот, некоторые наметки на будущее есть, — улыбнулся носитель. — А сейчас нужно заняться, — он оглянулся. — Нет, не этими уродам, а помощью жителям замка, и окрестностей. Клая, Тирос, Зевист, пойдемте покажете, кому нужна какая помощь, и что нужно исправить немедленно. А еще нужно отравить людей в лес, чтобы вернули сбежавших.

— Я могу сбегать, — тут же вызвался Аруш, подозревая, что ему здесь будет скучно. — Я хорошо помню здешние леса.

— Ты всех только окончательно распугаешь, — отмахнулся Гартош.

— «Я тоже пойду!» — топнул копытом Пегас.

— Еще лучше! Нет уж! — решительно возразил Оскол. — Вы двое до смерти напугаете несчастных. Тех, которые в лесу.

— Я могу пойти с ними, — нерешительно предложила Клая. — Меня все знают.

— Даже не знаю… С этими двумя головорезами тебя никто не тронет. Но боюсь, они могут сами чего-то натворить.

— Мы будет предельно осторожны, — заверил Гартоша каррлак. — Я даже приму более дружелюбный вид.

И оборотень преобразился в того белого пушистого пса, в виде которого когда-то уходил из этого замка.

— И ты Пегас будь осторожней. Будешь везти мою внучку, помни это. Если что не так, — носитель демонстративно провел пальцем по горлу.

Конь-людоед обижено всхрапнул, мол, все и так понятно.

— А я? — напомнил о себе Тирос.

— А ты будешь помогать нам с Зевистом здесь, — взял внука за руку Гартош. — Нам сейчас любая помощь важна.

Тирос, весь преисполненный важности, согласно кивнул. Мартан усадил племянницу на Пегаса, и разношерстная троица не спеша покинула замок.

— Зови людей, — распорядился носитель. — Наверняка многим нужна помощь.

Зевиста не нужно было дважды просить. Он призывно махнул рукой:

— Давайте все сюда! Господин Дривел никого не обидит!

Немногочисленная челядь замка робко выходила из разных закоулков. События последних часов пугали. То из ниоткуда взялись эти неизвестные, которые с помощью жуткой магии победили не менее жуткого Прогнура, и его людей. Потом дракон появился, о котором только в сказках и рассказывали. Затем Зевист, чудесным образом омолодился. Теперь неизвестно, кого нужно больше бояться, старых хозяев, или новых. Гартош и его команда выражали крайнее дружелюбие, и это немного успокаивало людей. Когда собрались все, кто остался в замке, Гартош произнес речь:

— Здравствуйте жители замка Дривел. Вы обо мне только слышали, но кроме Зевиста никто не видел. Волею судьбы я много лет отсутствовал, и не имел возможности навестить свое графство. Когда я вернулся, то увидел разруху, и чужих людей, которые захватили мой дом, и убили близких мне людей. Все они будут наказаны. Причем, очень жестоко. Вам, жителям замка и графства, не грозит ничего плохого. Наоборот, я готов помочь всем нуждающимся. Со мной прибыла моя семья, из другого… гм, другой, очень далекой страны. А так же мои друзья. Мы все вместе накажем врагов, и восстановим графство. Чтобы вы не сомневались в нашей доброжелательности, мы сейчас вылечим всех больных и раненных.

— А омолодить, как Зевиста можете? — поинтересовался старик, с явными признаками злоупотребления алкоголем.

— Омолодил я только Зевиста, так как он является моим старым знакомым и другом. Остальных только подлечим. А тебя лично, я отучу от пристрастия к вину. Навсегда.

Пьянчужка испуганно спрятался за спинами челяди и замахал руками:

— Я лучше сдохну, но пить не брошу. Одна радость в жизни и осталась. Да и какое к демонам вино, брага одна…

Гартош улыбнулся. Заулыбались и остальные, испуг пьяницы немного разрядил обстановку. Первые желающие оздоровиться за счет вернувшегося хозяина и его сопровождающих, с опаской приблизились, хотя бояться им было нечего, они находились не в намного лучшем состоянии, чем Зевист пару часов тому назад.

* * *

Ведомая Клаей троица углубилась в дебри окрестного леса.

— Где-то здесь должны быть, — пробормотала девушка. И поднявшись в стременах, громко крикнула. — Занус! Выходи! Я с хорошими вестями!

Пару минут ничего не происходило. Затем из-за ближайших кустов, высунулась всклокоченная голова. Аруш с Пегасом уже давно, по запаху, учуяли присутствие чужих людей, но старательно делали вид, что никого не видят и не слышат.

— Ты сума сошла Клая, — раздраженно прошипел обладатель головы, ним оказался молодой парень. — За тобой могут следить, а ты орешь на весь лес.

— Некому следить Закр, — рассмеялась Клая. — Прогнур побежден! Лежит вместе со своей бандой во дворе, связанный по рукам и ногам. И скоро его ждет страшная участь. Зови Зануса!

— И кем же он побежден? — ехидно поинтересовался Закр. — Дай догадаюсь, наверное, это ты, вместе с Тиросом победила рыцаря, и несколько десятков его людей. Ах да, там же еще старик Зевист был. Вместе вы грозная сила.

— Ты зря смеёшься. Вернулся мой дедушка, граф Дривел. Да не сам, а с целой командой. С очень интересной командой. Он и победил Прогнура. А Зевиста ты сейчас не узнаешь. Он стал моложе лет этак… На много, много лет, в общем. Это мой дедушка постарался.

— Раньше тебя нельзя было заставить лгать, — ухмыльнулся Закр. — Что тебе сделали, или что пообещали не делать, чтобы ты нас выманила?

— Ты гаденыш, как разговариваешь с госпожой, — не выдержав, решил вмешаться в этот спор Аруш. — Раз она сказала, что вернулся Дривел, значит нужно верить. Или для того, чтобы ты поверил, тебе нужно ногу отгрызть?

Пегас обнажил клыки, и подтвердил, отгрызут быстро.

Улыбка застыла на лице недоверчивого беглеца. Когда до него дошло, что перед ним говорящий пёс, и плотоядный жеребец (причем эти двое явно не являлись дривелонами), первым его порывом было убежать ещё дальше в чащу, но, видимо, долг перед остальными беглецами пересилил страх.

— Я сейчас же позову Зануса, — пробормотал молодой человек.

— Я уже здесь, — показался из-за деревьев коренастый немолодой человек, явно военной выправки.

Он цепко оглядел пришедших с Клаей особей. Чтобы внести ясность, Аруш принял свой настоящий облик. У Пегаса такого козыря не имелось, внушительные клыки, вот и все, чем он мог похвастаться. Жеребец хотел было по привычке лягнуть друга, но тот благоразумно отошел подальше.

— Долго в гляделки будем играть? — спросил каррлак.

— Я думаю, — объяснил Занус.

— О чем? — поинтересовался оборотень.

— Сейчас вас пристрелить, или все-таки допросить хорошенько.

Диалог Аруш решил продолжить в своей манере — бросок вперед, и поверженный Занус лежит на спине, а не менее ошеломленный Закр, нервно схватился за лук, не зная, как поступить.

— Давай лучше допросишь, — оскалившись, и капая слюной на лицо предводителю беглецов, предложил каррлак.

— Аруш, прекрати! — испугавшись, крикнула Клая. — Не хватало еще, чтобы вы поубивали друг друга! А ты Занус, будь повежливей, эти двое уничтожили пару десятков солдат Прогнура. И вернулись без единой царапины.

— Двадцать пять, — поправил каррлак, убирая лапы с груди предводителя.

— Правда с ними еще был дракон, — выдержав паузу, с улыбкой добавила девушка.

— Дракон? — ошеломленно переспросил Занус.

— Да какой там дракон! — воскликнул оборотень. — Молодой еще совсем, неопытный. Пока он там на поле разворачивался, мы с Пегасом пол оравы порвали на куски.

Пегас, важно кивая головой, подтвердил слова друга.

— Поверь мне Занус, — продолжила Клая. — Я не лгу, не выдумываю, и не сошла с ума. Дедушка вернулся, и был очень зол, что его родных убили, и забрали дом. Сейчас приспешники Прогнура, те которые остались в живых, лежат связанные, и ждут, когда им придумают наказание пострашнее. А еще дедушка сейчас лечит наших людей. У вас ведь много раненных и больных?

— Каждый второй еле волочит ноги, — потирая ушибленную грудь, ответил Занус.

— Собирай людей, и возвращаемся. Теперь все будет по другому, — проникновенно сказала Клая. — Больше никто не посмеет на нас напасть.

3

Лечение больных не заняло много времени, ведь сейчас у носителя в подсобниках имелась целая семья атратов. Гартош помог всем, и тем людям, которые остались в замке, и тех, кого привела Клая. Беглецы и оставшиеся с радостью соединились, и принялись бурно обсуждать последние события. А Оскол решил заняться теми, кто непосредственно был виновен в бедах его близких, и его владений. Экзекуцию решили проводить подальше от замка, чтобы лишний раз не будоражить людей. Для этих целей лучше всего подходил знакомый карьер, где Гартош практиковался с магией.

Понимая, что сейчас произойдет что-то страшное, Прогнур и его приспешники пытались оказать яростное сопротивление, но безжалостная магия не ослабляла уз, и пленники неумолимо приближались к страшному месту. Карьер почти не изменился с тех пор, как Гартош видел его в последний раз, кое-где обвалились крутые склоны, вот и все изменения.

— Алеандра, я так подозреваю, у тебя больше всего идей, что нужно сделать с этими подонками. А то я как-то больше привык убивать, а не уродовать.

Вампиресса мило улыбнулась носителю, его слова она восприняла, как изысканный комплимент:

— Я тебе подскажу, что именно нужно делать, но основную работу выполняй сам, у тебя атраты, у тебя мотивация. Ну, и свою фантазию включи, не обязательно воплощать только мои идеи. Нужно сделать их как можно более уродливыми, чтобы при встрече с ними, люди не просто отворачивались, а в ужасе бежали. Вздутые животы, перекошенные лица, конечности разной длины, причем руки нужно укоротить как можно больше, чтобы они до задницы не могли дотянуться.

— Справлять нужду в собственные штаны, очень удачное решение, — обрадовался находке Гартош.

— Одно примечание, — назидательно сказала герцогиня. — Их жизнь будет настолько тяжелой, что они захотят покончить с собой, поэтому необходимо побеспокоится об их повышенной живучести.

— Вот уж не думал, что должен беспокоиться о здоровье этих тварей, — проворчал Оскол.

— Обязательно побеспокойся.

— И пальцы им не обязательно все оставлять, — начал придумывать свои варианты Аруш. — По два на каждой руке, в самый раз.

— Я, как лекарь, подумала, что изменения в их тела можно внести не только внешние, но и внутренние, — включилась в работу Милена. — Частые и непроизвольные испражнения, это самое простое, что приходит в голову.

— Не хотел бы я, чтобы моя дочь занималась такими делами, — с сомнением пробормотал Гартош.

— Все Осколы должны уметь наказывать своих врагов, — возразила Милена. — Тем более что мне кажется, не обязательно делать эти уродства необратимыми. Если Клая или Тирос достаточно обучатся магии, то при желании, они смогут вернуть им нормальный облик.

— Сомневаюсь, что у меня возникнет такое желание, — возразила Клая.

— Как знать, как знать, — многозначительно произнесла Милена.

— «Я сомневаюсь, что Клая должна здесь находиться, — подала голос Алаза. — Это совсем не детское дело, превращать людей в чудовищных уродов».

— Никуда я не уйду! — уперлась Клая, когда дед озвучил сомнения самого совестливого атрата. — Я видела, как они убили бабушку, как пытали Зевиста, как били и насиловали людей, причем часто до смерти. Я должна сама их наказать!

— У тебя есть такое право, — скрепя сердце сказал носитель. — Право на месть. Мы, Осколы, умеем мстить, а ты одна из нас.

— Я Дривел.

— Конечно Дривел, — улыбнулся Гартош. — Но по крови ты еще и Оскол. Дривел, имя приобретенное, а Оскол, имя по роду, по крови. Милена, Мартан и Зоктер, не являются Дривелами, но они из рода Осколов, так, же как и я, как и ты Тиросом. А теперь за дело. У меня руки чешутся, и магия ненависти и мести буквально переполняют тело. Начнем, наверное, с Прогнура. С помощью атратов, ты Клая увидишь, что я буду делать с этим подонком. Может, что-нибудь и запомнишь.

Рассказывать о том, каким пыткам были подвержены, Прогнур, и его люди, нет смысла, важен итог. А итог оказался таковым, что даже Гартошу в конце стало жутко. Он несколько раз останавливался, пытаясь, оправится от тех диких криков, которыми сопровождалась экзекуция. Некоторые, а именно: дети Гартоша, и славная тройка — Квирт, Аруш и Пегас, не дождались конца процедуры, и покинули карьер. Клая сопровождала деда до конца. Но было заметно, что даже ей эта месть дается нелегко. И у носителя утвердилась мысль, что идея Милены, о возврате подопытным нормального состояния, имеет право на жизнь.

Алеандра находилась рядом с Осколом, и внешне была абсолютно спокойной — такие события для неё не являлись чем-то настолько ужасным, как для остальных.

После окончания процедуры превращения молодых здоровых мужчин, в уродливых калек, у Гартоша на душе стало мерзко, словно искупался в дерьме, да еще и наглотался вдобавок. При взгляде на Клаю, становилось понятно, что схожее состояние и у внучки.

— Мне кажется, что лучше бы мы их убили, — пробормотал Оскол. — Жестоко, но убили.

— Мне за свою жизнь не раз приходилось жестоко наказывать разных существ, — внимательно смотря на мычащее, ползающее в пыли и мусоре отребье, сказала вампиресса. — И никогда это не приносило мне удовольствия. Даже если наказывала редкостных подонков. Но, иногда жестокость является благом, в том числе для самых наказуемых. Обучи своих внуков, и со временем они вернут этим уродам нормальный облик. Я думаю, пять, от силы десять лет, вполне достаточно для того, чтобы жажда мести была утолена.

Гартош согласно кивнул:

— Мои внуки сами решат, когда месть закончилась, и можно возвращать подонкам прежний облик. Правильно Клая? — Внучка так же согласно кивнула. — А сейчас мы переправим их за пределы нашего графства, поближе к жилью, и пускай пугают там местных жителей, жуткими историями о злом волшебнике Дривел.

* * *

Носитель вновь погрузился в жизнь графства Дривел. Как-то не укладывалось в голове, что в этом мире прошло уже сорок лет, с тех пор, как он покинул его. Но произошедшие вокруг изменения утверждали — да, времени утекло очень много. Вымахали в полный рост деревья, которые Раила высадила со своими односельчанами в саду, кое-где разрушились старые здания, и на их месте были выстроены новые. Речка, что протекала у стен замка, высохла почти полностью. На месте каких-то полей выросли леса, в других местах леса уступили место полянам и лугам. Села и хутора, то отстраивались, то сжигались, и на месте пожарищ, часто уже никто не строился.

Необходимо было делать сразу несколько дел. Объехать свои владения, поговорить с людьми. Попробовать убедить их, что он и есть, тот самый загадочный владелец графства, что закрыл за собой дверь в заветной комнате, и больше не появлялся. Сменилось уже два поколения, и вот он вдруг объявился. Пообещать, что защитит свою вотчину, и людей, живущих на ней, накажет всех виновных. В общем, что все беды закончились.

Поданные встретили своего господина прогнозировано насторожено. Ещё бы, сорок годков, ни слуху, ни духу, и тут на те… Даже присутствие значительно помолодевшего Зевиста, и молодых Дривелов, не могло переубедить всех, что пред ними не очередной самозванец. А вот дракон вполне мог. Такого чудовища никто и никогда не видел. Это не какой-то там привычный дривелон, это сказочный персонаж. А раз появился он, то и историю вновь объявившегося графа Дривела, можно было принять за чистую монету.

Весть о том, что вернулся граф Дривел (да, да, тот самый, которого уже и самого считали, чуть ли не сказочным персонажем), мигом облетела окрестные владенья. Самые прозорливые быстро начали собирать вещи, не ожидая, пока вокруг неспокойного графства начнется новая заваруха. Но нашлись и такие, кто поверил жителям графства, в том, что граф беспощаден только к врагам, а мирных жителей не трогает, и даже показывает настоящего дракона, чуть ли кататься не позволяет.

В поместье потянулись робкие разведчики, пытающиеся разузнать, чего ожидать, от нового-старого владельца, то ли успокоиться, то ли бежать в более спокойные места. Забеспокоились и владетельные лорды. Если вернулся тот самый Дривел, который наводил ужас на их владенья, то нужно срочно принимать меры, тем более тем, кто продал семью этого графа с потрохами. Разные лорды думали о разных мерах. Одни снова заговорили об объединении усилий, для борьбы с беспокойным графством. Другие склонялись к сотрудничеству с церковью, хотя бы временному. А третьи задумались о налаживании отношений с самим Дривелом. Уж больно страшно было с ним воевать — Прогнур и его люди, точнее, то что от них осталось, не оставляло сомнений в возможностях возвращенца, владеющего такой страшной, и в тоже время, такой манящей и притягательной магией. Это не церковь, со своими не совсем понятными страшилками. Тут все по-настоящему.

Долго заниматься организационными вопросами Гартош не мог, все его сущности требовали мести. С помощью атратов была проведена тщательная разведка. До Тофии, церковной столицы Фазилана, лишь недавно дошли вести о возвращении старого владельца графства Дривел, и о том, что случилось с Прогнуром, и его людьми. Самого Прогнура срочно везли в Тофию, чтобы услышать историю случившегося из первых уст. Туда же не менее срочно сзывали старших священников со всего Фазилана.

— Очень хорошо, — потирал руки, старший здесь Оскол. — Возьмем скопом всю компанию.

— Да, обезглавить всю верхушку, было бы очень удачным делом, — согласилась вампиресса. — Но мне почему-то кажется, что те дела, которые кажутся слишком легкими, на самом деле такими не являются.

— Ты видишь какие-то сложности? — не особенно обеспокоился словами подруги Гартош.

— В том то и дело, что нет. Совершенно беспомощные в магическом плане люди, должны иметь от неё какую-то особенную защиту. Или защитников.

— Но атраты обыскали весь Фазилана! И не нашли ничего и никого, кого стоило бы опасаться в магическом плане.

— «Если мы не нашли, это не означает, что таких опасностей здесь не может быть», — попыталась остудить носителя Алаза.

Гартоша разозлила осторожность дам, излишняя по его мнению:

— Значит, проверьте этот мир еще раз! Я не новичок в магическом деле, да и вы не ученики чародея, а семья атратов. Я прекрасно понимаю, что серьезные магические действия, не могут оставаться незамеченными. Какие-то следы должны остаться. Подключитесь к информационному полю мира, в конце концов!

— «Ты думаешь это так просто, подключиться к магическому эфиру, чужого для тебя мира?!» — огрызнулась Алаза.

— Венера пробыла здесь несколько сот лет, — не успокаивался носитель. — Попробуйте через неё.

— «Я никогда не заходила в эфир, — жалобно сказала Венера. — Даже не знаю, смогу ли чем-то помочь».

— «Носитель прав, — вмешался Тенос. — Через Венеру должно получиться. Её здесь, правда, не было сорок лет. Но, надеюсь, получится».

Алаза промолчала, но Гартош буквально почувствовал, как она обиженно поджала губы.

Но, тем не менее, атраты взялись за работу, и к исходу вторых суток, Тенос принялся докладывать (Алаза видимо до сих пор дулась).

— «Не могу сказать, что нам с легкостью удалось прозондировать магический эфир. Даже через Венеру, это было сделать совсем не просто. Интересный мир. Даже, можно сказать, странный, — атрат выдержал интригующую паузу, но носитель молчал, поэтому пришлось продолжать без понуканий. — В прошлый раз мы осматривали этот мир довольно бегло, не выходя далеко за пределы Фазилана. Теперь углубились в его изучение более дотошно», — снова небольшая пауза.

— Не тяни, рассказывай, — не выдержал Гартош.

— «В этом мире полно магической энергии, совершенно разной по природе и сути. И нею почти никто не пользуется».

— Почти? — заинтересовалась Алеандра.

— «Есть робкие попытки пользоваться магией в разных точках мира, но не более того. Наше прибытие в этот мир вызвало настоящую бурю в эфире, которая долго не успокаивалась, и это было самое значимое магическое событие, с тех пор, как вы покинули этот мир».

— То есть, — уточнил Оскол, — ничего опасного вы не заметили?

— «Абсолютно ничего. В том-то и дело. Я, да и все мы, впервые видим мир, где такой богатой магической энергией почти никто не пользуется. Это, по крайней мере, очень странно».

— Давайте будем изучать странности в другой раз, — не разделил восторга атрата мудрости носитель. — А сейчас займемся более конкретными делами.

— «Как скажешь, — слегка разочаровано протянул Тенос. — Мы проверили, Анклав старших священников Фазилана собирается через четыре дня. Если что-то собираешься совершить, планируй на это время».

— Вот и планирую, — Гартош задумчиво уставился на карты, которые отыскались в библиотеке Дривелов.

Карты были очень красочно разрисованы, и представляли собой целые произведения искусства, прежние хозяева графства не страдали отсутствием хорошего вкуса. Фазилан состоял из четырех десятков графств, и трех аббатств, принадлежащих церкви. Страна лежала почти в центре грушеобразного континента, окруженная такими же, ничем не примечательными странами. За пределами континента, плескались только русалки, кракены и прочие морские чудовища. По-видимому, составитель карты ничего не знал о землях, расположенных за морями и океанами, если таковые, конечно имелись. Носитель уже знал, какие графья предали его семью, какие выступили против изначально, а которые были нейтральны, и не заслуживали наказания. Он уже видел, как пылает Тофия, пусть не вся, но храмы должны сгореть обязательно, вместе с теми, кто отправил убийц в его графство.

— Думаешь, как отомстить? — Алеандра снова словно читала мысли Оскола.

— Да. — Гартош поднял голову. — Что посоветуешь?

Он с большим вниманием относился к мнению герцогини. В её незаурядном уме он убеждался неоднократно, и относился к ней с огромным уважением. Вампиресса успевала везде: и в хозяйственных вопросах разбиралась досконально, и в военном плане могла заткнуть за пояс любого известного Гартошу военачальника, и в магии ей не имелось равных. Сразу было видно, те девятьсот лет, которые она прожила, она не тратила даром.

— Наверное, хочешь, уничтожить всех, кто хоть как-то причастен к бедам твоей семьи?

— Есть такая мысль, — осторожно подтвердил носитель. По голосу Алеандры он понял, такое развитие событий ей не совсем по душе.

— Смотри, — вампиресса обошла стол вокруг, и уселась в роскошное удобное кресло, закинув ногу на ногу. — Я долго думала над ситуацией. Этот ничем не примечательный мир, чужд не только магии, но и вообще разным переменам. Здесь общество абсолютно не меняется на протяжении множеств поколений. Практически не появляются выдающиеся люди, которые могут пошатнуть устоявшееся положение вещей. Время идет, причем очень быстро, но ничего не меняется. Появление твоего предшественника, страшного графа Дривела, не просто пошатнуло здешнее общество, но и привело к появлению рыцарства. Как только граф исчез, рыцарство утратило смысл существования, и постепенно начало угасать.

— И что это значит? — заинтересовался Гартош.

— Твои жесткие меры, что ты собрался предпринять, явно всколыхнут весь Фазилан, да и не только его.

— Что же тебе не нравится. Я не вижу ничего плохого, чтобы всколыхнуть это застоявшееся болото.

Алеандра покачала головой:

— А я вижу. Против тебя может настроиться большая часть населения этого мира. Точнее, не против тебя, а против тех, кто здесь останется.

Гартош яростно почесал макушку:

— Что ты предлагаешь? Не отказываться же от мести!

— Нет, конечно. Но рубить головы направо и налево тоже не стоит. Накажи только непосредственных виновников, а к остальным прояви снисходительность. Причем те, кого ты пощадишь, должны быть благодарны тебе, а еще лучше твоим внукам, за свои жизни, и здоровье.

— Разумно, — Оскол снова восхитился мудростью герцогини. — Нужно уточнить степень вины каждого.

— Вот-вот, составь списки.

Следствием Гартошу не очень хотелось заниматься, и он свалил эту работу на детей, которым явно становилось скучно в этом мире. А сам готовился, все-таки примерно наказать тех, кто посмел задрать хвост на его семью.

4

В Тофию продолжали съезжаться вседуховные со всего Фазилана. Вседуховный Васинас, хмуро смотрел на подъезжающие к центральному храму кареты. Святые отцы, рыцари и графья, которые примкнули к церкви, спешили выразить Первому священнику свое почтение. Но, нужно признать, не все спешили это сделать. Некоторые священники демонстративно не стали подниматься в покои Первого священника, где тот обычно принимал гостей, а поселившись в отведенных для них покоях, сбивались в кучки, шушукались, обсуждали последние события, и роль Васинаса в них. Первый священник был прекрасно осведомлен об этих разговорах, слава богу, доносчиков хватало, и он буквально чувствовал, как несогласные с его политикой тычут пальцами в сторону его покоев. Но опять-таки, слава богу, таких недовольных было меньшинство. Всех их Васинас знал как облупленных, и старался держать под контролем. Но последние события могли, как консолидировать церковное и околоцерковное общество, так и разобщить его, смотря как подать информацию. Так что предстоящий расширенный собор, обещал стать непростым испытанием для Первого священника.

Первые участники собора прибыли еще два дня назад, это те, которые проживали ближе всех к Тофии, и кто хотел успеть переговорить с Васинасом до всеобщего собрания. За своих приближенных Васинас был спокоен, вряд ли кто из них посмеет выступить против своего покровителя, а вот за вседуховных отцов из отдаленных графств, и особенно самого дальнего аббатства, можно было и обеспокоится. Свою отдаленность, они часто использовали для своеволия. Особенно преуспел в этом вседуховный Макарий, аббат того самого дальнего монастыря. Злосчастный аббат являлся главным оппонентом Васинаса в церковном мире, и главным конкурентом на прошлых выборах Первого священника. И хотя сторонников у Макария было не так много, чтобы пошатнуть верховную власть, относиться к нему стоило весьма настороженно. Чувствовал Васинас неприятный холодок на душе, и от этого никак не удавалось избавиться.

* * *

Приглашенные участники и гости расширенного собора занимали места в большом зале главного храма. Длинные столы поставили квадратом — это для священников. Для приглашенных, рыцарей и графов, поставили стол чуть дальше, они присутствовали здесь в роли наблюдателей, хотя иногда их голос имел значимый вес. Прекрасная акустика зала позволяла говорить, не особо повышая голос — оратора отлично услышат во всех уголках зала. Но сейчас все присутствующие галдели так, что Васинас не мог сдержать недовольной гримасы — рыночные торговцы, да и только. Он терпеливо подождал, когда члены собора и гости рассадятся по местам, и утихнет шум двигающихся тяжелых стульев, и гомон голосов.

Наконец, шум постепенно стал стихать, стулья стали на места, и тяжелый взгляд Первого священника заставил замолчать, даже своих противников, которые всячески старались подчеркнуть свою независимость.

Установилась тишина, в которой хорошо поставленный голос хозяина собора прозвучал особенно значимо:

— Рад приветствовать собравшихся на собор, хотя не всех рад видеть одинаково. — И не давая оппонентам сообщить, что они так же не в восторге от этой встречи, продолжил. — Не прихоти ради, собрал я вас на этот расширенный собор. Беда пришла на наши земли. Снова пришла.

— Не без вашей помощи пришла к нам эта беда! — не выдержав, выкрикнул один из приспешников Макария.

Часть собравшихся согласно закивали головами, и таких оказалось больше, чем рассчитывал Васинас. А это был плохой знак.

— И в чем же наша вина? — вкрадчиво спросил Первый священник. И снова не давая ответить оппоненту, продолжил. — В том, что мы каленым железом выжигали скверну, которая возникла на теле нашей спокойной и богобоязненной страны, и которая своим существованием противна нашему Всевышнему Создателю.

Васинас демонстративно поднял ладони вверх, и устремил свой взор на купол храма, где хватало изображений Создателя.

— Не скверна вас здесь в Тофии интересовала, а богу противная корысть и алчность, — спокойный голос Макария разрушил впечатление, которого добивался Васинас.

— Алчность?! — прошипел Васинас. — Предок нынешнего Дривела украл у церкви священную реликвию, предался тягчайшему греху, нападал на соседние графства, грабил их, убивал и похищал людей, развел скверну! А ты говоришь об алчности? — он буквально кипел от возмущения.

— Я не меньше твоего наслышан о священной реликвии, — по-прежнему спокойно ответил аббат. — Я читал старинные рукописи, и знаю, откуда она появилась у нашей церкви. А вот ты, похоже, забыл, откуда она у нас взялась, и какие с ней связаны предсказания.

— Ничего я не забыл, — огрызнулся Первый священник.

Впрочем, его слова прозвучали не очень уверенно, и это не ускользнуло от внимания присутствующих.

— Реликвию, под названием Венера, еще в самом начале существования нашей церкви, святому старцу Арьяну принес незнакомец, — продолжил Макарий. — Незнакомец показал старцу чудеса, доказав свою святость, и с помощью Венеры излечил болезни Арьяна, и вернул ему молодость. Такое под силу только богу, или ангелу.

— Вот-вот! — подхватил Васинас. — Реликвию, которая нам досталась от ангела, или даже бога, похитили! И ты хотел, чтобы мы не пытались любыми путями её вернуть?!

Торжествующий голос Первого священника громогласным эхом пронесся по залу, и казалось, карающим мечем навис над Макарием. Но аббата это не особенно смутило.

— Незнакомец назвался Странником, и отдал Венеру Арьяну на хранение. Он сразу предупредил, что эта вещь магическая, и она не из нашего мира. И она может принести, как благо, так и несчастья. Поэтому она не должна попасть в руки злодеев, потому как беды не миновать. И еще он сказал, что когда-то придет новый Странник, и заберет реликвию. Её нужно отдать без сожалений, ибо она не из нашего мира. Сотни и сотни лет лежала Венера в наших хранилищах, и никому не удалось добиться от неё того, что демонстрировал нашему святому Странник. Пока её не выкрал Дривел. Он сумел воспользоваться реликвией, но раскрыл её злую сущность. Хотя я не совсем в этом уверен. Судя по записям, поначалу Венера вылечила тяжелобольного графа, иомолодила его. И пока наша церковь не прокляла его, зла от графа не было. Но потом, насколько я понимаю, не без участия церкви, его жена была отравлена, и граф начал мстить.

— Ты лжешь Макарий! — выкрикнул хозяин собора.

— Так продолжалось три сотни лет, — невозмутимо продолжал аббат. — А, судя по рассказам очевидцев, четыре десятка лет назад, в наш мира пришел другой Странник, который вместе с рыцарем Ризавиром, победил прежнего владельца реликвии, отобрал её, и исчез. Говорят, он закрыл за собой дверь в одной из комнат замка, и сказал, чтобы комнату не отпирали, он снова откроет её изнутри, когда вернется. И вот сейчас, насколько я понял, он вернулся.

В зале на некоторое время повисла чистейшая, как горный ручей тишина. Казалось, присутствующие даже своим дыханием не решались оскорбить такою редкую тишину. Многие услышали эту историю впервые. Некоторые слышали её в урезанном виде, разными частями. И им требовалось некоторое время, чтобы осознать услышанное, и сделать выводы.

Громкое сопение Первого священника осквернило эту редкую тишину, а затем его голос разогнал её окончательно:

— Ты лжешь Макарий! — вновь выкрикнул он. — Лжешь и рассказываешь сказки! Не было никакого Странника, а был Посланник. И он явился не из других миров, а был посланником нашего бога, который сотворил наш мир. А других миров нет. Не было, и нет! И твоя сказка больше похожа на ересь!

— Разве? — поднял бровь аббат.

— Я прошу прощения, что прерываю вседуховных отцов, — поднялся со своего места один из графов. — Спор о правдивости истории рассказанной аббатом Макарием, можно оставить на потом. Сейчас более важным является, что нам делать с тем, кто назвался старым графом Дривелом, и кто, я думаю, в этом никто не сомневается, обладает невиданными для нас способностями. Я не знаю, магия это, или нет, но, то, что он сделал с Прогнуром и его людьми, пугает.

Ответить графу никто не успел. Во дворе раздался громкий трубный рев, и за стеклянными витражами пронеслась чья-то огромная тень. После небольшого шока, вызванного появлением этой тени, вновь заскрипели, застучали по полу отодвигаемые стулья, и к окнам устремились желающие увидеть, что происходит в небе возле храма.

— Боюсь, что делать нам больше ничего не придется, делать будут с нами, — прошептал Макарий, но в общей суматохе, его никто не услышал, даже ближайшее окружение.

В углу зала воздух потемнел, загустел, заклубился туманом, и оттуда вышло два необычных существа — огромный пес, и странной масти лошадь. Их сразу мало кто заметил, пока пес протяжно не завыл, а лошадь не заржала, обнажив внушительного вида клыки. Довольные произведенным впечатлением, Аруш с Пегасом на несколько секунд застыли, давая собой налюбоваться.

Долго пришельцами любоваться не пришлось. В другом углу возник столб пламени, и из него выступила высокая темноволосая женщина. Её улыбка привела ближних к ней людей в ступор, у дамочки было не все в порядке с зубами, пара длинных тонких клыков явно была лишней.

Добило собравшихся на собор, появление еще одной группы людей (хорошо, что хоть людей). В воздухе ниоткуда появилась дверь, открылась, и из неё вышел крепкий мужчина средних лет, затем двое молодых парней, и две молодые девушки, одна из них совсем еще ребенок, скорей подросток.

Но и это было еще не все. Рев на улице усилился. Раздались испуганные крики людей, и через распахнувшиеся высокие двухстворчатые двери, в храм хлынула испуганная толпа. Кого они испугались, стало понятно через несколько секунд. Чуть ли не давя людей, в дверь с трудом протиснулся огромный бронзовый дракон. Вставь внутри в полный рост, он расправил крылья, и оглушительно заревел.

— «Я ничего не пропустил, — перестав реветь, с помощью магии спросил Квирт. — Вы еще никого не убили?»

— «Без тебя не начнем, — успокоил дракона Оскол. — Тебе в этом увлекательном деле отводится ключевая роль».

Поднялась жуткая суматоха. Люди бросились к еще свободной двери, но она сама собой захлопнулась, и все оказались в мышеловке.

Целую долгую минуту метались люди по большому залу храма, прекрасная акустика которого, буквально взбесилась от множеств криков и топота ног. Пришельцы молча наблюдали за происходящим, и пока не вмешивались. От внимательного взгляда Гартоша не ускользнули несколько более-менее организованных групп, которые меньше всего поддались всеобщему хаосу. Небольшая группа рыцарей встала в круг под стену, и ощетинилась мечами. Группа священников окружила одного из своих, и, мигрируя от одной потайной двери к другой, пыталась открыть хоть одну из них. Еще одна группа священников, осталась на своих местах за столом, и изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, что удавалось не всем.

Быстро разобравшись, кто есть кто (ведь не один час наблюдал за этим храмом, и не только этим), Гартош засветил в ладонях небольшое, но слепящее солнце, и выпустил его под потолок, прямо по центру зала. Его голос, усиленный атратами, пронесся по залу, и заставил всех застыть на месте:

— А ну стоять всем!

Многие уставились на рукотворное солнце, думая, что голос приходит именно оттуда. Некоторые даже упали на колени, неистово молясь.

— И заткнулись тоже! — злобствовало «солнце».

В зале быстро установилась зловещая тишина, которую, впрочем, никак нельзя было сравнить с той кристально чистой тишиной, что стояла здесь несколько минут тому назад — шуршание по полу, и тихие стоны тех, кто пострадал во время давки, то и дело её нарушали.

— Сейчас я буду говорить, а все внимательно слушать. Кто перебьет, убью на месте.

Теперь все поняли, что не от «солнца» исходят эти слова, а от мужчины, который вошел через магическую дверь.

— Я надеюсь, все уже поняли, кто к вам нагрянул в гости! — Гартош мрачно осмотрел сбившуюся в кучки толпу, и удовлетворенно кивнул. — Да, да, я и есть тот самый Дривел, обсудить меры борьбы с которым, вы все собрались. Своих друзей и родственников я вам представлять не буду, так как вы скоро все умрете. И вы все понимаете почему.

— Мы невиновны господин, — пискнула пожилая женщина в белом фартуке, явно кухарка, жавшаяся к стене, с группой таких же, как и она, работников, и подсобников, так не вовремя выбежавших поглазеть на диковинное создание.

Гартошу захотелось смачно сплюнуть. Черт бы побрал этого Квирта! Загнал в храм кучу посторонних людей. Хотя, может оно и к лучшему. Этих можно оставить в живых. Чем больше свидетелей, тем лучше.

— Невиновных здесь нет! — на всякий случай, повысив голос, сказал он. — Все вы, в той или иной мере, виновны в смерти моих близких и подданных.

— Мы никого не убивали, — продолжала лепетать кухарка. — Я всего лишь пирожки пеку.

— Вкусные? — полюбопытствовал через весь зал Квирт.

Толпа подалась от него еще дальше — это чудовище ещё и разговаривает!

— «Квирт! Ты нарушаешь торжественность и трагичность обстановки! — с помощью магии прошипел Гартош. — Я здесь пытаюсь всех запугать, до дрожи, а ты со своими пирожками!»

— «Извини», — смутился дракон. И расправив крылья, собрался пустить струю пламени под своды храма. Но потом передумал, можно сжечь здесь все, раньше времени. Он просто еще раз заревел.

Пришлось переждать ещё несколько минут хаоса и суматохи.

— Хватит! — наконец рявкнул носитель. — Вы все мне надоели! Пришло время казни! — И он широко зашагал, но затем спохватился, и пролетел по воздуху к группе, в которой пребывал Первый священник. — Начнем с тебя, как с организатора, — зловеще сказал он.

Шею Васинаса захлестнула магическая удавка, и вытащила на средину зала. Вседуховный хрипел, и, задыхаясь, тщетно пытался её сбросить.

— Ты даже не представляешь, какую смерть я тебе приготовил, — приблизив священника к себе, злорадно прошипел Гартош.

— Я прошу прощение, — раздался тихий, можно даже сказать, робкий голос. — Можно вопрос?

Оскол медленно повернул голову. Говорил пожилой священник, из тех, кто остался сидеть за столом.

— Ты как-то не вовремя, как тебя там. Я немного занят, — сверля священника тяжелым взглядом, почти прорычал Гартош.

— Макарий, — с готовностью представился служитель церкви. — Я настоятель одного из монастырей, самого дальнего от Тофии.

— Что хотел? Ты не забыл, я грозился убить того, кто меня перебьет, — не принял дружелюбного тона Оскол.

— Вы ведь не просто граф Дривел?

Взгляд Гартоша стал более пристальным:

— И…

— Вы… Странник?

— Странник. Хм. Можно меня и так назвать. И что дальше?

— Вы пришли из другого мира?

А вот теперь носитель напрягся основательно. Он повернулся к Макарию полностью. Путы немного ослабли, и Васинас смог дышать.

— Что ты знаешь про другие миры, настоятель?

— Только то, что они существуют, — развел руками Макарий. — Больше в наших древних писаниях ничего не написано.

— А конкретней? — настоял Гартош, его заинтересовала информация, которая могла быть, у этого попа.

— В наших писаниях написано, что священную реликвию, под именем Венера, в наш мир принес человек, который назвался Странником. Он совершил с её помощью несколько чудес, и передал старцу Арьяну. И еще сказал, что за этой реликвией, может прийти другой Странник.

— «Это был Тронник, то есть, Тронер, — восторженно пискнула Венера».

— «Твой прежний носитель?» — уточнил Тенос.

— «Ага!» — радостно подтвердила атрат совершенства.

— «Как то не вовремя затеяли вы обсуждение своих прежних носителей. Жертвы начинают приходить в себя, и задавать вопросы», — с досадой заметил носитель нынешний.

Макарий увидел, что пришелец задумался, и решил удовлетворить свое любопытство, пока тот не начал казнить всех, направо и налево:

— Какие они, другие миры? — с неподдельным любопытством, спросил он.

Гартош снова выругался про себя. Он явился в этот храм, чтобы удовлетворить своё чувство мести, чтобы крушить, жечь и убивать. А тут этот монах! Но почему-то этот аббат не вызывал ненависти, которая буквально переполняла Оскола — даже под страхом смерти, он стремился узнать, что там за горизонтом. Теперь Гартош разозлился на самого себя. Не хватало ещё, вместо того, чтобы нести смерть, распустить слюни, рассадить всех кружочком, и начать травить байки про другие миры.

— Они разные, Макарий, — скупо улыбнулся носитель. — Если оставлю тебя в живых, то возможно расскажу. Но сейчас у меня дела. Я пришел сюда убивать. И мне не терпится привести первый приговор в исполнение.

— «Не тебе решать, кому в этом мире жить, а кому умирать!»

От неожиданности Гартош даже снова ослабил удавку. Голос был незнакомый, и прозвучал в голове с помощью магии. Особой магии. Подобравшись, Оскол стал внимательно осматривать зал, выискивая владеющего магией. Не успел он отдать атратам приказ отыскать такового, как от одного из ликов, отделилась чуть заметная тень, и, перелетев через весь зал, растворилась в другом образе. Вот и обнаружились те, о ком предупреждали Алеандра с Алазой. Точнее, не предупреждали, а намекали, что таковые могут иметь место. Если намек с образами носитель понял правильно, то дело придется иметь с высшими силами.

5

Лихорадочно думая, как поступить, Гартош не придумал ничего другого, как делать то, что у него получалось лучше всего — брать наглостью.

— «И кто мне помешает?» — насмешливо спросил он.

Невидимый собеседник сдержанно рассмеялся:

— «Мы навели справки, за тобой водится непочтительно относиться к хозяевам мира. Но здесь тебе это с рук не сойдет. В этом мире у тебя нет союзников и покровителей. Так что можешь не напрягаться, обмануть нас своей значимостью у тебя не получится. У тебя вообще ничего не получится. Смотри!»

Гартош буквально кожей почувствовал, как магия покинула храм. А вот это плохо! Он оглянулся, Алеандра, дети, Квирт, также поняли, что на магию больше надежд нет. Гартош поймал взгляд герцогини: не нарывайся, красноречиво говорил он.

Но Оскол рискнул не следовать совету более опытной подруги. Тем более он почувствовал, что с него самого попытались вытянуть всю магическую энергию, но её удалось удержать. Да и связь с атратами осталась. Значит здешние высшие силы не так уж и всесильны, как хотят казаться. Хотя может, просто осторожничают…

С Первосвященника спала удавка, и он поспешил к группе своих подданных, и единомышленников, пока на шее снова не затянулась петля.

— «Тенос! Найди способ обойти блокировку магии! Я не хочу никого упускать, и отпускать!»

— «Но это боги, Гартош», — попытался осторожно возразить носителю, атрат мудрости.

— «К черту богов! Месть, это святое! И никто, даже боги, не отымут у меня право мстить!»

Последовала беззвучная пауза. Но носитель уже находился достаточно долго с атратами, чтобы понять, они совещаются. После короткого совета, атраты решили не перечить носителю, и выступить против богов.

Еще одна магическая удавка захлестнула шею Васинаса, и вседуховного снова потащило к Дривелу. Богам, или кто там противостоял Гартошу, такое своеволие не понравилось, поток магии попытались остановить, а точнее, высушить. Но атраты взялись за дело всерьез. Поток энергии, которую применил носитель, словно обернул особый непроницаемый слой, через который высшие существа пока не смогли пробиться. А попытки были. И еще какие!

Теперь все, даже те, кто не владел магическими способностями, видели, как сошедшее из-под купола храма существо (бог, или, как минимум ангел), пытался заслонить собой Первосвященника, и вырвать у страшного пришельца ставшую видимой удавку.

— С нами бог! — закричал, потрясая мечом один из молодых рыцарей. — Он прислал нам ангела в помощь. А это исчадие ада пытается его убить! Поможем ангелу!

И он первым бросился к исчадию ада, к Гартошу Осколу. Почти все рыцари поддержали этот порыв. И даже некоторые из простолюдинов и священников, поспешили на помощь «ангелу». Пока носитель был занят борьбой со своим противником, он не мог в полную силу противостоять такому количеству врагов. Другим Осколам, а так же друзьям Гартоша, такое развитие событий совсем не понравилось, они бросились наперерез тем, кто угрожал их предводителю. Намечался неслабый замес.

Застучали первые клинки, схватили кого-то Аруш и Пегас, и тут Макарий сделал то, чего от него никто не ожидал. Он бросился разнимать дерущихся, не особо обращая внимание, кто перед ним, свой, или пришелец.

— Остановитесь! — Его слабый вначале крик, окреп, и слышали его все. — Эта бойня не нужна никому! Она только развяжет еще одну войну, более страшную, чем была до сих пор.

Странное дело, но старого аббата послушал даже Гартош, со своим визави. Борьба за контроль над энергией приостановилась, осталась лишь борьба взглядов.

— Посмотрите вокруг! — Макарий широко развел руки. — Еще миг, и все здесь будет залито кровью. Нашей, и чужой. На каждый наш шаг, с зажатым в руке мечем, или просто камнем, мы получаем трижды более сильную ответную поступь. — Увидев, что к нему прислушиваются, аббат стал говорить немного тише, зато проникновенней. — Украл Дривел у нас Венеру, мы его прокляли. Прокляли так, что обозлили против всего мира. Убили его жену, и Дривел стал мстить всем вокруг. Создали рыцарство, и силы графа так же выросли, появились страшные чудовища, что наводили страх на весь наш мир. И понадобилось вмешательство нового Странника, из другого мира, чтобы мы могли остановить чудовище. Странник ушел, забрав с собой Венеру, и что сделали мы? Правильно, стали мстить его семье, уничтожив почти всю её. Он вернулся, и готов мстить. Если с помощью наших богов, мы и сумеем его победить, то где уверенность, что завтра не придет еще один мститель, и не зальет весь наш мир кровью.

Такой уверенности не было даже у «ангела».

Неловкую паузу, заполнили спокойные слова Алеандры:

— По-моему, сейчас самое время обсудить все, в более спокойной обстановке. Верните магию, — мило улыбнулась она «ангелу». — Мы не будем пользоваться нею во зло.

«Ангел» поколебался, и, то ли решился сам, то ли получил приказ свыше, но магия вернулась в храм.

— Пройдете с нами? — Алеандра указала на дверь, через которую вошел Гартош с роднёй.

— Нет. Лучше вы со мной.

«Ангел» создал возле себя ослепительно белую дверь, толкнул её, и жестом пригласил гостей:

— Прошу!

Алеандра прошла первая, Гартош следом. На пороге он остановился, и отдал распоряжение друзьям и детям:

— Присмотрите здесь. Чтобы ни одна мышь!

Молча кивнул старший сын, Аруш пытался что-то сказать, в чем-то уверить друга, но Гартош уже не слышал, он вошел в открытую ангелом дверь.

Что это был всего лишь ангел, а не бог, носитель с вампирессой поняли, едва за ними закрылась дверь.

Большое помещение напоминало, что? Правильно! Зал для совещаний. Конечно, это не была классическая комната для совещаний, но неуловимо напоминала оную. Комната представляла собой овальное помещение, по всему периметру которого расположились широкие двери, выходящие на балкон. Хотя какой это к черту балкон! Каждый балкон выходил в другой мир! За прозрачными занавесками скрывались разные миры. Оскол понял это почти сразу. Подтвердила и Алеандра:

— Перекресток миров.

— Вот именно, — важно согласился ангел. — Шесть миров. На вас сейчас смотрят боги шести миров. Падите на колени!

— Давайте без этих условностей и церемоний, — скривился Гартош. — Не для того мы приняли ваше приглашение, чтобы лобызать чьи-то руки.

Ангел хотел было возмутиться, но приятный женский голос с одного из балконов, где простиралась бескрайняя пустыня, остановил его:

— Не надо Рефет. Не трать нервы на этого хама.

— И который считает, что если в его руках семья атратов, то он может грубить богами, — добавил не менее приятный мужской баритон, с балкона, где горные пики пытались раздвинуть проем.

— Я прошу прощения, если кого-то обидел. А обидел наверняка. Но я вернулся в этот, точнее, в тот мир, не для того, чтобы убивать. Я вернулся, чтобы навестить близких мне людей. Но я нашел их мертвыми. Их убили, жестоко, и несправедливо. Как вы думаете, у меня есть право на месть?

Неловкую паузу, во время которой боги обдумывали ответ этому дерзкому смертному, нарушил, как всегда спокойный, даже можно сказать, убаюкивающий голос Алеандры:

— Насколько я понимаю, вас беспокоит то, что в мире, который вы создали, точнее, перестроили под себя, могут произойти перемены?

— А вампиресса не глупа, — проворковал голос с балкона, где шумел морской прибой. — И понимает гораздо больше, чем этот выскочка. Что смогла понять про наш мир?

— Общую структуру, — и герцогиня своими изящными длинными пальчиками, начала рисовать в воздухе. — Вы закольцевал время в этом мире. Если отправиться из одной отправной точки, то вот по такой спирали, обязательно вернешься в то же самое время и место. Еще и разогнали временной поток. Обычно такие миры создаются, чтобы выкроить время. Например, быстро восстановиться после тяжелого боя. В основных мирах время идет примерно одинаково, а здесь оно просто летит. Удивительно, как мы легко смогли проникнуть в этот мир. Обычно они тщательно закрываются.

— Этот мир и есть закрытый, — сообщил владелец балкона с морским пейзажем. — И нам самим интересно, как вам удалось в него попасть.

— Ключевая фигура, несомненно, этот малыш, но никак не вампиресса, — пришла к выводу богиня густых, непроходимых с виду лесов. — Так и хочется разобрать его на кусочки, чтобы понять, что он собой представляет, или кто за ним стоит.

— Малыш будет против, — мрачно пообещал Оскол. — Хотя… Разобраться, я бы и сам хотел.

— Может когда-то, и разберешься, — предположил невидимый собеседник из мира, где все пространство занимал огромный город, с высокими шпилями минаретов, висячих садов, и величественных дворцов. — Но мы отвлеклись от основной темы — чужаки нарушают порядок, устраивают беспредел в созданном нами мире.

— Переделанном вами, — напомнил Гартош.

— Не перебивай щенок! — повысил голос бог из прекрасного города. — По большому счету, нам все равно, откуда ты, кто ты, и кто за тобой стоит. Единственное, что нас беспокоит по настоящему, это минимизировать влияние вашего появления в наш мир. Если просто убить вас окажется выходом, то мы вас убьем, без всякого сомнения, и сожаления.

Гартош поверил суровому дяденьке сразу, и возражать не стал. По всему видно, он в этой комнате главный, как сказал, так и будет.

— Порядок вещей нарушен, — прошелестел голос, из холмистой степи, где ветер колыхал буйные травы. — Но не все сломано окончательно. Хорошо, что эти варвары, не стали убивать всех направо и налево, ума хватило наказать телесно, и не всех.

Оскол бросил благодарный взгляд на Алеандру, но та сохраняла невозмутимый вид.

— Придется подправить несколько витков спирали, и все снова станет на место, — продолжил повелитель степи.

— Что будем делать с чужаками? — спросила дама из пустыни. — Выдворим, или убьем?

— Выдворим, так проще, — ответил степной бог. — Убийство отложит отпечаток на слишком большой отрезок.

— Я еще здесь не закончил! — напомнил о себе Оскол. — И чтобы вы здесь не решили, я прикончу нескольких уродов!

— Не прикончишь, — бесстрастно констатировал голос из степи. — Мы проанализировали варианты. Если ты начнешь убивать, и убьешь несколько ключевых фигур в мире, то вызовешь плохо прогнозируемые сбои в структуре мира. В таком случае нам легче убить тебя самого, вместе с твоей командой, сбоев будет меньше. Но нам, все-таки выгодней дать тебе возможность наказать тех, кого ты хочешь, так, как ты наказал Прогнура. Так будет меньше всего ущерба, для нашего мира.

— Пять человек. Мы отдаем тебе пять человек, — уточнил бог, чья резиденция находилась в городе. — Больше никаких обсуждений не будет, возражения не принимаются. Вам пора возвращаться.

И действительно, дверь снова открылась, и носитель с вампирессой бесцеремонно были выпихнуты назад, в зал, где происходил собор, а затем начался бой.

То, что происходило сейчас, мало напоминало бой. Люди, как и раньше, были разбиты на группы. В центре внимания одной из них, оказались Милена и Клая, они мило беседовали с группой молодых рыцарей, и тот храбрец, что первым бросился на Гартоша, был одним из них.

Мартан беседовал с Макарием, возле них сгрудились другие священники, и графья. И озлобленности там тоже не наблюдалось, скорей заинтересованность. Зоктер боролся с одним из рыцарей на руках, и Гартош довольно улыбнулся, его сын оказался сильней.

В самой многочисленной и пестрой группе, все внимание занимали Аруш, Пегас и Квирт. Дракон уже превратился в человека, и с удовольствием наминал пирожки. Повариха с умилением наблюдала, как иномирянское чудовище, с аппетитом поглощает один пирожок за другим, да еще нахваливает их.

При виде возвратившихся, Гартоша и Алеандры, все моментально затихли. Рыцари отстранились от девушек (кроме уже отмеченного храбреца, он растерянно оглядывался на товарищей, но остался возле красоток), Зоктер отодвинул стул от своего недавнего соперника, но меч не пристегнул. Мартан с Макарием переглянулись, и остались сидеть рядом, хотя графья поспешили отойти. Квирт с Арушем продолжали набивать брюхо, хотя Оскол видел, как напряглись его друзья. Умиротворенная обстановка в зале моментально превратилась в натянутую тетиву.

— Расслабьтесь, убивать никого не будем, — разрядил обстановку носитель.

— А где?.. — Макарий выразительно посмотрел на образа.

— Занятые они там все очень, чтобы снисходить до общения, с разными там смертными, — охотно пояснил Гартош. — После небольшой дискуссии, решили никого не убивать. — И дождавшись, пока по залу прокатится облегченный вздох, Оскол злорадно добавил, — накажем так, как наказали Прогнура.

Очень многие из находившихся в храме, считали смерть лучшим выходом, нежели произошедшее с Прогнуром. Поэтому не удивительно, что один из рыцарей с подозрением поинтересовался:

— С кем вы там дискутировали? И кто дал добро на такое зверство?

Гартош отмахнулся:

— С богами вашими дискутировали, с кем же еще. Вот с них и спрашивай.

— Это будет искупление, — объяснил голос сверху, и ангел снова ненадолго показался смертным. — Земное искупление.

После такого подтверждения, ни у кого больше не возникло сомнений, что пришельцы очень важные птицы (с самими богами дискутируют), и они находятся в своем праве.

— Да спускайся ты оттуда! — предложил Рефету Гартош. — А то народ волнуется. Подозревает, что прикончили мы ангела.

— С вас станется, — материализуясь в обычного человека, и спускаясь по призрачным ступеням, пробормотал ангел. — Вам божественное создание прирезать, одно удовольствие.

С юмором оказался ангел, Осколу были по душе такие.

С возвращением ангела, народ в храме преобразился. Сначала самые набожные, а затем и все остальные упали на колени, и молили о благословении. Особенно истово молили те, на ком была вина в гибели Дривелов. Затем к присутствию ангела привыкли, и после того, как он раздраженно рыкнул на тех, кто особенно донимал высшее существо, от него отстали, и старались не обращать особенного внимания.

Тех, кого приговорили к наказанию, невзирая на мольбы и протесты, вывели за город, где Гартош без свидетелей (больше никого не хотел марать в это дерьмо), превратил в жутких калек и уродов. Да, просто убить, даже убить жестоко, гораздо легче, чем совершать вот такие действия. Но приговор должен был приведен в исполнение, перепоручить это самое исполнение Оскол никому не мог. Не оглядываясь на изувеченные тела, носитель вернулся в собор, где обстановка была более благожелательная.

Те, кому присутствие чужаков в главном храме Фазилана не являлось оскорблением его религиозных чувств, окружили этих самых чужаков, и требовали все новых рассказов, историй, баек. Больше всех, конечно, могла рассказать Алеандра. Но не все могли выдержать её таинственную полуулыбку, и только самые стойкие, как физически, так и морально, составили компанию вампирессе. В основном это были рыцари постарше, закаленные боями, и жизненными передрягами.

Дочь и внучка Гартоша привлекли внимание молодых рыцарей, графов, и, даже священников. Сыновья носителя были не прочь посостязаться в воинском мастерстве, но храм оказался не самым лучшим местом для такого.

Возле «чудовищ» в основном собрались простолюдины, они с все меньшим страхом трогали острые клыки оборотня, людоеда, и просто дракона (Квирт не мог не ввязаться в состязание клыков, которое устроили Аруш и Пегас).

В общем, обстановка была вполне себе добродушной, от былой агрессии не осталось и следа. Но Оскол прекрасно знал, что все может поменяться в один момент. Пока обстановка снова не накалилась, носитель отозвал Рефета и Макария в сторону.

— У меня к вам серьезный разговор, и вы понимаете о чем. Меня беспокоит безопасность моих внуков, — без предисловий начал Оскол.

— Отлично понимаем, — ответил за двоих ангел. — Тебе нужно срочно в другие миры, и ты не можешь уделить должного внимания своим внукам, и хочешь переложить заботу о них, на нас.

— Прекрасное понимание ситуации! — восхитился носитель. — Особенно, если учитывать, что время у вас мчится в десятки раз быстрее, чем основных мирах, и в следующий свой визит, я уже могу не застать их в живых. Возможно, как вариант, можно оставить им один из атратов.

— Не надо ничего оставлять! — явно испугался ангел. — Мы и так сделали ошибку, что в прошлый раз позволили оставить здесь Венеру. В этот раз забирай все с собой.

— Мне, конечно, осталось недолго, — по-отечески ласково начал Макарий, — но пока я жив, церковь не предпримет враждебных действий против твоих внуков.

— Главное, чтобы в твоих внуках не проснулось ничего Дривеловского, — многозначительно сказал Рефет.

— А вы не провоцируйте, — отрезал Оскол.

— Никто больше не будет провоцировать, — опередил ангела с ответом аббат, пресекая перебранку на корню. — Мы дадим им духовного наставника, не беспокойся, не из фанатиков, и не корыстолюбцев. Есть у нас правильные люди. И, кроме того, можно объявить, что графство нуждается в покровительстве рыцарства. Хотя бы, до совершеннолетия ваших внуков.

— Ага, я вижу, один из таких покровителей уже крутится возле моей внучки, — Гартош кивнул в сторону молодежи.

— Между прочим, насколько я знаю, очень хороший парень, — взглянув в ту сторону, сказал аббат. — Храбрый, честный, неглупый.

— Хоть это радует, — пробормотал дед Клаи и Тироса.

— Надо уже сейчас думать, о хороших парах для них, — предложил ангел. — Мне кажется, что здесь лучший вариант был бы, не рыцарь, а кто-то из графов. Нужен скорей не защитник, а тот, кто отмоет имя, тогда и защитники не нужны будут.

— Это они пусть сами решают, — задумчиво глядя на беспечно щебечущую внучку, сказал Гартош. — Если у Клаи сладится с рыцарем, то так тому и быть. А Тирос, с благословения церкви, — носитель сделал полупоклон в сторону Макария, — может поискать себе пару среди дочерей графов.

— Будет благословление, будет, — с пониманием кивнул аббат.

* * *

И хотя встреча с церковниками, рыцарями и высшим сословием Фазилана прошла не по сценарию Гартоша, итогом он был доволен. Тем более итогом встречи с богами. Могли по стенке размазать, но нет, даже посодействовали. Что значит семья атратов в руках…

Время в Фазилане текло размеренно, и совершенно без всяких рывков, ускорений и замедлений. Но так казалось, если ты находишься внутри этого мира. Алаза же замечала, насколько нестабильно здесь время, по отношению к другим мирам. Сейчас этот парадокс играл на руку Гартошу, и его друзьям, можно было без напряжений заниматься делами графства, и внуками.

Клая и Тирос оказались весьма способными к магии. Их обучением занимались все присутствующие в Фазилане Осколы, Алеандра, и даже Квирт. Но в обучении нарисовалась одна сложность, в виде Рефета. Он присутствовал на всех занятиях магией, и поставил пришельцам жесткое условие: ограничить обучение магией, только способностью вернуть покалеченным людям их обычный облик. Больше Дривелы ничего не должны уметь — этот мир должен быть свободными от магов.

— Откуда такое предубеждение к магам? — поинтересовался Гартош.

— Нет никакого предубеждения, — ответил ангел. — Но это мир спокойствия и покоя. А наличие магов такой покой нарушает. Начинаются все более кровопролитные войны, и другие трудно контролируемые процессы. Поэтому принято решение, зарождение магов пресекать на корню. В вашем случае пошли на уступки, но до определенного предела.

— Ладно, все понял, можешь больше не напрягаться.

И Гартош всецело посвятил себя обеспечению безопасной и безбедной жизни своих внуков. Он посетил владения близлежащих лордов, и получил заверения всех без исключения, что они не имеют к графству Дривел абсолютно ни каких претензий. Напротив, примут всякое содействие в восстановлении графства.

Самые уважаемые рыцари посетили замок Дривелов, и не обнаружили там ничего такого, против чего стоило бы сражаться. Из всех дривелонов в живых остался только Зевист, и тот выражал само миролюбие.

Церковь прогнозируемо возглавил Макарий, и при его правлении никаких угроз со стороны церкви не должно было произойти.

Боги поторапливали пришельцев с тем, чтобы они, как можно быстрей покинули, досель спокойный мир. Так что, как ни оттягивали Осколы время прощания и расставания, оно все же наступило.

Бессмысленные напутствия, сменило неловкое молчание, когда все прекрасно понимали, что, скорей всего, видят друг друга в последний раз (внукам Гартош постарался объяснить, насколько сложная штука, время, и почему он так долго отсутствовал). Наконец носитель не выдержал, еще раз порывисто поцеловал внуков, обнялся с Зевистом, и с теми людьми, которые за это короткое время стали почти родными, создал вокруг своего отряда сложный энергетический кокон, и покинул этот мир.

6

После небольшой передышки в замке у лорда Руткера, отряд отправился в новый мир. По подсказке Алазы, этим миром оказался Зиир. Мир, в котором Гартош с Арушем добыли Фатара.

Снова высадились на границе империи Лотта и землями монахов каги, немного южнее того места, куда Гартош с Арушем перенеслись в прошлый раз. Энергия сразу признала Оскола. Она сама далась в руки, и мягко растеклась по всему телу.

Каррлак так же с немалым удовольствием водил носом в разные стороны:

— Нравится мне этот мир. Воздух, солнце, зелень, все просто замечательное. Если бы монахи не портили своим присутствием эту идиллию, совсем было бы замечательно.

— «Кстати о монахах, — напомнила о себе Алаза. — Они не забыли нас. Не забыли места нашего появления в этом мире, и откуда мы ушли из него. На том месте установлены оповещающие заклинания. Из этого можно сделать вывод — они нас ждут. Монахи наверняка засекли возмущение энергии, которое мы вызвали своим появлением. Поэтому нам опять нужно торопиться с быстрым уходом».

— В таком составе, и при наличии всей семьи атратов, я бы так не опасался поисковой группы каги, — начал было рассуждать носитель, но учуяв недовольство Алазы, быстро исправился, — но ты права, не нужно привлекать ненужного внимания.

— «Внесу ясность, если ты еще не понял, — не скрывая раздражения, сказала Алаза. — Применять магию, особенно если ты в чужом мире, нужно весьма осторожно. Даже если у тебя имеется полная семья атратов. Я надеюсь, что визит в Лумилон тебя хоть чему-то научил».

— Научил, — буркнул носитель. — Куда нам сейчас направляться?

— «Я объясню, что мне удалось узнать, а дальше ты думай сам. У Лейзона начались проблемы, почти сразу после твоего ухода. Почему? Ты, наверное, и сам понимаешь».

— Понимаю, — пробормотал Оскол. — Я с ним прибыл на праздник мертвых, и был начальником его охраны.

— «Вот именно. Естественно его заподозрили в соучастии того наглого грабежа могилы, которое ты совершил».

— Мы совершили, — уточнил Гартош. — Без твоей наводки, и помощи Аруша, мне бы не удалось добыть Фатар.

— «Я просто передаю их настроение, — уточнила поисковый атрат. — Про участие Аруша, и тем более моё, они ничего не знают».

— Они это кто? — поинтересовалась Алеандра.

— «Они, это устроители праздника мертвых, — охотно начала пояснять Алаза. — Ригилияне, усыпальницу мертвых монархов, которых мы ограбили. Лоттаняте, доброе имя которых мы опозорили. И самое главное, монахи каги, которые увидели в произошедшем, очень страшный знак, точнее, предзнаменование, исправить которое могли только они — каги. Вот основной список тех, у кого к нам были и есть претензии».

— В общих четах понятно, — кивнула княгиня. — Большая часть мира имеет претензии к Гартошу.

— А меня вот еще что интересует, — влез в разговор Квирт. — В той усыпальнице, которую вы грабили, было еще что-нибудь интересное, по части драгоценностей?

— Квирт! — возмутилась вампиресса. — Мы здесь не для того, чтобы заниматься воровством и грабежом, а для того, чтобы помочь Гартошу исправить последствия ограбления и осквернения могилы!

— Да понимаю я все, — скривился дракон. — И не собираюсь лезть в те усыпальницы. Во всяком случае, в этот раз. Но может в будущем пригодится.

— Там много всякого барахла Квирт, которое может тебя заинтересовать, — поколебавшись, сказал Гартош. — Но я тебя прошу, действительно, в другой раз.

— Все понимаю, можете не беспокоиться, — успокоил всех дракон. — Продолжай Алаза.

— «Лейзона арестовали. Сначала он находился в местной тюрьме, в Лотте, а затем его следы теряются, и я не могла их издалека отыскать. Сейчас я могла бы возобновить поиск, но зная чувствительность каги к магии, я опасаюсь это делать. Возможно, стоит поискать Лейзона на месте, и если не сумеем отыскать, снова пробовать магию, хотя это и грозит обнаружением».

— Когда арестовали знакомого Гартоша? — спросила Алеандра.

— «Почти год тому назад. А из вида я его потеряла три месяца назад», — ответили змея.

— Три месяца немалый срок. Если его казнили, то мы уже не сумеем ничем помочь. А если он до сих пор жив, то смерть не слишком за ним торопится. Поэтому предлагаю не привлекать особого внимания, и по возможности воздерживаться от магии. Тем более, этот мир действительно выглядит очень привлекательно. — И герцогиня широко зашагала вниз, вслед за Арушем и Пегасом, которые затеяли возню, на роскошной горной лужайке.

— Только лошадей нужно найти как можно быстрей, — взяв отца под руку, сказала Милена. — Пешком мы очень долго будем искать твоего друга.

— Конечно, — чмокнув дочь в щечку, — ответил Гартош. — Мобильность для нас очень важна. «Алаза, где ближайший стоящий населенный пункт?»

— «Пешком идти почти целый день. Но это пограничный поселок, и ваше появление там будет выглядеть очень подозрительным. Советую добраться до городка за ним. Но туда два дня пешего пути».

— Есть выход, — сообщил приунывшим детям Гартош. — Я на Пегасе отправлюсь в городок, куплю лошадей, и вернусь за вами.

— Будь осторожен, — напутствовала его Милена.

Гартош снисходительно улыбнулся:

— Вообще-то это больше вас касается, чем меня. Я здесь уже почти свой.

— Ага, и тебя ищет полмира, — парировала дочь.

Носитель не нашелся что ответить, просто подозвал Пегаса, вскочил на него, и умчался на юг. Аруш естественно увязался следом.

