Калмыцкая праща [Антон Ерёмин] (fb2) читать онлайн

Антон Ерёмин Калмыцкая праща

Я открыл глаза. Меня разбудил нежный голос стюардессы.

– Уважаемые пассажиры, мы прибываем в аэропорт Минеральных вод имени Михаила Лермонтова. Прошу вас приготовиться к посадке. За бортом солнечно. Ветер два метра в секунду. Температура воздуха тридцать градусов по цельсию…

Боже мой. Тридцать градусов. И это в Минводах. Что же нас ждет тогда в Элисте. Я летел на открытие нового космодрома. Это было событие мирового масштаба. Власти обещали, что этот космодром изменит жизнь всей планеты. Нас, блогеров и журналистов, в этом чартерном самолете было около тридцати человек. Мы все были счастливчиками. Правительство отобрало нас из десятков тысяч претендентов. Здесь были не только граждане России – европейцы, китайцы, американцы, даже африканцы. Этот космодром строили без малого десять лет. Начали еще при Путине, с тех пор мало что изменилось.

Россия страдала под гнетом санкций. Особенно их усилили после двадцать четвертого, тогда Путина выбрали на третий срок подряд. Коллективный запад не признал выборы, в Лондоне сформировали правительство России в изгнании и понеслось. Нашего посла выгнали из ООН и посадили в его кресло ставленника из Лондона. В ответ на это Путин вышел из этой организации и отказался исполнять резолюции совета безопасности. Один международный договор уничтожался за другим. Началась дипломатическая война. Нас исключили из всех международных институтов, сначала гуманитарных, потом и спортивных. Первым был МОК, за ним ФИФА и прочие. Спорт в России исчез. Молодежь не шла в секции. На внутренних аренах много не заработаешь, а на мировые, спортсменов из нашей страны не допускали. Россия подобно жертве питона, была практически парализована, с каждым выдохом петля санкций затягивалась, не давая нам вдохнуть. Рубль пикировал вниз. Народ нищал и терял работу.

Но в изоляции оказались и свои плюсы. Нас практически не задела череда пандемий и эпидемий. После Ковид-19 и до сих пор появилось множество страшных болезней. Они появлялись раз в три четыре года. В двадцать пятом появилась Сланцевая проказа. Гидроразрывы высвободили из недр земли газы, которые покоились в них сотни тысяч лет, от соприкосновения с кожей они вызывали гниющие язвы. Далее, воздушно-капельным, проказа разнеслась по всему миру. От нее погибло почти полмиллиона людей. Эта пандемия поставила крест на сланцевых разработках и позволила России немного продышаться. Цены на нефть и газ взлетели до небес.

За ней было три, или четыре вирусных эпидемий. Но самой страшной стала – Чумная лихорадка. Кожа людей покрывалась синюшными пятнами и сильно зудила. Но это были еще цветочки. Через эти пятна в кровь проникала инфекция и начиналась очень странная лихорадка. Температура подскакивала до сорока, а потом резко падала ниже тридцати, от таких скачков организм больного не выдерживал, первыми отказывали почки, за ними печень. Дальше эффект домино. После начала лихорадки, человек проживал не более суток. Чумная лихорадка свирепствовала по всему миру почти три года. Исчезла она так же внезапно, как и появилась. Ученые до сих пор не нашли лекарства от нее.

Россию же эти неприятности практически не затронули. Из страны туристов не выпускали, да и к нам особо никто не рвался. Мы жили и продолжаем жить в своем замкнутом мирке и с опаской посматриваем за забор. Возможно из-за этих пандемий народ и не устроил революцию.

Я повернулся и, пытаясь прояснить голову, посмотрел в иллюминатор. Под крылом самолета раскинулись просторы Кавказских Минеральных Вод. Пышные зеленые леса обнимали склоны гор лакколитов. Ровными квадратами колосились пшеничные поля. Самолет, заходя на посадку, делал круг над городом и вскоре я почувствовал удар шасси о взлетную полосу. Народ зааплодировал. Приземлились.

Прямо к самолету подогнали автобусы. На вид они были красивые. Новые и блестящие. Но это была лишь обертка. Одним словом, китайский автопром. Свой мы загубили. Мы так и не научились делать хорошие машины и автобусы. Из-за санкций все мировые лидеры автоиндустрии из страны ушли. Остались только китайцы. Они, вообще-то, оказались очень сообразительными молодцами. Китай разделил свою промышленность на три части. Первая – для внутреннего рынка, Вторая – для мирового, а третья – для России, ширпотреб самого низкого качества.

В салоне автобуса сильно пахло соляркой, сиденья были очень твердыми и неудобными, двигатель ревел так громко, что было трудно разговаривать. От кондиционера не было толку, от слова совсем, он лишь слегка обдувал, но никакой прохлады не источал. В сопровождении военной полиции мы выехали из аэропорта и направились к Ставрополю.

Федеральная трасса была довольно в неплохом состоянии. Два часа, и мы въехали в Невинномысск, развилка и еще через час в окнах автобуса замелькали высотки столицы Ставропольского края. Ставрополь сильно изменился за последние десять лет, он, а также Астрахань и конечно Элиста, стали основными центрами космодрома – Калмыцкая праща. Здесь были построены высокотехнологичные заводы и научные центры. Правительство не жалело денег на этот проект, страна нуждалась в новой идее и этот космодром стал ею.

