Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи [Дмитрий Николаевич Таганов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Таганов Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

1. Поток Жизни

Помимо общих и сходных причин народного недовольства, каждый общественный протест имеет уникальный характер, свой вектор развития и дальнейшую судьбу. Одни устремления приводят народ к укреплению и жизненному успеху, другие – к ослаблению, упадку и потере независимости. Перед тем, как рассматривать турбулентные судьбы народов, обсудим, что есть человек. Для начала немного философии и психологии, которые имеют отношение в теме.

История философии или всемирная библиотека философских идей, теорий и систем, накопленная человечеством за тысячи лет, может напомнить большой супермаркет с товарами на все вкусы и склонности. Однако у этих ярких товаров есть важная особенность. Все они, разложенные на полках и «классифицированные» по направлениям и эпохам, не пополняют последовательно удовлетворение покупателя, как хороший обед, а в большинстве взаимно отрицают друг друга. Они принципиально и вполне логично «критикуют» друг друга, что приводит к их совместной «несъедобности». Поэтому, сложенные вместе как элементы с разными электрическими зарядами они взаимно гасят друг друга, и получается в результате нуль, «пшик».

Провал философии как науки, с которой веками были связаны ожидания в познании мира, подтверждает падение интереса и доверия к ней, а также исключение ее из программ образования. К счастью, в руках у покупателя философского супермаркета есть «корзина», в которую он положит себе с полок лишь те идеи, которые уже смутно имелись в его уме или опыте, с чем он склонен заранее согласиться. Поэтому избранная им «корзина» будет все-таки отлична по суммарному заряду от «нуля», и может стать ему полезна, особенно если будет им творчески развита.

Эти критические замечания приведены лишь затем, чтобы отвести возможные упреки в относительной произвольности отдельных положений. Истина сходит на людей самых разных характеров и убеждений. Выбор или признание человеком истинной той или иной философской теории или школы является, скорее, индивидуальным предпочтением, связанным более с характером, опытом, воспитанием, чем с объективностью. Великие индийские йоги полагали, что в будущем, с развитием человечества, каждый человек может и должен иметь даже собственную религию, не говоря о мировоззрении.

Перед рассмотрением общественного брожения познакомимся с персонализмом – направлением в современной экзистенциональной философии. По этой теории каждый человек, персона, индивид, личность со своим уникальным миром, ощущениями, характером, миросозерцанием всегда включен в систему более высокого порядка, которая, в свою очередь, также является персоной, личностью и т.д. Это своего рода «матрешка». То есть личность над отдельным индивидом есть общность, коллективность – например, племя. Но и племя, как общность, включено в более высокую Личность – этнос, государство и т.д. Каждая высшая личность есть некоторый общественный институт, обладающий внутренней структурой, традициями, историей, нравственными принципами и т.д. Высшая над индивидом Личность, в которую он включен, обладает особым характером, волей, «душой» и «умом», с соответствующей реакцией на происходящие события.

Примем для начала, что самая высокая для нас персона или личность – наше государство. До возникновения государства высшей персоной для индивида могло быть племя, этнос, род, средневековый город, религиозная секта и т.п. Индивид и государство (племя или этнос) объединены общими интересами, способами выживания, противостояния врагам и природным невзгодам, часто общим языком, верованиями, историей, культурой и т.п. Каждый гражданин связан со своим государством формально, юридически – подданством, воинской обязанностью, налогообложением и т.д., он сознательно принимает как обязанности, так и выгоды от нахождения под защитой более сильной личности. Однако фундаментальная связь человека со своим государством является интуитивной, подсознательной.

Русский философ Н. Лосский, разрабатывавший персонализм, писал: «Каждое общественное целое, нация, государство и т.п. есть личность. В основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди, входящие в него, служат целому, как органы его. Еще древние римляне заметили это явление в жизни своего государства. Они говорили: сенаторы добрые люди, а сенат – злая бестия». Любопытно высказался на эту тему русский император Александр III: «Англичане как отдельные личности очень симпатичны, но как нация – они инстинктивно нас не любят, и не любят потому, что боятся нас из-за Индии. Это у них idée fixe, которую вы ничем из головы не выбьете». Император имел в виду опасение англичан за русское влияние в этой порабощенной ими колониальной стране.

Согласно Н. Лосскому, такие личности как племена, этносы, государства, т.е. «субстанциальные деятели» или иерархические личности, постоянно взаимодействуют на подсознательном уровне, как с индивидами, так и друг с другом. Весь мир – это великое множество таких деятелей, которое охвачено высшим единством, в рамках которого координируется их активность. Интуиция, как ощущение, свидетельствует о глубинном общении личностей в этой иерархии. В результате вне поля сознания происходит обмен информацией, заметной для отдельного индивида спонтанными прозрениями неочевидной сути вещей.

Важно подчеркнуть: общение индивида со своим этносом или государством происходит не только формально, информационно и по обязывающим или принуждающим правилам, но и на подсознательном уровне, интуитивно, т.е. вне явного осознания. Эти подсознательные связи формируются с детского возраста, наряду с понятиями «что хорошо и что плохо». Нравственность, общественное мнение в каждой общине формируются преимущественно женщинами, женским местным миром. Матери, воспитывая своих детей, закладывают в них нравственные ценности, направляющие их затем всю жизнь. Однако эти ценности со временем корректируются, сообразно меняющимся природным и прочим условиям. С общественным мнением и нравственностью развивается и укрепляется более высокая Личность, в которую включен человек с рождения – этнос.

Каждый этнос или государство, как «персона» или самостоятельная личность, может быть членом «персоны» более высокого порядка. Пример – имперские «суперэтносы» «Римский мир», «Византийский мир», «Мир Ислама», включавшие или поныне включающие множество отдельных этносов и государств. Сюда относятся и государственные объединения СНГ, Европейский Союз, НАТО и т.п. Более высокие Личности в такой иерархии обладают и более высокими правами, полномочиями, прерогативами, силами, выгодами. Но кроме формальных, практических, то есть осознанных всеми выгод, они олицетворяют собой и подсознательную, интуитивную общность интересов, взаимное согласие их членов, индивидов, или, во всяком случае, их активного большинства.

Персонализм, как система или как всеобщая природная структура охватывает и животных, растения, все живое на Земле. Особенно наглядно это в мире насекомых. Муравейники, пчелиные семьи с десятками тысяч особей подчинены сложнейшим правилам взаимодействия и иерархии. Связь, общение между такими насекомыми происходит не только химически, осязательно, но и на непонятном нам интуитивном «телепатическом» языке, и лежит в основе их «коллективного разума». Коллективный разум общественных животных – это реальность, научный факт. Ничем иным невозможно объяснить разумное и вполне организованное поведение групп животных и даже растений, т.е. более высоких персон, казалось бы, ничем не связанных и не объединенных особей.

Как пример сочетания и взаимодействия отдельного индивида и Личности более высокого порядка над ним, можно привести отношения человека с его родным этносом (народом). Выдающийся этнограф Л.Н. Гумилев установил существование «этнического поля», объединяющего всех членов данного этноса. Природа этого поля, вероятно, не физическая, она лишь по аналогии может быть сравнима с электромагнитным или гравитационным полями. Это есть подсознательная, психическая связь, интуитивное общение, и рассудок тут не играет роли.

Отдельный индивид с рождения, в первые несколько лет воспитания воспринимает от матери и ближайшего окружения этническое поле, затем сам укрепляет эту связь. Сироты, попав в младенческом возрасте на воспитание в другой этнос, легко воспринимают и закрепляют новое, «чужое» этническое поле, и вполне естественно, «по факту» меняют свой этнос. Вероятно, это есть возникающая после рождения и развивающаяся с ранним воспитанием человека особая настройка памяти или биохимическое изменение мозговых центров, что остается у него неизменным на всю жизнь. Эти центры дружески откликаются, входят в резонанс с родственными сигналами, и наоборот, остаются безразличными или ощущают неприязнь при получении сигналов от чужого этноса. Подчеркнем, реакция на такие сигналы у человека происходит в чувствах, глубоко на подсознательном уровне, и только вторично может «всплывать» в сознании и в мыслях. Каждое этническое поле имеет особый ритм и характер, оно может быть в гармонии или дисгармонии с полями соседних этносов. Это определяет мир и сотрудничество, или враждебность между ними.

Философам и ученым разных областей знаний оказалось затруднительным дать научно корректное определение что есть Жизнь. Например, вирусы удовлетворяют одновременно условиям и Жизни, и «не Жизни». Однако в наблюдаемом без вспомогательных приборов мире каждый человек без труда определит или почувствует, что есть живое, и что нет. В таком понимании Жизнь и будет здесь рассматриваться.

Философы и пророки в созданных ими системах и учениях называли действующую силу мироздания, его первопричину, разум, движитель и цель – Богом, Мировой душой, Волей к жизни, Брахманом, Абсолютом, Верховным Существом и т.д. Но если ограничиваться только живым и земным миром, то удобнее использовать нейтральное и «политкорректное» имя, интуитивно понятное и потому бесспорное – Поток жизни.

Жизнь представляется лишь частью мироздания, окруженной бесконечными просторами «не жизни» в нашем современном понимании. Жизнь распространяется в известном нам мире с незапамятных времен, всюду на планете Земля, и, вероятно, далеко за ее пределами. Мы не знаем и никогда не узнаем происхождение этого Потока жизни, его «назначение» или смысл, его творца или зачинателя, его конечную цель. Поскольку большего нам не дано, значит, для нашей человеческой жизни это не обязательно, и потому будем обходиться без бесплодных умствований и никчемных догадок.

Поток жизни, в отличие от прочих имен или символов неведомой силы, влекущей окружающий нас живой мир в неведомые дали, есть нечто вполне осязаемое, реальное, его можно наблюдать и исследовать всюду вокруг нас. Биологами столетиями выявляются его свойства и «законы», а с недавних пор они начали бесцеремонно вмешиваться и в его самые интимные области методами генной инженерии.

Одно из наблюдаемых свойств, присущих Потоку жизни, это неисчислимое обилие плодимых зачатков жизни, производимое им в своем державном течении. Отсюда происходит дробление жизни как пространственно, так и во времени, на кратковременные индивидуальные существования. Поражает кажущаяся «простота», с которой разбрасываются природой индивидуальные жизни или их зачатки. Гриб-дымовик, на который можно невзначай насупить в лесу, разрываясь, выбрасывает бурое облако, содержащее миллиарды спор. Лишь единицы из этого облака дадут жизнь новой грибнице. Нерестящиеся рыбы мечут тысячи икринок каждая, и почти все вскоре становятся кормом для других рыб, птиц и насекомых. Оставшиеся зачатки новой жизни лишь при большой и редкой удаче избегнут зубов хищников и станут половозрелыми, чтобы возобновить жизненный цикл. И так повсюду в живом мире. Индивидуальная жизнь значит очень мало в несущемся Потоке жизни. Слепая удача-неудача решает судьбу каждой особи, случайные события в краткой жизни определяют исход. Продолжают существовать лишь единицы – но что это за единицы? Может быть, самые сильные и приспособленные к жизни? Далеко не всегда, но это, безусловно, помогает. Однако чем больше испытаний – миллиарды, триллионы, – тем выше вероятность, что в живых останутся только те, кто может стать чем-то более полезен для будущего, чем другие. Жесткий естественный отбор продолжается в течение всей жизни каждого.

Хотя великий физик и говорил, что «Бог не играет в кости», но видимо, это не относится к его творениям: жизнь каждой особи в руках случая. Бесконечная ценность жизни в восприятии отдельной особи, напротив, имеет, по мнению Природы ничтожную «цену». Поток жизни воспроизводит себя в поражающих человеческое воображение масштабах, а кажущаяся «легкость» этого процесса недоступна нашему пониманию. Однако только слепой случай или выдающиеся способности особи могут спасти ее от преждевременной гибели еще задолго до достижения ею половозрелого возраста. «Бесконечное» число творимых природой существ гибнут, и лишь редких единиц щадит слепой случай, разводя их пути с хищниками или иными опасностями.

На телевидении теперь часто показывают редкие съемки тайн дикой природы. Весьма иллюстративны для вышесказанного кадры первых минут жизни после выхода из яиц потомства морских черепах. Из глубины прибрежного песка в строго намеченное природой время, одновременно, начинают вылезать на пляж тысячи маленьких черепашат и, не теряя ни минуты, начинают ползти в сторону океана. Волны прибоя близки, но путь столь опасен! Множество хищников, давно поджидающих их тут, нападает и с воздуха, и с песчаных нор, а затем из-под воды. Это и крупные морские птицы-падальщики, собравшиеся специально для этого сезонного события, это и крабы, подстерегающие вылупившхся черепашат в песчаных норах. Лишь малая часть бедных «детей» благополучно достигает тихого прибоя. Но природа все-таки позаботилась, чтобы они выползали из песка только в час, когда океан спокоен, и прибрежные волны готовы принять их, а не выкинуть обратно на песок к хищникам. Однако лишь только они погружаются в спокойные теплые волны, как многие из спасшихся становятся добычей морских птиц-ныряльщиков, промышляющих на мелководье. И вот, наконец, темные глубины… Подсчитано, что из общего числа отложенных черепахами яиц на морских и океанских пляжах, из всех вылупившихся черепашат обратно возвращаются, чтобы отложить яйца и продолжить свой род, лишь несколько процентов.

Поток жизни мелко дробится, чтобы легче было поворачивать на непрерывных крутых поворотах меняющих природных условий. Чем короче индивидуальная жизнь, тем выше вероятность, что поколения последующих мутантов окажутся живучее в новых, природных условиях – при встречах с новыми хищниками, врагами, с новыми вирусами, болезнями и прочими напастями. Вымрут ослабшие особи, выживут чем-то более сильные. Для многих людей, воспитанных на красивых сказках с обязательным счастливым концом, каждый такой случай – это несправедливость и горе. Однако есть и хорошая для них новость. Сила, благодаря которой выживают «сильнейшие» – не в той грубой ненавистной «силе», которая справедливо порицается, считается грешной и ответственной за многие несчастья в мире. Сила – в Правде. Правда есть суть Потока жизни, необходимая ему для достижения его цели, неизвестная и недоступная нам. Поэтому используемое здесь понятие Сила должно пониматься именно как Правда, справедливость Потока жизни, необходимые ему в его вечном движении.

По мере продвижения во времени Поток жизни совершенствует свои ряды. Каждое нарождающееся поколение может получать различные органические усовершенствования своего «устройства». Доказано, что все сложные «устройства» в живых организмах, от жгутика (хвостика) одноклеточных бактерий, с помощью которого они «плавают», и до человеческого глаза, не могли возникнуть и развиться случайно, благодаря слепому естественному отбору. Все эти немыслимо сложные «устройства» могли появиться лишь по некоторому разумному плану, т.е. первоначально и заранее ставя цель, имея образ, идею и «чертеж» будущего устройства, а также «владея» знаниями физических, химических, оптических и прочих «законов» природы. Некоторая сила сознательно идет к воплощению «задуманной» цели для появления у того или иного вида жизни полезного и необходимого ему «устройства» для существования в конкретных условиях. Это теория получила в науке название Разумный замысел (Intelligent Design).

Естественный и половой отбор, имеющие, безусловно, важнейшее значение для закрепления возникших новых свойств того или иного вида жизни, сами по себе недостаточны для непрерывного совершенствования живых организмов. Учитывая ограниченное и сравнительно малое число живших ранее поколений животных, невозможно объяснить часто меняющиеся и поразительно «изобретательные» усовершенствования в их организмах. Слепое блуждание случайных мутаций, наподобие выпадения игральных костей без направляющего влияния, т.е. без разумной «подтасовки», неспособно столь «оперативно менять свойства живых существ с изменением внешних условий. Нелепо полагать, что природных условий и естественного отбора было достаточно для развития сложнейших организмов. Это все равно, как если бы вихрь, пронесшийся над помойкой, мог оставить после себя вместо мусора компьютер.

Однако, соглашаясь или не соглашаясь с теорией Разумного замысла, совершенно ясно, что Природа, или более динамично выражаясь, Поток жизни, непрерывно совершенствует составляющие его живые существа для того, чтобы сделать их сильнее, выносливее, удачливее в охоте, хитрее в защите и обороне. В редких случаях Поток жизни делает их и разумнее в использовании средств поддержания жизни и передачи ее следующим поколениям, что относиться, преимущественно, к людям.

Особей, обладающих превосходящими качествами по отношению к соплеменникам, принято называть «сильными». Это не обязательно относится к их физическим возможностям или способности доминировать и подавлять себе подобных. Под этим надо понимать большую их способность выживать в меняющихся условиях. Именно такая характеристика «сильного» и применяется в этом тексте. Тем более, что в человеческом обществе подобная сила не является исключительно врожденной или унаследованной. Она может успешно развиваться каждым, в том числе самостоятельно – воспитанием, образованием, тренировками, обучением ремеслам и т.д. Лишь на заре человечества решающей была физическая сила, позже для человека стала важнейшей сила умственная, волевая, духовная, нравственная.

Человек в несравнимо большей степени, чем высшие животные, наделен разумом, сознанием. Однако ошибочно принимается – нашим разумом, конечно, – что это и есть главное содержание и достоинство Человека. Сознание, а через него и сама личность, обладающая им, кажутся нам центром мироздания. Представление, что разум это главное в нас – положение многих философских систем и даже религиозных учений. Но представляется, это не так, это не есть основная суть человека, отнюдь не его «душа». Разум человека, его сознание, лишь вспомогательное средство для поддержания и развития внутренней, «животной» жизни в нем, в его организме, в теле. Основное назначение разума – лишь в помощи его личной «биологии», «физиологии» преодолевать в быту трудности и прокладывать далее путь для внутренней, «неосознанной» жизни. Эта подсознательная, природная и «животная» жизнь человека есть равноправная частица всеобщего Потока жизни, и поэтому есть главное, ради чего рожден и живет человек.

Автор придерживается мнения, что при анализе психологических проявлений сущность Человека можно разделить на две части. Главную часть можно называть его внутренней жизнью или Жизнью-внутри. Это физическое функционирование его существа, «биология» и «физиология» человека, проявления которых можно ощущать и слышать у себя в животе, в дыхании, в биении сердца, пульсации крови по сосудам и т.п. Внутренняя жизнь никогда не спит, она не нуждается в нашем управлении, в сознании, она та же, что и у животных, она сама себя лечит без участи сознания, она сама растет, развивается, а когда приходит время начинает увядать, и наше сознание тоже не может этому воспрепятствовать. В философских системах это называют Самостью. Это отнюдь не только наша животная «биология», это еще и скрытая от нашего разума психическая глубина и управляющая нами сила.

Жизнь-внутри есть главное в нас, ради чего мы появились на этом свете, то самое, что реализует главную цель и назначение нашего существования. Последего мы, конечно, не знаем, никогда не узнаем, а если и «понимаем», то лишь бессознательно, и только на глубинном уровне своей внутренней жизни, – чувством умиротворении и покоя в «душе». Неизвестно как (кем, чем?) управляется немыслимо сложная наша внутренняя «животная» жизнь. И находится ли источник управления внутри или где-то вне нас. Но совершенно ясно, что наш разум, сознание не имеют к этому никакого отношения.

Вторая часть существа Человека – это его разум, сознание. У некоторых животных он, безусловно, тоже есть. Некоторые породы обезьян умело пользуются камнями для вскрытия раковин с моллюсками или скорлупы орехов. Бобры строят сложные гидротехнические сооружения – плотины, требующие учета многих природных и физических факторов. В поведении слонов, имеющих мозг, превышающий по весу человеческий, также угадываются несомненно разумные решения. Живущие рядом с нами кошки и собаки порой удивляют нас «умственными способностями», а близкие родственники последних, волки, в своей обычной стайной охоте используют неоспоримо «умные» тактические приемы.

Сравнивая «живую массу» всех существ на земле с теми, кто «наделен» разумом или его зачатками, – людьми, некоторыми приматами, высшими хищниками, – становится ясным, что вовсе не рассудок и не его мысли являются центром внимания «создателя Жизни», или сутью или главным содержанием высокого замысла. Рискую обидеть некоторых читателей, назвав наш разум всего лишь обслугой главного в нашем существе, Жизни-внутри.

С развитием животного мира, с появлением высших животных, начал развиваться и их мозг. Мозг затем разделился на часть, ответственную за подсознательную, чисто «животную» деятельность, управление органами, и на сознательную меньшую часть, способную логически оценивать возникающие у животного ситуации. Такая способность животного резко усилила его в конкурентной борьбе за ресурсы, пищу, безопасность и т.д., а естественный и половой отбор постепенно закрепили эти новые свойства.

Представим вышесказанное в наглядном, «сказочном» виде. В каждом индивиде живут два человека. Один живет очень глубоко и скрытно, он управляет жизнью нашего существа, его работа слышна в нашем животе, в легких, в биении сердца, в телесной «приятности» или боли. По ночам он неслышно затягивает наши телесные раны, лечит болезни. Он управляет всем, что слышно или ощущается внутри каждого. У него есть где-то управляющий центр и свой ум – наше глубокое подсознание. Наш внутренний человек в подсознании нами «неведом», но определенно ощутим. Он тесно связан с всеобщим Потоком жизни. О своем подсознании люди всегда догадывались, но лишь в последний век его «открыли» и стали изучать в психиатрии. Внутреннего человека мы здесь называем Жизнью-внутри, а его явный, и порой властный голос – совестью.

Второй человек, который живет в нас – наш разум, наш рассудок, с его мыслями и речью, памятью, логикой и сомнениями, тот, который сейчас читает эти слова и размышляет над ними. Этот мыслящий субъект тоже великий работник, как и первый, но он лишь помощник первому. Он его Обслуга. Он его дозорный. В сложном современном мире он – капитан большого судна, который ведет его среди опасных рифов и бурных волн. Он также техник и плотник, чтобы сытнее и удобнее было плыть на корабле. Но он всегда только служит, выполняет волю главного на корабле.

Человек-помощник совсем недавно появился на Земле. Поток жизни прекрасно обходился без него сотни миллионов лет, с тех пор как появилась жизнь на планете. Обходится замечательно и ныне, что видно по бесчисленному количеству «примитивных» животных и растений в природе. Возможно кто-то из них тоже «размышляет», но ведь не так же «глубоко» как человек!

Недавно, всего лишь сотню тысяч лет тому назад, Поток жизни поставил эксперимент – подарил обезьяне помощника, мыслящую обслугу – разум. Почему? Зачем? – никогда не поймем и не узнаем. Но так мы теперь устроены, и это полезно понимать.

Итак, наш разум – лишь Обслуга главного в нас и в животных – поддержания Жизни внутри нас, ее материального обеспечения, безопасности, продолжения рода, для передачи индивидуальных генов далее по Потоку жизни и прочее. Жизнь внутри нас есть частица общего Потока жизни, их тесная связь интуитивно нами ощущается. Это есть связь частных личностей с высшей Личностью в иерархии, упоминавшейся ранее при рассмотрении персонализма. Более определенно, нежели интуитивно, эта связь нам неизвестна. Даже связь человека с коллективными личностями, такими как этнос, нация или государство, далеко не только сознательна.

Каналы общения между Жизнью-внутри и ее разумной Обслугой каждым из нас явственно ощущаются. Жизнь-внутри сигнализирует Обслуге, т.е. разуму, о ее потребностях чувствами голода, боли, усталости, ощущениями холода или жары и т.д. Разумная Обслуга включается тогда в работу по удовлетворению этих запросов с учетом сопутствующих условий. По выполнении «заказа» она получает награду в виде удовольствия, «телесного» удовлетворения, беспричинной радости, чувства общего здоровья или душевного подъема и т.п.

Представляется, что функция разумной Обслуги ограничивается предоставлением условий и практических возможностей для протекания здорового процесса Жизни-внутри. Все выходящее за рамки обслуживания есть второстепенное или лишнее или появившееся в человеке лишь недавно. Это действительно отличает его животного, но часто в менее выгодную сторону, даже иногда мешает ему и его Жизни-Внутри.

Те же мысли высказал великий философ Фридрих Ницше в книге «Так говорил Заратустра»: «Орудием телу служит твой маленький разум, который называешь ты духом, брат мой, он – всего лишь орудие и игрушка великого разума – тела». «За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец – Самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое».

Са́мость (нем. Selbst – «сам», собственная личность) – в философии и психологии это глубинный центр отдельного индивида. Карл Юнг – швейцарский психолог и философ, основоположник учения о коллективном бессознательном, полагал что Самость – это Бог внутри человека, то, что превосходит ограниченные возможности его разума.

Под «практическими» функциями разума-обслуги надо понимать все те мысли, рассуждения, которые в принципе имеют ответ, решение или пользу. Это бытовые вопросы и научные исследования, прикладные или теоретические, медицинские, биологические, социальные, физические, математические и т.д., нужные для продвижения Жизни-внутри всего человечества или, более широко, общего Потока жизни. Но рассуждения, которые заведомо не могут получить ответа, результата, следует считать чуждыми Жизни, как бесплодные тупиковые попытки проникнуть в то, что не дано человеку. Это рассуждения о смысле жизни, о «бытии» Бога, разнообразная схоластика, мистика, «самокопание» с целью обнаружить в себе некие сверхъестественные возможности, философские построения, часто основанные «на песке» сомнительных аксиом и гипотез. Однако философские вопросы этики, пересматриваемые каждые несколько сот лет, имеют временную практическую пользу и весьма полезны, как исторические уроки. Логика философских построений полезна и как практика для ума.

Пытливость человеческого ума, разумеется, не должна ничем ограничиваться. Однако многое из перечисленного выше «умствования» неестественно, приводит к еще большей неудовлетворенности человека, депрессии, психическим проблемам. Почти все, что из этой области нужно человеку – вполне доступно, приходит к нему интуитивно, подсознательно, подкрепляется чувством. Приходит из собственной Жизни-внутри и из наблюдаемого повсюду общего Потока жизни. Как мы получаем эти знания, мы до конца не понимаем. Это есть вера – и в Бога, и в смысл и высокую пользу собственной и любой другой жизни, ценность интуитивно принятых обществом нравственных принципов, интуитивная уверенность в высокой цели продолжения жизни, которая оправдывает все наши невзгоды и несчастья. Дальнейшая умственная «разработка» этих тем тщетна и противоестественна, все, что можно знать – нам уже дано интуитивно. Возможно, как и всем остальным живым существам, но каждому по-своему. Как в любви рассудок только мешает, так он мешает и в вере, в интуитивном познании. Интуиции во многих случаях вполне достаточно, и попытки дельнейшего рассудочного «познания» сверх этого приводят не к знанию, а к профанации, обману или самообману, к горечи повсюду обнаруживаемых тупиков. Понимание и отказ от таких тщетных усилий может стать путем к личному успокоению и здоровой психике.

Понятно, что удовлетворение большинства запросов Жизни-внутри, даже «элементарных», таких как утоление голода или защита здоровья от непогоды требует от человека в условиях цивилизации более сложных мер, усилий, заблаговременных забот, длительного обучения и т.д. Поэтому внутренние запросы или требования Жизни-внутри, а затем и воспринятые разумом соответствующие сигналы становятся все более сложными, иногда даже невыполнимыми, что рождает чувство неудовлетворенности, неполноценности, тоски и т.п. Иными словами, воображаемые беды часто затрагивают только разум, но не все существо. Однако разумная Обслуга, весьма развившись при усложнении поручаемых ей задач, начинает порой вмешиваться в чуждые для нее сферы. Не имея нужной «квалификации» и «полномочий», она порой принимает неверные и даже опасные решения, а своими действиями или привычками вредит не только Жизни-внутри, но иногда противится даже общему Потоку Жизни. Из вредных для Жизни-внутри действий распространены: погоня за чувственными удовольствиями, алкоголизм, наркотики. Это способы грубого взлома или подделки «валюты», которой обычно «расплачивается» с Обслугой удовлетворенная Жизнь-внутри. Как известно, это кончается всегда плохо.

За вред или даже помыслы противиться Потоку жизни, человек неминуемо платит терзанием своей совести. Совесть – это «орган», который «болью» сигнализирует человеку о нарушении им нравственных положений, принятых в обществе. То есть, принятых и освященных более высокой по рангу Личностью – племенем, этносом, нацией. Это сигналы и «язык» высокой Личности, в которую включен, – желает он того или нет, – каждый человек.

Воздействие искусства на людей поясняет «роль» и «язык» Жизни-внутри в человеке. Лев Толстой отмечал («Что такое искусство?»): « Искусство есть деятельность … передать другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их». «Искусство тем-то и отличается от рассудочной деятельности, что искусство действует на людей независимо от их развития и образования». Иными словами, сфера чувств человека – это проявление его бессознательности, его Жизни-внутри. Умственные же построения в произведениях искусства лишь затемняют или скрывают единственно важную суть – язык и содержание общения людей на уровне Жизни-внутри.

Женщины слышат голос своей Жизни-внутри значительно явственнее, чем мужчины, и он более понятен им. Внешне это особенно заметно по их близости и нежной любви ко всему живому – от цветка на подоконнике и домашней кошки до своих детей или совсем чужих для нее раненых или больных людей. В обыденной женской жизни, в семье, в событиях их высокого «предназначения» по продолжению рода, голос Жизни-внутри более важен и правдивее, чем рассудочные решения, и женщины справедливо менее доверяют последним. Предпочтение женщин следовать скорее голосу чувств, чем рассудку мужчины могут насмешливо называть «женской логикой», а сами женщины даже – «женским кретинизмом», однако «чувства», интуиция, «голос совести», т.е. голос Жизни-врутри действительно всегда правдивее, вернее и потому надежнее в общении между людьми и в естественной жизни.

Рассудочная Обслуга, выполняя необходимую работу по непрерывному раздвижению границ возможностей для поддержания Жизни-внутри, вторгается иногда в чуждую для нее область. Имея примитивный аппарат и логику, рассудок порой самоуверенно берется сначала за опыты над телом и душой, а потом и за руководство Жизнью. В этом причина внутреннего психического разлада в человеке и разрушительных социальных последствий, как например создание и приверженность ошибочной «противоестественной» идеологии («коммунизм» в России, фашизм в Италии и Германии т.п.) или следование вредной для общества государственной политике, имеющей часто массовые трагические последствия (военные преступления, геноцид и т.д.).

Может вызывать только удивление, что люди после тысячелетий преклонения перед «небесными» потусторонними силами легко освободились от признания над собой нематериальной, трансцендентной власти. Большинство населения развитых стран прониклось убеждением, что лишь они сами, их тела и разум, суть единственно важное, что составляет их род – Homo sapiens, а человеческий разум уже все теперь охватил и прорабатывает лишь частности.

Но каждый человек – это ведь, прежде всего, процесс, а вовсе не законченная и состоявшаяся сущность, этому учит и Христианство. Отсюда ценность человеческой, и любой иной жизни, – в протекании такого процесса в теле. Это есть одна из бесчисленных струек всеобщего Потока жизни на земле. Полагать, что течение жизни происходит по нашей воле, по нашему «разумению» – заблуждение. Здоровье каждого такого непостижимо сложного биохимического процесса «управляется» из неизвестного нам центра внутри каждого существа. Он запускает, поддерживает и останавливает каждый процесс – по причинам и в сроки, нам неведомые. Каждый отдельный живой процесс – это есть отдельное материальное проявление общего Потока жизни.

2. Человек Порочный или Подобие Божие?

«Плохой» или «хороший» тот или иной человек? Такая оценка предполагает наличие ясных и незыблемых критериев. Однако, представляется, что такие критерии не найдены, судя по разнообразию противоречащих друг другу этических теорий и религиозных нравственных учений.

Начнем с примера. Джордж Флойд (George Floyd), чернокожий американец, трагическая смерть которого послужила детонатором расовых беспорядков, погромов, поджогов, протестов против существующих порядков в полиции не только в США, на его родине, но мгновенно распространилась по всему миру (май – июнь 2020 г.). Он умер в результате применения к нему полицейским допустимого по правилам удушающего приема – давления коленом на шею.

При жизни Джордж Флойд уличался в торговле наркотиками, вооруженном бандитизме, шесть раз был судим, отбывал сроки лишения свободы, в том числе за ограбление, в котором он приставил пистолет к животу беременной женщины. Плохой человек? Но после его трагической смерти при задержании полицейскими за попытку расплатиться в магазине фальшивой купюрой, его близкие родственники и друзья в один голос заявили репортерам, что Флойд был очень хорошим человеком, «нежным гигантом».

Богатейшие и уважаемые представители американской элиты участвовали в его похоронах. Чемпион в профессиональном боксе Мэйуэзер (Mayweather) оплатил похороны Флойда, включая золотой гроб. На церемонии пышных похорон один из выступавших, священник и правозащитник Эл Шарптон (Al Sharpton) говорил: «Твоя нация всегда будет помнить тебя, твоя шея представляет всех нас; как страдал ты, так страдаем и мы все».

Кандидат на предстоящих выборах в Президенты от Демократической партии Джо Байден (Biden) говорил: «Дамы и господа, мы имеем здесь неисполнение нашего обещания, данного нацией большому числу людей, и такого затянувшегося».

Золотой гроб с телом Джоржа Флойда везли последнюю милю до мемориального кладбища на белой карете, запряженной четверкой белых лошадей.

Всем понятно, что трагическая смерть Джоржа Флойда сыграла лишь роль спускового крючка толчка, случившегося очень вовремя для давно назревавшего протестного «обвала». Сотни тысяч преимущественно цветных, но и белых американцев, обездоленных жителей других стран моментально психологически идентифицировали свои личные несчастные судьбы (возможно, только субъективно несчастные) с трагической судьбой этого человека. Примкнувшие к ним во множестве политиканы также внешне вполне искренне оплакивали его гибель – буквально в случае мэра Миннеаполиса, рыдавшего перед камерами СМИ над золотым гробом.

Высшая политическая элита США, в первую очередь от демократической партии, коллективно и поодиночке припадали на колени в разных политических шоу, демонстрируя извинения не только за правящий класс, но и как представители белой расы. Таким путем политики получают в условиях либеральной демократии поддержку дополнительных сотен тысяч избирателей, лишь демонстрируя свое «сочувствие». Заняв даже нейтральную позицию, не говоря о поддержке порядка и полиции, как это сделал президент страны, такие политики вместо поддержки получили бы на свои головы протест. Тем не менее, уверен, они бы с ужасом отвергли идею иметь такого «героя» своим соседом.

Однако протесты позже стали принимать более глубокую и неожиданную форму, затрагивая теперь даже американскую историю. Начали уродовать и сносить памятники основателям нации, которые действия или высказываниями когда-то содействовали порабощению или унижению цветного населения Америки. Снесли даже статую Колумба, за то, что он открыл Америку, куда потом везли и везли из Африки черных рабов. Бунтующие массы «Черных» (теперь политкорректно писать это слово с большой буквы!) возмущены уже тем, что Иисус Христос изображается только как «белый».

Перебор? Но хаос восстания всегда перебор. Тем ни менее, народные восстания двигают историю человечества. Но, к сожалению, никогда не в сторону благополучия и «счастья», как надеются протестующие, а всегда в противоположную. Лишь позже, после периода хаоса и разрухи, могут наступить улучшения в жизни такого общества.

Разумеется, многие игроки на политической сцене США старались использовать эту ситуацию в свою пользу, и это нормально. Однако эти беспорядки имеют глубокие корни, они естественны по своей природе, и не могли быть первоначально режиссированы, наподобие «майдана».

Поэтому если судить жизнь и смерть Флойда на весах, где с одной стороны его моральный образ и неоднократные нарушения закона, а с другой значение его судьбы для американского общества и миллионов обездоленных во всем мире, то перевес будет явно в пользу второго. Неожиданная ценность его жизни, и еще большая – его смерти, неоспорима для пользы объединяющей Личности всего американского народа, и особенно американского цветного меньшинства. Неоднократно судимый преступник Джордж Флойд неожиданно превратился в новоявленную американскую икону и символ расовой бури.

Поток жизни Америки, ее цветного меньшинства, неожиданно получил необходимое объединяющее начало, что сделало сильнее все высшие Личности, объединяющие отдельных граждан. Так получилось, что выиграло все американское общество, все государство, потому что теперь оно неминуемо подвергнется разнообразным сдвигам в ментальности и законодательной практике, что сделает, в конечном счете, сильнее Личность всего американского народа.

Предварительный итог этих событий таков: через несколько дней после похорон президент США подписал указ о начале реформ в полиции. Однако чрезмерная заносчивость цветного населения, продолжение ими разрушительных беспорядков, мародерство, снос исторических памятников и публичное унижение полицейских отталкивает от них белое население, а это еще более углубит социальную пропасть между ними. Это будет тупик, так как «выселить» потомков черных рабов из Америки не удастся, надо жить вместе. Но как? При жестко конкурентных капиталистических отношениях такое не получалось сотни лет, и уже не получится. Поэтому это может склонить социальную чашу весов США в сторону «социализма» в их понимании, к чему призывают некоторые влиятельные члены Конгресса. Возможно, США, поиграв с «социализмом», в отвращении от него отвернутся. Но то будет через десятки лет, и тогда эта страна станет совсем иной.

Однако, «черные» и «белые» в США – это разные субэтносы, которые за несколько сот лет так не сумели смешаться в единый сплав. «Плавильный котел», которым с гордостью именует себя Америка, оказался дефектным в отношении афроамериканцев.

Этносам и этногенезу посвящено ниже много страниц, а пока только заметим, что «черные», как субэтнос, демонстрируют значительно большую пассионарность, т.е. страстность в противостоянии и борьбе, чем «белые». «Белым» такое различие не предвещает ничего хорошего. Пассионарность этноса или субэтноса – это явление подсознательного уровня, его не изменить сознанием или рассудком. Поэтому в перспективе для США маячит усугубление черного расизма и вражды. Однако спасительная мирная и полная метисация (смешение) этих двух враждебных субэтносов, как показывает история человечества, может закончиться только общей деградацией североамериканской цивилизации.

Так что же, плохой или хороший был человек Джордж Флойд? На это можно ответить только, что до тех пор, пока мы не понимаем роль и значение каждой личности или особи в общем Потоке жизни, ее скрытые возможности и пользу для Потока в целом, до тех пор ясного и определенного вывода быть не может.

Великий философ Иммануил Кант полагал, что у человека имеется естественная склонность ко злу («Религия в пределах только разума», раздел «О склонности ко злу в человеческой природе», 1793 г.). Под «злом» имеется в виду совершение по отношению к другому человеку не доброго, а наоборот, злого поступка. При этом философ полагал, что человек может быть вполне согласен с основными принципами человеческой морали. Он может быть убежден в полезности для общества библейских заповедей («Не убий», «Не укради» и т.д.), представляя, в частности, при этом себя в роли жертвы. Однако одновременно он может чувствовать себя не обязанным лично соблюдать ту или иную заповедь, особенно в чрезвычайныхобстоятельствах.

Иными словами, у каждого человека может иметься в «душе», т.е. в сознании и подсознании, целый ряд максим, высших принципов морального поведения, часто противоречивых. Это – как колода карт, уложенная первоначально в соответствии нравственными обычаями и требования общества. Однако спонтанный или сознательный их выбор и применение в реальных обстоятельствах может резко отличаться от их первоначального порядка в такой колоде, уложенной по высоко моральной иерархии в его «душе». Каждая уникальная жизненная ситуация диктует человеку особый выбор того или иного образа поведения и действия, и любая высоко нравственная максима может быть легко отставлена в сторону в пользу «злой» и «безнравственной». Мужчины и женщины, кроме того, имеют отличающиеся наборы и порядки нравственных принципов, более соответствующие и свойственные добродетелям каждого пола.

Безусловно, воспитание, образование, религиозная вера оказывают влияние на моральную «стойкость» человека в его поведении и выборе «нравственного» пути в жизненной ситуации. Однако, бесспорна и существующая в человеке отмеченная И. Кантом «прирожденная, естественная склонность ко злу», которая почти всегда берет верх над внушенными человеку моральными принципами. Как сказал апостол «Здесь все грешники, нет никого, кто делал бы доброе, даже не одного человека» (Посл. к Римл., III, 12).

Но это есть ни плохо, ни хорошо. Так устроен человек, так он создан, так он функционирует в общем Потоке жизни. Обвинение его в нарушении выдуманной людьми нравственности, желательных правил общежития, при нашем непонимании действующих в Природе сил и ее целей, не имеет под собой твердых оснований. Поэтому представляется, единственное, что «отрезвляет» человека, принуждает его к «добропорядочному» поведению – это страх или опасение неминуемой или хотя бы вероятной расплаты за содеянное зло. Но часто и это не действует – однако, как ни странно может показаться, не всегда в ущерб обществу.

К несчастью, среди людей по статистике один процент относится к психопатам. Это индивиды, проявляющие жестокость к своим ближним, ничем не оправданную агрессивность и т.п. То же наблюдается и в стаях обезьян шимпанзе. Зачем это нужно Потоку жизни, почему такой «порок» не исчезает с естественным отбором? Мы не знаем. Поэтому нам не достаточны увещевания и проповеди, а нужны законы, власть и жесткое принуждение к «нравственному» общежитию.

Размышляя о людях, их поведении и судьбах, всегда полезно помнить, что каждый человек это процесс. Человек только внешне выглядит как нечто вполне определенное, плотное, установившееся, но на самом деле перед нами протекает процесс – одновременно физиологический, биологический, химический, физический, и под одеждой человека все меняется каждую секунду. Человек «течет», и поэтому как процесс он не есть материя.

Для понимания причин волн, бурь и припадков коллективной ненависти, прокатывающихся ныне по всем миру – религиозной, расовой, классовой, идеологической, вернемся вновь к взглядам И. Канта о склонности ко злу в человеческой природе. Он выделял в человеке 3 вида «задатков», или элементов состава природы человека.

1. Задатки животного в человеке, как просто живого существа, стремящегося жить и выживать.

2. Задатки собственно «человека», т.е. одновременно и животного, и вместе с тем разумного.

3. Задатки личности человека как существа, «способного отвечать за свои поступки».

Задатки животности можно подвести под рубрику общего себялюбия, троякого вида: стремления к самосохранению, к продолжению рода через влечение к другому полу, «влечение к общительности», т.е. объединение в группы. Из этих задатков могут возникать пороки «естественной грубости, и при наибольшем отступлении от целей природы они становятся скотскими пороками: обжорства, похоти, дикого беззакония по отношению к другим людям».

Задатки «поднявшегося» над животным человека «можно подвести под рубрику сравнительного себялюбия». Это – «наклонность судить о себе как о счастливом или несчастном только по сравнению с другими. Отсюда влечение добиваться признания своей ценности во мнении других», или как минимум «как ценности своего равенства с другими: никому не позволять превосходства над собой. Отсюда прямо возникает несправедливое желание добиться превосходства над другими. Именно ревности и соперничеству могут быть привиты величайшие пороки тайной и открытой враждебности против всех, на кого мы смотрим как на чужих для нас». Прочие широко распространенные пороки из этого корня – «зависть, неблагодарность, злорадство и т.д.». Поэтому «хорошим нам кажется уже и человек, злое в котором не выходит за обычные рамки».

Тритий задаток человека – это «способность воспринимать уважение к моральному закону». По мнению автора настоящей книги – это есть «совесть» человека, орган, сообщающийся с Жизнью-внутри индивида и общим Потоком жизни. Нельзя сказать, что такой орган имеется исключительно в человеке. Многие хищники, даже в состоянии голода, избегают нападения на беззащитную молодь своих обыкновенных жертв. Возможно, они подсознательно приберегают их для будущего, но здесь главное, что не обязательно для себя, а для своего рода в целом. Взаимодействие высших животных в группах (волки, обезьяны и др.) демонстрирует сложное коллективное поведение, установление иерархии, выработку табу и т.п. что также не соответствует нашему пониманию их «животной природы».

Описанная выше буря беспорядков на расовой почве, распространившаяся из США по другим богатым странам Запада, это протест меньшей части населения, посчитавшей себя незаслуженно «обездоленной». Однако они законно получают при необходимости разнообразные пособия, талоны на бесплатное питание и т.д., то есть они вполне сыты, никто из них не голодает, особенно по сравнению с почти миллиардом действительно голодающих в Африке и Азии. Более того, при несчастном случае больницы примут их даже без страховки, государство обеспечивает пищей и кровом матерей-одиночек, как и любого гражданина-инвалида. Однако «обездоленных» подтачивает червь указанной выше склонности человека судить о себе как о счастливом или несчастном только в сравнении с другими. То есть они фундаментально «сыты», но жаждут «комфорта», который ежедневно видят в ярких рекламах, среди аккуратных лужаек богатого чужого жилья, и выставляемой напоказ роскоши зажиточных классов. У них нет всего этого, и никогда не будет – они это точно знают, и потому несчастны. Культивируемая столетия «великая американская мечта», материальный успех и свобода, для них недостижима.

Надо помнить и о дурной наследственности, доставшейся человеку от далеких предков – обезьян, а именно, от ближайших к нам шимпанзе. Это агрессивность, как между отдельными индивидами, преимущественно мужского пола, так и между группами, т.е. Личностями следующего ранга, включающими и самок. Среди шимпанзе непрерывно идут смертельные стычки и войны не только между особями, но они всегда группируются и в банды, которые воюют за территорию, кормовые угодья, самок, «власть».

Люди, объединенные в племена, с доисторических времен и поныне воют почти так же, как шимпанзе, непрерывно, повсеместно. Антропологами установлено, что кости скелетов и черепа ископаемых предков человека почти всегда имеют следы тяжелых ранений орудиями – каменными топорами, ножами, копьями, стрелами и т.д. Это явные следы убийства, а не гибели во время охоты. Вероятность раннего человека быть убитым членом соседнего племени или соплеменниками достигала тогда 100%, то есть никто не умирал «естественной смертью». Средняя продолжительность жизни составляла менее 30 лет.

Племенные войны по-прежнему непрерывно сотрясают отсталые регионы Африки и Азии. Стороны могут называть иные цели и причины своих войн, но движитель тот же – врожденная агрессивность. Подростковые банды в «неблагополучных» районах западных городов, населенных, чаще всего, нацменьшинствами, вооруженные холодным и огнестрельным оружием, ведут между собой непримиримую смертельную борьбу.

Однако с распространением миролюбивых религиозных учений, образования, либеральных идей эпохи Просвещения, прорывающаяся повсеместно агрессивность человека несколько укротилась. Число крупных регистрируемых войн в «цивилизованном» мире также значительно уменьшилось.

По мнению автора, снижение числа войн во многом связано с переходом от экстенсивного хозяйствования, в котором урожайность зависит, прежде всего, от площади угодий, к интенсивному, в котором площадь уже не имеет решающего значения, а связана, в основном, с применяемой агротехнологией и «культурой» производства. Развитие же этих технологий лежит вне поля воздействия агрессивности в ее первобытном виде. Хотя конкуренция, сокрытие технологических секретов тоже есть проявление агрессивности. Но это теперь несравнимо более легкий и «жидкий» ее вариант, т.е. соперничество в рамках хорошо развитого и, в основном, соблюдаемого законодательства.

Возникший и развившийся за несколько веков капитализм, как социальный строй и способ производства, значительно умиротворил массы затронутых им людей. Бизнес, здоровая конкуренция, соперничество за рынки сбыта товаров и услуг, от которых зависит выживание производства и рост богатства собственников, ведет не к агрессивному, а, наоборот, к миролюбивому взаимодействию, хотя бы внешне. «Покупатель всегда прав», «Клиент – король» – вот девизы потребительской эпохи. Для достижения делового успеха требуются улыбки, вежливость, учтивость, готовность помочь и услужить, но отнюдь не враждебность, и даже не безразличие к интересам покупателя. Требования менеджеров к работникам в сферах услуг и торговли это – вежливость, доброжелательность, помощь. Не выполняющие эти требования не задерживаются на современных и успешных предприятиях.

Успех потребительского общества и его привлекательность для населения стран, еще не вступивших на этот путь (как это было в распавшемся СССР), заключается и в том, что там негласно выработался следующий «общественный договор». Все согласны с этим принципом и считают его справедливым: «с 9 до 17 часов на работе я слуга и раб, но с 17 и до утра следующего дня я гордый господин, все покупаю, и меня обслуживают за мои деньги. И так каждый день…». Все внутренне согласны с таким порядком, потому что это выгодно, «сытно» и, в общем, справедливо. К сожалению, в странах, позже вступившие на путь «рынка» и общества потребления, (Россия, например), работники сферы услуг еще не могут внутренне принять такой образ общественного взаимодействия. Грубость и обман в магазинах по-прежнему не искореняются. Каждый никак еще не может принять и сделать нормой, что на работе – он слуга, и этого не нужно стесняться, противиться, это нормально в современном обществе. Но когда рабочий день заканчивается, тогда и он становится богатым господином, и все ему служат. Это своего рода еще одно современное «разделение труда», по времени суток.

Капитализм с его конкуренцией, не выходящей преимущественно за рамки закона, и потребительское общество с требованием вежливости и услужливости, во многом сдерживают и канализируют врожденную агрессивность человека. Речь здесь не о достижения потребительского «счастья» и мира, а лишь о снижении враждебности между людьми. С другой стороны, наблюдаемый рост психических и нервных заболеваний, самоубийств, возможно, как-то связан с этими новыми требованиями и ограничениями, давящими на личность.

Но даже в «старых» странах классического капитализма не все население смогло принять новые правила делового взаимодействия и через него уйти от примитивной агрессивности. Среди некоторых национальных меньшинств «цивилизованных» стран деловой успех до сих пор не может широко прижиться как замена врожденной агрессивности, имеющей корни в способе естественного отбора. Негативные последствия двойственны: и более высокая преступность, многократно превышающая среднюю по стране, и одновременно относительная материальная бедность из-за внутреннего неприятия деловых и производственных отношений.

Проще говоря, «отсталые» этносы ограничивают у себя естественный отбор по-прежнему физическим соперничеством. Отбор «по уму», «по квалифицированному труду», для большинства по-прежнему чужд, или недостаточен. Поэтому высока степень насилия как непосредственно среди них самих, так и общая преступность. Та же причина лежит в основе экономической отсталости многих африканских народов, и непрекращающихся там племенных войн. Эти народы по своему развитию вполне способны к современным производственным отношениям потребительского общества, но им «не интересна» такая цивилизованная жизнь.

Здесь лежит некоторый раздел между «цивилизованными» этносами и «отсталыми». Необходимо признать, что «отсталые» этносы значительно превосходят «цивилизованные» по талантам интуитивного порядка и по физическим возможностям, о чем можно судить по их доминированию в профессиональном спорте, о признанной гениальности в эстрадной и импровизируемой джазовой музыке. Это доказывает, что их способ естественного отбора достаточно успешен и развивает большие таланты, хотя по методам «старомоден» и жесток. Однако любому этносу важна только его выживаемость, а не мнение со стороны.

Тем не менее, в странах, где уже столетия культивируются отношения «потребительского общества», т.е. где личный успех зависит от рыночного успеха производимых товаров или услуг и от способности удовлетворить чужие запросы, выработалось также соответствующее отношение между всеми людьми, даже не связанными торговыми или деловым отношениями. Все люди в целом там заметно более вежливы как между собой, так и с «каждым встречным». Они более доброжелательны, во всяком случае, внешне, это проявляется и в мимике и в языке тела. Для иностранца, приехавшего из страны, только вступающей на путь, здесь уже пройденный, они на удивление кажутся, как «уважающие друг друга, а не то, что мы».

Это заметно и по культурной продукции таких стран. Как бы ни остросюжетен был кинофильм, сколько бы убийств и насилия он не демонстрировал, отношения между действующими лицами всегда вежливы и уважительны. Этого нельзя сказать о нашей кино-продукции. Всегда там избыток грубости, склоки и невежливости. Как-то на вопрос японскому кинокритику, почему в его стране не нравятся советские кинофильмы, он ответил: в них слишком чувствуется неуважение и грубость между героями.

Однако эти национальные особенности во многом только внешние, и никак не влияют на реальные взаимопомощь, взаимовыручку и даже жертвенность, что, как показывает наша история и быт, во многом превосходят в этом «западные» отношения.

Оставив в стороне характеристики человека «хороший» или «плохой», как совершенно неясные и неприемлемые для оценки его роли и пользы для более высокой по рангу общественной Личности, отметим следующее его основное и важное свойство. Человек в любых обстоятельствах стремится распространить свою силу, влияние, могущество как можно шире вокруг себя, захватывая и попирая часто интересы окружающих его людей – своей властью, деньгами, влиянием, физической силой и т.д. Для него личные амбиции часто оправдывает любые средства. Границей захвата чужой «территории» становится только сопротивление столь же амбициозных соседних личностей, или действенное вмешательство закона.

Это есть естественный процесс не только среди людей, но и в обществах животных, живущих группами, сообществами, стаями. Так избирается естественный лидер группы работников на производстве, среди животных выдвигается вожак стаи, доминантный самец, и т.п. Это необходимо сообществу, и поэтому естественно. «Свято место пусто не бывает», и в любом обществе обязательно «сам собой» появляется уважаемый, «авторитетный» лидер – в государственном управлении, в политической партии, в бизнесе, в криминальном сообществе и т.д.

Расширяя свою власть и влияние, человек может идти на любые нарушения, включая попрание собственных моральных принципов. Его воля к власти, врожденная нравственность или, наоборот, безнравственность определяют, в конечном счете, становится ли этот человек при удачно сложившихся для него обстоятельствах кровавым и проклинаемым диктатором или любимым и прославляемым в веках правителем. Наполеон Бонапарт заявлял: «Я не такой человек, как другие. Законы морали и обычаи для меня не обязательны». Своим воинам он заявил перед боем: «Солдаты, мне нужна ваша жизнь, и вы обязаны дать мне ее».

Принимая во внимание приведенное выше, сделаем следующие выводы.

1. Человек по своей природе ни «плох» ни «хорош», ни «зол» ни «добр», он таков, каким его создала Природа, точно так же, как и любое животное или растение. Мы ведь не предъявляем им претензий в этом отношении. Все мы соседи по живой природе, включены во всеобщий Поток жизни и несемся на его волнах к недоступной для нашего понимания цели. А понятия «хорошо» или «плохо» – лишь потребительские качества.

2. В своих поступках и мыслях, человек, как коллективное существо, склонен руководствоваться выработанными его обществом правилами общежития, т.е. сложившимися в этом месте и в это время нравственностью и моралью. Однако обстоятельства, воспитание, образование, характер могут неожиданно для самого индивида, или вполне им осознанно, менять порядок и подчиненность признанных им моральных принципов, или поступать вопреки им. Но это нельзя огульно считать за присущую человеку склонность ко «злу». Так создан человек, и в этом отношении, как и все в природе, это полезно и нужно Потоку жизни.

3. Каждый человек, как коллективное существо, включен с рождения в Личность более высокого порядка. Это семья, общность по вере, спортивная команда или группа болельщиков, племя, воинский полк, этнос, нация, государство. Эти Личности более высокого порядка, естественно, могут пересекаться, т.е. индивид может входить одновременно в несколько из них, и в каждой чувствует себя как «дома», разделяет общие для каждой группы интересы и обязанности. Важно то, что каким бы ни был человек индивидуалистом, он всегда подсознательно, поступками или мысленно включен в более общую Личность, получает от нее блага, признает свои обязанности, как равноправный член, и воспринимает ее как «родную».