Пограничный поселок обходили с предельной осторожностью, не хотелось бы нарваться на пограничный разъезд. А с учетом того, что рядом расположились государство монахов каги, местные жители вполне могли придумать, как бороться с владеющими магией соседями. Так что, атраты, как и собственные способности, носитель применял весьма аккуратно.

В нужный городок добрались ближе к обеду. И хоть этот городок находился не на самой границе, к появлению там Оскола, верхом на странной масти лошади, и в сопровождении огромного пса, местные отнеслись очень настороженно.

— Странная у тебя лошадь, — косясь на Пегаса, сказал хозяин постоялого двора, куда за помощью обратился Гартош. — Никогда таких не видел, хотя сам занимаюсь лошадьми.

— Каги выращивают эту породу, — нашелся носитель. — Так, во всяком случае, мне сказали гурты, где я купил этого жеребца. Может, соврали.

— Наверняка соврали, — подтвердил хозяин. — Мы находимся неподалеку от земель каги, и таких лошадей здесь не видели. Насколько я знаю, они сами покупают лошадей у гуртов.

— Вот и мне это показалось подозрительным, — согласился Гартош. — Но уж больно забавная лошадка, захотелось такую, какой нет у других.

Хозяин понятливо закивал:

— Ну и как она?

— Выносливости никакой, — с досадой махнул рукой Оскол, — только и того, что масть чудная. Хочу отвезти его в столицу, и там подороже продать.

— Я могу купить, — проявил заинтересованность собеседник.

— Нет, в Зорте больше денег дадут. Но мне нужна лошадь вместо этой. А лучше две, чтобы ехать без остановок.

— К ярмарке хочешь успеть, — понятливо кивнул хозяин. Гартош не стал отрицать. — Ладно, пойдем, выберешь себе лошадок.

Пегас все это время стоял рядом с флегматичным видом жуя удила. Ему строго настрого было запрещено демонстрировать в этом городе свою хищную сущность. И он с трудом сдерживался, так как прекрасно понимал, о чем разговор.

На конюшне находилось три десятка лошадей, приготовленных для продажи. Нашлись здесь и низкорослые лошадки гуртов. Гартош подошел, и ласково потрепал по гриве одну из них:

— Люблю лошадей гуртов. Выносливые, неприхотливые, спокойные.

— Это точно. Вот и возьми себе таких.

— Если бы я ехал на север, то так бы и сделал. Но на юге засмеют, и продать их сложней. Тем более в Зорте.

— Здесь ты прав, столица любит блеск. Рабочие лошадки не для неё. — Торговец лошадьми провел покупателя дальше, где нетерпеливо били копытами красавцы, достойные столицы империи. — Посмотри на эти красавиц и красавцев. На них не стыдно показаться в столице.

Оскол въедливо стал осматривать лошадей, не давая повода засомневаться торговцу в своей компетенции. Выбрал хоть и не самых дорогих, но вполне достойных лошадей, на которых можно было отправляться в дальнюю дорогу, и в столице не стыдно показаться. Сначала выбрал двух, но затем махнул рукой, и взял третьего:

— Три лошади, это можно почти без перерыва скакать, — поделился Гартош с хозяином своими размышлениями.

— Совсем без перерыва не получится, — засомневался хозяин. — Все-таки это не лошадки гуртов.

— Да, те повыносливей будут. Но троим, будет полегче, чем двоим.

— Это понятно, — согласно кивнул хозяин, но Гартош не сомневался, странный покупатель казался ему все более подозрительным.

Забрав лошадей, Оскол выехал загород. Три коня он раздобыл, еще требовалось два, необходимо искать еще одного торговца. Он несколько засомневался в своей осторожности, ведь можно было купить пять лошадей в одном месте, но затем убедил себя, что и так вызвал слишком много подозрений, а если еще будет скупать коней пачками, то доноса стражникам не избежать.

Оставив двух коней под охраной Аруша и Пегаса, Гартош вернулся в городок, правда, заехав с другой стороны, и не без труда нашел еще одного торговца лошадьми, который мог предложить стоящий товар.

Теперь можно было возвращаться. По дороге носителя настигло нехорошее предчувствие, а затем Алаза подтвердила — его дети и друзья нарвались на скрытый патруль стражи, и сейчас конвоируются в поселок. Он не сомневался, что Алеандра и Квирт, да и дети тоже, могли бы справиться с небольшим патрулем, но посчитали нужным не поднимать шума, пока не вернется главный виновник торжества.

Главный виновник торжества так же подавил в себе желание, налететь на стражников как смерч, и порубить всех к такой матери. Вместо этого он выехал навстречу небольшому отряду, и спокойно дождался, когда стражники, вместе с его детьми и друзьями, подъедут поближе. Пограничная стража не зря ела свой хлеб. Незнакомец тут же был взят под прицел арбалетов.

Десяток стражников, из которых четверо были арбалетчики, остальные мечники, не предоставляли для нескольких сильных магов, и опытных воинов серьезной проблемы. И Гартош уже собирался усыпить служивых, так как проливать лишней крови очень не хотелось, но тут его взгляд упал на десятника стражи.

— Зирий! — вырвалось у Оскола.

Десятник так же напряженно всматривался в носителя, и после вскрика Оскола у него не осталось сомнений, он выхватил у стоящего рядом стрелкаарбалет, и в Гартоша полетела длинная стрела. Со своей невероятной реакцией, Гартош без труда поймал стрелу, и сломал её двумя пальцами. Как всегда, такой фокус произвел на зрителей неизгладимое впечатление.

— Не делай так больше, — погрозил носитель сломанной стрелой Зирию, — ты знаешь, на что я способен.

Дабы быть уверенными, что такого больше не произойдет, сыновья Гартоша, а так же Квирт, забрали у остальных стрелков их арбалеты. А затем и своё оружие. Забрали почти без сопротивления.

— Я смотрю, тебя разжаловали Зирий, — как можно дружелюбней начал разговор Оскол. — Не из-за менял ли?

— Из-за тебя, — мрачно подтвердил Зирий. — Возник межгосударственный конфликт, и я косвенно оказался в нем замешан, так как прозевал грабителя и шпиона. Понижение в должности, и перевод из гвардии в пограничную стражу, посчитали для меня самым небольшим наказанием.

— Я не снимаю с себя вины, — примирительно развел руками Гартош, — и вернулся исправить ситуацию.

— Как? — с нескрываемым сарказмом спросил бывший лейтенант гвардии. — Сдаться страже, и вернуть украденное? Что-то я сомневаюсь.

Гартош соскочил с коня, и указал на поваленное неподалеку дерево:

— Присядем, разговор у нас будет долгим, и тяжелым.

Немного поколебавшись, и приказав своим подопечным опустить оружие, Зирий уселся рядом с Осколом на бревно.

— Смотри, это тот перстень, ради которого я пошел на ограбление могилы, и потревожил покой мёртвых.

Не снимая перстня, Гартош показал его собеседнику.

— И из-за которого, пострадали десятки ни в чем не повинных людей, — с горечью заметил Зирий.

Оскол подтверждающее кивнул. Он видел, как вспыхнули, и тут же погасли глаза у бывшего лейтенанта, он одним махом мог решить проблему многих людей. Но бывший гвардеец прекрасно оценил силы своего десятка, и тех, кто сейчас контролировал ситуацию на самом деле.

— Эта вещь слишком ценна для того, чтобы без дела лежать в гробнице, украшая палец мертвого короля. Мне она очень понадобилась, и я сделал все, чтобы её заполучить. — Фатар на миг загорелся, и тут же потух. — И я прекрасно понимаю, что многим принес неприятности, а некоторым даже беду. Но в опасности была моя семья, и мне понадобился этот перстень, чтобы спасти её.

— Спас?

— Спас. И теперь вернулся, чтобы вернуть долг. Чтобы исправить то, что произошло.

— Как ты можешь исправить то, что произошло? — с горечью спросил Зирий. — Ты можешь вернуть мне прежнюю должность, и доброе расположение сослуживцев и командования? Ты можешь восстановить в должности губернатора Корсина? Ты можешь вернуть Изире и Валене их замок? И наконец, ты можешь вернуть Лейзона, который был выдан ригилиянам, а сейчас по слухам, находится у каги?

— Постараюсь, — коротко ответил Гартош, и, видя недоверие Зирия, добавил. — Сейчас у меня большие возможности, и я должен знать, куда их направить.

Десятник ненадолго задумался.

— Кого ты с собой привел? — наконец спросил он.

— Мои дети, и мои друзья.

Гартош представил всех, кроме Аруша и Пегаса, и так слишком много всего свалилось на служивого.

— Расскажи, что случилось, после того, как я влез в усыпальницу. Я постараюсь понять, что нужно делать, чтобы исправить ситуацию.

Снова после небольшого раздумья, Зирий начал повествование, а у Гартоша закрепилось ощущение дежавю, не так давно подобный рассказ вел Зевист:

— Я думаю, тебе будет интересно услышать с того момента, когда лагере поднялась жуткая суматоха, так как кто-то вломился в усыпальницу императоров ригилиян. — Оскол утверждающе кивнул. — На ноги был поднят весь лагерь. Весь огромный лагерь пришел в движение. Давно уже никто не грабил мертвых. Тем более, мертвых императоров. Устроители праздника мертвых, и стража, сработали быстро и профессионально. Всех гостей заставили оставаться на своих местах, которые им были отведены, и начали пересчет. Так быстро обнаружилась твоя пропажа, а так же твоего пса. Монахи, которые появились тут, как тут, сразу заявили, что ты и являешься тем вором, который посягнул на святыню. Правда, в ту ночь еще были пойманы, желающие взглянуть на захоронения ночью. Только они ничего не успели взять. Каги взяли их к себе, и допросили способами, о которых обычные люди ничего не хотели бы знать. Выяснили, что никакого отношения к тебе они не имеют, и вскоре их повесили.

Началось следствие — был ли еще кто причастен к ограблению. Естественно главное подозрение упало на несчастного Лейзона. Как обрадовались монахи, когда им представилась возможность, отыграться за тот позор, который они пережили ночью раньше!

— Представляю… — пробормотал Оскол.

— Они буквально перерыли все в вашем лагере. И никто не смел им перечить, ведь тень падала на все государство. А какой скандал устроила императорская семья ригилиян! Наш император был готов пожертвовать кем угодно, лишь бы замять этот скандал. Пожертвовали одним Лейзоном. Да еще двумя бочонками золота. Сначала Лейзона арестовали, и держали в нашей тюрьме, в Зорте. Затем Читуний, император Ригилии, добился, чтобы пленника передали им, что и было сделано. Естественно у Лейзона отобрали Тольский замок, и право на землю, выселив также его жену, Валену, и сестру, Изиру.

— Где сейчас эти женщины? — виновато ковыряя палкой землю, спросил Оскол.

— У дальних родственников. Ели нашлись желающие, приютить тех, на кого упал гнев императора. И им сейчас очень не сладко. А гнев упал не только не них. Про себя я уже рассказал. Губернатор Корсин так же попал под горячую руку, и лишился своей должности. Очень доходной, нужно сказать должности.

— А Лейзон?

— Что с ним сейчас я не знаю. Ходили слухи, что его, за какие-то услуги, выторговали себе каги. Так что участь у него незавидная.

— Да, заварил я кашу серьезную, — вздохнул Оскол. — Понятно, что придется навестить, не только каги, но и обоих императоров. Нужно ведь не просто вернуть Лейзона, а и утрясти международный скандал. Кроме того, вернуть вас на свои места, да еще с компенсацией.

Зирий посмотрел на своего собеседника, как на умалишенного:

— Ты знаешь, э…

— Гартош. Меня зовут Гартош, из рода Осколов.

— По-моему, в прошлый раз ты отзывался на другое имя.

— Долгая история, по-своему занимательная, но в другой раз.

— Хорошо, Гартош. Я видел много интересных людей, интересных во многих отношениях. Некоторые из них утверждали, что были на короткой ноге, не с кем-нибудь, а с самими богами. И они были уверены в этом! Только кроме них, никто больше не разделял их уверенности. Вот их то, ты мне сейчас и напоминаешь. И я даже не могу назвать главной причины, по которой я так считаю. То ли по тому, что думаешь, что можешь заставить императоров кардинально изменить свое мнение на противоположное, то ли потому, что добровольно хочешь отправиться к каги.

— Я понимаю твое недоверие, — усмехнулся Оскол. — Я пока что не продемонстрировал ничего такого, что могло бы убедить тебя в серьезности моих слов.

— «За нами идет отряд из двадцати каги», — без лишних формальностей объявила Алаза.

— И, наверное, не смогу это сделать в ближайшее время, — чуть запнувшись, продолжил носитель. — Так как каги выслали за нами отряд из двадцати человек.

— Чуяло моё сердце, что твоим появлением наши проблемы не закончатся, — поднимаясь с бревна, пробормотал десятник.

— Они идут за нами, и вам не обязательно встревать в эту передрягу, — сказал Гартош.

— Шутишь! — возмутился Зирий, при этом, не удивившись осведомленности носителя. — Они без разрешения, вооруженным отрядом вошли на нашу землю. Ведь они вооружены?

— Вооружены, — подтвердил Оскол, обдумывая ситуацию, очень сейчас не хотелось встревать в схватку с монахами. — Зирий, двадцать каги, это серьезная сила, может нужно послать за помощью?

— Пошлем, — кивнул десятник. — Это наша проблема. Если ты действительно можешь исправить ситуацию, то иди, и исправь. А мы займемся своей работой.

— Осколы никогда не перебрасывали на чужие плечи свои проблемы, — поднимаясь вслед за Зирием, сказал Гартош, и кое-что, вспомнив, добавил. — Почти никогда.

7

Решение Гартоша участвовать в новой заварушке, никто из его группы не обсуждал, раз предводитель так решил, значит так и будет. Только Тенос решил поделиться своими соображениями:

— «А ведь ситуация складывается очень даже удачно. Десяток Зирия попытается остановить монахов, и наверняка весь поляжет. Тем самым выполнит две задачи — задержит каги, и нам не нужно будет нейтрализовать Зирия, вместе с его людьми».

— «Тенос! — прогнозируемо возмутилась Алаза. — Мы вернулись в этот мир, чтобы исправить то, что натворили, а не чтобы заметать следы!»

— «Это так, мысли вслух», — без особого раскаяния сказал атрат мудрости.

Но его слова слышали все участники группы Гартоша, и это вызвало у них улыбку. Группа Зирия разговора атратов не слышали, поэтому улыбки чужаков вызвали у них подозрение, и заставили крепче держать оружие. Совместный путь к новому месту засады, не смог сплотить две команды, для этого нужен был полноценный бой, где можно будет проявить взаимовыручку. Двух человек Зирий послал за помощью, остальные его люди должны были участвовать в задержании, пресечении, или уничтожении каги, что вызывало у них мало энтузиазма. По чуть слышным разговорам, Оскол понял, что пограничники предпочли бы дождаться подмоги, а не ввязываться в заведомо проигрышный бой. Ведь каги, есть каги, а чужаков в деле никто не видел. Ну а стрелы в полете ловить, то такое…

Выбрали место для засады — широкая поляна, с возможностью обстрела с разных сторон.

— Я первый выйду и встречу монахов, — начал обсуждение дальнейших действий Зирий. — Предложу сдаться нашему патрулю, либо повернуть назад. Если их эти варианты не устроят, открывайте стрельбу без предупреждения.

— Если поймешь, что обстановка накалилась, падай на землю, с линии стрельбы, нам так удобней будет, — подсказал Гартош.

— Знаю, — буркнул десятник.

Кроме самого Гартоша, луки имелись у Мартана и Зоктера. Если учитывать, что арбалетчики Зирия сделают хотя бы один залп, и не промажут, то иномирянам, с их возможностями, не составит труда перебить отряд каги. Конечно, монахи наверняка применят магию, но и тут у пришельцев из других миров имелись преимущества, в виде семьи атратов, почти тысячелетней вампирши, дракона, оборотня и людоеда. Так что должны справиться.

У пограничников в наличии оказались несколько охранных амулетов. Слабые штуки, хоть и сделанные со знанием дела. Атраты незаметно усилили амулеты, с тем, чтобы каги раньше времени не заметили засаду.

Первые три монаха осторожно вышли на подходящую для засады поляну. Их никто не трогал, и монахи без помех прошли всю поляну, и вошли в редколесье. Вслед за передовым дозором вышла основная группа, когда она дошла до середины поляны, из кустов поднялся Зирий.

— Дальше ни шагу! — предупредил десятник. — Вы незаконно проникли на территорию империи Лотта, и я требую вашего подчинения!

Стандартная, хоть и грозная речь пограничника, не произвела на монахов должного впечатления, хотя его появление, оказалось для них неожиданным.

— Мы преследуем преступника, и я бы советовал вам, не вмешиваться, — тоном, не терпящим пререканий, сказал один из монахов, на темно зеленом плаще, которого были вышиты три золотых молнии.

— Преступниками на нашей территории занимаемся мы, — не послушал Зирий.

К монаху, явно являющемуся командиром поискового отряда, подошел еще один монах, и что-то тихо шепнул.

— Тебя зовут Зирий, десятник пограничников Лотта, — кивнул главный монах, — и когда-то ты был лейтенантом гвардии. Но тебя разжаловали, и выбросили из гвардии, именно из-за этого преступника. Не мешай нам, и мы позаботимся, чтобы тебя восстановили в должности и звании.

— Слишком много народа, в последнее время обещает восстановить меня в звании, — пробормотал Зирий.

— Что? — не расслышал старший монах.

— Я говорю, оружие бросайте, и ложитесь на землю! — отчего-то рассердившись, выкрикнул десятник. — Иначе прикажу сделать из вас удобрение для этой лужайки!

Слова простого десятника немного озадачили монахов, но еще больше разозлили — никому не позволено безнаказанно угрожать каги. О творимой монахами волшбе десятник догадался моментально, и перед тем как упасть, успел выкрикнуть:

— Выстрел!

Стрелы пограничников атраты так же усилили своей магией, так что они без труда преодолели тот магический барьер, который монахи воздвигли вокруг себя. Тем более этот барьер не стал проблемой для стрел виктанийцев.

— «Главного монаха не пристрелите!» — успел предупредить Фатар, прежде чем предводителя поискового отряда изрешетили стрелы.

Пограничники не слышали атрата мудрости, поэтому, пока они перезаряжали арбалеты, и приходили в себя, от того, с какой легкостью их стрелы преодолели хваленую защиту монахов, носитель выхватил меч, и бросился вперед, с целью сохранить в живых ценного пленника. Пока добрался до главного монаха, троих каги пришлось зарубить, и отбить магический выпад самого предводителя. Понимание того, с кем пришлось встретиться, привело монаха в ужас — это можно было прочитать в его расширенных глазах. Главный монах даже успел схватиться за свой меч, прежде как был повален на густую траву, и приведен в бессознательное состояние ударом сапога в голову.

После вступление Гартоша в рукопашную схватку, применять стрелковое оружие стало опасно, и все Осколы так же обнажили мечи. Не остались в стороне и Квирт с Алеандрой. Аруш с Пегасом ранее были посланы нейтрализовать передовой отряд, и вернулись, когда на поляне уже все было завершено.

— Ого! Вы их всех перебили! — восторженно воскликнул Аруш. — А разве так можно было? А то мы своих только оглушили.

— Можно, — вытирая кровь с меча, ответил Гартош.

И оборотень с людоедом, не дожидаясь запрета, или разрешения, бросились заканчивать начатое.

Пограничников, включая подымающегося Зирия, поразила скоротечность боя с ужасными каги, но еще больше их поразило то, что огромный пес разговаривал, а еще у лошади была окровавленная морда…

— Этот пёс… — начал Зирий.

— Это не совсем пёс, — прервал его носитель. — И конь те тот, за кого себя выдает. Но все объяснения потом, если они будут. Скоро здесь появится отряд пограничников, посланный вам в помощь. А еще подобный отряд каги, так как они успели послать зов о помощи. Ни с теми, ни с другими у меня нет желания встречаться. Так что, мы забираем монаха, и уходим.

Взгляд Гартоша, встретился с взглядом Зирия.

— Что будет с тобой? — спросил носитель, сам прекрасно понимая, что ничего хорошего с десятником не будет.

— Скорей всего повесят, за то, что снова упустил важного преступника, и стал участником нового скандала между империей Лотта, и каги, — как можно спокойней ответил бывший лейтенант.

— Тогда пойдешь с нами, — почти не раздумывал Оскол, — потом придумаем, как тебя оправдать. Пойдешь? Или будешь надеяться на благополучный исход?

— Пойду, — взглянув на своих людей, сказал Зирий. — Вряд ли будет благополучный исход.

— Кто главный после тебя? — спросил носитель. Зирий кивнул на кряжистого бойца. — Скажешь начальству, что десятник Зирий, лично отправился преследовать преступника, и обещает доставить его пред ясные очи императора.

Зирий обреченно махнул рукой:

— Так и скажешь. И еще, вали все на меня. Скажи, это я приказал атаковать каги.

— И если посчитаешь нужным, скажи своим, что вы сами перебили всех монахов, — добавил Оскол. — А монахам скажете, что это сделали пришельцы, а вы не вмешивались, так как не посчитали нужным.

— «Хватит разглагольствовать, — вмешался Тенос. — Нужно уйти как можно дальше, чтобы оторваться от возможного преследования».

— Все уходим! — Скомандовал Гартош. — Алеандра и Милена, как самые легкие, будут ехать на одной лошади, вот на этой. Остальные разбирайте коней по своему усмотрению. Квирт! Пегас мой конь!

Носитель без помощников, легко вскинул монаха на круп Пегаса, осмотрел свой небольшой отряд, и, помахав рукой, так и не пришедшим полностью в себя пограничникам, повел отряд на юг.

Через полчаса экономной рыси, носитель остановил отряд и спешился:

— Атраты сообщают, что погони за нами пока еще нет, так, что есть время допросить монаха.

— Кто такие атраты? — поинтересовался Зирий.

— То, что я забрал у мертвого монарха, — ответил носитель, еще раз продемонстрировав перстень. — У меня не одно такое украшение, целая семья, и они бывают очень полезными. Полезны атраты живым, мертвым они не к чему.

— Это точно, — согласился десятник. — Только сдается мне, что из-за обладания такими украшениями, много людей переходит из разряда живых, в разряд мертвых.

Гартош не стал спорить с очевидными истинами. Он сбросил монаха наземь, не особо заботясь о его сохранности, и коротким зеленым лучом привел в чувство. Монаху явно не понравилось новое общество, он попытался встать, непрерывно осыпая всех угрозами и ругательствами. Затем получил по ребрам, снова упал и затих. Сам допрос получился довольно таки скучным. Атраты, совместно с Алеандрой быстро развязали монаху язык, и вытянули у него все, что тот знал. А знал он немало. А именно: Лейзон действительно находился у каги, кстати, свою страну они называли Когнар. Полтора месяца назад, Лейзона выторговали у Читуния, за медицинские услуги — у императора Ригилии болезненная семья, причем, не в последнюю очередь стараниями самих каги. Предводитель поискового отряда каги знал об этом не понаслышке, так как сам участвовал в лечении императорской семьи, а так же в обратном процессе, о котором знали только избранные каги. Так что плененный монах оказался знатной шишкой в своей среде, и такую пропажу наверняка будут искать очень тщательно. Пленный указал, где находится Лейзон, и подтвердил, что он до сих пор жив, так как монахи готовили специальный обряд по тщательному прочтению мыслей и воспоминаний бывшего господина Тольского замка. Правда после данной процедуры, исследуемый, становился полным идиотом, то есть, живым зомби. Для обряда необходимо было определенное совпадение звезд, и такое совпадение произойдет через полторы недели.

Попутно у монаха выведали разные необходимые мелочи: армия, стража, обычаи, количество владеющих магией, а так же уровень магов. Наличие городов, других населенных пунктов, общая карта Когнара, а так же подробная самых интересных мест. Наличие в стране других рас, и многое другое.

— Что будем делать с пленником? — после окончания допроса, поинтересовалась Алеандра.

— Хотел бы я сделать с ним то, что они собираются сделать с бедным Лейзоном, но не хочется раньше времени раскрывать свои возможности, мы и так прилично наследили. Придется просто его убить.

Вампиресса согласно кивнула, другого выхода не имелось:

— Куда мы направляемся?

— В столицу Лотта ехать не вижу смысла, пока мы не решим вопросы с императором Ригилии, и собственно с Лейзоном, — ответил Гартош.

— Значит, наша дорога идет на восток?

— Да. Только обычным способом мы не успеем добраться до Алузы, а затем попасть к каги. Придется применять магию. Нужно придумать, как сделать это незаметно.

— «Дорога покажет, — предложила Алаза. — Возможно, найдем в пути способ, добраться до места быстро и незаметно».

Увеличенный отряд Гартоша снова быстро собрался, и двинулся в дальнейший путь. На месте их стоянки осталось бездыханное тело монаха каги.

* * *

Зирий вел своих новых друзей, в планы, которых не входили встречи со стражниками, пограничниками, и гвардейцами, наиболее безопасной дорогой. С наступлением темноты движение не прекратили, только повернули на восток, в сторону Алузы, столицы Ригилии. На одном из привалов Гартош спросил у Зирия:

— У тебя есть семья?

— Родители, брат.

— Почему не женился? На вид ты не очень молод.

— По роду службы приходилось часто мотаться по стране. Интрижки заводил часто, а чтобы жениться, так никого и не встретил. Теперь радуюсь, что не женился, а то неизвестно, что случилось бы с моей женой и детьми.

Носитель досадливо крякнул, втянул человек в неприятности. Затем предложил:

— Я могу дать тебе драгоценностей. Продашь их, и можешь начать новую жизнь. Только придется, наверное, покинуть страну, чтобы не встретить знакомых из прошлой жизни.

Десятник покачал головой:

— Если ты не соврал про то, что можешь вернуть мое доброе имя, то я хотел бы вернуться на службу в гвардию.

— Тебе решать. Тогда, возможно, твои родители нуждаются в средствах? А то предприятие у нас опасное, всякое может случиться, не мешало бы подстраховаться.

— Родители у меня живут не богато, и моя помощь для них много значит, — согласился Зирий.

— Как далеко твои родные от нашего пути? Или может по дороге есть кто-то, кому можно доверять, и передать мешочек с драгоценностями?

— По дороге живет мой дядя. Брат моей матери.

— Он надежный человек?

— Самый надежный из тех, кого я знаю, — улыбнулся Зирий. — Во многом он мне даже ближе, чем родители.

— Вот и хорошо. Я бы хотел оказать помощь тебе, а еще семье Лейзона. Пусть он продаст ценности, которые я тебе отдам, и поделит деньги поровну — половину твоей семье, половину семье Лейзона.

— Не сомневайтесь, мой дядя сделает все, как нужно.

К городку, где проживал дядя Зирия, добрались к концу следующего дня. Зирий забрал драгоценности, и уже в темноте отправился в город. От сопровождения он отказался, но Гартош был за него спокоен. Не тот десятник человек, чтобы становится скотиной, пусть даже из-за крупной суммы денег. И ему самому ничего не должно было угрожать, вести о бегстве пограничника не должны были еще достигнуть этого места. Разве что с помощью магии, а она в этом мире не была развита настолько широко. Но на всякий случай атраты приглядывали за десятником, чтобы он не попал в новую передрягу.

Через пару часов Зирий вернулся, по его лицу Гартош понял, что все прошло благополучно.

— Дядя обещал сделать все как нужно. Он одобрил то, что я иду с вами, а не решил прятаться.

Ещё раз, теперь окончательно, поприветствовав нового члена команды, отряд снова двинулся вперед, и двигался полночи. Носитель немного успокоил свою совесть, и в дальнейшем проблему видел только одну — вовремя добраться до Алузы, а затем до места, где держали Лейзона.

Но решение этой проблемы вскоре тоже наметилось.

— «Я нашла очень странный и интересный источник энергии», — сообщила Алаза.

— Что в нем странного, и интересного? — полюбопытствовал носитель.

— «Этот источник находится на болоте, и черпает силу сразу из трех стихий: земли, воды, и леса. Нельзя понять, какая стихия доминирует. Похоже, что по очереди каждая. Энергии от каждой из стихий сплетаются, и пульсируют. Выходит очень странный и рваный узор. Энергия постоянно меняет полюс, с негативного, на позитивный».

— Насколько сильны всплески энергии? — вступила в разговор Алеандра.

— «Достаточные для того, чтобы скрыть подпространственный переход нашей группы», — порадовала змея.

— Зирий, в той стороне есть болото? — махнув рукой в указанном атратами направлении, спросил носитель.

— Есть. — В голосе десятника почувствовалось напряжение. — Там находится Чёрное болото. Гиблое место. А что?

— Нам туда нужно, — обрадовал товарища Гартош.

— Не хочу отговаривать, но, то место все обходят как можно дальше. Сколько народу погибло в самом болоте не сосчитать.

— Мы любим такие места! — просветил Зирия Аруш. — Чем более оно гиблое, тем больше нас туда тянет.

— Тогда вы попали туда, куда надо. Чёрное болото, окружает Чёрный лес, и слава о нем не лучше, чем о самом болоте.

— Что странного, или страшного в этом лесе? — полюбопытствовала Алеандра.

— Нечисть там разная водится. На путников нападает. Возле Чёрного леса людей часто находят без признаков жизни. И часто состарившихся на десятки лет. В одиночку там ходить нельзя, даже небольшой группой не советуют. А вот большой отряд нечисть обычно не трогает, пропускает до самого болота, и там уже все пропадают. Очень редко кто возвращался невредимым от болота. Да и из леса тоже. Если нечисть человека жизни не лишит, то снасильничает точно.

— Мы сами кого хочь снасильничаем! — с каркающим смехом возмутился каррлак, и Пегас поддержал его своим ржанием.

— Вы можете, — улыбнулся Зирий. С этой командой, страх, даже перед самыми страшными местами отступал.

Гартош вспомнил давний разговор с Лейзоном:

— У вас имеются еще какие-то запретные чёрные земли.

— Это не у нас. Это на другом краю земли. Туда год только добираться. Там целая страна, причем огромная, и никто не знает насколько огромная, пользуется еще худшей славой, чем наше болото.

— Почему так? — заинтересовался носитель.

Зирий охотно продолжил рассказ:

— Говорят, что в давние времена, на тех землях произошла война между сильнейшими магами, а некоторые утверждают, что между самими богами. Огромные территории выгоревшей земли, разрушенные и полуразрушенные города, опасные твари, которые водятся в развалинах городов, и не только в них. Вот что такое запретные чёрные земли. А еще страшные болезни, которыми заболевают люди, забредшие в те земли.

— Все-таки забредают? — усмехнулся Гартош.

— Причем постоянно, — улыбнулся в ответ Зирий. — Ведь по рассказам тех немногих, что сумел зайти достаточно далеко, и выжить, в тех землях находятся очень странные вещи, магические вещи. И целые груды сокровищ. Правда, с теми магическими вещами, мало кто умеет обращаться. А сокровища охраняют чудовища. Но все равно, желающих попасть в запретные земли хватает.

— Понимаю, — сказал Оскол. — Ты меня самого заинтриговал. Если выпадет возможность, хотелось бы посетить эти земли.

— А почему эти земли запретные? — спросила Алеандра.

— По разным причинам. Как я уже говорил, оттуда тянут всякую хрень. С которой не знают, как обращаться. И часто эти вещи приносят беду. То взорвутся, то сожгут все вокруг, то еще чего. Каги большие охотники до таких вещей, но сами ходить в те земли опасаются. А еще болеют люди после посещения запретной страны, и иногда эти болезни заразные. То чуму, какую принесут, то ещё чего похлеще. Чудовища, опять-таки за такими путешественниками увязываются, некоторых чтобы уничтожить, целое войско нужно собрать. Вот соседние с чёрными землями государства, и запретили посещать ту проклятую страну, потому что напасти падают в первую очередь на их головы. Но кого это останавливает. Даже под страхом смерти идут.

— Человеческое любопытство и жажду приключений не запретить, — заметил Гартош. — Всегда будем искать приключения на свою задницу.

Под утро немного передохнули, и поздним утром двинулись дальше. Старались передвигаться неприметными, малоезжеными дорогами, но на таких дорогах, незнакомая компания с весьма приметным Пегасом, не оставалась незамеченной. И Гартош не сомневался, что погоня быстро выйдет не их след. Особенно если подключат каги.

8

К Чёрному лесу добрались к обеду следующего дня. Ничем не примечательный лес, вполне себе зеленый. Хотя присутствие чего-то необычного, чувствовалось даже без магического зондирования. Даже обычный человек, приблизившись к лесу, которое окружало магическое болото, чувствовал заметный дискомфорт. Компания Гартоша дискомфорта не чувствовала, скорей наоборот, предчувствие приключений. И даже Зирий, глядя на новых друзей, немного успокоился и взбодрился.

Обедали уже в заветном лесу, на берегу небольшого, кристально чистого ручья. Ручейную русалочку заметили сразу, и проявили к ней всяческое уважение, чем местная обитательница была крайне удивлена. После того, как у русалки спросили разрешение, на отдых возле её дома, и таковое получили, с обитательницей тонкого мира завязался неспешный разговор.

— Меня Рилия зовут, — перестав стесняться и удивляться необычным гостям, пропищала полупрозрачная русалка.

Она очень отличалась от тех русалок, что до этого попадались Гартошу. Размером с десятилетнего ребёнка, она имела тонкое тело, что при попадании прямых солнечных лучей, просвечивалось насквозь. С таким хрупким созданием страшно было громко разговаривать, не то, что прикоснуться. Оскол представил своих детей и друзей, и внимательно осматриваясь, спросил:

— У тебя здесь есть родственники?

— В каждом ручье, и реке, текущей через болото, есть мои сестры.

— А еще кто из тонкого мира водится? Ага, вон вижу, леший за деревом прячется.

— Его Проном зовут, — подсказала русалка. — Вообще наших много здесь.

— Прон, подходи! Не бойся, не обидим.

— Я и не боюсь, — бочком выбираясь из-за толстого ствола, пробормотал лесовик. — Это меня пусть боятся.

— А мы и боимся, — улыбнулся во всю клыкастую пасть Аруш.

Зирий во все глаза смотрел на такие чудеса. Он никогда не видел обитателей тонкого мира, пусть даже подходил к ним вплотную, ведь не каждым дано их увидеть. Видимыми для всех, они становились только в том случае, если хотели этого сами. Мохнатый лесовик вразвалочку подошел к непрошеным гостям. Длинные руки свисали почти до самой земли, приглаживая при ходьбе высокие стебли травы. Он обошел всех пришельцев, принюхиваясь к каждому. Аруш с Пегасом так же демонстративно его обнюхали, но с ними Прон предпочел держать дистанцию. А вот к Милене леший принюхивался особенно тщательно, и даже пытался её потрогать.

— Руки оторву, и в листву не успеешь спрятаться, — предупредил Гартош, угрожающе накалив докрасна Фатара.

Прон поспешно отодвинулся от улыбающейся девушки, которую очень позабавил этот эпизод. Угрозы от лешего она не чувствовала, и в случае чего, вполне могла защитить себя сама.

Хихикнула и русалка:

— Прон у нас еще тот жених. Это он с виду только такой застенчивый, а если забредет в лес кто непрошеный, да одинокий, будет водить по лесу, пока откупа не добьется.

Мужчины понимающе хмыкнули, не очень-то осуждая за подобные шалости лешего. Неизвестно, как сами вели бы себя, на его месте.

— Ая-яй! — погрозила Милена пальчиком, новому знакомому.

Тот пристыжено опустил свой длинный нос, и засеменил вглубь леса, растворившись среди листвы буквально в несколько шагов. Не успели путешественники разбить временный лагерь, как Прон вернулся, и протянул Милене букетик лесных цветов, не броских, но расточающих приятные ароматы. Младшая из Осколов ахнула, приняла букет, и чмокнула лесовика в острое ухо, предварительно протерев его платком. Ухажер расцвел, и принялся помогать гостям разбирать вещи.

Вскоре, в указанном лешим месте, затрещал небольшой костер. В ручье набрали воды, русалка разрешила поймать нескольких рыбешек, и закопченный котелок занял свое место над костром. Лесовик снова предложил свою помощь, сказав, что соберет нужные корешки и травки. За ним увязался Аруш, большой любитель пряностей, что не вызвало у аборигена особой радости. Но из похода оба вернулись почти друзьями, ожесточенно споря о достоинствах той или иной приправы, и о своих предпочтениях.

Общими усилиями уха вышла замечательная, и одуряющий аромат, начал привлекать новых гостей. Когда расселись кружком, и начали по очереди опускать ложки в котелок, на тонкой ветке ближайшего дерева, материализовалось еще одно полупрозрачное существо. Нимфа — без труда определил Гартош.

— Просим к нашему костру, — на правах старшего пригласил он, еще одну обитательницу леса. Как отметил для себя носитель, здешние жители тонкого мира кардинально отличались от тех, кого он видел до сих пор.

— Не обижают вас здесь люди? — спросил старший Оскол у русалки. — А то слава об этом лесе идет страшная, а вы выглядите не настолько устрашающе. Даже, вечно озабоченный Прон не вызывает особого страха.

Прон возмущенно кашлянул, но нимфа, которую, как, оказалось, зовут Тиция, махнула на него рукой, и ответила вместо русалки:

— Мы не настолько безобидны, как кажемся на первый взгляд. Есть у нас, чем отпугнуть непрошеных гостей. Но главным образом, дурная слава о нашем лесе идет не из-за нас. Есть здесь и другие, не настолько дружелюбные обитатели.

Словно подтверждая слова нимфы, из лесной чащи на пришельцев уставились два желтых немигающих глаза. Увидев, что его заметили, существо показалось целиком, и у обычного человека его внешность вполне могла вызвать икоту. Что и подтвердил Зирий. Помесь лося и кабана, вот на что был похож, новый обитатель леса. С его рогов свисали лохмотья мха, что придавало ему еще более страшный вид.

— Меня к костру не позовете? — прорычало создание.

— Ракул, — шепотом подсказала нимфа.

— Я все слышу Тиция! — блеснул глазами монстр. — Пришельцам не обязательно знать моё имя.

— Если обещаешь хорошо себя вести, то подходи, — дружелюбно улыбнулась Алеандра.

Ракул внимательно на неё посмотрел, затем так же внимательно осмотрел других гостей леса, что что-то для себя решил:

— Отдайте мне того человека, который не ваш, которого вы привели с собой, и я пропущу вас дальше.

— Мы друзьями не торгуем, — ответил Гартош, жестом успокаивая Зирия. — И сор не ищем, но если встанешь на нашем пути, выжжем все твое нутро, без права возрождения.

Монстр качнул рогатой головой, и оскалил желтые клыки еще больше:

— Не забывайте, на чьей вы территории. Вы чужие не только в этом лесу, но и в нашем мире. Так что я на вашем месте не угрожал бы местным обитателям, обличенным силой.

Гартош не выдержал, выдул из Фатара розовый шар, размером с голову, и отправил в сторону Ракула. Брызгая во все стороны короткими молниями, шар медленно поплыл в сторону помеси лося и кабана. По мере приближения шара, монстр отступал все дальше и дальше.

— Я вам это припомню, — раздраженно напоследок тряхнув головой, прорычал он, и растворился среди густых деревьев.

Дождавшись, пока сосед по лесу удалится, как можно дальше, нимфа предупредила гостей леса:

— Он злопамятный, и действительно припомнит вам обиду. Будьте осторожней.

— Постараемся, — буркнул Оскол.

— И он один из тех, кто дружен с Ним, — Тиция кивнула в сторону болота.

— С тем, кто сидит в болоте, и кого вы опасаетесь называть по имени? — догадалась Алеандра.

— Да.

— Он с Ним не дружен, — скукожившись в неприметный комок, произнес Прон. — Он ему служит.

— Что вы можете о нем рассказать? — спросила Алеандра. И уточнила. — О том, кто сидит в болоте.

Обитатели тонкого мира переглядывались между собой, ожидая, кто первым начнет неприятный, а может и опасный разговор. Наконец начала нимфа:

— Он не из наших.

— Не из тонкого мира? — уточнил Гартош.

— Не только не из мира, который вы называете тонким, но не из мира, который называют Зиир.

— Ого, — протянула Алеандра. — И давно он здесь?

— Очень давно. Он появился здесь раньше, чем родились мы все.

— Он живет здесь дольше нас всех, но так и не смог вписаться в этот мир, стать своим, — объяснила русалка. — Мы все чувствуем его чужеродность и враждебность, но ничего не можем с ним поделать, он сильнее нас всех.

— Мы прибыли в этот мир, не для того, чтобы бороться с монстрами, — чуть помедлив, сказал Гартош. — К тому же, его присутствие, косвенно оберегает и вас. Чем хуже слава об этом месте, тем меньше у вас непрошеных и нежеланных гостей.

— Это правда, — грустно улыбнулась русалка. — Он хоть и не лучший сосед, и лучше держаться от него на расстоянии, но он отвадил он нашего леса очень многих, у кого злые помыслы.

— Кто еще у Него в услужении? — Носитель приготовился запоминать потенциально опасных существ.

— Болотные обитатели подчинены ему все, — уклончиво ответила нимфа, не называя никого конкретно. — Из лесных, те, что живут ближе всех к болоту, почти все подчиняются хозяину болота. Так что мы не советовали бы вам, подходить к болоту слишком близко.

— Какие у Него возможности? — продолжал составлять карту опасностей Гартош. — Чего нам нужно опасаться?

— Он контролирует Место Силы. Контролирует энергию. Энергию всех стихий, которые питают Место Силы, — сказала нимфа, и, поёжившись, оглянулась в сторону болота.

— А еще он вытягивает энергию у живых, — добавила русалка.

— Это не только он умеет, — подымаясь, сказал лесовик. — Он вас почувствовал, и знает, что мы обсуждаем его. Поэтому нам лучше разойтись, чтобы не злить его. А вам лучше покинуть этот лес.

— Покинем, — успокоил носитель. — Но нам необходимо ближе подойти к болоту.

— Это без нас, — заторопился Прон. — И вам бы я советовал убираться отсюда как можно быстрей. По-моему, Ракул возвращается, и не сам. Вы как хотите, а мы прячемся!

После этого леший бросился в лес, и исчез из виду практически мгновенно. Нимфа снова взлетела на ветку, потом еще на одну, и растворилась среди листвы.

— Уходите, — прошептала русалка, и погрузилась в воду.

— Алаза говорит, чтобы скрыть наш магический переход, нам нужно подойти немного ближе к болоту, — проинформировал носитель.

— Ближе к болоту, это ближе к тому, кто контролирует местный источник, — засомневалась Алеандра. — А еще его слуги будут там иметь больше возможностей на нас напасть, хозяин им наверняка поможет.

— У меня тоже нет большого желания знакомится с тем, кого так боятся обитатели тонкого мира, — согласился Гартош.

— «Если у нас не будет фона, за которым мы сможем спрятаться, монахи смогут обнаружить переход, отследить его, и доставить нам кучу неприятностей», — напомнил о себе Тенос.

— Мне кажется, я знаю, как усилить фон, за который можно спрятаться, — успокоил его носитель. — Фатар, активизируй черный камень. — И Оскол направил перстень в сторону болота.

— «Кто-то говорил, что не хочет неприятностей, и знакомится поближе с хозяином болота», — одобрительно прогудел Фатар.

— Ну, раз нет другого выхода, — скромно пожал плечами Гартош. — К тому же, мы не приближаемся к самому болоту, я попробую вытащить его сюда, а здесь у него не те силы. Хорошо Рилия, мы отойдем подальше от твоего ручья.

Быстро собрав вещи, отряд Гартоша отошел от ручья на безопасное для русалки расстояние, где все встали в круг, приготовившись к возможному нападению. Нападения пока не последовало, но все, не только носитель, почувствовали недовольство того, с чьего болота Гартош начал качать без спросу энергию. Ракул с сослуживцами стали торопливо окружать пришельцев, явно получив команду пресечь непотребство.

— Займитесь ими, — распорядился Гартош. — А я с болотным царем разберусь.

Похожие на Ракула красавцы, подгоняемые болотом, совершили неподготовленную, и плохо скоординированную атаку. Зирий, как бесполезный в магическом плане боец, был помещен в центр круга, рядом с носителем. Атаку отбили успешно, нанеся противнику существенный урон, главным образом морального плана — получить поражение от смертных в собственном же лесу, было очень позорным явлением. Успокаивало обитателей тонкого мира только одно, это были непростые смертные, а сильные маги, которых в этом мире не так уж много.

А вот у Гартоша дела обстояли не настолько хорошо. Болотный господин перекрыл наглецу все подходы к энергии, и начал прощупывать оного, на предмет того, как бы из него самого вытащить как можно больше энергии. А лучше всю. Но семья атратов, есть семья атратов. Носитель вместе со своими магическими помощниками, грубо отбросил противника. Намерено грубо. Разозлить болотного обитателя получилось. Удар он нанес неожиданно. Удар сильный, хоть и неподготовленный. Магическая дубинка попыталась прибить незваных гостей к земле. Гартош отвел удар в сторону, частично поглотив освободившуюся энергию, и пополнив свои запасы. Поняв, что нахрапом взять наглецов не получится, хозяин болота принял решение подойти поближе, и перевести схватку, практически в рукопашный бой. Вот тут Гартош его и рассмотрел. Спрут. Огромный спрут, с бесчисленным количеством щупалец. На конце каждого щупальца располагался глаз. И еще Гартош увидел сущность противника, настоящую сущность. Это был демон.

Вот с кем не хотелось связываться. Демоны бывали разные, и некоторые могли поспорить по могуществу, с самими богами. В принципе, это была последняя ступень, которую следовало переступить, чтобы стать богом. Либо наоборот, из богов опуститься до демонов. Никто из команды Гартоша не знал, что за демон притаился в болоте, и по какой причине сидел там целую пропасть лет. Носитель быстро проинформировал своих, о том, с кем придется иметь дело.

— Может монахи меньшее зло, и нам следует избежать схватки с демоном? — внес резонное предложение Мартан. — Демон наверняка как-то связан с богами. Можем опять наступить на те же грабли, что и в Лумилоне.

— Вряд ли у него есть какое-то влияние на богов, — засомневался старший Оскол. — Скорей всего, болото, это для него тюрьма. И раз демон от него далеко не отдаляется, его возможности ограничены.

Алеандра хотела внести свои рассуждения в эту дискуссию, но один из лесных духов решил попробовать пришельцев на прочность, и уцепился в удлинившуюся (с помощью магии) руку герцогини. От боли он тут же попытался отскочить назад. Но не тут-то было. Вампиресса вцепилась в жертву, и начала медленно вытягивать из него энергию. Другие духи бросились на помощь, и у сыновей Гартоша также появилась работа.

Пока отряд устраивал духам показательную экзекуцию, сам Гартош подготавливался к магическому переходу. И было у него такое предчувствие, что этот переход нужно делать как можно скорей, а то как бы демон не перекрыл подпространство. А в окрестностях своего болота, он на это вполне был способен.

Щупальца демона вытягивались, и старались охватить отряд пришельцев с двух сторон. Никак не желая этого допустить, носитель ударил энергией огня, которой не владел хозяин болота. Во всяком случае, так думал носитель, и подсказывали атраты. Но демон прекрасно владел огненной энергией. Впитав всю её без остатка, он торжествующе захохотал, впервые подав голос:

— Как же я без неё скучал! Ты даже не представляешь этого смертный! Ударь еще раз огнем!

— С мазохистами не связываемся… — пробормотал Гартош, понимая, что арсенал борьбы с демоном резко сужается. Вероятно, демон не использовал энергию огня лишь потому, что в лесу и на болоте её не имелось. — Всем приготовиться к переходу! Большой драки не будет. Нам не до этого.

Демон почувствовал энергию перехода, и оказался категорическипротив:

— Куда-то собрались детки? А разрешения спросили?

И он двумя ударами щупалец разрушил кокон, которым Оскол пытался окружить отряд.

— Мы видим, что нам здесь не рады, поэтому уходим, — пытался съязвить Гартош, спешно восстанавливая кокон.

— Не рады? — удивился «болотный царь». — Вы вломились на чужую территорию, нагрубили, нахамили, попытались обворовать. Я имею в виду энергию. А теперь пытаетесь сбежать, не объяснив в чем дело! Так не получится, за все свои действия придется отвечать!

— Придется, так придется, — процедил Гартош, понимая, что просто так уйти уже не удастся.

Огня демон не боялся, но как он отнесётся к скрученной в спираль энергии жизни и смерти. Одна половина спирали вытягивала из противника жизненную энергию, другая, убивала. Ну, или пыталась это сделать. Очень убийственная магическая связка. Раньше она не давала сбоя.

— Ты с ума сошел Гартош! — возмутилась Алеандра, увидев, чем её друг собрался воевать. — Мы здесь собирались прикрыться энергией болота. А теперь ты хочешь привлечь внимание всех, кто хоть как-то связан с магией!

— По-другому уйти не получиться, — накачивая смертоносную спираль, еще и своей злостью, объяснил Оскол.

— Получиться! Уводи всех, я отвлеку демона, и эту мелочь!

— Ты с ума сошла! — теперь Гартош чуть было не захлебнулся от возмущения.

— Мне без вас будет легче, — парировала герцогиня. И в подтверждение своих слов, послала навстречу демону прозрачный шар, оболочка которого светилась голубоватым светом. Щупальца демона осторожно приблизились к шару, но коснуться боялись. — Вот видишь! Уходите, я найду возможность вас отыскать.

— Я с тобой! — крикнул Квирт, и повернулся к носителю. — Алеандра займется демоном, а я духами. — У вас немного времени.

Гартош принял тяжелое решение:

— Хорошо, уходим. Вот ориентир, куда мы направляемся.

Он уменьшил кокон, накачал его по максимуму энергией, и отдал приказ. Последнее, что он увидел в этом лесу, что духи бросились в атаку, а демон вышел из оцепенения, и хлестнул по кокону одним из щупалец.

9

По пути к указанному месту, Гартоша крутило так, словно он совершал переход не в пределах одного мира, а перемещался из одного мира в другой. Причем далеко находящийся от исходного.

Из подпространства вышли не такой компактной группой, какой входили. А еще точнее, неполной группой. Не хватало Милены, Аруша, и Зирия.

— Твою мать! — Гартош в сердцах выругался. — Вернусь, разнесу этого демона, и высушу его болото!

— «Это твоя самонадеянность виновата, а не демон, — высказал свое мнение Алаза. И поспешно добавила. — Я уже начала поиски».

Носитель и сам понимал, что часто ведет себя в отношении высших сил, не просто самонадеянно, а довольно таки нагло. И это был как раз такой случай. Демон имел все права наказать наглецов, что он и сделал. Повредил при переходе энергетический кокон, и одним богам было известно, куда забросило дочь и друзей.

Как всегда, место для высадки выбрали нелюдимое — старую разрушенную крепость, в полудне езды от Алузы. Внутри крепости имелся свой источник энергии, очень негативной нужно сказать энергии, что видимо, отпугивало от этого места большинство посетителей. Даже носителю было здесь не по себе, хотелось как можно быстрей убраться отсюда. Но этот источник должен был скрыть магический переход. И сюда должны были прийти Алеандра, и Квирт.

Сыновья ходили по развалинам молчаливые и хмурые, и как казалось Гартошу, бросали на отца укоризненные взгляды. Пинать камни, это все что оставалось сейчас делать. Атраты зондировали магический эфир, с целью выяснить, где могли выйти из подпространства, три живых единицы. Начали с окрестностей крепости, постепенно расширяя круг. Прошло уже больше часа, а пропажа все не находилась. Гартош нервничал все сильней и сильней. Его уже не очень волновало, заметят ли каги место дислокации его поредевшего отряда. Если дочь и друзья попали к самим каги, то он пойдет напролом, разрушая и выжигая все на своем пути. И плевать на последствия, богов и демонов, достанется всем.

Но прощупав (все же осторожно), горы каги, Алаза не обнаружила там сколь-нибудь значимый всплеск энергии, который бы указал на магический переход. Не оказалось такого следа и в ближайших государствах.

И только на третий час поисков, Алаза воскликнула:

— «Нашла!»

— Где?! — в одни голос гаркнули Гартош и сыновья.

— «Далеко отсюда. Рядом с Черными землями, о которых говорил Зирий».

— Но не в самих землях? — уточнил Гартош.

— «Нет, на границе».

— Что с ними?

— «Я их пока не обнаружила. Только след от выхода из подпространства. Ага! Вот они!»

— Не тяни! Рассказывай! — взмолился носитель.

— «Они в горах. В пещере. Рядом с пещерой мощный источник энергии, на него их, наверное, и потянуло».

— Опасность есть?

— «Есть. С одной стороны к ним приближается вооруженный отряд, двенадцать человек. С другой стороны два зверя, с медведя величиной».

— Перебрасывай меня к ним, — скомандовал носитель.

— А мы! — всполошились сыновья.

— Я быстро, забираю их и назад. Без вас будет быстрей. Вы здесь ожидаете Алеандру и Квирта. Кстати, где они, и что с ними?

— «Из болота вырвались. Сейчас на Квирте летят сюда».

— Я быстро!

Гартош больше не стал слушать возмущения сыновей и Пегаса, поспешно окутался в кокон, и ушел в подпространство.

Возник он возле открытого зева пещеры, что словно гигантский зверь готовился проглотить пришельцев. Милена с Зирием таскали камни, намереваясь сбрасывать их на отряд, спешащий проверить, кто явился на границу запретных земель. Аруш стоял с другой стороны пещеры, поджидая пару представителей местного животного мира.

— Чего так долго? — чуть повернув голову, и не теряя из вида вероятного противника, спросил каррлак.

— Далеко вас забросило, — широко раскрывая объятья навстречу спешащей дочери, объяснил Гартош.

— Папочка! — бросилась ему на шею Милена. — Я даже испугаться не успела! Знала, что ты найдешь нас раньше, чем обстановка действительно станет опасной.

— А сейчас не опасная? — улыбнулся носитель.

— Аруш сказал, что с двумя зверюгами, что приближаются с севера, он справится. А нам отсюда удобно отбиваться от отряда с юга. Если что, могли отступить в пещеру. Хотя, честно говоря, мне туда не очень хочется. Мне кажется, там кто-то есть, кто-то не особо дружелюбный. Так что мы туда не заходили.

— И не надо, — успокоил её отец. — Мы уходим сейчас же, не принимая боя. Хватит незапланированных приключений, впереди есть запланированные.

— Смотрите! — воскликнул Зирий, указывая на восток.

В широкой долине, простиравшейся почти до самого горизонта, начал сгущаться и темнеть воздух. Затем стали прорисовываться дома.

— Мираж, — прошептал Гартош.

Мираж быстро обретал черты города. Причем, какого города! Высокие шпили тонких минаретов, чередовались с широкими куполами домов или храмов. Ни одного повторяющегося здания, все имели какие-то отличия. Огромное количество садов, и парков. Мираж передал даже краски, которыми был разукрашен город. И этот город не выглядел скучно и уныло! Казалось, можно было заметить даже движение на улицах. И вдруг, вспыхнул непереносимый поток света, испепеливший все живое. Вскоре мощнейший порыв ветра сдул самые высокие минареты, затем новый, еще более сильный удар снес башни, а после и другие строения. Уцелели только самые мощные куполообразные дома, больше похожие на замки. В один миг цветущий город превратился в дымящуюся и пылящуюся руину.

— Привет из прошлого, — внес ясность старший Оскол. — Примерно такое развитие событий я и подозревал. Может когда-то, и побываем в тех местах. А сейчас уходим.

Но не успела вся группа собраться, для того, чтобы Гартош мог заключить всех в кокон, как одновременно с двух сторон объявились те, кто так спешил познакомиться с пришельцами. Сухо щелкнули два арбалета, и гости еле успели уклониться от коротких болтов. Носитель с удивлением обнаружил, что магия на стрелков не подействовала. Вполне был вероятен вариант, что магия не действовала и на зверей, которые размерами немного превосходили Аруша.

— Быстро ко мне! — скомандовал носитель.

Не такая уж и безобидная оказалась ситуация. Пришельцам повезло в том, что противник (в человеческом и зверином обличии), спешно поднимался в гору, и порядком выдохся, на финальный рывок оказалось недостаточно сил. Магический вихрь захватил путешественников, как раз в тот момент, когда снова разрядились арбалеты. И они уже не видели, как человеческий отряд, и два зверя, потеряв ту добычу, к которой так стремились, бросились друг на друга. Они сошлись возле самой пещеры. Но не успели копья или мечи людей вонзится в мохнатые шкуры, а клыки и когти зверей в податливую человеческую плоть, как из пещеры вырвалось огромное щупальце, усеянное крючковидными когтями разного калибра, одним махом захватило всех, и втащило в пещеру.

Не успел маленький отряд вернуться в развалины крепости, как Мартан и Зоктер бросились к сестре, и заключили её в объятья. Не менее эмоционально Пегас приветствовал Аруша, что чуть не выдавило из каррлака слезу. Зирий топтался в сторонке, но Гартош легонько подтолкнул его к импровизированному столу, который братья соорудили из обломков, после ухода отца.

— Рассказывай, — скомандовал носитель.

Бывший гвардеец начал докладывать по армейскому сухо, но затем не выдержал, и добавил эмоций:

— После того, как вы собрали нас для магического перехода, видимо произошел какой-то сбой. Мы начали входить в… — Зирий замялся.

— В подпространство, — подсказал Гартош.

— Вот-вот, — не стал повторять пограничник. — Мы начали входить плотной группой. Я держал за руку Милену, рядом находился Аруш. Затем произошел удар. Я ухватился за Аруша, и крепче с жал руку вашей дочери. Боги, как нас бросало!

— Да, такого перехода не было давно, — подтвердил слышавший все оборотень. — Та скотина со щупальцами изрядно подпортила нам путешествие.

— Место для высадки выбирал ты, и я плохо представляла, куда мы направляемся, — продолжила Милена. — Поэтому, когда нас оторвало от основной группы, мы потеряли направление. Я чуть было не запаниковала, так как раньше со мной такого не было. Но потом собралась, и, заметив ближайший магический маяк, направилась к нему. Так мы оказались возле пещеры.

— Я сразу понял, в чем дело, — снова взял слово Аруш. — И у нас не имелось сомнений, что ты сразу же начнешь нас искать. Поэтому нам стоило продержаться до твоего прихода, и никуда не уходить. Я сбегал в разведку. Сначала поблизости никого не обнаружил. Но вскоре, видимо почуяв наше появление с помощью магии, к нам направились гости. Ты прибыл вовремя. Иначе драки было бы не избежать. А учитывая то, что магии тамошние обитатели не боятся, исход был неизвестен. И перед тем как начнутся новые расспросы и разговоры, вытащи стрелу из моего зада. Не столько больно, как обидно, и эта копытная скотина пытается зубами дернуть.

Гартошу стало стыдно, что сразу не поинтересовался состоянием дочери и друзей, и принялся исправлять упущение.

Пока вытаскивал стрелу из зада друга, и заживлял рану, Зирий добавил:

— Плюс к тем опасностям, которые мы видели, были и невидимые.

— Ты про пещеру? — переспросила Милена.

— Да. Даже я, не искушенный в магии человек, чувствовал присутствие чего-то мощного и недружелюбного.

— Он нас изучал, — подтвердила младшая Оскол. — Потому и не напал сразу. Уж больно необычным образом мы там появились.

— Я рад, что он такой нерешительный, — вертя задом, сказал Аруш. — Нет ни малейшего желания знакомиться с хозяином пещеры ближе. В нем чувствовалось что-то схожее с той, болотной тварью. Наверное родственник какой-то.

— Да, Черные земли опасны даже для нас, — задумчиво сказал Гартош. — Так и тянет туда отправиться. Возможно, выберем время. Алаза, как там наше прикрытие? Приближается?

— «Думаю, с минуты на минуту появятся здесь, — сообщила змея. — Можешь связаться с ними, и сообщить, что у нас все спокойно, пусть переходят».

Носитель так и сделал. Но увидев с помощью магии, изнеможденные лица друзей, он понял, вампиресса и дракон также нуждаются в поддержке.

— Ждите здесь, никуда не суйтесь! — крикнул он своей команде, и отправился на помощь.

Алеандра и Квирт для отдыха выбрали непростое место. На полпути от болота до Алузы имелось свое место Силы. Именно его выбрали дракон и вампиресса, чтобы набраться сил, и прикрыться местом при магическом переходе.

— Не стоило, мы и сами бы справились, — улыбнулась прибывшему на помощь носителю герцогиня. — Просто нужно было немного отдохнуть. Особенно Квирту.

— Да, мне дополнительный отдых не помешает, — устало подтвердил все еще пребывающий в виде дракона, Квирт. — Давно я столько не летал, да еще с нагрузкой.

— У нас там тоже не все вышло гладко, — сказал Гартош, и рассказал о том, что произошло после расставания.

— Я подозревала, что такое может произойти, — Алеандра не была удивлена. — Демон оказался на редкость силен, для сидящего в заключении на болоте. Мне кажется, что у него имеется особая миссия. Не просто так он там сидит. И это может иметь для нас неприятные последствия.

— Снова нежелательное внимание высших сил?

— Да, — вампиресса подтвердила предположение носителя. — И это может иметь худшие последствия, чем противостояние с каги.

— Значит, время нашего здесь пребывания сокращается, причем значительно, — пришел к выводу Гартош. — А теперь давайте я вас немного поддержу, морально и магически, и отправляемся к остальным. Пока еще чего-то не произошло.

* * *

Историю с лошадьми пришлось повторить и здесь, в Ригилии. Оскол с тревогой взвесил похудевший мешочек с золотом и драгоценностями — с таким расточительным отношением к лошадям, его намного не хватит.

Постоялый двор искали долго. Подбирали баланс, между грязью окраин, и роскошью центра. Чем ближе к дворцам императора, и его ближайшего окружения, тем больше постоялые дворы превращались в роскошные комплексы, способные принять, самых высокопоставленных гостей. Окраины же были рассчитаны для приюта бедноты, приехавшей искать счастья в столицу.

Компания Гартоша вполне могла бы претендовать на роль почетных гостей (герцогиня и князь, не последние люди), но по понятным причинам они решили не афишировать свое присутствие в столице. Приют нашли в большом постоялом дворе, неподалеку от рынка. Соответственно большую часть клиентов в нем составляли купцы, остальные это: охрана купцов, средней руки вельможи, и конечно, жулики. Несмотря на свой размер, в этой гостинице вполне можно было уединиться. Имелось много номеров с отдельными выходами, и несколько обеденных залов, где столики были отгорожены ширмами, либо вообще находились в отдельных кабинетах. Все здесь подчинялось тому, чтобы торговый люд мог спокойно без помех заключать сделки. А так же при необходимости, уединенно, либо в шумной компании отметить удачный день, либо наоборот, напиться с горя — самому, или с коллективом. В общем, этот постоялый двор являлся идеальным местом, чтобы затеряться. Хотя наверняка тайные службы имели здесь свои глаза и уши.

Носитель снял три небольших номера на втором этаже, с отдельными входами. Знакомство с городом решили отложить на следующий день. А в этот вечер следовало отдохнуть, поесть местных вкусностей, выпить местных хмельных напитков, послушать местных бардов и музыкантов, а так же подслушать разговоры, может что-то и подскажет, как попасть во дворец, не пользуясь грубой силой.

После того, как освоились в номерах, вся компания спустилась вниз, благо большой стол заказали сразу по прибытии. Один из распорядителей в зале, увидев Аруша, тут же побежал навстречу:

— С собаками в общий обеденный зал нельзя! Тем более, с такой огромной!

— А это не собака, — буркнул Гартош. — Это оборотень. А если будешь так орать, я еще лошадь свою приведу, он у меня людоед.

Служитель не оценил тонкого юмора Оскола, и продолжил возмущаться. Пришлось сунуть ему серебряную монету, и пообещать, что пес никого не тронет. А если тронет, то все возмещения за счет хозяина пса. «Пес», возмущенный таким отношением к себе, хотел было тут предоставить возможность «хозяину» приступить к возмещению, но Гартош, с помощью магии, призвал каррлака к скромности, и тому, скрипя сердце, пришлось согласиться с такой линией поведения.

Одной компанией сесть все-таки не получилось, свободного стола такого размера не оказалось. Младшие Осколы, вместе с Зирием уселись за один столик, Гартош с друзьями за другой. Только Арушу пришлось лезть под стол, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Но не привлекать внимания не получалось. И сам Гартош, его друзья, и дети, ловили на себе изучающие взгляды завсегдатаев. Во всех мужчинах их компании чувствовалась военная выправка — это привлекало внимание тех, кому требовалась охрана, либо тех, кто старался избежать контакта с таковой. Красивые женщины также пользовались повышенной популярностью в таких заведениях, и только наличие рядом мужчин с мечами, останавливало сластолюбцев.

Носитель что есть мочи обострял слух, стараясь услышать что-нибудь интересное, но безрезультатно, общий гвалт служил плохим фоном.

Через полчаса бесполезного сидения за столом, Алеандра поднялась:

— Я пройдусь, — сообщила она.

Оскол не стал её останавливать, прекрасно понимая, что постоять за себя вампиресса сумеет. А так, попав в нужное место, она сможет узнать много полезного. И действительно, не успела она пройти мимо трех столиков, как её пригласили за один из них. Не выпуская из поля зрения герцогиню, Гартош в который раз внимательно осматривал зал, и вдруг наткнулся на внимательный взгляд. Пожилой мужчина, с виду вельможа, слишком пристально рассматривал носителя, чтобы это можно было списать на праздное любопытство. Оскол удивленно поднял бровь. Порядком поседевший господин, поспешно уткнулся в свой бокал с вином. Но как только Оскол отвел взгляд, то тут же снова почувствовал на себе, все тот же взгляд.

Решительно поднявшись, и не забыв свою кружку с пивом, Гартош подошел к столу подозрительного типа, без спроса сел на свободный стул, и как можно любезней спросил:

— Мы знакомы?

— Мне кажется, я вас где-то видел, — чуть помявшись, ответил господин.

— Пили вместе, воевали? — пытался уточнить Оскол.

— Не могу вспомнить. Но, ни то, ни другое. Вспомнил! — господин хлопнул себя полбу. — На одном из Праздников Мертвых, вы задали трепку монахам каги! Вы прославились настолько, что на вас ходили смотреть, как на достопримечательность.

— Вы, наверное, ошиблись, — мягко улыбнулся собеседнику Гартош, судорожно думая, что делать. Прирезать его здесь же за столом, первое, что пришло в голову.

— У меня прекрасная память на лица, — улыбнулся в ответ господин. — Но, если бы не ваша собака, я бы еще засомневался, так как вы несколько изменились. Но такого пса, кроме как у вас, и у стражников мертвых, я больше нигде не видел.

— Я собственно с кем имею честь? — постепенно успокаиваясь, спросил Оскол.

— Господин Грин, личный лекарь графа Солонта.

— Солонт? — как бы вспоминая, переспросил Гартош.

— Вот именно! — торжествующе подтвердил лекарь. — Советник императора. Бывший министр безопасности.

— Бывших министров безопасности не бывает. Верно, Грин?

— Это точно, — пристально следя за собеседником, подтвердил Грин. — Если бы не преклонный возраст графа, он до сих пор занимал бы пост министра. Вас, кажется, обвинили в краже сокровищ, и взломе усыпальницы императора?

— Происки монахов, — отмахнулся Гартош. Варианты развития событий, проносились в его голове с молниеносной скоростью — видимо подключились атраты.

— Я думаю, вам нужно познакомиться с графом, и как можно быстрей.

— Возможно, но не так как ты думаешь, Грин.

И не успел бдительный лекарь повернуться, и позвать на помощь, стражу, либо кого-то из знакомых, как под столом, в его колено впился розовый луч. Грин пошатнулся, и начал заваливаться на спину. Гартош ухватил его за камзол, и уложил на стол.

Квирт отреагировал молниеносно:

— Что-то случилось? — подойдя с дрогой стороны стола, спросил он.

— Господину Грину плохо, — сообщил Гартош.