Вся космическая промышленность, которая была ранее – погибла. Американцы перехватили все коммерческие пуски, МКС затопили, а в новые проекты нас не пустили. Денег на полеты не было и «Роскосмос» приказал долго жить. Дошло до того, что мы обращались за помощью к китайцам и те, широко улыбаясь, за огромные деньги соглашались выводить наши спутники на орбиту. Наша навигация – «Глонас», сгинула в небытие. Старые спутники, израсходовав свой ресурс, сгорели в атмосфере, а новых не было. Военные выводили свои при помощи старых списанных МБР, из них доставали ядерную боеголовку и вместо нее устанавливали капсулу со спутником. Ракет было мало и военные не спешили ими делиться с гражданскими. Мы были в космосе первыми, но потеряли все и теперь наши надежды были связаны с Калмыцкой пращей.

Правительство держало весь проект в тайне. Всю республику окружили войсками, въезд и выезд только по спецпропускам. В Калмыкии не было сотовой связи, интернет и телефонная связь только по проводам, даже телевидение стало исключительно кабельным. Ученые утверждали, что этот космодром станет прорывом. Запуски будут абсолютно безопасными и дешевыми. На его строительстве было задействовано все население страны. Эта стройка века воистину объединила нацию.

От Ставрополя начиналась новенькая автострада. Черный, ровный и гладкий асфальт пестрел сверкающими полосами разметки. Все шоссе было подсвечено от Ставрополя до самой Элисты. В Калмыкию, преодолев несколько блокпостов, мы въехали, когда уже стемнело. Вся безжизненная калмыцкая степь светилась тысячами огней. От удивления вся наша журналистская рать прильнула к стеклам с фотоаппаратами. Все, что мы знали до сегодняшнего дня это то, что степь была зажата тремя кольцами космодрома. Они соединялись в единую спираль, но только здесь мы увидели весь ее масштаб.

Кольца были в высоту под сто метров. Первое кольцо начиналось почти на границе Калмыкии и Ставропольского края, трасса нырнула под нее в тоннель. Таких тоннелей нам предстояло еще два. Спираль, извиваясь по степи, заканчивалась в ее центре огромной вертикальной трубой. В проспектах, указывалась высота этой трубы почти один километр. Возле нее находился один из двух центров космодрома – Стартовый, вторым был – Посадочный. Он находился у начала спирали, недалеко от Элисты.

Ночь принесла в степь прохладу. Водитель отключил бесполезный кондиционер, и мы открыли окна. Пряный запах степи заполонил весь автобус, вместе с ним мы вдохнули приятный прохладный воздух. Второй тоннель, за ним третий и вот уже на горизонте показались огни Элисты. Этот город был самым главным. В нем располагался центр управления полетов. За десять лет население этого города выросло до миллиона и продолжало расти. В город мы въехали далеко за полночь. Автобусы остановились возле нашего отеля, и мы разбрелись по номерам. Я принял душ и сразу заснул. Завтра день будет долгим и очень увлекательным, поэтому сегодня стоило как следует выспаться.

Разбудили нас в шесть утра. Под пристальным взором военных мы погрузились в автобусы и поехали в центр управления полетов. Уже в вестибюле центра нас ожидал сюрприз – выставка освоения космоса от Королева и Гагарина до настоящих дней. Интерактивная, она привлекла внимание иностранцев, а мы же поспешили в конференц-зал, чтобы успеть занять лучшие места. Презентация началась ровно в десять утра. На сцену вышел гений современности, отец основатель Калмыцкой пращи – Валентин Иванович Трубецкой. Никто не знал настоящий он потомок русских дворян, или нет, но это никого особо и не интересовало. За спиной ученого зажглись большие экраны, и презентация началась.

– Я рад приветствовать вас всех в этом прекрасном городе. Вскоре это место станет главным местом на нашей планете. – Буквально кричал от радости Трубецкой. – Мы строили его почти десять лет. Десятки тысяч мужчин и женщин посвятили себя этому творению. Я хочу поблагодарить их за это.

На экране начали появляться лица счастливых людей и зал громко зааплодировал, многие даже встали.

– Теперь о главном. Забудьте всё, что вы знали о космонавтике до сегодняшнего дня, теперь это история. Дамы и господа, я рад представить вам первый на планете Земля космопорт Калмыцкая праща!

Экраны вновь замерцали и на них появилось изображение космопорта с высоты птичьего полета.

– Десятки километров бетонных тоннелей, сотни тысяч километров кабелей, миллиарды долларов инвестиций. Мы даже построили атомную электростанцию, которая обслуживает только космопрот. И все это – Калмыцкая праща!

Зал опять утонул в гуле оваций и Трубецкой, наслаждаясь триумфом, умолк.

– С чего мы начинали? Главная проблема была преодоление земного притяжения. На это тратилось огромное количество ядовитого топлива. Оно было дорогим, опасным и загрязняло нашу атмосферу. Мы решили уйти от этого. Работа нашего космодрома основана на иных принципах. Мы будем запускать в космос не ракеты, а капсулы.

Трубецкой показал на экраны и на них появились изображения космических капсул.

– Вот они, челноки не будущего, но уже настоящего.

Капсулы были довольно малы. По размерам не более сорокафутового контейнера. По сравнению с действующими ракетами, они были просто песчинками. Их размеры удивили не только меня, но всех присутствующих в зале.

