Чертовская правда [Валерий Хаагенти] (fb2) читать онлайн

Валерий Хаагенти Чертовская правда

ПРОЛОГ

Вечерело и даже смеркалось. Холодная зима словно собиралась насыпать снега за шиворот сквозь окна особняка. Александр Сергеевич поежился, но не стал отводить свой взгляд от милой природы. В ответ черный Михайловский лес, словно сошедший с холста Макса Эрнста, посмотрел на Александра Сергеевича зловеще, угрюмо и еще раз зловеще. За окном старик Захарыч, ухарски крякая, колол ледяные поленья.

Не писалось. Александр Сергеевич откинул перо.

– Да йепсь вашу Нотр-Дам, – выругался он вслух по-французски.

Открыл окно и прокричал вниз истопнику: "Захарыч, мон шер, заканчивай, завтра докуешь". Захарыч от неожиданности запустил топор в шаттл Илона Маска и прохрипел: "Как скажете, барин." И, также ругаясь исключительно по-французски, стал собирать дрова.

Александр Сергеевич вновь взял в руки перо, погладил музу, и воткнул перо в лист бумаги. И даже на всякий случай посмотрел на остатки ящика Шато Лафита, любезно присланного из Петербурга самим Христофором Зилибобычем Бенкендорфом.

Но не писалось. Александр Сергеевич несколько раз для верности потыкал пером в бумагу. Ни фига.

От страшного грохота за спиной он вздрогнул и лягнул ногой. У камина виновато стоял Захарыч, и тоже делал изящные па ножкой, типа собирая рассыпанные дрова.

– Простите, барин, не удержался. Про Малороссию вспомнил.

– Да, ладно, все образуется, – сказал Александр Сергеевич, и подошел, чтобы обнять старика.

Захарыч по привычке дыхнул на него своим сливово-ягодным перегаром.

И тут, то ли от буйного перегара Захарыча, то ли от вчерашнего позорного проигрыша в польский преферанс Екатерине Родионовне, отодвинув музу, Александра Сергеевича стукнул инсайт.

А на бумагу легли строки:

"Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем…"

__________

ЧАСТЬ 1 Черти в поисках правды

"Чертей и чертовок почти не осталось.

И живут все они – теперь врозь."

2020-й, наши дни.

Морской воздух, словно овчарка Зикама после купания, мокрым хвостом водил по ногам. Захарыч и Катя после долгожданной ничьей в польском преферансе, сняв роскошный номер отеля "Mandarin Oriental" в Майами, наслаждались скоропостижной зарей похмельного дня. Их мандариновый пентхаус своим громадным панорамным окном нагло пялился на айсберги Ледовитого океана.

Было раннее утро, коронавирусный зной еще не успел растопить голубое, чистое и беззаботное небо. Катя потягивала через соломинку Фиеро, и хитрым кошачьим взглядом искоса, низко голову наклоня, посматривала на Захарыча. Тот сидел в библиотеке.

Катя вытащила соломинку из мартини и мастерски изваяла из нее грустного чертика. Запустив его Захарычу в то самое место, сказала: "Сначала выходим на главных, потом уже решаем с Зилибобой. Коварен он слишком, оборотень питерский. Потом едем в Магадан пополнять свой гардероб." Она сфоткала как ест свой смартфон и сказала: "Не в этом же уборку продолжать".

– И третье, – сказал Захарыч, чухая свое то самое место, то бишь животик, – заедем к Денсему, пополним запасы оружия. Кроме того надо приобрести миноискатель у Гарика – пригодится.

Тем временем один из айсбергов резко изменил курс и, смело маневрируя, смял в цыпленка табака имени Леонида Ярмольника круизный лайнер "Ocean Dream".

С ледяной глыбы в воду дружной толпой сиганули пингвины. Ловко шлепая по волнам ластами и радостно визжа по-щенячьи, они устремились к берегу.

С вершины айсберга, стремглав и вальяжно, к "Mandarin Oriental" спускался Бардо.

– Привет туристы, – проорал он, – пожрать не найдется?

– По средам не подаем, – сухо отрезала Катя, обжаривая во фритюре мозги Гирса.

– Да серьезно, два месяца только рыбу жрал, благо пингвины сжалились. Правда, суки, весь айсберг рыбой провоняли.

– А пингвинов не жрал? – спросил Захарыч, отечески обнимая бродягу бутылкой бурбона.

– Да ну нах, их мясо тоже рыбой воняет.

– Значит, все-таки жрал пингвинов. Греты Тунберг на тебя нету, Крузо ты недоделанный, – отозвалась Катя.

Бардо, опустошив бурбон, спросил – А вы зачем здесь, никак затеваете чего?

– В Питер собираемся, друга навестить надо, – сказала Катя.

– Значит не дадите отведать? – Бардо облизнулся на мозги Гирса, которые Катя заправляла нежным имбирным соусом.

– Самим не хватит, – недовольно сказала Катя, – да ты посмотри, что тут жрать-то?

– Ладно, пойду в казино, сорву куш в 36, – ответил Бардо и, опустив забрало, двинулся в сторону "Плазы".

– Злые вы, ухожу я от вас – обернувшись, томным меццо-сопрано добавил Бардо.

– Ты, это, того, – вдруг встрепенулся Захарыч.

– Чего того? – ухмыльнулся Бардо, скрываясь за горизонтом.

– Ты, это, не плагиать. Это моя фишка – проворчал Захарыч, посылая Бардо воздушный пендаль.

Ровно в 7.30 утра с юго-востока со стороны деревни Королево-Агутино и хутора Пугачевский Филиппок Захарыч и Катя с облегчением отбыли из Майами.

– Ты по воде ходить-то умеешь, – спросил Захарыч, – время дорого, придется наперерез через Атлантику.

– С рождения, – ответила Катя, – моя девичья фамилия Непорочная. Ты лучше свои лапти не промочи, хотя у вас на Азове и утонуть-то нельзя, даже если очень захочешь.

За слова ответишь, не забыть бы, подумал Захарыч и нарисовал крест на запястье.

– Так что, милый друг, – продолжила Катя, – это я за тобой буду присматривать.

Захарыч подумал и стер крестик.

– Через Бермудский треугольник пойдем, так короче. Хотя и Финтеза в тех местах сейчас разбушевалась, много наших там полегло.

– Я его теперь Сермудским называю, – отозвалась Катя, – попили они моей кровушки, лебеди-малевичи хреновы.

Стало припекать, под ногами зашелестели водоросли.

– В этих Саргассовых омутах Зилок на своей подводной лодке пропал. Моряки рассказывают, что иногда слышат здесь отголоски странных монологов и смех, леденящий душу.

– А еще, – продолжил Захарыч, – говорят, что "Летучий Голландец" в ЦРУ стали называть "Flying Zilok".

Катя уважительно взглянула на спутника. Тот, как ребенка, заботливо нес новенький гидронасос, прикупленный по случаю на блошином рынке в Майами.

– Так что, все-таки сперва в Магадан? – спросил Захарыч.

– Ну а где еще прилично оденешься-то? – вопросом на вопрос ответила Катя.

– Не в Америке же, там у них сейчас в моде только черное.

– Для бешеной кошки семь тыщ верст – не крюк, – усмехнулся Захарыч.

За бешеную кошку ответишь, подумала Катя и добавила к своей стае очередной крестик. Она оглядела и пересчитала их все. Крестики красивым журавлиным клином спускались от плеча к запястью.

– 57, а ведь иных и не помню, – размышляя, вздохнула она.

– Та не, я не против, если для дела надо, готов даже свой старый насос в общак отдать, – сказал Захарыч. Кокетливо умолчав, что старый гидронасос в разобранном состоянии представлял теперь собой теорему Ферма в римановых пространствах.

Катя надолго задумалась, но все же, хотя и с сожалением, стерла нарисованный крестик.

Через полтора часа они подошли к покосившейся Стрельне.

Пахнуло землей. Из окна дребезжащего трамвая им помахал рукой Алекс Кло.