— Ая-яй! — зацокал языком дракон. — Наверное, ему нужно помочь.

— Обязательно. Больше ведь некому. Отведем его в нашу комнату.

Друзья подхватили лекаря с двух сторон, и потащили к лестнице. Детям, внимательно наблюдающим за процессом, Гартош жестом указал оставаться на месте.

— Что случилось с господином Грином? — подскочил уже знакомый распорядитель. — Куда вы его тащите?

— Моему новому знакомому стало плохо, может, выпил больше чем обычно, или вино неважного качества подсунули, — поудобней перехватывая лекаря, сказал Оскол. — Вынесем его на улицу, либо в наш номер. Но мы с удовольствием передадим его в ваши надежные руки, если у вас есть такое желание.

— Нет-нет, — поспешно отступил назад управитель. — Тащите дальше. Лучше в номер, это очень уважаемый человек, нечего ему валяться на улице.

Пока были на виду, Грина тащили очень бережно, практически несли на руках, но как только вошли в коридор, в котором никого не было, то лекаря поволокли волоком, стараясь, как можно быстрей скрыться в своей комнате. Лекаря бросили на кровать, и Квирт впервые поинтересовался:

— Кто это такой?

— Узнал меня по прошлому визиту, — хмуро ответил Оскол. — Ума не приложу, как такое могло произойти, из нескольких сот тысяч жителей этого города, я в первый же день, попадаю на человека, который помнит меня с Праздника Мертвых. Случайность? Невезение?

— «Учитывая то, что в первый же день, как ты попал в этот мир, встретил Зирия, то это очень подозрительное невезение», — подметил Тенос.

Дракон с носителем переглянулись, и задумчиво уставились на добычу. Так их и застала Алеандра, которая, как заправская шпионка, не пошла сразу за друзьями, а осталась контролировать ситуацию, наблюдая за реакцией посетителей, возможных друзей лекаря, и служителей постоялого двора. Не заметив ничего подозрительного, она поднялась в номер. Гартош быстро ввел герцогиню в курс дела. Она неопределенно пожала плечами:

— Если этот лекарь говорит, что большое количество людей ходили посмотреть на того, кто поставил на место ужасных каги, то нет ничего удивительного, что ты в первый же день, встретил одного из них.

— Возможно, — немного подумав, согласился носитель. — Что будем делать с этим доктором? Я сначала думал его убить, но затем пришла мысль использовать его. Правда, еще не знаю как.

— Во-первых, тебе нужно изменить свою внешность, по возможности не прибегая к магии. Мало ли, сколько твоих поклонников попадется нам в ближайшее время, — рассудительно заметила вампиресса. Во-вторых, лекарю необходимо подчистить память. И вместо того, что он вспомнил тебя по твоим прошлым приключениям, втиснуть то… Нужно хорошо обдумать, о чем ему нужно вспомнить. Но я немного пообщалась с местными купцами, и услышала, как один из них хвастался успешной сделкой, по поставке лекарственных трав во дворец императора. Судя по всему, у них очень болезненная семья. А мы, особенно ты, с атратами, прекрасные лекари.

— Нужно пробиться к императорскому телу, — сообразил носитель. — И при этом, нам необходимо отодвинуть монахов, так как врачевать императора, их хлеб.

— Тенос, ты можешь порыться в мозгу у лекаря?

— «Думаю, что да. Нужно проанализировать его воспоминания, выудить что-нибудь полезное. А затем убрать ненужные, и заменить их нужными воспоминаниями. Сними меня, и одень на голову лекаря».

Атрат мудрости, начал анализ воспоминаний несчастного лекаря, который имел слишком хорошую память на лица, и слишком длинный язык. Со слов Теноса, у Грина действительно была очень хорошая память. И судя по результатам его работы, он был неплохим лекарем. Господин Солонт не зря выбрал его своим домашним доктором. И еще одна важная деталь, советник императора по безопасности, категорически не доверял каги, не подпуская их к себе на арбалетный выстрел. На этом нужно было сыграть, только следовало обдумать детали. Из всех болячек советника, больше всего проблем и неудобств доставлял ему геморрой. Грин не мог его вылечить, лишь смягчал и успокаивал боль. Носитель скривился, не очень приятная ему предстояла процедура. Но других членов их команды такая перспектива предводителя позабавила. Посыпались советы, комментарии, и рассуждения о способностях лучшего во всех окрестных мирах врачевателя задниц.

Смех смехом, но постепенно вырисовался сценарий дальнейших действий.

10

К обсуждению воспоминаний, которые нужно было навязать Грину, подключились все, включая детей Гартоша, которые не смогли долго предаваться развлечениям, когда в комнате отца происходило что-то интересное. Милена, как маг-лекарь по образованию и профессии, внесла немало полезный советов. Гартош хотел было спихнуть на неё лечение Солонта, но дочь возразила: она не могла отобрать у отца честь лечить такого уважаемого человека, и все присутствующие её дружно поддержали.

Убрав опасные воспоминания, шаг за шагом сооружали новые. Гартош в них преподавался, как давнишний знакомый лекарь, не чуждый магии. И этот лекарь, побывавший в Черных Землях, постиг небывалые, древние знания ушедших народов. Сейчас путешествует вместе с семьей и друзьями по свету, и на короткое время заскочил в столицу Ригилии. Естественно Грин не мог упустить такую возможность, и намеревался пригласить старого знакомца, для врачевания советника, так как болезнь оного все больше обострялась.

После того, как память лекарю подправили, и несколько раз перепроверили, клиента начали приводить в сознание. Открыв глаза, лекарь стал ошалело озираться.

— Ну и испугали же вы нас Грин! — вполне искренне воскликнул Гартош. — Я так понимаю, ваша слабость вызвана переутомлением. Много работы?

— Не то слово, — начиная что-то вспоминать, ответил лекарь. — Я ведь говорил, что у господина Солонта возрастное обострение змеиной болезни.

— Змеиной? — не смог удержать возгласа Квирт.

Лекарь поудобней уселся на ложе, и, покосившись на Милену, понизил голос:

— Это когда змей спереди усыхает, а сзади растет.

Квирт понимающе хихикнул:

— Весьма распространенная среди старцев болезнь.

— Вот-вот! Господин советник весьма уважаемый при дворе человек, и, несмотря на свой возраст, мог бы еще послужить империи, но недуг изматывает его. Вот я и хотел бы пригласить господина Гартоша осмотреть моего высокопоставленного клиента.

— Грин, но ты ведь знаешь, я не люблю заниматься старческими задницами, — ничуть не покривив душой, сказал Оскол. — Ладно бы сердце подлатать, суставы подлечить. А вот «змеями» заниматься…

— Господин Солонт не жадный человек, и если у вас получится его излечить, то награда будет щедрой.

— Не то чтобы мы сильно нуждались в средствах, — с сомнением протянул носитель, — но путешествия дело затратное.

— И хочешь, не хочешь, приходится прерываться на работу, — подхватил лекарь. — Я сам несколько раз путешествовал, и знаю, что такое нехватка денег в дороге. С собой много не возьмешь — или ограбят, или потеряешь, а тратиться приходится много, с путника все стараются содрать втридорога.

— Но как отнесется сам господин советник к тому, чтобы его лечил незнакомый человек? — почти согласившись, спросил носитель.

— Не беспокойтесь Гартош. Я дам вам такую рекомендацию, что в вашей надежности не возникнет сомнений.

— Давайте сначала узнаем решение вашего клиента, а затем уже и сами примем окончательное решение, — оставил вопрос открытым носитель.

— Хорошо, — не стал спорить лекарь. — Я завтра же с утра отправлюсь к господину Солонту. И к обеду приду к вам с его ответом. Вы никуда не собираетесь?

— Хочу друзьям показать город. Они в нем ни разу не были. Но можем отложить осмотр достопримечательностей до более подходящего времени.

— Вот и хорошо, — радостно подхватился Грин. — Не буду вас больше отвлекать. Спасибо что привели в свой номер, иначе меня бы притащили бы в стряпочную, или одну из коморок.

Лекарь раскланялся с гостеприимными хозяевами, и с облегчением их покинул.

— Надеюсь, дело выгорит, — дождавшись, когда за гостем закроется дверь, выдохнул носитель.

— А я не знаю, нужны ли такие сложности, — засомневался Квирт. — Не лучше ли было бы напрямую прорваться ночью к императору, как тогда, когда мы вломились к Фистену. Ты прекрасно сумел объясниться с королем Жерана.

— Я думал об этом. Здесь ситуация несколько другая. Я бы не хотел, чтобы мы с помощью магии врывались к могущественному императору, от которого зависит будущее Лейзона. Мы уйдем, а он останется.

— А какая разница, попадем мы к нему с помощью силы, или с помощью обмана? — продолжал недоумевать дракон. — Как может повлиять на решение императора, разница этих способов?

Теперь задумался Оскол. Действительно, стоило ли морочить головы себе, и многим людям. Довод в пользу варианта с лекарем напомнила Алеандра:

— Ты забыл Квирт, что мы хотели бы не привлекать лишнего внимания своей волшбой. А пробивайся мы в защищенные покои императора, об этом тот час бы узнали монахи. Они весьма искусны в магии, и это их мир, скрыть вторжение вряд ли бы удалось.

— Даже этот довод весьма жидкий, — покачал головой Квирт. — Мы уже изрядно наследили в этом мире. Ну да ладно, поступим так, как вы считаете нужным.

На следующий день события развивались довольно таки резво. Советник, прослышав про заезжего лекаря-кудесника, не стал выдерживать паузу до обеда, а сразу же после завтрака послал своего лекаря, вместе с вестовым, за приезжим коллегой.

— Господин советник изволит познакомиться с вами, господин Гартош, — торжествующе сияя, произнес Грин. — И зовет вас к себе на обед.

— Вместе с моей семьей и друзьями? — уточнил носитель.

— Так точно, — подтвердил вестовой.

Вестовой наверняка был послан не просто так. Плотного телосложения, уже немолодой, он больше был похож на сыщика. Его внимательный взгляд оценил каждого из гостей хозяина, и тут же были сделаны выводы, которые по прибытию, будут выложены хозяину.

Собирались недолго, даже женщины. Быстро почистили сменную одежду, и в сопровождении Грина, вестового, и двух бравых служак, отправились в центр города.

Дом советника сложно было назвать дворцом. Большой двухэтажный особняк, на большее он не тянул. Правда, хорошо укрепленный особняк. Высокие, но узкие зарешеченные окна, больше напоминали бойницы, и при случае могли таковыми стать. Тяжелая дверь некоторое время сможет выдержать таран, и дюжий, хотя тоже немолодой привратник, открывал её с немалым трудом.

Войдя в дом, Оскол пытался обнаружить следы магии, но даже с помощью атратов смог заметить только остаточные явления — кто-то из обитателей дома, когда-то пересекался с магическими предметами или явлениями. Если магические ловушки и имелись в этом доме, то были мастерски замаскированы.

Хозяин дома встретил гостей в просторной гостиной, и так же чем-то неуловимо был похож на своих ближайших помощников — несмотря на весьма почтенный возраст, выглядел еще крепким, и способным на многое. Внимательный взгляд выдавал в нем человека умного, и, вероятно, честного. Гартошу стало стыдно, что он собирается попасть к императору, через задний проход этого господина, но потом эта мысль развеселила его, улыбку удалось скрыть с трудом.

— Здравствуйте господин Гартош. Здравствуйте дамы и господа, — советник первым протянул руку, и не погнушался поздороваться со всеми, даже Аруша хотел было потрепать по холке, но в последний момент благоразумно отдернул руку. — Мне Грин нарассказывал про вас всяких историй, подозреваю, что половина из них небылицы. — Он открыто улыбнулся, чем еще больше расположил к себе Оскола.

— Многое из того, что с нами происходило, можно принять за небылицы, — улыбнулся в ответ Гартош. — Сейчас уже и сами не верим. Но при случае рассказываем.

— Надеюсь услышать от вас несколько таких историй. — Советник чуть отступил в сторону, и приглашающе указал рукой. — Прошу!

Приглашал он в среднего размера столовую, где свободно могло разместиться два десятка человек, а если поплотнее, то и три. Стол не поражал роскошью, но все блюда выглядели весьма аппетитно. Рассадив каждого из гостей, Солонт уселся во главе стола последний.

— Надеюсь, вы голодны, угощайтесь, — без всяких церемоний и вступительных слов пригласил хозяин. — Я не слишком богат, поэтому без всяких изысков. Но у меня прекрасный повар, и вам должно понравиться.

Слуга, опять-таки немолодой, прошелся, и разлил вино по бокалам.

— За знакомство, — не придумывал ничего сверхнового хозяин, и все дружно пригубили рубиновый напиток.

— Отличное вино, — оценила Алеандра. — Не менее десяти лет выдержки. Чувствуется рука мастера, и благоприятная в тот год похода.

— Вы правы сударыня. Это вино с лучших виноградников юга Ригилии. Хозяин виноградника мой хороший знакомый, и неизменно, каждый год, присылает мне несколько десятков бутылок своего лучшего вина. Этому, десять лет.

Вежливо перекинувшись с гостями ничего незначащими фразами, хозяин отложил вилку, и уставился на носителя уже серьезным взглядом:

— Грин изложил вам суть моей болезни? Вы сможете помочь?

— Смогу, — не стал тянуть с ответом Гартош целитель. — Ничего сложного в вашем случае я не вижу. Во всяком случае, пока, — он чуть заметно улыбнулся. — Обычная возрастная болезнь.

— Я конечно, не сведущ в лекарстве, и… скажем так, знахарстве. Но эта болезнь началась, когда я вошел в конфликт с монахами каги. Можно сказать, на другой же день.

— Это уже интересно, — Гартош наколол на вилку нечто вычурное, и как оказалось вкусное, и отложил кухонный предмет. — Если монахи наложили на вас проклятье, либо это результат действия ядов, в которых они мастера, придется повозиться. Но, думаю, справлюсь.

Солонт чуть заметно поморщился, и это не ускользнуло от внимания носителя.

— Вас смущает слово проклятье?

— Немного, — не стал отпираться советник. — Не то, чтобы я вообще не верил в магию и что-то подобное, за время своей службы я сталкивался с всякими чудесами, но гораздо чаще мне приходилось иметь дело с проходимцами, гордо именующими себя магами.

— Могу вас заверить, господин советник, что с разного рода мошенниками мне приходилось встречаться не меньше вашего. Я, и многие из присутствующих здесь, бывали в таких местах, где магия под абсолютным запретом, и где за одно подозрение занятия нею, могли отправить на виселицу, или на костер. А случались и другие случаи, во многих местах магия считается самым обыденным делом, и тяжело найти тех, кто не пользуется нею.

— И где же такие места? — пристально посмотрев на носителя, спросил хозяин дома.

— Не думаю, что вам что-то скажут названия, — выдержав прямой взгляд, ответил Оскол. — Мне кажется, нам нужно от слов перейти к делу, чтобы я не оказался очередным мошенником.

— Вы правы, господин таинственный лекарь. Пройдемте в мой кабинет.

— Может лучше в спальню? Мне нужно, чтобы вы приняли горизонтальное положение.

— У меня в кабинете есть удобный диван, — улыбнулся советник. — Господин Грин больше предпочитал оказывать свои лекарские услуги именно в кабинете.

— Тогда в кабинет.

Поднявшись на второй этаж, и уложив пациента в нужную позу, Гартош выпроводил, увязавшегося было Грина за дверь.

— Не люблю, когда наблюдают, как я работаю, — объяснил он разочарованному лекарю. — К тому же, у меня есть свои секреты.

Закрыв за лекарем дверь, носитель сразу же принялся за дело. Советнику даже не пришлось снимать верхнюю одежду, что вызвало у него недоверчивый смешок. Впрочем, долго возиться с высокопоставленной задницей Гартош не собирался. Пациента отправили крепко спать, и атраты быстро решили его проблемы. А заодно, бонусом, вернули ему мужскую силу, убрали отдышку, укрепили сердце, и сняли боль с суставов.

Закончив лекарские дела, Гартош не спешил приводить пациента в себя. Он проверил кабинет на наличие магии, и обнаружил несколько амулетов. Верил советник в магию, или нет, но защитными амулетами пользовался. Амулеты были слабыми, и большая их часть потеряла силу, но все-таки создавал их маг. И этот маг не был монахом каги — у тех имелась своя, особенная магия. Еще немного побродив по кабинету, и не обнаружив для себя ничего интересного — разного рода бумаги интересовали Оскола мало, он собирался разбудить советника. Но Тенос внес предложение:

— «Нужно ненавязчиво внушить ему, чтобы он поделился радостью исцеления с императором. Причем немедленно. Нечего пускать такое дело на самотек».

Угрызений совести не возникло ни у кого, так что никто не стал возражать атрату мудрости. Нужные манипуляции заняли еще минут десять, и только тогда пациента привели в себя. Солон открыл глаза, нашел взглядом Гартоша:

— Вы закончили?

— В общем, да. Думаю, вы должны остаться довольны результатом. Грин!

Лекарь вошел тут же, явно стоял за дверью:

— Как вы, господин советник?

Советник сел, прислушался к своим ощущениям:

— Пока все просто отлично.

— Я вас осмотрю?

— Это без меня, — поднялся с кресла Гартош. — Увольте меня от радости наблюдения за вашей задницей. Я буду ждать вас внизу.

Никто не стал возражать, и задерживать приезжего целителя, и Оскол спустился в столовую.

— Как все прошло? — первой задала интересующий всех вопрос Алеандра.

— Просто прекрасно! Задница советника исцелена. А заодно и другие части тела ему подлечили. Надеюсь, мы не зря сюда пришли.

Старший Оскол попросил слугу налить ему вина, и пока советник с лекарем спустились со второго этажа, он успел осушить пару бокалов.

Взгляд Солонта излучал растерянность, недоумение, и немного испуг. С удовольствием усевшись на свое место, хозяин тут же объяснил свои чувства:

— Вот уж не думал, что на старости лет кардинально поменяю свое мнение, на такое явление, как магия, но, похоже, придется менять. Кроме как магией, моё моментальное исцеление ничем не объяснить.

— У меня тоже нет других объяснений, — вставил Грин.

— Я же говорил, в мире много разных чудес, — многозначительно произнес Гартош.

— Во сколько вы оцените свои услуги? — не стал тянуть с еще одним важным вопросом советник.

— Цену можете назначить сами, — увильнул от прямого ответа Оскол.

— А вы хитрец, господин лекарь, — хмыкнул Солонт. — Для каждого человека его здоровье бесценно. Тем более, для людей немолодых.

— Я не знаю, насколько вы платежеспособны. Пятьдесят золотых для вас посильная сума?

— Вполне. Даже сто. Ведь у меня стойкое ощущение, что вылечили вы мне, не только то место, которое доставляло мне столько проблем.

— Вы правы. Я уделил внимание вашему сердцу, легким, суставам. А так же… Думаю, скоро вы сами поймете чему еще.

— Уже начинаю догадываться.

Советник поднялся, и снова удалился. Вернулся он быстро, с четырьмя увесистыми кошельками.

— Это ваше, — положил он их перед носителем.

Гартош кивнул, и распределил ношу между Квиртом, Мартаном, Зоктером, и собой. Гости не стали засиживаться, и занимать внимание хозяина — наверняка у него имеются важные государственные дела. И хотя Солонт порывался еще расспросить своего нового лекаря о далеких странах и землях, но тот сослался на усталость, и, опорожнив еще один бокал, действительно хорошего вина, увел свою компанию тратить честно заработанные деньги.

Выйдя из дома советника, Гартош быстро рассказал своей команде о своих последних действиях.

— Будем надеяться, что советник не слишком долго будет тянуть с визитом к императору, — сказала Алеандра. — Ведь это удача государственного масштаба, отыскать такого удивительного лекаря.

— Может оставить возле дома сигнально поисковый зонд, — отойдя от дома на пару сотен шагов, задумчиво произнес Гартош. — Чтобы быть в курсе, когда советник отправится к императору.

— Если атраты смогут сделать это так, чтобы никто не отследил зонд, то это может оказаться полезным, — одобрила герцогиня.

— «Сможем», — заверила Алаза.

Оставив следящий зонд, повеселевшая компания наняла двух извозчиков, с тем, чтобы они показали гостям города главные достопримечательности, и самые злачные места.

* * *

Гартош рассчитывал, что на следующий день император уже будет знать о чудесном исцелении своего советника, и определится, нуждается ли венценосная особа в новом лекаре. Но все произошло гораздо быстрее. Уже через четыре часа, личная карета императора, и два десятка гвардейцев, стояли под постоялым двором, в котором остановились Гартош и компания. Предупрежденные сигнальным зондом, иномиряне успели вернуться вовремя.

— Прошу прощения, — виновато развел руками Грин, снова стучась в дверь комнаты Гартоша. — Но господин советник поделился радостью с императором, и тот, тут же изволил с вами познакомиться. Только на этот раз вас просят приехать одного.

— Хорошо, — не стал разыгрывать удивление, и долго тянуть с ответом Оскол. — Всю компанию брать с собой я не буду, но даму возьму.

Грин вопрошающе взглянул на молчаливого господина, который его сопровождал, и тот кивнул:

— Против дамы император возражать не будет.

У герцогини имелся огромный опыт общения с венценосными особами, поэтому Оскол очень на неё надеялся. Милена быстро помогла вампирессе облачиться в обновки, прикупленные именно к этому случаю, и иномиряне, в почетном сопровождении отправились на прием.

Во дворец Читуния попасть оказалось непросто, даже по его личному приглашению. Многочисленная охрана несколько раз останавливала карету, и чуть ли не обнюхивала визитеров. Еще больше кордонов стражи оказалось внутри самого дворца. Здесь гостей еще и обыскали, причем самым тщательным образом. Оскол опасался было за честь подруги, но для осмотра дам имелась отдельная комната с женским персоналом, так что честь не пострадала.

— К чему такие строгости? — поинтересовался носитель у Грина, которого досматривали не менее тщательно.

— На императора за последние полгода было три покушения.

— Кому он так не угодил?

— На юге восстала одна из провинций. Восстание подавили, но зашевелились на востоке. Такчто желающих хватает.

Больше задавать вопросов Гартош не стал, так как слишком уж глубоко влезать в государственные дела у него желания не имелось, да и новые двери, с новой стражей не способствовали разговору на политические темы. В очередном зале гостей встретил сам советник Солонт.

— Извините, что снова вас побеспокоил, господин Гартош, и госпожа Алеандра, но я поспешил поделиться радостью своего исцеления с императором, и он загорелся идеей встретиться с вами. Ведь у него самого, и у его семьи слабое здоровье, и такой лекарь, как вы, могли бы принести пользу, не только императорской семье, но и всей империи тоже.

— Не думаю, что меня хватит на всю империю, — скромно улыбнулся Оскол.

— Никто не заставит вас лечить всю империю, — заверил заезжего лекаря советник. — Но если император болен, то и империя больна. А если глава державы здоров, здорова и империя.

— Интересная у вас философия, — подала голос герцогиня. — Логика в этом есть, и не малая, но эти вещи не всегда так взаимосвязаны.

— И еще я слышал, здоровьем императора и его семьи занимаются монахи каги. Вы хотите меня с ними столкнуть?

— Вы не выглядите трусом, господин Гартош. Мне кажется, что вас не испугают опасные конкуренты. А то, что именно они занимаются здоровьем нашего монарха, меня беспокоит больше всего.

— Не доверяете монахам?

— Более чем кому либо. Прошу за мной.

Советник провел гостей по нескольким комнатам и коридорам. Император встретил лекарей, толи в большом кабинете, то ли небольшом зале, для неофициальных приемов. Монарху было пятьдесят с небольшим лет, но выглядел он гораздо старше — слабое здоровье, и государственные дела, не способствовали моложавому виду. При виде гостей он приподнялся из-за круглого стола — на десяток человек, и неопределенно махнул рукой:

— Прошу.

Мол, выбирайте себе места сами, какие хотите.

Гартош уселся напротив венценосной особы, Алеандра слева, советник справа, Грина на этот разговор не пригласили.

— Вас уже уведомили, какое у меня к вам дело? — спросил император носителя.

— Да, ваше величество.

— Что вы на это скажете? Сможете ли вы, заняться здоровьем моей семьи?

— Дело в том, ваше величество, что у нас ограничено время пребывания в вашем городе. Есть дела, которые мы не можем отложить. Но, за то время, что у нас есть, мы сделаем все, что в наших силах. Кроме меня, лекарством занимаются, Алеандра, и моя дочь, Милена, но она осталась на постоялом дворе. Втроем мы много чего сумеем, даже за короткое время.

— Главное, чтобы нам не мешали, — вставила вампиресса. — Каги может не понравится, что на их территорию зашли чужаки. Наверняка попытаются натравить ваше окружение, и вас самих, на конкурентов, то есть, на нас.

— На их территорию… — криво улыбнулся Читуний. — Мы действительно стали их территорией. При малейшей попытке позвать других лекарей, кому-то из членов нашей семьи становится хуже. Я не могу рисковать здоровьем своих детей и внуков. Наша встреча является тайной. Не хочу, чтобы монахи раньше времени узнали об еще одной попытке. И еще, я хочу лично убедиться, что вы можете принести пользу. Солонту я, конечно, доверяю, но вас вижу впервые. Я хочу, чтобы вы меня осмотрели, и вынесли свой вердикт. Но при этом должна присутствовать охрана.

— Как мне это не нравится, работать при свидетелях, — вздохнул носитель, — но придется согласиться. Не хочется оставлять вас на попечении каги, у меня с ними свои счеты.

— Тогда не будем откладывать, прошу вас господин лекарь в соседнюю комнату. — И император решительно поднялся.

В соседней комнате имелась кровать, пару диванов, и четыре кресла. А также четверо стражников — два мечника, и два арбалетчика. На каждом Оскол почувствовал защитные амулеты. Он усмехнулся, работать под прицелом арбалетов ему еще не приходилось.

— Ложитесь на диван, ваше величество. Устраивайтесь поудобней. Приступим.

Носитель перевернул перстень камнем вниз, и начал обследование монарха.

— «Аккуратней! — сразу же воскликнула Алаза. — Клиент буквально опутан сигнальными и сторожевыми заклинаниями! Они могут сработать на постороннюю магию!»

— Вот черт! — Гартош опустил руки.

Он и сам увидел эту паутину, но никак не думал, что она такая чувствительная. Хорошо, что Алаза вовремя предупредила, обследование, по сути дела, так и не началось.

— Что случилось? — Читуний не закрывал глаз, и внимательно следил за новым лекарем.

— Каги. Они опутали вас сторожевыми заклинаниями. Боюсь, если я их потревожу, монахи тут же об этом узнают.

Читуний с тяжелым вздохом сел:

— Вы бессильны?

— Нет. Я могу наплевать на заклинания монахов, взломать и снять их. Могу обойти их. Но на второй вариант понадобится больше времени, заклинания непростые. Выбор за вами. Либо мы работаем в открытую, со всеми вытекающими последствиями. Либо пытаемся сохранить тайну, но тратим много лишнего времени.

— Сохраняем тайну, — снова вздохнул император. — Я еще не готов воевать с монахами.

— Тогда наберитесь терпения.

Носитель снова уложил императора, и вместе с атратами начал колдовать. Сложность была не в том, чтобы обойти заклинания, их необходимо было снять, обследовать клиента, и снова установить так, чтобы монахи ничего не заподозрили.

— Мне нужен еще один человек, — после проведенных исследований, сказал носитель.

— Зачем? — резонно поинтересовался монарх.

— Я сниму с вас заклинания, повешу их на другого человека, чтобы они не мешали. Когда я закончу с вами работать, заклинания снова будут установлены на вас.

— Охранник подойдет?

— Вполне.

Читуний подозвал одного из мечников, и тот, после недолгого колебания, уселся на свободное кресло. Снова закипела работа. Каги оказались довольно таки искусными магами. Расшифровать их заклинания оказалось непростым делом, даже для Теноса. Но постепенно проблема решалась. Заклинания слой за слоем снимались с монарха, и цеплялись на мечника, настороженно поглядывающего на мага-лекаря.

Даже при помощи атратов Гартош порядком устал. Но спустя продолжительное время снял всю сигнализацию с императора. Тяжело усевшись в кресло, он вытер пот:

— Одну часть работы сделали. Теперь посмотрим, каких хворей они на вас нацепляли.

Разбор хворей монарха, заняло гораздо меньше времени, чем снятие защиты.

— Смотрите, что я обнаружил, — начал объяснять носитель, после изучения здоровья главы государства. — Вы действительно больны. И нажитых за свою жизнь болезней у вас хватает. Но все они вполне излечимы. Но, кроме ваших «родных» болячек, вам подкидывают новые. Каким образом. На вашем теле, на всех ключевых точках, на всех органах, расположены заклинания, с помощью которых управляют вашим здоровьем. Это очень серьезные и действенные магические инструменты. Я еще удивляюсь, как они напрямую не управляют вами, и через вас, империей.

— Почти управляют, — криво усмехнулся Читуний. — Что можно сделать?

— Убрать их заклинания. И вылечить вас. Но скрываться уже не получится. При первой же встрече, монахи узнают, что кто-то вмешался в их работу. Решайте.

Внутри императора происходила нешуточная борьба:

— Я видел, как оживился, почти омолодился Солонт. Он похвастался, что за много лет, к нему вернулась мужская сила, и он снова познал женщину. Я тоже хочу вернуть здоровье, и не зависеть от монахов. Но с ними, у меня есть хоть какая-то гарантия, мало-мальски здорового существования.

— Это скорей иллюзия здоровья. Но вы, и ваша семья, на многие годы можете стать действительно здоровыми. За это время вы найдете толковых лекарей, знакомых с магией, и они обеспечат вам дальнейшую здоровую жизнь.

— Магия редка в наших краях, — засомневался монарх. — Хорошего мага найти непросто, даже мне, императору великой империи.

— Магии в ваших краях достаточно, — не согласился носитель. — И маги, наверняка имеются. Но я так подозреваю, что магия у вас не в почете. Поэтому люди, владеющие нею, вынуждены скрываться. Поощряйте занятие магией. Откройте школы. Возьмите её под свой контроль. И вы избавитесь от диктата каги.

— Это не так просто. Много веков у нас культивировалось неприятие магии. И церкви против.

— Церкви всегда против магии, — улыбнулся Гартош. — Ведь маги отбирают у них монополию на чудеса.

Император бросил на носителя острый взгляд:

— Вы много видели чудес?

— Много, очень много, — согнав улыбку с лица, очень серьезно ответил Гартош. — И дело в том, что то, что в одном месте считается чудом, в другом, является вполне обыденным делом. Вы можете стать тем императором, который магию сделает обыденным делом и в своей стране.

После нешуточной борьбы, Читуний, наконец, решился:

— Хорошо! Лечите! Применяйте вашу магию!

Своей нерешительностью Читуний напомнил Осколу Витана, нынешнего императора Виктании. И поэтому становилось понятным, почему в Ригилии так вольготно себя чувствовали каги. Очень было похоже на действия ведьмы, которая будучи женой Витана, практически руководила государством. Начала формироваться мысль, что и этой империи нужно помочь избавится от чужого вмешательства. Еще не понятно как, но помочь нужно.

Отправлять в бессознательное состояние клиента носитель не стал, наоборот, ему очень хотелось, чтобы император самой крупной империи, почувствовал силу его магии, и понял, с каким великим магом лекарем пришлось столкнуться. И император следил за действиями лекаря с предельным вниманием. Он прислушивался к своим ощущениям, а затем набрался смелости, и начал расспрашивать целителя. Гартош не делал тайн из своих действий. Ну, почти не делал… Он подробно объяснял клиенту, что, как, и почему происходит с монаршим телом. И было видно, что Читуний относился к этому волшебству с особым интересом и почтением.

Несмотря на то, что болезней у императора хватало (как своих, так и принесенных извне), его лечение не являлось для носителя непосильным трудом. С помощью атратов, и не таких сусликов удавалось вытаскивать из смертельной норы. Тенос предлагал исцелить монарха за несколько приемов, чтобы добавить значимости магу-лекарю. Но Гартош решил не тянуть, и вылечить Читуния за один раз — времени для раскачки не имелось.

После целого часа кропотливой работы, Оскол отошел от императора, и с удовольствием уселся в удобное кресло:

— Вот и все, ваше величество. Вы здоровы.

— Вот так просто? — неуверенно садясь, спросил Читуний.

— Поверьте, то, что я сделал, не было простым занятием. Я проделал довольно таки сложную работу.

— Извините. Я не хотел вас обидеть. Но монахи…

— Забудьте про монахов. — Перебил Читуния Гартош. — Точнее, забудьте про них, как про своих лекарей, и думайте, что они теперь ваши противники. Можно даже сказать, враги. Они не простят вам то, что вы вырвались из под их власти. Правда, еще не полностью. Еще есть ваша семья.

— Не только семья, — пробормотал монарх. — Вся империя опутана их сетями.

— Это большая война, — смотря в глаза Читунию, сказал Гартош. — Готовы ли вы к ней?

Читуний надолго задумался, и носитель его понимал. От каги, конечно, хотелось бы избавиться, но те ведь не согласятся с новым порядком вещей, и наверняка затеют свару на всю империю, где исход будет неизвестен.

— Каги сильны, — наконец начал говорить император, — а у меня немного союзников, которые могли бы помочь, в борьбе с ними. — И он вопросительно посмотрел на носителя.

Гартош неопределенно хмыкнул:

— Я не против вам помочь, но надеяться вы должны в первую очередь на себя. Ведь я, рано или поздно уйду, и противостоять монахам вам придется самим.

— Я понимаю.

— А насчет союзников… Вам необходимо поднять престиж магии и магов. В первую очередь магов-лекарей. Тогда на своей земле вы на равных сможете бороться с засилием чужих магов. Ведь вдали от своих гор, каги не так сильны, как хотят казаться.

— Но церкви против.

— Попытайтесь найти общий язык со жрецами. Предложите, например, чтобы сами церкви взяли магов под свой контроль, и под своё крыло.

— А это идея, — оживился император.

— Но тогда они должны принять действенное участие в изгнании каги из Ригили. Ведь это, как я понимаю, и в их интересах тоже. Или они поддерживают тесные отношение с монахами?

— Как раз наоборот, у них довольно натянутые отношения.

— Вот и используйте это. Убедите старших жрецов, что они займут место, которое сейчас занимают каги.

— Это может вызвать излишнее возвышение церквей.

— Со своими церквями всегда легче справится или договорится, чем с сильным противником извне. Сколько у вас церквей?

— Три основных, и десяток поменьше.

— Отлично. Можно сыграть на противоречиях между ними. Давая больше полномочий, той или иной церкви, вы займете их борьбой между собой, а не посягательствами на власть императора.

Читуний взглянул на своего целителя с новым интересом:

— Сдаётся мне, что вы не простой лекарь. Сейчас вы больше похожи, на опытного политика.

— Я не только лекарь, — многозначительно улыбнулся Оскол. — Мне много чем приходилось заниматься. В том числе, и политикой.

Император молча смотрел на собеседника, ожидая продолжения, и оно последовало.

— Нам нужно поговорить без свидетелей, ваше величество.

Монарх раздумывал недолго, и уже не опасаясь лекаря, жестом отпустил охрану.

11

Решив не затягивать объяснение, Гартош снял с пальца Фатар, и протянул его Читунию.

— Вы узнаёте этот перстень?

Император покрутил его в пальцах, вернул носителю, и покачал головой:

— Нет. А должен?

Носитель не одевая атрат силы, так же взвесил его в ладони:

— Примерно год тому назад, этот перстень был выкраден из вашего фамильного склепа, что находится в Земле Мертвых.

Император чуть не задохнулся от удивления, и возмущения:

— Так это был ты? Ты осквернил последнее пристанище моих предков?!

— Я, — скромно ответил Гартош, и, оторвав взгляд от перстня, пристально посмотрел на собеседника.

Читуний откинулся на спинку кресла, и так же уставился на осквернителя могил, изредка бросая взгляды на перстень. Гартош понимал, какие мысли крутятся в голове императора — он оказался во власти этого проходимца лекаря, и вряд ли ему дадут позвать охрану.

— Прежде чем вы примете какое-то решение, я хотел бы, чтобы вы меня выслушали.

— А у меня есть выбор? — криво усмехнулся Читуний.

— Выбор есть всегда. Я, например, мог не рассказывать вам про перстень.

— Я так понимаю, попал ты ко мне, совсем не случайно?

— Не случайно. Я искал случая, попасть к вам. И Грин мне попался как раз вовремя.

— Значит, вся эта история, про путешествия и Черные земли, ложь?

— В значительной мере да. Но не все в моем рассказе ложь.

— Тогда я жду правду. У вас есть немного времени, пока я не позову стражу.

Гартош не стал объяснять императору, что стража ему не поможет. Что он без труда может покинуть дворец, несмотря на всю его охрану, но решил пожалеть самолюбие монарха. Вместо этого он создал в ладонях маленькое солнце, и немного подержав его, отправил парить под потолок. Шторы на двух высоких окнах он закрыл движением пальца, но вряд ли Читуний заметил это новое проявление магии, все его внимание было поглощено рукотворным солнцем, что как настоящее, не просто освещало комнату, но еще и приятно грело.

— Вы не просто лекарь или знахарь, вы настоящий маг… — не отрывая взгляда от маленького светила, прошептал император.

— Это правда. И это чудное светило, лишь малая доля того, что я умею. И этот перстень, что я взял у вашего предка, мне нужен для лучшего владения, этой самой магией.

— Украл, — наконец оторвавшись от созерцания магического светила, уточнил Читуний. — Не взял, а украл.

— С вашей точки зрения, украл. С моей, и любого другого мага, взял. Такие вещи не принадлежат кому либо, они сами по себе. По большому счету, они и мне не принадлежат.

— Они? Ты украл не только перстень?

— У вас я взял только перстень, — пытаясь сохранить спокойствие, ответил носитель, — остальные магические реквизиты в других местах, о которых вы даже не слышали.

— Так вот как становятся магом. Наворовал магических побрякушек, и потом мнишь себя великим магом.

— Держи, — не выдержал Гартош, и снова бросил императору перстень. — Пользуйся, если сможешь.

Поймав перстень, Читуний нерешительно взял его двумя пальцами, и посмотрел на носителя:

— Ты ведь не просто так мне его дал? Есть какой-то подвох? Вряд ли ты так легко расстался бы с такой ценной вещью.

— Мои слова тебя не убедят. Ты должен сам попробовать овладеть тем, чем когда-то владел твой далекий предок.

Еще немного поколебавшись, император натянул таки Фатара на безымянный палец левой руки — видимо решив, вдруг что случись, его жалко меньше всего. Оскол с легкой усмешкой наблюдал за новым «носителем» Фатара. Некоторое время ничего не происходило, и император недоуменно посмотрел на носителя настоящего — мол, где волшебство.

И вдруг Читуний подскочил, как ужаленный:

— Что! Что происходит?!

— А что происходит? — и сам заинтересовался Оскол.

— Это не ты со мной разговариваешь?

— А, это. Нет, не я. Это перстень с тобой разговаривает. Кстати, его зовут Фатар.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, он разумен. А ещё довольно своенравен. Впрочем, как и все атраты, что есть у меня.

Монарх недоверчиво смотрел на Фатара, но затем лицо его снова озарилось разными эмоциями: испуг, удивление и восхищение одновременно. Видимо между ними происходи какой-то диалог, и носитель его не слышал.

Император нервно заходил по комнате, что-то бормоча себе под нос. В какой-то момент он сжал кулаки, и воскликнул:

— Теперь я твой хозяин! Ты должен меня слушаться, а не указывать мне.

И в следующий момент, он упал, как подкошенный — Фатар не терпел, такого к себе обращения. Гартош вздохнул, подошел к Читунию, поднял его с толстого ковра, и усадил в кресло. Перстень он снял без сопротивления. Живительный зеленый луч, быстро привел императора в себя.

— Вот видишь, с ними не так просто управиться. Атраты сами выбирают, кто будет их носителем. Ты думаешь, что я по собственной воле отправился, демон знает куда, собирать эти штуки? Нет, это было их решением. Они, конечно, мне здорово помогли, но теперь приходится исправлять то, что произошло при их поиске.

Читуний надолго задумался. Наконец он поднял голову:

— Они тобой управляют?

— Нет, что ты. Скорей, у нас с ними соглашение, я помогаю им, они помогают мне. А затем мы расстаемся.

— Ты добровольно с ними расстанешься?

— У меня нет другого выбора. Кроме большого могущества, они предоставляют ёще много проблем.

— Так у них вообще нет хозяина? Кто-то же их создал?

— Их создали могучие маги, давно ушедшего народа. Во всяком случае, они сами мне так сказали. И сейчас, насколько я понимаю, у них хозяина нет. Они кочуют от одного носителя к другому, но долго не задерживаются ни у одного. Так что то, что Фатар оказался на пальце у твоего предка, не делает еще его обладателем этого атрата.

Как то незаметно носитель перешел на ты с императором, но у того такая фамильярность не вызвала протеста.

Император больше спорить о принадлежности перстня не стал, вместо этого уточнил:

— Значит, магические вещи называют атратами?

— Не все, только самые мощные из них. Кстати, что ты слышал о своём предке, что обладал этим атратом?

— О! Это был один из самых выдающихся императоров нашей империи! При нем она выросла, чуть ли не вдвое. Правда теперь мне приходится пожинать плоды его великодержавной деятельности. Многие из тех провинций, что он присоединил, сейчас бунтуют против Алузы. А ещё, как раз при нем, начались гонения на магов, и против магии.

— Боялся конкуренции, — понимающе хмыкнул Гартош. — И это тебе так же придется исправлять. И ещё. Насколько я знаю из рассказа атрата, твой предок прожил довольно долгую жизнь. Он мог пожить и дольше, но Фатар решил, что достаточно, и выкачал из своего носителя всю энергию, и тем самым прекратил его жизненный путь.

Читуний нахмурился, но не стал комментировать слова собеседника, но его взгляд, брошенный на перстень, красноречиво говорил, что желания обладать этим атратом у него стало гораздо меньше.

— Что будем делать дальше? — спросил он. — Как ты собираешься исправлять то, что наворотил в Землях Мертвых, в прошлом году?

— Передо мной стояло две задачи. Первая — вытащить Лейзона из лап каги. Вторая — добиться смягчения сердца императора Ригилии, с тем, чтобы он отозвал свои претензии к императору Лотта. Вторую задачу я пытаюсь сейчас решить.

Читуний улыбнулся, и принял горделивую позу:

— И как ты считаешь, успешно справляешься с поставленной задачей? Посильна она тебе?

— Мне кажется, справляюсь вполне. Мне не пришлось ни кого убивать. Как раз наоборот, я излечил от всех болезней императора великой империи, включая те, что навесили на него каги. И в скором времени, мы возьмемся лечить его семью.

Монарх разом потерял всю свою напускную важность:

— Да, для меня сейчас, это самое главное. Но кроме этого, я хочу, чтобы ты помог мне избавиться от каги окончательно. Чтобы они больше не имели такого влияния в моей империи, какое имеют сейчас.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал носитель.

— А как ты собираешься решить свою главную задачу, вытащить своего друга из лап каги? Монахи просто так его не отдадут. Или у тебя есть что предложить, и им тоже?

— Боюсь, что монахам мне предложить нечего. Все придется решать хитростью, и грубой силой. И то, и другое в наличии имеется.

— То есть, ты хочешь отправиться в те страшные горы?

— Именно.

Император задумчиво уставился во все еще зашторенное окно. Носитель, так же, не вставая, отодвинул штору, но император этого словно не заметил.

— Боюсь, что с монахами мне придется бороться самому, — наконец произнес монарх.

— Ну почему одному. У тебя вся империя в подчинении. Найди нужные рычаги, и заставь всю империю возненавидеть каги. И не просто ненавидеть, а и перестать бояться. И ты рано нас сбрасываешь со счетов. Мы не самоубийцы. Мы отправимся к каги вытащить нужного человека, а не сдохнуть там. К тому же, я не хочу брать с собой туда своих детей, они останутся здесь. Они хоть и молоды, но вполне приличные маги, и помогут тебе в первое время.

Читуний вздохнул, и встал с кресла:

— Будем надеяться, что у тебя все получится. А сейчас, я хотел бы пригласить сюда Солонта, и рассказать ему всё. Ты ведь не против?

— Против Солонта нет. А вот Грина лучше оставить в неведении. Так будет лучше для всех. И еще нужно позвать Алеандру, она в государственных делах весьма опытна. И этот опыт нам очень пригодится в борьбе с каги.

Император не возражал. Он позвонил в колокольчик, и новые участники беседы были приглашены.

Солонту пришлось все объяснять по новой. Бывший (а возможно, что и восстановленный) руководитель спецслужбы быстро осознал суть происходящего. Он пытался не показывать, что разозлен и раздосадован тем, что его использовали, как сопливого мальчишку. Вместо этого, он выразил своё восхищение Гартошу и Алеандре, блестяще проведенной операцией, по внедрение в доверие к императору великой страны. Но взгляд его стал более цепким и недоверчивым. Но, тем не менее, он выразил одобрение плана об избавлении от каги. И чтобы их место заняли контролируемые местные маги. Начали тут же набрасывать план действий, во время обсуждения которого все убедились, что опыта в государственных делах и интригах (что по сути одно и тоже), больше всех у Алеандры.

* * *

Весть о том, что они остаются в Алузе, младшие Осколы восприняли, как личное оскорбление. Никакие уговоры, и объяснения — мол, у вас тоже важная миссия, не смогли убедить в том, что их подло не обманули, и не дали поучаствовать в серьёзной заварушке. Пришлось старшему Осколу стукнуть по столу, и в приказном порядке объявить: младшие остаются в Алузе!

И не менее жестко добавить:

— Операция слишком сложная и опасная. Я не могу рисковать, и брать в неизвестность слабо подготовленных бойцов.

— Мы участвовали в войне против Гроброса! — с трудом сдерживая слезы, воскликнула Милена.

— Здесь нет Гроброса, и нет Виктании, — отрезал Гартош, и на этом спор прекратил.

Невидимая война с каги началась, когда их сторожевые заклинания, прикрепленные к императору и его семье, дали сбой. Их визит во дворец подкрепил самые наихудшие опасения монахов — их туда попросту не пустили. Через подкупы они узнали, что во дворце появились незнакомцы, и не отходят от императора ни на шаг. Не составило большого труда догадаться, что эти незнакомцы напрямую связаны с происшествием в горах, где погиб отряд каги.

А тут еще новая напасть, церкви, как сговорившись (а потом выяснилось, что именно сговорившись), ополчились против каги, вызвав волну недовольства странными и страшными соседями. Так что, оставив тайных соглядатаев, монахи спешно старались покинуть Ригилию.

Окрыленный первым успехом, Читуний объявил набор в первую школу магов. Не отставали от него и церкви, основав при каждой, свою подконтрольную школу. И вот тут случилась загвоздка — даже слабые маги не торопились выходить из подполья, памятуя недавние гонения, поэтому, даже те немногочисленные ученики, что пришли в императорскую школу, оставались без учителей. В церковных школах дела обстояли получше — владеющие магией жрецы имелись. Вот здесь и пригодились младшие Осколы, им пришлось занять место преподавателей в императорской школе. И нужно сказать, новая роль пришлась им вполне по душе, ведь среди учеников имелись симпатичные девушки, что особенно радовало Мартана и Зоктера, и юноши, что не могло не порадовать Милену.

* * *

Атраты нашли в горах каги несколько мест, куда, по их мнению, можно было перенестись, не оставив заметного магического следа. Необходимо было выбрать наиболее удачное место. А учитывая то, что никто об этих горах, как и о самих каги, не владел сколько-нибудь значимой информацией, можно было смело тыкать пальцем в любое из этих мест, ну или тянуть жребий.

— Давайте более внимательно осмотрим те места силы, которые находятся ближе всего к храму, где держат Лейзона, — предложил логичный ход Гартош.

Таких мест обнаружилось три: странного вида пещера (что очень напоминала собой огромный женский половой орган), брошенный карьер, где раньше добывали одну из разновидностей магической руды, и развалины — то ли огромного храма, то ли небольшого города.

Пещеру по молчаливому согласию, даже не стали обсуждать, не хотели выяснять, что там внутри. Тщательно разбирали два объекта: развалины, и карьер. Проблема состояла в том, что каги были очень чувствительны к магии, и вполне могли заметить несанкционированное слежение. Поэтому исследовать как следует эти два объекта, было слишком опасно. Принимали только те поверхностные данные, что Алазе удалось раздобыть.

— «Карьер расположен в узкой длинной долине, и укрыться, сразу после высадки, там будет негде, — рапортовала Алаза. — Развалины находятся между двух невысоких гор, и в них вполне можно спрятаться».

— Спрятаться там сможем не только мы, — резонно заметила Алеандра. — Мне больше нравится вариант с карьером. Если высадится там ночью, то есть шансы до светла найти укрытие.

— Согласен, — поддержал Гартош. — Какие там источники магии?

— «В карьере руду практически выработали, но остался серьезный остаточный фон окрестностей, и породы в отвалах. Источник энергии в развалинах я не могу распознать. И в одном, и в другом месте, энергия ведет себя нестабильно, наблюдаются всплески и спады, и это может послужить нам неплохим прикрытием при переходе».

— Мне не нравится место, где Алаза не может распознать источник силы, — заявил носитель. — Вариант с карьером выглядит более безопасно.

— Не всегда, то что выглядит безопасно, таковым на самом деле и является, — как бы сама себе пробормотала герцогиня. — Но лучше не испытывать лишний раз судьбу.

Атраты, во главе с Теносом, так же склонялись к варианту с карьером. Так что больше обсуждать данную тему не стали, сосредоточились на подготовке операции. Переходить в горы каги решили через два дня. За это время требовалось решить все текущие вопросы в Алузе, и подобрать необходимое для гор снаряжение.

12

В карьер выходили по одному, чтобы уменьшить единоразовый магический выброс. Первым открывал дорогу носитель. Вышел в центре карьера, предельно мягко. Высвобожденная при переходе энергия заметалась крутым склонам, и частично была ними поглощена. Гартош, то и дело, спотыкаясь на грудах породы, съезжая на россыпях щебня, выбрался с карьера. Выждал полчаса. Присмотрелся, прислушался, и даже принюхался. Но место выглядело, вполне себе безлюдно. Не обнаружилось, ни сторожевых заклинаний, ни чужой поисковой магии. Просто горы смотрели, как-то недружелюбно. Мысленно попросив у них прощения, Оскол занял укромное место в кустах, и послал сигнал.

Алеандра взяла с собой Аруша, так как тот не мог самостоятельно перемещаться через измерения. Едва они вскарабкались на заброшенную дорогу, как внизу вздулся новый магический пузырь, принесший с собой Квирта. Вся поисково-спасательная команда собралась, и для начала, ориентируясь, каждый на свои чувства и способности, попыталась обнаружить потенциальную опасность.

Не обнаружив таковой, двинулись в нужном направлении. Аруш, как самый проворный, и чувствительный (даже без магии), возглавил отряд. Все обладали прекрасным ночным зрением, поэтому шли быстро, как днем, и к утру рассчитывали добраться до храма, где держали Лейзона. Первое поселение попалось через час.

Аруш выбрался на разведку, и вернулся быстро:

— Все заброшенно, и даже развалено. Есть пару духов, но они пугливы и безвредны.

— Видимо здесь жили рабочие, добывающие магическую руду, — пришла к выводу вампиресса. — Ближе жить опасались, эта энергия опасна для обычных людей. Да и не людей тоже.

Духов здесь оказалось больше, чем сначала обнаружил Аруш. Возле погоста их собралась целая толпа. Но едва они заметили живых, как тут же бросились на утек.

— Здесь хоронили рабов, — снова быстрее всех разобралась в ситуации Алеандра. — И хозяева не особо заботились об их упокоении. Но, видимо, охотников в этих местах хватает, раз духи так боятся.

— Охотников на духов? — уточнил Гартош.

— Именно. Ни одной неприкаянной души, я не заметила. Видимо их уже переловили, или они сумели вырваться, из этой непростой долины. А вот духи все еще маются здесь.

Более детально изучать духов не стали, просто побыстрей прошли мимо погоста, и так же быстро, но с максимальной осторожностью, прошмыгнули мимо полуразрушенных домов.

Хищников наши путешественники боялись меньше всего, а вот людей старались избегать. Следующее небольшое село, пришлось обходить, как можно дальше, забираясь на крутой, поросший колючим кустарником склон. Но несколько сторожевых псов, все-таки услышали чужаков, и подняли знатный лай. Но видимо это не встревожило местных жителей, так как ни один огонек в домах не загорелся.

Проведя в горах каги полночи, удалось выяснить основной источник магии в этих горах — руда. Кроме выработанного карьера, имелись и другие, ещё действующие. Монахи умело пользовались богатствами, которыми наделили их горы, и активно вели разработки. Чувствовались и другие, как природные, так и искусственные источники магии, но основным являлась все-таки руда.

Пока никто из нашей четверки не почувствовал слежки, но это успокаивало мало, наверняка, у такого продвинутого в магическом плане народа, имелась действенная система безопасности.

Постепенно вершины гор начали осветлятся, а до нужного храма оставался приличный отрезок пути. Вставал вопрос, что делать дальше: рискнуть, и двигаться по свету, либо на день найти укрытие? Ни у кого не имелось однозначного ответа, даже у атратов. После напряженных размышлений, решили особо не рисковать, и спрятаться в укромном месте. Аруш, преобразившись в какое-нибудь местное животное, мог уходить в разведку, с целью найти еще один схрон, поближе к храму, и если позволит обстановка, перебираться к этому самому схрону.

Для убежища выбрали скальный карниз, который нависал над дорогой, и за которым имелись густые заросли кустарника. С карниза хорошо просматривалась дорога в оба направления, а так же склоны гор. Подобраться незамеченным не удастся никому. А в случае опасности можно будет уйти вверх по склону, к проходу между ближайшими вершинами. Аруш обернулся пятнистой кошкой, и немного поэкспериментировав с окрасом, спустился опять на дорогу, готовясь при малейшей опасности рвануть в сторону.

Когда он скрылся за ближайшим поворотом, время стало тянуться, словно свежий мёд. Вяло обсудили ситуацию, возможные варианты развития событий, но на разговор особо не тянуло. Решили караулить по одному, а остальным спать. Первым дежурить вызвался Гартош. Теперь он в одиночку пытался придумать какой-нибудь гениальный ход, чтобы вытащить Лейзона из, наверняка тщательно охраняемого храма. Но пока в голову приходили только силовые решения вопроса: активное махание мечом, и боевыми лучами. Постепенно солнце забиралось все выше, и вместе с жарой наваливалось желание поспать. Редкое движение по дороге лишь немного развевало дремотное состояние, и как только путники скрывались из поля зрения, как снова тяжелели веки. Лишь однажды пришлось напрячься, когда мимо проскакал десяток вооруженных солдат. Но солдаты скрылись, и сердце перестало усиленно колотиться.

Нужно сказать, что местные жители, не особо отличались от жителей других горных стран. И что удивительно, пока не попался ни один монах.

Аруш вернулся ближе к полудню, и сразу стал делиться увиденными. Больших населенных пунктов он не увидел, только небольшие поселки. Попался еще один рабочий карьер, но совсем небольшой, при нем поселок всего два десятка домов, и один длинный барак для рабов. Теперь становилось понятно, зачем каги активно приобретали себе рабов — не для тайных экспериментов, а для банальной работы на карьерах и рудниках, после которой никто не выживал, так как магическую энергию мало кто мог долго выдержать. Спрятаться по дороге есть где, но не факт, что до следующего надежного укрытия удастся добраться незамеченным, ведь после полудня движение по дороге становилось более оживленным — вывозили добытую ранее руду. Так что решили не рисковать, и двигаться дальше, дождавшись темноты.

В горах темнеет быстро, и не успели длинные тени от вершин добраться до убежища освободителей Лейзона, как они выбрались на дорогу, и продолжили путь. Но не успели они подняться на ближайший подъем, как пришлось бросится прочь с дороги, и залечь за небольшими камнями. Навстречу двигался обоз. Самый большой обоз, который они видели за сегодняшний день. Впереди ехало четверо всадников. Позади них, низкорослые, но массивные кони, тянули повозки с невысокими бортами. На повозках сидели люди, и для созданий имеющих прекрасное ночное зрение, не представляло труда рассмотреть, что люди связаны. Очередных рабов везли для тяжелого труда в шахтах и каменоломнях. Управляли повозками местные жители, их можно было отличить, по островерхих специфических головных уборах.

Гартош с друзьями вжался в острые камни, надеясь, что в густых сумерках, никто не заметит необычные камни на обочине, которые обеспокоенно поглядывали на проезжающий обоз. В какой-то момент, Гартош встретился взглядом с немолодым уже жителем Лотта. Сердце забилось учащенно, но Оскол не отрывал взгляда от раба. Полный безысходности взгляд пленника, сменился удивлением, затем интересом, и даже надеждой. Гартош хотел было жестом попросить того о молчании, но сдержался, движение могло привлечь гораздо больше внимания. Телега с массивными колесами проехала мимо, и Оскол потерял бывшего жителя Лотта из вида. Он ожидал окрика, суматохи, но повозки продолжали катиться дальше, и ничего, кроме скрипа колес и фырканья лошадей, не привлекло внимания. Последними ехало еще шестеро солдат, но вскоре и они проехали мимо, и вскоре дорога снова стала свободна.

Это небольшое приключение взбодрило всех. Могла произойти первая стычка с каги на их территории. И хотя в исходе никто не сомневался, о скрытности можно было забыть. Дальше двигались предельно осторожно, ведь, чем ближе к одному из главных храмов, где держали Лейзона, тем плотнее располагались поселки, и население в них было более многочисленно.

Пробираясь мимо одного из таких поселков, группа наших освободителей, наткнулась на труп лошади. Труп оспаривали между собой: три крупных шакала, и среднего размера медведь. Их громкий спор вызывал у собачьего братства шквал эмоций, что наверняка беспокоило жителей села. Но никто не выразил желания переться ночью на околицу, узнавать причину этой какофонии. А может быть, просто знали, эту самую причину.

Появление новых претендентов на падаль (а зачем еще ночью шляться по горам), не вызвало у участников банкета восторга. Медведь опустил голову до самых камней, с твердым намереньем отстоять свое право, хотя бы на заднюю ногу, и не двигался от этой ноги ни на сантиметр. Шакалы предпочли бы разорвать лошади брюхо, но слишком близко находился медведь, поэтому они обгрызали голову, при этом скалясь и рыча на пришельцев. При желании самым вкусным местом — брюхом, можно было смело лакомиться, возникни такое желание, но люди и Аруш молча прошествовали мимо.

У каррлака возникло было желание внести оживление в дележку лошади, но Гартош его одернул:

— Не лезь, и так собаки с ума сходят.

И Аруш, клацнув зубами в сторону аборигенов, продолжил свой путь дальше.

Нужный храм почувствовали издалека — необычный магический фон становился все сильней. И, наконец, с перевала, его стало видно. Массивное сооружение окружала невысокая стена, при желании преодолеть её не являлось чем-то сверхсложным. За стеной расположился комплекс из разной величины зданий, увенчанных куполами. Посредине ввысь взметнулся высокий шпиль минарета, на самой вершине которого горел мощный светильник загадочного зеленого цвета. И вообще, весь храмовый комплекс, освещался довольно таки неплохо. Храм окружало большое село, можно было даже сказать, городок. Впритык к стенам дома не подходили, оставляя полсотни шагов пустого пространства. Если судить по первому взгляду, подобраться к стенам незамеченным будет непросто. Наверняка в домах имеется чувствительная к чужакам живность, да и сам храм просто обязан иметь свою систему охраны, которая должна включать, как живых людей, так и магические заклинания и ловушки.

Долго пялились на конечную цель своего путешествия, но путного плана пока не придумали.

— Давайте обойдем с другой стороны, — предложила Алеандра. — Может быть там подходы лучше.

Других стоящих предложений не поступило, поэтому побрели в обход городка и храма. На одном из пологих склонов, на вершине большого островерхого камня, нашим храбрецам встретилась крупная птица, похожая на филина. Увидев чужаков, филин беззвучно взлетел, и полетел в сторону храма.

— Вот демон! — ругнулся Гартош. — Это очень похоже на систему оповещения! Возможно птица не простая.

— Сейчас узнаем, — присев за тем же камнем, где сидела птица, сказала вампиресса.

Птица подлетела к храму, и время от времени теряясь из виду, облетела его по кругу. Затем выбрала себе для насеста ничем не примечательный купол здания, которое находилось совсем неподалеку от стены, и, потоптавшись на нем, снова взлетела.

— Донесение принесла, — прокомментировал Аруш.

— Да не похоже, — засомневалась герцогиня.

Птица вернулась к камню, за которым сгрудились иномиряне, сделала круг, что-то угукнула (возможно возмутилась, что её камень заняли), и улетела в горы.

— Хоть не нагадила сверху, и то хорошо, — попытался пошутить Квирт.

Аруш хотел было подхватить тему, но Алеандра его перебила:

— Мне почему-то кажется, что нам указали здание, в которое нам нужно пробраться.

— Думаешь, там держат Лейзона?

— Вполне возможно.

— Опять какие-то непонятные помощники? Я не встречал здесь ни одного мага, кроме каги, конечно, — засомневался Оскол.

— То, что ты их не встречал, не означает, что их здесь нет, — заметила вампиресса. — И возможно, что для них, мы представляем определенный интерес.

— Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой. Но особого выбора у нас нет. Надо проверить. Тем более, что мы не знаем, куда в этом храме идти. Почему не в указанное совой здание.

— А если там как раз нас ждут? — поинтересовался Квирт.

— Тем хуже для них, — мрачно ответил другу каррлак.

Если верить сове, то действия иномирян, для определенного круга не являлся чем-то тайным. И это не давало покоя носителю, получается, что они действуют под чьим-то контролем. Вот только интересно, чьим? Снова высших сил, или все-таки смертных магов? Мгновенного ответа никто не давал, поэтому не оставалось ничего другого, как пробираться к храму.

Плотно стоящие друг к другу дома, и кривые улочки, давали возможность соблюдать скрытность. Осторожно перебираясь от одного укрытия к другому, команда спасения медленно приближалась к стенам храма. Ночные улицы городка были пустынны, и в тишине можно было расслышать храп хозяев за окнами домов. В этом были и плюсы, и минусы. Можно еще издалека услышать приближение опасности, но и самим требовалось соблюдать максимальную тишину. Впрочем, с этой задачей пока справлялись.

Небо на востоке уже начинало светлеть, когда иномиряне подошли к последнему дому. Осталось преодолеть открытую площадь перед стеной.

— Я бы здесь установил какие-нибудь ловушки, или сигнальные заклинания, — прошептал Алеандре Гартош.

— Я ничего не чувствую, — так же тихо ответила вампиресса. — Дай задачу атратам проверить обстановку.

— «Уже проверяю», — отозвалась Алаза.

Через пару минут она отчиталась:

— «Ловушек не обнаружила, а сигнальная магия присутствует. Сигнальные нити опутывают стену, спускаются вниз, и заканчиваются в десяти шагах от стены».

— Насколько плотно расположены нити? — уточнила герцогиня.

— «Обойти можно, — успокоила змея. — Я покажу их Гартошу, но сделать видимыми для всех не смогу, боюсь потревожить. Идите за носителем, и повторяйте все его движения».

— Иди, — подтолкнула Оскола Алеандра. — Только не торопись, нам нужно видетьи понимать все твои действия.

Носитель увидел перед собой сложное переплетение тонких нитей трех цветов: красные, синие и зеленые. Синие было видно хуже всего, даже Алаза не смогла ничего с этим поделать. Гартош сделал три шага, остановился, и оглянулся. Алеандра шла следом, за ней Квирт, Аруш еще не ступил на охраняемую территорию. Перед тем, как идти дальше, следовало обдумать каждый свой последующий шаг, чтобы не запутаться в лабиринте из нитей. Сложность состояла в том, что синие нити исчезали из поля зрения, буквально в трех шагах. Но медлить было нельзя, и носитель снова сделал три шага. Оглянувшись, он чуть было не заорал во весь голос — Аруш стоял уже рядом, опередив Квирта и Алеандру.

— Все нормально, я их тоже вижу, — растянув морду в довольной ухмылке, предотвратил вопросы и возмущения каррлак.

— И синие?

— А что, есть синие? — вскинул брови оборотень.

Гартош чуть было не захлебнулся от возмущения.

— Да вижу я их, вижу, — не стал больше злить товарища каррлак.

— Я тоже вижу, — сообщила Алеандра. — Но только красные и зеленые.

— А я только красные, — печально сказал Квирт.

— «Поменьше разговаривайте, — шикнула на них Алаза. — Неизвестно, возможно нити реагируют на звук».

— Не знаю, реагируют ли они на звук, — оглянувшись вокруг себя, сказала вампиресса, — а на магию реагируют точно.

И действительно, нити стали двигаться, переплетаться, менять расположение.

— Вот чёрт! — прошипел Оскол, и бешено вращая головой, показывал товарищам, как им нужно менять своё положение. Каррлак справлялся сам.

Смена положений, заняла у сигнальных нитей, целую долгую минуту. Наконец, они снова застыли неподвижно. Так же неподвижно стояли и иномиряне, боясь потревожить чувствительные нити. Но ничего больше не происходило.

Гартош посмотрел на Алеандру, и прошептал одними губами:

— А может это была запланированная смена положений, и мы здесь ни при чем.

Вампиресса молча и кивнула, и указала жестом — иди дальше.

К стене подобрались уже быстро, нити не двигались. И вот здесь, действительно начинались сложности — то как пробирались через нити по горизонтальной поверхности, можно считать легкой прогулкой по морскому пляжу, с белым песком и лазурным ласковым морем. Чтобы подняться по этой, в общем-то, невысокой стене, необходимо было стать змеей, с навыками акробата. Сама стена не являла собой вершину строительства оборонительных сооружений — много щелей, неровностей и выступающих камней. Но нити…

Уже начало заметно светать, когда наша тройка достигла верха стены, и с облегчением перевалила через парапет. Аруш давно нетерпеливо ожидал их наверху, и при этом на удивление не подначивал друзей их неуклюжестью, видимо проникся ответственностью задачи, да и отметину от удара каги он зализывал очень долго. Польза от того, что каррлак первым взобрался наверх стены, была еще в том, что ему удалось незаметно подкрасться к стражнику и придушить его. Выдохшиеся двуногие не смогли бы этого сделать, так скрытно.

Оттащив, на удивление все еще дышащее тело под небольшой навес, и прихватив его плащ для маскировки, иномиряне стали пробираться по стене к нужному зданию, стараясь как можно дольше оттянуть знакомство с внутренним устройством храма. По дороге нейтрализовали еще двоих стражников, и их тоже не стали убивать — почему-то пришла мысль, что не нужно начинать знакомство с важным храмом, убийством его стражников.

Но по мере того, как приближались к нужному зданию, укреплялось понимание того, что время, отведенное для спасения Лейзона, сжимается до маленькой точки. Наверняка скоро будет обход стены, и караул обнаружит товарищей без сознания. Поэтому постепенно стали ускорять шаг, тем более что издалека иномирян можно было принять за обычных стражников. Правда, какую форму принять Арушу, еще не было понятным, четвероногие обитатели этого храма еще не попадались на глаза. Если они вообще здесь имелись.

В некоторые здания можно было попасть, не спускаясь со стены, имелись боковые проходы. Главное не попасть сразу в караульное помещение, а то веселуха началась бы раньше времени. К счастью, с такого ответвления начался длинный коридор, конца, и края которому не было видно. Коридор пронизывал несколько зданий, смещаясь в них под разными углами. Стараясь не отвлекаться на звуки, доносящиеся из-за многочисленных дверей, друзья буквально проносились этим коридорам, прекрасно понимая, что вскоре и он, и эти помещения, заполнятся обитателями.