– Понимаю, понимаю ваши скептические взгляды. – Успокоил нас Трубецкой. – Но все по очереди. Капсулы разделяются на два основных класса – пассажирские и грузовые. На грузовых мы сможем выводить на орбиту грузы весом до десяти тонн. Да, это не предел мечтаний, но нам большего и не нужно. Мы уже строим орбитальные принтеры. Капсулы созданы именно под них. Принтеры будут печатать отсеки орбитальных станций непосредственно в космосе.

И вновь гул оваций.

– Грузовые капсулы будут возвращаться на планету на парашюте подобно легендарным кораблям «Союз». Они многоразовые рассчитаны на двадцать пусков, потом ремонт и еще двадцать пусков. В результате мы экономим до девяноста процентов на запуске от современных цен. – Трубецкой хлопнул в ладоши и на экранах появились пассажирские челноки. – Помимо экипажа на этих красавцах в космос смогут улететь шестнадцать пассажиров.

Журналисты и блогеры застыли в недоумении и зал поглотила тишина. Это вызвала надменную улыбку на лице Трубецкого. Если я поначалу слушал его с легкой долей иронии, то теперь я жадно вслушивался в каждое его слово.

– Теперь самое главное. Как мы будем доставлять в космос эти челноки. – Трубецкой на секунду притих и, удостоверившись, что все внимание зала приковано к нему, продолжил. – Вы видели эту огромную спираль, которую мы построили в степи. В ней, как в адронном коллайдере, мы будем разгонять челноки до первой космической скорости, затем из трубы в центре, мы выстрелим ими прямо в космос.

На экране начался мультик показывающий, как работает система, а зал наполнился фотовспышками телефонов.

– В тоннелях спирали полный вакуум. При помощи электромагнитных ускорителей мы получим искомую скорость за три витка. Но что делать с атмосферным воздухом спросите вы? А я отвечу. Мы отведем его в сторону.

Зал стих настолько, что я слышал, как бьется мое сердце. Многие даже привстали со своих мест, в ожидании раскрытия этой тайны.

– В трубе установлен огромный вращающийся электромагнит. Перед запуском он наэлектризует воздух и заставит его закружиться в виде торнадо. В центре этой воронки воздух станет настолько разряженным, что им можно будет пренебречь. – Трубецкой важно сложил руки на груди. – Именно по этой воронке мы и будем отправлять челноки в космос и возвращать их обратно.

Буря оваций. Люди встали и аплодировали стоя, наверное, в этот момент не было на Земле более самодовольного человека, чем Трубецкой. Он долго и низко кланялся, купаясь в овациях. Презентация закончилась и началась пресс-конференция. Журналисты спрашивали Трубецкого о цене на билет, о том, когда начнутся регулярные полеты, чем он планирует заниматься в космосе и так далее и тому подобное. Меня это не интересовало, и я ждал, когда же мы уже отправимся на космодром и Трубецкой даст приказ на первый пробный полет.

Через два часа пресс-конференция плавно переросла в банкет, и я понял, что сегодня ничто никуда не полетит. Угощения были вкусными, а напитки холодными. Я налил себе янтарного пенного и, положив на тарелочку немного закусок, присел за столик у стены.

Трубецкого облепили и сейчас к нему не подобраться. Он широко улыбался и наслаждался своей важностью. Он действительно был гением. Через пару лет, еще при его жизни, его именем начнут называть города не только в России, но и по всему миру. Имя этого человека встанет в один ряд с такими глыбами, как Ломоносов и Менделеев. И даже я, флегматичный скептик, буду гордиться тем, что был не только современником этого человека, но еще и лично знаком с ним.

Мой спонсор не пожалел денег и меня завтра ждало эксклюзивное интервью с Трубецким, поэтому я и был спокоен. Меня больше волновали ни его гениальные мозги, а его душа. Его семья, быт, его вера в конце концов. Он практически жил на стройке этого космодрома, за это время от него ушла жена, умерли родители, а он так и не смог выбраться на их похороны. Меня интересовала именно эта, человеческая часть Трубецкого, все остальное было не важно.

– Все веселятся, а вы грустите? – Окликнула меня дама в длинном черном платье.

– Я не грущу, а размышляю.

Дама подошла к моему столику и мой взгляд тут же упал на ее глубокое декольте. Под шелковым облегающим платьем не было бюстгальтера, а прелестную ножку кокетливо открывал длинный разрез.

– Вы позволите?

– Да, конечно, присаживайтесь. – Не смог отказать я, не сводя глаз с пышной груди незнакомки.

Она присела и поставила на мой столик бокал с шампанским.

– Меня зовут Диана. Диана Трубецкая.

– Боже мой. Вы сестра Валентина Трубецкого.

– Я польщена. Обычно меня принимают за его любовницу. А вы? Как я могу обращаться к вам?

– Мена зовут Владислав. Я младший редактор одного из новостных каналов.

– О. Тогда вы должны быть там, возле моего братца, а не за этим столиком.

– К нему сейчас не подобраться. Я настроен взять у него интервью завтра.

– Зачем ждать до завтра, если сегодня вы можете взять меня.

Диана чуть наклонилась вперед и ее грудь практически обнажилась.

– Вас? – Только и смог прошептать я. – Но…

– Простите меня. Я хотела сказать, у меня.

Диана подмигнула и, облокотившись на спинку стула, испила пару глотков из своего бокала.