Важнейшее значение в жизни и судьбе человека имеет его подсознание, область психики, не только не контролируемая рассудком, но полностью скрытая от него. В чрезвычайных обстоятельствах именно это область управляет человеком, как это происходило на заре его эволюции, и как это есть у животных. У человека есть веские причины опасаться своего подсознания. Философ и психолог К. Юнг писал («Психология и религия»): «Мы никогда не можем быть уверены в том, что какая-нибудь новая идея не захватит нас целиком – или наших соседей. В итоге мы получаем сожжение заживо или рубку голов всем инакомыслящим, сколь бы благонамеренными и рассудительными они ни были; а сегодня в ход идет более современное, автоматическое оружие. Мы даже не в силах успокоить себя той мыслью, что подобного рода вещи принадлежат отдаленному прошлому. К сожалению, они принадлежат не только настоящему, но и будущему.

Homo homini lupus (лат. «Человек человеку – волк») – это печальный, но все же вечный трюизм». К. Юнг: «Стоит людям собраться вместе и образовать толпу, как высвобождается динамика коллективного человека. Звери или демоны, сидящие в человеке, не проявляют себя, пока он не сделался частью толпы. Там человек бессознательно нисходит на низший моральный и интеллектуальный уровень. Тот уровень, который всегда лежит за порогом сознания, готов прорваться наружу, стоит подействовать стимулу совместного пребывания в толпе».

Однако одно дело изучать человека отвлеченно, как это делают ученые, философы, социологи, религиозные авторитеты. Тогда их выводы – «зол» человек или «добр», – остаются лишь выводами кабинетных мыслителей. Если они имеют последствия, то лишь для интересующихся этим вопросом. Причем читатели могут иметь на этот счет и собственное мнение, часто противоположное.

Другое дело, если решение «зол человек по своей природе или добр» принимается как доктрина для целого государства. Причем государство принимает это на вооружение как практический инструмент для внутренней и внешней политики. Естественно, последствия этого могут быть не только исторически грандиозны, эпохальны, но они приносят либо успех и процветание, либо приводят государство к полной катастрофе. Можно привести в качестве примера этих последствий историю только двух стран.

Соединенные Штаты Америки на заре своей более чем трехсотлетней истории, приняли в лице отцов своей демократии, революции и независимости, концепцию, что человек, при всей его приверженности Богу, при его очевидном стремлении к добру и благу, несмотря на его молитвы, пока очень слаб и немощен в этом похвальном продвижении. В текущем же историческом периоде человек крайне эгоистичен, «зол», переполнен опасными страстями, и вообще «человек человеку – волк».

Это мнение или решение основателей государства обрело со временем великую силу. С учетом этого создана Конституция государства, принимались в течение последующих столетий тысячи законов, регулирующих как хозяйственную деятельность, так политическую и семейную жизнь. В результате появилась прагматическая и эффективная правовая среда, в которой «злые» стороны характера человека, его эгоизм, его задиристость, его вечная склонность к соперничеству и «волчьему поведению» разумно обуздывались, но, главное, очень эффективно направлялись в новую сферу в истории человечества – к материальному успеху, к производительности, к благосостоянию «для всех». Это стало «Американской мечтой». Провозглашалось: труд, труд и еще раз труд, и тогда эта «мечта» обязательно сбудется для каждого! Иное дело, что это происходило еще при рабовладельческом строе, в условиях неравенства и «диктатуры кольта». Однако здоровые, жизнеспособные и прагматические начала привели впоследствии страну к невиданному в истории благосостоянию населения, мощи государства, к культурному и политическому лидерству в мире.

Теперь рассмотрим историю катастрофы другого великого государства – из-за ошибочно воспринятых идей о благостной природе человека, неразумно возведенных в основополагающие принципы государства. Речь пойдет стране, ставшей впоследствии именоваться СССР.

Большевистская революция 1917 года провозгласила: «человек человеку – друг и брат», всеобщее равенство, долой эксплуатацию человека человеком, «кто был никем – станет всем». Индивиды, не согласные с этим, подлежали принудительному перевоспитанию или ликвидации. Предполагалось, что убери только проклятых эксплуататоров, «кулаков», и тогда все люди в мире могут быть вскоре перевоспитаны и развиты в соответствии с новыми революционными идеями. О генах, наследственности тогда еще не имели современного понимания. Позже эти знания, просочившиеся из-за рубежа, были объявлены даже контрреволюционными, вредоносными, а ученые, их разделявшие, были репрессированы, некоторые погибли в заключении.

В советской стране поверили, что будет создана совершенно новая общность людей – свободных, счастливых, лишенных эгоистичных эксплуататорских замашек. Тогда общество попросит каждого вносить свой трудовой вклад «по способностям», а получать блага каждый сможет «по потребностям». Эту утопию называли «коммунизмом», это провозглашалось как нечто несравнимо лучшее, чем библейское «царство Божие на земле». Заметим, все это происходило в тяжкие десятилетия репрессий, когда десятки миллионов томились и «перевоспитывались» в концентрационных лагерях, а миллионы просто подвергались жестоким пыткам, без правого суда расстреливались. Позже очередной генеральный секретарь партии коммунистов Никита Хрущев даже наметил год наступления коммунизма и счастья – 1980.

Был составлен «Моральный кодекс строителя коммунизма», некая «нагорная проповедь» новой веры и нравственности, где закреплялись благостные мнения о природе человека и о его победоносном пути к всеобщему счастью. «Моральный кодекс» переиначивал библейские заповеди, но шел гораздо дальше в практике их применения. В соответствии с Конституцией и этим моральным Кодексом было развито законотворчество, затрагивающие также экономику страны. Поскольку по принципиальным, моральным соображениям запрещалась эксплуатация человека человеком, то запрещалось и частное предпринимательство. Всякий посягнувший на незаконное частное предпринимательство признавался судом преступником и направлялся в места лишения свободы. Оставались лишь редкие «кустари», чистильщики обуви, сапожники, фотографы – вполне невинные в отношении эксплуатации человека человеком. Вся же сфера производства и предоставления услуг была национализирована, и система вскоре превратилась в государственный капитализм с неслыханной эксплуатацией работников и подневольным трудом.

Оставив пока в стороне оправданность и своевременность тех жестких мер, отметим, что выживание государства тогда зависело от ускоренного создания в стране тяжелой промышленности, угольных шахт, металлургических заводов, гидроэлектростанций, заводов по производству примитивных тракторов и грузовиков и т.д. Это не требовало большой «креативности», вполне достаточно было тяжелого, в основном, физического, труда, принуждения, энтузиазма и массовости. Принудительный государственный капитализм вполне отвечал этим условиям. Рост производства первых «пятилеток», ускоренная индустриализация отсталой страны действительно впечатляли, пропаганда умело использовала это для всеобщего народного ликования и подъема населения на еще большие трудовые подвиги. Громадная страна, казалось, на первых порах, замечательно обходилась без частной инициативы.

Разумеется, о голоде, принимавшем порой страшные масштабы, умалчивалось, как и о трагической судьбе обманутого крестьянства. Как позже выяснилось, накормить страну крестьяне способны лишь на основе личной, т.е. частной заинтересованности. Только так земля, посевы и урожай могут получить от земледельца необходимую заботу и труд. Выдуманные же коммунистами «коллективные» хозяйства (колхозы) были лишь сельским вариантом принудительного трудового лагеря. Страна, которая до революции кормила пшеницей всю Европу, позже, через полвека начала побираться у нее. А ведь борьба с «кулачеством» на селе, организация «общего» коллективного хозяйства, в которое отбирались личные скот, инвентарь и, разумеется, земля, провозглашались как высшее социалистическое достижение, способное защитить бедного крестьянина от «кулака», освободить его от наемного и подневольного труда. Примитивное понимание природы человека, возведенное в государственный принцип, имело позже трагические последствия в виде голода, гибели или истощения миллионов человек.

Так социалистическое государство, основанное на мечтах о всеобщем коммунистическом счастье, на ошибочных доктринах о природе человека, о возможности его перевоспитания, запрещении личной инициативы, необходимой человеку для его существования, на примитивном «безбожии» и догматическом понимании «прогресса» человечества, добралось до конца прошлого века.

В окружении высокоразвитых стран, с которым из-за идеологических разногласий СССР после Великой Отечественной войны принципиально не прекращал «холодной войны», страна стала надрываться в тщетных усилиях сохранения военного паритета с ними, и защиты своих надуманных идеологических принципов, быстро увядавших во мнении народов всего мира.

О возможности догнать капиталистический Запад по производительности труда, по благосостоянию, по «потребительскому счастью» можно было забыть. О лозунге «ДиП» (Догоним и Перегоним Америку), которым даже называли новые мощные токарные станки, лучше было не вспоминать: он вызывал теперь саркастическую усмешку. Хуже того, с появлением новых и «высоких» технологий, проникновения информации и пропаганды через наглухо запертые границы, при небывалом развитии и разнообразии потребительских товаров и услуг, о которых в СССР имелось лишь завистливое и искаженное представление, ни о каком «соревновании» капиталистической и социалистической систем уже речи всерьез быть не могло. С частной инициативой, на которой была основана производительная сила капиталистических стран, социалистическая система, по-прежнему искоренявшая в народе ту же частную инициативу, в новых условиях соперничать не могла.

Во всем проигрывая капиталистическому Западу, первое в мире социалистическое государство потерпело крах и вскоре распалось на части: из-за своих основополагающих ложных принципов, бывших полвека назад гордостью СССР, из-за хромающего «планового» хозяйства, неспособного насытить население не только по ассортименту, но даже «по валу», из-за развалившегося «коллективного» сельского хозяйства.

Главная причина такой судьбы – в принятых за научную истину ошибочных идеях о природе человека, его склонностях, о «назначении» человека, в гордом заявлении, что человек «создан для счастья». Государственная машина, не готовая и не сумевшая вовремя «поступиться принципами», двигалась, скрипя и мучаясь всем на удивление, пока у нее не отвалились колеса.

Сомнения в решающей роли именно этих основных причин коллапса СССР поможет развеять новейшая история Китайской Народной Республики. КНР начинала строить социализм по сталинским лекалам. В надеждах на «Большой скачек», желая войти в круг Великих держав, эта страна прошла через принуждение и репрессии, отъем риса у земледельцев для осуществления необходимых инвестиций, вызвав голодную смерть 40 миллионов китайцев, через «Великую культурную революцию», с десятками тысяч казненных и миллионами сосланных на перевоспитание в сельские районы и т.п., Но в начале 80-х годов эта страна неожиданно «одумалась». Партийный функционер Дэн Сяопин вдруг провозгласил: «Неважно какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей». Это был призыв к многоукладности в экономике и, главное, к высвобождению частной инициативы во всех отраслях хозяйства.

Так началось китайское «экономическое чудо», сочетание коммунистической идеологии и свободного частного предпринимательства. С тех пор экономика страны росла по 10-12% в год. Сюда хлынул поток инвестиций, привлеченных нетребовательными к зарплате работниками и привитой им с детства жесткой дисциплине. Сюда потекли сотни миллиардов долларов и новейшие технологии, строились заводы крупнейших мировых производителей, страна превратилась во «всемирную мастерскую», и, наконец, стала второй в мире по объему производимой продукции.

Волшебство? Нисколько, только частная инициатива и впряженные в государственную упряжку природный эгоизм человека, его «жадность», «корысть», непомерные амбиции, то есть природные «злые» свойства человека, нетерпимые в утопическом социалистическом обществе. Конечно, этому способствовало и открытое новым идеям руководство страны, решившееся на принципиальные перемены в своей идеологии. К несчастью, в СССР правящая элита не сумела вовремя осознать свои коренные ошибки и сделать что-либо подобное.

3. Войны Личностей и прогресс

Рассмотрев кратко отельную человеческую личность, перейдем теперь к Личности более высокого ранга, в которую входит каждый человек.

Как отдельный индивид стремится к проявлению вовне своей силы, к распространению своего влияния или власти на окружающих, так и более высокая над ним Личность стремится к тому же. На этом зиждется выживание этой Личности (племени, рода, этноса, государства) среди вечно агрессивных соседей. Слабые, хуже подготовленные к сопротивлению, менее технически или организационно развитые государства уступают в вечной борьбе, подчиняются, рассеиваются или гибнут. Из тысячелетий пришли фразы: «Горе слабым!» и «Бог, создавший меч, рабов иметь не хочет».

Перейдем к самой общей и важной организации граждан – к верховной Личности, в которую входит каждый член общества, к государству. Государства, как структуры управления и общности людей, возникли не так давно, несколько сотен или в редких случаях тысяч лет назад. Государства объединяют не только отдельных людей, но и прочие высокие Личности – конфессии, национальные общины, политические партии с сотнями тысяч приверженцев, этносы и т.п.

Однако не число входящих в него членов, не территория, не национальность, не общие языки, которых может быть в стране несколько, отличают государство от входящих в него прочих Личностей. Государство – общность людей, созданная ими с оружием в руках и ценой жизни тысяч или миллионов, как его основателей, так и их потомков. Ни одна из упомянутых выше ассоциаций людей не требовала стольких жертв для ее создании и дальнейшего существования. Лишь государство, не только в боях созданная когда-то дальними предками независимая общность, а непрерывно, ежегодно и даже ежечасно защищаемая современными жителями. Это содружество граждане защищают от набегов, от территориальных притязаний, от враждебных требований, в неявной и скрытой борьбе, а ныне в гибридных и «информационных войнах», от попыток разрушить государство изнутри с помощью «пятых колонн», провокаций и т.п. и т.д. Кто это делает? Это делает Жизнь. Это свойство того же Потока жизни. Это нормально, таково существование на Земле, благодаря этому и мы живем на этом свете, поэтому мы сильны и здоровы. Это образ здоровой конкуренции и выживания в вечной борьбе. Государства-соседи не оставят вас в покое, если не почувствуют в вас силы к сопротивлению и возможного возмездия, они всегда будут за вами внимательно следить, чтобы, при благоприятной возможности, померяться силами в смертельной борьбе, чтобы подчинить, или оторвать от вас кусок земли с жителями, а лучше получить целиком и сразу. Для чего?

Чтобы установить свой образ жизни, получить новые земли, а с ними и новых подданных для армии и своего могущества, установить свои порядки, расширить и утвердить влияние своей расы, национальности, идеологии, веры, генов. «Горе слабым!». В последние века к этим традиционным призам добавился захват путей сообщения, контроль над коммуникациями по территории страны-жертвы или около нее. Выражаясь современным языком, логистика, т.е. пути сообщения определяют теперь торговые и иные возможности государства, и тем обуславливают его возможности увеличивать богатство и капиталы, необходимые для роста могущества и силы. Разрушение же агрессором коммуникаций, или переключение их на себя, усиливают его и фатально ослабляют жертву.

Именно ради путей сообщений наш Петр Великий прорубил «окно в Европу». Это возвеличило Россию, открыло путь к росту ее промышленного могущества и силы. Позже агрессоры с запада, Наполеон и Гитлер, нападали на Россию, желая, помимо прочего, получить через нее сообщение из тесной Европы к богатствам просторной Азии, потому что водные пути в те заманчивые края давно контролировались англосаксами. Само колониальное могущество англосаксов установилось лишь после установления британским флотом контроля над всеми морскими путями из Европы в Азию и Америку. Это обусловило закат могущества колониальных Испании и Франции: «Правь. Британия!». Но много раньше, в средние века, Турция пресекла торговые морские пути европейцев к богатствам Азии, ослабив их глобальное влияние. Однако тогда «Великий шелковый путь» спас византийских купцов от разорения, одновременно обогатив придорожные ханства Средней Азии.

Только сила – но теперь не физическая с мечом в руках, а «цивилизованная» техническая, высокотехнологичная, способна остановить врага или расширить влияние. Есть и нечто более важное, чем это: моральная сила народа: готовность каждого гражданина государства жертвовать собственной жизнью, чтобы защитить его, а с ним и свою землю, образ жизни, традиции, гены родного этноса. Подорвав эту готовность, агрессор получает свой приз почти без риска и крови. Примеров этого в истории множество. Забегая вперед, спросим, могут ли люди рисковать своей жизнью ради обещанного искусной пропагандой большего личного комфорта? Ради более вкусного, более мягкого, удобного, красивого, престижного? Нет, человек может пойти на смерть только когда на кону личная жизнь, жизнь его близких, жизнь его верховной Личности, которую он уважает, любит, верит в нее, гордится ею, и все это сплавлено воедино. Тогда на уровне подсознания каждого индивида оживает и утверждается императив «Долг превыше всего, остальное не важно, даже смерть». Это и есть та Сила, о которой здесь будет говориться.

Однако как существует поддельное золото, приносящее убытки, так есть и поддельные жизненные цели или желания, приносящие горе. Подделка под развитие в себе Силы есть желание получения большего Комфорта, в основном за деньги, который несет покупателю тщеславную видимость значимости, влияния, а значит и силы. Наоборот же, отсутствие Комфорта, признанного потребительским обществом как мерило и стандарт личного успеха, рождает неудовлетворенность, зависть, а позже ярость и погромы неудачников. Для каждого общества в условиях непрекращающихся протестных брожений и восстаний, предпочтение и выбор, как высшей цели, Силы или Комфорта становится решающей гранью, содержанием и его судьбой.

Причины, по которым люди объединяются в государства, очевидны, – противостояние внешним врагам, поддержание внутренней безопасности. Только объединившись в бою на смерть с соплеменниками, люди могут противостоять вечно агрессивным соседям. Альтернатива этому смерть поодиночке, бегство или рабство – для себя, своей семьи и потомков. Иного выбора испокон веков не было.

Рассмотрим кратко историю и условия возникновения государств. В первом тысячелетии новой эры Европа была раздроблена на сотни мелких княжеств и королевств. Войны между ними не прекращались, эта была непрерывная жестокая рубка, прерываемая лишь на сезонные сельскохозяйственные работы, потому что хуже войны мог быть только общий голод. По таким хозяйственным причинам войны были сравнительно непродолжительными, зато частыми.

К средним векам в Европе в результате территориальных завоеваний, покорения сильными княжествами слабых первоначально мелкие политические объединения расширяются, укрупняются, и образуются национальные государства в приблизительно современных границах. Завоевательные войны между ними не прекращаются, становятся только масштабнее и кровавее из-за большей массовости и совершенствования вооружений.

Однако войны начинаются теперь реже, но протекают значительно дольше, по несколько лет, и даже десятилетий («Тридцатилетняя война»). Многократно растут необходимые для таких войн ресурсы – человеческие, материальные, финансовые. Воюющие страны, даже победители, выходят из войн по заключенным «мирным» договорам полностью обессиленными, обескровленными и с громадными внешними долгами. Войны теперь требуют напряжения всех сил, и победить в них могут лишь государства, способные собрать нужные средства и непрерывно их пополнять. Это требует новой государственной организации, эффективной структуры власти, мотивации всех слоев общества и общей дисциплины. Поэтому войны случаются реже, но становятся все более кровопролитными и разрушительными.

Количество войн великих держав: XVI век – 34; XVII век – 29; XVIII век – 17; XIX век – 20; XX век до 1975 г. – 15. Потери великих держав в боях (на каждое государство) растут от менее, чем 3000 за год в XVI веке, до 223000 смертей в год в XX веке (Levi, 1987). В XVIII веке в 68 войнах погибло 4 млн. человек, в кровавом XIX веке в 205 войнах – 8 млн. убитых. (Ч. Тилли). Потери гражданского населения столь же велики.

Создание новых армий численностью в сотни тысяч воинов требует громадных денежных средств (на создание фортификационных сооружений, артиллерии с припасами, обеспечение продовольствием и обмундированием сотен тысяч человек, строительство и поддержание флота с сотнями кораблей). Поэтому исторически приято разделять государства по способам аккумуляции средств для войны на три группы.

Первая группа – средневековые города-государства и города-империи, например, Венеция. В Европе их десятки – по берегам Средиземного, Северного, Балтийского морей. Это очень развитые торговые сообщества, извлекающие богатство из торговли с мусульманским Востоком, со странами по берегам северных морей и Балтики, позже с новооткрытой Америкой. Капиталы находятся в руках купечества и промышленников, но деньги не спасают эти города от агрессоров, а только их привлекают. Однако за деньги можно купить наемников, что повсеместно делается. Флот, вооружение – тоже не проблема за деньги. Таким образом, первая группа государств решает проблему финансирования армии торговыми и промышленными капиталами. Наемные армии – основа их защиты от агрессоров.

Но у большинства государств денег не было в те времена, как и теперь. У некоторых из них внешняя торговля практически отсутствовала, промышленность была в зачатке, то есть капитала не было, а врагов вокруг множество. Это – наша Россия несколько веков назад. Но ресурсы на оборонительные и завоевательные войны все-таки необходимо было где-то изыскать, и немалые. Выход – жесткое принуждение населения. Это крепостничество, с дворянством для исполнения трудовой дисциплины, принудительный набор в армию. Не только крепостные, но и дворянство обязано было служить, чтобы не потерять свои привилегии и наделы (до Екатерины II). Других источников для наполнения казны для ведения обороны или войны в этой группе государств не имелось. Помимо России к этой группе можно отнести, из влиятельных и сильных государств, Пруссию и Венгрию.

Третья группа имеет смешанные источники финансирования для обеспечения высокой численности и оснащенности армии и флота. У таких государств имеются и некоторые капиталы, пополняемые быстро развивающейся внешней торговлей, промышленностью, а также есть достаточно организованная система по принудительному отъему части доходов у населения и обязательному призыву в армию. Важную роль начинают играть и доходы от завоеванных колоний. К этой группе тогда относились Франция и Англия.

Итак, враги вечно наседают со всех сторон, война сменяется краткосрочным миром, или, скорее, перемирием, когда нужно срочно готовиться к следующей бойне. Но принудительные поборы с нищающего населения ожидаемых результатов со временем не дают, а надо обеспечивать многотысячную боеспособную армию. Петр Первый, остронуждавшийся в деньгах для своих нескончаемых войн с Турцией и Швецией, награждал чиновников за придумывание новых неслыханных налогов. Но и это не помогало.

Единственный надежный выход для государств, окруженных врагами, и не сумевших наладить бесперебойное поступление в казну капиталов, это всеми мерами способствовать развитию национальной торговли, промышленности, и в целом повышать благосостояние своих граждан для лучшей собираемости налогов. Это необходимо не только для обеспечения обороноспособности, это хорошо и для населения, и для общего политического согласия в стране.

Так, под угрозой внешних врагов, нуждаясь в военных расходах, финансовых, человеческих и прочих ресурсах, в государствах развиваются торговля, промышленность с сопутствующей ей наукой, система государственной администрации и дисциплина. Более того, поскольку императоры, монархи, диктаторы не всегда в силах обеспечить достаточный приток капиталов и ресурсов на войну, то из опасений массовых протестов им требуется общественное согласие на принудительное их изъятие. Поэтому власти вынужденно идут на диалог с населением. Возникают народные и земельные представительства, зачатки парламентаризма и политических партий. И все это, отметим вновь, под угрозой проигранных войн, потери власти и гибели государства.

Известный социолог Ч.Тилли отмечает, что преследование военных целей властями государств (монархами, президентами) и создание военной мощи производит как побочный продукт национальные государства, гражданские правительства и гражданскую внутреннюю политику. Он представил историю Европы четырьмя забавными картинками. «На первой вооруженный король с мечом набирает собственную армию и флот, командует ими в бою, а те служат ему как лично преданные ему воины. На второй король заключает контракты с наемниками, которых он набирает за деньги для участия в битвах на его стороне. На третьей картинке король в роскошном одеянии, которое совершенно не пригодно для битвы, обсуждает дела с генералами и военными советниками, а те входят в состав уже сложных, главным образом гражданских структур. На последней картинке мы видим короля (или, может быть, переодетого президента или премьер-министра), щеголяющего в деловом костюме и обсуждающего дела не только со штатом своих служащих, но и с соответствующим образом организованным институтом представителей главных классов граждан, партий и населения в целом».

Напряжение всех национальных сил перед будущими войнами есть основная причина развития производительных сил человечества и общественного прогресса. Это есть стремление к обретению Силы для будущей, неотвратимой смертельной схватки, а вовсе не произвольное движение к большему и еще большему благосостоянию населения, личной «свободе» и к «комфорту». Последнее же, выбранное как самоцель, неминуемо обрекает государство к потере нравственности, вырождению и гибели под напором внешних врагов, как в поздней Римской империи.

Поддерживаемое с трудом равновесие или «мир» между странами-соперниками всегда ненадежен, хрупок и лишь временен. Страны непрерывно ведут кропотливую и хитрейшую дипломатическую игру, чтобы найти себе союзников, чтобы обнаружить и ослабить уязвимые места вероятных врагов, чтобы ввести их в заблуждение, чтобы перетянуть стратегическое равновесие в свою пользу.

Из предыдущего может показаться, что монарх, диктатор или президент, который посылает тысячи или миллионы людей на войну, на бойню, на смерть, а те покорно идут, по принуждению или за деньги, то такой правитель и есть верховный инициатор или даже виновник военного противостояния, а население – лишь безвольные исполнители. Однако в реальности это не так, а наоборот. Народ часто негласно, но порой явно и грозно требует, чтобы правитель исполнил свою главную роль и функцию – объединил их в борьбе с врагами и привел к Победе.

Каждый народ, населяющий княжество, королевство или современное государство, на интуитивном, подсознательном уровне понимает, что не отправь он часть своих сыновей на бойню и смерть, то вскоре в их дома вломятся жестокие чужаки, прольется кровь невинных, а их женщин и детей уведут в рабство. Тогда наступят годы бесчестья, народная жизнь подогнется, обломится под натиском инородцев, и такой народ не выполнит божий замысел и «наказ», ради которого появился на свете – стать успешным, сильным и победоносным.

Все это глубоко скрыто в подсознании каждого народа, населяющего ту или иную землю. А если он сумел заселить ее своими первобытными племенами, и выжить тут наперекор вражде соседей, то в нем эта внутренняя вера давно укоренилась и составляет хребет его существовании. Именно поэтому каждый народ ищет и выбирает себе такого правителя, который способен объединить их, при необходимости заставить несогласных, повести всех на защиту отечества или на завоевание для поражения ненавистных врагов, и принести им долгожданную Победу.

По летописям на заре зарождения Руси славянские племена пригласили себе правителей издалека, чтобы «владели» и правили ими. То были Варяги, – скандинавы, викинги. Народ нашел их далеко на севере, назвал своими князьями и доверил им управление собой, наведение порядка и предводительство в нескончаемых междоусобицах.

Поэтому любой правитель вторичен по отношению к своему народу. Как бы он ни был авторитарен или даже жесток с поданными, его терпят и слушаются, пока верят в него как в военного лидера, способного принести им Победу. В древности верили, что на некоторых правителях лежит печать Божия, им боги даруют победы. Великие полководцы древности, Греции и Рима, принесшие своим государствам великие победы в захватнических войнах, пользовались среди своих народов почти божественным поклонением. Полководческий дар очень редок, что подтверждается и новейшей военной историей. Он присущ лишь единицам, и поэтому исключительно ценен.

Таким образом, каждый народ прямо или косвенно выбирает, или пассивно допускает править собой лидера, в котором чувствует способность и волю обеспечить общую военную сплоченность, развитие их воинской силы и умение принести долгожданную и необходимую всем Победу в будущих войнах, даже ценой кровавых народных жертв. И наоборот, правитель и власти вскоре теряют поддержку народа, если народ подсознательно разубеждается в их способности вести «победным маршем», и тогда судьба властей обречена. Потому современные правители, а ныне это преимущественно президенты или премьеры, так озабочены проведением «маленьких победоносных войн» перед своими перевыборами на следующий срок, – чтобы укрепить народ в его подсознательном мнении, что правитель по-прежнему пользуется «благосклонностью богов», он сможет вести их и далее от «победы к победе».

Как показывает история, военные поражения государств почти всегда влекут за собой восстания народов, смену правителей или политических режимов. В Первую мировую войну после поражения России на фронтах из-за полной несостоятельности государства не только в боевом отношении, но и из-за огромных проблем с тыловым обеспечением армии боеприпасами, вооружением и продовольствием, последовала сначала февральская революция, свергнувшая монарха, а вскоре и октябрьский переворот, установивший в корне иной политический режим во главе с большевиками. Это случилось еще во время войны, до заключения мира с агрессором, «похабного мира», как его тогда назвали. В самой же враждебной Германии по окончании проигранной ею войны также был свергнут монарх и провозглашена республика.

По окончании Второй мировой войны многочисленные страны, выступавшие союзниками на стороне агрессивной «оси» во главе с Германией, как и сами инициаторы той войны были разгромлены и повержены. Главы этих государств и большая часть преданных им элит были судимы и в большинстве казнены. В этих странах установились более демократические режимы с выборными правителям. Можно с уверенностью полагать, что ничего подобного не случилось, если бы те страны-агрессоры, наоборот, победили в той войне. Ведь с каким энтузиазмом и восторгом народы тех стран приветствовали своих воинственных вождей, с какой готовностью и надеждой они отправляли на завоевание чужих стран своих мужей и сыновей. Но как выяснилось, правители и вожди ввели их в заблуждение относительно реальности своих рискованных планов, они оказались неспособны достичь желаемых всеми целей, и привели свои народы не к победе, а к нужде и горю, а потому заслуживали только смерти – самоубийством или от рук своего народа, как Муссолини.

В странах же победительницах в последней войне, несмотря на страшные человеческие жертвы – до трех десятков миллионов смертей только в одном СССР, – что многократно превышало потери агрессоров, наоборот, народы превозносили и славили своих правителей и вождей, а политический строй в каждой из этих стран лишь укрепился после этого.

4. Народ беспокойный и бунтующий

Жизнь народов протекает в череде восстаний, войн и непродолжительных мирных промежутков между ними. Поэтому причины и судьбы восстаний или иных политических катаклизмов представляют особый интерес для современной, очень турбулентной политики во всех странах.

В любом обществе всегда есть недовольные существующим положением. Это нормально и полезно, без этого общество очень скоро застоялось бы и загнило. «Недовольные» и протестующие вбрасывают в общество новые идеи и цели, формируют новый взгляд на текущее положение во внутренней политике, инициируют новые социальные ценности, например, религиозные культы и моральные доктрины. Однако столь благостно происходит не всегда. Часто вбрасываемые в общество новые идеи и убеждения оказываются впоследствии крайне вредоносными, приносящими обществу горе и гибель. Пример: идеологическая и политическая активность Адольфа Гитлера в разрушенной после мировой войны Германии, в ее метущемся и расколотом обществе 20-х годов XX века. Демократический выбор не всегда спасает общество от подобных катастрофических ошибок, ведь Гитлер был избран канцлером Германии в 1933 году вполне демократическим путем.

Однако далеко не все, и вовсе не одинаково новые идеи, учения, призывы или пророчества и т.д. успешно воспринимаются и «заражают» современное им общество. Общество должно быть «готово» принять их или хотя бы с интересом «выслушать». Но более вероятно, что причина и следствие здесь обратные: в уже готовом для перемен обществе «само собой» возникают у более чутких или «пассионарных» людей революционные идеи, которые рано или поздно спускают лавину социальных или идеологических перемен.

Причины, по которым у людей возникает «недовольство», подробно изучены в нескольких теориях управления в производстве – менеджменте. Однако прежде чем перейти к рассмотрению этого вопроса, вспомним, что говорят об этом великие философы и основатели религиозных учений.

Согласно представителю «пессимистической» философии Артуру Шопенгауэру, жизнь каждого человек фундаментально несчастна. Суммарный негатив в его эмоциях всегда превышает незначительный позитив, получаемый лишь изредка в качестве психической награды. Шопенгауэр: «Жизнь с ее ежечасными, ежедневными, еженедельными и ежегодными, маленькими, большими невзгодами, с ее обманутыми надеждами, с ее неудачами и разочарованиями – эта жизнь носит на себе такой явный отпечаток неминуемого страдания, что трудно понять, как можно этого не видеть, как можно поверить, будто жизнь существует для того, чтобы с благодарностью наслаждаться ею, как можно поверить, будто человек существует для того, чтобы быть счастливым». «Предметы наших желаний всегда обманывают нас, колеблются и гибнут, приносят больше горя, чем радости».

Вольтер не более оптимистичен: «Мухи рождаются для того, чтобы их съедали пауки, а люди – для того, чтобы их глодали скорби».

Действительно, скорби в наших чувствах много больше чем удовольствий. Жизнь не стоила бы ничего, если придерживаться таких взглядов на ее ценность, подсчитывать и сводить баланс, полагаться только на ощущения тела, ожидая от него удовольствий. Но ведь ощущения тела – это лишь язык более глубокой в нас Жизни-внутри, ради которой мы существуем, и через нее связаны со всеобщим Потоком жизни.

Лев Толстой: «Если человек живет только телесной жизнью, он все равно, что запирает сам себя в тюрьму. Только жизнь для души отворяет дверь тюрьмы и выводит человека в радостную и свободную жизнь, общую со всеми».

Это может казаться слишком туманно, но великий И. Кант показал и практический путь к осуществлению этого: «Исполняй свой Долг, остальное не так важно». Это можно понимать так, что нужно следовать некоему своему предназначению, положенному каждому существу Потоком жизни через подсознательную Жизнь внутри каждого. А ощущения, чувства, радость, горе – это лишь сигналы, удары хлыста или ласка, посылаемые нам в чувства настоящей «возницей» в нас, главной нашей личностью – Жизнью-внутри. И только исполнение этих приказаний ведет нас верным и добрым путем. Служение нашей госпоже Жизни-внутри – это есть великий долг нашей рассудочной Обслуги. Исполняя этот долг, мы не только искупаем и оправдываем все выпадающие нам невзгоды, но и обретаем особую гордость, правоту и внутренний покой.

Человек часто разочарован жизнью. После всех добрых сказок, рассказанных мамой в детстве, после всех прочитанных романов со счастливыми концами, он попадает с ранней юности в жестокий мир взрослых, который действительно полон «зла», ненависти, подлости и физических страданий. Шопенгауэр: «Каждый думает, что он имеет законнейшее право на счастье и наслаждение; и если, как это обыкновенно бывает, последние не выпадают на его долю, то он считает себя несправедливо обиженным и не достигшим цели своего бытия».

Все это имеет непосредственное отношение к затрагиваемой здесь теме недовольства людьми существующим положением в их стране. Всегда ведь хочется чего-то большего, всегда хочется счастья. А его нет и нет.

Для более глубокого, «научного» понимания проблемы неудовлетворенности человеком не только жизнью, но и текущим своим состоянием, ознакомимся с «теорией потребностей» А. Маслоу, применяемой на практике в менеджменте, в управлении трудовыми отношениями в бизнесе.

Основная идея этой теории в том, что человек практически всегда испытывает если не неудовлетворенность, то насущную потребность в чем-либо. Действительно, если бы этого не было, то человек не сдвинулся бы с места, спал, лежал, размышлял, наслаждаясь покоем. Но этого никогда не происходит. Всегда что-то начинает «зудеть» в голове или теле, нарушая желанное спокойствие и покой, вынуждая вставать и приниматься за дело.

По этой теории непрерывно возникающие у человека «потребности» делятся на группы с различными степенями насущности или необходимости, и по срочности их удовлетворения. Графически это представляет собой пирамиду из 5 или 7 этажей, в каждом из которых группируются родственные потребности человека. Подчеркнем, что большинство этих потребностей всегда имеются в человеке, причем одновременно, лишь ослабевая, будучи удовлетворенными, но затем всегда настойчиво вновь напоминая о себе. Начнем с нижнего этажа. Это потребности жизненно необходимые, которые требует первоочередного внимания и удовлетворения, без чего прочие существующие одновременно с этим желания, кажутся в этот момент незначительными и могут подождать. И так далее вверх по пирамиде:

1. Базовые потребности человека, требующие первоочередного удовлетворения – физиологические. Это потребность в пище, т.е. удовлетворение чувства голода, укрытие о непогоды, необходимость срочно согреться или охладиться, потребность продолжения рода (секс) и прочие базовые инстинкты – как у животных.

2. Удовлетворив временно эти нужды, человек начинает испытывать иные потребности, почти столь же важные для выживания. Это потребность безопасности. Человек ищет и обязательно должен найти способы защиты от врагов, которые вечно окружают каждое живое существо. Он должен нейтрализовать причины своего страха, обрести уверенность в себе, стабильность. Например, усталый и голодный человек, вынужденный заночевать один в дороге, постарается сначала согреться и поесть, разведя костер. Но после этого сразу займется устройством безопасного ночлега – от комаров, змей, хищников, «злых» людей и т.д. Так он подавит причины естественного страха, обретет уверенность и спокойно уснет.

К этой группе потребностей у современного человека можно отнести также заботу о своем здоровье, укрепление себя физическими упражнениями, здоровой диетой и т.д., что полезно ему, успокаивает и приносит уверенность.

3. Человек – коллективное существо, произошел от обезьян, живущих группами, поэтому имеет врожденную потребность примкнуть к какой-либо группе. Необходимость общения, принадлежность к родной семье, компании друзей, сотрудников и т.п. есть следующая по важности потребность человека. Однако, желание пообщаться, поболтать по телефону «о пустяках» может возникнуть только, когда будут удовлетворены более важные чувства голода и безопасности.

4. Человек всегда стремится к новым свершениям – к славе, власти, деньгам, открытиям и т.д. – по характеру каждого. Это происходит из-за непреодолимой потребности человека к достижению самоуважения. Человек, с удовлетворенными выше низшими потребностями испытывает нужду в уважении со стороны окружающих. Ему нужно с их стороны одобрение своих поступков, восхищение его личностью, признание его значимости. Это потребность не знает ограничений и часто ведет неразумному тщеславию.

5. С удовлетворением всего предыдущего, у человека просыпается тяга к творчеству. Это есть потребность в самореализации – то ли в рукоделии, в искусстве, техническом творчестве, в науке и т.д. Это вполне бескорыстная потребность, возникающая независимо от желания снискать славу или получить иное вознаграждение. Последнее даже мешает успешному творчеству.

6. Выше этих основных, «классических» категорий потребностей выделяют также эстетические потребности человека. Это стремление украсить свою жизнь, насытить ее гармонией и порядком.

7. К наивысшей потребности человека относят духовность. Это созерцание окружающего мира, познание Природы, восхищение ее величием, интуитивное проникновение в ее сокровенную Цель. Это есть и потребность в религиозном поклонении, к праведной жизни в согласии с высшими нравственными принципами.

Соседние категории потребностей, особенно более высокого порядка, часто смешиваются, пересекаются, выступают едино и удовлетворяются одновременно. Важно, что все они беспрестанно зарождаются в человеке, требуют своего удовлетворения, однако различны по своей силе, настойчивости и очередности. Такова неугомонная, неспособная надолго удовлетвориться и успокоиться природа человека. Поэтому, как писал поэт, «покой нам может только сниться».

Пирамида потребностей справедливо описывает неудовлетворенность человека в обычных, житейских условиях. Она успешно применяется в менеджменте, объясняя и намечая способы повышения эффективности и производительности труда на рабочих местах. Однако она перестает быть справедливой во времена исторически неспокойные, когда происходят социальные и этнические пертурбации. Тогда эта пирамида часто переворачивается «с ног на голову». Физиология отступает перед долгом, самореализацией, духовностью. Тогда отдельные люди готовы жертвовать своей жизнью ради достижения высоких целей или нравственных убеждений.

В прямом или обратном порядке, но откуда и почему возникает у человека это беспрестанное беспокойство? Философы называли его экзистенциональной тревогой. Ответ, вероятно, в исключительной сложности существования человека в современных условиях. Проблемы, ежеминутно возникающие или ощущаемые человеком, бесспорно можно относить ко всем перечисленным этажам пирамиды потребностей. Можно даже увеличить их число, раздробить и т.п. Вероятно, у простейших существ жизнь более «проста», и их потребности ограничиваются лишь физиологическим этажом: «поесть – поспать». Но с развитием и усложнением жизни растут и пирамиды потребностей. Развитие, прогресс, цивилизация, присущие только человеку, требуют творчества, личных амбиций, общительности, соблюдения выработанных обществом моральных правил, «духовности» и т.д.

Это еще более усложняется жесткими требованиями климатической сезонности жизни человека. Смена времен года, короткие периоды пищевого изобилия, когда необходимо аврально трудиться и запасаться пищей на долгие месяцы, затем следует долгая, часто смертельно морозная зима, требующая подготовки жилья, заготовки топлива и т.д. Разумеется, потомки тропических обезьян не были к этому приспособлены «естественным» образом. Это вынужденно приучило человека к новым заботам, а Жизнь-внутри – к непрерывным напоминаниям и подсознательным «понуканиям» своей умственной Обслуги. Более того, выживали чаще те, у кого проявились и закрепились такие «сигнализирующие» тревоги и беспокойства, понуждающие человека к активности и саморазвитию. Такие тревоги, часто атавистического, «ископаемого» происхождения присутствуют теперь в каждом человеке, живут в его подсознании и жестко требуют принятия не всегда понятных мер.

Современный человек, привыкший ныне к комфорту, обеспеченному новейшей техникой, вовсе не освобожден от этих древних тревог. Они стали только малопонятными, «зашифрованными», переходящими в психические отклонения и неврозы. Скука – простейшая из этих новых тревог, и самая «безобидная» в легкой стадии. Она часто поражает современного человека, освобожденного технической «цивилизацией» от естественных забот по обеспечению личной жизни, существовавших у людей тысячелетиями.

Откуда приходит такая беспричинная неудовлетворенность, как, например, скука? Представляется, что это «язык» и сигналы Жизни-внутри каждого человека, ее требования к своей умственной Обслуге, чтобы та не «прохлаждалась», а занималась насущными делами – ведь их всегда бесконечно много! Над каждым человеком вся пирамида насущных потребностей, никогда не способных к полному и окончательному удовлетворению! Сигналы и требования Жизни-внутри приходят из глубины нашего подсознания. Они интуитивны, и никакими умственными доводами их не заглушить и не переубедить. Это может принимать форму «неврозов», «психозов» и иных патологий, которые с появлением психоанализа З. Фрейда пытаются лечить именно на уровне подсознания, однако их причины часто ищут не там, где они более вероятны.

Замечено прямое влияние климата и сезонности на характер и психику человека. Люди, живущие поколениями в северных краях, где поддержание жизни требует непрерывных разнообразных забот и тревог, вырабатывают за тысячелетия внутреннюю потребность в непрерывной деятельности. Любая приостановка деятельности, вынужденная или рожденная современным комфортом, тотчас отзывается скукой, или даже тоской, жестокой и непонятной.

Напротив, люди, поколениями живущие в более благодатном климате, более естественном для потомков тропических обезьян, в своем большинстве лишены «проклятья» беспричинного беспокойства и тревоги северных собратьев. Они более склонны к наслаждению покоем, к созерцанию, к «блаженной инерции». Пример: восточная медитация, созерцание связи своего внутреннего мира с высшим началом, которой в теплых краях люди могут предаваться часами, которая там и возникла. У северного человека медитация рождает скуку и нетерпение, что отвлекает его и не дает углубиться в это, вероятно, полезное для тела и души занятие.

Возможно, по этим причинам современная техническая цивилизация, требующая для своего прогресса непрерывных усилий, рождаемых внутренним беспокойством, развивается быстрее и шире именно беспокойными и никогда неудовлетворенными северными народами. Однако цивилизация никогда не приносит им искомого счастья, а порождает новые проблемы и тревоги. По этим причинам мыслители столетиями призывают «обратно к природе», к простоте, к примитиву и покою. Но это, конечно, уже недостижимо!

Рассмотрим кратко физиологию телесного счастья и страдания. Установлено, что ощущение довольства, счастья у человека проявляется в результате кратких «впрыскиваний» в его мозг особых веществ, ферментов «счастья» – естественных алкалоидов. Так природа человека, описанная выше Жизнь-внутри, благодарит сознание т.е. ее разумную Обслугу, за хорошо выполненную работу по поддержанию как телесной жизни, так и «духовной». Моменты эти длятся недолго, затем к человеку вновь подступают насущные заботы, тревога о своем текущем или будущем положении, горькие размышления о неотступных проблемах, тоска или скука и т.д. и т.п.

Природные впрыски ферментов «счастья» всегда редки, иногда могут вообще прекратиться – из-за душевных терзаний, когда может «болеть» совесть из-за содеянного в прошлом, из-за «животного» страха перед чем-то или кем-то, из-за невесть откуда взявшейся неизбывной тоски, непреодолимой скуки, из-за страшной тревоги за близких, или в горе после потери любимых и т.п. Ферменты «счастья» почти не посещают тяжело- и терминальных больных, во времена сильнейших непреодолимых болей, «когда свет белый не мил». Терзания становятся столь сильны и непереносимы, что часто приводят людей к самоубийству. Последнее уничтожает приемник болей, глушит аварийные сигналы Жизни-внутри, но что следует за этим нам не дано знать.

В поисках облегчения люди научились прибегать к химии – к искусственным заменителям ферментов «счастья»: к алкоголю, наркотикам, болеутоляющим. Эти средства взламывают природные механизмы, которыми Жизнь-внутри управляет телом и подвигает его на необходимые действия. Как и в прочем, обман и преступный взлом не остаются безнаказанными. Облегчение наступает ненадолго, но затем сменяется жестоким похмельем, «ломкой», непреодолимым пристрастием, когда уже само отсутствие наркотика становится непереносимым. Как «вечная машина» неосуществима, так и химическое счастье с помощью искусственных алкалоидов недостижимо и обрекает на худшие страдания. Всегда в нормальном человеке существует баланс между негативом и позитивом, он более или менее постоянен, но вероятно несколько отличается для каждого возраста, характера, и по наследственности. Надолго изменить его с помощью химии невозможно. За взлом «буфета со сладостями» всегда придется вскоре платить: природный баланс начнет восстанавливаться, добавит негатива, и лишит человека очередной порции естественной радости.

Вечная внутренняя неудовлетворенность человека побуждает его искать причины своего несчастья. Не находя их, он часто выплескивает накапливаемую злобу на невинных окружающих. У некоторых это склоки на работе, другие срывается среди домашних, третьи беспричинно агрессивны на улице и т.д. Это лишь внешние и видимые проявления внутренних неприятностей. Но многие склонны переносить свою неудовлетворенность жизнью на государство, на политику, и видят именно в этом причину своих личных невзгод.

У некоторых такое направление недовольства становится основным, «принципиальным», активным. Если же имеются веские причины быть недовольным политикой властей, их несправедливостью, неспособностью поднять жизненный уровень населения, организовать и дать отпор вешним врагам и привести страну к победе, то все больше людей канализирует свое «обычное» недовольство в этом направлении. Часть таких людей остаются не просто недовольными, они становятся пассионариями, революционерами, непримиримыми бунтарями, лидерами мятежей и восстаний. Однако большинство населения, которое тоже начинает считать виновником всех «бед» власть предержащих, могут оставаться в числе «сочувствующих» и не участвовать активно в беспорядках. Но оставаясь в стороне, они вносят свой вклад в восстание формированием протестного общественного мнения.

Это есть беспокойный, насильственный, часто кровавый, но вполне «нормальный» и естественный механизм развития человеческого общества. Это вечный процесс, протекающий от застоя к восстанию, от временного и неполного удовлетворения новой революцией опять к застою, и затем снова, ведомый пассионариями нового поколения, к следующему восстанию, и так всю историю человечества. Эволюции же, о которых мечтают многие политики, встречаются в истории и гладко протекают редко, или только кажутся таковыми в тумане времени.

Государственные перевороты, производимые без участия народных масс, не относятся к истинным восстаниям. Тогда происходит захват власти отдельной группой управленческой или военной элиты, часто при поддержке и по инициативе из-за рубежа. Восстанием можно считать мятеж, переворот или революцию, когда в ней принимает участие население, включающее значительное число пассионарных ее представителей, искренне убежденных в необходимости смены политического режима в стране и готовых ради этого идти на жертвы и даже на смерть.

Причины, по которым население восстает, разнообразны, но укладываются в несколько основных категорий. Народные восстания или перевороты происходят при прорыве недовольства населения, подспудно накапливавшегося, но сдерживаемого робким долготерпением. Наконец, капля переполняет чашу. Но многие мятежи и «дворцовые» перевороты происходят без существенного недовольства подавляющей части населения, однако при его осторожном поощрении или пассивности.

Все насильственные выступления против властей можно разделить на несколько основных групп. Первая – восстания, когда прорывается наружу неосознанная большинством, но, тем не менее, непреодолимая тяга этого общества к возрождению Силы в своем государстве, которая явно слабеет или даже совсем утрачена при существующем порядке. По убеждению большинства, требуется замена не только верховного правителя, но и политического режима. Спусковым крючком таких восстаний могут стать тяжелые военные поражения, обнищание населения, голод, экономические неурядицы, чувство усугубляющейся социальной несправедливости. Обычно, это массовые народные выступления, ведомые пассионарными «революционерами». Большинство населения поддерживает их или относится к этому с сочувствием. Пример: революции в России в 1917 году.

Вторая группа мятежей – это волнения, инициированные незначительной частью населения, однако при молчаливом согласии или нейтралитете большинства, когда настроения восставших, их цели и политические лозунги демонстрируют не стремление к восстановлению или росту Силы государства, а к достижению населением популистского «комфорта».

Под комфортом здесь имеется в виду некие дополнительные условия, доходы, льготы, «свободы» и т.п. Чаще всего это воображаемые блага, завистливо и часто ошибочно воспринимаемые из образа благополучных и более развитых стран. Часто они внушаются пропагандой из-за рубежа, откуда поступает финансовая и моральная поддержка. Но, как правило, такое государство и его население первоначально отнюдь не бедствуют, в стране отсутствует угроза войны и поражения, все достаточно «сыты», и даже «более чем», в сравнении с другими. Но по разным причинам, часто разбавленным национализмом, многим не хватает того, что есть в странах, на которых им хочется равняться, тем более, что из-за рубежа убеждают, что все это достижимо, стоит только свергнуть «антинародную» власть.

Так восстают немногочисленные активисты при бездействии большинства населения, однако затронутым в значительно степени надеждами на больший «комфорт», причем без приложения особых трудов. Тогда типичны популистские призывы из категории «за все хорошее и против всего плохого». Люди восстают не для достижения обществом Силы, как в первой группе, а для получения вожделенного большего «комфорта». А это, как показывает история последних лет, всегда совпадает с желанием уйти под чье-то покровительство, на чье-то содержание, чаще той самой страны, которая поддерживает это восстание и имеет при этом свои политические выгоды. Естественно, что при успехе такого восстания общество сознательно утрачивает свой суверенитет, переходя под опеку и фактическое управление из-за рубежа. Яркий пример – «майдан» и переворот на Украине в 2014 году. Это типичная «цветная» революция при направлении и поддержке из-за рубежа. Самостоятельность и Сила государства утрачиваются полностью, обмениваются на заверения в дружбе и поддержке. Комфорт же увеличивается лишь у единиц, а нужда, с утратой общей Силы, – у большинства.

К иной категории мятежей можно отнести беспорядки и бунты отдельных «обездоленных» групп населения. Они прокатывается в настоящее время по многим развитым и «богатым» странам мира. Как правило, государство сначала успешно подавляет такие бунты, но затем идет навстречу выдвинутым требованиям и принимает меры для исправления положения.

Лишь при следующих четырех основных условиях граждане находятся со своим государством в подсознательном согласии, в интуитивном «мире», хотя, разумеется, могут высказывать критику в его адрес,

1. Ощущается общая сравнительная «сытость» населения, особенно в сравнении с соседними или родственными государствами. Население более или менее всем довольно в отношении жизнеобеспечения. Отсутствуют явные кризисные явления, безработица, значительная инфляция. Соблюдается относительная или терпимая по текущим меркам «справедливость» судов и иных государственных инстанций.

2. Люди, в первую очередь мужчины, всегда тяготеют к победителям в любой борьбе – реальной, кровавой или спортивной, игровой. Они могут интуитивно ассоциировать себя только с победителями, и никогда с проигравшими или «битыми». Поэтому неудачная война, ведущаяся государством, проигранное сражение, военные или дипломатические поражения отталкивают граждан от государства и властей, прежде всего – от правителя. Напротив, победы всегда воодушевляют народ и привязывают его интуитивно к своему государству и вождю, как болельщиков к команде-победительнице.

3. Политическая стабильность государственной системы внушает уважение и чувство защищенности у населения. Хроническая политическая нестабильность обнажает внутреннюю слабость государственной структуры и/или ее идеологической основы, что отталкивает былых сторонников и побуждает искать альтернативы. Поэтому все революционеры и оппозиционеры любят присказку «чем хуже, тем лучше», вплоть до терактов, что расшатывает существующий строй.

4. Есть еще одно условие гражданского мира, бывшее особенно актуальным в эпохи религиозных войн или расширения и перекройки империй, но и ныне во многих уголках мира вспыхивают восстания, инициированные нарушениями следующего условия гражданского мира. Религиозные традиции большинства подданных не ущемляются властями. Отеческие верования уважаются государством. Власти страны публично демонстрируют традиционную для страны веру и религиозность. Несколько веков назад многие христианские страны южной Европы были порабощены мусульманским Востоком, но успешные народно-освободительные восстания, в том числе на религиозной почве, позволили большинству обрести независимость.

Если государственные перевороты производятся группами военной или управленческой элиты против другой группы той же элиты, возглавляемой верховным правителем, то такие «дворцовые» перевороты могут стать успешными вне всякой связи с участием в этом населения. Но это не восстание, а путч, переворот, чаще всего происходящий при поддержке или хотя бы при одобрении из-за рубежа.

Настоящее восстание всегда начинается «снизу», при активном или пассивном участии широких масс. Только такая смена режима и правителя может принести пользу и положить начало успокоению в стране. В граждански развитом и информированном обществе «дворцовые» перевороты, произведенные элитой, даже успешные, но оторванные от населения, не могут быть прочными и долговременными.

Граждански развитое общество отличается наличием установившегося представления о характере и справедливом источнике верховной власти в стране, оно достаточно информировано о происходящем, понимает причины и цели протекающих политических процессов. Этим условиям удовлетворяют лишь немногие, преимущественно «развитые» страны. В большинстве же стран Африки, Азии и Латинской Америки, где часты «дворцовые» перевороты, их население не столь граждански зрело, и ему безразлична борьба в верхах, поскольку она их лично не затрагивает, и все, по их мнению, останется, как было.

Популярный теоретик государственных переворотов Э. Люттвак в качестве примера страны, где вполне возможно устроить государственный переворот «дворцового» типа, но при этом совершенно невозможно надолго сохранить власть нового режима, указывал на Великобританию. Воспитанное демократически, очень информированное общество, имеющие твердые представления о желательной для себя структуре власти, никогда не примет и не подчинится режиму, захватившему власть вопреки давним традициям и привычным для этого общества законам.