И один из таких обитателей обнаружился очень скоро. В очередном здании открылась дверь, и оттуда вышел немолодой уже монах, в украшенном золотом одеянии — значит, не чужды монахи роскоши, не все носят серые и черные балахоны.

Монах, а скорей всего жрец, удивленно взглянул на «стражников»:

— Почему не на стене, или на утреней молитве?

Но больше спросить ему ничего не дали. Гартош коротко ткнул жреца в подбородок, и, клацнув зубами, тот снова ввалился в комнату. Комната оказалась кельей, точнее, покоями жреца. Богатыми покоями. Непростой здесь обитал жрец. Не давая ему прийти в себя, Оскол повалил его на кровать, и, наставив потемневший Фатар, спросил:

— Где держат пленников?

Жрец ошарашено смотрел на носителя, и других непрошенных гостей, и, наконец, похрипел:

— Здесь много пленников.

— Меня интересует Лейзон, из Лотта. Его связывают с ограблением склепа императоров Ригилии.

Жрец что-то стал понимать, и совсем по-другому посмотрел на перстень, и его носителя.

— Тебе не освободить его, и уж тем более не выбраться из этого храма, чужак.

— Это тебя сейчас должно интересовать меньше всего, — ответил Гартош, и темный камень стал вытягивать из жреца энергию, сначала магическую, затем жизненную.

— Прекрати, — ослабленным голосом просипел, жрец. — Я скажу.

— Я жду. И не зли меня.

Судя по бешено вращающимся глазам, у жреца возникала шальная мысль, поднять переполох, но сил осталось слишком мало, и было реально страшно от того, что с ним могли сделать эти страшные пришельцы.

— Через три двери направо охраняемая дверь. Там держат троих пленников, подготовленных для ритуала.

— Что за ритуал? — приблизилась к жрецу Алеандра, не забыв при этом обворожительно улыбнуться.

Жрец задергался, но Гартош его держал крепко:

— Отвечай на вопрос!

— Через два дня взойдет зеленая звезда. Глаз нашего бога знаний. Этот глаз помогает нам проникнуть в тайны, которые обычно скрыты от нас.

— Что узнать хотели? — уточнил Оскол.

— Про чужака, который осквернил могилу императоров Ригилии. С ним связаны странные события.

— Сам расскажу, — буркнул носитель, и вытянул из жреца еще немного жизненной силы. — Полежи здесь немного, отдохни. И не путайся у нас под ногами.

— Всего три двери, это сразу за поворотом, — сообразил Квирт, обшаривая жреца. — Хорошо, что этот красавчик нас предупредил, а то могли бы налететь на охрану с разгону.

Он снял со жреца массивную цепь с медальоном, затем перстень, и два наручных обруча. Одел все это на себя, затем передумал, и поменял обручи местами.

— Так лучше, — довольно посмотрел на друзей дракон. — Можно идти дальше.

— Можно, — согласился Оскол. — Раз начал раздевать этого олуха, то накинь на себя и его накидку, или как её там. Нужно как можно больше сбить с толку и запутать противника.

— И то, правда, — согласился Квирт, и сноровисто стянул со жреца верхнюю одежду.

Осторожно выглянули в коридор, и никого не увидев, уверенной походкой продолжили свой путь. Свернув за угол, «жрец», два «стражника», и огромный пёс, и вправду увидели двух стражников возле очередной двери. Эти стражи отличались от тех, кто находился на стене, видимо внутренняя охрана храма. Стражи недоуменно смотрели на странную, стремительно приближающуюся четверку. Но всполошились лишь тогда, когда до них оставалось всего пару шагов.

Завязалась короткая потасовка, к счастью почти беззвучная, стражи не успели позвать на помощь. Быстро запихнуть их в нужную комнату не получилось, была заперта. Пока обыскали, и нашли ключи, с разных сторон начали хлопать двери, и по коридору стали разносится голоса. В последний момент, когда стали открываться соседние двери, иномиряне, вместе со стражей, ввалились в комнату с пленниками, с облегчением захлопнув за собой дверь.

Тюрьма Лейзона представляла собой квадратное помещение, с небольшими возвышениями возле трех стен. На каждом возвышении, кольцами к стене был прикован человек. Знакомого Гартош увидел сразу:

— Лейзон! — бросился он к товарищу.

Бывший хозяин Тольского замка неверяще, как на приведение уставился на того, из-за кого он оказался в этом страшном храме.

— Алекс?

— Можешь называть меня Алексом, но лучше Гартош, это моё настоящее имя. Извини, что подвязал тебя в эту передрягу. Я попытаюсь все исправить. Мы с друзьями пришли, чтобы освободить тебя. Все вопросы и объяснения потом.

— Но…

— Ты хочешь на свободу?

— Да.

— Значит без вопросов. Квирт, ты нашел ключи?

— Вот они, — дракон протянул связку носителю. — Похоже, от этих замков.

Немного поковырявшись в замках, удалось их открыть, и освободить от оков пленников. Кроме Лейзона, в комнате держали еще одного мужчину, и женщину. Они так же ошарашено смотрели на своих освободителей.

— Вы кто такие? — спросил их Оскол.

— Я Ара, — ответила средних лет женщина. — А это мой муж, Кронт.

— Откуда вы?

— Мы, как и Лейзон, из Лотта. Только мы из самого Зорта.

— Ясно, — усмехнулся носитель, — столичные штучки. Женщина мило улыбнулась в ответ. — На волю хотите? Только перед тем как ответить, учтите, пробиваться нам придется, скорей всего с боем. И я не уверен за исход этого боя.

— Здесь нас все равно убьют, — подал голос Кронт. — Только при этом еще и принесут в жертву своему богу. Так лучше погибнуть с оружием в руках, на пути к свободе.

— Тогда выполняйте все, что мы вам скажем. Так как уйти незаметно нам вряд ли удастся, будем прорываться. По дороге нас могут разъединить. Поэтому Ара, держись Алеандры. Кронт, Квирта. Лейзон со мной. Если не сможем выйти из храма вместе, встретимся возле большого камня, что на северо-западном склоне. А теперь разбирайте оружие, и готовимся к прорыву.

Пленники выбрали себе оружие, из того, что захватили у стражи, и воинственно задрали подбородки, мол, мы готовы, веди нас, наш предводитель. Провели короткое совещание, как идти, куда, и в каком порядке. Квирт открыл дверь, и осторожно выглянул в коридор.

— Чисто, — сообщил он.

Гартош потянул дверь пошире, и выдохнул:

— Пошли.

13

Едва выглянув за поворот коридора, Гартош тут же отпрянул назад:

— Там засада!

Как бы в подтверждение его слов, о стену ударили три арбалетных болта.

— Стражники обнаружили своих караульных, и выслали отряд, чтобы обнаружить нарушителей? — спросила Алеандра.

— Больше похоже на подготовленную ловушку, — «обрадовал» друзей Оскол. — Так быстро стража не успела бы организоваться. Они бы сейчас носились коридорами, и искали чужаков. А тут копейщики грамотно перекрыли коридор, за ними мечники и арбалетчики.

— Значит, нас здесь ждали, и следили за каждым наших шагом. — Не теряя спокойствия, пришла к выводу вампиресса.

— Они думают, что мы в ловушке? — покрываясь броней, спросил Аруш. — Сейчас мы покажем, кто здесь попал в ловушку. Брось в них горящий шарик, и я пробью нам дорогу.

— «Не так все просто, — подала голос Алаза. — Жрецы заблокировали энергию. — Так что придется рассчитывать только на свои силы, и свои запасы».

— Но они ведь есть, эти запасы! И они не маленькие. — Гартош начал формировать огненный шар. — Я думаю, пока нас не лишили этих запасов, нужно пробовать пробиваться.

— Пробуй, — кивнула герцогиня.

Огненный шар сорвался с пальцев носителя, и улетел за угол. Но ожидаемого взрыва, и последующих за тем криков не последовало. Послышалось какое-то легкое оживление, и все. Оскол рискнул выглянуть за угол, и тут же спрятал голову обратно — снова защелкали арбалеты.

— «Они сумели блокировать наше заклинание», — сообщил Фатар.

Ответный огненный шар не заставил себя ждать. Он ударился о стену, взорвался, и иномирян, вместе с пленниками бросило на пол.

— Черт! Тенос, Алаза, вы что, не могли блокировать этот детский шар? Или хотя бы предупредить о нем? — воскликнул носитель.

— «Мы очень ограничены в своих действиях, — оправдывался Тенос. — Нас блокировали, не только от энергии, но и от всей магии, даже информационной».

— Так найдите способ обойти эту блокировку! В конце концов, вы семья атратов, или кучка щебня?

— «Мы работаем! — огрызнулся атрат мудрости. — Ты думаешь, так просто совладать над чужой для тебя энергией? Особенно, когда тебе активно противодействуют!»

— Для Фатара эта энергия не чужая, — парировал носитель. — Он здесь провел несколько сот лет.

— «Тебе же сказали, мы работаем! Но мы не всесильны. Придется вам и самим потрудится. И не впадай в истерику».

Слова Фатара прозвучали отрезвляюще.

— Атраты ищут способ нейтрализовать блокировку, — сообщил Гартош друзьям. — Но на это нужно время. Сейчас мы можем рассчитывать только на себя. Магию придержим на крайний случай. Пришло время мечей, а боевое преимущество сейчас у противника.

— Ты предлагаешь отойти? — спросила Алеандра.

— Да.

— Но ты ведь понимаешь, что нас будут пытаться загнать в мышеловку?

— Понимаю. Но здесь, в этом коридоре, мы слишком стеснены в действиях. Нужно найти, хотя бы более удобное место для обороны.

— Тогда поищем, — удобней перехватывая меч, сказала вампиресса.

— Квирт, Аруш, проверьте, что там делается дальше по коридору! — скомандовал носитель.

Два друга тут же сорвались с места, и умчались разведывать обстановку. Кронт, как и было приказано, увязался за Квиртом. Гартош хотел было вернуть его назад, но затем махнул рукой — здесь было не безопасней. Болты бились о стену с регулярной частотой. Затем прилетел еще один огненный шар, и от него с трудом удалось укрыться.

Аруш вернулся быстро:

— Дальше коридор почти пустой. Бегают по нему несколько стражников, и дергают все двери.

— Ясно, приготовили для нас всего один путь к отходу, и проверяют, чтобы мы не нашли способа увильнуть в сторону, — не остались действия противника тайной для Оскола. — Ладно, пойдем, посмотрим, что они нам там приготовили.

Гартош подобрал несколько болтов, и, придав им наиболее возможное ускорение, швырнул в нападающих. Затем все быстро отступили к следующему повороту. Успели заметить пятки убегающих стражников.

— Побежали за ними! — предложил Аруш.

— А побежали! — согласился Гартош. — Может они и не успеют подготовиться к нашей встрече. Алеандра, прикрывай, а мы пробежимся по коридору.

— Хорошо. Только сильно не увлекайтесь. За этими дверьми может находиться еще одна засадная группа. А может и не одна. Сама прикрыть Ару я не смогу.

Группа из четырех человек и каррлака помчалась по коридору. По дороге попытались открыть несколько дверей, но прогнозируемо безрезультатно. Перед каждым поворотом, Оскол оглядывался на женщин, и пока новая опасность им не угрожала. Таким образом, добежали до перекрестка из коридоров. Сунулись в один проход, чуть не схлопотали арбалетный болт, в другой, аналогичная ситуация, и только один путь оставался свободным. Дождались женщин, и немного умерив пыл, двинулись дальше, стало понятно, врасплох застать противника не удастся.

Сопровождаемые «почетным караулом», добрались до места назначения. Это стало понятно, когда иномиряне и пленники быстрым шагом вышли в просторный круглый зал. Зал опоясывал двухъярусный балкон, и все балконы заполнили арбалетчики. Все выходы из зала, а их начитали пять, перекрыли копейщики. В общем, все говорило о том, что это было именно то место, куда иномирянам с пленниками необходимо было прибыть.

В дальнем углу храма, находилось некое подобие трона на пьедестале. Подходы к трону прикрывало три ряда хорошо вооруженных бойцов. На троне восседал богато одетый жрец, в некоем подобии короны. Наверняка верховный жрец.

— Ну наконец-то! — обрадовано воскликнул жрец. — Я уже думал, вас придется нести на руках.

— Там просто замечательный вид из окна, — показал за спину Гартош, — залюбовались.

— Это хорошо, что вы не потеряли присутствие духа, — совершенно искренне улыбался еще не старый жрец. — Не люблю, когда избранные на жертву богу, бьются в истерике, или наоборот, впадают в ступор. Тогда ритуал проходит не так гладко.

— С нами все пройдет гладко! — заверил Оскол, внимательно осматривая зал.

Пол в зале выложили сложным узором, в центре которого расположилась многогранная звезда. Напротив вершин звезды находились высокие, в два человеческих роста статуи, под ними богато одетые жрецы. Только под одной статуей место пустовало.

— На звезду заходить нельзя, — подтвердила худшие подозрения носителя Алеандра. — Там мы потеряем все свои силы.

— Я это понял. А вон видишь? — Гартош кивнул на пустое место под статуей. — Похоже, там должен находиться тот жрец, которого Квирт обчистил.

— Так может, я пойду стану, — не упустил возможности сострить дракон.

— Ага, а я проведу церемонию, — подхватил Аруш.

Веселое настроение пришельцев не осталось незамеченным главным жрецом:

— Вы не просто не упали духом, а еще и веселитесь! Просто замечательно! Вы настолько уверены в своих силах, что намеренны вырваться, либо ожидаете снисхождения из-за своего происхождения из другого мира?

— Снисхождения ожидаем, конечно, — не переставая ветреть головой, ответил Оскол.

— Я вас разочарую, — с наиболее искренней улыбкой сказал жрец. — Не вырветесь. Здесь собрались самые сильные жрецы. Мы у себя дома, в храме, с поддержкой богов. Но и успокою. Убивать мы вас не собираемся, во всяком случае, сразу. Очень о многом хочется вас расспросить.

— Тогда за стол нужно было нас приглашать, а не копьями в спину пихать! — озвучил свое понимание Квирт.

— Возможно, мы бы и пригласили, но вы как воры залезли через стену, напали на стражу, похитили пленников. Хотя, должен признать, доставили нам немалое удовольствие, своим скаканием через охранные лучи.

— Тянуть больше нельзя, — прошептала герцогиня. — Сейчас они найдут замену недостающему жрецу, либо вернут в строй его самого, и нам тогда будет намного тяжелей вырваться. Он специально тянет время.

— Хорошо, — согласился носитель, и вполголоса стал отдавать команды. — Сейчас я попробую ослепить всех вспышкой. Как только брошу шар, закрывайте глаза, а после сразу бросаемся пробиваться вон к тем трем дверям. Мне кажется, там не столько много стражников, как у нас за спиной. Если вспышка не сработает, все равно бросаемся вперед. Нам главное смешаться с их пехотой, чтобы стрелки не расстреляли. Если нас рассоединят, пробиваемся по одиночку, к камню, который я указал. А теперь, начали.

Жрец еще что-то рассказывал, небрежно жестикулируя, когда под купол, но так чтобы не над ритуальной звездой, взлетел голубой шар, и тут же взорвался ослепительной вспышкой. Для того чтобы это несложное заклинание сработало, атратам пришлось до предела накачать его энергией, и облачить в защитную оболочку. Но оно сработало. Яркий свет слепил даже через закрытые веки. Раздались сдавленные крики.

— Пошли! — так же негромко, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, скомандовал Оскол.

Пытаясь стать как можно незаметней, пробежали по самому краешку злополучной звезды, и, растолкав опущенные копья, вломились в ряды стражников. Мечи пока не применяли, работали одними ножами — они в такой толчее были сподручней.

Беглецам удалось пройти большую часть пехоты, когда раздался истошный вопль жреца:

— Очнитесь олухи! Они уходят! Не дайте им вырваться из этого зала! Чужаков можете покалечить, но не убивайте! Они живыми мне нужны! Остальных можете убить!

— Очень хорошо, что живыми, — пробормотал Оскол, вытаскивая меч, и прорубывая ним просеку.

Гариант, вкусив крови, тут же потемнел, и довольно заурчав, с наслаждением отнимал чужие жизни. В беглецов полетели жалящие и обжигающие заклинания, но волшебный меч с легкостью их отбил, или поглотил. Но с каждым разом заклинания становились все сильнее, и Гартош сомневался, сможет ли он прикрыть от них всех друзей, и пленников.

Аруш все понял без слов:

— Я отвлеку на себя жрецов!

— Только не увлекайся! — кинул ему вдогонку Гартош.

Одетый в броню каррлак, прекрасно понимал, что через центр зала пробираться к жрецам нельзя, там звезда, и стрелки. Поэтому он мчался вдоль стены, не отвлекаясь на стражников, просто сшибал их словно кегли. В плотной толпе его сложно было увидеть, зато прекрасно чувствовали таранный удар оборотня те, кто попался ему на пути.

Иномиряне взяли в кольцо пленников, и сумели пробиться к одному из коридоров. К счастью им удалось войти одной группой, стражникам не получилось разомкнуть кольцо, хотя они активно пытались. В коридоре дело действительно пошло лучше, там находилось гораздо меньше стражи, чем в зале, и том коридоре, по которому бежали ранее.

— Алеандра, пробивай дорогу! Мы с Квиртом будем прикрывать. Лейзон, Ара, Кронт, держитесь Алеандры.

Команду Гартоша выполнили быстро и четко даже пленники, словно многие годы были под его командованием. Оскол бросил прощальный взгляд на зал, и последним что он увидел, был Аруш, который сумел-таки добраться до старшего жреца, и сейчас тащащий его с трона за ногу. На каррлака набросились со всех сторон. Его рубили, кололи, и неизвестно, сколько ударов уже прошли сквозь панцирь. Но вскоре пришлось отступить, и Аруш пропал из вида.

Коридор, в который удалось пробиться, оказался немного уже того, по которому пробирались ранее, и это помогало обороняться, два человека вполне могли его перекрыть. Алеандра успешно пробивала дорогу, и даже вырвалась далеко вперед. Чтобы не терять энергию, и для устрашения, она приняла свой обычный вид, и даже окрасила в кровь клыки (когда и успела то). Вид окровавленной пасти вампирессы, пробивал дорогу лучше всякого меча, так что дорога вперед была практически открыта. Чего нельзя было сказать об обратной стороне коридора. За беглецами устремились десятки, если не сотни стражников и магов, и стоило большого труда не быть растоптанным, изрубленным, или сожженным магическим ударом.

Гартоша и Квирта непрерывно осыпали ударами, магическими и обычными, и было очень сложно, отбиваться пятиться, и не споткнуться обо что-нибудь. Одолевало жгучее желание, броситься назад, и бежать что есть мочи. Удерживало только одно — удар в спину последует незамедлительно. Через пару минут выработали некую схему защиты и отступления — небольшой напор на противника, создание завала из тел преследователей, и один из защитников быстро отходил назад на десяток шагов, второй оставался контролировать нападавших, отступая более медленно. Затем менялись ролями.

Но все прекрасно понимали — к стене отходят слишком медленно. Наверняка их успеют обойти, и зажать на каком-нибудь перекрестке из коридоров. А возможно и на самой стене. А еще нужно под постоянными ударами спуститься по стене, и пробиться сквозь городок. Не то, чтобы задача стояла невыполнимая, и не из таких передряг вырывались, но как ее решить, пока никто не знал, просто пробивались к стене, подальше от ритуального зала.

В одной из комнат, в которой сходились несколько коридоров, беглецов действительно уже ждали. Алеандра с пленниками не могла пробиться, а затем удержать это помещение, поэтому отступила чуть назад. Воссоединившись, пошли на прорыв. Если бы иномиряне были втроем, это не представляло бы большой проблемы, все являлись испытанными бойцами, а вот вывести отсюда живыми пленников, это было серьезной проблемой. Мужчин поставили через одного с иномирянами, Ару в центр, и такой звездой (почти магической), пробивались через комнату.

Гартош встал на острие атаки. Его Гариант обильно сеял вокруг смерть, перехватывал заклинания, и даже бросал короткие злые молнии. На последнее приходилось расходовать драгоценную энергию, но выбора не было, без магии пробиться было очень сложно. Комнату прошли сравнительно быстро. Но этот бой имел свои последствия. Кронта ранили в плечо и бедро, Лейзон так же не мог поднять руку. Пустячные раны для носителя семьи атратов, но только если есть постоянный доступ к энергии, а пока атраты не могли обеспечить таковой. А собственные ресурсы истощались катастрофически быстро. Поэтому носитель только остановил раненым кровь, и частично снял боль, сделать больше ему не дали.

Снова потянулось тягучее отступление к стене. Все устали, даже носитель, ведь магию для восстановления сил не тратил, берег для более важных дел. Казалось, этот коридор, и эти стражники никогда не кончатся, но за очередной дверью в глаза резануло яркое утреннее солнце — вырвались на стену.

— «Есть энергия! — обрадовано воскликнул Фатар. — Немного, но есть!»

Присутствие энергии почувствовал и сам носитель. Монахи не смогли полностью блокировать природную энергию, например, солнца. Вот ее-то сейчас и качал Фатар. И как раз, кстати, арбалетчики на стене уже ожидали беглецов, и магический купол, который с трудом, но все же сумел создать носитель, защитил всех от болтов. Все что собирал Фатар, тут же уходило на заклинания. Пока Квирт привязывал веревку, и спускал ее со стены, Гартош бросил три заклинания: одно в коридор, за спину, и два по сторонам, на стену. Большого вреда стражникам, и уж тем более жрецам, эти заклинания не принесли, но напугали изрядно — стало понятно, к чужакам возвращается магия.

Первой по веревке спускалась Алеандра, вместе с Арой, у уставшей женщины не осталось сил спуститься самостоятельно. Квирт и Гартош бросались заклинаниями, и рубили отчаянных смельчаков, которые решились напасть на чужаков. Тем самым дали возможность спуститься Лейзону и Кронту.

— Один из нас эту стену не удержит, — валя с ног очередного смельчака, сказал Квирт.

— Тогда прыгаем, — предложил Гартош.

— Прыгаем, — без раздумий согласился дракон.

С помощью магии приземлись, более-менее мягко. Хотя и не настолько, как хотелось — как оказалось, часть энергии поглощали сигнальные нити. Совместными усилиями, все владеющие магией создали защитный купол, и осыпаемые градов стрел и болтов, побежали к городу.

Эти полсотни шагов показались марафонской дистанцией. Нити слово цеплялись за ноги, и пытались вытянуть остатки энергии. Со стены, хоть и не прицельно, но беспрерывно летели стрелы, болты и заклинания, и Гартош очень жалел, что он сейчас не маленькая мышка, и нельзя нырнуть в расщелину, которыми была щедро исчерчена земля на пустыре под стеной.

Но все же пустырь преодолели, и вбежали под защиту домов. Прежде чем нырнуть в лабиринт улиц, беглецы увидели, как из открытых ворот храма хлынули пехотинцы, и немногочисленные всадники.

По узким улицам бежали недолго (если можно сказать, бежали, раненых приходилось буквально нести на себе), Алеандра первой заметила телегу, с которой что-то выгружали в небольшую лавку.

— Берем телегу! — воскликнула она.

Возницу и грузчика никто не спрашивал. Но они не особо и возражали, когда со стороны храма, в котором поднялась странная суматоха, выбежали странные чужаки, с ног до головы испачканные своей и чужой кровью, лишь подальше вжались в дверной проем. Быстро погрузили Кронта и Лейзона, и стеганули лошадей.

Гартош с тоской оглянулся на возвышающиеся над крышами стены храма — Аруша нигде не было видно, даже намека на то, что он прорывается.

— Не паникуй раньше времени, — тронула его за плечо вампиресса. — Этому оборотню легче будет вырваться без нас, чем с нами.

— Это понятно. Но как только атраты разберутся, как совладать с храмовой магией, я вернусь за ним. И жрецам очень повезет, если он окажется жив.

Вампиресса стеганула лошадей, и те с места понеслись вскачь. Без проблем преодолели городок, и выскочили на дорогу, что расходилась в разные стороны — одна вела туда в тот край долины, откуда пришли иномиряне, другая в обратную сторону.

— Возвращаемся на заброшенный карьер, — быстро принял решение носитель. — Мы знаем, что нас там ждет. В вот что находится в другой стороне долины, одним демонам известно. Только сделаем небольшой круг к совиному камню, мне нужно забрать лук со стрелами.

— Может, вернешься в другой раз? Когда все стихнет, — засомневалась вампиресса. — Нам сейчас нужно, как можно быстрей уйти подальше от храма, здесь слишком мало магии.

— Мой лук, на узкой дороге, прекрасно заменит магию, — заупрямился Оскол.

Больше никто не возражал, и беглецы свернули в сторону с наезженной дороги.

14

Лук понадобился очень скоро. Едва беглецы вернулись на основную дорогу, как столкнулись с преследователями. Не очень многочисленный отряд, в двадцать всадников. Видимо, не успели жрецы организовать правильную погоню, не ожидали от иномирян такой прыти.

Первые пять стражников полегли, так и не поняв, что с ними произошло, настолько быстро Гартош пускал стрелы, причем с большого расстояния. Затем преследователи осадили лошадей, с целью осмыслить ситуацию, и выработать план дальнейших действий. Но получалось это у них плохо: лошади гарцевали, кричали раненые, которых становилось все больше, кричали стражники, жрецы. А Гартош, тем временем, продолжал истреблять группу преследователей.

Последние два стражника и три жреца, решили, что вырабатывать план о преследовании беглецов, лучше за прикрытием домов, а еще лучше, за стенами храма. Рванули назад они так, что не обратили внимания, на ковыляющего по дороге каррлака. Оборотень не стал ввязываться в новую драку, и даже посторонился, пропуская галопирующих всадников.

Гартош с Квиртом принялись ловить лошадей, но затем заметили друга, и бросились ему на встречу. Аруш такой бурной радости не проявлял, видимо не осталось на неё сил. Что каррлак совсем плох, носитель понял сразу, как только дотронулся до друга. От того веяло холодом и пустотой. Просто было удивительно, как этот оборотень, истощенный физически и энергетически, вообще еще живет, и тем более передвигается, видимо, на одной силе воли.

— Потерпи друг, — прошептал Гартош.

Живительная энергия потекла в каррлака.

— Достаточно, — встрепенул холкой Аруш. — Не подохну. А тебе магия сейчас понадобится гораздо больше. Там жрецы собирают отряд посерьезней.

Такой отрешенности, скорей даже, пустоты в глазах друга Гартош не видел никогда. Но поделать с этим пока ничего не мог. Он только вздохнул, и помог Арушу взобраться на телегу. Нескольких лошадей все-таки изловили, для Гартоша, Квирта и Алеандры, и освобожденная от лишнего груза телега пошла бодрей. По дороге скинули еще несколько мешков, что хозяева не успели выгрузить возле лавки. Но пару мешков хозяйственная Ара все-таки оставила. Из одного она достала приличный кусок вяленого мяса, и заботливо подсовывала его под нос оборотню. У Аруша с трудом хватило сил его сжевать, хотя раньше проглотил бы и не заметил.

— Они меня в звезду затащили, — перестав работать челюстями, угрюмо сказал Аруш. — Жуткая вещь. Она не только сил лишает, но и душу вытаскивает. — Он помолчал, но никто его не торопил. — Такого ужаса я не испытывал никогда. Кто-то голодный, на кого настроена звезда, чуть не выпил мою душу. Казалось, он даже кости мои размягчил. Даже не помню, как вырвался. Очнулся уже на дороге. С трудом понял, куда бежать. В городе поднялась суматоха, собирали всех способных держать оружие, так что скоро догонят.

— Ничего, отобьемся, — уверено сказал Оскол. — Полсотни стрел имеется. Да и магия постепенно к нам возвращается.

— С погоней наверняка отправят жрецов, и они снова попытаются оградить нас от магии, — сказала вампиресса. — Но, чем дальше они от храма, тем меньше у них возможностей. А что там с главным жрецом? Я видела, ты его изрядно потрепал.

— Чуть ногу ему не отгрыз, — с еле заменой гордостью произнес каррлак. — Но навалились со всех сторон, отбили.

И он снова взял мясо с рук Ары. Видать силы постепенно возвращались к оборотню. Бывшая пленница ласково гладила Аруша по загривку, и тот не высказывал никакого раздражения, хотя раньше такие нежности вызывали у каррлака бурное возражение, часто переходящее в физическое воздействие.

Беглецы уже успели проскочить одно село, и подъезжали ко второму, когда их нагнала новая погоня. Отряд в полсотни всадников, среди которых находилось два десятка жрецов, уже внушал уважение. Перестрелять их, как это Гартош сделал ранее, не представлялось возможным. Там дорога была зажата между скалой и обрывом, что не давало возможности многим бойцам атаковать одновременно. Здесь же, долина расширялась, предоставляя возможность для более широкого маневра. Чем атакующие и воспользовались.

Перейдя вброд неширокую речушку, два десятка всадников стали обходить добычу. Остальные атаковали по дороге. Гартош взялся за свой лук, Алеандра и Квирт за трофейные. И даже Лейзон с телеги пытался поддержать стрелами товарищей. Но после нескольких выстрелов, он вынужден был опустить лук — ранение не давало возможности стрелять далеко и прицельно. А вот стрелы иномирян достигали цели. Первых полдесятка убитых и раненых быстро упали на каменистую дорогу, но затем жрецы, помощью магии, нашли способ отводить стрелы. И будь стрелками обычные люди, на этом стрельбы бы и закончилась, но с драконом, вампирессой и носителем атратов, такие фокусы не проходили. Конечно, приходилось тратить дополнительную, и такую дефицитную энергию, но стрелы находили возможность преодолевать заклинания защиты жрецов. К тому же Гартош, с помощью атратов вычислил, кто именно из жрецов пакостит стрелкам, и специальные стрелы, выкованные гномами, поражали самих жрецов. Жрецы умирать очень не хотели, поэтому оттянулись чуть назад, где стрелы Оскола не имели такой убойной силы.

Обходной отряд заставил рассредоточить внимание, и этим тут же воспользовались те, кто атаковал по дороге. Бой принял более ожесточенный характер. Атакующие сами подобрались на расстояние выстрела, и снова приходилось расходовать драгоценную магию. К тому же, если раньше иномиряне вышли немного вперед, чтобы перехватить погоню, то теперь нагнали продолжающую двигаться вперед телегу, чтобы не дать обходному отряду напасть, практически на беззащитных пленников и Аруша.

И, несмотря на все усилия иномирян, стражники, невзирая на серьезные потери, все-таки подобрались на расстояние рукопашной схватки. Телегу пришлось остановить, и спешиться, потому, как лошади горцев мало годились для верховой схватки. Аруш с телеги не слезал, только снова облачился в броню, и старался прикрыть собой пленников. Но Лейзон встал рядом с ним, выставив вперед средней длины копье — им он хоть немного, но мог орудовать. Кронт получил стрелу в живот, и плачущая Ара пыталась перевязать мужа, и накрыть собой, защитив от новых стрел. И Гартош никак не мог помочь лоттанянину, он с друзьями отбивал, все более нарастающую в своем ожесточении атаку стражников и жрецов.

Участники боя позабыли об осторожности, и рубились яростно, и без оглядки. Они скользили в крови убитых и раненых, под ногами валялись фрагменты тел и кишки, и это все больше напоминало какое-то безумие. В какой-то момент в бой пришлось вступить и Арушу с Лейзоном, к ним прорвались несколько стражников. Одного Лейзон сумел проткнуть копьем, и он отвалил в сторону, двоих, что пытались поразить мечами находящихся в телеге, вывел из строя каррлак.

Крики дерущихся на повозке и возле неё, привлекли внимание Оскола, и он пробился назад, к попавшим в беду друзьям. И как раз вовремя. Новая партия стражников пробилась к повозке, и помощь Гартоша была как нельзя более кстати. Но в какой-то момент, когда казалось этой битве не будет конца, бой стал утихать. Уцелевшие стражники и жрецы оттянулись назад, ковыляя, за ними поспешили те, кто спешился, и еще мог держаться на ногах.

Вся залитая кровью, и от этого жутко выглядящая вампиресса, осмотрела поле боя, и повернулась к друзьям:

— Давно у меня не было чувства, что это мой последний бой. Даже в храме, как-то было легче.

Её улыбка уже давно никого не пугала, и даже бывшие пленники улыбнулись ей в ответ. Но Ара тут же спохватилась:

— Гартош! Кронт умирает!

— Сейчас, — поспешил на телегу носитель.

Он максимально быстро, насколько позволяла скудная энергия, и собственная усталость, остановил полет Кронта туда, откуда никто не возвращается.

— Жить будет, — вымучено улыбнулся он Аре. — Сейчас его желательно покормить, быстрей восстановит силы.

— Вот-вот, силы нужно всем восстановить, — подошел, тоже изрядно потрепанный Квирт.

— А этому лишь бы жрать, — даже в таком состоянии, не смог удержаться от ворчания Аруш.

Ворчанию каррлака все были рады, значит, он приходил в себя.

— Есть будем на ходу, — вскочив в седло, скомандовала Алеандра. — Пока нам дают возможность, нужно отдалиться, как можно дальше от храма.

— Тем более что там дальше по дороге, есть гораздо лучшие места для обороны, — согласился Гартош.

Ара быстро раздала всадникам по куску мяса, и принялась кормить мужа и каррлака. Вампиресса покрутила в руках кусок вяленого мяса, и отдала его дракону.

— Вы езжайте, а я здесь немного задержусь, — сказала она.

Гартош с Квиртом понимающе улыбнулись, и тронули лошадей. Даже Аруш соизволил понимающе хмыкнуть. А вот реакция пленников была несколько испуганной. Но Оскол успокаивающе махнул им рукой, и они перестали оглядываться назад.

— Квирт, я тебе поражаюсь, — жуя жесткое мясо, промычал Оскол. — Я думал, у тебя давно кончится энергия. А ты ничего держишься, бодрячком.

— Я сам думал, что выдохнусь, еще там, в храме, но эти побрякушки помогли, — он показал украшения, снятые со жреца. — Они помогли мне лучше владеть храмовой магией. Как подумаю, что случилось бы, закончись мои запасы там, в коридорах, дрожь берет.

— «Если сказал бы нам, что у него такие полезные приобретения, мы сумели бы быстрей овладеть храмовой магией», — заметил Тенос.

Квирт только виновато понурил голову.

Успели проскочить еще одно село, где местные стражники попытались преградить дорогу, но были расстреляны еще издалека. А дальше лошади, тянущие повозку, начали уставать, Гартош пожалел, что не остановились в селе, и не сменили лошадей. Но возвращаться было поздно. Пришлось перейти на небыстрый шаг. Так что вновь собранная погоня нагнала быстро. А тут новая напасть. За селом, возле погоста, дорогу беглецам преградила толпа зомби.

— А вот и знаменитые зомби каги! — воскликнул Оскол. — Боги, как же я не люблю этих некромантов!

— И откуда только взялась такая к нам нелюбовь, ума не приложу, — пожала плечами Алеандра, и выехала вперед.

Гартош прикусил язык, и даже не оглянулся на хихиканье Квирта. А вампиресса, вытянула вперед руку, и будто нащупывая там что-то, творила волшбу.

— «Учись, — словно подтолкнула его под руку Алаза. — В некромантии мы не так сильны, как твоя подруга».

— «А еще ей понадобится твоя помощь, — добавил Тенос. — Своей энергии ей не хватит».

— Смотри, — не оборачиваясь, но понимая, что носитель за ней наблюдает, сказала вампиресса. — На мертвецов наложено заклинание. Видишь?

— Вижу, — то закрывая, для лучшего магического зрения, то открывая глаза, ответил носитель.

— Оно очень сложное, и ему я тебя обучать не буду, во всяком случае, сейчас. Но даже такого заклинания мало, чтобы держать зомби на ногах, и в повиновении. Нужен постоянный контроль, и подпитка энергией. Вот эти нити, связывают поднятых мёртвых, с некромантами, что прячутся, вон за той скалой.

— Это те, что нас обогнали, пока мы рубились возле реки, — блеснул Квирт сообразительностью.

Герцогиня кивнула, и продолжила:

— Я не могу снять заклинание с мертвых, оно довольно сложное, и у меня недостаточно энергии. Но я могу прервать контроль некромантов над ними.

— И тогда что? — неподдельно заинтересовался Оскол.

— Тогда задача перед зомби поменяется. Сейчас их настроили на то, чтобы они нападали на любое живое существо. То есть, на нас. А я сделаю вот так. Только помоги мне, мой удар должен быть силен.

Гартош положил руку на плечо вампирессе, и она хлестнула длинной плетью, отсекая несколько магических нитей местных некромантов. Зомби сразу стали бестолково бродить и толкаться по дороге, и обочине.

— Теперь я меняю им задачу.

И трупы, как полуразложившиеся, так и вполне свежие, набросились друг на друга.

— Поехали! — снова скомандовала вампиресса. — Они скоро вернут контроль над мертвыми.

— Почему здесь нет ни одного скелета? — догоняя Алеандру, спросил Гартош.

— Чтобы заставить двигаться скелет, необходимо слишком много энергии, и более сложные заклинания. Без подготовки жрецы не смогли этого сделать.

Даже иномирянам, уже имевшим дело с зомби, было немного не по себе, проезжая мимо дерущихся мертвецов, что уж тут говорить об аборигенах. Лошади храпели, и пытались пуститься вскачь, и приходилось больше внимания уделять им, чем красочному зрелищу. Миновав погост, беглецы вздохнули уже более свободно. Но Алеандра не отъезжая далеко, остановилась:

— А сейчас вернем мертвым прежнее задание, нападать на живых.

Мертвецы остановили потасовку, и начали оглядываться, в поисках добычи. Ближе оказалась погоня, и они потянулись к ней.

— Ага, пускай получат по лбу своей же ложкой, — обрадовался Квирт.

— Жрецы ведь быстро отведут зомби в сторону, — засомневался в такой радости Гартош.

— Не быстро, я усложнила им задачу, — заверила его герцогиня.

Долго не рассуждая, снова продолжили движение к цели. Некроманты, завидев, что беглецы прошли засаду, прекратили попытки вернуть контроль над зомби, и бросились наутек. Преследовать их не стали, хотя у Квирта имелось такое желание.

Еще в одном селе, охрана карьера снова попыталась остановить беглецов, но их снова расстреляли издалека. Да и магия стала возвращаться, так что и жрецам быстро рот заткнули. Оставшись без охраны, часть рабов пустились в бега. Сначала они хотели было примкнуть к победителям, но увидев, что освободители не горят желанием возглавлять восстание, и продолжают свой путь, направились в горы.

— Если пройтись по их шахтах, и каменоломнях, то можно наделать здесь шороху, — задумчиво глядя наулепетывающих рабах, произнес Гартош.

— Есть о чем подумать, — согласилась вампиресса.

Заброшенный поселок, перед нужным карьером, миновали без проблем. Жрецы и здесь хотели напакостить с зомби, но у них не хватило времени закончить начатое, и они снова умчались дальше по дороге.

— Как хорошо! — Обрадовалась герцогиня. — Я сама собиралась поднять здесь мертвых, чтобы они перехватили погоню, но вижу, что половину работы уже сделано. Вы езжайте в карьер, готовьтесь к переходу, а я скоро буду.

Гарошу очень хотелось присутствовать при том, как мертвецы будут вылезать из могил, но ему действительно требовалось время, для того чтобы совершить групповой подпространственный переход. А вот Квирт остался, прикрывать Алеандру, ну и поглазеть на происходящее. Аруш провел друга завистливым взглядом, но сам остаться не смог, был еще слишком слаб.

Вампиресса быстро разобралась с теми заклинаниями жрецов, что остались висеть над погостом. Она немного поколдовала над управлением, а затем добавила своей магии. Немного полюбовалась плетеньем, и опустила его под землю.

— Отойдем, — взяла она под узды свою лошадь, и лошадь Квирта. — Они выбираются неконтролируемые, и могут напасть даже на нас.

Буквально через минуту, земля на заброшенных могилах начала шевелится, и костлявые руки, с остатками плоти, появились на поверхности. За короткое время погост заполнился мертвецами.

— Ого! Ты подняла даже скелеты! — восхитился дракон.

— У меня большой опыт в этом деле, — как всегда скупо улыбнулась вампиресса.

Она продолжила плести заклинания, и в действиях зомби появилась осмысленность. Они уставились на свою повелительницу, и, получив от неё неслышный приказ и заряд первоначальной энергии, повернулись в сторону дороги.

— Они голодны, — ласково смотрела на своих подопечных вампиресса. — Я слишком мало дала им энергии. Но показала, где она есть.

— Разве ними не нужно управлять дальше? — спросил Квирт.

— Нет. Я закольцевала заклинания на них самих. Теперь они самодостаточны. Жрецам не удастся быстро распутать мои заклинания, так что мои ребята предоставят им беспокойство.

— Не хотел бы я больше оставаться в этой долине, — поёжился дракон.

— Да, хорошего для живых здесь будет мало, — согласилась герцогиня. — Поехали.

«Повелители мертвых» присоединились к основной группе, где Гартош уже закончил приготовления к переходу. Сейчас он короткими точными ударами, нейтрализовал тех жрецов, что не завершили работу на погосте, и сейчас пытались осложнить переход беглецов.

— Надеюсь, нам хватит того времени, что жрецы будут приходить в себя, — пробормотал он. — Стали все плотней!

Все встали, как можно ближе друг к другу. Магическое сияние окутало беглецов, затем короткая вспышка, и они исчезли, только тонких вихрь из остатков магии и воздуха заметался над местом перехода. Магическое эхо заметалось между стенами карьера, пугая и до так изрядно напуганных лошадей.

Зомби, напавшие на погоню, оглянулись на магический всплеск, но затем вернулись к прерванному занятию, добычи так необходимой для них энергии.

15

Возращения Гартоша и его друзей с нетерпением ожидали младшие Осколы. Да и Солонт с Читунием напряженно ждали безрассудного похода иномирян. Этот поход мог оказать влияние на течение дел в самой Ригилии. Возвращение группы спасения, вместе со спасенным, да не одним, было радостно и бурно встречено во дворце императора. Император, и его возобновленный на должности советник Солонт, также испытывали явное облегчение от благополучного исхода.

Начались бурные пересказывания событий, которые произошли на эти дни. И их оказалось немало с каждой стороны. В первую очередь, все хотели узнать, как проходил поход в горы каги. Было много восторженных возгласов, но еще больше нетерпеливых вопросов, уточняющих каждую деталь — в основном они исходили от Солонта. Особенно его заинтересовало появление совы, указавшей на нужное здание в храмовом комплексе. Но насчет совы имелись только домыслы и догадки.

Затем пришла очередь рассказывать тем, кто остался в Алузе. Основной новостью было то, что в Ригилии, а возможно и не только в ней, имелась неслабая, и пока что неизвестно насколько разветвленная, подпольная организация магов. После того, как изгнали каги, и магию снова официально признали на государственном уровне, а так же со стороны церквей не последовало активных противодействий этому, маги начали выходить из тени, и осторожно прощупывать ситуацию, на возможность полного возращения в повседневную жизнь.

— Вот видите, — довольно улыбнулся Читунию и Солонту Гартош, — даже без нас у вас налаживаются дела с магами. Сейчас важно не спугнуть их, но и не слишком обнадеживать. Маги они такие, считают себя выше остальных, и не безосновательно, и поэтому, по их мнению, они заслуживают, гораздо больше прав и возможностей, чем простые смертные.

— Не только маги так считают, — хмуро пробормотал Солонт.

— Жрецы? — быстро сообразил Гартош.

— Они. Поняли, что каги больше не имеют влияния на двор, и стремятся как можно плотнее занять их место.

— Вот и сыграйте на противоречиях жрецов и магов. Нужно соблюдать между ними баланс. Ни одной силе нельзя давать слишком много власти.

— Вы хотите научить меня подводным течениям в политике? — уже более расслабленно улыбнулся советник.

— Нет. Я думаю, у вас достаточно опыта в этих делах. Просто я хочу сказать, что, и жрецы, и маги, такие же люди, как и остальные. Среди них хватает, как корыстолюбцев, так и совершенно честных и бескорыстных людей. Патриотов своего дела, своей страны, так и совершенно беспринципных людей. И я уверен, вы найдете рычаги влияния на все группировки.

— Ты, наверное, теперь считаешь, свою миссию выполненной? — спросил Оскола император. — Своего друга из плена освободил, моей поддержкой заручился, и теперь я не имею к императору Лотта никаких претензий. Пора домой?

— Не совсем. Еще нужно придумать, каким образом заставить Митара вернуть всем пострадавшим от моей деятельности, прежние земли и должности. Может быть, у него тоже болезная семья, и понадобятся мои услуги лекаря?

— Напротив. Я слышал, у Митара, и его родни, крепкое здоровье, — улыбнулся Читуний.

— Еще бы, он ведь не подпускал к себе близко каги, — пробормотал Солонт.

Император хотел было возразить, и приструнить своего старого советника, но передумал, в общем-то, тот был прав. Вместо этого раздался голос Кронта, который, как и другие бывшие пленники присутствовал при разговоре, но помалкивал до этого момента:

— Может быть, я смогу вам в этом помочь.

— Каким образом? — заинтересовался Гартош.

— Я троюродный брат Митара.

Все умолкли, и дружно уставились на виновато улыбающегося лоттанянина. Первым пришел в себя Солонт:

— Так. Представитель соседнего государства при дворе, а мы и не в курсе.

Он судорожно вспоминал, не ляпнул ли чего лишнего. Гартош также возмутился:

— Ты почему не сказал раньше?

— Раньше это не имело значения. А сейчас у вас возникла проблема, и я, возможно, могу помочь её решить.

— Возможно? — переспросил Читуний. — Ты в каких отношениях с Митаром?

Кронт пожал плечами:

— Отношения… Да обычные отношения. Мы редко встречаемся. Он император, а я не очень близкий родственник. А вот мой отец, и его мать, довольно дружны. Через них я попытаюсь убедить Митара, сменить гнев на милость.

— У меня тоже есть вопрос, — вступила в разговор Алеандра. — Как брат императора, пусть и троюродный, попал в плен к каги?

— Глупая история, — поморщился Кронт. — У меня большое поместье, на северо-востоке Лотта. Я там развожу лошадей. Элитных, нужно сказать, скакунов. Я лично сопровождал перегон большого табуна, с одного пастбища, на другое. Ара попросила взять меня с собой. По дороге на нас напали разбойники — такой табун, лакомый кусок. А хорошей охраной я пренебрег, посчитал, что пастухов хватит. И поплатился за это. Нас захватили, и хотели взять за нас выкуп. Но когда узнали, что я брат Митара, то решили что проще будет нас убить, так как император перероет всю империю, но достанет тех, кто ограбил и похитил его родственников. Возникла проблема, как сделать так, чтобы нас никогда не нашли. Утопить, сжечь, закопать, расчленить. Кто-то подсказал им, что лучше спрятать концы будет, если продать нас каги. Вот так мы и оказались у монахов.

— Я сомневаюсь, что разбойники, планируя нападение на табун, не знали, кому он принадлежит, — размышляла герцогиня. — Ты уверен, что твой брат, или кто-то другой из твоих родственников, не стоит за этим нападением?

— Я слишком мелкая фигура, и слишком далеко стою от трона, чтобы против меня проворачивались такие операции. Судя из того что я узнал от бандитов, и по разным другим косным признакам, это было случайное нападение, и особого планирования не было.

— Каги знали, что ты брат Митара? — спросил Солонт.

— Да, бандиты сообщили им об этом.

— И они передали вас монахам, в надежде, что те скроют ваши следы навсегда? — продолжал уточнять советник.

— Да.

— Зачем вы были нужны каги? Информация? Способы влияния на двор Митара?

— Да. Из нас с Арой вытащили все, что мы знали об императоре, его родне, знакомых, приближенных, министрах, военных. Чтобы не сомневаться, что мы что-то скрыли, нас собирались принести в жертву их богу знаний. Они так его называли. Хотя я подслушал, как монахи шепотом называли этого бога чудовищем, демоном, питающимся душами людей.

— Что чудовище, то чудовище, — пробормотал Аруш, на миг привлекая к себе внимание.

— Ну, если ты уверен, что Митар не причастен к нападению на тебя, то нужно как можно быстрей отправляться в Зорт, — вернулся к главной теме разговора Гартош. — Вы ведь не возражаете, ваше величество?

— Да и если возражал бы, это что-то изменит? — криво усмехнулся император. — Вы ведь здесь находитесь, не ради меня, или нашей империи, а ради вон того, не очень счастливого с виду человека, который не проронил здесь ни слова.

Лейзон действительно, не смотря на освобождение, не выглядел счастливо. Он с отрешенным видом смотрел в окно.

— Извините, ваше величество, — встрепенулся бывший господин Тольского замка. — Я, конечно рад освобождению. Но я очень соскучился по своей жене и сестре. И я не знаю, что с ними сейчас. Не нашла ли Валена, за этот год, себе кого-нибудь другого.

— Это мы узнаем, только когда вернемся в вашу страну, — не стал зря обнадеживать друга Гартош.

— Хотел бы я вас задержать в Алузе, но не буду, — с легкой полуулыбкой сказал Читуний. — Отправляйтесь по своим делам дальше. Но, может быть, вы еще вернетесь? Я имею в виду, не когда-то, а после того, как уладите дела в Лотте. Проверите, как у нас идут дела без каги. Как магические школы функционируют.

— А мы вообще нужны там, как его, Лотте? — спросила Милена. — Если наша помощь там не нужна, то мы могли бы побыть здесь, в Алузе. В школе еще много работы.

Судя по её блуждающему взгляду, дело было не столько в самой школе магов, как каком-то обитателе этой школы. А может, и не одном.

— Можете смело оставаться Алузе, — с понимающей улыбкой ответил старший Оскол. — В Лотте нам предстоит скучная рутинная работа. И мы там прекрасно обойдемся без вас. Заберем вас, перед самым возвращением домой.

Радостные взгляды детей, убедили его, что он принял правильное решение.

* * *

Переход в столицу империя Лотта не занял много времени. Туда отправилась уже проверенная в горах каги четверка, бывшие пленники, Зирий, Пегас и даже про золото не забыли. Ара настояла, чтобы первым делом посетили их с Кронтом дом — очень переживала про детей.

Дом Кронта и Ары никак нельзя было назвать дворцом, какой положен членам императорской семьи, просто, большой просторный дом, правда, расположенный на живописном берегу неширокой реки. С детьми оказалось все в порядке, их забрал к себе отец Кронта.

К отцу Кронта, герцогу Тучерну, отправились уже обычным способом, без помощи магии. Нельзя описать, с какой радостью встречали Кронта и Ару, которых, к слову сказать, уже успели оплакать. После слёз, тесных долгих объятий, сбивчивых вопросов и ответов, все немного успокоились, и пришло время более детальных рассказов. Сказать, что лорд Тучерну с женой и внуками были удивленны рассказом Кронта, Ары и их спасителей, это не сказать ничего. Дети — мальчик и девочка лет восьми — внимали рассказу с открытыми ртами. Особенно их впечатлила та часть, где присутствовала магия, что и не удивительно. Сам лорд Тучерну несколько раз срывался с места и нервно прохаживался по комнате, хотя ни разу не перебил. Его жена закрыла от избытка чувств рот ладошкой, и только переводила взгляд, с одного участника событий, на другого.

После окончания рассказа, и многочисленных дополнительных вопросов, хозяевам понадобилось несколько минут, чтобы переварить услышанное, и прийти в себя. Теперь пришло время задавать вопросы им. Выяснилось, что как только император узнал о похищении брата, тут же отослал целый полк солдат и лучших сыщиков, на поиски родственника. Разбойников отыскали в течении месяца, хотя они уже успели бежать на другой край империи, и тут же выяснили, куда были переправлены похищенные. К каги отправилось посольство, но оно вернулось ни с чем — каги клятвенно уверяли, что ни имеют ни какого отношения к похищению брата императора, и у них нет ни какой информации об этом. Но пообещали с помощью магии выяснить, где находится Кронт и его жена.

— Понятно, что они бы выяснили, — хмыкнул Гартош. — Где находятся трупы.

Тучерну согласно кивнул и продолжил:

— Митар был в ярости, но поделать ничего не мог. У нас имелись только слова разбойников, и больше никаких доказательств. Несколько раз поднимался вопрос о военной операции, но это так и осталось словами. Никто не знал, где искать Кронта и Ару. Да и сил у нас явно недостаточно, для полноценной войны с монахами. Теперь, после возвращения Кронта и Ары, ситуация может измениться. Я думаю, нам нужно незамедлительно отправиться во дворец Митара.

Что тут же было исполнено. Ара осталась с детьми, остальные выехали обрадовать императора. Во дворец монарха пришлось ехать через полгорода. Зорт значительно уступал размерами Алузе. Да и богатых домов имелось поменьше. Но выглядела столица Лотта гораздо чище, спокойней, и умиротворенней Алузы. Посыльный предупредил Митара о возвращении брата, и император лично вышел встречать родственников на ступени дворца. Он спустился вниз, и горячо обнял брата:

— Рад Кронт, очень рад! То, что мы не особо часто общаемся, не означает, что мне не дороги мои родственники. У меня словно гора с плеч упала. Я понимал, что ты находишься в плену у каги, и в то же время, ничего не мог поделать — втягивать страну в войну на основании сомнительных слов разбойников, слишком большой риск для страны.

Кронт выглядел донельзя смущенным. Он что-то бормотал про понимание ситуации, и что никакой вины Митара, в том, что он тут же не бросился воевать, нет.

— А это твои друзья? — наконец оторвался монарх от брата, и пристально посмотрел на иномирян.

— Да. Они вытащили нас с Арой с плена каги. А это Лейзон, он был с нами в плену. И Зирий, бывший лейтенант твоей гвардии.

— Лейзон, Лейзон… Где-то я уже слышал это имя.

— Это отдельная история, и я бы хотел поговорить о ней особо.

— Тогда пройдемте во дворец.

Дворец императора Лотта, так же значительно уступал размерами и роскошью дворцу императоров Ригилии. Но был он гораздо изысканней. Один из кабинетов вполне подходил для этой небольшой компании, в нем и расположились. Снова последовал рассказ о том, как Кронт попал в лапы к каги, и о чудесном спасении. Когда пришла очередь рассказывать Лейзону, как он очутился в храме злого, то ли бога, то ли демона, Митар вставил:

— Я вспомни, где слышал твое имя. Тебя обвинили в содействии расхитителю гробниц. Читуний потребовал твоей выдачи, и еще компенсации золотом.

— Вот об этом мы и хотели поговорить, — почесав переносицу, сказал Кронт.

Видимо обсуждать такую ситуацию со своим венценосным братом, было ему неловко. Гартош взял разговор на себя:

— Я, собственно, и есть тот расхититель, из-за которого пострадал Лейзон, и другие достойные люди.

Митар испытующе посмотрел на «расхитителя», ожидая продолжения.

— Мы только что от Читуния. Он снимает претензии, к вам, ваше величество, вашей империи, и всем причастным лицам. А также возвращает вам ваше золото.

— Все правильно Митар, — подтвердил Кронт. — Вот письмо от Читуния.

Император Лотта внимательно прочитал врученное письмо, и затем снова испытующе уставился на Гартоша, и других иномирян.

— Чем же вы смогли убедить Читуния, сменить гнев на милость? — наконец спросил он.

— Мы вылечили его самого, и его семью, от болезней, которые у них имелись, и которые насылали им каги, — ответил Оскол. — А также, помогли им избавиться от наглых монахов, и основать магическую школу.

— Всего-то? — усмехнулся император. — Можно сказать, выгнали монахов, в которых мой собрат души не чаял, и заменили их собственными магами?

— Именно.

— Ну что ж, я рад, что каги уже не имеют такого влияния на двор Читуния.

— Они там вообще почти не имеют влияния, — посмел перебить монарха Оскол. — У них там, можно сказать, необъявленная война.

— Еще одна хорошая новость. Можно ли взглянуть, из-за чего разгорелся весь этот жуткий скандал с расхищением гробниц.

Носитель без колебаний передал императору Фатара. Тот покрутил в руках ничем не примечательный перстень.

— Что же есть в нем такого, чтобы рисковать жизнью, своей и чужой?

— Он магический, ваше величество. Если желаете, можете его примерять. Возможно, он пожелает показать свои возможности.

— Читуний его примерял?

— Да.

— Тогда я не буду. Кто знает, что он сделал с Читунием, что он так быстро сменил гнев на милость.

Гартош рассмеялся, возвращая перстень на палец:

— Вашему собрату не понравилось общение с этим перстнем. И я объяснил Читунию, что он не принадлежит никому, даже мне. Хотя он и находится у меня на пальце.

— Вы хотите убедить меня, снять опалу с Лейзона, и остальных?

— Да, ваше величество.

— Тогда расскажите мне все. С самого начала.

И император откинулся на спинку кресла, ожидая захватывающих историй. И они последовали. Митар оказался любознательным парнем, и историей с перстнем Гартош не отделался. Пришлось пересказать, чуть ли не всю историю своей жизни, которую, нужно сказать, с немалым интересом слушали все присутствующие. Наконец монарх удовлетворил своё любопытство, и поднял руки, как бы подчеркивая, что хватит историй:

— Ты даже не представляешь, Гартош, насколько это все интересно. Все что ты рассказал. Вы, имеющие возможность путешествовать, счастливые люди. Тут, даже за пределы, не то, что столицы, за пределы дворца не можешь вырваться. А вы можете путешествовать по разным мирам. Завидую.

— Я вас прекрасно понимаю, ваше величество. Быть монархом большая ответственность. Я имею в виду, настоящим монархом. Отвечать за всю страну, очень тяжелое бремя, и немало тех, кто рвался к такой власти, потом готовы были отказаться от неё, с тем, чтобы иметь возможность свободно распоряжаться собой. У меня имелось достаточно власти в своем мире, да и не только в нем, но я предпочел свою личную свободу.

— Вот-вот, — вздохнул Митар. — Я верну Лейзону его земли, и Зирия верну в гвардию. С этим проблем не будет. Но я бы еще хотел поговорить о следующем. Вы помогли Читунию избавиться от каги, и вернуть магов. Что вы скажете о том, готов ли Читуний к более активным действиям против монахов? И если готов, поможете ли вы нам в этом противодействии?

— Моё личное мнение — да, готов. Но вы это должны выяснить самостоятельно. Дело в том, ваше величество, что существует некий мировой, точнее, межмировой порядок, правила. Они негласные, но их следует придерживаться. И согласно этим правилам, вмешательство, активное вмешательство в дела того или иного мира, из-за его пределов, не приветствуется на высшем уровне. — Гартош ткнул пальцем в небо. — Мы с этим уже сталкивались. Поэтому бороться с каги вам придется самостоятельно. Мы и так изрядно наследили в этом мире.

— Понятно, — досадливо крякнул император. — Жаль. Такие союзники нам бы не помешали. Ну да ладно, будем справляться сами. Надеюсь, Читуний действительно созрел для активного противодействия монахам. Вместе справимся.

— Вам бы неплохо найти общий язык с Солонтом. Советник императора, снова стал министром безопасности, и очень негативно относится к монахам, он может вам помочь.

— Солонт вновь министр? Хорошая новость. Я его неплохо знаю. И вот еще что. У меня тоже есть советники, и я хочу, чтобы перед тем как покинуть наш дворец, с одним из них вы побеседовали. Точней, с одной из них. Ратга, познакомься с нашими гостями.

Сидящая в углу неприметная женщина, которую не сразу то и приметили, и на которую не обращали особого внимания, поднялась и отвесила легкий поклон:

— Мы немного знакомы. Я пыталась помочь вам возле храма Гаразу.

— Сова? — быстрей других сообразила Алеандра.

— Да. Я наблюдала за происходящим в храме, но вмешаться не могла, не те у меня силы.

— Вы нам действительно помогли, — похвалил магиню Оскол. — Неизвестно, сколько бы мы искали нужное помещение. И еще я рад, что в вашем государстве, к магии относятся более терпимо, чем в Ригилии. Им теперь приходится все исправлять, и нагонять утерянное время и возможности.

— У меня есть к вам несколько профессиональных вопросов, — сказала Ратга. — Если вы не против, пройдемте в другое крыло дворца. Там мой кабинет, и нас там ждут другие маги.

Иномиряне раскланялись с императором, и отправились за местной магиней. Лейзон и Зирий также покинули кабинет Митара. И только Кронт с отцом остались побеседовать с высокопоставленным родственником.

Маги Лотта встретили своих коллег с другого мира восторженными взглядами, и сразу же засыпали вопросами. Это напоминало встречу прославленных в боях ветеранов, с новобранцами. Гартош с друзьями постарался, как можно полней удовлетворить любопытство коллег, и встреча затянулась далеко за полночь. Заночевали там же, во дворце, и с утра пораньше отправились в дом Кронта и Ары. Как оказалось, Лейзон сразу же по выходу из дворца отправился за своей женой и сестрой, благо они проживали неподалеку от столицы. Зирий, так же не терял времени зря, и отбыл в казармы гвардейцев, так как своего дома у него сейчас не было.

Поняв, что дела в Лотте улажены, как нельзя лучше, иномиряне вернулись в Алузу, сопровождаемые восторженно-завистливыми взглядами местных магов, и письмами к коллегам в столице Ригилии.

Поняв, что Алузу придется покидать уже завтра, максимум послезавтра, младшие Осколы расстроились не на шутку, но отец настоял на том, чтобы не задерживаться больше в этом мире. У него самого еще состоялась беседа с Читунием и Солонтом. Обсудили возможные варианты событий, вплоть до проведения рейда по землям каги. Решили, что вместе с лоттанянами, это вполне возможно, если, конечно, не слишком углубляться далеко в горы. Достаточно будет захватить самые богатые рудники с магической рудой, освободить пленников, и тем самым ослабить таких опасных соседей.

После этого Гартош посчитал свою миссию выполненной, и на второй день, после возвращения в Алузу, иномиряне покинули мир Зиир.

16

Лорд Руткер с нетерпением ждал возвращения внука, правнуков, и остальных путешественников по мирам, с очередной спасательной операции. В особенности Алеандру. Неровно дышал старший Оскол, по почти тысячелетней вампирессе. Рассказ путешественников по мирам выслушал с неподдельным интересом. Много задавал уточняющих вопросов. Конечно, Первого Мага империи больше всего интересовали вопросы, связанные с магией. Он подробно расспросил про демона, «увязшего» в болоте, о кровожадном боге каги, и, естественно, о запретных черных землях. Опытный маг обожал путешествия, тайны, загадки, и уже исследовал не один мир, с погибшими цивилизациями.

— Интересное местечко, — по окончании рассказа, хмыкнул Руткер. — Покажешь, как туда попасть. Возможно, выберу время, чтобы посетить. А вы дальше куда собрались? Я так понимаю, по плану еще два мира осталось проверить?

— Дальше по плану мир Земля, где я провел около двух десятков лет. Больших дел и обязательств у меня там нет, но посетить нужно. Есть одно дело, с которым связан тот мир.

— Это, же какое? — полюбопытствовал Руткер.

— Хочу предложить там пожить Катану. Кстати, где он?

— Просидел несколько месяцев отшельником на севере, на берегу одного из озёр. Сейчас отправился в Дарен-Холф. На том перекрестке миров легче всего попасть в другой мир. А я так понял, он еще сам не определился, в какой мир ему нужно.

— Вот и хорошо, — кивнул Гартош. — Возможно, моё предложение ему подойдет. Ну, мы твое любопытство удовлетворили, теперь ты рассказывай, как дела в Виктании?

— Вы не настолько долго отсутствовали, чтобы случились заметные изменения. В империи мир и покой. Не о чем рассказывать. Потихоньку все начинают забывать войну, и правление ведьмы.

— Вот это-то и плохо, — пробормотал носитель. — Такие вещи нельзя забывать никогда.

— Но есть одна проблемка, — задумчиво потер подбородок Руткер. — Правда, она не связана с делами империи, скорей, с нашими семейными делами.

— Часто наши дела, становятся делами империи, — не согласился Гартош. — Рассказывай.

— Слышал от жрецов, с которыми у меня доверительные отношения, что в нашем мире начали появляться могущественные силы, не подчиненные нашим богам.

— Ну-ну, — поторопил деда носитель.

— Интересуются, не слышал ли кто о статуе, вырезанной из цельного куска рубина.

— Я так и знала, что эту статую никогда не оставят в покое! — воскликнула Алеандра.

Гартош нахмурился:

— Что за силы? Маги, демоны?

— Ничего конкретного, только слухи. Они ходят среди демонов различных богов, и от них, среди жрецов.

— Больше похоже на то, что такие слухи распространяются специально, — поделилась своими размышлениями вампиресса. — Они ожидают, что если Эльфимера в этом мире, обладатель запаникует, и как-то себя проявит.

— Выманивают, — согласился носитель. — Ты её, где держишь?

— Под замком, внутри горы, — немного поколебавшись, ответил старший Оскол. — Я там оборудовал особо защищенное хранилище, чтобы ничего, ни туда, ни оттуда.

— Опасно, — пробормотал Гартош. — Такой мощный магический артефакт, который вероятно переплюнет по значимости мою семью атратов, опасно держать там, где обитаешь сам. Может перепрятать, где подальше, в том же красном мире?

— Эльфимеру сейчас опасно переносить, тем более из надежного хранилища, — горячо возразила герцогиня. — Её могут обнаружить.

— А зачем она нам вообще нужна? — спросил Зоктер. — Зачем подвергать себя, и своих близких опасности? Ведь не известно, что на самом деле она из себя представляет, и кто за ней охотится. Может отдать её, тому, кому она нужнее, или подкинуть, пускай забирают, кому нужнее?

— Ты глупый мальчишка! — строго и назидательно произнес Руткер. — О таких мощных магических артефактах мечтают все опытные маги. И каждый готов положить голову, за обладание ними.

Зоктер примирительно поднял руки:

— Понял, понял! Жалко лишаться того, что обладает огромной мощью, хотя и не понятно, зачем оно нужно, и как этим пользоваться. Пускай полежит, может, пригодится.

— Ну, примерно так, — с улыбкой согласился старший Оскол.

— Может, спустимся, посмотрим? — предложил Гартош. — Что-то, как только упомянули её, сразу захотелось навестить.

— Пойдем, — согласился Руткер. — Только придется соблюдать особые меры предосторожности.

— Это, какие же? — полюбопытствовал носитель.

— Все магические побрякушки, включая твои атраты, оставляем здесь. У меня там особые настройки защиты, боюсь, выйдет конфликт интересов.

— Как все строго, — пробормотал носитель, складывая атраты в шкатулку, любезно предоставленную дедом.

Особенно неохотно от магических артефактов избавлялся Квирт. Он недоверчиво косился по сторонам, а когда Аруш заявил, что ему не интересно спускаться под землю, и глазеть на какую-то там статую, и что он остается здесь, дракон вообще впал в панику. Аруш злорадно улыбался, и алчно смотрел на кучку сокровищ, которую выложил дракон. Пришлось вмешаться Руткеру. Он поместил все артефакты в свою потайную комнату, которая находилась рядом с кабинетом, и была вполне защищенной. Правда, не для Эльфимеры.

Аруш отправился подурачиться к Пегасу, который развлекался во внутреннем дворике замка. А дети Гартоша, и его друзья последовали вслед за Руткером, спускаясь извилистыми коридорами, все дальше под землю. Тайная пещера располагалась довольно глубоко, почти на уровне с драконьими пещерами, хотя и в другой стороне горы. По дороге не попалось ни одного подземного духа, и это слегка удивило Гартоша.

— Выгнал я всех, — сообщил лорд Руткер. — Мне соглядатаи здесь не нужны.

— Это не слишком подозрительно? — спросил Гартош. — Наверняка найдутся те, кто захочет проверить, что так тщательно прячет Первый Маг империи.

— У магов много разных тайн, — пожал плечами хозяин замка. — Одной больше, одной меньше.