– О таком я даже мечтать не мог. Я много читал о вас, готовясь к этой поездке. Вы же закончили тот же ВУЗ, что и ваш старший брат.

– Похвально. Многие считают, что кроме прекрасной внешности у меня больше ничего нет. Но это совершенно не так. – Диана взяла со столика пачку моих сигарет и вопросительно посмотрела на меня. Я тут же подскочил и помог ей прикурить. – Это все. Все это, что окружает вас построено благодаря мне.

– Не понимаю, о чем вы?

– И никто не понимает и не знает. Да, мой брат гений, и он достоин всего того что имеет, но я тоже гений. – Диана выпустила струю дыма и вновь приложилась к шампанскому. – Видите ли в чем дело, брат мыслит узко и даже приземленно. Если бы ни я, он так бы и прозябал в своем НИИ. Идея этого космопорта пришла в мою светлую голову, когда мне было пятнадцать. Когда ты живешь в семье ученых и тебя окружают сплошные гении, нужно соответствовать. Тогда брат отверг мои мысли, назвав их детскими фантазиями. Но я не сдалась. Я поступила в Бауманку и закончила ее с красным дипломом. Я смогла собрать все свои мысли воедино, но мозгов реализовать их, все же не хватило.

– Не будьте столь самокритичны, Диана. – Попытался подбодрить ее я, увидев грустную нотку в глазах. – Прошу вас, продолжайте.

– Так вот, тогда брат разрабатывал новые модели лифтов. Вы представляете? Трубецкой и лифты. Когда он вновь увидел мой проект, его глаза загорелись. Он оббивал пороги всевозможных ведомств и министерств почти десять лет. Но все безрезультатно. За это время мы довели проект до совершенства.

– Почему не уехали? Многие светлые головы иммигрировали.

– Патриотизмом моего брата можно забивать гвозди. – Рассмеялась Диана. – На него выходили американцы, японцы, китайцы, но он всем отказывал. Он ждал и дождался. Когда страна окончательно зашла в тупик, о нем вспомнили. Эта стройка воистину стала объединяющей. Здесь трудились люди со всех концов страны.

– А почему Калмыкия?

– Это идеальное место. Есть простор для спирали, погода весьма благоприятна. Было предложение разместить ее в Казахстане, но Валя отказался.

– То, о чем он говорил на презентации. Это все правда?

– Почти. – Диана вновь наклонилась над столом и подмигнула. – Калмыцкая праща, это что-то среднее между адронным коллайдером и рельсотроном. При помощи большого количества разнополярных магнитных полей мы разгоняем челноки до первой космической скорости уже на втором витке, а не на третьем. Все остальное истинная правда.

– А зачем тогда нужен третий. – Невольно перебил я Диану и смутившись тут же умолк.

– Для стабилизации процессов и скорости. – Она даже не заметила моей бестактности, или сделала вид, что не замечает. – Затем начинается самое интересное. Два мощных электромагнитных вихря. Тот, что внутри, мощнее. Расширяясь, он раздвигает своего собрата, а вместе и с ним и воздух. Внутри воронки создается практически вакуум, сопротивление стремится к нулю, а значит, расход энергии резко уменьшается. Электромагнитный вихрь помогает преодолеть притяжение. Не нужны дорогие жаропрочные панели, огромные баки с топливом и одноразовые ракетные двигатели. Мы запускаем челнок в космос, подобно тому, как праща запускает камень, отсюда и такое название.

– Это гениально. – Выдохнул я. – Просто гениально.

– Благодарю вас. А вы джентльмен. – Смущенно улыбнулась Диана. – В космосе челнок включает маневровые двигатели, на них же он и возвращается к воронке. Навигатор выводит его точно на цель, и он падает в нее. Обратная дорога так же безопасна и проста. Магнитное поле переключается на другую полярность, челнок мягко и плавно затормаживается, никаких перегрузок. На высоте десять километров включаются газовые стабилизаторы, и он по дуге выходит из воронки. Далее он приземляется на одну из десяти площадок космопорта.

– Поэтому вы и запретили здесь сотовую связь?

– Разумеется. Она создает сильные помехи. Все, что излучает электромагнитные волны, здесь под запретом. Сотовая связь, беспроводной интернет, даже микроволновки. Полеты над Калмыкией так же запрещены.

Я слушал Диану и поражался тому, как в таком прекрасном теле может быть такой светлый ум. Она говорила много и так складно, что сомнений в ее словах возникнуть не могло.

Я оказался прав. В разгар банкета объявили, что полет состоится завтра. Многих это расстроило, а я лишь ухмыльнулся. Банкет продолжился, а мы с Дианой отправились в мой номер. Она оказалась не только гениальным ученым, но и прекрасной любовницей. Насладившись ею, я заснул, а она тихо исчезла. Я даже не заметил, когда она покинула мой номер.

На следующее утро, опять ровно в шесть, военные подогнали к гостинице автобусы. Перебрав на банкете, журналистская братия была уже не так весела, держась за голову и попивая ледяную минералку, они ахая и охая расселись в автобусы.

Дорога до стартовой площадки заняла три часа. Выйдя из автобуса, мы увидели огромный бункер, возле единственного входа дежурили три автоматчика в полном обмундировании, даже в бронежилетах. Перед нами остановился черный «Аурус» и из него вышел Трубецкой. Он сиял лучезарной улыбкой и был очень оптимистично настроен. Дианы рядом с ним не было, я вообще больше никогда ее не видел в живую. Она часто мелькала в светских новостях и каждый раз видя ее, я вспоминал эту ночь в Калмыкии.

