Геннадий Павлович [Александр Александрович Мишкин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Мишкин Геннадий Павлович

1.


В нескольких шагах от шумного пешеходного перехода стоял маленький старичок. Направляясь по своим делам в будничной суматохе, вы вряд ли бы заметили его среди плотного потока людей. Он совсем не вписывался в окружающий мир и принадлежал давно забытому, и прошедшему веку. Старомодное чёрное пальто до колен согревало его от прохладного воздуха ранней весны. На ногах удобные туфли с квадратными носами без шнурков. На голове серая, в маленькую клетку, фетровая шляпа. Держа равновесие, с помощью трости, он через огромные линзы очков пытался разглядеть происходящее на другой стороне дороги. Скоро ему должно было стукнуть восемьдесят пять. Возраст давал о себе знать и силуэты, вступавшие на полосатую дорогу по сигналу светофора, уходя, расплывались в безликую массу. Вот уже как на протяжение месяца Геннадий Павлович, так звали старичка, пытался перейти на другую сторону, чтобы купить мандарины.


Он был одним из тех стариков, которые никогда не просят помощи. Но не от гордости, а скорее от мягкости характера, уступчивости. Геннадий Павлович был скромным работником, кротким мужем, добрым и любящим отцом. Заставить кого-то испытывать трудности из-за него? Нет, на такое он не мог пойти. "Пап, у тебя всего хватает? – спросит дочка." – "Спасибо Леночка, ничего не надо." А в холодильнике молоко два дня как прокисло и сыр сухой и твёрдый, как камень. Всё сам. Пока дочка не уехала и навещала, на прощанье всегда в карман да положит бумажку. Сколько не ругалась Лена, никогда не слушался. Дочке нужнее, молодая, а я уже пожил.


Машу, жену свою, один хоронить хотел. Хорошо соседи уговорили, помогли, организовали всё. Лена уже в другой стране жила – муж к себе забрал. Приехала через неделю, остаться хотела, бросить всё. Не разрешил. Любовь Валерьевна – социальный работник, уверила дочку, что присмотрит, обещала писать и через компьютер связываться. Так и остался он один в двух комнатах жить. Скромно, по-спартански. Только вот после смерти жены ноги подводить стали, да и память барахлить начала.


Была у старика одна слабость. Однажды, когда он был совсем пацаном, отцу на работе, в виде благодарности, один коммерсант подарил целый ящик мандаринов. Тогда, в те годы, деньги добывались с трудом и за свои восемь лет Гена ни разу их не попробовал. Навсегда в его памяти отложилось воспоминание, как его худой и не очень сильный отец держал в дрожащих руках маленький и волшебный деревянный ящик с оранжевыми мячиками внутри. И как отрывая бугристую кожуру струйки сока брызгали врезные стороны и пузатые, чуточку кислые дольки, лопались во рту. С тех пор на каждом праздничном столе всегда были мандарины. Раньше, зная его слабость, за него это сделала бы жена или дочка. Но теперь, намереваясь перейти через дорогу, он шёл за ними, чтобы на столе, к его дню рождения, лежали эти маленькие и вкусные фрукты.


Знай Любовь Валерьевна, что задумал старик, даже подумать страшно, как сильно бы это ранило её доброе сердце. Попросить её он не мог. Отправить пожилую женщину выполнять прихоть глупого старика, нет… Уж лучше сам. Поэтому, каждое воскресенье, когда у неё был выходной, он выходил из дома и шёл к широкому пешеходному переходу, который вёл, как он помнил, к рынку и пошатываясь стоял, ожидая лучшего момента.


Размытые фигуры толпами шли через переход. Быстрые и шумные автомобили, злобно урчали в ожидании зелёного сигнала. Стоило кому-либо из пешеходов хоть на секунду замедлиться, как в то же мгновение десятки рук вбивали кулаком кнопку руля, заставляя нерасторопных пешеходов в испуге прибавить шаг.


– Живее корова! – кричал щекастый мужчина за рулём внедорожника.


– Шевели поршнями! – вторил ему усатый водитель ржавого грузовичка.


Все куда-то спешили, ругались и сигналили. Пешеходы, махали кулаками, сопровождая жест угрозами и проклятьями.


Маленький старичок стоял и слушал шум города. Где-то кричал капризный ребёнок. Возле киоска женщина ругалась с продавщицей за отсутствие талонов. Толпа мальчишек с колонкой в руках знакомили окружающих с новым популярным исполнителем.