Захарыч так залихватски пикантно просвистел вслед трамваю марш Мендельсона, что все сливы стыдливо покраснели в радиусе трех километров.

– Я думала, что все трамваи в Питере давно в музее, – сказала Катя.

– Не, один оставили, в нем Алекс Кло и Некада на Титикаку ездют, – авторитетно, с важным видом ответил Захарыч.

Он вытащил пальцы изо рта и стряхнул с них последние ноты затихавшего марша.

– А Некады почему не видно?

– Слухи ходят, что позавчера посуду она не помыла, – ответил Захарыч.

Катя второй раз за утро посмотрела на него с уважением.

– С прикидом мы просто порешали, – Катя еще раз попробовала на зуб тугой латекс, – а как с оружием решать будем? – спросила Катя.

– Денсем любую пушку по Авито пришлет, как два байта об асфальт, а Гарик с миноискателем сам подтянется. Ему-то делов, в одном лесу нырнул, в другом вынырнул, – резонно рассудил Захарыч.

– Тамбовских звать будем? Чегой-то Вэб уж слишком правильный.

– Жизнь поломала, а за битого, как известно, двух небитых дают, – философски заметил Захарыч, – а Вэб пацан свой, да и Тамбов город нормальный.

– С чего это?

– Когда я на почте служил ямщиком, дело было в Тамбове, по молодости еще, – мечтательно начал Захарыч.

– Так вот, возвращаешься бывало с завода Ревтруд, идешь по утру, затраханный ночной сменой, а по пути уже открытая бочечка с брагой стоит, и само собой очередь из интеллигентных людей возле нее.

– И главное, что?! Главное брага-то всего по 13 копеек граненый стакан. Опрокинул один, усладил другим, и жизнь вновь заструилась по жилам. А там же опять и разговор уважительный в приятной компании. Так что, хороший город Тамбов, – заключил Захарыч.

– Главное, проверить всех надо, – отрезала Катя.

– Да админы, вроде давно всех проверили, лишних сразу убрали, они даже не мучились, – неуверенно произнес Захарыч.

– Сомнения одолевают насчет свежереганых, Хаагенти там какой-то, активность развить пытается.

– Да не, старый он, у него рега еще на Сермудском треугольнике, прости господи, – перекрестился Захарыч, – с 2007 года.

– Вот-вот, – ответила Катя, – непонятный тип, мутный.

Захарыч ловко тормознул элитный трамвай.

– Ладно, хорош спорить, поехали в Гранд Европу, душ примем, позавтракаем.

– Исторический люкс меня устроит вполне, – живо перебила Захарыча Катя.

– Какой люкс, мы и так в Магадане на твои шмотки, – Юрий Петрович покосился на вагон и маленькую тележку, – половину июньского дохода в РСЯ грохнули.

– Поэтому из общей массы не выделяемся и берем два простых номера.

Катя опять пририсовала к журавлиной стае 57-й крестик.

Захарыч тем временем подцепил к трамвайному фаркопу вагон и маленькую тележку.

Трамвайчик тронулся.

Захарыч, Джулия, Зикам и Катя дружной компанией разместились на верхушке газпромовской башни в Лахте.

– Не пойму, что за пыль такая липучая, – сказала Джулия, пытаясь оттереть с ладоней желтые пятна.

– Так то позолота, – отозвалась Катя, – Миллер позолотить Лахта Центр хотел. Начали было, да патриарх Кирилл отсоветовал. Сказал, что слишком вульгарно будет.

– Хватит трепаться, – сказал Захарыч, – Зикам, давай, не томи, вываливай.

Зикам, не глядя, вытащил из колоды Таро карту Петрограда 1915 года издания.

– Вещь, – с восхищением произнесла Катя, трогая дореволюционную ять, – теперь таких не делают.

Зикам стал разворачивать карту, Джулия попыталась ему помочь. Они слегка соприкоснулись рукавами.

– В общих чертах план такой. Согласно агентурных сведений, три дня назад в пяти километрах от деревни Жопольгино был обнаружен особо засекреченный центр Финтезы.

Зикам обвел кружком, похожим на сперматозоид, это место на карте. Два дня назад пропал Зилибоба, хотя на форуме он всем трындит, что сутками на лавочке играет с Каспаровым в преферанс, очко и на бильярде.

Предположительно, по его биометрическим данным и остаточным выхлопам его любимого пива Хайнекен, он находится в блоке смертников Д. Зикам опять обвел кружком место на карте, и опять очень похожим.

Мы штурмовая группа, наша задача – сломать охрану, прорваться в блок Д и выяснить, что делать с фразой "Зилибобу казнить нельзя помиловать".

То бишь, в каком месте запятую поставить. Естественно сперва узнать, кто он есть в действительности и на самом деле – счастливый питерский алкаш и наш друг, или оборотень Финтезы. Или может его просто похитили и жестоко пытают.

Зикам оторвался от карты и обвел взглядом всех присутствующих.

Джулия вытащила морской бинокль из декольте и, ерзая на острие башни, стала рассматривать базу Финтезы. В этой глухомани не было ничего примечательного. Отдельными строениями там располагались пошарпанные здания, соединенные разбитыми переходами, а также вышки часовых по периметру территории.

– Странно, слишком мощная охрана для такого безлюдного места, – сказала Джулия, передавая морской бинокль Захарычу.

– Пулеметные вышки, видеокамеры, сигнализация, стены, ров, напряжение на колючке. Все это явный перебор для пионерского лагеря, – подтвердил Захарыч.

– А напряжение ты каким местом почувствовал? – спросила Катя.

– Так мой участок дома такой же колючкой обнесен и генератор такой же, – невозмутимо ответил Захарыч.

– Какие еще детали? – спросила Джулия.

– Некада и Алекс Кло блокируют все вышки сотовой связи в радиусе семьсот километров. А также полностью будут глушить эфир средствами РЭБ, Некада – "Красухой", Алекс Кло – "Палантином", – сказала Катя.

Зикам одобрительно кивнул головой.

– Далее, Гарик и Вэб минируют все три дороги. На одной дороге будет дежурить Вэб. На двух других – Гарик. Правда, на последнем подъезде к Финтезе лесополосы нет, поэтому перемещаться ему будет затруднительно. Впрочем, Гарик сказал, что читал "Куст сирени" Куприна и знает, что надо сделать, – продолжила Катя.

– А Бардо с Мишкой? – не унималась Джулия.

– Они сейчас в обезьяннике. Как всегда шифруются перед операцией, маньяков изображают, – ответил Зикам.

– Не переживай, Джулия, – сказал Захарыч, – они появятся в последний момент. Исполнители высшего уровня, чего с них взять-то, кроме классовой вражды.

– Тогда сворачиваем тусу, пошли домой, – Джулия грациозно поднялась со шпиля башни, подхватила шинель и, не дожидаясь остальных, упорхнула к Фонтанке.

Ночь теплой пеленой опустилась на плечи. В лунном сиянии Вэб неспешно стал приближаться к воротам базы Финтезы. Достал из рюкзака кегельбановый шар из пластида, перехватил поудобнее и запустил его в ворота.

– Бум! – сказал Вэб, стреляя из своего наградного маузера в шар у ворот. В грохоте взрыва стальные ворота разлетелись на рваные куски железа, которые сгруппировавшись взяли верный курс к ближайшей металлобазе.

Из будки охранников выскочили две тени.

– Теперь страйк! – добавил Вэб двумя выстрелами из маузера. После чего также неспешно стал отходить на точку.

Через мгновение мимо него на бешеной скорости пронесся минивэн с надписью по борту "Я научу вас спекулировать лавровым листом!" и репринтом лица Ольги Бузовой во весь зад.

Захарыч за рулем минивэна, миновав взорванный въезд, направил его к дальней вышке. Створки микроавтобуса распахнулись и из зада Бузовой на полном ходу вылетели, кувыркаясь, Катя, Джулия и Зикам.

– Я к штабу, – крикнул Зикам.