Первая дверь, целиком отлитая из ристолитовой руды, возникла словно ниоткуда. Гартош лично помогал деду переправлять с мира Руткемор, ристолит, поэтому не удивился наличию этого блокирующего магию минерала. Внутри дверь оказалась обшитой древесиной из красного мира — перестраховывался хозяин. За этой дверью находилась маленькая комната, где кроме светильников, лавки и небольшого стола, ничего не имелось. Когда вся группа тесно набилась в комнатушку, Первый Маг закрыл входную дверь, тщательно проверил замок, что-то там пробормотав, и, выдержав продолжительную паузу, открыл следующую дверь.

Там так же не имелось никаких статуй. Вообще ничего не имелось, даже лавки со столом. И здесь повторилась процедура с замком и паузой, во время которой наверняка что-то происходило, понятное только самому хозяину этого помещения. Нетерпеливые хмыканья правнуков, никаким образом не ускорили священнодействие, проводимое Руткером. Наконец он открыл третью дверь, и как только появилась небольшая щель, в неё тут же хлынул мощный поток энергии, вместе со слабыми лучами розового света.

— Поняли теперь, зачем я сделал столько тамбуров? — довольно спросил старший Оскол.

— Чтобы задержать энергию, выделяемую статуей, — ответил за всех Зоктер.

— То-то же. Входите. Любуйтесь.

Но вошел в заветную комнату, глава клана Осколов первым. Он осмотрел беглым взглядом хранилище Эльфимеры, и только затем отступил в сторону. Вошедшие восхищенно застывали на пороге, шедшие следом нетерпеливо подпихивали их, и так же останавливались, не в силах оторвать взгляд он невероятного творения — величайшего из всех, что им доводилось видеть.

Эльфимера стояла на невысоком постаменте, и буквально светилась изнутри.

— Раньше я не видела, чтобы она светилась, — пробормотала Алеандра.

— Светиться она начала недавно, всего пару месяцев назад. Сначала понемногу, затем свечение усилилось. Сейчас застыло на одном уровне. Кроме того, что она светится, она еще и выделяет большое количество энергии. Ну, вы это заметили. Это очень необычная, и для посвященных, узнаваемая энергия. Поэтому мне пришлось поставить уловители, и преобразователи энергии. Я заряжаю нею многие магически артефакты, но так, чтобы никто не смог обнаружить первоисточник этой энергии.

— Разумно, — похвалил деда Гартош. — Исходя из того, что кто-то заинтересованный бродит рядом, это совсем не лишняя предосторожность.

Зоктер заворожено обошел вокруг статуи:

— Я как-то и не заметил раньше, насколько она прекрасна. Теперь я понимаю, почему дед не хочет с ней расставаться.

— Мне тоже кажется, что она похорошела, — заметил Гартош. — Она и раньше была прекрасна, а сейчас… Даже не знаю, вроде бы все, как и раньше, но что-то изменилось.

— Она светится, Гартош. Светится, и излучает энергию, — сказала герцогиня. — Свою особую энергию. Только я не знаю, к добру ли это. Мы до сих пор не знаем, историю создания этой статуи. Не знаем, кто её ищет, и зачем. Я уверена, что нас ждут с ней большие сюрпризы. Зоктер! Не касайся её! Можешь пострадать!

Но средний сын Гартоша уже взял рубиновую статую за руку. Отец приготовился ловить отброшенное Эльфимерой тело сына, но ничего не произошло. Зоктер безнаказанно держал волшебное создание, за её безукоризненные пальчики.

— Вот так-так, — пробормотал Квирт. — Я еще помню, как меня шарахнуло молнией. Что же изменилось?

Он тоже протянул руку к статуе, но сопровождаемая сильным треском молния, предотвратила это кощунство, и отбросила дракона к стене.

— Не всех она к себе подпускает, — пришел к очевидному выводу Руткер.

— Я проверять не буду, — на всякий случай, чуть дальше отошел Гартош.

— Мне очень хочется проверить, но я тоже не буду, — сказала Милена. — Пусть только Зоктер будет избранным. А то у него не очень удачно получилось в Алузе, хоть здесь он окажется лучшим.

И поняв, что ляпнула лишнего, младшая дочь Гартоша прикусила язык. Зоктер оторвал руку от Эльфимеры, бросив на сестру уязвлено-недовольный взгляд.

— Пожалуй, лучше нам отсюда уйти, — поглядывая на правнуков, пришел к выводу Руткер. — А то остановка начинает накаляться.

И он жестом попросил посетителей покинуть комнату с Эльфимерой.

Последним помещение покинул Зоктер, бросив на статую обожающий взгляд.

* * *

Брата Гартош нашел в одном из кабаков Дарен-Холфа. Руткер присматривал за внуком, поэтому отыскать его не составило большого труда. Катан сидел в углу шумного заведения, хмуро поглядывая на сцену, где странно одетые актеры, творили малопонятное действие, как показалось Гартошу, даже им, актерам, малопонятное. Пара глиняных кружек на столе у Катана уже стояли пустые, и в следующей осталось меньше половины пойла.

Гартош с шумом опустился напротив брата:

— Ну здравствуй. Брат.

Катан неверяще посмотрел на младшего брата, затем на протянутую руку. На его лице промелькнула целая гамма эмоций. Затем он понял, что Гартош не просто его нашел, а впервые после возвращения, после гибели Лисите, Агаральда, и всей этой истории с ведьмой, назвал его братом. Его глаза повлажнели, и он пожал протянутую руку:

— Здравствуй, брат.

— Странное ты нашел место, чтобы предаваться унынию, и самоуничтожению, — посмотрев по сторонам, сказал младший из братьев.

— Благодаря этим страдальцам, что-то там завывающим, здесь больше места, чем в остальных заведениях. А я не люблю столпотворения.

Братья немного помолчали, не сговариваясь, уставившись на сцену, и пытаясь разобраться, что же все-таки там происходит. Не получилось. Первым оторвал взгляд от актеров Катан, и приложился к почти пустой кружке.

— Дед подсказал, где меня искать? Присматривает за мной?

— А ты как думаешь? Нас и так немного осталось, чтобы не присматривать.

— Зачем я тебе?

— Я сейчас отправляюсь в мир Земля, где провел почти два десятка лет. Ты не хотел бы там пожить?

Катан ненадолго задумался. Покрутил опустевшую кружку:

— Какой он, тот твой мир?

— Он интересный. Не такой, как наш, но интересный. Технологический мир, где магия для избранных. Она окутана мифами и тайнами. Там есть все то же, что и других мирах, честь и бесчестье, бескорыстность, и алчность, выдающиеся умы, и жуткое мракобесье. Там любой может найти себе место.

— Какое ты там для себя нашел место?

— Я был контрабандистом, — улыбнулся младший брат.

— Отличное занятие для Осколов, — хмыкнул Катан.

— Ты хорошо рисуешь. Дед говорил, что в этом, ты достиг немалых вершин.

— Не совсем правильное занятие для Осколов.

— В нашем мире да. Но на Земле, то, что ты Оскол, будет иметь мало значения. Там ты сможешь посвятить себя этому искусству.

Катан снова задумался. Теперь надолго. Он смотрел на сцену, словно ища там подсказки, на посетителей, в пустую кружку, но никто не подсказал решения, пришлось решать самому.

— Ну, хорошо. Думаю, ничем твоя Земля не хуже и не лучше остальных миров, чтобы начать новую жизнь. Давай попробуем.

Братья заказали еще пойла, громко называемого здесь элем. Затем ещё, и ещё. И, в конце концов, все же начали понимать, что происходит на сцене.

* * *

Древний храм, созданный ремхи, и сейчас захваченный джунглями, никак не изменился за время отсутствия Гартоша-Алекса. Все такое же запустение, и, несмотря на позитивную энергетику места, безысходность, которая накатывала, едва начинаешь понимать, в каком месте ты находишься. Алаза выбрала храм, затерянный глубоко в джунглях Индии, чтобы заглушить магический всплеск, возникший на месте их межпространственного перехода.

Кроме Гартоша и Аруша все впервые оказались на Земле, поэтому осматривались с немалым интересом. Носитель заранее всем объяснил, что это место давно заброшено, поэтому лишних вопросов ни у кого не возникло. Быстрей других поняла назначение храма Алеандра. Она быстро разобралась в назначении большей части уцелевших сооружений, и даже Гартошу было интересно послушать её объяснения.

— Источник, это центр. Центр храма, центр всего. Очень интересный источник. В нем сходятся несколько потоков, и сливаются в один. Насколько я могу понять, один поток спускается с тех дальних гор, и он самый мощный. В него вливается рукав от реки, которая протекает где-то здесь, неподалеку, и стекается энергия с окружающих джунглей. Горный источник словно притягивает остальные, хотя такое редко случается. Очень редко можно встретить слияния разных стихийных энергий. Старые мастера сумели придать этому чуду вид фонтана. Сначала удивилась, почему это место заброшено, а затем поняла — энергия этого фонтана тяжело поддается обработке и усвоению. Видимо, мало в этом мире тех, кто способен с ней справится.

— Я без проблем сумел нею наполниться с первого раза, — заметил носитель.

— Не забывай, что ты с детства владеешь магией. Ты из рода сильных магов. А судя по тому, что ты рассказал об этом мире, здесь таких немного.

— Катан, попробуй ты эту энергию, — предложил Гартош.

Старший здесь Оскол, не спеша приблизился к источнику, протянул руки, и закрыл глаза. Спустя пару минут, его нахмуренное лицо разгладилось, и расплылось в блаженной улыбке:

— Она очень ласковая, словно рука матери. — При упоминании о матери Катан снова нахмурился, открыл глаза и отступил от фонтана. — Такой податливой и приятной энергии я не встречал даже в нашем родном мире.

От избытка чувств, у Катана повлажнели глаза.

Милена не стала ждать, когда предложат и ей испытать данную энергию. Она подошла к фонтану, и словно попыталась обнять светящийся, и переливающийся разными цветами столб. От основного ствола отделились несколько ручейков, и сами обвили младшую из Осколов. Гартош напрягся, но Милена тихо рассмеялась, давая понять, что и ей эта энергия принесла только приятные ощущения.

— Точно, как мама, — подтвердила она.

— Кажется, я начинаю понимать, что здесь было, — прошептала Алеандра. — Здесь находилась особая лечебница. Здесь лечили души. Вот почему здешняя магия неудобная, тяжелая в усвоении. Простым магам с ней работать тяжело, а вот тем, кто чем-то терзается, например, тяжелой утратой, она заполняет душевные пустоты. Даже не припомню, встречала ли я когда-нибудь такое. Действительно чудо. Надо запомнить расположение этого храма.

— «Надо уходить отсюда, — напомнила о себе Алаза. — Мы, конечно, прикрылись энергией фонтана, но отследить нас вполне возможно. Особенно, если задаться такой целью».

— Все! Собрались! Уходим! — заторопился и носитель. — Если кто захочет вернуться на это место, то в другой раз. А сейчас попрыгаем немного по этому миру.

17

Согласно подсказкам Алазы путешественники совершили несколько прыжков по местам Силы. Змея разведывала, насколько там безопасно, быстрый переход, короткое пребывание на месте для транзита, снова разведка, и новый скачок. Дети и друзья носителя были недовольны, что им не дают ознакомиться, не то что с миром, но даже с местностью. Но атраты аргументировали свои действия тем, что для безопасности Катана, будет лучше, чтобы никто не знал, кто он, и откуда прибыл. С этим пришлось согласиться.

После нескольких переходов, атраты решили, что достаточно запутали следы, и можно выходить к людям. Местом последней высадки выбрали Карпаты, вблизи от популярного курорта. Место и время подобрали удачно — в одном из городков проходил фестиваль местной кухни и напитков, куда съехалось большое количество чревоугодников. Местная кухня привела всех в восторг, особенно таких любителей пожрать, как Аруш и Квирт (ещё одного любителя набить желудок, Пегаса, Гартош решил на Землю не брать, слишком много сложностей). Хмельные напитки, конечно, уступали, изысканным вкусам иномирян, а вот еда пришлась по душе.

Непосредственно возле точки выхода группа иномирян пробыла двое суток. Наслаждались местными красотами, кухней, шлифовали язык, удаленно знакомились с миром. А заодно убедились, что их выход из подпространства, не вызвал ненужного пристального интереса. Золота Осколы взяли с собой изрядно, чтобы и Катану на жизнь хватало, поэтому в средствах они скованы небыли. Гартош нанял небольшой автобус, и началось наземное путешествие к конечной точке, куда носитель стремился попасть. Водитель оказался человеком опытным, экскурсии возил неоднократно, вкусы иностранцев изучил, поэтому и эту группу туристов из «ближнего зарубежья», повез самым интересным местам.

Весело бегущие горные речки, живописные долины и каньоны, сменялись густыми лесами, возделанными садами и полями. Путешествие проходило неторопливо, чтобы гости успели насладиться увиденным, испробовать кухню, и даже немного познакомится с историей и традицией каждого конкретного края. Даже Гартош, будто снова открывал для себя страну, в которой прожил около двух десятилетий.

В Днепропетровске сняли несколько номеров в гостинице, и носитель решил взглянуть на свой дом, который за многие годы стал для него родным. Со слов Алазы, в его доме уже обосновались новые хозяева. Это немного расстраивало, но планов Гартоша неменяло. Даже если бы в доме никого не было, он бы туда не вернулся, из опасения вывести на Катана кого-нибудь, из вездесущих спецслужб. Но к дому тянуло, словно магнитом. В одиночестве ему не суждено было насладиться созерцанием своего бывшего дома — дети, и даже Катан, напросились взглянуть, хотя бы издалека. Алеандра, Квирт и Аруш, предпочли прогулку по городу. За них Гартош не переживал, все были опытными путешественниками, и вполне обойдутся без провожатого. Были, конечно, сомнения насчет Аруша, но с вампирессой Оскол опустил оборотня спокойно.

Нанятое такси притормозило возле нужного дома. Целую минуту все пялились на домик молча. Наконец Мелена выдавила:

— Ну, а чего, довольно миленько.

Разрядил обстановку Катан, и Гартошу не пришлось оправдываться за своё скромное жилище:

— Здесь главное не сам дом, а где он находится. За домом река, за рекой лес. Какая панорама! Красотища!

— И в случае опасности есть место для отхода, — добавил бывший хозяин дома. И попросил таксиста ехать в город.

Любопытный таксист поинтересовался, на каком языке разговаривали его пассажиры.

— Латынь, — буркнул Гартош.

Таксист уязвлено умолк. Явно знаком был с латынью не понаслышке. Нет, дети Гартоша и Катан быстро осваивали языки, и свободно на них общались, хотя и с небольшим акцентом, но при малейшей возможности переходили на свой родной язык, чем часто ставили в тупик представителей обслуживающей сферы, которые мнили себя знатоками основных языков Земли.

Дом Елены и Софии носитель нашел быстро. Его не оставляли мысли о судьбе девочки, которую спас от страшной смерти. Алаза выяснила, Елена находилась дома, хотя Софии рядом не наблюдалось. Зато рядом имелся мужчина. Несмотря на одну ночь любви, Гартош не испытывал к Елене особой привязанности, поэтому и не почувствовал укола самолюбия от того, что у неё могут быть связи с другими мужчинами. Гораздо больше его интересовала судьба Софии.

К нужной квартире он поднялся сам. Прислушался, сначала к тому, что происходит в квартире, затем к себе. Ничего не услышав, позвонил. Елена открыла быстро. Увидев Гартоша-Алекса, она охнула, и чуть отступила.

— Я на минутку, — успокоил её Гартош. — Хотел узнать, как поживает София.

Елена целых полминуты всматривалась в лицо Гартоша, затем немного успокоилась, оглянулась в глубину квартиры, вышла на лестничную площадку, и тихо прикрыла дверь:

— Тебя очень давно не было, — несколько виновато сказала она. — Даже не думал тебя ещё раз увидеть.

— Я уезжал. Из страны. Случайно оказался здесь, и решил проверить, как дела у моей крестницы.

— Плохо дела, — выдохнула Елена, и отвела взгляд в сторону.

— Что с ней? — помрачнел Оскол.

Елена вздохнула, и предложила:

— Давай выйдем на улицу. Так просто не расскажешь.

Согласно кивнув, Гартош начал спускаться. На улице расслабилась, и почти совсем успокоилась.

— Мои дети и брат. — Указал на родню Гартош. — Хотел познакомить их с Софией.

— А жена где?

— Погибла.

Елена сочувственно сжала Осколу локоть, и повела вдоль дорожки.

— После той, — Елена замялась, — процедуры. София быстро пошла на поправку. Она ожила, начала набирать вес, хорошо учиться. Её отец больше не появлялся, и я совсем поверила, что дальше все будет хорошо. Но где-то через два месяца, с Софией начало что-то происходить. Она становилась все более замкнутой, перестала встречаться со своими друзьями, часто сидела сама дома, или уходила на прогулку в парк. Я очень за неё переживала, пыталась поговорить, но все бесполезно. На все был один ответ — у меня все хорошо. Примерно полгода назад она сама захотела поговорить. София сказала, что она не такая как все. Что она видит тайную суть вещей, она видит духов, слышит их голоса, и даже иногда может читать мысли других людей. И от этого ей очень тяжело находиться рядом с ними. — Елена захлюпала носом. — Я очень испугалась Алекс. Я не знала что делать. Я обратилась к психологу.

— Твою ж мать! — тихо выругался Гартош, догадавшись без дальнейших рассказов, что произошло дальше. — Софию поместили в больницу?

— Да, — еще больше расплакалась Елена. — Она в спец клинике. Там есть интернат, и она продолжает обучение. Мне сказали, что у неё, в связи с прошлой болезнью, нарушение психики, возможно повреждение мозга, за ней нужен особый уход, и обеспечить его могут, только в специальном медицинском учреждении.

— Ты давно её видела? — перебил несчастную мать носитель.

— Две недели назад.

— Как она?

— Плохо. Стала еще более замкнута. Совсем не захотела со мной общаться. Я обратилась к её лечащему врачу, хотела её забрать. Но мне сказали, что сейчас забирать её нельзя, нужно завершить курс лечения.

— Пока они не завершили этот курс лечения, её и нужно забрать, — твердо сказал Гартош.

— А что дальше? Как дальше её лечить?

— Её нужно, не лечить, а учить.

— Где учить? Чему?

Елена пыталась заглянуть в глаза носителю, и тот выдержал взгляд отчаявшейся матери. У него начал созревать план:

— Я знаю несколько мест, где твою дочь обучат пользоваться своими способностями. Но это далеко отсюда.

— Насколько далеко? — насторожилась Елена.

— Очень далеко. Вы будете видеться не больше одного раза в год.

— Я очень боюсь Алекс. Сначала болезнь. Потом чудесное исцеление. Теперь снова болезнь, которая забирает у меня дочь. А дальше ты хочешь вообще увести Софию у меня. Я уже не знаю чему и кому верить.

Гартош успокаивающе погладил пальцы матери, готовой вот-вот разрыдаться:

— Я понимаю, как это страшно, доверится малознакомому человеку. Но я помог твоей дочери в тот раз, помогу и сейчас. И тебе необходимо понять, что София действительно уникальна, и необходимо особое место, где она будет чувствовать себя в своей тарелке, на своем месте. Я знаю такое место.

— Я мне туда можно? — с надеждой спросила Елена.

— Не уверен. Ты готова бросить все, и уехать туда, где все для тебя будет чужое? Дочери ты там вряд ли поможешь, и меня рядом не будет.

— Что это за место?

— Мне тяжело тебе объяснить. Лучше это сделает твоя дочь, когда вернется.

Елена долго шла молча, кусая губы, и пытаясь найти правильное решение.

— Ну, хорошо, — наконец решилась она. — Мне некому больше верить, кроме как тебе. Делай то, что считаешь нужным.

— Вот и хорошо. Можешь не сомневаться, я сделаю все, чтобы София была счастлива. Как далеко она находится?

— Далеко, под Киевом.

— Понятно. Я решу вопрос с транспортом, и мы отправимся. Ты одна поедешь, или с кем-то?

— Одна, — на секунду опустив глаза, ответила Елена.

— Я тебе позвоню. Очень скоро позвоню.

Провожать Елену назад к подъезду, Гартош не стал. Быстро поймал такси, и все вернулись в гостиницу. Дракон, оборотень и вампиресса, так же как раз вернулись. Носитель быстро объяснил всем ситуацию.

— О боги! Я не могу представить, как такое можно придумать, лечить от магии! — воскликнула Милена.

— В этом мире могут придумать, и не такое, — заверил дочь Гартош.

— И ты хочешь поселить здесь дядю?

— Не беспокойся Мили, — усмехнулся Катан. — Я не маленький беспомощный ребенок, вполне могу за себя постоять. И мне этот мир начинает потихоньку нравиться.

— Это не самый ужасный мир насчет магии, — добавила Алеандра. — В некоторых мирах за занятия магией приговаривали к смертной казни.

— Здесь, несколько веков тому назад, тоже практиковали публичное сжигание ведьм, — сделал небольшой экскурс в историю носитель. И увидев непонимание и брезгливость на лице дочери, исправился. — Такого уже давно нет. Хочешь заниматься магией, занимайся. Даже если ты этого не умеешь.

— Как это? — снова изумилась Милена.

— Людей, которые не владеют магией, легко обмануть. А в этом мире очень мало тех, кто реально нею владеют. Вот мошенники этим и пользуются. Настоящие маги не афишируют своих способностей, чтобы не попасть в поле зрение властей и спецслужб. А многие, чтобы уберечься, создают разные объединения, чтобы совместно противостоять разным угрозам. Либо наоборот, поступают на службу, тем же спецслужбам, или еще куда. Так что, не пропадет твой дядя, действительно не маленький.

Пока друзья и семья еще обсуждали Землю, все плюсы и минусы, которые они обнаружили в этом мире, Гартош решил заняться транспортом. Ему надоело зависеть от наёмных перевозчиков, поэтому решил приобрести свой автомобиль. Свой вместительный автомобиль. Быстро нашел в интернете подходящий вариант, и к немалому удивлению продавца, не осматривая авто, уже через полчаса отдал нужную сумму, и вырулил на собственном транспорте.

В большой чужой компании Елена чувствовала себя сковано, и тяжело шла на контакт. Но благодаря такту и пониманию психологии разумных рас, Алеандра сумела втянуть женщину в общий разговор. Легкий акцент, который присутствовал почти у всех, объясняли долгим проживанием за границей. Отсюда и не знание всех реалий Украины. Тяжелей всех приходилось Арушу, он не мог разговаривать вслух, и пользовался магией. То, что к большому псу ставились, как полноценному члену коллектива, ставило Елену в тупик, но вскоре она к этому привыкла.

К Киеву подъехали ближе к вечеру, и резонно решили не ломиться в специфическое заведение на ночь. Сняли в пригороде коттедж, и отправились осматривать ночную столицу. Алеандра быстро обнаружила в древнем городе интересные места силы, и изъявила желание исследовать их. Аруш с Квиртом увязались за вампирессой, и Оскол не был против. Он бы и сам с удовольствием погрузился в исследование секретов столицы, но Елена некстати связывала руки. Да и детей он не горел желанием в это втягивать, мало ли что там можно найти. А вот Катан радовался тому, что наметилось нескучное приключение. И как только родственники покинут Землю, он с головой может погрузиться в тайны нового мира.

Утром микроавтобус Гартоша уперся в высокие ворота санатория, окруженного по периметру бетонными плитами. На первый взгляд, учреждение больше напоминало воинскую часть, или закрытую лабораторию. А может так оно и было, и санаторий всего лишь прикрытие. Были у Оскола такие подозрения.

Так как Елена заранее не договорилась о встрече, на территорию её не пустили, тем более с посторонними. Пришлось целый час ждать под воротами прихода лечащего врача. Высокий сухощавый, уже начинающий лысеть мужчина, не скрывал своего раздражения тем, что мать приехала навестить свою дочь, без предварительного звонка. А когда узнал, что Елена все-таки хочет забрать дочь, разразился громкой эмоциональной тирадой, о безответственности матери. Пришлось Гартошу, который назвался дядей Софии, также повысить голос, и твердо заявить, что девочку они заберут в любом случае, хотят этого врачи, или нет.

Доктор понял, что в одиночку ему не удастся противостоять несговорчивому «семейству», и пригласил Елену на встречу с главным врачом. Гартош и Алеандра заявили, что «сестру» одну не отпустят, и они так же хотят взглянуть, где держат их «племянницу». От слова «держат», доктора передернуло, и он дал добро на то, чтобы пропустили троих.

Санаторий находился посреди соснового леса, и корпуса были разбросаны на приличном расстоянии друг от друга. Если это действительно санаторий, то отдохнуть, или поправить здоровье, здесь было одно удовольствие.

Главный врач, женщина бальзаковского возраста, о которых говорят, со следами былой красоты на лице. В стиле своей одежды она пыталась воплотить одновременно, строгость, жесткость, и женственность. И ей это неплохо удавалось. Первое впечатление о ней складывалось благоприятное. Главврач была осведомлена о визите гостей, и явно к нему подготовилась — она буквально светилась благожелательностью.

— Здравствуйте, — приподнялась она из-за стола. — Меня зовут Мария. Мне сообщили о том, что вы хотели бы забрать Софийку. Если позволите, я объясню вам, что с ней сейчас происходит.

— Первым делом, мы бы хотели её увидеть, — не менее дружески промурлыкала Алеандра. — Если это возможно, конечно.

— Не вижу причин вам отказать, — с трудом оторвав взгляд от глаз вампирессы, ответила Мария.

Она кивком отдала распоряжение, и лечащий врач, имени которого Гартош либо не запомнил, либо не расслышал, с недовольным видом вышел из кабинета. Разговор с начальницей взяла на себя Алеандра, у которой имелся самый большой опыт в переговорах. И не смотря на неполное знание здешних реалий, она с успехом их провела. Мария пыталась уговорить родственников не забирать девочку, так как лечение даёт положительные результаты, оно полностью безопасно, и прерывать его опасно, и безответственно. На что Алеандра нашла свои контраргументы: помощь и любовь семьи. А так же то, что София находится в этом уважаемом учреждении уже давно, и особой пользы не видно.

А что пользы не видно, стало понятно тогда, когда Софию привели в кабинет главврача. Осунувшееся личико, отсутствующий взгляд, полная апатия ко всему. Елена заплакала, и обняла дочь, на что та вяло отреагировала. Гартош подошел к своей крестнице, присел рядом, и повернул её лицо к своему.

— София, это я, дядя Алекс. Помнишь меня?

Он поймал её взгляд, и постарался не отпускать. Между ними словно проскочила искра, и вернула сознание в худенькое тельце. Девочка заплакала:

— Дядя Алекс. Почему ты ушел? Почему долго не возвращался? Почему разрешил отдать меня сюда?

— Прости моя девочка, — пустил слезу и носитель. — Я не знал. Я заберу тебя отсюда. Все будет хорошо.

— Вам нужны ещё какие-то доказательства, что ребенку лучше с семьей? — тихо спросила Алеандра.

— Лечение не закончено, — вяло пыталась протестовать Мария.

— Это просто замечательно, что вы не успели закончить лечение, и окончательно угробить ребенка, — встав, жестко сказал Оскол. Алеандра пыталась жестом остановить друга, она бы уладила вопрос мягче, но Гартоша понесло. — Если вы немедленно не отпустите Софию с нами, мы привезем прессу, и вам придется на всю страну, а возможно и на весь мир рассказывать, какие эксперименты вы проводите здесь над детьми.

Очарованная было обаянием Алеандры Мария, пришла в себя, и так же показала, что может быть жесткой и решительной.

— Я готова отвечать перед любыми журналистами, перед любыми комиссиями за свои действия. И мы не проводим над детьми никаких экспериментов. Мы лечим их от того состояния, к которому их доводят собственные семьи. И никого мы не держим взаперти. Мне очень жаль, и я категорически против, если вы собираетесь забрать Софию. Но если вы настаиваете, и подпишете заявление, мы её отпустим. Тогда вся ответственность за её состояние ложится на вас.

— Мы берем на себя такую ответственность, — как можно мягче сказала Алеандра.

Мария еще порывалась что-то сказать, но в последний момент передумала, достала из стола бланк, с готовым заявлением, и дала на подпись, Елене:

— Я очень сожалею, что вы приняли такое решение, и надеюсь, вы не доведете Софию до окончательного безумия. Но в любом случае, в случае обострения, мы снова готовы принять вашу дочь в нашем учреждении.

Елена быстро, пока никто не передумал, в том числе она сама, подписала заявление, и прижалась к дочери, которая, словно маленький ребенок, влезла на руки к Гартошу, и не желала слезать с надежного убежища. За вещами девочки пошли втроем: Елена, София и Гартош, Алеандра осталась пообщаться с Марией. Ну и заодно присмотреть за начальницей, чтобы она не наделала глупостей.

Носитель и София пребывали в приподнятом настроении, им не терпелось поскорей покинуть это заведение. Елена тискала время от времени дочь, и очень надеялась, что не совершила ошибку. И только лечащий врач всем своим видом показывал своё недовольство, и даже презрение к взрослым, и жалость к девочке.

С Алеандрой встретились возле ворот, куда подошли одновременно. Но только когда выехали на трассу, Гартош окончательно расслабился. София быстро оживала (не без помощи живительного зеленого луча), и со всеми перезнакомилась. Вампиресса села возле носителя, и поделилась своими наблюдениями:

— Похоже Гартош, там действительно простая лечебница, а не нечто большее. Либо я вообще не разбираюсь в людях и текущей обстановке.

— Очень на это надеюсь. Я уже боялся, что девочку придется забирать с боем, преследованием, и возможными жертвами.

— Не надо драматизировать Гартош, — рассмеялась герцогиня. — Ты слишком зациклился на тайных силах. У меня с самого начала закрепилось устойчивое предчувствие, что все обойдется мирно.

Но не успели спасатели далеко отъехать от санатория, как Софье стало плохо. Елена запаниковала, и уже стала жалеть о своём решении, забрать дочь. Оскол свернул на поляну в глубине леса, и подключил атраты.

— «Последствия лечения, — быстро определила Венера. — Оно не совсем безопасно, как утверждала та женщина. Нужно срочно вывести и нейтрализовать всю ту гадость, которой её пичкали несколько месяцев».

К выведению и нейтрализации приступили немедленно, благо для семьи атратов это не являлось сложной задачей. С помощью магии, и естественных физиологических процессов, София избавилась от негативных последствий лечения. Вскоре она вполне жизнерадостно смотрела на окружающий мир, и была готова бодро собирать цветочки на поляне. Она радостно щебетала о чем-то незначительном, и смотрела на всех влюбленными глазами.

— «Совсем как щенок, только что покинувший логово, и впервые увидевший траву», — мысленно буркнул Аруш.

София замерла, и неверяще уставилась на каррлака.

— «Он разговаривает. Опять голоса».

Оборотень зевнул, и хитро уставился на девочку:

— «Голоса, моя дорогая, ты теперь будешь слышать часто, здесь все, кроме твоей мамы, умеют общаться мысленно. Так что привыкай».

София перевела изумленный взгляд на Гартоша, тот утверждающе кивнул:

— «Он прав София. Это не проклятие и не болезнь. Это дар. И мы теперь, будем его в тебе развивать».

— «Ну что, София, приветствую тебя в мире магии», — с улыбкой выдала в «магический эфир» Милена, и создала в ладошке светящийся шарик.

Шарик видели все, кроме Елены, и она непонимающе смотрела на людей, которые чему-то улыбались, и перебрасывались чем-то невидимым. Гартош положил руку ей на плечо, и мать Софии так же приобщилась к миру магии. Спасенная от ненужного лечения девочка счастливо смеялась, ловила шарик и перебрасывала его дальше — она сейчас находилась среди своих, таких же наделенных даром созданий, как и она сама.

Елена была рада за свою дочь, но немного боялась того, что она только что увидела, и еще ей стало грустно от того, что она такими способностями не обладала.

Пробыв в Киеве несколько дней, Гартош отправил Елену домой. Она больше не возражала, чтобы её дочь обучалась и развивала свои способности. Она поняла, с дочерью ничего страшного не происходит, просто у неё есть способности, которые большинству людей недоступны. Расставание Елены с Софией было грустным, но не горестным. София не отправлялась на войну, или в опасное путешествие. Её определяли в особую школу, где будут учиться такие же дети, как и она сама. А где эта школа не так уж и важно, главное, чтобы дочь была счастлива.

Убедившись, что с Катаном все в порядке: средства на жизнь имеются, квартира снята, внимание ненужных структур и организаций не привлечено, Гартош с компанией покинул Землю, и вернулся на Иктив.

18

Все опасения Гартоша насчет Софии не сбылись. Она прекрасно перенесла путешествие между мирами. Также девочка с легкостью приняла существование разных миров, и множества различных существ. Раньше она создавала различные миры в своей собственной голове, в своём воображении, а оказалось, что подобные миры существуют на самом деле. И все это сейчас перед ней открыто. Правда, пока она может путешествовать по мирам только в сопровождении тех, кто уже научился такому виду передвижения. Но дядя Гартош, обещал, что София и сама со временем научится путешествовать, не только внутри одного мира, но и между ними.

Лорд Руткер не возражал, чтобы в их семейство добавилась еще одна очаровательная девочка. Особенно если она будет прилежно заниматься магией. А то, что Софию пытались лечить от магии, возмутило Первого Мага империи не меньше чем Милену. Возник вопрос: где обучать Софию. Руткер предлагал определить девочку в одну из магических студий Виктании. Гартош колебался. У него имелась мысль, отправить свою крестницу учиться на Ляурейс — мир магии, где обучались разумные существа из разных миров. Решили показать девочке эти разные миры, разные учебные заведения, а там пусть она сама решает, где учиться.

Времени у носителя имелось мало, существовал еще один мир, где требовалась его помощь, поэтому он провел Софье краткую экскурсию по Иктиву. Показал дивных дриад и нимф, с которыми девочка на удивление быстро нашла общий язык, словно и сама в прошлой жизни была одной из них. Русалки с сиренами показались землянке слишком бесстыжими, особенно по сравнению со своими лесными родственницами. А вот черные единороги привели её в восторг. Ментальный диалог с боевыми волшебными существами она установила сразу, не прибегая ни к чьей помощи. И Гартош с Миленой (которая часто сопровождала свою новую знакомую, практически, сестру), в очередной раз убедились, что у девочки удивительный дар, даже по меркам Иктива, где магия развита повсеместно, а не то что, по меркам Земли.

С кентаврами София держалась, сначала насторожено, пораженная их свирепым внешним видом, но затем где-то рассмотрела в них нежную натуру, и под конец встречи устроила с несколькими конелюдьми, трогательные обнимашки, чего не мог себе позволить, ни один двуногий обитатель Иктива.

Побывали в Ашуре, где проинспектировали строительство, и введение в строй нового флота. В знакомой бухте Гартошу удалось вызвать Малиарта. Гигантский кит, царь табилотов, по стариковски ворчал, что его вызывают по каждой мелочи, но познакомился с иномирянкой с удовольствием, и проболтал с девочкой целый час, прежде чем раствориться в тумане.

Столица Тарта поразила Софию экзотическими садами, слонами, и другими странными животными, которых она никогда не видела. Никор с усмешкой заметил, что возится Гартош с землянкой гораздо больше, чем со своими детьми, видимо готовится нянчиться с внуками, на что Оскол даже не нашел что ответить.

Еще были северные земли, с живущими там гигантами, и Волшебное королевство. Лямир с нескрываемой радостью встретил старого знакомого, и не отпускал, пока не наговорился. Тем временем экскурсию по горному королевству Софье провела Элера, сестра короля. У Гартоша имелись опасения, отпускать ли крестницу с главой тайной службы Волшебного королевства, но Лямир клятвенно заверил, что с девочкой ничего не случится. И действительно, в положенный срок сестра короля вернула землянку. Она тепло попрощалась с Софией, шепнув Осколу:

— У девочки удивительная коммуникабельность с другими существами. В особенности с другими разумными и полуразумными расами. Тролли были от неё просто без ума. Даже я не могу так с ними ладить.

Гартош хотел было возмутиться, что Элера подвергла девочку ненужному риску, поведя к троллям, но затем подумал, что сестра короля так бы не поступила, наверняка все было под контролем.

— Я бы с удовольствием взяла её на переговоры, — продолжила Элера. — Она внушает доверие.

И уже отходя, добавила:

— Загляни как-нибудь ко мне, вечерком. Без сопровождения.

Носитель и сам заметил, что Софья прекрасно ладит со всеми разумными существами, с которыми ей довелось встретиться последнее время. Словно чувствует их изнутри, и быстро становится одной из них.

Крестница была в восторге от Иктива. Ей не терпелось побывать в других мирах, увидеть, кем они населены, пообщаться с новыми существами. Гартош не стал тянуть с таким знакомство, и отправился с девочкой в Дарен-Холф.

Столица островного государства, из которого имелся наиболее легкий доступ в сопредельные миры, мало изменилась с тех пор, как Гартош бывал здесь последний раз. Все та же промозглая погода, тусклое солнце, с трудом пробивающееся сквозь плотный слой туч. Все те же улицы и площади, построенные из мрачного вида серых каменных блоков. И все те же, вечно спешащие куда-то жители и гости Порморты, столицы Дарен-Холфа.

— Это первый мир, который показал мне дед, — широко повел рукой по сторонам Оскол. — Не самый жизнерадостный мир, но он находится рядом с нашим, и в него легко попасть. Так же из него легко попасть в еще несколько соседних миров. Местные жители этим умело пользуются, и активно торгуют со всеми соседними мирами.

София, открыв рот, смотрела на чудных обитателей нового мира, и вполуха слушала Гартоша.

— А там где много торговцев, много и разных жуликов, — назидательно продолжил Оскол. — Так что будь внимательной. От меня никуда не отходи, и ни с кем не разговаривай без меня. Поняла?

Девочка машинально кивнула. Оскол повел крестницу к центру города, где находились основные рынки, и памятные павильоны, где имелась возможность бегло ознакомиться с сопредельными с Дарен-Холфом мирами. Постепенно торговых рядов становилось все больше, толпа становилась все плотнее. Каждый лавочник считал нужным выставить рядом со своим торговым заведением, лоток с товаром, а то и не с одним. Так что пробиваться сквозь эту давку, становилось все сложнее. А учитывая то, что София отвлекалась на каждую диковинку, которая попадалась ей на глаза, то продвижение вперед представляло собой проблему. Поэтому Гартош пропустил девочку вперед, чтобы не упускать из вида.

Несколько раз носитель чувствовал, как его пытались ограбить. В этом мире, где сходились торговые потоки из разных миров, выработалась особая каста карманников, воров, грабителей, и прочих жуликов. Так как гости Порморты попадали в город, в основном с помощью магии, то и воры должны были нею владеть, иначе обчистить, обмануть, либо ограбить мага было сложно. Но для носителя семьи атратов, такие карманники не представляли большой проблемы. Попытки прощупать карманы, и уж тем более, обчистить, пресекались на корню. То есть, магические нити не просто обрывались, по ним пускались пульсары, которые могли оглушить злоумышленника, возможно до смерти.

Местная воровская шайке уже поняла, что жертва им не по зубам, поэтому Гартош с немалым удовольствием чувствовал на себе, злые раздраженные взгляды.

В какой-то момент Оскол почувствовал приближение опасности, не схожее на легкие уколы, что появлялись до сих пор. Он заозирался по сторонам. Сзади без труда пробивался сквозь толпу крупный, почти квадратный детина, явно помесь человека и черного огра. Увидев, что его заметили и обратили внимание, здоровяк не смутился, а нагло улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, с внушительными клыками. Гартош уже пожалел, что отправился в это путешествие только с Софией — внушающий уважение Аруш, часто пресекал подобные конфликты, одним своим видом.

Продолжая улыбаться, здоровяк приблизился к носителю вплотную, и прорычал:

— Чего застыл? Дай дорогу!

— Может тебе еще один глаз на лоб вставить, чтобы дорогу лучше видел?

В руках у носителя, словно ниоткуда появился кинжал, буквально напитанный злой магией. Окружающие тут же почувствовали начало заварушки, и стали обтекать забияк, как можно дальше. Образовался островок, где находился только Гартош, и помесь человека и огра. Здоровяк, ничуть не смутившись и не испугавшись, хмыкнул, и как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, не забыв толкнуть своего визави плечом. Гартош хотел было достойно ответить наглецу, когда понял, что-то не так. Он быстро оглянулся, Софии рядом не было. Более того, от неё не осталось даже следа, а ведь носитель не забыл навесить на крестницу магический маячок, на всякий случай.

Сердце сжалось размером в орех, и практически перестало биться. Гартош понял — пришла беда.

— «Я зондирую все вокруг!» — быстро среагировала Алаза.

Носитель заметался на пятачке, где столкнулся с громилой. Их короткий конфликт, явно носил отвлекающий характер. Мелькнула мысль догнать, эту помесь человека и огра. Но его приметный силуэт затерялся, словно растаял в толпе. Гартош подбежал к лавочнику, чьи столы с товаром находились наиболее близко. Но тот сделал испуганно-круглые глаза, и клятвенно заверял, что не видел, куда подевалась девочка, так как общался с покупателем.

Оскол вновь вернулся на место, где пропала София. Словно ищейка закрутился на месте. Никаких следов обнаружить не удалось. Забежал в одну лавку, вторую. Больше никого ни о чем не спрашивал — с помощью атратов искал следы девочки. Наверняка что-то должно было остаться, какая-то остаточная магия, обрывки заклинаний, странный фон. Но землянка словно растворилась в этом проклятом городе, ни единого следа. Гартош снова вернулся на то место, где стоял до пропажи крестницы. Ждал, что кто-то к нему подойдет, потребует выкуп, или еще что-нибудь в этом роде. Но все было тихо — Порморта словно потеряла к нему интерес. Она поглотила дорого Гартошу человека, и продолжала жить своей жизнью. Внутри Оскола зарождалось желание громить все вокруг. Жечь, и убивать. Убивать всех без разбору, не разбираясь, кто виноват, а кто совершенно ни при чем.

— «Успокойся! — словно издалека донесся голос Алазы. — Софию похитили с определенной целью. Вряд ли её хотят убить, это слишком просто. Такие ресурсы, что были задействованы, не привлекают для простого убийства. От тебя чего-то хотят. Выкупа, или определенной услуги. Скоро ты все должен узнать».

— «Я думаю, что нужно обратиться в мэрию, к бургомистру, или кто здесь управляет городом, — вставил Тенос. — Там наверняка есть те, кто имеет связи с преступным миром города. Нужно поискать решение вопроса там».

— Будем искать градоначальников, — согласился Гартош.

И направился в сторону высокой башни, рядом с которой находилась городская ратуша.

По дороге к ратуше в голову Оскола приходили разные мысли, одна бредовей другой. От бессильной злости до хруста сжимались кулаки, и внутри начинал разжигаться огонь, который не сулил ничего хорошего тем, кто каким-то образом окажется замешанным в похищении Софии, или просто окажется на пути. Переполняющая его ярость, искала выхода наружу, и это явно чувствовали те, кто попадался носителю по дороге — все встречные люди, и не люди, отскакивали в сторону, словно боялись обжечься о пылающее пламя. Оскол понимал, что в таком состоянии, он никого не найдет, так как не может думать логично, рационально, разумно, но ничего поделать с собой не мог, просто копил злость.

Здание ратуши находилось в глубине небольшого двора с фонтаном, вход в который охраняли два скучающего вида охранника.

— У меня украли дочь, — без обиняков объявил одному из них Гартош. — К кому мне обратиться.

Стражник хотел было брякнуть дежурную колкость, про бестолкового папашу, но взглянув на налитое кровью лицо Оскола, передумал.

— Иди за мной, — переглянувшись с коллегой, сказал он.

Они пересекли двор, поднялись по ступеням ратуши, и вошли в высокие двухстворчатые двери. В просторном холе, охранник свернул направо, подошел к массивной, окованной широкими полосами двери, и громко постучал. Не дожидаясь ответа, потянул дверь на себя. В узкой комнате, скорей даже, комнатушке, за столом сидел сурового вида стражник, с серебряной бляхой на груди.

— Вот, у этого дочь украли, — пройдя на средину комнаты, озвучил причину вторжения постовой.

Внимательно посмотрев на Оскола, старший стражник кивнул подчиненному:

— Можешь идти. Разберемся.

Затем он указал Гартошу на скамью у стены:

— Садись. Меня зовут Жагар. Я старший стражник, и здесь, в ратуши, отвечаю за охрану этого здания. У меня нет полномочий заниматься розыском твоей дочери, но чем смогу, помогу. Рассказывай.

Гартош собрался с мыслями, и как можно подробней рассказал Жагару все, что случилось с ним и Софией.

— Классический способ похищения человека, либо ценной вещи, — хлопнул ладонью по столу стражник. — Тебя пытались обворовать по мелкому?

— Да. Несколько раз я чувствовал, что меня прощупывают, на предмет подрезать кошель. Я отбил у них желание так делать.

— Не отбил. Ты показал, что являешься сильным магом, а сильные маги, как правило, очень состоятельны, а значит, могут заплатить такой выкуп, какой с них затребуют. А обычно, это значительно больше, чем наши гости носят с собой. Так что, ты только подманил их к себе. Лучше бы ты дал срезать кошель.

— Хороши у вас здесь правила, — хмуро уставившись на стражника, сказал Оскол.

— Не я их здесь устанавливаю, — выдержал взгляд Жагар. — У нас город торговый, и нас сильно ограничивают в наших действиях. Прибыль, прежде всего.

— Даже на торговле похищенными детьми?

— На них зарабатывают больше всего, — отвел, наконец, взгляд, хозяин кабинета. — У тех, кто подобным занимается, есть связи везде, и в ратуше, и в страже, и среди магов, и среди торговцев. Там крутятся большие деньги, и задействованы большие люди. Тебе не стоит сильно беспокоиться, пока они надеются, что ты заплатишь, с твоей дочери волосок не упадет.

— Ты чем-то можешь помочь?

— Особо ни чем. У меня связей с преступниками нет, поэтому и сижу здесь. Ратушу охраняю. Но я сообщу начальству. Там наверняка найдутся те, кто в курсе этого дела. Либо скоро станут в курсе.

— Сообщай. — Скрипя сердце, согласился Оскол.

Он себя ненавидел за такое решение, но за то, что дал украсть крестницу, ненавидел себя ещё больше. Атраты активно искали следы Софии, но пока бесполезно. Так что, вполне возможно придется принять условия похитителей. А отомстить можно будет и потом, когда крестница будет в безопасности. Эта мысль немножко успокоила Гартоша.

Жагар достал из кармана кожаный мешочек, в нем находился кристалл.

— Выйди, — распорядился старший стражник, — мне нужно связаться со старшими.

Оскол без разговоров поднялся, вышел, и плотно закрыл за собой дверь. Мысли переплетались, и вскачь неслись одна за другой. Ничего разумного, толкового не мог придумать ни он сам, ни атраты. Оставалось ждать, и надеяться, что все уладится. А для такой деятельной натуры, как Гартош Оскол, это было смерти подобно. «Но ничего, — успокаивал он себя, — найду Софию, и виновные в её похищении, будут молить о смерти».

Мимо пробегали по своим делам люди, и им не было никакого дела, до проблем Гартоша. Это раздражало, и раздражение требовало выхода. Хотелось кого-нибудь убить, или хотя бы набить морду.

Жагар вышел через пару минут:

— В канцелярии городской стражи пока ничего не известно о твоем деле. Во всяком случае, мне так сказали. Они наводят справки по своим каналам. Если будут новости, то сообщат. Что делать тебе, думай сам. Можешь подождать здесь, можешь пройтись в центральную канцелярию, это в паре кварталов отсюда. Можешь самостоятельно искать дочь. Я думаю, результат будет один и тот же, когда те, кто украл у тебя дочь, решат, что ты созрел, на тебя выйдут сами.

Стражник явно чувствовал себя неловко. Он немного потоптался рядом с Осколом, и вернулся в свой кабинет. К нему у Оскола не имелось особых претензий — обычный служака. А вот к этому городу — Порморте, уже установилась стойкая ненависть. И зачем он только потянул сюда Софию? Ведь имеется масса других, более приятных миров. Вокруг сновали чиновники и посетители ратуши, бросая на носителя заинтересованные, либо безразличные взгляды. И Гартошу казалось, что все они уже в курсе того, что случилось с Софией, и тихо злорадствуют.

Мрачный холл действовал угнетающе, и Гартош не спеша направился к выходу. Немного задержался в дверях, со ступеней разглядывая двор, затем спустился вниз, подошел к фонтану, и тупо уставился в воду. Вероятно, Жагар был прав — куда бы он не направился, результат будет один, когда придет время, его найдут, и озвучат условия.

— «Оставайся здесь, — сказала Алаза. — Здесь, в ратуши находится неплохой источник энергии, он поможет нам в поисках Софии».

— Здесь, так здесь, — вздохнул носитель, и уселся на край бассейна.

Атраты, после небольшого изучения, принялись тянуть энергию из источника в ратуше, и с новыми силами бросились на поиски девочки. Десятки поисковых зондов разошлись по всему городу, заглядывая в каждую щель, реагируя на каждый всплеск магии. Особое внимание обращалось на маскирующие магию элементы. А таких в Порморте находилось великое множество. В каждой лавке имелось помещение, или хотя бы сундук, шкатулка, которые изолировали содержимое от магических взглядов. И каждый отдельный случай требовал особого подхода. Необходимо распутать охранные заклинания, влезть и проверить тайное содержимое. Атраты работали на пределе возможностей, они увеличили количество зондов, и качали все больше энергии из ратуши. Постепенно среди торговцев, и не только среди них, начала нарастать паника. Еще никогда так массированно не происходили атаки на коммерческие тайны. И не только коммерческие. Но немало в Порморте имелось мест, куда невозможно было проникнуть. Их защищали с помощью материалов, поглощающих, либо отталкивающих магию — не только у лорда Руткера имелся доступ к таким материалам.

Обитатели и посетители ратуши, в той или иной мере владели магией, и чувствовали, какие потоки сейчас проходят через человека, с отрешенным видом сидящего на краю бассейна. По самой ратуши уже пронесся слух о том, что у этого человека выкрали дочь. Не осталось секретом, и личность «терпилы». Нашлись знающие люди, которые выяснили, что это сам Гартош, из рода Осколов, который выиграл последнюю войну на Иктиве. Из высоких окон выглядывали любопытные лица, но никто пока не решался подойти к потерпевшему, и потребовать прекратить высасывать всю энергию из источника ратуши, и взламывать тайные комнаты.

Но долго так продолжаться не могло. Жалоб на взломы в ратушу поступало все больше. Да и сама ратуша осталась без необходимой магической энергии, так как носитель с атратами полностью перехватили все потоки энергии, и не только ратуши — опустошались ближайшие хранилища энергии, куда только мог дотянуться Фатар.

Вскоре к Гартошу вышла делегация, во главе с самим бургомистром. Невысокий седеющий мужчина, со слегка выпирающим брюшком, чувствовал себя явно неловко. Сейчас он выступал в роли просителя, хотя обычно просили у него. Он прокашлялся, и хорошо поставленным голосом, очень проникновенно произнес:

— Мы в курсе, какая беда с вами произошла.

Оскол поднял на него тяжелый взгляд. Бургомистр поперхнулся, но быстро пришел в себя, и продолжил:

— Меня зовут Сторен. Я бургомистр этого города.

— Паршивый город, — не отпуская взглядом бургомистра, выдавил Гартош.

— Каким бы он не был, это мой родной город. И я ним руковожу, — так и не сумев отвести глаза, ответил Сторен.

— Значит, ты несешь личную ответственность, за то, что случилось с моей дочерью.

— В некоторой мере, да, — все-таки сумел оторвать взгляд бургомистр.

Ему вдруг стало не по себе. Этот сумасшедший являлся сильным магом, и не только в своем мире — чего стоит взятие под контроль защищенного источника магической энергии. Да и взломать такое количество тайных помещений, далеко не каждому под силу. И вот сейчас, боевой маг, недавно выигравший войну, и заливший свой мир кровью, хочет обвинить его, бургомистра Порморты, в пропаже своей дочери. Все это могло очень плохо закончится.

— Я хочу вас заверить, — пытаясь скрыть легкую дрожь в голосе, продолжил Сторен, — что мы, вместе со стражей города сделаем все возможное, чтобы ваша дочь нашлась, как можно скорей.

— Ищите, — пожал плечам Гартош. — Чем быстрей вы её найдете, те быстрей я оставлю вас в покое.

— Мы уже ищем. Но вы должны прекратить делать то, что вы сейчас делаете, — почти заискивающе сказал бургомистр.

— Искать свою дочь? — с угрожающими нотками, спросил Гартош.

— Нет, нет! Что вы! Можете искать сколько угодно. Но вы не должны мешать честным торговцам вести дела.

— И выкачивать энергию с ратуши, — напомнил стоящий позади бургомистра неприметный господин.

— И выкачивать энергию с ратуши, — добавил Сторен.

— Ах вот как, — начал закипать Гартош. — Я должен не мешать торговцам вести дела?

Он медленно встал с парапета фонтана. Обвел всех налитыми кровью глазами. Ненависть к этому городу вспыхнула с новой силой.

— Вот, что я должен сделать! — рявкнул он.

Оскол вскинул вверх руку с Фатаром.

— «Гартош, не смей!» — воскликнула Алаза.

Но Гартош подавил все попытки змеи воспротивиться тому, что он собирался сделать. В небо ударил ярко оранжевый луч, от которого исходил нестерпимый жар. Луч достиг низко нависших туч, и раздвинул их в стороны. Достигнув определенной высоты, луч разошелся в стороны, и накрыл город ярко светящимся куполом. Такого зрелища Порморта ещё не видела. Устойчивый ветер, несущий с моря сырость, запахи водорослей, рыбы, соли, сразу утих. Город окрасился в веселые цвета, и заиграл новыми красками.

Обитатели и гости города недоуменно смотрели на необычное явление. Никто из них никогда подобного не видел. Посыпались предположения, что это может быть. Возможно, руководство города сумело найти возможность улучшить жизнь жителям Порморты, и воздвигло подобный купол? Но опытные маги быстро поняли, что-то не так. Купол не пропускал магии, и это настораживало.

Так же недоуменно переглядывались служащие ратуши, во главе с бургомистром. Они не поняли, что только что сделал этот сумасшедший. Пока все выглядело довольно безобидно. Даже вызывало, положительные эмоции.

Гартош внес ясность:

— Этот купол никого не выпустит из города. Кто попробует выбраться, сгорит. Кто попробует повредить купол, потеряет всю энергию. Купол нагреет город до такой степени, что вскоре в нем невозможно будет находиться. Через пятнадцать минут, будет жарко, как в пустыне. Через полчаса, начнутся пожары. Через час, никого живого в городе не останется. Магия не поможет. Ко мне с просьбами и угрозами не подходить, убью. Только когда вы доставите сюда мою дочь, можете подойти, и просить снять купол. И ещё, вы отдадите мне тех, кто хоть как-то причастен к похищению моей дочери. Я все сказал.

Гартош окутал себя непроницаемым, полупрозрачным коконом, и отрезал себя от внешнего мира.

Бургомистр переглянулся со своей свитой.

— Это же какой силищей нужно обладать, чтобы воздвигнуть такое, — тихо прошептал тот господин, что напомнил Сторену о магическом источнике в ратуше.

— Одной силой здесь не справиться, — поправил коллегу, пожилой мужчина в мантии мага, с золотой звездойна груди. Видимо, один из главных магов ратуши, а возможно, и всей Порморты. Он отвел бургомистра вместе со свитой в сторону. — Я знаю много разных магов, в разных мирах, но из них никто на такое не способен. Невероятное сочетание сложнейших заклинаний. К такому нужно готовиться очень долгое время, задействовать сильнейших магов, запастись огромным количеством энергии. А он взял вот так, за одно мгновение все сделал. Как? Ума не приложу. Мне кажется, к его словам нужно отнестись со всей серьезностью.

— Может быть, — оглянувшись на окутанного в кокон Гартоша, сказал бургомистр, — нужно с ним еще поговорить? Убедить, что и без этой акции устрашения, мы найдем его дочь.

— Я бы не стал этого делать, — несогласно покачал головой маг. — Я вижу насколько он зол. Даже, можно сказать, взбешен. Лучше, как можно быстрей найти пропажу. Вы знаете, кого нужно потревожить. Иначе, быть беде. Не знаю, откуда он берет энергию, нашего источника явно недостаточно, но я чувствую, какое её колоссальное количество, он прокачивает через себя. Займемся поиском дочери.

Досадливо крякнув, Сторен вынужден был согласиться. Он привык доверять своему магу, и лишний раз подвергать себя смертельной опасности не собирался. Он, вместе со свитой, быстро вернулся в здание ратуши, и отдал распоряжение Жагару, выставить возле Оскола караул. Как бы кто по глупости к нему не сунулся (весь фонтан дерьмом загадят). Следом были отданы распоряжения людям, отвечающим за связь с преступным миром Порморты. Команду он отдал одну, вернуть, как можно быстрей похищенную дочь того, кто в состоянии уничтожить город. И отдать ему кого-нибудь из виновных, помельче, кого не жалко.

19

Находясь внутри магического кокона, Гартош начал приходить в себя. Он сам не понимал, как смог сотворить такое. Помощь атратов, конечно, была существенной, но главные действия совершил он сам. Откуда пришла идея, откуда взялись силы? Дух его знает. Накатило огромное желание наказать этот город, отомстить ему за Софию, и все пришло само собой. Слабый голос Алазы он старался не слушать, просто приглушил, чтобы она не мешала, и не повторяла, что наказывать весь город слишком жестоко. А ведь раньше так не получалось делать. Запоздало пришла мысль, что Софию могли уже вывезти за город, тогда он зря сожжет Порморту. Но он затолкал эту мысль туда же, куда и Алазу.

А в самом городе, те, кто не знал и не понимал, что происходит, наслаждались невиданным событием. Многие жители города никогда не бывали в других мирах, и не знали каким прекрасным, ласковым и теплым бывает солнце. А сейчас солнце буквально обхватило город. Внутри купола стало намного теплей, и от верхней одежды можно было избавиться. Веселье охватило, и центр, и окраины. Торговля прекратилась, все, без исключения обсуждали происходящее, и наслаждались невиданным для Порморты теплом.

Но, сначала постепенно, а затем со скоростью урагана, пронеслась страшная весть — это не благо, это проклятье. Что жестокий, и невообразимый по силе маг, по имени Гартош, из рода могучих Осколов, грозится сжечь город, с помощью этого купола. И в подтверждение этого, с окраин пришли сообщения — те, кто пытался выбраться из города, за пределы купола, обожглись, или даже сгорели. Город моментально охватила паника. И не зря. Приятное тепло, довольно быстро сменялось, все возрастающей жарой.

В Порморте имелось немало сильных магов, и еще больше таковых пребывало в качестве гостей, и не все собирались мириться с происходящим. Некоторые из них, попытались прощупать купол на прочность, и тут же лишились всех своих энергетических запасов — купол всё втянул в себя. Рисковать разрушить купол в одиночку больше никто не рисковал. Несколько, самых сильных и активных магов, предложили объединиться, и устранить не купол, а непосредственный источник опасности — то есть, самого Оскола. Нужно признать, таких горячих голов насобиралось не так уж много. Большинство предпочитало, даже под страхом смерти, не связываться с настолько могучим магом. Они предпочли защитить себя, и своих близких, от все возрастающей жары. Вот ради этого, по их мнению, и стоило объединяться.

Те, кто решил бороться с самым Осколом, собрались на подходе к ратуше. Они выглядывали из-за массивных колон, на которых держались не менее массивные кованые ворота во двор ратуши, и вырабатывали план действий. Следовало найти слабое место у этого сумасшедшего. Кокон выглядел устрашающе. По его полупрозрачным стенам ползали какие-то мутные, змееподобные силуэты, активизируясь, если кто-то приближался слишком близко к фонтану. Бургомистр не поощрял приезжих магов на эту авантюру, но и не мешал им — а вдруг получится.

— Нужно найти источник, откуда этот урод тянет энергию, и перерезать пуповину, — предложил, немолодой уже эльф.

Предложение было самым логичным и очевидным, поэтому у других магов возражений не имелось. Тем более что при этом действии рисковать придется меньше всего. Это тебя не прямая атака на сильнейшего в этом городе мага. Опытные маги тщательно проверяли все нити, что тянулись к кокону и обратно. Но их объединенные усилия мало что дали.

— Не понимаю, откуда берется этот океан энергии, — пожал плечами эльф. — Вижу, что для поддержки купола расходуется огромное её количество, а вот откуда берет её, этот Оскол, мне недоступно. Невозможно, чтобы у него имелся такой огромный запас.

— Возможно, у него имеются с собой мощные энергетические камни, или что другое? — предположил гном, с густой рыжей растительностью, на лице и голове.

— Я даже не представляю, какой вместительностью должны обладать такие камни, — возразил эльф. — Вы чувствуете, какой поток от него исходит, я даже дотронуться до него боюсь, сожжет тут же.

— Нет у него такого запаса, — негромко произнесла огненно рыжая красавица. — Я не могу точно распознать ту силу, которая подпитывает этого Оскола, не вижу её четко. Но где-то на границе моих возможностей, чувствую поток, который к нему подходит. Мне никогда такое не встречалось. Источник этой силы находится явно не в этом мире. Боюсь, все произойдет так, как и обещал этот человек. Мы все погибнем, пытаясь ему помешать.

Полтора десятка магов мрачно переглянулись, озвученное магиней предположение разделяли все.

— Я лучше погибну, пытаясь что-то сделать, чем ждать, когда меня живьем зажарят, — решительно сказал гном.

— Та же херня, — немногословно поддержал гнома кряжистый орк.

— Тогда прямая атака, — с мрачной решимостью констатировал эльф. — Давайте подумаем, как сделать это с наибольшей эффективностью.

Голос Алазы Гартош старался не слушать, но пользоваться её возможностями и помощью не гнушался. И вот сейчас змея показала носителю магов, готовых идти на смерть, чтобы остановить сумасшедшего мага. Носитель не просто их видел, но и слышал весь разговор. Не имелось у него к этим решительным людям и другим созданиям никакой вражды. Скорей даже наоборот. Не успел он подумать, как атраты уже исполнили его (а скорей всего и их тоже) пожелание.

Ползающие по кокону змееподобные силуэты, вдруг остановились, сконцентрировались на той стороне, что была обращена к магам. Три силуэта скрутились в спираль, и броском кобры выскочили из кокона. Никто из магов не успел рассмотреть размытые серые силуэты, что пронзили их тела. Только на границе своих физических возможностей, маги увидели, входящих и выходящих из их тел магических пиявок. Все длилось доли секунды. Никто толком ничего не успел понять.

— Они высосали из меня всю энергию, — растеряно, удивленно, и немного испугано прорычал гном.

— Та же херня, — подтвердил орк.

— Он вывел нас из строя, — хмуро подтвердил эльф. — Он все видел и слышал. В этом коконе он не изолирован.

— А мог бы, и убить, — заметила рыжая магиня. — Мы для него больше не предоставляем опасности. — Она устало посмотрела в сторону города. — Пойдемте, поищем убежище.

— «Подумай о том, что жар может убить и Софию», — сумела таки пробиться к своему носителю Алаза.

— «Да не собираюсь я сжигать весь этот город, — сердито ответил Гартош. — Больше не собираюсь. Но наказать его нужно. Наказать всех. Все обитатели этого города, от мала до велика, виновны в том, что здесь похищают детей. И многие из гостей тоже виновны. Вы сами это видели, не один скрытый ларчик мы вскрыли. Они должны осознать, что все несут ответственность за то, что здесь происходит. Может быть, моя кара заставит их задуматься».

— «Если так, то я буду помогать, чем смогу. Больше не блокируй меня», — с немалым облегчением сказала Алаза.

— «А Софию наверняка держат в каком-то из подвалов, — добавил Тенос. — Все надземные этажи мы уже проверили, там негде её прятать».

— «Думаю поднимать температуру, пока начнутся пожары, — поделился Гартош своими планами. — Всем, кто находится в городе, хватит места в подземельях города. Так что, никто не должен пострадать. А то, что сгорит, десяток, другой лавок, так это даже хорошо. Наука будет. А сейчас продолжаем искать Софию».

Порморта пребывала в панике. Разнеслась новая новость, маги, которые решились выступить против страшного злодея, потерпели неудачу, так что надеяться больше не на что. Под городом находились старые подземелья. Но они были давно заброшены, неухожены, и пользовались ними, в основном темные личности, для своих делишек. И вот сейчас эти катакомбы, могли пригодиться всем жителям, и гостям города. Правда, возникла проблема, и не одна. Кроме того, что значительная часть подземелья находилась в ужасном состоянии, и в них было страшно заходить, не то, что прятать массу людей, многие торговцы пожелали спрятать свои товары под землю. А вместительные подвалы не у всех имелись. Бандитские кланы так же не желали уступать контроль над своей, как они считали, территорией. В некоторые подземные помещения, которые сохранились лучше всего, уже начали пускать за деньги, особенно не коренных обитателей Порморты.

Бургомистр понимал, какие для него могут возникнуть проблемы, если не удастся всех спрятать под землю до того времени, пока не найдут девочку. Да и пропажа товара может дорого ему обойтись. Поэтому значительная часть служителей ратуши, и почти вся городская стража, была брошена на то, чтобы организовать хоть какой-то порядок. Это плохо получалось, так как не имелось четкого плана подземелий. Не имелось и плана действий на подобный случай. У Порморты не существовало врагов, которые могли ей угрожать. Стихийные бедствия такой силы так же давно не навещали город. Так что под куполом царила полнейшая вакханалия.

Подозрительную группу, состоящую из людей и представителей других рас, атраты заметили в одном из подземных ходов, ближе к окраине города. В группе находились служители ратуши (их Гартош сумел рассмотреть, при визите бургомистра), и несколько стражников. Они о чем-то ожесточенно спорили. Неподалеку находился небольшой, закрытый от магии куб. Скорей всего, какая-то комнатушка, чулан. В нем вполне могли прятать человека.

— «Осторожней, — предупредил своих помощников носитель, — я не хочу, чтобы они смогли обнаружить нас раньше времени. Неизвестно, что они тогда сделают с Софией».

Атраты и без подсказки своего носителя понимали, насколько аккуратно нужно действовать. Пока только следить.

Во время спора, стражники, и противостоящая сторона несколько раз хватались за мечи и ножи, но в ход их не пустили, ни разу. Видимо очень хотелось похитителям получить свой куш, с такого жирного «клиента». Но, в конце концов, доводы власти убедили их, что заглотнули они добычу не по размеру. В закрытую комнату постучали особым образом, и открылась широкая, но очень низкая дверь. Оттуда, пригнувшись, выскользнул, уже знакомый Осколу здоровяк, что отвлекал внимание, пока похищали Софию. Снова бурный, хотя и короткий спор, и из открытого проёма вынесли Софию.

Гартош, чуть было не переместился в то подземелье, но его остановил Тенос:

— «Не спеши! Мы не видим, какое на Софию наложено заклинание. Как бы оно не нанесло ей непоправимый вред. Маги здесь не из последних».

Оскол, скрипя сердце согласился. Главное, что крестница нашлась, и следовало только немного подождать.

Девочку на носилках вынесли из подземелья в верхнее помещение. Там её уже ждали два мага, которые наложили на неё защитное заклинание, так как на улице жара уже стояла нестерпимая, и усадили в карету. На карету так же наложили заклинание, и она понеслась к центру города. Позади неё мчались повозки стражников, в одну из которых поместили трёх, подозрительного вида типов, явно бродяг, видимо приготовленных для растерзания Гартошем.

На улицах практически никого не осталось, так что небольшая кавалькада мчалась по городу без помех. Носитель нетерпеливо поднялся с парапета, и направился к выходу со двора ратуши. Возле ворот ему недолго пришлось ждать. Сначала он услышал цокот копыт, а затем из ближайшего поворота вывернула карета, в которой находилась София и маги.