Служащие космодрома проводили нас в бункер и рассадили на места для гостей. Перед нами была стеклянная стена, за которой суетились инженеры. Они подготавливали к полету первый челнок. Через пол часа в динамиках мы услышали голос ответственного за полетами.

– Объявляю обратный отсчёт. До старта осталось пять минут. Всему персоналу покинуть стартовую площадку.

Инженеры спешно разбежались и челнок, встав на рельсы, начал медленно двигаться к порталу.

– До старта осталось три минуты. Всем занять свои посты и доложить о готовности.

Из динамика на перебой начали доноситься доклады постов, а челнок въехал в портал и за ним опустилась бетонная перегородка.

– Две минуты до старта.

Оказывается, мы сидели на вращающейся платформе, она дернулась и начала плавно поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Стальные ставни раздвинулись и нашему взору предстала пусковая труба.

– Минутная готовность. Запустить реакцию.

– Реакция запущена.

Прозвучала пронзительная сирена и мы, не веря своим глазам, начали наблюдать, как неподвижный воздух калмыцкой степи пришел в движение. Он закрутился вокруг трубы сильным вихрем.

– Десять. Девять. Восемь.

Монотонный голос отсчитывал последние секунды и мне показалось, что мое сердце остановилось.

– Три. Два. Один. Пуск.

Бункер слегка затрясся и через пару секунд мы увидели, как из трубы вылетел челнок.

– Пять секунд, полет нормальный.

– В спинках кресел загорелись мониторы, и мы увидели изображения с камер челнока.

– Десять секунд, полет нормальный. Доложить по постам.

Посты опять на перебой доложили о своих цифрах.

– Сто секунд, полет нормальный. До выхода в космос осталось тридцать секунд.

Камер на челноке было две. Одна показывала, как удаляется Земля, а вторая начала гореть звездами.

– Есть выход в космическое пространство.

Заиграл гимн, и мы все поднялись со своих мест. Когда гимн закончился, нашу комнату огласили аплодисменты и радостные выкрики на всех языках мира. Люди начали обниматься и трясти сжатыми в кулаки руками. Чудо свершилось, челнок облетел землю и вошел в электромагнитный смерч. Все прошло штатно и без эксцессов.

На следующий день все средства массовой информации взорвались видеороликами с космодрома. Одни иронизировали, другие не могли найти эпитеты, чтобы описать произошедшее. Уже через год начались регулярные рейсы. Компания Трубецкого полностью захватила рынок коммерческих стартов, теперь только она выводила на орбиту спутники. Конкурировать с ней не смогло даже НАСА. Президент США увеличил финансирование этой организации в десять раз, но они так и не смогли повторить успех Трубецкого. Но если для многих Калмыцкая праща была финалом, то для него всего лишь первым шагом. Космопрот был способен запускать до ста челноков в сутки, вскоре были заключены контракты со многими странами. За отказ от санкций и ограничений мы строили для них станции на орбите не только Земли. Космический туризм стал таким же обыденным, как и поездка на море летом. Начали появляться такие развлечения, о которых раньше мы не могли и мечтать – Орбитальный серфинг, или гонки на скоростных челноках в открытом космосе. Калмыцкая праща изменила наш мир раз и навсегда.

***

Следующий раз я вернулся в Калмыкию спустя пять лет. За это время в нашей стране поменялось абсолютно все. Все санкции и ограничения были сняты, Россия вернулась в лоно супердержав и заняла в нем почетное первое место.

Вернулся на космодром я для того, чтобы первый раз в своей жизни полететь в космос. Я был уже главным редактором, моя карьера взлетела так же стремительно, как и челнок с Калмыцкой пращи. Летел я не для праздного любопытства, а освещать первый полет на луну, даже не полет, а спуск со стапелей первого межпланетного корабля. Его построили в космосе, как и обещал Трубецкой. Грузовые челноки доставляли на орбиту контейнеры с чистым сырьем для принтеров, дальше дело техники, принтера печатали изделия, мастера собирали их в узлы и агрегаты, а потом уже на стапелях из них, как из конструктора «лего», собирали корабли. Сейчас на стапелях было около десяти кораблей – Гагарин стал первым.

Приземлился я в этот раз не в Минводах, а в Ставрополе. Как же все изменилось за эти годы. Я решил отказаться от автобуса и взял такси. Нет, автобус уже не был китайским, это был превосходный европейский автобус класса «Туризм», комфортабельный и тихий. Но я мог себе позволить такси и позволил.

Блокаду республики военные сняли, теперь шоссе Ставрополь-Элиста было переполнено. Нужды в блокпостах не было и военные ушли. Миловидная девушка вручила мне ключ от машины, и я направился на стоянку. Нажатие кнопки и мне подмигнул стильный немецкий седан класса люкс. Новенький, блестящий, черный Бумер сам открыл дверь, приглашая меня погрузится в него. Я удобно расположился в мягком кожаном кресле, и оно мгновенно подстроилось под меня.

– Задайте маршрут. – Прозвучал голос навигатора. Получив команду, Бумер зажег цифровую панель приборов и экран навигации. – Маршрут построен. Автопилот, или ручное управление?