– Я к блоку Д, – прокричала Джулия с двумя Глоками в руках, сворачивая направо.

Катя, пожав плечами, рванула к ближайшей вышке. Набрав скорость и взлетая в прыжке, она сделала кульбит в воздухе, и со всей силы своей женской дури (в хорошем смысле это слова, – прим. автора) ногами вышибла часового из гнезда вышки.

– Любишь ты успевать, – раздался за спиной голос Мишки, – опередила меня.

Он резко развернул турель пулемета и всадил очередь по дверям и окнам караульного помещения.

– Помоги Джулии, ломайте блок Д, пока они не очухались.

Тем временем Захарыч машиной подрубил опоры второй пулеметной вышки, выскочив из кабины минивэна незадолго до столкновения. С момента взрыва ворот прошло меньше минуты.

Завернув за угол, Катя увидела Бардо, поливающего по-македонски из двух Узи спальный барак. Когда Катя пробегала мимо Бардо, тот подмигнул ей и заорал: "Ну кто еще хочет комиссарского тела?!"

Маньяк, подумала Катя.

Метрах в пятидесяти от него Зикам забрасывал гранатами здание штаба. Из окон штаба кто-то пытался огрызаться редкими очередями.

Подлетев к блоку Д, Катя увидела как Джулия, стреляя из Глоков с двух рук, не дает высунуться никому из единственного окна. Стальная входная дверь была заблокирована.

– Успели закрыться, гады, – сказала Джулия, – надо взрывать.

Из лесополосы за колючкой появился Гарик. Оценив обстановку, он перемахнул через стену к девчонкам. Деловито, без слов, наложил на дверь пластид и воткнул в него детонатор.

– 5 секунд, – крикнул он, удаляясь к лесу.

Девушки бросились за угол. Грохнул взрыв.

Оказавшись в лесу, Гарик увидел как с Лахта Центра начала семафорить Некада.

Две машины, 2-я и 3-я дороги, – прочитал Гарик.

Быстро у Финтезы подмога пришла. Как узнали, связи-то нет, подумал он и вынырнул у посаженных им кустов сирени на третьей точке. Подождав когда грузовик наедет на фугас, Гарик нажал кнопку. После взрыва полянка украсилась мухоморами из финтезы.

Красиво, но не съедобно, подумал Гарик и перенырнул через лес ко второй точке.

Проделав со второй машиной тоже самое, он подошел к кроваво-мухоморной полянке финтезы и надломил один из грибов.

– Свежерег, – определил вслух Гарик, – как бы то ни было, мое дело сделано.

Тем временем Катя и Джулия вошли внутрь блока Д. В коридоре валялись трупы заплечных дел мастеров. В конце коридора виднелась еще одна дверь. Когда они подошли, Джулия отстранила Катю и ударом маваши гери выбила дверь.

В комнате, привязанный к стулу и с красным кляпом бдсм в окровавленном рту, сидел голый Зилибоба. На него было страшно смотреть.

На его груди была видна свежая крупная татуировка "Не забуду Финтезу, мать родную". Ее покрывали ручейки крови. Чресла Зилибобы опоясывала еще одна тату с текстом "Главное, ребята, серчем не стареть" с игривой стрелкой в причинное место.

– Ни фига се Нотр-Дам, – в один голос из-за спин девушек произнесли Бардо и Мишка.

Джулия обернулась. На ее немой вопрос Бардо ответил: "Зикам и Захарыч остались держать территорию. Там уже почти никого не осталось."

Катя, подойдя к Зилибобе вплотную, плюнула на слово Финтеза и стала тереть его своей латексной перчаткой. Финтеза начала расплываться.

– Упс, – произнесла она, – а татушка-то сделана древним зоновским способом.

– Наверняка ее сделал кто-то из бывших сидельцев, – добавила она.

– Не дергайся, – сказала она Зилибобе, – тату свежая, расплывается. Я хоть из слова Финтеза сделаю облако-рай, чтобы позор этот скрыть.

Зилибоба кивнул головой и замычал. Катя, морщась, освободила его рот от красного шарика бдсм. А Джулия развязала веревки.

– Пива!!! – прохрипел Зилибоба.

– Извини, брат, только бурбон, – Бардо протянул фляжку.

Зилибоба опять согласно кивнул и принял.

– Ну и воняет же здесь финтезой, – сказал Мишка и зажег на столе пыточные свечи.

– Главное, что живой. Чего они от тебя хотели-то? – спросил Бардо.

– Хотели, чтобы я от веры своей отрекся, – все еще хриплым голосом ответил Зилибоба.

– И все? – переспросил Бардо.

– Еще песней Люси в исполнении Родиона Газманова беспрерывно круглые сутки пытали, гады.

Пламя свечи на столе дрогнуло. Мишкa и Бардо переглянулись.

Зашел Захарыч.

– Ни фига се Нотр-Дам, – произнес он.

– Но все же нужно сниматься. Алекс Кло и Некада с Лахты просемафорили, что не могут больше блокировать связь. Пора закругляться.

– Да, – сказал Мишка, – снимаемся и расходимся. Встретимся на прежнем месте.

__________

ЧАСТЬ 2 Черти в поисках Зилка

"У каждого уважающего себя черта есть хвост.

А у каждого хвоста есть свое имя."

Над просторами Евразии от таежных чащоб до херсонских степей летал зловещий издевательский смех – "Дырку от бублика вам, а не Зилка".

У сегурчанских чертей он вызывал нестерпимые душевные муки. И даже физические страдания.

Наконец над Геническим океаном воцарилась тишина и он большой интимной поверхностью раскинулся сегурчанам навстречу.

– Сука, – выругалась Катя на молодежном сленге.

Она несколько раз провернула мачете в песке, прорубая просеку к океану. Затем пристально глядя на Захарыча, сказала: "Нужно продолжить".

– Что продолжить? – неожиданно ответила Таня. – Что? Всю инфу знал только Кузьмин, он погиб.

Воцарилось тягостное молчание. Катя, Таня и Талиа резво взялись лепить поминальные пирожки.

Захарыч от нечего делать потрогал Иксдевила за Йемен.

– Ты дашь гарантию, что нас не разнесет в пыль ОМОН батьки, если мы начнем искать Зилка в белорусских лесах, спустя день после выборов? – отпихивая Захарыча, спросил Иксдевил Катю.

– И то, что Финтеза его не пригрела? Или не собирается использовать Зилка против нас? – добавила Талиа.

– В огне нельзя отыскать брод, – певуче, прекрасно сочетая японскую хайку с матерными частушками, произнесла Таня, – но, если оттолкнуться от невозможного события, то меж двух муделей всегда есть спасение.

Глядя на лица друзей она продолжила.

– Если не принимать за аксиому гибель Зилка, то нужно принять за основу поиск места его последнего вздоха с целью осознания в процессе поиска его предназначения по отношению к людям Земли.

Талиа недовольно поморщилась.

– Ты, это все кроме муделей, на военно-морской жаргон перевести можешь? – озадаченно прохрипел Захарыч.

– И что тут переводить? Таня говорит, что если Зилок слился, то надо искать место слива. Дучку по-вашему, – сказала Некада, присаживаясь к поминальному костру.

– А, так-то да, – успокоился сразу Захарыч.

– Есть мнение, что все непросто с Зилибобой, – продолжила Некада.

– Обоснуй, – возмутился Иксдевил. Он даже перестал расчесывать свой Йемен и отложил его в сторону.

– Сам посуди. Думаю Зилок это и есть отец Зилибобы, – сказала Некада.

– С какого бодуна? Вы что, на именинах у архиерея были? – от возмущения Иксдевил перешел на "Вы" и стал зловеще пошевеливать Йеменом.

Захарыч захотел снова потрогать Иксдевила за Йемен, но Катя, Таня и Талиа ударили его по шаловливым рукам.

– Читай по буквам, – невозмутимо ответила Некада.

– Зилок состоит из Zil и ok, что означает Зил настоящий. Зилибоба – это zil i boba, что означает в обсценной лексике сын Зила и бабы. И первая буква z строчная, что значит младшенький.