Все восстания происходят под лозунгами и обещаниями «лучшей доли» для народа, более сытой и свободной жизни – со снижением налогов, повышением заработной платы, понижением цен на продукты, улучшением социальной защиты, медицинской помощи и т.д. Эти обещания всегда «подкупают» население в пользу восставших и успокаивают или нейтрализуют часть противников.

Однако восстание, смена режима и управленческой структуры, нарушают существующие до этого производительные возможности государства. Часто следующая за восстанием гражданская война или противостояние с внешним врагом, интервенция, всегда обессиливают и обескровливают государство, разрушают имевшийся ранее экономический потенциал и достаток, рождают хаос. Назревающая революция – это просыпающийся вулкан. Когда он начинает куриться вокруг собираются толпы возбужденных зевак, любопытных туристов и сочувствующих. И вдруг происходит взрыв, потоки раскаленного пепла и лавы сжигают всех, кто был рядом или оказался на пути разрушительных потоков.

5. Рождение, рост и гибель народов

Вспомним некоторые важные открытия в области этнографии, полезные для понимания процессов, протекающих в человечестве. Это поможет взглянуть на человечество с высоты птичьего полета – во времени и глобально.

Современная теория этногенеза создана и развита выдающимся русским ученым Л.Н. Гумилевым (популярно изложена в его книге «Этногенез и биосфера»). Напомним терминологию его Пассионарной теории этногенеза. Этнос – это народ, внутренне объединенный типичным поведением, способами добывания средств к существованию, общей родиной с определенным ландшафтом, общим языком, верованиями и т.д. Этносом вырабатываются типичный темперамент, психология, нравы, понятия «что хорошо и что плохо» и т.п. Важно, что взаимная общность ощущается людьми на подсознательном уровне, интуитивно. Сознание или разум при этом вторичен – ведь невозможно мысленным образом изменить свою принадлежность к тому или иному этносу, также как и свою национальность. Но это не врожденное свойство. Сироты, попав в младенчестве на воспитание в другой этнос, легко забывают свой «природный», независимо от расы.

Научное слово «этнос» можно заменить, практически без потери важного для дальнейшего смысла, на слово «страна» или «государство». В этих случаях имеется в виду общественная Личность, несравнимо более высокого порядка, чем отдельный индивид, с которой у него возникла связь, как на подсознательном уровне, так и вполне сознательно через соблюдение принятых законов, понимания собственных прав, выполнения возложенных обязательств и т.д.

Человек в первые несколько лет жизни и воспитания воспринимает от матери и ближайшего окружения родное этническое поле, а затем сам вырабатывает и укрепляет его в себе. Каждый человек, где бы он потом ни жил, всегда чувствует, какой народ для него родной. Принадлежность родному этносу закрепляется материнским воспитанием в первые годы жизни человека, и уже не поддаются изменению.

Этногенез – процесс зарождения, развития и исчезновения из истории этноса (народа). Последнее происходит в результате завоеваний более активными и агрессивными соседними этносами и последующей ассимиляции. Но часто бывает, что внутри «состарившегося» народа, потерявшего сопротивляемость к вечно враждебной внешней среде, вдруг начинается неукротимое брожение среди оставшихся активных членов. Такого запала из немногочисленных «здоровых» людских сил и принципиально новых идей бывает достаточно, чтобы быстро распространиться, заразить «уставших» и дать рождение новому этносу из старого «материала» – из самих этих людей, из их опыта выживания в окружающем ландшафте.

Суть этногенеза, т.е. жизнь и развитие каждого этноса, можно наглядно описать следующим образом. Человечество, в его многотысячелетней истории, представляет собой мозаику этносов, т.е. отдельных народов, выложенную на поверхности планеты. Мозаика эта не застывшая и окаменевшая, а беспрестанно движущаяся, меняющая свой рисунок, цвет, рельеф. Каждый камешек мозаики – этнос (народ). Он зарождается, развивается, раздвигая свои границы и оттесняя соседей. Затем он успокаивается на несколько сот лет, удовлетворенный и сытый. После этого – но тоже через сотни лет! – начинается, как правило, старение этноса. По инерции он еще силен и «уважаем» соседями, которые пока еще не смеют претендовать на его владения и богатства. Однако с падением сопротивляемости у старческого организма этноса, соседи становятся более нетерпеливыми, агрессивными и вскоре завоевывают и разрушают ослабевший этнос. Но иногда новые идеи, внезапно увлекают отельных членов «состарившегося» этноса, их неукротимая энергия дает новый импульс, который распространяется как пожар, и тогда этнос «меняет душу», возрождается, но часто под новым именем. Такова в общих чертах жизнь и судьба каждого этноса, каждого камешка человеческой мозаики.

Рождение нового этноса начинается с появлением в нем немногочисленной группы людей, у которых появляется неукротимое желание и стремление к переменам. Окружающее их не устраивает, им надо много большего. Но не для себя, а для всего народа! Им так отвратительны окружающие их порядки, традиции, застой, что они готовы жертвовать своей жизнью, чтобы изменить это и привести свой народ к «новой жизни». Часто их неукротимая энергия зовет к внешним завоеваниям, к агрессии против соседей, к раздвижениюжизненного пространства для своего этноса. Но иногда соседи и сами готовы мирно объединиться с таким успешным энергичным этносом.

Таких людей в каждом развивающемся этносе теперь принято называть пассионариями. По-английски, passion – страсть. Поэтому по-русски пассионарность – это страстность поведения, страстность и искренность в преследовании своих целей.

Немногочисленная группа пассионариев, сначала сотни или несколько тысяч человек, объединенные стремлением к переменам, общими замыслами, идеями, и, главное, страстным желанием воплотить их в жизнь, чего бы им лично не стоило, называют в этнографии консорцией.

При зарождении нового этноса пассионарии всегда в меньшинстве. Это очень неудобные для окружающих люди, беспокойные, опасные своими призывами к переменам. Иногда они, или большинство их, погибают в такой враждебной среде, не осуществив задуманных перемен в обществе. Способность рождать пассинариев – эта природное свойство человеческого общества. Пассионарии возникают всегда и везде, однако, неравномерно, в разном числе, и действуют с разным успехом.

Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что другие люди, склонные к переменам, но не обладающие нужными способностями, оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так же. Поэтому, при удачном начале этногнеза, вокруг консорции пассионариев образуется некоторая «критическая» масса, способная за счет своей энергии произвести реальные перемены в обществе и привести его к успеху и победе.

Переход этногенеза от рождения к подъему всегда движим идеей «Надо исправить этот мир, ибо он плох». На подъеме характерен призыв «Мы хотим быть великими!». При переходе от фазы подъема к фазе наивысшего развития или к «перегреву» каждый начинает эгоистически желать «быть самим собой», принося интересы этноса в жертву своим собственным. Индивид или частная личность становится тогда большей ценностью, чем общество. При этом обычно льется кровь, но культура процветает.

Переход в фазу надлома начинается под типичным лозунгом: «Оставьте нас в покое. Мы хотим просто счастья и комфорта». Переход в инерционную фазу, которая предвещает неминуемый конец, знаменуется желанием: «Не меняйте тут ничего. Будет только хуже!». И, наконец, в мемориальной фазе люди вспоминают: «Когда-то и у нас был «золотой» век».

В теории процесс этногенеза протекает со следующими фазами.

Первая фаза – пассионарный подъем этноса, вызванный пассионарным толчком. (Длительность 450 лет.)

Акматическая фаза – стабильное состояние пассионарности – нет роста, нет падения. (Длительность 150 лет.)

Следующая фаза – фаза надлома, склонение к упадку. (Длительность 150 лет.)

Инерционная фаза. Этнос начинает жить «по инерции» благодаря накопленному опыту, силам и ценностям. (Продолжительность 250 лет.)

После этого наступает фаза обскурации, при которой усиливаются процессы распада, и они становятся необратимыми. (Продолжительность 150 лет.)

Последняя фаза этногенеза, если, конечно, этнос до нее доживает, – мемориальная, когда этнос сохраняет лишь память о своей исторической традиции. (Продолжительность 300 – 350 лет.)

Нагляднее процесс этногенеза можно представить следующим образом. Пассионарный толчок случается, когда народу становится тяжко: наседают внешние враги, или неумелые правители расстроили хозяйство так, что грозит голод, или условия хозяйствования изменились из-за климата, разрушения ландшафта и т.п., и народу угрожает гибель, тогда в народе всегда просыпается инстинкт общественного самосохранения. Сначала очень немногие, но затем все больше людей проникаются убеждением, что все вокруг стало так плохо, что если срочно что-то не изменить, то всем конец. Это есть пассионарный толчок, или даже пассионарный взрыв.

Затем в результате активности пассинариев и присоединившихся к ним субпассианариев (людей, у которых инстинкт к самосохранению обычно перевешивает способность идти на риск перемен), и прочих «сочувствующих», движение за перемены в обществе становятся преобладающим, и эти перемены действительно вскоре происходят.

Это может быть принятие обществом иной идеологии, религиозной веры, и вытекающей из этого нравственности, что меняет общий стереотип поведения. Это может быть свержение правителя и власти в стране. Это может быть революционное изменение социального и классового устройства, что влечет к изменениям системы хозяйствования и отношений в области труда и прав собственности и т.д. Но какие бы ни были последовавшие за пассионарным толчком изменения в этносе, они всегда направлены к тому, в чем ощущалась насущная необходимость, к усилению народа, повышению его способности к выживанию в природной среде, к увеличению его сопротивляемости враждебному окружению и прочим обрушившимся на народ невзгодам. Этногенез отражает процесс борьбы за повышение стойкости, выживаемости и сопротивляемости, то есть Силы этноса.

Пассионарная теория этногенеза подтверждается историй человечества на всех континентах. В каждом случае есть специфика и уникальная судьба каждого народа. Продолжительность каждой фазы, как и всего периода жизни отдельного этноса, очень приблизительны и изменчивы. Они зависят и от самого этноса, и от враждебного соседского окружения, нашествий агрессоров из дальних стран, изменений климата, природных или антропогенных изменений кормящего ландшафта т.д.

Этногенез похож на остывание горячего пара, превращение его в воду и затем в лед. Как и отдельный человек, каждый этнос (народ) имеет свое рождение, бурное развитие, затем успокоение, застой и смерть. Но в отличие от отдельных людей, часто происходит воскрешение этноса. На той же территории, с теми же людьми или их потомками, под тем же иногда именем возникает совершенно другой этнос. Однако поведение, мировоззрение, отношения внутри и с окружающей средой нового этноса становятся совсем иными.

Из всех проявлений неумолимого старения этноса на пути от рождения к упадку, самое наглядное и всегда подтверждаемое историческими фактами, это потеря им сопротивляемости. Под сопротивляемостью здесь и далее понимается твердое желание и способность этноса противостоять вечно враждебному внешнему окружению. Утрата сопротивляемости этносом происходит вследствие снижения начального пассионарного напряжения, типичного для первых фаз этногенеза, расслабления из-за исчезновения опасных вызовов, общего успокоении общества и устремления его к «комфорту» в широком смысле, как к единственной награде и ценности бытия. Тогда комфорт становится своего рода наркотиком или обволакивающим алкоголем.

Потеря этносом пассионариев, составлявших в раннем периоде главную причину и движущую силу подъема, происходит, по мнению Льва Гумилева, вследствие гибели наиболее активных и пассионарных членов этноса в войнах, куда они уходят всегда первыми, и вымывании их из этноса. Автор пассионарной теории полагает, что это постепенно изменяет генофонд этноса. «Отрицательный» отбор и изменение наследственности ведет к уменьшению рождаемости в этносе «героев» и распространению «посредственностей».

Однако представляется, что пассиоанарии «не переводятся» в любом обществе и в любой фазе его развития, но их судьба и возможность проявить себя заметно меняется с возрастом этноса. Пассионарность может временами уходить из управленческой элиты и государственной политики в крайнюю маргинальную религиозность сект, проявляться в бунтах толпы, в криминалитете. При старении этноса, распространении в нем внешнего довольства и «сытости», чрезмерно активные пассионарии начинают всем только мешать, они раздражают, вызывают желание прекратить беспокоящую деятельность, гасить их новые идеи и призывы, как вредоносные. Неугомонные пассионарии изгонялись даже из Древней Греции. Поэтому результирующая пассионарность общества уменьшается.

Чрезмерная успокоенность общества, желающего покоя и закрывающего глаза на накапливающиеся проблемы, не имеющего желания или сил осуществлять вовремя назревшие реформы, неминуемо приводит к упадку и потере сопротивляемости. Как только этнос ослабевает, так враждебные соседи или иные враги, как стая голодных волков чувствуют легкую добычу и нападают на этнос. Это происходило в истории человечества несчетное количество раз, происходит и ныне.

Потеря этносом пассионарности внешне всегда заметно по изменению привычек, бытовой нравственности, понятий «что хорошо и что плохо», что «прилично и неприлично» и т.п. В фазах, следующих за надломом, в элите и берущих с нее пример имущих классах распространяется тяга к спокойной размеренной жизни, к максимальному комфорту, к роскоши или тихому «мещанскому» довольству. Это принимается за естественный прогресс, за должное развитие цивилизации, за торжество культуры.

Поскольку старение этноса длится многие столетия, то современники, естественно, не замечают происходящих изменений. Замечают это и стремятся привлечь внимание к проблемам лишь немногие пассионарии, но рот им зажимают, сажают в тюрьмы, изгоняют. Ведь после невзгод периода возникновения и становления этноса, после десятилетий или столетий высокого пассионарного напряжения, наконец, наступили и продолжаются сытые и мирные годы. Нарождающиеся поколения воспринимают такую жизнь как норму, как единственно возможную и достойную. В такие времена описанная выше пирамида потребностей человека подтверждает свою универсальную, но «мещанскую» истинность: сначала физиология, и только потом все остальное для душевного комфорта.

Для примера смены фаз этногенеза можно привести историю зарождения, расцвета и гибели великих империй древности «Рима» и «Византии». Древний Рим возник в VIII веке до н.э. из группы нескольких чрезвычайно активных племен латинов и этрусков, возглавляемых основателем этой консорции пассионариев Ромулом, объявившим себя царем. Это стало фазой пассионарного толчка. Первоначальный рост Рима обеспечивался притоком пришельцев из других районов полуострова, которым Ромул предоставлял права и свободы, наравне с первыми поселенцами. Постепенно Рим стал северным форпостом латинских племен, соседствующим с этрусской цивилизацией. Римские образование и мораль напоминали спартанские особым вниманием к патриотизму, дисциплине, смелости и военному мастерству. В этот период нарождающийся новый этнос утверждал в себе Силу и стойкость. Это были высшие ценности и добродетели общества в тот период.

С превращением Рима в республику началась территориальная экспансия римлян. Это была фаза пассионарного подъема этноса, всегда сопровождаемая завоевательными войнами и расширением национального пространства. Неизбежное столкновение с достойным соперником – Карфагеном, завершилось победой Рима и включение территории последнего в состав республики. После завоеваний III—I века до н. э. Рим превратился в мировую державу, а Средиземное море – во внутреннее римское море.

C конца I века до н. э. в Римской империи начинается фаза надлома и затем упадок. Активные пассионарии стали вымываться из этноса. Нобилитет и всадничество в результате внешних и гражданских войн к этому времени в значительной степени погибли физически или разорились. На смену им пришли иные социальные группировки: новые богачи, люмпен-пролетариат, военные колонисты. У них были совсем другие нравственные установки. С тех пор в истории древнего Рима ничто не напоминает о былой пассионарности. Еще несколько столетий Древний Рим оставался могущественнейшей империей мира, но это была его инерционная фаза. Рим жил старыми победами, завоеваниями и обретенным за столетия успешным военным опытом.

Однако в III веке н.э. начал проявляться и обостряться внутренний кризис. Древний Рим стала губить политическая нестабильность, всю империю регулярно сотрясали гражданские войны. Разлагались как политическая структура империи, так и моральные принципы правящей элиты, нравы толпы. Так между 235 и 268 годами было провозглашено 29 императоров (включая узурпаторов) и лишь один из них умер ненасильственной смертью (от чумы). Кризисный и весь дальнейший период жизни древнеримского этноса сопровождался разложением морали, традиционных верований и упадком античной культуры. Именно в это время начали широко распространяться христианство и разнообразные мистические секты.

IV век н.э. можно рассматривать, как период гибели римского этноса. Римская империя, лишенная пассионарности, необходимой для восстановления сопротивляемости и Силы, стала распадаться под натиском завоевателей с севера и с юга. Массы агрессоров, воинственных пришельцев и мигрантов из завоеванных ранее стран, толпы военнопленных и рабов, смешиваясь, изменили этнический состав Римского народа. Представители былого римского этноса сохранились лишь в отдельных внутренних районах полуострова. Рим, как древний этнос, погиб.

Однако рождению и появлению нового народа не всегда предшествует гибель и окончательное исчезновение предшествующего этноса на той же территории. История «Византийской империи» это доказывает.

«Вспышка» и расцвет раннего Христианства в Древнем Риме произошла в II – IV н.э. Тогда в Риме появились (правда, в незначительном числе) сторонники новой религии, пришедшей с востока – Христианства. Римская империя находилась уже в упадке, разложение коснулось как элиту, так и непобедимую некогда армию. Великую империю разрывали на части хищные «варвары» с севера, восставшие толпы покоренных некогда народов с юга и населившие страну «колоны» – военнопленные. Однако несколько сот христиан, «воспламененные» новыми идеями, гуманистическими в отличие от традиционного язычества, сумели утвердить у себя высокую организацию и дисциплину, которые выковались у них за три столетия гонений за веру. Получив, наконец, свободу исповедания и распространения своих нравственных идеалов, они вскоре преобразовали окружающее «старое» общество Римской империи, фактически создав из него новый этнос.

На вопрос, отчего в христианских общинах возникли жертвенность, чувство локтя, спайка и повышенная сопротивляемость враждебному окружению, Л.Н. Гумилев отвечает: «Различия расовые не имеют большого значения, а различия этнические лежат в сфере поведения. Поведенческий стереотип христианских общин был строго регламентирован. Неофит был обязан его соблюдать или покинуть общину. Следовательно, уже во втором поколении на базе христианских консорций выковался субэтнос, гетерозиготный (разнообразный по генетике – Д.Т.), но монолитный, тогда как в языческой, вернее – безрелигиозной, империи психологическая переплавка подданных не осуществлялась».

Новые культурные идеи ранних христиан распространились не только по Римской империи, но и далеко за ее пределами. На западе – до Ирландии; на юге – до Эфиопии; на востоке – до Средней Азии, на севере до Приднепровья.

Если ослабшая к IV веку Римская империя уже терпела военные поражения, то римские христиане, «подобрав» выпадающую из рук старого этноса власть и встав во главе армии, уже во втором поколении, т.е. всего через 20-30 лет стали одерживать победы, восстанавливая границы былой империи и «наводя в ней порядок».

Еще через несколько поколений, многократно выросшие в числе христиане утвердили великую Восточную Римскую империю, впоследствии известную как Византия, завладевшую всем восточным Средиземноморьем. Это был уже так называемый суперэтнос, или «Этнос по Христу», включивший в себя множество народностей, объединенных едиными религиозными идеями и общим стереотипом поведения.

Суперэтнос «Византийский мир» просуществовал более тысячи лет, пока не пал, как и все дряхлеющие империи, под ударами более активных и жизнеспособных завоевателей, утверждавших теперь свои идеи и свой этнос.

В последний период упадка Византия вовсе лишилась былой пассионарности. Привыкший к комфорту и благополучию этнос окончательно потерял к XV веку способность к сопротивлению внешним врагам. Жители Константинополя в 1453 году вместо того, чтобы биться на стенах города с наседавшими османами, предпочли укрыться в своих домах, положившись на несколько сот профессиональных воинов. Превосходя противника многократно числом, жители предпочли «переждать», укрывшись по своим домам, где вскоре сгорели. На крепостные стены вышли и погибли в бою лишь немногие горожане.

Тех, кого теперь называют византийцами, сами называли себя «ромеями», т.е. «римлянами», хотя жили они далеко от Рима и говорили уже по-гречески. В число этих «ромеев» влилось множество иных народностей со своими языками, но название «римлян» они удерживали до падения Константинополя. Это значит, что византийцы считали себя новым этносом (народом), возникшим из древнего Римского племени путем обретения истиной веры – Христианства. То есть приверженность новым идеям очень быстро и в корне переродило былой этнос.

Другой пример этногенеза из истории Ближнего Востока, на несколько веков более поздней. В голодных песках Аравии немногочисленные группы бедуинов, воинов и караванщиков, проникшись великими идеями своего собрата Мухаммеда, объединились в новую спаянную группу, в консорциум зарождающегося нового этноса. Это был сначала коллектив немногочисленных, всего лишь десятков человек, но очень активных людей, волевых, безумно храбрых, фанатично объединенных новыми, революционными идеями и жаждавших воплотить их в жизнь, чего бы это им не стоило – типичных пассионариев.

Вскоре разрозненные, рассеянные по пустынным пескам племена, обрели гордое имя «Арабы», принимая в свои ряды всех, кто клялся в верности принципиальной для единства духовной формуле исповедания Ислама и подчинении их верховному лидеру. Многочисленные, враждующие ранее между собой народности Ближнего Востока, под флагом воспламенивших их идей, руководимые харизматическим лидером, вскоре превратились в новый этнос, в храбрый и уверенный в себе народ. Несколько позже, в результате завоеваний этот этнос превратился в суперэтнос «Мир Ислама», распространившийся до Дальнего Востока, южной Европы и Африки, здравствующий поныне. Революционные идеи переродили и распространили этот суперэтнос на континенты.

В качестве другого примера внезапного появления нового великого этноса, вызвавшего в древней истории грандиозные изменения и «перекройку» владений на просторах Азии и части Европы, – зарождение империи Чингиз Хана. Объединенные этим харизматическим лидером, увлеченные его волей, воинственными целями, бедные и разрозненные племена «монгольских» степных кочевников вскоре превратились из кучки верных последователей в новый победоносный этнос, распространивший свою власть до Европы. Собранные воедино покоренные народности, согласившиеся с новым «стереотипом поведения» завоевателей, в последующих поколениях превратились в суперэтнос, покоривший на несколько столетий Восточную Европу, включая территорию современной России.

Общее в этих примерах то, что немногочисленная группа людей, возглавляемая сверх пассионарным лидером, вдохновившись его революционными идеями, становилась консорцией единомышленников. Как снежный ком, несущийся с горы, она прирастала последователями, сторонниками, и за считанные годы вырастала сначала в «субэтнос», затем в новый этнос, а позже в «суперэтнос» – победоносный народ, объединенный не «кровью» или генами, т.е. «этническими» признаками, а тем, что в этнографии называется единым стереотипом поведения. Этот стереотип поведения был победоносным, в нем заключалась недоступная ранее разрозненным народностям Сила, которую они безуспешно жаждали получить в своих вечных междоусобицах, но так и не смогли. Вместе же, «породненные» и спаянные общими идеями, они превратились из побежденных в победителей.

Лидеры этих движений и их последователи никогда не обещали своим сторонникам «комфорта» в будущем. Идея расслабления в комфорте не могла бы овладеть чаяниями прирожденных вояк и увлечь привыкших с детства к лишениям суровых людей. Их могло увлечь только утверждение за собой особой «правды», великой идеи, а также уверенность в собственной Победе, предчувствие рождающейся в них общей великой Силы и могущества – это и только это могло придать им мужества в жестоких схватках с врагами.

Пирамида потребностей, которая обсуждалась выше, достаточно справедливо описывает психологическую неудовлетворенность человека в обычных «житейских» условиях. Однако временами у людей, а у некоторых индивидов большую часть их жизни, эта пирамида переворачивается «с ног на голову». Тогда базовые физиологические потребности человека утрачивают главенствующее значение, и даже привлекательность, принимая презрительное наименование «мещанства», кажутся «мелкими» по сравнению с важностью удовлетворения более высоких потребностей: творческих, самореализации, духовности. Тогда даже риск и страх физической гибели отступают на задний план, не останавливают порыв человека по удовлетворению «высших потребностей». Так храбрый воин идет на смерть ради достижения высшей, нематериальной цели, он жаждет Победы, любой ценой, о прочих возможных для себя благах он забывает.

Процитируем выдающегося русского ученого Льва Гумилева. «Для пассионариев характерно посвящение себя той или иной цели, преследуемой иной раз на протяжении всей жизни. … Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели. Необходимость сопротивляться окружению заставляет их объединяться и действовать согласно».

«Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионариями».

«Пассионарный взрыв, инициирующий процесс этногенеза, как правило, губителен для предшествующей культуры. Древние христиане разбивали шедевры античной культуры; готы, вандалы и франки сжигали города с великолепными памятниками архитектуры; арабы уничтожили библиотеки Александрии и Кресифоне, фрески соборов Карфагена и Кордовы».

«Фазы этногенеза происходят столь плавно, что для современников, как правило, незаметны».

«Развитие человечество пошло по линии расширения ареала и увеличения числа внутривидовых вариаций, т.е. этносов (народов). Часть последних погибает, часть остается в виде реликтов, часть исчезла бесследно».

Сначала можно усомниться, что новые идеи и провозгласивший их лидер с немногочисленными сторонниками способны преобразить народ, изменить его настолько, что это станет уже другой народ, новый этнос, и вовсе без участия кровного смешения, скрещивания разных народностей. Однако история показывает, что это не только возможно, но происходит весьма часто.

Потеря сопротивляемости народом, упадок его сил часто становятся главным основанием и решающей причиной «смены» этноса другим, более сильным и более способным к выживанию. Интуитивное ощущение народом потери своей сопротивляемости к враждебным силам ведет к восстанию против допустившей это власти. Такое восстание всегда направлено к восстановлению Силы народа. Иногда это приводит через одно или несколько поколений к коренной «смене» народа на новый этнос, часто в тех же границах, с прежним языком и преобладающими национальностями, но с иными жизненными ценностями. Лев Гумилев: «Этносы не как змеи: они меняют не кожу, а души». Однако перерождение этноса всегда происходит с насилием и кровью.

6. О пассионарности в истории русского этноса

Русский этнос за свою тысячелетнюю историю несколько раз претерпевал падение пассионарности, что приводило к внутреннему ослаблению, политическому разброду, и как результат – к потере сопротивляемости, военным поражениям и подчинению внешним врагам.

Положение Руси в XIII веке есть яркий пример тяжкого времени в истории этноса, который иные народы не выдерживали и гибли. Это век первого крупного набега монгольской Орды хана Батыя на Русь с востока, и одновременно агрессии тевтонцев, рыцарей Ливонского ордена на западе. Враждебные этносы на востоке и на западе были тогда значительно более пассионарны, чем Русь. Они горели желанием завоевать и ограбить обширные русские земли и соответственно действовали, пользуясь охватившей Русь слабостью.

Новгородцы были успешными торговцами с крепкими и выгодными связями на Западе, однако, их пассионарность давно ослабла и уступила место желанию «Оставьте нас в покое. Мы хотим просто счастья и комфорта». В новгородской элите и имущих кругах этой древней «демократии» были широко распространены прозападные настроения, желание уступить германцам, впустить их и покориться им, надеясь на милость этого «европейского цивилизованного» народа. Однако для тех это было лишь началом «Drang nach Osten» (Похода на Восток), который всегда увлекал их и предпринимался веками вплоть до 1941 года.

Ни о какой «дружбе» с этими рыцарями речи быть не могло. Однако необходимой пассиарности на Руси, которая могла бы проявиться реальным противовесом, тогда почти не оставалось, как бензина в баке автомашины. Не хватало необходимой убежденности, сплоченности и воли отстоять свою независимость. Даже после героической победы Александра Невского над тевтонскими рыцарями и их союзниками ливами на Чудском озере в 1242 году прозападные силы в Новгороде сумели избавиться от этого пассионарного и слишком беспокойного для них князя.

Тем не менее, поколение русских людей, ровесников Александра Невского, осознавало опасность, грозящую Руси с Запада, и насущную потребность в сильном союзнике. Как не покажется странным, лучшим союзником в тот момент оказался монгольский хан Батый, уже успевший пролить много русской крови, пройдя по Руси с огнем и кривой саблей. Но тогда в результате внутренних неурядиц и соперничества в Орде положение Батыя стало шатким, если не гибельным. Союзник требовался и ему.

В 1251 году Александр приехал в Орду, подружился, и даже побратался с сыном Батыя, став приемным сыном хана. В русском народе Батыя стали называть «добрым ханом». Благодаря дипломатическим успехам Александра Невского, союзный договор с Ордой стал реальностью. Русские первыми оказали военную помощь татарам, приняв участие в походе на аланов. Батый, в свою очередь, разбил войска князя Андрея – родного брата Александра Невского, – заключившего союз со шведами, ливонцами и поляками.

В то время Русь оказалась между молотом и наковальней, при внутреннем политическом разброде и шатании, с почти утраченными сопротивляемостью и пассионарностью.

Новый пассионарный толчок стал проявляться только с началом расширения Московского княжества. Находясь под татаро-монгольским игом, выплачивая дань, княжество сумело также поддерживать и союзнические отношения с угнетателем, объединяя временами силы для борьбы с западными врагами – в XIV веке против агрессивной Литвы. Тогда Москва начала объединять, покупать, а порой покорять соседние и отдаленные русские княжества, привлекая их своей растущей силой и вводимыми у себя порядками.

Московия становится центром русского православия, опорой престола митрополита, расположившегося в Москве. Москва получила в Золотой Орде привилегию на сбор с удельных княжеств налогов, следовавших затем в Золотую Орду в виде «выхода», т.е. дани. В Москве установился новый не только для Руси, но и для соседей принцип этнической терпимости. Подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам. Однако обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Поэтому количество активных христиан в Москве увеличивалось из-за притока пассионариев из Орды, Литвы и окраинных русских княжеств. Именно в XIV столетии московское княжество получила имя «Святая Русь».

Лев Гумилев: «Это указывало на то, что на месте старой Киевской Руси возник совершенно новый этнос – великорусский, со своей этносоциальной системой – Московской Русью». «С точки зрения Пассионарной теории этногенеза причина возвышения Москвы состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев – всех, кто хотел иметь и уверенность в завтрашнем дне, и общественное положение, сообразно своим заслугам».

Следующим шагом укрепления Москвы как единого русского центра стало получение в Золотой Орде права прямого династического наследования княжеского престола, в отличие от прочих княжеств, где власть переходила по сложному, часто конфликтному порядку родового наследования.

Тем временем в Золотой Орде протекали разрушительные процессы пассионарного старения. Не утихали борьба за власть и деньги, религиозные ссоры и принуждение по вере. Это усугублялось природными катастрофами – массовым падежом скота из-за обледенения пастбищ, эпидемией чумы, перекинувшейся затем в Европу, а затем и в Москву. В результате стабильность в Орде была утрачена – за десяток лет там сменилось несколько десятков ханов. В русских летописях происходившее тогда в Орде было названо «Великой замятней».

Пришедший к власти хан Мамай оказался более враждебен России, чем прежние ханы, с которыми Москве удавалось поддерживать «терпимые», союзнические отношения. Не сумев принудить Русь к дополнительной кабале, на этот раз западной – торговой экспансии генуэзцев, Мамай пошел в отместку войной. Однако в этот раз Москва сумела объединить для предстоящего побоища дружины почти всех русских княжеств. С великими жертвами победа над татарами была одержана на Куликовом поле в 1380 году. «В этнической истории нашей страны это считается тем событием, после которого новая этническая общность – Московская Русь – стала реальностью, фактом всемирного значения» (Л.Н. Гумилев).

Однако полную свободу еще предстояло завоевать. В результате интриг Суздальского княжества хан Тохтамыш совершил набег и сжег Москву в 1382 году. Но с тех пор власть хана над Русью, хотя и признается, но представляется тягостью, от которой все русские готовы избавиться, тем более что к концу XIV века военный союз с Ордой уже не приносил Москве прежних выгод.

К середине XV века Великий Новгород практически потерял былую самостоятельность. Пассионарность его жителей за прошедшие века рассеялась в дальних походах и завоеваниях на северо-востоке – в Новгородской Пятине. Благодаря давним торговым связям здесь было сильно влияние пролитовской партии, выступавшей за отпадение от России. В 1471 году Новгород заключил военный союз с великим князем Литвы и королем Польши. Тем самым Новгород вступил во враждебную коалицию против Москвы вместе с Литвой и Золотой Ордой. Москвичи рассматривали этот поступок как измену общерусскому делу. Как выбравших союз с католиками, они даже приравнивали новгородцев к язычникам. Московиты, как новый этнос на Руси, перестали воспринимать новгородцев, этот осколок Древней Руси, как «своих».

Война против антимосковской коалиции не заставила себя долго ждать. Первым пал Великий Новгород. В результате двух походов под началом Ивана III новгородцы были повержены и подчинились воле великого князя. Символ старинной новгородской вольности – вечевой колокол – был снят и увезен в Москву. Л. Гумилев: «Пример Новгорода – это блестящий пример умирания этнической системы, при котором, как правило, исчезают не сами люди. Люди-то как раз остаются и входят в состав новых этносов, но окончательно исчезает определенная система поведения, некогда связывавшая этих людей воедино, делавшая их «своими»».

В XV и XVI веках в Московской Руси, освободившейся от татаро-монгольского ига, происходит бурный рост пассионарности. Пассионарии из числа бояр образовывали свои политические партии, активно участвуя в выработке политической линии княжества. Пассионариям из низких сословий становилось тесно в княжеском городе, и они устремлялись к границам для реализации своей избыточной энергии. Так границы княжества раздвигались во всех направлениях. На Дону они даже образовали особый субэтнос – казаки. Они принимали к себе всех беглых крестьян, и чувствовали себя совершенно самостоятельными.

Другим направлением приложения сил русских пассионариев в XVI веке стали свобода совести и «правдоискательство». Широко начали распространяться разные «ереси» – иные толкования христианских учений. Это сопровождалось внутренней борьбой, влияло на политику княжества, поэтому сопровождалось репрессиями и сожжением еретиков на кострах.

С воцарением Ивана Грозного энергия молодого царя направилась, прежде всего, на упрочнение восточной границы, кровоточащей нескончаемыми набегами, грабежами и захватами в рабство. Молодой царь был заинтересован и развитием экономических отношений с Западной Европой.

Враждебная татарская Казань была покорена Иваном Грозным в 1552 году, и на ее месте был построен русский город. При этом казанские мирные жители в большинстве не пострадали. Другие народы, входившие в Казанское ханство, занимавшиеся работорговлей русскими людьми на Волге, были присоединены к России на весьма «щадящих» условиях. По окончании этой войны на землях Казанского ханства было освобождено до 100000 русских пленников и рабов. Последовавший затем захват Астрахани, завоевание всей Волги, выход к Кавказу и Каспию облегчили торговые связи России с Персией и другими дальними странами.

Высокий пассионарный уровень русских людей той эпохи привел их к победам и на западе, в Ливонии. Непрекращающиеся многие столетия кровавые стычки с ливонскими немцами на западной границе, привел к внезапному захвату русскими пограничниками крепости Нарва. Последовавшая затем тяжелая многолетняя война присоединила к России половину прибалтийской Ливонии. В той войне русские противостояли всей северной Европе: к ливонским немцам присоединились наемники из Швеции, Дании, Польши. К сожалению, война с Ливонией оказалась для России напрасной и неудачной.

Сильный удар по пассионарности русского этноса нанесла опричнина, созданная психически нездоровым к концу жизни царем Иваном Грозным. Задачей опричников было «изводить государеву измену», причем определять измену должны были они сами. За семь лет на Руси установился жестокий произвол. Голословного обвинения или доноса было достаточно, чтобы казнить человека самой зверской казнью.

Однако пассионарность в глубине России сохранялась, и была намного активнее, чем в Москве, пострадавшей от геноцида опричнины. Позже это стало одной из причин крупного восстания под началом Ивана Болотникова, объединившего силы всех недовольных «шатанием» в центре и избранием нового царя Василия Шуйского. Но это было только началом грядущих несчастий. Ослабленная внутренними распрями, под натиском внешних врагов с Запада, Московская Русь вскоре погрузилась в разрушительную Смуту.

Этот период ярко высветил различия и даже вечную пропасть между великорусским суперэтносом и суперэтносом западноевропейским. Даже при взаимной вражде западных государств – в этот период Швеции и Польши, – они составляли единый суперэтнос, с общими стереотипом поведения, историей, междинастическими браками и культурными ценностями. Даже принадлежа к разным вероисповеданиям, они всегда оставались между собой «своими». В России же европейцы были всегда чужаками, все вместе они были «немцами», что и доказала попытка посадить на московский трон польского короля.

От Смуты меньше пострадала северо-восточная окраина Руси, тяготевшая к Нижнему Новгороду. Пассионарных людей там сохранилось больше – оттуда и пришли спасители отечества: князь Дмитрий Пожарский и Козьма Минин. К ним присоединились очень многие, которые снаряжали, воодушевляли и «раскачивали» людей, толкая их к действию. Именно общая высокая активность, патриотизм и пассионарность людей разных сословий обеспечили успех подготовки войск и похода на Москву.

Л. Гумилев: «В первой четверти XVII века генофонд русского суперэтноса начал компенсировать тот урон, который нанесли русской пассионарности все смуты конца XVI – начала XVII в.». «Период времени от смерти Ивана III в 1505 г. до начала царствования Михаила Романова в 1613 г. представляет собой первый максимум пассионарности в акматической фазе, причем в первой половине этого периода пассионарность возрастала, а затем начала убывать. Новый подъем обозначился лишь в 20-х годах XVII в.».

Войны на Западе, приведшие к возвращению России почти к тем границам, которые она имела до Смутного времени, затем эпохальное освоение Сибири – все это потребовало огромных усилий всего народа. Однако затраты пассионарности на это оказались столь велики, что к началу 70-х годов XVII в. снова наступил пассионарный спад. Утрата пассионарности, как это уже бывало, сразу вызвало опасность падения политического режима страны и даже ее гибели.

В центре, среди элиты и около боярских «верхов» стало заметно влияние культуры католического Запада с его роскошным бытом. Становилось модно подражать польским магнатам в их роскоши и забавах. Еще задолго до Петра Первого из Голландии повезли немецкие кафтаны, устраивались домашние театры, из подражания Западу собирались коллекции редкостей, одевались в «немецкое» платье. В правящих «верхах» пассионарность и «боевитость» быстро замещались тщеславием и стремлением к комфорту. Среди служилого сословия, среди стрельцов, ставших теперь дворцовой и городской наемной «гвардией», распространилась тяга к довольству – «хорошо поесть и выпить за чужой счет». Однако явный спад пассионарности коснулся именно центра, но не окраин России.

Проявившаяся «бесхребетность» элиты привела вскоре после смерти царя Федора Алексеевича к непримиримой вражде двух кланов – родственников двух жен царя Алексея Михайловича, отца болезненного Федора и малолетних наследников, Ивана и Петра. Одна из сторон, Милославские, опираясь на взбунтовавшихся стрельцов, жестоко расправились с враждебным ей кланом. Однако в результате бунта реальную власть получила не Софья, сестра Ивана и Петра, ставшая правительницей при малолетних «великих государях», а окончательно распоясавшиеся стрельцы, грабившие даже усадьбы бояр. Не способная унять их, Софья тщетно пыталась их задобрить, изымая всюду ценности, чтобы расплатиться с ними. Так потеря пассинарности, внутреннего «стержня», необходимого правителям, сменившая их тяга к покою и «комфорту», быстро привели к утрате контроля над разрушительными силами.

По воцарении молодого Петра после смерти его сводного брата Ивана, несколько лет фактически правила его мать Наталья Нарышкина. При ней правящая элита представляла собой пассионарное «болото». Однако позже исключительная энергичность молодого царя, его природная «харизма» и властность сплотили вокруг него очень пассионарных людей, ставших впоследствии правящей элитой империи – «птенцами гнезда Петрова». Петр Первый стал самой пассионарной фигурой на российском троне за столетие, со времен Ивана Грозного. Пассионарный Петр игрой случая оказался в самое подходящее время и на самом полезном для России месте – на ее троне.

Проведение реформ в России давно назрело, но только пассионарный Петр дал необходимый толчок и динамику для их воплощения. Россия не могла далее существовать замкнутым царством при отсталой военной, морской, экономической системе, при отсутствии техники и просвещения. Иными словами, наступило истощение сопротивляемости русского этноса, но это продлилось недолго.

Очень похожая ситуация наступила в России через полтора века, но тогда в элите не нашлось ни государя, ни сподвижников, способных осознать это и восстановить Силу России. Закончилось это очень быстро: военным нашествием Германии на Россию и революциями 1917 года.

Однако первые помыслы и цели нового царя в преобразовании Руси были в основном внешнего, декоративного характера. Выросший в семье весьма «прозападного» отца, царя Алексея Михайловича, Петр с детства впитал вкусы и обиходную культуру Запада. Поэтому первое время его основным желанием было включить Россию в «концерт» Западной Европы. Сначала это, конечно, приняло чисто внешние формы – принудительное бритье бород, курение табака, ношение немецкого платья, бытовые порядки в верхах и т.п.

Тем не менее, русские люди XVIII века, даже переодетые в кафтаны и парики, оставались самими собой, никакой ассимиляции не происходило, «концерт» между русским этносом и европейским не состоялся. Даже отношение царя Петра к Европе, при всей его восторженности перед ней, оставалось, так сказать, потребительским. Известна фраза царя Петра: «Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернемся к ней задом». Однако это случилось даже раньше, с воцарением его родной дочери Елизаветы в 1741 году. Кульминация военной славы России случилась именно при ней, взятием Берлина в 1760 году.

Однако пассионарность Петра влекла его далее, мимо внешних атрибутов европейской цивилизации, к морским просторам. Он сумел отвоевать обратно и еще добавить новые морские берега для России. «Прорубив окно в Европу» на Балтике, пробившись через Азов к Черному морю, он сумел сделать Россию великой морской державой.

Но это далось русскому народу дорогой ценой. Только безмерная увлеченность Петра и его элиты великими целями для будущности страны смогла подвигнуть русский народ на тягости и жертвы нескончаемых войн, которые пришлось вести для достижения этих целей. Выдающийся русский философ Николай Бердяев отмечал в работе «Истоки и смысл русского коммунизма»: «Приемы Петра были совершенно большевистскими. Он хотел уничтожить старую московскую Россию, вырвать с корнем те чувства, которые лежали в основе ее жизни. И для этой цели он не остановился перед казнью собственного сына, приверженца старины. … Можно было бы сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязанность сверху народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиций…. Но большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом ее значение. Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнув Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем».

Именно Петром и его пассионарной командой была создана Великая Российская империя, которая приобретая или порой теряя земли, изменив лишь название, и поныне живет в душах и подсознании русскогоэтноса.

Последствия многих петровский реформ сказались и много позже. С того времени соседние народы стали воспринимать Россию как страну национальной терпимости. Многие захотели попасть «под руку» московского царя, под его защиту, чтобы жить спокойно, безопасно и по своим обычаям. Со временем это привлекло и объединило много этносов, органично вошедших затем в единый русский суперэтнос, раскинувшийся от реки Невы до Охотского моря.

После смерти Петра Великого в последующие полтора столетия пассионарность постепенно утрачивалась Россией. Сказалось пассионарное перенапряжение петровского времени. В результате правлении череды цариц и их фаворитов былые высокие устремления и цели государства и его этноса постепенно гасли и замещались в верхах общества обывательскими интересами, дворцовыми интригами, тщеславием. Новый всплеск русской пассионарности произошел только в правление императрицы Екатерины Великой.

По мнению Л.Н. Гумилева, XVIII век стал последним столетием акматической фазы российского этногенеза. «В следующем веке страна вступила в совершенно иное этническое время – фазу надлома. Сегодня, на пороге XXI в. мы находимся близко к ее финалу. … Это означает, что России еще предстоит пережить инерционную фазу – 300 лет золотой осени – эпоху собирания плодов, когда этнос создает неповторимую культуру, остающуюся грядущим поколениям».

Однако есть и другое мнение: тысячелетняя история России включала периоды значительного перерождения русского этноса, когда изменялись стереотип поведения населения, структура и идеология его правящей элиты. Русский философ Николай Бердяев видел «5 разных Россий: Россию киевскую, Россию татарского периода, Россию московскую, Россию Петровскую, императорскую, новую Советскую Россию». То есть русский этнос каждый раз перерождался до неузнаваемости, т.е. фактически менялся русский народ.

Представляется, что идейные и социальные пертурбации в России, произошедшие с конца XIX века до окончания Гражданской войны в 1921 году, были столь сильны и разрушительны, что этот период был более похож на смену этноса в результате пассионарного взрыва, сравнимого с историей ранних христиан в Древнем Риме в III – IV веке. Тогда идейный и нравственный подъем немногочисленных христиан привел к возникновению нового этноса на «старом месте» и из того же «человеческого материала». Аналогично в начале XX века старый русский этнос уступил место образующемуся новому этносу советского народа. Это затронуло не только исконно русские земли, но распространилось и на присоединившиеся или захваченные окраины, образовав со временем русский суперэтнос. Поэтому можно полагать, что история нового русского этноса или суперэтноса стала только недавно развиваться, теперь протекает фаза подъема, и весь путь многовекового этногнеза еще впереди.

Как у ранних христиан в Древнем Риме, новый русский этнос возник, развился и вырос на принципиально иных идеологических и нравственных основаниях, чем существовавший до него. Несмотря на неудачи и провалы, последовавшие при его становлении, жестокие репрессии, войны, даже свершившийся недавно распад Советского Союза, однако благодаря высокой накопленной сопротивляемости, общим трудовым и военным победам, возникший этнос «Русский мир» продолжает существовать и развиваться. Ему предстоит в будущем пройти весь путь этногенеза – от первоначального пассионарного толчка или взрыва в 1917 г., по пути подъема на акматической фазе настоящего времени, и далее многие еще сотни лет.

Период инкубации нового этноса римлян, т.е. ромеев или византийцев, занял века, но через две тысячи лет на образование нового русского этноса потребовались лишь десятки лет или несколько поколений. Однако если ранняя христианская идеология не касалась трудовых и имущественных отношений, и лишь заботясь о нравственности, предостерегала о возмездии богатым в загробном мире, то коммунистическая идеология вмешалась в первую очередь именно в это, и насильственно. Под страхом репрессий запрещалась «эксплуатация человека человеком», но это вскоре привело к еще худшей эксплуатации человека деспотическим государством. Более того, запрещалась частная инициатива и предпринимательство, которое, естественно, не могло функционировать без наемного труда. Бездумные идеологические путы почти на столетие оскопили природную предприимчивость народа, превратили его в скучающую, ленивую и безынициативную массу. Неминуемо это привело к тяжелому кризису вскоре после победы в Великой Отечественной войне, стало основной причиной прогрессирующего отставания СССР от стран, даже недавно им разгромленных в войну. В конечном счете, именно это стало причиной потери уважения СССР со стороны союзников по «социалистическому лагерю», внутреннему ропоту и гибели государства в 1991 году.

7. Закат Российской империи

В XIX веке Россия выступила из акматической фазы этногенеза – периода насыщения и колебаний – в фазу надлома, Российская империя начала постепенно деградировать как этнос. К этому времени Россия как государство существовала уже тысячу лет. В ознаменование этого юбилея в Великом Новгороде был воздвигнут величественный памятник.

В учении об этносах тысяча лет считается преклонным возрастом. Примерно через тысячелетие разложилась великая Римская империя, через такой же период «Византийская империя» потеряла способность к сопротивлению враждебной среде. Могучие этносы Азии в Монголии и Китае даже ранее этого возраста ослабевали и распадались. Однако иногда это был такой возраст, когда на их месте и среди тех же людей возникали новые этносы (народы), с иным «типическим поведением», в частности, с иным мировоззрением или иными отношением к окружающему ландшафту и способами добывания средств существования.

Пассионарность российского этноса после Петра Великого неуклонно снижалась. Если еще при нем этногенез России находился в акматической фазе расцвета, то уже вскоре после правления Екатерины Великой начался надлом. Во многом это было вызвано предоставлением дворянству множества новых льгот. Императрица, обязанная дворянству своим троном, на который ее вознесла гвардия в результате дворцового переворота и убийства ее супруга императора Петра III, в благодарность освободила этот привилегированный класс от обязательной службы монарху. При Петре Великом каждый дворянин обязан был послужить царю в армии, воевать рядом с ним, рискуя своей жизнью, иначе он мог лишиться своих имений и крепостных, данных ему царем лишь в управление. При Екатерине II дворяне стали свободны. С тех пор если дворянин с достатком и служил в молодости в полку, то часто рано выходил в отставку, уезжал в свое имение и лениво занимался хозяйством, отсталым и неэффективным. Крепостные крестьяне стали еще более угнетены и, главное, по-прежнему бесправны.

Более того, если при Петре были пассиоанарно напряжены как сам великий царь, так и его управленческая и военная элита, то при последующем правлении нескольких цариц и временщика, пассионарность ушла из императорского дворца. Она лишь кратко проявилась в территориальных завоеваниях Екатерининского времени, и на этом иссякла.

Но этнос не мог оставаться вовсе без пассионариев, и они проявились на окраинах Империи. Высшим народным пассионарием тогда стал Емельян Пугачев во главе бунтующих крестьян. Но имперская власть удержалась и казнила пассионариев-бунтарей.

Дворянство и народ при Екатерине в следующие полтораста лет стали все более и более отчуждаться. Дворянин, помещик не только принуждал крепостных к работе по своему усмотрению и порядку, но имел полное право распоряжаться их личной судьбой, семьей. За проступки, по своему суждению, он наказывал их физически, выпарывая «на конюшне». Русский народ всегда воспринимал это как великую несправедливость, но терпел, подчиняясь церковным увещеваниям, уповая на спасение души и загробную жизнь, находя утешение в пьянстве, ставшим печальной традицией. Но пассионарность, как и молчаливый протест, были живы в народе и проявлялись в несгибаемом старообрядчестве и других протестных христианских движениях и сектах.

Две общности, дворянство и крепостное крестьянство, фактически превратились в разные этносы, объединенные лишь церковью и общим хозяйством. Дворянство подобострастно заимствовало культуру и даже язык от «культурных» западноевропейских стран, презирая обычаи не только своего крестьянства, но и немногочисленного купечества, пробившегося из его недр. Народ сохранял язык и традиции предков, но был лишен возможности образования и развития. Браки между дворянством и крепостными, если и случались, то порицались и считались дерзкими вызовами обществу. Фактический рабовладельческий строй в России продолжался до середины XIX века. Но и последующие поколения бывших крепостных не имели свободы в современном понимании этого слова.

Пассионарность заметно проявлялась лишь в дворянском сословии. В народной толще пассионарность глушилась крепостной неволей. Однако лишь единичные дворяне-пассионарии вставали в оппозицию деспотической царской власти. Точечная дворянская пассионарность, при глухом ропоте многомиллионного крестьянства, тем не менее, стала силой, расшатавшей слабеющую русскую монархию. Гнетущее чувство несправедливости крепостного, фактически рабовладельческого строя, в XIX в. все глубже проникало в дворянство и вызвало в нем оживление пассионарности. Всегда и везде в любом обществе есть пассионарии. Однако в зависимости от обстоятельств они могут быть увлечены лишь рыцарскими поединками, войнами, псовой охотой, религиозными исканиями и т.д. Но когда действительность и совесть начинают разъедать их души, тогда они готовы кинуться с головой в то дело, которое покажется им общим спасением, невзирая на личную опасность.

Одним из первых дворян, открыто выступивший в печати против режима, был Радищев, опубликовав «Путешествие из Петербурга в Москву». За это он поплатился от Екатерины Великой смертным приговором, замененным на каторжную тюрьму. Следующие полвека дворяне проявляли только глухое сопротивление режиму, лишь однажды прорвавшееся внезапным восстанием декабристов в 1825 году. В целом, в имперской России конфликт принимал черты столкновения народной Святой Руси, ищущей социальную правду, с элитой империии, стремящейся к могуществу. Ни то, ни другое в обстоятельствах глубокого, на уровне подсознания и совести системного конфликта достигнуто быть не могло. Глубочайшая крепостная несправедливость подлежала искоренению, чему, однако, препятствовали имперские интересы и интересы большинства дворянства, как привилегированного класса.

Пассионарное напряжение, направленное к переменам в обществе, начало нарастать в интеллигенции с середины XIX века. Русская интеллигенция, в отличие от западной, являлась не столько интеллектуальной прослойкой, сколько более совестливой и культурной общностью. Она включала самые разные страты общества – разночинцев. Объединенная пассионарностью, русская интеллигенция устремилась к претворению в жизнь передовых на то время социальных идей. Однако глубочайший раскол русского народа в правах и культуре, слабое понимание интеллигенцией жизни народной толщи, способствовало развитию у интеллигентов-пассионариев мечтательности, увлечению ими утопическими идеями и прожектами, но с другой стороны, толкало к терроризму.

Русский культурный слой оказался над пропастью, разделяющей монархию сверху и темную массу крестьянства снизу. Безвыходность, отсутствие возможностей что-либо изменить в абсолютистском режиме, способствовало распространению самых радикальных социальных учений и анархических идей. Интеллигенция жила в расколе, в отрыве от народных толщ и окраин, вырабатывая в себе постепенно раскольническую мораль, что привело впоследствии к крайним формам терроризма.

Н. Бердяев: «Усвоение западных идей и учений русской интеллигенцией было в большинстве случаев догматическим. То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или, во всяком случае, истиной относительной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения».

Догматически, тоталитарно были восприняты русской интеллигенцией, задыхающейся от пассионарного напряжения, передовые на то время западные идеи, в особенности марксизм. Марксизм был воспринят ими как истина в последней инстанции, универсальная для всего человечества, средство от всех бед.

Пассионарное напряжение, даже пассионарное отчаяние интеллигентов-революционеров во второй половине XIX века достигло такой степени, что единственным лекарством от болезни России им стал казаться террор. Началось умерщвление всех, причастных к поддержанию несправедливого социального строя – полицейских, служащих, управленцев любых уровней – до 3000 человек в год. И такое случилось в глубоко верующей православной стране, в народе, всегда приверженным христианским ценностям. Тем не менее, кровавый террор стал императивом немногочисленной, но исключительно пассионарной кучки интеллигенов-революцинеров. Ф.Достоевский назвал их в своем одноименном романе «бесами».

В 1869 г. революционером С.Г.Нечаевым был опубликован за рубежом «Катехизис революционера». Это был открытый призыв к террору. Следующие несколько параграфов Катехизиса дают представление о степени пассионарной напряженности, возникшей тогда в русском обществе.

«§5. Революционер – человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует тайная или явная, но непрерывная и непримиримая война на жизнь и на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

§6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение -успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает ее достижению.

§7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.

§11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем – с одной стороны, а с другой – трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.

§13. Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором – все и все должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нем родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку.