– Ручное. – Не смог я отказать себе в удовольствии.

– Как вам будет угодно.

Навигатор умолк и я, обхватив приятную на ощупь баранку, нажал педаль газа. Бумер отозвался басовитым рыком двигателя, но это было обманкой, в нем вообще не было двигателя. Четыре электромотора располагались прямо в колесах, он был абсолютно бесшумным, но многие автолюбители жаловались на это, и тогда баварские инженеры записали звук ревущего мотора и синхронизовали его с бортовым компьютером. Это было опцией, и не только в России, но и по всему миру, без него машины не покупали. Бумер тронулся плавно и колеса зашуршали по асфальту. Какое-же блаженство управлять этим чудом. Магнитные амортизаторы поглощали всю вибрацию от колес. Складывалось впечатление, что машина парит, а не едет. В это сложно поверить, но мы могли запускать в космос челноки, но так и не научились строить хорошие автомобили. Благо после отмены санкций в нашу страну вернулись все крупные корпорации, автопроизводители и айти гиганты. Мы вновь стали неотъемлемой частью мира и наслаждались этим по-полной. На шоссе действительно было много машин, и дорога быстро меня утомила.

– Автопилот.

Кресло тут же отъехало назад и наклонилось. Я практически лежал и смог полностью вытянуть ноги. Стрелка спидометра застыла на ста пятидесяти километрах в час, но скорость никак не ощущалась. Открыв подлокотник, я достал из него запотевшую бутылочку пива и пакетик с арахисом. Вот оно будущее, я еду в машине и наслаждаюсь холодным пивом, не опасаясь, что меня остановят и лишат прав.

Бумер довез меня до гостиницы быстро и без происшествий. Остановившись, он сам открыл дверь, и я подошел к багажнику. Его дверка так же плавно и легко отварилась, и я извлек из него свой чемодан. Поставив его на землю, я побрел к отелю, а чемодан послушно поехал за мной по блютус протоколу, благо его в Калмыкии не ограничили. Бумер напоследок подмигнул мне аварийками и поехал за другим клиентом. Заселившись в номер, я сразу же уснул.

На следующее утро меня уже не будили в шесть утра как в прошлый раз, я выспался и спустился в лоби-бар на завтрак. На коммуникатор пришло сообщение о моей регистрации на рейс, старт в шесть вечера, а значит, можно не торопиться. Чемодан я сдал в камеру хранения отеля, свои вещи в космос брать было нельзя. Такси, на этот раз Мерседес, отвезло меня в космопорт. Проверка посадочного талона и меня проводили в раздевалку. Я разделся полностью, даже нижнее белье снял, все уложил в контейнер и оставил до моего возвращения. Поверх нагого тела я одел льняной комбинезон, поверх его резиновый костюм, сразу за ним легкий экзо скелет, а уже на него скафандр. Гермошлем был обязателен в полете, но не на космодроме, поэтому я просто взял его с собой.

– Рады приветствовать вас в космопорте Калмыцкая праща. – Широко улыбаясь, поздоровалась со мной красотка стюардесса. – Прошу вас подойдите ко мне.

Я подошел, и девушка подсоединила к моему скафандру шланг.

– Что это такое?

Это электрогель. Он будет закачан в ваш резиновый костюм и полностью поглотит все перегрузки.

– Перегрузки? – Удивился я.

– Да. Во время полета вы будете испытывать перегрузки равные 10 «Ж», но электрогель их полностью поглотит. Вы ничего не почувствуете.

Пока закачивался электрогель, я еще раз поразился гению Трубецкого, он продумал все и даже больше, например, космодром строился на государственные деньги, но в итоге он стал собственностью Трубецкого. Он создал компанию и государство инвестировало в нее свои средства. Расчет был прост, на госстройке начнут воровать и сдвигать сроки вправо, а на частной, смета будет стабильна. Так и произошло. За первые пять лет Трубецкой вернул все инвестиции и столько же сверху, так что довольны были все.

Я пробыл на космодроме всего тридцать минут и уже сидел в кресле челнока, никакой волокиты и лишней суеты. На левой руке у меня был монитор, на него выводилась вся моя биометрия – пульс, давление и все прочее —зашкаливало.

– Первый раз летите. – Обратился ко мне седовласый старичок на соседнем кресле. – Не переживайте. Все будет хорошо.

– Но как вы догадались? – Удивился я.

Старик подмигнул и показал пальцем на мой монитор, затем он показал мне свой. Его цифры были на порядок ниже моих, он был полностью спокоен.

– Меня зовут Бьёрн. Я уже пятый раз лечу, вскоре вы упадете в объятья «Дианы», не переживайте.

– Дианы?

– Да. Дианы. Космодром на орбите, он назван в честь сестры Трубецкого.

Старик показал пальцем на потолок шатла, на нем красовалось имя Дианы на фоне орбитального космодрома. Точно. Я вспомнил сколько было связано с этих скандалов. Диана вела очень разгульный и вызывающий образ жизни, она много путешествовала, никогда ни за что не платила и меняла мужчин как перчатки. Многие были против нее, но Трубецкой был непреклонен, и я знал почему.

Бьёрн был из Швеции, но по-русски говорил чисто и бегло. Во всем опять был виновен патриотизм Трубецкого. Официальным языком в космосе был русский, хочешь лететь, учи язык.

– Счастливого полета. – Улыбнулась мне в лицо стюардесса и надев на меня гермошлем, застегнула ремни безопасности.