Воцарилось тягостное молчание.

– Наговариваете вы на нашу семью, – послышался голос Зилибобы из кустов, окрашенных в серый питерский вечер.

– А так ты здесь? Подслушивал, негодник? Двигай сюда, присаживайся, – миролюбивым тоном старшей надзирательницы произнесла Талиа.

– А он не может сесть, – хихикнула Катя, – они с Бардо там в питерских злачных кустах наглухо застряли.

– Бардо еще может говорить? – спросила Таня.

– Да, почти, – неуверенно ответил Зилибоба.

– О чем поведать пытается? О том, что Зилок бегает по тайге и тушит радужные костры. Это мы и раньше знали, – усмехнулась Катя.

– Нет, Бардо бредит, что на границе Каракорума и Гималаев есть пещера Колиз, в которой обретаются духи.

– Демоны и ангелы, что ли? – видимо переспросил Зилибоба у Бардо.

Донеслось радостное монтенегровское мычание.

– Бардо говорит, что первые упоминания о ней появились в бамбуковой книге "Шуцзин" во времена династии Ся более полутора тысяч лет назад до рождества Христова.

Зилибоба опять замолчал, потом в кустах раздались звуки бульканья и пинков.

– А вот, опять включился. Говорит, что слово Кайлас или же в другой транскрипции Колиз это анаграмма или палиндром слова Зилок.

И те, кто спускались в эту пещеру, либо погибали, либо сходили с ума.

Еще Бардо говорит, что внутри этих скал и скрывается Зилок в постоянном окружении своих сочиненных и оживленных демонов.

– Ну по мне, это все лучше чем искать его в Белоруссии, – оживился Иксдевил.

– Море горбатое Зилку в дучку, – сказал Захарыч, – будем собираться.

– Ты хотел сказать, как добираться до Гималаев будем, – ласково спросили Захарыча Вэб и Гарик.

– Мы-то понятно как, президентским спецбортом. Некада и Алекс Кло на своем трамвайчике. А другие как?

Иксдевил заржал и закрутил Йемен в офигительно-омерзительный вопросительный знак.

– А вы за других не беспокойтесь, лучше о своих мозолях позаботьтесь, – сказал он.

– Катя и Таня, как туристы, обычным рейсом в Катманду полетят, далее на своих гарпиевых крыльях. Мишкa и Бардо как всегда в последний момент появятся, может и Зилибобу с собой прихватят.

– Ага, спецбортом, – Иксдевил бросил ржать и покосился на Талиа, – все спецборты в Беларусь отправили. Ножками придется, по пути Пржевальского.

– А мне надо ребенка в школу подготовить, – сказала Талиа.

– То-то я смотрю ты все рвешь и мечешь, рвешь и мечешь. Уже 32 учебника порвала, – сказал Захарыч и многозначительно громко для всех почесал свою манту.

– Ты опять спецом глухие и звонкие согласные в слове манту попутал? – угрожающе ласково спросила Захарыча Некада.

– Ниче не путал, мореманы не матерятся, – с достоинством ответил Захарыч, а манта это вид скатов, рыба такая.

– И не лапай ты мой Йемен. Думаешь свой хвост в крендель скрутил, так и Торквемады на тебя не будет? – не сдержался Иксдевил.

– Да че вы понимаете в военно-морском деле, бакланы сухопутные, – оскорбился Захарыч, – это тройной морской у моего Ланселота, а не крендель вовсе.

Услышав это, Таня и все остальные поначалу старались сдерживать смех, но безуспешно.

– То-то я смотрю, что твой Ланселот Озерный все в сторону катькиной Гвиневры целится, – утирая слезно-гомерический смех, сказала Некада.

– А это уж мое личное дело, Девятый вал вам всем в дучку, – недовольно отрезал Захарыч, – поехали.

В беспредельном пространстве каменные хребты в пятидесяти оттенках серого и морской синевы изломанными волнами накатывали друг на друга.

Тысячи фантастических бликов искрились на склонах ледников Каракорума и Гималаев разноцветной палитрой.

На небольшом плато у гребня одной из горных вершин началась движуха.

Глубоко внизу за обрывом редкими желто-зелеными звездами вспыхивала хвоя еле различимых сосен и пихт.

– Ну вот, мы почти и на месте, – сказала Таня приземлившейся Кате, – первыми прилетели. Та, поеживаясь, стала сворачивать широкие крылья.

Через пару минут утробно и жалостно прозвучал паровозный гудок. Девушки помогли Некаде и Алексу Кло выбраться из прибывшего и заиндевевшего вдрызг трамвайчика.

Алекс Кло протянул Кате сверток.

– Это что? – спросила она, развернув бумагу и показывая булыжник.

– Талиа в последний момент посылку в трамвайное стекло запустила, – синими губами сказала Некада, – оттого и продрогли малость.

Таня протянула фляжку.

– Бурбон? – оживляясь, спросил Алекс Кло.

– Бурбон, бурбон, другого не пьем, – машинально ответила Катя, рассматривая бумагу.

– Это карта из учебника по географии за шестой класс.

– Дай-ка взглянуть, – сказала Таня.

В это время снег на леднике справа зашевелился. Из пласта снега выполз перископ подводной лодки. В перископе можно было ясно различить глаза сливово-ягодного братства Иксдевила и Захарыча.

Вслед за перископом, стряхивая с себя стебли пшеницы и проса украинской степи, появилась и рубка подводной лодки.

– Еще двое подтянулись, – сказала розовощекая Некада, с сожалением растирая последние капли живительного бурбона.

– Нет, как точно мы приземлились, – продолжила Таня, окончательно определившись по карте.

Она глянула на восток.

– Вот же Джомолунгма, а вот и Эверест, – закончила Таня, повернувшись лицом к западу.

– Мы как раз там где надо, посередине между двух этих вершин.

– Привет, дай-ка, – подошедший Иксдевил перевернул карту.

На обратной стороне злой и витиеватой вязью на санскрите клубились строки.

– Что такое ексель-моксель, едрит-мадрид, ешкин кот и еханный бабай, – перевел Захарыч, склонившись над плечом Иксдевила.

– Наверное домашнее задание школьникам из нового учебника, – сказал Алекс Кло.

– А, ну тогда ясно, почему Талиа 32 учебника порвала, – сказала Некада.

Ее слова заглушил топот копыт. Из-за поворота появилась тачанка, на которой восседали Вэб и Гарик.

Лихо осадив коней и сделав изящный разворот "газ+тормоз+газ", Вэб и Гарик, замаскированные под буддийских монахов, выбрались из тачанки.

Вэб прихватил с собой "Максим", а Гарик иконописный портрет Якова Блюмкина, заботливо украшенный хоругвями.

– По дереву роспись? – завистливо спросила Катя, кивая на Блюмкина.

– А то, – ответил Гарик, – дед завещал. Так и сказал, будешь унучик в Гималаях, непременно возьми и размести у пещеры Смерти. Там Блюмкину самое место.

– Кстати, где пещера-то? – в восьмой раз опоясавшись пулеметной лентой, спросил Вэб.

– Ну вот на фига, он тебе в пещере? – покосившись на пулемет, спросил Алекс Кло, – рикошетом всех нас положишь.

– На входе поставим, – авторитетно объяснил Вэб, – басмачи за нами следом идут, недобили их, гадов, в гражданскую.

– Так где пещера-то? – переспросил Иксдевил.

– Да вот она, – выбив ногой неприметный клин, ответила Таня.

У всех на глазах снег и часть каменной стены склона скользнули вниз, обнажая темный разлом, на входе в который торчали обломки трухлявых жердей с обрывками культовых лент и хвостов полорогих. Иксдевил разметал останки древних культов. Подошли все остальные. Они увидели неровные древние ступени, вырубленные в скале и ведущие вглубь пещеры. Сухой холодный воздух из разлома коснулся их лиц. Однако, глухой рев заставил их остановиться. На плато, вихляя, опускалась первая ступень Фалькон-9 Илона Маска. Рев тормозного двигателя смолк и громадный стакан ракеты встал на край плато. Секунду-другую он еще, покачиваясь, держался, но края обрыва поползли вниз и Фалькон рухнул в пропасть.