Гартош сам бросился открывать дверь кареты. Маги с готовностью подали ему девочку.

— Мы проверили, с девочкой все нормально, — поторопился сказать один из магов. — На ней оставили заклинание сна, остальное все сняли.

— Вы? — сурово взглянул на мага Гартош.

— Нет, нам её такой уже передали, — поспешно ответил маг. — Я думаю, заклинание сна вы сами с неё снимете. Или хотите, чтобы мы?

— Сам, — отрезал Гартош.

Он дождался, пока остановятся остальные кареты, и из них выведут приготовленных для заклания несчастных. Не выпуская девочку из рук, он прозондировал бродяг. Как и подозревал носитель, они оказались непричастными к похищению девочки, ни этой, ни других детей. Все, что они могли украсть, это пару булок с лотка.

— Убирайтесь отсюда, — кивнул им Оскол.

— Но вы же просили… — начал было бургомистр. Но под злым взглядом Гартоша осекся.

— Я сам всех найду, — отрезал носитель. — Теперь сам.

— А как же купол?

— Сниму. Скоро сниму.

После этих слов, Гартош, вместе со своей крестницей, переместился с площади возле ратуши, в подземелье, где прятали Софию. К счастью для носителя, и несчастью для группировки, промышляющей похищением детей, в подземном зале собрались все, или почти все, кто был причастен к данному похищению.

— Как я рад вас здесь всех видеть, — неподдельно обрадовался Оскол.

К его удивлению, бандиты не бросились разбегаться, а ударили первыми. Но атраты, да и сам носитель, были готовы к такому развитию событий. Все удары были перехвачены, освоены, и использованы для ответных посланий. Гартош мог уничтожить всю эту банду одним ударом, но обосновано опасался обрушения старого подземелья. Ответы он наносил точечные, и недостаточные для того, чтобы убить. Убивать носитель не собирался. Он хотел сделать с похитителями то, что сделал с виновными в смерти Раилы и Ризавира. Он считал, что смерть для них слишком легкое наказание. Собственно поэтому, он до сих пор и не разбудил крестницу.

Вскоре по каменному полу ползали уродливые твари, которые у каждого разумного существа, могли вызвать только ужас и брезгливость. Удостоверившись, что заклинания наложены правильно, и вряд ли кто-то сможет их снять, он переместился на поверхность. На улице носитель разбудил, наконец, Софию.

— Дядя Гартош, — сладко потянулась девочка. — Мне стыдно, но я вдруг заснула.

— Ничего страшного, — улыбнулся Оскол. — Такое бывает.

— Мне снился странный сон. — И тут, наконец, София увидела, что улица совершенно пустая, и в воздухе стоит странное марево. — А где все? Куда подевались люди, и, и все остальные?

— Спрятались, — как можно ласковей ответил Гартош. — На город надвигается стихийное бедствие, поэтому все спустились под землю. Мы, тоже возвращаемся домой.

— Значит, мы ничего не увидим? То, зачем сюда прибыли.

— Есть много других, еще более интересных мест.

Гартош не спускал крестницу с рук. Он окутался в энергетический кокон, и убрал, наконец, питание купола. Перед тем, как покинуть этот злополучный город, он с мрачным удовлетворением увидел, как раскаленный воздух, почти моментально рванул вверх, и на свободное место, со всех сторон, со скоростью урагана, ринулись массы холодного воздуха, срывая и переворачивая все на своем пути, и раздувая начавшиеся пожары с новой силой.

20

Лорд Руткер бурно отреагировал на рассказ внука. Но больше всего его возмутило не то, что Софию выкрали, а то, что носитель семьи атратов допустил это. Пришлось носителю краснеть — действительно, его промах.

— Ты прекрасно осведомлен, что такое Порморта! — повысил голос на внука Руткер. — Это перекресток миров, торговая столица нескольких миров. И сброд разный там собран, тоже из всех окрестных миров. И нужно признать, очень талантливый сброд. А ты всего лишь повесил на девочку маячок, и этим ограничился.

— Ты, когда первый раз водил меня в Порморту, то даже маячка не навесил, — пытался отбиться от деда Гартош.

— Ты в этом уверен?! Ты даже не представляешь, каких мер предосторожностей я принимал, прежде чем отправиться туда, с кем-то из детей. И главное, не забывай, ты родился и рос в мире, где магия правило, а не миф. И ты член семьи, которая славится своими магическими возможностями и достижениями. Ты уже не один год обучался магии, в том числе — боевой. А еще у меня в Порморте немало знакомых, и некоторые имеют прямое отношение к преступному миру города.

— А это тебе зачем? — с недоумением поднял глаза на деда Гартош.

— Своих людей нужно иметь везде, — назидательно сказал старший Оскол, исчерпав запас обвинений. И уже более дружелюбно, добавил. — А знатно ты их проучил! Говоришь, они быстро прознали, кто ты, и откуда?

— Да, бургомистр обращался ко мне по имени. А еще, я слышал разговоры в городе, что ужасный Оскол стремится уничтожить город. Так что боюсь, друзей у тебя дед, в городе осталось мало. Если остались вообще.

— Ошибаешься, — довольно возразил Руткер. — Ты даже не представляешь, сколько разных личностей, будет теперь набиваться ко мне в друзья. Ведь я тоже, из семьи Осколов. Я твой дед.

Руткер чему-то мечтательно улыбался, видимо предвкушая будущие встречи и разговоры. Затем он посерьезнел, и продолжил разговор:

— Меня очень интересует еще один аспект. Откуда ты взял формулу того заклинания, которое заключило огромный город в непроницаемый тепловой купол? И где брал такое огромное количество энергии? Атраты?

— Атраты говорят, они здесь ни причем, — немного неуверенно ответил носитель.

— «Он меня даже изолировал», — пожаловалась Руткеру Алаза.

— Ах, негодяй! — делано возмутился Руткер. — Неужели, сумел-таки?

— Не знаю как, но сумел, — нехотя признался Гартош.

— Ладно, с этим вы сами разберетесь. Вы мне лучше скажите, откуда шла энергия?

— «Мы не смогли найти источник, — сообщил Тенос. — Он находился так далеко, что наших возможностей не хватило, чтобы отследить его. Где-то за пределами этой группы миров».

— Ого! — удивился Первый маг империи. — Снова чья-то волосатая божественная рука?

— «Очень похоже на то», — подтвердил Тенос.

Руткер задумчиво уставился куда-то в угол, затем тяжело вздохнул:

— Как сейчас не хватает Гнивера. Он умел анализировать ситуацию лучше нас всех. Бывало, так разложит по полочкам…

Старший Оскол смахнул со щеки непрошеную слезу.

— Мне тоже их всех не хватает, — тоже помрачнел Гартош. — Но нужно жить дальше. У меня есть дети, у тебя внуки. У нас есть друзья, и есть чем заняться.

— Точно. Так что ты решил? Куда определишь Софию?

— Мы еще небыли в Ляурейсе. Посмотрим, как девочка на него отреагирует.

— Я уже представляю, как она на него отреагирует, — усмехнулся Руткер. — Будет в восторге.

— Тогда там она и будет учиться.

— Если решишь, определить её в тот мир магии, я дам тебе несколько рекомендационных писем. Вам там помогут принять правильный выбор учебного заведения.

Алеандра, услышав, что Гартош собирается отправиться в Ляурейс, выразила желание тоже там побывать.

— Я несколько раз слышала про этот мир. Мир прогрессивной магии, но, ни разу там не бывала. Нужно исправить этот пробел.

Квирт, Аруш и Пегас так же решили увязаться за своим предводителем. Особенно бурно настаивал Пегас, которого ограничивали в посещении разных миров и мероприятий. Носитель не увидел причин, чтобы им отказать. Перед самым выходом в новый мир, изъявила желание посетить его и Милена.

* * *

Квевинг встретил гостей всё той же веселой, доброжелательной рожицей.

— Я снова рад видеть вас в городе знаний, Квевинге, — торжественно объявила рожица. — Да ещё со своими друзьями!

Каким-то образом магическая рожица распознала Гартоша и Милену, которые уже бывали в этом мире. Видимо, к учету посетителей здесь ставились очень даже серьезно.

— Снова на экскурсию?

— И да, и нет, — неуверенно ответил Оскол. — Мы хотим осмотреть ваш мир, особенно ваши учебные заведения, и если моей младшей дочери понравится, я бы хотел, чтобы она здесь обучалась магии.

— Магия серьезная и тяжелая наука, — посерьезнев, обратилась рожица к Софии. — Выдержишь?

Девочка обезоруживающе улыбнулась, и утвердительно кивнула.

— У вас есть какие-то предпочтения? Вы уже определились, в каком направлении будет учиться ваша дочь?

— Еще нет. Думаю разобраться на месте.

— Вот вам карточка регистрации, — перед Гартошем ниоткуда возник небольшой желтый диск, похожий на пластиковый. — Когда придете к какому-то решению, он укажет вам, где ближайшая регистратура.

— Спасибо.

— С чего вы начнете? Ваш дед всегда начинал с бытовой магии.

— С неё и мы начнем, — не стал ничего придумывать нового Гартош.

— А я бы хотела посетить место, где большинство обучающихся, вампиры, — обворожительно улыбнулась Алеандра, не видящая причин скрывать свою сущность.

Рожицу абсолютно не смутили клыки вампирессы:

— У нас много учебных заведений, где обучаются вампиры. Вампирьих рас ведь множество. Вот вам координаты места, куда я вам советую отправиться в первую очередь.

Неподалеку от Алеандры возникла светящаяся дверь. Герцогиня шагнула к ней. Квирт неуверенно ступил вслед за подругой, но потом остановился:

— Ты хочешь отправиться туда одна?

— Да Квирт, прогуляйся лучше с Гартошем. Думаю, с ним тебе будет интересней.

У носителя имелись весьма скудные познания о мире, где он бывал всего один раз, и то недолго. Но Ляурейс не зря считался миром прогрессивной магии. Информационные указатели здесь имелись на каждом шагу. Начали, конечно, с бытовой магии — возможно девочке понравится, как с помощью магии, можно быстро и вкусно накрыть на стол. И это оказалось правдой. София неподдельно радовалась появлению из ниоткуда новых блюд, чем притягивала к себе польщенные взгляды поваров-магов.

Но на этом останавливаться не стали. Колдовство магов-погодников также вызвало у девочки искренний восторг. Затем последовали другие виды магии: лекарство, магическое зондирование местности (с визуальными эффектами), обмен мыслями, боевая магия, и многое другое. Все это очень привлекало землянку, но не было видно, чтобы хоть чему-то она отдала предпочтение. У неё азартно горели глаза, на любое проявление магии, и она готова была занимать всем, чем ей только предлагали.

Гартош решил, что налегать на одно направление не стоит, пусть занимается общей магией, а потом время покажет, к чему у неё больше способностей. Друзья лорда Руткера, с которыми носитель встретился, подтвердили его решение. Они же помогли ему выбрать учебное заведение, одно из лучших в Ляурейсе.

В этом ляурсе обучались студенты с разных миров, и смешение рас было просто неимоверное. В магической школе как раз была перемена, и на лужайке перед ней собралось множество учащихся. Такое скопление разумных рас, редко где можно было встретить. И глаза Софии засветились невероятным восторгом. Гартош, да и не только он, опасались, что девочка может не найти себя в новом для себя мире и обществе. Но их опасения отпали почти мгновенно. Едва директриса ляурса, по имени Козри, которая была похожа, на небольшого прямоходящего жирафа, разрешила девочке пообщаться со студентами, как она тут же направилась к большой группе, где не имелось ни одного представителя человеческой расы.

Настороженность студентов к новенькой прошла, едва она вступила в их круг. И тут же началось живое общение, на которое не повлияло незнание Софией языка.

— Никогда не видела, чтобы кто-то, так быстро находил общий язык с представителя абсолютно разных рас, — пробормотала директриса. — Похоже ваша девочка, очень сильный, ментальный морф. Возможно даже, мегаморф.

— Что такое, ментальный мегаморф? — насторожился Оскол.

— Ментальный морф, либо мегаморф, это создание, которое может настраиваться на ментальный образ любого существа. Своего рода, ментальный оборотень. Я, например, ментальный морф. — Директриса кокетливо качнула небольшими подвижными рожками. — И если бы я ним не была, меня бы не назначили директором этого учебного заведения. Потому как мне было бы тяжело найти общий язык с таким количеством разных рас. А ваша девочка, посмотрите, с первой минуты стала для них своей. Причем, для всех сразу, а не для каждой расы в отдельности. У меня так не получается.

— В той группе, нет ни одного представителя человеческой расы, — заметила Милена. — Почему она пошла к другим созданиям?

— Причин может быть множество, — пожала плечами директриса. — Скорей всего, с себе подобными у неё не так хорошо получается находить общий язык. Точной причина я пока не знаю. Но надеюсь выяснить.

— А вон то, клыкастое и рогатое, что приближается к нашей малютке, оно безопасное? — подозрительно поглядывая на лужайку, спросил Аруш.

— Это кросы. Представители этой расы замкнуты, и довольно агрессивны. Обычно они одиночки. Но сейчас я не вижу в нем, ни какой агрессии. Ваша София, притягивает даже его. Просто удивительно. Вот что я вам скажу. — Придав голосу максимальную серьезность, сказала директриса. — Уже сейчас я вижу в вашей дочери прекрасные задатки ментального морфа. У нас в Ляурейсе есть специализированный ляурс, для обучения таких созданий. Но я бы очень хотела, чтобы она осталась у нас. Хотя бы на начальном этапе.

— Я не против, — ответил Оскол. Он испытывал симпатию к директору этого учебного заведения. — Я вижу, что ей здесь нравится больше, чем в любом другом месте, где мы бывали до этого. А позже, возможно, она будет оттачивать свои умения в том ляурсе, про который вы говорили.

— Вы не пожалеете, — расплылась в улыбке жирафообразная директриса. — Я постараюсь обучить её всему тому, что знаю и умею сама. И здесь у девочки будет прекрасная возможность применять свои знания. И я вам скажу, у неё должна быть прекрасная карьера. У нас, на Ляурейсе, огромная потребность в ментальных морфах. Они более востребованы, чем маги любого другого направления.

— Очень надеюсь, на её счастливое будущее, — пробормотал носитель.

— А мне бы хотелось, чтобы она с себе подобными также находила общий язык, — вставила Милена. — Иначе неправильно.

— Я сделаю всё возможное, чтобы исправить этот перекос, — заверила наставница.

Софию подозвали к взрослым. Она нехотя покинула компанию, уже практически друзей. Но узнав, что ей можно остаться здесь на обучение, а значит, надолго, радостно запрыгала вокруг Гартоша. Поняв, что новую подругу никуда не забирают, оживилась и разношерстная группа, с которой землянка так быстро нашла общий язык.

Процедура принятия на проживание, и обучение, оказалась непростой, и довольно долгой. Ляурейс, несмотря на свою открытость, дотошно относился к новым обитателям. И, несмотря на помощь новой наставницы Софии, на бюрократию ушел весь оставшийся день.

К вечеру их нашла Алеандра, со своими впечатлениями, и компания определилась на ночлег. Спать не хотелось, расставание с новым, и самым младшим из Осколов (а именно под своим родовым именем определил Софию Гартош), вызывало легкую грусть. Девочку все успели полюбить. И все знали, сколько ей всего досталось, за такой короткий промежуток времени. Поэтому тратить время на сон не стали, а побрели гулять по небольшому, но красочному городку, где находился выбранный ляурс.

Городок назвался Розинг. Причудливая архитектура в нём прекрасно сочеталась с небольшими, но многочисленными парками, широкими аллеями вдоль дорог и пешеходных дорожек, вычурными статуями и фонтанами. Немало в Розинге имелось и развлекательных заведений, где местные жители, студенты ляурсов, а также гости, с интересом могли провести досуг. Ночное освещение эффектно подсвечивало здания, создавало романтическую обстановку в зеленых беседках, и следуя желанию отдыхающих, то ярко зажигалось, освещая дорогу, то притухая там, где в лишнем свете не нуждались.

В этой части Ляурейса наступила ранняя осень, так что вполне можно было расположиться в одном из уличных кафе.

— Что там твои вампиры, кусаются? — с ленивой усмешкой поинтересовался Аруш.

— Кусаются, как не кусаться, — со своей загадочной полуулыбкой ответила герцогиня.

— Нашла для себя что-нибудь интересное? — уточнил Гартош.

— Очень много интересного. — Алеандра откинулась в удобном кресле. — Это действительно мир прогрессивной магии. Надо будет и из своего мира сюда кой кого определить. Хотя этот мир, больше учит теоретической магии. Во всяком случае, на начальном этапе. Практиков в нём не хватает.

— Мой дед так же об этом говорил, когда приводил меня сюда еще мальцом. Он контактировал с боевыми магами.

— Мне даже предложили остаться здесь преподавать. Когда узнали, какой опыт я накопила за долгие годы.

— И что ты ответила? — опередил всех с вопросом Квирт.

Вампиресса задумчиво повертела тонкий бокал с легким вином в изящных пальцах:

— Этот мир слишком скушен для меня. Чтобы здесь остаться, нужно слишком устать от всего того, что со мной, и с нами происходило в последнее время. А я не устала.

И она поставила бокал на стол. Больше ничего вытащить из герцогини не удалось, и разговор постепенно перетёк на ничего не значимые темы. Аруш, Квирт и Пегас с надеждой поглядывали по сторонам, ожидая хоть какого-то приключения. Но публика отдыхала и гуляла совершенно мирная, не предлагая гостям ничего горячего. Единственным развлечением являлось лицезрение разнообразия различных форм разумной жизни, для которых этот мир был пригоден для обитания.

Вскоре София, несмотря на все старания не заснуть, все-таки стала клевать носом, и вся компания отправилась спать.

На другой день, Осколов и компанию, вместе с Козри ожидал сухощавый мужчина неопределенного возраста. Как оказалось, местный светило в области ментальных морфов. Представился он, как Плесс. Директриса не удержалась, и поделилась новостью, о талантливой будущей ученице. С собой профессор ментальной магии привел нескольких представителей иных рас. С разрешения Гартоша делегация долго пыталась выяснить, так ли талантлива София, как это описывала Козри. Похоже, результаты их вполне удовлетворили. Плесс даже изъявил желание забрать девочку в более специализированное заведение, но Козри встала за свою новую воспитанницу горой, и её опущенные вперед рожки, дали понять профессору, что своим она не поступится.

Сопровождающие Софию, и она сама, с интересом наблюдали за спором профессора и директрисы ляурса, но сами не вмешивались. По сути, вопрос был решен самой Софией, когда она нашла здесь новых друзей. В конце концов, Плесс сдался, но обещал часто навещать подающего надежду ментального морфа. Против чего никто не возражал.

Крестнице Гартоша быстро наскучили споры взрослых, и она нетерпеливо поглядывала в окно, где собрались на очередную перемену учащиеся ляурса. Носитель понял, что девочку спокойно можно оставлять в этом месте, здесь она была своей среди своих. Внеся необходимую сумму за обучение (хотя, как догадывался Оскол, Софию взяли бы на обучение и бесплатно), Осколы и их друзья тепло попрощались со своей любимицей, и оставили её на попечение Козри.

21

— Как дела в Луистане? — поинтересовался Гартош, перед отправкой в мир Руткемор, где находился Луистан.

— «Там война», — коротко ответила Алаза.

— Час от часу не легче, — помрачнел носитель.

— Да, стоит нам покинуть тот или иной мир, как там сразу начинаются проблемы, — поддакнул каррлак.

— Которые вы же часто и провоцируете, — уточнил Руткер.

— Если война в Луистане, как-то связана с нами, то это очень плохой знак, — сказала Алеандра.

— «Вы связаны», — не оставила надежд Алаза.

— Ладно, отправляемся в Руткемор, разберемся на месте, — вздохнул носитель.

Короткая инструкция о новом мире, для тех, кто там еще не бывал, а именно для детей Гартоша, и начали переходить в родной мир Пегаса.

Благоразумно решив, что эффектное появление в военное время можно воспринять, как вражеское нападение, высадились в покоях императора, подальше от лишних глаз.

В роскошных комнатах монарха не имелось и намека на запустение, как это было в покоях Дривела. Здесь регулярно убиралось, хотя, по всем признакам, никто не жил. В коридорах, куда вышла команда спасения очередного мира, также никого не наблюдалось, лишь в отдалении слышались голоса. На них и пошли.

За очередным поворотом обнаружили небольшую группу слуг, о чем-то горячо спорящих.

— О чем спор? — любезно поинтересовался монарх, неожиданно появившись за спинами спорящих.

Немного полюбовавшись испугом, Гартош повторил:

— Так о чем спор?

— О том, на каком этапе войны, все наши союзники нас предадут, и Луистан падет, — быстрей всех пришел в себя молодой худенький парень, которого скорей можно было принять за девушку. И добавил. — Ваше величество.

Без подобострастия, нужно сказать, добавил. Остальные тоже узнали монарха, не так много времени прошло, чтобы забыть, и чуть склонили головы. Да, при Людвиге так монарха не встречали, — подумалось носителю. Но ничего не поделать, в стране война, а он отсутствует.

— Где Казимир Роштильд? — напустив на себя как можно более строгий вид, спросил носитель.

— В штабе южной армии, — неуверенно поглядывая на компанию, что толклась за спиной избранного монарха, ответил паренек.

— А штаб где?

— На юге. В Кантре.

— Как с ним связаться? Хотя ладно, я сам. «Алаза, можешь найти Казимира?».

— «Уже нашла. Вот координаты».

— Переносимся в штаб, — обернулся носитель к друзьям и детям. — Сначала я, посмотрю, что там и как, подготовлю почву к вашему появлению, тогда и вы.

— А мы пока на кухню, — нашелся каррлак. — Проверим, как кормят в военное время. Мы быстро.

— Нет уж, пойдешь со мной, — принял решение Гартош. — Лови вас потом по всему дворцу.

И не успел Аруш возразить, как магический вихрь подхватил их, и скрыл от изумленных слуг.

Посредине большой светлой комнаты, расположился широкий стол, застеленный картами. Над столом склонились несколько офицеров, еще больше сидели на удобных диванах и креслах. Несколько человек прохаживались по комнате, громко о чем-то дискутируя. Скромное, без всяких эффектов, появление в углу Гартоша и Аруша, заметили не сразу, поэтому тишина устанавливалась целых полминуты, пока все не поняли, что молча стоящий в уголку человек, с огромной собакой, не плод воображения, а тот самый пришелец, которого назначили императором.

Каррлак демонстративно зевнул, подтверждая, что он не привидение, а живое существо.

Звенящую тишину нарушил невозмутимый голос Казимира, сидящего на одном из диванов:

— Мы думали, что ты уже не вернешься.

— Было много дел в других местах, — немного виновато ответил Гартош. — И все срочные.

— Решил? — поднимаясь с дивана, уточнил наместник.

— Да. Теперь объясняйте вашу проблему.

— Нашу. Нашу общую, — поправил монарха Казимир. — Ты ведь ещё император.

— Думаю, что ненадолго, — скупо улыбнулся Гартош, подходя к наместнику. — Пора вам иметь своего императора, а не пришлого.

И он обнял друга. В этот раз Казимир протестовать не стал, видимо освоился на высокой должности, и был не против подняться еще выше. Монарх и наместник похлопали друг друга по спине, и отошли на полшага, придирчиво всматриваясь друг в друга.

— Для этого нужно сначала выиграть эту войну, — широким жестом показал Казимир на стол, заваленный картами.

— Прежде, чем начнете объяснять мне, что происходит, я хочу привести сюда остальных. Не нужно будет объяснять ситуацию несколько раз.

— Остальных?

— Да. Со мной мои дети и друзья. Все хотят помочь.

Избегая дальнейших вопросов, Оскол подал сигнал, и в комнате двумя группами появилась вся компания, включая Пегаса.

В комнате находились люди военные, поэтому ошеломление появлением новых действующих лиц прошло быстро, и Гартош начал представление вновь прибывших, потому как, даже Алеандру, Квирта и Пегаса, мало кто видел. Затем пришла очередь Казимира. В штабе присутствовали высшие офицеры армии Луистана, а так же представители соседних союзных государств. Присутствовал и колдун из Шаагны, Эликсий. Чему Гартош был очень рад.

Новость о возвращении императора быстро разнеслась по всему штабу, и в дверь то и дело заглядывали любопытствующие, с надеждой смотря на монарха. Затем быстрым шагом вошли еще несколько офицеров и генералов, которые не присутствовали, при волшебном появлении императора.

— Ещё, перед тем, как вы начнете посвящать нас детали войны, хочу сделать замечание. Штаб ваш, слишком легко найти с помощью магии. Есть же ристолит, можно было закрыть от лишних глаз одно помещение.

— Мы в плане магии проигрываем противнику многократно, — пожал плечами наместник. — Не думаю, что скрытность нашего штаба, может иметь решающее значение.

— Может, Казимир. Поверь мне, может.

— К тому же, вы, с лордом Руткером, забрали значительную часть готовых ристолитовых плит. А изготовление новых, дело долгое и затратное.

На это Гартош не нашелся что возразить, лишь буркнул:

— Ладно. Рассказывай. Как, с чего, и из-за чего началась война?

Казимир глубоко вздохнул, и начал посвящать вновь прибывших:

— Война началась три месяца назад. То есть, активные боевые действия. А за пару месяцев до этого, объявился огненный демон.

Гартош жестом остановил Квирта, спешащего уточнить, что за демон такой — рассказчик сам знает важность вопроса.

— Огненный демон пришелец из другого мира, так же, как и вы.

— С чего вы так решили? — не удержался от уточняющего вопроса и сам Гартош, чем заслужил укоризненный взгляд Квирта.

— От жрецов. Все как один твердили, что он чужой в нашем мире. Не связан ни с одним божеством, даже в самом отдаленном уголке нашего мира. Появился он, в южной Годарне.

Казимир вытащил большую карту, положил её поверх остальных. На карте был изображен большой континент, поделенный на три части. Южную Годарну от северной отделяло извилистое Срединное море. Восточную Годарну, от остальных частей, условно отделял ряд больших озер, почти морей.

— Первые сведенья о нём поступили из центра южной Годарны. Он сумел подчинить себе местные народы, и собрал неслабую армию.

— А как же ваши боги? — теперь не удержалась от вопроса Алеандра.

— Наши боги приняли появление огненного демона без восторга, — подал голос Эликсий. — Но войны между ними не произошло. Они заняли нейтральную позицию. Не помогают ему, но и не мешают. Видимо, после того, как демон выполнит свою миссию, он уйдет, и все станет, как прежде.

Про миссию никто из пришельцев уточнять не стал, понимали, важна очередность рассказа. Казимир продолжил:

— Демон без труда взял под контроль, сначала центр южной Годарны, а затем и всю её. Тех, кто не желал ему подчиниться, уничтожал жестоко. После этого его образ, визуально, как бы сквозь пламя, появился в нашем императорском дворце, прямо во время одного из заседаний правительства, и потребовал отдать ему Эльфимеру. Иначе он уничтожит Луистан.

— Вот откуда ноги растут, — заёрзал в кресле, присевший было Гартош.

— Говорили ведь Людвигу, нехрен играться с этой статуей, — строго указал перстом в носителя Эликсий, словно он и был бесславно погибшим императором. — Не доведет это до добра. — И чуть помолчав, добавил. — Хорошо бы отдать эту статую демону, иначе море крови прольется.

— Хорошо бы, да не получится, — стараясь смотреть в глаза колдуну, как можно правдивей, ответил Оскол. — Не один ваш огненный демон за Эльфимерой охотится. Есть и другие охотники. Пришлось отдать её тому, кто оказался наиболее настойчивым.

Казимир огорченно вздохнул:

— Я надеялся, что все-таки можно будет все уладить возвращением статуи.

Немалое разочарование было написано на лицах и других участников совещания.

— Откуда появилось название такое, огненный демон? Не его же это имя, — постаралась увести разговор от Эльфимеры Алеандра.

— Он все время появляется в ореоле огня, — пояснил Эликсий. — Настоящего его имени, мы не знаем.

Чуть помолчав, и бросив на носителя вопросительный взгляд, Казимир продолжил:

— Армия демона все увеличивалась. Его влияние начало распространяться и на восточную Годарну. Причем, насколько нам известно, имелось, как минимум два случая, когда восточные правители, сами призвали к себе демона. Видимо рассчитывая, если не на мировое господство, то, как минимум, на лидерство в регионе. Сейчас он контролирует всю южную Годарну, и большую часть восточной.

— Я бы уточнил, половину восточной, — уточнил, высокий статный мужчина, насколько помнил из представлений Гартош, он являлся представителем при штабе, одного из союзных государств.

— Если можно поподробней, — заинтересовался император.

Союзник подошел к столу, нашел карту восточной Годарны, и положил её поверх остальных:

— Демон контролирует весь юго-запад, и центр восточной Годарны. Вот здесь, на крайнем востоке, и крайнем юге, находятся три огромных и мощных империи, которые, которые уже на протяжении нескольких сот лет, состоят в постоянном конфликте друг с другом, как на суше, так и на море. Как ни старался демон, но взять под контроль эти государства, ему не удалось. Есть сведенья, что местные боги не позволяют ему открыто вторгнуться в империи юга и востока. А договориться не получилось.

— Почему? — Проявила интерес и Алеандра.

— Каждая из империй боится, что как только она отправит значимое войско на завоевание других земель,как соседи тут же воспользуются этим, и вторгнутся. Демон пытался оказать поддержку одной из империй, чтобы подмять под себя две остальных. Но под угрозой вторжения империи объединили усилия в обороне, и потуги демона сошли на нет. Так что сейчас, он уделяет основное внимание более податливым государствам.

— Я вот не понимаю, — начал размышлять Квирт. — Если этот демон так силен, почему он напрямую, не в образе, не заявился в Киртоль, и самостоятельно не попытался забрать Эльфимеру?

— Это и для нас загадка, — пожал плечами Казимир.

— Возможно, он не так силен, как хочет казаться, — предположил носитель.

— Возможно, — согласился наместник.

— А возможно, Эльфимеру нужно отдать добровольно, — сделала своё предположение вампиресса. — Я встречала такие случаи, когда отобранный силой мощный артефакт, терял свои качества. А отданный добровольно, или скажем так, добровольно принудительно, оставался в силе.

— У меня такое предчувствие, что весьма скоро мы об этом узнаем, — поделился догадкой старший Оскол. — Наше появление здесь не окажется незамеченным, и появятся новые сведенья, условия, или действия. А теперь продолжай, Казимир.

— Демон двинул свою армию, разделенную на две части, на север. То есть, на нас, Луистан, и государства расположенные восточней нас. Армия из южной Годарны, подошла к Атарским горам, что обрамляют Срединное море с юга, и здесь мы дали им первый бой. Атарские горы невысокие, но в них легче организовать оборону, чем на равнине. Мы контролируем, точнее, контролировали все южное побережье Срединного моря, и выдержали несколько массированных атак. Но месяц назад, два государства, которым, после смерти Людвига, мы вернули их территории, пропустили войско демона на свои земли. Вот здесь, и здесь. Восточней и западней наших коронных земель. Мы до сих пор удерживаем половину южного побережья, и имеем преимущество на флоте, но обстановка усложняется с каждым днем. На наших старых границах, имелись кой-какие оборонительные сооружения, и сейчас мы их спешно восстанавливаем, но делать это приходится под постоянными атаками противника.

— Но мы считаем, что главная угроза нашим странам исходит не с юга, — после кивка Казимира, взял слово генерал Кремент, командующий объединенными силами союзников. — Юго-восточное направление несёт гораздо большую опасность. Там нет таких серьезных препятствий, как Атарские горы, и Срединное море. Там у противника значительный перевес в живой силе, и особенно в кавалерии. И стоит этой кавалерии прорваться за линию Саратских озёр, остановить их будет очень сложно.

— А ещё у этих двух армий преимущество в магии, — напомнил Эликсий. — Людвиг наделал в свое время делов.

— Мы постараемся этот перевес устранить, — пообещал Гартош. — Главное, нейтрализовать демона.

— Если демона удастся нейтрализовать, его армии распадутся, у них нет других лидеров, — с надеждой взглянув на императора, заметил Кремент.

— Это будет непростая задача, — немного охладила надежды командующего вампиресса. — Но будем стараться.

— Где у нас самое слабое место? — поинтересовался император.

— Вот здесь, — ткнул ладонью Казимир, накрыв сразу несколько стран. — Восток, и юго-восток нашей коалиции. Здесь находятся три королевства, и у них тоже, как у юго-восточных империй, очень непростые отношения. Сейчас, перед угрозой вторжения, у них вроде как перемирие, но один из молодых королей, который совсем недавно взошел на трон, пытается взбрыкнуть, и продолжает выдвигать претензии своим соседям. — Наместник указал пальцем. — Вот это, самое восточное королевство. Оно закрывает восточный фланг. С востока не идет значительных армий, больше с юго-востока, поэтому у него есть желание, как можно дольше попить кровь с соседей.

— Надавить на него пробовали? — спросил носитель.

— У нас нет таких возможностей, — ответил наместник. — После смерти Людвига, авторитет Луистана значительно упал.

— Большинство ваших соседей и не хотят, возвращения того авторитета, — немного осуждающе напомнил Казимиру, делающий доклад союзник.

— Да я и не стремлюсь восстановить авторитет Людвига, — отмахнулся Казимир. — Но вразумить короля Карции не мешало бы.

— Если есть смысл припугнуть молодого короля, и союзники не против, — Гартош отвесил легкий поклон в сторону докладчика по восточной Годарне. — То я быстро поставлю монарха, как там, Карции? Карции на место.

И император вопрошающе посмотрел на союзников. Те переглянулись, и снова ответил докладчик, имени которого Гартош не запомнил.

— Если это не станет нормой, и не распространится на другие государства, то мы не против.

— Мне совершенно не интересно восстановление того статуса Луистана, каковым оно было при Людвиге, — успокоил союзников Оскол. — Я здесь только для того, чтобы помочь вам. А потом передам корону. — Гартош выразительно посмотрел на Казимира. — А сейчас говорите, чего нужно добиться от строптивого короля?

— Как и у всех соседей, у Карции, Хотаре, и Либурне, есть территориальные претензии друг к другу. Они все имеют выход к Тронному озеру, — Казимир показал на карте, огромное озеро, целое море. — Каждое королевство владеет частью островов на этом озере. Примерно поровну. Но Волост, король Карции, подстрекаемый своими советниками, хочет получить больше островов под свою власть.

— Оно и понятно, там рыбы, просто пропасть, причём какой, — хмыкнул один из союзников.

— Вот-вот. Тронное озеро, очень богато на ценную рыбу. И Волост, в обмен на свое войско, требует передать ему по нескольку островов. Естественно, вместе с водами вокруг них.

— Почему это озеро, зовется Тронным? — задал Мартан вопрос, который и остальных интересовал.

— Есть легенда, — начал наместник, — что на одном из островов, а возможно на дне озера, находится трон Корвина, первого короля Саратии.

— Саратские озёра отсюда? — уточнила Алеандра.

— Да. Корвин основал огромную империю, занимающую весь центр Годарны. И держал в страхе и подчинении все остальные части нашего континента, от запада, до востока, с севера, до самых южных окраин.

— «Я помогал Корвину создавать эту империю», — с гордостью, шепнул в ушко носителю Тенос.

— Когда это было? — заинтересовался Гартош.

— Около трех тысяч лет тому назад, — ответил Казимир.

— «Три тысячи, триста сорок лет тому назад, Корвин объявил себя императором великой Саратии», — с легкой ностальгией о славных временах, уточнил атрат мудрости.

— Легенды говорят, — не слыша атрата, продолжил Казимир, — что тот, кто отыщет этот трон, и сядет на него, снова будет править Сатарией.

— А ещё легенды говорят, — добавил самый разговорчивый союзник, — что этот трон огромен, и создан из чистого золота. И украшен, самыми огромными камнями, что только попали в руки Корвину.

— «Это правда, про камни?» — заинтересовался Квирт.

— «Правда, — нехотя признал Тенос. — Трон существует. И он действительно украшен драгоценными камнями. Я помогал создавать и его. Некоторые камни имеют и магическую ценность».

В глазах дракона уже запылал алчный огонь:

— «Покажешь, где он?»

— «Успокойся Квирт! — осадила друга Алеандра. — Сперва нужно войну выиграть, а потом думать о благодарности».

— «Ну а чего он где-то лежит без дела? — справедливо возмутился дракон. — Почему бы мне не пустить в дело несколько камней?»

— «Про трон нужно подумать. Возможно, мы найдем ему применение, — прервал магический спор носитель. И добавил, специально для Квирта. — И камням, тоже».

— Каким войском обладает демон, и каким ваша коалиция? — вернула местных военных в разговор вампиресса. Каково соотношение сил?

Кремент снова развернул разные карты:

— В районе Срединного моря у противника есть небольшое преимущество в живой силе. Но у нас больше артиллерии, и наша армия лучше подготовлена. Демон сумел собрать и организовать большие силы, но у него не имелось времени их подготовить. Но у них, даже без демона, есть преимущество в магах. И это очень осложняет нам жизнь. На юго-востоке обстановка ещё хуже. Там не такая хорошая организация, как у нас, они не были под единым командованием, и до сих пор такового там не имеется. Хотя подготовлены армии довольно неплохо, ведь им приходилось часто воевать, как между собой, так и с другими соседями. Но у юго-восточной армии демона, подавляющее преимущество в кавалерии. И если они прорвутся за линию Саратских озёр, остановить их будет очень нелегко, ведь там обширные степи, леса начинаются гораздо северней.

— Между Саратскими озёрами есть какие-нибудь укрепления? — внимательно оглядывая карту, спросил Гартош.

— Да. С давних времен эту линию укрепляли. Строили валы, крепости, причем с разных сторон, ведь не, только с юго-востока шла угроза, северяне так же часто прорывались, вглубь континента. Но эти укрепления не идут сплошной стеной. Во многих местах существуют только символические насыпи, больше обозначающие границы, чем служащие для обороны. Тамошние королевства сейчас спешно укрепляют ту линию обороны, но счет идет на часы.

— Но с магами там дела обстоят гораздо лучше, чем в Луистане, — вставил Эликсий. — Я сам из тех мест. Если демон не вмешается, им есть что противопоставить королям центральной Годарны.

— Вмешается. Обязательно вмешается, — пробормотал носитель. Нутром чувствуя, что именно в районе Саратских озёр произойдут решающие события.

22

Волост находился во дворце, который раскинулся на холмах в междуречье. Место очень живописное, и почти неприступное. По сведеньям шпионов, в последнее время именно здесь проводил больше всего времени король Карции. Судя по тому, какое защищённое место для своего местопребывания выбрал Волост, не нешуточно беспокоился о своей безопасности. И как злорадно надеялся Гартош, не зря.

Но Волост оказался не такой легкой жертвой, как надеялся носитель. Его дворец был буквально опутан охранными и сигнальными заклинаниями. Внутри самого дворца, смертельных ловушек, как магических, так и обычных, нашлось ещё больше. Кроме того, имелись зоны, куда доступ с помощью магии оказался закрыт вообще. Видимо, не только Людвиг имел доступ к ристолиту. А памятуя то, с какой легкостью ныне покойный император взял в плен, носителя трех атратов, дракона, и почти тысячелетнюю вампиршу, требовалось быть очень осторожным, чтобы снова не попасться на тот же самый крючок.

В этот раз Оскол взял с собой не только Аруша, а и десяток опытных бойцов, выделенных Казимиром. Имелся соблазн взять с собой Алеандру, но потом носитель передумал — следовало оставить кого-то опытного, чтобы в случае непредвиденной ситуации, было кому вытащить неудачника. А вот от помощи Эликсия, Гартош не отказался. Но и его оставил снаружи дворца, под прикрытием деревьев, с твердым приказом не соваться вовнутрь. И если по истечении определенного времени император не вернется с вылазки, дать сигнал Алеандре.

Проведя крайне осторожную разведку, носитель принял решение вломиться к Волосту в открытую, в наглую, с применением грубой силы. По словам Эликсия, силу в Карции уважали. В общем-то, только силу там и уважали. Значит, требовалось показать — сила у иномирянского императора Луистана имеется в достатке, и он с готовностью её применит.

Подходящий случай подвернулся быстро. Перед обедом у Волоста собралось небольшое совещание. Ближний круг, состоящий из высших военных, чиновников, и дворцовых магов. Атраты расшифровали все заклинания, которые удалось обнаружить, сигнальные блокировали, а охранные, боевые, разрушили.

Боевая группа луистанцев, предельно тихо объявилась в одном из подсобных помещений. Затем налетчики бодрым шагом проследовали к дверям изолированного от магии помещения, где проводилось совещание, нейтрализуя по ходу движения охрану, и прочую челядь. Десяток бойцов, охраняющий вход в защищенную комнату, Гартош отправил спать двумя магическими пасами. Первым нейтрализовал их охранные амулеты, вторым, наложил сонное заклинание.

Дверь в совещательную комнату император Луистана открыл с ноги — пусть знают, кто пришел. Как и следовало ожидать, его появление, в сопровождении огромного пса, и десятка солдат Луистана, вызвало живой интерес.

— Как посмели открыть дверь без разрешения!? — гаркнул один из генералов, но заработал парализующий луч, и мешком свалился на пол.

— Я император Луистана. Лорд Гартош. Из рода Осколов, — обведя всех тяжелым взглядом, озвучил носитель.

— Мы суверенное государство, — чуть дрожащим голосом отозвался невысокий пухлый господин, в красочной ливрее. — Даже император Луистана не смеет…

И толстячок составил компанию генералу на полу.

— Ещё кто-то имеет претензии к моему появлению? — поинтересовался Оскол, продолжая давить взглядом.

Присутствующие, включая короля, переглядывались, переминались с ноги на ногу, но пополнять группу, лежащую на полу, не хотелось ни кому, и Волосту в том числе.

— Если никто не против, я объясню свой визит. Я некоторое время отсутствовал, решал проблемы в других мирах. И когда вернулся, узнал, что этом мире объявился некто, кого называют демоном. И этот некто, собрал армию, и угрожает моей империи. А ещё узнал, что одно из государств, союзных государств, пренебрегая своими союзническими обязательствами, отказывается предоставлять свою армию, для защиты от южных орд. Вот я и прибыл разобраться, является ли это государство, все ещё союзником Луистана, или его следует считать вражеским государством. Со всеми вытекающими последствиями.

— Мы все ещё союзники, — прокашлявшись, подал, наконец, голос король Карции. — И мы не отказываемся предоставлять свою армию.

— Вот и замечательно, — перебил Волоста Гартош.

Он собирался доминировать в разговоре, и не давать визави возможности оправдываться. Просто хотел прямого подчинения. Такую Оскол выбрал тактику общения с королем Карции, и его окружением.

— «Гартош! Опасность! — внезапно воскликнула Алаза. — Вон тот, позади стола, в зеленом камзоле, готовится нанести удар. Чем-то мощным! Бей сейчас, у нас все готово!»

Носитель не задумываясь ударил каким-то сложным, ветвистым заклинанием, в обладателя зеленого камзола. Его удар слился с ударом неизвестного мага. От столкновения двух сил, присутствующих отбросило к стенам.

— Закрыть дверь! — крикнул Гартош за спину, сам с трудом удержавшись на ногах.

Он хотел перекрыть доступ энергии в эту изолированную комнату. И надеялся, что своих собственных запасов хватит, чтобы справится с тем, кто решился выступить против носителя семьи атратов. Фатар быстро собрал остатки энергии, что освободилась от первого удара. И Гартош с недовольством и недоумением заметил, что противник тоже умеет это делать. Значит, драка предстояла серьезная. Требовалось собраться, нахрапом взять не получится, здесь явно запахло иномирянской магией.

Атраты также предельно сконцентрировались, все поняли, легкой прогулки не получится. Неизвестный маг быстро пришел в себя, и снова нанес удар. Правда чуть меньшей мощности, видимо, не сумев покончить с врагом первым же ударом, собирался изучить его, и не растрачивать зря силы. Ту же тактику избрал и носитель с атратами. Они отбили вторую атаку, и ударили сами, строго дозированной мощностью.

Пристрелочный бой длился пару минут, а затем Гартош провел сложную комбинацию, пытаясь зажать противника в угол, и вытянуть из него как можно больше энергии. Нельзя сказать, что легко, но вражеский маг выдержал атаку, и даже нашел в себе силы на ответную мощную атаку. Оскол вынужден был отступить на несколько шагов назад, но от двери не отошел, сейчас он тем более не хотел выпустить незнакомца.

— «На нем личина! — распознал после нескольких минут боя Тенос. — Он не тот, кем кажется».

— «Может, сам демон пожаловал в гости?» — предположил Гартош.

— «Если бы это был тот, кого опасаются все местные боги, боюсь, от нас осталось бы только пятно на стене», — не согласилась Алаза.

Сколько бы ещё этот бой длился в таком темпе, неизвестно. Но тут вмешался Аруш. До этого он словно в страхе забился в угол, и пугливо озираясь, прополз вдоль стены в тыл магу, который полностью сконцентрировался на бое с Осколом. Бросок каррлака совпал с ударом Гартоша. Небольшая несогласованность в действиях оборотня и носителя, спасли их противника. Отдача от атаки Гартоша замедлила движения Аруша, и в самый последний момент, маг сумел отклониться. Оборотень вместо шеи, куда целился, схватил противника за руку. Но схватил хорошо, чуть ли не оторвал её целиком. Маг взвыл, и отбросил каррлака чистой энергией. Видимо на это ушло слишком много сил, так как маг сбросил личину.

— Ах ты тварь остроухая! — крикнул Гартош, не скрывая удивления.

Неизвестным магом оказался эльф, которого Руткер упустил во время боя в императорском дворце Витана. И которого теперь вполне можно считать, личным врагом Осколов. Эльфу понадобилось совсем немного времени, чтобы остановить кровь, и сделать попытку прорваться к дверям, ровно столько, сколько Гартош приходил в себя от удивления. Но теперь Оскол не собирался упускать своего личного врага. Слишком много накопилось вопросов, и теперь реально появился тот, у кого можно было спросить. Он насел на противника с удвоенным натиском.

Но, несмотря на серьезное ранение, и потерю большей части энергии, эльф не собирался сдаваться. Он больше не атаковал, ушел в глухую магическую защиту, но вытащил светящийся белым меч, и стал приближаться к Осколу. Гартош оскалился, и, не прекращая непрерывно атаковать, вытащил Гариант. Он и сам был не прочь скрестить меч с этим остроухим.

Аруш осторожно заходил с боку, не давая эльфу возможности совершить неожиданный рывок, и прорваться к двери. Но пока не нападал, прекрасно понимая, что Гартош лично желает задать трепку эльфу.

Оскол пытался пробиться сквозь защиту эльфа, но она состояла словно из гранита, стали и ристолита, все усилия не увенчались успехом. Эльф стиснул зубы, неимоверными усилиями держал оборону, и приближался к противнику. Наконец они сблизились на расстояние удара мечом. От столкновения двух клинков, посыпались не просто искры, а настоящие молнии. После первых же ударов, Гартош понял, противник ему достался непростой — опытный и умелый.

Эльф прекрасно владел своим клинком. Он проводил неожиданные комбинации, и как показалось носителю, наслаждался поединком. Если бы не помощь атратов, и не ранение противника, Гартошу не хватило бы выносливости, чтобы выдержать тот темп, что задал остроухий. И вообще, эльф по всем параметрам переигрывал Гартоша как такового. И без семьи атратов носитель не смог бы противостоять остроухому. Оскол это понял довольно быстро, и чувство собственного превосходства, испарилось, словно туман на солнцепёке. Достойный противник требовал к себе уважения.

Уважения к своему противнику Гартош испытывал до тех пор, пока тот не заговорил. Ухмыляясь, после очередной неудачной попытки носителя провести победную комбинацию, эльф выдохнул:

— Вы Осколы всегда были слишком самонадеянны. И только тогда, когда вам попадался достойный противник, вы понимали свою ничтожность.

— Что ж ты таскаешься за нами, если мы такие ничтожные? — стараясь не дать выплеснуться гневу, пытался разговорить противника носитель.

Но эльф был не только опытным бойцом и магом, но и политиком, поэтому вытянуть правду из него оказалось делом сложным. Он лишь скривил губы в снисходительной ухмылке, явно разгадав замысел Оскола, и атаковал с удвоенной силой. Гартошу с трудом удалось отбить очередную атаку.

— Вашему семейству, скоро придет конец! — впившись взглядом в глаза Оскола, продолжил разжигать злость внутри носителя эльф. — Мы уничтожим всех! От мала, до велика! Никто о вас и не вспомнит! Даже память о вас сотрем!

Неизвестно чего эльф добивался, но добился он одного. Ярость переполнила Оскола, и выплеснулась в неудержимую атаку носителя. Во время которой Гариант метал целые снопы искр и молний. Осыпаемый непрерывными ударами эльф отступал, и победно улыбался, ему удалось вывести противника из себя. Но если он рассчитывал поймать Оскола на неосторожности, то его расчет не удался. Все промахи в атаке компенсировались силой и частотой ударов.

Выждав удачный, как ему показалось момент, эльф сам пошел в контратаку, но Гартош отступать не думал. Встречные удары были такой силы, что с потолка посыпалась штукатурка. Все, кто находился в комнате, включая Аруша, забились в углы, боясь попасть, под шальной магический удар, либо банальный удар меча.

— Я был там! На тех скалах, где убили твою Лиситу! Это я помог Армуде её убить!

Это были последние слова эльфа. Он погиб так, как и сама Армуда, ведьма, погубившая Лиситу, жену Гартоша. Вспышка, взрыв, и от эльфа осталось только пятно на стене комнаты. Да еще на полу валялся закопченный меч, потерявший свой слепящий блеск.

— Зря он так пытался вывести тебя из себя, — подымаясь из-под стены, и отряхивая с себя пыль и копоть, сказал Аруш. — Нехорошо это для него закончилось.

— «Он не пытался вывести Гартоша из себя, — тихо возразила Алаза. — Он хотел вызвать у нашего носителя боевую ярость. Он прекрасно понимал, что против обладателя семьи атратов, и каррлака, ему не выстоять, и боялся попасть в плен. Он помнил, как погибла Армуда, и старался вызвать такой же всплеск эмоций у Гартоша, как тогда».

— «Он выбрал смерть, но не плен», — добавил Тенос.

— Видимо того, кому он служил, он боялся больше, чем смерти, — стряхнув с головы облако пыли, пришел к выводу каррлак.

— Или был ему верен, до самой смерти, — пришел к своему выводу Гартош.

Он стоял, покачиваясь, и опираясь на Гариант. Тяжелейший бой вымотал его полностью. Из ушей, из носа текла кровь. Сосуды в глазах полопались, и часть волос сожгло вместе с кожей. Но боли Гартош не чувствовал, только пустоту, и жуткую усталость. Атраты также были истощены, и мало чем могли помочь своему носителю, они использовали, практически всю накопленную энергию.

— Откройте двери, — бросил Оскол за спину.

Но оглянувшись, понял, дверь открывать придется самому. Бойцы Казимира также пострадали во время боя. К тому же, атраты тянули энергию отовсюду, откуда только могли, включая людей, которые находились в этой комнате. И только Аруш сумел от них защититься.

Гартош толкнул двери, и с трудом распахнул половинки. За дверью сгрудились три десятка солдат Волоста, прекративших спор при появлении чужака. Чужака, выглядевшего очень страшно. Они понимали, что внутри происходило чудовищное сражение, но боялись открыть дверь, ведь не было приказа.

— Стойте здесь! — отдал свой приказ Оскол, и снова нырнул в пыльную дымную комнату.

За столом он нашел Волоста, поднял, встряхнул его:

— Сейчас скажешь своим солдатам, чтобы стояли там, возле дверей, и не совались в комнату. Я не хочу их убивать, а нам ещё есть о чем поговорить.

Король Карции ошалело озирался, но, судя по всему, мало что понимал, видимо получил контузию. Гартош подтащил его к дверям, влил немного живительной энергии, и повторил распоряжение. Волост послушно повторил это же, перед своими солдатами.

Атраты пришли в себя, после тяжелейшего боя, и стали спешно восстанавливать силы носителя. А уже носитель поднимал на ноги тех, кто находился в комнате и пострадал во время боя, а пострадали все. Меньше всех досталось тем двум членам свиты Волоста, что повысили голос на носителя, посмели ему возразить, и были отправлены отдыхать на пол. Но они же, меньше всего и понимали, что произошло в этой комнате.

Когда все немного пришли в себя, Оскол попытался вызвать ветер, и выгнать пыль из комнаты. Но получилось только хуже. Осевшая на пол пыль снова поднялась, и наполнила комнату.

— Ладно, пойдем отсюда, — махнул рукой носитель, и все дружно вывалились из секретной комнаты.

Гартош по дороге подхватил меч и ножны эльфа, и вышел одним из последних.

— Где мы можем спокойно поговорить? — спросил он короля.

— Мой кабинет в этом же крыле. Здесь недалеко.

Вся запыленная и задымленная компания последовала за королём. Королевская гвардия окружила пришельцев полукольцом, но не получив никаких распоряжений, просто шли рядом. На входе в королевский кабинет, Гартош остановил своих бойцов:

— Ждите здесь! И помните! — Он указал на гвардию Волоста. — Вы союзники! Никого не трогать.

Эти слова больше предназначались для местных солдат, чтобы не вздумали, пользуясь численным преимуществом, применить силу.

— Рассказывайте! — войдя в кабинет последним, и закрыв за собой дверь, скомандовал действующий император Луистана.

Местные вельможи поглядывали на своего короля, но тот только поморщился, и указал на одного из свиты:

— Давай ты, из тебя лучший рассказчик.

«Рассказчик» хотел было возразить, но закашлялся, выплюнул комок грязи из горла, и испугано взглянул на короля, но Волост лишь устало уселся в кресло, сделав вид, что не заметил оплошности подданного. И тогда выбранный вельможа начал свою повесть:

— Этот, э… — он неуверенно посмотрел на Оскола.

— Как он назвался, так его и называй, — помог Гартош.

— Этот Прутанг появился у нас месяц назад. Появился эффектно, нейтрализовав наших придворных магов, и не дав засомневаться в своей силе. Он представился, как правая рука демона звезды… Не помню названия. Вроде как он родился внутри какой-то там звезды. Между собой, мы его стали называть звездным демоном. Прутанг сразу заявил, что ничего не имеет против нашего королевства, ни он, ни его хозяин. И что цель звездного демона — Луистан. Нам он предложил, либо не вмешиваться в войну, развязанную демоном против Луистана, либо выступить на стороне звездного.

— Ну, и вы, конечно, послали его куда подальше, — подсказал носитель.

— Его пошлёшь, — пробормотал король.

— Мы, конечно, возразили посланнику, что не можем выступить против союзников, — поспешно вступил в разговор еще один вельможа. Наверняка опытный дипломат пытался не дать сказать другим неудобную правду. — На что посланник стал нам угрожать. В первую очередь королю. Он перечислял нам, какие блага мы получим, став на сторону звездного демона, или какие кары нас постигнут, если мы выступим против него. Нам пришлось выбирать, между союзническим долгом, или возможностью быть уничтоженными демоном и его слугами.

— И вы выбрали нейтральную позицию, — снова подсказал Гартош.

— Прутангу мы сказали, что выбираем нейтральную позицию, — продолжил «дипломат». — Но сами тайно готовили помощь нашим союзникам.

— Вы тайно готовили помощь союзникам, с которыми время от времени воюете, вот уже на протяжении нескольких сотен лет? — засомневался Оскол.

— У нас действительно сложилась очень сложная ситуация, — взял слово генерал, чем заслужил недовольный взгляд «дипломата». — С одной стороны угрозы демона и его слуги, с другой стороны, мягко говоря, недовольство Луистана, и его союзников. Если бы мы открыто выступили на стороне демона, то надолго стали бы изгоями среди стран соседей. К тому же, даже если бы мы стали на сторону демона, всегда оставалась бы вероятность того, что орды с юга и востока вторгнутся и на нашу территорию, ведь неизвестно, сколько демон бы их сдерживал. И сдерживал бы вообще. Поэтому мы действительно тайно готовили помощь нашим соседям, которые должны были принять основной удар.

— Но и злить демона мы не могли, — снова заговорил «дипломат». — Поэтому мы приняли решение запутать демона и его слугу. Мы потребовали от наших союзников уступок по островам. Якобы от этого зависело, дадим мы помощь, или нет.

— Вы и нас запутали, в Луистане, — похвалил собеседников Гартош.

— Все должно было выглядеть очень правдоподобно, — развел руками «дипломат». — Мы ведь не знали, сколько шпионов демона находится в ваших штабах и кабинетах. И Прутанг, который почти все время находился среди нас, тоже должен был поверить, что мы не окажем помощи союзникам.

— Хорошо, будем считать, что инцидент исчерпан, — чуть поразмыслив, и не найдя в логике собеседников явной измены, согласился Оскол. — Теперь, после смерти Прутанга, у вас нет причин держать в тайне, ваше желание отправить помощь соседям.

— Совершенно верно, — поспешно согласился «дипломат», и осторожно спросил. — Меня вот интересует, если вы с таким трудом справились со слугой демона, то, как вы планируете победить самого демона?

Гартош и сам не знал, как он справится с демоном, поэтому попытался напустить тумана.

— Это не просто слуга. Этот эльф, является гораздо большим, чем простой исполнитель. Я с ним сталкиваюсь уже не первый раз. Где ещё, лучше не спрашивайте, все равно не поймете. Игра идет не только в вашем мире, а во многих. И ставки здесь гораздо выше, чем вы можете себе представить.

— А может, хоть немного дверку приоткроете? — чуть ли не заскулил «дипломат», так ему хотелось заглянуть в высшую лигу закулисных игр.

Оскол решил частично сказать правду, частично пофантазировать, тем более что его фантазии, вполне могли оказаться истиной:

— Я не знаю, кто этот демон, с этим ещё нужно разобраться, а вот с эльфом сталкивался неоднократно. Это личный враг моей семьи, и принес нам немало горя. Он один из сильнейших магов, каких я только встречал. А встречал я немало, можете поверить.

— «К тому же не факт, что эльф действительно служил этому демону, — поделился с носителем своей мыслью Тенос. — Возможно, их интересы просто совпали».

Гартош немного задумался, обдумывая слова атрата, затем продолжил:

— И как мне сейчас подсказали, не спрашивайте кто, у демона и эльфа могли быть разные интересы. Которые просто совпали, и сделали их союзниками. Эльф охотился на меня, демон, на Эльфимеру. С эльфом я разобрался, постараюсь сделать то же самое и с демоном.

— А не проще ли, отдать статую демону? — поинтересовался Волост.

— Нет у меня больше статуи, — буркнул носитель. — Не один этот демон за ней охотился. Другие охотники оказались удачливее. И я почти добровольно её отдал.

— Неужели она стоит того, чтобы высшие силы разных миров охотились за ней, и развязывали такие кровопролитные войны? — продолжал допытываться король.

— Я не знаю её истиной ценности, — искренне ответил Оскол. — Но мне кажется, что я продешевил, отав её.

— Тем, у кого находится статуя, она приносит одни беды, — справедливо заметил ещё один вельможа.

Гартош нехотя согласился:

— Вы правы, уважаемый. Вокруг неё столько пролилось крови, что её впору называть не рубиновой, а кровавой.

«Кровавой! Кровавой богиней!» — пронеслось в голове. И это воскликнули не атраты, а внутренний голос. От этой догадки мысли в голове понеслись с бешеной скоростью, и ни за одну из них не удалось зацепиться, чтобы сложить мозаику.

— Очень жалко, что нельзя вернуть Эльфимеру, — прервал галоп мыслей «дипломат». — Значит, демон от нас не отцепится.

— Это точно, — подтвердил Оскол. И многозначительно добавил. — И в стороне постоять не получится.

Вельможи, генерал и король хотели было возмутиться, но Гартош их прервал:

— Сколько войск вы готовы отправить в помощь соседям уже сейчас?

Генерал, после кивка Волоста, начал доклад:

— Пятнадцать тысяч кавалерии. Три пехотных дивизии, по десять тысяч штыков в каждой. И ещё четыре отдельных артиллерийских дивизиона.

— Для начала пойдет, — одобрил император. — Отправляйте немедленно. С запасом провизии на месяц. И ещё столько же подготовить и отправить в течение двух недель.

— Но это невозможно! — возмутился, было «дипломат». — Вы оставляете нас самих без защиты!

— Две недели, это крайний срок, — твердо посмотрел на Волоста носитель. — И прибедняться не нужно, я прекрасно знаю количество ваших войск сейчас, и то количество, которое вы можете собрать в короткое время.

Волост поспешно отвел взгляд, хотя «дипломат» смотрел честно и открыто, и в его глазах читалось оскорбление, за недоверие, ведь они сама честность. И только во взгляде генерала читалось торжество и радость, видимо считал, что армия Карции отделалась малой кровью — могли потребовать отправить на юг и большие силы.

23

— Врут сволочи! — уверенно заявил Эликсий, когда Гартош рассказал о своём визите к королю Карции. — Понятное дело, что слуга демона их напугал, но они наверняка постарались извлечь из этой ситуации, максимальную для себя выгоду. И острова они бы прибрали к рукам, при удобном случае, и выступили бы на стороне сильнейшего. За ними присмотр нужен постоянный. За самим королевством, и за тем войском, что они отправят на помощь соседям.

— Будем присматривать, — пообещал император.

Группа старшего Оскола вернулась в Луистан. Гартош повторил свой рассказ Казимиру, и сразу же связался с детьми — они впервые в чужом мире, вели войну самостоятельно.

— «Все нормально отец, — отозвался Мартан. — Пока разбираемся с особенностями здешней магии, и сломя голову в заварушки не лезем».

Рассудительности старшего сына мог позавидовать его дядя, Гнивер. Если бы был жив, конечно.

— «Если будет особенно жарко, вызывайте меня немедленно, — потребовал Гартош. — Или Алеандру».

— «Не беспокойся, — усмехнулся первенец, — у нас нет желания сложить головы в этом мире».

Слова сына немного успокоили старшего Оскола, и он связался с Алеандрой. На вопрос, как она справляется с местными магами, герцогиня лишь пренебрежительно хмыкнула:

— «Если бы не поддержка демона, у армии Луистана не имелось бы особенных проблем с этим сбродом. Даже без магов, которых извел Людвиг, справились бы. Возможно, ещё появится кто-нибудь достойный, но пока, так, мелочь».

Гартош не сомневался, что в этом мире, не найдется достойных противников вампирессе. Так что, и за судьбу Квирта и Алеандры, был более менее спокоен. Так что, можно было и дальше заниматься укреплением обороны юго-восточного направления. В объединенном штабе так же были настроены весьма скептически в отношении участия Карции в обороне от нашествия орд. И решили не особо надеяться на их помощь, а строить стратегию обороны, без участия самого восточного королевства. В новый вояж по восточным королевствам, Гартош отправился с более многочисленной делегацией — примкнули несколько опытных генералов и политиков.

Первым делом направились в Либурн, самое меньшое из трёх приозерных королевств. Оно имело сухопутную границу с двумя другими государствами приозёрья — Карцией, и Хотаром. Сами Карция и Хотар контактировали только на озёрах и островах. Находясь между этими двумя, более сильными государствами, Либурну приходилось проводить соответствующую политику — политику сдерживания и противовесов. Либурну меньше доставалось от набегов южных и восточных народов, но ближайшие соседи доставляли не меньше хлопот. Поэтому среднее (как назвал его Гартош), королевство, всегда держало свою армию в порядке, и настороже. И немалую, нужно сказать армию.

Горонга, короля Либурна, в отличие от Волоста, оповестили о прибытии высокой делегации, и он встретил союзников при полном параде, прямо посреди военного лагеря. Впечатление на союзников Горонгу произвести удалось. Ровные ряды пехоты и кавалерии, разнокалиберные артиллерийские батареи, многочисленные повозки, говорили о том, что к войне в Либурне готовились со всей ответственностью. А точнее сказать, уже были готовы. Оскол обратил внимание, что амуниция у бойцов была подогнана тщательно. Сразу видно, что не только что со склада, а солдаты уже успели врасти в неё, и почувствовать второй кожей. Кавалерия на высоких поджарых лошадях, готовых выдержать, как быстрый темп боя, так и долгий переход. В повозках крупные мощные битюги, даже издалека вызывающие уважение.

Делегация Луистана вышла из небольшого портала, и это так же вызвало у встречающих восторженный блеск в глазах. Горонг поприветствовал Оскола сдержано, с достоинством, и держался как равный с равным. Гартош с нескрываемой симпатией пожал руку седому, словно молоко королю.

— Много слышал лесных слов про вашу армию, ваше величество, — кивнув на ровные шеренги, похвалил носитель. — И вижу, что они правдивы.

— У нас не так много выпадает мирных лет, чтобы мы забывали про армию, — сдержано улыбнулся Горонг, и чуть помедлив, добавил. — Ваше величество.

После короткого приветствия, монархи провели такое же короткое представление военных и чиновников, которые не знали друг друга. Так же бегло осмотрели ближайший стрелковый полк, и артиллерийскую батарею.

— Дальше идти не будем, можем взглянуть на вашу армию и с воздуха, — объяснил император королю, свое нежелание прохаживаться вдоль выстроенного войска.

Он взмахнул рукой, и перед ошеломленными сопровождающими обоих монархов, возник ровный, слегка мерцающий экран, на который Алаза вывела изображение военного лагеря с высоты птичьего полета. Генералы Гартоша первые пришли в себя, и стали поглядывать на своих местных коллег с гордостью, и легким превосходством, мол — вот он какой, наш император, он и не такие фокусы показывать умеет. Горонг также быстро взял себя в руки, и вдоволь налюбовавшись новым для себя зрелищем, и убедившись, что стыдится перед пришлым императором ему не за что, пригласил гостей в свой шатёр.

— Надеюсь, в бою ваши люди так же хороши, как и при параде? — задал Оскол, чисто риторический вопрос, ответ на который уже знал. Но начинать разговор с чего-то нужно было.

— Можете не сомневаться, — подходя к столу с аккуратно свернутыми картами, ответил Горонг.

— Я недавно навестил Волоста. Он снимает свои претензии по островам, к вам, и Хотару. И высылает вам посильную помощь.

— Я уже наслышан, — сдержано улыбнулся Горонг. — Говорят, у вас вышло легкое недоразумение со слугой демона?

— Вот именно, что недоразумение, — помрачнел Гартош. — Хотел его живым взять. Чтобы удовлетворить своё любопытство. Да не вышло. Вынудил гадёныш, чтобы я его убил.

— Вероятно, это не вызвало восторга у демона, — сказал король, и кивнул адъютанту на бутылки с вином.

— Вероятно, что нет. Но у меня как-то нет желания, чтобы вызывать у него восторг. Скорей наоборот, хочу его сильно опечалить. — Гартош принял поднесенный адъютантом тонкий бокал. — И то, что Карция выпала из зоны влияния этого звездного демона, только одна из таких печалек.

— О Карции, — жестом приглашая Оскола подойти к столу с картами, произнес Горонг.

Адъютант без слов понял желание короля, и развернул общую карту Саратских озёр, и прилегающих к ним государств. Цепь из больших продолговатых озёр пересекало почти всю карту. Либурн раскинулся на берегу самого большого и полноводного, Тронного озера, действительно равного по размерам многим морям. С севера к озеру примыкала Карция, с юга Хотар. На другом берегу расположились другие, незнакомые Гартошу государства.

— Мне кажется, не стоит требовать от Карции переброски большого войска, — продолжил свою мысль король.

— Я вас слушаю, — переводя взгляд с карты на короля, сказал Оскол.

— Мы ожидаем основного удара нафаров вот здесь, — Горонг указал на широкий перешеек между двумя большими озерами, — по территории Хотара.