§15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих.

§17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницею и сильною помощью для разных революционных предприятий.

§22. У товарищества ведь нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но, убежденные в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию».

«Наше дело – страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение», – писал Нечаев. В 1872 году он был арестован в Цюрихе и выдан русскому правительству как уголовный преступник. В 1873 году Нечаева заключили в Петропавловскую крепость, где он умер через 9 лет.

Н. Бердяев: «Нечаев во многом предвосхищает тип большевистской организации партии, крайне централизованной и деспотической, в которой все идет сверху». Примечательно, что в советское время, особенно при сталинском режиме, «Катехизис» Нечаева замалчивался, он никогда не печатался в то время, как былые революционные традиции широко прославлялись. Новый репрессивный режим боялся отчаянного террора – теперь против себя.

Образующиеся в России кружки революционно настроенной интеллигенции и разночинцев, можно называть консорцией – объединением людей с повышенной пассионарностью, с близким мировоззрением и общей судьбой.

Отрыв правящей элиты от народа усугублялся и тем, что не только наследники монархии, но и дети дворянства воспитывались с раннего возраста западными гувернерами и гувернантками, принадлежащими совсем к иному этносу. Моральные ценности, бытовая нравственность, язык чуждого этноса на всю жизнь внедрялись в подсознание детей, несмотря на обязательные уроки православного Закона Божьего. Поэтому русские монархи, их окружение, «высший» свет стали в XIX веке этнически чуждыми своему народу.

Однако, пассионарность, скрыто разлитая в народе, сохранялась. Это позволило одержать победу в Отечественной войне 1812 года, несмотря на троекратное превосходство противника по численности армии. Перед лицом опасности в глубинах русского народа проявился тогда общий пассионарный порыв к сопротивлению и победе.

Но после победоносной Отечественной войны 1812 года Россия как этнос в фазе надлома стала постепенно терять силы, способность и волю к сопротивлению враждебной среде. Последовала череда поражений: в Крымской войне против европейских держав, в 1904-1905 годах против Японии. Хотя Россия еще и числилась в «клубе», Великих держав, но это был уже «колосс на глиняных ногах». Так называли ее за рубежом и так к ней относились. Наконец, последовала трагическая Первая мировая война, в результате которой Россия потеряла половину Европейских владений, и внутренний развал положил конец великой империи.

Изучая теперь социальные процессы в России, приведшие к этому, становится понятным, что русский этнос, застрявший в тисках сначала рабовладельческого крепостничества, затем абсолютистского имперского строя, не допускавшего свободомыслия, расколотый на сословия-касты, неуклонно терял природную сопротивляемость, пока она полностью не иссякла. Государство безнадежно отставало от вечно враждебного Запада, как это происходило и в допетровское время. Но тогда волею случая на троне оказался крайний пассионарий, вздыбивший Россию к новой жизни. Теперь же, при слабых правителях силы государства и этноса быстро утрачивались.

Немногие доступные для косной монархии пути усиления государства неизбежно повели бы только к еще большей закрепощенности народа, что было уже неприемлемо. Свежие силы могли проявиться у государства лишь с разрушением устаревших социальных отношений – имущественных и нравственных, что, однако, представлялось властям опасным. Активным деятелям протеста выход виделся лишь в либеральных идеях, причем в их разновидности «за все хорошее и против всего плохого». То есть за все, чего нет, и никогда не было в империи, – за свободу и равенство, – но будучи при этом наивно уверенными, что прочее сохранится и приложится само собой, а именно – Сила государства. Им виделось, что лишь либерализм мог ослабить костенеющую хватку умирающего режима, как и было в действительности. Однако либерализм – это призыв к безграничной свободе, ко «всему хорошему», к свободе и счастью, или современным языком – к «комфорту» для всех народов. Под «плохим», конечно, подразумевалась Сила государства, которая тогда употреблялась во вред народу, и которую необходимо было искоренить. Именно поэтому русское общество так увлеклось идеями анархизма Бакунина, отвергавшим государственную власть, полагая в сильном государстве начало всех бед.

Эти, как бы теперь их назвали, популистские призывы, увлекшие народ кажущейся простотой достижения всеобщего счастья, и последующая борьба под этими лозунгами, действительно могли вырвать из полумертвых рук монархии власть и отдать ее в сильные руки. Но такие новые сильные руки, если они желали повысить сопротивляемость своего народа, никак не смогли бы долго придерживаться этих лозунгов.

Поэтому путь русского этноса пролег тогда от рабства и деспотизма монархии через краткое торжество либеральных идей и пустых обещаний, и направлялся в условия обретения большей сопротивляемости и Силы. Но последнее неотвратимо требовало напряжения всех сил, и применения для этого самых крайних и жестоких мер. Иначе бы, государство и этнос не прожили бы в мире, спокойствии и вожделенном «комфорте» и нескольких десятков лет. Это было начало тяжелого пути, по которому предстояло пройти русскому народу, и еще не раз.

Обретение этносом либеральных свобод и ценностей возможно только эволюционно, путем «врастания» в свободы. Только тогда они станут органичными и не помешают росту государственной сопротивляемости и Силы – как это произошло в истории Великобритании и США. Революционным путем внедрить в подсознание этноса свободы, и одновременно строгие обязанности каждой личности перед обществом невозможно, что подтверждает история и результаты всех современных революций, восстаний, «майданов», под какими бы благими лозунгами они не совершались.

Склонность к диктату, социальному тоталитаризму проявилась у русской пассионарной интеллигенции уже в середине XIX века, начиная со «светоча» русской свободолюбивой мысли Белинского. Н. Бердяев: «Белинский – предвестник большевистской морали. Он говорит, что люди так глупы, что их насильно нужно вести к счастью». Однако такие убеждения характерны не только для большевиков. Они есть соль и нутро большинства социальных и философских учений того времени. Лошадь почти всегда ставилась позади телеги. Но авторы таких учений и их благодарные читатели не удосуживались внимательнее взглянуть на окружающую природу, чтобы постараться понять ее, полюбить. Ведь это совсем не трудно почувствовать, если с любовью и глубоким интересом долго наблюдать вокруг себя, что Поток жизни един – и для людей, и для животных, и для растений. Общие законы, принципы, порядки организации, одинаковые инстинкты, все едино. Но открывается это, или объясняется, вовсе не рассудочными философскими построениями, высосанными из пальца. Только собственному чувству, подсознанию, природным инстинктам, тем же самым, что у множества живых существ, составляющих «материю» Потока жизни.

Тем не менее, как бы ни были те «свободолюбивые» идеи и убеждения сыры и ошибочны, что показала вся дальнейшая история большевизма, они готовили русскую социальную «почву» к неизбежным переменам, культивировали ее и удобряли. Множество мечтаний, утопических и тоталитарных мнений сварились в густой «первичный бульон» русской революции, свергнувший затем старый, исчерпавший свои силы режим. Но то, что имело шанс выжить на старом месте, не имело ни малейшего сходства с многочисленными социальными заготовками. Потому что частице Потока жизни под названием «Русский этнос», требовалось тогда восстановление сопротивляемости, жизненной Силы, даже просто хлеб, но не книжные свободы и обещания никогда и нигде не существовавших благ и «комфорта» («каждому по потребностям», «от каждого по способностям», «города-сады»).

В окружении «зла», бесправия и угнетения экзальтированным революционерам приходили на ум лишь мечты о земной рае, как о некоей земле обетованной, «стране Беловодье». Отсюда и захватившие интеллигенцию убеждения, что если и есть Бог, то он злой, поэтому нужно строить на земле иное царство, без Бога, царство Человека, для его Счастья. Атеизм, воинствующее безбожие становились флагом социальных учений, вдохновивших не только одного В. Ленина и его большевиков.

Теперь, когда мы знаем, что случилось впоследствии, чем все закончилось, и потому понимаем больше, можно только с удивлением покачать головой перед наивностью «передовых» в то время мыслителей и властителей душ России. Только люди, оторванные от природы, лишенные истинной мудрости, могли принимать и объявлять свои рассудочные построения и химеры, рожденные умственной Обслугой Жизни-внутри, за великие вселенские истины. Конечно, эти учения могли подготовить народ к бунту, и успешно подготовили, но привести к безоблачному счастью – никогда. Это похоже на скудоумие от отчаяния, действенное в окружении безграмотных масс народа.

Однако народные массы владели куда более надежным компасом на своем пути. Хотя они не знали и не понимали спасительных призывов, адресованных к ним, они придерживались православных ценностей и подсознательного понимания природного мира, чего были лишены учителя-теоретики. Когда к крестьянству пожаловали «народники» из подпольного движения «Земля и воля», жалостливые интеллигенты со своими учениями, народ их с возмущением отверг. Крестьяне даже задерживали их и выдавали властям.

Простой народ всегда ближе к Потоку жизни, он есть естественная часть его, и поэтому всегда тонко чувствует ложь или глупость, когда имеет возможность услышать новейшие проповеди и увидеть живьем проповедников. Но даже в своих страданиях, бесправии, угнетении народ всегда ощущает и общую потерю сопротивляемости общества, в котором живет. Кроме царившей несправедливости и личного бесправия народ чувствовал и отсутствие «правды» в действиях своих правителей, их неспособность восстановить здоровье нации. Это и ранее приводило русский народ к бунтам, теперь же предгрозовые настроения пронизывали русское общество с низов до верха.

Крупный металлург России В.Е. Грум-Гржимайло писал в частном письме в 1924 году, вспоминая дореволюционное время: «Была больна вся нация, от поденщика до министра, от нищего до миллионера – и, пожалуй, интеллигенция была в большей мере заражена, чем простой народ. Она была распространительницей этой заразы лени и лодырничества».

К концу монархии среди имущих и «культурных» слоев распространилась духовная и физическая лень, свойственная субпассионариям, т.е. людям, ставящих на первое место личный комфорт и безопасность. О былых временах и свершениях подлинно пассионарных предков остались лишь воспоминания. Процитируем Л. Гумилева, ссылавшегося на русскую литературу того времени:

«Илья Ильич Обломов и его слуга Захар – лентяи. Однако их предки отбили от татар Заволжья богатые земли, завели на них доходное хозяйство и построили себе удобные красивые дома, наполнив их книгами и картинами. Предки Раневской развели вишневый сад, который она пустила на ветер. Купчики из пьес Островского тратят капиталы, сколоченные их дедами. Так что же характерно для «русского» психологического типа: строгое собирательство или веселое, беззаботное расточительство? Видимо, то и другое, но в зависимости от эпохи, т. е. фазы этногенеза. Эти изменения идут неуклонно».

Видный советский историк Рой Медведев писал; «Россия была беременна революцией еще до вступления ее в Первую мировую войну. Ни одна из проблем, которые стали причиной революции 1905–1907 гг., не была решена. Сохранение в России основ самодержавия, представлявшего в первую очередь власть крупных землевладельцев, полуфеодальные отношения в деревне, бюрократизм и коррупцию, неравноправие народов, населявших Россию, растущая зависимость от иностранного капитала, прогрессирующее обнищание значительных масс городского и сельского населения, но также идущий одновременно процесс быстрого развития капитализма – все это размывало и разрушало фундамент когда-то прочного здания императорской России».

Еще до 1905 года князь Евгений Трубецкой писал Николаю II: «Надвигающая революция угрожает нам конфискацией, подвергает опасности саму нашу жизнь. Гражданская война не более чем вопрос времени. … Тем ужаснее будет тот последующий и последний взрыв, который ниспровергнет существующий строй и сровняет с землей русскую культуру».

Последовавшая вскоре революция 1905 года потерпела поражение, но породившие ее силы продолжали нарастать. Уже в феврале 1914 г. за несколько месяцев до начала войны бывший министр внутренних дел П.Н. Дурново писал царю: «В случае военных неудач социальная революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна. … Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже представлению».

Западная Европа имела перед началом Первой мировой войны развитую электротехническую и химическую промышленность, авиастроение, автомобилестроение, металлургию – основу мощной военной промышленности. У России ничего подобного не было. Образцы артиллерийского и стрелкового оружия закупались за границей, как и немногочисленные самолеты. Мощности по производству боеприпасов оставались недостаточными, что привело вскоре после начала войны к «снарядному голоду».

Во время войны, к концу 1916 года государственный долг России составлял 64 миллиарда золотых рублей, что превышало четыре государственных бюджета. Дороговизна продуктов питания и угроза голода неудержимо распространялась по стране.

Из опубликованной статистики Нижегородской губернии на начало 1917 года: «хлеб вздорожал в 14 раз, пшено в 8 раз; из свободной продажи исчез сахар. В Балахнинском, Горбатовском, Семеновском и Макарьевском уездах разразился голод, сотни людей пухли от голода и умирали».

Налицо почти полная утрата русским этносом сопротивляемости. Это произошло вскоре после празднования трехсотлетия династии дома Романовых, т.е. через три века после великой Смуты. И вот опять… В сложившихся за столетия несправедливых трудовых и имущественных отношениях, в путах устаревших традиций, дисциплине, структуре и культуре управления, при низком образовании народа, и поэтому низкой квалификации работников – все это делало невозможным быстро повернуть дело к лучшему и возродить былую пассионарность и жизненность. Русский этнос окончательно терял свою сопротивляемость и Силу, и такое произошло перед лицом смертельной опасности вражеского порабощения.

Спасение, кардинальное повышение сопротивляемости могло произойти только через перерождение русского этноса. Оставляя в стороне рассмотрение причин упадка, отметим только, что перерождение этноса могло свершиться только с отбрасыванием старых культурных и нравственных ценностей тысячелетнего возраста, заменив их в подсознании народа на нечто новое, даже при необходимости для этого «резать по живому» – чтобы спастись и выжить всему организму. Стало ясно: без операции не обойтись. Однако воли на это в правящих кругах, разумеется, не было, как понимания и способностей к этому. Но «хирурги» стояли рядом и ждали: не скрываясь, они требовали срочной операции над страной в печати и на митингах, и только ждали своего часа, каждый со своим скальпелем и санитарами. Когда «хирурги», наконец, дождались подходящего момента и начали резать, то оказалось, что ничего у них не получается как задумывалось и утверждалось их теориями. Сменялись у стола «хирурги», позже сами гибли под скальпелями своих же соратников и коллег, но на их место сразу заступали другие, и резали, резали семьдесят лет.

Поэтому вполне справедливо было выбрано кинорежиссером С. Говорухиным название к фильму «Россия, которую мы потеряли». Действительно, мы навсегда потеряли старый русский этнос. Сто с лишним лет спустя, на его земле живет совсем другой этнос, но уже здоровый, и тоже русский.

8. Пассионарный взрыв

С началом мировой войны пассионарное банкротство окончательно поразило правящие круги России. В народных же массах давление и гнев против бездарных властей только нарастал. Революция всем казалась неизбежна, но она произошла неожиданно, как взорвавшийся паровой котел, снесший крышку и выбросивший переполнявшие народ недовольство и возмущение. То был стихийный бунт людей, «доведенных до ручки», а как известно, ничего нет страшнее и разрушительнее русского бунта. Никто из теоретиков революции не ожидал такого развития событий. О стихийности и неожиданности Февральской революции писали впоследствии многие ее участники. Активный участник Н. Суханов: «Ни одна партия не готовилась к великому перевороту. Все мечтали, предчувствовали, «ощущали»». Эсер В. Зензинов: «Революция ударила как гром с неба и застала врасплох не только правительство, Думу, существующие общественные организации, она явилась неожиданностью и для нас, революционеров». Меньшевик О.А. Ерманский: «Это было стихийное движение, в котором не было оформленной и непосредственной цели».

27 февраля 1917 г. председатель Думы М.В. Родзянко послал царь телеграмму: «Положение ухудшается, надо принять немедленные меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии». Но царь не счел нужным даже ответить ему. В тот же день судьба монархии была решена. Рой Медведев: «Почти не было в те дни генералов и офицеров, которые повинуясь присяге, готовы были проливать кровь за Романовскую династию. А тем более не было солдат, которые стали бы выполнять приказания верных царю генералов и офицеров».

Однако революционная «электризация» народных масс не могла произойти без подготовки – агитации и пропаганды «заговорщиков». Такие действительно были, они активно и давно действовали. Но, то были отнюдь не большевики, не народники, тем более, не революционно настроенная интеллигенция (хотя и они сыграли свою роль, особенно либеральная интеллигенция, имевшая доступ к печати и газетам).

«Заговорщиками», жаждавшими свергнуть царя, были тогда высшие аристократы, даже родственники императора, «великие князья». Основную же революционную работу с их благословления выполняли думские политики, такие как влиятельнейшие Гучков и Милюков. Первый – бывший приятель царя, ставший впоследствии его лютым врагом. Именно он стоял за широким распространением в печати порнографических рисунков, порочащих царицу и Распутина. Речь второго политического деятеля в Думе в ноябре 1916 г. стала «спусковым крючком» последовавших через несколько месяцев революционных событий.

Следует здесь отметить, что оба были убежденными «англоманами», завсегдатаями собраний единомышленников в английском посольстве: английский посол Джордж Уильям Бьюкенен был деятельным разжигателем русской революции. Бьюкенена позже открыто обвиняли в подстрекательстве думских деятелей на острый конфликт с царским правительством и в действиях, фактически подготовивших революцию в России.

В Петербурге в это время враждовали две иностранные разведки. Французская действовала по удержанию России в союзе против Германии во время происходившей тогда войны, т.е. желала статус-кво. Английская же разведка выполняла поставленную ей правительством задачу не упускать выгодное время и разложить Россию изнутри с целью последующего расчленения обширной страны на несколько независимых государств. Великобритания всегда ощущала угрозу от России, близко расположенной к ее колониям, к путям сообщения с ними, и сферам влияния.

Несомненно, круги высших русских «англоманов», ставших фактическими зачинщиками Февральской революции, имели образцом для подражания имперскую Британию. Они хотели быть такими же, как английская аристократия и промышленники в Британии, и вообще, чтобы все походило в отсталой России на ухоженную богатую Англию. То есть это было желание перемен типа «чтобы жить как на Западе», о пагубности чего пойдет здесь речь ниже. Пока можно только заметить, что такие мотивы в любых восстаниях всегда ведут к ослаблению страны и к ее неизбежному краху, если только до этого грубо и кроваво не вмешаются иные заинтересованные стороны. Что и случилось тогда в России меньше, чем через год.

Утрата Россией пассионарности и сопротивляемости была окончательной, неумолимо надвигалась новая великая Смута. Император был свергнут, отправлен с семьей под домашний арест, началось создание демократических институтов – Советов. Война продолжалась. Несмотря на массовое дезертирство солдат с фронтов у Временного правительства не было воли и решимости выйти из войны по сепаратному миру. Политические метания либерального правительства вправо и влево, неспособность решить проблемы нарастающей нехватки продовольствия и снабжения воюющих войск, обнажило в нем отсутствие жизненно необходимых в тот момент компетентности, решительности и твердости. Временное правительство, неспособное к решению самых насущных задач, пыталось даже реанимировать монархию в конституционной форме, его авторитет в массах стремительно падал. Отсутствовал и сильный пассионарный лидер, которой мог бы объединить и повести за собой страну. Россия продолжала медленно сползать к пропасти.

Временное правительство вплоть до своего падения надеялось довести войну «до победного конца». Под давлением союзников оно попыталось организовать наступление на фронте. По свидетельству одного из тогдашних руководителей ВЦИК М.П. Якубовича это было «безумным решением»: «Русская армия была психологически неспособна к наступлению. Солдаты в окопах и в тылу страстно мечтали о «замирении», о скорейшем возвращении домой, где предстоит, наконец, дележ барской, помещичьей земли. Но ни о каком наступлении со стороны России после революции не могло быть и речи …. Получилось поражение – беспримерное в истории русской армии».

К началу осени за сепаратный мир выступали не только большевики, но и другие социалистические партии и фракции. Л. Мартов требовал немедленного заключения мира: «от русской армии ничего не останется, и даже сама Россия станет предметом торга между империалистическими державами». Измученный войной народ требовал мира. Политические силы, даже враждебные между собой, начали объединяться под лозунгом «Конец войне». Однако Временное правительство до конца своего существования цеплялось за надежду сохранить верность союзникам по Антанте. Лишь большевики, захватив власть, заключили в 1918 году сепаратный мир с Германией – «похабный мир», по выражению В.Ленина.

Большевики захватили власть в ослабевшей России вопреки заветам свои учителей. К. Маркс утверждал о необходимости предварительной буржуазно-демократической революции, и лишь когда экономический потенциал капитализма исчерпает себя, а пролетариат окрепнет и «созреет», тогда возможна и необходима пролетарская революция. Отец русской социал-демократии Г.В. Плеханов более жестко писал об этом в 1917 году: «Если капитализм не достиг еще в данной стране той высокой ступени, на которой он делается препятствием развитию ее производительных сил, то нелепо звать рабочих, городских и сельских, и беднейшую часть крестьянства к его низвержению…. Диктатура пролетариата станет возможной, и желательной, лишь тогда, когда наемные рабочие будут составлять большинство населения. Ясно, что о социалистическом перевороте не могут говорить у нас люди, хоть немного усвоившие себе учение Маркса». Узнав о перевороте и свержении Временного правительства, Плеханов обратился с «Открытым письмом» к Петроградским рабочим, где, со ссылкой на Ф. Энгельса, писал: «для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват политической власти в такое время, когда он к этому еще не готов». Эти слова оказались пророческими: «большое историческое несчастье» неминуемо приближалось.

Классики и зачинатели революционной борьбы в России не только глубоко верили в возможность достижения всеобщего счастья и благополучия, но страстно желали это своему народу. То были истинные пассионарии своего времени. Одновременно они заботились о том, чтобы угнетенным по пути к всеобщему счастью не стало бы сначала хуже. Однако желание большевиков схватить выпадающую из чужих рук власть оказалось слишком велико. Власть тогда «валялась под ногами», достаточно было только нагнуться, чтобы ее подобрать. Они были убеждены, что знают лучше, чем сам народ, что тому нужно, они готовы были насильно вести его к счастью.

Поэтому В. Ленин поспешил «дополнить» теорию классиков, объявив пролетарскую революцию возможной и необходимой в условиях отсталой России, вполне способной миновать «лишний» в их условиях этап буржуазной революции и становления русского пролетариата. Но брал тогда власть вовсе не пролетариат, которого в России было очень мало, по сравнению с Западом, власть брали суровые фанатики-революционеры, которые с самого начала был уверены, что лучше всех знают, что нужно России.

Сбывалось предупреждение П.Н. Дурново, возглавлявшего в 1916 году в Думе крайне правых. Он писал царю: «Либералы столь слабы, столь разрознены и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их стало бы столь же кратковременным, сколь и непрочным». Но главное, России тогда нужно было не расслабленное либеральное благоденствие, а способность просто выжить при полной потере сопротивляемости страны в результате правления предыдущих властей.

Из всех революционных партий только большевики имели наибольшее число подпольных ячеек и организацийна заводах и в армии. Большевик А.Г. Шляпников писал накануне Февральской революции: «По сравнению с тем, как обстоят дела у других, у нас – блестяще. Можно сказать, что всероссийская организация в данное время есть только у нас». Это сыграло решающую роль в той успешной «простоте», с которой произошел захват власти в октябре 1917 года. Естественно, большевики взяли власть, чтобы никогда уже мирно не выпустить ее из рук. Но провозглашенные цели, под которые они собрали народ, оказались нежизненными, недостижимыми пустыми мечтаниями. Однако неосознанно, жестоко и кроваво большевики все-таки вытащили Россию из пропасти, на что другие социалисты были тогда неспособны.

К осени 1917 года большевики оказались самой спаянной и крепкой группировкой. Меньшевики и эсеры после февраля ссорились, делились на фракции, запятнали свою репутацию участием во Временном правительстве, подавившем с кровью июльское восстание рабочих. К октябрю те и другие во многом растеряли свой былой авторитет, на митингах их уже никто не слушал.

Поэтому сплоченность большевиков, их широкая сеть агитаторов во всех жизненно важных точках, их неизменная пассионарность и преданность поставленной цели смели Временное правительство за одну ночь, почти без крови. Сейчас бы эту революцию назвали «бархатной». Однако если учесть в этом перевороте роль Германии, воевавшей с Россией, и для разложения врага финансировавшей и помогавшей Ленину вернуться из Швейцарии в «пломбированном» вагоне, то можно назвать это и «цветной» революцией.

Власть в России перешла к профессиональным революционерам, никогда лично не трудившемся в мастерских, не гнувших спину в полях, а знавших о жизни тех, кого они собирались вести к счастью, лишь по печати, из осторожных наблюдений за ними со стороны. Иосиф Сталин много позже презрительно отзывался о подобных соратниках, как о «писателях», т.е. теоретиках, умевших только спорить и сражаться в печати с помощью социальных измышлений.

Нет сомнения, что революционеры желали народу счастья и свободы, избавления от гнета, они верили в освобождение всех народов через Мировую пролетарскую революцию. Они провели долгие годы в тюрьмах и ссылках, не жалея себя в борьбе за торжество своих идей. Но среди них не было пролетариев, пришедших к ним с заводов, или крестьян от пашни: интересы этих людей представлялись умозрительно. Это были крайние пассионарии, однако мечтатели, кабинетные теоретики, но также и жесткие автократы.

Ни о какой классовой сущности, объединяющей эту группу революционеров, речи не могло быть. Ни рабочих, пролетариев или крестьян, т.е. «титульных» классов, которых они взялись представлять, среди них почти не было. Объединяла их бьющая через край пассионарность, приверженность идее вести народы к счастью, полное самоотречение и жертвенность во имя общего дела. Эта была типичная консорция пассинариев.

В лучшем случае, они могли управлять страной от имени пролетариата, осуществляя его «диктатуру» в его интересах, но этого не произошло ни тогда, ни впоследствии. Все сразу пошло совсем не так, как большевики научились у своих «классиков», и не так, как они сами уверяли и писали долгие годы в своих нелегальных газетах и брошюрах. Судьба народа, как и их личные судьбы, сложились иначе, чем они надеялись и о чем «мечтали». Лишь в единичных случаях власть выпадала из рук каждого из-за смерти по естественным причинам. Большинство из них приняло смерть по воле своих соратников и коллег – по личному указанию диктатора, действием всемогущего НКВД, а то и по «законному» решению партийного съезда или судебной «тройки».

Успех или провал деятельности большевиков надо оценивать не по провозглашенным ими целям и идеалам, а по делам. Постепенно большевики отворачивались от высоких, но утопических целей, понимая и принимая суровую действительность, насущную потребность своего времени и народа. Как и весь народ, они интуитивно, не смея, однако, высказать это вслух, начали понимать или, вернее, подсознательно чувствовать, что процесс, который они начали под флагами «за все хорошее и против всего плохого», с идеями демократии, свободы и равенства, оказался в лучшем случае преждевременным. Российскому этносу, чтобы выжить, нужна была тогда не свобода и популистский комфорт, ему надо было, прежде всего «проснуться и встряхнуться», чего с ним не случалось со времен Петра Первого. Нужно было измениться еще глубже, чем это было в последний раз при Петре. Тогда Петр тащил народ за бороды к Западной цивилизации, к развитию, насилуя, истребляя несогласных, строя новую столицу «на костях» сотен тысяч, «прорубая окно» для обновленной жизни перерождающегося русского этноса. Сейчас тоже требовалась замена народа новым, как бы это ни звучало кощунственно или фантастично. Большевики начали это чувствовать еще в Гражданскую войну, и убедились – негласно, тайно, интуитивно! – в послевоенные годы.

Их первостепенной целью становилась перековка, с большими жертвами – любыми! – всего своего народа в новый этнос. С этим молча, но тоже из безвыходности, стали соглашаться оставшиеся в живых «мечтатели», «старые большевики», соратники Ленина. Это было то, что впоследствии превратилось в «генеральную линию партии»: выкорчевывание «старой» морали, сверхиндустриализация, коренная ломка крестьянской жизни, принуждение и перековка «масс», не считаясь ни с какими потерями и жертвами.

В.Ленин писал в 1918 году: «Последняя война дала горькую, мучительную, но серьезную науку русскому народу – организовываться, дисциплинироваться, подчиняться, создавать такую дисциплину, чтобы она была образцом. Учитесь у немца его дисциплине, иначе мы – погибший народ и вечно будем лежать в рабстве». «У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил … чтобы создать действительно могучую и обильную Русь. Русь станет таковой, если отбросит прочь всякое уныние и всякую фразу, если, стиснув зубы, соберет все свои силы, если напряжет каждый нерв, натянет каждый мускул…».

Времена становления новых этносов всегда соответствуют антропогенным изменениям природы, кормящего ландшафта. Так и после большевистской революции со всеобщим энтузиазмом и сверхнапряжением началась постройка национальной промышленности, которая, по сравнению со странами Запада, оставалась в зачаточном состоянии. Теперь же, стремясь перевыполнить планы, намеченные «сталинскими пятилетками», лихорадочно строились плотины, водохранилища, каналы, гигантские промышленные предприятия, шахты, города.

Рост материальной силы государства был вполне созвучен с естественными надеждами и чаяниями русского народа. Возникший и выживший на обширной территории, он веками хранил в себе ценности величия своего «царства». Философ Н. Бердяев: «Как это парадоксально ни звучит, но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, – первым явлением было московское царство, вторым явлением петровская империя. Большевизм – за сильное централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее». К этому можно добавить, что ставший ранее сильным никогда не пожелает по своей воле или по учениям либеральных «теорий» стать слабым, это противоестественно.

Народ восстал в жажде коренных перемен в своей жизни. Но неожиданно для него самого, эти перемены состоялись, прежде всего, в его душе. Н. Бердяев: «Переворот этот был так велик, что народ, живший иррациональными верованиями и покорный иррациональной судьбе, вдруг почти помешался на рационализации всей жизни, поверил в возможность рационализации без всякого иррационального остатка, поверил в машину вместо Бога. Русский народ из периода теллургического, когда он жил под мистической властью земли, перешел в период технический, когда он поверил во всемогущество машины и по старому инстинкту стал относиться к машине как к тотему. Такие переключения возможны в душе народа».

Пройдет еще несколько десятилетий, состоится рождение и воспитание следующего поколения, уже советского народа, – и это будет совсем другой этнос, с иными помыслами и совестью.

В.Е. Грум-Гржимайло, крупный дореволюционный инженер и промышленник, писал в 1924 году, оправдывая принимаемые большевиками жесткие меры: «Главы революции, конечно, знали, куда они шли, и теперь медленно, но неуклонно жмут и жмут публику, заставляя лодырей работать. Трудна их задача, так трудна, что надо удивляться их терпению и выдержке. Процесс длительный, мучительный, но необходимый. От благополучного его разрешения зависит, останется ли Россия самодержавным государством или сделается, к восторгу наших «друзей», колонией и цветной расой, навозом для процветания культурных народов».

Последние слова кажутся актуальными и для России века XXI, когда она, сбросив «коммунизм», оказалась на распутье, начала терять Силу и внутренне готова была пасть перед Западом.

9. Фиаско революционеров

С первых же дней после захвата власти большевики активно занялись преобразованием России. Немедленно были объявлены давно назревшие реформы, затягивавшиеся прежними либеральными властями. Съездом Советов были приняты следующие Декреты. О земле, с передачей помещичьей и церковной собственности крестьянам; об отмене сословий; о гражданском браке; об отделении церкви от государства, установлении свободы совести. Принято решение об аннулировании прежних внешних долгов страны. Был национализированы Госбанк, частные банки, заводы и фабрики. В результате реквизиций продовольствия норма хлеба в Петрограде была повышена с 200 до 300 граммов на человека в день. Уже в ноябре было заключено перемирие с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Начаты трудные переговоры о мире с Германией. Тем временем фронты оголялись, солдаты вопреки присяге и приказам покидали окопы целыми подразделениями и расходились по домам.

Масса российских рабочих, крестьян и солдат приняли Декреты властей с радостью и воодушевлением. Это способствовало «триумфальному шествию» большевистских Советов и почти бескровной их победе почти на всей территории России. Большевики всюду демонстрировали прочность своей власти и решительность в преобразовании отсталой и разрушенной войной страны. Это привлекало к ним новых сторонников из стана колеблющихся – из числа субпассионариев. В целом «октябрьский проект» демонстрировал в первые месяцы безусловный успех.

Однако потом выяснилось, что многие революционные мероприятия не принесли ожидаемого улучшения в жизни основной массы рабочего класса, а наоборот. Предприятия закрывались из-за нехватки сырья и финансирования. Служащие, управленцы среднего и низшего звена, инженеры и специалисты объявляли забастовки. Советская народная власть ответила на это арестами, пока еще «для острастки», людей не расстреливали, поскольку смертная казнь была отменена февральской революцией. Ленин не скрывал: «Да, мы арестовываем. … Нас упрекают, что мы применяем террор. Но террор, который применяла французская революция, которая гильотинировала безоружных людей, мы не применяем, и, надеюсь, применять не будем». Но уже в декабре была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) «по борьбе с контрреволюцией и саботажем». Машина репрессий, а позднее расстрелов без суда и следствия, успешно заработала.

Обещанное еще Временным правительством и самими большевиками Учредительное собрание, которое должно было избрать власть в стране демократическим путем, наконец, было созвано в январе 1918 г. Однако едва открывшись, оно было грубо прервано большевиками, покинувшими его, и затем особым Декретом объявлено закрытым в связи с роспуском. Большевики, захватившие власть силой, не намерены были выпускать ее из рук, и даже делиться с кем-либо из левого крыла – меньшевиками, эсерами, анархистами.

Задолго до революции Плеханов писал о Ленине, что он «смешивает диктатуру пролетариата с диктатурой над пролетариатом». Н. Бердяев позже так оценивал произошедшее в стране: «По Ленину демократия совсем не нужна для пролетариата и для осуществления коммунизма. Она не есть путь к пролетарской революции…. Демократические свободы лишь мешают осуществлению царства коммунизма…. При социализме отомрет всякая демократия. Первые фазисы в осуществлении коммунизма не могут быть свобода и равенство. Ленин это прямо говорил». «Ленин не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа. Но бесконечно верил в общественную муштровку человека, верил, что принудительная организация может создать какого угодно нового человека…».

Последнее, пожалуй, одно из немногого, что оказалось верным в убеждениях и пророчествах Ленина. В результате «общественной муштровки» принудительный сталинский режим действительно создал нового человека – всего за два десятка лет.

Тем временем ухудшалось продовольственное снабжение городов. Продовольствие не удавалось ни реквизировать у крестьян, ни покупать у них за обесценивающиеся советские деньги. Нужных же деревне промышленных товаров у большевиков не было для обмена, а те, что были, предлагались городом деревне по слишком завышенным ценам. Пуд хлеба (16 кг.) при обмене равнялся одной конской подкове, или полуаршину ситца, или 200 граммов гвоздей. Многие рабочие из реквизиционных отрядов воспринимались крестьянством, как грабители, и поэтому гибли в стычках.

1 июня 1918 года в центральных газетах было опубликовано воззвание СНК «Все на борьбу с голодом! Голод уже пришел, его ужасное дыхание чувствуется в городах и фабрично-заводских центрах, и в потребляющих губерниях. … Хлеб у кулаков надо взять силой, надо идти крестовым походом против деревенской буржуазии».

Вскоре отряды ВЧК и продотряды получили право расстреливать «саботажников» и спекулянтов. Экономист Н. Кондратьев: «на вооруженное насилие деревня, наводненная вооружившимися после стихийной демобилизации армии солдатами, ответила вооруженным сопротивлением и целым рядом восстаний».

Тем не менее, власти вводили все более жестокие способы хозяйствования. На дорогах выставили «заградотряды» для реквизиции продовольствия у «мешочников», везущих хлеб в города на вольный рынок. Выловленные «преступники» направлялись в концлагеря, специально организованные для «мешочников» и «спекулянтов».

Эти действия и их безрезультатность демонстрировали народу неспособность большевиков улучшить жизнь. Во многих районах начинался настоящий голод. Н. Устрялов, которого Ленин знал и ценил, писал: «Человек, решившийся подчиниться коммунистическим декретам, умер бы с голоду через пару недель после своего решения. Ибо легально, кроме знаменитой восьмушки сомнительного хлеба и тарелки бурды из гнилого картофеля достать было нечего».

В результате, к началу лета 1918 года большевики утратили большую часть приобретенного ранее доверия среди крестьян и рабочих. В местных Советах они не составляли к этому времени даже большинства. Зато росло влияние эсеров и анархистов. Противодействие большевикам стало все чаще производиться вооруженным путем. Гражданская война разгоралась, подожженная одновременно с многих концов.

Чтобы представить, куда хотели вести страну большевики, приведем цитату Ленина из его работы «Государство и революция»: «Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного «синдиката». Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдали меру работы и получали поровну. … Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы».

Такой режим хозяйствования и быта казался тогда единственно возможными в условиях царившей разрухи. Возможно, это было оправдано на период восстановления страны, хотя и очень похоже на коровник, где все более-менее сыты, у каждого свое узкое стойло, едят по норме, молоко производят по норме, и все «довольны». Но объявление это целью партии на будущее, совпадающей с желанием народа, свидетельствует не столько об утопичности и недальновидности планов большевиков, сколько об узости их взглядов, непонимании Жизни в целом, игнорировании сущности и природы человека. Такими планами попиралась не только свобода, природные потребности людей, но с самого начала замышлялся и проектировался косный «механизм» из людей-винтиков, безропотно выполняющих директивы и указания единственно истинной, самодержавно правящей партии. Тем не менее, далеко идущие планы большевиков успешно свершились, порядок, похожий на коровник, был создан и работал более семидесяти лет.

У людей была отнята свобода, не только политическая, но и жизненная, бытовая. Народ сначала заманили обещаниями, демагогией, популистскими призывами «за все хорошее и против всего плохого», но потом даже не обманули, а просто взяли за горло. В первые же годы «титульных» пролетариев принудили работать без права перехода на другое место, у крестьян отобрали «подаренную» декретом землю и согнали в колхозы. С прочими «деклассированными» элементами вообще не церемонились. Священников Ленин прямо советовал расстреливать: «Чем большее число реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Так же поступали с «ненавистным» дворянством и «буржуями». Ленин писал в письме А.Г. Шляпникову в 1918 г.: «Налягте изо всех сил, чтобы поймать и расстрелять астраханских спекулянтов и взяточников. С этой сволочью надо расправиться так, чтобы все на годы запомнили». В 1919 г. Ленин писал: «Кулаки – бешеный враг Советской власти. Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстания кулацкого, грабительского, меньшинства народа против власти трудящихся».

Воплощение большевиками в жизнь заявленных ими социальных целей, поверив в которые за ними пошел народ, можно считать полностью проваленными еще при жизни их лидера, В.Ленина.

Лозунг «Смерть капиталу!» и обещание «Заводы – рабочим!», вскоре превратилось в эксплуатацию рабочих со стороны государственного капитализма, причем, в эксплуатацию невиданную по масштабам и бесправию. Позже был введен запрет на свободный переход на другую работу. За опоздание на рабочую смену угрожало наказание вплоть до уголовного. Заработки рабочих по сравнению с дореволюционными упали до нищенских.

Лозунг и обещание «Земля крестьянам!» сменилось вскоре отъемом земли, скота и инвентаря, принудительным объединением в колхозы, репрессиями против зажиточных «элементов» – кулаков и «подкулачников», их массовой высылкой в Сибирь.

Лозунг «Вся власть Советам!», т.е. демократически избранным органам, выдвинутый Лениным еще в апреле 1917 г., обернулся жесткой и беспрекословной диктатурой партии большевиков. Советы народных депутатов до конца своего существования могли распоряжаться лишь на уровне местных бытовых и хозяйственных проблем.

«Свобода совести» выродилась вскоре в изъятие церковных ценностей, закрытие храмов и в расстрелы священников, что поощрялось самим Лениным. Религия мешала большевикам насадить в умах народа собственный культ – культ идеальных коммунистических отношений, великого и счастливого коммунистического будущего.

Лозунги «Война войне», «Конец войне» действительно воплотились в жизнь заключенным с Германией «похабным» миром, названного так Лениным, причем, за полгода до окончательного ее разгрома странами Антанты. Россия кроме потери половины своей европейской территории обязалась передать Германии насколько вагонов золота, часть которых, как теперь полагают, успела отдать. Вскоре началась Гражданская война, войны с европейскими оккупантами – но то были вынужденные, оборонительные войны молодой республики. Однако, вопреки мирным лозунгам, армия Советской России предприняла еще и безуспешный поход на Варшаву, оставив в Польше тысячи военнопленных, большинство из которых погибли в польских лагерях.

«Кто не работает – тот не ест!». Но не ели, голодали даже те, кто тяжело трудился. Многочасовые очереди за самым необходимым питанием стали нормой жизни всего советского народа. Продовольственные карточки, талоны и пустые полки в магазинах – примета всего 70-летнего периода социализма в СССР. Но иногда и настоящий жестокий голод выкашивал миллионы советских людей, как было в Заволжье и на Украине после изъятия зерна у населения для продажи за рубеж ради постройки новых заводов.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Но пролетарии всех стран так никогда и не соединились. Классовые интересы пролетариев оказались столь эгоистичны, что далее мещанских интересов материального благополучия не распространились. Легко возбуждаемые националистическими инстинктами и нацистскими идеями, как в фашистской Германии, пролетарии не оправдали надежд отцов марксизма-ленинизма. С развитием технической цивилизации, автоматизации и роботизации, этот класс и вовсе потерялся, если не исчез вовсе.

«Победа коммунизма неизбежна!». Очередной глава большевиков генсек Н.С. Хрущев, незадолго до своего свержения соратниками по партии, заявлял на очередном съезде, что «нынешнее поколение будет жить при коммунизме», даже назначил срок – «до 1980 года». Коммунизм, т.е. общественный строй где «от каждого по способностям, каждому по потребностям», так никогда и не был построен, а через десять лет после назначенного для начала всеобщего благоденствия срока СССР вообще прекратил существование. Над московским Кремлем был спущен флаг с серпом и молотом и поднят триколор Февральской демократической революции, петровских еще традиций. Россия вновь вернулась к капиталистическому строю, однако, к самому «дикому» его варианту.

Вернемся в 1918 год. Начавшийся в отдельных местах голод, угрожавший всему народу, неспособность наладить выпуск необходимых товаров, провалы в управлении и организации хозяйства, позорный «мир» с Германией с потерей громадной части Европейской территории и с контрибуцией золотом, свидетельствовали о полной потере сопротивляемости страны. Сила уходила из русского этноса. Это ощущал каждый житель России. То же ощущала и коллективная Личность над ним, к которой каждый подсознательно принадлежал. Народ в целом, или этнос, или государство, как ни называть эту высшую Личность, обладает своей волей, способной, как это бывало раньше, и как будет всегда в истории любого жизнеспособного народа, менять поведение и даже мысли отдельных людей, подчиняя их, чтобы избежать общей гибели. Это и начало тогда происходить в народе России, чтобы затем продолжаться десятилетиями.

Но как эта высшая Личность – бестелесное воображаемое коллективное образование может творить такое с людьми? Очередная недоказанная философская теория персонализма? Или мистика? Нисколько. В тяжелые для народа времена в подсознании каждого индивида, но и сознательно, становится вполне возможным: промолчать, когда ранее никогда бы не смолчал; стерпеть, когда бы раньше не стерпел; выполнить приказ, когда бы раньше «умер бы», а не выполнил; проголосовать «за», когда бы раньше начал буйно протестовать; головой своей пожертвовать, когда бы раньше и не подумал сделать так, и тому подобное.

Что-то немного меняется в поступках каждого при грозящей всем опасности. Этого малого бывает достаточно, если так поступают десятки и сотни миллионов. Старожилы ностальгически вспоминают, какими добрыми и дружными становились люди в тяжелые времена. В общей беде все становятся похожи на детей в темном лесу. Жутко напугавшись, они потихоньку начинают искать на ощупь путь к безопасности. Однако то, что они находят, дорога вовсе не туда, куда они направлялись сначала, но хода назад тоже нет. В то место, куда они хотели когда-то попасть, пути нет, и не было, как и того, что они желали там найти, забредя в лес. Теперь же всего важнее спасти свою жизнь. По возможности, жизнь всех заблудших. Если не получится, то хотя бы большую часть, из которых можно возродить народ снова. Ведь Поток жизни не остановится без них. Поэтому спасай вместе жизнь, или погибни, как народ.

Когда так начинает себя вести весь народ (этнос или государство), то он сдвигается на другой курс, в сторону от прежних мечтаний и чаяний. Тогда «не до жиру, быть бы живу». Теперь неважно, становится ли жить людям лучше, или хуже и вовсе не так, как обещали им вожди. Большая часть сплачивается, подчиняясь инстинктам, меньшая часть, как всегда, протестует и гибнет. Но вся страна начинает мелкими шажками подвигаться к лучшему. Какому лучшему? К такому, которое только и имеет смысл для общего Потока жизни, но что становится очевидным только в дни бедствий, – к обретению большей Сопротивляемости и Силы общего этноса-государства.

В сравнении с этим прочее не имеет значения. Жизнь на Земле появилась вовсе не для счастья и комфорта каждой особи. Спросите это у оленя в зубах у стаи волков, или у мыши в зубах домашней кошки. Никто и никогда из этих «природных» жертв не умирает «естественной» смертью: их всех съедают. Но Жизнь у оленей и волков общая, и важно только то, чтобы и те и другие оставались живыми, как существа, взаимно дополняющие экосистему. Череда жизнь-смерть нам в чувствах недоступна, хотя рассудок понимает и смиряется. Мрачно? Не совсем, если только внимательнее присмотреться к природе и прислушаться к Жизни-внутри каждого из нас. В детстве для успокоения перед сладким сном сказки, которые нам читали, всегда заканчивались слишком счастливо. Поэтому повзрослевшему, но воспитанному на таких сказках человеку окружающий мир обязательно кажется жестоким и «злым». Но мир ни то и ни другое, он ни добрый, ни злой. Лучше представлять себя на гордом паруснике, режущим волны неспокойного океана, с великими целями и предназначением для каждого матроса, с очень важной миссией полученной каждым свыше, тогда в жизнь приходит необходимое равновесие и радость. Но ждать от жизни покоя и комфорта бессмысленно: последуют одни разочарования и несчастья.

Вернемся к нашей истории, чтобы понять лучше, что с нами происходит. Через десять лет, после Гражданской войны, когда новая власть вошла в полную силу, это были уже не те большевики, что были прежде, наивные мечтатели, хотя все они по-прежнему имели партбилеты ВКП(б) и принародно чтили своих учителей-классиков. Это была меньшая по числу горстка самых экстремальных пассионариев, захвативших власть во второй раз, но имевших теперь совсем другую цель. Дать народу «счастье» у них не получилось, но оказалось, есть нечто более важное – остаться народу попросту живым. Для этого нужно было вовсе не «счастье трудового народа», которое, как стало всем понятно, не достижимо в обозримом будущем. Оказалось, что главным теперь было сохранить жизнь, сделать страну способной защитить себя от окружавших ее врагов. Но для этого надо было сначала отстоять свою власть, применяя для этого любые средства.

Началась «мясорубка». Вместо обретения обещанного «счастья» у целого поколения русского народа в результате диктата, принуждений, репрессий, расстрелов была вытравлена прежняя дореволюционная нравственность с вековыми ценностями, старыми понятиями о чести, Боге, долге. Все прежнее, как вредное для новой жизни и для достижения поставленной цели, было брошено в пылающую топку Красного паровоза. В результате, новое поколение, сумевшее возродить былую имперскую сопротивляемость и Силу, выстоять и победить в Гражданской и Великой отечественной войнах, было уже совсем иным народом, другим этносом. Но, похоже, иного пути у России никогда и не было.

К 30-м годам прошлого столетия на просторах некогда могущественной, но погибшей Российской империи, окончательно сформировался новый этнос «советский человек» – “Homo soveticus”, как его с удивленной насмешкой называли недруги. У него были уже своя культура, свои песни, мораль, лозунги, великие цели, понятия «что хорошо и что плохо». Неимоверно возросла Сила нового этноса. Тысячи новых заводов, фабрик, электростанций производили для укрепления военной мощи непрерывный поток танков, самолетов, пушек, о чем не мог и мечтать всего пару десятилетий до этого свергнутый «царизм».

Вскоре обретший невиданную ранее Силу новый этнос пожелал опробовать на чем-нибудь свои молодые мускулы. Победы в Монголии над японскими милитаристами были восприняты народом с восторгом, и еще более укрепили веру в сталинскую власть. Но проба военной силы в Финляндии в 1939 году обернулась конфузом. Маленькая, но сильная духом страна сумела дать достойный отпор. Хотя та война закончилась победой, но тяжелой, возможно, с миллионом жертв, она продемонстрировала зарубежным врагам имевшиеся у нас слабости.

Но вот наступил июнь 1941 года, тогда неожиданно началась самая серьезная проверка на прочность родившегося этноса. Это был экзамен на «жизнь или смерть», и только успешно выдержав который новый этнос мог обрести право на дальнейшее существование.

10. Взлет Сталина

Первое крупное хозяйственное поручение Совнарком дал Иосифу Виссарионовичу Сталину в мае 1918 года, когда голод смертельной хваткой сдавил горло Советской республики. Сталин был назначен руководителем продовольственного отдела на юге России и наделен чрезвычайными полномочиями. С применением любых мер хлеб должен был пойти с юга на север! Сталин добился этого, эшелоны с хлебом пошли. Но для этого по его приказам расстреливали не только уличенных в контрреволюции вредителей и саботажников, расстреливали даже подозреваемых. Позже его соратник и помощник К.Е. Ворошилов писал о такой практике, как о похвальной норме. Сталин нашел тогда способ добиваться своего, и он будет применять это всю жизнь. «Можете быть уверены, – писал Сталин Ленину, – что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб все же дадим».

В апреле 1922 г. на Пленуме ЦК Сталин был вновь переизбран в Политбюро и Оргбюро. На том же Пленуме он был назначен на новую должность – Генерального секретаря ЦК, что открывало ему широкие аппаратные возможности. Для иного это была бы рутинная организационная работа с партийцами на местах, но не для Сталина. Хотя пост генсека вовсе не замышлялся партией как главный или даже очень важный пост в партийной иерархии, таковым его сделал Сталин.

Однако волей случая – из-за смертельной болезни Ленина, – положение резко изменилось. Сталин, как одновременно член Политбюро, Оргбюро, генсек, комиссар по делам национальностей (Комнац), комиссар Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) превратился в ключевую фигуру. Под его контролем теперь проводились все перевыборы партийных комитетов на местах, что позволяло по своему усмотрению делать массовый отбор и перестановку партийных руководящих кадров в губкомах, обкомах, в ЦК национальных партий. Тогда и появился сталинский лозунг «Кадры решают все!». Важнейшие партийные посты на местах с тех пор занимали только сторонники Сталина, впоследствии преданные ему за это.

В последние полтора года перед смертью отношение Ленина к Сталину резко изменилось. Он был крайне недоволен попыткой Сталина вмешаться в политику внешней торговли, попыткой включения народных республик в состав РСФСР (России), как автономий, а не предоставления им равноправия и ленинского права на самоопределение. Это, в частности, доказывает большую политическую дальновидность Сталина, чем «мечтателя» Ленина. Историки Рой и Жорес Медведевы («Неизвестный Сталин»): «Сталин в 1922 году понимал возможность дезинтеграции СССР при наличии для этого конституционных предпосылок».

Когда в 1922 году обсуждались статьи Конституции нового государства, Ленин настаивал на предоставлении всем республикам права свободного выхода из СССР, ссылаясь на «великорусский шовинизм» и неизбежное ущемление русскими функционерами союзных республик. Сталин же был категорически против этой «вольницы» – «национального либерализма», как он это называл, и настаивал на большем единении и централизации СССР.

Ленин тогда высказался о Сталине: «… грузин, который сам является … грубым великорусским «держимордой», нарушающим интересы классовой пролетарской солидарности». В результате было принято компромиссное и, как выяснилось через десятки лет, неудачное решение. История доказала правоту и дальновидность Сталина. Все республики за одну неделю в августе 1991 года отделились от России. Так идейные иллюзии и несколько неразумных строчек в Конституции привели к внезапному, но вполне «законному», с точки зрения международного права, распаду СССР, что оценивается теперь как «геополитическая катастрофа». Рой и Жорес Медведевы: «Получившийся в конечном итоге гибрид двух проектов не обеспечивал параллелизма экономической и национальной интеграции страны. Появление «советского народа» на основе русского языка и объединения культур разных наций и смешанных браков было все же реальностью».

Между Лениным и Сталиным возникал также конфликт личного характера. Сталин всячески препятствовал контактам Ленина с коллегами, ссылаясь на предписания врачей и даже на партийное решение по этому поводу. Супруга Ленина Н. Крупская пожаловалась на этот произвол Каменеву. Когда Сталин об этом узнал, последовал грубый разговор с Крупской. Ленин в возмущении потребовал через своего секретаря у Сталина извиниться перед женой. Сталин, разумеется, немедленно извинился перед ней и «взял свои слова обратно». Но с тех пор и до самой смерти Ленин более не встречался со Сталиным.

Предчувствуя скорый конец, Ленин оставил партии так называемое впоследствии «Завещание». Оно давало весьма нелицеприятные характеристики шести членам Политбюро, имевших основание претендовать на лидерство в партии. Ленин советовал освободить Сталина от поста генсека, ссылаясь на его грубость и авторитарность, но в то же время писал про него: «выдающийся вождь современного ЦК».

Ленинское завещание не было обнародовано на XII-ом съезде партии, хотя и зачитывалось на закрытых собраниях без права записи. Состав ЦК был переизбран, увеличен до новых 17 членов и 13 кандидатов в члены ЦК. Это были исключительно «аппаратчики», руководители крупнейших партийных и советских учреждений, там не оказалось ни одного рабочего или крестьянина, на чем всегда настаивал Ленин.

Это все более удаляло Россию и ее руководство от идеалов демократии. Даже Лев Троцкий, жестокий комиссар при главнокомандующем Красной Армии, применявший на фронтах Гражданской войны децимацию – расстрел каждого десятого в частях, проявивших в бою трусость, писал: «Тот режим, который в основном сложился до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестких периодов военного коммунизма».

В предчувствии скорой кончины Ленина в партии стала заметна осторожная борьба за место нового лидера. Претендовать на это место могли только Сталин, Троцкий и Зиновьев при поддержке Каменева. Зиновьев – из-за своего авторитета как ближайшего и преданного соратника Ленина, с кем он вернулся из эмиграции и скрывался в июле 1917 года от Временного правительства. Троцкий – как организатор Октябрьского переворота, руководитель победоносной Красной Армии в Гражданскую войну. Сталин не имел столь выдающихся и ярких заслуг. Он имел, однако, нечто более важное в этот момент – «аппаратное» влияние. В печати начали появляться статьи и анонимные памфлеты, восхваляющие или, наоборот, подспудно чернящие каждого из трех претендентов.