В последнее мгновение из него, как черти из табакерки, выскочили Бардо и Мишка.

– А вот и мы, – как ни в чем ни бывало заявил Бардо, прислушиваясь к грохнувщему из пропасти взрыву.

– А где Зилибоба? – с ошарашенным видом спросила Таня.

– Нет с нами нашего друга, почил он в коме, – с ноткой душевной скорби сообщил Бардо и плотоядно ухмыльнулся.

– В какой коме? Как почил? – наперебой раздались недовольно-радостные голоса.

– Искусственной, – сухо сказал Мишка, – прикрутил себе две капельницы, в одной "Хайнекен", в другой "Амстел". Лег у плинтуса, всплакнул, сказал – "Похороните меня вместе с Гринписом", еще раз всплакнул и с блаженной улыбкой на челе бодренько отошел в кому.

– Ладно, никакого сочувствия бытовым разложенцам, – сказал Захарыч, – спускаемся аккуратно, вероятно, здесь есть ловушки.

– Мы с Гариком останемся здесь, прикроем от басмачей, – сказал Вэб, деловито разворачивая "Максим".

Ступеньки в пещере плавно сгладились в каменистую дорогу, ведущую под уклон. Несмотря на выбоины и неровности в скальном проходе свободно могли разминуться три, а то и четыре человека.

– А откуда у вас Фалькон-9? – спросила любознательная Некада.

– Так Бардо в Питере только "Путинку" пил. Вот на сэкономленное и прикупил у Маска, – сказал Мишка, усмехнувшись, – ну и еще половину той суммы Бардо у Рогозина в карты выиграл.

– Хорош трепаться, – сказал Иксдевил, нервно подергивая Йеменом. Глядя на него, Захарыч тоже освободил от тройного морского свой хвост. Они вышли на небольшую площадку, впереди светлел приличных размеров грот, за ним вроде бы виднелся еще один.

– Ну и ладно, – изрек Бардо, – тогда, пожалуй, мы с Мишкой у этого предпоследнего грота останемся. Подержим на контроле эти два ответвления. Он кивнул на два темных прохода слева от грота.

Все остановились, ступив в предпоследней грот. В центре грота клубился непонятной природы блеклый, но достаточный свет. Неровные стены и свод были покрыты прекрасно сохранившимися рисунками ужасающих сцен.

Слева на стене богиня Кали, олицетворение смерти и разрушения, пила кровь из поверженного чудовища Рактабиджы. Десятирукая Дурга, грозная ипостась Дэви, устроила кровавую трапезу из демона-буйвола Махиши, ею же и убитого. Ужасная Бхайрави повелевала крылатыми демонами, которые несли в руках и зубах куски кровавой человеческой плоти.

Справа Равана, царь ракшасов, обрушил своих демонов на старых ведийских богов. Другие демоны в виде чудовищ с многими головами, руками, рогами и клыками разрывали в кровавое месиво сотни людей. Далее на рисунках демоны-асуры Хираньякша и Хираньякашипу атаковали Сваргу, заставляя божеств c горы Меру бежать в страхе и панике.

Когти и клыки демонов терзали обезумевших людей, змеи, ящеры и другие неведомые отвратительные существа пожирали несчастных младенцев.

– Вот это Эрмитаж, – присвистнула Катя.

– Странно другое, – сказал Захарыч.

– Что именно?

– Не складывается в общую картину. Здесь и ведийская и индуистская часть верований. Мы в Гималаях, недалеко от Тибета, но на рисунках совсем нет китайских демонов и бесов, ни Чжан Тяньши, ни Чжун Куя. А в центре грота покрытая патиной древняя бронза, явно древнекитайского происхождения. Что-то здесь не так, обманка какая-то.

Они осторожно прошли грот и подошли к мегалитическим ступеням, веером уходящими за угол.

– Также странно, что нам ни разу не попались ловушки, – произнесла Таня, нервно шевеля сложенными крыльями.

– Что-то мне это все активно перестало нравиться, – сказала Некада, взглянув на Алекса Кло. Тот просто пожал плечами.

– Даже не знаю, что и ответить. Может устроим совет?

– Не уверен, что у нас есть для этого время, – сказал Иксдевил.

Они прошли полтора десятка круто поворачивающих циклопических плит и вошли в последнее хранилище.

После полусвета предпоследнего грота им в глаза ударило буйство переливающихся световых волн.

В центре зала располагалась небольшая, но массивная каменная колонна, которая пульсировала словно живой организм.

На вершине колонны лежал черный шар, испускающий, словно квазар, мягкий причудливый свет.

– Стоп всем, – внезапно хриплым голосом приказал Захарыч.

– Я слышал про это.

– Про что?

– Этот шар – смерть. Его обезвредить довольно просто, нужно лишь рукой столкнуть шар с колонны. Но для этого человек должен победить помутнение рассудка при приближении к шару, а затем победить свою собственную смерть при прикосновении к нему своих рук.

– А если из "Максима"? – поинтересовался Алекс Кло.

– Не прокатывает. На него действует только человеческая рука, – сказал Захарыч.

– Так, я не поняла. А где Зилок? – спросила Катя.

Ей никто не успел ответить. Иксдевил, стоявший ближе всех к черной сфере, вдруг пошатнулся и начал как-то странно качаться из стороны в сторону.

Затем сделал еще один шаг, словно собираясь рухнуть вперед.

– Держите, его шар зацепил, – крикнул Захарыч. Вдвоем с Алексом Кло они выдернули Иксдевила из поля незримого влияния сферы. Волны стали пульсировать заметно чаще.

– Всем к стене, как можно дальше от шара, – вновь прокричал Захарыч.

Иксдевила положили на спину, лицо их товарища покрыла предсмертная паутина.

Некада заботливо и наотмашь стала хлестать его по щекам.

– А еще награжден красными революционными шароварами, – недовольно пробурчала Катя, глядя на то, как Захарыч с Алексом Кло реанимируют Иксдевила.

– Навеяло, – добавила она в ответ на недоуменный немой вопрос Тани.

Никто из путников, занятых сначала созерцанием черной сферы, а затем и возней с Иксдевилом, так и не заметил у дальней стены матерого серо-дымчатого манула. Впрочем, охристые подпалины в его шерсти делали дикого кота практически неразличимым на фоне пыльных камней. Все это время манул выжидающе и с интересом смотрел на действия компании чертей и гарпий.

Наконец Иксдевил громко с хрипом вздохнул и открыл глаза.

– Ну вы, блин, даете, – произнес он голосом Булдакова из забытого фильма.

Черная сфера стала пульсировать еще быстрее.

– Уходим, все на выход, – скомандовал Захарыч, – бегом, скоро здесь будет ад.

Подхватив Иксдевила, который уже вполне оклемался, все двинулись к выходу из хранилища с шаром.

Манул, выждав пока они скроются, лениво выгнулся и подошел к шару. Запрыгнув на каменный постамент, он потерся спиной о шар.

Затем сел рядом со сферой.

– Уже нет смысла вам бежать, маятник качнулся, – произнес он, постучав хвостом по шару в такт со вспышками непонятной природы световых волн.

Манул слез с каменной насыпной колонны и, присев возле нее, начертил лапой на каменной пыли "ZILOK LIZKO"

– Забавно, – сказал он напоследок и неторопливо потрусил к выходу.

Компания чертей и гарпий, промчавшись через зал Эрмитажа, поравнялась с Бардо и Мишкой, которые бластерами кромсали черные тени, выползавшие из боковых ответвлений пещеры. Некоторые из теней уже пытались материализоваться.

– Не останавливайтесь, – крикнул им Мишка, – мы уйдем вслед за вами.

Наконец завидев Гарика с Вэбом у входа в пещеру, Захарыч им крикнул, – сворачивайте "Максим".