Еще минута и на мониторе начался обратный отсчет, легкий удар и полная тишина. Я ничего не чувствовал. Летим мы, или еще стоим. В челноке было все продумано до мелочей, даже если произойдет авария, мое кресло будет выброшено из него, скафандр и электрогель спасут меня от перегрузок, а гермошлем не даст задохнуться. Если авария произойдет еще в атмосфере, то я спущусь на парашюте в кресле, если уже на орбите, то меня найдут спасатели. За все время не было ни одного несчастного случая, но учения проводились регулярно.

– Дамы и господа, добро пожаловать в космос. – Донесся из динамиков голос капитана и раскрылись иллюминаторы.

Всего три минуты полета, и я уже смотрю на Землю из космоса. Я повернулся и увидел улыбающегося Бьёрна. Он показывал мне большие пальцы и был очень довольным. Шатл заложил петлю и повернулся к земле другим бортом. Пред моим взором предстал орбитальный город, это действительно был город, с улицами, перекрестками и кварталами. Небольшие научные станции носились одна за другой на определенной скорости и высоте. Перед ними мелькали курортные отели, были здесь даже виллы олигархов и прочих богачей. Дом на орбите стоил не дороже дома, ну скажем, в Монако. Да, позволить себе дом с видом на землю мог не каждый, но их строили сотнями, а спрос все равно превышал предложение.

За станциями и отелями огромными куполами белели теплицы. Эти махины были в сотни раз больше гостиниц, в них растили особые растения, их отбирали лучшие селекционеры планеты. Воздух и вода в космосе были самым ценным ресурсом, эти растения поглощали минимум воды, а перерабатывали максимум углекислого газа.

Были здесь и больницы. Они выделялись на фоне остальных большими красными неоновыми крестами. Все они принадлежали одному человеку – Академику РАН Штольцу. Этот врач встал на одну ступень с Трубецким, он был признанным гением и три года подряд получал нобелевскую премию по медицине. Все дело было в его биомассе. Как оказалось, на орбите в невесомости можно было вылечить любую болезнь. Человека помещали в ванну, ее заполняли биомассой Штольца, она проникала в легкие человека, и он начинал дышать ею. Что бы избежать шока от заполнения жидкостью легких, пациентов вводили в искусственную кому. Насыщенная кислородом биомасса через легкие проникала в кровь, а по ней растекалась по всему организму. Ее чудодейственные свойства были способны излечивать любые болезни. Гастрит, бронхит, язва остались в прошлом, цирроз печени, болезни кровеносной системы тоже больше не досаждали человечеству. Что говорить о них, если она побеждала даже рак и ДЦП. После трех-четырех сеансов человек забывал о раке, даже самой сложной формы, навсегда. В ванне человек проводил до семи дней, затем ему устраивали полное переливание крови. Биомасса в земных условиях была губительна, а вот в невесомости спасала жизни миллионам. Легкие проветривали через ИВЛ, а кровь перекачивали через фильтр и полностью очищали от биомассы. Бьёрн, кстати, летел на очередной сеанс в госпиталь Штольца. У него был рак третьей степени, но уже через неделю он о нем и не вспомнит. Для биомассы Штольца не было неизлечимых болезней, а ведь ее изучение еще продолжалось.

Сделав пару витков вокруг Земли, мы подлетели к космопорту «Диана». Магнитные захваты плавно притянули шатл к причалу, и мы услышали еле слышный щелчок, это пристыковался шлюз. На экране над дверью пилотов загорелась надпись – «Внимание невесомость». Задвижка шлюза закрутилась и вскоре дверь в космопорт открылась. Бьёрн быстренько расстегнулся и ловкими движениями пролетел в шлюз. Я же начал барахтаться в невесомости как рыба, выброшенная на берег. Я бился о стены и потолок, мешая покидать шатл остальным, так часто я, наверное, еще никогда не извинялся. Кое-как долетев до двери, я нырнул в шлюз, за ним начинался длинный коридор. Ничего такого, что показывают в фильмах не было. Не было искусственного притяжения и магнитных ботинок, не было огромных открытых пространств. Только тоннель. Тоннель, в котором не было ни пола, ни потолка, только стены, пестрящие рекламой. Отовсюду торчали поручни, люди с их помощью и перемещались. Местные и бывалые делали это очень ловко, они плавно облетали друг друга, не соприкасаясь. Я же чувствовал себя шаром из кегельбана, ударившись обо все что можно, я, наконец, долетел до таможенного поста.

– Первый раз у нас? – Улыбнулся таможенник. – Ничего, привыкните скоро. Ваш паспорт пожалуйста.

Я протянул ему коммуникатор, и он вставил его в разъем.

– Ерёмин Владислав Антонович, рад приветствовать вас в космосе. Цель визита?

– Освещения спуска «Гагарина». – Улыбнувшись, ответил я.

– Вам на палубу «Д», к третьему причалу, шатл уже ожидает вас.

Таможенник поставил мне электронную визу в паспорт и вернул коммуникатор. Я отдал ему честь, приложив ладонь к гермошлему и полетел дальше, биться о стены тоннелей космопорта. Действительно, через несколько минут я приловчился и начал наслаждаться невесомостью. Над ответвлениями от тоннеля горели буквы палуб, увидев нужную, я влетел в тоннель под ней. Долетев до цифры «3», я опять повернул, и вновь предо мной предстал пост таможни.