Всё это буйство жизни сливалось в кричащий и шумящий вихрь, расплываясь чёрным пятном перед глазами старика. Спустя несколько осторожных шагов к переходу, Геннадий Павлович почувствовал сильный толчок в спину. Высокий и бородатый мужчина, не заметив старичка, споткнулся толкнув его бедром.


– Ты какого… – сказал он, бросив недовольный взгляд и не извинившись, продолжил свой путь.


– Простите… – сказал старик, еле удержавшись на ногах и остановился.


До перехода оставалось каких-то два метра. Отойдя в сторону, Геннадий Павлович постоял ещё несколько минут, вслушиваясь в окружающий его шум, пробубнил себе что-то под нос и прихрамывая отправился к себе домой.


День рождения через две недели, спешить было некуда.


В следующий раз Геннадий Павлович смог продвинуться гораздо дальше, чем в прошлый. После того происшествия с мужчиной у него долго кололо сердце, и очень болели ноги. Но через неделю, он снова был на своём посту. Со времён его молодости город очень подрос. Даже в воскресенье, когда все обычно сидят дома, люди толпами бегали по своим делам. В любой другой день недели у Геннадия Павловича не было бы и шанса пройти на другую сторону. Во-первых, его не пустила бы Любовь Валерьевна, а во-вторых, он просто физически не смог бы пройти в таком плотном потоке людей. Подождав нужный момент, когда окружающий мир стал на секунду тише и чуть дружелюбнее, старик, используя все свои силы, тронулся. На расстоянии метра он мог хорошо рассмотреть других людей и увидев просвет в плотном строе пешеходов, он пошёл к нему.


Оказавшись в толпе, медленный и низенький старичок стал помехой на пути вечно спешащих граждан. Он не мог видеть всё, поэтому посчитав, что никому не помешает, спешил встать в первый ряд.


– Дед, да куда ты прёшь? – шелестя кучей пластиковых пакетов, сказала дама в рыжем пальто.


– Извините…


– Ты то куда лезешь? – закатив глаза сказал низенький лысый мужчина в кожаной куртке.


– Простите…


– Тебя ещё тут не хватало, – прошипела серая пожилая женщина.


Добравшись до первого ряда и встав на свободное место, старик поднял глаза и пошатнулся.


Сколько он себя помнил переход не был таким длинным и сейчас, находясь у самого старта, он обомлел. Как не старался напрягать свои старые глаза, он никак не мог увидеть конца перехода. Сливаясь в мутное пятно, белые полосы уходили вдаль, казавшейся бесконечной. В груди закололо. Старик было хотел развернуться и уйти, но за ним уже встал второй ряд пешеходов. Назад нельзя. Через несколько секунд светофор даст добро на переправу и он, маленький и медленный, будет вынесен бурным потоком граждан.


Маяк на другом берегу блеснул зелёным и желавшие переправиться судна – пешеходы, тронулись в путь. Трясясь, словно заводная игрушка, готовая в любую минуту рассыпаться на запчасти, Геннадий Павлович, толкаемый в спину, пытался устоять на ногах. Но под напором людей он сдался. Сделав неуверенных три шага вперёд, с трудом переводя дыхание, остановился. Ноги не слушались, в глазах потемнело. Проходящий мимо молодой парень задержался на секунду, даже сделал шаг в его сторону, но тут же сорвался и ушёл. А старичок, схватившись рукой за грудь, обмяк, опустился на колени, опираясь об трость, и склонил голову на грудь.


– Люди! Да пропустите же! – кричала женщина, пробираясь через толпу равнодушных граждан, тупо смотрящих на сидящего старика. – Геннадий Павлович, миленький, да что же это вы?


Любовь Валерьевна, как раз проходившая мимо с полными сумками провизии, бросив пакеты подбежала к Геннадию Петровичу. Старик сидел и тяжело дышал, бормоча что-то себе под нос. Подхватив его под руки, она с трудом стала поднимать его. Только хорошенько выругавшись, она заставила двух мужчин помочь ей. Отведя старика в тень, она расстегнула его пальто и посмотрела в морщинистое лицо.


– Упрямый старик! Да вы же могли умереть, в вашем то возрасте через такой переход! Что вы забыли на той стороне?


К её облегчению губы старика не были синими и дыхание его возвращалось в норму. Бледный, он, открыв беззубый рот, хватал воздух, то и дело прося прощения у кого-то.


– Геннадий Павлович, ну зачем вы пошли туда, скажите пожалуйста? Как вы себя чувствуете, вам вызвать скорую?


– Не нужно милая… домой, – слабым и утомлённым голосом произнёс старик. – Погулять… Людей много…


– Молчите, сейчас отведу, что же это такое, ну подумать только!