1920-е годы прошли у Сталина и его сторонников в борьбе с «оппозициями», возглавляемыми влиятельными и заслуженными большевиками. «Левая», «правая», «новая» или «ленинградская», оппозиции – все они имели серьезные теоретические или идеологические разногласия со сталинской «генеральной линией», однако, в сущности это было борьбой за власть в партии.

Генеральной линией Сталина, по которой он вел партию, была ускоренная индустриализация страны с применением любых мер. В условиях разрухи, во враждебном окружении недавних врагов, пытавшихся задушить Советскую республику, это считалось им первостепенной задачей, перед которой должно было отступить все прочее. Сталину не было равных в защите генеральной линии от нападок оппозиционеров. Поэтому его искренне и «рьяно» поддерживали как в верхах партии, так и в низах. Об этом свидетельствуют как протоколы партийных собраний, съездов, так и воспоминания участников тех событий. «Новые» большевики, вступившие в партию по «сталинскому призыву» в отличие от «старых» ленинцев были и новой консорцией пассинариев, готовых ради укрепления страны жертвовать не столько своими жизнями, сколько жизнями миллионов людей своего народа.

«Левая» оппозиция, возглавляемая Троцким, обвиняла Сталина в потакании кулакам, зажиточным крестьянским хозяйствам, заявляла об опасности мелкобуржуазного перерождения революции. Ведь тогда установился НЭП (Новая экономическая политика), введенная в стране еще при Ленине. Ленин вынужден был вернуться к частнопредпринимательским стимулам в экономике из-за голода и разрухи. В результате быстро окрепли и развились кулацкие хозяйства, применявшие наемный труд, что противоречило основам марксисткой идеологии. Небольшие и средние предприятия возникали как грибы после дождя при НЭПе. Экономика неожиданно и вопреки марксистским догмам вдруг ожила. Общая валовая продукция сельского хозяйства увеличилась к 1927 году на 21% по сравнению даже с наиболее урожайным 1913 годом.

Это был крупный экономический успех, накормивший, наконец, страну. В обращение стали вводиться даже золотые червонцы. Еще важнее – это давало Сталину товарный хлеб, единственный экспортный товар, который мог быть продан за границу в обмен на необходимое для тысяч строящихся заводов и фабрик оборудование. Индустриализация, электрификация страны были для Сталина приоритетом, ради которого он готов был идеологически «поступиться принципами» хотя бы на время. Советская страна могла обрести вновь сопротивляемость, лишь нарастив стальные мускулы. Поэтому, не имея внутренних и тем более внешних инвестиционных возможностей, оставалось только самостоятельное первичное накопление капитала – путем изъятия у крестьянства хлеба для экспорта, оставляя страну на голодном пайке. Вдобавок продавались за валюту реквизированные церковные ценности и художественные сокровища из царских и купеческих собраний, в частности, из Эрмитажа.

«Новая» или «ленинградская» оппозиция в партии, возглавляемая Зиновьевым и Каменевым, боролась со Сталиным за власть, критикуя принятую им концепцию о возможности построения социализма в одной стране, без необходимой для этого – теоретически – всемирной пролетарской революции. Сталин же полагал, что ждать поддержки извне или всемирной революции нечего.

Вскоре обе оппозиции объединились, а их лидеры – Троцкий, Зиновьев, Каменев – примирились после яростной «непримиримой» идейной вражды, и выступили вместе против генеральной линии Сталина.

Борьба велась и публично, на съездах и пленумах партии, и в закрытом режиме на заседаниях Политбюро и ЦК, где все они состояли членами. Однако Сталин сумел переиграть оппозиционеров, вполне демократическим по понятиям большевиков путем. Большинство партийцев выступило на съездах за «генеральную линию», которую олицетворял Сталин. Лидеры оппозиции недооценили способности, хитрость и коварство Сталина, особенно Троцкий, всегда с высокомерием к нему относившийся. Партия большевиков в лице ее высших органов, Съездов и Пленумов, неизменно голосовала против оппозиционеров. В результате лидеры и многие их сподвижники лишились высоких постов, сами лидеры были исключены из Политбюро и ЦК, и даже на некоторое время из рядов партии.

В победе в этой аппаратной, «подковерной» борьбе большую роль сыграла и личная харизма Сталина, его умение представлять себя единственным преданным защитником учения великого Ленина. Он казался новым партийцам, в большинстве своем корнями из рабочих, более «своим» чем его интеллигентные соперники. Даже личные грубость и жесткость, за которые его критиковал Ленин, импонировали им – Сталин подавал это как необходимые качества в борьбе с врагами революции. Потому его «генеральная линия» на укрепление страны любыми мерами встречала большее понимание и поддержку в малообразованной среде большевиков, как и «простые», то есть насильственные способы решения проблем.

Троцкий же вызывал у многих раздражение не только своими искусными демагогическими, речами, но и своим высокомерием, самомнением, основанными на его славной роли организатора Октябрьского переворота. Знавшие Троцкого в личной жизни, называли его «барином». Однако Троцкий по-прежнему пользовался значительной поддержкой в низах партии, он был вполне способен вывести людей на улицы в свою поддержку, и когда нужно делал это.

Зиновьев в личном плане тоже не мог соперничать со Сталиным. В партии он был известен своими колебаниями, нерешительностью. Даже сторонники называли его «паникой». Сталин обвинял Зиновьева и Каменева в противодействии былому Октябрьскому перевороту, в разглашении его подготовки, называя это предательством партии. Троцкому он отказал в почетном именовании «старым большевиком», напомнив, что тот стал большевиком только летом 1917 года. Сталин в публичных обвинениях собрал все «прегрешения» противников. При голосованиях на вхождение в высшие партийные органы Сталин сумел «аппаратно» обеспечить себе большинство голосовавших.

Партийцев увлекала на съездах сталинская идея ускоренной индустриализации страны, невзирая на жесткие способы ее достижения. Партийцы «нутром» ощущали необходимость скорейшего построения мощного государства, способного защититься в условиях враждебного окружения и поднимающего голову фашизма. Партийцы чувствовали в Сталине силу, волю и устремленность к желанным для всех целям. Теоретические же доводы оппозиционеров, их ссылки на учения классиков, как они ни старались «растеребить» партию, не могли сравниться с ясностью и определенностью целей Сталина, его напором и волей к первоочередному укреплению страны.

Сталин переиграл оппозицию вчистую. Зиновьев и Каменев были выведены из высших партийных органов, Троцкий отправлен в ссылку в Алма-Ату.

Третья оппозиция, которая противостояла Сталину, получила название «правая». Ее возглавлял друг Сталина и его семьи Николай Бухарин. Ленин писал о Бухарине: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии». Это был мягкий, интеллигентный и доброжелательный большевик. В 1928 году Бухарин занимал высшие партийные и государственные посты: член Политбюро ЦК, член президиума Коминтерна, ответственный редактор газеты«Правды» – рупора русских большевиков, и журнала марксистской теории «Большевик».

«Правая» оппозиционность Бухарина и его сподвижников Рыкова и Томского состояла в том, что они выступили в защиту крестьянства, у которого чрезмерно изымался хлеб для поддержки сверхвысоких темпов индустриализации. «Правые» стояли за подъем жизненного уровня середняков и бедняков на селе, за высокие, но не сверхвысокие темпы индустриализации. Однако это мешало планам Сталина и сторонников сверхвысоких темпов, бравших теперь курс на лишение крестьянства земли и объединение их в колхозы. Сталин полагал, что таким путем крестьянство станет более управляемым, и хлеб станет более доступен для изъятия. Поэтому Бухарина, Рыкова, Томского обвинили в правом партийном уклоне. В ответ Бухарин написал записку в Политбюро, генеральному секретарю Сталину: «Вся страна чувствует, что с крестьянством неладно…. Это маленькая политика, а не политика, которая в эпоху трудностей говорит рабочему классу правду о положении…». Эта записка послужила Сталину основанием для резкой критики Бухарина и других «правоуклонистов». В 1929 году Сталин сумел добиться освобождения Бухарина от должностей редактора газеты «Правды», журнала «Большевик», и вывода его из состава Политбюро.

Протесты «правых» были обоснованы, но безуспешны. В конце 1929 года Сталин принял решение о ликвидации кулачества как класса. Это должно было стать началом организации колхозного строя, сплошной коллективизации на селе. Был выдвинут лозунг: «Кто не идет в колхозы, тот враг Советской власти». Но то было опрометчивое решение. В ответ сотни тысяч зажиточных крестьян стали сокращать посевные площади. Перед принудительным вступлением в колхозы многие забивали свой скот, продавали технику. Производство сельхозпродукции сократилось на 20% в первую пятилетку.

Однако вина за это была возложена на кулаков, и начались репрессии. В наказание кулацкие семьи были разделены на несколько категорий. В первую были отнесены все заподозренные в саботаже, сопротивлении или терроре. Их было решено изолировать, применять расстрел, а семьи высылать в отдаленные районы. Ко второй категории были отнесены наиболее богатые из кулаков. Их также высылали с семьями в отдаленные районы. Кулаков третьей категории оставляли в тех же местах, но переселяли за пределы родных поселений.

По официальным отчетам ГПУ и других инстанций с начала 1930 по конец 1932 года были выселены в отдаленные районы страны 381000 кулацких семей, но эта цифра не включает сотни тысяч середняков и бедняков, перемещенных как «подкулачников». Общее число «раскулаченных» – около 1 миллиона семей, большая часть которых была выселена в суровые северные и северо-восточные районы страны. Тысячи людей, дети и старики, умирали в дороге, вывозимые в холодных вагонах для скота. Добиравшиеся до места выгружались в чистом поле, часто в снег, не имея ни крыши над головой, ни инвентаря для организации нового хозяйства.

Тем не менее даже при уменьшении продуктивности сельского хозяйства, принудительные государственные заготовки хлеба росли. Жесткие меры оправдывал лозунг «Борьба за хлеб – борьба за социализм». Ничто не должно было помешать экспорту, обеспечивающему сверхиндустриализацию. В результате первая «сталинская» пятилетка завершилась в деревне не только массовой принудительной коллективизацией, но и страшным голодом, унесшим миллионы жизней. Историк Рой Медведев: «Осенью 1932 обширные районы страны – особенно Южную Украину, Среднее Поволжье, Северный Кавказ, и Казахстан охватил жестокий голод. … В Киеве, да и во многих других южных городах каждое утро подбирали трупы крестьян, складывали на телеги и увозили за город хоронить в безымянных могилах».

То была страшная цена, которую большевики, Советская власть, а с ними весь русский народ платил за восстановление своей жизни после разрухи и революционной смуты. Ничего подобного не могли и представить себе ни теоретики, ни практики русских революций. Все, к чему они призывали, оказалось миражом, утопией, их обещание скорого счастья обернулось народным горем. Однако это горе сопутствовало обретению русским народом утерянной жизнеспособности, утраченной сопротивляемости – ценой страшных, часто бессмысленных жертв, потерей миллионов жизней.

Несмотря на голод, Сталин настаивал на продолжении экспорта хлеба за границу. Рост экспорта составил от 1 миллиона центнеров в 1928 году до 51,8 миллионов в 1931 году. В разнице этих цифр – смерть миллионов людей от голода. Продажа хлеба за валюту повлекла по приблизительным оценкам гибель до 8 миллионов человек. Но в те же годы страна достигла невиданных успехов в индустриализации. Рой Медведев: «Только с 1928 по 1933 год были построены 1500 крупных предприятий и заложены основы таких отраслей промышленности, каких не знала царская Россия: станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической и авиационной промышленности. Налажено производство мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и др. Введены в строй тысячи километров новых железных дорог и каналов».

Разразившаяся через 10 лет Великая Отечественная война не закончилась бы нашей победой, если бы не были построены эти заводы и дороги. В начале войны из захваченных врагом районов промышленное оборудование вывозилось на Урал и за несколько месяцев запускалось в работу на пустырях. Не было бы этого оборудования, купленного жизнью миллионов умерших от голода, и не было построенных в первые пятилетки волжских и уральских заводов, то не было бы Победы. Сверхнапряжение, жертвы, сверхвысокие темпы индустриализации отсталой страны были жизненно необходимы. Весь народ ощущал в те годы опасность оставаться отсталым и беззащитным перед надвигающейся угрозой фашизма. Находившиеся во власти большевики это осознавали, а народ просто чувствовал надвигающуюся беду.

Все связано в судьбе народа. Предыдущие поколения передают не только свою жизнь следующим поколениям. Если на их долю выпадает умереть преждевременно и трагически, то не напрасно, они всегда неосознанно помогают выжить своим детям и внукам. Все мы только мимолетные вихри и струйки общего Потока жизни, которому каждый служит и помогает, как умеет, или как ему это удается.

11. Сталинизм

Не только успехи в индустриализации сопутствовали первым годам власти большевиков. Чудовищный голод и явные просчеты руководства не могли не остаться без политических последствий. Голод скрывался от населения, замалчивался и не обсуждался на партийных съездах. Если и говорили об этом в Политбюро, то без протоколов и без права записи услышанного.

Однако глухой ропот шел во всей стране. Голод, перекосы в производстве и срыв планов, остаточный принцип по выпуску необходимых потребительских товаров – все это нуждалось в объяснении народу с высоких трибун. Надо было найти «злоумышленников», или «назначить» виновными кого-нибудь из начальников и примерно наказать.

Чтобы сохранить власть, не оказаться смещенным с поста генсека на очередном съезде партии Сталин должен был срочно найти «стрелочников», перенести груз ответственности, по возможности, на своих врагов. Оживились и притихшие, «разоружившиеся» недавно сторонники «левого» и «правого» уклонов в партии.

Перед осуществлением своего коварного плана репрессий и утверждения своей личной диктатуры Сталин выдвинул тезис об усилении классовой борьбы в СССР по мере нарастания успехов социализма. Это вызвало недоумение у многих марксистов – ведь «эксплуататорские» классы были давно раздавлены в СССР. Бухарин заявил: «По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем более обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы должны или открыть гражданскую войну или подохнуть с голоду и лечь костьми».

Сталина доводы «критиков» не смущали, классовая борьба и раньше списала много жестокостей, должна была списать их и теперь. Ведь после разгромленных классовых врагов могли оставаться «недобитки», которые опасны вдвойне. Важно было получить в свои руки чрезвычайные полномочия в качестве «спасителя Советского государства».

Помимо хозяйственных промахов, за которые ответственность ложилась лично на него, Сталин ощутил также опасность для своей жизни. Осведомители ГПУ донесли ему, что обнаружена некая подпольная антисталинская «группа» М.Н. Рютина, большевика с 1914 года, работавшего в аппарате ЦК. Об этой группе, куда входило около 15 человек, недовольных неудачами коллективизации и индустриализации, ужесточением порядков в партии, было известно даже «левым уклонистам» Зиновьеву и Каменеву. Группа требовала решительно изменить экономический курс, нажим на деревню, прекратить репрессии внутри партии. Сам Рютин, по словам свидетелей, считал главным отстранение Сталина от руководства партией, но единственной возможностью для этого полагал его убийство.

Узнав о существовании группы, Сталин потребовал немедленной и суровой расправы с ней, настаивал на расстреле ее руководителей. Спасло их только действовавшее еще неписанное правило не применять суровых наказаний к недавним активистам партии. Решено было арестовать и выслать всех «рютенцев» в отдаленные районы страны, исключив из партии. Через несколько лет, с началом новых судебных процессов, все они были расстреляны.

В стране начали разворачиваться публичные судебные процессы, они широко освещались в прессе. Сталин был уверен, что он сумеет таким образом захватить инициативу и переиграть своих врагов. Первой пробой публичного судилища был «шахтинский процесс». «Шахтинцы – донецкие горные инженеры и техники обвинялись в сознательном вредительстве, в организации взрывов с многочисленными жертвами в забоях и т.п. Следствием были предъявлены также обвинения уголовного характера – воровство, взяточничество, бесхозяйственность. Следователи обещали смягчение участи обвиняемым за «нужные» показания. Поэтому большинство обвиняемых признало предъявленные обвинения, и было осуждено на заключение от 4 до 10 лет, но 11 человек были приговорены к расстрелу.

Понятие «шахтинцы» стало нарицательным, синонимом «вредительства». Этот процесс послужил только разминкой, отработкой «техники». Вскоре был организованы и другие судебные процессы для устрашения «буржуазных» специалистов и вредителей в промышленности. Открылся процесс по делу мифического «Союза вызволения Украины». Затем прошел процесс по вымышленной «Трудовой крестьянской партии», в которой, как сообщалось, состояло только в Москве от 100 до 200 тысяч человек. Все обвиняемые по этим делам были осуждены и репрессированы.

Еще больший размах и резонанс в стране получил «открытый» политический процесс «Промпартии». По данным обвинения эта организация ставила своей задачей организацию вредительства и диверсий, саботажа и шпионажа, подготовку интервенции западных держав с целью свержения Советской власти. На суде сломленные физическим воздействием обвиняемые охотно давали самые невероятные и подробные показания о своей шпионской и подрывной деятельности. В дни процесса по стране прокатилась волна митингов и собраний, с требованием расстрела виновных. Суд приговорил их к расстрелу, однако ЦИК «гуманно» заменил казнь на длительные сроки тюремного заключения.

Через несколько месяцев состоялся новый «открытый» процесс по делу так называемого «Союзного бюро». На скамье подсудимых руководящие работники Госплана, Госбанка, Наркомторга, известные экономисты. Подсудимые обвинялись в сознательном занижении государственных планов с целями сдержать рост Советской страны. Все подсудимые признали себя виновными и дали подробные показания о своей вредительской деятельности. Суд приговорил их к лишению свободы на срок от 5 до 10 лет.

Но как же организаторам процессов удавалось заставлять обвиняемых публично клеветать на себя и на других, выдумывать несуществующие организации и несовершенные преступления? Это стало известно лишь через десятилетия, когда заговорили выжившие подсудимые. Из свидетельств М.П. Якубовича, бывшего обвиняемого по делу «Союзного бюро», переданных им через десятилетия историку Рою Медведеву: «избивали (били по лицу и голове, по половым органам, валили на пол и топтали ногами, лежащих на полу душили за горло, пока лицо не наливалось кровью, и т.п.), держали без сна на «конвеере», сажали в карцер (полураздетым и босиком на мороз или в нестерпимо жаркий и душный без окон) и т.д. Для некоторых было достаточно одной угрозы подобного воздействия с соответствующей демонстрацией».

Те ранние фальсифицированные процессы позволили Сталину снять со своих плеч ответственность за провалы в глазах партии и народа. Как подтвердилось на тех «судах», во всех неудачах и бедах были виноваты вредители и шпионы, которых следовало выкорчевывать повсеместно. Сталинская теория о нарастании классовой борьбы по мере продвижения к социализму доказала свою правоту и дальновидность.

Те не менее как ни губительны были последствия большевистского руководства, приведшие к массовому голоду, трагедиям крестьянства из-за насильственной коллективизации и другим несчастьям, все они умело замалчивались, прятались за оглушительную пропаганду достигнутых успехов. Несмотря на допущенные ошибки, «перекосы» и обнищание народа, общая атмосфера в стране имела характер невиданной ранее свежести, бодрости и оптимизма.

Это остро ощущалось не только в стране, но и чувствовалось внимательными наблюдателями из-за рубежа. Причем не только зарубежными коммунистами, с радостью воспринимавшими наши свершения, но и знаменитыми деятелями культуры, посещавшими страну. О Советской России с восхищением писали: Ромен Роллан, Андре Жид, Лион Фейхтвангер, Герберт Уэллс и другие. Разумеется, они видели лишь то, что им позволяли увидеть. Но «человеколюбивые» и здоровые ценности, провозглашаемые советской страной, действительно поражали Запад, испуганный тогда черной тенью набиравшего силу фашизма.

Началось и нарастало масштабное, поддержанное народом создание массовых детских и молодежных политически ориентированных организаций – пионерских, комсомольских, военно-патриотических. Вводилась в повседневную жизнь неизвестная ранее массовая физической культура и спорт. Широко пропагандировались идеалы нравственной чистоты и преданности Советской Родине. Достигнуты были значительные успехи в достижении всеобщей грамотности. Образование, особенно техническое, становилось желанной и вполне достижимой целью миллионов юношей и девушек.

Никто теперь не мог бы оспорить успехи Советской страны под руководством большевиков. Россия быстро превращалась из темного царства в новую страну. Неграмотный отсталый народ, живший по вине царских властей в путах феодально-крепостных отношений, сдерживаемый церковными традициями, ставшими вопреки духовному предназначению лишь подпорками гнетущего строя, впервые за века почувствовал свежий ветер перемен.

Ошибки, к каким бы трагическим последствиям они позже ни привели, не могут быть приписаны одному лишь Сталину. То были коллективные решения, принятые на большевистских съездах и пленумах в полном соответствии с внутрипартийной «демократией», при согласии и поддержке большинства делегатов. Сталин как генеральный секретарь нес за произошедшие несчастья ответственность, но он же был зачинателем и защитником генеральной линии, приведшей к неоспоримым успехам – ускоренной индустриализации и масштабному преобразованию страны. Неудивительно поэтому, что к середине 30-х годов имя и образ Сталина стал оказывать магическое воздействие на советских людей, и не только на них. Создаваемый в стране культ личности Сталин в значительной степени отвечал нравственным потребностям большей части народа. Образ великого и справедливого Сталина давал людям привычный фокус любви, благодарности и надежды. Миллионам, привыкшим с детства к «образам» в «красных» углах своих изб, был понятен и близок новый образ, заменивших им старую религию и поклонение. Теперь же это было реальное, живое и благое существо, образец для надежд и чаяний миллионов, выходивших из темени дореволюционной жизни.

Напрасно теперь порицать это, как нечто насаждаемое самим Сталиным, порожденное его патологическим тщеславием. Сталин был слишком умен и хорошо понимал природу людей, чтобы тешиться своей популярностью, устроенной технологами-пропагандистами. Таково было время и культура большинства населения, нуждавшегося в незыблемых нравственных образцах, при вечной тяге людей к неземным «героям» и «святым». Писатель Илья Эренбург отмечал в мемуарах: «В представлении миллионов людей Сталин превратился мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада».

Кроме Сталина, портреты всех членов Политбюро вывешивались в большие праздники на улицах, как холщевые полотна в несколько этажей зданий. Также и впоследствии, после осуждения культа личности Сталина, портреты партийного руководства печатались в виде плакатов для размещения в коридорах всех учреждений, включая школы, что считалось нормальным, естественным, и никем не воспринималось как чрезмерное восхваление или «культ». Электронных средств информации не существовало, газеты не все читали, поэтому зримые образы «отцов» и лидеров страны считались вполне уместными и естественными.

К началу 30-х годов в руках у Сталина сошлись концы всех «приводных ремней» советского государства. Аппарат его власти был налажен и работал. Сталин инициировал, ставил цели стране и направлял к ним продвижение по «генеральной линии». Но в то время он еще не был диктатор, единоличный властелин, деспот, каким может казаться в связи насаждавшимся культом его личности. В те годы он подчинялся решениям Политбюро, где не всегда имелось большинство его сторонников. Центральный Комитет имел большую самостоятельность. И, наконец, делегаты партийных съездов и пленумов проявляли порой не только независимость мнений, но и прямую «оппозиционность» и враждебность. Лавировать между этим требовало от Сталина большого ума, умения, хитрости, но почти всегда удавалось.

Почему Сталин так настойчиво стремился к власти и держался за нее? Сейчас это объясняют его чрезмерным тщеславием, восточной склонности к деспотизму. Если это и верно, но только отчасти. Если бы он был столь тщеславным, это не могло бы укрыться от его товарищей по подпольной работе, в тесном кругу ссыльных. По словам Сталина, он участвовал в революционном движении с 15-летнего возраста, но никто из товарищей по подполью ни разу не отмечал у него черт тщеславия или заносчивости. Скрывать подобное десятилетиями невозможно. В то время как многих раздражало высокомерие Троцкого, за что его называли «барином», ничего подобного о Сталине никем не было высказано.

Сталин, участвуя по поручению партии в «эксах» – вооруженных экспроприациях денежных средств у банков, или попросту в грабежах, ни рубля не оставлял лично себе из сумм, поражавших воображение читателей газетной хроники. У Сталина вплоть до победы Октября и переезда правительства в Москву, не было своего постоянного жилья, он всегда жил после очередного побега из ссылки и до нового ареста у знакомых, у родственников жены, у товарищей по партии.

Одевался Сталин более чем скромно. До самого окончания Отечественной войны он носил френч полувоенного покроя без знаков различия. В обыденной жизни Сталин был крайне прост, к чему привык за годы подполья и ссылок.

После его смерти на его «ближней даче», где он жил последние десятки лет, остались залатанные валенки и заштопанная одежда, казенная мебель, библиотечные книги, на стенах несколько картинок, вырезанных из журнала «Огонек». В его сейфе осталась его зарплата, из которой он иногда посылал помощь старым друзьям в Грузию и своей дочери Светлане.

Известны случаи, когда он отклонял пожелания коллег принять правительственные награды. Лишь после победы в Отечественную войну он, как генералиссимус, надевал на публичные мероприятия маршальский мундир с регалиями. Только после празднования пятидесятилетнего юбилея (до этого Сталин не позволял публично праздновать свой день рождения) в печати начали появляться славословия в его адрес. Замелькали эпитеты «выдающийся», «великий», «гениальный». В учреждениях на место портрета Троцкого, высланного из страны, рядом с Лениным стали вывешивать портрет Сталина. То был знак, что в стране появился новый народный вождь.

Безусловно, это играло на руку Сталину в его политической игре, но тешила ли такая мелочь его душу? – Маловероятно. Он хорошо понимал различие между собой, как реальным человеком, и образом, который создала государственная пропагандистская машина. После войны во время ссоры со своим сыном Василием, носившим фамилию Сталин, он воскликнул: «Ты думаешь, что ты Сталин? Ты думаешь, что я – Сталин? Вот он – Сталин!». И Сталин показал рукой на висевший на стене портрет генералиссимуса.

Подобострастие зависимых от него людей не интересовало Сталина. Он не был тщеславным человеком в принятом смысле этого слова. Немецкий писатель Лион Фейхтвангер вспоминал об интервью, которое Сталин ему дал: «Всю эту шумиху он терпит, сказал он (Сталин), только потому, что он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее устроителям, и знает, что все это относится не к нему как отдельному лицу, а как представителю течения …».

Начальное образование Сталин получал в духовных семинариях, однако был исключен, как он сам потом говорил, «за марксистскую пропаганду». Отсутствие формального образования Сталин восполнял чтением книг. Читал он очень много, быстро, с упоением, что стало одной из причин исключения его из Тифлисской духовной семинарии. Со временем он выработал особую технику быстрого чтения. Свидетели отмечали, что он умел сразу схватывать и запоминать по целой странице. Долгие годы ссылок стали для Сталина и годами успешного самообразования. Ссыльные царского времени имели неограниченные возможности выписывать книги и периодику, которыми обменивались. Сталин даже прослыл в среде закавказских социал-демократов самым знающим марксистом. Ленин, встретившийся со Сталиным в 1913 году в Кракове, был приятно удивлен начитанностью и эрудицией «нигде не учившегося» провинциального грузина.

К концу жизни Сталина общее число книг, собранных им самим или по его указанию, превышало 20 тысяч единиц. Следы его внимательного чтения видны на сотнях из них: подписи, подчеркивания и заметки на полях. Много книг заказывалось Сталиным из главных государственных библиотек. Сохранились реестры из сотен книг, которые присылались ему с курьерами или по почте. Посетители его кабинета вспоминали, что как-то указывая на стопку книг у себя на столе, Сталин сказал: «Это моя дневная норма – страниц 500…». За год так набиралось до тысячи прочитанных им книг. К концу жизни, после войны, Сталин читал немногим меньше. В Комитете по Сталинским премиям на удивленный вопрос, как он успевает прочесть столько литературы, Сталин ответил: «У меня есть контрольная цифра на каждый день: прочитывать художественной и иной литературы примерно 300 страниц».

Сталин был необычным человеком. Его харизма буквально покоряла людей, это известно из воспоминаний тех, с кем он работал или встречался. Его личная популярность была очевидна и по реакции делегатов партийных съездов, немногие из которых лично знали его. Большинство восторженно воспринимало его появление на трибуне. Так было до начала репрессий в партии и стране, так продолжалось до его смерти.

Сталин был очень груб, жесток и авторитарен. Сталин не скрывал этого, все это чувствовали, но он объяснял это своей нетерпимостью к врагам. Однако это создавало ему новых врагов. Даже Ленин, всегда доброжелательно относившейся «к этому грузину», хотя иногда и забывавший его фамилию, грубость Сталина отметил в своем «Завещании» партии.

Сталин был очень прямолинейным и нелицеприятным человеком, что заметно по его переписке. В Гражданскую войну он отвечал в письмах резко даже Ленину, не говоря о прочих начальниках – даже слишком резко по современным понятиям о «субординации» и служебной вежливости.

Как сторонник ленинских взглядов, в том числе и на природу, Сталин был последователем ламаркизма – теории наследования приобретенных признаков. Он верил, что можно обучить, перевоспитать, убедить любое живое существо – человека или животное – и получить потомство с этими приобретенными качествами. Сталин, как и другие ленинцы, верил, что и весь народ может быть «перевоспитан» в соответствии с марксистско-ленинскими идеалами, тогда потомки унаследуют это и станут «достойны» по своей нравственности коммунизма.

К идее создания «нового человека» обращались и физиологи. В середине 20-х годов профессором И. Ивановым были привезены из Африки обезьяны для опытов, и организован «обезьянник» в Сухуми. В 1927 г. «Красная газета» писала: «Предполагается поставить здесь искусственное обсеменение обезьян разных видов между собой и с человеком. В виде опытов будет поставлено искусственное оплодотворение женщины от обезьяны и обезьяны от мужчины по способу проф. Иванова».

Не исключено, что Сталин полагал, что и физическое уничтожение людей, которых он считал своими личными врагами, «контрреволюционерами», «врагами народа», принесет только пользу будущему коммунистическому обществу – исключит повторение их отрицательных и вредных свойств в будущих поколениях.

Единственное известное сталинское хобби было выращивание теплолюбивых растений в теплицах на своих дачах – на «ближней» в Москве и на кавказских. Подрезание веток в саду было единственным его физическим упражнением. Штат садовников под его руководством выращивал арбузы и лимоны на «ближней» даче в Москве, которыми он с гордостью угощал гостей.

Сталинский ламаркизм провалился, но в жизни страны успел наделать много бед. Авантюрист от науки Лысенко, которого Сталин сделал академиком и главой агробиологии, безуспешно старался на практике осуществить сталинский ламаркизм. Одновременно он расправлялся с идейными врагами, подводя их под жестокие репрессии, в числе которых был и погибший в тюрьме всемирно известный генетик Вавилов.

Тем не менее Сталин оказался прав в одном пункте своей теории: русский этнос действительно преобразился. Но не по пути ленинских иллюзий о всеобщем счастье для трудящихся при диктатуре пролетариата. Не в результате перевоспитания по Ламарку. Народ изменился в результате крутых сталинских мер, страха перед репрессиями. Он изменился во всеобщем равенстве, действительно осуществленном, но только в бедности и горе. Народ изменился, благодаря развившемуся в стране искреннему душевному подъему из-за очевидных трудовых успехов в индустриализации отсталой страны, от внушения со школьной скамьи идеалов, действительно притягательных и желанных для людей всего мира, что привлекало и множество сторонников и доброжелателей за рубежами страны.

Поэтому, думается, не безмерное тщеславие заставляло Сталина держаться за власть в партии и стране, а стремление не позволить врагам ослабить ее или вырвать из своих рук, наоборот, всеми мерами укрепить ее. Для такого пассионарного человека власть нужна была не для личного тщеславного удовлетворения. Но если согласиться, что Сталин был одним из самых пассионарных русских революционеров, то какова же была его архиважная цель, всю жизнь манившая его? Ради чего он всю молодость жертвовал свободой, благополучием в семье, многократно рисковал жизнью. Ведь только много позже, после Февральской революции, он стал подниматься по ступеням партийной иерархии, что могло, наконец, потешить его тщеславие.

Он не был теоретиком, имел поверхностное образование, хотя был очень начитан, не знал иностранные языки, имел физические недостатки, из-за чего его не призвали в армию. С раннего возраста он был увлечен идеями Маркса-Энгельса, однако, в упрощенной интерпретации товарищей по подпольной борьбе и ссылкам. Много позже, чтобы поднять свой философский теоретический уровень он пригласил к себе крупнейшего марксиста-философа того времени Яна Стэна. Однако вскоре занятия по гегелевской диалектике, проводившиеся два раза в неделю, были прекращены. Сталин объявил, что эти философские измышления не имеют к действительным проблемам никакого отношения. Ни теория, ни профессор не произвели на Сталина впечатление. В 1937 году Ян Стэн был арестован и по прямому указанию Сталина расстрелян.

Как и все большевики в дореволюционные годы, не исключая Ленина, Сталин был полон иллюзий о возможности скорого построения социализма по Марксу-Энгельсу, не только в России, а сразу во всем мире, с местными революциями как падающими костями домино. Но с каждым годом после октябрьского переворота всем, знакомым с действительным положением в стране, становилось ясно, что никакого «счастья» или реальной «свободы» русский многострадальный народ получить в скором времени не сможет. Русский народ, как и всякий другой, оказался более сложной сущностью, чем было прописано в теориях классиков. Когда революционная горячка прошла, страсти улеглись, и все должно было войти в колею, оказалось, что противоречия, желания и цели у разных групп людей слишком разные, чтобы вместе, мирно и послушно идти в общий коммунистический рай. Увещевания, популистские лозунги не помогали. Тем временем страна все глубже погружалась в послевоенную разруху. С тем же успехом можно было следовать призывам Льва Толстого, полагавшего решение всех проблем человечества в выполнении христианской заповеди любви к ближнему. Замечательная заповедь, но в жизни она неприменима как средство решения социальных проблем.

Чтобы не погибнуть от голода и разрухи, большевикам с Лениным во главе пришлось вернуться к капиталистическим «свободам» и частнособственническим стимулам, поступившись коммунистическими принципами. Введенный Лениным НЭП оживил крестьянство, хлеб начал поступать в города, заработала промышленность и товарный голод отступил. В результате советский рубль стал твердой валютой, выпустили серебряные рубли с изображением кузнеца с молотом и наковальней, и даже золотые червонцы. По-видимому, в результате этого шатания политики партии, Сталин пришел к выводу, что стране нужна, прежде всего, железная дисциплина. Пока ее нет, не будет никакого прогресса, не будет порядка и согласия, не будет достатка ни в деревне, ни в городе. Но главное, в стране не прибавится Силы: страна вновь падет под напором внешнего врага, как это случилось совсем недавно. Сталин по-своему понимал, как добиться нужной дисциплины и порядка. Стране нужен был страх. Не обещания скорого счастья и благостные ленинские лозунги, а животный страх.

Страх работал без осечек в недавней деятельности Сталина. Страх безошибочно воздействовал на крестьян в 1918 году, не желавших добровольно сдавать хлеб продотрядам. Тогда несколько расстрелянных «кулаков» решали дело, как и концлагеря в вопросах со спекулянтами и мешочниками. На фронтах гражданской войны в страхе перед децимацией – расстрелом каждого десятого из отступивших, что практиковал по образцу древних римлян верховный комиссар Троцкий, – солдаты проявляли «чудеса» храбрости. Наконец, только страх загнал крестьянство в колхозы, мигом сделав их управляемыми и смирными. Тех же из них, кого страх не пронял – расстреляли или выслали с семьями в Сибирь. Видимо, только страх каждого жителя страны, поможет сделать страну сильной. А без силы страна пропадет, и очень скоро. Страх и Сила – вот что было необходимо народу, чтобы добраться до своего счастья. Без этого страну ждет вечная разруха, нищета, а позже неминуемое рабство у нового завоевателя. Поэтому наступило время почувствовать страх каждому в стране, для его же блага. Отметалась марксистская мантра «Бытие определяет сознание», восходило грозное «Битье определяет сознание».

Если достижение государственной Силы и не было изначально сверхцелью пассионарного революционера Сталина, то именно это заместило собой «свободу» и народное «счастье» в сознании Сталина в сложившейся после 1933 года внешнеполитической реальности. Фашизм уже поднял голову в Германии. Гитлер определенно заявил в своей книге «Моя борьба» о ненависти к коммунистам и о притязаниях на русские земли. Когда он пришел к власти, став в 1933 году канцлером Германии, его речи наполнились еще большей ненавистью к коммунистической России, немецких коммунистов начали изолировать в концлагерях. Война, развязанная германским фашизмом, или его союзниками, уже полыхала в Маньчжурии, Китае, Абиссинии, Испании.

Скорая война для России была неизбежна. Это понимали все большевики, уверен в этом был Сталин. Соответствующее настроение распространялось и среди народа. Но враг в предстоящей войне еще не был установлен. Кроме Германии беспокойство вызывали и другие. Стычки с Японией пока радовали победами, но то были победы с кровью, в настоящих боях. Великобритания в лице премьера Чемберлена вела хитрую и подлую игру, подталкивая Германию на восток. Веками обиженная на Россию Польша постаралась бы тоже примкнуть к агрессору, чтобы поживиться чем-нибудь у своих границ.

Нет, народное «счастье» не могло пока состояться в России, и построение «справедливого» общества предстояло отложить на неопределенный строк. Стране нужна была теперь, прежде всего, Сила, только могущество государства. Сталин еще настойчивее устремился к этой цели – сделать страну сильной или, что вернее, успеть сделать сильной, пока еще оставалось какое-то время – всего несколько лет. Если не успеть, то выйдет так, как вырвалось у Сталина в минуты отчаяния в начале войны: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы про… Все погибло».

Ситуация складывалась очень тревожная, но почему именно Сталин мог и должен был возглавить это движение к Силе? В партии были тысячи активных большевиков, плечо к плечу боровшихся с Лениным в подполье, взявших вместе с ним власть в Октябре, отстоявших ее в Гражданской войне. Однако среди них было мало влиятельных большевиков, кто мог бы претендовать на абсолютную власть, которая теперь была востребована, и которую массы большевиков одобрили бы и приняли.

Реально могли получить власть в партии, или, во всяком случае, имели право требовать ее, недавние «оппозиционеры», т.е. «левые» и «правые» уклонисты. Только они имели по-прежнему широкую поддержку среди большевиков в центре и на местах. Это была, в основном, легендарная «ленинская гвардия», «старые большевики».

«Левые» – Зиновьев, Каменев, и воссоединившийся с ними Троцкий – имели ореол славы ближайших соратников Ленина на всех критических этапах борьбы. Каждый имел множество заслуг, и находился теперь на ключевых постах, кроме изгнанного из страны Троцкого. Однако и авторитет Троцкого, как славного организатора октябрьского переворота, а затем комиссара победоносной Красной Армией в Гражданскую войну, был на недосягаемой высоте для многих партийцев.

«Правые» возглавлялись Н. Бухариным, о котором Ленин писал: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии». Бухарин, Рыков, Томский и другие видные большевики призывали партию к замедлению темпов индустриализации, к послаблениям для крестьянства и учету их интересов, против насильственной коллективизации и принудительного изъятия хлеба для нужд индустриализации.

Подлинной демократии тогда не существовало ни в стране, ни и в самой партии. Не было свободы политической жизни, возможности создавать другие партии или даже фракции с иными взглядами по внутренней и внешней политике, выдвигать новых лидеров, новые идеи и т.п. Возглавить страну мог только кто-то из соратников и прямых наследников Ленина, с кем он прошел путь подпольной борьбы с царизмом через тяготы ссылок и эмиграции. Даже если это не будет один из тех, кто недавно лично обвинялся в «левом» или «правом» уклоне, то все равно предпочтение большевиками будет отдано одному из «старых большевиков», и никому иному.

Равных «старым большевикам» по былым заслугам, по легендарной преданности основателю большевизма и страны Ленину, по поддержке в партийных низах не было в партии. Из них одних кто-то имел бы шанс быть «демократически» избранным на партийных съездах и встать у руля партии и страны в случае отстранения от власти Сталина. Но тогда в любом случае это провело бы к концу гонки по наращиванию силы государства в соответствии со сталинской «генеральной линией». Сверхвысокие темпы индустриализации были бы неминуемо свернуты «левыми» или «правыми» под различными «благими» предлогами.

Но сталинский темп наращивания силы государства достиг к середине 30-х годов 20-25 процентов в год по росту валовой продукции. Новые промышленные предприятия росли по всей стране как грибы. На партийных съездах, пленумах, массовых митингах партийные и народные делегаты стоя аплодировали успехам, достигнутым под руководством Сталина. Именно тогда Сталин заявил: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее».

Сталин не мог не понимать в те годы, что превратить Россию в «счастливую и свободную» страну, к чему стремились революционеры всех поколений, действуя по приемлемым для большевиков марксистским лекалам и теориям, не удастся. Мировая революция, на которую они рассчитывали, никак не начиналась, а, наоборот, враждебность к стране Советов только усиливалась. Угроза из-за рубежа нарастала, война становилась неизбежной, а страна, несмотря на широковещательную пропаганду, была далеко не готова встретить ее во всеоружии. Поэтому, судя по поступкам Сталина после Гражданской войны, его сверхцель в корне изменилась в 20-х годах. Если раньше он и следовал ленинским планам привести Россию, как и весь мир, в коммунистический рай свободы и счастья, то теперь насущной целью становилось сделать Россию сильной и мощной, способной отразить неминуемое нападение и гибель, причем любыми средствами. Сильная страна может быть счастливой только с «силой в руках», тогда она может стать и свободной, но никак не ранее. Вести народ к силе и могуществу, невзирая на стоны, слезы, крики и кровь – вот цель, затмившая в сознании Сталина все прежнее. Ленинские «мечты» и теории, в практическом воплощении которых Сталин принимал активное участие, тоже не отличались человеколюбием и деликатностью, однако их идеализм, наивность и тщетность претворения в жизнь теперь стали очевидны большевистской верхушке.

Близкое к этому ощущение ситуации в России, отметил известный монархист В. Шульгин: «… И Ленин, и Троцкий не могут отказаться от социализма, они ведь при помощи социализма перевернули старое и схватили власть. Они должны нести этот мешок на спине до конца. Тогда придет «Некто», кто возьмет от них их «декретность»…. Но он не возьмет от них их мешка….Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям…. И все, что сейчас происходит, весь тот ужас, который сейчас происходит, весь этот ужас, который сейчас навис на Россией – это только страшные, трудные, ужасно мучительные роды. Роды самодержца…».

Это же подтверждают и слова Сталина, высказанные им по свидетельству П. Чагина, работника Ленинградской партийной организации, после избрания Кирова первым секретарем обкома. Сталин: «Не забывайте, что мы живем в России, в стране царей. Русский народ любит, когда во главе государства стоит один человек. Конечно, этот человек должен выполнять волю коллектива».

Развернутую характеристику личным качествам Сталина дает Ф.Ф. Раскольников, близко знавший его много лет, писавший в 1939 г. в своем дневнике: «Основное психологическое свойство Сталина, которое дало ему решительный перевес, как сила делает льва царем пустыни – это необычайная, сверхчеловеческая сила воли. Он всегда знает, что хочет, и с неуклонной, неумолимой методичностью постепенно добивается своей цели…. В тиши кабинета, в глубоком одиночестве он тщательно обдумывает план действий и с тонким расчетом наносит внезапный и верный удар. Сила воли Сталина подавляет, уничтожает индивидуальность подпавших под его влияние людей…. Сталин не нуждается в советниках, ему нужны только исполнители. Поэтому он требует от ближайших помощников полного подчинения, повиновения, покорности, безропотной рабской дисциплины. Он не любит людей, имеющих свое мнение, и со свойственной ему грубостью отталкивает их от себя. Он мало образован…. У него нет дальновидности. Предпринимая какой-нибудь шаг, он не в состоянии взвесить его последствия…. Он знает законы формальной логики, его умозаключения логически вытекают из предпосылок. Однако на фоне других, более выдающихся современников, он никогда не блистал умом. Зато он необычайно хитер.… В искусстве «перехитрить» никто не может соревноваться со Сталиным. При этом он коварен, вероломен и мстителен.… В домашнем быту Сталин – человек с потребностями ссыльнопоселенца. Он живет очень скромно и просто, потому что с фанатизмом презирает жизненные блага: ни жизненные удобства, ни еда его просто не интересуют. Даже в друзьях он не нуждается».

Сталин обладал большим обаянием, и, когда было нужно, очаровывал людей. Английский писатель Герберт Уэллс писал после встреч со Сталиным в 1934 году: «Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего зловещего и темного, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России. Я думал раньше, что люди боялись его. Но я установил, что, наоборот, никто его не боится, и все верят в него».

Историк Рой Медведев: «И как человек, и как вождь Сталин – фигура сложная и противоречивая. Конечно, его нельзя называть, как это часто делалось и делается, ни подлинным марксистом, ни подлинным ленинцем…. В своих публикациях Сталин использовал марксистскую терминологию, но не марксистский метод…. В сущности, он был не столько участником, сколько попутчиком социалистической революции…. Большевистская партия всегда была для Сталина лишь инструментом, способствующим достижению его собственных целей…. Возможно, поверив в свою исключительность, Сталин решил, что в сравнении с величием дел преступления, на которые он был вынужден пойти – мелочь, издержки движения».

Поэтому когда дело всей жизни Сталина, наконец, пошло в гору, отдавать власть в руки «демагогов» и «писателей», чьи «теории»показали чего они стоят за десяток лет после Октября, стало бы, по его убеждению, действительно преступлением против «дела Ленина». Отдавать сейчас власть из крепких сталинских рук этим «говорунам» было совершенно неприемлемо. Других же лидеров со столь же неоспоримыми революционными заслугами, зарекомендовавших себя в работе, и имевших широкую поддержку среди партийцев, тогда в партии не было. Кроме одного большевика: Кирова.

Сталин работал с С.М. Кировым еще в подполье до революции, в Закавказье, они стали близкими друзьями. Но даже дружба должна была позже уступить «государственным интересам», как их понимал Сталин.

Киров был активным, доброжелательным и обаятельным большевиком. После низвержения Зиновьева он возглавил Ленинградский обком партии, завоевав там общее уважение и даже любовь жителей города. Сталин ценил Кирова, но и ревновал: настаивал на его переходе на высокую должность в Москву, чтобы иметь возможность присматривать за ним, но тот отказался. Поручал он ему и ответственные дела с выездом на места, например в Казахстан.

Отношение Сталина к Кирову окончательно определилось после голосования по переизбранию в члены ЦК на XVII съезде партии. После подсчета бюллетеней делегатов, проголосовавших 1225 мандатами с решающим голосом, выяснилось, что против Кирова голосовали 3 делегата, а против Сталина 292 (по некоторым данным 270). Счетная комиссия, собранная Сталиным из верных сторонников, решила изъять эти бюллетени. Съезду было объявлено, что против Сталина подано 3 голоса, против Кирова 4. Положение спасло только то, что число претендентов было равно утвержденной численности состава ЦК, иначе Сталин не был бы избран в члены ЦК, и на том закончилась бы его политическая карьера. Можно только гадать, что означало бы это для истории России. С тех пор Сталин проявлял к Кирову подозрительность и зависть. Они уже больше не встречались. Хотя внешне это не проявлялось, но дружба Кирова с коварным Сталиным закончилась.

Изъятые бюллетени, заинтересовавшие через полвека партийную комиссию, так и не были найдены в партийном архиве. Полагают, что они были сразу переданы в ГПУ для выяснения личностей делегатов, проголосовавших против Сталина. XVII съезд партии тогда называли «съездом победителей», но позже его назовут «съездом расстрелянных».

Вероятней всего, именно после этого инцидента Сталин понял, что его положение в партии стало шатко, и он неминуемо будет смещен из ЦК, если ничего срочно не предпринять. Надо было действовать немедленно, на опережение, иначе власть выскользнет из его рук. Однако манипулировать обычным «аппаратным» способом с помощью подтасовок и интриг при настоящем составе партии, уже начавшим отворачиваться от него, более не удастся. Требовалось нечто радикальное.

Сталину мешали более всего «старые большевики», «ленинская гвардия», помнившие ленинскую «демократичность» в партии. Н.С. Хрущев, который был делегатом XVII съезда, вспоминал («Время, Люди, Власть», кн. 1,ч.1): «Кто мог голосовать против Сталина? Это могли быть только ленинские кадры.… Молодые люди, которые выдвинулись при Сталине, боготворили Сталина и смотрели ему в рот…. Сталин понял, старые кадры, которые находятся в руководстве, недовольны им и хотели бы заменить, если это удастся. И вот Киров был убит, а затем началась массовая резня. … Сталин правильно определил, кто голосовал против него. И вот полетели головы старых большевиков. Они объявлялись врагами народа, и все наши граждане, и партийные и беспартийные, одобряли это».

На глазах Сталина народ изменился до неузнаваемости. Почему же его партия, по его мнению, не могла бы превратиться из тысяч упрямых, мнящих себя истинными ленинцами соперников и прямых его врагов в таких же молодых, восторженных сталинскими успехами, послушно следующих за своим вождем энтузиастов? Однако этих упрямых заслуженных партийцев не удастся мирно отодвинуть в сторону, их предстоит уничтожать. Ведь недаром Максим Горький писал: «Если враг не сдается его уничтожают».

Сталин замыслил грандиозный выход из положения: в замене всего личного состава большевистской партии. Уйти из нее должны были все, поднятые на высшие посты еще Лениным, а потом ставшие его верными соратниками и «старыми большевиками». Это были и личные враги Сталина, и несогласные с ним в чем-либо или когда-либо, и те, в ком проницательный Сталин чувствовал неприязнь к своей особе. В партии должны были остаться только его верные сторонники. Остальных следовало уничтожить или изолировать, исключив из партии. Их родственников следовало также репрессировать во избежание «разговоров» и вероятной мести.

Число приговоренных по планам Сталина составляло несколько миллионов, это его не смущало. Сталин помнил и большие цифры людских потерь, которые позже «незаметно» и естественно восстанавливалось в русском народе. Его отношение к этому раскрывает его замечание по поводу страшных фронтовых потерь в Отечественную войну: «Ничего, русские бабы еще нарожают». Ведь Сталин прошел всю Гражданскую войну во главе партийного руководства. Тогда гибель миллионов людей в боях, от эпидемий и голода, от террора с обеих сторон не считались чем-то катастрофичным, то была вполне приемлемая «цена» за торжество революции и светлое коммунистическое будущее. Тогда эта «цена» составила от 11 до 15 миллионов жизней, или почти 10% дореволюционного населения России. Теперь же будет, возможно, не меньше, зато высокая цель Сталина будет достигнута, власть останется в его руках, наступит полное единение народа под его началом, государство станет могущественным, каким оно никогда не было раньше. Это стоило нескольких миллионов противников. Им бы все равно не нашлось места в задуманном Сталиным социализме.

Чтобы сохранить власть, оправдаться и сокрушить врагов, Сталин счел необходимым ударить первому. Он начнет с серии публичных судебных процессов, на которых будут разбираться сфальсифицированные дела мнимых «террористов», «шпионов», «контрреволюционеров» и «классовых врагов», которые, не выдержав пыток, будут оговаривать и себя и нужных для следователей лиц, признавать любые преступления и свою вину.

По протокольным данным карательных органов, далеко не полным, зато «точным» до единого человека, с 1930 по 1953 года было расстреляно 786.098 человек, а всего репрессировано 3.788.234 человека. Однако, по мнению историка Роя Медведева общее число репрессированных было не менее 40 миллионов человек. Это означает, что пострадал каждый третий житель СССР.

Новая, сталинская «революция» по традиции большевиков началась в Ленинграде. В конце 1934 года, вскоре после «съезда победителей», названного позже «съездом расстрелянных», любимец ленинградцев Киров был убит в коридоре Смольного, ленинградского обкома. У арестованного убийцы, большевика Николаева, оказался вполне прозаический мотив преступления: ревность. Киров был известен своей «любвеобильностью», и за этот неоспоримый факт ухватилось следствие. Однако подозрительным было то, что убийца уже дважды недавно задерживался НКВД. Он поджидал Кирова с револьвером в портфеле, имевшем разрез для быстрого извлечения, но каждый раз Николаева отпускали без последствий. Начальник личной охраны Кирова знал и докладывал об этом шефу. Почти сразу после гибели Кирова, он и сам был убит при странных обстоятельствах: при незначительной аварии грузовика, в котором его везли на первый допрос. Никто из охранников, ехавших с ним в кузове, при этом не пострадал. Странно было и то, что его, единственного из подозреваемых, везли не в легковой, а в грузовой машине, и в кузов с ним сели охранники с ломами.

До настоящего время «тайна» смерти Кирова до конца не раскрыта. Когда в 1956 году Генеральному секретарю Н.С. Хрущеву, поручившему новое расследование, доложили о результатах, то он запер заключительный документ в сейф со словами: «Пока в мире существует империализм, мы не можем опубликовать такой документ».

Однако народ уже тогда понял суть произошедшего, сочинив и шепотом передавая частушку: «Эх, говори Москва, разговаривай Россея! Ой, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике». Нет сомнения, что действия убийцы Николаева направлялись высшими инстанциями из Москвы.

Социалисты-революционеры, а позже и большевики испытывали большое уважение к «Катехизису» Нечаева, утвердившего путь политического террора во имя счастья и свободы народа. Сталин, вне сомнения читавший это текст, один из немногих, кто следовал ему буквально, но в грандиозных масштабах. Это подтверждает вся его жизнь, от ранних «эксов» с жертвами невинных прохожих, до террора середины 30-х годов против своих недавних близких друзей, соратников-большевиков, мешавших ему теперь достигнуть заветной цели – абсолютной власти в партии и стране. Это пример патологического перерождения крайнего пассионария, что сопоставимо с психическим расстройством царя Ивана Грозного, расширившего свое царство до Сибири, и одновременно истребившего в нем множество своего народа.

Если «большие» политические процессы конца 20-х и начала 30-х возбуждались из-за аварий и хозяйственных просчетов, и были направлены против «вредителей», выбранных «козлами отпущения» за промахи партийного руководства во главе со Сталиным, то новый сталинский замысел по грандиозной «чистке» партии развернулся сразу после убийства Кирова, объявленного терактом.

Уже вечером после убийства Кирова по распоряжению Сталина было составлено и обнародовано Постановление об ужесточении мер против контрреволюционеров и террористов и внесение соответствующих поправок в Уголовный кодекс. Согласие на это членов высшего партийного и Советского руководства было оформлено опросом, только через два дня, и задним числом. Теперь любое «политическое дело» могло быть выдано за подготовку к террористическому акту, а расправиться с неугодными можно было немедленно. Это широко распахнуло двери для последовавших массовых беззаконий. Сразу десятки дел, находившиеся у «органов» в производстве, никак не связанных с убийством Кирова, попали под понятие «контрреволюция» и были спешно рассмотрены судами. Почти все обвиняемые был приговорены к расстрелу, о чем было публично, и к удовлетворению «масс», объявлено в день похорон Кирова.