– Опять не дали басмачей пострелять, – сокрушенно сказал Вэб.

Бардо с Мишкой догнали остальных. Все вырвались на морозное плато.

Молча, без слов и жестов, Алекс Кло, Гарик и Вэб быстро скомбинировали из тачанки и питерского трамвайчика бронепоезд за номером 14-69.

Паровозный гудок взревел. Гарик и Вэб по очереди запрыгнули на борт и скрылись в отсеках.

Алекс Кло перевел стрелку с запасного пути и последним прыгнул на бронеподножку. Бронепоезд за номером 14-69 быстро исчез в скальных ущельях.

Захарыч, Иксдевил, Бардо и Мишка бросились к рубке подлодки. Загребая винтами в снежной лавине, подводная лодка заскользила по склонам к верховьям Ганга, намереваясь потом, как всегда, всплыть в степях Украины.

Задраивая люк последним, Захарыч на прощанье виновато помахал Кате рукой.

– Эх, мужики, мужики, – вздохнув, произнесла Катя.

– И почему все с вами не так, – улавливая ее мысль, сказала Некада.

– И почему в такие романтические минуты, вы всегда думаете только о своей жопе, – с невинным видом подытожила Таня.

Гарпии рассмеялись, затем расправив крылья, взмахнули в хрустальное небо.

Прежде чем набрать высоту, Катя бросила последний взгляд на пещеру.

У ее входа сидел здоровенный манул и чертил лапой в воздухе кровавые буквы.

"ZILOK B LIZKO" успела прочитать Катя до того, как слова растаяли, а вход в пещеру вновь перекрыла каменная плита. Манул ей кивнул и стал осторожно спускаться по склону горы.

Она догнала подруг.

– Ну что в Питер? Зилибобу выводить из сумрака комы? – спросила Некада.

– А то, – в один голос ответили Катя и Таня.

Троица гарпий дружно развернулась и взяла курс на Сейшельские острова.

__________

ЧАСТЬ 3 Последний шабаш

"Отрицать чертей – это, в сущности, отрицать Библию."

Когда чертовки-гарпии подлетели к Сейшелам, индийское солнце уже клонилось к закату. Бархатные пляжи подернуло дымкой, а у островов над седой равниной моря гордо реял Хаагенти.

– Тьфу-ты, – сказала Катя, – опять он.

– А что с ним не так? – спросила Таня, – вроде как не вагинострадалец.

– Да все они вагинострадальцы, – отрезала Катя, – кроме импотентов и гомиков.

– На тебя, Катя, не угодишь. И не поймешь, кто тебе милее, – усмехнулась Некада.

Тем временем, заметив гарпий, Хаагенти заложил вираж и, тормознув по вечернему бризу пяткой, подлетел к троице.

– Приветствую, отдохнуть надолго вряд ли получится, – сказал он, – мне предписано передать, что Темнейший ждет вас завтра в ночь в Петергофе на шабаш.

– Что за срочность и по какому случаю шабаш? – спросила Катя.

– Сам не знаю, то ли из-за того, что Зилибоба вдруг вприсядку вышел из комы, то ли еще какие дела.

– Насчет Хофа, я всегда согласна, – сказала Таня и вновь посмотрела на запад.

– Ну в принципе, я тоже не против. Мне все равно скоро в Питер, чертенят своих приструнить, накормить и помыть, – пожав плечами, произнесла Некада.

– Колись в чем подстава? И что за срочность такая? Только недавно Вальпургийку в ночь отгуляли, – переспросила Катя.

– Мне предписано с вами связаться и передать вам билеты на дневной сеанс. Упс, на дневной рейс. Вот вам билеты, да аэропорта Виктории сами доберетесь. Пока.

Хаагенти развернулся и скрылся в облаках.

– Ну, по крайней мере, успеем в Индийском океане искупаться, – невозмутимо произнесла Некада.

– А может все-таки не полетим? – засомневалась Катя.

– А черную метку от Темнейшего не хочешь схлопотать? – сказала Таня, – по мне так лучше на шабаш слетать, чем потом ползать по земле с обгорелыми крыльями.

В ночь следующего дня они были уже в Петергофе.

Ночь накрыла Петербург огромным безжизненным куполом. Холодные звезды, словно масса битых пикселей на черном экране, обступили город и беспристрастно изучали нелюдей и людей, выбирая будущих жертв. В Петергофе уже началась вакханалия. Охрана и обслуга дворцового комплекса, состоящая из бывших сотрудников НКВД, а значит априори пожизненно вечных грешников, суетилась на подступах, пропуская и обслуживая только своих и хозяев бала. Со стороны Европы, Приебалтики и Финского залива шелестящим ковром ползли к месту сборища змеи, ящерицы, жабы и прочая мерзость. Невдалеке, рядом в Баварии, на фирменном трехколесном велосипеде наяривал круги Кокетыч, все никак не решаясь отправиться на шабаш. Потому что в который раз пытался охмурить пышнотелую фрау Меркель, предполагая склонить ее к интиму в извращенной форме с помощью разогретой в постели чугунной чушки 1772 года издания. В припадке вожделения он совсем не обращал внимания на то, что все колеса у его велика побило восьмеркой, и что крутились они в разные стороны. Гордо-слюнявое "Даст ист фантастиш" срывалось с его пересохнувших губ.

Зилибоба, весь в заботах, наполнял петродворецкий водовод пивом разных сортов. Заполнив царский бассейн, он щелкнул головастого бронзового Самсона по лбу, чтобы включить потайную лампочку удовольствий и добиться эффектной игры света на пенных струях в главном фонтане.

– Всегда об этом мечтал, – сказал Зилибоба, любуясь своей работой и ловя ртом пенные петродворецкие струи.

Насладившись эффектом, он, весьма довольный собой, присоединился к общей компании, расположившейся прямо в парке у дуба, недалеко от главной аллеи дворца. Возле дуба, полируя медную цепь своей шерстью, шлялся матерый манул, недовольно фыркая на прилетавшие искры. Хозяйственные Денсем и Гарик уже распалили приличных размеров костер, после чего Денсем стал угощать всех трын-травой, а Гарик поджаренными румяными мухоморами с трюфелями. Вастменегер в дембельской тельняшке, опустошая очередной ящик доминиканского рома, лениво шмалял из своего маузера по Хаду и его свежеструганным бесенятам. Тот, повизгивая, уклонялся от пуль, стараясь сохранить на лице надменную улыбку и одновременно исполняя офигительно-шедевральную "Ча-ча-ча" под звуки матросского яблочка, которые Вастменегер выстукивал своим хвостом на радиотелеграфном ключе.

Чикк с шишкой наголо и золотыми парашютами за спиной носился ураганом по парку, отвешивая попутно поджопники всем желающим. Потом, сунув шишку в ножны и сорвав с груди кольцо запаски парашюта-греха, он бросился во все тяжкие в этом омуте сео-распутства. Он то дрался, то смеялся, то щетинился как еж, то над всеми издевался с криком "Хрен меня проймешь". Гирс, засучив рукава, крутил по сторонам головой, обвязанной пропитанной кровью банданой, и отстреливал из базуки бесенят Хада. Постреляв все хадобесящиетемы, Гирс вместе с Саанви и Камышом принялся верстать вирши о главном, намереваясь если не утопить Дзен в дерьме навсегда, то хотя бы свести с ним счеты вничью. После чего бесенята стали оживать и потянулись к нему, как к родному. А некоторые из них прибились к Камышу и Саанви, пригрелись возле копыт и тихо поскуливали.

Рядом с костром Мишка и Бардо насмерть резались в дурака, играя на свои былые заслуги. Причем, когда Мишка выигрывал, он великодушно вешал на погоны Бардо своих студентов, приговаривая, – а вот тебе на погоны еще дюжина моих долбо*бов.

– Не трогай мои эполеты, – невольно бурчал Бардо, стряхивая с плеч студентов в костер. На что Мишка кивал очень одобрительно и даже подкидывал углей в огонь.