– Ерёмин Владислав?

– Да. Это я.

– Слава богу. Все остальные уже на борту, ждем только вас.

– Прошу прощения. Первый раз в невесомости, пока привык…

– Ничего страшного. – Перебил меня таможенник. – Так со всеми бывает. Счастливого пути.

Таможенник помог мне влететь в шатл и, посадив в кресло, пристегнул. Только теперь я смог расслабиться. Шатл беззвучно отстыковался и взял курс на верфь имени Королева. Нужно отдать должное Трубецкому, в свою честь он не назвал ни одной станции. Полчаса полета и мы уже у причала верфи, народ вылетел, и я как всегда оказался последним.

– Владислав? – Обратилась ко мне прекрасная девушка в нежно-розовом комбинезоне. – Гермошлем уже можно снять.

– Благодарю вас. – Протянул я, вдыхая воздух космоса.

– Я Изольда. Глава пресс службы верфи. Полетели, я провожу вас в вашу каюту. Спуск корабля намечен на завтра.

– Да, я в курсе. Но мне хотелось бы встретиться с генеральным конструктором.

– Как будет угодно. – Изольда улыбнулась и махнула рукой следовать за ней. – Он сейчас на смотровой палубе.

Мы долго летели по бесконечным тоннелям верфи и наконец вылетели на смотровую палубу. На ней, прислонившись к огромному стеклу, висел Васильев. Молодой парень, всего двадцать пять лет и уже генеральный конструктор космолета. Услышав нас, он обернулся и улыбнулся наивной молодецкой улыбкой, на его щеках сиял румянец предвкушения завтрашнего дня.

– Добро пожаловать на борт, Владислав. – Васильев протянул мне руку. – Как долетели?

– Жаловаться не на что, Дмитрий Константинович.

– Прошу вас, просто Дмитрий. – Васильев пожал мою руку и показал на стекло. – Вот оно, мое детище. Космолет «Гагарин». Первый межпланетный многоразовый корабль.

Я подлетел к стеклу и всмотрелся в ангар. Вид был действительно завораживающим. Он был огромен. Впереди сверху чернели окна иллюминаторов, ниже них и чуть сзади начинались грузовые отсеки, а за ними нескончаемые баки с топливом и ракетные двигатели.

– Первый в своем роде. Жаль, что он будет списан раньше, чем выработает свой ресурс.

– Но почему? – Я недоуменно посмотрел на Васильева.

– Потому что он уже устарел.

– Уже? Но он даже со стапелей еще не сошел.

– Вот в такое стремительное время мы живем, мой друг. Посмотри на него. – Васильев подлетел ко мне и начал указывать пальцем куда смотреть. – Всего двадцать процентов его объема – это полезное пространство, а все остальное – топливо и двигатели.

– Но, а как же иначе? – Возразил я. – Ему ведь нужно набрать третью космическую, чтобы оторваться от орбиты, а это требует много топлива. Кстати, сколько витков он будет делать для разгона.

– Нисколько. – Улыбнулся Васильев. – Если бы мы разгоняли его за счет двигателей, то он был бы в два раза больше, а вот полезного пространства осталось бы столько же.

– И как тогда?

– Мы построили здесь на орбите что-то очень похожее на пращу Трубецкого. Корабль будет зажат в электромагнитный стартовый блок, не сдвигаясь с места, он будет насыщаться потенциальной энергией пусковой установки. Когда масса достигнет критической, зажимы отпустят его и уже через секунду он будет лететь на второй космической скорости, затем включатся его маршевые двигатели, и он достигнет третьей. Через полчаса полета он уже выйдет на орбиту Луны.

– Потрясающе. И вы говорите, что он уже устарел? Ему уже есть замена?

– Да. Но пока мы не добудем гелий-3, те корабли не полетят. – Васильев приобнял меня и потащил в свой кабинет. – У нас есть реактор способный работать на гелий-3 и корабль с таким реактором. Соотношение полезности у него восемьдесят полезного на двадцать топливного. На гелий-3 эти корабли смогут разгоняться до двадцатой космической скорости. Они бросят нам под ноги и Марс, и Венеру, и всю солнечную систему, но положит этому начало именно «Гагарин».

Мы влетели в кабинет Васильева, и я сразу же обратил внимание на макет космолета на реакторе с гелием-3. Он выглядел совсем иначе, двигатели были маленькими, а вот трюм был огромным. Будущее за ними и это будущее начнется завтра. Все корабли класса «Гагарин» получат названия первых советских космонавтов – Титов, Гречка, Терешкова и так далее. А вот корабли на гелий-3 будут носить имена мореплавателей. Первым станет Беринг, за ним будет Баренц, Беллинсгаузен, Конюхов, Колумб и многие другие.

На следующий день произошел не только спуск Гагарина, но и его запуск на Луну. Все прошло штатно. Корабль вышел на орбиту Луны и распылил на ней спутники и зонды. Затем он вернулся обратно, высадка на Луне не планировалась.

Вечером того же дня Васильев в своем величие сравнялся с Трубецким и Штольцем. Через десять лет началась промышленная добыча гелий-3 и его переработка, а еще через год «Беринг» отправился к Марсу, достигнув десятой космической скорости, он долетел до красной планеты за два месяца. Это был успех. Началось освоение людьми солнечной системы, но это уже другая история.