С этого дня машина репрессий закрутилась на полную мощность, на этот раз против самых активных и преданных большевиков. По замыслу Сталина партия должны была избавиться от «ленинской гвардии» – людей, задававших тон в партийных делах; от всех, кто работал с Лениным или был им когда-то замечен и выдвинут, от всех «старых большевиков», всех былых подпольщиков и революционеров, и главное, от всех, кто помнил действительную роль Сталина во всех прошлых событиях и мог бы о чем-либо свидетельствовать. Всем им предстояло быть расстрелянными, погибнуть в тюрьмах и лагерях, на непосильных работах на лесоповале и в рудниках. Кроме большевиков будут репрессированы и все прочие революционеры, готовившие революции 1917 года: давно «разоружившиеся» социалисты – эсеры, меньшевики, анархисты. Погибнут как «враги народа» и прежние члены или сторонники «буржуазных» партий царской Думы.

Уже в январе 1935 года состоялся первый судебный процесс новой серии открытых политических судилищ. В числе 19 подсудимых вновь «знаменитые» оппозиционеры Зиновьев и Каменев. Теперь они и их сторонники обвиняются в «подстрекательстве к убийству Кирова». Обработанные следователями чудовищными способами, подсудимые, к удивлению присутствующих в зале, а позже и читавших в газетах протоколы, охотно дают суду показания, признают вину, раскрывают поразительные подробности своих «преступлений», обвиняют в пособничестве других. Высказывались даже догадки, что в суде играли их двойники, актеры, однако знавшие подсудимых близко, отвергли такое предположение.

За примерное поведение на открытом всему миру суде, несмотря на требования «расстрелять всех как собак» на проходящих в стране митингах, обвиняемым сохранили жизнь. Их приговорили «только» к длительным срокам заключения, однако позже все они были расстреляны.

Вслед за этим процессом репрессии прокатились по всей стране. Из Ленинграда, как из «колыбели» новой вскрывшейся «террористической опасности», были массово выселены остававшиеся там бывшие дворяне с семьями, хотя они уже давно не вели никакой политической деятельности. Число их составило по приблизительным оценкам несколько десятков тысяч человек.

Градус политического напряжения в стране намеренно повышался Сталиным. По всем партийным организациям прошла кампания «покаяний» и признания ошибок. Ужесточалось карательное законодательство. Весной 1935 года был принят закон о наказании членов семей «врагов народа». Все ближайшие родственники изменников родины должны были высылаться в отдаленные районы страны, даже если никакого отношения к делу осужденных они не имели. Тогда же ЦИК принял Указ, разрешающий привлекать к уголовной ответственности детей с 12-летнего возраста, и возможности применения к ним наказания вплоть до смертной казни. Такие меры по превращению родственников в заложников еще более жестоко прижимали жертвы Сталина, вынуждали их покоряться и «сотрудничать» со следствием, или совершать самоубийство для отсечения последствий.

Историк Р. Медведев: «Сотни тысяч коммунистов голосовали за исключение «врагов народа» из партии. Миллионы людей на митингах и демонстрациях требовали суровой расправы с «врагами народа». При этом на суд и расправу выдавали нередко и своих вчерашних друзей. Конечно, большинство верило Сталину и органам НКВД. Были и сомневающиеся, чаще всего, если речь шла о каких-то конкретных случаях, но и они молчали, облегчая тем самым расправу с кадрами партии. Даже испытывая колебания и сомнения, эти люди не хотели считать себя соучастниками преступлений. И они заставляли себя поверить в Сталина, который якобы все знает и не может ошибаться. Культ Сталина помогал им успокоить свою совесть…. Мало кто понимал, что означает арест и гибель многих советских руководителей, объявленных «врагами народа». Но все видели, как развивается Советский Союз, как возникают повсюду новые школы, заводы, дворцы культуры. Не все понимали, что означают аресты военачальников, объявленных «шпионами». Но все видели стремление партии и правительства создать современную армию, способную противостоять нападению любого врага…. Советские люди были уверены, что смертельная схватка с империализмом и фашизмом не только неизбежна, но и близка. Это создавало и атмосферу приподнятости, и атмосферу тревоги».

Михаил Кольцов, видный журналист, писавший репортажи из воюющей Испании, оказался в нравственном тупике незадолго до своего ареста и расстрела. Друзья вспоминали его слова: «Каким образом у нас вдруг оказалось столько врагов? Ведь это же люди, которых мы знали годами, с которыми мы жили рядом!.. И почему-то, едва попав за решетку, они мгновенно признаются в том, что они враги народа, шпионы, агенты иностранных разведок…. В чем дело? Я чувствую, что схожу с ума. Ведь я по своему положению – член редколлегии «Правды», известный журналист, депутат – я должен, казалось бы, уметь объяснить другим смысл того, что происходит, причины такого количества разоблачений и арестов. А на самом деле я сам, как последний перепуганный обыватель, ничего не знаю, ничего не понимаю, растерян, сбит с толку, брожу впотьмах».

Сталин не щадил никого. Расстреляны или репрессированы были и близкие (родные его жены), родные ближайших соратников (жены Молотова, Поскребышева, брат Кагановича), личные друзья (Николай Бухарин). После смерти Сталина в его письменном столе нашли предсмертную записку Бухарина: «Коба, зачем тебе нужна была моя смерть?».

За время массового террора, в период только с 1937 по конец 1938 года были арестованы и погибли несколько миллионов человек, в том числе тысячи ученых и около тысячи членов Союза писателей.

12. Испытание огнем

Оглядываясь назад, можно с уверенностью утверждать, что за первую четверть века правления большевиков ни одно из ленинских воззваний, «крылатых» лозунгов и, обещаний счастливого будущего не было претворено в жизнь или выполнено, как впрочем, и за все 70 лет. Наоборот, российский народ испытал чудовищные тягости и горе, несравнимые ни с чем в дореволюционное время, было истреблено до четверти населения страны.

Однако только большевиков трудно винить в этом. Виноваты они «лишь» в том, что сначала наивно следовали догмам и иллюзорным планам своих немудрых теоретиков, затем гнали народ, как умели, по указанному теми пути, пока страну не накрыла туча сталинских репрессий, по своей жестокости и масштабам, неизвестных в истории человечества. Ведь еще в XIX веке, в то время как Маркс и Энгельс мечтали об утопии справедливого и счастливого общества, английский философ Герберт Спенсер уже писал: «Природные недостатки граждан неминуемо проявятся в дурном действии всякой социальной конструкции…. Нет такой политической алхимии, посредством которой можно было бы получить золотое поведение из свинцовых инстинктов». Но нет, Маркс, Энгельс, а за ними Ленин свято верили в свои социальные теории, «высосанные из пальца», были убеждены в возможности «перевоспитания» людей, вопреки внутренней природе. Примитивный материализм, принятый ими на вооружение для обоснования своих иллюзий, застилал им глаза плотной розовой пеленой, не позволяя увидеть и понять Поток жизни. Жизнь никогда и нигде не оборачивалась мирным счастьем в полном довольстве, сытости и покое. Это недостижимо. Борьба предстоит всем и каждому, независимо от социальных иллюзий и теорий. Но марксисты-ленинцы с фанатизмом ранних христиан повели народ в пустоту, к пропасти.

Тем не менее, за первые четверть века в России народилось новое поколение людей – советских людей. Они не знали царизма, с детства читали под новогодней елкой стишки вроде «Я маленькая девочка, играю и пою, я Сталина не видела, но я его люблю». Повязав красные пионерские галстуки, они учились в светлых советских школах и, став комсомольцами, с энтузиазмом работали на тысячах новостроек. Они маршировали под бодрые сталинские марши на праздниках физкультуры, учились бегать и стрелять, «сдавая» на «разряд» БГТО (Будь Готов к Труду и Обороне), с радостью шли по призыву в Красную Армию. Свершилась, наконец, долгожданная эмансипация женщин. Женщина впервые за историю стала равна мужчине не только закону, но и в реальности советской жизни. Женщины даже с некоторым вызовом устремились в сугубо мужские области: в воздухоплавание, спортивные игры, участвовали в тяжелых автопробегах по пескам Средней Азии, маршировали по Красной площади на спортивных демонстрациях.

Изба-читальня и Красный уголок в клубе заменили молодежи церковь; кинопередвижка по воскресеньям – посиделки и хороводы; праздничные демонстрации с лозунгами и красными флагами – крестный ход; патефон с пластинками записей московских артистов – гармонь и балалайку; портреты Ленина и Сталина – иконы в избах.

Единственным, но и самым важным результатом потрясений и горестей народа за четверть века стало его перерождение в иной этнос. «Старый мир» отцов и дедов стал чуждым советской молодежи – по культуре, по нравственным установкам, по идеям и целям. Это был успешный результат «передового» коммунистического воспитания. Молодые люди больше не верили в Бога, как их отцы и деды, считали религию «опиумом для народа», как учили их в школах. Они верили только в материализм, в науку и технику. Они боготворили Сталина, продолжателя дела великого Ленина, готовы были ради него на любые подвиги. Они верили в единственное нужное и возможное для всех народов, самое желанное счастье – торжество коммунизма во всем мире.

Демократии в стране не получилось, наоборот, наступила более жестокая деспотия и диктатура, чем при царизме, зато впервые в истории у народа появилось чувство общего равенства. Это было равенство в бедности, в беде, но все-таки равенство. В народе больше не существовало разделяющих пропастей по достатку, по наследным привилегиям и правам. Былые привычки преклонения и традиции были сломлены – рубили топорами даже иконы.

Народ, сломивший себе хребет четверть века назад в войне и разрухе, медленно выздоравливал. Из старого человеческого материала возрождался новый русский этнос. Но для проверки жизнеспособности, сопротивляемости, чтобы с полным правом назваться новым этносом, ему предстояло теперь пройти испытание огнем – Отечественной войной.

Первые недели грянувшей войны стали во многом позорными для страны. Хвалившаяся своей мощью армия, заявлявшая, что если будет война, то «малой кровью и на чужой территории», откатывалась, оказывая лишь незначительное сопротивление врагу, попадая в умело расставленные котлы, теряя многие сотни тысяч бойцов убитыми и пленными.

Смятение и неразбериха воцарилась тогда и в Кремле. Связь с командующими фронтами была ненадежная или вообще утеряна. Не получая вразумительных ответов на запросы командующим, Сталин направил на фронт даже начальника Генштаба Г.К.Жукова, лишив Генштаб должного управления. Не в силах обуздать себя, Сталин ежечасно вызывал к себе высших военачальников, невзирая на время суток, отвлекая их важнейшей работы.

Наконец, в конце июня наступили дни, похожие на кризис управления: Сталин исчез из Кремля, никому не звонил, никого не вызывал, уехал на свою «ближнюю дачу» в Кунцево. Не выдержав неопределенности, неспособные принимать самостоятельные решения, не имея даже формальной власти приказывать многим организациям, что было следствием установленной Сталиным строгой централизации, несколько членов Политбюро решились выехать к нему домой. Историки по-разному описывают эту встречу. Есть даже мнение, что Сталин взял тогда пример с царя Ивана Грозного, уехавшего из Москвы в свое село, «бросив» монархию. Бояре тогда действительно вскоре явились к нему с мольбами взять власть в свои руки. Нечто подобное произошло и теперь.

Приехавшие к Сталину гости отмечали позже, что он был в подавленном состоянии. Полагают даже, Сталин решил, что они приехали его арестовать. «Зачем приехали?» – спросил он. Но гости только робко просили срочно организовать Государственный Комитет Обороны, которому передавались рычаги управления страной в отсутствие Сталина. Сталин это даже не обсуждал и принял сразу. По свидетельству Н.С.Хрущева первые месяцы войны Сталин представлял жалкое зрелище в личном отношении, не верил в способность Красной Армии противостоять врагу, пытался заключить с Германией мир, жертвуя захваченными к тому времени территориями. Именно тогда от него услышали: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы про… Все погибло».

Поражения первых недель войны объясняют недальновидностью Сталина, доверившегося договору о «дружбе» с коварным Гитлером, истреблением опытных и умелых командиров Красной Армии в предвоенные годы, нехваткой в армии многих видов вооружения – не хватало даже винтовок, наконец, ошибками военного планирования, отвергавшего ранее планы и учения по стратегической обороне. Однако страна в целом была подготовлена к неизбежной войне. Самое главное, хребет страны, ее промышленность была построена. Благодаря только этому авральная эвакуация на восток заводов из захваченных областей позволили через год-два нарастить производство до превосходящего врага уровня. Численность войск, количество бронетехники, артиллерии, авиации даже в начале войны превосходили или были равны возможностям германской армии и ее союзников. Тем не менее, несмотря на многочисленные случаи проявления героизма, войска Красной Армии, почти не оказывая сопротивления, отступали, попадали в окружения и сдавались.

Германский народ, воодушевленный ранними победами, безусловно, побеждал народ русский. Гитлер и его окружение уже провозглашали свою победу над ненавистной коммунистической страной, явно уже не способной к серьезному сопротивлению после понесенных потерь. Но как выяснилось, русский этнос только собирался силами, «только запрягал», испытание огнем лишь начиналось.

За месяцы отступления стальная пружина воли и терпения народа все более сжималась. Ярость, ненависть к врагу, готовность скорее погибнуть, чем позволить врагу подмять себя, все шире овладевало народом.

Перелом случился почти через полгода после начала беды, с зимнего наступления под Москвой. Это был перелом и в душе народа. С этих пор новые страшные жертвы, потери новых сотен тысяч убитых, сотен тысяч гибнущих в окружениях и плену воспринимались как и прежде с болью, но теперь и с крепнущей верой, что все не напрасно, худшее позади, и народ уже ничто не сломит.

К удивлению врага, рассчитывавшего, что «стоит только ударить в дверь сапогом», и советская страна развалится, к удивлению всего мира, оцепеневшего в ожидании развязки, коммунистический режим оказался жизнестойким и достаточно эффективным в чрезвычайных обстоятельствах.

Буквально из-под сапог наступающих фашистов выхватывалось и спасалось бесценное оборудование тысяч заводов и отправлялось на восток страны. За считанные месяцы, на пустырях за Уралом создавалась новая кузница вооружений. Не сумели бы, не успели это сделать – нечем было бы вскоре воевать. Организация такой невиданной по масштабу эвакуации, удалась, пожалуй, только в результате жестко «воспитанной» Сталиным дисциплины и ответственности. Ведь не были бы те заводы государственными, а все частное, как до революции – не было бы тогда тех тысяч заводов, что спасли страну, построенных государством в первые пятилетки «на костях» умиравших от голода, ценой безмерных лишений всего народа.

Гражданский люд, иногда безоружный, добровольно шел в ополчение. Оставшиеся на оккупированных территориях мужчины и женщины организовывались в партизанские отряды которые, пополнившись выходящими из окружения бойцами, превращались в новую и неожиданную для врага силу. У станков на заводах по 12 часов в день стояли старики, женщины, подростки. Весь народ с предельным напряжением превозмогал общую беду. Только ценой этих неимоверных усилий всего народа враг был разбит, и страна освобождена.

Представим, что случилось бы, если большевики не взяли власть в свои руки в 1917 году. Разумеется, история не имеет сослагательного наклонения. Однако, обильно расставив в этих размышлениях слова «возможно», «вероятно» и «если бы» такой экскурс в прошлое может быть полезен.

После Февральской революции 1917 года власть в России получили либерально-демократические партии. Временное правительство, состоявшее из представителей буржуазных и социалистических партий, выступало за «войну до победного конца» для соблюдения чести страны и верности союзникам. Но фронт массово покидали дезертиры, военное снабжение только ухудшалось, однако летом 1918 г. Временное Правительство предприняло наступление в Галиции. Наступление было позорно отброшено врагом. В результате последовавшего правительственного кризиса глава правительства Львов был смещен, и премьером стал социалист Керенский.

Падающая политическая поддержка, растущее недовольство продовольственным снабжением народа, военные неудачи ненадолго продлили бы жизнь этого слабого правительства, даже если большевики не сумели бы взять власть в октябре. Если не это, то страну могло ожидать только дальнейшее отступление на фронтах, скорое падение Временного правительства – в результате военного мятежа, и установление военной диктатуры. Диктатура одного или нескольких царских в недавнем прошлом генералов направила бы страну по единственно доступному им «новому» пути – дворянско-буржуазному подобию европейской демократии. Но сначала последовали бы годы наведения порядка в стране. Судя по жестокости «белого террора», проявленного царским офицерством в Гражданскую войну, меры по наведению порядка в стране немногим отличались бы от «красного террора» большевиков.

Однако то, что называется имущественными и производственными отношениями в стране изменению бы не подлежали. Развитие страны по старым наезженным рельсам привело бы Россию к длительному, на десятки лет, отставанию, даже прозябанию на задворках Европы. Разрушенные войной союзники, благожелательные и, вероятно, благодарные России за верность до конца союзническому договору, вряд ли смогли бы ей серьезно помочь кредитами на восстановление. Собственных же ресурсов для восстановления и ускоренного развития у России как не было до революции, так не было бы и теперь.

Однако, как мы знаем, России, Европе, всему миру, судьбой было отпущено только двадцать мирных лет. В условиях либерально-буржуазного строя о стремительном наращивании Россией экономических и военных мускулов речи быть не могло. Для сравнения можно привести условия, в каких Россия оказалась в 1991 году. Тогда тоже наступил новый политический и экономический кризис, развал, умеренная по меркам начала века «разруха», отсутствие национальной идеи, а на ее месте общее желание «жить как на Западе». Народ ельцинской России, жаждавший перемен, полагал, что его, освободившегося от «коммунистических» пут мученика жестокого режима, примут на Западе и во всем «цивилизованном» мире с объятиями, как равного, как любимого брата, проплутавшего семьдесят лет «блудного сына». Опостылевший всем «коммунизм» заменился в стране понятным и вожделенным «либерализмом», очень похожим на то, что случилось после февральской революции в 1917 году. Царило ощущение свободы, радость и ожидание скорых перемен, все верили чудо и бескорыстную помощь из-за рубежа. Но первой появилась свобода для бандитов, мошенников и стяжателей.

Об этом времени вспомним позже, пока только отметим, что за те же двадцать лет ельцинского «либерализма», были не построены, а разрушены тысячи заводов. Армия полностью потеряла престиж и уважение, на офицеров плевались на улице. Наше последнее технологическое чудо, космический «челнок», лишь недавно прошедший успешные испытания, был продан в парк аттракционов. За первые два десятилетия «новой» России была построена не промышленность, а всего лишь два пассажирских самолета, еще советской разработки. Это пример, как работает «либерализм» в стране, где не развито еще «гражданское» общество, способное контролировать себя и власти.

Возвратимся к варианту установления «либерального» режима в отсталой России начала века в условиях угрозы мировой войны, которая и разразилась через двадцать лет. Великие европейские страны рухнули под ударом фашистской Германии в считанные недели. Извечно отстававшая от них Россия последовала бы вслед за ними, развалившись как карточный домик, вплоть до самого Урала. Но на Урале Германию встретила бы не сильная русская военная промышленность, вооружавшая народ, а оккупационная армия союзной по «Оси» Японии.

Еще одну «развилку» в судьбе Россия могла встретить в 1918 году на Учредительном собрании. Этот всероссийский съезд представителей всех политических сил России должен был обсудить и принять основные для нового государства акты, выбрать правительство и его главу. Даже большевики задолго до октябрьского переворота публично призывали к скорейшему его созыву, полагая в нем возможность усиления своих позиций, не надеясь еще на успех силового переворота. Однако после Октября отношение большевиков к работе и вероятным решениям Учредительного Собрания изменилось в корне. После проведения всероссийских выборов депутатов (более 800), оказалось, что большевиков и их сторонников среди них было менее четверти. Стало ясно, что нужных большевикам решений Учредительное собрание не примет. Главой правительства большевик выбран быть не может, только либерал-социалист или эсер или меньшевик. Однако захваченную силой власть большевики отдавать никому не собирались.

Учредительное собрание было официально созвано и открыто в январе 1918 года, но после короткого времени работы (чуть менее суток), ранним утром оно было грубо прервано большевиками, объявивших, что «караул устал», а на следующий день вообще закрыто и распущено. Представим дальнейший путь России, если бы Учредительное собрание продолжило свою работу, избрало правительство и премьера. «Гадая на кофейной гуще», оценим, что стало бы «лучше» при либеральных демократах, если бы они сумели удержаться у власти.

Очень возможно, что не было бы Гражданской войны или она стала бы менее кровопролитной и яростной. Россия не потеряла бы от 12.5 до 15 миллионов своих граждан.

Не было бы насильственной коллективизации крестьянских хозяйств. Миллионы работящих и зажиточных крестьян и их семей не были бы выселены в отдаленные районы, многие из которых погибли. Напротив, окрепшие частные хозяйства, вне сомнений, хорошо кормили бы страну.

Не случилось бы страшного голода начала 30-х годов, из-за изъятия хлеба государством для продажи за рубеж в обмен на оборудование, нужное для ускоренной индустриализации. Тогда тоже погибло несколько миллионов граждан.

Не произошли бы жестокие политические репрессии, начавшиеся сразу после прихода большевиков к власти, достигшие небывалых масштабов в 30-х годах, и вновь вспыхнувшие после войны. То было горе, неволя и гибель для более, чем 40 миллионов ни в чем не повинных людей.

Назовем теперь «пассив» этой гипотетической «бухгалтерии», то есть что бы стало «хуже» при либералах, без власти большевиков.

Не были бы построены за годы первых пятилеток тысячи новых заводов, шахт, каналов, дорог, составивших «хребет» новой России. Не было бы перед войной создано станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической и авиационной промышленности, как и производства мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и прочего. Как никогда не было этого и до революции.

«Хребет» страны был создан исключительно за счет внутреннего ресурса – внутреннего накопления, потому что в кредит никто и ничего не давал – только за наличные: хлеб, золото, художественные ценности. Золото – из церквей и по реквизиции от бывших дворян, «буржуев», «деклассированных» элементов; картины – из национализированных частных собраний, включая Эрмитаж; хлеб – насильно отнятый у крестьян, в том числе у страдавших и умиравших от голода. Для успеха нужен был еще труд. Выручил рабский, принудительный труд десятков миллионов репрессированных.

Без этого начального капитала, невозможно было ни быстро восстановить страну, ни превратить ее в индустриальную державу. Индустрия – это была сила, которая спасла страну в Отечественную войну. Победа в ней была достигнута не только «ценой» 27 миллионов погибших соотечественников, но и десятков миллионов тружеников, в том числе заключенных, брошенных Сталиным в топку ускоренной индустриализации в 20-30-х годах.

Но и «левый» или «правый» уклоны в самой партии большевиков, с которыми Сталин боролся, повели бы страну в сторону от укрепления государственной мощи. И те и другие уклонисты-большевики видели путь России в замедлении темпов индустриализации для блага самих же граждан России, в защите крестьянства от насильственной коллективизации под лозунгом Бухарина «Обогощайтесь!». Сталин смял эти настроения в партии, как и уничтожил их представителей. Он требовал от партии наращивания Силы государства, а не достижения потребительского счастья для народа, и в этом его неизменно поддерживали партийные съезды.

Есть еще один фактор, сыгравший значительную роль в победе над врагом в Отечественной войне. Это повсеместная жестокая дисциплина и страх. В царской армии, а позже и в армии либерального Временного Правительства, в конце войны дезертировали тысячами. С фронтов снимались и уходили целыми взводами, «левые» пропагандисты свободно призывали солдат к «братанию» с врагом, к суду над строгими офицерами и расстрелу, к созданию солдатских Советов и т.п. В результате фронты Первой мировой оголялись и безудержно откатывались.

Однако уже в Гражданскую войну верховный комиссар Лев Троцкий расстреливал каждого десятого из частей, допустивших, по его мнению, трусость, частей, отступивших перед врагом – мера, неведомая со времен Римских легионов. Он же брал в заложники и мирных граждан из числа враждебных большевикам классов и расстреливал их, если враг совершал диверсии или применял «белый» террор.

Жестокие сталинские репрессии в Армии выкосили десятки тысяч офицеров высшего и среднего звена, оголив войска, оставив их без опытного и «бывалого» в боях руководства, что вскоре оберулось позорными отступлениями и «котлами» в первые полгода войны.

Но это посеяло и страх. НКВД, позднее СМЕРШ, могли выдернуть из войск любого, не только за проступок, но даже за «пораженческие» разговоры. Заградотряды по сталинскому приказу «Ни шагу назад!» становились с пулеметами позади наступающих войск. Не только ненависть к врагу, жажда победы и мести заставляли солдат вставать и идти под пули, но многих двигал и страх. Офицерам, вплоть до командующих армиями, грозил расстрел за малодушие и самовольное отступление перед врагом.

Подобные жестокости не применялись в армиях либеральных стран. Но эти страны и падали перед гитлеровскими армиями как кости домино. Но и Гитлер ввел в своей армии расстрелы за «трусость» в бою и подобие заградотрядов еще задолго до сталинского отчаянного «Ни шагу назад!».

Поэтому сомнительно, что либеральная демократическая Россия, какой ее видели партийные фракционеры-оппозиционеры, смогла бы устоять перед фашистской военной машиной и не рухнуть вслед за либеральной и более сильной Европой.

Чрезвычайные вынужденные меры, как бы жестоки они ни были, воспринимаются всегда народом с болью, смешанным со страхом, но подсознательно «с пониманием», как верные, и действительно необходимые для выживания страны. Ни во время Отечественной войны, ни после победы, ни даже теперь, когда стали известны те жестокие меры, приведшие к гибели миллионов невинных людей, нигде и ни разу это не вызвало широкого негодования или протеста. Люди после окончания войны восприняли это как скорбные, но необходимые и единственно верные тогда меры для достижения победы над врагом. Благодаря, возможно, только этому, они стали победителями, а теперь живы и счастливы. Народ, этнос, в глубине своей способен к любому перенапряжению в решающие для жизни моменты, готов идти на любые жертвы, а победив, не горевать, восстанавливаться и не вспоминать более об этом.

Возвращаясь назад в революционное время, положение России, как мы теперь понимаем, было похоже на картину «Витязь на распутье». "Направо пойдёшь – коня потеряешь, прямо пойдёшь, голову потеряешь, налево пойдёшь – и коня, и голову потеряешь". Но в данном случае витязь коня не развернул, как в сказке, а дальше двинулся, выбрав следующее: пожертвовал благоденствием народа, даже жизнью очень многих, ради жизни этого народа в будущем – его внуков и правнуков.

Было ли это осознанным решением кого-либо конкретно? Одного диктатора Сталина? Нет, это было подспудным решением всего народа. Не потому ли с таким рвением доверили ему свою судьбу не только соратники по партии, но и миллионы? Судьбоносные чувства и умонастроения развиваются в народе постепенно, затем они охватывают людей неким единым внутренним убеждением. Этнос объединяется общей решимостью, он подсознательно противопоставляет себя и свою национальную идею чужакам. В этом проявляется Личность, объединяющая на бессознательном, интуитивном уровне большинство индивидуумов этноса. Внешне случайными событиями, управляемая, казалось бы, случайно встающими у руля власти людьми, Личность народа неизменно подвигается к верному и единственно возможному и благоприятному для будущей жизни решению и исходу. Однако всегда это происходит с многочисленными жертвами и бедами для многих людей.

13. От победы к победе

Победившая Россия вышла из войны гордой, но обессиленной. Половина страны лежала в руинах и пепелищах, в опустевших деревнях почти не оставалось здоровых мужчин, чтобы кормить страну. После победных салютов, радостных встреч, слез и горечи от потерь любимых, полуголодный народ приступил к восстановлению разоренной, но спасенной земли. В Кремле царил дух торжества и заслуженной гордости: государство «рабочих и крестьян», преодолев недавнюю нищету и бессилие, превратилось в могущественную державу. Только одна страна на земле могла теперь называться ей ровней – США.

Сталин снисходительно, но и с удовлетворением позволил присвоить себе чин генералиссимуса. Забытое и режущее русский слух звание, но для героя-полубога теперь не существовало ничего подходящего из привычно «человеческого».

То было время триумфа для личности Сталина. Все, к чему он стремился еще юношей, для чего скитался по тюрьмам и ссылкам, рисковал жизнью, боролся в подполье, утверждал свою правоту в партии, не считаясь с людскими жертвами, оказалось верным, его страна стала великой, достигла невиданного могущества. Он оказался во всем прав, он победил – сильнейшего, страшного Гитлера, перед кем трепетали и падали надменные страны Европы. Россия стала супердержавой, второй по экономическому и военному могуществу в разрушенном войной мире.

Однако торжество Сталина, его горделивая безмятежность продлилась недолго – всего несколько месяцев после взятия Берлина и парада Победы на Красной площади. Взрывы американских атомных бомб в Хиросиме и Нагасаке прервали радость Сталина и вселили в него беспокойство. С этими взрывами Сталин перестал быть одним двух «первых» на планете, он в миг атомного взрыва стал даже не вторым, а далеко отставшим, уязвимым, и поэтому снова «слабым». Горделивая Россия, лежавшая в руинах, в тот самый миг откатилась с места повелителя Европы и половины мира в ряд второстепенных стран, располагавшихся в воображаемой иерархии далеко позади Америки. Россия, ее народ даже не догадывались об этом, но уязвленный Сталин это понимал и глубоко переживал. Восстановить свою гордость и величие Сталин мог только, спешно получив в распоряжение собственную атомную бомбу, и пригрозив ею всему миру.

Так народ, даже не ведая, должен был восстановить свою силу, неожиданно поколебленную чужим взрывом, создав и себе это дьявольское оружие – надрываясь, прилагая все силы, умение, смекалку, и снова теряя тысячи жизней. Русскому этносу опять предстояло испытание на жизнестойкость.

Россия и Сталин давно казались неделимым целым. Сталин считал себя более русским, чем грузином, о чем неоднократно говорил. Россию, которая победила столь сильного врага, построил именно он, Сталин. В этом был убежден не только он сам и весь егонарод, это признавали во всем мире. Даже непримиримый враг «Советов» В. Черчилль, союзник во время войны, но затем вновь злейший враг, скажет после смерти Сталина: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой». Возможно, эти слова только приписываются Черчиллю, но в них – правда.

Между тем, угроза стране начала складываться очень серьезная. Недавний союзник и «партнер» В. Черчилль в своей знаменитой Фултоновской речи в 1946 году фактически объявил Холодную войну Советскому Союзу. Разумеется, не будь Россия советской и коммунистической, и проявила бы она большую податливость англосаксам, Холодной войны никто бы ей не объявил. Однако не будь она советской и коммунистической уже двадцать пять лет, то неизвестно – существовала ли бы она к 1946 году, а не пала, как пали за несколько недель европейские «свободные» державы под сапогами гитлеровцев.

Тем не менее, Холодная война уже началась, но оружия, чтобы противостоять новой угрозе у России не было. «Доктрина Трумэна» (1947) недвусмысленно объявляла о готовности США применить против СССР ядерное оружие. Ситуация для России складывалась опаснее, чем даже перед недавней войной. Отвести же эту опасность от страны могла опять только собранная в кулак адекватная Сила.

Еще не кончилась война, как руководству стала очевидна необходимость срочного создания нового оружия. Разведка сообщала о работах в этом направления в США, Англии, Германии и других странах. Поэтому на совещании в узком кругу Сталин только подытожил: «Надо делать».

Усилия России по созданию атомной, а затем и водородной бомб, по значению для обретения Силы можно поставить в один ряд с былой ускоренной индустриализацией 30-х годов. Опять несчетные жертвы, понесенные на рудниках и заводах «атомградов» – сознательно и по не пониманию коварства радиации.

В стране не было ни урановых рудников, ни соответствующего оборудования, ни научных наработок. Однако в России были талантливые кадры. На первых порах помогли «агентурные» сведения по зарубежному опыту, переданные несколькими западными учеными, сочувствующими коммунистам. Затем десятки тонн урановой руды удалось найти и вывести из побежденной Германии, там же наладить и добычу этого сырья военнопленными на руднике «Висмут». Удалось даже убедить добровольно выехать из Германии в Россию нескольких крупных специалистов в этой области вместе с семьями.

Россия, ее ГУЛАГ, начали покрываться новыми центрами подневольного труда, на этот раз совершенно секретными. То были урановые рудники, обогатительные фабрики, научно-производственные центры с ядерными реакторами, испытательные полигоны. Работавшие на них сотни тысяч заключенных делились на несколько категорий, с разными условиями труда, содержания и охраны, с разной последующей судьбой. Заключенные с большими сроками, в основном «политические», даже не подлежали «законному» освобождению – из-за секретности содержания их работы и знания месторасположения объектов. Сотни тысяч «военных строителей» были бывшими бойцами Красной Армии, на чью долю выпало пройти весь ад фашистского плена, выжить и быть «освобожденными» своими. Они считались подозрительными и наказывались за «нестойкость» в боях. В лагерях атомградов отбывали сроки и лица, оказавшиеся в конце войны на оккупированных территориях; работали тысячи военнопленных; особую категорию заключенных составляли десятки тысяч «власовцев» – изменников родины, воевавших на стороне фашистов.

Труд заключенных, работавших в атомградах, оказался экономически очень эффективным. Сохранились многие «заявки» производственных и даже научных организаций, не исключая и Академии наук СССР, с просьбой о выделении для строящихся «объектов» новых «партий» невольников.

Новое послевоенное напряжение страны дало ожидаемый результат. В условиях строжайшей секретности, проявленных чудес научного и организационного таланта, несмотря на десятки тысяч случаев гибели и смертельных болезней заключенных и вольнонаемных от радиации на рудниках и обогатительных фабриках, при авариях на реакторе, от бездумного сливания радиоактивных отходов в реку Теча, заразившего и убившего жителей по берегам на сотни километров, задача, поставленная Сталиным и партией, была решена в кратчайший срок. В 1949 году первая советская атомная бомба была успешно взорвана, что стало новой большой победой обессиленной недавней войной страны. То была победа советской науки, промышленности, предельно жесткой организующей системы, всего сталинского «социализма», выросшего в России на страхе, смерти десятков миллионов, на принуждении и насилии, но, как ни странно, при неизменном одобрении этого курса народом, крепкой его вере в «мудрость» вождя, в торжество «ленинских заветов», в надежде на обещанное Лениным счастливое будущее.

Через несколько лет была разработана и успешно испытана водородная бомба. В результате был достигнут паритет по разрушительным возможностям армий СССР и США. Наступило гордое затишье в Холодной войне двух государств и возглавляемых ими военных блоков. Теперь каждая сторона «гарантированно» могло превратить другую в радиоактивный пепел.

Затишье – это не мир. Но мира никогда не бывает и не будет в человечестве. Однако неведомое ранее равновесие – ядерный паритет двух стран – обеспечил мир в Европе, и теперь более, чем на три четверти века. Небывалый срок для мирной жизни в истории «цивилизованных» стран. Этот мир поддерживается до сих пор исключительно благодаря силе каждого из соперников. По-видимому, это единственное, что может удерживать государства и их народы от никогда не затухающих истребительных войн: Сила и страх возмездия. Без этого гуманизм, либерализм, дипломатия разлетаются как пыль под неукротимым завоевательным напором и инстинктом утверждения власти над проявившими слабость чужими народами. Разумеется, для публики всегда потом выдумываются благие намерения и цели, приводятся достойные объяснения проявленной агрессии. Политические аналитики, удивляясь современному, небывалому по длительности миру между сильнейшими государствами, даже назвали ядерное оружие «подарком Бога».

Итак, к десяткам миллионов жертв сталинизма довоенного времени добавились, как минимум 27 миллионов погибших в Великую Отечественную войну. Плюс сотни тысяч загубленных жизней при создании ядерного щита. Разве такое «счастливое будущее» народа видели в мечтах русские интеллигенты и революционеры, вынашивая и претворяя революционные планы? Но этнос живет по своим законам, и понятия «счастье», «комфорт», «благоденствие» не применимы и не нужны ему. Его цель выжить и утвердиться любой ценой. Выжить наперекор агрессивным соседям. Выжить, и только выжить. А для этого этнос готов идти на любые жертвы, и ему нужна, прежде всего, Сила.

В современной физике давно признана двойственная природа многих явлений. Например, волновые и, одновременно, корпускулярные свойства электромагнитных колебаний, необъяснимая способность некоторых субатомных частиц находиться одновременно в разных местах, будто бы в зависимости от намерений наблюдателя, и прочие противоречащие обыкновенной логике явления. Отчего же не допустить возможность и в социальной жизни явлений, столь же необъяснимых или «неприемлемых» с позиции воспитываемых с детства человеколюбивых «ценностей» и морали?

Хищники убивают свои жертвы не потому, что они «злые», а потому, что жизнь в целом устроена в этом мире не по человеческому «хотению», а по большим «законам» природы. Человеческие эмоции, мысли и поступки часто в корне не согласуются с этими законами, и потому многое вокруг кажется «злом» и даже вызывает «ужас».

Но люди уже оправдывают и защищают хищников, перестают убивать змей на дороге только потому, что они вызвали у них страх, поэтому можно допустить, что в жизни имеются такие «можно» или «надо», которые люди пока не поняли, но о чем, возможно, догадываются и стыдливо умалчивают. А именно, о необходимой порой жестокости, жертвах и смерти миллионов, до десятков процентов от численности населения, как это бывает в природные эпидемии. Плюс тяготы и несчастья для остальных – и все это ради выживания и движения народа вперед, а не увядания и скорой гибели от рук соседних «хищников» – государств и народов тоже вовсе не «злых», а лишь действующих по общим для жизни устремлениям и инстинктам. О «сытости», «счастье» и «комфорте» речь не может идти, когда под угрозой оказывается жизнь. Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Только в этом ее цель и доступный нам смысл.

Спросите себя, расстались бы вы сейчас со своей бесценной жизнью, или согласились бы не родиться и никогда не жить в обмен на несбыточную, но лучшую долю для тех, кто сгинул в сталинских лагерях и на фронтах всех наших войн? Если согласились, то надо согласиться и с неизбежным исчезновением России с карты мира, и населяющих ее народов из истории.

История этноса непоколебима и тверда как утес, другой она не могла состояться. Ее жизнь сумела реализоваться вопреки всем угрозам и трудностям. Поэтому она всегда истинна, единственно верна и оправдана несмотря ни на что. Живущие ныне – лишь острие, кончик копья, летящего из прошлого. Нам заметен лишь его непрерываемый полет к неведомой цели, об остальном не дано знать. Ничто, никакие враги не должны помешать лететь этому копью к цели. Поэтому «счастье», «комфорт», даже людская «справедливость» неприменимы к нему и к его полету. Средства для поддержания движения этого копья в неведомое будущее лежат «за гранью добра и зла», как выразился философ.

Преследуемая ящерица, сбрасывает и жертвует хищнику свой хвост, который вскоре отрастает у нее вновь. Сами люди в давние времена перед угрозой голодной смерти убивали собственных малых детей, а часто и съедали их, чтобы уменьшить число голодных ртов и спасти остальных. Потому что эти «остальные» только так получат шанс возродить род. Опасность для жизни, как отдельным людям, так и всему этносу, вызывает готовность и способность к чрезвычайным мерам – неведомым, немыслимым и «ужасным» в обычных условиях. Только превозмогая ужас, людской род успешно продолжает свой путь, умножаясь и «развиваясь».

Каждый этнос в своем стремлении к жизнестойкости внутренне организуется и укрепляет себя. Рождающиеся в этносе пассионарии первыми идут на риски инициации необходимых социальных преобразований, что затем происходят в результате народных восстаний или дворцовых переворотов, когда достигается «критическая» масса народного недовольства. Современный политический строй невозможно улучшить по существу, заменяя лишь самые негодные части или детали. Это живой человеческий организм. Нельзя изъять из него все «плохое» и оставить или добавить только «хорошее». Плохая или хорошая, но это сложившаяся, сросшаяся структура. Это как сидя на стуле, пытаться заменить на нем одну ножку. Надо либо все переворачивать, неминуемо проходя через разброд и развал, или, если не хватает решимости, ничего не трогать и оставаться сидеть на месте, в «застое». Такой переворот «стула» и развал случился в России в 1917 году, подобное произошло и в 1991 году.

14. От могущества к краху

Смерть Сталина в 1953 году обозначила конец эпохе перерождения России. Новый народ, новый русский этнос не только был успешно рожден и воспитан, но прошел и жесточайшее испытание на стойкость, сопротивляемость и силу Великой Отечественной войной.

Власть над громадной страной после Сталина перешла к пятерке его ближайших соратников, товарищей по работе в Совете Министров и ЦК партии. Это были эффективные организаторы, люди большой трудоспособности – иных бы Сталин к себе не приблизил, – но они были лишь исполнители, никогда не имевшие собственных целей, кроме личного влияния и власти. Самостоятельных и убежденных в своей правоте людей, пассионариев, Сталин около себя не держал – опасался. Он всегда настороженно следил за группировками, возникающими между его ближайшими соратниками в их борьбе за влияние. Такой отрицательный отбор, проводимый Сталиным десятилетия, вырастил элиту отличных исполнителей, но не талантливых личностей.

Эпоха подлинных пассинариев, рисковавших жизнью в революционной борьбе ради идей, терявших позже жизнь при сталинских репрессиях, закончилась в России. На несколько десятилетий самоотверженное следование идеалам и убеждениям, чем бы они позже ни оборачивались и какие бы жертвы народу ни несли, прекратилось. Наступила глухая пора правления малообразованной партийной номенклатуры, лишенной высоких устремлений и способности глубоко самостоятельно мыслить, готовой только к бездумному повторению мертвеющих коммунистических догм, уповая на чудо «великих» ленинских истин, способных и далее вести страну, удерживая от неминуемого коллапса. Искренность и убедительная сила былых партийных призывов к народу стала замещаться бездарными идеологическими шаблонами.

Если придерживаться мнения Льва Гумилева, что пассионарность есть наследственное качество, то сталинские чистки и репрессии 30-х годов, погубившие миллионы соотечественников, повредили генофонд партии большевиков, то есть целое поколение управляющей элиты. Репрессии 30-х годов в процентном отношении ударили сильнее всего по верхам, управленцам и армии. Были расстреляны или сгинули в лагерях почти все «старые большевики» из окружения Ленина, с кем он начинал строить новую страну. Погибло большинство соратников самого Сталина, с кем тот поднимал страну «на дыбы» в 20-х, тот самый «сталинский призыв» в партию, который он использовал, чтобы разбавить партийный контингент новым членами, ставшими затем верными лично ему, не знавшими подлинной революционной истории. В живых остались, в основном, услужливые, недалекие, умеющие скрывать подлинные мысли и чувства ради сохранения должности и жизни. Пассионарии нового этноса «Homo soveticus» в верхах, в партийной элите, понесли большие потери в Отечественную войну и после победы. Однако советский этнос уже родился, и только набирался сил, не ведая, разумеется, что в действительности происходило в верхах,

В то время, как страны, разгромленные Россией и ее союзниками в недавней войне – Германия, Япония, – через десять лет уже восстановились, и в них начался бурный рост благосостояния, СССР по-прежнему жил на полуголодном карточном пайке, потребительские товары производись в минимальном количестве и в нищенском ассортименте. Сельское хозяйство – коллективное, принудительное, как всегда лишенное стимулов к труду, – хронически не способно было накормить страну.

Идеологи партии, чтобы воодушевить народ на новые «трудовые подвиги», ухватились за новую идею принять и утвердить в народе «Моральный кодекс строителя коммунизма». Кодекс преследовал прежнюю утопическую цель воспитания «прогрессивного» человека: «сознательного и активного борца за коммунизм, всесторонне развитого, нового человека, свободного от пороков и пережитков старого общества». Моральный кодекс, должен был стать «Евангелием» новой веры и нравственности, регламентацией новых стереотипов поведения нового этноса, всего, что отстаивали пассионарии еще ленинского времени.

Новый «почин» был с воодушевлением поддержан партийными и комсомольскими функционерами от идеологии. На улицах советских городов, на крышах домов появились красочные плакаты и кумачовые лозунги с «выводами» из Кодекса и его моральными требованиями:

«Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест».

«Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов».

«Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного».

«Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат».

«Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

«Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни».

«Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни».

Это хорошие и правильные принципы, вечно притягательные для человечества: христианство проповедовало подобное более двух тысяч лет. Но в религии главное – это вера. Верой достигается сплоченность и готовность идти на любые подвиги. Однако в послевоенном СССР веры не осталось ни во что. Ни в громогласно по-прежнему провозглашаемые коммунистические идеалы, ни в справедливость и законность диктата единственной в стране партии – коммунистической, ни в руководство страны, избранное не народом, а неведомо кем. Народ потерял в большинстве также и религиозную веру – из-за многолетней сталинской антирелигиозной пропаганды, репрессий против священнослужителей, закрытия и разрушения церквей. Всякая вера, как и тесно связанная с ней пассионарность, политическая «страстность», ушла не только из народа. Первой она покинула власти страны, руководящую и культурную ее элиту.

Если большинство случаев упадка, разложения или гибели этносов происходило в истории из-за агрессии внешних врагов, из-за климатических изменений (например, после засухи: майя, ацтеки), или ландшафтных катастроф (извержение вулкана: минойцы), то советский этнос неожиданно споткнулся вскоре после Великой Отечественной войны из-за дефекта его собственного идеологического фундамента. Идеологические «табу» на частное предпринимательство и связанную с ним «эксплуатацию человека человеком» жестоко и бездумно «оскопило» русский этнос в отношении естественных возможностей развития. Это выбило из-под народа естественные стимулы свободного, раскрепощенного труда, и как следствие вызвало торможение промышленного и аграрного развития.

В ускоренной индустриализации страны с 20-х вплоть до начала 50-х годов, промышленность страны опиралась на простейшие технические решения. Успехи первых пятилеток в восстановлении после разрухи и в наращивании промышленного и военного могущества связаны были в основном со строительством и запуском в работу базовых отраслей, отсутствующих или находящихся в зачаточном состоянии в дореволюционной России. Это тяжелая промышленность, металлургия, энергетика, транспортная система и т.п. Научные, технические и проектные основы этих отраслей были заложены еще до революции, и еще не требовали существенного развития. Более современные технологии, как автомобилестроение, были приобретены за валюту у передовых стран Запада. Для полуголодной, разрушенной и ослабшей страны это казалось более чем достаточно. Все были рады и этим первым успехам, готовы были мириться и с жалким выбором и качеством товаров на прилавках, к которым надо было еще начала пробиться, выстаивая длинные очереди. Тем более, что никто не видел зарубежных аналогов и не мог ничего сравнивать. Однако военная техника, благодаря природной смекалке народа, требованиям военной «приемки» и жестокими наказаниями за брак получалась хотя и «без затей», но в основном крепкой, простой и надежной.

Народное хозяйство, где наибольшее значение уделялось «валу», т.е. количеству продукции для насыщения спроса, всегда превышающего предложение, при гнетущем страну тотальном «дефиците», могло успешно функционировать и в режиме государственного капитализма и административно-командной системы. «План», «вал», «трудовая дисциплина» – были общими законами государства, нарушение которых строго наказывалось, в критические времена даже лишением свободы.

Это успешно «работало», страна восстановилась, победила в войне и вновь восстановилась – на тех же производственных принципах и стимулах к труду: «все у нас общее», то есть государственное, и «кто не работает, тот не ест». Принуждение к труду было всеобщим. С 30-х до конца войны неоднократно опоздавших на работу судили и «сажали». Позже за «тунеядство», т.е. за «отлынивание от общественно полезной работы» судили и отправляли на работы в отдаленные районы страны. Известный пример этому ссылка на работы за «тунеядство» знаменитого впоследствии поэта, Нобелевского лауреата Иосифа Бродского.

Однако вскоре после аврального восстановления после войны экономика перестала развиваться, и страна незаметно вошла в «застой». С 70-х годов плановые пятилетки и семилетка развития страны уже ни разу не выполнялись, что, как всегда, умалчивалось. Сельское хозяйство после революции всегда, мягко выражаясь, «хромало» и вызывало «головную боль» у руководства, но теперь стало считаться вообще «черной дырой», куда бесполезно утекала валюта, вырученная от продажи нефти.

Бригады «шабашников», в основном приезжих из союзных республик, строили по деревням «Нечерноземья» коровники, «халтурные» по качеству, но «золотые» по себестоимости. Ничего не помогало: подневольный труд ни в колхозах, ни в совхозах не порождал изобилия, даже отдаленно похожего на «западное». Продуктов питания не хватало, страна не могла достигнуть самодостаточности, достойной «супердержавы». С середины 60-х годов приходилось уже импортировать пшеницу и прочие зерновые. Как злорадно удивлялись западные наблюдатели: «И такое происходит в стране, которая до революции кормила хлебом всю Европу!». Действительно, это было для всех неожиданно. Пришлось даже элеваторы и погрузочную технику в Новороссийском порту срочно переделывать из традиционно экспортной системы отгрузки пшеницы в систему для приема пшеницы из-за рубежа.

Плановая экономика с ее трудоемкими расчетами «всего и вся», стремившаяся согласовать на годы вперед производственные возможности, с одной стороны, и потребности хозяйства и населения, с другой, способна была, как всегда, «с горем пополам» удовлетворять только базовые потребности страны. Дефицит ощущался практически по всем товарным позициям и продуктами питания. В очередях в магазинах люди теряли по несколько часов ежедневно. Если в крупных городах, столицах республик, власти еще старались поддерживать видимость изобилия, то в областях, в поселках и деревнях на полках магазинов можно было видеть, чаще всего, только «дежурные» соль, водку, некоторые крупы, рыбные консервы, макароны и хлеб. Автор этих строк, выезжавший в начале 80-х годов в командировку в город Ереван, столицу союзной Армении, был поражен очередью в продуктовый магазин с хвостом на улицу на десятки метров. На вопрос: «Что дают?» получил ответ: «Сливочное масло».

Тем не менее еще при Ленине переход от «военного коммунизма» к НЭПу, высвободивший корыстный инстинкт личного обогащения частным предпринимательством, моментально дал эффект и заполнил рынки и полки магазинов. Но для современных партийных владык, победителей и авторов «Развитого социализма», завершение постройки которого они официально объявили на съезде своей партии, малейшее отступление от марксистко-ленинской догматики казалось преступлением.

Естественная мотивация частного производителя – корыстный или тщеславный интерес в получении наибольшей прибыли, ради которой он проявляет организационные чудеса, – при советском социализме заменилась партийным понуканием. Партийные ячейки и парткомы, созданные во всех учреждениях и предприятиях (государственных, иных не было), ведомые десятками тысяч райкомовских инструкторов, теребили, требовали, угрожали исключением из партии, потерей постов, уголовным преследованием, зачислением в «враги народа», что наводило на всех страх. Но страх – негодная замена предпринимательскому порыву и заинтересованному труду. Однако и страх, подстегивавший тружеников, раньше «работал», страна развивалась, но только на раннем, «примитивном» этапе развития промышленности и сельского хозяйства, когда главными были «план» и «вал», а полки в магазинах были пусты, и Красная армия остро нуждалась в вооружении.

Все в мире резко и навеки изменилось с середины 50-х годов, с началом «научно-технической революции – изменилось в мире, но не в СССР. Не в мировой коммунистической системе зародилась и развилась научно-техническая революция. Лишь свободное предпринимательство, подкрепляемое корыстным интересом, тяга людей к самореализации могли породить лавину технических новаций, изменивших мир во всех областях – в экономике, в обыденной жизни, в культуре. СССР безнадежно отставал во всем. Это проявлялось не только в быту советских людей, лишь понаслышке знавших о жизни за «железным занавесом», но сказалось и на авторитете страны. Всем становилась очевидной неспособность коммунистической системы дать людям современные блага и свободы.

Тем временем личные автомобили, комфортабельное «отдельное» жилье, удивительная по тем временам бытовая техника становились нормой жизни в западных странах, даже недавно разрушенных войной и «побежденных» в ней. В то же время у нас люди ютились, в большинстве, в коммунальных квартирах, а за вожделенным личным автомобилем, стоившим более пятилетней годовой средней зарплаты, стояли в очереди по десятку лет. Автор этих строк, встав на очередь на автомобиль «Запорожец» в 1972 году, получил его по очереди только в начале 1980-х. Полки магазинов даже в крупных городах были полупусты, все продавалось только с длинными очередями. Немногочисленные импортные товары, исключительно из стран «соцлагеря», т.е. из стран содружества «стран народной демократии», а также дефицитные продукты питания (в городах – колбасы, рыбные копчености, консервированные фрукты и т.д.) продавались трудящимся на производстве и в учреждениях в виде «наборов» или «заказов», чаще всего, к большим праздникам. Мера была вынужденная, т.к. ничего «дефицитного» после работы в конце дня трудящимся в магазинах уже не доставалось.

К 80-м годам неспособность безраздельно правящей коммунистической партии вывести страну из нескончаемых проблем стала очевидной. Народ все болезненнее воспринимал свою бедность, общую несвободу, границы «на замке», лживость пропаганды СМИ. Вот примеры лозунгов многометровыми буквами на крышах домов: «Слава КПСС!», «Народ и партия едины!», «Все ради человека, все на благо человека!», «Советское – значит отличное», «Партия – наш рулевой», «Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи», «Ленин с нами». Эти лозунги начали вызывать только усмешку и раздражение. Ведь генсек Никита Хрущев уже пообещал коммунизм в начале 60-х годов: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!». Но вместо обещанного коммунизма, ленинского «рая на земле» в 80-х годах, как и прежде, в магазинах были полупустые полки, длинные очереди, во всем неискоренимый «дефицит», а «коммунистический быт» – в тесных общих, «коммунальных» квартирах.

Однако явные протестные настроения широко не распространялись в народе, хотя и случилось восстание рабочих в Новочеркасске, с расстрелом и жертвами, затем засекреченное. В основном среди людей разливалось нечто похожее на разочарование и апатию. Ведь все-таки был мир, а это после страшной войны казалось великим достижением и «заслугой» руководства. Люди были более-менее сыты, продавался необходимый ширпотреб. Безработицы, как за рубежом, в советской стране «принципиально» не существовало, о чем трубили СМИ. На улицах люди не ночевали, как в «западных» городах: государственное жилье было у всех, – чаще общее, коммунальное, но было. Начали строить и раздавать бесплатно «остро нуждающимся» отдельные квартиры, позже появилась возможность в некоторых городах купить отдельную «кооперативную» квартиру. Народ, отвыкший за 70 лет от дореволюционного «съестного» изобилия, от политических свобод, наоборот, свыкшийся с равенством в бедности и беде, не имея возможности сравнить свою жизнь с «западной», воспринимал свое существование со спокойным равнодушием. И действительно, это был тот случай, когда протест и восстание ради большего «комфорта» народ инстинктивно понимал как ошибочные, ведущие только к ухудшению положения. Потому что только разлитое в народе понимание действительной опасности ситуации, стремление к восстановлению сопротивляемости этноса и его Силы способно подвигнуть его на революционный хаос и последующие лишения. Именно это случилось в феврале 1917 года, когда народ совершил революцию самостоятельно, неожиданно и без участия политических партий, работавших над этим десятилетия, даже к большому их изумлению.