По другую сторону костра Аттеон, Хэпписофтикс и Вэб на троих распивали казахские матерно-политические частушки. Причем Вэб успевал подводить в перерывах между каждой четвертой и пятой краткую философско-секулярную базу. После того как тара опустела, они переместились на лужайку для политзаключенных. Там Гарик, Хантов, Индекса и Зикам, угрожающе размахивая хвостами, до хрипоты спорили о том, что безграничная свобода власти мешает свободе народа. Причем у каждого из них была своя милая, приглашенная на этот вечер, свобода. И все они, эти свободы, вели себя довольно развязно и вызывающе, за что периодически получали от спорящих оппонентов шлепки по филейным местам.

Сайталерт, остервенело размахивая матерью порядка анархией и пролетарским серпом с буржуйскими яйцами, агитировал всех за коммунизм и невпопад сквернословил. Но все были заняты своими делами. Ганс Гаусс, Сим, Люпус-Беллус и Слонн древними клинописно-логарифмическими таблицами ровняли площадку для предстоящего жертвенного ритуала, используя сложную ненормативную лексику. Хаагенти возле дуба приканчивал свой очередной опус, отмахиваясь от русалочьего хвоста, который норовил шлепнуть его по маковке. Бурундук и Юни развлекали высокими скучными разговорами аватару Даши, по случаю праздника вызванную из ада, и помахивали друг другу увесистыми диалектическими кукишами в карманах. Алекс Кло, Йвком, Ладимир и Купрум без устали рисовали непристойно-веселые картинки и рассказывали Джулии похабные анекдоты, от которых та морщила свой юридически правильный носик. Чуть поодаль сидели Захарыч с Иксдевилом, угощая друг друга запорожской горилкой, и корчили всем страшные рожи. Многие отвечали им тем же. Потом Захарычу с Иксдевилом надоело валять дурака, они поплевали через плечо и, напевая "Hiч яка мiсячна", присоединились к веселью.

Прибывшая троица гарпий спустилась по баллюстраде и направилась к высочайшему сборищу.

– А говорят, что славяне отдыхать не умеют, – сказала Некада.

– М-да, и это только начало непотребства, – ответила Катя.

– А мне нравится, на Октоберфест похоже, – дружелюбно произнесла Таня.

Девчонки подошли к костру, возле которого Зилибоба и Денсем уже расставляли корзинки с вином и шампанским.

Некада взяла бутылку шампанского и начала скручивать пробку. Подошедший Захарыч элегантно вырвал бутылку "Дон Периньон" из ее рук.

– Хватит нам последнего случая, – сказал он и стал открывать шампанское сам.

– А что за случай? – осведомился Иксдевил.

– Так последнее, что видел Кутузов двумя глазами – это Некаду, открывающую шампанское, – с язвительной ухмылкой ответил Захарыч.

– Слышал я эту байку, и не Некада это вовсе была, а Талиа.

– Тьфу на вас, олухи, – ответила им Некада и, сделав добрый глоток вина, тьфукнула на них еще раз.

Внезапно из темноты за пламенем костра в воздухе появился Темнейший. Подплыв поближе к основной массе собравшихся, он остановился на небольшой высоте от земли и осмотрел всех присутствующих. Затем, откинув складки плаща, он приветственно поднял руки и обратился к собранию. Все тотчас же замолчали.

– Уважаемые братья и сестры! Дорогие черти, гарпии, крылатые демоны и прочая добрая нечисть, – произнес вполне заурядным человеческим голосом Темнейший.

– Мне ведомо, что недавно некоторые из вас совершили вояж в Гималаи, пытаясь отыскать собрата Зилка, – он сделал паузу, отыскивая глазами тех, о ком говорил.

– Эта миссия и не могла завершиться успешно. Потому как хотя и данные были достоверны, но вы не знали, что столкнетесь с ловушкой, – Темнейший нахмурился и вновь замолчал, словно раздумывая продолжать речь или нет.

– А кто такой Темнейший, второй раз его вижу и не могу понять, – вполголоса спросил Слонн.

– Темнейший, известный в наших кругах под именем Велиала, является легендарной личностью и первой рукой Светоносного в вопросах права и юриспруденции. Точно известно, что еще Исидор Севильский и Беда Достопочтенный упоминали о знакомстве с ним в своих трактатах 7-го и 8-го веков, – также вполголоса ответил Вэб.

– Его еще иногда называют и Белиалом. Говорят также, что он был знаком с великими магами средневековья Гвидо Бонатти, Пьетро д'Абано и Арнальдо де Вилановой, – тихо добавил Захарыч, – кто-то из наших даже клялся, что знаменитые Сен-Жермен и Калиостро – это его чистые аватары-реинкарнации. В общем много разных историй и версий, и трудно сказать, где вымысел, а где правда, да и не нужна, она сейчас никому.

– А кто такой Светоносный, – опять спросил Слонн.

– Светоносный на латыни означает Люцифер, – сказал Вэб.

– Причем с ловушкой древней працивилизации, – вновь продолжил Темнейший.

– К сожалению, в Гималаях вы, сами того не ведая, оживили шар, а он в свою очередь разбудил еще шесть ловушек, оставленных праотцами на нашей планете. Они также известны в узких кругах под названием – инфернальные стазисы. Теперь, у нас осталось только два варианта действий.

Черти, сидящие вокруг костра, жадно вслушивались в слова Велиала. На почтительном расстоянии среди кишащей змеями, крысами и жабами местности располагались десятки низших бесов и бесенят, которым было разрешено присутствовать на шабаше, но без права голоса. Их облики являли собой весьма разнообразное зрелище, у одних были человеческие лица, других венчали отвратительные головы чудовищ, а иные были схожи с босховскими монстрами. Так как говорить им было запрещено, то они, по-тихому чавкая, уплетали шашлык из молодых барашков, которых Сим привез на своей фуре с Кавказа.

Велиал продолжал говорить.

– Первое, что мы можем попробовать, – это уничтожить или хотя бы обездвижить эти системы працилизации. Второе, так как разбудили их нелюди, то и действуют они теперь только против нас. Люди им не интересны, и на них действие инфернальных стазисов не распространяется. Так вот второе предложение – это отсечь хвосты и перейти в разряд обычных смертных.

По собранию чертей прокатился шумный гул из ропота, ругательств и вздохов.

– Такого не было в договоре, – вдруг выкрикнул из кустов Хад.

– Кто осмелился меня перебить? – с глухой злобой вопросил всех Темнейший.

– Это наш бес молодой, владыка, совсем не разумеет еще этикета, как дитя малое, – ответил Зилибоба, заступаясь за Хада.

– Дурачок ваш местный? Ну что же, юродивых и наш устав обижать запрещает. Тогда пусть живет, ладно.

– Шоколадно, – опять отозвался из кустов Хад. Гирс выхватил из рук Зикама колоду Таро и с любовью забил ее кляпом в рот Хаду.

– Прошу прощенья, Темнейший. Но ведь в хвостах вся наша сила?! – выступил Иксдевил и покосился на свой Йемен. Некада, Катя и Таня также невольно взглянули на свои красивые хвостики.

– Отвечу. Десятки, а то и сотни лет многие из нас знают друг друга. Действительно в договорах, которые скреплены вашей кровью, этого нет. И это форс-мажор, который мы не смогли предположить. И, действительно, ваша сила заключена в ваших хвостах. И вам теперь выбирать, – Велиал посуровел и замолчал, давая возможность чертям осмыслить его слова.

– Ваше Темнейшество, – пользуясь замешательством, обратилась Катя, – а что стало с Зилком?

– Зилок не переступал грань, но он изменился. И я чувствую, что он где-то рядом, – сказал Велиал.

Его последние слова потонули в шуме нараставшего ропота. Черти прекратили дурачиться. Многие из них рассвирепели и шумно негодовали. Другие посыпали голову пеплом и скверными безадресными проклятиями. Третьи чертили в воздухе заклинания, насылая порчу на инфернальные стазисы и посылая праотцов в черные дыры.