Следующую неделю и ещё не много Геннадий Павлович пролежал дома. Любовь Валерьевна каждый день навещала, как она выражалась "несносного старикашку", и следила за тем, чтобы ему всего хватало. А Геннадий Павлович, мучаясь тем, что по своей вине заставил хлопотать эту светлую душу, молча страдал и мечтал о мандаринах.


Приближался его восемьдесят пятый день рожденья. Завтра в экране ноутбука появится его дочь. Перед ней будет накрыт праздничный стол, скромный, как и всегда в этот день. Без мандаринов… Только от одной мысли в груди начинало покалывать.


Утром, когда до прихода сиделки оставалось три часа, Геннадий Павлович снарядился в походный костюм и собрался в дорогу. Стол должны украшать мандарины, он по-другому просто не мог. На часах было восемь утра. Спустившись медленно на улицу, он побрёл в направлении перехода. Город шумел. На небе рваные облака гнал порывистый и прохладный ветер. Люди торопились по делам, опаздывая неизвестно куда. Словно одинокая шлюпка, среди многотонных сухогрузов, старичок плыл к узкому каналу. Хаос мыльных и чёрных фигур отзывался болью в глазах. Но веря в своё дело, старик двигался к переходу. Какой-то верзила снова толкнул его в спину, но слегка покачнувшись, он всё равно продолжил идти. Встав во второй ряд и приготовившись, собрав всё мужество, он стал ждать. Светофор отсчитывал последние секунды перед стартом, как вдруг к нему кто-то подошёл и осторожно положил руку на спину. Тяжёлая и грубая, она принадлежала молодому мужчине в красной с жёлтыми полосками на рукавах, спортивной куртке. Улыбаясь, глядя в лицо Геннадия Павловича, он, слегка наклонившись к его уху, сказал:


– Отец, ты куда на своих трёх собрался? Помочь?


– Ох… Сынок, спасибо не…


– О, зелёный загорелся. Пошли, держись крепче!


Взяв старика под руку, мужчина двинулся через пешеходный переход. Он был наголову выше остальных прохожих, но сейчас согнувшись почти в двое, он сровнялся с ростом маленького старичка и взял его на буксир.


Геннадий Павлович был сильно взволнован. Чёрные, как тучи пешеходы, обгоняли их со всех сторон бурча и ругаясь. Яркий великан как будто совсем не замечал их и идя рядом болтал о чём-то своём.


– Куда отец путь держишь? На свидание собрался?


– Туда… Нужно мне… – тяжело дыша от волнения сказал старик.


– А я представь двадцать лет на родине не был, приехал в родной город посмотреть, как тут дела обстоят, не узнать совсем, всё переделали, везде понастроили.


На половине пути зелёный свет маяка сменился красным и десятки рук ударили по штурвалам оповещая застрявших на половине пути пешеходов, чтобы они поторапливались.


– В сраку себе бибикни! – крикнул сопровождающий старичка мужчина самому громкому автомобилю. – Совсем сума посходили, не видите старик идёт!.. Успеешь!.. Овца!


– Шевелись кляча! – выкрикнул один из автолюбителей.


– Я тебе сейчас челюсть пошевелю, сволочь! – отозвался великан.


– Ох… Простите…


– Не переживай отец! Почти дошли.


Кругом ругались, оглушающие сигналы клаксонов били по перепонкам.


– Ох…


Дошли.


– Вот и добрались отец, – отпуская старика сказал мужчина. – Так ты скажешь куда путь то хоть держишь?


– На рынок сынок, – всё ещё волнуясь, переводя дыхание сказал Геннадий Павлович.


– На какой рынок? Автомобильный?


– Нет, на продовольственный… за мандаринами.


– Так продовольственный на той стороне, – сказал мужчина и указал рукой в ту сторону откуда они ушли.


– Как на той стороне? – не поверил старик.


– Тут на этой стороне сколько я себя помню никогда базара не было, авто рынок был, а продовольственный всегда там был, ты что-то перепутал, отец. Ладно бывай, опаздываю я, не переживай, сейчас зелёный загорится – переведут обратно.


Сказав это, великан в яркой куртке, махнул рукой и пошёл по своим делам.


За спиной гудящая и фыркающая масса потекла по дороге. Чёрные и серые силуэты, словно ручей омывающий с двух сторон камень, шли обступая старика. А Геннадий Павлович, потрясённый услышанным, смотрел в спину уходящему спасителю, пока тот не слился с безликим и размытым пятном пешеходов.