При нарастании общего глухого недовольства в народе, явных протестных акций заметно не было. Бывали единичные «видимые» проявления «антисоветских», как это тогда называлось, настроений, но только в столице и крупнейших городах. Случались немногочисленные «пикеты» с плакатами на Красной площади, которые моментально подавлялись дежурившими агентами КГБ. Очень редко доходили слухи, что где-то арестовали «антисоветчиков», как это произошло с небольшой компанией студентов в Ленинграде в середине 60-х.

Неоднократно происходили попытки вырваться на «свободу», за границу, с захватом пассажирских самолетов. Из-за невозможности замолчать, в газетах приходилось это сообщать. Сообщили о неудавшейся попытке угона «сионистами» небольшого пассажирского самолета в Ленинграде. Другой широко освещенный в печати случай – трагический. Пассажирский лайнер был захвачен с применением оружия группой музыкантов – братьев и сестер с их матерью. То был широко известный в стране семейный джазовый самодеятельный ансамбль «Семь Симеонов». Самолет штурмовали на летном поле. Несколько музыкантов и их мать погибли, остальные члены семьи были судимы и получили сроки.

Когда становились известны такие случаи «неповиновения» и «антисоветских выходок» народ в целом относился к этому сочувственно, с любопытством, однако и с внутренней усмешкой. Прочие широко распространенные в народе «акты неповиновения»: сочинение и пересказ политических анекдотов (за которые после смерти Сталина уже «не сажали»); чтения в «интеллектуальных» кругах размноженных копий зарубежных изданий «диссидентов»; прослушивание прорывающихся в эфире сквозь «глушилки» радиопередач «вражеских» станций «Свобода» и «Голос Америки», включая любимый многими ежедневный «Джазовый час»; и, конечно, нескончаемые «политические» беседы среди своих. При таких разговорах бывалые люди всегда включали громкое радио, опасаясь «прослушки». Более сильных протестных акций «в народе» не наблюдалось.

Представление об общем эмоциональном состоянии «советского общества» в последние десятилетия его существования может дать следующая невеселая миниатюра, написанная автором этих строк в конце 70-х годов для своих друзей, без всяких надежд и попыток ее опубликовать.

«Тошно?

Дождливое, темное, как ночь, утро, когда чтобы проснуться смачиваешь из водопровода затылок, – с этого начинается новый день. Скорей, скорей – тебя ждет работа! Скорей, скорей – тебя ждут на автобусной остановке! Там много людей хотят втиснуться с тобой в автобус и ехать. Скорей!

В автобусной толпе, прижавшись к мокрым от дождя спинам и рукавам твоих ближних, первое время ты еще сохраняешь свою индивидуальность: с кем-то борешься, толкаешься, огрызаешься. Но не долго. Стиснутый, сонный и злой ты успокаиваешься. Тебе плохо. В полусонном сознании ты стараешься разыскать что-нибудь светлое, какую-нибудь радостную соломинку, чтобы ухватиться в это унылое утро. Но тщетно. И, зажатый, лишенный всякой свободы, ты смирнеешь, покоряясь своей жалкой судьбе.

Но обмякнув, расслабив мускулы, ты почему-то не падаешь, а сохраняешь свое место в автобусном коллективе. Десятки таких же, как ты несчастных, безвольных, с расслабленными телами мерно качаются в такт Великому Движению и поддерживают тебя в своем теплом студенистом теле. Товарищ, ты не один – нас много! Таких же пассажиров этой железной клетки на колесах. Нам тоже плохо, но мы молчим. Молчим и полуспим, расслабив мускулы своей воли. Здесь сыро, тошно, но хоть тепло всем вместе. И думать не надо – ведь нас везут. Как куда? На работу! Ах да…

Ты закрываешь глаза, не желая бодрствовать, и хочешь увидеть прекрасный сон. Но этого здесь нельзя, тебя что-то сдавливает с боков, непреодолимая сила, как морской вал, вращает безвольное тело, несет к стенке и, ударив о ящик кассы, оставляет в покое.

Остановка. Новые пассажиры с лицами завоевателей врываются в узкие дверцы автобуса, утрамбовывают поникшее автобусное население. Они энергичны, эти новые пассажиры, на их шляпах блестят свежие, еще не впитавшиеся капли дождя, в их глазах надежда. Плечами, торсами, всей молодой мускулатурой они ищут себе пространство. Это тебя раздражает. Ты ведь теперь все знаешь про этот автобус: здесь нет пространства, здесь нет никакой свободы, здесь только тесно и тошно. Ты хочешь сказать им об этом, но молчишь…

«Двери закрываются, оплатите проезд!» – ты вздрагиваешь от этого нечеловеческого голоса с жестяного автобусного неба и поспешно шаришь в кармане. Он здесь, твой билетик-комочек, но тебе было на миг страшно…

Двери закрылись, и ты снова качаешься в коллективном такте. Но вдруг кто-то там, у самой двери вдруг подал голос, – может быть, его сдавило больше других или из дверной щели поддувает свежестью. Он кричит: «Подайтесь вперед! Что стали-то!». Выгибается дугой, пуговицы на себе не жалеет – хочет протолкнуть толпу вперед. Но здесь этого нельзя. Автобус – жесток, не из резины, а двери закрыты…

И снова едешь… Твой ближайший сосед, что из новеньких, уже тоже расслабился, и его тело мирно качается вместе с твоим. Капельки дождя на его плечах уже утратили свежесть и прохладу, превратились просто в тепловатую сырость. Он тоже все понял, закрыл глаза и спит. А тот, что у дверей, тоже все понял, да не спит. Двери он разжимает, нет для него тут места, да и не по пути.

А ты все спишь… Не тошно?

Д.Т., ноябрь 1977 г.»

Как ни странно может показаться, в народе одновременно было разлито и горделивое чувство своей значимости, даже превосходства. При общей материальной и бытовой отсталости советского общества, воспринимаемой уже почти как неизбежная норма, в послевоенное время властями настойчиво пропагандировалось и внедрялось в сознание людей чувство государственной мощи. Повсеместно народу прививалась гордость за свою страну. Безусловно, это было вполне заслуженным и естественным чувством после победы в Отечественной войне, а затем послевоенных успехов в создании «ядерного щита» страны и, наконец, блестящих успехов в космической области: запуска первого в мире искусственного спутника Земли, создание первой в мире космической станции и т.д.

Успехи широко освещались СМИ, разъяснялись пропагандистами и лекторами на производстве в обеденные перерывы. Главные государственные праздники (День Октябрьской революции и День Победы) праздновались всегда с величественным размахом, с грандиозными военными парадами и салютами.

Это воспитывало и укрепляло в советском народе гордое чувство своей силы, значимости, мощи великого, «на 1/6 часть суши», государства. Так воспитывались граждане Советского Союза уже несколько поколений – учителями в школе, преподавателями в ВУЗах, лекторами на производстве и в селе, инструкторами на партсобраниях.

Поэтому советский народ в целом всегда ощущал свое превосходство над большинством народов прочих стран. Лишь одну страну он в глубине души признавал себе «ровней» – Соединенные Штаты Америки. Прочие страны воспринимались либо как «побежденные» в минувшей войне, поэтому с внутренней снисходительной усмешкой, либо как «подчиненные» – примкнувшие к СССР «младшие братья», союзники по военному Варшавскому договору. В 60-70-х годах кроме этих и не было в мире стран, заслуживающих серьезного внимания советского народа-победителя.

Здесь следует отметить, что, несмотря на постепенно растущее недовольство населения бытом и «свободами», при подобном чувстве собственного достоинства, и даже превосходства, революции никогда не свершаются. Чувство никогда не обманывает народ. Если он действительно «силен» своим государством, то никакие приманки или призывы к «лучшей жизни», как бы к большим «комфорту» и «свободе», никогда не смогут подвигнуть народные массы на серьезный протест и восстание.

Положение стало заметно меняться в 80-х годах. Отставание СССР по уровню жизни населения становилось всем очевидным. Скудный выбор продуктов питания, бедные ассортимент и качество отечественных промтоваров, «дефицит» всего импортного, недоступность без очередей или «блата» автомобилей, холодильников, цветных телевизоров и т.д. – резко контрастировали с качеством товаров, привозимых из-за рубежа командированными, и даже с видом и «запахом» приезжавших с Запада туристов.

Среди части молодежи широко распространилась «фарцовка» – покупка у приезжих иностранцев модной одежды, жевательной резинки, сигарет и прочих недоступных в стране вещей. Эти товары стали предметом вожделения советской молодежи, и покупались ими, если удавалось, за любые цены. Власти преследовали эту «спекуляцию», «фарцовщики» получали значительные сроки лишения свободы. Широко освещался случай с «валютчиком» Рокотовым, «взятом» на скупке валюты у иностранцев. Генсек Н. Хрущев тогда пошел даже на ужесточение задним числом закона об ответственности за валютные операции. Рокотова судили и неожиданно для всех, и него самого, приговорили к расстрелу.

Постепенно в душах многих советских граждан горделивость за мощь и победы своей страны стала разбавляться «комплексом неполноценности» перед странами Запада – по внешним признакам «процветающими» в сравнении с советским населением, вопреки лживым утверждениям пропаганды.

Уже с 70-х годов стал падать в народе авторитет партийных властей и советских руководителей. Народ начал с недоверием и иронией воспринимать партийные призывы и «почины». Никто уже всерьез не верил обещаниям построения «коммунизма», о котором теперь даже не упоминалось с высоких партийных трибун. Однако и в достигнутом «развитом социализме» всем была очевидна общая «бесхозяйственность», «головотяпство», «разгильдяйство», полная неэффективность советской системы хозяйствования. Распространилось настроение, метко выраженное присказкой: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем».

Экономическое состояние страны в середине 80-х годов резко и внезапно ухудшилось. К обычным проблемам в экономике, особенно в сельском хозяйстве, неожиданно добавилась проблема нехватки валюты на закупку продовольствия. Это было вызвано внезапным резким падением мировой цены на нефть, которая оставалась практически единственным источником твердой валюты для страны. Цена нефти упала до 8-12 долларов за баррель. Как позже стало известно, падение нефтяных цен было спровоцировано США по договоренности со своим союзником, крупнейшим в мире поставщиком нефти Саудовской Аравией. СССР никогда не обеспечивал себя продуктами питания, поэтому падение нефтяных доходов грозило теперь и голодом. Так «победа» США в многолетней Холодной войне с СССР оказалась возможной и почти уже достигнутой с помощью лишь «бумажных» манипуляций на мировых товарных рынках.

Однако, несмотря на охватывающую СССР слабость и неминуемое приближение краха, результаты и последствия существования этой громадной и могущественной сверхдержавы для мира были огромны. Отметим только одно явление, которые было следствием переплетения сложных и трудных судеб народов СССР, однако в большей степени оно было естественным, чем сознательно осуществленным. Это перерождение их этносов. В республиках Средней Азии советский строй вывел кочевников и примитивных аграриев из феодальных отношений в современную, европейски-ориентированную цивилизацию. То же произошло с малыми народностями Сибири и Дальнего Востока. Русский же народ, претерпев основные тягости и беды насильственной коллективизации, ускоренной индустриализации, беспощадной Отечественной войны, вышел из них этносом-победителем, с глубокими внутренними чувствами собственного достоинства, силы и непобедимости.

Но суперэтнос с названием «Коммунистический мир» у большевиков не получился. Как и не осуществились их надежды на «мировую революцию». Действительно, во многих странах заигрывали с коммунистическими идеалами. Зарубежные коммунистические партии, финансируемые из СССР, имели некоторое влияние на политику своих стран, но демократическим путем ни одна из них во власть не вошла. Возродившийся из «пепла» и вековой нищеты Китай, с энтузиазмом взявший на вооружение коммунистические лозунги и идеи, был этносом, настолько далеким от российского, что общий коммунистический суперэтнос не образовался. В 60-х годах на фоне разногласий по оценке роли Сталина в развитии коммунистического движения между этими странами началось охлаждение, имели место пограничные боевые столкновения, затем последовало многолетнее отчуждение.

Однако с гибелью Российской империи, с изгнанием и эмиграцией миллионов соотечественников, (послереволюционной и послевоенной волнами), а впоследствии с развалом на части СССР в 1991году и с миллионами оставшихся за пределами России этнических русских, начал оформляться как целостность мозаичный суперэтнос «Русский мир». Его судьба теперь зависит от способности новой России вернуть себе былое мировое влияние и силу.

Но перед тем, как «союз нерушимый республик советских», как пелось в его гимне, окончательно разрушился и рассыпался, как карточный домик, партийной элитой была предпринята в конце 80-х отчаянная попытка его робкого реформирования. Разваливающаяся экономика, нехватка твердой валюты на самые насущные нужды, скрытая инфляция, выражавшаяся в хроническом дефиците, доступность качественных товаров только «из-под полы» или из «валютных магазинов», вынуждали руководителей из Политбюро срочно искать выход из кризиса.

Не смея ничего трогать из «ленинских заветов» в фундаменте советского государства, взоры партийного руководства обратились в сторону Китая. Коммунистический Китай уже 10 лет как «поступился» некоторыми марксистскими принципами и, следуя присказке «отца» своих реформ Дэн Сяопина «Неважно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей», при помощи щедрых американских инвестиций и допущенного частного предпринимательства, демонстрировал невиданные результаты. Рост экономики Китая буквально «зашкаливал», превышая 12% в год, в то время как генсек «реформатор» М. Горбачев призывал свою страну к росту хотя бы на 4%, без чего – и он этого не скрывал, – страну ждали большие неприятности. Однако, судя хлебной очереди с длинным хвостом за дверью магазина, увиденной автором этих строк на главной улице Москвы (ныне Тверской), в стране тогда был не рост, а уже развивалась глубокая рецессия. Внешний долг увеличился за нескольких лет правления Горбачева в три раза,внутренний долг – еще более, но он никогда потом так и не был выплачен миллионам владельцев «сберкнижек». Даже если бы он и был возвращен, его бы сразу «съела» инфляция, достигавшая 90-х 2000% в год.

Вспоминая те дни, представляется, что недалекий, но оптимистично настроенный генсек Горбачев видел спасение своей страны в двух мероприятиях, вполне «революционных» для государства «развитого социализма» и психологии его руководителей.

Первое, обращение к ленинскому опыту начала 20-х годов введения в стране НЭПа, т.е. разрешения строжайше запрещенного уже 70 лет частного предпринимательства. Если при Ленине это оживило страну буквально «за ночь», то Горбачев ожидал, что это произойдет и теперь. «Ленинское наследие» было реанимировано в виде разрешения на организацию производственных и торговых «кооперативов». Однако при отсутствии у населения достаточных сбережений, капиталов, как у давно истребленных нэпманов, у которых имелся также опыт, теперь, при всеобщей государственной собственности, горбачевский НЭП открыл путь только кустарничеству и мелочной торговле на улицах. Одновременно хлынул поток криминала, мошенничества и коррупции. Ни о каком оживлении умирающей экономики в масштабе страны не могло быть и речи. Горбачевская «перестройка» оказалась мертворожденной.

От второго своего почина Горбачев ожидал немедленного успеха на международном поприще. Он был, по-видимому, давно убежден, что согласившись на «уступки» враждебному капиталистическому окружению, он моментально изменит их вечно враждебное отношение к советской стране. Будучи еще вероятным наследником кресла генсека, Горбачев ездил по приглашению в Великобритании, и очень тепло был принят премьер-министром Маргарет Тэтчер, знаменитой и хитрой «железной леди», сразу распознавшей в нем простака. Неизменную европейскую вежливость и обязательную благожелательность в личном общении, бывший комбайнер Горбачев принял за намеки и обещание будущего мира и согласия – только лишь СССР перестанет им угрожать, пойдет на уступки и «цивилизуется».

Получив власть, Горбачев приступил к назревшим преобразованиям, однако противоречивым и непоследовательным. Что было и ожидаемо от генсека компартии, реформы были надежно «привязаны» к марксистско-ленинским догмам. Но и эти полумеры, названные «Перестройкой», встретили поддержку в народе и вызвали надежды.

Своей внешней политикой Горбачев демонстрировал курс «на интеграцию СССР в сообщество западных стран». В своем письме лидерам «семерки» Горбачев писал: «На нашу встречу в Лондоне возлагаю большие надежды. Есть все основания полагать, что она может стать поворотным пунктом в процессе ограниченного включения Советского Союза в мировое экономическое сообщество». Однако на кокетливое заигрывание Горбачева с Западом, последний, прекрасно понимая безвыходность положения СССР, стал выдвигать серьезные требования. Деньги становились нужны стране «позарез», валютных резервов не оставалось, расходы только росли. Однако на просьбы Горбачева предоставить кредит в 20 млрд. долларов «на преодоление внутренних трудностей», западные партнеры связали получение денег с прекращением военной помощи Кубе («острову свободы», давнему союзнику СССР), с «более гибкой» позицией в отношении германского вопроса «о воссоединении», с «большим самоопределением» прибалтийских республик, и прочим. Неожиданно Советская страна, после 70 лет великих свершений и побед, оказалась «у разбитого корыта», нищей, просящей у врагов подачку на пропитание.

Постепенно Горбачев спустил «задарма» все наши стратегические козыри. Под улыбки и мизерные деньги на обустройство на новом месте были выведены наши войска из Восточной Германии, составлявшие доминирующую силу в Европе. Горбачев удовлетворился «дружескими» устными обещаниями западных лидеров не продвигать силы НАТО к нашим границам. Об этих обещаниях никто потом и не вспомнил на Западе, и войска НАТО встали в сотнях метров от границы с Ленинградской областью. Также необдуманно Горбачев поддался давлению госдепа США по разграничению континентального шельфа в Чукотском и Беринговом морях. Со своим министром иностранных дел он безвозмездно подарил США 46,3 тысяч квадратных километров нашей территории в Беринговом море. «Американцам достались не только богатые рыбой промысловые районы Берингова моря, но и значительная часть континентального шельфа, в том числе перспективные участки нефтегазовых бассейнов «Наваринское» и «Алеутское»».

Однако в результате уступок горбачевский СССР в семью «цивилизованного» Запада, куда новый генсек так стремился, не приняли – великое государство продемонстрировало полное банкротство, как в финансовом, так и в политическом плане. Холодная война, длившаяся 45 лет между СССР и странами НАТО, была полностью и позорно проиграна.

Столь же безуспешной была и внутренняя политика Горбачева. Под давлением партийных элит союзных республик, имевших, в частности, националистические интересы и искавших для себя большей свободы, Горбачев начал готовить новый «Союзный договор». В начале августа 1991 года он выступил с обращением к народу, объявив, что «Союзный договор» открыт к подписанию. Однако дело закончилось в том же месяце не подписанием крайне противоречивого договора, а пленением генсека его же соратниками из партийной и силовой элиты. Путч был пресечен исключительно благодаря решимости Бориса Ельцина, президента Российской союзной республики (РСФСР), однако Советскому Союзу оставалось жить после этого всего несколько месяцев.

8 декабря 1991 г. президенты России, Украины и председатель Верховного Совета Белоруссии подписали в Беловежской пуще «Соглашение о прекращении существования СССР». Как косточки домино за Украиной и Белоруссией отпали и прочие союзные республики, и к удивлению их народов, дружно прошел «парад суверенитетов». Советский Союз «бесшумно» и «незаметно» рассыпался после 70 лет своего существования.

Так в России очень буднично, без жертв, «репрессивный» и «кровавый» коммунистический режим за несколько декабрьских дней сменился на свободный и демократический строй. Таким новый строй был преподнесен народу России, и это было правильно, справедливо, хотя и с большим запозданием. Но случилось это вовсе «не волей» народов, населявших просторы страны, а решениями и энергией лишь властной элиты России, нескольких десятков человек, – с партбилетами Коммунистической Партии Советского Союза в карманах. В Москве мирно, в декабрьских вечерних сумерках спустили с кремлевского флагштока кроваво-красный большевистский стяг и подняли триколор Февральской демократической революции 1917 года.

Инициаторами и проводниками эпохальных перемен в России были партийные функционеры высшего звена, и прежде всего, Борис Николаевич Ельцин. В прошлом инженер-строитель, он начал подниматься по партийной лестнице в Свердловске, занимая затем посты Первого секретаря партии области, секретаря ЦК КПСС, первого секретаря Московского горкома партии. Это был человек, убежденный в ошибках и разложении своей партии, понимавший и знавший все пороки коммунистического режима изнутри. Он искренне верил в демократию и свободу для России, в необходимость прекращения идеологической и военной конфронтации с Западом.

Весьма драматично и публично происходила политическая борьба Ельцина с генсеком Горбачевым, представление о которой дают следующие отрывки из публикаций. «Ельцин резко выступил на Пленуме ЦК КПСС, критиковал стиль работы некоторых членов Политбюро…, медленные темпы перестройки, в числе прочего заявил о зарождении «культа личности» Михаила Горбачёва, после чего попросил освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро. После этого подвергся встречной критике, в том числе со стороны тех, кто его ранее поддерживал…. В конце концов, был вынужден покаяться и признать свои ошибки…. Пленум вынес резолюцию считать выступление Ельцина «политически ошибочным» и предложил МГК рассмотреть вопрос о переизбрании своего первого секретаря».

Позже Ельцин часто выступал на политических митингах, захлестнувших в то время Москву. Весной 1989 г. он избирается народным депутатом СССР, получив более чем 91% голосов в одном из округов Москвы. 29 мая 1990 года Ельцин был избран председателем Верховного Совета РСФСР. 12 июня 1990 г. под его председательством Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, предусматривавшую верховенство российского законодательства по отношению к союзному. Менее чем через год этот акт позволил объявить Советский Союз распущенным.

После смерти Ельцина экс-канцлер Германии Гельмут Коль назвал его «великим государственным деятелем» и «верным другом немцев». Канцлер ФРГ Ангела Меркель заявила, что Ельцин «был великой личностью в российской и международной политике, мужественным борцом за демократию». Подобным образом его оценивали после смерти и в России: «Значение Бориса Николаевича невозможно переоценить… Борис Николаевич был соразмерен той великой стране, которая называется Россия». Борис Ельцин был, пожалуй, единственным диссидентом в СССР, активно боровшимся с коммунистическим режимом и добившимся успеха. При общем недовольстве населения неэффективным и репрессивным режимом, в который опустилась советская страна, иных значимых лидеров активного протеста в стране так и не появилось.

Диссиденты были, конечно, и в России, т.е. люди, открыто высказывавшие свой протест против властей и режима, но не имевших доступа к государственным СМИ и публиковавших протестные материалы только за границей. Они были почти неизвестны населению страны. Их роль во внезапно произошедших в конце 80-х и начале 90-х годов политических преобразованиях была практически равно нулю. Никто из них не показывался на трибунах уличных митингов, не пытался избираться в ставший либеральным российский парламент. Поэтому никто из них, известных и ценимых только на Западе, даже отсидевших срок за «антисоветскую деятельность», не только не вошел впоследствии в новое правительство, но даже не стал известен сколько-нибудь широко, и не «прославлялся» за былые заслуги, как это произошло в странах «народной демократии», освободившихся от «коммунизма» вслед за Россией. Исключение составляет писатель Александр Солженицын, вернувшийся впоследствии в свободную Россию из принудительной высылки и ставший затем высшим моральным авторитетом. Значительную роль в либерализации страны сыграл и «отец» отечественной водородной бомбы академик Сахаров, также сосланный ранее. Безусловно, они были высокими пассионариями своего времени.

Представляются безразличными к «освобождению» из «оков» СССР почти все народы и элиты союзных национальных республик. Подписание в 1991 году лидерами трех республик в Беловежской Пуще акта о роспуске СССР было воспринято народами и элитами многих союзных республик сначала не только без энтузиазма или революционной эйфории, но даже с некоторой обидой и опаской. Все привыкли жить «за пазухой» у большого сильного «брата», оберегавшего их от любых напастей, единственного знавшего верный путь и направление, всегда готового прийти на помощь, в том числе, привычными денежными трансфертами. Никто не был готов к самостоятельной жизни. Случившиеся же ранее беспорядки в Грузии, Азербайджане и Латвии правильнее отнести к национально-освободительным эксцессам, чем к народным восстаниям или попыткам свержения строя.

Российский же народ, недовольный властями и режимом, остро чувствовавший общую несправедливость и порочность, наблюдавший стремительно развивающуюся слабость государства, дружно, с надеждой, и в некоторой растерянности последовал за малопонятными ему призывами ельцинских «демократов» к Свободе и Демократии.

15. Слабость и утрата национальной идеи

Крах СССР показал не только банкротство коммунистических идеалов и тщетность претворения их в жизнь. Отсутствие у погибшего государства средств даже на жизненно необходимые нужды, на пропитание, вынудившее просить помощи у недавних, вечно проклинаемых коммунистами врагов, обнажило катастрофическую потерю народом сопротивляемости и силы.

Выше отмечалось, в 1917 году февральская революция произошла спонтанно, по воле измученных военными лишениями народных масс, и совершенно неожиданно для политических сил России, десятилетиями готовивших в стране революцию. Тем не менее, в результате февральской революции производственные отношения в стране, структура хозяйствования, система управления, права собственности, исключая землю, остались практически неизменными. Хозяйство страны продолжало функционировать как прежде – придавленное войной, но в целом исправное и жизнеспособное.

В октябре же 1917 года произведенный большевиками государственный переворот был не только политический, как ранее в феврале при смене монархии на республику. В октябре произошла замена структуры хозяйствования и «кормления» страны, имущественных и правовых отношений между гражданами, системы управления как в промышленном производстве, так позже и в аграрном секторе. К рычагам управления хозяйственным механизмом пришли люди в «кожанках» и с «наганами», не имевшие знаний и опыта, однако приступившие активно воплощать иллюзорные, никем и нигде непроверенные утопические планы построения «рая на земле». Хозяйство страны начало распадаться под их руками. В промышленности и на транспорте началась разруха, на селе началось сопротивление новым «порядкам», отказ продавать хлеб, сокращение посевных площадей. Кризис был преодолен в некоторой степени лишь через несколько лет при вынужденном возвращении к привычным «капиталистическим» отношениям НЭПа. Однако с последующей его отменой по идеологическим соображениям, страна вновь погрузилась в нехватку «всего и вся», не избежав нескольких лет жесточайшего голода в южных областях страны.

В 1991 году с Россией произошло нечто подобное политическому перевороту октября 1917 года, но только с обратным знаком. Действующей силой внезапных социальных перемен в России были снова отнюдь не народные массы, ведомые политическими силами, заслужившими у них авторитет. Переворот в России в 1991 году был осуществлен незначительной по численности коммунистической «номенклатурой», т.е. высшей партийной и административной элитой.

Народ, давно разуверившийся в коммунистических идеалах, видевший всюду расхождение «слов с делом», с началом «перестройки» с надеждой внимал речам Горбачева, веря, что с новой «революцией» в стране дела пойдут лучше. Но за несколько лет «перестройки» дела в стране пошли только хуже, очереди в магазинах только удлинились, введенный «хозрасчет» на предприятиях дал только больше возможностей воровать руководству, а «антиалкогольная» кампания убедила всех, что наверху оказались такие же «головотяпы», что и прежде. Тем не менее, народ оставался очень «смирен», не было ничего похожего на современные уличные беспорядки по малейшему поводу, как это происходит теперь во всем мире. Советская страна давно отвыкла от проявления политической инициативы снизу.

Поэтому с избранием президентом России Ельцина, с малопонятными для большинства обещаниями и призывами его команды к «свободе» и «демократии», народ вновь робко и с надеждой последовал за недавними коммунистами из ЦК, обернувшимися теперь революционерами. Народ за десятки лет привык, не рассуждая, слушаться коммунистической партии, какие бы неожиданные кульбиты не совершала ее «линия». Новые руководители снова звали за собой, но их слова звучали несколько свежее и честнее. Кроме того, это было вполне «законное» руководство, и занимало оно свои законные места – в Кремле и в здании ЦК на Старой площади. Люди, в душе и по привычкам по-прежнему “советские», были растеряны, но потянулись за ними – прочь от коммунистического прошлого.

Ельцину и его команде предстояло разворачивать социалистическую “телегу» в обратную сторону – назад к частной собственности на средства производства и земли, к частной инициативе, т.е. к капитализму, который их большевистские «старшие товарищи» искоренили 70 лет назад.

Ельцин взял курс на такую новую жизнь, как он и его команда понимали. Во внешней политике – к примирению с Западом. Он сразу удивил вчерашних непримиримых врагов своей готовностью в одностороннем порядке снять с прицелов на западные города наши ракеты с ядерными боезарядами. Он развернул широкую приватизацию государственных промышленных предприятий, пригласил с Запада консультантов по воссозданию фондовой биржи после 70 лет забвения.

Все это действовало на людей самым необыкновенным образом, вселяя в них неоправданные надежды. На митингах в поддержку действий властей можно было увидеть лозунг: «Капитализм, прости и спаси нас!».

В людей вселялось убежденность, что наши прошлые беды – следствие не только «оков» и идейных рогаток на пути, по которому вели «коммунисты», но также и искусственно разжигаемой ими враждебности с Западом. Люди, вслед за Ельциным и его командой были теперь убеждены, что сбросив шоры и путы коммунистической идеологии, показавшей свою несостоятельность, закончив, наконец, противостояние с мировым капитализмом по идеологическим причинам, Запад с радостью примет Россию в свои объятия, забудет прошлые обиды. Без враждебной коммунистической идеологии, грозившей 70 лет Западу мировой революцией, без хрущевских «Мы вас похороним!», «Сокрушим гидру мирового империализма!» или «Мы еще покажем американцам Кузькину мать!» не станет более причин для вражды, и Россия станет равноправным и любимым членом единой семьи западной цивилизации. Это казалось очень желанным и вполне реальным для замученного нехваткой «всего и вся» народа.

Но это было похоже на то, как русский народ, как этнос, скатившись в яму слабости и утраты сопротивляемости по вине ложной коммунистической догматики, теперь, оказавшись в кризисе, возжелал «всего лишь сытости» и «комфорта, как на Западе», страсть к которым давно разжигалось «вражескими голосами» западных радиостанций. Ему показалось, что все хорошее и важное само собой останется, и добавится только еще лучшее.

Это стало развилкой на пути народа, и он выбрал на десятилетие неверный путь. Иное направление развития, путь к обретению вновь государственной силы – как первоочередное – тогда вообще не рассматривалось, оно вызывало у всех только неприязнь. Ведь только-только позорно закончилась война в Афганистане, показавшая народу чего стоят и чем заканчиваются политические амбиции коммунистов. Армия и ее офицеры воспринимались теперь как опора ненавистного коммунистического режима. Военных в форме на улицах и в транспорте оскорбляли, никто не желал поступать в военные училища, авторитет армии и военной профессии упал вслед за коммунистическими идеалами. С другой же стороны, лидеры ведущих западных стран демонстрировали на публике исключительную доброжелательность и щедрость по отношению к стране, уступившей им в долголетнем противостоянии. Слабому и проигравшему – улыбки, сочувствие и гуманитарная помощь, – это очень цивилизованно. Такое вселяло надежду и веру в добрых и «бескорыстных» недавних врагов, не помнящих зла. Те же ощущали про себя восторг победы и готовили планы по разворачиванию вечного на этот раз «однополярного мира», их СМИ были полны презрительных насмешек над покоренным, страшным всем когда-то «медведем».

Но новые руководители России были столь же невежественны в делах переустройства страны на капиталистический лад, как и их предшественники – на социалистический. Ельцин намеренно собрал свою команду из молодых интеллигентов, не имевших ничего общего с управленцами коммунистической эпохи. То было правительство из амбициозных, энергичных «завлабов», как их в насмешку называли оппоненты, не имевших опыта управления не только государством, но даже предприятием.

Ельцин с самого начала подгонял их к реформам, делающим невозможным возврат к коммунистической системе. В частности, к ускоренной раздаче государственной собственности в частные руки. Опасность реванша Ельцин чувствовал очень остро. Она и подтвердилась через пару лет новым путчем, правительственным кризисом и «расстрелом» из танков здания парламента, где «заперлись» депутаты во главе с вице-президентом.

Сделать невозможным возврат в «социализм-коммунизм» Ельцин и его команда решили через немедленную приватизацию, т.е. бесплатную раздачу государственных предприятий в частные руки, что, по их мнению, сразу увеличило бы число сторонников «демократии». Решение верное: неискоренимый частнособственнический инстинкт не выпустит из рук доставшуюся даром собственность.

Приватизация была проведена в спешке столь неумело, бездарно, что «ваучеры», или паи, розданные населению, были скуплены за гроши верткими «бизнесменами». Промышленность великого государства, созданная несколькими поколениями народа с неимоверными трудностями и жертвами, в одночасье стала собственностью «олигархов», «красных директоров», людей вороватых и некомпетентных в рыночной экономике, а также недавних коммунистических «секретарей» из распущенных райкомов и обкомов.

Разумеется, приватизация была необходима – лишь в частных руках промышленность и сельское хозяйство могли восстановиться и окрепнуть после разрухи «социализма». Но успеха в этом можно было достигнуть только после первоочередного восстановления Силы, сопротивляемости народа, как этноса, и могущества его государства. Ради этого 70 лет назад перековывали страну большевики, и достигли этой цели – кровью, страданиями миллионов, но после десятилетий перенапряжения и репрессий обрели силу и могущество, равные которым не было на земле. Напрасно? Но тогда бы вы не читали этих строк, и я бы их не написал, как и не было бы теперь России, ни той, «которую мы потеряли», ни любой иной жизнеспособной. История бы шла, конечно, своим чередом, но без ослабшего в 1917 году русского народа. Как продолжалась история и после гибели великих цивилизаций – Египта, Греции, Рима. Желать другой судьбы, это как желать, чтобы у вас были другие дедушка или бабушка.

Все меры либерального правительства Ельцина осуществлялись под «чутким руководством» западных советников и консультантов. Целью было скорейшее установление «рыночной экономики» для блага, прежде всего, частных лиц, – ведь демократия! – а не государства в целом. Государство же, напротив, западные советники стремились как можно более ослабить. Обернулось все это вскоре тяжелейшей «шоковой терапией» и обнищанием народа.

Почти половина государственных предприятий входило тогда в ВПК, производило, в основном, вооружение. Теперь их продукция не только не была востребована «на рынке», но эти предприятия, по настоянию западных советников, подлежали закрытию, к продаже за гроши или должны были пойти на слом. На перепрофилирование ВПК денег не было, как не было их и у покупателей отечественной продукции. В результате предприятия закрывались, миллионы людей лишались работы. В городах закрывались не только «нерентабельные» предприятия со всей «социалкой» – яслями, детсадами, домами отдыха, но и разнообразные НИИ, в большинстве не приносившие научной пользы, но обеспечивавшие занятость и сносные заплаты своим «сидельцам».

Из-за чудовищной инфляции, достигавшей порой 2000% в год, из-за неумения хозяйствовать в условиях рынка, страну охватила эпидемия взаимных неплатежей между предприятиями. Предприятия перестали выплачивать работникам зарплаты. Долги работникам растягивались на полгода и более, люди принудительно отправлялись в неоплачиваемые отпуска. В лучшем случае с работниками расплачивались собственной продукцией. По автодорогам и на рынках можно было увидеть распродажи работниками своих чайников, посуды, носков и т.д. Бюджетные организации также задерживали с выплатой зарплаты или сокращали ее до предела.

Полунищие, растерянные и раздраженные, люди хватались за любую возможность что-то заработать. «Челночники» – современные мешочники, – возившие дешевые «тряпки» из Турции, становились завидной, но и опасной – из-за рэкета, – профессией. Более доступной и менее опасной была только торговля вещами на расплодившихся вещевых рынках, даже на стадионах, как в Лужниках.

Мошеннические «фирмы» приглашали на собрания «инвесторов» или «менеджеров сетевой торговли», где предлагали за начальный взнос примкнуть к «выгоднейшим» сделкам. На одном таком учредительном собрании очередного «лохотрона» побывал и автор этих строк – созванном, как оказалось, в доме культуры Бутырской тюрьмы!

На селе совхозы распались в несколько месяцев. Из-за неискоренимой убыточности совхозов, особенно в Нечерноземье, десятилетиями финансируемых за счет продаж изобильной в то время нефти, теперь у государства денег на них попросту не было. При их ликвидации сельхозтехника была роздана работникам, земля разделена на паи, и распределена между ними в виде «бумажек». Ни тогда, ни позже эти паи не стали настоящей землей в руках их владельцев, и все поля вскоре заросли лесом, как это можно увидеть в Новгородской области.

На приватизированных тракторах теперь ездили на рыбалку по «непроезжим» лесным дорогам, распахивали домашние огороды. Но из-за отсутствия запчастей и денег на них эта техника на селе вскоре встала. Народ кормился пенсиями старушек, мизерными, но исправно выплачиваемыми государством, огородом, да сбором грибов и ягод на сдачу в регулярно заезжающие в села автолавки, в обмен на продукты и водку.

Создавая «новую» Россию, Ельцин хотел как можно быстрее и дальше «оттащить» страну от коммунистической деспотии и авторитарности. Это благое намерение он спутал с добровольным уничтожением силы государства, с раздачей накопленных русским народом за столетия сил и земель. Но не только Ельцин и его команда, так полагало большинство людей, возбужденных происходящими переменами в стране. Им казалось, что имеется полное тождество между опостылевшей коммунистической властью и государственной силой, которую она представляла. Широко распространилось убеждение, поддерживаемое новой властью: разрушим государственную силу – разрушим коммунизм.

Вновь в российской истории недавние коммунисты, как их собратья большевики 1917 года, приняли иллюзию за руководство к действию. Упоминалось выше, что в 1922 году при утверждении Конституции СССР Ленин настоял, чтобы для всех республик было записано право добровольного выхода из Союза. Сталин был тогда категорически против этого и оказался прав: СССР рассыпался в 1991 году, растеряв за несколько дней половину населения и земель, оставив миллионы соотечественников, этнических русских, нищими и гонимыми за новыми рубежами.

Сила государства, его народа, всегда растет с его расширением, укрупнением и с централизацией, и, наоборот, падает и уменьшается с его дроблением и расчленением. Однако продолжая воевать с коммунистической силой, и в полном согласии с утопическими идеями ранних большевиков о свободе и равноправии народов, Ельцин бросил свой знаменитый призыв к республикам, входивших в РСФСР: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить».

На этот призыв с радостью откликнулись многие национальные республики, вписав в свои конституции «ленинский» принцип самоопределения и равноправия. В результате там сразу началось националистическое брожение. Но некоторым кавказским республикам этого показалось недостаточно. Их желанием теперь стало полное отделение от России, объединение мусульманских народов и образование на Кавказе халифата.

Потеря сопротивляемости этносом сразу вызывает попытки разрушить его государство, если не снаружи, то изнутри. Это как оставить мясо в тепле на сутки – протухнет, потому что сразу появляются силы, желающие поживиться. Такова история человечества, но, главное, таковы природные законы существования живых существ, отдельных особей или их объединений. Либо ты силен и жив, либо ты раб или мертв. Природа ставит все живое – ползающее, ходящее, плавающее, летающее, растущее в земле – в одни общие для всех условия. Жестоко, обидно, но неизбежно.

Первая агрессия против новой России была предпринята из-за рубежа на Кавказе. С одобрением и при «науськивании» Запада, на деньги и с духовным благословением на «джихад» арабского востока, Россия подверглась агрессии и погрузилась на годы в «гражданскую войну». Терроризм с сотнями жертв в Москве и на Кавказе, «первая чеченская война», потом «вторая» – этим обернулась в 90-х годах раздача суверенитета и потеря Россией силы и сопротивляемости.

Народ объединяют идеи и лозунги, выражающие высокие цели и смысл жизни. После революции былые религиозные духовные установки сменились сначала на высокие революционные идеалы, затем на иллюзорные идеи построения в стране социализма и коммунизма. Народ воевал под лозунгами «Смерть фашизму!», «Дело наше правое, победа будет за нами!». Победивший русский этнос восстанавливал разоренную страну с верой в лозунги «Миру мир!», «Партия – наш рулевой», «Долой поджигателей войны!». В десятилетия «брежневского застоя» люди верили клятве партии «Всё во имя человека, все для блага человека!». Эти лозунги внедряли в сознание силу, достоинство, сплоченность ради достижения высоких целей.

Если многие и относились к этому с иронической усмешкой, но все равно, эти лозунги со школы укрепляли в подсознании каждого некоторый фундамент, представление о направлении в жизни, «социалистические» понятия о «добре» и «зле». С годами это превращалось в некое «коллективное подсознание». С разрушением коммунистических идеалов развенчаны были и духовные объединяющие скрепы. Крушение «нерушимого СССР», роспуск коммунистической партии Советского Союза («Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи!») – и люди стали терять ориентиры в общественной жизни. Впереди теперь не было общего «счастливого будущего», ради которого людей десятилетиями призывали стойко переносить тяготы. От религии народ давно отвык, или лучше сказать, был отстранен и отлучен усилиями большевиков, как от «опиума для народа». Поэтому за образовавшейся нравственной пустотой, на фоне усугубляющейся нищеты и безработицы начал проявляться цинизм и подавленность, среди молодежи быстро распространялась наркомания, даже дошкольники стали «ловить кайф» с клеем «Момент».

Замены коммунистической нравственности и идеалам пока не находилось. И, главное, не было «национальной идеи», сплачивающей нацию высоким смыслом общей жизни. Поэтому власти новой России пытались реанимировать религию в народе. Открывались заколоченные храмы, по телевидению начали транслировать праздничные службы, с обязательным присутствием на них первых лиц государства. Но это обращение к религии получалось в большей степени лишь «обрядным» и не могло восстановить духовный стержень масс, на создание которого ушли ранее столетия.

Народ оставался без «поводырей», в духовной пустоте, с дребеденью дешевых сериалов и серых юмористических программ по телевидению, с единственным теперь «объединяющим» общим устремлением – к деньгам и достатку любыми способами, к жизни и комфорту «как на Западе».

Стремление к достатку и комфорту вовсе не плохо, даже вполне естественно. К этому стремится весь живой мир – быть сытым, отдыхать в тепле и на мягком. Лучшей жизни не придумать – но только если ты в безопасности, тебе никто и ничто не угрожает. Для людей к этому надо добавить – если ты не раб, а хозяин своей судьбы, если ты силен и независим. Тогда вперед! К комфорту! Но чтобы иметь жизнь и комфорт, «как на Западе» надо сначала стать столь же сильным как «Запад». Комфорт – это заслуга, приз, вишенка на торте.

Но можно пытаться стать у Запада прислужником, «подпевалой» в его политике. Запад действительно подбрасывает тогда некоторый «комфорт» со своего плеча, но с пренебрежительной улыбкой. Таких «союзников» у Запада появилось много с распадом «соцлагеря». Все они рассчитывали с гибелью «хозяина» СССР стать «партнерами» в Европейском Союзе, но, по сути, желали быть «халявщиками» (как в тексте незабвенной телерекламы из 90-х). Но они так и не получили многого от ЕС,– лишь небольшие субсидии на инфраструктуру да рынки сбыта по квотам, если было что продавать. Если нечего, – тогда кто был бедным, так и остался бедным, но теперь без промышленности, и с сомнительным национальным достоинством. Зато с востока на запад через открытые границы хлынули новые гастарбайтеры, оставляя родные земли на четверть обезлюдевшими.

Достаток, подлинный комфорт и достоинство не обретаются из чужих рук. Они только завоевывается своими трудами и доблестью. Это закон все той же Природы. В этом и есть смысл жизни. Только это важно для Потока жизни. Сильные выживают, слабые и зависимые долго не живут, желанный «комфорт» им никогда не помогает.

Все десять лет Россия продолжала слабеть. Промышленность встала: с прежним «советским» качеством ее продукция не была нужна никому, ни за рубежами, ни у себя, куда уже хлынул поток дешевого импорта, в основном, из Китая и Турции. Сельское хозяйство по-прежнему «лежало»: не было средств на топливо и удобрения по мировым ценам, да и сами «крестьяне» не сумели еще освоиться без колхозов и совхозов. Фермерские хозяйства, вспыхнув надеждой, вскоре исчезли. Крупные агрофирмы, на которых было больше надежд, появлялись только в южных, самых плодородных областях. На севере, в Нечерноземье, где требовалось большее трудолюбие и порядок, при низкой производительности труда, отсутствии дорог, неподъемных ценах на технику и топливо работа стала просто убыточной. Молодежь уезжала в города, поля зарастали лесом. Страну кормили только нефть, газ, сырье.

Но финансовых ресурсов у правительства катастрофически не хватало. Печатание пустых денег, с инфляцией под 2000% в год, помогало только вначале. Тяготы инфляционного бремени перекладывались на весь народ, придавливая и производителей. Недалекие реформаторы ельцинской команды пробовали зафиксировать курс рубля, жестко привязав его к твердой валюте. Но стало только хуже: инфляция сменилась катастрофическим вымыванием тощих валютных резервов на биржевую поддержку рубля. Оставшись без средств, правительство кинулось занимать деньги, устроив «пирамиду» из облигаций: продавала последующие выпуски для погашения набегавших процентов по предыдущим. Кто был смел, умел и понимал, что происходит, зарабатывали по 200% единовременно на кратких вложениях в эти бумажки. Сказочно обогатились не только иностранные банки, финансовые консультанты и наши «воротилы», но и высшие чиновники, сами авторы приватизации («прихватизации», как ее назвали) и «шоковой терапии».

Окончилось это внезапным дефолтом – официально объявленным страной банкротством, отказом от своих финансовых обязательств и падением «твердого» курса рубля вдвое. И такое произошло через семь лет после обретения Россией независимости и начала ее движения в сторону европейских ценностей и свобод. Теперь страна оказалось в еще худшем положении, чем после краха СССР – теперь у государства не было денег даже на выплаты «бюджетникам» – преподавателям, врачам, военным. Это был полный провал: неумелое руководство, неверные цели, коррупция сверху донизу и, главное, полная потеря в народе понимания – куда же мы двигаемся. За Европой? К ее достатку и комфорту?

Потерпела крах не только экономика страны. Не выдержала испытания временем сама парадигма, принятая с независимостью, т.е. вся совокупность целей, идейных принципов и желаний. Как несомненную истину и великую цель, приняли за весь народ недавние коммунисты, наследники большевиков, столь же немудрые и малообразованные, но опять погнавшиеся за иллюзорными и чуждыми нам «европейскими ценностями». Вновь под ногами оказались прежние «грабли». Новые вожди снова повели народ не к устойчивости этноса, не к его большей сопротивляемости и силе, а сразу к «счастью» и «комфорту». Когда-то «счастье» манило в обличье «социализма-коммунизма», которые пообещал Карл Маркс. Теперь оно мерещилось в виде капитализма, действительно очень успешного на «свободном Западе».

Однако тогда прежний ленинский рывок к «счастью» был прерван Сталиным из-за ставшей явной его утопичности. Большевики вовремя осознали, что ленинская утопия с «отмиранием государства» вот-вот обернется для всех гибелью. Страна заплатила за марксистские «мечты» и эксперименты, а затем за сталинский режим бедствием и смертью до четверти населения. Но повинуясь внутренним вечным инстинктам, народ – или Личность его воплощающая, сумел, несмотря на это, выжить, победить в войнах и обрести невиданную ранее сопротивляемость и Силу. Однако, пройдя через «горнило» и «медные трубы», он стал совсем другим народом-этносом.

Так заканчивалась в России эпоха Ельцина – хозяйственной разрухой, гражданской войной на юге, обнищанием народа, необузданной преступностью и коррупцией. Однако этот период нельзя считать напрасным, неким «тире» в русской истории. За 10 лет фундамент свободной рыночной экономике был все-таки заложен, люди постепенно или вынужденно отходили от иждивенчества у всесильного государства, началось лихорадочное предпринимательство – полукриминальное из-за отсутствия необходимых законов и доверия к «правоохранителям». Однако даже явные неудачи реформирования страны очень многими воспринимались с пониманием, с верой, что «если сегодня лучше, чем позавчера, то и послезавтра станет лучше, чем сегодня». В целом, так оно и происходило. Долгожданное и радостное освобождение от коммунистических пут и догм ощущалось всеми, кто считал это важным и нужным.

Между тем, наши былые «властители душ и дум» – писатели и философы – огорченно сетовали на отсутствие у народа России «национальной идеи». Как всегда, истина «валялась» под ногами, но ее никто не видел или не понимал. С «комфортом» у России никогда ничего путного не получалось, но Силу она временами обретала великую.

Бесславные результаты реформ, ухудшающееся здоровье подтолкнули Ельцина к поиску сменщика на президентском посту. Чехарда замен премьеров в последние полгода завершилась, вероятно, самым удачным за все его президентство решением – выбором себе преемника: Владимира Путина. Под новый 2000-й год, в обращении к народу из уст Ельцина прозвучало: «Я ухожу…».

Ельцин навсегда войдет в историю, как человек, свергнувший «коммунизм» в России. Он почти бескровно перевел страну с рельсов коммунистической догматики и бесхозяйственности на путь реальной демократизации, хозяйственного развития на принципах более естественных, основанных не на «мечтах», а на человеческой природе, неоднозначной, «греховной», но единственной действенной силе в современной международной схватке.

16. Возвращение силы

Преемник Ельцина кадровый офицер Владимир Владимирович Путин, недавний глава ФСБ, повел оставленную ему страну иным путем. Работая ранее в правительстве Санкт-Петербурга, ему, по его же словам, уже приходилось ночевать с заряженным помповым ружьем в кровати, и он понимал, что надо делать в стране в первую очередь. Наводить порядок с криминалом, заканчивать войну в Чечне, «строить» олигархов, которые бумажными «фокусами» с приватизацией захватили половину общенародного достояния, и заправляли страной уже из Кремля. Никем так не названный это был путь к обретению утраченной народом сопротивляемости и Силы. Без них народ буквально погибал – в нищете, без надежной вооруженной силы, неспособный противостоять террору и враждебному натиску на юге.

Национальная идея, если она когда-либо жила в народе, становится неискоренимой. Зародившись, национальная идея врастает в народ столетиями, и она всегда прорастет зелеными побегами, даже если ствол векового дерева сломает буря. В новой ельцинской России политологи, философы, публицисты – недавние марксисты – стеснялись распознать давнюю национальную идею русского этноса, а уж тем более признать ее за «достойную» в условиях либеральных свобод и демократии «по-европейски».

Национальная идея русского этноса – это имперская идея. Она родилась на Куликовом поле, проросла при московском царе Иване III, укрепилась Иваном Грозным, Петром Великим, направившими народ собирать земли на востоке и на западе. За сотни лет величие народа, могущество его государства, обширность собранных им земель, и даже покровительственное, доброжелательное отношение к соседним народам, стали естественным мироощущением русского народа-этноса. Но после освобождения из-под пяты могучего «тирана» СССР и открытия объятий Западу, стало очень неудобным, «позорным» признавать за собой такой врожденный грех, даже упоминать о своей имперской национальной идее. Она казалось каким-то «коммунистическим наследием», уродливым родимым пятном. В «западную демократию» и «цивилизацию» с такой национальной идеей, пожалуй, и не примут, попросят оставить на пороге. Как старое ненужное тряпье, а не душу народа.

Так и случилось: Запад нас не принял в объятия, и даже не пустил за порог – полунищих, ослабших, но с непомерным для своего положения самомнением. И, главное, с такой живучей и опасной национальной идеей, с которой у самой Европы ничего не получилось, – сколько они ни воевали между собой многие века во имя «единства» – то ли «во Христе», то ли в «священной римской империи» или гитлеровской «тысячелетней империи». Хотя в современном Европейском Союзе и появилась национальная идея, но то весьма мещанское желание «комфорта» и «толерантной свободы» под защитой всесильного и признанного «господина» – США. Такая идея не рождает к себе уважения. Она не образует нового «этноса», и с ней народы долго вместе не живут.

Только Соединенные Штаты Америки обрели глобальную мощь, влияние и тоже проникнуты национальной идеей имперского масштаба. Из скромных поначалу идей «свободы», «равенства», «равных для всех возможностей» национальная идея США преобразилась и переросла в убежденность в глобальной исключительности. Очевидное и недоступное для прочих в мире благосостояние, государственная мощь, действенная – но только для себя – демократия, рождали убежденность в превосходстве американского образа жизни, а также в «священном праве» вести за собой остальной мир. На это почти весь мир только застенчиво «поддакивал», не смея что-либо возразить перед военной и экономической мощью сверхдержавы.

Здесь уже упоминалось, что Россия, как этнос, в глубине души после Отечественной войны признавала единственной страной «ровней себе» только Соединенные Штаты.И не только по военной мощи. Это была интуитивная, даже народная симпатия и уважение, как это бывает среди людей – уважение к человеку сильному, очень уверенному и толковому, даже не дружелюбному.

К сожалению, взаимной симпатии не проявилось. Слишком долго в Америке представляли Россию как «империю зла», слишком долго тянулась Холодная война, чтобы вспоминать былые союзнические отношения. Америка победила в Холодной войне, даже если только по ее мнению, а Россия оставалась еще напичканной ядерным оружием и с нацеленными на нее ракетами. Потому, коммунисты вы теперь или нет, но по-прежнему враги. Поверженные, слабые, но враги. Поэтому «ничего личного», сами виноваты.

Интересы России никого не заботили: «пусть побежденный плачет». Но страна была не в состоянии, чтобы возражать. Сотни лет Россия была чуждой для Запада, хотя и не агрессивной, но последние 70 лет культивировала у себя враждебную идеологию, и постоянно грозила ею. Смешно было теперь рассчитывать на внезапную любовь и дружбу. Со слабыми и побежденными не церемонятся, их не уважают и не очень любят. Уважают только сильных и победителей. Их тоже, правда, не любят, но они внушают почтение и опаску. Зато их любит Поток жизни, и это самое важное. Потому, что ему нужны для будущего только победители. Место слабых всегда занимают сильные.

Новую Россию унижали с самого начала. Поддерживали террористов в Чечне, как бы «повстанцев». Бомбили и перекраивали «исконно» дружественную нам Сербию. Вопреки обещаниям простаку Горбачеву нагло продвинули НАТО к самым границам. Строили в Румынии и Польше направленные на Россию ракетные комплексы. С ослабшей Россией не только не считались, ее примерно наказывали, только что не пороли.

Президент Путин не вытерпел этого в 2007 году. На  Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности он произнес речь, буквально поразившую присутствующих лидеров Запада. Вот наиболее яркие прозвучавшие его претензии.

«Вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединённых Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере навязывается другим государствам».

«НАТО выдвигает свои передовые силы к нашим государственным границам, а мы, строго выполняя Договор, никак не реагируем на эти действия».

«Что стало с теми заверениями, которые давались западными партнёрами после роспуска Варшавского договора?»