– Жертвенного ритуала, полагаю, уже не будет, – сказал Хаагенти, сворачивая свою последнюю рукопись.

Велиал услышал его слова сквозь ропот и гвалт чертей.

– Мы все теперь жертвы, – мрачно произнес он, ожидая пока все присутствующие выплеснут свой гнев, злость и разочарование.

Шум постепенно стихал.

Темнейший удовлетворенно кивнул.

– Успокоились? Будем голосовать, – произнес он.

– Кто за то, чтобы обезвредить инфернальные стазисы?

Поднялся лес из хвостов. Велиал начал считать, но бросил и махнул рукой.

– Подавляющее большинство.

– Кто за то, чтобы стать простым смертным?

Поднялся только хвост Хада, но затем спустя мгновение, он вдруг покраснел и свернулся в трубочку.

– Кхм, понятно, – сказал Велиал.

– У кого есть особое мнение? Говорите, мы должны обсудить все.

– Есть ли какие-либо иные возможности борьбы с этими ловушками? Без нашего прямого участия? Может есть способ переместить их во времени, или перебросить на другую планету? – задал вопрос Мишка.

– К сожалению, нет. На Сатанинском совете мы уже рассматривали подобные варианты.

– Заклинания на них тоже не действуют? – спросила Некада.

– Нет.

– А что на них вообще действует? – донесся голос Бардо.

– НИ-ЧЕ-ГО, – ответил Темнейший.

– Ну, на нет и суда нет, – рассудительно отозвался Вастменегер и стал перезаряжать свой маузер.

– Есть мнение, что наши великие погибшие предки – Нострадамус, Ньютон, Сен-Жермен, Пушкин, Гоголь, Стругацкие и многие другие – нашли ответ. И, возможно, он скрыт в их невероятном творчестве и непревзойденной магии. Между строк их произведений, в их трудах и немыслимом магическом даре или еще как-то. Ведь они были одними из нас и погибли вовсе не от руки человека, и не умерли свой смертью.

Темнейший продолжил.

– Сегодня ночь с субботы на воскресенье. Но времени у нас нет. Поэтому, как и у Стругацких, наш понедельник начинается в субботу.

После этих слов он слегка улыбнулся уголком рта, перекрестился и, отвернувшись чуть в сторону, негромко сказал: "Царства им божия". После чего обернулся к собравшимся.

– За работу, чертяки!

__________

ЭПИЛОГ

Зима в Михайловском наконец-то закончилась. Наступила осень. Александр Сергеевич распахнул окно и правой ноздрей всосал волшебный аромат свежескошенного болдинского сена.

– Захарыч, – крикнул он в пустоту осени. В ответ раздался только жалобный писк.

Александр Сергеевич вновь вдохнул всеми фибрами русской души обалденный запах свежего сена.

– Захарыч, – возопил он. Жалобный писк повторился.

– Так и укумариться от осени можно, – озадаченно произнес пиит и огляделся.

Посреди залы, трагически скрючившись, сидела одинокая мышь. Ее хвост был намертво приклеен к полу клеем "Момент", а из ее правого глаза скатилась страдальческая слеза.

– Эх, опять Екатерина Родионовна начудила, – сказал Александр Сергеевич и вытащил из-за голенища топорик с гравировкой "Честь имею, не зову, не плачу", подаренный императором Николаем Первым. Склонившись над мышью, он хирургически точным движением хрястнул топором по хвосту.

– Ну вот, теперь и не узнает русский народ сказку "Курочка Ряба", – озабоченно трогая обрубок хвоста, произнесла мышь. Затем она кокетливо поводила обрубком хвоста из стороны в сторону.

– Какую Рябу? – опешив, переспросил Александр Сергеевич, – я эту байку давно уже поручику Ржевскому в карты проиграл.

– Вот-вот. К тому же может случиться эффект бабочки, – пискнула мышь, почесала лапкой правую бакенбарду пиита и юркнула в половую щель.

– Какой бабушки?… Тьфу-ты, болдинская трава почище иной музы в голову бьет, – сказал Пушкин и перекрестился.

Великий русский поэт подошел к окну и вновь проорал: – Захарыч!? – и добавил про родину-мать.

– Мать, мать, перемать, – привычным эхом заволновалась пустота русской осени.

– Самозабанился, – догадался Александр Сергеевич.

Он быстро вытащил из ящика письменного стола царскосельский березовый веник и именную шаечку с вензелем, присланные с заботливой оказией графом Александром Зилибобычем Бенкендорфом, и направился в баню.

Выйдя на крыльцо, он по привычке хотел почесать свое эго, но увидел деревенского кузнеца и мастера на все руки Хантова.

– Привет, Хантов, – вот прям так и сказал Александр Сергеевич.

– И вам не хворать, барин. В баню собрались? – спросил Хантов, увидев голого Пушкина с тазиком, веником, и таким образом замкнул логическую цепочку.

Его слова заглушили увесистые шлепки и рассыпчатый женский смех, вылетевшие из неподалеку расположенной бани.

– Давай, Захарыч, поддай парку, – вновь разнесся по всему Болдино озорной женский голос.

– Скажи, Хантов, мы с тобой оба это слышим? – спросил Александр Сергеевич.

– Дык, Екатерина Родионовна часто в последнее время к Захарычу в баню захаживают, – неуверенно произнес Хантов, – думаю, в том большой беды нету.

– И не только в баню, но и в библиотеку тоже, – добавил поэт, – да уж, не срослось сегодня мне в своей баньке попариться.

– Но не будем мешать молодым, – он подмигнул Хантову, выдернул у него из рук мобильник и быстро набрал СМС.

– Давай, распорядись запрягать Админку. В гостях буду париться.

– Разрешите полюбопытствовать, к кому в гости изволите? Админку титаном, аль нержавейкой подковывать? – спросил Хантов.

– К помещику Иксдевилову в Никополь. Мотнусь быстро туда и обратно, еще и горилки з перцем отведаю.

– Дык, зачем Админку-то в Малороссию? Кобыла, конечно, горячая, прыткая, но ведь своенравная, да и заносит ее на поворотах, – рассудительно сказал Хантов.

– Зато быстрая, – ответил пиит, – а здесь скоро везде холерные заслоны поставят. Карантин объявят. Поэтому и успеть возвернуться надобно.

Пока запрягали Админку, из банной трубы увесистым свитком выполз мираж, и, развернувшись в 1920 на 1080 мегапикселей, поплыл в сторону Санкт-Петербурга на предмет проверки Александром Зилибобычем Бенкендорфом.

На цветных всполохах миража Захарыч, одетый в целомудренную буденовку, охаживал березовым веничком разомлевшую и довольную Екатерину Родионовну.

– Хорошо им, – вздохнул Александр Сергеевич, поправил шаечку с веником и тронул Админку.

– Барин, а одежку? Одежку-то? – закричал вслед ему Хантов.

Однако лишь ароматно-курчавая кебабо-шашлычная пыль российского автобана стала ему ответом. Великий русский поэт, наяривая Админку, задорно несся вдоль налитых золотой осенью степям и весям Российской империи. Восседая на козлах и придерживая банные причиндалы, он напевал песню своего московского друга.

"Протопи ты мне баньку по-белому

Я от белого свету отвык.

Угорю я, и мне, угорелому

Пар горячий развяжет язык…"

__________

Примечание.

В оформлении обложки книги использовано изображение картины художника Франсиско Гойя "Шабаш ведьм" 1798 года. Это произведение художника Франсиско Гойя находится в общественном достоянии в стране его происхождения, а также в других странах и регионах, где срок действия авторских прав составляет жизнь автора плюс 100 лет после смерти автора или меньше. Файл картины художника Франсиско Гойя "Шабаш ведьм" является общественным достоянием и доступен по лицензии Creative Commons (CC Public Domain Mark 1.0).

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ 1 Черти в поисках правды

ЧАСТЬ 2 Черти в поисках Зилка

ЧАСТЬ 3 Последний шабаш

ЭПИЛОГ