— Нафаров? — переспросил носитель.

— Нафарами мы называем общую армию демона, идущую в нашу сторону.

— Понял. Продолжайте.

— Через этот перешеек проходит основная связь с юго-востоком. Через него же ожидается и основной удар армии демона. Так происходило всегда. Войска наших врагов прорывались в основном через него на нашу сторону озёр, мы так же ходили на ту сторону этим же путём. И этот перешеек довольно серьёзно укреплен.

— Я слышал обратное, — перебил короля Гартош. — Что укрепления на перешейке старые и слабые.

— Это не так, — невозмутимо ответил Горонг. — Насчет старых, да. За многие века там накопилось много разных оборонительных сооружений. От невысоких земляных насыпей, способных лишь ненадолго замедлить кавалерийское наступление, до мощных крепостей, которые могут выдержать мощную осаду с многочисленной артиллерией. Конечно, сплошной линии обороны, перекрывающей весь перешеек, там не имелось, но хотарцы сейчас спешно, и успешно соединяют между собой все то, что насооружали там за долгие годы. И мы в этом им посильно помогаем.

— И вы решили, что основной удар будет нанесен в другом месте, — понятливо кивнул Оскол.

— Не основной, а дополнительный, который при удачном стечении обстоятельств для наступающих, вполне может стать основным.

Гартош подошел ближе к столу, и более внимательно посмотрел на карту, которая была более подробна, и немного отличалась от карт этой местности, которые имелись у Казимира:

— Вы считаете, что нафары, обойдут Саратские озёра с севера, и нападут на Карцию?

— Да. Очень многое указывает именно на это. Это донесения наших шпионов, и наши собственные соображения.

— Поделитесь, — попросил один из генералов Луистана, так же внимательно рассматривая невиданную ранее карту.

— У нафаров огромное количество кавалерии, которая окажется бесполезной на этом перешейке, пока не удастся прорвать все линии обороны и выйти на открытые просторы степей. А поверьте, это будет непросто. У Хотара мощная, хорошо подготовленная армия. Они знают слабые места в своей обороне, и сейчас латают прорехи. Мы уже отправили им в помощь пятьдесят тысяч бойцов. В основном пехоту и артиллерию. Кавалерия нам, скорей всего понадобится здесь.

— А вам-то она зачем? — удивился прибывший с Гартошем генерал, и, проследив за взглядом короля, понятливо кивнул. — Опасаетесь высадки десанта?

— У нас есть все основания полагать, что высадка десанта будет, — подтвердил Горонг. — Мы держим свой флот в полной готовности, и просто так высадиться на своём берегу не дадим. Но наш противник, сейчас активно перебрасывает дополнительные корабли на Тронное озеро с других озёр. Поэтому очень скоро расклад по флоту может оказаться не в нашу пользу. И мы должны будем готовы к тому, что у нас в тылу может высадиться многочисленный десант. В том числе, с кавалерией и артиллерией.

— Значит, три направления удара, — начал размышление Оскол. — Через перешеек, основное для пехоты. Вокруг Тронного озера, основное для кавалерии. И высадка десанта через озеро. Очень разумно. Это не даст нам возможности сосредоточить силы в одном месте. И у них появится больше вариантов для манёвров.

— Именно так, ваше величество. — Горонг отвесил легкий полупоклон в сторонуколлеги. — Мы понимаем, что надеяться можем только на свои силы. Силы приозёрных государств. У вас немало своих проблем, и вряд ли вы сможете чем-то с нами поделиться. Поэтому, совместно с Хотаром выработали план действий. Теперь, после смерти слуги демона, к этому плану может присоединиться и Карция.

— Вы очень разумно рассуждаете, — похвалил короля носитель. — Хотя немного и ошибаетесь.

Горонг не стал перебивать императора, лишь вопросительно поднял брови, и Гартош продолжил:

— Помощь вам выделили. Около ста тысяч бойцов. В том числе значительное количество кавалерии, которая, как я понимаю, вам окажется очень кстати.

— Приятная новость, — позволил себе улыбнуться король Либурна. — Наши штабы обсудят, как распределить эту подмогу.

— Как раз сейчас я собираюсь в Хотар. Могу прихватить ваших офицеров, чтобы они в седлах задницу не отбили.

— Мы умеем перемещаться с помощью магии, — чуть ли не обиделся Горонг. — Но от лишнего транспорта не откажемся. Сколько человек вы можете взять с собой?

— Десятка полтора, два.

— Хватит десятка. Я пойду с вами. Только нужно оповестить Саганрона. Он наверняка приготовил незваным гостям горячий приём.

* * *

Саганрон, крупный широкоплечий дядька лет пятидесяти, с хорошо округлившимся брюшком, из-за которого казался ещё больше, встретил гостей с распростёртыми объятьями. Длинные с проседью волосы и усы, дополняли образ этого колоритного короля Хотара. С Горонгом он обнялся тепло, по-дружески, громко похлопывая по спине, и отвешивая комплименты физической форме коллеги.

На Гартоша он обратил внимание чуть позже. Пристально, целых полминуты рассматривая его. Словно пытаясь распознать сущность пришлого императора. А на самом деле так и было. Носитель и сам почувствовал легкое магическое зондирование, и атраты предупредили об этом. Зондирующих оказалось трое: сам король, и два малозаметных мага, расположившихся в разных углах квадратного крепостного двора, где принимали гостей. Гартош показал им внушительный магический кукиш, и соглядатаи тут же прекратили свои попытки.

— Ты что ли, Людвига завалил? — прищурившись, пророкотал Саганрон.

— Не я. Драконы. Я всего лишь подобрал то, что плохо лежало.

— Подобрал он, — проворчал король. — А там теперь всем миром расплачивайся за твои подборы. — И не давая Гартоша ответить, махнул рукой. — Не оправдывайся. От той статуи никто бы не отказался. Кто хоть немного понимает ей цену.

— Боюсь, никто из нас до конца не понимает ей цену, — скупо улыбнулся Оскол. — Но об этом поздно рассуждать. Я избавился от Эльфимеры. Точнее, меня вынудили это сделать.

— Ну да, ну да. Я бы тоже так говорил, если бы появились охочие отобрать эту каменную красотку, подняли бы против меня большую часть континента, и назывались при этом демонами.

— Тем более, если бы война происходила не в родном для тебя мире, — немного осуждающе добавил, одетый в легкую броню, такой же массивный, и как две капли воды похожий на короля сопровождающий.

— Мой брат, — кивнул на говорящего Саганрон. — Ещё более несдержан, чем я.

— Я рад, что вы меня понимаете, — как можно искренней и дружелюбней улыбнулся Оскол. — Надеюсь, нелепых просьб, вроде, вернуть что-то там, не будет.

— Боже упаси! — возмутился Саганрон. — Сам бы не отдал, и от тебя требовать не буду. Вернулся, чтобы помочь, и то хорошо. Мог бы отсидеться где-нибудь в теплом месте. — И он протянул императору свою лапищу, больше похожую на лапу медведя.

Что в короле Хотара имелось что-то от медведя, Гартош почувствовал, когда они с королем жали изо всех сил друг другу руки.

— «Оборотень, — подтвердил Тенос. — В этих краях немало оборотней. Но большинство из них принимают образ волка. У этого же, вторая ипостась — медведь».

Видимо Саганрон прочитал в глазах визави, что тот понимает, кем он является на самом деле — ну, кроме того, что король. И от этого взгляд короля-оборотня стал более колючим. Он задумчиво посмотрел на арбалетчиков, густо выстроившихся на стенах крепости, на брата (в их мысленный диалог Гартош решил не вмешиваться), и затем решил не подвергать себя и пришлого императора новым испытаниям. Лишь предупреждающе сдвинул брови.

— С чем пожаловали, в наше далекое от вас королевство? — спросил он, не столько у императора, сколько у сопровождающей делегации.

— Посмотреть, как у вас здесь обстоят дела, и если нужна помощь, то оказать её, — ответил за всех генерал из объединенного штаба.

— От помощи не откажемся. Сколько бойцов можете прислать?

— Десять дивизий. Из них три кавалерийских.

Король Хотара сразу просветлел лицом:

— Сто тысяч. Ними почти всю вторую линию обороны укомплектовать можно будет. Кавалерию пускай Горонг себе возьмет. Для противодействия десанту, или чтобы ликвидировать прорывы, если таковые будут. А вот пехоту и артиллерию нам.

— Там ещё Карция три пехотных дивизии вам выделила, — добавил Гартош. — А так же кавалерию и артиллерию.

— Ахренеть! — воскликнул Саганрон, и рассмеялся. — Выдавил таки с козлоедов?

— Козлоедов? — улыбнулся Оскол.

— А, ты же не местный, не в курсе. Карци больше всего любят мясо козлов. Разводят их больше чем любую другую скотину. Сперва доят, а потом едят.

И король Хотара загоготал своей шутке, наверняка старой и избитой. Гости скупо, из любезности, улыбнулись шутке хозяина. Саганрон вытер слёзы:

— Этих тоже во вторую линию обороны поставим. А кавалерию Горонгу.

— На первую линию своих поставите? — полюбопытствовал Оскол. — Или кого ещё?

— Своих, кого же ещё. В первую и третью линию обороны поставлю своих проверенных бойцов. А присланных, посредине, чтобы не побежали раньше времени.

— Наши не побегут! — оскорблено воскликнул генерал, прибывший с Гартошем.

— Все побегут, — помрачнел Саганрон. — И наши, и ваши. Придет время, побегут все. Если останется, кому бежать. Главное, чтобы не раньше времени. — И чуть помолчав, король добавил. — А если бы строителей прислали, с инструментом, вообще получили бы от нас, во-от такую вот благодарность. — И он развел руки пошире.

— Уточните, кто вам больше всего нужен, пришлем и строителей, — переглянувшись с коллегами, сказал генерал.

— Каменщики и плотники в неограниченном количестве, — быстро нашелся брат короля. — У нас ещё много оборонительных сооружений не подготовлены должным образом.

— Давайте посмотрим, на ваши линии обороны, — предложил носитель, разворачивая перед собеседниками картину размером со скатерть среднего размера.

После восхищенных возгласов, картину предложили приподнять над головами, чтобы всем было видно. Затем Гартош вспомнил про земное кино, и установил изображение на широкой стене крепостной башни.

С высоты птичьего полета, перешеек между озёрами действительно казался неширокой полоской земли, между двумя огромными водоёмами. Но на самом деле, там имелись не меньше двух десятков километров суши (Гартош поймал себя на том, что измеряет расстояния в земных единицах, видимо привык, или так действительно удобней было), и этот перешеек сейчас перегораживали три сплошных линии. Почти сплошных.

Саганрон окинул пристальным взглядом свою основную стройку, и быстро нашел изъяны:

— Вот это место приблизить можешь?

Носитель увеличил указанное пальцем место.

— Ещё! Вот так хорошо. А точнее, не хорошо. Вот здесь много ровного пространства перед редутами. Кавалерией они его мигом проскочат, и завалят наших своими телами.

— Там не одно такое место, — согласился брат короля. — Нужно перекопать, чтобы кавалерия ноги переломала.

— Тогда пехоте будет где спрятаться, — возразил король.

— Хрен с ними, пусть прячутся, картечью посечём.

— И то верно, — кивнул Саганрон. — А ну ещё раз покажи все вместе. Точно! Вот здесь, и здесь, ещё здесь, нужно соорудить дополнительные преграды. А это ещё что?! Приблизь третью линию, вот, возле лесочка.

Возле небольшого леска, на возвышенности, строили большой редут. Точнее, должны были строить. С десяток строителей лениво бродили между окопами и насыпью, и даже не пытались создавать видимость бурной деятельности.

— Кто у нас тут страх совсем потерял? — Король внимательно посмотрел на сигнальные штандарты.

— Люди графа Барбена, — подсказал брат. — Какой граф, такие и рабочие.

— Повесить графа, и его главного строителя, — жестко распорядился король.

— Может, лучше на кол? — предложил брат.

— Можно и на кол, — легко согласился Саганрон.

И Гартош понял, это не являлось игрой на публику. Братья оборотни поддерживали дисциплину в своей армии и во всём королевстве очень жесткими методами.

— Хотя знаешь. Нам сейчас каждая лопата дорога. Послушай, император, ты нам здесь очень интересные фокусы показывал. Можешь сделать так, чтобы эти горе строители меня увидели?

— Попробую.

Атраты, вместо того, чтобы решать поставленную задачу, принялись её обсуждать.

— «Давайте, пустим его на редут, словно призрака!», — предложила Венера. Чем, нужно сказать, удивила своих собратьев.

— «Хорошая идея, — похвалила Алаза. — Но призрак увидит мало людей. Нужно, что-то, более масштабное. Чтобы впечатлило и запомнилось».

— «Божественный лик, — нашел решение Тенос. — Увидят сотни людей. А может и тысячи. Вон и тучка подходящая есть».

— «То, что нужно, — согласилась Алаза. — А призрака мы потом в лес запустим, пугать самых ленивых строителей».

Венера хотела было обидеться, но в последний момент передумала, идея Теноса и впрямь была лучше.

Под тучей словно открылось окно, и в нем появилось широкое лицо короля.

— Устали детки? — с пугающей лаской спросил с небес живой ещё монарх.

Видно его было действительно на большой территории. Тысячи людей испуганно уставились на небеса. А некоторые попадали на колени. Каждому казалось, что король обращается именно к нему.

— Я вам дам возможность отдохнуть. На виселице! Или как предлагает мой брат, на колу! Посреди вашего редута поставим три кола. И каждый день, будем сажать на них самых ленивых рабочих.

Теперь стало понятно, к кому именно обращается монарх, и многие облегченно вздохнули, но не надолго. Лик обвел взглядом всех, и рявкнул:

— Всех касается, без исключения!

После этого изображение короля стало светлеть, и, наконец, исчезло совсем.

— Вот так-то лучше, — улыбнулся Саганрон, наблюдая, насколько ускорился темп строительства там, где наблюдали лик монарха в небесах. А скоро слухи распространятся на всем перешейке, и работы ускоряться на всех линиях обороны, на всем протяжении, от моря до моря.

— Я отдам распоряжение, поставить колья возле того леса, — не забыл про угрозы короля его брат. — Лишними не будут.

24

Зоктер всматривался в густой липкий туман, пытаясь распознать, где находится противник. Что в этом неприятном для всех органов чувств тумане, есть враг, продрогший Оскол знал наверняка. Туман маскировал вражеского мага не только от обычного зрения, но и от магического. Миниатюрные капли воды рассеивали магию, создавали ложное эхо, где-то приглушивали, а где-то усиливали все её проявление. Но иктивианин прекрасно понимал, что туман маскирует и его самого, вражеский маг вынужден пробираться на ощупь, и наверняка вздрагивает при любом проявлении магии, либо её отголоска.

Зоктера немного согрела мысль о том, что вражеский маг (или маги), боится пришельца из другого мира, и туман лишь усилил чувство страха. Оскол присел, коснулся земли, и в стороны поползли тонкие нити — сигнальная паутина. Обнаружить такие нити в тумане было крайне сложно, но только они могли дать точные координаты того, кто к ним прикоснется. И ещё могли дать много разной полезной информации. Применять такие нити в тумане придумал Мартан, и они уже доказали свою полезность. Враг пока не додумался до такой уловки, и никак не мог понять, как иномиряне в этом утреннем тумане, безошибочно находят своих противников. Все списывали на особую иномирянскую магию, что создавало вокруг младших Осколов особый ореол.

Вязкий утренний туман ежедневно сползал с соседнего плато, и в нем так удобно было пробираться незамеченным, до самых позиций луистанцев. В тумане часто прятались вражеские лазутчики и маги. Они почти безнаказанно нападали на укрепления империи, и успевали отходить до того, как жаркое солнце выпивало туман, и местность становилась открытой. И вот появились Осколы. Они быстро освоили специфику здешней магии, и нашли способ поставить туман себе на службу. Это несколько сократило количество вылазок южан на позиции луистанцев, но не прекратило их совсем.

И вот теперь Зоктер пытался нащупать того, кто посмел бросить ему вызов в этом предрассветном тумане. Нити разошлись в разные стороны, и средний из детей Гартоша анализировал поступающую от них информацию. Вот кто-то прошел совсем рядом, совсем чуть-чуть колыхнув нить. Затем ещё один, и ещё. А вот это уже серьезно. Это больше уже походило на массированную атаку, чем на одиночную, или малочисленную вылазку. Через одну из нитей, Зоктер подал сигнал Мартану — гостей следовало встречать во всеоружии.

Вскоре почти все нити сигналили о том, что враг приближается. Приближается быстро, и целеустремленно к самому Зоктеру. То есть, это оказывается не просто атака на определенный участок крепостной стены, или на всю стену, это целенаправленная охота на иномирянина. Только как они могли распознать в тумане, где именно находится чужак?

Да так же как и ты! — Словно шепнул кто-то на ухо. — Они идут по твоим же нитям! Ровно, и никуда не сворачивая!

Догадка вызвала легкое беспокойство, но паниковать Зоктер не стал. Когда-то это должно было случиться — враг устроил бы охоту на иномирян, и возможно сделал бы это эффективно. Вот, примерно, как сейчас. На этот случай имелся план отхода. Крепостная стена находилась всего в полста шагах позади. И даже сейчас, в густом тумане чувствовалась эта громада. Зоктер подавил в себе желание бежать что есть сил, и взлететь по веревочной лестнице, свисающей со стены. Он достал из нагрудного кармана камень с наговоренным заклинанием. Ничего не требовалось делать, просто сжать камень в ладони. Тотчас рядом с Зоктером вырос фантом — ещё один Зоктер. Призрак остался на месте, сосредоточив на себе все нити, а живой Оскол осторожно отступил к стене.

Он уже взялся за низ лестницы, когда тишину разрезал разочарованный вой — вой не человеческий. Кто-то обнаружил обман, и стремительно бросился вдогонку, уже не соблюдая маскировки. Зоктер так же стал что есть силы перебирать руками и ногами, стремясь как можно быстрей добраться до спасительного края стены.

Мартан подал брату руку, и потащил того на стену. Но Зоктер закричал от страшной боли, и чуть ли не выпустил руку брата — кто-то вцепился ему за ногу, и тащил обратно. Вцепился явно зубами, точнее, огромными клыками, ведь с первого укуса удалось прокусить прочные сапоги, защищающие от каменной пустыни. Мартан не раздумывая, метнул молнию, в чуть виднеющийся в тумане силуэт. Тварь завизжала от боли, но ногу брата не отпустила. Подбежали ещё люди, и стали помогать тянуть среднего из Осколов на крепостную стену. Это дало возможность старшему здесь Осколу полностью заняться чудовищем, объявившим охоту на их семью. Огненный кнут хлестнул с такой силой, что почти перерубил тварь пополам. Затем ещё один удар, и ещё, и нижняя часть чудовища упала вниз, но верхняя и не думала выпускать ногу Зоктера.

Зоктера втащили наверх почти без сознания. Огромная голова гиены ещё смотрела на людей наполненными болью и ненавистью глазами. Передние лапы скребли крепкими, хотя и тупыми когтями, и пришлось несколькими ударами топоров отрубить их, чтобы они не разорвали свою жертву. Ударом меча в глаз, Мартан добил тварь, и принялся разжимать ей челюсти. Гиенообразное чудовище заглотило ногу Зоктера до самого колена, и понадобились усилия нескольких человек, чтобы освободить ногу стонущей от боли жертвы.

Милена услышала крики брата, и на ходу застегивая мундир, спешила ему на помощь. Она лишь мельком взглянула на останки чудовища, и сразу принялась осматривать ногу:

— Тебе вечно не везет с разными животными. То собачка тебя покусает, то кошечка поцарапает.

Успокоенный магией и словами сестры, Зоктер нашел в себе силы улыбнуться:

— В этот раз собачка попалась чуть больше обычного.

— И намного больше, — осматривая остатки, добавил Мартан.

— Я обнаружил там в тумане многих.

— Таких же, как эта тварь?

— Нет, твари я не почувствовал вообще, ни этой, ни других. А вот люди были, и много.

— Я всё понял, можешь не продолжать. Отнесите раненого в лазарет!

Мартан не стал слушать возражений брата, и Зоктера, в сопровождении Милены, на носилках понесли к ближайшей башне.

Стоящий рядом полковник Сурт, лорд-командующий крепости, уже понял серьёзность происходящего, лишь уточнил у старшего Оскола:

— Людей твой брат почувствовал, а эту тварь нет? Я правильно понял?

— Да. Я бы не стал сейчас устраивать контратаку. Лучше отбиваться со стен.

Сурт согласно кивнул:

— Согласен. Можешь сказать, насколько массированная эта атака?

— Сигналы идут от западных, до восточных башен. Противник накапливает силы, чтобы атаковать одновременно всю крепость.

— Давно они так не смелели, — отдавая последние распоряжения, сказал полковник. — С тех пор, как вы появились, первый раз.

— Решили, что нашли на нас управу, — внимательно следя за нитями, сказал Мартан. — В третьем секторе они дошли до точки обстрела.

Тотчас зазвенели обычные сигнальные, совсем не магические колокольчики. Десятники отдали приказы, и в туман полетели стрелы и арбалетные болты. Крики боли смешались с командами — противник, поняв, что маскироваться больше нет смысла, пошел в открытую атаку. Почти в открытую, туман все же до сих пор скрывал передвижение атакующих, и с крепостных стен не могли стрелять прицельно, стреляли по секторам. Захлопали ружейные залпы, гулко бухнули несколько раз пушки, обильно засевая все вокруг картечью.

Но солнце поднималось все выше, и возле самой подошвы крепостных стен, где было немного повыше, чем на окружающей равнине, стало заметно движение. Мартан произнес дежурное заклинание, и поднявшийся ветер очистил пространство перед крепостью от тумана, шагов этак на сто. Все пространство было заполнено атакующими.

— Жаркий сегодня будет денечек, — бросил Сурт, и поспешил в командную башню, возвышающеюся над всей крепостью.

Мартан пока остался на стене. Он чувствовал в клубившемся тумане присутствие того, кто послал за братом чудовище. Можно было выпустить поисковое заклинание, обнаружить засранца, и вступить с ним в магический поединок. Но Оскол пока не спешил. Необходимо выяснить о новом противнике как можно больше. Возможно, останки твари что-то расскажут.

Возле изуродованной головы гиены склонился один из местных магов — Малох. Не особо сильный маг, но обладающий важными знаниями о местной магии.

— Ты такое видел раньше? — спросил иктивианин, присаживаясь рядом.

— Нет, только слышал, — покачал головой Малох. — Слышал, что маги и колдуны юга, могут подчинять себе животных.

— А что могут создавать вот таких огромных созданий, слышал? Эта гиена раза в три больше обычной. И ещё её наделили способностью идти по следу магии. То есть, преследовать мага. О таком слышал?

— Не уверен, — засомневался маг. — Нет, слухи о магах юга и востока ходили разные. Что они умеют многое из того, что недоступно нам, магам севера и запада. Но чтобы они умели создавать различных магических тварей, нет, такого не слышал. Подчинение себе животных это одно, а создание с помощью магии новых видов, да ещё чувствительных к магии, это совсем другой уровень.

— Согласен, уровень очень высокий. Здесь прослеживается опытная в таких делах рука. Хотя, если честно, на мой взгляд, эту тварь слепили в спешке. Просто увеличили одно из животных, и дали способность чуять магию. Противостоять ей, животное не могло.

— И слава богам! — всполошился Малох, непроизвольно выведя рукой защитный круг. — Даже боюсь представить, что могут натворить десяток таких тварей, обладающих более широкими магическими возможностями.

— Это очень тонкая, кропотливая, и тяжелая работа, — подымаясь над зубьями крепостной стены, произнес Мартан. — Видимо у наших врагов, нет столько времени и сил, чтобы создать по-настоящему опасную тварь. Тот, кто нею управлял, находится где-то неподалеку, скрывается в тумане, смотрит, каковы результаты.

Старший брат прикрыл глаза, и, не обращая внимания на кипящую вокруг битву, попытался найти магического противника. Ширина свободного от тумана пространства значительно расширилась — солнце делало свою работу. Стало видно, силы нападающих велики, но не безграничны. Плотный ружейный и артиллерийский огонь, в сочетании со старыми, но проверенными и надежными луками и арбалетами, делали свое дело. Равнину перед крепостью густо усеяли тела южан. Они ещё шли вперед, пытаясь взобраться на стены, но всем стало понятно, атака провалилась. Лестниц почти не осталось, ответный огонь по крепостным стенам велся из рук вон плохо, командиры были, либо убиты, либо отступили вслед за туманом.

И вот там, в последних клубах тумана, находился тот, кто бросил вызов Осколам, кто натравил гиену на брата, кто не отступится, ибо видел, пришельцы уязвимы, на них можно найти управу. Мартан не удержался, и метнул в место, где он чувствовал вражеского мага, узконаправленную молнию. Можно даже сказать, луч света, несущий огромную разрушительную энергию. Удар не пропал зря. Сильная вспышка и взрыв разметали туман, и на месте взрыва осталось маленькое обгорелое тельце. Пока было не понятно, маленьким оно являлось изначально, либо обгорело до таких размеров.

Но вряд ли Осколам дадут возможность изучить эти остатки, два крепких помощника, подхватили то, что осталось от мага, забросили на лошадь, и помчались на юг. Мартан разочаровано наблюдал, как лошади удаляются, взбираются по пологому подъему, но посчитал, что преследование слишком опасно, наверняка у врага припасены ещё сюрпризы.

А эта битва вступала в завершающую фазу. Увидев, что резервы врага ограничены, и сам противник начал неорганизованное отступление, полковник Сурт отдал приказ о контратаке. Открылось несколько ворот, и конница клиньями стала преследовать отступающих. Несколько подразделений попытались дать кавалерии организованный отпор, построившись в живой редут, и их даже не стали атаковать. На этот случай у кавалерии имелся твердый приказ: избегать ненужных потерь. Ощетинившийся редут обошли стороной, и сошлись за его границами, продолжив рубить убегающих. А за тех, кто сумел организоваться, собраться вместе, взялась артиллерия. Выждав, когда кавалерия удалится на безопасное расстояние, ядра принялись безжалостно рвать живые бастионы. И вскоре остатки сплоченного сопротивления, добила возвращающаяся кавалерия.

* * *

Это была уже вторая морская битва, в которой участвовала Алеандра и Квирт. Квирт парил где-то в вышине, сообщая подруге обо всех действиях противника, и пока ни разу не привлекался как огненная поддержка. Герцогиня решила, не показывать никому, о наличии у луистанцев дракона. Тем более что Квирт, если честно, так себе дракон. Одним словом — молодняк.

Эскадра соперника насчитывала не намного больше боевых кораблей, чем имелось у северной коалиции. Но луистанцы, и их союзники, брали выучкой, и более совершенным оружием, так что трехчасовой артиллерийский бой, не выявил победителя, и эскадра демона решилась на абордаж, иначе могла потерять все своё численное преимущество.

Вампиресса с легкостью отбила несколько вялых магических атак, и с нетерпением ожидала, когда в бой вступит кто-то посерьезней. А то, что сильный маг, а может и не один, имеется в распоряжении вражеской эскадры, Алеандра не сомневалась — она чувствовала тонкую паутину, растянутую над местом битвы. Такую паутину не мог сотворить заурядный маг. И эта ловчая сеть была рассчитана и настроена так, чтобы засечь иномирян, то есть, Алеандру, и Квирта. Вампиресса дала себя засечь. Ей надоело самой выискивать себе противника, пускай лучше вражеские маги ищут с ней встречи. Создают ловушки, приманки, наживки. Сейчас в роли приманки и наживки Алеандра решила выступить сама. Она задавила нескольких третьесортных магов, что с кораблей противников пытались повлиять на бой, и сейчас ожидала ответной реакции от более сильных магов.

Фрегат, на котором находилась вампиресса, готовился встретить абордажную команду вражеского крейсера. Герцогиню мало волновала такая перспектива. Она с легкостью могла потопить этот крейсер, а если поднапрячься, то и всю эскадру. Но решила не показывать всю свою силу, а размяться в рукопашном бою. Но это не значило, что она не участвовала в бою. Алеандра перенаправляла в нужном направлении потоки ветра, перехватила и подавила все вражеские магические атаки. Сделала так, что запасы пороха у врага отсырели, что так же подтолкнуло их к абордажной атаке. Хотя наверняка нашлись бы те, кто выразил бы недоумение — почему бы не взорвать этот порох, вместе с вражеской эскадрой. Да потому, ответила бы им Алеандра, что она так решила. Решила, что большую часть работы, по достижению победы, должны выполнить местные. А её дело, свести на нет магический перевес южан.

Ну и конечно, герцогиня сделала так, чтобы её фрегат подошел к рукопашной схватке с наименьшими потерями, а вражеский крейсер потерял, как можно больше людей. К примеру, крейсер так и не смог дать перед абордажем, не то что артиллерийский, но даже и ружейный залп. В то время как фрегат отлично отстрелялся, и изрядно очистил от людей верхнюю палубу крейсера. Капитан фрегата, граф Рауто, отсалютовал герцогине за помощь, и лично повел команду на встречу с командой крейсера. К слову сказать, ещё совсем недавно, такая встреча прошла бы, не то что мирно, но и сопровождалась бы обильной выпивкой, ведь до недавнего времени, команды кораблей принадлежали к союзным государствам.

Абордажные крючья крепко скрепили оба корабля. Абордажные команды поменялись местами с противником. Команды защитников сосредоточились в наиболее важных, жизненно важных для кораблей местах. Начался рукопашный, жуткий и захватывающий бой.

Честно сказать, Алеандра с нетерпением ожидала этого боя, поэтому и разрешила крейсеру подойти почти целым. Ей порядком надоели эти магические схватки, хотелось просто напросто кому-то вспороть живот, или перерезать глотку. Легкая фехтовальная сабля привычно легла в руку, и очень быстро окрасилась кровью. Соперники герцогини немного терялись при её виде, виде прекрасной дамы, пусть и с окровавленной саблей. Но вампиресса не собиралась играть в поддавки, и вскоре вокруг неё выросла небольшая баррикада, из полутора десятка тел.

Рауто и так с уважением относился к своей важной пассажирке, понимая, что именно она обеспечивала магическую безопасность, не только их фрегата, но и всей эскадры в целом. Теперь же, при виде того, как лихо рубится эта сногсшибательная женщина, он просто влюбился в неё. Впрочем, как и вся команда. Алеандра своими действиями быстро завоёвывала уважение в войсках, причем, не только своих. Команда вражеского крейсера, поняв, что перед ними настоящая демонесса войны, больше не предпринимала попыток атаковать её врукопашную. Они приняли правильное решение, расстрелять чертовку издалека. Причем стреляли с разных позиций, с целью перекрыть все убежища, за которыми могла спрятаться эта бестия. Вампиресса оценила старания противника. Ей даже пришлось применить магию, чтобы прикрыться от пуль.

Во время самого пика абордажной схватки, к другому борту фрегата графа Рауто, как-то незаметно подошел ещё один фрегат, фрегат южан. Кроме Алеандры никто его не заметил, и не обращал внимания на противоположный от крейсера борт. Но герцогиня не спешила обращать внимание своей команды, на нового противника. На этом фрегате она чувствовала срывающуюся магию, и боялась спугнуть того, кого с нетерпением ожидала, вот уже несколько недель.

Почти в полном безмолвии перебралась новая абордажная команда на фрегат Рауто. И практически вся она бросилась к одному единственному человек, к Алеандре. Ну, почти к человеку — свою вампирскую сущность Алеандра здесь не афишировала. Рауто заметил опасность, и сам возглавил отряд, пришедший на помощь герцогине. Алеандра рубилась уже практически на полную силу, и все больше применяла боевую магию, но таинственный маг все никак не появлялся.

Вампирессу разделили с командой фрегата, и прижали к корме, где было больше всего свободного места. Такие действия противника очень не понравились герцогине, предчувствие какой-то пакости, все нарастало. А вот и вероятная пакость! Четверо крепких мужчин тащили длинный свёрток, как догадалась Алеандра — сеть. Сеть для ловли магов. Не так давно Людвиг сумел поймать её в такой примитивный, но очень действенный способ, И больше так попадаться вампиресса не собиралась.

Её догадка быстро подтвердилась. Сеть растянули, по всей ширине фрегата, и стали заходить с боков. Сеть оказалась металлической, и явно тяжелой. Ловцы могли поднять её только до груди, максимум до подбородка, и то ненадолго. Руководили ловцами два уже немолодых мага. Как поняла Алеандра, почему-то, очень было важно размотать сеть правильной стороной в направлении жертвы. Нужно учесть.

— О боги, Акраль, это все-таки женщина! — воскликнул один из магов, когда битва немного утихла, и можно было спокойней рассмотреть свою жертву. — Я до последнего считал, что это мужская магия!

— Я тоже, — с мрачным удовлетворением рассматривая герцогиню, сказал Акраль.

— Я бы не советовал вам легкомысленно к ней относиться, — вмешался в разговор магов один из младших офицеров крейсера. — Она зарубила два десятка наших опытных матросов из абордажной команды.

— Без магии она бы этого не сделала, — уверенно заявил Акраль. — А сейчас, пускай она только попробует её применить.

То, что магию применять нельзя, Алеандра уже догадалась — сеть реагировала на проявления магии, и как бы тянулась к ней.

— «Помощь нужна?» — обеспокоенно поинтересовался Квирт.

— «Нет», — коротко бросила вампиресса, и сеть тут же качнулась в её сторону.

Но у Алеандры уже появился план, как бороться с этой ловчей сетью, и даже воспользоваться нею самой. Она слегка пошевелила пальцами, проверяя, насколько чувствительна к магии сеть. Сеть отреагировала почти моментально — колышась, словно на ветру, она пошла на магиню, и потянула за собой ловчих. Причем с другой стороны, вражеские маги, вполне свободно пользовались магией, и сеть на них ни как не реагировала. Вот почему требовалось размотать её в сторону жертвы правильной стороной, чтобы самим не попасться в сеть. Их ехидные улыбки только раззадорили Алеандру.

Вампиресса улыбнулась, уже не скрывая своей истиной сущности:

— Ну что, мальчики, поиграем?

Ловчие, и члены команд вражеских кораблей, остановились от неожиданности, и что там скрывать, от страха тоже. Даже Акраль засомневался:

— Может, ну её к черту, брать живой? Расстреляем отсюда, и предоставим труп?

Но второй маг оказался более уверен в себе:

— Чего остановились лоботрясы? Клыков не видели? Наш покровитель не такие клыки вырывал! И награда за вампиршу, увеличивается! Вперед!

Алеандра уже не просто улыбалась, она захохотала, закинув голову назад, и демонстрируя зубы во всей красе тем, кто ещё не успел их рассмотреть. В этот раз ловчие не остановились, хотя напряглись ещё больше. Вампиресса, не выпуская сабли, сунула руку в карман, и достала небольшой камень, не больше лесного ореха. В этом энергетическом накопителе, ещё оставался некоторый запас энергии, и герцогиня собиралась её просто выпустить.

Идея использовать энергетический камень как приманку для сети, пришла почти сразу, когда она поняла, что собой представляет эта сеть. Все-таки, опыт, есть опыт. Активировав камень, вампиресса швырнула его под ноги ловчим, и сеть бросилась на этот источник магии, как изголодавшийся пес, на аппетитную кость, потащив за собой уцепившихся в неё людей.

Бросив боевой клич герцогов Востарийских, славная представительница этого рода, перепрыгнула через головы упавшего переднего ряда врагов, и превратилась в живую мельницу, несущую смерть. Сабля и длинный тонкий кинжал летали с немыслимой скоростью, да и магию применять вампиресса больше не опасалась. Так что, добраться до двух магов, устроивших на неё охоту, Алеандре не предоставляло большого труда. Но маги оказались не рядовыми, и не трусливого десятка. Вампиресса почувствовала волшбу, и с трудом успела закрыться от боевого заклинания. Причем, неслабого заклинания. Затем ещё одного. И ещё! Вампиресса удивилась, давно её так не атаковали. Во всяком случае, в этом мире, в первый раз. Она все-таки выждала стоящих магов. Только к добру ли?

Боевые заклинания сыпались одно за другим, и Алеандра даже прониклась уважением, к своим визави. Она отбивала атакующие заклинания, и пыталась проанализировать магию противника. Пока она смогла понять, что один маг атакует её, другой занимается защитой, и пытается блокировать вампирессу от энергии. И делалось это весьма грамотно и слажено. Сразу становилось понятно, это два мага, работают в паре давно. Алеандре очень не хотелось их убивать, имелось желание взять живыми, чтобы потолковать про покровителя. Но уж больно упорно они сопротивлялись, а растянуть сеть самой, под постоянными ударами она не могла.

Команда Рауто также сильно поредела, и мало чем могла помочь своему магу. Привлекать Квирта так же пока не хотелось. Выход пришел тогда, когда вампиресса уже думала, что придется убить магов. Энергия. Неистощимость и мощность заклинаний вражеских магов объяснялась просто, наличием сильных энергетических камней. И эти камни не просто выступали, как хранилище энергии, в них хранилось большое количество готовых заклинаний. Ценность вражеских магов сразу упала в глазах герцогини. Без камней, который заготовил для них кто-то другой, они превращались в простых заурядных технарей.

Отбив очередное поражающее заклинание, Алеандра нашла слабину в защитных чарах, и словно удлинившимися руками схватила за горло обоих магов. Руки будто погрузились в кислоту, и двоих удерживать становилось тяжело, тем более что они активно сопротивлялись.

— Извините ребята, но мне живым достаточно взять и одного из вас.

После этих слов, Алеандра сломала шею одному из магов, тому, который отвечал за защиту. А Акраль выжил, но судя по взгляду, явно жалел об этом.

25

Почти месяц пребывал Гартош в Руткеморе, но Огненный, либо Звездный демон, либо как его там на самом деле зовут, в открытую, так и не появился. Его слуги регулярно возникали на горизонте, делали выпады, и исчезали. Гартошу, его друзьям, детям, очень хотелось бы, отнести эту осторожность на счет своей опасности для демона, но все прекрасно понимали — это не так. Отсутствие демона настораживало, и немного даже пугало.

Армия демона вела упорные изматывающие бои на всех направлениях, в том числе, и на юго-востоке. Достигнув Саратских озёр, нафары с ходу стали атаковать все перешейки, особенно самый широкий и удобный из них, возле Тронного озера. Кавалерия нафаров, как и предполагал Горонг, пошла в обход Тронного озера, что вызвало в Карции настоящий переполох. Пришлось отпустить их экспедиционный корпус назад, и даже пообещать поддержку.

Сам носитель атратов активного участия в боях не принимал, выжидал появление демона. И, видимо, это выжидание было взаимным. Чтобы увеличить свои шансы в борьбе с высшим созданием, Гартош решил найти знаменитый трон Корвина, который, по словам Теноса, и сам являлся неслабым атратом. Собственно самого поиска не было, ведь Тенос точно знал, где спрятали трон, но имелась небольшая проблема, по извлечению трона. Ведь он находился на дне Тронного озера. А точнее, в одной из подводных пещер, вблизи неприметного острова.

Просить в помощи поднятия трона Саганрона, Гартош не стал, у того сейчас забот появилось выше самой высокой башни. Нафары атаковали непрерывно, часто не обращая внимания на потери. Они буквально устилали своими телами поля, где происходили битвы, и от этого становилось жутко. Хотя северяне прекрасно понимали своих южных соседей. Когда тебя в бой гонит, либо сам демон, либо его слуги, то лучше умереть, на этом самом поле боя, чем не оправдать ожидания демона. Уж больно скоры его слуги на расправу.

Неделя упорных боёв, принесла южанам жуткие потери, и весьма сомнительный успех — им удалось занять первую линию обороны. Как занять — завалить её своими телами. Остатки защитников отошли назад, и сейчас спешно сооружали четвертую линию обороны, и честно говоря, у носителя имелись вполне обоснованные сомнения, что нафарам хватит людей, чтобы завалить телами весь перешеек — оборонялись северяне не менее ожесточенно, чем наступали южане.

Так что, людей и корабли, Оскол попросил у Горонга. И естественно, отказа не получил. Но как только Саганрон узнал, что на поиски легендарного трона, ни его самого, ни его людей не пригласили, то прибыл лично, и поднял жуткий скандал. Плевался слюной, не хуже бешеного медведя. На оправдания Гартоша и Горонга, мол, Хотару и так катастрофически не хватает людей для обороны, не хотели отнимать их для малозначительных поисков, король Хотара чуть из шкуры не выпрыгнул.

— Малозначительного!? Да ради такого дела, я лично буду копать, нырять и тащить! — рычал Саганрон. — Это же трон самого Корвина! Если мы его найдем, то у наших людей вырастут крылья!

— А ещё вот такие клыки, когти, рога, и шипы по всему телу! — убежденно и мечтательно добавил брат Саганрона, который так же прибыл на место поиска.

— Нет ничего значительнее, чем поиски трона Корвина, — продолжил Саганрон. — Даже нашествие демона и нафаров имеет для нас меньшое значение, чем этот трон. Особенно, если после того, как его найдут, и он достанется Хотару.

— Почему это Хотару?! — встал в вызывающую позу Горонг. — Мы имеем не меньше прав, чем кто-либо другой!

Но, как показалось Гартошу, в голосе короля Либурна не было такой убежденности, как у короля Хотара. Видимо, готов был Горонг уступить право на владение троном, на определенных условиях. Саганрон набрал в рот воздуха, чтобы высказать свои возмущения и аргументы, но Гартош остановил зарождающийся спор.

— Судьбу трона будем обсуждать после войны, — жестко сказал император. — Сейчас он мне нужен, для борьбы с демоном. Так что все потом.

— Если оно будет, это потом, — пробормотал Саганрон. Но спорить передумал.

Вместо спора король Хотара оставил на месте поиска своего брата, а сам отправился решать неотложные государственные дела. Горонгу так же очень хотелось присутствовать на месте поиска, но опасность высадки вражеского десанта, перестала быть предположением, и стала реальностью. В нескольких местах враг предпринял массированные вылазки, с целью захватить плацдармы, поэтому флоту и армии Либурна, так же не приходилось скучать. И вообще, с началом поиска трона Корвина, бои активизировались на всех фронтах.

Дети докладывали, что наступления на западные крепости происходят почти непрерывно. Враг шел вперед, также не считаясь с потерями. И количество жутких зверей, сотворенных с помощью магии, так же увеличилось. Через пустыню, и перевалы Атарских гор, непрерывным потоком лились караваны с людьми, оружием, и тварями, которые нагоняли ужас одним своим появлением. Три крепости врагу удалось захватить. Нет, защитники не сдались, и не отошли назад, не погрузились на корабли, и не ушли в море. Все стены перед крепостями были завалены телами атакующих, практически на уровень с зубцами. И тогда приходил черед порождений магии. Огромные львы, гиены, обезьяны и ящеры, врывались на стены, и уставшие защитники мало что могли с ними поделать. Кто успевал, отходил в башни, остальные гибли на месте. Башни так же держались недолго, ведь оканчивались боеприпасы, уходили силы, и огромные змеи проникали в узкие окна практически беспрепятственно.

У Алеандры с Квиртом дела обстояли значительно лучше. Флот северной коалиции одержал несколько значимых побед в Срединном море, и Западном океане. Все-таки боги не отдали управление погодой пришлому демону, и шторма не терзали северный флот, как этого опасался Гартош. У вампирессы и дракона появилась возможность помочь сухопутным и приморским крепостям, чем они и занялись. Герцогиня быстро нашла способ управлять магическими тварями, которых создали маги юга, и лишила южан, одного из главных козырей. А Квирт, ночными вылазками, активно сеял во вражеских рядах, страх и панику.

У носителя чесались руки принять участие в сражениях, и так же приносить пользу своей империи. Но он и атраты прекрасно понимали, что вся эта война, лишь отвлекающий маневр. Демон, или кем он являлся на самом деле, ждал встречи с самим Гартошем. Была ли тому причина Эльфимера, или имелись другие причины, но демону нужен именно носитель. Поэтому требовалось беречь силы, не распыляться. А ещё лучше, поднакопить, этих самих сил. То есть, найти трон, который может стать хорошим подспорьем в борьбе с непонятным и сильным врагом.

Вход в подводную пещеру оказался завален огромными валунами, которые не под силу сдвинуть, даже носителю семьи атратов. А донырнуть до пещеры, мог только он. Пришлось решать техническую проблему — как расчистить вход в пещеру. Слава богам, среди людей, которых выделил на поиски трона Горонг, оказались толковые инженеры, и просто дружащие с головой мастеровые люди. Совместными усилиями придумывались особые рычаги, с помощью которых можно было вывернуть, и переместить в сторону камни. В деле задействовали корабли, лошадей, десятки людей. И такое действие не могло не привлечь внимания вражеских разведчиков, магов, и флота.

Под покровом ночи, на небольшой остров, враги совершили попытку высадить десант. Попытались сделать это скрытно. Но Гартош не просто оставлял на островке дозор, из десятка солдат, но и сам решил там ночевать, потому, как предчувствия накатывались нехорошие. Точнее, не сам, а вместе с Арушем. Конечно оборотень, вместе с носителем заблаговременно услышали подгребающие в ночной тишине лодки. Был подан сигнал на стоящие рядом корабли, и команды приготовились встретить незваных гостей.

Гартош перебрался на один из кораблей,стоящий на пути неприятельского десанта, а Аруш остался на острове. Зрение носителя, даже ночью позволяло разглядеть два десятка лодок, осторожно гребущих от стоящих вдалеке кораблей — вполне серьёзный десант. Вблизи острова находилось пять кораблей Либурна, которые выделил Горонг. Три военных корабля, осуществляющих прикрытие работ, и две баржи, с помощью которых оттягивали камни. Оскол поздно подумал, что встречать десант неприятеля следовало на барже, где не имелось военной команды, а здесь, на военном корвете, справились бы и без него. Но теперь следовало ожидать начала боя, чтобы не спугнуть неприятеля.

Когда все лодки оказались на расстоянии верного выстрела, прозвучал сигнал, и раздался нестройный, но внушительной силы залп. На нескольких лодках началась паника, и они попытались развернуться назад. Но на большинстве лодок понимали, чем быстрей они сблизятся с неприятелем, тем меньше понесут потерь от ружейного огня.

Носитель нейтрализовал, то есть, сжег нескольких магов, которые пытались переломить бой в пользу нафаров. Сжег вместе с лодками. Теперь пришел черед Гарианта напиться крови. Гартош переклонился через борт, и рубанул по голове, хозяин которой пытался влезть на корвет. Убедившись, что на этом корабле справятся и без него, Гартош, как и собирался, перенесся на баржу. Вот где действительно понадобилась его помощь. Баржа имела низкие борта, и высаживаться на неё оказалось гораздо удобней, чем на военные корабли. С барж не отстреливались, поэтому нападающие добрались до этих кораблей, почти без потерь, и если бы не помощь носителя, который смерчем пронесся, сначала по одной, барже, затем по другой, пришлось бы искать новые корабли.

Несколько лодок, хоть и с потерями, сумели добраться до острова. Но на этом их успех закончился. На берегу их ждал Аруш, так же истосковавшийся за хорошей схваткой. Солдатам, оставшимся на острове, даже не пришлось вступить в рукопашный бой, все за них сделал каррлак. Некоторые из солдат даже обиделись на оборотня, за то, что лишил потехи, но большинство восхищались иномирянским чудовищем. Даже брат Саганрона, так и не рискнувший показать свою сущность, с нескрываемой завистью поглядывал на истинного оборотня.

На других кораблях так же быстро справились с неприятельскими штурмовиками. По удирающим лодкам дали ещё несколько залпов, и даже пальнули из пушек, так, что там мало кто смог выжить. Хотя две лодки, перекосившись, продолжали отходить к своим кораблям. Сами нафарские корабли не рискнули вступить в бой, так как убедились, что сам островок, и все что вокруг него, неплохо охраняется, в том числе и в магическом плане. Они спешно подняли паруса, и галсами ушли вглубь озера.

Ревизия, проведенная после боя, показала, что потери у защитников острова имелись, но совсем небольшие, можно даже сказать — мизерные, и только санитарные. Некоторым раненым оказали помощь на месте, более тяжелых отправили на берег. Носитель в этот раз не принимал участия в лечении раненых — при смерти никого не было, а с теми ранениями, что имели место, могли справиться местные лекари.

До утра уже никто не спал. Хотя лихорадка боя прошла быстро, адреналин все ещё не отпускал. Солдаты и матросы обсуждали подробности боя, и хвастливо расписывали в очередной раз своё личное участие. Гартош убедился с помощью магии, что нападений этой ночью больше не будет, и пошел спать.

Ещё три дня продолжалась тяжелая, и изнуряющая даже для носителя, работа по освобождению от камней подводного грота. И уже ближе к вечеру, удалось добраться до трона, и зацепить его тросами. За три тысячелетия трон врос в ил, и был опутан длинными водорослями, прочными словно лианы. Понадобились усилия нескольких десятков человек на суше, воде и под водой, чтобы сдвинуть его с места. Но благодаря самоотверженной работе, и хитроумным рычагам, трон начали подтягивать к берегу, и вскоре он показался над водой.

Об этом тут же доложили королям Хотара и Либурна, и вскоре Саганрон и Горонг самоотверженно помогали тянуть веревки, с вожделенным троном на другом конце.

Пока, в этом клубке водорослей и ила, тяжело было что-то разобрать, но Тенос настаивал, что этот огромный комок грязи, и есть тот самый легендарный артефакт. Как только трон подтянули поближе к берегу, десятки рук, не дожидаясь, пока реликвия окажется на суше, бросились очищать её от грязи и водорослей. Постепенно становилось понятно, это действительно трон. Трон внушительных размеров. Если он сделан из золота, то Квирт не зря так волновался. А ведь есть ещё камни, которые представляют гораздо большую ценность, чем золото, из которого сделали трон.

Оскол больше не участвовал в вытаскивании волшебного насеста Корвина на берег. Ему просто не дали такой возможности. Он с удивлением наблюдал, за примером легкого помешательства, которое охватило всех присутствующих, от королей, до простых столяров. Они тащили, тянули, несли на руках, увязая в вязкой глине, и податливом песке. Как только кто-то спотыкался, либо застревал, его место тут же занимал другой желающий приобщиться к спасению величайшей реликвии для окрестных народов. Давно носитель не видел таких, просветленно одухотворенных лиц, объединённых одной идеей, одной целью. Ему даже стало немного стыдно, что он собирается использовать эту реликвию для собственных нужд. Хотя, для каких собственных, — одернул он себя. Все для блага этих же народов. Это их же он собирается спасти от власти злобного демона, или кто он там, на самом деле!

Общими усилиями, трон вытащили на узкий пляж, и тут же принялись отмывать, и скоблить находку. И вскоре, под лучами заходящего солнца, трон засиял не хуже самого светила, что вызывало бурный восторг у всех местных обитателей, переходящий в поклонение, словно богу. Гартош стоял рядом, и также любовался творением Теноса — трон являл собой произведения искусства. Россыпь камней, на спинке и подлокотниках, умело дополняла мастерство литейщиков, отливших такую красоту. Краем глаза носитель заметил, а скорей даже почувствовал возникшую напряженность вокруг трона. Он отвлекся от созерцания артефакта. Люди Горонга и Саганрона, во главе со своими королями, сгрудились по разные стороны от находки, и бросали друг на друга совсем не дружелюбные взгляды, словно и не являлись союзниками.

— А ну морды попроще сделали! — гаркнул император, пытаясь погасить конфликт в зародыше. — А то снова спрячу эту игрушку так, что ещё несколько тысяч лет искать будете!

Короли, вместе со своими подданными, словно получили оплеуху, ожесточение во взглядах ушло, и они стали поглядывать друг на друга виновато, а некоторые даже, с раскаяньем. Руки к ножам больше не тянулись, и Оскол вздохнул более свободно.

— Уж больно ценный экспонат мы со дна этого озера достали, — бережно поглаживая трон по подлокотнику, произнес Саганрон. — У любого помутнение может произойти.

— И не говори, — взялся за другой подлокотник Горонг.

Снова запахло напряжением. Носитель обреченно вздохнул:

— Я так понимаю, бодаться за него, вы будете до последнего?

Короли переглянулись, и утвердительно кивнули.

— Тогда у меня не остаётся другого выхода, как самому решить, кому достанется эта находка. Чтобы вы ещё и друг другу войны не объявили.

— Уж не себе ли ты его хочешь забрать? — с нескрываемой угрозой спросил Саганрон.

— На данный момент, он и так мой, — с нажимом ответил император. — Я его искал, для борьбы с демоном. А вот, что с ним делать после, давайте решать сейчас.

— Если оно будет, после, — угрюмо буравил взглядом императора Саганрон.

— Тогда и спорить нечего, после окончания войны станет ясно, кому достанется этот трон, — попытался перенести сложное решение на потом Оскол.

— Я не согласен, — развеял надежды, что проблему можно отодвинуть, Горонг. — Этот трон и дальше будет предметом раздора, если мы не определимся, как с ним быть. Решать нужно сейчас, только нужно подключить Карцию, так как они могут не согласиться с нашим решением.

— Вот ещё! — возмутился Саганрон. — Не козлоедам решать, кому обладать троном нашего предка. Они вообще к нему отношения не имеют!

Гартош лихорадочно пытался найти решение, которое не даст дискуссии перерасти в новый военный конфликт. В такое неподходящее время. Но решение приняли за него.

— Я до последнего надеялся, что ты достанешь со дна этого озера ту, кого вы зовете Эльфимера, — прогремел над головами спорящих голос.

А затем, в шагах пятидесяти от островка, над водой появилась светящаяся фигура.

— Сейчас решить проблему с троном не получится, пробормотал Саганрон.

И все прекрасно поняли, что проблему с будущим трона придется отложить. Сейчас необходимо решить проблему с демоном.

— Опоздал ты, забыл, как тебя там, — Гартош не спеша обошел трон, отодвинул Саганрона, и уселся на неудобное сиденье. — Статую забрали.

— Кто? — с вялым интересом спросил демон.

— Не представились, — умащиваясь поудобней, буркнул Оскол. — Тебе лучше знать, наверняка кто-то из вашего круга.

Неизвестно, насколько сработала хитрость носителя, но тот, кого все называли демоном, задумался, хотя и ненадолго:

— Ты ведь всё врешь? Правда?

Оскол почувствовал, как его пытаются прозондировать. Но атраты сумели перекрыть доступ к телу носителя, нежелательным взглядам.

— Ты таким способом пытаешься отвести от себя подозрения, и мой гнев, — продолжал рассуждать демон.

— О да великий, я очень боюсь твоего гнева, — почти серьёзно ответил Оскол.

— Я наслышан о твоей дерзости. И понимаю, что ты не смелый, или глупый, а что за своей дерзостью, ты всего лишь прячешь свой страх. Страх перед теми, кто владеет вашими мирами. Я надеюсь, ты понял, что я совсем не демон, как многие из вас думают? Каких сил я Посланец.

— Конечно, понял. Но если ты думаешь, что повышение твоего статуса, вызовет дрожь у меня в коленках, то да, ты прав. Видишь, я даже присел от страха?

— Я вижу, куда ты присел, — хмыкнул тот, чей статус оказался выше демона, а если конкретно, его статус — бог. — Но если ты думаешь, что эта игрушка тебе поможет, то можешь думать так и дальше.

И в следующий миг, гигантская рука вжала Оскола в трон так, что затрещали кости, шею свернуло набок, а хребет, казалось, вот-вот рассыплется на части. Даже с семьей атратов, и помощью трона, носитель мало чего мог сделать с этой неимоверной мощью. Его плющило, словно гончарную глину, когда напор на миг ослаб, и этого оказалось достаточно, чтобы прийти в себя, мобилизовать, и синхронизировать все силы и возможности. А с прибавкой в виде трона, возможности носителя значительно усилились. Тенос быстро включил своё творение в общую систему, найдя для него самое подходящее место. Трон стал основой, фундаментом, на который опирались остальные атраты, усиливая их каждого в отдельности, и всех вместе взятых. Вокруг трона, с восседающим на нём Осколом, создали прочный защитный кокон, закольцевав энергию внутри этого кокона.

— О! Мальчик сопротивляется! — довольно воскликнул звездный. — Скажи спасибо своему другу. Это он дал тебе возможность организовать какое-то подобие на сопротивление. Правда, ценой своей жизни. Так что, одним другом у тебя меньше.

Бог указал пальцем, и Гартош с ужасом увидел, качающееся на волнах тело Аруша. С первого взгляда становилось понятно — каррлак мёртв. Понимание этого словно перевернуло мир Гартоша. Ведь не было у него ближе и преданней друга. Друга, который пожертвовал всем, в том числе и своей семьей, чтобы идти рядом.

Разум Оскола словно вскипел. Тщательно выстроенный кокон разлетелся в стороны, и в бога-демона полетело нечто плохо объяснимое — смесь различной магии, в основном магии мести. Туда затянуло осколки кокона, и они, будто обломки кирпичей, полетели в лицо ухмыляющемуся богу. Энергия шла, словно ниоткуда, и отовсюду одновременно, и Гартошу пришлось даже привстать на троне, чтобы управлять нею.

Бог явно не ожидал такого мощного ответного удара. От смертного не ожидал точно. Его словно ударили в грудь тяжеленным тараном, обожгли потоком огня, и засыпали острыми камнями одновременно.

Отброшенный на несколько десятков метров, он остановился, и, вытирая кровь с разбитого лица, процедил:

— Похоже, дерьмо червя, эту будет интересней, чем я думал.

Лавина острых ледяных пик ринулась на островок, с практически безоблачного неба. Гартош не стал бороться с этим потоком, он со своими помощниками, на удивление быстро разобрался с управлением силы, управляющей лавиной, и направил её в своего противника. Бог без труда развеял, вышедшее из-под контроля, своё же творение, и ударил поднявшимися навстречу друг другу, двумя огромными волнами. Те люди, корабли и лодки, которые не успели бежать как можно дальше от островка, были подхваченные водными потоками, вознесены на вершины волн, и брошены на наглого смертного. У Оскола не имелось возможности помочь людям, затянутым в это цунами, он лишь постарался отвести потоки воды подальше от острова, чтобы выжившие не разбились об земную твердь.

Посланец не дал носителю нанести ответный удар, он сам взял островок, в огромный кокон, стремясь оградить противника от доступа к энергии, и одновременно, сжимая кокон, раздавить засранца. Каждый удар, каждый выпад бога становился сильней, и Гартошу становилось, всё сложней, отбивать атаки. Вот и сейчас, более опытный в таких схватках противник, нашел верное решение — ограничить врагу доступ энергии. И это ему удалось. Носитель сидел в своём мирке, и этот мирок сжимался всё сильней. Всё что он с атратами смог придумать, это создать свой, внутренний кокон, и направить его давление навстречу внешнему кокону, созданного богом.

У бога имелось больше энергии, и его кокон сжимался всё сильней, но семья атратов, с мощной поддержкой, тоже много что значила, и кое-какой запас энергии так же имелся. И сейчас две эти мощные силы давили друг на друга. Для посвященных становилось понятно, что добром это не закончится. Шевельнулся в недрах этого мира, дремавший до этого хранитель. Хранитель мира Руткемор. Он явственно почувствовал угрозу своему миру. То, какие силы привлекались для этого сражения, превышали все допустимые нормы, выделяемые богам. Ведь не зря боги не могли в полную мощь применять свою силу внутри миров — это могло навредить существованию того, или иного мира. Поэтому хранители миров накладывали ограничения на использование силы. Ведь богам что, они сегодня здесь, завтра в другом мире, а хранитель, до конца своего существования оставался вместе со своим миром. И нередко погибал вместе с ним. Правда боги не всегда соблюдали правила, установленные хранителями, хотя это и имело для них неприятные последствия — у хранителей имелась своя, неподвластная богам сообщность.

Вот и сейчас, хранитель уловил, что применяемые силы, несут прямую угрозу тонким структурам мира Руткемор. Он выразил своё недовольство местным богам.

И ему всё равно, что эти силы задействует пришлый бог, и что у этого бога имеются высокие покровители. Если пострадает устройство этого мира, возможно богам придется искать для себя другой мир. Да, все настолько серьёзно! Он не преувеличивает!

Как бы в подтверждение возмущению хранителя, две сферы, давящие друг на друга, достигли предела своей прочности, и одновременно взорвались, выбросив вокруг себя огромное количество энергии. Взрыв оглушил не только носителя, но и атраты, и они не успели впитать в себя высвободившуюся энергию. Да и не смогли бы, настолько мощным оказался взрыв. Более того, взрывом оглушило даже бога, и он несколько долгих минут тоже приходил в себя.

Взрывная магическая волна обошла всю планету, и нарушила много структур, которые делали этот мир таковым. Испуганно застыли, либо забились в истерике, обитатели тонкого мира. Все маги почувствовали возмущение магического эфира, и поняли, что произошло что-то неординарное. Все помощники хранителя мира Руткемор, бросились восстанавливать то, что оказалось нарушено двумя поединщиками. Правда, один из таких помощников, а именно хранитель Тронного озера, был выведен из строя надолго, возможно навсегда.

Едва поединщики пришли в себя, им был объявлен ультиматум от старшего бога, чей образ появился возле островка:

— Вы оба! Убирайтесь из нашего мира прочь! Куда угодно! Мы не дадим вам разрушить наш мир! И с этой минуты, мы перекрываем вам доступ к энергии!

Носитель, и его противник, действительно почувствовали, что свободная энергия исчезла, остались только личные запасы каждого, которые тот сумел сохранить. Но все-таки бог, есть бог. Тем более тот нерядовой бог, с которым Гартошу не посчастливилось сцепиться. И никакому носителю, насколько бы сильными атратами он не обладал, не сравняться с богом по возможностям, которые ему были подвластны.

— Вы правы, уважаемые, — обращаясь в лице старшего бога Руткемора, ко всем богам этого мира, и хранителю в том числе, произнес противник Оскола. — С этим пора заканчивать.

Он протянул руку куда-то за спину, словно потянулся за рукоятью меча. На самом деле его рука протянулась далеко за пределы этого мира, насколько далеко, никто не мог отследить, и через миг в руке у бога, плескался огонь. Нет, Огонь! Даже вид которого, почему-то вызывал ужас.

— Это, Первозданный Огонь, — объяснил пришлый бог. — Его совсем немного осталось после создания мира, но для тебя Оскол, Мы выделили эту каплю.

Даже старший бог Руткемора не посмел ничего возразить, обладателю такого огня. Что уж тут говорить о Гартоше, у которого имелось сейчас одно желание, оказаться как можно дальше, от этого мира, и от этого огня. Но он прекрасно понимал, никто его не выпустит отсюда.

У бога хватило силы снова впечатать Оскола в трон так, что он не мог пошевелиться. Он только с ужасом мог наблюдать, как враг стряхивает на трон, всё разрастающееся пламя. Боль пришла не сразу, словно дав жертве почувствовать весь тот неотвратимый ужас, который сейчас наступал. А потом Гартош закричал. Закричал так, как не кричал никогда. И кричал он не только от боли, которая перевешивала всю боль, испытываемую до этого момента. Кричал он от понимания того, что это последние моменты его жизни. И что это, всё разрастающееся пламя, последнее, что он видит в жизни.

Атраты выбросили всю энергию, которая в них ещё оставалась, пытаясь защитить носителя и себя, и взрыв от этого произошел знатный, но он не смог остановить огонь. Огонь плавил металл, сжигал плоть, испарял кристаллы.

Через миг кричать было некому. Посреди выжженного островка, на оплавленном куске металла, который раньше был золотым троном Корвина, дымилось, обожженное до костей тело того, кто раньше был Гартошем Осколом. Тело буквально вплавилось в трон, и становилось не совсем понятным, почему оно не выгорело, не испарилось вовсе.

Бог по воде подошел к своему дымящемуся противнику. Выжженные глазницы, обнаженные зубы, и кости черепа. А ещё сожженные до костей кисти обеих рук — Гартош пытался прикрыться ними от всепоглощающего огня.

— Вот так-то, малыш, — тихо, и даже немного с сожалением произнес Посланник. И вдруг он удивленно вскинул брови. — Надо же! Жив, до сих пор! Живучая порода. Сколько же раз тебя нужно убить? — И сам себе ответил. — Столько, сколько нужно.

Посланник потянулся за мечом, следовало завершить начатое. Но не успел он его поднять, как откуда-то, так же из-за неведомых пределов этого мира, в грудь ему ударила ветвистая, лохматая темно-серая молния. Бог на миг застыл, неверяще уставившись на шипящую убийцу, выжигающую саму его божественную сущность, и рассыпался мелкой пылью.

26

Алеандра и Квирт оказались на островке, едва боги сняли с него блокаду. Вампиресса окинула беглым взглядом поле недавнего боя: дымящиеся останки разбитых лодок и кораблей, обгоревшие трупы, расплавленный до состояния стекла песок вокруг трона, оплавленный сам трон, дымящееся тело Гартоша, качающееся на волнах тело Аруша.

— Проверь Аруша! — отдала она короткий приказ Квирту, а сама бросилась к Осколу. — Жив! — не веря своим глазам, воскликнула Алеандра.

В этом обугленном теле никак не могла уцелеть жизнь, говорили глаза. Ей там попросту не за что уцепиться. Но она нашла, за что зацепиться — сердце ещё билось, хотя и чуть слышно, и обожженные легкие продолжали, через жуткую боль, закачивать воздух. Вампиресса скрестила руки, и попыталась проверить состояние друга, но словно обезумевшая от недавнего боя магия, не слушалась, и всячески старалась выскользнуть. Пришлось больше использовать собственные запасы, чем внешние источники.

— Жив! — воскликнул Квирт. — Оборотня тоже не так-то легко убить! Даже богу!

Дракон подтащил оборотня к берегу, и как мог, принялся возвращать его к жизни. Алеандра закончила зондировать Гартоша, когда на островке возникли его дети.

— Папа! — первой бросилась к отцу Милена.

Братья отстали от неё всего на полшага. Милена хотела дотронуться до отца, но боялась причинить боль обугленной коже.

— Можешь дотронуться, — не поворачивая головы, сказала герцогиня. — Боюсь, все болевые окончания на его коже выгорели окончательно, и он ничего не почувствует.

— Он выживет? — зашел с другой стороны трона Зоктер.

— Не знаю, — покачала головой вампиресса. — Мне никогда не приходилось видеть кого-то в таком состоянии, и живым.

— О дьявол! — воскликнул Зоктер, дотронувшись до трона. — Он ещё горячий!

— И продолжает убивать вашего отца! — сообразила Алеандра. — Найдите что-нибудь, носите воду, нужно охладить трон!

На островке, один за другим, начали возникать маги Руткемора. Они почувствовали, что величайший в их истории бой закончился, и решили лично проверить, что произошло на островке, посреди Тронного озера.

— Хорошо, что вы появились, — быстро оценила ситуацию вампиресса. — Быстро встали вокруг трона, и обеспечили меня энергией! Я сказала быстро! — И она оскалилась, демонстрируя свою сущность.

Сомневающиеся маги заторопились выполнять приказ. Дети Гартоша быстро организовали неожиданно прибывшую подмогу, и вскоре наметился какой-то порядок. На обломках кораблей нашли ёмкости, и вода из озера аккуратными струйками потекла на трон, взлетая целыми облаками пара. Но трон быстро остыл до состояния, когда к нему стало возможно дотронуться.

— Теперь нужна более существенная помощь, — повернулась Алеандра к младшим Осколам. — Милена, ты будешь мне помогать удерживать твоего отца здесь, в мире живых. Мартан, отправляйся на Иктив, и приведи сюда Руткера. Обрисуешь ему ситуацию. Пускай возьмет что нужно, и кого нужно в помощь. А ты Зоктер, приглядывай за всеми, чтобы никто не преподнес нам сюрприз.