Но никакого эффекта – только изумление дерзостью поверженного врага, даже еще не покаявшегося публично за свои грехи перед ними. Позже Путин с горьким пониманием ситуации скажет: «Слабых бьют», а еще позже: «Обманули. Кинули, как говорят в народе». Осознание этой вечной истины, почерпнутой Президентом из своего дворового детства, начало медленно отворачивать Россию от попыток пристроиться к Западу, допроситься принятия в Европейский Союза, и даже в НАТО. Началось постепенное осознание подлинных ценностей народа и возвращение Россией былой Силы.

Как это ни покажется пафосным, но народ действительно начал выздоравливать от десятилетия «опробования» ложных ценностей и стремлений, пришедших с «передового» Запада. Недавним гражданам сверхдержавы комфорт и достаток не могут заменить привычной уверенности в себе и здорового чувства силы. Тем более, что ни «комфорта», ни достатка народ не получил за минувшее десятилетие 90-х, но только был ограблен бездарной приватизацией. Теперь он был еще и «научен» скучной и пустой жизнью без «стоящей» высокой цели перед собой.

Русский народ никогда не гнался за «радостями» жизни, считал их даже греховными, как было всегда раньше. «Комфорта» он не знал ни при царях, ни, тем более, при коммунистах. Переносил тяготы с верой в царя и в Бога, а значит – в правду и в высшую силу. Коммунисты замешали невиданный коктейль из крови и праведных лозунгов, но они сумели вернуть народ из разрухи вновь к силе и самоуважению. Теперь можно проклинать большевиков и Сталина – но народ действительно вернул при них гордость и великую имперскую национальную идею. Империя вновь простиралась на прежнюю необозримую ширину, правда, густо покрытую теперь могилами заключенных ГУЛАГа. Но оставшиеся в живых тем не менее славили своих вождей. Парадокс, необъяснимый бытовой человеческой моралью, но объяснимый, возможно, «интересами» Потока жизни.

Ведь если группа особей, неважно каких животных, выживает, победив в смертельной схватке с врагами или хищниками, то, значит, они делали все правильно. Приз за это – жизнь в потомстве. Могли они поступить как-то лучше? Безусловно. Ничего не бывает идеального, тем более в человеческой жизни. Идеальна только грань между жизнью и смертью: жив или мертв. Остаться на стороне жизни, самому и своему этносу, чего бы это ни стоило – обязанность и «закон» природы. Остальное вторично.

Конечно, история нас учит не повторять былых ошибок. Но история не учит, и не «терпит», чтобы потомки упрекали своих предков за их «ошибки». Даже самих себя мы склонны оправдывать и прощать за былые грехи, порой очень серьезные или постыдные. Но проклинать, осуждать или даже критиковать людей давно отживших в истории, как бы тяжело тогда стране ни было, какие бы ошибки и даже преступления они не совершили, но приблизивших историю ближе к нам, к живущим ныне, порицать их за былое с точки зрения сегодняшнего дня – бессмысленно.

Поэтому русский народ поступил очень мудро, не затеяв позже расправу над бывшими сталинскими палачами, он даже не потребовал объявить коммунистическую партию, виновную в репрессиях, «вне закона», как это сделали многие наши недавние сателлиты, и что она вполне заслуживает. Но лучше не оборачиваться, чтобы опять не захлебнуться в крови и ненависти. Месть всегда только разъединяет и ослабляет. Зато добрая память былых побед и героев, как в движении «Бессмертный полк», благодарно объединяет и усиливает народ.

Мне лично безмерно жаль моего деда Петра Ивановича Таганова, репрессированного и расстрелянного в 1937 году в Левашовской пустоши, реабилитированного впоследствии, но проклинать за это давно сгинувший репрессивный режим в стране не позволяет ни ум, ни совесть. За сотню тысяч лет существования более-менее современного человека множество раз убивали моих предков, как, наверное, и те убивали других, и, возможно, каждый раз по весьма осуждаемым ныне причинам. Можно ли всех их теперь обвинять, даже узнав причины и обстоятельства? Это тот случай, когда лучше не оглядываться. Но только потому, что мы не умеем видеть и понимать проявление общего Потока жизни. Только в масштабе Потока жизни истинна и важна оценка «хорошо или плохо», а вовсе не из мнения живущих ныне людей. Людское же «хорошо или плохо», как мы это хорошо знаем, меняется каждое столетие.

Чтобы понять Поток жизни, мало наблюдать природу со стороны: надо иногда жить в ней. Хотя бы изредка одному заночевать в лесу. В майский день, среди хора птиц – чудесно! Но с непривычки покажется жутко ночью, но и это на пользу. Зато может возникнуть в душе человека понимание и близость к природе по образу «Я – ты», описанному философом Мартином Бубером. Это чувство лишено потребительских нужд и искания практической пользы от Природы, как от третьей чуждой нам стороны. Тогда может возникнуть взаимный духовный контакт, ощущение общей цели и единения. И главное, двусторонний. Такое философ испытал даже глядя в глаза своей домашней кошки.

Большинством населения «странообразующей» республики, т.е. России, крах СССР был воспринят с недоумением, но и с облегчением: коммунистический режим давно хромал и теперь на глазах «доходил», а горбачевская перестройка только еще больше расшатала его. Однако распад великой страны на отдельные независимые страны был воспринят россиянами с болью. Это была «их» империя, это их далекие прадеды своими трудами, доблестью и кровью собрали земли в могущественное государство. Определенно, у большинства россиян тогда появилось чувство, что их Россию обокрали, вопреки справедливости унесли «их кровное», отняли веками собираемую их «силушку». То же чувство, наверное, было тогда и у президента Путина: он позже с великим сожалением говорил, что с нами произошла «величайшая геополитическая катастрофа века».

Но власти, политики и СМИ не допускали, чтобы всеобщее народное чувство о случившейся несправедливости как-то пробилось явственнее, начало озвучиваться, и «не дай Бог» стало походить на официальную позицию. Лишь один раз Ельцин поднял вопрос с президентом Украины о принадлежности Крыма, но, почувствовав дружную паническую реакцию новорожденных государств, никогда больше об этом не упоминал. Элиты образовавшихся независимых государств уже почувствовали вкус всем распоряжаться, и с большим недоверием следили за бывшим «старшим братом», не веря до конца своему «счастью» – неожиданно легкому и быстрому «побегу» из общей семьи.

Но ельцинскую команду не огорчил распад великого государства. Наоборот, он был инициирован ею, использован для получения власти. Происходило это вполне по Ленину, с ожиданием всеобщей благодарности от народов, «освободившихся» из СССР, как раньше из-под царя. Знаменитое ельцинское «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» началось еще в Беловежской Пуще, и лишь позже распространилось на российские национальные республики. Поэтому и ожидания были чисто ленинские: крепкое Содружество Независимых Государств (СНГ, которое вскоре и было оформлено официально. Поэтому любые проявления неискоренимой «имперской» природы русского народа, упоминания о каких-либо исторических правах или публичные горестные воспоминания считались недопустимыми и крайне «неполиткорректными».

Так за границами России оказались не только земли, густо политые русской кровью, там остались миллионы этнических русских, заселивших их. Большинство местных народов были выведены русскими из феодальной отсталости, приобщены к «прогрессу», но теперь они вдруг стали считаться «оккупантами», и грубо подталкиваться на выход с лозунгами «Чемодан – вокзал – Россия!». Остались за рубежами и важные объекты военной инфраструктуры, необходимые России, чтобы не стать беззащитной: база Черноморского флота в героическом, исконно русском Севастополе, «глаза и уши» противоракетной обороны (РЛС) в Армении и Белоруссии. Пряча подальше свою бессильную досаду, теперь приходилось договариваться об их «аренде». За рубежами навсегда осталась и большая часть новейшего вооружения, размещенного, как положено, ближе к границам.

Глухое, вынужденно скрываемое русским этносом несогласие со свершившейся несправедливостью не могло, естественно, оставаться вечно под спудом и не прорваться в чрезвычайных обстоятельствах. Так и произошло в 2014 году.

Детонатором стал киевский «майдан». Украинский национализм, такой же неискоренимый, как и русский имперский характер, теперь пестовался Западом в своих интересах. США, по собственному признанию, потратил четыре миллиарда долларов только на свою «мягкую силу» на Украине. Государственный переворот произошел после нескольких месяцев противостояния на «майдане» финансируемых из США боевиков и безоружных робких полицейских. Украинскому президенту не хватило воли и смелости разогнать этот источник беззакония, хотя те жгли и калечили полицейских. Кончилось это вскоре тем, что президент позорно бежал, спасая жизнь, и, чудом избежав смерти, был укрыт на российской базе в Севастополе.

Поглощение Украины враждебным нам Западом грозило, помимо приобретения нового врага на границе с Россией, также и немедленной потерей незаменимой базы Черноморского флота в Севастополе. Враждебным становился и сам Крым: честь и слава русского оружия превращались во враждебный НАТОовский «непотопляемый авианосец» на Черном море.

Крым всегда занимал особое место в горьких чувствах русского этноса. Россия потеряла его чисто «на бумаге», росчерком пера взбалмошного генсека Хрущева, подарившего в 1954 году Крым Украине, где он ранее был партийным властителем. Как предполагается, чтобы искупить свою вину и приступления во времена сталинских репрессий. Это не было правомерной причиной для потери русской земли, это понимали и чувствовали в России от Президента до школьника, особенно после распада СССР.

Давно копившееся и с трудом сдерживаемое в России возмущение Западной безнаказанностью в продвижении НАТО к границам, а теперь и явным попранием чести и достоинства России, как нации, имевшей неоспоримые интересы и права на «постсоветском пространстве» нашли свой выход в мгновенной реакции президента Путина. При поддержке России, в основном, моральной, местные власти организовали референдум о дальнейшей своей политической судьбе. Почти полностью русское население Крыма высказалось за отделение своей автономии от Украины и присоединение к России. Международное право было соблюдено, во всяком случае, даже в большей мере, чем при недавней перекройке Западом Сербии.

Наши войска находились в Севастополе на основании договора об «аренде» морской базы. Однако во избежание эксцессов, как до, так и после референдума, немногочисленные «зеленые человечки», как их потом назвали в мире, присутствовали в «чувствительных» местах. Всем было очевидно, что это российские «вежливые люди», и напрасно Путин неловко отрицал это перед камерами. Тем более, что международное право перестало с того года применяться Западом в отношении России. Россия стала для Запада безусловным врагом, а против врага, как в военное время, допустимы любые провокации и приемы.

Ликование по поводу возвращения Крыма «в родную гавань» было беспрецедентным не только среди большинства населения Крыма, но и в России. Это был долгожданный ответ на унижение России Западом после распада могущественного СССР. Это была победа «поднимающегося с колен» русского этноса. Это стало торжеством справедливости и первым воссоединением разбросанного по сторонам русского народа.

Ликование захватило в Москве все политически силы. Даже коммунистическая партия, отвечая на чувства своих избирателей, впервые полностью солидаризировалась с «правящей» партией Путина. Недавние непременные критики «оккупационного режима» буквально со счастливыми слезами в голосе теперь славили руководство. Рейтинг Путина – оценка народом его действий – признаваемый даже враждебным Западом, вырос до небывалых 80 процентов. Народ чувствовал и видел в нем человека, который восстанавливает уважение России – и к самой к себе, и за ее пределами. За четверть века существования новой России, эта была первая общая радость победы – долгожданная и всеми разделяемая: обретение утраченной силы, достоинства, утверждения бесспорной справедливости.

С этих пор восхождение России к силе и могуществу происходит непрерывно. Одобрение этого курса народом неоспоримо демонстрируют рейтинги Путина, результаты перевыборов его на пост Президента и голосование за изменения в Конституцию страны.

17. Что впереди

К концу 2020-го года, когда пишутся эти строки, Россия и враждебный ей Запад вышли на простор тотальной конфронтации. Даже во времена двуполярного мира и Холодной войны Запад не допускал столь разнузданной враждебной риторики, явных провокаций, таких, как с отравлением Скрипалей и Навального, непрекращающихся облетов границы бомбардировщиками, способными нести ядерное оружие. Во времена СССР противоречия с Западом можно было еще как- то объяснить или даже оправдать враждебной идеологией, реакцией на хрущевское обещание «мы вас похороним». Теперь же по обе стороны границ лежат страны одинаково «капиталистические», со схожими правами и свободами человека, вполне демократические. Что же питает усиливающуюся с каждым годом вражду?

Для поиска ответа надо вспомнить содержание первых глав этой книги. Природа, характер человека нисколько не меняются за тысячелетия. По-прежнему каждый индивид – это утлая лодочка в бушующих волнах древних «свинцовых» инстинктов, непрестанной неудовлетворенности, с трудом скрываемой злобы к соперникам, и никогда полностью не удовлетворяемых потребностей.

Личность, объединяющая массу индивидов в некое коллективное бессознательное – этнос, народ или государство, принимает в себя это разнообразие человеческих чувств, перерабатывает их, дополняет смыслами и целями общего Потока жизни. Эти Личности, представляющие отдельные государства, действуют на международном пространстве как явные, реальные сущности. Верховные над отдельными индивидами Личности не могут не соперничать, не враждовать в той или иной степени, не бороться за жизненное пространство для обретения большей могущественности, власти, влияния. Если бы было иначе, то противоречило бы самой сути и даже возможности существования жизни.

К великому сожалению или общему несчастью, ничто не способно надолго заменить в качестве «универсального средства» для сплочения народа искусственно культивируемую враждебность. Без сплочения народ слабеет и вскоре выпадает из истории. Замена вражде, как радикальной объединяющей силе, пока не найдена. Потому что желанный на первых порах общий «комфорт» и «мирный покой» населению скоро приедается, и людей вновь начинает манить опасность. Люди оживают только перед лицом схватки, это вызывает подъем душевных сил, воодушевляет их на подвиги. Это действует и как наркотик. Спортсмены-экстремалы и разнообразные «руферы» легко подсаживаются на такие впрыски адреналина.

Тысячелетиями это приводило к кровавым рубкам на поле боя, и никакой замены этому не предвиделось. Теперь же, при новейших средствах массового уничтожения, на «поле боя», которое в этот раз охватит весь мир, останутся не только воины, т.е. мужчины, «расходный материал» природы, из которых оставшиеся в живых улучшают человеческую «породу», но погибнут и все женщины – главная магистраль Потока жизни. Это действительно новое обстоятельство и даже проблема – но теперь для самого Потока жизни.

Но времена меняются. Уже три четверти века развитые страны не терзают взаимные войны, и только благодаря ядерному паритету между сверхдержавами. Это «работает», потому что только сила сдерживает силу.

С развитием массовых смертоносных средств государства начали объединяться во враждебные блоки с ядерной сверхдержавой во главе. Так же поступают уличные банды подростков. Суть одна, продают свою независимость и достоинство за спокойную жизнь под защитой. Вероятно, таков общий путь человечества на ближайшие годы. Мир и согласие среди «своих», и непрекращающаяся вражда с «чужими». Вероятно, «нейтральным», неприсоединившимся странам скоро придется покончить с лукавой «многовекторностью» и сделать выбор.

Чем сильнее и смертоноснее станет оружие в распоряжении враждебных блоков, тем безопаснее будет мир. Парадокс, но природа любит парадоксы. Человечество давно перешло от эпохи соперничества мускулами к соперничеству умами. Теперь из необходимых для победы «инструментов» еще больше требуются личная предприимчивость населения и способность к инновациям. Новые высокие технологии без этого не рождаются, а это сила, которую не купишь, но только накачаешь в себе сам.

Может сложиться впечатление, что здесь проповедуется принцип «Кто силен, тот и прав». Далеко не так, во-первых, сила теперь другая, умственная, нравственная, волевая. Во-вторых, вернее сказать: «Кто силен, тот достиг равенства со всеми». Тогда он в паритете с теми, кто сумел выжить в этом мире. Правы все вместе, но каждый за себя.

Пока соперничающие страны или враждебные блоки могут поддерживать паритет разрушительных возможностей, ядерный апокалипсис маловероятен, лишь из-за технического сбоя, но это контролируется. Поток жизни, распространивший естественный отбор на все живое, вполне «удовлетворен» таким соперничеством – с полным напряжением сил, и с грозной опасностью впереди каждого. Уже три четверти века это устраивало его, вероятно, так будет и впредь. Во всяком случае, пока не появятся или не возникнут по вине человечества иные обстоятельства.

Представляется, что каждая новая война происходила не в результате полностью осознанной воли народа или даже его элиты. Народы в такое время охватывает некое «помешательство», подогреваемое, разумеется, отдельными личностями, вождями. В поведении и сознании народа, вступающего в войну, всегда есть нечто иррациональное. У большинства людей их совесть, этот голос Жизни-внутри каждого индивида, тогда праведно негодует и зовет на бой. Объединяющая народ интуитивная, подсознательная связь становиться особенно тесной. Вступают в войну не столько люди, сколько Личности, объединяющие и воплощающие народы. Поведение и мотивы таких Личностей, выступающих за всех живых существ, неясны, как и сами тайны и цели Потока жизни.

На горизонте новой гонки вооружений может появиться нечто сверхтехнологичное, невообразимо опасное, но выборочно смертоносное. Может стать возможным не массовое поражение «всех и вся», но индивидуально, «по заслугам» или «по способностям», как бы по номеру мобильного телефона. Это прекратит блоковое противостояние, вернет смертоносное соперничество на личностный уровень, как это было на заре человечества, но теперь на ином технологическом уровне. Начнется что-то вроде шахматного турнира на «выбывание». Человечество найдет, рано или поздно, узду и на такую опасность, но в мире все изменится.

Нынешнее блоковое противостояние будет пока нарастать, с концентрацией сил вокруг Вашингтона, Пекина и Москвы. Однако вселяет оптимизм то, что ни один из народов-этносов, обозначенных этими тремя столицами, исторически в последние века не являлся «хроническим» агрессором и завоевателем, какими были Германия и Япония. То есть у этих трех народов, или, вернее, в их Личностях, не дремлет неискоренимый дух завоевателя, способный ожить и вспыхнуть в будущем. Нарастающее же соперничество между Вашингтоном и Пекином имеет экономическую природу, и не может разрешиться с какой-либо пользой для любой из сторон при серьезном военном конфликте. Торговать в таком масштабе будет не с кем, рынок сбыта побежденного исчезнет вместе с ним, поэтому экономика, основанная нынче на международном разделении труда, неминуемо упадет.

На оптимизм настраивает очевидный факт, что в случае гипотетической победы в ядерной войне, страна-победитель не улучшит своего экономического или политического положения. Разрушенная и зараженная территория побежденного народа не составит сколько-нибудь полезного приза для победителя. Наоборот, станет только обузой с точки зрения проявления гуманности. Единственным «обретением» победителя может стать только виртуальное удовлетворение от окончания длительной международной распри. Но подобное никогда не было поводом для развязывания войны. Ведь по теории знаменитого Клаузевица, единственным основанием для начала войны является перспектива улучшения государством своего политического или экономического положения.

Значительные изменения происходят в современном мире не только в технологии, но и в сознании людей. Мгновенное распространение социально значимой информации, увлеченность молодежью социальным сетями, где молодые люди создают себе некий «второй», параллельный мир существования, меняет во всех странах социальную среду, увеличивает ее «взрывоопасность» и непредсказуемость. Соперничество враждебных блоков захватывает и эту сферу. Запад с большим успехом начинает использовать ее в своем наступлении. Разложение врага изнутри – лучший, самый безопасный и эффективный способ агрессора одержать победу. Вспомним Первую мировую войну, финансирование и отправку из Швейцарии через Германию большевиков Ленина с соратниками в опломбированном вагоне для разложения России. Теперь для посылки идеологических «вирусов» железнодорожных вагонов не потребуется, достаточно ума и нажатия компьютерных кнопок.

Выше отмечалась перманентная неудовлетворенность человека своим состоянием, похожая на пирамиду, хотя и перевернутую у пассионариев. У большинства людей отрицательные эмоции превалируют над положительными. Однако даже при всей горечи это является одновременно мощным стимулом для полезной активности и развития. Тем не менее, при современной регламентации трудовых процессов, автоматизации и механизации производства, множество людей, особенно молодежи, начинает ощущать себя пойманным в капкан рутины, скуки и «безнадеги».

Неудовлетворенность людей еще более растравливается коммерческой рекламой желанных, но недоступных товаров и услуг, репортажами о манящем «гламуре», завидной и яркой жизни «звезд» и т.п. Распаленное воображение человека начинает желать это и требовать «все и сейчас». Без этого молодой человек начинает чувствовать себя обездоленным, несчастным, несправедливо лишенным «обещанного» в детстве счастья и успеха, несмотря даже на вполне сытую и «обеспеченную» нынешнюю свою жизнь. В поисках причины неудовлетворенности молодой человек менее всего склонен видеть в этом свою личную вину или «бесталанность» – виноват не он, а система.

Молодой человек совершенно прав: современная цивилизация все более отводит человеку роль «винтика». Часто не дает молодому человеку вообще никакой работы и приложения для молодых сил, даже роли «винтика», обрекая его на муки безработного – каждого третьего в некоторых странах Евросоюза, не упоминая о менее развитых странах. Для молодого человека «виновная» перед ним система неизбежно персонализируется в лице конкретной государственной власти.

В социальных сетях сотни, тысячи или миллионы виртуальных друзей молодого человека точно так же нашли и определили себе виновника своих невзгод. Это всех объединяет, усиливает их общую уверенность в своей правоте. Если при этом некоторые из «друзей» или интернет-сайты начинают в отрытую играть роль организаторов массового недовольства, что часто происходит при содействии враждебных иностранных сил, то такое виртуальное брожение становится источником, а затем и действующей силой следующих вскоре «майданов». Это как разложенный для костра сухой хворост – ждет только спички, чтобы полыхнуть.

В случае успеха такой «гибридной» войны, путем привнесения в страну внутреннего политического разложения, агрессор захватывает ее территорию политически, установив затем выгодный для себя режим. Полностью соблюдается принцип Клаузевица – победитель приобретает политическую пользу, влияние, – да еще при полной своей безопасности и минимальных затратах.

Поэтому можно ожидать более широкое применение подобных методов ведения войны: возбуждение внутренних восстаний и дворцовых переворотов, откровенные провокации, рассчитанные на изменение общественного мнения, как своего населения, так и жертвы. Запад имеет в этом значительно более широкий, давний и успешный опыт со многими одержанными «победами». У нас же есть только горький опыт вмешательства во внутреннюю жизнь Афганистана в 80-х годах. Успеху Запада способствует, главным образом, притягательность для молодежи, и не только для нее, «западного образа жизни». Этот бесспорный «бренд» опирается на действительно больший материальный достаток, большие возможности для успеха частного предпринимательства, более развитую за сотни лет демократию и правозащитную систему в целом. Бесспорно, развившаяся там демократия более действенная, но она – только для своих граждан. Остальной мир для них – «второй сорт», но об этом, как о «двойном стандарте», умалчивается. Неоспоримую притягательность Запада доказывает факт «побега» всех стран, бывших союзников СССР по «соцлагерю» и Варшавскому договору. Ни одна страна не пожелала остаться с Россией, преемницей СССР, перебежав сразу в стан ее врагов. Причем три союзных республики, часть общего СССР, убежав вслед за ними, сразу приблизили НАТО к нашим границам.

За тридцать прошедших с тех пор лет, безусловно, многое изменилось, Россия оправилась от катастрофичного распада СССР, восстановила большую часть былой мощи. Но она по-прежнему по притягательности «имиджа» значительно уступает Западу. Поэтому подстрекательство враждебного Запада к внутренним беспорядкам и восстаниям в зоне нынешнего влияния России следует не только ожидать, но к этому готовиться. Наряду с прямыми провокациями, рассчитанными, в основном, на формирование у собственного населения образа враждебной России, как это было в случаях отравления Скрипалей и Навального, – вероятно, содеянного, ими же самими, – станет еще более массированным воздействие через социальные сети, СМИ, киберпространство, «мягкую силу».

В противодействии этому бессмысленно взывать к международному праву, протестовать против несправедливости и явной лжи. Надо осознать, что уже идет война. Война ведется вовсе не тем оружием, на которое рассчитывали, но цели остаются теми же. Главное для нас, что враг, признав и оправдав для себя начавшуюся войну, принял для себя и соответствующий моральный императив: «На войне позволительно все, что ведет к победе». В этих условиях мы не можем стесняться, а должны проникнуться тем же убеждением.

Противодействие подстрекательству из-за рубежа к восстаниям против законных властей можно оказывать в самом слабом месте этой тенденции, а именно, акцентируя внимание людей на несомненном факте, что восстания никогда не ведут к немедленному процветанию народа, на что рассчитывают массы восставших. Это доказывают как революции прошлого века, так и итоги многочисленных «цветных» революций века нынешнего. Прежняя власть может, действительно, упасть, меняться или уничтожаться, после чего доминирующим в политике становится зарубежное государство-спонсор переворота. Однако при этом экономическое положение народа, его безопасность и независимость всегда только неминуемо ухудшаются, и на долгие годы. «Комфорта» и «счастья» народ этим не достигает.

18. Судьба восстаний

Восстания – как горькие лекарства, помогают не всем, но только тем, и у кого есть воля стать здоровым. Выше отмечалось, что только те восстания приводят к устойчивому изменению политического режима, которые поддерживаются большинством народа. Перевороты, в которые народ эмоционально не вовлечен и не является духовной поддержкой революционеров, нежизнеспособны или ничего существенного не изменяют в политическом строе. Есть и другой важнейший вопрос – как цели восстания предопределяют успех или провал в улучшении жизни народа.

Революционеры всегда заявляют в манифестах и лозунгах свою цель в достижении «народного счастья». В зависимости от текущего положения населения это привлекает в разных пропорциях активных сторонников, пассивных сочувствующих, оставляет людей равнодушными, или даже производит противников.

Все разнообразие революционных целей и призывов можно разделить на две группы. Первая зовет народ найти счастье в процветании и большем «комфорте», которые все люди, несомненно, заслуживают. В этой группе население отнюдь не голодает, не подвержено опасности извне, зато имеет перед глазами пример большего богатства и процветания, например, у соседа. Из-за неискоренимой неудовлетворенности человека своей жизнью, часть населения начинает испытывать, попросту говоря, зависть и желание получить себе жизнь «не хуже». Таких эмоций у большинства населения вполне достаточно для начала брожения и переворота.

Однако чувство зависти затрагивает умственную, сознательную сторону людей, вовлеченных в зарождающийся протест. Больший достаток и «комфорт» – это не жизненно важная необходимость, это преимущественно «бонус», поэтому не касается Жизнь-внутри каждого.

Пассионарность, свойственная многим людям, снижается при господствующем в обществе настрое на обогащение и вырождается в интерес к личному достатку и материальному успеху, что часто походит на хищничество. Это – разъединяющие общество мотивы. Но и они могут двигать этнос по пути развития, и весьма успешно, что можно наблюдать в «развитом» капитализме. Однако при обязательных условиях – развитой гражданственности и волевой властной элите, имеющей широкую поддержку, ведущей народ к повышению сопротивляемости и силы. Тогда элитой поддерживается баланс между частнособственническими интересами и общественной пользой, а развитая гражданственность успешно обуздывает хищничество.

Вторая группа восстаний имеет начало в сложившихся непереносимых условиях жизни народа. Это общая нищета, голодание, экономический коллапс, или утрата государством сопротивляемости, что приводит к военным поражениям и потере независимости. Это есть прямая, явная угроза жизненно важным нуждам, т.е. Жизни-внутри каждого человека, и это глубоко затрагивает его подсознание. В таких условиях в народе повсеместно выдвигаются люди, убежденные в необходимости прежде всего укрепления государства, а личные «шкурные» интересы забываются. Такой пассионарностью – бескорыстной страстностью – тогда прорастает весь организм этноса. Постепенно это преобразуется в костяк, организованную структуру, скрепляющую и объединяющую народ-этнос, и он начинает восстанавливать свою Силу.

Столь разные по целям и содержанию причины и мотивы протеста полностью определяют и судьбу народа после восстаний. В первом случае каждый участник похода за счастьем и «комфортом» с самого начала ищет их, прежде всего, для себя. Он не упускает любой возможности улучшить свое положение, даже за счет других. Он не желает чем-либо лично жертвовать, противится коллективным трудным или неприятным мерам – ведь ему было обещано «счастье». С таким настроем народ-этнос неизбежно начинает слабеть и распадаться. Вместо улучшения, через несколько лет наступает ухудшение условий жизни, а вскоре экономический и политический коллапс.

Но в результате коллапса оказываются в опасности базовые жизненные интересы большинства людей. Тогда неминуемо, рано или поздно, следует новое восстание, но теперь на основе второй указанной выше причины, и тогда народ может начать восстанавливать утраченную сопротивляемость и силу, забыв надолго о «комфорте как у них».

Когда под угрозой оказывается жизнь этноса или его независимость, то включаются инстинкты самосохранения. Жизнь-внутри каждого индивида тогда подсознательно, через совесть требует, а разум, как умственная обслуга, выполняет приказы, и народ в своей массе начинает бороться, стойко переносить трудности, идти на жертвы. Вызванные военными действиями или внутренней политической борьбой жертвы воспринимаются с болью, но с пониманием, как неизбежность в судьбе и бедствиях, постигших народ. В результате народ-этнос постепенно не только восстанавливает утерянную сопротивляемость и Силу, но благодаря обретенной в борьбе дисциплине и организованности продолжает наращивать их.

Яркий пример – обе наши революции 1917-го года. Выше отмечалось, что февральская демократическая революция произошла спонтанно, исключительно по воле народа, без организующих и направляющих действий каких-либо политических сил. Это стало даже неожиданностью для всех политически партий, они не сумели тогда направить народную энергию в русло восстановления сопротивляемости этноса и его Силы. Это сумела сделать последовавшая вскоре октябрьская революция под руководством большевиков, эсеров и прочих радикальных сил. Последующие жесткие меры и громадные жертвы, хотя и вызывали сопротивление – Гражданскую войну, крестьянские восстания, внутрипартийную оппозицию, однако подсознательно были в целом приняты народом, хотя и со «скрежетом зубов», но как необходимые и неизбежные. В итоге стабильность и сопротивляемость российского этноса было восстановлена, несмотря на страшные жертвы, в значительной степени, как мы теперь представляем, неоправданные и преступные. После испытания обретенной этносом сопротивляемости Отечественной войной, ее наращивание успешно продолжалось, во многом благодаря «выкованных» за годы жертв и лишений стойкости и дисциплины.

Примером смены политического режима в нашей стране преимущественно из-за желания значительной части населения «жить лучше», «как у них», являются событии 1991 года. Сопротивляемость и сила русского этноса, несгибаемая еще несколько десятков лет до того, была поколеблена систематическими ошибками руководства, неспособным покончить с изжившей себя идеологией. Но жизнь и тогда была далека от народных «бедствий». Однако ставший более информированным народ, убедившись в неспособности властей дать ему те же блага, что «на Западе», захотел, тем не менее, жить лучше, «как у них».

После смены режима в 1991 году, как и следовало ожидать, объединяться населению было незачем, не на чем. Далее путь представлялся «как у них»: каждый должен был найти свое счастье сам. В политике тоже предполагалось слепое следование за успешным и опытным в «капитализме» Западом.

Меньшая часть населения – наиболее активные и хваткие, немедленно приступили к личному обогащению. Но основная масса народа, потеряв привычные ориентиры, работу на закрывшихся или разоренных предприятиях, в «распущенных» совхозах, с оторопью наблюдала за этой вакханалией. Вскоре слова «демократия», «демократы» получили ругательное значение. Вместо радостного ожидания счастливой жизни люди начали проклинать отцов-реформаторов, подвергших страну «шоковой терапии», погубивших половину отечественной промышленности, сделав миллионы людей безработными, разбазаривших государственную собственность, включая землю, среди хватких «шустрил», своих и зарубежных. Валовой национальный продукт рухнул, инфляция достигала тысяч процентов, сбережения обесценились – подобного не было даже в горбачевскую «перестройку». Народом были утрачены доверие к власти и надежда, что «впереди» их ожидает что-то лучшее. Помимо сопротивляемости и Силы в народе-этносе оказалась смята вера в общую судьбу, общее благо для всех.

Однако «жизнь как у них», изобилие как «на Западе», даже дружба с этим «Западом», оказались химерами. Со слабыми не дружат «за так», и слабые нигде и никогда не живут как сильные. «Комфорт», «сытость», «благоденствие» – лишь бонусы. Они лишь «вишенки на торте», награда за труды, силу и доблесть как нынешнего, так и ушедших поколений народа. Но Сила в 90-е годы из-за желания «комфорта» как «на Западе» была не укреплена Россией, а утрачена еще более.

Недавний пример подобной истории – Украина после «майдана» 2014 года. До объявления независимости в1991 году Украина (УССР) была самой богатой республикой в составе СССР. Благодаря богатейшим черноземам, теплому климату, неограниченным водным ресурсам Украина еще с царского времени заслуженно признавалась «житницей» страны. Залежи угля, железных и других руд, энергетические мощности, построенные всей страной, – Запорожская ГЭС, четыре АЭС, – обеспечивали рост и концентрацию промышленности. Здесь были созданы важнейшие центры ракетостроения, самолетостроения, судостроения, танкостроения. Как в самой западной и развитой республике, здесь были размещены военные части с новейшим вооружением, включая атомное, в Крыму располагалась база Черноморского флота. По промышленному, по экономическому потенциалу Украина тогда не уступала Российской Федерации, а по валовому продукту на душу населения превосходила ее.

Такое опережающее развитие сугубо аграрной в прошлом губернии, которой Ленин по политическим мотивам прирезал весь Донбасс для увеличения в ней численности пролетариата, Украина получила, во многом благодаря встававшим у руля СССР недавним украинским партийным вождям – Хрущеву и Брежневу, перетянувших за собой в центр и большую часть элиты. Неудивительно поэтому, что после роспуска Советского Союза на Украине господствовало мнение, что теперь-то, «освободившись» от опеки Москвы, Украина расцветет еще более. С надменностью в адрес Москвы высказывались тогда и интеллигенция и властная элита. О тесной кооперации с Россией не желали и говорить, к СНГ присоединились лишь после долгих колебаний, и то не по всем пунктам.

То, что украинская экономика строилась изначально по инициативе центральных московских властей и на средства всех республик СССР, не способствовало развитию у населения Украины должных чувств самостоятельности и ответственности за свою судьбу. За них всегда кто-то решал, помогал, поправлял.

Всегда существовавший на Украине национализм, преимущественно в западных областях, опираясь на склонность большинства к независимости от Москвы, начал активно утверждаться в виде тотальной украинизации, при единственном государственном языке – украинском. Однако, поскольку этнически «чистыми» украинцами могли бы считать себя менее половины населения, то приведение всех к унитарной украинской идентичности могло бы пойти только через этап противопоставления людей по национальному признаку, и поэтому к ослаблению многонационального народа. Тем не менее, на протяжении четверти века независимости украинские власти шли по пути именно утверждения «украинства», жертвуя сопротивляемостью народа и внутренней Силой. При насильственной украинизации страны, говорящей в большинстве на русском языке, ни о каком единении народа не могло быть и речи.

Сил этому государству не прибавило и непреодолимое стремление уйти «под крыло» Запада. Надуманные лозунги «Украина – не Россия», «Украина це Европа» стали идеологией новой политики. Надежды на благосклонность Европы, на ее финансовую и прочую помощь, заискивание, чтобы взяли в Европейский Союз и НАТО, стали «национальной идеей» Украины последних десятилетий. Но единственное, чем Украина могла заинтересовать Запад и заплатить за такое «счастье» – только непримиримой враждебностью к России. Это был значительный, по мнению ее элиты, актив в противостоянии с Россией: выгодное расположение, общая граница, близкий по корням народ – все это ценится при извечной враждебности Запада к России.

В таком духе народ Украины «воспитывался» три десятка лет: скоро будем жить как в Евросоюзе, только бы подальше уйти от загребущих москалей. Понимание большинства «как в Евросоюзе» – это зарплата и «комфорт» как у них, но работа – как было раньше (то есть не работа в западном понимании).

Тем временем накопленные за советские годы богатства расхищались. Лучшие союзные производства хищнически приватизировались среди «своих». Новейшая военная техника, включавшая почти построенный авианосец, даже боеприпасы, заполнявшие обширные склады былого западного форпоста, распродавалась за рубеж. Некоторое время Украина была даже одним из крупнейших экспортеров оружия. Деньги, разумеется,разворовывались. Коррупцию в правительстве и на местах никто не в силах был сдержать.

Однако, в первые десятилетия независимости Украина располагала, кроме богатого советского наследия, также и неизменной поддержкой своего «недруга» – России. Этому помогал и успешный шантаж России желанием ликвидировать базу российского Черноморского флота в Севастополе и возможными проблемами для российского транзитного газопровода в Европу – основного на то время для России, и из которого Украина «неисправимо» воровала газ. В результате, Россия поставляла Украине газ по сверх заниженным ценам, да еще чувствуя в этом свою обязанность, как недавний «старший брат» по Союзу. Российский рынок был безгранично распахнут украинской продукции сельского хозяйства, черной металлургии, машиностроению – авиадвигателям, морским дизелям. Продолжала развиваться кооперация в авиастроении и ракетостроении. Украина в первые годы независимости выступала как развитая, высокотехнологичная страна, не уступающая, и даже превосходящая в некоторых отношениях Россию.

Но внутренний распад Украины ускоренно продолжался, благодаря принятому курсу далее от самодостаточности и силы успешной союзной республики к «комфорту» и услужению на третьих ролях у Запада.

Экономика постепенно и неизбежно деградировала, продолжала расти безработица Населению, которое годами «кормили» обещаниями скорой счастливой жизни «как на Западе», «под руководством Запада», особенно, молодежи, выросшей при «незалежности», нетерпелось скорее вкусить этого «счастья». Однако мечтой молодежи было не столько счастье на родине, сколько возможность скорее уехать за настоящим «счастьем» в Европу. Они настойчиво требовали от президента заключения давно обещанной ассоциации с Евросоюзом, что предполагало получения желанного «безвиза» – свободы уехать из нищающей и коррумпированной страны. Когда же президент запнулся в подписании с Евросоюзом желанного документа, осознав последствия – с подписанием этой «бумажки» терялся Российский рынок для многих украинских товаров, кроме нее никому не нужных, то на следующий же день в Киеве начались уличные беспорядки нового «майдана».

Подробности государственного переворота на Украине в 2014 году хорошо известны. Для нашей темы важно только подчеркнуть, что в результате длительных подготовительных усилий Запада – финансирование, НКО и прочая «мягкая сила», – украинское общество окончательно стало готово сложить с себя ответственность за судьбу страны, вручить ее Западу и во всем на него положиться, так же, как это произошло в России в 90-х. Украина радостно желало теперь следовать лишь советам и указкам Запада, менять свой суверенитет и былую силу на обещанный достаток и западный «комфорт».

Сыгравшие направляющую и решающую роль в этом перевороте США получили все, на что рассчитывали: безвольную, послушную, но распаленную ненавистью к России «шестерку». Учитывая географическое расположение и ненависть, питаемую насаждаемым национализмом, это был весьма полезный актив для враждебного России стана.

Окончательно самостоятельность и остававшаяся еще сила Украины была погашена США требованием прекратить всякое военно-техническое сотрудничество с Россией. Сотни производств, поставлявших в Россию высокотехнологичную продукцию оборонного характера, встали. Лишь через несколько лет Россия сумела провести вынужденное импортозамещение, но промышленность Украины, как и ее сила, навсегда тогда умерли.

Когда пишутся эти строки, 7 лет уже продолжается деградации государства Украина. Теперь о ней отзываются как о «несостоявшемся» государстве. Была окончательно разрушена промышленность – хребет народной силы. Спасаясь от нищеты и безработицы, из страны уехали миллионы самых активных граждан. Страна утратила суверенитет, и теперь управляется «наместниками» из посольства США.

Нет ни «комфорта», ни силы. Вероятно, это еще не окончательный итог: в таком состоянии страны обычно долго не живут. Народ, или объединяющая его Личность, всегда ищут пути к выживанию, повышению сопротивляемости. Это может повести эту страну к дальнейшему дроблению, появлению независимых от Киева областей, «атаманств», какие уже бывали в истории «самостийной» Украины, однако уходившие под опеку граничащих с ними государств. Другим вариантом выживания может стать установление жесткой диктатуры. Это очень болезненный путь, но со временем, возможно, он приведет к восстановлению утраченной Силы народа и к реальной независимости.

Украина в стремлении «слиться» с Западом не учитывает, что она исстари вросла в русский суперэтнос, и не только ее русскоговорящие граждане, но большинство. Это есть подсознательный уровень принадлежности. Националисты, храбро воюя у себя, не смея, конечно, пересечь границу с «москалями», надеются изменить у большинства соотечественников этническую принадлежность. Это невозможно. Этническая принадлежность меняется лишь в результате либо завоеваний и кровного смешения, что не предвидится, либо при внезапном появлении и распространении собственными пассионариями новых идей и устремлений. Обывательские идеи достижения европейского «комфорта» не работают – не то качество. Подобное устремление не меняет и не возвышает народ. Только обманывает его и еще более ослабляет.

Большинство европейских государств, ныне стабильных, промышленно развитых, успешных и «богатых», пришли к своему «комфорту» после столетий войн, междоусобиц, восстаний, бедствий, жестоких диктатур. Эти несчастья выработали в народах способность решать разногласия политически, переговорами, идти на компромиссы – но всегда преследуя общую цель: повышение сопротивляемости народа-этноса, рост его Силы. Само понятие «силы» прибрело широкое значение. Некоторые страны не имеют даже армии, но обладают выдающимся финансовым могуществом, признаваемым и уважаемым соседями. Другие страны обрели свою «силу» в высочайшем качестве и новациях промышленной продукции, недостижимых для других. Все стабильные страны, каждая по-своему, нашли свое место в международном сообществе, и этим обозначили свою Силу.

Особую Силу приобрели Соединенные Штаты Америки. Помимо выдающейся экономической мощи, первостепенной военной силы, США обрели уникальный авторитет самой стабильной демократической страны в современном мире. Это качество, наряду с экономической и военной мощью, притягивает свободные инвестиции со всего мира. Триллионы единиц валюты всех стран мира, ищущих пристанища, тихой и надежной гавани для накоплений, хранения резервов, укрытия от закона, устремляются в США, где обмениваются на всегда ожидающие их доллары, свеженапечатанные или созданные без лишних трудов нажатием компьютерных кнопок в Федеральной Резервной системе. На приобретенные доллары инвесторы всего мира скупают казначейские облигации правительства США, самые надежные на свете, хотя и не очень прибыльные. Это, конечно, увеличивает долг США – но ведь он «внутренний», а долларов можно напечатать сколько угодно. И главное, при таком ажиотажном спросе на доллары, печатай их триллионами, – и не будет инфляции и падения курса.

Тем более, что нефть по давним нерасторжимым договорам торгуется во всем мире только на доллары США. Поэтому спрос на нефть это и спрос на доллары. Операции с долларами проводят, естественно, лишь банки США, что только по процентам операций приносит им более 200 миллиардов долларов в год.

Так США легко получают полновесные, трудом и потом заработанные деньги народов всего мира, которые затем тратит на свое благосостояние, предоставляя взамен лишь зеленую резаную бумагу, а теперь и вовсе электронные записи в памяти компьютеров. Сохранность и гарантия возврата – полная: опять же нажатием нескольких кнопок. Даже гигантский накопленный США «внутренний» долг, превышающий валовой национальный продукт, не слишком беспокоит внешних инвесторов. Так же, как такое сначала мало беспокоит участников финансовых пирамид. Но если вдруг доверие к США внезапно рухнет, то произойдет финансовая катастрофа, которую мир еще не знал.

Возвращаясь к Украине, да и ко всем постсоветским государствам, надо помнить, что они более 75 лет находились «под крылом» Советского Союза, под защитой его Силы, идеологии, правопорядка. После трех-четырех поколений, сменившихся за это время, последнее, вдруг неожиданно и без усилий получившее «свободу» и национальную независимость, ринулось в самостоятельную жизнь, растеряв осторожность, политическую мудрость, обуздывавшие ранее разрушительные инстинкты, желая получить благоденствие «сейчас же и сразу все». Поэтому на всем постсоветском пространстве уже более трех десятилетий продолжают вспыхивать «майданы», «цветные» революции, межэтнические усобицы и даже войны. К несчастью для всех народов, только так, с болью и жертвами можно со временем вновь обрести политическую сдержанность, «притертость» и мудрость, то есть постепенно «успокоиться», обрести политическую зрелость и стать действительно сильными, завоевавшими уважение в мире государствами.

Нечто подобное украинскому «майдану» вспыхнуло в Белоруссии в августе 2020 г. после выборов президента. Население этой страны из-за многократной перекройки границ в минувшие века стало весьма пестрым по национальности. Проводимая в последние четверть века бессменным президентом этой страны политика «многовекторности», или, грубо говоря, когда «ласковое теля двух маток сосет», привела страну, особенно ее молодое поколение, к раздвоенности по политической ориентации.

В то время, как восточные районы Белоруссии заселены преимущественно русскими, идентифицирующими себя и свою судьбу с Россией, являющейся также союзным государством, в западных областях, находившихся до Отечественной войны под Польшей, преобладали устремления, аналогичные украинским: «на Запад, в Евросоюз», «в цивилизованную семью развитых народов», к их «комфорту» и достатку. Разумеется, география тяготений здесь условная, поскольку люди свободно перемещались, особенно в промышленные центры, поэтому и западные устремления распространились шире, особенно среди молодежи.

Безусловно, политический режим в Белоруссии давно нуждается в переустройстве, в подлинной демократизации, преодоления «советского» командного стиля руководства президентом, грубого попрания прав человека.

В то же время начавшиеся после выборов президента уличные протесты и беспорядки открыто провоцируются Западом, особенно соседними Польшей и Литвой. Как и в случае с Украиной, здесь очевидно желание Запада вырвать Белоруссию из союза с Россией и перевести ее в стан наших врагов.

Фактически, теперь Белоруссия находится на перепутье: сохранить Силу и самостоятельность, как достойный и уважаемый всеми союзник России, со всеми материальными благами этого союза, и, главное, с ощущением в себе общей силы и величия, как единого этноса. Другой путь – «украинский»: «побег» на Запад, на роль «бедного родственника» и придатка, утрата подлинного суверенитета, национальной промышленности и силы и, главное, потери гордого чувства достоинства в самостоятельном движении вперед.

Через месяцы непрекращающихся протестов на улицах Минска для стороннего наблюдателя складывается впечатление, что смена политического режима там неизбежна. Но подсознательная мудрость этого народа проявится в выборе пути, единого с Россией – к гордому достоинству и общей силе.

Из всех европейских государств, высвободившихся из социалистического лагеря, единственное, которое двинулось не за «западным комфортом», а по пути первоначального обретения Силы и влияния – это Польша. Амбиции этого народа возродились и теперь разогреваются двумя обстоятельствами. Во-первых, вековой обидой, а теперь и ненавистью к России, которая неоднократно топтала солдатскими сапогами ее земли, подчиняла, аи дважды вообще разрушала ее государственность, поделив земли с Германией и другими странами. Недавнее советское «влияние», принесшее ей «социализм» с освобождением после войны, также не добавило благодарности и любви.

Вторую причину возрождения польской мечты о величии поддерживают исторические реминисценции. Несколько веков назад Польша простиралась по правобережной Украине, включая Киев, до Черного моря. Она владела порой исконно русскими землями, даже Смоленском. Польша вобрала в себя Литву и западную Белоруссию в союзной Речи Посполитой, и даже ненадолго посадила своего человека на московский трон и оккупировала Москву. Польское королевство гордо простиралось от моря до моря: «Польска от можа до можа». По мнению поляков, лишь досадные случайности помешали Польше распространить свое могущество до Урала. Виновата в этом, разумеется, Россия.

Поэтому великая мечта и цель «Польша от моря до моря» легко нашла себе понимание и поддержку в польском народе, и теперь становится национальной идеей. Реальность осуществления таких планов или мечтаний может вызвать сомнение. Земли и прошлое величие мирно не возвращаются, соседи всегда ревниво и неодобрительно следят за этим. Однако в современном мире важны не столько земли, сколько политическое и экономическое влияние на народы, а этого Польша вполне может добиться, став центром в блоке противостоящих России восточноевропейских стран. Этому помогает и страстное желание Польши утвердиться в роли эксклюзивного и верного проводника силы и влияния США в Европе. Действительно, это реальный путь повышения своей роли в европейской политике.

Отвлекаясь от оценки национального подъема Польши для отношений с Россией, можно рассматривать это, как пример успешного преобразования и консолидации страны из состояния былой подавленности при «социализме» к устремленности не к желанному «комфорту, как на Западе», а прежде всего к силе, национальному достоинству и высокой сопротивляемости этого народа-этноса. Можно ожидать, что с обретением Силы и влияния это государство обеспечит своему народу и «комфорт» вполне по европейским стандартам, но только как приз за усилия и волю.

Вспыхивающие ныне вокруг России восстания и дворцовые перевороты заканчиваются лишь ухудшением политического и экономического положения населения в этих странах. Характерно, что ни в одной из них – в Белоруссии, Киргизии, несколько ранее в Армении, Украине, Грузии, – их народы изначально не стремились к большей сопротивляемости своих государств, к большей их Силе и суверенной независимости. Ослепленные видами и слухами о «хорошей жизни» в успешных странах, которой, разумеется, они, несомненно, заслуживают, распространяемыми со скоростью света интернет-сайтами, все они желали только одного и побыстрей: красивой жизни, «как у них» – то есть комфорта и еще комфорта. Однако Поток жизни дарует «комфорт», как отдельным индивидам, так и народам, лишь в награду за жизнестойкость, за способность и умение противостоять врагам и опасностям, за победу. Комфорт и покой не покупаются и не даруются «с плеча» господина – но только самостоятельно завоевываются. Это своего рода испытание Потоком жизни каждой отдельной личности, индивида или всего народа. Чтобы пройти этот «тест» нужна Сила – в нынешних временах самая разнообразная по проявлению, и вовсе не обязательно – физическая или военная. Но обязательно – Сила, которую все кругом признают и уважают.

В настоящее время наибольшую внутреннюю силу проявляют и демонстрируют следующие страны. Германия – в своей многовековой, неиссякаемой предрасположенности к порядку, дисциплине, в блестящем самовыражении в высококачественном труде, и общем единении в этих национальных добродетелях.

Польша, как отмечалось, находит объединяющее и рождающее Силу начало, в национализме, в неиссякаемой мечте о величии «от моря и до моря», противостоянии одновременно и Германии и России, а также изживанием комплекса неполноценности из-за двухвековой истории оккупации соседями.

Китай – возрождающаяся из упадка тысячелетняя цивилизации. Спокойный гигант, обретающий все большую уверенность и Силу, убежденный теперь в своем предназначении и способности стать мировым лидером. Этот гигант не агрессивен, спокоен, уверен.

Россия, сбросившая почти вековые путы идеологических заблуждений, прожив десятилетия принуждения и террора, теперь с нарождением новых поколений обретает никогда не знакомую ей в веках свободу духа и действий. Великое имперское прошлое, рожденное и воспитанное монархией чувство достоинства и государственного могущества, укрепленное советским строем, превратившего страну в супердержаву, продолжающееся поныне сплочение народа под знаменами славных ратных побед в прошлом и укреплении военной мощи в настоящем – все это способствует возрождению и развитию внутренней силы общества.

Национальная идея русского народа на просторах России до свержения монархии представлялась девизом «За веру, царя и Отечество», который в таком триединстве родился в Отечественную войну 1812 года. Официальным девизом Российской империи были слова «С нами бог», который был включен в большой государственный герб Российской империи. Эта идея объединяла многоконфессиональный и многонациональный народ империи, вселяла веру в их общую правду и Силу. Тезис «Россия единая и неделимая» был одним из основополагающих принципов, в соответствии с которыми проводилась имперская политика. После большевистской революции и с началом Гражданской войны девизом Белого движения стало «За Великую, Единую и Неделимую Россию».

С момента большевистской революции девизом страны Советов стал призыв Маркса-Энгельса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Этот девиз был отображен на гербах СССР и каждой союзной и автономной республик. Марксисты-Ленинцы верили, что человечество можно и нужно вести напрямую к «комфорту», что всех ждет счастье и рай на земле. Нужно всего лишь исправить исторический дефект человеческой природы. Этот девиз и интернациональный призыв значился на партийных и комсомольских билетах, в шапках всех периодических изданий.

В настоящее время российский этнос живет и крепнет под идеей, выражающей историческое величие и единство страны. Можно теперь не стесняться слова «сила», и добавить его в девиз, более полно выражающий многовековую национальную идею российского народа: «Единство, Величие и Сила».

© 2021, Дмитрий Николаевич Таганов

            

Автор: Дмитрий Николаевич Таганов – кандидат наук, профессор. Полвека научной и преподавательской работы.

Контакты: iwin4@yandex.ru

Другие книги автора

«Спасти себя: понять, зачем живу»

С ранних лет человек задумывается – кто он, зачем он здесь. Позже в растерянности думает: «Почему нет счастья? Что со мной?». Порой благополучный человек в расцвете сил впадает в необъяснимую тоску. Весь свет становится не мил, ничто не радует, душа буквально болит. Женщин только любовь, забота о детях и семье спасает порой от подстерегающей депрессии и пустоты.

Однако обращение к религии редко бывает успешным. Поверить в «чудеса» и небылицы, дошедшие к нам из древности, невозможно. Искренняя вера должна быть согласна не только с чувством, но с разумом и новыми знаниями.

Необходимо новое понимание человека, его цели и предназначения в жизни. Это даст каждому духовную основу, интуитивную веру и уверенность. Это – единственный путь к радости и счастью, и он указан в книге.

«Поиск счастья: тупик и выход»

Как найти счастье, где его источник? Источник счастья может быть найден каждым, это даст ему основу полноценной и радостной жизни. Это – не внешние блага, не удовольствия, не блаженный покой. Это – новое понимание сущности человека, божественной искры в каждом, осознание Потока жизни вокруг нас, зримого, осязаемого, частицей которого каждый является. Чувство вовлеченности в этот Поток, понимание его сути – единственная основа для удовлетворения жизнью и счастья.

Читателю помогут практические советы по выходу из психологических тупиков, избавления от ложных и вредных убеждений, отравляющих жизнь. В книге изложены также мнения великих мыслителей о «доброй» и «злой» стороне человека, о путях достижения счастья, также их сомнения, что счастье может быть найдено.

Оглавление

1. Поток Жизни

2. Человек Порочный или Подобие Божие?

3. Войны Личностей и прогресс

4. Народ беспокойный и бунтующий

5. Рождение, рост и гибель народов

6. О пассионарности в истории русского этноса

7. Закат Российской империи

8. Пассионарный взрыв

9. Фиаско революционеров

10. Взлет Сталина

11. Сталинизм

12. Испытание огнем

13. От победы к победе

14. От могущества к краху

15. Слабость и утрата национальной идеи

16. Возвращение силы

17. Что впереди

18. Судьба восстаний