Приказы вампирессы выполнялись мгновенно. Мартан, как самый опытный маг из младших Осколов, без всяких проволочек отправился за прадедом. Милена встала рядом с Алеандрой, и всеми силами старалась не дать загаснуть искре жизни отца. Зоктер грозно уставился на обливающихся потом магов, всем своим видом давая понять, что проткнет мечом любого, кто попытается увильнуть от выполнения поставленных на них задач.

Неподалеку от трона, Квирт самостоятельно справился с возвращением Аруша в мир живых. Каррлак уже избавился от воды в легких, и сейчас просто лежал с закрытыми глазами, и, казалось, крепко спал. Хотя всем было понятно, оборотень до сих пор не пришел в себя, после удара бога.

Лорд Руткер прибыл на остров не больше, чем через полчаса. Прибыл, конечно, не один, а со спасательной командой, состоящей из десятка магов. Увидев внука, Руткер бросился к трону, упал на колени, и хотел завыть от увиденного. Но Алеандра пнула его ногой:

— Потом будешь причитать, а сейчас давай возвращать твоего внука, из того места, где он сейчас находится. А находится он, между миром живых, и миром мертвых, и от нас сейчас зависит, куда качнется его чаша.

— Да, да, — спохватился старый маг. — Начинаем работать. Я как чувствовал, что случилось что-то страшное, собрал лучших магов лекарей, и обсуждал с ними самые тяжелые случаи, которые случались в их практике. Расскажи, что тебе удалось узнать о его состоянии? И что здесь случилось? Какая сволочь это сделала?

На острове уже собралось немало народа, включая королей Хотара и Либурна. Пребывал здесь и Эликсий, до этого принимавший активное участие в боях на перешейке. Он то и собрал больше всего информации о произошедшем на острове бое. И сейчас он вводил в курс дела Руткера, хлопочущего возле младшего внука:

— Схлестнулся наш император здесь с тем, кого все называли Огненным, или Звездным демоном. Хотя сведущие люди, к которым отношусь и я, понимали, никакой он не демон, а самый настоящий бог. Причем бог не из последних, раз наши боги ему не противодействовали.

— Они ему помогали? — уточнил Руткер, отойдя чуть в сторону от трона, чтобы не мешать опытным магам-лекарям делать свою работу. Точнее, они его отпихнули.

— О том, чтобы кто-нибудь из наших богов ему помогал, мы не слышали. Но и мешать ему, они не мешали.

— Значит за ним стоял, кто-то очень могущественный, кого боятся местные боги, — пришел к выводу Оскол.

Эликсий согласно кивнул, и продолжил:

— Этот демон-бог, появился в нашем мире, чтобы найти Эльфимеру, которую вы с Гартошем перенесли в… В общем, куда-то перенесли.

— Ясно, продолжай, — поторопил колдуна Руткер.

От Саганрона не ускользнула поспешность старшего Оскола, и он понимающе хмыкнул. Но Руткер упорно смотрел на трон, вокруг которого хлопотали маги, и старательно не обращал внимания на короля-оборотня.

— Но, судя по всему, не только Эльфимера интересовала пришельца. Его интересовал и твой внук. И я не знаю, чего больше было в появлении здесь пришлого бога, желания найти статую, либо желания убить нашего императора. Он долго чего-то выжидал. Как позже выяснилось — бог надеялся, что Гартош спрятал статую где-то в нашем мире. Очень надеялся. И когда вместо статуи, подняли этот трон, он очень разочаровался, и уже без задержек попытался убить императора.

— Что за трон? Зачем он понадобился Гартошу? — перебил колдуна старший Оскол.

Эликсий в общих чертах обрисовал значение трона, и продолжил рассказ:

— Твой внук чуть не погиб от первого же удара, но его верный друг, Аруш, напал на бога, и выиграл для Гартоша немного времени. И тогда твой внук дал бой. Бой был коротким, но яростным. Настолько яростным, что наши боги забеспокоились, что своими действиями эти два поединщика могут навредить всему нашему миру. От обоих потребовали убираться из Руткемора. Чужой бог согласился, что бой нужно заканчивать, и достал откуда-то ковш с необычайным пламенем, которое он назвал — Первозданным Огнем.

— Откуда достал? — снова уточнил Руткер.

— Так никто и не понял, откуда, — пожал плечами Эликсий. — Из такого дальнего далёка, что голова шла кругом. От этого пламени Гартош не сумел защититься, и был сожжен им. Почти сожжен. Бог увидел, что Гартош ещё жив, и приблизился, чтобы добить его. Но из не менее непостижимой дали, появилась темно-серая молния, и с легкостью превратил этого бога в пыль. Вот такая вкратце история.

— Снова кто-то играет с моим внуком, — пробормотал старший Оскол, с тоской смотря на то, что ещё совсем недавно было Гартошем. — Одни пытаются его убить, другие вмешиваются в последний момент, словно наслаждаются представлением, и не хотят, чтобы оно закончилось. — Он сжал кулаки. — Достать бы их всех, да придушить. Но не хватит силенок. Не хватит…

— Иди, помоги, — не оборачиваясь, бросила Алеандра. — По-моему, я слышу Алазу.

Руткер тут же бросился к трону. До этого атраты никто не слышал. Думали, их уничтожил Первозданный Огонь. И вот слабый голос Алазы:

— «Я жива. Если это можно назвать жизнью. И чувствую Теноса. Но главные атраты, которые сейчас нужны Гартошу, Венера, и Фатар, погибли. Они, вместе с троном, приняли на себя основной удар бога огня. И погибли».

Голос Алазы звучал слабо, и почти терялся, но все, кому дано было слышать, распознали боль, и горечь утраты, которые исходили от атрата души.

— «Я тоже уцелел, — глухо добавил Тенос. — Наши братья и сестра, пожертвовали собой, и спасли не только носителя, но и нас с Алазой. Мы мало чем сейчас можем помочь Гартошу, но приложим все силы, чтобы он выжил».

— Нам нужна полная картина состояния вашего носителя, — сказала Алеандра. — Мы, конечно, прозондировали его, но может быть, что-то упустили.

— И предложения, как ему помочь, — добавил Руткер.

Атраты, вместе с опытными магами, в том числе местными, которые изъявили желание помочь тому, кто пожертвовал собой, чтобы спасти этот мир от бога огня, принялись обсуждать варианты своих дальнейших действий. Гартоша удалось стабилизировать, и сейчас на первый план выходила проблема, как вытащить его из полурасплавленного трона.

— Который, теперь годится только на переплавку, — с горечью пробормотал Саганрон, с тоской смотря на то, что осталось от бывшей реликвии.

Проблема состояла в том, что у Гартоша не уцелело ни одного участка тела, за которое можно было взяться. Одни обгорелые куски плоти, и кое-где торчащие из-под плоти кости. Кроме того, золото трона подверглось такой температуре, что стало мягким, словно глина, и тело Оскола слегка погрузилось в него. Мало кто понимал, как можно выжить, в этой ситуации. Имелось единственное объяснение: Венера и Фатар, перед тем как погибнуть, сделали всё, чтобы носитель выжил. После недолгих, хотя и горячих дискуссий, не придумали ничего другого, кроме как рутинно, слой за слоем, снимать металл, в который погрузился Гартош. И часть магов, имеющих хорошие способности и опыт работы с металлами, этим немедленно занялось. Другие маги, готовили лечебную, магическую ванну, в которую следовало погрузить освобождённое тело.

Когда начался какой-то процесс, все, включая детей Гартоша, и лорда Руткера, немного успокоились. Появилась надежда на положительный исход. Немного напрягала реакция высших сил этого мира, на то, что группа магов, в том числе и иномирянских, пыталась спасти одного из поединщиков. Поэтому Эликсий, вместе с магами, у которых имелись неплохие отношения со жрецами, отправился в основные храмы Руткемора, с целью убедить богов не мешать спасти смертного. И обещанием, как только станет возможным, перенести Оскола подальше от этого мира.

Убедившись, что над спасением внука трудятся лучшие маги двух миров, Руткер подошел к лежащему неподалеку Арушу. За все время, когда Квирт вытащил его из воды, каррлак не пошевелился, и не открыл глаз. Первый Маг Виктании устало присел возле оборотня и дракона.

— Спасибо, что в очередной раз спас моего внука, — так же прикрыв глаза, произнес Оскол. — Не знаю, каково это, выдержать удар бога, но у меня огромное желание, подержать кого-нибудь из них за горло.

Каррлак никак не отреагировал на слова мага. Руткер ещё немного посидел рядом с друзьями внука, и вновь побрел к трону. Его место заняла Милена, с нежностью обнявшая оборотня. И что-то пробормотав ему на ухо, застыла, время от времени тихонько всхлипывая.

Для создания лечебной ванны, Руткер несколько раз отправлял своих магов на Иктив, за компонентами. Хотя кое-что удалось разыскать и в этом мире. И к тому времени, когда извлечь тело Гартоша стало возможным, ванна была уже готова.

Левитировали императора крайне осторожно. Погрузили в лечебный раствор, и вздохнули немного свободней. Атраты с носителя сняли, они сейчас мало чем могли ему помочь, но время от времени возвращали на место, чтобы они смогли прочувствовать своего носителя изнутри. Судьба Гартоша сейчас зависела от нескольких факторов. Первый — это состояние самого Гартоша, его внутренних возможностей удержаться в теле, не покинуть мир живых. То, что он до сих пор был жив, являлось чудом, и сколько это чудо могло продлиться, пока никому не было ясно. Второй фактор, самый понятный, и контролируемый — это способности лекарей помочь такому сложному пациенту. Возле носителя находились самые выдающиеся маги-лекари двух миров, и лорд Руткер собирался привлечь всех известных ему специалистов из различных миров. Так что здесь особых проблем не намечалось. Но существовал ещё третий фактор, самый сложный и неподвластный смертным — воля богов. Большей частью судьба Гартоша зависела сейчас, от действий, либо бездействий высших сил этого мира, и ещё демон его знает каких миров. Их вмешательство с легкостью могли перечеркнуть все усилия спасти одного из Осколов. А то что они помогут вытащить внука с того света, Руткер очень сомневался.

Ванну с лечебным раствором установили посредине островка, и маги решили, покуда её никуда не переносить, уж очень в плачевном состоянии находился пациент. Установили дежурство, и потянулись тревожные часы, а затем и дни.

Сознание вернулось в тело Гартоша спустя неделю после битвы. За это время магам удалось убрать все пораженные ткани, закрыть все открытые кости, и даже кое-где нарастить плоть. Вместе с сознанием пришла и жуткая боль, которую лишь слегка смягчила лечебная ванна. Если бы Гартош мог, он кричал бы изо всех сил. Но сожженная гортань позволяла лишь шипеть и хрипеть. Видя его мучения, Руткер снова погрузил внука в бессознательное состояние. И, несмотря на искаженное болью лицо внука, впервые за эту неделю довольно улыбнулся: пока всё говорило о том, что Гартоша удастся спасти. И глаза ему восстановят, и тело вернут в прежнее состояние. Ну, почти в прежнее…

Аруш эту неделю так же почти не ел, и пребывал в отрешенном состоянии. И когда к другу вернулось сознание, немного ожил и каррлак. Во всяком случае, начал разговаривать. Посовещавшись, Гартоша решили перевезти с острова на большую землю, его состояние уже это позволяло. Осколы и друзья Гартоша опасались подвоха со стороны стихий, но высшие силы Руткемора не решились вмешиваться в конфликт непонятно кого непонятно с кем, и не мешали выздоровлению Оскола. На берегу Гартоша поместили в одно из мест силы, и теперь сама природа помогала его восстановлению.

Ещё через две недели носитель (всё ещё носитель), смог связно говорить, и поддерживать беседу. Весть о том, что Венера и Фатар погибли, он воспринял внешне спокойно, но Алаза и Тенос чувствовали, какая буря эмоций поднялась в их носителе. Они вместе, не посвящая никого извне, погоревали об утрате. Вспоминали разные истории из жизни погибших (о некоторых носитель услышал впервые), благодарили их за то, что приняли на себя основную разрушающую силу Первозданного Огня, тем самым дав возможность выжить носителю и двум не боевым атратам. Тенос особо упомянул Трон, так как он являлся для него, чем-то вроде собственного дитя. И пообещали друг другу, что пока живы, будут помнить о героическом поступке своих друзей, и сделают всё возможное, чтобы о них слагали легенды.

Поняв, что Гартош идет на поправку, его стали посвящать в события, прошедшие со дня их битвы с богом. Как и предсказывалось, после исчезновения бога-демона, его войско распалось. Наступление остановилось почти везде. Имелись попытки закрепиться на завоеванных территориях, но не более того. Половина народов взявших участие в походе на север, без боя вернулись назад. Остальных пришлось образумливать силой. Некоторые страны, и среди них Хотар, сумели даже улучшить своё территориальное положение, отжав у наступающих до этого соседей, изрядный кусок берега Тронного озера. А вот Карции пришлось несладко. То огромное кавалерийское войско, что пошло в обход Тронного озера, продолжило наступление, даже после исчезновения главного виновника этого похода. И остановить их удалось, только объединенными усилиями коалиции. Впрочем, война там не закончилась до сих пор. Нафары не собирались просто так покидать просторы Карции. Сейчас там происходила затяжная фаза войны, когда кавалерийским подразделениям коалиции, приходилось гоняться за такими же быстрыми и неуловимыми отрядами южан, которым очень понравилась обширная лесостепь юга Карции. Но всё шло к тому, что скоро пришельцев оттуда выдавят.

Дети и друзья Гартоша больше в войне не участвовали, стараясь как можно меньше нервировать местных богов. Сам носитель находился в на лечении в тихом месте, под названием: Лосиный лес. Местные дриады не имели ничего против, чтобы иномирянин немного побыл в их обители, и восстановил свои силы. Они лучше смертных понимали, с кем пришлось столкнуться Гартошу и Арушу, и иногда даже составляли им компанию, особенно длинными теплыми ночами.

Несколько раз старший Оскол приглашал к внуку светил магической медицины. Имея доступ к магической записи состояния пациента, специалисты, как один удивлялись, как этот кусок хорошо прожаренного мяса остался жив, и так бодро идет на поправку. Их опыт и советы очень помогли Руткеру восстановить внука в том состоянии, в котором он находился до столкновения с богом, а не строить его тело заново.

Ещё через месяц Гартош начал ходить. Глаза так же восстанавливались успешно — он начал различать цвета. Война к этому моменту закончилась практически везде, и все пришли к выводу, что Гартоша можно переправлять в родной мир. Нужно было только решить несколько вопросов, по официальной передачи титула императора. Ну и попрощаться с друзьями.

Церемонию по передачи полномочий не стали затягивать, и делать её слишком пышной. Она вышла весьма скромной и немноголюдной. Дабы не смущать, и не пугать подданных, изуродованным, и ещё не зажившим лицом прежнего императора, лишних людей на церемонию не звали, только посвященные, которые уже видели, что из себя сейчас представляет монарх. Казимир даже Марианну не взял на церемонию, чтобы она не видела своего бывшего любовника, в таком виде. Прибыли так же монархи соседних государств, союзников по коалиции. И еще представители нескольких государств, которые не участвовали в войне на стороне бога-демона. Они стремились наладить отношение с новым императором, одного из самых могущественных государств.

Сам Гартош чувствовал себя на этой церемонии лишним. Он видел лишь силуэты людей, и ориентировался больше по слуху, который обострился многократно. Он с трудом дождался, когда с него снимут корону и императорский плащ, и оденут всё это на Казимира. Затем промычал несколько поздравительных фраз, и отошел в сторону, к своим детям и друзьям.

— Честно говоря, не думал, что ты доживешь до этого часа, чтобы передать корону, — подошел к уже бывшему императору Саганрон. И с уважением добавил: — Ты на редкость живучий. О тебе уже слагают легенды. О тебе, и о троне Корвина. Многие считают тебя реинкарнацией самого Корвина.

— Людям нужны легенды, — без особых эмоций ответил Оскол. И чуть помолчав, спросил: — Знаю, что трон сильно пострадал, и потерял свою силу. Что вы с ним собираетесь делать дальше? Распилите, и переплавите?

— А вот и нет, — ухмыльнулся Саганрон. — Трон останется на том островке, где ты бился с богом. Мы его оставим в том виде, в каком из него тебя вытащили. Так что отпечаток твоей задницы, остался запечатлен на века. А может и на тысячелетия.

Гартош впервые за этот вечер попытался улыбнуться, хотя со стороны это выглядело, как гримаса:

— Хоть какая-то память останется. Если не обо мне, то о моей заднице.

— Это точно, — поддержал шутку король Хотара. — А если серьёзно, то мы тебе очень даже благодарны, за то, что ты, почти отдал за нас свою жизнь. Мы, конечно, понимаем, что в той битве имелся и твой личный интерес. Но ты ведь вполне мог не возвращаться в наш мир, и оставить нас самих разбираться с этой напастью.

— Так кому достанется трон?

— Никому. То есть, всем нам, приозёрным королевствам. Островок станет ничейным, и общим одновременно. На нём будет находиться постоянный караул, состоящий из представителей трёх королевств. Это кстати, предложил Волост.

— Уживетесь?

— А куда мы денемся. — Саганрон хотел было хлопнуть от души Гартоша по спине, но в последний момент опомнился, и легонько накрыл ладонью плечо. — Не переживай за нас. Мы хоть и грыземся часто, словно собаки, но на самом деле понимаем, что с соседями лучше дружить, чем собачиться. После этой войны у нас претензий друг к другу нет. Впервые за многие сотни лет. Надеюсь, так продолжиться не одно поколение. Да, надеюсь.

Последняя фраза у короля вышла весьма саркастическая, видимо, надежда была, а вот уверенности, нет. Саганрон и Гартош ещё обменялись парой ничего не значащих фраз, и король Хотара отошел в другой конец зала.

Носитель потерял интерес к этому собранию людей, у которых имелся повод веселиться. Сам Гартош таких поводов не видел. Так же не видел он повода оставаться и дальше в этом мире. Все свои миссии он выполнил, всё, что мог сделать, сделал, и дальше каждый должен идти своей дорогой. Поэтому прощался он со всеми знакомыми, не просто надолго, а возможно навсегда.

Оставалось ещё одно незавершенное дело — проститься с Пегасом. Но конь-людоед, когда его удалось отыскать на бескрайних прериях Южного континента, закатил дикую истерику, и заявил, что без него никто никуда не уйдет. Что он не оставит друзей, потому что они без него обязательно попадут в очередную передрягу, и пропадут. Гартош и Аруш находились не в том состоянии, чтобы спорить, и Пегас это видел, поэтому и не захотел расставаться с друзьями. Никто особо не спорил, и вся компания, состоящая из друзей Гартоша, его родственников, и двух магов-лекарей с Иктива, прямо с того же Южного континента, вернулись на Иктив.

27

По возвращении домой, Гартош не особо стремился к обществу. Даже компания старых друзей его не сильно радовала. И дело здесь было не в его, все ещё безобразной внешности, а в том, что внутри него, что-то оборвалось, надломилось. Руткер видел, что творится с внуком, и если вначале он списывал такое состояние на последствия боя, и жуткие раны, то со временем понял, что дело в другом. Их серьезный разговор состоялся спустя три недели после возвращения на Иктив. Гартош основное время проводил, либо на семейном кладбище, либо в подземельях Риглиса. Вот и сейчас, Руткер нашел его сидящим в одном из подземных залов, с отрешенным видом созерцающего старую облезлую фреску.

— Может, поделишься с дедом, что с тобой не так, — кряхтя, присел на ступеньки рядом с внуком хозяин замка. — Все ещё не можешь отойти от боя с богом?

— Не только, — не стал увиливать от разговора Гартош. — Погибли Венера и Фатар, а вместе с ними и погибла часть меня.

— Они не могли погибнуть, — возразил Руткер. — Они были волшебными артефактами, не более того. Они не были живыми.

— Для меня они являлись живыми. У них имелась своя душа. До их гибели, я даже не представлял, насколько большойчастью меня они стали. Ты вряд ли это поймешь, но их гибель для меня, чем-то сравни с гибелью отца и Гнивера.

— Да, тогда это серьезно, — согласился Руткер. — Такие раны может залечить только время.

— Я вот сижу здесь, и думаю, что я мог сделать для того, чтобы сохранить дорогих мне людей, и других созданий, и не сделал этого? Ответы пугают. Если исходить из последних событий, где на меня охотились все кому не лень, даже боги, то выходит, на мне лежит вина гибели всех, кто мне дорог. Потому как они стояли на дороге, либо попали под шальной удар.

— Меня тоже часто такие мысли посещают, — признался Руткер. — Что я мог сделать, и не сделал? Что сделал не так? И всегда нахожу свою вину. Это Гартош, называется совестью. А ещё я понял, что такие самокопания, часто ни к чему хорошему не приводят. Многих из тех, кого я знал, такие размышления привели к тому, что они решили уйти из этой жизни, чтобы не портить её близким.

— Но это ведь вариант?

— Вариант, — согласился старый Оскол. — Но в этом случае получается, что все те, кто отдал свои жизни ради тебя, либо из-за тебя, отдали её зря. Что тот, кто уготовил тебе такую судьбу — победил. И что ты вообще зря появился на этом свете. Что ты лишний в этом мире, ошибка, недоразумение. Ты хочешь быть недоразумением?

— Недоразумением не хочу, — вздохнул Гартош. — И лишним быть не хочу. Но понимаю, что без меня многим стало бы жить легче и проще.

— Если убрать все проблемы, что мешают нам жить, осложняют её, то жизнь утратит свой смысл. Только преодолевая препятствия, испытывая горе, мы можем испытать и радость. Жизнь, в которой все гладко, нет проблем, потерь, неполноценная жизнь. А ещё, я думаю, что от проблем и потерь, не уйти и на том свете. Наверняка там имеются свои варианты, как осложнить существование.

— Бытиё, небытиё, — пробормотал Гартош.

— Ага, — ухмыльнулся Руткер. — Не факт, что уйдя из этой жизни, ты обретешь покой на том. Может быть, что уйдя от проблем таким способом, на том свете ты найдешь их ещё больше.

— Умеешь ты дед подбодрить.

— Я сам неоднократно бывал в твоей шкуре. Я живу больше тебя, и потерял не меньше чем ты. И время, чтобы все обдумать, у меня имелось побольше твоего. Избавить тебя от боли, мук, и самотерзания, я не смогу. Но я точно знаю, что нельзя прекращать бороться. Бороться, и за себя, и за своих близких. Тем более что ты не один. У тебя есть родня, друзья. И все мы готовы тебе помочь.

— Спасибо дед. Но все-таки меня не покидает мысль, что я могу принести беду своим детям. Наверняка охота на меня ещё не закончена. Если следующей жертвой станут они? Не я, и даже не ты, а они?

— А ты можешь быть уверен, что если ты уйдешь, мишенью не станет кто-то другой, вместо тебя? Возможно, кто-то из твоих детей?

— Не уверен, — задумался Гартош.

— Вот то-то же, — назидательно произнес Руткер и поднялся. — Покинуть этот мир дело не хитрое. Но я считаю, это проявление слабости, или даже, трусости. Надеюсь, мне никогда не придется так о тебе думать.

Первый Маг империи ободряюще сжал плечо внука, и не спеша покинул зал. А Гартош поймал себя на том, что улыбается. Пожалуй, впервые за эти недели.

* * *

Время действительно являлось хорошим лекарем. Вместе с телесными, заживали и душевные раны Гартоша и Аруша. У них снова проявился интерес к жизни. Аруш даже попросил лорда Руткера, отправить его на родину, на Кортон, мир каррлаков. Хотелось пообщаться с такими же, как и он сам. Гартош порывался отправиться вместе с оборотнем, но дед оказался против, и не пустил внука, даже в такое, сравнительно безопасное путешествие по мирам. Вместо носителя, с Арушем отправились Квирт и Пегас.

Алеандра, убедившись, что в её помощи больше никто срочно не нуждается, вернулась в свой мир. По её словам, у неё там поднакопились неразрешенные дела. В свою очередь, от помощи друзей она с неизменной легкой улыбкой отказалась. Мол, ничего такого, чего опытная женщина не решила бы сама.

Дети погрузились в свои собственные заботы, Руткер всецело отдавался государственным делам, Черный легион прекрасно обходился без своего создателя, и носителю впервые за последние месяцы, стало скучно. Созерцание самого себя надоело, и даже стало раздражать. Хотелось действий. И тут вспомнилась полузабытая история о Южном континенте. О том, что этот континент закрыт, и даже Гнивер не смог на него пробиться. Что ж, имея атрат поиска, и атрат разума, вполне можно было попытаться осуществить детскую мечту.

Алаза оказалась категорически против этой идеи:

— «Если закрывают целый континент, это неспроста. И ты должен понимать, кто на это способен. Это почти то же самое, что закрытый мир».

— «Закрыть континент, не менее сложно, чем закрыть целый мир», — подтвердил Тенос.

— «Тебе мало проблем с высшими силами?» — продолжала давить змея.

— Я только одним глазком, — чуть ли не взмолился носитель. — Скоро мы расстанемся, и вряд ли у меня появится ещё возможность, прозондировать, что там на юге.

— «Ну, хорошо, — посовещавшись с Теносом, — сжалилась Алаза. — Действуем предельно осторожно. При малейшей опасности сворачиваем свои поиски и выходим из магического эфира».

— Согласен, — поспешно согласился носитель. — Мне самому не хочется подвергаться лишней опасности.

Он устроился поудобней на своём любимом диванчике, и принялся созерцать то, что преподносила Алаза. Взгляд-око вышло за пределы замка Риглис, и стремительно рвануло ввысь, быстрей, чем земная ракета. И вскоре Гартош с детским восторгом наблюдал за своим миром с почти космической высоты. Очертания огромного континента терялись за горизонтом. Сквозь облака угадывались крупные реки, озёра, моря, даже пару крупных городов можно было рассмотреть. Затем взгляд переместился на юг. Кроме Тарта и океана ничего необычного. И снова стремительный рывок на ту сторону экватора. На горизонте вырастал плотный и непроницаемый слой облаков. С приближением этих облаков, у Гартоша учащенно забилось сердце, он чувствовал себя на пороге открытия чего-то важного. И вдруг ослепительный свет ударил по глазам. Неведомая сила, словно схватила его, и бросила в горящую бездну.

— Я всё понял! — обжигая легкие, кричал Гартош.

Но его никто не слушал. И когда, казалось, огонь выжжет его дотла окончательно, Гартоша вернули в замок. Обруч на голове и цепочка на руке стали невыносимо жечь.

— И этот намек я понял!

Носитель вскочил с дивана, и стал поспешно срывать с себя атраты. С недавних пор он плохо переносил всё, что было связано с огнем, поэтому невидимому противнику не пришлось сильно напрягаться, и преподносить урок дважды. Атраты и сами почувствовали неладное, и быстро покинули своего носителя. Приходил в себя Гартош долго. Он даже счет времени потерял, насколько долго. Он сидел на диване, тупо уставившись в никуда, чуть ли не дрожа от пережитого, и непроизвольно поглаживая лежащие рядом атраты. В себя его привел лорд Руткер, стремительно вошедший в комнату:

— Что здесь, демон его раздери, произошло!? Магия словно сошла с ума, и эпицентр этого сумасшествия мой замок! Я даже не сразу сумел сюда попасть!

— Это твоему внуку нет покоя, — немного взяв себя в руки, ответил Гартош. — Решил заглянуть на Южный континент.

— Твою ж мать! Прости меня Фаиста!

Руткера сейчас раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он, конечно, был взбешен, возмущен, и немного напуган, тем, что внук снова взялся за своё. Не успел отойти от схватки с богом, и снова ввязался в переделку. Но с другой стороны, радовало то, что Гартош пришел в себя, и даже нашел силы на новое приключение. Первый маг империи обратил внимание, что атраты лежат рядом с носителем:

— Почему ты их снял?

— Намекнули, что пора от них избавляться, — носитель показал ожоги на руке и голове.

— Ты ведь знаешь, что Южный континент закрыт не только для посещений, но и для исследований с помощью магии. Твой брат, Гнивер, чуть было не поплатился жизнью, за попытку заглянуть туда.

— Это у нас семейное, — улыбнулся Гартош. — Заглядывать туда, куда нам запрещают. А ещё злило то, что сконьеры, по слухам, имели доступ на Южный континент.

— Это всего лишь слухи, — Руткер присел на диван, рядом с внуком. — И кроме самих островитян, никто не может их подтвердить. По моим убеждениям, ребята стараются поднять значимость самих себя. Подчеркнуть свою исключительность.

— Думаешь? — Гартош осторожно потирал ожоги, постепенно заживляя их.

— Скорей всего. Иначе мы бы имели какие-то подтверждения, что сконьеры были допущены на закрытый континент. Что-то, да привезли бы оттуда.

— Ну, тогда и хрен с ними, такими таинственными.

— Я к такому выводу пришел лет пятьдесят тому назад, — улыбнулся Руткер. — Не увидел острой необходимости ломиться в закрытую дверь.

— Тем более, если из-за этой двери могут навалять, — усмехнулся и Гартош.

Оба Оскола понимающе рассмеялись, что враз сняло напряжение от произошедшего.

— Лучше бы занялся чем-нибудь полезным, — пользуясь хорошим настроением внука, предложил Руткер.

— Чем, например? В военном и магическом плане империя во мне не особо нуждается. У детей свои проблемы, свои заботы, в которых мне отведено не так уж много времени. Даже с друзьями ты меня не отпустил.

— Понял. Тебе нужно приключение. Либо, приключения. Просто рутинной работой ты заниматься не желаешь.

— Категорически. От рутины я впадаю в жуткую депрессию.

Хозяин замка тяжело вздохнул:

— Что ж. Больше я тебя не собираюсь ни от чего удерживать. Я вижу, что ты уже отошел от передряги с богом, и ищешь новую. И как бы я не старался тебе помешать, ты её найдешь. Так что, дальше ты свободен в своих поступках.

— Спасибо дед. Тебе частенько приходилось вытягивать меня из разных задниц, и чувствую, что не в последний раз.

— На то мы и есть. Отцы и деды.

* * *

Оборотень, дракон и людоед вернулись с родины Аруша полные впечатлений. Перебивая друг друга, они рассказывали о своих подвигах, при охоте на кзентов, и о смешных случаях, произошедших с кем-нибудь из них. Носитель снисходительно всех выслушал, и на вопрос, чем он сам здесь занимался, намекнул, что чуть опять не подрался с богами. При этом, не вдаваясь в подробности, ведь гордиться особо было нечем. Но пришлось признаться, что боги просили (не требовали, а именно просили), поскорей расстаться с атратами. Вся компания немного приуныла, так как успели и сами привязаться к этим волшебным созданиям, да и польза от них немалая, — как нехотя признал каррлак. Но раз боги требуют (точнее, просят), лучше лишний раз не задираться.

Атраты и сами не испытывали восторга от расставания с носителем, но сейчас не они играли обстоятельствами, а обстоятельства ними.

— «Перед тем как мы расстанемся с носителем, у нас есть для вас, подарки», — обрадовала друзей носителя Алаза.

— Даже нам что-то перепадет? — не мог поверить Аруш.

— «Всем вам», — подтвердила змея.

— Надеюсь, мне вы покажете место, где спрятаны ценные камушки. Много камушков, — высказал своё пожелание Квирт.

— «Нет Квирт, — рассмеялся Тенос. — Наш подарок будет другого плана. Мы поможем вам развить новые способности. На развитие которых, у вас, возможно, ушли бы десятки лет».

— И что такого вы нам поможете развить? — саркастически поинтересовался оборотень, хотя определенная степень заинтересованности в его голосе прослушивалась.

— «Например, тебе Аруш, истинному оборотню, мы поможем развить такую способность, как превращение в более широкий спектр форм. Двуногую форму, в том числе. Ты сможешь принять, человекообразную форму. Нужна тебе такая способность?»

— Не так чтобы сильно, но, в общем, не помешает, — протянул Аруш.

Но то, как загорелись его глаза, очень красноречиво говорило, насколько он в восторге от такой новости. Оно и понятно, в мире людей, лучше выглядеть, как человек, чем, как собака.

— Что вы приготовили мне? — нетерпеливо поинтересовался дракон.

— «Ты почти всё умеешь, что положено дракону твоего рода, — сказал Тенос. — Единственное, что тебе пока плохо доступно, это работа с огнем. Ты только на начальном этапе. Мы поможем тебе развить эту способность. Ты сможешь управлять огнём, как взрослый дракон».

— Подходит! — обрадовался Квирт. — А то мне ещё с полсотни лет нужно прожить, чтобы выйти на следующий уровень управления огнем.

Пегас нетерпеливо всхрапнул, и топнул копытом:

— «Что мне приготовили?»

— «С тобою сложней, — признался Тенос. — Ты не истинный оборотень, как Аруш, и не из драконьего рода, который уже тысячи поколений владеет магией, и совершенствует её. Но кое-что, мы можем предложить и тебе. Мы не знаем, владел ли кто-нибудь в вашем роду оборотничеством. Если нет, то ты будешь первым. Конечно, многого за столь короткое время мы тебе дать не сможем, но приобретать не столь броский вид, ты будешь способен. В путешествиях по мирам это тебе поможет — выглядеть, как все создания твоего вида».

— «Пойдет», — согласился людоед. Видимо, опасавшийся, что от волшебных артефактов, ему не достанется ничего.

— А Алеандре что? — спохватился Квирт. — Она может обидеться, что про неё забыли.

— «Не обидится, — уверено заявил Тенос. — Вампиресса достигла всего того, что мы могли ей дать. И даже большего».

— Тогда не будем тянуть, — подал голос и носитель. — Начнем мы, пожалуй, с самого нового члена нашей команды. С Пегаса.

— Правильно! С него начните, — подхватил Аруш. — Если что пойдет не так, людоеда жалко меньше всего.

Пегас хотел было возмутиться, но затем понял, что тягаться в колкостях с оборотнем дело неблагодарное, поэтому просто лягнул друга. Каррлак в ответ клацнул зубами на «ослика», и Гартош попросил лишних удалиться — таинство магии, которое собирались проводить атраты, не терпело свидетелей.

Для сложного обряда, на который требовалось немалое количество энергии, носитель выбрал помещение в подземелье, рядом с хранилищем Эльфимеры. Доступ к Эльфимере Руткер дал только Гартошу, и его детям. Даже дети Гнивера не знали о существовании такого могучего волшебного артефакта. А рядом со статуей богини Гартош решил проводить обряд не просто так. После попытки проникнуть на Южный континент, очень не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, прокачивая через себя и атраты большое количество энергии. А статуя выделяла последнее время эту самую энергию с избытком, так что можно было там подзарядиться.

С соблюдением всех предосторожностей, Гартош вошел в комнату с Эльфимерой. После битвы с богом, он впервые посетил этот волшебный артефакт, и оказался немного удивлен. Мощного потока энергии, как в прошлый раз, не наблюдалось. Вместо этого, статуя светилась мягким, нежным свечением, раскидывая по комнате розовые блики. Такая же вокруг неё кружилась и магия, мягкая, и легкая. Она сразу же окружила Оскола, и потерлась об него, словно котёнок. Гартошу страшно было использовать, такую невиданную раньше энергию, но она, будто уловив желание гостя, наполнила его до краёв. И мир словно изменился. Не осталось былых сомнений, терзаний, насчет своей вины перед любимыми людьми. Он осознал, что всё делал правильно, и что сдаваться нельзя, это будет сродни предательству перед всеми теми, кто был дорог Гартошу, но погиб, по той, или иной причине.

Гартош улыбнулся, он, словно ещё раз побеседовал с дедом. Хотя нет, не с Руткером, а со всеми родственниками сразу: с отцом, матерью, Гнивером, Ольвильдой, и, конечно, с Лиситой. И ещё со многими теми, кого он не знал лично, но которые имели отношение к его семье. И все они высказали ему поддержку.

Непростую статую отбил он с друзьями у Людвига. Оскол приложил руку к сердцу, и отвесил Эльфимере легкий поклон. Ещё одна волна нежности и понимания омыла посетителя.

Из комнаты-хранилища Эльфимеры, Гартош вышел со смешанным чувством. После посещения волшебного артефакта, он стал более уверен в себе, но хотелось ещё о многом поразмышлять. Но вот на самосозерцание сейчас времени не имелось, в соседней комнате нетерпеливо бил копытом Пегас. Носитель вздохнул, и подошел к другу.

Сама процедура не представляла ничего интересного. Хотя без Венеры и Фатара заниматься такой сложной магией было делом не простым. Носителю приходилось самому концентрировать, преобразовывать, и направлять в нужное место необходимое количество энергии. Конечно, руководил всем Тенос, но вся черновая и тяжелая работа ложилась на носителя. Алаза почти не вмешивалась в процесс, предпочитая наблюдать со стороны, и следить за безопасностью.

Давно Гартош не занимался такой сложной работой. Венеры не было, и некому было снимать усталость, поэтому по окончанию работы, Оскол порядком подустал. Но это была приятная усталость, когда понимаешь, что успешно завершил большое дело, и результат должен порадовать.

— Давай, попытайся что-нибудь с собой сделать, — попросил носитель Пегаса.

— «Что, например?» — чуть испугано спросил людоед.

— Ну, там, гриву укороти, или удлини. Цвет попробуй, поменяй. Клыки укороти.

— «Клыки не буду! — ещё больше испугался Пегас. — Вдруг потом вернуть не смогу!»

— Да сможешь! Я помогу. Ладно, не хочешь, как хочешь, мне ещё с двумя головорезами возиться. А ты тренируйся где-нибудь.

Дракон и оборотень коротали время в одном из гномьих залов, споря о преимуществе разных камней. Квирт что-то азартно доказывал, а Аруш по привычке возражал. Увидев Пегаса и Гартоша, оба заинтересовано уставились на них.

— Ты почему ещё не поменял образ? — первым успел задать вопрос каррлак. — Дай угадаю. Ничего с тобой не получилось. Гартош бился, бился, но так и не смог, вместе со своими атратами, добиться от тебя чего-то путного. Вот не смог, и всё.

— «Всё с Пегасом получилось, — вмешалась Алаза. — Ему нужно освоиться со своими новыми возможностями. А ты, каррлак, если будешь так острить, можешь получить какую-нибудь неожиданную способность. Очень своеобразную».

— Так, всё! Я к этим жуликам на растерзание не пойду! — сразу принял решение оборотень. — Чудится мне, что их своеобразные способности мне не понравятся.

— А я попробую, — не испугался Квирт. — Надеюсь, не прогадаю.

— Пойдем, — не стал откладывать работу с Квиртом на потом Гартош.

На удивление, усталость от тяжелых занятий магией проходила быстро, даже без Венеры. Все-таки, носитель сам, как маг стал сильнее, да и Эльфимера помогала снять усталость, не хуже атрата совершенства.

Снова началась кропотливая магическая работа. И хотя руководил сложными действиями по-прежнему Тенос, Гартош уже гораздо больше понимал, что, и почему делается именно так. И с всё большим удовольствием задерживался он в комнате с рубиновой богиней, выходя от неё, в неизменно приподнятом настроении.

После проведения необходимых действий, по усилению магических способностей, Квирту не терпелось проверить свои новые возможности. Но Оскол удержал дракона от применения огня в столь ограниченном пространстве. Необходимо было, либо подняться на поверхность, либо спуститься ещё глубже, в подземелья драконов. Но туда, без лорда Руткера лучше было не соваться.

Когда Гартоша и Квирт вернулись в зал, где их должны были ожидать Аруш и Пегас, то обнаружили зал пустым. И только в третьем по счету помещении, нашелся Аруш, осторожно заглядывающий за колону. Почувствовав приближение друзей, он всем своим видом, призвал их двигаться, как можно тише. Носитель и дракон догадались сразу, каррлак подсматривает за Пегасом. Наверняка там имелось на что посмотреть.

И действительно, клыкастый конь уже смело применял только что приобретенные способности. Вот хвост удлинился, чуть ли не до пола, и Пегас от восторга топнул копытом. Затем он весь покрылся длинной шерстью угольно-черного цвета. И даже заржал от восторга. Потом пришло время копыт, клыков, цветов, размеров.

— Хрен себе увеличь! — посоветовал Аруш. Не выдержав, и со смехом выпав из-за колоны.

Но Пегас даже не думал обижаться на шутки и колкости друзей. Он подбежал к ним, и с гордостью стал крутиться на месте, давая рассмотреть себя во всех подробностях:

— «Вот как могу! А ещё вот так! И так тоже могу!»

Его глаза светились таким восторгом, что больше никто не стал смеяться над поведением друга, который вел себя, словно жеребенок, только что научившийся бегать.

— «Если потренируешься, то сможешь даже разговаривать вслух, а не только с помощью магии», — обрадовал клыкастого Тенос.

Пегас на миг застыл, осознавая новые перспективы, но Аруш уже схватил Гартоша за рукав, и потащил вглубь подземелья, так же, как можно быстрей, желая приобрести новые способности.

— Ты уже придумал, как будешь выглядеть? — спросил друга по дороге Гартош.

— Думал, но в голову ничего не приходит. Когда смогу становиться двуногим, тогда что-то соображу.

На этом короткое обсуждение перспектив каррлака закончилось, и началась тяжелая магическая работа, чередующаяся посещением Эльфимеры.

— Всё! — исполнив последний магический штрих, с облегчением выдохнул Оскол.

— Всё? — недоверчиво переспросил каррлак. Не почувствовавший особых перемен в своём организме.

— Да, всё, — подтвердил носитель. — Мы с атратами свою работу сделали. Дальше ты сам. Тоже, как Пегас, будешь уединяться?

Оборотень постоял на месте, обдумывая свои дальнейшие действия, затем подошел к стене, и поднялся на задние лапы. Довольно быстро лапы стали удлиняться и утолщаться, и вскоре превратились в ноги. В уродливые, нужно признать, ноги.

— Да! — не скрывая иронии воскликнул Гартош. — Этому виду оборотничества тебе ещё учиться и учиться.

— Научусь, — буркнул Аруш, ни чуточку не смущаясь, а целиком сосредоточившись на новых способностях.

Вслед за ногами, оборотень преобразил передние лапы в руки. Не менее уродливые, чем ноги. Затем пришел черед туловища.

— Не доведи демон такое кому-нибудь увидеть, — покачал головой носитель. — Заикой станет. Худший, нет, я бы сказал, ужаснейший представитель из мира оборотней, вурдалаков, и прочей нечисти.

— Это хорошо, — не обиделся каррлак. — Буду знать, чем людишек пугать.

И действительно — собачья голова, на кряжистом уродливом теле, производила пугающее впечатление. И если бы Гартош не знал, что перед ним Аруш, уже достал бы меч. А то и пустил бы его в дело. Немного поколебавшись, оборотень изменил и голову. Тоже не претендующую на идеал красоты.

— В зеркало тебе на себя лучше не смотреть, — посоветовал Оскол.

— «Как раз наоборот, — не согласился Тенос. — Он должен видеть свои преображения, чтобы по-настоящему управлять ними, и довести процесс до автоматизма».

— Да, мне нужно зеркало, — согласился с атратом оборотень. — Я в своей жизни видел многое, не думаю, что испугаюсь самого себя.

— В соседнем зале есть зеркала, — подсказал носитель. — Попробуй добраться туда на двух ногах, а не на четырех лапах.

Оборотень оторвался от стены, и сделал неуверенный шаг, затем ещё один.

— Я мог бы вспомнить твои насмешки, когда я впервые встал на четыре лапы, но не буду.

— Не будешь, как же, — пробормотал каррлак, делая новые шаги.

В зал с зеркалами он добрался, уже довольно уверено держась на двух ногах. И вообще, носитель видел, каррлак осваивал новые способности почти мгновенно. Вот что значит истинный оборотень. Выбрав подходящее по размеру зеркало, Аруш стал упражняться. Сразу Гартош с интересом наблюдал за другом, но затем решил оставить его одного, резонно решив, что, во-первых, подсматривать за голым мужиком сродни извращению, а во-вторых, Аруш наверняка освоит новые способности быстрей, если никто ему не будет мешать.

Носитель вновь вернулся к хранилищу Эльфимеры, но в последний момент решил не злоупотреблять хорошим расположением каменной богини, и прошел мимо. Замок Риглис имел гораздо больше подземных помещений, чем наружных. Разные помещения имели разную историю происхождения, процветания, и забвения. Проходя по этим залам, комнатам, комнатушкам, коридорам, Гартош словно читал эту историю. Он с удивлением заметил в себе эту способность. Раньше за собой такого не замечал.

— Ваша работа? — спросил он атраты. — И мне новую способность добавили?

— «Нет, мы здесь не причем, — ответила Алаза. — Я сама с удивлением заметила в тебе эту способность. По-моему, она появилась у тебя, после боя с богом, и твоим возвращением с того света».

— «А мне кажется, это последствие очень тесного общения с Эльфимерой, — высказал своё мнение Тенос. — Эта статуя наделила нашего носителя способностью, заглядывать в прошлое. Видеть то, что произошло давным-давно. Очень специфическая способность, не все, даже очень сильные и опытные маги нею владеют».

— Но почему именно заглядывать в прошлое? — недоумевал Оскол. — Что я там должен увидеть? Почему не предвидеть будущее?

— «Я же тебе уже рассказывала про прошлое и будущее, — немного раздраженно и нравоучительно сказала Алаза. — Прошлое уже произошло, и его изменить невозможно, поэтому его можно видеть. А будущее слишком туманно, там множество дорог, и никто не может гарантировать, что, то будущее, что ты увидишь, является именно твоим будущим. Поэтому многие, и я в том числе, а скорей всего, и Эльфимера тоже, не считают способность заглядывать в будущее, полезной способностью».

— «Как тебе твои новые возможности? — поинтересовался Тенос. — Что и как ты видишь?»

— Пока не знаю. Если я сосредоточиваюсь на чём-то, возникают какие-то картины.

— «Давай, я тебе немного помогу разобраться. Все-таки добыча информации, это больше моя стихия, — с нескрываемой гордостью, сказала Алаза. — Нужно понимать, что в старых домах, замках, подземельях, таких, как это, очень насыщенная и продолжительная история, своя жизнь. И тебе могут приходить не связанные друг с другом картины. Из разных времен. Нужно уметь заглядывать в информационное поле того, или иного места, и сортировать увиденное по времени, по последовательности».

— И как быстро этому научиться?

— «Методом проб и ошибок. Мы, сам понимаешь, тебе в скором времени, ни в чем не сможем помочь. Так что ты, эту способность, и многое другое, будешь развивать сам. Но я не сомневаюсь, что у тебя всё получится, ведь я вижу, какой огромный у тебя потенциал. И если ты будешь более уважительно относиться к высшим силам, то проживешь долго, и станешь одним из величайших магов».

— «А если будешь продолжать хамить всем богам и демонам без разбору, то один из наших лучших носителей, очень быстро станет, всего лишь историей», — подхватил Тенос.

— Постараюсь не становиться историей, как можно дольше, — пробормотал Гартош, поворачивая назад к друзьям.

Вернувшись в зал с зеркалами, носитель на миг остановился, но быстро осознав, что незнакомец, рассматривающий себя в зеркале — Аруш, с улыбкой зашагал дальше.

— Быстро ты освоился!

— Это не так сложно, как я думал, — придирчиво разглядывая свое отражение, ответил каррлак.

— Значит, такой ты выбрал для себя образ?

Гартош не менее придирчиво стал рассматривать друга. Крупный рыжеволосый детина, одетый в кожаную жилетку на голое тело, и кожаные же штаны. Аруш пожал плечами:

— Почему нет? Не нравится?

— Я не женщина, чтобы ты мне нравился. А так, нормальный с виду мужик. Кстати, ты где одежду взял?

Оборотень струсил с мускулистых рук, покрытых жестким рыжим волосом, невидимую пыль, и довольно улыбнулся:

— Оказывается, я и одежду для себя могу наколдовать. Спасибо атраты, уважили.

— «Пользуйся каррлак, — ответила Алаза. — Только помни, на то, чтобы преобразиться самому, тебе магия не нужна, ведь ты истинный оборотень, а вот чтобы добыть одежду, необходима. Учитывай это, когда будете в других мирах».

— Учту. И ещё раз спасибо.

Услышать благодарность из уст каррлака, дело неслыханное, и Гартош чувствовал, насколько атратам стало приятно от этих слов.

В следующем зале послышались голоса.

— С кем это Квирт спорит? — забеспокоился Гартош.

— Похоже, у нашей лошадки голос прорезался! — воскликнул Аруш.

И действительно, дракон (в виде именно дракона), оправдывался перед Пегасом. А увидев закопченные стены, а так же сажу на белоснежной коже и гриве жеребца, становилось понятно, из-за чего спор.

— Да это никак, наш Аруш преобразился! — в свою очередь удивленно, и одновременно обрадовано воскликнул Квирт.

Он вновь принял облик человека и быстрым шагом пошел навстречу друзьям. Пегас не отставал.

— Так. — Квирт бесцеремонно разглядывал друга. — Рост. Как у меня. Это хорошо. Не люблю, когда становятся ростом выше, чем я. В плечах пошире. Ну, это тоже нормально. У тебя вид более мужиковатый, у меня утонченный, будем разыгрывать хозяина и слугу.

— Мне не нужен такой хлипкий слуга, — огрызнулся Аруш.

— И рыжий цвет тебе идет! — не обращал на него внимание дракон.

— У меня с рождения такой цвет. — Каррлак пытался не заводиться и не оскорбляться.

— Вот-вот! Сразу видно, это твой природный цвет.

— Он прав, тебе идет рыжий цвет, — прокаркал Пегас. — Можешь не обижаться.

— На кого здесь обижаться?! — хмыкнул каррлак. — Каждый что-то получил, но еще не умеет толком этим пользоваться. — И он кивнул на закопченные стены.

— Научимся! — уверенно заявил Квирт, по-дружески положив руку на плечо каррлаку. — Мне уже не терпится отправиться навстречу приключениям. В мир, где нас никто не знает, где много припрятанных сокровищ…

— Вкусной еды! — перебив дракона, добавил своё пожелание Пегас.

— Много драк! — вставил Аруш. — Доступных, да и не доступных самок тоже! И… — он вопросительно посмотрел на Гартоша.

— И поменьше богов… — пробормотал тот.

— Вообще чтобы не было! — согласился каррлак. — Так что? Когда отправляемся?

Снова все уставились на Оскола.

— Да чего тянуть. Завтра и отправимся. Попрощаемся со всеми. Оставлю Витану Теноса. И можем отбывать.

— А что с Алазой? — поинтересовался Аруш.

— Она укажет мир, где мы её оставим.

— Я уже знаю мир, куда мы отправимся первым делом, — мечтательно протянул Квирт. — Вам там понравится.

— Что за мир? — снова проявил интерес оборотень.

— Один из миров-перекрёстков. Там есть всё, что вы заказывали. И даже больше.

Конец

1

Скачка с препятствиями.

(обратно)

2

Это мои проблемы (англ.)

(обратно)

3

Дословно — «поход на остров». Судебный поединок у викингов.

(обратно)

4

Стихи И. Кобзева.

(обратно)

5

Прославленный фильмами японский меч со слабо изогнутым лезвием. На самом деле — очень хрупкое оружие из скверной стали — самураев даже специально учили не допускать столкновения клинков, так как те могли обломиться!

(обратно)

6

Употреблявшаяся в основном на Балканах славянская азбука. Скорее всего, именно она восходит к алфавиту, употреблявшемуся славянами в первые века нашей эры.

(обратно)

7

В качестве стихов генерал-майора Марычева здесь и далее употреблены стихи поэтов-«афганцев». Автор просит прощения у этих людей за то, что не назвал их пофамильно — их десятки, да и зачастую фамилии их мне неизвестны.

(обратно)

8

Стихи В. Коркия.

(обратно)

9

Вон, смотри, Олег, паук побежал! (искаж. древнерусск.)

(обратно)

10

Олег цитирует надпись времён Древневавилонского Царства — 3 тыс. лет до н. э. примерно.

(обратно)

11

Праздник самого короткого зимнего дня.

(обратно)

12

Души предков.

(обратно)

13

Стихи А. Симонова.

(обратно)

14

Название и зримый облик Смерти.

(обратно)

15

Карна — богиня возмездия. Доля — личная судьба человека (не неизменная!)

(обратно)

16

Я сошёл с ума (англ.)

(обратно)

17

На летательном аппарате — прозрачный бронеколпак, место размещения стрелка или штурмана.

(обратно)

18

Вертикально стоящая ледяная глыба.

(обратно)

19

Зернистый лёд.

(обратно)

20

Северное Сияние.

(обратно)

21

Тюлень-оборотень.

(обратно)

22

Летучая мышь. Чёрный Кожан — гигантская летучая мышь, крадущая скот и людей.

(обратно)

23

Особо крупный, волшебный волк.

(обратно)

24

Заговоры-заклятья: обаянь — внушение людям необъяснимого доверия; отвод — умение становиться невидимым.

(обратно)

25

Мираж, видение.

(обратно)

26

Злой дух-обманщик.

(обратно)

27

Полевой дух, встречающийся людям на полуденных дорогах в виде сопливого старичка. Помогает тому, кто не погнушается вытереть ему сопли.

(обратно)

28

Туповатые великаны, живущие в горах.

(обратно)

29

Медведь.

(обратно)

30

Колдовской, чаще всего злой, ветер.

(обратно)

31

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

32

Межплеменная вражда, явление, характерное для Африки второй половины XX века.

(обратно)

33

Боковой удар на длинной дистанции.

(обратно)

34

Боковой удар на короткой дистанции.

(обратно)

35

Удар снизу в корпус или голову.

(обратно)

36

Прямой удар.

(обратно)

37

(обратно)

38

Ты ведь говоришь по-французски, Вольг?

(обратно)

39

Говорю (франц.)

(обратно)

40

Полюбивший жену короля Марка рыцарь Тристан погиб вместе со своей возлюбленной. Их имена в средневековой европейской традиции — символ трагической и несчастной любви.

(обратно)

41

1 берковец = 163, 8 кг.

(обратно)

42

Ближний бой.

(обратно)

43

Стихи Р. Барановского.

(обратно)

44

Слова А. Вознесенского.

(обратно)

45

Стихи Дж. Р. Киплинга.

(обратно)

46

Стихи М.Таривердиева.

(обратно)

47

«Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдёт ли искать заблудившуюся?» — Евангелие от Матфея, 18: 12.

(обратно)

48

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

49

Стихи Ч.Кингсли.

(обратно)

50

В тексте романа использованы как примеры народного творчества славян и анласов, а также в качестве стихов О. С. Марычева и Звенислава Гордятича стихи и песни следующих авторов: В. Сорокин; Ю. Кузнецов; М. Гаврюшин; А. Драт; И. Давиденко; Дж. Селби; А. Васильев; Ю. Михайлов; A. Розенбаум; Д. Ревякин; B. Верещагина; В. Сидоров; В. Коркия; В. Высоцкий; Н. Фоменко — а также русские народные песни, причеты, заговоры, славянские былины, русские солдатские и бардовские песни разных лет, стихи, былины и песни, созданные автором романа.

(обратно)

51

Стихи В. Миляева.

(обратно)

52

Стихи Р. Рождественского.

(обратно)

53

Стихи Ю. Ряшенцева.

(обратно)

54

Праздник зимнего равноденствия. В этот день вся нелюдь выходит к людям, её можно видеть и разговаривать с ней.

(обратно)

55

Пожалуйста, один билет до Дублина. (англ.)

(обратно)

56

Дядя со стороны отца.

(обратно)

57

Стихи С. Селюнина.

(обратно)

58

Дождь, дождь, уходи, приходи в другой день, маленький Томми хочет играть. (англ.)

(обратно)

59

Солдатская песня.

(обратно)

60

Жаргонное название онанизма.

(обратно)

61

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

62

Стихи Р. Рождественского.

(обратно)

63

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

64

Стихи Б. Вахнюка.

(обратно)

65

Стихи О. Медведева

(обратно)

66

Стихи В. Цоя.

(обратно)

67

Илья Григорьевич Старинов (1900–2000 г.г.), полковник в отставке, кандидат технических наук, профессор, кавалер 11 орденов, участник Гражданских войн в России и Испании, Советско-финской и Великой Отечественной, прославленный диверсант и наставник тысяч партизан, минёров и диверсантов.

(обратно)

68

Стихи С. Гудзенко.

(обратно)

69

Стихи Дж. Р. Киплинга.

(обратно)

70

Стихи М. Гаврюшина.

(обратно)

71

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

72

Стихи О. Медведева.

(обратно)

73

Стихи С. Щербакова.

(обратно)

74

Всё прошло! (нем.)

(обратно)

75

74-й сонет В. Шекспира.

(обратно)

76

Окопная песня времён Первой мировой войны. Автор слов мне неизвестен.

(обратно)

77

Отрывок из поэмы.

(обратно)

78

Стихи Р. Рождественского. (Отрывок из поэмы.)

(обратно)

79

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

80

Хитрый, проказливый, находчивый и даже злокозненный бог-насмешник из скандинаво-германского пантеона. Действительно безаналоговый персонаж в мировом мифологии.

(обратно)

81

Стихи Б. Корнилова.

(обратно)

82

Стихи В. Лейкина.

(обратно)

83

Стихи А. Галича.

(обратно)

84

Стихи А. Твардовского.

(обратно)

85

Американский снайпер времён войны во Вьетнаме. Однажды убил вражеского посыльного на расстоянии 2,5 км. — наверное, рекорд прицельного выстрела на дальность.

(обратно)

86

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

87

Слова А. Земскова

(обратно)

88

Стихи О. Медведева

(обратно)

89

Дешифровки Фестского диска, приведённая здесь, выполнена в 80-х г.г. XX века геологом Геннадием Гриневичем. Специалистами она, конечно же, признана неверной (как и все попытки обосновать научно многотысячелетнюю древность славянства!), но я-то пишу НЕ ИСТОРИЧЕСКИЙ роман! (от автора)

(обратно) name="id20230410192923_90">

90

Стихи В. Высоцкого.

(обратно)

91

Стихи 0. Сорокина.

(обратно)

92

Стихи А. Зацепина.

(обратно)

93

Чтобы задобрить духа поля, нужно было принести ему, в жертву петуха, причём обязательно: а) чёрного; б) безголосого; в) украденного у соседей; г) соседи непременно должны быть добрыми людьми и хорошими соседями.

(обратно)

94

Стихи О. Медведева.

(обратно)

95

В тексте романа использованы как примеры народного творчества славян и анласов, а также в качестве стихов О. С. Марычева и Звенислава Гордятича стихи и песни следующих авторов: В. Сорокин; Ю. Кузнецов; М. Гаврюшин; А. Драт; И. Давиденко; Дж. Селби; А. Васильев; Ю. Михайлов; A. Розенбаум; Д. Ревякин; B. Верещагина; В. Сидоров; В. Коркия; В. Высоцкий; Н. Фоменко — а также русские народные песни, причеты, заговоры, славянские былины, русские солдатские и бардовские песни разных лет, стихи, былины и песни, созданные автором романа.

(обратно)

96

 Стихи А. Земскова.

(обратно)

97

 В вере анласов фоэт — волшебный двойник человека, который может явиться ему только незадолго до смерти.

(обратно)

98

 Стихи Н.Гумилёва.

(обратно)

99

 Слова С.Калугина

(обратно)

100

 Вадим намекает на эльфа, героя знаменитой трилогии Дж.Р.Р.Толкиена. Соревнуясь со своим другом гномом Гимли, Леголас при любой возможности считает убитых врагов, а Гимли возмущается, что эльф «засчитывает» убитых из лука, а не в рукопашной.

(обратно)

101

 Стихи Сергея Калугина.

(обратно)

102

 Слова В.Ивановой.

(обратно)

103

 Согласно одному из поверий, «попутанный» лесными духами человек может выйти на правильную дорогу, если переобует левую обувь на правую и наоборот.

(обратно)

104

 Пёс с огромными белыми глазами — хойс — по вере анласов живёт в лесной чаще. Обычно люди слышат лишь его лай. Но увидевший хойса непременно умрёт в течение недели.

(обратно)

105

 Стихи Бориса Лаврова.

(обратно)

106

 Стихи А.Земскова.

(обратно)

107

 Слова барда Тэм Гринхилл.

(обратно)

108

 Слова Олега Медведева.

(обратно)

109

 Добрый морской дух, спасающий от штормов, в верованиях анласов.

(обратно)

110

 Стихи О.Медведева.

(обратно)

111

 Это всем известная «Наверх, вы, товарищи...», в оригинале написанная немецким офицером. Он был свидетелем отчаянного сражения «Варяга» против эскадры Уриу и, потрясённый мужеством русских моряков, почти тут же сложил боевой гимн храбрецам.

(обратно)

112

 Стихи Лина Лобарёва.

(обратно)

113

 Стихи Андрея Красавина.

(обратно)

114

 Стихи Андрея Красавина.

(обратно)

115

 Стихи Д.Коденко.

(обратно)

116

 Стихи Н.Добронравова.

(обратно)

117

В тексте романа использованы как примеры народного творчества славян и анласов, а также в качестве стихов О. С. Марычева и Звенислава Гордятича стихи и песни следующих авторов: В. Сорокин; Ю. Кузнецов; М. Гаврюшин; А. Драт; И. Давиденко; Дж. Селби; А. Васильев; Ю. Михайлов; A. Розенбаум; Д. Ревякин; B. Верещагина; В. Сидоров; В. Коркия; В. Высоцкий; Н. Фоменко — а также русские народные песни, причеты, заговоры, славянские былины, русские солдатские и бардовские песни разных лет, стихи, былины и песни, созданные автором романа.

(обратно)

118

Посланник Аллаха (араб.).

(обратно)

119

Скажите об этом солдатам (англ.).

(обратно)

120

Я тот, кто грабил банк в Монте-Карло (англ.).

(обратно)

121

Шел Берен от полночных гор —

Исполнен скорби, одинок.

Он устремлял печальный взор

Во тьму, ища угасший день.

Его укрыл лесной чертог

И вспыхнул золотой узор

Цветов, пронзающих поток

Волос летящих Лучиэнь.

Дж. Р. Р. Толкиен, «Песнь о Берене и Лучиэнь», первод В. Григорьевой и Г. Грушецкого.

(обратно)

122

«Крылья холопа».

(обратно)

123

Ладно (англ.).

(обратно)

124

Заткнись! (Англ.)

(обратно)

125

Пропасть между поколениями (англ.).

(обратно)

126

Снова (итал.).

(обратно)

127

Пустите меня, ублюдки! (Англ.)

(обратно)

128

Пикничок в солнечный день? (Англ.)

(обратно)

129

Гараж внаем (англ.).

(обратно)

130

Чертовы зубы! (Англ.)

(обратно)

131

Т. Э. Лоуренс. Семь столпов мудрости.

(обратно)

132

Ты спятил (англ.).

(обратно)

133

Я работаю день и ночь, чтобы заплатить по счетам (англ.).

(обратно)

134

Подождите немного (англ.).

(обратно)

135

Обезьяна, сын осла (груз.).

(обратно)

136

Здесь были также горлодеры,

Головорезы, храбрецы, —

Не рекруты, а волонтеры.

Как запорожцы-удальцы.

Конечно, регулярно ратью

Не назовешь такую братью,

Зато сердиты воевать:

Украдут и живьем облупят,

Пред сотней пушек не отступят,

Коль «языка» велишь достать.

И. П. Котляревский, «Энеида»

Перевод В. Потаповой

(обратно)

137

Лучше бы ты принесла воды (англ).

(обратно)

138

Ненормальные свиньи (идиш).

(обратно)

139

Предупрежден — вооружен (лат.).

(обратно)

140

Вы украли сердце мое (англ.).

(обратно)

141

Спусковой крючок — битва за остров Крым (англ.).

(обратно)

142

Тем не менее (англ.).

(обратно)

143

В любом случае (англ.).

(обратно)

144

Ужасно (англ.).

(обратно)

145

Не стоит благодарности (англ.).

(обратно)

146

Затемнение, темнота в глазах (англ.). Redout — соответственно, «покраснение», когда глаза заволакивает красным.

(обратно)

147

Мертвые пчелы не жужжат (укр.).

(обратно)

148

Что это значит? (англ.)

(обратно)

149

Он тебя поймал (англ.).

(обратно)

150

Ребята (англ.).

(обратно)

151

Дух силен, а плоть немощна (англ.). Игра слов: spirit означает и «дух», и «спирт».

(обратно)

152

Посольство Израиля (англ.).

(обратно)

153

Хорошо, Флэннеган, достаточно (англ.).

(обратно)

154

Это канонада или бьется мое сердце? (англ.)

(обратно)

155

Выбарабанивание (англ.).

(обратно)

156

Черт побери этот мир (англ.).

(обратно)

157

Педерасты (англ.).

(обратно)

158

Если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам (англ).

(обратно)

159

Вечерний бриз.

(обратно)

160

«Когда мой настрой делается чересчур жарким и я нахожу, что потерял над собой контроль, я беру свой мотоцикл и гоняю на полной скорости по самым скверным дорогам час за часом. Мои нервы напрягаются до предела, почти до смерти, и ничто, кроме часов добровольно принятой опасности, не может вернуть их к жизни, и жизнь в данном случае — мрачная радость риска чем-то стоящим» Т. Э. Лоуренс (англ.).

(обратно)

161

Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу (лат.).

(обратно)

162

После этого — значит вследствие этого (лат.).

(обратно)

163

Чтобы завоевать тебе свободу (англ). Эта и следующая строчки — из стихотворного эпиграфа Т. Э. Лоуренса к книге «Семь столпов мудрости».

(обратно)

164

Достойный дом о семи столпах (англ.).

(обратно)

165

Стихи М. Щербакова.

(обратно)

166

Шет – примерно равен шагу взрослого человека

(обратно)

167

Фарт – мера длины, равна ширине мужской ладони. В шете – семь фартов.

(обратно)

Оглавление

Олег Верещагин Я иду искать. История первая Воля павших

  Пролог

    Позывной не отвечает

    Рассказывает Олег Марычев

  История I Стража горных границ

Олег Верещагин Я иду искать. История вторая Красный вереск

Олег Верещагин Я иду искать. История третья и четвертая

  Пролог Рассказывает Вадим Гриднев

  История III Конь, стрела и вольный ветер...

  История IV Дружба, любовь и честь

  Эпилог 117-й и последний год Беды на Мире

Сергей Барнатин Миротворцы Конуса

  МИРОТВОРЦЫ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

  СТИГЛЕРЫ — НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ МИРОТВОРЦЕВ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

  СКВОЗЬ ХАОС МНОГОМИРЬЯ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

Чигиринский Олег Госпожа удача

  Пролог

  Глава 1 Два капитана

  Глава 2 Кабаре «Пьеро»

  Глава 3 Общая судьба

  Глава 4 Казус Белли

  Глава 5 Айкидо

  Глава 6 Сентиментальный марш

  Глава 7 Непонятности

  Глава 8 Красный пароль

  Глава 9 «Вдовы»

  Глава 10 Кольт майора Лебедя

  Глава 11 Вопрос времени

  Глава 12 Война

Чигиринский Олег Госпожа победа

  Глава 1 ГРУ

  Глава 2 МОССАД

  Глава 3 ОСВАГ

  Глава 4 Ответный удар

  Глава 5 Москва

  Глава 6 Дом на Сюрю-Кая

  Глава 7 Путь обмана

  Глава 8 Одесса

  Глава 9 Проблемы большие и маленькие

  Глава 10 Drumming-out[155]

  Глава 11 Последняя глава

Юрий Ландарь Сын генерала

  I

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  Х

  XI

  XII

  XIII

  ХIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

  XXII

  Приложение

Юрий Ландарь Хранитель трона

  I

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

  Приложение

    Пантеон основных богов мира Иктив

    Глоссарий

Юрий Ландарь Наследие титанов

  I

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

  XXII

  XXIII

  XXIV

  XXV

  XXVI

Юрий Ландарь С правом на месть

  I

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

  XXII

Юрий Ландарь Второй круг

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

*** Примечания ***